Sveučilište u Zagrebu

Filozofski fakultet
Odsjek za istočnoslavenske jezike i
književnosti
Katedra za rusku književnost

Diplomski rad

Библейская образность в демонических поэмах и стихотворениях Лермонтова

student: Ena Bašić

mentor: dr. sc. Natalija Vidmarović
ak. god.: 2018./2019.

U Zagrebu, 6. veljače 2019.

University of Zagreb
Faculty of Humanities and Social Sciences
Department of East Slavic Languages and Literatures
Chair of Russian Language

Master thesis

Biblical imagery in the demonic poems of Lermontov

Student: Ena Bašić

Supervisor: Natalija Vidmarović PhD.
a. y.: 2018/2019

Zagreb, January 6th 2019

Содержание
1. Введение.........................................................................................................................2
2. Библейские идентичности
a) Демон..................................................................................................................4
b) Азраил.................................................................................................................7
c) Ангел смерти.....................................................................................................9
3. Библейские мотивы в характеризации героев
a) Символика звезд..............................................................................................14
b) Познание..........................................................................................................17
c) Символы животных.........................................................................................21
4. Библейский сюжет
a) Демон................................................................................................................23
b) Пир Асмодея.....................................................................................................25
5. Заключение..................................................................................................................29
6. Литература...................................................................................................................33
7. Summary (Sažetak).......................................................................................................36
8. Životopis.......................................................................................................................37

1
 1. Введение

Библия является изначальным источником многочисленных вдохновений в

культуре, особенно в искусстве. В конце 18-го и начале 19-го века рост интереса к
средневековью побудил писателей обратиться с большим вниманием к темам
Священного Писания. «Рассудочно-сатирическую дидактику Просвещения потеснило
углубленное внимание к жизни душевной, насыщенной аффектами сострадания,
эмпатии и любви.» (Вайскопф 2012: 19), в том числе и в отношении к олицетворении зла
в образах Сатаны, Демона, Мефистофеля, которые будоражат авторский дух и
воображение1. Проблема зла становится особенно актуальной, и как замечают Н. Отзуп
и Ф.Ф. Сили, этот символ в новое время вызывает и новые чувства и отношения к себе:
жалость, сострадание, порой даже почитание (см. Otzoupe et al. 1956).

Поэзия Лермонтова, часто считающаяся вершиной русского романтизма,

проникнута библейской образностью. «Жизненно-поэтическое мышление Лермонтова, с
детства соприкасавшегося с религиозно-молитвенным обиходом в доме бабушки, было
приобщено к кругу образов „Писания“ и христианского культа даже в большей мере, чем
умозрение многих других крупных фигур романтизма» (Роднянская, 1981). В этой
работе мы будем заниматься библейской образностью в поэмах Лермонтова Демон,
Ангел Смертиш, Азраил, которые являются тематически связанными, и в сатирическом
стихотворении Пир Асмодея. В главе 2: Библейские идентичности будем прослеживать
библейские идентичности в главных героях поэм, то есть библейские элементы в их
характеризациях. В главе 3: Библейские мотивы в характеризации героев будем
анализировать определенние библейские мотивы, повторяющиеся в поэмах. Отдельно
будем рассматривать стихотворение Пир Асмодея, в котором будем заниматься не
библейской идентичностью, а сюжетом, который считаем вдохновленым Библией, также
как и признаками библейского сюжета в поэме Демон – в главе 4: Библейский сюжет.

Поэму Демон Лермонтов писал в течение десяти лет (1829-1839) и можно

отметить восемь редакций произведения.2 В этой работе будем пользоваться только

1
К примеру, драма в стихах «Каин» Байрона, чьим творчеством Лермонтов очень увлекался (см.
Дьяконова 1981).
2
«В ЛАБ обозначено восемь редакций „Демона“ (включая неоконч. наброски, но без учета т. н.
Ереванского списка в качестве самостоят. редакции). I ред. 1829 содержит посвящение и всего 92 стиха, а
также два прозаич. конспекта сюжета, из к-рых 2-й без сколько-нибудь значит. изменений воплотится во
всех ранних ред. поэмы и в большой мере отразится даже в VI (первой „кавказской“) ее редакции [...].
Первый законч. очерк „Демона“ — II ред. (нач. 1830) сравнительно кратко (442 стиха) излагает намеч.
сюжет. В последующих III (1831) и V редакциях [...] Л. постепенно детализирует образы Демона и

2
последней редакцией. В основе сюжета – любовь Демона к смертной Тамаре, стремление
Демона к добру. Но, он не достигает ни любви ни добра и в трагическом конце Тамара
умирает, ангел несет ее душу в рай, а Демон остается одиноким и злым. Поэма внутри
простой фабулы содержит сложное переплетение мотивов и, как мы увидим, является
неоднозначной для восприятия.

Поэмы Азраил и Ангел смерти написаны Лермонтовым в 1831 году, а первая из

них незаконченна. В Азраиле сюжет похож на сюжет Демона – отверженный Богом
ангел, изгнанник на земле, надеется на любовь смертной девы. Но она должна выйти
замуж за одного воина. Центральным местом является рассказ-исповедь Азраила о его
прошлом. В поэме стихи чередуются с драматизированным диалогом в прозе. В Ангеле
Смерти добрый ангел воскресает тело Ады, соединившись с ней своей душой. Однако,
любовник Ады Зораим ради славы уходит на войну и погибает. С тех пор Ангел Смерти
становиться ненавистным и презрительным к людям.

Стихотворение Пир Асмодея (1830-31) представляет собой общественно-

политическую сатиру. У Асмодея, повелителя бесов – праздник, и демоны подносят ему
дары. В поэме проявляется отношение юного автора к текущим событиям.

В заключении работы постараемся ответить на вопрос – какое место занимает для

Лермонтова библейская образность в демонических поэмах, т.е. является ли она
художественной условностью романтизма, или настоящим религиозным переживанием
автора.

монахини (то вводя, то исключая мотив любви героини к Ангелу), расширяет описат. моменты (условный
романтич. пейзаж, горы, море), совершенствует стиль. По сути дела, это редакции одного и того же
варианта поэмы, одной и той же концепции. Существует еще т. н. IV ред.» (Роднянская, 1981)

3
 2. Библейские идентичности
a) Демон
Происхождение Демона поэмы Лермонтова одноименного названия несомненно
вдохновлено Библией. Уже в начальной строфе он идентифицирован как «дух изгнанья»
(Лермонтов 1980: I, 1)3; «в жилище света / Блистал он, чистый херувим» (там же: I, 5-6),
«он верил и любил, / Счастливый первенец творенья» (там же: I, 14-15). О верности
библейского происхождения Демона особенно свидетельствуют определенные
моменты, которые мы сейчас приведем.

В Откровении 12:7-9 говорится о падении бунтующего ангела – диавола:

И произошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и дракон и
ангелы его воевали против них, но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе.
И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною,
обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним.

Это библейское описание падшего ангела-сатаны полностью соответствует

образу героя лермонтовской поэмы: он так же был на небе, был отвергнут, и обольщал,
то есть сеял зло между людьми:

Я видел брачное убранство

Светил, знакомых мне давно...
(X, 675-676);
Я был отвергнут; как эдем,
Мир для меня стал глух и нем.
(X, 682-683);
И я людьми недолго правил,
Греху недолго их учил,
Все благородное бесславил
И все прекрасное хулил
(X, 699-702);
(Лермонтов 1980)

И все-таки, Демон в поэме не охарактеризован совсем отрицательно: «То не был

ангел-небожитель, / Ее божественный хранитель: [...] То не был ада дух ужасный, /

3
При цитировании в тексте в скобках указано римское число строфы и стих. Стихи 1-391 относятся к
первой части, а 392-1124 ко второй части поэмы.

4
Порочный мученик — о нет! / Он был похож на вечер ясный: / Ни день, ни ночь, — ни
мрак, ни свет!..» (Лермонтов 1980: XVI, 384-391). Такое промежуточное состояние
может нам указывать на то, что существует возможность либо перевеса зла, либо
возврата в прежнее состояние добра – к Богу. Последнюю возможность, как Демон
уверяет Тамару, дает ему ее любовь: «Меня добру и небесам / Ты возвратить могла бы
словом. / Твоей любви святым покровом / Одетый, я предстал бы там, / Как новый ангел
в блеске новом» (там же: X, 609-613). В поэме, зло злого духа не является
окончательным. Согласно Библии, Бог «любящий прощать, благой и милосердный,
долготерпеливый и многомилостивый» (Неем 9:17). Но, чтобы Бог простил, грешнику
надо покаяться: «Итак, покайтесь и обратитесь, чтобы загладились грехи ваши» (Деяния
3:19), и искать у Бога прощение, «ибо семь раз упадет праведник и встанет; а нечестивые
впадут в погибель» (Прит 24:16). Но, какие правила применяются к Демону? Ведь он не
обычный грешник. Раннехристианский философ Ориген учил, что даже демоны и сам
Сатана будут спасены:

Глубина падения определила судьбу каждого духа: одни стали ангелами, другие
сошли в человеческие тела, третьи стали демонами. [...] За падением должно
следовать спасение или восстановление (апокатастасис), которое Ориген понимает
как возвращение духов в первоначальное блаженное состояние единства с Богом, что
обеспечивается Божественным провидением, а поскольку никто из духов полностью
не лишен разума и свободы, постепенно спасены будут все, включая Сатану.

(Иванченко 2010)

Учение Оригена отвергнуто христианством. Однако лермонтовский Демон,

кажется, поддерживает такую возможность, с чем согласен и Мережковский, который
верит в любовь Демона, как искреннюю и преображающую: «Но кто же примирит Бога
с дьяволом? На этот вопрос и отвечает лермонтовский демон: любовь как влюбленность»
(Мережковский 2002). Веру в обращение Демона поддерживает и романтическое
настроение к символам зла, упомянутое во введении этой работы. Любовь Демона
проблематична, но этот вопрос рассмотрим более подробно в разделении Познание, и
этот анализ подытожим в Заключении. Сейчас можем сказать, что поэма представляет
собой не столько опору на Библию как вдохновляющий фон, сколько авторское
переживание библейских источников, неоднозначно воплощенное в поэме.

5
 В Евангелии от Луки Иисус говорит: «Я видел сатану, спадшего с неба, как
молнию» (Лк 10:18). В поэме Лермонтова в описании Демона тоже использован мотив
молнии: «Одетый молньей и туманом, / Я шумно мчался в облаках» (Лермонтов 1980: X,
719-720) и «Он был могущ, как вихорь шумный, / Блистал, как молнии струя» (там же:
XVI, 1007-1008). Мы уверены, что такое изображение Демона с помощью молнии
вдохновлено Библией.

Следы библейского переживания соотнесены не только с созданием образа

Демона, но и с повествовательной речью. К примеру: в момент просветления Демона
«Немой души его пустыню / Наполнил благодатный звук — / И вновь постигнул он
святыню / Любви, добра и красоты!» (там же: IX, 165-168). Именно звук любви – голос
Бога – исполняет пустыню в следующем стихе из Псалма: «Глас Господа потрясает
пустыню, потрясает Господь пустыню Кадес» (Пс 28:8). Не можем уверенно сказать, что
приведенный мотив является намеренной аллюзией на Библию, но не можем отрицать
их сходство.

6
 b) Азраил

Имя Азраил в Библии не появляется, но в апокрифическом тексте «Апокалипсис

Петра» есть Эсраил, называемый ангелом гнева, мучающий грешников. Согласно
нескольким словарям иностранных слов, Азраил является ангелом смерти у Мусульман,
принимающим последний вздох и душу умирающего (см. Чудинов 1910: s.v. Азраил.). В
Коране, в Суре 39 «Аз-Зумар» ангел смерти Исрафил затрубит в рог в Судний день и
«все живые твари на небесах и на земле потеряют сознание или умрут. Первым будет
воскрешен ангел Исрафил, которому Аллах прикажет дуть в Рог еще раз, и это будет
третий трубный глас, после которого начнется воскрешение из мертвых. И станет это –
'дуновением воскрешения'» (Куран 39:68, толкование Ибн Касир). В Талмуде ангел
смерти идентичен Сатане и злому помыслу («[иудаистский мудрец] Реиш Лакиш сказал:
Сатана, склонность к злу и Ангел смерти - это одно, то есть три аспекта одной
сущности»4 Бава Батра 16a:8). Значит, Азраил может относиться к ангеле смерти, Cатане,
и/или одному из ангелов, который приходит с войском Иисуса/Аллаха в последний день
и исполняет вышний суд. Почему Лермонтов использует имя этого ангела/демона и
каким он является в поеме?

В поэме Лермонтова Азраил нет таких ситуаций, чтобы определит Азраила

ангелом смерти, кроме его имени. В своей чудной повести он нигде не указывает на то,
что принимал души умирающих. Также, по другим характеристикам, он ничем не
соответствует ангелу смерти. Однако, символика, окружающая его, указывает на его
близость со смертью, особенно начало поэмы:

курган, на берегу издохший конь лежит близ кургана и вороны летают над ним. Все
дико). // Азраил (сидит на кургане): [...]

Кругом всё дико и бесплодно. —

Издохший конь передо мной
Лежит, и коршуны свободно
Добычу делят меж собой.
Уж хладные белеют кости,
И скоро пир кровавый свой

4
„Reish Lakish says: Satan, the evil inclination, and the Angel of Death are one, that is, they are three aspects of
the same essence.“
(https://www.sefaria.org/Bava_Batra.16a.8?lang=bi&fbclid=IwAR2sdgPMCKDucLmzCMAb46la_Y_-
DHsqRlVNBPkrZMHBK-w9rxzHvFdvO9g)

7
 Незваные оставят гости.
Так точно и в душе моей.

(Лермонтов 1955: 124)5

Азраил сам намекает и на трубный голос: «Когда же род людей пройдет / И землю
вечность разобьет, / Услышав грозную трубу, / Я в новый удалюся мир» (1955: 170-173).

Скорее всего, Азраил Лермонтова идентичен падшему ангелу, скитальцу на

земле: он бессмертен «Но дух мой гибели не знает; / Живу один средь мертвецов,» (там
же: 24-25), он «Изгнанник, существо сильное и побежденное.» (там же: 127), он
существовал до сотворения Земли, меж светилам, как и Демон:

Когда еще ряды светил

Земли не знали меж собой,
В те годы я уж в мире был,
Смотрел очами и душой,
Молился, действовал, любил.
И не один я сотворен,
Нас было много; чудный край
Мы населяли, только он,
Как ваш давно забытый рай,
Был преступленьем осквернен.;

(там же: 127-128)

Из-за зависти другим ангелам и сопротивления Богу был наказан, «за безумный
сон, / За миг столетьями казнен.» (там же: 130), у него сердце «Надменное и полное огня»
(там же: 126).

Он тоже не является «ни ангелом, ни демоном», как сам говорит деве, и тоже как
Демон «сменял бы мое вечное существованье на мгновенную искру жизни человеческой,
чтобы чувствовать хотя все то же, что теперь чувствую, но иметь надежду когда-нибудь
позабыть, что я жил и мыслил» (там же: 127). И в случае Азраила, доверие его искренним
намерениям является проблематичным.

5
Поскольку в Азраиле сменяются стихи и проза, в скобках указываем на страницу.

8
 c) Ангел смерти

Идея об ангеле смерти, как мы видели, встречается в нескольких религиях.

«Ангел смерти» известен как Самаэль, Сариэль или Азраил в иудаизме (в. Bender 1894);
как Исрафиль у мусульман (в. Куран 39:68), а также как мрачный жнец в популярной
литературе (на пр. Терри Праттчет, цикл Плоский мир).

В Библии понятие ангел смерти не встречаем, но есть такие случаи, когда ангелы
приводят людей к смерти как исполнители Божией воли на земле, как например в
2Цар 24:15-17:

И послал Господь язву на Израильтян от утра до назначенного времени; и умерло из

народа, от Дана до Вирсавии, семьдесят тысяч человек. И простер Ангел руку свою
на Иерусалим, чтобы опустошить его; но Господь пожалел о бедствии и сказал
Ангелу, поражавшему народ: довольно, теперь опусти руку твою.

Но, это скорее всего ангел-истребитель, чем ангел смерти - присутствующий

всякий раз, когда человек умирает, облегчающий переход с этого мира на другой.
Именно таким образом изображен в поэме Ангел Смерти: как тот, который «знал
таинственные речи / взором утешать умел» (Лермонтов 1935: I, 30-31), «провожал он к
дверям рая / Толпы освобожденных душ.» (там же: I, 45-46).

Можем сделать вывод, что Лермонтов в отборе главного героя не был вдохновлен
определенным библейским персонажем. Но все-таки, в изображении Ангела Смерти
встречаем сходства с остальными лермонтовскими падшими ангелами, то есть с
библейским представлением демона/дьявола/денницы. Он прежде был светлым
ангелом, обитал в раю, а затем обратился к злу и следовательно, бесконечно летает по
земле, мучит людей, приносит проклятие. Добрый ангел стал мрачным ангелом,
недоброжелательным к людям, т.е. демоном. Разница в том, что тот не был низвергнут
Богом из-за гордости, а сам стал злым и мстительным, разочаровавшись в людей.

В описании Ангела Смерти появляются такие же мотивы, какие использованы и

в описании Демона восемь лет потом.

Его приход благословенной

Дышал небесной тишиной;
Лучами тихими блистая.

9
 Как полуночная звезда
(I, 40-43);
ангел нежный
Оставил рай свой безмятежный,
(II, 372-373);
вестник рая молодой
(II, 398);
Чья тень, прозрачной мглой одета,
Как заблудившийся луч света,
С земли возносится туда,
Где блещет первая звезда?
(II, 494-497);
(Лермонтов 1935)

Эти стихи один из примеров неотделимости лермонтовской поэтической

демонологии от звездной символики, о чем будем говорить в разделе Символика звезд.

Помимо самого Ангела Смерти, особенно в характеризации Зораима находим

возможные вдохновения в текстах Священного Писания. Герой Зораим появляется как
демоноподобный: «Изгнанник мрачный, величавой, / С холодной дерзостью очей» (там
же: I, 112), то есть «как герой, определивший лирику поэта» (Ищук-Фадеева 2014: 38).
Сопоставим:

Зораим, Ангел смерти: Демон, Демон:

изгнанник, — Я был отвергнут; как эдем,
— Пришелец — юный Зораим; Мир для меня стал глух и нем
Он на земле был только странник; (X, 682-683)
Людьми и небом был гоним;
(I, 71-74)
Искал великого — в ничтожном Все благородное бесславил
(I, 79) И все прекрасное хулил
(X, 701-702)
Любил он ночь, свободу, горы, И скрылся я в ущельях гор;
(I, 84) И стал бродить, как метеор,
Во мраке полночи глубокой...
(II: 707-709)
(Лермонтов 1935) (Лермонтов 1980)

10
 Но это только примеры того, как Зорами похож на позднего персонажа из другой
поэмы Лермонтова, в котором мы уже видели признаки библейской идентичности. Про
Зораима это еще не можем сказать. Этимологическое значение его имени «он посвятил
себя богу» (Петровский 2002: s.v. Назар) тоже не даст нам более глубокое понимание
героя. Но стихи:

Он мог быть счастлив, но блаженства

Искал в забавах он пустых;
Искал он в людях совершенства,
А сам — сам был не лучше их. —
Искал великого — в ничтожном,
Страшась надеяться — жалел
О том, что было счастьем ложным;
(Лермонтов 1935: 75-81)

неодолимо напоминают об одном популярном библейском персонаже: о блудном

сыне. Как игумен Нестор (Кумыш) написал,

В финале поэмы герой, гибнущий в погоне за пустой славой, понимает, что лишен права
на исключительность и так же поверхностен, как и многие другие, так же, как все
остальные, в пустой погоне за призраками счастья теряет то, что составляло подлинное
и неоценимое благо его жизни, ниспосланное ему судьбой.

(Кумыш 2018)

Точно такие же слова можно сказать про обоих: Зораима и блудного сына. Это
сходство усиливают слова Зораима, произнесенные Аде после битвы: «Я виноват перед
тобой» (Лермонтов 1955: II, 429) (блудный сын: «Отец, я виноват перед небом и перед
тобою» Лк 15:216).

В христианской притче о блудном сыне подчеркивается милосердие отца и

прощение. В романтической поэме, несмотря на обращение и раскаяние, возвращения
нет, и блудный Зораим умирает с первой звездой: «первою звездой / Нам возвестит

6
Этот стих мы как исклучение привели по переводе Русского библейского центра. В большинстве
переводов сын говорит «отче! я согрешил против неба и пред тобою» (Синодальный п.) или на пр. Отец,
согрешил я против Неба и перед тобою 'виновен я' Библия под редакйией Кулакова).

11
судьба разлуку» (Лермонтов 1955: 426-427) (вспомним, что и Демон всегда уходит с
явлением зари). Игумен Нестор тоже замечает,

Лермонтов не ставит вопроса о причинах несовершенства своего героя. В поэме ничего

не говорится о том, как формировалась личность Зораима. Ни роль среды, ни условия
его воспитания не интересуют поэта. [...] В самом начале поэмы отдаленно упоминается
всеобщая поврежденность человеческой природы. [...] Несовершенство, которое
наравне со всем человеческим родом несет в себе и романтический герой, Лермонтов
соотносит не с изъянами социального устройства. Оно обусловлено той общей печатью
зла, которую носит на себе человечество после грехопадения. Именно поэтому тема
зарождения и развития душевных недостатков в личности романтического героя
покрыта в поэме авторским молчанием.

(Кумыш 2018)

Можно углубить понимание образа Зораима как носителя общей печати зла.
Пространство, в котором происходит история поэмы, определяется в самом начале
поэмы как Златой восток, страна чудес, и природа этого пространства вырисована как
эдемоподобная:

Страна любви и сладострастья,

Где блещет роза, дочь небес,
Где все обильно, кроме счастья,
Где легче мчатся облака,
Где чище катится река,
Пышнее вечер догорает,
И мир всю прелесть сохраняет
Тех дней, когда печатью зла
Душа людей по воле рока
Не обесславлена была;
(Лермонтов 1955: I, 2-11)

Это место можно понять как ссылку на момент грехопадения (Быт 3). Но, именно
выражение печать зла чаще всего связывается с Быт 4:15 и печатью Каина: «И сделал
Господь Каину знамение, чтобы никто, встретившись с ним, не убил его»7.

7
«Проблема 'Каиновой печати' связана с переводческими интерпретациями понятия „от“ (знак, буква) из
Быт 4:15; в еврейской традиции говорится об одной из букв на лице или руке Каина [...]. В "Монахе"

12
 Уже приведенные стихи, характеризующие Зораима: «Давным давно в ней жил
изгнанник, — / — Пришелец — юный Зораим; / Он на земле был только странник /
Людьми и небом был гоним;» (Лермонтов 1955: I, 71-74) очень напоминают не только
образ падшего ангела, а и случай Каина из Быт 4:12,14:

ты будешь изгнанником и скитальцем на земле. И сказал Каин Господу: наказание мое

больше, нежели снести можно; вот, Ты теперь сгоняешь меня с лица земли, и от лица
Твоего я скроюсь, и буду изгнанником и скитальцем на земле

Более того, пещера Зораима описана стихами «Как ум, обманутый мечтами, / Как
жизнь — которой цели нет, / Как недосказанный очами / Убийцы хитрого привет» (1995:
I, 63-66; курсив мой, оп.а.)». Хитрый убийца – это и есть первый убийца на земле, Каин.

Как мы видели, именно библейский контекст углубляет характеризацию героев

поэм и расширяет их понимание. Поэтому в продолжении отдельно рассмотрим
некоторые библейские мотивы, которые встречаем в образах лермонтовских демонов и
демоноподобных героев.

Льюиса "Каинова печать" переходит на Вечного жида, а у романтиков она, соответственно, проступает
на лицах демонических евреев.» (Вайскопф 2012: 441)

13
 3. Библейские мотивы в характеризации героев
a) Символика звезд

В поэме Демон, слово денница употребляется в нескольких местах. В библейских

словарях это слово толкуется по-разному. В словаре В.П. Вихлянцева, денница — «утро,
заря. Это слово (по-евр. означающее сияющий) в других переводах читается: утренняя
звезда» (Вихлянцев 1984-1994). В поэме вообще большую роль играют мотивы света и
тьмы. На пример, Демон всегда появляется ночью и уходит с появлением зари, то есть
денницы: «К тебе я стану прилетать; / Гостить я буду до денницы / И на шелковые
ресницы / Сны золотые навевать...» (Лермонтов 1980: XV, 359-362). В словаре Бажанова
слово денница толкуется по-другому:

ДЕННИЦА (люцифер, светоносен; Ис 14:12). Это слово встречается только однажды

в Библии, именно в указанной цитате, и прилагается к царю Вавилонскому, с целью
показать его славу и блеск, подобные сиянию утренней звезды. Потому-то пр. Исаия
и восклицает: «как упал ты с неба, денница, сын зари, разбился об землю, поправший
народы». Впрочем Тертуллиан и некоторые другие полагают, что эти слова
относятся к падению с неба сатаны.
(Бажанов 1891: s.v. Денница)

Денница (как светоносен) – укоренившееся название сатаны или Люцифера (от

латинского lux «свет» и fero «несу»), часто отождествляемого с падшим ангелом,
изгнанным из рая, согрешившим против Бога, то есть с понятием Демона. В
вышеуказанном случае, когда Демон обращается к Тамаре, слово денница употреблено в
значении утренняя звезда, потому что Демон – существо тьмы и свет ему, очевидно,
мешает. Но в другом месте, когда рассказчик описывает лицо мертвой Тамары, значение
может быть иным: «Но кто б, о небо! не сказал, / Что взор под ними [ресницами] лишь
дремал / И, чудный, только ожидал / Иль поцелуя, иль денницы?» (1980: XIII, 915-918).
Тамара в конце своей жизни ночи проводила в ожидании злого духа («Тамара часто у
окна / Сидит в раздумье одиноком, / И смотрит вдаль прилетным оком, / И целый день
вздыхая, ждет...» (там же: VI, 488-491); «Святым захочет ли молиться, / А сердце молится
ему» (там же: XIII, 499-500)). Так как он приходил только ночью, приведенное место
можем понять как игру словами: повествователь намекает на то, что Тамара либо ждет
свет зари, когда Демон больше не может прийти, либо ждет именно его – денницу,
светоносного. Значения противоположны.

14
 Говоря о символике звезд в Откровении, Сергей Николаевич Зотов утверждает,
что она связана с ангелологией и демонологией. Зотов приводит следующие цитаты из
Псалтири: «[Он] исчисляет количество звезд; всех их называет именами их» (Пс 146:4),
«Ничто в видимом мире не говорит так красноречиво о славе и всемогуществе Творца,
как звездное небо» (Пс 18:2-5). «Следовательно, самостоятельное отношение Демона к
светилам, как бы попытка "счесть" их, характеризует своеволие, покушение на
прерогативу Творца, достойное последовавшей кары» (Зотов 2001: 139). Но в Книге Иова
Господь спрашивает Иова: «На чем утверждены основания [Земли] или кто положил
краеугольный камень ее, при общем ликовании утренних звезд, когда все сыны Божии
восклицали от радости?» (Иов 38:6-7). На основе этого Зотов делает вывод: «Это значит,
что при сотворении Земли уже присутствовали "утренние звезды". Они, следовательно,
идентифицируются с ангелами, сотворенными или одновременно с землей и небом, или
вообще прежде материального мира. Вот почему лермонтовский Демон – „собрат“
светилам» (2001: 139).

Собратьями светил являются и остальные лермонтовские ангелы/демоны. На

пример Азраил говорит о себе: «Когда еще ряды светил / Земли не знали меж собой, /
В те годы я уж в мире был» (Лермонтов 1955: 127). Он близок звездам: «пусть моя звезда
/ В тумане вечном тонет навсегда» (1995: 125) «Как перелетный метеор / Я мог исчезнуть
и блеснуть.» (там же: 128), «Я пережил звезду свою;» (там же: 130). Образ Ангела Смерти
тоже вырисовывается мотивами звезд: «Лучами тихими блистая. / Как полуночная
звезда» (Лермонтов 1935: I, 40-43); «Чья тень, прозрачной мглой одета, / Как
заблудившийся луч света, / С земли возносится туда, / Где блещет первая звезда?» (1935:
II, 494-497). В этих образах падающих звезд (метеоров), т.е. первых звезд (денница)
прослеживается библейская аллюзия на падение сверкающей звезды Люцифера (Ис
14:12), бунтаря против Бога. На самом деле, надменность и богоборчество и являются их
общим свойством.

Мы уже говорили о том, что в характеризации Зораима есть признаки библейской

идентичности, т.е. сходство с образом падшего ангела. Это утверждение усиливается и
звездной символикой, обнаруживающейся при анализе самого имени Зораима. Имя
Зораим создал Лермонтов, и встречаем его только в данной поэме. Оно наверное
является мужским вариантом женского имени Зора, которое, по Словарю русских
личных имён, является производным именем от Назар: «Назар -а, м.; стар. Наза́рий, -я.
Отч.: Наза́рович, Наза́ровна; разг. Наза́рыч. Производные: Наза́рка; За́ра (За́ря); Зо́ра

15
(Зо́ря). [Др.-евр. nāzar— он посвятил себя богу.]» (Петровский 2002: s.v. Назар). Слово
заря, также как и денница, является синонимом понятия Люцифер (ср. Вихлянцев 1984-
1994, Бажанов 1891 s.v. денница). Таким образом Зораим становится еще более
демоноподобным. Хотя Зораим является человеком, а не существом иного мира, он тоже
близок образам лермотовских падших ангелов, вместе с их символикой.

16
 b) Познание

Пока Демон еще был в жилище света, он был познанья жадный. В контексте
Библии слово познание имеет разные значения. Одно из них: «в высшем, духовном
смысле – соединение с Духом Божиим (Ос 6.3)» (Вихлянцев: 1984-1994). Но есть еще
одно значение, совсем противоположное: «в низшем, плотском смысле означает
естественное половое соединение между мужчиной и женщиной (Быт 4.1,17) и
неестественное – между мужчинами (Быт 19.5; Суд 19.22) – "содомский грех",
мужеложство, поход за иною плотью (Иуд 7)» (там же). Из-за такой двусмысленности, в
поэме еще раз осуществляется контраст в рамках одного понятия – познания. Описывая
себя в ряде отрицательных качеств («Я тот, чей взор надежду губит; / Я тот, кого никто
не любит; / Я бич рабов моих земных,» (Лермонтов 1980: X, 598-600)), Демон называет
себя «царем познанья и свободы» (там же: X, 601). Мы знаем, что у Демона было
страстное желание к Тамаре: «Лукавый Демон возмущал: / Он в мыслях, под ночною
тьмою, / Уста невесты целовал.» (1980: XI, 229-231); «И он слегка / Коснулся жаркими
устами / Ее трепещущим губам; / Соблазна полными речами / Он отвечал ее мольбам»
(там же: XI, 864-868). Но мы тоже знаем, лермонтовский Демон надеется на то (по
крайней мере так говорит), что познание в низком, плотском смысле приведет его к
познанию в высшем смысле, то есть: плотская, земная любовь романтически
поднимается на уровень блаженного состояния, которого Демон до изгнания лишен. Но
слова Демона являются противоречивыми.

Демон предлагает Тамаре познание взамен за ее любовь: «Пучину гордого

познанья / Взамен открою я тебе. / Толпу духов моих служебных / Я приведу к твоим
стопам; / Прислужниц легких и волшебных / Тебе, красавица, я дам» (Лермонтов 1980:
X, 843-848). Эти соблазнительные слова, которыми Демон вводит в искушение Тамару,
напоминают слова змея из Бытия.

Диавол называется змеем и древним змеем (От 12:9-15), вероятно, чтоб указать на
его коварство и злобу, а также и на то обстоятельство, что, прельщая Еву вкусить
запрещенный плод и нарушить долг повиновения Богу, он принял на себя вид змея,
в каковом виде и описывается в Свящ. Писании (Быт 3:1 и след. 2Кор 11:3). Змей
служит для свящ. писателей эмблемою злобы (Мф 23:33), свирепости (Пс 57:5, Прит
23:32) и коварства (Быт 49:17).
(Бажанов 1891: s.v Змий, змей, змеи)

17
 Библейский змей заманивает Еву – как и Демон Тамару – и наводит ее на грех,
обещая ей познание, то есть знание добра и зла, что и привело человека к грехопадению.
В Библии является спорным, какое значение несет символ плода, который первые люди
пробовали, хотя им Бог запретил: с одной стороны, по словам змея, «в день, в который
вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло» (Быт
3:5), то есть, змей обещает, что плод приносит своего рода божественное познание –
познание добра и зла, а с другой стороны, после вкушения плода, Адам и Ева осознали,
что они нагие, а это ближе плотскому уровню сознания. Лермонтовский Демон тоже
говорит о духовном преображении, а только наводит Тамару на грех и открывает ей
пучину плотского познанья.

Лермонтовский Демон предлагает «Пучину гордого познанья». Истинное

познание приходит от Духа Святого и никак не может принести гордыню. Это значит,
что Демон все-таки не любит Тамару, а проявляет эгоистичное желание. Любовь ему
чужда. Неподлинность его просветления очевидна уже в стихах как:

Тамара: А бог!
Демон: На нас не кинет взгляда:
Он занят небом, не землей!
Тамара: А наказанье, муки ада?
Демон: Так что ж? Ты будешь там со мной!
(Лермонтов 1980: 72)8

Очевидным кажется, что все-таки Демон вообще не хочет обратиться к добру и

забыть прошлое, именно как и змей из Бытия не хочет помочь людям, а только достичь
своей цели: сеять зло. Подлинная любовь – это любовь Тамары: «Она страдала и любила
— И рай открылся для любви!» (там же: XVI, 1041-1042).

Азраил тоже влюблен в смертную и верит, что она сжалится над ним и будет
умолять Бога за него, потому что она, как чистая дева, ближе к Богу: «Я расскажу / Ей
всё и мир и вечность покажу; / Она слезу уронит надо мной, / Смягчит творца молитвой
молодой, / Поймет меня, поймет мои мечты / И скажет: 'Как велик, как жалок ты'»
(Лермонтов 1955: 125). Хотя Азраил это чувство называет любовью, нам кажется, что
его демоническая природа явно показана. Он хочет любви, но хочет ее ради собственной
пользы, чтобы она увидела что он велик, чтобы он обладал чем-то, что ни Бог не может

8
Части обозначены говорящими лицами не нумерированны как стихи.

18
отнять у него. Его надменность, несмотря на пытку, не покинула его. И сам сказал «Так,
моя любовь чиста, как голубь, но она хранится в мрачном месте, которое темнеет с
вечностью.» (Лермонтов 1955: 126) – какое это место? Можем это понять как
невозможность демона любить божественной любовью, а именно ограниченной,
греховной (=темной), земной. Тьма как метафора в библейском контексте представляет

2) мир греха и безбожия (Ис 5:20; Мф 6:23; Лк 11:35 и следующие; Ин 1:5; Ин 3:20; Рим
2:19; 2Кор 6:14; Еф 5:8; 1Фес 5:4; 1Ин 1:6; 1Ин 2:8). Поэтому грехи – это «дела тьмы»
(Рим 13:12; Еф 6:12). В мире греха властвует сатана, а «духи злобы» представляют
«власть тьмы» (Лк 22:53; Деян 26:18; Еф 6:12; Кол 1:13) [...]
4) это еще и место мук и страданий для людей, покинувших царство света, 'тьма
внешняя' (Мф 8:12; Мф 22:13; Мф 25:30)

(Ринекер et al. 1999: s.v. тьма).

На пути Демона к Тамаре встал «Посланник рая, херувим, / Хранитель грешницы

прекрасной» (Лермонтов 1980: VIII, 557-558). Херувим в Библии представляет
«обозначение и изображение духовной силы, символизирующей постоянное служение и
пребывание в присутствии Божием» (Вихлянцев 1984-1994). До изгнания и Демон был
именно чистым херувимом, не каким-нибудь другим ангелом, и как символ постоянного
пребывания в присутствии Божием, херувим представляет прямую оппозицию
состоянию Демона. Зотов замечает, что и библейские источники обнаруживают
оппозицию-отождествление херувим – денница, опираясь на Иезекииля (о низвержении
«царя Тирского», уподобленного прежде херувиму): «...и Я низвергнул тебя, как
нечистого, с горы Божией, изгнал тебя, херувим осеняющий, из среды огнистых камней»
(Иез 28:16) и Исаию (пророчество о Вавилоне и царе Вавилонском): «Как упал ты с неба,
денница, сын зари! разбился о землю, попиравший народы» (Ис 14:12). «Если тексты
Иезекииля и Исайи рассмотреть как взаимодополнительные в описании
мифологического пространства Библии, то утверждающему изображению "херувима
осеняющего" у Иезекииля будет соответствовать подробно разработанная
развенчивающая характеристика денницы у Исайи» (Зотов 2001: 175).

Кроме этого оппозиционного-отождествления Демон-Херувим, Библия

обнаруживает важную роль херувима: «поставил [Господь Бог] на востоке у сада
Эдемского херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к дереву
жизни» (Быт 3:24). В Демоне херувим тоже охраняет своего рода дерево жизни, то есть,

19
Тамара представляет собой источник познания для Демона. Хотя от дерева жизни
ожидается духовное познание (как обольщает змей), оно – то есть, с ним связанное
преступление – только открывает плотское зрение. То же самое и в Демоне: Демон
Тамаре не только обещает познанье, но и говорит, что благодаря ей он «Полон жизни
новой» (Лермонтов 1980: X, 640), «мыслит он, что жизни новой пришла желанная пора»
(1980: VIII, 549-550) и клянется, что для нее он, практически, начнет новую жизнь. Но
случается только познанье низшем, плотском смысле.

20
 c) Символы животных

Вышеприведенная цитата Бажанова показывает, что символ змея в Библии несет

значения злобы, свирепости и коварства. Мотив змея появляется несколько раз в поэме
Демон. Первый раз появляется в описании Дарьяла: «И, глубоко внизу чернея, / Как
трещина, жилище змея, / Вился излучистый Дарьял» (Лермонтов 1980: I, 35-37). Имея в
виду библейскую символику гада, кажется, пространство в котором движется Демон, не
случайно описано как жилище змея. Кроме того отметим, что по вертикали оно
находится глубоко внизу (далеко от небесной высоты) и ему придан темный цвет
(чернея), что является совсем оппозиционным жилищу света.

«И грусть на дне старинной раны / Зашевелилася, как змей. / Что без тебя мне эта
вечность? / Моих владений бесконечность?» (там же: X, 625-628). Мотив змея в этом
сравнении несет особое значение, потому что появляется в контексте вечной жизни. Змей
тот, который привел человека к грехопадению, причем человек потерял бессмертность.
Старинную рану можем понять как вспоминание о том моменте отвержения Демона от
Бога, описанном в Откровении 12:7-9, о чем уже шла речь выше. До этого он жил в
вечной любви, с Богом на небесах, а сейчас он в боли, внизу. Его бесконечная жизнь
исполнена болью, как будто он в аду.

«Моя ж печаль бессменно тут, / И ей конца, как мне, не будет; / И не вздремнуть

в могиле ей! / Она то ластится, как змей, / То жжет и плещет, будто пламень» (там же: X,
734-738). Еще раз мотив змея появляется в контексте бесконечности, то есть печали без
конца – и даже жжение и пламень действуют как намек на адский огонь, которым в
Библии изображается вечное мучение грешников в аду. В Откровении читаем: «кто
поклоняется зверю [...] тот [...] будет мучим в огне и сере пред святыми Ангелами и пред
Агнцем», и «И ниспал огонь с неба от Бога и пожрал их; а диавол, прельщавший их,
ввержен в озеро огненное и серное, где зверь и лжепророк, и будут мучиться день и ночь
во веки веков» (От 14:9-10, 20:10); в Мк 9:44 о грешниках в геенне, «где червь их не
умирает и огонь не угасает». Только у героя поэмы ад находится внутри: Демон не горит
в пламени, а пламень жжет его изнутри. Этот прием интернализации ада можем понять
как романтическое приспособление библейской идеи (вечные муки) с помощью
библейских символов (змей, вечный огонь).

Интересным является описание места пребывания Зораима в Ангеле смерти.

21
 Последний холм высок и страшен,
Скалами серыми украшен
И вдался в море; и на нем
Орлы да коршуны гнездятся,
И рыбаки к нему боятся
Подъехать в сумраке ночном;
Одета дикими кустами
На нем пещера есть одна, —
Жилище змей — хладна, темна,—

(Лермонтов 1935: I, 54-62)

Пещера, жилище змея, где гнездятся коршуны – опять сходство с пространством

в котором движется Демон. В Библии замечаем, что коршуны упоминаются в
определенных ситуациях. На пример, когда описывается большое заклание в земле
Едома, сказано, что в этой земле после гнева Господа «И звери пустыни будут
встречаться с дикими кошками, и лешие будут перекликаться один с другим; там будет
отдыхать ночное привидение и находить себе покой. Там угнездится летучий змей, будет
класть яйца и выводить детей и собирать их под тень свою; там и коршуны будут
собираться один к другому.» (Ис 34:14,15; курсив мой). С другой стороны, когда
описывается пространство хорошее, благодатное, приводится такое доказательство – там
нет коршунов: «Земля, на которой вырастает хлеб, внутри изрыта как бы огнём. Камни
её – место сапфира, и в ней песчинки золота. Стези туда не знает хищная птица, и не
видал её глаз коршуна» (Иов 28:5-7). Как мотив коршуна сопровождает первое
появление образа Зораима, так он является и при его кончине: «И с криком, точно дух
ночной, / Над ослабевшей головой / Летает коршун, гость незваный... / И грустно юноша
взглянул / [...] Привстал — и вздрогнул — и вздохнул / И умер;» (1935: II, 483-490).
Коршуны окружают и Азраила при его первом появлении: «Кругом всё дико и
бесплодно. / Издохший конь передо мной / Лежит, и коршуны свободно / Добычу делят
меж собой» (Лермонтов 1955: 124).

В итоге, пространство окружающее персонажей данных поэм и дополняющее их

характеризацию наполнено библейской образностью.

22
 4. Библейский сюжет

а) Демон

Среди заметок, сделанных во время поэтической деятельности, лермонтоведы

нашли такую, которая относится к 1832 г.: «"Демон". Сюжет. Во время пленения евреев
в Вавилоне (из Библии). Еврейка. Отец слепой. Он в первый раз видит ее спящую. Потом
она поет отцу про старину и про близость ангела - как прежде. Еврей возвращается на
родину. Её могила остается на чужбине» (Лермонтов: 195). Лермонтов этот сюжет не
осуществил, но, как заметил А.С. Васильев, Лермонтов при создании Демона
пользовался библейской книгой Товит, считающейся в православной церкви
неканонической, то есть второканонической. Васильев при этом представляет
доказательства того, как Лермонтов мог познакомиться с этой книгой:

Книга Товит многообразно отразилась в европейской культуре, как церковной, так и

светской, ее лица и события были вполне узнаваемы, их на протяжении столетий
свободно интерпретировали (например, в живописи), применяли к новым
контекстам. О ее роли в христианской культуре можно судить и по тому, что
исключительно с ней связывается имя архангела Рафаила.
(Васильев 2005: 1)

И не только имя архангела Рафаила, а книга Товит также и единственное место в

Библии, где упоминается именно слово демон. В библейской энциклопедии
Архимандрита Никифора слово демон описывается следующим образом: «(Тов 6:8) –
злой дух, которым была одержима Сарра, дочь Рагуила, жившего в Екбатанах
Мидийских, чудесно спасенная от него впоследствии по особенной милости Божией. см.
Диавол» (Бажанов 1891: s.v. демон). Демон Асмодей в книге Товита из ревности убивает
семерых мужей Сарры, дочери Рагуила. Архангел Рафаил помогает юноше Товии,
который должен жениться на Сарре как девушке из своего рода и спасти ее. Победа
новобрачных над демоном происходит следующим образом: «Когда окончили ужин,
ввели к ней Товию. Он же идя вспомнил слова Рафаила и взял курильницу, и положил
сердце и печень рыбы, и курил. Демон, ощутив этот запах, убежал в верхние страны
Египта, и связал его Ангел» (Т 8:1-3).

В книге Товит можно найти несколько элементов, которые встречаем в поэме

Лермонтова. Самым значительным является образ ревнивого демона, который из
ревности убивает семерых женихов Сарры. У Лермонтова происходит нечто подобное:

23
ревнивый Демон убил жениха любимой Тамары. Как и в Библии, и в поэме деву спасает
ангел. В поэме его имя не обозначено. Первый раз посланник рая, херувим появляется в
поэме, когда Демон посещает Тамару в монастыре. Ангел старался защитить Тамару, и
хотя Демон его отогнал, ангел ее спас – точнее, спас ее душу, когда она умерла: «Ценой
жестокой искупила / Она сомнения свои... / Она страдала и любила — / И рай открылся
для любви!» (Лермонтов 1980: XV, 1039-1042). И если Рафаил связал Асмодея, то
побежденный Демон из поэмы «вновь остался он, надменный, / Один, как прежде, во
вселенной / Без упованья и любви!..» (там же: XVI, 1049-1051). Хотя он свободен, его
проклятием является его одиночество, от которого он не может избавиться.

Суммируем, какие элементы связывают рассматриваемую библейскую историю с

поэмой Лермонтова: любовь демона к девушке, противостояние Демона и Ангела,
убийство ревнивым демоном жениха и посрамление злого духа в финале, то есть –
победа добра над злом, прощения над грешностью, истинной чистой любви над
плотской. Это и есть идеи, относящиеся к основному содержанию Библии. Как замечает
Васильев, в конечном счете, через Ангела-хранителя Тамару спасает именно Бог-
Любовь.

Такова важная составляющая идеи поэмы Лермонтова-романтика, на первый взгляд,

неожиданная для автора многих произведений – повестей в стихах, поэм, в которых,
по словам А.С. Пушкина, «от судеб защиты нет». Художественно убедительное
воплощение такого «спасенья» могло быть подсказано только Библией.
(Васильев 2005: 2)

24
 b) Пир Асмодея

Пир Асмодея является сатирическим – как указывает подзаголовок –

стихотворением Лермонтова, написанным в 1830-31-м году. Демоны и в этом
юношеском произведении Лермонтова занимают главные роли, но в другом тоне, чем в
разработанных нами поэмах. Здесь речь идет не о полуземных, полунебесных существах.
Здесь они – бесы. Повелителем этих бесов является Асмодей. О библейском сюжете, в
котором появляется Асмодей, речь уже шла выше, и мы можем сделать вывод, что сюжет
книги Товит не является источником вдохновения Пира. В Библии нигде не указанно,
что Асмодей является царем бесов. Но, в Талмуде, конкретно в Аггаде, он является
именно главным из демонов. «По мнению позднейших Евреев, это главный из демонов,
или царь демонов» (Бажанов 2012: s.v. Асмодей).

К Асмодею приходят три демона и приносят ему подарки. Традиционно эта

сатира воспринимается в контексте политической тематики, и исследователями часто
указывается на революционные события 1830-х годов.

В словах второго демона — намеки на июльскую революцию и ее отражение в других

странах; паника, охватывающая присутствующих на празднике царей и придворных,
прекращается главным бесом, который выливает на землю принесенное демоном «вино
свободы». Это очевидный намек на начавшуюся реакцию. Слова третьего демона —
отклик на страшную эпидемию холеры в России (см. стихотворение «Чума»)
сопровождавшуюся знаменитыми «холерными бунтами».
(Эйхенбаум 1961: 321)

А.В. Ложкова в статье «Ирония как форма выражения авторской позиции в сатире
М. Ю. Лермонтова 'Пир Асмодея'» доказывает, что пронизывающая все уровни
поэтической структуры (хронотоп, систему образов, повествование) ирония является
особой формой выражения авторской позиции. По авторе статьи, ироничная позиция
автора проявляется в устройстве ада идентичном земному миру, где «Лермонтовские
бесы смеются над земными нелепостями, не замечая, что сами подражают им и столь же
нелепы и смешны» (Ложкова 2014: 12), в лишении адского владыки инфернальности
сниженным регистром, и т.п. Мы хотели бы дополнит этот анализ, разгадывая скрытие
библейские элементы, которые, как нам кажется, усиливают ироничность в позиции
автора.

25
 Если размышляем в контексте Священного Писания, то три приношения сразу
ассоциируют нас на легенду о три волхва, принесших родившемуся Иисусу три дара,
сокровища. Эта история в Библии отмечена в нескольких строках в Евангелии от
Матфея:

Когда же Иисус родился в Вифлееме Иудейском во дни царя Ирода, пришли в

Иерусалим волхвы с востока и говорят: где родившийся Царь Иудейский? Ибо мы
видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему. [...] Тогда Ирод, тайно
призвав волхвов, выведал от них время появления звезды и, послав их в Вифлеем,
сказал: пойдите, тщательно разведайте о Младенце и, когда найдете, известите меня,
чтобы и мне пойти поклониться Ему. Они, выслушав царя, пошли. И се, звезда, которую
видели они на востоке, шла перед ними, как наконец пришла и остановилась над
местом, где был Младенец. Увидев же звезду, они возрадовались радостью весьма
великою, и, войдя в дом, увидели Младенца с Мариею, Матерью Его, и, пав,
поклонились Ему; и, открыв сокровища свои, принесли Ему дары: золото, ладан и
смирну. И, получив во сне откровение не возвращаться к Ироду, иным путём отошли в
страну свою.

(Мф 2:1-2,7-12)

Сравним подарки волхвов с подарками демонов. Начнем с самого последнего.

Смирна – это «это благовонный бальзам, мазь, которой умащивали тело покойника,
готовя его к погребению. Смирна была принесена новорождённому Мессии как дар
человеку, которому надлежит умереть» (Ведменко 2011), то есть, она принесена Христу
как жертве. Третий же демон принес адскому князю стакан хлору - момент считающийся
явным намеком на «Холерные бунты»9.

В Москву болезнь холеру притащили.

Врачи вступились за нее тотчас,
Они морили и они лечили
И больше уморили во сто раз.

(Лермонтов 1954: 49-52)

9
«Пущенный кем-то слух, что господа отравляют колодцы, с целью губить простой народ, с
необыкновенной быстротой разнесся по России, вызвав грозные бунты, по своей кровопролитности и
ожесточению мятежников, едва ли имеющие равные в эту эпоху» (Гессен 1932: 11).

26
Хлор, как фатальный напиток ядовитый для людей («И он кого-то хлору пить заставил
/ И к прадедам здорового отправил» (Лермонтов 1954: 55-56)), является остроумным
поэтическим аналогом библейской смирны – бальзаму для умерших.

Второй подарок волхвов – ладан. «Буквально это пахучая смола, душистый

древесный сок, который отвердевает на воздухе и собирается с некоторых
ароматических деревьев» (Ведменко 2011). Подарок второго демона – вино свободы:

На стол твой я принес вино свободы;

Никто не мог им жажды утолить,
Его земные опились народы
(1954: 33-35)

Выше упомянуто, что этот момент трактуется как отклик на реакцию на революцию 30-
х годов10. Можно сказать, что отречением от престола Карла Х вместе с его
абсолютистской властью, она ознаменовала деградацию божественного права короля,
какое он сам себе признавал.

Тут все цари невольно взбеленились,

С тарелками вскочили с мест своих,
Бояся, чтобы черти не напились,
Чтоб и отсюда не прогнали их.
(Лермонтов 1954: 41-44)

Кроме того, что ладан добывается из ароматного сока – что уже само собой
напоминает вино – каждение фимиама символизирует духовный аромат благодати
Божией, неземное благовоние святости, дань божеству (в. Ведменко 2011). Поскольку в
поэме откликается на то как один правитель возвышал себя, придавая себе
божественные права, и затем падение того же самого правителя – ирония
подчеркивается.

10
«Июльская революция (July Revolution) (1830), восстание во Франции. Толчком к открытому
возмущению послужили ордонансы, к-рые Карл X издал 2 июля. Эти ордонансы ограничивали свободу
печати, распускали только что избранную Палату депутатов, сокращали электорат и позволяли королю
править с помощью декретов. Его противники воздвигли баррикады в Париже, и после пяти дней
ожесточенных уличных боев Карл X был вынужден отречься от престола. Луи-Филиппу, герцогу
Орлеанскому, было предложено стать "королем французов" - этот титул был использован вместо более
традиционного "король Франции". Его вступление на престол ознаменовало победу конституц.
либеральных сил над деспотической и абсолютистской властью» (Джадж 2003: s.v. Июльская
революция).

27
 Первым подарком волхвов является золото, как царский подарок. Первый демон
принес своему царю – сердце женщины:

Вот сердце женщины: она искала

От неба даже скрыть свои дела
И многим это сердце обещала
И никому его не отдала.
Она себе беды лишь не желала,
Лишь злобе до конца верна была.
Не откажись от скромного даянья,
Хоть эта вещь не стоила названья.
(Лермонтов 1954: 17-24)

Ложкова видит иронию в словах этого демона, так как он сам унижает значимость
своего подарка. «...дарится нечто, что даже не заслуживает того, чтобы быть названным.
Зачем же дарить, да еще такой авторитетной персоне, как Асмодей, то, что не имеет
ценности в глазах самого дарителя? Не означает ли это, что первый демон где-то в
глубине своей души столь же невысоко ценит и вышеупомянутую высокопоставленную
особу?» (Ложкова 2014: 9). Или просто демону трудно признаться в том, что высоко
ценит сердце земной женщины (как это обычно случай у лермонтовских демонов)?
Смеемся над тем, что демон, как какой-то подросток, старается обесценить то, что ему,
наверное, представляет что-то самое дорогое – как например золото.

Сделаем вывод, что библейская подоплека, то есть оборачивание ее наизнанку

автором, усиливает иронию как главную форму выражения позиции автора.

28
 5. Заключение

На основе сделанного нами анализа, можем сделать такое утверждение, что все
анализированные нами герои поэм являются вариантами одного и того же героя. Поэтика
романтизма позволяет нам предположить, что этот герой является либо метафорой
самого автора, либо метафорой человека в этом мире вообще. В.М. Жирмунский
называет характерным для романтической литературы вхождение «элемента
субъективного в литературное творчество, взгляд на литературу как на выражение
чувств, выражение личности поэта» (Жирмунский 1996: 396). Более того:

...романтическая эстетика, сплавившая ее со столь же востребованной ею теософской

мифологемой о самоотражении либо самораскрытии божества в Его создании,
постоянно проецировала эту мифологему на искусство как авторефлексию художника.
Интерпретация творчества как почти библейского отображения автора весьма
основательно закрепилась в 1830-х гг.

(Вайскопф 2012: 105)

На самом деле, когда Вайскопф подытоживает основной мотивно-символический

комплекс романтической литературы, вот какими являются ее обязательные
компоненты:

нисхождение, падение, отсылка или изгнание героя с небес (в прозаизированной версии

сюжета их заменяет некий бытовой адекват утраченного рая); одиночество и сиротство
в земном заточении (и/или в чуждой социальной среде); сущностная иноприродность
этого «пришлеца» обычным людям; его молитвенное влечение к небу, о котором он
хранит реликтовую память и которое само подает о себе весть; тяга к смерти и более
или менее замаскированные суицидальные порывы, производные от религиозной
ностальгии.

(2012: 310)

Каждый из этих элементов является содержащим анализированных в этой работе

поэм (за исключением стихотворения Пир Асмодея). На основе этого и нашего анализа,
мы делаем вывод, что библейская образность для Лермонтова является только
материалом, на котором автор отрабатывает свою философскую концепцию личности. В
поддержку этого приводим и роль поэмы, как ведущего жанра в романтизме:

Разрыв с классицистическими нормами позволил «свободной поэме» вобрать в себя

важнейшие социально-философские, нравственные и исторические проблемы своей

29
 эпохи. Выход к свободной структуре позволил поэме широко вбирать в себя открытия
других поэтических жанров (прежде всего малых лирических форм и стихотворной
драмы).

(Мокрушина 2011: 39)

Мы это увидели у Лермонтова касательно и формы (на пр. в Азраиле смена стихов
и драматизированного диалога в прозе) и содержания. В мире лермонтовских поэм, мир
земной и бесконечный божественный мир разделены, как это типично для поздних
романтиков (в. Жирмунский 1919).

Тамара
Нас могут слышать!..

Демон
Мы одне.

Тамара
А бог!

Демон
На нас не кинет взгляда:
Он занят небом, не землей!
(Лермонтов 1980: X, 742-744)

Земной мир, в противоположность небесному, «только холодная и пустая материальная

действительность, лишенная живого бесконечного содержания» (Жирмунский 1919: 9).
Так и читаем, на пример в Азраиле:

Пускай эти гвоздики, фиалки унесет ближний поток, как некогда время унесет твою
собственную красоту. Как, ужели эта мысль ужасна, ужели в столько столетий люди не
могли к ней привыкнуть, ужели никто не может пользоваться всею опытностию
предшественников?

(Лермонтов 1955: 127)

30
При чем еще земным миром, как заявляет авторитетный трактат «Таинство креста»,
владеет Сатана: «Духъ міра сего, коего Князь есть сатана, имѣетъ также на насъ большія
права, по той причинѣ, что мы въ его области находимся, въ нѣдрѣ его носимся, и отъ
него безпрестанно получаемъ жизнь, пищу, одѣяніе, силы, красоту, украшенія и славу»
(Дузетан 1814: 26). Этот Богом покинутый мир исполнен грехом «Печальный Демон, дух
изгнанья, / Летал над грешною землей» (Лермонтов 1980: I, 1-2), и романтический герой
испытывает ностальгию о звездной родине своей души «И лучших дней воспоминанья /
Пред ним теснилися толпой» (1980: I, 3-4). Поэтому во всех поэмах так явно проявлена
жажда за любовью, которой в этом мире не хватит. Приведем пример из Ангела Смерти,
из самого посвящения, в котором обычно сильнее всего проявляется именно личность
автора:

Будь ангел смерти для меня!..

Явись мне в грозный час страданья,
И поцелуй пусть будет твой
Залогом близкого свиданья
В стране любви, в стране другой.

(Лермонтов 1935: 8-12)

То есть, этот мир не является миром любви. Эта жизнь – страдание, а в тот мир,
мир любви, придем после смерти, когда вернемся в родину наших душ, в небо.
Романтики и считали (по крайней мере в поэтическом плане), что душа ниспала с небес,
где до того жила (в. Вайскопф 2012). «Более того, прямое отождествление этого
утраченного земного рая с небесным прабытием было не чуждо и православной
традиции, хотя оно решительно расходилось с библейским текстом» (Вайскопф 2012:
279). И бедный Азраил нуждается в любви как единственной причиной жить:

Я любим,
Хоть только существом одним,
Хоть в первый и последний раз.
Мой ум светлей отныне стал,
И, признаюсь, лишь в этот час
Я умереть бы не желал.

(Лермонтов 1955: 131)

31
 Все эти трагедийные сюжеты могут быт последствием несчастной любовной
судьбы автора, всегда неразделенной (в. Архангельский et al. 2000), как и у его героев.
Также, это можем считать отражением общеромантического ощущения, что человек
брошен на эту землю, чтобы всегда странствовал во тьме и одиночестве. Итак, в
понимании Лермонтова – исходя из анализированных поэм – мир несправедлив к
человеку, и поэтому лучшим представителем романтического человека является демон,
и поэтому в строках Лермонтова, проявляется сочувственное отношение к злым
поступкам героев, потому что он считает, что это не столько их вина, сколько беда
(печальный демон). И поэтому, исходя из всего выше сказанного, мы верим в
искренность демонических намерений обратиться и любить, но при этом мы тоже знаем,
что это для них невозможно. Любовь остается неуничтожимой силой, вечно
пребывающей ценности: «Любовь насильства не боится / Она — хоть презрена — все
бог» (Лермонтов 1935: II, 136)», «Она страдала и любила — / И рай открылся для
любви!» (Лермонтов 1980: XVI, 1041-1042).

32
 6. Литература

Бажанов, А.М. 1891. Библейская Энциклопедия. Труд и издание Архимандрита

Никифора. Москва. Режим доступа: http://www.wco.ru/biblio/books/b_encycl/Main.htm. 2
февраля 2017.

Библия. Новый Завет + Ветхий Завет, современный перевод Библии,

комментарии и толкования, библейские словари, симфония. 1876. Российское
библейское общество. Режим доступа: http://bible.by. 10 февраля 2017.

Вайскопф, М. 2012. Влюбленный демиург. Метафизика и эротика русского

романтизма. М: Новое литературное обозрение.

Васильев, С.А. 2005. О незамеченном библейском источнике поэмы М.Ю.

Лермонтова «Демон». Режим доступа: http://www.portal-slovo.ru/philology/37179.php. 3
марта 2017.

Ведменко, О. 2011. Статья № 34: Золото, ладан и смирна. Библейская школа

духовного совершенствования епископа Олега Ведмеденко. Режим доступа:
http://www.vedmedenko.org/statti.php?num=34&terms=%E7%EE%EB%EE%F2%EE 16
января 2019.

Вихлянцев, В.П. 1984-1994. Библейский словарь Вихлянцева к русской

канонической Библии Синодального перевода 1816-76 гг. Москва: Коптево. Режим
доступа: http://sledovanie.my1.ru/Vihlyanceva.pdf. 1 февраля 2017.

Гессен, С.Я. 1932. Холерные бунты. (1830-1832 гг.) М.: Изд-во Всесоюзного о-ва
политкаторжан и ссыльнопоселенцев. (Дешевая ист.-рев. б-ка. Массовая серия; № 20).

Джадж, Г. 2003. Всемирная история. Оксфордская иллюстрированная

энциклопедия. М.: Весь мир, ИД "Инфра-М", Oxford University Press.

Дузетан. 1814. Таинство креста, огорчевающего и утешающего, умерщвляющего

и животворящего, уничиженного и торжествующего Иисус-Христова и членов его.
СПб.

Дьяконова, Н.Я. 1981. «Байрон». Лермонтовская энциклопедия. Гл.

ред. Мануйлов В.А. Москва: Советская Энциклоредия. С. 43—45. Режим доступа:.
http://feb-web.ru/feb/lermenc/lre-abc/lre/lre-0432.htm. 28 декабря 2016.

33
 Жирмунский, В.М. 1919. Религиозное отречение в истории романтизма:
Материалы для характеристики Клеменса Брентано и гейдельбергских романтиков. М.

Жирмунский, В.М. 1996. Введение в литературоведение. Курс лекций. Спб.

Зотов, С.Н. 2001. Художественное пространство — мир Лермонтова. Таганрог:

Изд-во Таганрог, гос. пед. ин-та. Режим доступа: https://docplayer.ru/27674750-S-n-zotov-
hudozhestvennoe-prostranstvo-mir-lermontova.html. 30 января 2017.

Иванченко A.В. 2010. «Ориген». В: Электронная библиотека Института

философии РАН. Новая философская энциклопедия. Москва: Мысль. Режим доступа:
https://iphlib.ru/greenstone3/library/collection/newphilenc/document/HASH01ccf6844e3c91a
a1c66b9cc. 15 августа 2017.

Игумен Нестор (Кумыш). 2018. Тайна Лермонтова. Ноосфера. Общество.

Человек. Режим доступа: http://noocivil.esrae.ru/pdf/2018/2/1803.pdf. 12 января 2019.

Кулиев, Э. 2013. «Аз-Зумар (Толпы), 68-й аят из 75». В: Священный Коран. Режим
доступа: https://quran-online.ru/39:68. 19 января 2019.

Лермонтов М. Ю. 1935. «Ангел Смерти». В: Полное собрание сочинений: В 5 т.

— М.; Л.: Academia, 1935—1937. Т. 3. Поэмы и повести в стихах. 1935. С. 147—162.
Электронная публикация: ФЭБ http://feb-web.ru/feb/lermont/texts/lerm05/vol03/l53-147-
.htm?cmd=p.

Лермонтов М.Ю. 1954. «Пир Асмодея (Сатира)». В: Сочинения: В 6 т. Т. 1.

Стихотворения, 1828—1831. М.; Л.: Изд-во АН СССР. С. 274—276. Электронная
публикация: ФЭБ http://feb-web.ru/feb/lermont/texts/lerm06/vol01/le1-274-.htm?cmd=p.

Лермонтов М. Ю. 1955. «<Азраил>» В: Сочинения: В 6 т. Т. 3. Поэмы, 1828—

1834. М.; Л.: Изд-во АН СССР. С. 124—131. Электронная публикация: ФЭБ http://feb-
web.ru/feb/lermont/texts/lerm06/vol03/le3-124-.htm?cmd=p.

Лермонтов М.Ю. 1980. Демон. Москва: Русский язык.

Лермонтов М.Ю. Том 2. Поэмы. Режим доступа:

http://rulibrary.ru/lermontov/tom_2__poemy/1. 3 марта 2017.

34
 Ложкова А.В. «Ирония как форма выражения авторской позиции в сатире М. Ю.
Лермонтова „Пир Асмодея“». В: Филологический класс. 2014. №4 (38). Режим доступа:
https://cyberleninka.ru/article/n/ironiya-kak-forma-vyrazheniya-avtorskoy-pozitsii-v-satire-m-
yu-lermontova-pir-asmodeya. 12 января 2019.

Мережковский Д.С. 2002. «М. Ю. Лермонтов. Поэт сверхчеловечества». В: M. Ю.

Лермонтов: pro et contra. Сост. В. М. Маркович, Г. Е. Потапова. СПб.: РХГИ. Режим
доступа: http://az.lib.ru/m/merezhkowskij_d_s/text_0090-1.shtml. 15 августа 2017.

Мокрушина А.В. 2011. «Эволюция поэтических жанров в эпоху Романтизма». В:

Филология и лингвистика: проблемы и перспективы: материалы Междунар. науч. конф.
Челябинск: Два комсомольца. С. 37-40. Режим доступа:
https://moluch.ru/conf/phil/archive/24/839/. 23 июня 2019.

Петровский, Н.А. 2002. Словарь русских личных имен. Электронная версия,

«ГРАМОТА.РУ».

Праттчет, Т. 2001-2007. Плоский мир. Эксмо.

Ринекер, Ф; Майер, Г. 1999. Библейская энциклопедия Брокгауза. Российское

библейское общество. https://bible.by/lexicon/brockhaus/word/3927. Режим доступа: 20
января 2019.

Роднянская, И.Б. 1981. Лермонтовская энциклопедия. Гл. ред. Мануйлов В.А.

Москва: Советская Энциклоредия. Режим доступа: http://feb-web.ru/feb/lermenc/lre-
abc/lre/lre-1305.htm?cmd=p&istext=1. 2 февраля 2017.

Шадури, В.С. 1981. «Гуд-гора». Лермонтовская энциклопедия. Гл.

ред. Мануйлов. С. 123. Москва: Советская Энциклоредия. Режим доступа: http://feb-
web.ru/feb/lermenc/Lre-ABC/lre/lre-1233.htm?cmd=p&istext=1. 28 декабря 2016.

Чудинов, А.Н. 1910. Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского

языка. СПб.: Издание книгопродавца В.И. Губинского

Эйхенбаум, Б.М. 1961. Статьи о Лермонтове. М. Л.: АН СССР.

35
 Bender, A.P. 1894. „Beliefs, Rites, and Customs of the Jews, Connected with Death,
Burial, and Mourning“. В: The Jewish Quarterly Review. Vol. 6, No. 2 (Jan.). С. 317-347

Otzoupe N., Seeley F. F. 1956. «Vigny's "Eloa" and Lermontov's "Demon"» В: The
Slavonic and East European Review. Vol. 34, No. 83 (Jun., 1956), pp. 311-337. Режим
доступа: http://www.jstor.org/stable/4204745. 28 декабря 2016.

Steinsaltz, A.E.-I. Rabbi, red. 2016. „Bava Batra“. В: The William Davidson Talmud.
Эллектронное издание Koren Noe Talmud. Koren Publishers Jerusalem. Режим доступа:
https://www.sefaria.org/Bava_Batra.16a.8?lang=bi. 19 января 2019.

7. Summary (Sažetak)

Cilj rada je pronaći i analizirati biblijske elemente u Ljermontovljevim demonskim

poemama: Demon, Angel Smerti, Azrail te Pir Asmodeja. Utvrdivši „biblijski identitet“
pojedinih likova dotičnih poema, u radu se obrađuju pojedini motivi kao što su poznanie te
motivi vezani za simboliku zvijezda, pojedinih životinja, koji u poemi dobivaju slojevitije
značenje kada se potkrijepe biblijskim kontekstom. Analiza i interpretacija poeme dovode do
zaključka o nesumnjivom autorovom nadahnuću tekstovima Svetog Pismaб ali elementima
obrađenima u skladu s tradicijom romantizma. Zaključuje se i da se sve demonske likove
analiziranih poema može shvatiti kao varijante jednog lika, koji je u radu interpretiran kao
romantički junak, predstavnik romantičkog čovjeka, osamljenog u neprijateljskom, grešnom
svijetu, odvojenom od Boga i neba, koje je smatrano domovinom duša.

Ključne riječi: Lermontov, Biblija, poema, pali anđeo, demon

Ключевые слова: Лермонтов, Библия, поэма, падший ангел, демон

36
 8. Životopis

Zovem se Ena Bašić. Rođena sam 9. siječnja 1995. godine u Slavonskom Brodu, gdje sam
završila Osnovnu školu Antuna Mihanovića i Klasičnu gimnaziju fra Marijana Lanosovića.
2013. godine upisala sam studij ruskog jezika i književnosti i komparativne književnosti na
Filozofskom fakultetu u Zagrebu. Tijekom cijelog školovanja aktivno sam se bavila raznim
hobijima: plesom, sviranjem klavira, gitare, glumom i pjevanjem. Od 2016. godine pjevačica
sam u rusističkom bendu „Očen' takie“ koji promovira ruski jezik i rusku glazbu raznih žanrova
i razdoblja. U kolovozu 2012. sudjelovala sam u seminaru „Power on“ u sklopu programa Youth
in action (korištenje, snimanje i editiranje videa i on-line medija) u Omenu u Nizozemskoj,
2016. u seminaru „D.E.A.L. - Develop, Empower, Achieve, Learn - Building Employability
Skills Through Personal Development“ u Birminghamu u Velikoj Britaniji, a 2018. u seminaru
„Peace Through the Performing Arts: Honouring the Feminine“ u ASHA centru nedaleko od
Gloucestera. Od 2014. godine volontiram u Udruzi za unaprjeđenje duševnog zdravlja
„Vrapčići“ u sklopu kazališne radionice. U srpnju 2016. volontirala sam na samoodrživom
imanju u zaselku „Čistoe nebo“ u Rusiji blizu Sebeža, a tijekom akademske godine 2016./2017.
nekoliko mjeseci volontirala sam u Udruzi za ruski jezik u kulturu kao predavačica ruskog
jezika grupi odraslih početnika. 2018. godine dobila sam stipendiju Rossotrudničestva za Ljetnu
školu na „Institutu za ruski jezik i kulturu im. Puškina“, gdje sam pohađala satove jezika,
regionalne geografije, književnosti i morfologije. U prosincu 2018. godine radim u produkciji
Umjetničke organizacije Točka na i te neformalnog kolektiva CEFGI. Aktivno se koristim
engleskim i ruskim jezikom u govoru i pismu.

37