Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
После кризиса 1970-х годов сравнительная политология потеряла значение однородной с точки
зрения методологии отрасли и развивалась то под влиянием намерений найти новую
методологическую парадигму, то под воздействием изменений в самом объекте исследования. В
этом отношении два десятилетия сравнительная политология сохраняла статус весьма
дифференцированной отрасли и по предмету, и по методам исследования. Методология
неоинституционализма, которая получила распространение в политической науке в результате
экономического империализма, все же не изменила общей картины, а третья волна
демократизации позволила продвинуть дальше некоторые теоретические конструкты без
радикального преобразования отрасли. Новое оживление сравнительная политология начинает
демонстрировать в конце прошлого – начале нынешнего столетия. Появляются обобщающие
работы, в которых сделана попытка подвести определенные итоги развитию сравнительной
политологии в послекризисный период [Munck 2007; Munck, Snyder 2007]. Вновь разворачивается
дискуссия о соотношении количественной и качественной методологии сравнительного
исследования [Brady, Collier 2004; Bennett, Colin 2006; Levy 2007; Mahoney 2007]. На первый план
некоторые исследователи выдвигают проблемы герменевтического понимания политического
действия и интерпретативного подхода к политике и управлению [Bevir, Rhodes 2004; Bevir, Kedar
2008]. При этом указывают на принципиальное различие между сциентистской американской
традицией политических исследований и британской политологией, отмечая в последней акцент
на историческое познание и интерпретативизм [Adcock, Bevir 2005]. Что еще более
знаменательно, так это стремление всех участников дискуссии не противопоставлять различные
подходы и традиции, а попытаться найти некоторую синтетическую основу для их взаимодействия
и взаимообогащения. В этом отношении общую установку формулирует Герардо Мунк, который,
завершая главу об истории сравнительной политологии, пишет: «Короче, требуют уважения как
приверженность сравнительной политологии гуманистической традиции, так и ее живая
устремленность к науке. Душа компаративистов возбуждается не только сущностным интересом к
глобальной политике, но менее всего – только методами, используемыми для исследования
своего предмета. Отсюда, будущее сравнительной политологии, вероятно, должно вращаться
вокруг способности компаративистов преодолевать ослабевающие различия и связывать их
интерес одновременно с субстанцией и методом, политикой и наукой» [Munck 2007: 59; курсив –
Л.С.]. «Ослабевающие различия» связаны с понижением уровня противостояния дюркгеймовской
и веберовской традиций, количественных и качественных методов, объяснения и понимания,
выяснения причин и простого описания, позитивизма и герменевтики. В целом, в сравнительной
политологии начинает господствовать убеждение, что метод должен быть подчинен
исследовательской субстанции, т.е. политике; следует искать такие подходы, которые
базировались бы на особенностях политической реальности. В этом движении к синтезу особую
роль начинают играть когнитивные составляющие политического процесса, идеи, которыми люди
руководствуются в политике. То, что идеи оказывают влияние на политику, является в данном
случае довольно банальным утверждением; новым является рассмотрение идей в качестве
значимых объяснительных причин политических процессов и событий. До этого идеи всегда
сводились к интересам, функциям, структурам, институтам, мирам, т.е. к чему-то объективно
данному, реальному и аналитически выводимому из наблюдений, и эти объективированные
факты рассматривались в качестве основы объяснений. Идеи требовалось объяснить, но сами они
редко выступали в качестве фактора объяснения. Инструменталистское понимание идей для
политики сегодня заменяется субстанциональным пониманием политических идей и их
значимого внедрения в процесс конструирования интересов, функций, структур, институтов,
миров, режимов. В политической науке и сравнительной политологии этот поворот в методологии
находит выражение, в частности, в конструктивистском подходе [Dessler 1999; Finnemore, Sikkink
2001; Green 2002; Hay 2004; Guzzini, Leander 2006; Bucker 2007]. Основная проблема заключается в
том, удалось ли конструктивизму преодолеть слабости сциентистских ориентаций бихевиоризма и
структурного функционализма? Вместе с тем, в каком отношении к ним находится
конструктивизм, не является ли он новой версией (хотя и обогащенной когнитивным подходом)
позитивистской науки? Именно эти вопросы и будут являться основным предметом данной
статьи. При этом акцент будет сделан на применимости конструктивизма к сравнительным
политическим исследованиям.