Открыть Электронные книги
Категории
Открыть Аудиокниги
Категории
Открыть Журналы
Категории
Открыть Документы
Категории
О, как горчит имя твое у меня на языке, едкое, точно кислота: не отплевавшись, не
выговоришь. И все же я постоянно твержу его. Оно стало моим личным ругательством,
мантрой сквернословия.
Это имя, как и ты сам, как это твое Рождество со всеми его извращениями – ложь. Но
как же, ты всегда жил в доме из лжи, а теперь этот дом стал замком, твердыней. Так
много лжи, что ты и сам позабыл, что такое правда, кто ты есть такой… Забыл свое
истинное имя.
Я не забыл.
Я всегда буду здесь, всегда буду служить тебе напоминанием, что ты – не Санта-
Клаус, и не Крис Крингле, не Фазер Крисмас, Дед Мороз или Синтерклаас, и уж точно
не Святой Николай. Санта-Клаус – всего лишь еще одна твоя личина, еще один кирпичик
в твоей твердыне.
Твое истинное имя я произносить не буду. Нет, только не здесь и не сейчас, когда я
гнию в этой черной дыре. Звук твоего имени, отражающийся от стен моего узилища,
это… Этот звук способен ввергнуть кого угодно в истинное безумие. Этому имени
придется подождать до того дня, когда я вновь увижу, как волки гонят по небу Мани и
Соль[1]. До того дня, который близится, поверь – может быть, еще недели две, – и
твои чары будут, наконец, разрушены, замкнутые тобой цепи падут и ветер свободы
принесет меня к тебе.
Санта-Клаус, дорогой мой старый друг, ты – вор, предатель, доносчик и лжец, но что
самое худшее, ты – злая насмешка надо всем, что было когда-то мной.
Спето твое последнее «хо-хо-хо», я иду. За Одина, за Локи, за всех падших богов, за
твое вероломство, за то, что держал меня в цепях здесь, в этой дыре, пятьсот долгих
лет. Но, что важнее всего, я иду, чтобы забрать то, что мое по праву. Вернуть себе
Йоль, мои святки. Лишь наступив тебе на горло, я назову твое имя – твое истинное
имя – и, когда смерть заглянет тебе в глаза, тебе уже не спрятаться от своих черных
дел, от тех, кого ты предал.
Я, Крампус, Повелитель Йоля, сын Хель, кровь от крови великого Локи, клянусь
вырезать твой лживый язык из лживой твоей глотки, отрубить твои загребущие руки и
веселую твою головушку.
Часть первая
Джесс
Глава первая
Человек в костюме Санты
Округ Бун, Западная Вирджиния
Джесс Бервелл Уокер молился, чтобы его пикап продержался, по крайней мере, еще одну
зиму, не развалившись на две ржавые половины. Пикап этот, серый когда-то «Форд Ф-
150» 1978 года, достался ему в наследство от отца, когда старик проиграл, наконец,
свою долгую битву с «черными легкими»[2]. Теперь на стеллаже для ружей лежала
гитара, а заднее окно кузова украшал стикер: «А ЧТО БЫ СДЕЛАЛ ХЭНК».
Под колесами захрустел присыпанный снегом гравий: Джесс свернул с Третьего шоссе на
дорожку трейлерного поселка Кингз-Касл. Около месяца назад Джессу стукнуло двадцать
шесть, и был он высоким, худощавым, с темными волосами и бачками, которые явно пора
было подровнять. Постукивая своими длинными пальцами – то что надо, для гитариста –
по зажатой между коленками бутылке «Wild Turkey», он медленно катился между
трейлерами, припорошенными снегом, мимо видавших виды пластиковых Сант и
снеговиков, мимо пенопластового оленя Неда Бернетта, заодно служившего хозяину
мишенью. Олень висел вниз головой на качелях Недова парнишки, будто ожидая, чтобы
его освежевали, а к его носу Нед прикрутил красную лампочку. Джессу это казалось
забавным – первые раза два, – но бедняга Рудольф[3] висел так со Дня
Благодарения[4], и шутка успела несколько обрасти бородой. Кое-где в окнах торчали
жалкие пластиковые елочки, подсвечивая огоньками жалкие комнатушки, но в общем и
целом в трейлерах Кингз-Касла царила темнота – их обитатели либо нашли себе
местечко повеселее, либо вовсе решили не напрягаться. Джессу не хуже других было
известно, что для округа Бун настали нелегкие времена, и праздновать многим было
особо нечего.
Пикап перевалил через пригорок, и впереди показался двойной трейлер старушки Милли
Боггз, обнесенный белым штакетником и пластиковыми цветами в горшках. Милли была
владелицей Кингз-Касла, и, смотрите-ка, она опять выставила свой пластиковый вертеп
между подъездной дорожкой и помойкой. Иосиф упал, внутри у Марии не горела
лампочка, но малютка Иисус сиял изнутри во все двести вольт (по догадке Джесса),
имея при этом довольно радиоактивный вид. Миновав вертеп, Джесс съехал вниз, под
уклон, и затормозил возле маленького фургончика, стоявшего среди сосен.
Когда Милли отдавала ему ключи от трейлера, то назвала хибару «временной мерой»,
потому что, как она выразилась, «никто не должен жить подолгу в такой теснотище».
Джесс заверил ее, что это всего на пару недель, пока они с Линдой – его женой – не
разберутся между собой.
– Ну, с Рождеством, – открутив у бутылки крышку, он как следует хлебнул виски, утер
рот рукавом куртки и сделал приветственный жест бутылкой в сторону трейлера. – А
вот мне, например, все по хрен.
– Прекрати.
И где же она, Джесс? Где Линда?
– Прекрати.
Она у него дома. Хороший, красивый дом. С хорошей, красивой, большой елкой. Уж
наверняка под елкой полно подарков, на которых – ее имя. И подарков с именем
малышки Эбигейл, наверное, тоже немало.
«Мне не обязательно туда идти, – подумал он. – Можно и в кузове поспать. В первый
раз, что ли?» У него в кузове даже лежала скатка с одеялом – в основном для тех
случаев, когда Джессу приходилось играть не в городе. Увы, в кабаках недотыкомке-
гитаристу редко платили столько, чтобы хватило и на мотель, и на бензин до дома. Он
глянул в окно, на снег.
Джесс посмотрел на часы; время было раннее, по крайней мере, для него. Обычно,
играя в «Рустере», он добирался до дома не раньше четырех утра. Он попросту не
успел еще устать – или набухаться – настолько, чтобы заснуть. Джесс знал: пойди он
сейчас домой, и будет пялиться и пялиться часами на лица среди древесных разводов.
Сид закрыл «Рустер» раньше обычного – не из-за Рождества, нет: сочельник для Сида
был довольно хлебным времечком. Их много таких – потерянных душ вроде Джесса, тех,
кому неохота возвращаться в пустые гостиные и спальни – только не на Рождество.
«Как бы мне хотелось пристрелить того сукиного сына, который придумал этот чертов
праздник, – подумал Джесс. – Может, это счастливое время, если кому повезло семью
иметь и родных, но для нас, для всех остальных неудачников, это просто еще одно
напоминание о том, сколько дерьма способна скормить тебе жизнь».
В этот раз в «Рустер» притащилось всего шесть или семь доходяг, и большинство из
них – исключительно ради бесплатной рождественской выпивки, которой скупо оделял
своих клиентов Сид. Джесс отставил комбик в сторону, решив обойтись исключительно
акустикой, и играл подряд всю старую добрую рождественскую классику, но всем было
плевать – кажется, никто даже не слушал. Только не сегодня. Похоже, Дух
Прошлогодней Елки прочно обосновался в баре, и все пялились себе в стаканы с
отсутствующим видом, будто желая оказаться где-нибудь в другом месте – или в другое
время. И поскольку никто ничего не покупал, Сид прикрыл лавочку что-то около часа
ночи.
Джессу Сид сказал, что сегодняшний вечер обернулся полным финансовым провалом, и
спросил, не возьмет ли Джесс уже открытую бутылку сауэр мэша[5] вместо своей
обычной двадцатки. Джесс вообще-то рассчитывал на эти деньги, думая купить дочке –
Эбигейл было пять лет – подарок на Рождество. Но бухло он взял. Сказал себе, что
это ради Сида, чертовски хорошо зная, что это не так.
– Всего одну вещь она у тебя попросила. Куклу. Одну из этих «Тин Тайгер», которые
везде продаются. Не слишком сложная просьба. Нет сэр… Не слишком.
В голове у него зазвучал голос жены: «И почему тебе обязательно надо всегда все
портить?» Ответа у него не было.
«Почему я всегда все порчу? Впрочем, еще не поздно. Я могу зайти в ломбард к Дикеру
в понедельник».
Вот только он знал – у него не осталось ни хрена, закладывать больше нечего. Он уже
продал телик и колонки, хорошие шины, и даже кольцо, которое оставил ему отец.
Джесс потер поросший щетиной подбородок. Что же у него осталось? Он снял с
оружейного стеллажа гитару, положил на колени. «Нет, я просто не смогу. – Он взял
аккорд. – А почему бы и нет?» Чертова штука не принесла ему ничего, кроме горя. И
потом, это была единственная ценная вещь, которая у него осталась. Он покосился на
руку, на обручальное кольцо. Ну, почти. Джесс положил гитару на пол, поднял руку, и
кольцо вспыхнуло золотом в свете уличных фонарей. И почему он до сих пор от него не
избавился? Богу известно, Линда свое больше не носила. И все же он просто не мог
собраться с духом и продать кольцо. Будто оно могло каким-то образом вернуть их
друг другу.
Джесс нахмурился.
Его слова гулко и пусто разнеслись по кабине пикапа. Он что, скажет ей это опять?
Сколько раз можно повторять эти слова маленькой девочке, прежде чем они перестанут
что-либо значить?
Он сделал еще глоток, но спиртное вдруг стало отдавать горечью. Завинтив крышку,
Джесс уронил бутылку на пол. Лампочка загоралась и гасла, загоралась и гасла. «Не
могу я туда идти. Не могу провести еще одну ночь в этой дыре, думая о Линде и о
том, что она сейчас с ним. Думая об Эбигейл, о моей собственной дочери, в доме у
другого мужчины. О подарке, который я ей не купил… Не смог купить».
– Меня задолбало все время чувствовать себя виноватым, – слова упали в тишину
окончательно, бесповоротно.
Джесс рывком открыл крышку бардачка и принялся шарить среди аудиокассет, купонов на
скидку и мятых документов на машину, пока его пальцы не наткнулись на холодную,
твердую сталь короткоствольного пистолета тридцать восьмого калибра. Он взял
пистолет в руки, посмотрел, как на темном металле пульсируют красные отсветы.
Тяжесть оружия в руках успокаивала, вселяла уверенность – в конце концов, это была
единственная вещь, на которую он мог положиться. Джесс проверил барабан, убедился,
что в каждом гнезде сидит по пуле, а потом, не торопясь, вставил ствол между зубов,
так, чтобы дуло было направлено вверх, в нёбо. Его тетушка Пэтси пыталась вышибить
себе мозги в девяносто втором, вот только она сунула ствол прямо в рот и, спустив
курок, просто-напросто снесла себе заднюю сторону шеи. Раскурочила позвоночник у
самого основания черепа, и последние три месяца жизни провела в больнице,
бессмысленно пуская слюни. Джесс не намеревался давать жене еще один повод назвать
его неудачником.
Он взвел курок. Чертова лампочка все мигала – горит, не горит, горит, не горит,
будто обвиняла его в чем-то – да во всем. Джесс положил палец на спусковой крючок.
Горит, не горит, горит, не горит, все настойчивей, все ближе. У него задрожала
рука.
Он зажмурился; по щекам катились слезы. Ему вдруг ясно представилось лицо дочери и
ее голос – так отчетливо, будто Эбигейл сидела в машине, рядом с ним: «Пап? Ты
когда приедешь домой, пап?»
* * *
Раздался легкий звон, потом будто кто-то всхрапнул. Джесс выпрямился, сморгнул. Он
что, заснул? Потерев лоб, он огляделся. В конце переулка, в тупике, стояли олени.
Восемь штук, прямо перед воротами Такеров. Олени были запряжены в сани, и даже в
слабом, мерцающем свете гирлянд было видно, что это настоящие сани, а не
рождественская фальшивка. Высотой они были почти со взрослого мужчину, и дощатые
борта блестели темным, густо-алым лаком. По красному полю вилась тонкая золотая
роспись. Вся конструкция покоилась на двух основательных полозьях с изящно
изогнутыми передними концами. Джесс никак не мог проморгаться. «Мне это не кажется,
я даже не пьян. Вот дерьмо, у меня ж даже в голове не шумит». Один из оленей топнул
копытом в снег и фыркнул, выпустив в морозный воздух облачко пара.
Джесс взглянул назад, на дорогу. На нетронутом снегу темнели следы колес его пикапа
– и больше ничего. «Черт, откуда же они взялись?»
Тут все олени, как один, подняли головы и посмотрели вверх – туда, где дорога
исчезала за гребнем холма. Джесс проследил за их взглядом, но не увидел ничего. А
потом он услышал тяжелый топот – будто кто-то бежал в тяжелых ботинках, и очень
быстро.
Четыре фигуры возникли на гребне холма, прямо рядом со светящимся вертепом Милли.
Какие-то черные люди, все в потрепанных темных толстовках с капюшонами, у всех –
палки или дубинки. Притормозив, они заозирались, и тут один из них заметил мужика в
костюме Санты. Взвыв, он ткнул дубинкой в направлении бегущей фигуры с
развевающейся белой бородой, и вся компания бросилась вдогонку.
– Какого черта!
Мужик в костюме Санты пронесся мимо Джесса, явно устремляясь к саням. Он пыхтел на
бегу, дико выпучив глаза; похожие на яблочки щеки раскраснелись от усилий, на лице
– яростная гримаса. Фигура у него была полная, даже скорее массивная – не тот
пухлый Санта, к которому все привыкли, нет, – у этого были широкие плечи и грудь,
похожая на бочку.
– Какого х…
Еще двое вынырнули откуда-то из-за трейлера Такеров и бросились наперерез «Санте».
Эти были в джинсах, сапогах и черных куртках с капюшонами. «Санта» даже не
притормозил; пригнув голову, он врезался плечом в первого нападающего, так, что тот
наткнулся на второго, и оба, не удержавшись на ногах, покатились по земле.
Над бортиком переднего сиденья показалась голова – вроде как мальчишечья, только с
длинными, заостренными ушами. Увидев, что происходит у «Санты» за спиной, он
выпучил глаза. Живо подхватил поводья, тряхнул. Олени прянули вперед, и сани – сани
вдруг поднялись над землей.
Мужик в костюме Санты забросил мешок на заднее сиденье и заскочил следом сам.
Джесса поразило, как ловко, как легко двигался этот явно немолодой уже, полный
человек. Сани продолжали подниматься – они набрали уже добрых пятнадцать футов над
землей. Джесс подумал было, что «Санте» удастся сбежать, когда один из «чертей» –
тот что был впереди – прыгнул. Прыгнул на невозможную, как показалось Джессу,
высоту и ухватился за полоз. Его вес рывком потянул сани вниз, чуть их не
опрокинув. Оставшиеся пятеро «чертей» прыгнули вслед за первым; четверо
приземлились уже в санях, а пятый вскочил на спину переднему оленю. Животные,
неистово вращая глазами и раздраженно фыркая, загребали копытами воздух, и весь
цирк, двигаясь по спирали, принялся набирать высоту.
Еще три выстрела. Джесс был совершенно уверен, что «Санте» конец, но, если в того и
попали, он явно об этом не знал. Он отвесил одному из своих противников роскошный
пинок, прямо в грудь, так, что тот упал на товарища и оба чуть не полетели с саней
вниз. Пистолет вылетел у твари из рук и упал в снег. Другой «черт» ухватил мешок и
сделал попытку спрыгнуть с саней. Человек с белой бородой испустил неистовый вопль,
бросился на него и принялся избивать так, будто сорвался с цепи. Мощным ударом
кулака он разнес «черту» нос. Хруст сломавшейся кости был отчетливо слышен даже в
пикапе, далеко внизу. Черный человек обмяк, и «Санта» вырвал у него мешок – как раз
в тот момент, как остальные всем скопом бросились на него.
Сани рванули вверх, по спирали, все быстрее и быстрее, и Джессу уже не было видно,
что там происходит, слышны были только крики и вой, а сани, вращаясь все быстрее,
уходили вверх. Он вышел из пикапа и, задрав голову, проводил взглядом уменьшающийся
силуэт. Надвинулись тучи; опять шел снег. Очень скоро сани исчезли в ночном небе.
Тишина.
Джесс выдохнул.
* * *
«Черт» рухнул аккурат на лобовое стекло «камаро», принадлежавшего парнишке Такеров,
смяв капот и зажав, по всей видимости, клаксон – непрерывный истошный гудок далеко
разносился по заснеженной улице.
Джесс едва успел сделать шаг по направлению к машине, как что-то, ломая нависшие
ветки деревьев, рухнуло прямо на его трейлер, пробив крышу. Он обернулся как раз в
тот момент, когда заднее окошко осыпалось осколками, а рождественская гирлянда
свалилась вниз – и это чертова красная лампочка, наконец, погасла. Джесс повертел
головой, не зная, куда бежать, потом снова двинулся к человеку, неподвижно лежащему
на капоте машины.
Когда Джесс подошел к машине, гудок, наконец, замолк, издав перед этим какое-то
жалостное блеянье, будто умирающая коза. Джесс посмотрел на темнокожего «черта» –
только тот не был по-настоящему чернокожим, и чертом он тоже не был. На нем был
грубо сшитый плащ, из, должно быть, медвежьей шкуры, а волосы и одежда – или,
скорее, лохмотья – были вымазаны в чем-то черном, вроде смолы или сажи. Своим видом
он напомнил Джессу шахтеров, когда они возвращались по вечерам после рабочей смены:
лицо, руки, вся кожа – в засохшей подтеками корочке угольной пыли. А рога были
просто коровьими, пришитыми по бокам капюшона. Но глаза – его глаза горели, в
буквальном смысле – светились тусклым оранжевым огнем с черными пульсирующими
точечками зрачков посередине. Эти глаза следили за Джессом, смотрели, как он
огибает машину. Джесс заколебался, стоит ли подходить ближе. Странный человек
поднял руку и потянулся к Джессу длинными, иззубренными ногтями. Открыл рот,
попытался заговорить, но из губ только плеснуло кровавой пеной. Его рука упала и
взгляд застыл, не мигая, упершись прямо в Джесса. Странные, пугающие глаза «черта»
медленно погасли и стали карими – самыми обычными карими человеческими глазами.
Джесс вздрогнул – рядом с ним стояла Филлис Такер, в ночной рубашке, в тапках и в
охотничьей куртке своего мужа. Филлис было уже за семьдесят – маленькая, хрупкая
пожилая дама; куртка смотрелась на ней скорее как пальто или шуба.
– Что?
Он рассеянно кивнул.
– Угу.
Подошли еще несколько человек: они явно выбрались из дома, чтобы узнать, что тут
происходит.
– Выглядит он мертвым.
– Слышу, слышу, – отозвался тот. – Трудно тебя не услышать. Они уже едут. Ну и
холодина, гребись оно конем! Ты моей куртки не видела?
Подошли двое девчонок Пауэлл, подростки Тина и Трейси – они жили за три трейлера
отсюда. За ними – сам Том Пауэлл и его жена Пэм. Пэм пыталась прикурить сигарету,
не выпуская из рук пива, и при этом продолжала разговаривать по телефону.
– Чего это он такой черный? – спросила Тина и, не предоставив никому шанса дать
ответ, добавила: – Откуда он?
– Вот дерьмо! Моя машина! Вы только посмотрите, что он сделал с моей машиной!
Откуда-то издалека донесся вой сирены. «Что-то слишком быстро для “скорой”.
Наверное, патрульная машина». Джесс напрягся. С него было достаточно проблем, на
сегодня уж точно. И если шеф Диллард сегодня на дежурстве, то неловкая сцена
обеспечена. Джесс потихоньку отступил и пошел к себе в трейлер.
Примерно на полпути он вспомнил, что с неба свалилось что-то еще. Пробило ему
крышу, если уж быть точным. И было довольно много шансов на то, что это что-то до
сих пор находится у него дома. «Еще один из этих?» Он все никак не мог выкинуть из
головы глаза той твари, эти страшные, оранжевые глаза. Одно он знал точно:
находиться в одном помещении с таким вот хрен-знает-кем ему не хотелось, особенно
если тот еще мог шевелиться. Он сунул руку в окно пикапа и взял с сиденья свой
револьвер. Успокоительное действие пистолета явно закончилось: он вдруг показался
Джессу каким-то маленьким и совсем легким. У Джесса вырвался злой смешок. «Я боюсь?
Да неужели? Боюсь, что кто-то меня убьет? Я ж сам только что собирался вышибить
себе мозги». Да, все так, но почему-то это было совсем другое дело. Он точно знал,
что именно сделает с ним пуля, но эта тварь у него в трейлере? Кто знает?
Он осторожно вставил ключ. Повернул, пытаясь сдвинуть засов как можно тише. Засов
упал с громким лязгом. «Черт, с тем же успехом мог бы и в дверь позвонить». Держа
пистолет перед собой, Джесс осторожно потянул на себя дверь, которая открылась с
протестующим скрипом. Его встретила темнота. Он ступил было внутрь, потянулся к
выключателю – и остановился. «Твою мать, нет, этого лучше не делать». Прикусив
губу, Джесс встал на кирпич из шлакобетона, служивший ему ступенькой. Потом, сжимая
пистолет в правой, потянулся левой рукой в темноту и зашарил по стенке, пытаясь
нащупать выключатель и испытывая полную уверенность: вот-вот что-то откусит ему
пальцы. Выключатель щелкнул, и над головой замигала галогеновая лампа.
В трейлере было всего три крошечных помещения: кухонька-столовая, ванная и спальня.
Все еще стоя на ступеньке, Джесс заглянул внутрь. В кухне не было ничего, кроме
недельного запаса грязной посуды, горы одноразовых тарелок и пары пластиковых
стаканчиков. Дверь в ванную была распахнута настежь. Там тоже никого не было, но
дверь спальни оказалась закрыта, и он не мог припомнить, так ли он ее оставил, или
нет. «Придется тебе пойти посмотреть, что там». Но его ноги вдруг решили, что им и
так хорошо, и он остался стоять, где стоял, тупо пялясь на закрытую дверь.
Целую минуту он смотрел на дверь, потом, наконец, буркнул: «на хрен», подошел и
повернул ручку. Дверь открылась наполовину и застряла. Что-то было там, с другой
стороны. До Джесса вдруг дошло, что сигарету он перекусил пополам, и он выплюнул
остатки. «Не нравится мне это… Совсем не нравится». Держа пистолет на уровне глаз,
он толкнул дверь носком ботинка. На дальней стороне кровати виднелся чей-то
сгорбленный силуэт.
– А ну, мать твою, не двигаться, – сказал Джесс как мог, сурово, но голос
предательски дрогнул.
Не было никаких оранжевоглазых демонов, готовых проглотить его целиком, был только
мешок – большой красный мешок с горловиной, обвязанной золотым шнуром. Мешок,
который, провалившись сквозь крышу, упал прямо Джессу на кровать.
Продолжая держать мешок на мушке, Джесс выудил из пачки свежую сигарету и прикурил
свободной рукой. Глубоко затянулся и некоторое время наблюдал, как на полу в его
комнате постепенно формируется сугроб. Еще пара затяжек, и его нервы как будто
начали успокаиваться. Он стал одной ногой на кровать, подался вперед и пару раз
потыкал дулом в мешок, будто тот был набит змеями.
Ничего не произошло.
– Будь я проклят.
Глава вторая
Мешок Санты
– Где же мои Бельсникели?
Крампус изо всех сил натянул цепи, так, что древний ошейник впился ему в горло.
Задрал голову и – вот оно! – бледный отблеск далеко вверху, на каменной стене.
«Лунный свет – или первые лучи солнца?»
– Нет! – взрыкнул он. – Никогда! Я никогда не позволю ему победить. И если от меня
останется только иссохший труп, пусть так! Но мой дух никогда не будет знать покоя.
Я стану чумой в его доме. Я буду вечно тревожить его. Я буду… Я буду…
Его голос угас. Зажмурившись, Крампус уткнулся лбом в холодную стену пещеры, прижал
ладони к влажному камню и замер, надеясь уловить дрожь земли под их бегущими
ногами.
– Бельсникели вернутся, – проговорил он. – Они просто обязаны вернуться. Они должны
принести мне обратно мешок Локи.
Свет там, наверху, мигнул, и у него заколотилось сердце. Крампус сделал глубокий
вдох – еле заметно пахнуло сосновыми иглами и влажной, гниющей листвой. Он прикрыл
глаза, пытаясь вспомнить, какой он, зимний лесной рассвет. Каково это – бежать,
танцуя, среди деревьев, а свежий, морозный воздух покусывает за шею.
– Скоро, – прошептал он. – Скоро я вновь зашагаю по милой Матери-Земле, и они будут
приветствовать меня, радуясь моему возвращению. Будут празднества и пиры, как
раньше, и гораздо, гораздо больше.
«И уже скоро, – подумал он, – я вновь буду благословлять род людской. Но на сей раз
это будут люди Виргиний. Потому как эта новая земля, Америка, сильно нуждается во
мне, нуждается в том, чтобы я был велик и ужасен, чтобы я прогнал прочь духов тьмы
и обрушил кару свою на нечестивцев и грешников. И так оно и будет, потому что
Крампус, Повелитель Йоля, знает, как быть ужасным. И я буду ужасным, и они все
поклонятся мне, и будут праздновать мой приход, и осыплют меня дарами и яствами, и…
и приведут ко мне молодых женщин своих, чтобы я их благословил. – Он кивнул,
улыбнулся, глядя перед собой невидящими глазами. – Они меня полюбят. Они все меня
полюбят, дай только срок».
* * *
– Ну, будь я проклят, – сказал Джесс еще раз, для ровного счета.
Внутри мешка виднелся угол какой-то коробки. Сунув пистолет в карман куртки, Джесс
вынул из мешка коробку. И ухмыльнулся до ушей. Это была новенькая, с иголочки,
кукла «Тин Тайгер».
Он покрутил куклу в руках. Из-под роскошной копны сверкающих волос на него глядела
пара соблазнительных, густо подведенных, синих кошачьих глаз. Он было задумался,
насколько вообще позволительно игрушке иметь такие вот пухлые, ярко-алые губы,
мини-юбку «под тигра» и гордо обнаженный пупок, и тут до него дошло: как странно,
что в мешке оказалась именно эта кукла. Ну, это мешок Санты, понятное дело, и,
конечно, Джесс надеялся, что внутри будут игрушки, а еще ему подумалось, что среди
них может быть кукла «Тин Тайгер», верно? Тааак, и о какой же из них он подумал? Он
опять посмотрел на куклу. Тина Тайгер, как раз та, которую хотелось его дочке.
Лежит себе на самом верху, будто мешок нарочно подсунул ему игрушку. «Эта штука
будто мысли мои читает. – Волосы у него на руках стали торчком, по спине пробежал
холодок, и он подозрительно покосился на мешок. – Ладно, ладно, успокоились. Ты и
так уже порядком сбит с панталыку».
Он сделал глубокий вдох. Затем поднял мешок и поразился, насколько тот оказался
легким – Джесс спокойно мог держать его на вытянутой руке. Размером мешок был с
большой мусорный пакет, какими пользуются в саду. Джесс стряхнул с мешка снег и
отнес его вместе с куклой на кухню, прикрыв за собой дверь спальни, чтобы не
напустить в дом холода.
Джесс пощупал мешок снаружи. В нем явно что-то было – на ощупь он оказался вроде
того кресла-мешка, какое у него было в детстве. На мешок можно было надавить,
сжать, но он всегда возвращался к прежней форме. Джессу страшно хотелось узнать,
что еще лежит там, внутри, но совать руки в эту дымную жижу он совершенно не
торопился.
Джесс опустил жалюзи и сел перед мешком. Сосредоточился. Закрыл глаза, представил
себе кольцо с бриллиантом и запустил руку в мешок. Вот оно! Он стиснул в пальцах
маленькую бархатную коробочку, и, затаив дыхание, вынул руку из мешка. Рука
тряслась так, что ему пришлось насильно разжимать себе пальцы.
– Вот черт!
Он помотал головой.
– Вот тебе и хрен, – откинув голову, так, что затылок уперся в стенку, Джесс
принялся разглядывать подтеки на потолке. – Все равно никогда ничего не выходит по-
моему.
На него вдруг навалилось все то, что случилось этим долгим, странным вечером.
Теперь ему хотелось одного – свернуться калачиком в кровати и никогда оттуда не
вылезать. Он покосился в сторону спальни.
Джесс вздохнул, снял со стула сиденье-подушку, сунул под голову и улегся прямо тут,
на полу. Понаблюдал, как за закрытыми жалюзи вспыхивают огни служебных машин. Потом
его взгляд переместился на кукол, и он сумел-таки улыбнуться:
– Я раздобыл всех этих супершалав… абсолютно всех.
Он подумал, какое у Эбигейл будет лицо, и его улыбка стала еще шире.
– Да, малыш, в этот раз твой папа неудачником не будет. В этот раз, для
разнообразия, твой папа будет героем, – он закрыл глаза. – Эбигейл, ты давай,
держись там, кроха. Потому что Санта-Клаус уже в пути.
* * *
– Вот они. Наконец-то, мои Бельсникели… Они вернулись! – Крампус оторвал ухо от
скалы и задрал голову вверх, к отверстию пещеры, натянув цепь, будто пес в ожидании
кормежки. Там, наверху, было уже настолько светло, что стало ясно – это рассвет. И
он видел их тени – они спускались, все ближе и ближе. До верха узкой горловины
пещеры было около пятидесяти футов; стиснув руки, Крампус смотрел, как они лезут
вниз. «Где он? – Он всматривался в их силуэты в поисках хоть каких-то признаков
мешка.
– Он у вас?
– Нет.
Спустились еще трое Бельсникелей: братья Випи и Нипи, тоже из народа шауни, и
маленький Вернон – в его лохматой бороде было полно сосновых иголок. Они тоже явно
пострадали, и сильно. Было совершенно очевидно, что совсем недавно они отчаянно
сражались – с кем-то или с чем-то.
– Нет.
– Нет?
Они покачали головами, все так же не поднимая глаз. «Нет». Это слово резануло ему
по сердцу осколком льда. Нет. У него чуть не подломились колени. Чтобы не упасть,
Крампус ухватился за стену.
На пол пещеры спрыгнула девушка, Изабель. Откинув капюшон куртки, она посмотрела на
Крампуса, потом на четверых мужчин.
Никто ей не ответил.
– Мешок?
– Он был у нас. То есть почти. Мы были в санях, бились из-за мешка со стариком, и…
ой! Черт, Крампус, ты делаешь мне больно.
– Наверно?
– Понимаешь, когда мешок выпал, сани начали вертеться с такой скоростью, что мы
могли только цепляться за них, и больше ничего. Через пару секунд мы врезались в
какие-то деревья. Мы все были…
Изабель кивнула.
– Да. Нет!
– Мешок должен быть где-то рядом с телом, – голос Крампуса дрожал от радостного
возбуждения. – Вам нужно найти тело, или место, куда оно упало. Это должно быть
несложно. Начните поиски с этого места. Разделитесь, рассыпьтесь и… – он резко
остановился и поглядел по очереди на каждого из Бельсникелей. – Нам просто
необходимо добраться до мешка раньше Санты. Он знает, где я живу… Знает о вас. Он
пошлет сюда своих чудовищ. Мешок – это главный трофей. Мешок – это все… Если он
найдет его первым, тогда… В общем, тогда мы все равно что мертвы, – он подхватил с
пола одно из копий шауни, и вручил его Макве. – Ножи все еще при вас? Хорошо.
Возьмите пистолет, и винтовку тоже. Они вам понадобятся, если чудовища вас
выследят.
– Випи в него стрелял, – добавил Вернон. – По крайней мере три раза, в упор. Я был
совсем рядом. Попал все три раза, прямо в грудь… Это его даже не замедлило.
Бельсникели, подхватив из груды на полу еще пару копий и старый обрез со сломанным
прикладом, принялись карабкаться вверх по стенке пещеры, один за другим исчезая из
вида.
– Будьте настороже, не забывайте о его чудовищах! Вы поймете, что это они, как
только увидите их. Вы их почувствуете, – а потом шепотом добавил: – И они тоже
будут чувствовать вас.
* * *
После их разрыва Линда с Эбигейл жили у мамы Линды, Полли. Джесс припарковался
перед белым деревянным домиком с облупившейся краской и глянул на часы. Он проспал;
было уже далеко за полдень.
Джесс посмотрел в кузов пикапа, где лежали два пластиковых мешка для мусора, под
завязку набитых игрушками для Эбигейл, и по его лицу расползлась невольная улыбка.
Ярко-малиновый мешок Санты лежал рядом, на полу. Джесс погладил мягкий, рыхлый
бархат. У него было хорошее предчувствие насчет мешка, и Джесс не собирался
выпускать его из виду. Это было волшебство, и Джесс испытывал уверенность, что, так
или иначе, мешок принесет ему богатство и удачу. Просто пока он еще не сообразил,
как именно, но, в конце концов, всегда можно было продать его кому-нибудь – тому,
кому мог пригодиться мешок, производящий игрушки. Он начал выбираться из машины, и
тут что-то, лежавшее в кармане куртки, звякнуло о дверцу. Покопавшись в кармане,
Джесс выудил пистолет.
Джесс постучал в дверь и принялся ждать. Никто не вышел, и он постучал еще раз,
сильнее.
Послышались шаркающие шаги, а потом Полли открыла дверь и уставилась на него сквозь
противомоскитную сетку. В ее глазах стояла жалость.
Он уже было подумал, что она вообще не собирается ему отвечать, но, наконец, она
спросила со вздохом:
Она обернулась.
– Ему ж под шестьдесят! По-вашему, это нормально, что Линда встречается с человеком
чуть ли не вашего возраста?
– Линда никогда не умела выбирать мужчин. По крайней мере, Диллард о ней заботится.
Чего некоторые другие сказать о себе не могут.
– Приходит после работы домой, как оно и должно быть. Машина хорошая. Дом.
– Знаете, Линда все-таки моя жена. Небольшая деталь, о которой, похоже, забыли все,
кроме меня.
– Я просто говорю, что лучше бы тебе его не злить. Тебе такие проблемы не нужны.
Никому не нужны такие проблемы.
– Ну, если он думает, что можно вот так взять, и забрать чужую жену, это мое дело –
втолковать ему, что и как.
– Джесс, тебе хочется думать, что ты уж прямо такой злобный, но это не так. Уж это-
то я о тебе знаю. А вот Диллард, он слеплен из злобного теста. В папашу его
стреляли шесть раз, и он до сих пор жив, чтобы рассказывать об этом, а те ребята,
которые решили в него пострелять – все они лежат в холодной, сырой земле. Что же до
деда Дилларда, так этот тип был настолько злобным, что его пришлось повесить, когда
ему еще и двадцати двух не было. Так что охолони чуток, пока еще не слишком поздно.
Джесс вспыхнул. Ему не нужны были лекции миссис Коллинз о Дилларде, он же – шеф
полиции Диллард Дитон, что звучало гораздо внушительнее, чем оно было на самом
деле, потому как в Гудхоупе было всего двое полицейских на полную ставку. Джесса
напрягал вовсе не полицейский значок Дилларда, а тот факт, что он был крепко
завязан в делишках Сэмпсона Боггза, более известного в округе под именем Генерала.
Боггз и его клан занимались всем подряд: азартные игры, собачьи бои, бордельные
дела, аферы со страховкой, а еще они могли продать тебе любую наркоту – только
назови. Свой гражданский долг шеф Дитон явно видел, помимо всего прочего, в том,
чтобы держать закон подальше от загривка Генерала, в обмен на определенную долю в
прибыли. Подобным образом дела обстояли давно – столько, сколько Джесс себя помнил.
Но у этого союза были куда более глубокие корни: клан Боггзов и род Диллардов имели
общую, темную и запутанную историю. Старик Дилларда получил те пули, о которых
рассказывала миссис Коллинз, когда вез контрабандой спиртное для Боггзов – еще в
дни Сухого закона. В округе Бун кровные связи имели немалый вес, и многие ссоры и
диспуты – если не большинство – решались помимо суда и закона. И всегда нужно было
смотреть, с кем ты связываешься, потому как кровь – не вода, и свои всегда будут
правы. У Джесса, с другой стороны, родичей практически не осталось, а кто остался –
те в счет не шли. Без родичей, которые могли бы тебя поддержать, ты значил немного.
Так уж обстояли дела в здешних местах.
– То, что между мной и Диллардом, – сказал Джесс, – это же совсем другое. Когда
мужчина заводит шашни с женой другого мужчины, это личное. Все понимают: он перешел
черту и то, что случится дальше, – это только их дело, и ничье больше. Никто с этим
не поспорит, даже ты.
Упрямство исчезло с лица Полли, и оно вдруг стало очень грустным и старым.
– Джесс, у Линды наконец-то начало что-то складываться. Не смей ей это портить.
Просто оставь ее в покое. Слышишь?
* * *
Патрульной машины Дилларда перед домом не было. Джесс выдохнул. Он въехал на
подъездную дорожку шефа полиции, припарковался рядом с Линдиным потрепанным «Фордом
Эскортом» и заглушил двигатель. Дом стоял у реки, и участок был симпатичный,
укромный – целых два акра на самой окраине города. Совсем недавно здесь явно был
сделан ремонт, а вокруг всего дома тянулась новая, с иголочки, веранда. Перед
гаражом на три машины стоял «Шеви Субурбан» последней модели.
– Хорошая машина. Хороший дом. Просто здорово, что человек может себе позволить
такое в наши дни на зарплату сельского полицейского.
Джесс открыл дверцу и начал было вылезать из машины, но заколебался. «Какого хрена
я делаю?» До него вдруг дошло, что распинаться перед миссис Коллинз было легко, но
теперь он совсем не чувствовал былой уверенности. Он глянул назад, на дорогу, не
едет ли патрульная машина. «Подарки для Эби могут и подождать. Можно как-нибудь в
другой раз завезти». Он потряс головой.
– Не пойдет. Она – моя дочь, и сегодня – Рождество. Да будь я проклят, если позволю
поиметь себя какому-то старому говнюку!
Минуту спустя ему открыла Линда с широкой улыбкой на лице. При виде Джесса улыбка
тут же погасла. На ней был бархатный халат цвета лаванды, и Джесс сразу заметил,
что из-за ворота выглядывает кружевное белье.
– Тебя здесь быть не должно, – она метнула за спину Джессу встревоженный взгляд. –
Он может вернуться с минуты на минуту.
– Джесс, тебе нельзя сейчас мутить воду, – Линда понизила голос. – Он только и ищет
предлога. В этот раз он тебя заберет. А ты знаешь, что это будет значить.
Он знал. Были времена, когда выступлений было мало, и Джесс подрабатывал, как мог,
на стороне. И пару раз – а может, и не пару – бывало, что он возил для Генерала
контрабанду. Шериф округа Бун был честным человеком, никогда не сидел у Генерала в
кармане, и на шефа Дилларда Дитона ему тоже было плевать.
Однажды ночью шериф остановил Джесса как раз во время ходки, и нашел у него три
килограмма травки. Джесса арестовали. Поскольку это был первый раз, как он попался,
судья дал ему условный срок и предупреждение: попадись он еще раз – не важно, на
чем – и срок будет реальным. Шеф Дитон любил напомнить Джессу об условном сроке, и
о том, что будет, если Джесс не станет вести себя как следует.
– Джесс, пожалуйста, уходи, я прошу тебя. Если он тебя здесь застанет – плохо дело.
В голосе жены прозвучала нотка паники, и Джесс вдруг понял – она думает, что плохо
будет не только ему.
– Ну хорошо, ладно. Но я все еще отец Эбигейл и имею право решать, что для нее
плохо, а что хорошо. И мне как-то не нравится, что она живет под одной крышей с
сообщником Генерала.
– Да неужели? Поверить не могу, что ты это сказал! – она рассмеялась. – Это разве
не ты загремел в тюрьму округа всего пару месяцев назад? И за что? За что, Джесс?
За контрабанду наркотиков. И чьим же ты был сообщником, а?
Джесс вспыхнул.
– Джесс, уж я-то знаю, что ты не дурак. Ну ладно, вот что я тебе скажу. Давай я ее
перевезу жить в этот твой трейлер. Вот там ей будет просто распрекрасно. Как ты
думаешь?
– А тебя совсем не беспокоит тот факт, что Диллард убил свою жену?
– Это только одна сторона дела. Очень жаль, что миссис Дитон здесь нет, чтобы
рассказать нам о другой. И очень жаль, что никто так ее ни разу и не видел – все
эти годы.
– Джесс, я устала ждать, когда ты наконец повзрослеешь. Должно же быть в жизни что-
то еще, кроме как смотреть, как ты бренчишь на этой своей чертовой гитаре. Я не
хочу растить ребенка одна, пока ты играешь в какой-нибудь грязной забегаловке. Это
не жизнь.
– В процессе.
– Все еще работаешь над этим? Джесс, да это уже два года назад было. Какие у тебя
теперь могут быть предлоги?
– И сколько лет я уже это слышу? Ты хочешь сказать, ты еще не совсем готов. Потому
что песни… Это хорошие песни, но никто никогда об этом не узнает, пока ты будешь
играть перед горсткой алкоголиков в занюханном баре. Если ты чего-то хочешь, то
тебе просто надо это сделать, детка. Сделать этот шаг. Рискнуть. Понимаешь, Джесс,
кому-то понравится то, что ты делаешь, а кому-то – нет. Так уж все устроено. Ты не
можешь все время из-за этого дергаться.
«Легко ей говорить! Ей-то всегда было плевать с высокой колокольни на то, что
думают другие», – подумалось Джессу. Вот поэтому-то она всегда так здорово
танцевала, – ей ничего не стоило просто отдаться ритму и начать отрываться, не
заморачиваясь, кто там на нее смотрит и что думает. Она никогда не была способна
понять, что для него все может быть по-другому, по крайней мере, пока он на сцене.
Ну не мог он стоять под прицелом всех этих взглядов, не мог попасть в ту зону, в то
волшебное место, где он и музыка становились единым целым. Так что да, может, она и
права, может, он и боялся рискнуть. Но, может, он просто знал, что лучше хорошо
сыграть перед горсткой алкоголиков, чем облажаться перед людьми, которым не все
равно.
Она вздохнула.
– Никуда и никому ты свои песни не пошлешь, потому что всегда будешь думать, что
они недостаточно хороши. И ты никогда не будешь играть перед кем-то, у кого голова
не похожа на тыкву, потому что вдруг они как-то не так на тебя посмотрят. Джесс,
как ты можешь ждать, чтобы я в тебя поверила, если ты сам в себя не веришь?
Джесс просто молча смотрел на нее, смотрел во все глаза, пытаясь подобрать какие-то
правильные слова – хоть что-то, что он не говорил уже сотни раз.
– Все, что я знаю, Линда – это то, что я тебя люблю. Так сильно, как только могу. А
теперь давай, посмотри мне в глаза и скажи, что ты меня больше не любишь. Давай,
прямо сейчас. Сможешь это сделать – я оставлю тебя в покое.
Она подняла на него взгляд, открыла рот, а потом закрыла его, крепко сжав губы. В
глазах у нее показались слезы.
– Там, в доме, есть маленькая девочка, которой нужна хоть какая-то стабильность в
жизни. Ей не нужна мама, которая по две смены работает в «Ландромате»[7], и папа,
который приползает домой в четыре часа утра каждый божий день. Можешь ты это
понять? Разве ты не видишь, что речь здесь идет не только о нас с тобой? – по щеке
у нее покатилась слеза, и она сердито ее смахнула. – Я уже давала тебе шанс, и…
черт… не раз. Так что не надо являться сюда и говорить, будто ты меня любишь, и
вести себя так, будто тебе не наплевать на благополучие Эбигейл.
– Бросишь музыку? Да кому нужно, чтобы ты бросал? Тебе просто нужен план – и
немного веры в себя. Отрасти уже себе наконец, яйца, и сделай это, Джесс.
– Ладно, я придумаю план и… э-э, отращу яйца. Черт, да я сделаю что угодно…
– Хватит, Джесс. Прекрати. Слишком поздно. Я все это уже слышала. Мы оба знаем, что
ничего не изменится. Я просто не могу на тебя положиться, Джесс. Никто не может.
Даже ты сам не можешь на себя положиться. А теперь ты должен уйти. Прямо сейчас,
пока Диллард не вернулся. Пока ты и это тоже не загубил. Не заставляй…
Линда метнула на Джесса горький взгляд и открыла дверь пошире. В прихожую осторожно
заглядывала девчушка с длинными курчавыми волосами, в застиранной фланелевой
пижаме. Завидев Джесса, она пискнула: «Папа!» – и бросилась к нему. Джесс подхватил
ее на руки, крутанул в воздухе и обнял, а она крепко обхватила его за шею. Так
крепко, будто не хотела отпускать, никогда. Он прижался носом к ее волосам и
вдохнул. Она пахла размокшими в молоке хлопьями «Фрут Лупс» и детским шампунем, и
это был лучший запах на свете.
Эбигейл уперла руки в боки и скроила рожицу, будто собиралась его стукнуть. Но тут
ее глаза вспыхнули, будто она вспомнила что-то совершенно восхитительное.
– Ой, папа, что я сейчас тебе покажу! – она было бросилась прочь, но резко
затормозила. Подняла пальчик. – Я быстро, я сейчас вернусь. Ты только никуда не
уходи, ладно? Ладно?
– Обещаю, никуда не уйду, – сказал он и улыбнулся, но ему было больно это слышать.
Видно было: она вправду боится, что, когда она вернется, его тут не будет. «А чего
удивляться. Как будто такого не бывало».
– Подождешь – увидишь. А?
Прибежала обратно Эбигейл. В руках у нее была кукла.
– Нет, Диллард.
– Ну, думаю, она так, ничего себе. То есть, конечно, старик сделал все, что мог.
Понятное дело, такой старпер, как Диллард, не стал бы мотаться по всему миру, чтобы
найти тебе именно то, что ты хотела. Пожилым людям вроде него… таким трудновато
сидеть и рулить весь день, потому что у них геморрой, – он приложил ко рту руку
трубочкой и пояснил громким шепотом: – Задница чешется.
– Ну, Эби, сладкий ты мой цветочек. Скажи, ты знала, что твой папа – лучший друг
Санта-Клауса?
– Не-а.
– Ага, вот те крест. Да мы рыбачить вместе ходим. Вообще-то, мы так дружим, что он
одолжил мне на время свой волшебный мешок. Сказал, если я знаю каких хороших
девочек, могу дать им любые игрушки, какие они только захотят. Ты знаешь каких-
нибудь хороших девочек?
– Можно смотреть.
– Папа! – Эбигейл бросилась к нему на шею. Джесс обнял ее и показал Линде язык.
Линда не улыбалась; вид у нее был крайне недовольный. Будто она хотела ткнуть его
пальцем в глаз.
– Эбигейл, дорогая, – сказала Линда натянуто. – Сделай одолжение, собери это все с
крыльца и унеси внутрь. Мы же не хотим, чтобы они испачкались, – присев, Линда
начала собирать кукол обратно в мешок. – Вот, забери. Можешь в доме все
распаковать. Так ты ничего не потеряешь.
Линда поставила второй мешок в прихожую и прикрыла за собой дверь. Потом обратила
на него гневный взгляд.
– Ты прекрасно знаешь, что ты сделал, – прошипела она. – Откуда взялись все эти
игрушки? Ты их украл? – она ткнула в его сторону пальцем. – Скажи мне, Джесс, что
ты за отец, если даришь дочери на Рождество краденые игрушки?
– Они не краденые.
– Они не краденые, – повторил он. – И это все, что тебе надо знать. И почему ты
всегда думаешь обо мне самое худшее?
– То есть ты хочешь сказать, что купил их? – казалось, это разозлило ее еще
сильнее. – У тебя были деньги, и вот на что ты их потратил? Твоей дочери столько
всего нужно, а ты идешь и покупаешь ей игрушки? Джесс…
Джесс повернулся и увидел патрульную машину шефа Дитона, которая спускалась вниз по
дороге.
* * *
Санта-Клаус стоял на огромном валуне, озирая дикую, покрытую снегом, местность. Он
оглядывал высокие скальные стены, пытаясь понять, как отсюда выбраться. Алый костюм
Санты был весь изодран и покрыт подсыхающей кровью, но кровь была не его. Позади,
из кучи мертвых, искалеченных животных раздался какой-то мяукающий звук. Один олень
все еще был жив, несмотря на переломанные ноги, распоротый живот и размазанные по
камням кишки. Он опять заблеял и захрипел, почти человеческим голосом. Санта
заскрежетал зубами.
– За смерть моего брата, моей жены, за падение дома Одина, за мое заточение в Хеле,
за воровство и за обман, за все те злосчастья, что принес твой род, – последний из
дома Локи будет стерт с лица Земли.
Он поднес рог к губам и дунул: одна долгая, исполненная силы нота. Глубокий, очень
низкий звук, пронизывающий и воздух, и землю, выплеснулся из долины и раскатился по
миру. Санта знал, его дети услышат этот звук, где бы они ни были, пусть даже на
другом конце света – они услышат.
– Придите, Хугин и Мунин, придите, Гери и Фреки, придите, вы, древние звери
незапамятных времен. Придите и помогите мне найти этого дьявола. Пришла пора
довершить то, что доолжно было завершить пять столетий назад. Пора похоронить
Крампуса навеки.
Умирающий олень скреб копытами землю, пытаясь встать. Санта поморщился, взял в руки
меч и вынул его из ножен. Это был прямой одноручный меч, не особенно красивый или
изящный: вещь, созданная для убийства. Он подошел к оленю. Тот перестал биться,
обратил на него взгляд темных, влажных глаз и заблеял – долго и жалобно. Санта
поднял меч и резко опустил, отрубив оленю голову одним чистым, точным ударом. Потом
начисто вытер клинок и вложил его обратно в ножны. Привязал рог к поясу, повесил
меч за спину и пошел прочь, на юг, в тот городишко, где на него напали. Он знал,
что мешок упал где-то в том трейлерном поселке, и он намеревался его найти.
– Крампус, дорогой мой, старый друг, ты за это заплатишь. Твоя смерть в моих руках,
и я намерен сделать ее ужасной.
* * *
Патрульная машина остановилась рядом с пикапом Джесса. Диллард открыл дверцу и
вышел. Шеф полиции был крупным мужчиной, больше шести футов ростом. И хотя ему уже
было под шестьдесят, выглядел он так, точно мог свалить дерево голыми руками. Одет
он был в гражданское, в джинсы и коричневую охотничью куртку, и, хотя Джесс никогда
бы этого не признал, понятно было, что могла найти в нем женщина: волевой
подбородок, скулы, этакая суровая привлекательность. «Каменная стена, – подумал
Джесс. – Мужчина, на которого можно положиться».
Джессу это совсем не понравилось. Линда не просто была выбита из колеи, она явно
нервничала, дергалась. Никогда раньше он не видел ее такой. Диллард обратил
стальной взгляд своих серых глаз на Джесса, и слегка распахнул куртку, так, чтобы
виден был его табельный пистолет.
– Он как раз уходил! – крикнула ему Линда, и тихо добавила, обращаясь к Джессу: –
Теперь, пожалуйста, уходи. Ради меня.
Она легонько подтолкнула его в спину. Джесс спустился с террасы, пересек подъездную
дорожку и подошел к пикапу. Все это время Диллард не сводил с него холодного
взгляда.
Линда колебалась.
– Линда! – сказал Диллард, впервые повысив голос. – Нужно, чтобы ты пошла в дом
прямо сейчас.
Линда прикусила губу, кинула на Джесса еще один умоляющий взгляд, а потом поспешно
скрылась в доме. Джесс понять не мог, что происходит. Линда, которую он знал,
никогда бы не позволила мужчине так собой распоряжаться. Неужели это была та самая
Линда, с которой они вместе поднимали на уши все местные забегаловки? Та женщина,
которая врезала какому-то мужику за то, что тот схватил ее за задницу?
Диллард неспешно обогнул патрульную машину, подошел к Джессу вплотную, и окинул его
изучающим взглядом.
– Видел. Абсолютно все. Санта приземлился на своих оленях, и тут на него как
кинутся шестеро чертей. Потом они все взлетели, прямо в небо, и Санта сбросил
одного из чертей за борт, – говоря это, Джесс, не переставая, улыбался. – Мне
кажется, человека, которого вы ищете, можно узнать по длинной белой бороде.
Диллард нахмурился и потер лоб, будто у него голова разболелась, а потом принялся
молча разглядывать Джесса, точно пытаясь понять, что это перед ним такое.
– Джесс, я твою мать знал, и отца. Неглупые люди. Как же оно вышло, что ты таким
уродился?
– Так ты хочешь, чтобы было по-плохому? – судя по тону, валять дурака Дилларду явно
надоело.
– Единственное, чего я хочу, это чтобы ты держался подальше от моей жены и дочери.
– Думаю, нам с тобой нужно поговорить. Ну, знаешь, как мужчина с мужчиной. Потому
что совсем не обязательно, чтобы оно все и дальше катилось в задницу.
Тут он достал пачку сигарет, сунул одну в рот, а другую предложил Джессу.
– Понимаю, тебе непросто, сынок. Мне бы такое тоже не понравилось, будь я в твоей
шкуре. Ни капельки. Так что я тебе это скажу, потому что кто-то же должен сказать.
У вас с Линдой все кончено. Линда это знает, и, думаю, ты тоже. А ты только все
усложняешь, для всех, и особенно – для своей девчушки.
Джесс ощетинился.
– Вам нужно развестись. Официально. Если хочешь, могу даже помочь тебе с бумагами.
Мне надоело, что она из-за тебя переживает. Будь мужиком. Покончи со всем одним
махом, и все мы сможем спокойно двигаться по жизни дальше.
– Этого не будет.
Джесс отшатнулся.
– Что?
– Нет! – Джесс затряс головой. – Я так не думаю. Это невозможно, я этого никогда не
допущу. Никогда!
– Джесс, будь у тебя яйца такого размера, как ты себе воображаешь, ну хоть в
десятую часть, цены бы тебе не было. Сынок, единственная причина, по которой я еще
от тебя не избавился, – это то, что ты иногда ведешь дела с Генералом. Ты прекрасно
знаешь, что засадить тебя ничего не стоит. Я вот прямо сейчас мог бы нацепить на
тебя наручники – да любой повод сойдет – и ты отправишься прямиком в тюрьму. Ты
этого хочешь?
Диллард сощурил глаза так, что они превратились в узкие стальные щелочки.
– Думаю, ты слышал. Если у человека отнять то единственное, что для него что-то
значит, получишь человека, которому нечего терять. А такой человек может и начать
говорить.
– Я этому не верю. Не верю, что она согласилась выйти за такого старого козла, как
ты.
– Джесс, Джесс, Джесс. Поверить не могу, что я тут так разволновался из-за такого
барана, как ты. Все забываю, насколько у тебя плохо с головой, – он еще раз глубоко
затянулся. – Дай-ка я расскажу тебе кое-что о тебе самом, просто и доходчиво,
потому как иначе ты не поймешь. Ты – неудачник, Джесс. Никчемный неудачник. Именно
поэтому ты живешь в этом своем крысятнике, поэтому все так же водишь ржавый рыдван
своего папаши, и, что самое важное… поэтому от тебя ушла Линда. Но я бы тут мог
распинаться бесконечно, потому как пробиться сквозь эту толстую, тупую черепушку
почти невозможно, разве что молотком. Поэтому я тебе покажу. Докажу, так, что даже
тебе станет понятно.
Диллард отошел обратно к машине и достал из кобуры пистолет. Джесс весь напрягся:
он подумал, что Диллард собирается застрелить его прямо здесь и сейчас, но тот
только снял пушку с предохранителя и положил ее на капот.
– Ну да. Заставлю ее давиться слюнями из-за моего аппарата. Надеру ей задницу, так
что она пищать будет. Ну а теперь, если ты намерен меня остановить, все, что нужно
сделать, – это взять пистолет и застрелить меня. Вот так просто.
– И это все? Сынок, я сейчас пойду в дом и заставлю твою жену давиться моей
одноглазой змеей. Все лицо ей обкончаю. И все, на что ты способен, – это
сквернословить? Если бы кто сделал такое с моей женой… сказал бы мне это прямо в
лицо… Я бы его застрелил, без вопросов. Потому что настоящий мужик поступил бы
именно так.
Диллард ухмыльнулся.
– Ты не сделаешь этого, Джесс. Уж я-то знаю. Если я в чем и хорош, так это в том,
что я всегда знаю человеку цену. Тридцать лет на службе, знаешь ли, даром не
проходят. И с самого первого раза, как я тебя увидел, я знал: ты – пустое место, из
тех, что и плевка не стоят. Неудачник. Лузер. А теперь, Джесс… Ты тоже это знаешь.
Джесс яростно посмотрел на Дилларда, потом на пистолет. Его взгляд метался между
ними, сердце неистово колотилось. Он сделал шаг, другой, и вот ему осталось только
руку протянуть. Взять пушку и выстрелить. Диллард никак не мог его остановить. Хуже
всего было то, что вид у Дилларда был такой уверенный. Будто он и не ставил свою
жизнь на кон, будто у него вообще сомнений не было.
Джесс начал задыхаться, рука у него задрожала. «Давай, сделай это. Застрели его».
Но он этого не сделал и тут, на этом самом месте, он вдруг в точности понял, что
хотел показать ему Диллард. «Я – неудачник. Кишка у меня тонка застрелиться. Кишка
у меня тонка застрелить человека, который трахает мою жену. У меня тонка кишка даже
для того, чтобы послать свои записи какому-то выскочке-диджею».
Джесс сделал глубокий вдох, отступил на шаг, и остался стоять так, глядя на
пистолет.
– Веришь ты мне, или нет, сынок, я это все не со зла. Просто пытаюсь тебе помочь,
чтобы тебе не пришлось потом жестоко разочароваться. Мужик должен знать себя. И
теперь, когда ты в точности знаешь, что ты за человек, может, перестанешь уже так
стараться быть кем-то еще? Иди домой, Джесс. Иди домой в этот свой маленький
дерьмотрейлер, и напейся… А потом сделай нам всем одолжение – исчезни.
Джесс едва его слышал; он все смотрел на то место, где лежал пистолет.
– Ладно, Джесс. Я с тобой закончил. Закончил разговор, закончил тратить свое время.
Я пошел домой, и, когда я выгляну из окошка, ни тебя, ни твоего драндулета здесь
быть уже не должно. И, на будущее, просто чтобы не было недоразумений: если ты еще
хоть раз ступишь на мою землю, хоть раз… я переломаю тебе все пальцы. Я не шучу. На
гитаре ты больше играть не будешь.
Диллард повернулся и пошел прочь, оставив Джесса стоять столбом возле капота
патрульной машины.
Глава третья
Генерал
Джесс остановил пикап перед трейлером, заглушил двигатель, и – уже в который раз –
встретился взглядом с входной дверью.
Джесс углядел бутылку виски, которая все еще валялась в снегу, и услышал у себя в
голове голос Дилларда: «Иди домой и напейся… А потом сделай нам всем одолжение –
исчезни».
– Нет. Этого не будет, – он бросил взгляд на мешок Санты. – Потому что у лузера
имеется план. Чертовски хороший план. План, который все исправит. – Он положил
мешок Санты на сиденье рядом с собой и похлопал по нему. – Пора приступать к делу.
– Пойдет. Ммм… нет. Хмм… Может быть, – Джесс постучал по зубам кончиком ручки. –
Да, точняк. Это сработает, – он кивнул и подтянул к себе алый мешок. – Ладно,
детка, сделай это для меня.
– Ну, давай же, – и Джесс вытянул коробку наружу. А в коробке – вот она! – была
новенькая игровая приставка «Плейстейшн».
* * *
Час спустя Джесс уже ехал обратно в город по Третьему шоссе, а в кузове у него
лежало четыре черных мешка для мусора, битком набитые консолями и портативными
приставками для видеоигр. Мешок Санты он сунул в ноги перед пассажирским сиденьем.
Мешок был его счастливым билетом, и он не намеревался выпускать его из вида.
Свернув на полигон на окраине города, куда сгоняли старую технику, Джесс поехал,
старательно объезжая выбоины, между старыми, облупившимися ангарами. На задах
полигона тянулась стена из шлакобетонных блоков, увенчанная колючей проволокой и
обвешанная оленьими черепами. Джесс нашел железные ворота, утыканные поверху битым
стеклом, остановился, посигналил два раза и помахал в камеру наблюдения,
установленную над воротами.
Никто из присутствующих даже головы не поднял, поэтому Джесс так и остался стоять,
переминаясь с ноги на ногу, с мешком в руке, и смотреть, как Генерал возится с
распредвалом. Наконец, один – высокий, светловолосый, крепкого сложения мужик в
потертом замызганном комбинезоне – посмотрел на пришельца и состроил кислую
гримасу. Отложив отвертку и вытерев руки о замасленную тряпку, он направился к
Джессу. Чет был племянником Генерала; они с Джессом когда-то ходили вместе в школу,
и с тех пор связи не теряли. Теперь Чет стал контактом Джесса у Генерала – с самим
Генералом Джесс никогда напрямую не разговаривал. Так уж у Генерала было заведено,
во всяком случае в том, что касалось мелочей, а Джесс, ясное дело, как раз таковой
и являлся.
– Мило с твоей стороны, что решил заскочить, – Чет воспроизвел на лице то, что
Джессов дедушка, бывало, называл «крокодилья улыбка». – Сэкономил мне кучу времени:
не нужно бегать, искать тебя.
– Надеюсь, у тебя нет никаких планов на сегодня? Потому что они все только что
отменились.
– Не могу.
– Не можешь?
– Мне это не нравится, Джесс. Тут, между прочим, люди на тебя полагаются.
– Это что?
– Давай, вперед.
– Ты – не Генерал.
Чет сощурился.
Чет схватил Джесса за ворот куртки и дернул вверх, так, что тому пришлось встать на
цыпочки.
– Думай, что говоришь, парень, – проворчал Чет, и с силой оттолкнул от себя Джесса.
На Генерале был все тот же прикид, в каком Чет привык его видеть: замшевая
ковбойская шляпа, прикрывающая лысину, такая же замшевая куртка с бахромой а-ля
Даниэль Бун[8] и сапоги из крокодиловой кожи. Лицо грубое, обветренное, с
топорщившейся во все стороны черной с проседью бородой. Лет Генералу было,
наверное, уже за шестьдесят, но – несмотря на это, вид у него был такой, что
связываться с ним совсем не хотелось. Настоящее его имя было Сэмпсон Улисс Боггз.
Родители дали ему большое имя; они, должно быть, надеялись, что рано или поздно он
до него дорастет. Но, поскольку Генерал был на полголовы ниже любого мужчины, он,
видимо, пытался компенсировать это обстоятельство другими способами. Опираясь на
репутацию, которую род Боггзов заработал подпольным производством и
распространением самогона во времена Сухого закона, он пробился (в буквальном
смысле этого слова) во все доходные отрасли противозаконной деятельности в округе
Бун.
– Ну, – ответил Джесс. – У меня есть предложение, которое, может, вас заинтересует.
– Предложение?
– Да, – Джесс распахнул мусорный пакет так, чтобы все увидели его содержимое.
– Еще добыть?
– Да, сэр. И я подумал: надо нам с вами сотрудничать. У меня есть надежный канал
поставок, но мне, конечно, нужна помощь с дистрибьюцией, – тут до Джесса дошло, что
он слишком частит, и он вынудил себя говорить помедленней: – Могу предложить вам
пятьдесят на пятьдесят, за все.
– Ну, – Джесс замялся. – Понимаете, сэр… На самом деле, не могу вам этого сказать.
– Не можешь?
– Нет, сэр. Давайте будем считать, что мне их Санта принес, – Джесс выдавил из себя
смешок, но никто не улыбнулся.
Они подтащили его к станкам, выстроившимся у стены, и прижали его руку к платформе
стационарного перфоратора, ровно над тем отверстием, куда сверло уходит после того,
как проделает в чем-нибудь дырку. Чет взял катушку промышленного скотча и принялся
приматывать руку Джесса к платформе перфоратора. Джесс попытался выдернуть руку, но
скотч держал крепко. Чет толкнул его на колени и придержал, чтобы Джесс не мог
подняться.
Подошел Генерал.
Джесс похолодел.
– Сказал, ты нес какой-то бред. Вроде как настучать на нас собрался. Что-то скулил
насчет того, будто мы тут плохо с тобой обращаемся.
– Заткнись.
Джесс закашлялся; у него перехватило дыхание. Пока он ловил воздух ртом, Чет
оторвал еще одну полоску скотча и залепил ему губы. Рот у Джесса немедленно
наполнился вкусом клея, а ноздри раздулись, пытаясь впустить в легкие хоть немного
воздуха.
– Есть такое дело, – ответствовал Чет. – Держу пари, он скорее будет возиться с
гитарой, чем с горячей телочкой. Говорил, его мечта – поехать в Мемфис и там
прославиться.
– Что ж, трудновато будет сделать это с дырками в руке, – Генерал кивнул, и Чет
щелкнул выключателем перфоратора; гараж заполнил высокочастотный вой. Ухмыляясь,
Чет медленно опустил вращающееся сверло, пока кончик не коснулся кожи Джесса.
Чет опустил сверло еще пониже, так, что оно вонзилось в руку на четверть дюйма.
– Но…
– Вперед.
Генерал поморщился, отчего его лицо стало похожим на только что отжатую тряпку; он
ступил вперед и ткнул Чета в грудь своим толстым пальцем.
– Тебе бы, парень, надо поучиться делать, что говорят. – С этими словами Генерал,
оттолкнув Чета, который еле удержался на ногах, сам взялся за дрель. Наклонившись к
Джессу, он сказал:
– В следующий раз, как язык зачешется, будешь вспоминать вот это, – и Генерал
медленно опустил дрель, так, что сверло глубоко вошло в плоть.
Руку Джесса прошила страшная, обжигающая боль. Ощущение было такое, будто ладонь
горит. Он заорал, давясь скотчем; из глаз покатились слезы.
Когда дрель прошила руку насквозь, Чета передернуло, как и всех остальных. Генерал
даже не моргнул; он только кивал, будто слушал любимую музыку, пока сверло делало
свою работу. Кровь, кусочки скотча и мяса забрызгали Джессу лицо, в ноздри ударила
вонь горелой плоти.
Генерал достал носовой платок, стер с щеки пятнышко крови и присел на корточки
рядом с Джессом.
– А теперь послушай, сынок, потому что повторять я не собираюсь. Если я еще хоть
раз услышу, что ты решил стукачом заделаться… игры закончатся. И если ты еще хоть
когда-нибудь меня рассердишь – неважно, как, – я посажу тебя и твою милую малышку в
ящик и закопаю живьем. Это я тебе обещаю, Джесс. Ты просто подумай об этом, ладно?
Когда у тебя в следующий раз в заднице засвербит. Понял меня?
Джесс кивнул.
Все, кроме Джесса, кивнули, и Генерал, отвернувшись, пересек гараж и поднялся вверх
по лестнице, на которой перемигивалась огоньками рождественская гирлянда, и исчез в
кабинете на втором этаже. Стоило ему закрыть за собой дверь, как Чет показал в его
сторону средний палец.
– Вашу мать, – сказал Чет. – Сукину сыну не мешало бы немного охолонуть. Если дела
идут хреново, это не значит, что он может так с нами обращаться.
– Ему сейчас непросто, и это его достало, вот и всё. Помню, еще совсем недавно
нигде, кроме как у Генерала, дозу было не достать. А теперь каждый торчок варит
свое собственное дерьмо у себя в подвале. Генерал теряет авторитет, и, как ты мог
заметить, он этого не в восторге.
– И все эти разговоры насчет того, чтобы ребенку что-то дурное сделать, мне тоже не
нравятся. Так у нас тут дела не ведутся. Никогда.
– Долбаные торчки, – выплюнул Чет. – Долбаный винт. Все, на хрен, псу под хвост из-
за них.
– Если бы. Услышал, как Генерал с Диллардом об этом толковали. Как я понял,
Диллард-то их и застукал.
– Диллард? Охренеть! Я так понимаю, ничем хорошим это для них не кончилось.
Джесс содрал с лица скотч, еле удержавшись, чтобы не вскрикнуть. Потом он принялся
теребить и расшатывать моток скотча, удерживавший его руку. Подошел Чет.
– Дам тебе один совет, Джесс. К Дилларду больше не суйся. Не тронь дерьмо, как
говорится. Может, ты думаешь, что у тебя на него что-то есть, но ты просто не
представляешь, на что способен этот ублюдок.
– Не мое. Но я своими глазами видел, что он делает с теми, кто переходит ему
дорожку. Он в игрушки играть не будет. Просто сделает так, что ты исчезнешь, и все.
– Что, не веришь? А спроси-ка себя вот о чем: кто-нибудь хоть что-нибудь слышал о
том, куда девалась его жена? Некоторые думают, она сбежала. Что ж, я-то лучше знаю.
– Как это ты знаешь? – спросил Линэрд.
– А я тебе не скажу.
– Все-то ты гонишь.
– Лучше бы не видел.
– Брехня.
– Правда показал.
– Хрен его знает. Поди пойми его. Это пару месяцев назад было, я ему тогда помогал
перетащить в гараж его старый холодильник. Когда мы закончили, он меня и
спрашивает, не хочу ли я с ним пивка выпить. Ну, я, конечно, хотел. В общем, выпили
по одной, по другой, по третьей, а потом я уже и не очень помню, что было. Знаю
только, что мы вытащили пару складных стульев с террасы и нажрались прямо там, у
него в гараже. Ну, короче, он всегда, как напьется, начинает о жене говорить, как
он по ней скучает, и все такое. И в этот раз поплыл, ну а я тоже уже никакой был,
сижу, сочувствую. Так вот он берет с полки шкатулку для шитья, красивую такую, всю
в розах. Говорит, это, мол, была коробка Эллен, открывает ее, а там сверху лежит ее
свадебная фотка. Могу добавить, что Эллен в свое время была женщина очень даже
видная. Ну, и вот он пялится на фотку, будто заползти туда хочет. Я-то всегда
слышал, что она его обчистила, ну, и мямлю там что-то такое, как мне жаль, что она
с ним так поступила. А он и говорит: «Да, и она тоже жалеет». И так он это сказал,
что я сразу насторожился. А он такой подцепил рамку, и вытащил из-под нее еще одну
фотку, «поляроид». И глядит на нее молча, глядит и глядит, а у самого лицо, как
камень. А потом показал ее мне. Это была она, его жена. И она была мертва.
Сомневаться не приходилось. И видно было, что умерла она не по-хорошему. А он мне и
говорит: «Никогда еще ни одна женщина так ни о чем не жалела». И так он это сказал,
что меня дрожь пробрала… До самых костей.
– Да уж, тут ты прав, – сказал Чет и посмотрел на Джесса. – И вот поэтому, Джесс,
будь я на твоем месте, я бы держался от этого человека, на хрен, подальше.
Связываться с ним – себе дороже… Кто б ты ни был.
У Джесса в ушах грохотала кровь. Слухи до него доходили, но одно дело – слухи, а
совсем другое – услышать это вот так, от Чета, который видел все собственными
глазами. По спине побежали мурашки – его кроха жила под одной крышей с человеком,
способным на хладнокровное убийство. На что еще он был способен? Джесс отодрал
последний кусок скотча и рывком высвободил руку. В ладони, между костями среднего и
указательного пальцев, зияла дыра диаметром примерно с карандаш, которая быстро
набухала кровью. Он сжал пальцы в кулак, разжал опять. Было больно, но все пальцы
двигались нормально.
– Похоже, тебе повезло, – сказал Чет. – Сверло прошло мимо кости. Но дрочить тебе
пока явно придется левой рукой. – Он фыркнул. – Кто знает… Может, тебе таки
доведется еще поиграть на гитаре.
В первый раз в жизни Джессу было все равно, будет он еще когда-нибудь играть на
гитаре, или нет. Единственное, о чем он мог думать – это об Эби, которая была в
доме у Дилларда, и защитить ее было некому. Джесс с усилием поднялся на ноги и,
спотыкаясь, направился к своему пикапу. Рванул на себя дверцу, забрался внутрь.
– Эй, Джесс, – Чет подошел к пикапу с мешком приставок в руке. – Ты тут кое-что
забыл. – Чет выудил из мешка одну коробку. – Ничего, если я возьму себе одну? Тут
племяшка мой весь год ныл, хотел такую.
Джесс оскалился.
– Слушай, придурок, это я не о тебе забочусь. Я тебе все это говорю потому, что –
так уж получилось – мне нравятся Линда и Эбигейл, и мне бы страшно не хотелось,
чтобы с ними что-то случилось. Правда. Черт, знаешь, было время, когда я и сам
забил бы на угрозы Генерала, он ими часто бросается, но, Джесс, в последнее время я
тут всякого навидался, и я бы лично не стал испытывать терпение этого человека.
Если он угрожает посадить в ящик твою малышку, тебе бы лучше воспринять его слова
всерьез. Ну сам посуди, он же держит тебя за задницу, так крепко, что мог бы ею
вразнос торговать. Так что пожалуйста, избавь нас всех от проблем, будь хорошим
мальчиком. Лады?
Джесс ничего ему не ответил, даже не кивнул. Он повернул в зажигании ключ, невзирая
на острую боль в руке, включил передачу и выехал на дорогу, так и оставив Чета
стоять, где стоял, с мешком приставок в руке.
Глава четвертая
«Черти»
Санта-Клаус покосился через плечо. Двое парнишек на BMX-байках все так же тащились
за ним. Этим утром, ближе к полудню, Санта наткнулся на линию электропередач, и
теперь он шел вдоль нее на запад. Недавно он миновал двойной трейлер; те ребята
прыгали на своих байках на рампе, когда он проходил мимо. Уставились на него и
смотрели, пока он не скрылся из виду. И вот теперь, пару миль спустя, они здесь –
прячутся за кустами, следят за каждым его шагом.
«Их придется отвадить. Все-таки не годится, чтобы дети видели, как старый добрый
Санта кромсает на куски Крампуса и его кощунственных созданий».
Издалека до него долетел хриплый крик – то, чего он так долго ждал. Он обшарил
взглядом небо, но увидел только серые, тяжелые тучи. Снял с пояса рог и дунул –
одна короткая, мощная нота. Секундой позже он был вознагражден: опять крик и два
черных силуэта, летящие к нему сквозь плотные тучи.
Спустившись, они сели на искривленную ветвь поваленного дуба – два великих ворона,
Хугин и Мунин. Каждый был величиной с орла, с черными, гладкими, блестящими
перьями. Сложив крылья, они с любопытством уставились на Санту своими умными
глазами.
– Помните Крампуса? Да, знаю, вы помните. Похоже, он не погиб во тьме, как ему было
доолжно. Каким-то образом он выполз из-под камней обратно на свет, чтобы творить
бесчинства – и натворил. Теперь мой Рождественский мешок утерян – где-то здесь, в
ближайшем городке.
– Ищите его тварей, его кощунственных отродий, Бельсникелей. Потому что они тоже
будут охотиться за мешком. Когда вы их найдете, следуйте за ними неотвязно, как
дурные предзнаменования, и укажите мне на них своим криком… Ибо мой меч жаждет
испить их крови.
Санта вспомнил, почему он так ненавидит подростков – они так усердно стараются ни
во что не верить. И делают все, чтобы испортить волшебство всем остальным.
– Идите домой.
Подросток моргнул.
– Что бы тебя на нем не было, когда я спущу его под откос, – Санта кивнул в сторону
обрыва, по которому шла тропа. Дно ущелья было усеяно обломками скал.
Санта схватил велосипед за руль и пнул колесо в бок, вышибив разом почти все спицы.
Обод немедленно пошел «восьмеркой».
Он вскочил на ноги, и, когда он это сделал, Санта выдернул из-под него велик.
Поднял над головой и бросил вниз. Велосипед несколько раз подскочил, перевернулся в
воздухе и грохнулся на камни внизу.
* * *
Стиснув зубы, Джесс мчался по шоссе к дому Дилларда. Не отрывая взгляда от дороги,
он наклонился, открыл бардачок, порывшись, нашарил там пистолет и положил на
сиденье рядом с собой.
– Заберу дочь, – сказал он вслух, потому что хотел слышать, как это звучит. – А
если кто попробует помешать – застрелю.
– Твою мать! – Джесс взял револьвер и впился в него взглядом. У него в ушах опять
зазвучал голос Дилларда: «Ты не сделаешь этого, Джесс. Уж я-то знаю. Если я в чем и
хорош, так это в том, что я всегда знаю человеку цену».
Он заглушил пикап, вышел и прошел через заправку в туалет. Включил теплую воду и
промыл рану на руке – как сумел. Рука онемела, плоть вокруг раны потемнела и начала
опухать. Оборачивая руку бумажными полотенцами, он задумался, сможет ли еще он
когда-нибудь играть на гитаре. «Может, Генерал мне услугу оказал? Может, будет
только лучше, если я не смогу играть. Просто брошу музыку, и все».
Джесс забрался обратно в пикап и решил, что пока лучше всего будет поехать домой и
подумать. «А о чем думать-то?» – тут же спросил он себя, и опять у него в голове
зазвучал неотвязный голос Дилларда: «Я бы его застрелил, без вопросов. Потому что
настоящий мужик поступил бы именно так».
Джесс выехал обратно на шоссе и через несколько минут уже заезжал на территорию
Кингз-Касл, разбрызгивая натекшую в выбоины мерзлую жижу и изо всех сил стараясь
прочистить голову. Уже вечерело; через пару часов Чет будет ждать его позади
начальной школы, и если Джесс там не появится, дела сразу же обернутся к худшему.
«Ну не могу я и дальше делать для них ходки. Рано или поздно в тюрягу загремлю. Что
бы я ни сделал, все к худшему. Что же мне делать? Что же мне, на хрен, делать?..»
Он выудил из нагрудного кармана пачку сигарет, пошарил в ней, но пачка была пуста.
Джесс шлепнул картонкой о приборную доску, и оттуда выкатилось несколько крошек
табака.
Над его трейлером кружили две огромные птицы. Сначала Джесс подумал, что это какие-
нибудь канюки, но, подъехав поближе, разобрал, что птицы были похожи скорее на
ворон – или на воронов. Он бросил взгляд на трейлер.
Дверь трейлера была открыта нараспашку. Внутри что-то явно двигалось: какая-то
сгорбленная фигура, копошившаяся в сваленных у двери коробках, спиной к нему. На
незваном госте была темная куртка с поднятым капюшоном. И, хотя лица Джесс не
видел, ему сразу стало понятно, кто это.
Он проехал мимо, даже не притормозив, будто его дом был дальше по дороге, надеясь
изо всех сил, что его не заметили. Дорога заканчивалась тупиком, и у него не было
выбора, кроме как, развернувшись, двинуться в обратную сторону. Джесс сдал задом на
подъездную дорожку Такеров и развернулся, стараясь не привлекать к своим маневрам
ни малейшего внимания. И тут заметил еще одну фигуру в капюшоне. Незнакомец бродил
по кустам позади его трейлера, низко пригнувшись к земле, будто что-то вынюхивая.
Джесс покосился на мешок Санты, лежавший на полу, и принялся гадать, не могут ли
эти создания каким-то образом чуять мешок. Он подхватил мешок, намереваясь выкинуть
его в окно и уехать подальше, но тут существо выпрямилось, поджав когтистую руку,
точно собака – лапу, понюхало воздух, а потом голова твари резко дернулась в его
сторону. На лице у этого красовались солнечные очки, хотя день выдался пасмурным,
солнца не было и в помине. Оно подняло очки, и тут Джесс увидел его глаза: горящие,
оранжевые, они были устремлены прямиком на Джесса, провожая взглядом ползущий по
дороге пикап.
Джесс сунул мешок обратно в ноги перед пассажирским сиденьем, борясь с желанием
втопить педаль газа в пол.
«Черт» тем временем направился к дороге. Джесс старался на него не смотреть, но все
время чувствовал на себе взгляд этих горящих оранжевых глаз – особенно когда
проезжал мимо. «Еще чуть-чуть. Еще совсем чуть-чуть». В зеркало ему было видно, что
«черт» выбрался на дорогу и быстро направляется в его сторону. Поглядев опять
вперед, на дорогу, Джесс вскрикнул: прямо перед ним, посреди дороги, стоял еще один
– тот, который побольше, с рогами, весь покрытый мехом, и с копьем.
Джесс дал по газам. Колеса провернулись, буксуя на смеси гравия со снегом, и какую-
то секунду он отчаянно жалел, что заложил хорошую резину, но тут шины наконец
зацепили землю, и пикап сорвался с места, быстро набирая скорость, подпрыгивая и
переваливаясь на ухабах. Джесс глянул в зеркало – никого. По крыше кузова вдруг
что-то тяжело ударило, а потом послышались шаги – уже по крыше кабины.
Тварь соскользнула по лобовому стеклу прямо на капот, и вновь одарила его
кривоватой улыбкой. При виде мешка глаза твари широко распахнулись – и загорелись,
в буквальном смысле, будто кто-то поднес к дровам спичку. Откинув голову, существо
завыло – долгий, переливчатый вопль, почти рыдание, так, что у Джесса волосы встали
дыбом. Повсюду вокруг зазвучали ответные вопли. Существо откинулось назад и с
размаху всадило кулак в лобовое стекло, пробив дыру. По стеклу побежали трещины.
Высвободив кулак, существо вновь откинулось для очередного удара, но тут Джесс
резко вывернул руль влево, потом вправо, пикап рыскнул из стороны в сторону, и
существо сорвало с капота. Оно ухватилось за дворник, сползая все ниже и ниже.
Впереди показались еще двое «чертей» – они длинными прыжками неслись к нему прямо
дороге.
Тот, что висел на капоте, начал подтягиваться обратно. Джесс опять рванул руль,
нарочно проехав по рытвине. «Черта» подбросило в воздух, и он улетел с капота, по-
прежнему сжимая в руке дворник. Приземлился он в сугроб на обочине и тут же исчез
из вида, скатившись в кювет.
Те двое, что были впереди, быстро приближались – наперерез. Джесс продолжал что
есть силы давить на газ. Старый восьмицилиндровик надсадно ревел, и пикап ходко шел
вверх, в горку.
Он уже было решил, что ему удалось прорваться, когда то чудище, что бежало впереди,
прыгнуло, перелетев через сугроб, и врезалось в дверцу со стороны пассажирского
сиденья. Пикап заходил ходуном. Существо уцепилось за боковое зеркало, потом
схватилось за ручку и распахнуло дверь.
Впереди показались мусорные баки и ковчег Милли. Джесс резко дернул руль вправо, к
бакам, впечатал в них дверцу вместе с повисшим на ней «чертом». Следующие несколько
секунд время словно замедлилось, будто кто-то нажал на паузу, и Джесс ясно увидел
парящих в воздухе «черта», Иосифа, Марию и младенца Иисуса – в сопровождении мусора
Милли.
А Джесс уже мчался вниз, под горку, к шоссе. Пикап бросало из стороны в сторону на
рытвинах и ухабах, водило от кювета до кювета. Он прошелся по ряду почтовых ящиков,
стоявших у подножия холма, потом въехал в кювет, а из кювета – прямо на шоссе.
Джесс ударил по тормозам, и задние шины занесло – в кювет на другой стороне дороги.
Пикап развернуло в противоположную сторону, и Джесс увидел всех пятерых – они
неслись длинными, стелющимися прыжками, быстрые, как олени, а их глаза – их
страшные, горящие глаза – были устремлены прямо на него.
Джесс в последний раз поймал «чертей» взглядом в зеркале заднего вида – далеко
позади, на шоссе. Они и не думали останавливаться, сдаваться. И в этот момент Джесс
понял: как бы далеко он ни убежал, эти существа будут преследовать его в кошмарах
всю оставшуюся жизнь.
* * *
Джесс двигался на юг со скоростью почти восемьдесят миль в час, даже не замечая
пронизывающего ветра и снега, забивавшегося в кабину сквозь дыру в лобовом стекле.
Старенький восьмицилиндровик выл и стонал, угрожая заглохнуть от натуги. Сердце у
Джесса все еще стучало, как бешеное. От города его отделяло уже десять миль; он
скоро уже должен был выехать на федеральное шоссе – и это его вполне устраивало.
Джесс не планировал останавливаться, пока не окажется в Кентукки, или, может быть,
в Мексике.
Он зло покосился на мешок Санты, будто тот его каким-то образом предал. Не снижая
скорости, перегнулся через пассажирское сиденье и опустил окно. Потом одним
движением выдернул мешок из-под приборной доски и выкинул его в окно. Мешок
запрыгал по асфальту и шлепнулся в кювет.
Джесс попытался ухватиться за эту мысль, не думать больше ни о чем, но ведь это
было не все, было еще кое-что, от чего он не мог отмахнуться, и в глубине души он
это знал. Он сосредоточился на дороге, на мелькающих под колесами желтых полосках,
только бы не слышать ее имя, ее голос… «Папа». Джесс стиснул зубы и вцепился в руль
так, что дыра у него в руке запульсировала болью.
«Ты же слышал, что сказал Генерал. Прекрасно слышал. Он посадит Эбигейл в ящик».
Джесс отпустил газ. Пикап сбросил скорость до сорока… тридцати… двадцати… десяти
миль в час.
Иисус безмолвствовал.
– Не знаю, что я тебе такого сделал, но, судя по всему, это было что-то ужасное, –
Джесс пнул дверцу. – Знаешь, в моей жизни и так было предостаточно дерьма.
Он обошел вокруг пикапа, опустил задний борт и поднял дверцу. Отодвинул в сторону
гитару, мешки с игровыми приставками, и забрался внутрь. В дальнем конце кузова, у
кабины, были свалены в кучу его спальный мешок, брезентовая сумка с рабочей одеждой
и какие-то мелочи, которые остались еще от отца да так и валялись в пикапе. Всякое
старье, которое невозможно было уже продать или заложить. Джесс отодвинул в сторону
ящик с инструментами, удочку, и вытащил на свет отцовскую охотничью винтовку. Он
хранил ружье завернутым в промасленные тряпки, чтобы оно не заржавело, и сейчас
подумал, что тряпки сгодятся на то, чтобы заткнуть дыру в стекле. Он снял с ружья
тряпки, складывая их себе на колени, а потом взял винтовку в руки. Рычажная
перезарядка, двадцать второй калибр. Джесс провел рукой по потертому прикладу, по
гладкому дулу. Он будто встретил старого друга, будто вернулся опять в леса своей
юности, где, бывало, бродил целыми днями в поисках кроликов, и единственной его
заботой было не наткнуться на лесника из Охотничьей комиссии.
Мимо по шоссе прогрохотала фура, и Джесс поднял взгляд. Заметил, что день уже
клонится к вечеру, и в груди у него что-то сжалось. Скоро его будут ждать у школы,
и, если он не появится, «черти» станут только частью его проблем.
Он улыбнулся, но улыбка вышла безрадостная, потому что он знал, чтоо на самом деле
ему надо будет сделать, знал, что сделать это будет нелегко.
«Тебе придется вернуться, забрать Эбигейл, а потом валить отсюда на хрен – вот и
все, что тут можно поделать. Уехать в Мексику, или, может, в Перу – куда-нибудь,
где Генерал и его команда никогда до нас не доберутся».
Он потряс головой, отложил винтовку, и тут до него дошло, что, может, Генерал и был
решением проблемы. Когда Джесс делал ходку, он обычно и деньги забирал, оплату за
товар. Обычно в районе от двух до трех тысяч долларов.
«Тупо забрать деньги и дать деру. – Он кивнул. – Пока до Генерала дойдет, времени
должно хватить. Нужно только, чтобы Дилларда точно не было дома. – Джесс прикусил
палец. – Это устроить несложно. Поджечь где-нибудь помойку, или, еще лучше,
расколотить витрину». Он почувствовал, как в нем оживает надежда. Шанс, каким бы
ничтожным он ни был, лучше, чем ничего. «Увезти Эбигейл, пока Диллард гоняется за
призраками».
– А Линда? – он нахмурился.
Он потряс головой.
– Может, если я расскажу ей все, она все поймет. Она просто обязана понять.
Тут ему в голову пришла еще одна мысль: «Может, если я сумею найти то фото с Эллен.
– Он кивнул, и его сердце забилось чаще. – Если она увидит ту фотографию, может,
она даже поедет с нами».
Вот только…
Джесс взглянул на два мешка с приставками. «Наверное, загнать это барахло в Мексике
будет нетрудно». Он подумал о мешке, который валялся где-то на обочине – просто
валялся, как на блюдечке, бери, кто хочет.
Через минуту он уже вытаскивал мешок Санты из грязного кювета, причем грязи на
мешке не было совсем, он даже не намок. Резкий птичий крик заставил задрать голову;
в небе кружили две крупные черные птицы. Только через секунду до Джесса дошло, что
это были такие же птицы, как те, что кружили над его трейлером. Может быть, даже те
же самые. Он бросил мешок на пассажирское сиденье, и птицы принялись хрипло орать.
Надвигались сумерки; тени между деревьями становились все гуще. Джессу пришли на
память «черти», их глаза. Он торопливо забрался в пикап и направился к городу.
* * *
Джесс миновал дорожный знак «ЗОНА БЕЗ НАРКОТИКОВ», притормозил, въехал на парковку
младшей школы «Санни Хиллз», обогнул кафетерий и припарковался у помойных ящиков.
Заметил, что на приборной панели горит лампочка – бак был почти пуст. Джесс
постучал по лампочке, которая неуверенно замигала, и мысленно сделал себе пометку
сказать Чету, что, если тот хочет, чтобы Джесс мотался в Чарльстон и обратно, ему
лучше бы отстегнуть денег на бензин.
Джессу не слишком улыбалось торчать подолгу на одном месте, когда где-то поблизости
шляются эти твари. Ему страшно хотелось курить, хотелось хоть чем-то успокоить
нервы. Он оглянулся на деревья – не видно ли этих их оранжевых глаз. Уже почти
совсем стемнело, и ему казалось, каждый куст, каждая тень пытаются к нему незаметно
подкрасться. Он взял с сиденья пистолет, открыл барабан и дважды убедился в том,
что оружие полностью заряжено. Мимоходом задумался, сгодятся ли обычные пули против
таких, как эти, или нужны серебряные, ну, или вода святая, или что там еще. Джесс с
щелчком вернул барабан на прежнее место, и сунул револьвер в нагрудный карман.
Заметил, что мешок Санты торчит из-за сиденья, и попытался запихать его поглубже
под приборную доску.
Он откинулся на сиденье, закрыл глаза и сделал то, что не делал с тех пор, как был
еще ребенком.
– Господи, если у тебя есть минутка, выслушай меня, пожалуйста. Знаю, я твоего
внимания не заслужил. Но если бы ты дал мне маленькую поблажку, только на этот раз,
ради Эбигейл, я был бы страшно тебе благодарен. И если ты это сделаешь… клянусь, я
этого не забуду. Уж как-нибудь, когда-нибудь, но я тебе за это отплачу. Клянусь.
И тут сверху до него донеслось карканье. Джесс открыл глаза, выпрямился. Сердце у
него колотилось, как бешеное. Вороны – они оба были здесь – наворачивали круги у
него над головой.
* * *
Широким, пожирающим расстояние шагом Санта пересек парковку у методистской церкви
Гудхоупа. Он был рад надвигающимся сумеркам, постоянно ощущая спиной удивленные
взгляды. Когда он проходил мимо церкви, из-за угла быстрой походкой вышла молодая
женщина с картонной коробкой в руках. Коробка совершенно закрывала ей обзор, и она
врезалась прямо в Санту, отчего коробка вылетела у нее из рук. На дорожку
посыпались упаковки с новогодними шляпами и дуделками.
Тут женщина осеклась – казалось, у нее внезапно кончились слова. Она бросила взгляд
через плечо на человека, который шел следом за ней – пожилой, жилистый мужчина со
строгим, пронизывающим взглядом. У него в руках тоже была коробка со снаряжением
для новогодней вечеринки. Санта наклонился, сгреб рассыпавшиеся предметы обратно в
коробку, подал ее женщине и направился дальше.
Санта обернулся. Женщина протягивала ему рог. Он вернулся, забрал рог, сказал:
«Спасибо», и развернулся, чтобы идти.
Он невольно улыбнулся:
– С Рождеством.
Человек, стоявший рядом с ней, нахмурившись, разглядывал его костюм. Потом покачал
головой:
– Сегодня – день рождения Иисуса. Так, напоминаю на всякий случай, брат мой, потому
что бывает, люди в это время года сбиваются с толку, – улыбаясь, он положил руку
Санте на плечо. – Думают, это день Санта-Клауса.
– Да уж, а как иначе. Санта-Клаус и его подарки – вечно они встают на пути у Слова
Божия.
Преподобный сощурился.
– Ну, думаю, вам сложно будет поспорить, что миру нужно больше Иисуса и поменьше
Санты.
– Видите, как раз об этом я вам и говорил. Люди сбиты с толку. Особенно дети.
Санта-Клаус – это сказка. И если люди говорят своим детям другое – что ж, они им
просто-напросто лгут.
Преподобный заколебался.
– Найдется ли в вашем сердце место для обоих? И тот, и другой несут мир, милосердие
и добрую волю.
Санта вздохнул:
– Все мы служим Господу по-своему. – Потом, очень тихо, будто про себя: – Иногда –
вне зависимости от того, хотим мы этого или нет.
* * *
Изабель откинула капюшон, сняла темные очки и оглядела небо. Воронов не было и в
помине. Бельсникели – все пятеро – стояли на гребне холма, обозревая долину. Внизу,
под ними, раскинулся городишко Гудхоуп. Из-под тяжелых низких туч расползалась
вечерняя мгла. Они надеялись, что человек в пикапе далеко не уехал. Всем было
понятно, что, если он оставил город, у них было очень мало шансов найти его прежде,
чем его найдут чудовища Санты или Санта собственной персоной.
– Ну, я ничего не вижу, – раздраженно сказал Вернон. Изабель тоже ничего не видела,
но это не значило, что птиц нигде не было. Маква знал Крампуса уже очень давно, по
догадкам Изабель – около четырех сотен лет, а чем дольше ты отирался возле
Крампуса, тем больше магии тебе доставалось.
Маква посмотрел на них, на слабоумных, а потом пустился вниз по тропинке; двое
братьев – Випи и Нипи – последовали за ним. Пожав плечами, Изабель и Вернон
отправились следом.
Все пятеро мчались по лесу. Уже темнело, им не было нужды скрывать лица, и Изабель
наслаждалась зимним ветром, пляшущим у нее в волосах. Кровь Крампуса текла у них в
жилах, даря всем пятерым силу и стойкость. Изабель могла бежать быстрее и прыгать
дальше любого человека, могла часами мчаться без устали – но это было еще не все;
его кровь отворяла их чувства дикой природе, позволяя видеть и слышать ее так, как
не дано было ни одному смертному. Изабель чуяла запах прелых листьев под слоем
снега, чуяла рыбу в ручье, слышала, как устраивается на ночлег семейство белок –
там, высоко, среди верхушек деревьев. Чувствовала пульс жизни, бьющийся под
поверхностью вещей. «Древние силы, – подумала она, – древнее, чем сама земля». И
когда она бежала вот так – прыгала, как олень, мчалась сквозь лес с открытой
хранителю этой земли душой, – она почти забывала о том, что было у нее отнято.
Вместе с ручьем они поднырнули под шоссе, обогнули несколько домов, и выбежали из-
под деревьев на поле позади старшей школы. Школа была все та же – по крайней мере,
на вид – как тогда, когда она туда ходила, уже больше сорока лет назад. Она
посмотрела на темные окна и задумалась, ходил ли в эту школу ее сын.
Маква поднял руку, и они остановились. Он указал вверх, на низкие тучи. В этот раз
Изабель разглядела два пятнышка, круживших где-то в миле отсюда, над младшей
школой, расслышала далекие крики воронов. Ее сердце заколотилось сильнее.
Изабель почувствовала, как внутри нее вновь оживает надежда. В этот раз они знали
марку пикапа и видели, как выглядит тот человек. Ему не уйти.
– О, это чудесно, просто чудесно, – сказал Вернон. Судя по голосу, он был близок к
истерике. – И что же нам теперь делать?
Прибавить к этому было больше нечего; все они понимали, что она имеет в виду.
Крампус дал им прямой приказ. Они полностью принадлежали ему; та же кровь, что
позволяла Бельсникелям бегать, подобно оленям, полностью подавляла их волю.
Потребуй Крампус, чтобы они зубами перегрызли себе вены, напевая при этом песенку,
они ничего не смогли бы с этим поделать. Им было приказано принести мешок – любой
ценой, так что они будут пытаться это сделать, до последнего вздоха, даже если для
этого придется пойти прямиком в пасть чудовищам Санты.
* * *
Чет выбрался из пикапа.
Линэрд вылез из Четового «Шеви» с другой стороны и, подойдя к Джессу сзади, схватил
его за шкирку.
– Да успокойся уже. Как закончим, получишь свою пукалку обратно, – Линэрд положил
пистолет на капот Джессовой машины. – Просто хочу быть уверен, что ты не выкинешь
ничего, о чем потом будешь жалеть.
– Джесс, я это пропущу мимо ушей, потому как ты чересчур туп, чтобы разговаривать
по понятиям.
– Расслабься, – сказал он. – Никого там нет. Кроме того, твой дружок Диллард нас
прикрывает.
Джесс, втянув воздух сквозь зубы, попытался привести нервы в порядок, и изо всех
сил постарался не думать о горящих оранжевых глазах.
– О, чуть не забыл, – сказал Чет. – Думаю, тебе это понравится… Племянник мой чуть
не двинулся от счастья, когда я ему ту твою приставку подарил. Аж весь посинел. Я
уж думал, сейчас обделается, прямо на ковер.
– Я охренительно рад это слышать, – прервал его Джесс, натужно улыбаясь во весь
рот.
– Чё? – Чет поглядел на Линэрда. – Мне это кажется, или Джесс сегодня какой-то
чудной?
– Джесс всегда чудной, – ответствовал Линэрд.
Чет, сощурившись, опять посмотрел на Джесса – изучающе, будто тот только что сбежал
из зоопарка.
– Н-да, тут ты прав, – Чет выудил из кармана жестянку жевательного табака, открутил
крышку, достал щепоть и сунул за щеку. Джессу казалось, что двигается он будто в
замедленной съемке.
– Ладно, сладкий ты мой, – продолжил Чет. – План таков. Как я уже говорил, нужно
по-быстрому смотаться в Чарльстон. Все туда же, ничего не изменилось. В этот раз
встречать тебя будет Джош – братан его опять в тюряге, за вождение в нетрезвом.
Жена его залог платить отказалась, – Чет фыркнул. – Честно, мне кажется, за
решеткой он ей нравится больше. Ну, короче, Джош будет ждать тебя к девяти. Сделай
нам всем одолжение, будь там вовремя. Не хочу, чтобы он мне потом мозг полоскал.
Зуб даю, Джош этот иногда нудит, как старая баба. Так что не…
– Дааа… Ну ладно тогда, – Чет помолчал. – Ты что, под кайфом, что ли?
– Нет.
Сомнения у Чета явно остались. Он кивнул Линэрду, и тот, расстегнув куртку, вынул
из-за пазухи большой коричневый пакет, обклеенный скотчем.
– Ага, шесть. Ты смотри только, без шуток. Помни, что сказал Генерал насчет твоей
дочки. Я серьезно, Джесс. Ради нее – смотри, не сбейся с пути.
Линэрд шагнул к пикапу Джесса и открыл дверцу со стороны пассажира. Мешок Санты
вывалился прямо на землю. Откуда-то сверху послышалось громкое карканье.
У Линэрда в руке немедленно появился большой охотничий нож, и нацелен он был прямо
Джессу в сердце. Линэрд был не самым крупным из Боггзов, но он был быстрый, очень
быстрый. Джесс остановился, подняв руки.
– Черт, Джесс, – сказал Чет. – Тебе надо перестать, на хрен, так дергаться.
– Э-эй, – протянул Чет. – Это что, мешок Санта-Клауса? Да, точняк. Что за черт,
Джесс? Ты что, в Санту решил поиграть?
– Никому не нужен твой дурацкий мешок, – тут Чет еще раз поглядел Джессу в лицо и
явно задумался. Сощурившись, посмотрел на мешок. – Да что там у тебя такое? – Чет
похлопал по мешку. – Странно, – сказал он. Ткнул в мешок пальцем. Понаблюдал, как
тот медленно восстанавливает форму. – Линэрд, ты это видел?
Чет присвистнул.
– Ты только посмотри на него! Как раздухарился. Там, должно быть, что-то хорошее
лежит. – Он развязал золотой шнур и глянул внутрь.
Из-за деревьев выскользнула тень и прыгнула на Чета. Это был один из этих – один из
«чертей». Он вырвал мешок у Чета из рук, толкнув его при этом так, что тот полетел
в снег.
– Кто вы, на хрен, такие? – заорал Чет из сугроба. Он с яростью поглядел на Джесса.
– Ты нас подставил! Ты, на хрен, всех нас подставил! Считай, ты труп! Вся твоя
семья – трупы!
Вороны были теперь у них прямо над головами, они прыгали по веткам и каркали,
каркали, каркали.
– О, господи, боже мой! – закричал другой «черт». При себе у него был сделанный из
винтовки обрез, но вид у него был донельзя испуганный.
– В пикап, быстро! – заорал один из них, тот, что с пистолетом. Судя по голосу и
хрупкому телосложению, это была женщина или, может быть, девушка.
«Черти» задвигались.
– Ты! Поведешь. – И, сочтя, что Джесс двигается недостаточно быстро, она впихнула
его в кабину через дверь со стороны пассажирского сиденья, а потом скользнула
следом. – Вытащи нас отсюда, или все мы, считай, мертвы.
Джесс покосился на тело Линэрда, лежавшее в окровавленном снегу. Ясно было, что эти
существа, кем бы они ни были, шутить не собирались. Он завел мотор, а остальные
«черти» набились в кузов, прихватив с собой мешок Санты. Включив фары, Джесс увидел
плотную фигуру, которая бежала по направлению к ним через детскую площадку.
Выглядела она как-то знакомо.
Джесс нажал на газ, думая выбраться отсюда через нижний выезд со школьной парковки.
Навстречу ему, слепя, вспыхнули фары. Это был Диллард. Послышался рокот мощного
мотора – шеф погнал патрульную машину им наперерез.
– Твою мать! – вскрикнул Джесс. Его план катился псу под хвост.
На дорогу перед пикапом, прямо в лучи фар, выскочил человек. Это был тот тип в
костюме Санты: зубы оскалены, на лице – злобная гримаса, в руке – меч. Человек
бежал прямо на них.
Джесс вывернул на дорогу, ударил по тормозам и обернулся, молясь про себя, что вот
сейчас он увидит мозги Дилларда, размазанные по лобовому стеклу патрульной машины.
Всё и без того хуже некуда, и будет только справедливо, если хоть что-то пойдет
так, как нужно. Джессу случалось видеть, что делает с машиной сбитый олень, но
автомобиль Дилларда выглядел так, будто сбил по меньшей мере корову. Джесс заметил
раздувшуюся подушку безопасности, и у него упало сердце.
– Вот дерьмо.
Джесс покрутил головой, ища взглядом неподвижное тело, но, к своему удивлению,
увидел поднимавшегося на ноги «Санту», который с виду нисколько не пострадал.
Вверху, над их головами, кружили и каркали вороны. «Санта» повернулся и посмотрел
куда-то вдаль, на дорогу.
И Джесс увидел две тени, что неслись по шоссе галопом, по направлению к ним. Джесс
сначала даже не понял, что это перед ним такое. Выглядели они как какие-то лохматые
собаки, или, может, волки, только огромные – размером почти с быка. Они были меньше
чем в сотне ярдов, и расстояние это стремительно сокращалось.
Глава пятая
Монстры
Они потеряли волков из виду по крайней мере десять миль назад, но все «черти», как
один, продолжали неотрывно смотреть на дорогу позади них. Никто не сказал ни слова,
пока они не выехали на Восьмое шоссе, следуя вдоль берега Коул-ривер. Местность
вокруг была холмистая и пустынная. Поскольку никто его пока не убил, Джесс подумал,
что, может, у него есть еще шанс выбраться из этой передряги живым.
– Нет, – поправил его сидевший рядом «черт». Это был тот, высокий, с рогами и в
медвежьей шкуре. Его кожа, как и у других двух рогатых монстров, сидевших рядом с
ним, была вся в черных пятнах – краска, или, может быть, деготь, – будто он нарочно
пытался сделать ее как можно темнее. Высокий «черт» сидел пригнувшись, стараясь не
задевать рогами крышу кузова. – Никогда они от нас не отстанут. Пока вороны за нами
следят, – говорил он размеренно, и немного скованно; Джесс подумал, что парень,
должно быть, из какого-то местного племени.
– Только не надо на меня так смотреть. Ненавижу этот взгляд, – бородач помолчал с
минуту. – Ну… и что же мы собираемся с ними сделать?
Все примолкли, и только одинокий дворник, скрипя, елозил туда-сюда по стеклу. Все
они смотрели назад, на покрытую раскисшим снегом дорогу, убегавшую из-под колес в
красном свете задних фонарей. Джесс заметил того, который получил пулю в лицо, –
«черт» сидел, стиснув щеку; между пальцами сочилась кровь. Ему подумалось, что этот
вряд ли продержится долго. А после того, как он увидел этих волков, было ясно, что
никому из них долго не продержаться.
– Ну, ребята, – сказал Джесс, – было время подумать, где вас высаживать?
Они не обратили на него никакого внимания.
Тот поморщился, но так и сделал, и вскоре между ним и типом в медвежьей шкуре
разгорелась оживленная дискуссия, сопровождаемая бурной жестикуляцией. Потом
бородач опять сунул голову в кабину.
– Нет, я не уверен. Но Великий Вождь Всезнайка считает именно так. И когда он бывал
неправ?
Маква сунул руку в кабину, ткнув пальцем в направлении хребта, еле различимого на
фоне темного неба.
– Эй, а я знаю, где мы, – добавила женщина. – Тут должна быть дорога, где-то через
милю, – она посмотрела на Джесса. – Понял? Как увидишь проселок, сворачивай.
– К вашим услугам, – по тому, как он это сказал, Джессу стало ясно: бородач не
отсюда. Откуда-то с Севера, наверное. На протянутую руку Джесс посмотрел так, будто
Вернон, по меньшей мере, на нее наплевал.
– То есть – «то есть»? Вы, там, вервольфы, лешие какие-нибудь, или просто запоздали
с Хэллоуином?
– У меня есть другая идея, – сказал Джесс. – Может, вы меня просто отпустите? Без
машины. А я попытаю удачи – глядишь, кто подвезет.
– Черт, почему нет? Я вам свой гребаный пикап отдаю! Что вам еще-то от меня надо?
Никто не ответил.
– Ну?
Изабель нахмурилась.
– Мне еще шестнадцати не стукнуло, когда я ушла из дому. А у мамани уж точно машины
не было.
– Я бы посмотрела, как эти шауни пытаются водить. То есть, если меня в машине не
будет. И я думаю, последним, чем управлял Вернон, была лошадь.
Бородач вздохнул:
– Дело в том, – сказал Вернон, – что мы все немного старше, чем кажемся. Мне было
сорок девять, когда я занимался исследованиями этой части страны. Я тогда работал
на Фэйрмонтскую угледобывающую компанию. Это было около тысяча девятьсот десятого
года. А Изабель… ее мы нашли где-то…
– Это была зима семьдесят первого. Значит, мне сейчас где-то в районе пятидесяти.
– Знаю, – ответила она. – Совсем не сходится. Но что поделать, это правда. Это все
Крампус… его волшебство. А что до индейцев… Черт, они с Крампусом чуть ли не с тех
времен, как он впервые угодил в эту пещеру. По моим прикидкам, лет пятьсот.
Джесс заметил, что индикатор уровня топлива все еще горит, и решил, что этим можно
воспользоваться. Он постучал по лампочке индикатора.
– Бензина почти не осталось. Боюсь, придется заправиться, прежде чем в горы ехать.
– Да, – сказал Вернон. – И это очень раздражает. Лично я уверен, что оптимизм в
больших количествах вреден для здоровья.
– Туда.
– Да вы что, шутите?
– Сворачивай.
– Черт, – только и сказал он, выруливая с шоссе. Пикап клюнул носом в придорожную
канаву, а потом вынырнул оттуда, со страшным скрежетом проехавшись задним свесом по
противоположной стенке канавы. Ветви заскребли по бортам с таким звуком, что у
Джесса заломило зубы. Дорога шла круто вверх по узкому уступу на склоне холма –
непростая задача для водителя, учитывая, что фара у него оставалась только одна.
Пикап переваливался на обледенелых ухабах, и Джессу доставляло некоторое
удовольствие слышать, как «черти» бьются головами о крышу кузова. Тропа – дорогой
это было назвать довольно трудно – шла вверх крутыми зигзагами, пересекая один и
тот же ручей по крайней мере раз десять. Примерно полчаса спустя дорога резко
оборвалась, упершись в завал.
– Зачем?
– Просто остановись.
Джесс сделал, как ему было сказано, и Бельсникели один за другим посыпались из
кузова. Маква – с мешком Санты на плече, а Нипи, тот, кому пуля попала в лицо,
успел обвязать щеку какой-то тряпицей. Кровотечение, похоже, остановилось.
– Что?
– Ты идешь с нами.
– Хрена с два!
– Эй!
Она сунула ключи в карман куртки, туда, где уже лежал его пистолет, вылезла из
машины и обошла кабину кругом.
– Ты же знаешь, что за нами охотится, Джесс. Так что лучше не отставай. Слышишь?
Джесс услышал откуда-то сверху далекое карканье, услышал, как грохочет у него в
груди. Он мельком задумался, увидит ли он еще когда-нибудь Эбигейл.
* * *
Джесс брел, спотыкаясь и держась за бок. Холодный воздух обжигал горло, мышцы
ломило от усталости, а пальцы уже ничего не чувствовали от холода. Дыра в руке
пульсировала болью. По прикидкам Джесса, вот уже полчаса они шли, карабкались и
бежали вверх по горному склону. Изабель ждала его наверху, у конца тропы. Остальные
Бельсникели уже исчезли из вида, унеслись, едва касаясь твердой, мерзлой земли, а
ведь у троих из них даже обуви не было.
– Не могу.
– Еще немножко.
– Знаешь, что я тебе скажу? – прохрипел он. – Просто брось меня здесь, на съедение
волкам. Пусть меня лучше съедят, чем это.
– Не заставляй меня тебя нести. – С этими словами женщина схватила его за руку и
потащила за собой. Роста она, может, была и небольшого, но в ней чувствовалась
недюжинная сила. Джессу было ясно, что Изабель и вправду могла бы его понести, если
бы дело до этого дошло.
Между деревьями опять раскатился хриплый птичий вопль – как будто издалека, может
быть, даже снизу, из долины. Джесс поглядел вверх, но небо заслоняли густые еловые
лапы.
– Вон туда.
– Крампуса.
– Хватит.
Она потянула его за собой, в щель между двумя валунами. Пригнувшись, они нырнули
под низкий каменный свод. Она вела его туда, где у дальней стены пещеры слабо
мерцал свет. Они остановились у какой-то дыры. Джесс заглянул вниз и поморщился –
пахло чем-то мертвым, разлагающимся; пахло зверем, живущим в клетке среди
собственных отбросов. Снизу донесся вой. Люди так не воют, звери тоже. Джесс
отступил на шаг, мотая головой:
– Ну уж нет.
– Джесс, выбора у тебя нет, – из ее голоса напрочь исчезло любое тепло, остались
лишь холод и суровость. Глаза женщины светились злобным оранжевым огнем – как у
дьявола, – и Джессу стало предельно ясно, что она ведет его в логово исчадий ада.
Джесс вырвал кисть из ее руки, кинул на Изабель горький взгляд и начал спускаться.
Света, который шел откуда-то снизу, едва хватало, чтобы не навернуться на скользких
камнях и не полететь вниз, навстречу верной гибели.
Наконец, его ноги коснулись грязного земляного пола. Он повернулся и замер. Джесс
оказался в пещере размером с небольшую гостиную, пол которой был завален пустыми
бутылками, костями, шкурами и обугленными кусками дерева. У стены лежали грудой
одеяла и вязанки сена. На каждом выступе, на каждом камне горели свечи и масляные
лампы. На покрытой сажей стене висела огромная замызганная карта мира, вся
исчерченная углем: что-то вроде астрологических символов, таблиц – и паутина линий,
соединяющих континенты. Остальное пространство сплошь покрывали разнообразные
изображения Санта-Клауса: газетные вырезки, реклама из журналов, картинки из
книжек… И на каждом из них у Санты были выколоты глаза.
Прижав мешок Санты к груди, оно гладило его, будто потерянное и вновь обретенное
дитя, дрожащими, скрюченными пальцами. Оно засмеялось, потом всхлипнуло, потом
засмеялось опять, и из его раскосых мутных глаз катились слезы. Закинув голову, оно
дико, безумно захихикало, и тут Джесс заметил железный, наглухо заклепанный
ошейник, охватывавший его горло. От ошейника к стене тянулась цепь: странный,
блестящий металл, какого Джессу никогда не приходилось видеть. Джесс никак не мог
решить, какое чувство вызывает в нем это злосчастное создание: страх или жалость.
– Крампус?
– Крампус, – сказала она мягко. – Чудовища! Они совсем скоро будут здесь.
* * *
Закрыв глаза, Крампус прижался лицом к мешку и вдохнул. «Да, запах все тот же –
запах огней Хеля. Сохранился, спустя столько веков». Запах напомнил ему о матери, о
тех блаженных днях, когда мертвецы плясали у ее трона, и в мире все шло так, как
надо. «Как долго я страдал, матушка». Ее лицо было у него перед глазами – мираж,
трепещущий в синем пламени Хеля. Видение медленно исчезло. «Нет, матушка, не
оставляйте меня. Только не сейчас». Он глубже зарылся носом в бархат, втянул в себя
воздух. И отшатнулся, будто его укусили. «Что это?» Он впился взглядом в мешок, и
его лицо исказило недоумение – и ярость. «Его вонь!» Его взгляд сфокусировался на
мешке, и он впервые разглядел его как следует. И вдруг понял, что мешок был не
черным, каким ему полагалось быть, а темно-алым. Как кровь.
Крампус оскалился.
– Такое колдовство дается нелегкой ценой! – он уже почти кричал. – Сколько их тебе
понадобилось? Сколько крови ты пролил, чтобы этого достигнуть?
Крампус поднял глаза. «Это она. Конечно, это моя Изабель. Девушка с сердцем льва».
Она кивнула.
– Мы видели по крайней мере двух. Кажется, волки. Огромные, как кони. Вороны вели
их за нами. Нам надо…
– Так значит, великие звери Одина живы. Значит, старые боги пока еще не забыты, –
это вызвало у него улыбку. – Вороны – это Хугин и Мунин, а волки, Гери и Фреки –
вместе навек… Великолепные звери, – он поморщился. – Как же случилось, что они
теперь под рукой Санты?
– Поспешить. Да, я это знаю, и слишком хорошо. Если он найдет меня, то на этот раз
он не оставит на растерзание стихиям. Меня разорвут на части, его монстры пожрут
меня кусок за куском.
– И?..
– Ключ. Сколько раз ты говорил о ключе? Ну же, давай… Бери ключ и валим отсюда.
Да, звучит просто. Как оно и должно было быть. Все, что нужно сделать, –
представить себе ключ, держа мешок в руках, и отдать мешку приказ его найти. Мешок
должен открыть дверь – в стене между «здесь» и «там» – и ключ можно будет просто
взять, голыми руками. Потому что ведь это был мешок Локи, мешок трикстера, мешок,
созданный с одной целью – красть. Тот самый, благодаря которому Локи крал у других
богов, крал все, что придется ему по нраву. И уж конечно, мешок никогда не был
предназначен для чего-то настолько обыденного, как доставка игрушек маленьким
мальчикам и девочкам. «Только Санта-Клаус был способен настолько извратить его
суть».
Крампус притянул к себе мешок, открыл, и заглянул в его туманные глубины. Руку он
туда совать не стал, потому что знал: мешок был до сих пор открыт в то место,
которым в последний пользовался Санта. Его замок, должно быть, или склад, – какое-
то место, где он держит игрушки, которые раздает на Рождество. Место, где его
волшебство сильнее всего, где его, Крампуса, рука, может быть поймана, и тогда он
окажется в ловушке. «Эту дверь необходимо закрыть».
– Локи, помоги мне, – он закрыл глаза и мысленно потянулся, пытаясь нащупать дух
мешка, прикоснуться к нему своим духом. – Узри меня. Услышь голос своего хозяина.
И опять он потянулся духом, сосредоточил волю. Пещера и все, что его окружало,
мало-помалу исчезло из его сознания; остался только он – и мешок.
– Это Крампус, Повелитель Йоля, кровь от крови великого Локи. Признай своего
хозяина.
Ничего.
Хватая ртом воздух, Крампус уперся ладонями в землю. Попытался успокоить дыхание,
изо всех сил противясь усталости и истощению. Посмотрел на мешок, на его алый,
лоснящийся бок. Задумался.
– Кровь, – сказал он, наконец, и рассмеялся. – Его чары сплетены на крови, так что
только кровь может их разрушить. Это же ясно, как день, но увы, боюсь, мой разум
несколько затуманен.
Сунув в рот палец, он прикусил кончик и понаблюдал за тем, как набухает алая
капелька крови. Притянул мешок к себе на колени и дал капле упасть на рыхлый
бархат, где она засверкала, точно красная жемчужина.
– Признай мою кровь, – прошептал он, и медленно втер кровь в кроваво-красную ткань.
Ничего.
– Локи, услышь меня, – он ждал и ждал, и ничего – ничего, кроме его собственного
тяжелого дыхания, грохотавшего в ушах. И когда он уже больше не мог этого выносить,
когда ему показалось, он вот-вот сойдет с ума, мешок чуть вздулся, и изнутри будто
повеяло ветерком. До Крампуса донесся легкий аромат лесов Асгарда. И, еле слышно,
будто издалека, кто-то назвал его по имени.
– Одна капля. Всего одна капля моей крови – и только. Сколько бочек крови это
стоило тебе, Санта-Клаус? – он рассмеялся. «Потому что мешок помнил, потому что
мешок хотел помнить. Исправлено первое зло, одно из многих… Пролита первая капля
крови… Первая капля в море».
Крампус покачнулся, заметил, что руки у него трясутся, и его улыбка превратилась в
оскал. Он стиснул пальцы, стараясь сдержать дрожь. И почувствовал на плечах чьи-то
сильные руки. Изабель.
– Я – хозяин мешка. Остается только надеяться, что у меня осталось еще достаточно
сил, чтобы им повелевать.
Ему было нужно, чтобы мешок начал искать, нашел ключ, а потом открыл бы новую
дверь. Как просто это было тогда, раньше, когда он был силен духом и полон
жизненной силы. Но теперь, теперь мешок потребует тяжкую дань, потому что за
волшебство всегда приходится платить. Он посмотрел на свои трясущиеся руки, тощие,
немощные. «Ничего у меня не осталось». Он вдруг понял, что это усилие может его
прикончить. По губам скользнула безрадостная улыбка. «А если ты не достанешь ключ?
Что тогда?»
Закрыв глаза, Крампус представил себе ключ, удерживая его образ перед мысленным
взором. Если бы он только знал, где находится ключ, он мог бы направить мешок в
нужную сторону, и поиски были бы легче, а цена – не столь высока. Но он знал
только, что ключ есть, поэтому мешку придется искать, используя его дух, его
энергию. Раздался треск разряда; мешок у него в руке еле заметно шевельнулся. Он
увидел пространство между мирами, потом облака, потом леса – он пронесся над ними
со скоростью метеора, – потом деревья, озеро, потом – его глубины и, наконец,
илистое дно.
Он потянулся к мешку, стиснул пальцами горловину и сунул туда руку. Его пальцы
окунулись в холодную, ледяную воду. Крампус сунул руку еще глубже, погрузив ее в
мешок по плечо. Его пальцы нашли дно, нащупали глину, ил, и принялись лихорадочно
шарить, копать, пока не наткнулись на что-то твердое. Стиснув твердый предмет в
кулаке, он вытащил из мешка руку.
С руки капало. Крампус разжал кулак, и – вот он, лежит у него на ладони, среди
гальки и ила… Ключ. Крампус стер с блестящего металла грязь, и показались древние
гномьи знаки, такие же, как те, что у него на ошейнике. Ключ даже не потускнел; как
и ненавистный ошейник, он был откован из самозатягивающегося металла: давно забытое
искусство кузнецов-гномов, сплавы, которые умели восстанавливать сами себя. Сколько
бы ты их не резал и не дробил, они всегда срастались заново. Никто не знал их силу
лучше него самого.
– Моя свобода.
Стиснув ошейник одной рукой, он нащупал замок и попытался вставить ключ. Но руки
тряслись так, что ключ выпал у него из пальцев.
– Нет! – вскричал Крампус, и добавил, уже мягче: – Я ждал этого пятьсот лет. Десять
тысяч раз я мечтал об этом моменте. Это должен сделать я.
Он взял у нее ключ, немного замялся, стараясь собраться: в глазах у него темнело.
Нащупал замок, вставил ключ и повернул. Раздался совершенно обыденный, ничем не
примечательный щелчок, и ошейник раскрылся. Пять веков его заключения окончились
каким-то щелчком. Крампус сорвал с себя ошейник, метнул на него последний,
исполненный ненависти взгляд, и швырнул в грязь.
* * *
– Он умер? – спросил Вернон с некоторой надеждой в голосе.
– Нет? – плечи Вернона поникли. – Нет, конечно, нет. Если бы это было так легко.
Трое шауни немедленно приступили к делу, обернув Крампуса одеялом. Потом Маква
закинул существо к себе на плечо и полез вверх, к выходу.
– И это все, что у нас осталось? – никто, похоже, отвечать не собирался. – Черт,
говорил же я, что одними луками и стрелами нам не обойтись. И кто-нибудь меня
послушал? Погодите, дайте-ка я сам на это отвечу. Нет-нет, никто.
– Пора валить.
* * *
Когда Джесс вылез из-под валунов, его приветствовали звезды. Тучи разошлись, и луна
отбрасывала на снег бледные тени.
– Боюсь, у птичек теперь не будет проблем с тем, чтобы нас найти, – сказал Вернон.
– Погодите, – раздался слабый, хриплый голос. Крампус открыл глаза; они были
совершенно стеклянные, будто он несколько дней пил, не просыхая. – Мани, – он
набрал полную грудь воздуха и простер к луне трясущуюся руку, будто надеясь достать
до нее, прикоснуться, погладить. – Милая… Какая милая.
Снова карканье, в ответ на которое раздался долгий, гулкий вой, а потом еще один.
Джесс попытался прикинуть расстояние, но вотще.
Впереди блеснул отраженным лунным светом металл; Джесс выбежал из-под деревьев и
увидел Бельсникелей, сгрудившихся возле его пикапа и настороженно оглядывающихся по
сторонам. Шауни сжимали в руках ножи и копья.
В этот раз Джесс отстал не так сильно: «чертям» приходилось тащить на себе
Крампуса, и это сильно их замедляло. Он привалился к пикапу, хватая воздух ртом и
стараясь вдохнуть достаточно кислорода, чтобы не потерять сознание. Он был
совершенно вымотан, весь покрыт грязью после особенно неудачного падения, а еще ему
страшно хотелось курить.
Крампус уже был в кузове. Он лежал, закутанный в одеяла, скорчившись вокруг мешка в
позе зародыша, и опять выглядел мертвее некуда.
Джесс окинул взглядом ночное небо; воронов не было видно, зато было слышно, как они
каркают где-то высоко над их головами.
Они добрались уже почти до подножья горы; дорога выровнялась, стала немного шире, и
Джесс наконец позволил себе надеяться, что, может быть, хотя бы в этот раз Господь
Бог забудет устроить ему гадость и даст добраться до шоссе, прежде чем волки их
найдут. И, конечно же, тот не замедлил сыграть над ним свою любимую шутку – именно
в этот момент и появились волки.
«Но назад пути нет, – подумал Джесс. – Отсюда нет другого пути. А даже если бы был,
здесь не развернуться. Только не на этой узкой дороге».
– Нет, – сказал Джесс себе под нос. – Только не меня. У меня осталось еще слишком
много дел.
Не успели они встать на все четыре колеса, как сверху раздался удар – такой
страшной силы, что машину закачало. Крыша кузова прогнулась; волк прорвал тонкий
алюминий своими мощными передними лапами. Под весом чудовища задние амортизаторы
просели, и теперь пикап скреб задним бампером по ухабам, а это, помимо всего
прочего, сильно замедляло ход. Волк цеплялся за крышу, и, рыча и щелкая своими
чудовищными челюстями, пытался добраться до Крампуса и до мешка. Маква пинком
отправил набитый приставками мусорный мешок прямо чудовищу в морду. Тварь вцепилась
зубами в мешок и, мотая башкой, разодрала его на части. Приставки дождем посыпались
на дорогу. Вернон развернулся, наводя обрез, но тут пикап тряхнуло на очередном
ухабе, и оружие с оглушительным грохотом выпалило куда-то вверх, даже не задев
волка, зато проделав в крыше огромную дыру. Тут задний борт сломался, не выдержав
тяжести зверя, и тот, кувыркаясь, покатился по дороге.
Второй волчара, тот, что побольше, перепрыгнул через своего товарища и бросился за
пикапом, быстро нагоняя машину.
– О, Господи! – вскрикнул Джесс. Деваться было некуда; они попались. Но в этот раз
шауни были наготове. Все трое нацелились копьями, и, когда зверюга прыгнула на
машину, они, как следует навалившись, всадили наконечники ему прямо в грудь.
Раздался душераздирающий вой, потом толчок – это волк по инерции врезался в пикап.
Он все же попытался вскарабкаться в кузов, но упал обратно на дорогу, кувыркнулся
через край обрыва и исчез. Джесс услышал хруст веток, потом опять раздался вой – и
тишина.
Тот волк, что поменьше, выбежал из-за поворота в пятидесяти ярдах от них, но на
пикап он и не смотрел. Он вглядывался вниз, в ущелье – туда, куда упал его товарищ.
Метнув на них беглый взгляд, зверь спрыгнул с дороги и принялся спускаться вниз,
под откос.
Ответа на этот вопрос у Джесса не было, но, пока тварь не гналась за ними, ему было
плевать.
Джесс повернул ключ зажигания, и мотор заворчал. Он осторожно нажал на газ, и пикап
медленно выполз из кювета на дорогу.
До шоссе они добрались минут через десять, и тут из-за оставшихся позади холмов до
них долетел долгий вой. Джесс вырулил на асфальт, и они прибавили ходу, направляясь
на юг, прочь от человека в костюме Санты и его монстров.
Часть вторая
Крампус
Глава шестая
Хель
Вой эхом отдавался у Крампуса в голове. «Сколько отчаяния, сколько боли». Он с
трудом приоткрыл глаза. Снова вой, и снова, и снова. Одинокий, горький вопль терзал
ему сердце и душу. «Это не сон. Один из них умирает. Как такое могло случиться?»
Человек был Крампусу незнаком, но он заключил, что тот был пленником, и Бельсникели
отчего-то нуждались в нем.
– Но нам же надо уехать отсюда подальше… от этих волков, от того, что еще там за
нами может гнаться.
– Слушай, ты должна понимать, за мной гонятся не только волки. Генерал и его банда
ищут меня и застрелят при первой же возможности. Они меня убьют… и вас всех убьют…
и уж точно они убьют это ваше несчастное чудовище. У них глаза повсюду. Будем ехать
по шоссе при свете дня – из округа нам точно не выбраться. Понимаешь?
Изабель молчала.
– Вот черт, и нам придется раздобыть где-то бензина. Мы сейчас, наверное, уже на
одних парах едем. Бабло у кого-нибудь из вас есть?
– Ага.
Опять молчание.
Крампус подумал, что человек выказал немалое мужество, особенно в свете последних
событий, и решил, что из него выйдет неплохой Бельсникель. А ему их понадобится
столько, сколько он сможет поддерживать, потому что кто знает, каких чудовищ пошлет
за ними Санта в следующий раз. «Я должен забрать его себе. – У него слипались
глаза. Он вздохнул. – Но не сейчас. Это будет чересчур. Позже… Быть может, когда я
буду сильнее». Глаза у него закрылись и он поплыл куда-то навстречу сновидениям о
полетах и облаках.
* * *
Джесс вел пикап по гравийной грунтовке; это была старая шахтерская дорога и он
практически не сомневался, что по пути им никто не попадется. Если бы только
удалось найти хоть какое-то укрытие, место, где можно будет переждать до
наступления темноты, пока они не раздобудут бензина, а там уж он придумает, как
сбежать от этого цирка уродов.
– Я убегать не собираюсь.
Вырвав локоть из рук шауни, Джесс подошел к машине сзади. Он поглядел на отцовский
пикап, на потеки крови и на клочки шерсти, приставшие к искореженному алюминию
кузова. Задний борт был оторван начисто; бампер свисал чуть ли не до самой земли.
Джесс оперся коленом о дно кузова и заглянул внутрь. Это существо, Крампус, лежало,
завернутое в одеяло, у самой кабины, баюкая свой мешок. Оно глядело в небо через
боковое окно, с отсутствующим видом и слабой улыбкой – будто у алкаша в борделе.
Джесс заметил свою гитару: на резонаторе – здоровенная трещина, половина колков
обломана.
– Черт, – прошептал он. Отец с матерью подарили ему эту гитару на двенадцатый день
рождения, и, несмотря на все, что с ним случилось, видеть эту гитару вот так – все
равно что получить удар под дых. «Просто еще одна ложка дегтя в бочке дегтя… Вот и
всё». Отодвинув в сторону гитару и спальный мешок, Джесс вытащил из-под всего этого
отцовскую охотничью винтовку и коробку с рыболовными снастями.
Вернон схватил винтовку за дуло, так, чтобы оно было направлено в землю.
– Отпусти.
– И не подумаю.
– Тогда будем просто сидеть здесь, пока сюда не явятся волки. Или пока этот тип,
Санта, нас не выследит.
– Пусть берет.
Они оба обернулись и увидели, что Крампус, привалившись спиной к борту, наблюдает
за кружащими в небе птицами. Джесс заметил, что выглядит это существо немного лучше
– будто оно провело в могиле не несколько месяцев, а, скажем, неделю, или около
того.
– Я знаю, что такое винтовка, – голос у Крампуса был глубокий и низкий до хрипоты.
– Что? Нет, это очень плохая идея. Как мы можем ему доверять…
Нашел в небе воронов, прикинул, что до них было футов двести. «Легкая цель, –
подумал он, – с их-то размерами». По крайней мере, для этой винтовки. Поживи с
ружьем в руках достаточно долго – и оно становится частью тебя, продолжением руки.
А со стареньким «Генри» двадцать второго калибра Джесс провел полжизни. Из этого
ружья он как-то раз сбил шмеля. В полете.
Он приложил винтовку к плечу, нашел в небе одного из воронов, чуть повел прицелом,
чтобы скомпенсировать расстояние, и выстрелил. Отдача хлопнула по плечу, будто
дружеская ладонь, и в воздухе поплыли перья. Это был чистый выстрел, и ворон упал с
неба, как камень. Второй ворон, испустив истошный крик, отчаянно замахал крыльями,
спеша убраться подальше, но Джесс уже успел прицелиться во второй раз. Он быстро
нажал на спусковой крючок два раза; первая пуля прошла мимо, зато вторая попала
огромной птице в крыло, и та, покружившись в воздухе, упала на землю в облаке
перьев.
Бельсникели замерли, как один, уставившись на Джесса. А вот Крампус еле глянул в
его сторону – он смотрел, как падают с неба птицы. Один ворон упал на поляне,
другой – ярдах в пятидесяти дальше по дороге.
Маква все не сводил взгляда с Джесса, то сжимая, то разжимая мощные кулаки. Было
ясно, что здоровяку шауни хотелось разорвать Джесса пополам.
– Маква?
Шауни застыл.
– Это приказ.
Маква метнул на Джесса последний взгляд, обещавший тому крайне неприятную смерть, а
потом побежал вверх по дороге.
– Забирай свой дурацкий мешок и выметайся вон из моей машины. Два раза я повторять
не собираюсь.
– Еще один шаг, и я отстрелю ему голову. Давайте, черт возьми. Попробуйте.
– Оставьте его, – сказал Крампус спокойным, чуть скучающим, даже рассеянным тоном;
он продолжал смотреть на птиц. – Отступите, это приказ.
Бельсникели остановились, потом, как один, сделали шаг назад, да так и остались
стоять, обмениваясь недоуменными взглядами.
– Мне плевать.
– Но, может, тебе нужна наша помощь? – сказал Крампус. – Быть может, мы можем
помочь друг другу.
– Я так не думаю.
– Ты же видел моих Бельсникелей в деле. И знаешь, на что они способны. Что, если
они будут у тебя под началом? Если надо пролить кровь, на них всегда можно
положиться.
– Моей дочери угрожают плохие люди, – сказал Джесс. – Я хочу быть уверенным, что с
ней все в порядке.
Крампус кивнул:
– Понимаю.
– Это еще не всё. Все сложно. Мне нужна уверенность, что они больше никогда не
смогут причинить ей вреда.
– Я имею в виду, что я – хозяин мешка. Я могу приказать ему открыться в любое
место, какое только пожелаю… В этом мире, или в мире ином. Можем послать твоих
друзей на дно океана, или в царство мертвых, если таково будет твое желание. –
Улыбка Крампуса приобрела зловещий оттенок.
Джесс попытался это осмыслить. Он и не задумывался о том, что будет, если положить
что-нибудь в мешок, и куда оно денется. Эта мысль его несколько обеспокоила, но,
если только это было правдой – если хоть что-нибудь из того, о чем говорил Крампус,
было правдой, – это сильно упрощает дело. Может быть, это даже поможет ему избежать
тюрьмы. Вот только как можно довериться дьяволу?
Джессу стало ясно, что, в конце концов, все сводится к степени риска. Каковы шансы
на то, что он самостоятельно спасет свою дочь? А на то, что это существо, этот
дьявол, действительно его поддержит? «Может, это то, что нужно. Может, по крайней
мере, стоит попробовать».
Вернулся Маква, таща обеих птиц за шею. Кинул на Джесса мрачный взгляд. Один ворон
был до сих пор жив, и Крампус потянулся за ним. Джесс уже знал, что птицы были
огромными, гораздо больше любого виденного им ворона, и все же он был потрясен,
увидев их вот так, вблизи. Размером они были по крайней мере с грифа или орла.
Птица забилась в руках Крампуса, закаркала, попыталась клюнуть.
– Это печалит меня – видеть тебя вот так. Ты и твой брат – вы оба верно служили
Одину.
Он погладил ворона по клюву, по голове. Тот, взъерошив перья, прижался к его груди,
и тогда пальцы Крампуса скользнули вокруг его шеи и быстрым, ловким движением
свернули ее. Раздался хруст, и птица замерла. Крампус обнял ворона и Джесс увидел у
него на лице страшное горе.
– Как мало осталось древних в наши дни, – сказал Крампус тихо, почти про себя. – А
теперь нет еще двоих, – губы у него задрожали. – Эта кровь на твоих руках, Санта-
Клаус. Еще одно убийство на твоей совести, еще одна смерть, что взывает к отмщению.
– Крампус еще раз поцеловал ворона в макушку, а потом впился зубами в его череп.
– О, господи! – вырвалось у Джесса и он сделал шаг назад.
Крампус громко чавкал и хрустел костями. Проглотив, что было у него во рту, он
поглядел в небо.
– Благодарю тебя, Один. Благодарю тебя за этот щедрый дар… За эту толику твоей
крови в час нужды, – он вытер губы и откусил еще, а потом еще и еще, так, что кровь
ворона ручьями текла у него по груди и по подбородку.
Над горами взметнулись первые лучи солнца, и снег вокруг заблистал. Крампус,
запрокинув голову, подставил солнцу лицо. Из его груди вырвался долгий, глубокий
стон, и тут Джесс заметил, насколько существо успело измениться – его кожа темнела
на глазах, из серой, почти прозрачной превращаясь в черную как смоль. Его плоть,
казалось, набирала вес и объем – даже кости.
– На чем мы остановились?
– Мне нужно место, где можно скрыться. Место, где я смогу набираться сил,
готовиться. Лицо, не тронутое чернотой, глаза, что не горят во мраке, человек,
который будет добывать то немногое, что нам понадобится. Это всё.
– Немало воды утекло с тех пор, как я был ужасным. И я скучаю по тем временам.
Какое славное это будет угощение – слышать, как они молят о пощаде, смаковать их
кровь и предсмертные вопли.
* * *
Телефон Дилларда, вибрируя, заскакал по приборной панели его «Субурбана». Шеф сунул
кофе в подставку и, торопясь, подхватил телефон. Посмотрел на высветившееся имя и
подумал: а стоит ли брать трубку? Это опять был Генерал, вот уже третий раз за
последний час. Телефон зажужжал снова, и снова, и снова. Диллард поморщился и
щелчком раскрыл трубку.
– Что слышно? – спросил Генерал. Голос у него был охрипший, точно он в последнее
время не разговаривал, а орал.
– Слышно?
– С ними надо бы поосторожнее. Привлечь слишком много сил помимо того, что обычно –
это непросто, если не хочешь отвечать на кучу вопросов. Дело может стать совсем
тухлым, если Джесса сцапает шериф. Никому не известно, что он там начнет болтать.
Последнее, что нам нужно, – это чтобы шериф Райт начал совать повсюду свой нос.
– Ну, да, может, и так. Но, учитывая этот факт, мне трудновато понять, как он мог
оказаться замешан во всем этом вчерашнем дерьме. Мне кажется, кто-то его накрутил.
У меня сильные подозрения насчет тех ребят из Чарльстона, с которыми мы тогда
разобрались. Они используют Джесса, чтобы отыграться.
«Тут ты не один», – подумал Диллард. Он все пытался понять, что же именно пошло не
так прошлым вечером. Вот он возится с радио, а в следующую секунду – уже начинается
пальба, и Чет бежит к его машине, вопя, как оглашенный. Эти люди, кто бы они ни
были, завалили Линэрда Боггза, – убили каким-то долбаным копьем, – увели товар и
смотались, да так, что и концов не найдешь. И самое худшее, что случилось это под
самым его носом. А теперь, будто мало ему всего остального, нужно еще и убийство
прикрывать. Но больше всего Дилларда беспокоило другое – тот странный тип в костюме
Санты. Диллард же сбил его, врезался на полном ходу. Весь перед машины оказался
смят, так что это ему не пригрезилось. А вот что было после этого, Дилларду
помнилось смутно. Он потер свежую шишку на лбу – чертова подушка безопасности чуть
дух из него не вышибла. И все же тип куда-то исчез, и с концами. Такое ощущение,
что это ему приснилось. «Но он же был, по-настоящему. Я же видел его собственными
глазами».
– А что насчет Линэрда? – спросил Генерал.
– Тебе решать.
– Просто невыносимо думать о том, чтобы выбросить его тело – вот так. Я ж парнишку
еще с пеленок знал.
– Не-а, – сказал Генерал. – Линэрд вообще редко дома бывал. Немало времени пройдет,
пока кто-то заметит.
Диллард напрягся.
– Ты что, хочешь держать Эбигейл у себя в гараже? Серьезно? Ты ведь шутишь, да? Да
ее мать с нас обоих шкуру спустит.
– Да с кем я говорю? С каких это пор Диллард Дитон позволяет женщине – кем бы она
ни была – указывать ему, как вести дела? Смотри-ка, пара красивых глазок – и ты уже
под каблуком.
– Ты сам себя дурачишь, – сказал Генерал. – Попомни мои слова, стоит ей только
показать тебе норов, ты ее приструнишь. В точности, как Эллен. Вот увидишь.
– Чё?
– Эбигейл – наш лучший шанс на то, чтобы поймать Джесса. Если она будет сидеть у
тебя в гараже, он туда не сунется. Может, он и дурак, но не настолько. Но если она
будет здесь, у меня дома, – он, может, и попытается что-нибудь предпринять. А когда
он это сделает, я его достану. Из Гудхоупа ему не выбраться. Это я тебе точно
скажу.
– Н-да, ладно, но как насчет этих парней, с которыми он работает? Что, если они
придут вместе с ним?
– Слушай, это же Джесс. Кем он там может командовать? И с какого перепуга ребята из
Чарльстона станут рисковать своими задницами ради его дочери? Они же получили, что
хотели. Меня нисколько не удивит, если они уже успели наделать в Джессе дыр и
бросить где-нибудь в придорожной канаве.
– Ну уж, я надеюсь, что нет, на хрен! – заорал Генерал. – Мне этот парень живым
нужен. Я скормлю ему его собственную кочерыжку. Оболью голову машинным маслом, а
потом подожгу. Уж, на хрен, будь уверен! Он у меня заговорит, так его растак! Он
мне все расскажет, с какой-такой падалью он успел скорешиться! – Генерал орал все
громче и громче. – Я всех их, угребышей, на хрен, живьем зажарю! Всех до единого!
Вот что я тебе скажу…
Диллард отнял трубку от уха и положил ее на приборную панель, потом глотнул еще
кофе. Голос Генерала жужжал, точно донельзя разъяренная оса в стеклянной банке.
Диллард потер лоб, там, где ему попало подушкой безопасности. Халатности и
непоследовательности он не любил. Предпочитал, чтобы все было аккуратно, как его
тапперверовские контейнеры: все миски – на одной полке, все крышки – в ящике под
полкой, и каждая крышка соответствует миске по цвету. Но теперь – спасибо Джессу –
все пошло кувырком, ни следа порядка. Генерал пошел вразнос, и у Дилларда было
ощущение, что он наблюдает за его падением. И ему совершенно не хотелось, чтобы
Генерал утянул на дно и его, Дилларда. Он все чаще ловил себя на том, что ему
хочется просто умыть руки и уйти. Вот только от Генерала просто так еще никто не
уходил, разве что ты собирался идти прямиком до мексиканской границы. И даже тогда
никаких особых гарантий не было. Только не в этом случае, потому что Сэмпсон Боггз
был крайне злопамятным человеком. Ну, конечно, существовал и другой способ. «Какая
это будет жалость, если Генералу вдруг придется исчезнуть».
Когда уровень громкости несколько упал, Диллард опять приложил телефон к уху.
– Я тут хреном крутить не собираюсь, Диллард. Никто не смеет у меня красть. Никто
не смеет убить Боггза и остаться в живых, чтобы потом трепаться об этом. Уж я
прослежу, чтоб он сдох. И мне плевать, если на это у меня уйдет весь остаток жизни.
Он вздохнул. «Ну, так или иначе, Джесса в расчет скоро можно будет не брать. Это
должно положительно сказаться на наших отношениях с Линдой».
* * *
Услышав, как хлопнула входная дверь, Линда отставила кружку с кофе и выглянула из
кухни. Вошел Диллард, и на руках у него была Эбигейл. Она была завернута в одеяло,
все в той же пижаме, и крепко спала, прижавшись к его груди.
Линда открыла было рот, чтобы спросить, что это он делает здесь с Эбигейл, да еще
так рано утром, но тут ее сразил еще один вопрос: неужели что-то случилось с мамой?
Линде совершенно не понравилось выражение его лица. Она отнесла Эбигейл в спальню,
подоткнула ей одеяло и поскорей вернулась на кухню. Диллард уже сидел за столом,
грея ладони о дымящуюся кружку с кофе.
– Что случилось?
– Ладно… Конечно, – она села, внутренне подобравшись, и тут заметила, что у него
были ключи от ее машины.
– Джесс.
– Джесс? – от неожиданности она даже на секунду замолчала. – Ох… Ох, нет. Что он на
этот раз натворил?
– Тебе бы не о нем волноваться, – сказал Диллард едко. – Сколько раз я уже такое
видел. Люди расстаются по-плохому, а потом делают друг с другом страшные вещи.
Диллард посмотрел на нее так, будто она была ребенком. Она этот его взгляд просто
терпеть не могла.
– Диллард… Нет! Ты не должен был этого делать, – она еле сдерживалась, чтобы не
вспылить, как обычно. – Ты не имел права. Это же только между нами, – она сердито
посмотрела на него. – Господи, да мы даже еще ничего не решили толком. И зачем ты…
Линда открыла было рот, начала отвечать, вдруг увидела, как он на нее смотрит: в
глазах у него стоял такой холод, что ей стало страшно. Он сильнее сжал ее руку.
– Диллард, отпусти. Ты делаешь мне больно, – она разогнула его пальцы и убрала свою
руку. – А теперь, пожалуйста, расскажи мне, что случилось.
Крепко зажмурившись, он вздохнул; когда он раскрыл глаза, он, казалось, был опять
самим собой.
– Прошлым вечером Джесс встречался с Четом и Линэрдом, спрашивал, нет ли для него
какой работы у Генерала. Ребята говорят, он был весь взбудораженный, вид дикий,
отчаянный какой-то, они еще подумали, что он, наверное, обдолбанный. Они ему
сказали, что Генерал с ним покончил, пусть поищет себе работы в другом месте. Ну, и
Джесс принял это не слишком хорошо. Начал кричать, поливать грязью Генерала,
поливать грязью меня, тебя, Господа Иисуса, и вообще всех подряд. Когда Чет с
Линэрдом попытались его успокоить, он вытащил пушку и грозился их пристрелить.
Сказал, лучше он убьет тебя и Эбигейл, чем позволит кому-то другому вас забрать.
Выпалил пару раз в воздух, забрался в свой пикап и уехал.
– Чет позвонил мне вчера вечером, предупредить. Я всю ночь не спал, искал Джесса.
– Линда, это уже больше не тот Джесс, которого ты знала. Он расстроен, выбит из
колеи. Совершенно неизвестно, на что он теперь способен.
Линда помотала головой. Она никак не могла заставить себя в это поверить. Джесс,
случалось, делал совершенно безумные вещи, но он никогда и пальцем не тронул ни ее,
ни Эбигейл – да, насколько ей помнилось, вообще никого. Никогда.
– Линда, мне нужно, что ты мне тут помогла. Мне нужно знать, что я могу на тебя
положиться.
– Мне нужно, чтобы ты оставалась в доме, пока я тебе не скажу. Можешь это сделать?
«Нет, – подумала она. Мне нужно найти Джесса. – Нужно с ним поговорить».
– Мне нужно найти Джесса, пока никто не пострадал, – продолжал Диллард. – Пока
Джесс не причинил вреда себе, тебе или твоей малышке. Уверен, что он отсыпается
где-нибудь в своем пикапе, пока не протрезвеет. Хотелось бы мне найти его до того,
как он опять себя накрутит. Заберу его и посажу на пару дней в кутузку, чтобы
остыл. Может, так никто и не пострадает. Для меня будет гораздо проще, если я буду
знать, что вы с Эбигейл здесь и никуда не денетесь.
– Диллард, да не нужно так о нас беспокоиться. Джесс просто был расстроен. Я тебе
клянусь, это все разговоры, ничего больше. Джесс никогда бы не поднял руку на
Эбигейл. Никогда.
– Слушай, давай, я тебе по буквам скажу. Я не смогу делать свою работу, если буду
постоянно дергаться и думать, где сейчас ты и Эбигейл, – он явно начал
раздражаться. – Вы не можете оставаться у твоей матери, потому что она живет
слишком далеко от города. Вы мне нужны здесь, где я смогу за вами как следует
приглядывать. Ладно? Как думаешь, можешь ты для меня хотя бы это сделать?
Она сделала глубокий вдох и постаралась не заводиться. «Он расстроен, не спал всю
ночь. Просто беспокоится об Эби и обо мне. Вот и все, не нужно заморачиваться».
Он вышел из дома и запер за собой дверь. И только когда он уже уехал, до Линды
дошло, что ее ключи все еще были у него. Она потерла запястье, за которое Диллард
ее схватил. У нее все из головы не шло, какой холодный у него тогда был взгляд. И
она поймала себя на мысли: не слишком ли она поторопилась, не слишком ли легко его
дом и новая машина заставили ее забыть все эти слухи о его первой жене?
* * *
Джесс заметил короткий шпиль, едва возвышавшийся над верхушками деревьев, и
притормозил. Углядел заросший кустарником съезд, и свернул с покрытой гравием
дороги. Ежевика и колючий подрост скребли по бокам пикапа, но проселок привел их к
маленькой лесной церквушке. Она стояла, чуть покосившись, будто вот-вот упадет, при
первом же порыве ветра. На дощатых стенах и на изгороди давно уже не было краски, и
они совсем посерели. На ступеньках лежал разбитый в щепки большой деревянный крест
– он явно сорвался со шпиля. Дверь и окна все были забиты досками, и было ясно, что
уже долгие годы здесь никто не появлялся.
Крампус вдохнул полной грудью, будто вбирая в себя все, что было вокруг, и сказал:
– Раскрой душу, дорогой мой Вернон, и позволь Матушке-Земле спеть тебе свою песню.
– Голос у Крампуса стал более сильным, звучным и музыкальным, точно контрабас.
Джесс сорвал ветку, на которой еще оставались серые, увядшие листья, и направился
обратно к дороге.
– Ты что, серьезно?
Она нахмурилась:
Джесс фыркнул.
Джесс оглядел небо. Снова надвигались тучи; скоро опять пойдет снег. Джесс
надеялся, что это случится побыстрее, и их следы окончательно заметет снегом. Он
пошел обратно к машине, достал гитару. Бельсникели успели пробраться в церковь,
взломав заднюю дверь, и Джесс тоже вошел внутрь, следом за Изабель.
Джесс нашел на полке несколько масляных ламп. Он слил остатки масла в одну,
заполнив ее почти целиком. Окунул фитиль в масло, поджег его с помощью зажигалки и
слегка прикрутил вспыхнувшее пламя. Потом подошел к Вернону, дал ему свою
зажигалку, и вскоре «буржуйка» уже грела вовсю.
Помещение было не больше обычной классной комнаты, и, похоже, уже очень давно
служило чем-то вроде склада. На небольшой платформе у дальней стены стояла кафедра.
Позади висел большой, вырезанный вручную крест, а на нем – терпящий муки Спаситель.
Крампус стоял перед ним, впиваясь взглядом в страдальческие глаза Иисуса, и хвост у
него подергивался. Подошла Изабель с охапкой пыльных занавесок в руках.
– Держи, – она бросила одну драпировку Джессу. – Не бог весть что, но хоть немного
от холода спасает. Там еще целая груда около печки, если что.
Джесс отнес занавеску к покосившемуся пианино, которое сплошь было покрыто старыми
гнездами ос-горшечниц. Бросил занавеску на пол, и, привалившись к стене, вытянул
ноги, положив одну на другую. Откинул голову и устало вздохнул. «Как же это
чертовски приятно – перестать двигаться, хотя бы ненадолго». До него вдруг дошло,
что он что-то делал без передышки вот уже двадцать четыре часа, а съесть при этом
успел всего пару кусочков ветчины. Он положил на колени гитару, думая сделать что-
то с обломанными колками. Не важно, что гитара была сломана – просто держать ее в
руках было приятно. Джесс пробежался пальцами по струнам, пытаясь их настроить.
Шепотом чертыхнулся и, морщась, принялся сгибать и разгибать пальцы. Ему уже было
трудно ими шевелить. Рука вся покраснела и опухла, и Джесс опасался, что в рану
попала какая-то зараза. «С моей-то удачей к утру я уже, наверное, обзаведусь
гангреной».
Тут он заметил, что Крампус наблюдает за ним. Потом, ковыляя, подошел к нему и
уселся рядом. Выглядел Крампус так себе, и все же в глазах у него появился блеск,
которого раньше не было.
– Долгий день для нас всех, – сказал Крампус. – Для меня это был последний долгий
день из пятисот долгих лет. – Он подтянул мешок к себе на колени и принялся гладить
его, точно кошку, пока Бельсникели устраивались на ночлег – все, кроме Вернона,
который бродил туда-сюда, заглядывая в щели между окнами, будто Санта был уже
здесь, с мечом в руке и стаей голодных волков на сворке.
Крампус постучал по гитаре.
Джесс кивнул.
– Не могу… По крайней мере, пока эта штука не заживет, – потом тихо, почти про
себя, добавил: – А может, и никогда.
Крампус открыл мешок, закрыл глаза и сунул туда руку. Лицо у него вдруг стало очень
напряженным, потом на нем расцвела улыбка:
Крампус выудил из мешка треугольную флягу. Она вся была покрыта копотью, длинное
горлышко облеплено подтаявшим воском. Крампус облупил воск и вытащил подгнившую
пробку, потом приложил флягу к губам и сделал долгий глоток.
– Ахххх! – он вытер рот локтем. – Так сладко после всех этих долгих лет! А теперь
давай руку.
Джесс колебался.
– Тебе ничего не грозит, ведь это не просто мед, а мед из подвалов самого Одина.
Это, – тут Крампус, держа бутыль на вытянутой руке, окинул ее восхищенным взором, –
мед из погребов Вальхаллы. Мед, что течет из сосцов козы Хейдрун, когда она щиплет
листву с древа Иггдрасиль. Твоей ране он не повредит. А теперь подставь руку.
Джесс протянул ему ладонь. Крампус наклонил флягу, и Джесс весь напрягся в ожидании
прикосновения жгучей алкогольной струи. Искристая янтарная жидкость плеснула ему в
ладонь, пошла пузырьками, и Джесс почувствовал тепло, а потом приятное, чуть
щекотное ощущение; жидкость медленно впитывалась в его руку. Он сжал пальцы – и в
самом деле руке было гораздо лучше!
Джесс взял бутылку, поднес ее к носу и понюхал. Мед пах, будто цветущее поле в
самый чудесный весенний денек.
– Я подношу ему мед богов, а он его нюхает? – Крампус фыркнул. – Пей, глупец.
Джесс сделал осторожный глоток и почувствовал себя так, будто кто-то наполнил ему
горло чистейшей радостью. В животе стало тепло – не то жгучее ощущение, какое
бывает после глотка виски, а такое, будто ты влюблен. Он сделал еще один глоток, на
этот раз долгий, и хотел было хлебнуть еще, но тут Крампус забрал у него бутылку.
Джесс запрокинул голову, привалившись к стене. Мир вокруг потерял четкость, и ему
казалось, будто он плывет куда-то – прочь от всех горестей и забот.
– Мечта?
– Играть свою музыку. Это – самая заветная моя мечта. Я сливаюсь с музыкой, мы
становимся одним целым, и мелодия льется так чисто… И людям нравится, – Джесс
улыбнулся. – Они машут своими зажигалками и телефонами, качаются в такт. А потом
вызывают на бис всю ночь напролет.
– Так это то, чего ты хочешь от жизни больше всего? Играть свои песни?
– Этого с меня будет достаточно. Только когда я играю, я чувствую настоящую связь…
с собой, с людьми. Когда песня хороша, это… Это будто я беру свои чувства, из
самого сердца, все свои самые лучшие и самые худшие моменты, и делюсь ими с людьми.
Это скорее заклинание, чем пение. И мне плевать, пусть это будет только кучка
пьянчуг. Не важно. Важно то, что именно так можно коснуться чьей-то души.
Крампус кивнул:
– Эти мечты… Они – твоя душа. Ты должен воплотить их как можно полнее.
– Да, но знаешь, это же просто мечты. А проблема с мечтами та, что приходится
возвращаться к реальности.
– Так, что пора мне повзрослеть… Наверное. Пора отказаться от мечты. Оставить все
это позади… Потому, что в реальном мире места для мечты нет.
– Нет, – сурово сказал Крампус. – Это не правда. Твои мечты – это твой дух, твоя
суть, и без них ты – мертв, – он сжал руку в кулак. – Ты должен беречь свои мечты.
Я знаю, что это такое – когда их у тебя крадут. Я знаю, что это такое – быть
мертвым, – его голос перешел в рычание. – Береги свою мечту! Всегда береги свою
мечту!
Джесс поглядел на руку. Краснота почти прошла. Он пошевелил пальцами – больно было
совсем чуть-чуть.
– Лучше?
– Хорошо.
Мимо прошел Вернон и, пригнувшись, глянул наружу через щели в окне, около которого
они сидели.
– Вернон, – окликнул его Крампус. – Хватит суетиться. Никому от этого легче не
станет.
– Как вы можете вести себя, как ни в чем не бывало, когда эти чудовища нас
выслеживают?
Вернон подошел.
– Пей.
– Мед.
Вернон просветлел.
– О, – сказал он. Взял флягу, сделал долгий глоток, потом еще один.
Джесс заметил, что Нипи уже успел снять с лица пропитанную кровью тряпку. Щека
вокруг раны покраснела и распухла, но сама рана успела подсохнуть, и, кажется, даже
зарубцеваться. Это поразило бы Джесса, не навидайся он уже сегодня всякого. Было
ясно: тут наверняка замешано какое-то колдовство.
Вернон передал флягу Нипи. Нипи сделал добрый глоток и передал флягу дальше. Фляга
пошла по кругу, и вскоре уже все Бельсникели сидели или лежали с блаженным
выражением на лицах.
Крампус перестал гладить мешок, но долгое время ничего не отвечал. Потом сказал:
– Моя мечта – снова распространить повсюду славу Йоля, моих святок, вернуть милой
Матушке-Земле ее былое великолепие. Увидеть мои святилища и храмы по всему миру. И
чтобы все народы почитали меня. Это моя мечта, Джесс-музыкант.
– По всему миру, да? Это ты высоко нацелился. Хотя оно вроде не запрещается.
– И – поправь меня если я ошибаюсь – этот тип, Санта-Клаус… Я так понимаю, он тебе
некоторым образом мешает?
– Это имя – ложь. Подделка, – Крампус оскалился. – Его имя – вовсе не Санта-Клаус.
Его имя… его истинное имя… – он замялся. Казалось, он не в силах это выговорить.
* * *
«Бальдр», – подумал Крампус, а потом сказал это вслух:
– Да. Его истинное имя – Бальдр. «Вот, я сказал это. Спустя пять веков это имя
вновь коснулось моего языка». Он поморщился, ненавидя эту горечь. – Вернон, передай
мне мед.
Вернон, вскочив, поднес ему флягу. Крампус сделал большой глоток, – ему хотелось
смыть горечь.
– Мой дед, Локи, убил его однажды, давным-давно. А теперь я сделаю это вновь, – он
стиснул мешок. – Какая это была трагедия – смерть Бальдра! Такого светлого и
прекрасного, любимого всеми, – Крампус оскалился опять. – Или так эту историю
рассказывают, потому что я Бальдра до его смерти не знал. Мне об этих событиях
рассказала моя матушка, Хель, царица подземного мира. Она, бывало, рассказывала мне
эту историю – и еще множество других, – когда я был еще ребенком, и я слушал, сидя
на ступенях ее трона. Как сладостно звучал ее голос под скорбное пение мертвых!
– Не-а.
– Она рассказывала, как в Асгарде любили Бальдра, второго сына Одина. Все
превозносили Бальдра до небес: он был так мудр и прекрасен, что от него исходило
сияние, так благороден и велеречив. Она рассказывала, что все только и толковали о
том, как он сострадателен, как милостив к падшим; неустанно повторяли, какой он
верный защитник слабых и обездоленных – пока слушателю уже не хотелось повеситься.
Но был и тот, кого не ослепили красота и очарование Бальдра. Локи, будучи королем
всех лжецов, быстро распознал обман, хоть тот и был приятен на вид. Он видел
Бальдра насквозь – Бальдра и его ложь – и решил разоблачить его перед всеми,
особенно перед Одином – поскольку особой любви они друг к другу не питали. Слишком
велик был соблазн покрыть позором дом Одина.
Получив этот чудесный дар, Бальдр не мог стерпеть – ему нужно было похвастаться, и
он предлагал любому, кто бы ни пришел, развлечься – попытаться причинить ему вред,
любым оружием. Мать рассказывала, он устроил из этого целое представление,
наслаждаясь всеобщим вниманием, а другим богам эта игра очень понравилась, и его
слава росла – как и решимость Локи вывести его на чистую воду.
Локи прикинулся старухой и хитростью выманил у Фригг секрет омелы. Вооруженный этим
знанием, он отыскал растение и сделал из него стрелу, сплетя магию омелы и железа.
В следующий раз, когда Бальдр затеял свою игру, Локи взял с собой стрелу и тоже
пришел, смешавшись с толпой. Там он разыскал слепого брата Бальдра по имени Хёд и
спросил его, почему тот не участвует в веселье. Хёд ответил, что это игра – не для
слепых. Локи подал Хёду лук и зачарованную стрелу и предложил направить его руку.
Хёд страшно обрадовался возможности принять участие в игре и с силой натянул лук.
Стрела ударила Бальдра прямо в грудь, пронзила ему сердце, и он упал мертвым прямо
на месте, перед Фригг, перед Одином. Говорят, настала страшная тишина. Бедняга Хёд
не мог видеть, как они на него смотрели, но Локи мог. Он не выдержал и сбежал.
Горе Одина было настолько велико, что он велел убить Хёда на месте, – Крампус
покачал головой. – Мне всегда было жаль беднягу. Пешка в игре, погибшая из-за чужой
зависти и жажды мести. Очень печально. Один возложил тело Бальдра на гигантский
корабль Гинггорни и предал его огню. Говорят, жена Бальдра, Нанна, не смогла
вынести горя и бросилась в огонь, последовав за ним и в смерти, – Крампус сделал
еще глоток. – Но это было лишь начало, потому что душа Бальдра попала в Хель,
великое царство мертвых, неподвластное даже Одину. И, хотя Один с Фригг послали в
Хель еще одного своего сына, Хермода, дабы он предложил выкуп за Бальдра, моя мать,
Хель, не стала отпускать его душу. И немногим известно, что Хель просто водила
Одина за нос, пока Локи пытался вырвать у Бальдра признание. Он сказал Бальдру, что
тот будет рабом Хель, ее пленником до самого Рагнарёка, если не признается в своих
хитростях. И тут Бальдр его удивил – он отказался, не пошел на сделку, выбрал
остаться пленником Хель и провести долгие века среди мертвых, только чтобы его
обман не выплыл наружу.
И вот так-то я и увидел его впервые, узником Хель. Когда я был ребенком, он вызывал
у меня живейшее любопытство – прекрасное божество, заточенное в каменных палатах со
своей мертвой женой. У него был такой отрешенный вид, будто он окаменел от
отчаяния. Под конец он, бывало, стоял неподвижно целыми днями, неотрывно глядя в
бездонные глубины Нижнего мира, слушая песни мертвых и ожидая – вечно ожидая
Рагнарёка и обещанной ему свободы.
И я спросил у матери: «Как может тот, кто пожертвовал столь многим, быть подлецом?»
А она, рассмеявшись, сказала мне не путать гордыню и благородство, и предупредила
меня, чтобы я его не жалел. Но мне казалось, что он уже достаточно настрадался.
Даже тогда, еще совсем юным, я понимал, что судьбу Бальдра предопределили зависть
Локи и его ненависть к Одину. И потому я все-таки начал испытывать к нему жалость,
и это, друзья мои, стало причиной моих несчастий. Потому что мне предстояло выучить
горький урок: змея всегда остается змеей, как бы она ни меняла обличье. Откуда мне
было знать, что придет день, и я даже имени его не смогу произнести, что я сотни
тысяч раз буду представлять его кровь у себя на руках.
Крампус открыл было рот, чтобы продолжить и закончить свою историю, но, посмотрев
на Джесса, увидел, что музыкант спит.
– Вместе мы найдем стрелу Локи. Вместе мы убьем Бальдра, под какой бы личиной он
теперь ни скрывался.
Глава седьмая
Список плохих детей
Шаги, тяжелые шаги грохочут по лестнице. Джесс у себя в детской. Ему шесть, может
быть, семь, и сейчас Рождество. Перила увиты мишурой и гирляндами, они сверкают и
переливаются разноцветными огоньками. Огромная тень гасит фонарики один за другим:
кто-то поднимается вверх по лестнице.
Джесса начинает трясти; он натягивает одеяло повыше. Санта появляется на пороге его
комнаты; он такой огромный и массивный, что еле пролезает в дверь. Он подходит к
кроватке Джесса, а на плече у него огромный, кроваво-красный мешок. Он встает у
изголовья, возвышаясь над Джессом как башня, и пронзает его своими маленькими
черными глазками, будто взвешивая его душу.
Санта снимает мешок с плеча, кладет на кровать. Мешок шевелится, будто он набит
живыми кошками или, может, собаками. Джессу слышен приглушенный визг и мяуканье, но
он знает – этого не может быть, ведь это мешок Санты. Санта грустно качает головой.
Джесс пытается что-то сказать, ответить, что нет, он был хорошим, но рот его не
слушается.
Из-за спины у Санты появляются шесть сгорбленных фигур: блестящая, черная, как
смоль кожа, кривые рога, торчащие изо лбов, и длинные красные языки, которые,
болтаясь, свисают между черных зубов. Они смотрят на Джесса так, будто он – это
что-то очень вкусное.
Черти, как один, улыбаются, потирают руки и тянут к Джессу свои длинные-длинные
пальцы.
Джесс открыл глаза. Он все еще пребывал в обществе шестерых чертей; их скрюченные
силуэты были еле различимы в тусклом мерцающем свете «буржуйки». В церкви было
темно, и до Джесса вдруг дошло, что уже настала ночь. Сколько же он проспал? Чем-то
воняло; он потянул носом. «Кровь?»
Джесс вгляделся в полумрак и обнаружил, что на него не мигая таращатся два огромных
влажных глаза. Он приподнялся.
Джесс поднялся на ноги и, пошатнувшись, оперся рукой о стену: от меда у него все
еще кружилась голова. Никакой головной боли, никакого похмелья – просто немного
шумело в голове. В животе у него заурчало. Обогнув кучи омелы на полу, он подошел к
сгрудившимся вокруг мешка Бельсникелям.
– Что происходит?
– Мы пытаемся заставить его добыть нам хоть какое-нибудь нормальное оружие. Ну,
знаешь, на тот маловероятный случай, если на нас наткнется гигантский волк или еще
какое чудовище.
– Он что, может вытащить оттуда что угодно? – спросил Джесс. – Не только игрушки?
Джесс был согласен с Верноном: было бы совсем неплохо иметь под рукой какое-нибудь
продвинутое оружие, и уж точно оно не помешает, когда они будут штурмовать гараж
Генерала.
Джесс подошел, и Крампус передвинул мешок, так, чтобы он лежал между ними.
– Мешок находит то, что я пожелаю. Но сначала я должен знать, что ищу. Кроме того,
проще, если мешок знает, где искать. Проще и не так утомительно, а пока ко мне еще
не вернулась моя прежняя сила, я должен рассчитывать усилия.
– Ты поможешь мне искать. Ты не из рода Локи, так что мешок тебе подчиняться не
будет. Поэтому мы будем делать это вместе. Мы оба возьмемся за мешок. Ты будешь
думать о месте и о предмете, а я заставлю мешок подчиняться.
– Да, я знаю, как, – сказал Джесс. – Я уже это делал. Достал оттуда несколько
игрушек.
– Это не то же самое. Ты просто сунул руку в дверь, которая уже была открыта.
– Да, это и в самом деле нечто. Быть может, в тебе есть толика духа Локи. И все же,
это совсем не то же самое, что открывать двери. Этого ты никогда бы не смог
сделать, будь ты сам по себе, но это говорит о том, что мешок тебя услышит, –
Крампус улыбнулся. – Это хорошо, так нам будет проще.
– Оружие, – быстро ответил Вернон. – Очень хорошее оружие. Что-то, что может
проделывать большие дыры в гигантских волках.
– Знаешь место, где можно все это найти? – спросил Крампус. – Только не забудь –
чем меньше мне придется открывать дверей, тем лучше.
– Ищи?
Джесс пожал плечами, закрыл глаза и представил себе ворота, потом – гараж, а затем
– кабинет Генерала на втором этаже. Ничего особенного не происходило. Потом Крампус
положил руки поверх рук Джесса, и видение мало-помалу обрело четкость, обросло
деталями, которых Джесс даже и не помнил. Сейф был в углу. Джесс мысленно потянулся
к нему, и видение приблизилось; а потом он проник внутрь сейфа, и стало темно.
– Да.
– Дело сделано.
– Это что, всё?
– Мешок охотно отвечает тебе, Джесс, – Крампус окинул его чуть ли не отеческим
взглядом. – Быть может, в твоих жилах и вправду есть капля крови Локи.
– Так что, я могу просто вот так сунуть туда руку и достать что угодно?
– Можешь, но помни, что твоя рука окажется в этом, в другом месте. Руку может
увидеть любой, кто окажется поблизости. Это может привести к неприятным
последствиям – ты можешь потерять руку, или тебя затянут в мешок, и ты окажешься в
том самом месте, которое хотел обворовать.
Джесс замялся.
– Тогда мы закончили.
Джесс обозрел добытое добро: куча бабок, оружия и патронов. Кивнул и устало
вздохнул – внезапно он почувствовал себя выжатым, как лимон.
– Устал?
– Да, это возможно. После того, как дверь открыта, она остается открытой, пока я не
открою новую.
* * *
Изабель шагала рядом с Джессом по гравийной дороге, довольная, что выбралась из
попахивающей плесенью церквушки. Была ночь, и они шли в магазинчик под названием
«Пепперз», который, как утверждал Джесс, находился милях в двух, у Третьего шоссе.
Они решили пойти пешком, чтобы не рисковать – вдруг кто-нибудь узнает пикап, или у
них кончится бензин. Джесс нес в руке пустую канистру, которая валялась у него в
кузове, поскольку бензин был одной из тех вещей, которые Крампус не мог достать из
мешка.
– Эй, да ладно тебе, это же смешно. Я тебе говорю. Ты же понимаешь, этот тип –
наикрутейший сукин сын во всем округе Бун. Ха, да может даже – во всей Западной
Вирджинии.
Изабель против воли улыбнулась. Ей нравилось, как он на нее смотрел, нравились его
зеленые глаза, контур его подбородка, но больше всего ей нравился его смех –
теплый, добродушный, полный жизни. «Это здорово, – подумала она, – пройтись для
разнообразия с кем-то, кто моложе здешних холмов. И делу совершенно не мешает, что
на него приятно посмотреть, – признала она. Нет, совершенно не мешает». Интересно,
каково это – подержаться с ним за руки? Давненько она ни с кем за руки не
держалась. Последний раз это было с Дэниелом, уже больше сорока лет назад. Но ей
было прекрасно известно, что этот человек с ней за руки держаться не будет; она
знала, как она теперь выглядит.
– Ладно, ты должна помочь мне в этом разобраться, – говорил тем временем Джесс. –
Господи, прямо не знаю даже, с чего начать? Во всем этом нет ни капли смысла.
Санта-Клаус, и гигантские волки, и… что вообще за хрен этот тип, Крампус? Как ты
вообще оказалась в компании этого старого дьявола?
– Он не дьявол.
– Погоди, я что, что-то не так понял? Ты ж вроде как его рабыня? Разве не он это с
тобой сделал? – он указал на ее лицо. – Превратил тебя в монстра?
У Изабель даже щеки обожгло. Она отвела взгляд, удивленная тем, как ее задели эти
слова.
– Он спас мне жизнь, – сказала она, застегивая куртку и надвигая капюшон, чтобы
спрятать лицо. Она пошла дальше, оставив Джесса стоять на месте.
Он догнал ее.
– Ну, это все еще не дает ему права делать из тебя рабыню.
– Я пыталась убить себя, понял? Уже давно бы гнила в земле, если бы не Крампус.
Они продолжали идти дальше в молчании. Изабель хотелось сказать что-то еще,
поговорить наконец с кем-то, кроме Вернона и шауни, с кем-то молодым, с кем-то, у
кого такой ясный, сочувственный взгляд. Но она всегда была человеком закрытым, а
Джесса она совсем не знала. То, что у него был теплый смех и добрые глаза, совсем
не значило, что ему можно доверять. И как станешь рассказывать незнакомцу о том,
что забеременела в шестнадцать, если, конечно, тебе не хочется, чтобы на тебя
смотрели, как на какую-то голь с холмов. Но она вовсе не залетела по глупости –
может, будь оно так, все было бы проще. Ее глаза обожгло слезами, и она сердито
сморгнула их прочь. «Вот только не надо начинать. Просто не надо туда лезть, и
всё». Ее вечно заставало врасплох это воспоминание, из-за которого до сих пор было
больно, даже столько лет спустя. Она старалась не думать о ее ребенке, каково ему
было расти без матери. Может, будь она сильнее, она была бы с ним до сих пор.
Джесс обнял ее за плечи. Изабель давно никто так не обнимал, вот уже сорок лет. Она
закрыла руками лицо и всхлипнула.
– Господи, Изабель…
– Ну, в общем, надо мне было выбрать обрыв повыше, потому что то падение… оно меня
не убило, – у нее вырвался горький смешок. – Просто переломала себе кости.
Двигаться не получалось. Просто лежала там, плакала, кричала. Боль была ужасная. –
Она отодвинулась от Джесса и вытерла лицо рукавом. – Ну, тогда-то шауни меня и
нашли. Принесли к Крампусу. Думаю, я себе что-то в позвоночнике сломала, потому что
могла только одной рукой шевелить, и ниже пояса ничего не чувствовала. Перед
глазами все плыло. Думаю, я умирала. И тогда Крампус меня укусил.
– Укусил тебя?
– Угу. Так он это делает. Обращает людей. Что-то насчет смешения крови, так он
говорит. Ну, что бы он там ни делал, мне это спасло жизнь. Сразу меня вылечило.
Двух дней не прошло, а я уже была, как новенькая. Вот только это было не все, – она
вытянула перед собой руки, посмотрела на свои иззубренные черные ногти, на
чешуйчатую кожу. – Я не всегда была похожа на монстра, знаешь ли. У меня была
светлая кожа, и волосы длинные, рыжие. Симпатичные платья носила.
– Нет, – сказала она, зная, что если бы могла, то вернулась бы к сыну. Она знала,
что ее мальчику сейчас должно быть уже за сорок, что он ее просто не узнает, да и
не захочет узнавать, после того, как она его бросила. Но ей бы очень хотелось
посмотреть, каким он вырос. Посмотреть, достались ли ему глаза его отца. – Если бы
могла, сразу ушла бы.
Она кивнула:
– Можно сказать и так. С тех пор, как он нас обратил, стоит ему дать нам прямой
приказ, и мы просто не можем поступить как-то по-другому. Будто ты марионетка: ты
больше не думаешь, а просто делаешь.
– Он заставил нас принести клятву. Ну, там, не убегать, защищать его, заботиться о
нем, и все такое.
– Крампус?
Он рассмеялся:
Изабель улыбнулась.
– Точно сказать не могу. Шауни уверены, что он – бог леса. Черт, да они от него в
таком восторге, что ему, наверное, и не нужно было их обращать. Думаю, он сделал
это, чтобы они не старели. Маква рассказывал, что все их племя приносило Крампусу
дары еще тогда, когда тут вообще поселенцев не было.
Она рассмеялась.
– Ладно, пойду заплачу, прежде, чем бензин наливать. Это недолго. Я надеюсь, ты не
бросишь меня? – подмигнув, он направился дальше. – Да! – крикнул он через плечо. –
Смотри, на песцов не напорись. Одна девчонка тут пальцев на ногах недосчиталась,
всего пару недель назад.
Примерно через минуту после того, как Джесс зашел в магазин, на шоссе показалась
машина, и свернула на парковку. Изабель отступила поглубже в тень. Из машины
выбрались двое девчушек-подростков и парень постарше; они смеялись, явно над чьей-
то шуткой. Одна девчонка запрыгнула парню на спину и так доехала до магазина; все
трое при этом так ухали и смеялись, будто жизнь для них была одной большой
праздничной каруселью. «Такие беззаботные», – подумала Изабель, изо всех сил
стараясь не завидовать.
– В жизни не всегда все идет так, как ты хочешь, – пробормотала она себе под нос. –
Только и всего.
Изабель смотрела, как они дурачатся в магазине. У обеих девушек были длинные,
волнистые волосы, сиявшие мягким блеском в свете пивных реклам. «Как раз такие, в
которые мужчине так и хочется запустить пальцы», – подумала Изабель, прикоснувшись
к собственным, коротко обрезанным, волосам. На ощупь они были жесткими, ломкими. У
нее не было возможности помыться еще с осени; горные речки были слишком холодны.
Девушки были накрашены: тушь на ресницах, губная помада. Сережки в ушах. «Ну да,
все что девушки обычно делают, когда хотят быть покрасивее». Она задумалась: может,
макияж поможет скрыть пятна у нее на лице? «Может, немного помады? Тогда, кто
знает, может, я буду больше похожа на женщину, а не на какого-нибудь пещерного
монстра».
Из магазина вышел Джесс; в одной руке у него была канистра, в другой – пакет с
покупками. Он кивнул Изабель, подошел к колонке, и принялся наполнять канистру
бензином. Ребята появились из магазина минуту спустя. Парень потряс банку с
газировкой, открыл, и направил бьющую из банки струю на девчонок. Те заорали и
принялись кидаться в него снегом. Он попытался увернуться, поскользнулся и
растянулся на льду, выронив банку. Все трое смеялись так, что Изабель уже подумала,
что им понадобится медицинская помощь. И вдруг Изабель страшно захотелось, чтобы
они прекратили. Ее руки сжались в кулаки. Она поймала себя на том, что ей хочется
заткнуть их, вырвать их красивые волосы, расцарапать их хорошенькие личики,
показать им, каково это – лишиться всего.
Подошел Джесс.
– Изабель, мне надо узнать, все ли в порядке с дочкой. Я просто позвоню ее бабушке.
Этот звонок никак не может подвергнуть Крампуса опасности. Так что расслабься.
Она прикусила губу. Если ничто не угрожало Крампусу напрямую, и не нарушало его
запретов, – решать надо было ей.
– Ну… ладно.
– Что это?
Она посмотрела, как он идет к телефонной будке, потом осторожно заглянула в пакет.
Там лежала упаковка арбузной жвачки, огромная шоколадка с миндалем, а еще что-то
пушистое. Она вытащила это из пакета, и оно оказалось очень пушистой черно-белой
зимней шапкой. Рассмотрев шапку получше, Изабель обнаружила, что сделана она была в
виде головы панды, с носом, ушами и большими печальными глазами. Еще у шапки
имелись завязочки, которые оканчивались огромными лохматыми помпонами. Это была
ужасно дурацкая шапка, но никто бы никогда не подумал, что она – мужская. В пакете
еще оказалась коробочка. Она вытащила ее, открыла, и внутри нашла браслетик с
амулетами, к которому был пристегнут огромный пушистый брелок в форме сердца. У нее
вырвался писк, и она прикрыла ладонью рот. В украшениях Джесс явно разбирался так
же плохо, как и в шапках, но она все никак не могла согнать с лица улыбку. Изабель
вытащила браслет из коробки и застегнула у себя на запястье. Просто дешевая
безделушка, ей это было прекрасно известно, но такая блестящая и очень-очень
девичья. Монстрам парни такое не покупают, и в это мгновенье, в эту секунду она
опять почувствовала себя девушкой. Закрыла глаза, смакуя это чувство. По щеке
сбежала слеза, потом другая. Она попыталась припомнить, когда в последний раз ей
что-то дарили. Да, это был Дэниел, и он подарил ей колечко. Сорок лет назад. Она
вытерла глаза.
Джесс уже повесил трубку и быстро шел в ее сторону. Изабель тут же откинула
капюшон, натянула шапку и завязала под подбородком пушистые помпоны. Она надеялась,
что выглядит так же глупо, как себя чувствует, и ей не терпелось посмотреть, какое
у него будет лицо, когда он ее увидит.
– Мать Линды спросила меня, зачем это Эш Боггз явился к ней в поисках Эби. Только
это мне старая ведьма и сказала, и больше ни черта. Только все пытала меня, чего
это я такого натворил. Знаешь, что это значит?
– Это значит, Генерал собирается привести свою угрозу в исполнение. Твою мать! –
голос у него сорвался. – Твою мать!
Джесс с его длинными ногами, сам не замечая, шел очень быстро, и Изабель
приходилось временами переходить на трусцу, чтобы за ним поспеть.
Изабель молча смотрела, как Джесс переливает бензин в бак пикапа; пустую канистру
он бросил в кузов.
* * *
Когда они пришли, Вернон сидел на ступеньках крыльца. Он поглядел на Изабель и
хихикнул:
Джесс направился было внутрь церкви, но Вернон выставил руку, преграждая ему путь:
Джесс оттолкнул руку Вернона и прошел внутрь церкви. Изабель последовала за ним, и
они увидели Крампуса, который сидел, скрестив ноги, перед «буржуйкой». Мешок лежал
перед ним, а вокруг валялось множество наконечников стрел – золотые, бронзовые, и
все явно очень древние. Шауни сидели на некотором расстоянии от него, внимательно
за ним наблюдая, и вид у них был встревоженный. Випи глянул на них и покачал
головой.
– Подожди.
– Крампус.
Крампус сдвинул брови, но глаз не поднял.
Крампус, все так же сидя с закрытыми глазами, поднял руку и нетерпеливо ею помахал.
Изабель заметила, что Повелитель Йоля выглядел все более расстроенным, и она знала,
чем это чревато. Она бросилась к Джессу и положила руку ему на грудь, пытаясь его
предупредить.
Крампус погрузил руку в мешок и принялся там шарить. Это продолжалось несколько
минут. Изабель прямо чувствовала, как с каждой секундой в Джессе поднимается
раздражение.
Крампус вытащил из мешка руку, открыл глаза, уставился на свою пустую ладонь и
испустил вой.
Джесс не отступил.
– Нам надо ехать прямо сейчас. Забрать мою дочь, пока не…
– Это ты не понимаешь. Я должен найти стрелу Локи. Без нее мы против него
бессильны. Бальдр убьет нас всех.
– Крампус, ты должен…
– Нет! – вскричал Крампус, поднимаясь на ноги. Хвост у него так и ходил ходуном из
стороны в сторону. – Не тебе говорить мне, что я должен делать!
– Прекрати, Джесс.
– Моя кроха в беде, и я должен с этим что-то поделать! Вот что я тебе скажу: сиди
тут, если тебе охота, а я разберусь со всей этой херней, – он вырвал у Изабель свою
руку и решительно прошагал к картонной коробке, где лежали деньги и оружие.
Крампус тяжело шагнул к ним, и застыл, возвышаясь над Джессом; в горле у него
клокотало низкое рычание. Изабель знала, что Джесс зашел чересчур далеко, знала,
что Крампус его укусит, обратит.
– Моему терпению пришел конец! – резко заявил Крампус. Он присел и схватил Джесса
за руку. – Ты не оставляешь мне выбора. – Он ухмыльнулся, обнажая клыки.
У Крампуса был такой вид, будто вот сейчас он убьет ее голыми руками.
Крампус оттолкнул ее с такой силой, что она покатилась по полу и врезалась в ряд
скамей. Изабель, перевернувшись, вскочила на ноги и закричала:
– Неужели слово Повелителя Йоля ничего не значит? Так чем ты тогда лучше Санта-
Клауса?
Крампус вскочил на ноги, пожирая Изабель гневным взглядом, и она видела, что он
взвешивает, убивать ее или нет, видела это в его горящих глазах. Он задрал лицо к
потолку, испустил страшный вопль, потом стиснул зубы и стоял так некоторое время,
зажмурившись; его грудь так и ходила ходуном. Постепенно его дыхание успокоилось.
Плечи опустились.
– Изабель… Мой маленький лев. Сердце у тебя исполнено храбрости, а слова – правды,
– он перевел взгляд на Джесса. – Ты… если ты еще хоть раз бросишь мне вызов… Я тебя
убью, – его слова прозвучали окончательно и бесповоротно; он вздохнул. – Я сдержу
свою клятву. Эти люди умрут, и умрут они плохой смертью. Но все в свое время, и
сейчас нас ждут более срочные дела, – он повернулся и, пошатываясь, вернулся
обратно к печке. И уставился на мешок.
Маква сбил Джесса с ног, кинул плашмя на пол и прижал коленом, затем указал на
карнизы для занавесей, стоявшие в углу. Випи вскочил на ноги, вытащил нож и срезал
с карниза шнуры. На обратном пути его перехватила Изабель:
– Дай-ка мне это, – и она забрала у Випи шнуры. Випи бросил взгляд на Макву и пожал
плечами. Изабель подошла к Макве.
– Не будь таким дикарем. Давай, слезай с него.
Маква скривился и сказал что-то на шауни – явно что-то нелестное, но с Джесса слез.
Крампус сел рядом с мешком. Подобрал с пола одну из стрел и принялся внимательно
разглядывать.
– Где же ты прячешься?
* * *
Санта-Клаус стоял на краю обрыва и смотрел вниз, на волков. Утренний ветер трепал
его длинную бороду. Дыхание облачками пара вырывалось изо рта. Волчица посмотрела
на него, потом на своего волка, лежавшего рядом. Заскулив, она тронула лапой волка,
но тот не двигался. Задрав голову, она поглядела на седобородого человека и
тявкнула. Лицо у Санты дернулось, но он не двинулся с места, только смотрел.
Несколько минут спустя он увидел сани – они появились над дальним гребнем и летели
к нему. Они были меньше его рождественских саней, и тянули их двое козлов –
Тангниостр и Тангриснир. Козлы были истинными козлами Йоля, последними из своего
рода, последней его связью с иными временами.
– Жаль.
– Да, – согласился Санта. – А Гери не оставит его даже в смерти. Их судьбы едины.
Они смотрели, как Гери ходит вокруг своего товарища. Она лизнула его в мохнатую
морду и опять посмотрела на седобородого человека. Опять тявкнула. Заскулила.
– Не можем же мы оставить их вот так, – сказал Тахл. – Должно же быть что-то, что
мы можем сделать.
– Это печально, но они, как и все древние, принадлежат прошлому, и их время ушло, –
Санта отвернулся и пошел к саням. Старший эльф последовал за ним, но младший
остался, не отрывая взгляда от обреченных созданий.
– Поедем, Тахл, – окликнул его Санта-Клаус. – И так тяжело, не стоит все еще больше
усложнять.
Эльф прикусил губу и, повернувшись спиной к обрыву и к волкам под ним, с разбегу
запрыгнул в сани. Старший эльф тряхнул вожжами; козлы, заблеяв, прыгнули в небо и
понеслись над верхушками деревьев. Тахл смотрел, как фигурки волков становятся все
меньше и меньше, пока они не превратились в два крошечных пятнышка среди
заснеженного леса.
Когда сани исчезли за гребнем холма, волчица задрала морду и завыла; одинокий,
тоскливый вопль далеко разнесся среди покрытых снегом холмов.
Глава восьмая
Западня
Вой впивался Крампусу в мозг, в сердце. Еле слышный, слабее шепота, звук: эхо,
услышанное эхом. И все же это было почти невыносимо. Первый утренний свет брезжил
сквозь щели в досках. Остальные мирно спали; казалось, их сон ничто не тревожит. Но
Крампус не знал, куда деваться от этого безнадежного, отчаянного вопля. «Сколько
горя», – подумал он. Схватившись за мешок, он положил его себе на колени и волевым
усилием выкинул вой из головы. «Стрела Локи, – думал он. – Ее необходимо найти, или
я останусь беззащитным». Он направил всю свою волю для решения этой задачи,
удерживая перед мысленным взором стрелу – во всех ее возможных воплощениях. Вот
только у него не было ни малейшего представления, как может выглядеть легендарная
стрела, где она может быть, и ему приходилось полагаться на мешок не только в
поисках, но и в определении объекта, а мешок всегда брал свое. «Где ты? Где ты?»
Согласно легенде, Один унес стрелу в Муспель, мир лавы и огня, чтобы расплавить там
и уничтожить навеки. Но Хель рассказывала другое. Крампус закрыл глаза, подумал об
Асгарде и направил мешок на поиски стрелы. Перед его мысленным взором проплывали
изуродованные, обугленные руины Вальхаллы, и окружающие ее выжженные, мертвые
земли: кладбище, занесенное пеплом. Крампус задумался, сколько еще времени
осталось, прежде чем этот призрачный мир растает, будет потерян навсегда. У
иссохших берегов, на обнаженном дне морском лежал остов судна.
Видение потускнело. Крампус открыл глаза: он опять был в той же самой церкви, и,
сидя на полу, глядел в искаженное страданием лицо деревянного Христа, который все
так же висел на своем распятье. Он вздохнул, выпустил мешок из рук. Усталость
пробирала его до самых костей. Он с трудом поднялся на ноги и подошел к окну, за
которым брезжило морозное утро. Посмотрел, как рассветные лучи танцуют на
сосульках, вслушался в утреннюю перекличку птиц. Как же ему хотелось просидеть
здесь весь день, глядя, как Соль бредет по привычной дорожке средь зимнего леса! Но
у него просто не было времени на подобные развлечения – нет, только не у него, пока
сердце Бальдра еще бьется у того в груди.
И снова вой.
«Гери». Крампус это точно знал. Язык животных был для него родным, а с древними его
связывало многое. Вой говорил не только о боли и отчаянии – он говорил о
предательстве. Крампус покачал головой. «Он бросил их. Великие звери Одина брошены
подыхать в одиночестве. – Крампус стиснул кулаки так, что ногти впились в ладони. –
Один бы проклял его за подобное злодеяние».
«И здесь не только его вина, потому что и я приложил к этому руку. Этого отрицать
нельзя. И что же, значит, я – такой же, как он? Буду сидеть, сложа руки и ничего не
делать? Дам им умереть? – он потряс головой. – Надо что-то делать».
Бельсникели подняли головы, сели, заозирались, будто не понимая, где это они и как
здесь очутились. Джесс подобных сомнений явно не испытывал. Он быстро сел; руки у
него были все так же связаны за спиной, ноги – примотаны к церковной скамье.
Крампус с легкостью мог сказать, на чем сосредоточены все его помыслы: это была
ненависть. Джесс и не пытался скрывать свои чувства. Крампус подумал, как бы
удивился Джесс, узнай тот, как он, Крампус, его понимал. Ему нравился сильный дух
этого человека, и ему хотелось сказать ему, чтобы тот немного потерпел, что он,
Повелитель Йоля, сдержит данное ему обещание. Но Крампус знал, что человек попросту
не услышит его слов, пока ненависть нашептывает ему в уши.
* * *
– Это просто тупость какая-то, – сказал Джесс, не отрывая глаз от обледенелой
дороги, и одновременно ощупывая карманы в поисках потерянной сигареты.
На ней все еще была та дурацкая шапка в виде панды, которую он ей купил: она так ни
разу и не снимала ее с тех пор, как надела тогда, у заправки. Из-за этого ему
трудно было на нее злиться.
Джесс сбросил скорость, так что пикап еле полз по дороге: они переезжали вброд
небольшой ручеек. Он покачал головой. На шоссе им повезло: навстречу попалась
только пара фур, гнавших по шоссе из одного штата в другой. Но было еще совсем
рано, и вскоре движение станет плотнее. Не было никакой гарантии, что удача не
отвернется от них на обратном пути.
Джесс подумал, что это так себе идея. Он предпочитал, чтобы у него оставалась
возможность дать по газам и уехать, если вдруг появятся волки, а на старенький
восьмицилиндровый мотор полагаться не стоило: сразу он заводился далеко не всегда.
Даже будучи разогретым.
Крампус вылез из пикапа; Бельсникели последовали за ним. Шауни успели заткнуть свои
пистолеты за пояс, а копья держали наготове, напряженно всматриваясь в лес. Вернон
подошел к водительскому окну; при себе у него был модифицированный «Мак-10», с
которым он увлеченно возился, явно не замечая того факта, что дуло было направлено
прямо Джессу в лицо.
Джесс оттолкнул дуло от лица, так, чтобы оно смотрело в землю. Ему слабо верилось,
что Вернон способен применять пистолет-пулемет без риска подстрелить либо себя,
либо товарищей по оружию. Джесс только надеялся, что его самого при этом поблизости
не будет.
– А я готов, – ответил Вернон, не замечая, что при этом наводит пистолет прямо на
Джесса.
– Твою мать, Вернон! – заорал Джесс, отпихивая от лица дуло. – Слушай, просто
смотри, куда ты направляешь эту штуку. Ладно?
– Ох, да. Прости.
Крампус с шауни стояли на краю обрыва, вглядываясь в ущелье внизу, и тут по долине
разнесся низкий вой. У Джесса по спине пробежали мурашки. Выли совсем неподалеку.
Он увидел волков, обоих, под обрывом, где-то в пятидесяти ярдах внизу. Один волк
лежал на боку. Джессу он показался мертвым. Другой стоял над ним, словно на страже.
Он смотрел вверх, прямо на них, вздыбив шерсть, и рычал. «Его явно нужно просто
оставить в покое».
Несколько минут Крампус и волк разглядывали друг друга; хвосты у обоих так и ходили
из стороны в сторону. Наконец, Крампус заговорил.
– Никто из вас не применит оружие без моей команды. Это приказ. А теперь ждите
здесь, – он пошел обратно к машине и вытащил из кузова мешок.
Крампус закрыл глаза, стиснул мешок в руках, потом открыл глаза. Сунул руку в мешок
и вытащил оттуда какой-то бесформенный предмет. Бросил мешок обратно в машину и
вернулся к ним.
– Это же коровья нога, – сказал Вернон. – Он собирается кормить этих тварей, или я
ошибаюсь? Он сошел с ума. Окончательно.
Джесс вдруг понял, что Крампус открыл дверь обратно в церковь и просто взял кусок
мяса из ванны.
Крампус сделал шаг, потом еще один: он медленно, но верно приближался к волку. Волк
не обнаруживал ни малейшего намерения отступать, только его рычание становилось все
утробнее и громче. Джесс поймал себя на том, что чувствует то же, что и Вернон:
Крампус действительно сошел с ума. Даже у шауни был неуверенный вид: они нервно
переглядывались, стискивая в руках оружие.
Волк отступил на шаг, потом еще, и еще. Крампус положил перед ним кусок говядины.
Волк понюхал мясо; он явно смешался – то рычал, то скулил, потом опять принимался
рычать.
Крампус подошел к раненому волку и присел перед ним на корточки. Оторвав кусок
мяса, он протянул его простертому на снегу волку. Тот поднял голову, понюхал,
лизнул мясо и – взял. Крампус скормил ему еще кусок, и еще, поглаживая его мех, а
второй волк, что поменьше – видимо, волчица – смотрел на них. Наконец, волчица,
поджав хвост и принюхиваясь, сделала осторожный шаг вперед. Крампус подтолкнул
кусок мяса к ней поближе. Волчица лизнула мясо, а потом жадно вцепилась в него
зубами. Джессу стало интересно, когда же она ела в последний раз.
Вернон улыбнулся.
Джесс подул в ладони, пытаясь согреть дыханием пальцы, потом сунул руки в карманы.
Наткнулся на ключи, и сердце подпрыгнуло у него в груди. Он совсем забыл, что ключи
были теперь у него; прежде его мысли целиком были заняты волками – он все время
ждал, что они вот-вот выскочат из-за деревьев и бросятся на них, чтобы растерзать в
клочья. Из-за страха и прочих переживаний он даже не думал о том, чтобы сбежать, а
теперь вдруг сообразил, что мысли были заняты другим не у него одного – все
остальные тоже забыли про ключи.
Он быстро глянул в сторону машины; пикап будто только и ждал, чтобы он прыгнул за
руль. Джесс посмотрел на Вернона, который стоял над краем дороги. «Один толчок в
спину – и готово, – Джесс стиснул ключи в кармане. – Может, другого шанса у меня
больше не будет».
– Нет, ну это просто потеха какая-то, – сказал Вернон. Он был полностью поглощен
разворачивавшейся внизу драмой.
Джесс открыл было рот, чтобы ответить, но в голову ничего не приходило, и он просто
пожал плечами.
Тот волк, который стоял, вздыбил шерсть на загривке и опять зарычал, глядя на
приближающихся Бельсникелей. Те замерли.
– Ах, какая будет жалость, если кому-нибудь из этих тупоголовых дикарей откусят
руку, – со смешком сказал Вернон. – Просто безобразие какое-то.
Джесс глянул вниз, на камни и торчащие из земли корни. Ему совершенно не хотелось
никого убивать – только сбежать. «Прости», – подумал Джесс, и толкнул Вернона с
обрыва, чего тот явно не ожидал.
Вернон полетел вниз, но Джесс не стал задерживаться, чтобы посмотреть, что случится
дальше. Он со всех ног бросился к машине, прыгнул за руль и всадил ключ в замок
зажигания. Повернул ключ, двигатель взвизгнул, – и замолчал. Джесс представил себе,
как Бельсникели всем скопом карабкаются вверх по обрыву; он знал, что у него есть
всего пара секунд. Он попробовал опять, легонько нажимая на педаль, с трудом
сдерживаясь, чтобы не дать слишком много газу, и не загубить все. В этот раз
двигатель завелся, и глушитель чихнул, выплюнув облако черного дыма. Джесс врубил
передачу и, уже не сдерживаясь, дал по газам.
* * *
Перед самым городом Джесс свернул на гравийную дорогу, ведущую к дому матери Линды,
потом – на площадку у горного ручья, где можно было развернуться. Он выпрыгнул из
машины, не заглушая мотор, и открутил четыре болта, которыми крыша – или то, что от
нее осталось – крепилась к кузову. Крышу он засунул поглубже в кусты. Он и не
помнил, чтобы когда-нибудь видел пикап без крыши, и еле узнал машину. Оставалось
только надеяться, что и остальные тоже ее не узнают.
– Ладно, посмотрим, что там у тебя есть, – он распустил шнурок, закрыл глаза,
подумал о пистолетах-пулеметах, и сунул руку в мешок. Рука зашарила в пустоте, и
долгую секунду ему казалось, что эта дверь уже закрылась, и тут его пальцы
наткнулись на что-то, похожее на картон, а потом – на холодную, твердую сталь. Он
вытащил руку и улыбнулся – это был один из «Маков», и в эту минуту он был для него
самым прекрасным предметом на земле. Он подумал о патронах, представил их себе, как
картинку, опять сунул руку в мешок – и вот они, магазины, прямо у него на ладони.
Он выщелкнул из магазина пару патронов. – Ну, это должно немного сравнять шансы.
Джесс закинул мешок на пассажирское сиденье и сел за руль. Сжав в руке пистолет, он
поднял голову и поглядел вверх.
– Спасибо тебе, Господи, – он поцеловал оружие. – Я принимаю это как знак, что ты
все-таки будешь болеть за меня.
* * *
Джесс свернул на подъездную дорожку матери Линды, объехал дом и припарковался
сзади. Повесил пистолет на плечо, выпрыгнул из машины и взбежал на заднее крыльцо.
Стучать он не стал, просто вломился в дверь и побежал по дому, оглядываясь в
поисках Линды и Эбигейл.
– Здесь их нет.
– Джесс, да что это с тобой? Разве можно вот так врываться в чужой дом и…
– Хуже быть уже не может. Они хотят причинить им вред… Им обеим, Линде и Эбигейл.
– Миссис Коллинз, я налажал, я это знаю, но я с радостью отдам свою жизнь, чтобы
все исправить. Это что-нибудь для вас значит?
– Ничего не скажу.
Она скрестила на груди руки, и он понял, что узнать у нее этот номер он сможет,
только повыдергав у нее по очереди все ногти. Он дернул трубку, вырвав провод с
мясом из телефона.
– Прошу прощения насчет телефона, миссис Коллинз. Просто мне не хочется, чтобы вы
сообщали кому-то, что я был здесь, по крайней мере, какое-то время.
Он пошел обратно к машине, прихватив с собой трубку. Полли вышла следом за ним на
крыльцо и смотрела, как он садится в пикап.
* * *
Зазвонил телефон. Потянувшись, чтобы взять трубку, Диллард сшиб с тумбочки упаковку
экседрина, и таблетки, рассыпавшись, покатились по полу.
– Твою мать, – еще звонок. – Алло, – в трубку дышала какая-то женщина. – Полли, это
опять вы? Черт, Полли, мы же вас просили прекратить все время…
– Он едет к вам, – выпалила Полли.
– То есть, Джесс?
– Успокойтесь, Полли. Я все улажу, – Линда села в кровати, щурясь на свет и явно
ничего не понимая.
– Слушайте, повторите Линде все, что только что сказали мне, – он передал Линде
трубку и встал с кровати; натянул брюки, рубашку, сапоги. Взял пистолет, наручники
и телефон с тумбочки и вышел в коридор. Было слышно, как Линда пытается успокоить
мать, и Диллард надеялся, что Полли убедит ее в том, что у Джесса поехала крыша.
«Мне начинает надоедать, что она вечно пытается защитить этого маленького
хренососа».
– Чет?
– Диллард?
– Да. Давай, тащи свою задницу сюда, ко мне. У меня для тебя подарок.
– Джесс?
– Он будет здесь в любую минуту, так что, может, тебе стоит поторопиться.
– Нет. Этого не будет. Я хочу, чтобы ты пошла в комнату и ждала там вместе с
Эбигейл, пока я тебе не скажу. Поняла?
– Нужно, чтобы ты не путалась у меня под ногами, не мешала мне делать свою работу.
– Ты слышала, что говорит твоя мать? Это что, похоже на того Джесса, которого ты
знала?
– Ты меня пойми, пока этот пистолет у него, есть очень большой шанс на то, что он
будет убит.
– Я знаю.
– Готова?
* * *
Джесс взвесил в руке «Мак-10», вставил магазин. Сунул в карман еще пару магазинов,
про запас, открыл дверцу и выбрался наружу. Осторожно, беззвучно прикрыл дверь и,
повертев головой, быстро проверил обе стороны дороги, вдоль которой теснились
деревья. Дома здесь стояли далеко друг от друга, и до ближайшего почтового ящика
было, по меньшей мере, ярдов сто. Он перекинул ремешок через голову, так, чтобы
пистолет был у него под мышкой. Негустой, легкий снег превратился в отвратительную
морось. Подняв воротник куртки, он направился вверх по склону к дому Дилларда.
Джесс сидел в кустах на краю Диллардова двора, и жалел о том, что у нет с собой
сигареты, чтобы успокоить нервы. Патрульной машины не было видно, значит, имелся
хороший шанс, что и Диллард тоже отсутствовал. А если Диллард был дома, то, скорее
всего, он был у себя в кровати, а значит, Джесс мог надеяться застать его врасплох.
«Готов ли ты в него стрелять?» Джесс вспомнил прошлый раз, когда перед ним стоял
этот выбор. «Сейчас все по-другому. Сейчас дело не во мне. Дело в Эбигейл. Если
надо будет, я его застрелю». Он сделал глубокий вдох и сдвинул на «Маке»
предохранитель, надеясь изо всех сил, что ему не придется ни в кого стрелять.
Выбравшись из кустов, он пошел к дому.
Он крался вдоль стены, заглядывая в окна, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть,
понять, кто там, внутри. Он уже начал подниматься на переднее крыльцо, когда дверь
распахнулась. Джесс вздрогнул, поднял пистолет, держа палец на спусковом крючке.
В дверях стояла Линда, и на секунду он забыл про Дилларда, про Генерала, даже про
Крампуса, и только чувствовал, как болит у него сердце.
– Джесс, – сказала Линда. Она явно была в шоке. – Что ты здесь делаешь?
– Где Эбигейл?
Она оглядела его с головы до ног, и по ее глазам ему стало понятно, какое жалкое
зрелище он собой представляет.
– Прошу тебя, – сказала она. – Пожалуйста, положи его, и поговори со мной, Джесс.
– Ох, Линда. Ох, нет… Ты все не так поняла, – он рванул ремешок через голову,
положил оружие на столик под овальным зеркалом, стоявший в прихожей, и шагнул к
ней. – Детка, последнее, что я хотел – это напугать тебя.
Она отступила.
Он просто не мог вынести эту боль у нее в глазах. Он протянул к ней руки, сделал
еще шаг:
Краем глаза он увидел тень, выскочившую из темного кабинета. Тень бросилась на него
прежде, чем он успел обернуться, и они с оглушительным грохотом врезались в стену.
Потом из-под него вышибли ноги, и он упал на пол, треснувшись лбом о плитку «под
гальку». На какой-то момент все потонуло во вспышке белого света, делалось
медленным и тягучим. На спину обрушилось что-то очень тяжелое, и сильные, жесткие
руки скрутили ему запястья, защелкнув на них холодную сталь. Его охлопали в поисках
оружия, потом пинком перевернули на спину. Когда ему удалось сфокусировать взгляд,
то он обнаружил, что смотрит прямо в холодные глаза Дилларда.
– Линда, нет. Ты все не так поняла. Это Генерал хочет навредить Эби. Детка, разве
ты не понимаешь? И Диллард тоже, они все заодно. Они водят тебя за нос, чтобы…
Тут Диллард всадил ему под ребра сапог. Джесс, застонав, сложился пополам.
Диллард поднялся и обратил на нее взгляд своих серых, как камень, глаз. Она
отступила на шаг.
– Линда, говорю в последний раз. – Голос у него был холодный, лишенный всякого
чувства. – Иди в комнату к Эбигейл и жди там.
– Нет, не пойду.
Диллард склонил голову на бок, будто плохо расслышал то, что она сказала, потом
положил «Мак-10» обратно на столик и шагнул к ней.
В этот момент к дому подъехала машина – судя по звуку, пикап. Хлопнули дверцы,
послышались взволнованные голоса, потом – шаги на крыльце. Входная дверь
распахнулась, и в дом ворвались Чет и Эш Боггзы с оружием наготове. У Чета был
пистолет, а у Эша – дробовик. Увидев лежащего на полу Джесса, они дружно
ухмыльнулись и опустили свои пушки.
Эш издал ликующий вопль и чуть не приплясывая – при его-то трех сотнях фунтов весу
– подскочил к Джессу.
– Не на того сукина сына ты хвост поднял, ясно тебе, членосос? Парень, да Генерал
тебя живьем сварит.
Линда впилась взглядом в Дилларда.
– Они угрожали убить Эби! – выплюнул Джесс. – И Диллард в этом замешан! Открой
глаза, Линда, пока еще не слишком…
– Не уйду.
Диллард закрыл глаза, и Джесс было заорал, чтобы предупредить Линду, но Диллард уже
принялся действовать. Он ударил ее по щеке раскрытой ладонью, с такой силой, что ее
развернуло. Ноги у нее заплелись и она покатилась на пол в гостиную.
Эш, весу в котором с лихвой хватило бы на двух Джессов, прыгнул сверху и пригвоздил
его коленями к полу.
Линда села, потрогала лопнувшую губу и посмотрела на пальцы. На них была кровь.
– Мама? – в коридоре, стиснув в руках куклу, стояла Эбигейл в пижаме. Вид у нее был
недоумевающий. И тут она увидела Джесса.
– Твою мать! – заорал Джесс, брыкаясь и выгибая спину, не чувствуя даже, как
наручники впиваются в его запястья, пытаясь сбросить Эша.
– Ну уж нет, это у тебя не прокатит, – сказал тот и всадил кулак Джессу в затылок.
В глазах все опять поплыло, но ему все равно было слышно, как кричит Эбигейл.
Диллард, все так же держа Эбигейл за волосы, подтащил ее к двери с дальней стороны
гостиной и открыл дверь. За ней была лестница, которая, очевидно, вела в подвал.
– Линда, – резко сказал он. – Если ты не хочешь, чтобы с ней что-то случилось, ты
отведешь ее в подвал… Сейчас.
Линда поднялась на ноги и бросилась к Эбигейл, подхватила ее на руки. Девочка
уцепилась за шею матери, не переставая рыдать. Джесс поймал один, последний,
донельзя испуганный взгляд Линды, и они с Эбигейл исчезли за поворотом лестницы.
– Вот черт, – сказал Чет тихо. – Я же предупреждал тебя, Джесс. Я же тебе говорил,
держись от него, на хрен, подальше.
Диллард захлопнул дверь в подвал и задвинул засов, заперев Эби и Линду внизу. Еще с
минуту он стоял неподвижно к ним спиной, медленно, размеренно дыша. Потом медленно
повернулся, прошел обратно в прихожую и взял со столика «Мак-10». Опустившись на
одно колено, он схватил Джесса за волосы и сунул ему под нос пистолет-пулемет.
– Застрели меня, ты, задница! – выплюнул Джесс, и он говорил это искренне. Он знал,
с ним уже покончено, так или иначе, и единственное, чего ему хотелось – не слышать
больше душераздирающие крики Эби, которые все звенели у него в голове. Мысль о том,
что теперь может произойти с его девочками, была просто невыносима. Прав был
Диллард, он – неудачник. Он не просто облажался, он сделал так, что все стало
гораздо хуже, для всех.
Диллард прижал дуло пистолета к виску Джесса, положил палец на спусковой крючок.
Чет и Эш оба сделали шаг назад. В прихожей наступила мертвая тишина, и Джесс
зажмурился. Он ждал.
– Эээ… Послушай, Диллард, – мягко сказал Чет. – Генерал говорил, нам вроде как
нужно его живым доставить. Ну, это я так. Просто сказал.
– Диллард… друг. Ну ладно тебе. Кому нужно, чтобы Генерал нас потом за задницы
держал.
– Ты все продолбал. Для меня, для себя, для Линды и Эбигейл, – в его голос
прокралась дрожь, казалось, будто он вот-вот заплачет. – В последний раз, как мы
разговаривали, я тебе пообещал кое-что. Помнишь? Я тебе сказал, что случится, если
ты еще хоть раз ступишь на мою землю, – он схватил Джесса за мизинец и, крутанув,
загнул назад до самого запястья. Джесс почувствовал, как в руке что-то щелкнуло, и
вверх, до самого плеча стрельнуло обжигающей болью. Он закричал.
Глава девятая
Кровавая баня
С заднего сиденья Четового «Шеви Аваланш» Джесс наблюдал, как ворота ползут,
открываясь, по ржавой рельсе. Дождь усилился, небо потемнело, и все вокруг казалось
каким-то серым. Чет въехал на территорию Генерала, подрулил к гаражу; Эш в пикапе
Джесса следовал за ним. Сложенные из шлакоблоков стены, колючая проволока,
ржавеющие в грязном снегу запчасти от дизельных двигателей – Джессу трудно было
представить себе более тоскливую обстановку для смерти. Он смотрел, как дождевые
капли скапливаются на стекле, а потом катятся вниз, и ему вспомнилось, как ребенком
он любил фантазировать, будто они едят друг друга. Он попытался представить себе,
будто едет на заднем сиденье папиной машины, и направляются они к бабушке, на ужин.
Он попытался сдержать сотрясавшую его дрожь, страх, ледяной лужей лежавший на дне
желудка. Страх не был связан с его неизбежной смертью; к этому он был готов. Он
потерял все – Эбигейл, Линду, а теперь и последнее, что у него оставалось – музыку.
Его левая рука была изуродована; он никогда больше не сможет играть. Нет, его страх
питался сознанием того, что его смерть будет долгой и нелегкой. Очень, очень
нелегкой. Он зажмурился. «Пожалуйста, Господи, пусть это будет побыстрее. Нет у
меня на это сил. Ты же знаешь, что нет». Чет вышел из машины, обошел ее вокруг и
открыл дверцу со стороны Джесса. Выудив из кармана ключи Дилларда, он отцепил от
подлокотника наручники. Убрал наручники и вытащил Джесса из машины, задев в
процессе его сломанные пальцы. Боль заново обожгла Джессу руку, и он еле удержался,
чтобы не вскрикнуть.
– Привыкай к боли, – сказал ему Чет. – Потому что впереди ее у тебя вагон и
маленькая тележка. Если честно, я могу с уверенностью заявить, ты – последний
человек, с которым мне хотелось бы прямо сейчас поменяться местами.
Было видно, что говорит он искренне; на его лице была написана настоящая жалость.
– Давайте его сюда, – сказал Генерал, и голос у него был такой же сухой и
бесстрастный, как и выражение у него на лице.
Они потащили его в гараж. Люди, стоявшие на пороге, расступились, и Джесс увидел
одинокий стальной офисный стул, стоявший посередине помещения. Они усадили его на
стул.
Генерал снял с доски с инструментами моток серого скотча и перебросил его Чету.
Джесс попытался было вскочить, но две пары рук бросили его обратно и держали, пока
Чет приматывал его лодыжки к передним ножкам стула и связывал за спиной руки.
Вошел Эш; в руках у него был «Мак-10», который забрал у Джесса Диллард. Он передал
пистолет Генералу вместе с запасными магазинами и деньгами, которые они нашли у
Джесса в карманах куртки.
– Гм, восемь, – сказал Генерал, почесывая свою густую бороду. – Мне кажется, тут не
хватает, по меньшей мере, сорока кусков. – Поглядев на Джесса, он помахал в его
сторону пачкой денег. – Кто-то украл это у меня из сейфа… Даже его не открыв. Мне
не терпится узнать, что тут за фокус. Эш, будь добр, опусти дверь.
Эш щелкнул переключателем. Дверь гаража поехала вниз, и Джесс смотрел, как исчезает
мало-помалу серый свет дня, и у него было такое чувство, будто кто-то задвигает над
ним крышку гроба.
Все молча стояли, ожидая, что будет делать Генерал. Никогда в жизни Джесс не ощущал
такого одиночества. Откуда-то из далекого далека послышался гудок поезда, и он
подумал, слышит ли его Эбигейл, и тут только понял, что не успел с ней даже
попрощаться, не успел сказать ей в самый последний раз, как сильно он ее любит. Он
до сих пор слышал, как она кричит, как его милая кроха кричит от боли и ужаса, и
все из-за него, и это жгло его, точно раскаленное клеймо. Он стиснул зубы, сморгнул
горячие горькие слезы. Он был готов, готов к тому, что они сейчас с ним сделают.
Генерал снял шляпу и свет галогеновых ламп забликовал на его лысой макушке. Положив
шляпу на тележку, Генерал взял в руки строительный пистолет. Поднес поближе, так,
чтобы Джесс мог его хорошенько разглядеть.
– Ну, а если ты, напротив, решишь поводить меня за нос, солжешь мне хотя бы раз,
тогда будет по-плохому. Очень плохо и очень быстро. – Генерал направил строительный
пистолет в пол и нажал на спуск. Из пистолета вылетел гвоздь и со злым звоном
отскочил от бетона, пустив искру.
– Так, а теперь скажи мне, Джесс Уокер: каким образом коровья голова попала в мой
сейф?
Джесс закрыл глаза, стараясь подготовить себя к боли, потому что он знал – что бы
он ни сказал, это будет не то. Потому что ему никогда не удастся убедить их в том,
что он говорит правду. А состряпать убедительную ложь здесь тоже было невозможно.
Не было выхода, некому было услышать его вопли, только не здесь, а если бы кто и
услышал, они бы три раза подумали, прежде чем звонить в полицию. «Я в полной
заднице, и выхода нет».
Джесс открыл рот, и попытался придумать что-то, хоть что-нибудь. Генерал постучал
строительным пистолетом по его колену.
– А теперь подумай, и подумай хорошенько, прежде, чем ответить, потому что у тебя
есть только одна попытка. Уж ты мне поверь.
Чет фыркнул.
– Мешок. Долбаный мешок Санты. Который у меня в машине лежит! – Джесс говорил все
громче, почти кричал. – Я использовал его, чтобы обчистить твой сейф. Это
волшебство, понятно? Понятно?! – орал он. – Верите вы мне, или, на хрен, не верите!
Строительный пистолет свистнул. Джесс почувствовал удар, когда пистон загнал гвоздь
глубоко в его коленную чашечку. Полсекунды спустя ударила боль.
Генерал передвинул пистолет выше по бедру Джесса, и опять нажал на спуск, а потом
нажал на спуск снова – и снова, и снова, загнав Джессу в ногу еще три гвоздя. Джесс
кричал, извивался, и, наверное, опрокинул бы стул, не подхвати его Чет и не поставь
стул на место.
Генерал взял коровью голову за ухо, отшвырнул ее, и ткнул пистолет Джессу в
промежность. Джесс застонал.
– Джесс, ты что, правда хочешь провести так весь вечер? Я, например, не хочу. Мне
просто нужны ответы. Хочу знать об этой банде, с которой ты связался. Кто они? Где
живут? Так что в этом месте ты получаешь еще один шанс. Давай работать вместе, и
все будет кончено. Я смогу пойти домой, телик посмотреть, а ты сможешь умереть. А
теперь скажи мне, Джесс: каким образом ты забрался в мой сейф?
– Слушайте… – еле выдавил из себя Джесс. – Просто… принесите мне мешок. Я… Покажу
вам.
Генерал покачал головой и нажал на спуск. Джесс почувствовал, как гвоздь прошил ему
пах.
– Нет! – заорал он, а Генерал тем временем вбил еще два гвоздя ему в живот, прямо в
кишки.
Все молчали; тишину нарушали только стоны Джесса. Он смотрел, как кровь пропитывает
ткань штанов у него в паху и на ноге. Пытался не думать о гвоздях, засевших у него
в животе, о дырах, которые они проделали у него в кишках. Он слыхал, конечно, что
рана в живот означала самую худшую смерть, медленную и мучительную. Насчет мучений
он уже мог многое рассказать.
Джесс поднял голову, попытался сморгнуть слезы, чтобы выдержать взгляд Генерала.
– Твои наркотики… все еще… черт… все еще под передним сиденьем моей машины, куда их
засунул… твой придурошный племянник. Я могу вернуть вам деньги… Но мне нужен мешок.
Я знаю, вы думаете, я гоню. Посмотрите… Посмотрите на меня. Что, похоже, что я
шутки шучу? – боль была такой острой, что Джесс на секунду зажмурился, застонал.
Потом вновь открыл глаза. – Да что вы, на хрен, теряете?
Генерал молчал. Он явно раздумывал над услышанным, и Джесс позволил себе надеяться,
что у него появился шанс. Мешок был открыт в церковь, и деньги были там, но, что
важнее, там были оставшиеся пушки Генерала.
– Нет, Чет, – сказал Генерал. – Я тебе сказал пойти. Здесь отдаю приказы я.
Генерал нахмурился.
– В этом нет никакого смысла. Зачем… – он помолчал. – Вот хрень, ни в чем тут нет
никакого смысла. Ну, давай мне этот чертов мешок. Мы еще докопаемся до правды во
всем этом дерьме, и сделаем мы это прямо сейчас, – Генерал взял в руки мешок, явно
прикидывая вес. – Говорить тут особо не о чем, – он положил мешок на пол, наступил,
поглядел, как тот медленно восстанавливает форму. – Вот это странно, да? – он
раскрыл мешок, заглянул внутрь. Остальные, все как один, подошли поближе и
наклонились, стараясь разглядеть, что там. – Что-то я ничего не вижу, – он растянул
горловину мешка как можно шире, попробовал наклонить, чтобы внутрь попадал свет
лампы. – Будто дым, а? – Генерал оглядел остальных, и все кивнули. – Давай, Чет.
Пошарь там, проверь, не прячет ли он там чего.
– Ты, что, на хрен, совсем рехнулся? Я туда руку не суну. Кто знает, что там. Этот
дым, может, какой ядовитый.
– Что ж, думаю, это правда немного странно, – он перевернул мешок вверх дном и
потряс. Оттуда ничего не вывалилось. Взяв мешок, он выпустил оттуда весь воздух,
сложил пополам, в потом принялся скатывать, все туже и туже, пока мешок не
превратился в аккуратную колбаску. – Не думаю, что здесь можно спрятать оружие.
Какое угодно, – он обратил на Джесса жесткий взгляд. – Надеюсь, ты ни в какие игры
не играешь. А если это так… Я тебе гарантирую, ты горько об этом пожалеешь. – Он
бросил мешок на пол перед Джессом. Все молча наблюдали, как мешок медленно
восстанавливает прежнюю форму.
– Не могу.
– Не можешь?
– Нет, потому что у вас это не сработает. Это вроде шляпы фокусника. Нужно знать
приемы. Мне нужно вам показать.
– Да.
– Это все сплошное гонево, – вставил Чет. – Он просто хочет выставить нас дураками.
Джесс кивнул.
Чет что-то неодобрительно проворчал, но вытащил из-за пояса нож и разрезал скотч.
Джесс, освободив руки, осторожно прижал их к груди, стараясь не задеть ни коленей,
ни живота.
– Только попробуй что-нибудь выкинуть, – сказал Чет, прижимая нож к его шее.
– Вот черт, Чет, – сказал Эш. – Ну что он может сделать? Залить тебе кровью
рубашку? – Эш заржал. – Господи, иногда ты просто как девочка.
– Пошел ты на хрен, Эш. Да ты сам скулишь, как сучонка, когда давишься моим концом.
– А ну, заткнулись оба, – сказал Генерал. – И Чет, убери-ка нож, пока не порезался.
– Генерал подобрал мешок и положил рядом с Джессом. – Ладно, сынок. Мы все ждем.
Джесс подтянул к себе мешок и положил на здоровое колено, осторожно придерживая его
левой рукой, так, чтобы не задеть ненароком сломанные пальцы. Люди Генерала следили
за каждым его движением. Он сглотнул. «Ну, Господи, пора тебе выбирать, за какую
команду ты болеешь». Он закрыл глаза, подумал о пистолетах и сунул в мешок здоровую
руку. В этот раз никакой задержки не было; мешок открылся в точности там, где он
открывал его в прошлый раз; рука наткнулась на груду налички, но он продолжал
шарить, пока не нащупал металл – это была одна из пушек сорок пятого калибра. Он
открыл глаза и обнаружил, что все наклонились над ним, пытаясь разглядеть, что это
он там делает. Он сдвинул предохранитель и облизнул губы; во рту у него внезапно
пересохло. Он потянул было пистолет из мешка, и тут почувствовал у себя на плече
руку, а в спину кольнул нож.
– Я слежу за тобой, – сказал Чет, и в этот раз никто его не окоротил. Настроение
поменялось; Джесс прямо чувствовал, как они нервничают.
Джесс вынул руку, в которой были зажаты банкноты. Послышались удивленные ахи, и
Джесс почувствовал себя настоящим фокусником. Он передал Генералу деньги.
– Ах ты ж, твою мать! – заорал Чет, пока Джесс тряс пистолетом, чтобы сбросить
мешок. Чет всадил нож в спину Джессу, а потом толкнул его вперед вместе со стулом,
так, что тот полетел лицом прямо в кучу денег на полу. Чет немедленно оказался
сверху, саданув изо всей силы каблуком по руке Джесса, все еще сжимавшей оружие.
Пистолет с грохотом разрядился; от пола рикошетом отлетели две пули. Чет ударил
каблуком опять, и Джесс услышал, как хрустят кости пальцев на его правой руке.
Казалось бы, больнее было уже некуда, но его мозг таки нашел в себе ресурсы ощутить
эту новую боль во всей ее полноте. Джесс закричал и выпустил пистолет. Чет пинком
отправил ствол на другой конец помещения.
* * *
– Вот дерьмо! – орал Чет. – Вот гребаное дерьмо, на хрен!
– Этот долбаный урод чуть меня не убил! Он чуть всех нас не убил!
– Наверное, да.
Генерал сунул в мешок руку до запястья, и подождал. Воздух в мешке как будто был
холоднее, но ничего не происходило. Он сунул в мешок всю руку целиком. И его пальцы
на что-то наткнулись. Он ощупал это что-то, и вдруг до него в точности дошло, что
это было. Он вытащил из мешка несколько сотенных бумажек.
Генерал вскрикнул, попытался выдернуть руку, но тут то, что держало его, тоже
потянуло, и рука Генерала погрузилась в мешок по плечо, а потом там оказалась и его
голова. Мгновение темноты, а потом он обнаружил, что смотрит в лицо… дьяволу.
Генерал заорал. Дьявол приблизил к нему свое лицо, нос к носу, и ухмыльнулся, обдав
его жарким дыханием сквозь длинные, острые зубы, а его глаза – они были красные и
горящие – казалось, уставились ему прямо в душу. Генерал опять заорал, и
почувствовал, как чьи-то руки хватают его за ноги и за пояс, и вытягивают обратно в
гараж. Вот только дьявол тоже не отпускал; нет, он крепко держал его за руку, и
последовал за ним.
Дьявол уже наполовину вылез из мешка, уже наполовину был в гараже, и выглядел он
при этом как участник школьной эстафеты на этапе «бег в мешках». Он отпустил руку
Генерала и шагнул на пол.
Генерал хотел было опять заорать, но воздуха в легких уже не осталось, и получился
только какой-то жалкий писк.
Тварь выпрямилась в полный рост, возвышаясь над ними, и росту в ней было по крайней
мере семь футов – все сплошь перевитые венами мышцы, черная, блестящая кожа и
шерсть. Из лохматой, угольно-черной гривы торчали рога размахом от плеча до плеча.
Тварь оглядела присутствующих, ухмыляясь от уха до уха, сверкнула своими раскосыми,
горящими красным огнем глазами. И хохотнула.
Все замерли.
– Пришла пора быть ужасным, – сказал дьявол, и щелкнул хвостом, как хлыстом. Люди
Генерала все, как один, отшатнулись, и тварь издала кошмарный рев. Стальные стены
завибрировали.
– Господи, Иисусе, прошу тебя, пожалуйста, – всхлипывал он. – Не дай Сатане меня
унести!
* * *
Джесс попытался достать до лодыжек, попытался сорвать скотч, но сломанные пальцы
отказывались делать свою работу. Он крякнул, застонал, и упал обратно. Любое
движение делало невыносимой боль в животе, в ногах, в руках, в спине. Его глаза
привыкли к тусклому свету, который давала рождественская гирлянда; перемигивающиеся
огоньки отбрасывали длинные тени на мертвых и умирающих. Он глядел на
разворачивающуюся перед ним бойню, на Крампуса, стараясь отгородиться от боли.
Крампус оседлал содрогающееся тело Эша. Повелитель Йоля казался выше, мощнее, и
гораздо внушительнее, чем раньше, когда Джесс видел его в последний раз. Его
отросшие рога были похожи на изогнутые мечи, глаза горели, и движения были быстрыми
и исполненными мощи. Крампус пробил кулаком грудь Эша, разрывая мышцы и сокрушая
кости, и достал оттуда нечто, что, как догадался Джесс, было сердцем. Крампус
воздел сердце кверху с торжествующим воем. Потом сжал кулак, и кровь из
раздавленного органа полилась по его руке прямо в подставленный рот. Грудь Крампуса
вздымалась, и из его горла вырвалось рычание – глубокий звук, исполненный жизненной
силы.
– Да, кажется, так и есть, – он перерезал скотч быстрым движением когтя и осторожно
прислонил Джесса к тележке. – Ты очень плохо себя вел.
Джесс кивнул.
Крампус улыбнулся.
Какое-то движение позади Крампуса – это был Чет; он оказался у самой двери и
пытался сесть. У него все еще был тот короткоствольный пистолет, и он трясущимися
руками пытался навести оружие на Крампуса. Джесс открыл было рот, чтобы
предупредить, но Чет уже успел выстрелить. Пистолет разрядился с оглушительным
грохотом, и пуля попала Крампусу в рог. Крампус вскочил. Новый выстрел – пуля
отскочил от бетона в паре метров от них, рассыпая искры. Чет уронил руки и
привалился к косяку. Пистолет остался лежать у него на коленях.
– Пошел на хрен, гребаный дьявол, сука! – выплюнул Чет; кровь струилась у него по
подбородку. Он попытался вновь поднять пистолет, но не смог. Крампус покосился
через плечо на Джесса.
Крампус вынул пистолет из рук Чета и отбросил его в сторону. Схватил его за руку и
укусил в запястье.
Даже в этом полумраке Джессу было видно, как темнеет вокруг укуса кожа, как темное
пятно растет, распространяясь по руке Чета. Было ясно, что Крампус его обратил.
– Пошел ты на хрен!
Крампус оставил Чета сидеть у стены – тот потирал руку, медленно менявшую цвет
кожи. Повелитель Йоля подошел к мешку и поднял его.
– Я знаю.
– Извини за это.
Джесс попытался прочистить горло: ему опять стало трудно дышать. Он закашлялся и
опять выплюнул кровь. Боль была такая, что он почти ослеп. Его согнуло пополам.
Крампус присел рядом, положил копье на колени и подтянул к себе мешок. Сунул туда
руку и почти сразу вынул, сжимая в пальцах еще одну древнюю флягу. Сковырнул воск.
– Да, мед. А теперь пей, – он поднял флягу к губам Джесса. – Жизнь он тебе не
спасет, но смерть облегчит.
Джесс сделал несколько больших глотков – мед был теплым и сладким. Все вокруг стало
зыбким, будто во сне, дышать стало легче и боль отступила. Откинув голову, опершись
затылком на тележку, он из-под отяжелевших век посмотрел на окружающих его
мертвецов. «Как жаль, – подумал он. – Как жаль, что здесь не было Дилларда». Он
заставил себя поднять голову, схватил Крампуса за руку.
– Диллард?
– У него моя жена… Моя дочка! Он убийца, – Джесс пытался ухватиться за эту мысль,
ему нужно было заставить Крампуса понять, но все вокруг стало уже каким-то совсем
мутным, и его мысли путались. – Он хочет причинить им зло… Я знаю это. Нам нужно
что-то сделать, нужно его остановить. Крампус, умоляю тебя… Убей ублюдка.
– Может быть, как-нибудь, – рассеянно ответил он. – Но сейчас есть другой злодей, с
которым необходимо покончить.
* * *
Крампус провел пальцем по наконечнику копья, наблюдая, как огни рождественской
гирлянды танцуют на гладком металле.
– Все так же остроо, как в тот день, когда оно было выковано.
Он протянул наконечник Джессу, чтобы тот тоже мог полюбоваться. Глаза у Джесса были
закрыты, голова упала на грудь. Крампус легонько постучал его копьем по плечу.
Джесс, заморгав, открыл глаза.
– Что?
– А зачем… Зачем тебе это так нужно – убивать Санту… Вообще? – промямлил Джесс. Его
еле можно было понять. – Он же гребаный Санта-Клаус. Подарки детям раздает…
Песенки… И прочая милая херня, – он закашлялся. – Твою мать. Дай-ка мне еще этой
твоей штуки.
– Что?
– Вероломство Бальдра.
– Нет… Не очень.
– Ну, все равно ты должен это знать. Это должен знать каждый, – Крампус как следует
хлебнул из фляги, вытер рукой рот. – Его злодейства, его настоящие злодейства… Все
началось, когда он вернулся, переродившись, вскоре после того, как Рагнарёк
разрушил царство Одина. Где-то через одиннадцать веков после того, как родился
этот… Христос. Ты слушаешь?
– Это было, когда Асгард пал в дыму и пламени сражений, когда все древние боги
обратились в прах. Но, вопреки предсказанию, для народов Земли конец света не
наступил. Нет, к тому времени род человеческий завел себе новых богов, и люди еле
заметили уход старых. Что же до нас, духов земли, мы оказались брошены в мире,
который становился все более враждебным к таким, как мы. Шли столетия, и люди
приучились нас бояться, они изгоняли нас, и тех, кто все еще почитал нас. Наши
святилища сжигали и оскверняли. Без жертв, без подношений, многие из нас сдались,
угасли, и были забыты, а забвение – это смерть… Единственная истинная смерть для
нашего рода.
Мои святилища тоже были заброшены. К началу четырнадцатого века эта новая традиция,
праздновать Рождество, просочилась повсюду. Все больше и больше народу начали
отмечать это жалкое празднество, а Йоль и зимний солнцеворот оказались почти
забыты. И я понимал, что вскоре я тоже буду забыт, – Крампус вздохнул. – Я чуть не
сдался. Но, шагая сквозь зимние ночи, я видел, как новая религия извращает традицию
святок, и у меня закипела кровь. Ведь я был Крампус, великий и ужасный Повелитель
Йоля. И я поклялся, что больше не буду сносить оскорблений, что я заставлю их
вспомнить – я все еще здесь. Поклялся, что я заставлю их верить. И так началось мое
возрождение. Я смирил себя, я ходил от дома к дому. Локи оставил мне свой мешок, и
я нес его с собой, награждая тех, кто помнил меня, и кто почитал меня, как должно.
Но с теми, кто этого не делал… Что ж, с теми я был ужасен. – Крампус ухмыльнулся. –
Я наказывал их березовыми розгами, а что до тех, кто причинял зло моей пастве – тех
я сажал в мешок Локи и бил их так, что они потом стоять не могли.
И имя Крампуса снова начало что-то значить. Если бы Бальдр не появился, кто знает…
Быть может, это мое лицо мелькало бы повсюду на рекламе кока-колы, мои воздушные
шарики летели бы над толпой во время святочного парада, мои Бельсникели звонили бы
в колокольчики на улицах, требуя подношений, или сидели бы в супермаркетах,
раздавая пустые обещания маленьким мальчикам и девочкам. Быть может, быть может…
Если бы только я не сжалился тогда над этим бездушным созданием.
Крампус поглядел на Джесса. Тот опять сидел, закрыв глаза, уронив подбородок на
грудь.
– Джесс?
Тот не отвечал.
Крампус кивнул.
– Хорошо… Да, на чем это я остановился? Ах да, на втором рождении Бальдра. Было
предсказано, что после Рагнарёка Бальдр вновь родится на Земле, очищенной
всепоглощающим пламенем от всякого зла. Бальдр должен был возродиться божеством
света и мира, божеством справедливости, которое бы оберегало людей. Но, конечно же,
никакого очищающего пламени не было, и однажды я нашел Бальдра, который брел,
спотыкаясь, по моим лесам, и даже имени своего не помнил. Одет он был в какие-то
грязные тряпки, потерянный, изголодавшийся. И, зная, как мало осталось наших, из
древнего рода, я пожалел его. Почувствовал за него ответственность. И вот я привел
его к себе, одел, накормил, напоил. И все же ни разу я не видел его улыбки, только
не тогда. Зато иногда я ловил на себе его мрачный взгляд, будто он винил меня за
все его злосчастья. Мне надо было еще тогда обратить на это внимание, но правда в
том, что я чувствовал вину, вину за все то, что сделали ему мой дед и моя мать. Я
питал иллюзию, что добро, которое я ему делаю, каким-то образом искупит грехи моего
рода.
Я предложил ему братство, дал ему место подле себя. Вместе мы принялись возрождать
повсюду святки. Но он вечно был мрачен, подавлен, и помощи от него было немного.
Однажды ночью, когда я разорял один дом, где почитали святого Николая, я увидел,
как Бальдр прихватил маленькую книжицу с символом святого на обложке. Надо мне было
тогда ее отнять, бросить в огонь, но жалость сделала меня слабым. С тех прошло не
так уж много времени, и он начал носить красное и белое, подражая святому Николаю.
Но я все еще ничего не говорил, надеялся, что это пройдет. А потом я нашел крест.
Он стоял на каминной полке, нагло, на самом виду. Это было, как пощечина – символ
моих гонителей в моем собственном доме! Этого я уже не мог снести. Я ворвался в его
комнату и бросил треклятый крест в огонь. Я сорвал с его сундука крышку,
намереваясь найти ту книгу, и уничтожить. Книги я не нашел, зато обнаружил, что в
сундук был полон реликвий и свитков с учением мертвого святого. Я разорвал все в
клочья, швырнул к его ногам и потребовал объяснений. Спросил его, как он мог
обратиться к подобному злу. На его лице не отразилось никаких чувств, оно было как
камень. Как всегда. Он сказал мне, что старые традиции мертвы. Что я слишком слеп,
чтобы понять – время Древних на земле закончилось. Он выхватил из огня дымящийся
крест и протянул его мне, будто это был какой-то талисман. «Вот, – сказал он. – Вот
мир, в котором мы теперь живем. И если ты не научишься служить ему, то вскоре
станешь лишь воспоминанием».
Я выбил крест у него из рук, и ударил его по лицу. Он даже не моргнул, только все
глядел на меня этими своими холодными глазами. Я пришел в ярость, ударил его опять
– этот удар свалил бы и быка! И ничего, он будто даже ничего и не почувствовал, и
тогда-то я в первый раз увидел, как он улыбается. Это была улыбка жалости. Жалости
– ко мне. Так смотрят на запутавшегося ребенка! О, этот пренебрежительный взгляд,
как он жег меня! И тогда я схватил из огня раскаленную кочергу и ударил его прямо в
лицо. А он – рассмеялся. Этот звук преследует меня и поныне. Этот звук изгнал у
меня из головы всякую разумную мысль, и я ударил его опять, и опять, я был готов
убить его… И все же на нем не осталось ни единой отметины. Я будто камень бил, а он
все смеялся, и этот хохот грохотал у меня в голове. И вот тогда-то я и увидел, что
за чудовище я приютил, понял, что все это время он играл со мной, что даже тогда,
когда он родился заново, воплотившись в новое тело, заклинание Одина не утратило
своей силы. И все же продолжал его бить; бил и бил, пока больше уже не мог удержать
кочергу. И он забрал у меня кочергу, с легкостью, будто у ребенка, сшиб меня на
пол, и бил меня ногами, и по голове, пока все вокруг не начало тускнеть. И я
погрузился во тьму, а его смех все звенел у меня в ушах.
– Вот, глотни еще, – Крампус протянул Джессу флягу. – Пей, сколько влезет. Есть и
худшие способы уйти из этого мира.
– Что?
Он забрал себе мой большой дом в лесу, а меня бросил гнить в погребе без солнца,
без луны, надеясь, что со временем я переменю свое решение. Десятилетия ползли одно
за другим, а я жил, питаясь одними улитками да гнилой водой. Я усох, стал бледной
тенью самого себя, но мой дух не был сломлен. Даже тогда я знал, что, сумей я
продержаться и выстоять, время для мести придет.
Он не стал дожидаться, пока подчинит себе мешок. Его одержимость этим святым росла,
и, хотя Николай умер больше тысячи лет назад, Бальдр облачился в его одежды, украл
его имя, отрастил длинные седые волосы и бороду, не замечая, как он смешон в своем
подражании мертвому святому.
И как легко ему удалось их одурачить, заставить есть яд у него с руки! Потому что
когда Бальдр был среди смертных, как легко он играл роль добряка-святого – будто он
был для нее рожден. Они тянулись к нему, внимали его речам о любви и доброте, а он
играл на популярности бога Иисуса Христа. О, он стал мастером управления толпой! Он
печатал и распространял повсюду сказочки о своих добрых делах, и вскоре слава его
распространилась повсюду, как и христианство.
Но все это было ложью, одной большой ложью, потому что, проповедуя христианские
добродетели, он одновременно старался проникнуть в глубины магии Древних. Из своей
камеры я видел, как он открывает заново самые темные искусства, втайне совершая те
самые вещи, которые он во всеуслышание проклинал как ересь и ведовство. Это он
пытался, все время пытался разрушить чары мешка Локи. Уже тогда он понял, что дело
в крови, и чуть не выжал меня до последней капли, пытаясь управлять чарами с
помощью моей крови. Он выследил последних из Древнего народа – в основном эльфов,
но была и пара гномов – и приставил их к работе, заставив служить его целям. Он
укрепил мой лесной дом, выстроил башни и каменные стены, увенчанные острыми пиками,
расширил погреб, превратив его в подземелье, где он занимался своим злобным
ведовством. И, пока я гнил по его милости под землей, он…
– Похоже, я тут с самим собой говорю, – Крампус скрестил руки на груди и хмыкнул.
Он поглядел вокруг, на мертвых, и потянул носом, наслаждаясь запахом крови. Как это
было хорошо – снова убивать злодеев. Уже тысячу лет он не чувствовал себя таким
живым. Он подумал об еще одном плохом человеке, о котором говорил Джесс. «Кто этот
злодей, Джесс? Этот Диллард? Правда ли, что за свои черные дела он заслуживает
смерти? Мне, например, хотелось бы знать».
– Твой дух силен, Джесс. Все еще держишься, хотя должен был бы уже умереть, – он
посмотрел на его изуродованные руки. «Жаль терять человека с даром музыки». – Хотел
бы ты пойти со мной, Джесс? Хотел бы убить Дилларда своими собственными руками?
Джесс не отвечал.
– Да, думаю, хотел бы. Да, да, совершенно определенно хотел бы.
Глава десятая
В костях
Песня… Откуда-то издалека… «Сердечко мне разбила». Джесс решил, что он, наверное,
оказался в аду, потому что в раю его никогда бы не стали так мучить. Он открыл
глаза. Ад довольно сильно смахивал на кабину пикапа. Джесс сел, но сделал это
слишком быстро, и все вокруг завертелось. Ухватившись за сиденье, он застонал.
Джесс обнаружил, что рядом сидит Крампус, и на лице у того играет плутоватая
ухмылка.
– Твою мать, – сказал Джесс, пытаясь сфокусировать взгляд. – Ты все еще здесь.
У него страшно кружилась голова, и он подумал, что, должно быть, еще немного пьян.
Он заметил, что Повелитель Йоля держит на коленях копье и мешок.
– Ты не пристегнулся.
– Не пристегнулся?
– Куда мы едем?
– Убивать Бальдра. Твои друзья решили поехать с нами.
Джесс сморгнул, протер глаза и разглядел, что машину вел не кто иной, как Чет. Вот
только этот Чет был не совсем Четом. Он был Бельсникелем, или, по крайней мере,
быстро таковым становился: его кожа вся была усыпана темно-серыми пятнами. Еще кто-
то, Джесс не мог понять кто, ехал рядом с Четом на пассажирском сиденье. Человек
оглянулся, и Джесс узнал Генерала; его кожа тоже изменилась, а глаза горели
оранжевым. Вид у него был донельзя испуганный.
– Нашел этого, низенького, когда он решил выглянуть из-под трупа. У него был такой
растерянный, испуганный вид, что я решил взять его с собой. Что скажешь, любопытный
малыш? Споете с Четом для меня песню?
– Вроде того.
Джесс поднял руки, пошевелил пальцами и поморщился. Пальцы еле гнулись и болели, но
от переломов не осталось и следа.
Крампус нахмурился.
– Джесс, ты, похоже, кое-чего не понимаешь. Только один из нас тут может отдавать
приказы, и, боюсь, это не ты.
Кто-то заржал, и Джесс увидел, как Чет ухмыляется ему в зеркале заднего вида.
– А ты чё смотришь, гнида?
– Ты предпочитаешь смерть?
– Не могу.
– Сукин ты сын.
– Нам предстоит исправить большое зло, нам обоим. Мы идем убивать Санту. Когда это
дело будет сделано, то, быть может, если ты хорошо мне послужишь, мы управимся и с
другим злом, с этим Диллардом. Если ты этого пожелаешь.
Джесс погрузился в молчание. Он желал, он очень даже желал, но что это означало –
быть Бельсникелем? Он что, был теперь обречен на рабское существование? Мог ли он
верить, что Крампус не передумает? Ответов у него не было. Но одно он знал точно –
ему на халяву досталась еще одна жизнь, и, быть может, еще один шанс уладить
проблему с Диллардом, а, если понадобится – убить его, чтобы спасти Эбигейл. Все
остальное было не так уж важно.
* * *
Чет подвез их к церкви по все тому же узкому проселку, и поставил машину на задах.
Рядом с гигантским дубом стоял, вздыбив шерсть на загривке, огромный волк.
Секунду спустя трое шауни высыпали из церкви, сжимая в руках копья и пистолеты.
Крампус открыл дверцу и вышел из машины. Шауни радостно заголосили. Волк, пригладив
шерсть, неспешно подбежал поближе. Он лизнул Крампусу руку, а Повелитель Йоля
почесал его за ухом. Волк принялся вилять хвостом.
Джесс ступил в снег и тут только обнаружил, что где-то посеял сапог. Его босая
подошва чувствовала холодок, но – странно – ощущение не было неприятным. И он уж
точно не мерз. Даже больше – он едва замечал мороз. Он вдруг понял, что чует запах
снега, и прошлогодние листья под снегом. Он сделал глубокий вдох; у него появилось
ощущение, что все его чувства как-то обострились: запахи, звуки, цвета стали ярче,
выразительнее. Это, наверное, тоже был один из эффектов Крампусовой крови. Чет с
Генералом жались у «шеви», и их взгляды метались между шауни и волком, будто они
опасались, что их съедят.
– Все могло быть и куда хуже, – ответил Джесс (к своему удивлению, искренне).
Чет с Генералом не двинулись с места, будто приклеились к машине. Маква сделал жест
копьем в сторону крыльца. Чет с Генералом обменялись паническими взглядами и
потопали следом за Крампусом, будто во врата ада.
Джесс вошел в церковь и увидел второго волка, того, что побольше, который
неподвижно лежал на полу. Когда они вошли, волк поднял голову и проследил за ними
внимательным взглядом. Волк поменьше подошел к нему и начал лизать в морду. Изабель
взяла одну из фляг с медом и налила немного в противень для выпечки, стоявший рядом
с волчьей мордой. Волк принялся лакать.
– Это – Фреки, – сказала Изабель, поглаживая его густой мех. – Ему уже гораздо
лучше.
– Да нам пришлось миль с десять по лесу отмахать, чтобы сюда добраться. И всю
дорогу пришлось тащить его на себе. Всю дорогу! Это очень много, если тащишь на
себе гигантского представителя семейства псовых.
– Все – сюда, ко мне, – он поднял копье над головой. – Оно у меня! – шауни
сгрудились вокруг него. – День, которого мы ждали столетиями, наконец пришел.
Сегодня – день, когда я брошу Бальдру вызов. Сегодня – день, когда я заставлю его
заплатить за все его преступления! – он обвел взглядом их лица; глаза у него
сверкали. – Сейчас я расскажу вам, почему вам ни в коем случае нельзя повторять
моих ошибок – жалеть это чудовище. Почему его следует уничтожить, как бешеную
собаку.
Повелитель Йоля нахмурился, и Джесс уже подумал было, что он зашел слишком далеко,
но тут губы Крампуса медленно раздвинула улыбка.
– Нет… нет, не можешь. Никто не может меня остановить. Больше не может. Эта история
будет рассказана… Рассказана много раз, пока весь мир не узнает правду.
– Это история предательства, история душонки без совести и стыда, не знающей иных
побуждений, кроме собственных слепых амбиций. Потому что даже после того, как я
ввел его в мой собственный дом, побратался с ним, после всего, что я для него
сделал, он все же предал меня, предал весь Асгард, – глаза у Крампуса горели. – Он
украл у меня все, запер меня в подземелье. Но было ли ему этого достаточно? Нет. Он
хотел большего, он хотел, чтобы даже имя мое было стерто с лица земли. Он думал,
что может заставить их забыть… Забыть Йоль и его Повелителя, – Крампус
расхохотался. – Но он недооценил силу моего духа, и даже в пятнадцатом веке еще
оставались те, кто поддерживал старые традиции, кто почитал меня.
И это не нравилось нашему милому, обожаемому всеми Бальдру. Он решил, что с этим
надо что-то делать. И вот на Рождество он заковал меня в кандалы и велел вынести из
крепости. Он посадил меня на трон из гнилых овощей, укрепленный на повозке, которую
тащили два козла. Он примотал мне к руке вилы, а на шею повесил ожерелье из козьих
языков. Одел своих рабов в грязные шкуры, рогатые маски и цепи. И они провезли меня
по всем городам и весям, с плясками и гримасами, кривляясь и бодаясь, будто тупые
животные, высмеивая меня и все, что за мной стояло. И Бальдр, все так же
притворяясь святым Николаем, кричал: «Узрите – вот он, дьявол, вот он, Крампус. Это
просто старый, глупый козел!» И селяне швыряли в меня грязью и навозом, а их дети
тыкали в меня палками. А я был так измотан и слаб, что только и мог, что голову
повесить. Но ему и этого было мало, он же знал всю силу лжи. Он напечатал плакаты,
изображавшие меня, великого Повелителя Йоля, в виде мелкого злобного беса,
безобразного шута, и развесил их повсюду. И это продолжалось год за годом, и он
поклялся мне, что этому не будет конца, пока… Пока я не раскрою ему секрет мешка.
Но конец наступил, где-то в начале шестнадцатого века, как мне кажется – трудно
сказать, потому что, как ни горько мне это говорить, к тому времени я потерял счет
годам. И как раз тогда, когда я думал уже, что он обо мне забыл, он явился ко мне в
темницу. Вот только я не узнал его – по крайней мере, не сразу узнал. Подевался
куда-то образ изможденного, благочестивого святого, и передо мной стояла плотная,
жизнерадостная фигура в каком-то смехотворном костюме. На нем был плащ в пол,
поверх какого-то халата, все – сплошной алый бархат, отороченный белым мехом.
Черный широкий ремень поперек живота и высокий колпак с золотыми звездами на
голове. Волосы и бороду он отпустил так, что они падали ему ниже плеч. Выглядел он
как какой-то полоумный волшебник.
Он сказал, что теперь его зовут Фазер Кристмас, и сообщил, что подчинил себе мешок
Локи, поэтому дьявол ему больше не нужен… Что пришло время Крампусу по-настоящему
кануть в забвение. Его слуги связали меня и посадили в сани. И он отвез меня по
воздуху на новый, только что открытый континент под названием Америка, в самые
дикие, самые темные горы, и приковал меня в пещере под скалой, где никто никогда не
смог бы меня найти, и оставил меня там гнить.
– Но я не сгнил. Нет, потому что я пел свою песнь лесу, и лес меня слушал, – он
указал на шауни. – Великий народ шауни нашел меня и поддержал в час нужды. И я
ждал. Сидел там пять сотен лет и ждал одного-единственного момента. Я ждал, когда я
буду свободен, я ждал, когда я смогу убить Бальдра.
– И каждый, каждый день я размышлял над тем, как это может быть сделано. Как я
смогу спастись, как смогу убить существо, которое нельзя убить. Время шло, и
европейцы захватили Америку, а я велел моим Бельсникелям приносить мне газеты и
книги, и так я мог следить за его делами, наблюдать, как его ложь распространялась
по всему свету. Я составлял графики, я размечал карты, я прослеживал его маршруты,
пока, наконец, я не понял его метод, его путь. И вот, когда все сошлось, и он
прибыл наконец в Гудхоуп, я был готов. Да… Готов.
А теперь я готов с этим покончить, покончить с его царством лжи. Я готов забрать
обратно то, что по праву мое!
Крампус воздел копье к небу и завыл. Шауни, задрав головы, присоединились к нему, а
потом и волки тоже. Леденящий душу, неземной звук заметался эхом по старой церкви,
так, что у Джесса волосы встали дыбом. Чет, Генерал и Вернон наблюдали за
происходящим с несчастным видом.
Джесса помимо воли пробрала дрожь. «Мы что, в самом деле собираемся убить Санта-
Клауса?»
* * *
Крампус стоял над мешком Локи, в кругу своих Бельсникелей. «Девять сердец гонят по
жилам мою кровь, а девять – магическое число, – думал он. – Никогда я не чувствовал
себя настолько живым».
– Я приказываю вам поднять руки, – все трое повиновались. – В ваших жилах течет моя
кровь. Я – ваш хозяин. Я приказываю вам во всем следовать моей воле, всегда быть
рядом со мной, защищать меня любой ценой, даже ценой своей собственной жизни. А
теперь поклянитесь в этом.
– В Испанию.
Крампус улыбнулся.
– Там будет ночь, а темнота – наш друг. Я буду посылать вас одного за другим, а
потом последую за вами, и вместе мы уничтожим все, что ему дорого. У него может
быть стража: эльфы, звери, еще что-то, чего я не знаю. Если они заметят вас –
убивайте. Будьте беспощадны, потому что вас никто щадить не будет. Неудача будет
означать смерть для всех нас, потому что отступление будет невозможно: мешок
останется здесь.
Затем Крампус вновь открыл мешок и заглянул в его темные глубины. «Пора открывать
дверь». Вот только он не знал, куда. Он никогда не был в замке. Ему нужен был
какой-то предмет, что-то, за что можно зацепиться, ориентир для мешка. И нужно,
чтобы это было спокойное место, где бы их не сразу заметили.
– Обратно мы полетим в санях, – ответил Крампус и вдруг понял, что сани-то и были
ответом. «Да. Я заставлю мешок найти сани. Те, старые, в которых он отвез меня в
Америку. Они, скорее всего, хранятся где-нибудь в стойлах, а это хорошее место,
чтобы начать, – он задумался, а существуют ли эти сани до сих пор. – Есть только
один способ это выяснить».
Крампус закрыл глаза, связался с мешком, почувствовал его пульс. Как просто это
было теперь, когда к нему вернулась его сила, легко – почти без усилий. Он подумал
о древних санях, вызвал их образ у себя в воображении, и мешок отозвался. Он увидел
небо, и сердитое море, и крепость – только мельком, но и этого было достаточно,
чтобы понять: это был не замок пряничных человечков и веселых снеговиков: над
волнами высились массивные, величественные белые стены. Вот они… Сани!
– Дверь открыта.
Он вышел из круга и подошел туда, где лежали рядом два волка. Присев на корточки,
погладил их густой мех.
– Гери, Фреки, нам надо идти. Стерегите мешок. Никого к нему не подпускайте. Если
учуете Санту – значит, мы потерпели неудачу. – Гери тихо заскулил. – В таком случае
я желаю, чтобы мешок был разодран на части. Понимаете? – Фреки тявкнула.
Крампус встал, поглядел на мешок. Все было готово. Он взял копье, пробежался
пальцами по наконечнику, в сотый раз проверяя его остроту, и сделал глубокий вдох.
«Пора забрать то, что по праву мое».
* * *
Санта-Клаус взял с полки у себя в кабинете маленький, переплетенный в кожу томик, и
осторожно положил на стол; прикоснулся к знаку, вытесненному на обложке. Ласково
провел пальцами по истертой, потрескавшейся коже и раскрыл книгу. Он осторожно
перелистывал хрупкие пергаментные листы, пока не добрался до грубоватого
изображения худого, сурового, бородатого человека с крючковатой пастушеской палкой.
Санта-Клаус провел пальцем по шероховатому пергаменту, читая надпись под картинкой.
– Пламя лизало плоть мою, – прошептал он, обращаясь к книге. – Но не было конца, не
было облегчения моим мучениям. Я стоял и смотрел, пока все не сгорело дотла, пока я
не остался совершенно один – единственная душа среди целого мира, сплошь покрытого
пеплом и горелыми костями.
Господь Бог, Единственный Бог надо всеми, послала за мной своих ангелов, валькирий,
и они отнесли меня в Мидгард, и оставили меня там, обнаженного, бродить по земле.
Годами я скитался безо всякой цели. Я отказался от еды и питья, я отдался на волю
стихий, в надежде на смерть. Я даже бросался со скал, и все зря, потому что плоть
моя не умирала.
Крампус нашел меня и вынудил меня служить себе. Я, сын Одина, стал рабом какого-то
демона низшей касты. Мне было все равно; я ничего не чувствовал, ничего не желал. В
пустоте сердца и души моей я верил, что это и есть моя судьба, мое наказание, что я
был избавлен от небытия, чтобы мучиться, искупая не только собственное тщеславие и
самонадеянность, но и грехи всех моих предков.
Санта обернулся.
– Тебе не нужно учение мертвого святого, чтобы понять, что у тебя на сердце.
– Твоя доброта не имеет целью доставить богам удовольствие. Это в твоей природе.
– Правда. Нет для меня радости больше, чем нести людям надежду и радость. Но радует
ли меня, когда я слышу свое имя в песне, вижу, как мой образ славят по всей земле?
Да. Должен признать, я жажду этого, и не будет мне покоя, пока каждый не будет петь
мои песни.
– Тщеславие – грех твоей доброты. И что с того? Никто не требует от тебя святости.
Доброта всегда благородна, каковы бы ни были ее мотивы.
– Он идет.
– Крампус?
– Кости говорят.
– Я готов, – Санта взял стоявший в углу меч, крутанул его над головой и положил на
стол. – Кости раскрыли тебе другие тайны?
Глава одиннадцатая
Темные искусства
Крампус открыл мешок пошире; Джесс увидел клубящуюся внутри тьму. Повелитель Йоля
кивнул, и Маква сунул внутрь одну ногу, потом вторую, потом скользнул вниз по пояс.
Крампус, поддернув мешок, закрыл его над головой Маквы, и – великана не стало.
Братья, Випи и Нипи, последовали за ним без колебаний, и никакие приказы им не
понадобились. Следующей была Изабель, потом Вернон, который метнул на Крампуса
крайне раздраженный взгляд, но полез в мешок, не сказав ни слова.
Крампус посмотрел на Чета с Генералом. Генерал сделал шаг назад; на его лице
явственно отражался страх. Он помотал головой:
Генерал, похоже, его даже не слышал. Он неотрывно смотрел на мешок. Джесс отпихнул
Генерала в сторону и ступил вперед – ему хотелось одного: поскорее покончить со
всей этой бодягой. Мед горячил ему кровь, и он чувствовал себя немного сумасшедшим,
безумным, будто в любой момент он мог слететь с катушек, и это чувство ему
нравилось. Он ступил в мешок, вдохнул поглубже – с дыханием у него все еще были
некоторые сложности, но боль явно уходила. Сунул внутрь вторую ногу.
– Смотри, чтобы нас всех там не поубивали, – ответил Джесс и скользнул в мешок.
Какое-то мгновенье он не чувствовал под ногами земли, но ощущение было не как при
падении: он будто скользил вниз по бархатной горке. Секунду спустя Джесс
приземлился на пятую точку. Под ним оказалась сравнительно мягкая грязь и
рассыпанное сено. Он моргнул, и мир вокруг обрел резкость. Была ночь, и было тепло.
Джесс никогда в жизни не бывал у моря, но сразу понял, что пахло именно им. Он
услышал далекий шум волн, разбивающихся о скалы, и встал.
– Пригнись, – прошептала Изабель, и потянула его за руку вниз, в стойло, куда они
попали. Бельсникели скорчились за низкой стенкой какого-то загона, где, кроме них,
стояли только старые зеленые сани. Они осторожно выглянули во внутренний двор,
окруженный со всех сторон белыми каменными стенами футов по крайней мере в двадцать
высотой. Вокруг не было ни души, но на стенах, ярдах в пятидесяти друг от друга,
мерцали газовые фонари. Загон был пристроен к стене какого-то большого здания.
Джесс чувствовал запах сена и навоза и подумал, что это, должно быть, были стойла.
По другую сторону двора стояло величественное здание с башенками и арками,
сложенное из того же белого камня, что и все кругом, но под красной черепичной
крышей.
Из воздуха прямо перед носом у Джесса свесилась нога в ковбойском сапоге. Секунду
спустя перед ним шлепнулся на задницу Генерал. Дико озираясь, он тыкал во все
стороны пистолетом. Джесс, опасаясь, что Сэмпсон начнет палить в белый свет, как в
копеечку, прыгнул вперед и потянул его вниз, за стенку. Вскоре после этого
появились и Чет с Крампусом. Крампус встал, выпрямившись во весь рост, упер руки в
боки, оглядывая двор. Он заметил старые сани, вошел в загон, и провел рукой по
растрескавшимся от старости доскам.
– Это мое, – сказал он тихо. – Он украл их. Одна из многих вещей, которые он у меня
украл. Одна из многих вещей, которые я пришел вернуть себе. Идем, – он вышел из
стойла и пошел по вымощенной булыжником дорожке; Бельсникели последовали за ним. Он
остановился перед конюшней, внимательно оглядел строение.
Чет кивнул, но у Генерала по-прежнему был потерянный вид; он так и рыскал глазами
во все стороны. Джесс был уверен, что этот человек провалит всю операцию, и не
понимал, зачем Крампусу оставлять этих двоих здесь совсем одних.
Крампус вошел в конюшню; Джесс, шауни, Изабель и Вернон – все последовали за ним.
Внутри, на полке, мерцали два газовых фонаря, отбрасывая длинные, колеблющиеся
тени. Вдоль стен изнутри, вторым этажом, шла галерея, где хранилось сено. Галерея
открывалась в высокий внутренний проход, шедший посередине. Стойла начинались
примерно на середине здания, так что перед входом оставалась широкая площадка для
загрузки, разгрузки и прочих работ. Крампус неторопливо прошагал на середину
площадки и встал там с копьем наготове. Джессу он в этот момент показался похожим
на какого-то дьявольского гладиатора, вышедшего на арену.
У Джесса возникло чувство, что Крампус продумал все гораздо более тщательно, чем
можно было предположить. По крайней мере, Джесс на это надеялся. Он последовал было
за остальными Бельсникелями, как вдруг уловил движение вверху, на галерее.
Прищурившись, Джесс вгляделся в тени, мимоходом поразился своей новообретенной
способности видеть в темноте, но так никого и не увидел. Он покосился на Крампуса.
Тот кивнул.
– Твою мать! – заорал он, хватая пистолет и одновременно вскакивая на ноги. Крампус
схватил его за плечи.
– Нам крышка, на хрен, – сказал он, обращаясь к Джессу. Грудь у него так и ходила
ходуном; дыхание было тяжелым и прерывистым. – Он… Его просто не остановить. Это
монстр. Настоящий, живой монстр!
Джесс поймал себя на том, что его дыхание тоже участилось, и ему страшно захотелось
еще глоточек меду. Сверху, над их головами, послышался топот маленьких ног, и он
разглядел несколько мальчишеских силуэтов, сновавших между потолочными балками.
– Вот дерьмо, – сказал он, отложив пистолет и взяв винтовку. – Мы тут у них как на
ладони.
Сквозь щель между створками ворот Джесс увидел приближающийся темный силуэт. Фигура
была слишком массивной, чтобы протиснуться между створками, так что пришелец просто
ухватился за огромные створки и безо всякий усилий распахнул их настежь. Без
сомнений это был он, Санта-Клаус, Бальдр. Он стоял в мерцающем свете фонарей с
выражением абсолютной уверенности на лице. Он пришел не сражаться за свою жизнь,
нет – он пришел раздавить ничтожного паразита. Как далек он был от пухлого,
веселого Санты на картинке со старой рекламы кока-колы – дальше, казалось, и
некуда. Джесс даже едва узнал в нем того человека, бежавшего тогда, давным-давно,
по занесенному снегом трейлерному поселку. Стоявшее сейчас перед ним существо
походило скорее на князя викингов. В ушах у него были золотые кольца, седые волосы
завязаны узлом на макушке, длинная, заплетенная в косы борода лежала на широкой,
как бочка, груди. На нем были красные кожаные штаны до колена, чулки и ботинки с
загнутыми носами и широкими медными пряжками; толстые кожаные наручи охватывали
запястья, а талию и грудь пересекали широкие кожаные ремни с подкладкой из белого
меха. Ростом он был куда меньше Крампуса, но очень плотный, массивный: сплошные
мышцы, как у быка, с широкой, мощной шеей, запястьями и лодыжками. Руки и плечи у
него были такие, что он, наверное, мог перерубать доски ребром ладони. В руках у
него был меч; с широкого, прямого лезвия капала кровь. Там, где в него попали пули,
лицо и грудь Санты пятнала пороховая копоть, но ран не было и следа.
Санта-Клаус закрыл за собой тяжелые створки и задвинул засов, так, что все они
оказались взаперти. Он покачал головой с выражением лица человека, перед которым
стоит простая, но крайне неприятная задача.
* * *
Диллард отодвинул засов и открыл дверь в подвал. Линда сидела на середине лестницы,
спиной к нему, со спящей Эбигейл на руках. Губа у нее распухла, по щеке расползался
уродливый кровоподтек. Он старался не смотреть на ее щеку, старался представить,
что этого нет. Он вздохнул.
Она вжалась спиной в стену, отказываясь смотреть на него. Он видел, как она дрожит,
сдерживаясь изо всех сил.
– Линда, я хочу, чтобы ты понимала: я сделал то, что сделал, потому что иначе было
нельзя… Мне нужно было защитить тебя, защитить твою малышку. А вот Джесс – он
конченый человек. Он сам навлек это все на свою голову. Ты это знаешь. Слишком
далеко зашел, с Генералом. Этого уже не исправишь, с этим покончено… Ни ты, ни я,
не можем ничего с этим поделать. Разве что Иисус может ему помочь. Пора подумать о
том, что лучше для тебя и для Эбигейл.
Линда метнула на него взгляд, исполненный такой ярости, что Диллард даже моргнул.
– То, что ты сделал, – сказала она, – все равно что убийство. С тем же успехом ты
мог бы сделать это своими руками. Никакой разницы.
– Мне надо кое-что для тебя прояснить… Так, чтобы все было предельно ясно. Генерал
становится опасен, когда думает, что кто-то может начать болтать про его дела. И
если тебе взбредет в голову начать говорить о том, что случилось с Джессом, если ты
хоть единое слово кому скажешь, я ничего, черт возьми, не смогу сделать, чтобы вы с
Эбигейл остались в живых. А после того, что ты ляпнула при Чете и Эше – насчет
шерифа, – они будут за тобой приглядывать, в этом можешь быть уверена.
– Господи, Линда! Ну как же ты не понимаешь, что я все делаю для того, чтобы вы
были в безопасности? Неужели так трудно попытаться это понять?
Диллард заставил себя посмотреть на ее распухшую губу. «Ну почему со мной всегда
происходит одно и то же?»
– Я… Прости меня, – сказал он. – Прости, что сорвался. Я очень жалею об этом.
Сильнее, наверное, просто невозможно. Я бы все сделал, чтобы этого не было. Правда,
Линда. Просто все вышло из-под контроля… Это больше никогда не повторится. Я
клянусь тебе. Богом клянусь.
Диллард подумал, что, может, ему хоть отчасти удалось до нее достучаться. Он очень
на это надеялся.
– Прямо сейчас у тебя есть право меня ненавидеть, но я надеюсь, что этого не будет.
Может быть – не обязательно прямо сейчас – ты сможешь меня простить. Все, что я
прошу – помни: все решения, которые были приняты мною, плохие и хорошие, были
приняты ради тебя, детка.
– Послушай, – сказал он. – Что бы ты насчет меня ни думала, все же будет нужно,
чтобы ты побыла здесь еще несколько дней… Пока ситуация с Генералом не станет
немного поспокойнее. Это даст мне время убедить его, что ты все правильно
понимаешь. И если после этого ты захочешь уйти… Что ж… Я тебе дорогу не заступлю.
Но, Линда… Я надеюсь, ты останешься. Я все еще надеюсь, что мы сможем построить
жизнь вместе.
Лицо у Линды было совершенно каменное, и он не увидел ничего для себя в этих
глазах, ничего. У Эллен был тот же самый взгляд, будто какая-то ее часть просто
отключилась, умерла. Он не мог больше выносить этого ни секунды, ему было страшно,
что он сорвется опять.
– Мне надо уйти. Я недалеко. Если увидишь, что кто-то из Боггзов ошивается
неподалеку, звони мне немедленно.
* * *
– Зачем ты явился сюда? – спросил Санта низким, глубоким голосом.
– Ты прекрасно знаешь ответ на этот вопрос, дорогой мой старый друг, – ответил
Крампус; его хвост метался из стороны в сторону, как у кошки во время охоты.
– И почему род Локи не знает ничего, кроме злобы? Я выказал тебе доброту, я
попытался показать тебе истину, попытался спасти тебя от тебя самого. Я дал тебе
все возможности.
– Жалость сделала меня слабым. Теперь я понимаю, что должен был убить тебя и
избавить тем самым от страданий. Но, видишь ли, я провел века в темнице твоей
матери. Те годы в Хеле дали мне возможность лучше понять себя, дали время для
размышлений о последствиях принятых мною решений. Я понадеялся на то, что
одиночество даст тебе ту же самую возможность – возможность увидеть хоть что-то,
кроме себя.
– Твой рот извергает дерьмо, точно свиная задница. Ты не нашел себя в Хеле, ты там
себя потерял. И это я пытался тебя спасти, я привел тебя к себе домой, попытался
помочь тебе найти смысл жизни, исцелить твою израненную душу. Истина в том, что ты
приковал меня в той дыре по одной-единственной причине – ты надеялся, что я буду
забыт и уйду в небытие, и дух Йоля уйдет вместе со мной.
– Йоль мертв. Это все в прошлом. Людям нужен путь к просветлению, к освобождению от
мелочей повседневной жизни, им нужно что-то помимо тех ограничений, которые
накладывает плоть. Жизнь коротка, но посмертие вечно. Я не знаю призвания выше, чем
быть проводником на этом пути. Я предлагал тебе возможность стать частью этого.
– Ты поклоняешься смерти. Ты и все Единые боги. Они соблазняют род людской своими
обещаниями посмертного блаженства, и те становятся слепы к земным радостям, которые
у них перед носом. Как можно достичь просветления, если жил не в полную силу?
– Твои слова – еще одно доказательство того, что тебе не место на Божьей земле.
Крампус рассмеялся.
Крампус оскалился.
– Пять веков в той дыре сделали все кристально ясным, как весенние ручьи Асгарда.
Или ты забыл Асгард? Забыл лицо матери, отца? Забыл свое собственное имя? Ну, так я
пришел, чтобы тебе об этом напомнить.
Санта сжал губы.
– У тебя на руках кровь, – продолжал Крампус. – Сколько ее? Скольких ты убил, чтобы
подчинить мешок Локи своей воле?
– Мне надоела твоя болтовня, – сказал Санта и прянул вперед, взмахнув своим
огромным мечом – широкий, мощный размах, великолепный удар, призванный снести
Крампусу голову с плеч. Но Крампус отпрыгнул в сторону, и удар, предназначенный для
его шеи, обрушился на пол. Меч увяз в земле.
Санта явно не был готов к тому, что Крампус проявит подобное проворство. Он рывком
высвободил меч, и занес его опять. Крампус не двинулся с места; он направил на
Санту копье.
– Видел бы ты свое лицо! – сказал Крампус. – Это зрелище стоит всех тех лет под
землей.
– Это невозможно.
– Ты что, не видишь? Ты лгал самому себе так долго, что забыл правду? Подумай.
Вспомни.
Крампус поднял копье так, чтобы свет фонаря отразился от древнего металла, и послал
зайчик Санте в лицо.
– Ты мог одурачить мир, одурачить самого себя, но это ты одурачить не сможешь.
– Очевидно, он этого не сделал. Я нашел его на дне моря, среди твоих костей. Среди
костей Бальдра.
– Ну, кто? Кто теперь в ловушке? – Повелитель Йоля выпрямился во весь рост и сделал
глубокий вдох, ощущая, как сердце радостно грохочет у него в груди, переполненное
ожиданием возмездия. Он оскалился, растянув черные губы, обнажая острые длинные
клыки. Высунул язык и щелкнул хвостом. А потом прыгнул на седобородого богатыря, и
его смех сменился рычанием.
Санта, казалось, пребывал в шоке, будто человек, потерявший дно под ногами и при
этом забывший, как надо плавать. Он поднял меч, но было слишком поздно – Крампус
отбил его защиту и нанес ему удар в руку. И теперь это была не царапина: копье
пробило плоть до самой кости.
Санта начал отступать к воротам, держа меч направленным на Крампуса. Тот неотступно
следовал за ним, но позволил дойти до двери. Санта принялся шарить за спиной
раненой рукой, нащупывая засов, не опуская меча и продолжая следить за Крампусом.
– Куда это ты собрался? – спросил Крампус. Санта облизнул губы; дюйм за дюймом он
сдвигал засов. На лбу у него выступил пот.
– Ты – животное! – вскричал Санта. – Демон низшей касты, только и всего, таким был,
таким и останешься!
Повелитель Йоля только фыркнул, и сделал вид, что нападает. Санта взмахнул мечом –
дикий, безнадежный выпад, который не зацепил ничего, кроме воздуха. Крампус
бросился вперед, и нанес удар Санте в запястье, из-за которого тот выронил меч.
Клинок упал на пол между ними. Санта бросился за ним, и Крампус взмахнул копьем,
поразив Санту в бедро. Легендарное копье легко прорезало ткань и плоть и впилось в
кость. Крампус рывком высвободил оружие, и Санта упал на одно колено, схватившись
за ногу. Сквозь стиснутые зубы у него вырвался крик. Кровь, хлеставшая из ран на
руке, в запястье, из глубокого пореза на ноге, окрашивала в алый золотистую солому
у него под ногами.
Крампус пнул его, так что он повалился на бок, поставил ему ногу на шею и прижал
копье к животу.
– Нет! – заорал он, не в силах больше сдерживать ярость. – Фарс окончен! Твое имя –
Бальдр, тот, кто предал собственных мать и отца! Предал всех Древних. Прими свое
истинное прозвание – Бальдр Вор, Бальдр Предатель, Бальдр Убийца. Вот что ты такое!
А теперь ты скажешь это!
Крампус сощурился.
– Ты служишь только самому себе. Ты соткал вокруг себя мир лжи, чтобы прикрыть свои
неправедные деяния.
– Кем бы я ни был в начале, его больше нет. Он мертв, он ушел в прошлое. Я был
рожден заново и обрел отпущение своих грехов через сострадание и помощь людям.
– Нет! – выплюнул Крампус. – Нет! Нет! Нет! Нельзя просто взять и простить себя.
Нельзя просто взять и уйти от вины. Прощение может исходить только от тех, кто от
тебя пострадал. Только они могут простить твои преступления. Быть может, в
посмертии, после того, как с тебя сдерут кожу в тысячный раз, тогда и только тогда
ты сможешь молить о прощении! А теперь, если ты не признаешь свое истинное имя, и
не попросишь о прощении меня, – я пошлю тебя к ним прямо сейчас.
Крампус всадил копье в грудь Санты и надавил. Острие медленно пошло вглубь, к
сердцу.
– Ну, и где твой великий бог? Где его кара? Ее нет! Потому что ты – ничтожество,
пустое место, ничего, кроме одной огромной, чудовищной лжи!
* * *
Крампус швырнул голову Санты во двор, понаблюдал, как она катится по газону, а
потом просто долго стоял в дверях, разглядывая звезды.
Джесс смотрел на тело и пытался как-то осознать то, что он видел, то, через что он
прошел, все это – или хоть что-нибудь из этого. Что на свете и вправду существует –
существовал – Санта-Клаус, и что это его обезглавленный труп лежит сейчас перед
ним. «А если это был не Санта, тогда кто?» Он понимал, что должен бы испытывать
шок, ужас, но чувствовал только угрюмое отупение. Слишком многое он повидал,
слишком многое испытал, и где-то в глубине души он знал, что, копни он поглубже,
ему придется поставить под сомнение собственную вменяемость. Все, чего ему хотелось
прямо сейчас – это как-то покончить со всем этим безумием и вернуться к Эбигейл.
Краем глаза он уловил движение среди балок. Маленькие человечки, которые, как
понимал Джесс, были эльфами, оставили попытки спрятаться и в ужасе, явно не веря
своим глазам, смотрели вниз. Джесс огляделся и увидел, что у Вернона, Изабель и
Чета на лицах было то же самое выражение глубокого шока.
– А с этими что?
– Вы свободны! Возвращайтесь к себе, в леса, где ваш дом. Верните себе свою душу.
Но сделать это вам придется прямо сейчас, потому что эту конюшню – как и все, что
принадлежало предателю – я намерен сжечь дотла.
Пока Джесс выпускал оленей на волю, Крампус прошелся вдоль стойл, заглядывая в
каждое и, наконец, остановился у одного из последних. Он открыл дверь и вывел
оттуда двух козлов.
– Джесс, возьми вон те две сбруи и иди за мной.
Крампус вывел козлов наружу, к загону, где стояли зеленые сани. Он накинул на
животных сбрую и запряг, что-то им ласково нашептывая. Потом отвел их на открытое
место и привязал к скамейке рядом с садом.
Крампус снял с полки один из масляных фонарей и бросил в кучу. Фонарь разлетелся
осколками и масляными брызгами, и сено немедленно занялось, а за ним и сухое
дерево. Огонь, потрескивая, начал разгораться.
– Пойдемте, – позвал Крампус, и все вышли наружу. Пересекли двор, прошли через сад
с деревьями, подстриженными в форме мифических созданий, потом – через цветник,
окружавший главный дом. Джесс поглядел на оленей, которые радостно жевали на
клумбах цветы. Крампус остановился перед одноэтажным зданием, которое тянулось
вдоль всего главного дома. По обе стороны широких двойных дверей стояли статуи
вздыбленных коней из белого камня. Крампус подошел к двери и потянул за ручку.
Дверь была не заперта, и они вошли.
Здание оказалось чем-то вроде склада: по стенам, до самого потолка, тянулись полки,
уставленные самыми разнообразными предметами – в основном это были игрушки, но
Джесс заметил ряды и ряды детских ботинок, курток и других предметов одежды – была
даже полка с костылями и другим медицинским снаряжением. До него не сразу дошло,
что именно сюда, должно быть, был открыт мешок, когда он в первый раз засунул туда
руку. Он содрогнулся при мысли, что могло случиться, если бы его застукали, поймали
за руку и втянули внутрь.
Крампус, не обращая никакого внимания на игрушки, шел вдоль стены, открывая каждую
дверь, попадавшуюся ему на пути. Джесс понятия не имел, что он ищет. Крампус открыл
очередную дверь, захлопнул, потом, видимо, передумав, остановился. Вернулся, снова
открыл дверь, зашел, а через секунду вышел с ворохом яркой одежды в охапке. Свалив
всю кучу на пол, он вернулся в комнату и вынес еще. Рубахи, штаны, куртки, сапоги –
все из хороших тканей и прекрасно выделанной кожи: на полу перед ними переливались
изумрудно-зеленый, глубокий алый и золотистая охра.
– Сбросьте свои лохмотья и облачитесь в подобающие вам одежды. Те, кто служат
Повелителю Йоля, больше не будут скрываться в тени.
Вернон был явно не прочь избавиться от видавшей виды куртки и негнущихся от грязи
штанов. У него не возникло проблем найти себе что-то на замену: ростом он был
невелик.
Свои сапоги и куртку Джесс оставил у Генерала, а штаны и рубашка были сплошь залиты
кровью. У него были сомнения насчет здешнего ассортимента, но в его ситуации
привередничать не приходилось. Довольно быстро стало ясно, что большинство одежды
ему мало – она явно шилась на детей, или, может, на эльфов, но ему все же удалось
подобрать себе рубаху и пару кожаных бриджей со шнуровкой на икрах. Джесс быстро
натянул все это на себя. Наткнувшись на первую же пару подходящих по размеру сапог,
он надел и их, – не беда, что высотой они были почти до колен. Он был рад, что на
ногах у него наконец хоть что-то было. Единственное, что он нашел из верхней одежды
– долгополый кожаный кафтан с высоким бархатным воротником. Кожа была окрашена в
золотистый цвет, под стать медным пуговицам, блестевшим на вороте и на широких
отворотах манжет.
Чет заржал.
– Чет, – сказал Джесс. – Есть в тебе что-то, что вызывает в людях привязанность…
как веревка у висельника.
Крампус выудил из кучи кафтан из рытого бархата цвета лаванды с золотой вышивкой по
подолу. Прикид сделал бы честь любому глэм-рокеру.
– Твою мать, – сказал Чет, и сделал то, что ему было сказано. Лицо у него при этом
было такое, будто он ел мыло.
– Только попробуй, скажи что-нибудь, ты, говнюк мелкий! – зарычал Чет. – Вперед! И
я сломаю тебе челюсть. Вот увидишь.
Чет замер, продолжая сверлить Джесса яростным взглядом. В ответ Джесс показал ему
средний палец и ухмыльнулся. Лицо у Чета стало красным, как помидор; казалось, он
вот-вот взорвется.
Крампус нашел алую ленту, связал свои длинные волосы в хвостик, чтобы они не лезли
в глаза, и осмотрел своих Бельсникелей. Улыбнулся, кивнул:
– Да, само изящество и элегантность… Как и пристало выглядеть тем, кто служит
Повелителю Йоля.
Короткий коридор вел в большое помещение овальной формы под сводчатым, с темными
балками потолком, как в церкви. Они вошли. Джесс огляделся, и ему на ум пришла
лаборатория какого-нибудь безумного ученого, вроде доктора Франкенштейна, который
занимается оживлением трупов.
Уронив кристаллы обратно в чашу, Крампус направился дальше, нашел какую-то книгу
потрепанного вида, испещренную нацарапанными от руки символами и рунами, и зарылся
в нее, оставив Бельсникелей глазеть по сторонам, будто дети в лавке с диковинками.
Джесс заглянул в пустые глазницы черепа бабуина, который был выкрашен в красный
цвет и набит чьими-то ногтями. Джесс про себя решил, что милый добрый старичок
Санта оказался совсем не таким, каким он его себе представлял.
Чет боком придвинулся к чаше с драгоценными камнями, загреб горсть и сунул в карман
кафтана. Джесс последовал было его примеру, но тут Изабель пихнула его в бок:
– Что? Почему?
– И вот, посмотрите-ка сюда. Видите? – Крампус снял с крюка связку ключей. На одном
кольце висело шесть ключей разных форм и размеров. – Отмычки, – сказал Крампус с
довольным видом. – Они могут отпереть почти любой замок. Они принадлежали мне –
подарок Локи. Теперь они опять мои, – он присмотрелся к связке поближе. –
Интересно, – он принялся разглядывать самые маленькие ключи современной формы. – Да
тут три новых добавилось. Джесс, подойди.
Джесс подчинился.
– Будешь моим ключником, – с этими словами Повелитель Йоля сунул ключи Джессу в
карман кафтана и похлопал сверху. – Похоже, старый добрый святой Ник все же не
утруждался лазанием по каминным трубам…
– Это темная магия, – глухо проговорил Крампус; его лицо было очень серьезным. –
Это кости Йольского козла. Как мало их осталось, а теперь их еще меньше, потому что
для старого доброго Санта-Клауса они – лишь сырье для его зелий. Козлы Йоля
принадлежали богам и могли летать благодаря своему волшебству. И он зарезал их ради
этой магии. Подозреваю, именно так появился на свет весь этот балаган с летающими
оленями.
– Мало тебе было украсть мои традиции! – орал он. – Мало тебе было извратить их в
угоду своему себялюбию! Теперь ты извращаешь саму жизнь, убиваешь саму душу Йоля
ради собственной славы, – его голос вдруг упал почти до шепота. – В мире осталось
так мало волшебства… драгоценные крохи. Ну почему твои амбиции должны обходиться
так дорого?
Он взял еще одну склянку и швырнул ее вслед за первой, потом еще одну, и еще.
– Кровь, кости и смерть… Вот правда, вот что стоит за рождественским волшебством
Санты!
Они прошли через сад, во двор, где стояли, привязанными два Йольских козла. Конюшня
была уже полностью охвачена огнем. Гигантские языки пламени лизали небо, заливая
все вокруг оранжевым светом. Они стояли и смотрели, а хлопья пепла танцевали
вокруг.
Джесс вздрогнул и обернулся, как и все остальные. Под широкой аркой, которая вела в
сад с кустами в виде фигур, стояли шесть женщин. Пять из них были одеты в длинные,
развевающиеся белые платья: молодые, пухленькие женщины с длинными волосами и
пышными формами. Они смотрели на пламя, и слезы катились у них по щекам. Шестая не
плакала. Она стояла впереди всех, тонкая, как хлыст, с плотно сжатым ртом на
жестком лице. Догадаться, сколько ей лет, было невозможно, но что-то подсказывало,
что она гораздо, гораздо старше, чем кажется. На ней было темно-алое платье в пол с
золотой вышивкой в виде змей. Волосы у нее были совершенно белые, волнистые и
длиной чуть ли не до колен – они развевались у нее за спиной, как плащ.
«Если это и вправду так, – подумал Джесс, – трудно вообразить себе что-то более
далекое от образа доброй, милой бабули, как я всегда ее себе представлял. Эта
женщина выглядит так, будто способна вырезать тебе кишки и съесть их у тебя на
глазах».
– А это тогда кто такие? – Вернон указал на девушек. – Думаете, это его дочки?
– Дочки! – заржал Крампус. – Это все его жены. У Бальдра были большие аппетиты.
Пухлые девушки разом указали на Крампуса и начали выть, срываясь на визг, крича на
непонятных языках, как женщины в храме пятидесятников. Вот только Джесс решил, что
это были не молитвы, а проклятия.
– Ох, сколько же воды утекло с тех пор, как я имел удовольствие пороть маленькие
озорные задницы, – он щелкнул хлыстом и шагнул к женщинам. Визг и вопли заглохли,
сменившись истерическими рыданиями, и девушки отступили, но та женщина – она даже
не моргнула. Крампус сделал еще шаг, опять щелкнул хлыстом. Но беловолосая все так
же стояла на месте. Она обвиняюще ткнула в его сторону пальцем.
– Животное, да как ты смеешь осквернять это место своим мерзким присутствием? Этот
дом – убийством? Санта-Клаус – возлюбленный сын богов. Любимый всеми за доброту и
самоотверженность, благородный рыцарь добрых дел, поборник…
– Брехня.
– Это правда! – вскричала она. – Ты же видел его склад, там не только игрушки, но и
обувь, и одежда, и все самое необходимое для нуждающихся. Каждый день он работал
допоздна, чтобы Рождество стало больше, чем просто праздником, стало волшебным
временем надежды. Он путешествовал по всему свету, творя добро и надеясь, что его
пример вдохновит людей, что они станут добрее друг к другу, что доброта
распространится по миру, очищая души.
Казалось, она стала выше ростом. Джесс вдруг заметил, что она парит над землей,
глядя на них яростными, пылающими глазами. Змеи на ее платье ожили, задвигались и
зашипели, обвиваясь вокруг нее, и защелкали на них сочащимися ядом клыками. Джесс
отступил на шаг.
Джесс моргнул, и змеи опять были лишь узорами на платье, а женщина стояла на земле,
прижимая руку к щеке.
Ее глаза вспыхнули.
– За все приходится платить, скоро ты и сам это узнаешь! Бог не будет сидеть сложа
руки, и подобное злодеяние не останется безнаказанным.
Крампус расхохотался.
Теперь уже отступил Крампус: в первый раз на памяти Джесса Повелитель Йоля потерял
уверенность в себе.
Склад теперь тоже пылал, и огонь подбирался к главному дому. Джесс и остальные
Бельсникели то и дело смахивали пылающие угольки с волос и одежды. Крампус,
казалось, погрузился в какой-то транс.
– Нам надо уходить, – сказала ему Изабель. – Как ты думаешь? – она тронула Крампуса
за руку.
Козлы потянули сани вперед, шаг за шагом, и Джесс вдруг понял, что они уже
поднимаются в небо. Он крепко вцепился в поручни, а сани уже были выше пламени
пожара. Они сделали круг над пылающим замком, а потом полетели прочь, над морем, и
ветер раскачивал маленькие зеленые сани, а козлы Йоля все набирали скорость.
Развернувшись над морем, они полетели на Запад, а под ними сияли в лунном свете
белопенные гребни.
Часть третья
Святки
Глава двенадцатая
Святочные потехи
Гери встретила их у дверей. Если бы волки могли улыбаться, этот сейчас бы хохотал,
подумал Джесс. Крампус спрыгнул с саней, подбежал к волчице и заключил в медвежьи
объятья.
– Что? Куда? – закудахтал Вернон, ставя на пол мешочки с сонным песком. – Сегодня?
Ты, конечно, не имеешь в виду сейчас. Кроме того, Рождество уже закончилось.
– Это время пиршеств, так что еды будет вдоволь. А теперь – вперед! Возьми сонный
песок и положи по горсти в кошели.
Випи вытащил нож и принялся кромсать занавесь. Он вырезал три куска, сложил их в
виде мешочков, сделал завязки из порезанного на куски шнура и вручил все это
Вернону.
– Ладно, хватит мешкать, поехали, – сказал Крампус, и вид у него был, точно у
ребенка, которому не терпится распаковать свои подарки. – Давайте! На улицу – вы
все! – они пошли к дверям. – Погодите! – крикнул он им, нахмурившись. Выхватил у
Маквы копье, пистолет – у Чета, и бросил их в картонную коробку, где уже лежали
деньги. – Никакого оружия, кроме ножей. Это же Йоль!
У шауни вид был не слишком довольный, но все Бельсникели побросали оружие все в ту
же коробку, как им было велено.
Вслед за Крампусом они вышли наружу, где Повелитель Йоля нашел березку и принялся
обламывать тонкие, гибкие ветви, пока у него не набралась целая охапка. Он вынул у
себя из волос шелковую ленту и связал ею прутья. Помахал ими в воздухе, явно
наслаждаясь свистом, и легонько щелкнул Изабель по заднему месту.
Крампус рассмеялся:
Повелитель Йоля занял свое место на передней скамье, Изабель – рядом, с мешком и
розгами в руках; третьим уселся Джесс. Вернон, Чет и трое шауни втиснулись назад.
Внизу уже начали попадаться отдельные дома и трейлеры; ползали, светя фарами,
машины. Джесс подумал об Эбигейл и о Линде – они были где-то там, внизу, под ними.
Он потерял всякое чувство времени и теперь гадал, спят они или еще нет, и все ли с
ними в порядке. Ему до боли хотелось поехать к ним прямо сейчас, увидеть их. Но он
знал, что никаких шансов на это нет. Только не сегодня, пока Крампус в таком
настроении.
* * *
Крампус начал снижаться, и вот они уже летят над самыми верхушками деревьев. Он
нашел тупиковую улочку на самой окраине городка – всего несколько домов – сделал
небольшой круг и приземлился. Сани, скользнув по снегу, остановились под фонарем.
Крампус спрыгнул с саней и оглядел стоящие вокруг дома, все – в мерцающих огоньках
гирлянд. Вдохнул полной грудью, упиваясь холодным зимним воздухом.
Джесс сунул мешочек в карман на груди, чтобы до песка легче было добраться.
– Только не в этот.
– Почему нет?
– Откуда ты знаешь?
– Смотри… Во дворе – ни игрушек, ни велосипедов. И качелей нет. Тебе нужен вон тот,
– она указала на соседний дом: рядом с разноцветной пластиковой горкой валялся на
боку трехколесный велосипед.
– Маленький лев, – хихикнул Джесс и погладил Изабель по голове. Она в ответ двинула
его локтем в бок.
Пока они шли к дому, Крампус заметил на крыльце огромного пластикового Санту и
оскалил зубы.
– Похоже, этому дому необходимо напомнить, что такое святки, – Крампус ступил на
крыльцо, поднял пластикового Санту и зашвырнул его подальше во двор.
– Нас просто пристрелят, – пробормотал Чет, и Джесс поймал себя на том, что он для
разнообразия с ним согласен. Джесс испытывал полную уверенность, что еще до исхода
ночи кто-то из них – а может, и все они – будет лежать на полу в чьей-нибудь
гостиной, нашпигованный дробью до самых ушей. Пожалуй, в этих местах Джесс не знал
ни одного человека, у кого не было бы по крайней мере одного ствола. Или трех-
четырех – в большинстве случаев.
Крампус постучал в дверь. Они стояли и ждали на крыльце: Крампус с черным мешком
через плечо и розгами, стиснутыми в кулаке, и сгрудившиеся вокруг него Бельсникели,
будто компания, которая собралась за сластями на Хэллоуин, да заблудилась.
Было слышно, как где-то внутри дома орет телевизор, и Джесс с Изабель обменялись
встревоженными взглядами. Крампус постучал опять, громче.
Из дома послышался женский голос.
– Что такое?
Они услышали, как к двери прошлепали тапки; секунду спустя на крыльце загорелась
лампочка и дверь распахнулась. На пороге, привалившись к косяку, стоял средних лет
мужик в красной фланелевой охотничьей рубашке и серых трениках. В руке он сжимал
сразу банку пива и сигарету. Мужик был пьян, но не настолько, чтобы не сообразить:
Крампуса он точно не ждал.
– Есть ли в этом доме хорошие дети? – спросил Крампус. Мужик, выпучив глаза,
отшатнулся, выронив и пиво, и сигарету. Внезапно протрезвев, он сделал попытку
захлопнуть дверь. Крампус протянул руку и толкнул дверь, отчего мужик, получив
дверью по лбу, грохнулся на покрытый линолеумом пол.
Шауни бросились на хозяина дома и прижали его к полу. Мужик заорал, и Маква поднял
кулак. Изабель повисла у него на руке.
Джесс зашарил в нагрудном кармане, но Вернон его опередил – бросил щепотку сонного
песка мужику в лицо. Тот поморщился, и вид у него стал такой, будто он собирается
чихнуть, но тут глаза у него закатились, и хозяин дома отрубился. У шауни был
немного разочарованный вид.
Джесс было облегченно вздохнул, но тут по коридору раскатился женский визг. Изабель
и Джесс, протиснувшись мимо шауни, устремились вперед, намереваясь поспеть на место
событий раньше них – что бы там Крампус ни натворил.
Это была женщина, примерно тех же лет, что и оставленный ими в прихожей мужик, в
точно таких же рубашке и трениках. Крампус загнал ее в угол, за елку. Повелитель
Йоля снимал по одной елочные игрушки и швырял в камин, где они разбивались
вдребезги. Вот он поднял руку с зажатым в ней Сантой, сделанным из цветного стекла
с блестками.
– Нет, нет, и нет! – отчитывал он женщину, а потом швырнул в нее Сантой. Игрушка
разлетелась о стену, и женщина испустила еще один визг. – Больше никакого Санта-
Клауса. Никогда! Хочешь знать почему? – Ответа он дожидаться не стал и продолжил: –
Потому что он мертв! Я отрезал ему голову! – рявкнул он. – И если ты в этом
сомневаешься, я могу ее тебе показать. Хочешь посмотреть на голову Санта-Клауса? –
Женщина затрясла головой. Тут Крампус заметил венчавший макушку дерева красивый
крест дутого стекла, и его перекосило. – Нет, это никуда не годится. Нельзя вешать
христианские тотемы на Йольское древо. – Он снял крест и потряс им перед ее носом,
будто она была вампиром. – Никаких крестов! Никаких Сант! Это понятно? – он поднял
руку с крестом, явно намереваясь швырнуть и его тоже.
– Пожалуйста, пожалуйста!
– Поклянись в этом.
– Я клянусь!
Она заморгала.
– Яства?
– Да.
– Чего?
– Ты хочешь остатки нашей еды? – она явно не знала, плакать ей или смеяться, но –
сомневаться не приходилось – готова была сказать все, что угодно, только бы этот
психованный демон поскорее отсюда свалил. – Конечно… Угощайтесь. Кухня вон там, –
она показала пальцем. – Ни в чем себе не отказывайте.
Она послушалась, и Изабель бросила ей в лицо щепотку сонного песка. Через пару
секунд она уже спала. Изабель осторожно вынула у нее из рук елочное украшение и
поставила на каминную полку. С кухни послышался грохот.
Они осторожно заглянули в кухню. Холодильник был распахнут настежь, и Випи доставал
оттуда еду, передавая Нипи. Рядом с плитой стоял противень с закатанной фольгой,
под которой лежало еще пол-индейки, запеченной с кукурузным хлебом. Маква, Чет и
Вернон горстями запихивали еду в рот, начисто пренебрегая столовыми приборами.
Вернон метнул на них виноватый взгляд. Ему было явно неловко.
Джесс нашел взглядом часы – без десяти минут полночь. Он попытался припомнить,
сколько времени они уже были на ногах, но, учитывая резкие смены часовых поясов,
это оказалось невозможным.
– Пошел вон туда, по коридору, – сказал Чет, немного невнятно из-за набитого
кукурузным хлебом рта.
– О, Господи ты, боже мой, – сказала Изабель и бросилась в коридор. Джесс побежал
за ней.
Крампус стоял посреди спальни, между двумя кроватками. В одной никого не было, на
другой жались друг к другу две девочки. Как показалось Джессу, одной было лет около
девяти, другой – примерно столько же, сколько его Эбигейл. Девочки забились в угол,
среди подушек и плюшевых игрушек, как можно дальше от Крампуса. Обе ревели, дрожа,
вцепившись друг друга, и в глазах у них стоял ужас.
Джесс просто не мог этого вынести, он мог думать только о своей собственной дочери.
Джесс смолк; внезапно оказалось, что все, что он мог – это смотреть, как бы ему ни
хотелось силком вытащить Крампуса из комнаты.
– Шшшш, – шепнул он. – Шшшш, я – Крампус, дух Йоля. Я пришел с дарами, – его голос
был добрым и каким-то завораживающим. – Девочки прекратили плакать и немного
успокоились. – Хотели бы вы увидеть мои дары?
Крампус положил на пол связку березовых розог, снял мешок с плеча, закрыл глаза,
сунул в мешок руку и вытащил оттуда две треугольные золотые монеты. Он протянул их
девочкам, чтобы те могли их рассмотреть, и на их личиках страх уступил место
любопытству.
– Золотые монеты из царства Хель. На них можно купить множество прекрасных вещей.
– Хотели бы вы такие?
Обе кивнули.
Крампус протянул им монеты, но, когда девочки потянулись за ними, он отдернул руку.
– Есть условия. Первым делом вы должны сказать мое имя. Можете звать меня Крампус,
Повелитель Йоля. Ну, а теперь скажите мое имя.
Крампус улыбнулся.
– Это еще не все, потому что этот мир суров, и за все приходится платить. Вы должны
знать, что каждый год на святки я буду пролетать над вашими головами. Может, я
вернусь еще в этот дом, а может – нет. Но, удостой я вас посещением, я буду ожидать
подношений. Я буду ожидать знаков вашего почитания. По традиции это делается так:
вы ставите на порог свои башмачки, и кладете в них угощение или дар для меня. Как
думаете, сможете вы это сделать?
Девочки кивнули.
– Превосходно, потому что, если я найду угощение, вы можете получить еще одну
монету, или кое-что даже еще лучше. Но если нет… – тут Крампус подхватил с пола
розги и мешок и выпрямился в полный рост, и голос у него зазвучал по-другому,
низко, угрожающе: – Если я не найду подношений, я засуну вас в мой мешок и изобью в
кровь, – и он звонко щелкнул розгами по мешку.
Девочки отскочили; Джесс подумал, что вот сейчас они опять завизжат.
– Что, будет еще и следующий? – сухо спросил Вернон. – О, неужели веселье никогда
не кончится?
Он щелкнул вожжами, сани сорвались с места и полетели над самой серединой улицы,
скользя над самыми крышами машин. Миновали какого-то мужика в пикапе, который стоял
на светофоре. Мужик смотрел, как они пролетают у него над головой, и кивнул им, не
переставая улыбаться до ушей, а потом поехал дальше, как ни в чем не бывало. Еще
через квартал они увидели привалившихся к машине мужчину и женщину. Он пытался
отпереть дверцу, но явно был слишком пьян, и никак не мог попасть ключом в замок.
Когда сани пролетали над ними, оба взглянули вверх, и принялись что-то орать, но
что – разобрать было невозможно, а потом оба свалились. Джессу стало интересно,
сколько припозднившихся гуляк, из тех, что их видели, наутро свалят все на бухло.
Еще немного дальше по улице какая-то женщина дала по тормозам, когда они
проносились мимо. Она высунулась в окно, глядя на них и явно не веря собственным
глазам. Судя по выражению у нее на лице, пьяной она не была, но, должно быть,
жалела об этом. Еще с милю спустя они наткнулись на компанию тинейджеров, которые
дурачились на своих тачках на заброшенной стоянке у водокачки.
– Счастливых святок всем и каждому! – крикнул Крампус и помахал им. Где-то половина
ребят нерешительно помахали в ответ, а остальные просто стояли столбом, слишком
огорошенные, чтобы что-либо делать. Блеснула вспышка, и Джесс ухмыльнулся,
представив, как изображение их честной компании завтра разойдется по всему
Интернету.
Они пролетели над Сипси-Ридж, вдоль городской окраины; дома здесь стояли реже, и
местность уже смахивала на сельскую: там и тут мелькали огородики и даже курятники.
Крампус притормозил, поглядывая вниз.
Чет кивнул. Было видно, что ему больно, хотя он и пытался это скрыть. Джесс хорошо
знал этот взгляд.
Крампус пролетел по инерции еще несколько домов, и сани замерли перед домом в стиле
ранчо, с плоской крышей, и дощатыми, в пятнах от сырости, стенами.
Под навесом в конце подъездной дорожки стоял старый «Шеви Малибу»: задний мост на
домкрате, покрышки отсутствуют. Кроме того, машина отчаянно нуждалась в свежей
краске. На дворе валялось несколько игрушек, сломанные качели, ржавые автозапчасти
и порядочное количество жестянок из-под лагера марки «PBR».
– Слушай, братан, – сказал Чет. – Это же дом Уоллеса Дотсона. Ясен пень, ты с ним
связываться не захочешь. У него не все дома с тех пор, как он из Ирака вернулся.
– Братан, – сказал Чет. – говорю тебе, ты выбрал не тот дом. Старый Уоллес просто
обожает пушки, и стрелять из них любит тоже. Может, просто выберешь другой дом, а?
В окнах свет не горел. Джесс уже стал надеяться, что вся семья уехала куда-то на
праздники. Крампус ступил на крыльцо, и в доме два раза гавкнула собака. Явно
большая собака. Было слышно, как она бегает туда-сюда по коридору, цокая когтями.
Джесс передал ему связку с отмычками. Три ключа на кольце были огромными,
старинного вида, но остальные меньше и современной формы.
Крампус выбрал один из этих последних и попытался вставить в замок – но ключ не
подошел. Джесс вообще не понимал, как это шесть ключей должны были подходить
абсолютно ко всем замкам, но, навидавшись в последнее время всякого, не терял
оптимизма. И Крампус его не разочаровал: второй ключ скользнул в замочную скважину,
легко повернулся, и замок щелкнул язычком.
– Что?!
Крампус потихоньку крался в сторону, откуда доносились звуки и где мерцал свет
экрана. У двери в гостиную они остановились. Рыхлый, обросший недельной щетиной
мужик лежал, развалившись, на диване. Он спал. На груди у него покоилась полная
окурков пепельница, на полу стояла пустая бутылка из-под виски, а на коленях дрых
большой серый полосатый кот. Приоткрыв один глаз, кот покосился на них.
Дети, все шестеро, сидели на полу перед телевизором, спиной к ним. Все разного
возраста, лет начиная с десяти и до младенца в подгузнике; две девочки, остальные –
мальчишки. Перед ними стояла огромная упаковка «Читос», и старый, засаленный ковер
был весь усеян оранжевыми крошками. По телевизору шла «Эта прекрасная жизнь»[11], и
Джимми Стюарт как раз пытался убедить достопочтенных жителей Бедфорд-Фоллз не
забирать свои деньги из «Билдинг энд Лоан», совершенно заворожив детей своими
обезоруживающими манерами и искренним южным говорком.
Никакой елки в этом доме не было и в помине, никаких гирлянд или каких бы то ни
было украшений – только над камином висела одинокая связка сосновых шишек. «И
никаких новых игрушек, – подметил Джесс, – вообще никаких признаков подарков. Будто
Рождество обошло этих детей стороной».
– Привет.
– Вам нет нужды бояться, – сказал Крампус тем же тихим, завораживающим голосом,
каким он говорил с девочками. – Я – друг.
– Кейси, помолчи, – сказала, вставая, одна из девочек. Она, похоже, была самой
старшей из всех, лет девяти или, может быть, десяти. Она шагнула вперед, так, что
остальные оказались у нее за спиной.
– Что тебе надо? – спросила она твердым голосом, но было видно, насколько ей
страшно. – Если ты хочешь чего-то украсть, то здесь ничего нет.
– Люди никогда ничего не предлагают, если им ничего от тебя не надо. Что тебе надо?
– А кто спрашивает?
– Я – Крампус.
– Ладно, Крампус, меня зовут Кэролайн, а вот Крис и Кертис, Кэйси, Клэйтон, а вон
там – Шарлин.
Крампус кивнул всем по очереди. Младенец, взглянув на Крампуса, начал хныкать. Один
из мальчишек, на вид не старше четырех лет, притянул его себе на колени, нашел
соску и принялся гладить младшего брата по спине, стараясь успокоить.
Крампус тихо подошел к детям и снял с плеча мешок. Девочка не отступила ни на шаг.
Вид у нее был донельзя испуганный, но было ясно, что она скорее даст себя избить,
чем позволит хоть кому-нибудь – пусть даже рогатому демону – прикоснуться к этим
детям.
Глаза у детей загорелись – блеск древнего золота явно их зачаровал. Крампус вручил
каждому по монете и начал свой рассказ о Йоле, о старых традициях, о башмачках на
пороге и награде для тех, кто верит. Они слушали, как завороженные, впитывая каждое
его слово. Вскоре от страха в их глазах не осталось и следа.
Когда Крампус закончил, он встал, пожелал всем счастливых святок и направился к
двери. Дети шли за ним до самого порога.
– Слушай-ка, – сказал Джесс Кэролайн. – Ты смотри, чтобы папа ваш монет не увидел.
– Ага, – вставил Чет. – Скажите ему, что Чет Боггз советует ему обойтись с вами по-
честному. Поняли?
Джесс и Чет догнали остальных, и все расселись в санях. Крампус щелкнул поводьями,
и козлы Йоля рванулись вверх. Джесс смотрел на детей – шесть маленьких рожиц
следили за ними с изумлением и восхищением. Кэролайн подняла руку и помахала им, и
все остальные последовали ее примеру. Джесс помахал им в ответ.
* * *
Несомые утренним ветерком, облака темного дыма плыли над садом, скользили между
кустами в форме фигур мифических существ. Кое-где еще догорал огонь. Черный от сажи
скелет конюшни – камни, балки – выделялся на фоне рассветного неба.
Шесть женщин ворошили дымящиеся угли граблями и вилами. Грязные, вымазанные сажей
одеяния липли к их потным телам; пепел пятнал руки и заплаканные лица.
И они все подошли, побросав вилы и грабли, и голыми руками, осторожно и нежно,
высвободили из-под пепла изуродованное тело. Некоторые отвернулись, не в силах
вынести вида черного от копоти безголового трупа.
– Помогите мне, – сказала беловолосая женщина, и вместе они подняли тело и понесли
его через двор, вниз по узкой тропе, что шла вдоль стен, к маленькой часовне над
морем. Здесь они возложили тело на каменную плиту, под окошком в форме креста,
забранного золотистым стеклом. Одна из девушек принесла полотенца и ведро морской
воды. Вместе они обмыли тело, очистив его от грязи и сажи. Огонь спалил дотла всю
одежду, но тело осталось нетронутым. Оно было белым и ровным, как фарфор, кроме тех
мест, где зияли страшные, оставленные копьем раны. Женщины вымыли его руки, ноги и
гениталии, вычистили грязь под ногтями, промыли его раны и кошмарные лохмотья
плоти, которыми заканчивалась его шея. Они мыли его, пока от грязи и копоти не
осталось и следа, а потом завернули тело в белую льняную ткань.
Она протянула руки, и все они взялись за руки, окружив плиту живой цепью.
Беловолосая села, скрестив ноги, на мраморный пол, и девушки последовали ее
примеру.
– Мы будем бдеть над ним. Никто не будет есть, спать или пить, пока не придут
ангелы. Если они не придут, значит, такова воля Божья, чтобы мы нашли свой конец
подле него. А теперь закройте глаза и взывайте к ним.
Они стали молиться, и утреннее солнце встало над горизонтом, а ясный луч,
окрашенный золотом витража, одел часовню и всех, кто был внутри, своим сиянием.
– С нами Бог, – сказала беловолосая женщина.
* * *
Третий за эту ночь дом стоял у реки – новенькое, внушительного вида здание,
обнесенное элегантной чугунной решеткой с кирпичными столбами. Крампус опустил сани
на круговой дорожке перед домом.
Обнаружив, что входная дверь не заперта, Повелитель Йоля вошел в дом. Дверь из
прихожей вела в эффектную гостиную с высоким, в два этажа, сводчатым потолком.
Арочные окна, глядевшие на реку, шли до самого потолка; в самом центре гостиной
стояла высоченная елка, вся в лентах и сверкающих игрушках.
Крампус явно не разделял ее чувств. Лицо у него было такое, будто ему только что
скормили насильно ложку сиропа от кашля. Удержавшись, однако, от битья игрушек, он
направился к парадного вида лестнице, ведущей наверх.
У женщины был такой вид, будто она чем-то поперхнулась, но все-таки она издала
громкий вопль. Джесс и Изабель оба полезли за сонным песком, но Крампус поднял
руку.
Крампус опять повернулся к экрану, на котором лошади скакали по зеленым лугам, судя
по всему, где-то в Англии. Он прижался носом к экрану, стукнулся рогами, крякнул, и
отступил на шаг.
Крампус протянул руку и постучал по стеклу своим острым, иззубренным ногтем, потом
прижал к экрану ладонь и надавил, будто пытаясь прикоснуться к тому, что было за
стеклом. Послышался треск, экран мигнул и по стеклу поползла паутина трещин.
Крампус внимательно оглядел надтреснутый экран.
– Ничего страшного, – быстро ответил мужчина. – Все хорошо. Никаких проблем. У нас
еще один есть, внизу. Можете его забрать. Драгоценности… вот здесь. Он указал на
шкатулку красного дерева, стоявшую на туалетном столике. – Наличных у меня немного,
– добавил он нервно, извиняющимся тоном, – но пожалуйста, забирайте все, что у меня
есть.
– Мы пришли не для того, чтобы красть, – ответил Крампус, но это заявление только
заставило их нервничать еще сильнее. Женщина натянула простыню до подбородка, и
ноутбук завалился на бок. Крампус подошел поближе, и с любопытством заглянул в
светящийся экран ноутбука.
– Что-то не припомню, что ты можешь отдавать мне приказы. Так почему бы тебе не
завалить хлебало?
Чета передернуло.
– Ах ты, гребаный хреносос! – и он пихнул Джесса. В ответ Джесс дал ему с ноги, с
разворота, попав Чету прямо в ухо, да так, что тот врезался в стену. Чет, отскочив
от стенки, бросился на Джесса и врезался ему плечом в поясницу. Сцепившись, они
повалились на кровать, прокатились по ней и шлепнулись на пол с другой стороны,
повалив тумбочку со стоявшей на ней лампой. Женщина начала визжать – очевидно, у
нее случилась истерика.
– Крампус! – заорала Изабель, и пихнула его в бок. – Крампус, останови их, а то они
поубивают друг друга.
Изабель явно была сыта всем этим по горло. Одним прыжком очутившись у кровати, она
посыпала визжащую женщину сонным песком, так, будто солила картошку. Женщина,
изящно обмякнув, отрубилась.
Миновав две пустые комнаты, Джесс нагнал Крампуса, который как раз заглядывал в
тускло освещенную спальню в конце коридора. На кресле-мешке сидела, откинувшись,
девочка-подросток. Как и у хозяина дома, у нее на коленках был ноутбук, но, помимо
этого, она держала в руке навороченный телефон и пользовалась попеременно обоими
устройствами, то яростно строча что-то на клавиатуре, то лихорадочно набирая
эсэмэски.
На ней были наушники, но Джессу было прекрасно слышно то, что она слушала, через
всю комнату, и можно было только гадать, какой вред она наносит собственным ушам.
Как и в случае с девочкой, Крампус постоял несколько минут, просто наблюдая. Все
это время мальчик даже не пошевелился, за исключением больших пальцев на руках.
Стеклянными глазами, с полуоткрытым ртом, он пялился в экран, и выглядел при этом,
будто ему только что сделали лоботомию.
Мальчик замер, прижимая к груди джойстик, выпучив глаза так, что, казалось, они
вот-вот выпадут из орбит. Крампус склонился к нему.
Бельсникели переглянулись.
Глава тринадцатая
Торчки
Диллард сидел в своем кресле с откидывающейся спинкой, со стаканом виски в руке и
пялился в телевизор. Этот хороший телевизор с плоским экраном был выключен, но он
все равно смотрел в огромный, черный, пустой экран. Шеф потер переносицу. У него
опять начинала болеть голова. Он пытался заснуть, но ему надоело лежать в этой
огромной пустой кровати – одному. Линда спала с Эбигейл в ее комнате. И она заперла
дверь.
Он сделал еще глоток и вытер рот. «Между вами все кончено… Ничего не осталось. Ты
это знаешь. Это видно по ее лицу. Она уйдет от тебя при первой же возможности».
А ведь все было так хорошо. Он появился как раз вовремя, помог ей в трудной
ситуации, и Линда, казалось, оценила его по-настоящему. Ему это нравилось.
Нравилось, как он себя при этом чувствовал – этаким рыцарем в сияющих доспехах. И с
ней было просто. Просто держать себя в узде, просто быть хорошим парнем. Но нет,
Джессу обязательно надо было явиться и все испортить.
«Надо было мне заставить парня исчезнуть, пока у меня была такая возможность, пока
не рванула эта бомба с дерьмом, пока все не покатилось псу под хвост. Если бы я
сделал это, если бы я послушал, что подсказывает мне инстинкт, мы с Линдой лежали
бы сейчас вместе в этой большой, теплой кровати».
Он подумал о жене, об Эллен. О том, какое у нее было лицо – доброе, милое. Эллен
была хорошей женщиной, и старалась изо всех сил, чтобы он был доволен. «Ну почему я
не мог быть с ней помягче? Что со мной не так?»
– Шеф, прием.
– Шеф, прием.
Это был Ноэль Робертс, новый офицер; еще совсем зеленый, насколько Диллард мог
судить. Начал работать только в ноябре. Диллард пока не понял, как к нему
относиться. Ноэль задавал слишком много вопросов и хотел делать все исключительно
по правилам. Он не понимал, что в маленьких городках правила зачастую приходится
обходить. Диллард надеялся, что это долго не продлится, или служба для Ноэля может
обернуться нелегким делом. По крайней мере в Гудхоупе.
Диллард взял рацию и нажал на кнопку микрофона.
На это Диллард улыбнулся. Доктор Феррел проходил у него под разделом высокомерного
мудла. Этот человек говорил с ним, шефом полиции, будто с десятилетним ребенком,
причем не умолкая, с этим своим снисходительным северным акцентом, указывая ему,
что есть, что не есть, что пить и как думать, если уж на то пошло. По мнению
Дилларда, любой, для кого нормально расписывать достоинства ловли рыбы нахлыстом,
осматривая при этом чью-то простату, заслуживал, чтобы ему расхреначили телевизор.
– Ну, это просто чертовски жаль, – сказал Диллард. – Наверное, еще один съехавший
на амфетамине псих. Есть у тебя описание?
– Об оружии сообщений нет. Не уверен, сколько именно их было. Раненых нет. И, шеф…
Самое странное то, что нет ни одного сообщения о грабеже. Только акты агрессии и
вандализм.
«В этом нет ровно никакого смысла, – подумал Диллард. – Зачем им было врываться в
дом, если они ничего не взяли? Какого хрена им было нужно?»
Диллард напрягся. Шериф Милтон Райт ходил только по прямой дорожке, и было у него
такое обыкновение – являться в Гудхоуп и вынюхивать там, был бы только предлог.
Диллард прилагал особые усилия к тому, чтобы держать этого человека и его нос на
расстоянии как от города, так и от своих собственных дел.
– Вот дерьмо, – сказал Диллард, отпустив кнопку микрофона. – Что же, на хрен, такое
происходит? – он нажал на кнопку: – Ноэль, я беру дом на Второй, – тут он подумал о
том, как мало у него желания разговаривать с человеком, который совал ему в задницу
палец. – Так и быть, позаботься там о нашем добром докторе. Прием.
Диллард поднялся наверх, чтобы одеться, нашел свой телефон, позвонил Генералу, но
трубку никто не брал. Если разобраться, ничего странного в этом не было, и все же
Дилларду было глубоко не по себе. Он закончил одеваться, застегнул ремень, сунул в
кобуру пистолет и направился к двери.
* * *
Джесс смотрел, как огни Гудхоупа исчезают позади, скрываясь за темным горным
массивом. Они двигались на восток, в глубь этого холмистого края, распространяя
повсюду святочное веселье. Они побывали уже десятках в трех домов и примерно в том
же количестве городишек, разбросанных по восточной части округа Бун. Большинство
визитов прошло довольно гладко. По крайней мере, настолько, насколько на это могла
надеяться группа демонов в маскарадных костюмах, совершая налет на чей-то дом.
После того, как перевалило за полночь, большинство хозяев уже спали, и им стало еще
проще. Джесс, Вернон и Изабель все время уговаривали Крампуса использовать ключи и
входить украдкой, вместо того, чтобы стучать, и вскоре стало понятно, что так лучше
для всех. Пока Крампус наносил детям психологические травмы, они быстро крались к
спящим родителям и посыпали их сонным песком. В какой-то момент оказалось, что
сонный песок одинаково эффективно действует на шауни: брошенная с излишним
энтузиазмом щепоть каким-то образом попала в лицо Нипи. Потом Вернон божился, что
это была случайность, но у Джесса остались сомнения. Следующую пару визитов Нипи
проспал в санях.
Джесс посмотрел, но не увидел ничего, кроме леса и широких полос открытых угольных
разработок.
Крампус направил сани вниз, и вот они уже летят над краем огромного карьера. Он
глядел, не отрываясь, на опустошенный край, и лицо у него было при этом такое, что
до Джесса дошло: Крампус имел в виду все эти мили развороченной земли и срытых до
основания холмов.
Джесс кивнул.
– Ну да, люди.
Джессу никогда не приходило в голову взглянуть на это вот так, но он подумал, что,
наверное, такая точка зрения уж точно не хуже прочих.
– Вскоре духам не будет места для жизни… Земля станет бездушным местом… Обиталищем
призраков, вроде Асгарда, – он прикоснулся к щекам, и его пальцы поползли вниз,
растягивая кожу, превращая его лицо в маску отчаяния. – Неужели род человеческий и
вправду ненавидит себя? – и тихо, почти шепотом: – Да как вообще можно бороться с
подобным небрежением?
Он тряхнул поводьями, они взмыли вверх и полетели над долиной обратно, в Гудхоуп.
* * *
– Смотрите! – Изабель указала вниз, на дом, над которым они пролетали. – Это что,
девочка?
– Вон там. Что это она делает совсем одна в такое время?
И тут Джесс увидел – она стояла по колено в снегу посреди большого поля. Дом стоял
выше по склону холма, рядом – маленький трейлер: единственное жилье на мили вокруг,
насколько хватало глаз.
Крампус, казалось, тоже не горел желанием приземляться; с тех пор, как он узнал,
что такое открытые угольные разработки, он не проронил ни слова. Но, буркнув что-то
себе под нос, он посадил сани между девочкой и домом.
Девочка наблюдала за тем, как они садились, и как вылезали из саней, и как шли
вниз, к ней. Она не бросилась бежать – она вообще не выглядела испуганной или даже
особенно удивленной. На ней была задрипанная фланелевая куртка, которая была ей
слишком велика, а из-под куртки торчал подол ночной рубашки. Ноги под рубашкой были
совершенно голые, и Джесс вдруг заметил, что девочка в одних носках. Была она
слишком худенькая, с давно немытыми, липнущими у голове волосами, вокруг глаз –
темные круги. Ее трясло от холода. Она держала лопату, казавшуюся огромной в ее
маленьких руках. В снегу виднелась полоса, где она пыталась расковырять лопатой
промерзшую землю.
– Ты – Сатана?
Она не ответила, просто повернулась и пошла мимо них вверх по склону, таща за собой
лопату. Прислонив лопату к стене дома, она взобралась по ступенькам на крыльцо и
исчезла в доме.
Джесс огляделся, и ему совсем не понравилось то, что он видел. Поле явно не
возделывали уже годами; кукуруза так и засохла на корню вместе с початками. Дощатая
пластиковая обшивка местами отошла от стен, кое-где отвалилась и валялась под
стенами перекрученными полосами. В дырах виднелись висевший клоками рубероид и
посеревшая от времени и непогоды фанера. Все окна закрывали куски пластика или
брезента, прилепленного скотчем; скотч местами отклеился, и полуоторванный брезент
трепал ветер. Неряшливая поросль пожухших сорняков и засохшие плети ежевики жались
к стенам дома, опутывали крыльцо. Трейлер стоял ярдах в двадцати от дома.
Подставленные под оси кирпичи раскрошились с одной стороны, и трейлер дал крен,
будто судно в непогоду. Из разбитых окон на них мрачно пялилась темнота.
Все это место вызывало какое-то неприятное ощущение – оно было не просто
запущенным, нет: было здесь что-то мерзкое, злое. Джесс никогда прежде не испытывал
ничего подобного. Ему подумалось, может, это все были его обостренные чувства, из-
за крови Крампуса в его жилах. Но как бы то ни было, никакого желания идти в дом у
него не имелось. Он глянул на Крампуса и понял, что тот тоже что-то почувствовал.
– Похоже, немало воды утекло с тех пор, как хоть кому-то здесь было на что-то не
наплевать.
– Торчки, – сказал Чет и сплюнул. – Мет, винт, спиды. Нюхают, наверное, тоже. Ну,
типа, все, что удается достать. Ставлю свою задницу.
Чета перекосило.
– Не надо нам туда ходить, – сказал Чет. – Ничего хорошего из этого не выйдет. Те,
кто варят винт – народ опасный, те, кто его потребляют – тоже опасны, а уж если кто
занимается и тем, и тем, – лучше играть с нитроглицерином, чем с ними.
Окончания речи Изабель дожидаться не стала; она просто направилась вверх, к дому.
Они смотрели, как она поднимается на крыльцо и исчезает в доме.
Крампус вздохнул:
– Идемте.
Когда они подошли поближе, из-под крыльца вылезла собака, пугливая до дрожи и тощая
до невозможности; у нее можно было все ребра пересчитать. Крампус погладил ее по
голове, и псина завиляла хвостом. Они обогнули развалины кресла, кучу какого-то
горелого тряпья и поднялись на крыльцо. Дверь была полуоткрыта, в доме стояла
темнота. Крампус вошел, Бельсникели – следом. Джесс заметил, что на нервах был не
он один: Вернон тоже судорожно сжимал в горсти сонный песок, а оба шауни успели
достать ножи.
Тусклый утренний свет еле сочился в окна сквозь драный брезент, и все же можно было
разглядеть, что в гостиной когда-то был пожар: обшивка стен и большая часть потолка
обуглились и почернели от сажи. В воздухе висел запах сырого горелого дерева. На
диване, под наполовину сползшим на пол одеялом, лежал человек и мутным взглядом
глядел в потолок. Подергивающимися пальцами он беспрерывно чесал усеянное
незаживающими язвами лицо, и, похоже, даже не заметил, что на него таращится
компания Йольских демонов.
Крампус шагнул к дивану и ткнул лежащего пальцем под ребра. Человек поднял глаза на
Повелителя Йоля, и казалось, сумел-таки сфокусировать взгляд. Его лицо исказилось
от ужаса; он застонал и перекатился на бок, вжавшись лицом в спинку дивана.
Чет кивнул.
– Болен, ага. Подсел на метамфетамин. Хочет его все время. Ну, типа, либо ты его
получишь, либо вот сейчас слетишь на хрен с катушек.
– Я представляю себе, что такое «подсесть». Это как у тех, кто попал в рабство к
опиуму.
– Ну да, типа того, только гораздо хуже. Эти ребята, они варят это дерьмо из любых
химикатов, какие только могут достать. Они не едят, не спят, и оно медленно
пожирает их мозг.
– Да, – сказал Джесс. – Благодаря таким вот подонкам, как наш Чет, – везде, ясен
хрен.
– Твою мать, – сказал Чет, зажимая нос. – Да как можно жить в такой грязище?
– О, господи, боже мой, – сказал кто-то. Очень похоже на Изабель. Джесс принялся
ощупью пробираться по темному коридору, стараясь не споткнуться о кучи мусора,
валяющегося на полу.
– Нате вам, какая жалость, – сказал за спиной у Джесса Чет. – Похоже, округ Бун
теперь недосчитается еще одного тупоголового торчка, когда будет выдавать талоны на
бесплатную жрачку.
– Ее зовут Лэйси.
Девочка даже не повернулась, будто ничего не слышала, она просто стояла спиной к
ним, не сводя взгляда с мертвого человека. Изабель наклонилась и натянула ему на
голову простыню. Крампус и остальные так и стояли в дверях. Все молчали.
– Она говорит, он умер уже давно, – сказала Изабель. – Дня четыре назад, может,
пять. Вот что она пыталась сделать там, на морозе, – вырыть могилу для папы, потому
что никто больше этого делать не собирался.
Чет кивнул:
– Ну, знаешь, у любого организма есть свой предел. У него в венах, наверное,
столько химии, что им даже не придется его бальзамировать.
– Я ее здесь не оставлю.
Крампус рассеянно кивнул. Он все глядел на тело, и лицо у него при этом было
непроницаемое. Изабель опустилась рядом с девочкой на колени.
– Ну, вот и все, что мне нужно, – сказала Изабель и повела девочку за собой, мимо
Бельсникелей и дальше, по коридору. Бельсникели неуверенно переминались на месте,
поглядывая на Крампуса. Они ждали его реакции.
– Что это ты здесь делаешь? – тут она заметила Лэйси. – Что ты делаешь с моей
девочкой? Какого хрена ты делаешь? А ну отойди от нее, слышишь!
Изабель отпустила Лэйси и схватила женщину за грудки, притиснув к стене. Она взяла
ее за подбородок и развернула лицом к дочери.
– Посмотри на нее. Посмотри! Твоя девочка умирает от голода. У нее ноги босые. Она
так замерзла, что ее трясет. Что ж ты за мать такая? Скажи!
Женщина моргнула. Ее глаза вдруг наполнились ужасом и болью. Это выглядело так,
будто она в первый раз как следует посмотрела на свою дочь – за долгое, долгое
время. «Да так оно, наверное, и было», – подумал Джесс.
– Дьяволы, – прошептала она. – Кто-то впустил в мой дом дьяволов, – она встала,
указывая на них дрожащим пальцем. – Черти! О, Господи, спаси нас! Иди сюда,
деточка, не дай им к себе прикоснуться!
Она прыгнула вперед, застав Изабель врасплох, толкнула ее, и Изабель, споткнувшись
о кучу мусора, полетела на пол. Девочка бросилась было бежать, но женщина поймала
ее за волосы, дернула к себе и потащила прочь. Джесс бросился вперед, поймал
женщину за руку. Вернон был уже наготове; он прыгнул вперед и швырнул ей прямо в
лицо горсть сонного песка. Женщина вскрикнула, принялась протирать глаза и
отпустила ребенка. Изабель, успевшая встать на ноги, подхватила Лэйси и выбежала из
коридора на кухню. Женщина на секунду перестала бороться, и застыла с недоумевающим
вид