Возвращение на круги своя

Награждён в 2021 году Европейской Академией Естественных Наук медалью Лейбница за особые заслуги в научных исследованиях. Помимо научной деятельности пишет художественные книги. Перечень книг дан в приложении.

Предисловие

Предлагаемый вашему вниманию роман – часть дилогии, первый том которой называется «Авдеевы конюшни». Второй том «Возвращение на круги своя» можно считать самостоятельным произведением, понятным без прочтения первой части. В романе использованы стихи автора.

Возвращение на круги своя (Роман)

В маленьком курортном, крымском городке С., в номере санатория разместились два уже немолодых человека. Город С. был небольшим и прилёг на побережье чёрного моря, зажатый, как и водится почти во всех крымских городах, между двумя горами. Зажатость и ограниченность пространства, как в комнатушках времён СССР – была, наверное, и сейчас остаётся особенностью этого южного края. Здесь не пляжи Майями, где океан раскинулся на сотни миль в ширь пока его может различить глаз и где пляжи – ровные, с белым чистым песком, широкие и тянущиеся на десятки километров. Поражает их исполинский размах так, что дух захватывает от необозримой красоты. Но у нас в Крыму всё по-домашнему, уютно и скромно.

И сами мы такие же скромные, зажатые. Мы не американцы, которые чувствуют себя в любой точке мира хозяевами, ведут себя раскрепощено, будто вышли погулять на зелёную лужайку возле своего дома. Надо сказать, что живут они в основном в картонных собачниках, одноэтажных и имеющих презентабельный вил только сверху. Тёплый климат делает излишним толстые стены, изнежил их, как и сытая, спокойная жизнь так, что почти все превратились в бесформенные тушки, которые трудно спрятать в жарком климате, а потому они в своих маечках и шортиках выглядят очень не аппетитно. Бухту города С. ласкали тёплые волны моря, а она вытянула языки пирсов, будто желала остудить пыл разгорячённого песка своих пляжей. Дом отдыха утопал в зелени кипарисов, акации и ещё бог знает каких тропических растений. Выделялось 2 многоэтажных здания на его территории: одно спрятавшееся в глубине на пригорке, другое на берегу моря. Ночью шепот волн, успокаивал, навевал дрёму в комфортабельных номерах. Здесь не носили ужин и лёд для шампанского в постель и коричневый мулат с белоснежной улыбкой не ждал чаевых. Не было здесь казино для миллионеров с сигарами, девиц по вызову. Но люди сами организовывались и у них получалось не хуже: играли в карты, общались на танцах, в кафе под открытым небом и в постели и было не зачем тратить баснословные деньги, как на фешенебельных курортах. На одной скале бухты была видна старинная крепость, ничем не отличившаяся и не попавшая в учебники истории, построенная в 7 веке, имеющая запутанную, мало изученную родословную. Но как бы то ни было, она производила впечатление своими 6 метровыми, толстыми стенами с бойницами и тем, что выходила на обрыв в 154 метра высотой, отвесный и устрашающий для тех кто туда забирался, и делала это место особенно привлекательным, нависая над головокружительной бездной. Это было время СССР и билеты за посещение крепости не брали. Всё было чинно, мирно, благородно: море освежало, крепость радовала глаз, как и погода, цены не кусались, будущее не волновало своей финансовой неизвестностью, все могли себе позволить съездить в эти райские места. Дамы надеть чёрные очки и модные летние платья фабрики Большевичка или наоборот раздеться на пляже, надев бюстгальтер последнего размера, демонстрируя свои мягкие, плюшевые фигуры, которые не в пример западным ловеласам нравятся нашим мужчинам не напрасно и я их понимаю. Мода на иссушённые тела, без влекущих форм, похожих на вяленую воблу приятны быть может только редакторам бульварной прессы и российским нуворишам. В общем, жили не очень богато, но достойно, без конвульсий и переживаний за будущее. Только людям творческим было душно в этой обстановке уравниловки, где жировали чиновники всяких мастей, принижавших таланты, ввиду отсутствия своих, которых они будто садовыми ножницами сравнивали с остальными. Но это свойство россиян вообще, потому как сейчас, в эру оголтелого дикого капитализма всё осталось по-прежнему. Да, мы такие, а потому всегда будем жить хуже Европы и с этим надо смириться, хотя талантов хоть отбавляй.

В комнате отеля сидели двое пятидесятилетних отдыхающих: один иссушённый, высокого роста, с узким, вытянутым лицом, изборождённым глубокими старческими складками, с соломенными волосами и голубыми глазами-щёлочками спрятавшимися под колючими кустистыми бровями, нависшими над ними. Он производил впечатление человека достаточно пожившего, чтобы к его мнению прислушивались и которому не надо было говорить на повышенных тонах, утверждая что-то. Он умел слушать собеседника и принимать его точку зрения, что говорило о гибкости ума. Был он человеком уравновешенным в отличие от своего соседа, всем своим видом вызывал чувство уважения к своей персоне, ничего для этого не делая, наверное потому, что в нём чувствовалась интеллигентность и образованность. Другой с лысым черепом, остатками чёрных волос по бокам, с голубыми умными и нагловатыми глазами, спрятанными глубоко в глазницах под высоким, умным лбом. Он был проницательным, резковатым в своих суждениях, говорил то, что думает и видел людей насквозь. Жизнь, сложившаяся не очень удачно сделала его жёстким, хотя у соседа сложилась не менее драматично.

Их творческим натурам не нашлось места в современном мире ибо человеческая зависть не дала раскрыться и проявить себя в полную силу. Они были выброшены на её обочину и справедливо недолюбливали людей, чьи судьбы сложились удачно и для чего они сами почти ничего не сделали. Те другие жили, как все подчиняясь общепринятым правилам, ловчили когда надо, когда надо заигрывали с начальством, угождали ему, умели строить отношения с людьми, заводить нужные знакомства. Одним словом, плыли по течению в общей массе, не налегая на вёсла, не опережая и не отставая от других, но к финишу благополучия пришли среди первых, таких же умеющих жить и гордящихся своим положением. Их жизненное кредо было бы уместно в работе дипломата, где на карту поставлена судьба Родины, но их мышиная возня возле кормушки с бесплатным сыром была омерзительна. Фальшивая позолота на призе благополучия потускнеет и осыплется от времени и в старости, как и эти двое в доме отдыха они придут в жизненный тупик, оставаясь наедине с собой, никому ненужными и тоже выброшенными из жизни. Женщины займутся самообманом, оправдывая своё ставшее бессмысленным существование заботой о выросших детях и внуках, а мужья по большей части будут бездельничать, пить водку, ходить на рыбалку, исполнять приказы жены, превратившейся в старуху, не вызывающую никаких эмоций в лучшем случае, а чаще скандалы, потому как видеть друг друга весь день ощущая свою никчемность станет невыносимо. Седина в бороду, бес в ребро. Будут и такие вне возрастные любители женщин, сохранившие любовь к ним в преклонном возрасте. Но сейчас речь не о них.

Интеллигента звали Платон Кондратьевич Гриньков, а другого Демьян Кузьмич Солоницкий. Демьян был одет в полосатую пижаму, а Платон в чёрные брюки и белую рубаху. Он сидел в кресле на террасе балкона и жмурился, подставляя лицо тёплым лучам солнца. Демьян читал газету, лёжа на диване в комнате. Молчание нарушил Платон:

- Мы уже с утра заселились, но не познакомились. Меня зовут Платон. Платон Кондратьевич Гриньков.

- Демьян Ефремович Солоницкай, - ответил Демьян. – Владею своим имением - однокомнатной квартирой в старой, панельной хрущёвке с видом на мусорные баки и десятком душ, которых опускаю в житейское море, созданное моей фантазией на страницах моих книг.

- Писатель?

- Драматург. Писать длинные романы – не моя стезя. Пока пишешь, сам меняешься и хочется переписать написанное, которое уже успел позабыть.

- А я трудился физиком в НИИ.

- Почему трудился?

- Был сокращён. Пошёл против течения, вопреки принятым нормам. Разругался со своим начальником, предложив свою научную программу, замахнулся на самого Эйнштейна, а он превратился в божество и посягать на него – святотатство и ересь. В общем, отлучили от науки.

- Понимаю. Я в некотором роде филолог. Преподавал в литературном институте. Работа скучная, однообразная. Пересказывать чужие мысли, согласитесь, - удел убогих. В общем, бросил я это дело и стал писать своё.

- А на что живёте?

- Есть сбережения, обменял трёхкомнатную квартиру на однушку в пролетарском районе. Ну а вы чем промышляете? Пушнина, золото, а может камешки?

Платон горько усмехнулся. Его лицо с глубокими складками ещё сильнее сморщилось.

- Пишу диссертации за деньги.

- Ну и как там дела в науке? Что новенького? - спросил едко Демьян, переворачиваясь с боку на бок. – Дважды два по-прежнему четыре?

- Иронизируете. Но вы правы. Настоящая наука начинается, когда дважды два вызывает сомнение.

Демьян встал с кровати и сел за стол. Выпил из графина воды:

- Это не водка, но всё же что-то в этом есть. В возрасте за 50 хочется начать получать удовольствие от жизни.

- Вы за этим сюда и приехали?

- Именно. За чем же ещё? Надо попробовать что-то новое. Любовь к Музе безответная, хотя могу утверждать, что она самая сильная. Невозможность обостряет её до немыслимых пределов, превращает в сладостную муку и не отпускает ни днём ни ночью. Жизнь превращается в кино, которое крутят без остановки, снова и снова и это не надоедает, в отличие от того реального, которое я могу смотреть пять минут, не больше. Заранее ясно кто что скажет, что произойдёт дальше. Вот если бы говорили интересно, красиво, выражали мысли, а не несли обывательский бред на уровне кухарки.

Платон положил руки в карманы и слегка потянулся:

- Так для них это всё и сделано.

- А не дороговато ли это тратить деньги на говно? В СССР выпускается 100 фильмов в год.

Платон промолчал. Его эта тема не интересовала. Демьян продолжил беседу:

- Ну а вы зачем пожаловали в места не столь отдалённые?

- За тем, за чем и все. Но эта авантюра с моей стороны. Я привык всё просчитывать наперед. Профессия такая. Водку и женщину можно найти где угодно и для этого не обязательно ехать в эту парилку. Но хочу заметить, что всё это закуска для мужчины после главного блюда, как то успех в своём деле. Случайность, теория вероятности. Вся надежда на это. Нет ничего заранее предопределённого. Всё совершается с некоторыми отклонениями от нормы. Если вы заметили, то при взвешивании сахара на весах несколько раз, результаты получаются разными.

- Заметил и не только я, а компетентные органы, - улыбнулся Демьян. - С главным блюдом у меня тоже неважно. Мои клиенты придерживаются американской диеты. Им нужны щупальца, монстры, реки крови, расследования, пистолеты, погоня, голые сиськи, постель. – Демьян вышел на балкон, с которого отрывался красивый вид на пляж и встал рядом с Платоном. Искорки солнца, рассыпанные по всей поверхности моря слепили глаза, белый песок оттенял синеву моря и бесформенные фигурки отдыхающих. – Жизнь сейчас, что вот эта песчаная пустыня. Идёшь по ней, воздух струится вверх, его горячее дыхание обдаёт жаром и теснит грудь. Кругом бедуины, озабоченные только своими мулами, их молоком и лепёшками и чьё сознание витает вокруг горшка с мясом и никак не может от него оторваться. Вечереет. Так сладок сон в арабскую ночь, под Южным Крестом на небе, когда цикады дают свой скрипичный концерт, где-то ухает птица в экзотическом наряде из перьев, а рядом рай, сошедший с небес в виде восточной красавицы. И кажется, что ещё мгновение, и мы с ней улетим высоко-высоко от грешной земли и коснёмся руками хрустальных звёзд, их перезвон наполнит нас нежностью и трепетный вздох сольёт наши души в сладострастных объятьях.

- Да вы поэт.

- Но всё это только мечты, - продолжил Демьян, не обращая внимания на Платона. - Мысли вслух, наброски, а в реальности драный, махровый халат, пропахший сигарами и одеколоном и вид из окна на свалку мусора во дворе.

- А вот моя гипотеза не менее красива и она способна унести вас к звёздам реально даже в вашем драном, махровом халате.

Демьян продолжил изливать душу:

- Согласитесь, что очарование улетучивается, когда достигаешь желаемое. На расстоянии оно переливается, как хрусталь мистическим светом, манит своей тайной, будит воображение, но подойдёшь поближе, дотронешься рукой и окажется, что это просто гранёный стакан – немытый, замусоленный, с отпечатком губной помады таинственной незнакомки, которая исчезла незаметно, как и появилась, растаяв в тумане грёз, окутавших сознание. А была ли она? Может это только желание любить, желание счастья, желание бросить всё и уехать на край земли, подальше от этих нравственных уродов, этих меркантильных, алчных, наглых людишек, способных перешагнуть через тебя для достижения своих корыстных целей? Была ли она? Но запах духов рождает в душе сладостную муку и надежду. Вот что такое счастье, - подчеркнул товарищ Солоницкий в своей речи на 6 съезде лит.работников.

- Красиво. Зачем вам куда-то ехать? Ваше счастье писать книги, - спокойно ответил Платон. Он не был сентиментальным, но всё же почувствовал красоту слога своего приятеля.

- Жизнь писателя проходит вне обыденной жизни, - продолжил свой доклад Демьян, - за пределами видимого мира. Иногда я спускаюсь на землю, чтобы мокнуть перо в чернила и зачерпнуть свежую порцию впечатлений. Затем сюда и приехал. Звучит красиво, не правда ли? Это всё для книги, а реальность груба, неотесанна и жестока. Как ни прискорбно, кончать жизнь в одиночестве, когда некому вызвать скорую помощь не лучшая участь. Зачем я сюда приехал, - начал почти кричать Демьян. Его лицо раскраснелось, он глотнул воды из стакана. – Да, я хочу удовольствий, признания своих трудов и просто голую девку. Пусть моя литературная стряпня подгорела от накала моих справедливых мыслей и не по вкусу многим, а только таким же как я - растоптанным и униженным жизнью, опущенным на её дно! А потому я голоден по хорошей еде, по хорошему жилищу, я желаю пить водку и развлекаться с бесстыжей, голой девицей, молодой, красивой, пусть глупой. Все мы глупцы поскольку живём в этом жестоком мире и только немногие могут с ней покончить. Это наркомания жить на краю бездны, бесконечности отделяющей жизнь от смерти и при этом улыбаться, смеяться, любить и ненавидеть. Мы все безумцы! Весь мир это - пир во время чумы, это сумасшедший дом, это вакханалия помешательства, апофеоз абсурда и умопомрачения. Если бы люди хотя бы иногда задумывались над этим, жизнь бы стала другой. Стало бы меньше злобы, насилия, алчности, жесткости. Не стало бы войн, ведь все они желание отобрать богатство, но если жизнь конечна, то всё это теряет смысл. Да, я хочу развлекаться с девкой, как мне этого хочется, и пусть это будет один раз, но я хочу закричать на всю Вселенную: «А-а-а!» и пусть мой звериный рык пугает мамочек в соседних номерах и кто-то ругается матом, переворачиваясь на другой бок.

- Есть религия. Разве этого недостаточно? – спокойно спросил Платон.

- Религия обещает вечную жизнь, а бог милостив и всё простит. Поэтому живи, как хочешь, делай зло, но покайся.

- Я не богослов, не буду спорить. Но то, что она существует 2000 лет говорит о многом.

- Это говорит о том, что человек слаб и одинок (так было всегда), хотя на самом деле рядом могут быть близкие люди. Есть потаённые уголки души, куда вхож только сам человек и там он такой, какой есть. Он не может справиться с трудностями, он не может признаться окружающим в том, что его волнует и только наедине с богом он может сказать ему всё и будет понят, прощён и обретёт невидимую духовную защиту. Люди сильные духом в этом не нуждаются, как и не нуждаются в этом баловни судьбы разве что следуя моде. Ну а зачем вы посетили сей райский уголок?

- Я хочу просто полежать на горячем песке и забыть про убогие будни провинции. А женщины? – спросите вы. – Я на работе имел с ними дело и вижу их насквозь. А то что известно, не вызывает интереса. И скажу откровенно, там внутри они намного омерзительней мужчин. Но всё же попадаются редкие экземпляры, в которых есть обаяние и ум. Но такие встречи случаются редко и как правило они уже замужем. Если всё это сочетается с чувством юмора, то это подарок судьбы. Странно, что такие женщины живут с неотёсанными мужланами.

- Платон, с мужланом она будет доминировать в доме, превосходя самца по интеллекту. И с таким просто, чувствуешь себя раскованно, поскольку он проще пареной репы. Матриархат, вот что их привлекает, особенно тех, кто достиг чего-то на работе. Подчиняться самцу не для