Вы находитесь на странице: 1из 43

Министерство Образования Республики Молдова

Государственный Тираспольский университет


Кафедра русской филологии

Дипломная работа по русской


литературе

На тему:
«Художественное своеобразие повестей
Белкина» А.С.Пушкина»

Выполнила:___________

Научный руководитель:_________
___________________
___________________

Кишинев 2009
Содержание

Введение……………………………………………………………………………………
I. ГЛАВА Понятие цикл в современном литературоведении………………………….
II. ГЛАВА «Повести Белкина» А.С. Пушкина как цикл……..…………………………
2.1...... Композиция и сюжет………….………………………………………..……………
2.2...........Система образов повестей…..…………………………………………….............
2.3..........Жанр...........................................................................................................................
2.4...........Стиль.........................................................................................................................
Заключение…………………………………………………………………………………
Библиография……………………………….……………………………..........................
Введение

“Повести Белкина” являются замечательным образцом реалистической прозы XIX века.


Пушкин создал совершенно необычную прозу: короткий рассказ с занимательным
сюжетом, своего рода картинки жизни, за которыми умному читателю, поверившему без
оглядки в прочитанное, предстояло разобраться, открыть важнейшие вопросы
человеческой жизни, познать ее философию. Между прочим, цикл "Повестей Белкина"
явился первым завершенным прозаическим творением Пушкина.
«Повести Белкина», с полным обозначением имени настоящего автора, Александра
Сергеевича Пушкина вышли в свет в 1834-м. Пушкин неслучайно обращается к жанру
повести. В развитии русской прозы основополагающее значение Пушкина особенно
велико. В области прозы у Пушкина, не считая весьма еще слабой художественном
отношении прозы Карамзина, почти не было предшественников. Он начинает
прокладывать свою дорогу в прозе, о которой много думает и формулирует, какой она
должна быть. Для писателя-реалиста, воссоздающего, воспроизводящего жизнь, формы
повести и романа в прозе и в самом деле были особенно удобными и особенно
подходящими. Это и было одной из несомненных причин обращения Пушкина к прозе.
Прозаические жанры повести и романа привлекали к себе Пушкина и своей большей, чем
стихи, доходчивостью до самых широких кругов читателей: «Повести и романы читаются
всеми и везде»,— замечал он.

С момента первого выхода отдельным изданием «Повестей покойного Ивана Петровича


Белкина, изданных А.П.» в конце октября 1831 года прошло уже сто семьдесят два года.
Вполне логично предположить, что за этот длительный промежуток времени не могли не
сложиться разные направления в изучении «Повестей Белкина». Это произведение
интересно для исследования хотя бы уже только одним тем, что является первым
пушкинским опытом в прозе, доведённым им до конца, в отличие от незавершенных
«Египетских ночей» или «Арапа Петра Великого». Само исследование и его направления
обозначилось далеко не сразу. Вольф Шмид так говорит о феномене «Повестей» в своей
работе 1991 года: «Первое прозаическое произведение поэта натолкнулось на
непонимание со стороны большинства русских критиков, и не только в 1830-е гг., но и в
последующие десятилетия». Это хорошо иллюстрирует булгаринская «Северная пчела»,
писавшая в 1834 году: «Ни в одной из Повестей Белкина нет идеи. Читаешь - мило,
гладко, плавно; прочитаешь - всё забыто, в памяти нет ничего, кроме приключений.
Повести Белкина читаются легко, ибо они не заставляют думать».

Даже В.Г. Белинский, яростный поклонник и ценитель творчества Пушкина, весьма


недвусмысленно заявлял после 1834 года, когда «Повести» вышли уже не анонимно, а в
сборнике прозаических произведений («Повести Александра Пушкина»): «Правда, эти
повести занимательны, их нельзя читать без удовольствия; это происходит от прелестного
слога, от искусства рассказывать…; но они не художественные создания».

Таким образом, достаточно очевидно обозначилась проблема, которую было суждено


отчасти разрешить только спустя многие годы и усилиями многих литературоведов. Как
отмечают В.Е.Хализев и С.В.Шешунова, «среди литературоведов со времён Белинского
бытует представление о «Повестях Белкина» как об изящной безделушке, «проходной»
вещи, шалости гения и только».
В литературоведении «Повести Белкина» имеют репутацию «загадочных» (С.Г.Бочаров),
«наименее прояснённых» (Е.Н.Купреянова), «нерешённой проблемы» (В.Г.Одиноков) и
даже «пробного камня литературоведческой и критической интерпретации»
(С.Г.Бочаров).
Многие известные литературоведы занимались исследованием уникального творения
А.С.Пушкина – «Повестей Белкины».

Исследователь – пушкинист Д. Д. Благой в пятидесятых годах прошлого века предпринял


попытку рассмотреть некоторые черты композиционного мастерства Пушкина. Результат
оказался неожиданным: Пушкин предстал перед читателями поэтом-геометром, поэтом-
математиком едва ли не с циркулем и линейкой в руках. Но с уверенностью можно
заявить - абсолютной симметрии у Пушкина не было и нет, потому что на самом деле Д.
Д. Благим не учитывается природа формы Пушкина с ее текучестью, с изменчивостью
образных блоков, которыми он пользуется, с естественными в таких случаях явлениями
симметрии-асимметрии, ритма-аритмии.
Но не будем забывать, что «Повести Белкина» - это проза. Данный исследователь
утверждал, что и проза пушкинская отличается теми же математическими свойствами и
что в «Выстреле» дает себя знать «совершенно симметричная последовательность
расположения материала в каждой из частей».
Читатели давно заметили, что повести не поддаются пересказу — пересказывать
оказывается нечего (Л.Толстой). Как возможно пересказать «Выстрел» — два человека из-
за пустяка вышли стреляться, но один из дуэлянтов отказался стрелять, через несколько
лет он приехал сделать свой выстрел, но опять отказался? Повесть «Гробовщик» тем
более невозможно пересказать — гробовщик увидел страшный сон про то, как к нему в
гости пришли мертвецы, а утром обрадовался, что это всего лишь сон. Б.М.Эйхенбаум
описал эту особенность «Повестей Белкина» как несовпадение композиции с фабулой:
«При простой фабуле получается сложное сюжетное построение. «Выстрел» можно
вытянуть в одну прямую линию — история дуэли Сильвио с графом» (Эйхенбаум Б.М.). В
самом деле, в повести «Выстрел» повествование ведётся от имени человека,
наблюдающего странное поведение Сильвио, который только в конце I части повести
рассказал о своем отложенном выстреле, а во II части после долгих «лишних»
подробностей (например, признаний повествователя о том, что ему было скучно, что он
перечитал все книги в доме, что пробовал пить неподслащённую наливку, но от неё у него
болела голова и т.д.) читатель узнает продолжение истории об отложенном выстреле. Это
же повествование можно «перекроить» и «вытянуть» историю о выстреле в одну линию.
Что именно пересказывать (а значит, на что именно обращать внимание при чтении):
порядок изложения истории (но какой в этом смысл?) или сюжет истории с выстрелом (но
выстрела, кстати, так и не было!). Неудивительно, что иногда «Повести Белкина»
воспринимались читателями как пустые «побасёнки»: «Эти повести занимательны, их
нельзя читать без удовольствия … но они не художественные создания, а просто сказки и
побасёнки» (В.Г.Белинский).

Предложил метод «разгадывания» загадочных повестей Пушкина М.О.Гершензон:


«Иное произведение Пушкина похоже на те загадочные картинки для детей, когда
нарисован лес, а под ним написано: где тигр? Очертаний ветвей образуют фигуру тигра;
однажды рассмотрев её, потом видишь её уже сразу и дивишься, как другие не видят…
Идея нисколько не спрятана, — напротив, она вся налицо, так что всякий может её видеть;
и однако все видят только лес» (М.О.Гершензон).

Гершензону удалось очень интересно интерпретировать некоторые повести (например,


«Станционный смотритель»), но, как справедливо заметил С.Г.Бочаров, метод
Гершензона предполагает, что текст повестей имеет «только служебную функцию»
(С.Г.Бочаров) и не имеет самостоятельного значения, в таком случае повести
превращаются в аллегорические иносказания, то есть могут быть раз и навсегда
однозначно истолкованы (это противоречит общему для читателей впечатлению о
невозможности однозначно пересказать повести).

Белинский, Эйхенбаум, Гершензон и мн. др. критики относятся к «Повестям


Белкина» совершенно серьёзно, но, видимо, это не совсем верно. Первым читателем
повестей был Е.А.Баратынский, о его реакции Пушкин сообщает в одном из своих писем
Плетневу: «Написал я прозою 5 повестей, от которых Баратынский ржёт и бьётся» (X,
253). Плетнев считал, что фонвизинский эпиграф к циклу — «уморительно-смешной».
Кюхельбекер, читая повести, плоды «игривого воображения» Пушкина, «от доброго
сердца смеялся». Над чем «ржал» Баратынский, что смешного нашли повестях
современники Пушкина? Одни исследователи считают, что смех вызвала тонкая пародия
Пушкина на романтические литературные штампы (Купреянова Е.Н), другие — что в
повестях есть эзотерический (доступный для посвящённых) уровень смысла (Хализев
В.Е., Шешунова С.В).

«Чтобы ощутить пародический подтекст повестей Белкина, — пишет исследователь, —


нужно знать перелицованные в них на современный и русский лад расхожие мотивы
сентиментальной прозы (иноземной и русской) столь же хорошо, как они были известны
Баратынскому и другим современникам Пушкина» (Купреянова Е.Н). Пародия и ирония в
повестях — один из нерешённых вопросов толкования «Повестей Белкина».

К нерешённым вопросам относится также вопрос о жанровой природе «Повестей


Белкина» (повести, побасенки и т.п.; цикл повестей и роман), о субъектной организации
произведения (какова роль псевдоавтора Белкина), вопрос о смысле эпиграфов, о роли
многочисленных цитат и реминисценций, о своеобразной фантастике в «Гробовщике».

Совершенно очевидно одно: главное в «Повестях Белкина» содержится не там, где


читатели привыкли его находить, повести представляют собой произведение необычное
(«пародия была для Пушкина привычной формой творческого эксперимента» (Купреянова
Е.Н)). Для адекватной интерпретации пушкинского произведения необходимо
внимательно отнестись к возможной эстетической игре автора с читателем (ближайшие
друзья Пушкина сразу поняли эту игру, поэтому «ржали и бились»).

Чем больше мы узнаём о Пушкине, о его творчестве и судьбе, о литературе и жизни его
времени, тем глубже постигаем мы эти, казалось бы, нехитрые повести. Они предельно
просты и одновременно загадочны; доступны каждому и требуют определённых знаний
для их адекватного понимания.
I. ГЛАВА

Понятие «цикл» в современном литературоведении

Произведения-циклы - явление достаточно распространенное, их нельзя не заметить.


По определению, цикл - это сложное идейно-художественное целое, в основе которого
лежит какая-либо общая идея.
Проблема циклизации активно привлекает исследователей, начиная с 60-х годов XX
века. В центре внимания оказались, прежде всего, лирические циклы. Произошло это,
скорее всего, по двум причинам: именно 60-е годы ознаменовались для филологии
активным освоением системного подхода, и в это же время стали публиковаться поэты
рубежа XIX — XX веков. Доминирующим свойством творчества «рубежных» поэтов
была циклизация, и системный подход позволял найти оптимальное объяснение
лирического цикла как особой художественной формы

Еще В.Г.Белинский писал о цикловой природе "Героя нашего времени" (не употребляя,
правда, самого слова "цикл") Но только в ХХ веке циклизация была осмыслена как
самостоятельная проблема, представляющая теоретико-литературный и историко-
литературный интерес, причем в масштабах не только отечественной, но и мировой
литературы.
Впервые это было сделано в отношении циклизации лирической. В 1932 г. в Германии И.
Мюллер опубликовал статью "Das Zyklische Prinzip in der Lyrik", в которой были
продемонстрированы на примерах циклов Шекспира, Новалиса, Гете, Рильке структурные
принципы лирического цикла. Спустя 14 лет в Америке вышла обстоятельная монография
Х.М.Мастэрд, посвященная истории немецких лирических циклов XV-XX вв. Чуть позже,
в 50-х годах, немецкий исследователь В.Фридрих обратился к изучению циклов
американской прозы, посвятив этому свою диссертацию.
Эти работы эти были оценены по достоинству значительно позже, литературоведами
следующего поколения. В Советском Союзе это произошло на фоне общего обострения
интереса к литературной циклизации (1960 годы).
Интерес этот зародился из опыта практического анализа поэтики творчества тех авторов,
для которых цикличность была определяющим принципом: В.Брюсова, А.Блока, их
современников рубежа XIX-XX в. Л.Я.Гинзбург, З.Г.Минц, П.П.Громов, Л.К.Долгополов,
обратившись к материалу блоковских циклов, создали основу для фундаментального
изучения проблемы. В.А. Сапогов обозначил ее в теоретическом плане на материале
блоковского творчества.
На протяжении 1960-90-х гг. накапливался богатый фактический материал по изучению
циклов различных авторов XIX-ХХ вв.: Пушкина, Некрасова, Салтыкова-Щедрина,
А.К.Толстого, Н.П.Огарева, К.К.Случевского, С.А.Есенина, В.В.Маяковского и др. В
результате этих совместных усилий постепенно вырисовывалась грандиозная картина
литературной циклизации как историко-литературного явления. В этот же период
существовало второе направление - теоретическое изучение явления циклизации
порожденное стремлением осмыслить его в соотношении с прочими фактами и
закономерностями литературной жизни в целом.
Уже в 1970-80-х гг. появились фундаментальные исследования, посвященные русским
прозаическим циклам 1820-30-х гг. - А.С.Янушкевича, 1840-60-х гг. - Ю.В.Лебедвева;
лирическим циклам пушкинской эпохи - М.Н.Дарвина, поэтике лирического цикла -
И.В.Фоменко. Из зарубежных исследований стоит отметить монографию Ф.Инграша - о
циклах Блока, с включением ряда теоретических глав, работы Р.Вроона о стихотворных
циклах.
В 1980-90-ые годы заговорили о "цикловедческом" направлении в литературоведении.
Результаты сопоставительного анализа требовали выход на новый уровень обобщения.
На тот момент, как отмечает Н.Н. Старыгина, в литературоведении сложилось три
концепции цикла: "Большинство исследователей (Ю.В.Лебедев, В.Ф.Козьмин,
А.С.Бушмин, Г.И.Соболевская) - рассматривают цикл как жанр (или "жанровое
образование"). С.Е.Шаталов, А.В.Чичерин и другие изучают цикл как "наджанровое
объединение". Многие ученые (А.Белецкий, Б.М.Эйхенбаум, У.Фохт, Г.М.Фридлендер,
Ю.В.Лебедев и другие) считают, что цикл можно рассматривать как "художественную
лабораторию новых жанров".
И.В. Фоменко в своей работе "Поэтика лирического цикла" даёт определение цикла
как жанра: "Цикл в узком, терминологическом значении, (в противоположность
"широкому значению - как синоним понятий "ряд", группа", "круг" произведений) -
жанровое образование, созданный автором ансамбль стихотворений, главный признак
которого - особые отношения между стихотворением и контекстом, позволяющие
воплотить в системе определенным образом организованных стихотворений целостную и
как угодно сложную систему авторских взглядов….. В 60-е годы понятие "цикл" вновь
начинает активно употребляться как термин: в поисках возможностей относительно
объективной интерпретации историки литературы неизбежно сталкивались с циклизацией
как проблемой. (И.В. Фоменко).

В работе М. Дарвина "Циклизация в лирике. Исторические пути и художественные


формы" дан обзор и история становления понятия "лирический цикл".
В европейской теории искусства "цикл" как поэтологическое понятие впервые возникает
на рубеже XVIII - XIX вв., в период становления романтизма. Один из теоретиков
немецкого романтизма А.В.Шлегель писал, что в циклической форме могут выступать
такие явления, которые только благодаря предшествующему или последующему
становятся полнозначными. Многие современные исследователи процессу циклизации в
этот период придают характер закономерности (А. В. Михайлов). Несмотря на то, что
выражения типа "цикл", "циклизация", "цикличность" в дальнейшем становятся
достаточно употребительными, они немного прибавляют к уточнению цикла как
поэтологического понятия.
Первые серьезные попытки осмысления природы художественной циклизации в лирике
у нас принадлежат таким известным поэтам, как В.Брюсов, А.Белый, А.Блок. Именно они
осознали это явление как новое качество словесно-художественного творчества. "В
теоретических исканиях А. Белого нетрудно увидеть и "корни" современного
представления о лирическом цикле", - замечает М. Дарвин.

Прослеживая историю становления понятий "цикл" и "циклизация, нельзя не отметить


появления в дальнейшем и множества других, так сказать, его "боковых" значений. В
частности, в XX веке понятие циклизации соответствовало тенденциям сравнительного
литературоведения: изучению художественных произведений как внутри авторского
творчества, так и в системе национальной и даже мировой литературы. Например,
Л.В.Пумпянский находил поэтические циклы в лирике Ф.И.Тютчева, подразумевая под
ними различные повторы, переклички и стилистические дублеты. В. В. Виноградов видел
смысл литературной циклизации в том, что она позволяла выбирать такой достаточно
объективный с точки зрения исследователя критерий классификации литературных
произведений, с помощью которого можно построить "действительно научную историю
мировой литературы" (В. В. Виноградов).
В современных работах наиболее последовательно и цельно, на наш взгляд, теория
лирического цикла была развита В.А.Сапоговым. В.А. Сапогов писал, что в цикле
"несколько лирических стихотворений объединены в единую поэтическую структуру при
помощи самых различных конструктивных приёмов, главным из которых является единая
сквозная тема или, что ещё чаще, единая авторская эмоция… лирический цикл, вне
всякого сомнения, складывается как определённая жанровая форма и структурное
образование в результате влияния прозы на стих" (В.А. Сапогов).
Традиция определения цикла по совокупности признаков начинает складываться в
работах исследователей 1970-х годов (Л.Димова, Л.Ляпина).

Важным является мнение М. Дарвина о том, что лирика обладает своим собственным,
специфическим языком, тяготеющим к различным со-отражениям, к образованию каких-
то достаточно емких и целостных контекстов. В связи с этим в лирике, как нигде,
актуализируется понятие контекста (М.Дарвин).
На наш взгляд, целостность различных циклических форм можно представить себе как
целостность разных видов контекстов ( от лат. contextus - букв. соединенных текстов).
Здесь речь идет не только о лирических текстах.
Целостность цикла зависит от того, насколько автономны составляющие его элементы.
Единство же цикла следует рассматривать как единство противоположностей,
характеризующееся действием как центростремительных, так и центробежных сил. По
этому можно извлечь из цикла отдельное произведение, не нарушая общей целостности.
Это является важным признаком цикличности произведения (М. Дарвин).

До сих пор речь больше шла о лирических циклах, но прозаический цикл сохраняет
многие его признаки. Во многомосложняло изучение и описание прозаического цикла,
отсутствие дифференциации многочисленных вариантов циклизации. Предложенное
разграничение циклов на авторские и не авторские, «первичные» и «вторичные» (М.Н.
Дарвин), продуктивно лишь для решения частных задач.
К тому времени, когда эта типология была предложена, изучение цикла вышло за рамки
исследования только авторских объединений текстов. Общий интерес к концептуальности
и системности авторского литературного творчества, стал причиной того, что основание
для объединения текстов находилось исследователями независимо от наличия или
отсутствия специальных авторских указаний. Поэтому разделение циклов по критерию
«первичного» / «вторичного» авторства во многом помогало дифференцировать огромный
массив текстов: выделить авторские текстопостроения как «собственно циклы», а
«вторичные» (читательские, редакторские и т.п.) как «смежные» явления циклизации (Л.
Е. Ляпина).
К циклообразующим факторам в прозаическом цикле относятся образно-
стилистическое решение, единый образ автора, единство проблематики, общность
сюжетных конфликтов и коллизий.
Жанровыми признаками цикла являются сквозные мотивы и образы, общая атмосфера
произведения, сквозной образ читателя, вариативное развитие тем, лейтмотивность
повествования, особая пространственно-временная организация, обрамляющие новеллы и
очерки, и другие. "Для прозаического цикла характерно объёмное восприятие
действительности во все её пестроте и сложности причинно-следственных связей,
проникновения в глубинные процессы общественной и духовной жизни человека,
постижение не только лежащих на поверхности классовых конфликтов, но и различных
более частных явлений. Задача цикла - всесторонне изобразить жизнь человека и народа в
их взаимосвязях. Такова жанровая концепция личности и действительности в цикле", -
отмечает Н. Н. Старыгина.
Ю.Б. Орлицкий пишет: "Чаще всего стихотворения в прозе циклизируются и образуют
таким образом прозаические циклы - своеобразный эквивалент лирической повести (как
лирический стихотворный цикл эквивалентен поэме)" (Ю.Б. Орлицкий).

При бесфабульном типе связи материала возрастает композиционная роль образа


автора. М.М.Гин отмечает, что важным признаком цикла является обзорность
композиции. Н. Старыгина пишет: "развитие авторской мысли составляет внутренний
сюжет цикла, связывающий все его компоненты в ассоциативной последовательности" (Н.
Старыгина).
II. ГЛАВА

«Повести Белкина» А.С. Пушкина как цикл

В данной главе мы исследуем Повести Белкина А.С.Пушкина как прозаический цикл.


С самого начала Пушкин заявляет, что читатель будет знакомиться с реальными
событиями, имеющими место в повседневной жизни. Автор добивается нетрадиционного
отношения читателей к своей прозе, а псевдоним помогает устранить ему влияние своего
имени на психологию читателя. Но в любой повести Пушкин старается дать прозвучать
голосу рассказчика, показать его причастность к событиям и, тем самым, доказать
реальность происходящих событий. Мы считаем, что «рассказанность» и была тем
художественным приемом, ради которого затеян весь текст. Устное происхождение
обеспечивало тексту художественную свободу, сочетание устойчивой традиции и полной
новизны, сохраняющей непременное, «классическое» условие — увлекательности чтения.
Именно «рассказанность» допускала их чтение (и продажу) по отдельности. Пушкин
думал о произведении, которое, будучи целым в целом, было бы цельным само по себе, по
частям.
Известный исследователь циклизации произведений, И. В. Фоменко, придерживается
следующей точки зрения, относительно цикличности произведения: «... если, скажем, из
романа извлечь и опубликовать одну главу, она будет восприниматься главой из романа,
фрагментом, то есть частью некоего единства. А если извлечь отдельный текст из цикла,
он может существовать как отдельно произведение» (И. В. Фоменко).

Так обычно в школе происходит изолированное изучение повести «Станционного


смотритель» из «Повестей покойного А.П. Белкина, изданных А.С. Пушкиным». Если при
изучении данной повести происходит привлечение контекста, то таким контекстом
становится не цикл Пушкина, а текст другого автора, тематически близкий пушкинской
повести - гоголевская «Шинель».
Позволить себе читать и анализировать отдельно любую из «Повестей» Пушкина может
не только «наивный» читатель, но и искушенный литературовед: достаточно вспомнить
работы М.М. Гершензона, посвященные анализу отдельно взятых «Метели» и
«Станционного смотрителя»."
С позиций исследования текста как авторского высказывания, законченные тексты,
объединенные в цикл, не существуют отдельно и не являются самодостаточными.

Интересна в произведении роль рассказчика. Намеренно сниженный, предельно


простодушный образ Белкина, а также подробности его деревенской жизни призваны
убедить читателя в полной достоверности происходящего. Литературоведы по прежнему
проявляют интерес к образу рассказчика, считая, что эта легкая мистификация очень
удалась Пушкину.

До известного критика А.Григорьева, все видели в образе Белкина лишь известный


литературный прием маскировки подлинного авторства, заимствованный из европейской
литературы. Григорьев высказал мысль, что Белкин является прозаическим отрицанием
тревожившего поэта блестящего, страстного типа (Алеко, Сильвио, Онегин), говорил о
белкинском процессе пушкинской натуры как об отрицательном явлении, об
обмещанивании. Именно таки образом объяснял А. Григорьев появление Белкина в
творчестве Пушкина.

Впоследствии появился ряд вопросов, составляющих «проблему Белкина» в


пушкиноведении. Возникали вопросы: создавались ли повести как " Повести Белкина "
или были ему только ему приписаны задним числом? Связан ли сам Белкин со всеми
повестями необходимой внутренней связью или эта связь внешняя и случайная?

Современные литературоведы продолжают обращаться к образу Белкина, ищут новые


подтверждения своим загадкам.

На наш взгляд очень интересна на наш взгляд, концепция С.Бочарова: «Рассказчик - это
не Пушкин и не Белкин, это словно сама олицетворенная проза, ее собственное лицо".
Также Бочаров считает, что в повестях Пушкин подчиняет свое авторское я новому
голосу, олицетворяющему реальный мир.

Похожую точку зрения высказал друг Пушкина Вяземский: "Рассказ везде живой, но
обдуманный и спокойный, может быть, слишком спокойный. Иногда, кажется, что
Пушкин сторожил себя наложенною на себя трезвостью. Он будто силился отключить от
себя и малейшее подозрение в употреблении поэтического напитка.

Быть может, все это происходило потому, что во времена Пушкина реализм был еще в
новинку. В распространенных тогда романтических произведениях герой или рассказчик
были рупорами автора. Лишь реализм стал отграничивать автора от рассказчика и героя. В
"Повестях Белкина" отличие все же не так резко бьет в глаза. Зато здесь рельефнее
субъективированное повествование - точки зрения автора и рассказчика не совпадают.
Например, можно ли подумать, что Пушкин разделяет такую в философию:"В самом деле,
что было бы с нами, если бы вместо общеудобного правила: ЧИН ЧИНА ПОЧИТАЙ,
ввелось в употребление другое, например: УМ УМА ПОЧИТАЙ? Какие возникли бы
споры! и слуги с кого бы начинали кушанье подавать?» («Станционный Смотритель»).

Хотя Пушкин написал повести не в том порядке, в котором расположил их в сборнике


(Приложение 1). Он был сформирован позже, в соответствии с особенностями
экспозиции, завязки, расстановки действующих лиц, а так же особенностями сюжетов,
конфликтов, кульминаций, развязок повестей.

Между некоторыми повестями существует связь. Например, при рассмотрении повестей


"Метель" и "Барышня - крестьянка", выяснилось, что их роднит композиция, расстановка
образов и сюжет. И в том, и в другом произведениях появляется молодой человек,
военный, смущающий покой юной красавицы, в обеих повестях существует загадка,
способствующая закручиванию интриги и приводящая в конце произведения к
объяснению героев и счастливому финалу. Также во вступлении к повестям сам автор
указывает, что эти повести были рассказаны господину Белкину одним человеком, некой
девицей.

С уверенностью можно утверждать, что «Повести Белкина» А.С. Пушкина отдельны во


всех отношениях: нет сквозного персонажа, лишь рассказчик, (в противоположность пяти
повестям «Героя нашего времени» Лермонтова); нет общего содержания.
Но в то же время удивителен факт: повести Пушкина в то же время объединяются, во-
первых, общим приемом тайны, «детектива», лежащих в основании каждой повести. Этим
приемом воспользуется Лермонтов в «Герое нашего времени. Во-вторых, фигурой
повествователя — Белкина; в-третьих, тем, что все они рассказаны.
2.2. Композиция и сюжет

«Повести Белкина» А.С. Пушкина состоят из пяти новелл. Три из них написаны на
романтическую тему: «Выстрел» - о дуэли, растянувшейся на долгие годы, «Метель» - о
тайном венчании; «Гробовщик» - об общении живого с мертвецами, в духе баллад
Жуковского. В двух оставшихся повестях мы чувствуем сентименталистскую традицию.
В основе «Станционного смотрителя» Пушкин предлагает нам вариант притчи о
блудном сыне: несколько вывернутой наизнанку. Повесть «Барышня-крестьянка» - отклик
на тему любви образованного и знатного человека и девушки-поселянки.

В прозаическом цикле А.С.Пушкин сознательно трансформирует эти знаковые сюжеты,


в своеобразии которых мы сейчас постараемся разобраться подробнее.
В основе каждой из пяти повестей лежит традиционный, часто западноевропейский
сюжет. Влияние западноевропейской культуры на цикл «Повести Белкина» очевидно, но
не менее заметно и влияние русской литературы: В 1819 г. в журнале "Благонамеренный"
была напечатана повесть В.И. Панаева "Отеческое наказание (Истинное происшествие)".
Калист, сын богатого помещика, случайно заходит в церковь во время свадьбы и,
прельщенный красотой невесты-крестьянки, занимает место жениха. Его венчают, и он,
опасаясь последствий шутки, уезжает в полк, отсутствует пять лет. Вернувшись, он
влюбляется в Ейлалию, племянницу соседа-помещика. Отец заявляет ему, однако, что
брак невозможен, ибо он, Калист, женат. Молодой человек в отчаянии: он был уверен, что
жена его умерла. Калист наказан за преступную проказу; однако повесть оканчивается
счастливо: Ейлалия и была его женой, которую отец за время отсутствия сына воспитал
как барышню.
В комедии Лашоссе "Ложная антипатия" (1733) деспотичная воля родителей соединяет
двух молодых людей, почти незнакомых и чуждых друг другу; супруги видятся в церкви -
и затем надолго расстаются. Они знакомятся заново как чужие люди и влюбляются друг в
друга; герой медлит с объяснением и вынужден признаться, что женат. В последний
момент супруги узнают друг друга. Мы вновь замечаем сходство с "Метелью" - на этот
раз в сюжете комедии. Еще более распространенной была комедия Мариво "Игра любви и
случая" (1730), и П. А. Катенин сразу же вспомнил ее, прочитав "Барышню-крестьянку".
По образцу, данному Мариво, строились затем повести о любви молодого дворянина к
переодетой крестьянской барышне; в пушкиноведении называлась повесть г-жи Монтолье
"Урок любви" как еще один сюжетный аналог.

К сентиментальной повести ведет нас и сюжет "Станционного смотрителя" -


обольщение крестьянской девушки ветреником-дворянином - сюжет и проблематика
"Бедной Лизы" Карамзина. Прямые сюжетные соответствия "Станционному смотрителю"
находят в повести Мармонтеля "Лоретта": дочь деревенского фермера-однодворца Базиля
красавица Лоретта влюбляется в графа де Люзи; соблазнитель притворяется больным и
преодолевает сопротивление девушки. Лоретта уезжает с ним, оставляя отца; несчастный
Базиль отправляется на поиски - и находит дочь живущей в роскоши и веселье. Ему
удается увести ее, но граф разыскивает свою любовницу и предлагает ей брак. Развязка
благополучна, но Базиль, "старый солдат" (как и Самсон Вырин), до конца дней своих не
может простить зятю оскорбления семейной чести.

Сюжет "Выстрела" иногда связывали с устными рассказами И. П. Липранди,


кишиневского приятеля Пушкина, известного в свое время бретера. В предисловии "От
издателя" указывается, что эту новеллу рассказал Белкину "подполковник И. Л. П."
(переставленные инициалы Липранди). Однако этот сюжет есть и в литературе. В одном
из номеров того же "Благонамеренного" за 1821 г. помещен переведенный с немецкого
"истинный анекдот" о виртуозе-стрелке, вызвавшем на дуэль наглеца офицера. Подобно
Сильвио, он заставляет противника выстрелить в него дважды, а сам лишь показывает ему
свое искусство, попав в брошенную вверх сливу ("Убедительный урок"). Несколько лет
спустя, О. Сомов печатает в том же журнале другой рассказ о знаменитом дуэлисте,
отказавшемся от своего выстрела и подставившем голову под пулю; отложенный выстрел
позволяет ему наставить на истинный путь своего противника, бывшего некогда его
другом ("Странный поединок").

Вот так мы определяем круг сюжетов и произведений, послуживших основой или


отправной точкой для "Повестей Белкина". Здесь у Пушкина было определенное
полемическое задание, и заключалось оно в намерении воскресить эту "низовую"
литературу, отбросив в ней все устаревшее и активизировав ее художественные
возможности.

Мы вправе предположить, что для этой цели был вызван из небытия Иван Петрович
Белкин. Он является формальным и смысловым скрепом пяти разнородных новелл
является. Жизнеописание Ивана Петровича Белкина представлено письмом (вставной
жанр, характерный для мениппейной традиции) соседа и друга по поместьям. Белкин
пограничен, он карнавально соединяет в себе смерть (покойный) и жизнь (воспоминание
об усопшем «оживляет» его), «девическую стыдливость» и «великую» склонность к
женскому полу (опущенный издателем анекдот об Иване Петровиче, рассказанный в
письме), рассудок и некоторую аномалию (автор письма находит странным интерес к
сочинительству и безразличие Белкина к вопросу управления имением). Скрепленные
фигурой Белкина, пять новелл имеют обрамление: их предваряет издатель (часть «От
издателя») и завершает (фраза «Конец повестям И.П. Белкина»).

В судьбах героев, о которых рассказывает Белкин, происходят из ряда вон


выходящие события, а сам Белкин не испытывает ничего подобного. Он лишь
довольствуется рассказами. В основе каждой новеллы лежит случай, необычное
происшествие. Повесть дает «поперечный» срез судьбы и сосредоточена на
исключительном и удивительном, в сущности, неожиданном событии самом по себе, на
его внутренних конфликтах и на проявлении человека в некоторых граничных ситуациях.
Сюжеты «Повестей» строятся на некоторых переломных, кризисных ситуациях
(временная смерть) в жизни человека, связанных с прихотливой игрой случая, который
становится основным мотивом, сопрягаясь с мотивами встречи, бегства, разлуки,
обретения, возвращения, брака.
Пушкин, не устраняется из повествования, доверяя роль основного рассказчика
Белкину. Все, что кажется Белкину необыкновенным, Пушкин сводит к самой обычной
прозе жизни. И наоборот: самые ординарные сюжеты оказываются полными поэзии и
таят непредвиденные повороты в судьбах героев. Вымышленный повествователь ничего не
может придумать и измыслить, разве что поменять фамилии живых людей. Он даже
оставляет в неприкосновенности названия сел и деревень. Но для Пушкина в подобном
недостатке, конечно, заключено и достоинство — куда ни кинь глаз, везде происходят
или могут произойти случаи, описанные Белкиным. Губернии и уезды так похожи друг
на друга, что Иван Петрович, в сущности, прав: не все ли равно, какую деревню назвать,
потому что всюду жизнь протекает одинаково. Белкин думает, что повествования
достойны какие-нибудь удивительные происшествия, похожие на те, о коих обычно
рассказывают писатели. Исключительные случаи, рассказанные Белкиным, становятся
типичными благодаря вмешательству в повествование Пушкина.
«Повести Белкина» выросли на скрещении двух писательских взглядов. К одному и
тому же жизненному материалу у вымышленного и истинного повествователей разное,
не совпадающее отношение. Поэтому достаточно просто изложение Белкина постоянно
поправляется, корректируется, по-иному освещается Пушкиным, который то вставит
ироническое слово, то вспомнит какую-нибудь притчу (например, о блудном сыне), то
отошлет к литературному сюжету.
Белкин надевает обобщенную маску бытописателя, повествователя, но в этом своем
качестве он лишен оригинальности. Белкин часто ссылается на лицо, рассказавшее ему
повесть. Личность Белкина как бы растворена в других рассказчиках, в стиле, словах,
принадлежащих им.
Нехитрый сюжет повести «Метель» легко запоминается и долго будоражит
воображение читателя. Достаточно авантюрная повесть задумана автором, чтобы донести
до своих читателей: в любом мы обязаны думать, что последует за нашими действиями,
чем они обернутся для окружающих. Ирония и пародия помогали Пушкину достигать
художественной истины и передавать сложности жизни, ее комические и трагические
стороны.
Главная героиня повести «Барышня-крестьянка» озорная и веселая, старается
обойти законы помещечьего уклада. Но вдруг приходит настоящая любовь, и лишь
вмешательство руки судьбы помогает героям разрубить запутанный ими же узел.
В «Повестях Белкина» Пушкин показывает расхождение между природой человека и
ролью, навязанной ему обществом и его социальным положением.

Пережив южную и Михайловскую ссылки, Пушкин стал уходить от романтизма и


нередко подшучивать над этим течением и его сторонниками в своих произведениях. При
помощи достаточно реалистичной концовки с повестей снят налет романтического лоска.

В " Выстреле" обыгрывается мотив кровной мести, но конфликт разрешается


благополучно: счастливыми в конце повести оказываются герои, которые предпочли
реальную обыденную жизнь пустому вынашиванию злобных планов.

В "Метели" героиня находит свое счастье с другим человеком, а тайное венчание,


которое должно было повлечь за собой невыносимые страдания, приводит только к
удачной развязке.

В "Гробовщике" очень типичный романтический герой В. Скотта и Шекспира. Пушкин


рисует необычную ситуацию: к гробовщику приходят те, ради кого он трудится. Но в
конце повести мы узнаем, что не было ничего ужасающе вызывающего в видениях героя,
просто он выпил лишнего в гостях у стекольщика.
В "Станционном смотрителе" также очень типичная ситуация для западноевропейских
сюжетов - красивую девушку сманивает проезжий гусар. Исходя из логики развития
романтического произведения, она должна была бы погибнуть. Но все происходит
наоборот – она счастлива в браке.

В "Барышне- крестьянке" враждуют два семейства. И следуя романтической традиции,


двое влюбленных не могли быть вместе, но в финале у Пушкина они вместе - и их ждет
долгая семейная и счастливая жизнь.

Но не так просты эти повести, в них что-то есть такое, что доступно пониманию лишь
вдумчивого читателя.

Экспозиция в них дает описание обстановки, в которой разворачивается действие,


представляет главного героя, что, кстати, так же говорит о циклизации повестей. А в
завязке дается вмешательство случая, нарушающее размеренное течение жизни. К
примеру, Сильвио получает письмо; решается на побег и на тайное венчание с
Владимиром Марья Гавриловна; засыпает Прохоров; уезжает с Минским Дуня;
переодевается крестьянкой Лиза. Кульминационным моментом является ситуация,
переданная через диалог, в которой возможно разрешение основного конфликта.
Объясняется с противником Сильвио; взволнована признанием Бурмина Марья
Гавриловна; ожидает объяснений от Аксиньи Прохоров; Берестов в доме Муромских,
видит вдруг свою Акулину. Развязки «Повестей» легки и неожиданны. Сильвио, видя на
лице своего противника смятение, стреляет в висящую на стене картину и уходит,
признающийся в любви Бурмин и есть тот человек, с которым Марья Гавриловна была
обвенчана, веселеет Прохоров, узнав, что визит «мертвецов православных» − только сон,
обзаводится семьей Дуня Вырина, история Лизы и молодого Берестова ведет к браку.
Архитектонику «Повестей» отличает перетасованность элементов композиции,
придающая «остроту» действию. В «Гробовщике» завязка следует после кульминации и
перед развязкой. В «Метели» опущенная часть произошедших после завязки событий дана
в кульминации. Сдвинута в финал кульминация в «Выстреле» и «Барышне-крестьянке» (к
слову, в «Барышне-крестьянке» развязка отсечена, но предположима). Особенностью
«Станционного смотрителя» является композиционная рама, это рассказ в рассказе.

Великая поэтесса А.Ахматова видела в «Повестях Белкина» грозные вопросы морали,


что говорит о философской прозе. В «Повестях Белкина» поставлены одни из главных
проблем человеческого бытия: честности, нравственности, любви и преданности и многие
другие.
Пушкин создал совершенно необычную прозу: короткий рассказ с занимательным
сюжетом, своего рода картинки жизни, за которыми умному читателю, поверившему без
оглядки в прочитанное, предстояло разобраться, открыть важнейшие вопросы
человеческой жизни, познать ее философию.
Повести расположены по принципу градации - от повести к повести автор ведет нас к
своему идеалу, к которому он так стремился и в жизни, и в литературе.

В "Выстреле" мы видим пустое и мелкое существование Сильвио. Вся жизнь его


подчинена жажде мести. Мы вместе с Пушкиным в недоумении: зачем была дана этому
человеку жизнь?

В "Метели" герои следуют духу судьбы, доверяются Божьему промыслу. Это уже
некое движение вверх, к идеалу, здесь нет места пустому существованию человека.
Активной позиции человека, тоже в этой повести нет.

В "Гробовщике" живая жизнь, кажется, навсегда вытеснена смертью. Однако после


кошмарного сна для гробовщика наступает пробуждение от власти денег, власти смерти.
Способность избавиться от собственных пороков – еще одна ступень к пушкинскому
идеалу.

В "Станционном смотрителе" Пушкин выносит суровый приговор уродливым


социальным отношениям, которые разрушают живую жизнь, но которая все равно
пробивается в любви главного героя к дочери, к чужим детям, ее обретает в конце концов
и героиня.

В этой повести автор от личностных проблем переходит к социальным - и выносит им


свой суровый приговор.

В "Барышне- крестьянке" наконец побеждены все предрассудки - и личные, и


социальные - это уже прорыв в мир идеала, торжество живой жизни, к которой так
стремился Пушкин.

Охватывая весь мир человеческих отношений, не чуждаясь показывать темные стороны


человеческой жизни, Пушкин словно звал людей к идеалу: посмотрите, сколько у нас
благородных, прекрасных героев!
В композиции повестей "Выстрел" и "Станционный смотритель" обнаруживается нечто
общее. Здесь наличествуют общие временные паузы, отделяющие важные части рассказа.
Случайность, с которой всплывает конец рассказа, множественность рассказчиков так же
объединяет эти две повести.

В "Выстреле" автор конкретно указывает время, прошедшее с начала истории и до ее


конца - более десяти лет. В "Станционном смотрителе" Пушкин не указывает
определенных дат. Но мы прекрасно понимаем, что описывается не менее чем
десятилетняя жизненная история Дунечки, с которой мы встречаемся впервые, когда ей
14, а расстаемся, когда ее отец уже умер. А она стала взрослой, имеющей детей
женщиной. Общей является и необычность развязок: в "Станционном смотрителе"
рассказчик случайно узнает окончание грустной истории от деревенского мальчишки. В
"Выстреле" рассказчик опять- таки случайно обнаруживает, что кто является обидчиком
Сильвио и узнает о драматическом завершении конфликта.

И в центре цикла остается единственная, ни с чем не связанная повесть "Гробовщик",


которую, Пушкин как бы замкнул двумя пересекающимися повестями, отсекая две
последующие повести, сделав их первыми.

Мы видим, что в основе композиции лежит принцип симметрии, а это так же


доказывает тот факт, что повести объединяются между собой в цикл, а не являются
разрозненными произведениями. Пушкину было важно представить читателям единое
художественное целое. Также следует отметить остроту сюжета данных повестей,
постепенное нарастание драматического напряжения. Тайны, разъясняющиеся к концу,
неожиданные, но глубоко оправданные и мотивированные развязки.

Достижения русского романа (роман-цикл) конца XIX-начала XX века содержались в


свернутом виде в форме «Повестей Белкина». Повести, взятые же в отдельности, вне
общего замысла «Повестей», теряют культурное содержание.
2.3. Система образов повестей

Герой повестей – это герой, который движется к определенной цели. В основе


поведения героев «Повестей Белкина» лежат собственные интересы, в каждом из них
можно выделить специфические личные черты. По-настоящему демоничен Сильвио
(Сильван; Сильванус – лесной бог и эпитет Марса), жаждущий отомстить оскорбителю.
Верна памяти утраченного возлюбленного Марья Гавриловна (Мария – любимая,
желанная), чье сердце завоюет Бурмин. Ищет выгоды Адриян Прохоров (Адриян – родом
из Адрии; имя римского императора. Прохоров от Прохор – руководящий хором.
Гробовщик Пушкина является главным распорядителем похорон). Удачлива дочь
станционного смотрителя Дуня Вырина, сбежавшая с Минским (Евдокия – благоволение;
фамилию Вырин(а) исследователи связывают с топонимом Выра – небольшой почтовой
станцией, находившейся неподалеку от Петербурга на Смоленской дороге; с выражением
«пошел в мир, да попал в вир», где вир (выр) значит соблазн [Комаров]). Предприимчива
Лиза (Елизавета – божья помощь), переодевающаяся крестьянкой Акулиной (Акулина –
орлиная; орел – птица, способная смотреть на солнце не мигая), чтобы увлечь «барина».
Однако содержание повестей не сводится к иронии и пародии. Перелицовывая
сюжеты, Пушкин преображал их. Смывая грим с персонажей, он являл их подлинные
лица.
Пушкин создавал литературную маску ординарного рассказчика ординарных
повестей, прибегая к распространенному приему литературной мистификации, чтобы тут
же эту мистификацию разрушить и на ее основе создать иную, уже более высокого
порядка, непосредственно подводящую искушенного читателя к глубинам авторского
замысла.
Система образов «Повестей Белкина», пожалуй, самая главная проблема в
истолковании этого пушкинского произведения. Исследователь прозы Пушкина А.Лежнев
считал, что у литературоведения не хватает «улавливателей», «инструментария», чтобы
исследовать этот вопрос (Лежнев А.). В самом деле, весь цикл написан Пушкиным, но в
заглавии и предисловии указывается другой автор, псевдоавтор Иван Петрович Белкин,
однако Белкин умер и его повести опубликовал некий издатель А.П., кроме того известно,
что каждую повесть Белкин написал по рассказам нескольких «особ», наконец, есть ещё
герои. Весь цикл представляет собой многократное пересечение «кругозоров сознания»
всех субъектов повествования.
Организация образов даже еще сложнее, чем было сказано выше. Белкин не знает,
что он псевдоавтор, он для себя и для окружающих (например, для ненарадовского
помещика, для издателя А.П.) является полноценным автором. Как правило, в повестях
автор передает повествование повествователю, так же поступает и Белкин. Например,
историю, легшую в основу «Барышни-крестьянки» Белкину рассказала девица К.И.Т., но
повествование ведется не от ее имени, а от имени некоего повествователя-мужчины, этот
повествователь не равен самому Белкину, так как повествователь отличается повышенной
эмоциональностью и чувствительностью.

Из чего следует, что система организации образов «Повестей Белкина» выглядит


примерно так: Пушкин биографический — Пушкин-автор — Издатель А.П. —
Ненарадовский помещик — Белкин биографический — Белкин-автор — Повествователь
— Рассказчики — Герои. Ясное понимание такой особенности поэтики «Повестей…»
помогает в их адекватном прочтении.

«Выстрел»

В «Выстреле» явно заметна пародия на романтические литературные штампы.


Литературные реминисценции из Бестужева-Марлинского ( «Роман в семи письмах»,
«Гедеон», «Замок Вейден», «Изменник», «Ревельский турнир»). Автореминисценции: из
«Моцарта и Сальери» мотив отложенного мщения, злодейства.

Схолия. I. Молодые армейские офицеры, к которым принадлежит повествователь,


скучают в местечке. Среди окрестных жителей только один входил в их веселое общество:
странный человек 35 лет, обладатель противоречивого и загадочного характера, отличный
стрелок, в чем всегда упражняется, по имени Сильвио. Однажды во время игры в карты
один из офицеров, поручик, ещё не привыкший к странностям Сильвио, воспринял
манеры Сильвио как оскорбление, вызвал Сильвио на дуэль. Однако дуэли не состоялось.
Это обстоятельство снизило его в глазах общества, хотя скоро многие забыли об этом
происшествии, но повествователь испытывал неприятное ощущение оттого, что Сильвио,
казавшийся ему раньше романтическим героем, оказался не тем, их взаимоотношения
охладели. Вдруг Сильвио получает письмо и тут же объявляет, что уезжает насовсем и
поэтому приглашает всех на последний обед. Когда гости разошлись Сильвио просит
повествователя остаться и все ему объясняет: с поручиком он не стрелялся не из
великодушия или трусости, а потому, что ему нельзя рисковать жизнью, так как он еще не
отомстил старому врагу. 6 лет назад он стрелялся на дуэли, но свой выстрел не сделал, так
как его обидчик ел на дуэли черешни и это задело Сильвио, он отложил свой выстрел. II.
Повествователь однажды, скучая в своей деревне, поехал в гости к богатому соседу. В
разговоре случайно выяснилось, что этот граф и есть соперник Сильвио. Повествователь
узнал от графа продолжение истории: Сильвио приезжал к нему, застал врасплох,
заставил поволноваться, унизил графа (заставил его смалодушничать и сделать выстрел), а
сам опять не стал стрелять и уехал.

О Сильвио читатель узнает из двух источников: рассказ самого Сильвио и рассказ


его противника, графа. Однако и тот и другой рассказы известны нам уже в пересказе
подполковника И.Л.П., который в свою очередь литературно обработан Белкиным,
которого создал Пушкин… Что это значит? Чтобы разобраться в истории с выстрелом и
понять ее, читатель вынужден сначала разобраться с позициями тех, кто рассказал эту
историю, а это возможно только при внимательном рассмотрении всех мелочей: возраст
рассказчика, социальное положение, привычки, степень близости герою (друг, приятель,
враг) и т.д. Таким образом Пушкин подражает самой жизни, где мы не можем полностью
доверять ничьим оценкам, так как правда всегда больше, шире, и она не является простой
суммой оценок. Мир в «Выстреле» оказывается подвижным, ускользающим. Рассмотрим
пересечение точек зрения («кругозоров сознаний») в этой повести.

Повествователю, который является любителем чтения («малое число книг,


найденных мною под шкафами и в кладовой, были вытвержены мною наизусть»; первое,
на что он обратил внимание в доме графа, это книги: «около стен стояли шкафы с
книгами» ( Пушкин.А.С. «Повести Белкина») Сильвио кажется «героем таинственной
какой-то повести» (С.60), неудивительно поэтому, что повествователь, глядя на Сильвио
испытывает «странные, противуречивые чувства» ( Пушкин.А.С. «Повести Белкина»).

Сильвио сам себе кажется человеком исключительным, обладающим особым


характером, достойным лидерства; свое поведение он характеризует словами «буйство»,
«взбесило меня», «я возненавидел», «волнение злобы». Сильвио преувеличивает
особенности своего характера, оценивает себя неадекватно, по литературным моделям (ср.
его хвастливое заявление, что он перепил известного пьяницу).

Графу Сильвио кажется необъяснимым злодеем, может быть даже демоном или
чёртом, — у него характерный для этого вид («увидел в темноте человека, запыленного и
обросшего бородой» ( Пушкин.А.С. «Повести Белкина», Сильвио демонически
усмехается, у него дрожит от волнения голос, он наводит ужас на графа («волоса стали
вдруг на мне дыбом»; «голова моя шла кругом» ( Пушкин.А.С. «Повести Белкина»).
Однако мнение графа о Сильвио несколько искажено тем обстоятельством, что он
рассказывает это приятелю Сильвио, поэтому старается избегать прямых оценок. Тем не
менее косвенно он свое отношение выразил — он тоже романтически преувеличивает
Сильвио.

Повествователь наивно верит обоим рассказчикам, так как он сам начитался


романтической литературы

«Метель»

В 1811 г. в Ненарадове жил помещик, богатый и радушный, у которого была 17-


летняя дочь Марья Гавриловна, привлекательная невеста.

Повествователь рассказывает о Марье Гавриловне откровенно иронически,


например: «Марья Гавриловна была воспитана на французских романах и, следственно,
была влюблена. Предмет, избранный ею, был бедный армейский прапорщик <…> Само по
себе разумеется, что молодой человек пылал равною страстию и что родители его
любезной <…> запретили дочери о нем и думать <…> Наши любовники были в
переписке. И всякий день видались наедине в сосновой роще или у старой часовни. Там
они клялися друг другу в вечной любви, сетовали на судьбу и делали различные
предположения. Переписываясь и, разговаривая таким образом, они (что весьма
естественно) дошли до следующего рассуждения: если мы друг без друга дышать не
можем, а воля жестоких родителей препятствует нашему благополучию, то нельзя ли нам
будет обойтись без нее? Разумеется, что эта счастливая мысль пришла сперва в голову
молодому человеку и что она весьма понравилась романтическому воображению Марьи
Гавриловны…» ( Пушкин.А.С. «Повести Белкина»). Видимо, эта ирония содержалась уже
в рассказе девице К.И.Т., поэтому читатель может легко представить себе К.И.Т. — старая
дева, в свое время также начитавшаяся романов и прошедшая через подобное (тайное
венчание, романтические письма, запечатанные «тульской печаткою, на которой
изображены были два пылающие сердца с приличной надписью», ( Пушкин.А.С.
«Повести Белкина»). Марья Гавриловна и Владимир Николаевич договорились тайно
обвенчаться в соседней деревне Жадрино.

Накануне бегства из дома Марья Гавриловна видит страшный сон: «То казалось ей,
что в самую минуту, когда она садилась в сани, чтобы ехать венчаться, отец ее
останавливал ее, с мучительной быстротою тащил по снегу и бросал в тёмное, бездонное
подземелие… и она летела стремглав с неизъяснимым замиранием сердца; то видела он
Владимира, лежащего на траве, бледного, окровавленного. Он, умирая, молил ее
пронзительным голосом поспешить с ним обвенчаться…» ( Пушкин.А.С. «Повести
Белкина»). Сон Марьи напоминает сразу два известных в литературе сна: сон Софьи в
«Горе от ума» и сон Светланы из одноименной баллады Жуковского. Светлана во сне
увидела странное и страшное венчание с умершим женихом, Марья в повести Белкина
попадет в не менее интересную, но совершенно не страшную ситуацию. Марья уехала
ночью в Жадрино, а Владимир из-за метели заблудился и не попал на собственную
свадьбу. Марья вернулась домой и тяжело заболела. Владимир с горя ушел в армию, был
тяжело ранен в 1812 г. (сон сбылся) и умер в Москве (осуществился балладный мотив
мертвого жениха). Марья Гавриловна свято хранит его память.

Бурмин, раненый гусарский полковник 26-ти лет, привлекает ее внимание, Бурмин


тоже, но ведет себя странно. В итоге оказалось, что Бурмин женат на Марье Гавриловне
— выяснилось, что тогда в церкви в Жадрино Марья упала в обморок, а как раз в это
время через Жадрино случайно (из-за метели!) проезжал Бурмин, в церкви его приняли за
жениха и обвенчали. Страшная трагическая история, приснившаяся Светлане в балладе
Жуковского в повести Белкина обернулась забавной историей.

Однако содержание этой истории больше, чем ее понимают герои. Как и во всех
других повестях Белкина, в «Метели» события оцениваются разными героями по разным
шкалам ценностей. Марья Гавриловна воспринимает свое поведение совершенно всерьез,
не видя никакой литературности; Владимир тоже видит себя и Марью литературно;
соседи воспринимают Марью Гавриловну прозаически, даже цинично — они «дивились
ее постоянству и с любопытством ожидали героя, долженствовавшего наконец
восторжествовать над печальной верностию этой девственной Артемизы» ( Пушкин.А.С.
«Повести Белкина»); Бурмин воспринимает случившееся как недоумение, как счастливый
случай, не более того; девица К.И.Т., когда-то рассказавшая эту историю Белкину, как мы
видели, иронически относится к героям, но она совершенно серьезно рассказывает
окончание истории и тем самым выдает себя, она тоже верит в красивые романтические
совпадения.

Точка зрения Белкина сложнее. Всё в жизни происходит, конечно, не по


литературным образцам (эпиграф из «Светланы» сразу же обнажает литературные модели
в поведении героев), но и не случайно. Конечно, метель вмешалась в жизнь героев и
поменяла женихов. Эпиграф из «Светланы» подключает к этой истории представления
Жуковского (и других романтиков) о существовании таинственной, неявленной человеку
закономерности нашей жизни, судьбы. Так суждено было — встретиться Марье и
Бурмину. Но если Белкин так думает, то тогда с ним явно не согласен Пушкин: нет в этом
совпадении никакого смысла, слепая случайность

В жизни нет скрытой логики, «оттуда» никто и ничто не правит «здесь». Метель
развела одних и свела других — но какой у этого смысл? Разве стало лучше? Хорошо ли,
что метель сломала жизнь Владимиру? Жизнь как метель, когда небо сливается с землею,
слепая и бессмысленная стихия .

«Гробовщик»

Самая непонятная повесть из всего цикла . В «Гробовщике» ничего не происходит.


Схолия: Адриан Прохоров, гробовщик, переехал в новый дом. Его сосед Готлиб Шульц,
сапожник, приглашает себе в гости на серебряную свадьбу. На свадьбе много пили и
произносили тосты, в том числе «За здоровье тех, на кого мы работаем, unserer
Kundleute!» ( Пушкин.А.С. «Повести Белкина»), этот тост обидел гробовщика. Придя
домой, рассерженный гробовщик приглашает на пир к себе своих клиентов-мертвецов. На
следующий день он занимался работой (умерла купчиха Трюхина) и пришел домой уже
по темноте. Войдя к себе он увидел комнату, наполненную мертвецами, пришедшими на
званый пир. Гробовщик в ужасе… просыпается. Оказывается все это был сон (может быть
из-за выпитого вчера), и купчиха Трюхина жива. Гробовщик повеселел.

Казалось бы, в повести происходят страшные события — ужасный сон Прохорова,


однако интонация повести с самого начала веселая.

Видимо, главное, что происходит в повести — игра с читательскими ожиданиями.


Читатель оценивает героя по литературным моделям (Державин, Шекспир, В.Скотт,
Жуковский и др.( Хализев В.Е., Шешунова С.В) и, естественно, ждет ужасов, мистики,
морали, но ничего нет! Жизнь банальней, проще литературы. В жизненном событии
может не быть никакого смысла

Кроме того, утверждение, что в повести ничего не случилось неверно. Ведь сон
подействовал на Адриана Прохорова. Проснувшись и поняв, что страшного не случилось,
он уже не злится на соседа сапожника, он весел и бодр. Совершенный пустяк, «нуль»,
пьяный сон повлиял на жизнь этого человека. Повесть — пародия на популярную
формулу «жизнь есть сон», другой ответ на тот же вопрос — «жизнь есть жизнь».
«Станционный смотритель»

Поэтика этой повести подобна всем остальным повестям цикла, поэтому не будем
повторяться. Обратимся сразу к главному — серьёзному содержанию повести.

В повести рассказывается история о некоем Самсоне Вырине и его юной


красавице-дочери Дуни, которую соблазнил и увез собой, по сути дела украл у отца,
проезжавший гусар; отец нашел свою дочь, Авдотью Самсоновну, в Петербурге, однако
«украденная» дочь была довольна своей судьбой и не желала возвращаться. Через
несколько лет она все же приехала к отцу, но оказалось, что уже нет ни того тракта, ни
самой почтовой станции, в доме живут чужие, а отец умер.

Как всегда главное в повести Пушкин прячет во второстепенных деталях. На


стенах почтовой станции висели картинки, изображающие историю блудного сына: «В
первой почтенный старик в колпаке и шлафроке отпускает беспокойного юношу, который
поспешно принимает его благословение и мешок с деньгами. В другой яркими чертами
изображено развратное поведение молодого человека: он сидит за столом, окруженный
ложными друзьями и бесстыдными женщинами. Далее, промотавшийся юноша, в рубище
и в треугольной шляпе, пасет свиней и разделяет с ними трапезу; в его лице изображены
глубокая печаль и раскаяние. Наконец представлено возвращение его к отцу; добрый
старик в том же колпаке и шлафроке выбегает к нему навстречу: блудный сын стоит на
коленах; в перспективе повар убивает упитанного тельца, и старший брат вопрошает слуг
о причине таковой радости. Под каждой картинкой прочёл я приличные немецкие стихи»
(Пушкин.А.С. «Повести Белкина»).

Эти картинки содержат в себе оценку главным событиям повести. По определению


М.Гершензона, герои повести стали «жертвами ходячей морали», неких литературных
моделей. Самсон Вырин, как тот отец из притчи ждёт возвращения и раскаяния блудной
дочери, и он готов её принять и простить, но не дождался, умер. Авдотья Самсоновна,
Дуня, по модели притчи допускает в будущем возвращение с раскаянием в родной дом
отца, и она возвращается, но, оказывается, что вернуться некуда. Жизнь устроена проще
и жестче самых мудрых и старых притч.

«Барышня-крестьянка»

Повесть, завершающая цикл, представляет предельное усложнение субъектной


организации, а также чрезвычайную насыщенность реминисценциями. Здесь встречаются
литературные реминисценции из «Душеньки» Богдановича, «Переселения душ»
Баратынского, «Русалки» и «Оборотня» О.Сомова, «Бедной Лизы» и «Натальи…»
Карамзина, «Ростовского озера» Измайлова и некоторых других произведений), а также
пушкинские автореминисценции (например, мотив переодевания для любовного обмана
из «Каменного гостя»).

Сюжет «Барышни-крестьянки» кажется не менее простым, чем во всех остальных


повестях цикла. Схолия. Живут два соседа, один — Иван Петрович Берестов, вдовец,
хороший «хозяйственник» («Он выстроил дом по собственному плану, завел у себя
суконную фабрику, утроил доходы и стал почитать себя умнейшим человеком во всем
околодке», VI, 99), другой — Григорий Иванович Муромский, типичный русский барин,
транжир, увлекался модной англоманией. Отношения между соседями были не самыми
лучшими.

К Берестову приехал его сын, Алексей, только что окончивший университет,


намеревавшийся поступить в военную службу (Пушкин.А.С. «Повести Белкина»). У
Муромского была дочь, Лиза, 17 лет, со смуглым лицом, резвая, балованная, отец звал ее
на английский манер — Бетси (Пушкин.А.С. «Повести Белкина»). Друг друга молодые
люди никогда не видели из-за давней вражды отцов. Однажды прислуга Лизы Настя
побывала у Берестовых и рассказала про молодого барина Алексея. Лиза захотела с ней
познакомиться, но как найти повод. Она решила переодеться в крестьянку и пойти в лес,
туда, где обычно проезжает на охоту Алексей Берестов. Лиза «сшила себе сарафан и
рубашку <…> повторила свою роль, на ходу низко кланялась и несколько раз потом
качала головою, <…> говорила на крестьянском наречии, смеялась, закрываясь рукавом
<…>» (Пушкин.А.С. «Повести Белкина»)

Встреча Берестова и Лизы состоялась, только Лиза назвалась другим именем —


Акулина. Берестову Акулина очень понравилась и он договаривается с ней еще и еще о
свиданиях. Но вот однажды случилось так, что Берестовы были приглашены в гости к
Муромским. Лиза не знает что делать, ведь ей нельзя не быть за столом, но явиться туда
значит быть разоблаченной. Она придумывает явиться переодетой: она «набелена была по
уши, насурьмлена пуще самой мисс Жаксон; фальшивые локоны, гораздо светлее
собственных ее волос, взбиты были, как парик Людовика XIV; рукава à l’imbécile торчали
как фижмы у Madame de Pompadour; талия был перетянута, как буква икс, и все
бриллианты ее матери <…> сияли на ее пальцах, шее и ушах. Алексей не мог узнать
Акулину в этой смешной и блестящей барышне» (Пушкин.А.С. «Повести Белкина»). С
Акулиной он продолжал встречи, учил ее грамоте, и она очень быстро научилась читать,
даже читала уже «Наталью, боярскую дочь».

В скором времени родители молодых людей подружились и решили их поженить.


Алексей категорически отказывается жениться на дочери Муромского, так как он всерьез
любит Акулину: «романтическая мысль жениться на крестьянке и жить своими трудами
пришла ему в голову, и чем более думал он о сем решительном поступке, тем более
находил в нем благоразумия» (Пушкин.А.С. «Повести Белкина»). Приехав к Муромским,
чтобы объявить свое решение, Алексей нечаянно застал Лизу.

Конечно, самое интересное происходит с Лизой, которая имеет четыре разных


обличья: 1) Лиза, смуглая резвая барышня 17 лет, 2) Бетси, на некий английский манер ее
воспринимает отец, 3) Акулина, скромная смышленая «крестьянка» в сарафане, 4)
жеманная, накрашенная барышня — дочь Муромского. Ни одно из обличий Лизы не
является исчерпывающим, единственно верным ее воплощением, все эти обличия и
составляют характер Лизы (хотя не являются простой суммой). Алексей Берестов
влюблен только в одну ипостась своей возлюбленной, следовательно, он более влюблен
не в Лизу, а в свое представление о ней (ср. «романтическая мысль жениться на
крестьянке…»).

«Барышня-крестьянка» (и все остальные повести цикла) наводят читателя на


глубокие размышления: об адекватности нашего отношения к людям, к событиям, к
жизни в целом, о влиянии на наше поведение «ходячих» моралей.
2.3. Жанр

В 1830 г., завершив «Евгения Онегина», Пушкин от романа в стихах перешел к


созданию романа прозаического. Новый русский роман резко отличался от предыдущих
— нравоописательного, дидактического, авантюрного — поэтому его формирование
происходило медленно, он собирался по частям. Начало этому процессу в русской
литературе положили циклы повестей и рассказов, и прежде всего «Повести Белкина»
(Одиноков В.Г.). Мы считаем, что Пушкин написал свои повести в жанре новеллы. А для
новеллы, как доклассической, так и классической, характерно использование сюжетов
других жанров. К примеру, средневековая новелла развивает фольклорное наследие,
используя и легенды, и фрагменты святого писания, исторические анекдоты, восточные
апологии, античные басни. Классическая новелла (Боккаччо) обращается к фаблио,
новеллино, провансальским новас, притчам, exempla, легендам, хроникам, рыцарским
романам, античным сюжетам. «Повести Белкина» не исключение. Новеллы Пушкина
тяготеют к традициям романа и повести, в них узнаются произведения
западноевропейской и русской литературы предшествующего периода. В качестве
сюжетных аналогов «Повестей» называют «Бедную Лизу», «Наталью, боярскую дочь»
Н.М. Карамзина, «Отеческое наказание» В.И. Панаева, «Странный поединок» О. Сомова,
«Ложную антипатию» П.К. Лашоссе, «Игру судьбы и случая» П.К. Мариво, «Уроки
любви» И. Монтолье, «Лоретту» Ж.Ф. Мармонтеля, «Ромео и Джульетту» В. Шекспира,
произведения Э.Т.А. Гофмана и другие. Как сказала Жолковский: «Повести» трактуют и
как сознательную игру Пушкина с собственным поэтическим миром, вывернутым
наизнанку». Отсылка к известным уже сюжетам в «Повестях» создает комический эффект
и является пародированием традиций романтизма и сентиментализма.

Жанр новеллы объединяет «Повести Белкина» в единое целое, т.к. сам по себе тяготеет к
циклизации. Рассказ в повестях представляет собой диалог-воспоминание, таким образом
создается атмосфера живой беседы с читателем, обращаясь в прошлое личного опыта, что
обусловливает наличие связи между рассказчиком его историей: подполковник И.Л.П.
рассказывает о своей службе в армии, девица К.И.Т. – романтическую историю о
влюбленных, приказчик Б.В. − о среде мещан, титулярный советник А.Г.Н. − о чиновнике.
Сам Пушкин, видимо, осознавал свой цикл как подступ к роману, в ироническом
варианте эта мысль содержится в следующем фрагменте из письма ненарадовского
помещика: «Кроме повестей <…> Иван Петрович оставил множество рукописей, которые
<…> частию употреблены его ключницею на разные домашние потребы. <...> Прошлою
зимою все окна ее флигеля заклеены были первою частию романа, которого он не кончил.
Вышеупомянутые повести были, кажется, первым его опытом» (Пушкин.А.С. «Повести
Белкина»).

В.Г.Белинский в статье «О русской повести и повестях г.Гоголя» определяет


некоторые особенности романа: «Он <…> допускает в себя и такие подробности, такие
мелочи, которые при всей своей кажущейся ничтожности, если на них смотреть отдельно,
имеют глубокий смысл и бездну поэзии в связи с целым, в общности сочинения <…>
Соедините эти листки под один переплет, и какая обширная книга, какой огромный
роман, какая многосложная поэма составилась бы из них!»( Белинский В.Г). Своеобразие
романа как жанра заключается в том, что он даёт возможность выразить чрезвычайно
сложное и многообразное содержание, «сцепление всего со всем», увидеть истинный
смысл каждой жизненной мелочи.

«Повести Белкина» содержат в себе именно такое отношение к жизни, в жизни


значимо всё. Вот пример из повести «Выстрел». Противник Сильвио, граф, выходит к
барьеру с фуражкой, наполненной черешней и «завтракает» (Пушкин.А.С. «Повести
Белкина»). Для самого графа эти черешни — способ скрыть волнение, для его противника
Сильвио черешни имеют другое значение — они стали поводом к откладыванию выстрела
на будущее («Он стоял под пистолетом, выбирая из фуражки спелые черешни и
выплевывая косточки, которые долетали до меня. Его равнодушие взбесило меня. Что
пользы мне, подумал я, лишить его жизни, когда он ею вовсе не дорожит? Злобная мысль
мелькнула в уме моем. Я опустил пистолет. “Вам, кажется, теперь не до смерти, сказал я
ему, — вы изволите завтракать; мне не хочется вам помешать”…», VI, 63); для
повествователя (подполковника И.Л.П. и для Белкина) черешня воспринимается как
второстепенная, малозначащая подробность; для самого Пушкина черешня имела особый
смысл — когда-то в Кишиневе Пушкин стрелялся с офицером Зубовым и вышел на дуэль
«с черешнями и завтракал ими» (Пушкин А.С ), Зубов стрелял первым и не попал, а
Пушкин не стал стрелять и просто ушел, не простив обидчика; наконец, читатель повести
ясно видит, что черешня, в конечном счёте, спасла жизнь графу. Черешня или даже
косточки от черешни, некая ерунда, мелочь, может иметь очень существенное значение.
В процитированных словах Белинского говорилось о том, что роман может
возникнуть из соединения «листков» под один переплет. Конечно, никакое простое
сложение повестей под одну обложку не превратит их в роман. Этого не произойдет даже
в том случае, если цикл будет иметь единую композицию и стиль («Миргород» Гоголя не
стал романом), и даже если в цикле будет единый повествователь («Записки охотника»
И.С.Тургенева не превратились в роман). «Роман должен заключать в себе
развивающуюся идею, он должен быть динамичным, и отнюдь не в событийном плане
(этого может и не быть), а с точки зрения того высшего смысла, который является
«сверхзадачей» художника» (В.Г.Одиноков).

В «Повестях Белкина» такая развивающаяся идея есть, она содержится не в какой-


либо отдельной фразе и даже не в сюжетно-композиционном единстве, эта идея в
значительной степени выражена в сложной системе образов повестей. Каждое событие в
художественном мире «Повестей Белкина» оценивается сознанием нескольких субъектов
повествования (автором, издателем, псевдоавтором Белкиным, рассказчиками, героями),
оцениваются одновременно по разным «шкалам ценностей». Мелочь, пустяк для одних
одновременно является главным для других. Несущественное приравнено к
существенному. Эта полифония позволяет видеть в «Повестях Белкина» исток русского
прозаического романа XIX века.

Рассказчики в повестях Пушкина достаточно беспристрастны и не делают выводов.


Определенный смысл заключен в том, что рассказ представлет собой диалог. Вопросно-
ответная структура имеет древнее происхождение. Она использовалась в ритуалах и была
нацелена на преодоление критической ситуации и гармонизацию. При помощи вопросов-
ответов осуществлялось проникновение в прошлое, в эпоху первотворения, основ сущего.
«Повести» перерастают рамки развлекательности, обнаруживая нечто большее, чем то,
что составляло непосредственный предмет изображения. Через углубление рассказчика в
сферу внутреннего в рассказываемых историях осуществляется выход к первоосновам,
ценностям, на которых строится сущее - жизнь, ответственность, честность, долг, правда,
любовь.
2.4. Стиль

В «Повестях Белкина» Пушкин создает многоступенчатую стилевую структуру.

В пушкинском стиле В. Виноградов устанавливает четыре категории, вернее приема,


имеющих, как он заявляет, «основное организующее значение и в пушкинском
стихе, и в пушкинской прозе» : 1) «прием культурно-бытового или литературно-
эстетического намагничивания слова», 2) «прием пластической
изобразительности», 3) «прием символических отражений и вариаций» и 4)
«прием субъективно-экспрессивной многопланности». (В. Виноградов. О стиле
Пушкин)

Согласно В.Виноградову, в «Повестях Белкина» реалистическая интерпретация темы


резко противопоставлена наивно-романтическим и реакционным произведениям
некоторых писателей. Однако, наблюдения над «Повестями Белкина» послужили В.
Виноградову для обоснования другого «закона Пушкинского стиля» — «приема
символических отражений и вариаций». Прием этот выражается в том, что «у Пушкина в
лирической пьесе, в драме, в повести нередко наблюдаются однородные формы словесной
композиции, основанные на лейтмотивах, на символических вариациях: группы слов,
образов и тем, являющиеся опорами, скрепами сюжетной конструкции и управляющие ее
движением, выступают симметрично почти с алгебраической правильностью
соотношений» (В. Виноградов. О стиле Пушкина). Как указывает сам автор, в создании
этого «закона» он имеет предшественников — В. Иванова и М. О. Гершензона. Правда, в
отличие от символистов В. Виноградов не считает, по-видимому, символ «знаком
потустороннего», «проявлением инобытия». Но влияние эстетики субъективного
идеализма на построения В. Виноградова несомненно

Прежде всего, Пушкин, как в «Повестях Белкина», раздвигает круг явлений


действительности, входящих в сферу его творческого внимания. Впервые Пушкин не-
посредственно вводит в число своих персонажей простого человека, приниженного и
оскорбляемого на каждом шагу самодержавно-крепостническим строем («Станционный
смотритель»). Реальному, «прозаическому» содержанию «Повестей Белкина» полностью
соответствовала их словесная форма. В «Повестях Белкина» Пушкин создал лишенный
всяких ложных поэтических украшений, сжатый, точный и ясный язык русской
художественной прозы — «язык мысли».
Лукаво отказываясь от авторства, он умело освещает то или иное происшествие с
разных сторон. Повествователь, например, в «Выстреле» рассказывает о своем
восприятии Сильвио и в молодости, и в зрелом возрасте. О герое известно и с его слов, и
со слов антагониста, и со слов наблюдателя-повествователя. В целом авторское
присутствие от повести к повести возрастает. Если оно едва ощущается в «Выстреле», то
в «Барышне-крестьянке» становится очевидно. Белкину ирония не свойственна, тогда
как Пушкин пользуется ею весьма широко.
Зачем же понадобился Белкин? Случаен ли он? Думается, что нет. Белкин с его
бесхитростной типичной биографией мелкого помещика нужен автору, чтобы
естественнее воспринимался бесхитростный, простодушный, почти наивный стиль
повестей, похожий на краткую запись устного рассказа бывалого человека. Такой стиль
Пушкин осваивал сознательно. Контраст примитивного стиля письма и блестящего слога
повестей, написанных Белкиным, так же разителен, как соседство внешне спокойного,
скромного жизненного пути Ивана Петровича и напряженной событийности всех
«историй». Пушкину претили многословные, пошло-болтливые, велеречивые романы и
повести, расплодившиеся вдруг во множество и заполонившие литературу (Загоскин,
Булгарин, Брамбеус-Сенковский и другие). Пушкин боялся этого словесного наводнения и
хотел выставить ему заслон: указать русской литературе иную стезю, направить ее в иное
русло.
Читателю, не заметившему пушкинской иронии и способному увидеть в Белкине
лишь пристрастие к «историям», грозит опасность оказаться в положении Скотинина.
Введение рассказчиков, иногда включающихся прямо в действие повести («Выстрел»,
«Станционный смотритель»), иногда ограниченных ролью повествователя, помогает
Пушкину поддерживать атмосферу недоумения, так как сторонний взгляд не может
выявить истинные причины событий и мотивы поступков. И это поддерживает в читателе
ощущение неожиданности происходящего и побуждает его к сотворчеству. «Голая», по
выражению Толстого, проза Пушкина оказывается лирической по существу, требуя от
читателя эмоционального участия в происходящем и вместе с тем иронического
отношения к выводам и точкам зрения далеких от авторского всеведения рассказчиков.

Что характерно, в «Метели», «Гробовщике», «Барышне-крестьянке» рассказчик не


представлен как одно из действующих лиц. Скорее всего, при многих почти трагических
осложнениях сюжета повестей, это позволяет героям остаться вне трагедии.
В повестях «Выстрел» и «Станционный смотритель», судьбы героев наделены особым
драматизмом. Здесь появляется необходимость рассказчика-свидетеля, как античная
трагедия нуждалась в хоре.

В «Метели» романтическое воображение Марьи Гавриловны и подлинные чувства


героини расходятся, на чем и обыгрывается сюжет произведение.

Влияние эстетики субъективного идеализма на построения В.Виноградова сказалось на


типично-символистской интерпретации повести «Метель», в которой он видит
воплощение трагической «темы судьбы и темы суженого». По его мнению,
«Метель воспроизводится во всех фазах ее течения как длительный и
разрушительный процесс, как действие грозной и враждебной силы, с которой
приходится бороться путешественнику, охваченному сначала нетерпением, затем
беспокойством и, наконец, отчаянием». Виноградов рассматривал повесть
«Метель», реалистическое произведение, с точки зрения символистской поэтики.
Это привело его к неверному пониманию эпиграфа из «Светланы» Жуковского.
«В эпиграфе к «Метели», — пишет В. Виноградов, — символически заложены
основные образы повести, и «Метель» предуказана, как фон страшных снов, т. е.
несчастий» (В. Виноградов. О стиле Пушкина).

Между тем, «Метель» принципиально противопоставлена реакционно-романтическому


разрешению «темы судьбы и суженого» у Жуковского. В «Метели», так же как и в других
«Повестях Белкина», Пушкин разрушает каноны условного изображения героев и дает
нарочито подчеркнутые прозаические мотивировки их поступков.

«Марья Гавриловна была воспитана на французских романах и следственно была


влюблена. Предмет, избранный ею, был бедный армейский прапорщик, находившийся в
отпуску в своей деревне. Само по себе разумеется, что молодой человек пылал равною
страстию... Наши любовники были в переписке и всякий день виделись наедине в
сосновой роще или у старой часовни. Там они клялися друг другу в вечной любви,
сетовали на судьбу и делали различные предположения» (Пушкин.А.С. «Повести
Белкина»)

Здесь подчеркнуто видны ирония стиля, комические акценты, которые безусловно


вызваны прежде всего надуманностью чувств и поведения героев. При первом же
решительном шаге ложность их отношений не замедлит обнаружиться. Когда они решеют
совершить побег, метель не дает влюбленным возможности встретится и соединить свою
судьбу.

На самом деле, Маша не хочет расставаться с родительским домом и побег совершает


только под влиянием романов, и мысль о разлуке с родителями «стесняла ее сердце».
Истинные человеческие отношения герои пытаются заменить литературным каноном.
Никакого любовного нетерпения у Владимира нет, он даже само похищение поручает
«искусству Терешки кучера». Владимир и Маша думают, что их чувства очень серьезны,
но разыгравшаяся метель оказывается сильнее игры Владимира и Маши.
Пушкин показывает нам, что кажется шутливой игрой, «непростительной ветреностью» и
даже «преступной проказой», оказывается истинным движением души. Бурмин, исполняя
волю людей, принявших его за Владимира, готов обвенчаться лишь потому, что невеста
ему «показалась недурна». Он несерьезен, совершает глупость, о которой будет потом
жалеть, но в реальности шалость оказывается гораздо важнее обдуманных решений.
Впоследствии Бурмин влюбится в Марью Гавриловну, легкомысленный гусар окажется
способным на глубокое чувство и верность клятве венчания.

В другой повести, «Гробовщике», внешняя незатейливость сюжета скрывает мысль о


сложности человеческой природы. Казалось бы, что профессия Адриана Прохорова,
смогла освободить его от человечности и сделать цинично-равнодушным. Тем не менее,
гробовщик Пушкина оказывается доступен не только нежным отцовским чувствам,
трогательной привязанности к обжитому месту. В смешной форме тщеславия, а затем и
«всерьез» (во сне) Прохоров отстаивает право на равенство и обнаруживает живое
присутствие души, от которого мрачное ремесло должно было давно его освободить.
Когда читатель видит главного героя не в зеркальном отражении, а изнутри, во время
душевного всплеска во сне, теперь он уже не поверит, что мрачность Адриана Прохорова
есть прямое следствие его профессии. Гробовщик просто борется с жизненными
обстоятельствами, которые подавляют естественные свойства человеческой природы.

В.Виноградов рассматривал повесть, как пародию на романтическую фантастику. (В.


Виноградов. О стиле Пушкин)

«Ромео и Джульетту» напоминает повесть Пушкина «Барышня-крестьянка» по


своей структуре, но это не пародия на Шекспира, нет, скорее «Барышня-
крестьянка» представляет собой опровержение трагедии на почве русского
поместного быта. Споры Берестова и Муромского, хоть и являются комическим
аналогом страстной вражды Монтекки и Капулетти, препятствующей любви
детей, оказываются мелкими и случайными.

Анализируя повесть «Барышня-крестьянка», В. Виноградов правильно отмечает в ней


«пародийное разоблачение сюжетов тайного брака и сантиментально-карамзинистских
мотивов о чувствах крестьянки, о любви «благородного дворянина» к крестьянке» В.
Виноградов. О стиле Пушкина).

Является игрой случая и прихоть Лизы переодеться крестьянкой. Алексей тоже,


«несмотря на роковое кольцо, на таинственную переписку и на мрачную
разочарованность, был добрый и пылкий малый, имел сердце чистое, способное
чувствовать наслаждения невинности» (Пушкин А.С. «Повести Белкина»). Играя,
главные герои словно освобждаются от жизненных неприятностей. Но когда дело
доходит до серьезного, молодые герои не обнаруживают отважной склонности
переступить сословные границы: «Алексей, как ни привязан был к милой своей
Акулине, все помнил расстояние, существующее между им и бедной
крестьянкою; а Лиза ведала, какая ненависть существовала между их отцами, и не
смела надеяться на взаимное примирение». Тем не менее, ни один из них не готов
переступить сословный порог. Случай, неожиданное посещение Муромских
молодым Берестовым и внезапное слияние Лизы с Акулиной все ставит на свои
места.
В повести «Станционный смотритель» обнаруживается, что положение
станционного смотрителя, его должность, похожая на «настоящую каторгу», не
исчерпывают всего человека: «Вникнем во все это хорошенько, и вместо
негодования сердце наше исполнится искренним состраданием.. – говорит автор.
В.Виноградов отмечает верно, хотя и не совсем четко, противоположность
социальных позиций рассказчиков в это повести Пушкина и стихотворении
Вяземского «Станция», из которого взят эпиграф для повести.

Самсон Вырин очень добросердечный человек, что делает его беззащитным перед
горем, обрушившимся на него. С отъездом Дуни жизнь потеряла для Вырина всякий
смысл. В Дуне уже в первый приезд рассказчика обнаруживаются свойства, ставящие ее
вне круга, к которому она принадлежала. И это не только ее красота, подкупавшая всех и
заставлявшая посетителей почтовой станции забывать о гневе и времени ожидания
лошадей. Счастье не уничтожает в Дуне сознания вины, которую, впрочем, признает и
Минский («Виноват перед тобою и рад просить у тебя прощения»).
В этой повести доброта всех ее героев не исключает трагедии происходящего.
Кто же виноват? Мир, разделенный сословностью, не позволяющей человеку
беспрепятственно осуществлять свои возможности, которые не заданы прямо его
социальным «местом».
В повести «Выстрел» очень много противоречий, особенно в характере главного героя
– Сильвио. Он живет «бедно и расточительно», окружает себя обществом молодых
офицеров и совершенно скрыт от окружающих, «казался русским, а носил иностранное
имя». Рассказчику Сильвио кажется воплощением зла: «Мрачная бледность, сверкающие
глаза и густой дым, выходящий изо рта, придавали ему вид настоящего дьявола». Однако
упорство, которое Сильвио обнаруживает в достижении цели, страстность его желаний и
редкая сдержанность (игра в карты, история с поручиком) побуждают в нем видеть
личность столь значительную, что самоутверждение для него кажется «клеткой».
Заключение

Главная тема «Повестей Белкина» — стихия жизни, «жизни мышья беготня»,


невозможно разобраться, найти логику, сюжет, смысл жизни. Невозможно, прежде всего
потому, что жизнь является нам в опосредованном (чужими мнениями, костюмами,
ролями, словами) виде.

Совершенно ясно, что «Повести Белкина» — не просто веселое пушкинское


произведение с забавными сюжетами. Люди, начинающие играть в литературных героев,
оказываются во власти неких сюжетных закономерностей и становятся не только
смешными, забавными, но рискуют по правде погибнуть на дуэли, потерять любимую и
т.д.

Удивительно, но факт - в свое время критика не только недружелюбно встретила прозу


Пушкина, но и просто не поняла «Повести Белкина».

Из одиннадцати статей Белинского о Пушкине его прозе посвящены две страницы,


«Повестям Белкина» — десять строк: «В 1831 году вышли «Повести Белкина», холодно
принятые публикою и еще холоднее журналами. Действительно, хотя и нельзя сказать,
чтобы в них уже вовсе не было ничего хорошего, все-таки эти повести были недостойны
ни таланта, ни имени Пушкина. Это что-то вроде повестей Карамзина, с тою только
разницею, что повести Карамзина имели для своего времени великое значение, а повести
Белкина были ниже своего времени, особенно жалка из них одна — «Барышня-
крестьянка», неправдоподобная, водевильная, представляющая помещичью жизнь с
идиллической точки зрения...»
Сейчас мы понимаем, что не «Повести Белкина» ниже своего времени, а время «ниже
«Повестей». Хотя, быть может, повести просто не «пришлись ко двору», ведь время не
подлежит подобной оценке…

Это сейчас выглядит странным, но великий критик не обратил внимания на одно, как
нам кажется, решающее обстоятельство. Идиллическая помещичья жизнь в «Барышне-
крестьянке» вовсе не является сущностью повести. Хотя идиллия — нечто очевидное,
бьющее в глаза — и нужна была Пушкину. Вы спросите, для чего? Чтобы «содержание»
не мешало «форме»! При помощи этого нехитрого приема, Пушкин словно отделался от
содержания, как отделался от него анекдотом в «Графе Нулине» или «Домике в Коломне».
Именно поэтому автор вешает на стену избы станционного смотрителя картинки,
изображавшие историю блудного сына: соотнеся известный сюжет с действием повести,
читатель должен был понять оригинальность пушкинской формы. Писателя интересовали
не детали, не психология помещичьего быта или обыденной жизни. Они нужны лишь в
той степени, в какой способствуют пониманию главного — общей конструкции
«Повестей», а не каждой в отдельности.

Мы считаем, что в «Белкине» Пушкин проектировал будущее русского романа. Каждый


мастер хочет видеть свое дело развивающимся, живущим — это психология настоящего
творца. Таков пафос культуры, к чему бы мы не обратились — о художественной прозе,
слесарных работах или обжиге посуды.
Библиография

1. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений в 19 тт. Т.VIII. М., 1995. С.581.
2. Шмид В. Проза Пушкина в поэтическом прочтении: “Повести Белкина. – СПб.,
1996.
3. Хализев В.Е., Шешунова С.В. Цикл А.С. Пушкина “Повести Белкина”. – М., 1989.
4. Маркович В.М. Пушкин и Лермонтов в истории русской литературы. – СПб., 1997.
5. Белинский В.Г. Полное собрание сочинений в 13-ти томах. – Т.1. – М., 1953.
6. Бетеа Д., Давыдов С. Угрюмый Купидон: поэтика пародии в «Повестях
Белкина» /Современное американское пушкиноведение. - СПб.: Академический
проект, 1999.
7. Мелетинский Е.М. Историческая поэтика новеллы. - М.: Наука, 1990.
8. Комаров В.Г. О «говорящности» и «соответствии» имен в «Повестях Белкина» А.С.
Пушкина // http://www.russofile.ru/articles/article_39.php
9. Жолковский А.К. ‘Превосходительный покой’: об одном инвариантном мотиве
Пушкина // Жолковский А.К., Щеглов Ю.К. Работы по поэтике выразительности:
Инварианты – Тема – Приемы – Текст. – М.: АО Издательская группа «Прогресс»,
1996.
10. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. - М.: Наука, 1977.
11. Берковский Н. О «Повестях Белкина» (Пушкин 30-х годов и вопросы народности и
реализма) //О русском реализме ХIХ века и вопросы народности литературы. – М.-
Л.: Художественная литература, 1960.
12. Купреянова Е.Н. А.С.Пушкин // История русской литературы в 4-х томах. Том. 2. –
Л.: Наука, 1981.
13. Одиноков В.Г. «И даль свободного романа…» – Новосибирск: Наука, 1983.
14. Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. – Т.8. – С.59. См. также: Бочаров С.Г.
Указ. соч.
15. Иванов Вяч.Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры. Т.3:
Сравнительное литературоведение. Всемирная литература. Стиховедение. – М.:
Языки славянской культуры, 2004.
16. Энциклопедия символов, знаков, эмблем (сост. Андреева В. И др.). – М.: Локид;
Миф, 2000.
17. Лотман Ю.М. В школе поэтического слова. Пушкин. Лермонтов. Гоголь. - М.:
Просвещение, 1988.
18. Виноградов И.А. Теория новеллы /Вопросы марксистско-ленинской поэтики. - М.:
Советский писатель, 1972.
19. Евсюков В. Мифы о мироздании. - М.: Политиздат, 1986.
20. Д.Д.Благой «Творческий путь Пушкина» (1813-1826). М., 1950.
21. Бочаров С.Г. О смысле «Гробовщика» // Бочаров С.Г. О художественных мирах. –
М.: «Сов. Россия», 1985.
22. Эйхенбаум Б.М. Сквозь литературу. – Л., 1924.
23. Гершензон М. Мудрость Пушкина. – М., 1919.
24. Старыгина, Н.Н. Проблема цикла в прозе Н.С. Лескова. Автореф. Дисс. …канд.
Филол. Наук. - Л.: 1985.
25. Ляпина, Л. Циклизация в русской литературе XIX века. - Спб: 1999.
26. Орлицкий Ю.Б. Стих и проза в русской литературе. - Воронеж: 1991.
27. Фоменко, И.В. Поэтика лирического цикла. Автореф. Дисс. … канд. Филол. Наук. -
М.: 1990.
28. Сапогов, В.А. О некоторых структурных особенностях лирического цикла А.
Блока/В.А. Сапогов// Язык и стиль художественного произведения. - М.: 1966.
29. Лежнев А. Проза Пушкина. – М., 1966.
30. http://feb-web.ru/feb/pushkin/serial/vr1/vr12342-.htm

Вам также может понравиться