Введение

ИСТОРИЯ ИЗУЧЕНИЯ РУКОПИСНЫХ СЛОВАРЕЙ

МАРИЙСКОГО ЯЗЫКА

Древние памятники марийской письменности, включая и рукописные, до сих пор не

подвергались всестороннему лингвистическому анализу. Скудные сведения о них, встре-
чающиеся в литературе, страдают большими неточностями. Вопросам письменности
дореволюционного периода посвящено лишь несколько работ. Среди них можно отметить
следующие: Эман 1939; 1940; 1945; Васильев 1953; Пенгитов 1955; Иванов 1966; 19756; Васин
1977. Отдельные сведения о памятниках письменности содержатся в книге "Современный
марийский язык. Лексикология" (СМЯЛ) (Йошкар-Ола 1972), в Тезисах докладов и сообщений
научной сессии "200 лет марийской письменности" (Йошкар-Ола 1975), в сборнике "200 лет
марийской письменности" (Йошкар-Ола 1977). Однако в указанных работах отсутствует
глубокий анализ языкового материала. Они ограничиваются лингвистической характеристикой
лишь одного или нескольких записей. Если опубликованные письменные памятники в какой-
то степени еще нашли отражение в научной литературе, то рукописная лексикография
начального периода до настоящего времени оставалась вне поля зрения лингвистов, хотя
частичные упоминания о них встречаются в работах русских просветителей конца XIX –
начала XX веков, см., например, работы Я. Грота (1877:430), А. Можаровского (1878:706), С.
К. Булича (1904:440, 446, 453), а также "Материалы для истории Императорской Академии
наук" (МИИАН 1886:418; 1887:131; 1895:195).
Разрозненные ссылки на первые памятники письменности марийского языка содержатся
в трудах современных исследователей финно-угороведов М. И. Зевакина и A. К. Имярекова
(1949:475), А. П. Феоктистова (1968:52-53, 58–59, 77), А. И. Туркина (1977:88), В. М.
Вахрушева (1988:13) и тюркологов В. Г. Егорова (1949:135), B. Д. Димитриева (1960:273), Л.
П. Сергеева (1970:232), М. Р. Федотова (1987:13), А. А. Алексеева и Л. П. Сергеева (1988:89).
Из "Избранного труда по географии России" В. Н. Татищева (1950:71) узнаем, что он имел в
своем пользовании "вокабулярии или краткие лексиконы" разных языков, в том числе и
марийского. Отдельные высказывания о первых рукописных словарях имеются и у марийских
лингвистов В. М. Васильева (1953:256 – 257), Л. П. Грузова (см. СМЯФ 1960:7), Г. С.
Патрушева (1964:36), И. Г. Иванова (19756:5; 1981:18), Н. И. Исанбаева (1978:13–14; 1979:6,
11, 27; 1989), Е. И. Коведяевой (см. ОФУЯ III 27). Хотя вышеуказанные работы не содержат
глубокой характеристики рукописей, однако это отнюдь не означает, что их авторы
ограничились лишь простым перечислением названий словарей; они в той или иной степени
подвергли их и лингвистической интерпретации. Так, И. С. Галкин (1958:58 – 59) впервые в
финно-угорском языкознании анализирует марийско-немецкий словарь академика Ф. И.
Видемана. Его статья оказалась находкой для финно-угроведения в том смысле, что эта
рукопись долгое время считалась утерянной. Поэтому совершенно не случайно, что в вводной
части своей работы И. С. Галкин знакомит читателей с судьбой словаря и акцентирует
внимание на его лексических особенностях.
Много полезного можно найти в исследованиях Г. С. Патрушева (1958:18–23), Н. И.
Исанбаева (1973:61–72), И. Г. Иванова (1975в:34–35), А. С. Ефремова (1983:42–46), А. Н.
Куклина (1983:15) и И. С. Галкина (1986:9–10).
Подытоживая анализ вышеизложенных работ, можно констатировать, что рукописные
словари XVIII–XIX вв. рассматривались исследователями все же весьма поверхностно и
фрагментарно. Даже в учебном пособии СМЯЛ, в разделе "Лексикография" (1972:149–178),
рукописные словари не только не имеют глубокой лингвистической характеристики (что
должно было иметь место), но и не все из имеющихся рукописей упомянуты, указаны лишь
"Словарь языка черемисского" (№ 216) и беловой вариант словаря Д. Дамаскина (№ 218) (см.
ее. 153-155).
В связи с непрерывным ростом интереса к историческим процессам эволюции
марийской письменности исследователи, в том числе и фольклористы, этнографы, историки, в
своих работах все чаще стали обращаться к материалам древних рукописных памятников.
Рукописи представляют им возможность познакомиться с состоянием марийского языка
двухсотлетней давности, а также архаическими элементами, сохранившимися в них, и
изменениями, возникшими на более поздних этапах его развития.
Одним из первых отечественных исследователей, использовавших материалы
рукописных словарей при составлении своего лексикографического труда, был В. П.
Троицкий. Его заслуга состоит в том, что он поднял преданные забвению рукописные
ценности и дал им "вторую жизнь". Так, при составлении известного "Черемисско-русского
словаря" (Казань 1894), который является первым опубликованным в России марийским
словарем, он пользовался данными рукописей А. Смирнова, Ф. Земляницкого и М.
Кроковского.
Зачинателем марийской лексикографии по праву считается В. М. Васильев. Вершиной
его лексикографической деятельности является "Марий мутер" (Москва 1926), не потерявший
своего научного и практического значения и в настоящее время. Источником для словаря во
многом послужили рукописные материалы XIX века (см. Васильев 1926:7). Ими могли быть
рукописи А. Смирнова, Ф. Земляницкого, А. Канцеровского, "Черновые материалы для
словаря черемисского языка" Н. Толмачева. Одно из достоинств оригинального "Марий мутер"
состоит именно в том, что в него наряду со словами разговорной речи и неологизмами
включены также забытые лексемы из рукописных словарей.
В последние десятилетия исследователи снова стали возвращаться к рукописным
материалам как к одному из источников по исторической лексикологии, представляющих
особую ценность для этимологических изысканий. Совершенно справедливо высказывание Ф.
И. Гордеева о том, что "без должного учета лексики памятников письменности не может быть
раскрыто историческое развитие словарного состава языка" (Гордеев 1985:13). Учитывая
значимость и ценность материалов, содержащихся в рукописных словарях, марийские
языковеды неоднократно опирались в своих трудах на эти источники (см. : Саваткова 1953;
Патрушев 1955; Грузов 1964; Иванов 1975а; Гордеев 1979, 1983, 1985; Куклин 1983; Васильев
1984; Галкин 1986; Ефремов 1986; Исанбаев 1986, 1989 и другие).
Рукописные словари были известны и зарубежным ученым. На них опирались и
использовали их материалы в своих работах такие финно-угроведы-исследователи марийского
языка, как М. Силаши (Szilasi, 1901), Г. Рамстедт (Ramstedt 1902), М. Рясянен (Rasanen 1920;
1923), X. Паасонен (Paasonen 1948), Г. Берецки (1957; Bereczki 1968; 1985), Й. Эрдёди (1964).
Следует однако уточнить, что не все зарубежные исследователи были знакомы с
первоисточниками. Среди них можно выделить ученых, непосредственно знающих оригиналы
рукописей и использовавших их в своих трудах (X. Паасонен, Г. Берецки, Й. Эрдёди), а также
финно-угроведов, знакомых с первоисточниками через другие источники, в частности, через
"Черемисско-русский словарь" В. Троицкого (М. Силаши, Г. Рамстедт). Финский ученый М.
Рясянен использовал и словарь В. П. Троицкого, и рукописный словарь М. Кроковского,
хранящийся в Хельсинки, в Архиве финно-угорского общества. Для сравнительно-
исторического исследования финно-угорских языков данные рукописных материалов XVIII в.
использовал академик А. Шёгрен (см. его рукописи ф. 94, оп. 1, №№ 177; 232; 233).
Неопубликованные словари неоценимую помощь оказали и Ф. И. Видеману при составлении
его марийской грамматики (1847) и марийско-немецкого словаря.
Подведя итог к вышесказанному, следует отметить, что история создания рукописных
словарей марийского языка уходит в двухвековую давность. Хотя по разным обстоятельствам
они оставались неизданными, об их существовании в научной литературе имелись
отрывочные сведения. Поэтому в течение двух столетий ученые-языковеды время от времени
обращались к ним и в какой-то мере их материалы вовлекали в научный оборот. В последние
годы внимание исследователей к письменным памятникам марийского языка XVIII – XIX
веков значительно повысилось. Однако анализ рукописей оставался весьма поверхностным и
их названия приводились лишь для констатации фактов об их существовании.
 Глава первая
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РУКОПИСНЫХ СЛОВАРЕЙ
МАРИЙСКОГО ЯЗЫКА XVIII-XIX ВЕКОВ

1. Социально-политические предпосылки появления

рукописных словарей марийского языка

Известно, что наиболее ранние памятники письменности на марийском языке

зафиксированы концом XVII века (Патрушев 1958:5–6; Иванов 1975в:9–10). Первая такая
книга под названием "Северная и Восточная Татария" принадлежит перу амстердамского
бургомистра и географа Н. К. Витсена, пребывание которого в России относится к 1666 – 1677
гг. Книга вышла на голландском языке. Второе, голландское же издание этой работы вышло в
1705 г. (Witsen 1705), куда Витсен включил "Отче наш" – перевод молитвы на марийский язык
(Stipa 1981:27 – 40). А в 1785 г. вышло третье ее издание (Witsen 1785). "Северная и Восточная
Татария" позже была переведена на ряд европейских языков, что содействовало вводу в
научный оборот сведений по марийскому языку. В наши дни она была издана в Венгрии в
переводе на немецкий язык Т. Микола (Witsen 1975).
Отдельные марийские слова зафиксировал в своих дневниках данцигский врач Д. Г.
Мессершмидт – первый "путешественник по Сибири. 15 ноября 1718 г. указом Петра I он был
послан от Медицинской канцелярии в Сибирь (Башкатова 1987:106), где наряду с
выполнением других задач занимался "описанием сибирских народов и филологиею" (ББСОТ
1974:13).
Большое содействие Д. Мессершмидту оказал его помощник и друг по экспедиции швед
Ф. И. Табберт (Страленберг), с которым они провели в Сибири два года. После отъезда из
России Страленберг в Стокгольме издал свое знаменитое произведение "Das Nord-und Ostliche
Theil von Europa und Asia ... (Strahlenberg 1730). В книге опубликовал таблицу "Harmonia
linguarum. Tabula polyglotta" (CM. C. 156), где привел материал из разных языков,
дифференцируемых на 6 отдельных классов. К первому классу относятся финно-угорские
языки, в их числе и марийский. Он перевел 15 марийских слов.
Наибольший размах вопрос изучения марийского народа, его культуры и языка получил
во второй четверти XVIII века. Это связано с открытием Санкт-Петербургской Академии наук.
В течение XVIII века Академия наук снаряжала и отправляла в Поволжье, на Урал и в Сибирь
целый ряд экспедиций, которым наряду с другими заданиями "всех чужих языков пробы
собирать велено". Опять-таки изучение языков ограничивалось лишь фиксацией отдельных
слов и небольших текстов на марийском языке. Солидный материал собрали участники
Второй Камчатской экспедиции (1733–1742 гг.) Г. Ф. Миллер и И. Э. Фишер. В их руках были
инструкции, снабженные специальными разделами о методах сбора сведений по языкам
народностей Сибири, которые были составлены В. И. Татищевым (Попов 1861:665).
Большую и трудоемкую работу по сбору марийского материала совершила "команда
Палласа" – одна из пяти ученых экспедиций (Паллас, Георги, Фальк, Лепехин, Рычков),
снаряженная по воле императрицы Екатерины II и Академией наук в 1768 году (Пекарский
1867:115). Академик И. П. Фальк был назначен Академией наук руководителем Оренбургской
экспедиции. Он путешествовал по Оке, Суре, Волге до Царицына и возвратился в Казань. В
Казани же от тяжелой болезни скончался. После смерти "Записки" Фалька были изданы его
другом и спутником по экспедиции академиком Георги на немецком языке в 1785 году.
Натуралистом и этнографом И. Георги составлен первый монографический труд о народах
России, изданный в Санкт-Петербурге в 1776–1777 гг. (Георги 1776-1777); ПСУПР 1824;
Киселева 1987:25). В 1768 году свое путешествие в Поволжье, на Урал и в север европейской
части России совершил доктор медицины И. И. Лепехин (см. ПСУПР 1821). Особую
подробную программу для сбора лингвистического материала ему составил Л. И. Бакмейстер.
Академик И. И. Лепехин ознакомился также с языком и бытом народа мари. Он впервые в
русской географической науке подробно описывает города, села и природу. Его "Дневные
записи" (1795; 1802; 1805; 1814) в настоящее время полностью входят в состав собрания
редких книг (Киселева 1987:25). П. И. Рычков объездил в 1769–1770 годах Казанскую,
Оренбургскую, Уфимскую, Вятскую и Пермскую губернии и напечатал свой труд за счет
Академии наук под заглавием "Журнал или дневные записки путешествия капитана Рычкова
по разным провинциям российского государства 1769 и 1770 году" (СПб., 1770) и
"Продолжение Журнала или дневных записок..." (СПб., 1772).
Лексические материалы Второй академической экспедиции вместе с материалами Л. И.
Бакмейстера легли в основу крупнейшего лингвистического начинания той эпохи –
"Сравнительного словаря всех языков и наречий". Еще в 1773 г. Бакмейстер обратился к
ученым всех стран с воззванием на латинском, русском, французском и немецком языках,
"прося их доставить ему образцы всевозможных языков" (Булич 1904:223). В 1784 году он
повторил свое воззвание. А идея создания сравнительного словаря для России того времени
была далеко не нова. Одним из инициаторов и активных участников составления ряда
глоссарий был историк В. Н. Татищев, который в 1739 г. представил в Академию наук и в
сенат "Лексикон, сочиненный для приписывания иноязычных слов, обретающихся в России
народов, для которого выбраны такие слова, которые в простом народе употребляемы".
Следует отметить, что инициатива Татищева, в первую очередь, была направлена на изучение
языков малых народов. Велика его заслуга и в собирании лексического материала финно-
угорских языков. В своих сочинениях он неоднократно подчеркивал особенности финского,
саамского, мордовского, марийского, коми, удмуртского, хантыйского, мансийского и других
языков.
По рекомендации В. Н. Татищева в лексикографическую деятельность вступает учитель
Екатеринбургской латинской школы Кириак Кондратович. В начале 30-х годов XVIII века им
составлены несколько лексиконов по финно-угорским языкам, в том числе и по марийскому.
Об этом в 1737 г. К. Кондратович писал в Санкт-Петербургскую академию "...також собрал я
различные лексиконы с российским: татарский, чувашский, черемишский, ватяцкий,
вагулицкий..." (МИИАН III 418). А в июне 1739 г. он сообщил следующее: "сверх же того
сочинил дикционеры: татарско-русский, чувашско-русский, вогулицко-русский, черемисско-
русский, вотяцко-русский, остяцко-русский" (МИИАН IV 131). Рукописи, переданные им для
Академии наук, предназначались В. Н. Татищеву. К сожалению, они до нас не дошли, по-
видимому, "разделили участь прочих книг и бумаг Татищева, ставших жертвой пожара" (Булич
1904:441).
Известно, главным редактором первого издания "Сравнительного словаря всех языков и
наречий" (СПб. , 1787; 1789), где под № 63 фигурируют лексические данные марийского
языка, был "человек с громким европейским именем" П.-С. Паллас (Грот 1877:429).
Составление сравнительного словаря получило характер государственного предприятия, и не
случайно образец был разослан во все административные и епархиальные центры России. Это
вызвало на местах интерес к собиранию лексического материала. Таким образом
периферийные языки, до сих пор малоизвестные или вовсе не известные научному миру, стали
фигурировать наравне с распространенными в мире языками. Все собранные материалы стали
поступать в столицу. Большое количество рукописей поступило также по финно-угорским и
самодийским языкам, среди них даже целые словари. Например, только по марийскому языку
было составлено три больших словаря и около 14 словников. Действительно, материалов по
марийскому языку оказалось довольно много, свидетельством чего является письмо
Екатерины II, написанное осенью 1784 года Гримму: "Я вытребовала себе все словари, какие
могла отыскать, между прочим финский, черемисский, вотяцкий, и этим завалены все мои
столы..." (Грот 1877:430).
Наиболее ценным является то, что составители словаря "продолжали характерную для их
века лингвистическую традицию собирания слов из многих языков и, кроме того сохранился
архивный материал – собранные для словаря рукописные словники отдельных языков и
диалектов, значение которых бесценно для историко-лингвистических исследований и для
изучения письменных памятников" (ОФУЯ 1 61, также см. Adelung 1815; Gulya 1965).
Итак, одной из причин возникновения рукописных словарей и тематических словников
XVIII века является идея составления "Словаря всех языков и наречий" П.-С. Палласа.
 В истории России XVIII столетие примечательно не только своими великими
преобразованиями, но и мрачными политическими коллизиями русского самодержавия. Они в
первую очередь проявились в деятельности церквей по христианизации нерусских
народностей, которая на Руси проводилась посредством насилия и принуждения, жестоких
преследований инаковерующих. Некоторая часть марийцев попала под эту струю еще в XV
веке, она была крещена основателем Троицкого Желтоводского монастыря Макарием" (Попов
1987:10). Христианизация заметно усиливается в XVI веке, после завоевания Иваном Грозным
Казани. Однако язычники не хотели примириться с этим и неоднократно предпринимали
попытки освободиться: убегали в леса, не раз разоряли и завоевывали монастырские владения,
например, "монастырскую вотчину в Курмышском уезде, которую завладел черемисянин
Акилда Акташов", "в 1588 году Благовещенский монастырь ... разоренный и завладенный
луговою и горного черемисою", "в 1595 году Благовещенский монастырь Ядринской его
вотчины, которою завладели бортники Ядринские черемиса Алдеар Ягичеев и Пабыка Китов с
товарищами, как стала Казанская война" (Архим. Макарий 18576:158-161).
В течение XVIII века продолжалось насильственное крещение. Священники-
миссионеры, верные своему идеалу, "неусыпно пасли стада свои". Для утверждения
новокрещенных в православной вере в Казанской и Нижегородской губерниях в течении
только двух лет (1741–1742 гг.) построено 30 церквей, "крещено и наставлено, под
руководством архимандрата Дмитрия Сеченова 17362 человека" (Архим. Макарий 1857а: 112).
Активно поддерживали христианизацию "инородцев" Нижегородская епархия (во главе с
преосвященным епископом Дамаскиным, который правил епархией с 1784 по 1794 гг.) и
Троицкий собор Кукарской слободы во главе с иереем Иоанном Платуновым. С 1762 года
после перевода из Санкт-Петербурга В. Пуцека-Григоровича усиливает свою деятельность и
Казанская епархия (Архим. Макарий 1857а: 130 – 131). Однако одни лишь принудительные
меры не давали желаемых результатов. Поэтому правительство стало уделять внимание
вопросам обучения новокрещенных в школах и подготовке квалифицированных миссионеров
из их же среды. В связи с этим у миссионеров возникла необходимость в овладении языком
народа, среди которого они работали. Поэтому не случайно митрополит Вениамин Пуцек-
Григорович и преосвященный Дамаскин изучали "инородческие" языки Поволжья. Неудачный
опыт прошлого заставил пересмотреть методы обучения нерусских детей в школах, натолкнул
на мысль о необходимости обучения учащихся на родном языке. Эта идея выдвинула перед
миссионерами задачу составления учебных пособий, словарей и грамматик. Учитывая
правильность использования родного языка в школьном обучении, правительство в 1775 году
разрешило напечатать первую марийскую грамматику под названием "Сочинения,
принадлежащие к грамматике черемисского языка". Автором грамматики считают В. Пуцека-
Григоровича, которому, в свою очередь, существенную помощь оказали марийские ученики
Казанской новокрещенской школы и духовной семинарии. В. Пуцек-Григорович, понимая, что
без словаря "чужие" языки не изучаются, включил в нее и словарь. Любопытно отметить, что
включение словаря в грамматику было характерным явлением для XVIII века (Богатова
1984б:41).
Следует сказать, что все свои плоды миссионеры использовали в деле "просвещения
инородцев" в христианстве, даже, подготовленный методом коллективного составления,
рукописный словарь Дамаскина "содействовал к обращению Нижегородских инородцев в
христианскую веру" (Архим. Макарий 1857а:172).
В XIX веке правительство и святейший синод, чтобы достичь желаемого результата в
духовном просвещении марийцев, искали разные пути. Одним из них был указ о переводе
русских церковных книг на "инородческие" языки. Переводами занимались казанский,
нижегородский, вятский духовенства. Так в начале столетия были изданы разные
"Катехизисы" (1804, 1808) и "Евангелие" (1821). При некоторых уездных училищах были
открыты классы для изучения марийского языка. Однако преподавание в них из-за отсутствия
программы и грамматики шло трудно. В связи с этим в Казани А. Альбинским издана
"Черемисская грамматика" (1837). К середине XIX века уже появляются первые
священнослужители из среды марийского народа. Они составляют рукописные учебники на
родном языке, ведут преподавание марийского языка, осуществляют переводы религиозных
книг. Так в духовных училищах и школах ведут преподавание русские и марийские
миссионеры. Во многих школах учение велось только на родном языке; заставляли
"неинородцев" заучивать целые тексты "инородческого" перевода, не говоря "уже о
многочисленных изданиях азбук, книг Священного писания, богослужебных и
нравоучительных книг" (более подробно об этом см. Бессонов 1881:201). Большую помощь в
изучении языка могли оказать переводные двуязычные словари. Выполнить эту трудную
лексикографическую работу взялись миссионеры. Первый рукописный словарь был составлен
в 1858 г. преподавателем марийского языка Казанской семинарии Алексеем Канцеровским (см.
2.1.16.), куда и приложена грамматика "по обоим (луговому и горному) наречиям". С
миссионерско-просветительской же целью подготовлены словари священников Александра
Смирнова, Михаила Кроковского и Федора Земляницкого, которые остались в рукописном
виде. Только А. Смирновым были составлены три словаря (см. 2.5.5., 2.5.6. и 2.5.7.), в одном из
них дана и грамматика. Бесспорно, заслугой Смирнова является составление "Словаря
черемисского языка" с входным марийским языком. Он был предназначен для марийцев как
пособие по изучению русского языка. В 70-е годы, взяв за основу рукописный материал А.
Канцеровского, готовит свой словарь Ф. Земляницкий (см. 2.5.3. и 2.5.4.). М. Кроковским были
собраны также "Образцы народной словесности местного наречий Козьмодемьянского уезда"
(РУАВГО, р. 14, оп. 1, №97).
Во 2-ой половине XIX в. с открытием переводческой комиссии братства св. Гурия
активизируется миссионерско-просветительская работа. Для детей марийцев стали издавать
буквари (1867, 1870, 1887) на разных диалектах, составляются грамматики и словари. В 1887
году в Казани протоиереем Федором Васильевым издано "Пособие к изучению черемисского
языка на луговом наречии". Оно вместе с грамматикой включает и словарь, содержащий более
1500 лексических единиц. Как отмечают многие исследователи (Патрушев 1964:26; Иванов
1975а: 33), "Пособие..." было одним из лучших дореволюционных книг по родному языку и,
безусловно, служило в качестве руководства по переводу на марийский язык. В 1894 году
сельским учителем и священником, членом переводческой комиссии В. П. Троицким выпущен
"Черемисско-русский словарь", который также был напечатан в "Известиях общества
археологии, истории и этнографии при императорском Казанском университете" (ИОАИЭ
1892:1 – 12; 1896:III-VI, VII-XIV, 29). Заслугой В. П. Троицкого является то, что при
составлении своего лексикографического произведения он одним из первых отечественных
исследователей использовал рукописные словари своих предшественников. Отмеченное
делает очевидным, что его словарь явился обобщающим трудом начального этапа марийской
лексикографии, и не случайно он вобрал в себя все то ценное, что характерно для предыдущих
рукописных памятников.
Рукописные словари как одно из важных средств в изучении инородческих языков
сыграли определенную роль в русификаторской политике царского правительства. Этой же
цели служили и многочисленные церкви, строящиеся для духовного "просвещения"
новокрещенных. Например, только в Казанской губернии в 1805 г. построено 416 церквей, в
Нижегородской – 762 и Вятской – 344 (кроме монастырских и домовых) (Иером. Амвросий
1807:644, 646). Одна из таких церквей построена в с. Арино Моркинского кантона Казанской
губернии (Янтемир 1926:16–17; также см. Список... 1866:128). С этой церковью была связана
лексикографическая деятельность священника Александра Смирнова.
Таким образом создание рукописных словарей в конце 1-ой половины XIX века в
основном было обусловлено миссионерской деятельностью.
В первых десятилетиях XIX века возникло классическое индоевропейское сравнительно-
историческое языкознание, а сравнительное изучение финно-угорских языков значительно
отставало, причиной чего была нехватка языкового материала по родственным языкам. Перед
финно-угроведами встала трудная задача: с одной стороны, сбор и систематизация материала,
его издание, с другой – сравнительно-историческое изучение данных языков, как того
требовало время. Только с выходом финского народного эпоса "Калевала" (1835)
сравнительное финно-угроведение начинает свое развитие (ОФУЯ I 67). С этого времени для
сравнительного изучения широко стали привлекаться и материалы по марийскому языку.
Однако в первую пору из-за отсутствия исследователей из самих мари за изучение и сбор
языкового материала взялись иностранные ученые. В числе первых был немецкий лингвист X.
Габеленц, опубликовавший свою статью "Vergleichung der beiden tscheremissischen Dialekte"
("Zeitschrift für die Kunde des Morgenlandes") (Gabelentz 1841). В 1845 г. была напечатана
грамматика М. Кастрена на латинском языке (Castrén 1845). Его деятельность вдохновила
целый ряд ученых на исследование и собрание материала по марийскому языку (см. Муравьев
1961:61; Tallgren 1913). В 40–50-х гг. данными марийского языка интересовался выпускник
университета г. Турку академик А. М. Шёгрен (см. 2.1.13.). Его продолжателем по изучению
марийского языка был Ф. И. Видеман из Эстонии. Как один из крупных ученых прошлого века
он взялся за глубокое изучение финно-угорских языков. Труды его по удмуртскому,
марийскому, мордовскому языкам и особенно словари и грамматики коми, ливского и
эстонского языков составляют неизменную ценность (см. Vaari 1959:203 – 205; Вяари 1975:4,
11-12, 16-17, 18, 19). В 1847 г. академик Видеман издал "Опыт грамматики черемисского
языка" на немецком языке (Wiedemann 1847). А в 1846 г. о грамматике марийского языка Ф. И.
Видемана П. Н. Фусс докладывал в Академии наук: "Два года назад г. Шёгрен по случаю
Демидовского конкурса поручал вниманию Академии подобный рукописный опыт того же
автора по части зырянского языка, как отличный и замечательный труд, за который, однако,
заслуженный автор в то время по разным причинам не мог получить награды и должен был
удовольствоваться данным ему публично дозволением представить Академии снова свою
грамматику, коль скоро она будет отпечатана. Но воспользоваться этим дозволением ему,
вероятно, недоставало средств, и посему он еще в прошедшем году вместо прежней
грамматики представил новую, а именно черемисского языка, и опять в рукописи. Она являет
новое доказательство отличного его дарования и искусства в исследованиях такого рода"
(ППУДН 1846:26). За грамматику марийского языка Ф. И. Видеману назначили половинную
Демидовскую премию 1846 года и выдали 1500 руб. на ее издание (Мезенин 1987:165, 191-
192).
Серьезный шаг в области дальнейшего изучения марийского языка сделан Й. Буденцом в
работах "Cseremisz tanulmanyok" (Budenz 1864) и "Magyar-ugor ӧsszehasonlitó szótár" (Budenz
1873-1881).
Марийский язык, как один из финно-угорских языков, нашел свое место в работе О.
Доннера "Vergleichendes Wӧrterbuch der finnisch-ugrischen Sprachen" (Donner 1874), изданной в
Хельсинки на немецком языке.
Крутой поворот в изучении марийского языка произошел в 1888 году после открытия
кафедры финского языка в Казанском университете, которую возглавил эстонский ученый
Михкель Веске. Заслуга М. Веске заключается в том, что он в отличии от своих
предшественников не пользовался только готовыми лингвистическими данными, а собирал их
непосредственно в полевых условиях. В результате экспедиций к марийцам (Ветлужский,
Козьмодемьянский, Малмыжский, Уржумский, Яранский уезды) в Казани Веске издал
"Исследование о наречиях черемисского языка" (Веске 1889), которое считается "первым
исследованием по фонетике диалектов марийского языка" (ОФУЯ III 24; Rӓtsep 1953; Васикова
1958:43).
В начале 70-х гг. в исследовательскую работу подключились и представители марийского
народа. Однако их деятельность пока ограничивалась лишь сбором лексического материала и
составлением на его основе небольших словарей. В ноябре 1875 г. учитель центральной
Унжинской миссионерской школы Гаврил Яковлев представил "господину директору
народных училищ разговорный словарь на русско-черемисском языке". Рукопись, очевидно,
была составлена по просьбе профессора Казанского университета М. Веске, с которым у него
были дружеские связи (Краснов 1988:43). Связь с профессором Веске пробудила в
дальнейшем в Яковлеве интерес к изучению языка и этнографии своего народа и в 1887 г. в
Казани издана им книга "Религиозные обряды черемис" (Яковлев 1887). О том, что
рукописный словарь Г. Яковлева подготовлен именно для научной цели, свидетельствует то,
что в нем использована только "ядерная" лексика, нет ни одной лексемы, связанной с
религиозно-церковной тематикой, хотя Г. Яковлев был одним из фанатиков русской
православной церкви (Эман 1945:174).
Как переводчик церковно-миссионерской литературы на восточное наречие марийского
языка начинает свою деятельность "надзиратель" Бирской учительской семинарии Петр
Ерусланов. После окончания Казанской учительской семинарии он отправлен к восточным
марийцам, где язычество держалось довольно крепко. П. Ерусланов перевёл 8 книг и составил
букварь на восточном наречии. С середины 80-х гг. П. Ерусланов посвящает свою
деятельность собиранию лексического материала. С этой целью в свободное от занятий время
предпринимает он поездки в разные районы проживания марийцев, там он собрал большой
полевой материал. Собранный материал в дальнейшем взял в основу "Черемисско-русского
словаря восточного наречия", который также остался неопубликованным (см. 2.7.1.). Отказ П.
Ерусланова от миссионерской службы не случаен. С одной стороны, на него большое влияние
оказало развитие сравнительно-исторического финно-угроведения и деятельность отдельных
ученых, таких, например, как В. В. Радлов, Н. И. Золотницкий, с другой – просветительская
система Н. И. Ильминского, которая пробудила ответственность за свой народ, язык и
культуру. Избранный им путь – составление лексикографического труда – был единственно
верным, ибо только он позволял сохранять во всем многообразии лексическое богатство
родного языка.
К изучению марийского языка и сбору лексического материала примкнули также
тюркские просветители и ученые. Большой вклад в исследовании марийского языка внес
выдающийся чувашовед Н. И. Золотницкий своей рукописной работой "Материалы
сравнительного черемисского корнеслова" (см. 2.5.2.).
Следующим крупным тюркологом Поволжья, принимавшим участие в создании
рукописного словаря, является представитель Казанской школы А. Г. Бессонов (см. 2.4.3.). В
деятельности Бессонова заслуживает внимания тот факт, что к сбору лексикографического
материала он привлек местный простой народ. Именно простонародная, этнографическая,
региональная лексика доминирует в корпусе его рукописного словаря.
Обработкой лексического материала стал заниматься и академик Ф. И. Видеман. Имея
большой опыт в составлении национально-иностранных словарей (Wiedemann 1869, 1880;
Sjogren 1861), он приступил к подготовке марийско-немецкого словаря. Материалами для
рукописи могли быть его грамматика, клерикальные книги на марийском языке и, безусловно,
рукописные словари XVIII века. При составлении словаря он пользовался также первой
грамматикой 1775 года. Подтверждением служит само "Сочинение...", хранящееся в Архиве
СПО РАН (ф. 94, оп. 1, №276), в котором рукой Видемана сделаны некоторые поправки, а
после отдельных марийских слов дана их транскрипция, например:
Грамматика 1775 г. Ф. И. Видеман
1. пюю́ чio нъ 'олень' puu tso 'тж' (с. 67)
2. óшомъ шюлюю́ шъ шонъ óšom šülüš (с. 136) и др.
'земляная пчела'
Долгое время словарь Ф. И. Видемана считался утерянным. В 1957 г. в архиве СПО РАН
профессором И. С. Галкиным найдено это бесценное произведение марийской лексикографии
(р. III, оп. 1, № 201-а). Как указывается в рукописи, памятник в Архив Петербургской АН сдан
11 мая 1889 г. дочерьми Ф. И. Видемана. Словник содержит лексику лугового и горного
наречий марийского языка, его объем превышает 6000 словарных единиц. Всего в марийско-
немецком словаре насчитывается 103 л., что соответственно составляет 206 страниц (Galkin
1958:58–59). Академик Видеман вошел в историю марийской лексикографии как первый
составитель национально-иностранного словаря. В период развития сравнительно-
исторического языкознания он хотел познакомить с марийским языком, в частности его
лексическим богатством, широкий круг исследователей, ибо национально-русский (или
русско-национальный) был понятен не всем ученым, он мог употребляться только в узком
кругу (Каск 1947:52; Ariste 1973:35, 78–79).
Таким образом, следующей причиной возникновения рукописных словарей является
 развитие сравнительно-исторического метода в финно-угроведении.
Появление нескольких рукописных лексикографических работ можно объяснить
увлеченностью некоторых грамотных людей того времени. К памятникам такого порядка
можно отнести "Черновые материалы для словаря черемисского языка" Николая Толмачева и
анонимные "Материалы для словаря черемисского языка" (см. 2.4.2.).
Итак, возникновение рукописных словарей марийского языка XVIII–XIX вв.
обусловлены следующими факторами: 1) идеей составления "Сравнительного словаря всех
языков и наречий" П.-С. Далласа; 2) миссионерской деятельностью; 3) академической
потребностью; 4) интересом к лексикографической работе отдельных грамотных людей той
эпохи.

2. Характеристика рукописных словарей

марийского языка
Рукописные памятники, описываемые в настоящей работе, хранятся в разных архивах и
библиотеках России.

2.1. Марийские рукописные словари XVIII–XIX вв.,

содержащиеся в АСПО АН России

2.1.1. Ф. 98, оп. 1, ед. хр. 36, фонд

Мессершмидта, 28 л., 1-ая пол. XVIII в.

В рукописи Д. Г. Мессершмидта имеются списки слов на венгерском, финском,

мордовском, удмуртском, коми, мансийском, марийском, хантыйском, якутском, тунгусском,
манчжурском, калмыцком, монгольском языках и на языке сибирских татар. Что касается
списка марийских лексем, то в нем даны названия простых числительных от 1 до 10,
числительное 100 без перевода и одно слово Bott (следует читать Gott) в значении jumala 'бог'.
В списке марийские слова приведены в латинской графике. Они находятся на л. 25 об.,
под шапкой "Tscheremische Zahlen и Sprache". В рукописи содержатся следующие лексические
единицы: iktet '1' , koktet '2', kumut '3', nelet '4', wiset '5', kudet '6' , siemet 7' , канdах '8', денхе '9',
loo '10', Jumala 'Gott'. Как явствуют примеры, в работе перемешаны русские и латинские
буквы. Довольно скудное количество слов не дает определить диалектную основу памятника.
(Здесь и далее о предназначении рукописи см. таблицу 1.)

2.1.2. Ф. 21, оп. 5, ед. хр. 168, фонд

Миллера, 171 л., 1-я пол. XVIII в.

С 20 л. дано "Собрание речей" на русском, татарском, марийском, чувашском языках.

Почерк неразборчив, беглый, торопливый. В словнике преобладает обилие выносных букв,
надстрочных знаков, что делает текст трудночитаемым.
В конце многих марийских слов автор ставил букву г : абаг 'мать', ошмаг 'песок', тагаг
'баран' и др. По мнению Г. С. Патрушева, буква г "служила для обозначения придыхания"
(Патрушев 1958:12), а в латинском алфавите она заменена буквой h. А. П. Феоктистов
отклоняет это предложение как недостаточно обоснованное и объясняет, что "графема h (в
русской транслитерации – г) была употреблена Г. Ф. Миллером вовсе не для обозначения
придыхания, а передачи ... долготы ударных гласных точно так же, как это принято в немецкой
орфографии... " (Феоктистов 1976:88). Графема г ставилась только после заднерядного а.
Любопытно отметить, что гласной а в марийском языке характерна наибольшая длительность,
поэтому мы склонны придерживаться последней точки зрения. Наличие заднеязычного г в
некоторых лексемах привело отдельных лингвистов к неверной интерпретации их
этимологии.
Во многих словах проставлены "силы" (ударения). На обороте 26–27 лл. находится
молитва "Отче наш" в переводе на марийский язык. О том, как был сделан перевод, говорится
в донесении путешественников в Академию в декабре 1733 г.: "Пришли к нам четыре толмача
татарского, черемисского, чувашского и вотского языка, которых помощью проф. Миллер, за
неимением случая к иным исследованиям, на сих 4 языках знатнейшия слова написал и Отче
наш на черемисский и чувашский языки перевел, понеже в данных от академии инструкциях
всех чужих языков пробы собирать велено" (МИИАН II 407). Перевод осуществлен 29 ноября
1733 г., о чем свидетельствует запись самого Миллера: "29 ноября, способием двух толмачей
черемисца и чуваша, которые больше других разумеют (понеже татары и вотяки весьма глупее
себя быть оказали) переводу молитвы "Отче наш" (см. данную ед. хр., л. 26 об.).
 Vӓӓгi E. Liivi keele uurimise ajaloost // ESA. 1959. V Ik. 190-225.
Wa1theг R. Einige Grundsatze fur die Gestaltung deutsch-englischer und englischdeutscher
techmischer Fachworterbucher // Zeitschrift fur Anglistik unci Amerikanistik. 1961. H. I. S 76-88.
Wiedemann F.J. Versuch einer Grammatik der tscheremissischen Sprache nach dem in der
Evangelieiibersetzung von 1821 gebrauchten Dialekte. Reval, 1847. 272 S.
Wiedemann F.J. Ehstnisch-deutsches Worterbuch. St. Petersburg, 1869. 1671 + CLVIII S.
Wiedemann F.J. Syrjanisch-deutsches Worterbuch nebst einem Wotjakisch-deutschen im
anhang und einem Deutschen Register. St. Petersburg, 1880. XIV + 692 S.
Witsen N. Noord en Oost Tartaryen... Amsterdam, 1705. 968 S.
Witsen N. Noord tn Oost Tartaryen... Amsterdam: Schalekamp, 1785. 503 S.
Witsen N. N. Witsens Berichte ilber die uralischen Volker / Aus dem Niderlandischen ins
Deutsche iibersetzt von Tibor Mikola. Szeged, 1975. 107 S.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ
РУКОПИСНЫХ ИСТОЧНИКОВ

Архив Санкт-Петербургского отделения

Российской Академии наук

Ге о г р а ф и ч е с к и е и исторические ведомости, собранные и присланные в Академию

В. Н. Татищевым; Самара, Верхотурье, Пелым, Тобольск, Пара, Иркутск, дер. Батемыр-
черемисы, р. Сысерт. Описание крепостей по р. Иртышу. Заметки о мутах (Охотск и
Камчатка). Словари: вогульский, черемисский, чувашско-черемисско-мордовский, калмыцкий,
грузино-персидско-турецкий, различные слова этих наречий в переводе на русский. Описание
городов и географических местностей составлены геодезистами Меховым, Наруцовым, Ив.
Порецким и др. – Ф. 21, оп. 5, ед. хр. 149, фонд Миллера.
К р а т к и й черемисский словарь с российским переводом собранный Кукарской слободы
Троицкого собора протоиереем Васильем Крекниным и Спасской церкви дьяконом Иоанном
Платуновым 1785 года (с добавлениями и пометками А. М. Шёгрена). – ф. 94, оп. 1, ед. хр.
233, фонд Шёгрена.
Л е к с и к о н , сочиненный для приписывания иноязычных слов обретающихся в России
народов, для которого выбраны токмо такие слова, которые в простом народе употребляемы,
17 лл. – Ф. 95, оп. 5, ед. хр. 17.
М а р л а оляш тунуктэмо сомул тюрлю руш шомак-шамычь-гэ олок мари ойомэш
возоктэн пыштэмо-шамычь дэно. Краткое руководство к изучению черемисского языка по
обоим (луговому и горному) наречиям и Словарь. Составил преподаватель черемисского языка
в Казанской семинарии Алексей Канцеровский. Казань, 1859. – Р. III, оп. 1, ед. хр. 213.
Н а у ч н ы е материалы Камчатской экспедиции. Среди них: Г. Ф. Миллер "Житии
Блаженного велико князя Михаила Ярославича Тверского из церковной книги о праздневстве
его памяти в Твери, вниз по Волге. В тексте приводятся различные словари, "Ведомости о реке
Амуре", "Реестр присланных от профессоров Камчатской экспедиции вещей" и др. менее
значительные заметки. – Ф. 21, оп. 5, ед. хр. 168, фонд Миллера.
"О п и с а н и е сибирских народов". Перевод. Приложение: краткий параллельный русско-
татарско-черемисско-чувашский словарь. – Ф. 21, оп. 5. ед. хр. 6, фонд Миллера.
П е р е в о д нижеобъявленных слов теми языками и диалектами, кои употребляются
между народами губернии Нижегородскую и Пензенскую населяющими. – Ф. 94, оп. 2, ед. хр.
107, фонд Шёгрена.
П е р е в о д , учиненной в Вятском наместническом правлении, черемисского разговора
286-ти слов, по неимению у них никаких букв написано российскими буквами. – Ф. 94, оп. 2,
ед. хр. 109, фонд Шёгрена.
П р и л о ж е н и е к IV рапорту: а) Карта (Д. Г. Мессершмидта) местностей между частью
pp. Енисея и врехней Оби и Иртыша, таблица восточных (?) календарей; б) словарные
материалы, среди них копии иероглифов нарисованных в каменной пещере около Фетково.
"Specimen Philologicum Orientil Hyperbores". – Ф. 98, on. 1, ед. хр. 36, фонд Мессершмидта.
Р у к о п и с и трудов и отдельные документы. Фишер И. Э. (акад.) Словарь ...
(черемисский, мордовский, самоедский, чувашский, латинский, финский, зырянский). – Р. III,
оп. 1, № 135.
"С л о в а р ь языка Черемисского" с переводом на русский язык. Списано Шёгреном в
1840 г. с подлинника, хранящийся в библиотечном Эрмитаже. – Ф. 94, оп. 1, ед. хр. 232, фонд
Шёгрена.
С п и с о к русских слов с переводом на черемисский и вотский (Красноуфимский окр. ) и
пермякский (Чердынский окр. ) за подписью Никиты Овчинникова. – Ф. 94, оп. 2, ед. хр. 113,
фонд Шёгрена.
С п и с о к русских слов с переводом на черемисский и мордовский языки. – Ф. 94, оп. 2,
ед. хр. НО, фонд Шёгрена. Бумаги Палласа.
С п и с о к русских слов с переводом на черемисский язык (Казанское наречие и Вятское)
за подписью "Тихон Васильев". – Ф. 94, оп. 2, ед. хр. 106, фонд Шёгрена.
С п и с о к русских слов с переводом на черемисский, чувашский, мордовский, вотяцкий
языки. – Ф. 94, оп. 2, ед. хр. 111, фонд Шёгрена. Бумаги Далласа.
С п и с о к русских слов с переводом на черемисский, чувашский, мордовсский языки. –
Ф. 94, оп. 2, ед. хр. 112, фонд Шёгрена. Бумаги Палласа.
С п и с о к черемисских, финских, чувашских, пермяцких, зырянских и вогульских слов, с
переводом на русский язык. – Ф. 94, оп. 1, ед. хр. 177, фонд Шёгрена.

Архив Санкт-Петербургского отделения

Института востоковедения Российской Академии наук

Е р у с л а н о в П. Черемисско-русский словарь. – Р. II, оп. 5, ед. хр. 3.

Государственный архив Нижегородской области

С л о в а р ь черемисского языка с российским переводом по алфавиту российскому

расположенный. – Ф. 2013, оп. 602-а, ед. хр. 186.
С л о в а р ь языков разных народов в Нижегородской епархии обитающих, именно
россиян, татар, чувашей, мордвы и черемис. По высочайшему соизвелению и повелению ее
императорского величества премудрой государыни, Екатерины Алексеевны, императрицы и
самодержицы всероссийской. По алфавиту российских слов расположенный и в
Нижегородской семинарии от знающих оные языки священников и семинаристов, под
присмотром преосвященного Дамаскина епископа Нижегородского и Алаторского сочиненный
1785 года. – Ф. 2013, оп. 602-а, ед. хр. 187.

Государственный архив Кировской области

Б е с с о н о в А. Г. Черемисско-русский словарь. – № 1243.

М а т е р и а л ы для словаря черемисского языка. – Ф. 170, оп. 1, ед. хр. 139.
С л о в н и к на разных языках. – Ф. 583, оп. 2, ед. хр. 1287.
 Научно-рукописный фонд МарНИИ

М Д Э , № 61 – Материалы диалектологической экспедиции 1958 г., №61.

М Д Э , № 62 – Материалы диалектологической экспедиции 1958 г., №62.
М Д Э , № 71 – Материалы диалектологической экспедиции 1959 г., № 71.
М Д Э , № 76 – Материалы диалектологической экспедиции 1960 г., № 76.
М Д Э , № 214 – Материалы диалектологической экспедиции 1963 г., № 214.
М Н К , № 95 – Материалы научной командировки. Выписки из "Черемисско-русского
словаря" П. П. Ерусланова 1981 г., № 95.
Я к о в л е в Г. Разговорный словарь на русско-черемисском языке. – Оп. 1, д. № 137.

Отдел рукописей и редких книг библиотеки им. Н. И. Лобачевского

Казанского государственного университета

Г р а м м а т и к а черемисского языка, 40 лл. – № 4385.

Е р у с л а н о в П. Краткий отчет о поездке по черемисам Уфимской губернии летом 1896
года, 13 лл. – № 1519.
О с о б е н н о с т и чувашского языка, зависящие от изменения и выпуска гортанных
согласных звуков. Из лекции в Казанском миссионерском институте Н. И. Золотницкого. – №
5145.
"С л о в а р ь черемисско-русский". Отрывок от "Цал" до "Шим". – № 2581.
С л о в а р ь черемисско-русский учителя духовного училища Земляницкого. – № 1420.
С м и р н о в А. Русско-черемисский словарь лугового наречия. – № 1146.
С м и р н о в А. Русско-черемисский словарь лугового наречия. – № 1755.
С м и р н о в А. Словарь черемисского языка. – № 1360.
То л м а ч е в Н. А. Вещи из Ананьинского некролога и из курганов Тверской области. –
№ 2276.
То л м а ч е в Н. А. Документы по поездке на 7-й археологический съезд в Ярославле в
1887 году. – № 2278.
То л м а ч е в Н. Областные слова Ветлужского уезда Костромской губернии, в бывшем
Никольском стекольном заводе г. Кондованцева, 11 лл. – № 1404.
То л м а ч е в Н. А. Об остатках древностей в пределах Казанской губернии. Казань, 1877,
66 лл. – № 2270.
То л м а ч е в Н. А. Переписка его с Саратовской губернской архивной комиссией по
вопросам: охраны мест раскопок в Увеке, предложения И. Ф. Готвальду стать членом комиссии
и принять участие в определении находимых при раскопках монет... (черновики) 1881 – 1882
гг., 30 лл. – № 2291.
То л м а ч е в Н. А. Поездка в село Змиево Казанской губернии. Казань, 1883 г., 10 лл. – №
2277.
То л м а ч е в Н. А. Путевые заметки по Казанской губернии (Чистопольский, Казанский,
Мамадышский, Лаишевский и Спасский уезды), 4 лл. – № 4105 – 4107.
То л м а ч е в Н. "Черновые материалы для словаря черемисского языка", Черемисский
язык. – № 1558.

Рукописный отдел Российской национальной библиотеки

(Эрмитажное собрание)

Б у м а г и к сравнительному словарю писанныя большею частию собственною рукою

императрицы Екатерины II. – Эрм. собр. № 577, инв. 802.
К р а т к и й черемисский словарь с российским переводом, собранный Кукарской
слободы Троицкого собора протоиереем Василием Крекниным и Спасской церкви диаконом
Иоанном Платуновым. 1785 года. – Эрм. собр. № 197/1.
С л о в а р ь черемисского языка с российским переводом. – Эрм. собр. № 218.
С л о в а р ь языков разных народов в Нижегородской епархии обитающих, именно
россиян, татар, чувашей, мордвы и черемис. По высочайшему соизволению и повелению ее
императорского величества премудрой госыдарыни, Екатерины Алексеевны, императрицы и
самодержицы всероссийской. По алфавиту российских слов расположенный и в
Нижегородской семинарии от знающих оные языки священников и семинаристов, под
присмотром преосвященного Дамаскина епископа Нижегородского и Алаторского сочиненный
1785-го года. – Эрм. собр. № 223.
С л о в а р ь языка черемисского. – Эрм. собр. № 216. Фонд 7. Аделунг Ф. П. № 124. № 33.
Материалы Аделунга. Черемисский язык.

Центральный государственный архив Республики Татарстан

П и с ь м о С. Нурминского Н. И. Ильминскому от 19 октября 1870 г. – Ф. 93, оп. 1, д. 128-

а.
 Приложение 1

Список забытых и редких слов (глоссарий)

Ава кумдыр (кум луыр) 'первая плата жениха матери невесты' (р. II, оп. 5, № 3);
авá мландэ 'новина' (р. II, оп. 5, № 3);
aga вуй (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), агавуй 'плуг' (№ 197/1);
ага тылзе 'май' (р. II, оп. 5, № 3);
агытан-ора, перм. агытан чора 'шпоры' (р. II, оп. 5, № 3);
агытан чie, агытан-ора, бир. агытан шуаш 'боярышник' (р. II, оп. 5, № 3);
адыркан 'корь' (р. II, оп. 5, № 3);
аемъ 'праздную' (ф. 2013, оп. 602-а, № 186);
азык 'съестные припасы, корм, провиант, запасы' (р. II, оп. 5, № 3);
аипъ 'извинение' (р. III, оп. 1, № 213);
алакучкыж 'цапля' (р. II, оп. 5, № 3);
алче 'посол' (№ 197/1);
ана 'ветвь' (р. II, оп. 5, № 3),
ана-пу 'священное дерево в "Юмын чедра" (р. III, оп. 1, № 213);
анáба (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), анáба, анавá 'карета, коляска' (№ 218);
áндыкса 'бедняк', андыксанъ 'трудный' (№ 216), áндык 'нужда' (№ 1360);
андэ бел. ӓндӹ 'клятва' (р. II, оп. 5, № 3);
áра (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), ара (№ 218), ора (№1146), ора (№ 1755) 'костер';
арáнъ 'стадо' (№ 197/1), аран л. чер. 'стая, табун лошадей без пастуха' (р. II, оп. 5, № 3);
арáнашъ 'жених' (ф. 2013, оп. 602-а, № 186);
арлáнъ 'кисть' (№ 218), орланъ (л.) 'рябина (дер. )' (№ 1420), арлáнъ В 'клен' (ф. 170, оп. 1,
№ 139);
армо 'какое-нибудь занятие' (№ 1360);
áръ (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), аръ (№ 218) 'глубокий', уръ (№ 1287), оръ (ф. 94, оп. 2, №
110), оръ (№ 216) 'ров';
артэмъ 'хворост, которого кладут на сарай' (р. II, он. 5, № 3);
архиштэмъ 'истощаю' (№ 216);
арыкъ 'сухожавый' (№ 1360);
áрыптышъ 'леший' (№ 1146);
áсаръ 'злой' (№ 218);
астарэмо 'притеснитель' (№ 1360);
áтмя 'тенежа' (№ 218), атмя 'сеть охотничья' (№ 216);
áулъ 'ябедник' (ф. 2013, оп. 602-а, № 186);
ашламшикъ (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), ашламшикъ (№ 218), осламзЕ 'ростовщик' (№
197/1), осламъ 'рост, процент' (№ 197/1);
аяплэмашъ 'извинение' (№ 1360);
аяплáнше 'извиненный' (№ 1360);
аяплэмъ 'извиняю' (№ 1360).

БодрÉнка 'летучая мышь' (ф. 2013, оп. 602-а, № 186).

 В
ВакталтÉшъ 'капля' (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), вакталтЕшъ 'капелька', вакталтешъ 'капля'
(№ 218);
ватЕръ (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), ватеръ (№ 218) 'ночлег', ватэр 'квартира' (№ 1420);
видынче (л.) 'вожатый, ангел хранитель, приблизительно то же, что у горных черемис
Вуй-Юма' (№ 1420), видынче 'вожатый, Ангел' (р. III, оп. 1, № 213);
виле 'сок' (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), вии́ ле 'сок' (№ 218);
винéръ омашъ 'шатер' (№ 197/1);
висте 'полба' (№ 218);
витлиръ (№ 1755), витлуръ (№ 1360) 'полтина';
витлэкóкор 'пятнадцать копеек' (№ 1243);
вичуръ (№ 1755), вичуръ (№ 1360) 'пятак';
Водо-гэчэ шӱдӱр 'вечерняя звезда' (№ 1243);
воеръ (г.) 'дикий', см. каикъ (л. ), оя (л. ) (№ 1420);
воноремъ 'перехожу' (№ 1360);
вóпкынъ 'омут' (№ 216);
вотъ 'шнур' (№ 197/1);
вуйлукъ (л) 'главный начальник, первая особа в изв. звании (вуй)', см. вулакъ (г.) (№
1420);
вуйшонымашъ 'размышление, обдумывание' (№ 1360);
вуянъ име 'булавка' (р. III, оп. 1, № 213);
вӱд йӱкшындыме тылзе 'сентябрь' (р. II, оп. 5, № 3);
вӱдшор тылзе 'апрель' (р. II, оп. 5, № 3);
вютъ кубулъ 'пузыръ на воде' (№ 197/1), кубулъ (г.) 'пузыръ дождевой', кубулэшташъ (г.)
'пузыриться' (№ 1420);
вютъ туманъ 'волна водная' (№ 197/1).

Жалгá (г.) 'синий', см. канда (л.), шинжишъ (г.), юрза (л.) (№ 1420);

Игар пи 'гончая собака' (р. II, оп. 5, № 3);

ии́ гокса 'денежка' (№ 1360);
игур 'копейка' (№ 1360);
идуръ 'август месяц' (р. III, оп. 1, N° 213);
изе кырлась, кусьб тылзе 'июнь' (р. II, оп. 5, № 3);
изй калыкъ 'подлый народ' (№ 197/1);
илча 'залив' (№ 197/1);
инgижa 'мышка' (№ 218);
ии́ нъ 'жаждующий' (ф. 21, оп. 5, № 168);
ире 'рядовой' (№ 218);
иръ пии́ ре 'барсук' (№ 197/1);
ии́ ръ (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), ии́ ръ (№ 218), ии́ ръ (№ 197/1), иръ (ф. 94, оп. 2, № 112),
иръ, см. хиръ (г.) (№ 1420) 'степь', иръ (р. III, оп. 1, № 213), ир (№ 1755) 'пустыня';
ичъ (л.) 'напраслина, клевета' (см. юцъ, ючъ) (№ 1420);
ишта 'пучек ветвей из разных деревьев в Юмун чодра' (р. III, оп. 1, № 213), ишта (л.)
'пучек ветвей разных деревьев в Священной роще, посвященный Юме' (№ 1420).
 Й

JaнгEкъ (ф. 21, оп. 5, № 168), jangjak (p. III, оп. 1, № 135) 'подбородок';
йидáнъ (№ 218), еданъ (№ 216) 'струна', идангъ 'тетива, струна' (№ 197/1);
jолтаръ 'скороход' (№ 197/1);
jомъ (г.) 'колдовство', jомъ-мушташъ (г. ) 'колдовать уметь' (№ 1420);
jотле 'упрямый' (№ 216);
joшкаръ пу 'ива' (р. III, оп. 1, № 213);
jуншушо 'укротитель' (№ 1360);
йӱштӧ тылзе 'ноябрь' (р. II, оп. 5, № 3);
йыпса 'линейка (ткац. стан)' (р. II, оп. 5, № 3).

Кабадэ (л.) 'черт возьми (межд. неудовольст.)' (№ 1420);

кажъ (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), кажъ (№ 218) 'колбаса';
каикъ óнъ 'орел' (ф. 2013, оп. 602-а, № 186);
каланжа (л. к.) 'чашка' (№ 1420);
кандóръ 'гиря' (№ 218);
кара-гуш 'коршун' (р. II, оп. 5, № 3);
каратýнъ (№ 216), каратунъ (p. Ill, on. 1, № 213), каратýн (№ 1755), каратунъ (№ 1360),
каратунъ (л. ) шимъ попъ (г. ) (№ 1420) 'монах';
Кас чолпан (р. II, он. 5, № 3);
каунЕ (ф. 94, он. 2, № 106), каунЕ (ф. 94, оп. 2, № 109) 'брак', кавуне 'венец' (№ 216),
кавынъ 'венок' (р. III, оп. 1, № 213);
кáшка 'быстрина' (№ 218);
кӓмӓ 'лодка', кугу кӓмӓ 'борка', изи кӓмӓ 'лодка' (№ 1243);
кЕикъ 'зверь' (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), шыды кЕикъ 'свирепый зверь' (№ 218), каекъ,
каикъ 'зверь' (№ 1287), каикъ 'дикий' (р. III, оп. 1, № 213), чодра-каикъ 'зверь' (№
1360), каикъ (л.), 'птица', см. (г.) кекъ, чодра-каикъ 'зверь', каикла-нашъ (л.) от каикъ
'свирепеть, быть диким, безумствовать', см. воерланашъ (г.) (№ 1420), каикланашъ
'свирепеть, свирепствовать' (p. III, оп. 1, № 213);
кЕкъвуса 'зверь', кЕикъ бусо 'зверок' (ф. 2013, оп. 602-а, № 186);
кенéръ 'аршин' (№ 216);
кергела (л.) 'молоко у рыбы' (№ 1420);
керемéтъ (л.), кереметь 'божество зла. Роща, где приносят ему жертвы', см. г. кереметь (№
1420);
кереметь-шаръ 'идол' (№ 1360);
кидачъ-печемъ 'перегораживаю' (№ 1360);
кидачъ-пидáмъ 'перевязываю' (№ 1360);
кидаштармáшъ 'обручение' (№ 1360);
кидаштармо 'обрученный' (№ 1360);
кинягáмъ юктéмъ 'читаю книгу' (ф. 2013, оп. 602-а, № 186);
кии́ тъ мастар 'плотник' (№ 218);
коба 'копна' (№ 216);
кобарче 'бедро' (р. III, оп. 1, № 213), кобáрче 'бёрдо ткацкое' (И? 1360);
кова (л. ) 'первый ангел Бога жизни' (№ 1420);
коваштЕшубушъ 'чемодан' (№ 197/1);
когурашъ (№ 1360), когур (№ 1755) 'грош', кокуръ (л. ) '2 коп. асе, грош (цена,
стоимость)' (№ 1420);
кожела (р. III, оп. 1, № 213), кожела (л. ) (№ 1420) 'еловая шишка';
койляя́ нше 'старатель' (№ 216);
кол'икер '6 копеек' (№ 1243);
колкандáсыр '8 копеек' (№ 1243);
колныы́ ллыр '7 копеек' (№ 1243);
корошъ 'хрящ' (№ 197/1);
кокшӱдолур '60 копеек' (№ 1243);
ксепанта 'цепь', кисе пандо 'молотило' (ф. 2013, оп. 602-а, № 186);
куаза (л. ) 'род дикой утки' (№ 1420);
кубо (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), кубо (№ 218), кубо, куго В. ^(ф. 170, оп. 1, № 139)
'теща';
кýго кырлась 'июль' (р. II, оп. 5, № 3);
кýдо яя́ лъ (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), кудо ялъ (№ 218) 'семья';
кукша валганца 'зарница' (№ 1420);
кýмлур '9 копеек' (№ 1420);
кýмуръ (№ 216), кумуръ (№ 1360) 'алтын';
кýмыръ 'копейка' (№ 1243);
кундукши (ф. 94, оп. 2, № ИЗ), кундукши (№ 33) 'ширина';
кýнзiо 'воз' (ф. 94, оп. 2, № 109);
куна 'росомаха' (ф. 21, оп. 5, № 149);
купка, кэм купка 'лицо у сапоги' (№ 1243);
курека (г. ) 'брат двоюродный с отц. стороны' (№ 1420);
кýрулонъ 'грубо', карузе 'грубый' (№ 216);
куса 'крыса' (ф. 170, оп. 1, № 139);
кучо 'чужеядные черви, водятся в животе' (р. II, оп. 5, № 3);
куэ-ломыжъ 'март месяц (березозоль)' (р. III, оп. 1, № 213),
куэломыж 'март, березозол' (№ 1360);
кӱй, Унжа Ц. кӱ 'самостоятельно, по доброй воле, по своим мыслям, желаниям,
привычкам' (р. II, оп. 5, № 3);
кӱла 'желание, привычка, воля' (см. тат. кой) (р. II, оп. 5, № 3);
кӱрлык Л. 'тазалык' (р. II, оп. 5, № 3);
кӱсьӱган, шалаҥгы 'орел-белохвостик' (р. II, оп. 5, № 3);
кыркаш 'перестоять, перевариться, перегреть до горечи) (в печи)' (р. II, оп. 5, № 3);
кырлык 'растение вроде проса' (р. II, оп. 5, № 3);
кысылаш, пижаш 'вцепляться' (р. II, оп. 5, № 3);
кыльчак л. чер. 'чахон (рыба)' (р. II, оп. 5, № 3);
кылычак 'шатун, шатающийся' (р. II, оп. 5, № 3);
кюбя 'латы' (№ 1287); кюнза-тужвуй 'брюзгливый' (№ 1146);
кюшмÉнъ (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), кюшмÉнъ (№ 218), кӱсьмен Л. волж., кугамен (р.
II, оп. 5, № 3) 'весло', кӱсьмен л. чер. Чеб. кӱшмен, кӱсьмен-пуш 'двухвесельная
лодка, двойка' (р. II, оп, 5, №3);
кяръ (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), кяръ (№ 218) 'дикарь'.

Латныллыр '4 копеек' (№ 1243);

латшымыр '5 копеек' (№ 1243);
лачинъ каикъ (ф. 94, оп. 2, № 112), лачын (р. II, оп. 5, № 3) 'сокол';
лéпшъ (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), лÉпшъ (№ 218) 'колыбель', лепшъ 'зыбка' (№ 216),
лЕпшъ 'люлька, колыбелька' (№ 197/ 1), лепшъ 'зыбка, колыбель' (р. III, оп 1, №
213);
лiда (ф. 94, оп. 2, № 107), лида (№ 1287) 'долина, дол';
лии́ йgе 'болотистый' (ф. 2013, оп. 602-а, № 186);
лишпóлыкъ 'близость' (№ 1360);
лóнgoшъ 'качалка' (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), лoнgoшъ 'качалка, качалочка (№ 218);
лорк, лоркем 'ухат, лорек, выбоина' (р. II, оп. 5, № 3);
лоси (л.) 'сухой лещь', см. эша, леша, лапка-колъ (л. ) (№ 1420);
лубуй (№ 1360), лубуй (№ 1755) 'десятник';
лужа 'сотник' (№ 216);
лýмужъ, лумзо (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), лумуж (№ 197/1), лумужъ, лумзо (№ 218),
лумушъ (ф. 21, оп. 5, № 168), лумужъх (ф. 21, оп. 5, № 149), lumusch (p. III, оп. 1, №
135);
лурашъ (л.) 'гривна, монета в 3 коп. сер.' (№ 1420);
луръ (№ 1360), лур (№ 1755) 'гривна';
лур '3 копеек' (№ 1243);
луткэч 'заяц' (№ 1243);
лӱрӱпкӧ 'пасмурный, сумрачный' (р. II, оп. 5, № 3);
лӱскӧ 'лом' (р. II, оп. 5, № 3);
люмежтармáшъ 'прославление' (№ 1360);
люмештáмъ 'заклеиваю' (№ 216), люю́ мо (№ 197/1), лии́ мъ (№ 218), лии́ мъ (ф. 2013, оп.
602-а, № 186), люю́ ме (№ 216), лимякъ (г.), см. (л.) люмо (№ 1420) 'клей';
лям 'тина, ил' (р. II, оп. 5, № 3);
ляя́ нгыжъ, пуракъ 'бурак' (№ 1146), лянгыжъ (№ 1146), лянгыз (№ 1755) 'жбан'.

Magpa 'кривой' (№ 218), MagapьÉмь 'кривлю' (ф. 2013, оп. 602-а, № 186);
майдар 'ртуть' (р. II, оп. 5, № 3);
малмэстанъ 'кровать' (№ 1360);
малымлэм 'заявляю в правление, полицию' (р. II, оп. 5, № 3);
марiанъ 'желтый бус, бывший в большом употреблении среди черемис в старину', Бел. С.
марджjан;
маркитанъ 'шинкарь, маркитант, харчевник' (№ 197/1), маркитанъ 'харчевник' (р. III, оп.
1, № 213), маркитанъ 'хозяин харчевни, постоялого двора' (№ 1420);
маркитанъ пiортъ 'шинок (№ 197/1), маркитанъ-пїортъ (р. III, оп. 1, № 213), маркитанъ-
пioртъ (№ 1420) 'харчевня';
Мáшка шýдеръ 'звезда медведь' (ф. 21, оп. 5, № 149);
меҥ 'рожа (болезнь)' (р. II, оп. 5, № 3);
меҥыро бел. С. меҥрау 'бестолковый, беступный, забывчивый' (р. II, оп. 5, № 3);
мешакъ-кокъ-тужемъ-вицъ-шудуръ '125 рублей' (р. III, оп. 1, № 213);
мешакъ-тужемуръ '110 рублей' (р. III, оп. 1, № 213);
мижъ тáба 'клочок шерсти' (№ 218);
моклак (перм. чер.) 'замок' (р. II, оп. 5, № 3);
мрӓс Бс. 'знак памяти' (р. И, оп. 5, № 3);
мужо 'дух, открывающий волю богов' (р. II, оп. 5, № 3);
мушландарше 'конопатчик' (№ 1360);
мушландарээ́ мъ 'конопачу' (№ 1360);
мынгъ 'миллион' (ф. 21, оп. 5, № 168);
мюжа-мїортнїо 'костяника' (ягода)' (р. III, оп. 1, № 213);
мюкшви (г.) 'шерстень' (№ 1420);
мюю́ кшъ пакчá 'пчельник' (№ 197/1);
мярдас 'спасибо' (р. II, оп. 5, № 3).

Н
Ненчкѐ 'тесто' (№ 216);
нол, ноль 'питательный' (р. II, оп. 5, № 3);
норóзо 'упрямый' (№ 218);
ношмо (л.) 'жабры у рыбы' (колъ-сога) 'свод' (№ 1420);
нылдырáшъ, кумлувицурашъ 'гривенник' (№ 1146);
нэдэ шудо 'лютик' (р. II, оп. 5, № 3);
нэрэшкэ 'баснословное человекообразное существо, в старину пожиравшее черемис' (р.
II, оп. 5, № 3);
нюгáръ (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), нюгаръ (№ 218), нюгаръ (№ 197/1) 'слуга', нюгаръ (л.)
'служанка, раба, рабыня' (№ 1420), нюгар 'кул, раба, раб' (№ 1755), нюгáръ 'раб,
слуга, раба' (№ 1360);
нюю́ ль 'стрела', июль 'копьянка стрелы' (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), нюю́ ль 'стрела', нюю́ ль
'копянка стрелы' (№ 218), нӧл бир. 'наконечник копья, лука и проч. ' (р. II, оп. 5, № 3);
нямем (л. чер.) 'бить ладонью по ладони'.

Óбо (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), óбо (№ 218), обаже (р. III, оп. 1, № 213) 'тесть', обаже
'теща' (№ 1360);
obskah [tat.] (p. III, oп. 1, № 135), обскагъ (ф. 21, on. 5, № 168) 'муж';
обышка 'вдовец' (р. II, оп. 5, № 3);
овылэм 'черпаю' (р. II, оп. 5, № 3);
оля (г.) 'мясо, говядина' (№ 1420);
онь 'женщина, родня' (№ 5145);
орá 'комар' (№ 1360);
ора понго 'мухомор' (№ 1360);
орзя (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), эрза (№ 216) 'короб', эрза 'короб, коробок' (№ 197/1),
йорза (№ 1755), jорза (№ 1360) 'корзина';
орò кудо 'оружейный дом' (№ 218);
орò 'оружие' (№ 218);
оскà 'шурин, женин брат' (№ 197/1), ониска 'шурин' (р. III, оп. 1, № 213);
осо (№ 1287), осо (ф. 94, оп. 2, № 106), осо (ф. 94, оп. 2, № 109) 'борона'; отерля (г.) от ота
'кустарник' (№ 1420);
отикъ 'качель' (№ 1360);
óшла 'орел' (№ 216);
oшпio (г.) 'серебряное убранство, надеваемое во время браков женщинам' (№ 1420);
óшым-шӱлэш 'неженатый мужчина' (№ 1243);
ояинг 'дикарь' (№ 1360);
оя (p. Ill, on. 1, № 213), оя (№ 1755) 'дикий'.

Павà 'лужа' (№ 1360);

паѐръ 'собственный' (№ 197/1);
пакча-таръ (№ 1420), пакча-таръ (№ 1360), пакчà-Таръ (№ 1146) 'мак';
паке Бс, паке 'бритва' (р. II, оп. 5, № 3);
палыска (рус парус) 'парусное судно' (р. II, оп. 5, № 3);
пане куруш 'корзина для хранения ложек' (р. II, оп. 5, № 3);
паныки 'женоугодник, любитель женской работы' (р. II, оп. 5, № 3);
пáреанъ шýкшъ 'червь шелковый' (ф. 2013, оп. 602-а, № 186);
парумáнзе 'должник' (№ 216);
парыс 'возвышенная гряда местности, грива, увал' (р. II, оп. 5, № 3);
паслакъ 'оброт узда' (№ 218); пасма 'ситец, лишь бухарский, а обыкновенный ситца (р.
II, оп. 5, № 3);
патман 'мера веса около 4 пудов' (рус. батман) (р. II, оп. 5, № 3);
педрà 'крупный' (№ 197/1);
пель 'строка' (№ 216);
пертне Бс 'липовый цвет' по г. ч. вообще почка на дереве (р. II, оп. 5, № 3);
пестэ перм. чер. 'двор' (р. II, оп. 5, № 3);
петéмъ 'верю' (№ 216);
петре 'осетр' (№ 197/1);
пиgáръ 'суденышко, суденко', пиgapъ 'чашка' (№ 218);
пiича 'стрела с ожерельем комлем для предлинного полета' (р. II, оп. 5, №3);
пioргioжъ 'известка' (№ 1360);
пioржъ 'шурин' (№ 218), пioржъ (р. III, оп. 1, № 213), пйорж (№ 1755), пjоржъ (№ 1360),
пjоршъ (л.) (№ 1420) 'свояк';
пїоръ 'муж' (ф. 94, оп. 2, № 110), пjорлыкъ 'мужество' (№ 216);
пиоштрà 'иго' (№ 197/1);
пипка 'трубка' (р. II, оп. 5, № 3);
пjóзъ 'ковер' (№ 216);
пjópшo 'вихорь' (№ 197/1);
пл 'слон' (р. II, оп. 5, № 3);
поголмаш 'сход' (№ 1755);
покро тылзе 'октябрь' (р. II, оп. 5, № 3);
поланъ чодра (р. III, оп. 1, № 213), полáнъ-чjодрà (№ 1360) 'калинник';
полгáньче 'невежда, грубый' (№ 216);
понгрэм 'жую' (№ 1755);
посакъ 'докладчик' (№ 1360);
пошкырт-шырт 'злое божество, существо злое и кровожадное' (р. II, оп. 5, № 3);
пошнà 'дань' (№ 197/1);
пýкшъ (№ 1360), пукш (№ 1755) 'корм';
пулъ 'колено' (ф. 21, оп. 5, № 149), пýлъ 'берцо' (№ 216);
пýнжукъ 'воронка' (№ 216);
пуньдо 'казна' (№ 197/1), пундо 'имение, имущество, сокровище' (р. III, оп. 1, № 213);
пургыж тылзе 'февраль' (р. II, оп. 5, № 3);
пýшнузе 'молчащий' (№ 197/1);
пызырмашъ 'давление, придавление' (№ 1360);
пюю́ жъ 'пот' (№ 218);
пюркэда 'голубь' (ф. 170, оп. 1, № 139);
пюю́ леу 'оселка' (№ 216), пюлгу 'оселка' (№ 197/1).

Póнgoжъ 'седина' (№ 218), poнgoжeмàмъ 'седею' (№ 216);

рошто тылзе 'март' (р. II, оп. 5, № 3);
рут 'роса' (№ 1755).

Саба 'огниво' (№ 1360), тулъ-саба 'огниво' (р. III, оп. 1, № 213);

сáлъ 'стебель' (№ 218);
саръ тарманъ 'орудие' (р. III, оп. 1, № 213);
серка 'уксус' (ф. 94, оп. 2, № 112);
сиаш тылзе 'август' (р. II, оп. 5, № 3);
сирь-ло 'рукав реки, русло реки' (№ 1420);
ситъ (ф. 94, оп. 2, № 113), ситъ (№ 33) 'жена';
ciянъ авди 'дружка угощенный' (№ 1420);
слэгà (р.) 'слега (дерево средней толщины между жердью и бревном)' (№ 1243);
солаингь 'мужик' (№ 1360);
соръ 'взрослый' (р. III, оп. 1, № 213), соръ'(л.) 'взрослый' см. л. капанъ, см. кяпешъ шоша
эдэмъ (г.) (№ 1420);
сорта-кече 'поминки в великий четверток' (№ 1420);
сотэмдармашъ 'просвещение' (№ 1360);
сýга 'стерлядь' (ф. 21, оп. 5, № 168);
сукъ (ф. 2013, оп. 602-а, № 168), сýкъ (№ 218), сукъ (№ 197/1), сукъ (№ 1420), сукъ (р. III,
оп. 1, № 213) 'порука', сукЕшъ пурЕмъ 'ручаюсь' (№ 218);
сустукъ 'заика, косноязычии, немой, немота' (р. III, оп. 1, № 213), сустýк 'косноязычие'
(№ 1755);
сӱвӱн 'фабричное сукно' (№ 1243);
сыы́ лымъ (№ 216), цылымъ (№ 197/1), сылымъ, кельтэ (№ 1146) 'невод';
сюю́ сь 'гуж' (№ 197/1).

Тáбышъ 'добыча, польза' (№ 197/1);

тáгдушъ 'патрон' (№ 218), тагдушъ 'приятель' (№ 1360);
тáкаръ 'стойло' (№ 218);
такере 'поп' (№ 1558);
такере 'церковь' (№ 1558);
талмо (л.) 'место за поясом (кушаком), где помещается топор, при ходьбе в лес; пояс за
скобой для топора' (№ 1420);
тáнgaшъ лавà 'пролив морской' (№ 218);
таныы́ къ (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), таныы́ къ (№ 218) 'третей, свидетель', тáныкъ
(№197/1), танык (№ 1755), таныкъ (№ 1146), таныкъ (№ 1420), таныкъ (р. III, оп. 1,
№ 213) 'свидетель', таныкъ 'друг, свидетель' (№ 1360);
таныктармашъ (№ 197/1), таныктыш (р. III, оп. 1, № 213), таныктышъ (№ 1360),
таныктыш (№ 1755) 'свидетельство';
тiакъ (№ 1755), тiакъ (№ 1146), тiакъ, тъiакъ (№ 1420) 'писарь';
тии́ сте 'клеймо' (№ 216);
тоба кучудЕмáшъ 'преступление клятвы' (№ 197/1);
тоняя́ 'брод' (№ 218);
топъ (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), тóпъ (№ 218), топъ (№ 216), топъ (№197/1), топъ (р. III,
оп. 1, № 213), топъ (№ 1360), топ (№ 1755) 'пушка', топъ 'пушка и (г.) мяч
игральный' (мерцъ) (л.) (№ 1420);
топшà 'петля' (№ 216);
топэу 'цепь' (ф. 170, оп. 1, № 139);
тóро (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), торо (№ 218) 'время (погода)';
тулгень (ф. 94, оп. 2, № 112), тюю́ льгенъ (№ 216) 'коршун';
туло 'жестокий, штурм на воде' (р. III, оп. 1, № 213), туле 'буря' (ф. 2013, оп. 602-а, №
186);
тумо пӱкшъ 'желудь' (№ 1243);
тупъ-онга 'горбыль (доска)' (р. III, оп. 1, № 213);
тӱс 'икона' (№ 1243);
тылмáцъ (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), тылмацъ (№ 218) 'толмач';
тычкан 'мышь' (ф. 170, оп. 1, № 139);
тэрке-шобычъ 'салфетка' (р. III, оп. 1, № 213);
тэскы'половодье' (р. II, оп. 5, № 3);
тюѐ (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), тюѐ (№ 218), тюээ́ (№ 197/1), туЕ (ф. 21, оп. 5, № 168),
tüe (р. III, оп. 1, № 135), тюя (№ 1360), тюэ (№ 1146), тюэ (№ 1755), тюа (л. ) (№
1420), тӱэ (р. II, оп. 5, № 3), тӱэ (№ 1243) 'верблюд';
тюля 'плоды' (№ 1287), тюлэ 'плодоносие', тюю́ лjо 'плод' (№ 197/1);
тюмéмъ (№ 218), тюмемъ (№ 1146) 'миллион';
тюмéнъ (№ 1360), тюмéнъ (№ 1146) 'ястреб';
тюнчюк 'тесто' (№ 1755);
тюю́ рга 'круг' (ф. 94, оп. 2, № 106);
тюю́ рю 'виноватый' (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), тюрéмъ 'виню, винюся' (№ 218);
тюcтjo 'зеркало' (№ 1360);
тючкю 'точило' (№ 218).

Уанъ 'надежно' (№ 1420);

уе 'ясень дерево' (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), уё 'ясень (дерево)' (№ 218);
ула 'подвода' (№ 197/1), ула 'ямщик' (р. III, оп. 1, № 213), ула (л.) 'ямщик' см. (г.) хула
'подвода', улабертышъ (л.) 'ямщик, ямщичество' (№ 1420);
умсысъ (ф. 94, оп. 2, № 113), умсысъ (№ 33) 'бес';
умулчà 'камыш трава' (№ 197/1);
ýндузо 'колейщик' (№ 197/1);
ýнкодо (ф. 2013, оп 602-а, № 186), ýнкодо (№218), ýнта (ф. 170, оп. 1, № 139) 'копье';
уҥгар или шуҥгар-мари 'югорские черемисы' (р. II, оп. 5, № 3);
урмат (л. чер.) урлык 'племя, поколение, обособившееся род-семья' (р. II, оп. 5, № 3);
уру (ф. 94, оп. 2, № 111), уру (ф. 94, оп. 2, № 112) 'плоды';
у тылзе 'январь' (р. II, оп. 5, № 3);
ушмакъ 'безумие, глупость, глупо' (№ 197/1).

Хадыръ 'средство' (р. III, оп. 1, № 213);

хасъ 'зло' (ф. 94, оп. 2, № ИЗ);
хутыръ 'ободрение' (№ 1243);
хяръ 'совесть' (р. III, оп. 1, № 213).

Цапкыы́ нъ (ф. 2013, оп. 602-а, №186), цапкыы́ нъ (№ 218), чáпканъ (197/1) 'почтарь',
чáпкынъ 'курьер' (№ 197/1).

ЧангиштишЕ каикъ (ф. 21, оп. 5, № 168);

чáтрыкъ 'парус' (№ 216);
четле 'маточник' (№ 1360);
чиgéмь 'медлю' (ф. 2013, оп. 602-а, № 186);
чилтáръ лии́ штыше 'ресчик' (№ 197/1);
чоҥга 'кулик' (р. II, оп. 5, № 3);
чýкундуръ (№ 216), чукундур (р. II, оп. 5, № 3) 'свекла';
чунлыкъ 'червь' (ф. 94, оп. 2, № 112);
чуҥерь кожла яр. 'густой лес' (№ 1243);
чухри (л.) 'коварный, дрязга, неуживчивый' (№ 2581);
чыы́ зы 'крюки и петли у дверей' (№ 1243);
чякчÉмъ 'кобылка травная' (ф. 2013, оп. 602-а, № 186).

Шáбазъ 'балахон' (№ 218);

шagàpъ ой 'непотребные речи' (№ 218), шágaръ 'блудник' (ф. 2013, оп. 602-а, № 186);
шagáръ (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), magapb (№ 218) 'Венера богиня любви';
шадра, 'рябины' (№ 1360);
шапрЕнкЕ 'дрозд' (ф. 2013, оп. 602-а, № 186);
шарáнЕръ 'лысый' (ф. 2013, оп. 602-а, № 186);
шарша-атя, шарша атя 'предки' (№ 2581);
шаршавля (г.) 'родители' от шаряшъ (№ 2581);
шатыштэ шолгоше 'часовой' (№ 197/1);
шаултоманъ 'буря' (ф. 94, оп. 2, № 112);
шЕргя 'лес', шýpgo 'лес', шюргio 'дубрава', яя́ ктенъ шypgý 'сосновый лес' (ф. 2013, оп.
602-а, № 186), шургу 'лес' (№ 1287), шýрга 'лес' (ф. 94, оп. 2, № 107), шýрgo 'лес',
шюргio 'дубрава' (№ 218), ширгá 'лес' (№ 1360), ширгэ (г.) 'лес' см. (л.) шюрго (№
1420);
шиганъ (л.) 'шиповник (ягода)', шиганъ-вондо 'шиповный куст' (г. лючка-панда) (№
2581);
шидубýй 'начальник' (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), шудубýй 'выбор' (№ 218);
шиЕсола пашкýдо 'житель ближний' (№ 218);
шимуръ '2 коп. серебра или 7 коп. ассиг. (стоимость)' (№ 1420);
ширтъ (л.) 'вредитель, вредный' (№ 1420);
шioрбелля (г.) 'ясенник, ясеневый лес' (№ 1420);
шioрбя (г.) 'ясень', см. шербя (г.) (№ 1420);
шоба 'проворный' (№ 216);
шогà кюртнЕ 'сошник' (№ 197/1);
шóго 'немой, заикливый' (№ 197/1);
шóлокъ, солоконъ 'хлад' (ф. 94, оп. 2, № 106), шолокъ 'холод' (№ 216);
шонкша 'крыса' (ф. 21, оп. 5, № 6);
шопашъ 'запас', шопашлéмъ 'напасаю' (№ 216), кóрно шопáшъ 'дорожный запас' (№
197/1);
ШóрдЕ шýдЕръ 'звезда лось' (ф. 21, оп. 5, № 149), Шордо шӱдӱр (р. II, оп. 5, № 3);
шорчол тылзе (шорыкйол тылзе) 'декабрь' (р. II, оп. 5, № 3);
шоршъ (л.) 'полынь' (№ 1420);
шорык пылыш 'подорожник' (р. II, оп. 5, № 3);
шорэ 'мартышка (птица)' (№ 1420);
шрэ 'часто' (№ 218);
шуáнъ ваштаръ 'шиповник' (ф. 2013, оп. 602-а, № 186);
шýбо 'кислый' (№ 216);
шубýкшъ 'сумка', шубукшъ 'чемодан' (№ 218);
шукланмáшъ 'зависть' (№ 216);
шулдуранъ каикъ 'птица' в противоположность чодра каикъ 'зверь' (№ 1420);
шулкáнъ ли (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), шулкáнълы (№ 197/1) 'здравствуй', шулукъ 'здрав'
 (№ 1287);
шупкà 'вяска' (№ 216);
шупшмо 'насос' (№ 197/1);
шypgý 'дикий', шypgý кЕикъ 'дикий зверь' (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), шypgý 'дикий',
шypgý кЕикъ 'дикий зверь' (№ 218), ширгэ-кекъ 'зверь' (л. чодра каикъ) (№ 1420),
чодра каикъ 'зверь, дикий зверь' (р. III, оп. 1, № 213);
шушлык и алдыр, вуй корка 'ковш железный с горизонтальной ручкой' (№ 1243);
шӱдӓш (на всех наречиях) 'чистить лес под пашню, сенокос' (р. II, оп. 5,№3);
шӱдӧвичер '30 копеек' (№ 1243);
шыы́ млыр '20 копеек' (№ 1243);
шыы́ мыр '2 копеек' (№ 1243);
шюдюю́ ръ (№ 218), зїудЕръ (ф. 21, оп. 5, № 168), шюдюръ (№ 1360) 'рубль', шюдюръ
'монета рублевая' (№ 197/1);
шяпли 'воин' (ф. 94, оп. 2, № 112).

Эболга (бр.) 'ярый человек' (р. III, оп. 1, № 213), эболда (л.) 'дурной человек' (№ 1420);
эргáшъ 'основа' (№ 216);
эргеме 'основа' (№ 197/1);
эревýрсъ 'булат' (№ 197/1);
эрЀ 'святой' (ф. 2013, оп. 602-а, № 186);
эрка 'самый младший' (р. II, оп. 5, № 3);
ээ́ рыктышъ 'леший' (№ 1360);
эрэмъ 'застаю' (№ 1360);
эсенлы 'прости' (№ 197/1);
ээ́ тезе 'мудрость, мудро, мудрый' (№ 197/1);
ээ́ ша 'сухой лещь' (р. III, оп. 1, № 213).

Юgypráнъ 'одеяло' (№ 197/1);

южалгэ (№ 1360), южáлгэ, юяя́ лго (№ 1146), южалгэ (р. III, оп. 1, № 213) 'воздух';
юю́ кюмъ азринъ 'наглая смерть' (№ 197/1);
юю́ наръ 'ремесло' (№ 216);
юпарѐ 'водяная крыса' (ф. 21, оп. 5, № 6).

Ялáнъ 'всегда' (№ 216);

яя́ нъ 'строка' (№ 218);
яндáръ 'бутылка' (ф. 2013, оп. 602-а, № 186), яндáръ 'стекло' (№ 218), яндава, ямдава В.,
янтар Ц. 'стекло' (ф. 170, оп. 1, № 139), яндаръ 'стеклянная посуда, стекляница'
(янтаръ л.), янтаватэ (№ 1420);
яндау-врата 'рама' (№ 1360);
яргáкъ 'опушка' (№ 197/1);
яя́ рмъ 'сталь' (№ 216);
яя́ улъ 'ласкатель' (№ 197/1).