ПРОЛОГ

Монстры вольны выбирать. Монстры определяют мир.

Монстры заставляют нас быть сильнее, умнее, лучше.

Монстры отсеивают сильных от слабых,

они, как кузня, что закаляет души, превращая их в сталь.

Даже проклиная монстров, мы ими восхищаемся.

Мечтаем превратиться в них, хотя бы отчасти.

Есть вещи намного, намного страшнее, чем превратиться в монстра.

Джим Батчер

ИТАН — ОДИНАДЦАТЬ ЛЕТ

Он выглядел так, как, по словам взрослых, должен выглядеть Санта Клаус... во всем, за исключением белой длинной бороды, хотя она бы подчеркнула его красное лицо, белесую кожу и облаченное в красную рясу жирное тело, на которое было больно смотреть.

— Зачем здесь это окошко, если я все равно не могу вас увидеть?

Он засмеялся.

— Это твоя первая исповедь, мальчик?

Он мне уже не нравился. Я мигом придумал для этого три веские причины.

Во-первых, он засмеялся, когда я был серьезен.

Во-вторых, он не ответил на мой вопрос.

В-третьих, он назвал меня «мальчиком».

— Да, — я все же ответил, но лишь потому, что мама сказала быть почтительным в церкви.

— Рядом со стулом есть карточка. Она подскажет, что ты должен сказать.

Он мне, правда, не нравился.

Зачем оставлять карточку в темной кабинке. Так глупо.

Порыскав вокруг, я нашел маленькую карточку и поднял ее, чтобы прочесть.

— Прости меня, отче, ибо я согрешил... Стойте, я не грешил. — Я снова взглянул на него.

— Действительно? — спросил он, немного повысив голос. — Ты не сделал ничего плохого?

— Не-а.

— Иногда мы можем думать, что в поступке нет ничего плохого, или он настолько незначителен, что не считается грехом. Но Бог волнуется обо всех наших деяниях, — ответил он.

— Ладно, когда у меня будет что-то подходящее, я вернусь, — сказал я, опуская карточку на место.

— Так ты никогда не говорил ничего такого, что могло бы кого-нибудь ранить? Возможно, ты как-то толкнул сестру...

— Зачем мне толкать свою сестру?

— Или ударил брата?

— Ничего такого.

— Кричал или спорил с родителями?

— Нет. Мои родители убили бы меня, а затем вышвырнули мой зад в Ирландию, чтобы и там все Каллаханы могли убить меня заново. — Я рассмеялся. Мне нравилась Ирландия. Все там были чем-то похожи на дядю Нила.

— Каллаханы?

То, как он произнес мою фамилию, привлекло внимание. Он вымолвил ее так, будто... она шокировала или даже ужасала. Нет. Когда я заглянул в его голубые глаза, они были широко открыты и дрожали. Я не думал, что это возможно. Быть может, вся его голова дрожала, а я мог видеть только глаза.

— Ага, — я кивнул, добавляя: — Я, Итан Антонио Джованни Каллахан, первый сын Лиама Алека Каллахана и Мелоди Никки Джованни Каллахан. Вы в этой церкви новенький?

Он не ответил, так что я постучал по окошку.

— Почему вы напуганы?

Когда я произнес это, мужчина сел ровнее и сосредоточился на мне.

— Я не напуган.

— Вы лжете... вам стоит это признать.

Весь налет веселого священника сошел с него, как с гуся вода, когда мужчина заговорил снова:

— Узнав, кто твои родители, я понял, почему ты такой невоспитанный и напыщенный в столь юном возрасте.

Причини ему боль!

Мне хотелось, но вместо этого я продолжил разговор.

— А кто, по-вашему, мои родители? Уверен...

— Это не по-моему. Я говорю о том, кто они на самом деле. Убийцы.

— И что? — спросил я.

— И что? И что?

Я кивнул.

— Моисей был убийцей. Король Давид — убийца. На самом деле почти все в Библии убийцы... за исключением Иисуса. Но так как он является частью Господа, то разве это не делает и его убийцей? Потому что Бог тоже говорил людям убивать других людей и...

Его голос стал громче.

— Ты перекручиваешь слова Господа.

— Нет, не перекручиваю. Я уверен.

— Ты... — Он глубоко вдохнул. — В Библии, мальчик, Бог ищет справедливости, праведности для целого мира, в котором есть плохие люди, желающие ранить других людей, так как в то время не было тюрем. Не было способа прекратить деяния и обман плохих людей. Церковь учит нас, что каждая жизнь бесценна, и в современном мире существуют тюрьмы. Так что убийство — это грех.

— А что на счет армии?

— Армия служит общему благополучию страны и одобрена церковью только тогда, когда это крайне необходимо.

Вот все взрослые такие же тупые?

— То есть, в таком случае, убийцей быть нормально. Нужно всего лишь разрешение. А вы даете разрешение, только когда оно необходимо. Так вот, мои родители делают что-то, только если это необходимо...

— Ничего из сделанного твоими родителями, мальчик...

— Прекратите меня перебивать! — отрезал я и взглянул на него, встав на ноги. — Прекратите называть меня «мальчиком». Я же сказал вам, что меня зовут Итан Антонио Джованни Каллахан. Я не перебил вас ни разу. Позволил высказать вашу точку зрения. А вы ведете себя грубо. Я сказал вам, что они — мои родители, но вы все еще хотите плохо отзываться о них передо мной. Может, сплетни не считаются грехом, а стоило бы, и вам следует в этом исповедоваться. Мои родители делают только то, в чем есть необходимость. Люди нападают на нас все время, и мы защищаем себя, наши семьи и наших людей. Если бы мои родители не были убийцами... если бы я не был убийцей. Мы бы уже были мертвы!

Священник ахнул.

— Что ты только что сказал?

Я не ответил. Чем дольше смотрел на него, тем злее становился.

— Ты кого-то убил?

— Да, но я не прошу о прощении.

Опять же, он повторно издал раздражительный звук.

— Что они с тобой сделали? Сколько же тебе лет, раз они уже превратили тебя в монстра?

— Благодарение Богу, — произнес я последнюю фразу из исповедальной карточки, о которой священник говорил ранее, и это означало, что мы закончили. Открыв двери, я несколько раз моргнул, приспосабливаясь к более яркому свету.

— Итан, чего так долго? — Дона выскочила прямо передо мной. Ее темно-каштановые волосы сильно кучерявились, и от того сестра выглядела смешно, но ей это все равно нравилось. Она усмехалась так, будто знала что-то неизвестное мне. Хотя улыбка Донны всегда вызывала у меня ответную.

Но не успел я что-либо сказать, как она уже направилась в кабинку, из которой я только что вышел.

Схватив сестру за руку, я потянул ее обратно.

— Не ходи к нему.

Она внимательно и долго смотрела на меня, а затем кивнула и отступила, становясь рядом.

— Все другие заняты. Папа, мама и Уайатт в исповедальнях.

Я окинул взглядом собор и ряды деревянных лавок с людьми родителей. Двое стояли и разговаривали прямо у Донны за спиной, а еще несколько человек двигались через толпу поближе к кабинкам, где, должно быть, находились папа, мама и Уайатт.

— Просто подожди другую.

— Ладно, — согласилась она, садясь на одну из лавок, отчего юбка ее платья слегка раздулась.

Как только я сел рядом с ней, чтобы подождать, в исповедальню направился мужчина, но придурок в обличии Санты вышел из своей кабинки. Он не взглянул на меня. Хотя, думаю, священник не мог бы меня увидеть за всеми этими людьми. Санта-придурок извинился перед парнем, который следующим хотел исповедаться, а затем стал уходить. Почему-то, я не мог отвести взгляд. Во мне зародилось какое-то чувство, название которому я не знал.

— Куда ты?

Я не осознавал, что встал и двигаюсь, пока сестра не произнесла это.

— В уборную, — солгал я и начал движение через толпу.

— Итан! — позвал меня один из охранников отца.

— Уборная! — Я поднял телефон, чтобы он увидел. Знал, что парень все равно последует за мной, но мне было плевать. Я ведь не делал ничего плохого. К тому же, все эти люди усложнили задачу по моей поимке.

Когда я вышел из главной капеллы, взглянул по сторонам, но толстяк исчез. Я пошел направо, потому что... ну, а зачем бы ему идти в церковный магазин? Чем дальше я шел по коридору, тем темнее становилось, а из-за голубых витражей казалось, словно небо вот-вот разразится грозой. Я шел и шел, пока не достиг коридора с табличкой «Только для священников». Проигнорировав ее, я пошел дальше. Большинство дверей были закрыты, но одна оказалась слегка приоткрыта. Так что я услышал его голос.

— Что значит, звук не работал?

Наклонив голову и глядя через щелку, я увидел толстяка возле окна, пока он пытался там что-то высмотреть, крепко сжимая в руке телефон.

— Ладно. Ладно. Неважно. Мальчик признал это. Я слышал, как парень произнес собственным ртом, что сам он и его родители являются убийцами.

Что?

Только в этот момент я заметил на его столе провода.

Все складывалось.

Он — новенький.

Новенький и пришел в эту церковь, церковь моих родителей, притом, ненавидит их.

— Так ты говоришь, что даже если я дам показания, этого будет недостаточно? А что ты хочешь, чтобы я сделал? Поймал их с поличным? — заорал он так громко, что, подозреваю, не расслышал, как я вошел.

Но опять же, здесь было тише, чем я посчитал.

— Послушай, сделка состояла... Нет, это ты послушай меня! Сделка состояла в том, что я делаю это, и никто не узнает об Огайо. Я не буду... гм... ах!

Гм... ах! — Последние звуки он издал, когда мой нож вошел в его спину.

Бам.

Телефон выскользнул из руки, когда мужчина попытался развернуться. Вынув нож, я наблюдал за тем, как красная ряса становится темнее и темнее, пропитываясь кровью.

— Что... что... что ты наделал...?

— Вот это. — Я пырнул его еще раз и еще, куда только мог; его огромное тело повалилось назад, толстяк пытался ухватиться за стол, но безуспешно.

— Ой, мужик! — простонал я, глядя на свой теперь уже сломанный нож. — Мне его только подарили!

Вздыхая от досады, я поднял телефон с пола, но тот уже был отключен. Переступив через Санту-придурка, я схватил провода, потянул и перерезал их.

— Мон... мон...

— Монако? — Я повернулся к нему.

Он пытался ползти, но, черт его знает, куда.

— Мон...

— Мона Лиза?

Его живот вздымался и опадал, вздымался и опадал. Думаю, толстяк был в шоке. Он безумно глядел на меня. Голубые глаза мерцали от слез, но не слез грусти. Или слез типа «прости меня». А просто еще одна жидкость из его тела.

— Монстр, — подсказал я ему. — Так, вы хотите меня назвать, да? На этой неделе в школе нам задали прочитать Франкенштейна. Клевая книга. Мне понравилась. Люблю книги, которые наталкивают меня на размышления. Поэтому я в продвинутом классе по литературе. Больше всего мне понравился эпизод, когда монстр смотрит на доктора Франкенштейна и говорит ему, что все происходящее — его вина. Очень напоминает данный момент. Вы назвали меня монстром. Я поступил соответствующе. Затем вы угрожали монстру. И раз уж пришлось выбирать между вами и мной, я выбрал себя.

— Иди к...

Достав свой второй нож... ладно, нож Уайатта, я нанес толстяку удар в горло и вынул лезвие. Когда сделал это, кровь покрыла все вокруг. Вытерев лицо, я подошел к витражному окну, пытаясь понять, что же он высматривал за ним.

— Итан?

Обернувшись, увидел телохранителя отца. Он смотрел то на меня, то на парня в красном... Не уверен, был он копом или священником. Достав телефон, телохранитель нажал на единственную кнопку, а затем заговорил.

— Доставьте дюжину лилий к моему местоположению, — произнес он, подходя к нам ближе.

— От Итана, — добавил я.

Мужчина просто посмотрел на меня, а мне оставалось глядеть на него в ответ.

— Да, все верно. Дюжина лилий от... Второго. Сообщите боссу.

— Всем сообщите, — прошептал я, скорее себе самому, глядя на оба ножа в моих руках.

Правило 103: всегда держи при себе нож.

ПЕРВАЯ ГЛАВА

Начни, будь храбр и осмелься стать мудрым.

Гораций

ИТАН

Только когда легкие начали гореть, умоляя о воздухе, я снова открыл глаза. Теперь я мог видеть фигуры у края воды. Оттолкнувшись от дна, я плыл, пока голова не вынырнула на поверхность, отбросил волосы назад и вдохнул прохладный воздух через нос.

— Доброе утро, босс, — поздоровались все четверо.

Двое слева от меня и двое справа.

Не отвечая ни одному из них, уже на краю бассейна, я выбрался из воды и направился к душевой, чтобы ополоснуться. Пока я мылся, горничная изо всех сил пыталась не смотреть на мой член, а когда вышел из душа, она уронила к моим ногам шлепки. Однако, прежде чем смог дотянуться до полотенца, женщина двинулась с места, собираясь вытереть меня. Благо Тоби спас ей жизнь, схватив за запястье и крепко удерживая, пока я сам взял полотенце и обернул его вокруг талии. Когда снова поднял взгляд, то пристально посмотрел на горничную, а затем за ее спину, на стол с ожидающим меня завтраком.

— Где второе полотенце? — требовательно спросил у женщины Тоби, одновременно с тем отпуская ее руку.

— Второе... что? — Она взглянула на меня широко открытыми глазами, пока я направлялся к своему креслу. — Простите, сэр. Я принесла только одно.

Игнорируя ее, я сел, поднял колпак с еды и тут же пожалел об этом. Злясь, я опустил крышку обратно на тарелку.

— Я принесу другое...

— Убирайтесь, — сказал я себе под нос, впервые нарушая молчание, затем взял телефон и откинулся на спинку кресла.

— Сэр? — Она наклонилась.

Пролистывая сообщения, я встал и направился к лифту.

— Тоби, передай главной горничной, что если она станет испытывать мое терпение очередной простофилей, то это ей придется искать новую работу.

— Возьму на заметку. — Он кивком указал женщине выйти, и она послушалась, выглядя так, будто увидела в нем самого дьявола, и забыв о гребаном подносе. Что за идиотка?

— Сегодня запланирован еще один Благотворительный обед города Чикаго. Ваша бабушка хотела напомнить, что ваша сестра не приедет до завтра, так что вам придется сказать речь, — проинформировал меня Грейсон, второй по приближенности после