Вся философия для ленивых: Эрих Фромм, Жан-Поль Сартр, Зигмунд Фрейд, Конфуций, Серен Кьеркегор, Марк Аврелий, Мартин Хайдеггер

Конфуций

Если почитать то, что изложено и напечатано в наших учебниках — по философии ли, по истории философии ли, — невольно складывается впечатление, что этот китайский цзы (мудрец) только тем и занимался, что изрекал морализирующие банальности самого примитивного пошиба. Вроде того, что «нужно уважать старших», что «правитель есть правитель, отец есть отец, а сын есть сын».

Именно в таком свете Конфуция издревле позиционировали проповедники незыблемых устоев в любом государстве — каким бы мерзким и отвратительным оно ни было.

Однако в действительности мысли Конфуция были неизмеримо глубже и точнее их политически выхолощенных интерпретаций.

Желаете получить доказательства?

Извольте.

Из книги «Луньюй» (в одних переводах — «Изречения», в других — «Беседы и суждения», глава 1 «Сюэ», что означает «Учиться»): «К молодым людям нельзя относиться свысока. Очень может быть, что, повзрослев, они станут выдающимися мужами».

Дело же Учителя при этом — помогать ученику в его становлении как Человека, даже отдаленным знакомством с которым можно будет гордиться.

Главный принцип Конфуция как Учителя можно сформулировать двумя словами: «Помогать, понимая».

Как сейчас бы сказали, деликатно, ненавязчиво, без надрыва, без постоянных одергиваний и всегда избыточных нравоучений, с учетом индивидуальных особенностей каждого ученика.

Например: «Гунси Хуа спросил у Учителя, почему он по-разному ответил двум своим ученикам на один и тот же вопрос. Учитель сказал: „Цю медлителен, вот почему я его подбадриваю, Ю — порывист, вот почему я его сдерживаю"» (Глава 11. «Сянь цзинь» («Когда-то люди, постигая…»).

Секрет своих успехов в каждом деле, за которое он брался, Конфуций объяснял предельно просто, но при этом — далеко не примитивно: «Зная многое, отбираю в нем лучшее» (Глава 7. «Шу эр» («Я продолжаю, я передаю»).

«Как ему это удавалось?», — спрóсите Вы, уважаемый/уважаемая Читатель/Читательница.

Отвечаем: «Учитель избегал четырех вещей: пустых домыслов (сплетен, слухов); категоричности в оценках; упрямства и тщеславия» (Глава 9. «Цзы хань» («Учитель редко говорил о…»).

Впрочем, было бы заблуждением считать, что все мыслительные устремления были направлены на, как сейчас бы сказали, оптимизацию взаимодействия между учителем и учеником.

Следует отметить, что три слова: воспитание; образование и просвещение — в китайском языке (как традиционном, так и упрощенном) обозначаются одним и тем же сочетанием двух иероглифов, звучащем примерно как Jiàoyù.

Так что не всегда без дополнительных уточнений можно однозначно понять, о каком именно из этих трех слов идет речь в том или ином случае.

Зато можно без риска впасть в заблуждение утверждать: многие идеи и принципы, заложенные и изложенные Конфуцием, были — вольно или невольно — заимствованы у него впоследствии выдающимися мыслителями и политическими деятелями.

Так, в частности, мысль о том, что «я совершенствуюсь, если мне указывают на мои недостатки» (Глава 7. «Шу эр» («Я продолжаю, я передаю»), была «взята на вооружение» и автором «Похвалы глупости» Эразмом Роттердамским, и Бенедиктом Спинозой, и четырехкратным президентом США Франклином Делано Рузвельтом. Безотносительно к тому, читал кто-то из них трех «Луньюй» Конфуция или же не читал.

Особенно поразителен факт из биографии ФДР, как его сокращенно называли его соратники: тридцать второй президент США коллекционировал… карикатуры на себя.

Если таковых в СМИ становилось мало, то ФДР воспринимал это как то, что он проводит недостаточно активную политику.

По содержанию же их он делал выводы о том, какие ошибки он, возможно, совершает, и оперативно вносил коррективы в проводимую им политику, будь то внешняя или же внутренняя.

Причем делал он это именно в то время, когда в его стране бушевала The Great Depression, как ее тогда называли, и когда, казалось бы, как никогда более «ответственному лицу», каковым является, хотя бы и номинально, президент любой страны, следовало бы беспокоиться о своем «имидже».

Тем не менее, великая депрессия была преодолена, страна сначала «стала на ноги», а затем — превратилась в государство с самыми высокими темпами экономического развития, несмотря на то, что ее президент коллекционировал карикатуры на себя. А может быть, в какой-то мере благодаря таким экстравагантным действиям, в принципе рекомендованным в свое время Конфуцием, как Вы считаете, уважаемый/уважаемая Читатель/Читательница?

Как видим, умные мысли не пропадают втуне, и иногда становятся востребованными спустя тысячи лет после смерти их автора.

По поводу приписываемой Конфуцию апологетизации любой существующей власти, сам Кун-цзы заявил в свое время без каких бы то ни было обиняков и экивоков, например (см: гл. 13 — «Цзилу»): «Цзыгун спросил: „А что можно сказать о тех, кто в нынешнее время занят управлением государством?. „Это те, о ком не стоит говорить, — ответил Учитель».

Как говорится, коротко и ясно.

Как диагноз квалифицированного врача больному «стыдной болезнью» в крайне запущенной ее форме.

Нам же с Вами, уважаемый/уважаемая Читатель/Читательница, задача.

От Конфуция.

Определить, какой правитель хуже для своей страны и ее народа: тот, который обижается и злится, если ему говорят о нем неприятную ему правду, и пытается — явно или же исподтишка мстить своему «обидчику», или же тот, кто живет и действует по «принципу»: «Плюй ему в глаза — скажет, что божья роса».

Ответ от Конфуция на эту задачу от него же: «Хуже оба».

Возмущало Конфуция в правителях многое.

Однако больше всего — «отправлять необученных людей сражаться на войну — это значит посылать их на верную гибель» (Глава 13. «Цзилу»).

По поводу таких «полководцев-правителей» Кун-цзы сказал крайне жестко: «Своей смертью не должен умереть Чжун Ю». (Глава 11. «Сянь цзинь» («Когда-то люди, постигая…»).

Был ли жесток Конфуций в своих суждениях?

Решать, опять-таки Вам.

И — вот Вам подсказка.

Даже — две.

Пользуйтесь!

Первая: «Кто ненавидит то, что лишено милосердия, тот проявляет милосердие» (Конфуций. «Афоризмы»).

Вторая: «Некто спросил: „Правильно ли говорят, что за зло нужно платить добром? Учитель сказал: „А чем же тогда платить за добро? За добро надо платить добром. За зло — справедливостью» (Там же).

В любом случае следует признать, что современная концепция справедливости как воздаяния, адекватного содеянному, восходит именно к Конфуцию — Мудрецу по имени Кун.

Лао-Цзы

Пожалуй, самой загадочной фигурой во всей Всемирной истории философской мысли был и остается китайский мудрец (цзы) по имени Лао.

Вокруг его имени и его авторства «Дао» роится такое обилие домыслов, вымыслов и пересуд, что оно сопоставимо лишь с тем, что окружает имя Гомера.

Нет, безусловно, вопрос о том, «а был ли мальчик?», — в данном случае не обсуждается.

Да, скорее всего, в 579-м году до н. э. действительно родился мальчик по имени Лао, а вот написал ли он трактат под названием «Дао дэ цзин», и, соответственно, заслуживает ли он почетной приставки «цзы» к своему имени — «вот в чем вопрос!».

Может быть, именно для того, чтобы подобного рода вопросы не возникали, древнеиндийские мудрецы (см. предпредыдущий выпуск настоящей серии) записывали свои мысли фактически на скрижалях Истории сознательно анонимно: во избежание ненужных разнотолков, а фактически — кривотолков, как Вы считаете, уважаемый/уважаемая Читатель/Читательница?

В любом случае мы с Вами поступим предельно просто: будем исходить из того, что текст «Дао дэ цзин» (чаще всего переводится как «Канон Пути и Благодати») есть, и есть предполагаемый его автор, а именно — Лао-цзы.

От этой отправной точки и будем делать свой первый шаг по Пути к проникновению в суть действительно интереснейшего — во всех отношениях текста.

Итак, как говорится в «Дао дэ цзин», «путешествие даже в тысячу ли начинается с одного шага» (книга вторая, § 62).

Ну, и куда же мы направляемся по дороге Дао?

Как и надлежит, в Царство Понимания.

Того, что мы с Вами — просвещенные обитатели Цивилизованного Мира понимаем далеко не всегда и не совсем так, как следовало бы.

Что ж, будем учиться.

У цзы — мудреца по имени Лао.

Ведь «мудрец идет впереди, но не вредит народу» (там же, § 66).

А кто же или что же «вредит народу»?

И тут нас с Вами подстерегает первый по-настоящему большой сюрприз: «Не знать и при этом думать, что знаешь — это и ведет к затруднениям» (там же § 71).

Человечеству пришлось прожить почти две с половиной тысячи лет после смерти Лао-цзы, прежде чем его мысль, как боевое знамя, оказалась подхваченной: «Логика — великий преследователь темного и запутанного мышления. Она рассеивает туман нашего невежества, заставляющий нас думать, что мы понимаем то, чего на самом деле не понимаем» (Джон Стюарт Милль. «Логика силлогистическая и индуктивная»).

Вот так-так!

А мы-то с Вами, по нашей простоте душевной, думали, что невежество это незнание. А что оказалось? Думать, что знаешь и что понимаешь то, чего на самом-то деле и не знаешь, и не понимаешь — вот что такое настоящее невежество, стóящее того, чтобы его знали и понимали, и — не только в лицо, но и, что называется, «с тылу», ведь, как сказал бы Сунь-цзы, «незнание и непонимание нами нашего врага приближает нас к гибели».

Вот из этого-то давайте с Вами и будем исходить, преодолевая то, что мы думали, что мы знаем и понимаем, а на самом деле, — мягко говоря, не очень.

Примеры?

Извольте.

Мы думаем, что мы знаем, что лучшие правители — это те, кого мы любим, не так ли?

А что по этому поводу говорит Лао-цзы?

Читаем: «Лучший правитель — это тот, о существовании которого никто не знает: все действуют надлежащим образом, а он не вмешивается» (книга первая § 17). То есть, как лучший футбольный судья, которого никто — ни игроки, ни зрители — не замечают, а порядок на футбольном поле, тем не менее, обеспечивается.

«А какой же правитель — худший?», — спросите Вы, конечно же.

Терпение, и еще раз — терпение.

Не все сразу.

Точь-в-точь, как у Лао-цзы: «Следом за ним (лучшим — Б.П.) идут те правители, которых… любят» (!!!) (там же).

Посмотрите сейчас на себя в зеркало: копия картины «Не ждали», не правда ли?

Точно такая же правда, как то, что совершенно недавно — по меркам Истории — на похоронах кровавого тирана люди давили друг друга, стремясь — совершенно искренне! — приобщиться к проявлению всеобщего горя от его смерти.

Что же пишет далее Лао-цзы?

«Далее следуют правители, которых боятся» (иногда «вторые» и «третьи» — одни и те же лица — Б.П.).

«За ними — те, которых ненавидят, и — в самом конце — те правители, которых презирают» (там же).

Как нет для мужчины более жестокой пытки, чем презрение к нему со стороны желанной ему женщины, так нет для правителя более страшной кары, чем презрение к нему его подданных.

Что же нужно для того, чтобы не попадать правителю в столь неприятную для него ситуацию?

Не так уж много, хотя, если хорошенько разобраться, не так уж и мало.

Всего две вещи: человеколюбие и мудрость.

Ведь «когда утрачивается человеколюбие, приходит справедливость» (книга вторая § 38).

То есть, там, где есть человеколюбие, проявляемое с обеих сторон возникающего очага напряжения, там справедливость становится избыточной.

«Когда же утрачивается справедливость (при уже утраченном или же так и не пришедшем человеколюбии — Б.П.), — читаем далее в „Дао дэ цзин — приходят ритуалы. Ведь ритуалы — это тончайшая ширма для „преданности и „искренности" и предвестник смуты» (там же).

А что же такое быть мудрым — для правителя?

Читаем.

В «Дао дэ цзин».

«Мудрец не имеет постоянного сердца. Его сердце — сердца людей» (книга первая, § 49).

Только при соблюдении этих условий — как утверждает Лао-цзы — возможно достижение Пути Неба.

А сам «Путь Неба — в принесении пользы без причинения вреда» (книга вторая, § 81).

Не: «Себе и своим — лучшее, остальным — остальное»; не «хотели как лучше, а получилось — как всегда», а просто — быть полезным людям и не причинять им вреда.

У Вас, уважаемый/уважаемая Читатель/Читательница есть вопросы?

К Лао-цзы?

Нет?

В таком случае, вопрос к Вам.

Не кажется ли Вам странным, что люди жили себе, жили — безо всякой философии — тысячи лет: и в Европе, и в Индии, и в Китае, и вдруг, как «с бухты-барахты» — появляется философия практически одновременно: и в греческих городах-полисах; и на долинах Индии; и на холмах Китая.

Ведь — присмотритесь: еще не умер Фалес из Милета, как уже родились Лао-цзы и Кун-цзы; они еще были живы, когда на свет появились Гераклит и Парменид, не говоря уже о навеки анонимных и, судя по всему, многочисленных авторах артхи и дхармы, мокши и камы. Что это за философско-демографический взрыв такой произошел практически одновременно в местах, столь отдаленных друг от друга?

Самое, казалось бы, логичное объяснение этому феномену попытался дать в XX-м веке Альфред Вебер — философ, социолог, экономист и притом — родной брат Макса Вебера — одного из «трех святых социологии» (определение по Уильяму Аутвейту).

Читаем: «В период IX–VI в.в. до н. э. три сложившиеся культурные сферы мира, переднеазиатско-греческая, индийская и китайская странным образом почти одновременно… пришли к универсальным по своей направленности понятиям в области… философии, к общим ответам и решениям». (Weber A. Kulturgeschichte alt Kultursoziologie. Leiden, 1935, S. 7–8).

Альфред Вебер ищет и — находит (?) единственное — на его взгляд — рациональное объяснение этому «странному» феномену: практически одновременное вторжение индоевропейских народов (ариев) из центральной Азии в Индию, Китай и на Запад.

Следует отметить, что такая гипотеза — при всей ее кажущейся логичности — имеет весьма существенный изъян, которым сводилась практически «на нет» вся ее убедительность: для того, чтобы распространять (на Восток и на Запад) нечто ценное, необходимо это ценное у себя иметь.

Однако и по сей день не найдено ни единого доказательства того, что у кочевых «индоевропейских народов» (ариев) — выходцев из Центральной Азии — имелась высокоразвитая философская культура.

«Что же тогда нам со всем этим делать?», — в полном смятении спросите Вы.

Предлагается прислушаться к Карлу Ясперсу — далеко не «последнему» человеку в философии истории и в истории философии.

Вот что он пишет по интересующему нас — здесь и сейчас — вопросу: философ — в отличие от не-философа — «это человек, имеющий мужество искать опору в себе, а не вне себя» (см.: К. Ясперс. Смысл и назначение истории. — М.: Республика, 1994, с. 34).

«Почему же такие мужественные люди — философы — возникли практически одновременно в древних Греции, Индии и Китае?», — с полным для того основанием зададите Вы свой вопрос.

А потому же, почему Татьяна Ларина влюбилась в Евгения Онегина: «Пришла пора — она влюбилась!» (см., соответственно: Пушкин А.С.).

Человечество, как, впрочем, и каждый живой человек, со временем взрослеет.

Признаки взросления юноши или девушки Вы, конечно же, знаете.

Признаком же взросления человечества есть формирование философов, то есть, таких людей, которые ищут и — зачастую — таки находят опору для себя в самих себе, а не вне себя.

Сунь-Цзы

Сегодня ни одна уважающая себя и претендующая на уважение к ней других business school в Мире не позволяет себе не включить в свои учебные программы «Трактаты о военном искусстве» автора по имени Сунь-цзы.

Почему?

Это что — тотальная милитаризация системы престижного образования?

Разберемся.

Сначала — с автором «Трактатов…».

Родился в конце VI-го века, умер в начале V-го.

И то, и, естественно, другое — до н. э.

Известен тем, что, являясь на протяжении многих лет стратегом и военачальником, выиграл все битвы, в которых принимал участие именно в названном качестве.

Так что свои «Трактаты о военном искусстве» он написал со знанием предмета, о котором в них пишется.

Читаем написанное там.

«Война — это путь обмана (те приемы, которые дальше рекомендует Сунь-цзы, частью относятся к тому, что мы охарактеризовали бы как хитрость — прим. переводчика — Николая Конрада). Поэтому, если ты и можешь что-нибудь, показывай противнику, будто ты не можешь; если ты и пользуешься чем-нибудь, показывай ему, будто ты этим не пользуешься; хотя бы ты и был близко, показывай, будто ты далеко; хотя бы ты и был далеко, показывай, будто ты близко; заманивай его выгодой; приведи его в расстройство и бери его; если у него все полно, будь наготове; если он силен, уклоняйся от него; вызвав в нем гнев, приведи его в состояние расстройства; приняв смиренный вид, вызови в нем самомнение; если его силы свежи, утоми его; если они у него дружны, разъедини их; нападай на него, когда он не готов; выступай, когда он не ожидает». (Из главы I. «Предварительные расчеты»).

«Никогда еще не бывало, чтобы война продолжалась долго и это было бы выгодно государству». (Из главы II. «Ведение войны»).

«С солдатами же обращайся хорошо и заботься о них. Это и называется: победить противника и увеличить свою силу». (Там же).

«Поэтому сто раз сразиться и сто раз победить — это не лучшее из лучшего; лучшее из лучшего — покорить чужую армию, не сражаясь». (Из главы III. «Стратегическое нападение»).

«Поэтому и говорится: если знаешь противника и знаешь себя, сражайся хоть сто раз, опасности не будет; если знаешь себя, а его не знаешь, один раз победишь, а другой раз потерпишь поражение; если же не знаешь ни себя, ни его, каждый раз, когда будешь сражаться, будешь терпеть поражение». (Там же).

«Поэтому, когда тот, кто умеет заставить противника двигаться, показывает ему его выгоду, противник обязательно идет за ним; когда противнику что-либо дают, он обязательно берет; выгодой заставляют его двигаться, а встречают его неожиданностью» (Из главы V. «Мощь»).

«Если рассуждать так, как я, то пусть у противника войск и много, что это может ему дать для победы? Пусть войск у противника и будет много, можно не дать ему вступить в бой». (Из главы VI. «Полнота и пустота»).

«Поэтому, оценивая противника, узнают его план с его достоинствами и его ошибками; воздействовав на противника, узнают законы, управляющие его движением и покоем; показывая ему ту или иную форму, узнают место его жизни и смерти; столкнувшись с ним, узнают, где у него избыток и где недостаток». (Там же).

«Форма у войска подобна воде: форма у воды — избегать высоты и стремиться вниз; форма у войска — избегать полноты у противника и ударять по его пустоте. Вода устанавливает свое течение в зависимости от места; войско устанавливает свою победу в зависимости от противника» (Там же).

«Поэтому у войска нет неизменной мощи, как у воды нет неизменной формы. Кто умеет в зависимости от противника владеть изменениями и превращениями, тот и будет называться победителем». (Там же).

«Двигаются, взвесив все на весах. Кто заранее знает тактику прямого и обходного пути, тот побеждает. Это и есть закон борьбы на войне». (Глава VII. «Борьба на войне»).

«Если все сосредоточены на одном, храбрый не может один выступить вперед, трусливый не может один отойти назад. Это и есть закон руководства войском». (Там же).

«Поэтому тот, кто умеет вести войну, избегает противника, когда его дух бодр, и ударяет на него, когда его дух вял; это и есть управление духом». (Там же).

«Не идти против знамен противника, когда они в полном порядке; не нападать на стан противника, когда он неприступен; это и есть управление изменениями» (Там же).

«Правило ведения войны заключается в том, чтобы не полагаться на то, что противник не придет, а полагаться на то, с чем я его могу встретить; не полагаться на то, что он не нападет, а полагаться на то, что я сделаю успешное нападение на себя невозможным для него». (Глава VIII. «Девять изменений»).

«Если полководец без счету раздает награды, значит войско в трудном положении. Если он бессчетно прибегает к наказаниям, значит войско в тяжелом положении. Если он сначала жесток, а потом боится своего войска, это означает верх непонимания военного искусства). (Там же).

„Дело не в том, чтобы все более и более увеличивать число солдат. Нельзя идти вперед с одной только воинской силой. Достаточно иметь ее столько, сколько нужно для того, чтобы справиться с противником путем сосредоточения своих сил и правильной оценки противника. Кто не будет так рассуждать и будет относиться к противнику пренебрежительно, тот непременно станет его пленником". (Там же).

„Если солдаты еще не расположены к тебе, а ты станешь их наказывать, они не будут тебе подчиняться. Если солдаты уже расположены к тебе, а наказания производиться не будут, то ими