Ван Гог. «Я нахожу счастье в творчестве...» Том 1

Примечания

Автопортрет с обритой головой. Посвящается Полю Гогену.

Арль, сентябрь 1888. Холст, масло, 61 x 50 см,

Музей Фогг, Гарвардский университет.

Кембридж, Массачусетс, США

«…Сквозь тусклое стекло»

На этом стуле он сидел. А на деревянном кресле с соломенным сиденьем, рядом с раскрытым кисетом, лежала его трубка. Он спал на этой кровати, жил в этом доме. Здесь он отрезал себе кусочек уха. Мы видим его с перебинтованной головой, с трубкой в углу рта и устремленным на нас взглядом. Жизнь и творчество Винсента Ван Гога настолько тесно переплелись между собой, что, рассматривая его картины, невозможно не представить историю его жизни. Жизни, многократно описанной и уже превратившейся в легенду в силу того, что художник предстает в ней подлинным воплощением страданий и мучительных поисков, не понятым своими современниками и, по сути, изгоем. В 1996 г. Ян Хюльскер, большой знаток творчества Ван Гога, опубликовал полный каталог его полотен, в котором была подвергнута сомнению авторская подлинность сорока пяти картин и рисунков. Привлекли внимание Хюльскера не только подозрительные подделки, но и те картины, которые ошибочно принимаются за творения Ван Гога.

В свою очередь, историк Британского музея Мартин Бейли утверждает, что выявил более сотни лже-«Ван Гогов», среди которых «Портрет доктора Гаше», существующий в двух вариантах. Один из них был куплен в 1990 г. японским промышленником за 82,5 млн долларов, – рекордная цена, когда-либо уплаченная за живописную работу. Вслед за этим приобретением новоявленный владелец всколыхнул общественное мнение скандальным заявлением о желании быть кремированным после своей кончины вместе с картиной. Впоследствии, видимо желая пощадить расстроенные чувства европейских почитателей искусства, он передумал и решил устроить музей для собранной коллекции. Однако если кому-либо удастся доказать, что «Портрет доктора Гаше» является подделкой, то интерес публики к этой картине незамедлительно исчезнет.

Совершенно очевидно, что события, происходившие с Ван Гогом, будут играть определяющую роль в оценке его картин. Первая статья о художнике вышла в январе 1890 г. в «Меркюр де Франс». Ее автор, некто Альбер Орье, был знаком с другом Ван Гога Эмилем Бернаром, который предоставил ему полные сведения о болезненном состоянии художника. В то время Ван Гог находился в психиатрической лечебнице в Сен-Реми близ Арля. За год до этого он отсек себе правое ухо. Не вдаваясь в подробности, Орье показал осведомленность о состоянии психического здоровья художника своими комментариями к его картинам. При этом он использовал такие выражения, как «навязчивая страсть»[1] и «устойчивое беспокойство»[2]. В его описаниях Ван Гог предстает в образе «полусумасшедшего гения, порой величественного, иногда гротескного, но постоянно балансирующего на грани патологического нездоровья»[3]. Орье считал художника «мессией, сеятелем правды, который сможет возродить загнивающее современное искусство, а быть может, и наше глупое индустриальное общество»[4].

Жена рыбака в Схевенингене. Эттен, декабрь 1881.

Акварель, 23,5 x 9,5 см. Музей Ван Гога,

Амстердам, Нидерланды

Представляя художника в виде сумасшедшего гения, критик тем самым закладывал основы мифов о Ван Гоге, которые возникнут сразу же после его смерти. Вероятнее всего, Орье и не надеялся, что творчество Ван Гога когда-либо будет по достоинству оценено широкой публикой: «Но что бы ни случилось, даже если появится мода на его картины, что маловероятно, пусть даже и ценой мелких подлостей месье Мессонье, – не думаю, что в этом запоздалом почитании будет много искренности»[5]. Спустя несколько дней после похорон Ван Гога в Овер-сюр-Уаз доктор Гаше, который лечил художника в последние дни жизни, писал его брату Тео:

«Это высочайшее презрение к жизни, являющееся, вне всякого сомнения, результатом его пылкой любви к искусству, просто исключительно (…). Даже если бы Винсент был жив, потребовались бы годы, для того чтобы его искусство восторжествовало. В то же время его смерть, если можно так выразиться, являет собой блистательный результат битвы двух противоборствующих принципов: света и тьмы, жизни и смерти»[6].

Ван Гог презирает жизнь более всего потому, что не является ее хозяином. В своих письмах, из которых около семисот были опубликованы, он часто говорит о не проходящей жажде любви и покоя:

«Мне нужна женщина, я более не могу и не хочу жить без любви»[7].

Он неоднократно повторяет, что «лучше плодить детей, нежели картины»[8]. Эта, с обывательским налетом, мечта о семейном очаге так никогда и не осуществится. Первая любовь Ван Гога, Урсула Лойер, вышла замуж за другого. Его кузина Кее отказала ему исходя из материальных соображений. Он пытался создать семейный очаг с проституткой по имени Син, но вынужден был расстаться с ней по требованию брата Тео, от которого зависел материально. Что же касается отношений Ван Гога с Маргаритой Гаше, то они никогда не переходили границ дозволенного. Близкая подруга Маргариты утверждала, что они любили друг друга, но доктор Гаше запретил художнику переступать порог своего дома. Ван Гог нуждался не только в женской любви, но и в участии семьи и друзей, однако эти отношения никогда не имели столь желанной близости.

За несколько дней до самоубийства он в загадочных выражениях подвел черту всей своей жизни: «От тех, к кому я был более всего привязан, я не получил ничего, они будто смотрели на меня сквозь тусклое стекло, гадательно»[9]. Этот сын пастора взял достойную аналогию из Первого послания апостола Павла к Коринфянам: «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу, теперь знаю я отчасти, а тогда познаю подобно как я познан». Постоянный поиск своего места в обществе и желание быть признанным – вот две основные линии, которые прослеживаются на протяжении всей жизни Ван Гога.

Копающая крестьянка. Нюэнен,

декабрь 1885. Холст, масло, 42 x 32 см.

Институт изящных искусств Барбера,

Бирмингем, Великобритания

Копающий мужчина. Гаага, август 1882.

Холст, масло, 30 x 29 см. Частное собрание

Крестьянин, сжигающий сорняки. Дренте, октябрь 1883.

Дерево, масло, 30,5 x 39,5 см. Частное собрание

Вязанки пшеницы на поле. Нюэнен,

июль-август 1885. Холст, масло, 40 x 30 см.

Музей Крёллер-Мюллер, Оттерло, Нидерланды

Письмо Винсента Ван Гога Тео Ван Гогу

Гаага, 13 декабря 1872 г.[10]

Дорогой Тео,

Какие прекрасные новости узнал я из письма отца! От всего сердца желаю тебе удачи. Уверен, что тебе там понравится, это такая замечательная затея. Ты, безусловно, отдохнешь.

Я так рад, что отныне мы связаны одной профессией и одним предприятием. Нам надо постараться писать друг другу регулярно.

Надеюсь, что увижусь с тобой до твоего отъезда; нам много чего еще надо обсудить. Брюссель приятный город, но поначалу он может показаться тебе несколько странным. Как бы то ни было, напиши мне поскорее. Пока что до свидания. Я набросал тебе всего несколько слов, но мне обязательно нужно было сообщить тебе, насколько я рад этой новости. Мои самые наилучшие пожелания.

Твой брат, который любит тебя и, можешь быть уверен, будет любить всегда,

Винсент

Совсем не завидую тому обстоятельству, что тебе приходится каждый день ходить до Ойстервика в такую погоду. Семейство Роз приветствует тебя.

Пустошь и тачка. Гаага, сентябрь 1883.

Акварель, 24,9 x 35,7 см.

Художественный музей, Кливленд, США

Письмо Винсента Ван Гога Тео Ван Гогу

Гаага, январь 1873 г.

Мой дорогой Тео,

Из дома мне сообщили, что до Брюсселя ты добрался живым и здоровым и что первое твое впечатление о нем было хорошим.

Я знаю, что поначалу многое может показаться тебе странным, но не падай духом, все будет замечательно.

Жду с нетерпением твоего письма, чтобы узнать, как у тебя дела и нравится ли тебе пансион. Надеюсь, что ты удовлетворен. Отец написал мне, что ты в хороших отношениях с г-ном Шмидтом, я очень этому рад, он славный человек и, думается мне, может многому тебя научить.

Какие счастливые дни провели мы с тобой на Рождество! Я часто думаю об этом. Мне кажется, ты тоже будешь долго помнить это чудесное время. Не забывай сообщать мне об увиденных картинах и о том, какие из них тебе понравились.

Что касается меня, то в первые дни года я весьма занят.

Для меня год начался хорошо, мне дали повышение на десять флоринов (таким образом, я зарабатываю пятьдесят флоринов в месяц), а также бонус в качестве вознаграждения в размере пятидесяти флоринов. Ну не замечательно ли это? Надеюсь отныне ни от кого не зависеть.

Я очень рад, что ты работаешь в той же компании. Предприятие это замечательное: чем больше там работаешь, тем более амбициозным становишься. Вероятно, первые дни самые трудные, но не отчаивайся – и все будет хорошо.

Не мог бы ты спросить у Шмидта о цене на Альбом Коро, литографированный Эмилем Вернье? Кто-то говорил об этом в магазине, и я слышал, что он в Брюсселе. В следующем письме я пришлю тебе свою фотографию, сделанную в прошлое воскресенье. Ты уже был во дворце Дюкаль? Непременно сходи при первой же возможности. Не унывай, мой мальчик. Все наши друзья шлют тебе привет и наилучшие пожелания. Кланяйся Шмидту и Эдуарду и поскорее пиши. Прощай.

Твой любящий брат,

Винсент

Ты знаешь мой адрес,

Ланж Бестенмаркт, 32

или же фирма «Гупиль и Ко», Платс

Крестьянин с крестьянкой сажают картофель.

Нюэнен, апрель 1885. Холст, масло, 33 x 41 см.

Кунстхаус, Цюрих, Швейцария

Письмо Винсента Ван Гога Тео Ван Гогу

Гаага, 17 марта 1873 г.

Дорогой Тео,

Пришло время напомнить о себе. Мне не терпится узнать, как вы поживаете, дядя Хайн и ты, посему, надеюсь, ты найдешь время и ответишь мне.

Ты, должно быть, знаешь, что в скором времени я отправлюсь в Лондон. Надеюсь, мы увидимся до отъезда. Если будет возможность, побываю в Хелвоирте на Пасху, но это зависит от Итерсона, который вечно в деловых разъездах. Я не могу уехать до его возвращения.

Моя жизнь в Лондоне изменится, поскольку, вероятнее всего, я буду жить там один. На меня свалятся такие заботы, о которых я до сих пор и не задумывался.

Ты, конечно, можешь представить, как мне не терпится увидеть Лондон, но и отсюда уехать не просто. Теперь, когда это уже дело решенное, я чувствую, насколько привязался к Гааге. Ну, с этим уже ничего не поделаешь, и я полон решимости не принимать все близко к сердцу. К тому же это пойдет на пользу моему английскому, который я неплохо понимаю, но говорю не так хорошо, как того бы хотелось. Анна сказала мне, что ты сфотографировался. Если у тебя еще остались карточки, вспомни обо мне.

Как чувствует себя дядя Хайн? Боюсь, не очень. А как наша тетушка? Удается ли дяде заботиться о ней и не сильно ли он страдает? Горячо приветствуй его от меня. Я часто вспоминаю о нем. Как у тебя идут дела? Думаю, что их немало, впрочем, как и у нас здесь. Надеюсь, ты наконец-то совсем освоился с работой.

Как твой пансион – все еще нравится? Это важно. Не забывай рассказывать мне о картинах, которые увидишь. Две недели назад я был в Амстердаме на выставке картин, которые повезут в Вену. Было очень интересно, и я хотел бы узнать, какое впечатление там произведут голландские живописцы. Мне также интересны английские художники; мы так мало видим их картин, поскольку почти все они остаются в Англии.

У Гупиля нет галереи в Лондоне; он продает напрямую торговцам живописью.

Дядя Винсент будет здесь в конце месяца, и мне не терпится услышать от него новости. Ганебеки и тетя Фи без конца спрашивают у меня о тебе и передают приветы. У нас такая замечательная погода! Я наслаждаюсь ею как только могу; в прошлое воскресенье мы с Вилемом катались на лодке[11]. Как бы мне хотелось остаться здесь на лето, но придется принимать жизнь такой, какая она есть.

Ну что же, до свидания. Мои наилучшие пожелания. И поскорее пиши мне. Передавай от меня привет дяде и тете, а также г-ну Шмидту и Эдуарду. С нетерпением жду Пасхи.