Page | 1

(MENTA)LISTS

Alexander May

With presentational ideas by

Warren Thackeray

Page | 2
 Copyright © 2013, Alexander May

Original front & back cover images courtesy of:

http://www.sxc.hu/profile/smashy
http://www.sxc.hu/profile/calchan

All rights reserved. This book contains material protected under international
copyright laws and treaties. Any unauthorized reprint or use of this material is
prohibited. No part of this document may be reproduced or transmitted in any
form or by any means, electronic, mechanical, photocopying, recording, by
any information storage / retrieval system or otherwise, without prior written
consent of the author.

Page | 3
 “Very clever indeed.”
- Kennedy

“What a sweet, subtle yet powerful concept.”

- Banachek

“A brilliant idea and a great concept. Congratulations!”

- Greg Arce

“A whole new word association miracle.”

- VANISH Magazine

Page | 4
 CONTENTS

What they see … … … … … 7

Close Up Scene … … … … … 14
(Menta)Lists … … … … … … 18
Little Secrets Tremor … … … … … 22
The Prediction … … … … … 34
Volunteer As Mentalist … … … … 40
Red Herring … … … … … … 49
Another Stage Routine … … … … 52
Going South … … … … … … 59
More Word Possibilities … … … … 62
Mentalists on (Menta)Lists – Additional Routines
Reverse Association - Banachek … … 65
Red & White - Greg Arce … … … 72
(Confabu)Lists - Greg Arce … … … 79
Hoy’s Dictionary - Greg Arce … … 82
For The Techno Heads … … … … 86
Credits … … … … … … 89
Special Thanks … … … … … 91

Page | 5
This "has nothing to do with the [Mentalist]
who doesn't like Rock n Roll!"
- Corinda

Page | 6
 WHAT THEY SEE

M
entalist: How many of you have played
the game of Chinese Whispers or Word
Association?

I will throw this ball out and whoever catches it, I

would like you to toss it onto someone else until we
have six people. As soon as you have thrown the ball
please come down onto the stage and stand in a
line.

While that is going on, I am going to hand out a

number of cards and I would like you to write a
single random word on it then pass it on to the person
next to you. The cards have the numbers one to ten

Page | 7
written on them. Some of your words can be similar,
but remember there are unlimited words to choose
from. Just make sure you write clearly, and no dirty
words please.

The mentalist hands out two small clipboards with

cards on them.

As he hands out the first clipboard, he says:

Mentalist: Don’t be influenced by this: music.

We are using lists, as influencing all of you without

something specific to focus on would be impossible.
Or is it? I can only try and read what type of things
people might do. This doesn’t always work but it will
be very impressive if we can get close.

The mentalist hands the second clipboard to an

audience member.

Mentalist: Don’t be influenced by this: Hunting.

Page | 8
The mentalist lines five people up as they come to
the stage. The sixth person is asked to stand on the
opposite side of the stage.

Mentalist: For those of you who have never played

Chinese Whispers, it works like this: The first person
thinks of a word and whispers it to the person next to
them. That person associates a word with the first and
tells the next person and so on. It is important that
you each associate a word with the word you have
been told. Now, before we start I need to speak to
you.

The mentalist stands in front of the first person in the

line.

Mentalist: Everyone standing in a line, please plant

your feet firmly on the floor, shoulders back and look
me directly in the eyes.

Page | 9
Mentalist: How old were you when you experienced
your first kiss?

Volunteer: 24

Mentalist: Excellent. Please look at the words and

then when you have a word in mind, whisper it to the
person on your left. After you hear a word, associate
it with one of the words on your list and so on down
the line.

When the last person has associated their word could

you please come over to the microphone.

While this is happening the mentalist walks over to

Kim (volunteer #6 and future psychic.) He leans over
and whispers in her ear the secrets of mind reading.
(We will get to the mechanics of this part in a
second.)

The fifth person in the line comes to the microphone.

Page | 10
Mentalist: Please confirm that each of you had a free
and fair choice of any word and its associations by
just raising your hands.

That’s excellent. Please say your name into the

microphone for everyone to hear.

Volunteer #5: Paul

Mentalist : Thank you Paul, for taking part in this

experiment. You can also confirm that you had a
free choice to associate any word you were given to
one of your choosing? And that was as fair as we
can be in these conditions? Seven personalities, five
lists, fifty words and one single idea. You cannot help
but be amazed if Kim was able to take on my ability
to see into the future, right?

He hands Paul the note pad.

Mentalist: Please write the word you are thinking of

now.

Page | 11
Actually I don’t want to see what it is.

Clairvoyant Kim is positioned in front of the mic.

Mentalist: I am going to count from one to three and

on three, I want you to turn your board around Paul
and Kim, you must say out loud the word you have
divined. If these two words match I want you to give
them a massive round of applause.

He counts 1, 2 and drops hand as if starting a race.

Paul’s board says: “Note.”

Kim shouts, “Note!”

Page | 12
Page | 13
 CLOSE UP SCENE

T
he mentalist is hanging out with a group of
people at a party and he suggests they play a
game of word association. He states that he is
working on a way to predict the outcome of this
game based on the characteristics of the individuals
playing it.

He takes out a bunch of his business cards and hands

everyone a pen and a card. He asks that they write
down ten random words on the backs of their cards –
any random words that they can think of.

Once this is all done, he gathers all the cards and

looks at all the different words before mixing them
up. Then, he hands one card to each guest at the

Page | 14
table, and turns to the first person on his left.

He asks this person to name a celebrity he would

take with to a desert island.

Based on his answer, the mentalist writes a word on

the back of another business card, which he folds up
and leaves in full view on the table.

He now asks this person to select any word on the list

he has in his hand, and to name it out loud. Then, the
next person names a word from his list that he can
associate with the first word selected. He might have
difficulty to find one seeing as the words on the cards
are totally random, but eventually he settles on a
word.

The next person then associates a word from his list

with that word just selected, and it continues until the
last person has chosen a word off his list, as an
example we’ll use the word “BOW.” The mentalist
then points out that there were literally thousands of

Page | 15
possible outcomes, depending on the different words
written by each person in the beginning as well as
the random associations made.

He points to the folded card on the table and asks

someone to open it and read the word he predicted.

Written large on the card is one word – “BOW.”

Page | 16
Page | 17
 (MENTA)LISTS

(Menta)Lists is a system I created that allows the

mentalist to predict the outcome of a game of word
association.

We all know the concept of word association. One

person thinks of a word, and then the next person
says another word that can be associated with it,
and so it continues. For example: Frog  Green 
Apple  Tree  Squirrel etc.

Of course, these associations are pretty obvious. You

can also stretch the imagination for more unusual
associations, which is what makes the game fun.

I started working on the routine after a friend told me

over drinks one evening that he was very impressed

Page | 18
by an old video he saw of Derren Brown, in which he
played a word association game with some people
and correctly predicted the word that would be
named by the final player.

It has always looked like a fun routine to me,

especially the impact you can create by predicting
one word out of thousands of possibilities.

It is also one of the rare routines that could work on

stage and in strolling situations.

There are a couple of routines available that are

similar in concept (see page 67) - most of them seem
to be based on the original idea of Ned Rutledge.
However, none them matches what I wanted to
achieve. The main objective for me was that THE
PARTICIPANTS MUST USE THEIR OWN WORDS!

I set myself some other strict criteria for the effect as

well:
- The words MUST appear random and unrelated.

Page | 19
- I wanted to have all the words and cards examina-
ble, unlike other effects where a few seconds of
inspection leaves the method blatantly obvious. I
also wanted to use only words and not phrases.

- No fishing for the word or number at which the word

is located.

- It needed to be a strict & pure word association

game - somebody thinks of a word, then the next
person thinks of a word that can be associated with
it.

- No forces to start off with - the volunteers must really

have a free choice of what to write.

After many trials and errors, I finally came up with the

methodologies you are about to read.

Page | 20
Page | 21
 LITTLE SECRETS TREMOR

Бывают иные встречи, совершенно даже с незнакомыми нам

людьми, которыми мы начинаем интересоваться с первого взгляда,
как-то вдруг, внезапно, прежде чем скажем слово. Такое точно
впечатление произвел на Раскольникова тот гость, который сидел
поодаль и походил на отставного чиновника. Молодой человек
несколько раз припоминал потом это первое впечатление и даже
приписывал его предчувствию. Он беспрерывно взглядывал на
чиновника, конечно, и потому еще, что и сам тот упорно смотрел на
него, и видно было, что тому очень хотелось начать разговор. На
остальных же, бывших в распивочной, не исключая и хозяина,
чиновник смотрел как-то привычно и даже со скукой, а вместе с тем и
с оттенком некоторого высокомерного пренебрежения, как бы на
людей низшего положения и развития, с которыми нечего ему
говорить. Это был человек лет уже за пятьдесят, среднего роста и
плотного сложения, с проседью и с большою лысиной, с отекшим от
постоянного пьянства желтым, даже зеленоватым лицом и с
припухшими веками, из-за которых сияли крошечные, как щелочки,
но одушевленные красноватые глазки. Но что-то было в нем очень
странное; во взгляде его светилась как будто даже восторженность,
— пожалуй, был и смысл и ум, — но в то же время мелькало как
будто и безумие. Одет он был в старый, совершенно оборванный
черный фрак, с осыпавшимися пуговицами. Одна только еще
держалась кое-как, и на нее-то он и застегивался, видимо желая не
удаляться приличий. Из-под нанкового жилета торчала манишка, вся
скомканная, запачканная и залитая. Лицо было выбрито, по-
чиновничьи, но давно уже, так что уже густо начала выступать сизая
щетина. Да и в ухватках его действительно было что-то солидно-
чиновничье. Но он был в беспокойстве, ерошил волосы и подпирал

Page | 22
иногда, в тоске, обеими руками голову, положа продранные локти на
залитый и липкий стол. Наконец он прямо посмотрел на
Раскольникова и громко и твердо проговорил:

Молодой человек, — продолжал он, восклоняясь опять, — в лице

вашем я читаю как бы некую скорбь. Как вошли, я прочел ее, а
потому тотчас же и обратился к вам. Ибо, сообщая вам историю
жизни моей, не на позорище себя выставлять хочу перед сими
празднолюбцами, которым и без того всѐ известно, а
чувствительного и образованного человека ищу. Знайте же, что
супруга моя в благородном губернском дворянском институте
воспитывалась и при выпуске с шалью танцевала при губернаторе и
при прочих лицах, за что золотую медаль и похвальный лист
получила. Медаль... ну медаль-то продали... уж давно... гм...
похвальный лист до сих пор у ней в сундуке лежит, и еще недавно
его хозяйке показывала. И хотя с хозяйкой у ней
наибеспрерывнейшие раздоры, но хоть перед кем-нибудь
погордиться захотелось и сообщить о счастливых минувших днях. И
я не осуждаю, не осуждаю, ибо сие последнее у ней и осталось в
воспоминаниях ее, а прочее всѐ пошло прахом! Да, да; дама горячая,
гордая и непреклонная. Пол сама моет и на черном хлебе сидит, а
неуважения к себе не допустит. Оттого и господину Лебезятникову
грубость его не захотела спустить, и когда прибил ее за то господин
Лебезятников, то не столько от побоев, сколько от чувства в постель
слегла. Вдовой уже взял ее, с троими детьми, мал мала меньше.
Вышла замуж за первого мужа, за офицера пехотного, по любви, и с
ним бежала из дому родительского. Мужа любила чрезмерно, но в
картишки пустился, под суд попал, с тем и помер. Бивал он ее под
конец; а она хоть и не спускала ему, о чем мне доподлинно и по
документам известно, но до сих пор вспоминает его со слезами и
меня им корит, и я рад, я рад, ибо хотя в воображениях своих зрит
себя когда-то счастливой... И осталась она после него с тремя
малолетними детьми в уезде далеком и зверском, где и я тогда
находился, и осталась в такой нищете безнадежной, что я хотя и
много видал приключений различных, но даже и описать не в
состоянии. Родные же все отказались. Да и горда была, чересчур

Page | 23
горда... И тогда-то, милостивый государь, тогда я, тоже вдовец, и от
первой жены четырнадцатилетнюю дочь имея, руку свою предложил,
ибо не мог смотреть на такое страдание. Можете судить потому, до
какой степени ее бедствия доходили, что она, образованная и
воспитанная и фамилии известной, за меня согласилась пойти! Но
пошла! Плача и рыдая, и руки ломая — пошла! Ибо некуда было
идти. Понимаете ли, понимаете ли вы, милостивый государь, что
значит, когда уже некуда больше идти? Нет! Этого вы еще не
понимаете... И целый год я обязанность свою исполнял благочестиво
и свято и не касался сего (он ткнул пальцем на полуштоф), ибо
чувство имею. Но и сим не мог угодить; а тут места лишился, и тоже
не по вине, а по изменению в штатах, и тогда прикоснулся!.. Полтора
года уже будет назад, как очутились мы наконец, после странствий и
многочисленных бедствий, в сей великолепной и украшенной
многочисленными памятниками столице. И здесь я место достал...
Достал и опять потерял. Понимаете-с? Тут уже по собственной вине
потерял, ибо черта моя наступила... Проживаем же теперь в угле, у
хозяйки Амалии Федоровны Липпевехзель, а чем живем и чем
платим, не ведаю. Живут же там многие и кроме нас... Содом-с,
безобразнейший... гм... да... А тем временем возросла и дочка моя,
от первого брака, и что только вытерпела она, дочка моя, от мачехи
своей, возрастая, о том я умалчиваю. Ибо хотя Катерина Ивановна и
преисполнена великодушных чувств, но дама горячая и
раздраженная, и оборвет... Да-с! Ну да нечего вспоминать о том!
Воспитания, как и представить можете, Соня не получила. Пробовал
я с ней, года четыре тому, географию и всемирную историю
проходить; но как я сам в познании сем был некрепок, да и
приличных к тому руководств не имелось, ибо какие имевшиеся
книжки... гм!.. ну, их уже теперь и нет, этих книжек, то тем и
кончилось всѐ обучение. На Кире Персидском остановились. Потом,
уже достигнув зрелого возраста, прочла она несколько книг
содержания романического, да недавно еще, через посредство
господина Лебезятникова, одну книжку — «Физиологию» Льюиса,
изволите знать-с? — с большим интересом прочла и даже нам
отрывочно вслух сообщала: вот и всѐ ее просвещение. Теперь же
обращусь к вам, милостивый государь мой, сам от себя с вопросом

Page | 24
приватным: много ли может, по-вашему, бедная, но честная девица
честным трудом заработать?.. Пятнадцать копеек в день, сударь, не
заработает, если честна и не имеет особых талантов, да и то рук не
покладая работавши! Да и то статский советник Клопшток, Иван
Иванович, — изволили слышать? — не только денег за шитье
полдюжины голландских рубах до сих пор не отдал, но даже с
обидой погнал ее, затопав ногами и обозвав неприлично, под видом
будто бы рубашечный ворот сшит не по мерке и косяком. А тут
ребятишки голодные... А тут Катерина Ивановна, руки ломая, по
комнате ходит, да красные пятна у ней на щеках выступают, — что в
болезни этой и всегда бывает: «Живешь, дескать, ты, дармоедка, у
нас, ешь и пьешь, и теплом пользуешься», а что тут пьешь и ешь,
когда и ребятишки-то по три дня корки не видят! Лежал я тогда... ну,
да уж что! лежал пьяненькой-с, и слышу, говорит моя Соня
(безответная она, и голосок у ней такой кроткий... белокуренькая,
личико всегда бледненькое, худенькое), говорит: «Что ж, Катерина
Ивановна, неужели же мне на такое дело пойти?» А уж Дарья
Францевна, женщина злонамеренная и полиции многократно
известная, раза три через хозяйку наведывалась. «А что ж, —
отвечает Катерина Ивановна, в пересмешку, — чего беречь? Эко
сокровище!» Но не вините, не вините, милостивый государь, не
вините! Не в здравом рассудке сие сказано было, а при
взволнованных чувствах, в болезни и при плаче детей не евших, да и
сказано более ради оскорбления, чем в точном смысле... Ибо
Катерина Ивановна такого уж характера, и как расплачутся дети,
хоть бы и с голоду, тотчас же их бить начинает. И вижу я, эдак часу в
шестом, Сонечка встала, надела платочек, надела бурнусик и с
квартиры отправилась, а в девятом часу и назад обратно пришла.
Пришла, и прямо к Катерине Ивановне, и на стол перед ней тридцать
целковых молча выложила. Ни словечка при этом не вымолвила,
хоть бы взглянула, а взяла только наш большой драдедамовый
зеленый платок (общий такой у нас платок есть, драдедамовый),
накрыла им совсем голову и лицо и легла на кровать, лицом к стенке,
только плечики да тело всѐ вздрагивают... А я, как и давеча, в том же
виде лежал-с... И видел я тогда, молодой человек, видел я, как затем
Катерина Ивановна, также ни слова не говоря, подошла к

Page | 25
Сонечкиной постельке и весь вечер в ногах у ней на коленках
простояла, ноги ей целовала, встать не хотела, а потом так обе и
заснули вместе, обнявшись... обе... обе... да-с... а я... лежал
пьяненькой-с.

Бывают иные встречи, совершенно даже с незнакомыми нам

людьми, которыми мы начинаем интересоваться с первого взгляда,
как-то вдруг, внезапно, прежде чем скажем слово. Такое точно
впечатление произвел на Раскольникова тот гость, который сидел
поодаль и походил на отставного чиновника. Молодой человек
несколько раз припоминал потом это первое впечатление и даже
приписывал его предчувствию. Он беспрерывно взглядывал на
чиновника, конечно, и потому еще, что и сам тот упорно смотрел на
него, и видно было, что тому очень хотелось начать разговор. На
остальных же, бывших в распивочной, не исключая и хозяина,
чиновник смотрел как-то привычно и даже со скукой, а вместе с тем и
с оттенком некоторого высокомерного пренебрежения, как бы на
людей низшего положения и развития, с которыми нечего ему
говорить. Это был человек лет уже за пятьдесят, среднего роста и
плотного сложения, с проседью и с большою лысиной, с отекшим от
постоянного пьянства желтым, даже зеленоватым лицом и с
припухшими веками, из-за которых сияли крошечные, как щелочки,
но одушевленные красноватые глазки. Но что-то было в нем очень
странное; во взгляде его светилась как будто даже восторженность,
— пожалуй, был и смысл и ум, — но в то же время мелькало как
будто и безумие. Одет он был в старый, совершенно оборванный
черный фрак, с осыпавшимися пуговицами. Одна только еще
держалась кое-как, и на нее-то он и застегивался, видимо желая не
удаляться приличий. Из-под нанкового жилета торчала манишка, вся
скомканная, запачканная и залитая. Лицо было выбрито, по-
чиновничьи, но давно уже, так что уже густо начала выступать сизая
щетина. Да и в ухватках его действительно было что-то солидно-
чиновничье. Но он был в беспокойстве, ерошил волосы и подпирал
иногда, в тоске, обеими руками голову, положа продранные локти на
залитый и липкий стол. Наконец он прямо посмотрел на
Раскольникова и громко и твердо проговорил:

Page | 26
Молодой человек, — продолжал он, восклоняясь опять, — в лице
вашем я читаю как бы некую скорбь. Как вошли, я прочел ее, а
потому тотчас же и обратился к вам. Ибо, сообщая вам историю
жизни моей, не на позорище себя выставлять хочу перед сими
празднолюбцами, которым и без того всѐ известно, а
чувствительного и образованного человека ищу. Знайте же, что
супруга моя в благородном губернском дворянском институте
воспитывалась и при выпуске с шалью танцевала при губернаторе и
при прочих лицах, за что золотую медаль и похвальный лист
получила. Медаль... ну медаль-то продали... уж давно... гм...
похвальный лист до сих пор у ней в сундуке лежит, и еще недавно
его хозяйке показывала. И хотя с хозяйкой у ней
наибеспрерывнейшие раздоры, но хоть перед кем-нибудь
погордиться захотелось и сообщить о счастливых минувших днях. И
я не осуждаю, не осуждаю, ибо сие последнее у ней и осталось в
воспоминаниях ее, а прочее всѐ пошло прахом! Да, да; дама горячая,
гордая и непреклонная. Пол сама моет и на черном хлебе сидит, а
неуважения к себе не допустит. Оттого и господину Лебезятникову
грубость его не захотела спустить, и когда прибил ее за то господин
Лебезятников, то не столько от побоев, сколько от чувства в постель
слегла. Вдовой уже взял ее, с троими детьми, мал мала меньше.
Вышла замуж за первого мужа, за офицера пехотного, по любви, и с
ним бежала из дому родительского. Мужа любила чрезмерно, но в
картишки пустился, под суд попал, с тем и помер. Бивал он ее под
конец; а она хоть и не спускала ему, о чем мне доподлинно и по
документам известно, но до сих пор вспоминает его со слезами и
меня им корит, и я рад, я рад, ибо хотя в воображениях своих зрит
себя когда-то счастливой... И осталась она после него с тремя
малолетними детьми в уезде далеком и зверском, где и я тогда
находился, и осталась в такой нищете безнадежной, что я хотя и
много видал приключений различных, но даже и описать не в
состоянии. Родные же все отказались. Да и горда была, чересчур
горда... И тогда-то, милостивый государь, тогда я, тоже вдовец, и от
первой жены четырнадцатилетнюю дочь имея, руку свою предложил,
ибо не мог смотреть на такое страдание. Можете судить потому, до

Page | 27
какой степени ее бедствия доходили, что она, образованная и
воспитанная и фамилии известной, за меня согласилась пойти! Но
пошла! Плача и рыдая, и руки ломая — пошла! Ибо некуда было
идти. Понимаете ли, понимаете ли вы, милостивый государь, что
значит, когда уже некуда больше идти? Нет! Этого вы еще не
понимаете... И целый год я обязанность свою исполнял благочестиво
и свято и не касался сего (он ткнул пальцем на полуштоф), ибо
чувство имею. Но и сим не мог угодить; а тут места лишился, и тоже
не по вине, а по изменению в штатах, и тогда прикоснулся!.. Полтора
года уже будет назад, как очутились мы наконец, после странствий и
многочисленных бедствий, в сей великолепной и украшенной
многочисленными памятниками столице. И здесь я место достал...
Достал и опять потерял. Понимаете-с? Тут уже по собственной вине
потерял, ибо черта моя наступила... Проживаем же теперь в угле, у
хозяйки Амалии Федоровны Липпевехзель, а чем живем и чем
платим, не ведаю. Живут же там многие и кроме нас... Содом-с,
безобразнейший... гм... да... А тем временем возросла и дочка моя,
от первого брака, и что только вытерпела она, дочка моя, от мачехи
своей, возрастая, о том я умалчиваю. Ибо хотя Катерина Ивановна и
преисполнена великодушных чувств, но дама горячая и
раздраженная, и оборвет... Да-с! Ну да нечего вспоминать о том!
Воспитания, как и представить можете, Соня не получила. Пробовал
я с ней, года четыре тому, географию и всемирную историю
проходить; но как я сам в познании сем был некрепок, да и
приличных к тому руководств не имелось, ибо какие имевшиеся
книжки... гм!.. ну, их уже теперь и нет, этих книжек, то тем и
кончилось всѐ обучение. На Кире Персидском остановились. Потом,
уже достигнув зрелого возраста, прочла она несколько книг
содержания романического, да недавно еще, через посредство
господина Лебезятникова, одну книжку — «Физиологию» Льюиса,
изволите знать-с? — с большим интересом прочла и даже нам
отрывочно вслух сообщала: вот и всѐ ее просвещение. Теперь же
обращусь к вам, милостивый государь мой, сам от себя с вопросом
приватным: много ли может, по-вашему, бедная, но честная девица
честным трудом заработать?.. Пятнадцать копеек в день, сударь, не
заработает, если честна и не имеет особых талантов, да и то рук не

Page | 28
покладая работавши! Да и то статский советник Клопшток, Иван
Иванович, — изволили слышать? — не только денег за шитье
полдюжины голландских рубах до сих пор не отдал, но даже с
обидой погнал ее, затопав ногами и обозвав неприлично, под видом
будто бы рубашечный ворот сшит не по мерке и косяком. А тут
ребятишки голодные... А тут Катерина Ивановна, руки ломая, по
комнате ходит, да красные пятна у ней на щеках выступают, — что в
болезни этой и всегда бывает: «Живешь, дескать, ты, дармоедка, у
нас, ешь и пьешь, и теплом пользуешься», а что тут пьешь и ешь,
когда и ребятишки-то по три дня корки не видят! Лежал я тогда... ну,
да уж что! лежал пьяненькой-с, и слышу, говорит моя Соня
(безответная она, и голосок у ней такой кроткий... белокуренькая,
личико всегда бледненькое, худенькое), говорит: «Что ж, Катерина
Ивановна, неужели же мне на такое дело пойти?» А уж Дарья
Францевна, женщина злонамеренная и полиции многократно
известная, раза три через хозяйку наведывалась. «А что ж, —
отвечает Катерина Ивановна, в пересмешку, — чего беречь? Эко
сокровище!» Но не вините, не вините, милостивый государь, не
вините! Не в здравом рассудке сие сказано было, а при
взволнованных чувствах, в болезни и при плаче детей не евших, да и
сказано более ради оскорбления, чем в точном смысле... Ибо
Катерина Ивановна такого уж характера, и как расплачутся дети,
хоть бы и с голоду, тотчас же их бить начинает. И вижу я, эдак часу в
шестом, Сонечка встала, надела платочек, надела бурнусик и с
квартиры отправилась, а в девятом часу и назад обратно пришла.
Пришла, и прямо к Катерине Ивановне, и на стол перед ней тридцать
целковых молча выложила. Ни словечка при этом не вымолвила,
хоть бы взглянула, а взяла только наш большой драдедамовый
зеленый платок (общий такой у нас платок есть, драдедамовый),
накрыла им совсем голову и лицо и легла на кровать, лицом к стенке,
только плечики да тело всѐ вздрагивают... А я, как и давеча, в том же
виде лежал-с... И видел я тогда, молодой человек, видел я, как затем
Катерина Ивановна, также ни слова не говоря, подошла к Бывают
иные встречи, совершенно даже с незнакомыми нам людьми,
которыми мы начинаем интересоваться с первого взгляда, как-то
вдруг, внезапно, прежде чем скажем слово. Такое точно впечатление

Page | 29
произвел на Раскольникова тот гость, который сидел поодаль и
походил на отставного чиновника. Молодой человек несколько раз
припоминал потом это первое впечатление и даже приписывал его
предчувствию. Он беспрерывно взглядывал на чиновника, конечно, и
потому еще, что и сам тот упорно смотрел на него, и видно было, что
тому очень хотелось начать разговор. На остальных же, бывших в
распивочной, не исключая и хозяина, чиновник смотрел как-то
привычно и даже со скукой, а вместе с тем и с оттенком некоторого
высокомерного пренебрежения, как бы на людей низшего положения
и развития, с которыми нечего ему говорить. Это был человек лет
уже за пятьдесят, среднего роста и плотного сложения, с проседью и
с большою лысиной, с отекшим от постоянного пьянства желтым,
даже зеленоватым лицом и с припухшими веками, из-за которых
сияли крошечные, как щелочки, но одушевленные красноватые
глазки. Но что-то было в нем очень странное; во взгляде его
светилась как будто даже восторженность, — пожалуй, был и смысл
и ум, — но в то же время мелькало как будто и безумие. Одет он был
в старый, совершенно оборванный черный фрак, с осыпавшимися
пуговицами. Одна только еще держалась кое-как, и на нее-то он и
застегивался, видимо желая не удаляться приличий. Из-под
нанкового жилета торчала манишка, вся скомканная, запачканная и
залитая. Лицо было выбрито, по-чиновничьи, но давно уже, так что
уже густо начала выступать сизая щетина. Да и в ухватках его
действительно было что-то солидно-чиновничье. Но он был в
беспокойстве, ерошил волосы и подпирал иногда, в тоске, обеими
руками голову, положа продранные локти на залитый и липкий стол.
Наконец он прямо посмотрел на Раскольникова и громко и твердо
проговорил:

Молодой человек, — продолжал он, восклоняясь опять, — в лице

вашем я читаю как бы некую скорбь. Как вошли, я прочел ее, а
потому тотчас же и обратился к вам. Ибо, сообщая вам историю
жизни моей, не на позорище себя выставлять хочу перед сими
празднолюбцами, которым и без того всѐ известно, а
чувствительного и образованного человека ищу. Знайте же, что
супруга моя в благородном губернском дворянском институте

Page | 30
воспитывалась и при выпуске с шалью танцевала при губернаторе и
при прочих лицах, за что золотую медаль и похвальный лист
получила. Медаль... ну медаль-то продали... уж давно... гм...
похвальный лист до сих пор у ней в сундуке лежит, и еще недавно
его хозяйке показывала. И хотя с хозяйкой у ней
наибеспрерывнейшие раздоры, но хоть перед кем-нибудь
погордиться захотелось и сообщить о счастливых минувших днях. И
я не осуждаю, не осуждаю, ибо сие последнее у ней и осталось в
воспоминаниях ее, а прочее всѐ пошло прахом! Да, да; дама горячая,
гордая и непреклонная. Пол сама моет и на черном хлебе сидит, а
неуважения к себе не допустит. Оттого и господину Лебезятникову
грубость его не захотела спустить, и когда прибил ее за то господин
Лебезятников, то не столько от побоев, сколько от чувства в постель
слегла. Вдовой уже взял ее, с троими детьми, мал мала меньше.
Вышла замуж за первого мужа, за офицера пехотного, по любви, и с
ним бежала из дому родительского. Мужа любила чрезмерно, но в
картишки пустился, под суд попал, с тем и помер. Бивал он ее под
конец; а она хоть и не спускала ему, о чем мне доподлинно и по
документам известно, но до сих пор вспоминает его со слезами и
меня им корит, и я рад, я рад, ибо хотя в воображениях своих зрит
себя когда-то счастливой... И осталась она после него с тремя
малолетними детьми в уезде далеком и зверском, где и я тогда
находился, и осталась в такой нищете безнадежной, что я хотя и
много видал приключений различных, но даже и описать не в
состоянии. Родные же все отказались. Да и горда была, чересчур
горда... И тогда-то, милостивый государь, тогда я, тоже вдовец, и от
первой жены четырнадцатилетнюю дочь имея, руку свою предложил,
ибо не мог смотреть на такое страдание. Можете судить потому, до
какой степени ее бедствия доходили, что она, образованная и
воспитанная и фамилии известной, за меня согласилась пойти! Но
пошла! Плача и рыдая, и руки ломая — пошла! Ибо некуда было
идти. Понимаете ли, понимаете ли вы, милостивый государь, что
значит, когда уже некуда больше идти? Нет! Этого вы еще не
понимаете... И целый год я обязанность свою исполнял благочестиво
и свято и не касался сего (он ткнул пальцем на полуштоф), ибо
чувство имею. Но и сим не мог угодить; а тут места лишился, и тоже

Page | 31
не по вине, а по изменению в штатах, и тогда прикоснулся!.. Полтора
года уже будет назад, как очутились мы наконец, после странствий и
многочисленных бедствий, в сей великолепной и украшенной
многочисленными памятниками столице. И здесь я место достал...
Достал и опять потерял. Понимаете-с? Тут уже по собственной вине
потерял, ибо черта моя наступила... Проживаем же теперь в угле, у
хозяйки Амалии Федоровны Липпевехзель, а чем живем и чем
платим, не ведаю. Живут же там многие и кроме нас... Содом-с,
безобразнейший... гм... да... А тем временем возросла и дочка моя,
от первого брака, и что только вытерпела она, дочка моя, от мачехи
своей, возрастая, о том я умалчиваю. Ибо хотя Катерина Ивановна и
преисполнена великодушных чувств, но дама горячая и
раздраженная, и оборвет... Да-с! Ну да нечего вспоминать о том!
Воспитания, как и представить можете, Соня не получила. Пробовал
я с ней, года четыре тому, географию и всемирную историю
проходить; но как я сам в познании сем был некрепок, да и
приличных к

Page | 32
Page | 33
 THE PREDICTION
Бывают иные встречи, совершенно даже с незнакомыми нам
людьми, которыми мы начинаем интересоваться с первого взгляда,
как-то вдруг, внезапно, прежде чем скажем слово. Такое точно
впечатление произвел на Раскольникова тот гость, который сидел
поодаль и походил на отставного чиновника. Молодой человек
несколько раз припоминал потом это первое впечатление и даже
приписывал его предчувствию. Он беспрерывно взглядывал на
чиновника, конечно, и потому еще, что и сам тот упорно смотрел на
него, и видно было, что тому очень хотелось начать разговор. На
остальных же, бывших в распивочной, не исключая и хозяина,
чиновник смотрел как-то привычно и даже со скукой, а вместе с тем и
с оттенком некоторого высокомерного пренебрежения, как бы на
людей низшего положения и развития, с которыми нечего ему
говорить. Это был человек лет уже за пятьдесят, среднего роста и
плотного сложения, с проседью и с большою лысиной, с отекшим от
постоянного пьянства желтым, даже зеленоватым лицом и с
припухшими веками, из-за которых сияли крошечные, как щелочки,
но одушевленные красноватые глазки. Но что-то было в нем очень
странное; во взгляде его светилась как будто даже восторженность,
— пожалуй, был и смысл и ум, — но в то же время мелькало как
будто и безумие. Одет он был в старый, совершенно оборванный
черный фрак, с осыпавшимися пуговицами. Одна только еще
держалась кое-как, и на нее-то он и застегивался, видимо желая не
удаляться приличий. Из-под нанкового жилета торчала манишка, вся
скомканная, запачканная и залитая. Лицо было выбрито, по-
чиновничьи, но давно уже, так что уже густо начала выступать сизая
щетина. Да и в ухватках его действительно было что-то солидно-
чиновничье. Но он был в беспокойстве, ерошил волосы и подпирал
иногда, в тоске, обеими руками голову, положа продранные локти на

Page | 34
залитый и липкий стол. Наконец он прямо посмотрел на
Раскольникова и громко и твердо проговорил:

Молодой человек, — продолжал он, восклоняясь опять, — в лице

вашем я читаю как бы некую скорбь. Как вошли, я прочел ее, а
потому тотчас же и обратился к вам. Ибо, сообщая вам историю
жизни моей, не на позорище себя выставлять хочу перед сими
празднолюбцами, которым и без того всѐ известно, а
чувствительного и образованного человека ищу. Знайте же, что
супруга моя в благородном губернском дворянском институте
воспитывалась и при выпуске с шалью танцевала при губернаторе и
при прочих лицах, за что золотую медаль и похвальный лист
получила. Медаль... ну медаль-то продали... уж давно... гм...
похвальный лист до сих пор у ней в сундуке лежит, и еще недавно
его хозяйке показывала. И хотя с хозяйкой у ней
наибеспрерывнейшие раздоры, но хоть перед кем-нибудь
погордиться захотелось и сообщить о счастливых минувших днях. И
я не осуждаю, не осуждаю, ибо сие последнее у ней и осталось в
воспоминаниях ее, а прочее всѐ пошло прахом! Да, да; дама горячая,
гордая и непреклонная. Пол сама моет и на черном хлебе сидит, а
неуважения к себе не допустит. Оттого и господину Лебезятникову
грубость его не захотела спустить, и когда прибил ее за то господин
Лебезятников, то не столько от побоев, сколько от чувства в постель
слегла. Вдовой уже взял ее, с троими детьми, мал мала меньше.
Вышла замуж за первого мужа, за офицера пехотного, по любви, и с
ним бежала из дому родительского. Мужа любила чрезмерно, но в
картишки пустился, под суд попал, с тем и помер. Бивал он ее под
конец; а она хоть и не спускала ему, о чем мне доподлинно и по
документам известно, но до сих пор вспоминает его со слезами и
меня им корит, и я рад, я рад, ибо хотя в воображениях своих зрит
себя когда-то счастливой... И осталась она после него с тремя
малолетними детьми в уезде далеком и зверском, где и я тогда
находился, и осталась в такой нищете безнадежной, что я хотя и
много видал приключений различных, но даже и описать не в
состоянии. Родные же все отказались. Да и горда была, чересчур
горда... И тогда-то, милостивый государь, тогда я, тоже вдовец, и от

Page | 35
первой жены четырнадцатилетнюю дочь имея, руку свою предложил,
ибо не мог смотреть на такое страдание. Можете судить потому, до
какой степени ее бедствия доходили, что она, образованная и
воспитанная и фамилии известной, за меня согласилась пойти! Но
пошла! Плача и рыдая, и руки ломая — пошла! Ибо некуда было
идти. Понимаете ли, понимаете ли вы, милостивый государь, что
значит, когда уже некуда больше идти? Нет! Этого вы еще не
понимаете... И целый год я обязанность свою исполнял благочестиво
и свято и не касался сего (он ткнул пальцем на полуштоф), ибо
чувство имею. Но и сим не мог угодить; а тут места лишился, и тоже
не по вине, а по изменению в штатах, и тогда прикоснулся!.. Полтора
года уже будет назад, как очутились мы наконец, после странствий и
многочисленных бедствий, в сей великолепной и украшенной
многочисленными памятниками столице. И здесь я место достал...
Достал и опять потерял. Понимаете-с? Тут уже по собственной вине
потерял, ибо черта моя наступила... Проживаем же теперь в угле, у
хозяйки Амалии Федоровны Липпевехзель, а чем живем и чем
платим, не ведаю. Живут же там многие и кроме нас... Содом-с,
безобразнейший... гм... да... А тем временем возросла и дочка моя,
от первого брака, и что только вытерпела она, дочка моя, от мачехи
своей, возрастая, о том я умалчиваю. Ибо хотя Катерина Ивановна и
преисполнена великодушных чувств, но дама горячая и
раздраженная, и оборвет... Да-с! Ну да нечего вспоминать о том!
Воспитания, как и представить можете, Соня не получила. Пробовал
я с ней, года четыре тому, географию и всемирную историю
проходить; но как я сам в познании сем был некрепок, да и
приличных к тому руководств не имелось, ибо какие имевшиеся
книжки... гм!.. ну, их уже теперь и нет, этих книжек, то тем и
кончилось всѐ обучение. На Кире Персидском остановились. Потом,
уже достигнув зрелого возраста, прочла она несколько книг
содержания романического, да недавно еще, через посредство
господина Лебезятникова, одну книжку — «Физиологию» Льюиса,
изволите знать-с? — с большим интересом прочла и даже нам
отрывочно вслух сообщала: вот и всѐ ее просвещение. Теперь же
обращусь к вам, милостивый государь мой, сам от себя с вопросом
приватным: много ли может, по-вашему, бедная, но честная девица

Page | 36
честным трудом заработать?.. Пятнадцать копеек в день, сударь, не
заработает, если честна и не имеет особых талантов, да и то рук не
покладая работавши! Да и то статский советник Клопшток, Иван
Иванович, — изволили слышать? — не только денег за шитье
полдюжины голландских рубах до сих пор не отдал, но даже с
обидой погнал ее, затопав ногами и обозвав неприлично, под видом
будто бы рубашечный ворот сшит не по мерке и косяком. А тут
ребятишки голодные... А тут Катерина Ивановна, руки ломая, по
комнате ходит, да красные пятна у ней на щеках выступают, — что в
болезни этой и всегда бывает: «Живешь, дескать, ты, дармоедка, у
нас, ешь и пьешь, и теплом пользуешься», а что тут пьешь и ешь,
когда и ребятишки-то по три дня корки не видят! Лежал я тогда... ну,
да уж что! лежал пьяненькой-с, и слышу, говорит моя Соня
(безответная она, и голосок у ней такой кроткий... белокуренькая,
личико всегда бледненькое, худенькое), говорит: «Что ж, Катерина
Ивановна, неужели же мне на такое дело пойти?» А уж Дарья
Францевна, женщина злонамеренная и полиции многократно
известная, раза три через хозяйку наведывалась. «А что ж, —
отвечает Катерина Ивановна, в пересмешку, — чего беречь? Эко
сокровище!» Но не вините, не вините, милостивый государь, не
вините! Не в здравом рассудке сие сказано было, а при
взволнованных чувствах, в болезни и при плаче детей не евших, да и
сказано более ради оскорбления, чем в точном смысле... Ибо
Катерина Ивановна такого уж характера, и как расплачутся дети,
хоть бы и с голоду, тотчас же их бить начинает. И вижу я, эдак часу в
шестом, Сонечка встала, надела платочек, надела бурнусик и с
квартиры отправилась, а в девятом часу и назад обратно пришла.
Пришла, и прямо к Катерине Ивановне, и на стол перед ней тридцать
целковых молча выложила. Ни словечка при этом не вымолвила,
хоть бы взглянула, а взяла только наш большой драдедамовый
зеленый платок (общий такой у нас платок есть, драдедамовый),
накрыла им совсем голову и лицо и легла на кровать, лицом к стенке,
только плечики да тело всѐ вздрагивают... А я, как и давеча, в том же
виде лежал-с... И видел я тогда, молодой человек, видел я, как затем
Катерина Ивановна, также ни слова не говоря, подошла к
Сонечкиной постельке и весь вечер в ногах у ней на коленках

Page | 37
простояла, ноги ей целовала, встать не хотела, а потом так обе и
заснули вместе, обнявшись... обе... обе... да-с... а я... лежал
пьяненькой-с.

Бывают иные встречи, совершенно даже с незнакомыми нам

людьми, которыми мы начинаем интересоваться с первого взгляда,
как-то вдруг, внезапно, прежде чем скажем слово. Такое точно
впечатление произвел на Раскольникова тот гость, который сидел
поодаль и походил на отставного чиновника. Молодой человек
несколько раз припоминал потом это первое впечатление и даже
приписывал его предчувствию. Он беспрерывно взглядывал на
чиновника, конечно, и потому еще, что и сам тот упорно смотрел на
него, и видно было, что тому очень хотелось начать разговор. На
остальных же, бывших в распивочной, не исключая и хозяина,
чиновник смотрел как-то привычно и даже со скукой, а вместе с тем и
с оттенком некоторого высокомерного пренебрежения, как бы на
людей низшего положения и развития, с которыми нечего ему
говорить. Это был человек лет уже за пятьдесят, среднего роста и
плотного сложения, с проседью и с большою лысиной, с отекшим от
постоянного пьянства желтым, даже зеленоватым лицом и с
припухшими веками, из-за которых сияли крошечные, как щелочки,
но одушевленные красноватые глазки. Но что-то было в нем очень
странное; во взгляде его светилась как будто даже восторженность,
— пожалуй, был и смысл и ум, — но в то же время мелькало как
будто и безумие. Одет он был в старый, совершенно оборванный
черный фрак, с осыпавшимися пуговицами. Одна только еще
держалась кое-как, и на нее-то он и застегивался, видимо желая не
удаляться приличий. Из-под нанкового жилета торчала манишка, вся
скомканная, запачканная и залитая. Лицо было выбрито, по-
чиновничьи, но давно уже, так что уже густо начала выступать сизая
щетина. Да и в ухватках его действительно было что-то солидно-
чиновничье. Но он был в беспокойстве, ерошил волосы и подпирал
иногда, в тоске, обеими руками голову, положа продранные локти на
залитый и липкий стол. Наконец он прямо посмотрел на
Раскольникова и громко и твердо проговорил:

Page | 38
Молодой человек, — продолжал он, восклоняясь опять, — в лице
вашем я читаю как бы некую скорбь. Как вошли, я прочел ее, а
потому тотчас же и обратился к вам. Ибо, сообщая вам историю
жизни моей, не на позорище себя выставлять хочу перед сими
празднолюбцами, которым и без того всѐ известно, а
чувствительного и образованного человека ищу. Знайте же, что
супруга моя в благородном губернском дворянском институте
воспитывалась и при выпуске с шалью танцевала при губернаторе и
при прочих лицах, за что золотую медаль и похвальный лист
получила. Медаль... ну медаль-то продали... уж давно... гм...
похвальный лист до сих пор у ней в сундуке лежит, и еще недавно
его хозяйке показывала. И хотя с хозяйкой у ней
наибеспрерывнейшие раздоры, но хоть перед кем-нибудь
погордиться захотелось и сообщить о счастливых минувших днях. И
я не осуждаю, не осуждаю, ибо сие последнее у ней и осталось в
воспоминаниях ее, а прочее всѐ пошло прахом! Да, да; дама горячая,
гордая и непреклонная. Пол сама моет и на черном хлебе сидит, а
неуважения к себе не допустит. Оттого и господину Лебезятникову
грубость его не захотела спустить, и когда прибил ее за то господин
Лебезятников, то не столько от побоев, сколько от чувства в постель
слегла. Вдовой уже взял ее, с троими детьми, мал мала меньше.
Вышла замуж за первого мужа, за офицера пехотного, по любви, и с
ним бежала из дому родительского. Мужа любила чрезмерно, но в
картишки пустился, под суд попал, с тем и помер. Бивал он ее под
конец; а она хоть и не спускала ему, о чем мне доподлинно и по
документам известно, но до сих пор вспоминает его со слезами и
меня им корит, и я рад, я рад, ибо хотя в воображениях своих зрит
себя когда-то счастливой... И осталась она после него с тремя
малолетними детьми в уезде далеком и зверском, где и я тогда
находился, и осталась в такой нищете безнадежной, что я хотя и
много видал приключений различных, но даже и описать не в
состоянии. Родные же все отказались. Да и горда была, чересчур
горда... И тогда-то, милостивый государь, тогда я, тоже вдовец, и от
первой жены четырнадцатилетнюю дочь имея, руку свою предложил,
ибо не мог смотреть на такое страдание. Можете судить потому, до
какой степени ее бедствия доходили, что она, образованная и

Page | 39
воспитанная и фамилии известной, за меня согласилась пойти! Но
пошла! Плача и рыдая, и руки ломая — пошла! Ибо некуда было
идти. Понимаете ли, понимаете ли вы, милостивый государь, что
значит, когда уже некуда больше идти? Нет! Этого вы еще не
понимаете... И целый год я обязанность свою исполнял благочестиво
и свято и не касался сего (он ткнул пальцем на полуштоф), ибо
чувство имею. Но и сим не мог угодить; а тут места лишился, и тоже
не по вине, а по изменению в штатах, и тогда прикоснулся!.. Полтора
года уже будет назад, как очутились мы наконец, после странствий и
многочисленных бедствий, в сей великолепной и украшенной
многочисленными памятниками столице. И здесь я место достал...
Достал и опять потерял. Понимаете-с? Тут уже по собственной вине
потерял, ибо черта моя наступила... Проживаем же теперь в угле, у
хозяйки Амалии Федоровны Липпевехзель, а чем живем и чем
платим, не ведаю. Живут же там многие и кроме нас... Содом-с,
безобразнейший... гм... да... А тем временем возросла и дочка моя,
от первого брака, и что только вытерпела она, дочка моя, от мачехи
своей, возрастая, о том я умалчиваю. Ибо хотя Катерина Ивановна и
преисполнена великодушных чувств, но дама горячая и
раздраженная, и оборвет... Да-с! Ну да нечего вспоминать о том!
Воспитания, как и представить можете, Соня не получила. Пробовал
я с ней, года четыре тому, географию и всемирную историю
проходить; но как я сам в познании сем был некрепок, да и
приличных к тому руководств не имелось, ибо какие имевшиеся
книжки... гм!.. ну, их уже теперь и нет, этих книжек, то тем и
кончилось всѐ обучение. На Кире Персидском остановились. Потом,
уже достигнув зрелого возраста, прочла она несколько книг
содержания романического, да недавно еще, через посредство
господина Лебезятникова, одну книжку — «Физиологию» Льюиса,
изволите знать-с? — с большим интересом прочла и даже нам
отрывочно вслух сообщала: вот и всѐ ее просвещение. Теперь же
обращусь к вам, милостивый государь мой, сам от себя с вопросом
приватным: много ли может, по-вашему, бедная, но честная девица
честным трудом заработать?.. Пятнадцать копеек в день, сударь, не
заработает, если честна и не имеет особых талантов, да и то рук не
покладая работавши! Да и то статский советник Клопшток, Иван

Page | 40
Иванович, — изволили слышать? — не только денег за шитье
полдюжины голландских рубах до сих пор не отдал, но даже с
обидой погнал ее, затопав ногами и обозвав неприлично, под видом
будто бы рубашечный ворот сшит не по мерке и косяком. А тут
ребятишки голодные... А тут Катерина Ивановна, руки ломая, по
комнате ходит, да красные пятна у ней на щеках выступают, — что в
болезни этой и всегда бывает: «Живешь, дескать, ты, дармоедка, у
нас, ешь и пьешь, и теплом пользуешься», а что тут пьешь и ешь,
когда и ребятишки-то по три дня корки не видят! Лежал я тогда... ну,
да уж что! лежал пьяненькой-с, и слышу, говорит моя Соня
(безответная она, и голосок у ней такой кроткий... белокуренькая,
личико всегда бледненькое, худенькое), говорит: «Что ж, Катерина
Ивановна, неужели же мне на такое дело пойти?» А уж Дарья
Францевна, женщина злонамеренная и полиции многократно
известная, раза три через хозяйку наведывалась. «А что ж, —
отвечает Катерина Ивановна, в пересмешку, — чего беречь? Эко
сокровище!» Но не вините, не вините, милостивый государь, не
вините! Не в здравом рассудке сие сказано было, а при
взволнованных чувствах, в болезни и при плаче детей не евших, да и
сказано более ради оскорбления, чем в точном смысле... Ибо
Катерина Ивановна такого уж характера, и как расплачутся дети,
хоть бы и с голоду, тотчас же их бить начинает. И вижу я, эдак часу в
шестом, Сонечка встала, надела платочек, надела бурнусик и с
квартиры отправилась, а в девятом часу и назад обратно пришла.
Пришла, и прямо к Катерине Ивановне, и на стол перед ней тридцать
целковых молча выложила. Ни словечка при этом не вымолвила,
хоть бы взглянула, а взяла только наш большой драдедамовый
зеленый платок (общий такой у нас платок есть, драдедамовый),
накрыла им совсем голову и лицо и легла на кровать, лицом к стенке,
только плечики да тело всѐ вздрагивают... А я, как и давеча, в том же
виде лежал-с... И видел я тогда, молодой человек, видел я, как затем
Катерина Ивановна, также ни слова не говоря, подошла к Бывают
иные встречи, совершенно даже с незнакомыми нам людьми,
которыми мы начинаем интересоваться с первого взгляда, как-то
вдруг, внезапно, прежде чем скажем слово. Такое точно впечатление
произвел на Раскольникова тот гость, который сидел поодаль и

Page | 41
походил на отставного чиновника. Молодой человек несколько раз
припоминал потом это первое впечатление и даже приписывал его
предчувствию. Он беспрерывно взглядывал на чиновника, конечно, и
потому еще, что и сам тот упорно смотрел на него, и видно было, что
тому очень хотелось начать разговор. На остальных же, бывших в
распивочной, не исключая и хозяина, чиновник смотрел как-то
привычно и даже со скукой, а вместе с тем и с оттенком некоторого
высокомерного пренебрежения, как бы на людей низшего положения
и развития, с которыми нечего ему говорить. Это был человек лет
уже за пятьдесят, среднего роста и плотного сложения, с проседью и
с большою лысиной, с отекшим от постоянного пьянства желтым,
даже зеленоватым лицом и с припухшими веками, из-за которых
сияли крошечные, как щелочки, но одушевленные красноватые
глазки. Но что-то было в нем очень странное; во взгляде его
светилась как будто даже восторженность, — пожалуй, был и смысл
и ум, — но в то же время мелькало как будто и безумие. Одет он был
в старый, совершенно оборванный черный фрак, с осыпавшимися
пуговицами. Одна только еще держалась кое-как, и на нее-то он и
застегивался, видимо желая не удаляться приличий. Из-под
нанкового жилета торчала манишка, вся скомканная, запачканная и
залитая. Лицо было выбрито, по-чиновничьи, но давно уже, так что
уже густо начала выступать сизая щетина. Да и в ухватках его
действительно было что-то солидно-чиновничье. Но он был в
беспокойстве, ерошил волосы и подпирал иногда, в тоске, обеими
руками голову, положа продранные локти на залитый и липкий стол.
Наконец он прямо посмотрел на Раскольникова и громко и твердо
проговорил:

Молодой человек, — продолжал он, восклоняясь опять, — в лице

вашем я читаю как бы некую скорбь. Как вошли, я прочел ее, а
потому тотчас же и обратился к вам. Ибо, сообщая вам историю
жизни моей, не на позорище себя выставлять хочу перед сими
празднолюбцами, которым и без того всѐ известно, а
чувствительного и образованного человека ищу. Знайте же, что
супруга моя в благородном губернском дворянском институте
воспитывалась и при выпуске с шалью танцевала при губернаторе и

Page | 42
при прочих лицах, за что золотую медаль и похвальный лист
получила. Медаль... ну медаль-то продали... уж давно... гм...
похвальный лист до сих пор у ней в сундуке лежит, и еще недавно
его хозяйке показывала. И хотя с хозяйкой у ней
наибеспрерывнейшие раздоры, но хоть перед кем-нибудь
погордиться захотелось и сообщить о счастливых минувших днях. И
я не осуждаю, не осуждаю, ибо сие последнее у ней и осталось в
воспоминаниях ее, а прочее всѐ пошло прахом! Да, да; дама горячая,
гордая и непреклонная. Пол сама моет и на черном хлебе сидит, а
неуважения к себе не допустит. Оттого и господину Лебезятникову
грубость его не захотела спустить, и когда прибил ее за то господин
Лебезятников, то не столько от побоев, сколько от чувства в постель
слегла. Вдовой уже взял ее, с троими детьми, мал мала меньше.
Вышла замуж за первого мужа, за офицера пехотного, по любви, и с
ним бежала из дому родительского. Мужа любила чрезмерно, но в
картишки пустился, под суд попал, с тем и помер. Бивал он ее под
конец; а она хоть и не спускала ему, о чем мне доподлинно и по
документам известно, но до сих пор вспоминает его со слезами и
меня им корит, и я рад, я рад, ибо хотя в воображениях своих зрит
себя когда-то счастливой... И осталась она после него с тремя
малолетними детьми в уезде далеком и зверском, где и я тогда
находился, и осталась в такой нищете безнадежной, что я хотя и
много видал приключений различных, но даже и описать не в
состоянии. Родные же все отказались. Да и горда была, чересчур
горда... И тогда-то, милостивый государь, тогда я, тоже вдовец, и от
первой жены четырнадцатилетнюю дочь имея, руку свою предложил,
ибо не мог смотреть на такое страдание. Можете судить потому, до
какой степени ее бедствия доходили, что она, образованная и
воспитанная и фамилии известной, за меня согласилась пойти! Но
пошла! Плача и рыдая, и руки ломая — пошла! Ибо некуда было
идти. Понимаете ли, понимаете ли вы, милостивый государь, что
значит, когда уже некуда больше идти? Нет! Этого вы еще не
понимаете... И целый год я обязанность свою исполнял благочестиво
и свято и не касался сего (он ткнул пальцем на полуштоф), ибо
чувство имею. Но и сим не мог угодить; а тут места лишился, и тоже
не по вине, а по изменению в штатах, и тогда прикоснулся!.. Полтора

Page | 43
года уже будет назад, как очутились мы наконец, после странствий и
многочисленных бедствий, в сей великолепной и украшенной
многочисленными памятниками столице. И здесь я место достал...
Достал и опять потерял. Понимаете-с? Тут уже по собственной вине
потерял, ибо черта моя наступила... Проживаем же теперь в угле, у
хозяйки Амалии Федоровны Липпевехзель, а чем живем и чем
платим, не ведаю. Живут же там многие и кроме нас... Содом-с,
безобразнейший... гм... да... А тем временем возросла и дочка моя,
от первого брака, и что только вытерпела она, дочка моя, от мачехи
своей, возрастая, о том я умалчиваю. Ибо хотя Катерина Ивановна и
преисполнена великодушных чувств, но дама горячая и
раздраженная, и оборвет... Да-с! Ну да нечего вспоминать о том!
Воспитания, как и представить можете, Соня не получила. Пробовал
я с ней, года четыре тому, географию и всемирную историю
проходить; но как я сам в познании сем был некрепок, да и
приличных к

Page | 44
Бывают иные встречи, совершенно даже с незнакомыми нам
людьми, которыми мы начинаем интересоваться с первого взгляда,
как-то вдруг, внезапно, прежде чем скажем слово. Такое точно
впечатление произвел на Раскольникова тот гость, который сидел
поодаль и походил на отставного чиновника. Молодой человек
несколько раз припоминал потом это первое впечатление и даже
приписывал его предчувствию. Он беспрерывно взглядывал на
чиновника, конечно, и потому еще, что и сам тот упорно смотрел на
него, и видно было, что тому очень хотелось начать разговор. На
остальных же, бывших в распивочной, не исключая и хозяина,
чиновник смотрел как-то привычно и даже со скукой, а вместе с тем и
с оттенком некоторого высокомерного пренебрежения, как бы на
людей низшего положения и развития, с которыми нечего ему
говорить. Это был человек лет уже за пятьдесят, среднего роста и
плотного сложения, с проседью и с большою лысиной, с отекшим от
постоянного пьянства желтым, даже зеленоватым лицом и с
припухшими веками, из-за которых сияли крошечные, как щелочки,
но одушевленные красноватые глазки. Но что-то было в нем очень
странное; во взгляде его светилась как будто даже восторженность,
— пожалуй, был и смысл и ум, — но в то же время мелькало как
будто и безумие. Одет он был в старый, совершенно оборванный
черный фрак, с осыпавшимися пуговицами. Одна только еще
держалась кое-как, и на нее-то он и застегивался, видимо желая не
удаляться приличий. Из-под нанкового жилета торчала манишка, вся
скомканная, запачканная и залитая. Лицо было выбрито, по-
чиновничьи, но давно уже, так что уже густо начала выступать сизая
щетина. Да и в ухватках его действительно было что-то солидно-
чиновничье. Но он был в беспокойстве, ерошил волосы и подпирал
иногда, в тоске, обеими руками голову, положа продранные локти на
залитый и липкий стол. Наконец он прямо посмотрел на
Раскольникова и громко и твердо проговорил:

Page | 45
Молодой человек, — продолжал он, восклоняясь опять, — в лице
вашем я читаю как бы некую скорбь. Как вошли, я прочел ее, а
потому тотчас же и обратился к вам. Ибо, сообщая вам историю
жизни моей, не на позорище себя выставлять хочу перед сими
празднолюбцами, которым и без того всѐ известно, а
чувствительного и образованного человека ищу. Знайте же, что
супруга моя в благородном губернском дворянском институте
воспитывалась и при выпуске с шалью танцевала при губернаторе и
при прочих лицах, за что золотую медаль и похвальный лист
получила. Медаль... ну медаль-то продали... уж давно... гм...
похвальный лист до сих пор у ней в сундуке лежит, и еще недавно
его хозяйке показывала. И хотя с хозяйкой у ней
наибеспрерывнейшие раздоры, но хоть перед кем-нибудь
погордиться захотелось и сообщить о счастливых минувших днях. И
я не осуждаю, не осуждаю, ибо сие последнее у ней и осталось в
воспоминаниях ее, а прочее всѐ пошло прахом! Да, да; дама горячая,
гордая и непреклонная. Пол сама моет и на черном хлебе сидит, а
неуважения к себе не допустит. Оттого и господину Лебезятникову
грубость его не захотела спустить, и когда прибил ее за то господин
Лебезятников, то не столько от побоев, сколько от чувства в постель
слегла. Вдовой уже взял ее, с троими детьми, мал мала меньше.
Вышла замуж за первого мужа, за офицера пехотного, по любви, и с
ним бежала из дому родительского. Мужа любила чрезмерно, но в
картишки пустился, под суд попал, с тем и помер. Бивал он ее под
конец; а она хоть и не спускала ему, о чем мне доподлинно и по
документам известно, но до сих пор вспоминает его со слезами и
меня им корит, и я рад, я рад, ибо хотя в воображениях своих зрит
себя когда-то счастливой... И осталась она после него с тремя
малолетними детьми в уезде далеком и зверском, где и я тогда
находился, и осталась в такой нищете безнадежной, что я хотя и
много видал приключений различных, но даже и описать не в
состоянии. Родные же все отказались. Да и горда была, чересчур
горда... И тогда-то, милостивый государь, тогда я, тоже вдовец, и от
первой жены четырнадцатилетнюю дочь имея, руку свою предложил,
ибо не мог смотреть на такое страдание. Можете судить потому, до
какой степени ее бедствия доходили, что она, образованная и

Page | 46
воспитанная и фамилии известной, за меня согласилась пойти! Но
пошла! Плача и рыдая, и руки ломая — пошла! Ибо некуда было
идти. Понимаете ли, понимаете ли вы, милостивый государь, что
значит, когда уже некуда больше идти? Нет! Этого вы еще не
понимаете... И целый год я обязанность свою исполнял благочестиво
и свято и не касался сего (он ткнул пальцем на полуштоф), ибо
чувство имею. Но и сим не мог угодить; а тут места лишился, и тоже
не по вине, а по изменению в штатах, и тогда прикоснулся!.. Полтора
года уже будет назад, как очутились мы наконец, после странствий и
многочисленных бедствий, в сей великолепной и украшенной
многочисленными памятниками столице. И здесь я место достал...
Достал и опять потерял. Понимаете-с? Тут уже по собственной вине
потерял, ибо черта моя наступила... Проживаем же теперь в угле, у
хозяйки Амалии Федоровны Липпевехзель, а чем живем и чем
платим, не ведаю. Живут же там многие и кроме нас... Содом-с,
безобразнейший... гм... да... А тем временем возросла и дочка моя,
от первого брака, и что только вытерпела она, дочка моя, от мачехи
своей, возрастая, о том я умалчиваю. Ибо хотя Катерина Ивановна и
преисполнена великодушных чувств, но дама горячая и
раздраженная, и оборвет... Да-с! Ну да нечего вспоминать о том!
Воспитания, как и представить можете, Соня не получила. Пробовал
я с ней, года четыре тому, географию и всемирную историю
проходить; но как я сам в познании сем был некрепок, да и
приличных к тому руководств не имелось, ибо какие имевшиеся
книжки... гм!.. ну, их уже теперь и нет, этих книжек, то тем и
кончилось всѐ обучение. На Кире Персидском остановились. Потом,
уже достигнув зрелого возраста, прочла она несколько книг
содержания романического, да недавно еще, через посредство
господина Лебезятникова, одну книжку — «Физиологию» Льюиса,
изволите знать-с? — с большим интересом прочла и даже нам
отрывочно вслух сообщала: вот и всѐ ее просвещение. Теперь же
обращусь к вам, милостивый государь мой, сам от себя с вопросом
приватным: много ли может, по-вашему, бедная, но честная девица
честным трудом заработать?.. Пятнадцать копеек в день, сударь, не
заработает, если честна и не имеет особых талантов, да и то рук не
покладая работавши! Да и то статский советник Клопшток, Иван

Page | 47
Иванович, — изволили слышать? — не только денег за шитье
полдюжины голландских рубах до сих пор не отдал, но даже с
обидой погнал ее, затопав ногами и обозвав неприлично, под видом
будто бы рубашечный ворот сшит не по мерке и косяком. А тут
ребятишки голодные... А тут Катерина Ивановна, руки ломая, по
комнате ходит, да красные пятна у ней на щеках выступают, — что в
болезни этой и всегда бывает: «Живешь, дескать, ты, дармоедка, у
нас, ешь и пьешь, и теплом пользуешься», а что тут пьешь и ешь,
когда и ребятишки-то по три дня корки не видят! Лежал я тогда... ну,
да уж что! лежал пьяненькой-с, и слышу, говорит моя Соня
(безответная она, и голосок у ней такой кроткий... белокуренькая,
личико всегда бледненькое, худенькое), говорит: «Что ж, Катерина
Ивановна, неужели же мне на такое дело пойти?» А уж Дарья
Францевна, женщина злонамеренная и полиции многократно
известная, раза три через хозяйку наведывалась. «А что ж, —
отвечает Катерина Ивановна, в пересмешку, — чего беречь? Эко
сокровище!» Но не вините, не вините, милостивый государь, не
вините! Не в здравом рассудке сие сказано было, а при
взволнованных чувствах, в болезни и при плаче детей не евших, да и
сказано более ради оскорбления, чем в точном смысле... Ибо
Катерина Ивановна такого уж характера, и как расплачутся дети,
хоть бы и с голоду, тотчас же их бить начинает. И вижу я, эдак часу в
шестом, Сонечка встала, надела платочек, надела бурнусик и с
квартиры отправилась, а в девятом часу и назад обратно пришла.
Пришла, и прямо к Катерине Ивановне, и на стол перед ней тридцать
целковых молча выложила. Ни словечка при этом не вымолвила,
хоть бы взглянула, а взяла только наш большой драдедамовый
зеленый платок (общий такой у нас платок есть, драдедамовый),
накрыла им совсем голову и лицо и легла на кровать, лицом к стенке,
только плечики да тело всѐ вздрагивают... А я, как и давеча, в том же
виде лежал-с... И видел я тогда, молодой человек, видел я, как затем
Катерина Ивановна, также ни слова не говоря, подошла к
Сонечкиной постельке и весь вечер в ногах у ней на коленках
простояла, ноги ей целовала, встать не хотела, а потом так обе и
заснули вместе, обнявшись... обе... обе... да-с... а я... лежал
пьяненькой-с.

Page | 48
Бывают иные встречи, совершенно даже с незнакомыми нам
людьми, которыми мы начинаем интересоваться с первого взгляда,
как-то вдруг, внезапно, прежде чем скажем слово. Такое точно
впечатление произвел на Раскольникова тот гость, который сидел
поодаль и походил на отставного чиновника. Молодой человек
несколько раз припоминал потом это первое впечатление и даже
приписывал его предчувствию. Он беспрерывно взглядывал на
чиновника, конечно, и потому еще, что и сам тот упорно смотрел на
него, и видно было, что тому очень хотелось начать разговор. На
остальных же, бывших в распивочной, не исключая и хозяина,
чиновник смотрел как-то привычно и даже со скукой, а вместе с тем и
с оттенком некоторого высокомерного пренебрежения, как бы на
людей низшего положения и развития, с которыми нечего ему
говорить. Это был человек лет уже за пятьдесят, среднего роста и
плотного сложения, с проседью и с большою лысиной, с отекшим от
постоянного пьянства желтым, даже зеленоватым лицом и с
припухшими веками, из-за которых сияли крошечные, как щелочки,
но одушевленные красноватые глазки. Но что-то было в нем очень
странное; во взгляде его светилась как будто даже восторженность,
— пожалуй, был и смысл и ум, — но в то же время мелькало как
будто и безумие. Одет он был в старый, совершенно оборванный
черный фрак, с осыпавшимися пуговицами. Одна только еще
держалась кое-как, и на нее-то он и застегивался, видимо желая не
удаляться приличий. Из-под нанкового жилета торчала манишка, вся
скомканная, запачканная и залитая. Лицо было выбрито, по-
чиновничьи, но давно уже, так что уже густо начала выступать сизая
щетина. Да и в ухватках его действительно было что-то солидно-
чиновничье. Но он был в беспокойстве, ерошил волосы и подпирал
иногда, в тоске, обеими руками голову, положа продранные локти на
залитый и липкий стол. Наконец он прямо посмотрел на
Раскольникова и громко и твердо проговорил:

Молодой человек, — продолжал он, восклоняясь опять, — в лице

вашем я читаю как бы некую скорбь. Как вошли, я прочел ее, а
потому тотчас же и обратился к вам. Ибо, сообщая вам историю

Page | 49
жизни моей, не на позорище себя выставлять хочу перед сими
празднолюбцами, которым и без того всѐ известно, а
чувствительного и образованного человека ищу. Знайте же, что
супруга моя в благородном губернском дворянском институте
воспитывалась и при выпуске с шалью танцевала при губернаторе и
при прочих лицах, за что золотую медаль и похвальный лист
получила. Медаль... ну медаль-то продали... уж давно... гм...
похвальный лист до сих пор у ней в сундуке лежит, и еще недавно
его хозяйке показывала. И хотя с хозяйкой у ней
наибеспрерывнейшие раздоры, но хоть перед кем-нибудь
погордиться захотелось и сообщить о счастливых минувших днях. И
я не осуждаю, не осуждаю, ибо сие последнее у ней и осталось в
воспоминаниях ее, а прочее всѐ пошло прахом! Да, да; дама горячая,
гордая и непреклонная. Пол сама моет и на черном хлебе сидит, а
неуважения к себе не допустит. Оттого и господину Лебезятникову
грубость его не захотела спустить, и когда прибил ее за то господин
Лебезятников, то не столько от побоев, сколько от чувства в постель
слегла. Вдовой уже взял ее, с троими детьми, мал мала меньше.
Вышла замуж за первого мужа, за офицера пехотного, по любви, и с
ним бежала из дому родительского. Мужа любила чрезмерно, но в
картишки пустился, под суд попал, с тем и помер. Бивал он ее под
конец; а она хоть и не спускала ему, о чем мне доподлинно и по
документам известно, но до сих пор вспоминает его со слезами и
меня им корит, и я рад, я рад, ибо хотя в воображениях своих зрит
себя когда-то счастливой... И осталась она после него с тремя
малолетними детьми в уезде далеком и зверском, где и я тогда
находился, и осталась в такой нищете безнадежной, что я хотя и
много видал приключений различных, но даже и описать не в
состоянии. Родные же все отказались. Да и горда была, чересчур
горда... И тогда-то, милостивый государь, тогда я, тоже вдовец, и от
первой жены четырнадцатилетнюю дочь имея, руку свою предложил,
ибо не мог смотреть на такое страдание. Можете судить потому, до
какой степени ее бедствия доходили, что она, образованная и
воспитанная и фамилии известной, за меня согласилась пойти! Но
пошла! Плача и рыдая, и руки ломая — пошла! Ибо некуда было
идти. Понимаете ли, понимаете ли вы, милостивый государь, что

Page | 50
значит, когда уже некуда больше идти? Нет! Этого вы еще не
понимаете... И целый год я обязанность свою исполнял благочестиво
и свято и не касался сего (он ткнул пальцем на полуштоф), ибо
чувство имею. Но и сим не мог угодить; а тут места лишился, и тоже
не по вине, а по изменению в штатах, и тогда прикоснулся!.. Полтора
года уже будет назад, как очутились мы наконец, после странствий и
многочисленных бедствий, в сей великолепной и украшенной
многочисленными памятниками столице. И здесь я место достал...
Достал и опять потерял. Понимаете-с? Тут уже по собственной вине
потерял, ибо черта моя наступила... Проживаем же теперь в угле, у
хозяйки Амалии Федоровны Липпевехзель, а чем живем и чем
платим, не ведаю. Живут же там многие и кроме нас... Содом-с,
безобразнейший... гм... да... А тем временем возросла и дочка моя,
от первого брака, и что только вытерпела она, дочка моя, от мачехи
своей, возрастая, о том я умалчиваю. Ибо хотя Катерина Ивановна и
преисполнена великодушных чувств, но дама горячая и
раздраженная, и оборвет... Да-с! Ну да нечего вспоминать о том!
Воспитания, как и представить можете, Соня не получила. Пробовал
я с ней, года четыре тому, географию и всемирную историю
проходить; но как я сам в познании сем был некрепок, да и
приличных к тому руководств не имелось, ибо какие имевшиеся
книжки... гм!.. ну, их уже теперь и нет, этих книжек, то тем и
кончилось всѐ обучение. На Кире Персидском остановились. Потом,
уже достигнув зрелого возраста, прочла она несколько книг
содержания романического, да недавно еще, через посредство
господина Лебезятникова, одну книжку — «Физиологию» Льюиса,
изволите знать-с? — с большим интересом прочла и даже нам
отрывочно вслух сообщала: вот и всѐ ее просвещение. Теперь же
обращусь к вам, милостивый государь мой, сам от себя с вопросом
приватным: много ли может, по-вашему, бедная, но честная девица
честным трудом заработать?.. Пятнадцать копеек в день, сударь, не
заработает, если честна и не имеет особых талантов, да и то рук не
покладая работавши! Да и то статский советник Клопшток, Иван
Иванович, — изволили слышать? — не только денег за шитье
полдюжины голландских рубах до сих пор не отдал, но даже с
обидой погнал ее, затопав ногами и обозвав неприлично, под видом

Page | 51
будто бы рубашечный ворот сшит не по мерке и косяком. А тут
ребятишки голодные... А тут Катерина Ивановна, руки ломая, по
комнате ходит, да красные пятна у ней на щеках выступают, — что в
болезни этой и всегда бывает: «Живешь, дескать, ты, дармоедка, у
нас, ешь и пьешь, и теплом пользуешься», а что тут пьешь и ешь,
когда и ребятишки-то по три дня корки не видят! Лежал я тогда... ну,
да уж что! лежал пьяненькой-с, и слышу, говорит моя Соня
(безответная она, и голосок у ней такой кроткий... белокуренькая,
личико всегда бледненькое, худенькое), говорит: «Что ж, Катерина
Ивановна, неужели же мне на такое дело пойти?» А уж Дарья
Францевна, женщина злонамеренная и полиции многократно
известная, раза три через хозяйку наведывалась. «А что ж, —
отвечает Катерина Ивановна, в пересмешку, — чего беречь? Эко
сокровище!» Но не вините, не вините, милостивый государь, не
вините! Не в здравом рассудке сие сказано было, а при
взволнованных чувствах, в болезни и при плаче детей не евших, да и
сказано более ради оскорбления, чем в точном смысле... Ибо
Катерина Ивановна такого уж характера, и как расплачутся дети,
хоть бы и с голоду, тотчас же их бить начинает. И вижу я, эдак часу в
шестом, Сонечка встала, надела платочек, надела бурнусик и с
квартиры отправилась, а в девятом часу и назад обратно пришла.
Пришла, и прямо к Катерине Ивановне, и на стол перед ней тридцать
целковых молча выложила. Ни словечка при этом не вымолвила,
хоть бы взглянула, а взяла только наш большой драдедамовый
зеленый платок (общий такой у нас платок есть, драдедамовый),
накрыла им совсем голову и лицо и легла на кровать, лицом к стенке,
только плечики да тело всѐ вздрагивают... А я, как и давеча, в том же
виде лежал-с... И видел я тогда, молодой человек, видел я, как затем
Катерина Ивановна, также ни слова не говоря, подошла к Бывают
иные встречи, совершенно даже с незнакомыми нам людьми,
которыми мы начинаем интересоваться с первого взгляда, как-то
вдруг, внезапно, прежде чем скажем слово. Такое точно впечатление
произвел на Раскольникова тот гость, который сидел поодаль и
походил на отставного чиновника. Молодой человек несколько раз
припоминал потом это первое впечатление и даже приписывал его
предчувствию. Он беспрерывно взглядывал на чиновника, конечно, и

Page | 52
потому еще, что и сам тот упорно смотрел на него, и видно было, что
тому очень хотелось начать разговор. На остальных же, бывших в
распивочной, не исключая и хозяина, чиновник смотрел как-то
привычно и даже со скукой, а вместе с тем и с оттенком некоторого
высокомерного пренебрежения, как бы на людей низшего положения
и развития, с которыми нечего ему говорить. Это был человек лет
уже за пятьдесят, среднего роста и плотного сложения, с проседью и
с большою лысиной, с отекшим от постоянного пьянства желтым,
даже зеленоватым лицом и с припухшими веками, из-за которых
сияли крошечные, как щелочки, но одушевленные красноватые
глазки. Но что-то было в нем очень странное; во взгляде его
светилась как будто даже восторженность, — пожалуй, был и смысл
и ум, — но в то же время мелькало как будто и безумие. Одет он был
в старый, совершенно оборванный черный фрак, с осыпавшимися
пуговицами. Одна только еще держалась кое-как, и на нее-то он и
застегивался, видимо желая не удаляться приличий. Из-под
нанкового жилета торчала манишка, вся скомканная, запачканная и
залитая. Лицо было выбрито, по-чиновничьи, но давно уже, так что
уже густо начала выступать сизая щетина. Да и в ухватках его
действительно было что-то солидно-чиновничье. Но он был в
беспокойстве, ерошил волосы и подпирал иногда, в тоске, обеими
руками голову, положа продранные локти на залитый и липкий стол.
Наконец он прямо посмотрел на Раскольникова и громко и твердо
проговорил:

Молодой человек, — продолжал он, восклоняясь опять, — в лице

вашем я читаю как бы некую скорбь. Как вошли, я прочел ее, а
потому тотчас же и обратился к вам. Ибо, сообщая вам историю
жизни моей, не на позорище себя выставлять хочу перед сими
празднолюбцами, которым и без того всѐ известно, а
чувствительного и образованного человека ищу. Знайте же, что
супруга моя в благородном губернском дворянском институте
воспитывалась и при выпуске с шалью танцевала при губернаторе и
при прочих лицах, за что золотую медаль и похвальный лист
получила. Медаль... ну медаль-то продали... уж давно... гм...
похвальный лист до сих пор у ней в сундуке лежит, и еще недавно

Page | 53
его хозяйке показывала. И хотя с хозяйкой у ней
наибеспрерывнейшие раздоры, но хоть перед кем-нибудь
погордиться захотелось и сообщить о счастливых минувших днях. И
я не осуждаю, не осуждаю, ибо сие последнее у ней и осталось в
воспоминаниях ее, а прочее всѐ пошло прахом! Да, да; дама горячая,
гордая и непреклонная. Пол сама моет и на черном хлебе сидит, а
неуважения к себе не допустит. Оттого и господину Лебезятникову
грубость его не захотела спустить, и когда прибил ее за то господин
Лебезятников, то не столько от побоев, сколько от чувства в постель
слегла. Вдовой уже взял ее, с троими детьми, мал мала меньше.
Вышла замуж за первого мужа, за офицера пехотного, по любви, и с
ним бежала из дому родительского. Мужа любила чрезмерно, но в
картишки пустился, под суд попал, с тем и помер. Бивал он ее под
конец; а она хоть и не спускала ему, о чем мне доподлинно и по
документам известно, но до сих пор вспоминает его со слезами и
меня им корит, и я рад, я рад, ибо хотя в воображениях своих зрит
себя когда-то счастливой... И осталась она после него с тремя
малолетними детьми в уезде далеком и зверском, где и я тогда
находился, и осталась в такой нищете безнадежной, что я хотя и
много видал приключений различных, но даже и описать не в
состоянии. Родные же все отказались. Да и горда была, чересчур
горда... И тогда-то, милостивый государь, тогда я, тоже вдовец, и от
первой жены четырнадцатилетнюю дочь имея, руку свою предложил,
ибо не мог смотреть на такое страдание. Можете судить потому, до
какой степени ее бедствия доходили, что она, образованная и
воспитанная и фамилии известной, за меня согласилась пойти! Но
пошла! Плача и рыдая, и руки ломая — пошла! Ибо некуда было
идти. Понимаете ли, понимаете ли вы, милостивый государь, что
значит, когда уже некуда больше идти? Нет! Этого вы еще не
понимаете... И целый год я обязанность свою исполнял благочестиво
и свято и не касался сего (он ткнул пальцем на полуштоф), ибо
чувство имею. Но и сим не мог угодить; а тут места лишился, и тоже
не по вине, а по изменению в штатах, и тогда прикоснулся!.. Полтора
года уже будет назад, как очутились мы наконец, после странствий и
многочисленных бедствий, в сей великолепной и украшенной
многочисленными памятниками столице. И здесь я место достал...

Page | 54
Достал и опять потерял. Понимаете-с? Тут уже по собственной вине
потерял, ибо черта моя наступила... Проживаем же теперь в угле, у
хозяйки Амалии Федоровны Липпевехзель, а чем живем и чем
платим, не ведаю. Живут же там многие и кроме нас... Содом-с,
безобразнейший... гм... да... А тем временем возросла и дочка моя,
от первого брака, и что только вытерпела она, дочка моя, от мачехи
своей, возрастая, о том я умалчиваю. Ибо хотя Катерина Ивановна и
преисполнена великодушных чувств, но дама горячая и
раздраженная, и оборвет... Да-с! Ну да нечего вспоминать о том!
Воспитания, как и представить можете, Соня не получила. Пробовал
я с ней, года четыре тому, географию и всемирную историю
проходить; но как я сам в познании сем был некрепок, да и
приличных к
Бывают иные встречи, совершенно даже с незнакомыми нам
людьми, которыми мы начинаем интересоваться с первого взгляда,
как-то вдруг, внезапно, прежде чем скажем слово. Такое точно
впечатление произвел на Раскольникова тот гость, который сидел
поодаль и походил на отставного чиновника. Молодой человек
несколько раз припоминал потом это первое впечатление и даже
приписывал его предчувствию. Он беспрерывно взглядывал на
чиновника, конечно, и потому еще, что и сам тот упорно смотрел на
него, и видно было, что тому очень хотелось начать разговор. На
остальных же, бывших в распивочной, не исключая и хозяина,
чиновник смотрел как-то привычно и даже со скукой, а вместе с тем и
с оттенком некоторого высокомерного пренебрежения, как бы на
людей низшего положения и развития, с которыми нечего ему
говорить. Это был человек лет уже за пятьдесят, среднего роста и
плотного сложения, с проседью и с большою лысиной, с отекшим от
постоянного пьянства желтым, даже зеленоватым лицом и с
припухшими веками, из-за которых сияли крошечные, как щелочки,
но одушевленные красноватые глазки. Но что-то было в нем очень
странное; во взгляде его светилась как будто даже восторженность,
— пожалуй, был и смысл и ум, — но в то же время мелькало как
будто и безумие. Одет он был в старый, совершенно оборванный
черный фрак, с осыпавшимися пуговицами. Одна только еще
держалась кое-как, и на нее-то он и застегивался, видимо желая не

Page | 55
удаляться приличий. Из-под нанкового жилета торчала манишка, вся
скомканная, запачканная и залитая. Лицо было выбрито, по-
чиновничьи, но давно уже, так что уже густо начала выступать сизая
щетина. Да и в ухватках его действительно было что-то солидно-
чиновничье. Но он был в беспокойстве, ерошил волосы и подпирал
иногда, в тоске, обеими руками голову, положа продранные локти на
залитый и липкий стол. Наконец он прямо посмотрел на
Раскольникова и громко и твердо проговорил:

Молодой человек, — продолжал он, восклоняясь опять, — в лице

вашем я читаю как бы некую скорбь. Как вошли, я прочел ее, а
потому тотчас же и обратился к вам. Ибо, сообщая вам историю
жизни моей, не на позорище себя выставлять хочу перед сими
празднолюбцами, которым и без того всѐ известно, а
чувствительного и образованного человека ищу. Знайте же, что
супруга моя в благородном губернском дворянском институте
воспитывалась и при выпуске с шалью танцевала при губернаторе и
при прочих лицах, за что золотую медаль и похвальный лист
получила. Медаль... ну медаль-то продали... уж давно... гм...
похвальный лист до сих пор у ней в сундуке лежит, и еще недавно
его хозяйке показывала. И хотя с хозяйкой у ней
наибеспрерывнейшие раздоры, но хоть перед кем-нибудь
погордиться захотелось и сообщить о счастливых минувших днях. И
я не осуждаю, не осуждаю, ибо сие последнее у ней и осталось в
воспоминаниях ее, а прочее всѐ пошло прахом! Да, да; дама горячая,
гордая и непреклонная. Пол сама моет и на черном хлебе сидит, а
неуважения к себе не допустит. Оттого и господину Лебезятникову
грубость его не захотела спустить, и когда прибил ее за то господин
Лебезятников, то не столько от побоев, сколько от чувства в постель
слегла. Вдовой уже взял ее, с троими детьми, мал мала меньше.
Вышла замуж за первого мужа, за офицера пехотного, по любви, и с
ним бежала из дому родительского. Мужа любила чрезмерно, но в
картишки пустился, под суд попал, с тем и помер. Бивал он ее под
конец; а она хоть и не спускала ему, о чем мне доподлинно и по
документам известно, но до сих пор вспоминает его со слезами и
меня им корит, и я рад, я рад, ибо хотя в воображениях своих зрит

Page | 56
себя когда-то счастливой... И осталась она после него с тремя
малолетними детьми в уезде далеком и зверском, где и я тогда
находился, и осталась в такой нищете безнадежной, что я хотя и
много видал приключений различных, но даже и описать не в
состоянии. Родные же все отказались. Да и горда была, чересчур
горда... И тогда-то, милостивый государь, тогда я, тоже вдовец, и от
первой жены четырнадцатилетнюю дочь имея, руку свою предложил,
ибо не мог смотреть на такое страдание. Можете судить потому, до
какой степени ее бедствия доходили, что она, образованная и
воспитанная и фамилии известной, за меня согласилась пойти! Но
пошла! Плача и рыдая, и руки ломая — пошла! Ибо некуда было
идти. Понимаете ли, понимаете ли вы, милостивый государь, что
значит, когда уже некуда больше идти? Нет! Этого вы еще не
понимаете... И целый год я обязанность свою исполнял благочестиво
и свято и не касался сего (он ткнул пальцем на полуштоф), ибо
чувство имею. Но и сим не мог угодить; а тут места лишился, и тоже
не по вине, а по изменению в штатах, и тогда прикоснулся!.. Полтора
года уже будет назад, как очутились мы наконец, после странствий и
многочисленных бедствий, в сей великолепной и украшенной
многочисленными памятниками столице. И здесь я место достал...
Достал и опять потерял. Понимаете-с? Тут уже по собственной вине
потерял, ибо черта моя наступила... Проживаем же теперь в угле, у
хозяйки Амалии Федоровны Липпевехзель, а чем живем и чем
платим, не ведаю. Живут же там многие и кроме нас... Содом-с,
безобразнейший... гм... да... А тем временем возросла и дочка моя,
от первого брака, и что только вытерпела она, дочка моя, от мачехи
своей, возрастая, о том я умалчиваю. Ибо хотя Катерина Ивановна и
преисполнена великодушных чувств, но дама горячая и
раздраженная, и оборвет... Да-с! Ну да нечего вспоминать о том!
Воспитания, как и представить можете, Соня не получила. Пробовал
я с ней, года четыре тому, географию и всемирную историю
проходить; но как я сам в познании сем был некрепок, да и
приличных к тому руководств не имелось, ибо какие имевшиеся
книжки... гм!.. ну, их уже теперь и нет, этих книжек, то тем и
кончилось всѐ обучение. На Кире Персидском остановились. Потом,
уже достигнув зрелого возраста, прочла она несколько книг

Page | 57
содержания романического, да недавно еще, через посредство
господина Лебезятникова, одну книжку — «Физиологию» Льюиса,
изволите знать-с? — с большим интересом прочла и даже нам
отрывочно вслух сообщала: вот и всѐ ее просвещение. Теперь же
обращусь к вам, милостивый государь мой, сам от себя с вопросом
приватным: много ли может, по-вашему, бедная, но честная девица
честным трудом заработать?.. Пятнадцать копеек в день, сударь, не
заработает, если честна и не имеет особых талантов, да и то рук не
покладая работавши! Да и то статский советник Клопшток, Иван
Иванович, — изволили слышать? — не только денег за шитье
полдюжины голландских рубах до сих пор не отдал, но даже с
обидой погнал ее, затопав ногами и обозвав неприлично, под видом
будто бы рубашечный ворот сшит не по мерке и косяком. А тут
ребятишки голодные... А тут Катерина Ивановна, руки ломая, по
комнате ходит, да красные пятна у ней на щеках выступают, — что в
болезни этой и всегда бывает: «Живешь, дескать, ты, дармоедка, у
нас, ешь и пьешь, и теплом пользуешься», а что тут пьешь и ешь,
когда и ребятишки-то по три дня корки не видят! Лежал я тогда... ну,
да уж что! лежал пьяненькой-с, и слышу, говорит моя Соня
(безответная она, и голосок у ней такой кроткий... белокуренькая,
личико всегда бледненькое, худенькое), говорит: «Что ж, Катерина
Ивановна, неужели же мне на такое дело пойти?» А уж Дарья
Францевна, женщина злонамеренная и полиции многократно
известная, раза три через хозяйку наведывалась. «А что ж, —
отвечает Катерина Ивановна, в пересмешку, — чего беречь? Эко
сокровище!» Но не вините, не вините, милостивый государь, не
вините! Не в здравом рассудке сие сказано было, а при
взволнованных чувствах, в болезни и при плаче детей не евших, да и
сказано более ради оскорбления, чем в точном смысле... Ибо
Катерина Ивановна такого уж характера, и как расплачутся дети,
хоть бы и с голоду, тотчас же их бить начинает. И вижу я, эдак часу в
шестом, Сонечка встала, надела платочек, надела бурнусик и с
квартиры отправилась, а в девятом часу и назад обратно пришла.
Пришла, и прямо к Катерине Ивановне, и на стол перед ней тридцать
целковых молча выложила. Ни словечка при этом не вымолвила,
хоть бы взглянула, а взяла только наш большой драдедамовый

Page | 58
зеленый платок (общий такой у нас платок есть, драдедамовый),
накрыла им совсем голову и лицо и легла на кровать, лицом к стенке,
только плечики да тело всѐ вздрагивают... А я, как и давеча, в том же
виде лежал-с... И видел я тогда, молодой человек, видел я, как затем
Катерина Ивановна, также ни слова не говоря, подошла к
Сонечкиной постельке и весь вечер в ногах у ней на коленках
простояла, ноги ей целовала, встать не хотела, а потом так обе и
заснули вместе, обнявшись... обе... обе... да-с... а я... лежал
пьяненькой-с.

Бывают иные встречи, совершенно даже с незнакомыми нам

людьми, которыми мы начинаем интересоваться с первого взгляда,
как-то вдруг, внезапно, прежде чем скажем слово. Такое точно
впечатление произвел на Раскольникова тот гость, который сидел
поодаль и походил на отставного чиновника. Молодой человек
несколько раз припоминал потом это первое впечатление и даже
приписывал его предчувствию. Он беспрерывно взглядывал на
чиновника, конечно, и потому еще, что и сам тот упорно смотрел на
него, и видно было, что тому очень хотелось начать разговор. На
остальных же, бывших в распивочной, не исключая и хозяина,
чиновник смотрел как-то привычно и даже со скукой, а вместе с тем и
с оттенком некоторого высокомерного пренебрежения, как бы на
людей низшего положения и развития, с которыми нечего ему
говорить. Это был человек лет уже за пятьдесят, среднего роста и
плотного сложения, с проседью и с большою лысиной, с отекшим от
постоянного пьянства желтым, даже зеленоватым лицом и с
припухшими веками, из-за которых сияли крошечные, как щелочки,
но одушевленные красноватые глазки. Но что-то было в нем очень
странное; во взгляде его светилась как будто даже восторженность,
— пожалуй, был и смысл и ум, — но в то же время мелькало как
будто и безумие. Одет он был в старый, совершенно оборванный
черный фрак, с осыпавшимися пуговицами. Одна только еще
держалась кое-как, и на нее-то он и застегивался, видимо желая не
удаляться приличий. Из-под нанкового жилета торчала манишка, вся
скомканная, запачканная и залитая. Лицо было выбрито, по-
чиновничьи, но давно уже, так что уже густо начала выступать сизая

Page | 59
щетина. Да и в ухватках его действительно было что-то солидно-
чиновничье. Но он был в беспокойстве, ерошил волосы и подпирал
иногда, в тоске, обеими руками голову, положа продранные локти на
залитый и липкий стол. Наконец он прямо посмотрел на
Раскольникова и громко и твердо проговорил:

Молодой человек, — продолжал он, восклоняясь опять, — в лице

вашем я читаю как бы некую скорбь. Как вошли, я прочел ее, а
потому тотчас же и обратился к вам. Ибо, сообщая вам историю
жизни моей, не на позорище себя выставлять хочу перед сими
празднолюбцами, которым и без того всѐ известно, а
чувствительного и образованного человека ищу. Знайте же, что
супруга моя в благородном губернском дворянском институте
воспитывалась и при выпуске с шалью танцевала при губернаторе и
при прочих лицах, за что золотую медаль и похвальный лист
получила. Медаль... ну медаль-то продали... уж давно... гм...
похвальный лист до сих пор у ней в сундуке лежит, и еще недавно
его хозяйке показывала. И хотя с хозяйкой у ней
наибеспрерывнейшие раздоры, но хоть перед кем-нибудь
погордиться захотелось и сообщить о счастливых минувших днях. И
я не осуждаю, не осуждаю, ибо сие последнее у ней и осталось в
воспоминаниях ее, а прочее всѐ пошло прахом! Да, да; дама горячая,
гордая и непреклонная. Пол сама моет и на черном хлебе сидит, а
неуважения к себе не допустит. Оттого и господину Лебезятникову
грубость его не захотела спустить, и когда прибил ее за то господин
Лебезятников, то не столько от побоев, сколько от чувства в постель
слегла. Вдовой уже взял ее, с троими детьми, мал мала меньше.
Вышла замуж за первого мужа, за офицера пехотного, по любви, и с
ним бежала из дому родительского. Мужа любила чрезмерно, но в
картишки пустился, под суд попал, с тем и помер. Бивал он ее под
конец; а она хоть и не спускала ему, о чем мне доподлинно и по
документам известно, но до сих пор вспоминает его со слезами и
меня им корит, и я рад, я рад, ибо хотя в воображениях своих зрит
себя когда-то счастливой... И осталась она после него с тремя
малолетними детьми в уезде далеком и зверском, где и я тогда
находился, и осталась в такой нищете безнадежной, что я хотя и

Page | 60
много видал приключений различных, но даже и описать не в
состоянии. Родные же все отказались. Да и горда была, чересчур
горда... И тогда-то, милостивый государь, тогда я, тоже вдовец, и от
первой жены четырнадцатилетнюю дочь имея, руку свою предложил,
ибо не мог смотреть на такое страдание. Можете судить потому, до
какой степени ее бедствия доходили, что она, образованная и
воспитанная и фамилии известной, за меня согласилась пойти! Но
пошла! Плача и рыдая, и руки ломая — пошла! Ибо некуда было
идти. Понимаете ли, понимаете ли вы, милостивый государь, что
значит, когда уже некуда больше идти? Нет! Этого вы еще не
понимаете... И целый год я обязанность свою исполнял благочестиво
и свято и не касался сего (он ткнул пальцем на полуштоф), ибо
чувство имею. Но и сим не мог угодить; а тут места лишился, и тоже
не по вине, а по изменению в штатах, и тогда прикоснулся!.. Полтора
года уже будет назад, как очутились мы наконец, после странствий и
многочисленных бедствий, в сей великолепной и украшенной
многочисленными памятниками столице. И здесь я место достал...
Достал и опять потерял. Понимаете-с? Тут уже по собственной вине
потерял, ибо черта моя наступила... Проживаем же теперь в угле, у
хозяйки Амалии Федоровны Липпевехзель, а чем живем и чем
платим, не ведаю. Живут же там многие и кроме нас... Содом-с,
безобразнейший... гм... да... А тем временем возросла и дочка моя,
от первого брака, и что только вытерпела она, дочка моя, от мачехи
своей, возрастая, о том я умалчиваю. Ибо хотя Катерина Ивановна и
преисполнена великодушных чувств, но дама горячая и
раздраженная, и оборвет... Да-с! Ну да нечего вспоминать о том!
Воспитания, как и представить можете, Соня не получила. Пробовал
я с ней, года четыре тому, географию и всемирную историю
проходить; но как я сам в познании сем был некрепок, да и
приличных к тому руководств не имелось, ибо какие имевшиеся
книжки... гм!.. ну, их уже теперь и нет, этих книжек, то тем и
кончилось всѐ обучение. На Кире Персидском остановились. Потом,
уже достигнув зрелого возраста, прочла она несколько книг
содержания романического, да недавно еще, через посредство
господина Лебезятникова, одну книжку — «Физиологию» Льюиса,
изволите знать-с? — с большим интересом прочла и даже нам

Page | 61
отрывочно вслух сообщала: вот и всѐ ее просвещение. Теперь же
обращусь к вам, милостивый государь мой, сам от себя с вопросом
приватным: много ли может, по-вашему, бедная, но честная девица
честным трудом заработать?.. Пятнадцать копеек в день, сударь, не
заработает, если честна и не имеет особых талантов, да и то рук не
покладая работавши! Да и то статский советник Клопшток, Иван
Иванович, — изволили слышать? — не только денег за шитье
полдюжины голландских рубах до сих пор не отдал, но даже с
обидой погнал ее, затопав ногами и обозвав неприлично, под видом
будто бы рубашечный ворот сшит не по мерке и косяком. А тут
ребятишки голодные... А тут Катерина Ивановна, руки ломая, по
комнате ходит, да красные пятна у ней на щеках выступают, — что в
болезни этой и всегда бывает: «Живешь, дескать, ты, дармоедка, у
нас, ешь и пьешь, и теплом пользуешься», а что тут пьешь и ешь,
когда и ребятишки-то по три дня корки не видят! Лежал я тогда... ну,
да уж что! лежал пьяненькой-с, и слышу, говорит моя Соня
(безответная она, и голосок у ней такой кроткий... белокуренькая,
личико всегда бледненькое, худенькое), говорит: «Что ж, Катерина
Ивановна, неужели же мне на такое дело пойти?» А уж Дарья
Францевна, женщина злонамеренная и полиции многократно
известная, раза три через хозяйку наведывалась. «А что ж, —
отвечает Катерина Ивановна, в пересмешку, — чего беречь? Эко
сокровище!» Но не вините, не вините, милостивый государь, не
вините! Не в здравом рассудке сие сказано было, а при
взволнованных чувствах, в болезни и при плаче детей не евших, да и
сказано более ради оскорбления, чем в точном смысле... Ибо
Катерина Ивановна такого уж характера, и как расплачутся дети,
хоть бы и с голоду, тотчас же их бить начинает. И вижу я, эдак часу в
шестом, Сонечка встала, надела платочек, надела бурнусик и с
квартиры отправилась, а в девятом часу и назад обратно пришла.
Пришла, и прямо к Катерине Ивановне, и на стол перед ней тридцать
целковых молча выложила. Ни словечка при этом не вымолвила,
хоть бы взглянула, а взяла только наш большой драдедамовый
зеленый платок (общий такой у нас платок есть, драдедамовый),
накрыла им совсем голову и лицо и легла на кровать, лицом к стенке,
только плечики да тело всѐ вздрагивают... А я, как и давеча, в том же

Page | 62
виде лежал-с... И видел я тогда, молодой человек, видел я, как затем
Катерина Ивановна, также ни слова не говоря, подошла к Бывают
иные встречи, совершенно даже с незнакомыми нам людьми,
которыми мы начинаем интересоваться с первого взгляда, как-то
вдруг, внезапно, прежде чем скажем слово. Такое точно впечатление
произвел на Раскольникова тот гость, который сидел поодаль и
походил на отставного чиновника. Молодой человек несколько раз
припоминал потом это первое впечатление и даже приписывал его
предчувствию. Он беспрерывно взглядывал на чиновника, конечно, и
потому еще, что и сам тот упорно смотрел на него, и видно было, что
тому очень хотелось начать разговор. На остальных же, бывших в
распивочной, не исключая и хозяина, чиновник смотрел как-то
привычно и даже со скукой, а вместе с тем и с оттенком некоторого
высокомерного пренебрежения, как бы на людей низшего положения
и развития, с которыми нечего ему говорить. Это был человек лет
уже за пятьдесят, среднего роста и плотного сложения, с проседью и
с большою лысиной, с отекшим от постоянного пьянства желтым,
даже зеленоватым лицом и с припухшими веками, из-за которых
сияли крошечные, как щелочки, но одушевленные красноватые
глазки. Но что-то было в нем очень странное; во взгляде его
светилась как будто даже восторженность, — пожалуй, был и смысл
и ум, — но в то же время мелькало как будто и безумие. Одет он был
в старый, совершенно оборванный черный фрак, с осыпавшимися
пуговицами. Одна только еще держалась кое-как, и на нее-то он и
застегивался, видимо желая не удаляться приличий. Из-под
нанкового жилета торчала манишка, вся скомканная, запачканная и
залитая. Лицо было выбрито, по-чиновничьи, но давно уже, так что
уже густо начала выступать сизая щетина. Да и в ухватках его
действительно было что-то солидно-чиновничье. Но он был в
беспокойстве, ерошил волосы и подпирал иногда, в тоске, обеими
руками голову, положа продранные локти на залитый и липкий стол.
Наконец он прямо посмотрел на Раскольникова и громко и твердо
проговорил:

Молодой человек, — продолжал он, восклоняясь опять, — в лице

вашем я читаю как бы некую скорбь. Как вошли, я прочел ее, а

Page | 63
потому тотчас же и обратился к вам. Ибо, сообщая вам историю
жизни моей, не на позорище себя выставлять хочу перед сими
празднолюбцами, которым и без того всѐ известно, а
чувствительного и образованного человека ищу. Знайте же, что
супруга моя в благородном губернском дворянском институте
воспитывалась и при выпуске с шалью танцевала при губернаторе и
при прочих лицах, за что золотую медаль и похвальный лист
получила. Медаль... ну медаль-то продали... уж давно... гм...
похвальный лист до сих пор у ней в сундуке лежит, и еще недавно
его хозяйке показывала. И хотя с хозяйкой у ней
наибеспрерывнейшие раздоры, но хоть перед кем-нибудь
погордиться захотелось и сообщить о счастливых минувших днях. И
я не осуждаю, не осуждаю, ибо сие последнее у ней и осталось в
воспоминаниях ее, а прочее всѐ пошло прахом! Да, да; дама горячая,
гордая и непреклонная. Пол сама моет и на черном хлебе сидит, а
неуважения к себе не допустит. Оттого и господину Лебезятникову
грубость его не захотела спустить, и когда прибил ее за то господин
Лебезятников, то не столько от побоев, сколько от чувства в постель
слегла. Вдовой уже взял ее, с троими детьми, мал мала меньше.
Вышла замуж за первого мужа, за офицера пехотного, по любви, и с
ним бежала из дому родительского. Мужа любила чрезмерно, но в
картишки пустился, под суд попал, с тем и помер. Бивал он ее под
конец; а она хоть и не спускала ему, о чем мне доподлинно и по
документам известно, но до сих пор вспоминает его со слезами и
меня им корит, и я рад, я рад, ибо хотя в воображениях своих зрит
себя когда-то счастливой... И осталась она после него с тремя
малолетними детьми в уезде далеком и зверском, где и я тогда
находился, и осталась в такой нищете безнадежной, что я хотя и
много видал приключений различных, но даже и описать не в
состоянии. Родные же все отказались. Да и горда была, чересчур
горда... И тогда-то, милостивый государь, тогда я, тоже вдовец, и от
первой жены четырнадцатилетнюю дочь имея, руку свою предложил,
ибо не мог смотреть на такое страдание. Можете судить потому, до
какой степени ее бедствия доходили, что она, образованная и
воспитанная и фамилии известной, за меня согласилась пойти! Но
пошла! Плача и рыдая, и руки ломая — пошла! Ибо некуда было

Page | 64
идти. Понимаете ли, понимаете ли вы, милостивый государь, что
значит, когда уже некуда больше идти? Нет! Этого вы еще не
понимаете... И целый год я обязанность свою исполнял благочестиво
и свято и не касался сего (он ткнул пальцем на полуштоф), ибо
чувство имею. Но и сим не мог угодить; а тут места лишился, и тоже
не по вине, а по изменению в штатах, и тогда прикоснулся!.. Полтора
года уже будет назад, как очутились мы наконец, после странствий и
многочисленных бедствий, в сей великолепной и украшенной
многочисленными памятниками столице. И здесь я место достал...
Достал и опять потерял. Понимаете-с? Тут уже по собственной вине
потерял, ибо черта моя наступила... Проживаем же теперь в угле, у
хозяйки Амалии Федоровны Липпевехзель, а чем живем и чем
платим, не ведаю. Живут же там многие и кроме нас... Содом-с,
безобразнейший... гм... да... А тем временем возросла и дочка моя,
от первого брака, и что только вытерпела она, дочка моя, от мачехи
своей, возрастая, о том я умалчиваю. Ибо хотя Катерина Ивановна и
преисполнена великодушных чувств, но дама горячая и
раздраженная, и оборвет... Да-с! Ну да нечего вспоминать о том!
Воспитания, как и представить можете, Соня не получила. Пробовал
я с ней, года четыре тому, географию и всемирную историю
проходить; но как я сам в познании сем был некрепок, да и
приличных к
Бывают иные встречи, совершенно даже с незнакомыми нам
людьми, которыми мы начинаем интересоваться с первого взгляда,
как-то вдруг, внезапно, прежде чем скажем слово. Такое точно
впечатление произвел на Раскольникова тот гость, который сидел
поодаль и походил на отставного чиновника. Молодой человек
несколько раз припоминал потом это первое впечатление и даже
приписывал его предчувствию. Он беспрерывно взглядывал на
чиновника, конечно, и потому еще, что и сам тот упорно смотрел на
него, и видно было, что тому очень хотелось начать разговор. На
остальных же, бывших в распивочной, не исключая и хозяина,
чиновник смотрел как-то привычно и даже со скукой, а вместе с тем и
с оттенком некоторого высокомерного пренебрежения, как бы на
людей низшего положения и развития, с которыми нечего ему
говорить. Это был человек лет уже за пятьдесят, среднего роста и

Page | 65
плотного сложения, с проседью и с большою лысиной, с отекшим от
постоянного пьянства желтым, даже зеленоватым лицом и с
припухшими веками, из-за которых сияли крошечные, как щелочки,
но одушевленные красноватые глазки. Но что-то было в нем очень
странное; во взгляде его светилась как будто даже восторженность,
— пожалуй, был и смысл и ум, — но в то же время мелькало как
будто и безумие. Одет он был в старый, совершенно оборванный
черный фрак, с осыпавшимися пуговицами. Одна только еще
держалась кое-как, и на нее-то он и застегивался, видимо желая не
удаляться приличий. Из-под нанкового жилета торчала манишка, вся
скомканная, запачканная и залитая. Лицо было выбрито, по-
чиновничьи, но давно уже, так что уже густо начала выступать сизая
щетина. Да и в ухватках его действительно было что-то солидно-
чиновничье. Но он был в беспокойстве, ерошил волосы и подпирал
иногда, в тоске, обеими руками голову, положа продранные локти на
залитый и липкий стол. Наконец он прямо посмотрел на
Раскольникова и громко и твердо проговорил:

Молодой человек, — продолжал он, восклоняясь опять, — в лице

вашем я читаю как бы некую скорбь. Как вошли, я прочел ее, а
потому тотчас же и обратился к вам. Ибо, сообщая вам историю
жизни моей, не на позорище себя выставлять хочу перед сими
празднолюбцами, которым и без того всѐ известно, а
чувствительного и образованного человека ищу. Знайте же, что
супруга моя в благородном губернском дворянском институте
воспитывалась и при выпуске с шалью танцевала при губернаторе и
при прочих лицах, за что золотую медаль и похвальный лист
получила. Медаль... ну медаль-то продали... уж давно... гм...
похвальный лист до сих пор у ней в сундуке лежит, и еще недавно
его хозяйке показывала. И хотя с хозяйкой у ней
наибеспрерывнейшие раздоры, но хоть перед кем-нибудь
погордиться захотелось и сообщить о счастливых минувших днях. И
я не осуждаю, не осуждаю, ибо сие последнее у ней и осталось в
воспоминаниях ее, а прочее всѐ пошло прахом! Да, да; дама горячая,
гордая и непреклонная. Пол сама моет и на черном хлебе сидит, а
неуважения к себе не допустит. Оттого и господину Лебезятникову

Page | 66
грубость его не захотела спустить, и когда прибил ее за то господин
Лебезятников, то не столько от побоев, сколько от чувства в постель
слегла. Вдовой уже взял ее, с троими детьми, мал мала меньше.
Вышла замуж за первого мужа, за офицера пехотного, по любви, и с
ним бежала из дому родительского. Мужа любила чрезмерно, но в
картишки пустился, под суд попал, с тем и помер. Бивал он ее под
конец; а она хоть и не спускала ему, о чем мне доподлинно и по
документам известно, но до сих пор вспоминает его со слезами и
меня им корит, и я рад, я рад, ибо хотя в воображениях своих зрит
себя когда-то счастливой... И осталась она после него с тремя
малолетними детьми в уезде далеком и зверском, где и я тогда
находился, и осталась в такой нищете безнадежной, что я хотя и
много видал приключений различных, но даже и описать не в
состоянии. Родные же все отказались. Да и горда была, чересчур
горда... И тогда-то, милостивый государь, тогда я, тоже вдовец, и от
первой жены четырнадцатилетнюю дочь имея, руку свою предложил,
ибо не мог смотреть на такое страдание. Можете судить потому, до
какой степени ее бедствия доходили, что она, образованная и
воспитанная и фамилии известной, за меня согласилась пойти! Но
пошла! Плача и рыдая, и руки ломая — пошла! Ибо некуда было
идти. Понимаете ли, понимаете ли вы, милостивый государь, что
значит, когда уже некуда больше идти? Нет! Этого вы еще не
понимаете... И целый год я обязанность свою исполнял благочестиво
и свято и не касался сего (он ткнул пальцем на полуштоф), ибо
чувство имею. Но и сим не мог угодить; а тут места лишился, и тоже
не по вине, а по изменению в штатах, и тогда прикоснулся!.. Полтора
года уже будет назад, как очутились мы наконец, после странствий и
многочисленных бедствий, в сей великолепной и украшенной
многочисленными памятниками столице. И здесь я место достал...
Достал и опять потерял. Понимаете-с? Тут уже по собственной вине
потерял, ибо черта моя наступила... Проживаем же теперь в угле, у
хозяйки Амалии Федоровны Липпевехзель, а чем живем и чем
платим, не ведаю. Живут же там многие и кроме нас... Содом-с,
безобразнейший... гм... да... А тем временем возросла и дочка моя,
от первого брака, и что только вытерпела она, дочка моя, от мачехи
своей, возрастая, о том я умалчиваю. Ибо хотя Катерина Ивановна и

Page | 67
преисполнена великодушных чувств, но дама горячая и
раздраженная, и оборвет... Да-с! Ну да нечего вспоминать о том!
Воспитания, как и представить можете, Соня не получила. Пробовал
я с ней, года четыре тому, географию и всемирную историю
проходить; но как я сам в познании сем был некрепок, да и
приличных к тому руководств не имелось, ибо какие имевшиеся
книжки... гм!.. ну, их уже теперь и нет, этих книжек, то тем и
кончилось всѐ обучение. На Кире Персидском остановились. Потом,
уже достигнув зрелого возраста, прочла она несколько книг
содержания романического, да недавно еще, через посредство
господина Лебезятникова, одну книжку — «Физиологию» Льюиса,
изволите знать-с? — с большим интересом прочла и даже нам
отрывочно вслух сообщала: вот и всѐ ее просвещение. Теперь же
обращусь к вам, милостивый государь мой, сам от себя с вопросом
приватным: много ли может, по-вашему, бедная, но честная девица
честным трудом заработать?.. Пятнадцать копеек в день, сударь, не
заработает, если честна и не имеет особых талантов, да и то рук не
покладая работавши! Да и то статский советник Клопшток, Иван
Иванович, — изволили слышать? — не только денег за шитье
полдюжины голландских рубах до сих пор не отдал, но даже с
обидой погнал ее, затопав ногами и обозвав неприлично, под видом
будто бы рубашечный ворот сшит не по мерке и косяком. А тут
ребятишки голодные... А тут Катерина Ивановна, руки ломая, по
комнате ходит, да красные пятна у ней на щеках выступают, — что в
болезни этой и всегда бывает: «Живешь, дескать, ты, дармоедка, у
нас, ешь и пьешь, и теплом пользуешься», а что тут пьешь и ешь,
когда и ребятишки-то по три дня корки не видят! Лежал я тогда... ну,
да уж что! лежал пьяненькой-с, и слышу, говорит моя Соня
(безответная она, и голосок у ней такой кроткий... белокуренькая,
личико всегда бледненькое, худенькое), говорит: «Что ж, Катерина
Ивановна, неужели же мне на такое дело пойти?» А уж Дарья
Францевна, женщина злонамеренная и полиции многократно
известная, раза три через хозяйку наведывалась. «А что ж, —
отвечает Катерина Ивановна, в пересмешку, — чего беречь? Эко
сокровище!» Но не вините, не вините, милостивый государь, не
вините! Не в здравом рассудке сие сказано было, а при

Page | 68
взволнованных чувствах, в болезни и при плаче детей не евших, да и
сказано более ради оскорбления, чем в точном смысле... Ибо
Катерина Ивановна такого уж характера, и как расплачутся дети,
хоть бы и с голоду, тотчас же их бить начинает. И вижу я, эдак часу в
шестом, Сонечка встала, надела платочек, надела бурнусик и с
квартиры отправилась, а в девятом часу и назад обратно пришла.
Пришла, и прямо к Катерине Ивановне, и на стол перед ней тридцать
целковых молча выложила. Ни словечка при этом не вымолвила,
хоть бы взглянула, а взяла только наш большой драдедамовый
зеленый платок (общий такой у нас платок есть, драдедамовый),
накрыла им совсем голову и лицо и легла на кровать, лицом к стенке,
только плечики да тело всѐ вздрагивают... А я, как и давеча, в том же
виде лежал-с... И видел я тогда, молодой человек, видел я, как затем
Катерина Ивановна, также ни слова не говоря, подошла к
Сонечкиной постельке и весь вечер в ногах у ней на коленках
простояла, ноги ей целовала, встать не хотела, а потом так обе и
заснули вместе, обнявшись... обе... обе... да-с... а я... лежал
пьяненькой-с.

Бывают иные встречи, совершенно даже с незнакомыми нам

людьми, которыми мы начинаем интересоваться с первого взгляда,
как-то вдруг, внезапно, прежде чем скажем слово. Такое точно
впечатление произвел на Раскольникова тот гость, который сидел
поодаль и походил на отставного чиновника. Молодой человек
несколько раз припоминал потом это первое впечатление и даже
приписывал его предчувствию. Он беспрерывно взглядывал на
чиновника, конечно, и потому еще, что и сам тот упорно смотрел на
него, и видно было, что тому очень хотелось начать разговор. На
остальных же, бывших в распивочной, не исключая и хозяина,
чиновник смотрел как-то привычно и даже со скукой, а вместе с тем и
с оттенком некоторого высокомерного пренебрежения, как бы на
людей низшего положения и развития, с которыми нечего ему
говорить. Это был человек лет уже за пятьдесят, среднего роста и
плотного сложения, с проседью и с большою лысиной, с отекшим от
постоянного пьянства желтым, даже зеленоватым лицом и с
припухшими веками, из-за которых сияли крошечные, как щелочки,

Page | 69
но одушевленные красноватые глазки. Но что-то было в нем очень
странное; во взгляде его светилась как будто даже восторженность,
— пожалуй, был и смысл и ум, — но в то же время мелькало как
будто и безумие. Одет он был в старый, совершенно оборванный
черный фрак, с осыпавшимися пуговицами. Одна только еще
держалась кое-как, и на нее-то он и застегивался, видимо желая не
удаляться приличий. Из-под нанкового жилета торчала манишка, вся
скомканная, запачканная и залитая. Лицо было выбрито, по-
чиновничьи, но давно уже, так что уже густо начала выступать сизая
щетина. Да и в ухватках его действительно было что-то солидно-
чиновничье. Но он был в беспокойстве, ерошил волосы и подпирал
иногда, в тоске, обеими руками голову, положа продранные локти на
залитый и липкий стол. Наконец он прямо посмотрел на
Раскольникова и громко и твердо проговорил:

Молодой человек, — продолжал он, восклоняясь опять, — в лице

вашем я читаю как бы некую скорбь. Как вошли, я прочел ее, а
потому тотчас же и обратился к вам. Ибо, сообщая вам историю
жизни моей, не на позорище себя выставлять хочу перед сими
празднолюбцами, которым и без того всѐ известно, а
чувствительного и образованного человека ищу. Знайте же, что
супруга моя в благородном губернском дворянском институте
воспитывалась и при выпуске с шалью танцевала при губернаторе и
при прочих лицах, за что золотую медаль и похвальный лист
получила. Медаль... ну медаль-то продали... уж давно... гм...
похвальный лист до сих пор у ней в сундуке лежит, и еще недавно
его хозяйке показывала. И хотя с хозяйкой у ней
наибеспрерывнейшие раздоры, но хоть перед кем-нибудь
погордиться захотелось и сообщить о счастливых минувших днях. И
я не осуждаю, не осуждаю, ибо сие последнее у ней и осталось в
воспоминаниях ее, а прочее всѐ пошло прахом! Да, да; дама горячая,
гордая и непреклонная. Пол сама моет и на черном хлебе сидит, а
неуважения к себе не допустит. Оттого и господину Лебезятникову
грубость его не захотела спустить, и когда прибил ее за то господин
Лебезятников, то не столько от побоев, сколько от чувства в постель
слегла. Вдовой уже взял ее, с троими детьми, мал мала меньше.

Page | 70
Вышла замуж за первого мужа, за офицера пехотного, по любви, и с
ним бежала из дому родительского. Мужа любила чрезмерно, но в
картишки пустился, под суд попал, с тем и помер. Бивал он ее под
конец; а она хоть и не спускала ему, о чем мне доподлинно и по
документам известно, но до сих пор вспоминает его со слезами и
меня им корит, и я рад, я рад, ибо хотя в воображениях своих зрит
себя когда-то счастливой... И осталась она после него с тремя
малолетними детьми в уезде далеком и зверском, где и я тогда
находился, и осталась в такой нищете безнадежной, что я хотя и
много видал приключений различных, но даже и описать не в
состоянии. Родные же все отказались. Да и горда была, чересчур
горда... И тогда-то, милостивый государь, тогда я, тоже вдовец, и от
первой жены четырнадцатилетнюю дочь имея, руку свою предложил,
ибо не мог смотреть на такое страдание. Можете судить потому, до
какой степени ее бедствия доходили, что она, образованная и
воспитанная и фамилии известной, за меня согласилась пойти! Но
пошла! Плача и рыдая, и руки ломая — пошла! Ибо некуда было
идти. Понимаете ли, понимаете ли вы, милостивый государь, что
значит, когда уже некуда больше идти? Нет! Этого вы еще не
понимаете... И целый год я обязанность свою исполнял благочестиво
и свято и не касался сего (он ткнул пальцем на полуштоф), ибо
чувство имею. Но и сим не мог угодить; а тут места лишился, и тоже
не по вине, а по изменению в штатах, и тогда прикоснулся!.. Полтора
года уже будет назад, как очутились мы наконец, после странствий и
многочисленных бедствий, в сей великолепной и украшенной
многочисленными памятниками столице. И здесь я место достал...
Достал и опять потерял. Понимаете-с? Тут уже по собственной вине
потерял, ибо черта моя наступила... Проживаем же теперь в угле, у
хозяйки Амалии Федоровны Липпевехзель, а чем живем и чем
платим, не ведаю. Живут же там многие и кроме нас... Содом-с,
безобразнейший... гм... да... А тем временем возросла и дочка моя,
от первого брака, и что только вытерпела она, дочка моя, от мачехи
своей, возрастая, о том я умалчиваю. Ибо хотя Катерина Ивановна и
преисполнена великодушных чувств, но дама горячая и
раздраженная, и оборвет... Да-с! Ну да нечего вспоминать о том!
Воспитания, как и представить можете, Соня не получила. Пробовал

Page | 71
я с ней, года четыре тому, географию и всемирную историю
проходить; но как я сам в познании сем был некрепок, да и
приличных к тому руководств не имелось, ибо какие имевшиеся
книжки... гм!.. ну, их уже теперь и нет, этих книжек, то тем и
кончилось всѐ обучение. На Кире Персидском остановились. Потом,
уже достигнув зрелого возраста, прочла она несколько книг
содержания романического, да недавно еще, через посредство
господина Лебезятникова, одну книжку — «Физиологию» Льюиса,
изволите знать-с? — с большим интересом прочла и даже нам
отрывочно вслух сообщала: вот и всѐ ее просвещение. Теперь же
обращусь к вам, милостивый государь мой, сам от себя с вопросом
приватным: много ли может, по-вашему, бедная, но честная девица
честным трудом заработать?.. Пятнадцать копеек в день, сударь, не
заработает, если честна и не имеет особых талантов, да и то рук не
покладая работавши! Да и то статский советник Клопшток, Иван
Иванович, — изволили слышать? — не только денег за шитье
полдюжины голландских рубах до сих пор не отдал, но даже с
обидой погнал ее, затопав ногами и обозвав неприлично, под видом
будто бы рубашечный ворот сшит не по мерке и косяком. А тут
ребятишки голодные... А тут Катерина Ивановна, руки ломая, по
комнате ходит, да красные пятна у ней на щеках выступают, — что в
болезни этой и всегда бывает: «Живешь, дескать, ты, дармоедка, у
нас, ешь и пьешь, и теплом пользуешься», а что тут пьешь и ешь,
когда и ребятишки-то по три дня корки не видят! Лежал я тогда... ну,
да уж что! лежал пьяненькой-с, и слышу, говорит моя Соня
(безответная она, и голосок у ней такой кроткий... белокуренькая,
личико всегда бледненькое, худенькое), говорит: «Что ж, Катерина
Ивановна, неужели же мне на такое дело пойти?» А уж Дарья
Францевна, женщина злонамеренная и полиции многократно
известная, раза три через хозяйку наведывалась. «А что ж, —
отвечает Катерина Ивановна, в пересмешку, — чего беречь? Эко
сокровище!» Но не вините, не вините, милостивый государь, не
вините! Не в здравом рассудке сие сказано было, а при
взволнованных чувствах, в болезни и при плаче детей не евших, да и
сказано более ради оскорбления, чем в точном смысле... Ибо
Катерина Ивановна такого уж характера, и как расплачутся дети,

Page | 72
хоть бы и с голоду, тотчас же их бить начинает. И вижу я, эдак часу в
шестом, Сонечка встала, надела платочек, надела бурнусик и с
квартиры отправилась, а в девятом часу и назад обратно пришла.
Пришла, и прямо к Катерине Ивановне, и на стол перед ней тридцать
целковых молча выложила. Ни словечка при этом не вымолвила,
хоть бы взглянула, а взяла только наш большой драдедамовый
зеленый платок (общий такой у нас платок есть, драдедамовый),
накрыла им совсем голову и лицо и легла на кровать, лицом к стенке,
только плечики да тело всѐ вздрагивают... А я, как и давеча, в том же
виде лежал-с... И видел я тогда, молодой человек, видел я, как затем
Катерина Ивановна, также ни слова не говоря, подошла к Бывают
иные встречи, совершенно даже с незнакомыми нам людьми,
которыми мы начинаем интересоваться с первого взгляда, как-то
вдруг, внезапно, прежде чем скажем слово. Такое точно впечатление
произвел на Раскольникова тот гость, который сидел поодаль и
походил на отставного чиновника. Молодой человек несколько раз
припоминал потом это первое впечатление и даже приписывал его
предчувствию. Он беспрерывно взглядывал на чиновника, конечно, и
потому еще, что и сам тот упорно смотрел на него, и видно было, что
тому очень хотелось начать разговор. На остальных же, бывших в
распивочной, не исключая и хозяина, чиновник смотрел как-то
привычно и даже со скукой, а вместе с тем и с оттенком некоторого
высокомерного пренебрежения, как бы на людей низшего положения
и развития, с которыми нечего ему говорить. Это был человек лет
уже за пятьдесят, среднего роста и плотного сложения, с проседью и
с большою лысиной, с отекшим от постоянного пьянства желтым,
даже зеленоватым лицом и с припухшими веками, из-за которых
сияли крошечные, как щелочки, но одушевленные красноватые
глазки. Но что-то было в нем очень странное; во взгляде его
светилась как будто даже восторженность, — пожалуй, был и смысл
и ум, — но в то же время мелькало как будто и безумие. Одет он был
в старый, совершенно оборванный черный фрак, с осыпавшимися
пуговицами. Одна только еще держалась кое-как, и на нее-то он и
застегивался, видимо желая не удаляться приличий. Из-под
нанкового жилета торчала манишка, вся скомканная, запачканная и
залитая. Лицо было выбрито, по-чиновничьи, но давно уже, так что

Page | 73
уже густо начала выступать сизая щетина. Да и в ухватках его
действительно было что-то солидно-чиновничье. Но он был в
беспокойстве, ерошил волосы и подпирал иногда, в тоске, обеими
руками голову, положа продранные локти на залитый и липкий стол.
Наконец он прямо посмотрел на Раскольникова и громко и твердо
проговорил:

Молодой человек, — продолжал он, восклоняясь опять, — в лице

вашем я читаю как бы некую скорбь. Как вошли, я прочел ее, а
потому тотчас же и обратился к вам. Ибо, сообщая вам историю
жизни моей, не на позорище себя выставлять хочу перед сими
празднолюбцами, которым и без того всѐ известно, а
чувствительного и образованного человека ищу. Знайте же, что
супруга моя в благородном губернском дворянском институте
воспитывалась и при выпуске с шалью танцевала при губернаторе и
при прочих лицах, за что золотую медаль и похвальный лист
получила. Медаль... ну медаль-то продали... уж давно... гм...
похвальный лист до сих пор у ней в сундуке лежит, и еще недавно
его хозяйке показывала. И хотя с хозяйкой у ней
наибеспрерывнейшие раздоры, но хоть перед кем-нибудь
погордиться захотелось и сообщить о счастливых минувших днях. И
я не осуждаю, не осуждаю, ибо сие последнее у ней и осталось в
воспоминаниях ее, а прочее всѐ пошло прахом! Да, да; дама горячая,
гордая и непреклонная. Пол сама моет и на черном хлебе сидит, а
неуважения к себе не допустит. Оттого и господину Лебезятникову
грубость его не захотела спустить, и когда прибил ее за то господин
Лебезятников, то не столько от побоев, сколько от чувства в постель
слегла. Вдовой уже взял ее, с троими детьми, мал мала меньше.
Вышла замуж за первого мужа, за офицера пехотного, по любви, и с
ним бежала из дому родительского. Мужа любила чрезмерно, но в
картишки пустился, под суд попал, с тем и помер. Бивал он ее под
конец; а она хоть и не спускала ему, о чем мне доподлинно и по
документам известно, но до сих пор вспоминает его со слезами и
меня им корит, и я рад, я рад, ибо хотя в воображениях своих зрит
себя когда-то счастливой... И осталась она после него с тремя
малолетними детьми в уезде далеком и зверском, где и я тогда

Page | 74
находился, и осталась в такой нищете безнадежной, что я хотя и
много видал приключений различных, но даже и описать не в
состоянии. Родные же все отказались. Да и горда была, чересчур
горда... И тогда-то, милостивый государь, тогда я, тоже вдовец, и от
первой жены четырнадцатилетнюю дочь имея, руку свою предложил,
ибо не мог смотреть на такое страдание. Можете судить потому, до
какой степени ее бедствия доходили, что она, образованная и
воспитанная и фамилии известной, за меня согласилась пойти! Но
пошла! Плача и рыдая, и руки ломая — пошла! Ибо некуда было
идти. Понимаете ли, понимаете ли вы, милостивый государь, что
значит, когда уже некуда больше идти? Нет! Этого вы еще не
понимаете... И целый год я обязанность свою исполнял благочестиво
и свято и не касался сего (он ткнул пальцем на полуштоф), ибо
чувство имею. Но и сим не мог угодить; а тут места лишился, и тоже
не по вине, а по изменению в штатах, и тогда прикоснулся!.. Полтора
года уже будет назад, как очутились мы наконец, после странствий и
многочисленных бедствий, в сей великолепной и украшенной
многочисленными памятниками столице. И здесь я место достал...
Достал и опять потерял. Понимаете-с? Тут уже по собственной вине
потерял, ибо черта моя наступила... Проживаем же теперь в угле, у
хозяйки Амалии Федоровны Липпевехзель, а чем живем и чем
платим, не ведаю. Живут же там многие и кроме нас... Содом-с,
безобразнейший... гм... да... А тем временем возросла и дочка моя,
от первого брака, и что только вытерпела она, дочка моя, от мачехи
своей, возрастая, о том я умалчиваю. Ибо хотя Катерина Ивановна и
преисполнена великодушных чувств, но дама горячая и
раздраженная, и оборвет... Да-с! Ну да нечего вспоминать о том!
Воспитания, как и представить можете, Соня не получила. Пробовал
я с ней, года четыре тому, географию и всемирную историю
проходить; но как я сам в познании сем был некрепок, да и
приличных к
Бывают иные встречи, совершенно даже с незнакомыми нам
людьми, которыми мы начинаем интересоваться с первого взгляда,
как-то вдруг, внезапно, прежде чем скажем слово. Такое точно
впечатление произвел на Раскольникова тот гость, который сидел
поодаль и походил на отставного чиновника. Молодой человек

Page | 75
несколько раз припоминал потом это первое впечатление и даже
приписывал его предчувствию. Он беспрерывно взглядывал на
чиновника, конечно, и потому еще, что и сам тот упорно смотрел на
него, и видно было, что тому очень хотелось начать разговор. На
остальных же, бывших в распивочной, не исключая и хозяина,
чиновник смотрел как-то привычно и даже со скукой, а вместе с тем и
с оттенком некоторого высокомерного пренебрежения, как бы на
людей низшего положения и развития, с которыми нечего ему
говорить. Это был человек лет уже за пятьдесят, среднего роста и
плотного сложения, с проседью и с большою лысиной, с отекшим от
постоянного пьянства желтым, даже зеленоватым лицом и с
припухшими веками, из-за которых сияли крошечные, как щелочки,
но одушевленные красноватые глазки. Но что-то было в нем очень
странное; во взгляде его светилась как будто даже восторженность,
— пожалуй, был и смысл и ум, — но в то же время мелькало как
будто и безумие. Одет он был в старый, совершенно оборванный
черный фрак, с осыпавшимися пуговицами. Одна только еще
держалась кое-как, и на нее-то он и застегивался, видимо желая не
удаляться приличий. Из-под нанкового жилета торчала манишка, вся
скомканная, запачканная и залитая. Лицо было выбрито, по-
чиновничьи, но давно уже, так что уже густо начала выступать сизая
щетина. Да и в ухватках его действительно было что-то солидно-
чиновничье. Но он был в беспокойстве, ерошил волосы и подпирал
иногда, в тоске, обеими руками голову, положа продранные локти на
залитый и липкий стол. Наконец он прямо посмотрел на
Раскольникова и громко и твердо проговорил:

Молодой человек, — продолжал он, восклоняясь опять, — в лице

вашем я читаю как бы некую скорбь. Как вошли, я прочел ее, а
потому тотчас же и обратился к вам. Ибо, сообщая вам историю
жизни моей, не на позорище себя выставлять хочу перед сими
празднолюбцами, которым и без того всѐ известно, а
чувствительного и образованного человека ищу. Знайте же, что
супруга моя в благородном губернском дворянском институте
воспитывалась и при выпуске с шалью танцевала при губернаторе и
при прочих лицах, за что золотую медаль и похвальный лист

Page | 76
получила. Медаль... ну медаль-то продали... уж давно... гм...
похвальный лист до сих пор у ней в сундуке лежит, и еще недавно
его хозяйке показывала. И хотя с хозяйкой у ней
наибеспрерывнейшие раздоры, но хоть перед кем-нибудь
погордиться захотелось и сообщить о счастливых минувших днях. И
я не осуждаю, не осуждаю, ибо сие последнее у ней и осталось в
воспоминаниях ее, а прочее всѐ пошло прахом! Да, да; дама горячая,
гордая и непреклонная. Пол сама моет и на черном хлебе сидит, а
неуважения к себе не допустит. Оттого и господину Лебезятникову
грубость его не захотела спустить, и когда прибил ее за то господин
Лебезятников, то не столько от побоев, сколько от чувства в постель
слегла. Вдовой уже взял ее, с троими детьми, мал мала меньше.
Вышла замуж за первого мужа, за офицера пехотного, по любви, и с
ним бежала из дому родительского. Мужа любила чрезмерно, но в
картишки пустился, под суд попал, с тем и помер. Бивал он ее под
конец; а она хоть и не спускала ему, о чем мне доподлинно и по
документам известно, но до сих пор вспоминает его со слезами и
меня им корит, и я рад, я рад, ибо хотя в воображениях своих зрит
себя когда-то счастливой... И осталась она после него с тремя
малолетними детьми в уезде далеком и зверском, где и я тогда
находился, и осталась в такой нищете безнадежной, что я хотя и
много видал приключений различных, но даже и описать не в
состоянии. Родные же все отказались. Да и горда была, чересчур
горда... И тогда-то, милостивый государь, тогда я, тоже вдовец, и от
первой жены четырнадцатилетнюю дочь имея, руку свою предложил,
ибо не мог смотреть на такое страдание. Можете судить потому, до
какой степени ее бедствия доходили, что она, образованная и
воспитанная и фамилии известной, за меня согласилась пойти! Но
пошла! Плача и рыдая, и руки ломая — пошла! Ибо некуда было
идти. Понимаете ли, понимаете ли вы, милостивый государь, что
значит, когда уже некуда больше идти? Нет! Этого вы еще не
понимаете... И целый год я обязанность свою исполнял благочестиво
и свято и не касался сего (он ткнул пальцем на полуштоф), ибо
чувство имею. Но и сим не мог угодить; а тут места лишился, и тоже
не по вине, а по изменению в штатах, и тогда прикоснулся!.. Полтора
года уже будет назад, как очутились мы наконец, после странствий и

Page | 77
многочисленных бедствий, в сей великолепной и украшенной
многочисленными памятниками столице. И здесь я место достал...
Достал и опять потерял. Понимаете-с? Тут уже по собственной вине
потерял, ибо черта моя наступила... Проживаем же теперь в угле, у
хозяйки Амалии Федоровны Липпевехзель, а чем живем и чем
платим, не ведаю. Живут же там многие и кроме нас... Содом-с,
безобразнейший... гм... да... А тем временем возросла и дочка моя,
от первого брака, и что только вытерпела она, дочка моя, от мачехи
своей, возрастая, о том я умалчиваю. Ибо хотя Катерина Ивановна и
преисполнена великодушных чувств, но дама горячая и
раздраженная, и оборвет... Да-с! Ну да нечего вспоминать о том!
Воспитания, как и представить можете, Соня не получила. Пробовал
я с ней, года четыре тому, географию и всемирную историю
проходить; но как я сам в познании сем был некрепок, да и
приличных к тому руководств не имелось, ибо какие имевшиеся
книжки... гм!.. ну, их уже теперь и нет, этих книжек, то тем и
кончилось всѐ обучение. На Кире Персидском остановились. Потом,
уже достигнув зрелого возраста, прочла она несколько книг
содержания романического, да недавно еще, через посредство
господина Лебезятникова, одну книжку — «Физиологию» Льюиса,
изволите знать-с? — с большим интересом прочла и даже нам
отрывочно вслух сообщала: вот и всѐ ее просвещение. Теперь же
обращусь к вам, милостивый государь мой, сам от себя с вопросом
приватным: много ли может, по-вашему, бедная, но честная девица
честным трудом заработать?.. Пятнадцать копеек в день, сударь, не
заработает, если честна и не имеет особых талантов, да и то рук не
покладая работавши! Да и то статский советник Клопшток, Иван
Иванович, — изволили слышать? — не только денег за шитье
полдюжины голландских рубах до сих пор не отдал, но даже с
обидой погнал ее, затопав ногами и обозвав неприлично, под видом
будто бы рубашечный ворот сшит не по мерке и косяком. А тут
ребятишки голодные... А тут Катерина Ивановна, руки ломая, по
комнате ходит, да красные пятна у ней на щеках выступают, — что в
болезни этой и всегда бывает: «Живешь, дескать, ты, дармоедка, у
нас, ешь и пьешь, и теплом пользуешься», а что тут пьешь и ешь,
когда и ребятишки-то по три дня корки не видят! Лежал я тогда... ну,

Page | 78
да уж что! лежал пьяненькой-с, и слышу, говорит моя Соня
(безответная она, и голосок у ней такой кроткий... белокуренькая,
личико всегда бледненькое, худенькое), говорит: «Что ж, Катерина
Ивановна, неужели же мне на такое дело пойти?» А уж Дарья
Францевна, женщина злонамеренная и полиции многократно
известная, раза три через хозяйку наведывалась. «А что ж, —
отвечает Катерина Ивановна, в пересмешку, — чего беречь? Эко
сокровище!» Но не вините, не вините, милостивый государь, не
вините! Не в здравом рассудке сие сказано было, а при
взволнованных чувствах, в болезни и при плаче детей не евших, да и
сказано более ради оскорбления, чем в точном смысле... Ибо
Катерина Ивановна такого уж характера, и как расплачутся дети,
хоть бы и с голоду, тотчас же их бить начинает. И вижу я, эдак часу в
шестом, Сонечка встала, надела платочек, надела бурнусик и с
квартиры отправилась, а в девятом часу и назад обратно пришла.
Пришла, и прямо к Катерине Ивановне, и на стол перед ней тридцать
целковых молча выложила. Ни словечка при этом не вымолвила,
хоть бы взглянула, а взяла только наш большой драдедамовый
зеленый платок (общий такой у нас платок есть, драдедамовый),
накрыла им совсем голову и лицо и легла на кровать, лицом к стенке,
только плечики да тело всѐ вздрагивают... А я, как и давеча, в том же
виде лежал-с... И видел я тогда, молодой человек, видел я, как затем
Катерина Ивановна, также ни слова не говоря, подошла к
Сонечкиной постельке и весь вечер в ногах у ней на коленках
простояла, ноги ей целовала, встать не хотела, а потом так обе и
заснули вместе, обнявшись... обе... обе... да-с... а я... лежал
пьяненькой-с.

Бывают иные встречи, совершенно даже с незнакомыми нам

людьми, которыми мы начинаем интересоваться с первого взгляда,
как-то вдруг, внезапно, прежде чем скажем слово. Такое точно
впечатление произвел на Раскольникова тот гость, который сидел
поодаль и походил на отставного чиновника. Молодой человек
несколько раз припоминал потом это первое впечатление и даже
приписывал его предчувствию. Он беспрерывно взглядывал на
чиновника, конечно, и потому еще, что и сам тот упорно смотрел на

Page | 79
него, и видно было, что тому очень хотелось начать разговор. На
остальных же, бывших в распивочной, не исключая и хозяина,
чиновник смотрел как-то привычно и даже со скукой, а вместе с тем и
с оттенком некоторого высокомерного пренебрежения, как бы на
людей низшего положения и развития, с которыми нечего ему
говорить. Это был человек лет уже за пятьдесят, среднего роста и
плотного сложения, с проседью и с большою лысиной, с отекшим от
постоянного пьянства желтым, даже зеленоватым лицом и с
припухшими веками, из-за которых сияли крошечные, как щелочки,
но одушевленные красноватые глазки. Но что-то было в нем очень
странное; во взгляде его светилась как будто даже восторженность,
— пожалуй, был и смысл и ум, — но в то же время мелькало как
будто и безумие. Одет он был в старый, совершенно оборванный
черный фрак, с осыпавшимися пуговицами. Одна только еще
держалась кое-как, и на нее-то он и застегивался, видимо желая не
удаляться приличий. Из-под нанкового жилета торчала манишка, вся
скомканная, запачканная и залитая. Лицо было выбрито, по-
чиновничьи, но давно уже, так что уже густо начала выступать сизая
щетина. Да и в ухватках его действительно было что-то солидно-
чиновничье. Но он был в беспокойстве, ерошил волосы и подпирал
иногда, в тоске, обеими руками голову, положа продранные локти на
залитый и липкий стол. Наконец он прямо посмотрел на
Раскольникова и громко и твердо проговорил:

Молодой человек, — продолжал он, восклоняясь опять, — в лице

вашем я читаю как бы некую скорбь. Как вошли, я прочел ее, а
потому тотчас же и обратился к вам. Ибо, сообщая вам историю
жизни моей, не на позорище себя выставлять хочу перед сими
празднолюбцами, которым и без того всѐ известно, а
чувствительного и образованного человека ищу. Знайте же, что
супруга моя в благородном губернском дворянском институте
воспитывалась и при выпуске с шалью танцевала при губернаторе и
при прочих лицах, за что золотую медаль и похвальный лист
получила. Медаль... ну медаль-то продали... уж давно... гм...
похвальный лист до сих пор у ней в сундуке лежит, и еще недавно
его хозяйке показывала. И хотя с хозяйкой у ней

Page | 80
наибеспрерывнейшие раздоры, но хоть перед кем-нибудь
погордиться захотелось и сообщить о счастливых минувших днях. И
я не осуждаю, не осуждаю, ибо сие последнее у ней и осталось в
воспоминаниях ее, а прочее всѐ пошло прахом! Да, да; дама горячая,
гордая и непреклонная. Пол сама моет и на черном хлебе сидит, а
неуважения к себе не допустит. Оттого и господину Лебезятникову
грубость его не захотела спустить, и когда прибил ее за то господин
Лебезятников, то не столько от побоев, сколько от чувства в постель
слегла. Вдовой уже взял ее, с троими детьми, мал мала меньше.
Вышла замуж за первого мужа, за офицера пехотного, по любви, и с
ним бежала из дому родительского. Мужа любила чрезмерно, но в
картишки пустился, под суд попал, с тем и помер. Бивал он ее под
конец; а она хоть и не спускала ему, о чем мне доподлинно и по
документам известно, но до сих пор вспоминает его со слезами и
меня им корит, и я рад, я рад, ибо хотя в воображениях своих зрит
себя когда-то счастливой... И осталась она после него с тремя
малолетними детьми в уезде далеком и зверском, где и я тогда
находился, и осталась в такой нищете безнадежной, что я хотя и
много видал приключений различных, но даже и описать не в
состоянии. Родные же все отказались. Да и горда была, чересчур
горда... И тогда-то, милостивый государь, тогда я, тоже вдовец, и от
первой жены четырнадцатилетнюю дочь имея, руку свою предложил,
ибо не мог смотреть на такое страдание. Можете судить потому, до
какой степени ее бедствия доходили, что она, образованная и
воспитанная и фамилии известной, за меня согласилась пойти! Но
пошла! Плача и рыдая, и руки ломая — пошла! Ибо некуда было
идти. Понимаете ли, понимаете ли вы, милостивый государь, что
значит, когда уже некуда больше идти? Нет! Этого вы еще не
понимаете... И целый год я обязанность свою исполнял благочестиво
и свято и не касался сего (он ткнул пальцем на полуштоф), ибо
чувство имею. Но и сим не мог угодить; а тут места лишился, и тоже
не по вине, а по изменению в штатах, и тогда прикоснулся!.. Полтора
года уже будет назад, как очутились мы наконец, после странствий и
многочисленных бедствий, в сей великолепной и украшенной
многочисленными памятниками столице. И здесь я место достал...
Достал и опять потерял. Понимаете-с? Тут уже по собственной вине

Page | 81
потерял, ибо черта моя наступила... Проживаем же теперь в угле, у
хозяйки Амалии Федоровны Липпевехзель, а чем живем и чем
платим, не ведаю. Живут же там многие и кроме нас... Содом-с,
безобразнейший... гм... да... А тем временем возросла и дочка моя,
от первого брака, и что только вытерпела она, дочка моя, от мачехи
своей, возрастая, о том я умалчиваю. Ибо хотя Катерина Ивановна и
преисполнена великодушных чувств, но дама горячая и
раздраженная, и оборвет... Да-с! Ну да нечего вспоминать о том!
Воспитания, как и представить можете, Соня не получила. Пробовал
я с ней, года четыре тому, географию и всемирную историю
проходить; но как я сам в познании сем был некрепок, да и
приличных к тому руководств не имелось, ибо какие имевшиеся
книжки... гм!.. ну, их уже теперь и нет, этих книжек, то тем и
кончилось всѐ обучение. На Кире Персидском остановились. Потом,
уже достигнув зрелого возраста, прочла она несколько книг
содержания романического, да недавно еще, через посредство
господина Лебезятникова, одну книжку — «Физиологию» Льюиса,
изволите знать-с? — с большим интересом прочла и даже нам
отрывочно вслух сообщала: вот и всѐ ее просвещение. Теперь же
обращусь к вам, милостивый государь мой, сам от себя с вопросом
приватным: много ли может, по-вашему, бедная, но честная девица
честным трудом заработать?.. Пятнадцать копеек в день, сударь, не
заработает, если честна и не имеет особых талантов, да и то рук не
покладая работавши! Да и то статский советник Клопшток, Иван
Иванович, — изволили слышать? — не только денег за шитье
полдюжины голландских рубах до сих пор не отдал, но даже с
обидой погнал ее, затопав ногами и обозвав неприлично, под видом
будто бы рубашечный ворот сшит не по мерке и косяком. А тут
ребятишки голодные... А тут Катерина Ивановна, руки ломая, по
комнате ходит, да красные пятна у ней на щеках выступают, — что в
болезни этой и всегда бывает: «Живешь, дескать, ты, дармоедка, у
нас, ешь и пьешь, и теплом пользуешься», а что тут пьешь и ешь,
когда и ребятишки-то по три дня корки не видят! Лежал я тогда... ну,
да уж что! лежал пьяненькой-с, и слышу, говорит моя Соня
(безответная она, и голосок у ней такой кроткий... белокуренькая,
личико всегда бледненькое, худенькое), говорит: «Что ж, Катерина

Page | 82
Ивановна, неужели же мне на такое дело пойти?» А уж Дарья
Францевна, женщина злонамеренная и полиции многократно
известная, раза три через хозяйку наведывалась. «А что ж, —
отвечает Катерина Ивановна, в пересмешку, — чего беречь? Эко
сокровище!» Но не вините, не вините, милостивый государь, не
вините! Не в здравом рассудке сие сказано было, а при
взволнованных чувствах, в болезни и при плаче детей не евших, да и
сказано более ради оскорбления, чем в точном смысле... Ибо
Катерина Ивановна такого уж характера, и как расплачутся дети,
хоть бы и с голоду, тотчас же их бить начинает. И вижу я, эдак часу в
шестом, Сонечка встала, надела платочек, надела бурнусик и с
квартиры отправилась, а в девятом часу и назад обратно пришла.
Пришла, и прямо к Катерине Ивановне, и на стол перед ней тридцать
целковых молча выложила. Ни словечка при этом не вымолвила,
хоть бы взглянула, а взяла только наш большой драдедамовый
зеленый платок (общий такой у нас платок есть, драдедамовый),
накрыла им совсем голову и лицо и легла на кровать, лицом к стенке,
только плечики да тело всѐ вздрагивают... А я, как и давеча, в том же
виде лежал-с... И видел я тогда, молодой человек, видел я, как затем
Катерина Ивановна, также ни слова не говоря, подошла к Бывают
иные встречи, совершенно даже с незнакомыми нам людьми,
которыми мы начинаем интересоваться с первого взгляда, как-то
вдруг, внезапно, прежде чем скажем слово. Такое точно впечатление
произвел на Раскольникова тот гость, который сидел поодаль и
походил на отставного чиновника. Молодой человек несколько раз
припоминал потом это первое впечатление и даже приписывал его
предчувствию. Он беспрерывно взглядывал на чиновника, конечно, и
потому еще, что и сам тот упорно смотрел на него, и видно было, что
тому очень хотелось начать разговор. На остальных же, бывших в
распивочной, не исключая и хозяина, чиновник смотрел как-то
привычно и даже со скукой, а вместе с тем и с оттенком некоторого
высокомерного пренебрежения, как бы на людей низшего положения
и развития, с которыми нечего ему говорить. Это был человек лет
уже за пятьдесят, среднего роста и плотного сложения, с проседью и
с большою лысиной, с отекшим от постоянного пьянства желтым,
даже зеленоватым лицом и с припухшими веками, из-за которых

Page | 83
сияли крошечные, как щелочки, но одушевленные красноватые
глазки. Но что-то было в нем очень странное; во взгляде его
светилась как будто даже восторженность, — пожалуй, был и смысл
и ум, — но в то же время мелькало как будто и безумие. Одет он был
в старый, совершенно оборванный черный фрак, с осыпавшимися
пуговицами. Одна только еще держалась кое-как, и на нее-то он и
застегивался, видимо желая не удаляться приличий. Из-под
нанкового жилета торчала манишка, вся скомканная, запачканная и
залитая. Лицо было выбрито, по-чиновничьи, но давно уже, так что
уже густо начала выступать сизая щетина. Да и в ухватках его
действительно было что-то солидно-чиновничье. Но он был в
беспокойстве, ерошил волосы и подпирал иногда, в тоске, обеими
руками голову, положа продранные локти на залитый и липкий стол.
Наконец он прямо посмотрел на Раскольникова и громко и твердо
проговорил:

Молодой человек, — продолжал он, восклоняясь опять, — в лице

вашем я читаю как бы некую скорбь. Как вошли, я прочел ее, а
потому тотчас же и обратился к вам. Ибо, сообщая вам историю
жизни моей, не на позорище себя выставлять хочу перед сими
празднолюбцами, которым и без того всѐ известно, а
чувствительного и образованного человека ищу. Знайте же, что
супруга моя в благородном губернском дворянском институте
воспитывалась и при выпуске с шалью танцевала при губернаторе и
при прочих лицах, за что золотую медаль и похвальный лист
получила. Медаль... ну медаль-то продали... уж давно... гм...
похвальный лист до сих пор у ней в сундуке лежит, и еще недавно
его хозяйке показывала. И хотя с хозяйкой у ней
наибеспрерывнейшие раздоры, но хоть перед кем-нибудь
погордиться захотелось и сообщить о счастливых минувших днях. И
я не осуждаю, не осуждаю, ибо сие последнее у ней и осталось в
воспоминаниях ее, а прочее всѐ пошло прахом! Да, да; дама горячая,
гордая и непреклонная. Пол сама моет и на черном хлебе сидит, а
неуважения к себе не допустит. Оттого и господину Лебезятникову
грубость его не захотела спустить, и когда прибил ее за то господин
Лебезятников, то не столько от побоев, сколько от чувства в постель

Page | 84
слегла. Вдовой уже взял ее, с троими детьми, мал мала меньше.
Вышла замуж за первого мужа, за офицера пехотного, по любви, и с
ним бежала из дому родительского. Мужа любила чрезмерно, но в
картишки пустился, под суд попал, с тем и помер. Бивал он ее под
конец; а она хоть и не спускала ему, о чем мне доподлинно и по
документам известно, но до сих пор вспоминает его со слезами и
меня им корит, и я рад, я рад, ибо хотя в воображениях своих зрит
себя когда-то счастливой... И осталась она после него с тремя
малолетними детьми в уезде далеком и зверском, где и я тогда
находился, и осталась в такой нищете безнадежной, что я хотя и
много видал приключений различных, но даже и описать не в
состоянии. Родные же все отказались. Да и горда была, чересчур
горда... И тогда-то, милостивый государь, тогда я, тоже вдовец, и от
первой жены четырнадцатилетнюю дочь имея, руку свою предложил,
ибо не мог смотреть на такое страдание. Можете судить потому, до
какой степени ее бедствия доходили, что она, образованная и
воспитанная и фамилии известной, за меня согласилась пойти! Но
пошла! Плача и рыдая, и руки ломая — пошла! Ибо некуда было
идти. Понимаете ли, понимаете ли вы, милостивый государь, что
значит, когда уже некуда больше идти? Нет! Этого вы еще не
понимаете... И целый год я обязанность свою исполнял благочестиво
и свято и не касался сего (он ткнул пальцем на полуштоф), ибо
чувство имею. Но и сим не мог угодить; а тут места лишился, и тоже
не по вине, а по изменению в штатах, и тогда прикоснулся!.. Полтора
года уже будет назад, как очутились мы наконец, после странствий и
многочисленных бедствий, в сей великолепной и украшенной
многочисленными памятниками столице. И здесь я место достал...
Достал и опять потерял. Понимаете-с? Тут уже по собственной вине
потерял, ибо черта моя наступила... Проживаем же теперь в угле, у
хозяйки Амалии Федоровны Липпевехзель, а чем живем и чем
платим, не ведаю. Живут же там многие и кроме нас... Содом-с,
безобразнейший... гм... да... А тем временем возросла и дочка моя,
от первого брака, и что только вытерпела она, дочка моя, от мачехи
своей, возрастая, о том я умалчиваю. Ибо хотя Катерина Ивановна и
преисполнена великодушных чувств, но дама горячая и
раздраженная, и оборвет... Да-с! Ну да нечего вспоминать о том!

Page | 85
Воспитания, как и представить можете, Соня не получила. Пробовал
я с ней, года четыре тому, географию и всемирную историю
проходить; но как я сам в познании сем был некрепок, да и
приличных к
Бывают иные встречи, совершенно даже с незнакомыми нам
людьми, которыми мы начинаем интересоваться с первого взгляда,
как-то вдруг, внезапно, прежде чем скажем слово. Такое точно
впечатление произвел на Раскольникова тот гость, который сидел
поодаль и походил на отставного чиновника. Молодой человек
несколько раз припоминал потом это первое впечатление и даже
приписывал его предчувствию. Он беспрерывно взглядывал на
чиновника, конечно, и потому еще, что и сам тот упорно смотрел на
него, и видно было, что тому очень хотелось начать разговор. На
остальных же, бывших в распивочной, не исключая и хозяина,
чиновник смотрел как-то привычно и даже со скукой, а вместе с тем и
с оттенком некоторого высокомерного пренебрежения, как бы на
людей низшего положения и развития, с которыми нечего ему
говорить. Это был человек лет уже за пятьдесят, среднего роста и
плотного сложения, с проседью и с большою лысиной, с отекшим от
постоянного пьянства желтым, даже зеленоватым лицом и с
припухшими веками, из-за которых сияли крошечные, как щелочки,
но одушевленные красноватые глазки. Но что-то было в нем очень
странное; во взгляде его светилась как будто даже восторженность,
— пожалуй, был и смысл и ум, — но в то же время мелькало как
будто и безумие. Одет он был в старый, совершенно оборванный
черный фрак, с осыпавшимися пуговицами. Одна только еще
держалась кое-как, и на нее-то он и застегивался, видимо желая не
удаляться приличий. Из-под нанкового жилета торчала манишка, вся
скомканная, запачканная и залитая. Лицо было выбрито, по-
чиновничьи, но давно уже, так что уже густо начала выступать сизая
щетина. Да и в ухватках его действительно было что-то солидно-
чиновничье. Но он был в беспокойстве, ерошил волосы и подпирал
иногда, в тоске, обеими руками голову, положа продранные локти на
залитый и липкий стол. Наконец он прямо посмотрел на
Раскольникова и громко и твердо проговорил:

Page | 86
Молодой человек, — продолжал он, восклоняясь опять, — в лице
вашем я читаю как бы некую скорбь. Как вошли, я прочел ее, а
потому тотчас же и обратился к вам. Ибо, сообщая вам историю
жизни моей, не на позорище себя выставлять хочу перед сими
празднолюбцами, которым и без того всѐ известно, а
чувствительного и образованного человека ищу. Знайте же, что
супруга моя в благородном губернском дворянском институте
воспитывалась и при выпуске с шалью танцевала при губернаторе и
при прочих лицах, за что золотую медаль и похвальный лист
получила. Медаль... ну медаль-то продали... уж давно... гм...
похвальный лист до сих пор у ней в сундуке лежит, и еще недавно
его хозяйке показывала. И хотя с хозяйкой у ней
наибеспрерывнейшие раздоры, но хоть перед кем-нибудь
погордиться захотелось и сообщить о счастливых минувших днях. И
я не осуждаю, не осуждаю, ибо сие последнее у ней и осталось в
воспоминаниях ее, а прочее всѐ пошло прахом! Да, да; дама горячая,
гордая и непреклонная. Пол сама моет и на черном хлебе сидит, а
неуважения к себе не допустит. Оттого и господину Лебезятникову
грубость его не захотела спустить, и когда прибил ее за то господин
Лебезятников, то не столько от побоев, сколько от чувства в постель
слегла. Вдовой уже взял ее, с троими детьми, мал мала меньше.
Вышла замуж за первого мужа, за офицера пехотного, по любви, и с
ним бежала из дому родительского. Мужа любила чрезмерно, но в
картишки пустился, под суд попал, с тем и помер. Бивал он ее под
конец; а она хоть и не спускала ему, о чем мне доподлинно и по
документам известно, но до сих пор вспоминает его со слезами и
меня им корит, и я рад, я рад, ибо хотя в воображениях своих зрит
себя когда-то счастливой... И осталась она после него с тремя
малолетними детьми в уезде далеком и зверском, где и я тогда
находился, и осталась в такой нищете безнадежной, что я хотя и
много видал приключений различных, но даже и описать не в
состоянии. Родные же все отказались. Да и горда была, чересчур
горда... И тогда-то, милостивый государь, тогда я, тоже вдовец, и от
первой жены четырнадцатилетнюю дочь имея, руку свою предложил,
ибо не мог смотреть на такое страдание. Можете судить потому, до
какой степени ее бедствия доходили, что она, образованная и

Page | 87
воспитанная и фамилии известной, за меня согласилась пойти! Но
пошла! Плача и рыдая, и руки ломая — пошла! Ибо некуда было
идти. Понимаете ли, понимаете ли вы, милостивый государь, что
значит, когда уже некуда больше идти? Нет! Этого вы еще не
понимаете... И целый год я обязанность свою исполнял благочестиво
и свято и не касался сего (он ткнул пальцем на полуштоф), ибо
чувство имею. Но и сим не мог угодить; а тут места лишился, и тоже
не по вине, а по изменению в штатах, и тогда прикоснулся!.. Полтора
года уже будет назад, как очутились мы наконец, после странствий и
многочисленных бедствий, в сей великолепной и украшенной
многочисленными памятниками столице. И здесь я место достал...
Достал и опять потерял. Понимаете-с? Тут уже по собственной вине
потерял, ибо черта моя наступила... Проживаем же теперь в угле, у
хозяйки Амалии Федоровны Липпевехзель, а чем живем и чем
платим, не ведаю. Живут же там многие и кроме нас... Содом-с,
безобразнейший... гм... да... А тем временем возросла и дочка моя,
от первого брака, и что только вытерпела она, дочка моя, от мачехи
своей, возрастая, о том я умалчиваю. Ибо хотя Катерина Ивановна и
преисполнена великодушных чувств, но дама горячая и
раздраженная, и оборвет... Да-с! Ну да нечего вспоминать о том!
Воспитания, как и представить можете, Соня не получила. Пробовал
я с ней, года четыре тому, географию и всемирную историю
проходить; но как я сам в познании сем был некрепок, да и
приличных к тому руководств не имелось, ибо какие имевшиеся
книжки... гм!.. ну, их уже теперь и нет, этих книжек, то тем и
кончилось всѐ обучение. На Кире Персидском остановились. Потом,
уже достигнув зрелого возраста, прочла она несколько книг
содержания романического, да недавно еще, через посредство
господина Лебезятникова, одну книжку — «Физиологию» Льюиса,
изволите знать-с? — с большим интересом прочла и даже нам
отрывочно вслух сообщала: вот и всѐ ее просвещение. Теперь же
обращусь к вам, милостивый государь мой, сам от себя с вопросом
приватным: много ли может, по-вашему, бедная, но честная девица
честным трудом заработать?.. Пятнадцать копеек в день, сударь, не
заработает, если честна и не имеет особых талантов, да и то рук не
покладая работавши! Да и то статский советник Клопшток, Иван

Page | 88
Иванович, — изволили слышать? — не только денег за шитье
полдюжины голландских рубах до сих пор не отдал, но даже с
обидой погнал ее, затопав ногами и обозвав неприлично, под видом
будто бы рубашечный ворот сшит не по мерке и косяком. А тут
ребятишки голодные... А тут Катерина Ивановна, руки ломая, по
комнате ходит, да красные пятна у ней на щеках выступают, — что в
болезни этой и всегда бывает: «Живешь, дескать, ты, дармоедка, у
нас, ешь и пьешь, и теплом пользуешься», а что тут пьешь и ешь,
когда и ребятишки-то по три дня корки не видят! Лежал я тогда... ну,
да уж что! лежал пьяненькой-с, и слышу, говорит моя Соня
(безответная она, и голосок у ней такой кроткий... белокуренькая,
личико всегда бледненькое, худенькое), говорит: «Что ж, Катерина
Ивановна, неужели же мне на такое дело пойти?» А уж Дарья
Францевна, женщина злонамеренная и полиции многократно
известная, раза три через хозяйку наведывалась. «А что ж, —
отвечает Катерина Ивановна, в пересмешку, — чего беречь? Эко
сокровище!» Но не вините, не вините, милостивый государь, не
вините! Не в здравом рассудке сие сказано было, а при
взволнованных чувствах, в болезни и при плаче детей не евших, да и
сказано более ради оскорбления, чем в точном смысле... Ибо
Катерина Ивановна такого уж характера, и как расплачутся дети,
хоть бы и с голоду, тотчас же их бить начинает. И вижу я, эдак часу в
шестом, Сонечка встала, надела платочек, надела бурнусик и с
квартиры отправилась, а в девятом часу и назад обратно пришла.
Пришла, и прямо к Катерине Ивановне, и на стол перед ней тридцать
целковых молча выложила. Ни словечка при этом не вымолвила,
хоть бы взглянула, а взяла только наш большой драдедамовый
зеленый платок (общий такой у нас платок есть, драдедамовый),
накрыла им совсем голову и лицо и легла на кровать, лицом к стенке,
только плечики да тело всѐ вздрагивают... А я, как и давеча, в том же
виде лежал-с... И видел я тогда, молодой человек, видел я, как затем
Катерина Ивановна, также ни слова не говоря, подошла к
Сонечкиной постельке и весь вечер в ногах у ней на коленках
простояла, ноги ей целовала, встать не хотела, а потом так обе и
заснули вместе, обнявшись... обе... обе... да-с... а я... лежал
пьяненькой-с.

Page | 89
Бывают иные встречи, совершенно даже с незнакомыми нам
людьми, которыми мы начинаем интересоваться с первого взгляда,
как-то вдруг, внезапно, прежде чем скажем слово. Такое точно
впечатление произвел на Раскольникова тот гость, который сидел
поодаль и походил на отставного чиновника. Молодой человек
несколько раз припоминал потом это первое впечатление и даже
приписывал его предчувствию. Он беспрерывно взглядывал на
чиновника, конечно, и потому еще, что и сам тот упорно смотрел на
него, и видно было, что тому очень хотелось начать разговор. На
остальных же, бывших в распивочной, не исключая и хозяина,
чиновник смотрел как-то привычно и даже со скукой, а вместе с тем и
с оттенком некоторого высокомерного пренебрежения, как бы на
людей низшего положения и развития, с которыми нечего ему
говорить. Это был человек лет уже за пятьдесят, среднего роста и
плотного сложения, с проседью и с большою лысиной, с отекшим от
постоянного пьянства желтым, даже зеленоватым лицом и с
припухшими веками, из-за которых сияли крошечные, как щелочки,
но одушевленные красноватые глазки. Но что-то было в нем очень
странное; во взгляде его светилась как будто даже восторженность,
— пожалуй, был и смысл и ум, — но в то же время мелькало как
будто и безумие. Одет он был в старый, совершенно оборванный
черный фрак, с осыпавшимися пуговицами. Одна только еще
держалась кое-как, и на нее-то он и застегивался, видимо желая не
удаляться приличий. Из-под нанкового жилета торчала манишка, вся
скомканная, запачканная и залитая. Лицо было выбрито, по-
чиновничьи, но давно уже, так что уже густо начала выступать сизая
щетина. Да и в ухватках его действительно было что-то солидно-
чиновничье. Но он был в беспокойстве, ерошил волосы и подпирал
иногда, в тоске, обеими руками голову, положа продранные локти на
залитый и липкий стол. Наконец он прямо посмотрел на
Раскольникова и громко и твердо проговорил:

Молодой человек, — продолжал он, восклоняясь опять, — в лице

вашем я читаю как бы некую скорбь. Как вошли, я прочел ее, а
потому тотчас же и обратился к вам. Ибо, сообщая вам историю

Page | 90
жизни моей, не на позорище себя выставлять хочу перед сими
празднолюбцами, которым и без того всѐ известно, а
чувствительного и образованного человека ищу. Знайте же, что
супруга моя в благородном губернском дворянском институте
воспитывалась и при выпуске с шалью танцевала при губернаторе и
при прочих лицах, за что золотую медаль и похвальный лист
получила. Медаль... ну медаль-то продали... уж давно... гм...
похвальный лист до сих пор у ней в сундуке лежит, и еще недавно
его хозяйке показывала. И хотя с хозяйкой у ней
наибеспрерывнейшие раздоры, но хоть перед кем-нибудь
погордиться захотелось и сообщить о счастливых минувших днях. И
я не осуждаю, не осуждаю, ибо сие последнее у ней и осталось в
воспоминаниях ее, а прочее всѐ пошло прахом! Да, да; дама горячая,
гордая и непреклонная. Пол сама моет и на черном хлебе сидит, а
неуважения к себе не допустит. Оттого и господину Лебезятникову
грубость его не захотела спустить, и когда прибил ее за то господин
Лебезятников, то не столько от побоев, сколько от чувства в постель
слегла. Вдовой уже взял ее, с троими детьми, мал мала меньше.
Вышла замуж за первого мужа, за офицера пехотного, по любви, и с
ним бежала из дому родительского. Мужа любила чрезмерно, но в
картишки пустился, под суд попал, с тем и помер. Бивал он ее под
конец; а она хоть и не спускала ему, о чем мне доподлинно и по
документам известно, но до сих пор вспоминает его со слезами и
меня им корит, и я рад, я рад, ибо хотя в воображениях своих зрит
себя когда-то счастливой... И осталась она после него с тремя
малолетними детьми в уезде далеком и зверском, где и я тогда
находился, и осталась в такой нищете безнадежной, что я хотя и
много видал приключений различных, но даже и описать не в
состоянии. Родные же все отказались. Да и горда была, чересчур
горда... И тогда-то, милостивый государь, тогда я, тоже вдовец, и от
первой жены четырнадцатилетнюю дочь имея, руку свою предложил,
ибо не мог смотреть на такое страдание. Можете судить потому, до
какой степени ее бедствия доходили, что она, образованная и
воспитанная и фамилии известной, за меня согласилась пойти! Но
пошла! Плача и рыдая, и руки ломая — пошла! Ибо некуда было
идти. Понимаете ли, понимаете ли вы, милостивый государь, что

Page | 91
значит, когда уже некуда больше идти? Нет! Этого вы еще не
понимаете... И целый год я обязанность свою исполнял благочестиво
и свято и не касался сего (он ткнул пальцем на полуштоф), ибо
чувство имею. Но и сим не мог угодить; а тут места лишился, и тоже
не по вине, а по изменению в штатах, и тогда прикоснулся!.. Полтора
года уже будет назад, как очутились мы наконец, после странствий и
многочисленных бедствий, в сей великолепной и украшенной
многочисленными памятниками столице. И здесь я место достал...
Достал и опять потерял. Понимаете-с? Тут уже по собственной вине
потерял, ибо черта моя наступила... Проживаем же теперь в угле, у
хозяйки Амалии Федоровны Липпевехзель, а чем живем и чем
платим, не ведаю. Живут же там многие и кроме нас... Содом-с,
безобразнейший... гм... да... А тем временем возросла и дочка моя,
от первого брака, и что только вытерпела она, дочка моя, от мачехи
своей, возрастая, о том я умалчиваю. Ибо хотя Катерина Ивановна и
преисполнена великодушных чувств, но дама горячая и
раздраженная, и оборвет... Да-с! Ну да нечего вспоминать о том!
Воспитания, как и представить можете, Соня не получила. Пробовал
я с ней, года четыре тому, географию и всемирную историю
проходить; но как я сам в познании сем был некрепок, да и
приличных к тому руководств не имелось, ибо какие имевшиеся
книжки... гм!.. ну, их уже теперь и нет, этих книжек, то тем и
кончилось всѐ обучение. На Кире Персидском остановились. Потом,
уже достигнув зрелого возраста, прочла она несколько книг
содержания романического, да недавно еще, через посредство
господина Лебезятникова, одну книжку — «Физиологию» Льюиса,
изволите знать-с? — с большим интересом прочла и даже нам
отрывочно вслух сообщала: вот и всѐ ее просвещение. Теперь же
обращусь к вам, милостивый государь мой, сам от себя с вопросом
приватным: много ли может, по-вашему, бедная, но честная девица
честным трудом заработать?.. Пятнадцать копеек в день, сударь, не
заработает, если честна и не имеет особых талантов, да и то рук не
покладая работавши! Да и то статский советник Клопшток, Иван
Иванович, — изволили слышать? — не только денег за шитье
полдюжины голландских рубах до сих пор не отдал, но даже с
обидой погнал ее, затопав ногами и обозвав неприлично, под видом

Page | 92
будто бы рубашечный ворот сшит не по мерке и косяком. А тут
ребятишки голодные... А тут Катерина Ивановна, руки ломая, по
комнате ходит, да красные пятна у ней на щеках выступают, — что в
болезни этой и всегда бывает: «Живешь, дескать, ты, дармоедка, у
нас, ешь и пьешь, и теплом пользуешься», а что тут пьешь и ешь,
когда и ребятишки-то по три дня корки не видят! Лежал я тогда... ну,
да уж что! лежал пьяненькой-с, и слышу, говорит моя Соня
(безответная она, и голосок у ней такой кроткий... белокуренькая,
личико всегда бледненькое, худенькое), говорит: «Что ж, Катерина
Ивановна, неужели же мне на такое дело пойти?» А уж Дарья
Францевна, женщина злонамеренная и полиции многократно
известная, раза три через хозяйку наведывалась. «А что ж, —
отвечает Катерина Ивановна, в пересмешку, — чего беречь? Эко
сокровище!» Но не вините, не вините, милостивый государь, не
вините! Не в здравом рассудке сие сказано было, а при
взволнованных чувствах, в болезни и при плаче детей не евших, да и
сказано более ради оскорбления, чем в точном смысле... Ибо
Катерина Ивановна такого уж характера, и как расплачутся дети,
хоть бы и с голоду, тотчас же их бить начинает. И вижу я, эдак часу в
шестом, Сонечка встала, надела платочек, надела бурнусик и с
квартиры отправилась, а в девятом часу и назад обратно пришла.
Пришла, и прямо к Катерине Ивановне, и на стол перед ней тридцать
целковых молча выложила. Ни словечка при этом не вымолвила,
хоть бы взглянула, а взяла только наш большой драдедамовый
зеленый платок (общий такой у нас платок есть, драдедамовый),
накрыла им совсем голову и лицо и легла на кровать, лицом к стенке,
только плечики да тело всѐ вздрагивают... А я, как и давеча, в том же
виде лежал-с... И видел я тогда, молодой человек, видел я, как затем
Катерина Ивановна, также ни слова не говоря, подошла к Бывают
иные встречи, совершенно даже с незнакомыми нам людьми,
которыми мы начинаем интересоваться с первого взгляда, как-то
вдруг, внезапно, прежде чем скажем слово. Такое точно впечатление
произвел на Раскольникова тот гость, который сидел поодаль и
походил на отставного чиновника. Молодой человек несколько раз
припоминал потом это первое впечатление и даже приписывал его
предчувствию. Он беспрерывно взглядывал на чиновника, конечно, и

Page | 93
потому еще, что и сам тот упорно смотрел на него, и видно было, что
тому очень хотелось начать разговор. На остальных же, бывших в
распивочной, не исключая и хозяина, чиновник смотрел как-то
привычно и даже со скукой, а вместе с тем и с оттенком некоторого
высокомерного пренебрежения, как бы на людей низшего положения
и развития, с которыми нечего ему говорить. Это был человек лет
уже за пятьдесят, среднего роста и плотного сложения, с проседью и
с большою лысиной, с отекшим от постоянного пьянства желтым,
даже зеленоватым лицом и с припухшими веками, из-за которых
сияли крошечные, как щелочки, но одушевленные красноватые
глазки. Но что-то было в нем очень странное; во взгляде его
светилась как будто даже восторженность, — пожалуй, был и смысл
и ум, — но в то же время мелькало как будто и безумие. Одет он был
в старый, совершенно оборванный черный фрак, с осыпавшимися
пуговицами. Одна только еще держалась кое-как, и на нее-то он и
застегивался, видимо желая не удаляться приличий. Из-под
нанкового жилета торчала манишка, вся скомканная, запачканная и
залитая. Лицо было выбрито, по-чиновничьи, но давно уже, так что
уже густо начала выступать сизая щетина. Да и в ухватках его
действительно было что-то солидно-чиновничье. Но он был в
беспокойстве, ерошил волосы и подпирал иногда, в тоске, обеими
руками голову, положа продранные локти на залитый и липкий стол.
Наконец он прямо посмотрел на Раскольникова и громко и твердо
проговорил:

Молодой человек, — продолжал он, восклоняясь опять, — в лице

вашем я читаю как бы некую скорбь. Как вошли, я прочел ее, а
потому тотчас же и обратился к вам. Ибо, сообщая вам историю
жизни моей, не на позорище себя выставлять хочу перед сими
празднолюбцами, которым и без того всѐ известно, а
чувствительного и образованного человека ищу. Знайте же, что
супруга моя в благородном губернском дворянском институте
воспитывалась и при выпуске с шалью танцевала при губернаторе и
при прочих лицах, за что золотую медаль и похвальный лист
получила. Медаль... ну медаль-то продали... уж давно... гм...
похвальный лист до сих пор у ней в сундуке лежит, и еще недавно

Page | 94
его хозяйке показывала. И хотя с хозяйкой у ней
наибеспрерывнейшие раздоры, но хоть перед кем-нибудь
погордиться захотелось и сообщить о счастливых минувших днях. И
я не осуждаю, не осуждаю, ибо сие последнее у ней и осталось в
воспоминаниях ее, а прочее всѐ пошло прахом! Да, да; дама горячая,
гордая и непреклонная. Пол сама моет и на черном хлебе сидит, а
неуважения к себе не допустит. Оттого и господину Лебезятникову
грубость его не захотела спустить, и когда прибил ее за то господин
Лебезятников, то не столько от побоев, сколько от чувства в постель
слегла. Вдовой уже взял ее, с троими детьми, мал мала меньше.
Вышла замуж за первого мужа, за офицера пехотного, по любви, и с
ним бежала из дому родительского. Мужа любила чрезмерно, но в
картишки пустился, под суд попал, с тем и помер. Бивал он ее под
конец; а она хоть и не спускала ему, о чем мне доподлинно и по
документам известно, но до сих пор вспоминает его со слезами и
меня им корит, и я рад, я рад, ибо хотя в воображениях своих зрит
себя когда-то счастливой... И осталась она после него с тремя
малолетними детьми в уезде далеком и зверском, где и я тогда
находился, и осталась в такой нищете безнадежной, что я хотя и
много видал приключений различных, но даже и описать не в
состоянии. Родные же все отказались. Да и горда была, чересчур
горда... И тогда-то, милостивый государь, тогда я, тоже вдовец, и от
первой жены четырнадцатилетнюю дочь имея, руку свою предложил,
ибо не мог смотреть на такое страдание. Можете судить потому, до
какой степени ее бедствия доходили, что она, образованная и
воспитанная и фамилии известной, за меня согласилась пойти! Но
пошла! Плача и рыдая, и руки ломая — пошла! Ибо некуда было
идти. Понимаете ли, понимаете ли вы, милостивый государь, что
значит, когда уже некуда больше идти? Нет! Этого вы еще не
понимаете... И целый год я обязанность свою исполнял благочестиво
и свято и не касался сего (он ткнул пальцем на полуштоф), ибо
чувство имею. Но и сим не мог угодить; а тут места лишился, и тоже
не по вине, а по изменению в штатах, и тогда прикоснулся!.. Полтора
года уже будет назад, как очутились мы наконец, после странствий и
многочисленных бедствий, в сей великолепной и украшенной
многочисленными памятниками столице. И здесь я место достал...

Page | 95
Достал и опять потерял. Понимаете-с? Тут уже по собственной вине
потерял, ибо черта моя наступила... Проживаем же теперь в угле, у
хозяйки Амалии Федоровны Липпевехзель, а чем живем и чем
платим, не ведаю. Живут же там многие и кроме нас... Содом-с,
безобразнейший... гм... да... А тем временем возросла и дочка моя,
от первого брака, и что только вытерпела она, дочка моя, от мачехи
своей, возрастая, о том я умалчиваю. Ибо хотя Катерина Ивановна и
преисполнена великодушных чувств, но дама горячая и
раздраженная, и оборвет... Да-с! Ну да нечего вспоминать о том!
Воспитания, как и представить можете, Соня не получила. Пробовал
я с ней, года четыре тому, географию и всемирную историю
проходить; но как я сам в познании сем был некрепок, да и
приличных к

Page | 96
DON’T BE A DICK!
GO BUY THE BOOK!

Page | 97
 Check out some more
great mentalism:

www.mechanicsofthemind.com
www.alexander-may.com

Page | 98
 THE BERN EXPERIMENTS

In 1921, a Swiss psychiatrist created a test to delve deep inside his patients’ minds. It
would become one of the most studied and utilised tests in the world, still being used
nearly a century after its creation.

Now it is time for the mentalist to take this test to the next level, by not only interpreting
subjects’ subconscious thoughts, but also predicting their choices and even subliminally
forcing his own will upon them. It is time to initiate The Bern Experiments...

Included:
 The Bern Experiments booklet (31 pages) containing four powerful effects in
one complete routine, plus extra presentational ideas & thoughts.
 Two complete sets of specially designed cards (20 cards in total)
 Original Rorschach images on the front
 Numbered 1 – 10
 Aged paper look
 Inconspicuous markings on backs
 Printed in high resolution on photo finish paper
 Top quality lamination (125 microns GLOSS)
 Credit card size to fit in your wallet

These cards are made to last, with the best quality printing and materials available.
While The Bern Experiments include four strong effects, there are numerous possible
applications for these cards. Subliminal forcing, predictions, even complete readings!

If you are a mentalist who uses psychology, hypnosis, NLP or the like as an angle; The Bern
Experiments is exactly what you need.

Page | 99
 "This is a wonderfully simple and
direct idea that really packs a punch!"
Marc Paul

FRIENDS AND FAMILY

Phill Smith and Warren Thackeray present Friends and Family.

Friends and Family is a stage presentation that will allow you to:

 Reveal which members of the audience are thinking of a friend or family

member.
 Reveal specific things about an audience members friend or family
member.
 Star sign, birthdate, weird character trait.
 Throughout the effect, there will be a few misses - calling the friend or
family member will confirm that the misses, were in fact actually 100%
spot on!

This effect has multiple applications, pushing effects into the 21st century.

Page | 100
Page | 101