Поймать бога

Хесито поймал бога в четверг.

Если быть объективным, Хесито вообще не собирался ловить никакого бога, просто предпоследний четверг каждого месяца он и Шайму Перту старьевничали в придонных слоях залива.

Когда-то давно на склоне горы стоял город. Во время Второго Пыльного Бума он утонул меньше чем за две недели. Теперь над его проспектами расстилается бескрайняя серая гладь океана.

Удить в заливе из-за небольшой глубины было довольно просто, и лет тридцать назад тут промышляли десятки старьевщиков. Чего только не привозили их лодки. Говорят, здесь вылавливали и поднимали бухты кабеля, баллоны высокого давления, целые чушки синтоизола и даже электромобили. Теперь старьевничать невыгодно, проще зарабатывать на жизнь рыбалкой, ловить слизней и скатов к югу и западу от бухты. Если нынче кто и старьевничает, то больше по мелочи, на жизнь так не заработаешь.

Но одним четвергом в месяц можно и пожертвовать ради шанса выудить что-нибудь ценное или необычное. Примерно так думал Хесито, а Шайму Перту Иффа не возражал против чудачеств своего молодого компаньона, тем более что баркас был куплен им вскладчину с отцом Хесито. После смерти родителя Хесито унаследовал три пая из пяти, так что по-всякому выходило, что парень босс.

Обычно Шайму Перту располагался на носу и благодушно наблюдал, как Хесито, устроившись на корме под большим сетчатым кожухом пропеллера, раз за разом закидывает в пыль полуметровую растопыренную клешню облегченного керамического захвата, похожую на комнатного паука с длинными кривыми лапами. Он смотрел, как парень опускает захват все глубже, а когда наконец вытяжной шнур дает слабину, принимается поддергивать его кверху, переставляя захват с места на место до тех пор, пока ему не кажется, будто он нащупал нечто достойное внимания. Тогда Хесито сжимает клешню и включает маленькую электрическую лебедку, которая тянет паука с добычей к поверхности. Все это похоже на игровой автомат, поставленный в торговом центре Крессо Понито, с тем отличием, что ребенок видит игрушку, которую собирается выудить.

Наблюдая издали, как шнур в желтой изоляции наматывается на барабан, Шайму Перту сдвигал на морщинистый лоб грязный респиратор и отхлебывал из бутылки с токсиком, пряча в пегих усах незлую усмешку. Иногда он подходил поглядеть на пойманную мелочь, трогал пальцем. Чем бы дитя не тешилось…

Хесито же находил в четвергах неизъяснимое удовольствие. Лодка неподвижно висит на черных баллонах электропоплавков над слоистой пылевой бездной. Четыре кабеля веерных контактов, словно рукава разной длины, спущены за борт, но трансформатор Эль Бета не гудит, перекачивая заряд по лидерканалам, пропеллер движка замер за изогнутыми прутьями решетки… На севере, всего в десятке километров, высокие берега Эршу-Лимы, чуть смазанные из-за висящей в воздухе дымки, на юге безбрежный Восточный океан, отливающий невнятным ртутным блеском… Тишина…

Порою Хесито даже жалел, что не родился раньше, когда старьевничанье считалось достойным занятием. Одно дело – выбирать из пыли сети с банальными угрями, и совсем другое дело – терпеливо спускать захват в серое ничто, в надежде вытащить нечто. Отец говорил, что до тех пор, пока клешня не поднялась на поверхность, она сжимает все богатства мира.

В тот четверг Хесито собирался удить над торговым кварталом. Они с Шайму Перту быстро нашли буек с проржавелым помятым боком. Именно здесь лет двенадцать назад Прейви Элвито выловил четыре музыкальных пластинки. Наверное, как раз под буем располагался музыкальный отдел универмага. Во время Второго Пыльного Бума, перед тем, как уйти из затопленных городов, люди разбирали кровли зданий, спасая с верхних этажей все, что представлялось им ценным, и оказывая немалую услугу тем, кто будет старьевничать здесь спустя столетие.

Хесито не мечтал о бухте кабеля, Хесито очень хотел поймать черный тяжелый диск в цветной плоской коробке. Он слышал «Лунные листья» и «Ночного странника» в баре старика Тиктико. Невольно перемещая себя на позиции Шайму Перту, он думал, что пластинку можно продать за хорошие деньги, и все же ловил ее не для денег.

Когда сомкнутые лапы паука в очередной появились над поверхностью океана, в них не было плоской цветной коробки, но все же что-то в них было. Хесито втянул захват в лодку и разжал клешни. К его ногам вывалилась треугольная штуковина. Светло-желтая, необыкновенно чистая и изящная, она словно бы состояла из множества разновеликих колец, отполированных до блеска и переплетенных самым немыслимым способом.

– Эй, себо, – позвал Хесито, сгибаясь над находкой, – глянь, какая тут штука.

Шайму Перту подошел к молодому товарищу и тоже нагнулся, рассматривая сплетенные кольца.

– Не знаешь, что это? – спросил Хесито.

Вместо ответа Шайму Перту ткнул в штуку концом разрядника.

– Не знаю, – сказал он, – но электричества на корпусе нет.

Хесито осторожно поднял добычу и положил ее в корзину на три поднятых с глубины аэрозольных баллончика, которые можно было продать на фабрику Крессо Понито.

Он удил еще два часа, пока Шайму Перту, поглядев на небо, не сказал, что погода портится и что им пора возвращаться. Хесито не возражал. К тому времени в корзине лежали три баллончика, черная тяжелая чашка с несколькими углублениями по краям и сплетенный из колец треугольник. Не слишком богатая добыча, но при взгляде на полированные кольца Хесито охватывало такое чувство, будто он уже сделал сегодня нечто необыкновенно хорошее.

Когда рыбаки привели баркас к западному берегу, бухта была пуста, словно выбритая щека пастора Пирму. Большинство лодок еще не возвращались с промысла. На покатом каменном берегу лежало только три суденышка, два из которых нуждались в починке, а третье, принадлежавшее Худе Иш Карьята, сегодня, похоже, вообще никуда не выходило. Хозяин сидел на борту своей шаланды, с интересом наблюдая за тем, как Шайму Перту и Хесито волоком вытаскивают баркас с поднятыми контактами на сушу. В самый последний момент Худа спрыгнул со своей лодки и помог коллегам подтащить нос их посудины к пересекавшей причальную площадку цепи.

Шайму Перту снял статику с металла и принялся протаскивать сквозь два звена дужку навесного замка.

– Пыль на поплавках – рыбка в лотках, – пробормотал Худа Иш Карьята, обходя лодку кругом. – Как улов? – поинтересовался он, заглядывая через борт.

– Так, ерунда. – Хесито указал на полупустую корзину. – Немного старьевничали в заливе.

Худа сунул любопытный нос в корзину.

– Баллоны, тарелка и какая-то штука, – сказал Хесито.

Худа Иш Карьята худой лапкой извлек хитрое сплетение колец из корзины.

– Занятная погремушка, – проговорил он, внимательно рассматривая предмет, и вдруг предложил: – Уступи мне ее. Дам тебе тридцать луцей.

Хесито улыбаясь покачал головой.

– Хорошие деньги. Никто больше не даст.

Хесито улыбнулся еще шире.

– Не сейчас, – сказал он.

– Дам пятьдесят.

– Чего ты так раздухарился? – благодушно сказал Хесито, отбирая у Иш Карьяты блестящую штуковину. – Сказал ведь, нет.

Ему почему-то не хотелось говорить о деньгах. По крайней мере сейчас.

– Дам сотню. – Худое лицо Иш Карьяты вытянулось.

Хесито видел, как из-за кормы появился Шайму Перту и остановился, выразительно похлопывая по ноге разрядником.

– Нет, – сказал молодой рыбак решительно. – Сделки не будет.

– Как хочешь, – пробормотал Худа. – Все равно эту белиберду дороже никому не сбагришь...

Двое компаньонов медленно поднимались по каменной тропе. Бухта с лодками и Иш Карьятой осталась далеко внизу. Хесито нес корзину с добычей. Шайму Перту шагал налегке. В том месте, где от большой тропы отделялась уходящая влево тропинка, приятели свернули и пошли гуськом. Вообще-то, чтобы попасть домой, Перту должен был идти прямо, но он никогда не отказывался от предложения пропустить по стаканчику, а Хесито почему-то вдруг захотелось провести вечер в компании.

– Правильно сделал, что не продал с разбегу, – говорил Шайму Перту, пока спутники поднимались на плоскую вершину острова. – Сначала нужно прикинуть, что к чему, куда эту плевру можно приспособить и сколько за нее спросить…

Предки Хесито построили дом на западной оконечности Эршу-Лимы, в стороне от всех, на самом отшибе. И со временем ничего не изменилось, потому что время – тлен. Город не добрался до дома, а дом не стал ближе к городу. Все перемены заключались лишь в том, что пыльная поверхность океана поднялась почти на тысячу мейро, а от семьи Мешья остался один Хесито.

Заскрипели под ногами ступеньки широкого крыльца. Хесито толкнул рассохшуюся дверь с щелями, неровно замазанными герметиком, и приятели вошли на остекленную веранду.

Дом был очень старым, а доски, из которых его собирали, еще старше. В городе, где все дома из стеклоблоков и базальтовых композитов, такой дом мог бы стоить больших денег, но дерево фасадов и фронтов давно почернело, стало дряхлым, а ступени вздыхали и кряхтели, точно больные старухи. Как ни крути, время – тлен.

В то время, как Шайму Перту, устраивался в обветшалой гостиной, Хесито провел ревизию пивных запасов и выяснил, что в высокой бутылке мутного стекла токсика едва на четыре пальца.

– Извини, себо, – сказал он, выставляя высокую бутылку и два стакана на низенький поцарапанный столик, – придется тебе начинать пьянку без меня, а я по-быстрому сгоняю до бара Тиктико, возьму еще баллончик.

Перту не возражал, тем более, что торопиться ему было некуда.

– Давай, – сказал он, наблюдая вполоборота, как Хесито вытаскивает из корзины свою блестящую находку. – А кольца куда тащишь?

– Хочу показать кое-кому по дороге, – крикнул Хесито, выскакивая на веранду.

– Ее оценщикам нужно показывать, – сказал старший рыбак наставительно.

– Я скоро! – прокричал Хесито.

Заскрипела и хлопнула входная дверь.

– Хотя оценщики всегда цену роняют, – пробормотал Шайму Перту. – Оценщики у Понито – чистая саркома.

Он плеснул токсика в один из стаканов, немного посидел, грея стеклянный цилиндр в ладонях, затем поднялся с продавленного кресла, пересек гостиную с верандой и вышел на крыльцо. Черные доски стонали под резиновыми подошвами ботинок. Остановившись, рыбак оперся рукой о перила.

Дом Хесито стоял на самой границе западного мыса. Здесь кончался Эршу-Лима, дальше была лишь размытая электрическая гладь океана. Неприметная тропинка огибала дом по краю холма. Если идти в одну сторону, спустишься в бухту, если в другую – выйдешь на городские окраины. Тропинка пересекала неглубокую впадину лощины, по которой стелился серый туман. Хесито уже не было видно.

Ветер сменился и теперь дул в сторону океана. Не надевая респиратора, Шайму Перту присел на верхнюю ступеньку. Низкое солнце светилось сквозь дымку неярким белым пятном. «Идет непогода», – подумал Перту. Он отхлебнул из стакана, сморщился и передернул плечами.

Солнце опускалось все ниже. Океан, наливаясь у горизонта металлическим блеском, флегматично пил его неяркое сияние.

Шайму Перту сидел на крылечке рядом с пустой бутылкой и пустым стаканом. Хесито издали помахал ему рукой.

– Тебя за болезнями посылать, – пробурчал Перту, когда парень поднимался по ступенькам. – Еще бы немного, и весь заряд в землю.

– С зарядом теперь порядок, себо. – Хесито сел на крыльцо и передал товарищу полную бутылку.

– А что так долго? – невнятно проговорил Шайму Перту, зубами вытягивая пробку. – Папаша Тиктико не мог найти нужную полку?

Он наполнил свой стакан и протянул его Хесито:

– Долгих лет.

Они почти разом отхлебнули невероятно горькую мутноватую жидкость, один из стакана, другой – прямо из бутылки.

– Тиктико ни при чем, – сказал Хесито, вытирая глаза. – Вот погляди.

Он, весь неловко перекосившись, достал из кармана выловленную в заливе штуковину. Его смуглые ловкие пальцы что-то повернули, дернули и блестящие кольца вдруг разошлись, складываясь в узорчатый шар. Примерно так раскрываются детские новогодние игрушки, вырезанные из цветной пленки.

– Пульпа плевритная, – выговорил Шайму Перту, убирая ото рта горлышко бутылки. – Кто это тебя научил так? Ты что, ходил к оценщикам? – спросил он, соображая, что оценочный пункт на другом конце города, возле гидропонных ферм Крессо Понито.

Хесито, не отрывая глаз, от шара покачал головой:

– Я говорил с Цаплей.

– С Цаплей? – недоверчиво переспросил Шайму Перту.

– Ага. Он здесь недалеко всегда проверяет свои вешки утром и вечером.

– Но Цапля – фальгадо, – с нажимом сказал Перту. – Он пустое место. Что он может понимать в работе оценщика?

– Получается, что может, – сказал Хесито. – И почему фальгадо? Мой отец всегда говорил, что Цапля умнее любого оценщика.

– Твой отец всегда слыл чудаком. – Шайму Перту нахмурился. – Хоть и был мне другом, а Цапля – ничтожество, живет на подачки от Понито, занимается не знаю чем, цифры, буквы… даже дом его стоит на отшибе.

– Мой тоже, – Хесито покосился на собеседника. – А знаешь, что он сказал про мою находку?

– Ну? – пробурчал Шайму Перту, поднося бутылку к губам.

– Он сказал, что мне посчастливилось поймать бога.

Шайму Перту подавился токсиком. Прокашлявшись и утерев слезы, он протянул руку, Хесито вложил шар в широкую ладонь, и Перту некоторое время озадаченно рассматривал его, переворачивая с боку на бок, затем вернул владельцу.

– Знаешь что, Хеси, – сказал он, помолчав. – Давно, когда я был молодым, люди действительно болтали, будто один старьевщик на архипелаге выловил бога, что этот бог походил на сияющий шар, и даже что старьевщик загадал свое желание. Я думал, это байки…

– Цапля тоже говорит, что теперь я могу загадать желание. – Хесито так близко нагнулся к шару, что его глаза приобрели золотистый оттенок. – Ты не знаешь, что попросил тот старьевщик с архипелага?

– Не знаю. Вроде как длинной жизни.

– И что?

– Не помню, кажется кто-то кого-то убил. Это было еще до того, как полархипелага потонуло.

– Как ты думаешь, себо, это серьезно?

– Что?

– Про желание.

– Не знаю, – ворчливо сказал Шайму Перту. – Загадай – узнаешь.

Хесито задумчиво катал шар в ладонях.

– Но ведь это