Discover millions of ebooks, audiobooks, and so much more with a free trial

Only $11.99/month after trial. Cancel anytime.

Божественная комедия. Ад
Божественная комедия. Ад
Божественная комедия. Ад
Ebook214 pages2 hours

Божественная комедия. Ад

Rating: 0 out of 5 stars

()

Read preview

About this ebook

Прославленная поэма Данте Алигьери (1266 —1321) - философское, религиозное и социально-политическое полотно, сразу ставшее классикой мировой литературы. На русский язык поэма дана в переводе с итальянского размером подлинника Дмитрия Мина (1844).
LanguageРусский
PublisherAegitas
Release dateSep 28, 2016
ISBN9785000648650
Божественная комедия. Ад

Read more from Данте, Алигьери

Related to Божественная комедия. Ад

Related ebooks

Poetry For You

View More

Related articles

Related categories

Reviews for Божественная комедия. Ад

Rating: 0 out of 5 stars
0 ratings

0 ratings0 reviews

What did you think?

Tap to rate

Review must be at least 10 words

    Book preview

    Божественная комедия. Ад - Данте, Алигьери

    ПРЕДИСЛОВІЕ.

    Прошло болѣе десяти лѣтъ съ тѣхъ поръ, какъ я впервые рѣшился испытать свои силы въ переводѣ Divina Commedia Данта Алигіери. Вначалѣ я не имѣлъ намѣренія переводить ее вполнѣ; но только въ видѣ опыта перелагалъ на русскій языкъ тѣ мѣста, которыя, при чтеніи безсмертной поэмы, наиболѣе поражали меня своимъ величіемъ. Мало-по-малу, однако жъ, по мѣръ изученія Divina Commedia, и чувствуя, что былъ въ силахъ преодолѣть, покрайней мѣрѣ отчасти, одну изъ важнѣйшихъ преградъ въ трудномъ дѣлѣ — размѣръ подлинника, я успѣлъ въ теченіи двухъ лѣтъ окончить переводъ первой части Дантовой Поэмы — Ада. Болѣе нежели кто-нибудь сознавая всю слабость моего труда, я долго скрывалъ его подъ спудомъ, пока наконецъ ободрительныя сужденія друзей моихъ, которымъ читалъ я отрывки изъ своего перевода, а еще болѣе необыкновенно-лестный отзывъ г. профессора С. П. Шевырева заставили меня въ 1841 г. въ первый разъ представить на судъ публики съ V пѣснію Ада, помѣщенною въ томъ же году въ Москвитянинѣ. Послѣ того я напечаталъ еще отрывокъ въ Современникѣ, издававшемся г. Плетневымъ, и наконецъ, въ 1849 году, XXI и XXII пѣсни въ Москвитянинѣ.

    Убѣдившись, что трудъ мой не совсѣмъ ничтоженъ и если не имѣетъ въ себѣ никакихъ особенныхъ достоинствъ, то по крайней мѣрѣ довольно близокъ къ подлиннику, я теперь рѣшаюсь вполнѣ представить его на судъ любителей и знатоковъ такаго колоссальнаго творенія, какова Divna Сотmedia Данта Алигіери.

    Считаю нужнымъ сказать нѣсколько словъ о самомъ изданіи моего перевода.

    Такой поэтъ, какъ Данте, отразившій въ своемъ созданіи, какъ въ зеркалѣ, всѣ идеи и вѣрованія своего времени, исполненный столькихъ отношеній ко всѣмъ отраслямъ тогдашняго знанія, не можетъ быть понятенъ безъ объясненія множества намековъ, въ его поэмѣ встрѣчающихся: намековъ историческихъ, богословскихъ, философскихъ, астрономическихъ и т. д. Потому всѣ лучшія изданія Дантовой Поэмы, даже въ Италіи, и особенно въ Германіи, гдѣ изученіе Данта сдѣлалось почти всеобщимъ, всегда сопровождаются комментаріемъ болѣе или менѣе многостороннимъ. Но составленіе комментарія дѣло чрезвычайно трудное: кромѣ глубокаго изученія самого поэта, его языка, его воззрѣній на міръ и человѣчество, оно требуетъ основательнаго знанія исторіи вѣка, этого въ высшей степени замѣчательнаго времени, когда возникла страшная борьба идей, борьба между духовною и свѣтскою властію. Кромѣ того, Данте есть поэтъ мистическій; основную идею его поэмы различные комментаторы и переводчики понимаютъ и объясняютъ различно.

    Не имѣя столько обширныхъ свѣдѣній, не изучивъ поэта до такой глубины, я никакъ не беру на себя обязанности, передавая слабую копію съ безсмертнаго оригинала, быть въ то же время и его истолкователемъ. Я ограничусь присоединеніемъ только тѣхъ объясненій, безъ которыхъ читатель не знатокъ не въ силахъ уразумѣть созданіе въ высшей степени самобытное, и, слѣдственно, не въ состояніи наслаждаться его красотами. Объясненія эти будутъ состоятъ большею частію въ указаніяхъ историческихъ, географическихъ и нѣкоторыхъ другихъ, касающихся до науки того времени, особенно астрономіи, физики и натуральной исторіи. Главными руководителями въ этомъ дѣлѣ мнѣ будутъ нѣмецкіе переводчики и толковатеди: Карлъ Витте, Вагнеръ, Каннегиссеръ и въ особенности Копишь и Филалетесъ (принцъ Іоаннъ Саксонскій). Гдѣ нужно, я буду дѣлать цитаты изъ Библіи, сличая ихъ съ Вульгатою — источникомъ, изъ котораго Данте черпалъ такъ обильно. Что касается до мистицисма Поэмы Дантовой, я приведу по возможности кратко только тѣ объясненія, которыя наиболѣе приняты, не вдаваясь ни въ какія собственныя предположенія.

    Наконецъ, большей части изданій и переводовъ Данта обыкновенно предшествуютъ жизнь поэта и исторія его времени. Какъ ни важны эти пособія для яснаго уразуменія дивно таинственнаго творенія, я не могу въ настоящее время присоединить ихъ къ изданію моего перевода; впрочемъ не отказываюсь и отъ этого труда, если бы интересъ, возбужденный моимъ переводомъ, потребовалъ его отъ меня.

    Вполнѣ счастливымъ почту себя, если мой переводъ, какъ ни безцвѣтенъ онъ передъ недосягаемыми красотами подлинника, хотя на столько удержитъ за собою отблескъ его величія, что въ читателѣ, не наслаждавшемся красотами Divina Commedia въ подлинникѣ, возбудитъ желаніе изучить ее въ оригиналѣ. Изученіе же Данта для людей, любящихъ и постигающихъ изящное и великое, доставляетъ такое же наслажденіе, какъ и чтеніе другихъ поэтовъ-геніевъ: Гомера, Эсхила, Шекспира и Гёте.

    Предоставляю судить людямъ, болѣе меня свѣдущимъ, умѣлъ ли я удержать въ моемъ переводѣ хотя слабую искру того божественнаго огня, которымъ освѣщено гигантское зданіе,— та поэма, которую такъ удачно сравнилъ Филалетесъ съ готическимъ соборомъ, фантастически-причудливымъ въ подробностяхъ, дивно-прекраснымъ, величаво-торжественнымъ въ цѣломъ. Не страшусь строгаго приговора ученой критики, уѣвшая себя мыслію, что я первый рѣшился переложить размѣромъ подлинника часть безсмертнаго творенія на русскій языкъ, такъ способный къ воспроизведенію всего великаго. Но ужасаясь мысли, что дерзкимъ подвигомъ оскорбилъ тѣнь поэта, обращаюсь къ ней его-же словами:

    ПѢСНЬ I.

    Содержаніе. Уклонившись въ глубокомъ снѣ съ прямой дороги, Данте пробуждается въ темномъ лѣсу, при слабомъ мерцаніи мѣсяца идетъ далѣе и, передъ дневнымъ разсвѣтомъ, достигаетъ подошвы холма, котораго вершина освѣщена восходящимъ солнцемъ. Отдохнувъ отъ усталости, поэтъ восходитъ на холмъ; но три чудовища — Барсъ съ пестрою шкурою, голодный Левъ и тощая Волчица, преграждаютъ ему дорогу. Послѣдняя до того устрашаетъ Данта, что онъ уже готовъ возвратиться въ лѣсъ, какъ внезапно появляется тѣнь Виргилія. Данте умоляетъ ее о помощи. Виргилй, въ утѣшеніе ему, предсказываетъ, что Волчица, тамъ его испугавшая, скоро погибнетъ отъ Пса, и, для выведенія его изъ темнаго лѣса, предлагаетъ ему себя въ вожатые въ странствіи его черезъ Адъ и Чистилище, прибавляя, что если онъ пожелаетъ взойти потомъ на Небо, то найдетъ себѣ вожатую, стократъ его достойнѣйшую. Данте принимаетъ его предложеніе и слѣдуетъ за нимъ.

    Въ срединѣ нашей жизненной дороги,

    Объятый сномъ, я въ темный лѣсъ вступилъ,

    Путь истинный утративъ въ часъ тревоги.

    Ахъ! тяжело сказать, какъ страшенъ былъ

    Сей лѣсъ, столь дикій, столь густой и лютый,

    Что въ мысляхъ онъ мой страхъ возобновилъ.

    И смерть лишь малымъ горше этой смуты!

    Но чтобъ сказать о благости небесъ,

    Все разскажу, что видѣлъ въ тѣ минуты.

    И самъ не знаю, какъ вошелъ я въ лѣсъ:

    Въ такой глубокій сонъ я погрузился

    Въ тотъ мигъ, когда путь истинный исчезъ.

    Когда жъ вблизи холма я пробудился,

    Гдѣ той юдоли положенъ предѣлъ,

    Въ которой ужасъ въ сердце мнѣ вселился,—

    Я, вверхъ взглянувъ, главу холма узрѣлъ

    Въ лучахъ планеты, что прямой дорогой

    Ведетъ людей къ свершенью добрыхъ дѣлъ.

    Тогда на время смолкъ мой страхъ, такъ много.

    Надъ моремъ сердца бушевавшій въ ночь,

    Что протекла съ толикою тревогой.

    И какъ успѣвши бурю превозмочь,

    Ступивъ чуть дышущій на брегъ изъ моря,

    Съ опасныхъ волнъ очей не сводитъ прочь:

    Такъ я, въ душѣ еще со страхомъ споря,

    Взглянулъ назадъ и взоръ вперилъ туда,

    Гдѣ изъ живыхъ никто не шелъ безъ горя.

    И отдохнувъ въ пустынѣ отъ труда,

    Я вновь пошелъ, и мой оплотъ опорный

    Въ ногѣ, стоящей ниже, былъ всегда.

    И вотъ, почти въ началѣ крути горной,

    Покрытый пестрой шкурою, кружась,

    Несется Барсъ и легкій и проворный.

    Чудовище не убѣгало съ глазъ;

    Но до того мнѣ путь мой преграждало,

    Что внизъ сбѣжать я помышлялъ не разъ.

    Ужъ денъ свѣталъ и солнце въ путь вступало

    Съ толпою звѣздъ, какъ въ мигъ, когда оно

    Вдругъ отъ любви божественной пріяло

    Свой первый ходъ, красой озарено;

    И все надеждою тогда мнѣ льстило:

    Животнаго роскошное руно,

    Часъ утренній и юное свѣтило.

    Но снова страхъ мнѣ въ сердцѣ пробудилъ

    Свирѣпый Левъ, представшій съ гордой силой.

    Онъ на меня, казалось, выходилъ,

    Голодный, злой, съ главою величавой,

    И, мнилось, воздухъ въ трепетъ приводилъ.

    Онъ шелъ съ Волчицей, тощей и лукавой,

    Что, въ худобѣ полна желаній всѣхъ,

    Для многихъ въ жизни сей была отравой.

    Она являла столько мнѣ помѣхъ,

    Что, устрашенъ наружностью суровой,

    Терялъ надежду я взойдти на верхъ.

    И какъ скупецъ, копить всегда готовый,

    Когда придетъ утраты страшный часъ,

    Груститъ и плачетъ съ каждой мыслью новой:

    Такъ звѣрь во мнѣ спокойствіе потрясъ,

    И, идя мнѣ на встрѣчу, гналъ всечасно

    Меня въ тотъ край, гдѣ солнца лучъ угасъ.

    Пока стремглавъ я падалъ въ мракъ ужасный,

    Глазамъ моимъ предсталъ нежданный другъ,

    Отъ долгаго молчанія безгласный.

    Помилуй ты меня! вскричалъ я вдругъ,

    Когда узрѣлъ его въ пустынномъ полѣ,

    О кто бъ ты ни былъ: человѣкъ, иль духъ?

    И онъ: "Я духъ, не человѣкъ я болѣ;

    Родителей Ломбардцевъ я имѣлъ,

    Но въ Мантуѣ рожденныхъ въ бѣдной долѣ.

    Sub Julio я поздно свѣтъ узрѣлъ,

    И въ Римѣ жилъ въ вѣкъ Августовъ счастливый;

    Во дни боговъ въ лжевѣрьѣ я коснѣлъ.

    Я былъ поэтъ, и мной воспѣтъ правдивый

    Анхизовъ сынъ, воздвигший новый градъ,

    Когда сожженъ былъ Иліонъ кичливый.

    Но ты за чѣмъ бѣжишь въ сей мракъ назадъ?

    Что не спѣшишь на радостныя горы,

    Къ началу и причинѣ всѣхъ отрадъ?"

    — " О, ты ль Виргилій, тотъ потокъ, который

    Рѣкой широкой катитъ волны словъ?"

    Я отвѣчалъ, склонивъ стыдливо взоры.

    "О дивный свѣтъ, о честь другихъ пѣвцовъ!

    Будь благъ ко мнѣ за долгое ученье

    И за любовь къ красѣ твоихъ стиховъ.

    Ты авторъ мой, наставникъ въ пѣснопѣньѣ;

    Ты былъ одинъ, у коего я взялъ

    Прекрасный стиль, снискавшій мнѣ хваленье.

    Взгляни: вотъ звѣрь, предъ нимъ же я бѣжалъ....

    Спаси меня, о мудрый, въ сей долинѣ....

    Онъ въ жилахъ, въ сердцѣ кровь мнѣ взволновалъ.

    Держать ты долженъ путь другой отнынѣ,

    Онъ отвѣчалъ, увидѣвъ скорбь мою,

    "Коль умереть не хочешь здѣсь въ пустынѣ.

    Сей лютый звѣрь, смутившій грудь твою,

    Въ пути своемъ другихъ не пропускаетъ,

    Но, путь пресѣкши, губитъ всѣхъ въ бою.

    И свойствомъ онъ столь вреднымъ обладаетъ,

    Что, въ алчности ничѣмъ не утоленъ,

    Вслѣдъ за ѣдой еще сильнѣй алкаетъ.

    Онъ съ множествомъ животныхъ сопряженъ,

    И съ многими еще совокупится;

    Но близокъ Песъ, предъ кѣмъ издохнетъ онъ.

    Не мѣдь съ землей Псу въ пищу обратится,

    Но добродѣтель, мудрость и любовь;

    Межъ Фельтро и межъ Фельтро Песъ родится.

    Италію рабу спасетъ онъ вновь,

    Въ честь коей дѣва умерла Камилла,

    Турнъ, Эвріадъ и Низъ пролили кровь.

    Изъ града въ градъ помчитъ Волчицу сила,

    Доколь ее не заключитъ въ аду,

    Откуда зависть въ міръ ее пустила.

    Такъ вѣрь же мнѣ не къ своему вреду:

    Иди за мною; въ область роковую,

    Твой вождь, отсель тебя я поведу.

    Услышишь скорбь отчаянную, злую;

    Сонмъ древнихъ душъ увидишь въ той странѣ,

    Вотще зовущихъ смерть себѣ вторую.

    Узришь и тихъ, которыя въ огнѣ

    Живутъ надеждою, что къ эмпирею

    Когда-нибудь взнесутся и онѣ.

    Но въ эмпиреи я ввесть тебя не смѣю:

    Тамъ есть душа достойнѣе стократъ;

    Я, разлучась, тебя оставлю съ нею.

    Зане Монархъ, чью власть какъ супостатъ

    Я не позналъ, мнѣ нынѣ воспрещаетъ

    Ввести тебя въ Его священный градъ.

    Онъ Царь вездѣ, но тамъ Онъ управляетъ:

    Тамъ градъ Его и неприступный свѣтъ;

    О счастливъ тотъ, кто въ градъ Его вступаетъ!"

    И я: "Молю я самъ тебя, поэтъ,

    Тѣмъ Господомъ, Его жъ ты не прославилъ,—

    Да избѣгу и сихъ и горшихъ бѣдъ,—

    Веди въ тотъ край, куда ты путь направилъ:

    И вознесусь къ вратамъ Петра святымъ,

    И тѣхъ узрю, чью скорбь ты мнѣ представилъ."

    Здѣсь онъ пошелъ, и я во слѣдъ за нимъ.

    ПѢСНЬ II.

    Содержаніе. Наступаетъ вечеръ. Данте, призвавъ музъ въ помощь, повѣствуетъ, какъ въ самомъ началѣ странствія родилось сомнѣніе въ душѣ его: достаточно ли въ немъ силъ для смѣлаго подвига. Вергилій укоряетъ Данта за малодушіе и, ободряя на подвигъ, объясняетъ ему причину своего пришествія: какъ, въ преддверіи

    Enjoying the preview?
    Page 1 of 1