Спаситель и Сын: Сезон 3

Мари-Од Мюрай

СПАСИТЕЛЬ и СЫН

3 СЕЗОН

Перевод с французского Натальи Мавлевич

Москва

Самокат

ИНФОРМАЦИЯ

ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА

Художественное электронное издание

Для старшего школьного возраста

В соответствии с Федеральным законом № 436 от 29 декабря 2010 года маркируется знаком 18+

Marie-Aude Murail © Claude Riva

Кабинет психолога Спасителя Сент-Ива открыт для всех. Туда спешат всё новые и новые пациенты. Отец шестнадцатилетнего Самюэля, знаменитый пианист, концертирующий с трёх лет, до сих пор ужасно боится своей мамы, которая, кстати, давно умерла. Г-н Кермартен уверен, что за его интимной жизнью следят соседи и покойная жена; Амбре Гонсалес (13 лет) так важно быть лучшей в классе, что она почти довела себя до нервного истощения, Жанно (6 лет) лечится от заикания рэпом, а Мейлис (4 года) бьется головой об стенку.

Осенью 2015 года — теракт в Париже. А ведь один из героев книги собрался в столицу, в театр «Батаклан», на тот самый концерт…

Спаситель и Луиза всё еще взвешивают «за» и «против», которые неизменно возникают при создании новой семьи.

Любое использование текста и иллюстраций разрешено только с согласия издательства.

Реальность познается в столкновении.

Жак Лакан

¹

Ранее в сериале «Спаситель и сын»…

В Орлеане, в доме № 12 по улице Мюрлен живет психолог по имени Спаситель Сент-Ив. Парадный вход с улицы ведет в ту половину дома, где Спаситель принимает пациентов, а вход со стороны сада — на территорию личной жизни. Два мира разделены самой обычной дверью.

В третьей части мы снова встретим некоторых из его подопечных. Это:

Элла Кюипенс, 13 лет. После того как отвергнутый поклонник Джимми тайком сфотографировал ее переодетую мальчиком в парке, фотография гуляет по социальным сетям с оскорбительными комментариями, одноклассники травят Эллу, называя лесбиянкой или транссексуалом.

Марго Карре, 15 лет, и ее сестра Бландина, 12 лет. Разведенные родители девочек продолжают выяснять отношения, обвиняя друг друга в психических отклонениях и манипуляторстве. Марго попадает в больницу после второй попытки самоубийства. Бландина считается гиперактивным ребенком, не спит ночами, чувствуя себя ответственной за то, что произошло с сестрой.

Габен Пупар, неполных 17 лет. На грани вылета из школы. Его мать лечат в психиатрической больнице, так как она ведет борьбу с имамом Йемена и видит человека с обезьянкой на плече. Габен поселился у Спасителя на чердаке и мечтает, чтобы тот его усыновил. Он фанат группы Eagles of Death Metal и собирается в Париж на ее концерт.

Самюэль Каэн, 16 лет. Страдает от материнской гиперопеки. Мать роется в его вещах и держит под строгим контролем общение с девушками. Самюэль недавно узнал, что его отец не пьяница-дебошир, как говорила ему мать, а знаменитый пианист, исполнитель классической музыки Андре Вьенер, он слушал его игру на концерте в Париже.

Теперь о самом Спасителе Сент-Иве (40 лет, рост 1,90 м, вес 80 кг): он родился на острове Мартиника от черных родителей и в три года был усыновлен белой парой. Вдовец, воспитывает сына Лазаря, 9 лет, хочет создать новую семью с Луизой Рошто, матерью Поля, лучшего друга Лазаря, и Алисы, 13 лет. Бывший муж Луизы, Жером, ревнует ее, он и его новая жена Пэмпренель настраивают Алису против матери.

Спаситель приютил у себя восьмидесятилетнего бездомного Жово, бывшего солдата Иностранного легиона, который таскает с собой в походном мешке автомат.

А в общем, жизнь прекрасна, наступили осенние каникулы.

НЕДЕЛЯ

с 18 по 25 октября

2015 года

Несколько раз в году в силу укоренившейся скверной привычки дети перестают ходить в школу. Месье Кюипенс очень сокрушался по этому поводу.

— Опять каникулы! — простонал он.

— Ну да, осенние, на День Всех Святых, — сказала Виржини, его жена. — Элла очень устала, ей полезно отдохнуть.

— Вот у меня каникул никогда не бывает, — продолжал ворчать, раздеваясь перед сном, Камиль Кюипенс и тут же нашел новый повод для недовольства: — А что это за история с животом, который болел у нее всю неделю? Может, очередной ее фортель, опять какая-то фобия?

Вместо ответа Виржини взяла подушку и пошла с ней к двери.

— Ты куда? — удивился он.

— Иду спать в гостиную.

— Уж и слова сказать нельзя — ты сразу на дыбы. Так у Эллы все по новой или как?

Виржини молча кивнула. В последнюю учебную неделю Элла несколько раз ходила к школьной медсестре — то ее тошнило, то голова болела.

— А что говорит этот ваш шарлатан?

— Какой шарлатан?

— Ваш великий психолог. Хорош Спаситель, нечего сказать! Лечил-лечил, да не вылечил.

— Ей стало лучше, — возразила жена. — А сейчас срыв. Такое случается при любых болезнях.

— Тоже мне болезнь, — процедил сквозь зубы месье Кюипенс. — Раньше это называли ленью.

Жена сделала еще шаг к двери.

— Да брось ты подушку! Давай поговорим.

Он сел и мельком взглянул на свои руки — они дрожали мелкой дрожью. Виржиния заметила его взгляд и сказала:

— Тебе самому надо бы полечиться.

— Что-что?

Она только покачала головой. Они оба знали, что он выпивает, и очень крепко.

— Если Элла больна, — сказал Камиль, — то ее не к психологу надо водить, который вам за сорок пять евро зубы заговаривает, а надо обратиться к психиатру. Если это психо… психическая болезнь,

Виржини положила на место подушку и села рядом с мужем. Наконец он сказал что-то толковое.

— В прошлую пятницу мне наш бухгалтер рассказывал о психиатре своей жены, — продолжал Камиль. — У нее… как это называется?.. Ах да, биполярное расстройство. Так вот, ее лечит женщина-врач, очень, говорит, хороший специалист. Во всяком случае, настоящий доктор. Не то что этот ваш хлыщ.

Месье Кюипенс не мог простить Сент-Иву, что тот раскопал старую семейную историю², а кроме того, был статным чернокожим красавцем. У доктора Спесивье, той самой специалистки, совсем не было свободного времени, но по просьбе бухгалтера Кюипенса она согласилась принять Эллу в понедельник в пять часов.

Через стену от родительской спальни мучилась в своей комнате Элла, зная, что опять всю ночь ей будут сниться кошмары. Вот уже десять дней по социальным сетям гуляла злополучная фотография, на которой она была в одежде мальчика. Ее терзал страх — вдруг родители всё узнают и ее вторая, тайная жизнь станет явной.

В глубине платяного шкафа, втиснутые между старыми карнавальными костюмами, висели принадлежности ее мужского костюма: белая рубашка, полосатый галстук и чуть широковатый в плечах черный пиджак. А в картонной коробке лежали черные лакированные мужские туфли тридцать девятого размера и гангстерская шляпа борсалино. Все это Элла купила на свои карманные деньги и надевала, когда оставалась дома одна и сидела у себя в комнате. Родители были заняты на работе, старшая сестра, Жад, много времени проводила с подругами, а с недавних пор — со своим приятелем, так что Элла могла сколько угодно играть в Эллиота Кюипенса, писателя и авантюриста. Она наливала в рюмку вино из отцовского бара, окунала в него губы и сливала обратно в бутылку. Потом набивала голландским табаком женскую трубку с длинным чубуком и маленькой чашечкой, которую купила себе, чтобы походить на Жорж Санд, написавшую ее любимую книгу «Франсуа-найденыш». Почувствовав себя настоящим писателем, она открывала тетрадь и сочиняла роман «Сумка Джека», историю о пятнадцатилетнем бродяге, который легко сходится с разными людьми, но еще не успел разобраться, что хорошо, а что плохо. Да, это был ее настоящий мужской двойник. О себе Элла думала по-английски, потому что английские прилагательные не требовали окончаний женского рода: good or bad, tall or small.

Недели полторы назад она вышла в таком костюме прогуляться по солнышку в соседнем парке. Короткая стрижка, энергичная походка — точь-в-точь паренек. Замечтавшись, она не заметила, что за ней по пятам крадется Джимми, ее отвергнутый поклонник. А когда она села на скамейку и, сдвинув шляпу на затылок, блаженно подставила лицо солнцу, он ее сфотографировал. Выложенный в интернет, этот снимок собирал обидные комментарии. «Не девка, а пацан! Дрэг-квин или дрэг-кинг?» Элле приходили издевательские эсэмэски: «Куда сиськи подевала? Клиента ждешь?» и т. д., так что она выключила мобильник и не включала его уже несколько дней. Ей пришлось уйти из Фейсбука, Инстаграма и Снапчата. Вся надежда на каникулы — может, за это время всё само собой заглохнет? Элла не знала, что девчонки из параллельного класса — Марина, Мелани и Ханна — продолжали подливать масла в огонь. Они затеяли дискуссию в интернете: кто Элла на самом деле — девчонка, которая после школы переодевается мальчишкой, чтобы кадрить других девчонок, или мальчишка, который в школе прикидывается девчонкой? Все, кому не лень, высказывали самые дурацкие гипотезы и доводы, одни глупей других. Марина Везинье, анонимно управлявшая чатом, даже предложила голосование: нажми одну из двух кнопок: лесби или транс. Пока перевешивал вариант транс. Элла понятия не имела, какой размах приняла эта история. Но ей не терпелось спросить совета у своего психолога: надо ли ей избавиться от мужской одежды? К Спасителю она ходила по понедельникам, к 17.15.

— Нет, в этот понедельник не получится, — сказала ей мама за завтраком.

— Почему? Спаситель принимает и в каникулы!

— Я знаю, но дело не в этом, — с заминкой сказала мадам Кюипенс, знавшая, как Элла дорожит своей психотерапией (а может быть, своим психотерапевтом). — Папа записал тебя на сегодня к психиатру. Ну… к настоящему доктору. Потому что папа не поверил в твои штучки с больным животом, и я тоже. У тебя опять школьная фобия.

Сказала и изумилась действию своих слов: у дочери приоткрылся рот, расширились от страха глаза.

— Я ни на кого не променяю Спасителя! — выкрикнула она.

— Никто об этом не говорит, — возразила Виржини, хотя пообещала мужу, что положит конец бессмысленной психотерапии. — Через неделю опять пойдешь к месье Сент-Иву. А на этот раз — к специалистке.

— Какой еще специалистке?

— Cпециалистке по… — она чуть не сказала «психическим болезням», но вовремя спохватилась, — по школьной фобии.

— И чем эта специалистка мне поможет?

— Ну… есть такие лекарства. От тревожных состояний.

Мадам Кюипенс и сама не была уверена в том, что говорит. Есть ли на свете лекарства, которые могут заставить ребенка не пропускать уроки математики?

— А через понедельник я пойду к Спасителю? — с отчаянием в голосе спросила Элла.

— Да-да, конечно.

— Для меня это вопрос жизни или смерти, понимаешь?

* * *

В этот понедельник расписание Спасителя походило на кусок сыра — сплошные дырки. Дети разъехались на каникулы.

— Алло! — он снял трубку. — Мадам Кюипенс? Отменяете консультацию? Надеюсь, не из-за болей в животе?

Обычно он спокойно относился к отмене визитов, но тут не скрыл недовольства. Элла не приходила второй раз подряд. Мадам Кюипенс соврала что-то насчет анемии — необходимо-де показать Эллу терапевту, доктору Дюбуа-Герену, которого Сент-Ив прекрасно знал, — тот иногда посылал ему своих пациентов.

— И прием назначен именно на 17:15 сегодня?

— Доктор примет ее, когда сможет, в промежутке между другими больными, — выдумывала на ходу мадам Кюипенс, чтобы Сент-Ив не обиделся, если узнает, что речь идет не о терапевте, а о психиатре.

Спаситель перенес сеанс на следующий понедельник, 26 октября, но предупредил мадам Кюипенс, что третий пропущенный сеанс придется оплатить, — способ давления, к которому он никогда прежде не прибегал. Закончив разговор, он задумался, почему так поступил. Он чувствовал, что родители девочки недовольны его терапией (или самим психотерапевтом) и хотят его отстранить, но не мог этого допустить. Между ним и Эллой установилась особая связь. Какое-то время назад он даже уступил ее просьбе — или фантазии — и называл Эллиотом. И видел, как это ее сначала тронуло, а потом вдохновило. Возможно, он имел дело с non conforming gender kid — ребенком, который отвергал пол, с которым родился, и подспудной силой воли формировал свое тело. Элле удалось даже прервать процесс пубертата — ведь так называемая анемия не что иное, как отсутствие месячных. Внешне она оставалась бесполой: плоская грудь, узкие бедра. Она росла, была высокой и гибкой, как тростинка. Метр пятьдесят девять в тринадцать лет. И никакой анорексии — вес 41 кг, не много, но вполне нормально.

В дверь кабинета постучали. Спаситель никого не ждал, а потому отозвался не сразу. Стук повторился.

— Войдите.

— Прости. Знаю, я не должна вторгаться на твою территорию.

— На мою территорию… — Спаситель улыбнулся Луизе.

Она вошла с виноватым видом, на цыпочках. Спасителя позабавили ее повадки маленькой девочки. Он и не думал запрещать Луизе приходить к нему в рабочий кабинет.

— Что слышно от Алисы и Поля? — спросил он.

Как только речь зашла о детях, к Луизе сразу вернулась естественность:

— Они уже у Нану.

Отец отправил Алису с Полем в Монтаржи, к своей матери, чтобы они провели каникулы со своими двоюродными братьями Акселем и Эваном.

— Алиса страшно разозлилась на отца, — со смехом сказала Луиза. — Сорвались грандиозные планы потусить с подружками. Сегодня Сельма, Марина и вся их компания отправились в «Макдо» и в кино без нее.

— И ты смеешься, негодная мать?

— В кои-то веки она злится не на меня!

Луиза села на краешек кушетки и огляделась, словно впервые сюда попала: кресло, низкий столик для детей, коробки с игрушками и карандашами, полки с книгами, на стене репродукция картины Каспара Давида Фридриха³ «Странник над морем тумана». А Спаситель рассматривал Луизу. Она напоминала ему одну американскую актрису 1960-х годов, вот только имя он позабыл. Такая же тоненькая, скуластая, с глазами лани и строптивым выражением лица. Они уже полгода были любовниками, время от времени проводили вместе ночь, но, по сути, не знали друг друга.

Луиза вдруг улеглась на кушетку и положила голову на валик.

— Вот так надо? — спросила она, представляя себя пациенткой психоаналитика.

— Ну-ну… — пробормотал Спаситель.

Он встал из-за стола и сел в свое рабочее кресло.

— Теперь ты должен мне сказать: «Расскажите о вашей матери», — насмешливо продолжала Луиза.

Из робкой девочки она вдруг превратилась в девчонку-подростка, бесцеремонно забравшуюся на кушетку с ногами в задорных розовых тапочках.

— Ты хочешь поговорить о своей матери, — откликнулся Спаситель, забавляясь неожиданной сценкой.

— Буду жаловаться, — ответила Луиза. — Уверена, к тебе поначалу все приходят пожаловаться. Разве не так?

Она вытянула вверх правую ногу в жемчужно-серых легинсах, прямую, безупречной формы, и принялась говорить, вертя ступней в разные стороны, как на гимнастической тренировке.

— Мама меня не любит. Только прикидывается на людях. Но я знаю, она любит только мальчиков. Моего брата — да. А я ей кажусь кривлякой. Только и слышу: «Перестань кривляться!» Вот скажи, разве я кривляюсь?

Задранная нога застыла.

— А что значит «кривляться»? — отбил мяч Спаситель.

Луиза поменяла ногу и теперь вертела левой ступней.

— Ну, это значит хныкать и бояться, например, выносить мусор в подвал. «Давай-давай, закаляй характер!» — сказала Луиза грубым голосом, изображая мать, которая шпыняла ее в детстве. — Она мне все время твердила, что я ничего не добьюсь в жизни из-за своей бесхарактерности. — Луиза помолчала. — И до сих пор твердит.

Она вскочила, снова села, изображая теперь Спасителя, и, склонив голову набок, сказала сладким голосом:

— Сорок пять евро. До свидания, приходите на следующей неделе.

Спаситель, глядя в ее смеющиеся глаза, с трудом удержался от ответа.

— Видал? — Луиза замахала длинными рукавами свитера, который позаимствовала в гардеробе Спасителя. — На меня напялили смирительную рубашку.

— Тебя лишили рук?

— Да.

— Совсем-совсем?

— Ага!

— И ты ничего не можешь?

— Я в плену.

Спаситель встал, наклонился над кушеткой, связал рукава, поднял Луизу и, прижав к себе так крепко, что она протестующе пискнула, поцеловал. Но игра прервалась — кто-то трижды стукнул бронзовой колотушкой в парадную дверь.

— Клиент? — спросила Луиза.

— Пациент, — поправил ее Спаситель профессиональным тоном. — Ну да, он звонил вчера вечером.

Но Сент-Ив совершенно забыл про звонок. Посетитель, послушавшись призыва таблички на двери: «Стучите и входите», уже усаживался в приемной. Спаситель быстро развязал рукава свитера и подтолкнул Луизу к портьере в глубине кабинета, за которой скрывалась дверь на другую половину дома. Чмокнул в щеку и шепнул:

— До скорого!

Потом поправил портьеру, вытряхнул из головы образ Луизы с ее стройными ножками и задорными тапочками и вышел к новому