Глава 1. Наука и научная коммуникация
К. Поппер пишет: «Я вижу в науке одно из величайших созда-
1.1. Понятие науки
Для понимания специфики научной коммуникации важ-
но вникнуть в суть понятия науки. Существует множество опре-
делений науки. «Наука – бескомпромиссный поиск истины»
[Крымский 2006: 155]. «Наука – производство и систематизация
знаний о закономерностях существующего мира» [там же].
«Наука – способ, притом решающий, каким для нас предстаёт
то, что есть» [Хайдеггер 1993: 239]. «Наука есть теория действи-
тельного» [там же]. В самом общем виде можно понять, что нау-
ка строит модели, имитирующие поведение реальных объектов.
Чарльз Сандерс Пирс [2001] подвергает критике тради-
ционное определение науки как систематизированного знания.
Он считает, что это подобно тому, как если бы мы классифици-
ровали растения по типу выделяемой ими смолы. По его мне-
нию, науку можно считать подлинной только в том случае, ес-
ли она представляется непрерывным процессом метаболизма и
роста.
Современное видение роли науки обусловлено напря-
женным динамизмом жизни и масштабным вторжением будуще-
го в настоящее и потребностью человека в осознании «своего
места в драматическом мире быстро нарастающих перемен»
[Крымский 2006: 121].
Основные характеристики науки проявляются в следую-
щем:
 строгость (наличие таксонов, достоверность);
 доказуемость;
 интерсубъективность знания;
 прогностическая сила теорий, эвристичность;
 практическая эффективность.
Принципы науки построены на дихотомии детерминизм
– вероятность. Кроме того, в них учитываются элементаризм
(наличие исходных составляющих), трансформизм (изучение
объектов посредством анализа их изменения) и требование вос-
производства исследуемых феноменов в аналогичных условиях.
9 10
Цель науки – удовлетворение потребности в познании.
ний человеческого разума (mind). Это шаг, сравнимый с возник-
новением дескриптивного и аргументативного языка или с изо-
бретением письменности. Это шаг, на котором наши объясни-
тельные мифы открываются для осознанной и последовательной
критики, а мы оказываемся перед вызовом – придумать новые
мифы» [Поппер 2002: 88].
Главными функциями науки в обществе являются: поро-
ждение нового знания, объяснение явлений окружающего мира,
предсказание развития реального мира, обогащение духовной
культуры и др. [см.: Комарова 2012: 78-79].
Связь науки с другими сферами проявляется в сфере
технологии профессиональной деятельности, в поиске культур-
ных смыслов, в соединении знака и знания, смысла и способа
жизни людей. Проблемы, вытекающие из подобного представ-
ления науки, связаны с трудностью установления соотнесенно-
сти между собой данных аспектов. Поэтому науку часто опреде-
ляют только как системную модель.
Методологической основой развития современной науки
является антропоцентризм, который «заключается в том, что
научные объекты изучаются, прежде всего, по их роли для чело-
века, по их назначению в его жизнедеятельности, по их функци-
ям для развития человеческой личности и ее усовершенствова-
ния» [Алексеева 1999: 6].
В отличие от искусства, морали, религии, наука появля-
ется не одновременно с цивилизацией. Она нуждается в фазе
накопления знания, или преднауке. В Древнем Египте науки не
было, хотя это была мощнейшая цивилизация. Наука возникает в
Древней Греции. В число первых наук входит геометрия Евкли-
да (вывод неочевидных теоретических умозаключений). Счи-
тают, что наука зарождается в Европе в XVI в. и окончательно
формируется в XVII в. Именно в этот период были сформирова-
ны основы научного мышления и научного исследования и оп-
ределены предметы научных исследований. Примером научного
исследования служит учение Коперника как объяснение види-
мого путём невидимого.
 Проблема изучения природы науки обусловлена соот-
ношением естественных и гуманитарных наук. Р. Г. Баранцев
видит причины усложнения объекта науки в следующем:
1) Современный кризис научной парадигмы.
2) Гуманитаризация математики.
3) Приоритет целостности над полнотой при описании объ-
ектов.
4) Признаки мягкости, гибкости, открытости в математике
[Баранцев 2002].
Крушение старой, механистической, парадигмы началось
в 1931 г., что было связано с разработкой в математике теоремы
о неполноте решений К. Гёделя, а в физике – принципа дополни-
тельности Н. Бора. В 60–70-е гг. ХХ в. в гуманитарных науках
началось увлечение искусственным интеллектом. В это же время
в математике разрабатываются мягкие исчисления, закладывают-
ся основы асимптотической математики (от греч. asymptotos
«несовпадающий»). В качестве мягкости математики выдвигают
следующие признаки:
- динамика от предела к приближению;
- динамика от бытия к становлению;
- динамика от полноты к целостности.
Какое значение имеют эти принципы для гуманитарных
наук? Первый принцип порождает проблему соотношения
структуры объекта исследования с вероятностной моделью.
Второй принцип влияет на решение проблемы статики/динамики
в языке. Третий – обусловливает двойственный характер науки:
экстенсивность/интенсивность.
Важным понятием в методологии науки считается поня-
тие проблемы. Проблема как логико-эпистемологическая кате-
гория предполагает выход за рамки предмета исследования
(оценка, выработка программы действия, определения места по
отношению к старому знанию и т.д.). Любое исследование начи-
нается с проблемы и заканчивается проблемой. Проблема – это
то, что направляет наше исследование, задавая его смысл и про-
грамму. Исследователь не просто получает новое знание об объ-
екте познания, отличное от прежнего, но и создает особое виде-
ние объекта, предполагающее выявление принципиально новой
эпистемологической единицы.
11
Другим важным понятием является понятие цели иссле-
дования. Любое научное исследование имеет цель. Цель дости-
гается путем решения задач, являющихся особыми интерпрета-
циями цели. Переход от решения задач к постановке проблемы
называется проблематизацией. Переход к проблеме – это резуль-
тат определенного осознания и переосмысления всей ситуации,
сложившейся в ходе предшествующей работы. Чтобы цель ис-
следования выступила в виде задачи, нужно, чтобы были спосо-
бы достижения этой цели. Если такие способы уже есть у иссле-
дователя, то любую формулировку цели он воспринимает как
задачу. Получив формулировку цели, человек начинает ее ре-
шать как задачу [см.: Щедровицкий 1997]. Поясним эту мысль
на конкретном примере. Предположим, что тема исследования –
«Исследование метафор в языке лингвистики». Цель подобного
исследования можно сформулировать следующим образом: вы-
явить особенности природы метафоры (или репрезентации ме-
тафоры) в специальном тексте (языке лингвистики). Отсюда –
задачи:
- рассмотреть понятие научной метафоры;
- выявить специфику (общее, отдельное) научной мета-
форы;
- сопоставить свойства, функции, механизмы разных ти-
пов метафоры (художественной, научной, обыденной);
- сформировать принципы научной метафоризации (дено-
тативное, сигнификативное обоснования).
Таким образом, научное исследование начинается не с
проблем. Мы получаем задание и начинаем его выполнять в
форме решения задач. Это то, что Т. Кун назвал решением голо-
воломок. По Г. П. Щедровицкому [2005], это псевдомыслитель-
ная деятельность, поскольку в ней нет ни рефлексии, ни раз-
мышления. Если задача не решается, человек переходит к раз-
мышлению.
Вернемся к приведенному выше примеру с метафорой.
Что в этом случае не решается? Старое знание говорит о том,
что метафора – это троп, украшение речи. Однако в научном
тексте нет украшений. Таким образом, задача превращается в
проблему.
12
 Отметим, что чаще всего студенческие исследования так
и не доходят до проблемы, а ограничиваются лишь задачами.
Например, поставленная цель исследования: выявить нацио-
нально-культурные особенности рекламного текста – не пробле-
ма, а всего лишь задача.
Большую роль в проблематизации играет вопрошание,
выражающееся в постановке таких вопросов, как Почему можно
это предполагать? Можно ли прийти к этому другими путя-
ми? Данные вопросы переводят исследователя в ситуацию про-
блематизации (или создают для этого условия). Таким образом,
в процессе проблематизации мир природы и объектов заменяет-
ся исследователем на мир мыследеятельности (происходит рас-
предмечивание, т.е. уход от конкретного эмпирического мате-
риала). В приведенном нами примере – это уход от изучения
конкретной метафоры к пониманию её роли в тексте.
Известно, что наука обладает противоречивой природой.
В. В. Налимов с соавт. [Налимов, Мульченко 1972] определяют
это свойство как вавилонские трудности в языке, основываясь на
том, что каждый раздел знания вырабатывает свой язык (терми-
ны, профессионализмы, слэнг). С одной стороны, это облегчает
общение между специалистами. С другой – затрудняет общение
между исследователями смежных наук из-за наличия специаль-
ной системы концептов. В. В. Налимов вводит понятие концеп-
туального барьера. Однако в науке существует противоположная
тенденция, проявляющаяся в создании метаязыка, находящего-
ся над специальными языками.
Метаязык не подменяет специфические языки. В системе
метаязыка формулируются высказывания о концептах отдель-
ных частных направлений. На метаязыке формулируются мета-
теории. Примером метаязыка может служить язык математики.
Математика дает не один, а множество метаязыков:
• язык статистики;
• теория информации;
• теория вероятности.
В лингвистике долгое время метаязыком служила логика.
Строгая логика – это в большей степени средство научной ком-
муникации, чем средство творческого мышления. Наука исполь-
зует естественный язык с целью изложения научных концепций
13
и теорий и не пытается преодолевать его многозначность. Более
того, есть основания полагать, что в языке науки полиморфность
проявляется еще больше, чем в естественном языке [Налимов,
Мульченко 1972].
Таким образом, противоречия науки заключаются в сле-
дующем:
• специальность (закрытость) и одновременно открытость
(полиморфность) теорий;
• строгая логика и творческое начало.
Освоение новой научной информации протекает как дея-
тельность исследователя. В процессе научной коммуникации
между коммуникантами возникает диалог, в процессе которого
они модифицируют первоначальное исходное знание.
Главными понятиями в методологии науки считаются
понятия объекта и предмета. Известно, что наука возникает
только тогда, когда оформляются её объект и предмет. Часто
полагают, что объект исследования зафиксирован в эмпириче-
ском материале, поскольку в ходе исследования описываются
его свойства и характеристики. Однако описание проявлений
объекта – ещё не наука. Для того чтобы сложилась наука, дол-
жен быть сформирован некий идеальный предмет [см.: Щедро-
вицкий 1995]. Это значит, что наряду с собственно эмпириче-
ским знанием строится модель объекта, в соответствии с кото-
рой осуществляется всё последующее описание объекта. Модель
всегда расходится с эмпирическим описанием, материалом. Тем
не менее моделирование является основным методом изучения
процессов, не имеющих актуального выражения.
Принципиально новое понимание предмета методологи-
ческих знаний появляется в Средние века и связывается с име-
нем Пьера Абеляра (1079–1142), французским философом, тео-
логом, поэтом, основателем учения, названного позже концеп-
тологией. Он ввел в науку понятие концепта как особого субъ-
ективного, а не внешне объектного явления. С этого периода
ведёт начало психологизм в понимании предмета методических
знаний.
Однако у П. Абеляра ещё отсутствовало представление о
мышлении как об особом виде деятельности. Это понятие впер-
вые возникает в работах Р. Декарта (1596–1650), понимавшего
14
мышление как особую субстанцию, наряду с субстанцией мате-
рии или протяжённости.
Под предметом научного исследования понимается об-
ласть объектов и эмпирического материала, замещённая опреде-
лённой моделью. Когда эмпирический материал выступает
сквозь призму этой модели и когда модель выступает как модель
именно этого эмпирического материала, тогда становится воз-
можным развёртывать теоретические системы описания.
В этом процессе большая роль отводится философии, ко-
торая проделывает предварительную работу по формированию
предметов научного исследования. Философия начинает свою
работу тогда, когда ещё нет научных моделей, а есть лишь об-
ласть эмпирического материала, фиксирующего объект. Она
«вытягивает» из этой области представления и формирует пред-
мет исследования [Щедровицкий 2005].
В науке используется еще одно понятие – «парадигма»
как совокупная модель, на которой возникают конкретные тра-
диции научного знания [Кун 2002]. Парадигма – это определен-
ная дисциплинарная матрица, обладающая признаками общно-
сти установки, видимой согласованности и обеспечивающая
предпосылки создания «нормальной» науки.
Особенность парадигмы гуманитарного знания обуслов-
лена тем, что оно исследует человека не в природной данности, а
с учетом его представлений о самой жизни и возможности выра-
зить все это на языке. Таким образом, гуманитарные науки – это
метанауки. Гуманитарные науки способны «говорить» лишь в
стихии того, что доступно представлению [Фуко 1994: 382].
В них представления носят критический характер («разоблаче-
ния»). Они стремятся не столько к обобщенности или точности,
сколько сбросить оболочку мистификации. Методы гуманитар-
ных наук – формализация и моделирование. Особенности гума-
нитарных наук заключаются в том, что они взаимно пересекают-
ся, взаимно интерпретируются. Их границы размыты, поэтому
предмет исследования носит комплексный характер.
Парадигма гуманитарных наук антропоцентрична. Так,
лингвистика достаточно быстро исчерпала глубину предмета,
основываясь на описательном методе. Начиная с В. фон Гум-
15
больдта лингвистика обращается к объяснению глубинных зако-
номерностей языка.
В настоящее время во многих науках произошла смена на-
учных парадигм, осуществился переход от простого описания и
регистрации эмпирических наблюдений к объяснению противо-
речий и парадоксальных состояний. Вполне естественно, что
смена научных парадигм повлекла за собой смену понятий, и
это, соответственно, нашло выражение в создании новых типов
терминов, исследование которых потребовало разработки новых
принципов и методик. Кроме того, усложнение науки происхо-
дит также за счет того, что меняется характер ее теорий, которые
все более начинают приобретать черты абстрактности. По мне-
нию В. В. Налимова, «уровень абстрактности теорий стал столь
высоким, что приходится говорить только о похожести этих тео-
рий на то, что реально происходит в мире» [Налимов 1974: 46].
В истории науки выявляются два периода: классический
(с XVII по начало XX в.) и постклассический (современный)
[Постовалова 1995: 365–366]. Признаки современной науки:
1. Трактовка предмета знания не как реальности в чистом
виде, а как определенного среза, задаваемого через
призму теоретических и операциональных средств и спо-
собов ее представления.
2. Зависимость картины выявляемых свойств объекта от
применяемых средств познания.
3. Переход от изучения вещей к условиям их существова-
ния.
4. Признание правомерности и равноправия различных ви-
дов описания объекта, его концептуальных образов.
5. Легализация изучения крайне абстрактных и абсолютно
неизвестных классической науке типов реальности (по-
тенциальной, виртуальной).
6. Повышение уровня абстрактности теорий, утрата на-
глядности.
В современной науке сформировались разные понятия о
парадигме. Так, Р. М. Фрумкина [Фрумкина 1995] приводит сле-
дующие аргументы с целью пояснения своих сомнений относи-
тельно существования парадигмы гуманитарных наук:
16
 1. К концу ХХ в. изменились способы конструирования
предмета.
2. Кардинально изменился сам подход к выбору общих
принципов и методов исследования.
3. Появление нескольких конкурирующих метаязыков
лингвистического описания.
По мнению Р. М. Фрумкиной, специфика современной
лингвистической парадигмы заключается в том, что современная
лингвистика в отличие от лингвистики конца XIX в., имеет не-
сколько предметов (предмет типологических исследований,
предмет лингвистики текста и др.). Кроме того, современная
лингвистика нуждается в переопределении своего предмета. У
современной лингвистики нет своей эпистемологии.
Иную точку зрения на современную парадигму выразила
Е. С. Кубрякова [Кубрякова 1995]. По ее мнению, парадигма со-
временной науки полипарадигмальна и интегративна. В лин-
гвистике наступила эпоха генеративизма. Исследователь пыта-
ется доказать, что у альтернативных теорий конца ХХ в. имеется
общая база построения. Е. С. Кубрякова уточняет понятие пара-
дигмы: парадигма – это единые концептуальные моменты,
сходство на глубине. Парадигма – это не столько образец, сколь-
ко особое объединение единиц, позиции. Заслуга Е. С. Куб-
ряковой состоит в том, что она выявила отличительные черты
парадигмы современной лингвистики и назвала их системой об-
щих установок, включающих: экспансионизм (расширение
предмета, выход в другие области знания), антропоцентризм
(отражение в языковом сознании говорящего широкого круга
явлений, языковая личность), неофункционализм (объяснение
свойств языка в аспекте коммуникации, исследование функций
языка) и экспланаторность (объяснительность).
С целью обобщения материала по проблеме сущности
современной науки обратимся к таблице.
17
Таблица 1
Характеристика традиционной и современной науки
Древняя наука Современная наука
1. Охват, comprehension 1. Знание, knowledge
2. Определять вещь таким обра- 2. Теоремы не выводятся из де-
зом, чтобы все её свойства были финиций путём дедукции
естественными следствиями её
определения
3. Классифицируется не наука, а 3. Наука – живой феномен. Она
систематизированное знание. движима догадками и предпо-
Принцип классификации зависит ложениями, которые либо под-
от самого классификатора тверждаются, либо опровергаются
Когнитивное направление (КН) в науке оформилось в на-
чале ХХI в. в связи с необходимостью создать знание о «живом»
человеческом мышления [Алексеева 2013; Алексеева, Ивинских,
Мишланова, Полякова 2013; Варгина 2004; Гусев 2002; Манерко
2000; Мишланова 2001, 2002 и др.]. Исследователи этого направ-
ления занимаются изучением человеческого разума и мышления,
т.е. ментальными процессами. В задачи этого направления входит
установление способов категоризации мира в сознании человека,
описание реальных процессов когниции, изучение концептуаль-
ных структур сознания. Центральными для когнитологии явились
понятия концепта, концептуальной структуры и ментального
мира. Ключевым понятием КН становится репрезентация –
структура представления знаний, нетождественных по своему
объему, модальности, близости репрезентируемому оригиналу.
Как отмечают исследователи, научная деятельность в со-
временных условиях направляется в сторону объединения двух
аспектов: теоретического и эмпирического. Этот синтез сторон
обеспечивает «гносеологические условия проектирования как
существенного момента современной научно-технической дея-
тельности» [Крымский 2006: 144]. Своеобразная «практизация»
теории сокращает расстояние между теорией и практикой, соз-
давая обновленные основы научной деятельности. Таким обра-
зом, современная теория как форма организации научного зна-
ния принимает вид проекта, обеспечивающего методологию
практической деятельности.
18
 1.2. Язык науки
Понятие «язык науки» впервые появилось в работах фи-
лософов (А. Эйнштейна, Н. Бора, М. Планка и др.). Собственно
лингвистическое изучение языка науки началось в 50-е гг. ХХ в.
Т. Сэйвори в работе «The language of science».
Традиционно в изучении языка науки преобладал логи-
ческий анализ, суть которого отражалась в следующих положе-
ниях:
- язык науки считался жестким;
- термины полагались однозначными единицами;
- утверждалась истинность/ложь высказывания;
- преобладал принцип эмпиризма (наблюдаемости).
Традиционные взгляды на науку основывались на поня-
тии информационности текста. В современных концепциях язы-
ка науки используется другое понятие – научность [Алексеева
2013]. Свойственна ли информационность научному тексту?
Отвечая на этот вопрос, исследователи неизбежно связывают его
с понятием языка для специальных целей (ЯСЦ), в задачи кото-
рого входит фиксация, хранение и передача специальной ин-
формации. Однако для языка науки понятие информации не яв-
ляется определяющим.
Понятие информации создавалось под сильным влияни-
ем кибернетики. Взятое как модная метафора, оно вытеснило
такие важные понятия, как теоретичность, интеллектуаль-
ность, смысл и другие свойства научного текста. Параметр ин-
формационности для языка науки оказывается неполным, по-
скольку применим не ко всем видам информации, и связан в ос-
новном с кодифицированным значением. Научный текст являет-
ся не только хранителем информации, но и средством передачи
знания в виде его модели, а также средством порождения нового
знания. Научный текст не просто информирует о мире реально-
сти, но одновременно содержит мысль о ней, т.е. обладает само-
рефлексией. В научном тексте не просто передается информация
о мире. Она при этом теоретизируется, концептуализируется.
Теоретизация в данном случае понимается как концептуализа-
ция или онтологическое представление объекта реальности.
19
Исследователь языка науки М. А. К. Хэллидэй полагает,
что язык убедительно демонстрирует свойство не просто отра-
жать человеческий опыт, а интерпретировать его, или конструи-
ровать. Научная теория, таким образом, видится ему как лин-
гвистическое конструирование опыта: “The language of science
demonstrates rather convincingly how language does not simply cor-
respond to, reflect or describe human experience; rather, it interprets
or, as we prefer to say, “construes” it. A scientific theory is a linguis-
tic construal of experience” [Halliday 2004: 207–208].
Современное представление о языке науки основано на
понятии метаязыка, который «отражает субъективность позна-
ния, представляет собой целостную систему средств эксплика-
ции, упорядочения, категоризации и формализации научного
знания» [Рябцева 2005: 456]. Получило известность такое свой-
ство языка науки, как полиморфность (в данном случае мы ис-
пользуем этот термин в том же смысле, что и В. В. Налимов, ко-
торый понимал указанное свойство как «один из способов до-
пущения «нестрогости» логики при «внешнем» сохранении ви-
димости дедуктивной строгости, т.е. как своеобразную «дву-
язычность» [Налимов 1974: 72]). Для более адекватной трактов-
ки понятия языка науки считаем возможным использовать тер-
мины, введенные В.А.Татариновым в его терминологической
концепции [Татаринов 1996: 168], – амбисемичность (свойство
языкового знака и научного текста, в частности, функциониро-
вать с разным объемом семантики) и эврисемичность (способ-
ность языкового знака относиться к целому ряду денотатов).
Действительно, имеет смысл говорить об амбисемичности язы-
ка науки, поскольку в научных текстах, являющихся для терми-
нов ареалом их функционирования, непременно актуализируется
новое приращение знания в виде вновь созданных терминов, де-
финиции которых далеко не абсолютны, т.е. открыты для даль-
нейшей интерпретации, а сам научный текст всегда гипотетичен.
Можно также считать, что язык науки эврисемичен, поскольку
каждый научный текст представляет собой парадигматически
многослойное образование, а сами научные понятия, выражае-
мые терминами, являются своеобразными концептуальными
комплексами. Так, например, под «текстом» в современной лин-
гвистике понимается одновременно и языковая единица, и сред-
20
ство коммуникации, и процесс, и интерпретация, и т.д. Думает-
ся, что именно амбисемичность и эврисемичность являются те-
ми свойствами языка науки, которые обусловливают его «мяг-
кость».
Язык науки входит в систему ЯСЦ. В свою очередь все
ЯСЦ входят в фатическое поле языка [см.: Мурзин 1998], т.е.
являются результатом воздействия языка на человека в опреде-
ленной ситуации. В случае научной ситуации это – интеллекту-
альное воздействие. Фатическая коммуникация – это контакто-
устанавливающий тип коммуникации.
Проблеме вербализации передаваемой научной инфор-
мации уделяется значительное внимание в трудах
Р. И. Павилениса. В освещении этой проблемы исследователь
основывается на тезисе о том, что в качестве средства научной
коммуникации используется естественный язык. Это становится
возможным благодаря кодирующей и манипулирующей функ-
ций языка. Ценность естественного языка для науки заключается
в его способности служить кодирующим знаком в познаватель-
ной деятельности человека. Манипулирование, в свою очередь,
заложенное в языке, ведет к манипулированию концептами в
системе знания. Этот процесс эквивалентен построению в сис-
теме знания новых концептуальных структур. Р. И. Павиленис
полагает, что естественный язык сам по себе не является кон-
цептуальной системой, «он, образно говоря, «вплетен» в такую
систему, он служит для дальнейшего строения и символического
представления содержания определенных концептуальных сис-
тем, воплощающих как обыденные (в том числе и довербаль-
ные), так и научные, квазинаучные и другие возможные пред-
ставления носителей языка о действительном или каком-либо
возможном мире» [Павиленис 1983: 117]. Естественный язык
снабжает язык науки видимыми и доступными понятиями, зна-
чения которых в определенной мере могут быть использованы в
научных описаниях. В этом смысле можно утверждать, что есте-
ственный язык – базис интерпретации научных концептов.
Язык науки и техники – это не особый, искусственный
язык, его основу составляет наш обычный, естественный язык.
Об этом пишет В. Гейзенберг: «Физик может довольствоваться
тем, что он обладает математической схемой и знает, как ее
21
применять для истолкования своих опытов. Но ведь он должен
говорить о своих результатах также и не физикам, которые не
будут удовлетворены до тех пор, пока им не объяснят и на
обычном языке, на языке, который может быть понят каждым. И
для физика возможность описания на обычном языке является
критерием того, какая степень понимания достигнута в соответ-
ствующей области» [Гейзенберг 1989: 140]. Итак, определяю-
щим смыслом научного языка в данном случае считается его
свойство быть понятым другими, иными словами, коммуника-
тивность.
В современной науке общепризнанно утверждение о том,
что важнейшим средством научного творчества является мета-
фора. Идею о принадлежности метафоры не к языковым, а к
концептуальным явлениям, высказывал еще Дж. Лакофф [Ла-
кофф, Джонсон 2004]. Метафора подразумевает понимание од-
них понятий через призму других. Метафора – мост от знакомо-
го к незнакомому, она отражает общую тенденцию развития
науки, выражающуюся в движении от конкретного к абстракт-
ному, в сведении известного к неизвестному. Категория кон-
кретного соотносится с понятием естественного языка, исполь-
зуемого для решения задач концептуализации мира.
Проведенный лингвистами анализ языка науки в целом
показал, что его основной тенденцией является утрата «жестко-
сти» и приобретение «мягкости». Эти свойства науки мы, вслед
за В. В. Налимовым [Налимов, Мульченко 1972], трактуем как
разную степень интерпретируемости. Тенденция развития языка
науки в сторону «мягкости» обусловлена как экстралингвисти-
ческими, так и собственно лингвистическими факторами. К чис-
лу первых мы относим прежде всего закономерности развития
самой науки, к последним – то, что академик В. И. Вернадский
назвал «неустойчивым динамическим равновесием» [Вернад-
ский 1989: 102]. Противоречивость и подвижность научного
пространства, отмеченные В. И. Вернадским, отражаются, глав-
ным образом, в характере единиц, означающих концепты данно-
го пространства, т.е. терминов.
Мягкости языка науки способствует индивидуальный
стиль автора исследования. Идея о неизбежном воздействии
персонального познавательного стиля на формирование научно-
22
го текста представлена в работах М. П. Котюровой [2010, 2011].
По ее мнению, коммуниканты модифицируют, т.е. «подстраи-
вают» содержание научного текста под собственные индивиду-
альные познавательные сетки [Котюрова 2010: 53–54]. Индиви-
дуальный стиль автора демонстрирует личностное восприятие и
понимание проблемы, поэтому в научных текстах ярко выраже-
но желание идти навстречу адресату, т.е. стремление к диалогу с
читателем [там же: 176–177].
В современной стилистике сформировалась идея о том,
что индивидуальный стиль ученого не монолитен и изменяется
под воздействием различных условий [Котюрова 2011: 9–10]. На
основе индивидуальной манеры изложения нового научного
знания разработана типология научных текстов, включающая
конденсированно плотный текст, гармонично плотный текст,
«рыхлый» текст, «вязкий» текст, толерантный текст и инто-
лерантный текст [там же: 342–363]. Данная типология вы-
строена с помощью таких категорий, как стереотипность, рече-
вая индивидуальность и погрешность научной речи.
Становится очевидным, что современное понятие языка
науки приобретает противоречивые характеристики. С одной
стороны, язык науки приобретает инкорпорационный, апперцеп-
тивный, характер, а также способствует созданию консерватив-
ной основы научного знания (стабилизирующего начала), с дру-
гой стороны, как в науке в целом, так и в ее языке преодолевает-
ся имманентность, т.е. концептуальный барьер, за счет мощной
опоры на естественный язык, личный опыт и свойства научного
текста.
1.3. Научный текст как объект научного общения
В самом общем смысле научный текст представляется
убедительным рассказом исследователя об объекте изучения,
способе его освоения, методах и т.п. В рамках научного текста
исследователь стремится доказать истинность выдвигаемого им
научного предположения. Научный текст представляет собой
некую мыслительную конструкцию с заданными типами связи
между ее элементами. Совокупность данных типов связей эле-
ментов текста получила название типологических свойств тек-
23
ста. Известно, что в научном тексте воплощается новое знание.
Знание, по определению Г. П. Щедровицкого, «представляет со-
бой элемент деятельности, следовательно, оно должно воспро-
изводиться и транслироваться» [Щедровицкий 2005: 216]. Таким
образом, в самой природе знания заложена возможность его
трансляции. Это свойство знания как атрибута научного текста
определяет основу и смысл перевода в ситуации межъязыковой
коммуникации.
Свойства научного текста полностью обусловлены дихо-
томией естественный язык – специальный язык. Научный язык
принадлежит специальным языкам. Первый компонент дихото-
мии мы понимаем следующим образом. Естественный язык «ес-
тествен» не потому, что врожден от природы, а потому что не
нуждается в выполнении каких-либо предварительных условий.
Ему естественно быть языком, в нем не принято перешагивать
через исходное (принятое) понятие или значение.
Однако естественный язык – совершенная система, т.е.
он может быть одновременно условным языком. Так, естествен-
ный язык может превращаться в терминосистему, составляю-
щую основу специального языка, в котором царит условность,
поскольку в этом случае исследователи договариваются, что под
этим они будут понимать нечто им необходимое. Иными слова-
ми, научный язык – производная от естественного языка знако-
вая система. При этом новые используемые знаки указывают на
тип отображаемой ситуации, а пользователь этой условной сис-
темы должен в каждой конкретной ситуации распознавать тип
знаков. Это очень важно для переводчика специального текста,
поскольку основная переводческая трудность в данном случае
связана, как правило, с неумением распознавать тип ситуации и
тип системы знаков, отображающих данную ситуацию.
Таким образом, главной характеристикой научного тек-
ста выступает его производность от естественного языка. Дан-
ное свойство оказывается важным при осмыслении понятия на-
учного перевода. Оно означает, что научный перевод в принципе
осуществим, а понимание специального текста предопределено
самой природой научного текста [Автономова 2008; Алексее-
ва 2010а, 2010б, 2013 и др.]. Оперируя научными текстами, пе-
реводчик одновременно постигает закономерности построения
24
данных вербальных конструкций, а также специальные приемы
означивания действительности [Алексеева 2004, 2011 и др.].
Научный текст представляет собой сложное комплексное
словесное произведение, выражающее «результаты ментальной
деятельности людей, живущих в определенном месте и в опре-
деленной среде, в определенную эпоху и в определенных исто-
рических условиях, а значит, проявляющих зависимость от всех
этих разнообразных социально-культурологических и психоло-
гических факторов» [Кубрякова 2004: 505]. В современной лин-
гвистике язык науки рассматривается как сложно организован-
ная политекстуальная система, соотносимая с языковой, онтоло-
гической, методологической, рефлексивной, коммуникативно-
прагматической аспектами изучения [Баженова 2001: 5]. Боль-
шое значение для научного текста имеют интертекстуальные
связи, представляющие собой проспективные связи, т.е. средство
выражения гипотезы, и ретроспективные связи – средство по-
нимания.
Современные исследователи научного текста рассматри-
вают такие его свойства, как эволюция, наращивание смысла,
прогрессия сообщения, преемственность [Рябцева 2005; Halliday
2004 и др.]. Способы выражения связности в научном тексте –
интродуктивные предложения, актуальное членение, повторы и
т.п. Основными свойствами научного текста считаются связ-
ность и цельность, имеющие свою специфику. Связность слу-
жит основным средством доказательства и аргументации. Пред-
ложения формируют единое пространство текста. В этом смыс-
ле, «структура отношений между предложениями во многом по-
добна структуре отношений между мыслями» [Дэвидсон 2003:
225]. Как полагает Н. К. Рябцева, «связность обеспечивает пере-
ход от известного к новому знанию, от посылок к следствиям и
доказательствам» [Рябцева 2005: 457]. В этом смысле связность
приобретает глубинный характер и становится вертикально об-
разующей научный текст. Эта черта роднит связность с цельно-
стью текста. Под цельностью можно понимать мыслительное
слияние деталей и частей текста в одно непрерывное целое.
Цельность есть категория содержательная, она ориенти-
рована на содержание текста, на смысл, который приобретает
текст, поставленный в соответствие с ситуацией. Текст всегда
25
воспринимается реципиентом как единое целое. Для научного
текста понятие цельности оказывается наиболее существенным,
поскольку данное свойство отражает гипотетический характер
данного типа текста. «Цельность как бы упреждает появление
новых компонентов текста. В этом отношении она направлена
вперед, в будущее, в его потенцию. Ее направление прогрессив-
но» [Мурзин, Штерн 1991: 18].
В современной стилистике отмечается, что при создании
научного текста действует целостный механизм, заключающий-
ся в отборе разрозненных понятий, суждений и т.п. [Котюрова,
Тихомирова, Соловьева 2011: 8].
Эти идеи имеют отношение к созданию научного текста
на английском языке. Именно цельность, воплощенная в тексте,
способствует его восприятию как целостной когнитивной ситуа-
ции [Алексеева 2010: 130]. Цельность научного текста, создан-
ного на иностранном языке, способствует его восприятию и по-
ниманию. Как полагает Л. Н. Мурзин, «мы только тогда овладе-
ваем языком, а не отдельными его компонентами, когда за тек-
стом начинаем видеть ситуацию» [Мурзин, Штерн 1991: 13]. В
научном тексте всегда описывается абстрактная ситуация, по-
скольку в качестве объекта описания выступает другой текст.
Важно, что при расширении текста за счет увеличения его объе-
ма текст сохраняет свою цельность. Поэтому как развернутые
тесты, так и их сокращенные варианты (аннотация, тезисы, ре-
ферат) содержат описание одной и той же ситуации, сохраняя
цельность [Мурзин, Штерн 1991: 18].
Ряд исследователей считают, что такие свойства, как ло-
гичность и эксплицитность изложения информации, являются
специфическими характеристиками научного текста [Дроздова
2003: 43]. Данные свойства обеспечивают адекватное понимание
научного текста. Исследователь называет также членимость ос-
новной чертой научного текста. По мнению Т. В. Дроздовой,
каждая из структурных частей научного текста «выявляет свою
особую функцию, несет определенную когнитивно-дискурсив-
ную нагрузку» [там же: 44]. Так, научный текст включает «пред-
текст» в виде предисловия или введения, раскрывающего цель
научного исследования, задачи и общий замысел автора. Основ-
ная часть структуры научного текста представляет собой «ядро»
26
или смысловой центр. Далее идет послесловие, или заключение,
подводящее итог изложенному научному содержанию.
Любой научный текст отражает два вида познания: дона-
учное и собственно научное [Мишланова 2002: 69–70]. Первый
вид познания связан с описанием объекта и его свойств с помо-
щью методов описания. Научное познание связано с доказатель-
ством выдвигаемой гипотезы в отношении предыдущего описа-
ния. Эти виды познания обусловливают структуру научного тек-
ста, включающую систему субтекстов. Когнитивная модель на-
учного текста включает три типа субтекстов: текст-описание,
соответствующий донаучному типу познания, текст-
повествование, связанный с экспериментом и фиксирующий по-
следовательность событий, текст-рассуждение, соотносящийся с
научным видом познания, предполагающим создание опреде-
ленной научной теории [там же].
В научной коммуникации используется ряд категорий, на
основе которых формируются текстовые признаки научного тек-
ста как объекта коммуникации. В число подобных категорий
входит категория теоретичности, определяющая доминантный
типологический признак научного текста – научность. Науч-
ность включает такие понятия, как теоретичность, гипотетич-
ность, концептуальность, метафоричность, конфликтность,
вопрошание, моделируемость и др. [см.: Алексеева 2013].
Понятие научности слабо разработано в функциональной
стилистике и типологии текста. В функциональной стилистике, а
также в философии, под научностью часто понимали наукооб-
разность текста, т.е. научности приписывался аксиологический
характер. В самом общем виде под научностью текста мы пони-
маем его системообразующую потенцию, т.е. способ репрезен-
тации научного знания.
Мы считаем, что содержание категории научности во
многом проясняется, когда она соотносится с понятием научного
текста, выступающего «в понятийно-логической форме, для ко-
торого характерны объективность и отвлечение от конкретного
и случайного (поскольку назначение науки – вскрывать законо-
мерности), логическая доказательность и последовательность
изложения (как воплощение динамики мышления в суждениях и
умозаключениях)» [Стилистический энциклопедический… 2003:
27
242]. Данное определение позволяет охарактеризовать категорию
теоретичности с помощью понятийно-логической формы, отвле-
ченности и доказательности, выраженных в научном тексте.
В современной теории научного текста понятие научно-
сти обусловлено понятием теоретичности, которую можно
рассматривать в качестве формы научного знания, репрезенти-
рующей индивидуальные попытки моделирования познаваемой
действительности, учитывая авторский характер любого научно-
го текста.
В общенаучном смысле категория теоретичности связана
со знанием, противопоставленным эмпирической деятельности.
Развитие данной идеи выражается в том, что знание свойственно
любому виду когнитивной деятельности человека: наивному,
практическому, научному и др. Категорию теоретичности мы
связываем только с научным знанием. Для нас она является ат-
рибутом научного знания, выраженного в научных текстах. Пер-
вое и главное – это то, что теоретичность оказывается демарка-
ционной линией научного и ненаучного видов знания, т.е. не-
пременным условием научного знания является наличие теории
(теоретического знания). Формирование теоретического знания
осуществляется с помощью теоретизирования, основанного на
методе моделирования, т.е. способа представления действи-
тельности.
Содержание категории теоретичности можно считать
производным от понятия теории. Это связано с представлением
о теоретичности как свойстве научного текста выражать смысл
научной теории. Основываясь на этом, можно заключить, что
категория теоретичности вбирает в себя всю многозначность
исходного понятия, понимаемого в широком и узком значении.
В широком значении теория представляет науку в целом: совре-
менная лингвистическая теория, философская теория, постмо-
дернистская теория. Иногда термин «теория» употребляется в
значении «учение»: история математических теорий, теория
значения и т.д. Понятие теории также связывают с парадигмой:
на смену старым теориям приходят новые. Тогда ее трактуют
как образец, которому следуют создатели теорий в процессе ин-
терпретации старого знания. Узкое значение термина «теория»
связано с конкретным событием, т.е. открытием, созданием тео-
28
рии отдельным исследователем: теория о неполноте решения
Геделя, теория относительности Эйнштейна, трансформаци-
онная теория Н. Хомского и др. В этом понимании акцент ста-
вится на новые ключевые понятия создаваемой теории (Гуссерль
– феноменология), соотносимые с радикальным переосмыслени-
ем уже имеющихся научных представлений. В. Гейзенберг оп-
ределяет понятие теории следующим образом: «под завершен-
ной теорией мы понимаем систему аксиом, определений и зако-
нов, с помощью которых становится возможным правильно и
непротиворечиво описать, т.е. представить в математической
форме, большой круг феноменов» [Гейзенберг 2006: 129].
В нашем понимании теоретичность соотносится с рядом
процессов:
 создание языка теорий;
 разработка метаязыка теоретических описаний;
 способ интерпретации теорий;
 способ доказательства;
 условия конвенции и др.
Для гуманитарных наук наиболее актуальным является
изучение теоретичности в третьем и четвертом аспектах. В этих
случаях теоретичность связывается с возможностями моделиро-
вания ситуаций, т.е. со способом доказательства и системой ар-
гументации, а также с уровнем интерпретации чужих теорий.
В современной теории научного текста рассматривается
такое понятие, как хороший научный текст, представляющий
собой эталонный конструкт, отвечающий требованиям построе-
ния научного текста [Котюрова, Тихомирова, Соловьева 2011:
18–25].
1.4. Характер научного общения
Цель современной науки заключается в том, что постановка
проблемы вытекает из деятельности, в результате которой ис-
следователь порождает научную идею, обобщает и систематизи-
рует имеющееся знание. Под деятельностью часто понимают
процесс, направленный на изменение статуса объектов или их
информационных ресурсов [Крымский 2006: 51]. Деятельность
29
характеризуется при помощи следующих признаков: превраще-
нием потенциального в актуальное, трансформацией внешнего
во внутреннее, единством опредмечивания и распредмечивания,
принятием и реализацией решений, выбором вариантов и др.
[там же]. С. Б. Крымский делает вывод о том, что деятельность
связана с наполнением жизни определенным смыслом. Основы-
ваясь на этом, письменную научную коммуникацию можно оп-
ределить как способ развития научного знания, предполагающий
два типа деятельности:
1) Написание научного труда (прямая коммуникация, уста-
навливающая непосредственный контакт между комму-
никантами).
2) Перевод научной статьи (косвенная коммуникация, осу-
ществляемая с помощью переводчика).
Первый тип научной коммуникации обусловлен намерением
автора объективировать созданное им научное знание. Научный
текст, имеющий целью объективацию выдвигаемого научного
решения проблемы, обладает коммуникативной природой, т.е.
он содержит установку на понимание. С этой целью структура
научного текста часто включает подзаголовки, соответствующие
логике развития научного знания и фиксирующие структуру
создаваемого научного концепта. Каждая часть структуры науч-
ного текста выполняет свою коммуникативную функцию. Так,
вводная часть текста выполняет функцию введения исследуемой
проблемы в общий научный контекст и указывает на степень ее
изученности. В этой части формируются оценки имеющегося
знания, определяется степень новизны предлагаемого решения
проблемы. В тексте-рассуждении содержится аргументация и
доказательство нового знания.
Таким образом, содержательная сторона научного текста
обладает коммуникативной направленностью, выраженной в
принципе подачи материала. Это предопределяет последова-
тельный переход от преднаучного вида репрезентации знания к
собственно научному [Мишланова 2002].
Тексты обыденной коммуникации предназначены для
полного восприятия реципиентами. Это значит, что тип комму-
никации «очерчивает» определенный круг, за границами которо-
го общение бессмысленно. В рамках научной коммуникации на-
30
учные тексты оказываются подвижными, поскольку они предпо-
лагают актуализацию потенциально заложенных в них дополни-
тельных коммуникативных условий, связанных с возможностя-
ми выхода за семантические рамки конкретного текста. Это си-
туация возможного «вычитывания» смысла особым способом,
заданным условиями дополнительной конвенции. Это делает
возможным для реципиента научного текста понять новый ког-
нитивный смысл и покинуть жесткие рамки семантики текста с
целью открывшейся для него возможности преобразовать ис-
ходную информацию. Это так называемый принцип воспроизве-
дения результатов, в соответствии с которым научное знание
только тогда получает статус знания, когда его можно получить
еще раз в условиях моделирования аналогичных условий. Таким
образом, в коммуникативном плане теоретичность – это умение
исследователя удовлетворять потребность в научной коммуни-
кации.
Научная коммуникация включает объективное и субъек-
тивное содержание. Под объективным экстралингвистическим
содержанием понимается коммуникативное задание, которое
определяет необходимость создания конкретного текста, отсюда
и другие объектные прагматические и стилистические условия
порождения текста. Другим объективным экстралингвистиче-
ским компонентом является имеющийся запас знаний партнеров
по коммуникации.
Субъективное экстралингвистическое содержание обу-
словлено уровнем интеллектуального развития порождающего
текст, его кругозором, социальным опытом, характером прира-
щения нового знания. В научном тексте содержится информа-
ция, включающая «авторское толкование причинно-
следственных связей и других типов между категориями и по-
нятиями той или иной науки. Очевидно, что в таких случаях ав-
тор, прямо или косвенно, дает и свою оценку представляемого
факта, события, отношений с точки их возможности vs невоз-
можности, преемственности vs непреемственности, истинности
vs ложности и т.п.» [Дроздова 2003: 49].
Субъективный лингвистический фактор творческого
процесса текстопорождения соотносится со степенью владения
языком и предшествующей языковой практикой. Субъективное
31
содержание указанного творческого процесса составляет его
творческое начало, объективное содержание, наоборот, является
ограничивающим фактором. В единстве борьбы этих противо-
положных тенденций и видится нам в самом общем виде сущ-
ность процесса коммуникации.
Казалось бы, идея о специфике коммуникативности раз-
ных типов текста давно уже получила статус аксиомы, посколь-
ку длительное время находилась в центре внимания таких наук,
как функциональная стилистика, теория коммуникации, когни-
тология, психология и др. Между тем уровень разработанности
такой категории, как диалогичность, лежащей в основе комму-
никативности текста, не является достаточным.
Диалогичность как одно из составляющих понятия ком-
муникативности текста привлекало внимание исследователей,
занимающихся изучением видов ее экспликации в научной речи.
При этом наличие данного свойства объяснялось в основном
экстралингвистическими факторами: диалогичностью и соци-
альной природой мышления, а также природой науки, выра-
жающейся в том, что она «развивается в борьбе идей, мнений,
концепций, опираясь при этом на известные достижения» [Ко-
жина 1981: 78]. Такой подход является вполне закономерным,
поскольку в теории науки считается неопровержимым фактом
утверждение о том, что природа любого доказательства диало-
гична.
Традиционное понятие диалогичности оказалось не-
сколько ограниченным, поскольку оно рассматривалось пре-
имущественно в аспекте целеустановки автора научного сооб-
щения – исключить из текста неопределенность. При этом ис-
следовались в основном внешние формы проявления данного
свойства, в то время как языковая сущность диалогичности, ее
механизм находились за пределами исследовательских интере-
сов. Наша цель заключается в определении собственно лингвис-
тических обоснований понятия диалогичности научного текста и
выявлении ее языкового механизма.
По сути дела, первичное понятие диалогичности в лин-
гвистическом аспекте основывалось на характере диалога как
типа речи, поэтому трактовалось как вкрапление элементов диа-
лога в научную речь или экспликация в тексте «разговора» не-
32
скольких лиц. Более широкая трактовка диалогичности пред-
ставлена в исследовании М. Н. Кожиной как «выражение в тек-
сте ориентации на читателя, вовлечение его в ход рассуждений,
направление его внимания в нужном автору «русле», объяснение
неизвестных ему (по мнению автора) понятий» [Кожина 1981:
80].
Категория диалогичности, в нашем понимании, несет
иное содержание по сравнению с его привычными трактовками
в разных аспектах лингвистики, поскольку обосновано результа-
тами изучения онтологической природы данного явления [Алек-
сеева 2005; Баженова 2001 и др.]. Онтологическая характеристи-
ка диалогичности во многом обусловлена понятием языка как
«двуязыковой конструкции» (термин В.В.Налимова), т.е. его
способностью толковать одни понятия через другие, а также пе-
реосмыслением категории коммуникативности научного текста,
понимаемой не как эффективный обмен научными сообщения-
ми, а как языковая деятельность, сотворчество. Подобное суж-
дение высказывалось М. С. Глазманом еще в 60-е гг., показы-
вающим, что любое научное доказательство ориентировано на
соучастие и творческую активность коммуникантов. «Изучаю-
щий научную теорию, – пишет автор, – размыкает ее формаль-
ную структуру, вступает в общение с творцом теории и в этом
общении воплощает свою собственную деятельность, в резуль-
тате становясь своеобразным сотворцом теории. Доказывая оп-
ределенную теорему, математик развивает исходные идеализи-
рованные эксперименты, исходные понятия и доказывает уже
нечто иное, чем то, что было в начале деятельности» [Глазман
1969: 226–227].
Модификация категории коммуникативности в теории
науки, в свою очередь, связана с переосмыслением коммуника-
тивной функции языка. Ряд ученых видят эту модификацию в
дифференциации самой коммуникативной функции и, соответ-
ственно, в ее усложнении. «Коммуникативная функция языка, –
пишет Р. Г. Котов, – претерпевает процесс дифференциации,
расщепления на отдельные составляющие в связи с новыми по-
требностями общества. Реализация этих составляющих комму-
никативной функции (фиксация, хранение, передача, обмен,
воздействие и т.д.) в социальных сетях коммуникации и инфор-
33
мационных системах ведет к их развитию и превращению в спе-
циализированные функции» [Котов 1983: 227]. Другой подход к
рассматриваемой функции связан с ее качественным анализом.
Так, Л. Н. Мурзин отмечает, что при определении языка как
средства коммуникации саму коммуникацию часто определяли
как передачу информации. «Однако сводить цель коммуникации
к передаче мысли нельзя, – указывает автор, – поскольку в языке
есть еще функции самовыражения, экспрессии и т.д.» [Мурзин
1998: 11]. Исследователь обосновывает модификацию рассмат-
риваемой категории полевым членением языка, позволяющим
выявить в нем не только репрезентативную функцию, но и мно-
жество средств для выражения ауры (фатического поля), т.е.
всего того, что сопровождает саму информацию. Л. Н. Мурзин
полагал, что специфической аурой, включающей различные
компоненты, обладают также и научные тексты.
Считаем, что специфика научной коммуникации в ос-
новном создается за счет терминологизации, носящей метафо-
рический характер [см.: Алексеева 1999]. Известно, что в каче-
стве средства научной коммуникации выступает естественный
язык, ценность которого для науки заключается в его способно-
сти служить кодирующим знаком в познавательной деятельно-
сти человека. Естественный язык располагает множеством про-
тотипов терминологических единиц, иными словами, создает
основу метафорической терминологизации, понимаемой в дан-
ном случае как некоторое познавательное усилие, основанное на
переходе старого знания в новое в процессе речевой деятельно-
сти индивида. Очевидно, что в ходе научной коммуникации ко-
дируется не какой-то общий для коммуникантов, или один и
тот же, смысл семантики языка, а непосредственно новизна,
гипотетичность научного концепта, в противном случае никогда
не был бы преодолен порог старого опыта, соотносимый с преж-
ним значением слова-прототипа. Следовательно, процесс терми-
нотворчества детерминирован старым знанием, что составляет
объективированную часть нового порождаемого смысла. В свою
очередь, объективированный смысл включает перспективную
возможность наполнения новой семантической структуры не-
стандартным смыслом, являющимся субъективной частью по-
рожденного смысла: в одновременной обусловленности и неза-
34
висимости от старого знания видится сущность процесса терми-
нообразования.
Итак, диалогичность научного текста понимается как
специфическое свойство, способствующее, с одной стороны,
ускорению и облегчению усвоения нового знания, с другой –
проявлению соучастия адресата в творческом процессе. Извест-
но, что постижение нового происходит не быстро, метафора в
этом случае ускоряет процесс понимания, «предуказывает» путь
для чужой мысли, показывает принцип построения концепции и
способ мышления автора. Метафоры в научном тексте служат
своеобразными метками, сигнализирующими о возможности
более свободного, творческого прочтения данного отрезка тек-
ста, о месте использования своего знания в представляемой тео-
рии. Подобную мысль высказывал В. Гейзенберг: «Физик неред-
ко довольствуется неточным метафорическим языком и, подоб-
но поэту, стремится с помощью образов и сравнений подтолк-
нуть ум слушателя в желательном направлении (выделено
нами – Л.А.), а не заставить его с помощью однозначной форму-
лировки точно следовать определенному направлению мысли»
[Гейзенберг 1987: 218]. Подобная мысль становится ясной при
анализе конкретного материала. Рассмотрим несколько приме-
ров из научных текстов по лингвистике:
«Последние элементы структурно более свободны по от-
ношению друг к другу, в морфологии такого образования
нет какой-либо спайки элементов, т.е. морфологически
его элементы самодостаточны. Назовем структуры первого
рода когерентными (непроницаемыми для номинаторов), а
второго рода – некогерентными (проницаемыми)».
«”Заумные” слова в поэзии не равнозначны бессмыслен-
ному набору звуков в обыденной речи… Но если в обыч-
ном поэтическом слове связь звука с определенным лекси-
ческим содержанием раскрыта и объективна, то в «заум-
ном языке» поэзии, в соответствии с общим субъективиз-
мом позиции автора, она остается неизвестной читателю.
«Заумное» слово в поэзии не лишено содержания, а наде-
лено столь личным, субъективным содержанием, что уже
35
не может служить цели передачи общезначимой информа-
ции, к чему автор и не стремится».
«Иначе можно сказать: СЗ при синтаксической деривации
описываются формулами, не содержащими никаких кон-
кретизаторов и включающими исключительно слова-
идентификаторы предельного (первого и второго) уровня
абстракции. Транспозицию знаков такого рода можно на-
звать «чистой» – семантическими сдвигами она почти не
отягощена».
«Метафора, таким образом, обнажает процесс переработки
в языковое значение различных «субпродуктов» идеаль-
ной (интеллектуальной, эмоциональной, перцептивной)
деятельности человека. Изучение метафоры позволяет
увидеть то сырье, из которого делается значение слова.
Метафора, т.е. столкновение признаков гетерогенных
субъектов, есть стадия в переработке сырья, этап на пути
от представлений, знаний, оценок и эмоций к языковому
значению».
Коммуникативный аспект изучения метафоры позволяет
рассматривать ее с точки зрения адекватности задач научной
коммуникации [Алексеева, Ивинских, Мишланова, Полякова
2013]. Удачная метафора отражает большую вероятность пони-
мания интерпретируемого научного текста, поскольку «метафо-
ра служит тем орудием мысли, при помощи которого нам удает-
ся достигнуть самых отдаленных участков нашего концептуаль-
ного поля. Объекты, к нам близкие, открывают доступ к далеким
и ускользающим от нас понятиям. Метафора удлиняет «руку»
интеллекта; ее роль в логике может быть уподоблена удочке или
винтовке» [Ортега-и-Гассет 1990: 72]. Подобного мнения при-
держивается Т. А. Подколзина, утверждая, что «метафора как
средство выражения специального понятия облегчает передачу
знания, ассоциируя специальное понятие с общеизвестным, а
также дает определенную мыслительную установку, определен-
ный подход к понятию» [Подколзина 1992: 91]. Таким образом,
научная метафора в ходе коммуникации дает возможность гово-
36
рящему формулировать свое открытие, а слушающему – пони-
мать новизну научной информации и одновременно выстраивать
новые стратегии интерпретации исследуемого явления. В этом
смысле можно судить о научной метафоре как о своеобразном
мнемоническом приеме, суть которого заключается в выборе
«удобного» образа, модели, иными словами, специально создан-
ной системной аналогии для интерпретации явлений, подлежа-
щих изучению. Сказанное во многом обосновано трактовкой
речевого акта В. фон Гумбольдта: «Слушающий так же, как и
говорящий, должен воссоздать его посредством своей внутрен-
ней силы, и все, что он воспринимает, сводится лишь к стимулу,
вызывающему тождественные явления» [Гумбольдт 1984: 77–
78]. В этом смысле категория диалогичности научного текста
соотносима с понятием «провидения подобного» П. Рикера [Ри-
кер 1990: 421], поскольку отражает способность индивида со-
хранять в своем представлении прежнюю несовместимость объ-
ектов (референтов) посредством их новой совместимости.
В собственно лингвистическом аспекте описанный про-
цесс в самом общем виде можно свести к сознательному и есте-
ственному поиску семантического переосмысления уже имею-
щегося в системе языка знака. В свою очередь, семантическое
переосмысление принимает форму выбора дополнительного ре-
ферента на основе общего универсального семантического ком-
понента. Исходное неравенство научного знания адресата и ад-
ресанта в определенной степени обеспечивает специфику рефе-
рентов метафоры. Очевидно, что релят должен удовлетворять
ряду критериев доступности: терминируемое имя должно быть
ассоциативно, дифференциальные признаки релята не должны
быть двусмысленны, а их семантические структуры не должны
содержать субъективных оценочных компонентов. При этом вы-
явленные критерии обусловлены главным значением слова-
основы. Думается, что в каждом типе метафоры (художествен-
ном, научном, повседневном) существует свой коэффициент
подобия, т.е. степень соотнесенности с интенсионалом значения
порождающего слова. Данный коэффициент в научной метафо-
ризации высок, поскольку выводится из обязательного ограни-
чительного правила использования лишь главного значения сло-
ва-основы. Отмеченные критерии определяют основной харак-
37
тер референтных отношений, выражающийся в референциальной
достаточности, которая служит основой коммуникативной
адекватности. При этом они отражают большую вероятность
понимания научного текста. Однако поиск релята оценивается
нами как далеко не однозначный, поскольку, с одной стороны,
он удовлетворяет потребностям конкретной научной коммуни-
кации, с другой стороны, соответствует как научной парадигме,
так и всему предшествующему знанию, так как процесс форми-
рования научного понятия является открытым и во многом пре-
допределяет вероятность появления определенного термина.
Таким образом, можно обобщить: в ходе процесса мета-
форического терминопорождения не столько используются го-
товые смыслы, сколько порождаются новые. В этом заключает-
ся основной конфликт научного терминотворчества и, соответ-
ственно, категории диалогичности, выражающийся в том, что
при всей незаданности, свободе процесса поиска ассоциаций он
ограничен множественной мотивированностью термина, накла-
дывающей запрет на одни сущности и, наоборот, позволяя дру-
гим служить основаниями метафоры, т.е. эвристичность выбора
новой подобной сущности, словесной маски, сталкивается с ог-
раниченностью (заданностью) поиска.
Поскольку любая научная коммуникация рассчитана на
взаимное мыслительное сотрудничество, то можно полагать, что
именно научная метафоризация обеспечивает эту коммуника-
тивную стратегию за счет диалогичности как основного свойст-
ва метафоризированного термина. Под диалогичностью в дан-
ном случае понимается особенность семантической структуры
термина-метафоры, заключающаяся в заданности семантических
интерпретационных границ. Лингвистическая трактовка этого
понятия сводится к тому, что научная метафора одновременно
является и объясняемым, и объясняющим. Известно, что любая
номинация тяготеет к свертыванию; между тем, как удалось об-
наружить, метафорический термин склонен к своеобразному се-
мантическому развертыванию, так как начинает функциониро-
вать во вновь порождаемом тексте как интерпретант нового
научного понятия, задача которого – помочь восприятию всего
текста. В этом смысле научная метафора всегда интенсивна, а не
экстенсивна, поскольку она «как бы погрузилась в теоретиче-
38
скую модель, составив ее глубинный скрытый слой, без которо-
го модель не может получить содержательную интерпретацию»
[Гусев 1984: 62].
Метафорическая терминологизация обусловлена созер-
цательным характером мышления, являющимся, по мнению
А. Шопенгауэра, подлинным ядром познания [Шопенгауэр 1993:
82]. Действительно, научная метафоризация представляет собой
«созерцательное схватывание», открытое и понятое естествен-
ное пространство предвосхищает возможность видеть то, о чем
ученому предстоит изложить в научном концепте. Следователь-
но, при помощи метафоры отправитель информации предостав-
ляет возможность адресату «опознать» исследуемый объект. По-
кажем это на примерах терминотворчества Н. Бердяева [Бердяев
1990].
В исторической науке известна его концепция России
как родовой стихии. Н. Бердяев считает ее создание чрезвычай-
но сложным, поскольку, по его мнению, она не соотносится ни с
какими доктринами. Отсюда основными метафорами, помогаю-
щими раскрыть смысл создаваемой им концепции России, явля-
ются привычные «семейные» понятия:
Россия – земля покорная, женственная; Русский народ хо-
чет быть землей, которая невестится, ждет мужа; Русский
дух был окутан плотным покровом национальной матери,
он тонул в теплой и влажной плоти; В недрах русского
характера обнаруживается вечно-бабье; неметчина как-то
органически вошла в русскую государственность и владе-
ла женственной и пассивной русской стихией; Земля
русская не того приняла за своего суженного, ошиблась в
женихе и др.
Таким образом, необходимость использования метафор в
научном тексте обусловлена целью передачи нового знания о
познаваемом явлении. При этом новые тексты, созданные при
помощи метафорической терминологизации, оказываются все-
гда ориентированными на адресата, поскольку понимание мета-
форы заранее планируется путем использования уже известного
образа. Поэтому подобные тексты находят «резонансное» отра-
39
жение в их интерпретациях. Здесь наиболее ярко проявляется
принцип метафорической антропоцентричности, один из важ-
ных параметров механизма метафоры, заключающийся в особом
выборе основания метафоры, который «связан со способностью
человека соизмерять все новое для него (в том числе и реально
несоизмеримое) по своему образу и подобию или же по про-
странственно воспринимаемым объектам, с которыми человек
имеет дело в практическом опыте» [Телия 1988: 182].
Особенность научной коммуникации как типа заключа-
ется в том, что выравнивание уровней знания коммуникантов
является обязательным, но недостаточным для удовлетворения
самой коммуникации. Задача адресанта состоит в генерировании
нового знания в сознании адресата и таким образом в его даль-
нейшей объективизации. По признанию многих ученых, любое
доказательство нового знания условно, поскольку всегда вклю-
чает систему догадок и подразумевает множество контрприме-
ров, иными словами, содержит потенциальную возможность не
просто его понимания, но и развития. Следовательно, с точки
зрения коммуникации научный текст всегда характерен своей
незавершенностью, незаконченностью, поскольку самое, каза-
лось бы, строгое доказательство неизбежно предстает пробле-
мой, открытым диалогом. Это отражает общую тенденцию раз-
вития науки – от известного к неизвестному. В этом случае диа-
логичность научного текста понимается как средство актуализа-
ции соучастия, сотворчества. Думается, что научная метафори-
зация как раз создает такие коммуникативные условия.
Итак, рассмотрение категории диалогичности научного
текста в соотношении с процессом метафорической терминоло-
гизации позволяет считать ее главным фактором, определяющим
«мягкость» языка науки. Категория диалогичности является не
факультативным свойством, а атрибутом научного текста, отра-
жает его истинную природу. Данная категория выражает также
объективную сущность научной коммуникации, которая актуа-
лизирует не столько систему связи между исследователями,
сколько прогрессивный характер самого научного творчества.
Развитие научного знания происходит в процессе ком-
муникации, основным средством которой являются письменные
тексты (оригиналы и их переводы). Отсюда возрастает роль
40
межъязыковой научной коммуникации, предполагающей каче-
ственно переведенные научные тексты, выполняющие социаль-
ную функцию в обществе [Алексеева 2013]. Поскольку основ-
ным способом включения какого-либо переведенного текста в
развитие знания является цитирование его автора, то задачей
переводчика является сохранение доверия к науке и ее деятелям.
Когда ученый цитирует своего зарубежного коллегу, используя
переводной текст в качестве основного аргумента, он полагает,
что идеи, выраженные в нем, принадлежат самому автору ори-
гинала. Анализируя переводы работы Аристотеля «Метафизи-
ка» с греческого на русский язык, сделанные в советские вре-
мена, В. В. Бибихин приходит к выводу, что «философа поняли
в России тяжеловесно и переусложненно, его отчетливость пе-
ревели в формализм» [Бибихин 2001: 238]. По его мнению, пе-
реводом Аристотеля пользоваться нельзя, поскольку он отпу-
гивает не только неуклюжестью каждой фразы и одичалостью,
но и тем, что имеющимся переводам не хватает «вдумывания»
в Аристотеля.
С учетом этого большое значение придается межъязыко-
вой научной коммуникации, в ходе которой переводная научная
статья принимает участие в приращении нового знания. Науч-
ный перевод можно трактовать как акт межъязыковой и меж-
личностной коммуникации, имеющий свою специфику. В этом
смысле перевод рассматривается как целостная когнитивная си-
туация. Единицами перевода становятся не отдельные фрагмен-
ты структуры объекта перевода, а сами ситуации трансляции
научного знания.
В отличие от моноязыковой научной коммуникации, в
рамках которой адресант является активным деятелем, в рамках
межъязыковой научной коммуникации автор ИТ и переводчик
меняются ролями: переводчик становится активным деятелем. В
этой ситуации он стремится создать образ себя самого как ис-
следователя. Это значит, что созданный переводчиком текст,
воплощает личностные признаки.
Таким образом, понятие научной коммуникации оказы-
вается сложным и комплексным, основанным на понятии реф-
лексии, типа научного текста и др. Проблемы научной коммуни-
кации не приравниваются лишь к языковой компетенции, а вы-
41
ходят в область мышления, текста, типа знания. Большая роль в
научном общении отводится личности.
1.5. Термин как основная единица научной коммуникации
Известно, что коммуникативность научно-технического
текста задается главным образом через терминологию [Татари-
нов 2006; Alekseeva 2004; Picht 2009]. Рассматривая вопрос о
связи науки и терминологии, П. А .Флоренский считал, что
смысл науки – в построении терминологии. «Не ищите в науке
ничего кроме терминов, данных в их соотношениях, – писал
ученый, – все содержание науки, как таковой, сводится именно к
терминам в их связях, которые (связи) первично даются опреде-
лениями терминов» [Флоренский 1998: 221]. Терминология спо-
собствует достижению понимания в профессиональной комму-
никации. В самом общем виде терминообразование понимается
в данной работе как единство средства и способа коммуникации
и познания в сфере науки и техники. Действительно, о термине
имеет смысл говорить как о единице, которая передает некото-
рую информацию, заключенную в ее плане содержания в опре-
деленных коммуникативных условиях, обусловленных научным
познанием.
Причем если в обыденной коммуникации роль слова
сводится к «стыковке» знаний говорящего со знаниями его
партнера [Кубрякова, Шахнарович, Сахарный 1991: 103], то в
научной коммуникации роль термина заключается в наращении
уже имеющегося знания.
Научная атмосфера в начале ХХ в. формировалась под
влиянием работ в области естественных наук. В 30-е гг. началось
крушение иллюзий во многих точных науках. Этому способст-
вовали теорема К. Геделя о неполноте, открытие римановых
(нелинейных) пространств, проблема континуума, сформули-
рованная П. Коэном и др. Допущение неопределенности
(Н. Бор) произошло первоначально в физике, а впоследствии
было распространено на другие науки в виде принципа допол-
нительности.
Оценивая важность понятия нелинейного пространства,
П. А. Флоренский, вслед за Бернгардом Риманом (1826–1866),
42
признавал два вида измерения пространства (включая мысли- Таблица 2
тельное): дискретное, внутреннее, и недискретное, заданное
внешними факторами [см.: Флоренский 1998]. При этом он со- Слово Термин
относил понятие риманова пространства с текстом. В его пони-
мании, текст как определенное пространство имеет внутреннюю 1. Изначальность существова- 1. Приобретенность знания
насыщенность значением, создаваемую автором. В ходе взаимо- ния значения слова (например, (ср. хвост волны,
действия данного текста с другими, внешними, текстами внут- хвост, блуждающий нерв)
реннее пространство текста искривляется под действием прив- блуждающий)
носимых внешних смыслов. В общем смысле данная идея соот-
носится с понятием мягкости, или открытости, текста. Это свой- 2. Большая свобода, 2. Мотивированность, (фор-
ство П. А. Флоренский приписывал также терминированным вариативность мальная и семантическая зави-
текстам. (например, башмак, башмачок; симость (например, группа,
Следовательно, существенным свойством термина в це- негромкий, глухой, дальний звук) тело, кольцо – в математике)
лом является его способность быть средством специфической
экспликации нового знания. Под специфичностью в данном слу- 3. Малая информационная ем- 3. Большая информационная
чае мы понимаем создание авторской системы понятий в опре- кость ( ср.: слово точка) емкость (точка как термин).
деленной отрасли знания.
Терминология – это, в действительности, лишь одна из 4. Нет интерпретационных 4. Есть интерпретационные
актуализированных частей большого целостного явления, име- ограничений ограничения (живое вещест-
нуемого творческим научным процессом. Такое понятие терми- (живой, естественный) во, естественное тело)
нологии позволяет охарактеризовать ее как открытую и «мяг-
кую» систему.
5.Свойство универсальности 5. Свойство специфичности
Используя выражение П. А. Флоренского, назовем тер-
(может служить основой (не может служить основой
мин «культивированной единицей», специально созданной, ко-
производных единиц, напри- дальнейшей производности,
торой свойственна «наибольшая напряженность словесной ан-
мер, тело, тельце) например, тело).
тиномичности» [там же: 256]. Порожденный термин является
далеко не инертной единицей, однозначно приписанной к опре-
деленной научной системе понятий, а проявляет способность к 6. Обратимость производной 6.Невозможность обратного
варьированию в иных системах, что придает ей свойство дина- словесной единицы хода терминологизации
мизма. (возможность замены (невозможность замены
Итак, можно определить следующие различия между производного слова другим) термина словом)
словом и термином (см. табл. 2):
Термин как разновидность языкового знака имеет спе-
цифику, которую можно трактовать в двух смыслах. С одной
стороны, это рассмотрение образования термина как процесса,
отражающего индивидуальный творческий акт, а не как конеч-
ного результата данного процесса. Объектом анализа в этом

43 44
случае являются не готовые термины, а механизм их порожде-
ния. С другой стороны, поскольку термин является кодом науч-
ной мысли, динамизм процесса терминообразования можно свя-
зать с конструктивным развитием самой мысли. Новизна зна-
ния, научного поиска создает особое поле интеллектуального
напряжения, связанного с процессом вербализации научной
мысли, в чем также можно усмотреть динамизм, как источник
саморазвития. Термины в этом случае можно понимать как кон-
денсаторы смысла.
Данное мнение целесообразно подтвердить конкретными
фактами терминотворчества. В этой связи показателен пример
создания термина живое вещество В. И. Вернадским [Вернад-
ский 1989: 219], который полагал, что само по себе понятие
«живой» не создано наукой. Оно пришло в научный обиход из
жизненного опыта как создание здравого смысла в виде аксио-
матической истины, не подлежащей доказательству.
В. И. Вернадский замечает, что он сознательно не использовал в
данном случае нового термина, поскольку, по его мнению, био-
логические науки и так переполнены неологизмами, «в конце
концов приводящими не к прояснению понимания явлений, но к
их затемнению. Создавая новый термин наряду с ранее сущест-
вующими, мы тем самым оставляем в стороне работу над углуб-
лением и уточнением в понимании старых терминов. К тому же,
к сожалению, история науки показывает нам, что всякий неоло-
гизм, подобно всем другим научным терминам, скоро теряет
свою ясность, становится многозначным в понимании разных
исследователей и, не вытесняя окончательно старого термина,
создает новые проблемы, нередко чисто логического, а не реаль-
ного знания» [там же]. Таким образом, В. И. Вернадский, ис-
пользуя старое понятие «живое вещество», наполняет его новым
научным содержанием, ограничивающим многочисленные свой-
ства живого вещества только теми, которые связаны с его массой
(весом), химическим составом и энергией. Именно в таком значе-
нии живое вещество является новым термином языка науки.
Из всего вышесказанного следует, что современные
взгляды на развитие науки продолжают развивать исторически
сложившийся тезис о том, что «наука не практикует «сюрреали-
стические эксперименты» бессмысленного продуцирования слов
45
или продуцирования бессмысленных терминов. Создание нового
слова в науке или использование старого в новом контексте все-
гда отвечает определенным требованиям логики развития нового
знания» [Кулиев 1987: 9].
Термин создается в процессе научной деятельности и
становится компонентом продукта этой деятельности – научного
текста. Этот процесс можно представить с помощью таких поня-
тий, как «развернутая терминологическая номинация» –
часть текста, в которой формулируется терминологическое по-
нятие; «порождающая база термина», понимаемая как опреде-
ленный коммуникативно-текстовый комплекс, включающий
развернутую терминологическую номинацию, а также экспли-
цированные (либо имплицированные) текстовые условия поро-
ждения дефиниции и непосредственно порождающие формаль-
но-содержательные элементы; «компрессат» как речевая еди-
ница, создаваемая в процессе свертывания (компрессии) пред-
шествующей развернутой терминологической номинации.
Современный этап развития науки о термине характери-
зуется когнитивной составляющей. Термин как объект исследо-
вания рассматривается как сложное, комплексное явление в сфе-
ре научной и профессиональной деятельности. Таким образом,
эти сферы становятся определяющими факторами сущности
термина [см.: Алексеева 1998; Алексеева, Мишланова 2002].
Приоритет при этом отводится следующим принципам: деятель-
ностной природе дискурса, реализации многоаспектности языка
в структуре дискурса, личностно- ориентированному подходу,
позволяющему изучать «язык в человеке».
Принимая во внимание особенности развития концепту-
альной системы современной науки, можно прийти к выводу о
том, что в целом в характере порождения новых терминологиче-
ских единиц также произошли важные изменения: общий уро-
вень абстрактности дефиниций, обозначенных вновь порожден-
ными терминами, стал выше, а семантическая структура терми-
нов оказалась более гибкой по сравнению со структурой терми-
нов, обслуживающих потребности предшествующего знания.
46
 1. Темы для обсуждения
1. Природа науки.
2. Цель и задачи науки.
3. Проблемы современной науки.
4. Понятие языка науки.
5. Виды репрезентации научного знания в языке.
6. Терминология как вид репрезентации научного знания.
7. Понятие научного общения.
8. Специфика межъязыковой и межличностной коммуникации.
9. Роль понимания в научной коммуникации.
2. Задания
1. Обсудите понятие «научная картина мира».
2. Охарактеризуйте свойства языка науки.
3. Организуйте дискуссию по проблемам ваших научных иссле-
дований.
5. Приведите аргументы полиморфности науки.
6. Рассмотрите значение терминов в прил. 2.
47
Глава 2. Культура письменного общения
2.1. Статья как форма научной коммуникации
Любую коммуникацию можно рассматривать с точки
зрения личности, отправляющей информацию или порождаю-
щей текст, поскольку коммуникация – это прежде всего обмен
текстами. Под текстом в данном случае понимается речевое по-
строение, содержащее законченное сообщение о результатах по-
знавательной деятельности исследователя. Другой аспект каса-
ется того, что необходимость создания текста обусловлена са-
мой ситуацией, т. е. потребностью вербализации нового знания.
Научная статья представляет собой определенный вид
текста, предназначенного для коммуникации, обладающий спе-
цификой и композиционно-смысловой структурой. Цель напи-
сания научной статьи соотносится с поиском решения одной из
актуальных проблем науки или с описанием преимущества како-
го-либо аспекта (взгляда) изучения объекта исследования. Науч-
ная статья, как правило, имеет полемический характер, посколь-
ку в ней выражается новое знание, которое объективируется и
доказывается с помощью новой системы методов. Статья вклю-
чает формулировку проблемы, цель и задачи исследования,
обоснование нового взгляда и его доказательство с помощью
эмпирического материала, эксперимента или умозаключения.
В научной статье учитываются общие установки научно-
го исследования, включающие предметно-понятийный компо-
нент (материал научного исследования), методологический ас-
пект знания (способ формирования понятий) и оценочный ас-
пект знания (ценностная ориентация субъекта познавательной
деятельности в общем фонде научного знания [см.: Котюрова
2010: 37–39].
Основным принципом написания статьи является логич-
ность, выражающаяся в последовательности развития идеи, эво-
люции объекта исследования. С помощью логики понятия объе-
диняются в суждения, суждения – в умозаключения, умозаклю-
чения – в логемы, логемы – в концепцию [Котюрова 2010: 42].
Содержание научной статьи отражает этапы познава-
тельной деятельности: формирование познавательного про-
48
странства темы исследования, выявление проблемы, требующей
научного решения, оценка актуальности проблемы, выдвижение
гипотезы исследования, поиск аргументов и доказательств,
обобщение результатов исследования [см.: Котюрова 2012: 5]. С
учетом этого разрабатывается структура научной статьи: анно-
тация, введение, основная часть, заключение, библиография. На
английском языке она выражена следующими терминами: anno-
tation, key words, introduction, main part, conclusion, reference.
Исследователи научного текста полагают, что научная
статья имеет свой сюжет, включающий «завязку», т.е. вводную
часть, «развитие сюжета», разнообразные логические ходы, по-
лемику, аргументацию и т.п., «кульминацию» в виде заключения
[Рябцева 2005: 467].
Статья может принадлежать одному из жанров: собст-
венно научному, обзорному, проблемно-постановочному, науч-
но-популярному и др. [см.: Стилистический энциклопедический
… 2003: 57–66]. Структура научной статьи способствует выра-
жению актуальности рассматриваемой проблемы.
Существует мнение, что когнитивный стиль англоязыч-
ной статьи «обладает базовыми характеристиками, отличающи-
ми его от других когнитивных стилей, а именно: толерантность
к адресату, популяризация изложения, диалогичность, ориента-
ция на ясную форму изложения. Данные характеристики саксон-
ского стиля позволяют представить англоязычный научный
текст как текст, имеющий в качестве прагматической доминанты
установку на оптимальное представление нового знания адреса-
ту» [Сафроненкова 2014: 6]. Под когнитивным стилем автор по-
нимает каноничный нормирующий образец, задающий способ
постановки научных проблем, аргументации и представления
нового научного знания [там же: 9]. Указанная специфика анг-
лоязычного научного текста обусловливает методику написания
статьи на английском языке, направленную на создание текста с
ясно выраженной научной идеей и четким стилем. Все это пре-
допределяет использование метаязыка, отличающегося употреб-
лением смягчающих критическую оценку конструкций, стерео-
типных конструкций, поясняющих субтекстов, толкований, па-
рафраз и т.п.
49
Поскольку структуру научной статьи можно определен-
ным образом структурировать, то в научном языке формируются
также стереотипные единицы, помогающие организовать рассу-
ждение и доказательство (см. Прил. 1 данного пособия). В сово-
купности подобные метаединицы образуют схему построения
научного текста [см.: Рябцева 2005: 464–478]. Отмечается, что
помимо языковой функции эти единицы выполняют ментальную
функцию, замещая логику научного рассуждения. По мнению
Н. К. Рябцевой, метаединицы, взаимодействуя с другими сред-
ствами организации рассуждения, облегчают восприятие текста
адресатом, поскольку придают определенность рассуждению и
снимают его возможную неопределенность [там же: 471].
Известно, что этапы научно-познавательной деятельно-
сти имеют общенаучный и объективный характер. В языковом
плане это выражается в использовании уже известных стерео-
типных средств выражения смысла. «Совокупности стереотип-
ных единиц, объединенных в смысловом отношении, формиру-
ют такие свойства (или текстовые категории), как логичность
речи, связность речи, рациональную оценку, диалогичность речи
и др., которые объединяются в категориальный параметр текста»
[Котюрова 2012: 5]. Логичность научной речи выражается в оп-
ределении понятий, категорий, свойств изучаемого объекта.
Связность соотносится с характеристикой объекта исследования,
выражающейся в сравнении и сопоставлении с другими объек-
тами, в выявлении отношений, причинно-следственной связи,
его закономерностей и особенностей. Оценка научного знания
играет большую роль, связанную с ориентацией автора статьи в
старом и новом знании [там же: 25]. Она регулирует усвоение
научного знания, стимулирует выдвижение идей и гипотез, мо-
тивирует программу познавательных действий.
Исследователи языка науки отмечают его противоречи-
вый характер, поскольку он «строится по эталонам, общим для
всех специалистов, но при этом выражает индивидуальную по-
зицию исследователя, как бы он не стремился к «безличностно-
объективному» изложению своих представлений о соответст-
вующих фрагментах реальности» [Гусев 2008: 291].
Глобализация, затронувшая многие сферы социальной
жизни, включая науку, «связана своими когнитивными меха-
50
низмами с универсализацией определенных человеческих спо-
собностей: научного мышления, конструктивно-практической
активности, трансценденции как выхода за пределы границ»
[Крымский 2003: 11]. Основываясь на этом суждении, можно
заключить, что одним из способов выстраивания диалогичности
научного текста являются универсальные механизмы трансля-
ции знания, репрезентируемые непосредственно в языке изло-
жения.
2.2. Способы выражения научного знания в языке
Известный исследователь языка науки М. А. К. Хэллидэй
считал, что любое знание существует в форме текста как усло-
вие семантизации любого научного опыта [Halliday 2004: 25].
Исследователь вывел правила конгруэнтности знания и языка:
Congruence in status (elements)
semantic grammatical
thing (entity) noun (/nominal group)
quality adjective (in nominal group)
process verb (/verbal group)
circumstance (1) adverb(/adverbial group)
circumstance (2) prepositional phrase
minor process preposition
relator conjunction
[ibid.: 40]
Язык науки М. А. К. Хэллидэй понимал как воплощен-
ную научную деятельность: ”By the language of science I mean the
various forms of discoursing which the activities of ‘doing science’
are carried out” [Halliday 2004: 49]. По его мнению, знание во-
площается в тексте с помощью грамматики, которую он называ-
ет теорией опыта, моделирующей отношения человека и окру-
жающего мира [ibid.: 51].
В современной лингвистике изучение языка опирается на
две доминирующие концепции. В рамках первой концепции
язык рассматривается в непосредственной связи с познанием.
Исследователи языка трактуют сущность языка в тесной связи с
51
практической деятельностью человека. Это определяет деятель-
ностный характер лингвистических исследований. Второй ас-
пект изучения языка предполагает глубинное философское про-
никновение в суть языковых процессов и формирует простран-
ство философствования [Степанов 1995: 35].
Вербализация нового знания – сложнейший творческий
процесс. Причем этот процесс имеет два аспекта: с одной сторо-
ны, это адекватная словесная обработка нового знания, с другой
– адекватная передача информации коммуниканту. Как и любой
другой творческий процесс, вербализация нового знания носит
не линейный, а конструктивный характер. Средствами осущест-
вления данного процесса является язык, интеллект и социальный
опыт исследователя. Именно в сфере единства языка, интеллекта
и социального опыта происходит порождение научной речи. Со-
единение всех трех компонентов (своеобразный резонанс) вы-
ражается в создании текста на основе владения естественным
языком. В нашем понимании, данный процесс имеет как объек-
тивное, так и субъективное экстралингвистическое содержание.
Задачи научного исследования имеют комплексный ха-
рактер. По мнению А. А. Ивина [Ивин 2005: 29–35], они состоят
из обоснования идей и результатов анализа и рационализиро-
вания мира с помощью выдвигаемых в научной работе концеп-
ций и взглядов. Данные понятия, как отмечает автор, остаются
неразработанными в современной методологии науки.
В общем смысле обоснование понимается как аргумен-
тация, доказательство или критика теорий. Под рационализиро-
ванием понимается «набрасывание» на реальность сети науч-
ных, строго определенных и связанных между собой понятий.
Данный процесс помогает понимать, объяснять и предсказывать
дальнейший путь развития научной мысли [Ивин 2005: 30]. Та-
ким образом, рационализирование осуществляет связь между
теорий и реальной действительностью, характеризующую дву-
сторонний тип отношений. «С одной стороны, теория черпает в
изучаемых ею предметных отношениях свое обоснование. Это
движение от предметного мира к теоретическому всегда допол-
няется обратным движением – от теоретического мира к пред-
метному, или рационализированием» [там же].
52
 В научном творчестве обоснование и рационализирование
оказываются взаимодополняющими процессами. В любом иссле-
довании разрабатываемая теория обосновывается реальными
процессами, и, наоборот, реальный мир осмысляется с помощью
системы представлений, помогающих раскрыть суть явлений.
Любая выдвигаемая идея обосновывается с помощью
имеющихся теоретических основ. Этот процесс, занимающий
центральное место в научном исследовании, имеет сложную
комплексную структуру, содержащую цепочку логических умо-
заключений.
Рационализирование включает две операции: объяснение
и понимание. Большую роль в языке науки и научной коммуни-
кации играет понимание научного знания. Понимание – это вид
мыслительной деятельности, свойственный реципиентам любого
типа текста. Мы не можем воспринимать текст, не понимая его.
Существуют разные трактовки понимания: логико-
лингвистическая трактовка (Л. Г. Васильев), понимание как пе-
ревод (Р. Якобсон, Э. Сепир, И. Э. Клюканов), герменевтическая
трактовка (Г. И. Богин, Н. Л. Галеева), когнитивная трактовка,
т.е. понимание как построение ментальной модели (П. Джонсон-
Лэйрд, Т. ван Дейк, У. Кинч, Е. С. Кубрякова, А. П. Чудинов и
др.), психолингвистическая трактовка (А. А. Залевская), психо-
поэтическая (В. А. Пищальникова).
Понимание научного текста предполагает полное освое-
ние смысла научного текста, а также создание предпосылок по-
рождения нового научного знания. Пониманию научного текста
способствует его специфика, заключающаяся в том, что он име-
ет эксплицитную форму выражения смысла (нет подтекста), диа-
логический (объективация знания) и метафорический характер
(метафора «работает», проецируя на то, что мы должны понять),
аргументативную природу (доказательство, обоснованность
смысла), включает апелляцию к старому знанию. Большое значе-
ние в научной коммуникации имеет обоснование собственных
взглядов, строящееся на умении убеждать в истинности выдви-
гаемых суждений. Этот процесс принимает форму аргументации.
Сложность понимания научного текста можно рассмат-
ривать в двух смыслах. С одной стороны, научный текст, входя-
щий в систему специальных текстов, имеет закрытый концепту-
53
альный характер из-за содержащегося в нем «концептуального
барьера» (термин В. В. Налимова). С другой – научный текст
ярко выражает индивидуальную речевую манеру его автора.
Проблема понимания научного текста в настоящее время
приобрела особую актуальность [Алексеева 2006; Дроздова
2003; Кубрякова 2004; Налимов 1972, 1974; Павиленис 1987 и
др.]. Как отмечают исследователи, по мере развития наука по-
степенно превращается в кодовую систему с очень емким со-
держанием для каждого кодового знака [Налимов 1972]. Стрем-
ление науки к более емкой кодификации еще более удаляет язык
науки от обыденного языка, делает его более специальным, за-
крытым. Поэтому выявление смысла научного текста даже для
специалиста перерастает в очень серьезную проблему. Данная
проблема входит в предмет исследования многих наук: психоло-
гии, герменевтики, логики, философии и др. В лингвистике про-
блема поиска смысла научного текста приобретает большую ак-
туальность, поскольку именно в лингвистике наблюдается пери-
од смены научной парадигмы.
Рассмотрим, каким образом в результате сугубо интел-
лектуальных процедур объем воспринимаемой информации на-
учного текста увеличивается. В ходе изложения данной пробле-
мы используются два базовых понятия: интерпретация и науч-
ный текст. Рассмотрим содержание первого термина. В самом
общем виде интерпретацию научного текста можно определить
как один из способов изучения индивидуального мышления. Ин-
терпретация дает возможность прослеживать логику построения
научных суждений, выявлять структуру научных постулатов и
правила вывода, способы верификации высказываний. Интер-
претация помогает упорядочить мнение интерпретатора относи-
тельно воспринимаемого научного текста [Алексеева 2003; Дэ-
видсон 2003; Мурзин 1985 и др.].
В настоящее время осмысление языка науки происходит
очень быстрыми темпами. Какие задачи в связи с этим призвана
решать интерпретация научного текста? Прежде всего – выявле-
ние смысла научного текста. Под смыслом в данном исследова-
нии понимается то содержание текста, которое определяется
связями исходных терминов с другими языковыми знаками
внутри и за пределами данного конкретного текста (по Р. Барту,
54
смысл – это актуальная форма внешнего внеязыкового отноше-
ния знаков). В других терминах смысл – это перевод чужих
мыслей на язык своих собственных. «Субъект не может иметь
мыслей, если он не переводит речь другого» [Дэвидсон 2003:
224]. Таким образом, интерпретация научного текста – это пере-
вод одной схемы в другую человеком, принадлежащим другой
концептуальной схеме.
Цель интерпретации научного текста – достичь понима-
ния текста, в котором формируется новое научное знание. В от-
личие от прошлых научных традиций, в настоящее время термин
«понимание» определяется не столько как умение установить
набор дифференциальных признаков объекта, сколько как спо-
собность построить действующую модель явления или объек-
та. В отличие от интерпретации художественного текста, допус-
кающей множественность, субъективность, интерпретация на-
учного текста более ограничена уровнем свободы толкования,
поскольку она имеет цель упорядочить и объективировать науч-
ное знание. Интерпретация научного текста должна давать на-
учные результаты: она предполагает дальнейшее конструирова-
ние или развитие научной теории.
Интерпретация – это создание метатекста. Основу мета-
текста могут составлять различные структуры (модели): языко-
вые, логические, образные и т.д. Что является основой метатек-
ста в случае интерпретации научного текста?
Традиционная методика интерпретации дает на этот во-
прос однозначный ответ: в основе интерпретации научного тек-
ста лежат термины, т.е. языковой материал (языковые модели).
Действительно, термины – это основные компоненты (языковой
материал) научного текста. В этом смысле интерпретацию науч-
ного текста можно назвать языковой, поскольку ее целью явля-
ется выяснение значения термина (в широком смысле вербаль-
ного текста).
Однако большую значимость имеет осознание другой сто-
роны научного текста – когнитивной [Величковский 2006; Кубря-
кова и др. 1996; Мишланова 2001, 2002]. Известно, что в основе
научного текста лежит продукт когнитивной деятельности, т.е.
любой научный текст актуализирует концепт, концентрирован-
ный сгусток научной мысли. Таким образом, теоретической осно-
55
вой интерпретации научного текста является идея воплощения в
научном тексте двух начал: языкового и когнитивного.
Традиционная методика интерпретации научного текста
учитывала в основном два аспекта интерпретации: языковой и
коммуникативный. Когнитивный аспект лишь декларировался.
В данном случае не ставится вопрос о том, в какой степени тот
или иной подход адекватен для интерпретации текста; не акцен-
тируется мысль о том, что данные аспекты являют собой «яв-
ное» и «скрытое», внешнее и внутреннее, настоящее и вообра-
жаемое. На эти вопросы трудно ответить. Нами делается попыт-
ка показать, какой из этих аспектов порождает лучшие условия
для возникновения новых идей. Здесь не утверждается, что один
способ интерепретации заменяется другим. В нашем представ-
лении, это две взаимно дополняющие формы интерпретации на-
учного текста.
Соотношение языкового и концептуального начал явля-
ется очень сложной общенаучной проблемой. Для нас же суще-
ственным является только один момент: концептуальное пред-
ставляется в языковом не в полной мере. Слово (иначе говоря,
языковой материал) представляет концепт не полностью. В на-
учном тексте значения слов передают (актуализируют) лишь
коммуникативно необходимые концептуальные признаки. Сле-
довательно, интерпретируя научный текст на языковой основе,
мы можем получить определенное недопонимание. Слово, в оп-
ределенном смысле, является лишь средством доступа к концеп-
туальному знанию, которое позволяет выйти на мыслительные
структуры. Многие исследователи, в частности Д. Дэвидсон
[2003], полагают, что ни язык, ни мышление нельзя полностью
объяснять друг через друга, ни то ни другое не является приори-
тетом с когнитивной точки зрения.
Более того, процедура выявления смысла предполагает
обращение не столько к тексту, сколько к смысловой структуре
самой личности [Новиков 2001: 179.]. Природа научных моделей
индивидуальна, поскольку они в отличие от законов природы не-
однозначны, один и тот же фрагмент действительности может быть
описан разными исследователями при помощи разных моделей.
Кроме того, термины ввиду своей конвенциональной
природы имеют смысл в рамках только одной отдельной теории.
56
При переходе в другую теорию они изменяют свои значения или
условия применимости. Это также может привести к непонима-
нию. Именно данное свойство термина позволило в свое время
Т. Куну [Кун 2002] судить о несоизмеримости теорий в науке.
Интерпретация в этом смысле есть поиск соизмеримости теорий.
Принимая все это во внимание, можно утверждать, что интер-
претация требует моделирования, а не поиска значений терми-
нов по словарям. Таким образом, научный концепт не привязан
к словарной единице, он может передаваться сколь угодно
сложными в языковом отношении образованиями. Научный
концепт принадлежит семантике многих текстов, он интертек-
стуален. Поэтому языкового материала оказывается явно недос-
таточно для интерпретации научного текста.
Более адекватным основанием для интерпретации науч-
ного текста в этом плане оказывается концептуальная струк-
тура. По Р. И. Павиленису, никакая вербальная формулировка
не может исчерпать соотносимого с ним содержания, в то время
как концептуальная структура, присутствующая при любом акте
интерпретации, представляет собой основной контекст интер-
претации как языковых, так и неязыковых знаков. Возможность
(зависимость содержания интерпретации) интерпретации текста
на основе определенной концептуальной структуры он назвал
индексальностью [Павиленис 1987: 40].
Таким образом, концептуальные структуры – это знаки
другой (неязыковой) природы. Если в основу интерпретации на-
учного текста положить знаки другой природы (например, схе-
мы, модели), то в этом случае может быть достигнуто более
полное понимание, поскольку концептуальные различия полу-
чаются минимальными, «незатемненными» семантикой слов.
Целью интерпретации научного текста на основе схем, моделей
является создание общей системы координат, т.е. своего рода
соразмерности (соизмеримости) понимания. Модель в отличие
от языкового знака не требует исчерпывающего представления
содержания образа. Она строится по типу доминантности [Но-
виков 2001].
Остановимся непосредственно на элементах, составляю-
щих основу когнитивной интерпретации научного текста. В раз-
личных теориях эти элементы номинируются по-разному: се-
57
мантика «невидимого», скрытого (С. С. Гусев), «отсутствую-
щая» действительность, или «присутствие отсутствующего»
(В. В. Малявин), «образные схемы» (Дж. Лакофф), «концепту-
альные схемы» (У. Куайн). Лингвисты многих направлений
склонны считать, что концептуальные схемы (ментальные моде-
ли) являются способами организации опыта, системами катего-
рий, актуализированными в тексте.
В лингвистике первые шаги по моделированию языка
были сделаны не лингвистом, а математиком, В. В. Налимовым
[Налимов 1974]. В отечественной лингвистике проблему моде-
лирования текста исследовал Ю. Н. Тынянов [Тынянов 1965]. Он
уделял внимание различным графическим фигурам, играющим
роль «эквивалента» содержательного текста. Ю. М. Лотман от-
мечал, что пространство в тексте есть язык моделирования, с
помощью которого могут выражаться любые значения, коль
скоро они имеют характер структурных отношений [Лотман
1996]. Поэтому пространственная организация есть одно из уни-
версальных средств построения любых культурных моделей.
Другим базовым понятием является научный текст. Науч-
ный текст – это когнитивное образование, являющееся результа-
том переработки исследователем информации о его познании ми-
ра. Интерпретация научного текста также выступает для исследо-
вателей знанием, поскольку интерпретаторы тоже ищут смысл,
результаты переработки информации, воплощенные в тексте.
Выявить концептуальные схемы в тексте сложно, поэто-
му ученые-профессионалы изначально стараются отгородить
смысл от ненадежных способов его презентации. Осуществляет-
ся это при помощи фундаментальной метафоры, обеспечи-
вающей надежность понимания.
В основу научного текста заложена индивидуальная мен-
тальная модель. Известно, что природа индивидуальных моде-
лей метафорическая:
1) метафора хорошо соотносится с понятием метатек-
ста по параметру производности, она позволяет на-
звать то, что еще не кодифицировано в языке науки;
2) метафора благодаря своей природе легче и быстрее
пробуждает и стимулирует мысль;
3) метафора – средство понимания;
58
 4) создавая контекст тождества, метафора заставляет 2) Авторы-исследователи, главной задачей которых яв-
учитывать условный характер тождества, обращать ляется производство новых знаний о мире, постоянно стремятся
внимание на «скрытые» неявные возможности пред- ограничить рамки возможных истолкований. Они пытаются
ставления явлений. компактным образом представить знание. Эту роль выполняют
Каждый этап развития всеобщего знания связан со сме- схемы. Ученый-специалист отличается от неспециалиста не
ной глобальной метафоры (эпистемы, по М. Фуко). Так, в основе столько большим объемом знания, сколько видением скрытых
самой древней метафоры лежало сопоставление человека с объ- связей между явлениями, что позволяет ему глубже понимать то
ектами природного мира: подобное познается подобным. Позд- или иное явление.
нее данная метафора трансформировалась в объекты, которые Покажем технику моделирования на конкретном приме-
были созданы самим человеком в результате того, что человека ре интерпретации статьи В. В. Налимова «Наука и биосфера:
стало интересовать уже не столько природное, сколько им же опыт сравнения двух систем» [Налимов 1970].
творимое. В поле зрения человека попали инструменты, средст-
ва производства искусственных объектов. Появляется «машин- Концепт
ная» метафора. Затем метафора «внутреннего мира» человека. организация науки
Этот процесс очень длительный. Большинство исследователей ↑
до определенного времени не осознает новизну новой метафоры Новое
из-за инерции прошлых установок. Современная наука давно
↑ ↑
уже использует принцип дополнительности. Это тоже одна из
явное ↔ противоречивое
причин широкого распространения метафоры в науке. Попадая в
удаление от обычного языка прямое (конфликт)
новую систему связей, концепты обнаруживают ранее не выра-
усложнении кода апофатическое (от обратного)
женные смыслы.
макроорганизм не рост кристалла ассо-
Идея «технологии» интерпретации научного текста ос-
циативный язык не алгоритм случайный характер
нована на модели языка В. В. Налимова, которая определена им
косвенное (метафора, «как если бы») способность к адаптации
как непрерывная функция распределения смысловых значений
вавилонская трудность мутация
(в отличие от предельных неделимых смыслов). Для уяснения
фильтры давление внешних факторов генератор случая
смысла интерпретации нам необходимо обратить внимание на
на внутренние генетический код
два положения:
переоценка ценностей интеллектуальная
1) Адекватность интерпретации научного текста зависит
индустрия
от того, насколько полно интерпретатор осознает различие в
понимании одной и той же объективной реальности, насколько ↑ ↑
быстро он это воспринимает. Интерпретатор начинает более яв- неявное ↔ старое
но и четко понимать сущность своих собственных целей и некоторый непонятный наука – неживая система
взглядов, он находит в исходных схемах свою позицию. Но, механизм складирование знания
вместе с тем, интерпретатор начинает испытывать давление ис- специальный язык сверхлогическое мышление
ходного текста на свои взгляды, и, как следствие этого, он вы- различие внешних и внутренних нерасчлененность
нужден каким-то образом деформировать свои собственные факторов
убеждения (процесс адаптации).
Первая линия суждений Вторая линия суждений

59 60
 Данную схему можно назвать образной. Образная схема
– это своеобразное «повторение труда, вложенного автором»
[Бибихин 2002: 107]. Учитывая индивидуальный характер науч-
ного творчества, можно приписать индивидуальный характер и
самой схеме. Как строится подобная схема? Она создается глав-
ным образом конструктивными способностями интеллекта ин-
терпретатора. Прежде всего, данная схема является результатом
осознания цели и задач исследования автора. При создании мо-
дели сравниваются идеи по отношению к постановке конкрет-
ных задач, анализируются способы актуализации неявного зна-
ния. Исходный вербальный знак трактуется как возможный след
мысли. При интерпретации также учитывается базовая схема
научного произведения – движение от старого к новому. В це-
лом можно соотнести базовую схему научного произведения с
образной моделью пути, описанной Дж. Лакоффом [Лакофф,
Джонсон 2005]. В соответствии с данной моделью существует
место, источник движения (в нашем примере – это старое зна-
ние), последовательность этапов, соединяющих начальный и
конечный пункты. Структурные элементы: источник (исходный
пункт), назначение (цель), путь (этапы). Базовая логика: наука
находится в постоянном движении, проходит путь от старого к
новому, наука доказательна, неявное знание становится явным.
Логика данной статьи показывает, что автор использует
две линии суждения, идущие снизу вверх: а) создание нового
знания путем трансформации неявного знания в явное, б) путем
противопоставления старого знания новому. Первая линия суж-
дений связана с тем, что в науке очень долго сохраняется эффект
«странности», т.е. процесс адаптации новых идей происходит не
быстро. Цель анализируемой статьи сократить временной период
адаптации идеи развития науки при помощи метафорического
представления процесса трансформации неявного знания в явное.
Вторая линия суждений показывает, что любое научное
открытие – это не столько снятие вопросов, сколько их услож-
нение. Трансформация старого знания в новое приводит к воз-
никновению совершенно новых, более сложных смыслов. Эти
две линии трактуются нами как способы передачи авторских
идей, помимо этого данные линии одновременно способствуют
61
раскрытию возможностей других идей, не представленных в из-
лагаемой концепции в явном виде.
Интерпретация научного текста – это интенсиональный
анализ взаимоотношений концептов, которые не представлены в
тексте однозначно словами или терминами, т.е. значение кон-
цептов не сводится к сумме значений терминов. Техника интер-
претации научного текста основана на одной из глобальных ме-
тафор науки, а также на одной из имеющихся образных моделей.
2.3. Компрессированные научные тексты
(аннотация, тезисы, реферат)
В современной теории текста внимание уделяется раз-
вернутым (полным) текстам. В реальных процессах научной
коммуникации используются не только полные, развернутые
тексты-статьи, но и их сокращенные, компрессированные, се-
мантические эквиваленты в зависимости от цели общения (тези-
сы, рефераты, аннотации, ключевые слова). «Текст, являясь про-
дуктом речевой и коммуникативной деятельности, в то же время
в свернутом виде содержит динамику своего развертывания, по-
чему и может служить объектом изучения его порождения и ин-
терпретации рядом научных направлений языкознания» [Котю-
рова 2010: 32–33]. Роль компрессированных текстов в научной
коммуникации нельзя недооценивать.
В число компрессированных текстов входят: аннотация,
тезисы, реферат и др. «Аннотация кратко информирует о со-
держании и структуре произведения, эксплицирует центральную
проблему исследования, репрезентирует цели и задачи автора, а
также намечает перспективу развертывания основного текста»
[Стилистический словарь 2003: 60].
Тезисы – это кратко сформулированные положения ис-
ходного развернутого текста. В этом смысле содержание тезисов
отличается большой семантической сгущенностью и насыщен-
ностью. Задача тезисов – ознакомить участников научной кон-
ференции (симпозиума, ассамблеи, форума и т.д.) с темами
предстоящих презентаций с целью подготовки и развертывания
дискуссий и обсуждений представленных докладов. Написание
тезисов предполагает использование правил и требований к сти-
62
лю, грамматике и лексике текста. Требования к стилю изложе-
ния заключаются в недопустимости использования эмоциональ-
ной лексики, инверсии, эллипсиса, восклицаний и др. Текст ан-
нотации включает большое количество терминов, которые
должны пониматься, иметь ясную семантику и соответствовать
общей идее исследования.
Реферат представляет собой компрессированное по фор-
ме, но насыщенное по содержанию изложение основного науч-
ного произведения. Реферат выделяется среди прочих компрес-
сированных текстов наибольшей информативностью и выполня-
ет функцию первичного текста [см.: Стилистический словарь
2003: 63–66].
Понятие компрессии текста формировалось в рамках
пермской лингвистической школы в исследованиях
Л. Н. Мурзина [Мурзин 1979] и Л. В. Сахарного [Сахарный
1982, 1986, 1988]. Ими компрессия понималась как семантиче-
ская и формальная перестройка лингвистических единиц в тек-
сте при компактном описании внеязыковой ситуации [Мурзин
1979: 36]. Причем компрессия, как полагал Л. Н. Мурзин, не за-
трагивает передаваемую информацию, поэтому полный и ком-
прессированный тексты информационно тождественны. Ком-
прессия связана лишь с языковыми средствами описания кон-
кретной ситуации. Л. Н. Мурзин соотносит компрессию с двумя
параметрами языка: синтагматикой (развернутое языковое вы-
ражение) и парадигматикой (свернутое языковое выражение). В
языке существует возможность субституции, т.е. замены одного
способа выражения на другой. Поэтому компрессия – естествен-
ный процесс функционирования языка и речевой деятельности.
Понятие компрессии обусловлено таким свойством тек-
ста, как цельность, под которой понимается функционально-
коммуникативная соотнесенность текста с объектом описания
[Сахарный 1986: 92]. Цельность текста может создаваться на
основе разной степени детализации (перефразирование, толко-
вание, дефиниция и др.) или развернутости языковой структуры.
Отсюда и различные по объему тексты: полные и свернутые
(компрессированные). В этом смысле «цельность как явление
парадигматической природы выходит за рамки одного текста и
характеризует всю динамическую парадигму реально зафикси-
63
рованных и потенциально возможных текстов, синонимичных
данному, – от развернутых сложных текстов до текстов-
примитивов» [там же: 93]. Принимая это во внимание, можно
воспринимать текст как «определенным образом организован-
ную форму, связываемую с содержанием, которое может быть
более или менее диффузным и вариабельным» [Сахарный 1986].
Будучи самостоятельными текстами, они в полной мере
достигают коммуникативной цели – получения информации,
поскольку обладают цельностью, инвариантной полному раз-
вернутому тексту. Кроме того, компрессированные тексты ис-
пользуются как основы будущих развернутых текстов. Это вид-
но на примере соотношения аннотации и соответствующего ей
полного развернутого текста. Как отмечает Е. С. Кубрякова,
«эти тексты обозримы и наблюдаемы в самых мелких их дета-
лях. Они обладают четко выраженными пределами: началом,
концом и тем, что помещается между ними. Они демонстрируют
тем самым такие важные характеристики текста, как его отдель-
ность, выделенность, формальная и семантическая самодоста-
точность, тематическая определенность и завершенность» [Куб-
рякова 2004: 515].
Компрессия текста может иметь различную глубину, от-
сюда – различные текстовые продукты компрессии: реферат,
аннотация, ключевые слова. Исходя из структуры компрессиро-
ванных текстов, можно выявить их типологии. Так, компресси-
рованные тексты без видов связности можно назвать набором
ключевых слов. Усложнение синтаксических связей внутри
компрессированного текста позволяет создавать иные разверну-
тые тексты [см.: Сахарный 1986].
Структура развернутого текста представляет собой
сложную темо-рематическую последовательность. При состав-
лении компрессированного текста исходная цепочка связей уп-
рощается. Компрессия идет двумя путями: синтагматическим
(устранение пояснений, парафраз, толкований) и парадигмати-
ческим (использование генерализации, синонимии и т.п.).
Компрессия проявляется также на лексическом уровне.
Любое производное слово всегда соотносится с синонимичным
ему словосочетанием. В этом заключается «синтаксичность»
64
слова, представляющая собой «универсальное, фундаментальное
свойство слова, определяющее характер и типологию словооб-
разовательных процессов, и, в конечном счете, структуру произ-
водных слов» [Сахарный 1977: 27]. Процесс создания производ-
ного слова распадается на два этапа: образование составного
наименования как результата развертывания текста и «универ-
бизация», т.е. свертывание контекста [там же: 28].
Ключевые слова, будучи изолированными универбами,
характеризуются отсутствием синтаксических связей. Они ука-
зывают на тему высказывания в целом. Ключевые слова, как
правило, выражают основной смысл высказывания. В научном
тексте ключевые слова отражают специфику объекта познания,
его свойства, характеристики, а также подчеркивают его новиз-
ну. Ключевые слова формируются следующим образом: текст
делится на подтексты, которые получают свои наименования.
К каждому развернутому тексту можно создать набор
ключевых слов различного объема (15 слов, 10 слов и т.д.). В
отдельных случаях компрессия текста приводит к созданию од-
ного основного ключевого слова [см.: Сахарный 1988: 28]. Такое
слово соответствует ядру полного развернутого текста. Основ-
ное ключевое слово оказывается самым частотным словом в раз-
вернутом тексте. Л. В. Сахарный считает, что процесс формиро-
вания набора ключевых слов идет от выявления основного слова
и подбора к нему слов-характеристик, которые в совокупности
дают набор ключевых слов, образованный по принципу «куста»
[там же]. Большое значение для методики формирования набора
ключевых слов имеет знакомство с понятиями актуального чле-
нения предложения. Как отмечает Л. В. Сахарный, в тематиче-
скую часть развернутого текста попадает до 70% всех ключевых
слов [там же: 29].
В компрессированных текстах актуализируется такое
свойство научной речи, как отвлеченно-обобщенность [Котюро-
ва 2012: 4–5]. Данное свойство позволяет автору представить
модель (схему) научно-познавательного процесса.
65
2.4. Темы для обсуждения
1. Что такое наука?
2. Характеристики языка науки.
3. Понятие научного текста.
4. Принципы научной коммуникации.
5. Механизм компрессии текста.
6. Виды компрессированных текстов.
7. Понятие ключевых слов.
2.5. Задания
Раздел I
Задание 1. Прочитайте аннотацию на английском языке и вы-
явите особенности данного типа текста.
Methods and principles of translation of scientific texts
Abstract
Modern discussions about methods of translation of special texts
concern the scientific knowledge transfer into the target text. Howev-
er, the issues of translation of scientific texts have been mostly consi-
dered from the point of view of terminological difficulties. We found
out that logic as the carrier of knowledge has received little attention
from the researchers, although there is a general tendency in transla-
tion studies towards cognitive strategy (Knowledge Systems and
Translation, 2005). The main tenet of the translation method is fo-
cused on logic as the epistemological factor of translation methodol-
ogy. It is based on the assumption that the scientific text contains two
types of logic: external logic that fulfills interpretative function and
internal logic that helps to prove the assumption. Guided by this,
translators seek to preserve in translation the generic logic of ST, thus
allowing TT readers access to the new knowledge.
The comparative analysis of G. Lakoff, M. Johnson “Metaphors We
Live by” and its translation enables us to suggest methods of transla-
tion, focusing on logic. In fact, the methodology of scientific texts
translation may be called venatic, giving the possibility to trace the
use of knowledge by the author.
66
References
Hatim Basil, Mason Ion, 1990, Discourse and the Translator. Long-
man Group UK Ltd.
Bell Roger T., 1991, Translation and Translating: Theory and Prac-
tice. Longman Group UK Ltd.
Knowledge Systems and Translation, 2005 / edited by Helle V. Dam,
Jan Engberg, Heidrun Gerzmisch-Arbogast. Berlin.
Задание 2. Выявите формы языковой репрезентации научного
знания в аннотации.
Задание 3. Рассмотрите виды компрессии текста.
Задание 4. Найдите термины в аннотации.
Задание 5. Дайте свои дефиниции выявленным терминам.
Раздел II
Задание 1. Прочитайте два вида научного текста: статью и анно-
тацию (текст 1 и текст 2). Выявите разницу языковой репрезен-
тации научного знания в данных видах научного текста.
Текст 1
Designing and Implementing Strategies of Global, Multilingual
“Disaster Communication”
Natural disasters (earthquakes, tsunamis, volcano eruptions, etc.) as
well as human-induced disasters (oil-spills, nuclear disasters, etc.) are
events that are increasingly communicated and discussed in global,
trans-cultural discourse situations in mass media, scientific discus-
sions, and many other social contexts. After a multi-annual research
programme that started in 2001, including 2 EU-projects and several
national projects, is now time after 10 years to take stock of the re-
search results and now they are being implemented and “translated”
into practice in the form of an online multilingual terminology data-
base on risk management, an 8-language dictionary of risk manage-
ment, a multilingual parallel corpus on this topic, and a range of pub-
lications on the research into the particular “language of risk”, the
67
special nature of concepts in disaster management due to its inherent
multi- and trans-disciplinarity as well as due to cultural differences in
conceptualizing what a disaster actually is and what risk actually
means to people all over the world.
In addition to a presentation of the research results in applied LSP-
research, terminology work, lexicographical activities, and domain-
specific corpus linguistics, the paper will report on ongoing research
work and will give an outlook into future research perspectives.
With this multi-domain, multi-cultural, multi-language, and multi-
disciplinary approach, a lesson is to be learned for theoretical, me-
thodological and empirical developments towards an integrative and
trans-cultural approach to LSP in general [Budin 2011].
Текст 2
DESIGNING AND IMPLEMENTING STRATEGIES OF
GLOBAL, MULTILINGUAL “DISASTER
COMMUNICATION”
Introduction and overview
First, I would like to explain the motivation and history of the re-
search project. Then I discuss in detail 3 fundamental concepts,
namely the concepts of risk, disaster, hazard with some results of the
terminological analysis. On the basis of this I will continue to present
the research design of the projects in this thematic cluster, focusing
on the research interests we have been pursuing, some of the relevant
theories we have been using, and the methods we have applied for
the investigations. The next chapter will present empirical data and
research results. Finally, I will discuss some of the interim conclu-
sions and an outlook for ongoing and future research including the
design and implementation of communication strategies for the topic.
Motivation and history of the research project
Natural disasters (earthquakes, tsunamis, volcano eruptions, etc.) as
well as human-induced disasters (oil spills, nuclear disasters, etc.) are
events that are increasingly communicated and discussed in global,
68
trans-cultural discourse situations in mass media, scientific discus-
sions, and many other social contexts. After a multi-annual research
programme that started in 2001, including 2 EU-projects and several
national projects, now it is time after 10 years to take stock of the
research results and observe how they are being implemented and
“translated” into practice in the form of an online multilingual termi-
nology database on risk management, an 8-language dictionary of
risk management, a multilingual parallel corpus on this topic, and a
range of publications on the research into the particular “language of
risk”, the special nature of concepts in disaster management due to its
inherent multi- and trans-disciplinarity as well as due to cultural dif-
ferences in conceptualizing what a disaster actually is and what risk
actually means to people all over the world.
In addition to a presentation of the research results in applied LSP-
research, terminology work, lexicographical activities, and domain-
specific corpus linguistics, the paper reports on ongoing research
work and will give an outlook into future research perspectives.
With this multi-domain, multi-cultural, multi-language, and multi-
disciplinary approach, a lesson is to be learned for theoretical, me-
thodological and empirical developments towards an integrative and
trans-cultural approach to LSP research in general.
The actual motivation from the beginning of the initiative has been to
help experts understand each other in cross-disciplinary communica-
tion and design and implement disaster communication strategies. At
the same time, as researchers we were expected and are indeed will-
ing to turn this challenge into a case for developing and implement-
ing a comprehensive LSP and terminology studies strategy with a
focus on applied research in the form of Research & Development
that in addition to research results also produces communicable and
usable results for professionals in the “real world”.
The initiative was started in the 1990s by Jean Massué, chair of a ma-
jor committee of the Council of Europe in Strasbourg under the mot-
to: “Mobilisation de la Communauté scientifique au service de
l’amélioration de la gestion des risques” (Massué 2001) and led to a
meeting of the Council of Europe in 2001 where I was invited to
present a first proposal, together with and upon the initiative of Ger-
69
trud Greciano from the University of Strasbourg for the strategy and
the research orientation. This in turn led to a successful application
for an EU-project that started in 2004 as an Integrated Project and
that lasted until 2008 under the name of WIN (Wide Area Informa-
tion Network on Risk and Disaster Management), focusing on R&D
for implementing a remote sensing earth observation satellite system
for risk monitoring, with a work package of its own on the communi-
cation strategy that was called “Human Language Interoperability”.
This project led to several spin-off projects that are running since
2008 at the level of United Nations, the International Risk Gover-
nance Council, at national level, the Council of Europe, at EU Com-
mission level, and in several NGOs active in the field of disaster
management and risk management. A major milestone in this multi-
annual initiative has been an official presentation of an 8-language
dictionary at the Council of Europe in February 2011 with several
ambassadors from Austria, Finland, Russia, and other countries at-
tending the presentation (Greciano/Budin 2007, Greciano 2006,
EUR-OPA 2003a, 2003b, 2004a, 2004b, TESEC/EUR-OPA 2001,
Budin 2007).
Fundamental concepts in risk management: risk, disaster, ha-
zard – an analysis
In a descriptive analysis, dozens of definitions of the 3 con-
cepts/terms have been collected in several iterations since 2001 until
present. The question of how to compare them was and is being ans-
wered in different ways, namely by applying different theories and
methods of terminological concept analysis, semantic analysis in the
tradition of frame semantics (Fillmore), pragma-linguistic analysis,
corpus linguistic analysis of the text corpora on the use of terms, etc.
 The different studies have shown conceptual differences
within and across borders
 Scientific disciplines, fields of professional practice
 Social groups with specific interests and purposes
 Languages and cultures
70
Due to this diversity, communities of practice feel the need to agree
among them on definitions, conceptual models and frameworks. The
first effort in this direction was carried out in the late 90-s at the
World Health Organisation in Geneva by Pierre Lewalle carrying out
an empirical analysis of different concepts used by health experts all
over the world focusing on the terms risk and disaster (Lewalle
2003). Based on this study I have since then carried out studies on the
terms risk, disaster, and hazard plus the associated key terms of this
terminology in order to get a deeper insight into the conceptual intri-
cacies of this field of knowledge. Since the scientific terms of “risk”,
“disaster” and “hazard” are also part of general language (this is true
not only for English, but for many other languages with the corres-
ponding lexical units), special attention is paid to the dynamic inte-
raction between scientific concepts and their terms and corresponding
lexical units used in general language in different spheres of society.
I am referring here to the complex processes of terminologization of
general language lexical units on the one hand and of de-
terminologization of scientific terms on the other hand. While the
latter represent carefully defined scientific concepts used by members
of scientific communities of practice, the former have usually a va-
gue meaning (or several vague meanings) to all those who are mem-
bers of a specific language community.
Now the question is: What is a disaster?
According to the United Nations ISDR, a disaster is a “serious dis-
ruption of the functioning of a community or a society causing wide-
spread human, material, economic or environmental losses which
exceed the ability of the affected community or society to cope using
its own resources” (ISDR 2009:8). A note to this definition explains:
“A disaster is a function of the risk process. It results from the com-
bination of hazards, conditions of vulnerability and insufficient ca-
pacity or measures to reduce the potential negative consequences of
risk” (ibidem).
Further and closely related to this concept: “Disaster risk reduction”
(or in an elliptical form “disaster reduction”) is referred to as the
“conceptual framework of elements considered with the possibilities
to minimize vulnerabilities and disaster risks throughout a society, to
71
avoid (prevention) or to limit (mitigation and preparedness) the ad-
verse impacts of hazards, within the broad context of sustainable de-
velopment” (ibidem: 9).
This forces us immediately to ask two further questions: What is a
hazard? And: What is vulnerability?
According to the UN ISDR, hazard is defined as “A potentially da-
maging physical event, phenomenon and/or human activity, which
may cause the loss of life or injury, property damage, social and eco-
nomic disruption or environmental degradation”. Again a note further
explains: “Hazards can include latent conditions that may represent
future threats and can have different origins: natural (geological, hy-
drometeorological and biological) and/or induced by human
processes (environmental degradation and technological hazards)”
(ISDR: 2009:17).
Further on, the UN/ISDR defines vulnerability as “A set of condi-
tions and processes resulting from physical, social, economic, and
environmental factors, which increase the susceptibility of a commu-
nity to the impact of hazards” (ISDR: 2009: 30) .
Now that we have established a firm conceptual basis, we can ask the
key question: What is a risk?
Risk is defined by the UN ISDR as “The probability of harmful con-
sequences, or expected losses (deaths, injuries, property, livelihoods,
economic activity disrupted or environment damaged) resulting from
interactions between natural or human induced hazards and vulnera-
ble conditions. Conventionally, risk is expressed by the notation
Risk = Hazards x Vulnerability”
(ISDR: 2009: 26)
We see that these concepts are closely connected to each other in a
way that cannot be explained by selecting a type of conceptual rela-
tion according to current terminological concept theories. It requires
a deeper analysis of how the 3 concepts are put into relation to each
other in this conceptual framework. In addition, we also have to ask
what kind of objects, concepts and definitions we actually deal with
here? First of all it turns out that these concepts are theoretical con-
72
cepts of a qualitative-descriptive nature. Later in this study we will
also deal with alternative conceptualizations of risk as purely quantit-
ative-empirical concepts. This we can infer from an analysis of the
definitions presented, being theoretical definitions, operational (me-
thodological) definitions, including characteristics covering inten-
sional and extensional aspects. As scientific definitions of this type
typically do, they do not explain the meaning(s) of a lexical unit as a
language-oriented dictionary would normally do. Talking about terms
and concepts, we also have to ask: what about the objects behind
them they are representing? The objects of investigation conceptua-
lized in this way have a special ontological status, in constructing
social reality by communicating such terms and definitions
representing these concepts in research communities of practice
whose members then accept them, share this knowledge, and confirm
this consensus by repeatedly using them in specialized discourse.
The following model in figure 1 shows the multiple conceptual di-
mensions of “risk”, making evident how many different concepts and
different definitions have emerged from each of these dimensions in
the sense of approaches, different expert communities looking at this
phenomenon from their perspective.
Figure 1. Different conceptual dimensions of risk
73
Each dimension here represents traditions of risk research in sociolo-
gy, economics, cultural anthropology, law science, psychology, lin-
guistics, philosophy and ethics, health and medicine, urban studies,
and different scientific-technical disciplines such as geology, biolo-
gy/life sciences, chemistry, physics, nuclear engineering, ecology,
only to name some of them.
When comparing different risk concepts, we realize that in contrast to
the definition given before from UN/ISDR, which is focusing on en-
vironmental hazards and disasters, there are also generic concepts of
risk, e.g. with the following definitions:
“Relation between potential profit and harm. Combination of the
probability of an event and its consequences” (ISO Guide 73: 2009)
“Combination of the probability of occurrence of harm and the sever-
ity of that harm” (ISO/IEC Guide 51: 1999)
There are also other domain-specific risk concepts, e.g. in economics:
risk as the possibility of failure to reach company goals in combina-
tion with danger of financial loss and of wrong decisions.
On the basis of a series major critical incidents and their discussion in
political discourse and decision making, in the mass media, in
science and technology, the need was felt to go a step higher in the
complexity scale and “invent” a new concept: Risk governance – we
observed the emergence of a new, more complex concept and later
were invited to take part in sharpening and further developing this
concept in the context of the new International Risk Governance
Council. In 2008 a policy paper was published summarizing intensive
discussions over several years with many experts from different
science communities presenting a conceptual framework that defines
risk as “… an uncertain (generally adverse) consequence of an event
or activity with respect to something that humans value. Risks are
often accompanied by opportunities. Systemic risks are embedded in
the larger context of societal, financial and economic consequences
and are at the intersection between natural events, economic, social
and technological developments and policy-driven actions. Such risks
74
are not confined to national borders; they cannot be managed through
the actions of a single sector; they require robust governance ap-
proach if they are to be adequately managed. The governance of sys-
temic risks requires cohesion between countries and the inclusion
within the process of governments, industry, academia and civil so-
ciety. Governance refers to the actions, processes, traditions and in-
stitutions by which authority is exercised and decisions are taken and
implemented.
Risk governance deals with the identification, assessment, manage-
ment and communication of risks in a broad context. It includes the
totality of actors, rules, conventions, processes and mechanisms and
is concerned with how relevant risk information is collected, ana-
lysed and communicated, and how management decisions are taken.
It applies the principles of good governance that include transparen-
cy, effectiveness and efficiency, accountability, strategic focus, sus- Figure 2. IRGC Conceptual Framework (IRGC 2008: 8)
tainability, equity and fairness, respect for the rule of law and the When analyzing this and other, similar conceptual frameworks of risk
need for the chosen solution to be politically and legally feasible as management, we can describe the epistemic processes in risk man-
well as ethically and publicly acceptable. agement in a triangular model shown in fig. 3, with fundamental
cognitive processes such as recognition, observation and conceptuali-
Risk accompanies change. It is a permanent and important part of life zation as one dimension, assessment, modeling, and analysis as a
and the willingness and capacity to take and accept risk is crucial for second dimension and with representation, information, and commu-
achieving economic development and introducing new technologies. nication as the third dimension, with these three dimensions necessar-
Many risks, and in particular those arising from emerging technolo- ily interacting with each other in order to enable us to act in purpose-
gies, are accompanied by potential benefits and opportunities. ful way in risk management.
The challenge of better risk governance lies here: to enable societies
to benefit from change while specialize the negative consequences of
the associated risks” (IRGC 2008: 4)
The IRGC Conceptual Framework is presented in figure 2. It in-
cludes 4 major dimensions with pre-assessment, appraisal, characte-
rization and evaluation, and management of any risk, including 4
crucial processes to do this, i.e. categorizing the knowledge about the
risk, deciding, understanding, and communicating.

Figure 3. Epistemic model of risk management

75 76
In addition, we have to differentiate various types of risk. Figure 4  the degree of exposure of the receptors (numbers of people
presents an interesting classification of risks with poetic and mytho- and property) to the hazard (e),
logical names of each risk type. In this model, “each class is defined
 the susceptibility of the receptors to the hazard (s),
in terms of the probability of occurrence (P), the extent of damage
(E), and the strength of the reliability of estimates of P and E”  the value of the receptors(v)”, leading to the following ma-
(WBGU 1998). thematical definitions of risk:
 “Risk = function (p, e, s, v)”
 “Risk = (Probability) x (Consequence)” (Goudby/Samuels
2005)
This definition shows very clearly how a complex quantitative con-
cept has been created and defined in an operational manner.
Figure 5 shows this SPRC model as a workflow chart with examples
of the manifestation of each concept.

Figure 4. Overview of risk classes (WBGU 1998)

In modeling a risk, one of the most widely used models is the so-
called “SPRC” Conceptual model: “Source-Pathway- Receptor-
Consequence”, with the following components: Figure 5. SPRC risk model in Goudby/Samuels 2005
 “the nature and probability of the hazard (p),

77 78
 Research design: research interests, theories, and methods
In our research project, the goal is to investigate the nature of risk
terminologies and the differences among them by using the methods
of specialized terminological concepts, studying risk management
discourse looking at written texts (different text types) and the way
risk terminologies are used there by carrying out a corpus analysis
(with term extraction and a text linguistic study). In order to achieve
this, the approach of modeling and implementing various terminolog-
ical resources, in particular by creating a terminology database, was
adopted. This included a specific effort of developing and testing
several data modeling variants for different risk communication sce-
narios. From a lexicographical perspective, a multilingual dictionary
has been prepared. And from a computational modeling perspective,
a risk ontology was prepared for remote sensing applications. In this
context two different theories of computational-logical modeling, i.e.
frame semantics logic vs. description logic, were compared to each
other.
Empirical data and research results
The text corpus is a big corpus collection focusing on texts from in-
ternational organizations, national organizations (pub-
lic/governmental, scientific) covering about 20 000 pages of text.
Several terminological databases have been created since 2004, e.g.
one with terms extracted from the corpus collection and another with
carefully selected key concepts/terms. There is also a phraseological
data collection, a frame semantics risk model, a risk ontology, and
various data models for different purposes.
A Multilingual Glossary on Risk Management was presented in Feb-
ruary 2011 at the Council of Europe in Strasbourg. It marks the suc-
cessful achievement of the first phase of this long-term project and
the beginning of its second phase for the years to come.
The motivations and benefits of the project for the multi-faceted user
communities that are interested in the “language of risk” are the fol-
lowing:
 Prepare and deliver terminologies for risk communication in
a user-oriented way.
79
 Increase the transparency of terms used in the relevant do-
mains for facilitate cognition and communication.
 Help negotiate a common understanding of terms in trans-
disciplinary and trans-cultural discourse.
 Help increase the consistency of risk discourse (written and
spoken) and increase understanding in target audiences.
 Reduce unnecessary synonyms, disambiguate polysems, help
separate homonyms.
 Help create risk terminologies in many languages.
 Support knowledge sharing and knowledge transfer in coop-
erative work environments.
 Support cross-cultural discourse (e.g. translation and parallel
texts).
These multiple functions and roles of such a terminology project
support and reinforce each other and focus on the complex, dynamic
and beneficial interaction between the cognitive and the communica-
tive purposes listed here.
The domains of risk management are quite multidisciplinary, diverse,
and fragmented, when we focus on the adversary aspects – or trans-
disciplinary, overlapping, converging, integrated, and complementa-
ry, when we take a more positive perspective. In any case it is evi-
dent that there is a need for mediating between different approaches,
cultures, and discourses:
 Technological, engineering, research, science.
 Administration, legislation, monitoring.
 Social, sociological, political, cultural.
 Domain approaches (financial, ecological, chemical, safety,
geographical, planning and forecast, health, etc.).
As a concrete response to the needs of such a heterogeneous and di-
verse cluster of domain expert communities plus the interested public
at large, a work package within the large-scale and multi-annual “In-
80
tegrated Project” WIN (Wide Area Network on Risk Management)
Project with the code name “WP 2200 Human Language Interopera-
bility” was defined in 2004 and successfully completed in 2009, but
since then continued under the umbrella of follow-up and spin-off
projects. The objectives of the work package are to support interna-
tional risk management and risk communication processes (within
the WIN project and beyond), and achieve the following results:
 Large corpus with risk-related texts and lexical resources.
 Multilingual index with conceptual structure.
 Bibliography and codes of sources.
 Ontology input.
 Multilingual online terminology database.
We designed an integrative approach in research and development,
i.e. a combination of methods in order to achieve a result that is tar-
geted towards the needs of the project consortium and the coopera-
tion partners, with the following mix of methods:
 Quantitative (computational) and qualitative (intellectual)
methods of corpus analysis.
 Lexicographical and terminographical (word/text-oriented
and concept/knowledge-oriented).
 Methods of text linguistics and of translation studies.
 Cross-cultural comparative approach.
 Epistemic and knowledge system approach.
The Termbase and the paper version of the glossary are used by risk
managers, civil engineers, also by teachers, students, translators,
journalists, etc. The purpose of such termbases and multilingual con-
ceptual glossaries is to improve domain communication and to facili-
tate mutual understanding across linguistic boundaries. The concepts
of risk management and their definitions were carefully selected from
a large body of technical literature and authentic text corpora in the
respective languages (multilingual comparable corpora). These
sources are referenced in the bibliography. The termbase currently
81
includes 5 languages while the multilingual glossary includes 8 lan-
guages: English and French as main pivot languages, as well as Ger-
man, Spanish, Romanian, Finnish, Hungarian, and Russian. It com-
prises about 230 central concepts of risk management with about 400
definitions and about 1400 terms representing these concepts in each
language (including synonyms and hyperonyms), indicating the con-
ceptual relations between the entries.
Structural information
The following themes are used as the macro-structure of the glossary:
 Risk assessment and technology assessment
 Public perception of risk, planning, preparation and alarm,
 C0. Risk events, equipment and operations, general terms
 C1. Fire – events, equipment and operations
 C2. Floods – events, equipment and operations
 C3. Oil spills – events, equipment and operations.
Each glossary entry follows the same micro-structure with the fol-
lowing information elements:
 A conceptual number combined with a theme from the ma-
cro-structure.
 The equivalent terms in the 8 languages, accompanied by
grammatical information.
 The definitions of the concept in each language, including
multiple definitions that may differ from each other, accom-
panied by the textual source of the definition, also including
structural semantic information on the concept.
 Related terms and expressions.
The meta-modeling approach we adopted right from the beginning of
the project included a comparison of conceptual risk models includ-
ing their contexts in research, in application strategies, their underly-
ing epistemic orientations, etc. It included the comparison of various
82
semantic theories and terminological engineering approaches, in par-
ticular:
 Frame semantics.
 Cognitive semantics.
 Terminological application of UML.
 Termbase format TBX.
 Description logic.
 Ontology.
Conclusions and outlook: global communication strategies
At the research level perspective we can conclude that for the topic of
conceptual dynamics we could observe and document the conceptual
change over the last ten years, in particular the emergent concept of
risk governance and a new conceptual framework that resulted of the
increased and focused debate since then. At the level of corpus analy-
sis, we observed that the conceptual dynamics requires a dynamic
corpus analysis strategy. At the practical level the challenge lies in
being able to transform research results into resources that are usable
and are actually used by target communities in their contexts of pro-
fessional work, which requires a comprehensive communication
strategy.
The next steps in the years 2011-2013 include:
 Creating a new data model for the termbase, and a subse-
quent “transformation” of data.
 The new termbase to be extended from 5 to 8 languages.
 The full text corpora to be extended in breadth and depth.
 To carry out a new round of term extraction, text analysis,
conceptual analysis, inclusion of new entries in termbase.
 To embrace the extension into additional languages.
83
References
Budin, Gerhard, 2007. Semantic Systems Supporting Cross-
Disciplinary Environmental Communication.― In: O. Hryniewicz; J.
Studzinski, A. Szediw (Hgg.): Environmental Informatics and Sys-
tems Research. Volume 2: Workshop and application papers. War-
saw EnviroInfo Conference 2007, Aachen: Shaker Verlag. S. 23-27.
EUR-OPA Risques Majeurs (Eds) (2003a) : Rapport Final des
rencontres organisées avec le soutien de la Commission Européenne,
2001-2002. Conseil de l’Europe, Strasbourg
EUR-OPA, Risques Majeurs (2003b) : Etude comparative des
législations en matière de gestion des risques majeurs. COE,
Strasbourg.
EUR-OPA, Risques Majeurs (2004a) : Actes de la journée d¹étude
MULTH. COE, Strasbourg
EUR-OPA, Risques Majeurs (2004b) : Actes de la Réunion du
Comité des correspondants permanents des Accords EUR-OPA
Risques majeurs. COE.
European Centre of Technological Safety (TESEC); EUR-OPA Ma-
jor Hazard Agreement of Council of Europe (2001): Glossary on
Emergency Management. Kiev: Council of Europe
Gouldby, Ben; Samuels, Paul 2005: Language of Risk. Project defini-
tions. Wallingford, report of the FLOODSite project, 2005
Greciano, Gertrud, 2006: Science of language to improve risk com-
munication.― In Ch. Kirchsteiger: Systems and Human Science:
Complex Systems. Approаches for Safety, Security and Reliability
(SSR 2006). Vienna, EU Commission, Proceedings 3rd International
Symposium.
Greciano, Gertrud; Budin, Gerhard, 2007, Designing linguistic sup-
port for risk management.― In M. Erlich; K. Fabbri; G. Weets
(Hgg.): Natural hazards and risk reduction in Europe. From science
to practice. Amsterdam, EU-MEDIN Companies, Springer. S.70-94.
84
IRGC 2005: Risk Governance. Towards an integrative approach.
White paper no. 1 by Ortwin Renn with Annexes by Peter Graham.
Geneva: IRGC (International Risk Governance Council).
IRGC 2008: An introduction to the IRGC Risk Governance Frame-
work. Geneva: IRGC (International Risk Governance Council).
ISO Guide 73, 2009, Risk management – Vocabulary. Geneva: ISO
ISO/IEC Guide 51, 1999, Safety aspects – Guidelines for their inclu-
sion in standards. Geneva: ISO/IEC
Lewalle, P., 2003, Risk Assessment Terminology. Methodological
considerations and provisional results. Report on a WHO experiment.
Terminology Standardization and Harmonization, vol. 5, 2003
Massué, Jean P., 2001, Mobilisation de la Communauté scientifique
au service de l’amélioration de la gestion des risques. Mèze, FER-
EUR-OPA.Strasbourg
Rothkegel, Annely, 2006, Risk concepts and language use.― In Ch.
Kirchsteiger: Proceedings of 3rd International Symposium on Systems
& Human Science: Complex Systems Approaches for Safety, Securi-
ty and Reliability (SSR 2006), Vienna, EU Commission.
UN ISDR, 2002, The Inter-Agency Secretariat for the International
Strategy for Disaster Reduction (ISDR) of the United Nations: Living
with Risk. A global review of disaster reduction initiatives. Geneva:
United Nations (preliminary version, final version published in 2003)
UN ISDR, 2009, The Inter-Agency Secretariat for the International
Strategy for Disaster Reduction (ISDR) of the United Nations: The
UN ISDR Terminology on Disaster Risk Reduction. Geneva: United
Nations
WBGU, 1998, World in Transition: Strategies for managing global
environmental risks / German Advisory Council on Global Change. –
Berlin ; Heidelberg; New York ; Barcelona ; Hong Kong ; London ;
Milan ; Paris ; Singapore ; Tokyo : Springer, 2000; (Annual report /
German Advisory Council on Global Change Global change ; 2000)
– German: Deutschland /Wissenschaftlicher Beirat Globale Umwelt-
veränderungen: Annual report / German Advisory Council on Global
85
Change / Secretariat at the Alfred Wegener Institute for Polar and
Marine Research.- Berlin ; Heidelberg ; New York ; Barcelona ;
Hong Kong ; London ; Milan ; Paris ; Singapore ; Tokyo : Springer.
Задание 2. Выявите формы репрезентации научного знания в
тексте 2.
Задание 3. Найдите основное ключевое слово в тексте.
Задание 4. Напишите одно предложение, отражающее ком-
плексное содержание прочитанной научной статьи.
Задание 5. Выберите из данного текста 10-12 наиболее важных
(ключевых) слов. Свяжите их с объектом исследования и новым
научным знанием.
Задание 6. Найдите базовые термины в тексте.
Задание 7. Дайте свои дефиниции выявленным терминам.
Задание 8. Проанализируйте научный текст в соответствии со
следующей схемой действий:
 Анализ структурной организации научного текста.
Структурно-смысловое членение научного текста, выявление
субтекстов на основе объекта описания и способа репрезентации
научного знания (описание, повествование, рассуждение).
 Анализ связности текста.
 Анализ текстообразующих логических связей.
 Анализ концептуального пространства текста: событие,
старое и новое знание.
 Выявление языковой репрезентации старого знания.
 Выявление языковой репрезентации нового знания.
 Поиск воплощенных когнитивных смыслов, связанных с
целью, задачами, методами и приемами исследования.
 Анализ комм уникативной организации научного текста:
базовые термины и понятия, ассоциативы (воплощающие связь
со старым знанием), экспликативы (толкующие новое знание).
Задание 9. Выберите средства синтагматической компрессии
текста
Задание 10. Выберите средства парадигматической компрессии
текста.
86
Раздел III
Задание 1. Прочитайте два вида научного текста: статью (текст
1) и аннотацию (текст 2). Выявите разницу в языковой репрезен-
тации научного знания.
Текст 1
Multilingual Communication in South Tyrolean Businesses
This contribution presents the results of a study carried out among
language professionals and businesses in South Tyrol, Northern Italy.
The territory belonged to the Austrian Empire until WWI. The major-
ity of population is still being German speaking. It is a strongly bilin-
gual area (German and Italian). International tourism and the specia-
lized l of the markets have brought the need to cope with further
languages, too. The main revenue generating activities are tourism,
agriculture and industry, mainly carried out by small and medium
enterprises.
The study aimed at analyzing how South Tyrolean businesses cope
with the challenges of multilingualism, focusing on multilingual
communication, documentation, translation and terminology. We
have interviewed a sample of representatives of local businesses to
gather their strategies, needs and attitudes towards the linguistic as-
pects of knowledge management within their organizations. Different
trade associations and key experts have contributed with their general
impression. Finally, local translators and interpreters have added their
views on the market.
The South Tyrolean companies follow a strongly pragmatic approach
on the topics listed above, depending on their level of internationali-
zation, size and type of activity. Multilingual communication and
specialized terminology do indeed pose problems, but they are often
underestimated and really faced systematically. Substantial differ-
ences emerge between the treatment of the two local languages and
the other languages needed for commerce and marketing. The trans-
lation market is quite lively, but the opportunities offered by multi-
87
lingual (written and oral) communication seem to be not yet ex-
ploited and developed to their full potential.
References
Budin, Gerhard (2002): “Wissensmanagement in der Translation”. In
Best, Johanna & Kalina, Sylva (eds.) Übersetzen und Dolmetschen:
eine Orientierungshilfe. Tübingen: Francke, 74-84.
CILT (2006) Elan: Effects on the European Economy of Shortages of
Foreign Language Skills in Enterprise. Final report. Commissioned
by the European Commission.
http://ec.europa.eu/education/languages/Focus/docs/elan_en.pdf
(29.03.2010)
Corbetta, Piergiorgio (2003): La ricerca sociale: metodologie e
tecniche. Bologna: Il Mulino, vol.1-3. Istituto di Ricerca Economica
(IRE) – Camera di Commercio di Bolzano: Atlante economico
dell’Alto Adige.
http://www.hk-cciaa.bz.it/it-
IT/IRE/Dati_economici/atlante_economico_online_dellalto_adige.ht
ml
Nonaka, Ikujirro & Takeuchi, Hirotaka (2005): The knowledge-
creating company: creare le dinamiche dell’innovazione, 5th ed.
Milano: Guerini.
Profili, Silvia (2004): Il knowledge management: approcci teorici e
strumenti gestionali. Milano: F. Angeli.
Текст 2
MULTILINGUAL COMMUNICATION IN SOUTH
TYROLEAN BUSINESSES
Abstract
This paper presents some results of a study carried out among lan-
guage professionals and businesses in South Tyrol, Italy. This is a
bilingual area (German and Italian) where the globalisation of the
markets has brought the need to deal with further languages, too. The
study aimed at understanding how local businesses cope with the
challenges of multilingualism, focussing on multilingual communica-
88
tion, documentation, translation and terminology. We have inter-
viewed a sample of representatives of South Tyrolean businesses to
gather their strategies, needs and attitudes towards the linguistic as-
pects of knowledge management within their organisations. Different
trade associations and key experts have contributed with their general
impressions. Also local translators and interpreters have added their
views on the market. Most companies seem to severely underestimate
the importance of multilingual business communication and knowl-
edge management: they follow a strongly pragmatic short-term ap-
proach and have not yet developed their full potential in this field.
Introduction and background
This research is the result of a year-long study carried out between
2010 and 2011 at the Institute for Specialised Communication and
Multilingualism of the European Academy of Bolzano, in collabora-
tion with the Dipartimento di Studi Interdisciplinari su Traduzione,
Lingue e Culture of the University of Bologna. The topic of the tem-
porary research fellowship centred on terminology and knowledge
management in business environments. The study was carried out in
a very particular area of Northern Italy, which is historically multi-
lingual, i.e. South Tyrol. This territory was a part of the Austro-
Hungarian Empire until the end of WWI and was then annexed to the
Reign of Italy. The German speaking population thus became a mi-
nority in its new state. Today, the total number of residents amounts
to more than 500 000 citizens (ASTAT 2010: 13). According to the
last census, 69% of the South Tyrolean population are German native
speakers, 27% Italian native speakers and a small percentage are
Ladin native speakers (4%) (ASTAT 2002). The latter speak an
autochthonous Romance language, which is similar to the Romansh
language still used in some areas of Switzerland.
South Tyrol enjoyed a growing degree of autonomy so as to safe-
guard the minorities against assimilation. The German speaking mi-
nority was granted the right to use its language in all realms of public
life (public administration, courts of justice, etc.) by law. Similar
provisions were taken for the Ladin population in their two valleys
Gardena and Badia. As a consequence, public life in South Tyrol is
largely bilingual. There is no such obligation to bilingualism or mul-
tilingualism in private business. However, given the composition of
89
the population and the market, both at local and global level, most
local businesses have to face the challenge of multilingual communi-
cation and multilingual knowledge management sooner or later (cf.
Vinatzer 2009: 19). With this in mind, most companies consider the
high degree of bilingualism of the population and of their staff as a
clear competitive advantage (Lechner & Moroder 2010: 25).
In addition, due to its favourable geographic position between North-
ern and Southern Europe (cf. Lechner & Moroder 2010: 26), South
Tyrol has always played the role of a bridge between the two worlds,
mainly funnelling innovation from beyond the Alps into the Italian
peninsula. Given that the tools and strategies for systematic and mul-
tilingual knowledge management are currently better known and
more diffused in the German speaking world, one of the questions to
be verified was whether the proximity to the German speaking reality
and the close contacts with it has made local businesses aware of in-
novations in the field of multilingual knowledge management and
willing to adopt new solutions before the rest of Italy.
Objectives and methodology
The main objective of the research assignment was to draw a picture
of the methods and strategies currently adopted in South Tyrolean
businesses so as to cope with the challenges of multilingual knowl-
edge management. Attention was focused on how multilingual
documentation, specialised terminology and translations are man-
aged.
Before proceeding, it seems useful to define what we understand with
knowledge and knowledge management. According to Probst (2006),
knowledge comprises all the information and abilities used by indi-
viduals to solve problems. In other words, it is information applied to
a specific task, put into practice and used for a certain purpose (see
also Nonaka & Takeuchi 1995 in Profili 2004: 16, Fontana & Loren-
zoni 2004: 12). Managing this knowledge means following a “syste-
matischer und strukturierter ganzheitlicher Ansatz, der implizites und
explizites Wissen im Unternehmen als strategische Schlüsselressour-
ce versteht und daher darauf abzielt, den Umgang mit Wissen auf
allen Ebenen nachhaltig zu verbessern, um Kosten zu senken, Quali-
tät zu steigern, Innovation zu fördern und Entwicklungen zu verkür-
90
zen” (Abdecker 2002). In fact, every business possesses both knowl-
edge that is written down in documents, structured, organised and
coded in a particular way, so that it is easy to retrieve and share, i.e.
their explicit knowledge, as well as a lot of implicit knowledge, that
is, information that is held by the individual and is often not (possible
to) put in words clearly (e.g. how to perform a specific task) (cf.
Fontana & Lorenzoni 2004: 13). Managing all this knowledge means,
as explained by Abdecker in the above quotation, adopting a system-
atic and structured approach that considers all forms of knowledge
within a business as a strategic key resource. It also implies an effort
to improve the strategies and methods used to handle knowledge, so
as to reduce costs, achieve better quality standards, promote innova-
tion and save time. This often entails turning implicit into explicit
knowledge; in concrete terms: putting into words, organising and
sharing knowledge. According to Nonaka and Takeuchi’s knowledge
spiral (see Fig. 1), knowledge must first be communicated and shared
(process of socialisation), then put in words with the help of models,
hypotheses and metaphors (process of externalisation), networked
and organised with other knowledge in documents, data bases,
events, etc. (process of combination). Finally, this knowledge which
was made explicit and stored can be easily learned and applied by the
staff (process of internalisation) (cf. also Fontana & Lorenzoni 2004,
Profili 2004, Mittelmann 2005).
Figure 1
Knowledge spiral (http://s1.hubimg.com/u/1838260_f496.jpg)
All these activities have a linguistic aspect, since language touches
every single aspect of business organisation and workflows (cf.
91
RaDT 2009). Language skills are therefore essential to stay on the
market and – in a globalised world, these must often be multilingual.
With this in mind, in order to draw a picture of multilingual knowl-
edge management in South Tyrolean businesses, the three linguistic
aspects of multilingual documentation, translation practice and trans-
lation management were considered as key activities. The methodol-
ogy adopted consisted in carrying out semi-structured interviews
(Corbetta 2003) with representatives of South Tyrolean businesses,
business associations/networks and also language mediators. The
people were asked to participate voluntarily in the research. Obvi-
ously many more people were contacted than actually decided to give
an interview. In the end, we collected interviews with nine company
representatives, five business associations and 13 language mediators
(translators/interpreters). More specifically, the latter were three in-
house employees, five freelancers and five translation agencies. The
interviews were carried out in autumn-winter 2010, between October
and December.
The topics treated during the interviews concerned, among others, the
professionals involved in different language-related activities and
their levels of responsibility, the typology of texts and terms that are
treated, the number of languages, the value attributed to the issues of
multilingual knowledge management, the workflows and timing of
certain activities, the motivations for specific decisions (e.g. such as
setting up a terminology database, employing an in-house translator
or establishing close relations with a freelancer/translation agency,
etc.).
Results
Concerning the drafting of technical documentation, it is interesting
to notice that this text typology seems to be almost exclusively in the
hands of subject field experts and technicians. They draft and revise
all the user guidelines, operating instructions, technical descriptions
and similar highly technical texts. Even the companies that have one
or more in-house employed translators rarely ask the language ex-
perts for linguistic revisions or terminological advice. In South Tyrol,
technical documents are often directly drafted or translated into the
92