Discover millions of ebooks, audiobooks, and so much more with a free trial

Only $11.99/month after trial. Cancel anytime.

Черная папка: история одного журналистского расследования
Черная папка: история одного журналистского расследования
Черная папка: история одного журналистского расследования
Ebook291 pages2 hours

Черная папка: история одного журналистского расследования

Rating: 5 out of 5 stars

5/5

()

Read preview

About this ebook

История бесследного исчезновения на дорогах бывшей Югославии двух советских телекорреспондентов Виктора Ногина и Геннадия Куринного, — одна из самых загадочных и трагических в летописи новейшей журналистики нашей страны. Среди всех сотрудников СМИ, погибших на балканской войне, только эти двое никогда так и не были найдены и опознаны; более того, официального заключения по поводу их гибели до сих пор нет.
Двадцать лет расследование этой трагедии ведет Владимир Мукусев — известный журналист, один из создателей легендарного «Взгляда», депутат Верховного Совета РФ (1990–1993 гг.). Эта книга, рассказывающая о его версии произошедшего, будет интересна не только его коллегам, практикам и теоретикам, но и всем, кто интересуется миром современных медиа — «кухней» отечественных СМИ, подробностями работы журналистов в горячих точках, журналистскими расследованиями.
LanguageРусский
Release dateApr 4, 2016
ISBN9785990715998
Черная папка: история одного журналистского расследования

Related to Черная папка

Titles in the series (38)

View More

Related ebooks

Politics For You

View More

Related articles

Reviews for Черная папка

Rating: 5 out of 5 stars
5/5

3 ratings0 reviews

What did you think?

Tap to rate

Review must be at least 10 words

    Book preview

    Черная папка - Владимир Мукусев

    Владимир МУКУСЕВ

    ЧЕРНАЯ ПАПКА

    История одного журналистского

    расследования

    В последнее время профессия журналиста в нашей стране обесценилась. Не только потому, что тиражи газет резко упали, а на радио и телевидении вперед вышли развлекательные, далекие от публицистики, жанры. И не потому, что за деньги можно поместить в любом издании — не только печатном, но и электронном — материал, где будет похвала как товару, производимому вашей фирмой, так и вам самому. Все чаще из уст рядового россиянина можно услышать в адрес представителей второй древнейшей профессии оскорбительное «журналюга»…

    А ведь совсем еще недавно, всего двадцать-двадцать пять лет тому назад, все было не так. Когда в нашей стране начались решительные перемены, названные в ту пору «перестройкой», не было людей популярнее журналистов. Тогда именно с их помощью мы узнавали обо всем том, что тщательно скрывалось при советской власти. Каждый номер газеты «Московские новости», журнала «Огонек» зачитывали, как принято говорить, до дыр. Тиражи этих — да и некоторых других! — изданий взлетели, стали исчисляться шестизначными цифрами.

    Поначалу телевидение в этом процессе отставало от печатнойпрессы. Сказывалось, что уже тогда власть понимала особую роль домашнего экрана в промывке мозгов миллионной аудитории. Партийная цензура на телевидении держалась до последнего. В ее преодолении исключительную роль сыграла Молодежная редакция Центрального телевидения, где постепенно, поначалу очень робко, а затем все определеннее и отчетливее стали пробиваться ростки нового. Зрители старшего поколения помнят, конечно же, такие программы, как «Мир и молодежь», «12-й этаж», «Взгляд». Именно с них начиналась перестройка на телевидении. Среди самых ярких журналистов той, давней, Молодежки был Владимир Мукусев.

    В книге, которую Вы держите в руках, есть несколько страниц, посвященных тому, раннему периоду творчества автора и, одновременно, началу многих программ, жанров, форм, которые вошли в историю отечественного ТВ, как его высшие свершения. Во всех этих достижениях есть доля, и немалая, принадлежащая лично Мукусеву. Полагаю, что ему, сочетающему в своем лице как практика телевизионного творчества, так и теоретика, следовало бы взять на себя труд написать подробную, исчерпывающую историю телевидения тех лет.

    Владимир Мукусев не раз обещал мне сделать это. Уверен, сдержит свое слово. А пока он написал книгу о том, о чем никто, кроме него, написать бы не смог. О том, как в течение двадцати лет, начиная с 1991 года, он ведет расследование трагедии, случившейся с его коллегами, тележурналистами Виктором Ногиным и Геннадием Куринным, которые пропали в тогдашней Югославии во время командировки.

    Среди немалого числа телевизионных жанров существует один, так называемый — «телевизионное расследование». Его преподают студентам (В. Мукусев один из тех, кто уже немало лет делает это), но, к сожалению, ему, практически, не дают сегодня хода на телевизионных каналах. Впрочем, что говорить о телерасследованиях, если в Государственной Думе наши депутаты никак не решались на то, что есть во всех цивилизованных странах, — на введение в практику нашей жизни парламентского расследования. Понятно, что в таких условиях осторожные телевизионные руководители (а они ныне в этом мало чем отличаются от тех, какими были их предшественники лет тридцать-сорок назад) опасаются: как бы журналист с камерой, со всей скрупулезностью исследующий некоторые стороны жизни, не накопал чего-нибудь такого, что не укладывается в безмятежную модель «благополучизма», которая торжествует на большинстве крупнейших телевизионных каналов.

    В «Черной папке» шаг за шагом прослеживается путь, который пришлось проделать автору, чтобы обнаружить если не самих журналистов — надежда увидеть их живыми умерла уже в первый же год, — то все обстоятельства их гибели, а также найти и привезти на родину останки коллег. Повествование получилось похожим на крутой детектив: поиски за границей в условиях, когда в странах бывшей Югославии не остыла еще война, когда не всегда и не во всем помогали те, кто мог бы и обязан был помочь — как там, так и в нашей стране, когда кто-то по неведению, а кто и сознательно уводил поиски на ложный путь, — все это в книге можно проследить шаг за шагом, в деталях и даже документах, которые автор бережно сохранил и воспроизвел на страницах своей рукописи…

    Не стану больше говорить о сюжете, с ним, уверен, не отрываясь от книги, с увлечением, как это было со мной, познакомятся читатели. Скажу, в заключение, еще несколько слов об авторе. Мукусев на каждом этапе своего жизненного и творческого пути, будто специально, выбирал (и продолжает выбирать) самые сложные дороги. Каждая его победа, а их было немало, из-за этого обстоятельства превращается в чрезвычайное напряжение сил, в настоящую борьбу — с объективными трудностями, неожиданно возникающими обстоятельствами, препятствующими делу людьми. Любого другого подобное «сопротивление материала» могло бы сломить, заставить опустить руки, отчаяться. Но Владимир Мукусев, несмотря ни на что, продолжает борьбу. И, чаще всего, в итоге побеждает.

    Сегодня, своей книгой, вернее, положенной в ее основу историей двадцатилетнего расследования он доказывает, что даже из тупиковых положений бывает выход. Упорство журналиста в достижении своей цели таково, что я верю — Мукусев непременно поставит точку в длящейся десятилетия истории.

    Анри Вартанов,

    доктор филологических наук,

    профессор,

    заведующий отделом

    Государственного института искусствознания,

    телекритик

    Мне неизвестно в точности, какой именно тогда стоял день. Может быть, светило солнце, и им радостно и несложно было готовиться к очередному журналистскому заданию: собирать аппаратуру, заправлять машину, обговаривать еще раз план съемок… А может, накрапывал дождь, и настроение было ему под стать, хмурое и нерадостное. А вдруг и погода не подвела, и широкое небо им улыбалось, и дорога шла ровно и приветливо, а вот поди ж ты — точил душу какой-то червяк, и не хотелось ехать. И если бы они сказали об этом тогда, обмолвились кому-то из тех, кто провожал их, теперь бы мы говорили: внутренний голос не обманул, предчувствия не подвели…

    Не знаю и не хочу гадать, было ли оно у них на самом деле, это предчувствие. Я журналист, мое дело — факты. А факт заключается в том, что двадцать лет назад, утром 1 сентября 1991 года, два собственных корреспондента Гостелерадио СССР Виктор Ногин и Геннадий Куринной выехали на съемку из Белграда в сторону Загреба. Они не первый месяц работали в зоне военного конфликта — в раздираемой жестокой войной Югославии, — и не первый раз подвергали свою жизнь опасности, потому что эта «горячая точка» тоже не была для них первой. Только вот в этот раз они домой не вернулись...

    Когда меня спрашивают, почему столько лет эта история не дает мне покоя, почему мешает жить и даже разводит «по разные стороны баррикад» с иными коллегами и друзьями, я всякий раз теряюсь с ответом. Что тут сказать? Что один из пропавших журналистов, Виктор Ногин, был моим близким другом и что долгое время я бился над «югославским делом», надеясь найти ребят пусть в плену, концлагере, искалеченными, в больнице, но живыми?.. Конечно, это было главной причиной. Или что спустя уже несколько лет, проводя свое журналистское расследование, я мало-помалу терял эту надежду, но почитал своим профессиональным и человеческим долгом добиться истины, раскрыть загадку их исчезновения и рассказать, как все было на самом деле? Да, и это тоже. Но отчего теперь, спустя целую жизнь, я упорно, вопреки всем и всему продолжаю поиски? Да, двадцать лет прошло, все быльем поросло. Да, они оказались первыми, но отнюдь не последними в том скорбном списке советских (а потом и российских) журналистов, которые пропали без вести, были взяты в плен или убиты неизвестными… И давно уже закончилась та, не наша, Балканская война. И нет уже Гостелерадио СССР, которое отправило Виктора Ногина и Геннадия Куринного в последнюю в их жизни командировку. Да что там — и страны тоже нет, той самой страны, которую они представляли на Балканах, именуясь «русскими корреспондентами».

    Но для меня все эти доводы — вот беда — каждый раз звучат «за», а не «против». За то, чтобы довести расследование до конца и добиться — насколько это возможно через столько лет — окончательной ясности. За то, чтобы все-таки попытаться поставить в той старой, полузабытой, трагической истории последнюю точку. И как раз потому, что они были первыми. Потому, что, сколько бы народу мы ни потеряли с тех пор, как Советский Союз исчез со всех карт мира, хочу верить, что журналистская солидарность еще существует, восстановление справедливости все еще возможно. А самое главное — потому, что я убежден: у человеческой дружбы и человеческой памяти нет срока давности.

    В Союзе журналистов в Москве есть стена с портретами погибших журналистов — но фотографий этих двух ребят там почему-то нет. Я хочу, чтобы эта очевидная несправедливость была исправлена. И еще я хочу, чтобы однажды Витя Ногин и Гена Куринной все же вернулись домой, в русскую землю. Вернулись посмертно — самым печальным, но единственно возможным теперь достойным образом.

    Я пишу эту книгу в 2011-м, чтобы еще раз, мысленно, пройти тот путь, который прошел однажды в своем расследовании. Чтобы отыскать концы оборванных нитей и попытаться связать их вместе — в одну-единую. Чтобы отметить очередной печальный юбилей их исчезновения — как я это делал пять, десять, пятнадцать лет назад, — и, может быть, добиться того, чтобы ребята были, наконец, оценены по заслугам и чтобы все необходимые государственные решения о признании их погибшими при исполнении служебного долга оказались все-таки приняты.

    В самом начале я сказал, что мое журналистское дело — это факты. Однако все, что будет рассказано дальше о событиях 1 сентября 1991 года, — все-таки версия. Моя версия, основанная, тем не менее, исключительно на добытых за двадцать лет работы фактах: интервью, фотографиях, встречах, результатах поисковых работ. Давным-давно появилась в моей жизни обыкновенная черная папка для документов, в которую я складывал год за годом свидетельства моих поисков. Теперь вы держите эту папку в руках — конечно, не в прямом смысле слова. Отныне, перелистав эти страницы, и вы будете знать все то, что постепенно, по крупицам узнавал об этой истории я.

    Добавлю к сказанному, что в мае 2011 года, когда уже полным ходом шла работа над книгой, я получил официальное приглашение из Хорватии принять участие в открытии памятного знака на месте гибели российских журналистов. Большой камень с надписью на двух языках теперь поставлен на той самой дороге возле городка Костайница, где когда-то были расстреляны наши коллеги. Расследование все-таки дало реальные результаты — сотни моих обращений (и, в частности, с идеей установки такого памятного знака) не остались бесплодными. И это означает, что версия, о которой я хочу рассказать, как минимум имеет право на существование. А как максимум — обязывает к тому, чтобы завершить, наконец, давно начатое дело, довести поиски до конца и вернуть Виктора Ногина и Геннадия Куринного домой с Балканской войны.

    Владимир Мукусев

    Глава 1.

    СЛЕДЫ НА ПЕСКЕ

    Афганистан, 1986 год

    Иногда я вижу все это снова во сне. Яркая такая, впол не себе телевизионная картинка — то ли кинолента разматывается с нужной скоростью, то ли лента памяти аккуратно движется в обратную сторону. Белое, душное, пыльное солнце, зависшее в  неб е Афганистана. Мокрое русло узкой и мелкой реки. Колонна боевой техники, БТРы, ползущие машины, и наша команда, вместе с бойцами, на бро не четвертой из них. Желтые камни, желтый песок и — время от време ни попадающиеся на пути такие же желтые, плоские, ребристые итальянские мины, похожие на кам ни и почти нер азличимые на их фоне…

    Первый звук в этом сне, на фоне картинки — звук взрыва впереди. И наперерез взрыву Витькин голос: «Камеру, быстро!». Он прыгает вниз, с брони машины, и я знаю, что должен прыгнуть следом, а за мной оператор — Алексей Леонов. Потому что мы все работаем вместе, мы снимаем фильм об Афгане. И я все-таки прыгаю за Ногиным, хотя точно знаю: под ногами мины, будь они неладны, и не факт, что мы добежим, и тем более не факт, что что-то отснимем…

    Сон, иллюзия, химера. Но в жизни, в той прошлой афганской истории, все так и было. Только с поправками на реальность. В реальности был громкий, с отборнейшим матом, крик сопровождавшего нас человека: «Какая, …, камера? Назад… подорветесь, идиоты… весь берег в минах!». Еще сон не показывает мне секундную заминку, с которой я последовал-таки за Ногиным. Во сне не ощущается той боли от прыжка, которая пронзила раскаленной иглой нагруженный позвоночник (через несколько лет операция и инвалидность), и дикой тяжести, с какой давили на меня во время бега профессиональный магнитофон «Награ» и яуф с кинопленкой. А самое главное, во сне мне все-таки не так страшно, как было страшно тогда, в реальности, бежать по чужой земле, нашпигованной смертью. И еще одно: во сне не ощущается того чувства стыда, которое вдруг «дергает» меня, как внезапно заболевший зуб, до сих пор иногда в реальности. Это стыд не за испытанный в те минуты страх (естественный все-таки и вполне объяснимый), а за то, что, прыгая за Виктором Ногиным в направлении берега, я неосознанно старался ступать в те места, где ступала его нога, на мокрые следы, обозначившиеся на песке. На его следы, доказывавшие: здесь мин нет, здесь можно наступить, здесь безопасно…

    Может быть, еще и поэтому я так отчаянно столько лет подряд искал его потерянные следы на дорогах бывшей Югославии, что никогда не мог забыть тот давний, спасительный для меня, след его ноги на песке Афганистана. Он был ведущим, я — ведомым, и это почему-то складывалось так в разных сюжетах жизни, а не только в отдельно взятой командировке. Мы добежали тогда до места трагедии и успели многое отснять. Правда, офицер контрразведки, сопровождавший и охранявший нас в поездке, коротко бросил нам тогда: «Напрасно стараетесь, это двухсотый. Вам все равно никогда не дадут показать это на экране». И он был прав — съемки «груза 200», нашего погибшего солдата, никогда бы не смогли прорваться сквозь заслоны цензуры, и не только потому, что в ту пору на советском телевидении существовал строжайший запрет на показ убитых в Афганистане военнослужащих. Дело было еще и в общей установке, касающейся разных, не только военных сюжетов: смерть (или любая другая тяжелая, негативная информация) на телеэкране в принципе появляться не должна. Трагизм жизни, тем более армейской, афганской, был, собственно, для советских зрителей таким же «секретом Полишинеля», как и стыдливое наименование «груз 200» для гроба убитого на той войне. Все прекрасно понимали условия этой игры, осознавали, что кроется за привычными метафорами и военным, узаконенным уставом сленгом, но отчего-то считалось, что такая условность способна «прикрыть» дикость происходящего…

    В тот день, который до сих пор снится мне в кошмарных снах, мы впервые увидели смерть на афганской земле. И много позже, в нашем фильме «Самолет из Кабула», мы пытались приоткрыть хотя бы краешек правды об «интернациональном долге» советских солдат. Я никогда потом не спрашивал Виктора, было ли ему страшно бежать по берегу обмелевшей реки, и думал ли он в тот момент об опасности, прыгая по камням и песку, а по сути — по минному полю воюющей страны. Наверное, как любой живой человек, он не мог не испытывать

    Enjoying the preview?
    Page 1 of 1