словарь
Международная Кафедра (ЮНЕСКО)
по философии и этике
СПб Научного Центра РАН
Издательская серия
«Тела мысли»
Книга 4-я
Опубликованы:
- Перспективы метафизики: классическая и неклассическая
метафизика на рубеже веков. СПб, 2001;
- Михаил Эпштейн. Философия возможного. Модальности бытия и
культуры. СПб, 2001;
- Станислав Гусев. Смысл возможного. Коннотационная семантика.
СПб, 2002;
- Григорий Тульчинский. Постчеловеческая персонология. Новые
перспективы свободы и рациональности. СПб, 2002.
В 2003-2004 гг планируется выход следующих книг серии:
- Валерий Карпунин. Онтологический импульс;
- Михаил Эпштейн и Григорий Тульчинский. Хаптика: метафизика
осязательного, эротического и постелесности.
Международная Кафедра (ЮНЕСКО)
по философии и этике
СПб Научного Центра РАН
Проективный философский
словарь
Санкт-Петербург
2002
Содержание
Статьи по алфавиту:
" "
АБДУКЦИЯ
АМБИ-
АНГЕЛИЗМ
АНГЕЛОИД
АПОФАТИЗМ (апофатика)
Argumentum ad morti (аргумент к смерти)
ГИПЕР- (hyper-)
ГИПЕРАВТОРСТВО (hyperauthorship)
ГЛОКАЛИЗМ (glocalism)
ГЛУБОКАЯ СЕМИОТИКА (deep semiotics)
ГРАНИЦЫ ЛИЧНОСТИ (поступка)
ГУМАНИТАРНАЯ ПАРАДИГМА (современная)
ГУМАНОЛОГИЯ (humanology)
ДЕПЕРСОНАЛИЗАЦИЯ
ДУХОВНЫЙ ОПЫТ РОССИЙСКИЙ (российская ментальность, российский менталитет)
КАТАЛЕТЕЗИС
КАТОПТРОЛАЛИЯ
КАТОПТРОСОФИЯ
КВАЗИОБЪЕКТ
КВАНТОВАЯ МЕТАФИЗИКА, МИКРОМЕТАФИЗИКА (quantum metaphysics, micrometaphysics)
КЕНОТИП (kenotype)
КонтРтекст
КОЛПОЦЕНТРИЗМ
КОНСТРУКЦИОНИЗМ (constructionism)
КОНЦЕПТИВИЗМ
КОСМО-АРТ (cosmic art)
КУЛЬТУРАЛ
КУЛЬТУРОНИКА (culturonics)
ЛЕТОТЕХНИКА
ЛИМИНАЛЬНОСТЬ (liminality)
ЛИМИНАЛЬНЫЙ ДИСКУРС
МЕЖДИСЦИПЛИНАРНОСТЬ
МЕТАБОЛА (metabole)
МЕТАРЕАЛИЗМ (metarealism)
МИЗОСОФИЯ
МИКРОНИКА (micronics)
МОДАЛЬНОСТЬ (modality)
МОЖЕСТВОВАНИЕ (ableness, potentiality)
МУЛЬТИВЕРСУМ (multiverse)
МУЛЬТИВИДУУМ (multividual)
МЫСЛИТЕЛЬСТВО (thinking, cogitation)
НЕВМЕНЯЕМОСТЬ
НЕДООБОРОТЕНЬ
НЕЙРОСОЦИУМ (neurosociality, neuromilieu)
НЕТОСОФИЯ (netosophy)
НЕЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ
НОВЫЙ СДВИГ ГУМАНИТАРНОЙ ПАРАДИГМЫ
НООЦЕНОЗ (noocenosis)
ПАЛЕОНОЙ
ПЕРСОНАЖНОЕ МЫШЛЕНИЕ(character thinking, the third person thinking)
ПЕРСОНОЛОГИЧЕСКИЙ ПОВОРОТ
ПОМОЩНИК
ПОСТАТЕИЗМ (post-atheism)
ПОСТУПОК
ПОСТЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ПЕРСОНОЛОГИЯ
ПОСТЧЕЛОВЕЧНОСТЬ (постчеловеческая, неантропоморфная телесность)
ПОТЕНЦИАЦИЯ, ОВОЗМОЖЕНИЕ (potentiation, possibilization)
ПОТЕНЦИОЛОГИЯ (potentiology)
ПРОТЕИЗМ (proteism)
ПРОТИВОЗОВИЕ (contravocation)
ПРОТИВОИРОНИЯ (counter-irony, trans-irony)
ПРОТО-
РЕАЛОГИЯ, ВЕЩЕВЕДЕНИЕ
ТАНАТОЛОГИЯ
ТЕГИМЕН (tegimen)
ТЕГИМЕНОЛОГИЯ (tegimenology)
ТЕЛОЦЕНТРИЗМ
ТЕОЛОГИЯ СЛУХА (theology of hearing)
ТЕОМОНИЗМ (theomonism)
ТЕОРЕЗА (ТЕОРЕЗИС)
ТЕХНОСОФИЯ (technosophy)
ТРАНСКУЛЬТУРА (transculture)
ТРИВИАЛОГИЯ (trivialogy)
ТЭИЗМ ("the-ism")
ФИЛОИДИОТИЯ
FILOSOFIA
ФЛЕКСИРУЮЩИЙ РАЗУМ
ФУНКЦИЯ (ЦЕСАРА, цесарная функция)
ФУТУРОЛОГИЗМ (futurologism, "будесловие")
ХАПТИКА (haptics)
ХOРРОЛОГИЯ (horrology)
ХРОНОЦИД
ЦЕСАР
ЦИКЛОГОГИЯ
ЧАСТОТНЫЙ СЛОВАРЬ КАК ФИЛОСОФСКАЯ КАРТИНА МИРА (frequency of words as a philosophical world picture)
ШОУИЗАЦИЯ
ЭЙКАЗИЯ
ЭРОТОЛОГИЯ (erotology)
ЭССЕИЗМ (esseism)
ЭТИКА ДИФФЕРЕНЦИАЛЬНАЯ (РАЗНОСТНАЯ) (differential ethics)
" "
АБДУКЦИЯ
АМБИ-
АНГЕЛИЗМ
АНГЕЛОИД
АПОФАТИЗМ (апофатика)
Argumentum ad morti (аргумент к смерти)
ГИПЕР- (hyper-)
ГИПЕРАВТОРСТВО (hyperauthorship)
ГЛОКАЛИЗМ (glocalism)
ГЛУБОКАЯ СЕМИОТИКА (deep semiotics)
ГРАНИЦЫ ЛИЧНОСТИ (поступка)
ГУМАНИТАРНАЯ ПАРАДИГМА (современная)
ГУМАНОЛОГИЯ (humanology)
ДЕПЕРСОНАЛИЗАЦИЯ
ДУХОВНЫЙ ОПЫТ РОССИЙСКИЙ (российская ментальность, российский менталитет)
КАТОПТРОСОФИЯ
КВАЗИОБЪЕКТ
КВАНТОВАЯ МЕТАФИЗИКА, МИКРОМЕТАФИЗИКА (quantum metaphysics, micrometaphysics)
КЕНОТИП (kenotype)
КОНТРТЕКСТ
КОЛПОЦЕНТРИЗМ
КОНСТРУКЦИОНИЗМ (constructionism)
КОНЦЕПТИВИЗМ
КОСМО-АРТ (cosmic art)
КУЛЬТУРАЛ
КУЛЬТУРОНИКА (culturonics)
ЛИМИНАЛЬНОСТЬ (liminality)
ЛИМИНАЛЬНЫЙ ДИСКУРС
МЕЖДИСЦИПЛИНАРНОСТЬ
МЕТАБОЛА (metabole)
МЕТАРЕАЛИЗМ (metarealism)
МИКРОНИКА (micronics)
МОДАЛЬНОСТЬ (modality)
МОЖЕСТВОВАНИЕ (ableness, potentiality)
МУЛЬТИВЕРСУМ (multiverse)
МУЛЬТИВИДУУМ (multividual)
МЫСЛИТЕЛЬСТВО (thinking, cogitation)
НЕВМЕНЯЕМОСТЬ
НЕЙРОСОЦИУМ (neurosociality, neuromilieu)
НЕТОСОФИЯ (netosophy)
НЕЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ
НОВЫЙ СДВИГ ГУМАНИТАРНОЙ ПАРАДИГМЫ
НООЦЕНОЗ (noocenosis)
ПАЛЕОНОЙ
ПЕРСОНАЖНОЕ МЫШЛЕНИЕ(character thinking, the third person thinking)
ПЕРСОНОЛОГИЧЕСКИЙ ПОВОРОТ
ПОМОЩНИК
ПОСТАТЕИЗМ (post-atheism)
ПОСТУПОК
ПОСТЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ПЕРСОНОЛОГИЯ
ПОСТЧЕЛОВЕЧНОСТЬ (постчеловеческая, неантропоморфная телесность)
ПОТЕНЦИАЦИЯ, ОВОЗМОЖЕНИЕ (potentiation, possibilization)
ПОТЕНЦИОЛОГИЯ (potentiology)
ПРОТЕИЗМ (proteism)
ПРОТИВОЗОВИЕ (contravocation)
ПРОТИВОИРОНИЯ (counter-irony, trans-irony)
ПРОТО-
РЕАЛОГИЯ, ВЕЩЕВЕДЕНИЕ
ТАНАТОЛОГИЯ
ТЕГИМЕН (tegimen)
ТЕГИМЕНОЛОГИЯ (tegimenology)
ТЕЛОЦЕНТРИЗМ
ТЕОЛОГИЯ СЛУХА (theology of hearing)
ТЕОМОНИЗМ (theomonism)
ТЕХНОСОФИЯ (technosophy)
ТРАНСКУЛЬТУРА (transculture)
ТРИВИАЛОГИЯ (trivialogy)
ТЭИЗМ ("the-ism")
ЧАСТОТНЫЙ СЛОВАРЬ КАК ФИЛОСОФСКАЯ КАРТИНА МИРА (frequency of words as a philosophical world picture)
ХАПТИКА (haptics)
ХOРРОЛОГИЯ (horrology)
ХРОНОЦИД
ЦЕСАР
ЭРОТОЛОГИЯ (erotology)
ЭССЕИЗМ (esseism)
ЭТИКА ДИФФЕРЕНЦИАЛЬНАЯ (РАЗНОСТНАЯ) (differential ethics)
Тематический указатель:
Дисциплины
Категории
Культура, эстетика
Модальность
Направления в философии
Общество
Религия, теология
Техника, интернет
Язык
Авторский указатель
Голынко Дмитрий Юрьевич
Евстратов Сергей Алексеевич
Молдавер Александр
Романенко Юрий Михайлович
Савчук Валерий Владимирович
Секацкий Александр Куприянович
Тульчинский Григорий Львович
Чулков Олег
Эпштейн Михаил Наумович
Духовные итоги XX столетия и новый парадигмальный сдвиг (От редсовета)
Ad absurdum постмодернизма
Рационализм Просвещения (модерн), последовавшее онаучивание практически всех
компонентов культуры определили судьбу философии последних двух столетий: из любви
к мудрости она превратилась в любовь к знаниям, что, в конечном счете, привело к утрате
философией широкой культурной значимости, отчуждению от человека, превращению в
арсенал познавательных приемов. Поэтому перспектива философии может быть связана
только с возвращением ею способности сделать бытие современного человека целостным,
осмысленным, а значит - оправданным. И дело не в одиночестве и заброшенности
человека в бытие, утрате навыков традиционного «соборного» общения, а в том, что
уникальность и неповторимость личности не наполнена смыслами. Поэтому современный
человек страшится одиночества, боится пребывания наедине с самим собою, бежит
свободы и ответственности.
Ситуацию, на первый взгляд обостряет и усугубляет опыт постмодернизма. При всех
различиях в тематике и стилистике философствования культуовые философы
постмодернизма, такие как Ж.Деррида, М.Фуко, Ж.-Ф.Лиотар сходятся в трех основных
тезисах. Во-первых, люди не имеют доступа к реальности и, следовательно, средств для
постижения истины не существует. Во-вторых, реальность недоступна, потому что мы
являемся пленниками языка, который придает форму нашим мыслям прежде, чем мы
можем помыслить, и поэтому мы не можем выразить то, о чем мы думаем. В-третьих, мы
создаем реальность посредством языка, и поэтому природа реальности определяется теми,
кто имеет власть формировать язык.1 С постмодернистической точки зрения, «человек -
это тотальная видимость», «высшая реальность мира - это его кажимость» и «всякое «я»,
насколько оно возможно - ирреально». «Ни лиц. Ни слов. Одно лишь многословье».2
Именно поэтому проблема идентификации оказывается неразрешимой в пространстве
культуры, именно поэтому оказывается необходимым выход в духовно-экзистенциальный
план, где собственно и происходит порождение символов и смыслов бытия.
Речь идет не столько о дегуманизации и расчеловечивании, сколько о перспективах
нового гуманизма. Духовные итоги ХХ в. парадоксальны для человека: с одной стороны -
его обостренное чувство собственной индивидуальности и свободы, с другой - все
большее отсутствие этой индивидуальности, самоотрицание собственной свободы,
бегство от самого себя и распыление. Мультикультурализм оказался бессильным перед
криминалом, национализмом и терроризмом. Означает ли рушащаяся индивидуальность
1
Land G. The Challenge of Postmodernism. // Dialogue. 1996. Vol.8. Р.6.
2
Язык и текст: онтология и рефлексия. СПб, 1992. С.338.
конец человека? Человек нынешний - больше чем одинок. Он проблематичен. Кто или что
человек? Кто или что личность?
Зеркала постмодернистских рефлексий не создают и не воссоздают гармонии. В них
двоятся, троятся и т.д. умножаются без нужды сущности, забивая сознание
воспроизводством узнаваемых шаблонов и штампов. Но у человека нет алиби в бытии,
разум вторичен по отношению к свободе и ответственности и дан человеку для осознания
меры и глубины ее. И потому зло суть большее добро, потому как указывает на наличие
пути и необходимость его поиска. Так и постмодернизм указывает на заблуждение и
необходимость ответственной работы ума и души.
Философский постмодерн выражает болезненное, кризисное состояние современной
философии на пути к ее выздоровлению - возвращению к собственным истокам на новом
витке. Вся постмодернистская игра смыслов ведется, по сути дела, во имя поисков новой
целостности, новых аттракторов такой целостности.3 В истории философии такие периоды
поисковой игры, пробы сил разума случались ранее и неоднократно. Достаточно
вспомнить античную софистику, средневековую схоластику, Просвещение,
осуществлявших активный поиск истины, имеющей основание в языковых, внебытийных
формах, когда языковые конструкции (парадоксы, дистинкции и прочие симулякры
приобретали большую реальность, чем сама реальность. И всегда такой поиск предварял
качественный рывок, прорыв человеческого опыта к новой философской целостности
бытия. Так было в Античности, завершившейся встречей Афин и Иерусалима, так было в
Возрождении, так было в пережитую нами эпоху Научно-Технического Прогресса, так,
очевидно, будет и теперь.
А поскольку апелляция к личности является необходимым условием основания
любой морали, то значение постмодернизма прежде всего и именно - в создании
предпосылок новой постановки проблемы свободы и ответственности. Телоцентризм
зафиксировал момент ухода конуса свободы и ответственности за границы
психосоматической целостности индивида, а деконструкционизм как деперсонологизм
оказывается предпосылкой новой персонологии и метафизики нравственности.
6
Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М., 2000, с.384.
" " [знак пробела, blank space; термин не произносится, но может передаваться
жестикулярно знaками кавычек] - чистая, неозначенная среда, окружающая текст и
заполняющая его пробелами, как условие и необходимый фон знаковой деятельности;
философский знак абсолюта, бесконечного чистого бытия, как оно раскрывает себя на
границах языка и невыразимого. " " - не просто белизна чистого листа или экрана, а
белизна, заключенная в кавычки, выделенная, ставшая знаком, предметом рефлексии и
средством коммуникации. " " - "слепая точка" языка и сознания, которая приобретает
все новые имена, но не может быть мыслимой или поименованной иначе, как в виде
означенного пропуска и отсутствия знаков.
Любое письмо содержит в себе пробелы и поля, которые и делают возможным различие
знаков, оставаясь за их пределом. Этой чистой среде письма можно давать разные имена:
"фон", "окружение", "пауза", "внезнаковая среда", "чистое бытие", "пустота", "поле",
"неименуемое"... Но ни один из этих знаков не будет соответствовать своему
означаемому, поскольку само означаемое в данном и только данном случае делает
возможным означивание, при этом оставаясь за пределом знака. Единственный способ
ввести « » в текст - это превратить его в знак самого себя (условно окружив
кавычками).
" " непосредственно присутствует перед читателем данного текста, в белизне писчей
бумаги или в голубизне компьютерного экрана. " " не только имеет свое конкретное
физическое наполнение, но это наполнение всякий раз меняется в зависимости от
конкретного материала письма, так что оно является одним на бумаге, другим на экране,
третьим на камне. " " проявляет себя всякий раз в том, в чем проявляет себя и письмо,
так что оно с высшей степенью наглядности и запечатленности присутствует именно в
том, что здесь и сейчас пишется или читается.
Вопрос в том, может ли сколь угодно древнее и первородное слово "удержать чистым" то
самое бытие, которое делает возможным слова, или язык должен потесниться и открыть
простор внесловесному бытию, каким оно отличает себя от языка и предстоит языку?
Если множество сущих предметов обозначаются разными словами, то не следует ли
искать само "сутствующее" за пределом слов - но не в отсутствии их, а на самой границе
языка, как при-сутствующее при нем и все-таки отличное от него, подобно тому, как само
бытие отлично от сущих вещей в мышлении Хайдеггера? " " есть именно то, что
постоянно при-сутствует при словах, оставаясь не выразимым ни в каком слове.
" " - более адекватное имя для бытийствующего или бесконечного, чем слова
"бытийствующее" и "бесконечное". Постоянная смена "главных слов" и "первопонятий" в
разных философских системах показывает, что ни одно словесно выраженное понятие не
может взять на себя роль всеобщего философского основания. Таковое вообще не может
быть выражено внутри языка - но и не может оставаться невыраженным, поскольку речь
идет именно о философской артикуляции наиболее широкого и емкого понятия, из
которого могли бы выводиться все остальные. Вероятнее всего, такое понятие может
артикулироваться лишь на границе самого языка, как "вненаходимое" по отношению к
языку.
Еще один знак для обозначения того, что обусловливает бытие знаков, предложил
французский мыслитель Жак Деррида: differance, "различaние". "Более старое, чем само
Бытие, такое differance не имеет имени в нашем языке. Но мы "уже знаем", что если оно
неименуемо, то не на время только, не потому, что наш язык еще не нашел или не
приобрел это имя или потому что нам следовало бы искать его в другом языке, за
пределом ограниченной системы нашего языка, - но скорее потому, что для него вообще
нет имени, даже имени сущности или Бытия, даже имени "differance", которое не есть
имя..." ("Differance).
В попытке обозначить " " можно перебирать много имен, в том числе "дао",
"бытие", " "то хреон", " "differance", "сущее", "сущность", "ничто", "пустота", "основа",
"бесконечное", "безымянное", - такая игра замещений может продолжаться бесконечно
долго... Но она лишь потому и продолжается, что живет надеждой на выигрыш, на
обретение единственного имени, которое само есть то, что оно именует. " "-
это и есть чистый выигрыш языка, точка разрыва семиотической цепи, когда игра
бесконечных замен и подстановок среди имен прекращается с появлением единственно
достоверного имени - явления, которое становится именем самого себя.
Там, где есть АНТИ-, всегда возможно и АМБИ-. Отсюда такие понятия, как
"амбисоветский", "амбикоммунистический", "амбифашистский" и пр. Понятийное
обобщение противоположных позиций выявляет принципиальное "близнечество"
враждующих идеологий, теоретическое поле сходств и зависимостей между ними.
Невозможно описать то или иное движение в области человеческой мысли без
дополнительного описания ее враждебного двойника, спутника-антагониста. Область,
общая для противонаправленных движений, и обозначается термином "амби". При этом
черта между "про" и "контра" сохраняется, даже проводится с максимальной резкостью -
но трактуется как ось симметрии, не только разделяющая, но и соединяющая
противоположные учения.
--------------------------------------------------------------
М. Эпштейн. Debut de siecle, или От Пост- к Прото-. Манифест нового века. Знамя,
#5, 2001, 180-198.
Михаил Эпштейн
Возвращение ангелов, как ни странно, подготовлено всем ходом истории. В средние века
в центре вселенной стоял Бог, в Новое время - человек. Теперь выясняется, что и
теоцентризм, и антропоцентризм имеют свои отрицательные стороны - церковный
догматизм либо государственный тоталитаризм: костры инквизиции, печи Освенцима.
Вот почему нужно найти какое-то среднее, промежуточное звено в духовной иерархии -
инстанцию не слишком потустороннюю, чтобы не лишать вкуса земную жизнь, но и не
слишком мирскую, чтобы не потерять высшие ориентиры. В этой иерархии срединное
место занимают ангелы - они-то и оказываются в центре современного полурелигиозного
сознания.
Но есть и огромная разница между древней верой в ангелов как слуг Божьих,
окружающих его престол, поющих ему осанну, - и современным ангелизмом, в котором,
как правило, даже нет упоминания о Всевышнем. Нынешние ангелы - это вестники без
Вести, суверенные духовные существа, над которыми нет eдиноначалия, нет всемогущей
и всеведущей воли. Ангелизм - симптом современного состояния культуры, которая хочет
- и никак не решается стать религиозной. Анатомия ангелического - это духовная
эклектика постмодернизма, уже ускользнувшего от строгих постулатов единобожия и
вместе с тем успевшего пройти через мучительные искушения атеизма и вялое
безразличие агностицизма. Все это уже позади: и вера во Всевышнего, и неверие в Него...
Что остается - так это общение с ангелами, чистыми духами, являющими такое же
разнообразие запредельных разумов и воль, как разнообразны земные культуры в
представлении постмодернистской теории "многокультурия". Ангелизм - это и есть
трансцендентный извод плюрализма, религия постмодерна, когда утверждается
множественность равноправных и самоценных духовных существ взамен одной истины,
одного господствующего Сверхсущества. Сверхчувственный мир постигается как обитель
множественных индивидуумов, за которыми уже не очерчивается фигура вселенского
"диктатора", демиурга. Ангелизм - новое приключение западного духа, ищущего
множественности не только в политике и культуре, но и в религии, как откровения о
природе сверхчувственных миров. Ангелы, освобожденные от своего "средневекового"
служения у монаршьего престола, являют множественность в самом основании духовной
вселенной, которая не может быть сведена к одному метафизическому принципу или
выведена из одной сверхъестественной воли.
--------------------------------------------------
Mikhail Epstein, Alexander Genis, Slobodanka Vladiv-Glover. Russian Postmodernism:
New Perspectives on Post- Soviet Culture. New York, Oxford: Berghahn Books, 1999
Михаил Эпштейн
Норберт Винер предсказывал, что со временем человек может стать лучом света или
электронной матрицей, передающейся в виде любых материальных образований. Это
внематериальное, информационно-световое, идеально-энергийное существо человека -
человесть - развилась сначала в биоформе примата. Наша цивилизация ангелоидна,
поскольку человек постепенно выходит за предел своей "естественной", предзаданной
формы и становится сверхъестественным существом, человестником (humangel).
С прагматической точки зрения, argumentum ad morti (особенно в случае угроз и тем более
- их выполнения)типологически близок «механическому аргументу». Речь идет о
чрезвычайно не корректной «аргументации», направленной на срыв спора. Срыв
полемики без стеснения в средствах, уклонение от существа спора, стремление к прямому
«механическому» воздействию на оппонента (не давать ему говорить, перебивать,
стараться перекричать, топать ногами, отключать микрофон, гасить свет, угрожать
насилием, применять силу) - все это далеко не полный спектр «механической»
аргументации [3]. Обычно она - оружие стороны, сознающей, что обычный корректный
спор (полемика или дискуссия) ей не под силу - то ли соперник сильнее, то ли
собственные позиции слабы и не убедительны. A.a.m.является, фактически, риторической
фигурой anti-dixi широкого спектра используемых средств: от логико-семантической
конструкции до перформативного речевого акта и даже непосредственного воздействия -
буквально, убойного механического аргумента. Иллокутивная сила этой фигуры - мера,
определяемая на шкале ее средств: от индуктивного обобщения и посредуемых им
дедукций до подведения к пределу этого обобщения, до угрозы выхода за
экзистенциальные границы дискурса, утраты экзистенциального статуса предметной
области, до физического осуществления угрозы, делая коммуникацию не существенной, а
ее предмет или даже оппонента - несуществующими.
------------------------------------
1. Чуешов В.И. Аргумент к смерти: логика, риторика и диалектика коммуникации //
Тема смерти в духовном опыте человечества / Под ред. А.В.Демичева,
М.С.Уварова. - СПб, 1993, с. 10-12.
2. Schock R. Existential assumptions. - Uppsala, 1974; Quine W.v.O. Theories and things.
- Cambridge (Mass.), 1981. Обзор интерпретаций экзистенциальных допущений см.
Тульчинский Г.Л. Логико-философский анализ семантики формализованных
языков. - Л., 1975.
3. Поварнин С.И. Спор. О теории и практике спора. - СПб, 1997.; Тульчинский Г.Л.
Механический аргумент // Философская и социологическая мысль. 1992. № 11, с.
108-112.
-------------
Тульчинский Г.Л. Argumentum ad morti // Вестник СПб ун-та-95. Сер.6. Вып.1. СПБ .
1995. с.10-14.
Г.Л.Тульчинский
Именно безверие советских лет сформировало такой тип современного человека, про
которого нельзя определенно сказать ни "православный", ни "иудей", ни "мусульманин" -
но просто "верующий". В большинстве стран это понятие почти не употребляется, как
лишенное смысла. Верующий во что? Какой деноминации? Но в Советском Союзе все
верующие были уравнены по отношению к господствующему неверию - и вера, теснимая
со всех сторон, стала наполняться каким-то положительным содержанием. Просто вера.
Просто в Бога. Бедная религия - это религия без дальнейших определений, столь же прямо
и цельно предстоящая Иному, как неделимо Оно Само.
В душе бедного верующего нет никаких догматических предпочтений, которые
создаются непрерывной исторической традицией, крепким семейным религиозным
укладом. За семьдесят лет атеизма в духовной жизни страны была вытоптана такая ровная
пустыня, что мелкими стали казаться межи, сохранившиеся от разных исторических
религий. Глас вопиющего в пустыне : "В пустыне приготовьте путь Господу... Всякий дол
да наполнится, и всякая гора и холм да понизятся, кривизны выпрямятся, и неровные пути
сделаются гладкими. И явится слава Господня, и узрит всякая плоть спасение Божие..."
(Исайя, 40, 3-5). Этот призыв был с жутковатой точностью осуществлен советским
атеизмом, который именно что подготовил путь Господу, преследуя и вытаптывая все
веры, сравнивая горы и долы, чтобы раздвинуть широкое пространство для собирания
разных вер.
---------------------------------------------------------------
М. Эпштейн. Вера и образ. Религиозное бессознательное в русской культуре ХХ-го
века. Тенафли (Нью Джерси, США), Эрмитаж,1994.
М. Эпштейн. Пост-атеизм, или Бедная религия. Октябрь, #9, 1996, с.158-165.
Иван Соловьев. Мессианские речи. Составление и предисловие М. Эпштейна. Октябрь
(Москва), 1998, #7, 148-167.
Атеизм как духовное призвание. Из архивов проф. Р. О. Гибайдулиной. Публикация
М. Эпштейна. Звезда, #4, 2001, 160-174.
Михаил Эпштейн
"В" (in, into) - предлог, первое по частоте употребления слово в русском языке (в среднем
каждое 23-е слово в тексте); философская категория, указывающая на пространственный
модус вмещенности, соотношения большего и меньшего, окруженного и окружающего.
Служебные слова (см.) - важный источник современного пополнения философской
терминологии, в которой традиционно преобладали знаменательные слова. В
подавляющем большинстве европейским языков самым частотным словом - и важнейшей
философемой - является определенный артикль, указывающий на определенный,
известный предмет, выделенный из класса себе подобных (см. Tэизм - theism).
-------------------------------------------
[1] 43 тысячи на миллион словоупотреблений. Частотный словарь русского языка, под
ред. Л. Н. Засориной. М., "Русский язык", 1977.
Михаил Эпштейн
В1 В2 В1 (1)
Схема показывает: «Дано плохо управляемое вещество – изделие В1. Чтобы обеспечить
хорошую управляемость, надо перейти к системе, в которой тепловое поле Пт действует
на вещество – инструмент В2, связанное с В1» [2].
В1 В2 В1 В3 В2 (2)
П2 П3
В1 В2 В1 В2 (3)
П4
Суть схемы (2) сводится к следующему: если нужно повысить эффективность веполя,
задачу решают превращением одной из его частей в независимо управляемый веполь с
образованием цепного веполя. Пример изобретения, соответствующий этой схеме:
«Устройство для передачи вращения одного вала другому: валы вставлены с двух сторон
в цилиндрическую муфту, в зазоре между ними магнитная жидкость, твердеющая в
магнитном поле. Муфта - это электромагнит. Если электромагнит не включен, валы (В1,
В2) свободно вращаются (от П1) относительно друг друга. При включении электромагнита
(П2) жидкость (В3) становится твердой и жестко связывает валы, то есть позволяет
передавать вращающий момент» [3] .
Схема (3) иллюстрирует следующее правило: если дан плохо управляемый веполь и
нужно повысить его эффективность, причем замена элементов этого веполя недопустима,
задача решается постройкой двойного веполя путем введения второго поля, хорошо
поддающегося управлению. Пример соответствующего изобретения: «Для повышения
сцепления шины с дорогой используется не только вес автомобиля (П1), но и специальный
узор протектора, из углублений которого вытесняется воздух и с помощью создаваемого
вакуума (П2) шина как бы прилипает к дороге» [3].
«Любую сложную техническую систему можно свести к сумме веполей. Тут уместна
аналогия с геометрией: любую сложную фигуру можно разбить на треугольники. Зная
свойства треугольников, можно производить вычисления, связанные со сложными
фигурами. Отсюда особое значение тригонометрии. Аналогичную роль играет и
вепольный анализ».
Имеется сюжетная аналогия и для двойных веполей, отвечающих схеме (3). Это, так
называемые, «параллельные» цесары с помощниками. Пример – сюжеты, в которых
главный герой (отец) дает задание нескольким (трем) «помощникам» (сыновьям) добыть
нечто.
Еще одно воплощение аналогий между цесарной теорией сюжета и ТРИЗ состоит в
понятиях «физических», т.е. материальных, эффектов в веполе и, соответственно,
«сюжетных» эффектов и интриг в цесаре [4].
---------------------------------------------------------
[1] Альтшуллер Г.С. Творчество как точная наука, М.: «Советское радио», 1979
[2] Альтшуллер Г.С. Найти идею, Новосибирск: «наука», Сибирское отделение, 1986.
[3] Саламатов Ю.П. Система законов развития техники (основы теории развития
технических систем) Institute of innovative design Красноярск, 1996г.
Александр Молдавер
Ю.М.Романенко
Платон был первым провозвестником того царства идей, которое практически было
осуществлено в коммунистическом государстве. Марксизм, поначалу обличавший
идеологию как ложное, извращенное сознание, сам стал могущественной идеологий - и в
этом смысле развитием и увенчанием платонизма. "Плато-марксизм" - так можно назвать
идеологию тоталитарного государства-идеократии.
ВИДЕОЛОГИЯ (videology, от. лат. video смотрю, вижу, греч. eidos вид, образ, и греч.
logos слово, учение) - совокупность визуальных средств воздействия на общественное
сознание; обработка умов посредством изобразительного ряда (реклама, кино,
телевидение, изобразительные искусства, электронные средства коммуникации).
То, что происходит в России и во всем мире, - это кризис идеологий вообще; если
демократия и вытесняется сейчас каким-то иной властной структурой, то именно
видеократией (см.). На смену разрушенной тоталитарной идеологии выдвигается не какая-
то другая, более притягательная и могущественная идеология, а видеология: царство
зрительных образов, скользящих по сетчатке глаза, - вместо царства отвлеченных идей,
забивающих клетки мозга. Спор всех идеологий, либеральных и консервативных,
национальных и космополитических, религиозных и секулярных, завершается их общим
поражением - и победой видеологии.
-----------------------------------------------------
Михаил Эпштейн. Видеократия. "Независимая газета", 1992, 27 ноября, с. 8.
Михаил Эпштейн. На границах культур: Российское - Американское -Советское.
Нью-Йорк: Слово/Word, 1995, сс.158-165.
Михаил Эпштейн
1. Ксендзюк А.П. Тайна Карлоса Кастанеды. Анализ магического знания дона Хуана:
теория и практика. Одесса, 1995.
2. Нанси Ж.-Л. Corpus. С.76.
3. Савчук В.А. Кровь и культура. СПб, 1996.
Г.Л.Тульчинский
--------
Поскольку суть Личности - саморазличение, то первым же своим актом она отделяет себя
от себя. Мир есть все, отличное от Перволичности, все, что не есть она. Поэтому
Перволичность всегда воспринимается как Кто-то за пределами мира, и это
запредельность образует главное ее свойство для тех, кто в мире. По мере умножения и
развития мировых различий сама Личность все более удаляется от нас в неизвестность и
запредельность. Но чем дальше эта Личность от нас, тем она ближе к нам, оставаясь и
усиливаясь внутри всех творимых ей различий, по ступеням которых она сама движется
нам навстречу. Мы удаляемся от Личности как предшествующей различиям и
приближаемся к Личности как проявляющейся в различиях. Различия уводят от Личности,
но они же и приводят к Ней. Поэтому возрастает атеизм, как ощущение удаленности от
Перволичности, - и одновременно возрастает новый теизм (см. теомонизм) Ее грядущего
явления, второй Встречи. "...При конце этого мира, - писал Ориген, - будет великое
разнообразие и различие, и это разнообразие, полагаемое нами в конце этого мира,
послужит причиною и поводом новых различий в другом мире, имеющем быть после
этого мира" [2] Чем больше различий в мире, тем полнее является в нем образ самой
Личности, сотворившей мир в его отличии от себя.
"Гипер" - это такой "супер", который самим избытком некоего качества преступает
границу реальности и оказывается "псевдо". Диалектика "супер" и "псевдо", которая
разыгрывается внутри "гипер", резко отличается от классической гегелевской диалектики
тезиса и антитезиса с их последующим примирением и слиянием в синтезе. Отличается
она и от негативной диалектики, разработанной франкфуртской социологической школой
(Теодором Адорно, Гербертом Маркузе), с ее неразрешимым противостоянием
революционного антитезиса консервативному тезису. Постмодерная диалектика (если
возможно такое словосочетание) предполагает взаимообращение тезиса и антитезиса, что
чревато иронией нахождения другого в себе. Революционный антитезис, доведенный до
крайности, внезапно обнаруживает тезис внутри себя, больше того, оказывается его
продолжением и усилением. Революционное отрицание оказывается преувеличением,
разрастанием, гиперболой того, что отрицается. Материализм оказывается не столько
отрицанием идеализма, сколько его воинствующей крайностью, безжалостной по
отношению к материальности как таковой. Коммунизм оказывается не отрицанием
индивидуализма, но его самой деспотической формой, безжалостной по отношению к
общественности как таковой. Избыточность данного качества, возведенного в "супер",
оборачивается его иллюзорностью, его "псевдо", тогда как его противоположность,
которая изначально, "в намерении", отрицалась, в конечном счете приобретает
господство. Эта ирония, полностью раскрываясь в постмодернизме, как в самосознании
культуры 20-го века, и составляет диалектику "гипер" - диалектикu усиления-подделки,
гиперболы-пародии.
Вторая половина 20-го века - постепенное осознание иного аспекта этих вездесущих
усилений: их мнимости. "Гипер" оборачивается другой своей стороной - "псевдо". От
"супер" к "псевдо" - так можно определить основную линию развития западной и
российской культуры 20-го века.
----------------------------------------------------------
M. Эпштейн. От модернизма к постмодернизму: Диалектика "гипер" в культуре
ХХ века. Новое литературное обозрение, #16, 1995, 32-46.
M. Эпштейн. Постмодерн в России: Литература и теория. Москва, ЛИА Р.Элинина,
2000.
Mихаил Эпштейн
Например, в конце 1990-х гг. посмертную известность на Западе приобрел японский поэт
Араки Ясусада, чьи стихи о трагедии Хиросимы не имеют ясного авторства и чаще всего
приписываются американскому поэту и филологу Кенту Джонсону, хотя в число
"подозреваемых" входят и русские авторы Андрей Битов и Дмитрой Пригов. Очевидно,
что есть следы Джонсона, Битова и Пригова в Ясусада, и есть след Ясусада в этих авторах,
но биографический подлинник этих следов не может или не должен быть корректно
установлен. Что существенно, так это соотношение следов, а не их отношение к "началу",
"подлиннику", "первоисточнику"; многозначное виртуальное поле возможных
авторизаций, а не их отношение к "бионосителю" одного-единственного авторства.
Наличие внетекстуального тела не может считаться привилегией в эстетическом анализе
авторства, так же как паспортная проверка идентичности участников виртуальных действ
на Интернете не входит в условия этого текстового пространства.
----------------------------------------------------------
Поэзия как состояние. Из стихов и заметок Ивана Соловьева. Сост. и предисл.
Михаила Эпштейна. "Новый мир", 1996. #8, сс. 230-240.
М. Эпштейн. Интернет как словесность. Пушкин (Москва), #1 (6-7), 1 мая 1998, 44-
46.
Doubled Flowering: From the Notebooks of Araki Yasusada. Ed. and trans. by Tosa Motokiyu,
Oji Norinaga, and Okura Kyojin. New York: Roof Books, 1997.
Mikhail Epstein. Hyperauthorship: The Case of Araki Yasusada, in his book
Transcultural Experiments: Russian and American Models of Creative Communication. New
York: St. Martin's Press, 1999, 240-255.
Михаил Эпштейн
В конце 20-го века, особенно после падения железного занавеса, быстро происходят
процессы глобализации - экономики, связи, транспорта, международного права, туризма,
культуры... Одновременно отмечается и противоположная тенденция - к ускоренному
развитию локальных культур, малых этносов, обострению их притязаний на суверенитет
(бывший СССР, Югославия, баски в Испании, французская Канада, "многокультурие" в
США и т.п.). Нации, с одной стороны, объединяются глобальными системами
коммуникации, коммерции и т.д.; с другой стороны, расщепляются на этно- региональные
составляющие. Все это ведет к размыванию с двух сторон традиционных национально-
государственных границ.
Один из насущных вопросов 21-го века: будет ли идти интеграционный процесс по пути к
мировому правительству или произойдет резкое обособление групп населения по
этническому, религиозному,
культурному признакам? Скорее всего, оба процесса: интеграции и дифференциации -
будут развиваться параллельно, ускоряя и подстегивая друг друга. На знамени 21-го века
будет написано не "глобальность" и не "локальность", а глокальность. Каждая окраина
мировой деревни будет прямо подключена к глобальным процессам, а не через посредство
района, области, штата, нации, государства. Технический прогресс - это именно растущая
глокализация, проницаемость коммуникативных сетей: от наибольшего к наименьшему,
от ООН к оазису в пустыне и к хуторку в степи. Все меньше нужды в посредниках,
затрудняющих коммуникацию, замедляющих сигнал. В конце концов, каждый индивид
сможет непосредственно сообщаться с Центром управления всемирной цивилизации (что
ныне представимо только в форме молитвы и ответного
чуда). Иными словами, если некий процесс развития вообще идет, то он идет сразу в обе
стороны, глобальности и локальности, как процесс сближения этих полюсов.
Проницаемость, мгновенность, обратимость информационных и энергетических связей, от
индивида до планетарного логоса, - это и есть глокализация: рост в обоих направлениях,
"макро" и "микро".
Г.Л.Тульчинский
---------------------
Тульчинский Г.Л. Свобода и смысл. Новый сдвиг гуманитарной парадигмы.
(Российские исследования в гуманитарных науках. Том 16). The Edwin Mellen Press.
Lewiston-Queenston-Lampeter. 2001. - xvi + 462 p.
Г.Л.Тульчинский
Гуманология изучает то, что остается в человеке после присвоения его функций
мыслящей машиной, - и то, что происходит с машиной по мере ее очеловечивания.
Гуманология - это экология человека, но вместе с тем - и антропология машины, т.е. наука
о взаимном перераспределении их функций, о технизации человека и гуманизации
техники. У слова "человекообразный" появляется новый референт - машина. Раньше
нелепо было прилагать меру и понятие человека к таким приборам, как паровая машина,
рычаг или телескоп, поскольку они имитировали и усиливали лишь отдельные функции
человеческого организма (рука, глаз и т.п.). Но мыслящая машина, которая начинает
усваивать одну из основных функций мозга, вычислительную, уже достойна называться
человекообразной, даже если внешне она не похожа на человека.
--------------------------------------------------------------
N. Katherine Hayles. How we Became Posthuman: Virtual Bodies in Cybernetrics,
Literature, and Informatics. Chicago, London: The University of Chicago Press, 1999.
M. Epstein. The Role of The Humanities in Global Culture: Questions and Hypotheses, in
Rhizomes: Cultural Studies in Emerging Knowledge (Bowling Green University, Ohio), No.2,
2001. http://www.rhizomes.net
Михаил Эпштейн.
1. Бахтин Н.М. Из жизни идей. Статьи. Эссе. Диалоги. М., 1995.Бекк Р. Космическое
сознание. Пг. 1915;
2. Бревде Г. Радиальная структура сознания //Труды Первого Всероссийского
философского конгресса. СПб, 1997;
3. Бревде Г.М. Сознание: структура и фокусировки // Проблемы трансперсональной
психологии и развития личности. Вестник Балтийской Педагогической Академии. № 3.
Вып.27, СПб, 1999. С.16-26.
4. Вивекананда. Практическая Веданта. М., 1993.
5. Гроф Ст. Области человеческого бессознательного: Опыт исследований с помощью
ЛСД. М., 1994;
6. Гроф Ст. Путешествие в поисках себя. М., 1994;
7. Гроф С., Галифакс Дж. Человек перед лицом смерти. М., 1995.
8. Гуревич П.С. Человек - мембрана универсума. // Гроф С., Галифакс Дж. Человек перед
лицом смерти. М., 1995. С.20.
9. Ксендзюк А.П. Тайна Карлоса Кастанеды. Анализ магического знания дона Хуана:
теория и практика. Одесса, 1995
10. Курис И.В. Возможность работы в трансовых состояниях в биоэнергопластике. //
Проблемы трансперсональной психологии и развития личности. Вестник Балтийской
Педагогической Академии. № 3. Вып.27. СПб, 1999. С.46-48;
11. Курис И.В. Спонтанный сакральный танец. // Проблемы трансперсональной
психологии и развития личности. Вестник Балтийской Педагогической Академии. № 3.
Вып.27. СПб, 1999. С. 62-74.
12. Маслоу А.Г. Дальние пределы человеческой психики. СПб, 1997;
13. Маслоу А. Психология бытия. М., 1997;
14. Налимов В.В. Разбрасываю мысли. В пути и на перепутье. М., 2000. С.18-19.
15. Подорога В. Эпоха Corpus’а? // Нанси Ж.-Л. Corpus. М., 1999, с.171-216. С.196
16. Политика тела. Пытки //Митин журнал. № 52. СПб, 1995. С. 162-185.
17. Радьяр Д. Планетаризация сознания. От индивидуального к целому. М., 1995;
18. Романенко Ю.М. Бытие и естество. Онтология и метафизика как типы философского
знания. СПб, 1999.С.532.
19. Секацкий А.К. Соблазн и воля. СПб, 1999. С.58-62.
20. Смирнов И. Человек человеку философ. СПб, 1999. С.185-211.
21. Спивак Д.Л., Спивак Л.И., Вистранд К.-Р. Измененные психические состояния при
физиологических родах //Физиология человека. Т.20. № 4. 1994. С.147-153.
22. Тейяр де Шарден П. Божественная среда. М., 1992.
23. Тульчинский Г.Л. Argumentum ad morti.// Вестник Санкт-Петербургского ун-та’95.
Сер 6. Вып. 1, 1995, С.10-14.
24. Успенский П.Д. Новая модель Вселенной. СПб, 1993
25. Хоружий С.С. После перерыва. Пути русской философии. СПб, 1994.
26. Щепаньская Т.Б. Мифология социальных институтов: родовспоможение // Мифология
и повседневность СПб, 1999. С. 389-423;
27. Bucke R. Cosmic Consciousness. N.Y., 1923.
28. Martin E. The Woman in the Body: A Cultural Analysis of Reproduction. Boston, 1987.
29. Moody R.A. Life after Life. Atlanta (Ga.), 1975;
30. Noyes R. Dying and Mystical Consciousness // The Journal of Thanatology. 1971. No.1;
31. Pahnke W.N. The Psychodelic Mystical Experience in the Human Encounter with Death. An
Ingersoll Lecture // Harvard Thelogical Review. 1969. Vol. 62.
.Г.Л.Тульчинский
Осознание своеобразия д.о.р. в XIX столетии привело к формированию двух программ его
дальнейшего развития: западнически-либеральной и славянофильско-изоляционистской.
Их противостояние и противоборство проявляется до сих пор. В религиозной философии
д.о.р. осмысляется как идея «Святой Руси», затем как «русская идея». В настоящее время
одна из центральных проблем д.о.р. – отделение его этнического содержания от
имперского. Эта проблема, однако, представляет собой лишь новую постановку главной
темы д.о.р.
1. Аверинцев С.С. Византия и Русь: два типа духовности //Новый мир. 1988, No.8,9.
2. Аксаков К.С. Полн. собр. соч. В З т. М., 1875.
3. Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. В 3 т. М., 1991.
4. Бердяев Н.А. Русская идея. М., 1990.
5. Бороноев А.О., Смирнов П.И. Россия и русские. Характер народа и судьбы
страны. СПб, 1992.
6. Вехи. Из глубины. М., 1991.
7. Гачев Г. Национальные образы мира. М.,1989.
8. Лосский Н.О. Характер русского народа // Его же. Условия абсолютного добра. М.,
1991.
9. Русские советские песни. М., 1952.
10. Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. М., 1992
11. Русский узел. М., 1999.
12. Тульчинский Г.Л. Постмодерн и российско-советский духовный опыт //Silentium.
Философско-художественный альманах. Вып. 3. СПб, 1996, с. 535-544.
13. Тульчинский Г.Л. Самозванство. Феноменология зла и метафизика свободы. СПб,
1996.
14. Ульянов Н.И. Русское и великорусское // Родина. 1990, № 3.
15. Федотов Г.П. Стихи духовные. Русская народная вера по духовным стихам. М.,
1991.
16. Федотов Г.П. Судьба и грехи России. ТТ.1-2. М., 1991.
17. Чаадаев П.Я. Полн. собр. сочинений и избранные письма. В 2 тт. М., 1991.
18. Эпштейн М.Н. Вера и образ. Религиозное бессознательное в русской культуре 20-
го века. Tenalfy (N.J.), 1994.
19. Эпштейн М. Истоки и смысл русского постмодернизма. // Звезда. 1996 (8), с.166-
188.
20. Epstein M. Relativistic Patterns in Totalitarian Thinking: an Inquiry into the Language of
Soviet Ideology. // Kennan Institute for Advanced Russian Studies. Occasional Paper.
No.243. Washington, 1991.
21. Epstein M. Symposion and Russian Filosofia // Symposion. A Journal of Russian
Though. 1996 - vol.1, p. 3-6.
Г.Л.Тульчинский
Литературв
Савчук В.В. Новации и архаические элементы сознания //Философские науки. 1991. № 10.
- С. 21-34.
Савчук В.В. Кровь и культура. - СПб.: Изд-во СПбГУ, 1995 .С. 97 118.
Савчук В.В. Конверсия искусства. СПб.: Петрополис, 2001. С. 97 – 101.
Валерий Савчук
11
Мандельштам О. Египетская марка //Наше наследие. 1991. № 1. С. 67.
12
Bataille G. L'Experience interieure. //Oеuvres Completes. T.V. P., 1973. P.87 (Пер. С.Л.Фокина).
ИДЕИ (логическое содержание, источники, динамика) – основная форма и средство
осмысления человеком действительности, синтез знания истины, должного и
возможного. Смысл - суть порождение попыток постижения бесконечного мира
конечным, ограниченным в пространстве и времени существом, каковым является
человек. Поэтому он вынужден относиться к миру с какой-то точки зрения, с какой-то
позиции, в каком-то аспекте, в каком-то смысле. Постигаемые свойства вещей не
порождены человеком, но их выявление возможно лишь в контексте конкретной
деятельности, преследующей определенные цели и располагающей конкретными
возможностями их реализации. Познание предмета связано с раскрытием его объективных
свойств, что определяет характер и содержание полученного знания, осознание «скрытого
схематизма», «сделанности» предмета. Только следуя логике этого схематизма сознание
способно к формированию и. - наиболее зрелой и развитой формы осмысления, в которой
соединяются в едином интегральном синтезе знание, представление об идеальном
(нормативном) образце и программа его реализации [22].
Логическое содержание и.
И. - не только установление адекватных описаний действительности, но и соответствие
конкретным целям социальной деятельности, возможностям ее реализации. Поэтому
изучение и. предполагает средства, дающие возможность вести анализ не только в
терминах соответствия знания реальности, но также в терминах должного, возможного и
нормативного. По крайней мере, можно предположить, что в логико-гносеологическом
плане такой анализ есть, прежде всего, осмысление как единство фактов, оценки и
нормативного предписания [24]. Так и. либерализма или коммунизма – это и конкретное
теоретическое представление о социальной реальности, и представления о целях
общественного развития, и представления о путях и способах достижения этих целей
(программе преобразования реальности для достижения целей на основе имеющихся
знаний об этой реальности). И. квантовой механики – это и научные теории, и
нормативно-ценностное содержание соответствующей парадигмы (норм, образцов,
программ научной деятельности). В принципе, аналогично содержание не только
политических, научных, экономических или технических и.. Таково содержание также и
и. художественных, религиозных и т.д.
Более того, можно утверждать, что человек вообще познает мир именно в и.. Идеи –
первичные формы осмысления. Так, ребенок постигает окружающие его вещи именно как
и.: стул для него это и вот эта реальная вещь, и ее предназначенность, и программа
действий (игры) с ним. Выраженный в и. синтез представлений об истинном, должном и
возможном может быть как синкретично-целостным, так и теоретически
отрефлектированным, вплоть до аналитического вычленения каждого из модусов. С этой
точки зрения, понятие, как знание о свойствах предметов и процессов, является лишь
одним из аспектов и., абстрагированным от оценочного контекста, от модусов
возможности и необходимости.
В этой связи можно отметить вызревание новой ориентации в теории познания.
Традиционно главная проблема эпистемологии (гносеологии), логики и методологии
науки есть вопрос о гарантиях и регулятивах получения истинного знания. Соотношения
знания и действительности при этом рассматриваются «однонаправленно» - от
действительности к знанию, как представленность действительности в формах знания. Но
познание одновременно - и активное воспроизведение действительности, обусловленное
целями практической деятельности. Анализ знания, как знания осмысленного, ставит
перед гносеологией, логикой и методологией комплекс проблем, связанных не только с
обеспечением адекватной «представленности» действительности в определенных
формах знания или обеспечением непротиворечивости этих форм, но и с ее встречным
движением - от знания к предмету, т.е. с воплощением определенных знаний и идей в
продуктах социальной деятельности по преобразованию мира. Подобная ориентация
принципиально важна для анализа философских и методологических проблем
технического знания, изучающего не столько предметы и явления в их «естественном»
бытии, сколько возможности их преобразования. Техническое знание преимущественно
выступает как представления о необходимом конечном (деловом) продукте (вещи,
энергии, информации и т.п.), а также о средствах и способах его получения, каждые из
которых уточняются в терминах реальных возможностей. Иначе говоря, мы имеем дело с
интегрированным единством знания о целях и средствах их реализации в процессе
деятельности, упорядоченной на основе этого знания. В принципе, подобную структуру
имеет любое «технологическое» знание, связанное с обоснованием преобразовательной
деятельности человека, преобразования им природы, общества и себя самого. Логические
основания анализа такого знания принципиально важны для уяснения логико-
методологического статуса наук об «искусственном» вообще [20], построения теории
творчества, эвристики как науки о творческом, конструктивном мышлении
применительно к теориям, машинам, проектам, программам и планам. Смысловая
структура и., как синтеза описаний, целей и предписаний, аналогична структуре целевой
программы. Можно утверждать, что логическая структура целевых программ дает
исключительные возможности представления и анализа осмысленного и существенного
знания. В этой связи вполне обоснованно ставить вопрос об общенаучном статусе
программно-целевого (цесарного) подхода наравне с другими междисциплинарными
стратегиями познания: функциональным, структурным, системным, комплексным
подходами. [9] Такой подход есть обобщение и развитие теоретического и
методологического потенциала указанных подходов, использует их как свою предпосылку
и основание.
Трактовка знания одновременно в модусах истинности (потенциальной осуществимости),
практической целесообразности и фактической реализуемости есть, по сути дела, переход
от двумерной, «плоскостной» семантики, «прикалывающей» знание к реальности,
рассматривая знание только в терминах «истинно-ложно», к «стереометрической
семантике». Семантическое обоснование практического рассуждения и содержания и.
«стереометрично» в том смысле, что задается не одной, а как минимум - тремя
проекциями, каждая из которых есть установление определенного вида соответствия
(оценки).
Выступая прескриптивной гипотезой, знанием, интегрирующим информацию о
необходимых ресурсах и условиях достижения целей, и. выражают, в конечном итоге,
предписания по реализации этих целей. В этом плане многомерная («стереометрическая»)
семантика и. реализует представления об оптимизирующей роли нормативно-ценностных
регуляторах познания. Оптимизация состоит в обеспечении логического синтеза,
рациональности осмысленного знания. Осмысленность, существенность знания,
фиксированного в идее, является выражением единства анализа и синтеза, выявления
расчлененности предмета познания, описания этой расчлененности («сделанности») и
программы воссоздания в новом единстве, задаваемом целями практической
деятельности. Истинность же достигается за счет включения нормативно-ценностных
факторов образования и функционирования знания в единую систему критериев, а не за
счет абстрагирования от них, отказа от их учета.
Установление трех видов соответствия перекликается с видами эффективности
целенаправленной деятельности как отношений: 1) выбираемых целей к потребностям
(ценностным нормам); 2) результата к целям; 3) результата к затратам ресурсов. [9; 17]
Перекличка понятий не случайна. Она свидетельствует о глубокой фундаментальной
общности управленческих и познавательных процессов, выражающейся в их
обусловленности практической деятельностью. Так же как интегральным выражением
эффективности является отношение потребностей к имеющимся возможностям и
ресурсам, так и интегральным выражением и. является логический синтез знания об
«истинном стремлении» [1; 5; 10], представляющий содержание и. как программу
эффективного, т.е. реализуемого и результативного действия.
Источники и.
В истории философии можно найти широкий спектр ответов на вопрос об источниках и..
Согласно Платону, и. принадлежат особому миру, а поскольку мир реальный – суть мир
теней от истинного мира и. (эйдосов), то наши представления – «припоминания» о мире
чистых эйдетических сущностей. Модификацией платоновской «теории припоминания»,
фактически, является попперовская концепция «третьего мира», которому принадлежат
теоретические сущности. [16] Однако тот же Платон уподоблял знание оттиску на
восковой дощечке души. [14] Эта метафора впоследствие легла в основу трактовки
человеческого сознания как tabula rasa, заполняемой результатами опыта. Р.Декарту
принадлежит концепция врожденности и. сознанию [4]. О возможности синтетического
априорного знания говорил И.Кант. [7] Согласно французским материалистам XVIII
столетия и марксистско-ленинской философии идеи суть формы отражения сознанием
объективной реальности, а согласно В.В.Налимову, идеи (смыслы) – результат
спонтанной «распаковки» смыслового континуума [11; 12]. Очевидно, что большинство
концепций и подходов восходит к двум основным платоновским моделям: либо идеи
доопытны (врожденной, припоминания о мире чистых сущностей), либо они - результат
опыта. Но в обоих случаях главным оказывается взаимосвязь мира духовного и
эмпирического. Иначе говоря, и. связаны с прорывами в иное, опытом трансценденции.
Однако и. не возникают «из ничего». Путь познания это всегда переход от одного знания
к другому: от знания неполного и неточного - к знанию все более полному и точному.
Иначе говоря, новые формы осмысленного знания возникают из старых, прорастают
сквозь них. Поэтому проблема возникновения и развития и. предстает, в этом плане, как
вопрос об извлечении из опыта знания, которого в этом опыте еще не было. А поиски
выхода из этой ситуации есть поиски выхода за рамки анализируемых смысловых
структур.
В самом общем виде развитие осмысленного знания может реализовываться трояким
образом: 1) «внутриконцептуально», как погружение в смысловую структуру
познаваемого предмета и прослеживание внутренней логики его развития; 2)
«надконцептуально», как реконструкция смысловой структуры из «внешней» позиции; 3)
«межконцептуально», как прослеживание связей смысловых структур, в том числе
«своей» и «иной». Однако первые два подхода являются крайними выражениями более
общего - третьего, «межконцептуального». Во всех трех случаях речь идет о
взаимодействии смысловых структур. Это взаимодействие и выступает основной, базовой
процедурой. Поэтому при рассмотрении механизма порождения осмысленного знания
особенно важное значение имеет метафора - столкновение смысловых структур, их
диалогическое «взаимооплотнение». [3] Диалогичность является фундаментальной чертой
человеческого мышления, выражающейся в первичности бинарных - двуэлементных, но
нерасчлененных структур и отношений (суждение, вопрос-ответная природа понятия и
т.д.). Принцип диалогичности эволюционно закреплен в парности пространственно
разнесенных органов чувств. В генетической психологии эта особенность сознания и
мышления получила название «дипластии». Идея диалогического, вопрос-ответного
характера осмысления и познания в целом в различных вариациях неоднократно
высказывалась в истории человеческой мысли (Сократ, Р.Декарт, Ф.Бэкон и др.).
Для возникновения нового смысла, для диалогической метафоризации необходима
неоднородность информационной системы, наличие в ней по крайней мере двух
гетерогенных подсистем. Речь идет о фундаментальном, коренящемся в психофизиологии
сознания и мышления обстоятельстве. Так, исследования функциональной асимметрии
полушарий головного мозга показывают, что деятельность мозга человека подобна
функционированию именно таких систем. Биполярный характер носит и культура - как в
целом, так и на различных уровнях ее интеграции: рационализм-иррационализм,
схоластика-мистика, начетничество-юродство и т.д.
Рассматривая механизм диалогового взаимодействия [24], следует выделить два основных
его аспекта: «негативный» (разрушающий, отрицающий) и «позитивный» (созидающий,
конструктивный). Первый связан с переносом осмысляемого в иной контекст осмысления,
рассмотрением его в иной, несобственной нормативно-ценностной системе, с
расшатыванием привычных представлений и деструкцией старой смысловой структуры.
Второй - с построением нового смыслового ряда, формированием новой системы знания.
«Негативный» аспект осмысления обусловлен тем, что возникновение нового знания
затруднено действующими стереотипами. Поэтому формирование новых и. предполагает
выведение опыта из автоматизма его привычного восприятия и понимания, способность
увидеть известное заново, сделав привычное необычным, странным. Эту сторону
смыслообразования В.Б.Шкловский удачно называл «остранением», а вслед за ним
Д.Барлоу - дистанцированием, Б.Брехт - очуждением, а Ж.Деррида - деконструкцией.
Новые идеи, новое осмысление - это не просто разрушение привычного смыслового ряда,
это и его пересоздание. Для художника это новое композиционное решение, для ученого -
новое сравнение и построение новой теоретической модели, для инженера - новое
конструктивное или технологическое решение, для рабочего или спортсмена - новая
последовательность операций и движений. За всем этим стоит одно - новая
конструктивная фиксация смыслового содержания социального опыта, его новое
программирование. Процесс этот подобен ковке металла, когда его разогрев до состояния
полной пластичности, когда ему можно придать практически любую форму, дополняется
остужением, фиксацией нужной формы. Таков, в принципе, путь формирования научной
терминологии. У этимологических истоков любого научного термина всегда стоит
метафора, одно из значений которой однозначно фиксируется с помощью определений.
[3]
Динамика осмысления предстает, таким образом, как систематический нормативно-
ценностный сдвиг. Зачастую благодаря этому сдвигу, нечто, представляющееся
несущественным и побочным, приобретает фундаментальное значение. [19] Например, в
материальном производстве железо и стекло первоначально рассматривались как шлак в
медеплавильном и гончарном деле. Рожь и конопля довольно долго рассматривались как
сорняки. Важным шагом стало не просто технологическое освоение этих объектов, а
именно установление их самостоятельной ценности. Аналогичные ситуации характерны и
для познавательной деятельности. Так в науке открытия, первоначально не
представляющие интереса с точки зрения старой парадигмы, с позиций новой могут
оказаться ключевыми. Достаточно в этой связи напомнить ситуацию с периферическими
для классической физики исследованиями абсолютно черного тела, открывшими новые
горизонты квантовой физики. И здесь главную роль играет не открытие само по себе, а
установление его места в целостной научной картине мира.
Общая динамика опыта и осмысления заключается в постоянной диффузии и
специализации форм деятельности и смысловых структур, с ним связанных. Любая
самоорганизующаяся система в своем развитии реализует равновесие организации и
дезорганизации, синтеза новой информации за счет разложения старой. Доминирование
первой из этих сторон (тенденций) ведет к окостенению, заорганизованности, второй - к
распаду системы. Для периода разложения характерны нормативно-ценнностной сдвиг,
остранение, отрицание традиционных ценностей. Поиски новых идей порождают обилие
доктрин, теоретических концепций, привлекают внимание к альтернативным поискам
дилетантов и «еретиков», высмеиваемых ранее.
Социальный опыт реализуется только при условии освоения его личностью. Программы
социального поведения как «осмыслители» действительности» оказываются
определяющим фактором формирования и развития сознания. Причем, особую роль в
развитии личности играют социальные значения и программы поведения, освоенные в
детстве, поскольку в дальнейшем новые социальные значения воспринимаются сквозь
призму первоначально усвоенных.
Именно индивидуальное сознание личности является тем полем, в котором происходит
изначальный смысловой сдвиг, остранение и попытки выстроить новое видение
реальности. Это выражается в самом процессе организации жизнедеятельности личности,
выдвижении на передний план одних ситуаций, отодвигании на дальний план других,
преодолении третьих, короче говоря, в проведении личностью своей жизненной линии,
обусловливающей неповторимость осмысления действительности ею. Личность -
подвижная, способная к самоорганизации и саморазвитию открытая система, различные
элементы которой стимулируют, взаимопровоцируют, обогащают, нейтрализуют или
подавляют друг друга. Как в профессиональной, так и в бытовой сфере жизнь часто ставит
личность в ситуации, когда за неименем социального образца она вынуждена в самой себе
искать пути решения и выбора образа действия или мышления. В этих случаях
проявляется способность личности к сверхпрограммному самоопределению и
«самодостраиванию». Отсутствие предзаданной программы на все случаи жизни вызывает
напряженные усилия по формированию нового опыта и осмысления. Именно ситуация
непонимания, «удар о границы понимания» вызывает рефлексию, а в результате
рефлексии и новое осмысление, понимание, т.е. новые и..
В порождении и. участвуют все пласты личностного смысла. При этом происходит как бы
«растворение» устойчивых инвариантных и общезначимых социальных значений с
последующей «кристаллизацией» новой смысловой структуры, из которой в дальнейшем,
особенно в процессе коммуникации, происходит все большее «испарение растворителя» -
личностного смысла. Так ученый фиксирует улавливаемые только им смысловые
обертоны в сравнениях и аналогиях, художник и поэт - в образах. Через сознание творца
проходят улавливаемые только им связи реальности, новая гармония мира, которые он,
фиксируя, делает достоянием общества.
Осмысление человеком действительности направленно. Оно не только путь познания,
путь истины, но и путь добра, стремления человека к благу и счастью. Это свойственно не
только здравому смыслу и житейскому опыту, но и существенно важно для науки и
других сфер профессионального мышления. Ценности и идеалы играют существенную
роль в возникновении, становлении и развитии фантазии, мечты, воли, т.е. целой группы
психологических и нравственных детерминаций осмысления и формирования нового
знания, и.. Чувства человека, его эмоциональное отношение к действительности - не
только сопровождают осмысление, но и являются мощным формообразующим фактором,
поскольку выражают ценностное отношение человека к реальности. Именно ценностное
отношение образует определенный эмоциональный настрой, служащий своего рода
катализатором творческой деятельности в научном, техническом, художественном поиске.
Этот настрой, выполняя роль восполнителя возможного недостатка знаний и умений,
создает своеобразную «энергию заблуждения», позволяющего продвигаться вперед «без
лишних рассуждений». Сталкиваясь с задачей, творческая личность переживает некий
внутренний рывок, интеграцию и мобилизацию всех, не только интеллектуальных, но и
биопсихических сил. Подъем, переживаемый человеком при этом не сводим к озарению
(инсайту) и является феноменом качественно иным, чем простая сумма реализации
отдельных психических функций. Это скорее резонанс, некая особая функция
самоорганизации личности. При этом рациональная мыслительная деятельность - крайне
необходимый, но не достаточный элемент динамической целостности и полноты
творческой деятельности.
Творчество питается от целостности личности, а не от отдельных ее компонентов.
Поэтому, помимо ценностной позиции, важным фактором новых идей, нового знания и
осмысления является другой компонент личностного смысла - переживание (как
осознанное, так и бессознательное, невербализуемое). В практике организации научных
экспериментов, пуска и наладки новой техники - нередки ситуации, когда специалисты не
в состоянии выразить явным образом свои знания и передать их другим. Оказываются
необходимыми личные контакты и совместная деятельность, в ходе которых
осуществляется передача скрытого (неявного) знания. Имеется в виду передача того
опыта, который наладчики и художники называют «знанием в кончиках пальцев», той
формы знания и осмысления, которая связана с переживанием индивидом определенной
деятельности, вплоть до телесной моторики. [15] Эти целостные, но неосознаваемые
формы и детерминации осмысления выступают как бы индивидуальным стилем, манерой,
свойственной именно данной личности. Их наличие обусловлено единством
биологически-телесного и социально-психологического начал в человеке - оба эти начала
играют свою роль в динамике осмысления и знания. Новые и., новое осмысленное знание
не могут возникнуть с самого начала как общее. Во всех сферах человеческой
деятельности новые творческие приобретения начинаются с личных инициатив, как
проявление личностной свободы и ответственности. Лишь затем, приобретая общее
социальное значение, они могут становиться нормами.
Персонологический источник возникновения и формирования и., действие личностного
фактора в формировании и динамике идей проявляется в трех основных сферах. Во-
первых, это сам факт откровения истины, полем которого является личность. Истина
производна от метафизики свободы, которую нельзя доказать, а можно только показать в
истине, т.е. открывшемся мире, как опыт принятия, а значит и вменения, мира. Свобода
определяет истину сразу и целиком. Дело логики и другой познавательной техники
описывать открывшуюся свободно целостность. Онтологические допущения и
предположения любого знания суть онтологический импульс «Да будет!»,
метафизический акт свободы. Открыть мир - значит принять его, а принять - значит взять
на себя ответственность. В том, что мир открылся мне, нет моей заслуги, но открылся мир
мне. Носителем свободы является именно субъект самосознания. Тем самым
самосознание - эта, с гносеологической точки зрения, «слепая точка», необъективируемая
субъективность - оказывается в центре формирования и развития идей, главным
источником нового знания и осмысления.
Во-вторых, динамика осмысления и смыслообразования предполагает взаимодействие,
как минимум, двух семиотических систем: дискретной (дискурсивной) и континуальной
(целостно-образной). Систематическое отождествление нетождественного, порождение
аналитически истинных метафор имеет своим полем именно личностное сознание.
Интуиция, факты биографии, жизненного пути и опыта служат материалом порождения
новых смысловых структур идей.
В-третьих, сама динамика перехода от нового осмысления (идеи) к научным теориям и
формам институционализации знания, опять-таки, предполагает личностные усилия.
Общение с другими порождает общее понимание, систематическое общение по поводу
идеи – коллективы единомышленников и профессиональные коллективы.
И на каждом из этих уровней - метафизическом, психологическом и социальном
(коммуникативно-организационном) - решающим оказывается именно
персонологический, личностный фактор. В анализе формирования и развития идей
метафизический и эпистемологический анализ, психологическое и социологическое
рассмотрение фокусируются именно на личностном факторе. Знание формируется и
развивается усилием прорастания бытия в сердце души человека, усилием ума и души.
Динамика идей
Центральным и определяющим моментом осмысления является наличие в смысловой
структуре социального надындивидуального слоя, посредующего отношение человека к
действительности. Именно социальные значения выступают платформой и непрерывной
нитью человеческой разумности, выражая направленность мысли на программирование
опыта, на его реализацию. Осознание нормативности осмысления характерно не только
для нравственности и права, где и сформировалось первоначально понятие нормы, но и
для производственной, научной, художественной деятельности. Так в искусстве
нормативны (каноничны) модели произведений определенного стиля, который
интерпретируется как принцип создания множества произведений в духе «модели сезона»
в моде. Подобные характеристики применимы и к научным «парадигмам», «стилям
мышления», «исследовательским программам». Методология науки нормативна по
самой своей природе - достаточно в этой связи вспомнить критерии рациональности,
непротиворечивости, подтверждаемости и т.д.
Конкретизировать представление о механизмах формирования и закрепления социальных
значений в практической деятельности можно с помощью понятия нормативно-
ценностных систем деятельности как подсистем социальной практики. [18; 24]
Нормативно-ценностные системы (НЦС) определяются:
- во-первых, ценностным компонентом, который складывается из предмета, целей и
средств деятельности;
- во-вторых, нормативным компонентом (правилами, регулирующими
осуществление деятельности);
- в-третьих, поскольку речь идет о системах социальной практической деятельности,
способом организации коллективной деятельности социального субъекта.
Понятие НЦС позволяет раскрыть механизм культуры как системы внебиологического
наследования опыта и информации, как системы хранения и трансляции идей. Именно
НЦС выступают в качестве «социальной памяти», «исторической коллективной памяти»,
«надындивидуальной системой информации» и т.д. В процессе жизнедеятельности
человек участвует в самых различных НЦС - этим путем осуществляется социализация
личности как усвоение ею соответствующих социальных значений. Практически вся
социально-практическая деятельность может быть представлена как совокупность НЦС в
сфере производства, быта, отдыха, науки и т.д. Но приобщение к НЦС не сводимо к
простому приобретению определенных навыков. Оно является существенным фактором
развития форм поведения человека вплоть до развития мышления, памяти, воли...Понятие
НЦС позволяет преодолеть «дилемму» феноменологизма (психологизма) и
трансцендентализма в анализе знания и осмысления, поскольку социальное значение -
центральный аспект смыслового содержания опыта - не связывается однозначно с
субъектом (в этом случае оно трактовалось бы как феномен индивидуального сознания)
или противостоящим ему объектом (в этом случае оно выступало бы некоей платоновской
сущностью). Значение формируется и развивается в практической деятельности, в
единстве субъекта и объекта, выражаемом НЦС. Понятие НЦС как определителя
социального значения - центрального момента смысловой структуры - является
фактически развитием и обобщением фундаментальной идеи Г.Фреге, рассматривавшего
смысл как «способ данности» предмета. Каждый из таких способов данности задается
осмыслением предмета (выступающего в этой связи предметным значением) в
определенных НЦС. Он реализуется в соответствии с определенными целесообразными
критериями, т.е. рационально. Это обстоятельство сближает виды осмысления (способы
данности) предмета с проблемой видов (типов) рациональности. В НЦС сопрягаются
функционально-деятельностные, гносеологические (эпистемологические) и социальные
(организационные и личностные) факторы формирования и развития осмысленного
знания. Поэтому использование понятия НЦС решает задачу поиска таких
познавательных ориентаций, которые позволили бы рациональному познанию выступить
формой деятельности, эффективной и в аспекте общения. Если рациональность понимать
механизм социальной детерминации познания, представляющего собой устойчивую
систему правил, норм и эталонов, принятых конкретным социумом для достижения
социально-значимых целей, то эта трактовка также выражается в идее НЦС, каждая из
которых задает свой канон осмысления.
Специфической НЦС является язык, реализующийся в целях обслуживания других НЦС,
в том числе и самого себя. Язык - суть социальная деятельность по поводу общения. Речь
идет не только о целях адекватной передачи мысли. Во-первых, сама эта задача
определяется целями и задачами эффективного воздействия на других людей, вторична по
отношению к этим целям и задачам. Во-вторых, языковая деятельность отнюдь не
сводима к адекватной передаче мысли - довольно часто языковая практика преследует
цели сокрытия, а то и искажения мысли. Люди общаются отнюдь не только для того,
чтобы поделиться мыслями, но всегда для того, чтобы достичь каких-то (возможно -
общих) целей. Когда человек испытывает полный комфорт, ему достаточно первой
сигнальной системы. Необходимость во второй сигнальной системе, т.е. в
членораздельной речи возникает только тогда, когда человеку чего-то не хватает и он
стремится подвигнуть другого или других к разрешению этой проблемы. Хотя язык и
является относительно независимой и самостоятельной НЦС, язык (речь и письмо) не
самоцель, а средство, используемое в различных видах деятельности. Взятые сами по себе
и для себя язык и речь бессмысленны. Они «встроены» фактически в каждую НЦС
социальной практики, реализуя в них возможность общения. В этой связи язык
оказывается как бы путеводителем по совокупной системе НЦС, по миру определенной
культуры. Без знакомства с определенным языком невозможно вхождение ни в
национальную, ни в профессиональную, ни в возрастную и т.п. культуры.
Можно предположить, что НЦС социальной практики развились из единой системы
духовно-практической деятельности, синкретично совмещающей различные функции (от
магических до хозяйственных).
НЦС ремесел, науки, искусства и т.д. дифференцировались и специализировались
постепенно, по мере развития цивилизации и специализации видов деятельности. Это
выражалось в выделении отдельных функций в самостоятельные виды деятельности,
профессиональной закреплении людей за ними, соотвтетствующих изменениях в системе
образования и воспитания. Таким образом возникают мотивированные изнутри, а не
санкционированные извне стили поведения. Например, появившиеся в начале ХVI в.
детальные технологические инструкции и руководства по металлургии, оружейному делу
и текстильному производству, носящие светский характер, давали каждому возможность
освоить соответствующую деятельность, не будучи посвященным в ритуальные цеховые
тайны ремесла. Этот процесс десакрализации привел к становлению науки, которая не
только выстояла в единоборстве с религией, но и превратилась в действенное средство
рациональной регуляции в обществе.
Особый интерес представляет рассмотрение социальной организации НЦС как общностей
людей. Они могут иметь формальную (т.е. определенную закрепленными функциями и
связями, правами и обязанностями, инструкциями, отношениями координации и
субординации, средствами контроля и стимулирования) и неформальную (основанную на
межличностных взаимоотношениях) организационную сторону деятельности. При
рассмотрении НЦС под этим углом зрения выявляется динамика развития форм
организации НЦС, каждая из которых проходит путь от нерегулярной случайной
общности людей (типа «тусовки») до формирования социальных институтов, являющихся
наиболее развитой формой организации НЦС. Характерными чертами социальных
институтов являются:
- то, что они возникают на стадии достаточно дифференцированной общественной
практики, когда на основе разделения труда выделяются НЦС, связанные с
достижением социально-значимых целей;
- то, что в этих НЦС доминирует формальная сторона организации, закрепленная в
специальных положениях, уставах и т.д., регламентирующих функционирование
систем;
- то, что функционирование таких систем обусловлено сложившимися
экономическими, правовыми социальными отношениями.
Первопричина динамики и дифференциации НЦС социальной практики - разделение и
специализация этой практики, обусловленные развитием цивилизации. Действие этой
причины проявляется в трех основных аспектах институционализации НЦС: во-первых, в
способе осмысления действительности, осуществляемого в данной НЦС, ее смысловом
ядре; во-вторых, в способе и уровне организации взаимодействия участников данной
системы, т.е. ее социальной организации; и в третьих, в отношении данной НЦС к среде,
т.е. к другим, внешним по отношению к ней НЦС.
Особую роль играют взаимодействие и взаимосвязь смыслового и социально-
организационного аспектов развития и. как факторов становления и развития НЦС. До
самого последнего времени наука, искусство, политика и другие формы "общественного
сознания" изучались философией, тогда как их социально-организационнный аспект
изучался социологией науки, социологией искусства и т.д. Разрыв в рассмотрении
смысловых и социально-организационных сторон социальной деятельности приводит к
существенным методологическим трудностям. Так, рассмотрение идей и их смысловых
структур при отвлечении от социально-организационных аспектов чревато в методологии
науки интернализмом, в искусствознании - формализмом, в политике - догматизмом. При
этом социальная сторона явлений сводится к отношениям коммуникации,
т.е.информационному взаимодействию, осуществляемому на языковой основе - передаче
и воспроизведению смыслового содержания - не более. Однако, существование и развитие
определенных видов деятельности не могут объясняться и только с точки зрения их
социальной организации: объяснение динамики науки не сводимо к экстерналистским
моделям, а развитие искусства - к «социальному заказу». Уже давно отмечена
соотносительность решений (в научной, политической и любой другой деятельности),
являющихся процессом и результатом концептуальной деятельности сознания, и решений
организационных, необходимых для реализации первых. Аналогично не может браться в
отвлечении от смысловой и социально-организационной сторон третий аспект, связанный
с проблемой социальной значимости определенного вида деятельности как оценки ее со
стороны общества, обеспечивающего эту деятельность материальными, финансовыми и
трудовыми ресурсами.
Смысловой (феноменологический, методологический и т.п.) и социально-
организационный факторы взаимодополняют и взаимопровоцируют друг друга. Их
динамическая взаимосвязь предстает "историей" формирования и развития
соответствующих нормативно-ценностных систем - от объединения людей, связанных
общностью целей и осмысления к зрелым и разветвленным социальным институтам, в
которых эти цели и осмысление закрепляются как социально значимые и нормативные.
Так смысловой и социально-организационный аспекты развития науки не противостоят
друг другу, а дополняют и взаимопредполагают друг друга в органическом единстве.
Будучи целевыми общностями, НЦС объединяют людей в формальные и неформальные
организации в целях некоторой практической деятельности. Предпосылкой и условием
успеха этой деятельности является относительно единый, когерентный способ
осмысления действительности всеми участниками деятельности. Смысловой аспект
институтционализации НЦС выражается в некотором нормативном понимании, которое
определяет не только общность цели деятельности, но и общность восприятия предмета
деятельности, его анализа и т.п. Когерентное понимание (осмысление) наличествует в
любой НЦС. Различия заключаются только в форме и степени его выраженности. Это
может быть и простая общность психологической установки, и не вербализуемое
«цеховое» знание, и формальная экспликация в виде учебников, манифестов, положений,
программ. Когерентное понимание задается социальными значениями, т.е. общностью
целей, предмета и правил деятельности.
Способам осмысления действительности соответствуют «сгущения» людей, занятых ее
освоением в данном виде деятельности. [13] Поэтому организация деятельности в каждый
момент времени соответствует достигнутому обществом объему и специфике освоения
мира, характеризует степень разделения и специализации.
Взятая как процесс, в единстве смыслового и социально-организационного аспектов и.,
динамика их институционализации предстает осуществляемой в несколько стадий:
1) Стадия выработки нового осмысления. Характеризуется минимальной степенью
организации. Коммуникация участников носит спорадически случайный и во
многом личностно-доверительный характер;
2) Стадия выработки когерентного понимания (коалиция). Характеризуется
несколько большей устойчивостью связей и отношений между специалистами,
которые начинают выделять себя как группу единомышленников. Подобная
избирательность в общении "уплотняет" коммуникацию, хотя само общение носит
слабо регламентированный характер - типа научной "тусовки".
3) Стадия парадигмы. Общение начинает носить систематический характер
семинаров, конференций, переписки, обмена научными материалами на ранних
стадиях (рукописи, препринты, заявки). Делаются попытки выработать
программные материалы, прорваться в СМИ. Выдвигаются лидеры мнений.
Примером этой стадии в науке являются "невидимые колледжи" в науке.
4) Стадия сплоченной группы (ассоциации). На этой стадии когерентное понимание
уже фиксируется участниками деятельности в явной форме программного
заявления. Коммуникация становится все более ограниченной рамками группы, в
которой выделяются признанные лидеры, между которыми может существовать
разделение сфер влияния. Лидер выступает центром, вокруг которого формируется
группа. Именно он обычно выступает с программным заявлением, обеспечивает
селекцию и интерпретацию информации. Важным моментом на этой стадии
являются успех и социальное признание. Они свидетельствуют о развитии группы
и обеспечивают социальный престиж (имидж) ее деятельности, а значит и
постоянный приток сторонников и учеников. Привлечение учеников достигается
обычно с помощью пропагандистской и популяризаторской деятельности, public
relations, осуществляемых обычно либо самим лидером, либо под его контролем.
Этой цели могут служить СМИ, периодические издания, постоянные семинары,
конференции. Нередко создаются специальные центры (школы, курсы) подготовки
специалистов в данной области. Явным становится отличие деятельности данной
группы от материнской НЦС: группа становится либо элитарной, ведущей в
материнской НЦС, либо «мятежной», отвергающей ортодоксальные установки.
Причем во втором случае деятельность группы может оказаться либо тупиковой,
либо дать начало новой традиции. По некоторым оценкам для «прорыва» старой
традиции в науке необходима группа около 20 человек, а для создания новой
традиции - от 500 до 1000 человек.
5) Стадия профессионализации. На этой стадии в НЦС фиксируется формальная
организационная структура. НЦС становится специальностью (профессией) и
обеспечивает не только подготовку учеников, но и их трудоустройство
посредством открытия новых должностей или переориентации старых, создания
трудовых коллективов. На этой стадии нередко образуется расслоение лидерства
на формальное (по должности) и неформальное. Институционализация НЦС как
профессии определяется следующими главными особенностями: (1)
профессиональной ответственностью за производство, хранение, передачу и
использование соответствующих социальных значений; (2) автономностью
профессии в деле привлечения новых членов, их подготовки, повышения
квалификации, контроля за их деятельностью; (3) установлением между данной
НЦС и ее социальным окружением таких отношений, которые обеспечивали бы ей
поддержку и охрану от непрофессионального вмешательства, важной становится
роль известных (широкой общественности) ученых, репрезентирующих свою
сферу в глазах публики и общественного мнения, СМИ; (4) стимулирование
деятельности профессионалов на основе оценки качества их деятельности с точки
зрения других профессионалов-экспертов. Стадия профессионализации
характеризуется полной организационной вооруженностью НЦС вплоть до
писаного кодекса поведения (устава, положения, должностных инструкций),
статуса юридического лица (счет, финансирование и т.п.), высокой степенью
упорядочения координационных и субординационных отношений
(самостоятельное юридическое лицо или подразделение типа отдела или
лаборатории в существовавшей структуре). Все прогрессирующая рутинизация
деятельности зачастую приводит к формированию в ее недрах нового смыслового
сдвига, развитие которого может привести к дальнейшей дивергенции системы.
Аналогичные стадии проходит развитие идей в науке, политике, искусстве, религии,
бизнесе. Совсем не обязательно, чтобы каждая НЦС проходила все указанные стадии
институционализации. Возможна стагнация на каждой из указанных стадий. Далеко не
каждой НЦС удается развиться даже в стадию сплоченной группы, не говоря уже о
наиболее развитой стадии профессионализации. Процесс институционализации и. и
соответствующих НЦС, взятых в единстве смыслового и социально-организационного
аспектов, можно представить в виде схемы:
Идея
Новый сдвиг в
осмыслении
1. Аристотель. Никомахова этика.// Аристотель. Соч. в четырех томах. Т.4. М., 1983;
2. Витгенштейн Л. Философские работы. М., 1994;
3. Гусев С.С. Наука и метафора. Л., 1984;
4. Декарт Р. Соч.: В 2 т. М., 1989;
5. Ивин А.А.Основания логики оценок. М.,1970;
6. Коммуникация в современной науке. М., 1976;
7. Кант И. Критика чистого разума.// Кант И. Соч. в шести томах. Т.3. М.,1964;
8. Кун Т. Структура научных революций. М., 1975;
9. Ладенко И.С., Тульчинский Г.Л. Логика целевого управления. Новосибирск, 1988;
10. Лобовиков В.О. «Искусственный интеллект», формальная этика и морально-
правовой выбор. Свердловск, 1988;
11. Налимов В.В. Налимов В.В. В поисках иных смыслов. М., 1993;
12. Налимов В.В. Разбрасываю мысли. В пути и на перепутье. М., 2000;
13. Научная деятельность: Структура и институты. М., 1980;
14. Платон. Теэтет // Платон. Соч. в трех томах.Т.2. М.,1970, с.237-304;
15. Полани М. Личностное знание. На пути к посткритической философии. М., 1985;
16. Поппер К. Логика и рост научного знания. Избранные работы. М., 1983;
17. Пружинин Б.И. Рациональность и историческое единство научного знания. М.,
1986;
18. Розов М.А. Проблемы эмпирического анализа научных знаний. Новосибирск, 1977;
19. Розов М.А. Пути научных открытий // Вопросы философии. 1981. № 8, с.138-147;
20. Саймон Г. Науки об искусственном. М., 1972;
21. Тулмин Ст. Человеческое понимание. М., 1984;
22. Тульчинский Г.Л. Идея как нормативно-ценностный синтез знаний // Философская
и социологическая мысль. 1989. № 4, с.40-47;
23. Тульчинский Г.Л. Идеи: источники, динамика и логическое содержание //История
идей как методология гуманитарных исследований. Часть 1. Философский век.
Альманах. 17. – СПб: Центр истории идей, 2001, с.28-58.
24. Тульчинский Г.Л. Проблема осмысления действительности. Л., 1986.
Г.Л.Тульчинский
Например, любовь, испытываемая самыми разными людьми, может иметь некие свойства,
принадлежавшие индивиду Платону и описанные в его сочинениях, а именно, свойства
идеальности, устремленности к вечному, к порождению "прекрасного в духе", и в таком
случае называться его именем - "платоническая любовь". Философия не ограничивается
общими терминами и категориями ("субстанция", "бытие", "протяженность"), но может
работать со словами, обозначающими конкретные вещи и лица, в том числе с именами
собственными, придавая им статус универсалий. "Платоническое" или "гегелевское" -
уже известные универсалии, образованные от имен собственных и способные
применяться ко множеству вещей ("гегелевские раб и господин", "гегелевское
государство", "шопенгауэровская воля", "ницшевский сверхчеловек").
Но и любое имя собственное может быть превращено в обобщающий термин, если оно
обозначает какую-то черту, которая в данном индивиде выражена сильнее, чем в других,
и, значит, может называться его именем. "Иван" или "Мария" могут быть именами-
универсалиями и относиться к особому типу предметов, явлений, событий, которые
обнаруживают в себе "ивановость" или "марьевость", т.е. отчетливые индивидуальные
свойства данных личностей. Например, можно мыслить "марьевость" в определенного
типа занавесках, пирогах, обстановке быта, манере разговора, несущих на себе отпечаток
того склада личности, который полнее всего был выражен в данной Марье. Человек,
родившийся в Измайлове, может осмыслить феномен "измайловства", найти какие-то
черты "метагеографии" в этом старинном районе Москвы.
Интернет в середине 1990-х гг. был, да и сейчас в основном остается, каталогом разных
ресурсов, информационной выставкой, а не рабочим инструментом сознания. В интернет
переносится то, что может существовать и вне интернета, т.е. дублируются традиционные,
бумажные средства коммуникации. Отсюда и необходимость "осетить" ум, разбежаться
мыслью по древу отсылок, сцеплений - соединить интернет и интеллект. Так родился
ИнтеЛнет (Михаил Эпштейн, 1995) - попытка наполнить интеллектуальным содержанием
технические возможности Сети, чтобы движение сигналов было и движением мысли,
чтобы электронный импульс был концептуальным. Тут уместно вспомнить, что богиня
мудрости Афина была также богиней прядильного искусства, и Паутина в какой- то
степени - дело ее рук.
ИнтеЛнет возник как электронное развитие Банка новых идей, маленькой московской
институции, работавшей с конца 1986 г. в рамках московского объединения "Образ и
мысль". Электронный Банк - программа приема, регистрации (патентования) и
публичного обсуждения гуманитарных идей, выходящих за рамки определенной
специальности. Впоследствии интеЛнет вместил в себя такие проекты, как "Книга книг.
Словарь-антология альтернативных идей", Виртуальная библиотека М. Эпштейна, "Дар
слова. Проективный лексикон", "Веер будущностей. Техно-гуманитарный вестник" и др.
В электронном пространстве возник пункт приема и раздачи новых идей - терминов,
понятий, теорий, которые могут лечь в основание последующих книг и проектов,
вырастить генерацию новых умов, составить гуманитарную библиотеку будущего.
На первых порах создания Сети ведущую роль играл образ Паутины (нужно было ее
соткать). С переходом интернета в стадию интеЛнета выдвигается образ Улья и Сот.
Паутина - это красивая, сложно сплетенная ткань, когда же встает вопрос о наполнении
сети, о том, чтобы ее ячейки не просто сквозили, но держали и копили "мед мысли", то
нужны соты и ульи, пасеки и пасечники. "Ах, тяжелые соты и нежные сети...!" (О.
Мандельштам). Электронные "нежные сети" уже сплетены, пора загружать "тяжелые
соты".