Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
Эпоха мертвых – 1
://www.litres.ru
«Круз А. Эпоха мертвых. Начало»: «Издательство АЛЬФА-КНИГА»; М.; 2009
ISBN 978-5-9922-0379-0
Аннотация
Любопытство и безответственность ученых, злая воля «сильных мира сего»,
неспособность властей отразить новую, невиданную раньше угрозу – все это привело к
коллапсу власти и общества и гибели мира в том виде, в каком мы его знали. И лишь те, кто
нашел в себе силы драться за себя и за других, выживают среди хаоса и кошмара, которые
принесла с собой пришедшая в наш мир Смерть.
Андрей Круз
Эпоха мертвых. Начало
ПРОЛОГ
Этот весенний день ничем не отличался от других. Середина марта, самое начало
весны. Разве что весна была необычно теплой, и снег, и без того не слишком обильный,
совсем стаял. Еще не зазеленевшие газоны расплылись грязью, лужи растеклись по
тротуарам от бордюра до бордюра, вынуждая прохожих искать обходные пути, но весна
пришла, она витала в воздухе, и люди, уставшие от мерзкой в последние годы московской
зимы, ждали тепла. В общем, весна как весна, – предчувствие лучшего, обновление жизни.
Отличался этот день лишь одним: он стал последним в череде неспешного течения себе
подобных. Еще никто ничего не знал, еще ехали машины по улицам города, еще спешили
люди по своим делам. Еще даже ничего не успело случиться, но все сущее, весь мировой
уклад жизни уже начал разгоняться под гору, к тому последнему трамплину, откуда лишь
один путь – во тьму.
К Смерти.
Сестры Дегтяревы
19 марта, понедельник, день
«Террористы»
19 марта, понедельник
– Сем, а ты уверен, что твоя бомба никого не убьет? – спросила Маргарита у брата. –
Это ведь не базы данных в банках ломать, тебя папашка тогда не спасет.
Семен отрицательно мотнул головой:
– Я все измерил. Шаг бетонных плит в заборе соответствует окнам в стене здания почти
стопроцентно. Пятая плита слева – как раз напротив первого окна слева в цокольном этаже.
Ночью там никого не остается, окна полуподвальные. Два охранника находятся в главном
корпусе, и еще один на проходной.
– А может быть, там в ночную смену кто-то работает? – снова спросила сестра.
Чем ближе к делу, тем меньше ей нравилась вся эта затея. На стадии планирования все
выглядело увлекательно, но чем ближе подходило к осуществлению, тем страшнее ей
становилось. Семену же было все равно, он видел перед собой лишь очередную цель и шел к
ней напролом.
– Я же считал, сколько людей приходит, сколько уходит, – даже чуть возмутился брат. –
В окнах цокольного этажа и свет не горит, только дежурная подсветка. Я видеокамеру на
палке через забор поднял, все снял. Ошибки быть не может. И Ксения там была, ходила к
папе на работу, заглядывала в окно. Сказала, что там какая-то аппаратура и компьютеры. И,
похоже, электрощит. Если все это разломать, то они долго восстанавливаться будут. И
взорвется бомба даже не в здании, а снаружи. Стекла вылетят, компьютеры поломает, ущерб
нанесем, и все. А то, что Ксенька предлагает, – это невозможно, мы даже во двор здания не
попадем.
– Зато мы могли бы попытаться выпустить животных, а так мы можем их убить.
Говорилось это в робкой надежде, что весь зловещий план просто обратится в шутку. И
все пойдут домой.
– Клетки совсем в другом месте стоят, ты же сама говорила, – слегка возмутился Семен.
– Бомба есть бомба!
– Да что ты несешь? – аж подскочил на стуле брат. – Какая это бомба? Хлопушка, из
селитры с соляркой. Даже осколков не дает. Ничего не может случиться, она скорей тогда
забор уронит, чем стену здания повредит.
«Защитники животных» решили перейти к активным действиям. Как всегда бывает в
подобных компаниях, одержимых радикальными идеями борьбы за какую-нибудь
благородную цель, рано или поздно они делают что-то, о чем потом жалеют или сами, или
еще больше жалеет кто-то другой, что бывает гораздо чаще. Каждому хотелось пойти в
«борьбе» немного дальше, чем другому, присутствие Семена сыграло роль катализатора, и в
конце концов они решились устроить взрыв во дворе НИИ, в котором работал Владимир
Сергеевич.
Следует отдать должное «террористам»: они старались изо всех сил избежать жертв, и
даже нанесение ущерба представлялось не столь уж важным. Главное – сделать что-нибудь
такое, что можно было бы потом обсуждать между собой и что сделало бы их причастными к
чему-нибудь тайному. И, в общем, кроме Ксении, всем остальным судьба запертых в НИИ
обезьян была «по барабану».
Замысел особой сложностью не отличался. Где-то в дебрях Всемирной паутины Семен
выловил рецепт изготовления взрывчатки и детонатора. Купив необходимые ингредиенты, он
соорудил из них то, что называется «безоболочечным взрывным устройством», весом около
трех килограммов. Проблема была лишь в том, чтобы расположить это устройство напротив
намеченных окон цокольного этажа здания и исключить вероятность того, что бомба
взорвется в другом месте и кто-то из людей пострадает.
Вполне изящное решение проблемы пришло в голову Семену, когда он в очередной раз
проезжал по Автопроездной улице. И Семен изготовил из алюминиевого уголка нечто вроде
подвесной горочки с маленьким трамплином. Если ее установить на верх забора, трамплином
внутрь, аккуратно положить на нее «полено» бомбы и отпустить, то она должна была упасть
на землю и подкатиться прямо к необходимому окну.
Все же НИИ не был военным объектом, да и предполагалось, что исследования,
проводившиеся в нем, никаких серьезных проблем повлечь не могут. Ну зачем врагам
государства совсем не секретные материалы совсем не секретных исследований, ведущихся
на международный грант, которые могут быть полезны в далеком будущем, в космической
медицине например. Поэтому охранялось здание преимущественно от воров, которым
захотелось бы украсть новые компьютеры, от пьяных, которые не прочь были бы помочиться
за его углом, и бомжей, которые с удовольствием ночевали бы в его подвалах, будь у них
такая возможность. Три охранника, вооруженных дробовиками и пистолетом, и хорошая
система сигнализации, выведенная на пульт вневедомственной охраны, были вполне
достаточны для таких целей. Камеры вообще наблюдали лишь внутреннюю территорию,
оставляя все пространство за забором в «мертвой зоне». Вполне можно было подойти к
нужному месту вдоль забора, закрепить «горку» на стене сверху и уронить на нее заряд.
– Ладно, Сем, покажи бомбу, – попросил Дима.
– Не вопрос, смотри.
Семен нагнулся и резко расстегнул «молнию» на спортивной сумке.
– Это она? – слегка разочарованно спросил Игорь. – Труба какая-то…
– Она самая. А ты что ожидал увидеть?
– Не знаю. – Игорь сделал неопределенный жест. – Бомбу какую-нибудь, наверное на
ананас похожую, а это просто сверток.
– Правильно, потому что у такого свертка не будет осколков, – кивнул Семен. – А если
будут осколки, то они могут кого-то ранить или убить, например. А форма такая для того,
чтобы катилась по трамплинчику.
– А это что? – Маргарита ткнула пальцем на пару длинных пакетов, лежащих в той же
сумке.
– Это и есть направляющие.
– Класс! – сказал Дима.
– Да уж, наверное, – подтвердил Семен с гордостью. Послышался звук отпираемого
замка во входной двери.
– Тихо, убирайте все, – сказала Ксения. – Анька пришла.
– А что, заложит, что ли? – спросил Семен.
Вообще-то Аня Семену очень нравилась, но она относилась с настолько явной иронией
и ехидством к компании «защитников животных», что Семен понимал, что, пока он с ними,
вероятность завести отношения с Аней равна нулю. А хотелось бы, даже очень.
– Не заложит, но как-нибудь все испортит. Прячь, говорю! – потребовала ее сестра.
«Террористы»
19 марта, понедельник
– Не дотягиваюсь я до верха, блин! – прошипел Дима, пытаясь надеть сооруженный
Семеном «трамплинчик» на вершину институтской стены. – Раньше подумать не мог об
этом?
– Я подумал. Завязывай с истерикой, лучше подними меня, я надену, – так же
прошептал Семен.
В темноте возле забора раздалась тихая возня, затем Дима поднял к верху забора
сидевшего у него на плечах щуплого Семена. Что-то металлически заскребло по бетону, и от
верха забора во двор института протянулись две изогнутые металлические планки, как
крючки огромной вешалки.
– Опускай. Теперь бомба.
Вновь послышалась возня, вжикнула застежка «молния», затем Семена вновь подняли.
В руках у него была «колбаса» взрывного устройства. Из нее сбоку свисал длинный фитиль,
изготовленный из веревки, пропитанной селитрой. Горел такой фитиль намного медленней
стандартного огнепроводного шнура, и имеющийся отрезок его, длиной почти в метр, давал
возможность далеко убежать, до того как бомба взорвется. Семен щелкнул зажигалкой,
фитиль загорелся с тихим шипением, огонек медленно пополз к бомбе.
– Роняю.
– Давай. Опускать тебя?
Бомба прокатилась по направляющим и с увесистым шлепком упала на асфальт с той
стороны забора.
– Опускай, – прошептал Семен сверху. – Смываемся. Сумку не забудь.
– Давай держись. Опускаю.
Семен спрыгнул с плеч Димы, подхватил с земли сумку, в которой принесли бомбу.
Затолкал в нее снятые со стены самодельные направляющие. Теперь все, следы заметены.
– Все, уходим, – сказал Семен.
– К машинам? – глупо уточнил Дима.
– А куда еще? – прошипел Семен. – Валим отсюда!
НИИ. Охрана
19 марта, понедельник
Николай Минаев работал в службе безопасности «Фармкора» уже больше четырех лет.
Начинал как охранник, а затем стал телохранителем у одного из членов Совета директоров
концерна. Служба телохранителем была беспокойной, и вовсе не потому, что его клиенту кто-
то угрожал, а потому, что была ненормированной, беспорядочной и утомительной. Поэтому
недавно он попросился на другую должность и возглавил дежурную смену в НИИ.
Он и еще двое охранников заступили на дежурство в восемь вечера. Один из них, Ринат
Гайбидуллин, дежурил на проходной, выходящей на территорию автозавода, а сам Николай и
второй его подчиненный, Олег Володько, сидели в застекленном аквариуме в вестибюле
института и следили за изображениями с доброго десятка камер слежения, которыми
оснастили здание НИИ после того, как оно перешло в новые руки. Туда же, на пульт, были
выведены каналы сигнализации, оттуда же осуществлялась связь с ближайшим отделением
милиции.
– Коль, а что это такое? – Олег Володько постучал пальцем по экрану, который
показывал проход между задней стеной здания НИИ и забором. На земле лежал какой-то
предмет, которого там раньше не было.
– Не пойму что-то… Ни на что не похоже. Может, бумагу ветром принесло?
– Нет же ветра. Тряпка… нет, не пойму. Пойти посмотреть?
– Да не мешало бы. Ладно, лежит, жрать не просит, все равно в обход через сорок
минут, тогда и глянешь.
– Ладно.
Возможно, это была и ошибка, но, скорее всего, Володько не успел бы что-нибудь
предпринять с валяющимся возле здания свертком. Фитилю оставалось гореть совсем чуть-
чуть. Сам фитиль через камеру наблюдения виден не был, и тонкую струйку прозрачного
дыма от него тоже не разглядишь, потому что разрешение черно-белой камеры слежения на
такие мелочи не рассчитано.
Взрыв раздался через минуту и тринадцать секунд после того, как Володько заметил
бомбу на экране. Три с половиной килограмма самодельной взрывчатки на основе селитры
выбили все окна вместе с рамами в цокольном этаже здания, но окна второго этажа уцелели,
лишь некоторые треснули, потому что в них вместо обычного стекла стоял, в целях
безопасности, триплекс.
Бетонная плита забора, выходящего на Автопроездную улицу, рухнула и раскололась,
открыв доступ во двор института и выход из него куда угодно. Взрывная волна снесла со
своих мест всю аппаратуру в двух лабораториях, уничтожила все компьютеры, перевернула
столы. Как и рассчитывали «террористы», виварий с животными остался неповрежденным,
разве что выбило стекла в окнах и в одном месте сорвало решетку с окна. Но произошло то, о
чем Семен с друзьями не думали совсем: взрывная волна сорвала с места и опрокинула шкаф
с распределительными электрическими щитками, и два оборванных кабеля сомкнулись
между собой. Именно эти кабели вели к блоку дистанционного управления замками во всех
отсеках вивария: с инфицированными животными, с зомби и с просто живыми. И все двери
до единой открылись. В обоих контурах безопасности. Случилось то, чего случиться не
могло. Шанс, что так выйдет, был один на миллион, и именно он выпал сегодня.
Затем в здании погас свет, а резервное освещение не включилось, потому что запасной
генератор стоял в той же комнате цокольного этажа, где и шкаф-распределитель, и он был
непоправимо поврежден взрывом.
Во всем здании с потолка посыпалась штукатурка, по всем коридорам пронеслась волна
пыли.
– Мать твою! – Николай Минаев нырнул за стойку пульта.
Сработали инстинкты, приобретенные в Чечне. Олег оказался рядом с ним.
– Что это?
– Взрыв у нас, – заявил Николай. – Проверь Рината, как он, хотя взорвалось с другой
стороны. Вызывай всех подряд, я проверю, что делается. Затем идите с Ринатом в обход по
территории, посмотрите, что там и как, встречайте ментов и пожарных.
– Понял.
Николай вытащил из ящика стола длинный тяжелый фонарь, которым при желании
можно было пользоваться и как дубиной, зажег его. Луч с трудом прорывался через завесу
пыли. Скорее по привычке, чем по необходимости, он расстегнул кобуру с пистолетом и
положил на него руку.
– Я пошел. Связь по рации.
Володько уже вызывал Рината. Николай вышел из-за стойки, пересек вестибюль. Под
подошвами тяжелых ботинок хрустела штукатурка, осыпавшаяся с потолка. Минаев посветил
фонарем вверх и увидел, что местами вместо белого потолка виднелась деревянная дранка.
Здание было старым, и перекрытия между этажами были деревянными. Хорошо, что пока
пожара не было.
Начать осмотр он решил с цокольного этажа, где были лаборатории. Он справедливо
полагал, что то, что охраняется лучше всего, должно быть проверено в первую очередь.
Лестница в цокольный этаж вела прямо из вестибюля, всего один пролет. Дверь туда была
заперта, но у Минаева были ключи. Он отпер ее, открыл, зашел в коридор полуподвала. Там
пыли было намного больше, видимость в свете луча фонаря была метров пять. Зато
слышимость была хороша, и то, что Николай услышал, больше всего напоминало ему фильм
про джунгли. Орали обезьяны.
Обезьян Николай не то чтобы не любил, но и доверял им не очень. Странный зверь,
привезенный непонятно откуда, крикливый и бестолковый. Что-то мелькнуло у Николая
почти под ногами, и он уронил туда луч фонаря. Крыса бежала вдоль коридора, причем ее
спинка в свете луча отливала ярко-красным, а за ней оставался кровавый след. Крыс Николай
терпеть не мог, и его брезгливо передернуло. Но все же он пошел вперед, дальше.
Больше всего его беспокоило, не начинается ли где-нибудь пожар. Мебель в
лабораториях была деревянной, да и кто знает, какой химией товарищи ученые пользовались?
И у генератора есть запас солярки. И сам генератор запустить неплохо было бы, хоть он
должен был включиться сам. А животными пусть занимаются те, кому положено ими
заниматься.
Ущерб на этом этаже был немал. Пара дверей были выбиты взрывной волной и лежали
в коридоре, под ногами хрустело стекло с потолочных плафонов. Однако металлические
двери справа были целы, и даже печати на них уцелели. Там хранились в герметичных
специальных шкафах «культуры», и именно это помещение следовало охранять с особым
тщанием. Николай вздохнул с облегчением: комнаты с «культурами» уцелели. Снова в свете
фонаря пробежала крыса, затем за ней еще одна, в пятнах побуревшей крови, и двигалась она
медленно и как-то странно, неуклюже, раненая, наверное. Обе не обратили на Николая ни
малейшего внимания.
В комнате слева от коридора визг обезьян неожиданно усилился и превратился в
настоящую истерику.
– Чего разорались? – рявкнул Николай, скорее для того, чтобы подбодрить самого себя,
чем заставить обезьян замолчать.
Они и не замолчали. На поясе у охранника висела телескопическая дубинка, и он
вытащил ее из чехла. Минаеву не нравилось, как орали обезьяны, и он решил, что если что,
то разгонит их дубинкой. Он толчком раскрыл до конца приотворенную дверь и вошел в
темный зал лаборатории. Повел фонарем слева направо и обратно. Обезьян в комнате было
много. Почему-то были открыты все автоматические двери в виварий, хотя, насколько
Минаев помнил, они должны были блокироваться в случае каких-то проблем. Уже нехорошо,
что-то пошло не так, как следовало. Обезьяны сидели на столах, шкафах, смотрели куда-то
вниз и орали как резаные. Внизу, на полу, были еще обезьяны, некоторые из них явно
выглядели тяжелоранеными, хотя при этом на первый взгляд их это не слишком заботило.
– И чего? – спросил Николай сам себя и вдруг почувствовал, как в правую его руку, в
которой была зажата дубинка, вцепилось что-то острое. Он посмотрел вниз и увидел
буквально повисшую у него на руке обезьяну, вцепившуюся зубами в его плоть. Кровь текла
по ладони, стекая прямо на ее оскаленные зубы.
– Ах ты, сука!
Удар тяжелого фонаря проломил обезьяне череп, и ее труп свалился на пол. Крик в
лаборатории усилился, так что у Николая уши заложило. Он глянул на руку – не слабый укус,
кровь изрядно течет, хотя могло быть и хуже. Все же это не горилла, маленькая мартышка, и
клыки у нее мелкие. А в зале лаборатории вдруг началась суета. Две из сидевших на полу
обезьян бросились на своих товарок. Те заорали, заметались по столам и шкафам. Одна из
нападавших обезьян сумела вцепиться убегавшей в шерсть и начала яростно кусать свою
визжащую и вырывающуюся жертву.
– Да провалитесь вы! – заорал Николай, выскочил за дверь, захлопнув ее за собой.
Не хватало еще, чтобы еще какая-нибудь из этих рехнувшихся от взрыва обезьян в него
вцепилась. И вообще, ему была нужна аптечка из караульного помещения. Следовало
продезинфицировать рану и перевязать. А вообще, по-хорошему, попозже надо бы и врачу
показаться. Если только тот не пропишет курс уколов от бешенства – этого для полного
счастья не хватало.
НИИ. Охрана
20 марта, вторник, вскоре после полуночи
Рука у Николая Минаева уже почти не болела, что удивляло, но его подташнивало, во
рту было сухо, а свет причинял неудобства. Он даже был рад, что электроснабжение
института не восстановится до утра, потому что свет от фонарей резал глаза, они сильно
слезились, и хотелось спрятаться в самый темный угол. Он смиренно отвечал на вопросы
прибывшего милицейского следователя, но при этом хотел лишь одного – тишины и темноты.
Следователь расположился со своей папкой прямо во дворе, на капоте милицейского
«уазика», который все же сумели запустить внутрь, где и допрашивал всех, бывших на
территории института. Когда он закончил с Николаем, тот вздохнул с облегчением и пошел в
здание. Делать в здании ему было нечего, но там было совсем темно.
Николай поднялся на второй этаж и столкнулся с Дегтяревым, который спускался по
лестнице вниз, подсвечивая себе фонариком. Дегтярев остановил Николая, придержав его за
рукав:
– Коля, я вот о чем хотел вас спросить… а что у вас с рукой?
– Порезался стеклом, – отмахнулся Минаев.
– Никто не укусил? – чуть нахмурясь, уточнил Дегтярев.
– Нет, что вы, – вполне правдоподобно изобразил удивление Николай.
Дегтярев кивнул и пошел дальше. Николай чувствовал, что он допускает страшную
ошибку, может быть, даже самую большую в своей жизни. Он был достаточно
сообразителен, чтобы связать свое плохое самочувствие с укусом бешеной обезьяны, но
желание тишины, покоя и темноты было настолько сильным и всеобъемлющим, что ему
проще было соврать. Только бы спрятаться куда-нибудь, неважно, что случится потом. Хоть
смерть, но сейчас он должен был отдохнуть.
Открыв дверь одного из кабинетов, в котором обычно квартировал Джеймс Биллитон,
когда находился в Москве, Минаев прошел внутрь, закрыв за собой дверь, сел за стол, во
вращающееся широкое кресло. Но туда падал свет из окна, и Минаеву он мешал. Тогда он
перебрался в угол кабинета, куда не попадал ни один луч света, и улегся прямо на пол, на
ковровое покрытие, свернувшись калачиком. Как ни странно, в такой позе зародыша он
почувствовал себя лучше. Голова закружилась даже сильнее, но головокружение не было
неприятным, скорее, наоборот, каким-то плавным и убаюкивающим.
Николай прикрыл глаза и почувствовал, как приятное онемение охватывает все его тело,
и он даже не чувствует под собой жесткого пола, а как будто плывет куда-то в полной
невесомости. Тошнота тоже начала уходить, и ее место занимала блаженная дрема. Очень
хотелось спать, и появилось ощущение безопасности. Николай нашел то место, где наконец
ему станет спокойно и удобно и никакой свет ему уже не помешает. В какой-то момент он
вдруг понял, что умирает, но затем эта мысль показалась ему нелепой – умирать должно быть
неприятно, а сейчас ему стало по-настоящему хорошо.
И так он лежал, тихо-тихо, и вскоре сознание оставило его навсегда, а за ним ушла и
сама жизнь. Остывающее тело неподвижно лежало на полу, до тех пор пока дверь не
открылась и кто-то не вошел в темный кабинет.
«Террористы»
20 марта, вторник, очень раннее утро
За полтора часа до этого Семен вышел из машины в кусты, чтобы помочиться. Они не
уехали далеко. Затем Игорь с Димой поехали домой на машине Игоря, а Семен остался. Не
смог он уехать и не посмотреть на дело рук своих. Он сидел в синем «Чероки», спрятанном в
кустах на пустыре, всего лишь в трехстах метрах дальше по улице, наблюдая за суетой возле
института. Судя по всему, бомба сработала как надо. Были выбиты стекла, приехали
пожарные и множество милицейских машин. У Семена пела душа, он ощущал себя сейчас
как «Аль-Каида», «Красные бригады» и «Ирландская Республиканская Армия» вместе
взятые. Про то, что целью было прекратить мучения зверюшек, он успел забыть и
выдумывал сейчас всевозможные политические требования, которые неплохо звучали, если
бы их кто-то выдвинул. Он даже подумал, что, может, есть смысл послать анонимную
электронную почту во все главные издания страны, но тут почувствовал, что мочевой пузырь
дает ему понять, что пора его опорожнить.
Семен тихо выбрался из машины, старясь не хлопать дверью. Передернул плечами,
пробормотал: «брр». Ночь была холодной, а мотор машины он не заводил, чтобы не выдавать
свою позицию. Он не стал отходить в сторону от джипа, лишь повернулся к нему спиной и
расстегнул ширинку. Послышался звук льющейся на землю струи, и в этот момент что-то
невероятно больно вцепилось ему в голень. Боль была такая, что Семен даже не смог
закричать, лишь инстинктивно рванул ногу вперед вместе с тем, что на ней повисло. Он
успел понять, что это обезьяна, как она вдруг отпустила его и заскочила обратно под машину,
откуда выскочила. Семен же прыжком запрыгнул на водительское сиденье и захлопнул за
собой дверь.
– Тварь проклятая… – пробормотал он дрожащим голосом. Он посмотрел вниз – на
джинсах расплывалось кровавое пятнышко, но совсем небольшое. Плотная ткань не дала
обезьяне нанести серьезное ранение. Так, небольшая ранка. Семен был умным молодым
человеком и понял, откуда обезьяна.
– Ладно, сволочь такая, живи. Мы вас хотя бы освободили. А ты не заразная часом? –
вдруг осенило его.
Папаша Ксении вирусолог все же, а не директор цирка. Семена бросило в холодный
пот. В больницу, срочно! С укусом обезьяны после взрыва в институте? Ни за что. Домой.
Дома есть папа, папа позовет нужного врача. Домой, домой.
Семен повернул ключ в замке зажигания и выехал на дорогу.
Бомж Сивый
20 марта, вторник, очень раннее утро
Сивый бомжевал уже пятый год. Он был москвичом по происхождению, никогда не
сидел в тюрьме, окончил школу и даже три курса института. Он не был в прошлом
преступником, как многие бродяги, вырос в приличной семье. Но в нем сидели два беса,
которые и вели его от одной беды к другой. Сивый, которого раньше звали совсем по-
другому, любил выпить, а выпив, склонен был играть. Бес пьянства и бес игры превратили
его в вечного должника, вынужденного занимать у одних, чтобы расплатиться с другими.
Однако даже занятые для выплаты долгов деньги чаще всего не доходили до адресата, оседая
во всевозможных залах игровых автоматов. В конце концов все пришло к закономерному
итогу, терпение кредиторов истощилось, некоторые из них были склонны решать такие
проблемы крайне радикальными способами, и Сивый просто исчез, ушел, растворился.
Сейчас ему шел тридцать четвертый год, но с виду он тянул лет на шестьдесят. Одетый
в тряпье из помойных контейнеров, с распухшим, небритым лицом, без половины зубов, в
разных ботинках, он даже на бомжевском конкурсе красоты занял бы самое последнее место.
Жил он неподалеку, в коллекторе отопления, где соорудил себе почти королевское ложе из
найденного старого матраса и кучи тряпья. Раньше с ним жила бомжиха по кличке Василек,
получившая такую погремуху по причине постоянно подбитых глаз, но недавно она от него
ушла к другому, у которого чаще и в больших количествах имелось дешевое бухло, и сейчас
Сивый жил в одиночестве.
Он шел вдоль ряда мусорных контейнеров на своей территории, тщательно перерывая
весь мусор в каждом из них. Район был не самым лучшим, но все же нередко попадалось что-
то полезное, а зачастую можно было найти и еду. Ему удалось собрать уже шесть пустых
бутылок, банку рыбных консервов и нераспечатанный пакет просроченного томатного сока, и
он был в хорошем настроении. В коллекторе у него хранилась бутылка дешевого портвейна,
так что он уже предвкушал пир. Копаясь в контейнере, он вдруг почувствовал острую боль в
пальцах и от души выматерился. Крысы кусали его не в первый раз, но каждый раз от этого
случались проблемы, раны всегда загнаивались.
Эта крыса вообще оказалась упорной, и, когда Сивый выдернул руку из контейнера, она
так и продолжала висеть на ней, вцепившись зубами в мякоть ладони.
– Ах ты, маруда… – прохрипел Сивый, глядя на крысу с ненавистью.
Он положил ее боком на острое ребро контейнера и с силой ударил по ней ладонью
другой руки. Обычно крысам этого хватало для того, чтобы мгновенно умереть, но эта
оказалась на удивление живучей. Она выпустила руку Сивого и свалилась на землю, у нее
был сломан позвоночник, но она пыталась ползти к нему на передних ногах, волоча за собой
заднюю часть тела, и пасть у нее была угрожающе раскрыта.
– Ага, покусайся мне, – сказал ей Сивый и с силой опустил ей на голову каблук
ботинка. Этого оказалось достаточно для того, чтобы крыса затихла.
Сивый осмотрел ладонь. Рана была изрядной, кровь капала на землю. Сивый
выругался, слизал кровь и пошел в коллектор, решив, что на сегодня приключений
достаточно. Лучше выпить винца в спокойной домашней обстановке и закусить сардинами из
найденной банки.
Александр Бурко
20 марта, вторник, очень раннее утро
После разговора со своим начальником службы безопасности Бурко несколько минут
думал, откинувшись в массивном кресле и прикрыв глаза. «Материал» исчез. И это всерьез
вредит его планам, хоть и не рушит их. Он посмотрел на часы. Пять утра, шестой час, за
окном еще ночь глухая. С минуты на минуту подъедут два человека – Коля Домбровский и
Марат Салеев. С Домбровским Бурко дружил с института, с первого курса, а с Маратом они
даже выросли в одном дворе в городе Твери, в те времена – Калинине, названном в честь
родившегося неподалеку «Всесоюзного старосты». После школы их дорожки разошлись –
Александр поступил в Московский авиационный институт, а Марат – в Рязанское воздушно-
десантное. Прошел Афганистан, Баку, Карабах, первую и вторую чеченские, дослужился до
подполковника, но в последнюю войну на Кавказе был ранен и почти что потерял зрение.
Абсолютно случайно об этом узнал Бурко. Именно он организовал старому другу
операцию в Германии, оплатил ее, а после того, как Марат был все же вынужден оставить
службу (зрение восстановилось, но не полностью, пришлось надеть очки, да и головные боли
мучили часто), Александр пригласил его к себе на работу. Кем? Марат взялся за организацию
боевой подготовки в том самом тверском Центре, официально принадлежащем ФСИНу,
гоняя бойцов до седьмого пота. А ведь с улицы туда людей не брали, только с подготовкой и
боевым опытом, так что серьезное получилось воинство.
Он был единственным, кто знал, что его старый друг всего-навсего готовится к концу
света. И что самое интересное – вовсе не считал это блажью, а полагал, что если кто может
позволить себе содержать собственную профессиональную армию, то пусть содержит, хуже
не будет. К тому же его заместитель, бывший капитан-спецназовец Баталов, успел послужить
не только в Российской армии, но и в одной британской частной военной компании, которая
как раз такую профессиональную частную армию и представляла из себя, так что никто не
удивлялся.
Салеев в основном находился в Твери, но вчера приехал в Москву, и получилось – как
нельзя кстати. Именно он должен был привести «Ковчег» в действие. Домбровский же обязан
неотлучно находиться при Бурко в ближайшие дни. Даже самому себе Александр не доверял
так, как Николаю. Тот был прирожденным аналитиком, свободным от эмоций: не голова, а
настоящий компьютер.
В уме его все уже выстроилось в стройную и понятную схему. Надо уезжать в Центр и
готовиться наследовать Землю. Надо быть готовым к борьбе за существование, надо собирать
людей, надо становиться тем, кем он втайне мечтал быть всегда, – вождем воинственного и
сильного племени, а вовсе не владельцем фармацевтической компании. Если для всего
остального мира это будет концом, то для Александра Бурко – началом. Началом новой,
настоящей жизни, интересной и полной нового смысла.
Он обвел взглядом свой кабинет – английская мебель ручной работы в викторианском
стиле, картины на стенах, корешки книг. Недаром он когда-то усадил четверых друзей-
программистов для того, чтобы они пересканировали все книги из библиотеки в электронный
вид. Книги Бурко любил, и грядущая катастрофа вовсе не вынудит его с ними расстаться. С
человечеством расстаться гораздо проще.
Человечество он не любил, кстати. Любил семью, любил друзей, ценил работников, но
не более. Человечество же, перенаселившее планету и установившее свои дурацкие правила
проживания на ней, ему не нравилось. Давно, когда он только делал первые шаги к своему
нынешнему положению, ему было интересно. Это была борьба, риск, авантюры. Теперь же…
Скука, чванство и глупость окружающих, теснота на «ярмарке тщеславия», и никакой
свободы, а лишь ее иллюзия. Деньги и власть не освободили. Деньги привязали к себе, а
власть была лишь иллюзорной – в ней и без него хватало тех, кто умел ворочать рычаги
мироздания. А он оказался на положении скорее дойной коровы, хоть и рекордной по удоям.
Ну ладно, этот порядок вещей подошел к своему концу. Вскоре все изменится. Выживут
быстрые, смелые и сильные, и они населят ставшую враждебной планету. Причем населят,
чего уж скрывать, не слишком густо. Зато с такими интересно будет жить.
Он открыл ящик стола, на самом деле представлявший собой маленький встроенный
сейф, достал оттуда пистолет. Дорогущий швейцарский «Сфинкс 3000Т», малосерийный,
выполненный из дымчатой дамасской стали, качественный и надежный, как швейцарские же
часы. Выудил из этого же ящика поясную кобуру и запасной магазин, затем достал несколько
коробочек патронов сорокового калибра «Голден Сейбр» с «пустоголовыми» пулями и начал
не спеша набивать магазины. Он решил, что теперь уже не стоит расставаться с оружием.
Разумеется, охрана у него хоть куда, но элемент игры… Да и любил он пострелять, прямо в
подвале его дома был отличный двадцатипятиметровый тир.
Да, элемент игры в этом во всем какой-то есть. Бурко сам втайне признавался самому
себе, что не окончательно вышел из подросткового возраста. Он жаждал приближающейся
катастрофы с тем восторгом, с каким смотрят дети на устроенный ими пожар. Да и черт с
ним, пусть горит.
Разумеется, его семья встретит приближающийся конец света вовсе не так радостно,
как он сам, но даже в том мрачном постапокалиптическом будущем они все равно будут
первыми среди прочих. Не зря ведь Юлий Цезарь сказал, что лучше быть первым в галльской
деревне, чем последним в Риме. И с этим утверждением он был полностью согласен. С той
силой, которую исподволь накопил, он станет сам высшей и окончательной властью на той
земле, где утвердилась его крепость, его замок. Вот только этот чертов пропавший
«материал»… Если его не будет, то придется спускаться от величия божественного к
царскому.
– Александр Владимирович, Домбровский и Салеев приехали, – заговорил голос в
интеркоме, стоящем на письменном столе, заваленном бумагами.
– Я в кабинете.
Он отложил пистолет в сторону, но прятать его уже не стал.
Друзья появились через минуту, вид у обоих встревоженный. Все расселись на диванах
возле пристроившегося в углу кабинета маленького камина, где плясал небольшой огонь.
Вошла заспанная домработница, внесла три чашки с кофе, поставила на низкий столик и
удалилась.
– Саша, насколько я понимаю, сбывается мой прогноз? – сразу перешел к сути
Домбровский, худой, бородатый, растрепанный, в толстых очках и мятой одежде.
Он уже достал из сумки ноутбук и открыл его, пристроив на коленях. Был слышен звук
раскручивающегося винчестера.
– Да, так получилось, – ответил Бурко. – Был теракт, предположительно – «зеленые»,
наверняка из окружения кого-либо, работавшего или работающего в институте. Взорвали
самодельную бомбу, инфицированные животные оказались на свободе. Есть погибшие.
– В таком случае до наступления хаоса осталось дня три-четыре. Не больше, –
категорично заявил Домбровский. – Я же делал модель, ты помнишь. И говорил насчет мер
безопасности.
Салеев молчал, задумчиво глядя в огонь в камине. Бурко обратился к нему:
– Я тоже так полагаю. Поэтому, Марат… – Салеев поднял голову. – Марат, начинай
принимать меры по «Последнему Плану». Семьи тех, кто в списке, должны быть
эвакуированы до послезавтрашнего утра максимум. И начинайте укрепляться. Ты езжай
сразу в Центр, командуй, а мы составим оперативный штаб плюс Пасечник, разумеется,
задержимся здесь. Поэтому у нас все должно быть готово к тому, чтобы мы не просто смогли
уехать, а еще и прорваться через беспорядки.
– Я вертушки поставлю на готовность, дальности им хватит долететь досюда и
обратно, – сказал Марат. – И место для посадки во дворе нормальное. Дадите отмашку, и они
вылетят. Я останусь здесь, там и Баталов легко управится. Если закроют полеты, то
прорвемся на машинах, а нам вышлют бронегруппу навстречу.
– Хорошо, – кивнул Бурко.
В том же Центре находились четыре новеньких вертолета Ми-8МТВ, официально
принадлежащих все тому же Минюсту и предназначенных для «тренировочных целей», хотя
на самом деле их готовили как раз для таких экстренных случаев. Все были в идеальном
состоянии, а на складах лежали запчасти к ним, которых лет на двадцать хватило бы при
активной эксплуатации.
– Пусть завезут оружие и экипировку твоей охране, распорядись, – продолжал
командовать Салеев. – Моей команды Пасечнику не хватит. И на всякий случай надо всю
охрану обеспечить нормальными документами, пусть становятся «контрабасами». Тогда
комар носа не подточит под вашу оборону. Заборы у тебя высокие, электроника на уровне,
так что будем здесь как в крепости. По плану здесь будет двадцать четыре человека с
настоящим оружием, так что безопасность обеспечим. Что с семьями решили?
– Моих оповещу, как проснутся… – кивнул Бурко, повернулся к Домбровскому. – Коля?
– Моим я уже сказал, – откликнулся тот. – Собирают вещи.
– Хорошо. Семьи поедут прямо сегодня, на служебных машинах, с ними – десять
человек, тоже с документами Минюста и с полноценным оружием.
– Это нормально, – согласился Салеев. – Сегодня на дорогах будет еще спокойно, да и
будний день… За пару часов доедут, если с мигалками.
– С этим решили, – сказал Бурко и поставил опустевшую чашку на столик. – А теперь
самое главное: пропал исходный «материал». И мы сейчас будем думать, чем это нам грозит,
что случится, если мы его не найдем, а главное – где и у кого его стоит искать?
Дворник
20 марта, вторник, очень раннее утро
Дворник Петр Дьяков, работавший по совместительству еще и художником-
оформителем, проснулся от ощущения того, что в комнате есть еще кто-то, кроме него. Он
жил на первом этаже панельной девятиэтажки, в служебной квартире, ради которой,
собственно говоря, и поступил на эту работу. Как еще приезжий человек творческой
профессии может найти в Москве квартиру по карману?
Вообще Дьяков был дворником «новой генерации», как он сам себя называл.
Интеллигентный человек лет тридцати, с бородкой и в очках, всегда в чистом и выглаженном
оранжевом комбинезоне и красной бейсболке, доброжелательный и вежливый по отношению
к жильцам. Двор содержал в чистоте и порядке, и местные бабушки не могли намолиться на
него.
Спал он всегда с открытыми окнами, даже зимой, а от вторжения врагов защищали
толстые решетки. Ничего больше кошки в эту решетку проскользнуть не могло. Кошки
заскакивали, это случалось, но, что совершенно противоестественно для дворника, Дьяков
кошек любил, и многие из них даже находили у него временный кров и пищу. Поэтому
сейчас, когда он приоткрыл глаза и увидел темный силуэт на подоконнике, он подумал, что к
нему заскочила одна из его постоянных посетительниц. Но затем Дьяков понял, что это не
так, силуэт был больше кошачьего и совсем другой по форме. Едва он успел об этом
подумать, как животное с подоконника перемахнуло к нему на кровать и, не издав ни звука,
вцепилось зубами в руки, которым он едва успел прикрыть лицо. Непонятная, мерзко
пахнущая тварь навалилась сверху и трепала зубами его предплечья, как будто пытаясь
вырвать кусок мяса.
Дьяков отшвырнул тварь от себя, она была нетяжелой. Тушка непонятного животного
отлетела в другой конец комнаты и покатилась по полу. Дьяков вскочил на ноги и подбежал к
выключателю. Зажегся свет, и дворник увидел на полу перед собой обезьяну. «Вот зараза, из
зоопарка сбежала», – мелькнула у него в голове мысль. В углу комнаты стояла ручка от
швабры, которую Дьяков как раз вчера собирался починить, но отвлекся на футбол, репортаж
передавали вечером по первому каналу. Он схватил длинную палку и выставил ее перед
собой в сторону сумасшедшего животного, которое явно собиралось повторить нападение.
При этом невольно бросил взгляд на свои руки. Они были исцарапаны, а из крупной рваной
раны на левой кисти текла кровь. Обезьяна снова бросилась на него, но вовсе не так быстро и
ловко, как следовало бы от нее ожидать. Дьяков видел обезьян в зоопарке, видел, с какой
непостижимой легкостью и скоростью они прыгают по веткам, и боялся, что если она
нападет снова, то он даже не сможет отбиться. Эту же он остановил легко, безошибочно
ткнув ее концом рукоятки швабры, она даже не сумела увернуться. Раздался глухой стук,
когда деревяшка угодила обезьяне в морду.
– А вот так вот! – сказал Дьяков и начал наступать на обезьяну, делая выпады словно
штыком.
Однако обезьяна, казалось, не обращала никакого внимания на сыпавшиеся на нее
удары. Каждый из них отбрасывал ее еще дальше и дальше назад, но отбрасывал просто
своей силой, тварь вовсе не отскакивала, а пыталась ломиться вперед. В конце концов Петру
Дьякову удалось загнать тварь в угол комнаты и прижать ее там, упершись в нее палкой с
такой силой, что затрещали ребра. По всем канонам жанра обезьяне следовало бы визжать от
боли, равно как и любому другому существу, у которого концы ребер прорвали кожу и
вылезли наружу, но обезьяна молчала, хватала лапами палку и разевала окровавленную пасть
с мелкими острыми зубами.
Дьяков был в растерянности. Противник был побежден, но не повержен. Что делать
теперь? Если отпустить обезьяну, то снова придется с ней драться, а как убить эту невероятно
живучую тварь, он не знал. Патовая ситуация, но из нее как-то надо выходить. Не стоять же
так вечно, удерживая палкой бешеную обезьяну. Дворник отдернул конец палки и снова
ударил, целясь прямо в оскаленную морду. Удар пришелся вскользь, он сорвал кожу с
обезьяньей морды, но сила его оказалась достаточна для того, чтобы отбросить тварь назад и
удержать ее там до следующего удара. Следующий же пришелся прямо в оскаленную пасть,
выбил зубы, прошел голову насквозь и сломал позвоночник. Обезьяна обмякла.
Дворник отскочил назад, глядя на лежащую на полу серую тушку. И вдруг понял, что,
несмотря на неподвижность, обезьяна жива. Она смотрела на него и раскрывала пасть,
зрачки шевелились, и это вовсе не выглядело предсмертными конвульсиями. Лишь тело ее
было неподвижно совершенно.
– Да что же ты такое? – спросил тихо Петр Дьяков и пошел звонить в «скорую» и
милицию, не выпуская, впрочем, спасительную дубину из рук.
Собаки
20 марта, вторник, очень раннее утро
Эта стая собак давно облюбовала окраину заводской территории как свой ареал
обитания и защищала его от конкурирующих стай со всей возможной яростью. Здесь было
где и чем поживиться на помойках, и к тому же здесь водилось немало крыс, популяцию
которых собаки изрядно сокращали, тем самым оказывая городу настоящее благодеяние.
Сегодня стая наткнулась на нескольких крыс, поймать которых оказалось удивительно
легко. И они их поймали, разорвали и сожрали всех, от первой до последней. Правда, сейчас
стая чувствовала себя больной, собаки лежали на земле, вывалив языки, некоторых из них
тошнило.
На заборе, поодаль от собачьей стаи, сидел полосатый кот. Одноухий и куцехвостый,
настоящий боец и бродяга, он тоже попытался охотиться на крыс, что делал уже не раз.
Поймав одну, он успел вонзить острые клыки ей в загривок, ломая позвоночник, но сразу же
отскочил назад, почувствовав привкус гнилья в добыче. И еще он запомнил странный запах
не понравившейся ему крысы. На таких он больше решил не охотиться. Зато он остался
голодным и, видя, что собаки не обращают на него никакого внимания, спрыгнул с забора
вниз, на мусорный бак. Запах недавно выброшенной сосиски он ни с чем бы не спутал.
«Скорая»
20 марта, вторник, очень раннее утро
«Скорая помощь» уже не спешила, потому что тот, кого они везли в больницу,
скончался в машине. Мужчина, работавший ночным сторожем в автосервисе, вышел с
работы в круглосуточный магазин напротив, за сигаретами и бутылкой «колы». На обратном
пути он подвергся нападению какого-то сумасшедшего в залитой кровью форме,
напоминающей форму охранника. Со слов пострадавшего, тот повалил сторожа на землю и
несколько раз укусил, вырвав большие куски мышечной ткани и нанеся тяжелые ранения.
Сторожу насилу удалось вырваться, а его противник оказался не слишком проворным.
Запершись в автосервисе, сторож вызвал «скорую» и милицию.
Когда милиция подъехала, нападавшего на улице перед воротами не было, а
пострадавший чувствовал себя очень плохо. Ему оказали возможную первую помощь,
израсходовав все бинты из аптечки, имеющейся в сервисе, и той, которая была в патрульной
машине. Затем прибыла «скорая», которая забрала теряющего сознание человека, а
милицейские машины покатили осматривать район в поисках опасного психа.
К удивлению медиков, хотя раны, несмотря на их тяжесть, не должны были угрожать
жизни пациента, тот скончался через семь минут после того, как его уложили на носилки. И
медики смотрели в другую сторону, когда труп начал шевелиться.
Саму «скорую», с обильными следами крови внутри, врезавшуюся в ствол дерева и
перевернутую, обнаружили лишь через два часа. Ни пациента, ни водителя, ни доктора с
медсестрой в ней не было.
Милиция
20 марта, вторник, очень раннее утро
– Смотри, не он?
Водитель патрульного «уазика», младший сержант Мухин, показал на человека,
стоящего у стены дома и тупо глядящего на подъехавшую машину.
– А вот посмотрим… – Сидящий рядом старшина Иванов направил на того луч
прожектора. – Точно, он.
Человек, которого обнаружил патруль, был одет в черную форму с шевроном на рукаве,
высокие ботинки-берцы. Очень бледный, лицо, измазанное кровью, кровью пропитана вся
одежда спереди, даже на черном фоне это было заметно.
– Итить твою мать… вампир прямо… жуть. Что у него с глазами?
– Вроде ничего, просто дурные. Псих все же или обдолбался чем-то. Выходим. Страхуй
меня с автоматом, черт его знает, на что он способен. Видишь, какой здоровый…
Милиционеры вышли из машины. Мухин с АКСУ в руках сместился левее, а Иванов
положил руку на дубинку.
– Уважаемый! Документы можно ваши посмотреть?
Остановленный никак не прореагировал на окрик старшины, продолжая просто
разглядывать того. Иванов сделал пару шагов ему навстречу, чуть забирая правее, чтобы не
перекрыть сектор огня Мухину.
– Документы попрошу.
Подходить ближе к остановленному старшине не хотелось, и виной всему был его
взгляд. «Как будто сожрать собирается», – подумалось милиционеру. Он вдруг вспомнил, где
он видел похожий взгляд, – в передаче про акул по телевизору, которую смотрел с детьми в
воскресенье. Точно такой же, черный как сама смерть и немигающий.
– Ну что там непонятно? – повысил голос Иванов, но не для того, чтобы напугать
задержанного, а скорее для того, чтобы заглушить свой страх, который ему внушал этот
слегка покачивающийся, испачканный в крови бледный человек со страшными глазами.
Старшина даже вытащил дубинку из кольца. Хотелось вытащить пистолет, но противник
пока не угрожал оружием, и к тому же старшина управлялся дубинкой очень ловко. Мухин
слева лязгнул затвором автомата, показав задержанному, что шутить здесь никто не намерен.
Движение с дубинкой как будто послужило сигналом психу, и тот рванулся к Иванову,
вытягивая руки и раскрыв окровавленный рот. Рефлексы старшины сработали раньше его
разума, и дубинка, описав дугу слева направо и снизу вверх, пришла в соприкосновение с
правой скулой нападавшего. Этого точного удара всегда хватало для завершения дискуссии.
Но измаранный кровью атакующий псих как будто даже не почувствовал этого. Он схватил
руку Иванова и вцепился в нее зубами со страшной силой, будто зажав в тиски.
– М-мать! – заорал старшина, стараясь вырвать руку и осыпая напавшего ударами
дубинки, которых тот по-прежнему словно и не чувствовал.
Плотная ткань формы все же подалась под зубами психа, показалась кровь. Глаза
напавшего при этом смотрели в лицо Иванова, и тот почувствовал, как на него накатывает
волна самого настоящего, невероятного ужаса. Краем глаза он увидел, как слева подскочил
Мухин и со страшной силой ударил психа по голове каркасным прикладом автомата. Удар
был очень силен, Мухин был парнем молодым и здоровым, психа отшвырнуло в сторону и
бросило на асфальт. Иванову показалось, что он услышал, как треснул череп нападавшего.
Милиционеры же, не сговариваясь, вместо того чтобы вязать наручниками поверженного
противника, отбежали к машине. Слишком он был странный и слишком страшный. Иванов
бросил дубинку на асфальт и выхватил из кобуры новый ПММ, которыми их перевооружили
совсем недавно. Мухин навел на лежащего на асфальте противника ствол автомата.
– Уб-б-бил? – спросил его Иванов, заикаясь от страха.
– Не знаю, наверное… – дрожащим голосом ответил Мухин. – Так дал, что руки
заболели. Смотри, ни хрена, шевелится!
Действительно, противник зашевелился и начал вставать на ноги.
– Итить твою, он что, Терминатор? – пробормотал Мухин.
– Не знаю… у психов бывает такое, говорят. Эй, ты, лежать! – заорал старшина.
Окровавленный бледный человек не обратил на крик никакого внимания, а встал и
решительно направился к милиционерам. Нервы у тех сдали окончательно, и в грудь их
противника ударили пули из автомата и пистолета. Человек в черной форме покачнулся и,
даже не моргнув, пошел дальше.
– Опаный по голове, да что же это? – крикнул Мухин, попятившись.
– На, зараза! – заорал, заглушая свой страх, Иванов и один за другим выпустил все
десять оставшихся в пистолетном магазине патронов в голову противника.
Тот упал и больше не шевелился.
– Во как… Вот так и лежи, – сказал Мухин. – Я наших вызываю.
– Перевязаться помоги мне, прокусил он мне рукав, сволочь такая, – сказал старшина,
глядя на кровавое пятно на своей руке. – Хрен его знает, когда он зубы чистил. И кровищи
там у него… еще СПИДом наградит.
«Террористы»
20 марта, вторник, раннее утро
Маргарита уже пять минут стояла возле двери в комнату Семена и стучала в нее. За ней
стояли, столпившись в коридоре, Давид Самуилович, их папа, доктор Лозовский, приятель
папы, которого вызвали на дом, там же стояла мама, Белла Семеновна. Дверь была заперта
изнутри, за ней были слышны какие-то звуки, но никто не открывал.
– Сеня! Сеня, открой нам, пожалуйста! – крикнула Белла Семеновна.
Никакой видимой реакции на ее слова не произошло. Дверь по-прежнему была закрыта,
за ней слышалась возня.
– Нет, ну сколько так может продолжаться! – заявил Давид Самуилович, среднего роста
массивный широкозадый мужике поразительно нахрапистым характером, благодаря
которому он и сделал свою телевизионную карьеру. – Семен, открой немедленно или я
вышибу дверь! Доктор приехал!
– Может, не стоит так сурово? – тихо спросил Лозовский.
– С этим лоботрясом еще не так надо! Мало я его от тюрьмы в свое время отмазывал? А
что он сейчас натворил? Он даже не говорит! Семен, открой, я сказал. Открой! – еще
повысил голос Давид Самуилович, продолжая колотить жирной волосатой ладонью по
дверной филенке.
– Ой, Додя, не надо так, у тебя же сердце! Сенечка, открой папе, пожалуйста! –
запричитала Белла Семеновна.
Эти призывы тоже цели не достигли, и тогда Давид Самуилович впал в ярость.
Покраснев как рак, он растолкал семейных у двери, встал напротив, качнулся и ударил в
дверь плечом. Та затрещала, с косяка посыпались крошки штукатурки, а Белла Семеновна с
криком «ой! ой!» отбежала назад.
– Семен, открой, я вышибу дверь! – закричал Давид Самуилович, набычился и снова
приложился в дверь плечом.
Затрещало, дверь распахнулась, и он почти ввалился в комнату сына. В комнате было
темно, плотные шторы задернуты и свет выключен. Ввалившись внутрь со света, Давид
Самуилович растерянно заморгал, пытаясь хоть что-то разглядеть. В затылок ему дышал
Лозовский, того подпирала сзади Маргарита, а сзади всех толкала внутрь Белла Семеновна,
громко выкрикивая:
– Сенечка, где ты? Что с тобой, Сенечка? Сенечка, где ты?
Что-то неприятно пахнущее вдруг навалилось из-за открытой двери слева на Давида
Самуиловича, вцепилось ему руками в шею и лицо, и чьи-то зубы сомкнулись на его толстой
шее, там, где под слоем жира по сонной артерии струилась кровь. Страшная боль пронзила
все тело Давида Самуиловича, из вскрытой артерии ударила струя крови, плеснув на стену и
потолок. Ноги запнулись за что-то, и он повалился вперед вместе с вцепившейся в него
тяжелой тварью.
– Сеня, что ты делаешь? – истошно закричала Белла Семеновна, увидев, как ее сын
пытается перегрызть шею своему отцу, навалившись на того сверху.
Жуткий фонтан крови брызгал во все стороны, тело Давида Самуиловича уже начало
биться в конвульсиях. Лозовский выронил свой чемоданчик, бросился вперед, вцепился
руками в плечи Семена, потянул того от лежащего на полу тела. Семен неожиданно легко
отпустил отца, поднялся на ноги и навалился на Лозовского, раскрыв рот и пытаясь укусить
того. Лозовский увидел в полуметре перед собой невероятно страшные глаза и раззявленный
окровавленный рот. Как будто не Семен, а кто-то другой, жуткий и голодный, смотрел на
него через эти помутневшие зрачки. Ужас накрыл доктора холодной волной, и он, даже не
понимая этого, закричал по-женски тонким голосам, стараясь вырваться из захвата, убежать:
«Нет, не надо, пожалуйста, ну не надо!» Он повалился назад, сбивая с ног Маргариту, а то,
что еще недавно было симпатичным умным мальчиком Семеном, карабкалось на него с
каким-то утробным скулением и пыталось укусить, вырвать кусок драгоценной его плоти.
Белла Семеновна отскочила назад, протяжно, неостановимо закричав на одной высокой
ноте. Маргарита кое-как выбралась из-под навалившегося на нее доктора, встала на ноги,
перебралась через дерущихся. Оказавшись за спиной у Семена, она вцепилась ему руками в
волосы и потянула на себя. Этот прием она выработала в драках с подружками в школьные
годы, и он всегда действовал безотказно. Но Семен даже как будто не почувствовал этого. Он
продолжал наваливаться на доктора и в конце концов сумел впиться зубами тому в ладонь,
которой он отбивался. Доктор закричал громче, ему в лицо брызнула его же собственная
кровь.
Белла Семеновна увидела, как ее сын судорожными глотательными движениями
старается сожрать выхваченный из руки доктора кусок, и лишилась чувств, рухнув на пол в
коридоре. Маргарита беспомощно оглянулась. Она держала за волосы не обращавшего на нее
ни малейшего внимания брата, за спиной у нее лежал массивный труп отца, крови на полу
было столько, что в ней начинали скользить ноги, доктор бился в истерике. Семену удалось
выхватить у того еще один кусок плоти из руки.
Маргарите стало плохо, накатила тошнота. Она поняла, что уже неспособна никого
защищать, она хотела выбежать из квартиры, из дома на улицу и бежать, бежать, бежать. Она
отпустила волосы окончательно ополоумевшего брата, и в этот момент кто-то невероятно
тяжелый навалился на нее сзади. Толстая волосатая рука обхватила ее за шею, и в плечо
вцепились чьи-то зубы. Напавшая тварь обдала ее запахом любимого одеколона Давида
Самуиловича, который всегда злоупотреблял мужской парфюмерией.
Самым плохим в случившемся было то, что доктор Лозовский, прежде чем умер,
открыл входную дверь на лестницу, так ее и оставив. Сам же он успел убежать до своей
машины, припаркованной на улице, завел ее и уехал. Умер он, уже подъехав к своему дому в
Крылатском, открыв дверцу и вывалившись на улицу. Через минуту он снова поднялся и
побрел спотыкающейся походкой куда-то в темноту дворов.
Но чуть раньше из квартиры на лестницу вышла Маргарита в пропитанной кровью
одежде, оставляя за собой след из красных капель на полу. Кровь еще продолжала литься из
страшных ран на плече и шее. Она скончалась от гигантской кровопотери, была бледна как
мел и в сочетании с ее растрепанной прической, в которой смешались черные и красные
пряди, выглядела как воплощение смерти. Ее большие черные глаза навыкате бегали из
стороны в сторону, и сквозь них смотрело все то же страшное существо, которое
выглядывало из зрачков каждого зомби. На лестнице никого не было, кого можно было бы
счесть добычей, и Маргарита просто остановилась, неподвижная как статуя. Больше из
квартиры никто не выходил, но оттуда доносилось чавканье. Это Давид Самуилович с
Семеном ели Беллу Семеновну. Она еще не успела восстать. Маргарита потопталась и вскоре
вернулась к ним.
Сестры
20 марта, вторник, раннее утро
Сергей Крамцов упаковывал все бумаги и диски с рабочего стола Владимира
Семеновича, Алина Александровна собирала вещи себе и дочерям. Ксения ушла в свою
комнату, и никто, кроме ее младшей сестры, не заметил, как изменилось ее лицо. Аня вышла
из кухни и пошла следом. Дверь в комнату Ксении была прикрыта, и было слышно, как та
разговаривает по телефону. Слов было не разобрать, как ни прислушивайся. Тогда Аня
поступила проще – открыла дверь и вошла. Ксения вздрогнула, сказала: «Я перезвоню!» – и
отключила телефон.
– С кем ты разговаривала? – злым голосом спросила сестра.
– А тебя это каким боком касается? – изобразила возмущение Ксения.
– А таким! Я уверена, что все произошло из-за того, что вы что-то натворили, Гринпис
недоделанный. Вы что-то замышляли сегодня, я знала, у вас по рожам это было видно. Когда
отец убежал из дома, у тебя был вид такой, как будто Новый год наступил и тебе сейчас
подарки начнут дарить. А когда Сергей сказал, что погибли люди, тебя так перекосило, что я
испугалась. Что вы сделали?
Аня говорила тихо, яростным шепотом, почти шипела. Вид у нее был такой, что Ксения
заметно испугалась.
– Ничего. Запомнила? Ничего! А если начинается эпидемия, то это вина отца, который
разводил свои вирусы в городе, а вовсе не… – Тут Ксения осеклась.
– Вовсе не… – зло и вкрадчиво заговорила Аня. – Ты продолжи, пожалуйста. Вовсе не
чья вина? Не твоя?
– Неважно, у меня нет времени и желания с тобой это обсуждать, – прибегла Ксения к
стандартному ответу, помогавшему ей избавляться от обычно охочей до споров сестры.
– Важно. А желание ты лучше найди, и время тоже, – продолжала давить Аня. –
Знаешь, сестрица… Тебя всегда считали умной в семье, раз ты хорошо училась и тебя
любили учителя. И только я всегда знала, что ты идиотка. Тебе можно внушить все, что
угодно, ты придумываешь себе что-то и сама в это веришь. А сейчас ты придумала себе
борьбу за права зверюшек. Я знаю, что ваша компания дебилов даже говорить больше ни о
чем не могла. И вы каким-то образом ко всему причастны. Вы, я знаю точно.
– Что ты несешь, дура? – встала и выпрямилась во весь рост Ксения.
– Дура? – подняла светлые брови младшая. – А если я просто пойду в милицию и скажу
о своих подозрениях, как думаешь, они не смогут найти доказательств? Твои модные сопляки
Дима и Игорь первыми не настучат друг на друга? А Маргарита, эта корова полосатая? Ты
думаешь, это игры? Кто будет дурой в таком случае?
Аня резко повернулась и пошла к двери, даже успела ее открыть, но Ксения схватила ее
за плечо.
– Даже не вздумай куда-то звонить! – почти крикнула она.
– Дай мне хоть одну причину этого не делать, – резко повернулась к сестре Аня. – Если
ты думаешь, что мне достаточно того, что ты моя сестра, чтобы простить тебе то, что отец
черт знает где, что погиб Биллитон, который бывал в нашем доме, что погибли другие, и
сколько погибнет еще, неизвестно, то ты ошибаешься.
– Это не мы разводили опасный вирус в городе! – даже взвизгнула Ксения.
– Зато вы его выпустили, сволочи! – крикнула в ответ Аня. – Если бы вы не полезли со
своим кретинским терроризмом в дело, которое вас не касается, то ничего бы не случилось!
Он был в безопасном месте, где не должны взрываться бомбы, сделанные идиотами.
– Ой… – сказала Ксения, глядя через плечо сестры.
Аня обернулась. В дверях стояли мать и Сергей Крамцов.
– Ксения, что ты сделала? – спросила мать.
– Ничего…
– Ответь мне, что ты сделала? – спокойным голосом повторила Алина Александровна.
Ксения зажмурилась, набрала воздуха в легкие и выпалила:
– Это мы выпустили животных из папиного института. Мы не хотели никому
причинить вреда, мы специально все придумали так, чтобы не пострадала ни одна живая
душа, мы же не убийцы, мы не хотели-и-и-и…
Лицо ее искривилось, и она зарыдала, упав на колени, как будто ее оставили силы…
– Ксения… как ты могла… – схватилась за сердце Алина Александровна.
– Не стоит ее винить, – пожав плечами, как-то задумчиво сказал Сергей. – Вина есть на
всех. Мы не должны были вообще заниматься этим, когда узнали, что вирус опасен.
Владимир Сергеевич должен был раньше сообщить властям о том, что в институте частной
компании работают с вирусом, самым страшным за всю историю. Или я должен был заявить
об этом. Мы должны были уничтожить эту заразу немедленно, когда узнали, что она собой
представляет, но не сделали этого. Пожалели плоды трудов своих и хотели узнать о нем
больше.
– Отец говорил, что он работает с безопасным вирусом… – сказала Аня. – Я же сама его
об этом спрашивала.
– Он был безопасным, верно, – согласился Крамцов. – Но изменился, мутировал. Мы
должны были тогда прекратить это, но не сделали того, что должны. Теперь поздно говорить.
Вина на всех, а за окном начинается конец света. Если мы не покинем город до утра,
неизвестно, сможем ли покинуть его вообще и что здесь начнется.
– Разве болезнь так трудно остановить? – спросила Алина Александровна. – Есть же
целые государственные структуры, для этого предназначенные, МЧС, карантины и прочее.
– Да, карантины работают, если переносчики инфекции сотрудничают с властями,
стремятся спастись сами и не заразить других, – кивнул Крамцов. – Здесь же… вы потом
поймете, скорее всего, даже увидите, но это нечто вроде бешенства. Переносчик сходит с ума,
бросается на людей и пытается распространить заразу. В таких обстоятельствах карантины и
заслоны не действуют. И еще животные, те самые, которые разбежались. Они бешеные, они
кусаются, и до утра они перекусают массу других жертв. С рассветом в городе начнутся
проблемы, я уверен. Теперь уже неважно, что сделала ваша дочь. Просто надо спасаться, и я
обещал Владимиру Сергеевичу, что буду вас защищать. Я смогу вас защитить, я был на
войне, я умею стрелять, у меня мозги еще работают, но мне нужно, чтобы вы мне помогали.
Ксень, встань с пола, ты тоже нужна. Сейчас мы решим, как будем действовать дальше.
Как ни странно, но его слова возымели действие. Не то чтобы Аня и Ксения бросились
друг другу в объятия, но, по крайней мере, они прислушались к его словам. Сергей даже
попросил Алину Александровну сварить всем кофе, чтобы отвлечь ее от размышлений о
муже и старшей дочери. Девушки тоже сели на высокие стулья у бара, хоть Ксения и
продолжала хлюпать носом.
– Нам ехать около тысячи километров от Москвы, может быть, чуть меньше, – начал
объяснять он. – А скорее всего, получится даже больше. Самое сложное, что может
встретиться нам, – это карантины и заслоны. Государство – странная штука. Если что-то
происходит в стране, оно реагирует самым нелогичным образом. Если на людей начнут
нападать, то они попытаются отобрать у всех оружие, например.
– Для чего? – спросила Аня.
– Для чего? – переспросил Крамцов. – Чтобы люди не напали на них, неспособных этих
самых людей защитить. Если начнутся эпидемии, то, скорее всего, основные усилия
правительства будут направлены на то, чтобы обезопасить самих себя, пусть даже за счет
остальных граждан страны. Правительства так уж устроены, что главным их приоритетом
является сохранение власти любой ценой.
Сергей взял из рук Алины Дегтяревой чашку с кофе, благодарно ей кивнул, отпил
немного, затем продолжил:
– У нас есть две возможности. Первая – сразу поехать в Горький-16. Может быть, мы
проскочим раньше, чем начнут перекрывать дороги. Вторая возможность – укрыться на моей
даче, в деревне, на какое-то время, пока ситуация не прояснится. Она может улучшиться, и
мы сможем вернуться, а может и ухудшиться. Дача у меня за шестьдесят километров от
города, никто о ней не знает.
– Сережа, а что вы предлагаете? – спросила Алина Александровна.
Сергей кивнул, как бы подчеркнув серьезность заданного ему вопроса, затем сказал:
– Лучше всего будет поступить так: мы едем туда, на дачу, на моей машине. Сразу
скажу – ваша туда не проедет, там просто проселок, причем сейчас – самая распутица. Там я
вас оставляю – и еду в город, надо запастись кое-чем, у нас впереди тяжелые времена.
– Сережа, куда повезут Володю? – спросила Алина Александровна.
– Я не знаю, – покачал он головой. – У меня нет допуска, но знаю, что далеко, куда-то
на Урал. Знаю, что в Кош-Агач, но даже не знаю толком, что это такое и где это. Но потом его
доставят в Горький-16, это я знаю точно.
– А его могут привезти в Москву обратно, когда нас не будет?
– Я так не думаю. Он сказал, что сам вас найдет в «Шешнашке», если все будет
хорошо, – ответил Сергей.
– А что может быть плохо?
– Плохо? – удивился вопросу Сергей. – Плохо то, что с минуты на минуту может
наступить судный день. Куда уж хуже? Что можно всерьез предсказывать при таких
обстоятельствах?
– Понимаю.
– Боюсь, что нет. – Сергей помолчал, затем продолжил: – На свободу вырвалось то, что
не должно было вырваться. Никак не должно. Не должно даже существовать такое, а оно
существует.
– Сережа, что это за болезнь?
– Я покажу вам съемки, – вздохнул он. – Иначе вы мне не поверите.
– Покажите.
Сергей Крамцов
20 марта, вторник, раннее утро
Все милицейские посты до самой дачи мы преодолели свободно, никто нас не
останавливал, не обыскивал. И за это спасибо, потому что с нашим арсеналом обыск нам
никак бы не подошел. К тому же три единицы стрелкового оружия были просто взяты мной с
места преступления, никаких документов на них не было, поэтому не думаю, что это сильно
понравилось бы милиции.
В пять часов утра на дорогах не было ни души, и наша машина быстро добралась до
поворота сначала с трассы, а затем с двухполосной асфальтовой дороги. Дальше пошла
раздолбанная грунтовка, местами посыпанная гравием, машину стало раскачивать, Алина
Александровна, сидевшая справа, вцепилась в ручки на панели и стойке стекла.
Прямо за спиной у меня сидела Ксения, которая всю дорогу хлюпала носом и не
проронила ни звука. Сидевшая рядом с ней Аня была на нее зла, время от времени тихо
говорила ей гадости, но я не вмешивался ни во что и помалкивал. Моя задача их спасти, а не
рассудить, кто из них и в чем виноват. Я время от времени поглядывал на нее в зеркало
заднего вида, опасаясь, что она, мучаясь совершенным, отчудит что-то совсем неразумное, но
девушка просто пребывала в состоянии ступора.
Пса загнали в багажник, где он завалился на сумки, и я постоянно слышал его тяжелое
дыхание. Кот молча лежал на коленях у Алины Александровны.
Возле закрытых ворот садового товарищества «Институтское» мы остановились.
Справа от ворот был домик сторожа, там же была открытая калитка, через которую можно
было пройти внутрь и открыть ворота изнутри, что я и сделал. Сторож здесь был, но по
ночам он спал. Днем он наверняка зайдет ко мне за бутылкой, которую я предусмотрительно
изъял из бара Дегтяревых «на благотворительные цели».
Мы въехали в ворота, которые я снова запер на засов за нами, и поехали между
кажущимися бесконечными рядами узеньких грязных улочек, застроенных летними
домиками. Если не показать, где я живу, то найти мой участок на самом отшибе дачного
поселка почти нереально. Мы миновали целых шестнадцать отходящих в сторону проулков,
после чего я свернул направо, промесил грязь колесами еще минуты три, не торопясь
преодолевая очередную улицу до конца, и остановился у последнего забора справа.
Приехали.
– Еще минутку, – сказал я своим пассажирам, после чего вышел из машины.
Отпер ворота, загнал машину, заглушил движок. Все, теперь точно приехали.
Задняя дверь «Форанера» поднялась, и оттуда вывалилась мохнатая туша пса Мишки.
Кот выбрался сам и немедленно увязался за всеми. Я достал из-под заднего сиденья все
оружие, оба «Вепря», свой помповик и чехлы с карабином и мелкашкой. Теперь надо
привыкать с оружием не расставаться, будем жить по законам военного времени.
Поднялся на деревянное крыльцо-веранду, отпер входную дверь, сделал приглашающий
жест:
– Проходите.
Пощелкал выключателем. Свет был, слава богу, потому как здесь это совсем не
правило. Аня привязала кобеля к перилам веранды, а сама с матерью и сестрой зашли внутрь.
Вход в мою избушку через маленькую летнюю кухню.
– Класс! – сказала Аня. – Мне нравится!
Ксения поморщилась, оглядевшись, но сестра толкнула ее в бок:
– Ладно, барыня, не выпендривайся. Несколько лет назад у нас даже такой дачи не
было. Нашлась аристократка.
– Я не из-за этого, – тихо ответила Ксения, против обыкновения не «наезжая» на
младшую сестру. – Просто… видишь, что приходится теперь делать…
Аня ничего ей не ответила, просто мрачно посмотрела искоса. Я решил не давать им
развивать эту тему и взял инициативу в свои руки.
– Уважаемые дамы и девицы. Попрошу минутку внимания.
Все действительно повернулись ко мне, даже вошедший с улицы кот.
– Я сейчас вас оставлю здесь одних, – сказал я. – Оставлю надолго, почти до вечера.
– Это необходимо? – спросила Алина Александровна.
– Алина Александровна, необходимо, – ответил я. – Владимир Сергеевич поручил мне
спасти его семью, но у меня еще есть девушка и друзья. Они пока понятия не имеют, что
происходит в городе. Мне есть о ком еще позаботиться.
При слове «девушка» по лицу Ани промелькнула легкая тень, но я сделал вид, что
ничего не заметил.
– Кроме того, у нас мало оружия, мало еды, всего мало, – дополнил я список наших
проблем.
– Даже оружия? – спросила Алина Александровна, эдак брезгливо кивнув на
разложенные по столу стволы.
Нет, некоторые люди меня просто восхищают. Относиться к оружию так, когда есть
риск, что ожившие мертвецы разорвут тебя на куски… Есть другие варианты, что ли? По
телевизору к ним обратиться, может быть? Сказать, чтобы не безобразничали? Крестным
ходом пройтись?
– На один день – достаточно, но… термин «конец света» мы уже обсуждали, верно? –
ответил я, затем спросил: – Разрешите, я продолжу?
Терпеть не могу, когда меня перебивают после каждой фразы только для того, чтобы
продемонстрировать факт наличия собственного мнения. А мое уважение к присутствующим
не простирается настолько далеко, чтобы терпеть это бесконечно, могу и нагрубить.
– Извините, Сережа, – сделала неопределенный жест Алина Александровна. –
Продолжайте, разумеется.
– Спасибо, – подчеркнуто вежливо поблагодарил я ее. – Я поеду в город, чтобы
привезти еще людей, которые хорошо подготовлены. Которые умеют водить машины,
владеют оружием и которые в общих чертах знают основы выживания. У вас я пока таких
знаний не вижу, если быть до конца откровенным.
– С чего ты это взял? – с некоторой обидой спросила Ксения.
Так мы никогда не закончим. Я понимаю, что эго профессорской семьи кричит и
протестует от необходимости подчиняться профессорскому аспиранту, но что поделаешь?
– Из ваших вопросов. Основа выживания – это вовсе не необходимость спорить после
каждой фразы. Я продолжу, с вашего позволения. – Я откашлялся. – Итак, я привезу еще как
минимум трех человек, придет еще одна машина. Будет еще оружие, и вы все научитесь им
владеть. Спорить по этому поводу вы сейчас не будете, просто запомните: если ситуация
начнет развиваться по худшему сценарию, то каждый, не владеющий оружием, превращается
не только в обузу, но и в угрозу тому, кто вынужден его защищать. Я хочу, чтобы все
подтвердили, что это поняли.
Как ни странно, но права качать никто не стал, а все согласно кивнули.
– С этим разобрались. – Для внушительности я даже слегка стукнул по столу. – Мне
трудно сказать сейчас, что мы будем делать дальше. Сначала посмотрим за развитием
обстановки, потом решим все вместе. Пока поживем здесь, возможно, что несколько дней.
Здесь две комнаты на первом этаже и маленькая спальня в мансарде. Распределимся как-
нибудь, не до жиру. Самое важное: вы никому не должны сообщать, где находитесь.
Особенно если вам будут звонить с работы Владимира Сергеевича. Лучше всего вообще не
отвечать ни на какие звонки, кроме моих. Но если невмоготу, то отвечайте исключительно на
звонки людей действительно близких и ни в коем случае не говорите, где вы. Хорошо?
Все снова подтвердили, что до них дошло, что я сказал. Осталось только надеяться, что
они и вправду так сделают. Тогда я продолжил инструктаж:
– Запомните самое главное: компания «Фармкор» оказалась виновной в организации
«конца света», поэтому прошу вас быть уверенными, что эти ребята убьют любого, кто
сможет их выдать. Поэтому наших работодателей опасайтесь пуще сглазу, а заодно и всех
подряд. Они могут и заставить кого-нибудь позвонить.
– Сережа, вы уверены в том, что говорите? – спросила Дегтярева, насторожившись.
– Вы сами в этом уверены, Алина Александровна, просто ваша интеллигентность не
дает вам признать это вслух. Когда в нашей стране крупные компании страдали избытком
порядочности? – задал я вопрос.
– Понятно, – кивнула Дегтярева. – Мы не будем отвечать на звонки, я обещаю.
– Спасибо. Я на вас надеюсь. Теперь самое главное.
Я взял со стола один из «Вепрей», поставил его перед собой вертикально, опирая на
приклад. Хлопнул ладонью по цевью и заговорил инструкторским тоном:
– Это самозарядный гладкоствольный карабин «Вепрь-12-Молот». Мощное и надежное
оружие, идеальное для неопытного стрелка, если он выдержит отдачу. Другого нет, поэтому
надо выдерживать. Оба этих ружья останутся здесь. Хочу знать, кто готов ими
воспользоваться?
– Я готова, – как примерная школьница, подняла руку Аня. Остальные промолчали, но я
и не рассчитывал на другой результат. Поэтому обратился к младшей сестре:
– Пользоваться автоматом Калашникова тебя не учили?
– Нет, – покачала головой она.
– Проще пареной репы.
Я показал ей, как взводить затвор, как менять магазин, как ставить на предохранитель и
снимать с него. И даже как включать подствольный фонарь, который так и висел на цевье.
Аня усваивала все мгновенно, легко повторяла.
– Здесь два таких карабина, поэтому было бы неплохо, чтобы кроме Ани кто-нибудь
еще сейчас поучился, – более чем прозрачно намекнул я, но ни Алина Александровна, ни
Ксения снова не прореагировали.
Тогда я продолжил:
– Запомните, что любой незнакомый человек может оказаться врагом. Здесь сейчас
почти никого нет – дачный сезон еще не начался, дорога раскисшая, так что единственный
человек, кто может появиться здесь без моего сопровождения, – это сторож. Такой рыжий-
рыжий и с бородой. Отдайте ему вот эту самую бутылку… – я тряхнул бутылкой «Русского
стандарта», – … и он больше никогда здесь не появится. Это его законный налог. Любой
другой незнакомец с вероятностью в девяносто процентов намерен вас убить. Это понятно?
За всех ответила Алина Александровна:
– Нам понятно.
– Хорошо.
Действительно хорошо, хоть в этом не надо их убеждать. Впрочем, я успел им
рассказать еще в Москве, что Оверчук перестрелял охранников. Отчасти я рассказал это для
Ксении, чтобы она не принимала все трупы на счет их дурацкого теракта, отчасти для того,
чтобы заставить их шевелиться быстрее.
– Никуда из дома не уходите, по поселку не гуляйте, даже до ветру ходите осторожно,
храните бдительность. Считайте, что за нами гонятся, что более чем возможно. Оверчук убит,
но у них в службе безопасности еще добрая сотня таких Оверчуков имеется. Вечером здесь
будут еще люди с оружием, тогда все станет проще. А за пару дней из них плюс ваши дочки
мы настоящий отряд сколотим.
Аня подняла сжатый кулак в жесте «Рот Фронт». Ей эта идея пришлась по душе, как я и
думал.
– И последнее… – сказал я. – Я сейчас подключу телевизор и радио. Важно, чтобы вы
смотрели и слушали все новости. Возможно, это подскажет нам, как поступать дальше. Я
приеду, а вы мне расскажете, что видели и слышали.
Сергей Крамцов
20 марта, вторник, утро
Выехать с дачи мне удалось около семи утра. Не думаю, что сегодня женщинам может
угрожать реальная опасность, но все же лучше, если они будут настороже. Как ни странно, я
совершенно не беспокоился за шестнадцатилетнюю Аню. Был твердо уверен, что она сумеет
воспользоваться оружием и защитить свою семью. Что-то такое в этой девочке чувствуется,
настоящая внутренняя сила. Крепкий ребенок.
Да и кобель Мишка уже освоился во дворе и взял его под свою охрану, так что
незаметно пробраться во двор уже не получится. А Мишка даром что смесь беспородная, но
размером с хорошего сенбернара, и клыки у него такие, что голову запрос-то откусит. Так что
за них я пока не волновался. Если они не напортачат с телефонами, то найти их за сегодня
никто не сможет. Факт наличия у меня дачи я на работе особо не афишировал, и никто из
института здесь не был, так что есть вариант, что о ней вообще не узнают.
Дорога давала время поразмышлять о планах на будущее. На ближайшие дни дача –
лучшая оперативная база, какую можно представить. Укромно, безлюдно, любой
посторонний как на ладони. Лучше выждать дальнейшего развития событий. Что будет в
городе и в стране? Бардак и анархия или военное положение с перекрытыми дорогами? Когда
прояснится, тогда от этого и будем плясать. В любом случае ехать в Садов по центральным
дорогам нельзя. Их будут перекрывать в первую очередь, именно они и опасны заторами. А
затор на огороженной трассе может быть вечным – те же барьеры на МКАД никакой
«Форанер» не преодолеет, а если еще застрять где-то в средних рядах…
Поедем мы по второстепенным и проселочным, по картам. Их и перекрывать будут с
меньшей вероятностью, и съехать с них на бездорожье можно в любой момент. К счастью,
хороший атлас у меня имеется.
Еще о машинах. Нас сейчас четверо плюс кот и огромная собака, успешно занимающая
весь багажник, хоть он в «Форанере» не маленький. Затем я привезу Татьяну, свою девушку,
и нас станет пятеро – предел фактически. Дополнительных сидений у меня нет, да и толку от
них… А еще груз, а еще много чего. Сверху у меня багажник во всю крышу, но у него по весу
ограничения есть, и там запаски ездят. Да и вообще не годится на одну машину
рассчитывать.
Если друг мой Леха, владелец еще одного старого вездехода, отправится с нами, на что
я всерьез рассчитывал, то будет проще. У него старенький «крузак-восьмидесятка» с
атмосферным дизелем, и машина тоже умеренно заточена под внедорожные поездки. Их
двое, так что хватает места и под груз. Сразу все упрощается. Но не следует забывать и о
третьем моем друге – Мишке Шмелеве, с которого вся эта эпопея с джиперством и началась –
он всех заразил этим, и он работает в сервисе, где тюнингом этих самых джипов занимаются.
И водила он первоклассный, и механик…
Мотор сыто рычал, серая лента шоссе плыла подо мной, увесистый «Грач» приятно
оттягивал левое плечо, на соседнем сиденье лежал помповик без патронов в магазине. Вдруг
проверят? Как говорил мой ротный в свое время: «Здоровая бдительность и тяжелая
паранойя – суть синонимы». По этому правилу и живу. Но сейчас как-то даже успокоился.
Решение принято, знаю, что мне теперь делать.
В восемь утра я уже подкатывал к улице Автопроездной. Движения еще толком на
улицах не было, вот и доехал быстро. На первый взгляд на улицах было спокойно, но
показалось, что раньше мне ни разу не доводилось видеть столько милицейских машин,
спешащих куда-то с включенными проблесковыми маячками. Похоже, что в городе
начинаются проблемы.
Леха открывает свой магазин снаряжения в десять утра, поэтому у меня осталось еще
два часа на разведку. Я думал снова занять место в машине, откуда можно было бы
обозревать здание нашего института в бинокль, но, подъехав ближе, понял, что этого уже не
требуется. Проезд по улице Автопроездной был перекрыт, на перекрестке стояла машина с
надписью ДПС на борту, и усталый гаишник с лейтенантскими погонами отправлял всех в
объезд на параллельную улицу, вокруг лесопарковой зоны. Похоже, что наша ночная
стрельба даром не прошла. Я подъехал к нему, высунулся в окно и спросил:
– Слушайте, а как мне попасть в четырнадцатый дом? Я там в автосервис с утра
записан.
Следующим после нашего института зданием был автосервис, хоть и располагался
почти в пятистах метрах дальше по улице. Как повод заехать на Автопроездную он вполне
годился.
– А никак, уважаемый. Закрыт сегодня сервис и вся округа, – решительно заявил
гаишник.
– А что случилось?
– Никто толком не знает, то ли убийство, то ли чуть ли не массовое убийство, – к моему
удивлению, ответил милиционер. Обычно они не настолько откровенны. – Короче, по всем
окрестностям ОМОН шарится, так что плюнь на свой сервис, езжай домой.
Действительно, в оцепленной зоне были видны омоновские автобусы, и возле них
топтались несколько фигур в городском камуфляже и с автоматами. Очень похоже даже не на
оцепление, а на начинающуюся облаву.
– Понял, спасибо.
Я вернулся к машине, сел за руль. Тронул «тойоту» с места, вывернул руль до упора и
поехал на перпендикулярную улицу. И так понятно, что в институте больше делать нечего.
Вообще. Едва повернул, как увидел, что стоявшие возле автобуса фигуры в камуфляже вдруг
дружно бросились куда-то в лесопарковую зону, на пустыри, попутно срывая с плеча
автоматы. И оттуда донеслись звуки автоматной стрельбы. Уж это я никогда в жизни не
спутаю! И стреляли где-то совсем рядом, за ближайшими кустами.
Я прижался к тротуару, остановился, не глуша мотор. Снова вспышка стрельбы,
донеслись чьи-то крики. А затем я увидел, как через заросли голых кустов, переваливаясь,
бредет какая-то странная, похожая на бомжа фигура, в которой было что-то очень, очень
неправильное. Неправильное в походке, неправильное… во всем неправильное, не могу
объяснить. И понял, что воочию вижу ожившего мертвяка. Я не сомневался в этом хотя бы
потому, что направлялся он в сторону раздававшейся стрельбы, в то время как любой
нормальный человек двигался бы в противоположную сторону, и двигался бы очень быстро.
Что-то ударило машину в правый борт, так неожиданно, что я аж подскочил на месте,
выматерившись вслух. Прямо возле окна пассажирской двери стоял человек. Бомж. В
отрепье, пропитанном… кровью? Бледное до синевы лицо, блеклые бельма мертвых глаз…
Очень страшные глаза. Как сама смерть на тебя уставилась. У меня мороз пошел от затылка
волной до самой задницы, сменяясь жаром. Аж руки задрожали. Блин, у него же горло
разорвано… Оттуда столько крови на рваном ватнике. И что делать? Я в машине, я в
безопасности, но, если я уеду, он пойдет к людям. К тем людям, которые еще и попытаются
оказать ему помощь. Не надо ему никуда ходить.
Я сунул руку под куртку, нащупал рукоятку пистолета. Стоп! А если кто-то прибежит на
выстрелы? Тем более что мне придется выйти из машины, электроподъемников стекол у меня
отродясь не водилось. И что тогда? И засадят меня за убийство бомжа. Как доказывать, что
он и без того мертвый был? Нет, стрелять я не буду…
Врубив первую передачу, я вывернул руль вправо до отказа и нажал на газ. «Форанер»
рывком тронулся с места, бортом сбив мертвяка с ног, что и требовалось. Теперь вперед,
вперед чуть-чуть. Я через бревна на нем переезжаю, не то что через бомжей… Взгляд в
правое зеркало – зомби ворочается на земле, пытаясь подняться. Теперь задний ход и снова
газ. Вездеход снова дернулся, и я почувствовал, как большие колеса правого борта
проскакали по ногам мертвяка. Дальше, дальше назад, пока я его не увижу. Есть! Встать он
уже точно не сможет – я проехал прямо по коленям, ноги аж выгнулись в обратную сторону,
только непонятно, заметил ли он это вообще? А теперь снова вперед.
Вновь машина четырежды подпрыгнула, мне даже показалось, что я слышу треск
ломаемых костей. Отъехал дальше, остановился. Вроде бы никто за нами не наблюдал. Все,
он уже не ходок, но пытается ползти, опираясь на одну руку. Вторую ему тоже сломало. Зато
теперь есть надежда на то, что те, кто его обнаружит, поймут, что с ним что-то не так. Все же
есть предел человеческой наивности, пожалуй, разберутся, что к чему.
– Вот, хорошо, так и лежи там, дай людям тебя рассмотреть, – сказал я, переведя дух.
Ну и все, больше мне здесь делать нечего. Я съехал с тротуара, покатил дальше. Дорога
была совершенно пустой, машин не было. Стрельба сзади тоже затихла, и не думаю, что
зомби-бомжи сожрали ОМОН. Навстречу мне попалась лишь одна милицейская машина, и
тоже с включенным маячком.
Дорога пару раз вильнула среди серых бетонных заборов и пустырей с чахлыми
кустами без листьев, а затем впереди показались девятиэтажные панельные «хрущобы».
Возле крайнего дома стояла толпа людей, снова виднелись милицейские машины.
Продолжение проблем с мертвяками?
Я остановился, заглушил машину и направился к кучке бабок, среди которых
выделялась одна, невысокая и шустрая, в пуховом берете, которая явно рассказывала своим
товаркам о том, что происходит. Не думаю, что она откажется все повторить заново, – не тот
народ эти бабки.
– Бабань, а чего за шум-то? – спросил я ее негромко.
– Да там в девяносто восьмой жильцы то ли перепились, то ли наркоманы они теперь,
хотя раньше пили, не просыхая, – охотно начала она рассказывать, обрадованная появлением
нового слушателя. – Сосед мой к ним с утра зашел, Петрович, на опохмелку попросить, а они
его искусали, веришь? Прям как собаки кинулись! И ну его кусать! Тот едва дверь за собой
захлопнул, счас его «скорая» увезла, в крови весь был. А туда милиция ломица, грит, штоб им
дверь открыли, а те ни в какую.
Я глубоко вздохнул. И что толку, что Дегтярев перед смертью звонил везде, куда мог?
До сих пор милицию даже никто не предупредил, с кем они имеют дело. Искусанного увезла
«скорая», а он обратится вскоре, если уже не обратился. Милиция пытается вломиться в
квартиру и арестовать оживших мертвецов. Новые укусы гарантированы. Почему их никто не
предупредил? Не «довел до личного состава»? Я огляделся, увидел двух милиционеров в
форме у подъезда, подошел к ним. Один был совсем молодой, высокий, с погонами младшего
сержанта и с «ксюхой»,2 висящей на плече стволом вниз. Второй был чуть постарше, и
погоны у него были с тремя лычками, сержантские. Я обратился к ним:
– Ребята, вы еще в квартиру не вошли?
– А вам какое дело? – мрачно спросил младший сержант.
Лицо у него было усталое, как после бессонной ночи, наверное, прошлую смену никто
не поменял, всех оставили на службе.
– Не входите туда, – сказал я ему. – Я знаю, о чем говорю, просто слушайте. Если они
на вас бросятся, не давайте себя укусить. Это бешенство, это сегодня ночью, во время
взрыва, зараженные крысы и обезьяны по всему городу разбежались. Перекусали людей,
теперь те на других бросаются.
2 АКС-74У.
– А откуда ты… – начал второй, с погонами старшего сержанта, но младший его
остановил, причем в глазах у него засветился интерес.
– Продолжайте, пожалуйста.
Врать так врать. Не объяснять же, что я на самом деле знаю?
– Это эпидемия. Я врач, я знаю, я уже не раз столкнулся с такими за ночь. Они
бросаются на людей, кусаются, не чувствуют боли. – Я врал уже вполне вдохновенно. – У нас
в приемном покое за сегодняшнюю ночь трое таких взбесились. Их только пулей в голову
можно убить, в тело они не чувствуют. И они смертельно опасны – укус, и ты заражен.
– Точно. Так и было! А вы меня за дурака держите! – вдруг торжествующе закричал
младший сержант. – Иваныч этой твари весь магазин в башку засадил, пока тот свалился. Я
четыре пули из «ксюхи» в грудь ему влепил, а тому хоть бы хны! Слышишь, что доктор
говорит? Ох, елки… он же укусил Иванова-то!
– И где Иванов? – спросил осторожно я у младшего сержанта.
– Домой с дежурства пошел, – немного растерянно ответил тот.
– Давно?
– Давно, – кивнул молодой. – Он почувствовал себя плохо, отпросился. А так у нас
вот… час назад смена должна была случиться, да не случилась.
– У Иванова вашего семья есть? – все так же тихо спросил я у них.
– Есть, жена, две девочки… а что? – вступил в разговор старший сержант, заметно
напрягаясь.
– Пошлите туда кого-нибудь. Хотя… убил ваш Иванов уже семью свою и съел, – махнул
я рукой.
– Как? – не понял сержант.
– Вот так: ням-ням… – Меня начала пробивать беспричинная злость непонятно на кого,
возможно и на самого себя. – Если поедет туда от вас кто-то, пусть стреляет их всех, кто
шевелится. Иначе они вас уже всей семьей сожрут. Да предупредите ваших наверху, чтобы
дуром в квартиру не лезли. Один укус – и смерть. Точнее, таким же станешь, кусаться
начнешь, а потом уже помрешь, не сразу. Это как собачье бешенство, думайте. Думайте
башкой!
Последние слова я сказал, уже уходя, но все же услышал, как младший сержант взялся
за рацию, вызвал кого-то и как говорил в нее: «Доктор здесь из «скорой» был. У них таких
бешеных пруд пруди за ночь было. Не лезть туда, говорит, они заразные хуже чумных! Да!..
Просто не суйтесь без зашиты!» Я мысленно похвалил сообразительного младшего сержанта.
Не стал тот объяснять все как есть, чтобы просто не послали подальше, а зацепил коллег тем,
что больше всего напугает, – небывалой заразой. А потом уже можно и подробности
рассказать.
Я уже подходил к своему вездеходу, как мимо, рыча мотором, пронесся милицейский
«уазик» с обоими сержантами внутри. Наверное, поехали проверять семью того самого
Иванова, который ночью высадил весь магазин пистолета в голову зомби, но был укушен.
Я достал из кармана мобильный телефон, набрал номер Алины Александровны. Та
узнала его по определителю номера, потому что сразу встретила словами:
– Да, Сережа?
– Беспорядок уже начинается, – известил я. – В городе атаки зомби, я сам был
свидетелем. Один бросился на мою машину. Местами случается стрельба. Много разговоров
об укушенных, которых увозит «скорая». «Скорая помощь» распространит заразу
окончательно, похоже, что их никто и ни о чем не предупреждал. Я куплю все, что нужно,
встречу своих друзей, и мы поедем в Садов. К вечеру в Москве начнется кошмар, это уже
сейчас видно.
На той стороне линии послышался тяжелый вздох, затем меня спросили:
– Володя не звонил?
– Нет, и не позвонит, – успокаивающим тоном ответил я. – Я только слышал об этом
месте, куда его увезли. Это еще хуже, чем Садов по режиму, где-то в Горном Алтае. Никто
ему там никакой телефон не даст.
– Сережа, вы мне правду говорите?
В голосе у нее проскочило подозрение. Не вся лапша на ушах держится.
– Конечно, – уверенно ответил я.
– Приезжайте скорее, – попрощалась она со вздохом.
Телефон отключился. Вот так и придется теперь врать, до самого Горького-16, если мы
туда доберемся. Я поехал дальше, объезжая толпу. После жилого района дорога шла через
небольшой лесопарк, и там я увидел врезавшуюся в дерево и лежащую на боку карету
«скорой помощи». Возле нее стояла одинокая милицейская машина с буквами ДПС на боку.
Один из милиционеров заглядывал внутрь машины, а второй пристально смотрел куда-то в
лес. Попробуем угадать, что же здесь произошло? Мертвый пациент обратился? Думаю, что
угадал, могу купить себе пирожок.
Снова набрал номер. Откликнулся молодой женский голос:
– Привет, любимый.
– Привет, – сказал я, затем спросил: – Ты сегодня в магазине?
– Нет, я сегодня тренирую, – ответил голос. – А что?
– Я тебя заберу. В городе беспорядки начинаются, думаю, что даже дети к тебе не
придут. Может, я за тобой домой заеду?
– Куда заберешь? – удивленная интонация.
– В безопасное место. Потом объясню.
Пауза, затем вопрос:
– Мне что, вещи собирать?
– Лучше всего. Собирай для природы, может быть, на даче отсидимся.
– Вдвоем?
– Нет. Леха, Вика. Еще там люди будут. Правда, большие проблемы накатывают.
– Хорошо. Заезжай, потом обсудим. Но заезжай на работу, я все же поеду туда, в любом
случае надо забрать кое-что, да и детей по домам распустить, если приведут.
Я отключился и решил, что теперь я поеду за новыми СИМ-картами для мобильного
телефона. Моя нынешняя болтливость – уже излишество. Если меня точно не запеленгуют, то
смогут запеленговать дачу, с которой мне звонили. А этого делать не надо.
Пасечник
20 марта, вторник, утро
– Дегтяревы исчезли. Уехали в сопровождении человека, очень напоминающего
помощника Дегтярева.
– Крамцов? – переспросил Пасечник в трубку.
– Охранник в доме, где живут Дегтяревы, фамилии не знает. Зовут Сергей, – доложил
голос на линии.
– Крамцов, – кивнул главный безопасник. – В квартиру входили?
– Нет, рискованно, – ответили ему. – И дверь такая, что без шума не вскроешь. Но
уверены, что там ничего интересного. Важно то, что все уходили с огромными сумками и
даже с собакой и котом. Похоже на переезд.
– Возвращайтесь, – скомандовал Пасечник.
Он сидел в кабинете Дегтярева, откуда тело директора института уже унесли. Все
трупы пока складировали в холодильнике в подвале, который запитали от генератора. От
генератора же питались и лампочки в здании. Сейчас здесь находились около пятнадцати
человек из СБ, а заодно и несколько оперов из Центрального следственного управления по
городу Москве, которых прислали по просьбе самого Пасечника для того, чтобы они
заворачивали всех других любопытных ментов.
Группа из четырех человек закладывала заряды тротила во всех ключевых точках
института. После отъезда всех в Центр здание планировалось взорвать под корень. Еще
четыре человека были «силовиками», причем такими, применение которых обычно не
афишируется. Подготовка у них была не спецназовская, скорее просто приемлемая, зато о
моральной стороне своей работы они думали меньше всех, и в этом была их сила. Сейчас их
отправили в квартиру Крамцова, чтобы устроить там засаду. Ерунда, конечно, тот не такой
дурак, чтобы туда возвращаться.
А еще одна группа, вся целиком составленная из бывших работников уголовного
розыска, занималась главным делом – искала следы пропавших контейнеров с «материалом».
Им уже удалось узнать, что Дегтярев несколько раз связывался с Крамцовым. Посланные
«силовики» проникли к тому в квартиру и обнаружили, что жилец, судя по всему, съехал
окончательно и в неизвестном направлении. Они выяснили номера машины Крамцова и даже
хотели объявить ее в областной розыск, но в городском УВД им сказали, что искать машину
теперь просто некогда и некому, в городе творится черт знает что. В общем, вежливо
послали. И с этим Пасечник согласился, и такую соблазнительную возможность найти
потерявшегося Крамцова пришлось оставить.
Путем опроса сотрудников, сидевших по домам, удалось выяснить, что у Крамцова где-
то есть дача, но ничего точнее о ее местонахождении никто не мог сказать. Даже указать
направление от города. Но все же хорошие связи есть хорошие связи, и буквально пять минут
назад Пасечник послал во все областные организации, занимающиеся учетом и регистрацией
недвижимости, целую команду следователей из того самого ЦСУ УВД Москвы, потому что
своих людей не хватало, да и удостоверения у настоящих ментов были поавторитетней, чем у
его эсбэшников.
Сам Пасечник для себя уже смирился с тем, что существующий уклад жизни летит в
тартарары. Его семья примерно через час, собрав вещи, отправится в Центр в Тверской
области. Объяснил он им необходимость такого отъезда грядущими гражданскими
беспорядками. Их будут сопровождать такие же, как Дима и Вася, самые надежные и
проверенные, его личные «преторианцы», с удостоверениями сотрудников ГУ ФСИН и, как
следствие, вооруженные до зубов. Прорвутся, потому что «пока еще не началось». Сам же он
со своей командой должен был отсюда перебраться в усадьбу Бурко, откуда их и должны
были эвакуировать.
Вопросами эвакуации занимался не он, а друг детства хозяина бывший десантник
Салеев, но Пасечник вовсе и не претендовал на первенство в этом вопросе. Он и сам считал,
что лучше всего обязанности делить. В структуре «Фармкора» и в будущем княжестве Бурко
ему логично переходила должность «председателя КГБ». Салеев же брал на себя функции
«министра обороны». У них даже люди у каждого были свои, подобранные лично. У Салеева
все больше вояки, из армейских или флотских, у Пасечника – МВД или иные «органы».
Оспаривать же власть самого Бурко он не хотел. Ему и в своей шкуре было комфортно.
К тому же он признавал, что Бурко умнее его. Умнее, может быть, не во всем, но прозорливей
– наверняка. Никто вокруг Бурко не умел настолько хорошо видеть всю картину
происходящего, как он сам. Да и относился к своим людям он так, что мало кому хотелось его
предавать. Тот же Крамцов вообще-то совесть должен был иметь, а не сбегать с
контейнерами, он со студентов работал за такую зарплату, о какой не всякий и мечтает. Бурко
полагал, что, если человек толковый и работает с секретными материалами, от которых
будущее компании зависит, то и платить ему надо так, чтобы не хотелось перебежать к
конкурентам. Именно поэтому Бурко люди служили за совесть, а не за страх, хотя, при
желании, страху он тоже мог нагнать.
Сейчас Пасечнику было делать нечего, он ждал результатов. Дергать своих людей
постоянными указаниями только для того, чтобы показать, что «начальство бдит», он тоже не
любил. Поэтому стоял у окна, куря и наслаждаясь задуваемым с улицы холодным весенним
ветром. Неожиданно он услышал звуки, которые не спутаешь ни с чем, – вспышку
автоматной стрельбы. Очереди то становились интенсивней, то реже, но стрельба не
замолкала. Двое охранников, охранявших пролом, выскочили на улицу и стали что-то
высматривать, показывая друг другу руками на что-то справа, то, чего Пасечнику не было
видно из окна. Он не выдержал, высунулся наружу чуть не по пояс.
Вдалеке, в зарослях кустов на пустыре, что-то происходило. Там виднелись фигурки
омоновцев в городском камуфляже, какие-то тела кучами тряпья лежали на земле. Чуть
дальше грязную поверхность пустыря пересекала серая полоска дороги, и по ней, не
торопясь, от места боя уезжал серый джип на высоких колесах. «Правильно, мужик, беги
отсюда подальше», – мысленно сказал Пасечник водителю серого вездехода, даже не
подозревая, что обращается как раз к разыскиваемому Крамцову.
Сергей Крамцов
20 марта, вторник, утро
Проезжая через город, я еще в двух местах заметил непонятную суету и присутствие
милицейских машин. Кое-где видел людей, собравшихся группками, но для начала рабочего
дня их было маловато. И машин на дороге. Все же город что-то чувствует, замечает. В
воздухе повисло как будто предчувствие грозы. Серое мартовское утро, низкие тяжелые
облака, грязь у тротуаров, оставшаяся после схода снега и еще не убранная, все это как гнет
на душе.
По радио тоже начали говорить о непонятных происшествиях, начавшихся этой ночью
и все больше и больше распространяющихся по городской карте. По слухам, уже первые
сообщения о непонятных происшествиях поступили даже из Санкт-Петербурга. Вот что
значит всего сорок минут полета. Инфицированный не успел бы даже почувствовать себя
плохо, особенно если это была жертва укуса крысы, или что-то в этом духе, без серьезных
повреждений. И уже в городе на Неве он бы обратился и понес разносить эпидемию дальше.
Или кто-то успел заразиться в Москве, а в Питере попал под машину. Погиб и воскрес. Надо
бежать как можно дальше от Москвы. Чем больше людей, тем в страшнейший кошмар
превратится это место вскоре.
Магазин, в который я ехал, находился в переулке возле проспекта Мира, неподалеку от
института Склифосовского. Во дворе клиники стояли омоновские автобусы, вокруг них
толпились люди в камуфляже. Кто-то бегал по двору с оружием, тащили носилки с лежащим
на них телом. Или началось поедание одних трупов другими в морге, или обратившиеся
пациенты бросаются на остальных. Одним из немногих верных путей предотвратить
эпидемию являлся бы запрет на оказание медицинской помощи укушенным, немедленная их
изоляция или даже убийство, но кто сможет так поступить? И больницы, вместо того чтобы
служить убежищем, превращаются в источник заразы.
«Форанер» бодро бежал по полупустым улицам, я пару раз вильнул по переулкам и
остановился у невзрачного, расположенного в полуподвальном этаже магазинчика с
зарешеченными окнами, на котором висела вывеска «Стрелец». Лехиной машины видно не
было, но он всегда ставил ее во дворе.
Я припарковал машину, сначала огляделся, лишь затем выбрался из нее и зашел в дверь,
над которой мелодично блямкнул колокольчик. Огляделся. Два маленьких зала, в том,
который слева, еще даже не закончен ремонт, закрыт для покупателей. В правом зале все
забито всевозможной воинской и охотничьей справой, одеждой и обувью, разгрузками, с
этим всем вперемешку палатки и резиновые лодки, стойка с радиостанциями и приборами
GPS, пневматическое оружие, бинокли и прицелы, в общем, черт ногу сломит, а
необходимость скорейшего завершения ремонта во втором зале видна невооруженным
глазом. Но успеется. Хорошо, что вообще на ремонт сумели денег набрать.
За кассой сидела девушка Вика, с русыми волосами, убранными в конский хвост. Она
смотрела в экран подвешенного под потолок маленького телевизора. Когда я с ней
познакомился, то даже встречался пару месяцев, хоть дело так и не дошло до постели. Вика –
девушка с правилами, и все было вполне невинно. Но потом она ушла от меня к Лехе, а я
даже ничуть не обиделся. Все же он не только мой лучший друг, но он еще с ней работал. Он
был оружейником в гарантийке, а она в том же магазине работала в зале. По крайней мере,
они теперь могли проводить вместе больше времени, чем она могла проводить его со мной,
постоянно пропадающим на работе. И мы все трое оставались друзьями.
Наверное, не так уж я и влюблен был в Вику, чего не скажешь о Лехе. Вот у них сейчас
все серьезно. А так мы вместе проводили отпуска, почти все выходные в теплое время они
обитали у меня на даче, на шашлыках или на рыбалке. И вот однажды Вика пригласила с
собой новую подругу, одну очень молодую и симпатичную тренершу по дзюдо. Среднего
роста, стройную, стриженную под мальчика, со строгими серыми глазами и очень, очень
хорошеньким лицом. Тренершу звали Татьяной, она любила поговорить о единоборствах и
мотоциклах и после первого долгого разговора спокойно и без излишней застенчивости
оказалась в моей кровати, где понравилась даже еще больше. Так Татьяна стала «моей
девушкой», а в компании нас стало четверо, и мы достигли окончательной гармонии в
отношениях.
– Вик, привет, – поздоровался я, воздев правую руку в римском приветствии «Ave!».
– Ой, Серега! Давно не видели, – обрадовалась она и позвала: – Леха!
Вика поцеловала меня в щеку, и я поцеловал ее в щеку. Из подсобки вышел Леха –
высокий, плечистый, белокожий, с короткими светлыми волосами, как с плаката какой-
нибудь русской националистической партии. Крепко пожал мне руку и, по своему
обыкновению, хлопнул по плечу.
– Какими судьбами с утра пораньше? – спросил он и добавил: – На тебя непохоже.
– Вы там… – Я показал большим пальцем себе за плечо, подразумевая мир за стенами
магазина «Стрелец». – Там ничего не заметили? Ничего странного? Необычного?
– В смысле? – нахмурился Леха.
Он вообще загадками говорить не любил, во всем предпочитая немедленную и полную
ясность.
– Суета. Стрельба местами, – я изобразил нечто неопределенное руками. – Милиция
нервная. Людей маловато на улицах. Машин мало. Уже пора пробкам начаться, а улицы
полупустые.
– Это да, – согласился Леха. – Мы вроде как даже отсюда выстрелы слышали, но так и
не поняли, откуда они. Новый путч начинается, что ли?
– Нет, не путч, – скромно сказал я. – На самом деле начинается конец света.
– Это ты о чем?
Леха посмотрел на меня так, как будто хотел померить мне температуру взглядом. Но не
преуспел. И температура у меня была самая нормальная, я это точно знал.
– О том, что там на самом деле, – сказал я. – Слушать будете? Рассказываю один раз и
только чистую правду. Повторять не буду, некогда.
Леха скрестил мощные ручищи на груди и оперся задницей на прилавок.
– Будем, говори, – сказал он.
В общем, на рассказ у меня ушло минут тридцать. Прерывался я только тогда, когда в
магазин заходил посетитель. Но заходили немного, так что рассказывал почти без помех.
Обычно даже в будни с утра народу здесь больше.
Когда я закончил, по выражениям лиц Вики и Лехи я понял, что мне вроде как
поверили… но не вполне. Единственное, что их поколебало, так это сообщение о том, что
Дегтярев застрелился. Они заочно знали моего научного руководителя, знали о наших
отношениях и знали меня. Так тупо даже я не сумел бы пошутить. Однако и я их тоже
понимал: рассказанное мною тоже не лезло ни в какие ворота.
– Ладно, сейчас можете сомневаться, но к вечеру все станет ясно. В городе начнется
кошмар, – подвел я итог своей речи.
– Что ты предлагаешь? – спросил Леха.
– Надо покидать город. У меня на даче семья Дегтярева. Я обещал их увезти в
безопасное место, военное такое место с мерами повышенной безопасности, где нас будут
ждать и где вы, Танька и я тоже сможем найти убежище. И Шмеля вызовем. Москва
обречена. Здесь слишком много людей, зараза распространяется ураганно. Вскоре этот город
будет натуральным отображением преисподней. Здесь миллионы людей, а вскоре будут
миллионы ходячих мертвецов. Леха, твоя машина здесь?
– Здесь, за магазином, – кивнул он на заднюю стену.
– Хорошо, – сказал я. – Тогда начнем грузиться. И закроемся. Повесим табличку «Учет»
на дверь и займемся подготовкой к концу света.
– Ну ты и нахал… – протянул Леха. – Так прямо и закроемся?
– А ты не просто закроешься, – ответил я. – Ты уедешь отсюда сам знаешь куда и
привезешь оттуда патронов столько, сколько получится. А Вика сразу начнет вызванивать
Шмеля, пусть подтягивается.
Леха был в настроении спорить, а спорить он мог долго. Всерьез он меня не воспринял,
и шевелиться лишний раз ему было явно лень. А без него никак, он с половиной московских
оружейных магазинов связан, он всех там знает, он был лучшим гарантийщиком, и только он
сможет пополнить скудный наш боезапас. Оружие-то и у него самого есть в подсобке, что
расположилась здесь в задней комнатке. Он там «Сайгу» для вящей безопасности держит. И
дома у него ствол имеется. А вот патроны…
У меня заранее начало падать настроение в предчувствии бесконечного спора, как вдруг
случилось нечто, изменившее его мнение. Прямо перед магазином раздались выстрелы.
Громкие и резкие, как удары доской о доску. Мы разом пригнулись за прилавок – инстинкты
сработали. Слышишь стрельбу – укройся, а потом уже выясняй, в кого стреляют.
– Итить… чего это? – прошептал Леха.
– То, о чем я тебе говорил, – довольно зло от собственного испуга ответил я. – Пошли
посмотрим.
– А ну пошли…
Леха заскочил в подсобку и вышел оттуда с «Сайгой 12К» с резиновым амортизатором
на прикладе. Я сунул руку под куртку, к кобуре, но вытаскивать пистолет не стал – не такой
уж он законный, чтобы его на улице светить без нужды. Так мы добрались до выхода. Я
приоткрыл дверь, а Леха взял уходящие вверх ступени на прицел.
– Пошли! – шепнул он.
Я кивнул. Леха пошел впереди, я чуть сзади, сжимая пистолет под курткой и
подстраховывая его. Поднялись на тротуар и увидели труп, лежащий буквально в десяти
метрах от подъезда магазина. Во лбу две дыры от пуль, но крови почти не видно. Рядом
фырчал патрульный милицейский УАЗ, возле которого стояли три милиционера в форме, все
с «ксюхами» в руках.
– Эй, мужики, что случилось? – окликнул их Леха. Старший из милиционеров
посмотрел на Леху, держащего ружье, но ничего не сказал. Может, милиционер понял, что
ружье наверняка легальное, а может, им было уже все равно.
– Психи в городе, – сказал патрульный. – Вы лучше у себя там запритесь и никого не
пускайте к себе.
– Что за психи? – изобразил удивление я.
– Ах… их знает, – пожал тот плечами. – На людей бросаются, говорят, что заразные.
Бешенство или что-то в таком духе. Увидите кого-нибудь, кто кусаться лезет, так сразу и
стреляйте ему в башку, коли ружье есть.
Вид у милиционеров был безнадежно усталый. Откуда-то из-за поворота подъехала
раздолбанная «скорая помощь».
– Ну вот и труповозка, – сказал старший остальным патрульным. – Поехали дальше.
Они погрузились в УАЗ с металлической крышей и мятым левым крылом, который,
зарычав мотором и заскрипев подвеской, тяжело тронулся с места.
– Пошли, Леха, собираться, – тронул я друга за рукав.
– Подожди… – остановил он меня. – А чего это с ним?
Я присмотрелся к лежащему трупу. Несмотря на холод, он был босиком, в джинсах и
рваной майке, все левое плечо – в следах укусов, оттуда были вырваны целые куски плоти.
– Лех, я же рассказал тебе. Его жрал другой такой же, а потом этот обратился. Так все и
происходит. Теперь ты мне веришь? Все понял? – надавив на «все», спросил я.
– Верю. Понял. Пошли, – последовательно ответил на все вопросы Леха.
Видать, на самом деле сомнения его отпали. И действительно, в магазине Леха развил
бурную деятельность. Он повесил на дверь под домофоном объявление с текстом: «В
магазине учет. Если ОЧЕНЬ нужно – звоните», дважды подчеркнув слово «ОЧЕНЬ». Все же
свинством будет закрыть магазин в такой момент. Нам все имущество оттуда все равно не
вывезти. Хотя… если постараться…
Дальше я еще раз переговорил с Лехой. Вроде как задачу ставил. На то, чтобы везти
патроны для того, что у нас есть в наличии, и как можно больше. На бартеры пока
желательно не договариваться, а за все платить деньгами. Даже отдал ему две тысячи
долларов из своих запасов, а сам Леха, ничтоже сумняшеся, выгреб кассу.
– Лех… Шмель не отвечает, – сказала от телефона Вика.
– Вне зоны или не берет трубу? – уточнил Леха.
– Вне зоны, – ответила она.
– Если он в своей мастерской, то там сигнала во многих местах нет, – сказал Леха. –
Сообщение ему отправь, и будем дозваниваться время от времени.
Леха схватил пару больших сумок, пошел к двери, а я обернулся к Вике:
– Начали, в общем. Пошли все разорять.
Леха, схватив свою «Сайгу», причем уже совершенно открыто, убежал на улицу. Может,
и я зря стесняюсь? Я выскочил следом, махнул рукой остановившемуся вдруг Лехе, мол «я не
за тобой», и выволок из своей машины чехол с помповиком и патронами. А то и вправду, еще
дернет кто машину, так останусь и без нее, и без ружья. С чехлом в руках сбежал по лестнице
и ворвался обратно в магазин. Вика уже начала доставать из полиэтиленов большие
«тактические» сумки и раскрывать их, чтобы упаковывать добро. Умница, прирожденный
мародер.
– Вик, держи…
Я плюхнул перед ней на прилавок свой помповик в чехле. Она, как Лехина подружка,
обращаться с ним умела прекрасно.
– Заряди, и пусть под рукой будет, – добавил я. – Мало ли? Уже у дверей стреляют.
Кстати, у тебя же есть ружье? Не здесь случайно?
– Нет, откуда? – даже чуть удивилась она. – Дома, в шкафу.
– Ладно, потом об этом. Держи мое под рукой, на всякий случай, – сказал я. – На складе
есть что?
– Под потолок. – Вика подняла руку над головой. – Завалит. Для второго зала весь товар
уже здесь. Вместе выгребать будем.
– Есть что стоящее? – уточнил я.
– У нас все стоящее, – решительно заявила она, попутно заталкивая патроны в
помповик. – Или «Спецоснащение», или «Армоком». Ерунды не держим. А тебе бы полезно
побольше интересоваться ассортиментом магазина, в котором ты один из владельцев.
Интересней всего мне был один шкаф в подсобке, где Леха держал всякие оружейные
приблуды. Он подрабатывал тюнингом оружия заодно, так что что-то полезное у него всегда
было.
При осмотре шкафа, заваленного всевозможным пластиком для оружия, у меня сердце
от радости подпрыгнуло: попалась пистолетная рукоятка на ижевские дробовики MP-133 и
MP-153. Причем совмещенная со складным прикладом, который не блокирует УСМ. 3 Что
еще надо? Куда удобней, чем обычный приклад, какой стоит на моей «муре». Я выбежал в
торговый зал, где Вика громоздила горы всякого барахла возле огромных сумок, схватил свой
дробовик, утащил в мастерскую. И уже через десять минут проверял, как складывается
каркасный приклад и достаточно ли я затолкал под его резиновый затыльник овальчиков-
надставок. Отлично! Затем вернул преобразившееся ружье Вике, продолжавшей трудиться в
поте лица.
3 Ударно-спусковой механизм.
В общем, в мастерской нашлось много полезного. Даже такая штука, как хорошие
ружейные чехлы, в дальних поездках всегда пригодится. А так нашлись цевья и накладки на
газовые камеры, все с планками Пикатинни, тактические рукоятки, пистолетные рукоятки
эргономичной формы, выносные кнопки для ЛЦУ 4 и тактических фонарей. И все ижевское,
кстати, там такая фирма-производитель недавно открылась. Повезло. И еще немного от
американцев всяких нашлось, но уже посерьезней – ложи, приклады, в общем – что надо, чем
Леха подрабатывает.
Было у нас и немного оптики, тех же отечественных коллиматорных прицелов
несколько штук, кронштейны, переходники, кольца. Этому вообще цены не будет. И коробка
батареек россыпью. Все свалил в сумку, которую вытащил в торговый зал. Заметив меня,
Вика подняла голову и сказала:
– Помогай барахло собирать.
Сейчас перед ней была настоящая гора ботинок с берцами на все сезоны. Все, как на
подбор, американские «Коркоран», крепкие и непобедимые. Это Леха недавно умудрился
здоровую партию их перехватить у разоряющейся фирмочки и завезти сюда. А вообще
самым большим дефицитом в тяжкие времена всегда становилась обувь. Даже одежду можно
пошить и перешить, а для нормальной обуви нужен материал и нужно умение. Возможно,
что за эти ботинки мы через год себе танк выменяем. В общем, наш запас обуви всех
размеров с трудом влез в две огромные сумки, как их ни уминали и ни перекладывали. Ну и
ладно. Имелись у нас и резиновые сапоги, каким тоже ни сносу, ни цены не будет.
А еще мы торговали военным камуфляжем, и он у нас самый разный – и зимний, и
летний, и осенний. К моей радости, нашлось несколько коробок с «горками». Отличная
штука. Анорак, он же парка, он же «кенгуруха» с капюшоном, брюки с хитрыми манжетами
внизу, одновременно и в берцы, и поверх них расправляются, колени и локти укреплены, в
штанинах вшиты резиновые стяжки, чтобы не парусило. Леха «горки» продавал, кстати, как
энцефалитки, и шли они на ура. Все ценили.
Я сразу схватил один комплект «горки», берцы с носками, наколенники с
налокотниками и штурмовые перчатки, которые у нас пошли в продаже почем зря с тех пор,
как народ страйкболом и хардболингом увлекся, и метнулся переодеваться. Через пару минут
запихнул в рюкзак всю одежду, что снял. Как ни странно, но в практически военной форме и
тяжелых, еще не обмятых берцах почувствовал себя лучше и уверенней, как будто
приготовился к драке. Правда, наколенники пока не надевал, чтобы народ на улицах совсем
не пугать.
Покопавшись в шкафу, к своему удивлению, нашел кордуровые поясные кобуры под
«Грача». Все остальное более или менее стоящее из кобур пересыпал в сумку. Один пистолет
уже есть, может быть, в будущем еще разживемся.
Вика тоже убежала на склад переодеваться, поддавшись моему заразительному
примеру, а я начал классифицировать разгрузки. В армии разгрузки наряду с водкой и
берцами – самая расхожая валюта. И заменить их ничем нельзя, разве что самому шить.
Поэтому я для нас откинул несколько комплектов подвесной «Смерш», а все жилеты
упаковал в отдельную сумку, с навесными подсумками вместе. Это будет «обменно-
торговым» фондом.
Затем распорол полиэтиленовый пакет с одной из подвесных, быстро натянул на себя и
подогнал. Эта подвесная весь груз размещает низко и с боков – соответственно, центр
тяжести оптимальный. На спину можно прицепить еще небольшой рюкзак-однодневку, на
грудь – «лифчик» для магазинов, тот, что американцы зовут «чиком». А можно только
«лифчик», например. То есть гибкость применения высокая, куда выше, чем в «тактическом
жилете». И одежду не так прижимает к телу, меньше потеешь и меньше мерзнешь.
Жаль, специально для «Смерша» нет подсумков на двенадцатый калибр. Но ничего,
подойдет обычный охотничий патронташ, его через плечо закинуть удобно.
4 Лазерный целеуказатель.
После почти часа усиленной возни в торговом зале собралась куча аж из десятка
огромных сумок и рюкзаков. Очень впечатляющая. Надеюсь, что в Лехин «крузак» все
уместится. А ассортимент в этом торговом зале почти иссяк. Мало что осталось. Последними
поставили на зарядку четыре рации-трансивера «Айком», а всю остальную связь, вплоть до
самой дешевой, вместе с приемниками GPS, тоже упаковали. Сели. В дверь магазина так
никто и не постучался, да и перед окнами на тротуаре ноги тоже мелькали редко. Время от
времени пролетали машины. Несколько раз слышались отдаленные выстрелы.
– Чай будешь? – спросила меня Вика, утерев пот со лба.
Я заметил, что и сам неслабо запыхался от долгой возни с кучей товара.
– Нет, некогда, – отказался я. – Поеду в магазин за едой, а потом подхвачу Таньку в
спорткомплексе.
– А нам что делать?
– Заскочите домой, схватите все, что там нужно, и езжайте за мной следом. Если
задержитесь – дождусь вас на выезде с территории спорткомплекса. Прямо на газоне встану.
– Хорошо, – кивнула Вика. – Леха с минуты на минуту будет, звонил. Говорит, что везет
что-то.
– Ну и отлично. И до дома вам отсюда пару минут. Как он приедет, я сразу сваливаю.
Хотя… чаю успею, наверное.
– А чего ждать? – удивилась Вика. – Ехал бы.
– Да уж посторожу, я ружье все равно с собой потом заберу.
Валерий Воропаев,
глава строительной компании,
зять «большого человека»
20 марта, вторник, утро
Когда Валера познакомился с Ксюшей Братской, он понял, что поймал судьбу за хвост.
Сначала она, Ксюша и судьба в одном лице, что греха таить, привлекла его не слишком – чуть
сутуловатая, высокая, с узким лицом и улыбкой, некрасиво обнажающей десны, плоскозадая
и плоскогрудая. Познакомились совершенно случайно, через знакомых его знакомых, на
вечеринке в ресторане гостиницы «Националь», которую устраивало агентство по
недвижимости для своих клиентов и партнеров. Валера работал агентом, а Ксюша Братская
оказалась там с подругой и по своей привычке вообще ни одну тусовку не пропускать.
Сначала она начала оказывать внимание молодому спортивному мужику с широкой
белозубой улыбкой, а потом и он ей, когда кто-то из начальства шепнул ему, что эта
некрасивая девица – дочка «того самого» Братского.
До того Валере везло не так чтобы очень. Почти закончив военно-морское училище в
Петербурге, он обнаружил, что погоны лейтенанта ВМФ больше не ведут к процветанию, и
начал судорожно искать способ сойти с поезда. Получилось это лишь одним способом, для
курсантов тех времен стандартным: пьянка, умышленное попадание в лапы патрулю,
гарнизонная гауптвахта, отчисление «за дискредитацию» и служба в морской пехоте в
Заполярье, правда всего год, до выхода в запас в звании старшего матроса.
Сам из Мурманска, он вместо возвращения на родину направил свои стопы в
Первопрестольную, в поисках судьбы и лучшей жизни. К счастью, не с нуля, был у него там
друг Володя, с которым вместе учились в спортшколе, деля одну парту, вместе занимались
самбо. Друг уже давно перебрался в столицу с отцом-военным и теперь вроде как был «при
делах» и звал туда не раз.
Друг не подвел, Валеркиному приезду обрадовался, отметил его как следует и помог
устроиться на первых порах. «Дела», при которых друг оказался, были уж очень
специфические, а Валера в чистый криминал пока не рвался, поэтому друг нашел ему место
на стороне. Влияния Володи, которого за поведение, за прошлое и физические габариты в
миру знали теперь больше как Вову Самбиста, хватило на то, чтобы устроить Валеру на
особых правах в «прикрученное» агентство по недвижимости, обслуживающее интересы той
самой ОПГ, где Самбист числился далеко не на последнем месте.
Жизнь более или менее наладилась. Затем агентство вывалилось из-под прямого
контроля группировки и было поглощено другим агентством, крупным и хорошо известным,
которое крышевалось людьми в погонах и больших чинах, кому Вова Самбист со товарищи
были совсем не конкуренты, почему они и предпочли просто отойти в сторону, сохранив
лицо. Для самого Валеры это сработало только в плюс, доходы выросли, ну и с Володькой
отношения не испортились – дружба у них была настоящая, с детства, какая не портится
обычно.
Денег ему хватало. Не то чтобы купался в них, но снимать терпимую квартирку
получалось, выбираться куда-нибудь с девушками, одеться, ну и на машину набралось –
далеко не новую, но вполне приличную полноприводную «Импрезу» с турбомотором, о
какой мечтал давным-давно. Так и жил не тужил до тех пор, пока не познакомился с Ксюшей.
Ксюша излишней застенчивостью не отличалась, и уже после второй их встречи Валера
оказался у нее в постели, несколько разочарованный обильным дряблым целлюлитом и
некрасивой отвислой грудью с огромными бледными сосками. Зато эта постельная встреча
вдохновила его тем, что Ксюша намекнула на длительные и серьезные отношения, в том
виде, каком она их понимала. Он не стал отнекиваться, подозревая, что уцепился за хвост
капризному зверю удачи, – и не прогадал. Свадьбу сыграли вскоре, а со временем и грудь с
целлюлитом исправились – пластическая хирургия творила чудеса напропалую. Заодно и
лицо во многих местах подправили, лучше стало. По крайней мере, кличка «Лошадка» стала
от нее отлипать, а в светских тусовках все чаще стали называть ее за глаза Псюшей – за
склочность.
К тому же что Валеру удовлетворяло полностью, Ксюша оказалась женщиной
«общественно активной», то есть могла перемещаться с одного мероприятия на другое
месяцами, вовсе не настаивая на присутствии мужа, который ей бы даже там мешал, отвлекая
от главного – от самой себя. А Валеру же взял под крыло тесть, Петр Витальевич Братский,
работавший на таких вершинах государственной пирамиды, о каких иной гражданин и не
слышал, что такие вершины вообще бывают. Не то чтобы Петр Витальевич полюбил Валеру
как сына, он, кроме себя, никого не любил и регулярно ему напоминал, что «с помойки тебя
взял, и моей милостью живешь», но и милостей было много. И уже через полгода после
свадьбы Валера возглавил новую строительную компанию, на которую как из рога изобилия
посыпались государственные заказы.
Работа была денежная, несложная и пожалуй что и непыльная, к каким чаще всего
относится известный термин «синекура». Валере хватило ума (а ума ему хватало почти
всегда, дураком он вовсе не был) нанять нескольких толковых профессионалов и платить им
достойным образом, поэтому на нем остались лишь контрольные и представительские
функции. Ну и прибыль он должен был извлекать и делить – две трети Петру Витальевичу и
треть им самим с Ксюшей. Впрочем, треть тоже была куда как велика: Петр Витальевич
потрошил госбюджет железной рукой, не стесняясь, и ни в чем себе не отказывал, так что на
работу Валера ездил теперь не на хулиганской «Импрезе», а на аристократическом «Рэйндж
Ровере» или продвинутой БМВ седьмой серии. Да и работа была не столом в агентстве, в
общей комнате, а огромным кабинетом с панорамным видом на Москву-реку и здание МИДа.
При этом он отдавал себе отчет в том, что его необходимость для ведения дела нужна была
чисто номинально. Посади в его кресло манекен, и эффективность работы не изменится. Но
это знал он сам, а для окружающих был «успешным бизнесменом», и такой статус ему
нравился.
Личная жизнь тоже наладилась. Окончательно свихнувшаяся на тусовках Ксюша хоть и
была ревнива, но мужа видела редко, а он же выдумал себе массу командировок на объекты,
разбросанные по всей стране, за время которых и отрывался, ни в чем себе не отказывая,
впрочем редко при этом на самом деле Москву покидая. Снимал он себе пристойную
квартирку в центре, куда и водил девиц вроде стриптизерш или даже вовсе официанток –
«гламурных» он не любил, поэтому, собственно говоря, и не попадался, наверное.
Единственной трудностью в жизни Валеры были семейные визиты в резиденцию тестя
и тещи по большим праздникам. Долгое сидение за столом, во время которого тесть
рассказывал все больше о своей бесконечной мудрости, а теща «грызла мозг», как определял
этот процесс он сам, избегая нецензурных определений. Но, к счастью, такие обязательные
визиты совершались в год не чаще четырех или пяти раз, так что перетерпеть их было
реально. И последние годы жизни можно было считать вполне благополучными – хорошие
деньги, поездки, дом на мысе Антиб и квартира в Лондоне, в Вест-Энде, – в общем, жить
можно. Так и жили, беспечно и бездетно, ни в чем друг друга не стесняя.
Не расстался Валера и с Вовкой Самбистом, который тоже заметно цивилизовался и
звался теперь Владимиром Аркадьевичем. Теперь он уже возглавлял свою группировку,
после безвременной кончины предшественника, процветал и даже косил под «успешного
бизнесмена», хоть и не слишком активно. Впрочем, он остался завзятым холостяком,
любителем саун с девицами и дорогих борделей, какие интересы делил с ним и Валера, так
что время они проводили вместе и весело. К тому же Самбист связей в кругах «коллег» имел
немало по всей России, поэтому несколько раз оказывал серьезные услуги компании
«Спецмонтаж», которую Валера и возглавлял. В общем, дружба крепла.
Сегодня он проснулся по будильнику, в пустой супружеской спальне, совершенно один.
Ксюша улетела на Лазурный Берег на какую-то то ли свадьбу, то ли развод, но все это должно
было отмечаться на борту огромной яхты. Звала и его, все по-честному, и он бы даже
полетел, поскольку с хозяином вечеринки был в приятельских отношениях, но на этот раз
действительно не смог, дела держали. Тесть на завтра организовал его встречу с «большим
человеком», заведующим федеральным имуществом, и разговор шел о передаче в управление
немалого количества объектов. Если бы Валера это пропустил, то папа Братский компанию
«Спецмонтаж» разорвал бы и съел, а скорее всего, выкинул бы оттуда Валеру без всякой
пощады. Речь шла о миллиардах.
Поэтому он встал и, зевая на ходу, поплелся на кухню, шаркая по теплым керамическим
полам аристократичного вида замшевыми зелеными тапками с золотыми вензелями. И
принялся варить себе кофе, потому что прислугу на время отсутствия жены всегда отпускал.
Заглянул в холодильник и обнаружил там торт «тирамису» в прозрачной упаковке,
который сам купил вчера по пути домой. Он был каким-то «приманьяченным сладкоежкой»,
мог обходиться без сладкого месяцами или вдруг купить целый торт и сожрать в один
присест. Как сейчас и вышло, хотя половина торта еще оставалась на месте.
Зазвонил телефон.
– Алло.
– Как сам? – послышался в трубке голос Вовки.
– Да нормально, живой, – зевая, ответил Валера. – Даже без признаков абстиненции. А
ты как?
Вечер вчера они закончили в сауне, в компании девок и еще двух приятелей, но, против
обыкновения, сильно не напивались. А вообще оба были не дураки насчет «на пробку
наступить», так что всякое бывало.
– Да я нормально тоже, – ответил Самбист и спросил: – До тебя слухи новые дошли?
– Это какие? – не понял Валера.
– Да беспорядки какие-то начинаются. Мне тут мусор знакомый маякнул, что из
области в Москву ментов перебрасывают, местные не справляются. Стреляют даже в городе.
Не слышал?
– Не-а, не слышал ничего, – ответил Валера, попутно пытаясь не уронить с чайной
ложки здоровенный кусок торта и балансируя им возле рта.
– Ты чего там, жрешь, что ли? – поинтересовался Самбист.
– Ну вроде того, – ответил Валера. – Торт вчера купил и фигачу.
Манера общаться у них с самого детства не изменилась.
– Фигасе! Когда успел?
– А на обратной дороге, уже здесь, на Рублевке, – ответил Валера.
Тоже признак его нынешнего успеха. Этот дом не был прямым подарком тестя – все
деньги до копейки за него были выплачены Валерой лично. Пусть и не Горки-10, но
Николина Гора тоже куда как неплохо. А кусок торта все же угодил в рот и был проглочен.
– Ладно, жри, смотри, чтобы булки не слиплись, – гоготнул Самбист. – Так о главном,
чего звоню-то… Какие-то дела нехорошие в Москве, ты бы поостерегся.
– А чего именно стеречься надо? – насторожился Валера. – По мне, так чтобы тестя с
работы не скинули, главное.
– Да тут такое болтают, что и сам не верю, – как-то странно ответил собеседник,
пропустив шутку про тестя мимо ушей. – Но при этом вроде бы такие люди говорят, что и не
верить грешно. Эпидемия бешенства какая-то по городу пошла. Люди друг на друга
бросаются, трупов куча. Или я дурак, или одно из двух, но в любом случае поопастись бы
надо.
– А ты где? Дома? – спросил Валера.
– Пока дома, а сейчас ребята заедут, по делам сгонять надо, – ответил Самбист. – Ты
звони, если чего. Или если узнаешь интересное – тоже звони, понял?
– Давай, Вовка, удачи, – пожелал другу Валера. – Береги себя. Я позвоню.
Собеседник отключился, а Валера изрядно озадачился. Подумал было позвонить тестю
и узнать у того, что слышно, но больно уж общаться не хотелось, разговаривать и не хамить
тот просто не умел. Позвонить жене? А зачем? К жене как таковой он был равнодушен, как и
она к нему, в общем, и перезваниваться у них привычки не было. Тогда он поступил проще –
включил телевизор. Но так ничего нового и не узнал. Ни намека.
Что еще оставалось? В любом случае сегодня у него тоже дел хватало, тесть толкал его
в новый большой проект, так что ехать надо было. Ну а насчет «психов, на людей
кидающихся»… На этот счет он тоже давно обеспокоился, помог человек из охраны тестя,
порешавший нужные вопросы с нужными разрешениями. Валера прошел в кабинет, открыл
ящик письменного стола и выловил из него серую пластиковую коробку с застежками,
раскрыл ее.
На сером поролоне подкладки лежал черный пистолет с двумя магазинами. На затворе
надпись «МР-446 «Viking». Кроме коробки, нашлась в столе и черная синтетическая кобура с
наплечными ремнями, и две коробки с патронами, с надписью белым по зеленому
«Ремингтон». Валера достал одну коробочку, открыл. Примерно половины блестящих
латунных цилиндриков, торчащих донцами из пластиковых поддончиков, не хватает – это он
оружие на природе опробовал. Понравилось оружие, кстати, хоть и напугало в один момент –
Валера попытался «по-боевому» заменить магазин, с патроном в патроннике, а пистолет
вдруг пальнул сам. Такая вот конструктивная ошибка. Но в остальном отлично – и ухватист, и
спуск плавный и нежный, и вообще с виду ничего. И самое главное – легальный, и все
требуемые разрешения, кем надо подписанные, на него есть, не прикопаешься. А вот это уже
многого стоит.
Вынимая по одному патроны из гнезд, он быстро снарядил оба магазина, после чего
натянул кобуру на сорочку и ловко ее подогнал. Сунул в нее оружие, приятной своей
тяжестью придавшее уверенности, воткнул запасной магазин в гнездо и натянул сверху
твидовый пиджак. Не слишком удобно, но если не застегивать, то и кобура не заметна на его
еще вполне атлетической фигуре – Валера хоть и прибавил килограммов десять излишков за
последние годы, но все же спортзалом не пренебрегал и на тренировки ходил регулярно,
любил это дело с детства. Да и вообще был мужиком здоровым.
Через пять минут со двора, в автоматически распахнувшиеся решетчатые ворота,
выехал бледно-зеленый «Рэйндж Ровер» и, взрыкнув большим мотором, покатил по улице
поселка в сторону Рублевки, на которой уже собирался утренний поток машин, идущих в
город в состоянии перманентной пробки – шоссе было узким, а народу вокруг него жило
много.
К его удивлению, движение было не таким интенсивным, как обычно. Машин было
эдак раза в два меньше, чем в иные дни, и он почти что пулей долетел до МКАД. Рублевка в
городе тоже поразила пустоватостью, зато он несколько раз видел милицейские машины,
несущиеся куда-то с включенными мигалками. Обычно они так часто не попадаются,
поэтому он сразу уверовал, что в городе что-то происходит. Да и как не поверишь, Вовка зря
трепаться не будет, не тот человек, чтобы балаболить.
Ближе к Кутузовскому машин стало немного больше, и на развязке ему даже пришлось
потолкаться, хоть и не так долго, как обычно. Но все же приехал в офис он минут за
пятнадцать до того времени, к какому приезжал в другие дни. Рекорд своего рода, а это
значит, что движение точно уменьшилось, не показалось ему. Бросив машину на стоянке у
входа, на которой было сегодня на удивление много свободных мест, он пробежал к подъезду
офисной высотки, придерживая рукой норовящие распахнуться пальто с пиджаком, – кобуру
светить не хотелось. Поздоровался с каким-то напряженным охранником на входе,
направился к лифту.
У лифта топтался Посохов – одетый у лучших лондонских портных благообразный
мужичок, еще из советской комсомольской номенклатуры, который теперь называл себя
«инвестором» и на самом деле колотил неслабые деньги на обязательной автогражданке,
беспощадно используя свои старые связи.
– Валерий Палыч, – улыбнулся он, сверкнув безукоризненными зубами «от лучших
стоматологов» и протягивая руку – сухую и вялую ладонь, которую Валера, парень крепкий и
сильный, каждый раз пожимал с некоторой опаской – как связку толстых макаронин. – Как
дела? Что слышно?
– Да вот слышно… непонятное, – ответил Валера, подозревая, что Посохов должен
знать больше, и надеясь, что он его просветит.
– Верно, непонятное, – вздохнул Посохов. – Мне несколько человек звонили, говорят
разное, и секретарши на работе нет, и дозвониться до нее никто не может. Даже кофе сварить
некому.
Это он так пошутил, наверное. Вообще-то насчет его секретарши – манерной и томной
двадцатилетней девицы – слухи ходили совсем другие, что она не только кофе варит.
– А что точно говорят? – спросил Валера, пропуская Посохова в распахнувшиеся перед
ними с мелодичным звоном двери лифта.
– Да разве поймешь? – снова вздохнул тот. – Все разное говорят. Я ребят из охраны
попросил по своим друзьям уточнить, что же именно происходит. Они у меня из МВД все
больше, служили там, должны выведать.
Еще Посохов был известен тем, что никуда не ездил без как минимум четырех
телохранителей и джипа сопровождения, хотя Валера был уверен, что этот финансовый
паразит точно никому не был нужен и ему ничего никогда не угрожало. По крайней мере до
тех пор, пока плательщики страховых взносов не заинтересуются, кто именно и через какие
схемы крутит их трудовую копейку. Но если узнают, то Посохову никакая охрана не поможет.
– Если разузнают, то вы не сочтите за труд, наберите меня, – попросил Валера. – А я
вам позвоню, если новости будут.
– Договорились, – кивнул Посохов, снова протягивая руку Валере.
Лифт остановился, и Посохов вышел. Валера посмотрел с неприязнью на его худую
спину под пиджаком в тонкую полоску и нажал на кнопку своего этажа. Лифт мягко
тронулся, и через минуту Валера вошел в приемную своего офиса, где уже сидела за столом и
пила чай из большой зеленой кружки Татьяна Борисовна, дама за сорок, в строгих очках и
без всякой косметики, напоминающая строгую училку из детского фильма.
– Доброе утро, Валерий Павлович, – поздоровалась она. – Чаю или кофе хотите?
– Если чайку сделаете, благодарен буду, – улыбнулся ей Валера. – Что слышно?
– Слышно, что Свиридов и Пономаренко на работу не придут, – ответила секретарша. –
Позвонили оба, сказали, что какие-то серьезные проблемы у них.
– А что за проблемы? – задержался в дверях кабинета Валера.
Татьяна Борисовна несколько замялась, и Валера правильно оценил причину заминки:
она не решалась повторить то, что слышала. Она всегда слыла дамой разумной и словами
взвешенной, к сплетням не склонной.
– Татьяна Борисовна, мне с утра уже всякое рассказывали, – улыбнулся он. – Не
стесняйтесь, говорите.
– Ну в общем… – Она вздохнула, затем продолжила: – Что-то в подъездах у обоих
случилось, вроде бы даже убийства. И вроде бы милиция все заблокировала, выходить не
дает. Странно, что два человека повторяют одну и ту же историю.
– Понял… – задумчиво кивнул он и зашел в кабинет. Кабинет был велик, пустоват –
Валера любил минимализм в обстановке, – а еще из гигантского окна во всю стену
открывалась великолепная панорама Москвы. Валера, повесив пальто на вешалку, подошел к
окну и остановился у стекла, доходящего до пола, чувствуя исходящий от него холод. Сейчас
панорама великолепием не поражала – город, серый и мрачный в это весеннее утро, лежал
перед ним, своим видом вгоняя в глухую тоску.
– Ну и что же к нам пришло? – спросил Валера сам себя. – Что там случилось?
И ничего себе не ответил. Зато внутри его, где-то в самой глубине, начала укореняться
уверенность, что случилось нечто очень плохое, такое, чего раньше этот мир не знал. Почему
так – он бы даже сам себе обосновать не смог, но уверенность крепла и крепла.
Александр Бурко
20 марта, вторник, днем
Семьи самого Бурко и его приближенных уехали в сторону Твери около часа назад.
Колонна из нескольких черных «Лэндкруизеров» с затемненными стеклами вышла из ворот, а
на освободившееся место въехали сразу три тентованных КамАЗа. И теперь целая бригада
крепких и молчаливых грузчиков паковала мебель, книги, картины. Бурко не собирался
бросать ничего из своих любимых вещей. А в Центре специально для него и его семьи был
выделен третий этаж так называемой Гостиницы. Первые два должны были занимать его
приближенные с семьями, такие, как Салеев, Домбровский, Пасечник. Эта территория
отделена была от остальной забором с проходной. Внутри же было сделано все, чтобы жизнь
обитателей была комфортна. Два теннисных корта, бассейн, зеленые газоны с детской
площадкой. Немного в общем-то, но в случае всемирной катастрофы мало кто рассчитывал
на жизнь роскошную.
Сам Бурко с радостью был готов поменять нынешнюю жизнь на ту, которая ждала его
впереди. Таких настроений ему добавляла суета в его кабинете, который превратили в штаб,
установив, где можно, средства связи, компьютеры, дополнительные телефоны. Во дворе и
доме прохаживались патрули в военной форме, уже с документами сотрудников ФСИН, с
новенькими АК-74М5 на плече. И вроде бы и форма обычная для военных, но все же что-то
не то. Слишком новый и слишком современный у всех камуфляж, из специальной ткани,
«размывающей» тепловую сигнатуру тела, у всех легкие и прочные, маленькие как
хоккейные, арамидные шлемы в чехлах, ботинки из «баллистической ткани», которую даже
осколки не пробивают. Легкие бронежилеты под модерновыми разгрузками, у каждого на
шлеме крепление для ночных очков и сами очки в специальном футляре на разгрузке, рядом с
ночником к автомату. Увидел бы кто такую роскошь и поразился, как хорошо снабжать
российских «силовиков» стали.
Соседи Бурко вдруг начали держаться от него подальше и старались не проезжать мимо
его ворот. Неправильно поняли изобилие вояк на его территории. Решили, видать, что
пришли Бурко «брать» со всей возможной помпой. У нас это любят.
5 Автомат Калашникова.
А между тем даже сам Бурко приоделся в нечто военное по стилю. Крепкие ботинки,
брюки хаки, военного покроя свитер с тканевыми вставками в плечах и пистолет в кобуре на
поясе. И чувствовал себя самым настоящим командующим. Романтика поперла, короче.
Разочаровывал, правда, Пасечник. Ему никак не удавалось поймать семью Дегтярева и
Сергея Крамцова, сотрудника института, который эту семью увез в неизвестном
направлении. По тем материалам, которые Пасечнику удалось получить от оператора сотовой
связи выяснили, что был один звонок с телефона Дегтяревой на телефон Крамцова. Затем
звонок с телефона Крамцова на неизвестный ранее номер, принадлежащий некоей Татьяне
Лапиной. Резонно предположить – девушке Крамцова. Удалось установить примерные
районы нахождения Крамцова и Лапиной, в зоне действия какой «соты» они были в тот
момент, а вот с Дегтяревой так не получилось, Бурко не понял, в чем проблема с этими
загородными ретрансляторами. Но было известно, что звонили из области.
Впрочем, Пасечник считал, что все скрываются у Крамцова на даче, а сам Крамцов
сейчас в городе, затаривается запасами. О нем удалось узнать, что служил, воевал в Чечне в
составе разведроты в мотострелковом полку, увлекался внедорожными гонками и владел
оружием, причем в обоих смыслах – имел оное и умел его применять. Хобби у него такое.
Известно было о нем все, кроме адреса пресловутой дачи. Но его должны были добыть
проплаченные стражи закона.
Салеев ему доложил, что «Ковчег» осуществляется по графику. Семьям всех служащих
«Фармкора», которым выпал жребий «жить», дали время собраться и приготовиться к
эвакуации. Их предупредили о грядущих беспорядках, люди слышали стрельбу, поэтому с
благодарностью принимали предложение переждать тяжелое время в безопасном месте.
К вечеру в Москву должны были войти небольшие колонны. Каждая состояла из
автобуса, куда грузили людей, большого грузовика для багажа, люди везли с собой многое, и
с каждой из таких колонн шли два легкобронированных внедорожника «Тигр», в которых
сидели по четверо вооруженных до зубов «сотрудников ФСИН», находящихся «при
исполнении». В одной из машин в багажнике лежал пулемет ПКМБ с огромным запасом
патронов, во второй – такой же новенький автоматический гранатомет АГС-30. Установить
их на турели – дело секунд. Кроме того, еще по два вооруженных бойца находились в
автобусе и грузовике. Немалая сила.
Все эти колонны выходили из Москвы по Ленинградскому шоссе, где в дальнейшем
собирались в общую колонну на гигантской парковке за одним из торговых центров, после
чего все вместе двигались в Тверскую область, в Центр. И там семьи должны были
расселяться по казармам и общежитиям на территории, укреплением которой занимались
уже сейчас местные рабочие фабрики и вояки, находящиеся в Центре. Все эти люди должны
были в будущем составить костяк нового народа, народа, управляемого Александром Бурко,
сильного и агрессивного в новом мире. Народа, который будет производить лекарства,
которых всегда не хватает, и народа, у которого будет Вакцина. Вакцина от не-жизни.
Мария Журавлева
20 марта, вторник, днем
Маша Журавлева усадила детей в гостиной за мультики, а сама ушла на кухню, где
налила себе чаю и включила телевизор. Пощелкала каналами, пока не наткнулась на
московский городской, но там о происходящем на улицах не говорилось ни слова. На
центральных каналах тоже шли обычные утренние передачи – для детей и домохозяек. Она
переключила телевизор в режим радиоприемника и после недолгих поисков настроилась на
две городские новостные станции. На радио уже говорили о том, что происходит в городе, но
именно – говорили. Потому что «знать» и «говорить» – вещи разные, и зачастую они
совершенно необязательно идут рука об руку. Похоже, что знали на радио мало. Версии
выдвигались разные, одна другой противоречивей, в студию звонили очевидцы каких-то
происшествий, просто любопытные и желающие хоть что-то сказать в эфир, все это
периодически прерывалось рекламой.
С чашкой чая в руках она подошла к окну. Утро было серым, пасмурным,
двенадцатиэтажные панельные дома напротив смотрелись особенно старыми и
обшарпанными. Широкий газон между ними и дорогой, скорее даже сквер, тоже выглядел
грязно. Зеленой травы пока еще не было, и на нем были лишь отдельные участки травы
желтой, прошлогодней, освободившейся из-под сошедшего снега. Стандартный московский
серый и грязный март. Людей на тротуаре было немного, и шли они быстро, как будто
торопились куда-то добраться. Машин тоже было меньше, чем обычно.
Внимание Маши привлек появившийся из-за угла стоящего напротив дома человек.
Странным было даже место, откуда он вышел, потому что дорожка, ведущая к подъездам и
соседним домам, проходила с другой стороны, и человек был вынужден идти по сырому,
раскисшему газону. Второй странностью было то, как он одет. На нем был какой-то
пятнистый свитер и черные брюки, но куртки не было. Не совсем подходящий наряд для
конца марта. Но, приглядевшись к его походке, она поняла, что перед ней пьяный, и это все
объясняет. Если человек пьян настолько, что ходит раскачиваясь, то он может и куртку
потерять, и зайти в такое место, куда нормальный человек не зайдет. Хотя он скорее даже не
раскачивался, но походка была дерганая и какая-то… непонятная. Координация движений у
пьяного была явно не на высоте. Человек замер, уставившись в одну точку перед собой.
Маша бросила взгляд на часы – по времени должны были начаться новости по
телевизору, по первому каналу, и она отошла от окна. Взяла «лентяйку» со стола,
переключила каналы с радио на телевидение. Почти сразу же появилась заставка выпуска
новостей, но в анонсе так ничего и не прозвучало по поводу беспорядков и стрельбы в
городе. Странно. Простояла минут десять у телевизора, не отрываясь от экрана, держа в руке
чашку с недопитым и уже остывшим чаем, но так ничего и не узнала. Переключила
несколько каналов, но по всем шла обычная утренняя «солянка». Тогда она вновь включила
радио. Одна из станций работала в прямом эфире в диалоговом режиме, и они там хотя бы
пытались разобраться, что происходит в городе, но мнений было больше, чем участников.
Где-то вдалеке послышались звуки, будто ломают сухие деревянные рейки. В другой
день Маша на это не обратила бы внимания, но сегодня она такой звук уже слышала.
Слышала, когда милиция начала стрельбу возле детского сада. Она подбежала к окну,
выглянула, но ничего не увидела. Стреляли где-то далеко. Вскоре стрельба прекратилась.
Маше попался на глаза давешний пьяный. Сейчас он стоял посреди газона и крутил головой.
По тротуару быстро проходили люди, он иногда делал такое движение, как будто хотел к
кому-нибудь подойти, но не успевал, потому что соображал медленно. Маша подумала, что
следовало ли человеку так напиваться в такую рань? Или он со вчерашнего дня еще не
«просох»?
Пьяный между тем подошел совсем близко к тротуару и стоял там, беспомощно
оглядываясь. Странно, но ему до сих пор явно не было холодно, несмотря на отсутствие
теплой одежды. Со двора вышла немолодая и очень полная женщина, в коричневом пальто,
вязаной шапке и с сумкой в руках. Она шла вперевалку, медленно, по дорожке, ведущей со
двора на улицу, и приближалась к пьяному со спины. Тот, по всей видимости, услышал ее
шаги и пыхтение, потому что повернулся и своей спотыкающейся походкой пошел к ней.
Женщина увидела его и сделала рукой жест «отвали», но пьяный не прореагировал. Маша
видела, как женщина пригляделась к пьяному повнимательней, остановилась, а потом Маша
услышала какой-то протяжный звук, как будто у кого-то закипел чайник со свистком. Она не
сразу сообразила, что это визжит толстая женщина на улице. Женщина даже сделала
движение, как будто собирается бежать, но была слишком тучна, чтобы суметь это сделать.
Приблизившись к ней, пьяный неожиданно ускорился, перейдя если не на бег, то на быстрый
спотыкающийся шаг, схватил ее руками за пальто и повалил вперед, наваливаясь на нее
сверху.
У Маши глаза из орбит полезли от удивления и страха. Когда пьяный бросился к
толстухе, она уже поняла, что у него агрессивные намерения. Она ожидала, что он ее ударит,
может быть, начнет грабить, но не то, что он повалит ее в грязь, навалившись сверху… и
зачем? Что он делает? Со стороны выглядело, как будто он пытается поцеловать
барахтающуюся под ним женщину, но разглядеть что-то детальней было невозможно, не
позволяло расстояние. Неожиданно пьяный поднялся с женщины, схватил ее за руку,
потащил в сторону, рывками, как тюк с тряпьем. Женщина не шевелилась. Он прижался
лицом к ее ладони, и Маше показалось, что он жует ладонь женщины. И еще Маша не могла
понять, почему женщина не шевелилась? Не убил же он ее? Хотя… Машу обдало холодом с
ног до головы. Он что, убил ее зубами?
Чувствуя, как у нее от страха отнимаются ноги и леденеет спина, она поставила чашку
на подоконник. Она должна разглядеть, что там происходит, должна понять, или она решит,
что сошла с ума. Как это сделать? Видеокамера! Она купила видеокамеру, чтобы снимать
детей, и сейчас она лежала в гостиной, в шкафу. У нее есть цифровое увеличение, можно все
увидеть в видоискатель. Она побежала в комнату, где дети смотрели «Том и Джерри»,
открыла шкаф, достала оттуда камеру. Включила. Замигал индикатор низкого заряда батареи.
Зарядное устройство лежало там же, и она тоже прихватила его. Со всем этим она прибежала
на кухню, воткнула штекер кабеля в камеру, поискала, в какую розетку воткнуть вилку. В
конце концов решила выдернуть из сети микроволновку. На видоискателе камеры появилась
надпись «Зарядка», и на индикаторе с изображением батарейки замельтешила бегущая
полоска. Маша вскинула камеру и максимально приблизила к себе изображение. Сначала
объектив сфокусировался было на оконном стекле, отчего все расплылось, но затем он
захватил пьяного и по-прежнему лежащую на земле женщину. Лицо пьяного приблизилось
так, как будто он находился прямо перед окном.
Маша все увидела сразу, но объяснить себе, что же она видит, смогла лишь через пару
минут, когда снова поймала дыхание. Лицо пьяного было до самых глаз измазано кровью, как
и рука женщины, которую он держал. Он сидел прямо в грязи и жевал. Что жевал? Маша
увидела, как пьяный открыл рот, вцепился зубами в толстую окровавленную кисть, задергал
головой, силясь оторвать кусок плоти, оторвал все же и начал его заглатывать.
– Мамочка моя… что же это? Что он делает? – прошептала она.
Она почувствовала, как к горлу подкатил ком, и ее чуть не вырвало. Она часто
задышала, подавив приступ тошноты.
Двое людей, пожилые мужчина и женщина, проходившие по тротуару, остановились
напротив лежащей в грязи женщины и «пьяного», что-то закричали им. Женщина
размахивала руками, но сделать они ничего не пытались. И Маша чувствовала, что им нельзя
подходить близко к происходящему перед ними, что это опасно, невероятно опасно. Она даже
хотела, чтобы они не обратили внимания на то, что видят, и как можно быстрее прошли
дальше, как можно дальше от этого кошмара.
Неожиданно «пьяный» выпустил руку лежащей толстухи и начал подниматься на ноги.
– Бегите же! – прошептала Маша, как будто пожилая пара могла ее услышать. И вдруг, к
ее ужасу, начала подниматься и толстуха. Маша была уверена, что та мертва. Вся грязь
вокруг нее была буквально пропитана кровью, «пьяный» отрывал зубами и пожирал ее плоть,
а она на это не реагировала, и вдруг она зашевелилась и начала вставать. Она не пыталась
зажать жуткие раны на руке или шее, она оперлась прямо в грязь изорванной ладонью. В
видоискателе камеры все было видно, как будто ты сидишь в первом ряду.
Пожилая женщина сделала шаг в сторону толстухи, явно что-то спрашивая, но мужчина
уже заподозрил неладное и удержал ее. Маша вновь оторвала взгляд от видоискателя,
посмотрела просто в окно, не опуская камеру правда. Со стороны ее дома в сторону пожилой
пары бежал человек в темно-синей форме, с желтыми шевронами на рукавах. Правой рукой
он придерживал кобуру на поясе. Маша узнала его, это был Сергей Сергеевич, сотрудник
охранного агентства, постоянный дежурный охранник из их дома, в прошлом военный,
кажется. Он явно что-то кричал пожилой паре и махал им рукой, призывая их идти к нему.
Между тем «пьяный» пошел к ним, а следом за ним, тяжело переваливаясь, поковыляла
окровавленная и испачканная в грязи толстуха. Маша вдруг поняла, что сейчас должно
случиться что-то еще более страшное, чем то, что она только что видела.
Пожилой человек схватил свою жену за руку и потащил ее назад, но она почему-то
уперлась, вырвала свою руку из его руки. Маше показалось, что она просто не любит, чтобы
ее куда-то тащили. Пока она демонстрировала характер, «пьяный» успел схватить ее за
плечо, попытавшись свалить таким же толчком вперед, как он свалил толстуху, но пожилой
мужчина удержал ее на ногах, отталкивая своего противника.
Сергей Сергеевич подбежал к ним, с силой оттолкнул «пьяного», который, заваливаясь
на спину, чуть не опрокинул женщину. Охранник показал пожилой паре направление к
подъезду дома, из которого он выскочил. Они наконец сообразили, что нужно делать, и
побежали туда, и сам Сергей Сергеевич начал пятиться следом за ними. Мимо этой сцены
несколько раз проезжали машины, одна из них даже притормозила, но никто не остановился.
Пожилая пара успела пересечь дорогу, мужчина зажимал ладонь правой руки левой,
охранник следовал за ними, но тот, кого Маша мысленно именовала как «пьяный», подошел к
нему почти вплотную. Тучная женщина плелась где-то сзади. Неожиданно из пистолета,
который Сергей Сергеевич удерживал направленным на противника, дважды подряд и, после
паузы еще раз, вылетела струйка прозрачного дыма, и Маша услышала уже знакомые ей
хлопки выстрелов. «Пьяный» качнулся назад, дернул головой и повалился на спину.
Толстуха, тоже подошедшая близко, остановилась, затем вдруг повернула в сторону и пошла
куда-то по тротуару. Охранник побежал к дому.
Маша сама не верила тому, что видела. Вздохнула, посмотрела на свои руки, в которых
по-прежнему была зажата камера, выключила ее и положила на стол. Заметила, что все это
время шла запись – палец сам нажал на кнопку, по привычке. Выбежав в гостиную, она
сказала Саше:
– Сашка, смотри мультики, приглядывай за Ликой. Я спущусь вниз.
– Ты надолго?
– Нет, я просто на первый этаж, скоро приду. Совсем ненадолго.
Сашка был парнем самостоятельным, поэтому он просто кивнул и уставился в
телевизор. Лика сидела рядом на ковре и играла с кубиками. Маша натянула на ноги
кроссовки, накинула кожаную куртку-«косуху», которой было лет десять, она осталась у нее
от «веселой молодости», когда Маша каталась на мотоцикле, и которую она до сих пор
иногда носила. Куртка висела на вешалке ближе всего, поэтому она ее и надела. Затем
вытащила из замка ключи и вышла на лестницу, заперев за собой дверь. Она должна была
понять, что все же видела из окна, потому что никаких разумных объяснений этому не
находилось.
Лифт подошел быстро. Когда она вышла в вестибюль, то увидела обоих пожилых
людей, стоящих возле застекленной будки охранника, и самого Сергея Сергеевича,
запирающего подъезд изнутри.
– Сергей Сергеевич, что случилось? – закричала Маша почти от лифта. – Я все видела
из окна, но ничего не понимаю. Кто был этот человек?
– А, Мария Николаевна! – откликнулся Сергей Сергеевич. – Сможете помочь человеку?
У него рана на руке, надо промыть и перевязать. Там в аптечке еще немного бинта осталось,
маленькая упаковка. Коломиец с двенадцатого этажа тоже покусанным с утра домой
прибежал, на него бинт извели. А я не хочу отходить от двери, вдруг кто внутрь попросится,
а дверь заперта. Видели, что на улицах творится?
– А что такое творится? – спросила Маша. – Я вообще не понимаю! У детского сада
сегодня стреляли, здесь тоже стреляли. Ладно, позже об этом.
Маша медиком не была, но в дни своей мотоциклетной молодости ей пришлось
познакомиться со всеми видами ран и травм, которые случаются после падения с мотоцикла,
так что помощь она могла оказать вполне квалифицированную. В помещении охраны была
аптечка на стене, откуда Маша достала бинт, вату и флакон с перекисью водорода. Мужчина,
интеллигентного вида, лет пятидесяти, в сером пальто, спокойно стоял рядом, зажимая рану
на запястье носовым платком. Кровь на платке была видна, но не слишком много. Женщина,
которая была с ним, тоже была рядом, и вид у нее был очень виноватый. Она говорила мужу:
«Дима, прости, ну ты же знаешь, как я реагирую, когда меня куда-то тащат», на что он
ответил ей: «Люда, все нормально, там просто царапина».
Маша провела мужчину в туалет, открыла кран с холодной водой и сказала:
– Показывайте руку.
Тот спокойно убрал платок, протянув ей правую руку. С виду ничего особо страшного
не было. Это был укус, который разорвал в двух местах кожу до крови и слегка свез ее
вокруг.
– Ничего страшного, сейчас промоем перекисью и перебинтуем. Бывает и хуже.
– Я вижу. Вы с ватками не мучайтесь, просто полейте на рану. Я не слишком
чувствительный, а так быстрее и промоется получше, – сказал пациент.
– Может защипать.
– Пускай, все в порядке, – улыбнулся он.
– Как скажете, – согласилась Маша.
На самом деле Маша сама в свое время предпочитала такие же радикальные методы
лечения и дезинфекции ран. Лучше было один раз плеснуть на рану антисептиком, пару
минут поругаться и смело бинтовать, чем долго и мучительно прикладывать смоченную в
чем-нибудь ватку к каждому миллиметру кожи. Как кошке хвост рубить по частям. Поэтому
она не стала долго гадать, а густо смочила перекисью двойной ватный тампон и просто
выдавила его на рану мужчине. Кровь зашипела, встретившись с перекисью, мужчина
поморщился, но не издал ни звука, за что Маша его мысленно похвалила. Затем она снова
намочила тампон, плюхнула его на рану сверху, вроде как протерла, выбросила тампон в
пластиковое ведро под раковиной. Вытащила из упаковки стерильную марлевую подушечку,
наложила на рану и аккуратно забинтовала оставшимся бинтом. Как раз хватило.
– Вот так. Но вам бы лучше показаться врачу потом. Это ведь укус?
– Да, этот псих меня укусил, – кивнул мужчина.
– А на зубах какой только дряни не бывает, тем более у него, – сказала Маша. – Видели,
что он там делал? Обязательно сходите к врачу.
– Хорошо.
Они вышли в вестибюль, где у застекленной стены стоял Сергей Сергеевич, гладя на
улицу. Труп мужчины так и лежал на газоне, на противоположной стороне улицы, редкие
торопящиеся прохожие старались его не замечать. Это было уже явным признаком
надвигающегося бедствия, когда никому нет дела до лежащих на улице покойников.
– Сергей Сергеевич, что делается? – спросила Маша, остановившись у окна рядом с
охранником.
– Никто не может понять, Мария Николаевна, – ответил тот. – Со мной связались из
нашего агентства и сказали, что в городе какая-то массовая истерика или эпидемия
бешенства. Сказали стрелять во всех, кто пытается кусаться.
– Пытается кусаться? – переспросила Маша. – Я не ослышалась?
– Нет, вы не ослышались, – покачал головой Сергей Сергеевич. – А вы разве не видели?
– Я видела, но не верю тому, что видела. Так не бывает.
– Бывает, милая, – сказала сзади женщина. Голос у нее был приятный, чуть
хрипловатый. На вид ей было около пятидесяти, она хорошо сохранилась, но было видно, что
они с мужем небогаты, скорее похожи на институтских преподавателей. – Бывает. Вы знаете,
почему мы остановились? Этот человек ел лежащую женщину. Отрывал от нее зубами куски
и ел.
– И зачем же вы остановились? – обратилась Маша к ней. – Это он ее убил, я видела из
окна. Он и вас убил бы, если бы не Сергей Сергеевич.
– Возможно, – кивнула женщина. – Но это было так… непонятно… иррационально… Я
не верила своим глазам и остановилась, как я думаю, именно поэтому. Вроде как покричишь,
и кошмар развеется.
С улицы раздалась короткая автоматная очередь, затем еще одна. Женщина вскрикнула,
а Сергей Сергеевич оттащил Машу от окна, пробормотав: «Осторожней, осторожней».
Мужчина, который приводил в порядок пальто в туалете, подбежал к ним, обнял жену за
плечи.
– Что случилось?
– Пока непонятно, – ответил охранник.
К шлагбауму на въезде во двор подкатила милицейская «десятка» с буквами ДПС на
боку и взвыла сиреной. Сергей Сергеевич нажал на кнопку открытия шлагбаума, машина
заехала на стоянку и остановилась у самых дверей. Маша обратила внимание, что капот
милицейской машины был помят, испачкан кровью, а на лобовом стекле виднелась глубокая
вмятина с сеткой трещин, как будто туда ударило что-то тяжелое и круглое. Против
обыкновения, в машине вместо двух милиционеров сидел один.
Он вышел с водительского места, подошел к двери дома. Сергей Сергеевич отпер дверь,
лязгнув замком, пропустил его внутрь. Это был немолодой человек, высокий, плотного
телосложения, в фуражке, в теплых штанах и куртке с блестящими полосами и буквами ДПС
на спине. На погонах у него было по одной большой звезде. В руках – короткий автомат с
деревянным цевьем и пластмассовым изогнутым магазином какого-то рыжего цвета. На
поясе висела кобура с пистолетом и брезентовый подсумок, в котором виднелись еще три
рожка к автомату.
– Здравствуйте, сигнал на вас поступил, – сказал милиционер. – Говорят, что человека
убили.
Майор показал на труп, лежащий на газоне на противоположной стороне улицы.
– Убили, верно, – ответил Сергей Сергеевич. – А с чего вдруг ДПС по вызовам ездит?
Целый майор, да еще и в одиночку?
– А кому еще ездить? – пожал тот плечами. – Вытащили из кабинета и погнали, хоть я
на улице служил лет пять назад в последний раз. Знаете, что в городе творится? Это еще
ладно, что меня прислали, могли и вообще никого. По всему городу такое, я сам толстую
тетку только что машиной сбил и потом застрелил.
– Очень-очень толстую? В той стороне? – Маша показала в направлении, откуда
подъехал милицейский «жигуль».
– Верно, очень толстую, в крови с головы до ног, – подтвердил тот. – Она мне прямо под
машину пошла. Я сдуру выскочил проверить, жива ли, а она меня за руку укусила. У вас
бинта нет случайно, а то я свою аптечку из машины уже всю извел сегодня. Много раненых,
и все с укусами. Что делается, не знаете?
– Я думала, вы нас просветите, – разочарованно сказала Маша. – По телевизору лишь
визит президента в Брюссель показывают да экономические новости. А перевяжу я вас дома,
я на восьмом этаже живу. Здесь бинт уже закончился.
– А у нас кто что говорит, – вздохнул гаишник. – Массовое бешенство в городе, люди
едят друг друга, каннибализм, вампиры, черт знает что еще. Ночью началось, а сейчас с
каждым часом все хуже и хуже. Начальство требует не паниковать, обещают какие-то меры,
но ничего не видно. Говорят, в город ввели Софринскую бригаду Внутренних войск, но всю
ее бросили на охрану Рублевки. Там действительно все перекрыто.
– Кто же сомневался? – сказал мужчина. – У нашей власти основной инстинкт один –
самооборона.
– Верно подметили, – усмехнулся майор. – У нас знаете какой приказ? Срочно изымать
у людей все оружие, какое есть, даже законно приобретенное. Как говорят, «во избежание
массовых беспорядков». Мы людей защитить не можем, бегаем с вызова на вызов, но начнем
изымать оружие. Уф, душновато здесь… Или я устал? С вечера на ногах, на минуту еще не
присел.
Он снял фуражку с лысеющей головы, вытер лоб рукавом.
– Пойдемте, я вас перевяжу, – позвала Маша майора.
Гаишник пошел следом за ней. Было видно, что он и вправду не очень хорошо себя
чувствует. Мешки под покрасневшими глазами, испарина. Они вместе зашли в лифт, с
мелодичным звоном распахнувший перед ними свои двери, Маша ткнула пальцем в кнопку
восьмого этажа. Двери тихо закрылись, лифт плавно, в два ускорения, набрал скорость, затем
он затормозил, и двери раскрылись.
– Нам сюда. Проходите сразу на кухню, у меня там аптечка, – показала она.
– Спасибо.
Милиционер, судя по всему, чувствовал себя в квартире Маши немного неловко. Он
посмотрел на свою обувь, но Маша поняла его смущение и сказала: «Проходите, проходите!»
Он пошел по коридору, увидел детей у телевизора, сказал им: «Привет, бойцы!» – и зашел на
кухню. Маша помыла руки в ванной, затем пришла следом. Открыла один из висячих
шкафов, вытащила оттуда коробку с красным крестом.
– Давайте сюда вашу руку, – скомандовала она. – Когда дома дети, всегда запас бинтов и
пластырей нужен. У вас дети есть?
– Да, тоже двое, мальчик и девочка.
Милиционер встал со стула, оставив автомат на кухонном столе, подошел к раковине.
Маша повторила с рукой милиционера все те же манипуляции, которые совершила с раненым
внизу. Перекись водорода, подушка, аккуратно наложенный бинт. Затем буквально приказала
порывавшемуся было уйти майору сесть за стол и взялась варить ему кофе. На самом деле ей
не очень хотелось его отпускать. От этого немолодого, но явно очень сильного и спокойного
человека веяло какой-то уверенностью в себе. Да и наличие рации, по которой непрерывно
переговаривались какие-то хриплые голоса, оружия и формы в совокупности тоже
действовали на нее благотворно. Она включила телевизор, попереключала каналы, пока кофе
из кофеварки лился в чашку.
– Нет, вы видите? – возмутилась она, указав в экран. – Ни слова о том, что делается.
Только у меня на глазах сегодня трижды стреляли, а по телевизору ни слова.
– Думаю, что скоро заговорят. Вы слышите, что творится? – Милиционер покрутил
регулятор громкости на своей радиостанции. – Вот, слушайте… Люди никуда не успевают,
никто не сменился. У нас есть раненые.
Действительно, рация не молчала ни секунды. Среди хрипа и помех Маша слышала
обрывочное: «… Применено оружие… «скорую» не надо, труповозка нужна… сосед
соседку… кровотечение, срочно «скорую»… мы не успеваем туда, у нас еще здесь…»
– Слышите, что творится? – кивнул на рацию майор. – Мы тонем в вызовах, никуда не
успеваем, прошлая смена осталась на дежурстве, все, кто в кабинетах сидел, сейчас на улице,
но в городе с каждой минутой ситуация все хуже.
– Кто это такие? – спросила его Маша. – Которые на людей бросаются?
– Я не знаю, – устало покачал он головой. – Упыри, вурдалаки, как хотите, так и
называйте. Но я сам видел уже двоих, которые ели других покойников. Своими глазами,
сегодня утром. А сейчас сам застрелил какую-то толстую тетку, которая полезла кусаться. Я
бы в другой день ей бы просто подзатыльник дал, но дело в том… Я не верю, что она была
живой. Она была мертвой, когда кусалась.
– Что вы имеете в виду? – чуть не подскочив на месте, спросила Маша.
– У нее было горло перегрызено, – с расстановкой ответил собеседник. – Не надо быть
Склифосовским, чтобы понимать, что человек без гортани и сонной артерии не может быть
живым. Моих знаний хватает, чтобы понять это. У нее вся кровь давно вытекла, а ее одежда
была пропитана ею насквозь, как будто ее искупали. А она бросилась мне под машину и
потом укусила меня.
– И что теперь? – прищурилась недоверчиво Маша. – Это покойники ожили или что?
– Как хотите, так и понимайте, – пожал широкими плечами майор. – А я думаю, что это
ожившие мертвяки. Я два часа назад видел, как омоновец такому мертвяку, который доедал
свою семью, с расстояния в метр выпустил в грудь весь рожок из автомата, а это тридцать
пуль в него угодило, почти пополам перерезало, а тот только покачнулся.
– Но я сама видела, как Сергей Сергеевич застрелил того, на улице. – Маша показала
рукой куда-то за окно.
– Он ему в голову выстрелил, значит, – согласно кивнул он. – Если в голову, то они
сразу умирают, как обычные люди. Ребята в дежурке сказали, что видели одного, которого в
метро поездом располовинило, так верхняя часть на руках ползла вдоль платформы и
пыталась кусаться. Потом ему в голову стрельнули, и он сразу затих.
– Что же происходит? – спросила Маша, судорожно прижав руки к груди.
– Не знаю, – качнул тот лысеющей головой. – Грех наших ради, как у нас уже кто-то
сказал.
Маша поставила перед майором большую чашку крепкого кофе, сахарницу, жестяную
коробку датского печенья.
– Угощайтесь. Вы с молоком пьете?
– Нет, черный, только сахара побольше.
– Сахар вам сейчас нужен, – согласилась она. – Вы знаете, что кофеин без сахара почти
не действует, как я где-то читала?
Где-то вдалеке за окном ударил сдвоенный гулкий выстрел. Маша даже не вздрогнула
уже.
– Вы слышали? Из двустволки кто-то бабахнул, – сказал милиционер. – Люди
защищаются, а начальство наше мудрое требует у них эти двустволки отобрать. А сами себя
войсками окружают, и у каждого по взводу личной охраны, и это как минимум.
– Начальство у нас всегда было мудрым.
В комнате зазвонил телефон.
– Я подойду к телефону, а вы не стесняйтесь, угощайтесь. Если надо, я еще потом
сварю.
– Все хорошо, спасибо. Я отдохну чуть-чуть, а то совсем расклеился от усталости. А у
вас хорошо так, разморило.
– И на здоровье.
Маша прикрыла дверь на кухню, чтобы милиционер чувствовал себя спокойно, и сама
пошла в холл, где висел на стене телефон.
Сергей Крамцов
20 марта, вторник, днем
Машин было совсем немного, как будто рабочий день и не наступал. Пару раз через
приоткрытое окно я слышал отдаленную стрельбу. Один раз стреляли очередями, второй раз
явно бухали дробовики. Немногие прохожие, быстро идущие по тротуарам, при звуках
стрельбы вжимали головы в плечи и ускоряли шаг. До Ленинградки мне удалось добраться от
проспекта Мира минут за десять, максимум пятнадцать, что для часу дня в Москве, в будний
день, просто невероятно. Возле стадиона «Динамо» стояло множество милицейских машин,
пара омоновских автобусов. Здесь тоже что-то происходило.
Я проехал дальше. После стадиона было вообще пусто на улице, а уже подъезжая к
огромному зданию автодорожного института, я увидел двух бредущих вдоль по улице зомби.
И что делать? Пустить их гулять дальше или рискнуть проблемами с милицией, но спасти их
будущих жертв? Вот вопрос вопросов, когда законы расходятся с разумом. По логике, один
гражданин должен спасать других, если имеет оружие и умение его применить. А по
правилам я буду крутом злодеем и положительным персонажем стану лишь в том случае,
если наплюю на все. Плевать не хочется.
Я сбросил скорость, прижался к тротуару. Мимо меня проносились редкие машины,
милиции не было видно. Милиция, пожалуй, не успевает по бесконечным вызовам носиться,
вряд ли им будет дело до какого-то мужика в военной форме, который застрелил бродячих
мертвяков. Я протянул руку, взял «помпу». В конце концов, это легальное оружие, купленное
для самообороны. Я выйду из машины, на меня нападут, хоть и без оружия, и получится эта
самая самооборона. Маразм, конечно, но оправдывает поведение. Наверное.
Заглушил двигатель, выбрался, оглядываясь. Обошел машину с противоположной
стороны так, чтобы ружье не было заметно с проезжей части. Откинул приклад, передернул
цевье, патрон улегся в патроннике. На этот раз я уже вез его заряженным.
Мертвяки меня заметили. Как будто поколебавшись, оба повернули ко мне. Впереди
шла молодая женщина с иссиня-бледным лицом и следом единственного укуса на правой
руке. Она была одета в халат продавца из продуктового магазина, на груди даже уцелела
табличка с именем. Следом за ней, отставая метра на четыре, шел такой же бледный мужичок
в дешевом сером костюме, классический тип «инженера на зарплате». Коротко завязанный
галстук свисал до середины груди, ни пальто, ни куртки на нем не было. Этому в свое время
досталось больше. Вся рубашка на груди была изорвана, пропитана уже запекшейся кровью.
Изорваны рукава пиджака, видимо, он пытался защититься, подставляя руки. И опять у
обоих выделялись глаза. Бешеные? Безумные? Никакие? Не могу подобрать я этому
определение, но с ними что-то было не так, даже для мертвеца.
Я подождал, пока до женщины останется метров десять, затем вскинул ружье, нажал
указательным пальцем левой руки на кнопку фонаря, закрепленную на цевье. Сейчас
пасмурно, чуть ли не сумерки, луч тактического фонаря яркий и контрастный. Пятно
повышенной яркости в середине луча было прекрасно заметно, и я навел его прямо на
середину лба бывшей продавщицы. Потянул спусковой крючок. Грохнуло, толкнуло в плечо,
струя дроби разнесла верх черепа мертвой женщины вдребезги. Ее отшвырнуло назад, на
второго мертвяка, который тоже свалился. Кегли просто…
Я огляделся вокруг. Машины также проносились мимо, никто не бежал на выстрелы.
Тогда снова перевел взгляд на второго зомби. Он уже поднялся, сильно наклонился вперед и
очень быстро пошел ко мне, почти побежал, открывая на ходу рот с перемазанными кровью
зубами. Резвый какой! Я поймал его голову в прицел и снова потянул за спуск. Снова гулкий
грохот, тяжелый толчок в плечо и брызги мозгов с осколками кости вперемешку из его
головы. И его тоже как ударом тарана швырнуло назад. Все. С картечью не поспоришь, не
хухры-мухры. Надо бы разрядить ружье, да черт с ним. Я уже стреляю на улицах, не до того,
чтобы законы соблюдать. К тому же у меня в кобуре, скрытой полой анорака, нелегальный
пистолет, так что…
Огляделся вокруг – машины все также торопились, пешеходов в этом месте не было
вообще, к валяющимся на тротуаре трупам никто не торопился. Кажется все, Катастрофа
началась, всем на все плевать.
Я врубил первую и отъехал от тротуара. Надо валить, валить за пределы города,
который скоро превратится в гигантскую ловушку для всех его обитателей. Снова донеслась
отдаленная стрельба, трижды я видел милицейские машины и машины военной
комендатуры, несущиеся куда-то с включенными маячками. Было много «микрашек» «скорой
помощи».
С часу на час в город должны ввести войска, никуда от этого не денутся. Скрыть и
замолчать уже ничего не получится, бедствие с каждым часом становится все страшнее и
страшнее. Если бы чрезвычайные меры были приняты еще ночью, то, возможно, удалось бы
как-нибудь стабилизировать ситуацию. Теперь же…
Зараза разошлась по городу. Ведь необязательно быть укушенным, чтобы стать
носителем вируса «Шестерка». Достаточно просто постоять рядом с другим носителем. И
никто никогда не заподозрит, что заразился, ведь никакой болезни от этого не случится!
Совсем никакой! Может быть, даже человек излечится от других инфекций, вирус
«Шестерка» по первым экспериментам на обезьянах подавлял ВИЧ-инфекцию – настолько
он боролся за здоровье своего носителя. И лишь когда носитель умрет, вирус частично
оживит его, не желая смиряться с гибелью носителя и своей собственной.
И что все это значит? Это значит, что теперь для этого вируса нет границ. Он
разойдется по всему миру в ближайшие дни. Разойдется с уезжающими иностранцами,
которые будут срочно покидать терпящую бедствие страну. А там, на родине, они заразят
остальных и вскоре, очень-очень вскоре, может быть через считаные часы, в их странах
начнут подниматься мертвецы. Догадается мир принять срочные меры в виде немедленного
обезглавливания всех покойников или чего-нибудь в этом роде? Сейчас – сомнительно, лишь
потом, когда станет поздно. Люди склонны покойных уважать, а вот покойные становятся
склонны людьми питаться.
Насчет себя я был уверен, что уже инфицирован. Я гарантированно заразился, когда
спустился в подвал за пенопластовыми блоками и шел мимо разбитого лабораторного
оборудования. Инфицированы от меня и Леха с Викой, и семейство Дегтяревых. Но это не
страшно, скорее даже наоборот. Тот же грипп нам уже не грозит, например, а если бы мы
были наркоманами, то могли бы смело ширяться одним шприцем, и никакой гепатит нас бы
не брал. Но помирать теперь нужно с предосторожностями, чтобы твои скорбные останки не
проявили неуместной резвости и не повадились питаться окружающими гражданами.
В общем, как ни крути, а на дворе не только конец марта, а еще и конец света. Остается
бороться за то, чтобы не попасть под новую волну «естественного отбора», а постараться
оказаться в числе тех, кто унаследует Землю, какой бы она ни стала после того, что грядет
сейчас. А в том, что будут выжившие, что будут те, кто на развалинах старой цивилизации
построят цивилизацию новую, сомневаться не приходится. Всегда и везде есть такие люди,
которые выживут при любой катастрофе. Вот в списки таких людей и намерен я себя
включить. Погибать категорически не согласен.
А если не погибать, то надо питать свое бренное тело. И мысль, совершив петлю,
вернулась к продуктам, которыми следовало запастись. Я подумал, что самым подходящим
местом для того, чтобы закупить продукты, может быть один весьма средних размеров
супермаркет под названием «Проспект» на Ленинградском шоссе, в котором никогда не было
много народу. Там и цены были чуть повыше, чем в других местах, и парковка похуже,
просто вдоль тротуара, и зал в нем узкий и длинный, люди с тележками сталкиваются, но
стандартный для любого магазина набор продуктов там был, а именно это и требуется. Затем
мы сделаем еще один, общий выезд за припасами, наверное, но нужно набрать еды на всю
толпу на ближайшие несколько дней. Кто знает, как будут развиваться события?
Я подъехал к «Проспекту», размещавшемуся на первом этаже обычного кирпичного
дома, припарковался, но выскакивать не спешил – уже начала появляться полезная привычка
осматривать территорию вокруг. Судя по тому, что в этом месте были припаркованы всего две
машины, в супермаркете должно быть пусто. Впрочем, особенно людно там никогда и не
было, в основном там закупались продуктами жители близлежащих домов. Я даже
забеспокоился, не закрыт ли он, но увидел открытую дверь. Тогда я снова тронулся с места и,
вывернув руль, направил машину малым ходом прямо на газон, наплевав на все приличия.
Раз никто не мешает, то подъеду к самому входу, и пусть кто попробует что сказать. Не хочу я
машину с ружьем в салоне далеко от себя оставлять.
Дизель рыкнул чуть громче, выпустив клуб темного дыма из шноркеля, резина
скрипнула по бордюру, и «Форанер» непринужденно залез на газон. И через пару секунд я
уже запирал машину у самого входа в магазин.
Действительно, людей в супермаркете не было. У входа стоял охранник в синей форме,
за кассами сидели две женщины, еще одна находилась в отделе цветов, громко разговаривая с
бездельничающими кассиршами. Я схватил тележку и покатил ее вдоль полок, методично
загружая в нее то, что могло долго храниться, что немного весит и занимает мало места. В
корзину я бросал спагетти, супы-концентраты целыми упаковками, мясные консервы, отдавая
предпочтение обычной тушенке, чай, банальные соль и сахар, все, чем принято у нас в стране
было запасаться в ожидании войны.
Сочетание тушенки и макарон дает такое блюдо, как «шланги с мусором», оно же
известно еще и как «макароны по-флотски», и предоставляет возможность накормить одной
пачкой хорошо разваренных макарон и одной банкой тушенки сразу четырех человек. Если
ты вынужден думать, насколько у тебя хватит запасов, то это – оптимальный вариант.
Когда я в первый раз подтащил тележку с продуктами к кассе, женщина за
перегородкой даже пошутила: «К войне готовитесь, молодой человек?» Интересная
женщина. Я поинтересовался у нее, слышала ли она стрельбу в городе? Та ответила
утвердительно, и тогда я спросил ее, почему она не делает то же самое, учитывая, что с
каждым часом обстановка ухудшается? В городе стреляют, нападают на людей, вся наша
генетическая память должна кричать, требуя запасаться продуктами и прятаться. Она ничего
не ответила, но обе кассирши явно задумались.
Я разгрузил пакеты с продуктами в багажник машины и снова направился в магазин,
толкая тележку перед собой. В этот момент в кармане завибрировал мобильный телефон. У
меня уже новый номер, я сменил «симку», знают его немногие. Я разослал его эсэмэской
Лехе с Викой и Татьяне. Все. Посмотрел на экран – там мигала надпись «Леха». Я ответил на
звонок. Точно, Леха.
– Серый, я приволок две здоровые сумки патронов, но надо будет кое-что отдать из
того, что у нас есть, – послышался голос моего друга в телефоне. – Деньги взяли, но просят и
товар. Сейчас загружаемся, на минутку забегаем домой и выезжаем следом. Шмелю
дозвонился?
– Даже не пытался, – ответил я. – А вы?
– Все еще вне зоны, – сказал Леха. – Уже беспокоюсь. У нас уже второго рядом с
магазином завалили, и нескольких мертвяков я в городе видел.
– Думаю, с ним все нормально будет. Застрял в своей деревне.
– Все, грузимся и едем за тобой.
Молодец Леха, реалист и не заморочен идеальным восприятием действительности.
Если человек видит звиздец собственными глазами, то он так и говорит себе: «Это звиздец, и
он, скорее всего, не лечится. Или его не будут лечить». Большинство же пытается спорить с
самим собой, предполагая: «А может, пока не звиздец?», как в том старом анекдоте про
ковбоя, убегающего от индейцев, и его ангела-хранителя. Не помните? Когда уже пойманного
в плен ковбоя ангел успокаивает: «Нет, друг, это еще не звиздец. Теперь пни их вождя по
яйцам!» Ковбой пинает, вождь сгибается пополам, а ангел-хранитель шепчет: «Ну вот, а
теперь – точно звиздец».
– Хорошо, будем ждать, – сказал я.
Сказал и покатил тележку дальше. На этом заходе помимо еды я загрузил в тележку
ящик хорошей водки, двенадцать бутылок. Даже дети знают, что в нашей стране бывают
такие проблемы, которые ни за какие деньги не решаются, а за бутылку – так и нет никаких
проблем. Воду я решил не покупать, потому что в нашем дачном поселке если и есть что
хорошее, так это вода из артезианских скважин, холодная и вкусная, лучше любой разливной.
И пластиковые канистры для воды у меня на даче есть, так что нечего сейчас место в
багажнике занимать. Набрал упакованного в полиэтилен хлеба и взял несколько буханок
черного, исходя из идеи «сушить сухари» из него. Вообще-то я не любитель бутербродов,
даже обедать всегда без хлеба предпочитаю, но есть большая разница между понятиями
«есть» и «набивать брюхо». Второе теперь становится важнее, чем первое. А когда надо
питаться несколько дней семерым людям, то и хлеб необходим «для весу» в рационе.
В заключение бросил поверх всего два огромных мешка собачьего корма и мешок
кошачьего. Какой брать, я заранее спросил у Ани. Не торопясь и придерживая рукой гору
товара, я покатил тележку к кассам. Неожиданно от входа в «Проспект» послышался грохот,
раздались отчаянные крики кассирш.
Сказать, что я «предположил нехорошее», будет неправильно. Я был «уверен в
нехорошем» и даже знал, какого оно рода. Я рванул вперед, оставив тележку, нащупывая на
бегу рукоятку «Грача» в поясной кобуре.
Оказалось, что, пока я бродил между полок и набирал продукты, в магазин забрел
мертвяк, причем такой, какой не вызывал никаких сомнений в своем статусе. Часть плоти с
лица была объедена, и сквозь рваные мышцы виднелись белые кости черепа. Скальп с головы
частично сорван и сдвинут вбок, как косо нахлобученный парик. Глаз с правой стороны, не
удерживаемый веками, вывалился и висел на жгутике нервов. Одежда пропитана уже
побуревшей кровью. Один рукав прежде дорогого костюма оторван, и мышцы с левой руки
тоже частично обгрызены. И он смердел, тяжело и отвратно.
Мало того что он прошел через дверь, но еще и набросился на охранника, вцепившись
ему в одежду и повалив того на кассу так, что не было никакой возможности его оттолкнуть.
Охраннику лишь удалось упереться одной рукой в подбородок зомби, не давая себя укусить,
а мертвец скулил и тянулся зубами к охраннику, причем было видно, что часть зубов
представляют собой отлично изготовленный протез.
Проход между кассами закрывала тучная кассирша, замершая как соляной столп, глядя
на схватку и прижав руки ко рту. Я схватил ее за руку, и она взвыла как сирена от
неожиданности, но мне удалось затащить ее из прохода в зал и проскочить между кассами на
помощь охраннику. Охранник уже выбивался из сил, слишком в неудобной позиции он
находился. Я выдернул пистолет из кобуры правой рукой, патрон был уже в патроннике.
Левой рукой я вцепился в воротник того, что недавно было хорошим костюмом. Положение
мертвеца не мешало выстрелу, но его голова находилась прямо над лицом охранника, и я
понятия не имел, что будет, если частицы крови зомби попадут охраннику в рот, который у
него был открыт и откуда вырывалось тяжелое дыхание. Однако мертвяк слишком крепко
вцепился в живого, и мне не удалось его даже на пару сантиметров сдвинуть с места. Он
наваливался на свою жертву совершенно беззвучно, и это было особенно страшно.
Я сдвинулся снова чуть левее и с силой толкнул мертвяка в плечо. Это сработало, он
потерял равновесие, завалившись вбок, и в этот момент я навел ствол пистолета ему в лоб с
расстояния в полметра и нажал на спуск. «Грач» слегка подпрыгнул в руке, хоть и не так
резво, как ПМ, к моему удивлению, громкий хлопок эхом пронесся по пустому магазину, а
пуля пробила дыру во лбу зомби. Тот отпустил куртку охранника и свалился в проход между
кассами, зацепив стенд с лезвиями для бритв с соседней кабины и с грохотом обрушив его на
себя. Я взял пистолет в две руки, аккуратно заглянул туда. Все, с этим покончено. Обернулся
к охраннику, который с судорожным вздохом выпрямился, держась одной рукой за поясницу,
второй опираясь на бортик кассовой кабины.
Я снял пистолет с боевого взвода, поставил на предохранитель, убрал в кобуру.
Повернулся к пытавшемуся дышать охраннику.
– Слушай, ты кем здесь работаешь?
– В охране, – прохрипел тот в ответ, держась за шею.
– А где твое оружие?
– Мы тут без оружия, только за кражами следим, – покачал он головой.
Я вздохнул. Все понятно, от такой охраны пользы не будет.
– Краж уже не будет, – сказал я ему. – Если и будет что, то только такие вурдалаки, как
этот, или вооруженный грабеж. Ни в том, ни в другом случае ты не котируешься как защита.
– И что делать? – спросил тот.
– Шли бы вы по домам…
– У нас смена только началась, – вмешалась в разговор толстая кассирша.
– Теть… она ведь может на кладбище сегодня закончиться, – попробовал я их
увещевать. – В городе беспорядки. Закрыли бы магазин, а завтра, если вдруг станет потише,
открыли бы снова. Убить ведь могут.
– Нет, нет, так мы не можем, – замотала она головой, словно пытаясь отогнать вредные
мысли.
Ну и как их убеждать? Я взял ее под руку, подтащил к валяющемуся объеденному
трупу.
– Вы это видите?
– Кто это? – шарахнулась она назад, пытаясь подавить тошноту.
– Это было человеком, пока его не покусал такой же, – объяснил я, подталкивая ее в
спину, чтобы дать насладиться зрелищем. – Он превратился в упыря и пытался покусать вас.
Если бы меня здесь не было, он бы уже гонялся за вами вместе с вашим охранником, который
бы тоже стал таким же. Закрывайте магазин, идите домой.
– Нет, нет! – снова замотала головой тетка. – Нам не положено!
Она цеплялась за свой магазин, как за осколок нормальной жизни, и готова была
умереть здесь, но не уходить из него. Я повернулся к охраннику, спросил:
– У вас входные двери крепкие? Стекло небьющееся?
– Крепкие, только танком разбивать, – уверенно сказал он.
– Запри их. Каждого человека пускай внутрь только после того, как он с тобой
поговорит. Эти… – я показал на валяющийся на полу труп, – … говорить вообще не умеют.
Если заговорил, то, значит, нормальный. Искусанных тоже не пускай, они могут обратиться в
любой момент. Усек? Машина у кого-то есть?
– У меня «жигуль», – ответил он.
– Женщин домой потом отвези. Пешком ходить в этом районе – смерть, я уже третьего
такого за последние полчаса завалил. Понял?
– Понял, – кивнул тот, растирая отбитую углом кассы поясницу.
– Тогда пробивайте товары, и вытащим этого на улицу.
– Не надо денег, – сказала кассирша. – Вы нам жизнь спасли. Сумеем списать. Идите с
Богом.
– Спасибо.
От такого предложения грех отказываться, вот я и не стал. Мы с охранником выволокли
тело на улицу, бросив его на газоне перед магазином. Я специально не хотел его прятать,
чтобы теткам было постоянное напоминание, что на улице опасно. Затем я перебросил все
пакеты в багажник, подкатил тележку к входу и вернулся к машине. За все это время по улице
прошли лишь два человека, почти бежавшие, и не обратили на труп почти никакого
внимания. Машин тоже стало еще меньше на первый взгляд. Снова завибрировал телефон.
На экране – «Таня».
– Да, золотая? – ответил я.
– Ты далеко?
Голос тихий и очень напряженный. Мне это сразу не понравилось. Обычно звучит она
вопиюще беспечно.
– В пяти минутах, к тебе направляюсь.
– Быстрее можешь?
– Могу. – Я завел машину и тронул ее с места. – Говори, где ты и что случилось?
– Помнишь комнатку со старым гимнастическим инвентарем?
– Помню, конечно.
Еще бы не помнить. Там мы придумали и применили новую позицию для занятий
сексом, с использованием гимнастического коня и параллельных брусьев, приставленных к
нему. Где такое еще сделаешь, как не на складе гимнастических снарядов? И как забудешь
такой хороший и полезный склад?
– Здесь какие-то… упыри или не знаю кто, за дверью. Я забаррикадировалась, но дверь
хлипкая, со стеклом. Если полезут внутрь, не отобьюсь.
В голосе чувствуется страх, а зная Татьяну, можно заключить, что это совсем серьезно.
– Я понял. Еще живые люди в здании есть?
– Живые? – Ее голос прозвучал удивленно.
Ну да, она же еще не в курсе…
– Ну нормальные, обычные.
– Нет. Никого нет, кажется, только эти. Я пыталась милицию вызвать, но не могу
дозвониться, там все время «занято».
– Я близко от тебя, очень близко, буду очень скоро. Милиция не знает, что с такими
делать, зато я знаю. В общем, держись.
– Осторожней.
– Все нормально, я действительно знаю, что делать. Отключаюсь.
– Я жду.
Я очень, очень хорошо помнил, где этот спортзал. И был он действительно совсем
рядом, буквально на противоположной стороне улицы, за высоким забором. Машин на
дороге было немного, милиции в прямой видимости тоже, да и не до правил дорожного
движения им уже, так что я решил развернуться на красный свет и под запрещающий знак,
что и сделал. Затем придавил педаль газа. Вездеход рыкнул дизелем и набрал скорость, не
быстро, но как сумел. Не приспособлен он для гонок.
Я оказался у въезда на территорию спорткомплекса уже через три минуты, тормознув в
воротах, у широкой застекленной будки. Обычно возле шлагбаума в этой самой будке сидел
дежурный, но сейчас там никого не было, а шлагбаум был опущен. Таранить его машиной
тоже никто не собирался, не в кино, поэтому и дураков нет.
Я поднял с пола у переднего сиденья охотничью сумку-патронташ, где покоились
пятьдесят патронов с картечью, натянул ее на себя, застегнул. Подогнал я ее еще в магазине.
Огляделся.
Все так же пусто вокруг, редкие машины едут быстро, на территории спорткомплекса в
поле зрения – ни единой души, ни живой, ни мертвой. Я вышел из машины, заглушив мотор
и убрав ключи в карман. Не хватает, чтобы кто-то увел машину из-под носа. Так что с
ключами – инстинкт. Еще один день, и каждый внедорожник будет на вес золота. А еще через
некоторое время будут цениться лишь вот такие старички, простые и пригодные к ремонту в
полевых условиях. Вообще теперь УАЗ было бы неплохо добыть, но об этом потом будем
думать.
Я взял дробовик наперевес, приподнял к плечу, аккуратно, по большому кругу обошел
будку охраны. Новые ботинки тяжелые, в пятке и носке прокладки из ударопрочного
пластика, в подошве стальные пластины внахлест, чтобы ногу не пропороть, но сама
подошва «Вибрам» мягкая, двигаешься почти бесшумно. За будкой никого. Заглянул через
стекло внутрь. Тоже пусто. Подергал дверь. Дверь оказалась открытой. Толкнул ее, быстро
вошел внутрь. Никого внутри, два стула, телефоны, на пульте управления воротами и
камерами лежит записка на большом листе бумаги: «Сами свои ворота открывайте. На хрен
такие удовольствия. Я пошел отсюда». Ну и славно, по крайней мере, этот сторож живой, не
сожрали его здесь. Я нажал всей ладонью на большую грибовидную кнопку с пиктограммой
шлагбаума под ней, тот плавно открылся.
Ладно, это сделано, но расслабляться не следует, как в кино, когда главный герой
расслабляется, выходит откуда-то, а тут… и сзади… и как!.. Вышел я, как и вошел, – с
ружьем на изготовку, скользящими тихими шагами. Пока никого вокруг. И не надо. Не
подходите близко, убить ведь могу.
Вернулся в машину, расположил дробовик прямо на коленях, снова сложив приклад для
удобства, завел мотор и, не торопясь, поехал к спортзалу, где пряталась Татьяна. Можно и
быстрее, но спешка хороша при поносе, и только, даже при ловле блох она уже мешает. У
Татьяны я сейчас единственная надежда на спасение, так что не следует лишать ее этой
надежды глупым поведением. Попутно следует рассмотреть, что делается на этой гигантской
территории. Вообще я дурак, что ее сюда отпустил, надо было настоять, но мозги «на боевой
лад» пока еще не перестроились, звоночки не звенят, где надо бы. А пора уже.
Так, обычно в это время здесь оживленно, но сейчас ни души. Хотя… Впереди
показалась одиноко бредущая фигура. Когда до нее осталось метров пятьдесят, я
притормозил, вгляделся. Или пьяный, или мертвяк. Второе вероятней, но и первое исключать
нельзя, может, кто от нервов лечился. Шаг неровный, спотыкающийся. Я снова вышел из
машины, снова огляделся. Да, виден только один, больше никого. И идет прямо ко мне.
Чтобы не тянуть время, пошел к нему навстречу, вглядываясь. Метрах в пятнадцати я
остановился, прицелился в голову. Нажать на спуск, и «крышу снесет» в прямом смысле,
кулак картечи – вещь серьезная. За последние сутки такое явление трижды наблюдал, с
Оверчуком и двумя мертвяками у МАДИ. Еще присмотрелся к бредущей фигуре, сомнения
отпали. Глаза эти самые дурные и бледность. Особенно глаза. Но все же я решил
перестраховаться, крикнул:
– Стой! Замри! Скажи что-нибудь вслух, ясно и громко, или открываю огонь!
Никакого эффекта, только чуть шаги ускорились. Ну и черт с тобой, золотая рыбка,
плавай. Я подпустил его метров на пять, вглядываясь в мертвую образину, после чего нажал
на спуск. Гулко грохнуло, в деревьях забегало эхо. Лязг передернутого цевья и звук падения
пластиковой гильзы. И этот мертвяк лишился верхней части черепа вместе с глазами,
превратившейся в красные брызги, отлетел назад. Я снова огляделся вокруг. Никого. Это
радует. Достал два патрона из патронташа, зарядил их. Теперь у меня один в патроннике и
полный магазин. И пять в зажиме на ружье. Поехали дальше.
Вернулся в машину, покатил по территории. Теперь передо мной был большой
бетонный куб спортзала, дорожка огибала его против часовой стрелки. Я сюрпризы не
люблю, поэтому загнал «Форанер» на газон, вскарабкавшись на бордюр, и объехал поворот
по большому кругу. Остановился поодаль, оглядел площадку перед главным входом. Людей и
мертвяков нет, а есть собаки, целая стая. На этой территории вообще хватало бродячих собак.
Днем они прятались, а ночью пытались править территорией, и многие женщины вечером
боялись ходить до ворот. Вот и сейчас расположились по-хозяйски у входа, хоть и странно
это, день все же.
Я присмотрелся к собакам повнимательней. Так, вопрос на засыпку: а могут быть
собаки мертвыми собаками? Собаками-зомби, например? Судя по неподвижности этих собак
– очень даже могут. Как не фиг делать, могут. Собаки если не спят, то неподвижными не
бывают. Или язык вывален, или чешутся, или зевают, или хвостом эмоции выражают. Тем
более – целая стая. А эти вообще неподвижны. Две из них стоят, но вообще не шевелятся.
Остальные лежат неподвижно, как чучела. Ну и как теперь поступать с ними? Нет, главная
идея мне понятна, и я не возражаю. Но их семь голов, если кинутся разом, то никакой
стрелок их уложить не успеет, тем более целясь каждой в голову. А вот если опустить стекло
в водительской двери, высунуть ствол ружья и так подъехать поближе? Можно повоевать, а в
случае чего – дать по газам. Это идея.
Включил первую передачу и поехал к собачьей стае, сначала прямо на них, а потом чуть
забирая вправо. Так они у меня все время в секторе огня будут. И здорово я придумал, судя
по всему, потому что машину собаки к добыче причислять пока не собирались, а человека в
ней не замечали. Я еду, а им все равно. Когда до них осталось не больше пятнадцати метров и
вся стая отлично разместилась в секторе огня, я тщательно прицелился в самую крупную
псину, размером с датского дога, но неизвестной породы. Навел ствол прямо между ушей,
потянул за спуск. Звуковой удар выстрела, движение цевья, удар выброшенной гильзы по
правому колену. Дробовая осыпь ударила прямо в морду собаке, опрокинув ее на бок. Тут же
ловлю в прицел вторую голову, снова выстрел, толчок отдачи, перезарядка…
Пока собаки заметили, что на них напали, я успел вышибить мозги четырем из семи.
Три оставшихся поступили по-разному. Две побежали, а одна бросилась вперед, подскочила к
машине, без единого звука разинув пасть и поставив лапы на водительскую дверь. Даже у
собаки глаза такие же безумные, как и у зомби людской разновидности. Из пасти пахнуло
отвратительным смрадом, смесью мертвечины с какой-то химией, что ли… Я направил
дробовик ей прямо между распахнутых челюстей, нажал спуск, и мертвую дрянь снесло
назад, отбросив от машины метров на пять. А две оставшихся собаки, к моему удивлению,
проявили инстинкт самосохранения – бежали. Бегали они плохо, кстати, неуклюже, какими-
то нелепыми прыжками. Я втолкнул еще пару патронов в окошко, выпустил три им по ногам,
стараясь перебить суставы. Одна свалилась, но вторая убежала.
Набив магазин дробовика патронами заново, я тронул машину с места, подъехал к
лежащей, но дергающейся собаке с перебитыми ногами и снес ей голову выстрелом с
близкого расстояния, прямо через окно, не выходя наружу. Осталась одна, и даже если она
вернется, когда я буду выходить из зала, я с ней как-нибудь разберусь. Снова втолкнул патрон
на освободившееся место.
Теперь о стрельбе. Интересно бы узнать кое-что. Все же не в лесу, не привлекли шум
внимания милиции, например? Милиция сама с утра стреляет по всему городу, но все же… Я
еще раз огляделся. Нет, никого. Ни мертвяков, ни собак, ни милиции, ни просто людей. Затем
сдал на машине задом почти до самого центрального входа в спортзал, припарковал ее чуть
правее крыльца, так, чтобы удобно было добираться до водительской двери. Заглушил мотор,
вышел из машины, быстро отошел от двери здания. Не отводя глаз от дверного проема,
достал из кармана мобильный, снова набрал Татьяну.
– Ты как там?
– Прячусь, – говорит шепотом. – Это ты стреляешь на улице?
– Я. Скоро приду к тебе. Много этих уродов внутри?
– Я троих видела. Один или два пытаются войти ко мне, поторопись, пожалуйста. И
поосторожней, здесь света нет почему-то.
– Хорошо.
Если уж Татьяна начинает паниковать, то повод есть, ее напугать очень непросто. Я
убрал телефон в карман, зажег тактический фонарь под стволом «помпы». Вообще-то
сначала я думал постоять перед зданием на виду немного дольше, как-нибудь выманивая
мертвяков оттуда на открытое место, где их можно перестрелять без проблем. Сейчас ко мне
ниоткуда невозможно подойти незаметно, все просматривается хорошо и далеко. Но если
дела у Татьяны ухудшаются, следует идти внутрь. То, что света нет, – это плохо. Помнится,
некоторые места весьма темные будут, хорошо, что тактическим фонарем карабин оснастил.
Я молодец. Ладно, хватит оттягивать время.
Я глубоко, до гипервентиляции легких вздохнул и медленно пошел внутрь
спорткомплекса. Это не на открытой местности по собакам из машины стрелять, а
пострашней будет. Темно, множество дверей и непросматриваемых углов. Луч фонаря свои
пределы имеет, а если он светит, то все, что вне луча, видно еще хуже. Я попытался точно
вспомнить планировку спортзала и продумать свой маршрут. Планировка хитрая. Комната со
старым гимнастическим инвентарем находится с другой стороны от большого спортивного
зала, где сейчас проводятся тренировки по дзюдо. Если зал открыт, то можно пройти через
него насквозь прямо к нужному месту. Если же зал закрыт, то надо будет подняться по
лестнице на второй этаж, там по длинному коридору обойти его весь по окружности,
спуститься снова на первый этаж, и лишь там по заваленному старым хламом, редко
используемому коридору можно дойти до нужной комнаты. Такой маршрут злейшему врагу
не выдумаешь и не предложишь.
Трудное место впереди, сразу за дверями. Холл сложной формы, справа и впереди
гардероб, слева еще какая-то стойка, заслоняющая обзор, сразу три двери, из подсобки и двух
туалетов, уходящий коридор к раздевалкам, еще закрытое пространство впереди и справа две
двери, только успевай вертеться. В такие места надо парой или тройкой входить, распределив
сектора огня.
Я тихо вошел внутрь, замер, быстро повернулся направо, затем перевел луч с ярким
пятном в центре влево. Но даже больше я старался слушать, чем смотреть. Мертвяки
неуклюжие, тихо ходить не смогут. А вот собаки? Хоть убей, не помню, шумно двигались
собаки или тихо.
Вроде бы никого. Теперь проверить, открыты ли двери в зал. Вперед. Быстро пройти
справа от стойки, ствол вниз, за нее, мало ли что там? Прицел вперед, чуть правее… мать
твою! Я просто подскочил от неожиданности, чуть не выронив ружье. Прямо за стойкой,
буквально в двух метрах от меня, стояла мертвая бабушка. Гардеробщица, в синем рабочем
халате. Стояла совершенно неподвижно, не издавая ни звука, и лишь в упор смотрела на меня
своими мерзкими мертвыми глазами. Я заметил ее, но мозг не усвоил информацию из-за этой
самой неподвижности, она просто сливалась с висящей сзади одеждой.
Мы встретились глазами, и у меня мороз пошел волной по коже. Я даже зябко
передернул плечами, а потом выстрелил ей в лицо. В замкнутом пространстве выстрел из
ружья прозвучал как из главного крейсерского калибра, эхо улетело вглубь здания и
вернулось обратно. Нежить снесло, выбив из ее головы целый фонтан брызг на белую стену.
Пустая пластиковая гильза, выброшенная ружьем, покатилась по гранитному полу, звонко
постукивая латунным донышком.
– Тьфу на тебя, нежить чертова! – прошептал я, оглядываясь во все стороны и с трудом
приходя в себя. – Вот ведь напугала, тварь!
Еще сложное место за гардеробом, пока не зайдешь – не увидишь, при этом дверь в
спортзал прямо за спиной остается. Быстро вперед, ствол вправо, никого, быстрым шагом
туда, разворот назад, дверь в зал на прицел. Тихо. Вся надежда на то, что мертвяки все же
медленные, медлительней человека. Мне пришлось в прошлом зачищать здания, я очень
хорошо помню, как следует двигаться. Но я никогда не зачищал здания в одиночку, и в
сомнительные места можно было бросать гранаты, а потом разбираться, что там было. А
гранат у меня и нет. И бросать их нельзя здесь. А если бы были? Интересно, смогла бы
граната, брошенная в комнату, убить зомби? Пробить ему осколками череп? Это если
«фенька», от РГД-5 той же осколки легкие, они только в мягкие ткани проникают. Ему эта
РГД как мертвому припарка. А он и есть мертвый.
Теперь проверить двери в большой зал. Все зависит от того, каким путем идти дальше.
Я тихо подошел к ним, подергал ручку. Заперто. Были бы они потоньше, можно было бы
выбить замок из дробовика, но тут не выйдет, очень уж толстые и массивные, такие и
винтовочная пуля не вдруг возьмет. И кто такие придумал? Придется сейчас по темной
лестнице подниматься, на ней ни одного окна до второго этажа. Лестница в конце вестибюля,
широкая, ведущая во тьму. К ней и подходить-то не хочется. Эх, со светом насколько лучше
было бы, чем с фонариком.
Стоп. А где у них рубильник, интересно? Шлагбаум электрический работал, и над
самым подъездом забытая лампа светится, а внутри света нет. Почему так? Не положено.
Распределительный щит всегда недалеко от входа, иначе не бывает. В любом проекте щит у
входа в помещение, потому что если кто-то входит куда-то, а там темно, то он должен иметь
возможность проверить пробки. Это аксиома.
Снова схватился за телефон, набрал номер Татьяны. Она ответила в ту же секунду,
опять шепотом:
– Да?
– Ты не знаешь, где в здании распределительный щит? Где свет отключается?
– Сразу, как в здание вошел, налево. Дверь перед стойкой, не доходя до туалетов.
– Понял.
Телефон в карман. Вот как важно вовремя подумать. Подумать вообще важно и полезно,
а вовремя – так и вдвойне. Дорого яичко ко Христову дню! Ружье на изготовку, особое
внимание дверям в туалеты. Там тихо, кажется. Ну и пусть дальше будет тихо, а все здание
мне проверять и зачищать некогда, да и неохота вовсе.
Так, прямо напротив двери в щитовую еще одна дверь. Куда ведет, я не в курсе. Надо
будет смотреть в обе стороны. Но пока тихо, везде тихо. Только шаги моих ботинок по
граниту. Хорошие подошвы, на камне вообще не скользят. И почти не поскрипывают, что еще
важнее.
Я вытянул левую руку, подергал ручку двери в щитовую. Заперто. Но дверь легкая, из
древесно-стружечной плиты, обклеенная ламинатной пленкой. И замок понятной
конструкции. Я сделал пару шагов назад, прицелился с расчетом, чтобы картечь ушла вправо
и вниз, не повредив особо ничего с той стороны, выстрелил. Грохнуло, вспыхнуло, замок
вбило внутрь. Снова в гулкой, наполненной отзвуками эха тишине звук катящейся пустой
гильзы. Я подошел ближе, толкнул дверь ногой, и та открылась. Щит прямо передо мной.
Пошел вперед!
Черт, тесновато здесь для ружья. Пришлось стволом оттолкнуть дверь левее, еще шаг
вперед. Дверь дернулась назад, из-за нее появилась бледная и грязная рука, вцепилась в ствол
ружья, дернула.
– Мать! – крикнул я с перепугу, а затем прошипел: – Пусти, тварь!
Я рванул ружье на себя, но в результате лишь вытащил из-за двери скрывавшегося там
мертвеца. Он вцепился в ружье уже двумя руками, заскулил, оскалив зубы, и уставился мне в
глаза. Пахнуло тяжелой тошнотворной вонью. Уже привычное ощущение накатившей волны
страха от взгляда нежити. И сзади послышались шаркающие шаги. Еще один!
Я рванул ружье еще раз – бесполезно, тот просто повис на нем, и я подтащил его ближе.
И тут меня осенило: а для чего взял с собой пистолет? Вот именно для этого, для таких
случаев. Я отпустил дробовик, отскочил назад, выдергивая «Грач» из кобуры, оглянулся.
Второй мертвяк был еще далеко, на полпути от лестницы, ведущей на второй этаж, просто
эхо приближало шарканье его шагов.
Я не ставил пистолет на предохранитель, патрон был в патроннике. Для нормального
стрелка это тоже хороший способ безопасно держать оружие в готовности к открытию огня.
Сейчас курок спущен, чтобы взвести его, надо сильно нажать на спуск, с усилием большим,
чем можно случайно к нему приложить, вытаскивая оружие из кобуры. Как в револьвере,
короче. Я упер правую ладонь в левую, прицелился в лоб мертвяку, тупо глядящему на ружье
у себя в руках. Оно мешало ему нападать дальше, заняв руки, но при этом он не догадывался
его просто выпустить.
Видишь, какой ты тупой? Я плавно потянул спусковой крючок. Хлопок, гораздо более
тихий, чем ружейный, но все равно резкий, как щелчок кнута, вызвавший долгое эхо в
пустом здании, синеватая дульная вспышка. Пуля ударила точно в середину лба зомби,
свалила его навзничь. Я быстро повернулся ко второму, а тот уже близко, метрах в пяти-семи.
Идет враскачку, одна нога повреждена, на ней следы укусов, поэтому трудно поймать голову
в прицел, и темновато здесь. Прицел на него, один выстрел, второй, прыгает ствол,
выплевывая язычки синеватого пламени. Есть контакт! На бледном лбу черное круглое
пятнышко появилось как будто само собой. Мертвяк упал лицом вниз, громко стукнув
головой о камень пола. Я снова направил пистолет влево – мало ли кто еще в щитовой был?
Но там было тихо, труп лежал лицом вверх, мое ружье поперек его груди.
Не опуская пистолета, я вошел, перепрыгнул через труп, забежал в дальний угол тесной
комнатки, направив ствол в угол за дверью, но там никого не было. Выглянул наружу, но в
вестибюле тоже никого. Ну и хорошо. Быстро заменил магазин в пистолете на полный, а
начатый убрал в подсумок на поясе. Подобрал дробовик. А вот и он – распределительный
щит. Щит как щит, только большой. Куча предохранителей с рычажками, под каждым
надпись. Но сначала надо проверить два – общий и так называемый УЗО. Так и есть, общий
отключен. Я протянул руку и с усилием сдвинул вверх плоский пластмассовый рычаг. И с
радостью услышал, как защелкали, включаясь наперегонки, лампы дневного света в
вестибюле.
– Ура! Ититска сила, ура! – сказал я вслух. – Да будет свет, мать его яти!
Затолкал еще один патрон в дробовик. Пусть будет полным. Двигался дальше я все с
той же осторожностью, как и в темноте, но скорость движения выросла, как ни крути. Не
надо было отдельно осматривать каждый угол, освещая его узким лучом тактического
фонаря, – теперь все как на ладони. Еще раз повел стволом за стойку, загораживавшую
проход, заглянул в гардероб, где лежал почти обезглавленный труп гардеробщицы, направил
ствол на мертвеца, которого застрелил из пистолета. Тот тоже не шевелился. Дальше, до
самой лестницы, все просматривалось хорошо, и я преодолел этот отрезок пути бегом.
Поднялся до середины первого пролета, поднял ружье, направив его на верхнюю
площадку, но там никого не было. Снова пошел вперед, стараясь слушать, что там, наверху,
но, кроме своих тихих шагов, не слышал ничего. Когда поднялся почти до верха, пошел
осторожней, осматривая все вокруг и ожидая нападения с любого направления. И опять
никто не напал.
Второй этаж состоял из длинного и широкого коридора с большими окнами справа,
перед которыми стояли пластиковые скамейки со спинками. Слева было несколько дверей,
которые вели на балкон, идущий над всем спортивным залом по периметру. Его тоже
следовало проверить. Я тихо подошел к ближайшей двери, подергал ее. Открыто. Распахнул
рывком и рывком же вошел на балкон.
Никого на первый взгляд, балкон просматривался до самого конца, он был огорожен
горизонтально идущими трубами с полированными деревянными перилами наверху,
спрятаться негде. Посмотрел вниз. Электрическое освещение в спортивном зале было
выключено, свет попадал в него лишь через забранные стеклоблоками окна под самым
потолком. Я посмотрел с балкона вниз, увидел человеческую фигуру, неподвижно стоящую
посреди спортивного зала. И справедливо счел ее мертвяком, потому что нормальный
человек, услышав выстрелы, уже давно проявил бы себя, радуясь подмоге. До мертвяка было
около пятнадцати метров сверху, вполне можно стрелять. Аккуратно прицелился, наведя
яркое световое пятно на верх черепа так и не обращавшего на меня внимания зомби, нажал
на спуск. В пустом зале грохот выстрела образовал стоячую звонкую волну, гулявшую от
стены к стене несколько секунд. Картечь ударила мертвяка в голову, свалила. Не то
расстояние, чтобы сносить черепа, но для того, чтобы убить, энергии и плотности картечной
осыпи хватило. Шесть в помповике осталось. Я всегда считаю, непроизвольно. Полезная
привычка.
Хоть и виден был весь коридор до того, как я вышел на балкон спортивного зала, но и с
балкона я вернулся туда со всеми мерами предосторожности – мало ли кто успел за это время
сюда пригулять? «Осторожность еще никого не убивала!» – говорил наш ротный, и в этом
вопросе я всегда предпочитал ему верить. Но в коридоре было все так же пусто. Можно
немного расслабить плечи, опустить ружье. Руки устают от такого положения, и если есть
возможность дать им отдохнуть, то возможность надо использовать не сомневаясь. И можно
снова прибавить ходу.
Если бы я воевал с людьми сейчас, например, то именно длинные простреливаемые
пространства отпугивали бы меня больше всего. Я бы искал укрытия и перемещался
перебежками, ожидая выстрела с любого направления. Но если твой противник – животные
или существа с повадками животных, такие, как эти самые зомби, то открытые пространства
становятся твоим союзником. К тебе не подойдешь скрытно, не бросишься из-за угла, у тебя
всегда есть время прицелиться. Поэтому и надо держаться подальше от углов, укрытий,
поворотов.
В конце коридора была еще одна лестница, ведущая обратно на первый этаж, но уже не
такая широкая, как та, по которой я поднялся. Эта лесенка вела в царство завхоза, туда, где
склады и подсобки, поэтому была узкой и незаметной. Все габаритные грузы носили туда и
оттуда снизу, через открытые двери спортивных залов, а люди ходили сверху, если им что-то
там требовалось. Как, например, нам с Татьяной в тот самый памятный мой визит, когда мы
сексуальной акробатикой занимались. Я тогда заехал к ней после того, как она закончила
вести занятия с детской группой. Мы вчетвером собирались выехать на рыбалку в Тверскую
область, и моей обязанностью было забрать ее с работы. Татьяна встретила меня в халате,
уже выйдя из душевой, но еще не переодевшись, и вдруг потащила в тот самый склад, в
котором сейчас пряталась, где и выяснилось, что под халатом у нее ничего нет, а наличие
гимнастических снарядов добавляет много возможностей для изобретательного ума. В
результате мы опоздали почти на час к ожидавшим нас Вике с Лехой, наврав про
чудовищную пробку.
Дверь на лестницу была открыта, и пролет до следующей площадки просматривался
сверху. Мне вообще не нравятся закрытые двери в зачищаемых зданиях, это уже рефлекс.
Здесь, к счастью, не надо было ожидать растяжек и выстрелов из укрытия, но все равно,
велика была вероятность того, что прямо за этой самой дверью стоит безмозглая, хищная и
смертельно опасная тварь, один укус которой может превратить тебя в такую же, и напрягает
остатки мозгов, силясь понять, как ей эту дверь открыть. А ты ей оказываешь такую
любезность. К тому же в такие моменты ты вынужден снимать руку с цевья дробовика и
немедленно открыть огонь не можешь. Вообще всем этим надо заниматься в паре, а еще
лучше – действовать тройкой, прикрывая и страхуя друг друга.
Я вошел на тесную верхнюю площадку, перегнулся через перила, посмотрел вниз. Тоже
никого. Откуда-то издалека слышен равномерный глухой стук. Навел ружье на нижний
пролет и начал спускаться боком, не сводя прицела с открывающегося перед ним по мере
продвижения пространства. Только так и никак иначе следует двигаться по лестницам.
Поворот на средней площадке, дверь снизу закрыта, справа от лестницы плохо
просматриваемое место. Вот не люблю я такие места. Присел на корточки, заглянул через
край пролета. Пусто, только картонная коробка с какими-то «методичками» валяется. Ну и
хорошо. Тогда все внимание на дверь. Дверь открывается от меня, поворотом ручки, не
запирается. Я тихо-тихо подошел к ней, повернул ручку, чуть приоткрыв, отступил назад,
прицелившись прямо в филенку. Нет, никто не бросается оттуда на меня. И не надо
бросаться, мы уж так как-нибудь…
Не опуская ружья, я толкнул дверь ногой, не слишком сильно, чтобы она не отскочила
назад, ударившись обо что-то. Быстро заглянул в щель между полотном и косяком – за ней
никого не было. Коридор от проема поворачивал направо, а слева оставалось лишь маленькое
пространство за самой дверью. Я заскочил в коридор, направив в него луч фонаря. Света
здесь не было, в ярком луче тактического фонаря коридор просматривался до конца, но не
весь. Вся правая его сторона была заставлена какими-то коробками, старыми шкафами.
Между этими завалами были еще двери, ведущие в туалеты, в какие-то каморки, в кабинет
завхоза и еще куда-то. И из темноты доносился стук, как будто кто-то колотил в дверь, и
попутно – какая-то возня. Я огляделся в поисках выключателя, сразу же нашел его рядом с
дверью, слева от нее. Тихо щелкая, включились лампы, коридор осветился.
С дробовиком идти между всех этих завалов было неудобно, все повороты были
направо, что было бы удобно лишь левше, а я левшой никогда не был. Поэтому я включил
предохранитель и закинул дробовик за спину, а в руку взял пистолет. Поднял перед собой на
уровне груди и пошел вперед. Первая дверь справа за кучей коробок и старым несгораемым
шкафом. Там кабинет завхоза был. Дверь закрыта, проверять некогда, и проходим дальше.
Снова коробки, ящики, старые шкафы, пожарного инспектора бы сюда. «Держи проходы
свободными» и все такое. Еще дверь, в туалет, дверь открыта, все внутри просматривается.
Никого. Иду дальше. Дверь справа, второй туалет, закрыто, а впереди – два мертвяка,
бьющиеся в закрытую двустворчатую дверь. Дверь хлипкая, со стеклом. Один из мертвяков,
весь перемазанный кровью, стоит на коленях и колотит руками по деревянному полотну
двери, его я и слышал все время, второму же удалось выбить стекло, и он пытается лезть
через образовавшееся отверстие, не обращая внимания на торчащие из рамы острые осколки
стекла. Из-за двери его отталкивают длинной алюминиевой палкой, явно старясь попасть в
глаза, но не попадая. Ну и что делать в первую очередь? Спасать Татьяну или проверить
туалет справа от себя?
Я все же решил проверить, опасаясь оставить какую-нибудь мертвую тварь у себя за
спиной. Татьяна пока держится, мертвяк даже плечи не сумел еще засунуть в окно и вряд ли
засунет, так что лишних десять секунд ничего не изменит. А пока не выйдешь на
пространство перед дверью в туалет, не оставишь ее с незащищенного своего бока, не
сможешь прицелиться в зомби, ломящихся в склад, такая вот получается геометрия.
Я сделал быстрый шаг вперед, толкнул ногой дверь в туалет. Заперто изнутри, а это
значит, что там кто-то есть. Или живой, или мертвый, но при этом тоже очень живой. Но не
услышать, как открывается защелка, я не смогу, так что неожиданно на меня не нападешь. Я
аккуратно прицелился в голову мертвяка, сидящего на полу, прицелился тщательно,
выстрелил и не промахнулся. Пуля попала прямо над ухом и опрокинула мертвеца на
второго, лезущего в окно двери. Тот повернулся на звук выстрела, я снова выстрелил, но пуля
попала ниже, в середину лица, толкнула его назад, сбивая с ног, но не убив. Послышался шум
справа, за дверью, но звука открывающейся защелки не было слышно, поэтому я снова
прицелился и сделал еще выстрел и еще один, для страховки. Обе пули попали в лоб, с пяти
метров промахнуться сложно, тело сползло, оставляя кровавую полосу на стене. Шаг вперед,
поворот, прицел на дверь туалета.
– Татьяна, в коридоре безопасно, выходи! – крикнул я во весь голос. – Если в туалете
кто-то живой – подай голос! В любого неотзывающегося стреляю на поражение!
– Открываю! Не стреляйте! – донесся голос из-за двери. Послышался звук
отодвигаемой щеколды, дверь туалета распахнулась. За ней оказался маленького роста
немолодой мужик в спецовке, зажимающий какой-то тряпкой раны на левой руке.
– Ты там один? – Я кивнул на дверь, в которой мужик стоял.
– Один. Я тут прятался от этих…
Сзади с грохотом распахнулась дверь. Из склада инвентаря выбралась Татьяна, одетая
уже по-уличному, в куртке, с рюкзаком за плечами и большой спортивной сумкой в руках.
Собрала все же вещички к отъезду, молодец. Лицо спокойное, как будто не к ней сейчас
ломились два оживших мертвяка. Перешагнула через них, старясь не наступить новыми
белыми кроссовками в кровавую лужу.
– Привет, Сереж. Я уже вроде как вне опасности? – осведомилась она совершенно
спокойным голосом.
Я вытащил магазин из пистолета, достал из разгрузки полный, вставил в рукоятку и
протянул пистолет Татьяне рукояткой вперед.
– Опасность теперь везде и всюду, – ответил я с неким оттенком патетики, а затем
спросил ее: – Помнишь, как пользоваться?
– За дуру держишь?
В нашей компании стрелять умели все, даже на даче составной частью развлечений
всегда была стрельба из мелкашки на природе. А поездки на стрельбища… А уж в отпуске, в
карельской глуши… Лучшим стрелком среди нас Татьяна не была, но умела обращаться с
оружием хорошо. Она со всем обращалась хорошо, что ни дай в руки.
– И вот еще… на… держи… – Я вытащил частично опорожненный магазин, тоже
протянул ей.
– Спасибо.
Она быстро, но крепко поцеловала меня в губы. Я сам снял с плеча дробовик и снова
повернулся к мужику в спецовке, спокойно ожидавшему окончания нашего разговора.
– А с рукой у тебя что?
– Завхоз наш, Геннадий Федорович, покусал, сволочь, – ответил тот.
Я что-то такое и предполагал, но все равно жалко мужика. Видимо, я в лице заметно
изменился, потому что мужик посмотрел на меня, спросил:
– А что? Плохо?
– Очень плохо, – кивнул я. – Нельзя им давать себя кусать. А что тут еще ответишь?
Успокаивать, говорить, что все будет хорошо? Так он сам вскоре все поймет.
– Да разве я давал? – возмутился тот. – Я к нему в кабинет зашел, а он из угла как
кинется! Морда в крови, зубы оскалены, я чуть в штаны не накидал. Пока я от него
отбивался, он и покусал.
– Как чувствуешь себя?
– Хреново, – вздохнул мужик. – Тошнит что-то. Погоди… это ты к чему все?
Я промолчал, глядя в сторону. Язык не поворачивался ответить. И что с ним теперь
делать? Вести этого человека с собой было бесполезно, ему оставалось жить совсем недолго.
Бросить здесь, чтобы он потом обратился, тоже нехорошо. А застрелить еще живого… это
вообще ни в какие ворота не лезет.
– Ты чего молчишь? – спросил мужик в спецовке снова. – Я что, тоже… таким же?
– Таким же, – кивнул я. – Извини, не буду врать.
– Скоро? – немного помолчав, спросил он.
– Скоро. Ладно, пошли с нами, – принял я решение.
В конце концов, он еще живой, нельзя бросать его. Пусть пока с нами идет, а дальше…
посмотрим.
– А если я в такого же по дороге превращусь? И на вас кинусь? – Мужик держался
удивительно спокойно.
– Сперва для этого помереть надо. Так что успею среагировать.
– Понял. Это… – Он показал на два трупа у дверей в склад. – Они мертвые?
– Сейчас или?..
– Когда ходили.
– Мертвые, – подтвердил его догадку я. – Мертвее некуда.
– Ты, парень, вот что… – Мужик помолчал, пожевал губами, затем продолжил: – Если
помру, то ты мне просто встать потом не дай, хорошо? Не хочу в таком виде землю топтать, я
человек все же, не тварь.
– Договорились.
А что я могу еще для него сделать? Да и я был бы рад, случись со мной такое, чтобы
кто-то оказал такую услугу и мне.
– Тогда пошли, – сказал мужик. – У меня ключи от зала есть, я вас короткой дорогой
проведу. Только, там в зале тоже один был, я поэтому туда не пошел.
– Я его уже завалил, с балкона.
– Тогда пошли.
Мужик достал из кармана спецовки связку ключей, отпер замок на боковом входе в
спортзал, открыл дверь. Я оттер его в сторону, вошел первым. Осторожность лишней не
бывает. В зале было пусто, лишь посередине недвижимо лежало тело застреленного зомби.
Крови на полу почти не было.
– Никого, пошли.
Мы быстро пересекли зал, подошли к главным двустворчатым дверям. Мужику было
плохо, он был весь в поту, тяжело дышал. Он отпер и эти двери тоже. Я попросил открыть их
по моей команде, затем поднял дробовик, сказал: «Давай!» Мужик вцепился в одну створку,
Татьяна во вторую, они резко распахнули двери. За ними никого. Я быстро вышел в
вестибюль, готовый выстрелить, но там никого не было.
– Пошли.
Со всеми предосторожностями я пошел на крыльцо, ни на секунду не опуская ствол,
Татьяна тоже держала пистолет двумя руками в готовности к открытию огня в любую
секунду, как я ее учил. Дядек в спецовке шел следом.
– Оружие бросили, быстро! – услышали мы команду, которая, впрочем, неожиданной
для нас не была. Тот, кто ее отдал, был уже у нас на прицеле.
Возле крыльца стоял бело-синий милицейский «уазик», а возле него – двое в форме,
молодые, один в звании младшего сержанта, второй вообще с погонами рядового. Я, кажется,
никогда и не видел таких в милиции. У обоих АКСУ 6 в руках, направленные от груди в нашу
сторону, картинно, но не эффективно. Дойди до драки – скорее всего, я успею уложить их
обоих. Фонарь моего ружья светил прямо в круглое упитанное лицо младшего сержанта,
заставляя его щуриться. Татьяна целилась во второго. Мне показалось, что она заколебалась,
после того как разглядела, кто у нее на мушке, но я громко сказал:
– Не вздумай опустить ствол!
Татьяна колебания отбросила, и хватка снова окрепла.
– Вам что нужно? – спросил я стражей порядка.
– Сдайте оружие, предъявите документы, – заявил младший сержант.
– Еще пожелания? – с долей ехидства поинтересовался я.
– Оказываете сопротивление? – важным голосом спросил он.
Все знают такой тип стражей порядка, причем всегда из числа молодых. Именно они
идут служить в милицию, точно зная, что будут обирать пьяных, брать взятки, вымогать
Александр Бурко
20 марта, вторник, днем
К середине дня Салеев ему сообщил, что вдоль Рублево-Успенского шоссе занимает
позиции Софринская бригада ВВ.7 Бурко спросил своего военспеца, что это изменит, на что
получил ответ от Домбровского, слушавшего весь разговор: «Ничего». Это подтверждало
мысли самого Бурко, и он лишь кивнул.
Кое-что успело произойти и в этих сверхохраняемых местах. Прямо перед воротами его
усадьбы его же охрана застрелила первого зомби. Салеев даже распорядился показать труп
всем, находящимся в доме, чтобы они точно знали, с кем имеют дело. Но труп, выглядевший
самым обычным, никого не впечатлил.
Пасечник выходил на связь, но ничем не порадовал. Адрес дачи Крамцова пока не
выяснили, зато здание НИИ было подготовлено к такому взрыву, что даже пыли от него не
должно было остаться. Там, кстати, события развивались поэнергичней, и охрана застрелила
уже троих мертвецов, забредших на территорию.
Бурко дозвонилась жена. Она спокойно, хоть и без восторга, восприняла неожиданный
отъезд, но детям это даже понравилось. У них появилась компания и отличная игровая
площадка. Вместе с ними прибыли в Центр семьи Домбровского и Пасечника, семья Салеева
уже была там. Остальные же эвакуировались с автобусами.
Больше ничего интересного не происходило. Салеев с двумя помощниками сидел в
штабе, Домбровский углубился в компьютеры, говорить было не о чем, все проговорено
заранее. Бурко несколько раз пытался смотреть телевизор, но каждый раз выключал его,
потому что там не было ни слова о том, что происходит вокруг. Ему как «автору»
апокалипсиса было даже немного обидно за то, что ТВ помалкивает о грядущем конце света.
Мария Журавлева
20 марта, вторник, днем
Сергей Сергеевич ушел, а Маша осталась в квартире. Вооружившись метлой, шваброй
и в финале – пылесосом, она собрала с пола стекла, но окончательно уничтожить следы
происшедшего здесь не вышло – смыть брызги крови со стен и потолка не получилось.
Оставалось надеяться, что дети не будут слишком настаивать на детальном рассказе, что же
здесь случилось.
Еще раз оглядевшись и убедившись, что входная дверь в квартиру на запоре и всех
задвижках, Маша пошла в детскую. Дети сидели спокойно и тихо, слышали, что мать
занимается уборкой, а значит, ничего страшного уже не происходит. Самое главное, дети
ничего не видели: ни крови, ни трупа в прихожей, ни ожившего мертвеца. Не надо им,
успеют еще.
– Сашка, Лика, вы молодцы! Можете выходить, – объявила она.
– Мам, а почему мы молодцы? – спросил Сашка.
– Потому что вы не плакали, не пугались, сделали все, что я вас просила, – объяснила
Маша, обнимая сына.
– А где этот дядька, который хотел напасть на нас? – спросила Лика.
– Его здесь больше нету и никогда не будет.
– Мам, ты его убила? – снова задал самый важный вопрос Сашка.
– Сашк, нет, я его не убила, – серьезно и спокойно ответила Маша. – Его убила очень
плохая болезнь, и, когда он стал совсем-совсем больной, он хотел броситься на нас. Он
совсем не понимал, что он делает. А когда он к нам пришел, он не знал, что он болен. Он был
милиционером и очень хорошим человеком и пришел к нам, чтобы защищать.
– Мам, – снова задал вопрос Сашка, – а как узнать, кто больной, а кто нет? Милиционер
был не больным, когда пришел, а потом вдруг заболел.
– Он пришел больным. Тот, кого укусил такой же больной, заболеет тоже. Это как… как
вампиры в «Баффи», помнишь? Ты же смотрел, и игра у тебя есть.
7 Внутренние войска.
– Вампиры днем не могут ходить, – возразил Сашка.
– А это не вампиры, это как вампиры. Они могут ходить днем, но зато они очень
глупые, и у них нет суперсил, они даже слабее человека. Но если они кусают человека, то он
заражается и тоже становится таким же.
– Это автомат? Ты из него стреляла? А где ты его взяла?
Дети не спрашивали ее насчет того, что происходит и что будет дальше. Лика вообще
ушла играть, а Сашке хотелось посмотреть автомат, он спрашивал, что может «вампир» еще,
кроме того, что кусаться, нужен ли деревянный кол, чтобы его убить, и прочее. Сериал
«Баффи – истребительница вампиров» и видеоигра по сериалу снабдили его немалым
количеством информации о вампирах. Когда он ушел в гостиную и вернулся к своей игровой
приставке, она услыхала вступительную музыку как раз этой самой игры.
А она, к своему собственному удивлению, занялась самым обычным своим делом –
готовкой обеда, словно так и надо и ничего не случилось. Она как раз провела ревизию
запасов в холодильнике и решила, что при разумном использовании им хватит не меньше чем
на неделю. У нее была хорошая привычка ехать каждую субботу в супермаркет с большим
списком и закупать продукты впрок.
Когда дети были накормлены, а грязная посуда заняла свои места в заплескавшейся
водой посудомойке, произошло наконец то, что Маша ждала весь день. Телевизор был по-
прежнему включен, и она подходила к нему в начале каждого часа, когда по одному из
центральных каналов обязательно шел выпуск новостей. И наконец, впервые за сегодня,
выпуск назвали «экстренным», хотя он вышел в эфир в обычное время, и диктор упомянул о
беспорядках в Москве, совершенно не разъясняя, что за беспорядки, откуда они, почему
мертвые бросаются на живых. Но то, что он упомянул, Машу обрадовало несказанно. В
город вводились воинские части. Все же власть решила что-то сделать для защиты граждан
своего государства. В остальной части обращения к жителям Москвы шли призывы не
покидать свои дома, соблюдать законность и порядок. О чрезвычайном положении пока
никто не говорил, и комендантский час не объявлялся.
Зазвонил телефон, Маша вышла в прихожую и взяла трубку. Это был Сергей Сергеевич.
– Мария Николаевна, вы слышали? Объявили о вводе войск. По милицейскому радио
тоже об этом говорят.
– Да, я слышала, – подтвердила она. – А что с соседом с двенадцатого этажа?
– Плохо с соседом. Он тоже того… превратился. Но дверь у него была заперта, он не
мог ее открыть.
– И что вы сделали?
– Жилец с третьего этажа помог, Виталий Данилович. Военный бывший и охотник
заядлый. Через соседнюю квартиру вышли на балкон, перебрались к соседу на его балкон и
застрелили через окно, простите уж за подробность. А вы не расслабляйтесь, Мария
Николаевна. Войска вводят – это хорошо, но пока давайте посмотрим, что войска в городе
делать будут. И трофей свой далеко не убирайте, держите под рукой постоянно.
Маша заглянула в гостиную. Дети играли на ковре вдвоем, что было очень необычно. У
Сашки были свои игры, у Лики – свои, и чаще всего они никак не смешивались. Маша
поняла, что брат, занимая младшую сестру играми, не давал ей бояться. Вообще Сашка ее
сегодня удивил. Всегда спокойно упрямый и привыкший добиваться того, что ему хочется, он
сегодня незаметно взял на себя часть материнских обязанностей по уходу за младшей
сестрой.
Сергей Крамцов
20 марта, вторник, вечер
Два наших джипа доехали до дачного поселка примерно за час, без проблем преодолев
посты ДПС. Скорее всего, они были необитаемыми, или их обитателям уже явно было не до
нас, мы даже не видели их. Была всего лишь середина дня, даже сумерки еще не наступили,
когда два вездехода проехали по грунтовке между домиками, заборами-штакетниками,
окружающими маленькие участки, и остановились у самого дальнего от въезда двора. Вот и
прибыли. Отряд собран, вооружен, экипирован и находится на оперативной базе. Пусть это и
не спасение мира, но вполне возможно, что это – спасение для всех нас. Мы готовы к бою и
нам есть чем драться за свою жизнь.
Я вышел из машины, открыл ворота, после чего пропустил во двор «крузак» друзей и
загнал свой «Форанер», закрыв теперь ворота за собой. Две машины заняли немало места за
домом, все же шесть соток – это шесть соток, большим участок никак не назовешь.
Собака разлеглась на крыльце-веранде, явно уже оккупировав пространство перед
лавкой, что меня порадовало. По крайней мере, минуя его, теперь в дом не войдешь. Кота
видно не было – спал где-то наверняка, ночная тварь.
Дверь дома открылась, и на крыльцо вышла Аня, выглядевшая очень воинственно с
висящим на плече дробовиком «Вепрь». К счастью, она отнеслась к моим напутствиям
всерьез и держала оружие при себе постоянно. И снаряженный запасной магазин из кармана
куртки торчит. Умница, так и надо.
– Аня, как было здесь? – спросил я.
– Тихо, – ответила она. – Только сторож приходил за бутылкой. Рыжий такой.
– Больше никого?
– Больше никого.
Она поздоровалась с приехавшими со мной друзьями, я познакомил ее с ними, после
чего она была немедленно мобилизована на перетаскивание продуктов из моего багажника в
дом. Заодно с огромным количеством тюков из машины Лехи. Процесс выгрузки занял минут
пятнадцать, хотя к нему привлеклись и Алина Александровна с Ксенией, вышедшие на улицу
следом за Аней. Всего было набито в две большие машины столько, что продукты пришлось
раскладывать в кухне-веранде по всем поверхностям, включая подоконники, а потом и в
гостиную относить, девать их больше было некуда. Сумки, чехлы и рюкзаки из Лехиной
машины заняли все место в маленькой спальне на первом этаже и частично вылезали в
гостиную.
Алине Александровне мои друзья явно понравились, она познакомилась со всеми и
вскоре вполне оживленно общалась с Татьяной и Викой. А вот Ксения была по-прежнему
подавлена и молчалива. Когда разгрузка закончилась, она ушла во двор, накинув куртку. Я не
стал ее беспокоить, понимая, что творится у нее в душе. Но на будущее решил, что надо ее
выводить из этого состояния любыми способами. Теперь перед нами стоит вопрос общего
выживания, а вовсе не анализа комплекса вины у старшей дочери моего начальника.
Алина Александровна спросила меня, не звонил ли Владимир Сергеевич, на что я
ответил отрицательно, а все остальные уже давно были проинструктированы молчать по
поводу того, что им известно. Зато я пообещал ей рассказать подробней, что мы видели в
городе и что с нами со всеми случилось, но только после того, как распакуют все оружие и
экипировку. Алина Александровна взялась за готовку обеда, благо она уже освоилась с
местной газовой плиткой. К счастью, пара газовых баллонов у меня в запасе имелась, а кран
садового водопровода уже действовал, зима была позади.
Вскрывать сумки, тюки и рюкзаки, привезенные Лехой и Викой, пришлось в спальне,
раскладывая имущество на кровати. Мы делили оружие и одежду на предметы
первоочередного использования, которые вынимались из чехлов и должны были разойтись
по рукам, и тем, что остается в запасе. Запасы патронов мы оставляли в больших военных
сумках, чтобы именно они были готовы к погрузке в машины в первую очередь, случись нам
быстро мотать удочки из этого дома.
Все имеющееся оружие начали выкладывать на кровати в рядок. Леха был куда богаче
меня, все же профессия сказывалась. У них на двоих с Викой было два ружья «Сайга-12К», а
у самого Лехи были еще два ствола – «Сайга МК» – точная копия нового автомата АК-103,
разве что без автоматического огня, и «Тигр» – копия снайперской СВД, с которой, кстати,
Леха прошел вторую чеченскую. Все, естественно, после «глубокого тюнинга», эмкашка с
коллиматорным прицелом, а «Тигр» с классическим военным четырехкратником ПСО-1. А
еще лежала небольшая винтовка ТОЗ-78, с которой в свое время Леха немало повозился, пока
довел до ума. Поначалу это полуфабрикат был самый настоящий. Зато сколько мы с ним
потом из мелкашек патронов извели – не сосчитать!
Патронов Леха добыл пусть не бесконечно много, но достаточно на первое время.
Невскрытый ящик с барнаульскими 7.62x39 мм, почти полный ящик с тульской
«четырехнулевкой» и по два десятка пачек россыпью с новосибирскими к «Тигру», 7.62x54R.
Было пол-ящика патронов двенадцатого калибра с мелкой дробью номер четыре и несколько
коробок пулевых. Я не сообразил сам, а Леха из моих рассказов усвоил истину про мертвых
крыс. А их ведь картечью не очень-то возьмешь, по ним лучше мелочью. Молодец Леха. Ну и
мелкашки было с пару десятков коробок россыпью. Тоже пригодятся, пополнение учить
стрелять. Для чего, собственно, и покупались мелкашки, разве что учились сами.
Деньги из Лехи взамен вытрясли все, что у него были, а заодно пять разгрузок и столько
же комплектов демисезонного охотничьего снаряжения – прямо за ним следом заехали в
магазин, забрали. У оружейников, наверное, самый острый нюх на неприятности, вот они и
потребовали с Лехи то, что нужно им для выживания. Скорее всего, в оружейные магазины
работать идут те, кто желает в трудный момент оказаться поближе к оружию и боеприпасам.
Во всяком случае, когда я входил в долю в организации «Стрельца», подобная идея у меня
мелькала – оснаститься необходимым на случай проблем.
В общем, мы потрошили сумки, и в этот момент Аня зашла в спальню. И охнула, глядя
на все увеличивающуюся кучу.
– Ого! Здесь на армию целую хватит.
Вика критически осмотрела Аню, затем как-то одобрительно хмыкнула и спросила:
– Размер ноги у тебя какой?
– Тридцать семь, а что? – не поняла та.
– Отлично, как у Таньки, – обрадовалась Вика. – А одежды?
– А зачем? – не поняла девушка.
– Затем, что так надо, – сказала уже Татьяна, разглядывая ее с другой стороны. – Какой
спорт?
– Теннис.
– Серега сказал, что ты стрелять немного умеешь? – снова вступила в разговор Вика.
– Ну вроде бы, – растерявшись, пожала плечами Аня. – Знаю, как обращаться.
– Тогда надо тебя экипировать по-боевому. Леха, ищи девушке ботинки.
– А чего искать? У нас тут целый обувной склад, все размеры и все разновидности, –
откликнулся Леха. – От прыжковых до штурмовых, не вопрос.
Я снова подумал, откуда у нас инстинкт запасаться обувью в преддверии трудных
времен? Из кино или генетический? Как там было в кино про Гражданскую? Какой-то
латышский стрелок хвастался: «И будут давать австрийские ботинки с медными клепочками,
тут и тут. Мне дадут две пары».
Леха вскрыл огромную брезентовую сумку, полностью заваленную ботинками с
высокими берцами, связанными парами, голенище в голенище, и плотно уложенными,
рядами и слоями. Там было не меньше двадцати пар на первый взгляд. Все зааплодировали
при виде такого изобилия. Татьяна даже засмеялась.
– Ты посмейся, посмейся… – проворчал Леха. – Придет голодный год, попросишь
хлебушка. И вообще, в тяжелые времена обувь – первый дефицит. Кино про гражданскую не
смотрели никогда, что ли? Одежду даже любой дурак пошить может или найти, даже снять с
кого-нибудь. А вот с обувью все сложнее. На, держи. Меряй.
Он протянул Ане пару высоких ботинок военного типа, пошитых из кожи и толстой
синтетической ткани «кордура».
– Тяжелые! – охнула та, взяв ботинки в руки.
– А ты как думала? – усмехнулся Леха. – Это, милая моя, армейские ботинки «Коркоран
Мародер», стальной вкладыш в носке и пятке, стальные же пластины в подошве,
водоустойчивые и маслоустойчивые, с вшитым упругим каркасом, чтобы голеностоп не
подворачивался. Произведение искусства, а если таким пнуть по… куда надо, в общем, место
в церковном хоре жертве обеспечено. В них можно бегать по кислоте и торчащим гвоздям,
ими можно драться и в них можно прыгать откуда угодно. У них специальная стелька,
которая пружинит, а заодно не дает ногам потеть и, простите, вонять. Как?
В процессе излишне рекламной Лехиной речи Аня натянула ботинки на ноги и теперь
шнуровала, туго затягивая берцы. Правильный инстинкт, любая профессиональная обувь,
будь то спортивная или военная, должна сидеть на ноге плотно.
– Сейчас…
Дошнуровав до конца, она встала, покачалась с каблука на носок и радостно сообщила:
– Как раз!
– Ну-ка пройдись… Прыгни.
Аня прыгнула, бухнув толстыми рубчатыми подошвами в дощатый пол.
– Как чувствуешь? – спросил Леха.
– Тяжелые, но удобно.
– К тяжести привыкнешь, для определенных условий она даже кстати, – уверенно
заявил Леха. – Все, разувайся, сейчас тебе все остальное подберем. Вик, поможешь ребенку?
Вот тюки с женским барахлом. Точнее, с вашим размером, у нас тут сплошной унисекс.
– Запросто, – согласилась Вика и повернулась к Ане: – Пошли в ту комнату, тебе
раздеваться придется. Хватай тюк с той стороны.
– Э, я тогда тоже с вами! – сказала Татьяна, и девушки вышли, прикрыв за собой дверь.
– Ладно, Лех, что сейчас намерен делать? – обратился я к другу, когда мы остались
наедине.
– Давай со стволами разберемся, что у кого и как, – ответил он.
– А что тут разбираться? – пожал я плечами. – У вас с Викой все распределено, а я
Татьяне один из «Вепрей» отдам. На каждый по два магазина.
– Больше, – сказал Леха. – Я прихватил несколько по пять и по восемь патронов. У
ребят в магазине взял, им закинули. И к эмкашке тридцатизарядные магазины есть.
– Хулиган нелегальный, – укорил я его, на самом деле обрадовавшись. – Ладно, у нас с
тобой, как главной ударной силы, по карабину и по ружью. Вот все и распределилось.
Пистолет никому не отдам, я за него замначальника службы безопасности огромной
корпорации застрелил, трофей. Патронов бы к нему еще добыть, но где взять – без понятия.
– Согласен, – кивнул он и добавил: – Шмелеву никак не могу дозвониться. Вика всю
дорогу набирала его. Все время вне зоны покрытия.
Да, это уже начинает пугать. Что делать? Ехать искать? Но пока вроде не катастрофа. А
Мишка мужик сильный и ушлый, так просто не пропадет. Я же с ним в Чечне познакомился,
он у нас БМП водил. «Мазута», в общем.
– Завтра поедем искать, если не проявится, – сказал я. – Рано еще паниковать, да и
неизвестно, куда ехать, домой или на работу. Может, и сам догадается приехать, дорогу сюда
знает.
Хоть и не так мы со Шмелем близки были, как с Лехой, но и он здесь на шашлыках не
раз бывал. Найдет, если соберется.
Вытащив трансиверы-радиостанции из коробок, я все расставил в зарядники, к каждой
приложил головную гарнитуру. Связь – самое важное в любом бою, подчас важнее самого
оружия. У кого есть хорошая связь каждого бойца с каждым – всегда выигрывает у того, кто
имеет со связью проблемы. Аксиома. Мы сегодня начнем выставлять караулы на ночь,
поэтому к тому времени все должно быть заряжено, проверено и опробовано.
Затем мы взялись за установку оптических и коллиматорных прицелов на все
имеющееся в наличии оружие, где это еще не стояло, а заодно и тактических фонарей,
лазерных указателей – всего, что могло сделать процесс стрельбы проще. Коллиматорный
прицел, по моим наблюдениям, делает стрельбу точнее раза в полтора, а процесс наведения
оружия на цель быстрее примерно на столько же. Что еще немаловажно – коллиматорный
прицел позволяет целиться двумя глазами, тем самым не сужая поле зрения. Для такого
неопытного стрелка, как Аня, это может быть вообще спасением. Ей в первую очередь и
установил, пока она там переодевается.
Дверь в спальню открылась, и зашла совершенно преображенная Аня, в «горке»,
берцах, черной шапочке-маске. Вид получился забавный – как будто очень молодо
выглядящего призывника зачислили сразу в спецназ ГРУ как минимум. Но зато нас таких
стало уже пятеро. Следом за ней зашли Вика с Татьяной, тоже обе в брюках от «горок», без
парок, как и мы, в одних зеленых свитерах М-1 с тряпочными вставками. Да, отряд наш уже
и единой формой обзавелся. Это хорошо, форма мобилизует. И не только мобилизует. Она
вводит в заблуждение относительно твоего статуса, а в драке помогает отличать своих, что
важнее всего.
– Ну как? – спросила Аня.
– Спецназ отдыхает, – уверенно ответил ей Леха, подкрепив слова решительным
жестом.
– А вы думали! – гордо заявила девушка.
– Мы не думаем, – сказал я. – Военным думать не положено. Мы в тебя верим.
Оставив Леху как самоназначенного начальника службы РАВ8 вооружать личный
состав, выдавать боеприпасы и инструктировать, я сам пошел топить баню. Дров у меня
хватает, прошлой весной целых пять кубов березовых закупил, надо что-то гостям хорошее
сделать. В кухне у плитки возилась Алина Александровна, добровольно и незаметно взявшая
на себя обязанности повара. Никто и не возражал, в общем. Ей уже помогала Вика.
Прошел через двор, обогнув машины, откинул полосу рубероида с поленницы, набрал в
корзину дров, потом зашел в предбанник, присел перед печкой. Горящей бумагой
ликвидировал потенциальные воздушные пробки в дымоходе, принялся за растопку. Дрова
пролежали в поленнице чуть не год уже, так что были сухими и занялись почти мгновенно,
стоило лишь поджечь в печи кучку коры и щепок. Закрыл чугунную дверку, пошел за
следующей порцией. Не думаю, что понадобятся, но мало ли?
У поленницы столкнулся с Алиной Александровной. Она пришла и попросила меня
рассказать, что я видел сегодня в городе. Мне удалось вместить короткую версию рассказа
примерно в пятнадцать минут, попутно вместе с ней убирая в бане и предбаннике. Когда я
закончил, она сказала, что по телевизору объявили наконец о беспорядках в городе и вводе
войск. Всех призвали к спокойствию и сообщили, что в город войдут Таманская и
Кантемировская дивизии, дивизия Дзержинского и еще какие-то части. Новость меня
обрадовала, все же наконец правительство проснулось и намерено что-то делать.
– Но это же хорошо, – сказал я, – войска смогут держать ситуацию под контролем.
Она как-то грустно усмехнулась, посмотрела в сторону, потом на меня.
– Нет, Сережа, не смогут. Я же не зря расспрашивала вас, что вы видели и как все это
выглядит. Вы помните, кто я по профессии? Психолог и социолог, и я долго думала, чем это
все закончится. Так вот… прогноз у меня самый пессимистический. Войска ничего и никого
не спасут. Во-первых, их недостаточно, чтобы взять каждый двор в городе под охрану. Во-
вторых… это следует объяснять подробней. Вы же сказали, что инфицируются все, и, скорее
всего, даже мы с вами инфицированы. Так?
– Да, именно так, – кивнул я в ответ. – А если у вас улучшилось самочувствие в
последнее время, то вы инфицированы наверняка.
– Значит, ничего не препятствует распространению вируса, верно? Зомби можно
задержать кордонами и заборами, а вирус нет. Я все правильно говорю? – уточнила она.
– Абсолютно, – заявил я. – Вирус ничем не угрожает здоровью, даже наоборот, и люди
не поймут, что заражены, если передача произошла естественным путем, а не через укус.
– Тогда давайте сделаем первый вывод – в других городах тоже начнется, причем не
позже чем завтра. Верно?
Александр Бурко
20 марта, вторник, вечер
Ближе к вечеру никаких изменений в обстановке не произошло. Салеев с
заместителями и Домбровским сидели у телефонов и радиостанций. «Ковчег» пришел в
движение, добрый десяток автобусов, каждый в сопровождении грузовика и двух
внедорожников, поехали по Москве собирать тех «праведных», кому досталось место в
ковчеге. Все шло как задумано, без проблем. То, что бойцы армии Бурко заодно стали
сотрудниками ФСИН, открывало им дорогу сквозь выставлявшиеся тут и там армейские
блоки.
Доклады от колонн поступали каждые десять минут, на виртуальной карте Москвы двое
помощников Домбровского передвигали метки. Бурко смотрел на гигантский плоский
монитор, висящий на стене. Ему нравилось организованное движение зеленых кружочков по
запутанной паутине улиц города, нравилось, как они двигались по тонким синим линиям,
обозначающим их заранее намеченные маршруты. Все, как намечено, все, как запланировано,
никаких отклонений.
Видя, что в его присутствии необходимости нет, Бурко спустился в подвал, в тир.
Извлек из кобуры свой сверхдорогой «Феникс» и разом выпустил по мишеням содержимое
магазина. Ему на миг показалось, что вместо мишеней там, у дальней стены, обитой мягкими
противорикошетными панелями, стоят все те, кому он вынужден был кланяться, чтобы
достигнуть нынешнего положения.
«Ничего, времена изменились», – подумал он.
Валерий Воропаев
20 марта, вторник, вечер
Почти треть людей из тридцати работающих в офисе на работу не вышли. Некоторые
не только не отзвонились, но и сами не откликались на телефонные звонки. Татьяна
Борисовна, поборница порядка и дисциплины, звонившая им поочередно, заметно злилась,
но Валера реагировал на это вяло. Все равно никто не работал, в воздухе свинцовой тучей
висела непонятная тревога, передававшаяся от человека к человеку, а люди все больше
смотрели новости или сидели в Интернете, пытаясь понять, что происходит. Да и сам Валера
головы от монитора не поднимал, перескакивая с одного информационного сайта на другой,
пытаясь найти объяснение происходящему, хотя, на самом деле, не было понятно, что именно
вообще происходит. «Вспышки немотивированного насилия», «беспорядки» и все подобное
упоминалось на многих сайтах, но никак не расшифровывалось. Кто-то недоумевал, но
внутренняя сигнализация Валеры включила у него в мозгу мигающий красный сигнал
«Тревога!». Информации много, из разных мест, вся плохая и вся непонятная. А это значит,
что точно беда случилась.
Брожение умов и нервозность сотрудников тоже крепли по мере поступления новых
сведений, особенно таких, какие нормальный разум начисто отказывался усваивать, и в
результате Валера счел за благо распустить всех по домам, наказав на завтра не суетиться и
лишь быть на связи, за что был неоднократно одарен благодарственными словами. Люди
откровенно стремились домой и присутствием в офисе тяготились. Надо быть справедливым:
получив свое нынешнее положение на правах зятя Братского и осознавая, что окружающим
это прекрасно известно, Валера не корчил из себя небожителя – понимал, что не заслужил.
Поэтому сотрудниками компании был скорее любим за незлобивый нрав,
доброжелательность и чувство юмора. Сейчас же люди, быстро собравшись, очистили офис,
оставив Валеру коротать в нем время одного. Чего он, собственно говоря, и добивался.
Оставшись один в большом пустом офисе, он схватился за мобильный и набрал номер
Вадика Уринсона – пронырливого незаметного финансиста, решавшего самые щекотливые
вопросы как самого Валеры, так и уважаемого тестя. «Вывести-ввести», помыть деньги до
белизны, перевести куда надо то, что переводить нельзя, обналичить любую сумму – все
делалось мгновенно. За что, собственно говоря, Вадика клиенты и ценили. Располагая
немалыми свободными суммами в наличных и работая только с проверенными клиентами, он
мог себе позволить действовать под честное слово, на опережение, он был вне конкуренции
во многих делах, особенно таких, с какими в банк идти не хочется, даже в лояльный.
– Привет, Вадь, – сказал в трубку Валера, когда откликнулся низкий голос на другом
конце «провода». – Валера Воропаев.
– Привет, привет, кому бы не пропасть, – радушно ответил Уринсон. – Чем могу?
– Бумага нужна. И чем быстрее, тем лучше.
Голос Уринсона мгновенно «поделовел» – тоже часть образа.
– Сколько и когда? – уточнил он.
– Два «больших» сможешь найти? – спросил Валера.
– Сегодня? – переспросил Уринсон и, не дожидаясь ответа, сказал: – Сегодня нет. Один
и два наскребу, примерно, больше уже нет. А завтра могу остальное. Подойдет?
Валера и сам не знал, подойдет или нет. Он решил снять наличные деньги лишь потому,
что решил: «Не помешают». Поэтому сумму в два миллиона долларов определил наугад,
исходя из тех своих средств, что крутились у Вадика. Но полагал, что с такой суммой у того
проблем не возникнет, поэтому слегка удивился. Однако слово «уже» мимо ушей не
проскочило.
– Да нормально, – ответил он. – Когда подослать сможешь?
– Некого подослать, Валер, – с сожалением ответил Вадик. – Не ты один такой у меня
сегодня, все люди в разъездах. Лучше бы ты сам подъехал. Сможешь?
– Через часок нормально будет? – уточнил Валера.
– Не вопрос, жду, – ответил Уринсон и отключился.
Ощущение, что грядут проблемы небывалого масштаба, продолжало крепнуть. Мало
того что в «Лавке Уринсона» денег не хватило, так еще и людей не было. А что это значит?
Мыслителем быть не надо, чтобы понять – Валера не одинок в желании получить наличные
на руки. К самым осведомленным людям он себя не относил – что взять с владельца
строительной компании? А среди клиентуры было много людей государственных, таких,
какие сидят куда ближе к источникам информации, в том числе и из тех, кто призваны
хранить покой населения. А если так… Вообще-то если говорить честно, то осведомленней
Уринсона людей в стране было мало. Вся его клиентура считала своим долгом
предупреждать его о возможных проблемах, потому что отчасти его безопасность была
безопасностью их денег. По крайней мере, пока он цел, хлопот меньше.
В общем, Балерина интуиция, не раз выручавшая его из трудных ситуаций, сейчас
подсказывала ему, что следует ожидать худшего. Насколько худшего – видно будет, но
очутиться перед худшим с чемоданом наличных было бы полезней, чем с ворохом кредитных
карточек.
В тишине пустого офиса зазвонил телефон. Так резко, что задумавшийся Валера
подскочил на месте. Он подошел к столу, снял трубку.
– Валерий Палыч, это Посохов, – послышался бесцветный голос из наушника. –
Новости у меня нерадостные.
– Слушаю вас, Борис Сергеевич, – откликнулся Валера, совсем не удивившись
пессимистичному вступлению.
– Говорят, что какая-то серьезная эпидемия началась, – осторожно сказал Посохов. –
Вроде бешенства, только еще хуже. По городу множество смертей, нападения и все такое. И
мои ребята из охраны так говорят, и знакомый с самого-самого верха позвонил, какой врать
или выдумывать не будет, и другие источники подтверждают. Беда, говорят.
– И что делать советуют?
– Не знаю, кто и что советует, но я предпочитаю завтра рано утром вылететь в Лондон.
Там такого бардака не будет.
– Не будет, конечно, – уверенно подтвердил слова Посохова Валера, окончательно
убеждаясь, что говорит с идиотом. – Тогда и я куда-нибудь улечу. Наверное.
Добавил последние слова он уже из озорства, но Посохов подколки не понял и лишь
поддержал Валеру в его начинании. На этом разговор и закончился. Делать в офисе было уже
нечего, и Валера, накинув пальто, ушел.
Здание и холл внизу поразили его необычной, какой-то гулкой пустотой. Даже свет,
обычно яркий, приглушили. Было похоже, что в офисном центре никого не осталось. На
стоянке, которую хорошо видно было через стеклянные двери, тоже было пустовато. Так,
пять – шесть машин, не больше, а обычно не приткнешься в это время. Дверь из холла
впервые, пожалуй, была закрыта, и мрачный охранник в темно-сером костюме с красным
галстуком открыл ее с пульта. Зажужжал электрозамок, и Валера вышел в прохладу
весеннего вечера. Отпер «Рэйндж», уселся на холодную скользкую кожу сиденья. Лампочки
приборной доски приветливо засветились, заурчал сытым хищником большой мотор, и
машина, плавно перевалившись через «лежачего полицейского», выехала на улицу, легко
воткнувшись в не слишком плотный поток.
Ехать было недалеко, и, совсем недолго покрутившись по улицам, Валера въехал в
Средний Кисловский переулок, где в тихом дворике размещался никому не заметный офис
Вадика Уринсона, всяким образом бежавшего известности. Клиентура бы не позволила ему
себя слишком уж рекламировать, слишком много неправедно нажитого, краденого и
взяточного шло через его руки, чтобы уже затем попасть в ведение вполне респектабельных
финансовых компаний и приносить легальный доход.
Во дворе было пусто, стояла лишь пара машин, включая серебристый «Лексус» самого
Уринсона. Окон в замыкающих двор трехэтажных старых домах светилось мало, во дворике
были все больше офисы и ни единой квартиры. Фонаря горело всего два, углы двора тонули
во тьме. Выбравшись из машины, Валера огляделся, и ему стало неуютно в этой холодной
темноте. Он даже прижал к себе локтем кобуру, чтобы убедиться, что он по-прежнему
вооружен, и лишь затем нажал на кнопку видеодомофона. Негромко пискнуло, засветило
синим, а затем дверь со щелчком открылась, осталось ее только толкнуть и войти внутрь.
Офис был простенький, ковролин на полу и крашенные серой водоэмульсионкой стены
с приколоченной к ним длинной ламинатной доской на уровне спинок кресел. Никакого
подобия великолепию конторы Валеры. Но при этом все, кто сюда приходил, знали, какими
суммами ворочает маленький и сутулый бородатый мужичок в очках, обладатель неожиданно
густого для такой жидкой комплекции баса, который сейчас поднялся из-за письменного
стола и пошел навстречу, протягивая руку для приветствия.
– Как доехал? – спросил Вадик, изобразив заботливость.
– Да нормально вроде, – пожал плечами Валера. – А что происходит-то? Давай колись,
ты у нас всегда больше всех знаешь.
– Стрельбы еще не слышал? – вроде как удивился Уринсон, подняв густые лохматые
брови.
– Нет, – покачал головой Валера. – Но я в конторе сидел, а у нас там полная
звуконепроницаемость.
– Она тебя и погубит, – усмехнулся Вадик. – Стреляли в городе сегодня, и не раз. Во
всех районах слышат.
– В кого стреляют? – спросил Валера, силившийся целый день добиться ответа на этот,
в сущности, простой вопрос. – И кто стреляет? И на хрена?
– Ну вопросов-то! – закрылся притворно руками Уринсон. – Странное говорят.
Настолько странное, что и верить не хочется. Мутанты развелись, или психи, или кто-то еще.
Понимаю, как все звучит, но мне несколько человек, к фантазиям не склонных, сегодня
отзвонились. Двое уже покинули пределы страны, те, какие к реальной информации
поближе.
– Вот как… – удивился Валера. – Так все серьезно?
– Говорят, что серьезней уже некуда, – подтвердил Уринсон. – Большая беда идет.
Кстати, один тридцать пять я тебе набрал. Но списал больше, сегодня десять себе взял за
экстренность.
В другое время Валера возмутился бы такой бесцеремонностью в обращении с его
деньгами, но сейчас ему было все равно. Почему – он и сам не понял. Лишь пожал плечами и
сказал:
– Нормально. Здесь все?
Он показал на дешевую китайскую нейлоновую сумку вроде теннисной, в каких
Уринсон обычно отдавал наличные своим клиентам. Сумка скромно лежала на столе, и ни за
что не подумать было, что в ней, перехваченные резинками в растрепанные пачки, лежат
стодолларовые купюры.
– Здесь, забирай. Расписок, как обычно, не беру, – усмехнулся он. – И вот еще что –
завтра не буду открываться. Если недоволен – ругайся сразу, все равно бесполезно. Пока тебя
ждал, так решил. Что-то очень срочное будет – звони на мобильный, договоримся.
– А что так? – спросил Валера, уже предполагая ответ.
– Страшно, – честно ответил Вадик. – Не ты один знаешь, что я тут с налом оперирую.
А в смутные времена таких, как я, первыми отстреливают. Не хотелось бы в статистику
угодить.
– А сейчас как? – спросил Валера.
– А сейчас ребята мои подъедут, и рванем все вместе. Ладно, иди давай, мне собираться
надо.
Валера попрощался за руку, мельком заглянул в сумку и пошел к выходу. Вадику он
доверял, тот за сколько лет не дал ни малейшего повода себя хоть в чем-то заподозрить или
упрекнуть. Он нажал на белую клавишу справа от двери, щелкнул электрозамок, скрипнула
пружина металлической двери. Валера шагнул вперед, с низкого крыльца, в ту же секунду
осознав, что вокруг что-то неправильно, какой-то темный силуэт мелькнул на самой
периферии его поля зрения, и вдруг голова словно раскололась на части. Мир начал
переворачиваться перед глазами, а затем его правый висок вдруг с тупым стуком
соприкоснулся с шершавым асфальтом, да так, что еще и зубы лязгнули, чертовски больно
прикусив язык.
Наверное, это Валеру и спасло. Померкшее было сознание мгновенно прояснилось от
разорвавшейся в мозгу вспышки боли, а рот заполнился кровью. Он почувствовал, как чья-то
рука сдернула с его плеча нейлоновую сумку с деньгами, он услышал, как кто-то сказал:
«Ключи от «Рэйнджа» поищи». Голос был молодой и даже какой-то ломающийся, словно у
подростка. И довольно знакомый. Затем его взгляд сквозь прижмуренные веки
сфокусировался на чьих-то ногах в приличных брюках и туфлях, обмотанной тряпками
монтировке, свободно свисающей из чьей-то руки. Рука была так себе, кстати, худая и
мосластая, не чета мощной ручище самого Валеры. С такой руки и огребать-то неприлично.
Обладатель руки с монтировкой так и продолжал стоять над Валерой, словно не зная, что
делать дальше. У дверей офиса топталась еще одна фигура, худая и длинная.
Пока его мозг фиксировал и анализировал детали, перебирая их со скоростью
компьютера, правая рука уже скользнула под пиджак и сжала теплую от близости рубчатую
рукоятку «Викинга». Все произошло без его участия, просто что-то спрятанное в глубине
просигналило: «К оружию!» Пистолет легко вышел из кобуры, большой палец сбросил
предохранитель. Толкнувшись левой рукой от асфальта, он просто перекатился на спину, и,
едва ствол пистолета приподнялся в сторону возвышающегося над ним темного силуэта,
Валера нажал на спуск. Трепыхнулось в ладони, вспышка осветила темный угол двора,
силуэт стоящего человека дернулся, а Валера еще раз пять подряд надавил на спуск, уже с
вытянутой руки, прицельно, всаживая пулю за пулей во врага.
Человек дико закричал, а затем, странно дернув головой, рухнул навзничь. Валера
перенес огонь на второго, заметавшегося растерянно у стены, и попал уже второй пулей. Тот
дернулся странно, как паралитик, а на светлой стене появилось темное пятно, там, куда
брызнуло кровью. Однако он так и продолжал стрельбу, паля уже по скорчившейся у стены
неподвижной темной фигуре до тех пор, пока затвор не встал на задержку.
Стихло эхо выстрелов, метнувшееся между стен старых особняков, дико заорала
сигнализация «Лексуса», разбуженная шумом. Валера вскочил на колено, судорожно и
неловко меняя магазин в пистолете вдруг неожиданно задрожавшей рукой, ища взглядом
нового противника и не находя его.
Только эти двое, один из которых кучей тряпья у стены свернулся, а второй был еще
жив. Мелко колотило все его тело, каблуки скребли по асфальту, а из дважды простреленного
горла всплесками и пузырями брызгала кровь, заливая собой все вокруг. Но Валера узнал его
сразу – Леша, тот самый парнишка, который много раз привозил к нему в офис скромную
спортивную сумку.
– Ни хрена себе… – протянул Валера, попятившись от умирающего. – Вы кого
тряхануть решили, барбосы? Сопляки, мать вашу в пень!
Он вдруг дернулся с пистолетом в сторону офиса, заподозрив нелогично, что Уринсон
сам их подослал, но тут же тормознул так, что чуть не свалился: за окном конторы сверкнуло
и глухо грохнуло – раз, затем второй. Тяжко ударило, как из пушки. И вдруг возникла
уверенность, что Уринсон был здесь ни при чем. И ключевое слово здесь «был». Был, да весь
вышел.
– Нет, ребята… – пробормотал он, выдергивая из руки умирающего ремень сумки с
деньгами. – Это уже вы сами, без меня.
«Рэйндж» мощно рванул с места, с креном заправился в поворот и, ревя мотором в
узком переулке, понесся в сторону Калашного переулка, а оттуда на Новый Арбат, где можно
было уже не опасаться преследования. Про то, что оба убитых им уже встали, Валера не знал.
Как не знал таких особенностей и некто по имени Сережа, друг сотрудника Леши,
приглашенный в дела за заметную отмороженность, застреливший Уринсона двумя
выстрелами из обреза двуствольного ружья в живот, а затем опрометчиво повернувшийся к
нему спиной. Момента, когда убитый встал, он просто не заметил, потому что, матерясь и
скуля от отчаяния, старался открыть сейф, код которого Уринсон поменял час назад, никого
об этом, естественно, в известность не ставя. А покойный Леша уверял, что Уринсон запасся
золотом, и неслабо.
Сергей Крамцов
20 марта, вторник, вечер
Когда баня протопилась, определились, что сначала в нее заходит смена женская. Если
бы мы были на даче вчетвером, никто бы над сменами не задумывался, но поскольку здесь
была и Алина Александровна, и ее дочери, с нашей вольностью нравов не знакомые, то
пришлось делиться на смены. В качестве дополнительного проявления деликатности мы с
Лехой натянули большое брезентовое полотно между деревьями, закрывающее от
нескромных взоров то, что делается в открытом предбаннике и в летнем душе, куда будут
выбегать охладиться парящиеся. Оборудовав таким образом «женскую половину» двора, мы
отошли с ним на крыльцо. Таким образом мы стали первой сменой караула.
– Серый, знаешь, что я думаю? – задумчиво сказал Леха. – Ты вон тот домик видишь?
Леха показал на дачку с высокой островерхой крышей, расположенную на этой же
улице, где и моя, на противоположной стороне и ближе к перекрестку, по диагонали от
нашего участка.
– Вижу. Продолжай.
– Там, как мне кажется, чердак удобный для НП.
Действительно, если засесть на чердаке этого домика, принадлежащего бывшему
директору какого-то профильного института, то оттуда будут отлично просматриваться все
подходы к моему дому, и, самое главное, если ко мне в калитку будет стучаться кто-то совсем
нежелательный, у него в тылу окажется кто-то с оружием, что может быстро решить исход
любой драки в нашу пользу.
– Частная собственность… – поморщился я, хотя соблазн был велик.
– И черт с ней, – отмахнулся Леха. – Мы же не грабить собираемся, а только чердак
арендовать на несколько дней.
– А если хозяева приедут?
– Сомнительно, – скептически сказал он. – И если приедут, то убедим их, что это для их
же блага. Типа возьмем под защиту и все такое. Стволов у нас много, спорить не станут.
Вообще-то идея правильная, чего говорить. Надо было бы самому догадаться. Без НП
никак нельзя, а вдруг друзья Оверчука все же раскопают этот адресок?
– Разумно, – согласился я. – Ты аккуратно замок вскрыть сможешь?
– Посмотреть надо, но думаю, что смогу, – сказал Леха. – Не думаю, что на фанерном
доме сейфовая дверь. В крайнем случае, аккуратно стекло высадим.
– Ну и иди посмотри, – распорядился я, раз уж мне тут командирские обязанности все
делегировали.
Леха вышел со двора, перепрыгнул через забор участка напротив. Молодец, соображает,
что к НП надо ходить кружным путем, чтобы следами не выдать местоположение поста.
Сейчас пройдет задами соседских участков, и все будет как надо.
Женщины ушли в баню, но Ксения осталась сидеть на крыльце, задумчиво гладя
собаку. Нет, с этим надо что-то делать. Довезу ее до места, и там пусть хоть в петлю лезет, это
ее проблемы, но до того момента мне заживо себя похоронивший в группе не нужен. И не из
сочувствия, а потому что мешать будет, а может и всех под монастырь подвести. Я подошел к
ней, сел рядом.
– Не помешаю?
– Нет, – тихо, почти неслышно, ответила она.
– Ксень, а почему ты в баню не пошла?
– Не хочу.
Она даже не смотрела в мою сторону. Ее карие глаза были направлены в такую даль,
откуда ответа ее мыслям ждать точно не стоило.
– У меня здесь отличная баня, – сказал я ей. – И теперь неизвестно, когда ты попадешь
в такую. Может быть, и никогда уже.
Своей баней я, кстати, вполне законно гордился. Баня была действительно отличная.
Она была лучше самого дома, на мой взгляд. И важнее.
– Пусть, – пожала плечами Ксения.
– Ксень, я все понимаю, но ты должна очнуться, – вздохнул я. – В приказном порядке.
Это важно, причем не только для тебя, но и для всех остальных.
– Почему?
– Потому что начинается Катастрофа, и нам надо спасаться. А ты будешь мешать это
делать, – взялся я терпеливо объяснять, хотя, если честно, было желание одновременно
надрать ей и уши, и задницу, да еще и надавать подзатыльников.
– Почему? – также, не поворачиваясь, спросила она.
– Человек в таком настроении, которому все безразлично, опасен для тех, кто идет с
ним. Ты превращаешься в постоянную проблему для всех. Ты неадекватна, а неадекватные не
выживают сами и тянут за собой других.
Я знал, в какое место ткнуть, чтобы вызвать реакцию. Так и вышло – на последние
слова она явно среагировала, разозлившись.
– А кто начал эту Катастрофу? – Она посмотрела мне в глаза. – Я начала. Я начала
нести этот бред про несчастных обезьянок. Думаешь, мне действительно важна их судьба?
Мне плевать было на этих обезьян, я хоть и люблю животных, но не настолько. Я вот Мишку
люблю. – Она потрепала сидевшего у ее ног пса по загривку. – И своего кота люблю, а на
обезьян в лаборатории мне плевать. Но мне обязательно надо было всем показать, какая я
передовая, какая умная и какая продвинутая. Общественный деятель, свет в окошке для
будущих поколений либералов!
Я пожал плечами. Затем сказал то, что и правда думал:
– Мы все хороши, играли с огнем. Теперь поздно что-то менять. Теперь остается только
драться за жизнь.
Она глубоко, судорожно вздохнула.
– Если бы мы не полезли со своими играми, то ничего бы не случилось! Ни-че-то!
Вообще! Понимаешь? – Она посмотрела мне прямо в глаза. – Вы бы перевели работу в
другое место, теперь вас охраняли бы не трое, а тридцать или триста охранников, и ничего
бы не случилось! Ты знаешь, что у меня вчера начинался грипп? Насморк, температура и все
прочее? К вечеру мне стало хуже, ты приехал ночью, а сейчас у меня грипп прошел. Ни
насморка, ни жара. Если ты заразил меня этим своим вирусом, то получается, что вы были
правы, он лечит людей. А теперь…
Так, это надо прерывать. Пускай в другом месте кается и исповедуется, это не моя
обязанность ее утешать.
– Ксень, доля вины есть на каждом. – Я даже доверительно взял ее за предплечье. – На
мне – не меньше. Мы узнали, что делает этот вирус, уже несколько дней назад, но
продолжали возиться с ним в своем институте, хотя это не место для такой работы, и надо
было немедленно остановиться. Не случилась бы ваша бомба – случилась бы другая авария.
Не сейчас, так позже, не у нас, так в другом месте. Но изменить что-либо я уже не в силах и
поэтому, вместо того чтобы казнить себя, намерен выполнить обещание, которое дал вашему
отцу. Я обещал доставить вас в Горький-16 в целости и сохранности, и я это сделаю. И я
отвечаю за своих друзей.
– А почему ты отвечаешь за них? Они, в отличие от нас, явно сами способны о себе
позаботиться.
По крайней мере, проявился интерес к разговору. Не все потеряно. Надо и дальше
давить.
– Потому что никто не знает об этой заразе больше, чем я, – таким же спокойным,
размеренным голосом продолжил вещать я. – Это поможет им. И я должен привезти вас в
«Шешнашку», я должен доставить туда все материалы по этой работе. Тогда они смогут
создать вакцину. Никто не снимает с меня обязанность спасти то, что останется от этого
мира, никто. Понимаешь? И чем больше мы виноваты в происшедшем, тем больше мы
должны сделать хорошего. Мы не хотели зла, и наш главный грех – беспечность и
любопытство. Надо спасать то, что еще можно спасти. А просто сидеть здесь и ждать кары
небесной – подло. Это бегство. Я такой виноватый, пущай меня за это разорвет на хрен. Ну и
вы подыхайте.
Она понемногу втягивалась в разговор.
– Сереж… ты можешь спасать мир, потому что ты ученый, ты знаешь, что делать, ты
еще и боец. А от меня пользы нет, я всего лишь со второго курса журфака, меня ничему не
учили, кроме как молоть языком. Я уточню: гладко и складно говорить о том, в чем ни черта
не соображаешь, – это смысл журналистики.
В чем-то она права, но это не ее вина. А уж научить здесь каждого быть «полезным
членом экспедиции» я точно смогу, в этом не сомневайтесь. Причем трудотерапия – лучшее
средство от душевной тоски, это я еще с армии знаю.
– Не прибедняйся. Ты не дура, и это главное, – проникновенно сказал я. – Чем ты потом
будешь полезна этому миру – будет видно позже, когда мы приедем в «Шешнашку». А вот
стать бойцом – вообще никаких проблем. Хотя бы драться ты сумеешь, мы тебя научим, это я
обещаю. Быстро научим. Ты сможешь защитить себя, а знаешь, что это для нас означает?
– Что?
Ее участие в разговоре стало абсолютным, никакого блуждающего взгляда. Хороший
знак. Пора объяснять политику партии. Эх, еще бы и навалять ей было неплохо, террористке
сопливой…
– Если ты способна защищать себя, то кто-то из нас не должен все время защищать
тебя, – сказал я между тем. – Не один, а два дополнительных человека в отряде получаются.
Если умеешь драться ты, то сама сможешь защитить кого-нибудь.
– Можно не защищать меня.
Это уже из гордости. Сказала, чтобы хоть что-то сказать. Можно подумать, что я этой
фразы не ожидал.
– А вот это называется демагогией, – хмыкнул я. – Ты можешь представить картину,
когда тебя будут мертвецы жрать живьем у нас на глазах, а мы не вмешаемся? Можешь?
Ответь честно.
– Нет, не могу, – глядя в землю, ответила она.
– А значит, мы будем тебя защищать и беречь, хочешь ты этого или нет, – сказал я
жестко. – А если ты научишься хоть чему-то, то тогда сама сможешь кого-то защищать и
беречь, хотя бы саму себя, для начала. У меня не было семьи с детства, вы ее заменили мне.
И я защищаю сейчас свою семью, не чью-нибудь еще. И не мешай мне это делать, я тебя
очень прошу. Если за тобой вина, искупай ее делом, а не принятием схимы. Обещай мне,
пожалуйста, что до того, как мы доберемся до Горького-16, ты будешь делать то, что следует
делать. Будешь учиться драться, будешь помогать всем вокруг, чем можешь. А что будет
потом – ты решишь потом, меня это не касается.
– Чем я могу помочь? – сделала она удивленное лицо. – Анька мне фору даст в чем
угодно, она сильнее меня в тысячу раз! Она спортсменка, а я…
– Это не проблема, иногда важна не только сила! – перебил я ее. – Например, с собакой,
так как ты, никто не управляется. Она вообще только тебя по-настоящему слушается.
– И что?
– А то, что пса надо учить нас охранять, – продолжал я. – Если Мишка начнет
предупреждать об опасности, то мы сможем защитить себя в любом месте и в любое время.
Поможешь нам хотя бы в этом?
Ксения посмотрела куда-то вдаль, над верхушками постепенно погружающегося в
сумерки леса за забором, кивнула:
– Конечно.
– Тогда иди сейчас в баню, а если тебя гложет вина, то попроси всех остальных
отлупить тебя вениками по мягкому месту. Это поможет.
– Ага, сейчас! – возмутилась она.
– Вот видишь, первая здоровая эмоция, – ухмыльнулся я. – Считай, что за свои ошибки
ты будешь платить тем, что подчиняешься моим командам по-солдатски, без возражений и
рассуждений. Понятно?
Она кивнула.
– А ночью пойдем покараулим вместе, – закончил я свою речь. – Начну тебя учить
понемногу всяким полезным вещам. Все! Бегом марш переодеваться!
Вот так. К делу ее, причем такому, где ответственность за других. В караул, в ночь. Чем
бы солдат ни занимался, лишь бы за… задолбался, в общем. Истина старая и верная на сто
процентов. Ей бы еще оружие персонааьное, но, кроме мелкашек, ничего не оставалось.
Ладно, потом что-то придумаем, а пока с сестрой будут «Вепрь» друг другу передавать.
Ксения действительно почти забежала в дом переодеваться, но я, по правде говоря, не
заблуждался насчет того, насколько удалось исправить положение. Приступ бодрости
временный, если девушку не занять чем-то действительно серьезным, она снова впадет в
депрессию. Пусть лучше устает физически, до изнеможения, чем много думает. Ей есть о чем
думать, и я совсем не уверен, смог бы я сам вынести подобный груз вины. А если, не дай бог,
она узнает, что Владимир Сергеевич, ее отец, погиб вскоре после их идиотской выходки,
вынужденный застрелиться, чтобы сохранить человеческий облик… Сложно даже
представить, что случится после этого. Но как я уже сказал, это не моя проблема после
приезда в «Шешнашку». Моя хата с краю в чужих личных делах, как бы я тут ни выступал.
А вот то, что она меня ученым прозвала… С этим сложнее. Не чувствую я себя уже
таковым, после того что случилось. День всего прошел. А уже не чувствую. И чувствовать
больше не хочется.
Вернулся Леха. Еще от калитки крикнул:
– Никаких проблем с домом. Я его уже открыл, перочинным ножом.
– На чердак поднимался? – спросил я.
– Обязательно. Четыре окошка, во все стороны, стулья можно прихватить снизу. Еще
ведро поставить вместо ночной вазы, чтобы фишка в сортир не бегала, и можно караулить.
Смены-то у нас длинные будут.
– Тогда я как раз первую смену и возьму, пока дамы парятся, – поднялся со скамейки
я. – Показывай, как там.
Мы вышли из калитки и зашли в другую, напротив, с которой предусмотрительный
Леха тоже успел снять замок. Что значит руки откуда надо растут. У меня с механикой
отношения сложнее. Мы пересекли соседский двор по плиточной дорожке, подошли к
забору, из которого Леха выбил три доски, аккуратно положив их рядом, прошли через еще
один двор, пролезли в прорезанную в сетке рабица дыру и оказались в нужном дворе. Сзади
подошли к дому, поднялись на крыльцо и вошли внутрь.
Узкая деревянная лестница вела наверх из маленькой кухни-веранды, откуда мы и
прихватили два стула. Вход на чердак был через широкий люк, куда было забираться легко и
просто. Чердак высокий, свет пробивался через четыре небольших окошка. Достаточно
небольших, чтобы не привлекать к себе внимания. Наблюдать отсюда скрытно было легко. Я
выглянул в окошки поочередно. Отлично! Просматривались даже дальние подступы к дому,
подъездная дорога до самых ворот садового товарищества. Идеальный НП. Я поставил
табурет прямо перед окном в скате крыши, уселся, положив карабин на колени. Леха сел
рядом.
– Серег, поговорить надо. Тут вот какое дело… – Он замялся. – Со слов Дегтяревой
получается, что весь мир летит в тартарары, так?
– По ее мнению, так.
– А по твоему мнению? – уточнил Леха.
– По моему мнению, очень похоже на это, – не стал я скрывать. – Я думаю, что ее
сценарий развития событий выглядит очень правдоподобно.
– К чему это ведет? В смысле как будет все устроено дальше? Ты уже думал об этом?
– Эк ты куда хватил! – удивился я. – Тут бы пока самим уцелеть…
– Вероятность уцелеть выше, если мы не будем метаться, а сразу начнем действовать с
какой-то конкретной целью, которую надо для себя сформулировать. А ты всегда думаешь
вперед, так что колись, какие у тебя мысли?
Разумное заявление, грех отрицать. Действительно, я в уборную не хожу,
предварительно не подумав. Так что Лехина краткая речь, можно сказать, исполнена смысла.
– Я думаю, что часть людей уцелеет, разумеется, – начал рассуждать я. – Те, кто
находится близко к укрепленным местам, оружию и другим ресурсам. Тем более что людей
станет меньше, а оружия очень много. Они переживут и нашествие мертвецов, и ту анархию,
которая идет следом. Сначала возникнут некие крепости, общины, а потом из них будет
налаживаться другая, новая система жизни. Государства исчезнут как таковые, все вернется к
системе, когда в каждом очаге жизни будут свои законы. Нечто вроде общин или, если
угодно, городов-полисов.
– Почему ты так думаешь? – удивился Леха. – Государство на наших просторах вроде
как давно сидит.
А чего тут думать? И так все понятно. Но можно и объяснить свою точку зрения. Я
ответил:
– Потому что редкое население на огромных пространствах, которые можно пересечь,
лишь подвергаясь смертельному риску, может существовать только таким образом. Города-
государства, между ними движутся вооруженные караваны. Безоружный и не в силах тяжких
просто не проедет, значит, постоянная связь не существует. И именно поэтому особенно
жизнеспособными станут большие банды – как сила организованная, мобильная и
агрессивная. А до их образования недолго осталось. Как первая зона разбежится и доберется
до оружия, так и привет новым махновцам. Приходи кума любоваться.
– А потом?
– Потом как всегда: беспредельщиков выбьют – естественный процесс, а кто поумнее,
тот осядет своим княжеством на землю.
Леха кивнул, сказал:
– Согласен. Уж без банд мы никак не обойдемся. А мы, значит, едем в Горький-16. Что
там есть?
– Там есть стены вокруг всего города, перед стенами проволока, очень много оружия,
много укрепленных сооружений, – перечислил я. – Закрытый город, секретность во всем. Он
даже на картах не обозначен.
– А представь, что нас туда с тобой не пустят? – задал вопрос взявшийся оппонировать
Леха. – Дегтярев же предупреждал только о своей семье, нас не ждут. Или нам там не
понравится.
К счастью, я об этом тоже уже задумывался. И некая идея на сей счет у меня была.
Теперь ее можно и изложить, раз такая тема пошла.
– Тогда оставляем там семью, как обещано, а сами на машинах двинем дальше. Точнее,
обратно. А если честно, то нам там особо делать и нечего, по-любому надо уезжать.
– Куда именно? – уточнил он.
– Я думаю, надо ехать в Тулу или в Ковров. Там есть большие оружейные производства
и большие воинские части одновременно. Ковровская учебная дивизия или Тульская
десантная. Наверняка они объединятся с оружейниками, и в будущем у них будут все шансы
выжить в новом мире. Идеально бы в Ижевск, к вам с Викой на родину, но не знаю,
получится ли… Далеко по незнакомой земле.
Леха согласно кивнул:
– Далеко. Тогда лучше в Ковров. Во-первых, со стороны Нижнего Новгорода ближе,
соседняя область. Сам город меньше, чем та же Тула, значит, легче отбиться им будет от
мертвяков. Мне кажется, что самыми проблемными местами будут большие города. А во-
вторых, действительно, если вояки объединятся с военными заводами – смогут удержаться
против кого угодно.
– Тогда в Ковров, – подвел я итог.
– А вообще к чему я этот разговор начал… – задумчиво протянул он. – Я думаю, лучше
нам еще денек-другой переждать здесь. А может быть, и больше. Если войска входят в
Москву только сегодня, то сначала службу будут нести старательно, как всегда бывает. И
дороги будут перекрыты. Мы и без дорог можем, конечно, но не везде и не всегда. Так пусть
тогда все эти заслоны сами начнут разваливаться, нам же будет легче проскочить. А мы пока
попробуем свои запасы увеличить.
– В общем, ты прав, – согласился я. – Надо выждать здесь дней сколько-то, по
обстоятельствам. Пусть ситуация определится поточнее. И блоки с дорог уберутся. Но самое
главное на это время – «бдительность наше оружие». Фишку держать круглосуточно, бдеть в
оба. Мертвяки мертвяками, а если эсбэшники из «Фармкора» приедут следы заметать…
– А могут? – задал достаточно глупый, на мой взгляд, вопрос Леха.
– А ты как думал? – поразился я. – Если такое указание у них будет, то могут, конечно.
А указать им могут очень даже запросто, чтобы скрыть, откуда у беды ноги растут. Народ
нервным скоро станет, те же военные прознают – и в честь наступившей анархии домик на
Рублевке из саушек расстреляют. Или «Ураганами» накроют.
Леха чуть прищурился, видимо представив себе Рублевку, накрываемую залпами
«Ураганов». Даже заулыбался. Потом снова повернулся ко мне и спросил:
– А найдут? Кто об этой даче знает?
– Никто не знает, кроме вас. Но она все же на мое имя. Начнут искать Дегтяревых,
охранник из их дома скажет, что уехали со мной, у меня обнаружат, что нет ни машины, ни
вещей, задумаются, прикинут палец к носу и тогда выйдут на дачу, скорее всего.
Леха хмыкнул.
– И что делать? Менять базу?
– На хрена? – удивился я. – Если в ближайшую пару дней никто не появится, то уже не
появится никогда, не до того им будет. Да и найти адрес дачи не смогут, если
регистрационные все эти конторы закроются.
– А если сейчас найдут?
Ответ Леха явно знал сам, но желал услышать это от меня.
– А стволы нам на что? Они же не на блины к нам приедут, так что и нам об их здоровье
печься без надобности, – оправдал я его надежды.
– Это верно, – кивнул Леха и похлопал по матовому черному пластику «Тигра». –
Давай-ка еще раз Шмеля наберу, может, откликнется наконец?
Это верно, без Шмеля мы никуда. Он как был самым нужным человеком по нашему
«джиперству», таким и впредь останется. Отслужив в Чечне в «мазуте», в Москве он
поступил в МАДИ, ну и устроился на работу поближе к машинам. Там я его и встретил,
совершенно случайно. Шмель командовал маленьким сервисом рядом с трассой для
покатушек, был там вроде главного мастера. В этом сервисе старые и новые внедорожники
превращались в бескомпромиссных «проходимцев», готовых преодолеть любое бездорожье.
И вообще Шмель был величайшим специалистом по всему, что ездило по дороге и вне ее.
Ему машины даже девок заменяли, как уверяли окружающие, потому что только с ними он и
трахался. Вранье и преувеличение, замечали и девок рядом с ним, но кое-что в этом
утверждении есть.
– О! Есть контакт! – воскликнул Леха, услышав продолжительные гудки вызова из
своего мобильного.
Мария Журавлева
20 марта, вторник, вечер
Дело близилось к вечеру, понемногу на город, раскинувшийся перед окном, спускались
сумерки. Почти все время, с тех пор как в последний раз поговорили с Сергеем Сергеевичем,
она простояла у кухонного окна. Отвлеклась один раз, чтобы накормить детей. Дети ели без
аппетита, Лика немного капризничала, но быстро угомонилась. Они были непривычно
тихими и после обеда ушли в комнату к Саше. Это тоже было удивительно, потому что
обычно Саша старался не пускать младшую сестру к себе: она трогала его игрушки и вообще
наводила беспорядок. Сейчас же он сам увел ее к себе и предоставил неограниченный доступ
к чему угодно. Маша поражалась, насколько ее мальчик повзрослел за последние несколько
часов.
Накормив детей, она вернулась на свой наблюдательный пост. За спиной постоянно был
включен маленький телевизор, она прислушивалась к новостям. К середине дня наконец
появились первые сообщения, что в стране не слава богу. Объявлялось это все как
беспорядки, и Маша думала, что именно происходит? Телевизионщики не знают, что несут,
или знают, но пытаются убедить зрителей не верить глазам своим?
Подобранный у убитого милиционера автомат Маша держала на кухонном столе,
поблизости от себя, а брезентовый подсумок вообще носила постоянно, подвесив на ремне,
перекинутом через плечо, – широкий милицейский ремень просто оказался велик для ее
тонкой талии.
Она уже увидела, насколько смертоносно это оружие, и предпочитала с ним не
расставаться. Воспоминание о том, как несколько часов назад она осталась единственной
преградой между ожившим мертвяком и собственными детьми, какой беспомощной она
тогда себя ощутила, заставляло зябко передергивать плечами.
За время своего наблюдения она несколько раз замечала бредущих в разных
направлениях мертвяков. Никто на них не охотился, никто не убивал. Пару раз видела, как
зомби пытались гоняться за людьми, но люди, ходившие по улицам, были в основном
молодыми и легко убегали от мертвецов. Перед самыми сумерками прямо под ее окнами
пронеслось несколько многоколесных военных машин с маленькими башенками наверху, из
которых торчали стволы то ли пушек, то ли пулеметов, с небольшими раструбами на конце.
Прямо на броне сидели вооруженные солдаты в шлемах и камуфляже. Машины ревели
моторами, немного пугали своей тусклой одинаковостью и одинаковостью людей, сидящих
на броне. Маша обрадовалась, но машины исчезли, и снова наступила тишина, нарушаемая
звуками моторов проезжавших время от времени автомобилей и раздающимися так же, время
от времени, выстрелами. Однако Маше так и не удалось ни разу разглядеть стрелявших.
Снова зашел Сергей Сергеевич и остался пить чай. Сказал, что в доме нашлось
несколько человек, кое-как вооруженных, и сейчас двое из них подменили его внизу, в
вестибюле. У них было несколько ружей, но запас патронов оказался очень скудным. Они
притащили из нескольких квартир корпусную мебель и задвинули ею стеклянные двери в
дом, оставив лишь узкий проход для тех, кому доведется входить или выходить. Они резонно
рассудили, что проходящие мимо мертвяки станут излишне настойчивы, если будут видеть в
освещенном холле живых людей, вот и закрыли обзор.
– Что думаете делать, Мария Николаевна, в дальнейшем? – спросил Сергей Сергеевич,
получив от Маши большую кружку чая и бутерброды на тарелке.
– Не знаю, – вздохнула та. – Буду ждать у моря погоды. Еды, слава богу, запасла,
несколько дней спокойно просидим. Надеюсь, что к тому времени справятся с напастью.
– Как знать, как знать, – покачал головой Сергей Сергеевич. – По-хорошему, надо было
бы энергичней властям шевелиться. Мертвечины бродячей все больше, а я милиции уже
почти и не вижу. Днем были, а к вечеру словно провалились.
– Военные проезжали.
– Проезжали. Мимо. Будете проезжать – проезжайте, – сыронизировал охранник. – Я,
Мария Николаевна, из «вованов», сиречь – из Внутренних войск. Обучен был справляться с
массовыми беспорядками. Так вот, в тех инструкциях, что я читал, все не так выглядело, как
за окном сейчас.
– И что делать?
– Возможно, надо будет уехать из города. Если к завтрашнему дню улучшения в
ситуации не случится, то считайте, что на нас плюнули. И придется спасаться.
Маша задумалась. Может быть, Сергей Сергеевич и прав. Сидеть в доме можно, место
крепкое. Но сколько здесь просидишь? Пока еда не закончится? Как сбегаешь в магазин,
когда по всем тротуарам побредут своей кривой походкой мертвяки?
– И куда ехать?
– В деревню. Самое оптимальное. Виталий Данилович, сосед, в Тверскую область
зовет. Домик у него там есть, в маленькой деревеньке. Он считает, да и я поддерживаю, что
до деревень эта зараза или не дойдет, или там не разойдется. Все на виду, скученности нет,
уцелеет деревня. И в отличие от города запросто кормить себя может, магазины не нужны в
общем-то.
– Вы нас приглашаете? – удивилась Маша.
– Приглашаю, – кивнул Сергей Сергеевич. – Детишки у вас славные, да и нравились вы
мне всегда.
С этими словами он чуть смутился, но Маша поняла его правильно. В слово
«нравились» он вложил смыл невинный.
– Хорошо, – кивнула Маша. – Уезжать не хочется, но, если завтра в городе станет хуже,
то соглашусь. Даже сумки начну собирать понемногу сегодня. Вы спать где намерены,
кстати?
– Гостеприимство предлагаете? – улыбнулся охранник. – Нет, спасибо, у меня в
караулке диванчик стоит, и люди еще два притащили. Со мной ночью мужики подежурят,
чтобы мне не скучно и не страшно было. А вообще спасибо.
Валерий Воропаев
20 марта, вторник, вечер и ночь
Когда Валера вырвался из засады в Среднем Кисловском, его трясло. Сильно так
трясло, до судорог, аж зубы стучали, словно его в проруби искупали. Он даже остановился у
тротуара на Кутузовском, потому что боялся руль из рук выпустить. Затянул ручник, включил
климат-контроль на максимальный подогрев, стараясь устроить в машине Ташкент,
согреться, избавиться от этой дикой, выворачивающей суставы дрожи. Посмотрелся в
зеркало, откинув козырек: на виске была неслабая ссадина, от волос до брови, хоть и не
кровившая, а на затылке набухала большая шишка, терзающая его пульсирующей острой
болью. Но тошноты не было и в глазах не двоилось, так что можно было надеяться, что
отделался он не так уж и плохо.
Он ощупал пальцами затылок, затем осмотрел одежду. Пальто было испачкано, хоть и
не сильно, несмотря на весну, асфальт был уже сухой, а больше он, в отличие от нападавших,
ни в чем ином не пострадал.
Он вспомнил сучащего ногами в предсмертной агонии Лешу и вдруг испытал при этом
некое чувство удовлетворения.
«А вот так, не суйся за чужими бабосами, если совалка не отросла!» – сформулировал
он для себя итог недавнего столкновения, а затем добавил:
– Добро должно быть с кулаками. – Прислушался к собственному голосу и добавил: – У
кого кулаки тяжелее, у того и добра больше.
Сформулировав таким образом неожиданно сложившийся постулат, он ухмыльнулся, и
после этого его как-то быстро отпустило. И когда он притормозил возле «Седьмого
континента», чувствовал себя вполне нормально. И что-то внутри даже подсказывало ему,
что его не только напавшие не будут преследовать, но и милиция искать. Интуиция, так
сказать.
Одновременно с этим он почувствовал, что настроение у него становится каким-то
совсем бесшабашно шалым, словно он с этой засадой уже израсходовал все лимиты проблем
на сегодня и мог уже ничего не опасаться. Подумал только, что надо впредь возить с собой
больше патронов. Да и вообще не мешало бы ими разжиться.
Схватив тележку, он покатил ее вдоль рядов, быстро направившись сразу к самому
главному – к водке, где и перегрузил в сетчатое чрево магазинного транспорта две увесистые
картонные коробки. Не удержавшись, даже похлопал верхнюю по картонной крышке, мол,
скоро пообщаемся. Отходняк после перестрелки давал какой-то новый, странный эффект
настоящей эйфории, словно к Новому году готовишься.
Затем он хватал с полок сок, какие-то соленья, красную рыбу и осетрину, брал икру в
огромном количестве в рыбном отделе, вызвав полное недоумение продавщицы, греб сухие
колбасы, которые любил с детства, а в довершение купил целый круг сыра «Старый
Амстердам», поразив до шока еще и кассиршу. Но в общем-то ничего особенного не
случилось, он заплатил карточкой, сам поразившись выскочившей в окошке кассового
аппарата сумме, и вскоре все купленное перебралось к нему в багажник, весьма
вместительный, к счастью, а тележка была передана в руки какому-то мальчишке,
крутившемуся рядом и подрабатывавшему оттаскиванием их обратно, вместе со
стодолларовой купюрой, отчего беспризорник, или кто он там был, чуть речи не лишился.
Уже загружаясь в машину, Валера услышал стрельбу. Сначала несколько пистолетных
хлопков, а следом – несколько коротких автоматных очередей, четко отсекаемых,
профессиональных. Стреляли недалеко, буквально в соседнем дворе. Мальчишка с тележкой
шуганулся, и Валера крикнул ему:
– Пацан, ты бы не крутился тут по темноте, а? Мало ли что?
Услышал он его или нет – Валера не понял. Но сам выводы сделал, решив, что нечего
здесь оставаться. Уселся за руль «Рэйнджа» и погнал домой. Снова замельтешили огни
просторного Кутузовского, опять неожиданно свободной оказалась Рублевка. Пост ДПС на
выезде из города, обычно гиперактивный на этом денежном направлении, поразил своим
безлюдьем, даже привычной сине-белой машины с мигалками на крыше возле него не было.
Удивляло и пустоватое извилистое шоссе, по которому в другие дни в это время проехать
можно было только с трудом. Поэтому весь путь до дома занял совсем немного времени.
Открылись ворота участка, поднялись ворота гаража, и «Рэйндж» сдал в них задом,
отгородившись их подъемной створкой от полного проблем внешнего мира.
Таскать купленную еду из багажника до холодильников пришлось долго, но Валера
справился, хоть и запыхался. Он включил сауну на разогрев, а затем закинул сразу три
бутылки водки в морозильник, предвкушая праздник. По какому поводу праздник – он и сам
не понял, но настроение было невероятно приподнятым, просто петь хотелось. Валера всеми
фибрами своей души ощущал, как неожиданно навалившаяся на мир беда освобождает его от
великого множества обязательств, обязанностей и всяких якорей. Это было трудно объяснить,
даже самому себе, но на уровне ощущений все было прозрачно как стекло – идет
Освобождение.
Он включил музыку, джазовиков из «Меццофорте», затем набил освободившийся
магазин к «Викингу» патронами, пересчитав оставшиеся. Кроме тех тридцати семи патронов,
что уместились в двух магазинах и патроннике, у него оставалось всего сорок два. Немного,
собственно говоря. Но… как говорится, есть варианты. Однако это уже потом.
Зазвонил мобильный. Ксюша.
– Ксюшенька-Псюшенька, – поморщившись, пробормотал Валера, но ответил на звонок
приторно-ласково: – Але!
– Слушай, что там в Москве творится? – послышался, как обычно слегка гундосый,
голос его жены. – Тут людям звонят, такие страсти рассказывают! Витя Пильняк даже
самолет нанял, срочно вылетает. Я хочу с ним попытаться вылететь, ты как?
– Не надо! – решительно заявил Валера. – Тут пока проблемы непонятные, дай властям
с ними справиться. А потом прилетай, когда успокоится. Тем более что там ты в
безопасности. Там весело хоть?
Было слышно, что на заднем фоне играет музыка, явно живая, кричат какие-то девицы,
слышны взрывы хохота.
– Да нормально, весело, – сбилась на привычное Ксюша. – Так думаешь, мне здесь
посидеть пока?
– Конечно! Это же Франция, Европа, не наш бардак! – заявил Валера со всей
экспрессией, на какую был способен, при этом понимая каким-то шестым чувством, что
избавляется от Ксюши навсегда. Именно сейчас, в этот самый момент, произнося эти самые
неискренние слова. Интуиция проявляла себя во всем блеске, и оставалось надеяться, что она
еще при этом не обманывает.
– Ну хорошо! – Голос у нее был даже обрадованный. Ксюша вроде как разрешение
получила не реагировать на проблемы, а продолжать веселиться, чего в глубине души и
хотела наверняка. А теперь вроде и можно, ничего как бы и не случилось.
– Ладно, дорогая, я позвоню, когда тут все наладится, – заявил он в трубку. – Хорошо?
– О'кей, давай звони! Целую! – сказала она и немедленно отключилась.
Валера выдохнул с невероятным облегчением, с широкой улыбкой размашисто и
глумливо перекрестился и, швырнув телефон на стол, показал ему средний палец. Потом
направился в гардеробную, на ходу скидывая и расшвыривая одежду и под конец
облачившись в зеленый махровый халат, в тон тапочкам, и тоже с золотым вензелем на груди
– две сплетенные буквы «В», Валерий Воропаев.
Вернувшись на кухню, отрезал себе чуть не половину батона сухой «Московской»
колбасы, ловко очистил, захватывая шкурку ножом и большим пальцем, но нарезать не стал,
а взялся с хрустом откусывать куски крепкими белыми зубами, как в детстве любил делать,
когда такой дефицитный в те времена в глубинке продукт попадал ему в руки. Открыв
морозилку, вытащил бутылку не успевшей остыть, но все же прохладной водки, налил себе
грамм сто в высокий коктейльный бокал и залпом выпил, чуть не подавившись. Колбаса под
закуску такой ударной дозе пошла плохо, и он, морщась и матерясь, открыл банку соленых
огурцов и выловил оттуда хрусткого крепыша, которого немедля и загрыз. Отпустило,
стоявший в пищеводе ком мягко провалился в желудок, ударив оттуда по мозгам тяжелой
подушкой, стало весело. Настолько весело, что Валера начал пританцовывать в ритм
джазовой импровизации, пытаясь изобразить какие-то нелепые движения с египетских
фресок.
Вбежав в большой зал с бассейном, он проорал во все горло:
– Па-ба-ба-ба! – после чего, скинув халат, сиганул с бортика в воду, в несколько
мощных гребков преодолев всю двенадцатиметровую длину, подтянулся на руках,
выбравшись, и побежал, шлепая босыми ногами по плитке, в парилку. Праздновать.
Сергей Крамцов
20 марта, вторник, ночь
– Еще раз. Ты вскидываешь ружье, наводишь с помощью коллиматорного прицела,
затем включаешь левой рукой целеуказатель, нажимая большим пальцем на вот эту пимпочку
на цевье, и лишь затем прижимаешь спуск.
– Почему так сложно?
– Первое – ты учишься последовательности действий, это полезная привычка. Второе –
ты включаешь целеуказатель, и я вижу, насколько точно ты поймала цель в прицел. Сейчас
луч заменяет тебе выстрел. Попала лучом – попала дробью. И третье – когда ты нажимаешь
на спуск, по световому пятну я вижу, правильно ли ты нажимаешь на него или нет.
– Как?
– Очень просто. Световое пятно или дергается, если ты нажимаешь неправильно, или
стоит на точке прицеливания, если ты все делаешь правильно.
Мы с Ксенией сидели на НП, что на чердаке соседского дома. Я наблюдал за
подступами к дому в окно, а заодно обучал дегтяревскую дочку-гуманистку искусству
стрельбы из ружья по ближним своим. Занимались мы этим уже около сорока минут, и не без
успехов. По крайней мере, «всухую» она наводила ружье в расставленные в полумраке у
дальней стены бутылки быстро и точно. А завтра надо будет вывести их в поле и дать
отстрелять по коробке патронов из мелкашек. Пусть учатся.
Двор мы отдали под опеку собаки, которая вполне освоилась с территорией и не должна
была пропустить незваных гостей. Мне отсюда не был виден развалившийся на веранде пес,
зато виден кот, который проспал весь день, а теперь вышел на ночной моцион. Кот
развалился на скамейке прямо у входа в баню – видать, остаточным теплом наслаждался.
Связь мы тоже наладили, и теперь я в любую секунду мог разбудить Леху, который
сейчас взял на себя обязанности «отдыхающей смены». «Бодрянку» 9 заводить не стали. В
дальнейшем девушки должны были дежурить на этом чердаке попарно, а мы с Лехой –
поодиночке, благо привычные. В случае неожиданных осложнений любой из нас, с «фишки»,
мог простреливать все подступы к нашему дому, а через несколько секунд обитатели дома
тоже были бы готовы оказать сопротивление.
Мы с Лехой сегодня парились в бане последними, после всех женщин, и прихватили
туда портативное радио. Тональность передач к вечеру начала меняться от относительно
беспечной к крайне встревоженной. Основные московские новостные станции непрерывно
работали в прямом эфире, и даже музыкальные чаще чем обычно прерывались на новости.
Но информация, которую передавали, состояла в основном из теорий и домыслов, а когда к
вечеру в эфире появились представители военных, стало не лучше, а еще хуже. Те призывали
к спокойствию, уверяли, что ситуация теперь под контролем, но при этом сами не понимали,
что же происходит в городе. Шли разговоры о создании убежищ, но никто не говорил, что
укушенные в такие убежища пропускаться не будут, или о том, что таких будут отделять от
здоровых. Так что, как и больницы, и «скорая помощь», такие места должны были лишь
способствовать расширению бедствия.
Вообще в звонках в студию слышались нотки паники. Люди в открытую говорили о
людоедстве, о стрельбе в городе, нападениях, о лежащих на улице трупах. Многие делали
вполне логичные и понятные выводы о появлении зомби, многие догадывались, что
бродячими мертвецами становятся укушенные, но, как это ни странно, против такой точки
зрения громче всех протестовали городские чиновники и «цвет науки», приглашенные в
студии. Почему? Поди спроси…
Со Шмелем нам все же удалось поговорить. Он действительно был в своем сервисе,
когда мы ему названивали, а там проблемы с покрытием сети. Затем уехал домой к
родителям, где мобильник разрядился, а зарядника с собой не было. Теперь он конфисковал
телефон у младшей сестры и снова был на связи.
Со слов Мишки выходило, что выглянуть в окно и не увидеть бредущего где-нибудь
мертвяка стало почти невозможно. А проезжая через город, он на них вдоволь налюбовался.
Стрельба начинается каждые несколько минут, слышны крики. Теперь они сидят, запершись
в квартире, и не намерены оттуда выходить ни за какие деньги. Догадливый Шмель успел
затариться продуктами по пути домой, но был бы счастлив разжиться каким-нибудь оружием.
Александр Бурко
20 марта, вторник, ночь
К вечеру и ближе к ночи в поселке, к которому примыкал полуторагектарный участок
Бурко, появились признаки того, что в мире не все в порядке. Обитатели пары-тройки домов,
судя по количеству чемоданов, заброшенных в багажники машин, рванули в сторону
аэропорта, решив, что в дальних краях будет побезопасней. Об этом с усмешкой рассказал
Домбровский, наблюдавший один из таких отъездов через окно.
На некоторых участках усилилась охрана, еще на одном вдруг появились омоновцы в
форме и с автоматами. Кто там жил, Бурко не знал, да и знать не хотел. Каждый решал
вопросы своей безопасности по-своему. Видя такую суету, Бурко, как он даже признался
самому себе, заметно злорадствовал. Причин к тому было несколько. Во-первых, хоть и не он
выпустил вирус, но все же без него ничего такого и не случилось бы. Во-вторых, лишь один
он точно знал, что ждет всех впереди, и только он готовился к будущему не наобум, а по
плану. В-третьих, ни у кого из этого поселка, он мог поклясться, в двухстах километрах
отсюда не было собственного легкопехотного полка с запасами всего необходимого на
ближайшие десять лет.
Один из помощников Салеева, бывший старший лейтенант из тыловиков, доложил, что
«Ковчег» в московской своей фазе завершен без происшествий. Колонна сформирована за
пределами Москвы, возглавлена и замкнута омоновскими «Тиграми» с мигалками и
направилась туда, куда ей направляться и предназначено. Семьи самих омоновцев ехали в
этих же автобусах, а их имущество – в кузовах грузовиков. Александр обрадовался. Он
чувствовал себя ответственным за судьбу каждого из «своего народа», как с претензией на
библейскость он успел окрестить тех, кто должен был укрыться от надвигающегося кошмара
в Центре.
Он ощутил облегчение. Теперь их осталось в Москве совсем немного. Около тридцати
человек в усадьбе и полтора десятка в здании НИИ, во главе с Пасечником. А вот Пасечник
успехами похвастаться не мог. Начинавшиеся беспорядки нарушили работу требуемых
учреждений, и узнать, где находится пресловутая дача пресловутого аспиранта, не
получалось.
Издалека ветер приносил время от времени звуки выстрелов. На блоках, выставленных
Софринской бригадой, кого-то отстреливали. Но воспринимать это как действенную защиту
Бурко не мог. Одна бригада должна была охранять огромный участок застроенного
многочисленными поселками шоссе. Ну перекрыли они все автомобильные дороги,
выставили блоки, ввели мобильные патрули. Но нынешнего врага невозможно испугать,
потому что он туп, по той же причине враг совсем не стремится обязательно передвигаться
по дорогам. Да и толку с того, что будет защищена Рублевка, если развалится вся страна? Кто
прокормит обитателей усадеб, раскинувшихся вдоль этого шоссе?
Разумеется, до сегодняшнего дня большинство из них полагали всю страну неким
придатком к этой узенькой и извилистой подмосковной трассе, обязанностью которого было
вовремя подкидывать туда денег, но теперь быстро меняющаяся действительность
намеревалась преподнести заблуждающимся неприятный сюрприз. И до некоторых уже
начало доходить, что все не так просто. Примерно тридцать минут назад в ворота усадьбы
вдруг стал ломиться сосед, владелец компании по производству йогуртов, прибежавший в
спортивном костюме, без охраны и в явной панике. Ему никто не открыл, а когда он начал
было настаивать – пригрозили оружием. Маленький толстяк с кавказской внешностью
поверил рослым мрачным мужикам в камуфляже и побежал по поселковой улице дальше,
плача вполне натуральными слезами и выкрикивая на бегу: «Вай ме! Вай ме!» Похоже было,
что он немного тронулся умом.
– Какие у нас еще здесь дела? – спросил Бурко у Домбровского, подойдя к тому сзади.
По своему обыкновению, вечно всклокоченный Домбровский не отрывался от своего
ноутбука.
– В принципе уже никаких, – ответил тот, подняв голову и отхлебнув крепкого кофе из
большой чайной кружки. – Ждем, когда дойдет колонна до Центра и люди разместятся, а
сами… будем просто наблюдать за развитием событий, а заодно ждать результата от
Пасечника. Как только он возьмет «материал» или точно установит, что тот недоступен,
уходим.
– Сколько времени займет полет сюда?
– Около сорока минут. Но я рассматриваю вариант прорыва своим ходом. Завтра с утра
обе омоновские машины выйдут обратно. При необходимости возьмут нашу колонну под
сопровождение.
– А почему? – удивился Бурко.
– Войска разворачиваются, трудно сказать, что будет с полетами. Так,
подстраховываюсь.
– А если вертолеты вылетят, как быть с омоновцами? – озадачился Бурко. – Если они с
нами, то «Тигры» жалко, они пригодятся.
– Никак. Прорвутся обратно, – пожал плечами Марат. – Им-то что? Машины
бронированные, у всех пулеметы есть, восемь вооруженных мужиков с боевым опытом. Что
им не прорваться? Пусть отрабатывают свое будущее спасение. К тому же мы еще запустим с
ними пяток «Лэндкруизеров» из гаража компании. Зачем добру пропадать? Чинить их
сложно будет, но пусть отъездят свой ресурс, какой есть. Чем больше проездят они, тем
меньше проедут те же «Тигры».
– Согласен, – кивнул Бурко.
Сергей Крамцов
21 марта, среда, раннее утро
Я проснулся по звонку будильника в мобильном телефоне, быстро встал, оделся до
пояса. Выбежал на улицу. Немного размялся, с трудом побрился у летнего умывальника,
глядя в мутное старое зеркало.
Когда вошел в дом, там уже никто не спал, а на плитке закипал чайник. Алина
Александровна прочно закрепила кухню за собой и сейчас обжаривала гренки. С «фишки»
пришли Вика и Татьяна, туда отправилась Аня. А вообще на время нашего отсутствия я
планировал пересадить на соседский чердак всех остающихся в доме. Мало ли, вдруг
фармкоровцы все же вычислят нас, хотя бы по вчерашнему утреннему звонку с моего старого
номера на номер Алины Александровны.
Вскоре от умывальника пришел Леха, вытираясь полотенцем на ходу.
– Доброе утро! – объявил он всем, а затем обернулся ко мне: – Слушай, хорошо, что
вода в умывальнике не замерзла. Упражнения для моржей, блин.
– А ты чего хотел? – удивился я. – Это же летний домик, а сейчас ранняя весна. Садись,
совещаться будем. И чай пить.
Алина Александровна налила чай в кружки, поставила перед нами коробку с печеньем
и присела рядом. Вика с Татьяной тоже уселись за стол, со двора вошла Ксения, встала в
дверях.
– Значит, так! – начал я раздачу указаний. – Выдвигаемся в город на одной машине.
Вторую возьмем вместе со Шмелем, поэтому его дом – наш первый пункт. Для Шмеля надо
прихватить ствол.
– Какой ствол? – спросил Леха. – И так не хватает.
– Пока свою «помпу» ему выдам, а дальше видно будет, – пояснил я.
А больше ничего не остается. Шмеля вооружать надо, он все же боец.
– Шмелине лучше мою «Сайгу» дадим, – возразил Леха. – Если я за рулем, то буду у
машины, а там мне «Тигра» хватит. А «помпа» у нас одна на двоих будет, на всякий случай.
Правильно он рассудил. Так-то у меня карабин основное оружие, но хоть один
дробовик в запасе надо. Скорее всего, за Шмелем подниматься придется в подъезд, а там с
ружьем удобней.
– Ладно, – согласился я. – Едем с тобой вдвоем, Вика с Татьяной остаются здесь.
– Это почему? – возмутилась Вика.
– По кочану, – ответил Леха. – Ты – единственная, кто хорошо стреляет и кто не нужен
для выезда в город. Ну и Танька еще. А Аня с Ксенией сами по себе не слишком великая
сила. Вот вы с ними две более или менее полноценные двойки организуете, будете дежурить.
Больше оставить с ними некого. Мы поедем вдвоем. Вторую «Сайгу» Ксении выдай пока,
чтобы все вооружены были.
Вика зло посмотрела на нас, но протестовать не стала. На самом деле, по-другому
просто не получалось. Дегтяревские дочки в боевом отношении пока вообще никуда.
Дальше совещались без эксцессов. Собрались, проверили связь, попрыгали на
«погремушку», загрузились. Леха уселся за руль, я – справа от него. Ксения распахнула перед
нами ворота, и мы выехали на поселковую улицу. Разбрызгивая лужи и пофыркивая не
прогретым еще дизелем, добрались до ворот, сами их открыли и выехали из поселка. Сразу за
воротами начинался отчаянно разбитый проселок, который и был нашей главной защитой от
присутствия посторонних, потому что даже не всякий джип мог проехать здесь в марте.
До шоссе пронеслись как лодка по волнам, расплескивая грязь покрышками, затем,
когда выбрались на асфальт, пошли плавно, лишь протектор гудел.
– Как поедем в город? – спросил Леха. – По Ленинградке или огородами? Я знаю здесь
дорогу почти до Кольца, но петлять долго будем.
– Я тоже знаю, но думаю, что в город пока можно и по шоссе. Главное, на въезде на
блокпост какой-нибудь не нарваться, с проверкой.
– Авось не нарвемся, – сказал Леха. – В любом случае заметим издалека, а развернуться
или съехать вбок на Ленинградке не проблема.
Ехать нам было не только до города, но еще и всю Москву требовалось пересечь, с
Ленинградки аж на Каховку. Не ближний путь, учитывая обстоятельства и то, что придется
объезжать центр города по большому кругу. Но именно там ждал нас Шмель.
На шоссе действительно было мало машин, и все двигались из Москвы. В сторону
города, кроме нас, никто не ехал. Вскоре навстречу проскочил военный КамАЗ, в котором в
кабине сидели бойцы, и еще несколько разместились в кузове, как я заметил, оглянувшись.
– Видел? – спросил Леха. – Началось. Старшего в машине не было, все трое в кабине –
рядовые. Дезертирство пошло.
– Похоже на то, – согласился я.
Затем попался БТР-80, двигающийся в гордом одиночестве. Возможно, тоже дезертиры,
которые решили не мелочиться и обзавелись тяжелой техникой, а может, и нет. Милицейские
машины попадались дважды, двигающиеся с проблесковыми маячками, но внутри кроме
двух милиционеров в обоих случаях сидели и гражданские, даже с детьми. Судя по всему,
стражи порядка, как больше всех насмотревшиеся на происходящее, тоже мотали удочки из
неуклонно катящегося в пропасть города.
У нас постоянно было включено радио, и мы переключали каналы с одной новостной
станции на другую. Прогнозы наши сбывались на глазах – сообщения о беспорядках шли
почти из всех крупных городов России, и упоминалось нечто подобное и за границей. Зараза
распространялась ураганно. Этому миру в его нынешнем виде оставалось жить всего
несколько дней. Если власти не пойдут на такие меры, на какие не пойдут никогда – не
оказывать укушенным медпомощь, а добивать их и простреливать голову каждому
погибшему от несчастного случая или естественных причин, – то спасти этот мир уже не
может ничто.
Город встретил нас покинутым постом ДПС на въезде. Обычно забитые машинами
стоянки перед торговыми центрами справа были почти пустынны. Но у оптового «Метро»
была видна какая-то суета, двигались люди, хоть и немного. Среди небольшой группы людей
виднелись несколько фигур в городском камуфляже и с автоматами.
На Ленинградском шоссе мы видели совсем немного машин, и за то краткое время, что
мы были в городе, уже несколько раз доносились вспышки отдаленной стрельбы. Первый
зомби попался на глаза, бредущий по тротуару вдоль решетчатого забора «Водного
стадиона». Вел он себя странно, больше топтался на месте и поворачивался то в одну, то в
другую сторону. Впрочем, других мертвяков мы увидели почти сразу после первого, но они
хоть и медленно, но целеустремленно шли в сторону центра города.
По встречной полосе, на выход из города, неторопливо проехал «уазик» ВАИ, в котором
сидели двое бойцов в форме и с банданами на голове. Судя но осевшей задней подвеске,
машина была здорово нагружена. Офицеров и прапорщиков видно не было, значит, снова
дезертиры.
На перекрестке Беговой и Ленинградки, прямо на путепроводе, стояли два БТР-80 и
военный «Урал» с тентованным кузовом. Вокруг машин, с оружием, в шлемах и брониках,
стояло не меньше взвода солдат, а на асфальте проспекта, здесь и там, вразброс, валялись с
десяток трупов. Солдаты о чем-то спорили, четверо перегружали из грузовика в открытые
боковые люки бэтээров хорошо знакомые плоские деревянные ящики с ручками.
– Леш, притормози-ка возле них, – сказал я. – И мы выходим.
– Зачем? – не понял Леха.
– Они патроны грузят, и начальства с ними я не вижу, – ответил я, почувствовав, как во
мне заговорил бес добычливости.
Наш «крузак» подкатил к солдатам, которые не обратили на нас особого внимания. Мы
вышли из машины, повесив карабины на плечо, подошли. Заправлял там рослый сержант,
судя по возрасту – контрактник.
– Здоров, земляки, – поприветствовал я его и окружающих.
Некоторые ответили на приветствие, а некоторые не прореагировали. Из-за одного из
БТР вдруг раздались короткие очереди, на которые обратили ровно столько же внимания,
сколько и на наше «здрасте». Кто-то сказал: «Все, лежит… Так и лезут, твари».
– И вам не болеть, – сказал контрактник, выжидательно глядя на нас.
– Ребят, вопрос у нас имеется… – как бы замялся я. – Вы уходите из города?
– Уходим, – спокойно ответил контрактник. – Что нам тут делать? Кремль охранять? У
нас самих семьи, ребята звонили домой вчера и сегодня, везде такая же хрень начинается. В
общем, по домам мы.
Подошли еще четверо бойцов, беря нас ненавязчиво как бы в полукольцо. Автоматы у
всех в руках, хоть стволы и направлены вниз. Видать, ждали от нас какой-нибудь
неправильной реакции.
– Тогда у нас два вопроса, – сказал я, как бы не замечая. – Проехать через центр сможем
или надо объезжать?
Контрактник чуть расслабился, кивнул, показывая, что вопрос понятен.
– Через центр лучше не соваться, – начал он объяснять. – Там войск много и обстановка
та еще… Мы даже пострелялись немного с какой-то президентской охраной, что ли, или еще
с кем-то. Трое «двухсотых» у нас и «трехсотый». И у них двое сотни сложили, после того как
по ним с бэтээра долбанули. И вообще там блоки стоят местами, а между блоками бардак
начинается.
– Офицеров у вас не видно… – сказал Леха. – Они-то где?
– Они в расположение двинули, – махнул рукой куда-то вдоль Беговой сержант. – У них
семьи, их тоже защищать надо. Часть бойцов с ними уходит, а часть – как мы, по домам.
Таманской мотострелковой в Москве больше нет. Правда, нас тут сводный отряд всего был, и
полка не наберется.
Надо же, как сбываются прогнозы Алины Александровны. Впрочем, чему тут
удивляться? Наша власть особой любовью никогда не пользовалась, да и поводов любить
себя старательно не давала. Достаточно того, что она сама себя любила и лелеяла, за всех. И
защищать вместо страны и своих семей лично эту самую власть никто не хочет.
– А мы ищем, как бы нам подразжиться чем-нибудь, – сказал я сержанту. – Патроны
нужны, оружие, что угодно.
– Нет у нас для вас ничего, – отрицательно мотнул головой сержант, посмотрев на наше
оружие. – И стволов лишних нет. «Пятерки» много, могли бы пару ящиков продать, только
вам зачем?
– А мы бы все равно взяли. Глядишь, и стволами разживемся, – сказал я. – А гранаты
есть?
– Гранаты есть, но тут надо с бойцами посоветоваться.
Дальше мы вступили в стадию торговых переговоров, в результате которых стали
обладателями десяти гранат РГД-5 и двух ящиков патронов 5.45. Пусть пока стрелять не из
чего, но все течет, все изменяется. Заплатили мы за это богатство почти две тысячи долларов,
причем сержант требовал именно доллары. Доллары у меня были, остаток от опустошенного
счета, да и Алине Александровне удалось наснимать в банкоматах почти пять тысяч, часть из
которых она отдала мне.
К нашему счастью, вояки еще не сообразили, что именно патрон становится настоящей
валютой, радовались «денежному содержанию», на что я и рассчитывал, когда пошел на
переговоры с ними. Прикинул, что им деньги нужны, чтобы домой добираться, не откажутся.
В процессе разговора военные еще три раза открывали огонь по подходящим с разных сторон
мертвякам. Те уже становились привычной частью пейзажа.
Распрощались с ними мы уже вполне тепло, сержант спросил на прощание, кто же мы
такие. Ответ «Партизаны» его вполне удовлетворил. Пожелали друг другу удачи и
разъехались. Я же радовался полученным гранатам так, как будто меня лично Дед Мороз
навестил. Боец без гранат неполноценен, это я уже давно усвоил. Да и патроны еще
пригодятся в будущем, я уверен. Пусть у нас продажа оружия и ограничена, но в военных
запасах стволов под этот калибр – горы, Эльбрусы и Эвереста. Не разжиться ими в будущем
мы не можем, так что четыре тысячи триста шестьдесят патронов лишними не будут.
Немного совсем, кстати.
Центр города мы объехали по большому кругу, по часовой стрелке. Ближе к центру
стрельба стала чаще, на улицах стало появляться все больше мертвяков, куда-то бредущих
или просто стоящих на месте. На проезжавшую мимо машину они обращали немного
внимания. Увидели мы пикап «Л200», прямо в кузове которого сидели четверо мужчин с
охотничьими ружьями и в теплых куртках. Некоторое время мы ехали почти рядом,
переглядываясь, затем пикап свернул на Дмитровское шоссе, а мы поехали прямо.
– Молодцы, – кивнул я им вслед. – Организовались.
И тут нечто привлекло мое внимание.
– Стой! – заорал я, показывая рукой на то, что привлекло мое внимание. – Нет, есть Бог,
и он нас любит!!! Стоять!!!
Леха резко остановил машину, чуть прижавшись к тротуару. Я присмотрелся. Все же
глазастый я! Найду зеркало – сам себя расцелую! По тротуару в нашу сторону брели трое
мертвяков. Двое были совсем обычные, один же был одет в городской серый камуфляж,
пропитанный запекшейся кровью. На шее у него висел АК-74М, судя по черному пластику и
сложенному прикладу. Ремень автомата перехлестнулся, и именно поэтому бывший омоновец
его не смог потерять. Автомат ему явно мешал, потому что он все время норовил оттолкнуть
его от себя.
Вот это трофей! Разжиться таким оружием, да еще подобным образом, я даже и не
предполагал. Я схватил СКС, вылетел чертом из кабины, опустился на колено, глухо стукнув
наколенником об асфальт.
– Справишься? – спросил Леха, тоже выходя из машины и продевая левую руку в
ремень «Тигра».
– Естественно.
До зомби было около пятидесяти метров. Я совместил красную точку перекрестья
прицельной сетки со лбом мертвяка в камуфляже. Вообще-то он шел за спинами двух других,
но я словно боялся, что он сбежит, унося с собой автомат. Выбрал слабину спускового
крючка, нажал на спуск. Приклад толкнул в плечо, мертвяк покачнулся, но не упал. Пуля
ударила его вскользь, правее и выше точки прицеливания. Качнулся, сволочь… Я снова
выждал момент, выстрелил. Теперь попал, мертвяк рухнул как подкошенный. Остальные
продолжали идти ко мне, один из них ускорился. Леха стоял рядом, держа свой карабин
стволом вниз, прижав приклад к плечу.
– Нормально, продолжай, – объявил он. – Прикрываю.
Я кивнул в ответ, снова приложился к оружию. Прицелился, выстрелил. Теперь точно.
Второй мертвяк упал, который быстрый. Рядом грохнул «Тигр», и третий завалился.
– Посмотрим? – спросил меня Леха:
– Ага, давай.
Мы медленно и опасливо подошли к валяющимся на асфальте телам. Двое были при
жизни самыми обычными рядовыми гражданами. На одного напали на улице, он был одет в
пальто. Его почти не тронули, лишь след укуса на ладони. Это понятно – отталкивал
противника руками, был укушен, отбился, а потом умер где-то в другом месте. Второй был
босиком, в тренировочных штанах и белой майке. Его рвали всерьез, судя по всему – дома,
кто-то из членов семьи, наверное. Этот был похож на кавказца, скорее всего – азербайджанец.
Мышцы с одной руки были объедены до кости, лицо измазано кровью – сам где-то
«перекусил». Омоновец же был изорван страшно, непонятно, как он вообще мог двигаться.
Хотя ноги остались почти нетронутыми. Ему мы уделили больше всего внимания.
Автомат Леха снял с него сразу, быстро осмотрел.
– Новенький, ствол в нагаре, магазин пустой, – заключил он. – В разгрузке одного
рожка не хватает. Видать, выпулил все, затем на него кинулись, он первый просто выбросил,
сменил, второй расстрелял, а затем помер. В общем, два рожка в подсумке, полные, один в
автомате, пустой, одного не хватает. Ремень надо будет поменять – кровью насквозь
пропитан. Да и автомат оттереть, он как с бойни.
Обшарив убитого, Леха продолжил:
– Пистолет ПММ, к нему два магазина по двенадцать патронов, полные. Две
светозвуковые «Зари». Броник хороший, но его уже не отстирать, весь в крови. Радиостанция
«Моторола», аккумулятор разряжен. У нас тоже «Моторолы» есть, так что пригодится.
Исчерпывающая информация, а главное – полезная. То, что ствол в нагаре, – ничего,
почистим. То, что автомат новый, означает, что загубить его стрельбой длинными очередями
омоновец не успел бы, даже будь такое желание. Патроны к нему мы купили у вояк четверть
часа назад, такой вот подарок судьбы.
Ну и пистолет с двадцатью четырьмя патронами нам не помешает. Пока в нем особого
смысла нет, но кто знает? Леха его уже с кобурой себе на разгрузку прилаживает. Может
быть, и к нему удастся что-то достать, а пока попользуемся тем, что есть. В любом случае
пригодится.
Автомат и все запасные магазины сунули в сумку, лежащую в багажнике. Это
оперативный запас, пока имеющимся оружием попользуемся.
– Ну как мы прибарахлились? – прихвастнул я. – Так бы и проехали, если бы я автомат
не заметил.
– Серега, молодец, – кивнул Леха. – Можешь булку с маком себе купить.
– Ладно, шутник, езжай, не стой. Надо будет позвонить, когда подъедем. Позвонить,
блин… – хмыкнул я и достал из кармашка в разгрузке мобильный.
Посмотрел на экранчик – сигнал был. Ну-ка… Я набрал «100», услышал сигнал точного
времени. Ну хорошо, мобильная связь пока работает. Это радует.
Мария Журавлева
21 марта, среда, утро
Ночью Маша спала плохо, часто просыпалась, подходила к окну. Беспокоило все,
темнота и звуки пугали. Она не расставалась с автоматом даже в постели, а в прихожей
подвинула обувную тумбу к двери, хоть та была металлической и открывалась наружу. Зачем
она это сделала, сама не поняла, но вот… сделала.
Ночью часто слышалась стрельба, а около семи утра где-то вдалеке раздался мощный
взрыв, такой, что стекла задрожали, а потом в небо поднялся столб черного дыма. Когда
темнота превратилась в серые сумерки, постепенно светлеющие, Маша поразилась,
насколько больше мертвяков оказалось на улице. Если вчера они появлялись время от
времени, то сейчас, с ее панорамным видом из окна на весь район, одновременно в поле
зрения их было не меньше десятка, пусть и в разных местах. Маша уже научилась различать
их по походке и повадкам.
На улицах было пусто, машины почти не ездили, а население, судя по всему, сидело по
домам в ожидании, что их спасут. Люди были в окнах, на балконах, они были заметны. Маша
разглядывала окружающие дома в экран видеокамеры, включенной в сеть, и везде
обнаруживала признаки того, что люди просто спрятались. Зато в нескольких местах в серое
небо поднимались столбы дыма – начинались пожары.
Около восьми часов утра прямо к дому напротив подъехали две машины. Приземистая
и плоская восьмиколесная военная, в пятнах камуфляжа, на которой верхом сидели несколько
солдат, и трехосный грузовик с тентом, КамАЗ. Солдаты спрыгнули с брони, пятеро из них
образовали что-то вроде оцепления у входа в подъезд, а еще трое или четверо, в камуфляже и
с оружием, забежали в подъезд. Вскоре они выбежали обратно, нагруженные вещами, а с
ними были две женщины, пожилая и молодая, и трое детей. За это время солдаты из
оцепления застрелили двоих мертвяков, направившихся в их сторону.
Маша поняла, что это кто-то из военных эвакуирует семью. Она даже позавидовала им.
Когда военные уже собирались уезжать, из подъезда выбежал мужчина, замахал руками, что-
то крича. Машины остановились, офицер, сидевший на броне, что-то сказал в ответ,
жестикулируя одной рукой. Мужчина убежал обратно в подъезд и вскоре выбежал оттуда
тоже с вещами, в сопровождении жены и двух детей. Им помогли погрузиться в КамАЗ, и
машины уехали.
«Вот тебе на!» – разозлилась на себя Маша. Если бы она сообразила сразу, то вполне
успела бы спуститься, остановить военных и просто уехать вместе с ними, туда, где
безопасно. Сообразил же так поступить мужчина из соседнего дома, а она – нет.
Около девяти утра к ней поднялся Сергей Сергеевич, которого она, равно как и еще две
квартиры, поставила на довольствие. Она сварила охраннику кофе, приготовила горячие
бутерброды с сыром и ветчиной. Тот поблагодарил, сел за стол и взялся за завтрак.
– Что скажете, Сергей Сергеевич? Какие прогнозы? – спросила Маша.
– Прогнозы малоутешительные, – ответил тот. – Мертвецов бродячих все больше, войск
не видно. Если так и дальше будет продолжаться, то завтра из города будет трудно вырваться.
Виталий Данилович, я вам о нем рассказывал, предлагает на его машине прорываться из
города. У него большой джип и два ружья есть. И человек опытный, всю жизнь прослужил.
Но думает сделать это ближе к вечеру.
– Почему?
– Потому что еще на что-то надеется. С его слов, если в четыре часа выедем, то
максимум в восемь будем в его деревеньке. До темноты, считайте. К тому же он хочет к
отъезду подготовиться, запастись.
– А я что могу сделать?
– Вы? – удивился Сергей Сергеевич. – Ничего. У вас дети, двое, вам за ними следить
надо, а об остальном мы уж сами позаботимся как-нибудь. Кстати, внизу планируют
общедомовое собрание через час, если хотите – спускайтесь.
– Может, и спущусь, если Сашка за Ликой присмотреть согласится, – кивнула Маша. –
А о чем болтать будем?
– Трудно сказать. Выработка единой общедомовой политики, наверное. Все равно
полезно, хотя бы в плане обмена информацией. Мало ли кто что полезное скажет. Связь пока
работает, люди перезваниваются, так что можно узнать обстановку в городе точнее, чем из
телевизора.
– Это верно. По телевизору только об этом и говорят, но что говорят – пожалуй, сами не
понимают. Так, воздух сотрясают и картинки показывают. Даже мертвяков еще честно
мертвяками не поименовали. «Агрессивно настроенные субъекты» – надо же было такое
придумать?
– Похоже, что там своим глазам не верят, – вздохнул Сергей Сергеевич. – В голове у них
не укладывается, люди же там все больше высокограмотные, лучше всех знают, что может
быть, а чего быть не может.
Они замолчали, а Маша все так же стояла у окна, прижимаясь лбом к холодному стеклу
и пытаясь разглядеть хоть какие-то признаки приближающегося спасения. Подсознательно
она в него уже не верила и готова была покинуть город вместе с охранником и соседом-
охотником. Она даже представляла себе, как будет пытаться жить в неведомой ей до сего
момента деревне, что будет там делать. Меньше всего ей нравилось, что в деревнях туалеты
во дворе, это она точно знала. Ходить ей в такой довелось всего пару раз в жизни, где-то на
юге, и она на всю жизнь запомнила вонь из выгребной ямы и тучи мух, которых она
непрерывно должна была отгонять и которые все время норовили сесть на нее.
Сергей Сергеевич допил кофе, поблагодарил Машу и сказал, что еще с ней свяжется, а
если у нее получится, то пусть приходит на собрание. Маша молча кивнула в ответ, и гость
удалился, оставив ее смотреть в окно. Впрочем, судя по звуку, проснулась Лика, и теперь
Маше сразу стало чем заняться.
Валерий Воропаев
21 марта, среда, утро
Утро наступило часов в десять, причем проснулся он сам. Похмелье было легкое, не
напряжное, и чувствовал Валера себя отдохнувшим. На работу и прочие обязанности решил
плюнуть еще с вечера. Посмотрел только на экран мобильного, у которого на ночь отрубил
звук, и с удивлением обнаружил, что ему никто не звонил. Вот так, а он себя фигурой
полагал. Ну это шутка, потому как Валера, в силу присущего ему трезвого взгляда на вещи,
точно знал, насколько окружающий мир в нем нуждается.
– Ладно, чё делать будем? – спросил он сам себя, потянувшись.
Планы на сегодняшний день у него были простые. Для начала он просто хотел понять,
что именно происходит. Телевизор так и не сказал ему ничего, сколько он в него ни
таращился с рюмкой в руке, да и Интернет сказал немногим больше. Информации во
Всемирной паутине хватало, да больно уж она была противоречива, бестолкова и непонятна.
Несколько видео, сделанные все больше мобильниками, особой ясности не внесли, хоть и
подтвердили основное: кто-то на кого-то бросается. И часто. И все сайты в один голос
подтверждали – в Москве, и не только в Москве, стреляют. А это и было основным.
Пошарив рукой на тумбочке, Валера нащупал «лентяйку» от телевизора, висящего на
стене с наклоном, и быстро пробежался по каналам. Но ничего полезного не нашел.
Умывшись и долго протоптавшись под контрастным душем, он решил позволить себе
сегодня не бриться. Просто так, «потому что можно». Ощущение, что сегодня «можно все», а
если и не все, то очень и очень многое из того, чего раньше было нельзя, возникло у него, как
только он проснулся. И известия, приходящие «из внешнего мира» в его мир внутренний,
совершенно не пугали – скорее интриговали. Словно всколыхнулось все авантюрное и
жадное до событий в его душе, до того задавленное всем строем окружающего мира,
который теперь зашатался.
– По городу проедусь, – сказал Валера сам себе.
Кроме небритья позволил он себе еще одну вольность – выбраться из дома в
спортивном костюме, накинув сверху горнолыжную куртку. С тех пор как его статус
сменился с «просто Валеры» на «зятя Братского», он себе такого не позволял – вроде как
несолидно. А сейчас вот решил на солидность плюнуть.
Стрелка указателя уровня топлива болталась в районе четверти бака, и он сначала
решил сгонять на заправку. И там заметил первые на сегодня признаки надвигающихся
проблем – хоть машин было и немного, зато люди заливали бензин в канистры. А когда он
видел такое в последний раз, Валера уже и не помнил. В девяностых разве что.
– Делаем выводы, – пробормотал он, поджав губы.
Он пошел к будке платить, где и был поражен еще двумя новыми чертами непонятного
грядущего: бензин подорожал раза в три, наверное, а в будке кроме тетки-заправщицы сидели
два мужика с самозарядными «Сайгами».
– Мужики, это вы для убедительности? – усмехнулся Валера, показав пальцем на
ружья. – Если кто платить не захочет?
– Не захочешь – не заправим, твое дело, – пожал плечами один из мужиков,
бандюковатого вида блондин лет сорока. – А так в кювет за будкой глянь и поймешь, для чего
волыны.
Последнее заявление Валеру слегка озадачило, но и любопытство возбудило. Однако
удовлетворить его сразу не получалось, за «Рэйнджем» уже пристроились две машины, так
что сначала пришлось залить бак под пробку. И лишь потом, освободив место у колонки,
Валера не выдержал: покинув машину и почему-то придерживая пистолет под курткой, он
осторожно зашел за будку. И оцепенел – в неглубоком кювете, совершенно открыто, словно
так и надо, лежал труп. Труп толстого мужика, босого, в пижамных штанах и какой-то
фланелевой рубахе, насквозь пропитанных кровью. Труп уже начинал пованивать, так что
получалось, что лежит здесь он давно. Да и внешний вид подтверждал – умер он не пять
минут назад, тут и цвет, и пятна – весь набор.
Причина смерти была налицо – весь верх черепа просто отсутствовал, словно его не
очень ровно откромсали топором, а то, чего не хватало, было разбрызгано по задней стене
заправочного домика, вперемешку со следами от картечной осыпи. Труп в кювет уже
столкнули, по асфальту тянулся кровавый след, иначе он наваливался бы прямо на дверь
будки.
Однако кое-что озадачивало – свисающие по бокам складки сала были словно собаками
объедены, а никаких падальщиков вокруг тела видно не было.
Разглядывая мертвеца, Валера ощутил легкий приступ тошноты, в глазах потемнело, и
он резко отвернулся. И столкнулся нос к носу с каким-то молодым парнем с длинными
взъерошенными волосами, глядящим на покойника перепуганными глазами.
– Эй-эй, ты чего? – спросил Валера, подхватив его под локоть.
Ему показалось, что парень собирается грохнуться в обморок. Наверное, так и было,
потому что тот пошатнулся, оперся о стену будки, помотал головой, словно разгоняя туман.
– Давай-давай, полегче.
Валера легко отлепил тщедушного хлопца от стены и отвел его за угол, чтобы картинку
сменить на чуть более вдохновляющую.
– В первый раз зомбяка так близко разглядываю, – смутившись, оправдался парень. –
Пока только из машины видел, как мимо проезжал.
– Кого? – прищурившись, протянул Валера. – Кого ты видел?
– Ну этих, мертвецов живых, – кивнул парень за угол. – Точнее… этот не живой уже, а
вообще…
Тут он запутался, а Валера – задумался. Нет, не то чтобы он вообще ничего не слышал,
в Сети говорили и такое. Причем часто говорили, и слово «зомби» перескакивало из
сообщения в сообщение, да только он все это отнес на «массовое помрачение сознания», а
причину полагал какой-то другой. Ну неприспособлен он был думать о зомби и прочих
живых мертвецах, вполне логично относя их на счет недорогого кино. Ну эпидемия, или
гражданские беспорядки, или и вправду психи массово разбежались, все может быть, но вот
насчет «живых неживых» – с этим было сложнее.
– Стой, погоди, – придержал он за рукав собравшегося было идти дальше парня. – Я
тебя все же правильно понял? Мертвецы гуляют?
– Мужик, ты с Луны, что ли? – даже поразился парень. – Второй день такая хреновина в
городе, даже дети знают, а ты где был?
– Где был, где был… Водку пил, – ответил Валера. – Но ты мне, дураку, объясни на
пальцах, ага? Вот себе кто-то помер, а потом именно он встал – и ногами пошел. Так?
– Именно так, – с некоторым оттенком превосходства знающего над незнающим
ответил парень. – Помер – и пошел. И не только пошел, но еще и съел тебя. Вкурил?
– Ага, всосал, – кивнул Валера. – А ты еще вот чего скажи… И чего с ними делать?
– По башке их, – лаконично ответил парень. – Тогда они опять помирают. А еще лучше
– стрелять.
Парень дернул плечом, и Валера увидел висящую прикладом вверх вертикалку, явно
очень дорогую, судя по золотой инкрустации на стволе.
– Сам стрелял? – спросил он парня.
– Нет, – чуть смутился тот. – Только видел издалека. А отец уже завалил одного, соседа
бывшего, который к нам во двор забрел.
– Ты где живешь? – уточнил Валера.
– В Жуковке, – кивнул куда-то себе за спину парнишка так, что его длинные волосы
мотнулись. – Только мы сваливаем.
– Куда?
– В Вологду. Мы оттуда вообще. Там спокойней, говорят. К отцовским родителям
едем, – откровенно изложил всю диспозицию парнишка.
– Сашка! – крикнул неожиданно средних лет коренастый мужик, заправляющий
серебристую «эмэлку». – Давай к машине, поехали.
– Иду! – ответил парень, пожал Валере руку и побежал к семье.
Кроме мужика, у которого, кстати, через плечо висела еще одна двустволка, у машины
стояла немолодая миловидная женщина и девчонка лет двенадцати. Валера посмотрел им
вслед, когда «мерседес» вывернул с заправки, и побрел к своей машине, задумавшись тяжко.
Действительно, если рассуждать логично, то никто не оставит труп разлагаться у самой
заправочной будки, уж оттащат, наверное, подальше. А вот если он уже пришел таким…
несвежим, то могут и побрезговать ворочать, проще тогда запереться и не нюхать.
Попахивало-то от него неслабо.
– И чего делать будем? – задал сам себе уже тривиальный вопрос Валера и сам же на
него ответил: – В город ехать надо, на разведку. Если мертвецы и гуляют, то именно там. Не
ошибусь. А пока своими глазами не увижу – хрен я кому поверю.
Укрепившись в своем решении, Валера загрузился за руль и поехал в сторону Москвы.
И уже за первым после заправки поворотом шоссе чуть не налетел на военный блок с тремя
бэтээрами и кашаэмкой10 на нем. Там же крутилось до взвода солдат в полной экипировке и с
оружием. Машины они не останавливали и проезжать не препятствовали, но вид у них был
настороженный и, как Валере показалось, несколько растерянный.
Еще пара минут спокойной езды, и Валера влетел в город. Пост ДПС на въезде не
пустовал, но населяли его не гаишники, а военные на броне. А еще, чуть поодаль от поста, со
стороны города, он увидел два тела, мужское и женское, кучами ненужного хлама
Сергей Крамцов
21 марта, среда, утро
Мертвяки попадались на улице часто, однако «продуктивных», несущих еще один
«калаш» с боекомплектом, больше не попадалось. Этот, видать, один такой был, уникальный.
Даже понятно, что с ним случилось, если немного поразмыслить. Судя по сложенному
прикладу и загаженному стволу, решил полосовать зомби очередями от пояса, увидел, что
пули, попадая в туловище, никакого эффекта не вызывают, запаниковал, бросил пустой
магазин, тот, которого не хватало, расстрелял длинными очередями следующий, с тем же
успехом, и был изгрызен мертвяками. Дурак, короче. Естественный отбор не прошел, даже с
автоматом.
Мы запустили одну из раций в режиме сканера в поиске милицейской волны, быстро ее
нашли, но полезной информации так и не слышали. Да и вообще, к моему удивлению, там не
так уж много говорили. Похоже, что милиция плюнула на охрану порядка и разбежалась. И
видно их на улице не было в отличие от вчерашнего дня. А те, кто на улицах оставался, в
наших глазах выглядел настоящим подвижником – все же осталась совесть у кого-то,
пытаются город отбивать. Однако они погоды не делали – мы даже проехали мимо
отделения, и там все выглядело очень тихо – ни машин на стоянке, ни людей в форме. А это
значит, что в городе анархия и надо быть готовым ко всему.
Даже в шмелевский двор мы въехали с какой-то параллельной улицы, через газон,
преодолев высокий бордюр, что для нашей машины, впрочем, проблемой не было. Судя по
всему, Мишка поджидал нас, потому что мы заметили его стоящим на балконе третьего
этажа. Он был одет для улицы, в руках – мобильный. Заметил я несколько лиц в окнах и
каких-то людей на балконах. Люди смотрели на улицу, наш приезд привлек внимание. А кое-
кто привлек уже мое внимание – очень впечатлил меня мужик с двустволкой и в теплой
куртке, сидящий на балконе и попивающий водку стопками, закусывая ее огурцами из банки.
Так перепьет и пальбу начнет. Хуже всякого зомби.
Я набрал Мишкин номер с мобильного.
– Здорово, – послышался его хриплый голос в трубке. – Приехали, спасатели?
– Приехали, – ответил я. – Что там у тебя в подъезде?
– Хрен его знает, если честно. Шум был какой-то ночью, орали, но я не проверял.
Сидим, вас ждем.
– Правильно сделал. Машина далеко?
– Направо глянь.
Я повернул голову направо. Действительно, машина стояла рядом, но это была не
обычная шмелевская «Шеви-Нива», на которой он ездил на работу, а покрашенный в
камуфляжные пятна «Патруль», старый, трехдверный, со съемной крышей. Наверняка один
из тех, что Мишка для любителей покатушек делал. Разумно вообще-то.
– Ладно, – сказал я. – Поднимаюсь. Много у вас барахла с собой?
– Хватает, – ответил Шмель. – Но двумя ходками справимся. К вам чуток тоже закинуть
придется, «Патруль» коротковатый попался. И ствол давай сюда.
– Это как? – опешил я.
– А вот так…
Не выпуская из руки телефона, Мишка сбросил с балкона длинный желтый шнур,
заканчивающийся петлей с карабином. Действительно, все гениальное просто. Я собирался
тащить «Сайгу» с собой и там ему отдать, а так он еще и прикрыть меня сможет, случись
такая надобность.
Вооружившись своей «помпой», я вытащил из машины специально для Шмеля
прихваченную подвесную с загруженными уже в нее патронами и «Сайгу». Быстро
прищелкнул все к петле на конце шнура, зацепив за ремни, и отпустил. Груз начал частыми
рывками подниматься наверх, и через минуту Шмель победно воздел руки – есть контакт!
Я повернулся к Лехе, сказал:
– Оставайся у машин, я пошел в подъезд. Займи позицию так, чтобы тебя издалека
подстрелить нельзя было, потому что опасны не только мертвяки. Джипари уже сегодня
большая ценность. Кто попытается сунуться с враждебными намерениями – расходуй сразу, в
беседу не вступай и даже фамилию не спрашивай. Машину беречь пуще ока!
– Поучи еще, – фыркнул Леха, но присел за стволом дерева возле подъезда, почти
потерявшись в кустах. Не потерял навыки занятия толковой позиции.
Я оставил карабин в машине и вооружился помповиком. Дверь в подъезд была открыта
нараспашку, несмотря на кодовый замок, свет не горел. Включил фонарь под стволом, обежал
лучом пространство перед собой. Пусто. И в подъезде почти тихо, только за одной из дверей
первого этажа работает телевизор. Громко. Сверху щелкнула дверь замком, послышался
голос Шмеля, отразившийся эхом по всему подъезду:
– Идешь? Тут чисто.
– Иду. Жди! – крикнул я в ответ.
Прислушался к лифту. Стоит на месте, никуда не едет. Хорошо. И пусть так стоит пока,
я на нем все равно не поеду. Держа дробовик почти на изготовку, быстро поднялся на первую
лестничную площадку. Ничего. Двери заперты, все тот же телевизор орет. Поднялся выше, на
промежуточную, глянул наверх. Тоже пусто. Стараясь не топать, поднялся на пролет,
огляделся, поводя стволом ружья по сторонам. Одна квартира открыта. Оттуда ни звука вроде
как, зато вонью несет неслабо. Запах мертвечины спутать сложно с чем-то еще.
– Мишка, слышишь меня? – спросил я уже негромко. Между нами всего два пролета
лестницы, он прямо надо мной должен сейчас быть.
– Слышу, конечно, – ответил он сверху.
– Спускайся на этаж.
– Ага.
Хлопнула дверь его квартиры, затем послышался топот, и Мишка оказался рядом со
мной, неся в одной руке сумку с вещами, в другой – дробовик. За спиной выше головы
возвышался здоровенный рюкзак. Сумку он бросил на покрытый вытертой «сортирной»
плиткой пол, взял ружье поудобней.
– Мог бы и подождать с вещами, пока подъезд проверим. Кто здесь живет? – кивнул я
на приоткрытую дверь.
– Витька-алкаш… – Шмель потянул воздух носом. – Подох, что ли?
– Покарауль здесь, проверю, – скомандовал я.
– На хрена? – удивился Мишка так, что его редкие брови уехали под низко надвинутую
шэпээску. – Там и без мертвечины любой триппер подхватить запросто можно. В дерьме
живут, пьянь подзаборная.
– Мишань… отсюда люди будут сваливать, а тут им с фланга, из двери, тварь мертвая, –
пояснил я свою идею. – Короче, держи лестницу, рассуждать еще будешь!
Я аккуратно оттолкнул скрипнувшую дверь в квартиру. Запах усилился. Плохо пахло,
причем сильно. И не только мертвечиной, а еще как будто бомжами. В прихожей никого не
было. Была открыта дверь в ванную, но и там никого. Лишь какие-то тряпки на полу и
треснутое зеркало на обшарпанной стене. Прошел дальше, в гостиную. В глаза бросилась
нищета и множество пустых бутылок. Диван с рваной обивкой и пятнами, заваленный каким-
то тряпьем, валяющаяся на полу еда, раздавленная и гниющая. Хорошо, что еще для мух не
сезон, а то как бак пищевых отходов вывалили. В комнате никого. Еще одна комната правее,
планировка здесь смежная, и кухня, прямо передо мной. Чуть сместился вправо, заглядывая
на кухню. Никого, но видно не все. И в комнате никого… Сделал несколько быстрых шагов
вперед, еще раз заглянул в запомоенную кухню. Мерзость и грязь, бутылки и битая посуда,
но безлюдно. Теперь дальняя комната. Квартира двухкомнатная, я эту «хрущевскую»
планировку хорошо знаю.
С улицы раскатисто грохнул выстрел, второй, так что в окне зазвенело стекло.
– Леха? – спросил я в микрофон, изогнувшийся от наушника до угла рта.
– Мертвяк, – послышалось в гарнитуре. – Снял.
Ствол я сразу довернул на дверь в соседнюю комнату. А оттуда какие-то звуки, похоже
на чавканье. Угадайте с трех раз, кто у нас там? Или пили, а теперь закусывают, или просто
закусывают. Кем-то. И вонь оттуда отчаянная.
Тихо-тихо вошел внутрь и оказался за спиной у какого-то мужика в грязной майке, из
пройм которой торчали руки уже привычно-мертвецкого цвета, и в растянутых трениках,
доедавшего лежащую на полу толстую тетку. У тетки была раскроена голова мощным
ударом, поэтому воскресать она не собиралась. Правое плечо, ребра, половина головы и шея
уже обглоданы до костей, выедена брюшина, и запах дерьма из разорванных кишок
смешивался с запахом мертвецкого разложения. Кровь разлилась по всей комнате, покрыв
пол толстым липким бурым ковром. При виде этого всего я почувствовал, как тошнота
рванула колючим комом к горлу, а в глазах у меня потемнело.
Я взял на прицел затылок жрущего мертвяка, придавил спуск и… И промахнулся!
Грохнуло в маленькой комнате так, что уши заложило мгновенно, словно по ним молотками
ударили, но голова мертвяка с противоестественной скоростью сместилась левее, все его тело
вдруг прижалось к полу, каким-то невозможно пластичным прыжком развернулось, и на меня
уставилась совершенно невероятная рожа. Вытянутые вперед и широкие, как у орангутанга,
челюсти, оскаленная окровавленная пасть, набитая острыми, похожими на шипы зубами,
особенно страшная на фоне мертвенно-бледной, синеватой кожи. Маленькие, абсолютно
мертвые глаза, как у всех зомби, но окруженные какими-то наростами со всех сторон, как
будто выглядывающие из пещер. Шея заметно длиннее и гибче человеческой.
Все это я успел разглядеть в тот момент, когда моя левая рука рванула назад цевье
дробовика, вышвыривая пустую гильзу и загоняя в патронник следующий заряд, и, едва
затвор завершил свой маслянисто-лязгающий рывок вперед, палец вновь утопил спуск.
Грохот, пучок голубоватого пламени из ствола, но картечь впритирку прошла над головой
существа, врезаясь в оштукатуренную грязную стену и выбивая из нее облако пыли. Тварь
успела пригнуться с потрясающей, почти невидимой глазу быстротой. И ровно в тот момент,
пока мои руки перезаряжали ружье, я рванул прочь из комнаты.
И оказался прав. Тварь зашипела, и полуоткрытая дверь загудела, когда в нее врезалась
тяжелая туша. Тварь прыгнула с места с невероятной энергией, если бы я пытался ее
застрелить, а не убрался с линии прыжка, то мне был бы конец. Она бы меня в куски порвала
с такой силищей.
Удар в торец двери для чудовища тоже не прошел бесследно. Налетев на повернутое
ребром дверное полотно с такой силой, что петли с треском вывернулись из рамы, тварь
упала и откатилась к противоположной стене, дергаясь и скользя в запекшейся крови. Я
успел перезарядить ружье и выстрелил в ту часть тела чудовища, которая была мне видна
через дверной проем. К моему счастью, весь заряд картечи, все двенадцать кусков свинца,
угодили в шею и перебили позвоночник. Тварь издала все то же громкое, но одновременно –
какое-то беззвучное шипение, задергалась, но… Позвоночники им тоже необходимы!
Я снова прицелился, уже в верхушку черепа, и опять выстрелил. Картечь проломила
голову и выбила содержимое черепной коробки на стену, разбрызгав почти до потолка. Все,
кажись. Я судорожно начал вынимать из навесного патронташа толстые патроны
двенадцатого калибра и запихивать их в дробовик по одному.
– Что там? – послышалось, причем голосами и Лехи, и Шмеля, но уже просто так, из
коридора.
– Хрен его знает, – честно ответил я с глубоким выдохом. – Я такого еще не видел.
За спиной послышался топот, в квартиру ворвался Шмель, с «Сайгой» на изготовку.
– Где? Что?
– Там! – Я показал стволом на мелко дергающуюся, но при этом совсем молчаливую
тварь.
– Ни хрена себе… – протянул Шмель, и глаза у него полезли на лоб. – Это что?
– А я знаю? Морф, наверное.
– Морф? – озадачился Мишка. – А по-русски если?
– По-русски это что-то вроде мутанта.
Ответил и медленно пошел в соседнюю комнату, а Шмель направился на лестницу, на
свою позицию. И сразу же оттуда послышался его голос: «Куда прешь? Что надо?» Какой-то
мужской голос пробормотал что-то, шаги удалились. Я не стал выглядывать, за тыл Шмель
ответственный, но спросил, крикнув: «Кто там был?»
– Да еще один сосед, тоже датый, на стрельбу заглянул, – ответил он. – Тут весь дом
одни алкаши.
– Понял, – кивнул я и вошел в дверь.
И что же мы имеем? Я медленно придвинулся к лежащей на полу твари, не спуская с
нее прицела. Да, неплохо. Как описать? Перво-наперво челюсти. Больше человеческих раза в
два по всем параметрам. Пасть набита зубами. Кожа вокруг пасти местами натянута, местами
лопнула, похоже, что рост костей происходил почти ураганно. Лоб пониже, видная в расколе
черепа лобная кость необычайно толста. Глаза направлены вперед, смотрят из ям. Нос
уменьшился, растянулся в стороны, расплылся по всей морде, вывернув ноздри. Шея стала
длиннее и очень гибкой, судя по тому, как тварь дважды убирала голову с линии огня. Явно
удлинились руки, стали мосластей, с широченными суставами. Пальцы укоротились, а ногти
невероятно приросли какими-то роговыми метастазами, охватили пальцы и превратились в
неслабые когти. Они были перемазаны запекшейся кровью, тварь рвала свой обед не только
зубами, но и когтями.
Ноги странно искривились, у меня появилось впечатление, что в них появился
дополнительный сустав. Что-то же дало возможность морфу совершить такой мощный
прыжок?
Я достал из кармана мобильный и несколько раз сфотографировал труп в разных видах.
Когда закончил, увидел Шмеля, разглядывающего мою «добычу». Тот лишь присвистнул и
покачал головой. Мы выбежали из квартиры, захлопнув за собой дверь, спустились вниз.
– Это Витька, они с женой бухали не просыхая, – сказал Мишка по пути. – Каждый
день пьянки и драки. Сейчас небось тоже орали, но внимания уже никто не обратил.
Мы выбежали из подъезда, огляделись. На балконе стоял, вертя обеспокоенно головой,
мужик лет пятидесяти, лысоватый и краснолицый – Степаныч, Шмель-старший.
– Что там у вас? – крикнул он, заметно нервничая.
– Нормально все, бать! – закричал Шмель. – Витька мертвяком стал, с Леркой вместе.
Завалили! Давайте к двери, сейчас за вами пойдем.
В дальнем конце двора через густые кусты пытался продраться мертвяк, и Леха уже
неторопливо целился в него. Еще один мертвяк лежал у дальнего угла дома напротив.
Раскатисто, как доской о доску, ударил выстрел из «Тигра», мертвяк свалился. Я достал со
своего сиденья еще одну радиостанцию с гарнитурой, отдал Шмелю. Проверили связь.
Мишка забросил сумки в свою машину, в багажник, захлопнул дверь.
– Блин, еще бы бате не дать его «Волгу» взять… – вздохнул он. – Не может бросить,
говорит, что руками на нее заработал. Она к тебе пройдет?
– Если только на тросу, – пожал я плечами. – А где она, кстати?
– В «ракушке», – указал кивком Шмель на сооружение из рифленого металла
неподалеку.
– Ладно, попробуем объяснить как-нибудь, – сказал я. – Пошли, хватит время терять.
Поднялись к квартире уже без приключений, даже из дверей никто не высовывался,
хоть телевизор на первом этаже продолжал заходиться криком. Дверь распахнулась, едва мы
на площадку вышли. Все стояли в дверях: Степаныч, Валентина Ивановна – шмелевская
мать, крепкая тетка к пятидесяти, и Катя, сестра, круглолицая и белобрысая девчонка
четырнадцати лет, конопатая, как перепелиное яйцо. Все были нагружены сумками и
пакетами, в переноске которых пришлось и мне поучаствовать. Риск, конечно, но зато в одну
ходку уложились. Подтащили все к Мишкиному «Патрулю», он начал грузить его, а
Степаныч решительным шагом направился к «ракушке».
– Бать, да оставь ты эту «Волгу»! – крикнул Мишка. – Не пролезет она туда, куда мы
едем. Лучше «Ниву» мою возьми, мы за ней съездим.
– «Нива» твоя баловство одно, – сурово ответил Степаныч, шофер с тридцатилетним
стажем. – Я «Волгу» не брошу.
– Степаныч, так она не пройдет по дороге, – попытался урезонить Шмеля-старшего я. –
Лучше в «ракушке» оставить, чем в лесу бросить.
– Она у меня где надо, там и пройдет, – сказал, как отрезал, Степаныч и загремел
замком.
– Все равно за «уазиками» поедем, – сказал я. – Все лучше «Волги».
– Те «уазики», что Мишка обещал, уже покрали давно, – сказал Степаныч, задирая
крышку «ракушки». – Так что на своей поеду.
Я понял, что пытаться его убедить бесполезно. Степаныч всегда имел репутацию
мужика шибко хозяйственного, даже жлобоватого, и рассчитывать на то, что он бросит нечто
свое кровное, не приходилось. Лучше было проверить, не забыл ли Леха трос, потому что
волочения по грязной дороге теперь не избежать.
Пока Леха застрелил еще одного мертвяка, а Степаныч с семейством грузил сумки, я
подошел к Шмелю, который завел машину.
– Откуда такую БМП надыбал? – спросил я, постучав по капоту.
Короткая, высоко сидящая машина, опирающаяся на асфальт мощными внедорожными
колесами, хоть была старой по типу, но выглядела новой.
– Не поверишь – иранская сборка, – ответил он. – Один человечек к нам через Армению
и Грузию затащил. Специально для рейдов. Загнали к нам, мы почти все сделали. Только
багажник наверх не встает, пластик не держит. А хозяин возьми да и улети вчера в Ереван, я
его только по телефону застал. Я подумал-подумал да и прихватил себе. Ему уже не надо. А
все лучше «Нивы», если куда в глушь и грязь.
– А под капотом что? – поинтересовался я.
– То, что надо, – четыре и два литра, со слабым наддувом, – гордо сказал Шмель,
хлопнув толстой ладонью по спортивному рулю. – Если турбина и накроется, то ничего
страшного. Вечный двигун, миллион без капиталки ходит.
Ну это я и без него знаю. Машина мне, кстати, напоминала самого Мишку. Мишка
очень коренаст, хоть и невысок, изрядно мордат, с маленькими глазками, расположившимися
близко к носу. Первый разряд по самбо у него, между прочим. И силен он немало. И машина
точно такая же.
– Все, по машинам! – скомандовал я, увидев, как Степаныч уселся за руль. – А то
доболтаемся.
И уже через минуту мы выехали со двора, чуть не сбив бредущего по тротуару
мертвяка, с ног до головы залитого еще не запекшейся кровью.
Александр Бурко
21 марта, среда, утро
Утром этого дня Бурко проснулся рано. Не спалось. Вылез из-под одеяла, потянулся,
огляделся. Без жены спальня выглядела пустой и неуютной, это все же было ее место. Все
комнаты в их доме делились на «ее комнаты», «его комнаты» и «детские комнаты». В каждой
из таких комнат влияние кого-то из семьи было сильнее, чем остальных. И теперь, когда в
спальне Людмилы не было, Бурко стало немного грустно.
Жену он любил. Любил искренне, нежно, никогда ей не изменял и даже не помышлял
об этом. Она платила ему такой же искренней привязанностью, которая делала его жизнь
осмысленной лишь тогда, когда он проводил время с ней. Она даже во всех деловых поездках
его сопровождала, и сейчас, оставшись без нее, он чувствовал, словно он здесь не весь.
Уже одевшись, сегодня в нечто военно-полевое: берцы, военные брюки «хаки» и свитер
с тканевыми вставками, с кобурой на поясе, – причесанный, умытый, слегка благоухающий
одеколоном, он спустился на первый этаж, который был отведен под спальни для бойцов,
караулку и штаб. Там все показывало, что служба идет, все под контролем, ничего не
упущено. Марат тоже был здесь, смотрел в какой-то монитор со своим помощником. Они о
чем-то негромко переговаривались.
К Бурко подошла горничная, Раиса, работавшая у них уже шестой год, которая осталась
с Бурко для того, чтобы заботиться о его бытовых проблемах. Как всегда, желания она
предугадывала, поэтому просто подала ему маленький поднос, на котором стояли две чашки
ароматного кофе, настоящий ямайский «Блю Маунтин».
– Спасибо, Раечка, – поблагодарил Бурко, принимая от нее подносик и в очередной раз
поражаясь ее догадливости. Как она сообразила, что пить кофе он будет с Маратом?
– Не за что.
Раиса удалилась, а Марат Салеев подошел к Бурко.
– Как у нас дела? – спросил Александр.
– Все по графику, – доложил «министр обороны». – Колонна прибыла, люди
определены на жительство. Автобусы сегодня поменяют на военное снаряжение у местных
вояк. Там много кадрированных частей. Зачем им автобусы – понятия не имею, но нам они
точно не нужны.
– Почему? – удивился Бурко.
– Потому что они городские, – объяснил Салеев. – А через пару-тройку лет асфальт на
дорогах развалится, и ездить на них станет некуда. У нас же самый отвратный климат для
дорог, поэтому вечно ямы.
– Почему? – заинтересовался Бурко, потягивая кофе.
– Потому что у нас за зиму от ста до двухсот циклов замерзания.
– В смысле? – не понял тот.
– Простом. Есть, например, маленькая трещинка в асфальте. – Салеев прочертил
воображаемую кривую пальцем у себя на ладони. – Если эта дорога находится в месте со
стабильным климатом, причем необязательно жарким, можно и с равномерно холодным, то
ничего страшного не происходит. У нас же зимой, особенно при нынешнем климате, может
несколько раз в сутки все замерзнуть и оттаять. Вода попадает в трещинку, замерзает,
расширяется, тает, замерзает снова, еще расширяется. Одна-две зимы, и самая качественная
дорога приходит в полную негодность. А учитывая, что в средней полосе в большинстве мест
еще и грунтовые воды близко, то вообще.
– Понял, – кивнул Бурко. – Будем на КамАЗах ездить. Что-то еще?
– Омоновцы уже здесь, они в ночь рванули. Мы их отсыпаться уложили. К эвакуации
все готово. Пасечник связывался, но пока порадовать ничем не может. Все стандартные
методы поиска людей при нынешних обстоятельствах не работают.
– Я понимаю, – кивнул Бурко.
С Маратом он развивать эту тему не стал, не его епархия и не его вина, но Пасечнику
скажет больше. Контейнеры с «материалом» тому найти все же придется. Бурко не был
уверен, что все понимают то, что вскоре служебные взыскания могут измениться от обычных
увольнений к обычным расстрелам. А надо бы понимать, времена меняются от
цивилизованных к диким. И власть того, кто правит, становится почти что абсолютной.
Сергей Крамцов
21 марта, среда, днем
Осталась у нас одна задача – заправиться под пробки и заполнить шесть канистр, что
имелись у нас на двоих с Лехой. На первых трех проверенных нами заправках солярки не
было, и вообще они были на замке, на четвертой была не только солярка, но и БТР с бойцами
из ОДОН,11 судя по всему, со старшим лейтенантом во главе. Они вроде как надзирали за
порядком, время от времени отстреливая бредущих вдали мертвяков. Поскольку вокруг были
больше пустыри и риска случайно что-то пробить и разрушить не было, то огонь вел
крупнокалиберный КПВТ,12 а корректировщик огня сидел на броне и во время стрельбы
морщился и зажимал уши ладонями. Бойцы же стояли возле своей машины, собравшись в
кружок, и о чем-то болтали. Старлей с отсутствующим видом курил немного в сторонке.
Пока наши заливали горючку в бак и в двадцатилитровые канистры, я подошел к
старлею, спросил, что происходит вокруг. Тот пожал плечами, выбросил докуренную
сигарету, ответил:
– Хрен его знает. Стоим пока здесь, пока бензин есть. Потом не знаю.
– А вообще что ожидается?
– Ты меня спрашиваешь? – слегка удивился он. – Ты звездочки с просветами у меня на
погоне считал?
– У меня впечатление, что вообще никто не командует, – честно ответил я. – Я
ошибаюсь?
– Конечно. Я вот бойцами командую. Мной ротный командует. Им – комбат. А кто
комбатом – тут уже сказать затрудняюсь.
– А если всерьез? Знаешь, смех смехом, а песец кверху мехом. Дай какие-нибудь
уточнения по обстановке, – урезонил я шутника неуместного.
– Обстановка невнятная, если честно, – сказал он, глядя, как в дальнем конце пустыря,
под которым, как говорили, были какие-то стратегические склады и поэтому его не
застраивали, спотыкаясь, брел мертвяк. – Нам ставят задачи частные, общую обстановку не
доводят, и такое впечатление, что приказ вступить в город отдали, а что в городе делать –
сказать забыли. Хоть штурмуй его, хоть жить в нем оставайся.
КПВТ с башни бэтээра бубухнул короткой очередью, мертвяка разнесло на куски. Нам
бы такую технику и боезапас к ней немереный.
– А прогнозы есть какие-то?
– Прогнозы плохие, – усмехнулся он. – Дезертирство из всех частей. Бойцы по домам
разбегаются. Точнее, даже не разбегаются, а вполне спокойно расходятся, поскольку никто не
держит. Нам тут приказ спустили – закачаешься. Запретить личному составу слушать радио,
смотреть телевизор и у всех отобрать мобильные.
– Это чтобы не узнали, что дома делается? – догадался я.
– Ага. Ладно, извини, у меня сеанс связи, – сказал старлей и направился к бэтээру.
А я отправился помогать Лехе с канистрами, грузить на крышу, к запаскам. Нельзя
сказать, что старлей меня озадачил. Примерно такого развития событий мы и ожидали.
Непонятная и почти мистическая угроза вызвала непонятную и загадочную реакцию властей.
Я вот не религиозен, а было бы интересно узнать, о чем в церквях говорят? Ведь по всем
канонам конец света наступает. Или я канонов не знаю?
Но кое-какие изменения есть. Нас можно принять за военных, несмотря на отличную
экипировку, только с очень большого бодуна. По всем критериям мы НВФ – незаконное
вооруженное формирование. Я хожу с карабином на плече, а рядом со мной добрый десяток
бойцов Внутренних войск, которые, по-хорошему, должны были бы меня пресечь. Но даже
не глядят в мою сторону. И Леха с винтовкой на плече их тоже никак не привлекает. Это уже
радует, было бы хуже, если бы пытались разоружать.
Кстати, а кто владеет и управляет огромными мобскладами? Например, я точно знаю,
что мой СКС, совершенно новенький, ни разу не выстреливший, в пушечном сале, вынырнул
из глубин мобилизационного склада, где пролежал нетронутым аж с 1954 года, как раз с тех
Мария Журавлева
21 марта, среда, днем
Маша все же сходила на собрание в холле, но впечатление вынесла с него самое
отвратное. Люди ругались друг с другом, сыпали взаимными обвинениями в каких-то
нелепостях, но по делу вообще не говорили. Организовать какую-то самооборону не
получалось, все легло на плечи нескольких добровольцев. Поэтому для себя она решила, что
сегодня уедет. Едва она поднялась к себе в квартиру, как зазвонил телефон. Сергей
Сергеевич. Сказал, чтобы Маша собирала вещи, если она не передумала.
У нее все было собрано, даже пригодные к перевозке продукты. Много вещей она брать
не собиралась, опасаясь, что они лишь затруднят ее отъезд, и решила, что надо везти с собой
столько, чтобы хватило сил дотащить до машины бегом, причем за один раз.
Прошло еще около часа, и в дверь позвонили. Это был Сергей Сергеевич и
малознакомый немолодой мужчина, с которым Маша просто здоровалась, если встречалась в
лифте, но не знала, как его зовут и на каком этаже он живет. Высокий, крепкого сложения, с
крупными руками и толстыми пальцами, чуть редеющими волосами. Лет пятьдесят на вид.
Небольшие, очень светлые глаза, хотя кожа загорелая, как будто он отдыхал на юге. Мужчина
был одет по-охотничьи, в куртку, которая сначала напомнила Маше обычный камуфляж, и
лишь потом она разглядела, что вся ткань покрыта лиственным узором.
На плече у него висели два вытянутых брезентовых чехла с кожаными вставками. Маша
догадалась, что там ружья. Или винтовки, она не знала, как правильно.
– Знакомьтесь, Мария Николаевна. Это Виталий Данилович, – представил их друг другу
охранник. – Мария Николаевна, чайку нальете, чтобы нам обсудить все спокойно?
– Конечно. Проходите, пожалуйста.
Мужчины прошли на кухню, попутно заглянув в гостиную и поздоровавшись с уже
одетыми детьми, сидевшими на диване. Дети вежливо им ответили и продолжили смотреть
«Том и Джерри», которые включила им Маша.
На кухне все расселись за столом, заговорил Виталий Данилович:
– Мария Николаевна, вам Сергей Сергеевич уже сказал, что у меня есть дом в глухой
деревне на севере Тверской области. Верно?
– Да, говорил, – подтвердила Маша.
– Деревня наполовину опустела, там одни старики живут, – продолжил он. – Есть
пустые дома в приличном состоянии. На носу лето, так что прокормиться там проблемой не
будет. Рыбалка хорошая, охота, люди огороды держат. Грибы-ягоды потом пойдут, можно
прожить, пока не прояснится, что к чему. Не думаю, что в такую глухомань какой-нибудь
мертвец забредет, раньше ноги сотрет до костей. Вот туда я вас и приглашаю. Поживете
немного, переждете трудные времена, а дальше видно будет.
– Ох, даже не знаю… Я в деревне не была ни разу.
– Это не страшно, – улыбнулся Виталий Данилович. – Люди так веками жили. Вам даже
понравится. Там безлюдье, лес божественный, река, озера в лесу. Селигер оттуда неподалеку.
Рай настоящий, вы такого в Москве и не видели никогда. Возвращаться оттуда не захотите.
– Как вы рассказываете… вкусно, – улыбнулась Маша. – Считайте, что согласна.
– Ну вот и замечательно, – обрадовался Виталий Данилович. – А то Сергей Сергеевич
без вас с детишками отказывался уезжать, говорит, что ни за что не бросит таких чудесных
людей здесь.
Маша бросила слегка удивленный взгляд на Сергея Сергеевича, а тот улыбнулся в
ответ:
– Мария Николаевна, а кто меня кормит, поит? Считайте моей благодарностью.
– Предлагаю всем ехать на моей машине, – сменил тему разговора Виталий
Данилович. – Она у меня большая, влезем все свободно. Дизель, бак полный, так что хватит
туда и обратно дважды сгонять. А «меганчик» ваш, Мария Николаевна, в мою деревню не
пройдет. Даже с дороги свернуть не сумеет, в грязи завязнет. Нет там дорог, и даже
направления приблизительные.
– Жалко… – нахмурилась Маша.
– Ничего с ней, как я думаю, и в нашем подземном гараже не сделается, – сказал Сергей
Сергеевич. – Самое сохранное место. Не думаю, что кто-то теперь решит ее оттуда украсть. А
если наладится жизнь, то вернетесь. Ну как, вы готовы?
– Готова.
– Ну и прекрасно, – кивнул Сергей Сергеевич. – Тогда допиваем чай, потом проверим,
чтобы свет и вода отключены были, да и поедем. Автомат свой заверните во что-то, спрячем
под сиденье, чтобы милиция не приставала.
– Хорошо.
Вышли они все вместе примерно через тридцать минут. Сергей Сергеевич с Виталием
Даниловичем несли Машины сумки, Маша же вела детей, Лику – за руку. На лифте
спустились в гаражный этаж, прошли вдоль длинного ряда машин, пока не остановились у
серебристого новенького «Мицубиси Паджеро». Мужчины подтащили сумки к задней двери,
забросили их в багажник, где и так целая куча вещей лежала. Виталий Данилович
гостеприимно распахнул заднюю дверь машины, приглашая садиться. Маша подсадила Лику,
Сашка вскарабкался сам, а следом на сиденье из грубой серой ткани уселась Маша.
Огляделась, вытянула ноги – действительно просторно. Так можно на край света ехать.
Заглянула под сиденье. И обнаружила, что свободного места там нет. Тогда обернулась и
положила полиэтиленовый толстый пакет, полностью скрывающий очертания автомата и
подсумков, назад, в багажник. Проверила, как дотягивается, и этим удовлетворилась.
Виталий Данилович убрал ружья в чехлах туда же. Маша спросила, не лучше ли их
вытащить, но Виталий Данилович объяснил, что возить незачехленными и заряженными
незаконно, могут быть проблемы. Сергей Сергеевич пожал слегка плечами, но ничего не
сказал. Виталий Данилович сел за руль, завел машину. Дизель затарахтел, как молотилка,
разгоняя эхо по всей бетонной коробке гаражного этажа. Машина тронулась с места,
проехала вдоль всего ряда и остановилась у подъемных ворот. Виталий Данилович нажал на
кнопку дистанционки, и ворота плавно поползли вверх. Над головой заскрипели
направляющие. Прямо перед машиной открылся наклонный пустынный пандус.
Внедорожник медленно тронулся с места, легко забрался наверх, вывернул на улицу и поехал
в пасмурный весенний день.
– Один только крюк сделаем, Мария Николаевна, – сказал Сергей Сергеевич. – На
минутку ко мне домой заедем, это почти по пути, я на Руставели живу. Надо и мне вещички
прихватить. А то в чем пошел на дежурство два дня назад, в том и хожу.
Город пересекли почти без проблем, хотя на всех улицах без исключения или брели
мертвяки, или лежали трупы, или на асфальте виднелись кровавые следы. Маше стало
страшно. Но мужчины на бредущих куда-то мертвецов внимания не обращали, машина ехала
по почти пустынным улицам быстро, и вскоре они заехали в какой-то заросший кустами
двор.
– Вот, вот здесь, – сказал Сергей Сергеевич, показывая на подъезд старой кирпичной
пятиэтажки.
Виталий Данилович притормозил, охранник выскочил из машины и сказал:
– Десять минут катайтесь или припаркуйтесь в другом месте, чтобы здесь на вас
мертвецы не навелись!
– Понял, Серег, – сказал Виталий Данилович и тронул «Паджеру» с места.
А Сергей Сергеевич, достав из кобуры пистолет, направился в подъезд. Виталий
Данилович, ничтоже сумняшеся, выехал из двора, пару раз свернул из переулка в переулок,
после чего выехал на широкий неряшливый бульвар, где и остановился посередине. Маша
огляделась, увидела вдалеке двоих мертвяков, но внимания на машину они пока не обращали.
Так они и просидели минут десять, пока у водителя не зазвонил мобильный. Он ответил,
сказал в трубку: «Понял», после чего тронул с места.
– Сергей звонил, – обернулся он к Маше. – Спускается. Через пару минут въехали в уже
знакомый двор, подсадили.
Сергея Сергеевича без всяких приключений, при этом спокойно погрузив его сумки в
багажник, и поехали дальше.
Маша успокоилась, расслабилась. Даже та жуткая картина, которую она наблюдала из
окон автомобиля, серая и грязная Москва, по улицам которой тут и там брели ожившие
мертвецы, не могла испортить ее неожиданно поднявшееся настроение. После всего этого
ужаса и запустения она представила себе жизнь возле леса, неширокую серебристую речку,
протекающую рядом, играющих детей и, главное, безопасность.
Мужчины, сидевшие впереди, о чем-то негромко разговаривали, было включено радио,
настроенное на какой-то новостной канал. Работала печка, машина слегка покачивалась,
дизель урчал негромко и как-то убаюкивающе. Маша даже начала придремывать, а дети
просто уснули.
Неожиданно рядом с ними, слева, взвыла пару раз сирена, и сверкнули проблесковые
маяки. Сине-белая машина с надписью ДПС на борту догнала их и требовала остановиться.
Маша огляделась – улица была пустынна, кроме них здесь никого не было. Виталий
Данилович дисциплинированно принял вправо, притормозил. Милицейская машина,
скрипнув тормозами, встала перед ними наискось. Все ее двери разом распахнулись, и оттуда
выскочили четверо с оружием.
Двое были в серой форме с отражающими полосами на рукавах и штанинах, фуражках
с красным околышем и надписями ДПС на спине. Еще один был в серо-голубом камуфляже,
без головного убора, в разгрузке, а стоявший рядом с ним был вообще в штатском, но в
бронежилете. У всех в руках автоматы.
– Видите, Мария Николаевна, что не стоило везти ружья без чехла, – пробормотал
Виталий Данилович.
В этот момент все трое милиционеров подскочили к машине, к обеим передним дверям,
рванули их на себя, а штатский, перевесивший свой автомат на плечо и угрожавший
пистолетом, схватил Виталия Даниловича за плечо и потащил из машины. Маша не поняла,
что именно злым голосом крикнул их водитель, но в ту же секунду треснул выстрел, и тело
того, кто вез их в деревню, выпало на асфальт, и вокруг головы начала расплываться ярко-
красная лужа. Камуфляжный же с одним из гаишников, не говоря по-прежнему ни слова,
тащили из машины Сергея Сергеевича, вцепившись тому в руки и шею. Слева от Маши
распахнулась дверь, туда заглянуло красное усатое лицо, чуть опешило при виде детей, но,
распаляя себя, заорало:
– Ты, сука, вылазь из машины!
Мясистая ладонь с татуировкой вцепилась в ее кожаную «косуху», выдернула Машу из
салона, бросила на асфальт. К ней подскочил тот, который в штатском, с перекошенным от
непонятной злости красным лицом, с ходу ударил ногой в ребра, так, что она лишилась
дыхания и упала набок. Дальше она плохо помнила, что происходило, толстяк с надписью
ДПС вытащил ее детей из машины, отволок в сторону, на газон и что-то орал на них, тот,
который в штатском, снова ее ударил и что-то кричал, а затем упал, как-то нелепо
дернувшись и взмахнув руками.
Сергей Крамцов
21 марта, среда, днем
На улицах машин почти не было, люди спрятались, скрылись. Город замер в ужасе, как
жертва палача в ожидании выстрела в затылок. Москва еще жила, но у меня было стойкое
ощущение, что она уже чувствует грядущую гибель. А вот зомби на улицах были. Пока
немного, но лиха беда начало.
Мы разогнались до восьмидесяти километров в час, оптимальной и экономичной
скорости для наших машин на полувнедорожной резине, доехали до Дмитровки. Степаныч
на своей «Волге» катил за «Патрулем» как привязанный на трос. У Савеловского заметили в
отдалении группку бронетранспортеров, пять, а то и шесть машин, перекрывших шоссе.
Зачем? Непонятно. Вокруг брони было видно множество солдат в камуфляже и с оружием.
Проехали дальше по Дмитровке, свернули налево, запетляли по поперечным улицам, до
Ленинградки оставалось рукой подать, а оттуда – прямая дорога на базу, как я уже мысленно
именовал дачу. Можно было бы проще проехать по наверняка пустынной МКАД, но ее
слишком легко перекрыть, а свернуть в сторону с нее далеко не везде возможно – огорожено
почти везде, причем капитально. Лучше уж по нужному шоссе прямо из города выскочить.
Когда до Ленинградки оставалось с полкилометра, Леха сказал:
– Что там такое? – и показал рукой вперед.
Одновременно он остановил машину, прижавшись к тротуару. А я сказал в микрофон:
– Колонна, стой!
– Принял, – ответил Шмель.
Что-то там действительно происходит, неохота лезть, не проверив. Я вышел из машины,
положил в открытое окно СКС, использовав дверь как опору. Леха занял позицию у левой
двери, с «Тигром» в руках. Произнес негромко:
– Примерно двести. – Это он про дистанцию.
Через оптический прицел картина была видна как на ладони. В конце улицы, перед
самым поворотом, стояла сине-белая «десятка» с буквами ДПС на борту. Возле нее, с
открытыми дверцами, стоял серебристый «Паджеро», со всех сторон окруженный
милиционерами. Стражи порядка были разными. Двое были гаишниками, один – явный
омоновец, еще один был в штатском, но с «Кипарисом» 13 в руках и в бронежилете. Тот,
13 Пистолет-пулемет ОЦ-02.
который в штатском, ногой удерживал на асфальте женщину с ярко-рыжими волосами и что-
то кричал на нее. Женщина пыталась подняться, но он не давал ей это сделать, толкая ногой.
Второй мент, в гаишном прикиде и похожий на омоновца, в камуфляже и разгрузке,
вязали на асфальте мужчину в темной одежде. Рядом с открытой водительской дверью
внедорожника лежал, судя по положению тела, труп. С простреленной головой.
Еще один из гаишников, толстый, мордатый, держащий АКС в руках, вытащил из
машины двоих детей, лет так пяти-семи на вид, мальчика и девочку, грубо оттолкнул в
сторону от дороги. Судя по жесту, он просто их прогонял.
Вязавшие мужчину наконец надели на него наручники и отскочили назад, а гаишник
навел на лежащего ствол своего «укорота». На нас они внимания вообще не обратили, скорее
всего, в такой суете даже не видели. Или плевать им было на всех, чувствовали себя при
власти.
Не знаю, что происходит, но ощущения, что у меня на глазах поддерживается порядок в
городе, совершенно не возникло. Абсолютно. Больше похоже на грабеж, если честно.
Четверо ментов с автоматами против людей с двумя детьми… странное сочетание, вам не
кажется? Убитый – водитель, кто же еще может там лежать? В любом случае это мне не
нравится.
– Леха, я валю ментов, – шепнул я.
– Думаешь? – так же шепнул Леха. – Стремно… Менты все же. Хотя… всю жизнь хотел
попробовать.
– Плевать, что менты, – злобно сказал я. – Суки они. Детей прогонят, и их мертвяки
сожрут, а родителей они сейчас грохнут, не видишь, что ли?
– Ладно, – согласился он сразу. – Распределяем цели.
– Вали того, который целится, а я того, который в гражданке, – быстро заговорил я. –
Переноси огонь на толстого, а я беру омоновца.
– Принял. Готов.
– Огонь по моему выстрелу.
Я подвел прицел к фигуре в штатском, целясь в грудь. Плевать на броник, он у него
легкий, против пистолетной пули, моя оболочечная «семерка» его навылет прошибет.
Придавил чуть спуск, задержал дыхание, выстрелил. И сразу прицел на омоновца, в
попадании я был уверен. Рядом грохнул выстрел «Тигра». Омоновец среагировал быстро,
упал на колено, срывая с плеча АКС, но неправильно – двести метров для него много,
навскидку не прицелишься, ему сначала укрываться надо было, а для меня, с оптикой да с
опоры, такое расстояние в самый раз. Я попал в него первым же выстрелом, угодив в грудь, в
бронежилет. Его сбило с ног, но у него бронежилет был воинский, серьезный, и я всадил в
него подряд еще пять пуль. Карабин звонко хлопал, летели гильзы, резонировала
автомобильная дверь. Должно хватить.
Обежал прицелом поле боя. Раненый в штатском корчился на земле, гаишники лежали
неподвижно, раскинув конечности. У них бронежилетов не было, а Леха стрелял
«пустоголовыми», деформирующимися, так что смерть гарантирована. Все внутренности
разорвало. «Подранков не бывает». Женщина быстро вскочила и подбежала к детям, обняв
их, глядя на наш притаившийся в отдалении «уазик».
– Ну что там у вас? – послышался голос Шмеля в наушнике.
– Грабителей постреляли, – ответил я. – Продолжаем движение. Делай, как я, короче.
– Принял.
Загрузились в «крузак», Леха рванул с места, и вскоре мы тормознули у тел на дороге.
Мужчина со скованными за спиной руками уже поднялся с асфальта и сел. Лет сорок, в
форме охранного агентства, типично русское, ничем не примечательное лицо. Женщина,
стройная, удивительно симпатичная, с огненно-рыжими волосами, обнимала детей и
внимательно, но без враждебности смотрела на нас.
Из ментов трое лежали неподвижно, в лужах крови, но тот, который в штатском, был
еще жив, хоть и ранен тяжело. Моя пуля прошла навылет. В груди бронежилета была
маленькая круглая дырочка, а вот из-под жилета сзади кровь текла ручьем. Рядом с раненым
на земле лежал «Кипарис», на поясе была кобура с пистолетом. Я подошел к нему ближе,
навел карабин в голову. Спросил:
– Кто такие?
– Просто менты. Из разных контор, – прохрипел тот.
– Грабили? – уточнил я.
– Тачка нужна… – Раненый закашлялся, брызгая себе на грудь кровью. – Уходить из
города надо. Семьи у нас…
– Понятно. Что есть в машине?
Я кивнул на милицейскую «десятку».
– Патроны в багажнике… – На него накатил приступ кашля, затем он прохрипел: –
Слушай, мне к врачу надо…
– В другой раз.
Я выстрелил. Во лбу появилось отверстие, из затылка выбило фонтан крови, тело
обмякло на асфальте. Женщина вскрикнула, прижала к себе детей, закрывая им глаза. Я
подошел к следующему убитому омоновцу и выстрелил в голову ему. Затем поочередно двум
гаишникам. А то сейчас воскресать начнут. Оттянул рукой затвор и сменил магазин.
Неудобный момент в этом в карабине – или жди, когда все двадцать расстреляешь и затвор на
задержку встанет, или вот так, извращаясь.
За спиной у меня фырчали моторы – машины мы не глушили. Из кабины «Патруля»
выскочил Шмель, сестра осталась в машине. А вот Валентина Ивановна из машины
выбралась и на трупы не проблевалась, а смотрела с некоторым любопытством. И даже
подбежала к детям, обняла их, успокаивая. Впрочем, она всю жизнь медсестрой в Первой
градской проработала, так что не удивишь.
Леха между тем нашел у одного из гаишников ключи от наручников и освободил
мужчину в форме охранника. Тот встал, потер запястья. Вид у него был совершенно
невозмутимый, как будто ничего и не произошло. Он подошел к застреленному мной оперу в
штатском, залез тому в боковой карман куртки и извлек служебный «Иж» с запасным
магазином.
– Это мой, – пояснил он. – Табельный. А вы кто, хлопцы?
– Партизаны, – выдал я уже ставший стандартным ответ. – Народные мстители, если
угодно. Отомстили вот. Давайте оттащим этих с дороги, а то кто-то вечером не заметит, и
влетит в них машиной.
– Давайте, – кивнул мужик, нагибаясь к одному из гаишников и хватая его за шиворот.
Через минуту трупы лежали на тротуаре, а мы занялись сбором трофеев. Нам достались
достаточно новый «Кипарис», в комплекте с четырьмя магазинами, но без полагающегося
глушителя, две коротких «ксюхи», одна из которых совсем новая, да еще и «ночная», то есть
с планкой под прицел, а одна порядком потрепанная, но еще вполне живая, один свежий
АКС, которым был вооружен омоновец, и по три рожка на каждый ствол. Кстати, почему
АКС? Московский ОМОН давно с новыми «74М» гуляет. Подмосковный какой-то омоновец
был? Ладно, что есть, то есть, умерла так умерла.
В багажнике нашлось полтора деревянных ящика «пятерки», три цинка, в общем, и
немного пачек россыпью. Там же лежали пистолетные патроны в пачках, всего пятьсот с
лишним штук. Еще в числе трофеев нам достались три ПМ старого образца,
восьмизарядных, и один ПММ с магазином на двенадцать патронов, который был у опера в
штатском. К каждому из пистолетов было по одному запасному магазину. Нашлись еще две
радиостанции, тоже «Моторолы», которые мы прихватили. Больше ничего полезного. Два
имеющихся бронежилета были повреждены и испачканы кровью, так что брать их не стали.
После того как собрали все трофеи, я спросил у охранника, сидевшего у тела убитого
водителя джипа:
– Трофеями поделиться? С вашим табельным «ижаком» много не навоюешь.
Он ответил глухим голосом:
– У нас еще в машине «ксюха» с тремя рожками и ПММ с запасным магазином. Эти, –
он кивнул в сторону убитых, – еще не заметили. А вот если патронами поделитесь – будем
очень благодарны.
– Поделимся, – согласился я. – А вы куда направлялись?
– Теперь даже не знаю… – явно задумался мужчина. – Вообще-то мы ехали в Тверскую
область, к этому человеку. Виталий Данилович его звали. Капитан первого ранга. А теперь…
уже не знаю.
Он растерянно пожал плечами.
– А почему в Тверскую область? – тихо спросил я.
– У Виталия Даниловича там вроде дачи, дом в деревне, – пояснил мужик. – Он туда на
охоту ездит.
– Понятно.
Рядом с нами присела женщина в кожаной куртке, тихо заплакала, глядя на убитого.
– А вы куда двигаетесь? Остаетесь в Москве? – спросил меня мужчина.
– Нет, мы пока нечто вроде базы организовали в дачном поселке, там у нас еще люди и
машины, – ответил я. – Там сейчас пусто, не сезон. Отсидимся несколько дней, посмотрим за
развитием событий, а затем, когда первая волна вот этого всего, – я показал на мертвых
грабителей, – схлынет, то поедем дальше.
– Разумно, – кивнул тот головой. – У вас как, все свои? Или принимаете новых людей?
Вопрос меня несколько озадачил. Пока об этом никто не задумывался. Мужик понял
мое молчание по-другому, сказал:
– Да вы не беспокойтесь, я шестнадцать лет прослужил. И Мария Николаевна женщина
боевая, уже застрелила одного мертвеца. Балластом не будем.
– Понимаете… я не против новых людей, но возникает вопрос снабжения, – осторожно
ответил я. – Надо будет разжиться продуктами. И живем мы все на одной дачке, с местом не
очень.
– Если там сейчас никого, не сезон, то можно вскрыть еще домик-другой, – пожал
плечами мужчина. – Снявши голову, по волосам не плачут. А насчет продуктов я могу вам
посоветовать кое-что. Завтра можно сделать, если придумаем как.
Я кивнул в знак согласия. Вообще-то, как дополнительный боец, а то и двое, в отряде
нам не помешали бы. Можно наладить нормальное дежурство, например. Тем более, что
дополнительным оружием и боеприпасами мы сейчас разжились. Необязательно тащить их
за собой в Садов, дальше мы можем разъехаться кто куда. А вот база у нас будет охраняться
куда лучше.
– Присоединяйтесь, – согласился я. – Что с покойным делать будем?
Я показал на убитого водителя, которого женщина накрыла милицейской плащ-
палаткой.
– Давайте с собой возьмем, – сказал мужчина. – Где-нибудь под деревьями похороним.
Он лес любил.
Я повернулся к охраннику, протянул руку, представился:
– Сергей.
– Тезки, – пожал он руку мне.
– Маша, – назвалась женщина. – А эти двое – Сашка и Лика.
Она показал на державшихся за руки детей.
– Сергей, – представился я мальчишке, протягивая руку для пожатия.
Сергей Крамцов
21 марта, среда, днем
На Ленинградке было относительно оживленно. Наверное, из города начали уезжать
люди. В потоке несколько раз замечали и машины с военными номерами, судя по всему, с
дезертирами.
Большинство московских радиостанций, работающих на коротких волнах, замолчали,
но две основные новостные продолжали работать, причем в прямом эфире, без рекламы и
музыки. В мнениях говоривших не было уже такого сумбура, как утром, вещи назывались
своими именами. Обозначилось наконец название для главного врага – «зомби».
Звонившие много говорили о том, что военные перекрыли въезд в центр города и туда
вообще невозможно попасть. Другие говорили о том, что военные в некоторых местах
снимают заслоны и сами куда-то уезжают. По всему было понятно, что организованного
сопротивления бедствию в городе нет. Никто не давал населению никаких конкретных
советов или указаний, ничего не было слышно об обещанных убежищах. Власть
самоустранилась, армия разбредалась, защищая саму себя и свое становящееся невероятно
ценным имущество. Догадаться просто раздавать оружие населению никто не сумел, хотя
именно в этом случае страна бы выжила. Люди сумели бы отбиться от нашествия ходячих
трупов, если бы было чем отбиваться. Однако реакция власти в такие смутные времена
всегда обратна логичной – стараются убрать оружие подальше от народа.
Много говорили о том, что подобное происходит не только в Москве. Сведения об
оживших мертвецах шли уже со всего мира, чем дальше – тем больше. Петербург был уже
наводнен зомби, там ситуация развивалась, как в Москве, но с отставанием в несколько
часов. Общее настроение было чем-то вроде смеси паники с полным непониманием
происходящего.
Пост ГАИ на выезде был покинут, машины никто не останавливал и не досматривал. На
путепроводе возле Химок в ряд стояло с десяток новеньких БМП-3, солдаты сидели на броне,
но никакой активности не проявляли. Вокруг колонны лежало несколько трупов
расстрелянных мертвяков. У меня мелькнула было идея попытаться и у них разжиться
патронами, но я ее отмел – это подразделение пока выглядело вполне организованной силой
и распродавать имущество явно не собиралось.
После военных на глаза попалась сгоревшая милицейская машина, которая еще
дымилась. В кабине угадывались очертания двух обугленных тел, обгоревшие двери были
пробиты пулями. Возле машины топтался непонятно как сюда забредший мертвяк, явно
собираясь полакомиться горелой человечиной. Мы притормозили, и я застрелил его,
высунувшись в окно. Я запомнил все об изменениях Витьки-алкаша, дорвавшегося до
человечины без ограничений.
Проезжая Солнечногорск, видели на улицах пару мертвяков, видели и людей с
охотничьими ружьями, и омоновцев с автоматами, хоть и немного. Пока все выглядело так,
будто люди еще как-то контролируют ситуацию. Но надолго ли?
Когда асфальт закончился, «Волга» тащилась за нами некоторое время, совсем
недолгое, после чего забуксовала и села на брюхо. Мы с Лехой просто заслушались той
матерщиной, которую извергал Шмель, пока они со Степанычем цепляли трос к проушинам
легковушки, утопшей в грязи. К счастью, крутящего момента у «иранца» хватило за глаза,
чтобы потащить «Волгу» за собой, хоть я явственно слышал в эфире уже тихие ругательства
Мишки, беспокоившегося за сцепление.
До дачи добрались без приключений. Подъехали к воротам садового товарищества и
обнаружили их запертыми. Калитка тоже была на замке, но стоило мне ее подергать, как из
домика выбежал Петрович – местный сторож. В руках у него была старенькая двуствольная
«тулка» двенадцатого калибра. Надо же, а я и не знал, что Петрович еще и вооруженный
страж садово-огородной собственности.
– Петрович, чего заперся? – спросил я его.
– Сереж, ты, что ли? В армию подался? – удивленно уставился он на меня, смутившись
вполне по-форменному выглядящей «горкой» и разгрузкой.
– Почти что, – подпустил я туману. – Так чего забаррикадировался?
– Да тут какой-то странный мужик ходил, – отмахнулся Петрович. – Морда в крови, я
его окликнул, а он как кинется на меня, мычит чего-то. Я от него в дом, а он в дверь ломится.
Я с перепугу давай ружье доставать, какое, почитай, лет пять не трогал. Пока патроны нашел,
то да се, тот ушел. По следам вроде как обратно пошел, прочь из поселка, вот я и заперся.
– В следующий раз появится – стреляй ему прямо в башку, – решительно заявил я.
– Так он этот… из тех, что по телевизору рассказывают?
Петрович ткнул большим пальцем куда-то себе за спину, подразумевая, что там у него
телевизор.
– Этот самый, – подтвердил я. – Укусит – сам таким же станешь. Патроны-то есть у
тебя?
– С десяток имеется. Только дробь мелковата.
Я задумался. Вообще-то для нас Петрович – первая линия обороны. Нам было бы
выгодно иметь на этом месте хорошо вооруженного сторожа, а не плохо вооруженного.
Лишнего у нас не водится, как у всех нормальных людей, но все же выделить с полсотни
«четырех нолей» мы вполне способны.
– Могу еще пять коробок тебе подкинуть, четырехнулевки. Возьмешь?
– Спрашиваешь! – обрадовался Петрович. – Ты мне что ни дай – я все возьму!
– Тогда отпирай ворота, запускай машины и садись к нам.
– Лады. А кто это с вами? – вдруг насторожился он.
– Друзья. Люди. Народ.
Петрович кинулся открывать ворота. Колонна втянулась в узкую дачную улицу, и
сторож снова запер ворота следом за нами, после чего подбежал к нашему «крузаку» и залез
на заднее сиденье. Мы снова тронулись с места, и я сказал Петровичу то, что уже давно
собирался:
– Петрович, у нас народу много, поэтому мы вскроем дом напротив, часть заселим туда.
– Это какой напротив? – опешил сторож. – Как так – «вскроем»? А хозяева?
– Хозяев, может, уже и в живых нет, – объяснил я. – В городе война, считай. Ломать,
красть, портить ничего не будем, просто ночевать людям нужно. Если хозяева приедут – мы с
ними сами разберемся.
– Не-э, так не пойдет. Как так – в чужом доме жить? Не разрешаю, – строго сказал
Петрович.
– Петрович, итить, да я разрешения-то не спрашиваю, – перешел я на откровенность. –
Я тебя уведомляю, по законам военного времени. Дом реквизируется для спасательных
целей. Все. Диспут окончен. Не нравится – жалуйся в милицию. Или кому хочешь.
Петрович заметно надулся.
– Петрович, – продолжил я, сделав вид, что не замечаю его обиды, – получишь еще
пузырь, только не напивайся, а то сожрут пьяного. И еще… если что-то пойдет не так, если
нападут, будут проблемы – беги к нам, понял? У нас оборона нормальная будет, оружия
много. Без ружья даже в сортир не ходи, все время при себе имей. Ночью из дому не выходи
вообще. Понял?
– Это почему? – удивился он.
– По кочану, – взялся я объяснять. – Мертвяки эти самые могут вообще неподвижно
стоять, если добычи не видать, они ведь даже не дышат. В темноте запросто напороться
можно. Если до ветру подопрет – хоть с крыльца вали, но чтобы у тебя было место, куда
смыться. А еще лучше горшком обзаведись, но в темноте из дома ни ногой. Если кто
появится – требуй, чтобы что-то вслух сказал. Мертвяки вообще не говорят. Если говорит,
значит, живой. И еще – если кого покусали, то через час-другой он тоже таким станет.
Поэтому от покусанных держись подальше, лучше даже не пускай через ворота, как бы ни
просили. И уж в дом не запускай по-любому.
– Так чего делается-то? – все же проявил интерес Петрович.
– Конец света, Петрович, – сбился я на патетику. – Мертвые пошли по земле. Так что
будем выживать.
– Как же тогда выживем? – озадачился сторож.
– Посмотрим несколько дней, придумаем что-нибудь.
– Вы здесь чего, жить теперь собираетесь?
– Смеешься? – усмехнулся я. – Нет, просидим несколько дней и уедем в другое место.
Переждать надо, машины подготовить и все такое. Временная база. Кстати, приехал кто из
жильцов?
– Приехали двое. Семен, что на белой длинной «Ниве» ездит, и Панасенко, –
перечислил Петрович. – С утра еще заявились.
Ни того, ни другого я не знал, так что спросил:
– От меня далеко живут?
– Оба в другом конце.
– Понял, спасибо.
Я дал сигнал радиоопознания для «фишки» на чердаке. О ней я Петровичу рассказывать
не стал. Подъехали к моему дому, и машины выстроились вдоль улицы. Выехали на одной, а
вернулись на четырех. Народ начал выгружаться. Петрович сразу же получил от меня пять
коробок патронов, бутылку «Русского стандарта» и был отправлен к себе домой, дабы
особенно не приглядывался к происходящему. Лишнее это все. А Леха как главный взломщик
отправился вскрывать дом напротив. Ворота двора напротив тоже открыли и загнали туда
шмелевский «Патруль» и «Паджеро», оставшийся от Виталия Даниловича. «Волгу» вообще в
следующий двор закатили, а то ничего никуда не умещалось.
Да и похоронить надо было этого мужика, Виталия Даниловича, которого я живым и не
видел никогда. Но раз уж так хорошо о нем говорят, да и вояка он бывший… В общем,
выкопали ему могилку в конце улицы, между двумя березками, поставили крест, который
Леха сколотил. На нем написали: «Бородин Виталий Данилович. Кап. 1 ранга. Вечная
память». И все. И пальнули в воздух трижды.
Затем все собрались во дворе моего дома за большим столом. Все же, насколько я
понял, ни Маша, ни Сергей Сергеевич этого Виталия Даниловича толком не знали. Да и в
засаду, опять же насколько я понял, попали по его наивности. Он уговорил их убрать все
оружие, как будто не понимал, что законы прекратили действие. В общем, они относительно
быстро успокоились, а Сергей Сергеевич даже приватизировал его оружейные чехлы с
содержимым. Леха со Шмелем попутно чистили трофейное оружие, его у нас стало вдруг
изрядно. А с утра мучились, как людей вооружить.
Я оглядел людей. Теперь нас стало двенадцать человек, не считая детей, подростков и
домашних животных. Целая армия. И к этой самой армии я обратился с речью:
– В общем, товарищи партизаны и народные мстители, дела у нас такие. Нас стало
больше, и это неплохо. У нас прибавилось имущества и транспорта. Тоже хорошо. И у нас
прибавилось знаний о происходящем. Это хорошо и плохо. С чего начать?
– Сережа, с плохого надо начинать, это же все знают, – улыбнулась Алина
Александровна.
– Согласен, – кивнул я и хлопнул ладонью по столу. – Очень похоже, что правительство
самоустранилось и пребывает в растерянности. Пиз… гм… Катастрофа катит к нам
неуклонно, неотвратимо, и никто не пытается этому препятствовать. Началось повсюду.
Думаю, что, если ситуация будет меняться к худшему с такой скоростью, через пару дней
войти в Москву будет уже нереально иначе, чем на бронетехнике. Мертвяков прибавляется.
Их уже видно за МКАД, и, судя по всему, идут они не только из Москвы, но и новые очаги
заражения возникают. Теперь вот что… минутку…
Я соединил мобильник со своим ноутбуком, и через минуту на плоский экран
компьютера полезли фотографии того самого Витьки-морфа, который чуть не убил меня в
шмелевском доме.
– Прошу знакомиться. Морф.
Я дал пару минут всем разглядеть все снимки, которые я запустил в виде слайд-шоу.
Эффект был такой, какого я и ожидал. Омерзение, страх, удивление.
– Вы бы, товарищ биолог, объяснили нам, темным людям, что это такое, – заявила
Татьяна.
Вопроса я ожидал, и ответ был готов.
– Утверждать доподлинно не могу, но теория у меня есть. Я уже упоминал как-то, еще в
лаборатории было замечено, что крысы-зомби, которым удавалось хорошо покормиться от
своего же вида, начинали заметно меняться. Изменялись даже скелеты, крысы обычные, хоть
и мертвые, превращались в прокачанных хищников. Их строение лучше приспосабливалось
для охоты и добычи себе подобных.
– Прости… – перебил меня Сергей Сергеевич. – То, что происходит сейчас, где-то уже
изучали? Знали заранее?
– Не совсем. Узнали о существования такого явления, как зомби, всего за пару дней до
Катастрофы, а изучать начали уже одновременно. Слишком поздно, в общем, – ушел я от
ответа. Не хватало еще всем подряд излагать степень моего участия в происходящем. – Могу
продолжать? Спасибо.
Я прокашлялся, продолжил:
– Судя по всему, плоть существа с идентичной ДНК является материалом для
перестройки организма зомби. Те же крысы становились крупнее, например, изменялась
масса тела. Мясо, проще говоря, любого другого вида является обычным «горючим», то есть
дает зомби только силы. Как самая обычная еда. Витька-алкаш, переродившись, оказался
заперт с собственной женой, у которой был проломлен череп и восстать как зомби она не
могла. И он съел ее, не торопясь, со вкусом, примерно наполовину…
– Серег… можно без подробностей? – сморщившись, спросила Аня.
– Нельзя, милая, – покачал я головой. – Тебе про это не только слушать предстоит, но и
видеть. Продолжаю. В общем, поскольку у него не было конкурентов, а жена не восстала, он
получил огромное количество материала для перестройки. И перестроился. Прежний тупой и
медлительный зомби, опасный лишь своей заразностью и тем, что он страшный, превратился
тоже в тупую, но – я обращаю ваше внимание – в невероятно быструю тварь. В которую я
промахнулся дважды с расстояния три метра, из дробовика. И если бы тварь не осталась
такой же тупой, как и раньше, и не сшибла сама себя с ног, не соразмерив своих новых сил с
размерами комнатки в «хрущобе», мы бы здесь не разговаривали. Эту схватку я проигрывал
на сто процентов.
– Это первый морф, которого вы видели? – уточнила Маша.
Ага, это вопрос по делу и требует развернутого ответа.
– Первый, – подтвердил я. – Но уверен, что не последний. С увеличением численности
самих зомби прибавится и морфов. Пока я видел морфа-человека, но не исключено
появление и других видов. Крыс, собак, кого угодно. Кошек. В общем, опасность
приобретает новые формы. Важно другое – трупы самих зомби, насколько я понимаю,
никакой привлекательности для «коллег» не имеют, зомби не жрут друг друга. А вот труп
обычного человека, который не смог восстать из мертвых, даст пищу для мутаций. Значит…
кто продолжит?
– Значит, если производишь контроль убитого, то сначала надо дать ему восстать, –
закончил за меня Леха.
– Верно. Пусть начнет воскресать, а потом уже добивать. – Я оглядел всех, стараясь
убедиться, что все понятно. – Нечего плодить морфов. Теперь второе. Нас немало, запасов
немного, машины у нас есть, но с топливом… на одну серьезную поездку. При этом в городе
часть заправок еще работает, за городом тоже, что, разумеется, будет длиться не вечно. Надо
эту проблему как-то решать. Хотя бы добыть емкости, у нас всего несколько канистр. Завтра
мы поедем к Шмелю на работу и проверим, что из внедорожников осталось в сервисе. Он
обещал нам четыре тентованных «уазика», которые надо оттуда забрать. И его «Нива» там
осталась. Если что-то есть, попытаемся использовать как транспорт. Нам надо везти и людей,
и груз.
– Куда везти? – спросила Маша.
– Действительно, куда вы планируете? – спросил и Сергей Сергеевич.
– Сначала в Горький-16, – ответил я. – Так надо, нас там будут ждать. Это в
Кировской…
– Я знаю, – сказал Сергей Сергеевич. – Я туда после училища лейтенантом попал. Я во
Внутренних служил, так там раньше целая бригада стояла на охране. А почему туда?
– Туда следуют Алина Александровна с дочерьми, – обтекаемо ответил я. – Там их
будут ждать. Наша обязанность их доставить. А мы оттуда двинем в Ковров.
– Почему в Ковров? – последовал вопрос.
– Прогноз, что именно там цивилизация уцелеет, – начал я излагать нашу теорию. –
Целая учебная дивизия, огромные мобилизационные склады, далеко от всяких проблемных
мест в отличие от той же «Шешнашки», где вокруг – сплошные зоны. И мощное оружейное
производство плюс производство легкой техники. Военные заводы огорожены всерьез, бетон,
колючка, внутренние стены – крепость получается. Если там хоть чуть-чуть ума у людей
останется – уцелеют обязательно.
– А в Тулу не ближе? – спросил Сергей Сергеевич. – Там тоже заводы и дивизия.
– Город достаточно большой, с мертвяками больше проблем будет. И возвращаться от
«Шешнашки» к Коврову намного ближе, – объяснил я нашу позицию.
– Верно. Не подумал, – кивнул он. – Думаю, что примкну к вам. Ваше решение кажется
разумным, я бы поехал в Ковров. А в охране «Шешнашки» у меня до сих пор лучший друг
служит, так что, глядишь, и поможет чем-нибудь. В общем, принимайте меня в партизаны.
– Запросто, – обрадовался я. – Получите форму и оружие. Сергей Сергеевич, настаиваю
на ношении формы, такой же, как у нас. Очень много проблем это снимает в городе.
– Догадываюсь.
Сергей Сергеевич вообще на меня произвел впечатление человека умного и уверенного
в себе. Такого в отряд заполучить очень неплохо. Единственно, непонятно, как он умудрился
в таком возрасте в простых охранниках прозябать, ну да мало ли как бывает?
– Маша, а вы? – спросил я.
Рыжая женщина в «косухе» кивнула и сказала, улыбнувшись:
– Я с вами. Только стрелок из меня плохой и боец никакой, подучить надо. Форму
давайте, приставляйте к делу, учите, чему там нужно. Хочу быть полезным членом общества.
– Отлично. Считайте, что вы с детьми в списках личного состава.
Разумеется, я не ожидал от женщины с двумя маленькими детьми особой пользы
отряду, но… Дети все же. А я сирота, если помните.
– Так, с этим определились, – стукнул я ладонью по столу. – Пошли дальше. Нам надо
собрать нормальную, достаточно компактную колонну, которая могла бы не только двигаться,
но и защищаться. Пока получается или слишком много машин, или слишком много людей,
или слишком много груза. Золотая середина не выходит.
– Нам бы что-то вроде «шишиги»,14 – вступил в разговор Шмель. – Джипарь передового
дозора, два в колонне плюс грузовик с балабасами. Джипы у нас есть, добыть бы «шишигу».
– А «Паджеро» за грузовик не пойдет разве? – удивился Сергей Сергеевич. –
Здоровенная машина. Раз уж она нам от Виталия Даниловича осталась, то надо использовать.
Задние сиденья вообще можно выбросить, даже переднее пассажирское, облегчить до
предела и пользоваться.
– Большая-то большая, но недостаточно, – покачал я головой. – Да и сложная,
современная. Нальешь в нее солярки от дальнобойщика, и дальше только на буксир. Грузовик
бы вездеходный нам… «Шишигу», прав Шмелина. Или «Урал», но тот на бензине разорит.
– Да ладно, отстал ты от жизни! – сказал Шмель. – «Уралы» давно уже дизельные идут,
с ярославским дизелем, так что вполне можно. Не шедевр мотор, но нормальный, ребята
говорили, что двести третий двухосный в двадцать пять литров на сотню укладывается. Не то
что раньше, на девяносто пятом катались. «Покемон» бы неплохо, но жрет много.
14 Грузовик ГАЗ-66.
– Это что? – спросила Вика.
– Бронированный «Урал», для перевозки личного состава, – ответил Леха.
Все задумались, вдруг все тот же Сергей Сергеевич вскинулся:
– Стоп, ребята! Вы сказали, что в каком-то гараже есть УАЗы? Верно?
– Четыре УАЗа вчера с вечера было, – ответил Шмель. – И моя «Нива». И «техничка». И
пара машин в тюнинге, но их собирать неделю надо – по винтикам раскиданы. Но это если
никто их оттуда еще не увел. Проверить не могу, там сейчас никого нет.
– Значит, так! – решил я. – Как бы то ни было, а ехать проверять и забирать надо сейчас.
С каждым часом вероятность того, что кто-то о них вспомнит, все выше и выше. Пока будем
рядиться, уведут.
– А зачем нам столько? – удивилась Ксения. – У нас и так куча машин здесь, ставить
некуда.
– Знаешь такое слово «бартер»? – спросил я, дождался ответного кивка и продолжил: –
Сейчас даже «Нива» уже среди знающих людей стоит больше любого «Паджеро». Потому
что «Паджеро» поездит, сломается, и жди, когда снова откроются дилерские центры с
сервисами, чтобы чинить умели, и запчасти из Японии привезли. А УАЗ с «Нивой» при
помощи молотка и всем известной матери в любом лесу починить можно. И они будут ездить
вечно. УАЗы и нам нужны, пусть даже на будущее… Если честно, то по наступающим
временам я бы свой «Форанер» на него сменил.
– Ребята, я к чему начал! – снова привлек внимание к себе Сергей Сергеевич. – Если
возьмем оттуда внедорожники, то, может быть, удастся организовать бартер. Наша контора
охраняет автобазу какой-то лавочки при МЧС. Но так, именно «при», МЧС о них и не
помнит, как мне кажется. У них много внедорожной грузовой техники. Если у нас что-то
будет, я попытаюсь договориться об обмене.
Все повернулись к нему, замолчали.
– Насколько это реально? – спросил я.
– Трудно сказать, – пожал он плечами. – Надо позвонить людям, спросить, но мы пока
сами не знаем, есть у нас что на обмен или нет.
– А если будут, то поменяют?
– Думаю, что поменяют, – сказал он не то чтобы уверенно. – Творчески. «Ниву» с
УАЗом на новый грузовичок или как еще…
– Понял. Мы уже выезжаем, – кивнул я. – Вика, ты Шмеля, Сергея Сергеевича и Машу
переодень в «горки», выдай имущество. Раз они с нами, то пусть будут «единообразными». А
мы пока по оружию разберемся.
Вика у нас как-то присвоила себе функции ротного старшины, взяв под контроль все
имущество, вывезенное из магазина «Стрелец». А Леха между делом оказался начальником
службы РАВ. Тоже тихой сапой. Ну а раз самоназначился, то с ним мы и сели разбираться.
Набросали список всего, что имелось в наличии, не разбирая, где и чье оружие. Выделили
самых неопытных стрелков, в числе которых, естественно, оказались Маша, Аня и Ксения.
Да и Степаныч тоже помнил плохо, как это делается. Служил он водителем и тридцать лет
назад уже.
Когда новые бойцы вышли уже переодетые и переобутые, в «горках», шапках-масках и
разгрузках, мы начали процесс перевооружения. У сестер были дробовики, и менять мы
ничего не стали. А вот у Маши был «укорот», и это никуда не годилось. Для стрелка совсем
неопытного этот короткий автомат был машинкой по переводу патронов, ничего больше.
Я попросил Машу присесть с нами, объяснил ей эту мысль. Я опасался, что она
откажется менять свое оружие на другое, но, к моей радости, она спокойно согласилась,
после чего ей выдали гладкоствольную «Сайгу», которая была у Шмеля. Леха передал ей
ружье прямо с подвесной, набитой патронами, а я тут же попросил Сергея Сергеевича
заняться обучением новых бойцов, после того как закончим развод. Впрочем, лишать ее
законного трофея не стали, а лишь попросили убрать его подальше до тех времен, когда она
им в достаточной степени овладеет.
Шмель у нас тоже в великих стрелках не числился, но автоматом Калашникова во всех
его ипостасях владел, отслужил все же и даже отвоевал, поэтому ему был выдан, как
преимущественно водителю, «укорот», магазины и запас патронов из открытого ящика.
Шмель сгреб это все и, отойдя в сторону, уселся набивать рожки, а заодно перекладывать
пачки в рюкзак разгрузки.
Степаныч. Степаныч честно сказал, что с пяти шагов во что-то попадет, но если дальше,
то испытывает сильные сомнения. Получил от Татьяны ее «Вепрь», попробовал, покрутил в
руках и остался вроде доволен. Одеваться в «горку» он ни с того ни с сего отказался наотрез,
выбрал из запасов обычный камуфляж «флора», самый стандартный, а вместо могучих
ботинок схватил резиновые сапоги, превратившись в смесь грибника и сторожа со стоянки.
Ну да ладно, мы его в бойцах и не числили, Степаныч будет за водителя и механика. Это у
Шмелевых наследственное.
Леха сам плотно присвоил себе функции снайпера, с «Тигром» не расставался, а в
качестве альтернативы прихватил трофейный «Кипарис», который вполне аккуратно
разместился у него на боку. А что для снайпера самое разумное, что тут еще придумаешь?
Себе, кстати, я взял «укорот» с планкой, на которую посадил коллиматорный прицел
«Кобра». Как альтернатива карабину очень неплохо, особенно для заварух на небольшой
дистанции. С СКС не везде повернешься, если какое помещение зачищать, то ружью и
«укороту» он проигрывает начисто. Да и ружье у нас с Лехой одно на двоих осталось.
От Виталия Даниловича нам достались два ствола, но очень уж своеобразных.
Покойный был именно охотником, не запасался оружием, как мы, с поправкой на «а вдруг
случится чего». В чехлах была двустволка-вертикалка двенадцатого калибра, ижевская МР-
233, и нарезная двустволка МР-221, правда с клеймом «Ремингтон-Спартан». Была она под
нетипичный для России патрон 30–06 «Спрингфилд», которого было всего две коробочки, и
стоял на ней дорогой прицел «Льюпольд».
Все. Двустволку еще укоротить можно будет, у нее стволы по семьдесят сантиметров, а
этот штуцер… Черт его знает, что с таким делать. К ружью покойный запас сотню патронов с
дробью, в основном крупной.
Вика стреляла не хуже нас с Лехой и себе оставила эмкашку. Ей ничего другого и не
надо, если честно. Для хорошего стрелка автоматический режим так и на фиг не нужен, если
он, конечно, не помещения зачищает. А новенький АК-74М достался моей Татьяне, потому
что она отдала дробовик Степанычу. Она стрелок неплохой, так что тут мы тоже прикрыли
фронт. Пока у нас образовывался дефицит гладкоствола, потому что нам с Лехой, как
главным «штурмовикам», ружья были нужны позарез, хотя бы одно, а самым неопытным
можно было доверить тоже пока только их и ничего больше. Все, кто оказывался посередине
между понятиями «основная боевая единица» и «плохой стрелок», вооружались нарезным.
Пистолеты тоже распределили. То не было ни ствола, а вдруг сразу несколько. Я, на
правах командира, прихватил один из ПММ ввиду его двенадцатизарядности, второй такой
же остался у Сергея Сергеевича, поскольку ему и принадлежал. А заодно ему отдали АКС,
причем Леха пообещал произвести над ним некие манипуляции.
– Я цевье поставлю с планками, – объяснил он. – У нас есть парочка под «Сайгу-С», как
раз подойдет. И на верхнюю планку коллиматор «Баррис». Лучше всех будет. А потом
приклад сменю на тюнинговый, со щекой, полное удовлетворение гарантирую.
Сергей Сергеевич только головой покачал на такие обещания.
«Грача» я спрятал до лучших времен, пока к нему патронами не разживусь. Леха и
Татьяна с Викой расхватали милицейские ПМ. Кордуровых кобур под этот пистолет у нас в
сумках нашлось эдак с десяток, так что прицепить их на положенное место проблем не
составило.
В конце концов вроде бы разобрались. Все снова собрались во дворе, даже дети
присоединились к толпе, и я снова раскомандовался.
– Ставлю задачу, товарищи партизаны! – Обозрел всех гордо. – Выезжаем на
шмелевский сервис. На одной машине, в следующем составе: Шмель водителем, мы с Лехой,
Вика с Таней и Степаныч. Здесь за старшего Сергей Сергеевич. Сергей Сергеевич,
организуете «фишку», бдительность – максимальная. Место под угрозой, могут приехать
нежелательные гости. Если увидите кого-то, напоминающих бандитов, военных, службу
безопасности, спецслужбу, кого угодно, повторяю – открывайте огонь первыми. Один из
главных признаков – автомобиль «Тойота Лэндкруизер» черного цвета. Может быть и другой,
но именно «Круизер» – угроза прямая и непосредственная. Обучите людей обращению со
средствами связи.
– Я что-то должен знать, чего не знаю? – спросил Сергей Сергеевич.
– За нашей семьей охотятся, – выручила меня Алина Александровна. – Это очень
серьезно.
– Понял. Будем охранять, – кивнул он спокойно.
Еще через несколько минут мы вшестером, втиснувшись в Лехин «крузак», тряслись по
проселку в сторону Ленинградского шоссе. При этом мне пришлось устроиться в пустом
багажнике, за сеткой, хорошо что задняя дверь в этом «крузаке» изнутри тоже открывается.
«Команда уродов»
21 марта, среда, днем
Они сидели в квартире уже больше суток, и им это сидение осточертело. Старший
группы, бывший «кум» Васильев, средних лет седоватый мужчина с невыразительным
лицом, прекрасно сознавая тщетность любого ожидания, разрешил всем курить, спать,
смотреть телевизор, только пить разве что не давал, хоть бывший омоновец Балкин на таком
разрешении настаивал. Машина стояла на противоположной стороне улицы, так, чтобы ее
было видно из окна, и кто-то постоянно на нее поглядывал. Рисковать единственным
транспортом они никак не могли.
Сам Васильев, человек обычно педантичный и аккуратный, несколько раз проверил
оружие всей группы, средства связи, несколько раз подзаряжал рации – в общем, искал себе
занятие, а такового не было. По телевизору тоже несли то, что Васильев обыкновенно
определял как «пургу», и слушать это не хотелось. Команда маялась, Балкин, ставший
раздражительным, успел поругаться со всеми, и в конце концов Васильев, на правах
старшего, пригрозил тому, что отошлет его пешком к Пасечнику, и пусть тот разбирается. Это
сработало, Балкин если и не успокоился, то заткнулся.
Когда же зазвонил телефон и Еременко предупредил о том, что переадресует звонок от
опера из ЦСУ, Васильев обрадовался. По крайней мере, они снова в деле, а не сидят на
заднице в чужой тесной квартирке.
– Все, подъем, подъем, собрались все! – заторопил он своих.
Все действительно засиделись, поэтому уже через минуту, натягивая форменные куртки
«бомберы» на ходу, вся группа неслась через улицу к машине. Подбежав к внедорожнику,
Васильев с ходу застрелил из табельного «ижака» попавшегося на дороге мертвяка, все
забрались в салон, и усевшийся за руль бывший муровец Лиханов рванул тяжелую машину с
места. На всякий случай он включил синие проблесковые маячки под решеткой радиатора,
разрешение на которые было вполне официально оформлено.
Машина быстро выбралась по почти пустым улицам на Кольцевую, проехав мимо
безлюдного поста ДПС, оттуда, разогнавшись до ста пятидесяти в час, они доехали до
поворота на Ленинградское шоссе. Проскочив длинную параболу вдоль шумооталкивающего
зеленоватого барьера, черный внедорожник помчался по шоссе в сторону от города, сгоняя
мигалками и ревуном машины беженцев. Еще через двадцать минут «команда уродов»
свернула с Ленинградского шоссе на отходящую в сторону двухполоску и вскоре тормознула
рядом с серой «Сонатой» с частными номерами, возле которой стояли двое в кожаных
куртках. «Лэндкруизер» остановился прямо за ними, мигалки погасли. Все четверо «уродов»
вышли из машины и подошли к ожидавшим операм, как будто невзначай взяв их в
полукольцо.
У самого Васильева в руках была картонная коробка, которую он позаимствовал в
квартире Крамцова, бросил внутрь несколько книг для увесистости, а снизу к ней прикрепил
ПБ.16 У всей его команды помимо основного, легального оружия имелись совершенно не
отслеживаемые никем такие же бесшумные ПБ, еще из старых военных запасов. Попробуй
их проследить, и след увел бы в одну из бывших братских социалистических республик, а
там потерялся.
Не давая ничего не подозревавшим операм сильно задуматься, Васильев спросил,
добавив деловитой озабоченности в голос:
– Точно знаете, куда ехать?
– Точно, – ответил тот, что постарше, и протянул листок бумаги. – Вот карта, там адреса
нет, только по ней доедете. До поселка. А как там будете дом искать – хрен его знает.
– Найдем, – ответил Васильев.
Стоявший правее Лиханов взял бумагу из руки опера, кивнул.
– Все в порядке. Найдем. Это прямо по этому шоссе?
– Естественно, – кивнул опер. – А чего мы здесь встречу назначили? Сервис! Давайте
теперь по оплате. Тачки где?
– Вон они, – кивнул Васильев за спину операм.
Те непроизвольно оглянулись, и Васильев, не вынимая пистолета из-под коробки,
быстро расстрелял весь магазин. Залязгал затвор, захлопали задавленные глушителем
выстрелы, гильзы сыпанули под ноги, у обоих оперов в коже курток появилось по кучке
отверстий. Согнувшись, оба свалились на колени, лишь один из них глухо застонал, выпустив
тягучую струйку крови из рта. Васильев отбросил в сторону уже ненужную коробку, быстро
сменил магазин, затем сказал:
– Больно? Сейчас полечим.
После этого он дважды выстрелил каждому в голову. Тела вытянулись на каменистой
грязной обочине, кровь разливалась в лужи и быстро впитывалась в песок.
– Давайте в машину их и отгоните в сторонку, чтобы не маячили, – скомандовал он,
вынув из кармана коробку с патронами и сразу начав набивать пустой магазин.
«Команда уродов» действовала быстро, и уже через десять минут на дороге от
«Сонаты» и трупов остались лишь две кровавые лужи. Брать с трупов из всегдашней своей
осторожности он ничего не стал и рвавшемуся обшмонать «двухсотых» Балкину тоже
запретил. Они сверились со своей картой, в очередной раз убедились, что это совсем
недалеко, километров пять по двухполоске и еще столько же по грунтовке. Загрузились в
машину и поехали вперед.
Асфальт закончился быстро, а грунтовка поразила их своей невероятной грязью и
разбитостью. Однако следы колес, обутых во внедорожную резину, в грязи виднелись, так
что дорога все же была проходима. Действительно, «Круизер» довольно бодро переваливался
с кочки на кочку, и вскоре справа от проселка появилась ветхая надпись «Садовое
товарищество «Институтское». Ворота были закрыты, справа от них, за забором, виднелся
небольшой домик. «Наверняка сторож», – подумал Васильев.
– Балкин, Хвост, сторожа проверьте, – скомандовал он. – Узнайте, где дом, кто там, и в
проводники его.
Мария Журавлева
21 марта, среда, днем
Когда худой высокий парень с короткой стрижкой сказал, что готов принимать людей в
отряд, Маша решилась сразу. В Ковров так в Ковров, неважно, тем более если там армия и
укрепленные заводы. Зато теперь она будет не одна, Лика с Сашкой тоже поедут в этих
машинах на больших колесах, вокруг будут вооруженные люди, пусть даже это и не армия.
Она оценила и то, что у них уже своя форма, что у них много оружия и что они решительно
настроены. Такие не пропадут – они приняли факт Катастрофы, уже обдумали все, сделали
выводы, готовы воевать и намерены выжить.
Чего стоит хотя бы то, как быстро и хладнокровно они расстреляли милиционеров-
грабителей? Не задумались ни на секунду, не стали вступать в разговоры и беседы: несколько
выстрелов – и трупы на асфальте. И как этот парень, которого зовут Сергей, застрелил
раненого? Спокойно и быстро, никаких терзаний. А затем выстрелил каждому из мертвых
грабителей в голову, чтобы те не превратились в зомби.
Поначалу она приняла их за военных, в этой одежде защитного цвета, черных вязаных
шапочках, увешанных снаряжением и оружием. Затем обратила внимание на «Волгу» с
людьми, на военных точно непохожими. Лишь в поселке, после приезда, симпатичная
скуластенькая девушка по имени Таня, одетая в такую же форму, объяснила ей, что это всего-
навсего компания друзей, коллег и их семьи. Все три молодых парня в отряде в прошлом
воевали в Чечне, «там у них крыши посрывало», что и объясняло решительность и
беспощадность их действий. Но как раз последнее Машу волновало мало. Доколе эта
беспощадность направлена на защиту Лики и Сашки, она и сама сможет быть беспощадней
любого зомби.
Когда Машу переодели в форму, ей тоже это понравилось, она как бы слилась с
окружением. Ей не мешали ни тяжелые ботинки на твердой рубчатой подошве, ни увесистый
дробовик, висящий на ремне через плечо, ни повисшая на плечах так называемая разгрузка, в
которой в карманах разместились патроны, рация, фонарик и еще куча всего. Ей даже нож
выдали в жестких ножнах, показав, как его можно превратить в кусачки. Сейчас он болтался
на ремне сбоку.
Тем временем Сергей Сергеевич перегнал во двор напротив оставшийся во дворе джип,
и все машины там укрыл за домом и сараем, и заровнял следы их проезда на мелком гравии
дорожки. Сказал, что лучше пусть во дворе будет пусто – сложнее понять, кто дома. И пост в
доме напротив окажется для незваных гостей сюрпризом.
Затем Сергей Сергеевич почти час занимался с ней освоением дробовика и хитрого
прицела на нем, называемого «коллиматорным», в котором прицельный красный кружок
никуда не смещался, под каким бы ты углом в прицел ни заглядывал. Они даже расстреляли
по поленнице в соседнем дворе с десяток дробовых патронов. Дробовик сильно толкался в
плечо, крупная дробь разносила поленья в щепки, но она на удивление быстро освоилась с
этим брыкливым, но ухватистым оружием, хоть и отбила плечо.
Потом они разобрались, как пользоваться рацией, что тоже оказалось совсем
несложным. Во всем этом процессе самое живое участие принял Сашка, а вот Лика
выстрелов пугалась.
Затем Сергей Сергеевич ушел, как он выразился на «фишку», Катя пошла помочь
Алине Александровне на кухне, а к Маше пришла высокая, тоненькая и очень красивая
девочка, которую звали Ксенией. Ксения была грустна, но Маше все же удалось ее
разговорить, и они сели за стол во дворе, положив оружие перед собой, и принялись болтать
о чем-то докатастрофном, а дети с криком носились вокруг, с ними играла круглолицая
веснушчатая девочка-подросток, которую звали Катя, ее мама пила чай вместе с Алиной
Александровной, болтая, что удивительно, о пустяках, и Маша действительно почувствовала
себя среди своих, защищенной.
Аня Дегтярева
21 марта, среда, днем
Ане досталась смена на «фишке» вместе с совсем недавно появившимся среди них
немолодым спокойным мужчиной. Еще с первой минуты, когда он приехал с ребятами, она
пыталась понять, кого он ей напоминает. И лишь когда он переоделся в такую же «горку», как
и у нее, и натянул на себя разгрузку, она поняла – он все время напоминал ей военного,
почему-то сменившего форму. Мужчину звали Сергеем Сергеевичем, но он попросил
называть его или по имени, или по отчеству. Аня стала обращаться к нему как к Сергеичу, и
он остался этим доволен.
Сергеич деловито проверил сектора обзора, пристроил на полочке под окном,
сделанной Лехой, бинокль и ночной монокуляр. Затем уселся на табурет, автомат со
складным прикладом-рамкой положил себе на колени. И принялся наблюдать за подъездами
к их Базе, как все начали называть это место.
Она тоже уселась у окошка, уже привычно поставив «Вепрь» между обтянутых плотной
тканью колен, прикрытых широкими пластиковыми наколенниками. Она видела сидящих во
дворе напротив Машу и Ксению. Ксения выглядела оживленной, что-то рассказывала Маше.
Та кивала своей невероятно рыжей головой, тоже улыбалась. Вокруг стола бегали дети,
Мишка, помахивая хвостом, наблюдал за ними, и, если бы не лежащее на столе оружие,
можно было бы подумать, что вокруг все хорошо.
– Кто-то едет, – чуть напряженным голосом сказал Сергей Сергеевич.
Вдалеке, в самом дальнем конце аллеи, ведущей к въезду в поселок, показалась
машина. Большой черный джип, примерно то, чего Серега требовал опасаться больше всего.
Машина катила по аллее в их сторону, разглядеть сидящих внутри не получалось – стекло
бликовало, и по нему бежали отражения веток. Поэтому Аня, которой все уши прожужжали
про бдительность, про то, что лучше объявить ложную тревогу, чем не объявить
необходимую, чуть ли не крикнула:
– Это они!
– Всем внимание, – даже не взглянув на Аню, заговорил в рацию Сергеич. –
Приближается большой черный джип. Возможно, что противник. Занять позиции, как
поняли?
– Я поняла, буду на втором этаже, – мгновенно откликнулась Маша.
Ксения не ответила ничего, но обе они сорвались с места, схватили детей и потащили
их в дом. Через несколько секунд свет в доме погас во всех окнах, а на втором этаже окна
приоткрылись, хоть занавески были задернуты. Ксения помнила, чему обучал их Сергей,
когда рассказывал, как надо защищаться. Он же определил эту позицию. Оттуда легко было
стрелять через забор, который создавал всего метр или чуть больше мертвого пространства.
Через несколько секунд послышался голос Ксении:
– Мы на втором этаже, у окон.
Джип, оказавшийся «Лэндкруизером», действительно свернул в их переулок и почти
сразу остановился. Уже подозрительно. Если едут к ним, то почему не подъехали к самому
дому? А если не к ним, то кто это такие? О таких соседях Сергей не упоминал.
Двери внедорожника распахнулись, оттуда вышли четверо и рыжеватый бородатый
дядек в телогрейке – сторож товарищества. Четверо остальных были одеты в нечто
напоминающее форму американского полицейского спецназа SWAT, – все черное, невысокие,
полицейского же типа, берцы, сверху надеты куртки типа «бомберов», с воротниками из
меха. У всех четверых шевроны с какими-то эмблемами на руках и черные кепи, оружие в
кобурах. Один из вышедших о чем-то спросил Петровича, и тот горячо закивал, показывая
рукой на дом Сергея.
– Внимание, это к нам, – тихо сказал в микрофон Сергеич.
Аня навела светящуюся красным точку коллиматорного прицела на спину того, который
говорил с Петровичем.
– Я целюсь в высокого, стоящего первым, – сказал Сергеич. – Ксеня, Маша, ваши цели
– двое, стоящие сзади. Аня – второго.
– Ань… это точно они, как Серега и предупреждал. Надо отбиваться, – прошептала в
эфир Ксения.
Аня искоса бросила взгляд на Сергеича. Тот уже пристроился у второго окошка с
автоматом на изготовку. Тогда она снова посмотрела вниз. Один из людей в черном стоял,
пригнувшись, прямо у их забора. Его коллега слегка подтолкнул Петровича в спину и, когда
тот шагнул вперед, достал из-за пазухи пистолет с очень длинным и толстым стволом, навел
его в затылок сторожу. Выстрела не было слышно, с улицы донесся лишь негромкий
металлический щелчок, но Петрович упал вперед так, как будто его в спину ударили ногой.
– Сволочи… – прошептала Аня, чувствуя, как холодеет спина. – Вы видели?
Она первый раз в жизни увидела смерть человека, причем в результате такого подло-
спокойного убийства.
– Спокойно. Дай им подойти ближе к калитке. Мой выстрел – сигнал к открытию
огня, – заговорил Сергеич.
– Хорошо, – сказала Аня, чуть приотпустив спуск. Она действительно чуть не
выстрелила.
Хотя у всех стоящих на улице были пистолеты в кобурах на поясе, никто не стал их
вынимать. Застреливший Петровича так и держал в руках пистолет с глушителем, тот,
которого выбрал себе в качестве цели Сергеич, тоже достал бесшумный пистолет. Затем двое
других последовали его примеру.
– Это точно за нами, – прошептала в эфире Ксения.
– Точно, – согласилась Аня.
Все трое отставших направились к калитке, пригнувшись за забором, оставив мертвого
Петровича валяться в грязи. Четвертый тоже переместился туда. У калитки они присели, по
двое с каждой стороны, сидящие ближе к калитке держали свои пистолеты толстыми
длинными стволами вверх. Который был за главного что-то сказал, ему ответил второй,
который убил сторожа, затем снова заговорил главный, все четверо напряглись, но в этот
момент раскатилась сухим треском очередь из автомата Сергеича, и возле головы главного на
заборе расцвело большое вишневое пятно, а тело ударилось о доски и осело вниз.
И сразу же Аня нажала на спуск, одну за другой всадив две порции картечи в спину
сидевшему крайним справа. Гулкие выстрелы дробовика разнеслись громом по чердаку, и
Аня успела заметить, как из черной куртки летят куски ткани. Она перекинула ствол «Вепря»
левее, поймав в прицел еще одного, ошарашенно крутившего головой, но двойной выстрел из
окон второго этажа Серегиного дома, из двух дробовиков, снес половину этой головы и
швырнул тело назад, чуть не на середину улицы.
Аня все же не удержалась и в азарте дважды выстрелила в упавшее тело, даже не
воспринимая его как человека, а просто как в мишень. Сергеич тоже стрелял короткими
очередями, но в кого и попадал ли он, Аня понять не могла, по улице плясали фонтанчики
песка и гравия, выбитые пулями и картечью. Четвертого противника тоже кто-то свалил.
Она достреляла магазин «Вепря» по растянувшимся в грязи и крови телам в черной
форме, сменила его. Затем снова навела на них оружие, но открывать огонь уже не стала. Там
никто не шевелился.
– Прекратить огонь, – послышался голос Сергеича. – Засада удалась. Детей из дома не
выпускайте. Катя, отвечаешь за них. Аня на месте, наблюдаешь за подступами, кто появится
– даешь сигнал, не понравится – открываешь огонь. Маша с Ксенией идут со мной на улицу.
Сергеич тоже сменил магазин, встал на ноги, еще раз сказал Ане: «Смотри в оба!» – и
спустился по лестнице. Она услышала, как гулко пробухали деревянные ступени под
тяжелыми ботинками. Затем Аня увидела, как ее сестра и новая рыженькая женщина вышли
из Серегиного дома, держа в руках оружие. Они медленно и осторожно подошли к калитке, а
навстречу им шел Сергеич с АКС на изготовку.
Калитка открылась, и женщины вышли на грязную улицу. Аня увидела, что Маша
держалась спокойней, а вот Ксению немедленно вырвало. Потом Аня вспомнила, при каких
обстоятельствах Маша встретилась с его друзьями, и решила, что у той больше тренировки.
Вдруг она с удивлением заметила, что одно лежащее тело зашевелилось. Тот самый
шевельнулся, которому она дважды выстрелила в спину. Она вспомнила, как Сергей
объяснял, что теперь любому трупу надо дополнительно стрелять в голову, потому что
большинство людей в Москве уже инфицированы этим самым вирусом. И теперь убитый
выстрелами в спину враг оживает.
– Сергеич! – взвизгнула Аня в рацию, опасаясь стрелять – ее друзья были близко к
раскинувшимся на земле трупам.
– Вижу! – сразу же откликнулось радио.
Но прежде чем среагировал бывший военный, это сделала Маша. Она вскинула свой
дробовик и выстрелила в голову уже поднявшемуся на локтях зомби. Голова его превратилась
в красное облако, а тело упало в грязь. Затем та же Маша хладнокровно прицелилась в голову
еще одного, убитого Ксенией, и снова выстрелила.
– Впечатляюще, – послышался голос Сергеича в рации. – Но впредь, Мария
Николаевна, вы бы пользовались чем-нибудь менее… гм… мусорящим. Нам же еще убирать
трупы придется.
У Маши головной гарнитуры не было, и Аня не услышала, что та ответила.
Мария Журавлева
21 марта, среда, вечер
Когда рация в нагрудном кармане разгрузки заговорила вдруг голосом Сергеича,
требующим занять позиции, и Ксения вдруг крикнула: «Бегом к дому!», Маша не
раздумывала ни секунды. Она сразу сложила для себя в голове следующую картину: кто-то
едет сюда, чтобы разрушить это безопасное место, вновь заставить ее искать убежища для
своих детей. Она схватила этих самых детей, смерчем затащила их домой, передала с рук на
руки все понявшей Алине Александровне, а сама следом за Ксенией побежала на второй
этаж, туда, где, со слов все того же Сергея Сергеевича, была ее позиция на случай нападения
на них. И, занимая позицию у приоткрытого окна второго этажа, за занавеской, уже точно
знала, что готова стрелять в этих пришлых людей, и не просто стрелять, а стрелять, чтобы
убить. Ее материнский инстинкт слился с агрессией человека, защищающего свой дом.
Маша видела, как приехавшие люди в черной форме говорят со сторожем, которого она
сразу узнала. Видела, как один из них подбежал к их двору и заглядывал через забор, что-то
говоря при этом в рацию. Когда сторожа застрелили, это вызвало в ней не страх, а настоящую
удушающую, жаркую ярость. Все слилось в одно – утренние менты-грабители, эти, на
дорогом джипе, мимоходом убившие пожилого безобидного человека, и она уже готова была
открыть огонь, как услышала громкий шепот Ксении:
– Не стреляй! Жди сигнала.
– Какого? – шепнула Маша.
– Выстрел с той стороны.
Маша глубоко вздохнула и сказала:
– Хорошо. Но какие скоты, ты видела?
Стрельба вдруг вспыхнула разом, заметавшись в деревьях эхом выстрелов. В окнах
чердака дома напротив появились огненные вспышки, длинный сноп огня вылетел лисьим
хвостом, сопровождаемый резким треском. Маша увидела, как трое из подкравшихся к
калитке упали одновременно, один вскочил на ноги и попал ей прямо в красную точку
прицела, и она, совершенно инстинктивно, нажала на курок. Тяжелая отдача дробовика
больно ударила ее в плечо, вылетевшая гильза стукнулась об оконное стекло так, что оно
зазвенело.
Она услышала, что одновременно с ней выстрелила через соседнее окно Ксения.
Попавшийся на мушку человек в черном упал, как битый молнией, и она выстрелила в него
снова. Из дома, где сидели Сергеич с Аней, продолжали раздаваться выстрелы, и вокруг
лежащих тел вздымались фонтанчики мокрой земли, а сами тела дергались от попаданий.
Затем и эти выстрелы затихли.
– Прекратить огонь, – послышался голос Сергеича в рации. – Засада удалась. Детей из
дома не выпускайте. Катя, отвечаешь за них. Аня на месте, наблюдаешь за подступами, кто
появится – даешь сигнал, не понравится – открываешь огонь. Маша с Ксенией идут со мной
на улицу.
Маша поднялась с колена и направилась к лестнице следом за Ксенией. Они подошли к
калитке, и Маша увидела, как Сергеич идет от дома напротив с автоматом в руках. Она
выглянула на улицу поверх калитки, затем вместе с Ксенией вышла на улицу.
Тела лежали разбросанными по земле, как сломанные куклы. Кровь, с какими-то
сгустками, смешивалась с грязью, и крови было много. На досках забора краснели пятна.
Маша увидела, как Ксения побледнела и начала судорожно глотать слюну – признак
тошноты. Сама Маша успела привыкнуть к подобным зрелищам, насмотрелась, ей уже
довелось выметать чужие мозги из своей прихожей. Ей показалось, что лежащий от нее
дальше всех труп зашевелился.
Неожиданно Сергей Сергеевич сказал, непонятно к кому обращаясь: «Вижу!» – и лишь
потом Маша сообразила, что он говорит в торчащий у щеки микрофон. И еще она поняла, что
он имеет в виду это самое движение, – она не ошиблась. Действительно, убитый зашевелился
и начал подниматься, опираясь на руки. А Маша начала поднимать ствол «Сайги». А затем,
когда безумный взгляд мертвеца и спокойный взгляд Маши встретились, она нажала на
спуск, инстинктивно прижимая приклад как можно плотнее к плечу и чуть наклонясь вперед.
Гулко ударил выстрел, ружье снова толкнуло ее, но легче, не так, как в доме. Зомби
отшвырнуло назад. «Не лезь ко мне!» – тихо скорее подумала, чем прошептала, она.
Без всяких эмоций осмотрела лежащие тела и не заметила еще у одного из них никаких
повреждений головы. Он явно был убит картечью в спину, и тогда она выстрелила в голову и
ему и увидела, как череп разнесло кровавой лужей по земле.
– Впечатляюще. Но впредь, Мария Николаевна, вы бы пользовались чем-нибудь
менее… гм… мусорящим. Нам же еще убирать трупы придется, – услышала она голос
Сергея Сергеевича, подошедшего к ней.
– Простите, – спокойно ответила она. Сказала спокойно, как будто извиняясь за
разбитую тарелку.
– Ну что уж теперь, – пожал плечами тот. – Давайте поищем трофеев. Они ведь к нам не
с пустыми руками пришли, верно?
– Думаю, что верно.
Ксения вроде продышалась, но убежала во двор, стараясь не оглядываться.
– Я посмотрю пока, чтобы дети не выходили! – сказала она из-за забора.
Сергей Сергеевич между тем перевернул на спину того, которого застрелил, оттолкнув
его от забора, у которого он так и застыл в сидячем положении, и взял у него из руки
пистолет с длинным, похожим на трубу стволом.
– ПБ, неплохо, – сказал он. – Очень, очень пригодится.
– А что это? – спросила Маша.
– Это обычный «Макаров», чуть переделанный, и с глушителем, съемным. Так, а как у
нас с запасным магазином?
Он быстро пошарил в карманах куртки убитого и вытащил два узких магазина.
– Ага, вот и запасные, целых два. А это что?
Он отстегнул с пояса убитого кобуру, вытащил оттуда небольшой черный пистолет.
– «Ижак» семьдесят первый, как у меня, – сказал Сергей Сергеевич. – Это у них
табельные. Запасной магазин. А вот это все с глушителями – нелегальное наверняка, и после
дела от него бы избавились. Впрочем, в нынешние времена уже смысла избавляться нет, но…
У убийц свои инстинкты.
Из кармана убитого была извлечена маленькая рация «Кенвуд» без зарядника,
естественно, и коробка патронов. Больше ничего полезного у него не было. Сергей Сергеевич
передал все трофеи Маше и взялся за второе тело. У этого был такой же набор имущества,
как и у первого. Впрочем, и остальные тоже содержимым карманов не отличались.
Затем Сергей Сергеевич принялся собирать документы, мобильные телефоны и прочее,
уже с целью добычи дополнительной информации о налетчиках, а Маша взялась обыскивать
их машину. Там нашлась сумка, в которой был автомобильный и сетевой зарядник для
«Кенвудов», под приборной панелью был подвешен какой-то прибор с многочисленными
кнопками и табло с цифрами. Она поинтересовалась у Сергея Сергеевича, что это может
быть, и он сказал, что это стационарная радиостанция, которая может работать как
ретранслятор.
Маша опять ничего не поняла, и он уточнил, что, если у одной карманной рации не
хватает дальности до второй, они могут соединиться друг с другом через автомобильную
рацию. А еще Сергей Сергеевич свернул с «Лэндкруизера» все антенны, которых было три
штуки, полагая, что через какую-нибудь может идти сигнал, показывающий
местонахождение машины. Маша спросила его, а как насчет всех этих систем поиска
пропавшего автомобиля, они же не требуют антенн? Сергей Сергеевич ответил ей, что риск
есть, конечно, но у него есть одна идея и по поводу внедорожника, поэтому он хотел бы
сохранить машину на некоторое время.
Возник вопрос: что делать с телами? С телами налетчиков особых проблем не было –
Сергей Сергеевич подцепил их тросом, привязав кого за руку, а кого за ногу к фаркопу их же
«Лэндкруизера», отволок в самый конец дальней аллеи, где она упиралась в овраг, на дне
которого завелось настоящее болото, и столкнул тела вниз. Мутная гниющая вода приняла и
скрыла убийц. Затем он перегнал «Круизер» в дальний от них конец поселка, открыл один из
дворов и спрятал машину в нем. Если кто и приедет по радиосигналу – это хорошо будет
видеть «фишка», поэтому удастся своевременно принять меры против следующих визитеров.
А так просто их дом найти сложно – не зря же эти уроды притащили с собой сторожа.
Тело Петровича завернули в большой лист полиэтилена, нашедшийся в соседском
сарае, и уложили пока в тот же сарай. Ни у кого не поднялась рука сбросить тело бедолаги в
болото вместе с его палачами, и все решили дождаться возвращения остальных, чтобы
решить, где его похоронить. Маша набрала в ведро песка и забросала им наиболее заметные
кровавые лужи. Начинал моросить мелкий дождик, и следовало ожидать, что вскоре все
следы бойни исчезнут. По крайней мере, кровавые пятна на заборе уже начали оплывать,
стекая вниз розовыми струйками.
Затем Сергей Сергеевич уселся на крыльце дома напротив с телефоном, старательно
кого-то вызванивая. Через некоторое время он дозвонился, видимо, куда хотел, потому что
Маша услышала доносившиеся до нее обрывки разговора: «Да, совсем новый… А теперь-то
какая разница? Нет, они умерли… Да… Да… Мародеры. Нас грабили и умерли… Да… Сам
подумай…»
Маша ушла во двор. Дети и Алина Александровна по-прежнему были в доме, Ксения
сидела на крыльце, положив ружье на колени.
– Как ты? – спросила ее Маша.
– Уже лучше, – ответила она слабым голосом. – Слушай, а как у тебя-то так получается?
Выглядела Ксения не лучшим образом. Ее красивое, обычно нежно-смуглое лицо было
бледным, под глазами появились темные круги, на лбу испарина.
– У меня же дети, мне нельзя раскисать, – пожала плечами Маша, полагая это само
собой разумеющимся. – И мне уже довелось видеть подобное, даже у себя дома. И даже
убирать. И сегодня утром видела, когда на нас напали.
– Ну да, – вздохнула Ксения. – Может, и я привыкну.
Во двор зашел Сергей Сергеевич, довольный, как будто орден получил. Присел рядом с
женщинами на скамейку и сказал:
– Мне удалось договориться насчет обмена машины.
– На что? – спросила Маша.
– Есть у меня один товарищ, раньше приятельствовали еще по службе. Открыл он свою
охранную фирмочку, охраняли, среди прочих объектов, несколько цехов на большой
овощебазе. Это недалеко, в Хлебникове. Не слыхали?
Ксения и Маша отрицательно помотали головой.
– Там самые большие в Москве оптовые склады продовольствия. И у него есть там
какие-то люди, которые махнут ненужный нам джип на нужную нам тушенку.
– Это, наверное, хорошо, – сказала Маша.
Сергей Крамцов
21 марта, среда, вечер
Путь до шмелевского места работы занял около часа. Больше восьмидесяти-девяноста
километров в час мы не разгонялись, ехали осторожно. Поехали мы туда по бетонке,
окружающей Москву километрах в тридцати. К нашему удивлению, на этой дороге было
довольно оживленно, машины все же ездили.
Вся эта принадлежащая какому-то клубу внедорожная «лавочка» находилась на задах
какого-то спортивного комплекса на Новорижской трассе. Сейчас в том месте построили
длинную трассу для картинга, на которой одновременно могли гонять чуть не десять машин,
там же была школа верховой езды, а уже с обратной стороны, на отшибе, на месте бывших
подсобных служб стадиона, расположился маленький сервис. Не знаешь, где он, – ни за что
не найдешь. Для своих вроде как.
На всякий случай, чтобы была возможность осмотреться, мы заехали не по подъездной
дороге, а вокруг свалки, через заросли кустов, по едва проглядывающей колее. Остановили
«крузак» в зарослях, выбрались. Степаныч за рулем и девушки остались в машине, а мы с
Лехой и Шмелем, пригнувшись, добрались до края кустов. Отсюда до ворот, через которые
Шмель ежедневно приезжал на работу, было около четырехсот метров. До ворот гаража –
около пятисот. Я достал бинокль из разгрузки, осмотрел территорию. Никого, но створка
одного из боксов открыта.
– Шмель, гараж открыт, – констатировал я факт.
– Ага, вижу, – буркнул Мишка. – Люди есть, не пойму?
– Не видно никого, – ответил я.
Вот вопрос: оттуда что-то увели или там кто-то сейчас? Я снова по секторам начал
осматривать территорию. Серый блок гаражей с четырьмя покрашенными суриком воротами.
Небольшой двор с навесом. Под навесом два разобранных до скелетов внедорожника. Старые
покрышки, гнутое железо – все как и положено на левом сервисе. В принципе изучать тут
нечего, я сюда катался чуть ли не каждые выходные «машину делать». Несмотря на
удаленность и не самое красивое расположение (с видом на свалку), гараж приносил весьма
неплохой доход. Московские джиперы сюда тропку давно протоптали, но сейчас никого не
видно.
Неожиданно я услышал звук заводимого двигателя. Движок явно жигулевский. Только
откуда? Думать долго не пришлось, и через минуту из-за угла здания картинг-центра
показалась раздрызганная «шестерка». В ней сидели двое, разглядеть их толком не удавалось.
Подъехали к шлагбауму, загораживающему проезд на трассу. Правая дверь открылась, оттуда
выбрался мужик в синей спецовке, чем-то покопался в замке, запирающем трубу в рогульке
держателя. Затем шлагбаум резко поднялся вверх, встав почти вертикально, и закачался.
Мужик вернулся в машину, и «шестерка» покатила к открытой двери бокса.
Видать, мужички решили разжиться внедорожной техникой, а сами живут где-нибудь
по соседству. По крайней мере, номер у их машины подмосковный. Сначала пришли пешком,
спрятав машину за углом, вскрыли один бокс, убедились, что ничего не случилось, а теперь
решили подогнать машину поближе. В принципе ничего предосудительного в их действиях в
нынешней ситуации я не вижу, за исключением того, что мы сами положили глаз на эти
машины. Нам-то ведь они тоже не принадлежат ни разу. И нам еще повезло, что мы пришли
одновременно с этими мужиками, а не после них.
– Знач, так, слушай мою команду, – заявил я. – По машинам!
Мы рванули обратно к машине, покидались внутрь, а я так вообще на задний бампер
встал, уцепившись за багажник на крыше. Несмотря на суету, Степаныч тронул машину с
места бережно, плавно.
– Вика, Леха, – начал я скороговоркой раздавать команды. – Выскакиваете в воротах,
опускаете шлагбаум. Леха, следи за нами, Вика, прикрываешь Леху.
Машина резко тормознула в воротах, Леха с Викой десантировались. Затем «крузак»
рванул в сторону припаркованной «шестерки», мужики из которой уже выбрались и исчезли
в боксах. Остановившись чуть поодаль и боком, Степаныч заглушил мотор, и мы
повыскакивали наружу.
– Тань, за капот и страхуешь, – махнул я рукой. – Степаныча береги! Степаныч,
укройся. Шмелина, пошли.
Татьяна забежала за машину, пристроилась с автоматом на капоте, а Степаныч укрылся
за разобранной машиной. Ничего, соображает. Я с карабином присел на колено у машины,
взял на прицел открытую створку ворот. Шмель, уже сообразив, что делать, дослал патрон и
с «укоротом» наперевес перебежал за капот «шестерки». Тоже взял ворота на прицел. Дальше
перебежал я, уже к самым воротам. Снова Шмель, занял позицию получше. Я поднял
карабин, воткнул левый локоть в распор между ремнем и цевьем, натянул как следует и, не
опуская ствола, вошел внутрь боксов. Осмотрелся – никого. Только «уазики» новые
выстроились, но было их не четыре, а всего три. Один кто-то угнал, наверное. Сволочи. На
стапелях висел разобранный до рамы «Дефендер», над ямой стоял «крузак» без двигателя и
внутренностей салона. У дальней стены пристроилась оранжевая длинная «Нива» с
надписью «Техпомощь» на бортах. А мужики небось в машинах спрятались. Или в шкафах.
Но свет выключить забыли.
Следом за мной зашел Шмель, присел за собственной «Нивой», которая стояла к нам
ближе всего.
– Леха, что наблюдаешь? – запросил я.
– Ничего, вообще. Тихо, – откликнулось радио.
– Понял.
И тут ничего не наблюдаем. Точно, поховались мужики. Схоронились. Я крикнул во все
горло:
– Мужики, вылезайте! Не заставляйте искать! Вас никто не тронет, катитесь на все
четыре стороны.
Тишина. Ни звука. Можно бы и поискать, да тут такая вещь… например, а если у кого
из них ружьишко имеется? А если они решат продать жизнь подороже и кинутся с
железками? Придется ведь на поражение стрелять, а за что? Они нам ничего не сделали.
– Мужики, вылезайте из своих нычек на хрен! – заорал я так, что дверцы железных
шкафов отозвались и у самого в ушах зазвенело. – Все равно машины отсюда уезжают, мы за
ними приехали! Вы уже в пролете!
Тишина. По-прежнему тишина. Я закинул карабин за спину, достал из кобуры ПММ,
скинул предохранитель. Лучше с ним по тутошним лабиринтам гулять. А если случится
стрелять, то от пистолетной слабосильной пули меньше вреда будет, чем от мощной и
быстрой из СКС. Шагнул вперед, присел, заглянул в яму под крайним УАЗом. Никого.
Поднял пистолет перед глазами, заглянул в салон машины – тоже никого. Сдвинулся вперед.
Показал Шмелю, чтобы тот сместился. Шмель перебежал метров на пять, пристроился за
верстаком. Вдруг он замер и показал глазами на металлический шкаф рядом с собой. Я также
глазами переспросил: «Этот?» Он кивнул, видать, услышал что-то.
Я тихо подошел к шкафу, обводя стволом пистолета помещение. Шмель снова
сместился, встал на колено, держа автомат у плеча. Я подкрался к шкафу, рывком открыл
дверь, ткнул в лицо сидящему там испуганному мужичку пистолетом и заорал, как
припадочный: «Лег! Лег, сука! Мордой в пол!», схватил его за шиворот, подставив ногу,
повалил на пол, поставил подошву ботинка между лопаток и направил на него пистолет.
– Где второй? Сколько вас? Сколько, на хрен? – продолжал орать я, намеренно нагоняя
на него страху.
– Двое, двое! – заголосил вконец перепуганный мужик.
– Оружие есть?
– В машине оставили!
– Тань, как слышишь? – запросил я радио.
– Хорошо слышу, – отозвался наушник.
– Загляни в «шестерку», там оружие есть?
– Момент.
Через несколько секунд в наушнике снова раздался Татьянин голос:
– Двустволка лежит.
– Спасибо.
Я спросил у мужика, уже тише, даже со смехом:
– Слушай, а как же вы ружжо-то в машине забыли?
– Мешает, – чуть не заплакал тот.
– Мм… А я тебе здесь не мешаю? – полюбопытствовал я, чуть придавив ногой.
– Не… – проблеяла моя жертва.
– Ага. Тогда я пока тут постою, не возражаешь? – спросил я. – Пока другу твоему
прятаться не охренеет и он не вылезет. Может, позовешь?
Мужик сопел и молчал, друга выдавать не желал. Я вздохнул, сказал:
– Слушай, вас ни бить, ни убивать никто не будет. – Тут я еще чуть-чуть придавил его
подошвой. – Просто валите отсюда, пока мы делом заняты. Зови своего кореша и проваливай.
Через час вернетесь и заберете, что мы не вывезем. Все. А если вынудишь нас его искать, то
оба огребете до детского голоса. Прямо по морде, без пощады.
– А что вы не вывезете? – неожиданно спросил он.
Вот, блин, практичная душа. Тут думать надо о том, чтобы в расход не вывели, а он
снова об имуществе.
– Зови друга, потом обсудим, ушлепок! – снова надавил на голос я.
– Он в последней яме спрятался, – сказал мужик.
Шмель услышал, кивнул и через минуту привел за шиворот второго. Такого же
примерно возраста, как и первый, лет сорок с небольшим, мелкого, с усами и тоже в синей
спецовке. Я взял свою жертву за шиворот, поднял. Мы отогнали мужиков к стенке,
обшмонали. Ничего, ну а раз ничего, то можно и поговорить. Я снова связался с Лехой и
приказал им подтягиваться ближе к воротам, занять позицию для того, чтобы нас прикрыть.
Затем вызвал в бокс Татьяну.
– Теперь колитесь, орлы, зачем пришли? – спросил я их, после того как мы отогнали их
в дальний угол, где они точно ничем помешать не смогут.
– За машинами, – вздохнул один из них, который без усов.
– За машинами – это хорошо, – кивнул я. – Тут все за машинами. А куда на машинах
ехать собирались? Если не секрет, конечно?
Вопрос был на самом деле не праздный, мне действительно было интересно, что
думают люди о происходящем и что планируют делать?
– Отсюда подальше, – сказал усатый.
– Сколько вас едет?
– Ну… – явно удивился вопросу усатый. – Ну жена, теща, дочка. И вот с ним жена и
трое детей.
Он показал на безусого пленника.
– Ты из Москвы или из области? – поинтересовался я, убирая пистолет в кобуру в знак
миролюбивых намерений.
– Тутошний. Работаю в Москве. Только большого ума не надо, чтобы понять, что бечь
отсюда пора.
– Бечь, говоришь? – Мне понравилось слово. – Бечь надо, это верно. Куда?
– В Псковскую область, к моему брату. В деревню, – ответил усатый.
Ага. Правильный подход. Чем глуше деревня, тем безопасней. Зомби нужен стимул,
чтобы куда-то брести. Опять же рыбалка, огород. Выжить можно. И зиму перезимовать. Вряд
ли к зиме в Москве останется центральное отопление, равно как и в иных городах. А в
деревянной избе, да с печью, да с запасом дров, можно жить припеваючи. Правильно мужики
решили.
В ангар забежала Татьяна, я позвал ее, но никаких «агрессивных» приказов вроде
«охраняй их» отдавать не стал. Эти нам одновременно и не противники, и не враги.
– Кем работаете? – снова спросил я у мужичков.
– В автохозяйстве, слесарями, – уже с большей готовностью отрапортовал усатый, видя
нашу миролюбивость.
– Угу, – кивнул я. – Что за хозяйство? И чего оттуда ничего не прихватили?
– Да коммунальное, автобусы, – махнул тот рукой. – Взять-то можно, но на ЛиАЗе
далеко ли уедешь?
– Ладно, – кивнул я. – Сколько вам машин надо, говорите?
– Две! – уже с надеждой на самый лучший исход сказал безусый. – Больше нам без
надобности, на две семьи.
– Кто четвертый УАЗ угнал, а? – вдруг грозно спросил Шмель.
Он, как и я, уже считал эти самые УАЗы своими, а тут на тебе…
– Мы не брали! – наперебой замотали головами мужики. – Мы без понятия!
– Ладно, возьмете «Ниву». Вот эту… – сказал Шмель, стукнув по капоту собственной
машины, – и…
Не, УАЗ я им не дам, это без вариантов. Какие бы симпатичные мужики передо мной ни
стояли. Пусть только попробует, Шмелина мордатая…
– … и «техничку» берите, с ней все в норме, только заднего сиденья нет, – закончил
Шмель.
Точно! А я и не сообразил. А недостающее сиденье вон пусть от своей «шестерки»
прилепят, как сумеют. Очень даже замечательно.
– Слышали? – спросил я.
– А то!
Не надо быть жадным, тем более на халяву. А эти два мужичка семейные, что, впрочем,
по ним видно, обычные работяги, которые потом пропадут тут ни за грош.
– Кстати, ни фига вас народу! – удивился я. – А барахло как повезете?
– Да не вопрос! – снова влез усатый. – У меня прицеп есть, и у обоих багажники. И
знаем, где еще один прицеп стырить можно, так что не пропадем.
– А где «Урал» новый или «шишигу» стырить можно, не знаете? – спросил я.
Мужик, неожиданно для меня, явно задумался. Я тоже замер, боясь его мысль спугнуть.
– Нет, не знаю я… – пробормотал он.
– Ну да и ладно, – согласился я. – Только теперь поработаете, чтобы жизнь малиной не
казалась. Вон те бочки пятидесятилитровые в углу видишь? Их надо слить, промыть и в
наши машины загрузить. А мы вас побережем от всякой нечисти, пока вы тут трудиться
будете. А вот он… – я показал пальцем на внушительную фигуру Шмеля, – поохраняет вас.
Чтобы вы не передумали, значит. Вперед!
– Я сам прослежу, – вдруг заявил зашедший с грозным видом в цех Степаныч.
Ну и отлично! Оставив обоих Шмелей как главных автоэкспертов и контролеров
следить за качеством проводимых работ, мы с Татьяной вышли на улицу. Дело близилось к
вечеру, немного свежело, но все же для марта было необычно тепло. Плохо. Хорошие
морозы, хоть для них уже и не время, могли бы сейчас здесь остановить эпидемию, вогнать
всех зомби в малоподвижное состояние, сделать их уязвимыми. Так нет, тепло, как в
середине апреля. Если не везет, то не везет до конца. Всем, включая весь этот мир.
В кармане завибрировал мобильный. Я глянул на номер – Сергей Сергеевич.
– Слушаю.
– Сергей, ты был прав, – сказал он. – За Дегтяревыми приезжали.
По идее, у меня сердце должно было в желудок провалиться, но голос у него был
нормальный, так что я решил не паниковать, а послушать дальше. Провалиться все и везде
успеет, если надо.
– И что?
– Все в порядке, – ответил он. – Мы засаду устроили. Было четверо, есть трофеи.
Насчет трофеев я договорился, куда пристроить. У нас пострадавших нет. Но они убили
дачного сторожа, который с нами тогда ехал.
– Петрович, – вздохнул я. – Рыжий такой, с бородой.
– Да, его.
Я с облегчением выпустил воздух, хоть и несколько застеснялся своей черствости.
Петровича мне жаль, но я уже к смертям вокруг привык. Главное, что не пострадал никто из
своих. Он услышал мой вздох, засмеялся:
– Ты не видел, на что девушки способны. Партизанская засада в классическом виде, те
и выстрела в ответ сделать не успели. Их просто снесли, за секунду. На куски разорвали.
– Ну и отлично, – заявил я. – Не хрен было. А следующие не заявятся?
– Это уже не ко мне вопрос, – ответил он. – Сам соображай.
– Понял. Скоро выедем обратно. Вы там поаккуратней.
Сергей Крамцов
21 марта, среда, вечер
Колонна из «крузака» и трех перегруженных УАЗов проскочила в ворота дачного
товарищества, промчалась по аллее и свернула в проулок. Сергей Сергеевич с Ксенией
быстро распахнули ворота в два противоположных двора, и машины загнали туда. Заглушили
движки, выбрались из салонов, разминаясь. Меня ощутимо потряхивало после боя, Леха со
Шмелем тоже хладнокровными героями не выглядели. Все же мертвяки – это одно, а
заваруха со стрельбой – это совсем, совсем другое.
Но съездили неплохо. Мало того что обзавелись автомобилями, но в дополнение к ним
огромным количеством автослесарного инструмента, шестью пустыми и тщательно
отмытыми пятидесятилитровыми бочками, в которых очень хорошо будет возить путевой
запас горючего, один прицеп, непонятно как попавший в Россию немецкий военный,
грузоподъемностью до пяти центнеров, на мощных внедорожных колесах, до того сиротливо
стоявший во дворе сервиса под навесом. Большой джип с таким прицепом может заменить
грузовик, если вдруг потребуется. Хотя я не оставлял надежды разжиться нормальным
грузовиком. Чем больше будет бардака, тем выше вероятность захватить где-нибудь
требуемую машину.
Все начинают стремиться подальше от зараженного мегаполиса, а мы, наоборот,
постараемся быть поближе к нему некоторое время, осмотреться и, чего уж греха таить,
подобрать то, что плохо лежит. К счастью, оружием и вездеходным транспортом мы
обеспечены всем на зависть, а мародерку, как средство поправки благосостояния, пока еще
никто не отменял. Чем лучше обеспечимся, тем с большей вероятностью нам удастся
достигнуть «Шешнашки» и уехать оттуда. Не следует забывать, что недоброжелательная
судьба взвалила на наши плечи настоящую сверхзадачу. И еще следует помнить, что походом
туда дальнейшие планы на жизнь не исчерпываются, а следовательно, надо бы и о будущем
задуматься.
Гордые своей победой Сергеич и Маша повели меня показывать трофеи. Повоевали они
действительно неплохо. Четыре мобильные радиостанции-трансивера, причем не наши
любительские, а профессиональные, лицензируемые, и одна автомобильная базовая, три с
половиной сотни макаровских патронов, и это без учета добытого из оружия. Целых четыре
служебных «ижака» с полным боекомплектом каждый, и в полиэтиленовом пакете – еще
четыре коробки патронов 9x17 мм, по пятьдесят в каждой, не вскрытых. Даже при этих
условиях мы можем снабдить альтернативным оружием каждого в отряде. А ведь есть еще
настоящее богатство – четыре ПБ с длинными глушителями, причем к каждому из них по два
запасных магазина. С ума сойти. Иметь бесшумное оружие в отряде можно было только в
мечтах, а тут на тебе!
Покопались в мешках, в которых нашлись относительно подходящие кобуры, которые
Леха обещал доделать, чтобы подходили под пистолет с глушителем. Поэтому я быстро
произвел перераспределение материальных благ. Захапал себе один из ПБ, вложив его в
мягкую макаровскую кобуру, а глушитель убрав в разгрузку. Второй такой же, как главный
победитель, взял Сергеич, имя которого уже плавно сократили до отчества, а его ПММ сразу
же отобрала Татьяна. Один из ПБ взял Леха, тоже свинтив глушитель и спрятав, Шмель от
такого отказался, а последний взяла Вика. Ну и правильно, стреляет она намного лучше
Шмеля.
Затем, за ужином, не отказали себе в удовольствии даже по «сто наркомовских»
принять, за победу наших неопытных, но отважных девушек над опытными, но тупыми
ублюдками. Все же самое настоящее боевое крещение. А заодно я мысленно тысячу раз
благодарил всех богов и кого угодно за такой «рояль в кустах», как Сергеич. Повезло же нам
в день нападения обзавестись опытным именно в деле охраны и обороны профессиональным
военным! Если бы не он, то девушки бы не отбились от четырех подготовленных убийц, тут
и к гадалке ходить не надо. А он… раз-два, противника одной машиной во дворе в
заблуждение ввел, подвел под засаду, под огонь четырех стволов с расстояния брошенного
камня, даже ближе. Один залп, и враг умер. Идеальная засада, засадили по самое «не могу».
Кстати, Сергеич от водки отказался. Нехарактерно для бывшего военного, но я подумал,
что это может быть неспроста. Не зря же бывший офицер в простых охранниках оказался. А
причины разные бывают, вот и отказывается.
После ужина я организовал всех новичков военного дела на освоение пистолетов.
Сначала тренировал «всухую», а потом увел в конец проулка и, хоть темно было, заставил
отстрелять по магазину по удаленной метров на пять мишени, как ни давила жаба за
патроны. Впрочем, я не думал, что патронами «курц» мы еще разживемся, так что решил
использовать «ижаки» как учебное оружие, благо по форме и весу они повторяют «Макаров».
К моему удивлению, лучше всех в стрельбе прогрессировала рыжая Маша, что я не преминул
отметить. Надо же… А ставки я делал на Аню. Теннисистка тоже неплоха оказалась, но
Маша все же лучше.
Когда вернулся во двор, Леха сказал мне, что к нему подходил восьмилетний Сашка и
потребовал его тоже вооружить. Я хлопнул себя по лбу и полез в чехол за «Соболем».
Мелкашка легкая, патронов к ней много, можно и пацана учить полезному делу. Лишь бы
только под присмотром. Все это было торжественно вручено Сашке, который чуть в обморок
не упал от радости – шутка ли, настоящая винтовка! Вика сразу взялась его учить, так что все
оставшееся до сна время мы проводили под аккомпанемент выстрелов – он палил прямо с
моего штакетника по поленнице в соседнем дворе. Из второй винтовки, Лехиного «тозика»,
стреляли Маша и Катя.
Осмотрел трофейный АКМС. Автомат был живой, даже воронение толком не вытерто с
изгибов ствольной коробки, но магазин к нему всего один. От эмкашки не приспособишь, все
равно подаватель отличается, лучше и не пробовать. В резерв его, пока не разживемся
рожками и патронами к нему. Пригодится еще, уверен.
Ближе к отбою мы с Сергеичем и Лехой сели на крыльце вскрытого сегодня дома
напротив. Сергеич рассказал о том, что договорился об обмене захваченного ими
внедорожника на продукты, на овощебазе в Хлебникове. Это было совсем недалеко, в начале
Дмитровского шоссе, и проехать туда с Ленинградки можно было мимо шереметьевских
аэропортов, что исключало выезд на опасную ловушками МКАД. Полученное от
хлебниковских торговцев продовольствие следовало поделить пополам с бывшими коллегами
Сергеича. Те брали свою долю за организацию обмена и за то, что на это время усилят наш
отряд несколькими людьми. База эта была всегда местом полукриминальным, и ехать туда
сейчас, просто так, с бухты-барахты и не в силах тяжких, никому не рекомендовалось.
Согласие на операцию Сергеич получил от нас сразу. С припасами у нас было вообще
так себе. Если с машинами и оружием все в порядке, то лекарства или такая банальная вещь,
как мыло или зубная паста и все такое прочее – ровно в том объеме, в каком удалось
прихватить из дома. То есть мало. Мало горючего, бочки следует наполнить. Мало еды. Да, я
тогда закупился, насколько смог, но сколько может влезть в три большие супермаркетные
тележки, если нас здесь теперь такая толпа? А та же Татьяна намекала на необходимость на
будущее запастись и сугубо женским гигиеническим материалом.
Со всем этим были проблемы. Какие? А простые – магазины закрылись, а громить и
грабить их еще не начали. Сунешься туда мародерить первым и будешь уничтожен каким-
нибудь проезжающим мимо военным патрулем. Рады бы заплатить, да некому, двери на
замке. И деньги цену уже потеряли, судя по всему. А как об обмене договариваться и с кем?
Нет еще новой системы меновой торговли, хоть ее появление и не за горами. Тогда и начнем
организованно менять шило на мыло.
Мария Журавлева
21 марта, среда, вечер
После того как выезжавшие за машинами вернулись обратно, без потерь и с
многочисленными трофеями, Маша успокоилась окончательно. Никакие кошмары по поводу
снесенных из ружья человеческих голов ее не преследовали, и чувствовала она себя
прекрасно. Скорее даже ощущала моральное удовлетворение оттого, что защитила детей,
себя и друзей, выполнив тем самым свой долг перед принявшим ее «племенем».
С удовольствием провела два часа в компании все больше и больше нравящихся ей
сестер Дегтяревых, учась обращаться с пистолетом. С неменьшим удовольствием
расстреляла магазин в висящие на заборе обрывки бумаги и, к собственному и окружающих
удивлению, ни разу не промахнулась. Затем послушала, как Таня, сидя на кухне «женского
дома», в который переименовали дом Сергея, рассказывала о поездке. Дети были с ней,
вполне оживленные. Они целый день проиграли на улице, замучили кота, спрятавшегося от
них на крыше веранды, и не сумели замучить собаку. Привыкли они уже и к Алине
Александровне. Впрочем, они и раньше проводили много времени в компании приходящих
нянь, так что легко осваивались.
Затем она повела детей наверх укладывать спать. Дети как-то очень естественно
восприняли то, что на маме появилась военная форма, а на поясе – пистолет в кобуре.
Возможно, подозревали, что именно сюда и именно за этим они и ехали. Сашка подробно
расспросил о каждом, кого видел сегодня, и Маша, как могла подробно, рассказала обо всех.
Версия была упрощенная, но вполне логичная. Мол, бывшие солдаты и их друзья собираются
здесь в отряд, чтобы защититься и защитить Лику с Сашкой от упырей. А через несколько
дней они поедут далеко-далеко на машинах, в безопасное место, куда никакие упыри не
доберутся. Все, конец версии. Впрочем, упырями мертвяков называла только Маша, а Сашка,
как самый продвинутый, именовал их «зомби», причем пытался слово склонять: «Зомбей,
зомбям, зомбями» и так далее.
Дети почти не расспрашивали о дневной стрельбе на улице. Маша сказала им, что в
дачный поселок забрели зомби и их застрелили. А поскольку детей спрятали в доме и
происходящего они не видели, то такое объяснение их вполне удовлетворило. К зомби уже
начинали привыкать, они превращались в часть действительности. А Маша порадовалась,
что теперь дети явно не хотят отходить далеко от дома. За весь день они и попытки выйти со
двора не сделали и старались не выходить из поля зрения взрослых. Даже за баню не
заходили и не бегали к воротам, где их не видно. Фобии фобиями, но их жизнь дороже.
Об утреннем происшествии они расспрашивали больше, и здесь Маша рассказала им
все честно, разве что не настаивала на том, что это были именно милиционеры, а согласилась
с Сашкиной теорией, что могли быть и «переодетые». Если Сашке так удобней думать –
пусть думает. Теперь, судя по всему, вообще всех опасаться приходится. Народ разбегается по
стаям, а стаи вскоре начнут что-то делить и между собой враждовать.
В ходе беседы их голоса становились все тише, и вскоре оба уснули, и Лика, и Сашка. А
Маша подсела к столу у окна, зажгла стоящую на нем настольную лампу и углубилась в
руководство к «Сайге», которое дала ей Вика. Как чистить и разбирать, вкратце научили, а
теперь Маша решила еще и почитать о своем оружии все, что только можно.
Оружие, люди вокруг, машины – все это сделало ее уверенной в себе, и ей
действительно хотелось научиться быть лучшим бойцом. Пусть ее вовсе не терзают муки
совести по поводу расстрела четырех человек на улице, зато она видела, как быстро и
беспощадно был уничтожен враг, посягнувший на их жизни. В том числе и ее руками, тем
самым оружием, что лежит перед ней на столе. Врага ждали, к нему были готовы. И те, кто
пришел их убить, превратились в куски окровавленного мяса, валяющиеся теперь в грязном
болоте на окраине поселка, а их оружие укрепило отряд. Так что если все будут лучшими, то
и детям ее ничего не грозит, так ведь?
Интересно, что еще пару дней назад Маша оружие не любила и откровенно его боялась.
Оружие казалось ей чем-то таким, угрожающим ее безопасности лишь фактом своего
существования. Оно было создано, чтобы убивать, а ведь хороший человек убивать не будет,
следовательно, оно создано одними плохими людьми для других плохих людей, которым
хочется убивать. Логика простая и понятная. Однако уже вчера, после того как ей удалось
овладеть автоматом умершего у нее на кухне и воскресшего милицейского майора, эта логика
здорово поколебалась. Она даже ту ночь провела с автоматом на подушке. Он внушал ей
уверенность.
Сегодняшний грабеж научил ее тому, что оружие помогает не само по себе, а лишь
тогда, когда ты готов пустить его в дело. Что толку было с их оружия, если они
дисциплинированно спрятали его в машине и перед лицом этих самых «оборотней»
оказались безоружны? Даже Сергей Сергеевич не решился выхватить свой табельный
пистолет. Как же, милиция ведь. А милиция на то и милиция, чтобы комплексами не
мучиться, а грабить граждан в любое удобное для себя время.
И сейчас у окна сидела с руководством по эксплуатации самозарядного ружья «Сайга-
12», переделанного компанией «Стрелец», совсем другая женщина, вовсе не та, что жила в
высотном доме возле метро «Проспект Вернадского» и ездила на работу в банк на
Кутузовский проспект. Ружье лежало перед ней на столе, а под столом, в большой зеленой
сумке, лежал тот самый короткий автомат, с запасными магазинами, полными желто-
зеленоватых, матово блестящих патронов. Тот самый автомат, который спас и ее детей, и ее
саму, который здесь все называли на разные лады – кто «ксюхой», кто «укоротом», кто
вообще «огрызком», и только Маша уважительно звала его «а-ка-эс-у», почти полным
именем. За то, что он их спас.
Александр Бурко
21 марта, среда, вечер
Второй день Вселенской Катастрофы подошел к концу. Но если вчера день был
деятельным, действовал план «Ковчег», все были при деле, то день сегодняшний прошел
откровенно скучно. Все «его люди» были уже в безопасности, доклады из Центра поступали
успокаивающие, что все идет по плану, что укрепление периметра практически завершено,
что редкие мертвяки, появляющиеся возле личной крепости Бурко, расстреливаются издалека
и ничем ему угрожать не могут.
Из Твери по Волге к территории Центра перегнали несколько заранее закупленных
катеров и пару речных буксирчиков, вместе с экипажами и их семьями. Его предприятие и
Центр подготовки ГУ ФСИН были предусмотрительно расположены на берегу реки.
Пасечник разочаровал его, сообщив, что так и не нашлось ни следов исчезнувшего
аспиранта, ни семьи погибшего научного руководителя проекта, но Бурко понимал, что
затеряться в огромном городе, да еще в период наступившей Катастрофы, дело простое, и
винить Пасечника в этом нельзя. Единственное, о чем он действительно пожалел, так это о
том, что Катастрофа наступила случайным образом. Если бы ее инициировал он сам,
«материал» был бы у него в руках и он бы не маялся от безделья в своей усадьбе, а деятельно
распоряжался в Центре.
Перед самой полуночью, когда они с Маратом и Игорем пили чай и смотрели новости
по телевизору, к ним зашел Пасечник и изложил свое видение проблемы. Сказал, что есть
возможность перехватить тех, кого они ищут, на подходе к цели их путешествия, рассказал об
уголовно-контингентной специфике этой территории. И предложил план некой операции,
которая, на взгляд всех присутствующих, вполне имела шансы на успех. И неплохие.
Даже если беглецы не будут пойманы, то Бурко обретет союзников в областях, которые
будут охвачены анархией. Это самый маленький результат, которого можно добиться. Они
обдумали предложение вчетвером, и все пришли к выводу, что заняться этим стоит.
Сергей Крамцов
22 марта, четверг, утро
Утром следующего дня выехали рано, около семи. Я откровенно не выспался, ночью
подменял «фишку», а до этого с Татьяной еще и трахались на узкой скрипучей кровати,
которая имелась в крошечной спаленке второго этажа соседского домика. Поэтому зевал я
так, что рисковал вывихнуть челюсть.
Выехали мы вчетвером. Мы с Лехой в головной машине, моем «Форанере», чуть
оторвавшись от остальных до выезда на Ленинградку, за нами Шмель на «Патруле» со
свежеобретенным военным прицепом, и замыкающим – Сергеич на трофейном черном
«крузаке», который смотрелся в этой компании как жених на помойке. Степаныч порывался
отправиться с нами, но Шмель-младший его отговорил, и наш главный механик остался
возиться с новыми «уазиками», решив устроить им тотальную протяжку и профилактику с
учетом имеющихся условий.
Вика и Татьяна, несмотря на достаточную их подготовку, обе были оставлены на даче
«тащить фишку». Обосновал я им это решение просто – раз Сергеич, как единственный
опытный военный, едет с нами, а без него никак, он организатор, то заменить его на базе
могут лишь две относительно опытные девушки, то есть Вика и Татьяна. Объяснение сошло,
они с ним согласились.
На самом деле главной причиной того, что я их сегодня не взял, было посещение
Хлебниковской базы, населенной, со слов Сергеича, все больше мутным криминально-
торговым элементом. И две хорошенькие девицы с карабинами вызвали бы в этом окружении
нездоровое внимание, чреватое рискованными шуточками, ответами, нездоровым ажиотажем
вокруг этих ответов и, как венец всего, перестрелкой. Поэтому я твердо решил, что сегодня в
группе будут только мужики.
Помимо карабина, висевшего в машине под потолком, я прихватил «укорот». Он будет
поповоротистей в лабиринтах складов и строений, где дистанций стрельбы больше
пятидесяти метров не найдешь. Впрочем, хотелось бы стрельбы избежать. Нам не стрельба,
нам тушенка нужна.
Почти на подъезде к Ленинградке, когда ехали по асфальтовой двухполоске, я заметил
какое-то светлое пятно в прилегающих к шоссе кустах. Притормозил, приказал Лехе пасти
местность, а заодно остановил колонну по радио. Мне почему-то захотелось
поинтересоваться, что же там такое, как под руку кто дернул.
Передернул затвор «укорота», включил прицел, огляделся – никого. И пошел в сторону
кустарника. Подобравшись ближе, заметил следы колес и поломанные кусты. Явно загнали
машину. Еще через несколько шагов разглядел, что привлекло мое внимание – серебристая
«Соната». Возле нее крутился мертвяк, явно пытавшийся попасть внутрь и бестолково
тыкавшийся в прочное стекло. Увидев меня, выпрямился и пошел в мою сторону. Я навел
точку коллиматорного прицела ему в лоб и выстрелил одиночным. Он дернулся и повалился
в засыпанный павшей листвой лесной дерн.
– Что там? – послышался голос Лехи в наушнике.
– Машина брошенная, – ответил я в микрофон. – И мертвяк рядом крутился.
Я осторожно подошел к машине. Понятно, почему жмурик здесь был – ему пахло. На
заднем сиденье автомобиля, кое-как брошенные друг на друга, лежали два трупа с
простреленными головами. Хотя стреляли им не только в голову, вся одежда была пропитана
кровью. Если бы я сейчас этого мертвяка не завалил и он добрался бы до закуски, то на
выходе мы поимели бы суперморфа. Закуски ему тут было завались, в несколько раз бы
разожрался.
Открыл дверь машины. Не заперто. Мертвяк мог совершенно случайно за ручку
потянуть, и стол накрыт. А запах оттуда серьезный, я не то что отшатнулся, а отскочил, зажав
нос и рот рукой и подумав, что надо бы обзавестись повязками на морду. Со вчерашнего дня
валяются явно, успели завонять.
Стволом автомата откинул полу куртки у верхнего трупа. Опа! ПММ в наплечной
кобуре. Интересно… Кто это в нынешнее время завалил вооруженного человека, а ствол с
него не собрал? Непонятно. Просто вообще непонятно. Второму я заглянуть под куртку не
мог, ворочать тела не хотелось, но удалось так же стволом прощупать сбоку. Тоже кобура. И
по размеру похоже, что тоже что-то вроде «Макарова». В нагрудном кармане виднелся
бумажник, и я его аккуратно вытащил, раскрыл.
Ага. Капитан милиции Хвощов, Центральное следственное. Интересно, чему он тут
следовал и как сюда попал? Не с теми ли был, кто к нам в гости пожаловал? Например, искал
с целью «задержать», а кто-то с ним искал с целью «завалить». И чтобы потом не возникало
разногласий, «завалил» сначала капитана Хвощова с коллегой. Как знать, как знать…
В общем, похоронил я погибших оперов, заблокировав двери «Сонаты» изнутри. Авось
не доберутся до них мертвяки, которых тут пока еще совсем немного. А сам вернулся в
машину, и мы поехали дальше, вскоре выбравшись на Ленинградское шоссе. И так,
понемногу, добрались было до поворота на Шереметьево, но на развязке валялся
перевернутый фургон, возле которого гуляла парочка мертвяков, и мы поехали дальше, до
Химок. Там развернулись в обратную сторону, планируя уйти в Хлебниково мимо
шереметьевских аэропортов, через Лобню, там проезд всегда свободный. По крайней мере,
до этого поворота у нас маршрут хорошо разведан, а что сейчас на Дмитровке делается –
никому не известно. Да и по Ленинградке шел уже плотный поток машин. До пробки далеко
еще, но движение очень оживилось, народ валил из Москвы. Давно пора.
К нам, идущим впритык друг к другу в заметно внедорожных автомобилях, с оружием,
которое мы давно уже не прятали, приглядывались, пытаясь, видимо, вычислить нашу
ведомственную принадлежность. Хотя я про себя, да и не про себя, начал именовать нас
«партизанами». А что, вполне подходящее название для наших иррегулярных формирований.
Не бандформирование, все же мы стараемся вести себя хорошо, а самые настоящие
партизаны.
Едва мы вывернули на боковую дорожку, ведущую на Международное шоссе, сзади
послышался вой сирен. Через поток машин напролом пер черный «Ауди А8», номера с
флагами, аза ней вплотную несся черный «Геленд» с охраной, тоже сверкая «люстрами».
– Ты гля, похоже, кто из вождей народных на крыло встал? – слегка толкнул меня Леха,
показывая на все же прорвавшиеся слева от нас автомобили. – В дальние края дернул?
– Может, и не вождь, а просто приближенный кто, – пожал я плечами. – Эти номера с
флагами кто только не таскает, тот же наш Бурко с такими же флагами катается.
В другое время я с удовольствием бы образовал помеху вождевской машине, но сейчас
было не до шалостей, мы должны были выполнить все, что запланировали, без проколов и
неожиданностей. Не до разборок нам сейчас.
Обе черные машины свернули на развязке к аэропорту, мы следом за ними, изрядно
отставая, а вот перед ними по правой полосе изгибающейся развязки шли два зеленых
бэтээра с серьезно экипированными бойцами, сидящими на броне. Они почти не обращали
внимания на нагонявшие сзади машины с мигалками, и ничего бы, наверное, и не случилось,
если бы водила «ауди» не проявил свои господско-холуйские привычки, не нажал на пупочку
ревуна, нагоняя броню. Мол, знай свое место, бойся, пади, гляди, кого везу. Сирена рявкнула,
и совершенно неожиданно головной БТР резко свернул влево, загоняя черный немецкий
седан на откос слева от дороги. Охрана во внедорожнике успела среагировать только
включением такой же сирены, и второй борт, идущий следом, долбанул его своим задранным
стальным носом прямо в среднюю стойку.
Удар был сильным, сидевшие на броне чуть не посыпались вниз, схватившись кто за
что, но удержались. Высокий квадратный внедорожник брызнул мелкими осколками стекла,
опасно качнулся влево и затормозил своим сверкающим хромом носом прямо в багажнике
хозяйской «ауди», смяв его беспощадно и развернув машину на скользкой прошлогодней
траве откоса поперек движения, носом прямо в огромное колесо бэтээра. Охрана вылетела из
«Геленда», как черти из табакерки, и наткнулась рылами на добрый десяток стволов,
смотрящих на них с брони.
Я резко сдал к обочине и притормозил. В середину этой разборки нам точно влезать не
следовало, но посмотреть хотелось, порадоваться за людей. Шмель с Сергеичем тормознули
тоже.
Из «ауди», крича и размахивая руками, лез кто-то маленький, в костюме с галстуком и в
пальто нараспашку. Лицо показалось мне знакомым, наверняка в телевизоре видел, но кто это
такой, я вспомнить так и не смог – портреты членов правительства я точно не
коллекционировал и у себя в сортире не развешивал. Маленький орал на вояк, покраснев, как
свекла, за ним бегал еще какой-то холуй в пиджаке, то ли водила, то ли охрана. Четверо же
охранников из «Геленда» стояли, задрав руки в гору, боясь даже глазами моргнуть. У
военных, всех явно непризывного возраста, выражение лиц к хамству не располагало. Только
главный не просек поляну и вел себя, мягко говоря, провоцирующе.
С брони головного бэтээра вниз нагнулся средних лет подполковник с наголо бритой
головой, единственный во всей группе без шлема и без головного убора, о чем-то спросил
кричащего и прыгающего персонажа из телевизора. Тот как-то осекся, как будто удивившись,
что здесь еще кто-то заговорил кроме него, потом раздраженно махнул рукой, что-то ответил,
подполковник переспросил, вместо маленького что-то утвердительно ответил холуй. И тогда
подпол спокойно вытащил из-под разгрузки ПБ и дважды выстрелил, в маленького и в холуя,
обоим в лоб, обрушив их с небес олимпийской власти на грязный асфальт подмосковного
шоссе. И все автоматы, наведенные на стоящую с поднятыми руками охрану, разом коротко
протрещали, выбросив язычки пламени и струйки прозрачного серого дыма, и охранников
повалило друг на друга.
– Нихренасе… – прошептал Леха. – Кого это они привалили?
– Хрен его знает, – также прошептал я в ответ. – Табло знакомое, но не могу вспомнить.
Один из вояк соскочил с брони, подошел к «ауди», заглядывая в окно, приоткрыл
тяжелую, явно бронированную дверь, которую никто не запер, и выпустил в кого-то в салоне
очередь патронов на пять. Стрелял в голову, судя по тому, как брызнуло красным на стекла.
Затем вернулся к борту, вскарабкался на броню, а двое других вояк прямо с брони
одиночными выстрелами прострелили головы всем лежащим на асфальте. Поскольку
никаких враждебных намерений в наш адрес они не проявляли, я тронул «Форанер» с места
и подтянулся поближе, а за нами следом – наша маленькая колонна.
Открыв дверь машины, я вышел из-за руля, повесив «огрызок» на плечо стволом вниз,
старательно не пряча оружие и при этом не демонстрируя никакой враждебности.
– Тарищплковник! – окликнул я бритого.
Тот посмотрел на меня, как будто пытаясь сообразить, откуда я взялся, затем спросил:
– Тебе чего, боец?
– Вы машины эти броней столкнули бы. – Я показал на «Геленд» с «ауди». – Народ
бежит из города, если поток увеличится – могут быть пробки, а мертвяки уже и сюда
забредают, мы видели.
Он подумал пару минут, затем нагнулся в люк бэтээра, на котором сидел, и крикнул
туда:
– Копыто! Давай-на, задом посталкивай этот триппер с дороги-на. – Затем обернулся к
своим, ухмыляющимся с брони. – А вы чего раззявились, товарищи офицеры? Давай с
брони-на, а то ссыплетесь.
Огляделся вокруг, почесал в затылке.
– И это все тоже оттащите-на, а то намотаем кишки на колеса, потом унюхаемся, –
рявкнул он, показывая на трупы.
Военные попрыгали на дорогу, сноровисто ухватили тела убитых, кого за что, оттащили
на обочину, столкнули вниз. Задний бэтээр сдал назад, а головной, управляемый уверенной
рукой невидимого Копыта, частично съехал с дороги, а затем, прижав массивным задом
сначала одну машину, а затем вторую, поочередно вытолкал их в сторону. Подполковник
подошел ко мне, посмотрел подозрительно, спросил:
– А ты, боец, вообще по какому ведомству-на?
Судя по всему, подпол решил меня мимоходом застроить, исключительно по привычке
и любви к искусству.
– Партизаны мы, тарищплковник, – заявил я в ответ. – Местная самооборона.
– Да ну? – переспросил он, подозрительно сощурившись. Остальные тоже начали
прислушиваться к разговору. – А выглядишь ничего, партизан, по-строевому-на. Гля, с ПБ
еще-на, разжился. Где служил?
Я назвал часть, тот кивнул, спросил, в каком году и где. Затем спросил, кто был
командиром, после чего сказал, что они у нас недолго соседями были, приезжали в
командировку. Я сразу сообразил, кто это такие – «подсолнухи» из контртеррористического
центра ГРУ, который как раз тут по соседству и расположен. Поэтому никого, кроме
офицеров, среди них и не видать. Единственное, чего я не понял, откуда у них бэтээры, да
еще с эмблемами ВВ? Впрочем, какая разница, мало ли откуда?
– Куда направляешься? – неожиданно спросил он меня.
– Неподалеку здесь. За жратвой, – обтекаемо ответил я.
– За жратвой всегда-на, полезно, – согласился подпол, затем оглядел наши три
машины. – Солдат жрет – оборона крепнет. Вас сколько?
– Здесь – четверо. Всего – тринадцать.
– Все мужики?
– Нет. Женщины есть, дети. Даже собаки с кошками.
– Даже собаки, говоришь? – Он ненадолго задумался. – Значит, сюда смотри…
Он полез в «документный» карман разгрузки, вытащил оттуда блокнот. Быстро
черканул пару строк, вырвал страничку, протянул мне. Я прочитал. Там было написано
«Пантелеев», и дальше была корявая подпись.
– Высшие командные курсы здесь знаешь? Теперь Учебным центром кличут-на.
– «Пламя», что ли? – переспросил я.
– Они самые, – кивнул подполковник. – Не будете знать, куда деваться-на, езжайте туда.
Понял-на? Бумажку сохрани, на въезде предъявишь. Скажешь, что Пантелеев послал. Как
понял-на?
– Понял.
– Ну и молодец-на, что понял. Езжай, – махнул он рукой.
Тем временем процесс очистки дороги завершился, подпол вскарабкался на броню, и
оба борта пошли дальше, в сторону аэропортов. Интересно, а что им там-то понадобилось?
Уж не отстрел ли покидающих страну официальных лиц у них в плане боевой учебы? С этих
станется. Ну и я вернулся в машину, где Леха немедленно спросил, кто это такие и чего я
узнал. Я рассказал, что узнал, и мы тоже поехали дальше, понемногу отставая от уходящих
от нас бэтээров. А трупы никто не трогал, хоть на них штук пять стволов точно должно было
быть. Спецназеры их не тронули, ну и нам мародерка на трупах в падлу. Одно дело, когда мы
сами кого завалили, и другое – чужих «двухсотых» шмонать. Найдется и без нас кому. Вон
люди какие подберут, и будет им в помощь.
Хуже другое, то, что трупы-то эти – натуральный корм для мертвяков. А что делать? Не
нам же похоронами заниматься? Не до того нам, нас ждать должны. И ждали. Возле заправки
«Лукойл», что стоит на дороге после терминала Шереметьево-2, нас поджидал новенький,
защитного цвета ГАЗ «Егерь», так сказать, творческое переосмысление бывшей «шишиги»,
если точнее. Пятиместная кабина, кузов-полуторатонник с тентом. Обалдеть, в общем. Мечта
идиота. Нам бы такую, и все, мы готовы к путешествию.
Мы свернули с дороги, тормознули возле грузовика. Все двери в «Егере» разом
открылись, оттуда выскочили пятеро в черных прыжковых костюмах, в черных же разгрузках
и с автоматами АК-74М, притом явно новенькими, без царапинки. У каждого по коллиматору
«Нить-А» на боковом креплении, с резиновыми гофрированными наглазниками, что уже
роскошь. И гранатные карманы в разгрузках не пустуют, там или РГН, или РГО у них. У
двоих даже подствольники. И у одного в руках ПКМ. У всех пистолеты в открытых кобурах
на животе, судя по рукояткам – СР-1,17 мощные, многозарядные. Если это охранники, бывшие
коллеги Сергеича, то они неплохо подогрелись. Самому младшему из них было уже за
тридцать, а старшему так к полтиннику примерно. Мужики все крепкие, типаж того же
Сергеича, явно бывшие военные. А СР-1, насколько я помню, только ФСБ на вооружение
принимало, и никто больше. Можно делать выводы.
Сергеич вышел им навстречу, они все перездоровались за руку. Затем представили нас.
Самый старший из мужиков представился как Доценко, остальные – по именам. Леха со
Шмелем тоже представились. В общем, познакомились.
– Вы где пристроились? – спросил Доценко Сергеича.
– Неподалеку по трассе, – махнул он рукой от Москвы. – На даче.
– Много вас?
– Бойцов или всех?
– И тех, и других.
– Бойцов считай шестеро, еще четверо умеют стрелять, если так можно сказать. Есть
двое детей, женщина – моя ровесница, женщина постарше и собака с котом, – перечислил
Сергеич.
– Как ты подробно, – усмехнулся Доценко. – Присоединиться нет желания? У нас места
много, техники тоже, а людей мало.
– Сам не решу, надо со всеми обсуждать.
– Это я понимаю, – кивнул Доценко. – В спину никто не толкает.
– А где вы обосновались? – спросил уже я.
– Спецакадемию знаешь? – Дождавшись ответа, продолжил: – Вот от нее правее, в
сторону Матвеевского, автохозяйство «Спецстроя». Оно на отшибе, вокруг пустырь,
подступы просматриваются метров на пятьсот. По забору «егоза», два административных
корпуса плюс промышленные и боксы. Своя заправка, горючки туда накачаем – лет на пять
хватит, если на ней не только ездить, но еще и полы ею мыть.
– Вы там семейно?
– А ты думал! Нас сейчас бойцов уже человек шестьдесят и гражданских до сотни
примерно. И еще столько принять можем. Если засядем хорошо, никто потом не сунется. И
недалеко академия, она квадратом построена, крепость. Там тоже люди будут, и среди них
знакомые имеются. В гости будем ходить.
Вот так! За одно утро уже два предложения примкнуть к какой-то группе. Люди
разбиваются на стаи, чтобы выживать. Значит, надежда на то, что ситуация улучшится, у
Алена Кабакова,
директор компании «Логософт»
22 марта, четверг, утро
Близнецы спали, обнявшись, и Алена удивилась, как быстро дети привыкли к таким
спартанским условиям жизни. На двух сдвинутых офисных столах, на свернутых в несколько
слоев снятых с окна портьерах, поверх которых были брошены два спальных мешка. Они
засыпали, как и дома, в десять вечера и не просыпались до девяти утра. Два дня, с того
момента, когда она осталась с ними в офисе, она еще вынуждена была их уговаривать
ложиться на такое не самое комфортабельное ложе, но позже они к нему привыкли, и
никаких проблем с укладыванием детей не было.
Зато самой Алене не спалось. Ее мучили мысли о безвыходности положения, в которое
они угодили. Сейчас в безопасности, но до каких пор? Пока не закончится еда?
Следует вкратце рассказать о самой Алене. Хоть она и была директором компании, но
организовала ее не она, а старший брат Борис. Организовал, подобрал людей, нашел заказы и
в довершение всего подвел маленькую программную фирму «Логософт» под крыло
всемогущей компании АФК «Система», владевшей одной из сетей сотовой связи, огромным
количеством недвижимости, а самое главное для них – отдельным «ай-тишным»
направлением в бизнесе. Эта же компания предоставила «Логософту» немаленький офис,
занимающий половину этажа в старом, семидесятых годов постройки, институтском здании
у метро «Войковская».
Алена всегда была настоящей тенью своего деятельного брата. Она даже внешне была
его продолжением. Оба были рослыми, упитанными, широкими в кости, да и в заду,
широколицыми, а у Бориса даже голос был «толстым» – низкий, гулкий как из бочки. Такая,
прямо говоря, некрасивость для Алены почти полностью исключила возможность иметь
нормальную личную жизнь. Но три года назад она вдруг забеременела и родила двойню, так
никому и не открыв, кто же был отцом детей. Родила для себя, раз уж не светит пожить
нормальной семейной жизнью. А еще через год погиб Борис – попал в автокатастрофу,
будучи в командировке.
Брат был для нее всем – наставником, другом, кем угодно, и, когда он погиб, она впала в
тяжкую депрессию. Пока везли его тело на родину, пока готовились похороны, она почти что
не проронила ни слова. Скорбели о Борисе все. У него было много друзей, которые его
любили за шумный и веселый нрав, за умение быть другом в любых обстоятельствах, за то,
что, создавая свою компанию, он набрал в нее лишь друзей, но при этом всю эту шумную и
разношерстную толпу умудрялся заразить общим делом, общими идеями, и компания
процветала. И, следовательно, процветали ее работники.
После похорон Бориса управление «Логософтом» как-то естественно и незаметно
перешло к Алене. Даже для нее самой незаметно. Никто не претендовал на место директора,
и никто не думал, что после смерти Бориса компания рухнет. И именно она, эта компания,
свалившаяся на совсем не хрупкие Аленины плечи, заставила ее воспрянуть духом.
Компания и близнецы. Каково растить двух годовалых мальчишек без отца и одновременно
работать не покладая рук. Времени на депрессии не остается.
Именно поэтому Алена была благодарна тем людям, которые работали с ней. Даже не за
поддержку благодарна, а за то, что вовлекли ее в новый круг жизни, за то, что дали ей новые
цели. И Алена, со своей стороны, взялась за организацию общесемейного досуга для тех, кто
был с ней. Сама в прошлом активная байдарочница и туристка, она постоянно
организовывала выезды на природу, походы в выходные дни и соответственно отпуска для
желающих. Самому «Логософту» это тоже шло на пользу. Сотрудники дружили семьями,
жили одной большой командой, общались друг с другом, в общем, будущее виделось
радужным.
Когда случилась Катастрофа, народ из «Логософта» всполошился. Те, кто предпочитал
Интернет телевизору, получили доступ к более правдивой, полной и нефильтрованной
информации о происходящем. В Сети были ролики, показывавшие нападения на людей, были
зомби крупным планом, были правдивые мнения ученых, поэтому уже на второй день
Катастрофы Алена пригласила всех, кто хотел отсидеться до того, как власти возьмут
ситуацию под контроль, собраться в офисе. А отсидеться там можно было даже с
относительным комфортом, потому что стальная дверь, перегораживавшая вход на их
половину этажа, полностью изолировала офис от любых посторонних. Были там и
холодильники, потому что из-за отсутствия нормальных недорогих мест питания поблизости
«Логософт» нанимал приходящую повариху. Были свои туалеты и даже душ, непонятно как
здесь оказавшийся.
Призыв был услышан, и к вечеру второго дня в офисе собралось больше тридцати
человек. В основном семейные, с женами и детьми. Детям, которые постарше, долго
объяснять не пришлось, почему все собрались здесь, они видели все сами. Малыши же
капризничали, и с ними было тяжелее. Однако для детей быстро установили в локальной
Сети несколько игрушек, и начиная с пятилетнего возраста все сидели возле компьютеров. С
младшими же возились женщины, по очереди, и, в общем, справились.
Мужская половина населения офиса сразу же после заселения рванула за продуктами.
Это было несложно, прямо на первом этаже соседнего дома расположился мини-маркет,
принадлежащий одному веселому татарину по имени Равиль, в котором сотрудники
«Логософта» регулярно закупали продукты, кофе, расходовавшийся у них на работе в
гигантских количествах, впрочем, равно как и чай. Ну и пиво с прочим спиртным, потому как
корпоративные пьянки после работы в «Логософте» были тоже обычной практикой. От
бутылки-другой пива никто не отказывался. Поэтому в магазине логософтовцев знали и
любили. И помогли затовариться им так, что те еле тащили сумки и рюкзаки с едой. Сбегали
три раза, скупили почти весь магазин.
После того как все вернулись невредимыми и стальная дверь офиса захлопнулась за
последним из вошедших, людей охватила эйфория. Они почувствовали себя в безопасности.
Заиграла музыка, из рюкзаков вынырнуло несколько бутылок водки, и остаток вечера прошел
скорее даже в приподнятом настроении. Хотя интернетные новости, чего уж греха таить,
поводов к улучшению настроения не давали. На карте города, размещенной на одном из
сайтов, отмечались зарегистрированные случае нападения зомби (здесь быстро поняли, с кем
имеют дело). Каждому такому случаю соответствовал красный кружок, но вскоре эти кружки
начали покрывать чуть ли не всю карту сплошным ковром.
А ночью из глубины их здания донеслись отчаянные крики. Кричал не один человек, а
несколько. Мужские голоса и женские сливались в непрерывный гвалт, кажется, даже
хлопнуло несколько выстрелов, но что там происходило – было непонятно. Видеодомофон
показывал лишь пустой лестничный холл, а вся кутерьма происходила этажом выше или
ниже. Кто-то хотел пойти посмотреть, но Алена запретила категорически и даже встала в
дверях, заслоняя их своим немалым телом. И сказала: «Не пущу никого! Всем сидеть в
офисе!» Оружия ни у кого не было, обстановка неизвестна. Терять людей не хотелось.
На следующий день вроде бы все затихло, и двое мужчин, оба по имени Володя,
Большой и Мелкий, решили выглянуть из офиса. Посмотрели в домофон, убедились, что в
лестничном холле никого нет. У дверей остались еще трое, дверь оставили приоткрытой.
Если Большой с Мелким побегут от кого-то, то смогут влететь в безопасность офиса без
остановки. Если же на дверь бросится кто-то враждебный, то три мужика с большой
вероятностью его пересилят и смогут ее закрыть. И даже если того, кто держит дверь за
ручку, хватит кондрашка, его могут подстраховать еще двое.
У Мелкого на ногах были кроссовки, и он выскользнул за дверь совершенно бесшумно.
Большой вышел вторым, не столь бесшумно, как его товарищ. Мелкий молча показал вперед
– дверь в коридор напротив была приоткрыта. Но заглянуть за нее было невозможно, видна
была лишь неширокая щель.
Если их половина этажа принадлежала одной фирме, то напротив была настоящая
солянка. Целая куча маленьких фирмочек гнездилась в комнатах вдоль коридора. Поэтому и
дверь туда была не стальная, как в «Логософте», а самая обычная, старая деревянная, когда-
то даже со стеклом, но теперь его место занимала обшарпанная фанера.
– Посмотреть бы надо, – прошептал на ухо Мелкому Володя Большой, показав на эту
дверь.
– Я гляну, – так же еле слышным шепотом ответил Володя Мелкий. – Ты пока на
лестницу смотри.
– Хорошо.
Разговор услышал Олег Денисов, стоявший в дверях. Он тоже тихо вышел за дверь и
присоединился к Большому, показав тому жестом, что, мол, смотри наверх, а я буду
поглядывать вниз. Большой кивнул, так и сделали. Мелкий совершенно беззвучно дошел до
приоткрытой двери напротив, присел возле нее. Прислушался. Аккуратно заглянул в щель, не
трогая саму дверь, но ничего не увидел. Стена была слишком близко, заглянуть нормально не
получалось. Осторожно, самыми кончиками пальцев толкнул дверь и вздрогнул. Та
заскрипела так, что эхо, казалось, пронеслось по всему зданию. Но ничего не произошло,
никто из-за нее не выскочил, просто открылась настежь, за ней – захламленный полутемный
коридор с дверями на обе стороны. Пара дверей тоже была приоткрыта, и уличный свет,
проходя в окна комнат, попадал и в коридор. Собственно, он коридор и освещал, лампы были
выключены.
Мелкий задумался. Желания идти по коридору дальше не было. Страшно. Но и
спускаться на этаж ниже, оставляя за собой совершенно неисследованную территорию, было
еще страшнее. Если бы была возможность запереть наружную дверь, которая ведет на
лестницу, то он так бы и сделал, но она запиралась лишь ключом, которого у него не было.
Проблема.
Он оглянулся. Володя Большой, заглядывающий вниз через перила, вопросительно
посмотрел на него. Мелкий беспомощно пожал плечами, сожалея, что сам напросился идти в
разведку. Затем прислушался. Снизу, видимо с этажа ниже, донеслись шаркающие шаги.
Сердце подпрыгнуло от радости, он совсем собрался уже крикнуть, но вовремя спохватился.
Про зомби он знал и понимал, что, скорее всего, из-за этих самых зомби, или бродячих
мертвяков, ночью и кричали. А если мертвяки бродячие, то шаги как раз от их брожения
доноситься могут.
Большой тоже заметно напрягся, закрутил головой. На лице появилось озадаченное
выражение, которое обычно показывает, что человек не знает, что ему сейчас делать. А что
действительно делать? Мелкий, как и Большой, в прошлом служил в армии. Не на войне, в
тихом месте на Севере, в войсках связи, но даже там ему довелось походить в караулы и
поносить старенький АК-74 с деревянным прикладом. И сейчас ему вспомнилось, как
прибавлял уверенности в себе автомат, когда ты ночью бродишь по дорожкам вдоль
огороженного периметра в лесу. Тебя так просто не возьмешь! А сейчас, с голыми руками…
А разведать все равно надо, куда деваться?
Шаги внизу стихли, и Мелкий скользнул, все также, сильно пригнувшись, за дверь, у
которой сидел. Снова замер. Взгляд направо, взгляд налево. Две двери на замке. А на замке
ли или просто прикрыты? Надо проверить, а то пройдешь дальше, а тут со спины какой-
нибудь неупокоенный выплывет.
Мелкий аккуратно толкнул одну дверь, затем покрутил ручку. Заперто и за дверью
тишина. Затем он попробовал открыть дверь напротив, но с таким же результатом. Тоже
заперто. Он немного успокоился, все же все не так страшно. Оглянулся. Володя Большой и
Олег сидели возле перил лестницы спокойно, следили не отвлекаясь. Это хорошо. Это
успокаивает.
Мелкий, морщась от тихого скрипа старого рассохшегося паркета под ногами, прошел
вперед. Дверь слева была закрыта, а вот из двери справа на истертый пол коридора падало
прямоугольное пятно света. Перед дверью, прижатый к стене, стоял старый конторский
шкаф-стеллаж, на котором пыльными стопками лежали какие-то древние бухгалтерские
бланки. Мелкий аккуратно заглянул сначала за шкаф, затем внутрь комнаты. В поле зрения
никого, но прямо посреди комнаты перевернутый стул, бумаги с конторского стола сброшены
на пол, там же лежит компьютерный монитор. И еще около четверти комнаты скрыты от
обзора. Та сторона, в которую открыта дверь. Но тишина мертвая. Если бы кто-то там был, то
хоть какой-то звук все же слышен был бы. По крайней мере, за то время, что Мелкий провел
в этом коридоре.
Он задумался, заглядывать ему за дверь или нет? Страшно заглядывать. Сунешь туда
голову и по голове получишь. Но все же решился. Тихо ступил на ковровое покрытие,
натянутое на пол офиса, заглянул все же налево, но нашел только пустой угол. Затем просто
толкнул полуоткрытую дверь от себя, давая ей возможность распахнуться. Облегченно
перевел дыхание. В том углу тоже никого. Пусто. Шкаф стоит, упершись в угол, за ним,
кроме швабры, ничего не спрячешь. Он выпрямился, обернулся в коридор и заорал.
В дверях напротив, которые он счел закрытыми, стоял мертвяк. Что это мертвяк, ясно
было сразу. Бледное, обвисшее и перекошенное лицо. Странная поза. Вся одежда изорвана в
клочья и пропитана запекшейся кровью. И еще он что-то держал в руке и пытался это грызть.
И Мелкий, к ужасу своему, понял, что тот держит человеческую кисть. Женскую, с кольцом и
крашенными в яркий цвет ногтями. Они с мертвецом встретились взглядами, и у Мелкого
сердце со скоростью оборвавшегося лифта рухнуло куда-то в желудок. Такой взгляд
представить себе невозможно. Такого взгляда никогда не будет у живого человека, такой
взгляд может быть только у того, кто умер, а потом каким-то неведомым злом был поднят
обратно, вырван из покоя смерти.
Мелкий инстинктивно отскочил назад, и мертвяк шагнул следом за ним, шаркнув
ногами, закрывая ему единственный выход из комнаты, в которой он очутился.
Из коридора тоже закричали, затем в голову мертвяку угодила какая-то картонная
коробка. Стопка таких лежала как раз у выхода. Товарищи пытались отвлечь мертвяка от
Мелкого. Но тот не обратил на них совершенно никакого внимания, а медленно пошел
вперед, не переставая при этом зубами обрывать лохмотья бурого мяса с разлагающейся
женской кисти и судорожно их проглатывая. Мелкий испуганно попятился назад, затем
забежал за стол. Зомби вошел в комнату, глядя только на Мелкого. Он даже не заметил
перевернутый стул под ногами и запнулся за него, но не упал.
Мелкий судорожно оглянулся в поисках оружия, выхода, убежища, чего угодно, что
поможет отбиться или спастись. Взгляд его упал на системный блок компьютера,
вставленный в стол. Он схватил его руками, дернул на себя, но системник потянул за собой
целый пучок толстых проводов, а валяющийся на полу монитор заскользил к столу. Не
выйдет! Зато он заметил вращающийся офисный стул, схватил уже его и с силой метнул в
приблизившегося мертвяка. Тот даже не пытался защититься, стул угодил в грудь, но не
свалил, он лишь пошатнулся, но на ногах устоял. Однако выронил женскую кисть, и именно
это его задержало. Он неожиданно издал какой-то тихий, скуляще-хрипящий звук, завертел
головой в поисках своей еды. Затем обнаружил ее, медленно нагнулся и потянулся за ней.
Мелкий не мог решиться воспользоваться удачным моментом и попытаться проскочить
мимо, но его спас Большой, неожиданно возникший в дверном проеме. Он поступил просто и
именно так, как следовало, увидев согнувшегося зомби, он отвесил ему мощный толчок
ногой в задницу. И тут уже мертвец потерял равновесие, пробежал два неуклюжих шага
вперед, врезался головой в стеклянный шкаф, с грохотом и звоном обвалив водопад битого
стекла на пол, после чего упал. А Мелкий, обежав стол, пулей вылетел в коридор, огляделся и
заорал снова, но уже не в панике, а показывая Большому: «Еще один!» По коридору в их
сторону шел еще один зомби, почти неповрежденный снаружи пузатый мужик в сером
чиновничьем костюме, даже галстук не сбился у него. Шел уверенно, но, к их счастью,
медленно, иначе им бы точно было не успеть.
Закричали предупреждающе сразу несколько голосов с лестницы, и оттуда же донесся
топот множества ног. Оба Володи сломя голову побежали к спасительным стальным дверям
своей конторы, до которых было всего метров десять, но которые казались теперь такими
далекими. Олег и еще один из тех, кто караулил дверь, махали им руками и показывали вниз.
Пробегая по холлу, Мелкий бросил взгляд через перила. Несколько ковыляющих мертвяков
(он уже не сомневался в том, кого видит) поднимались к ним снизу, а еще слышались шаги
сверху. Мертвый толстяк успел выйти из дверей напротив, за ним шел мертвяк с женской
рукой, которую успел подобрать и у которого из лица торчали лезвиями осколки стекла.
Все метнулись в дверь с табличкой «Логософт» так, что чуть не застряли, затем
ввалились в офис, и дверь с грохотом захлопнулась. В тот момент Мелкий запомнил лишь
покрасневшее лицо Алены, кричащей им: «Никто отсюда больше не выйдет, вы слышите?» А
затем он помнил себя лишь сидящим за столом с рюмкой водки в руке, и кто-то похлопывал
его по плечу и советовал: «Давай накати! Поможет! Давай!»
Он накатил, и это действительно помогло. Не с первой рюмки, но с третьей или
четвертой он все же расслабился, однако перед глазами почти вживую стояло лицо зомби,
грызущего женскую руку. А еще он обратил внимание на частый глухой стук. Он
вопросительно посмотрел на сидевшего напротив Петьку Попова, который прибыл в офис с
женой, сестрой жены и двумя детьми, сыном сестры и его собственным.
– Покойники ломятся в дверь, – пояснил Петька. – Приманились на вас. Да фиг с ними,
дверь крепкая.
Действительно, дверь в «Логософт» была мощной, чуть не сейфовой, даже удары по
ней снаружи слышались приглушенными.
По распоряжению Алены дверь еще и завалили. Сначала придавили двумя офисными
шкафами, а их, в свою очередь, подперли столом. Когда люди стали удивляться, зачем это
нужно, Алена объяснила:
– Вам все равно делать нечего, а водки вы натащили море. Напьется кто-нибудь и
пойдет с мертвецами отношения выяснять. А так наткнется на эту баррикаду и сообразит, что
нечего там ему делать.
Все согласились с директорскими доводами. Пить сотрудники действительно
собирались, и пить всерьез. Пьяному было легче воспринимать окружающую
действительность, да и делать больше было нечего. Даже в окно смотреть не на что, улицы
как будто вымерли, раз в несколько минут одинокая машина проезжает. Можно еще
наблюдать за тем, как развивается Катастрофа, сидя в Интернете, ну и телевизор смотреть.
Многие просто играли.
Действительно, уже минут через тридцать половина сотрудников сидели вокруг
обеденного стола на кухне, на котором стояли стаканы, была разложена закуска, а из
морозилки были извлечены первые две бутылки «Кристалла» с черной этикеткой. Народ в
«Логософте» не бедствовал. И водка подействовала. Испуганные успокоились, напрягшиеся
расслабились, люди даже заговорили не только о недавнем происшествии, которое, к
счастью, хорошо закончилось, но и об отвлеченных вещах. Даже анекдоты рассказывали.
Пьянка угомонилась лишь под утро, в кухне было ужасно накурено, несмотря на
распахнутое окно. Хорошо посидели. В углу стояло не меньше десятка пустых бутылок. А
затем все разбрелись спать кто куда. К счастью для них, у многих здесь были спальные
мешки – страсть Алены Кабаковой к туризму и организации походов бесследно для
сотрудников не прошла.
Александр Бурко
22 марта, четверг, утро
С утра Бурко видел в окно, как на противоположной стороне реки появились первые
зомби, бестолково там блуждающие или просто стоящие. Сюда им прорываться в серьезных
количествах пока не удавалось, но это вопрос времени. Со слов уточнившего обстановку
Пасечника, почти все бойцы Софринской бригады, чьей обязанностью было охранять
окрестности, их уже покинули. И обитатели Рублевки должны были обороняться сами.
Ночью произошло что-то странное, чему пока объяснения не нашли. Охрана
расстреляла из автоматов какую-то тварь, которую заметили на гребне стены, окружающей
усадьбу. И было похоже, что тварь охотилась. В прошлом это явно было человеком, потом это
было ходячим мертвяком. Но этот мертвяк каким-то образом умудрился отрастить себе почти
что волчьи челюсти, немалые когти и даже выгнуть коленные суставы назад, приобретя
способность прыгать как лягушка. К счастью, эту тварь вовремя заметили через ПНВ, 19
ударили сразу из нескольких стволов, обрушив на землю, и уже там добили, хоть и с
немалым трудом.
Когда Бурко рассматривал этот «трофей», у него мороз пробегал по спине. Такую дрянь
и в худшем кошмаре представить невозможно. Что изменило зомби – никто не знал, но зато
все знали, что такие уроды не чета всем остальным мертвякам.
После этого Бурко решил, что больше их в этом месте ничего не задерживает. НИИ
взлетел на воздух еще вчера, превратившись в бесформенный бетонный завал, поиски
Дегтяревых и Крамцова оказались безуспешными. Поэтому он дал команду на эвакуацию в
Центр. Марат вызвал вертолеты, на которых должны были улететь Бурко, Домбровский,
Пасечник, он сам и еще двадцать бойцов охраны. Остальные же должны были в
сопровождении по-прежнему ожидавших их омоновских «Тигров» прорываться туда
колонной. Трудным это дело не казалось, дороги были достаточно еще проходимыми, хотя с
каждым часом, по наблюдениям и телерепортажам, поток беженцев из Москвы увеличивался.
Былое затишье закончилось. Люди уже не рассчитывали, что их спасут, и покидали город.
Наиболее загруженными были направления на юг, хотя Бурко считал, что лучше бежать на
север. Зомби все же были «теплолюбивыми» созданиями. Чем теплее, тем они активней.
Через час прямо на заднем дворе бурковской усадьбы сели два Ми-8 армейской
камуфляжной раскраски; каждый был вооружен парой блоков НУРС, 20 крупнокалиберной
спаркой и «Кордом»,21 установленным в проеме. Из открытых проемов выбросили лесенки,
все загрузились, и еще через минуту Бурко смотрел из-за спины сидящего у пулемета стрелка
на косо уходящую вниз землю. Затем вертолеты наклонились в вираже, ложась на курс, и
пошли туда, где должен был создавать свое царство Александр Бурко. Человек, который
нашел способ убить нынешний мир.
21 Крупнокалиберный пулемет.
Валерий Воропаев
22 марта, четверг, утро
Вырвал Валеру из сонного небытия телефонный звонок. Трезвонил домашний телефон,
трубка которого валялась у него возле подушки. Звонок был требовательный, долгий,
сверлящий мозг. Прежде чем ответить, Валера последовательно посмотрел на часы и на
дисплей. Была половина восьмого утра, а звонил тесть. Или теща, провались оба совсем и
навсегда.
– Але, – буркнул он в трубку, прокашлявшись.
Хоть он вчера водку ни с чем не мешал и хорошо закусывал, похмелье все равно давало
о себе знать – недоспал, да и выпил много. Сушняк долбил теперь в трахею до потери голоса.
– Где моя дочь? – послышался в наушнике, как обычно недовольный, голос тестя.
Излишней любезностью по отношению к зятю он себя никогда не утруждал. Равно как
и к кому-то еще, утверждая, что у него «на вежливость времени нет».
– Во Франции, – зевнув и прокашлявшись, ответил Валера. – Где ей еще быть, птичке
нашей перелетной?
– Когда прилетает?
– Мне не докладывают, – ответил он с какой-то зарождающейся смутной радостью,
словно предчувствуя развлечение. – Когда изволят, тогда и прилетят. Мы тут все больше по
факту реагируем. Приехали – трахаем, не приехали – другой трахает.
– Придурок, – выругался тесть. – За женой уследить не можешь, а мне тут за всех опять
расхлебывать.
Ответственность за исправление всего и вся, что делают неправильно идиоты вокруг,
тоже было излюбленным коньком тестя, на эту тему он мог рассуждать часами. Привычным
было и обращение «придурок», которым он наделял не только зятя, но и всех, кто стоял ниже,
чем он сам, на социальной лестнице. Кто был выше, числился уже «моим корешем» и «вот
таким мужиком», при этом демонстрировался толстый оттопыренный большой палец.
Впрочем, в этой стране мало кто был выше Братского, хоть он из тени на свет не лез, и были
фигуры поизвестней. Даже доченька его переплевывала многократно, сама лезла на глаза
всей стране.
– А чё ты там опять расхлебываешь? – слегка глумливо осведомился Валера. – Небось
мозги опять грызешь окружающим, как без тебя все ложку мимо рта проносят? Или чё
другое делаешь, поумней?
Пауза на том конце провода заметно затянулась. Похоже, что тесть пытался поверить в
то, что он слышал это на самом деле, а ему не почудилось и не приснилось. К такому
обращению он не привык. Валера даже напомнил о себе, спросив:
– Чего молчишь? Скажи что-нибудь, а то подумаю, что тебя там Кондрат обнял, а ты и
помер, на хрен.
– Ты как разговариваешь, сопляк? – надавив на бас, рыкнул тесть, но затем сбился на
привычную терминологию: – Ты себе что позволяешь, придурок?
Однако прозвучало это все не слишком внушительно, и даже петуха на последней фразе
тесть дал чуток, сфальшивил голосом. Чего греха таить, Валера тестя уважал вообще не то
чтобы очень, да и в глазах окружающих Братский вовсе не был таким львом рыкающим,
каким выглядел в своих собственных. Скорее он обладал репутацией банального хама при
большой власти, которой и пользовался беспощадно, на всю катушку. И сейчас, когда зять
решил наплевать на тестев авторитет, телефонное рычание производило на него слабое
впечатление, скорее даже повеселило.
– Ты хотел-то чего или просто поболтать звонишь? – развязно осведомился зять. –
Зачем человека разбудил?
Снова случилась затяжная пауза, после чего вконец озверевший Братский прохрипел в
телефон:
– Заедут за тобой! Чтобы собран был! Я с тобой, придурком, потом разберусь!
И бросил трубку.
«Ну вот, с такого места согнали!» – слегка расстроившись, подумал Валера,
планировавший оттянуться дома денек-другой, в тишине и покое, забив на всю работу, дела и
родственников. Теперь не получится.
Пришлось вставать. Дойдя до кухни и открыв холодильник, он напился воды из
пластиковой бутыли, залив пустыню дравшего горло сушняка, а затем, не удержавшись,
накатил грамм сто водки, решив полечить подобное подобным. Он знал, что похмелье надо
проспать, а сделать этого не дал тесть. Водка проскочила на удивление легко, обласкав
сведенный судорогой мозг успокаивающей волной хмеля.
«Козел вонючий», – подумал о тесте Валера и вдруг замер.
Принятая внутрь водка, да еще на вчерашние дрожжи, мгновенно растормозила процесс
мышления, до того момента зажатый в тисках правил, и его осенила идея, показавшаяся ему
на удивление удачной. Если минуту назад он собирался схватить свои манатки в охапку и
смыться из дома куда глаза глядят, а если точнее, то в снятую для всяких увеселительных
целей квартирку, до того как «за ним приедут», то сейчас планы резко поменялись.
– Стоп-стоп-стоп, – сказал он себе. – А чего это я заочковал? И чем мне это грозит?
Подумав, ответил себе же вслух:
– Да ничем, если по уму все сделать. – После чего добавил: – И вот торопиться,
торопиться не надо.
Последнюю фразу он произнес с интонацией актера Этуша из известной старой
комедии. Он постоял еще пару минут, подперев рукой подбородок, вертя новую идею и так, и
эдак, и она ему настолько понравилась, что он отметил ее еще соточкой, загрызенной
огурцом, а затем бросился собирать вещи, быстро распихивая их в сумки.
Черный «Гелендваген», на котором каталась охрана Братского, показался у его ворот
примерно через час, когда все было уже упаковано и собрано. Однако по Валере сказать это
было нельзя – он был по-прежнему в халате, небрит, волосы всклокочены, глаза красные, и от
него так несло спиртным, что можно было закусывать, просто находясь рядом. Для создания
такого эффекта он себе водкой еще и на волосы побрызгал, и на майку, что виднелась из-под
распахнутого халата. Глянь на такого, и сразу поверишь, что разбудил мертвецки пьяного
человека, мерзкого и неприятного. Что, собственно говоря, Валере и требовалось.
Зазвенел звонок. Валера выдержал достойную паузу, чтобы убедительней выглядела
версия с его пробуждением, после чего с пульта открыл въездные ворота. Большой черный
внедорожник, в салоне которого виднелись два человека, рыкнул мотором и вкатил на
участок, остановившись у крыльца. Как Валера и ожидал, из машины вышли оба охранника.
Братский наверняка пожаловался на буйство зятя, вот они и пошли вдвоем, чтобы справиться
с ним в случае проблем. Что ему и требовалось опять же. Останься один в машине, и все, что
Валера задумал, здорово бы усложнилось.
Снова зазвенел дверной звонок, на экране домофона появились два мужских лица.
Одного Валера узнал сразу, худого, со смешливым лицом мужика звали Артемом, а второй,
высокий круглолицый блондин с залысинами на лбу, был новый, почти незнакомый, так,
встречал пару раз. Валера открыл входную дверь, дыхнул на них перегаром и ухватился за
косяк, пьяно покачнувшись. Артем брезгливо поморщился, помахал перед носом, разгоняя
облако перегара, затем сказал:
– Валерий Палыч, собирайтесь. Хозяин вызывает.
– На хрена? – утрированно пьяно и с вызовом спросил Валера. – А то он звонил чего-то,
да я опять прислал. Забухал вчера.
Про «забухал» он добавил уже доверительным тоном, вроде как понимать должны его
страдания.
– Ну нам-то откуда знать? – разведя руками, спросил Артем, стараясь оставаться
вежливым и дружелюбным. – Нам сказали, мы и делаем. Это уже вы там по-родственному
разберетесь. Давайте поехали, хозяин ждать не любит.
При движении руками расстегнутая куртка на Артеме распахнулась, и Валера увидел
мелькнувшую рукоятку какого-то пистолета-пулемета, висящего на боку. И очень
порадовался этому факту, хоть виду и не подал. На самом деле он отступил от двери, пьяно
покачнувшись, приглашающе махнул рукой и сказал:
– Вещи забрать помогите, а то я не смогу. – Вздохнул тяжко и прибавил: – Ужрался,
упаду на лестнице.
Артем лишь кивнул, причем с заметным облегчением. Он явно ожидал худшего от
пьяного Валеры, а тут всего лишь о вещах разговор. Хоть без драки обошлось, а Валера,
даром что пьяный, мужик здоровый, с таким проблем не оберешься. Да и конкретных
указаний, как с ним поступать в случае проблем, Братский не дал, хоть явно был в бешенстве
после разговора по телефону. Второй парень никаких эмоций не проявил, ни слова не
произнес, а лишь шагнул за Артемом в дом.
– Дверь закрой, сквозит, блин, – буркнул Валера, глянув на того через плечо, и
массивная дверь захлопнулась.
Телохранители Братского в некоторой непонятке топтались в холле, не зная, что им
теперь делать дальше, и Валера махнул рукой, позвав их за собой.
– Пошли, – сказал он. – Из подвала чемоданы надо поднять, поможете.
И, не оглядываясь, пошел вперед, покачиваясь пьяно. Халат на груди распахнулся,
развеваясь крыльями сзади, обнажив голые ноги под трусами-«боксерами» и мокрую от
водки майку. И скрывая кобуру с «Викингом», висевшую на боку. Валера шел по лестнице
вниз, в подвал, охранники тестя послушно плелись следом. В первой же комнате,
переделанной в бильярдную, Валера указал на два больших чемодана, стоящих у дальней
стены, и пробормотал:
– Наверх поднимите. Не дотащу, помру с похмелья. Оденусь пока.
Диспозиция была продумана заранее, до мелочей. На самом деле чемоданы были
пустыми, и стояли они лишь для того, чтобы Артем с напарником шагнули в их сторону. Что
они и сделали, не подозревая подвоха, разве что в последний момент на лицах появилось
ощущение недовольства, вроде как в холуи припрягали.
Одновременно с их шагом вперед Валера подобрался, вдруг обретая кристальную
ясность сознания. До этого, чтобы не вызвать никакого сомнения, он намеренно дал самому
себе ощутить себя пьяным, и сейчас эта защитная пелена спадала с него, как занавес.
Пистолет оказался у него в руке, вторая рука поддержала рукоятку снизу, ствол почти уперся
в затылок Артема, так ничего и не подозревающего. Гулко хлобыстнуло звуком по стенам и
ушам, мелькнувшее дульное пламя опалило волосы на затылке жертвы, пуля, проломившись
сквозь кость, пронеслась через голову, вырвалась в облаке кровавых брызг и ударила в стену,
окрасившуюся красным. Артем умер раньше, чем упал, а второй охранник, так и оставшийся
безымянным, умер через мгновение. Два тела тяжело рухнули друг на друга, а через еще
одно мгновение стихло и метавшееся между каменными стенами эхо.
– Ну вот, по-родственному и разобрались, – сказал Валера, убирая пистолет в кобуру.
Водка ли помогла, или он просто на все уже решился, Валера так и не понял. Но даже
сам удивился тому факту, что никаких эмоций, глядя на убитых им только что людей, он не
испытывал, разве что глубокое моральное удовлетворение. Словно, убив телохранителей, он
как-то уязвил самого Братского, обращавшегося с ним как с мальчишкой на побегушках, кем
он для него, собственно говоря, и был, как ни мерзко это было осознавать.
– Ну вот, теперь можно и не спешить, – сказал он вслух, вытаскивая из стенного шкафа
заранее приготовленные спортивный костюм и кроссовки.
Даже это он предусмотрел, чтобы потом не терять лишнего времени, приготовил
сменную одежду у места убийства.
– Ну-ка, ну-ка, чего у нас тут интересного? – спросил он сам себя, присаживаясь на
корточки рядом с Артемом, с недоумением смотрящим остекленевшими глазами в
подвальный потолок.
Откинув куртку, он снял с него висящий на плече на хитрой конструкции нейлоновом
ремне увесистый пистолет-пулемет, напоминающий привычный всем «укорот», только с
другим, узким магазином и без длинного надульника, вместо которого был короткий
пламегаситель.
– Это что такое? – с удивлением спросил он, разглядывая оружие со спаренным
изогнутым рожком. – Не, это «ксюха», без базара, только почему под… под что это?
Отстегнув магазин, он глянул на видневшийся в горловине патрон.
– Ага, парабеллумовский, – кивнул Валера. – Хорошо. А я таких волын и не видел.
Взял в руки, откинул рамку приклада, примерился. Нормально так получилось,
ухватисто. И привычно, все, как в знакомом «калаше», что тоже хорошо. Да и сомнения
никакого нет, что это и есть «калаш», просто переделанный под пистолетный патрон,
наверняка для МВД.
Кстати, какое ведомство охраняло Братского, Валера до сих пор не понял. Подозревал,
что это какие-то менты, которые на самом деле числятся на службе где-то в другом месте.
Многие люди от власти, кому по должности не полагалась охрана от известного
федерального ведомства, обходились такими вот способами. Все лучше, чем частная контора,
у которой и прав меньше, и возможностей. А тут – при ксивах и власти.
– А мы богатенькие… – чуть не пропел он, обнаружив на поясе Артема еще и кобуру с
«Грачом» и запасным магазином, а на другом боку подсумок, в котором были еще четыре
спаренных изогнутых рожка к пистолету-пулемету.
Валера, старясь не измазаться в крови и не испачкать трофеи, нашел пряжку ремня,
удерживающего подсумок, и, расстегнув ее, вытащил ремень из-под тела.
– Хорошо так приготовились, видать, совсем вокруг дела плохи. Не зря я вас вальнул,
хлопцы, ох не зря, натопил с вас сала, – добавил он, улыбнувшись радостно.
Тут у него мелькнула загнанная в дальний угол сознания мысль, что если интуиция его
подвела и жизнь вернется в нормальное русло, то его можно считать покойником. Без всяких
поправок на ветер, самым настоящим, стопроцентным покойником. Его найдут и обязательно
убьют, и хорошо, если убьют быстро. Но эта мысль, покрутившись в мозгу, канула в небытие,
ничуть Валеру не расстроив. Покойником так покойником, зато сейчас сколько свободы сразу,
никогда столько не было. Не вечно же жить, на самом деле?
Его взгляд упал на убитых, и он добавил, что эти вот тоже сегодня помирать не
собирались, а жизнь вон как распорядилась. А он жизни помог.
Второй охранник был вооружен точно так же, как и Артем, и в результате обыска
Валера разжился двумя пистолетами-пулеметами, двенадцатью магазинами к ним и стал
обладателем еще двух однотипных пистолетов с четырьмя магазинами. Неплохо, очень даже
неплохо, с этим можно от кого угодно отбиться.
– Ну вы извините, не до похорон. Тут полежите, – сказал он, обращаясь к убитым, и
пошел наверх.
Больше ему ничего в подвале нужно не было. Выскочив на улицу, он загнал в гараж так
и стоявший у подъезда «Гелендваген», чтобы не маячил, и уже в гараже тщательно его
обыскал. Но ничего интересного не нашел, кроме стационарной радиостанции, которую
снять все равно не сумел бы. Ограничился лишь двумя портативными, взятыми с трупов, и
одним автомобильным зарядным устройством. После этого ему осталось лишь перетаскать
приготовленные сумки с едой и вещами в багажник своего «Рэйнджа», что он и сделал.
Зазвенел мобильный убитого Артема, долго, требовательно, и Валера понял, что
времени у него осталось уже не так чтобы много, за пропавшими охранниками вскоре могут
приехать. Его телефон к тому времени тоже звонил уже несколько раз, каждый раз
демонстрируя на дисплее надпись «Тесть». Там уже начали нервничать, и сейчас, не
дозвонившись не только Валере, а еще и охраннику, наверняка устроят шухер.
– Ладно, хорошего понемножку, – сказал Валер, и взялся за телефон сам.
Он выловил из списка телефон Самбиста и набрал его. Откликнулся тот сразу, словно
ждал звонка.
– У аппарата! – чуть глумливо объявил Володька, узнав, кто ему звонит.
– От аппарата слышу, – ответил Валера. – Чего делать думаешь?
– А чего тут делать? – как бы даже удивился Самбист. – Абзац кругом, войска еще в
город вводят. Пацаны у меня вчера сунулись в одно место, вроде как машины взять хотели, и
напоролись на каких-то с автоматами и гранатами. На двух машинах выехали, а на одной
вернулись, от второй решето осталось. В общем, я на дно залечь думаю, пока тут такие дела.
Дней несколько чистого отдыха.
– И где у тебя это самое дно будет? – уточнил Валера.
– Где-где, в «Заре», естественно, – ответил Самбист. – И братва вся туда подтягивается,
нечего в городе делать.
– А здорово! – обрадовался Валера. – А меня ждешь? Или типа занят?
– У тебя что, время появилось? – удивился Самбист. – Тогда приезжай, не вопрос.
Оттопыримся во весь рост. У нас планов никаких, ну его, сейчас куда соваться, потом костей
не соберешь.
– Верно, время появилось. Неограниченное, – объявил Валера. – В общем, выезжаю. А
с остальным там как? Ну попутные радости и все такое прочее?
– Не дрейфь, все будет, – ответил Самбист. – Все учтено могучим ураганом. Припрягли
кого надо.
– Вот и славно, трам-пам-пам, – пропел Валера, завершив разговор строчкой из какой-
то забытой песенки. – Выехиваю зараз.
То, что Самбист собирался засесть в «Заре», было для Валеры идеальным вариантом.
Подмосковный дом отдыха на берегу Пироговского водохранилища, ранее ведомственный, а
теперь непонятно чей, имел хорошую сауну, куда без вопросов привозили девиц, и место
было настолько «прикручено» командой Самбиста, что там не то что его слово, а движение
брови было законом. Отдельный же корпус в дальнем краю территории вообще почитался
«бандитским» и был любимым местом отдыха, куда Валера с Самбистом наезжали с редкой
регулярностью.
К тому же никто из окружения Братского о «Заре» не знал, так что Валера был бы там в
полной безопасности. Вторым плюсом было то, что Самбист не был занят своими
непонятными делами, никуда не улетел и был единственным человеком, кому по-настоящему
доверял Валера в этой жизни. И именно сейчас ему хотелось быть к Володьке поближе, да и
тот, судя по тону, был не против.
Последней в салон машины полетела сумка с наличными, в которой заодно
пристроился и один из новых пистолетов-пулеметов. Деньги всегда лучше ближе к оружию
держать, свойство у них такое. Кинул Валера прощальный взгляд на свой дом, который
любил только тогда, когда жены дома не было и тесть не звонил, плюнул на его порог через
окно машины и поехал в сторону города, из которого начинался великий исход его
обитателей, на смену которым шли ожившие мертвецы.
Сергей Крамцов
22 марта, четверг, день
Продуктов мы действительно притащили много. В машинах это было не так заметно, а
вот когда все выгрузили и перетаскали в дом, то получилось, что первый этаж дома
превратился в продовольственный склад. Мышей бы не завести. Впрочем, не думаю, что
мыши или крысы здесь появятся, дачный сезон еще не начался, товарищество наше садовое
такое заштатное и на таком отшибе находится, что сюда только вороны долетают.
Поскольку деваться было некуда, я устроил стрельбы из автоматов для Маши и
сестренок. Взяли три «укорота», вышли в лес, где я развесил на деревьях самодельные
бумажные мишени, и сначала долго учил их целиться, быстро менять магазин и уже после
всего дал отстрелять по девяносто патронов каждой (невероятное расточительство). Но не
зря, наука явно шла на пользу, в мишени они начали попадать. И опять самой лучшей в этом
деле оказалась рыжая Маша. Причем настолько лучшей, что, пожалуй, и сам я не смог бы
всаживать короткие трехпатронные очереди в мишени с лучшей меткостью.
Из всего этого я сделал вывод, что в штатном расписании нашего отряда надо бы Машу
поучить на снайпера, если будет какое-то подходящее для этого оружие.
Потом был общий ужин, с посиделками и болтовней, потом я наконец оказался
предоставлен самому себе. Леха сегодня первым менял Сергеича, за ним была очередь
Шмеля, а уж потом – я. Теперь я мог хоть со своей девушкой поспать, а то ведь с таким
графиком жизни забудешь, как это делается. Хорошо, что у нас народу прибавилось. НП и
днем девиц наших в занятости держит, вроде при деле они, и на что другое теперь время
остается.
После того как Леха вскрыл дом напротив, разместились мы вполне нормально, с
поправкой на нынешние условия. В этом доме было две комнатки внизу и две маленькие
спаленки на втором этаже, совсем крошечные. В одной устроились Леха с Викой, во второй –
мы с Татьяной. Спальню на первом этаже Шмелевы заняли всем семейством, кроме Кати,
которая ушла к сестрам, а Сергеичу отдали диван в гостиной. В моем доме на втором этаже
разместилась Маша с детьми, там кровать широка и раскладушка у меня в запасе имеется.
Алина Александровна с дочками устроились в гостиной и спальне на первом этаже. Прямо
скажем, не раздолье офигенное, но вскрывать еще один дом не хотелось. Не по причине
порядочности – не до нее сейчас, а просто не хотел я народ слишком уж рассредоточивать.
Так в одном дворе караульная собака и напротив НП на чердаке, вся территория под
контролем. И хоть «бодрянки» у нас нет, но трансиверы стоят включенными у головы, подай
сигнал – и мы все у окон со стволами. Да и я пару раз за ночь встану и «фишку» проверю, не
погнушаюсь. А плюс еще один двор, и уже контролировать будет сложнее.
Татьяна ждала меня, сидя на скамеечке на соседской веранде. Я присел рядом, вытянул
ноги. Вечер был достаточно теплым для этого времени года, да и одеты мы тепло. Я обнял ее
за плечи, она привалилась ко мне.
– Ну что, командир, что дальше делать будем? – спросила тихо.
– Завтра обмен совершим, а затем затихнем на недельку, – ответил я. – Так, разведка,
мелкая мародерка, не больше. Выжидать будем.
– Чего выжидать?
– Ясности, – пожал я плечами. – В городе ситуация идет от плохого к худшему, уже
банды образовываются. Думаю, через пару дней эти самые новые банды за запасы сцепятся.
За продовольствие, топливо, оружие. Те, кто не успел хорошее место под себя подмять,
попрут на тех, кто успел. И пойдет месилово, была Москва, а будет гуляйполе. И то же самое
будет на дорогах.
– Думаешь?
– Конечно. В любом случае за подходящими машинами охота начнется. И даже
необязательно организованная, а так… увидел – отобрал.
Я рассказал ей о том, как мы съездили в Хлебникове, о том, что новая банда заглотила
кусок не по силам, но отдавать его не собирается. Я прогнозировал либо насильственную
смену нынешней власти какими-нибудь другими особями, повлиятельней, которые еще
людей приведут, либо захват всей базы бандой побольше, под началом начальника городского
УВД, например. Или командира ОМОНа. И тоже совместно с местными братками. Потому
как не верится, что те же «долгопрудненские», кому до Хлебникова два шага, да и
«лобненские», потерпят захват кормовой базы каким-то майором с какими-то невнятными
кавказцами. Тем более видел я, как они вооружены. Так, для банды нормально, а для войны…
не пойдет. Не выстоять им против настоящего противника.
Военные сами на них однозначно не пойдут, они скорее на своих мобскладах засядут,
огромных и просторных, на сухпаях и оружии, в своих ППД, 22 кто по домам не разбежится. А
Александр Бурко
22 марта, четверг, вечер
До Центра вчера долетели меньше чем за час, хотя летчик вел машину в максимально
экономичном режиме. Так распорядился Марат на будущее – экономить все, если ты не в
бою. Полет Бурко запомнился, в своей жизни он ни разу не летал на вертолете. Первый класс
в самолете рейсовом или сверхкомфортабельный салон собственного «Гольфстрима» –
совсем другое. Хорошо, что перед вылетом Марат заставил его тепло одеться, иначе он
заледенел бы до того момента, как машина приземлилась. Одетый в теплую парку с
капюшоном и вязаную шапку, он с любопытством смотрел вниз через открытую дверь на
разворачивающуюся картину бедствия.
Центр города был уже заполнен мертвяками. Их было много и легко было отличить от
нормальных людей. По основным магистралям к окраинам тянулись пока еще редкие потоки
машин. В некоторых местах города что-то горело. Бурко показалось, что и от здания НИИ
тоже поднимается столб дыма, хоть определить направление он мог весьма приблизительно.
Были видны отдельные армейские опорные пункты и настоящие завалы мертвых тел
перед ними. Но эти опорные пункты были немногочисленными, и все шире и шире
разливавшееся мертвое море захлестывало их со всех сторон.
Затем вертолеты пошли в сторону Твери прямо над шоссе. Сначала смотреть было
интересно, затем надоело, все выглядело слишком однообразно. Мелькнули справа огромные
зеркала водохранилищ, что на реке Шоше, затем показалась широкая блестящая лента Волги.
Вертолеты перемахнули Тверь, прошли дальше и приземлились на территории большого
новопостроенного комплекса, что раскинулся на берегу реки. Перед посадкой пилот сделал
два круга над Центром, явно специально для Бурко, чтобы дать хозяину оценить то, что он
совершил. Два длинных серых корпуса фармацевтической фабрики образовывали
гигантскую букву «Г», перекрывая все подступы к территории Центра с севера и северо-
востока. С запада естественным рубежом служила Волга и мощная бетонная стена,
тянувшаяся над крутым берегом.
Когда проектировались фабричные корпуса, сам Бурко потребовал их внешние,
обращенные за периметр стены, выстроить из толстого и прочного бетона. Окна, невысокие и
больше похожие на бойницы, тянулись только по третьему этажу, а на крыше сооружали
крытые укрепленные гнезда, где расставлялись пулеметы КПВ на трехногих станках. Сектор
обстрела для них открывался с тех позиций почти что бесконечный. На верхнем этаже
фабричных корпусов, прямо за окнами-бойницами, устанавливали стомиллиметровые
противотанковые пушки «Рапира», устаревшие, но очень надежные, которые могли
уничтожить все, что попадет в зону полета их скоростных снарядов.
В замкнутом дворе на различных позициях расположили буксируемые версии «Нон»,
полугаубиц-полуминометов. Еще когда создавались первоначальные планы постройки этой
крепости, Салеев настаивал на том, чтобы огневая мощь их преимущественно базировалась
на ствольной артиллерии. Она дешева в использовании, долговечна, а с опытными расчетами
и в точности ракетным системам не проигрывают.
Не забыли и минометы. Стодвадцатимиллиметровые «Сани» в количестве нескольких
батарей были размещены по территории комплекса и легко могли забросать минами все, что
попадет в поле зрения наблюдателей на дистанции до семи километров от стен. Вместо
стандартных буксировщиков для этих минометов использовались «Водники». Причем по
двум типам: с десантным модулем, когда миномет буксируется следом на колесной группе, и
с платформой, когда орудие устанавливается на машину «верхом» и превращается
фактически в самоходное.
Откуда у ФСИН артиллерия? Ниоткуда. Нет у ФСИН никакой артиллерии и быть не
может. Зато совсем неподалеку, на северной окраине города Твери, раскинулся
кадрированный артполк. А командовал артполком некто подполковник Семенов, чья карьера
последние два года шла под личным присмотром Александра Бурко, и зарплату он получал
не только у себя в финчасти, но и в черной бухгалтерии «Фармкора», через Марата Салеева.
Следует ли упоминать, что вторая зарплата многократно превышала первую, а взамен
абсолютно никаких злоупотреблений от Семенова никто не требовал.
Этот же подполковник Семенов при совсем незначительной поддержке «Фармкора»
сумел заменить два десятка несущих здесь службу офицеров своими людьми. Никого не
выживали, никому не портили карьеру. Нежелательные офицеры получали повышения,
отбывали к лучшим местам службы. Никто не озлобился, никто не писал ругательные
рапорты, никто не портил схему.
Затем пришла очередь прапоров и контрактников, которые тоже оказались
стопроцентно своими. К нынешним временам Бурко заполучил лояльную лично ему
кадрированную часть, которая могла снабдить его легкую пехоту тяжелым вооружением. И
вот этот момент настал. Команду на присоединение к Центру Семенов получил не сразу, ему
дали возможность оценить происходящее. С его незначительными силами даже вопрос
удержания территории был сомнителен. Затем сообщили, что он может рассчитывать на
комфорт и почет за безопасными стенами Центра, в окружении семьи и сослуживцев. Больше
и говорить не надо было ничего.
Срочников, кто высказал желание покинуть часть, подполковник Семенов распустил,
снабдив всех командировочными до места проживания. Желающие брали оружие, на что
командир закрывал глаза и даже не возражал против того, что из парка ушли несколько
бортовых КамАЗов. Не следует жадничать, когда у тебя всего много, и все это – на халяву. Не
надо множить число врагов.
И существенная часть парков артполка за ночь и сегодняшнее утро, под охраной уже
частной бурковской армии, отбыла в Центр. И семьи офицеров обживали сейчас новые, хоть
и тесноватые, но уютные и безопасные квартирки.
За смыкающимися главными корпусами вразброс стояли корпуса административные,
вспомогательные и хозяйственные, построенные в явном переизбытке, но именно с расчетом
на то, что их можно за несколько дней перестроить в общежития для людей. Не самые
роскошные, но в тяжкие времена безопасность ценится дороже, чем роскошь.
Частично разобранный забор отделял фабрику от так называемого Учебного центра.
Когда строился Центр, многие удивлялись его странной конфигурации, потому что никому не
сообщался тот факт, что Центр представляет единое целое с фабрикой и рассматривать их
следует как единый комплекс. Сразу за забором фабрики находились несколько трехэтажных
учебных корпусов, которые сейчас множество рабочих переделывали во все те же жилые
дома для них самих. Мебель для них не закупалась, зато были закуплены пиломатериалы в
огромных количествах, которые сейчас лежали в штабелях для просушки, и целый столярный
цех изготавливал сейчас простую, но крепкую мебель.
После «учебных корпусов», превращающихся на глазах в жилье, шли учебные поля и
полигоны. Некоторые из них таковыми и должны были оставаться, некоторые меняли
профиль. На самом деле их, равно как и боксы для техники, и еще несколько зданий, строил
не Бурко. Это было наследством от расформированной воинской части, территорию которой
путем сложных махинаций передали в ГУ ФСИН, первоначально для организации на ее
территории исправительно-трудовой колонии, потом – Учебного центра, и в результате все
это начал осваивать «Фармкор». А вот два длинных-длинных корпуса, поразительно похожие
на производственные корпуса фабрики и замыкающие территорию с противоположной
стороны, были уже построены наново. До сих пор официально они числились недостроем,
хотя так и было задумано. Они должны были изменить свое назначение тогда, когда пройдет
закон о частных военных компаниях. Быстрее закона случилась Катастрофа, и теперь их
достраивали уже по другому проекту, который, впрочем, тоже был продуман давно. Верхний
их этаж был «боевым», на нем сейчас тоже развернули батарею «Рапир», а два нижних этажа
перестраивались под жилье.
Всего получалось разместить на этой территории в относительной тесноте, но все же
посемейно, даже с некоторым комфортом, до семи тысяч человек. Сейчас было около пяти
тысяч, имелся и запас. Около тысячи человек «армии», многие из них семейные.
Привлечение семейных Бурко лишь поощрял, полагая, что человек, семью которого спасли от
бедствия, будет более предан, да и в будущем мотивирован посерьезней.
Порядка пятисот человек, точно так же, все больше с семьями, были рабочими фабрики
и обслуживающим персоналом. Те же плотники, слесари и другие. Семьи военных и рабочих
тоже вниманием не обходили, из них тут же выбирали людей нужных профессий и
приставляли к делу.
Между боксами и новыми корпусами Учебного центра нашлось место и для госпиталя,
и для штаба, и для так называемой гостиницы, и для вертолетной площадки. Территория
гостиницы и штаба тоже была огорожена стеной и представляла собой «личное
пространство» самого Бурко, его приближенных, представителей наиболее
«интеллигентных» профессий, таких, как ученые с производства, офицеры, врачи и учителя
(таких здесь тоже запланировали), и самое главное – их семей. Эта территория не
просматривалась ниоткуда, стояла как бы немного на отшибе, чтобы не мозолить глаза и не
напоминать тем жителям Центра, в ком излишне развиты революционные настроения, о
социальной несправедливости.
Со своего сиденья в вертолете Бурко даже разглядел стоявший на «господской
территории» длинный ряд новеньких белых «Нив» и квадроциклов. Продумали даже, как в
будущем руководство будет перемещаться по всей этой огромной территории, вытянувшейся
над Волгой на три километра, и в ширину – на километр, чтобы каждый раз ноги не
перетруждать и серьезную технику по пустякам не гонять. Были даже велосипеды, и не в
малом количестве, лежащие пока на складах. Все было продумано, все было готово.
Вертолет завис над площадкой, поднимая пыль и ветер своими лопастями, затем
коснулся бетона. Вращение винта начало замедляться, Бурко отстегнул ремни, прижимающие
его к сиденью, выскочил на бетон площадки. Встречал их помощник Марата, бывший
спецназовец и наемник Баталов, в новенькой камуфлированной форме, с коротким автоматом
на плече, но не с АКС-74У, который Бурко знал хорошо, а подлинней, черным, со сложенным
прикладом обычной, «объемной» формы, с какими-то оптическими приборами на нем. Бурко
пожал руку встречавшему, затем тот поздоровался поочередно с Салеевым, Домбровским и
Пасечником, и все направились в «господскую зону», где их уже ждали семьи.
Володя Мелкий,
программист из компании «Логософт»
24 марта, суббота, утро
Ночь прошла тихо, даже мертвяки вскоре угомонились возле двери. Но не разошлись.
Экран видеодомофона показывал, что их теперь не меньше десятка стояло прямо перед
дверью. И они явно никуда идти не собирались. Выход из офиса оказался заблокированным,
но на тот момент это никого не испугало. Все твердо решили до тех пор, пока власти не
возьмут инициативу в свои руки, из офиса не выходить. В том, что это произойдет, не
сомневался никто. Все видели зомби, все уже поняли, что такое зомби, и любой понимал, что
скопление бродячих мертвецов ничего не сможет противопоставить организованной и
вооруженной военной силе. Слишком несравнимы возможности медленно бредущего и
тупого мертвяка, опасного лишь своей заразностью, и экипированного и вооруженного
солдата.
Однако следующий день был отличен от предыдущего лишь тем, что начался исход из
города. По Ленинградскому шоссе, раскинувшемуся прямо под окнами, ехал в сторону
Кольцевой все увеличивающийся поток автомобилей. По телевизору сообщили, что в город
уже введены войска, еще вчера, но никто военных не видел. Мертвяки так и расположились у
дверей офиса, прибавилось их и на улице. Если еще вчера их надо было специально
выискивать, то сегодня они были везде. Пусть не толпы, но в несколько раз больше, чем
вчера.
Дети начали понемногу капризничать, особенно те, кто постарше, устав сидеть в
четырех стенах. Большинство народа маялось похмельем, поэтому сегодня все пили воду
намного больше обычного и больше же курили. К середине дня Алена решила дозвониться в
милицию и если не вызвать помощь, то, по крайней мере, узнать, что ей там скажут. Но не
сказали ничего. Записанный на пленку женский голос время от времени предлагал ей ждать
ответа, но трубку никто не снимал.
Сайты правительства, администрации города, ГУВД никакой полезной информации не
содержали. Единственный официальный сайт, писавший о происходящем хоть что-то, был
сайт Министерства обороны. Но если он что-то писал, то совсем не значит, что писал что-то
полезное. Впрочем, взять ситуацию под контроль в течение ближайших двух дней там
обещали, Алену это успокоило, равно как и остальных. Еды было еще дней на десять как
минимум, да и спиртного хватало, тем более что она решила ограничить своих сотрудников в
его употреблении некими разумными дозами.
Так прошло еще три дня. Стрельба с улицы доносилась почти постоянно, как будто шел
городской бой, но количество зомби все прибывало и прибывало. Площадка перед зданием
была уже занята полностью. От двери офиса они ушли почти все, за исключением двух,
которые неподвижно лежали на полу последние два дня. Все обнадежились, решив, что они
умерли. И почему бы нет? Если это зараза, то она ведь должна губить своего носителя?
Страдающая бешенством собака тоже сначала бросается на всех, но потом умирает. Так ведь?
Решили провести небольшую разведку, выглянуть из-за двери. Но едва стали
передвигать шкафы, как лежащие мертвяки встрепенулись, и такую идею пришлось
оставить. А потом пришлось еще минут тридцать слушать, как один из зомби ломился в
дверь. Настроение у всех снова упало. Люди разбрелись по комнатам, собрались по
интересам. В одной из комнат собрался игровой клуб, в котором по Сети гоняли «кваку», и
Алена мечтала лишь о том, чтобы не отключилось электричество. В клубе участвовали все
дети того возраста, которые сразу же превратились бы в проблему, не будь чем им заняться.
Сама же она проводила время в играх со своими детьми, которые в обычной ситуации были
предоставлены няням, и даже наслаждалась представившейся ей наконец возможностью.
Затем снова возник вопрос об уходе из города. Этот совет доносился отовсюду, с экрана
телевизора, по радио и даже из все еще каким-то чудом работающего Интернета. Более того,
сообщали маршруты выхода из города и даже о том, что военные раздают оружие населению.
Все бы хорошо, но были и проблемы. Далеко не у всех логософтовцев были машины, никак
не удавалось даже прикидочно рассадить всех в наличный транспорт. Судили и рядили часа
два, но дебет с кредитом по численности офисного населения никак не сходился. Да и все эти
рассуждения были все больше упражнением для досужего ума, потому что никто пока не
только не ответил, но еще и не задал главный вопрос: как выйти из здания и добраться до
машин?
Зомби медлительны, но их в здании явно было много. Лифт не работал еще с первого
дня, хотя электричество не отключалось, поэтому спускаться пришлось бы пешком, а это
десять этажей вниз по лестнице, когда не знаешь, что ждет тебя за каждым поворотом. И
самое главное – из тридцати человек, сидящих в офисе, мужчин было восемь, женщин –
десять, а детей – целых двенадцать. Из них трое в возрасте до двух лет, включая Алениных
близнецов. Как с ними-то прорываться на выход?
Выход предложил Володя Мелкий. Не то чтобы ему хотелось выставлять свою
кандидатуру на такое самоубийственное дело, но другого выхода он не видел. Уже никто не
верил в то, что войска собираются очищать Москву, они и сами этого не скрывали, а значит,
остаться здесь было бы попыткой особо изощренного самоубийства. Продуктов будет все
меньше, мертвяков вокруг все больше, а значит, единственный исход их «сидения» –
голодная смерть. Или прыжок в окно. А еще у Мелкого была машина, пятилетний «Ниссан
Альмера», припаркованный возле входа в здание. Если удастся сесть за руль, то он спасен.
Бак полный, состояние машины великолепное, и он сможет прорваться за город и привести
оттуда помощь. Не получится с помощью – привезет оружие, будут думать сами, как
прорываться. И самое важное – он холостой и бездетный.
– Я могу попытаться, – сказал он, после чего воцарилось молчание.
– Что – попытаться? – спросил Дьяков.
– Попытаться добраться до своей машины, выбраться отсюда и привести помощь.
Думаю, что отказать в спасении дюжине детей никто не сможет. Тем более что военные
объявили Ленинградку одним из главных маршрутов выхода из города, который они
контролируют. А если контролируют, то значит, что их там есть.
– Разорвут тебя, – чуть не всхлипнула Света Фраерман, вместе с мужем работающая в
фирме, и немедленно получила звонкий подзатыльник от обычно мирного и скромного
супруга.
– Поболтай еще, дура, – сказал Дима Фраерман, от которого в жизни никто слова
грубого не слышал, потирая отбитую ладонь.
Света лишь что-то невнятно пискнула и заткнулась, пораженная не столько ударом,
сколько преображением Димы, которым всегда вертела как хотела.
– Сумеешь прорваться-то в одиночку? – спросил Володя Большой.
– Ты меня знаешь, я увертливый, – прихвастнул Мелкий. Это было правдой. Мелкий,
несмотря на свой вес пятьдесят пять килограммов и рост метр шестьдесят четыре, был очень
быстрым и ловким. Увлекался в юности акробатикой, да и сейчас постоянно чем-то
занимался. То скалолазанием, то сноубордингом зимой, то велосипедом. И если кто и мог
добежать до машины, то именно он. Остальные были в большинстве своем представителями
конторского племени, из спорта предпочитающие «электронные» его виды. И еще был
Володя Большой, тоже в свое время отслуживший и даже занимавшийся вольной борьбой, но
теперь отяжелевший и расплывшийся так, что вынужден каждый год покупать джинсы на
размер больше, чем в год предшествующий. Растолстел он, в общем. Но силу не растерял,
она у него от природы была немалой, так что какую-то помощь он оказать мог.
Встал вопрос, как защититься. Разумеется, если попадешься в руки толпы мертвяков, то
рыпаться не получится, но вот избежать укуса единичного зомби можно при должном
желании. К счастью, сам Мелкий был любителем курток из грубой кожи, и именно в такой он
сюда и приехал. Думали, чем еще можно защититься, но ничего, что не стесняло бы
движения, придумать не смогли.
Мелкий посмотрел на себя в зеркало и поразился бледному и испуганному виду.
Действительно, душа его давно переселилась куда-то к коленям, заставляя их мелко дрожать.
Сама мысль о том, что он сейчас попытается пробежать по лестнице десять этажей вниз,
уворачиваясь от оживших мертвецов, потом полутемным холлом до улицы, выскочить туда,
где блуждают все те же мертвецы, успеть открыть машину, вскочить внутрь, запереться и
рвануть с места, прежде чем на него навалится толпа и заблокирует путь, пугала до оторопи.
А что еще оставалось?
Они с Большим подошли к домофону, включили. Черно-белый экран засветился,
показывая искаженное пространство лестничного холла через широкоугольный объектив.
Перед дверью стояли, совершенно неподвижно, два мертвяка. И еще один в дверях напротив,
тот самый толстяк в сером костюме.
– Ну что, готов? – прошептал Большой.
– Ага, – ответил дрожащим от страха голосом Мелкий.
– Да ладно, Вов, прорвешься. Поможем, чем выйдет.
– Давайте.
Шкафы были уже убраны, подпиравший их стол тоже. Надо было лишь отпереть замок
и выскочить из безопасного офиса навстречу неизвестности. Большой вооружился палкой от
швабры, рядом с ним стоял Попов с карнизом и Фраерман с трубой для вешалок из шкафа.
Все разумно рассудили, что если нет возможности драться с зомби всерьез, то лучше
вооружиться чем-то длинным, чем можно было бы их отталкивать.
Трое встали прямо перед дверью, с Большим в середине, Мелкий пристроился за их
спинами, приняв стойку как для высокого старта в беге.
– Начали! – скомандовал Большой и быстро отпер замок.
Этого звука было достаточно для того, чтобы зомби за дверью оживились. Дверь
распахнулась, и мертвяку, стоявшему ближе к двери, в лоб угодила ручка от метлы,
ударившись в кость с деревянным стуком. Мертвяк отшатнулся назад, столкнулся со вторым,
точнее, со второй, женщиной с изгрызенным плечом и шеей, пошедшей за ним. И тут же в
них ударили уже две палки. Это Дьяков подключился со своим карнизом. Отыграли еще метр
пространства. Мертвяки пытались отбивать палки руками и хвататься за них, но Большой
всех предупредил заранее, что выпады надо делать резкие, сильные, но короткие. И зомби не
успевали перехватить их оружие.
Большой целился все время в лицо, норовя выбить глаз. Уже трижды палка попала
почти туда, куда он и хотел, но не до конца. Когда мертвяков вытолкали за пределы
образуемого перилами как бы балкона над следующим этажом, мертвяки разошлись в
стороны. Появилось место. Но Большой успел своей палкой подсечь ноги женщине, и та,
неуклюже взмахнув руками, скатилась на пролет ниже. Толстяк из двери напротив тоже
направился к свалке.
– Я пошел! – отчаянно не крикнул даже, а взвизгнул Мелкий и, схватившись рукой за
перила, рванул к лестнице, мысленно приговаривая про себя: «Не спеши, не упади, не спеши,
не упади».
Пробегая мимо отбивающегося от палок мертвяка, он попал в волну совершенно
отвратительного смрада, распространяющегося от полуразложившегося трупа, почувствовал
приступ тошноты, но тут же забыл о нем. «Не спешить, не упасть, не спешить, не упасть» – в
такт шагам считалочкой крутилась фраза. Скатившаяся по лестнице женщина потянулась к
его ноге окровавленной рукой, но он рванул в противоположную сторону, оставив ее позади,
ухватился рукой за край перил, развернулся, проскользив подошвами по истертой рыжей
плитке пола. И замер – следующий пролет пуст, но к нему уже шли двое мертвяков. Лестница
узкая, если успеют зайти на нее, то ему не вырваться.
Большой как будто почувствовал, что Мелкому нужна помощь. Прыгая через ступеньку,
сбежал вниз и ударом палки снова сбил с ног поднимавшуюся было женщину. Наверху
Попов с Фраерманом изо всех сил отталкивали двух мертвяков своими палками и почти
загнали их в дверь напротив.
Володя Мелкий рванул в противоположную сторону, ко второй спускающейся вниз
лестнице. Мертвяки, поднимавшиеся снизу, не поняли, что он изменил направление, и тупо
стояли возле первой ступеньки противоположного пролета. Схватившись за перила, Мелкий
рванул вниз, продолжая приговаривать: «Не спешить, не упасть, не спешить, не упасть».
Упавшая мертвая женщина, которую продолжал прижимать торцом своей палки к ступенькам
Большой, попыталась схватить Мелкого, просунув бледную до синевы руку с обломанными
до мяса ногтями через балясины перил, даже зацепила рукав куртки, но Мелкий увернулся,
почувствовав, как его передернуло от отвращения и страха. Добежав до конца пролета, резко
свернул и снова побежал вниз, оставив мертвяков за спиной.
На следующих пролетах мертвецы тоже были. Несколько раз Мелкий уворачивался,
подныривая буквально под руку, дважды даже сталкивал противника с лестницы пинком. Чем
ниже, тем их больше попадалось. В какой-то момент Мелкий даже перестал верить в то, что
ему удастся добежать до выхода. Считалка «не спешить, не упасть» была забыта, он тяжело
дышал. Между вторым и первым этажом ему пришлось играть в кошки-мышки сразу с
четверкой зомби, и увернулся он почти чудом. На последнем пролете упавший мертвяк
схватил его за щиколотку. Мелкий вырвался, но равновесия не удержал и прокатился пролет
кубарем, очень больно ударившись головой и коленом. Но сумел вскочить на ноги, несмотря
на то что от боли в глазах темнело, выбежал в полутемный холл здания.
Когда-то этот холл был очень просторным и светлым, одна его стена, наружная, была
полностью стеклянной. Но затем здесь установили несколько киосков, торгующих всякой
мелочевкой, сигаретами, газетами и даже кондитеркой, и они закрыли свет. Получилось
большое, подзапущенное помещение со скользким полом, набранным из осколков мраморной
и гранитной плитки, кое-как уложенных и скрепленных цементом.
Мертвяки там были, и было их много. Но и пространства стало намного больше.
Мелкий обозначил свой бросок в одну сторону и, когда охотившиеся на него потянулись туда,
обежал всю эту толпу по параболе, подвывая от страха и боли в колене, и выбежал на улицу.
И с ходу врезался в медленно поворачивающегося мертвяка в рабочей спецовке, ростом за
два метра, наверное. Тот едва покачнулся, а Мелкий отлетел назад, вдохнув к тому же полные
легкие трупной вони, исходящей от зомби, и его чуть не вывернуло. Зомби шагнул к
Мелкому, тихо заскулив и протягивая огромные бледные ладони, измазанные запекшейся
кровью. Мелкий взвыл, перекатился и чуть не влетел в испачканные землей колени другого
мертвяка, совершенно голого и жутко объеденного. Тот даже успел схватить Мелкого за рукав
куртки, но его страшно изгрызенная кисть руки работала плохо, и пальцы просто не сжались.
Мелкий увидел лицо нависшего над ним трупа, с обвисшими мышцами, с сорванной с
половины лица плотью, клочья которой свисали вниз, заорал, как бешеный, и бросился
наутек прямо на четвереньках. И сумел-таки вывернуться, вскочил на ноги, увернулся от
толстой тетки в бигудях и домашнем халате, за которой гирляндой волоклись по асфальту ее
собственные кишки, оставляя слизистый след, увернулся от двух детей, лет десяти с виду,
метнулся за сетчатый забор, к стоянке машин.
Сердце выпрыгивало из груди, дыхание со свистом вырывалось из бронхов, боль в
ушибленном колене была ужасная. На ходу Мелкий вырвал ключи из кармана, нажал на
круглую резиновую кнопочку на брелке, на которой был нарисован замок с откинутой
дужкой. «Ниссан» приветливо подмигнул фарами хозяину, пискнула отключенная
сигнализация. Навстречу Володе шли несколько мертвяков, с разных сторон, еще несколько
тащились за ним следом. Но он уже видел, что успевает.
Мелкий подбежал к машине с такой скоростью, что не сумел затормозить и боком
врезался в нее. Рванул ручку водительской двери, рухнул за руль, заблокировал замки. Вдруг
прямо возле машины оказался еще один зомби, вцепившийся в ручку. Наверное,
неосознанно, просто лишь в эту ручку было вцепляться удобно. Молодой, лет восемнадцати
парень, с бритой головой, в куртке «бомбере» и в камуфляжных штанах. Ему в свое время
кто-то перегрыз сонную артерию, а потом прямо вместе с кусками черной майки обгрыз мясо
с груди и одного плеча. Появление его было столь неожиданным, что Мелкий испуганно
вскрикнул и выронил ключи. Они упали ему прямо под ноги, он даже видел их
периферийным зрением, но не мог себя заставить отвести глаза от страшных глаз мертвеца,
которые как будто высасывали из него остатки смелости.
Правая рука Мелкого между делом продолжала шариться по резиновому коврику под
ногами и в конце концов наткнулась на брелок сигнализации. И указательный палец уткнулся
прямо в кнопку с открытым замком. Раздался писк отключенной блокировки, отозвавшийся в
душе Мелкого словно ножевым ударом. Он сразу же понял, что произошло. И в то же
мгновение дверь распахнулась, и мертвяк буквально свалился в салон автомобиля,
наваливаясь на Мелкого всей своей немалой массой.
Володя заорал, как будто надеясь криком отпугнуть зловонного мертвеца, начал
отталкивать его руками. Было тесно, невозможно развернуться, мертвяк просто повис на нем.
Его холодные и отвратительно пахнущие руки скользили по лицу, Мелкий убирал голову и
отбивался изо всех сил. Мертвяку мешал срез крыши, он не мог засунуть голову в салон
«Ниссана» и вцепиться в свою жертву зубами. Но и оттолкнуть его тоже не получалось,
мешала теснота, мешала дверь, в которую боком упирался мертвяк. Володя почувствовал, что
его силы на исходе, безумный бег с уворачиванием и падение не прошли даром. Он снова
заорал, сумел оторвать разлагающиеся кисти рук зомби от воротника своей крутки, почти
вытолкнул его наружу, как вдруг рядом с первым мертвяком появился второй – из тех детей,
от которых Мелкий увернулся минуту назад. Это была девочка, в красной дутой куртке,
рваных джинсах, под которыми была видна свезенная до кости кожа. И эта девочка, раскрыв
рот и обнажив белые мелкие зубки, с невероятной быстротой и силой вцепилась ими в руку
Мелкого. И вырвала целый клок мяса с тыльной стороны кисти.
Отчаяние придало Мелкому силы. Взвыв так, что стекла в машине завибрировали, он
наклонился вперед и с нечеловеческим напряжением сумел все же оттолкнуть обоих зомби от
автомобиля. Рванул дверь на себя, с грохотом ее захлопнув, затем заблокировал ее.
Подхватил с пола ключи, всунул в замок зажигания, повернул. Мотор схватился мгновенно,
тихо заурчал. С каким-то равнодушием глянув на рану на левой руке, из которой хлестала
кровь, он извлек из-под сиденья грязную тряпку, которой обычно протирал фары, не обращая
внимания на ломящихся в машину мертвяков, намотал ее на раненую руку, после чего
включил первую передачу и тронулся с места. Зомби сразу отстали – в «Альмере» даже
уцепиться было не за что, дизайн типа «обмылок».
Машина вскоре выехала на Ленинградку, влилась в неплотный поток уходящих из
города. Только здесь Мелкого настигла волна боли и страха. От былого спокойствия не
осталось и следа. Он даже боялся посмотреть на укушенную руку, но все же пересилил себя,
глянул. Тряпка пропиталась кровью насквозь, крупные капли падали на пол и на левое
колено самого Мелкого. Он закусил губу и завыл от отчаяния, понимая, что его ожидает в
самое ближайшее время – не зря же они собирали в Сети всю доступную информацию об
атаках зомби. И больше всего его пугало то, что он может не успеть. Его друзья надеются на
него, они видели, что ему удалось уехать, и он не может их обмануть.
Сколько осталось ему времени? Мелкий помнил, что время, отпущенное жертве,
зависит от целого множества факторов. Насколько глубок укус, насколько близок к основным
сосудам, даже от массы тела жертвы, насколько он помнил.
Он ехал в потоке, оглядываясь в надежде увидеть военную или милицейскую машину
поблизости, но таких не было.
В глазах начало темнеть, накатывала легкая тошнота, но она не беспокоила. Вести
машину стало трудно. Мелкий уже не очень понимал, где он едет, далеко ли еще до
Кольцевой или уже нет? «Ниссан» притормозил и встал возле тротуара. Мелкий заглушил
мотор, откинулся назад. Не хотелось шевелиться, не хотелось думать, даже боль почти
исчезла. Ему, наверное, даже стало хорошо, но дышать только было трудно. Тогда он открыл
водительскую дверь настежь, а спинку сиденья откинул назад до упора. Ему хотелось спать.
Нет, спать нельзя! Он же ни черта из того, что должен был сделать, не выполнил. Ни черта!
Там же люди могут погибнуть!
Схватившись дрожащими руками за баранку руля, он подтянул свое тело до сидячего
положения, посмотрелся в зеркало заднего вида. Как есть мертвяк, уже готовый. Весь кровью
заляпан, лицо бледное, в испарине, синяки под глазами. Надо выходить из машины, иначе
через минуту он уже и пошевелиться не сможет. Мелкий помотал головой, пытаясь выгнать
наползающий туман из головы. Вцепился в стойку крыши, вытащил свое тело наружу,
побрел вдоль тротуара. Через какой-то момент оглянулся и увидел в потоке машин то, что
искал, – людей в военной форме и черных масках, едущих в каком-то сером внедорожнике.
Чувствуя, что сознание его вот-вот оставит окончательно, он вытянул руку в их сторону,
надеясь привлечь внимание, шагнул вперед. И его сбил разогнавшийся КамАЗ, в кузове
которого под листом полиэтилена сидела группка усатых мужчин рабочего вида. Тяжелая
машина отшвырнула Мелкого вперед, убив его наповал, а затем по бесчувственному телу
проехали большие колеса, раздавив ему голову, навсегда лишив перспективы воскреснуть в
виде зомби.
Сергей Крамцов
24 марта, суббота, утро
– Бать, ну чего? – спросил уже, наверное, в двадцатый раз Шмель.
– Да чего, чего? Да ни хрена ничего! – зло ответил Степаныч, с раздражением отключая
мобильный. – Нет связи.
В последнее время сотовая связь работала «всплесками», причем недолгие периоды ее
активности чередовались с долгими периодами «трехтональных мелодий».
– И как будем действовать? – спросил я.
– Наугад надо ехать, – ответил он. – Без всяких звонков, на везение. Вчера же я с ним
говорил, и он нас ждать наверняка будет. Не дойдет он с женой до места, разорвут его. А без
него туда пойти… и нехорошо, и время потеряем. Он там завгаром, с ним все проще.
Верно, у нас получились почти два дня расслабухи на даче. Ели-спали-отдыхали,
потому что никаких других реальных планов не было. Но вчера Степаныч дозвонился до
какого-то своего знакомца, возглавлявшего небольшое спецавтохозяйство при госконторе,
занимающейся ремонтом каких-то трубопроводов. Со слов этого знакомца, которого звали
Пал Палычем, выходило, что в гараже их хозяйства осталось несколько вполне новых
грузовиков, очень подходящих для наших целей. Более того, Пал Палыч уверял, что эти
грузовики и сейчас никуда не делись, и причина тому была проста – хозяйство, основанное
еще на заре советской власти, размещалось в центре города, захваченном толпами оживших
мертвецов, а живых людей на улицах уже почти не было видно.
– Может, проще «уазики» этому Доценке на грузовик махнуть? – задумчиво спросил
Леха.
– Ум есть? – возмутился Степаныч. – Лучше эти ваши «тойоты» поотдавать, чем
«уазики». Сломаются они, и что делать будешь? А УАЗ я тебе ключом и молотком где хочешь
починю, а не починю, так подправлю, дам до любого места доехать.
– А что там есть? – спросил я.
– Палыч говорит, что вахтовки-«шишиги» и «буханки». Все новое, контора богатая,
старья не держит. А Палычу много не надо – дайте ему оружие какое и довезите до работы, а
там он сам себе выберет, что нужно. Ну и еды вроде просил на первое время.
Я задумался. Так крепко задумался, что голова заболела. Риск в такой вылазке велик,
может, даже и неразумно велик. Но УАЗы отдавать не хотелось категорически, я признавал,
что каждое слово Степаныча – чистая правда. За машинами простыми и легкими в ремонте –
будущее. И грузовики нам позарез нужны. У нас гражданских полно, нам груз везти,
которого у нас прорва, а на все джипы нам просто водителей не хватит. Жалко мне мой
«Форанер», но в идеале надо бы с него на УАЗ пересаживаться. Который, кстати, и сейчас по
проходимости мой подготовленный джип переплюнет.
– Мишк, чего думаешь? – спросил я Шмеля.
– А чего тут думать? – вздохнул Шмель. – Батя прав, надо туда прорываться, хоть и
страшно.
– Сергеич? – спросил я у самого опытного.
– Я за то, чтобы попытаться, – ответил он. – Два УАЗа отдавать, когда в Москве
грузовиков брошенных тысячи остаются… Нет, не надо, жалко.
Так я поочередно опросил всех остальных. На женщинах мнения разделились –
большинство из них, кроме Ани, были за то, чтобы не рисковать, а согласиться на
предложение загадочных охранников во главе с Доценкой. Решающее слово осталось за
мной, и я его высказал:
– Думаю, надо ехать в центр города. Если возьмем там «буханки», то у нас в колонне
однотипные машины пойдут, а это значит, что в самом плохом случае можно одни за счет
других чинить. Одно это уже многого стоит. Потом человека спасем, Палыча этого самого, он
же ясно сказал, что из дома выйти не может.
– А раньше сообразить? – спросила Татьяна.
– Жена у него ногами болеет, – пояснил Степаныч. – С ней так просто не побегаешь. А
свою машину он на работе держит, так что все ему едино, туда добираться надо. Вот и
застрял дома.
– Что ему дадим? – спросил Леха.
– В смысле?
– Оружие какое?
Не сообразил сразу, а у Лехи вопрос, как у всякого нормального «начальника службы
РАВ». Я задумался, затем сказал:
– Отдадим двустволку, что от моряка покойного осталась, и пару сотен патронов к ней.
И ПМ один выдадим, а к нему пару коробок. Как?
– Нормально, – кивнул Леха. – А он согласится?
– Я бы согласился, если бы вообще ничего не было, – пожал я плечами. – Тем более что
из всего остального, кроме ружья, еще и стрелять уметь надо. Степаныч, он стрелок какой?
– Да откуда я знаю? – удивился вопросу Шмель-старший. – Такой, как и я, наверное,
никакой. Да хватит ему этого, у нас самих лишнего не водится.
Это верно, лишнего у нас никогда ничего не водится. А если Шмелева-старшего
слушать, про которого Мишка говорил, что ему «жаба баланс подписывает», так мы вообще в
бедности прозябаем. И в этом я с ним согласен на сто процентов.
– А если у нас с этим Палычем не выйдет, что делать будем? – спросил Леха.
– Степаныч, а просто на улице грузовик завести слабо? – переадресовал я вопрос.
– Да заведу, без проблем, – пожал Степаныч плечами. – Дайте только время повозиться.
Это же не «мерсы», на них противоугонки не особо какие ставятся.
– Вот с этого бы и начинали, – снова вклинилась Татьяна.
– Это все наудачу, а там вариант хороший предлагается, – сказал я. – Машины с
гарантией, а что с улицы возьмешь, только бог ведает. Может быть, сломается через версту.
Да и человека выручать надо, раз уж разговор был.
– В общем, ясно все, – подвел итог Шмель. – На чем поедем?
– На твоем «Патруле» и на моем шарабане, – ответил я. – УАЗы экономить будем, пока
остальное катается. С «Патруля» жесткий верх снимем, будет как передвижная огневая точка.
Случись что с какой из машин, на второй всегда выбраться сможем.
– Тогда лучше «крузак» мой взять, – сказал Леха. – Он больше, чем твоя, все втиснемся
при необходимости.
– Ну давай «крузак», – согласился я. – Степаныч с Мишкой за штурвалами. Ты, я,
Сергеич и…
Тут я задумался, кого бы еще взять. Всего один человек нужен, чтобы вторую боевую
пару организовать, больше – уже помехой будет… И кто-то с опытом все же здесь оставаться
должен.
– Таня, Вика, кто из вас? – спросил я у девушек. – Один человек нужен, сами решайте.
И кто-то здесь должен остаться за старшего.
Они переглянулись, затем Татьяна подняла руку:
– Я поеду.
Интересно, каким это образом у них обмен информацией произошел? Ментальная связь
или как? Ладно, раз решили выдвигаться, то надо собираться.
– Народ! – объявил я. – Вооружаемся по максимуму, у кого что есть. В машине оно не
помеха, но если чего не хватит в драке, будет обидно. Потребуется и на улицах стрелять, и
подъезд, скорее всего, зачищать, так что на все случаи жизни надо быть готовыми. Разойдись,
короче, через двадцать минут сбор у машин.
Валерий Воропаев,
бывший глава строительной компании,
бывший зять
24 марта, суббота, утро
– Валера, ну хоть что-нибудь скажи! – заныла одна из трех девиц, когда Валера,
обернувшись после ледяного бассейна махровым полотенцем, подошел к столу. Продолжая
вытирать левой рукой короткие волосы, схватил со стола открытую бутылку пива, холодную
как лед, и жадно приложился к горлышку, пытаясь унять разбушевавшееся похмелье.
– А чё за проблема-то? – с раздраженным недоумением спросил он, уставившись на
девиц налитыми кровью глазами. – Отдыхаем и порядок. Чем хреново?
– Валер, это вы отдыхаете, а мы работаем, – пояснила вторая девка, складная и справная
украинка с сильным акцентом. – Тут абзац всему приходит, как жить, не знаем, а вы нас двое
суток держите здесь, не отпускаете.
– Какие еще двое? – не понял Валера. – С утра же вчера начали, чего ты гонишь, овца?
– Какое вчера? – хором возмутились проститутки и загомонили наперебой: – Вторые
сутки бухаете, на календарь посмотри!
Валера в некотором недоумении посмотрел на календарь на своих часах, валявшихся на
заваленном объедками столе, и с удивлением поднял брови. Точно, один день где-то
потерялся, и, скорее всего, его просто смыло пьяной волной, потому что они с Самбистом,
приехав в «Зарю», навалились на водку плотно, буквально себя не щадя. Самбист и сейчас
спал беспробудным сном, его храп доносился из другой комнаты.
Однако страдания девиц обычно незлого Валеру сейчас тронули мало, настроения
прекращать праздник жизни не было. Он вообще не любил загулы прекращать, а так, как
вчера, бесшабашно и весело, давно не отрывался, и сейчас, наслаждаясь ощущением
абсолютной свободы и отсутствием любых обязательств перед кем бы то ни было, он с утра
уже успел употребить пару хороших доз водки и две бутылки пива, почти не опьянев с этого,
а лишь впав в уже знакомое шалое состояние духа. Такое, какое ему в последние дни начало
нравиться. Правда, похмелье при этом никуда не делось, а лишь сменило форму с головной
боли на чугунную тяжесть в черепной коробке. И наличие девиц ему было жизненно
необходимо как для секса, страсть к которому у него с похмела особенно обострялась, так и
просто для компании, для куража. Поэтому он спросил с недоброй интонацией:
– Ну и чего хотите?
Высокая светловолосая украинка, фигуристая и гладкая, самая красивая и самая, по
всему видать, умная из всех, заговорила успокаивающим тоном, опасаясь нарваться:
– Слушай, Валерик, вы ребята хорошие, но нам бы край отсюда смываться надо. – Она
показала рукой куда-то на стену, добавив: – Там, говорят, вообще всему абзац, нам жить
хочется, домой ехать, может быть, а вы нас тут держите. И Дима давно злой, поубивает он
нас, сутки уже ждет.
– Какой еще Дима? – не понял Валера. – Чё за Дима тут злой?
– Ну который нас привез, сутенер! – удивилась в свою очередь украинка. – Ты шо,
вообще ничего не помнишь? У вас тут чуть не до драки вчера было, вас Володя разнял, а он
сейчас наверху сидит, сказал, что не уедет, пока нас не отпустите.
Валера напряженно пошевелил мозгами, но из событий вчерашнего дня не всплыло
ничего, в том числе и факт присутствия какого-то сутенера Димы. Зато он вдруг вспомнил
имя украинки, которую звали Любой.
– Любань, так чего ты хочешь? – спросил он, отставив пиво, наливая себе полсотни в
рюмку и махом закидывая водку в рот. – Ты конкретно скажи, не нуди. И куда он вас вообще
повезет? Шандец ведь всему, куда ехать-то?
Сморщившись от водки, он слепо пошарил по столу, выловил с блюда увядший с вечера
ломтик маринованного перца, закусил им, измазав красным пальцы и губы.
– Валерочка, уйти надо отсюда, – умоляющим тоном заговорила Люба, даже прижав
руки к высокой груди. – Диму боюсь, жить боюсь, всего боюсь, там жуть шо творится. А вы
тут с нами наиграетесь, да и дальше шо? Куда нам потом?
– Потом? – Валера чуть задумался, критическим взглядом оглядывая собеседницу. – А
потом со мной оставайся, куда ты еще денешься? И вы две тоже оставайтесь. – Его палец
поочередно ткнул в каждую из землячек Любы. – Я теперь сам по себе, ни жены, ни детей, и
не пропадешь со мной. Гаремом будете, типа я падишах, а вы – сами знаете кто.
– Ну ладно шутить… – чуть не взмолилась вторая, черноволосая и вертлявая, с
большим толстогубым ртом, который Самбист охарактеризовал как «рабочий», и с
маленькими глазами. – Ну кто нас куда отпустит?
– А кто вас куда не отпустит? – послышался хриплый с похмелья голос Самбиста,
нависшего глыбой в дверном проеме. – Чё у вас за терки?
Действительно, храп успел прекратиться, но за спором никто этого не заметил.
– Да сутенер их увезти хочет, – сказал Валера. – Оказывается. Лишить счастья нас, ну и
дам заодно. А у них к нам любовь, в глазах, можно сказать, читается.
– А мы и не знал! – ерничая, ответил фразой из грузинского анекдота Самбист,
гыгыкнув вдогонку.
Валера между тем плеснул ему полрюмки, ну и себя снова не обидел. Самбист кивнул,
подцепил вилкой ломоть ветчины, по-эстетски завернул в нее оливку и отправил это все в
небритую пасть под водку. Выдохнул с силой, выругался, сказал:
– Крепка совецка власть! – после чего спросил, уже деловито: – Ладно, чё делать будем?
Ты чего решил?
– Я требую продолжения банкета, – ответил Валера решительно. – А пьянка без баб –
это как полк без знамени. Этих отпустим – новых не найдем, там уже все разбежались. –
Палец Валеры ткнул куда-то в сторону доедаемого мертвяками города. – И никто нам таких
больше не привезет, сколько мы ни звони.
– Ага, так и есть, – кивнул Самбист. – Других точно не найдем, эти последние. А делать
нам все равно нечего, ребята звонили, говорят, что в городе бардак и лучше туда вообще не
соваться. Отдыхаем пока.
– А в санатории чего? – вдруг обеспокоился Валера. – Кормить-поить-то нас будут? Не
разбежался персонал? А то бросят нас тут, на хрен…
– С этим без проблем, – ответил Вовка. – Кто не нужен был, тот разбежался, а кто
нужен… Тут же банщики приезжие, им все равно деваться некуда, жить здесь останутся. Так
что с этим без проблем, как я сказал, без всяких.
– Тогда чё, только в сутенере проблема? – усмехнулся Валерка. – Единственная
преграда на нашем пути к счастью?
– Ну да, – кивнул Самбист, как-то странно глянув на друга, а затем спросил со скрытой
подначкой: – А ты чего на этот счет думаешь?
– Проблемы созданы для того, чтобы их решали, – заявил Валера, направляясь в
гардеробную.
Открыв шкафчик, он выволок оттуда металлически звякнувшую сумку, вжикнул
«молнией», расстегнув ее, и вытащил черный пистолет-пулемет, называвшийся «Витязем»,
как ему подсказал один из пацанов Самбиста, с которым он беседовал сразу после приезда,
до наступления провалов в памяти.
– Сходить с тобой? – как-то нехорошо осклабился Самбист.
– На хрена? – пожал плечами Валера. – Я сюда их приведу. Ты мне вот что скажи,
банщики эти потом никуда звонить не будут?
– С ума сошел? – даже удивился Самбист. – А кто приедет? По всей Москве стрельба
идет, говорят, не до нас теперь. А сами они соображают, кто их тут кормит и танцует и с кем
дальше жизнь строить надо.
– Ну и славно, – кивнул Валера и поправил на бедрах норовившую свалиться
простыню. – Пройдусь.
Самбист только кивнул в ответ и полез в шкаф, откуда извлек большой пистолет АПС, 23
вовсе не поражавший габаритами в его ручищах. Со стороны двери послышались голоса,
звук удара, а затем в сауну забежали два испуганных парня в спортивных костюмах,
держащие руки на затылке. Следом за ними шел пьяный и довольный Валера, держа их на
прицеле «Витязя».
– Вот, красавцы! – с какой-то гордостью указал он на пленных. – Это вот Дима, а с ним
Петя. Дима сутенер, а Петя при нем за водилу и охрану. Так?
– Слушь, мож, не надо бычить? – вместо ответа с тоской в голосе спросил тот, кого
представили Димой, – высокий, мускулистый, цыганистого вида смуглый парень, с заметным
акцентом. – По-человечески разойдемся?
«Молдаван», – подумал Валера, но вслух сказал:
– А кто бычит? Ты бычишь? Нет вроде. И я не бычу, потому что не бычу никогда, по
определению. Как я могу бычить? Это же неприлично. Мы с тобой так, беседуем. Ты проходи
дальше, к бассейну.
При этом Валера стволом «Витязя» показал направление, куда идти. Парни промолчали,
опасливо косясь на ствол, и пошли дальше. А странно улыбающийся Самбист поманил рукой
перепуганных проституток, сидящих за столом, приглашая идти следом. Те были уже ни
живы ни мертвы от происходящего, осознавая, что если клиенты так шутят, то тогда им
кранты от сутенеров. А если не шутят, тогда вообще неизвестно, чем все закончится.
Парни в спортивном зашли в большую комнату, середину которой занимал немалых
размеров бассейн, и Валера отогнал их к дальней стене, обитой ламинатной доской под
дерево, подталкивая в спину рукой, но ни на секунду не опуская «Витязь», приклад которого
был прижат к плечу. Вообще-то в таком деле удобней был бы пистолет, но трофейное
автоматическое оружие ему просто нравилось.
– Слушай, Валер… Валера ведь, да? – снова заговорил цыганистый Дима. – Нет у нас
никаких возражений, пусть бабы с вами будут, пока вы отдыхаете. Не надо беспредела, а?
Давай по-человечески, а?
– Давай, давай, заходи, – негромко подгонял Самбист девок, загоняя их следом в
помещение. – Нам тут кворум нужен.
– Чего? – испуганно спросила третья девка, с длинными распущенными волосами,
крашенная в ненатуральную блондинку.
– Кворум говорю, дура! – рявкнул Самбист. – Это как минет, но чуток лучше.
– Ага! – сделала она вид, что поняла.
– Вот те и ага, – буркнул Вовка. – Садись давай.
– Ребят, может, не надо, а? – снова тоскливым голосом заговорил Дима, чувствуя
неуклонно приближающееся нехорошее.
Нехорошее было видно уже со всех сторон. И в шальных и пьяных глазах Валерки, и в
спокойствии Самбиста, и в испуге девок. Сутенеры уже отчаянно жалели, что взялись качать
права, что не смылись сразу, а остались ждать наверху, заночевав в доме отдыха, но еще пару
дней назад это было здесь в порядке вещей, никто не беспредельничал, а сейчас эти правила
неожиданно поменялись. Они действительно собирались вместе со своими подопечными
прорываться на родину, надеясь, что вдали от ставшей такой проблемной Москвы сумеют
пристроиться к тому же делу.
– Ты этих боишься? – спросил Валера, кивнув в сторону сутенеров и уставившись
своими налитыми кровью похмельными глазами под опухшими веками на Любаню. –
Сильно?
Против Валериных ожиданий, девка совершенно неожиданно не стушевалась, а с
каким-то даже вызовом кивнула и сказала:
– Этих, Валерик. Их боюсь. А что? Работа у меня такая, что сутенера бояться положено.
– Так а чего их бояться? – пожал он плечами. – Они и не страшные вовсе, смотри.
И уже со второй строки Любаня подхватила мотив, душевно и радостно, словно ничего
и не случилось. Хорошо подхватила, голосисто, сразу перебив неумелое пение Валерки,
попутно еще и водку разливавшего по рюмкам, уже по пяти. А вскоре мимо них пронесли
убитого Диму, при этом мужик, державший его за руки, покрикивал на второго: «Аккуратней,
я сказал, туту него с башки чё-то вываливается!». А тем временем к хору присоединился
Вовка, а следом за ним и остальные девки, запевая:
Сергей Крамцов
24 марта, суббота, утро
Мобильная связь исчезала регулярно, а дозвониться тому самому Палычу даже в
моменты ее просветления не удавалось – сеть была перегружена. Степанычу так и не
удалось, и теперь я сам почти без остановки набирал продиктованный номер, но без явного
успеха.
Было еще относительно раннее утро, едва начинало светлеть, но по Ленинградскому
шоссе из города уже шел поток машин. Не пробка, но и не пусто. Кто-то ехал налегке, кто-то,
имевший возможность собраться, был тяжело гружен, с прицепами и тюками на крышах, с
забитыми под крышу салонами. Много было машин не собственных, если так можно
выразиться. Люди брали то, что больше подходит для эвакуации, не знаю уж откуда. С
работы, с улиц. Ехали машины газовых служб с кунгами, «скорые помощи», катили бортовые
грузовики и развозные фургоны, я даже увидел странное сооружение из дорогущего трактора
JCB и длинного самосвального прицепа к нему, в котором с немалым комфортом
расположились человек десять, причем большинство из них с охотничьими ружьями. Кстати,
не так уж плохо придумано, сталь прицепа только если из крупнокалиберного пробивать,
настоящее передвижное укрепление.
Попадались в потоке и отдельные военные машины, но немного. Срочники и те, кому
надо было оказаться в другом месте, уже разбежались, а у остальных поводов кататься взад-
вперед было меньше.
На заправках были военные, и, судя по суете, бензин на них был. Похоже, что
оставшиеся нести службу решили обеспечить исход граждан из города. И еще значит, что
бензин все же на АЗС поставляется. Кто бы это мог такое организовать в теперешнем
бардаке? Да они и организовали небось. Мне сразу вспомнились наши пустые бочки, в
которые мы рассчитывали запасти горючки.
В Солнечногорске, через который насквозь вела дорога, на улицах уже были заметны
блуждающие мертвяки. И одновременно с этим из города на трассу выезжали машины с
беженцами.
Перед выездом мы сняли с «Патруля» жесткий верх, для того чтобы в случае
необходимости превратить машину в подвижную огневую точку, и теперь еще холодный
утренний ветер откровенно морозил лица. Пришлось опустить маски на лицо, и на нас
косились из встречных машин с явным подозрением. Попутных же машин не было.
И вообще стало прохладно, я поеживался. «Горка», натянутая на флисовую фуфайку, в
свою очередь натянутую на майку, которая в свою очередь была натянута на сетчатое
термобелье, все равно пропускала холод. Но – терпимо, я ожидал худшего. У нас скорость
порядка семидесяти в час, встречный ветер ощущается. Вооружился я СКС, а у Шмеля, как и
положено механу, прямо на коленях лежал «укорот» со сложенным прикладом. Для зомби за
глаза, да и при нападении отбиться должны были, если нападут дебилы, например. Но с
собой прихватил я и «укорот», и дробовик – на все случаи жизни приготовился. А случаи, как
известно, разные бывают. Татьяна сидела со мной рядом, баюкая в руках черный «семьдесят
четвертый».
Чем ближе к городу, тем больше мертвяков попадалось вокруг. Пара таких валялась на
дорожном полотне – перееханные несколько раз, но так и недобитые. Они продолжали
шевелиться, а машины объезжали их с обеих сторон. Пост ДПС на въезде в город выглядел
брошенным, стекла выбиты, стены испятнаны пулями. Или перестрелка была, или
проезжающие развлекались.
Сразу за недавно расширенным путепроводом стояли несколько БМП и БТР, причем
армейские и «вованские» вперемешку. На броне и вокруг было около двух взводов вояк,
вооруженных все больше автоматами с оптикой. Срочников среди них почти не было видно,
примерно половина – офицеры. Затесались и несколько омоновцев или собровцев. Они в
основном занимались тем, что отстреливали бредущих в эту сторону зомби. АК с оптикой на
нем был единственным возможным при данных обстоятельствах оружием. По проспекту шел
поток машин, и стрелять из чего-либо серьезней означало подвергать опасности людей. Одна
пуля из КПВТ могла наделать большой беды. К тому же прямой выстрел из такого калибра
элементарно мог закончиться пробитием стены дома и попаданием в квартиру.
Тактика на настоящий момент времени правильная. Новая Кольцевая дорога для
неуклюжих зомби была настоящим препятствием, со всеми своими бортиками,
перегородками и отсутствием приманок с противоположной стороны. Стимул для
пересечения ее вроде бы отсутствовал. А вот по основным улицам они должны были брести.
После проезда через сводный опорный пункт военных стало видно, насколько ситуация
ухудшилась. Зомби было уже много. В основном они брели не из города, а как раз наоборот, в
сторону центра, на проезжающие мимо машины реагировали слабо. Даже их слабых мозгов
хватало для того, чтобы отличить, какая добыча по зубам, а какая – нет. По-моему, если их
столько здесь, то в том же центре Москвы должно быть намного больше. А это означает лишь
то, что те, кто хотел бы покинуть город сейчас, такой возможности могут и не иметь.
Добежать до своей машины от подъезда может оказаться непреодолимой задачей. Даже с
оружием. А для того самого немолодого Палыча с женой, которая ходит с трудом… Я
представил себе эту картину, и мороз по спине волной прошел. Не приведи бог так застрять.
Но вообще получается, что все те, кто, по той или иной причине, сидят в своих
квартирах, рано или поздно пополнят армию зомби. И во что тогда превратится Москва…
такого даже в самом кошмарном сне не увидишь. У меня вживую встала перед глазами
картина: полуразрушенный, ветхий город и улицы, забитые бродящими
полуразложившимися трупами. Ух, гадость!
После поста у Кольцевой в пределах города военных я не увидел. Почему – гадать не
надо. Военных осталось мало, хватало только на основные опорные пункты, в данном случае
– удерживать заразу в городских границах, хоть это и не панацея – очаги заражения
множатся, и все не изолируешь. А вообще, на мой взгляд, им следовало бы организовать что-
то вроде спасательных патрулей. Например, пара коробочек брони, и с ними – бортовой
КамАЗ. В таком составе они могли бы кататься по городу в любом направлении, остановить
их невозможно, и просто собирать выживших в грузовики, после чего их увозить… а куда
увозить-то? Тоже вопрос. Нужны спасательные центры, которые тоже следует охранять,
людей в них кормить… Куда? Да хотя бы просто за границы города, для начала. А там уже
разберутся.
Провалили мобилизацию, а как ее было объявлять, если сам путь до мобпункта опасен?
Все стало с ног на голову, все планы государства на случай чрезвычайных ситуаций не
работали в ситуации нынешней. А знаний, политической воли и просто решительности эти
планы отбросить и заняться спасением мира так, как это было бы эффективным, у
руководства не хватило. Впрочем, о руководстве страной в последние дни и не слышно
ничего, как будто его и не было никогда. Зато, к всеобщей пользе и к общему уважению,
держалось и работало телевидение. Даже сейчас журналисты гнали прямые репортажи со
смертельно опасных московских улиц, из других городов и со всего мира.
Мы легко и быстро добрались до путепровода перед «Войковской». Никто нам не
помешал, кроме того, что два зомби все же навелись на нашу полуоткрытую машину, когда
мы притормозили на верхней точке эстакады, чтобы просто оглядеться. Но Шмель придавил
газ, и мы снова покатили вперед, оставив за спиной алчущих крови и плоти мертвецов.
Но все же мертвяков становилось больше и больше. Несколько раз я обращал внимание
на настоящие их толпы, собравшиеся вокруг чего-то, очередного «источника пищи»,
наверное. Несколько раз замечал мертвых собак, которые, кстати, довольно энергично рвали
человеческие трупы вместе с человеческими же зомби. А вот это уже новое. Я думал, что
трупы зомби для их «племени» непривлекательны, но теперь убедился в обратном –
мертвецы не отказывали себе в удовольствии откушать и зомбятинки. Ошибки быть не могло,
мы даже проехали мимо такой мерзкой картины – двое «живых» мертвяков жрали
«мертвого», с дыркой от пули в середине лба, и при этом его состояние и вид не вызывали ни
малейшего сомнения в том, что убили мертвеца, а не живого человека.
Я связался по радио с Лехой и предложил устроить эксперимент. Он согласился.
Машины притормозили в самой середине большой площади после развилки на Волоколамку.
Я положил карабин на крышу «Патруля», поднявшись на заднем сиденье, поймал в прицел
стоящего среди таких же, как он, мертвяка и свалил его с двух выстрелов. А затем мы
принялись наблюдать.
Эффект был достигнут не сразу. Поначалу на труп «собрата» окрестные мертвецы
внимания не обращали, и лишь когда мы уже собрались уезжать из-за того, что на нас все же
обратили внимание, один из крутившихся рядом с трупом зомби вдруг встал на колени и
вцепился зубами в шею покойника. Затем к нему присоединился второй.
– Поехали! – скомандовал я и задумался.
И что получается в результате? Будут ли мертвяки изменяться от зомбятины, или это
для них просто пища? Если будут, то нам хана – жить в ДОТах и никуда из них не выходить
тогда. Я же помню хорошо изменившегося соседа-алкаша и ту скорость, с которой он
двигался. Ох, надеюсь, что ошибаюсь… Ладно, зато проблем с утилизацией гниющих тел
меньше, подумалось мне, типа светлую сторону даже в этом нашел.
Палыч жил на Дорогомиловской, поэтому Шмель предложил не ломиться через самый
центр и Садовку, а уйти с Ленинградки на обновленную и широкую Беговую улицу, чтобы
уже с нее перескочить на противоположную сторону Москвы-реки. Прижались вправо после
стадиона «Динамо», нырнули в Первый Боткинский проезд… и сразу дали по тормозам.
Даже от самого перекрестка была видна большая толпа мертвяков, собравшаяся в конце
короткой улицы, как раз у больничной проходной. Что их туда нагнало?
– Чего это они собрались? – словно цитируя мою мысль, спросила Татьяна, заметно
испуганная.
– Чего, чего… – пробормотал Шмель. – Жрать им там нашлось. Больные всякие не
ходячие и все такое. Ладно, чего стоять? Поехали, – добавил он и снова врубил передачу.
– Куда? – аж подскочил я на месте. – Не прорвемся через толпу!
– А через толпу и не надо, тут еще проезд есть, – ответил Мишка, разгоняя «Патруль».
Действительно, перед Вторым Боткинским оказался еще один переулок, ведущий на
Беговую, узкий и незаметный, по которому мы и проскочили, хоть и в неприятной близости
от огромной толпы бесцельно блуждающих мертвяков. На Беговой стало проще, снова
появились люди, но поток шел не в одну сторону, как на Ленинградке, а в две – люди
выбирались из города в разных направлениях. Так все и тянулись до развязки на Пресню, где
поток снова иссяк. Эстакада была совсем пустой, равно как и улица 1905 года. Ваганьковское
и Армянское кладбища ничем свою «мертвецкую суть» не выдавали – захороненные
покойники не восставали и новомодных зомби кладбища ничем не привлекали.
Красная Пресня тоже ничем интересным не поразила, разве что мертвяков стало еще
больше, а когда мы добрались до Краснопресненской набережной и по ней до Белого дома, то
их количество стало уже напрягать. Окажись без машины на этих улицах – и можно считать,
что ты обречен. Будут гнать тебя до тех пор, пока силы не иссякнут, возможности
остановиться и передохнуть не представится, обязательно какая-нибудь тварь на тебя
кинется.
К нашему удивлению, Белый дом не был брошен. Разумеется, работающим здание
правительства не выглядело, но за его мощной решетчатой оградой видны были бэтээры,
бронированные грузовики и какие-то удлиненные черные «Гелендвагены», какие я видел
только в президентских кортежах.
– Фэсэошники, – послышалось у меня в наушнике.
Это Сергеич подтвердил мою теорию. Помимо военных там было множество людей в
рабочих комбинезонах, которые непрерывно выносили какие-то коробки из здания
правительства и грузили в машины. Эвакуируются наверняка.
На верхней точке моста мы снова притормозили, благо зомби здесь почти не было, и
огляделись. Новый Арбат был полностью забит мертвяками, и туда я если и поехал бы, то
только на бульдозере или танке. На Кутузовском ситуация была проше – чем-то широкий и
пустынный проспект мертвякам не нравился, и видны были лишь отдельные ковыляющие в
разные стороны фигуры или просто стоящие на месте. Но увидели мы и пару машин.
Перемахнув на противоположную сторону реки, мы вывернули на набережную Тараса
Шевченко, после чего снова были вынуждены дать по тормозам – совсем рядом раздалась
довольно активная стрельба.
– Давай вперед помалу… – скомандовал я Шмелю, беря СКС на изготовку.
В идущем следом «крузаке» опустились окна, и из них высунулись стволы «Тигра» и
акаэса. Ладно, если кто сунется, встретим. Но никто не сунулся. Едва мы выехали из-за
поворота, как увидели две всерьез подготовленные для катания по «замертвяченному» городу
«шишиги», с решетками на окнах, отбойниками и «люстрами». На крышах кунгов сидели
четверо стрелков в разномастном камуфляже, целящиеся в разные стороны. Еще трое
мужиков в спецовках, но с висящими за спиной автоматами, цепляли к бортовому «Уралу»
связку сразу из двух жигулевских «десяток», явно намереваясь вести их куда-то на буксире.
Компания агрессивной не выглядела, хоть и держалась настороженно, и я решил
попробовать пообщаться.
– Давай к ним поближе, – скомандовал я Шмелю.
Шмель так и поступил. Нас ненавязчиво взяли на прицел с крыш кунгов, но стрелять не
стали, да и не собирались явно. Я присмотрелся к людям – морды не бандитские, а самые что
ни на есть обычные и даже вполне интеллигентные.
Оглядевшись и убедившись, что никто «быстрый и мертвый» на нас сейчас не кидается,
я встал на заднем сиденье «Патруля», поднял маску с лица и крикнул:
– Здорово, мужики! Чем заняты?
– И вам не болеть, – крикнул сверху здоровяк в очках и с бородой, одетый в
туристическую энцефалитку и довольно сноровисто держащий видавший виды АКМ –
Мародерствуем. А вас куда черти несут в этом проклятом месте?
– Да за машинами, – не зная, с чего я вдруг стал таким откровенным, ответил я. –
Грузовичками хотим разжиться.
– Грузовиками? Дело, – кивнул здоровяк. – А мы вот брошенные отечественные
легковушки собираем и потом их на запчасти раскидываем. Начали, по крайней мере.
– А на хрена? – удивился я.
– Как на хрена? – еще больше удивился здоровяк. – Немножко навыков, и из «Жигулей»
с «Волгами» получаются отличные багги. На чем ездить будете, когда все это ваше японское
имущество развалится? А багги будут вечными – резина простейшая подходит, вместо кузова
трубы сварены, а вариантов моторов у «Жигулей» всего ничего, части заменяются. Тем и
жить намерены.
– А где жить? – полюбопытствовал я.
– По Минке, Рабочий Поселок знаешь? Это прямо у станции Внуково, мы там
автосервис заняли. – Здоровяк достал из нагрудного кармана листок бумаги, скомкал его и
забросил прямо в кабину нашего «Патруля». – Вот держи!
– Это что? – спросил я, поднимая комок бумаги.
– Как нас найти, – ответил он. – Карта типа. Починиться там или что переделать – тут
мы на все руки от скуки. Меняем машины и их модификации на всякие полезные ништяки.
– Ну это мы и сами умеем, – буркнул Шмель.
– А на дутиках транспорт построить умеешь? – чуть с иронией спросил бородач. – А
зимой кто дороги будет чистить? Так-то! А мы умеем.
– Понтов-то… – опять пробурчал Шмель, но бородач этого уже не услышал, потому что
раскатисто треснул выстрел из СКС с оптикой, который держал худощавый длинноволосый
парень, сидящий на крыше рядом со здоровяком, и появившийся из-за угла мертвец упал с
дыркой во лбу.
– Ладно, поедем мы, – крикнул я. – Связь-то есть с вами?
– Первый канал по городу для всех! Уже соглашение такое! – ответил он.
– Это с кем соглашение? – не понял его я.
– Межмародерское, – засмеялся он. – А вообще вы поосторожней: это мы ребята
мирные, а так – всяких хватает. Как власть из центра ушла, так тут чего только не случилось.
И за оружие грохнуть могут, и за хорошие машины, так что оглядывайтесь.
– А морфов не видели? – спросил вдруг я. – Ну таких, измененных…
Я изобразил нечто неопределенное руками, не зная, как понятней объяснить, что имею
в виду.
– Мутантов, что ли? – уточнил бородач. – Попадаются. Один такой нашего парня вчера
убил, из окна второго этажа прямо на крышу кунга запрыгнул, где тот сидел. Так что по
городу без крыши не катайтесь, опасно. Да и вообще, всякое рассказывают.
– Что – всякое?
– Заезжайте в гости – расскажу, – усмехнулся бородач. – А сейчас работа у нас, извини.
Ну послали так послали, нечего людей от дела отрывать. Я рукой им помахал, и наши
две машины рванули дальше. А я задумался. В общем, не только мы такие умные. Мужики,
каких мы сейчас видели, больше всего напоминают какое-то сообщество по интересам.
Такими бывают всякие джиперы, туристы и прочие, кто умеет держаться кучей и имеет
какие-то полезные в этом разваливающемся мире навыки. Если посмотреть на эту компанию,
то понимаешь, что они уже нашли себе свою собственную экономическую нишу в обществе
мрачного будущего. Разжились толковым транспортом, доделали его как надо, а теперь
закладывают основу своего будущего состояния. Рубль за сто, но они еще и сервис
прихватили правильный, какое-нибудь бывшее автохозяйство за бетонными стенами, где и
укрепились, как в крепости.
А вот то, что в центре уже хватает мародеров, заставляет делать выводы. И главный из
выводов – осторожней быть надо. Власти нет, военных здесь уже нет, так что вся опаска
исключительно собственными силами. А ведь мародеров-то здесь будет, обязательно будет
много. В Москве столько всякого нужного имеется, и чем дальше, тем нужней оно будет.
Пока я так репу чесал, наши машины добрались до места – двора, раскинувшегося за
длинным сталинским домом по Студенческой улице. «Крузак» со Степанычем за рулем
вырвался вперед, показывая дорогу, и первый свернул в заросший высокими деревьями двор,
пустой и мрачный. Впрочем, насчет «пустой» я погорячился, в дальнем углу несколько
мертвяков жрали кого-то, навалившись на него кучей. И что меня удивило – за этим «кем-то»
тянулся кровавый след волочения, словно труп откуда-то притащили. Кто это сделал? Тупые
и безмозглые зомби?
Машины остановились у подъезда, не глуша двигатели. Я схватил «укорот», оставив
карабин в машине, и махнул рукой Сергеичу, выбравшемуся из «крузака». За спиной у него
наискосок висел чехол с оружием и патронами, который мы везли к таинственному Палычу.
Я заглянул в окно машины, спросил:
– Степаныч, дозвонился?
– Дома он, ждет, – кивнул Шмель-старший. – Все, как договорились.
– Тогда вы давайте покатайтесь по району, на рожон не лезьте, – распорядился я. – Из
зоны устойчивой связи не пропадайте, но главное – не давайте мертвякам кучковаться. И по
моему сигналу заезжайте за нами.
– Да поняли мы, – ответил за него Леха, остающийся в качестве «бортстрелка» со
Степанычем.
– Ну и хорошо, раз поняли, – ответил я, стукнув по капоту «крузака».
И направился к подъезду. А машины неторопливо тронулись с места, лишь Татьяна
махнула рукой.
Звук газанувших дизелей отвлек внимание пары мертвяков от пиршества. Они подняли
свои бледные, измазанные протухшей кровью перекошенные хари и уставились на нас. Затем
поднялись на ноги и довольно решительно направились в нашу сторону. Я обратил внимание
на еще троих зомби, блуждающих в разных концах этого не слишком большого двора, но они
пока внимания на нас не обращали.
– Ты гля, тут домофон, – сказал у меня за спиной Сергеич, пока я откидывал приклад
ружья и постепенно пятился к нему. – Работает хоть?
Странно, почему это нас обоих так удивило? Во всей Москве домофоны, а сейчас
поразились. Наверное, потому что они пока еще знак какой-то мирной жизни.
Домофон работал. После того как мой напарник набрал номер квартиры, в динамике
послышались гудки. После пятого или шестого чей-то тусклый голос произнес:
– Да?
– Пал Палыч? Мы за вами с женой, – сказал в домофон Сергеич.
– Заходите, – сказал голос, и электрозамок щелкнул.
Дверь скрипнула, голос Сергеича за спиной произнес: «Заходим». Заходим так заходим,
не вопрос. Мне как раз идущие к нам мертвецы все меньше и меньше нравились, и стрелять
не хотелось. Не знаю почему, но мелькнула мысль, что выстрелы в пустом и гулком дворе
привлекут излишнее внимание. Не знаю чье, но привлекут. Вот я и скользнул следом за
Сергеичем в подъезд, включив подствольный фонарь, а заодно с облегчением вздохнув. И
принюхался.
Это уже начинает в рефлекс превращаться – принюхиваться. Правильный рефлекс,
потому что не попадалось мне пока несмердящих мертвяков. Плохо то, что в подъезде
смердело, и именно мертвяками. Сергеич, увидев, как я нюхаю воздух, слегка кивнул и
прошептал:
– Точно, есть кто-то в подъезде. Осторожненько надо.
Включился и его фонарь, уперся лучом в нависающий над головами пролет лестницы.
Я, стараясь не топать, поднялся на первый этаж, прислушался, пригляделся к дверям. А затем
подумал, да и толкнул каждую из них, подергал ручки. Все заперты. Это хорошо, что все
заперты. Сергеич тем временем уже переместился, прикрывал меня от нападения сверху.
Хорошо, правильно идем. Нам на четвертый этаж пятиэтажного дома, лифта нет. А был бы –
не поехали.
– Я пошел, – сказал я негромко и поднялся еще на пролет, на межэтажную площадку.
Замер, подняв «ксюху». Две двери передо мной, и обе открыты настежь. И кто там? И
кто открыл? Кто-то уехал и плюнул на все или что другое? Мертвечиной, кстати, вроде
сильней потянуло… Или – кажется? Прет, и так нормально. Кстати, когда я вспомню, что
надо морду заматывать? В маске же хожу, кто мешает прямо на нее какого одеколона
плеснуть или чего другого пристойно пахнущего?
Подтянулся Сергеич, встал рядом со мной, удерживая АКС у плеча. Луч света от
закрепленного на автомате фонаря проник в темную прихожую одной из квартир, осветил
ряды пальто, висящих в рядок на вешалке. Уехали, а теплую одежду не взяли? Может быть и
так. Были бы у меня пальто, а не только спортивные куртки, я бы тоже не взял. И чего делать
будем? А чего еще делать, надо к Палычу этому самому идти.
– Сергеич, страхуй, – прошептал я и двинул вверх, на второй этаж.
Не хочу заглядывать в квартиры, я бы просто захлопнул двери, но ни одна, ни вторая не
захлопываются. Без ключа не обойдешься. Открываются наружу обе… Мать твою, ну почему
заранее подумать о чем-то трудно? Клиньев деревянных надо было наделать, как раз под
двери забивать. Не всякий мутант откроет. А если там люди? А если люди, то кто им виноват,
что с распахнутыми дверями живут? Да и не живут теперь люди с распахнутыми, а если
живут, то совсем недолго.
– Эй, есть кто дома? – крикнул я, решив больше не заниматься ерундой.
Голос мой эхом пронесся по подъезду, но никакого отклика не встретил. Я прислушался.
Нет, ничего. Странно вообще-то. Все умерли или все уехали? Так не бывает. Наверное. А
может, и бывает, мне-то откуда знать?
– Давай откликнись, кто живой! – крикнул я, забегая на пролет выше. – И кто неживой,
тоже выходи, покончим с этим делом сразу!
Правильно я придумал, пусть сами ко мне идут, нечего искать всякую тварь по этим
закоулкам. Послышался топот, ко мне взбежал Сергеич. Замер, водя стволом из стороны в
сторону, но шаги продолжали доноситься. Шаркающие такие, как раз в том стиле, какой я в
последние дни особенно не люблю. Они всегда нехорошее предвещают.
– Сверху или снизу? – вдруг спросил Сергеич.
– Чего? – не понял я.
– Мертвяк, спрашиваю, откуда вылезет, оттуда… – он кивнул на верхнюю площадку, –
или снизу?
– Снизу вроде, – сказал я в ответ, прислушавшись.
Что-то глухо ударилось в приоткрытую дверь, затем мертвячья рука ухватилась за нее,
открывая. Тетка толстая, в халате и бигудях, сильно потраченная зубами. Из-за тучности и
так еле ходила, наверное, а в мертвецком виде вообще еле ноги переставляет. Справа гулко
треснул выстрел из автомата, хлыстом ударило по ушам, а бродячий труп упал навзничь.
Все?
– Все? – спросил Сергеич.
– Откуда я знаю? – морщась от боли в ушах, ответил я. – Подождем. Пусть сами к нам
топают.
Второй притопал вскоре из той же самой квартиры – замухрыжистый лысоватый
мужичок с многочисленными укусами. Убил его тоже Сергеич, когда тот пытался
перебраться через тушу лежащей в коридоре тетки. Мы постояли еще минут пять,
настороженно ожидая появления новых тварей, но никто уже не пришел. Зато дождались
запроса по радио от Лехи: «Ну чего там копаетесь?» Действительно, мы сюда по делу
пришли, не в подъезде потоптаться.
Пошли выше, аккуратно, продолжая с опаской оглядываться на приоткрытые двери, но
оттуда уже никто не появлялся. Третий этаж – все двери заперты. На площадке между
третьим и четвертым лежит труп с проломленной головой. Скорее даже прорубленной –
топором навернули. Интересно, а почему тетка с мужиком из квартиры снизу сюда пожевать
не наведались? Есть чем там перекусить? Ладно, нам выше надо.
Переступили через мертвяка, а мне подумалось, что надо бы еще и хозяйственными
резиновыми перчатками обзавестись. Придется так какого жмурика двигать, а в наших «без
пальцев» к ним и прикасаться противно, да и опасно.
На площадке, где квартира Палыча, было тихо. Запах тоже ни на что не указывал –
мертвечиной смердело по всему подъезду. Настороженно оглядываясь, я нажал на кнопку
звонка, откликнувшегося допотопным металлическим звуком, как школьные в моем детстве
звенели. Послышались шаркающие шаги, которые заставили меня привычно насторожиться,
хоть я и понимал, что пришли мы к живому человеку, который, собственно говоря, нам дверь
в подъезд открыл. Но это уже рефлекс. Нервным стал.
Щелкнул замок на стальной двери, она распахнулась. Палыч был среднего роста
сутуловатым мужиком лет пятидесяти, бледным, с мешками под глазами, как от долгого
недосыпа, одетый в заношенный спортивный костюм. Он посмотрел на нас и, ничего не
сказав, молча направился в квартиру, бросив дверь открытой. Я расценил это как
приглашение заходить и направился следом. Сергеич последовал за мной, захлопнув
тяжелую дверь и задвинув гулкий засов.
Хозяин квартиры молча прошел в старомодно и небогато обставленную гостиную,
какую было принято раньше именовать «залой», и, отодвинув стул, молча уселся за длинный
стол, накрытый белой скатертью. Я бросил взгляд искоса на Сергеича и заметил, что он
насторожился. И было с чего – в квартире были настежь открыты окна, но запах мертвечины
стоял такой, что заставлял заподозрить нехорошее. Причем запах «живой» мертвечины, я уже
научился их различать, с примесью какой-то химии ацетонной.
– Здравствуйте, – сказал я, и в полной тишине, царившей в квартире, мои слова
прозвучали как из другого мира.
Палыч лишь кивнул в ответ, затем спросил:
– Степаныч где?
– За рулем, по району ездит, – ответил я. – Когда вы готовы будете, они к подъезду
подкатят. А вы еще не собирались?
Я не видел ни собранных сумок, ни следов сборов, да и сам хозяин не был одет для
выхода из дома – треники и тапочки к уличной одежде отнести сложно.
– Ружье принесли? – спросил он.
Сергеич молча снял с плеча чехол с оружием, выложил его на стол перед хозяином
квартиры, раскрыл.
– «Ижак»-вертикалка и пистолет, – сказал Сергеич. – Две сотни патронов к ружью и
сотня к пистолету. Умеете пользоваться?
– Разберусь, – все тем же безжизненно-глухим голосом сказал Палыч, отодвинув ружье
и протягивая руку к ПМ.
Действительно, он достаточно сноровисто, хоть и медленно, проверил магазин, дослал
патрон. Поднялся, вздохнув и тяжело опираясь рукой на стол. Я заметил, как Сергеич еще
больше насторожился, да и у меня правая рука снова переместилась на рукоятку автомата,
висящего наискось на груди. Что-то не так здесь было, что-то не так…
– Жена у меня совсем обезножела, – сказал вдруг он, глядя при этом в пол и медленно
направляясь к закрытой двери, ведущей в какую-то смежную комнату. – Сейчас я. Сейчас.
Подождите.
Он толкнул дверь, открыв ее, но так, чтобы только самому зайти. И сразу прикрыл за
собой. Но волну усилившейся мертвячьей вони я успел ощутить и инстинктивно отступил
назад, стараясь оказаться спиной к глухой стене, вдоль которой вытянулся старинный сервант
с выставленной на полках хрустальной посудой. Сергеич тоже половчей перехватил АКС.
– Что там у него? – прошептал он, не отводя взгляда от двери.
– Откуда я знаю?
Наступила тишина; сквозь дверь до нас доносился приглушенный голос Пал Палыча,
но разобрать из него хоть слово не получалось – на совесть делали двери в этих старых
домах. Затем голос смолк, и вдруг неожиданно громко треснул пистолетный выстрел. Не
знаю почему, осознавая, что поступаю совершенно опрометчиво, я бросился вперед,
распахнул дверь, за которую ушел Палыч, остановился в дверях, уставившись взглядом ему в
спину, часто и мелко вздрагивающую.
Это была супружеская спальня, с двумя кроватями, составленными бок о бок. На краю,
ближнем к нам, лежала связанная полотенцами, скрученными в жгут простынями и ремнями
немолодая женщина, полная, одетая в простой домашний халат розового цвета, из-под
которого виднелась длинная ночная рубашка. Глаза были закрыты, лицо по-мертвому
обвисло, и от нее шла настоящая волна того самого запаха, который нас и напугал. В правом
виске женщины было видно отверстие от пули. Кожа была опалена, вокруг отверстия все
было покрыто черными точками несгоревшего пороха – стреляли почти в упор. В воздухе
еще висело прозрачное облачко синеватого порохового дыма.
Я снова посмотрел на спину Палыча, на его опущенную руку с пистолетом, и в этот
момент он обернулся ко мне. Он плакал, его худые сутулые плечи тряслись. Затем он
покачнулся, словно собираясь упасть, но я успел подхватить его под руку) удержав на ногах.
– Лида умерла, – сказал он, глянув мне в глаза. – Теперь уже совсем умерла.
– Прости, Палыч… – сам не зная за что, извинился я перед этим немолодым лысеющим
человеком.
Его горе словно передавалось через прикосновение, как будто вся его жизнь открылась
мне. Жили, работали, вырастили детей, которые разъехались по стране, как сказал Степаныч
нам вчера, рассказывая о своем друге. Жили вдвоем счастливо, душа в душу, так и собираясь
дожить до самого конца. А теперь… Надо ли вообще продолжать о том, что случилось
теперь?
Я вывел Палыча в гостиную, где усадил его на тот самый стул, с которого он встал.
– Лидушка умерла, – снова сказал он. – Ее сосед укусил, сволочь. Я его топором срубил,
но она все равно умерла. Вчера было, вечером.
Я совсем растерялся, не зная, что сказать, и вместо меня заговорил Сергеич:
– Пал Палыч, мы соболезнуем. Скажите, чем помочь можем? Вы-то с нами пойдете?
– Сервант открой, парень, – вздохнул Палыч, посмотрев на меня. – Ту дверку, справа.
Я сделал, как он сказал, и обнаружил за дверью большую картонную коробку, до верха
заваленную автомобильными и еще какими-то ключами.
– Я, как началось, все ключи забрал, чтобы машины не покрали, – сказал он, глядя себе
под ноги. – Все в кабинете лежало. Зря, наверное, людям бы понадобилось, но так вышло.
Идите теперь.
Он махнул рукой, словно отпуская нас этим жестом.
– Пал Палыч, вы чего? – удивился я. – Мы же за вами приехали, сами не пойдем.
– Я с женой останусь, чего не поняли? – пристально и сердито из-под лохматых бровей
посмотрел он на нас. – Идите, живите, за вами еще люди. Мне не надо такого.
Меня почему-то бросило в краску, словно где-то на уровне спинного мозга мелькнула
мысль бросить его здесь, вместе с мертвой женой. Почему мы вчера за ним не приехали?
Могли ведь спасти, так еще день ждали… Неожиданно, словно фотовспышка, в мозгу
образовалась мысль, и я ее высказал:
– Нельзя так, Палыч. Ты что, с женой здесь сидеть будешь, пока до вас не доберутся?
– Не доберутся, – сказал он, и рука легла на двустволку.
– А хоронить жену твою кто будет? – спросил я. – Хочешь, чтобы без погребения здесь
в гнилье превратилась?
– Ну-ну! – мгновенно вызверился он, но ожидавший такого развития событий Сергеич
ловко прижал руку с пистолетом к столу.
– Ты вот что, Палыч… – сказал я, вздохнув. – Иди-ка и ты с нами, и тело супруги твоей
мы с собой увезем. А там и похороним, есть у нас уже могилки двух хороших людей, под
березами, и жену твою там схороним по-человечески, с уважением. За это хоть повоюй, ты
ведь мужик, и в летах уже, чего же мне-то тебя учить?
Палыч пристально, но уже не зло посмотрел мне в глаза, потом сказал:
– Соберу Лиду. И сам соберусь.
– Только быстро, – не стал уже щадить его я. – Пока других проблем не накатило.
– Я быстро, – кивнул он, встал, вздохнул и пошел в спальню.
Походка была уже не такая шаркающая, как раньше, чуток взял себя в руки мужик.
– Правильно ты, – пробормотал тихо Сергеич. – Гадством было бы мужика бросить.
Довезем мы его жену, ничего страшного.
Палыч собрался быстро – вещей у него только небольшой рюкзак был. Лиду он
завернул в одеяла и обмотал поверх простынями сплошь, так что за них схватиться можно
было. Ну а запах… что запах? Мы уже привыкли, перетерпим.
Я запросил Леху по радио, и он сразу откликнулся.
– Спускаемся, – сказал я. – Подтягивайтесь во двор и зачищайте. А мы вниз и ждем
команды.
– Возвращаемся, – послышался его голос.
Женщину несли Пал Палыч с Сергеичем, уцепившись за простыни в ногах и голове. Я
пошел вперед, вскинув ружье и светя по полутемной лестнице фонарем – те две открытые
квартиры не давали мне покоя. Труп, лежащий между этажами, Палыч переступил, плюнув
на него. А я так и понял, что это он укусил Лиду, не было тут больше никого, кого топором
порешили.
Спустились ниже, затем я пропустил своих спутников у себя за спиной, не сводя ствола
ружья с дверей, но все было тихо, никто оттуда на нас не бросился. Так и спустились вниз,
как раз к первым выстрелам. С улицы донеслись хлопки, одна пуля пробила дверь подъезда и
сколола штукатурку со стены, выбив пыльное облако и заставив нас укрыться за поворотом
лестницы. Коротко простучала очередь из АК, затем еще раз, снова гулкие выстрелы из
«Тигра». Затем Лехин голос в наушнике:
– Выходим быстро, мертвяки подтягиваются понемногу.
– Давай, пошли! – скомандовал я и выскочил на улицу с дробовиком у плеча, а заодно
придерживая дверь ногой.
У Лехи хватило ума и сообразительности ничего не сказать, когда завернутое в одеяла
тело жены Палыча начали грузить в багажник его «крузака». Он лишь оторопел, и я сделал
ему страшные глаза, подразумевая: «Только вякни что-нибудь». Ладно, нам не впервой, хоть
давно тела своих возить не доводилось.
Степаныч тоже повел себя правильно. Вышел из-за руля. Перекрестился на тело, обнял
товарища, потом усадил рядом с собой, на переднее сиденье.
Ехать оказалось совсем недалеко. Вырвались со двора, куда уже действительно, на
выстрелы, что ли, подтягивались мертвяки, затем со Студенческой ушли на Киевскую и по
ней добрались почти до самой железной дороги. А затем уперлись в невзрачный бетонный
забор с колючкой поверху и железными, крашенными суриком воротами. Рядом с воротами
была будка из серого силикатного кирпича со стальной дверью в ней и окном, забранным
решеткой.
Машины встали. Я огляделся – ближайшие к нам мертвяки виднелись лишь далеко по
улице и в нашу сторону не смотрели даже. Похоже, что сюда их пока ничего не приманивало.
Все, кроме водителей, вышли из машин, держа оружие наготове. Даже Пал Палыч расчехлил
ружье и держал его на плече, висящим стволом вниз.
– Как внутрь попадем? – спросил я.
– Тут через проходную только… – немного растерянно сказал Палыч. – Там охранник
всегда сидел.
Я подошел к окну, подтянулся на решетке, попытался заглянуть внутрь через
бликующее стекло. И чуть не свалился навзничь, разразившись громкой матерщиной, потому
что прямо с противоположной стороны к стеклу прижалась бледная окровавленная морда
мертвяка. Даже стекло загудело от того, как он ударился о него лбом.
– Вон твой охранник, Палыч! – выдохнул я, переводя дух, которого чуть вообще не
лишился с перепугу.
– Верно, охранник, – подтвердил Пал Палыч. – Сашкой звали, из ментов. В свободное
время у нас дежурил.
Я скинул с плеча «укорот», включил прицел. Треснуло, толкнуло в плечо. В стекле
появилась маленькая дырочка в белом кружочке, а белесая морда за окном исчезла. Я
обернулся и увидел, как Леха разматывает стальной трос, цепляя его к проушине своего
«крузака». Он кинул мне второй его конец, и я закрепил его на оконной решетке. К нашему
счастью, она была не как тюремная, а скорее похожа на рамку, держащуюся в бетоне всего в
нескольких точках. Так и получилось – один рывок, и могучий вездеход сорвал эту решетку,
как будто она вообще ничем не держалась. Осталось лишь разбить и открыть окно, после
чего я, зажимая рот и нос рукой и буквально задыхаясь от скопившейся в замкнутом
пространстве, да еще с включенным калорифером, вони, заскочил внутрь, попутно подобрав
с пола и сунув в карман потертый ПМ – видать, Сашка не рядовой милиционер был и мог
служебный ствол с собой уносить. Затем выдернул у мертвеца из кобуры на боку запасной
магазин.
Открыть наружную дверь в проходную было делом секунды. Чуть больше потратили на
внутреннюю, осторожничали. Леха подтянулся ко мне, затем Сергеич, и мы втроем аккуратно
выбрались на территорию. И сразу заметили одинокого мертвяка, стоящего поодаль, у стены
большого кирпичного склада. Леха вскинул было «Тигр», но я придержал его.
– Чего ты? – удивился он.
– Не знаю, – покачал я головой. – Но есть у меня впечатление, что мертвяки на
выстрелы подтягиваются.
– С чего бы это? – не понял Леха.
– Возможно, соображают немного, – объяснил я. – Где стрельба, там и жратва. Они же
трупы своих пожирают.
– И чего делать? – спросил он. – Не стрелять их вовсе?
– Ну почему же? Но только после того, как все внутрь заедут. А то мало ли какие
мертвяки нарисуются, еще какой-нибудь морф прискачет и будет нас тут гонять.
– А, ну как скажешь, – согласился Леха.
Ворота изнутри были закрыты на здоровенный висячий замок, который нас поначалу
озадачил. К счастью, решение пришло быстро. Я сбегал к машине, прихватив оттуда
припасенную на всякий именно такой случай «помпу» и патроны с пулями к ней. Развернул
замок так, чтобы удар пришелся «на разрыв», закрепил ржавой стальной проволокой,
которую подобрал с земли. Затем мы спрятались за будку, а я высунулся из-за угла,
тщательно прицелился и пальнул.
Все вышло, как я и предполагал, замок так просто и винтовочная пуля не разрушит, но
попав в него под таким углом, тяжелая ружейная просто вырвала дужку из гнезд. Осталось
его снять да и выбросить. Распахнуть тяжелые скрипучие створки и запустить машины во
двор, было делом минуты.
Палыч сидел в «Патруле» впереди, показывая дорогу, а мы с Лехой забрались на заднее
сиденье, пристроив оружие на крыше. Я скомандовал Шмелю:
– Давай вперед помалу.
– Понял, – кивнул Мишка и плавно тронул вездеход с места.
Степаныч повел вторую машину прямо за нами, бампер в бампер. Не разгонялись, шли
на скорости километров двадцать в час, оглядываясь и опасаясь. Мертвяк, которого я не дал
поначалу Лехе застрелить, навелся на нас и неожиданно бодро побежал в нашу сторону.
– Стой! – скомандовал я и вскинул автомат, ожидая, когда зомби подбежит ближе.
Морда у него была до самых глаз перепачкана запекшейся кровью, равно как и вся
грудь, и руки. Где-то он только что подъел. Не в этом ли секрет его резвости? Очень даже
может быть, основа их не-жизни такая же, как и у нашей жизни: надо получить сначала запас
энергии, а уж потом ее тратить. И пожирательство трупов «коллег» их тоже здорово должно
укреплять, тем более что они вопросами сохранности мяса не заморачиваются – им любое
гнилье впрок.
Застрелил мертвяка Леха. Бахнул раскатисто «Тигр», и бегущая тварь ткнулась мордой
в грязный весенний асфальт, чуть проскользив вперед, раскинув руки и затихнув. Из
разваленного затылка что-то вывалилось, неожиданно вызвав во мне рвотный рефлекс, но я
все же сдержался. Чуть дальше, возле угла склада, мы увидели еще два грязных трупа в
остатках каких-то спецовок, возле которых кормился еще мертвяк, не обративший на нас
никакого внимания. Он вцепился обеими руками в ногу одного трупа и рвал ее зубами, мотая
головой, как собака. Расстояние до него было метров пятьдесят, поэтому я пальнул в него из
«укорота», короткой очередью, свалив его на месте.
– Вообще-то место с проблемами может быть, – сказал Леха, оглядываясь. – И мертвяки
тут, и трупы, и пища для них.
– Во-во, поаккуратней надо быть, – согласился я.
Действительно, как-то многовато мертвяков для запертой территории. А если к одежде
присмотреться, то похоже, что тут какая-то строительная бригада всей толпой на тот свет
перебралась, но неожиданно на этом задержалась.
– Пал Палыч, а что за народ мертвый? – спросил я, пригнувшись и заглядывая в салон
«Патруля». – Не знакомы?
– Бригада молдаван работала, на них похожи, – ответил он. – Тут же целое унитарное
предприятие. Не только мой гараж. Новый корпус строить начали.
– Много их было?
– Да человек пятнадцать.
Так, а мы, считая с убитым охранником, всего шестерых видели. Тут еще с десяток
зомби может шляться. А может и не шляться, если все остальные разбежались, например.
– А с горючкой тут как? – спросил я, вдруг задумавшись. – Не найдем?
– Что-то найдем, – ответил он.
Я заметил, что, когда дошло до дела, он немного оживился. Не то чтобы про все забыл,
но у него появитесь подопечные – мы.
– А гараж ваш где?
– Да вот он, – показал Пал Палыч рукой на ближайший к нам большой кирпичный
корпус.
Машины заехали за угол и остановились у целого ряда зеленых деревянных ворот,
вытянувшихся вдоль стены. Прямо как шмелевский сервис, только больше. Типовой проект,
у всех все по одному образцу. Ну и ладно, нам проще.
– Значит, так! – обратился я ко всем с машины, как с трибуны. – Тут еще мертвяки
могут быть, даже наверняка есть. Поэтому никому не расслабляться, оружие держать
наготове, стрелять во все, что движется. Не расходиться, не отвлекаться, быть начеку каждую
секунду. Вопросы?
Вопросов не было.
– Сергеич, Леха, со мной.
Леха закинул «Тигр» за спину и вооружился компактным «Кипарисом», а я так и
остался с «укоротом». Может, надо было бы за дробовик взяться, да больно этот обрезанный
автомат поворотист, и одной рукой, случись чего, удержать его можно, зажав приклад под
мышкой.
Все ворота гаража были заперты снаружи, кроме самых крайних, с которых кто-то
сорвал замок с мясом и створку оставил приоткрытой. Палыч, вооруженный коробкой с
ключами, вопросительно посмотрел на меня, но я отрицательно покачал головой, сказав:
– Пока погодим открывать. Так посмотрим.
Если там кто есть, то нечего ему дополнительные пути отхода или нападения
предоставлять. Пусть пока так.
Света в гараже не было, и на щелчки большого черного выключателя, висящего в углу,
лампы не среагировали. Засветились фонари под стволами, лучи заметались по бортам
машин и стеклам, отбрасывая причудливые тени на кирпичные стены боксов. Точно, все как
у Мишки – за каждыми воротами по ремонтной яме, в дальнем краю цеха два мощных
оранжевых подъемника. Правда, разобранных машин здесь нет, все в полной и подобающей
комплектации. И радости моей предела не было – машины были всего трех видов: военного
типа «буханки» с каким-то логотипом на дверях, которые в войсках «таблетками» кличут за
санитарное их использование, вполне свежего вида ЗИЛы с кунгами для ремонтников,
раскрашенными в желтые и красные цвета, и две машины были совсем интересными –
вполне новые «Садко», но со старыми, всем знакомыми, военными зелеными кунгами от
ГАЗ-66. На борту кунгов имелись надписи «Аварийная водоканала». Вот как. И машин было
много, штук пять «буханок» и столько же «монтажек». Новый год просто.
Была у всего этого и плохая сторона – в боксах смердело. Мертвечиной, естественно,
причем обычной, не оживавшей, я уже одно от другого отличать научился. А сочетание
мертвеца необращенного с зомби поблизости всегда может дать один результат – морфа. А
морфы – это очень, очень плохо.
– Палыч, давай наружу и открывай следующие ворота, – скомандовал я. – Сергеич,
прикрывай его, Леха, со мной.
Нечего напролом лезть. Если есть вероятность, что здесь тварь измененная, то лучше
продвигаться постепенно, запуская все больше и больше дневного света внутрь через
открывающиеся одни за другими ворота.
– Всем! – обратился я. – Быть осторожными втройне, тут могут морфы быть, все
признаки налицо.
В качестве ответа я услышал краткое грязное ругательство, произнесенное Татьяной. У
нее под настроение не задерживалось.
Мы с Лехой опустились на колено, стараясь глядеть под машинами, чтобы увидеть
любое движение, если такое случится. Но было тихо, неподвижно. Когда ворота
распахнулись, только пыль закружилась в лучах света.
– Ну что? – спросил оттуда Сергеич.
Его тень с автоматом наперевес трафаретом упала на бетонный пол.
– Да ничего в общем-то, – ответил я, затем скомандовал Лехе: – Продвигаемся.
Сместились вперед, попутно, на всякий случай, заглянув и в яму, и в кунг ближайшего к
нам «Садко», но ничего враждебного не обнаружили. Дальше идти, да тесно… Но есть идея.
– Пал Палыч, а ключики от «Садка» не найдете? – спросил я, выглянув из ворот.
– Найду, – кивнул он и наклонился над коробкой.
Погремев ключами, достал одну маленькую связочку дешевых штампованных ключей,
сжал в руке, спросил:
– Ты чего с ключами хотел?
– Выгонять машины по одной буду, чтобы место освобождать, – ответил я.
– Ты следи давай, я сам выгоню, – буркнул он. – Выгонялы нашлись, мать их яти.
Он положил ружье в «Патруль», затем решительно вошел в гараж и полез в кабину
«водоканальной», неожиданно ловко для своего возраста подтянувшись. Нагнулся там под
панель, чем-то щелкнул, после чего стартер бодро закрутил мотор, тот заревел, неожиданно
громко в тесноте бокса, с лязгом врубилась передача, и высокая машина, грызя бетон
могучими зубастыми покрышками, выехала на улицу, сразу освободив нам изрядное
пространство для обзора.
– Не буду глушить, пусть греется! – крикнул Палыч с улицы и забежал обратно в бокс.
Следующей на очереди была «буханка», древнего вида УАЗ-2206, которая тоже завелась
с пары оборотов. Фыркнула движком и, раскачиваясь взад-вперед от холодного старта, с
рычанием выползла из гаража. Пал Палыч подогнал ее вплотную к работающей
«водоканалке», выпрыгнул наружу.
Надо было открывать следующие ворота, чтобы выгнать что-то еще. Я старательно
прикидывал в уме, что вообще нам нужно отсюда взять.
Нет смысла забирать обычные заднеприводные «зилки» с фургонами мастерских. У нас
и людей столько нет, и для бездорожья они так себе, прямо говоря. А вот два «Садко» –
прямые наследники «шишиги», только кабина стала намного удобней.
В старой «шишиге» ехать на дальняк – это вроде пытки такой специальной, через
неподвижность, дикую позу и отбивание колен, особенно если ты ростом удался. А в новом
грузовике, судя по всему, очень даже нормально должно быть, кабина как кабина.
Пять «буханок» – это вечная ценность. Это больше, чем мы вообще рассчитывали.
«Буханка» под тонну груза может везти или девять человек, если в тесноте, да не в обиде, и
проходимостью она обычному УАЗу не уступает. Ну пару «буханок» нам, одну наверняка
себе Пал Палыч возьмет, а еще… Доценке на что-то сменять? А на что? На патроны?
Грузовики у нас и так есть… Зато у него топливо в бочках, он точно говорил.
Тем временем Палыч с Сергеичем открыли следующие ворота, и мы с Лехой
продвинулись еще вперед. За этими воротами, одна за другой, стояли над ямой уже две
«буханки». Одна обычная, микроавтобусом, и вторая с грузовым отсеком, фургон с глухими
железными стенками, только подштамповка под окна. Палыч с некоторым трудом завел
первую, но, перехватив мой вопросительный взгляд, сказал из окна:
– Ерунда, не бери в голову, тут свечи поменять надо, как раз собирались.
Сказал и быстро выгнал машину на улицу. Снова в гараж заглянул Сергеич, присел в
проеме ворот с автоматом на изготовку.
– Сереж! – вдруг послышался голос Татьяны в наушнике. – Сюда быстрее!
Это слышали все. Поэтому я только Лехе крикнул: «Повнимательней здесь!» – и
выбежал на улицу.
В машинах уже никто не сидел, движки у «крузака» с «Патрулем» были заглушены.
Шмель с отцом и Татьяна стояли возле машин, глядя на двухэтажное конторское здание из
желтого кирпича, вытянувшееся напротив.
– Что случилось? – спросил я, подбежав.
– Там что-то мелькало, – сказала она, указав на окна второго этажа.
Я присмотрелся, но пока в стеклах только отражалось тусклое свинцовое небо,
типичное для грязного московского марта. Однако отмахиваться не стал, разумеется зная, что
тут что угодно может быть. Достал бинокль из подсумка, навел на окна и опять ничего не
увидел.
– Кто и что видел? – спросил я.
– Что-то двигалось очень быстро, словно как прыжками, – ответил Шмель.
Вид у него был настороженный, свой «укорот» он держал на изготовку, и даже на
верхней губе испарина выступила – для Шмеля верный знак волнения.
– Верно, скакало там что-то, – подтвердил Степаныч, тоже заметно напуганный.
– Блин… – выругался я. – Если прыжками, на морфа похоже. Тот, которого я видел,
прыгун хоть куда был.
– Что делать будем? – послышался в наушнике голос Лехи, слышавшего весь наш
диалог.
– Торопиться будем, – сказал я. – Еще одну «буханку» выгоняем и второго «Садка» и
сваливаем. Получится – еще приедем, не получится – и черт с ним, есть что на обмен
предложить. Ладно, я к тебе. Следите за окнами!
Последняя фраза адресовалась уже к Шмелям и Татьяне, а я побежал обратно в боксы,
где Палыч тем временем заводил следующую «буханку». Я подбежал к нему, спросил через
окно:
– А с горючкой у машин что?
– Горючка есть, – ответил он. – И шланг с помпой есть, сможем с остальных слить, если
не хватает.
– Понял, – кивнул я. – Но торопиться надо, тут совсем плохая тварь могла завестись, а
то и не одна. Сожрать могут.
– А вы смотрите, чтобы не сожрали, – отрезал он. – На кой ляд иначе вы тут нужны со
всеми своими стволами?
Я подумал секунду, затем кивнул. Черт с ним, продержимся, а если там и вправду морф,
и совсем плохой, то в кунгах спрятаться можем и из окон палить по нему. Кстати, на будущее
эту идею вообще забывать не стоит. Или вот люки в крыше «буханок» – тоже идея…
– Леха, ждать некогда, пошли боксы до конца посмотрим, – сказал я. – Если тут пусто,
так лучше с улицы место прикроем.
– Давай, – кивнул он.
Сергеич примкнул к нам, и мы медленно пошли между машин, заглядывая в ямы, в
кузова, в кабины, за верстаки и вообще куда можно. Одна яма, вторая… запах машинного
масла, резины и мертвечины. И источник запаха пока не нашли. Откуда так прет? Опа, а это
что?
Большой участок бетонного пола был залит запекшейся кровью. Так залит, словно здесь
ее ведро вылили, да еще с какими-то комьями и сгустками, очень напоминающими мозги. А
если ведро не выливали, то что такое могли сделать с тем, от кого столько пролилось?
Пополам разорвать?
– Фига себе, – прошептал Леха, видимо, пришедший к подобной же мысли. – Кого это
так?
– Плевать кого, – сказал из-за спины Сергеич. – Главное – кто? Изнутри кто-то
взорвался?
Я снова пошел вперед, луч фонаря метался из стороны в сторону. Запах становился все
сильнее и сильнее, я явно приближался к его источнику.
– Ну что там у вас? – крикнул сзади снова зашедший в боксы Палыч.
– Пока ничего! – ответил ему Леха. – Можно следующие ворота открывать.
– Ладно, – ответил он и вышел на улицу.
И в этот момент я услышал явный шум шагов на крыше. Прямо над головой. Частых
шагов кого-то тяжелого. И сделал то, что следовало, – заорал: «Тревога! Опасность сверху,
все, на хрен, от стен!» И бросился назад, к открытым воротам, в которые только что вышел
Палыч. К счастью, он услышал мой крик и замер с поднятой ногой, так и не сделав
следующего шага.
Понимая, что объяснять что-то поздно, я схватил его за воротник куртки и что было сил
рванул назад, затаскивая обратно в бокс, заорав при этом: «Назад, я сказал!» Рывок оказался
таким сильным, что воротник остался у меня в руке, а сам Палыч, взмахнув руками и описав
вокруг меня короткую дугу, неловко свалился в смотровую яму, громко при этом
выматерившись.
С улицы прогрохотали две автоматные очереди, бабахнул дробовик, послышалась
матерщина Степаныча. Леха с Сергеичем бросились в нашу сторону, а я что было сил
рванулся от ворот вглубь гаража, и сделал это вовремя – прямо перед тем местом, где я
только что стоял, на грязный асфальт приземлилась невероятная тварь, какая-то… смесь
обезьяны не пойми с чем, прижавшаяся к земле почти самым брюхом, выгнувшая назад
суставы конечностей. Вытянутая и по-жабьи растянутая голова с зубастой пастью двигалась
из стороны в сторону на гибкой шее. И при этом на твари были какие-то остатки одежды,
доказывающие, что это еще недавно было человеком.
Рефлексы уже давно опережали мысли, и я вновь начал соображать после того, как мой
указательный палец утопил спуск и «укорот» плюнул в тварь очередью, рванув плоть на ее
боку без всякой пользы. Существо даже не обернулось, а смотрело на укрывшуюся за бортом
«Патруля» Татьяну, тоже выпустившую в него очередь из автомата. Тварь прижалась к земле
и покачнулась от сильного удара – дважды грохнул дробовик с улицы.
«Суставы!» – осенило меня. До тварюги метров семь, выгнутые назад суставы двух ее
конечностей выставлены передо мной, как мишени в тире. Не может быть, чтобы они ей
были не нужны! И я, ничтоже сумняшеся, открыл пальбу частыми короткими очередями по
конечностям, норовя удерживать на них светящуюся точку прицела. Справа от меня звонко
затарахтел «Кипарис», треснул сухой очередью АКС Сергеича.
Даже по закону больших чисел это не могло пройти для морфа бесследно – шесть
стволов с двух сторон, почти в упор. Брызнуло рваной плотью, тварь завалилась набок на
подогнувшихся ногах, задергалась на земле с каким-то хлюпающим звуком, брызгая грязью и
кровью. Я сменил магазин, перекинув «спарку», и снова открыл огонь, норовя попадать в
повернувшийся к нам позвоночник и в то, что я счел затылком существа.
Хоть и неспособная нападать, тварь еще долго дергалась на земле, не в силах
подохнуть, пока Леха не догадался выстрелить ей в какой-то бугор между уродливых
лопаток, после чего движение прекратилось.
– Проверьте! – крикнул я Лехе, а сам сиганул в смотровую яму, где вяло шевелился
завгар, – Палыч, ты как? Не ушибся?
– А ты как думаешь? – прокряхтел тот, с трудом поднимаясь. – Но вроде не сломал
ничего.
Я выдернул из нарукавного кармана ИПП, надорвал оболочку, кинул пакет Палычу,
сказав:
– Ты лоб рассадил, промокни.
И с этим вымахнул из ямы, потому что на улице снова начиналась какая-то суета и шум.
Убитая тварюга так и валялась в грязи, но народ толпился возле машин, глядя на
административный корпус и на что-то показывая руками.
– Что там? – спросил я у Лехи, подбегая.
– Еще один такой же, – ответил он, показав на убитого морфа. – В подъезде укрылся.
Леха уже расположился на капоте с «Тигром», приложившись к оптическому прицелу. Я
тоже закинул «укорот» за спину, вытащил из кабины карабин, откинул сошки.
Действительно, в кружке прицела было видно какое-то шевеление, но что именно там
происходит, непонятно, слишком темно. Расстояние метров сто, не меньше, внутренний двор
унитарного предприятия «Каналстрой» был просторным, и это было нам сейчас на руку.
Жаль, РПГ24 у нас нет или чего-то в этом духе. Запульнуть бы прямо в подъезд огэшку
из него, и все вопросы бы снялись. А так… Идти туда ближе дураков нет, а ждать здесь у
моря погоды – тоже никакого желания. А черт с ним, ладно! Может, чего и достигну. Так
подумав, я прицелился в шевелящееся светлое пятно и нажал на спуск. СКС толкнул меня в
плечо, а нечто непонятное в подъезде заметно дернулось. А затем какое-то светлое пятно
пронеслось вверх по ступенькам едва виднеющейся лестницы и свернуло в коридор первого
этажа здания. И надо отдать должное, пронеслось с пугающей скоростью.
Но это что получилось? Тварь смылась от выстрела? Инстинкт самосохранения? А
вторая прыгала сверху, зашла с тыла. А они вообще не вместе ли охотились? Это ведь надо
уметь координировать действия. Впрочем, если эти морфы совершенно беспредельно
развиваются физически, почему бы им при этом чуть-чуть не укрепить свои мозги? Не вижу
ничего противоречащего всей теории.
– Леха, короче, некогда нам тут охоту устраивать. Держи здание на прицеле, – сказал
я. – Сергеич, сопровождай Пал Палыча, заканчивайте с машинами. И осторожней всем!
– Сергей! – вдруг окликнул меня Палыч.
Я обернулся и увидел его стоящим на углу гаражного корпуса, показывающим рукой
куда-то в сторону въездных ворот на территорию, которая мне отсюда видна не была. Однако
испуганным он не выглядел, поэтому я паники поднимать не стал, а просто побежал к нему.
– Смотри, – сказал он.
От ворот в нашу сторону бежала целая толпа людей. Человек двадцать, не меньше.
Одетые кто во что, с сумками и рюкзаками, женщины, мужчины, дети. У одного из мужчин
была двустволка, и он бежал последним, постоянно оборачиваясь. Еще трое были вооружены
кто чем – топором, каким-то ломиком, длинным молотком. А за ними ковыляли, как раз
выходя из дверей проходной, сразу трое мертвяков, причем один из них был явно резвей
остальных.
Сергей Крамцов
24 марта, суббота, день
Насчет получаса Леха даже погорячился, справились гораздо быстрее. Уже через
пятнадцать минут неожиданно растянувшаяся колонна двинулась к воротам, за которыми
скопилось не меньше десятка мертвяков, которые засекли, что здесь есть живые люди. Мы с
Татьяной с крыши «Патруля» вскарабкались на проходную и сверху быстро перестреляли
мертвяков из двух автоматов. При этом я обратил внимание, что зомби, после того как мы
начали их сверху косить, вели себя по-разному. Медленные и «свежие» продолжали тупо
топтаться у ворот, а трое таких, которые явно обратились не сегодня и были быстрее, просто
попытались убежать. Другое дело, что бежать по открытому пространству было некуда, и мы
их все равно достали.
Затем ворота распахнулись, и «Патруль» первым рванул на прорыв, выехав на улицу, а
за нами двинула вся остальная колонна. Леха рулил своим «крузаком», который шел прямо за
нами, оба Шмелева сидели за баранками «Садко» с кунгами, которые я сейчас почитал
главной нашей ценностью, а Сергеич, Пал Палыч и его молодой тезка по имени Пашка гнали
три «буханки». И уже за ними катили еще два уазовских микроавтобуса и две передвижные
автомастерские, которые подобрали наши нежданные спутники, которых я мысленно
окрестил «беженцами» за то, как они бежали от преследующих мертвяков.
С маршрутом решили помудрить, чтобы не возвращаться тем же путем, каким приехали
сюда: мало ли кому мы успели глянуться или, наоборот, не глянуться? Вот и не надо
рисковать. Поэтому покатили аж через Крылатское, Тушино, выбравшись на Ленинградку в
районе «Сокола». Доехали до этого места без всяких приключений. Центр города был уже
пуст, а чем дальше к окраине, тем больше попадалось машин. И уже на Ленинградке мы
вынуждены были просто встроиться в поток, который даже с некоторым затруднением
принял в себя нашу колонну.
Однако в потоке напряжение, которое я испытывал с начала нашего пути, даже
выросло: слишком много глаз было вокруг и слишком заметно было, что у нас машин много,
а людей мало. А у многих вокруг ситуация была строго обратно нашей. Но все же никто
нападать не рискнул, да я и не советовал бы. Мы могли встретить кого угодно сразу из
нескольких стволов.
Чем дальше от центра, тем больше было машин на дороге, и за городом поток тоже не
рассасывался. На первой же заправке наша колонна свернула и распределилась в несколько
«хвостов», тянущихся от колонок, возле которых топтались какие-то мужики в рабочих
комбинезонах, но с кобурами на ремнях и солдаты, причем не просто так, а с лэптопами, куда
что-то записывали.
На будке операторов висел большой, написанный от руки плакат: «Заправка
осуществляется один раз, в штатный бак до полного. Отпуск топлива в канистры, бочки и
допбаки запрещен. Госномера машин регистрируются, и повторная заправка осуществляться
не будет». Подписи под текстом не было, зато вокруг АЗС стояли сразу четыре БМП-2, а на
броне сидели вояки в камуфляже, которые внушали уверенность в том, что как написано, так
все и выйдет.
Очереди на заправку двигались медленно, но мы все же решили дождаться и залиться
под пробку. Когда еще такая возможность выдастся? Люди вышли из машин, и бородатый
Дмитрий, заприметив двух разговаривающих поодаль офицеров, метнулся к ним. А мы
собрались в кучу.
– Серега, а чем тебе предложение Доценки не нравится? – спросил Сергеич,
потягиваясь после плохо подогнанного сиденья «буханки». – Я так, в теоретическом плане,
так мне тогда показалось.
– Многим, – пожал я плечами. – Засядут они крепко, не вопрос. Оружия у них много,
судя по всему, народ они опытный, даже не пойму толком, кто такие. Кстати, а кто они такие?
Только не говори, что просто охранное агентство.
– Не простое, естественно, – ответил Сергеевич. – Доценко в прошлом из ФСБ, из
управления по охране особо важных государственных объектов. Народ набрал опытный, из
своей конторы, грушников, армейских спецов и из нашего ведомства. Я у них раньше тоже
работал, но ушел. О причинах не буду распространяться.
О причинах я догадывался, если честно, но вслух говорить ничего не стал, а спросил:
– Доверять им можно?
– Ну процентов на девяносто, – задумчиво сказал он. – Если бы присоединились к ним,
то на сто. У меня ощущение, что они там не просто так засели, а по заданию. Охранять что-
то будут.
– А что там охранять можно?
– Как что? – усмехнулся он. – Под пустырями этими склады резервные. Возможно,
автохозяйство их и обслуживало, и там вход. Как вариант. Нравится такой?
Действительно, про склады я знал, доводилось слышать. А вот где в них вход – никогда
не задумывался. Не через люки же канализационные туда лазят? Точно, это автохозяйство,
если я правильно понял, где оно находится, оптимальная точка входа. Надо же, как все
просто. Оружия на этих складах нет, вот им и выдали под отчет. Боеприпасов выдали, видать,
лет на сто, поэтому он готов был меняться. А может, они и на складе имеются, откуда мне
знать? А вот чего попроще и повкусней в государственном резерве нет, и надо добывать,
почему они на базу в Хлебниково и катались, типа за разносолами. Теперь все понятно.
– Ну отобьются они сейчас от кого угодно. А что дальше? – продолжил я.
– Что дальше? – переспросил Сергеич.
– Чем жить будут? – уточнил я. – Разговор-то идет не о годик пережить, и все
наладится, а вообще о новой жизни. Они не завод, производить ничего не могут. Предложить
защиту окружающим – так окружающих не останется, зона будет заражена мертвяками.
Москва ими забита будет, придется сидеть в четырех стенах и с ума сходить.
– Верно, – согласился Сергеич. – А что тогда в Коврове, куда ты нас тащишь? В смысле
не зашиты, а экономики?
– Про-из-вод-ство, – по слогам ответил я. – Причем такое, которое в будущем наиболее
востребовано будет. Стрелковое оружие, тяжелые пулеметы и легкая вездеходная техника.
Идеальное сочетание.
– А кормиться?
– Блин, там-то такого количества мертвяков не будет, как здесь, – отмахнулся я. –
Пахать-сеять вполне будет можно или там свиней разводить на котлеты, и коров на молоко с
мясом. Картошку выращивать, в конце концов.
– Ишь продумал, – усмехнулся он.
– А как ты хочешь? Зачем потом туда-сюда метаться?
– Ну а как насчет общего упадка цивилизации? – влез с глобальным вопросом Леха. –
Ну закончатся запасы патронов и стволов на складах, потом что? Нефть кто добудет? Кто
переработает?
– Лех, ты шутишь? – даже возмутился я. – Кроме электроники, никто ничего не утеряет.
Там особо сложные производства, да и то… придумают что-нибудь. Лампы те же или
микросхемы… в ладонь размером. Нарезное оружие нормального качества с каких пор
производят? С девятнадцатого века? Когда даже электричество не на каждом заводе было?
– Ну согласен, – кивнул он. – Чуть технология производства ствола пострадает, но даже
не слишком сильно. Машины. Что с машинами? – Он постучал по капоту «крузака».
– На уровне сороковых-пятидесятых годов двадцатого века – запросто, – заявил я. –
Рессоры, никакой электроники, кроме электромеханического распределителя зажигания и
свечей. Блок чугунный, поршни такие же. Шкворневая подвеска, только смазывать не
забывай. Тот же военных лет ГАЗ-А воспроизведут как два пальца об асфальт. Или
«шестьдесят девятый». Там же вообще ничего сложного. Что еще, резина? Искусственный
каучук уже когда изобрели? Аккумуляторы тоже не проблема сделать, пусть немного
качество и пострадает. Даже те же батарейки. Ну не будет «энерджайзеров» с кроликами,
будут старые щелочные, или какие они там, с угольным стержнем в середине. Работали же,
хоть и не так долго, даже я их еще помню.
Леха кивнул, соглашаясь.
– А топливо? – спросил он затем. – Нефть-то где? В Сибири?
– Нефть в Сибири, если ее на внешний рынок продавать. В товарных количествах. А
если для себя, то нефть у татар, у башкир, в Самаре, на века хватит. По Волге можно
доставить, речными танкерами, например. И даже с Каспия того же. А перегнать ее даже я
сумею. Не знаю, как насчет девяносто пятого, но семьдесят второй я даже с помощью
школьного учебника химии сумею выгнать.
– М-да, вполне… Кстати, бензин с соляркой и из угля делать несложно, немцы еще в
двадцать восьмом году начали. Говорят, что нефтяные компании ходу этому не дают, а так он
даже дешевле в производстве. Ну а куда Волга не дотягивается?
Невнимательно Леха слушает.
– Куда Волга не дотягивается, дотягиваются ее судоходные притоки, – учительским
тоном ответил я.
– И в Коврове что?
– Клязьма.
– В ней воробья не утопишь, – съехидничал Леха. – Скажешь тоже, Клязьма… клизьма.
– Это здесь. А я карту смотрел в отличие от некоторых… скептиков, блин. На ней
пристани обозначены по всему течению. Значит, судоходная, причем не только для моторок.
Баржа пройдет как минимум.
– Ну Серый, удивил… Ты как давно об этом думаешь?
– Недавно, – честно ответил я. – Но зато постоянно. И причем обо всем, что нас ждет.
Так что тебе как оружейнику пока лучше всего в Ковров.
– Верно. – Дальше Леха говорил уже наполовину с самим собой. – Для оружия…
бездымный порох. Обработка клетчатки азотной кислотой, ее чуть не со Средних веков
знают. Гремучая ртуть – легко, к тому же ее и заменять можно, азидом тем же, она просто
традиционна. Гильзы тянуть с каких времен научились?
– Вот-вот. Поэтому возврата к камням и палкам не получится. Народ так убивать друг
друга не согласится. Остались чертежи, библиотеки, носители знаний. Уж револьвер сделать
или винтовку с продольно скользящим – никакого таланта не надо. Не говоря о гладкостволе.
Тут к нам вернулся Дмитрий с совершенно обалдевшим лицом, на чем наша беседа о
глобальном прервалась.
– Что сказали? – спросил я, когда бородач подошел ко мне.
– Насчет эвакуационных центров все плохо, – ответил он. – Нет таких, все сами по себе
спасаются и организовываются. Есть что-то вроде лагерей беженцев, но там только заборы и
кормежка, а дальше как хотите. Некоторых, кто с полезными специальностями, и молодых
женщин вояки к себе приглашают. Зато сказали, что начали оружие со складов длительного
хранения раздавать, требуется только паспорт или военный билет для получения. По одному
стволу с боекомплектом в одни руки.
– Где? – хором поразились мы.
Как-то не очень верилось, что руководство нашей многострадальной могло на такое
решиться. Не их стиль. Или уже и без руководства обошлись? В чьем ведении эти
бесконечные склады? ГРАУ?25 Тогда вояки могли своей волей и своей властью до этого дойти.
– Да прямо здесь, на заправке, – ответил Дмитрий. – Раздали уже все, следующая
машина будет к восьми вечера, говорят. А к шести примерно на противоположной стороне
шоссе, у Солнечногорска, выдавать будут. Надо нам пока где-то перекантоваться и едой
какой-нибудь разжиться, а то в последний день последний батон между детьми разделили.
Вот ведь гад, а? Ниже пояса ведь ударил. Я только собрался с ними технично
расстаться, мол, всем привет, ждите раздачи, как он мне голодных детей выставил. Ну и чего
мне теперь делать прикажете? Как их бросишь?
– С нами пока езжайте, – сказал я. – Там вас накормим и подкинем еды на первое время.
А вечером сюда подъедете, оружие получите, если не врут. А потом уже решите, куда вы там
дальше.
Сергей Крамцов
24 марта, суббота, день
Машины «беженцев» мы загнали в соседний с нашим переулок поселка, где они,
немного постеснявшись, вскрыли сразу три дома. С оружием у них было плохо, а тут у нас
наблюдательный пункт на углу, хоть чем-то их прикроем. Прибежавшему Дмитрию, с
которым был еще рыжий мужик лет сорока, отдали ящик тушняка и всякого прочего
большую сумку, с которой они и убежали, радостные.
Состав у них был с переизбытком женского пола. Мужчин было всего четверо, сам
Дмитрий, еще рыжий, которого звали Рамаз, невысокий лысоватый театральный художник
Витя, ну и сибирский студент Паша, который в эту компанию приблудился совершенно
случайно, оказавшись в день Катастрофы в Москве проездом. Его приютила Лиза – та самая
крепкая девица в сером спортивном костюме, в мирное время преподававшая физкультуру в
школе. В общем, не только кров с убежищем парню предоставили, но и теплую постель.
У остальных мужиков были жены, дети, родственницы жен, в общем, сложный состав,
и одно ружье на всех с десятком патронов, если не считать Пашиного ПМ с двумя
магазинами. К его счастью, погибший охранник, у которого я подобрал пистолет, ни разу
выстрелить не успел. Ну и на нас теперь нагрузка немалая дополнительная в плане
безопасности, если они насчет раздачи оружия что-то не так поняли.
В переулке становилось шумновато, кричали дети, переговаривались взрослые. С одной
стороны, приятно, с другой – излишек внимания обеспечен. В поселке уже заметно людей
прибавилось, и что за люди, чего им надо, никто не знает. А приманок становится все больше
и больше. Разойдется слух, что тут полезной техники навалом, и жди налета какой-нибудь
братвы, вроде той, с которой мы у Мишкиного сервиса стрелялись. Это будет не так чтобы
очень хорошо. Поэтому у меня появилась и оформилась мысль, что надо бы нам искать пункт
временной дислокации понадежней.
Был и печальный эпизод – похоронили Лиду, жену Палыча. Похоронили рядом с
Виталием Даниловичем. Палыч так и остался сидеть возле ее могилы. Пока делом были
заняты, он собрался вроде, а сейчас вот опять… Странно было бы, если бы он по-другому
себя вел. Что до меня, так я и представлять себя не хочу на его месте.
Сергей Крамцов
25 марта, воскресенье, утро
Когда я вышел, зевая и потягиваясь, из домика утром следующего дня, то обнаружил
сидящего во дворе на скамейке Пашу, курящего и задумчиво глядящего в небо. Табачный
дым висел у него над головой синеватым облаком – утро было совершенно безветренным,
ветка не шелохнется. Полученный вчера карабин лежал у него на коленях, допотопные
кирзовые подсумки висели на ремне. Пистолет заметно оттягивал карман куртки.
– Серег, в общем, ушел я от них, – сказал он. – Примешь в группу?
– Нормально ушел? – спросил я. – Предъявлять тут не начнут?
– Ну как нормально… – пожал он плечами. – Кроме Лизы, никто и не возражал, в
общем, а сама она с ними осталась. Так и ушел.
Я выглянул со двора, посмотрев в дальний конец переулка, где видна была какая-то
суета вокруг машин. Грузятся явно, уезжают. Я специально старался с ними особо в
отношения не вступать, причем по самой простой причине – чтобы не привязываться, а то
там дети, да и вообще, они люди нормальные, даже хорошие. Не можем мы такой балласт на
себя брать, потонем, не доберемся до «Шешнашки». У нас ведь дело.
Неожиданно меня окликнул вышедший откуда-то из-за угла Пал Палыч, с рюкзаком и
двустволкой на плече.
– Серега, спасибо тебе, но я от вас тоже уезжаю, – сказал он, протягивая мне руку. – С
ними поеду.
Он кивнул на фургоны «беженцев». Признаться, тут я чуток удивился, как-то не думал о
таком. Полагал, что он с другом своим Степанычем останется, не чужие ведь.
– А чего вдруг? – спросил я его.
– Лиду схоронил, – вздохнул он. – Ну и остался один как перст. А там и детки, и работа
вроде как ожидается, как мужики сказали. А мне что? Я любую машину до винтика знаю, у
вояк на дивизию ни одного такого спеца не будет, как я. Так лучше уж при людях и приделе
быть, чем с вами не пойми куда ехать.
– Ну тебе видней, – сказал я и протянул руку. – Тебе тоже за все спасибо. Не ты – так
эти люди так бы и ждали смерти дома. Удачи тебе, Палыч.
– И вам удачи, сделайте, что хотите, – сказал он и побрел по улице от нас.
Я посмотрел на его сутулую худую спину и подумал, что, может быть, это и правильно,
что встретил он наших «беженцев». Как бы еще смерть жены пережил, да еще такую
страшную? А тут вроде как и новый смысл в его жизни появиться может. Действительно,
удачи ему, нам есть за что ему благодарными быть.
– Ладно, Паш, уговорил, – повернулся я к парню. – Сейчас тебе форму, обувь и все
такое выдадим. Но предупреждаю: дисциплина военная, церемониться не буду. Не
уживешься – сразу уходи, никого не держим. И у нас дело есть, большое и серьезное, за
которым мы поедем. Причем очень вероятно, что поедем с проблемами, которые закончатся
плохо. Если у тебя другие планы, то прямо сейчас скажи.
– Да какие у меня вообще планы могут быть? – отмахнулся он. – Сказал же, куда вы,
туда и я. Мне лишь бы с людьми нормальными, а куда – все равно, хоть на Луну.
– На Луну не надо, тут покрутимся, – хмыкнул я, вспомнив тот смысл, какой мы
придавали выражению «отправить на Луну».
К нам подошел Леха, спустившийся с крыльца, голый по пояс, вытирающийся
полотенцем, но уже с кобурой на поясе. Дослушал мою речь, кивнул после Пашиного ответа,
затем сам ему сказал:
– Тогда напомни мне вечером, чтобы я твой карабин до ума довел, чтобы как у Сергея
был.
Взгляд Паши упал на мой СКС невероятного вида, в глазах явно мелькнуло
восхищение.
– Круто выглядит, – сказал он. – Удобно?
– То, что надо, – ответил я. – Свой я ни на что не поменяю, уже сверхценность. А теперь
давай за Лехой, экипироваться. Полчаса на сборы, потом едем к воякам.
Леха увел нашего нового бойца, а я пошел к машинам в соседний двор, возле которых
уже колдовали Шмели – старший с младшим. Они обернулись на скрип открываемой
калитки, и Степаныч с ходу заговорил:
– Вот этого «козла» пока не трогайте, а два других берите. Их я уже проверил.
Все верно, сегодня я решил отправиться на выезд на двух военного вида УАЗах. И
обкатать их в щадящих условиях, по городу и недалеко от Базы, и выглядеть в них мы будем
чуть серьезней для окружающих. Пора, в общем.
– Не вопрос, – сразу согласился я. – Какие скажешь. А по грузовикам какие выводы?
Степаныч посмотрел в сторону двух зеленых кунгов, видневшихся уже в соседнем
дворе, и сказал:
– А что тут скажешь? У них обоих пробег меньше двадцати тысяч, проходимость, как у
«шестьдесят шестого», и кунги военные, с отоплением. Можно в Сибирь на них ехать или во
Владивосток, коли охота. В одном мастерская почти полноценная. Инструмента нет, правда,
но верстачок, шкафы, проводка – все готово. А вот топчаны и прочее делать придется, там
конь не валялся.
– И надо чутка доделать будет сами машины, – встрял Мишка, вытирая тряпкой
замасленные руки. – Решетки сделать бы и веткоотбойники. И «люстру» сверху нацепить –
вообще цены бы не было.
– А фары откуда брать?
– Что-то есть уже, а что-то поискать можно будет. В городе, поближе к центру.
– Не страшно? – усмехнулся я.
– А чего страшного-то? – ухмыльнулся Шмель. – Ездили ведь уже. На всех трех
«японцах» рвануть, да еще большой компанией, – и без проблем.
Ну тоже верно. Фары с брошенной техники свинчивать дело нехитрое, если компанией,
да хорошо вооружившись… Главное, чтобы военные обещанного припаса подкинули.
– Разумно, – согласился я. – Ты вот что продумай – как кунг с кабиной объединить в
одно пространство? Чтобы можно было из-за руля в жилой отсек забираться, не выходя на
улицу.
– А надо? – удивился Мишка.
– Не помешало бы, – ответил я. – Сам прикинь: так все, кто едет, вроде под рукой, а так
– двое в кабине, а остальные как в сундуке, и не выглянешь толком.
– Хорошо, прикинем, – влез Степаныч.
– А как вообще колонну мыслишь? – спросил я у Шмеля.
Он задумался на секунду, затем сказал:
– Две грузовых, «буханка» и два «козла». – Он как бы к самому себе прислушался,
кивнул и добавил: – Вполне достаточно, больше уже проблемно будет, растянемся, и людей
не хватит. «Козлы» за боевые единицы, а остальное – транспорт. К «буханке» еще прицеп, и в
нем часть горючки везти, чтобы все сразу не утратить, случись чего.
Я прикинул, представил – и согласился.
– Степаныч, ты тогда транспорт к походу готовь понемногу, делай, что получится в этих
условиях, а я попробую решить вопрос по месту, где этим всерьез заняться можно, – сказал я
Шмелю-старшему.
– Это где? – удивился он.
– Не скажу пока, – покачал я головой. – Есть идея, да проверить ее надо. Позже.
– Позже так позже, – легко согласился Степаныч и направился к машине.
Наш лагерь оживал. Из моего дома выбежали Машины дети, Сашка с Ликой, и с ними
вышла Катя, которая сама назначила себя в няньки по ходу дела. Появилась и Маша,
готовящаяся к выезду с нами. Подошла, указала на суету «беженцев» возле машин, спросила:
– Гости наши уезжают?
– Уезжают, у них своя дорога, – немного пафосно и очень туманно ответил я.
– Жаль… – покачала рыжей головой Маша. – У них детишки, Сашке с Ликой было бы
раздолье.
– Верно, – кивнул я и старательно вздохнул: – Но что поделаешь.
– Ладно, – сказала она. – Уезжают так уезжают. Пойду детям поручения дам и с Катей
поговорю.
Я лишь отступил, давая дорогу, и она легкой трусцой забежала во двор.
Из другого двора на улицу вышел Сергеич – уже одетый, собранный, даже с автоматом
на груди, висящим стволом вниз.
– Подменю девчонок на «фишке», – сказал он. – А ты уверен, что хочешь сразу с ними
выехать? Может, в первый раз проверенным составом? Осмотреться, разведать?
– Так дальше только хуже будет, – возразил я. – Пусть лучше с легкого начинают. И
нового парня возьму.
– Пашку-то?
– Его самого, пусть в деле себя покажет.
– Ну может, и верно, – кивнул Сергеич. – Ладно, я на НП.
Он вернулся во двор и направился к соседнему дому задами.
Мы по-прежнему не афишировали наше там присутствие. Я вновь бросил взгляд на
улицу и заметил Дмитрия Рогова, бегущего ко мне и призывно размахивающего рукой. Я
остановился, поджидая его.
– Спасибо за все, не знаю, как еще поблагодарить, – протянул он мне руку. – Даже
водки нет, чтобы проставиться. В общем, не поминайте лихом, мы в Наро-Фоминске, вот
тут… – Он полез в карман и достал оттуда сложенный листок бумаги. – Тут все наши имена и
данные. Чем черт не шутит, занесет в те края, а там у вас уже друзья будут.
– Спасибо, – улыбнулся я, забирая листок. – Действительно, шарик круглый, все
встречаются, рано или поздно. Удачи.
Где-то за спиной фыркнул, заводясь, уазовский мотор, и вездеход со снятым
брезентовым верхом выехал со двора на улицу. За рулем сидел Шмель, но это временно,
поскольку ему тоже надо стрелять учиться, «мазута» – он и есть «мазута», стрелок Мишка
так себе. Следом за ним выехал второй УАЗ, с Лехой за рулем.
Со двора вышли Татьяна с Викой и с ними Пашка, преображенный новенькой «горкой»
и прочей снарягой. Появились сестры Дегтяревы, тоже подошли.
– Паш! – окликнул я новенького. – Сегодня все время рядом со мной держишься,
понял?
– Понял, – с готовностью кивнул он, правда скашивая глаза на Ксению.
Да, вид у него уже воинственный. ПМ в кобуре, карабин по-модному на груди наискось,
впрочем, в машине или на броне так носить удобней. Я подумал, не выдать ли ему АКМС
вместо карабина, но решил не спешить, пусть сперва покажет, кто он такой. А то уже
женихаться начал. Дело молодое, блин… пусть лучше о службе думает. Ладно, это я ему
обеспечу.
– Первая машина – Маша, Татьяна, Паша, я. Вторая – Леха, Шмель, Ксения и Аня.
Движение в колонне, дистанция пятьдесят метров, не щелкаем! По машинам!
Я забрался за руль сам, вытащив из кобуры пистолет и сунув его под бедро. Врубил
первую, нажал на газ и понял, что «уазик» – это не мой «Форанер» ни разу. Грубая машина,
прыгучая и дубовая, которая по отсутствию комфорта мой вездеход запросто переплевывает.
Ну не для комфорта и строилась, для нее главным в задании на проектирование была
возможность идти следом за танками, а не девочек на пляж вывозить. А за танками она
пойдет запросто.
Дальше был привычный проселок до асфальта, затем двухполоска до шоссе. Выбрались
на Ленинградку, пересекли ее внаглую, притормозив поток, который послушно расступился
перед людьми в форме и масках на военных машинах, и покатили на заправку.
Майор как раз был на улице, озадачивая личный состав, и нас сразу не узнал. Да и
мудрено было бы – кататься на открытых машинах в такую погоду и без масок –
проблематично. Хорошо, что не пальнули по нам, когда мы сворачивали с шоссе в закуток
заправки. Надо на будущее поиметь в виду, что масками одновременно со стволами надо
злоупотреблять как можно реже, могут не понять в это нервное время. Но пронесло, ничего
не случилось.
– Ничего себе, – усмехнулся майор, оглядывая неожиданное пополнение. – Девок
половина группы.
– Стрелять и девки умеют, – резонно возразил я. – Улица Молдагуловой в Москве
имени кого? А как раз сейчас от них это и требуется, пусть тренируются. Кто посерьезней, на
Базе остался, – чуть приврал я, подразумевая единственного Сергеича. – Да и стреляные они
уже у меня все, и не только в мертвяков пострелять довелось.
– А в кого еще? – удивился майор.
– А вон те, которые самые молодые и красивые, четверых мародеров положили на
глушняк, всех вооруженных, – чуть изменил я рассказ о расстреле фармкоровских, показав на
болтающих и смеющихся сестренок и Машу. – И мало того, но еще и «контроль» провели
аккуратно, с расстояния «в упор». Так что недооценивать не советую.
– Ну ты скажи… – чуть удивился майор. – Пошли ко мне в кунг, я там для вас припас,
что привезли. Потом, когда Воронков с «Уралом» подъедет, оформите, как положено, выдачу.
– Шмель, Леха! – крикнул я, направляясь за майором. – Подгоняйте «козлов» к
кашээмке!
Дверь кунга распахнулась, оттуда выглянул сержант в наушниках. Увидев нас, кивнул,
не говоря ни слова, а затем начал сноровисто подавать из темного нутра фургона сначала
оружие, а затем двигать серые ящики с патронами, на которые сверху выложил четыре
стопки пустых магазинов.
– В общем, так, – сказал майор. – Я по собственному разумению собрал из того, что
было. Три акаэма и четыре «семьдесят четвертых». По ящику на ствол. По восемь магазинов
к каждому. Гранат не дам, обойдетесь, нечего их в городе разбрасывать, да и не помогают они
от мертвяков, проверено уже. Заправлять надо?
Я подумал и отрицательно покачал головой.
– Если мы по Солнечногорску действуем, то можно потом, когда на сегодня закончим.
Мы ведь до темноты?
– Точно, – кивнул он. – С темнотой беженство прекращается, боится народ.
– Ну тогда на обратном пути и заправимся, – сказал я. – По задачам что?
Пока наши ребята сноровисто перекидывали имущество в машины, майор развернул
передо мной карту Солнечногорска, скопированную, судя по всему, с городского генплана
застройки.
– Смотри сюда, – провел он пальцем по изгибающейся широкой полосе нарисованной
улицы. – В переулки не углубляйся, старайся держать свободным от мертвяков основной
выезд из города на трассу. Улицы Центральная, Набережная и Спортивная, Пятницкое шоссе.
Дальше по обстановке, сам решай, но не увлекайся погонями.
– На самом деле главная сложность, как мне видится, дворы и подъезды, – возразил я. –
По центральным улицам от мертвяков и пешком убежать можно, а просто в машину
загрузиться или выйти на улицу может быть проблемой. На выходе из квартир и подъездов
большинство людей гибнет, насколько я понимаю.
Майор задумчиво посмотрел на меня, ответил:
– Я тебе задачу поставил, а ты сам смотри, как ее лучше выполнить. Обеспечивай выезд
людей из города.
– А выход? Машины-то не у всех есть. Большая часть пешком.
– А что я могу сделать? – спросил майор. – Людей у меня половину забрали, только
заправку и могу держать. Если оставлю ее без присмотра, то может начаться столпотворение
на всю дорогу. Попытки отбить заправки уже были, есть сволочи, что не против на этом
зарабатывать. Я же тебе нынешнюю численность Кантемировской дивизии докладывал? Вот-
вот.
– Но все равно что-то делать надо, – возразил я. – Еще день, другой, и все пешие
останутся в городе на откорм мертвякам.
– Будут дельные предложения – предлагай, – жестко сказал майор. – А не будут – не
мотай душу. И без того тошно. Мне их всех здесь собирать, что ли? И сиськой кормить? Кто
выбрался, тот выбрался, а собрать всех я не в силах. Конец света сейчас, а не Первомай.
Возразить что-то было сложно. Если рассматривать мое собственное заявление с этой
точки зрения, то я должен был взять под защиту каждого беспомощного, которого вижу. К
чему это приведет? Скорее всего, к скорой и бесславной гибели нашего маленького отряда,
перегруженного «неактивными штыками». И я избегаю принимать к себе любого, кто
неспособен приносить пользу и воевать. Как радостно я всего полчаса назад избавился от
«беженцев», понимая, что они для меня как камень на шее.
Так почему у других должно быть на этот счет другое мнение? Плохо это? Очень плохо.
Есть у меня выбор? Точно такой же, как между жизнью и смертью. Возьми я на себя
ответственность за многих гражданских, и тогда ни о какой ответственности за жизни тех,
кто доверился мне, речи быть не может. А уж об основном деле надо вообще забыть,
навсегда. Так и получается, что каждый сам должен придумать, как будет спасаться, а если не
придумал, то ничего тебе не светит.
А если ты не можешь спасаться в силу возраста, болезни или по иной причине –
смирись. Как это ни ужасно звучит, но уцелевшие островки человеческой цивилизации
вбирают в себя лишь полезных себе. Тех, кто сможет создавать ресурсы, отбивать ресурсы и
защищать ресурсы. Пошел естественный отбор в самой откровенной, циничной его форме.
Мир перевернулся.
– Понял задачу, – сказал я.
– Ну и хорошо, что понял, – кивнул майор. – А вообще раз в час будут по городу
автобусы проходить и увозить тех, кто к ним выйдет, в накопительные центры. Это
максимум, что мы предложить можем. Об их выходах буду предупреждать. Связь есть у тебя?
– Только короткая.
– Я тебе «Северок» еще дам, будешь докладывать постоянно.
«Северок-К» – это вещь! Недаром с ними все спецназеры на войну ходят. Легкая,
простая и мощная. «Северок-К» – это, блин, до двухсот километров симплексной связи, если,
конечно, на наклонную антенну, а ее тянуть надо и подвешивать на несколько метров вверх.
Но и на штатную – тридцатник, как из пушки! Если не в горах, не в лесу и не здесь. Это
телефон и даже телеграф! И весу в этой благодати меньше двух килограммов. Частоты
менять даже дебил сумеет, к ней просто кассеты придаются. Такие плоские зеленые
коробочки с разъемами, воткнул – и все чики. Для действий в поле самый шоколад.
Аккумуляторы живут долго, не помню, сколько там сеансов связи, но если прерываться
периодически на другие занятия, кроме разговоров, то часов на пять точно хватит, а то и
больше. Это чистой болтовни. У нас, «махры», их было-то раз-два и обчелся, только что в
разведроте, да и то непонятно, как добыли. И у «вованов» они были, потому как в нашей
стране войска, предназначенные для борьбы с врагом внутренним, всегда снабжаются лучше,
чем те, кто на супостата внешнего нацелен.
Эх, живем! Тогда надо делом заниматься, раз уж подрядились. И я скомандовал:
– Давай, разбираем стволы и набиваем магазины. Шмель, Леха – АКМ, девушки –
«семьдесят четвертые». Паша пока со своим карабином, как неплановая боевая единица.
Если все будет нормально, в расположении автомат выдам. Да, если обнаружу, что кто-то
подсумки для «калаша» не взял, то лично мертвякам скормлю!
– Ох и грозный ты, – вздохнула Татьяна, толкнув меня в бок.
Но при этом взяла в руку пачку с патронами из вскрытого Шмелем цинка и начала
заталкивать блестящие шипы «пятерок» в рожок из рыжей пластмассы.
Валерий Воропаев
25 марта, воскресенье, день
Для Валеры это был личный рекорд – никогда до того ему не удавалось уйти в
пятидневный запой. Может, и рад был бы – дела держали. Да и железный Самбист уже не
выдерживал: вчера водка не брала, а если брала, то кидала в дурнину. Девки тоже
перепились, наслаждаясь новообретенной если и не свободой, то новым статусом. Все
перетрахались бесконечно, до «больше не могу». Впрочем, Любаня, не мешая Валере
пользоваться услугами своих подруг, сама умудрялась проводить время только с ним.
Самбист это заметил и на кусок друга деликатно не претендовал. Да и сам Валера выделял из
числа остальных справную деваху, оказавшуюся еще по-житейски неглупой.
К вечеру субботы их компания здорово увеличилась. Приехали пацаны Самбиста,
притащили еще каких-то девок, с их слов просто увезя их из загородного борделя, затрюмив
«мамок» и сутенеров. Заодно притаранили великое множество водки, угнав с какого-то
склада целую фуру. Пьянка во всю ширь пошла, до самого утра. Пиво мешалось с водкой, а
все вместе еще и с кокаином, неизвестно откуда взявшимся. В общем, гаси свет.
А сейчас Валера натягивал на себя спортивный костюм, вытащив его из шкафа, и
удивлялся тому, что за последние дни даже от одежды отвыкнуть успел, ходил все больше в
полотенце или в простыне.
Башка трещала, привычно мутило, но ставшая вдруг заботливой и уже одетая Любаня
откупоривала для него и брившегося в душевой Самбиста холодное пиво. Валера оценил
заботу, похлопав ее по тугому заду, и припал к бокалу, почти единым махом его осушив. А
вот с водкой они решили пока завязать, но, чтобы соблюсти плавность выхода из запоя, в
пивке себе отказывать не стали – бережно надо к организму относиться.
– Чё думаешь, с чего начнем? – спросил Самбист. – Пора к делам переходить, не все же
синячить в бане.
– А что, идей нет пока? – усмехнулся Валера.
– Да так, особо пока не думал, – пожал могучими плечищами друг. – Городу хана,
бизнеса нет, надо сильно думать.
– Все новое – хорошо забытое старое, – наставительно сказал Валера, наливая остатки
пива из бутылки в бокал и с наслаждением отпивая из него. – Ты раньше, до того как галстук
носить начал, что делал?
– Ну авторынок держал, – пожал плечами Самбист. – И игру на нем. Тараканьи бега
всякие, повышенной честности. Бега эти больше рынка давали, народ за машинами с
бабками приезжал и все спускал, до грошика. Один, помню, двадцать косых зелени спустил и
еще домой съездил, привез десятку, отыграться типа.
– И как? – спросила Ира с «рабочим» ртом. – Отыгрался?
– Ага! – радостно подтвердил Самбист. – А как же! У нас все отыгрывались, причем
всегда. А кто не отыгрывался, тому так отдавали.
– Ну а сейчас кто мешает? – усмехнувшись, спросил Валера.
– В смысле? – не понял Самбист. – А чем торговать-то будут? И кто будет? И с кем?
– Как чем? Как кто? – удивился Валера.
– Ну чем? Давай не тяни, говори, если есть что, – поторопил его Самбист. – Хорошая
мысль денег стоит, нечего ее мариновать.
– Ага, Зять, не тяни зверя за всякое, – подал голос Репа – здоровый парнюга,
выступавший у Самбиста за водителя и сейчас зашедший в баню с какой-то сумкой в руках.
– Зять! – заржал Самбист. – В цвет погнали! Давай, Зять, выкладывай.
– Выкладываю, – не огорчившись погремухой, кивнул Валера. – Народ валит из города
толпами. Так?
– Так, – кивнул Репа. – Что по Ленинградке, что по Дмитровке, все машинами забито.
– Ну и люди тащат, кто и что успел схватить, – продолжил мысль Валера. – У кого
одного не хватает, а другое в избытке. А у кого и наоборот. Опять же кто-то в конкретное
место едет, а кому-то подумать надо, с другими людьми перетереть, куда податься, репу
почесать. Где все сделаешь?
– Вояки какие-то накопители открыли, там те, кто без машин и прочего, собираются, –
снова вступил в разговор Репа.
– Так там голодранцы, – сразу просекла, что к чему, Любаня, вообще блиставшая
сообразительностью в последнее время. – А Валерик ведь за другое говорит, так?
– Так, – кивнул «Валерик». – Есть люди и при имуществе. Есть и вообще толковые,
которые просто не знают, к кому прибиться. Есть такие, кто знают, где одно имущество взять,
но не знают, где им его на другое поменять. Место надо открыть, вроде рынка, где они
собраться смогут. А на трассах объявы развесить, мол, дуйте до такого места. Там поспать
можно, выпить и перекантоваться, если деньги есть. А заодно поторговать. Ну и игра там
будет, не без того, чтобы добро в сидорах не задерживалось. Думайте где.
– А чего думать? – пожал плечами Самбист. – Тут в километре промзона маленькая,
ангары, склады и ничего больше полезного. А вокруг забор бетонный и места много. Заберем
и там все устроим. А тех, кто побогаче, можно в «Зарю» селить, два корпуса пустуют. Надо
только Пузыря выловить, куда он там делся…
– Это кто? – не понял Валера.
– Да есть один, если игру организовать, то он первый. Мастер, в натуре, – сказал
Самбист и повернулся к Peпе, спросив: – Привезли?
– Как в аптеке, – гордо ответил тот. – Двадцать четыре «калаша» в двух ящиках, к
каждому по четыре рожка и патронов типа двадцати тысяч. Раздать пацанам?
Парабеллумовского патрона у них не было, но обещали узнать. Да, прапор, что нам отдавал, с
нами же и приехал. И с ним еще пятеро «сапогов», вроде как примкнуть хотят. Возьмем? У
них там еще что-то есть и машины путевые.
– Ну пошли перетрем, – кивнул Самбист и шагнул в дверь. – Нам народ нужен будет,
если дело пойдет. Сами не справимся. Кстати, надо бы водяру с того склада вообще всю
вывезти, она в такие времена всегда в цене. Народ голову ею лечит. И вообще всю синьку под
себя грести.
Все, отдых закончился, пора было приступать к делам. Самбист поправил на поясе
кобуру с «Грачом», одернул ремень «Витязя» на плече – это Валера честно поделился
трофеями с другом. А его «Викинг» уже красовался в кобуре у Любани, которая держалась
теперь с ним рядом, стараясь предугадывать желания.
Толя Бармалей
25 марта, воскресенье, вечер
В первый «рейд», пока разведывательный, Толя и Васька выехали вечером, в сумерки.
До этого день готовились, делали из ружья обрез, да и вообще немного побаивались
начинать, все больше у Васьки дома водку пили для уверенности.
Сейчас все же выбрались. Покрутились по городу, заметив на улицах нескольких
мертвяков, а кроме них – никого. По Ленинградке в сторону от Москвы шел целый поток
машин.
– Слышь, Толян… – сказал задумчиво Васька, глядя на движение. – А ведь каждый
тащит все, что нажил, как думаешь?
– Ага, – лаконично ответил Толян.
– Может, тряханем кого?
– Где? – удивился заяве Толя. – Никто даже не останавливается, с трассы не съезжают.
Чешут по прямой, начнешь кого валить – свидетелей сотня сразу найдется. И сколько тогда
мусоров ждать?
– Мусоров ждать долго придется, – усмехнулся бывший мент. – Я с парой мужиков из
отдела разговаривал сегодня, звонил им, спросил, что да как. Менты уже все ноги сделали.
– Все равно на трассе нельзя, – отрезал Толя. – Вояк в потоке тоже до хрена, и на въезде
в город бэтээры стоят. Нарвемся на них – хана. А вот в городе можно привалить кого-нибудь,
стреляют сейчас часто, никто и внимания не обратит.
В этом он был прав, звуки выстрелов стали более чем привычным фоном. Они вновь
свернули с шоссе в боковые улицы, покрутились по городу без всякого плана.
– Толян, гля! Вон чего нам надо!
У одного из подъездов обычной девятиэтажки стоял серебристый «Гелендваген» с
московскими номерами. Толя даже подумал, что это, скорее всего, какой-нибудь
приподнявшийся в Москве местный житель решил эвакуировать старенькую маму. Почему
он так подумал, Толя объяснить не мог и поэтому еще более поразился, когда увидел
высокого крепкого мужика, выводящего под руку из подъезда бабульку вполне
провинциального вида.
– Кто там в машине у них? Стекла тонированные, хрен разберешь… – прошептал Толя.
– Если бы кто путевый был, он бы бабкины манатки тащил, – ответил Васька
уверенно. – Баба его или спиногрызы, кто еще может быть?
Рассуждения Васьки показались Бармалею разумными. Действительно, будь там какой-
нибудь мордоворот, то сидеть бы он не стал, помог бы. Толя достал из кармана ТТ, патрон
был уже в патроннике. Васька же вытащил из-под сиденья обрез, который он соорудил из
ружья, спилив стволы и приклад. Оба опустили окна машины. «Гелендваген» был уже совсем
рядом, мужик смотрел на медленно подъезжающий «Паджеро», не подозревая дурного. По
наивности решил, подумалось Толе, что в такие дни все друг другу братья. Когда они
поравнялись с мужиком, Васька-мент высунул в окно обрез и дуплетом разрядил его прямо в
грудь мужику с двух метров. Гулкое эхо пронеслось по двору, тело мужика швырнуло назад,
он свалился на старушку, которая закричала, но так тихо, что Толя даже не понял, что это за
звук. Он остановил внедорожник, выскочил из-за руля, сжимая в руке пистолет, подбежал к
«мерседесу», рванул на себя дверь с тонированным окном. На заднем сиденье машины
сидела женщина и с ней двое детей.
– А ну выходи! – заорал Бармалей, наводя на них пистолет.
Его крик лишь заставил детей прижаться к матери, но выходить из машины никто не
стал. Рядом грохнул новый выстрел, уже из помповика, и крик старушки оборвался. Раздался
звук передергиваемого цевья, покатилась по асфальту пластиковая гильза, затем ствол
уставился внутрь машины. Наступила тишина, затем Васька крикнул: «Опа!», и снова
грохнул выстрел. Дробь убила женщину на месте, дети, мальчик и девочка, закричали, и
тогда Бармалей выстрелил в голову девочки из пистолета. Пуля прошла навылет, обратив в
брызги стекло двери, кровь хлестнула по салону. Снова выстрелил помповик, и мальчику
почти снесло голову.
– Как мы, а? – гордо спросил Васька-мент.
– Ты баран, в натуре! – заорал Бармалей. – Кто салон отмывать будет? Думать пробовал
когда-нибудь? А стекло?
– Припашем кого-нибудь, – отмахнулся Васька. – И стекло найдем.
Трупы выбросили из провонявшего кровью и порохом салона, Васька взгромоздился за
руль «мерседеса».
– Охренительно, – сказал он, похлопав по рулю. – Всегда такой хотел.
– Куда поедем? – спросил Бармалей. – Домой не надо, мало ли что? Вдруг если не
менты, то какие-нибудь вояки за нами заявятся? И «мерина» пока припрятать бы надо.
– Не вопрос, – ответил Васька-мент. – В отделе ни души, загоним на стоянку за ним и
ворота прикроем. Никто и не догадается там искать. А где ночевать… Ночевать не вопрос,
есть одна шмара знакомая.
Бармалей обшарил труп мужика, вытащил у того из кармана толстую пачку
стодолларовых купюр, перехваченную резинкой. Затем выдернул из ушей его жены серьги с
бриллиантами, стащил одно кольцо с большим камнем с пальца, попытался сдернуть
обручальное, но оно сидело плотно. Бармалей сломал палец, затем отрезал его ножом.
Кольцо снялось. Дешевка, конечно, но все же золото. Поднял с асфальта ее сумочку. Чучело
все же Васька, если у бабы цацки еще есть, то они в сумочке, где же еще?
Они двумя машинами выехали со двора, пропетляли немного по улицам, затем заехали
во двор опустевшего отдела внутренних дел. Пристроили «мерседес» между двумя
нерабочими «Газелями» в милицейской раскраске, стоящими на спущенных колесах, и
взялись за обыск машины. Раз люди сваливали подальше, то должны были самое ценное
брать с собой. И не ошиблись. Даже в сумочке нашлась целая куча всевозможных
украшений, тысяч так на пятьдесят долларов, по прикидкам Толи. Под сиденьем
обнаружилась сумка, в которой были именно доллары, не меньше ста тысяч. Васька,
отродясь и десятой части от такого богатства не видевший, аж присвистнул:
– Ни хрена себе прокатились мы. Каждый день бы так.
В багажнике нашелся неизвестной друзьям марки помповик в чехле и к нему сотня
патронов. А в тайничке, хитро устроенном снизу, на нижних пружинах сиденья, оказался
большой пистолет с черными щечками рукоятки, пластиковой рамкой и два магазина к нему,
по пятнадцать патронов в каждом.
– Цэ… Зэт… семьдесят пять, – прочитал надпись на затворе Васька. – Это чего такое?
Чей?
– Меня, што ль, спросил? – гыгыкнул Толя. – Я без понятия. И какая разница?
– Интересно, – пожал плечами Васька.
– Интересно ему, мля… Ужасно интересно все то, что неизвестно, – пропел он строчку
из какой-то детской песенки.
– Да ладно тебе, уже спросить нельзя, – обиделся Васька-мент.
– Можно, можно, – примирительно сказал Толя.
Все же Васька молодец, с соседом помог разобраться и, когда семейку эту валили, не
нервничал.
Закончив шмон машины, они перегрузили оружие и все ценное в «Паджеро» и поехали
к бабам. А убитый ружейным дуплетом в грудь мужик уже очнулся и сейчас ел своих детей.
А к утру он превратился в нечто подобное большому безволосому бабуину, который умчался
со двора прочь длинными мощными прыжками. Ему хватило пищи на полную перестройку
всего его мертвого организма.
Сергей Крамцов
25 марта, воскресенье, вечер
Пострелять за день довелось. Мертвяки в Солнечногорске были, хоть и не так много,
как в Москве, здесь пока еще все только начиналось. Зато весь день прошел под знаком
обучения личного состава, И снова убедился, что в личном составе нашел алмаз
неограненный – Машу. Маша – это что-то. И с чем-то. Три дня назад оружие в первый раз в
руки взяла, а сегодня уже – на тебе. Вчера еще на общем уровне справлялась, а сегодня на
тебе – как прорвало.
Маше я теперь вручил свой СКС с оптикой, хоть и зарекался это делать, и
тренировалась она сразу на черепах живых мертвецов. И сейчас с первых же попыток из
карабина с открытого прицела и с оптикой у нее все пули пошли кучно и в цель. Кстати,
Паша не наврал, стрелять он умел. Звезд с неба не хватал, но все равно очень неплохо, даже
дополнительное обучение не требовалось.
Тактику поначалу выбрали простую: заезжали во двор и начинали активно бибикать и
заодно отстреливать мертвяков, если такие были, после чего в окна начинали выглядывать
люди. Затем следовали вопросы о том, прикроем ли мы их бегство до машин, на что мы
обычно отвечали утвердительно. Иногда просили и в подъезде почистить, после чего мы с
Лехой заходили в требуемый подъезд, где или изводили мертвяков, или просто сообщали
людям, что в подъезде опасностей не видно. Мертвяков пока было немного, и с этим мы
справлялись легко.
Закончив с одним двором, мы выезжали на улицу, проезжали по ней туда и обратно,
выбивая мертвецов, после чего ехали чистить следующий двор, тем самым предоставляя
людям хотя бы один, но гарантированный шанс добраться до машин или хотя бы просто
убежать из дома.
Время от времени, реже чем раз в обещанный час, по городу проезжали военные
грузовики и автобусы с матюгальниками, которые отвозили всех желающих в какие-то
центры сбора, неподалеку от города, где людям дальше предоставлялась возможность
заниматься своей судьбой самостоятельно. Но и на том спасибо, все лучше, чем умирать с
голоду в окружении мертвяков. А в этих центрах хоть полевые кухни работали и за порядком
следили, хоть и намекали, что это не вечно, и рекомендовали задумываться. Да и раздачи
оружия там тоже производились.
Народ наш за день втянулся в работу, уровень стрельбы рос на глазах, а Машу,
захватившую мой карабин, вообще приходилось иногда удерживать, иначе она лишала
возможности всех остальных даже выстрелить. Чудеса, да и только.
На обратном пути заехали на заправку, доложились по результатам, да еще немного
патронами подразжились, майор совсем расщедрился на радостях. Выходило, что наши
труды были замечены, и люди о нас рассказывали. Это приятно знать и радостно, значит,
дело мы делали, а не балду гоняли. Затем нас заправили под пробку и отправили домой, взяв
слово с рассветом быть на посту. Мы пообещали.
До дачного поселка долетели быстро, заодно обнаружив, что грязная дорога уже
заметно подсохла. Из чего я сделал вывод, что скоро там людей прибавится. У нас же все
было в порядке, Сергеич даже для Сашки и Кати организовал стрельбы из мелкашки днем. И
Степаныч возился с машинами, пока света хватало.
По приезде я выдал Паше АКМС, тот, что братки обронили в перестрелке, а Леха изъял
его карабин и взялся делать из него подобие моего. Я же свой, надежный, проверенный и
пристрелянный, хоть клялся и божился такого не делать, отдал Маше, сам вооружившись
АКМ.
Впрочем, автомат тоже не избежал переделки – под него у нас всякого полезного
пластика хватало. Через полчаса работы деревянный приклад сменился на складывающийся
влево, с регулируемой щекой и резиновой «калошей», цевье разместилось на оружии жестко,
зажав ствольную коробку и газоотвод. Сверху на него уселся мой коллиматорный прицел
«ATN», а сбоку очень удачно пристроился фонарь – для зачистки подъездов куда как
необходимый. И в довершение всего поставил съемную «штурмовую» рукоятку – с такой
удобней подолгу держать автомат на весу и в стесненных условиях оперировать. А не нужна
– снял ее, дела на десять секунд.
Пошел в конец аллеи, пострелял по листам бумаги с черными кружками и остался
вполне оружием доволен. И красиво получилось, черт возьми. Все остальные, желавшие свои
автоматы «проапгрейдить», становились к Лехе в очередь. У него это лучше получается, чем
у меня, ловчее и быстрее. Главное, чтобы на всех деталей хватило. Спасибо «Ижмашу» за
выпуск «Сайги МК», у которой все посадочные размеры одинаковы с боевым оружием. Для
«Сайг» Леха все это держал, популярный был товар, а теперь самим как находка. И главное,
что в силу востребованности у покупателей, у нас такого добра целая куча.
Затем был нормальный общий ужин в большой комнате моего дома, на первом этаже.
Не хватало только Степаныча, который сейчас сидел на НП. Открыли бутылку, выпили по
пятьдесят капель. Сам-то обед новизной не блистал, не много нового наготовишь из того
набора продуктов, который у нас в запасе, а вот атмосфера, как мне показалось, была новой –
люди наконец почувствовали себя вместе.
Дети носились вокруг стола, девушки оживились, много болтали. Наконец Маша
рассказала всем, как это началось для нее. Мы узнали, откуда у нее автомат, кто такой
Сергеич и кто такой покойный Виталий Данилыч. Она расспрашивала нас. Наконец я
рассказал ей, откуда взялись эти самые зомби, заменив взрыв бомбы в институте с помощью
Ксении взрывом бомбы, устроенным неизвестными, предположительно – «зелеными».
Рассказал и о том, почему за нами охотятся и для чего мы едем в Горький-16.
Когда я сказал, что возможно создание вакцины, останавливающей превращения, она
собралась рвануть в «Шешнашку» немедленно, прямо из-за стола, и пришлось объяснить,
что за день ее все равно не создадут, а может, и года на это не хватит. Ну а затем желающие
дамы потянулись в уже хорошо натопленную баню. Брезент на часть двора на этот раз они
повесили сами – научились уже.
После ужина мы с Лехой пошли на разведку ближних подступов к Базе. Решили обойти
поселок, посмотреть, что там к чему. А то в наш угол еще никто не заходил, но люди, судя по
отдельным признакам, появились. Никого не было на нашей аллее и на перпендикулярной.
Дома были закрыты, во дворах – никого. Однако откуда-то издалека доносилась музыка,
откуда-то тянуло дымом, как будто просто открылся дачный сезон.
Поселок был распланирован бесхитростно – одна широкая аллея от ворот, а ее
пересекали восемнадцать аллей поуже. Расстояние между ними было ровно в два участка,
потому что дворы соприкасались задами. Я жил на последней, восемнадцатой аллее, на
самом отшибе, что было нам на руку.
Первых людей обнаружили на пятнадцатой линии, с противоположной от главной аллеи
стороны. Во дворе дома, за деревянным столом под навесом, сидели двое поддатых мужиков,
перед ними на столе стояли пустая и полная бутылки «Гжелки». В одноразовых тарелках
были разложены нарезанные копчености, стояла открытая банка маринованных огурцов. Дом
был ухоженный, недавно покрашенный, возле него стояла такая же ухоженная «Шеви-Нива».
Мужики окликнули нас сами. Мы остановились у забора, поздоровались. Сразу выяснилось,
что мужики приняли нас за какой-то военный патруль. Мы пока не стали развеивать их
заблуждение, решили просто расспросить, что делается в поселке в стороне от нашего угла.
Мужики оказались разговорчивыми, предложили по «полтинничку», а мы решили не
отказываться.
– Ну если только по «полтинничку»… – сказал Леха, заходя в калитку. Я вошел следом.
Мы стянули свои шэпээски, не годится за стол в шапке, оружие положили на колени.
Один из мужиков сбегал в дом, принес еще две стопки. Разлили, чокнулись с тостом «За
знакомство», выпили. Водка холодная, видать, только что достали вторую бутылку из
морозилки. Я прямо пальцами, поскольку вилок на столе не было, подцепил с тарелки кусок
ветчины, закинул в пасть и следом отправил кружок соленого огурчика. Водка проскочила в
желудок легко, оставив лишь ощущение тепла.
Мужики были словоохотливы, особенно старший из них, красномордый, лет около
сорока. Рассказали, что из Москвы только младший, Виктор, который работает в автосервисе.
Он живет на параллельной линии, в ста метрах отсюда. Здесь с женой и дочкой десяти лет,
которые остались в своем доме. Мужик постарше, по имени Петр, из Солнечногорска,
работает на заводе медицинского стекла кем-то вроде главного технолога. У него детей двое
и жена имеется. Все сейчас в гостях у Викторовой жены. А мужья уединились здесь, чтобы
принять на грудь.
– Тут тишина щас, – сказал Петр, когда мы его спросили о том, что делается вокруг. –
Вчера стрельба была, мы перетрухали. Там какие-то живут в дальней стороне, на
восемнадцатой. И сегодня стреляли, но похоже, что так, спьяну, что ли. Их там целая кодла.
Мы туда не суемся, и они к нам не лезут. А вообще тихо. Люди вроде подъезжают сюда
помаленьку, но немного. Еще по песярику?
– Давай, чего уж там.
Бутылка снова обежала круг над стопками. Снова подняли, чокнулись, опрокинули. И
снова пошла легко и хорошо.
– Тишина тишиной, но оружие-то хоть есть у вас? Видели, как в городе людей жрут?
После вопроса об оружии мужики напряглись. Я сразу просек почему – боятся, что мы
отбирать пришли. Пришлось сказать, что отбирать никто не намерен, просто по нынешним
временам без оружия и не выживешь. Петр сказал, что у него есть «ижак», горизонталка
шестнадцатого калибра и сколько-то там патронов с крупной дробью. У Витьки не было
ничего.
– Петровича знаете, сторожа? – спросил я.
– Знаем, конечно, – ответили оба почти что хором.
– Петровича убили вчера. Когда стрельба была. В поселок залетные бандюки заскочили,
его из дома вытащили, водить их и показывать, где что. И завалили, когда он что-то не так
сказал.
– Ох, ёпть… – охнул Петр. – И что? Где они? И что за стрельба?
– Они как раз на восемнадцатой линии нарвались. Постреляли их там, к едрене матери.
Но я к чему все это… У Петровича в доме осталась «тулка» двенадцатого калибра и патронов
к ней больше полусотни. Я точно знаю, сам патроны ему отдал. Получается, что она вроде
как бесхозная уже.
– Я схожу? – мгновенно подкинулся Витька, решив ковать железо, не отходя от кассы.
– Возьми что-нибудь, чтобы дверь открыть, – сказал Леха. – Может, там и заперто, мы
не проверяли. А ружье на виду должно лежать, как я думаю, Петрович его с собой носил,
пока живой был.
– А не шутите? А то полезу, а Петрович из этой самой «тулки» по мне. Вы-то откуда
знаете?
– А мы и есть эти самые, с восемнадцатой линии, – сказал я. – У наших на глазах
Петровича привалили, никто и охнуть не успел.
– А бандюков…
– Всех, – ответил я. – Их в болото, что в конце главной аллеи, свалили. Петровича по-
человечески закопали, похоронили, в общем.
– Ты скажи… Три дня назад кто бы такое подумал? Наехали, постреляли, человека
убили. Тут бы уже ментов было… А теперь никому и дела нет. Хана всему уже, – сказал
Петр.
Грех не согласиться.
Витька убежал, прихватив из багажника машины монтировку, а Петр остался с нами.
– Серьезные у вас стволы, – сказал он.
– Да стволы как стволы, – пожал я плечами. – Обычные акаэмы, просто с приблудами.
Ничего крутого.
– Да ну, оптика у вас там и все такое! Как в кино.
На это я даже отвечать не стал, просто снова пожал плечами.
– Класс, прям «зеленые береты», – продолжал куда-то клонить собеседник. – Кстати, а
кто вам все это выдал-то?
– Никто. Что выменяли, что с мертвых бандюков взяли, что в Москве с мародеров, –
почти честно ответил я. – Так, с бору по сосенке. А что вояки на заправке, кстати, выдали.
– А форма?
– Из магазина. Это все продается ведь, иди да покупай.
– Куда сейчас пойдешь? Нам бы на бедность подкинули чего.
– На бедность… – задумчиво сказал я.
– Ну – кивнул мужик. – У нас дети, семьи.
– Петь, значит, так, чтобы потом непоняток не было, – заговорил я максимально
отчетливо. – Я вам подкинул наводку на ствол, что от Петровича остался. Это – в подарок. На
этом халява закончилась. Ты по ящику слышал, что военные на заправках по Ленинградке на
халяву людям карабины раздавали? Слышал? У тебя телик включен, я же слышу.
– Ну…
– Салазки гну. Они, может, и сейчас раздают. Ты ездил?
– Да, блин, туда ехать… – махнул рукой Петя. – И кто так раздавать-то будет? Начнут
нервы мотать, предъяви, мол, то, предъяви это…
– А ты ездил? Спрашивал? Или предполагаешь? Или у меня вот спросил, как я свой
получал?
– А как у нас еще может быть? Кто так раздавать будет?
Я почувствовал, что на меня накатывает волна злости:
– Значит, слышал, но сидишь на заднице ровно и водку кушаешь. Ждешь, когда тебя
спасать придут. Семью в тот дом услал, чтобы пить не мешали, а то, что их там сожрать
могут, если кто забредет, ты даже не задумался.
Петр покраснел, скорее от злости, чем от стыда.
– Да кто сожрет-то? – дал он петуха голосом. – Тут ни одного этого… как их… Ты, мля,
говори, да не заговаривайся.
– Первый «этот» уже позавчера ночью сюда приходил, почему Петрович, царство ему
небесное, ворота и запер. Теперь насчет «подкинуть чего». Подкидывать буду только на
обмен, и никак иначе. У нас самих женщины и дети, нам их защищать надо. Да вот только
нам ничего не надо, у нас все есть.
– У вас есть, а у людей – ничего. Знаешь, сколько народу уже в поселке?
– И хрен ли? – возмутился я. – И кто из них знает, что сторожа убили? И у ворот пост
появился, может быть? Пусть не для защиты, так хоть предупредить, что мертвяки в ворота
ломанулись? Или что? Все на дачу приехали, сезон открыли? Слышали, что в нашем углу
стреляют? Хоть кто-то пришел? Глянуть, что случилось? Поискать оружия, выменять там или
купить? Договориться как-то? Объединиться для защиты? Ни души в наш переулок не
заходило. Это мы пошли оглядеться, сами сюда забрели, так теперь, оказывается, «делиться
надо». С доставкой на дом. Так вот, Петя, хрен тебе по всей роже. Будут убивать – прибегайте
к нам, защитим. Мы не звери. Но на иждивение брать никого не будем. Вот те и весь сказ. А
за то, что мы тут у вас нажрали и выпили, держи…
У меня на разгрузке так и болтался с утра подсумок с двенадцатым калибром, из
которого я вытащил дюжину ружейных патронов и сыпанул их на дощатый стол, по которому
они раскатились, запутавшись в стаканах и тарелках.
– Они к ружью Петровича подойдут, – сказал. – Мог бы денег дать, да только деньги на
хрен никому не нужны уже. А мы пошли, будь здоров, Петя. И глупыми мыслями не
заморачивайся, стреляем мы на раз и без раздумий, если с чем неправильным сунешься.
Мы с Лехой встали из-за стола и пошли к калитке. Я понимаю, разумеется, что у нас
был старт с большой форой в отличие от всех остальных. Но даже ленивый бы уже сумел
хоть что-то сделать, кроме того, что убежать на дачу и водку пить с ветчиной нарезанной.
Жены у этих дебилов, дети, а им хоть хрен по деревне – дело сделано, можно выпить. Чем
кормить своих будут, чем защищать? Да я, как услышал, что военные со складов НЗ оружие
на Ленинградке раздают, тут же хотел бежать сломя голову, да одумался. Кто что даст, когда
увидит нас, и без того стволами увешанных? Пусть лучше неимущим достанется. Чем
больше людей вооружится, тем больше уцелеет. И все равно ведь мы выторговали стволы,
хоть и для работы.
А эти двое… слов не хватает. Слышали ведь, бараны, про раздачу оружия, но тут же
началось: «А хто нам дасть? Да небось и неправда…» А зад от стула оторви, поезжай и
проверь, до Ленинградки десять километров всего. За спрос денег не берут, дорога туда
безопасная. Даже к нам прицепиться можно, колонной дойти, мы ведь ездим, глаза мозолим.
Так нет, проще сидеть и водку сосать. Тьфу!
Мы пошли дальше по аллеям поселка, оглядываясь по сторонам. Люди действительно
появились, хоть и не очень много. То тут, то там во дворах было движение. Кто-то не
обращал на нас внимания, кто-то спрашивал, кто мы и откуда. Запомнился один мужик, лет
сорока на вид, в морской тельняшке и старых джинсах, сколачивавший из хорошо
подогнанных досок прочные щиты с небольшими отверстиями и примеривавшийся с ними к
окнам своего дома. Возле стоящего во дворе верстака у него лежал какой-то импортный
помповик с черным пластиковым цевьем и ложем. За домом стояла «Нива», там же играли
дети.
Подошли к калитке, поздоровались, не заходя внутрь. Мужик представился Андреем.
Сказал, что приехал на дачу с семьей и семьей товарища. Щиты же делает на всякий случай,
если мертвяки забредут в поселок, когда в доме все спать будут, например. К вечеру все окна
первого этажа будут наглухо закрыты.
Я посмотрел на щиты – конструкция хитрая, с выдумкой. Прибитый снаружи щит
оторвать можно при желании, прибитый изнутри – внутрь же и затолкать, а вот такой… Из
щита торчат длинные головки болтов на барашковых гайках. Щит надевается на открытое
окно дома, изнутри на эти болты сажается еще пара заранее просверленных досок, и гайки
затягиваются. И облицовка дома не страдает, и оторвать этот щит разве что грузовиком с
буксира получится.
– Неплохо… – с уважением протянул Леха.
– Стараемся, – ответил умелец.
Разговорились. Мужик рассказал, что охотник и ружье с запасом патронов у него было.
Когда начались беспорядки, первое, что он сделал, – собрал все деньги в доме и побежал
покупать патроны. Купил несколько сотен, едва сумел до машины дотащить. Затем, когда все
стало еще хуже на улицах, разумно подумал, что из большого города надо бежать на
маленькую дачу. Созвонился с товарищем, с которым они на охоту вместе ездят, поручил ему
накупить еды, сколько получится, и с семьей ехать сюда. Сам тоже, подзаняв денег у соседа,
пополнил запасы, и теперь они двумя семьями здесь.
– А что дальше делать собираетесь? – спросил Леха.
– Не знаем пока, если честно. Посмотрим. Дима, товарищ мой, поехал оглядеться
вокруг. Будем думать. Проблема в том, что если куда из Москвы ехать… то куда? Я москвич
коренной, то есть даже вся родня из Москвы. У жены родня из Красноярска, туда не доедешь.
– Могу посоветовать ехать в большую воинскую часть, – сказал я в ответ. – Объехать
Москву по бетонке, по Кольцу и идти в сторону Наро-Фоминска. В Таманской дивизии или в
Кантемировской нормальным людям будут рады, я уверен. Срочники-то разбежались в
основном, а им какую территорию и сколько имущества оборонять надо. Это раз. Минус – не
расслабишься, у вояк и нравы соответствующие, военные. Дисциплина и все такое.
– Можем не доехать, – чуть скривился собеседник, прикинув что-то в уме. – Говорят,
заправки работают всего по трем трассам, и то как получится. Если заправиться на
Ленинградке не получится, причем еще и канистры залить – я туда не поеду. «Нивы» жрут
хорошо, бак небольшой, а мне надо быть уверенным, что бензина хватит и туда, и если что не
так, то обратно.
В логике мужику не откажешь. Но на одну мысль он меня натолкнул.
– А ты служил раньше?
– Срочную, на Северном флоте.
– А работаешь кем?
– На сборке мебели я сейчас, а вообще – хоть плотником, хоть слесарем, хоть токарем,
хоть автослесарем. И Игорек, товарищ мой, тоже рукастый. Жена моя поваром в кафешке, его
жена – училка начальных классов.
Исчерпывающая информация.
– Знаешь… ты завтра, часам к девяти вечера, подойди в наш угол, спроси меня. Может,
присоветую что поближе, чем Тамань с Кантемировкой. Есть одна идея, но мне сперва
уточнить надо.
Мужик кивнул, не задавая лишних вопросов. Мы попрощались с ним, пошли дальше.
– Видал? – спросил меня Леха, показав большим пальцем себе за плечо.
– Видал. Эти, скорее всего, выживут. А те… – я ткнул пальцем в сторону Пети, – нет.
Толя Бармалей
26 марта, понедельник, утро
Довольные добычей Толя с Васькой зависли у знакомых проституток, Светки и Ленки.
И утром понедельника прямо к ним на квартиру подъехало молодое пополнение, Костыль и
Малек. Толя и Васька приняли их в утреннем неглиже, сидя на кухне и попивая кофе,
поданный запуганными до услужливости девками, которые уже явно жалели, что открыли
вечером дверь квартиры, несмотря на щедрую оплату услуг. Молодежь получила от Васьки
ключи к «мерседесу», и их отправили во двор райотдела за машиной, вручив им одно
помповое ружье на двоих.
Когда молодежь машину пригнала, Бармалей и Васька оделись. Собрались было
выходить, но тут Ваську осенило, как отмыть салон машины. Светку с Ленкой тоже
заставили одеться, взять тряпки и моющее средство с кухни, после чего их увезли с собой.
Машины проскочили через опустевший город, заехали в лес и остановились у небольшого
пруда, образовавшегося в маленьком песчаном карьере, из которого когда-то брали песок.
Там проституткам поручили отмыть салон «Гелендвагена», заляпанный спекшейся кровью с
мозгами вперемешку. Увидев, что творится внутри, они заартачились, но Васька надавал
обеим по морде, после чего направил на них ствол и пообещал, что если они не уберутся в
машине сейчас, то через три секунды одна из них будет еще и убирать мозги второй. Это
подействовало, и через час в «мерседесе» стало почти чисто.
Васька принял работу на «удовлетворительно», после чего проституток заставили
раздеться. Их долго трахали всевозможными способами, вчетвером, после чего поставили на
колени, а Костылю с Мальком приказали выстрелить им в голову. Проститутки рыдали и
умоляли не убивать, но Костыль застрелил Светку без всяких сомнений и угрызений совести.
Малька же вывернуло, и он смог выстрелить в голову Ленке лишь после того, как Бармалей
приставил тэтэшник ему к башке и пообещал кончить его. Тогда Малек нажал на спуск,
голова Ленки разлетелась, но Малька уже не выворачивало.
«Пионерам» дали один из помповиков и обрез, а пистолеты и «Мейверик» остались у
Бармалея с Васькой. Все погрузились в машины и поехали обратно к городу. По пути
заметили мужичка, возившегося под капотом у задроченной «шестерки», и Костыль
стрельнул ему в голову из обреза, даже не выходя из машины, просто так. Затем запас идей у
банды закончился. Поток машин на Ленинградке был ощутимо интенсивней, на заправке
разместились военные, в сторону с главной дороги, иначе чем заправиться, никто не
сворачивал.
После половины дня бесполезного и бесцельного кружения по окрестностям Толя
повел всех на заправку. Бензин в баке его «Паджеро» заканчивался, да и «мерина» не мешало
бы заправить. Номера с него на всякий случай сняли, а выбитое стекло заклеили
полиэтиленом с помощью клейкой ленты. И на заправке их ожидал сюрприз, причем такой,
что у Толи мелькнула мысль: «И на хрена мы соседа привалили?»
Военные раздавали оружие с борта бронированного «Урала». Правда, требовали у
каждого документы, придирчиво их осматривали, затем проверяли по какой-то там базе
данных, после чего человек получал на руки АКМ, пару рожков и патроны в пачках. У Толи
судимости были, равно как и у Малька, а вот Васька-мент и Костыль таковых не имели. Их
отправили к военным, и после получаса стояния в очереди они вернулись с двумя автоматами
и с почти двумя с половиной сотнями патронов к ним. Правда, как они там выяснили, людей
проверяли именно на наличие судимостей, так что Толе и Мальку ничего и не светило. Зато
они могли видеть, как получают оружие другие.
От заправки в сторону уходило узкое шоссе, по которому они доехали до ближайшего
леска. Оттуда оказалось вполне возможным наблюдать за заправкой. В конце концов им
повезло. Они увидели, как стоявший возле КамАЗов джип «Хундай» поехал от Ленинградки
в их сторону, а не вернулся на шоссе, как все другие. Дорога с этой стороны было одна,
разминуться невозможно, так что бандиты не боялись, что их потенциальные жертвы могут
куда-то свернуть. Примерно в трех километрах от шоссе они дождались нужную машину,
Малек резко сдал задом «мерина» из кустов в переднее правое крыло «Хундая», чуть не
перевернув его. Фонари заднего хода предусмотрительно лишили лампочек, чтобы выиграть
лишнюю секунду, пока жертвы будут соображать, что же происходит. Ударом сидящих в
салоне ошеломило, и Бармалей с Ментом и Костылем открыли по ним огонь из автомата и
двух помповиков прямо через стекло. Никто и пикнуть не успел, как кровь и мозги всех
троих разлетелись по салону машины.
Всем понравилось, особенно молодежи. Все получилось прямо как в кино, в сценах,
когда мафия расправляется с кем-то, убивая прямо в машине. Толя картинно поморщился,
слушая их веселье, но на самом деле ему тоже понравилось.
С трупов взяли один ППШ и два карабина СКС, с которыми никто толком не знал, как
управляться. Даже Костыль в армии таких не видел. Кто-то дернул затвор, тот застрял в
среднем положении. Вернуть на место не удавалось. Со вторым карабином случилась та же
история, и их выбросили. Но досталось им еще четыреста восемьдесят патронов двух
калибров и старинный пистолет-пулемет, с которым разобрались легко и даже постреляли из
любопытства.
«Хундая» утащили с дороги тросом и столкнули в канаву среди густого кустарника.
Теперь его с первого взгляда обнаружить было бы сложно. Затем они снова поехали в город.
Васька предложил завалиться еще к каким-то знакомым по ментовским временам
проституткам. Предложение было принято, но проституток, к их великому счастью, дома не
оказалось. Тогда вся компания подломила маленький круглосуточный магазинчик, сейчас
запертый, взяла оттуда пару ящиков дорогого бухла, какой-то хавки, и все поехали на хату
невинно убиенных Светки и Ленки, где и бухали почти до утра. Искренне жалея, что
поторопились убить баб.
Сергей Крамцов
26 марта, понедельник, утро
С утра, как и было обещано майору, мы двинули в сторону заправки. Два УАЗа без
тентов, восемь человек внутри, уже третий выезд. Состав прежний, разве что Татьяна с
Викой через день ездили, по очереди. Одна оставалась на Базе, помогала наряд на НП
тащить. На всем отрезке до Ленинградки мы не встретили ни одной машины, равно как и на
самом шоссе, едущей по направлению в Москву. А поток из Москвы стал реже, чем был
вчера и позавчера. Заметно реже, даже нехорошо реже. Это настораживало. Из Москвы уже
некому выбираться или машины закончились там? Или до машин не доберешься?
На заправке стояли все те же три БМП, но грузовиков со стрелками не было. Стрелки
сидели на броне, и людей вроде как стало поменьше. Когда мы свернули с дороги и въехали
на площадку перед выстроенными в ряды красными заправочными колонками,
находившийся на улице майор нас увидел и махнул рукой: подъезжай, мол. Что мы и сделали.
Выбрались из машин, перездоровались.
Задача на сегодня ничем не отличалась, да и что тут можно было нового придумать?
Дай людям возможность выбраться из города, и все тут.
За работу. Две машины. Один человек за рулем, один страхует, двое сзади, с
«укоротами». Всем в обязательном порядке самозарядный режим стрельбы, открытый
прицел, с упора. Упор – дуга, на которую тент натягивается. Почему «укороты»? Потому что
их не так жалко для тренировок, как имеющиеся и появившиеся у нас «настоящие» АК с
длинными стволами. Те будем пользовать тогда, когда придется воевать всерьез. А отстрел
бредущих мертвяков на широкой улице и с безопасного удаления – пока не то, это еще не за
свою жизнь драка. Не последний и решительный. Хотя настоящее оружие тоже было при нас,
в машинах. Не на горбу же тащим, чего не запастись?
На центральной улице Солнечногорска мертвяков еще прибавилось, всерьез так. Было
уже страшно, даже то, что машина открытая, вызывало некую опасливую неуютность. Еще
на первом прямом отрезке Пятницкого шоссе мои «ученицы» расстреляли одиннадцать
зомби, причем некоторые из них стали на диво прыткими и даже осторожными. Мы
несколько раз заезжали во дворы, и в общем-то не зря. Дважды нам удалось прикрыть
погрузку беженцев в машины, а заодно подсказать им, где разжиться оружием.
Затем мы снова проехали от начала и до конца города по главным улицам, несколько раз
занимали позиции на перекрестках, где сами на себя подманивали бродящих по улицам
мертвяков. Те подманивались, и наши достаточно ловко их расстреливали. Я, сидя за рулем,
переложил себе под бедро ПБ со снятым глушителем, а под рукой держал автомат на случай
крайних обстоятельств, но они так и не наступили. Хотя несколько опасных атак на нас было.
Не морфы, а так, мертвяки из «ветеранов», с перемазанными кровью харями, но все же
быстрые. А двое так и вовсе из засады кинулись. Но для всех хватило Маши, она била по ним
из карабина без промаха.
Так мы перемещались по городу примерно до полудня. А затем нас начали звать из
распахнутого настежь окна на четвертом этаже жилого дома. Звать панически, так, что стало
ясно – мертвяки ломятся через последнюю преграду. Мы обеими машинами рванули во двор.
Я свистнул Лехе, на бегу откидывая приклад переделанного АКМ, и вдвоем с ним мы
побежали в подъезд. Надо было для таких случаев дробовики брать, но… хорошая мысля
известно когда приходит.
И сразу же на входе в подъезд я напоролся на двух неподвижно стоящих мертвяков,
мужчину и ребенка лет десяти. И чуть не напоролся фатально, глаза не успели
адаптироваться после уличного солнца к подъездной темноте. Среагировал я скорее на запах,
чем на зрение или слух. Полуразложившаяся рука вцепилась в разгрузку, в наплечный
ремень, меня толкнуло назад, оскаленная жуткая морда приблизилась чуть не к самому лицу.
Не знаю, кто именно меня спас, Леха ли, успевший ударить сбоку ногой напавшего мертвяка,
второй ли мертвяк, бывший раньше ребенком, который помешал первому, пытаясь в это
время броситься на меня тоже, но вырваться и выстрелить я успел. Две короткие очереди
уложили обоих мертвяков на грязные лестничные ступени, эхо стрельбы звонкими волнами
отразилось от стен, пронеслось по подъезду.
Я с облегчением перевел дух, Леха на это время выдвинулся вперед. Нет, нигде уже,
кроме твоей собственной берлоги, нельзя расслабляться, ни на секунду. Эта способность
стоять неподвижно и беззвучно, схоронившись в темном углу, делает мертвяков еще опасней.
Одно дело, когда ты его видишь, когда он идет к тебе и ты можешь решить, что
предпримешь, и совсем другое, когда ты открываешь дверь и обнаруживаешь за ней адскую
тварь, которая не знала, как дверь открыть, и замерла в нескольких сантиметрах от нее.
– Не спи, пошли! – рыкнул на меня Леха, шарясь по стенам лучом фонаря с
«Кипариса».
– Стой, момент, – сказал я, включая подствольный фонарь и наводя его на убитого
зомби-мужчину.
– Что еще? – взбеленился Леха.
– Он с дубиной, – прошептал я, толкнув носком ботинка руку мертвяка.
По полу со звоном покатился обрезок ржавой газовой трубы, выпавший из гниющей
ладони.
– Чего-о? – не понял Леха. – Ты гонишь, мужик, так не бывает. Он ее просто держал.
– Может быть, – кивнул я. – Но мне показалось, что замахивался.
– Глюки, – заключил Леха. – Пошли, короче, там людей едят.
Я кивнул, снова прижал приклад автомата к плечу, и мы пошли наверх. На этот раз не
торопясь, заглядывая буквально за каждую ступеньку. Второй этаж встретил нас запертыми
дверями четырех квартир, и, пока Леха «держал участок», я подергал каждую из них.
Заперто. Не хватало, чтобы еще что-то выбралось нам в тыл.
Пошли выше. Третий этаж тоже был заперт, а из-за одной двери доносились отчаянные
крики. Прислушались, за какой именно. Выбор пал на стальную, обитую дерматином дверь с
глазком, крик явно доносился оттуда. Что делать? Вскрыть дверь мы не сумеем, нет таких
навыков у нас. Выбивать замки стрельбой из автоматов? Трудно сказать, к чему это приведет,
к каким рикошетам, но в крайнем случае придется. А для начала Леха просто позвонил.
Крики быстро переместились к двери и теперь доносились прямо из-за нее. Кричавший
даже стучал кулаками по ней, судя по всему. И требовал от нас, мертвяков ходячих, оставить
его в покое. Вот так. Душевнобольной. Что делать? А ничего. Мы не передвижной филиал
Кащенко. Пожали плечами, заглянули на пару этажей повыше. Наткнулись на мужичка,
выглядывающего из-за двери, который попросил сопроводить его до гаража-«ракушки». Мы
сопроводили. Затем подождали во дворе, когда он с женой и двенадцатилетним веснушчатым
сыном загрузится со всем багажом в машину и уедет. Мы его тоже направили на АЗС за
оружием. Все же не зря сходили в подъезд.
Кстати, пока мы гуляли по подъезду, стрельба с улицы шла довольно частая. Похоже,
что в своей теории я не ошибся, мертвяки действительно шли на выстрелы. Причем по-
разному. «Свежие» зомби тупо ломились за добычей, они были медленны и неуклюжи, а
«ветераны» отличались от них радикально и на рожон не лезли. Зато когда мы выезжали со
двора, один попытался броситься на нас из-за угла, и еще мы заметили, что еще как минимум
двое бросились к трупам, валяющимся на асфальте. Но бросились лишь тогда, когда мы
уехали. Умнеют, однозначно. Плохо это. А если они научатся групповые засады устраивать?
Тогда вообще в города не суйся.
Снова курсирование по главным улицам, проезды через дворы. К двум часам «боевой
счет» составил сорок два убитых зомби. Спасти город это не могло, но то, что мы наверняка
защитили несколько семей, нас радовало. А меня еще больше радовало то, что наши стрелки
все больше осваивались с оружием и стреляли точнее и точнее. Маше под конец я вообще
запретил вести огонь, потому что она стреляла не только лучше, но и быстрее остальных.
Израсходовали почти полтысячи патронов. Результативность – примерно одиннадцать
выстрелов на одного мертвяка. Не так уж и плохо. Ближе к четырем я попросил пострелять
только Машу, и она пятью выстрелами свалила четырех мертвяков, на расстоянии от ста до
трехсот метров. Как тут еще комментировать?
Однако, на мой взгляд, для общей ситуации наша свободная охота значила не больше,
чем комариный укус для бегемота. Мертвяков все прибавлялось и прибавлялось. Их
прибавилось в течение дня, в то время пока мы пытались их извести. Где-то в тех местах, что
мы не видели, зомби убивали людей, восставали все новые и новые трупы и шли убивать. И
за ними восставали другие. И было ясно, что уже и этот маленький подмосковный город
обречен. Спасти его не мог никто, люди разделились на многочисленных пока еще
спасающихся, немногочисленных защищающихся и таких же немногочисленных спасателей,
тех же военных, которых было так мало, что им хватало лишь сил контролировать основные
дороги, ведущие из Москвы, и все.
К пяти вечера я дал команду сворачиваться. Люди устали, в ушах звенело, внимание
расплывалось, и дело шло к темноте. И беженцы все реже пытались прорываться из города,
да и вообще предпочитали делать это с утра. Связался с майором на АЗС, доложил об
успехах и о том, что до завтра мы уходим. А затем я пересадил Шмеля себе за руль,
прихватил еще и Пашку, а девушек вместе с Лехой отправил на Базу. У меня вчера с вечера
появилась еще одна идея, реальность которой я хотел сейчас проверить. И сделать это
немедленно.
Наш УАЗ вырвался на шоссе и вновь покатил навстречу редкому уже автомобильному
потоку в сторону Москвы.
Алена Кабакова
26 марта, понедельник, утро
За Мелкого, пошедшего за помощью, болели все. Боялись, пугались, вибрировали,
нервничали, кусали губы. И не знали, как ему помочь. После того как он сбежал на нижние
этажи, а отбивавшиеся Большой с Поповым и Фраерманом захлопнули за собой тяжелую
дверь, отгородившись от нападающих мертвяков, все бросились к окнам. Открыли их
настежь, перевесились через подоконники.
Когда все увидели, что Володя выбежал из подъезда, столкнулся с зомби и упал, все в
ужасе закричали. Но ему удалось убежать. Он прорвался к своей машине, вроде бы успел
закрыться, но вдруг какой-то мертвец начал рваться в кабину, и дверь распахнулась. Из окон
кричали, но помочь ничем не могли. Когда к завязавшейся схватке подключился еще один
мертвяк, среди зрителей пронесся крик отчаяния. Но Мелкий отбился, дверь снова
захлопнулась, а еще через несколько секунд «ниссан» уехал со стоянки. Все заорали,
бросились обниматься. Спасение виделось близким, до него было рукой подать. Даже начали
паковать вещи, собирать рюкзаки. Обсуждали, какие продукты взять, а какие оставить.
Ближе к вечеру восторги поутихли. На всех спустилось облако мрачной тоски. О судьбе
самого Мелкого, всеобщего друга и любимца, старались не думать. Но старались плохо, и
разговор все время сбивался на него. Света Фраерман плакала навзрыд, впрочем, как и
остальные женщины.
Большой достал из морозилки бутылку водки и сел в сторонке с Поповым, открыв
маленькую банку маринованных корнишонов в качестве закуски. Алена, перепоручив
близнецов Кате Коломийцевой, своей секретарше, тоже подсела к ним, молча подставив
кофейную чашку, которые здесь использовались вместо рюмок. Володя Большой молча
плеснул ей туда граммов пятьдесят водки, сунул в банку вилку, наколол на нее маленький
огурчик и протянул Алене. Та кивнула с благодарностью. Не произнося тостов и не чокаясь,
все трое махом выпили, закусили.
– Володя, как думаешь… вырвался Мелкий? – спросила Алена, заранее зная ответ.
– Ничего я не думаю, – буркнул Большой. – Вообще ничего не думаю и думать не хочу.
Отсюда ехать до Кольца даже с таким потоком, как днем был, минут двадцать. Если военные
есть за Кольцом, то сколько бы времени потребовалось для того, чтобы их найти?
– На Яндексе карта Подмосковья со всеми блокпостами и пунктами раздачи оружия
размещена, – сказал Попов. – Я смотрел час назад. Уже перед Зеленоградом есть военные.
Правда, на письма ни с одного адреса не отвечают, похоже, что почту уже никто и нигде не
читает. А если и читает, спасателей все равно не высылают.
– А если бы даже он ничего не добился, то сюда приехал бы. Пусть не стал бы
прорываться к нам, но проехать мимо и бибикать, пока кто-то не выглянет, он должен был, –
снова вступил в разговор Володя Большой. – Как мы и договаривались.
– А может быть, те же военные сразу не могут броситься нас спасать? – сказал
подошедший Фраерман. – У них кроме нас, я думаю, задач прорва. Внесут в какой-то график,
и будем ждать своей очереди.
– В смысле? – обернулась к нему Алена.
– В смысле Мелкого спросили о том, как мы тут устроены. Еда есть? Есть. Людей
много? Много: Больные имеются? Все здоровы. Ворваться к вам могут? Не могут, дверь как в
сейфе. Вот и поставили последнюю категорию срочности.
– А ты где-нибудь читал или слышал вообще, что военные спасательные операции
проводят? – спустил его на землю Большой. – Лично я об этом ни слова не слышал. Слышал,
что у военных личного состава хватило только для того, чтобы основные выходы из города
прикрыть. Всего четыре направления. В том числе наша Ленинградка. А в остальном…
спасение утопающих чьих рук дело?
– Что делать будем? – мрачно спросила Алена.
Большой взял бутылку со стола, плеснул в три стоявшие чашечки и в четвертую,
подставленную Фраерманом. Все снова молча выпили. Большой крякнул, проглотив водку,
зажевал огурцом.
– Что делать? – переспросил он. – Сымать штаны и бегать. Не знаю я, что делать. Я
могу попытаться прорваться, но у меня здесь Света с Димкой. А одних я здесь не оставлю,
как хотите. Лучше с ними здесь загнусь.
Позицию Большого понимали все. Действительно, единственный не отягощенный
семьей здесь был Володя Мелкий, все же остальные имели и жен, и детей. «Логософт» все же
создан был давно, из друзей брата Алены, а брат к тому времени был далеко не мальчиком.
Вот и не было здесь никого, кто не успел бы обзавестись семьей и нарожать детей. В общем,
не приняли вообще никакого решения.
На следующий день их окликнули. Окликнули с двенадцатого этажа, где в пустом
офисе оказался заблокированным охранник. Точнее, даже не охранник, а обычный сторож,
оружия у которого не было, а была лишь рация с севшей батареей. Без зарядника. Как
выяснилось из разговора, который вела со сторожем Алена, высунувшись в окно, до этого
времени сторож сидел в офисе с противоположной стороны, полагая, что он в одиночестве.
Там была кое-какая еда, которая уже закончилась. Но вчера он услыхал крики и сумел
перебежать в другую контору, где и заперся. У него, к его счастью, были ключи почти от всех
дверей.
В одном шкафу в той конторе, где скрывался сторож, нашелся длинный моток
телефонного кабеля. На этом кабеле сторож передал в «Логософт» свою рацию, а взамен
получил еду, которой у него не было со вчерашнего дня. Рацию же отдали Валентину
Пушкову, главному местному электронщику, который все же сумел наладить к ней питание,
воспользовавшись переделанным зарядником от одного из мобильных телефонов, уже
ненужных.
Рация снова дала связь. Пусть не слишком дальнюю, но с этого места на несколько
километров она добивала. Появилась идея создать плакат. От былого ремонта в кладовке
оставалась краска, а в качестве полотнища решили взять несколько занавесок, благо они
были светло-бежевого цвета. К счастью логософтовцев, у них были именно занавески вместо
стандартных офисных жалюзи. Такой был у Бориса Кабакова каприз. Не любил он жалюзи, и
все тут.
Возник вопрос: как их скрепить между собой? Выручил все тот же телефонный кабель,
который, разделенный пожильно, давал отличный материал для этого. Возились целый день,
рация все время стояла включенной. К вечеру плакат вывесили за окно. Но читать его стало
некому, к темноте поток машин на Ленинградке прекращался совсем. Да и пожиже стал сам
поток.
А на следующий день поток совсем спал, и на плакат с надписью «Здесь живые!» и
частотой связи совсем никто не обращал внимания. К тому же плакат был направлен в
сторону тех, кто въехал бы в город, но таких сумасшедших уже не осталось. Все бежали из
него. А в городе оставались лишь бродячие мертвецы, которых стало очень, очень много.
Сергей Крамцов
26 марта, понедельник, вечер
Указатель «Учебный центр «Пламя» стоял на месте, поэтому поворот нашли сразу.
Территория «Пламени» начиналась примерно в трех километрах от Ленинградского шоссе,
туда вела ухоженная двухполоска, проткнувшая собой небольшой лесок. Пара пологих
поворотов, лес закончился, и перед нами открылся вид на классический военный КПП с
кирпичной будкой, зелеными воротами со звездами, серым бетонным забором, убегающим в
стороны. Однако на этом сходство с обычным КПП заканчивалось. Прямо вдоль забора,
натужно рыча и выпуская в воздух клубы вонючего дыма, трудилась БТМ-3. 26 Судя по всему,
сверкающие от трения о грунт ножи копали траншею полного профиля, полтора метра в
глубину. Отрывался уже второй круг траншеи, причем очень странной конфигурации.
29 Современная версия AKM, под патрон 7.62x39 мм, с дульным тормозом и «в пластике», со складным
прикладом.
ни знамени части, ни часового возле него. Интересно, кстати, а эти командные курсы к чему
приравниваются? К дивизии? Подошел к дежурке, спросил у помдежа (целого лейтенанта!),
где можно найти Пантелеева. Он послал меня в здание напротив, в учебный корпус
инженерной подготовки, где должно было проходить совещание.
Корпус оказался соседним, так что уже через пару минут я поднялся по лестнице на
второй этаж и шел по пустынному, выложенному натертым паркетом коридору на шум
голосов. Шума, надо сказать, было много. Я заглянул в огромный класс со сдвинутыми к
стенам пособиями и развешанными по стенам плакатами и таблицами. Там было людно,
накурено, на сдвинутых столах лежала огромная схема чего-то, скорее всего – территории
«Пламени». Какой-то невысокий и очень коренастый, почти квадратный, майор тыкал рукой
в карту и говорил:
– Только так! Экономим процентов двадцать стройматериалов, и на случай тревоги
людей собрать легче.
Пантелеев тоже был в комнате, но в дискуссии не участвовал, видать, не по его части
спор. Увидев мою всунувшуюся в дверь физиономию, на секунду задумался, а потом явно, к
моему удивлению, узнал, махнул рукой, мол, «подожди!». Да не вопрос вообще-то, подожду.
Вышел в коридор, присел на подоконнике. Отстегнул с разгрузки рюкзак-однодневку,
открыл, заглянул внутрь. Вот он, оранжевый пенопластовый контейнер, в котором хранится
причина смерти этого мира. И, может быть, его спасение. Одно из двух. Почему он здесь? Да
проше некуда. Я не знаю, кто и о чем думает, мне сложно увидеть мысли другого человека.
Пантелеев единственный, кто проявил свое истинное «я», расстреляв тогда члена
правительства с охраной. Не думаю, что такой человек, который плевал на всю власть и
авторитеты и своей рукой казнил тех, кто бросил свой народ и бежал (не в Кремле же
расстрелы были, а в международном аэропорту), способен торгануть той тайной, которую я
хочу ему доверить.
А доверить кому-нибудь ее надо обязательно. Слишком уж на тоненькой ниточке висит
успех всего моего похода. Случайная стычка, засада, что угодно – и образцы оригинального
вируса будут утрачены навсегда. А ведь не зря Дегтярев хранил ДВА контейнера, 2, в скобках
– Два. То есть не один. Больше одного. Это один и еще один. Это – как в ухо кричать и при
этом по башке бить: «Не вези один! Оставь второй на хранение у надежных людей!» А кто у
меня надежный человек, если все мои лучшие друзья едут со мной? Вот и вспомнился мне
подполковник Пантелеев.
Он вышел минут через пять, спросил:
– Надумал? К нам прибыли?
– Почти что, товарищ подполковник. Но не совсем. Тут дело такое… если короче, я
знаю, кто всю эту беду вокруг начал, кто виноват и что делать, чтобы хоть что-то от этого
мира спасти, – выпалил я единым духом.
– Перегрелся-на? – без всякого сочувствия спросил Пантелеев.
– Никак нет. Я там работал, в той лавочке, откуда это все пошло. А вот это… – я
развернул полиэтиленовый пакет с контейнером, – это хранилище с оригиналом вируса, того
самого, что был модифицирован и оживляет теперь мертвецов.
Пантелеев посмотрел на меня внимательно, как будто прикидывая, по какому месту
головы надо мне постучать, чтобы мозги на место встали. Однако стучать не стал, а вместо
этого спросил:
– Можешь доказать?
– Могу.
– Чем?
– Видео из лаборатории, опыты на крысах и обезьянах. Описание всего процесса
модификации вируса, но это очень уж технически продвинуто. Если есть специалист, то…
– Найдем, – сказал Пантелеев. – Не нобелевский лауреат-на, но в бактериологическом
разбирается. Что еще?
– Этот контейнер, но его вскрывать нельзя. – Я постучал ладонью по оранжевой
пенопластине. – Кто такие знает, тот поймет. Здание института в Москве, до которого могу
довести. Там что-то осталось наверняка, что подтвердит. И я могу это здание описать до
миллиметра, поймете, что не вру.
Он помолчал, хмыкнул:
– В голове пока не укладывается-на, но это может быть издержками вместимости
головы. У тебя с собой только контейнеры?
– Не только, еще диски с информацией.
– С собой? – уточнил он.
– С собой, – подтвердил я.
– На компьютере прочитать можно? Никаких шифров?
– Нет, все почти в открытую. Обычное кодирование файла, через «форточки», но пароль
я дам.
– Вот как.
Пантелеев явно и глубоко задумался. Потом спросил:
– Ты один? Жрать хочешь?
– Не один, нас трое, жрать хотим, – сказал я и добавил: – Причем хотим практически
всегда.
– Хорошо, – кивнул он задумчиво. – Я команду дам, чтобы вас накормили. Знаешь, где
здесь гостиница?
– Никак нет.
– Все просто. Зови своих бойцов-на, и идите вдоль ряда учебных корпусов вон в ту
сторону. – Он махнул рукой за окно. – Увидишь здание офицерского общежития из серого
кирпича. Слева на первом этаже столовка, подойдешь на раздачу, скажешь, что трое от меня.
А я пока попробую кое-каких людей собрать-на и порешать, что нам с тобой делать. Я тебя
по радио и вызову, канал только настрой. Задачу понял-на?
– Так точно, товарищ подполковник, – козырнул я. – Задачу на обед понял.
Я сгреб пакет с контейнером в рюкзак, затем вызвал по рации Шмеля. Он сразу
откликнулся, и я объявил, что нас собираются кормить. Шмель от еды в жизни не
отказывался, да и Пашка в склонности к диете пока замечен не был, и уже через минуту я
увидел их, бегущих в темпе марш-броска. Я помахал им рукой с крыльца, спустился
навстречу. Мы пошли вдоль ряда зданий, построенных еще в сталинские и хрущевские
времена, с поблекшими мозаичными панно на торцевых стенах, изображающими
героических воинов.
Отсюда открывался отличный вид на учебные поля, и меня поразило, что идет активная
их распашка. Там одновременно работали три трактора. А ведь верно… места-то на
полигонах прорва, и техника имеется. Распаши, посади хоть ту же картошку, и то легче будет
пережить грядущее. Как все просто… Живу на даче сейчас, а не сообразил, что так тоже
выживать можно. Пусть я сам отродясь во дворе ничего не сажал, зато соседи на грядках в
позиции «кверху задом» весь сезон проводили.
А ведь этих соседей эта самая картошка с шести соток, вкупе с помидорами и не пойми
чем, чуть не год кормила. А тут пахать не перепахать, трактора и плуги они откуда-то
позаимствовали. И гражданских здесь немало, кстати, и явно не только семьи офицеров.
Мужиков в штатском или полувоенном полно, и все приделе. Одно здание явно под детский
сад отведено, и его сейчас по кругу забором обносят. Разумно. Дети всегда были главной
ценностью, а теперь, в рухнувшем мире, они – единственная надежда на его возрождение.
Даже сейчас возле детей стоит патруль из трех бойцов в брониках, в арамидных новых
шлемах, с автоматами, а на крыше снайпер с СВД расселся. И не отходят. И не хрен отходить.
Дальше, на просторе учебных полей, тут и там кипела какая-то работа, отсюда было
сложно разобрать. Территория «Пламени» огромна, превышает дивизионную, одних учебных
полей здесь до горизонта, а кроме того – парки для техники, склады и прочее. Готовили здесь
почти по всем воинским специальностям, вот и полигоны на все случаи жизни завели.
Вообще во время прогулки появилось впечатление, что здесь решили обживаться
всерьез, надолго, и главное, продуманно. И что еще – на территории Учебного центра
ощущаешь себя в безопасности. Здесь не надо было бы и «фишку» держать, народ бы делом
занимался. Боевой подготовкой, например. Вопрос в другом: как бы нам с местным
населением не слиться окончательно, у нас все же задание. Чтобы не обобществили наше
движимое имущество в виде автомобилей, нам на них дальше катить.
Кормили в столовой незамысловато, но и неплохо. Шмель успел поболтать с приятной
тетенькой на раздаче, которая сказала, что вечером свободным от службы могут и сто грамм
налить. Или пивка. Но до восьми вечера – ни-ни, приказ генерала Лаптева, который Учебным
центром теперь командует.
Доели, потом пили яблочный сок из пакета, когда у меня в разгрузке радио заговорило.
Звали туда же, в инженерный учебный корпус. Мы подскочили, как от взрыва, и побежали
туда. Уже втроем пробежали по коридору первого этажа, оттуда по лестнице сразу на третий,
в какой-то другой класс. Его нашли легко, возле дверей стояли несколько офицеров в
камуфляже, судя по всему, из бойцов Пантелеева. Сам он тоже был там, махнул рукой,
загоняя в класс, там был развернут по стене экран. За нами кто-то вошел следом, кого мы
даже сразу не разглядели.
– Товарищи офицеры! – скомандовал Пантелеев, все встали «смирно».
– Вольно. Садись, – махнул рукой седоватый офицер в форме без знаков различия, с
автоматом на плече.
Несмотря на его непрезентабельный вид, я догадался, что это и есть Лаптев. Нормально
мы не разглядели, короче. Совсем нюх потеряли. Ладно, партизанам можно.
Офицеры, сидящие за столами, в обшей сложности человек десять, с оттенком
любопытства смотрели на нас.
– Сенчин! – позвал подполковник какого-то старлея. – Ты у нас главный специалист,
подключи компьютер к проектору, кино показать.
– Есть! – сказал молодой и блондинистый Сенчин с автоматом на плече, взял у меня
диск, который я ему протягивал. Спросил: – Что-то искать надо?
– Там отдельная папка «видео», ави-файлы.
– Понял.
Сенчин пошел к компьютеру у преподавательского стола, включил его, опираясь на
стол в ожидании загрузки. Я глянул вверх – точно, проектор под потолком. Годится, так
действительно понятней.
– Товарищи, – заговорил Пантелеев, опуская свое обычное «на». – Как я уже говорил, у
нас появилось понимание, с кого эта вся хрень началась. Здесь у нас человек, зовут Сергей,
который работал в компании «Фармкор»… кем?
– По техническому обеспечению работ был главным, – расплывчато представился я,
немилосердно при этом наврав. – Видеонаблюдение. Компьютеры и прочее железо.
Как-то не очень хочется сознаваться в непосредственной работе над вирусом, мало ли
во что это все выльется для меня? Лучше поосторожней.
– Может, сами расскажете, что и как вам удалось узнать? – предложил Пантелеев.
– Да, думаю, что так проще будет.
И я рассказал все, со всеми деталями. Обо всем, как начиналось, чего хотели добиться,
как обнаружился этот жуткий эффект воскрешения мертвых, как… тут я Ксению выдавать не
стал, сказал, что «зеленые» устроили взрыв. Как началось все в институте. Как
ответственный за безопасность начал стрелять сотрудников. Как звонил везде, куда мог,
умирающий Дегтярев, а потом застрелился. Как я вывез его семью. Сказал заодно, что семья
не знает о смерти отца, и попросил эту информацию считать секретной. Как приезжали к
нам, чтобы убить. И чем все закончилось.
А затем рассказал, что я должен сделать с полученными контейнерами и куда с ними
добраться. Для чего это все нужно.
Вопросов тоже было много. Главным был один: «Где эти суки сейчас?» С сожалением
ответил, что мне это неизвестно. Черт его знает, где они. «Первое Лицо» небось на Багамах
где-то заныкалось, личный самолет у него имелся, я точно знаю, «Гольфстрим» стоимостью в
двадцать миллионов долларов. Спросили, для чего я передаю эту информацию сюда и для
чего передаю одно из «хранилищ»? Я ответил честно, что – на хранение, но если от меня не
будет вестей в течение года, в той или иной форме, то пусть снова кто-то едет в Горький-16 и
везет эту коробку.
– Все, Сергей? – поднял глаза от блокнота Лаптев.
– Все, – кивнул я. – Запас полезной информации исчерпан.
Лаптев тоже кивнул, затем сказал:
– Пантелеев, тогда вы и займитесь ребятами. И обеспечить безопасность контейнеру. И
дискам. Примите народ сюда, на то время, что им понадобится, жить не учите, а помогите
материально, если им нужно будет. В пределах разумного, разумеется.
– Есть! – сказал Пантелеев, а затем позвал меня: – Пошли.
Пантелеев вывел нас из класса и отвел еще на этаж выше, где было совсем пусто. Мы
вошли еще в один класс, пустой и гулкий, где он заговорил:
– Теперь ты на мои вопросы ответь. Вопрос первый-на: ты где скрываешься?
– Километров пятнадцать отсюда, на даче. Глухомань, почти ни души. – Я ткнул
пальцем приблизительно в направлении дачи.
– И сколько ты намерен там сидеть?
– Не знаю, – пожал я плечами. – Примерно неделю, по моим расчетам. Может быть,
больше. Затем поедем.
– Хорошо, – кивнул подполковник. – Вопрос второй: а если мы тебе предложим на эту
неделю перебраться к нам? Здесь безопасно, не надо за людей бояться. Наши семьи тоже
здесь, мы несколько корпусов под жилье обустраиваем-на. Ну а вас в гостиницу устроим.
– У нас ведь даже дети.
Он посмотрел на меня, как на слабоумного.
– Ага. А мы все тут бездетные-на, конечно, как один. По бесплодию и мужской
слабости-на. Знаешь, сколько здесь детей? Детский сад организовываем уже. Не видел, что
ли? Им же веселей будет. И главное – эту неделю ты тратишь наши ресурсы, а не свои. Разве
тебе плохо?
– Это неплохо. Даже очень хорошо.
Я уже не задумывался. Освободить «фишку» от нарядов и потренировать личный
состав на стрельбищах здесь и еще для кантемировцев с заправки поохотиться. Потом,
пожрать не из сухпаев, а из столовки, она здесь очень приличная. Рембаза, подготовка
машин, патроны, может, еще чего получить удастся. Плюс генерал велел помогать
материально. А мы не откажемся. Пусть помогают. Мы любим, когда нам так вот…
материально.
– Тарищплковник, мы переезжаем, – объявил я. – Но есть пара моментов. Первое – мы
помогаем сейчас воякам, которые по Ленинградке заправки охраняют. Неудобно обманывать,
они нам кое-чего взамен дают, со склада везут, а мы продинамим.
– Не надо динамить, занимайтесь по плану, – даже удивился он. – Я же просто защиту
вам предложил и помощь, а не в строй ставлю.
– А как у вас с личным составом?
– В смысле?
– Есть два мужика у меня на примете, толковых – лучше некуда, одному под сорок,
другому… столько же, наверное. Мастеровые, плотники, слесаря, автослесаря, что угодно. У
обоих по ребенку, у одного жена повар из кафе, у другого – учительница младших классов.
Хотели бы пристроиться к безопасному месту, готовы служить, работать и все такое, в
общем, быть полезными членами общества, так сказать.
– Не вопрос, – ответил он. – Мы таких сами ищем и предпочитаем семейных или, по
крайней мере, с девушками.
– Почему?
– Потому, что нам «ячейки общества» нужны, – словно удивляясь непонятливости,
ответил Пантелеев. – А вот проблемы с ревностью и дефицитом женского пола – не очень.
Мы тут, чувствую, скоро как на острове будем. Если женщин будет мало, так я уже
подумываю послать за одинокими дамами спасательные команды в город, не знаю, правда,
как их специально искать. Если у нас будет здесь много всех – и мужчин, и женщин, и детей,
то мы как укрепленный город, считай. А если только вояки, то одуревший без баб
отдаленный гарнизон. А если люди мастеровые и полезные, ты мы их с распростертыми, так
сказать, объятиями.
– Завтра к вечеру будем, – пообещал я.
Толя Бармалей
27 марта, вторник, утро
Утром все похмелились, пожалуй, даже снова нажрались, и поехали бесцельно колесить
по Солнечногорску. Людей на улицах видно почти не было, время от времени в сторону
Ленинградского шоссе ехали машины, не вызывавшие желания ограбить их владельцев.
Затем они увидели, как во дворе новостройки загружается новый «Гранд Чероки». Грузили
его две средних лет женщины, мужчин видно не было. Джип понравился Мальку, который
захотел на нем прокатиться. Все посидели в машинах, наблюдая издалека за погрузкой. Затем
Мент застрелил одного мертвяка из помповика. Женщины испуганно оглянулись на выстрел,
но, увидев, что убили зомби, одна из них крикнула «Спасибо!»
– Пожалуйста, без базара… – пробормотал Толя и поехал в их направлении.
Справа от него сидел Малек, который, когда подъехали ближе, изрешетил обеих
женщин длинной очередью из «калаша». После чего Толя набил ему морду, прямо в машине,
потому что пули кроме женщин изрешетили и двигатель «Гранд Чероки», превратив его в
металлолом. Они поехали дальше, «мерин» с Ментом и Костылем пристроился в хвост. Как
убитые встали и побрели прочь со двора, уже никто не видел.
Затем им удалось остановить «десятку» с семейством внутри, мать, отец и две девочки-
погодки, двенадцати и тринадцати лет. Родителей застрелили прямо в машине, а девочек
затащили к себе и увезли. Сначала хотели везти на квартиру убитых проституток, но
побоялись шума и криков. Мало ли кто в доме остался? Пусть ментов и не осталось, но
доедет кто-то до той же заправки на Ленинградке, а оттуда сюда вместо милицейского
«бобика» подкатит БМП с мотострелками, и тогда хана. Толя честно оценивал способности
своего отряда к обороне.
Поэтому девочек повезли все к тому же песчаному карьеру, где убили проституток. Тела
их, кстати, там так и валялись, но кто-то их здорово объел, хоть много на скелетах еще
осталось. Там девочек долго насиловали, попутно пили водку, закусывая колбасой, солеными
помидорами из стеклянной банки и запивая рассолом. Затем девочек застрелили, причем на
этот раз умышленно стреляли в грудь. Малек сказал, что они воскреснут. Так и произошло.
Девочек-зомби смеху ради решили не убивать, а просто бросили, уехав от них на машинах.
Затем остановились и понаблюдали издалека, как маленькие голые зомби начали отрывать
зубами куски разлагающегося мяса от трупов Светки и Ленки.
Переехали через Ленинградку на противоположную сторону, устроились в тех же
кустах, откуда вчера подсматривали за получающими оружие. И тоже не бесполезно.
Перехватили «Жигули» четвертой модели с двумя средних лет мужичками, которых убили и
забрали себе патроны. У мужиков опять были карабины вместо автоматов, и никто брать их
не хотел. Снова вернулись в город, покатались по улицам, застрелили какого-то идущего по
улице с ружьем мужичка, но ружье оказалось старым, к тому же шестнадцатого калибра,
поэтому брать с трупа ничего не стали. Но Бармалей выстрелил ему в голову из ТТ, плодить
зомби прямо в городе ему не хотелось.
Дальше компанию начало окончательно развозить, и они снова поехали в квартиру
проституток. У них там было водки еще больше ящика и закуски целая куча. Уже поднимаясь
по лестнице, Бармалей задумался. Так развлекаться, как они делают сейчас, конечно,
прекрасно, но идея организации банды была не в том, чтобы валить всех направо и налево и
трахать малолеток. Сейчас банда вооружена, спаяна даже не кровью, а целой бойней, надо бы
ее пускать и на настоящее дело. Настоящим делом Бармалей полагал захват чего-то такого,
без чего никто обойтись не может, вроде той же заправки. Но все заправки у военных, и
захватывать их будет только самоубийца. Кроме того, раньше Бармалей не думал, кто будет
ему поставлять бензин на его заправку. Не военные же? Еще можно захватить какой-нибудь
склад со жратвой и менять ее на всякие балабасы, но где такие склады – Бармалей не знал.
Он подумал, что Мент должен знать, но расспросить решил его позже, после того как выпьют
и отдохнут.
Мария Журавлева
27 марта, вторник, утро
Когда все уехали на очередной выезд, Маша заступила дежурной на «фишку». На этот
раз ее не взяли, потому что сочли, что учить ее стрелять можно лишь в ущерб остальным, а
вот Сергеичу смена на НП очень даже понадобится, тем более меткий стрелок.
Она успела уже раньше полюбить эти дежурства на НП и такому назначению
обрадовалась. На чердаке было сухо и безветренно, очень тихо. С кем бы ни приходилось ей
там дежурить, или даже самой, как сейчас, эти два часа проходили незаметно, за разговорами
или за размышлениями. Впрочем, от наблюдения никто не отвлекался, визит убийц в черной
форме бесследно не прошел. И Маша не верила, что на этом все закончилось. Не могло
закончиться, потому что она знала уже от Ани и сдружившейся с ней Татьяны, что им было
нужно. Знала о том, что работавший в их компании Сергей узнал больше, чем ему было
можно. И завладел чем-то, что им было нужно, как воздух. Она знала, что вся эта эпидемия
пошла из компании «Фармкор», и понимала, что тем, кто за это ответственен, совсем не
хочется делиться такими знаниями о себе. И одно дело, когда об этом просто знают, и совсем
другое, когда у кого-то есть все доказательства, от первого до последнего.
Даже сейчас, попади эти доказательства в правильные руки, на руководство
«Фармкора» начнут охотиться. И кто знает, чем это закончится. Охотники бывают разные.
Все пары и Сергеич, равно как и запасы оружия со снаряжением, переехали в «мужской
дом», как стали называть домик, в который они заселились самоуправно. Домик же Сергея
стали называть «женским». Там кроме женщин и детей «жили» все продукты. Катя сидела во
дворе, за тем столом, где все повадились собираться, и приглядывала за играющими детьми.
Сергеич, вооруженный и экипированный, был там же, объясняя Кате, как пользоваться
пистолетом Иж-71. К решению вооружить этим несложным оружием что подростка Катю,
что старших женщин, пришли вчера, но пока дело дошло только до Кати.
Сашка пристроился у штакетника с духовушкой в руках, время от времени с усилием
взводя затвор, целился в дровяной штабель в соседнем дворе и стрелял. Выстрелы, как удары
кнута, разносились по молчаливым окрестностям. Когда она в первый раз увидела у Сашки
винтовку, у нее чуть сердце с перепугу не остановилось, но находившаяся рядом Таня ее
успокоила, сказав, что это лишь пневматика, из их разграбленного ими самими магазина, как
раз для Сашкиного возраста, так что пусть учиться стрелять. Сам Сашка был с этим согласен
и расстреливал десятками наступающих «зомбей», защищая Лику, которая при этом
занималась своими делами, не очень-то обращая внимание на «защитника». Маша тогда
подумала: «Пусть привыкает, раз уж с этим придется жить теперь».
Еще за детьми лениво наблюдал огромный кобель Мишка. Черный кот Барсик опять
спал в доме, не показываясь днем во дворе. Валентина Ивановна хозяйничала на кухне, а вот
Алина Александровна занималась особо важным делом – убирала в бане, которую
собирались вечером топить. К удивлению той же Татьяны, с которой был с утра разговор,
Маша за всю свою жизнь ни разу не заходила в парилку. Ни в сауну, ни в турецкий хамам, ни
в русскую. Она старательно избегала их, боясь жары, пара, того, что ей станет плохо. Но
нынешней, новой Маше хотелось попробовать нового, тем более что Татьяна расписывала
прелести Серегиной бани с редким вдохновением.
Подумав об этом, Маша снова удивилась скорости перемен, происходящих в ней.
Впрочем, перемены эти шли с той же скоростью, с какой менялся окружающий мир, а
менялся он быстро. Сегодня с утра, когда она была свободна от дежурства, а дети еще спали,
она вместе с Алиной Александровной села смотреть телевизор, который теперь выключали
только на ночь, когда все спали. Она вообще смотрела его при любом удобном случае,
отбирая даже время у своего сна. А что недосматривала, то ей подробно пересказывала Катя,
ставшая главным распространителем информации.
По всем каналам показывали одну и ту же студию, в которой сидели двое усталых и
совсем незнакомых ведущих. Они даже не были телевизионщиками – один был
корреспондентом какого-то военного журнала, второй – тоже что-то вроде этого. Они не
играли на публику, а просто или зачитывали непрерывно поступающие новости, или
включали не слишком качественные видео, но в основном советовали людям брать на себя
обязанности собственной защиты, баррикадироваться в жилищах, искать оружие.
Видеоролики тоже изменились. Еще совсем недавнее «Все будет хорошо» исчезло
вместе с теми, кто эти тексты читал. Теперь с экранов не сходили зомби, растерзанные
трупы, упоминались морфы, зомби-собаки, зомби-крысы и прочая мерзость. Время от
времени в студию приходили двое военных, оба в генеральской полевой форме, даже с
автоматами, которые говорили людям, в каком направлении надо выходить из города. С их
слов выходило, что войска взяли под охрану заправки по четырем дорогам, ведущим прочь из
Москвы, и воинские же подразделения обеспечивают доставку на эти заправки топлива с
нефтебаз и нефтеперерабатывающего завода.
С нефтеперерабатывающим же заводом в Капотне, с которого военные везли топливо на
заправки, произошла какая-то темная история. Кто-то попытался его захватить, но военные
отбили его обратно, прогнав захватчиков. Захватившие завод, как упоминалось намеками,
были «из числа сотрудников Министерства внутренних дел», что Машу, по понятным
причинам, теперь уже совсем не удивило. Раздача топлива с завода и на заправках шла теперь
бесплатно, но ограниченно. Бак до верха, и все, ни литра в канистры.
За всем этим прослеживалась одна мысль, не слишком ее радовавшая: военные явно
действовали по собственной инициативе, а вовсе не по приказу правительства. Последнее
сегодня уже даже не упоминалось, как будто его в стране и не было. Те же рубежи обороны
возле заправок были организованы военными из разных частей, и по телевидению много
говорили о том, что в армии и Внутренних войсках идет массовое дезертирство. Многие
военнослужащие, особенно срочники, бежали домой, и Маша их совсем не осуждала – все
хотели защищать именно своих близких, а не посторонних им москвичей.
Сегодня она впервые же услышала, что военные начали на этих самых заправках
раздавать оружие с каких-то «мобскладов». Это объявление вызвало настоящую истерику у
какого-то сидевшего в студии приглашенного бородатого дяденьки в очках, который кричал о
недопустимости такого, что людей подстрекают к насилию, и его довольно бесцеремонно
вывели, скорее даже выволокли, что было тоже очень новым в ведении телевизионных
программ. Один из постоянно появлявшихся генералов сказал, что оружие будут раздавать за
пределами города, на тех же заправках, и еще в каких-то пунктах на выезде из Москвы. Он
даже показывал с экрана карабин СКС, показывал, как оттягивать затвор, как вставлять в его
пазы обойму с десятью патронами и выдавливать их большим пальцем, после чего снова
оттягивать и отпускать затвор.
Затем он показывал, как надо обращаться с автоматом АКМ, именно таким, какой ей
довелось разбирать и собирать в школе. Потом, правда, выяснилось, что оружия не так уж и
много, у военных есть доступ к ограниченному числу складов, да и не все военные намерены
делиться оружием с населением. В любом случае это было лучше, чем «Жесткая Политика
Защиты Собственной Задницы», как называл Сергеич то, что происходило до этого.
И самое главное, что было видно из этих передач, – началось везде. Не было ни единой
обнадеживающей новости. Никто не обещал спасения. Никто не говорил, что хоть где-нибудь
ситуация взята под контроль и улучшается. В получаемых от той же службы CNN материалах
можно было увидеть мертвецов, идущих по улицам больших городов по всему миру,
услышать панические заявления каких-то непонятных людей в галстуках в разных столицах.
Кругом были толпы беженцев. Ни одна армия не оказалась эффективной, даже в тех местах,
где не было видно и зачатков демократии.
Европа, с ее малыми армиями, безоружным скученным населением, была захлестнута
волной живой мертвечины почти мгновенно. Единственный шанс уцелеть был упущен и
проболтан вместе с эфирным временем либеральными политиками, которые голосили с
экранов любую ахинею и не давали обратиться к народу тем, кто мог бы ему помочь.
Последнее, что удалось услышать, так это то, что в Европарламенте кто-то успел выступить
по поводу защиты гражданских прав зомби.
В бедных странах с военным стилем правления все было еще хуже. Армии, защищая
правителей, сгоняли и без того скученное население в перенаселенные городские районы, из
которых на них же выплескивались сметающие все на своем пути волны мертвяков и
морфов. Толпы религиозных фанатиков буйствовали в до того благополучных деспотиях
Персидского залива в ожидании конца света, и роскошные аравийские города пылали
пожарами, а по разгромленным улицам брели все те же зомби.
В мире вспыхивали очаги спорадического насилия, религиозные фанатики всех
направлений превращались в настоящую проблему, ведь сбывались пророчества, и наступил
конец света. Они были хуже мертвяков, начинали делить всех на «чистых» и «нечистых»,
неустойчивые личности начинали пытаться убивать всех, кто хотя бы поцарапался о гвоздь.
Там, где царила демократия, зомби брали верх из-за мягкотелости и либерализма властей.
Там, где царил закон кулака, зомби брали верх ввиду полной невооруженности и скученности
населения. В Китае прагматичный, но тоталитарный режим почти мгновенно рухнул из-за
все той же скученности и полного отсутствия оружия на руках, а армию отмобилизовать не
успели. В Японии и Южной Корее тоже главной проблемой стала теснота и тоже отсутствие
оружия. О Северной Корее ничего не слышали. Об Африке даже почти не говорили, там
мертвяки взяли верх проще всего, и новости с Черного континента перестали поступать.
Были, впрочем, и оптимистические сюжеты. В Америке «красношеее» население
западных и южных штатов, вооружившись, организовывало очаги обороны. То самое «быдло
с дробовиками в своих пикапах», над которыми так любили издеваться телевизионные
либералы, но зато среди которых было модно служить в морской пехоте, оказалось вполне
эффективным в защите своих домов, семей и даже небольших городков. Избранные шерифы
не пытались разграбить свои городишки, а организовывали их защиту. Большие расстояния
до центральных городов позволяли людям отстреливаться от приближающихся поодиночке
мертвяков и даже зачищать прилегающие территории.
В России какой-то подполковник с общевойсковыми эмблемами, в камуфляже
«камыш», командир кадрированной части, стоя перед камерой рядом с немолодым мужичком
в свитере, объяснял всем, желающим слушать, как они, работая вместе с мэром,
организовали оборону маленького уральского города, превратив его в безопасную
территорию. Он говорил всем, что трупы «необращенных» надо уничтожать, чтобы не
плодить морфов, что сами зомби медлительны и страшны лишь тем, кто паникует.
Нормальный человек способен просто убежать от них, если не даст загнать себя в угол.
Случайно оказавшийся в этом городке корреспондент центрального канала передавал через
спутник сюжеты, в которых были показаны баррикады на окраинах, специальные охотничьи
команды, обшаривающие все дворы в поисках заплутавших мертвяков, группы стрелков в
кузовах машин, стоящие на перекрестках, которые с безопасной высоты стреляли в
выходящих на улицы зомби.
Судя по тону репортажей, корреспондент решил остаться в этом городе на постоянное
жительство, чувствуя себя здесь в безопасности. Во время третьего репортажа на плече
журналиста появился висящий стволом вниз автомат – такой же АКС-74У, как и у Маши, а
красная гражданская куртка сменилась военной камуфляжной.
Раз пять крутили самодельный ролик из Америки, представляемый загадочной
командой «Ромео Лима 16», что бы это ни значило. В ролике средних лет мужик с
выдубленным солнцем лицом и короткими седоватыми волосами, одетый в полувоенную,
«тактическую», как принято там говорить, одежду и с пистолетом сорокового калибра,
объяснял всем желающим слушать, как бороться с зомби. На фоне пустынного пейзажа в
кораль для лошадей выпускали из клеток зомби, и он стрелял в них, то убивая выстрелом в
голову, то стреляя им в ногу и крича в параллельном переводе: «Видите? Это сбивает его с
ног! Он замедляется. Колено нужно ему так же, как и мне!», после чего добивал его
выстрелом в лоб. В конце ролика они с какой-то мрачной девицей и невысоким мексиканцем
брали помповые дробовики, на них выпускали всех зомби, оставшихся в клетке, и они
уничтожали их за десять секунд, после чего замирали, контролируя сектора и крича друг
другу: «Чисто! Чисто!»
Начала прослеживаться закономерность. Лучше всего отбивали атаки оживших
мертвецов провинциальные городки, отстоящие достаточно далеко от столиц и больших
городов. Своих мертвяков им удавалось истреблять, а чужие к ним доходили по одному и
редко, так что удавалось создать оборону. Чаще всего это были городки промышленные,
возле которых имелись хоть какие-нибудь воинские части. Именно в них население получало
доступ к оружию, если власти жили на земле, среди людей, а не на небесах, в блеске
собственного величия. В таких местах начиналась та самая раздача оружия, формирование
отрядов. Максимально задействовались любые военные силы, решительно пресекались
преступления, причем не гнушались и виселицами. Да, такие города держались.
Вот об этом всем Маша и размышляла, сидя на чердаке и поглаживая такой надежный
металлический бок ствольной коробки «Сайги».
Сергей Крамцов
27 марта, вторник, утро
Мы ехали по проселку уступом. Воздух был все же еще прохладным, поэтому уже через
пять минут после того, как мы уехали с заправки, все снова опустили маски на лицо. Стало
легче. Сначала я решил доехать до рощи, которая была видна километрах в трех, а оттуда, по
другому проселку, не спеша двинуть в Солнечногорск. По дороге мы встретили пятерых
мертвяков, которых застрелили девушки. У рощи я решил задержаться минут на десять,
чтобы заставить своих попрактиковаться в стрельбе по деревьям.
В роще проселок быстро уперся в небольшой песчаный карьер. А у карьера… я сначала
не понял, что происходит, потом все же разглядел. Две голые девочки, не старше тринадцати
или четырнадцати, обгрызали два изуродованных трупа. На нас они внимания не обращали,
как все зомби, дорвавшиеся до пищи. А мы остановились от них метрах в пятидесяти, не
привлекая внимания.
Но кое-что у меня в голове не укладывалось. Откуда они здесь, да еще и голые? На них
напали где? В ванной? В раздевалке? Потом я разглядел у них на ногах потеки крови, причем
откуда шла кровь – сомнения не оставалось. Он стояли на четвереньках, одна повернулась ко
мне задом. Я навел прямо туда бинокль. Так и есть, девчонок насиловали, причем во все
отверстия. И у обеих выходные пулевые отверстия в спине, значит, их после этого
застрелили, но добивать в голову не стали. Специально или по незнанию.
– Их же изнасиловали, а потом убили, – услышал я голос Вики.
– Да. И покоя даже после смерти не дали.
Догадаться несложно, все улики налицо. Я вскинул автомат, навел прицел на затылок
одной из девочек и нажал на спуск. Короткая очередь, пуля выбила фонтан крови, тело упало
вперед, на труп. Вторая резко обернулась на выстрел, а затем подскочила, как на пружинах.
Что значит дорвалась до человечины – у нее даже зубы удлинились и заострились и рот
растянулся почти до ушей, хотя других изменений пока видно не было. Я поймал ее лоб в
прицел, снова выстрелил, но она нагнулась, намереваясь броситься вперед, и пуля прошла
выше. Выстрелила Аня, тоже короткой очередью, но пули угодили в плечо. Цель опять
сдвинулась, причем очень быстро. А затем девчонка бросилась вперед, на нас, и я выпустил в
нее сразу пять пуль, поймав в коллиматорный прицел самую середину ее лба. Она упала
вперед, зарывшись лицом в прошлогодние листья.
– Я осмотрю место, – сказал я.
Вышли из машин все. Осматривать место долго не пришлось, все было понятно сразу.
Два комплекта одежды, разорванной и окровавленной. Насиловали девочек прямо на ней,
судя по всему. Еще два комплекта женской одежды, просто брошенной на землю. И два уже
сильно пахнущих и сильно разложившихся женских трупа двухдневной давности, сильно
объеденных, присутствие которых насильникам не помешало. У обеих снесена голова
выстрелами из дробовика, гильзы здесь же, и лежат тела рядом, лицом вниз. Похоже, что их
заставили раздеться, что с ними делали – неизвестно, но потом поставили рядом на колени и
убили выстрелами в голову.
Вокруг валялись шкурки из-под колбасы, четыре пустые водочные бутылки, почти
опустевшая банка, в которой в остатках рассола плавал одинокий помидор. Похоже, что
какая-то компания устроила себе здесь парочку пикников с изнасилованиями и убийствами.
В первый раз они привезли двух взрослых женщин и убили их так, чтобы исключить
обращение. А затем уже вошли во вкус, насиловали детей и специально превратили их в
зомби, оставив на трупах предыдущих жертв. И что за твари могли такое сделать?
Я вздохнул, закрыл глаза, почувствовал, как задрожали руки, а в ушах зазвенело. У
меня всегда так, когда злость начинает переливать через край. Открыл глаза снова, перевел
дыхание. И куда эти скоты поехали потом? Дорога здесь песчаная, а песок еще влажный,
воды в земле много. Следы двух внедорожников отпечатались четко, как на гипсовом слепке.
Машины приезжали из Солнечногорска и туда же уезжали, другой дорогой, правда.
– По машинам. Поехали в город, – сам не узнав свой голос, сказал я.
Я сел за руль, завел УАЗ, вывел его на проселок в сторону города. Буквально через
километр наткнулись на «жигуль шестерку», возле которого лежал труп с разнесенной
картечью головой. Непохоже, что убили зомби. Капот машины был поднят и забрызган
кровью и мозгами. Больше похоже на то, что человек возился с мотором, а его просто
пристрелили, проезжая мимо. Значит, почувствовав свободу, в Солнечногорске оживилась
банда беспредельщиков.
В городе было пустовато. Точнее, пусто. Редкие машины ехали в сторону
Ленинградского шоссе. Пешеходов совсем не было видно, городской транспорт не ходил. А
мертвяки на улицах попадались часто, очень часто.
В первый доклад я сообщил на заправку о банде беспредельщиков и об одиннадцати
застреленных зомби. Во второй сеанс связи получил поручение по возможности разобраться
с бандой и, если получится, взять кого-то живым для назидательной экзекуции. И к этому
времени мы доложили о тридцать одном убитом мертвяке. Мы с Лехой в их расстреле
вообще не принимали участия, огонь вели только девушки и Шмель с Пашей.
Ближе к середине дня остановились посреди изрядного размера площади перекусить
бутербродами, и к этому моменту наш счет шел уже к сотне зомби. Черт, если бы раньше об
этом подумали, то именно такие небольшие команды свободных охотников с оружием,
загруженные боеприпасами под завязку, могли бы спасти Москву, но тогда кто бы дал людям
оружие? А теперь об этом уже поздно мечтать. И нас отсюда скоро выживут.
Затем мы наткнулись на «десятку» с открытыми дверями и застрелили двух зомби возле
нее. На передних сиденьях находились убитые, мужчина и женщина, сильно объеденные.
Задние двери тоже были открыты, но на сиденье никого не было. Я пошарился в вещах,
обнаружил два розовых девчоночьих рюкзачка. Не отсюда ли забрали тех девочек? Убили
родителей, для развлечения, на глазах у детей, а детей увезли насиловать.
Я обернулся на звук открываемого окна. На втором этаже, прямо в окне, стояла
женщина лет тридцати, с маленьким ребенком на руках.
– Вы военные? – спросила она напряженным голосом.
– Да, – крикнул я. – Вы видели, что здесь случилось?
– Банда. Застрелили родителей и забрали двух девочек. На двух джипах, квадратном
таком серебристом «мерседесе» с помятым задом и полиэтиленом вместо заднего окна и
каком-то другом, зеленом, с такой серебристой полосой по всему низу.
Это уже что-то. Какая-то информация о банде.
– А вы почему не уходите из города? – крикнул я. – Здесь мертвяки уже кругом, опасно.
– А куда мне уходить? И как? Машины у меня нет, мужа нет, ребенок маленький.
Хорошо, что хоть еды еще на несколько дней хватит, – ответила женщина, явно сдерживаясь,
чтобы не заплакать.
А поди не заплачь! Еда закончится, и что тогда? Я задумался. Что там Пантелеев
говорил о молодых женщинах и детях? Очень, говорил, хорошо таких женщин в «Пламя»
привезти, чтобы было там здоровое общество и росли дети. Но связи с ним у меня нет, а
возить двухлетнего малыша полдня по холоду в открытой машине – простудить наверняка.
– Я знаю, что вам делать, но именно сейчас ничего сделать не могу, – крикнул я. –
Скажите, до завтра продержитесь?
– До завтра – да. А что вы предлагаете? – явно заинтересовалась она.
– Военные на территории «Пламени» образовывают как будто новый город. Там уже их
семьи, принимают гражданских, особенно рады молодым женщинам и детям. Там хватает
молодых, красивых, но холостых лейтенантов. А я, привезя вас, выправляю
демографическую ситуацию.
Женщина усмехнулась:
– Заодно и замуж выдаете? За лейтенанта?
– Ну вам, может, и капитана найдем. Помните фильм такой, назывался «Выйти замуж за
капитана»?
– Помню, там Глаголева в главной роли, – улыбнулась она очень хорошей улыбкой,
белозубой и с ямочками на щеках. – Согласна!
– Я не могу вас сейчас забрать, я здесь на задании. – Я для выразительности потряс
автоматом. – И вот этих беспредельщиков хотим найти. А завтра я приведу еще одну машину,
которая вас отсюда заберет. Дождетесь?
– Обещаете?
А вдруг подполковник откажет? Я чего, рехнулся, как это офицер откажется спасать
мать и ребенка?
– Конечно, – кивнул я решительно. – Я завтра приеду на это же самое место, с утра, и
посигналю. Вы выглянете в окно и меня узнаете.
– Вы же в маске, как я вас узнаю?
– Да? И правда.
Я приподнял маску вверх, затем крикнул:
– В любом случае, кроме нас, на таких машинах здесь никто не может оказаться и тем
более – бибикать под вашими окнами. Да и сегодня мы здесь еще не раз проедем, мы город
патрулируем. Увидите нас еще.
Из-за угла дома показался покачивающийся мертвяк. Я показал на него девушкам, те
опустились на колено, упершись в асфальт наколенными щитками, и открыли огонь
короткими очередями, уже четко отсекая на трех выстрелах. Мертвяк свалился. Женщина в
окне посмотрела на девочек с уважением, но ребенок испугался близких выстрелов и
заплакал.
– Мы с Дашкой очень будем ждать. Я на вас надеюсь, если честно, то уже о
самоубийстве подумывала.
Оказывается, это девочка. А я по голубому свитерку решил, что мальчик.
– Не беспокойтесь, завтра обязательно вас заберем. Запритесь покрепче, даже
забаррикадируйтесь, никому не открывайте и ни о чем больше не волнуйтесь. Просто
дождитесь нас.
Мы поехали дальше. Только бы все получилось.
– А этот ваш Пантелеев разрешит? – спросила сидящая рядом Аня.
– Не разрешит – с нами поедут, – ответил я. – Мы что, мать с ребенком здесь бросим?
Да и как он не разрешит, сама подумай? Он кто – граф Дракула?
– Не бросим ведь, правда?
– Правда, конечно.
Патрулировали город мы почти до сумерек, несколько раз слышали выстрелы, ехали в
ту сторону, но всякий раз обнаруживали нормальных людей, постреливающих по зомби.
Мертвяков к тому времени мы настреляли больше ста пятидесяти, и я даже ощутил в себе
силу очистить город от них окончательно. Девушки стреляли все лучше, Паша вообще
отлично, не нервничая и аккуратно, да и Шмель вспомнил кое-что из воинской науки. А то,
блин, ветеран войны, а стреляет, как пальцем в задницу тыкает. О зеленом джипе с
серебристым низом и серебристом «Геленде» с мятым задом и выбитым стеклом я не
забывал ни на секунду, мы даже во дворы заезжали, разглядывая припаркованные в них
машины.
Когда мы катили, не торопясь, по одной из окраинных улиц в районе новостроек, я
услышал одиночный выстрел и следом за ним звук удара машины, врезавшейся во что-то.
Похоже, будто выстрелили в водителя или в колесо. Это не по зомби. Я резко придавил
педаль газа, скомандовав «За мной!» Лехе. И не ошиблись. В конце улицы, метрах в пятистах
от нас, во двор свернули две машины, два внедорожника, темный и светлый, причем светлый
– «Геленд», его ни с кем другим не спутаешь.
– Леха, видишь? – заорал я в рацию, чувствуя, как волна бешенства накатывает на меня
и захлестывает с головой.
– Вижу! – услышал я ответ. – Это они!
– Всем к бою! – скомандовал я. – Заедем через кусты, так нас сразу не заметят. Если
машины во дворе, подъезжаем вплотную, наставив стволы, проверяем. Если ловим на месте
преступления – спешиваемся, при необходимости вступаем в бой.
Ничего умнее не посоветуешь. Мы действительно влетели во двор с той стороны, с
какой нас совсем не ожидали, с треском проминая густые кусты. Оба внедорожника были
там, возле каждого стояли двое с автоматами, а посередине испуганно замерли две
упитанные девки в спортивных костюмах.
– Из машины! – крикнул я, ударив по тормозам.
Аня, Татьяна и Паша легко перемахнули через борт и сразу опустились на колено,
вскинув оружие. Надо же, как я их отдрессировал. Мы нацелились на зеленый немолодой
«Паджеро», а экипаж второй машины – на «Гелендваген». Я почувствовал приступ какой-то
ликующей злости. Это они, те самые, которых мы ищем, и я уже понимаю, что им хана, и эту
хану устроим им мы, своими собственными руками. Один из них удивительно проворно
метнулся за машину, а второй вскинул автомат и, еще поднимая ствол, выпустил длинную, во
весь магазин, очередь примерно в нашу сторону.
«А стрелять-то мы и не умеем», – злорадно подумал я, взяв его в прицел и увидев, как в
него попадают очереди, выпущенные Аней и Татьяной.
Толя Бармалей
27 марта, вторник, вечер
К вечеру банда затребовала себе еще женщин. Решили съездить к тем проституткам,
которых не было дома. Потом, правда, догадались ограничиться телефонным звонком, на
который никто не ответил. Мобильная связь отключилась, но городская еще работала.
Мент предложил пошариться по городу, поймать кого-то на улице и, хрен с ними, с
соседями, тащить захваченных прямо сюда, в квартиру. Идея понравилась всем, даже
Бармалею, который решил, что можно пригрозить грохнуть за любой звук, и тогда все будет
тихо. Но на улицах людей не было. Со скуки застрелили даже двух зомби, затем какого-то
немолодого дядьку в старой «Волге» двадцать четвертой модели. Его просто обгоняли, и
Бармалею стало интересно, попадет ли он этому старику в голову из пистолета левой рукой,
пока правой ведет машину. И что думаете? Попал с первого выстрела, даже сам удивился.
«Волгу» понесло вбок, она выскочила на тротуар, пересекла газон и врезалась в стену
панельного дома. Но женщины все не попадались и не попадались. Но потом удача им
улыбнулась, причем почти что в том самом дворе, где Малек застрелил женщин из «Гранд
Чероки». Через двор куда-то бежали две девчонки в спортивных костюмах, лет по
шестнадцать с виду, но крупные, пышные.
– Вот это свежак! – сказал Бармалей, чувствуя охотничий азарт.
Надавил на газ, обогнал сначала обрадованных появлением человека, а затем
удивленных девчонок, проскочил вперед и остановился. Они с Мальком вышли из машины с
оружием в руках.
«Мерседес» остановился сзади, оттуда выскочили Мент с Костылем. Всем хотелось
дополнительных развлечений, раз мяться, погонять этих молодых, толстопопых девчонок,
прежде чем затащить их в машину. Он уже представил себе, как они будут с визгом убегать,
как посадит Малька за руль, а сам будет мять одну из них в машине, залезая в трусы и в
лифчик, при этом шепотом угрожая разорвать ее на куски, если хоть что-то вякнет. Хорошо!
У всех в голове гулял хмель, всем было весело. А завтра они их отвезут все к тому же пруду,
где одну пристрелят, дадут обратиться в зомби, а потом науськают на вторую, слегка
подспутав той ноги, чтобы не убежала. Такую хохму только что придумал Бармалей.
Однако через секунду настроение у Толи поблекло. Прямо через кусты во двор,
подпрыгнув на высоком бордюре, ввалились два военных «уазика» без тентов, в каждом
целое «маски-шоу». Толя не зря был все же самым умным во всей компании. Он не стал
кричать, стрелять или делать другие подобные глупости. Он побежал. А Малек вскинул
автомат, пытаясь поймать в прицел одну из машин в камуфляжной окраске, нажал на спуск и
выпустил весь магазин длинной очередью в белый свет как в копеечку. Автомат брыкался в
руках, норовя увести ствол правее и выше. Сидевшие в «уазиках» успели выпрыгнуть
наружу, и кто-то небольшого роста, в черной маске, на которой светлыми пятнами
выделялись отверстия для глаз и рта, упав на колено, выстрелил в Малька короткой очередью
в грудь, убив его наповал.
Мент забежал за высокий борт «Гелендвагена», но очередь из автомата прошила и
высокий борт внедорожника, и грудь неудавшегося милиционера. Стрелял высокий,
плечистый мужик в черной маске, такой же, как и у всех остальных. Мент упал на спину,
залившись кровью, хлынувшей из горла, засучил ногами мелко. Костыль зигзагами побежал
в сторону подъезда, надеясь, что удастся спрятаться сначала в нем, а потом, может быть, в
какой-то из квартир. Снова загрохотали автоматы, несколько пуль почти одновременно
ударили его в спину, бросив лицом на асфальт.
Экипаж второго внедорожника, того самого, боец из которого застрелил Малька, снова
загрузился в машину, и машина рванула из двора. На самом выезде УАЗ остановился, и
сидящий за рулем схватил автомат с хитрым прицелом и трижды выстрелил короткими
очередями вслед бегущему Толе.
Бармалей почувствовал, как пули прошли возле ног, одна даже рванула штанину, и
обострившееся от опасности чутье подсказало: «По ногам стреляют, взять хотят». Он понял,
что бежать по прямой нельзя, надо вилять, но в этот момент как будто кувалда ударила в его
правое бедро. Он со всего разбегу упал лицом вниз на асфальт, автомат вылетел из рук и
заскользил вперед, и чем дальше он ускользал от своего хозяина, тем все более превращался
в бесполезный кусок железа.
Боль в бедре была ужасной, но почти сразу немного отпустила, превратившись в просто
сильную. Бармалей перекатился на бок, сунул неожиданно затрясшуюся руку в карман
кожаной куртки, где лежал тэтэшник, но тот зацепился за край кармана, и в тот момент, когда
удалось его вытащить, тяжелый ботинок ударил Бармалея по запястью, выбив пистолет, а
затем в живот влепился второй пинок, да такой, что Бармалея чуть не вырвало собственными
кишками.
Его перевернули на живот, больно давя коленями на позвоночник и затылок, свели руки
вместе за спиной, затем затянули их какой-то веревкой, так, что совершенно пережали
кровоток.
– Полегче, мля… – прохрипел Бармалей, за что получил удар автоматным прикладом в
спину с такой силой, что затвор лязгнул, а ребра треснули, и зверский пинок берцем в почку.
«Нет, не менты…» – мелькнула мысль. Те бы били, разумеется, но менты бьют так,
чтобы потом арестовать, а эти били так, что явно прослеживалось желание его убить. И
Бармалею вдруг стало по-настоящему страшно. Он попытался поднять голову и получил
несильно, но очень больно краем приклада по затылку, и, к его удивлению, звонкий девичий
голос скомандовал:
– Лежать, сволочь!
«Баба-то откуда?» – мелькнула мысль. Он уже решил, что взят каким-то спецназом, и
женский голос его ошеломил.
Затем ему так же сильно стянули щиколотки. Подъехал второй УАЗ, в котором сидели
еще четверо в масках и те самые девчонки, которых они хотели отловить. Из машины вышли
двое, оба явно мужики. Один рослый, мощный, второй пониже, но в плечах как бы даже не
пошире, а вообще квадратный. А вот в машине на заднем сиденье, рядом со спасенными
девчонками, сидела еще одна девица, совсем молодая, лет восемнадцати-девятнадцати, с
тонкими чертами породистого красивого лица, открывшегося из-под откинутой на лоб маски,
с автоматом, висящим наискось на груди.
Бармалей почувствовал, как ему перевязывают простреленное бедро, прямо поверх
штанины, а затем на нем еще и жгут затянули, чтобы остановить кровотечение. Мужик в
маске сказал: «А то машину кровью заляпаешь, пока довезем». Куда довезут, задумался Толя?
Не в отделение его повезут, так ведь? Еще он понял, что вот этот самый, с автоматом со
странным прицелом, его и подстрелил.
Затем Толю подняли с земли, ухватив за плечи, подтащили ко второму УАЗу и бросили
лицом вниз прямо в багажник, так что он больно, до крови, ударился подбородком о какую-то
торчащую из металлического пола распорку. Кто-то, он не видел кто, пропустил веревку
через его связанные руки и привязал ее к ножкам заднего сиденья. Теперь он не мог не то что
вырваться, а даже перевернуться. Машина рванула с места, немилосердно трясясь, затем
остановилась. Сидевшие в ней вышли, и Толя понял, что они обыскивают их машины, как
совсем недавно они сами обыскивали машины своих жертв. От этого ему стало еще
страшнее. Затем он услышал, как кто-то сказал: «Этот встает», затем хлопнул пистолетный
выстрел. Через минуту опять послышалось: «Давай», затем еще выстрел. А через несколько
секунд – еще один.
Толя догадался, что это дали подняться его превратившимся в зомби подельникам, а
потом их убили. Зачем именно так делать, Толя так и не понял, подумав, что можно было
пустить по пуле в голову лежащим.
Машины снова тронулись с места, подпрыгивая и раскачиваясь. УАЗ комфортной езды
не предполагал, это Толя ощущал своими ребрами и бьющимся о пол раненым бедром.
Мотор фырчал, лязгала подвеска, резонировал глушитель под полом. Ехали недолго, минут
десять, затем остановились.
Бармалея схватили за ворот кожаной куртки, передавив горло, потащили из кузова,
сначала сбросили, как тюк с бельем, но тут же подняли и усадили на асфальт. Он огляделся и
понял, что оказался на той самой заправке, где раздавали оружие. Худой со странным
автоматом стоял рядом, правда, теперь у него в руках был пистолет с длинным глушителем.
Все остальные из машин сгруппировались вокруг него, а напротив стоял офицер лет слегка
за тридцать, его звание Толе видно не было, потому что он смотрел на него снизу. Рядом с
ним – два сержанта-контрактника. Офицер молча смотрел на Бармалея, Бармалей же старался
на него не смотреть.
Худой с пистолетом сказал:
– Вот, одного живым взяли. Они самые и есть, судя по всему.
– Сейчас проверим, – сказал офицер.
Он подошел, нагнулся, упираясь руками в колени, причем Бармалей заметил, что он в
майорском звании, затем спросил:
– У пруда, где песчаный карьер, что вы сегодня сделали?
– У какого пруда? – включил непонятку Бармалей.
Худой вскинул пистолет, и правая ступня Толи разлетелась искрами боли,
попадающими прямо в мозг. Толя взвыл.
– Еще раз, – таким же монотонным голосом повторил майор. – У пруда, где песчаный
карьер, что вы сегодня сделали?
Бармалей задумался, и новая бомба взорвалась в той же ступне, вышибив из нервной
системы последние воспоминания о том, как жить и как дышать. Следующий вопрос он тоже
проигнорировал, получив третью пулю почти в то же место, но после этого выложил все. И
об убитых проститутках, и о сегодняшних девчонках, и об их родителях, расстрелянных в
машине. Рассказал об убитой семье, у которой взяли «Гелендваген», о мужичке в «Волге»,
застреленном просто так. Об остальном его и не спрашивали, но Толя понимал, что и так
наговорил достаточно. Майор спросил у кого-то:
– Табличку написал?
– Так точно.
Какой-то солдат показал небольшую фанерку, на которой черным было написано:
«Грабитель, Убийца, Насильник». У Бармалея все похолодело внутри, он явственно
представил себя висящим в петле, с этой табличкой на груди. Он надеялся, что его просто
пристрелят, но на виселицу ему не хотелось. Но то, что он услышал, заставило его
опорожнить в штаны и кишечник, и мочевой пузырь. Майор скомандовал контрактникам:
«Отрезать яйца – и на фонарь его. Не достреливать, когда обратится, пусть попрыгает
потом». А затем Бармалея куда-то потащили, и его крики слышались еще долго, пока его
дергающееся тело не повисло на фонаре.
Сергей Крамцов
27 марта, вторник, вечер
Глобальные изменения в нашем плане. О чем я еще вчера оповестил всех
присутствующих, после того, как мы вернулись из «Пламени». Однако тут мы столкнулись с
главной трудностью – машин у нас оказалось больше, чем водителей к ним. Как ни считай и
как ни прикидывай, но выходило, что Аня с Ксенией, например, толком никогда и не сидели
за рулем, а Алина Александровна привыкла водить «Тойоту Авенсис» с автоматической
коробкой на уровне среднего московского «чайника». Наш же непомерно раздувшийся
автопарк требовал наличия как минимум одиннадцати водителей, учитывая, что бросать не
хотелось даже современный «Паджеро». Все же послужить какое-то время эта новая машина
вполне могла, а по нынешним временам слово «послужить» по отношению к автомобилю
равно слову «спасти кого-нибудь». Кто-то и такой рад будет до потери пульса.
Напомнил мне об этом Шмель, и, к счастью, до того, как мы расстались с Пантелеевым.
Вовремя оглашенная, проблема перестала быть проблемой. Пантелеев лишь хмыкнул,
поразившись количеству запасенного транспорта, покачал головой, восхитился матерно и
предложил перегонять машины порциями. При этом у него явно мелькнула мысль, что нам
столько машин наверняка не понадобится. Текст этой мысли можно было в глазах прочитать.
А с этой идеей я был согласен на сто процентов, и вопрос был лишь в том, к какой степени
взаимной выгоды это сможет перейти при обмене.
В общем, мы лихо рванули обратно в поселок прямо с заправки, прыгая по разбитой
дороге так, что сидевшие сзади близняшки только охали. Но нам надо было торопиться,
чтобы по максимуму использовать остатки светового дня. Хоть половину машин надо было
перегнать сегодня.
К счастью, мы заранее были озабочены вопросами быстрой погрузки, без которой
быстро не смоешься, случись такая необходимость, а в последние дни один из кунгов вообще
как склад использовали, поэтому уже через час первая колонна из шести машин с основным
грузом, размещенным в двух «Садко», уехала из поселка. Оба грузовика, одна «буханка», мой
«Форанер», за рулем которого сидела Татьяна, «Паджеро» и УАЗ, в котором сидели мы с
Лехой в качестве головного дозора, выехали из поселка. А заодно в кунгах разместились все
наши «гражданские», группу которых уже негласно возглавлял Степаныч и в которую
входили супруга его, Валентина Ивановна, Катя, дети Маши и Алина Александровна.
Кроме нас самих с нами ехали спасенные девицы. Те самые упитанные малолетки, за
которыми гнались бандиты. Они пребывали в состоянии постоянного шока, и было от чего.
Пока Толю кастрировали и вешали, они дрожали в машине. От пережитого, от зрелища
страшноватой, надо сказать, казни и просто от холода. Майор, командовавший казнью,
узнавший, что это потенциальные жертвы этого самого бандита, что висит на фонаре,
измаранный в собственном дерьме, и уже обратился в зомби, даже распорядился выдать им
по бушлату. У нас запасной одежды с собой не было. Я тогда подошел к ним, рассмотрел их
внимательно, нимало не стесняясь тому, что осматриваю их, как коров на рынке.
Обе были крупными, пышнотелыми, здоровыми с виду, белокожими, с миловидными
лицами. Попы крупные, круглые, при этом даже пропорциональные каким-то образом, грудь
у обеих пышная. Что это сестры, и более того – близнецы, вопросов не возникало. И мама с
папой их явно любили, кормили хорошо, на еде вообще не экономили.
– Вас как зовут, красавишны? – спросил я.
Звали красавиц Маша и Даша, как же еще, и было им по семнадцать лет. Я спросил, что
у них случилось? Оказалось до банальности просто по нынешним поганым временам: папу
где-то укусили, но он об этом никому не сказал и обратился дома. Напал на маму, а вскоре и
та обратилась. Девчонки оказались заблокированными в комнате Маши. Но жили они на
первом этаже, поэтому выбрались в окно и бросились бежать. Куда – сами не знают, ни
вещей, ни чего-либо другого у них нет. Ехать согласны были куда угодно, лишь бы подальше
от родного города.
В общем, выбор дальнейшей их судьбы никаких лишних размышлений не
провоцировал – в «Пламя» их, и спрашивать нечего. За гениев их при всем желании не
примешь, в глазах у них больше небо отражается, нежели мысли какие, а вот в качестве
фактора, положительно влияющего на демографическую ситуацию в «Пламени», они вполне
годятся. Вон какие сиськи, и стоят без лифчика небось. А задницы даром что толстые, даже
так видно, невооруженным глазом, что не ущипнешь. Холостые лейтенанты будут счастливы
от такого богатства, да еще в двух экземплярах.
На Базе остались лишь Вика с Машей, временно передавшей присмотр за детьми
старшим женщинам и Кате, и сестры Дегтяревы, которые, в силу своего неумения водить
машины, дежурили на «фишке».
Добрались мы без приключений, на КПП «Пламени» нас ожидали. Сверили список
машин с заранее заявленным, затем зарегистрировали всех, кто в машинах сидел. Все
обстоятельно, неторопливо, аккуратно. Затем нам объяснили, как ехать к офицерской
гостинице, в одном из корпусов которой размещали новоприбывших, и наша колонна
двинула туда.
Было уже темно, но проезды по территории жилого городка Учебного центра
освещались фонарями. К моему большому удивлению, электричество до сих пор еще было,
причем везде.
У общежития нас встретила немолодая тетенька с красным флажком в руках, которым
показала, как парковать машины вдоль стены здания. Беспокоящегося за сохранность
имущества Сергеича она уверила в том, что случаев краж на территории пока еще не было и
разгружать машины в срочном порядке, равно как и караулить их по ночам, не требуется. Тем
более что территория «Пламени» не только патрулируется, на ней действует хоть и мягкий,
но вполне комендантский час, и всех гуляющих без специальных пропусков отправляют по
домам в приказном порядке.
Здание общежития пока было полупустым, поэтому всех остающихся распределили по
комнатам по двое, и даже «забронировали» такие же двухместные гостиничные «номера» для
тех, кто приедет завтра. Помогая занести вещи Кате, которая полностью заменила
развоевавшуюся не на шутку маму Саше и Лике, я огляделся в их комнате. Не слишком
просторный, но чистый номер с собственным туалетом и душем. Для таких времен, как
сейчас, так вовсе выше крыши. Для бездетных были номера попроще – просто двухместные
комнаты с удобствами в коридоре, как в студенческих общежитиях, из удобств в которых
были лишь шумно работающие маленькие холодильники.
Зато на первом этаже гостиницы была столовая с буфетом, где кормили бесплатно, хоть
и без особых разносолов.
Разместив первую партию наших переезжающих, я попытался связаться с
Пантелеевым, пытаясь с ходу решить судьбу спасенных, но не преуспел – тот был занят.
Поэтому устройство судьбы близняшек отложил на завтра, перепоручив его Алине
Александровне. Она дама умная, сумеет все сделать куда лучше меня. А по остальным
вопросам мы и завтра с «Пламенем» свяжемся, Пантелеев частоты связи дал, а две рации у
нас имеются, спасибо кантемировскому майору и покойным фармкоровцам.
Поэтому я распрощался со всеми до завтра, после чего мы вшестером набились в УАЗ и
покатили обратно, в наше «Садоводческое товарищество «Институтское», которое
последнюю ночь должно было послужить нам пунктом временной дислокации. А вот
постоянной дислокации у нас уже не стало. Обидно, да? Надо будет еще постучаться к
«мастеровым мужикам» в домик, предупредить их, чтобы были к завтрашнему вечеру к
переезду готовы. Да и вопрос вывоза женщины с ребенком из Солнечногорска еще порешать
надо.
Сергей Крамцов
28 марта, среда, день
А сегодня с утра мы двинули отбывать повинность по отстрелу мертвяков в
Солнечногорске, оставив в поселке Леху с Сергеичем охранять оставшийся транспорт с
наказом до общего отбытия НП не покидать, пусть как хотят, так и дежурят. Леха заодно
собрался переделать «мосинку» в современную снайперку и даже пристрелять, если
получится.
Выехали на трех машинах, отсадив Шмеля за руль «буханки», которая должна была
работать у нас сегодня за спасательный транспорт. Она закрытая, в ней тепло, хоть и трясет, и
народу со всякими вещами в нее много влезть может. УАЗы же пошли в составе водителя и
двух стрелков в каждом. Заехали на заправку, поздоровались, разжились еще патронами, а
заодно неким сержантом-«контрабасом» Димой, что был размером с Кинг Конга, и который
подсел в «буханку» к Шмелю. Это майор среагировал на наш дефицит личного состава,
поручив тому вместе с нашим Мишкой помогать возить спасенных в «Пламя», взяв с нас
обещание доставить Диму вечером обратно.
Солнечногорск встретил хмарью утренних сумерек, промозглым ветром и мертвяками.
Ночь была тем временем, когда зомби занимали новые позиции. Люди становились слабее
ночью, уходили с улиц, и мертвяков прибывало. С каждым следующим днем их прибывало в
разы. На этот только еще начинавшийся день машин на Ленинградском шоссе стало намного
меньше, чем вчера, а зомби на улицах Солнечногорска – намного больше. Теперь зомби не
«попадались», теперь они просто перли по улицам. Они превращались в массу. В толпу.
Вывоз женщины с девочкой Дашкой превратился в целую операцию. Пришлось и
держать оборону у подъезда, и зачищать подъезд, причем мертвяки в нем проявили заметную
склонность к устройству засад, так что после окончания зачистки у меня тряслись руки от
пережитого. «Зачистили» аж пятерых зомби, и это в одном подъезде, взамен на двоих
спасенных.
Пугающая пропорция. Правда, на выезде из двора подобрали какого-то молодого
мужика с двумя детьми, окликнувшего нас из окна. Это уже порадовало, не зря воевали. Из
окна он и вылез, причем детей спускал на связанных простынях, а сам довольно ловко
спрыгнул на газон со второго этажа, повиснув на руках. Его погрузка прошла без
приключений, как ни странно. О судьбе матери детей мы не спрашивали.
Затем «буханка» уехала, увозя спасенных, а мы остались в городе. Мы сначала держали
позиции на площади, где вчера обедали, и мертвяки шли на нас со всех сторон. Стрелять
приходилось непрерывно, бутерброды никто не жевал уже, время от времени в отстрел
приходилось вмешиваться и мне с Димой, помимо не опускавших стволов девушек. Хорошо,
что с утра нам загрузили по два ящика патронов обоих калибров, и по этому поводу уже
никто с нами не спорил, мы свою полезность доказали. Сказали, что надо патронов, – и тут
же получили, причем с запасом.
Сегодня было намного тяжелей. Настолько, что все предшествующее казалось детской
игрой. Мертвяки шли прямо на звук выстрелов и в конце концов оттеснили нас сначала с
этой площади, через час – со следующей, а еще через час – вообще выдавили на окраину.
Отдельные машины еще проезжали через город, но редко, а пешему пройти было бы уже
неразрешимой проблемой. Пеший бы, наверное, и до машины от подъезда не добежал,
мертвяков было столько, что они могли заслонить путь любому. И мы ушли из города в поле,
где было проще маневрировать. Зомби понемногу тянулись к нам, но растягивались, когда мы
меняли позицию, и нам снова удавалось их отстреливать. Однако долго так продолжаться не
могло, и наша сегодняшняя стрельба реальной помощи городу уже не оказывала. Это было
как камешки в прибой бросать, надеясь построить плотину.
«Буханка» еще пару раз скаталась от города до «Пламени» и обратно, увозя спасенных,
подобранных нами просто на улицах. Естественный отбор шел вовсю, и было видно, что тот,
кто сумел прорваться к нам в такой обстановке, и в будущем не пропадет. Уже выживали
сильнейшие.
В середине дня майор вышел на связь, сказал, что посылает в город транспорт для того,
чтобы собирать оставшихся людей. С ними пойдут БМП, а потом они уйдут с заправки в
ППД, в Наро-Фоминск, забрав людей с собой. Бензин на эту заправку больше возить не
будут, но на следующих от Москвы АЗС машины пока будут заправлять – туда волна зомби
еще не докатилась.
Действительно, со стороны дороги тоже регулярно доносилась стрельба. Несмотря на
все наши усилия здесь, к заправке валили мертвяки. Но это те, что потупее, «свежаки», а вот
«ветераны» проявляли заметный инстинкт самосохранения, что вместе с их склонностью
нападать из засады просто пугало. Несколько раз мы едва успевали отбиться от бросавшихся
к открытым машинам «живчиков». Плохо.
Пару раз замечали морфов, но на нас они не нападали, а при обстреле скрывались. Зато
мы увидели, как одна из этих тварей карабкалась по балконам девятиэтажки, и я мысленно
лишь помолился за судьбу местных жителей. При первых же выстрелах в нее тварь исчезла
из поля зрения, нырнув прямо сквозь стекло в какую-то квартиру. Не то что попасть –
разглядеть даже не получилось толком, что же это было. Но на человека существо уже совсем
не было похоже.
Примерно через час в Солнечногорск вошла колонна из четырех БМП и четырех
КамАЗов, которая пошла кружить по улицам. Солдат на броне не было, все сидели в
десантных отсеках и в грузовиках. Броня давила мертвяков гусеницами, а с одного из
грузовиков орала СГУ: «Граждане, оставшиеся в городе. Это ваш последний шанс
воспользоваться помощью армии. Мы вынуждены оставить свои позиции возле вашего
города и отходим в расположение дивизии. Каждый ушедший с нами получит там работу по
силам и умению, еду, кров и крепкую защиту. Никто не будет брошен».
Мы последовали было за колонной, но с нами связался майор и, поблагодарив за
помощь, отправил нас восвояси. Действительно, на фоне брони от нас пользы было немного,
а риску для нас, сидящих в маленьких открытых машинах, стало намного больше.
«Контрабас» Дима перескочил в колонну к сослуживцам, не забыв конфисковать у нас
«Северок», оставив при одной «дальнобойной» рации, а мы рванули в поселок, сворачивать
Базу окончательно.
По пути подобрали молодую женщину, услышавшую призывы военных и бегущую по
улице догонять колонну, уворачиваясь от зомби, а затем к нам пристроился маленький джип
«Сузуки Витара», в котором ехала молодая пара. Парень был стоматологом, его жена – у него
же медсестрой. Парень восхитил наличием окровавленного топора, лежащего под ногами, –
отбивался всерьез. Узнав, кто мы и откуда мы, он тоже решил присоединиться. Я запросил
дежурного по приему новичков – была теперь и такая должность в «Пламени», и он
подтвердил вакансию для врача, а заодно и для всех других медиков, которых сумею
встретить. Медиков мы больше не встретили, но зато подхватили еще одну женщину лет
тридцати, тоже бегущую по улице с рюкзаком за плечами, которая вполне проходила по
статье «Демография». Впрочем, даже если бы и не проходила, то все равно подсадили бы.
Потом еще два парня лет по семнадцать сумели до нас добраться.
А затем я дал команду отходить на базу, в «Пламя». Больше мы сделать не могли ничего
для спасения города Солнечногорска. С ним оставалось только попрощаться, потому что
город погиб.