Конструктивизм - теория, представители которой признают этнические общности определенными

интеллектуальными конструкциями ученых, политиков, которым благодаря широкому

распространению системы образования, разветвленной сети средств массовой информации
удается передавать собственные идеи массам, активно влиять на них.

Сморгунов Л. В. Сравнительная политология. В поисках новых методологических ориентаций:

значат что-либо идеи для объяснения политики? // Полис 2009 № 1. С. 118-129.

Сморгунов Леонид Владимирович, доктор философских наук, профессор, зав.кафедрой

политического управления факультета философии и политологии СПбГУ.

Сравнительная политология, активно развивающаяся под влиянием позитивистской методологии

бихевиоризма и структурного функционализма в 1950-60-е годы, в начале следующего
десятилетия попала под огонь критики [Easton 1969; MacIntyre 1978; Ricci 1984]. Можно выделить
несколько ее направлений. Во-первых, политическая наука в целом и сравнительная политология
в частности оказались невосприимчивыми к новым социальным и политическим переменам,
которые так бурно выявились в конце 1960-х – начале 1970-х годов в виде контркультурных
движений, постиндустриальной революции, коммуникационных трансформаций. Во-вторых,
попытка создать на основе бихевиоризма и структурного функционализма политическую науку,
лишенную ценностной нагрузки, фактически привела к господству лишь одной теоретической
парадигмы, связанной с идеологией «буржуазного либерализма». В-третьих, оказалось, что эти
методологии сравнительного анализа, ориентирующиеся на поиск закономерных связей и
подобий, фактически вели к созданию картины политического мира, лишенной значительной
доли уникальности и многообразия. В-четвертых, преобладание количественных методов анализа
в сравнительной политологии хотя и создавало возможность для проверки гипотез, но
одновременно приводило к их обеднению. Путем статистической проверки утверждались
зачастую либо довольно банальные истины, либо уже известные зависимости. В-пятых, хотя
сравнительная политология и включала в свое поле зрения страны Азии, Африки и Латинской
Америки, но сформированная телеологическая концепция зависимого развития вызывала протест
как у западных компаративистов, так и у исследователей незападных стран.

После кризиса 1970-х годов сравнительная политология потеряла значение однородной с точки
зрения методологии отрасли и развивалась то под влиянием намерений найти новую
методологическую парадигму, то под воздействием изменений в самом объекте исследования. В
этом отношении два десятилетия сравнительная политология сохраняла статус весьма
дифференцированной отрасли и по предмету, и по методам исследования. Методология
неоинституционализма, которая получила распространение в политической науке в результате
экономического империализма, все же не изменила общей картины, а третья волна
демократизации позволила продвинуть дальше некоторые теоретические конструкты без
радикального преобразования отрасли. Новое оживление сравнительная политология начинает
демонстрировать в конце прошлого – начале нынешнего столетия. Появляются обобщающие
работы, в которых сделана попытка подвести определенные итоги развитию сравнительной
политологии в послекризисный период [Munck 2007; Munck, Snyder 2007]. Вновь разворачивается
дискуссия о соотношении количественной и качественной методологии сравнительного
исследования [Brady, Collier 2004; Bennett, Colin 2006; Levy 2007; Mahoney 2007]. На первый план
некоторые исследователи выдвигают проблемы герменевтического понимания политического
действия и интерпретативного подхода к политике и управлению [Bevir, Rhodes 2004; Bevir, Kedar
2008]. При этом указывают на принципиальное различие между сциентистской американской
традицией политических исследований и британской политологией, отмечая в последней акцент
на историческое познание и интерпретативизм [Adcock, Bevir 2005]. Что еще более
знаменательно, так это стремление всех участников дискуссии не противопоставлять различные
подходы и традиции, а попытаться найти некоторую синтетическую основу для их взаимодействия
и взаимообогащения. В этом отношении общую установку формулирует Герардо Мунк, который,
завершая главу об истории сравнительной политологии, пишет: «Короче, требуют уважения как
приверженность сравнительной политологии гуманистической традиции, так и ее живая
устремленность к науке. Душа компаративистов возбуждается не только сущностным интересом к
глобальной политике, но менее всего – только методами, используемыми для исследования
своего предмета. Отсюда, будущее сравнительной политологии, вероятно, должно вращаться
вокруг способности компаративистов преодолевать ослабевающие различия и связывать их
интерес одновременно с субстанцией и методом, политикой и наукой» [Munck 2007: 59; курсив –
Л.С.]. «Ослабевающие различия» связаны с понижением уровня противостояния дюркгеймовской
и веберовской традиций, количественных и качественных методов, объяснения и понимания,
выяснения причин и простого описания, позитивизма и герменевтики. В целом, в сравнительной
политологии начинает господствовать убеждение, что метод должен быть подчинен
исследовательской субстанции, т.е. политике; следует искать такие подходы, которые
базировались бы на особенностях политической реальности. В этом движении к синтезу особую
роль начинают играть когнитивные составляющие политического процесса, идеи, которыми люди
руководствуются в политике. То, что идеи оказывают влияние на политику, является в данном
случае довольно банальным утверждением; новым является рассмотрение идей в качестве
значимых объяснительных причин политических процессов и событий. До этого идеи всегда
сводились к интересам, функциям, структурам, институтам, мирам, т.е. к чему-то объективно
данному, реальному и аналитически выводимому из наблюдений, и эти объективированные
факты рассматривались в качестве основы объяснений. Идеи требовалось объяснить, но сами они
редко выступали в качестве фактора объяснения. Инструменталистское понимание идей для
политики сегодня заменяется субстанциональным пониманием политических идей и их
значимого внедрения в процесс конструирования интересов, функций, структур, институтов,
миров, режимов. В политической науке и сравнительной политологии этот поворот в методологии
находит выражение, в частности, в конструктивистском подходе [Dessler 1999; Finnemore, Sikkink
2001; Green 2002; Hay 2004; Guzzini, Leander 2006; Bucker 2007]. Основная проблема заключается в
том, удалось ли конструктивизму преодолеть слабости сциентистских ориентаций бихевиоризма и
структурного функционализма? Вместе с тем, в каком отношении к ним находится
конструктивизм, не является ли он новой версией (хотя и обогащенной когнитивным подходом)
позитивистской науки? Именно эти вопросы и будут являться основным предметом данной
статьи. При этом акцент будет сделан на применимости конструктивизма к сравнительным
политическим исследованиям.