Маленький гид, большое путешествие

Страж

Я долго сидел перед белым листом бумаги, не зная, как выразить шепот моего сердца, этого маленького сердца, которое так много говорило мне и которое я так долго... не слушал.

Единственная обязанность, которая должна быть у человека, — это слушать свое сердце. И тем самым, быть может, ему удастся навсегда утолить... свою вечную и тайную жажду блаженства.

Мне понадобилось столько лет и напрасной боли, чтобы догадаться: мое терпеливое сердце, затаившееся в темнице несознания — источник огромного сострадания и любви, без добавок и красителей, которые убедили человеческое существо, которым я являюсь, в том, что существует нечто невообразимое, сотворенное из красоты и любви, истины и радости, спрятанное позади этой грустной и скверной шутки, которую мы называем... жизнью. Что-то, обладающее властью исцелять любую детскую боль, все слезы маленьких девочек, страхи маленьких мальчиков, раны войн и любви, детей тайно измученных, деревья насильственно срубленные и цветы незаслуженно растоптанные. Что-то, что своей мощью радости и любви стерло бы из наших темных и многострадальных воспоминаний тысячелетия варварства, которые мы прожили, несмотря на обещания лучшего и божественного мира, данные нашими учеными и религиозными мужами. Что-то, что было бы таким же простым, как ласкание кожи каплей дождя или улыбка бабочки, но таким же могущественным, как семя фикуса и все солнца наших галактик вместе взятые.

А почему бы не покончить с нашим рабством во власти хромированных машин, людей в черных галстуках, административной диктатуры и не положить начало свободе наших сердец, которые будут заливаться смехом, чтобы наверстать тысячелетия коматозного сна, навязанного им процессом эволюции?

О, определенно, это был бы мир, где ложь блистала бы своим отсутствием, где любовь захватила бы нас своей мощью и где радость стала бы, наконец, не жалкой совокупностью наших наслаждений, а чем-то другим. Мир, где истина правила бы, а красота была бы ее лучшей подругой, мир, где улыбка была бы объявлением законной любви, а луч солнца — международной валютой, мир, где лягушки имели бы право философствовать, а люди — дышать не отравленными молекулами, а чем-то другим. Мир, где слезы были бы от радости, волны — из нежности, чувства — из музыки, а камни — из мягкости.

Кувырки нашей человеческой клоунады были бы навсегда заменены танцем ветра и пением времен года. Мир, где жизнь обновлялась бы каждое мгновение и где смерть была бы всего лишь грустной легендой, невозможной и невероятной.

По правде говоря, скорее всего, пингвину проще спеть оперу, чем мне описать мир будущего, используя единственный инструмент выражения — языковой шум.

Мое сердце мне подсказывает, что это будущее уже существует и что оно находится не во времени, а, скорее, в другом «состоянии сознания» (?!). Мое сердце мне говорит также, что доступ к этому будущему оберегается грозным стражем, который, видимо, получил приказ (и орудие его исполнения) от высшего Божества запрещать любому мошеннику, шулеру, обманщику, притворщику и другим высокопоставленным лицам этой братии переселяться в это незапятнанное будущее. Одно лишь чистое существо, видимо, способно пересечь порог двери, ведущей к этой истинной земле, не... умерев.

Я должен признаться, очень тяжело увидеть в этом страже кого-либо, кроме смертельного и жестокого врага. А эффективность и безошибочность, с которыми он выполняет свою работу, несомненно делают его в наших глазах таким же симпатичным, как гангрена!

Этот очаровательный персонаж рождается вместе с нами и наполняет своим присутствием первые биения нашего сердца, но, видимо, не умирает с нами, ибо он трудится уже очень, очень давно. На самом деле, он так тесно с нами переплетен, что большую часть времени его присутствие отражает лишь наш собственный образ. У него тысячи лиц и столько же голосов, но чаще всего он использует именно наше лицо и наш голос.

Но его истинный талант состоит в способности проявлять каждую вещь в свете того, чем она на самом деле является. Наши мысли превращаются в грохот, наши мольбы — в насмешку, наша радость — в грусть, наши устремления — в желания, наши надежды — в отчаяние, наше хорошее здоровье — в неизлечимую болезнь и наша жизнь — в смерть. И пока мрачный смертельный голос будет продолжать нашептывать каждой клетке нашего доверчивого тела, что единственная возможная жизнь, которую оно заслуживает, есть лишь мимолетное мгновение, летящее в вечность, грозный страж, внимательный и бесстрастный, не прекратит физически прогонять нас.

И все же, и все же я уверен, что в самой глубине человеческого сердца сокрыто присутствует капля жидкого ЗОЛОТА, горячая, постоянно и неумолимо разрастающаяся. И подобно тому, как никакая сталь не способна остановить поток лавы, никакая темная сила не может ни помешать, ни остановить светящийся рост этого живого горячего золота.

Неизбежно придет тот день, когда человек впервые усядется у пламени звезд и засмеется от своей свободы, а экстаз золотистой радости навсегда очистит каждый атом его тела от смертельной тени, которая считала себя вечной.

Так начнется история жизни.

Если правда то, что сейчас у нас больше нет силы преодолеть за один шаг внушительное расстояние между нами и нашей землей истины, то точно так же правда и то, что ничто в мире не обладает властью помешать нам сделать несколько маленьких шажков, один за другим, в этом направлении.

Дорогой (-ая) читатель или читательница, позвольте мне простую радость немного пройтись с вами.

Вводная пауза: здравствуйте, меня зовут «Пауза» и подобно пивным барам я ни полезная, ни поучительная, я просто предлагаю вам возможность немного расслабиться и передохнуть, с которой вы можете поступать как вам угодно. Однако, если вы желаете продолжать свое чтение без помех, автор решительно советует вам «промотать» до «к.п.», что означает «конец паузы» и отмечает, тем самым, окончание этого неудобства. Спасибо, что пришли, и приятного чтения. К.п.

ГЛАВА 2

Зачем

Я совершенно не претендую на обладание ключом к загадке, которой мы являемся, и еще меньше претендую быть писателем. Как и вы, я всего лишь еще один заключенный в этой маленькой планетарной клетке.

У меня есть номер паспорта, который это доказывает, и приговор к смерти, который это подтверждает.

Я стучался в столько дверей, пытался множество раз сбежать и так много звал в надежде, что меня освободят, что я ускользну или что мне просто-напросто позволят выйти.

Только моя наивность может сравниться с моей беспомощностью.

Напрасно я оплакивал свое отчаяние, выл от одиночества и проклинал эту несправедливость.

За совершение первого и единственного акта рождения я был приговорен к жизни, или, точнее, я был приговорен к смерти за совершение преступления (?) рождения.

Даже не объяснив мое прегрешение, едва только легкие освободились от амниотической жидкости, приговор обрушился словно лезвие гильотины.

Только появившись на свет, мое существо вскричало: «Зачем?» Зачем... Это слово, которое вцепилось в меня, которое я до сих пор не могу произнести и которое моя жизнь попытается прояснить.

И с моим заточением «планетанциарные» власти сообщили мне правила и кодекс поведения, которым по непонятной причине я должен был следовать: «Ты будешь обязан служить своему эго, отвечать на свои импульсы, слушаться своих мыслей и послушно умереть. Знай также, что даже если ты попытаешься нарушить эти обязательства, часовые страха без малейшего затруднения напомнят тебе, что ты — всего лишь обычный смертный, который ждет своего часа».

Одинокий, запертый в нескольких квадратных метрах кожи, я отвлекаю себя как могу в ожидании смерти.

Одинокий в своей клетке, я мечтаю о бессмертии и бесконечности.

Зачем, хотел бы я спросить, нам было дано время, которое одалживает, если есть бесконечность, которая отдает? Зачем, мне хотелось кричать, призрачные решетки отделяют нас от этой бесконечности, которая освобождает? Неужели чудо и свобода, голубое небо и красота запрещены для нас навеки?

В нас столько слез и печали на квадратный метр нашей кожи. Разве нет никакого высшего божества, которое из любви помиловало бы нас за преступление, которого мы не совершали, но из-за которого у нас все отобрали?

Неужели мы останемся навечно проклятыми в галактическом предместье на окраине бесконечности? С единственной целью существования — обязанностью отбывать пожизненное заключение за отвагу однажды родиться?

И в тот день, когда боль стала слишком огромной, а бессилие — вездесущим, глубоко в сердце существа зажегся маленький свет. Маленькое пламя, которое казалось таким хрупким и уязвимым в недрах черной беззвездной ночи моей боли и одиночества. Вместе с надеждой я потерял и привычку к свету, и мне понадобилось время, чтобы осознать, что этот свет что-то освещал. Он освещал дверь.

Приоткрытую дверь.

Эта книга — не является ли она всего лишь рассказом о побеге?

ГЛАВА 3

Кану