ПЛАЧ ОСТРОВА ПАСХИ

ВСТУПЛЕНИЕ

Остров Пасхи – это вулканическое образование, всего лишь двенадцати километров в ширину и двадцати четырёх – в длину, немногим более чем горстка пыли, вклинившаяся посреди Тихого Океана.

Специфическое географическое положение этого острова превращает его в место,  наиболее удаленное ото всех населенных пунктов планеты: с восточной стороны он удален на 3600 километров от чилийских берегов, а  с западной – на 2600 километров от островов Мангарева Французской Полинезии. С острова Пасхи, самого уединенного места в мире, просматривается только лишь горизонт бесконечных вод, за исключением ночи, когда луна, подвешенная на небосводе, представляет собой единственный кусочек суши, который уроженцы острова видели в течение всей своей истории.

Заселение острова – все еще неясного происхождения – началось около тысячи шестисот лет назад, согласно научным предположениям. И, несмотря на очевидные ограничения пространства и абсолютный недостаток внешних влияний, словно бросая вызов малейшим признакам логики и разума, здесь развилась  удивительная цивилизация, способная изваять, транспортировать и воздвигнуть сотни колоссальных каменных статуй, а также создать собственную письменность, единственную в своем роде во всей Океании.

Первый контакт с западным миром  произошел лишь в XVIII веке, и его последствия были так сокрушительны, что потребовалось всего лишь сто лет, чтобы поставить местное население на грань его исчезновения. Как следствие этого и других коллапсов, перенесенных в прошлом,  память народа рапануи оказалась потерянной навсегда, да так, что выжившие, будучи опрошенными этнологами и антропологами двадцатого века, уже и не знали, ни как, ни почему их предкам удалось сотворить подобные чудеса.

Устная традиция рапануи искажена и полна неясностей. Время и катастрофы похоронили историю их предков, ту самую историю, которую современные жители острова попытались воссоздать на основе мифов и легенд. Остров Пасхи все еще сохраняет нетронутым свой ореол тайны, и его самое отдаленное прошлое таится в полумгле, представляя собой,  до настоящего времени, одну из основных загадок археологии.

Год 1195 до Н.Э.

Остров Пасхи

Первые поселенцы Пасхи прибыли на остров после длительного плавания в сто семнадцать дней. Их нельзя было назвать великими мореплавателями, но у них не было другого выбора. Они отчалили от перуанских берегов на огромных бревенчатых плотах, снабженных  одним квадратным парусом, одним швертом и кормовым веслом. Они бросились в море в надежде найти землю в одной из точек их неопределенного маршрута. И когда они увидели остров, завуалированный белесой полумглой и окруженный возвышенными утесами, они подумали, что это им пригрезилось, или превратности путешествия довели их до бредового состояния.

Их было всего лишь около сотни. Последние из тех, что остались на этой земле.

Их история началась еще на заре человечества, тысячи лет назад, они были разбросаны по всем уголкам планеты, от американского континента до Центральной Азии. Однако, как следствие Всемирного потопа, произошедшего в древние времена и присоединившегося к разрушительным действиям человека, они превратились в горстку людей,  вынужденную бежать, дабы попытаться выжить.

История их народа была трагичной с самого начала, так как люди всегда чувствовали иррациональный страх перед представителями их расы и атаковали их со всей свирепостью в страстном желании добиться их искоренения. Ужас, от которого трепетали их враги, доходил до такой степени, что просто лишить их жизни уже не представлялось достаточным. После битвы их тела сжигали, а кости превращали в прах в неком подобии заклинания, чтобы  их раса не возродилась вновь.

Несмотря на то, что они были сильнее, в сражениях они всегда несли потери. Люди превосходили их числом, кроме того, они сражались, движимые глубокой ненавистью ко всему отличному от них, этой же ненавистью они пользовались, чтобы внушить себе больше смелости. Ну а если к истреблению, спровоцированному войной, прибавить еще и болезни, которым их раса, похоже, поддавалась с особой легкостью, то без сомнения, у них не было другой судьбы, кроме вымирания.  

Они пришвартовались в  бухте и сошли с плотов с намерением исследовать остров. Вскоре они удостоверились, что остров — необитаем. Остров имел треугольную форму, и на каждой вершине этого треугольника  вздымался кратер потухшего вулкана. Фауны, практически, не было никакой, но зато растительность была очень пышной, с огромными пространствами, покрытыми  пальмовыми  лесами и зарослями  софоры торомиро и гибискуса. Они адаптируются к ресурсам окружающей их среды. Добудут себе продукты питания, занимаясь сельским хозяйством и рыболовством, и утолят свою жажду не только дождевой водой, но и благодаря источникам подземных вод, бегущим по внутренностям острова, усеянным пещерами, которые пробуравили не только плоскогорье, но и утесы.

Лидер клана утвердил это место, удаленное от всего мира, в качестве нового очага их народа. Он знал что люди, рано или поздно, придут и на этот  далекий остров, затерянный посреди бескрайнего океана, но подумал, что до того момента, возможно, пройдет немало веков, и это именно то время, в течение которого последние из его рода смогут жить в мире и спокойствии.

Его народ обладал  давними традициями в монументальной архитектуре, где они использовали самые изощрённые техники, добившись  постройки на материке огромных крепостей, в которых можно было укрыться от захватчиков. Инженеры и скульпторы незамедлительно обнаружили на острове каменоломню у подножия одного из вулканов,  сырье которой могло  быть подходящим для их сооружений. На острове не имело никакого смысла воздвигать оборонительные сооружения, но, так или иначе, народ—труженик решил дать волю своему творческому воображению и продолжить традиции своих предков, потому все и ждали с нетерпением решения, которое примет их предводитель.

Лидер возвысил свой могучий голос, дабы быть услышанным поверх безудержного вопля волн, разбивающихся о рифы.

— Мы создадим колоссальные скульптуры, которые с точностью воспроизведут черты наших лиц, подвергшихся насмешкам людей. И заполним остров  статуями, воздвигнутыми в нашу честь, —  изрёк он.

Последние из них знали, что  они прибыли на этот остров, чтобы умереть, хотя и через много—много лет. Во всяком случае,  до того, как наступит этот момент, никто им не воспретит создать наследие, которое можно будет оставить потомкам.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ПЯТНИЦА

Моаи – скульптура из цельного камня огромного размера в форме человеческого  торса, характерная для культуры рапануи.  Термин «рапануи» обозначает в равной степени как коренных жителей, национальность обитателей, так  и язык. Моаи невозможно встретить больше ни в каком уголке мира, кроме острова Пасхи.

Последняя прозрачность  дня распространилась по плоскогорью, базальтовым скалам побережья и безграничности Тихого океана. Тонкая накидка акварели покрыла траву золотистым тоном, а спокойные воды — сияющим  синим оттенком  бирюзы. Солнце отступило  за склон вулкана Рано Кау, безупречный силуэт которого вырисовывался  на горизонте, готовом позволить ночи в очередной раз  поглотить  этот крохотный, но, в тоже время, прекрасный и загадочный, остров Пасхи.

Была пятница, поздний вечер, и на раскопках не оставалось уже ни одной живой души. После недели изнурительной работы под беспощадным солнцем рабочие получили свою совсем не мизерную зарплату и заслуженный отдых, который растянется на все выходные. Я же, наоборот, все еще забавлялся, каталогизируя отдельные предметы, счастливый от мысли, что нахожусь на том самом острове, однако, чуть обеспокоенный известием, полученным  этим  утром из уст человека, о котором я уже давным—давно и не думал, и которого я никак не ожидал увидеть вновь.

Я попытался отогнать мысли, роившиеся в моей голове, и сконцентрироваться на том, чем я занимался, классифицируя остатки древней культуры, которые мы извлекли из недр  земли в этот день. Я улыбнулся и вспомнил тот мой первый визит на остров одиннадцать лет назад. В те времена я был не более чем начинающим археологом, который всячески старался подменить отсутствие опыта упорным трудом, волей и титаническими усилиями. И сейчас, в свой сорок один год, я вернулся сюда, но уже в составе руководящей команды очень амбициозной экспедиции, после того, как меня назначили заместителем директора Центра Исследования Рапануи. Я был первым испанцем, который этого добился, и мне все еще резало слух, что мои чилийские коллеги из Университета Вальпараисо ставили перед моим именем, Хермáн Лусон де Эстрада, титул «дон».

Я решил, что не было больше никакой возможности оттянуть  встречу, которая у меня была назначена в поселке, и вышел из домика, который служил нашей штаб—квартирой. Легкий бриз  слегка коснулся моего лица, и запах раскаленной травы нахлынул на мое тонкое обоняние. Окрестности аху Винапу были местом, выбранным для проведения первого этапа соответствующих исследований. Аху являлись обрядовыми платформами, изготовленными из камня, на которых древние жители острова воздвигали моаи. Команда приняла решение вырыть четыре ровных траншеи вокруг аху Винапу (наполненного особенным значением), исследование которого могли бы указать нам на признаки первых человеческих поселений на острове.

Я сделал несколько шагов и, прежде чем покинуть территорию археологических раскопок, восхитился в очередной раз одной из тех гигантских каменных статуй, превратившихся во всемирный  символ острова Пасхи. Мегалитическая статуя проигнорировала мое присутствие, в то время как она вызывала во мне глубокое ощущение моей ничтожности. Моаи имели прямоугольные головы, длинные и прямые носы, тонкие губы, мощные челюсти и выдающиеся уши, которые доходили им до шеи. С того самого дня, когда я увидел их впервые, у меня родился вопрос, который навязчиво преследовал меня, и на который не было никакого внятного ответа: «Кто же были те люди, которые послужили моделями  и вдохновили создателей этих статуй, и чьи черты невозможно встретить ни у одного из полинезийских племен?»

По правде говоря, история острова Пасхи оставалась совершенной загадкой, наполненной выдающимися эпизодами, и вызывала восхищение экспертов, которые лишь заглядывали в пропасть его прошлого: неясное происхождение его первых поселенцев, легенда о Хоту Матуа (первом арики острова), изготовление и  транспортировка огромных моаи, братоубийственная война между «длинноухими» и «короткоухими», культ Человека—птицы, их ещё не расшифрованная письменность, контакт с первыми европейскими мореплавателями, евангелизация, осуществленная католическими миссионерами незадолго до присоединения острова к Чили, после уступки его суверенитета в конце XIX века.

Все эти загадки, по сути дела, могли бы свестись лишь к одной: как было возможно, что на таком маленьком и удаленном от внешнего мира острове,  развилась такая удивительная цивилизация, способная дать жизнь монументальной выразительности, подобной той, что была создана древними цивилизациями доколумбовой Америки.

Не смотря на все мои попытки потянуть время, я все—таки решил двигаться до того, как закат застанет меня врасплох, и дыхание ночи вдруг окутает меня. Я решил совместить возвращение с длительной прогулкой, так как от поселка Ханга Роа (столицы и единственного населенного пункта на острове)  меня отделяло не более полутора километров. В глубине души я все еще противился встрече с тем человеком, появившимся из моего прошлого. Однако, я уже дал обещание и ни в коем случае не пошел бы на попятную. Я ценил в себе качество человека слова.

Я двинулся вперед по берегу. Дорога была сухой и каменистой, без какой—либо растительности в поле моей видимости, за исключением отдельно засеянных полей, которые располагались вокруг кучки недавно построенных домов.

Я глубоко вздохнул несколько раз  и приготовился к тому, что меня ожидало.

––––––––

Археологические раскопки начались пятнадцать дней назад и, хотя мы еще не нашли ничего действительно стоящего, нас это сильно не беспокоило, потому как мы только что начали разрывать  землю, и догадывались, что настоящие находки нас ждут на больших глубинах. Сроки тоже не составляли особой проблемы. Мы ограничивались первоначальным планированием и умеренным ритмом самого острова, зная, что впереди нас ждут  несколько месяцев  напряженной работы, в течение которых мы и надеялись достичь намеченных целей.

Раскопки финансировались европейскими фондами, большинство из них имело отношение к музею Кон—Тики, расположенному в Осло. Во главе интернациональной команды находился  Эрик Солсвик, директор этого музея, антрополог и признанный во всем мире знаток культуры острова Пасхи. Эрик был типичным норвежцем: высокий и крупный, физически похожий на викинга, но обладающий  высоким интеллектуальным уровнем и чрезвычайно утонченными манерами.  Это, предположительно, был его третий визит на остров, вызванный исключительно профессиональными интересами.

Я же был вторым лицом в команде и выступал в качестве руководителя команды, занимающейся археологическими исследованиями. Эрик рассчитывал не меня в своем проекте благодаря дружбе, возникшей между нами после многочисленных встреч в кулуарах форумов и конгрессов, посвященных культуре рапануи.

Ганс Оттомейер, немецкий геолог и вулканолог, выполнял функции лица, ответственного за научное обеспечение экспедиции, и был третьим столпом, на котором держался проект. Любезный в обращении, хотя робкий и неуверенный в себе, но его скрупулёзная работа и  отличная подготовка  были достаточными для того, чтобы Эрик предпочел его другим кандидатам с большим опытом.

Также в нашей команде была дебютантка Соня Рапу, молодая женщина — археолог рапануи, которая превосходила всех нас в энтузиазме и желании работать, и чьё происхождение помогало нам в общении с бригадой рабочих,  тоже  уроженцев острова.

Ну и замыкал нашу команду старик Рейнальдо Тепано, рапануец,  руководитель рабочей бригады, который, несмотря на отсутствие какого—либо образования, участвовал в большем количестве археологических раскопок, чем сам же мог вспомнить, и уровень профессионализма которого был безупречным.

Не смотря на разношерстность нашей команды и отсутствие должного опыта у некоторых её членов, интеграция была абсолютной и рабочая обстановка – исключительной, и все это благодаря  выдающимся  способностям Эрика как руководителя.

Прогулка мне показалась более короткой, чем я ожидал, и я уже заметил, что брожу по запутанным улицам района, в котором находился тот дом, к которому я направлялся все более и более неуверенными шагами. В это самое утро я был застигнут врасплох внезапным появлением женщины рапануи по имени Ханарахи, с которой у меня был мимолетный роман в мое первое посещение острова.

Прошло уже столько времени с тех пор, что сейчас мне казалось, что эта история произошла со мной в прошлой жизни, и я даже не осознавал её, как мою собственную. И в какой—то степени, так и было, так как в то время я был убеждённым холостяком, независимым до мозга костей, без малейшего намерения создавать семью и брать на себя обязательства, которые подразумевало такое решение. Сейчас же, однако,  моя реальность была совершенно иной: у меня была жена и двое детей, по которым я безумно скучал. Пути моей профессиональной карьеры привели меня в Чили, возможность, которую сложно было переоценить, представилась мне, и ради которой какое—то время я должен буду провести в этой стране, в то время как моя семья стоически будет ждать моего возвращения в Испании.

В ранний утренний час Ханарахи появилась у дверей общежития, в котором я разместился. Я сразу же узнал её. Ханарахи ничуть не изменилась с того времени, как я познакомился с ней, уже более десяти лет назад, и все ещё сохраняла ту экзотическую привлекательность, которая делала ее обладательницей неофициального титула образца красоты Южных морей.

В те времена Ханарахи была молодой девушкой, танцевавшей в составе фольклорного ансамбля рапануи, который давал представления в отелях, ресторанах и других увеселительных заведениях. И  во время одного из таких спектаклей, на котором присутствовали все участники экспедиции в качестве прощания (оставалось уже менее недели до окончания работ), как раз и пересеклись наши пути. Ханарахи двигала бедрами и руками под звуки таитянских ритмов и музыки перкуссии, словно выставляя напоказ свою врожденную чувственность, гораздо более выдающуюся, чем у остальных девушек. В тот же момент я уже не смог отвести от нее глаз, как собственно, и мои коллеги по экспедиции, и все остальные мужчины,  присутствовавшие на этом спектакле. Однако, удача оказалась на моей стороне незадолго до окончания представления, так как танцовщицы имели обыкновение вызывать из зала нескольких зрителей, дабы те приняли участие в танце.

Уж не знаю, по какой причине, но Ханарахи выбрала меня. И это был момент, начиная с которого, я уже решил не выпускать удачу из рук и пустил в ход все мои таланты обольщения, которые на тот момент были вовсе  не скромными  и достойными презрения. Последовавшие за этим несколько бокалов, которыми мы вознаградили себя, и само колдовство ночи позаботились обо всем остальном. Все, что я помню, это то, что мы проснулись в так называемой «Пещере влюбленных», расположенной на пляже Анакена, где при входе парочки обычно вывешивают какую—нибудь часть нижнего белья, дабы не быть застигнутыми врасплох нежданными посетителями.

У нас было еще две страстных встречи до того момента, как я через четыре дня покинул остров и никогда больше не слышал о ней.

Неожиданная встреча с Ханарахи мне не показалась неприятной, скорее спровоцировала румянец на моих щеках, когда в моих мыслях пронеслись вереницы пылких встреч,  которые  иногда воскресали в моей памяти. Но содержание информации, которую она пришла сообщить мне, однако, встряхнуло меня с мощностью кулачного удара, и было достаточным для того, чтобы перевернуть мой мир. Без особого вступления и сразу же после протокольного приветствия Ханарахи спокойным голосом и с блеском в глазах сделала мне ошеломляющее признание. Наши отношения имели последствия. И я был не более и не менее, как отцом девочки, которой на тот момент было уже десять лет.

— Её зовут Маэва, — сообщила она, не отдавая себе отчета в том, что удар, полученный мною от этой новости, на некоторое время оглушил меня, а потом поверг в молчание от осознания торжественности момента.

Мое лицо должно было отражать такую степень замешательства, подчеркнутую моим обескураживающим молчанием, что Ханарахи поспешила успокоить меня до того момента, как у меня хватило бы времени для того, чтобы начать  защищаться или проявить какую—нибудь нелепую реакцию. С одной стороны, она настояла на том, что ни в чем меня не упрекает:  было очевидно, что я не имел не малейшего понятия о случившемся именно потому, что она так захотела. А с другой стороны, она уверила меня, что если до настоящего момента она ничего от меня не требовала, то у нее и в мыслях не было начать делать это сейчас.

И единственным мотивом, заставившим её раскрыть мне этот секрет, было то право, которое имеет каждый ребенок: узнать, кто же является его отцом. И, так как я находился на острове, она попросила меня уделить часть моего времени Маэве, дабы осуществить мечту девочки, которая выросла в тоске по любви отсутствующего отца.

Конечно, я поддался ее просьбам, как благоразумным, так и вполне законным, хотя меня терзали некоторые сомнения  в те моменты, когда я собирался выполнить моё обещание: меня не оставляла мысль, что с того момента, когда я познакомлюсь с Маэвой, та ответственность, что ляжет на меня, уже не ограничится моим пребыванием