Мое сексоделическое Гоа

Василий и Ольга Караваевы

Мое

сексоделическое Гоа

2019

Василий и Ольга Караваевы.

мое сексоделическое Гоа.

Редактор: Оля Крикова

Верстальщик: Елена Щекина

Авторы: Василий и Ольга Караваевы

Художник: Sandra Kowalski

Дизайнер: Alexey Schastlivy

E-mail: vasiliykaravaev@gmail.com

Cайт: WWW.vasiliykaravaev.ru

www.vasiliykaravaev.com

Тираж 500 книг

Как правильно делать сквирт? Из чего состоит секс-компот? Почему мы, люди, живем, как шимпанзе, а должны - как бонобо? Полиамория или моногамность? Россия или ЮВА? Как два раза попасть в индийскую тюрьму и выйти на просторы Гоанского рая как ни в чем не бывало? А это точно рай?..

Ответы на все эти вопросы ищет русский парень Василий Караваев, летописцец быта дауншифтеров и чартертных туристов, психонавтов и мечтателей, поколения хиппи на новорусский лад («Гоа. Исповедь психоделической устрицы»). Василий живет здесь уже 15 лет и последние 10 не может легально выехать даже за пределы штата. Его паспорт – в индийской полиции, его жизнь – калейдоскоп прекрасных женщин, экзотических переживаний и острых ощущений – острее, чем индийское карри.

Будем откровенны – нет пределов откровенности. Там, где личная жизнь перестает быть уделом приватного мира двоих и становится чистой биохимией, сплавом детских и недетских сексуальных фантазий, и в то же время полетом души в неизведанное, мало кто успел побывать. В этой книге найдется то, с чем обыватель, как правило, знаком только опосредованно – документальный опыт пребывания за гранью возможного, законного и даже желанного. Риск не всегда заканчивается выигрышем. Проигрыш не равен концу этого опыта. Эксперимент продолжается. И похоже, что у этой истории еще не скоро наступит конец.

1984

– Тамар, а Тамар, ты слышишь, чё по радио говорят, – громко кричит отец, и, соскочив с дивана, бежит к телевизору. Пытаясь прибавить громкость, он задевает провод антенны, стоящей на телевизоре, и черно-белые полосы, неприятно шипя, закрашивают весь экран.

– Чё случилось, Вить? – хором повторяют бабушка и мама, быстро появившиеся с кухни.

– Индиру Ганди убили.

– Ну тебя! Я уж думала война наступила, или Черненко помер, – машет полотенцем бабушка и скрывается на кухне.

– Типун тебе на язык, – бормочет из-за телевизора отец, одной рукой шевеля телескопическую антенну, а другой придерживая штекер провода, уходящий в телевизор.

Экранная рябь почти рассосалась, и телевизор можно снова смотреть. К сожалению, уже время скучных спортивных новостей.

– Елена Валова и Олег Васильев отправятся на зимнюю олимпиаду в Сараево. Из-за агрессивной империалистической политики Соединенных Штатов советские спортсмены бойкотировали летние олимпийские игры в Лос-Анджелесе. Но на зимней олимпиаде в Югославии они должны победить, – говорит спортивный обозреватель и передаёт слово комментатору по шахматам.

– Жалко Индиру Ганди. Как же так вышло-то? – охая, говорит моя мама и садится на табуретку.

– Да я сам толком не услышал, вроде покушение на неё было. Алешка не вовремя антенный провод ногой задел.

Мой четырехлетний брат, улыбаясь, играет на полу, выстраивая из кубиков пирамиду размером выше себя.

– А тебя кто сюда звал? Политика тебе интересна? – рявкает на меня отец. – Двойку кто за тебя по русскому исправлять будет?

Опустив плечи, я плетусь обратно в родительскую комнату, и как будто случайно задеваю ногой нижний кубик в основании пирамиды брательника. Тут же раздается громкий вой брата, а через секунду мне в спину больно врезается отцовский тапочек.

– Я не специально, – еле сдерживая улыбку, жалобно произношу я и резко ускоряю шаг в сторону моей каторжной парты.

Югославская раскладная, с хромированными ножками, привезенная моряком дядей Валерой, она напоминает мне инструмент для пыток из учебника истории. Когда-то она была гладкой и матовой, но сейчас на ней с десяток обгорелых отпечатков от моих самодельных бомбочек, из спичечной серы, магния, марганца. Сотня черных точек от выжигателя*, которым я прижигал парту, проверяя, нагрелся он или нет. На ней также пара следов от забытого паяльника, расплавленного олова и несчитанное количество каляк-маляк, оставленных шариковой ручкой в те мгновения, когда мой мозг летал где-то далеко, в поисках ответов на домашние задания учителей. Парта для пыток школьников – это не самое страшное, самое противное наказание – сидеть за ней дома у окна. Просто невыносимо смотреть, как мои друзья радостно жгут костер у нас за домом или играют в казаки-разбойники. Когда я буду играть в чики*, у всех будут хорошие большие биты из свинца, а у меня опять маленький огрызок размером с пятак.

Открытая тетрадка по русскому языку светится от красных чернил, а огромная двойка, издеваясь, смеётся мне назло. Стараясь побыстрее, и от этого криво, вписываю – «31 октября 1984 года. Проверочная работа». Выписанные в столбик слова с ошибками с черновика теперь надо переписать в чистовик. Это же просто ад какой-то! Мне не справиться до темноты. Слезы обиды наворачиваются на глаза, а из открытой форточки слышны голоса моих друзей, весело балдеющих от последних теплых деньков. Из зала доносится ворчание отца, комментирующего новости чемпионата по шахматам.

– Да что это за чемпионат мира такой, где в финале только наши, да и те никак не разберутся, кто чемпион. То Карпов чемпионом стал со счетом 5:3, но видите ли 40 партий прошло вничью, и судьи вынуждены были остановить чемпионат. Каспаров потребовал реванш, и выиграл Карпова со счетом 5:3, из 24 партий. А теперь и Карпов требует реванш. Дурдом какой-то.

– Пааап, а пап, можно я пойду погуляю, я домашку сделал, изложение по русскому в черновик написал, осталось только в чистовик. Я вечером перед сном всё быстро начисто перепишу.

– Нет. Ты наказан за двойку, – жестко отрезает он.

– Ну пап, ты же сам говорил, что эта осень в Самаре рекордно теплая. Еще неделю назад было 30 градусов, а сейчас уже 25. Может быть, завтра снег выпадет, а я так и не успею себе биту из свинца отлить.

– Ну ладно уж, Вить, пусть побегает, деньки какие хорошие стоят, вступается за меня мама. – Зато он завтра после школы, за бабушку сходит отметиться в мебельный магазин. Да ведь, Василь?

Отмечаться в мебельный магазин мы ходим все по очереди уже четыре месяца. Папа говорит, что к новому году у нас будет раскладной диван-кровать и два кресла, которые делают почему-то на нашем авиационном заводе. Днем родители не могут отпроситься с работы, чтобы отметиться в тетрадке очередников, потому что днем по улицам ходят дружинники и проверяют всех, кто не на работе. Они ловят тунеядцев. Поэтому мы с бабушкой чаще всего отмечаемся за нашу семью. Я люблю гулять по мебельному магазину, вдыхая коктейли запахов из дерева, лака, краски и свежей обивки. Когда толстая и вредная продавщица занята и не смотрит в зал, можно даже сесть на мягкий бордовый диван и нарисовать пальцем смешную мордочку на бархатном велюре. Я не против ходить отмечаться в мебельный магазин, потому что тоже хочу, чтобы у нас дома был диван. Но вот дорога туда… почти целый час нужно идти пешком в одну сторону. И все бы ничего, если бы мой путь не проходил через двор сто тридцать восьмого дома. В этой пятиэтажке живут одни уроды – хулиганы, алкоголики, и, как говорит мой папа – всякое отродье и их дети. Пройти через их двор без сопровождения родителей означает нарваться на неприятности. В нашей пятиэтажке тоже в каждом подъезде по уголовнику и по алкоголику, а то и по несколько на этаже, но меня тут никто не трогает... а, прорвусь как-нибудь.

– Хорошо мам, – кричу я, и бросаюсь к шифоньеру, где меня ждут мои уличные триконы с заплатками на коленках.

– Да, пусть погуляет сегодня, – доносится крик бабушки с кухни. – А то опять своим свинцом весь стол кухонный испоганит. И так прожёг белый гарнитур. Пусть плавит его себе на улице, а я завтра вместо мебельного магазина дома пирожков напеку.

– Иди, – смягчившись, говорит отец, – но знай, я за тобой слежу, где бы ты ни был.

Но я, уже переодетый, завязываю кеды и, схватив с крючка олимпийку, бегу в сторону коридора.

– Только аккуратней там с костром, без всяких бомбочек. А то оторвёт обе руки, как тому пацану из четырнадцатого микрорайона.

– Хорошо, пап! – кричу я уже из подъезда, и, пулей, перепрыгивая через четыре ступеньки, несусь навстречу свободе.

* * * * *

– Привет, пацаны. Чё делаете?

– Чё, не видишь, перья жарим, сейчас есть будем, – отвечает мой сосед с пятого этажа Серёга. Он мой ровесник. Из-за того, что его родители алкоголики, его не сильно заставляют учиться, поэтому он проводит почти все время во дворе. Я завидую ему, мне бы так. Он всё знает про уличную жизнь.

– А зачем их есть? – сморщившись, спрашиваю я и оглядываю лица друзей. – Не разыгрывают ли они меня?

– Мне отец рассказывал, что во время войны, когда был голод, он маленьким пацаном собирал голубиные перья, жарил и ел их. Хочешь попробовать?

– Да, конечно. А где мне перьев взять? – соглашаюсь я, поняв, что отказаться шансов нет. Я ведь не девчонка и не трус.

– Вон, видишь, голубь дохлый валяется, это я его из своей воздушки подбил.

Рядом с голубем лежит гордость Серёги – его воздушка. Самая мощная воздушка, что я видел. Полуметровый ствол, сделанный из лыжной палки, обмотан синей изолентой, и заканчивается куском тонкой телескопической антенны. С другой стороны – длинный деревянный поршень и аж четыре слоя жгута. Заряженный железным шариком, такой ствол навылет пробивает две тетрадки. Вокруг костра, держа в руках по перу, стоит несколько пацанов, мои друзья и двое из соседнего дома.

– Чё, слабо?

– Чё это слабо-то? – гордо отвечаю я и выдергиваю из крыла мертвой птицы длинное перо.

Никто не решается первым есть перья, и Серёга сам приближается к огню. Пламя мгновенно обуглиливает мягкие бородки голубиного пера, превращая их в черные шарошки. Затем держит за ствол перо, обхватывет его губами, и, выдернув одним махом, оставляет черные, пахнущие гарью катышки у себя во рту.

– Есть можно, – заключает он. – Кто следующий?

Мгновенно несколько пар рук, в том числе и я, подпаливают перья, и, морщась, пережевывают пахнущие горелой шерстью горьковатые шарошки.

– Смотри, он выплюнул, – предательски кричит Санек из соседнего подъезда, увидев, как я морщусь и вытираю язык рукавом.

– Неженка, Базиль неженка, – наигранно, по-идиотски начинает ржать Санек и тут же получает от меня тумака по затылку.

– Еще раз назовешь меня Базилем, я тебе еще не так врежу!

С тех пор как прошел кинофильм «Приключения Буратино», все пацаны стали дразнить меня Базилем в честь кота Базилио, и это меня бесило больше всего. Когда меня так называли старшие и более сильные пацаны, я, краснея, терпел, но когда какой-то сопляк на полтора года младше меня позволял такое, я должен был показать, кто тут главнее. Добавив под общий смех Саньку пендаля под жопу, я постарался побыстрее сменить тему.

– Ну что, когда свинец-то плавить будем?

– А ты аккумулятор себе притащил с гаражей? – важно спрашивает Серега и подтягивает к костру старый треснувший аккумулятор с какой-то легковушки.

– У нас с Илюхой был один на двоих. Мы его со свалки вместе тащили. Да ведь, Илюх?

– Да, вместе, один бы я его не дотащил, – подтверждает мой толстый друг, что-то усердно жуя. – Будешь гудрон жевать? – вынув из кармана черный жесткий кусок, говорит он, протянув его мне.

– Давай, – соглашаюсь я и отправляю этот кусок в рот.

Все жвачки, привезенные летом моряком дядей Валерой, уже давно сжеваны, в магазинах их нигде не продают, даже зарубежные фантики от них уже давно сменяны на почтовые марки. Теперь остались одни только воспоминания о волшебном клубничном вкусе. Если бы гудрон можно было бы еще надувать, как жвачку. Ну да ладно, гудрон тоже можно жевать.

Подтащив свой аккумулятор ближе, Серега сливает с него на землю кислоту и ставит в костер.

– Кладите свои тоже рядом. Сейчас корпус пластмассовый оплавится, и тогда мы достанем из него свинцовые пластины. Пойдем пока за гаражи, консервные банки искать, а то в чем плавить-то собрались? В воздухе уже пахнет серной кислотой, и мы, закашляв, все вместе наперегонки бросаемся за гаражи.

За гаражами всегда можно найти все самое необходимое: любую проволоку, старые аккумуляторы, консервные банки и даже куски магниевых пластинок, которые искрят в костре, как салют.

Оказавшись вне зоны видимости своих окон, откуда нас контролируют родители, Серега достает из кармана пачку сигарет «Прима» и протягивает мне.

– Будешь? Я вчера украл у отца, пока он был пьяный.

– Не, я ни разу не курил, попадет ведь от родичей, если узнают. Но если дашь разок затянуться, то попробую. Я не делал это никогда, – отвечаю я и с опаской протягиваю руку.

Никто не осмеливается взять у него целую сигарету, но все соглашаются попробовать.

За гаражами пахнет машинным маслом и тухлой картошкой. Затянувшись, я сразу же так закашливаюсь, что, кажется, сейчас умру. Я кашляю, а из глаз у меня текут слёзы. Почти всех моих друзей касается такая же участь. Все кашляют и смотрят на Серегу как на героя, а он гордо выпускает дым колечками, как взрослый.

– Эх вы, сопляки. Вот я вчера со старшаками ходил кошек мучить, вы бы там вообще как девчонки обоссались бы. Мы вчера поймали кота, привязали ему к яйцам веревку, залезли на крышу девятиэтажки и сбросили его держа за веревку. Вот смеху то было когда оно орал и висел на яйцах! Правда они быстро оторвались у него.

– А не жалко было? – спрашиваю я, сморщившись от того, что ярко представил себя на месте бедного животного.

– Это только девчонкам и соплякам жалко. Взрослые мужики ничего не должны бояться! Тем более жалеть. Тем более котов! Пойдем свинец плавить, там поди уже обгорели корпуса аккумуляторов, – вдруг произносит Серега, сплёвывает, и бросив окурок, бежит к нашему костру. Все пацаны, в том числе и я, бросаются за ним с криком «кто последний – тот западло!».

Последний, как всегда – мой толстый друг Илюха. Развалившиеся свинцовые пластины испарили серную кислоту, и слегка оплавившись, уже ждут нас. Вытащив их из костра, мы ждём, пока они охладятся, чтобы потом переложить их в консервные банки. Там он были должны получить новую жизнь в виде здорового свинцового пятака размером с пятку. Хорошая свинцовая бита – символ успеха и демонстрирует твой статус во дворе. Если бы можно было сравнивать биту с автомобилем, то тот огрызок, что у меня, был бы «Запорожцем», но сейчас я готовился стать обладателем новой машины ВАЗ 2108. Эта новая машина была самой крутой, и я видел её вживую только один раз. Сегодня я отолью себе самую большую биту и выиграю у Серёги лучшие чики – «короля» и «королеву», крышки от чешского пива. Поссав на обуглившиеся свинцовые пластины, мы молча стоим, ожидая момента дележки свинца.

– А вы слышали, как в 14-м микрорайоне, возле кинотеатра «Шипка», одному пацану от самодельной бомбы руку оторвало? – прерывая тишину, спрашиваю я у всех.

– Чё слышать-то? Я сам знал его, – первым, как всегда, отвечает Серега. – Мы вместе хотели с ним сделать бомбочку, но у меня не было денег. Они на двоих с соседом, на 25 рублей, купили две с половиной тысячи коробков спичек, соскоблили с них серу и насыпали ее в старую раму от велосипеда. Только эти придурки решили молотком заплющить второй конец трубы. Вот теперь один без руки, а другой без глаз. Они хотели рыбу поглушить на озере. Жмот этот пацан был. Если бы меня взял бы в партнёры, сейчас с руками был бы. А может и хорошо, что у меня не было тогда денег на спички, вдруг это я сейчас без руки был бы. И вообще, как говорит мой батя, что толку без дела дураков вспоминать. Давайте я вас сейчас кулоны научу делать. Смотрите, какой у меня есть.

Засунув руку под олимпийку, Серега вытаскивает на свет необыкновенной красоты вещь. На веревочке вокруг шеи у него висит пластмассовый медальон, размером со столовую ложку, на котором тонким рисунком нарисована пальма на маленьком необитаемом острове, чайки, парящие в море, и солнце, заходящее за горизонт. Перед островом на переднем плане гордо выступают самые главные четыре буквы нашей страны – СССР.

– Ух ты! «Сам сделал?» — спрашивает кто-то.

– Еще бы. Я и не такое могу, – гордо отвечает Серега и снимает медальон с шеи. – Тащите каждый, кто хочет такой же, по большому целлофановому мешку, и я сейчас научу вас их делать.

Как по команде мы бросаемся к контейнерам с мусором, потому что только там всегда имеется этот материал.

Через пять минут мы уже стоим с палками, на концах которых привязаны целлофановые пакеты. Тем временем Серега, вытащив гнутую алюминиевую ложку, кладёт её на землю и поджигает свой пакет. Горящие капли плавивленного целлофана с жужжащим звуком заполняют ложку. Дождавшись, пока она полностью заполниться, Санёк бросает в огонь догорающий пакет и поднимает ложку с земли. Пластик быстро остывает, и, шлепнув её о камень Серёга извлекает гладкий красивый медальон.

– Теперь нужно иголкой нацарапать любой рисунок и потом потереть зубной пастой. Она забьётся в царапины и будет смотреться вообще ништяк.

– Чур я следующий делаю, – крикнул я, и первым сунул палку с мешком в огонь. Языки пламени быстро обхватывают его, и он течёт горящими каплями. Они падают, жужжа в полете, как бомбы из кино про военных летчиков. На мгновение я представляю себя пилотом, сбрасывающим на головы фашистов раскаленный пластик. Я набираю высоту, все выше и выше, лечу над вражеской территорией, бомбя врага. И вот я уже лечу над нашим микрорайоном. Как же красиво жить на окраине города! Дальше нашего микрорайона только дачи, ТЭЦ и нескончаемый лес. Две огромные, толщиной с наши пятиэтажки, трубы, испускают гигантские реки пара. На небе эти молочные реки, разрезая голубое небо, неторопливо плывут куда-то в сторону горизонта. Внезапно возникший откуда-то ветер пригоняет к нашему костру облако пыли и оно, набросившись на костер, заставляет его взметнуться красными мухами в небо, а нас – на мгновение зажмуриться и прикрыть рты. Сплюнув изо рта песок, я открываю глаза и первое, чему удивляюсь – отсутствию горящего пакета на конце палки. В следующее мгновение острая боль заставляет меня подпрыгнуть. Моя нога горит! Я горю! Вся икра моей ноги полыхает вместе с прилипшим мешком. О, ужас! Триконы уже прогорели, а огонь полыхает на моей коже. Я лихорадочно тушу ногу ладонями, но кипящий пластик мгновенно облепляет их, и теперь горят уже руки. Крича от боли, и упав на землю, я верчусь волчком, пытаясь потушить жгущее пламя. Как вкопанные, все стоят в ужасе, открыв рты, и только Серёга дико хохочет, как придурок, и кричит, что я похож на горящего ужа.

* * * * *

В перевязочной пахнет спиртом и мазью Вишневского. Мои растопыренные и раздутые от ожогов пальцы напоминают сейчас поджаренные сосиски, а на ноге огромный, во всю голень волдырь, запекшийся под корочкой застывшей черной пластмассы. Боль уже немного стихает, но всё равно каждое прикосновение медсестры, обматывающей меня бинтами, заставляет меня вздрагивать.

– До свадьбы заживёт, – констатирует доктор. – Но нужно будет попить антибиотики. – Это просто чудо индийской фармацевтики, заживет, и глазом не успеешь моргнуть. Всё, вот рецепт, выздоравливай и с огнем больше не играйся. – Следующий! – громко кричит он мне вслед.

В коридоре, сидящие в очереди на перевязку дети по очереди спрашивают меня дрожащими голосами:

– Ну как? Больно не было, когда зеленкой мазали?

– Не, ни капельки, – гордо заявляю я, и чувствуя себя героем.

Важно подняв голову, я иду впереди по узкому коридору в сторону выхода, за мной недовольно следует отец. С первым вздохом свежего уличного воздуха я получаю болезненный подзатыльник.

– За что? Я не специально! Оно само загорелось, – начинаю я оправдываться, сделав жалостливое лицо.

– А это тебе не за ожоги. Ты тут сам себя наказал за свою глупость. Это тебе за то, что за гаражами курил.

– Но я это…. я только разок затянулся, чтобы попробовать. Мне не понравилось! Честное слово.

– Вот поэтому всего один подзатыльник. Знай, я повсюду за тобой слежу. Иди давай домой, куряка.

Глава 1. Тюрьма

– Спокойно, без резких движений, все встаем и едем в полицейский участок. Доигрались? От семи лет до пожизненного теперь вам светит, – ехидно произносит черный, как негр, коп, с ушами, как у Уилла Смита. – Быстро сдали смартфоны и все, что у вас в карманах.

– Вот уж напугал, клоун, что ж не повешение то? – про себя произношу я, вытаскивая из кармана бумажник и телефон. За такую мелочь неделю максимум сидеть.

– Что делать-то будем? – обращается ко мне Костик, – У меня на телефоне блокировка не установлена.

– Мудак ты, – коротко отрезаю я, поднимаясь с кресла.

Подходя к двери, он пытается зачем-то выключить смартфон и получает оплеуху от копа. Сколько же их тут приехало? Аж восемь индусов и две бабы. Женщины полицейские, как обычно, страшные, как смерть, берут моих девочек под руки. По сравнению с Мирой и Наташей эти бабокопы выглядят, как две Бабы Яги. Девочек сажают в лифт, а мы спускаемся пешком. Нас фиксируют камеры на каждом этаже, и это хорошо. Так как нам не предъявили никаких обвинений и не показали ордер на арест от прокурора, значит, эти ублюдки пришли за деньгами. Видеокамеры докажут, что копы приходили без ордера на арест.

– Шеф, может быть, нам стоит поговорить? – обращаюсь я к самому старшему и самому важному.

– О чем нам говорить? – с пренебрежением отрезает он, – в участке поговорим.

Посадив нас на заднее сиденье маленькой полицейской машины, еще трое копов, сдавив нас как сардин в банке, втискиваются и с трудом закрывают дверь.

– Что делать-то будем? – тихо спрашивает меня Костя и тут же получает тычок в бок от полицейского.

– Не переговариваться, – рявкает он, стараясь выглядеть грозным, но его огромные волосатые уши делают его только смешнее.

Эх, надеюсь, сидеть в этот раз всего несколько дней. Сезон манго только начался, не хотелось бы его пропустить. Максимум, при самом плохом раскладе, учитывая, что я выпущен ранее под залог, меня могут закрыть на месяц. Так надолго будет обидно. Два самых лучших сорта манго – «мангурат» и «альфонсо» – уже отойдут. Похоже, сегодня будет дождь. Ужасная жара и духотища, еще от этих копов воняет, как от свиней, луком с масалой. Каждый из них, надув щеки, молча пялится в окна. Наверное, довольны собой, думают, что поймали большую рыбу. Да если бы не этот балбес Костя, хрен бы вы меня, придурки, взяли. Ума не хватило бы. Почувствовав легкий тычок в ногу, я вижу, как Костик показывает мне взглядом на пол под его ногами. Внизу, на резиновом коврике, лежит целлофановый пакетик с белыми кристаллами, грамм так на двадцать. Меня мгновенно словно ударяет током – МДМА, эти кристаллы я не с чем не спутаю. Лет так на двадцать тюрьмы! За них мне уже пришлось девять лет назад отсидеть в тюрьме. Увидев страх в моих глазах, Костик незаметно ногой задвигает пакетик под переднее сиденье. Это же пиздец какой-то! Одно из двух – или же кто-то из арестованных перед нами сбросил наркотики, или этот пакетик выпал у кого-то из копов, когда нас сажали. Навряд ли копы любят МДМА, они предпочитаю нюхать кокс, а этот препарат выгодно подкидывать. Взял со склада конфиската 10 грамм, и обвинение в коммерческом количестве у тебя в кармане. 10 лет тюрьмы. Не об этом ли говорил ушастый, угрожая пожизненным? Плохо. Даже не плохо, а хуёво. Опять я попался на том, что посчитал себя умнее, чем они. Ладно, чему быть того не миновать. Если что отсижу полтора года и получу технический поинт выйти под залог. Не буду впадать в панику, я знал, что переступаю закон. Может быть, еще пронесет. Может быть, какой-нибудь негр сбросил под сидение час назад этот пакет, а я уже паранойю.

Подъехав к полицейскому участку, копы с трудом открывают прижатые их тушками двери и вываливаются наружу, так и не заметив пакетика. За те 15 минут, что мы ехали, моя рубашка полностью взмокла от пота, словно я побывал под дождем. Рядом со входом, что-то жуя и тут же что-то высирая прямо на ступеньки, стоит корова. Ох уж эта Индия! Обходя кучу, я вижу ящерку. Обычно они не подпускают к себе близко, но у нее видимо совсем отсутствует инстинкт самосохранения. Я не наступаю на неё, но с таким жизненным подходом ей всё равно грозит полицейский ботинок. Шумные вентиляторы в кабинете периодически останавливаются вместе с отрубающимся светом. Менты зарабатывают на взятках огромные деньги, могли бы скинуться и купить себе в отдел кондей, но им видимо нельзя светиться своими черными деньгами, и от того они вынуждены так же, как и я, сидеть обливаясь потом, проклиная индийские электросети. В Индии полтора миллиарда населения – на всех электричества не хватает. Через полчаса привозят наших девочек и с ними еще Лену. Она-то тут что делает? Она же должна была приехать ко мне через час. Вот овца-то, вляпалась.

– Ты, знаешь кто это такая? – обращается один из копов ко мне.

– Не, не знаю, – включаю я дурака, – и вообще на каком основании вы нас арестовали? У вас есть ордер на арест?

– Знаешь что, умник, будешь строить дурака, я впишу тебе коммерческое количество наркотиков, уйдешь на десять лет. Повторяю, ты знаешь эту девушку?

– Да, она подруга моего друга, – говорю ему правду, в ужасе понимая свою уязвимость. – Но она тут совсем не причем.

– А почему ее голая фотка на смартфоне у твоего друга?

– Не знаю, – отвечаю я, бросая гневный взгляд на Костю, сидящего рядом и потупившего свой взгляд.

– Разблокируй свой смартфон, – произносит коп, беря со стола мой телефон.

– Не могу. У меня там много приватной информации, которая принадлежит, не только мне – фотографии, счета, пароли.

– Хмм, – фыркает с усмешкой он и откладывает его в сторону. – Нам и телефона твоего друга достаточно, чтобы усадить вас в тюрьму.

– Послушайте, Шеф, – обращаюсь я к копу, вот уже полчаса что-то пишущему напротив меня, – может быть, договоримся?

– О чем?

– У меня есть один лак.*

– Что? Один лак? Да ты в день зарабатываешь по лаку. Минимум пять лаков, да и то уже поздно, нужно было сразу, как только мы зашли предлагать. Где твой паспорт?

– У меня нет паспорта, он арестован с 2009 года по статье за наркотики. Я выпущен под залог и уже 9 лет нахожусь под следствием.

– Кто твой адвокат?

– Раджу.

– Хороший адвокат. Я ему сообщу.

– Костик, у тебя есть деньги? – шепотом спрашиваю я.

– У меня голяк, одни долги. Думал, сегодня себе на билеты в Россию заработаю.

– Ты готов взять на себя это дело? Я тебе адвоката проплачу и через недельку-другую ты выйдешь. Когда Сокола и Ару взяли с килограммом травы, они тут в этом участке дали ментам сто штук и те завели дело только на Ару. Так лучше для нас. Вдвоем мы организованная группа, так больше срок дают.

– Ну я не знаю...

Не дождавшись от него ответа, я предлагаю копу сто тысяч за то, чтобы я не фигурировал в этом деле.

– Я смотрю, ты тут самый умный, – ухмыляется коп, и подав знак другому, приказывает нас увести.

Соседняя комната напоминает зверинец. Вместо передней стены железная решетка и такая же дверь. Заставив нас снять обувь, впускают во внутрь, с шумом закрыв дверь. В полумраке на полу в позе эмбриона лежит какой-то индусик, улыбаясь с закрытыми глазами.

– Похоже нам ночевать с каким-то сумасшедшим.

– Да пофиг, лишь бы завтра отпустили.

Хочется в туалет, но темная комнатка без двери с дыркой для испражнения в полу ужасает, как преисподняя. В ней не убирались, наверное, уже сто лет.

– Что, допиздился ты? Хочу в тюрьму… готов посидеть, – язвлю я, вспомнив, как накануне Костик говорил, что готов от скуки посидеть в тюрьме.

– Да уж, и не верь потом в силу слова.

– Костян, вот если бы ты читал мою книгу, ты бы так не говорил. Девять лет назад я тоже от скуки сказал, что готов в тюрьме посидеть, и через несколько лет угодил на полтора года. Это Индия, страна чудес, тут мыслеформы материализуются очень быстро. Тогда в тюрьме, я написал свою первую книгу. Как бы вторую не пришлось тут писать.

Дверь в коридор открывается, и я слышу знакомый голос.

– Василий, ты, что, очередную книгу решил написать? – улыбаясь, говорит мой адвокат.

– Привет Раджу.

– Привет Василий, – протягивает мне руку сквозь решетку.

– Раджу, скажи, у нас ведь подзалоговая статья? Нас же выпустят скоро? – с надеждой в голосе произношу я.

– Смотря какая у вас статья. Если 420 или 430, то подзалоговая. А если 370, то плохо, там до пожизненного заключения, без права выйти под залог. – Какая у него статья? – обращается он стоящему рядом копу.

– Триста семидесятая, интернешенал хьюман трафик*– отрезает он, и в моих ушах появляется гул. – Пиздец!

– Но ты не волнуйся. Я буду за тебя драться в суде. Мы добьемся, чтобы статью перевели в подзалоговую. А сейчас подпиши этот договор со мной и расслабляйся. Теперь твоя свобода зависит только от меня.

Глава 1. Вася

Март 2014 года

Сегодня я принял решение попробовать с женой групповой секс. По-моему, сегодня я нашел неплохого кандидата на роль любовника для своей жены. Жена пока об этом не знает. Пришло время предложить его Оле. Страшно. А вдруг она меня разлюбит? У меня нет выбора. Это нужно сделать. Вот уже три года мы вместе, и сексуальные отношения становятся все хуже и хуже. Дошло до того, что я вынужден каждый вечер накуриваться, или напиваюсь до состояния кабачка, и все для того, чтобы избежать постели с любимой женщиной. Каждый день мне по-прежнему хочется секса, но не с ней, и не с кем-либо другим, а с той Олей, какой она была несколько лет назад. C тем невинным ангелом, которого я когда-то так трепетно воздвиг на пьедестал. А ангелов разве можно трахать? Правильно, нет, их можно только любить. Как ей, королеве лингамов, переспавшей за свои 35 лет с сотней мужчин, удается хлопать глазками, словно невинная принцесса? Нужно срочно найти ей партнера для оргии или же ее разорвет на кусочки от затянувшегося недоёба. Ее непрекращающиеся упреки в постели, постоянные жалобы, что я делаю что-то не так, почти довели ее до ручки. Меня-то все устраивает, мне есть чем занять мозги, нужно дописывать очередную книгу. На четвертом десятке жизни меня наконец-то приотпустили гормоны, теперь не нужно бежать за каждой юбкой, теперь эти самые юбки сами ходят кругами вокруг меня. Пришло время насладиться благостью сорокалетнего мужчины. Но Оля-то на 7 лет меня младше, и я помню, как сильно может надоедать зов природы, заставляющий поднимать жопу и искать на нее приключения. Даже не знаю, радоваться мне этому или нет. Вот уже несколько недель подряд я вижу у нее мутные рыбьи глаза вместо привычных радостных огоньков. Такие метаморфозы происходят у замужних, смирившихся с мыслью, что романтических секс-приключений с новыми партнерами у них больше не будет никогда. Месяц назад я видел свою любимую с горящими глазами, когда мы напились алкогольного коктейля с секс-стимуляторами. Тогда она, смакуя, рассказывала мне свою историю о том, как она впервые попробовала секс с двумя мужчинами. Слушая ее, я понял, что за этот блеск в глазах я готов отдать всё. Пусть они сверкают, какой бы ценой мне ни пришлось за это заплатить. Каждый день я выхожу на различные пляжи, чтобы найти дюжину русских туристов, любящих читать книги. Сегодня я продавал свои книжки на пляже Баги, что напротив знаменитого клуба Титос. Я не люблю этот пляж из-за огромного количества туристов, но считаю, что люди, любящие клубную музыку, чаще читают книги. Поэтому я там и охочусь. Проходя мимо очередного лежака, я заметил харизматичного парня примерно моего возраста. Длинные светлые волосы, высокого роста, голубые глаза, такой понравится любой девушке. Скорее всего когда-то он занимался спортом, но, видимо остепенившись в семейной жизни, отрастил небольшой животик. Это хорошо, не буду комплексовать по поводу своего большого пуза, – подумал я и подошел со стандартной фразой.

– Здравствуйте, книги любите читать? – познакомился, разговорились, продал ему книгу. Понравилось в нем то, что человек из наших, ищущий, начитан, образован, увлечен тайными эзотерическими знаниями. Так как у меня нет времени долго общаться, нужно продавать книги, отправил его к Ольге, караулящей мой рюкзак с книгами неподалеку. Я видел, как он жадно разглядывал мою Олю в те моменты, когда я подходил к ней, чтобы переложить книги из рюкзака в гигантские карманы моих штанов. Пока я продавал их лежащим неподалеку туристам, он, набравшись смелости, подошел к ней и стал о чем-то беседовать. Не знаю, что они там обсуждали, но забытое, сладкое чувство ревности, снова навестило меня, стряхнув пыль обыденности наших отношений. Я снова почувствовал, что страстно хочу ее. Не просто хочу, как хочет голодный тарелку щей, а как гурман хочет редкое экзотическое блюдо. Надо бы сегодня оставить силы на вечер, на этот десерт. Не знаю, решится ли Оля флиртовать с ним дальше, но приятная истома в низу живота говорит мне, что я на правильном пути.

Глава 1. Оля

Недавно в Гоа снова приехали наши друзья, Дима и Вероника. Они поселились рядом с нами, теперь мы соседи. Целый день эта парочка бегает вокруг нашей квартиры, то ругаются как заклятые враги, то милуются, то навсегда расстаются, то снова сходятся – все как у нормальных людей. Надоело, ничего нового. А я опять занимаюсь домашними делами, все как обычно, уборка, готовка. Снова собираемся ехать на пляж поторговать книгами. И так изо дня в день, изо дня в день...

В целом жаловаться мне не на что, я очень люблю Гоа, свою жизнь, своего мужа, нашу квартиру, друзей, которые приезжают сюда раз в год на несколько месяцев, а потом снова уезжают, люблю каждый новый сезон с его неповторимыми встречами и знакомствами... но... блин, что-то не то в моей жизни. Я пока не могу понять, что именно! Это такое странное чувство, когда у тебя все нормально, но