Российское время
()
About this ebook
Свобода, любовь и ревность. Митинги, секты, войны и революции. Завал, ущерб, повышение. Пиво, глинтвейн, отвёртка. Кошка, кошечка и принцесса. Уэлен, ВДНХ, БДСМ. Ёлки, подарки, снеговики, снежинки. Желание жить в тот самый момент.
Георгий Панкратов
Родился в Санкт-Петербурге в 1984 году. Вырос и учился в Севастополе. Автор двух книг прозы, публикуется в журналах «Знамя», «Новый мир», «Юность», «Урал», «Знание-сила: Фантастика», «Опустошитель», «Дистопия». Лауреат премии журнала «Урал» за лучшую публикацию года — роман «Лунный кот», победитель Германского международного конкурса русскоязычных авторов «Книга года» (Стыд и совесть, Цитата Плюс, 2017). Ведёт традиционный образ жизни без излишеств. Любит прогулки в парках, птиц, море, чтение, алкоголь и тишину.
Related to Российское время
Related ebooks
Ничем не интересуюсь, но все знаю Rating: 5 out of 5 stars5/5Медведь Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsИнтервью с вампиром Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsЧаровница. Исповедь ведьмы Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsРуки Лео: Приключения Лео — Собаки И Человека Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsГлубоко. Пронзительно. Нежно Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsКредо Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsБюро слухов Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsУлыбка пересмешника Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsЖена последнего друида Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsСобрание сочинений в 4 томах. Проза.: Том 4 Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsКогда спящий проснется Rating: 3 out of 5 stars3/5Тот самый Паровозов Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsБеглец Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsЭто было недавно, это было давно... Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsУ ночи длинная тень. Экстремальный роман Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsПоследняя любовь президента Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsКогда придёт Зазирка Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsМир цвета сепии Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsЕсли бы ты знал… Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsРассказы о Самом-Самом: и Записки Рейнгартена Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsМои мужчины Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsВагон No 6 Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsСтаромодная Натали Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsМуля, кого ты привез? Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsТонкая нить. Повести и рассказы Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsМОЙ ТРУП Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsЛук Будды Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsОдиночество-12 Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsЗавидное чувство Веры Стениной Rating: 0 out of 5 stars0 ratings
Literary Fiction For You
Когнитивные войны в соцмедиа, массовой культуре и массовых коммуникациях Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsНевыносимая легкость бытия Rating: 4 out of 5 stars4/5Уровни сознания. Структура человеческой личности. Размышления Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsТрейдинг: Первые шаги Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsЛето в пионерском галстуке Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsДумай и богатей. Самый богатый человек в Вавилоне Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsАтлант расправил плечи (3 тома) Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsСам себе финансист: Как тратить с умом и копить правильно Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsЛожится мгла на старые ступени Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsГерой нашего времени (Geroj nashego vremeni) Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsВсеобщая история бесчестья Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsМудрость веков - Модернизм Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsКарманный справочник Мессии Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsШпионский роман: Russian Language Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsТревожные люди Rating: 5 out of 5 stars5/5Azazel': Russian Language Rating: 5 out of 5 stars5/5Мартин Иден (Martin Iden) Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsЕвгений Онегин Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsОдин в океане: История побега Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsДумай и богатей: Включи мозги и стань богатым Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsМастер и Маргарита. С иллюстрациями Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsЗащита Лужина Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsБог всегда путешествует инкогнито Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsКак играть и выигрывать на бирже: Психология. Технический анализ. Контроль над капиталом Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsВремя секонд хэнд Rating: 4 out of 5 stars4/5Книга как лекарство для детей Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsЦинковые мальчики Rating: 5 out of 5 stars5/5Казенный дом и другие детские впечатления: сборник Rating: 0 out of 5 stars0 ratingsУроборос Rating: 5 out of 5 stars5/5Podrostok Rating: 4 out of 5 stars4/5
Reviews for Российское время
0 ratings0 reviews
Book preview
Российское время - Георгий Панкратов
УЭЛЕН
Я работаю журналистом. Моё рабочее место — крохотный стол, компьютер и стульчик. Они стоят в огромном зале, в одном из десятков рядов. По десять рабочих мест в каждом. Здесь очень душно и темно, на каждом столе лампа. Всё это называется словом опенспейс. Журналисты любят опенспейс. Добродетель журналистики — у человека не должно быть личного пространства. Я не настоящий журналист.
На моём столе — чашка чая, я пью его маленькими глотками, принимаю таблетку. Мне прописали антидепрессанты, дважды в день.
За спиной — люди, которых я не знаю. Они здороваются друг с другом. Со мной не здоровается никто. Коллеги из моего подразделения приходят позже. Их рабочие места — впереди и рядом со мной. Я прихожу раньше всех, чтобы меньше их видеть и побыстрее уйти домой.
Люди обсуждают, что лучше: брать жильё в ипотеку или снимать?
— Деньги те же самые, — говорит за моей спиной девочка. — Только ты платишь за своё.
— А мне и так нормально, — говорит за моей спиной мальчик.
— Это сейчас. А когда будут дети? — говорит за моей спиной девочка.
— У меня их не будет, — говорит за моей спиной мальчик.
— Почему? — говорит за моей спиной девочка.
— Не хочу, — говорит за моей спиной мальчик.
Я ищу фактаж по рыболовству. Фотограф сделал хорошие снимки, но текста к ним нет. Нахожу интервью с руководителем рыбхоза. Он говорит о состоянии дел в отрасли, в хозяйстве, а затем слово берёт местный житель. Между делом житель говорит, мол, водятся здесь такие птицы, которые выхватывают рыбу из воды. И за их отстрел ввели награду: столько-то рублей за штуку. А в доказательство нужно приносить клювы — сколько принёс, столько получил денег.
«Так местные охотники, — рассказывает он, — не стали убивать птиц, а просто поотшибали им верхние части клювов. Живым. И так оставили. Пожалели, — говорит местный житель. — А птица только с нижней частью клюва, как она сможет схватить рыбёшку? Никак. Но всё равно пожалели. Живой-то лучше, чем мёртвой. Иду как-то мимо воды, — продолжает житель, — и вижу: одна птица, у которой осталась нижняя часть клювика, сидит, а другая туда ей, значит, кладёт рыбку. Ловит, разжёвывает и кладёт. Кормит».
Я закрываю лицо руками и долго так сижу. За моей спиной — хлопки в ладоши и радостные возгласы.
— В начале мая в Нижнем Новгороде состоится необычная брачная церемония, — зачитывает за моей спиной девочка. — В храме Летающего макаронного монстра впервые состоится венчание двух прихожан. Как узнал корреспондент у представителя местной епархии пастафарианства, в брак вступают молодые люди в возрасте 20–25 лет. «Они узнали о пастафарианстве и решили оформить свои отношения в соответствии с этой религией», — пояснил он.
За моей спиной — смех и радость. За моей спиной — счастье.
— На главную, — говорит за моей спиной старший новостной редактор.
— Всё-таки они крутые, — говорит за моей спиной, отсмеявшись, девочка.
Как я мог позабыть! У меня в разработке репортаж — про постового, который проработал сорок лет на одном перекрёстке. А когда его уволили — слёг, заболел и умер. Весь город его знал и любил, а теперь вот поставили памятник. Читаю комментарий: «Он был очень добрым по отношению ко всем. Его отличали любовь и уважение к человеку. Будь то нарушитель или не нарушитель, он здоровался как с родным человеком».
Я иду в туалет. Мою руки, долго вытираю разовым бумажным полотенцем. Возвращаюсь в опенспейс. Перехожу по новой ссылке.
«Уэлен — самый восточный посёлок России. Он расположен недалеко от мыса Дежнева в Чукотском автономном округе. Учеными доказано, что люди начали жить в этих местах ещё около двух тысяч лет назад. Уэлен находится на стыке Берингова пролива и Северного Ледовитого океана на галечной косе. C начала двадцатого века он являлся административным, торговым и культурным центром Чукотского полуострова».
Ищу в гугле фото из Уэлена. Их немного. Судя по ним, весь поселок — это две улицы, расположенные на косе. А рядом — залив, небольшая, но очень красивая бухточка.
На одной фотографии — лето, красивый жёлтый цветок. Я представляю, каким мог быть счастливым, родись я и проживи свою жизнь в Уэлене. Сидел бы, смотрел на воду. С какой-нибудь девушкой. Или один.
Правда, они там моржей ловят. А я вряд ли стал бы ловить моржей. Мне тридцать пять лет. Я работаю журналистом. Моё рабочее место — крохотный стол.
ЗАВАЛ
Марат Евгеньевич всегда хотел жить в мире. Собственно, он и жил в мире, как всё остальные, но в том мире, в котором он жил, ему решительно не хватало мира. Может, потому он и остался один — всерьёз и надолго. Вопросы мирного урегулирования не давались ему легко. Ни с бывшей женой, ни с тёщей, опять же бывшей, ни на работе, которая тоже грозила — время от времени — стать бывшей. Оставшись совсем один, он понял: так проще. Что именно проще? Ну, прежде всего, оставаться в мире с собой. Это было единственное и последнее, что ещё мог себе позволить человек в эти странные дни, наступление которых когда-то пророчили, но втайне надеялись, что предсказания не сбудутся. Сбылись.
От чего было не избавиться — так это от работы. Хоть и родной город, но надо платить за коммуналку, надо чем-то питаться, да и просто — нужно что-то делать, чтоб чувствовать себя живым в страшные дни. Работа позволяла это в полной мере, заставляя всё время куда-то мотаться, за чем-то гнаться, созваниваться, списываться — успевать делать тридцать дел одновременно. Всё время что-то срывалось, рушились планы, договорённости, поджимали сроки, даты… На вопрос: «Как дела?» у Марата Евгеньевича всегда был готов ответ:
— Завал.
Он не матерился, не возмущался и не вдавался в подробности — кому они нужны, подробности? «Делай своё дело, пока не сдохнешь», — определил он для себя. Конечно, это не тянуло на кредо или жизненный девиз, так ведь кредо и девиз — у знаменитых, у богатых. А какое может быть кредо у него? Кто его спросит: «Какое у вас, Марат Евгеньевич, кредо?» Такой вопрос и в голову никому не придёт.
Просто однажды он заметил, как собственная жизнь ускорилась, разогналась — но не по взлётной полосе, как у некоторых, и не по наклонной, так, чтобы под откос — а словно на одном месте, вокруг собственной оси. Так крутился волчок в его детстве. Точно, волчок. Или юла, как ещё называли. Ускорилась без причины и без особой надобности, Марат Евгеньевич даже не понял, как. Раньше были дни рождения, отпуска, праздники, долгие выходные, поездки, встречи, приключения, эмоции — всё как у людей. А потом всё это взяло и понеслось: все дни слились в общий фон, эмоции улеглись, приключения с рутиной уровнялись, противоположности, как на уроке алгебры в школе, взаимно уничтожились, а то, что осталось…
То, что осталось, Марат Евгеньевич предпочитал характеризовать коротко. С некоторых пор он и на вопрос: «Как жизнь?» стал отвечать всё тем же:
— Завал.
Не матерясь, не возмущаясь и не вдаваясь в подробности. Стресс давно стал нормой жизни, не оставлявшей ни сил, ни времени на то, чтобы мечтать о чем-то большем, да пусть бы и о том, что всё когда-нибудь закончится. Ему хотелось одного: чтоб вечер был длиннее. Даже в страшное время человек мечтал об отдыхе. А для этого всего-то было нужно: освободиться пораньше, да чтоб повезло с транспортом. Ну и ещё — не захотеть вырубиться, как только придёшь домой.
Пассажиры метро, глядя в окна вагона, который выныривал из тоннеля на полминуты, чтобы преодолеть надземный участок, всегда обращали внимание на старый неказистый дом. Тот стоял вплотную к линии, по которой бежали поезда, и пары секунд хватало, чтоб заглянуть в его окна, но не разглядеть толком — кто там и что там. Какие ещё вопросы интересны скучающему пассажиру? Ну, вот главные: что там находится рядом с линией, как там живётся, работается под ежеминутный гул поездов?
Нормально, как сказал бы Марат Евгеньевич. Нормально работается, а живётся — так, слава богу, не здесь. Едва завал отступал, он и сам садился в метро и, наслаждаясь, прощался с окном собственного офиса из окна вагона. Ну а потом и его поглощала бездна.
Иногда, если было тепло и время, он не садился на «все эти автобусы, троллейбусы» — брал пару бутылок пива и прогуливался по широким улицам своего района, изученным вдоль и поперёк. Сидел на скамейках, иногда кормил голубей. Однажды заснял даже видео, как голуби, птицы мира, любят друг друга и друг о друге заботятся. Голубок намывал голубку, что-то выклёвывал у неё, чистил ей перья — а та отвечала взаимностью. А как они перемещались, делая всё это! Словно бы танцевали.
Захмелевший Марат Евгеньевич улыбался, кинул голубям сухариков, которые купил к пиву. Оттолкнул голубок голубку, заворчала та на него, замахала крыльями; клюнув чёрствый сухарь и крепко зажав, отскочил от неё голубок, быстро-быстро, давясь, проглотил. Ухватил на лету следующий. Марат Евгеньевич всё заснял на телефон, думал, видео станет хитом ютуба. Ошибся — не стало.
Он брал рыбу в магазине возле дома, разливное пиво и садился, как он говорил по привычке, перед телевизором. На самом деле, старый аппарат давно сломался, и Марат Евгеньевич включал прямой эфир телеканала на ноутбуке. Интернет с каждым месяцем становился страшнее, окрашивался в красный цвет, телевидение было проще и главное — более предсказуемо. Ему хотелось отдохнуть, расслабиться, а с интернетом это было невозможно.
Но и с телевизором удавалось всё реже. Который месяц в тёплых телевизионных студиях разговаривали о терактах. Тяжёлыми утрами, мрачными понедельниками, в круговороте рабочих будней он забывал о них, как и обо всём на свете. Но едва наступал вечер — ему неизменно напоминали.
Теперь Марат Евгеньевич смутно помнил те дни, когда ещё было страшно. Рвануло в его районе, и без того не слишком благополучном, — а тут сразу три высотки, друг за другом, с интервалом в пять минут. Он выходил на улицу, смотрел издалека, не приближался — наступило тяжёлое оцепенение. Родственников не было, знакомых, из оказавшихся там, — и слава богу. У Марата Евгеньевича в принципе их не было — родственников, знакомых. Когда рвануло на следующий день, уже не выходил. Ещё через неделю, когда взрывы гремели во всех районах, по нескольку раз в день, он перестал бояться. «Страна рыдает, — говорили ему из телевизора, — страна захлёбывается слезами». Но он ничего такого не заметил. Директор его фирмы на работе если чем и захлёбывался, так тем же, чем и всегда: желчью и злобой, что план продаж не выполняется или выполняется со скрипом. «А про теракты — это к Соловью иди рассказывай».
Но ведь теракты плану продаж объективно мешали: некоторых региональных клиентов, довольно крупных, оптовых даже, не стало просто физически. И хоть они и не жили в облезлых и дряхлых домишках, как сам Марат Евгеньевич, и не пользовались «всякими трамваями», но всё же ходили в кино с семьями, посещали рестораны, фитнес. А безопасно больше не было нигде. Когда резня, расстрелы, взрывы в массовых местах стали ежедневным информационным фоном, Марат Евгеньевич, грешный, пару раз изрядно сожалел, что все они минуют его директора. Он не желал ему смерти, конечно, просто знал: только сильная встряска помогла бы человеку осознать, что падение продаж в новых реалиях — явление объективное и неизбежное.
Однажды он удивился, задумавшись: жить в постоянном страхе, что тебя в любой момент убьют, что где бы ни находился — ты полностью беззащитен, да и не просто жить, а что-то делать, работать! Раньше Марат Евгеньевич посчитал бы, что на такое способен только сумасшедший или сверхчеловек. Но теперь, когда шёл второй год такой жизни, она давно уже воспринималась как данность: все вокруг стали сверхчеловеками. И, наверное, сумасшедшими. Жизнь всегда чем-то держит, чем-то цепляет; что-то оставляет на плаву. Любая жизнь, даже такая, как эта.
Марату Евгеньевичу помогало пиво. Он высасывал за вечер по шесть литров, и пиво благодарило за верность — высасывало из него остатки страха, да и вообще все мысли и чувства. Телевизор становился фоном, а стрельба и крики за окном, которые нет-нет да и случались, лишь поначалу побуждали к действиям. Например, встать и задёрнуть шторы. В последнее время он просто сидел и зевал.
«Каждый из нас, кто сегодня пришёл в студию, — говорило телевидение ставшие такими привычными слова, — в трагический день скорби, прежде всего хочет, наверняка, выразить слова соболезнования родным и близким, потому что это такая боль, такая утрата невосполнима, и она навсегда останется и у родственников, и у нас, сограждан. Мы получаем постоянные, каждодневные свидетельства того, что вся Европа, раздробленная и подвергаемая не менее ужасным и кровавым атакам, так же искренна в своём сопереживании».
«Надо же, в один день судьба может измениться», — вяло бормотал Марат Евгеньевич, расслабленный, уставший.
«В начале нашей передачи мы затронули очень важный вопрос. Вопрос иммунитета. В мире разрушен иммунитет от войны. У народов мира утрачена эта внутренняя защита, война стала обыденной».
Марат Евгеньевич посмотрел на будильник у изголовья кровати, вздохнул, решая для себя, что надо спать.
«Кроме того, если мы говорим о борьбе с террором, необходимо понимать, что только эффективное взаимодействие всех стран мира…»
Встал, сделал шаг к туалету и пошатнулся пьяно.
И тут Марат Евгеньевич понял, что пошатнулся не он, а мир.
Всё вокруг как бы ссыпáлось, словно картина на песке. Он видел такое по старому телевидению, когда там ещё оставалось время для чего-то доброго, отвлечённого. перевёрнутая, такая картина за миг превращалась в кучу песка. То же происходило и теперь, но не с картинами — со стенами, с потолком. Под ногами исчезла твердь пола, будто кто-то нажал на кнопку, раскрылись невидимые створки — и он полетел. Но это ощущение продолжалось совсем недолго, а затем все ощущения прекратились.
Очнувшись, Марат Евгеньевич немедленно понял, что произошло. Стены, точнее, остатки того, что было чьими-то стенами — стенами крепости, как говорил он про дом в далёкие годы семейной жизни — сложились причудливым образом, образовав замкнутое со всех сторон пространство. В котором он и лежал теперь, глядя в нависший над ним осколок, и даже мог привстать, хотя нога и была придавлена чем-то тяжёлым.
Склеп — вот что это было. Но только этот склеп и держал его, тяжело дышащего, жизнь. Из неё, словно утробы, он мог выскользнуть, вывернуться наружу — когда та созреет, когда доберутся те, кто наверху, те, кто очень, очень, очень, бесконечно далеко. Кто вскроет этот склеп, взрежет. Кто вытащит, будто новорождённого, его.
А ведь склеп может и схлопнуться — тогда тяжелые осколки стен и чьего-то быта раздавят его, как клопа. Он даже не успеет вздрогнуть. Марат Евгеньевич затих. Снаружи ничего не было слышно.
Но внутри!
Поняв, что происходит, он бессильно застонал. Экран ноутбука разбился вдребезги, но само устройство, непостижимым образом уцелевшее, продолжало работать. Слушать его казалось невыносимо, но до него невозможно было дотянуться, чтобы выключить. А двигаться, вставать Марат Евгеньевич не решался. Он глядел в потолок и слушал, а через какое-то время просто закрыл глаза и отдался волне информации — поплыл по ней, смиренный, подвластный воле течения. Живой.
Ведь бесконечный поток слов, сливавшийся в одно, казавшееся в этот остановившийся, закаменевший миг, божьим, было единственным доказательством жизни. И он жадно цеплялся за каждое, впивался в каждое:
«Поэтому хотелось бы закончить на позитиве. Когда говорят об эффективности мер, я думаю, все понимают, отдают себе отчёт, что антитеррористические операции внутри России проводятся непрерывно. Говоря о безопасности, мы должны понимать, что Россия прошла свой путь, к сожалению, небезопасности. Абсолютный приоритет для нас сейчас — обеспечение безопасности, и финансирование осуществляется в полном объёме, это я вам совершенно ответственно говорю, даже в условиях сложного бюджетирования, которое есть сегодня, безопасность — абсолютный приоритет».
В студии раздались аплодисменты.
Марат Евгеньевич почувствовал — хотя, разве такое возможно почувствовать? — как седеют его волосы. Юла не остановилась, нет — она лишь завертелась с новой скоростью, которую уже нельзя увидеть, при которой движение и его отсутствие неразличимы. Вот сейчас она сорвётся со своей оси и покатится, подпрыгивая, в угол.
Он тихо заплакал.