Клара-инопланетянка

Глава 1

«Доктор… мне кажется, что я — инопланетянка».

«Вот как? И почему вам это кажется?»

Психотерапевт, явившийся воображению Клары, был похож на добрую бабушку — пухленькую, с седыми кудряшками, прятал цепкий взгляд за круглыми позолоченными очками и всем своим уютным видом располагал к откровенности.

Остановившись у перехода, она постаралась собраться с мыслями. Пора, пора, наконец, ответить на этот вопрос хотя бы себе самой!..

«…Потому что я не понимаю людей. И чем дольше живу, тем меньше у меня надежды, что когда-нибудь сумею понять.

О чем они, спрашивается, думают? И думают ли вообще?

Нет, доктор, я, конечно, не считаю себя умнее всех, но вот что меня удивляет — ведь были же на Земле мудрецы, пророки, философы, которые оставили человечеству вроде бы достаточно разумных указаний насчет того, как ему следует жить, к чему стремиться, о чем заботиться. Десять заповедей существуют, опять же. А еще — народная мудрость… Но человечество так живет и мыслит, словно ничего этого нет и не было никогда. Особенно в последнее время.

Правда, пока я молода была, я о нем, честно говоря, попросту не задумывалась. Гораздо больше меня волновали собственные проблемы. Классические вопросы к мирозданию — что я собою представляю, зачем на свете живу… Но сейчас, когда мне уже под пятьдесят и про себя давно все стало ясно, я начала обращать внимание и на других обитателей планеты Земля. Как-то там они поживают?… И с тех пор практически постоянно нахожусь в неприятном и тяжелом недоумении.

Такое впечатление складывается порой, извините, что подавляющее большинство землян страдает серьезной недостачей ума, кого ни возьми. Вот, к примеру, звезды так называемые… которые способны при всем честном народе хвастаться тем, что тырят тапки в гостиницах, и с удовольствием полощут и свое и чужое грязное белье, не понимая, что роняют этим собственное достоинство! Или кандидаты наук (якобы), с самым серьезным видом преподносящие под видом «мистических историй» замшелые байки деревенских бабок с завалинки! Или те загадочные умы, что с садистским упоением изобретают все новые причины для Апокалипсиса… и до того уже додумались наконец, будто кто-то кислород из атмосферы выкачивает — не то пришельцы, не то какое-то мифическое мировое правительство!.. Всем этим господам что, заняться больше нечем? Как и тому самому «мировому правительству», которое, видимо, мечтает остаться на Земле в полном одиночестве? Маловато на планете, да и у самих людей реальных проблем?

Историю в последнее время усердно превращают в то самое дышло, которое куда повернешь, туда и вышло… Все, буквально все, от телеведущих до президентов, несут порой с экрана такой откровенный бред, что поневоле задумаешься — что же с человечеством происходит? И ведь это — люди публичные, те, кто в силу самого положения своего должны, казалось бы, быть разумнее и ответственнее прочих, ибо формируют общественное мнение, так сказать!

Что уж говорить о тех, чье мнение ими формируется?…»

Уютный «доктор» внимал участливо, кивал сочувственно.

Клара воодушевилась.

«Всем, казалось бы, должно быть известно, что худой мир — лучше доброй ссоры. И что с соседями своими лучше жить дружно. Что хороший хозяин всегда заботится о своих работниках, как и о домашнем скоте, поскольку понимает, что от сытых и довольных проку больше, чем от голодных и злых.

А еще — что грязное белье прилюдно не стирают, а в чужом копаться — вовсе неприличное дело…

И почему об этом никто не помнит? Почему никто не хочет, по-видимому, жить мирно? Приводя в порядок собственные дела?

Ах, доктор, телевизор смотреть давно уже просто неприятно. Ибо многие, похоже, не только об этих вполне несложных правилах общественного поведения забыли напрочь, но и о Боге. Несмотря на обилие церквей!

Откуда, например, взялась эта странная тенденция в последнее время — представлять черное белым и размывать грань между добром и злом? Уверяя, что ее будто бы не найти? Когда даны людям упомянутые уже десять заповедей, простых и внятных, и у всякого нормального, разумного человека, каким, мне думается, я имею право себя считать, даже и вопроса не возникает, ни в каком конкретном случае, что есть зло, а что есть добро? Взять хоть фильмы и книги, которые принято нынче именовать «культовыми»! Где, в частности, изображаются романтическими героями вампиры — убийцы по определению, а русские богатыри-герои становятся вдруг злодеями! И это предлагается смотреть и читать подросткам, детям практически, которые еще способны поверить в любую чушь!

Можно возразить, конечно, что вампиры и кощеи всякие — это сказочные персонажи, их, мол, не существует, и потому какая разница, представлять их отрицательными или положительными. Сказка, мол, на то она и сказка, что в ней возможно все… Но, но и но! Сказка испокон веков была «добрым молодцам уроком»! Именно она давала первые, начальные представления о моральных устоях. В ней вознаграждалось добро и наказывалось зло — без труда, кстати сказать, отличимые друг от друга!

А теперь? Кому понадобилось переворачивать все это с ног на голову? Человечество внезапно сошло с ума? Или оно всегда было не вполне адекватным, просто в двадцать первом веке сочло возможным отринуть наконец мораль и этику, державшие его прежде в рамках?

Или это я…

Нет, доктор, я пока еще в своем уме и, конечно же, понимаю, что никакая я не инопланетянка, а самый обычный человек. Родители мои — точно земляне, я не подкидыш и не приемыш в семье…

Но взять хоть это жуткое утверждение: «Ты — то, что ты ешь»!

И какому «светлому» уму могло такое забрести в голову?! Неужели человек, по его мнению, состоит из одного лишь желудка? И, поевши моркови, например, превращается в морковь, а поевши индюшатины — в индюка?!

Души и разума у нас, значит, не имеется? А как же Пушкин, Моцарт, Эйнштейн — они-то что же ели в свое время, по его мнению?…»

Тут ее толкнули.

И кто-то раздраженно спросил:

— Девушка, вы проходите или нет?

И Клара с изумлением обнаружила себя стоящей перед турникетом в метро. Без единого воспоминания о том, как она попала сюда, миновав попутно два перехода через дорогу.

…Так, испуганно подумала она, нашаривая проездной в кармане, надо бы на время отвлечься от своего захватывающего монолога. Чтобы благополучно спуститься вниз, сесть в нужный поезд и выйти на нужной станции.

А там можно и продолжить. К дому ноги дорогу знают, мимо точно не пронесут…

Но, стоя на эскалаторе, она не удержалась все-таки, вспомнила еще один пример человеческого неразумия, о котором недавно слышала. Первого сентября, в некоем городе, на торжественной школьной линейке кто-то умудрился запустить в качестве музыкального сопровождения известную песню про «рюмку водки на столе»!

Клара горестно покачала головой. Бедные дети!..

Так, снова спохватилась она, смотри-ка ты, милая, лучше по сторонам. Порадуйся, кстати, что тебя опять «девушкой» назвали. Приятно все-таки, когда вот-вот стукнет пятьдесят!

Со спины, правда, ее еще довольно часто принимали за девушку. Тоненькая, небольшого росточка, из тех, кто «до старости щенок». С яркой россыпью седины в темных волосах, похожей больше на произведение искусного парикмахера, чем на примету возраста. Походка легкая, одежка вневозрастная, на спине модный рюкзачок. Воробушек — как когда-то называл ее муж…

О муже, который стал бывшим вот уже десять лет тому назад, думать не хотелось. И взгляд Клары уперся в рекламное табло.

«Скажи «stop» некрасивым бровям!» — прочитала она и озадачилась. Воображению незамедлительно представились брови, панически бегающие по лицу — в надежде, видимо, спастись от стилиста.

Да что же это такое, дорогие работники рекламы, неужели вы и собственный язык стали забывать? Ну, предложили бы сказать бровям «хватит» или «баста», в конце концов, но «стоп»?! Да еще почему-то и латиницей?

Впрочем, что с них взять, с рекламных деятелей, когда даже и многие писатели из нынешних — а уж кому, казалось бы, как не им, знать родной язык? — позволяют себе «одевать» пальто и путают страдательные причастия с наречиями!

Клара тяжело вздохнула. Ну ладно, эта ее придирчивость — попросту издержки профессии. Любого редактора способна возмутить писательская безграмотность, но это еще не повод считать себя пришельцем с другой планеты…

Сойдя с эскалатора, она благополучно дошагала до места остановки нужного ей вагона. И, стоя там, напомнила себе, что ужаснее всего на белом свете, конечно же, не погрешности против языка. И даже не недомыслие, которым страдает, видимо, большая часть населения Земли. Ужаснее всего — сознательное разжигание некоторыми межнациональной вражды. Неужели хоть какому-то нормальному человеку, находящемуся в здравом уме, может быть желанна война? Если только он не предполагает нажить на ней капиталы… но можно ли в таком случае считать его не то что здравомыслящим, а вообще — человеком?

Так ведь считают же! Вместо того чтобы гнать этих сомнительных представителей людского племени прочь, слушают их и верят им, и готовы назвать врагом любого, кто не согласен!

Уму непостижимо.

Нет, наверное, она все-таки инопланетянка. Если не подкидыш, так подменыш в семье…

Стоявшая рядом женщина вдруг повернулась к ней.

— Как, — спросила удивленно и радостно, — и вы тоже?

— Что — тоже? — не поняла Клара.

— С другой планеты!

Клара вздрогнула.

Она что — подумала это вслух?

— Нет, — сказала женщина, — я ваши мысли читаю! Потому что я сама — инопланетянка!

Вид у нее, однако, был… совершенно безумный. Глаза вытаращены, зрачки расширены, волосы дыбом.

И абсолютно человеческий при этом — руки-ноги на месте, и все прочее, чему положено находиться на лице, — тоже. Нос как нос, глаза как глаза. Черты несколько одутловатые, правда, и цвет кожи землистый, но в целом — заурядная тетка, каких немало, Кларина ровесница с виду.

Некоторый беспорядок в одежде — юбка перекручена, на куртке пятно. Однако ничего сверхъестественного…

Клара слегка попятилась. Только встречи с сумасшедшей и не хватало!

— Понимаю, — затараторила между тем женщина, — вы удивлены. Вам открылась истина, но до сих пор вы полагали, что одиноки! Возрадуйтесь же — это не так! Рано или поздно мы все находим друг друга и черпаем утешение в сознании того, что нас много на Земле и у каждого своя миссия, а значит, о нас не забудут и заберут, когда придет срок! На вас недавно снизошло откровение?

Стоявшие вокруг тоже слегка попятились, делая при этом вид, будто ничего не слышат. Но на безумицу косились с немалым интересом. А заодно и на Клару.

Та в растерянности быстро помотала головой — нет, мол, я вообще не понимаю, о чем вы!

На ее счастье, в тоннеле загрохотал приближающийся поезд.

— Не стесняйтесь! — повысила голос женщина. — Лучше приходите к нам, пообщаетесь, найдете друзей! А возможно, и сопланетников! Я вот, например, с Меркурия! А моя ближайшая подруга — плод любви землянки и аннунака! А вы? Впрочем, сейчас не отвечайте. Держите!

Она выудила из кармана перекрученной юбки нечто вроде визитки, мятой и изрядно замызганной, и сунула ее в руку Кларе. Та машинально взяла. А тетка отвернулась и ринулась в открывшиеся двери, расталкивая выходящих.

Клара же отступила назад, к колонне, решив уехать на следующем. Сесть с этой ненормальной в один вагон? — да ни за что!

Двери закрылись, поезд ушел.

И, прежде чем отправиться на поиски урны, она машинально взглянула все-таки на врученную ей визитку.

Та гласила без всяких обиняков — «Общество инопланетян. Встречи в 19.00 по четвергам». Ниже имелся адрес. И телефон.

Боже мой, в смятении подумала Клара, ни на секунду не поверившая в то, что тетка эта и впрямь прочитала ее мысли, кажется, я тоже на опасной грани, если начинаю разговаривать вслух сама с собой! Нужно быть внимательнее. Не увлекаться. Воображаемым докторам не исповедоваться или, на худой конец, делать это дома, где никто не услышит…

Тут ей вдруг припомнился закон парных случаев, и Клара тревожно огляделась по сторонам.

Закон этот, хорошо известный медикам, гласит, что, если случается нечто редкое и необычное, выходящее из ряда вон, то оно обязательно повторится, причем в самое ближайшее время.

Не хотелось бы еще раз столкнуться с кем-то спятившим — хоть на инопланетной, хоть на какой другой почве! Но, вполне возможно, придется…

* * *

По этой причине некоторое время еще Клара озиралась — и в метро и потом, на улице, — в надежде все-таки заметить следующего безумца заранее, чтобы успеть убраться с его пути. И только в любимом Таврическом саду, через который она обычно возвращалась домой, расслабилась наконец, засмотревшись на его октябрьскую несказанную красоту. Редкую, пламенеющую всего лишь один месяц в году…

Она замедлила шаги, а перед выходом решила еще и посидеть на лавочке, покурить, чтобы успокоиться окончательно. Дома ее никто не ждал, спешить было незачем. Свернула в аллейку у пруда, где, несмотря на ясный вечер и множество гуляющих, оказались почему-то свободными все скамейки, кроме одной.

На которой сидел ребенок, мальчонка лет девяти.

Совершенно несчастный с виду. Сирота сиротой.

И одетый не по погоде — в легкий черный свитерок и черные брючки. В шапочке, тоже черной, но без куртки и без шарфа.

Клара, подойдя к соседней лавке, остановилась.

— Привет, — сказала. — Что-то случилось?

— Да, — коротко ответил мальчик, не глядя на нее.

— Тебе нужна помощь?

— Да.

Глаза его наполнились вдруг слезами, и он торопливо запрокинул голову, чтобы не дать им пролиться.

— Какая?

Одна слезинка все же выскользнула, и мальчик с досадой утер глаза рукавом. Шмыгнул носом.

— Если я скажу тебе — какая, благородная дама, — сказал он дрогнувшим голосом, по-прежнему на нее не глядя, — ты повернешься и уйдешь. Как все остальные.

Клара опешила.

«Ты», «благородная дама»?…

Как это прикажете понимать?

Как уличный розыгрыш — в духе странных теперешних времен? И кто-то снимает сейчас украдкой ее реакцию, чтобы выложить потом ролик в интернете?

Но слезы, кажется, настоящие. И ребенок вроде бы слишком мал для таких забав…

Она бросила по сторонам быстрый взгляд. Поблизости — никого. На другом берегу пруда как будто тоже не видать человека с камерой.

Ай, ладно. Розыгрыш, не розыгрыш… а вдруг ребенку и впрямь требуется помощь?

— Скажи все-таки. Может, не уйду?

Мальчик вздохнул. И сообщил:

— Я потерялся.

— Правда? Но ты, кажется, уже достаточно большой, чтобы знать свой домашний адрес. Забыл его? И телефон забыл? Или нет денег на дорогу?

— Ничего я не забыл. И деньги ваши мне не помогут.

Он наконец взглянул на нее. Хмуро. С вызовом.

— Мой дом находится в другом мире.

— А…

От неожиданности Клара забыла, о чем еще хотела спросить.

Значит, все-таки игра. Любопытно!

— И чтобы вернуться туда, я должен здесь кое-кого найти, — добавил мальчик. — Но не знаю, как это сделать.

— Ага… И кого именно тебе нужно найти?

Он опять вздохнул.

— Волшебную стражу.

— Ясно… — Клара не удержалась от улыбки.

И глаза мальчишки снова наполнились слезами.

— Ты мне не веришь, благородная дама, — сказал он тихо. — Думаешь, я шучу. Или сошел с ума. Все так думают. Ну и пусть, все равно ты помочь не сможешь…

Клара напряглась.

«Сошел с ума»?

Батюшки, неужели и вправду? И это — тот самый второй безумец, которого ей сулил закон парных случаев?

Но подождите… разве дети бывают сумасшедшими? Они рождаются иногда умственно неполноценными — это да. Но чтобы нормальный, полноценный ребенок сошел с ума? — о таком она до сих пор не слышала. Как и о детских отделениях в психлечебницах. Не сталкивалась просто? Не интересовалась… Или этого и впрямь не бывает?…

Как бы там ни было, но происходящее вдруг напрочь перестало казаться розыгрышем.

Клара всмотрелась в лицо мальчишки.

Обыкновенное, симпатичное, хоть и чумазое — со следами размазанных слез.

Глазки карие, разумные, выразительные. Зрачки в порядке.

И совершенно неприкаянный вид…

Развернуться и уйти?

— Знаешь что, — неожиданно для себя самой сказала она, — я думаю на самом деле, что тебе сегодня просто негде переночевать. Ты замерз и голоден, верно?

Мальчишка кивнул. Сглотнул.

— Пойдем, — Клара протянула ему руку.

— Куда?

— Ко мне домой.

— Правда? Не в… полицию? — спросил он с некоторой заминкой, словно не сразу припомнив это слово. — А то меня уже хотели туда отвести. А там сажают под замок, как сказал один кавалер…

— Обещаю, что до завтрашнего утра ты точно пробудешь у меня, — сказала Клара. — Поешь и выспишься. А утром мы с тобою вместе решим, что делать дальше. Куда идти и кого искать. Как тебя зовут?

— Вениамин.

Он принял наконец предложенную руку, встал со скамейки.

— Веня, значит. А я — Клара.

Мальчик посмотрел на нее с удивлением.

— Почему Веня? — спросил.

— А как еще? Тебя родители и друзья зовут как-то по-другому?

— Вениамин. — Вид у мальчика сделался совсем озадаченный.

— Что, всегда полностью имя произносят? — удивилась и Клара.

— Не понимаю. Что значит — полностью? Как меня зовут, так и называют.

— И никогда — Веней или Венечкой?

— Никогда!

Клара похлопала глазами.

Потом пожала плечами.

— Ну ладно, — сказала, — как хочешь. Попробую и я… Идем, Вениамин!

Глава 2

Решение ее, возможно, было рискованным. Необдуманным — так уж точно. Порывом, не более того.

Но…

Мальчишка этот должен был быть воистину великим актером, чтобы так убедительно играть потерянность и отчаяние, неся при этом полнейшую околесицу про волшебную стражу и домашний адрес в другом мире.

Или же он должен был искренне верить сам, что попал в настоящую беду.

Других вариантов Клара не видела.

В первом случае — торопливо рассудила она, выходя вместе с Вениамином из сада, — если он здоров и действительно участвует в каком-то представлении, вроде ролевой игры, то на пороге дома он, скорее всего, рассмеется и убежит. Потому что напарник с камерой к ней в квартиру вслед за ним точно не проникнет, и, стало быть, делать ему там нечего.

А во втором… он и вправду ненормален.

И значит, вправду попал в беду. Каким-то образом сумел ускользнуть от присматривающих. И с утра, а еще лучше ночью, пока он будет спать, ей придется обзвонить все соответствующие учреждения, с вопросом, не пропал ли у них юный пациент. Хорошо, что завтрашний день у нее свободен и можно будет полностью посвятить его поиску Вениаминовых врачей и родни…

Не сбежал.

Дом Клары находился на Таврической улице, сразу через дорогу от сада, и через десять минут она уже хлопотала в кухне, накрывая на стол. Предварительно проводив ребенка умыться и вручив ему для переодевания собственные домашние брючки и рубашку — благо ростом и комплекцией он отличался от нее не слишком и требовалось только пояс затянуть да подвернуть слегка штанины и рукава.

Ничего другого под рукой все равно не было — детской одежды сына не сохранилось, ибо он давно вырос, и даже успел жениться и жил теперь отдельно, в квартире, подаренной ему на свадьбу отцом. Зато имелась бывшая его комната, куда Клара перетащила свою библиотеку и где стоял диванчик — в самый раз для девятилетнего малыша…

Ел Вениамин жадно, но аккуратно, умело орудуя вилкой и ножом. И салфеткой пользуясь вовремя. С правилами поведения за столом был явно знаком. И даже пытался ухаживать за самой Кларой, передавая ей то соль, то соус, стоило только потянуться за ними. И поблагодарить после еды не забыл.

И казался абсолютно нормальным…

Наверное, разумнее всего было бы сразу после ужина уложить мальчика спать — вид у него был очень усталый. Но хотелось узнать о нем побольше, не из любопытства, а с практической целью — хотя бы фамилию, в самом деле, чтобы попробовать найти для начала его настоящий адрес. Поэтому, покончив с мытьем посуды и налив обоим по чашке чаю, Клара села напротив Вениамина за стол и попросила:

— Расскажи, пожалуйста, как ты потерялся. По порядку, если нетрудно. Вот ты проснулся утром… кстати, когда это случилось — сегодня? Или вчера?

— Сегодня ночью, — тяжело вздохнул мальчик. — То есть перед рассветом. Я не просыпался, потому что спать не ложился. Мы с моим другом Тигером договорились в лес пойти, в час темноты, и встретиться там в условленном месте. Хотели испытать себя — сумеем ли дорогу найти… ну, и на храбрость.

Клара мысленно охнула. А вслух спросила:

— И родителям, конечно, ничего не сказали?

— Конечно! Кто бы нас отпустил? А нам тренироваться надо, ведь мы хотим в стражу поступить, когда вырастем. — Мальчишка оживился, глаза заблестели. — Магов туда редко принимают, только тех, кто ни в чем стихиалям не уступит, поэтому готовиться лучше начинать с детства. Мы с Тигером — маги, — пояснил он, заметив, что Клара заморгала.

— Та-ак… — растерянно протянула она.

Взгляд, жестикуляция, выражение лица ребенка по-прежнему казались нормальными. Но речи…

— И что же потом произошло? Как твоя фамилия, кстати?

— Мерлин, — ответил он. — Я сын высокородного магистра Симона Мерлина. И феи Адалены из рода управляющих ветром.

Она опять заморгала.

— Понимаю, — кивнул удивительный ребенок, — многое в моих словах кажется тебе странным, благородная дама. Но ты спросила сама, и что же мне еще отвечать? Ведь я и вправду из другого мира, а там, конечно, все не так, как у вас!

— Продолжай, — Клара тоже кивнула. — Ты прав. Не буду больше удивляться. Вот только… У вас что, принято обращаться к взрослым на «ты»?

— Ох, — спохватился Вениамин, — извини… те. Да, у нас так принято. И меня за это уже несколько раз сегодня обругали. Хам-лом, — не без труда выговорил он. — Постараюсь больше не забывать.

— Уж постарайся. И еще — скажи, пожалуйста, когда ты успел выучить наш язык? Если попал сюда так недавно?

— Я его не знаю, — ответил Вениамин. — У меня вот! — и предъявил ей серебряное с виду колечко на безымянном пальце левой руки, которое Клара уже успела заметить. — Это переводчик. Со всех языков, какие только существуют на свете.

— Понятно, — она опять кивнула, с трудом удержавшись от удрученного вздоха. — Итак… ты, стало быть, отправился в лес.

— Ну да. Под утро, когда стемнело. Видите ли, благородная дама, темно по-настоящему у нас бывает всего один час в сутки, когда растения засыпают. Все остальное время они светятся, и даже в самом глухом лесу можно ночью гулять как днем, не заблудишься. А нам нужна была темнота. И вот я вышел через окно и…

* * *

К вылазке он, по его словам, подготовился по всем правилам. Оделся в черное с ног до головы, вымазал лицо сажей, рассовал по карманам небольшой запас еды и воды.

Добраться следовало до тайного штаба, который они с другом обустроили для себя в лесу. И он успел уже благополучно проделать половину пути, когда заметил вдруг впереди свет — кто-то там ходил с фонарем.

Будучи в тот момент «стражником на задании», Вениамин, конечно, поспешил укрыться в кустах. А потом тихонько подкрался ближе и разглядел нескольких магов — а может, стихиалей в людском обличье, — занятых необычным делом. Четверо выносили из воздуха между двумя дубами какие-то тюки и перетаскивали их, вручную почему-то, к поляне неподалеку, где аккуратно и складывали. Пятый же им светил.

И сперва Вениамин думал переждать. Продолжить путь, когда они закончат это странное дело. Но те все таскали и таскали свои тюки, и он опять вспомнил, что он — стражник.

Который наткнулся, очень вероятно, на злоумышленников!

И потому его прямой долг — узнать, чем именно они тут занимаются среди ночи. Что в тюках и откуда они их достают…

…Лучше бы он переждал! — но понял это Вениамин слишком поздно. А тогда, воодушевившись, он подкрался еще ближе к загадочному месту — дыре в пространстве между деревьями, в которой предполагаемые злоумышленники исчезали с пустыми руками, обратно выходя уже с полными. И, улучив момент, когда они в очередной раз зашагали со своим грузом к поляне и тот, кто им светил, тоже отвернулся, мальчик шмыгнул в эту дыру.

Чуть не упал, налетев на сваленные кучей тюки, которых до того видно не было, заметил свет — и здесь, оказывается, стоял кто-то с фонарем, тоже прежде не видимый, — после чего ползком опять укрылся в кустах.

Радуясь своей ловкости и проворности…

Последний груз был вскоре перенесен. На опустевшем месте его собрались ненадолго все «злоумышленники», и носильщики, и те двое, что с фонарями, пожали друг другу руки и разошлись. Пятеро исчезли, войдя обратно в пространственную дыру, шестой, оставшийся по ту же ее сторону, что и мальчик, погасил фонарь и тоже куда-то ушагал.

А потом, судя по всему, дыра закрылась. Вот только понял это Вениамин опять-таки слишком поздно…

Выждав еще некоторое время, он выбрался из кустов и при бледном свете луны сам ползком прокрался между деревьями, где она должна была находиться. Никого и ничего по другую ее сторону не нашел — ни людей, ни груза. Подумал, что «злоумышленники», конечно, уже телепортировались отсюда вместе со всем добром, не выследишь… И, в досаде махнув рукой, поспешил продолжить путь — неожиданное приключение это его несколько задержало, а хотелось обогнать друга и явиться в тайный штаб первым.

Правда, далеко мальчик не ушел. Тут же и заметил кое-какие странности и в недоумении остановился. Не оказалось на месте очередного, намеченного заранее ориентира. Под ногами хлюпало, хотя никакой топи на маршруте быть не могло. Луна и звезды казались тусклей обычного и стояли как будто не совсем там, где положено… А еще — трудно дышалось почему-то. Так же, как в кустах по другую, покинутую им уже вроде бы сторону дыры. Воздух казался холодным, влажным, словно после дождя. И каким-то… пустым.

Принюхавшись, Вениамин сообразил, чего в нем недостает. Куда-то делись привычные лесные запахи — цветов, травы, древесной смолы… Несло взамен неприятным — сыростью, гнилью. И сама ночная прохлада стала вдруг чрезмерной, до зябкости…

Не хватало в воздухе и еще кое-чего — магии. Но и это Вениамин понял гораздо позже.

Наверное, сбился с маршрута — решил он поначалу. Забрал правее или левее и угодил во владения болотников. Хотя… Какие болотники в знакомом до последней тропки лесу? Никогда их тут не водилось, на сухом высоком участке между двумя усадьбами — Мерлинов и Лероев, родителей Тигера…

Вениамин озадачился. Постоял, подумал немного и благоразумно решил вернуться к своему предыдущему ориентиру — кусту дикой жимолости неподалеку от того места, где он наткнулся на «злоумышленников».

Но увы, ни того места, ни ориентира он опять-таки не нашел. Как будто угодил в другой лес — таким все казалось незнакомым. И под ногами по-прежнему хлюпало, и путь время от времени перегораживали стволы деревьев, невесть кем поваленных…

Опаздывал он уже, кажется, безнадежно. Состязание с другом можно было считать проигранным. И все-таки Вениамин решил соблюсти их уговор до конца и не стал зажигать фонарик, благо ждать рассвета оставалось недолго. Он сел на ствол одного из поваленных деревьев и героически просидел на нем почти два часа, дрожа от холода и все отчетливее понимая, что происходит что-то неладное — рассвет должен был начаться всего-то через двадцать минут, но по неизвестной причине задерживался…

Насколько все на самом деле было неладно, до него дошло только, когда небеса посветлели наконец, а лес так и не проснулся — ничто в нем не засветилось. И, когда удалось его разглядеть, оказался и вправду незнакомым.

И невозможным — листья на деревьях и кустах были красными и желтыми, а не зелеными, и почему-то с них осыпались…

Мальчик побродил кругом некоторое время, отчаянно надеясь встретить кого-нибудь живого и узнать, куда же это его занесло. Встретил двоих — в дождевиках, с корзинами, собиравших грибы. Но те испуганно шарахнулись от него, стоило только заговорить и назвать их «благородными кавалерами», причем оба ответили что-то непонятное, будто на другом языке, а один так даже принялся чертить перед собой какие-то защитные знаки в виде креста…

И тогда Вениамин понял, что пора сдаться.

Вообще-то Тигер, не найдя его в штабе, давным-давно уже сам должен был выйти с ним на связь. Хотя бы для того, чтобы спросить ехидно, где его носит. Да и отец с матерью, конечно, уже должны были обнаружить его отсутствие. И даже странно было, что до сих пор не позвали…

Он сосредоточился на ментальной