КНИГА ЧУДЕС для девочек и мальчиков

Натаниэль Готорн

КНИГА ЧУДЕС

для девочек и мальчиков

ООО Остеон-Групп

Москва-Ногинск - 2021

Книга рассказов из классической греко-римской мифологии, рассказанная классиком американской литературы в переводе А. Смирнова и богато проиллюстрированная Уолтером Крейном.

Натаниэль Готорн

КНИГА ЧУДЕС

для девочек и мальчиков

Рассказы из античной мифологии для детей

В 2-х книгах с 40 рисунками

Перевод с английского А. Смирнова

Содержание

Предисловие. НА ТЕРАССЕ ТАНГЛВУДСКОГО ДОМА

ГОЛОВА ГОРГОНЫ

РУЧЕЁК В ТЕНИ

ЗОЛОТОЕ ПРИКОСНОВЕНИЕ

СВЯТОЧНЫЕ КАНИКУЛЫ

ДЕТСКИЙ РАЙ

ТРИ ЗОЛОТЫЕ ЯБЛОКА. НОВЫЙ СЛУШАТЕЛЬ

ТРИ ЗОЛОТЫЕ ЯБЛОКА

ЧУДЕСНАЯ КРУЖКА

ХИМЕРА

КНИГА 2

МИНОТАВР

ПИГМЕИ

ДРАКОНОВЫ ЗУБЫ.

ДВОРЕЦ ЦИРЦЕИ

ГРАНАТОВЫЕ ЗЕРНА или ПОХИЩЕНИЕ ПРОЗЕРПИНЫ

ЗОЛОТОЕ РУНО

Предисловие

 НА ТЕРАССЕ ТАНГЛВУДСКОГО ДОМА.

Водно прекрасное осеннее утро на террасе сельского дома, называемого Танглвуд, сидели несколько детей; в этом числе находился один мальчик, который был ростом гораздо выше своих товарищей. Эта веселая группа предполагала экскурсию в соседнюю ореховую рощу и с нетерпением ожидала, когда рассеется туман и когда поля и луга осветятся теплыми солнечными лучами. Утро обещало один из прекраснейших осенних дней. Туман еще покрывал всю долину до самой той небольшой возвышенности, на которой расположен был дом.

На расстоянии нескольких сажен от дома все предметы застилал беловатый пар, из-за которого виднелись только некоторые пожелтевшие верхушки деревьев, позолоченные первыми лучами солнца и обрисовывавшиеся местами как будто из-за прозрачной завесы. На расстоянии четырех или пяти миль к югу возвышался пик Горного памятника[1], который как будто носился на облаке. Несколькими милями дальше, на последнем плане, еще выше поднимал свою вершину Таконик; вершины окружавших долину холмов были окружены венцом легких облаков и казались как бы наполовину погруженными в густой туман. Сама земля, под покрывавшей ее завесой, представляла взору только неясные очертания и весь пейзаж казался каким-то призрачным.

Дети, о которых мы сейчас говорили, с живостью сбежали с террасы Танглвуда, и, пробежав через песчаную аллею, в одно мгновение разбежались по сырой траве соседнего луга. Мы не можем наверняка сказать, сколько было этих бегунов, — но не меньше девяти или десяти и не больше двенадцати; тут были мальчики и девочки различного роста и различных лет. В этом числе были братья, сестры, кузины и друзья, приглашенные господином и госпожой Приигль провести со своими семействами часть осени в Танглвуде. Я не скажу вам их имен и не назову их даже обыкновенными детскими именами, ибо знаю сочинителей, которые навлекли на себя большие неприятности тем, что называли героев своих рассказов обыкновенными человеческими именами. По этой причине я назову моих маленьких друзей следующими именами: Розовая Мальва, Барвинок, Одуванчик, Василёк, Маргаритка, Дикая Роза, Резеда, Астра, Подорожник и Лютик.

Не надо думать, что дети, составлявшие эту маленькую веселую группу, получили от своих родителей и родственников позволение бегать таким образом по полям и лесам без надзора какого-нибудь лица, заслуживающего по своим летам и степенности большого доверия. Таким лицом был у них Юстас Брайт; я называю вам его по имени, потому что ему принадлежит честь рассказывания напечатанных в этом сочинении повествований. Юстас был воспитанник Колледжа Вильяма[2] и в это время имел около восемнадцати лет от роду. Небольшая слабость зрения — болезнь, которую в настоящее время считают необходимым иметь многие школьники, чтобы доказать этим свое прилежание — заставила его продолжить свои каникулы еще на две недели.

Этот ученый школьник, худощавый и бледный, как и вообще североамериканские воспитанники учебных заведений, был весьма резв и проворен, как будто бы у него вместо ног были крылья. Он очень любил переходить в брод ручейки и ходить по сырым лугам, и потому надевал на этот случай большие личные сапоги. Он был одет в полотняную блузу; на голове у него была суконная фуражка, а па носу зеленые очки, — при чем, по всей вероятности, он не столько имел в виду сохранение зрения, сколько поддержание своего достоинства. Во всяком случае, ему было бы гораздо лучше не причинять себе таких хлопот, потому что, едва он сел на ступеньки террасы, как Дикая Роза подкралась к нему сзади, и, стащив их у него с носа, надела на себя. Студент забыл взять их у неё назад, и они упали в траву, где и остались до следующей весны.

Надо вам сказать, что Юстас Брайт составил себе между детьми известность своим умением рассказывать чудесные сказки. Хотя он и притворялся каждый раз усталым, когда его слушатели, не устававшие его слушать, просили его рассказывать, но я полагаю, что ему ничто не доставляло такого удовольствия, как быть у них рассказчиком. Маргаритка, Резеда, Лютик и большая часть его маленьких товарищей и теперь попросили его, в ожидании, пока рассеется туман, рассказать им одну из его историй.

— Да, кузен Юстас, — сказала Мальва, двенадцатилетняя девочка с лукавыми глазенками и маленьким вздернутым носиком, — утро самое лучшее время для слушанья ваших нескончаемых рассказов. Нам не так будет опасно затронуть ваше самолюбие, если мы в самых интересных местах задремлем, — что сделали мы вчера вечером с маленькой Резедой.

— Ах, плутовка! — вскричала Резеда, маленькая шестилетняя девочка. — Я вовсе и не дремала; я только закрыла глаза, чтобы представить себе картину, о которой говорил кузен Юстас. Его рассказы напротив гораздо лучше слушать вечером; тогда о них мечтаешь во сне, а слушая их утром, мечтаешь о них наяву. Поэтому я надеюсь, что он нам расскажет один из них.

— Благодарю, моя маленькая Резеда, — отвечал Юстас. — Я непременно расскажу вам самые лучшие истории, какие только могу придумать, — хоть бы для того только, чтобы оправдаться перед плутовкой Дикою Розою. Но, милые дети, я уже вам рассказал столько сказок о Феях, что, пожалуй, вы совсем заснете, если я опять буду повторять их.

— Нет! Нет! Нет! — вскричали разом Василек, Барвинок, Астра, Подорожник и другие. — Для нас гораздо лучше те, которые мы уже прежде слыхали.

И в самом деле, рассказ, по-видимому, тем больше интересует детей, чем больше они с ним знакомятся и чем глубже он отпечатывается в их душе. Но Юстас Брайт, по обилию своих источников, не любил пользоваться позволением, которым более взрослый рассказчик не преминул бы воспользоваться.

— Нехорошо, — говорил он, — чтобы человек с моим образованием не мог каждый день предлагать таким детям, как вы, новые рассказы. Послушайте: я вам расскажу одну из тех нянюшкиных сказок, которые придуманы были для развлечения нашей старой бабушки-Земли, когда она была еще маленькой девочкой. Этих сказок наберется с сотню, и они были напечатаны в книжках с картинками для маленьких детей. Но старые ученые вместо этого ломают себе голову над изучением этих сказок в больших запыленных греческих Фолиантах и стараются узнать, как и почему они были выдуманы.

— Довольно, довольно, кузен Юстас! — вскричали в один голос все дети. — Не говорите больше о ваших историях, а лучше расскажите нам одну из них.

— Так садитесь вокруг меня — сказал Юстас, — и сидите смирнее. При малейшем перерыве я тотчас же перестану рассказывать. Но прежде всего я спрошу вас, знает ли кто-нибудь из вас, что такое Горгона?

— Я знаю! — отвечала Дикая Роза.

— Ну так молчите и знайте про себя, — возразил Юстас; я буду теперь рассказывать о голове Горгоны.

И он начал свой рассказ, который вы увидите на следующей странице. Пользуясь материалами, которыми он обязан был профессору Аштону, он питал, однако, отвращение к классическим авторитетам вообще и отступал от них всякий раз, как его побуждало к этому его пылкое воображение.

ГОЛОВА ГОРГОНЫ.

Персей произошел на свет от Данаи, которая была дочерью царя. Он был еще очень мал, когда злые люди посадили их обоих в ящик и пустили в море. Ветер дул сильно, отогнал ящик далеко от берега, и буйные волны понесли их на своем хребте. Даная прижимала своего ребенка к груди и каждую минуту дрожала при мысли, что её утлая поддержка потонет. К концу дня она подплыла так близко к одному острову, что попала в сети рыбака и была вынесена па берег. Остров этот назывался Серифом и находился под управлением Полидекта, который был братом поймавшего ящик рыбака.

Рыбак этот был человек честный и благородный. Он благосклонно принял Данаю и её сына и оказывал им доброе расположение до тех пор, пока Персей не сделался мужественным и сильным юношей, и стал очень искусно владеть оружием.

К несчастью, царь Полидект не был ни так добр, ни так благосклонен, как его брат рыбак. Он вознамерился возложить на Персея опасное поручение, в котором тот должен был, по всей вероятности, лишиться жизни. При этом он имел в виду, погубив его, преследовать Данаю своими жестокостями. Поэтому он начал придумывать для молодого человека самое опасное предприятие, и наконец придумал такое, которое непременно должно было погубить Персея.

По его приказу Персей прибыл во дворец и явился перед царем, который сидел на троне.

— Персей, — сказал Полидект, коварно улыбаясь ему, — вот ты сделался большим и красивым юношей. Твоя добрая мать и ты получили от меня много доказательств моего к вам расположения, равно как и от моего достойного брата, рыбака. Я предполагаю поэтому, что ты не откажешься от случая доказать мне свою признательность.

— Вашему величеству стоит только приказать, — отвечал Персей; — я готов пожертвовать своей жизнью для вас.

— Ну так слушай, — продолжал с коварной улыбкой царь, — я хочу предложить тебе маленькую поездку, и, так как ты храбрый и предприимчивый молодой человек, то это будет для тебя случаем отличиться. Знай, что я думаю жениться на прекрасной царевне Гипподамии. В таких случаях обыкновенно делают невесте редкий и изящный подарок. Сначала, скажу не стыдясь, я сильно затруднялся в выборе вещи, которая понравилась бы царевне, обладающей таким изящным вкусом. Но сегодня утром я, кажется, нашел вещь, которая мне необходима.

— Могу ли я иметь честь помочь вашему величеству в доставлении этой вещи? — с усердной готовностью спросил Персей.

— Да, можешь, если только ты так храбр, как я полагаю, — возразил царь Полидект. — Подарок, который я хочу предложить прекрасной Гипподамии, есть голова Горгоны Медузы с её змеиными волосами; я рассчитываю на тебя, любезный Персей, что ты мне достанешь её, и, так как я горю нетерпением покончить с царевной, то чем скорее ты отправишься за Горгоною, тем приятнее будет для меня.

— Я отправлюсь завтра же утром, — отвечал молодой человек.

— Пожалуйста, не забудь этого, мой храбрый друг; особенно постарайся, когда будешь отрубать голову, — не испортить черты её лица. Ты привезешь мне ее вполне целой, и я не сомневаюсь, что это понравится прекрасной царевне.

Едва Персей вышел из дворца, как Полидект принялся хохотать, восхищенный тем, что так ловко поймал в ловушку безрассудного молодого человека. Вскоре распространилось известие о том, что Персей взялся отрубить голову Медузы со змеиными волосами. Все этому обрадовались, — потому что большая часть жителей острова была не лучше своего государя, и радовалась, что с сыном Данаи случится какое-нибудь ужасное несчастье. Во всей той стране, кроме доброго рыбака, брата Полидекта, не было, пожалуй, ни одного честного человека. Когда Персей отправился в путь, то народ с насмешкой показывал на него пальцами.

— Теперь-то, — кричал народ, — Медузины змеи вдоволь покусают его!

Надо вам сказать, что в это время существовали три Горгоны; это были самые странные и ужасные чудовища, какие только когда-либо существовали на свете, да и впредь едва ли уж когда будут такие. Я не знаю, какое место дать этим ужасным созданиям, и принадлежали ли они земле или аду. Это были три сестры, имевшие некоторое сходство с женщинами, но на самом деле принадлежавшие к самой ужасной породе драконов. Трудно представить себе, какой отвратительный вид имели эти три чудовища: вместо волос у Горгон на голове находились сотни извивающихся и переплетающихся между собой змей, которые высовывали свои ядовитые языки. Вместо зубов у этих дам были ужасной длины клыки; руки их были медные; тело их было покрыто чешуей, твердой и непроницаемой как железо; кроме того, у них были крылья и крылья великолепные, потому что каждое перо было из самого чистого золота, и когда они летали на солнце, то блеск этих крыльев был ослепителен.

Но те несчастные, которым случалось быть очевидцами их появления на воздухе, — не останавливались, чтобы полюбоваться ими, а напротив, бежали прочь изо всех сил, чтобы не быть укушенными змеями или разорванными в куски их медными когтями. Конечно, и это уже были опасности большие, но самая ужасная сторона появления Горгон состояла в действии, производимом на людей их страшным видом: стоило человеку взглянуть на одну из них — и он тотчас же превращался в каменную статую.

Стало быть, царь Полидект придумал очень опасное предприятие для невинного молодого человека. Сам Персей, поразмыслив об этом, увидал, что у него очень мало шансов на успешный исход его предприятия, и что сам он, по всей вероятности, обратится в камень, подойдя к Медузе, — и уж тогда никак не принесет царю голову Горгоны. Ему придётся не только сразиться со златокрылым чудовищем, но и подойти к нему с закрытыми глазами, потому что иначе в одно мгновение рука его, поднятая для нанесения удара, окаменела бы, как и всё остальное его тело, и он остался бы стоять в таком положении несколько столетий, пока сила времени не обратила бы его в прах. А это была очень грустная перспектива для честолюбивого молодого человека, желавшего совершить много подвигов и считавшего себя предназначенным наслаждаться счастьем в этом прекрасном мире.

Эти размышления навели на Персея такую грусть, что он не мог решиться сказать матери о своем предприятии. Вооружившись своим щитом и мечом, он переправился через пролив, отделявший остров от твердой земли. Прибыв на твердую землю, он сел в уединенном месте и не мог сдержать своих слез.

Но в то время, как он предавался своему горю, позади его послышался голос, говоривший ему:

— Отчего ты так печален, Персей?

Он поднял голову, изумившись этим словам, потому что считал себя одиноким здесь, и увидал незнакомца, у которого на плечах развивался плащ, на голове была надета странная шляпа, в руке маленькая, особенного фасона, палка, а с боку -- коротенький и кривой меч. Походка его была чрезвычайно быстра и легка, как у человека, привыкшего к гимнастическим упражнениям и хорошо умеющего прыгать и бегать. Кроме того, он имел вид столь веселый, что Персей не чувствовал при виде его ни малейшего смущения. Но, будучи по природе бесстрашен, он устыдился, что его застали в слезах, как какого-нибудь робкого школьника. Поэтому он отер свои слезы и с самым развязным видом отвечал:

— Я не печален, но задумался о предприятии, на которое хочу пуститься.

— Скажи мне, в чем дело, — возразил незнакомец, — и когда ты расскажешь мне, что ты хочешь делать, то я, может быть, буду тебе сколько-нибудь полезен. Я выводил из затруднения многих молодых людей в весьма трудных обстоятельствах. Ты, я думаю, не раз слыхал обо мне, потому что я известен под разными именами, но чаще всего меня зовут Меркурием-Ртутью[3]. Скажи мне, какое у тебя горе. Мы о нем потолкуем и потом увидим, что надо делать.

Эти благосклонные слова тотчас пробудили в молодом человеке надежду. Он решился рассказать Меркурию все свои затруднения, рассчитывая, что от этого они не сделаются больше, а между тем, может быть, его новый друг подаст ему какие-нибудь советы, которые после ему пригодятся. Поэтому он рассказал ему в немногих словах, каким образом царь Полидект захотел иметь голову Медузы, чтобы сделать из неё свадебный подарок царевне Гипподамии, и каким образом он взялся доставить ее этому царю, прибавив, что боится быть обращенным в камень.

— Да, это было бы очень жаль, — возразил с лукавою усмешкою Меркурий. — Конечно, из тебя выйдет прекрасная мраморная статуя, и ты в этом виде простоишь долго; но гораздо лучше несколько лет пробыть молодым человеком, чем несколько столетий камнем.

— Конечно, в тысячу раз лучше! — вскричал Персей. — Да и что будет с моей доброй матерью, если её любимый сын подвергнется такому превращению?

— Будем надеяться, что твое предприятие не будет иметь столь печальных последствий, — возразил ободряющим тоном незнакомец. — Если кто имеет возможность помочь тебе в этом деле, так это именно я. Моя сестра также примет участие в нашем деле, и ты можешь добиться успеха, как ни мало теперь имеешь на него шансов.

— Твоя сестра? — повторил Персей.

— Да, моя сестра. Это особа очень умная. Если у тебя есть храбрость и благоразумие, и если ты будешь в точности следовать нашим советам, то тебе нечего бояться, что Горгона обратит тебя в камень. Прежде всего вычисти свой щит так, чтобы ты мог глядеться в него, как в зеркало.

Эти слова удивили сына Данаи, потому что он считал более нужным иметь крепкий щит, чтобы защититься им от медных когтей Горгоны, чем такой щит, в который бы можно было глядеться. Но, будучи убежден в том, что Меркурий лучше него знает, что нужно делать, он тотчас же принялся за работу, и вычистил свой щит до того, что он сделался ясен, как полная луна. Меркурий с усмешкой смотрел на эту работу, а потом, сняв свой кривой меч, опоясал им Персея.

— Никакое другое оружие, кроме моего меча, не сможет тебе пригодиться для той цели, которую ты имеешь в виду, — сказал он ему. — Лезвие его превосходного закала, и ты можешь рубить им железо и бронзу так же легко, как самую тонкую ветку. Теперь пойдем. Нам прежде всего надо найти трех старух с седыми волосами, которые скажут нам, где отыскать нимф.

— Трех женщин с седыми волосами? — вскричал Персей, которому это показалось новым затруднением. — Скажи мне, пожалуйста, какие это три женщины, о которых я сроду никогда не слыхивал.

— Это очень странные женщины, — со смехом сказал Меркурий. — У них только один глаз и один зуб на всех трех; к ним надо подходить только при свете звезд или в сумерки, потому что они никогда не показываются ни днем, ни при лунном свете.

— Но зачем же терять время на отыскивание этих трех старух? — спросил Персей. — Не лучше ли тотчас же пуститься за ужасными Горгонами?

— Нет, этого делать не надо. До них мы доберемся еще не скоро. Единственное средство увидать их состоит в том, чтобы отыскать сперва трех старух, и, когда мы их встретим, ты можешь быть уверен, что Горгоны не далеко. Отправимся же в путь.

После этих слов наш герой почувствовал столько доверия к благоразумию своего советника, что больше не стал делать ему возражений и изъявил готовность тотчас же приняться за дело. Поэтому они решились отправиться в путь и пошли так быстро, что Персей с трудом поспевал за своим проворным товарищем. Ему пришла в голову мысль, что у этого спутника есть крылатые сапоги, которые, конечно, много помогают ему так скоро идти. А потом, когда Персей украдкой взглянул на него, то ему показалось, что у него по бокам головы крылья, но, взглянув на него прямо в лицо, он не нашел ничего, кроме шапки, имеющей какую-то странную форму. Что касается до палки, о которой мы говорили, то она, конечно, приносила Меркурию очень большую пользу и придавала ему такую быстроту, что Персей, как ни отличался своей резвостью, едва переводил дух от усталости.

— Вот! — сказал ему наконец его спутник, замечая, с каким трудом следовал за ним Персей, — Возьми эту палку, тебе она гораздо нужнее, чем мне. Неужели на острове Серифе нет ходоков лучше тебя?

— Я ходил бы не тише всякого другого, — сказал Персей, посматривая на ноги своего вожатого, — если бы только у меня были сапоги с крыльями.

— Я постараюсь достать тебе их, — отвечал его спутник.

Но палка так помогала Персею, что он не чувствовал уже ни малейшей усталости. Эта палка как бы оживилась в его руке и передала ему часть своей жизни. С этой минуты оба путника продолжали свой путь, весьма фамильярно разговаривая между собой. Особенно Меркурий рассказывал множество необыкновенных историй о своих приключениях, в которых его изобретательный ум всегда выводил его из затруднения; поэтому Персей начал на него смотреть, как на чудесного человека. Он, очевидно, хорошо знал свет, а для молодого человека самая полезная вещь, если у него есть друг, практически знакомый с жизнью. Потому Персей со вниманием слушал все, что говорил его вожатый, — в надежде всем слышанным от него обогатить свой ум.

Наконец он вспомнил, что Меркурий упомянул о сестре, которая должна была оказать содействие их предприятию.

— Где же эта сестра? — спросил он — скоро ли мы ее увидим?

— Для всего свое время; моя сестра, о которой я тебе говорил, имеет характер совершенно не похожий на мой. Она важная и благоразумная особа, никогда не улыбающаяся и не смеющаяся; она поставила себе за правило открывать рот только для того, чтобы сказать что-нибудь важное, и точно также любит слушать от других только умные речи.

— Боже мой! — вскричал Персей, — Я никогда не осмелюсь произнести ни одного слова в её присутствии.

— Это особа прекрасная, — продолжал Меркурий; — она знает все искусства и все науки; одним словом, — до того умна, что ее люди зовут Мудростью. Но надо тебе сказать, что её важность и моя резвость много не сходятся между собою, и потому я думаю, что её общество в дороге будет тебе не так приятно, как мое. Впрочем, ты должен при встрече с Горгонами воспользоваться её советами.

В то время, как они таким образом разговаривали, день начал клониться к вечеру. Они пришли в пустынное и дикое место, покрытое кустарником и до того пустое, что, казалось, в нем никто никогда не бывал. В этом пустынном месте все имело мрачный вид; темнота делалась все больше н больше, и Персей, поглядывая вокруг с обескураженным видом, спросил у Меркурия, далеко ли им еще идти.

— Тише! Не шуми, — отвечал тот. — Теперь как раз время, когда мы можем встретить трех женщин с седыми волосами. Остерегайся, чтобы они не увидали тебя прежде, чем ты увидишь их, потому что, хотя у них у всех только один глаз, но глаз этот одарен такою же проницательностью, как три пары обыкновенных глаз.

— А как же мне сделать, чтобы они не увидали меня? — спросил Персей.

Меркурий объяснил ему, как эти старухи обращаются со своим единственным глазом; они пользуются им поочередно, как какими-нибудь очками или лорнетом. Подержав несколько времени глаз, одна из трех сестер вынимает его из орбиты и передает другой, которой придет очередь, и эта опять тотчас же вкладывает его в свой лоб, чтобы посмотреть на природу. Таким образом понятно, что одна из сестер пользуется зрением, в то время как другие остаются слепыми; кроме того, в ту минуту, как глаз переходит из одних рук в другие, ни одна из этих старух ничего не видит. Я слыхал рассказы об очень странных вещах, но, по моему мнению, ни одной из этих странностей нельзя сравнить с тем, что у трех старух всего один глаз на троих. Также точно думал и Персей, удивление которого все более и более увеличивалось; он почти готов был поверить, что его товарищ над ним насмехается и что подобные существа никогда не существовали.

— Вскоре ты увидишь, что я тебя не обманывал, — сказал Меркурий. — Но тише, вот они идут.

Персей посмотрел в темноту во все стороны, и наконец увидел трех старух на недалеком от себя расстоянии. Темнота была такая, что он едва мог разглядеть их лицо. Он заметил только длинные седые волосы, и, так как они подходили все ближе и ближе, то он уверился, что две из них имели посреди лба отверстие, которое было пусто; но в орбите третьей сестры находился большой открытый глаз, блиставший как большой бриллиант в перстне. Этот глаз показался ему столь проницательным, что он предположил в нем способность видеть в самом глубоком мраке так же ясно, как в полдень. Зрение трех сестер было сосредоточено в этом одном органе.

Однако три старухи шли свободно, как бы у всех них было по глазу; та, у которой глаз находился в это время, вела двух своих сестер за руку, беспрестанно бросая вокруг себя столь внимательные взоры, что Персей боялся, как бы она не увидела его сквозь частый куст, за которым он и его спутник притаились. И в самом деле, страшно было находиться близко около столь проницательного глаза.

Подходя к самой чаще кустарника, одна из трех женщин сказала:

— Сестра Подземная! — вскричала она, — Не слишком ли долго ты пользуешься глазом? Теперь уже моя очередь.

— Подожди еще минуту, Сатанита, — отвечала первая. — Мне показалось, что я вижу что-то за частым кустом, который недалеко от нас.

— Да хоть бы ты и видела, — возразила со злостью Сатанита, — но разве я хуже тебя могу рассмотреть, что это такое? Этот глаз принадлежит одинаково как тебе, так и мне, и я умею пользоваться им так же хорошо, как и ты, — если только не лучше, — отдай его мне — говорю тебе — и я сейчас посмотрю на куст, о котором ты говоришь!

Но третья сестра, по имени Трясучка, начала ворчать, уверяя, что теперь её очередь пользоваться глазом. Чтобы покончить спор, первая сестра вытащила глаз из своего лба и подала его двум своим сестрам.

— Ну не спорьте, возьмите глаз, — сказала она. — Я не обижаюсь, что мне придется немножко побыть в темноте. Берите же его скорее, или я оставлю его у себя.

Сатанита и Трясучка протянули руки, чтобы взять глаз из рук сестры; но так как они были слепы, то им было трудно сразу поймать его. Меркурия очень забавляло, что Сатанита и Трясучка стараются ощупью найти глаз; он с трудом сдерживался от смеха.

— Вот прекрасная для тебя минута, — сказал он на ухо Персею. — Проворнее бросься на Подземную и вырви у неё из рук глаз, прежде чем одна из двух её сестер вставит его к себе в лоб.

И пока три старухи продолжали спорить, Персей одним прыжком перескочил через куст и овладел глазом. Чудесный глаз, попав