Джентльмены против игроков (Dzhentl'meny protiv igrokov)

цепочки.

Джентльмены против игроков

сборник

Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга»

2018

© Григорий Панченко, составление, 2018

© Depositphotos.com / inxti74, обложка, 2018

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2018

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2018

ISBN 978-617-12-5687-3 (epub)

Никакая часть данного издания не может быть

скопирована или воспроизведена в любой форме

без письменного разрешения издательства

Электронная версия создана по изданию:

Найкращі детективні історії від популярних американських і британських письменників. Класичні сюжети, улюблені герої, несподівані повороти подій, похмурі таємниці, злами, грабунки — справжня детективна романтика. Персонажі, що стали еталоном детективу — Шерлок Голмс, Бульдог Драммонд, Філо Ґабб. Справжні герої, яким до снаги розкрити будь-який злочин, і геніальні шахраї, котрі вправно обдурять навіть славетного сищика; леді-детективи й підлітки, що розплутують надскладні кримінальні схеми; комічні сищики й сищики-священики… Пориньте у дивовижний світ, де доведеться розгадувати цікаві загадки і будувати логічні ланцюжки.

Д40 Джентльмены против игроков : сборник / А. К. Дойл и др. ; сост. Г. Панченко ; пер. с англ. — Харьков : Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», 2018. — 400 с.

ISBN 978-617-12-5395-7

Самые лучшие детективные истории от популярных американских и английских писателей. Классические сюжеты, любимые герои, неожиданные повороты событий, мрачные тайны, взломы и грабежи — настоящая детективная романтика. Персонажи, ставшие эталоном детектива — Шерлок Холмс, Бульдог Драммонд, Фило Габб. Настоящие герои, которым под силу раскрыть любое преступление, и гениальные мошенники, которые ловко обманут даже самого знаменитого сыщика; леди-детективы и подростки, распутывающие сложнейшие криминальные схемы; комические сыщики и сыщики-священники… Погрузитесь в удивительный мир, где придется разгадывать интересные загадки и строить логические цепочки.

УДК 821-312.4

Перевод с английского

Дизайнер обложки Сергей Ткачев

1

Неканонический детектив

Сапер (Герман Сирил Мак-Нейл)

Сапер — псевдоним (впрочем, даже не совсем псевдоним) Германа Сирила Мак-Нейла, а Бульдог Драммонд — центральный персонаж этого автора на протяжении добрых семнадцати лет, с первых месяцев большой литературной славы, обрушившейся на Мак-Нейла в 1920 году, до его смерти в 1937-м. И писатель, и его литературный герой — люди весьма своеобразные: приключения Драммонда, несмотря на их бешеную популярность вплоть до 1950-х годов, вот уже многие десятилетия не переиздаются из-за сугубой неполиткорректности.

Мак-Нейла и вправду частенько «заносило», пусть не в этом конкретном рассказе, а главным образом в романах («бульдожья» серия включает свыше двух десятков романов — и лишь считанные рассказы). Строго говоря, многие британские писатели, активно работавшие в ту пору, демонстрировали довольно-таки высокий уровень ксенофобии — расовой, классовой и национальной. На уровне «бытового шума» он присутствует и у тех, от кого, казалось бы, этого совсем не ждешь: у Честертона, Агаты Кристи — по крайней мере, в ранних ее вещах… После Второй мировой войны у нее, как и у большинства ее коллег по перу, мировоззрение существенно изменилось; надо думать, и Мак-Нейл, доживи он до этих лет, совершил бы подобную эволюцию, но, может быть, в меньшей степени. Ведь ему и в 1920-х — 1930-х годах частенько случалось выходить далеко за пределы общепринятых в ту пору норм корректности. За это его, конечно, хвалить не приходится, однако можно найти если не оправдания, то смягчающие обстоятельства.

Суть в том, что для Мак-Нейла именование «Сапер» — даже не псевдоним, а фронтовая специальность времен Первой мировой войны. Перо ему впервые довелось опробовать во время вынужденных отпусков: то по ранению, то после отравления ядовитыми газами, последствия которого ощущались на протяжении всей его жизни и в конце концов преждевременно свели его в могилу… Офицерам-фронтовикам, согласно правилам британской армии, не разрешалось публиковаться под своим именем, так что лейтенант, а потом и капитан Мак-Нейл выбрал «окопную маску» соответствующего профиля.

Такая биография позволяет снисходительнее относиться к тому, что современники называли «вспышками агрессивного патриотизма». Добавим, что биографии у автора и персонажа во многом совпадают: капитан Хью Драммонд по прозвищу Бульдог (если уж вцепится, то не отпустит) воевал в инженерных войсках на самом переднем крае, неоднократно был ранен, получил очень высокие награды, присуждаемые именно за личное мужество в бою (ордена «Военный крест» и «За выдающиеся заслуги»: сам Мак-Нейл, по правде говоря, удостоился лишь первого из них), а после войны заскучал — и… Вот тут обозначается основное расхождение: Драммонд собрал фронтовых друзей и организовал детективное агентство, специализирующееся на поимке не обычных преступников, а главным образом вражеских агентов, направленных то лелеющей реваншистские планы Германией, то большевистским СССР, то далеким Китаем, а то даже и какими-то загадочными международными организациями; Мак-Нейл же предпочел обо всем этом писать.

Некоторые из противников Драммонда напоминают злодея-профессора Мориарти и модного в те же годы доктора Фу Манчу, криминального гения китайского происхождения. Сам же Бульдог, как хорошо известно, послужил прототипом Джеймса Бонда. Это тот самый, ныне не слишком любимый западными читателями образец джентльмена с бурным прошлым, который регулярно пьет крепкие напитки, но при необходимости бьет тоже очень крепко, пользуется большой популярностью у прекрасного пола, честно играет, без колебаний стреляет на поражение… Словом, типичный строитель и защитник Британской империи. Он занимается рискованными видами спорта, всегда верен дружбе, особенно фронтовой, однако порой творчески относится к официальным законам, соблюдая скорее их дух, чем букву. А стилистика литературных повествований о нем обычно включает жесткую или даже жестокую, почти циничную усмешку.

Пожалуй, сегодняшняя эпоха подходит этому персонажу заметно больше, чем совсем недавняя, полностью его отторгавшая.

Тринадцать свинцовых солдатиков

[1]

— Не трогай их, дядя Хью, они пока не высохли. Мистер Стэдмен сказал, что раскрасит еще, когда вернется.

Хью Драммонд, названный дядей лишь из вежливости, взглянул на сидящего на полу мальчика. Вокруг царил неизменно сопутствующий маленьким детям беспорядок, обычно создаваемый чем угодно: разбросанными повсюду игрушечными поездами, самолетами, мохнатыми жуками. На этот раз центральное место в нем занимали солдатики, окруженные красками, кисточками и лужицами разноцветной воды. Вдобавок здесь лежали коробки с пехотинцами, кавалеристами и артиллеристами одинакового тускло-серого цвета, в то время как на подносе сияли великолепными алыми мундирами свежевыкрашенные герои.

— Мистер Стэдмен сказал, что раскрашивать их самому гораздо интересней, — объяснил счастливый обладатель этого сокровища. — А еще он сказал: не важно, что они пока не в полной форме.

— Я согласен с мистером Стэдменом, Билли, — кивнул Драммонд. — Алый цвет смотрится лучше, чем хаки, правда? Бравые горцы со своим верховым генералом.

— Да, у меня еще есть такие. Это горцы Кэмерона[2].

— Нет, дружище, не кэмеронцы. Это могут быть гордонцы.

— А мистер Стэдмен сказал, что кэмеронцы, — стоял на своем мальчик. Затем он обернулся к вошедшему в комнату высокому темноволосому человеку и добавил: — Разве вы не так сказали?

— Что я сказал, Билли?

— Что это горцы Кэмерона. А то дядя Хью говорит, что они гордонцы.

— Только после того, как их раскрасили, сынок, — уточнил Драммонд. — А до этого они могли быть из любого другого полка.

— Но мистер Стэдмен уже их раскрасил и сказал, что это горцы Кэмерона. Почему они не могут быть кэмеронцами?

— Потому что у них килты другого цвета, дружище. Я мог бы с большой натяжкой допустить, что это горцы Сифорта, но, увы, никак не Кэмерона. Видишь, этот килт кажется темно-зеленым или даже черным, а у полка Кэмерона он должен быть строго красным.

— Да вы, как я погляжу, истинный шотландец, — улыбнулся Стэдмен, но Драммонд не заметил за этой улыбкой ни капли дружелюбия.

— Я даже говорю «дабрый вачер», — спокойно ответил он.

— И все же не стоит забивать ребенку голову такими пустяками, как цвет килта.

Драммонд поднял брови с еще менее дружелюбной улыбкой.

— Не думаю, что будущей карьере мальчика существенно повредило бы, если бы он сказал, что архиепископ Кентерберийский проповедует в пурпурной пижаме, — заметил он. — Однако же, если вы раскрашиваете солдатиков и тем самым просвещаете ребенка в военных вопросах, то такие мелочи, как отделка мундира и правильный цвет килта, отнюдь не лишние.

Он прикурил сигарету и подошел к окну.

— Дождь кончился. Пожалуй, пойду прогуляюсь. Полагаю, сильные мира сего еще не закончили совещаться?

— Еще нет, — коротко ответил Стэдмен, и Драммонд с задумчивым видом вышел из комнаты.

«Один из тех неприятных людей, — размышлял он, — кто не желает признавать свою неправоту. Но, возможно, он просто не разбирается в том, чем сейчас занят».

— Элджи, старый сорняк, ты не проводишь меня в деревню? — обратился он к Лонгуорту, сидевшему в холле. — Думаю, вечернюю газету уже доставили, и мне не терпится узнать, не проиграл ли я в пятнадцатый раз подряд. Скажи мне, — продолжил Драммонд, когда они вышли на подъездную дорожку, — что ты думаешь о парне по фамилии Стэдмен?

— Ничего не думаю, — ответил Элджи, — пока у меня есть такая возможность. А в чем дело?

— Я просто спросил. Мы немного поболтали с ним о килтах и прочих пустяках, и сомневаюсь, чтобы он остался доволен разговором. Кстати, не странная ли это забава для взрослого мужчины — раскрашивать солдатиков?

— Странная. Но мальчику он, похоже, нравится. И я считаю, что он сделал доброе дело, когда съездил в Манчестер за новой партией некрашенных солдатиков. Так что там с килтами?

— Ничего особенного, — ответил Драммонд и, остановившись, оглянулся назад. — Как все-таки хороша эта старая громадина.

Мрачные башни и зубчатые стены замка Оксшотт четко очерчивались лучами клонящегося к западу солнца. С обеих сторон его обрамляли деревья, такие же древние, как и само здание. Перед ним лежало озеро, безмятежное и гладкое, как стекло. Пока они любовались этой картиной, из парадной двери вышли четверо мужчин и один за другим пересекли подъездную дорожку.

Даже с такого расстояния их было нетрудно узнать. Впереди шел сухощавый и седой хозяин замка, семидесятилетний лорд Серл вместе с французом графом де Динаром. За ними в облаке сигарного дыма, почти неподвижно висевшего в воздухе, следовали бельгиец Метерен и сэр Чарльз Доркинг. Когда все они скрылись за углом замка, Драммонд коротко рассмеялся.

— Знаешь, Элджи, это странно, если вдуматься, — сказал он. — В тот момент, когда возможно, решается судьба Европы, Стэдмен раскрашивает игрушечных солдат для Билли, а мы с тобой пытаемся выяснить, кто победил в «Два-тридцать»[3].

Элджи с беспокойством посмотрел на него.

— Сейчас ты начнешь цитировать Эллу Уиллер Уилкокс[4], приятель, — заметил он. — Что бы тебе точно не помешало, так это большая кружка пива. С чего ты вдруг так разволновался?

Драммонд, прищурившись, наблюдал за дорожкой, ведущей к сторожке привратника.

— Эту походку я узнаю где угодно, — сказал он. — Готов съесть свою шляпу, если это не наш добрый друг Эндрюс из Скотланд-Ярда. Но какого дьявола он здесь делает?

Они прибавили шагу и несколько мгновений спустя встретились с инспектором.

— Добрый вечер, джентльмены! — воскликнул тот. — Я надеялся найти вас здесь.

Драммонд удивленно взглянул на него.

— Очень мило с твоей стороны, старина, — сказал он. — И мы тоже рады тебя видеть. Но могу я спросить, откуда ты узнал, что мы здесь?

— Я так и думал, что ты об этом спросишь, — невозмутимо ответил Эндрюс. — Когда мы обсуждали этот прием с его светлостью, выяснилось, что он хорошо знаком и с тобой, и с мистером Лонгуортом. Поэтому я и предложил прислать вам приглашение на уик-энд.

— Еще раз очень мило с твоей стороны, — повторил Драммонд, удивляясь все больше. — Но зачем?

— Потому что мне может понадобиться ваша помощь, — спокойно объяснил инспектор. — Как насчет пинты пива в «Ячменной скирде»? Заодно расскажу вам, что к чему.

— Хорошая мысль, а главное — смелая, — одобрил Драммонд. — Между прочим, ты не знаешь, кто победил в «Два-тридцать»?

— Лунный Свет. А второй — Снайпер.

— Черт побери, еще пять фунтов псу под хвост! — проворчал Драммонд. — Скоро я стану известен как лучший друг букмекеров.

Они зашли в бар, оказавшийся совсем пустым.

— Как насчет того столика в углу? — предложил Драммонд. — Откровенно говоря, Эндрюс, мне очень хочется узнать, почему вы с лордом Серлом обсуждали этот прием.

— Думаю, капитан Драммонд, тебе известно, — начал инспектор, как только они расселись, — какие жизненно важные вопросы решают сейчас политики Англии, Франции и Бельгии.

— Да, известно, — ответил Драммонд.

— А раз так, тебя, случайно, не удивило, что под каждым кустом вокруг замка Оксшотт не прячутся репортеры?

— До этого момента не удивляло, — признал Драммонд. — Но теперь, когда ты спросил, мне стало интересно.

— Их там нет потому, что встреча проходит в глубокой тайне, — продолжил Эндрюс. — Газетчики, разумеется, пронюхали, что Метерен и граф де Динар находятся сейчас в Англии. Они также понимают, что эти двое приехали не для того, чтобы наслаждаться английским климатом, а для неотложной встречи с сэром Чарльзом. И поскольку государственные деятели стремились избежать огласки, по предложению лорда Серла был устроен этот прием. Весь план хранился в полном секрете, и отсутствие здесь репортеров подтверждает, что мы поработали на славу.

Он замолчал и отпил из своей кружки, а его слушатели ожидали продолжения.

— Да, мы поработали на славу, капитан Драммонд, — повторил он. — Учитывая интерес газетчиков, это был настоящий подвиг. Но успех оказался не полным. Некий человек узнал об этой встрече четыре дня назад.

— Если даже и так, то он, похоже, сохранил эту информацию для себя, — отметил Драммонд. — Кстати, а как выяснилось, что ему все известно?

— Я к этому и веду, — ответил Эндрюс. — Четыре дня назад, отправляясь на службу, я был уверен, как только может быть уверен человек, что все в полном порядке. О предстоящем уик-энде знали только сам лорд Серл, троица встречающихся политиков и их личные секретари — мистер Стэдмен и двое других. Ну и я, разумеется, тоже. Всю подготовительную работу я проделал сам, и, как я уже говорил, был уверен, что все прошло гладко. Так что можешь представить мои ощущения, когда я со второй почтой получил письмо, развеявшее мой оптимизм в клочья. На конверте не стояло ни даты, ни адреса, и, разумеется, письмо не было подписано. В нем говорилось: «Берегите графа де Динара в Оксшотте. Оружие не поможет».

Инспектор сделал еще один глоток.

— Коротко, но емко, согласитесь, — продолжил он. — И это был жестокий удар для меня. Отыскать автора мы, конечно, не смогли бы, даже если бы имели в запасе больше времени. То, что мы считали полным секретом, на самом деле вовсе им не было. Поэтому я поспешил к лорду Серлу. Какие меры мы должны предпринять — отложить встречу или сделать что-то другое? Но перенос сроков исключался сразу: мистер Метерен в понедельник возвращается в Брюссель. Встретиться раньше тоже оказалось затруднительно, поскольку граф как раз улетел в Париж и должен был вернуться лишь ночью накануне встречи. Так что мы решили ничего не менять. А поступить так, как предложил анонимный автор письма: обеспечить безопасность графа. И когда я узнал, что лорд Серл знаком с вами обоими, то набрался смелости и предложил пригласить вас. Методы капитана Драммонда не всегда бывают законными, но ты — один из тех немногих, кому я доверил бы прикрывать свою спину, если бы сам нарвался на неприятности.

— Очень приятно это слышать, — сказал Драммонд. — Считай, что я в игре.

— Проблема в том, что я понятия не имею, что это за игра, — признался Эндрюс.

— Возможно, это письмо — всего лишь розыгрыш, — вставил Элджи.

— Возможно, но маловероятно, мистер Лонгуорт. И даже если так, это не отменяет факта, что кто-то, преднамеренно или нет, выдал тайну. Нелепо предполагать, что это письмо мне отправил кто-либо их семерых посвященных. Нет, я не думаю, что это розыгрыш. Уверен, что это и в самом деле предупреждение, посланное кем-то, кто знает о предстоящей встрече и о возможном покушении на жизнь француза, отчего ему совесть не дает спать спокойно. Видите ли, не такой уж и большой секрет, что очень многие во Франции, да и в других странах тоже вздохнут с облегчением, если графа уберут с дороги.

— А сам граф знает? — спросил Драммонд.

— Знает. И плевать хотел на все это. Он считает, что если в его положении обращать внимание на каждую такую угрозу, то лучше сразу выбросить белое полотенце. И в целом он прав. Но нам с лордом Серлом меньше всего хотелось бы, чтобы это произошло именно здесь.

— Само собой, — согласился Драммонд. — Думаю, ты прихватил с собой нескольких парней?

— Четверых, — ответил Эндрюс. — Они сейчас в парке, а вечером будут дежурить в замке.

— «Оружие не поможет». Интересно, что это может означать. Яд?

Инспектор пожал плечами.

— Может быть, но только в том случае, если он будет есть или пить что-то особенное, а не то, что и все остальные гости.

— И на том спасибо, — усмехнулся Драммонд. — А как насчет слуг?

— Они много лет служат его светлости. К тому же трудно представить, что это письмо написал кто-то из них. Это означало бы, что лорд Серл сам проявил неосторожность, иначе они не смогли бы ничего узнать.

— И все-таки кто-то проговорился, — заметил Драммонд. — И учитывая все то, что ты сказал, это должен быть один из вас восьми.

— Лично я уверен, что это сделал сам граф, — сказал Эндрюс. — Неумышленно, конечно. Он из тех, чья храбрость граничит с безрассудством, когда речь идет о его собственной безопасности. Но при этом он готов сегодня вечером подчиниться некоторым мерам предосторожности, нравятся они ему или нет.

— Это тоже страшная тайна? — спросил Драммонд.

— Только не от тебя, — ответил Эндрюс. — Хотя мне и не хотелось бы, чтобы ты рассказал кому-то еще. Он не будет ночевать в той комнате, которую занимает сейчас. Он переоденется к ужину, но когда отправится спать, в комнате перегорят пробки. Или же лорд Серл объяснит ему все прямо. Граф перейдет в детскую, и один из моих людей всю ночь будет дежурить у его двери. А я займу комнату графа, и тогда мы, возможно, что-нибудь узнаем.

— Похоже, ты относишься к этому со всей серьезностью.

— Конечно. Но, в любом случае, я тоже буду осторожен. Думаю, что моя идея, при всей своей простоте, обеспечит максимальную надежность при минимуме неудобств. Если угроза придет снаружи, то о ней позабочусь я, если изнутри, то у нее на дороге окажется один из моих людей.

— А что должны делать мы?

— Держите глаза открытыми весь вечер и отмечайте все, что покажется подозрительным. Если я вам понадоблюсь, то ищите меня в одной из гостиных. Если фраза «оружие не поможет» подразумевает, что они применят грубую силу, вам не нужно объяснять, что делать, — добавил он с усмешкой и поднялся из-за стола. — Нет, спасибо, второй не надо. Я должен проверить, что делают мои мирмидонцы[5]. Надеюсь, мы еще увидимся.

— Так вот почему нас удостоили такой чести, — сказал Драммонд, как только за инспектором закрылась дверь. — Я надеялся, что им понадобилась моя консультация по важным государственным вопросам, но жизнь полна разочарований. Однако, раз уж мы должны проявить ловкость Шерлока Холмса, нам потребуется еще пиво. А потом придется ковылять назад. Но вот что мне непонятно, — продолжил он, когда перед ним поставили новую кружку с пивом. — Почему автор этого послания изъясняется намеками? Почему этот диккенс, взяв на себя труд написать письмо, не сказал больше? Может, он сам толком ничего не знал или его беспокоило что-то другое?

— Вот потому-то я и решил, что это розыгрыш, — заметил Элджи.

— Ты все врешь, старый плут, — невозмутимо ответил Драммонд. — Ты даже не думал об этом, пока я не сказал. А теперь допивай свое пиво и вытри подбородок. Тебе нужно вернуться и сменить манишку. И ради всего святого, не рассказывай старине Динару о своих французских похождениях, иначе принятые Эндрюсом предосторожности окажутся напрасными. Хотя должен признать, — зловеще добавил он, — что такая смерть была бы милосердным избавлением от необходимости выслушать твой рассказ.

Трудно было вообразить другое место, столь же мало подходящее для мыслей о насилии и убийствах, как замок Оксшотт тем вечером. Ужин накрыли в большом банкетном зале, а угощение делало честь даже знаменитому шеф-повару лорда Серла, да и разговоры за столом текли на удивление свободно. Дипломатам понадобилось время, чтобы осознать причину, по которой на ужине присутствовали Драммонд и Элджи. По общему молчаливому согласию, никто не позволял себе никаких намеков на письмо тревожного содержания. Граф, похоже, принял Элджи за умственно отсталого родственника — этакий скелет в семейном шкафу, а Драммонда — за хранителя этой тайны. Однако все вышесказанное не помешало французу отпустить два-три замечания, за которые на Флит-стрит уплатили бы не одну тысячу. Метерен не многим уступал Динару в откровенности.

Женщин за столом не было, и никаких других гостей также не приглашали. По ходу ужина Драммонда так захватили проблески маленьких человеческих слабостей, обычно тщательно скрываемых людьми, стоящими у руля государства, что он едва не забыл, зачем здесь находится. Но задернутые якобы для защиты от комаров портьеры и неподвижные силуэты за ними по обеим сторонам открытого окна вернули его к реальности. Эти были силуэты двух сотрудников Эндрюса, и еще двое стояли за дверями.

Драммонд сидел между бельгийским министром и Марком Стэдменом, который, похоже, полностью избавился от утренней неприязни к нему.

— Я и представить себе не мог, капитан Драммонд, — произнес Стэдмен за портвейном, — что вы настолько дружны с лордом Серлом.

— Я бы так не сказал, — улыбнулся Драммонд. — Просто мы с его сыном, который женат на моей кузине, вместе были в Сандхерсте[6], а старик пару раз приглашал меня пропустить по глоточку. И теперь маленький Билли зовет меня дядей.

— В самом деле? А я поначалу принял вас за неофициального телохранителя, нанятого для нашего гостя.

— И совершенно справедливо. Если бы не это анонимное предупреждение, меня бы здесь не было.

— И что вы о нем думаете? — спросил Стэдмен.

— Ничего не думаю, — откровенно признался Драммонд.

— Перед ужином я встретил инспектора Эндрюса, — заметил Стэдмен. — И мне показалось, что он тоже в полном недоумении. Однако он предпринял все возможные меры предосторожности. Не будет ли нескромно с моей стороны спросить, какова ваша роль?

— Ничуть, — ответил Драммонд. — Поскольку Эндрюс и его помощники не могут присутствовать на ужине, моя задача состоит в том, чтобы подмечать любые странности.

— Но что может случиться? — с удивлением улыбнулся Стэдмен. — Это похоже на остросюжетную пьесу: секретные лучи смерти или что-то еще столь же смехотворное.

— Да, разумеется, — согласился Драммонд. — Признаться, все это кажется чрезвычайно далеким от происходящего за столом.

— И все же, — глубокомысленно произнес Стэдмен, — просто удивительно, какую помощь может оказать преступникам наука, пусть даже это и противоречит только что сказанному мной.

— Точно так же она способна помочь и раскрытию преступления, — возразил Драммонд.

— Не знаю, не знаю. Я готов согласиться с вами, если брать в расчет обычные, примитивные преступления. Но в этих случаях злоумышленники не используют достижения науки, в отличие от полицейских. Я же говорю о преступлениях высшего порядка, каковым вынужденно стало убийство.

— Что значит «вынужденно»?

— Пусть даже грабители или, к примеру, фальшивомонетчики прибегают в своем деле к науке, но получить вознаграждение они могу только тем способом, который к науке не имеет никакого отношения. Они должны обратиться к скупщику, чтобы обменять у него свои поддельные пятаки. И поскольку эта процедура избавления от своего добра почти не изменилась с прошлого века, преступники на ней и попадаются. С убийством все иначе.

— Может быть и так. Но со времен Каина и Авеля одна вещь неотделима от убийства, и никакая наука не сможет это изменить. Мотив.

— А если предположить, что никакого мотива нет?

— Значит, убийца — сумасшедший, — ответил Драммонд. — Или кто-то вроде Джека Потрошителя.

— Хорошо, я уточню. Предположим, нет мотива, указывающего на конкретного человека.

— Я все еще не понимаю, — признался Драммонд.

Стэдмен пододвинул стул ближе и понизил голос.

— Возьмем отвлеченный пример, — сказал он. — Наш друг, о чьей безопасности все сейчас заботятся. Мотивы, по которым кто-либо пожелал бы устранить графа, никак не были бы связаны с его частной жизнью — ни с любовными интригами, ни с ревностью, ни с личной враждой. Ничто не указывало бы на какого-то определенного человека и не говорило бы: «Ты еси муж сотворивый сие»[7]. Мотивы могут быть только политическими, связанными с его взглядами, которые не разделяют тысячи людей. Поэтому я и говорю: если бы графа убили сегодня вечером, то я, при всей очевидности мотива, не взялся бы помогать полиции в поимке преступника.

— Это правда, — согласился Драммонд. — И если преступление будет подготовлено с таким искусством, что злоумышленник сумеет ускользнуть и не оставит очевидных улик, то его, несомненно, никогда не отыщут.

— К этому я вас с самого начала и вел, — сказал Стэдмен. — Пятьдесят лет назад при подобных мерах предосторожности бегство преступника было бы невозможным, поскольку он действовал бы примитивными методами. Вместе с бандой сообщников он перестрелял бы полицейских и прикончил бы саму жертву или подсыпал бы яд в виски: других способов убийства тогда еще не существовало. Сейчас дела обстоят иначе. Вот в чем наука больше помогает преступникам, чем полиции.

— Сомневаюсь, чтобы Скотланд-Ярд с вами согласился, — с улыбкой заметил Драммонд.

— Совершенно исключено, — усмехнулся Стэдмен. — И тем не менее это правда. Я твердо убежден, что при наличии времени, мозгов и кое-каких денег совершить нераскрываемое убийство достаточно просто.

— Многие люди думали так же, но оказалось, что они ошибались, — сказал Драммонд, вставая из-за стола.

— Но многие и оказались правы, — ответил Стэдмен, выходя в холл. — Однако будем надеяться, что сегодня нам не придется проверять справедливость моих слов. Я обещал Билли раскрасить еще двух солдатиков, а это искусство требует твердой руки.

Разумеется, никто не удивился, когда около полуночи гости снова собрались поговорить перед сном. Три политика и хозяин замка уединились для секретного совещания. Стэдмен не захотел вместе с остальными слоняться без дела и занялся своей армией в углу бильярдной. И когда все уже решили угоститься последним глотком перед сном, он с вполне простительной гордостью продемонстрировал плоды своих трудов.

На подносе выстроились в одну колонну двенадцать доблестных воинов и фельдмаршал на гарцующем черном жеребце. Стэдмен признал, что отряд получился слишком маленьким для такого высокопоставленного офицера. Но все попытки понизить его в звании встретили твердый отпор со стороны Билли. Место фельдмаршала в колонне тоже не соответствовало строевому уставу. Вместо того чтобы возглавить свою армию, трусливый пожилой джентльмен пристроился почти в самом ее хвосте. Позади него шагали только храбрый солдат из Зеленых Жакетов[8], ведущий под уздцы армейского мула, и санитар в форме Королевского медицинского корпуса. Остальные, во главе с бравым тамбурмажором, шли впереди, сверкая алыми мундирами.

— Не трогайте руками, — предупредил Стэдмен. — Они еще не высохли.

— Не позавидуешь этому горцу, — рассмеялся его светлость. — Похоже, жеребец фельдмаршала опустит ногу прямо ему на шею.

— Это Билли их так расставил, сэр, — объяснил Стэдмен. — Горец — личный телохранитель фельдмаршала.

Он поставил поднос на подоконник и обернулся к Драммонду.

— Мы сошлись на Черной Страже[9], — усмехнулся он. — Так что ничья честь не пострадала. Эй, а чем это обеспокоен граф?

Француз стоял возле камина и энергично жестикулировал. Лорд Серл пытался успокоить его.

— Но послушайте, дорогой друг, это же нелепо! — воскликнул граф. — Я весьма ценю вашу заботу, как и усилия нашего доброго инспектора. Но переходить в другую спальню из-за того, что какой-то сумасшедший написал дурацкую записку, — это смехотворно. Вы еще попросите, чтобы я заглянул под свою кровать, как не утратившая надежд пожилая леди. Хорошо, раз уж вы настаиваете, мне остается только повиноваться столь радушному хозяину. Пожалуй, я пойду спать, если не возражаете.

— Из-за чего весь переполох? — шепотом спросил Стэдмен Драммонда.

— Это еще одна хитрость Эндрюса, — ответил Драммонд. — Даже слуги ничего еще не знают. Граф перейдет в другую спальню, а его место займет сам Эндрюс. Да что с вами? — добавил он с усмешкой. — Кажется, вас это огорчает?

— Не говорите глупости! — сказал Стэдмен. — С чего это мне огорчаться? Хотя должен признаться, что согласен с графом: в этом нет особой необходимости.

Драммонд с непроницаемым видом прикурил сигарету.

— Возможно, — согласился он. — Но все-таки следует соблюдать осторожность.

Он отвернулся. Почему Стэдмен так остро отреагировал, услышав новость? Это длилось лишь одно мгновение — короткое, как вспышка, но такому проницательному наблюдателю, как Драммонд, прямо-таки бросилось в глаза. Чем вообще мог задеть лично Стэдмена тот факт, что граф собирается ночевать в своей спальне или в угольном подвале, если только…

Драммонд задумчиво отпил из стакана и вспомнил о разговоре за ужином. А также о том, каким раздраженным выглядел Стэдмен во время спора из-за цвета килтов. Может быть, это два очень разных проявления одной и той же слабости — тщеславия? В случае с килтами — досада из-за совершенной ошибки, в другой раз — нечто вроде извращенной гордости за собственный план, которым ему так и подмывало похвастаться, пусть даже слушатели не должны ничего о нем знать.

— Старый сукин сын, — пробормотал Драммонд себе под нос. — Ты даже не скачешь рысью, ты мчишься галопом. Ты посчитал этого парня лисой в курятнике. Но это полная ерунда.

«Тогда почему его должна беспокоить такая безделица, как спальная комната для старины Динара? — вернулся Драммонд к первому вопросу. — А он явно забеспокоился. Тут сомнений быть не может».

Он оглянулся и увидел стоявшего рядом Элджи.

— Идешь спать, старый вояка? — спросил этот славный малый. — Я собирался прихватить с собой одну из тех пик, что развешены в холле, на случай, если главное действо случится ночью. Единственное, что меня остановило: парень, наколотый на пику, в три часа ночи будет выглядеть просто ужасно. Он совсем не подойдет к моей желтой пижаме. — Элджи с любопытством посмотрел на Драммонда. — Что тебя беспокоит, Хью? Ты сегодня чертовски задумчив.

— Просто меня мучает вопрос, Элджи: я полный идиот или все-таки нет? Кстати, Эндрюс, кажется, говорил, что один из его парней будет стоять на страже у двери в спальню Динара, правильно?

— Говорил, и так оно и есть. Кроме того, еще один ходит по коридору. Я решил пополнить свой портсигар, вышел и увидел их там.

— Хорошо, — сказал Драммонд. — Тогда пошли спать. Я, похоже, слегка тронулся рассудком.

Полчаса спустя дверь в комнату Элджи открылась. Сам он только что разбил стакан для зубных щеток, безуспешно пытаясь прихлопнуть туфлей комара, и как раз собирал осколки, когда вошел Драммонд.

— Если я не ошибаюсь самым ужасным образом, Элджи, — спокойно заметил он, — сегодня ночью произойдут очень странные вещи.

— Какие еще вещи?

— Понятия не имею, — сказал Драммонд. — Открывается занавес совершенно незнакомой мне пьесы.

— Чертов зануда, ты можешь выражаться понятней? — воскликнул Элджи.

— Не могу, — просто ответил Драммонд. — Честное слово, я сам сейчас брожу в потемках.

Наутро, когда гости по одному — по двое начали собираться на завтрак, он все еще пребывал в полном недоумении, поскольку ночью ничего не случилось, если не считать того обстоятельства, что Драммонда, как и многих других, искусали комары. В какой-то момент ему почудилось, будто вдалеке зашумел мотор уезжающей машины, но больше ничего не произошло. И перед рассветом он наконец уснул.

После завтрака он вышел на улицу в сопровождении весьма иронично настроенного Элджи. Возле открытого окна в бильярдную он остановился и посмотрел на Билли, перестраивающего в другой порядок свою уже высохшую армию, пока новые жертвы ожидали очереди попасть под кисть Стэдмена. Затем Драммонд, все так же молча, вместе с Элджи направился дальше.

— Так все-таки, старина, что же, по-твоему, должно было случиться? — спросил этот достойный муж в десятый раз. — Или что заставило тебя думать, будто что-то должно случиться?

— Горцы Кэмерона, — ответил Драммонд. — Любой, кто по-настоящему интересуется игрушечными солдатами, обязан знать, какого цвета у них килты. Эй, а что это в руках у Эндрюса?

Подошедший вместе с одним из своих подчиненных инспектор держал в руках нечто похожее на длинный тонкий прут.

— Доброе утро, капитан Драммонд, — бодрым тоном начал он. — Что ты думаешь об этом?

При внимательном рассмотрении предмет оказался обломком верхнего звена составной удочки длиной примерно в три фута. Но самый большой интерес вызвало небольшое дополнение к нему — коробочка, надежно прикрепленная к удочке на дюйм ниже ее конца. Деревянная рамка кубической формы с ребрами около двух дюймов длиной была туго обтянута муслиновой тканью. А к одному ее краю крепилась превосходная леска, проходящая дальше, как ей и положено, через главное кольцо удочки и теперь свисающая до самой земли.

— Как ты сам можешь убедиться, — сказал Эндрюс, — если дернуть за леску, коробочка откроется. А если не дергать, то не откроется, потому что крышка удерживается изнутри вот этой резинкой.

— Где ты это взял? — спросил Драммонд.

— Вытащил из кустов, в которых днем прятался Дженкинс. Мало того, вчера там ничего не было, иначе бы Дженкинс непременно ее увидел.

— Значит, ее сломали вчера ночью. Вы нашли следы?

— Нет. Но там земля твердая, как доска, так что мы и не надеялись на какие-то подсказки.

— И какой ты сделал вывод, Эндрюс?

— Совершенно очевидно, что эта вещь не могла появиться там сама по себе. Должно быть, прошлым вечером кто-то бродил здесь с удочкой, к которой эта коробочка была прикреплена. В темноте она зацепилась за кусты и сломалась, а то, что находилось в коробочке, высвободилось из нее. Это что-то, капитан Драммонд, предполагалось просунуть через окно в комнату —