Бернар Вербер

Шестой сон
Bernard Werber
Le Sixième Sommeil

© Editions Albin Michel et Bernard Werber – Paris, 2015

© Баландина Н. В., перевод на русский язык, 2016
© Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ
классик», 2016
***
Посвящается Амели

Предисловие
Представьте, что вы можете вернуться на двадцать лет назад и во сне встретиться с самим собой,
молодым.
Представьте, что у вас есть возможность поговорить с этим человеком.
Что бы вы ему сказали?
Часть первая. Начинающий сновидец
1
– Вы хорошо спите?
Вопрос вызвал удивление: настолько казалось неприличным говорить о столь интимных вещах.
– Да-да, вы, сидящие напротив меня здесь и сейчас. Удается ли вам легко заснуть и выспаться?
В отсутствие четкого ответа Каролина Кляйн улыбнулась, зажгла сигариллу с позолоченным фильтром,
медленно выдохнула несколько колец дыма, затем продолжила:
– Выслушайте меня внимательно. Во сне мы проводим треть нашей жизни. Треть. А двенадцатую ее
часть мы видим сновидения. Но большинство людей к этому безучастны. Время сна воспринимается
лишь как время восстановления. Сновидения забываются практически сразу по пробуждении. Для меня
же происходящее из ночи в ночь под тонкими одеялами во влажном тепле постели относится к разряду
тайны. Мир сна – это новый неизведанный континент, параллельный мир, полный сокровищ,
заслуживающих того, чтобы их откопали и использовали. Наступит день, когда детей в школах будут
учить правильно спать, а студентов в университетах – видеть сны. Однажды сновидения превратятся в
произведения искусства, которые все смогут увидеть на широком экране. Тогда из этой трети жизни,
которую ошибочно, повторяю – ошибочно, считают бесполезной, наконец начнут извлекать пользу для
усиления наших физических и умственных способностей. И если мне удастся осуществить мой
секретный проект, то в мир сна будет открыт еще более удивительный путь. Путь, способный по-
настоящему все изменить.
Последовало долгое молчание. Изложив свои мысли, Каролина Кляйн сильнее затянулась сигариллой и
выпустила из блестящих губ облако светло-серого, слегка синеватого дыма. Невесомый газообразный
завиток очертил в воздухе вертикальную восьмерку, затем растянулся в ленту Мёбиуса и, наконец,
рассеялся под потолком, обогнув лампы.
Женщина встряхнула волосами, удовлетворенная тем, что в очередной раз произвела впечатление на
своего двадцатисемилетнего сына Жака и его новую девушку по имени, если ей не изменяет память,
Шарлотта, с которой она только что познакомилась.
Молодые люди завороженно рассматривали эту незаурядную личность.
Пятидесятидевятилетняя Каролина Кляйн – полноватая блондинка с озорными карими глазами. На ней
было неизменное красное платье, на шее – колье с красным орнаментом в форме дерева. Ее движения
излучали силу и властность. Голос был громкий.
– И в чем же состоит ваш секретный проект? – спросила Шарлотта.
Она была хозяйкой этой виллы в Фонтенбло, выстроенной в современном стиле. Но Каролина
невозмутимо продолжила говорить, словно не услышав вопроса:
– Большинство людей страдают по ночам. Они спят на неудобных матрасах, у них случаются приступы
апноэ, а еще чаще – бессонница, их вечно преследует усталость, они просыпаются разбитыми. Согласно
последним исследованиям, шестьдесят процентов людей плохо спят. Восемьдесят процентов –
регулярно принимают снотворные. У двадцати процентов имеются хронические проблемы со сном. Все
это приводит к нарушениям в работе иммунной системы, сердечно-сосудистым заболеваниям,
суицидальным попыткам, а еще способствует ожирению. Семейные пары разводятся из-за того, что
один из супругов храпит или спит беспокойно. Сколько трагедий, сколько автомобильных аварий,
плохих школьных отметок и профессиональных неудач вызваны обыкновенным… плохим сном.
Жак подал вино. Его мать посчитала, что тем самым он побуждает ее говорить дальше:
– Наполеон утверждал, что мало спал, но на самом деле он страдал бессонницей. Возможно, из-за этого
он был очень чувствительным, отличался вспыльчивостью и захватил так много соседних стран. Среди
известных личностей, имевших проблемы со сном, можно еще упомянуть Винсента Ван Гога, Исаака
Ньютона, Томаса Эдисона, Мэрилин Монро, Шекспира, Маргарет Тэтчер. Все они мучились от
бессонницы.
– Тем не менее бессонница их вдохновляла. По крайней мере, Ньютона и Шекспира, – заметила
Шарлотта.
– Но они были несчастны. Если не считать тех немногих случаев, когда бессонные ночи действительно
послужили поводом для творчества – можно расценивать это как неизбежную попытку избежать
сумасшествия, – то сколько других людей, лишенных творческих способностей, попросту неподвижно
лежали в постелях, растерянные и отчаявшиеся, следя по будильнику за медленно текущим временем и
мечтая только об одном… нормально уснуть?
– Бессонница – это несправедливая кара.
– Нет, наоборот, это область, в которой мы все равны. Сон уравнивает на одинаковой для всех
строптивой постели бедных и богатых, победителей и побежденных, красавцев и уродов, жителей
Запада и Востока, женатых и холостых.
Каролина Кляйн позаботилась об эффекте, выдержав паузу.
– Поверьте, плохо организованный сон является одним из основных бедствий нашего века, однако этой
темы даже вскользь касаются крайне редко. Единственное найденное на сегодня решение – это
снотворные препараты. Тем самым предпочитают заглушать симптомы, а не лечить первопричину. Но у
современных снотворных, в большинстве своем состоящих из бензодиазепинов, ужасные побочные
явления: во-первых, принимая их, человек перестает видеть сны, во-вторых, они вызывают привыкание,
и, в-третьих, с недавних пор эти препараты подозревают в увеличении риска заболеть болезнью
Альцгеймера.
– Так в чем же суть вашего секретного проекта? – не сдавалась Шарлотта.
Каролина Кляйн с удовольствием отметила, что Шарлотта внешне похожа на нее. Те же светлые волосы,
темные глаза, полноватая фигура. Ей подумалось, что, сойдясь с этой девушкой, сын показал: он
подсознательно влюблен… в собственную мать. Эта мысль вызвала у нее улыбку, но не только – она
непроизвольно встряхнула светлыми волосами: тик.
Прогнав ненужные мысли, она резким движением раздавила сигариллу.
– Мы только что познакомились, мадемуазель, поэтому позвольте мне сохранить нетронутой часть
тайны, которую с большим удовольствием будем разгадывать в ходе наших последующих встреч. Тем
более вам известно о произошедшей сегодня неприятности, и потому… словом… не пройти ли нам к
столу?
Они переместились из гостиной в просторную столовую. Шарлотта принесла из кухни наспех
приготовленное ею блюдо – спагетти болоньезе, густо посыпанные тертым сыром.
– Это немного плотная еда, но я готовлю без глютена, так полезнее для здоровья. Думаю, непременно
должна существовать связь между перевариванием ужина и последующим сном, или я ошибаюсь? –
Молодая женщина сделала попытку вернуться к теме.
– На сон влияет всё. Пища, погода, время отхода ко сну, стресс, напитки.
Жак наполнил три бокала вином гранатового цвета.
– Благодаря этому нектару безмятежность в ночи гарантирована, – сказал он, чтобы разрядить
обстановку.
– А что следует делать, чтобы хорошо спать? – спросила заинтригованная Шарлотта.
– Я советую правильно питаться, вести полноценную сексуальную жизнь – по меньшей мере восемь
половых актов в месяц, – засыпать в одно и то же время, перед сном делать несколько глубоких вдохов
и… немного почитать. Для крепкого сна нет ничего лучше увлекательного романа. Чтение создает
начальные сцены будущего сновидения. Жак расскажет вам об этом – я объяснила ему суть феномена.
На десерт был «Плавающий остров» под розовым соусом с «Гран Марнье». Затем Каролина заметила,
что уже половина первого ночи, она устала и хочет вернуться домой.
– О да, я понимаю, вы крайне утомлены, профессор Кляйн, после всех испытаний сегодняшнего дня.
Если хотите, можете переночевать здесь. У нас есть комната для гостей на втором этаже.
– Спасибо, Шарлотта, но я предпочитаю вернуться к себе. Мои враги, должно быть, слишком устали,
чтобы строить мне козни в столь поздний час, а кроме того, мне хорошо спится только в собственной
постели. У меня есть небольшой вечерний ритуал. Что до сегодняшнего отвратительного скандала – не
волнуйтесь, за ночь мой сон управится с этим. Так уж я устроена. Я использую сновидения для
пережевывания, перемалывания и переваривания дневных неурядиц.
Еще не закончив говорить, она взяла грецкий орех и расколола его.
– Только во сне мы свободны. Только во сне все возможно.
Она проглотила ядро ореха, похожее на два крошечных бежевых полушария головного мозга.
– До свидания. Спасибо за вашу любезность и за импровизированный ужин. Обещаю, мы скоро
увидимся.
Каролина Кляйн села в свою красную спортивную машину и резко тронулась с места; напоследок она
махнула рукой сыну и его возлюбленной – те вышли ее проводить.
Она мчалась в теплой ночи, довольная тем, что ей удалось утаить все детали своего секретного проекта
от этой, по ее мнению, чересчур любопытной незнакомки.
Высоко над ней сияла круглая луна; у луны был странный оскал, словно она знала, что худшее еще
впереди.
2
В зеркале отражались ее круглые глаза. Ресницы подрагивали. В два часа ночи Каролина Кляйн наконец
добралась до дома. Она удалила макияж салфетками, пропитанными парфюмерной водой с ароматом
сирени и почистила зубы синеватой пастой.
Несмотря на наступление ночи, жара на Монмартре усилилась, и Каролина открыла окна своей
квартиры, расположенной на седьмом этаже, чтобы проветрить комнаты.
Она сняла красное платье, черное нижнее белье и плавно скользнула в шелковую постель.
В 2 часа 20 минут она уснула.
В 3 часа 30 минут Каролина медленно встала с постели и, полностью обнаженная, с открытыми, но
погруженными в пустоту глазами, прошла на кухню. Там она достала из морозилки бифштекс,
положила его на тарелку, села за стол и попыталась съесть при помощи вилки. Не справившись, вынула
из выдвижного ящика большой нож и начала резать замороженное мясо. Потом поднялась и, держа
сверкающий нож в руке, принялась открывать шкафы, будто искала волшебную приправу к твердому
как камень продукту. Ощупывая полки, она уронила стакан и, наступив на осколки, поранилась.
Затем она пошире распахнула окно кухни и с прежним отсутствующим взглядом забралась на низкий
шкаф для посуды. А с него попыталась вылезать на крышу – вероятно, в поисках идеального гарнира
для замороженного бифштекса.
Вначале поставила одну ногу на сланцевую кровлю, потом вторую. Сделала два шага, потом еще десять.
Ее липкие от крови ноги скользили, но она не теряла равновесия.
Вокруг искрился Париж. Мириады светящихся точек мигали наподобие светлячков, но Каролина, зрачки
которой были расширены, вряд ли видела это.
Еще десяток шагов.
Она находилась на высоте двадцати метров от земли, так что падение было бы для нее смертельным, но
женщина совершенно не осознавала этого и продолжала двигаться вперед, сжимая в руке большой нож.
Она шла по крыше совершенно обнаженная, над ней сияла полная луна и мерцали звезды.
В 3 часа 37 минут снизу донеслись гудки сигнализации одной из машин – сработала от голубиного
помета.
Каролина Кляйн вздрогнула, зрачки сократились. Она отчетливо увидела окружавшие ее крыши,
осознала, что одежды на ней нет, заметила большой нож в руке и закричала от ужаса.
В окнах соседних домов поочередно стали зажигаться огни. Люди с любопытством и укоризной
выглядывали из-за штор. Она бросила нож, который, пролетев семь этажей, ударился с глухим стуком о
тротуар. Услышав стук, она прикрыла руками груди и бедра.
У Каролины Кляйн закружилась голова. Ей пришлось встать на четвереньки, чтобы не сорваться вниз.
В 3 часа 39 минут она все же добралась до окна своей кухни и задернула шторы, скрывшись наконец от
чужих глаз. Швырнула в сторону замороженный бифштекс, закрыла шкафы, заклеила пластырем порезы
на ступне, обула домашние тапочки и собрала осколки стекла. Затем накинула хлопковый пеньюар и
выпила стакан ледяной воды.
В 3 часа 50 минут ошеломленная Каролина несколько минут разглядывала себя в зеркало. Она глубоко
дышала, пытаясь совладать с переполнявшей ее яростью, которую она едва сдерживала. Тысячи мыслей
проносились в голове. Напряженное тело охватил озноб, перешедший в сильную дрожь, лицо искажали
тики.
Она приблизилась к своему отражению, внимательно вгляделась в него и пришла в ужас от увиденного.
Ударом кулака Каролина разбила зеркало.
Дабы предотвратить повторение подобной сцены в будущем, в 3 часа 57 минут она приняла радикальное
решение, взяв на себя ответственность за его последствия, сколь бы тяжелыми они ни были.
3
Его затылок ласкала женская рука. Палец нежно двигался вдоль сонной артерии к подбородку.
– И все-таки, в чем смысл ее знаменитого секретного проекта? – спросила Шарлотта. – Он имеет
отношение к сну и сновидениям. Ты наверняка в курсе дела.
– Извини, мама попросила меня никому об этом не рассказывать.
Девушка разочарованно пожала плечами и закрылась в ванной комнате, чтобы удалить макияж и
приготовиться ко сну.
Оставшись в комнате один, Жак Кляйн распахнул окно, улыбнулся и вдохнул теплый воздух.
Он смотрел на луну и звезды. Перед его мысленным взором проносились события беспокойного,
богатого на эмоции дня.
Какая же мама отважная! Поражаюсь тому, как мужественно она выдержала тяжелый удар.
Спокойная, сильная, безмятежная. Как редко доводилось видеть ее настолько уверенной в себе. Ничто
не способно сломать ее…
Он радовался, что благодаря его задумке с импровизированным ужином в Фонтебло удалось отвлечь
Каролину от кошмарных дневных событий. К тому же ему показалось, что его новая девушка,
Шарлотта, понравилась маме. И он с восторгом вспоминал, как Каролина рассказывала о своем
увлечении миром снов.
«Во сне мы проводим треть нашей жизни…»
Это значит, что человек, которому назначено прожить девяносто лет, проспит тридцать из них.
Тридцать потерянных, бессмысленных лет.
Тридцать лет… Это больше, чем мой нынешний возраст.
«А двенадцатую часть нашей жизни мы видим сны…»
То есть почти семь лет.
Жаку уже доводилось слышать эти рассуждения, причем неоднократно, но он по-прежнему без устали
ловил каждое слово, когда мама развивала свою любимую тему. И с каждым разом он все глубже вникал
в смысл того, что она говорила.
Увлечение Каролины передалось ему, и его охватывала дрожь при упоминании о неизведанном
континенте снов.
Моя мама – первооткрыватель этого континента.
Закрыв глаза, он стал вспоминать о тех особых отношениях, которые связывали его со сном, начиная с
самого детства… потому, что он родился, находясь во сне.
4
Это случилось двадцатью семью годами ранее, в воскресенье, ровно в полночь.
Поскольку роды проходили с помощью кесарева сечения, под перидуральной анестезией, то не было ни
схваток, ни акушерских щипцов, ни потуг, ни сдавливания, ни растягивания, ни эпизиотомии –
рассечения промежности. Все произошло быстро, легко и без малейшей боли. Его достали, словно
теплый пирог из духовки, после чего слегка встряхнули, чтобы вызывать интерес к происходящему, так
как казалось, что он совершенно безучастен.
Сам факт рождения его и в самом деле не взволновал. Куда больше его взволновала смена обстановки.
Его потревожили шум, свет и холод. Наверняка, оказавшись снаружи, он первым делом подумал:
значит, за пределами материнской утробы существует иной, удивительный мир, и этот мир наконец-
то мне открылся.
В знак своего неудовольствия он принялся сучить ножками, выражая желание и дальше безмятежно
почивать во влажном, темном и теплом алькове.
Только что родившийся Жак еще не подозревал, что жизнь как раз и состоит из череды сменяющих друг
друга декораций на пути из утробы матери до вырытой в земле могилы.
Не осознавал он и то, что в каждом месте пребывания основным занятием становится решение новых и
новых проблем.
Смутно почувствовав, что плач принесет ему передышку, он жалобно захныкал. Его незамедлительно
подхватили чьи-то руки и поднесли к нескольким мужчинам и женщинам, которые принялись целовать
его в лоб и щеки липкими губами. Затем руки поместили его в теплый, пахнувший лавандой инкубатор,
где он наконец смог продолжить свой сон.
Жак Кляйн располагал наследственностью, предопределившей его интерес ко сну.
Его отец, Франсис Кляйн, был мореплавателем, прославившимся в одиночных регатах. Высокий
рыжеволосый мужчина с короткой бородой и мозолистыми руками. Зеленые глаза и очень светлая кожа,
местами усеянная веснушками. К тому времени его имя уже значилось в списке чемпионов. Своими
победами он был обязан умению отводить на сон короткие промежутки времени, что помогало избежать
столкновения с бороздящими океаны судами. Франсис Кляйн научился спать «по-научному» от своей
жены Каролины – знаменитого нейрофизиолога, лучшего специалиста в области сна и сновидений,
которая в те годы уже священнодействовала в парижской больнице Отель-Дье.
Благодаря поддержке Каролины Франсис поставил рекорд пересечения Атлантического океана на
однокорпусном судне: пять дней, один час и тринадцать минут. Занимаясь любовью вечером того
знаменательного дня, Каролина и Франсис зачали Жака, словно отметив тем самым триумф
мореплавателя.
Находясь внутри инкубатора, новорожденный слышал произносимые родителями слова. В тот момент
слова были для него лишь шумом, но повзрослевший Жак сумел воскресить их в своей памяти.
– Мы сделаем из него великого путешественника, – предсказал отец.
– Прежде всего мы сделаем из него великого сновидца, – возразила мать.
5
Соска прилепилась слюной к правой щеке. Рот открыт, рука сжимает мягкую игрушку – оранжевую
кошку, ресницы чуть подрагивают.
Двухлетний Жак Кляйн разительно отличался от несносных детей, которым, кажется, доставляло
удовольствие просыпаться среди ночи, чтобы кричать, плакать и сучить ногами, испытывая терпение
родителей.
Каролина и Франсис время от времени поглядывали на спящего сына.
– У него двигаются глаза. Так и должно быть? – спросил отец.
– Конечно. Это происходит из-за того, что он видит сны, – ответила мать.
– Что может снится двухлетнему ребенку, еще ничего не знающему об окружающем мире?
– Либо воспоминания о прошлой жизни, либо программа жизни будущей.
– А если серьезно?
– Это загадка, но есть мнение, что даже зародышам может многое снится. Во всяком случае, сюжеты
детских снов вовсе не ограничиваются комнатой, в которой живет ребенок, его коляской или игрушкой.
Жак Кляйн, засыпавший в девять вечера, просыпался на следующий день в восемь часов утра с
радостным лепетом: «Мама-папа, я плоснулся».
Он был, что называется, прелестным ребенком. Черненькие волосики и покладистый характер. Он
быстро всему обучался, был любознателен и проявлял незаурядные для своего возраста способности
пловца, когда его запускали в «лягушатник» городского бассейна.
Именно в день двухлетия сына, пока тот крепко спал, Каролина Кляйн приступила к разработке
безумного проекта по расширению границ сна, проекта, на который ее вдохновила цитата из Эдгара По:
«Те, кто видит сны наяву в ясный день, всегда идут гораздо дальше тех, кто видит сны только по ночам.
В своих туманных видениях они улавливают проблески вечности и испытывают дрожь при
пробуждении от осознания того, что какое-то мгновение находились на краю огромной тайны».
Каролина несколько раз перечитала цитату, глядя на спящего ребенка. Она произнесла ее вслух, чтобы
лучше проникнуться, и вдруг ей показалось, что в этом тексте содержится не только тайный код, но и
прямой призыв. Эдгар По обращается к ней сквозь время, чтобы указать на то, что надлежало делать.
6
Из воды высунулась челюсть с двойным рядом острых зубов и вырвала кусок облаченной в ткань плоти.
Остекленевшие глаза жертвы расширились, она еще пыталась высвободиться, но мощные челюсти
сжимались только сильнее. Вскоре брызнула кровь, раздались вопли, и симфоническая музыка начала
сотрясать стены квартиры.
Четырехлетний Жак Кляйн случайно увидел (пока его родители смотрели телевизор, он выбрался из
постели и спрятался за диваном, чтобы украдкой взглянуть на экран) несколько эпизодов фильма ужасов
Стивена Спилберга «Челюсти». Он пронзительно закричал в тот момент, когда кто-то, соскользнув с
наклонившейся лодки, упал в огромную пасть океанического монстра.
Родители, встревоженные криком сына, вновь уложили его в кровать, но голливудский фильм задел
нечто столь глубинное в его бессознательном, что травмировало его. С этого дня он наотрез отказывался
купаться. Он стал настолько бояться воды, что любые попытки подвести его к берегу реки, озера или
моря неизменно вызывали у него сопротивление, ведь там могли притаиться челюсти, и эти челюсти
разорвут его на части.
Он часто просыпался среди ночи, разбуженный кошмаром.
– Мне приснилось, что огромная злобная акула откусила мне ноги, – сказал он как-то зашедшему к нему
в комнату отцу.
В столь поздний час Каролина еще была на работе.
– Слово «злобная» происходит от слова «лоб». Буквально оно означает: «в наказание надо ударить по
лбу». Но у рыб нет лбов, значит, они не могут быть злобными…
Маленький Жак не понимал всей тонкости этого этимологического объяснения.
Тогда отец подыскал более доступный аргумент:
– Не бывает злых животных. Бывают только животные голодные и сытые. Можно ли тебя назвать злым
оттого, что ты ешь курицу?
– Курицы добрые, они не едят людей.
– На самом деле акулы вовсе не людоеды. Они нападают на человека по ошибке, приняв его за крупную
рыбу или за морского котика. И когда они ощущают вкус человеческой плоти, они ее выплевывают. Ты
поступаешь точно так же, когда тебе не нравится еда.
– Они считают нас невкусными?
– Только одно животное является людоедом – касатка. Внешне она напоминает огромного дельфина.
– А обычные дельфины?
– Они не нападают на людей, потому что у них отсутствуют пригодные для этого челюсти и зубы. Так
что дельфины – не добрые, они только плохо «экипированы». А акулы не злые – просто «близорукие».
Жак не прочувствовал отцовской иронии.
– Не хочу, чтобы меня сожрали акулы, – настаивал он.
– Из пятисот видов акул только пять опасны для человека. Ежегодно лишь десять нападений на человека
заканчиваются летальным исходом, и это против десяти миллионов акул, убитых человеком. Если мы
уничтожим акул, находящихся на вершине пищевой цепи, то нарушится равновесие морской
экосистемы, и другие виды, например медузы, будут стремительно размножаться.
– Не люблю акул.
– Тебе известно, что каждый год куда больше людей умирают от упавшего на них кокосового ореха, чем
от нападения акул? Означает ли это, что существуют злые кокосовые пальмы?
Франсис гладил темные волосы сына, думая, что говорит с ним чересчур серьезно.
– Я расскажу тебе одну историю, – сказал он. – Представь, что ты находишься вместе с папой на
корабле, на огромном паруснике, плывущем на чудесный остров, где нет ни акул, ни касаток. Это
совершенно особый остров – твой остров. Его можно узнать по цвету песка, который не белый и не
желтый – розовый. Такого больше нет нигде.
– Там растут кокосовые пальмы?
– Да, но они пережидают, пока люди пройдут, прежде чем сбросить свои тяжелые плоды.
– А потом их можно съесть?
– Еще бы! И эти кокосы очень вкусны! На этом острове есть и другие сокровища – разноцветные
ракушки. И среди них выделяется одна ракушка необычной формы, помогающая решить все твои
проблемы…
Жак мирно уснул в середине рассказа.
После этого вечера Франсис Кляйн взял за правило привозить сыну из самых удаленных уголков мира,
где проходили регаты, пестрые перламутровые ракушки причудливых форм. Со временем на полке над
кроватью Жака скопилась целая коллекция.
Слушая истории об острове Розового песка, в которых всегда упоминались чудесные ракушки, Жак
закрывал глаза и засыпал спокойным сном.
В ту пору его мать много работала над своим секретным проектом и редко бывала дома. Тем не менее,
даже если она возвращалась поздно, она считала очень важным самолично завершить ритуал отхода
Жака ко сну.
Она целовала его в лоб и рассказывала конец истории, начатой мужем:
– …маленький мальчик, поиграв с красивыми ракушками, обнаружил, что на острове Розового песка
был еще и лес. А в этом лесу, в самом центре острова, было особое дерево красного цвета. Маленький
мальчик устроился в тени его кроны, заснул и увидел чудесные сны.
И если Франсис Кляйн положил начало коллекции ракушек, то Каролина Кляйн разместила полкой
ниже несколько деревьев-бонсай.
– Пусть ракушки ассоциируются с папой, а деревья – с мамой, – подытожила она однажды.
Два символа, наполнявших его покоем, были рядом, и маленький Жак с улыбкой поворачивался на
правый бок и закрывал глаза.
Уносясь в страну снов, он еще некоторое время продолжал слышать голоса родителей.
Как-то вечером Франсис Кляйн посмотрел на спящего сына.
– Он выглядит таким умиротворенным во сне. От дневного беспокойства не осталось и следа.
Жак глубоко вздохнул, перевернулся и задышал по-другому – казалось, будто машина меняет скорость,
чтобы ускорить ход.
Каролина объяснила:
– Сейчас он должен был перейти из первой стадии, стадии дремоты, во вторую стадию, стадию
быстрого сна. Он сладко спит. Не будем ему мешать.
Родители вышли на цыпочках из комнаты сына, закрыв за собой дверь.
7
Когда Жаку исполнилось восемь лет, полки в его комнате были заставлены причудливыми ракушками и
кривыми деревцами. Отец не только дарил ему морские раритеты, но и объяснял их природу:
– Не существует более совершенных геометрических форм, чем те, которыми обладают ракушки.
Взгляни на эти изгибы, спирали, изящные линии. Обрати внимание на завитки и цвета. Если бы все в
мире было похоже на морские раковины… Нет ничего более прекрасного!
А Каролина делилась с сыном своими познаниями о деревьях.
– Лист дерева – это механизм, превращающий свет в энергию. В каждой его ветви, в каждом листе
проявляется надежда на лучшее будущее. По мере роста дерево сбрасывает ставшие ненужными старые
листья, развивается и тянется ввысь, чтобы еще лучше улавливать свет.
– Но ведь в маленьком горшке корни не могут расти?
– Всякая форма жизни непременно помещена в свое замкнутое пространство. И любая форма жизни
старается выйти за его пределы, чтобы узнать, что существует вне его. Потому что понять, как устроена
система, можно, только оказавшись вне ее.
Жак обожал, когда родители объясняли ему устройство мира.
Но едва ему исполнилось девять, как ему стало тяжело просыпаться. По утрам он с трудом вставал, его
преследовала постоянная усталость. Успеваемость в школе снизилась. Он отставал в росте от своих
сверстников, часто болел: день начинался с мокрого кашля, а заканчивался заложенным носом.
По словам учителей, Жак дремал на уроках, жаловался на усталость на физкультуре, а когда сидел,
подпирал рукой голову, словно она была чересчур тяжела. В конце концов родителей Жака вызвали на
беседу с директором школы.
Тот встретил их с озабоченным видом.
– Такое впечатление, что у вашего сына какие-то проблемы. Он вечно витает в облаках. Когда ему
задаешь вопрос, он не сразу реагирует. Он то и дело болеет. И он с трудом заучивает наизусть тексты.
Думаю, ему необходимо прописать гормон роста, чтобы он прибавлял в росте, магний для укрепления
иммунитета, рыбий жир для улучшения памяти и витамины. Любой врач порекомендует вам подобное
лечение, и оно только пойдет на пользу вашему сыну.
По возвращении домой Каролина призналась:
– Я наблюдала за Жаком, пока он спал, как движутся его глаза. Он погружается в фазу легкого сна,
ненадолго переходит в третью фазу, но ему не удается попасть в четвертую фазу – фазу глубокого,
крепкого сна. А ведь именно в фазе глубокого сна выстраивается его память, укрепляется иммунная
система и вырабатывается гормон роста.
– Директор прав. Его нужно лечить. Нельзя допустить, чтобы он и дальше оставался в таком
состоянии, – решительно заявил Франсис.
– Мы поговорим с ним о сложившейся ситуации и растолкуем, что происходит в его организме во время
сна.
– Девятилетнему?!
– Стоит попробовать. Я уверена, он сможет нас понять.
Тем же вечером вместо отцовских рассказов о морской прогулке на остров Розового песка Жак слушал
мать, которая пыталась объяснить ему при помощи рисунков некоторые элементарные понятия
механизма сна.
– Жак, послушай меня. Закрой глаза. Что ты видишь?
– Ничего.
– Это неправда. Ты видишь кусочек другого мира.
Он открыл глаза:
– Другого мира?
– Того мира, в который ты ежевечерне погружаешься.
Он закрыл на несколько мгновений глаза, а когда снова открыл, мать продолжила:
– Когда ты входишь в воду, ты ведь не будешь стоять у самого берега? Ах да, акулы, – спохватилась
она. – Не беспокойся, акул там нет, ведь это воображаемый водоем.
Она провела на бумаге линию, обозначавшую поверхность воды.
– Если представить, что сон – это виртуальный водоем, то отход ко сну, с момента, когда ты закрываешь
глаза, можно сравнить с вхождением в воду. Само вхождение длится пять – десять минут. Затем
начинается первое погружение, ты оказываешься под водой. Это первая фаза, или стадия, очень легкого
сна. Твое тело расслабляется. Организм начинает восстанавливать силы. Мы еще слышим голоса людей
и понимаем, что они говорят, но у нас уже нет желания отвечать им.
Жак кивнул – ему знакомо это чувство.
– Затем наступает вторая стадия – стадия легкого сна. Мы все еще слышим голоса, но речь становится
не разборчивой, слова превращаются в шум.
Каролина нарисовала маленького мальчика под водой и написала цифру «2».
– Дальше приходит очередь третьей фазы – медленного сна. Из внешнего мира больше не доносится ни
звука, все тело расслабленно, дыхание замедленно.
Она провела еще одну линию, обозначив ее цифрой «3».
– Но можно погрузиться еще глубже. Четвертая стадия – это очень глубокий сон. На этой стадии тело
по-настоящему отдыхает, вырабатывает защиту от болезней, а также вещества которые обеспечат его
рост. Память укрепляется. На этой стадии мы прокручиваем важную информацию, полученную за день,
которая будет способствовать нашим успехам. И мы видим сны.
Она добавила цифру «4» и нарисовала маленького улыбающегося мальчика, плавающего в глубине
моря.
Затем провела на полях вертикальную линию и пометила: «90 минут».
– Полное погружение – это один цикл сна. Он длится примерно девяносто минут. После этого наступает
момент, когда мы всплываем к поверхности, будучи готовы к пробуждению. Но если пробуждения не
наступает, мы начинаем новое погружение, проходя поочередно четыре слоя воды.
Жак выглядел крайне заинтересованным.
– Итак, ночь, длящаяся семь с половиной часов, вмещает в себя пять погружений или пять циклов по
девяносто минут каждый. Если все идет хорошо, то каждый раз ты опускаешься все глубже и глубже,
вплоть до четвертой стадии. Ты становишься сильным, твоя память улучшается, ты растешь и
противостоишь болезням. Теперь ты понимаешь, почему так важно дойти до четвертой стадии?
Жак Кляйн кивнул.
– Мама, что сделать, чтобы добраться до нее?
– Я надену на тебя детекторный браслет, который позволит нам завтра увидеть твою гипнограмму на
смартфоне.
– Что такое гипнограмма?
– Это график, показывающий структуру твоих циклов сна. Давай-ка я помогу тебе отправиться в мир
сновидений… Дыши глубоко, чтобы расслабиться, и закрой глаза, мы готовимся к погружению в море
неподалеку от острова Розового песка.
Жак сделал вдох, будто готовился задержать дыхание.
Каролина провела рукой по волосам сына, а потом нежно положила ладонь на его веки:
– Представь, что ты погружаешься под воду.
Мальчик заворочался в постели, будто пытался одолеть нерешительность. И наконец позволил себе
расслабиться.
Каролина начала красочно описывать ему, как он проходит первый слой – первую стадию сна. Дыхание
Жака изменилось, стало спокойным. Вторая стадия, третья – и вот четвертая. Глаза задвигались под
веками – знак того, что он крепко спит. Затылок напрягся, голова откинулась назад.
В дверях показался Франсис. Каролина шепотом пояснила мужу:
– Готово. Теперь Жак наслаждается сном в полной мере. Его шишковидная железа вырабатывает
меланин из серотонина, наконец-то химические процессы в его организме пришли в норму. Он видит
сны, и его организм восстанавливается.
Пальцы ребенка, сжимавшие подушку, начали постепенно расслабляться.
8
Недели следовали одна за другой. Луна и солнце поочередно сменяли друг друга на небесном своде.
Глаза открывались с наступлением зари, моргали в течение всего дня, а с наступлением сумерек
закрывались. Мышцы напрягались и расслаблялись.
В последующие месяцы качество сна Жака Кляйна неуклонно улучшалось.
Днем он активно пользовался своим телом и умом. Ночью позволял своему телу отдохнуть, а уму –
совершенствоваться.
В мозге плелись нейроны, образуя кружева красных волокон и кустов. Крохотные разряды
электрического тока превращали в идеи сигналы, полученные сетчаткой, тимпанами, обонятельными и
осязательными рецепторами. Идеи становились мыслями, мысли – воспоминаниями, а воспоминания
отправлялись на хранение в височные доли головного мозга.
Так формировалась его память.
Жак стал лучше запоминать тексты, математические формулы, новые слова и исторические факты. Он
всюду усматривал коннотации и ассоциации, улавливал ритмы. Если до той поры его любимое место
находилось в глубине класса у батареи, то теперь он переместился на несколько рядов вперед.
Параллельно он начал стремительно прибавлять в росте («Словно бонсай высвободили из слишком
тесного для него горшка», – отметил врач) и перестал хватать инфекцию от сопливых учеников.
Иммунная система укрепилась, и Жак больше не кашлял по утрам и не сморкался по вечерам. Его уши
больше не были забиты серой, а веки не склеивались при пробуждении.
Учителя заметили его успехи, но связывали их с приемом гормона роста и витаминов. Жак, который
долгое время числился среди отстающих, наконец наверстал упущенное и стал уверенным хорошистом.
Отец предложил ему попытаться побороть боязнь воды:
– Давай вместе сходим в аквапарк!
Мальчик с готовностью согласился, но, приблизившись к воде бирюзового цвета, невольно вздрогнул. А
когда он коснулся воды пальцами ног, у него перехватило дыхание.
– Не бойся. Акулы в бассейне не водятся, – шутливо сказал отец.
– Да, но я не могу разглядеть дна. Мне обязательно нужно видеть дно и знать, что я до него достану, –
ответил Жак, он был напряжен.
– Я рядом, я буду держать тебя, ты не утонешь.
Дно бассейна понижалось постепенно. Мальчик вошел в воду сначала по щиколотки, затем по колени и
наконец по бедра. Его лицо скривилось, словно он погружался в кислоту.
– Будь молодцом, сынок. Увидишь, все будет хорошо. Нужно просто захотеть. И захотеть прямо сейчас.
Решайся! Все равно когда-нибудь тебе придется плыть, и ты еще скажешь мне спасибо. Запомни эти
простые слова: «Тот, кто не захотел, когда мог… не сможет, когда захочет».
Жак с трудом перенес прикосновение ледяной воды к плавкам, даже кулаки сжал. Дети поблизости
смеялись над ним: разве это нормально – в его возрасте бояться плавать!
В голове сталкивались противоречивые мысли. Желание угодить отцу боролось с внутренним
убеждением, что это жидкое вещество, вполне вероятно, несет в себе страшную опасность.
Когда вода достигла уровня груди, он заорал, привлекая внимание плававших поблизости людей:
– Я НЕ ХОЧУ ТУДА! Я НИКОГДА НЕ ЗАХОЧУ ТУДА. Я НЕ ЛЮБЛЮ ВОДУ! В ГЛУБИНЕ МОГУТ
ТАИТЬСЯ АКУЛЫ!
Франсис схватил сына и, перехватив грудь, погрузил в воду.
– СПАСИТЕ! Я ТОНУ! – вырвался Жак.
К ним приблизился мужчина и окликнул Франсиса:
– Вы чересчур жестоки с ребенком, не нужно было его заставлять.
– Я его отец и знаю, что делаю. Лучше займитесь своей задницей.
– Ой, я вас узнал: вы знаменитый мореплаватель Кляйн! Вам бы стоило…
– Не лезьте не в свое дело.
Не зная, как реагировать, мужчина сделал злобное лицо. Довольный произведенным эффектом, Жак
продолжил в том же духе, крича в сторону:
– НА ПОМОЩЬ! ПАПА ХОЧЕТ МЕНЯ УТОПИТЬ!
Вокруг них собралась небольшая толпа. Взрослые с неодобрением наблюдали за происходящим, будучи
готовыми в случае необходимости вмешаться в ситуацию.
В конце концов Франсис Кляйн сдался и, избегая победоносного взгляда сына, повел его к раздевалке.
Уходя из бассейна, Жак подумал:
«Я хочу плавать во сне, но не в реальности».
9
Самое сложное мгновение дня – это миг пробуждения, те несколько секунд, когда ты открываешь глаза,
с трудом припоминая, кто ты и в какой момент существования (своего и мира) просыпаешься.
Теперь нужно все заново подчинить себе, включить тело, в котором ты проведешь остаток дня,
включить разум с его воспоминаниями, желаниями и запрограммированным на короткий срок будущим.
Чем крепче был сон, тем тяжелее даются эти секунды возвращения.
Жак сглотнул, заново привыкая к своему телу и к своему миру и припоминая список дневных дел.
Ему было одиннадцать, и он учился в колледже. Его успеваемость была неплохой, оценки выше
средних. Однако спустя несколько месяцев после начала учебного года классный руководитель вызвал
его родителей:
– У Жака прекрасная память, но… простите, что говорю об этом… у него полностью отсутствует
творческое начало. Он лишь повторяет, как попугай, то, чему его учат. Он преуспевает в зубрежке, в
чтении наизусть, в перечислении дат или названий рек, но как только ему предлагают произвольную
тему, он выдает то, что тщательно записал перед этим на уроке, не привнося ничего от себя. Мне
кажется, он не решается выразить что-то, исходящее лично от него, и пользуется только своими памятью
и умом.
Каролина решила, что пришло время продолжить онейрологическое образование своего сына. Тем же
вечером, присев на краешек кровати сына, она провела рукой по его темным волосам:
– Послушай меня, Жак. Ты помнишь, как я рассказывала тебе о циклах сна?
– Погружение в слои воображаемого моря, соответствующие стадиям засыпания? Ты сама научила меня
следить за гипнограммами.
Он показал на экране смартфона гипнограмму предыдущей ночи, где были зафиксированы отчетливые
снижения.
– Я сказала тебе не все. Существует пятая стадия, которая не видна на детекторе этого устройства.
– Что, есть еще более глубокий сон, чем на четвертой стадии?
– Представь, что, достигнув четвертой стадии, ты вдруг обнаруживаешь за ней пятую, которую можно
описать как…
– Как слой, расположенный еще ниже?
– Нет, наоборот, как внезапный резкий скачок вверх. В этом-то и состоит ее странность: твое тело
максимально расслаблено, температура понижена, ты ничего не слышишь, твое сердце бьется в
замедленном темпе, но при этом твой мозг работает наиболее активно. Тебе снятся невероятные, очень
красочные сны. Вот почему пятую стадию называют парадоксальным сном.
– Парадоксальный сон, – повторил мальчик, чтобы лучше запомнить полученную информацию.
– Его открыл в 1959 году французский ученый, профессор Мишель Жуве. До того момента ученые не
понимали суть происходящего в эту интереснейшую стадию…
– Во время парадоксального сна мы видим что-то особое?
– Как тебе сказать… Во время четвертой стадии нам, бывает, снится, что мы обнажены в людном месте,
что за нами гонятся враги или что у нас выпадают зубы…
– Да, мне часто снится такое, – удивился Жак и добавил: – Неприятное…
– Правильно, неприятное… А во время парадоксального сна нам снится, что мы летаем, занимаемся
любовью, одерживаем верх над врагами.
– То есть на четвертой стадии мы проигрываем, а на пятой побеждаем?
– На четвертой стадии мы находимся в опасности, – уточнила Каролина. – А на пятой находим выход из
положения. Кроме того, именно в стадии парадоксального сна наше здоровье укрепляется, а мозг
сортирует информацию, полученную за день. В парадоксальном сне мы забываем все наносное,
оставляя в памяти только важное. Мишель Жуве считал, что парадоксальный сон служит для того,
чтобы напоминать нам о том, что мы находимся вне каких-либо внешних влияний, уловок и
манипуляций. Мы возвращаемся к исходной программе, лежащей в основе нашей подлинной личности.
– Немного похоже на то, когда ты перезагружаешь компьютер и все файлы автоматически встают на
место?
– Да. Пятая стадия длится десять – двадцать минут.
Жак Кляйн посмотрел на свою гипнограмму. Затем попросил мать нарисовать ему пятую стадию, раз на
гипнограмме она отсутствовала.

Каролина нарисовала погружение первой стадии, затем второй, третьей, четвертой, а из глубины «моря»
прочертила вершину парадоксального сна, располагающуюся на одном уровне с поверхностью, то есть с
моментом пробуждения.
Жак был счастлив, что узнал то, о чем и не помышляли его одноклассники.
Каждый раз, перед тем как уснуть, он, словно задержавший дыхание пловец, мысленно готовился к
тому, чтобы как можно глубже погрузиться и достигнуть уровня парадоксального сна, взобраться на его
вершину.
Несколько раз ему это удавалось, или, по крайней мере, так ему показалось.
Спустя несколько дней Каролина сказала ему:
– Теперь, Жак, когда ты готов идти дальше в своих снах, я хочу дать тебе кое-что.
Она протянула ему блокнот в кожаной обложке, в который была вложена перьевая ручка.
– Это твой журнал сновидений, сынок. Проснувшись утром, ты вспомнишь, что тебе снилось в стадии
парадоксального сна, и запишешь, чтобы не забыть.
– Да, но мне не удается запоминать сны. Как только я просыпаюсь, от них не остается и следа!
– Достаточно решить не забывать их, и все получится. Это как птица: пока она не упорхнула, ее нужно
схватить. Нужно лишь сделать первый шаг, это сложно, но дальше будет проще.
Жак Кляйн пребывал в сомнении. Тогда Каролина попробовала применить то, что она называла методом
Сальвадора Дали:
– Давай сделаем так. Ты сядешь в глубокое кресло с тарелкой и ложкой в руках. Держи ложку над
тарелкой, закрой глаза и попробуй заснуть. Когда твой сон станет достаточно глубоким, пальцы
разожмутся, ложка, соответственно, выскользнет и упадет на тарелку, произведя звук, который тебя
разбудит. Посреди сновидения ты внезапно вернешься в реальность. Это поможет тебе не забыть твой
сон.
Тем же вечером Жак несколько раз произвел этот опыт под присмотром матери, и в конце концов у него
получилось: он подскочил, когда ложка ударилась о тарелку. «Птица» оказалась в его руке.
– Я держу ее! – воскликнул он. – Получилось! Я прекрасно помню сюжет. Я поймал сновидение!
– Рассказывай.
– Ну… Мне приснилась лестница в форме восьмерки без начала и конца. Когда я поднимался по ней,
она работала наподобие эскалатора, только движущегося вниз, поэтому мне казалось, что я так и не
смогу добраться до верха.
– Это хорошо, но нужно идти еще дальше, стараясь запомнить сновидение полностью – не последнюю
сцену, а весь фильм. Мне наконец-то удалось найти приложение, способное уловить стадию
парадоксального сна. Я установлю его на твой смартфон и настрою систему так, чтобы пробуждение
наступало в момент вероятного конца сновидения. Полагаю, тебе будет проще запомнить историю
целиком.
На следующую ночь Жак опробовал новое устройство. Проснувшись, он воскликнул:
– Готово! Мама, я смог запомнить весь сон от начала до конца!
И начал рассказывать с восторгом художника, демонстрирующего свое новое творение:
– В школе был пожар. Мой учитель английского, находившийся внутри, кричал в окна: «На помощь!» А
потом появился какой-то великан ростом выше школы, который спас учителя, посадив себе на ладонь. В
конце учитель сказал ему: «Ну что ж, я ставлю вам одиннадцать баллов из двадцати, но можно учиться
лучше». Во сне было много красок, действия, и фоном даже звучала музыка, как в кино.
– Хм… неплохо для первого полного сновидения, – признала Каролина, подумав, что она бы предпочла,
чтобы сыну почаще снились пожары, нежели вода и акулы. – Постарайся записать максимум деталей в
журнал сновидений.
Жак торопливо нацарапал в блокноте сюжет сна.
– А! Вот еще что, – спохватилась Каролина. – Когда рассказываешь историю, возникает естественное
желание выстроить все в логической последовательности. Но тебе этого делать не нужно. Ты должен
соблюдать хаотический характер сновидения. Бывает, во сне персонажи изменяют облик или внезапно
беспричинно ты попадаешь в другие места.
– Сейчас, когда ты мне сказала про это, мама, я вспомнил, что у великана вначале была голова соседа,
потом собаки, а в конце – моя голова.
– Хм… Запиши это. Нужно быть честным со своими сновидениями.
– Так ты считаешь, что я не должен останавливаться на четвертой стадии, а должен добраться до пятой и
оставаться там как можно дольше?
– Наш мозг выполняет то, о чем мы его просим, – улыбнулась Каролина.
После того как Жаку впервые удалось сохранить в памяти сновидение, он вошел во вкус. Теперь ему
хотелось запомнить каждое из них. Он запрограммировал будильник таким образом, чтобы он звонил во
время окончания парадоксального сна, после чего незамедлительно хватался за блокнот.
– Чтобы с большей пользой смотреть сны, я научу тебя еще одному трюку, – объявила ему Каролина.
Она достала из-за спины и протянула ему книгу под названием «Алиса в Стране чудес».
– Чудесная вещица! Если ты будешь читать перед сном книги с красочными визуальными мирами, тебе
будут сниться еще более волшебные сны.
Жак взглянул на обложку. Там были изображены маленькая светловолосая девочка, кошка с огромными
глазами, гусеница в очках, сидящая на грибе, и разгневанная Королева Червей.
Каролина процитировала по памяти:
– «Мир книг – самый большой из всех миров, который человек не получил от природы, но заимствовал
из собственной головы». Так говорил один писатель по имени Герман Гессе. А я добавлю от себя: мир
книг подпитывает мир снов, который намного больше мира книг.
Жак прочитал «Алису…» и увидел во сне описанные в книге пейзажи.
После других произведений Льюиса Кэрролла («Охота на Снарка», «Бармаглот», «Алиса в Зазеркалье»)
он открыл для себя творение Рабле, которое вдохновило его на сны об обжорах («Гаргантюа и
Пантагрюэль»), затем последовали книги Джонатана Свифта («Путешествие Гулливера») и Эдгара По
(«Таинственные истории» в переводе Бодлера), которые добавили в сны воронов, кладбища, замки и
призраки. Еще: Жюль Верн («Таинственный остров», «Путешествие к центру Земли», «20 000 лье под
водой»), Айзек Азимов («Основание», «Я, робот»), Филип Киндред Дика («Убик», «Человек в высоком
замке»). Он читал также поэтов: Виктора Гюго, Шарля Бодлера, Артюра Рембо, Бориса Виана, Превера,
Жоржа Перека.
После романов и стихов мать посоветовала ему пополнить свои знания в области живописи, чтобы
насыщать сны необыкновенными декорациями: Иероним Босх, Франсиско Гойя, Рембрандт, Питер
Пауль Рубенс, Ян Вермеер, Уильям Тёрнер, Джон Мартин, Сальвадор Дали, Рене Магритт.
Затем пришел черед композиторов: Вивальди, Моцарт, Бетховен, Григ, Форе, Дебюсси.
– Романы, стихотворения, живопись и музыка – наилучшие ингредиенты для того, чтобы ты создал
собственную кухню сновидений, – объяснила ему мама. – Все это свежие продукты. И напротив, я не
советую тебе смотреть телевизор – это фастфуд, дающий неестественные, «пережеванные» сны, которые
не позволяют развивать твои врожденные творческие способности и чувство прекрасного, так как
воздействуют лишь на твои базовые эмоции. Пусть это станет общим принципом: создавай в
сновидениях собственные фильмы и не воспроизводи фильмы, созданные другими.
Жак привык засыпать с романом в руке. Он читал после ужина перед сном, то есть в то время, когда его
одноклассники смотрели телевизор. Он проглатывал истории, рассказанные в книгах, как «топливо для
сновидений», и чем более необычными и красочными были миры, о которых он читал, тем сильнее он
предвкушал удовольствия, не сомневаясь в том, что ночь будет богата удивительными зрелищами.
Его школьные отметки улучшились во всех творческих дисциплинах. Он восстанавливал организм
благодаря третьей стадии сна, он развивал способность к запоминанию посредством погружения в
четвертую стадию, и он использовал способность к фантазированию, порожденную пятой стадией.
Он стал лучшим учеником в классе.
Франсис Кляйн был впечатлен успехами сына, которые были связаны с тайными знаниями,
переданными его женой. Признаться, он тоже оттачивал технику управления сном, готовясь к
одиночному кругосветному плаванию. Это умение было необходимо ему для того, чтобы побить рекорд,
который с 2008 года удерживал Франсис Жойон, совершивший кругосветное путешествие на тримаране
за 57 дней 13 часов и 34 минуты.
Следуя указаниям, полученным от жены, он визуализировал идеальный путь, прокручивал все маневры,
прорабатывал плохие и хорошие варианты сценариев, находил во сне точные ответы на проблемы
технического порядка. Постепенно он научился сокращать время необязательного сна, чтобы идти
прямиком к парадоксальному сну, который оказывал восстанавливающее действие на организм.
Как-то вечером, взглянув на спящего сына, Франсис Кляйн заметил устройство, которое чертило график
сна.
– Тише! Ты можешь его разбудить, – сказала жена, заходя в комнату.
– Надо же, ты сегодня пораньше вернулась из больницы. Тебе удалось продвинуться в работе над
проектом?
– Нет, Франсис, это слишком сложно! Возможно, я откажусь от него, потому что наткнулась на
непреодолимую преграду.
– Уверен, у тебя все получится.
– Возможно, я слишком высоко подняла планку, – признала она.
Она взяла смартфон, лежавший на кровати сына, и принялась изучать гипнограмму.
– Он уже на пятой стадии. Сейчас ни в коем случае нельзя его будить.
– А существует ли иной способ, помимо смартфона, узнать, находится ли он в парадоксальном сне?
Каролина кивнула:
– Движения глаз убыстряются, кровь стучит в висках, голова откидывается назад. И еще… есть деталь,
которая не обманет.
Она осторожно приподняла одеяло.
– Когда мужчина находится в стадии парадоксального сна… это заметно.
У одиннадцатилетнего Жака Кляйна была эрекция.
– Пятая стадия может вызывать и такое? – удивился отец.
– В этот момент тело переполняет радость от просмотра сновидений, и радость эта настолько велика,
что тело воспринимает ее как… акт любви.
10
Электрический нож едва не задел лицо Франсиса.
Шум разбудил Жака, который, спросонок потирая глаза, прибежал в кухню и увидел, что его родители
дерутся. Мать, облаченная в ночную рубашку, размахивала электрическим ножом. Мальчик решил, что
они поссорились, но Каролина прошептала странную фразу, обращаясь к отцу, одетому в пижаму:
– Я хочу тостов. Ну же, хлебушек, не убегай, я тебя порежу на кусочки и поджарю. Я проголодалась,
хочу тостов со сливочным маслом и конфитюром.
Каролина вновь замахнулась электрическим ножом, Франсис заслонил лицо рукой, и два граненых
зубчатых лезвия вонзились его кожу. Потекла кровь.
– А! Наконец-то! Вот и клубничный джем! – воскликнула Каролина победным тоном.
У нее по-прежнему был отсутствующий взгляд и расширенные зрачки. Лицо выражало удовольствие
голодного человека, предвкушающего обильный завтрак. Окровавленные лезвия электрического ножа
продолжали угрожающе двигаться.
– Перестань, Каролина, проснись!
Несмотря на решительный тон, Франсис выглядел испуганным.
Битва не кончалась, мать размахивала электрическим ножом как саблей, отец пытался защититься,
словно щитом, крышкой от кастрюли.
Наконец ему удалось обезоружить Каролину, которая все еще выражала признаки неутоленного
аппетита.
– Проснись, умоляю тебя, проснись! – сказал он.
– Что… что происходит? – вдруг спросила она, встряхивая головой и часто моргая.
– У тебя опять случился припадок, ничего страшного, – ответил Франсис, скрывая от нее порез на руке и
выключая электрический нож.
– Что я натворила?
Она оглядывалась вокруг, чтобы понять, что произошло.
– Ничего. Каролина, сейчас тебе нужно вернуться в постель.
Она заметила его порез, увидела электрический нож и разрыдалась:
– Это сделала я? Прости меня, Франсис!
– Ты не виновата. Это…
– Это нечто внутри меня, что не поддается моему контролю и толкает на ужасные поступки во сне.
– Ты не несешь ответственность за то, что происходит во время приступа. Ты грезишь наяву, вот и все.
Такое случается со многими людьми, только они не говорят об этом.
Он крепко обнял ее. Оба плакали и дрожали.
– Со мной что-то не так. Мне нужно лечиться.
– С тобой все в порядке, дорогая, просто ты должна отдохнуть и успокоиться. Ты слишком много
работаешь. Из-за психического истощения у тебя случаются приступы.
Жак не мог опомниться. Только что он видел родителей дерущимися, затем плачущими и вот
целующимися. Он еще раз убедился: для понимания мира взрослых ему недостает некоторых
элементов, которые пока что оставались для него недоступными.
– Я доведу мое исследование до конца, – пообещала Каролина. – Чтобы прекратить этот процесс, мне
нужно опуститься еще ниже, намного ниже. Я знаю, что именно в глубине моего бессознательного я
отыщу способ избавиться от проклятия. Работа в лаборатории поможет мне в этом.
– Отдохни.
– Наоборот, мне нужно работать еще больше.
– Перестань, припадков будет больше.
– Франсис, тебе прекрасно известно, на что я способна в таком состоянии. Тебе прекрасно известно, что
уже произошло. И пусть правосудие признало меня невиновной, я все равно себя осудила…
– Ты слишком жестока к себе.
– Пойди расскажи это тем, кто пострадал от меня в ночное время. Пойди расскажи это призраку моего
братика!
Она снова разрыдалась.
Жак потихоньку вернулся в кровать, но не смог заснуть сразу и потому лежал с открытыми глазами,
всматриваясь в пятно на потолке.
Ничего не произошло. Я ничего не видел и ничего не слышал. Должно быть, мне все это приснилось.
Папа и мама прекрасные люди, которые… дерутся с помощью электрического ножа посреди ночи… но
они меня любят. Мама – великий ученый… она попыталась разрезать папу на ломтики, потому что
приняла его за хлеб… но мама утомлена работой. Все наладится… Она говорила о «проклятии»…
Ничего не случилось… она могла его убить!.. а я присутствовал при этом! Я уже все забыл… смогу ли
я когда-нибудь забыть? Нужно спать. Нужно перестать думать. Я больше не думаю. Я все забываю.
Я сплю. Я…
11
Последующие ночи были наполнены кошмарами. Жак метался в постели. Постельное белье мялось,
стиралось, сушилось и гладилось. Продавленные подушки снова взбивались.
Затем мало-помалу все вернулось в норму.
Дни шли своим чередом.
Благодаря снам Жак оставался лучшим учеником в классе, он по-прежнему проявлял любознательность,
внимание и творческие способности.
Учителя любили прилежного и спокойного ученика. Однако если учителей успехи Жака радовали, то
одноклассников, видевших в нем зубрилу, они раздражали. Вдобавок ко всему Жак подвергался
насмешкам при каждом посещении бассейна.
Бассейн был частью уроков физкультуры. Стоя в плавках, Жак смотрел на воду и дрожал от страха, в
сотый раз слушая напутствия учителя: «Сядь на бортик и попробуй хотя бы опустить ноги в воду». Но
мальчик упрямился, и если от него не отставали, то вообще впадал в ступор.
Как-то раз, когда учитель физкультуры отлучился в туалет, один из его одноклассников, Вилфрид, дал
знак своим приятелям, и те быстро схватили Жака за запястья и щиколотки.
– Ты просто подлиза, Кляйн. А мы не любим подлиз. В любом случае, ты сопля. Об этом говорит твое
имя. Кляйн по-немецки означает «маленький». Я это знаю, потому что я из семьи немцев. Малыш
Кляйн! Малыш Кляйн! Ты боишься воды, совсем как маленькие детки. Ты всего лишь трусливый беби,
Кляйн! И сейчас мы проверим, растворяешься ли ты в воде, как аспирин!
Жак попытался вырваться, но Вилфрид и его друзья были сильнее. Они подняли его и поднесли к краю
бассейна, ободряемые остальными учениками, которые воспринимали это в качестве развлечения.
Зубрила-отличник? Так тебе, получай!
– Мы поможем тебе преодолеть боязнь воды! Сейчас раскачаем крошку Кляйна и посмотрим, не
шипучий ли он! И раз, и два, и…
Охваченный страхом Жак сумел высвободить ногу. Он со всей силы саданул мальчишку, державшего его
за икры и… полетев на пол, ударился лбом о лестницу бассейна. Хлынула кровь.
Вилфрид схватил его рукой за горло и прошипел:
– Скажешь, что поскользнулся. Предупреждаю, если сболтнешь учителю или родителям о случившемся,
мы тебя утопим.
Физкультурник, который наконец вернулся, велел отвести Жака в медпункт, чтобы заклеить рану.
Жаку было больно, но, напуганный словами Вилфрида, он не выдал виновных.
Когда Франсис увидел пластырь на лбу сына, он захотел узнать, что произошло.
– Ничего, – выдавил Жак, пряча глаза.
Франсису пришлось проявить настойчивость, и Жак, всхлипывая, рассказал ему об унизительном
происшествии.
– Это все из-за того, что наша фамилия означает «маленький» по-немецки. Это правда?
– Правда, но Кляйн – это еще и прекрасная геометрическая фигура в виде объемной восьмерки. Бутылка
Кляйна принадлежит к числу тех немногих емкостей, у которых отсутствуют внешняя и внутренняя
стороны. А придумал ее один из наших предков – математик Феликс Кляйн.
Отец нарисовал сосуд, горлышко которого, проходя сквозь боковую поверхность вовнутрь, соединялось
с дном.
– Разве не красиво, а?
Но Жак все еще находился в состоянии шока от пережитого и не был расположен к разговорам о
геометрии.
– Этот парень, Вилфрид, он учится в твоем классе? – спросила прибывшая на помощь Каролина.
– Ничего не предпринимайте, а то они меня утопят.
– Нельзя погружаться в страх, иначе ты превратишься в жертву, и уж тогда они от тебя не отстанут.
– Но я действительно боюсь Вилфрида. К тому же остальные ученики на его стороне.
– Страх можно направить в нужное русло и погасить. Я не смогу прямо сейчас помочь тебе преодолеть
боязнь воды, но я помогу противостоять этому мальчику. Закрой глаза.
Мать попросила Жака визуализировать остров Розового песка, знакомый ему с раннего детства. Затем
посоветовала мысленно перенести туда Вилфрида. Жак, погруженный в гипнотический сон, начал
представлять себя великаном, стоящим перед Вилфридом-гномом. «Ну что, ты все еще считаешь меня
маленьким?» – спросил он. Раздавленный и униженный, его обидчик попросил пощады и извинился.
Вскоре Каролина разбудила Жака.
– Вот видишь, – сказала она ему. – Он ошибается: у тебя очень красивая фамилия, и ты вовсе не
труслив. Теперь ты должен поговорить об этом случае с директором, чтобы он знал о том, что
произошло.
На следующий день Жак нашел в себе смелость изложить директору школы подробности инцидента.
Игрекообразный шрам на его лбу был подтверждением сказанному. Вилфрида вызвали и пригрозили
исключением в случае повторения подобного.
После уроков Вилфрид пошел за Жаком по улице. Тот его заметил, но не ускорил шага. Он повторял про
себя: «Только не убегать! Надо быть сильным, как на острове Розового песка».
Обидчик догнал его:
– Малыш Кляйн, да ты действительно тряпка. Обратился за помощью к папочке с мамочкой и учителям,
потому что сам не можешь постоять за себя. Ты просто жалок! Ладно, ты поплатишься за то, что выдал
меня! Я ведь тебя предупреждал! И на этот раз ты получишь по полной!
Он достал перочинный нож, но Жак и глазом не моргнул.
– Ты уверен, что удовольствие от того, что ты порежешь меня, стоит того, чтобы вылететь из школы? А
как на это посмотрят твои родители?
Спокойный тон Жака удивил Вилфрида, и он начал колебаться. Во взгляде «малыша Кляйна» он не
видел ни малейшего следа страха.
– Берегись, я порву тебя!
Но Жак лишь улыбнулся, еще больше удивив хулиганистого парня. С одной стороны, Вилфрида
раздирало желание ранить Жака, а с другой – он боялся последствий, которые были неминуемы.
– Подумай о твоих родителях, о великий и ужасный Вилфрид, – насмешливо сказал Жак. – Что они
скажут, когда им придется подыскивать частную школу, принимающую скотин подобных тебе? И не
будет ли эта школа колонией?
Прошло несколько секунд. Рука разжала нож.
– Тебе повезло, малыш Кляйн, здорово повезло.
– Да, я знаю, – ответил Жак. – Просто я научился везению.
– Научился? Вот еще глупости! Однажды тебе перестанет везти, и уж тогда ты помучаешься.
После случившегося в бассейне Жак был официально освобожден от его посещения, и остаток учебного
года прошел спокойно.
Вилфрид его упорно избегал, и Жак понял, что благодаря психологической работе, выполненной под
руководством мамы, он мог частично побороть свои страхи.
Каролина, тем не менее, внесла уточнение, обучая Жака науке владеть эмоциями:
– Слабые люди мстят, сильные – прощают. Еще более сильные – игнорируют. Запомни это правило. То,
что произошло, положи подальше в морозильник, а Вилфрид должен выйти из твоего ментального и
эмоционального пространства, чтобы больше не загрязнять его. Этот мальчик завидует тебе, потому что
ты хорошо учишься. Он знает, что ты добьешься успеха в жизни, а он – потерпит неудачу. Вот он и
старается восстановить равновесие, но это его проблема, а не твоя.
– Мама, тебе бывает когда-нибудь страшно? – спросил Жак.
– Больше всего я боюсь самой себя. Мой главный враг – по утрам я вижу его в зеркале… но я не
позволяю ни этому страху, ни любому другому полностью завладеть мною. В настоящее время в работе
над моим научным проектом я преодолеваю такие испытания, которые ты даже вообразить не можешь.
Я могу потерпеть провал и тем самым подвести людей. Каждый день на пути в лабораторию меня
охватывает ужас, но в то же время мои исследования приносят мне успокоение.
Мать представлялась Жаку воительницей и защитницей. Ему в голову пришла мысль, что, пока она
будет рядом (и пока он будет держаться подальше от бассейнов и океанов, где плавают акулы), ему
ничто не будет угрожать.
12
Бывают дни, когда лучше бы не вставать с постели…
На календаре была пятница, тринадцатое число, Жаку было тринадцать лет, и он еще не был суеверен.
Тем не менее он предпочел бы, чтобы этот день никогда не наступил. Будь его воля, он бы вычеркнул его
из ежедневников, как американцы «вычеркивают» тринадцатый этаж из лифтов.
Все началось в шесть часов утра. В квартире раздался телефонный звонок. Он услышал, как мать сняла
трубку. Прервав свой сон на середине, Жак встал с постели и пошел к комнате родителей, чтобы узнать,
что происходит.
– ВЫ УВЕРЕНЫ? Когда? Где? Где это произошло?
Он подошел еще ближе.
– Жак, я знаю, что ты там. Можешь войти, ты имеешь право знать, – вдруг услышал он.
Мальчик вошел, слегка стыдясь, что его обнаружили. Каролина, одетая в пеньюар, сидела на кровати и
дрожащей рукой сжимала телефонную трубку.
– Что-то с папой? – спросил Жак.
Скривившись, Каролина тяжело вздохнула. Затем откинула назад светлые волосы, чтобы вернуть
самообладание.
– Что случилось?
– Ты ведь знаешь, что семнадцать дней назад папа отправился на своем паруснике «Последний
вызов»… он хотел побить рекорд в одиночном кругосветном плавании…
Жак кивнул, обеспокоенный плохо сдерживаемым волнением в голосе мамы.
– След его GPS-навигатора потерян…
Чтобы занять руки, Каролина быстро достала из пачки сигариллу и зажгла ее.
– Возможно, с папой произошел несчастный случай… Мы скоро узнаем об этом. А пока, сохраняя
спокойствие, просто будем ждать. Не беспокойся, Жак, сейчас на дворе не Средневековье, так что даже в
открытом море всегда удается отыскать людей. Должно быть, все дело в неисправности корабельных
систем…
Усевшись плечом к плечу перед телефоном в гостиной, они ждали. В пепельнице росла гора окурков.
Телефон звонил без конца, но все это были не те звонки.
Позже Каролина включила телевизор. По новостному каналу непрерывно сообщалось об исчезновении
известного мореплавателя Франсиса Кляйна.
Его мать пила кофе и нервно разговаривала по телефону с какими-то людьми.
В 8 часов 12 минут утра пришла срочная новость. Беспилотный летательный аппарат военно-морского
флота Франции только что обнаружил опрокинувшееся судно.
В 8 часов 30 минут военный корабль прибыл на место, моряки начали обыскивать зону с помощью
радиолокатора и тепловых детекторов.
В конце концов они обнаружили вздувшееся от воды и местами обглоданное акулами тело Франсиса
Кляйна…
Последующее расследование внесло ясность. Черный ящик парусника записал всю информацию,
которая позволила воссоздать события с точностью до секунды. «Последний вызов» натолкнулся на
айсберг, в корпусе образовалась пробоина.
В момент катастрофы Франсис Кляйн спал.
Когда он проснулся, у него уже не осталось времени, чтобы спастись.
Каролина Кляйн была в слезах. Соленая жидкость ручейками стекала по ее щекам.
В тот день Жак получил новый урок: неумение управлять своим сном может обернуться смертью.
13
Мокро.
Плохо пахнет.
А главное, крайне досадно.
Трагедия, происшедшая с отцом, спровоцировала у тринадцатилетнего Жака приступы энуреза, а проще
– он стал писать в постель.
Вода убила его отца.
Вода текла из глаз его матери.
Теперь вода вытекала из тела сына.
Каролина Кляйн положила влажную пижаму Жака в корзину для грязного белья. Она гладила его
темные волосы, стараясь успокоить:
– Брось, это все пустяки.
– Но я был уверен, что…
– Что это плохо? Нет, сынок, и вообще… старайся ничего не принимать на веру. Я хочу поговорить с
тобой как со взрослым, поэтому выслушай меня: вера – это противоположность снов. Уверенность
сковывает, а сновидения освобождают. К счастью, ночью уверенность в чем-либо разрушается
сновидениями, иначе бы ты постоянно находился под властью навязанных другими людьми воззрений.
Жак не очень понял.
– А что в точности означает уверенность? – спросил он.
– Вначале уверенность – это думать, что стоит тебе слегка похныкать, как прямо у твоего рта окажется
грудь, полная материнского молока.
Она ласково погладила мальчика по лицу.
– Взрослея, мы уверяем себя в том, что в этом мире все является важным. Писать в постель – это
серьезная проблема, это важно! Но потом мы приходим к выводу, что это не совсем так.
Она провела пальцем по шраму на его лбу.
– Мы убеждены в том, что работа – это главное. Мы верим рекламе. Мы верим статьям, написанным
журналистами. Верим обещаниям политиков. Верим, что наша страна поступает всегда правильно.
Верим человеку в рясе, говорящему от имени Бога, хотя он никогда Бога не видел. Верим в деньги, хотя
это всего лишь бумажки с картинками. Верим в свободу. Верим в любовь. Верим в семью. Верим своим
родителям, верим в своих детей. Верим в бессмертие. И наконец, верим врачу, когда он нам говорит «вы
поправитесь», хотя уже слишком поздно что-либо предпринимать… Вероятно, нас с самого начала
принимают за тех, кого можно заставить поверить во что угодно…
– Но у папы не было врача, который заставлял бы его поверить, что он выкарабкается. Я даже не знаю,
обращался ли он когда-нибудь к врачу.
Жак взял с полки одну из ракушек. Каролина часто заморгала.
– Папа умер, занимаясь любимым делом и без страданий, потому что спал. Он умер наилучшим
образом… для него, – сказала она.
– Наилучшим образом – это быть съеденным акулами?
– Тело состоит из плоти, а плоть – это мясо. Часть твоего отца, которая была съедобной, была повторно
переработана природой. Рыбы чистят море, как садовник пропалывает грядки.
Прозвучавшее слово «мясо» по отношению к отцу удивило Жака, но вместе с тем расслабило его. Он
провел пальцем по колкому изгибу раковины, в которой когда-то жил моллюск Strombus gigas.
– Убеждения приводят нас к расхождению с реальностью, – продолжила Каролина. – Я уже говорила
тебе, что именно сновидения, которые мы видим в стадии парадоксального сна, позволяют нам осознать
истинное положение дел. Сновидение – словно подарок, который будет помогать нам во всем. Послания
в снах приходят к нам в виде символов, аллегорий, причудливых образов. Так с нами общается наше
бессознательное, которое понимает больше, чем разум. Доверяй ему и доверяй своим снам – больше
никому, даже мне.
У мальчика был озадаченный вид.
– По-твоему, что такое реальность? – спросила Каролина.
– Реальность? То, что я вижу и слышу. К чему прикасаюсь. Информация, полученная от моих органов
чувств, да?
– Да, но это твоя реальность, и она не является объективной реальностью. Мы воспринимаем лишь
небольшую часть светового спектра. В отличие от многих животных, мы не можем воспринимать
инфракрасные и ультрафиолетовые лучи. То же самое касается низких и высоких звуков, которые
улавливают кошки, собаки и дельфины. Мы видим и слышим лишь мизерную часть того, что
существует в действительности.
– Если реальность – это убежденность в чем-то, то что такое сновидение?
– Сновидение – это как раз освобождение от всякого рода убеждений.
Жак внимательно посмотрел на мать.
– Клиенты в больнице платят тебе, чтобы лучше спать?
– Клиенты называются пациентами, и они платят мне, чтобы лучше спать, потому что сон причиняет им
страдания. Бессонница, кошмары, апноэ – внезапная остановка дыхания во сне, сомнамбулизм,
бруксизм – скрежет зубами, нарколепсия… Отдых превращается для них в пытку.
– Ты их спасаешь, и за это они тебе платят?
– Да, я помогаю им, но я также занимаюсь наукой в чистом виде. У меня есть большой личный проект,
который однажды совершит переворот в мире познаний о сне.
Она снова провела рукой по его волосам.
– Хочешь, я помогу тебе перестать писать в постель?
– Мне стыдно, что я не могу сам себя контролировать, – признался Жак.
– Давай проведем сеанс гипноза. Хочешь попробовать?
Они прошли в гостиную, и Каролина усадила сына в большое кресло, в котором прежде любил сидеть
Франсис.
– Какой сон вызывает у тебя приступы энуреза?
Жак постарался описать его во всех подробностях.
– Мне снится, что мы с папой плывем на паруснике, пытаясь выиграть регату. Мы оба спим, а потом
раздается треск. Мы выходим на мостик и замечаем, что судно натолкнулось на айсберг, из-за чего
корпус треснул. Папа говорит мне, что нужно вычерпывать воду. Мы тут же принимаемся за работу, но
уровень воды продолжает повышаться. Вода доходит до наших стоп, потом до коленей, бедер, достигает
шеи и в конце концов накрывает нас с головой. Корабль погружается в воду, и мы с папой идем ко дну. Я
делаю попытки спасти папу, но он слишком тяжелый. Он тянет меня в глубину. Мы держимся за руки и
тонем вместе. В этот момент я писаюсь и просыпаюсь от этого.
– Очень хорошо. Сейчас ты крепко заснешь, но мы условимся, что, погруженный в сон, ты будешь
общаться со мной с помощью движений глазами. Одно движение будет означать «да», два – «нет».
Согласен?
– Попробую.
Каролина убавила свет в комнате:
– Сейчас просмотрим твое сновидение вместе.
Она положила пальцы ему на веки, вынуждая закрыть глаза.
– Слушай меня, отдайся во власть моих слов.
Каролина описала сцену, которую он сам только что рассказал, добавив подробности, чтобы сделать ее
более реальной. Звуки… Запахи… Короткие диалоги с отцом… Она заставила его пережить катастрофу
вплоть до того момента, когда вода стала все быстрее заполнять судно.
– Теперь нужно оставить папу. Ты можешь это сделать?
Два движения глазами, означающие «нет». Жак нахмурил брови, весь его пока еще незрелый ум был
призван на помощь для решения дилеммы: следовать указаниям матери или сохранять верность памяти
отца.
– Он хватается за тебя?
Одно движение глазами – «да».
– Представь, что это он с тобой говорит и просит, чтобы ты отпустил его.
Прошло мгновение, затем глаза едва заметно дрогнули.
– Он отпустил тебя?
Еще одно движение глаз.
– Хорошо. Ты можешь подняться на поверхность и плыть. Помнишь остров Розового песка, на которой
тебя прежде сопровождал папа?
Одно движение – «да».
– Прекрасно. Вернемся на этот остров. В этом месте ты будешь в полной безопасности.
Два движения – «нет».
– Что не так?
Снова два движения.
– А, понятно! Ты все еще видишь его под водой, так?
Одно движение – «да».
– Махни ему рукой. Попрощайся с ним. Сможешь?
Два движения.
– Жак, пойми же наконец! Ты не спасешь его! Спасайся сам. Это не эгоизм. Ты не виноват.
Убежденность в том, что ты мог бы его спасти, пусть во сне, это дань благородству. Попрощайся с ним и
плыви к острову Розового песка.
Два движения.
– ПОСЛУШАЙ МЕНЯ! Ты должен! Плыви, Жак! Плыви!
Страх, переполнявший Жака, выразился в череде подрагиваний, перешедших в сильную дрожь.
– Акул нет! Плыви! Поверь мне, акул нет. Их нет, потому что их прогнали дельфины. Дельфины тебя
защищают, понимаешь?
Внезапно показалось, что слова Каролины наконец дошли до сознания Жака, поскольку мальчик
расслабился.
– Ты видишь остров Розового песка? Твой остров?
Одно движение глазами.
– Прекрасно! Выходи из воды на пляж. Ты на острове, и ты спасен. Знай, ты сделал то, что папа хотел от
тебя. Ты будешь спать и видеть сны на острове Розового песка без папы. Необитаемый остров, но все-
таки он твой, понимаешь? А в море тебя всегда защитят дельфины.
Каролина положила прохладную ладонь на веки Жака и заявила категоричным тоном:
– Теперь ты никогда не будешь писать в постели.
На следующее утро Жак долго не мог проснуться. За завтраком он не проронил ни слова, будучи
погруженным в воспоминания.
– Почему сработал твой гипноз? – спросил он у матери.
– Посредством мира снов можно решать проблемы в реальном мире. Это двусторонний процесс.
Так Жак Кляйн узнал, что сновидения могут лечить то, что, казалось бы, не поддается лечению. И ему
хотелось глубже постичь это явление.
– Мама, ты считаешь, что это должно было произойти? Ну, с папой… со мной… Ты думаешь, что
события, которые произойдут в будущем, заранее описаны в не коем романе, который нам недоступен?
Она наклонилась к нему:
– Я тебе уже говорила, что не склонна верить во что-либо. Но моя мать занималась хиромантией – это
искусство читать будущее по линиям руки. Так вот, моя мать объяснила мне, что на левой руке отражено
будущее в чистом виде. Задатки, направления, возможные варианты… Но гадают всегда по правой руке,
потому что на правой отражено то, что ты изменяешь в ходе жизни, то есть твой собственный реальный
сценарий.
Он взглянул на свои руки и заметил переплетение линий разной толщины, на которые раньше не
обращал внимание.
– Есть три главных линии: линия сердца – твоя личная жизнь, линия жизни – твое здоровье, и линия
головы – твоя профессиональная жизнь. Смотри, вот они.
– Неужели будущее записано в линиях руки? Неужели эти переплетающиеся черточки и есть наш
личный «роман»? Неужели все так просто? Но где тогда наша свобода?
Каролина взяла острый нож:
– Смотри, достаточно сделать вот так.
Она порезала руку, и линия, которую она назвала линией жизни, начала кровоточить.
– Мама, что ты делаешь?!
– Использую свободную волю, чтобы изменить мою жизнь. Если существует «роман», описывающий
мою жизнь посредством линий руки, то я только что изменила один из его эпизодов.
Она не сразу остановила текшую кровь, чтобы ее сын понял важный урок: свободная воля превыше
всего.
14
В знак победы он поднял вверх сжатую в кулак руку.
Семнадцатилетний Жак Кляйн только что получил аттестат о среднем образовании.
Одноклассники поздравляли его. Преподаватели тоже. Теперь он раздумывал, в каком направлении
двигаться дальше. Стать инженером, адвокатом, архитектором или врачом?
– Утро вечера мудренее, – улыбнулась мать, когда он вернулся домой.
Однако ночь оказалась неспокойной.
Без двадцати пять утра Жак был разбужен неясными звуками, раздававшимися в квартире. В животе
заныло, он сразу вспомнил ночь, когда его маме сообщили об исчезновении отца.
Звуки стали громче, теперь ему казалось, что это взрывы.
К ним ворвались грабители? – испугался Жак. Телефона под рукой не было, и он не стал искать его.
После секундного колебания он взял в руки бейсбольную биту.
Жак вышел из комнаты, повторяя фразу, которую слышал от отца: «Между моментом, когда тебя
атакуют, и моментом, когда ты получаешь удар, проходит целая вечность. Все дело лишь в осознании, а
время можно замедлить усилием мысли».
Но на самом деле он боялся встретиться лицом к лицу с грабителями.
Взрывы раздавались из кухни. Он медленно открыл дверь и оторопел.
Его мать готовила сэндвичи из DVD-дисков. Она намазывала их маслом, клала сверху ветчину и сыр.
Затем отправляла диски поджариваться в микроволновку. В микроволновке они взрывались. Вся кухня
была в едком дыму.
Его мать совершенно не выглядела обеспокоенной. Вооружившись большим ножом, она методично
нарезала мыло и выкладывала на тарелку поверх помидоров.
Он подошел к ней:
– Мама? Ты меня слышишь?
У нее был рассеянный взгляд, зрачки расширены. Она улыбнулась, но не ответила. Тогда он осторожно
заставил ее отпустить нож.
Хорошо, что это не электрический нож.
Хорошо, что она не дерется со мной, как когда-то с папой.
Хорошо, что она не приняла меня за тост.
Постараюсь не разбудить ее, а только защитить от себя самой.
Жак выключил микроволновку и вынул шнур из розетки. Залил огнетушителем пламя, вырывающееся
из открытой дверцы.
Затем проводил мать до кровати и убедился, что она накрылась одеялом.
Он сидел рядом и смотрел, как она спит. Во время потасовки с отцом она упоминала о внутреннем
чудовище, притаившемся в глубине ее бессознательного, прогнать которого помогут ее научные
изыскания… Так, кажется.
Мама, я только что увидел то, что мучает тебя. Теперь я понимаю, насколько велики твои страдания,
заставившие тебя посвятить свою жизнь избавлению от них.
Глазные яблоки Каролины быстро двигались под сомкнутыми веками, заставляя дрожать ресницы.
Голова была запрокинута. Она пребывала в стадии парадоксального сна.
Жак вернулся на кухню, высыпал в мусорное ведро содержимое тарелки с помидорами и мылом и
бросил взгляд на микроволновку – ладно, выбросит завтра.
На следующий день он долго не решался рассказать правду матери, но все-таки рассказал. Она еще не
была на кухне, и ее реакция была категоричной:
– НЕТ! Я не верю! Этого не может быть!
Тогда он показал ей сгоревшую печку и содержимое мусорного ведра.
Каролина разрыдалась:
– Значит, я взялась за старое… Такое случалось со мной прежде, но я думала, с этим покончено.
Оказалось, нет… чудовище никуда не делось, оно лишь затаилось в глубине моего бессознательного. В
таких слоях, до которых невозможно добраться. Куда мне бежать от самой себя?
– Мама, ничего страшного не произошло.
– Наверное, ты решил, что твоя мать – буйная сумасшедшая! Да еще и прожорливая! Это заболевание,
сынок, называется «пищевой лунатизм». Люди набирают вес по непонятной для них причине. Да, я
больна! Мне так стыдно. Мое собственное тело предало меня!
Она задрожала от отвращения.
– Жак, я обязана найти способ контролировать себя, либо нам придется расстаться навсегда. Я не могу
подвергать тебя опасности. Мне нужно ускорить научные исследования. Благодаря им обязательно
будет найдено решение.
Каролина схватила блокнот и стала быстро чертить какую-то схему, как понял Жак, связанную с
научными поисками.
– Это больше не повторится. Клянусь тебе, Жак!
Юноша нахмурился, он уже жалел, что рассказал матери о том, что было ночью. Реакция Каролины
оказалась слишком бурной. Мог бы соврать, что сам сжег микроволновку.
Но был и приятный результат: он нашел ответ на вопрос, касающийся дальнейшей учебы. Он запишется
на медицинский факультет.
15
Жака разбудила струя кортизола, выпущенная его мозгом, которая сработала наподобие внутреннего
будильника. Его веки сразу открылись.
Он заснул над конспектами; пробудившись, порывисто встал из-за стола. Затем долго тер веки, пока они
не перестали зудеть.
Восемнадцатилетний Жак Кляйн стал студентом медицинского факультета. У него были длинноватые
волосы, борода и густые черные брови.
Все дни он проводил за подготовкой к промежуточному экзамену для первокурсников. Он много
занимался, однако возникли трудности с запоминанием большого объема информации.
Конспекты лекций были длинными, к тому же надо было читать учебники и зубрить названия сложных
болезней. В конце учебного года проводился жесточайший отбор – из трех тысяч его сокурсников только
триста смогут перейти на второй курс. Зная об этом, Жак впал в панику.
По вечерам, возвращаясь домой с работы, Каролина замечала, что по мере приближения экзамена сын
становился все более нервным.
– Я помогу тебе, – предложила она.
– Ма, ты не сможешь подготовиться к экзамену вместо меня, – с усмешкой ответил он.
Она внимательно прочитала несколько страниц конспекта.
– Должна признать, что в мое время экзамен был не таким сложным.
– Вероятно, было меньше претендентов и больше вакансий. Конкуренция становится жестокой.
Экзаменационная комиссия состоит из практикующих врачей, которые не желают иметь дело с большим
количеством потенциальных конкурентов. У меня переполнена голова, а мне еще нужно выучить
наизусть названия органов, костей, гормонов и прочего. Мне бы жесткий диск внедрить в мозг.
– У меня есть другое, более простое решение – сон.
– Звучит заманчиво, но я не вижу связи с моим экзаменом по медицине.
– Это еще одна из моих новых методик, – сказала Каролина.
– Наподобие метода Дали для запоминания снов с помощью кресла, тарелки и ложки?
– Нет, сынок. Скорее речь идет о том, чтобы возобновить сновидение на том месте, где его прервали. То
есть ты сможешь смотреть сны не в виде «коротких» или «длинных метров», но в виде сериала, который
продолжается из ночи в ночь.
– Не понимаю, разве такое возможно?
– Да, и ты продолжишь заучивать конспекты во время сна. Некоторым с помощью этой методики
удается очень быстро выучить иностранные языки, так почему бы не воспользоваться ею для
облегчения запоминания нужного тебе материала?
Жак был настроен скептически, но согласился попробовать.
Для сына Каролина разработала особую технику. Вначале она попросила его прочитать вслух
конспекты, чтобы записать их на диктофон. Затем она ввела Жака в гипнотический сон и, когда он
достиг стадии глубокого сна, предложила ему вернуться на остров Розового песка. Как только
посредством движения глаз он сообщил ей о том, что прибыл на место назначения, она включила
диктофон, и он стал слушать собственный голос.
Таким образом, днем Жак заучивал конспекты, как все, а по ночам продолжал свое обучение с помощью
методики, предложенной мамой.
В результате он успешно сдал экзамен и даже оказался в десятке лучших студентов, поскольку сон
позволил ему запомнить гораздо больше информации, чем требовалось.
Жить с матерью было легко и приятно. Отдавая много времени работе, она часто отсутствовала, а когда
была дома, не упускала возможности научить сына чему-нибудь новому.
Каролина с удовольствием просвещала его, пытаясь тем самым обессмертить свои идеи, а он с
удовольствием внимал.
– Существует сознательное, подсознательное и бессознательное. Сознательное – это то, чем ты живешь.
Подсознательное – это место, где ты складируешь воспоминания и навыки. Когда я помогаю тебе
выучивать конспекты с помощью моей методики, я направляю информацию в твое подсознательное, где
она хранится в участке мозга, именуемом «височная доля». Да ты и сам это знаешь, студент.
– А бессознательное?
– Бессознательное – это то, что по определению ускользает от нашего разума. Подчас оно проявляет
себя, когда мы находимся в состоянии алкогольного опьянения, или под действием наркотиков, или при
использовании гипноза. Эта штука запрятана в глубине. Для меня бессознательное является источником
вдохновения, прозрений, открытий. Размышляя логически, я упираюсь в тупик, но стоит мне
прислушаться к голосу моего бессознательного, как я начинаю стремительно скользить по волне,
пришедшей издалека.
– Бессознательное никогда не ошибается?
– Никогда. Вспомни, как правило, при знакомстве с кем-либо первое впечатление оказывается самым
верным. Это подсказка бессознательного. В отличие от нас, бессознательное не поддается влиянию.
Бессознательное – это свободная часть тебя самого, и этой частью никто не может манипулировать.
Возьми за привычку осознанно подключаться к нему, и ты не будешь тратить лишнее время при
решении проблем.
– И тем не менее именно мое бессознательное… не подпускает меня к воде.
– Да, а мое бессознательное провоцирует у меня приступы сомнамбулизма. Иногда мне кажется, что под
бессознательным существует более глубокий слой – некое «чудовищное я».
Каролина сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.
– Поэтому нельзя погружаться в глубину нашего сознания, пренебрегая мерами предосторожности! Как
и в дайвинге, погружение должно происходить постепенно. Если опуститься слишком быстро и
забраться слишком глубоко, можно наткнуться на чудищ.
Той ночью Жак встал с постели, чтобы посмотреть на спящую мать. Он спрашивал себя, не повторится
ли вновь у нее приступ сомнамбулизма. Он сел на стул и стал внимательно ее рассматривать. Откинутая
назад голова и двигавшиеся глазные яблоки свидетельствовали о том, что она находилась в стадии
парадоксального сна. Ее рука сжимала подушку.
Невозможно оторвать взгляд от спящего человека, подумал он. В этот миг человек совершенно
беззащитен. Мама далека сейчас от превратностей этого мира.
Каролина слегка пошевелила ногами.
Ей снится, что она идет.
Она сделала сосательное движение.
Ей снится, что она ест.
Она нахмурилась и начала что-то шептать.
– Вы… Вы мне очень нравитесь, да, вы мне нравитесь, – сказала она.
Жак подумал, что нужно бы записать, что она говорит, и снять маму на видео. Но в то же время он
подумал, что она была бы против того, чтобы за ней наблюдали. Ее пугала перспектива того, что всем
станут известны черты ее подлинного «я».
Он сидел и просто смотрел на мать, думая, что в действительности никогда по-настоящему не говорил с
ней. Она общалась с ним как преподаватель с учеником, но никогда не открывала ему свою подлинную
сущность. Темами их разговоров становились либо ее научные изыскания, либо же разговоры сводились
к здоровью, погоде и моде. И в тот единственный раз, когда вскрылось ее слабое место (приступ
сомнамбулизма), она тут же застыдилась и, вероятно, выработала стратегию, чтобы предотвратить
возможные рецидивы.
Жак погладил ее длинные светлые волосы и прошептал на ухо:
– Спи спокойно, мама. Пусть тебе приснятся красивые сны, будь счастлива. А назавтра ты проснешься с
ворохом гениальных идей для успешной реализации твоего проекта, идей, подсказанных твоим
бессознательным.
Ее нахмуренные брови расправились, она улыбнулась, глаза больше не двигались под веками.
Он уже собирался выйти из комнаты, но вдруг увидел, что мать встает с постели.
Интересно, мнение о том, что лунатиков нельзя будить, – это суеверие или обоснованная
рекомендация? – мелькнула мысль.
Не зная, что предпринять, он направился следом за ней. Каролина шла с открытыми глазами, вытянув
руки вперед. Как и в прошлый раз, она направлялась на кухню.
О, нет! Только не это.
Она открыла холодильник и стала обшаривать полки в поисках хлеба. Жак быстро протянул ей кусок.
Она положила на хлеб ломтик сушеного мяса, затем повернулась к шкафу и налила себе полный стакан
оливкового масла. Жак проворно подменил масло водой.
– Приятного аппетита, мама, – прошептал он.
Каролина не ответила, продолжая методично жевать хлеб с мясом. Потом она встала, взяла еще хлеба,
пошарила в холодильнике и положила на хлеб кусок сыра, затем дольку шоколада.
Жак был потрясен.
На это толкает ее бессознательное. Вот почему она полнеет, вопреки всем своим диетам. И
возможно, она проделывает подобное намного чаще, чем я думаю.
Он дождался, пока она закончит есть, убрал посуду и продукты, чтобы ничего не напоминало о
произошедшем, и бережно проводил мать до спальни. Из своего предыдущего опыта он вынес урок:
завтра он ничего ей не скажет, ничего!
Жак Кляйн заснул, но оказался во власти кошмаров: по недосмотру его мама ела собственные пальцы,
сделав из них сэндвичи. Фаланги пальцев торчали, как розовые сосиски. Каролина бездумно жевала их,
а затем проглотила свою руку с тем же отрешенным видом, какой он наблюдал у нее на кухне.
16
Ножницы стригли волосы, которые скапливались в черную кучу в раковине. Новая стрижка Жака была
более современной.
Потом двадцатисемилетний Жак сбрил бороду. Потом облачился в шикарный черный костюм и белую
рубашку. Он обладал непринужденностью будущего врача, водил черную спортивную машину и с
легкостью соблазнял женщин, отдавая предпочтение белокурым студенткам-медичкам. В силу своего
обаяния он вальяжно держался и имел множество друзей. Он был страстно увлечен учебой. Прошло
девять лет между первым курсом и последним экзаменом в докторантуре. Отныне у него был диплом
врача, но он не желал останавливаться на достигнутом, собираясь выбрать узкую специализацию.
Он колебался.
Он советовался с матерью, поднявшейся за это время по иерархической лестнице, став заместителем
заведующего отделением расстройств сна больницы Отель-Дье.
– Сегодня во второй половине дня я буду читать лекцию на медицинском факультете Версальского
университета. Хочешь прийти послушать? – предложила она.
Аудитория была заполнена шумной и оживленной толпой. Не было ни одного свободно места. Студенты
гроздьями свисали со ступенек. Жак Кляйн уселся на пол в первом ряду.
Когда вошла его мать, повисла тишина. Величавая женщина со светлыми волосами и искрящимися
карими глазами едва заметно кивнула, проверила микрофон и начала читать свои конспекты, прекрасно
выговаривая слова:
– Жизнь – это не беспрерывный поток образов. Стоит нам сомкнуть веки, как мы автоматически
успокаиваемся. Проведем опыт… Закройте глаза и откройте их только тогда, когда я вам скажу.
Все присутствующие, почти тысяча человек, одновременно закрыли глаза, после чего воцарилась
полнейшая тишина.
Она выждала полминуты.
– Чувствуете? Жизнь властвует над нами, но если мы закрываем глаза, мы возвращаем себе контроль
над сознанием.
Все согласились с ней, удивляясь эффекту, произведенному столь простым действием.
– Нам не приходит в голову закрыть глаза, потому что мы боимся упустить что-то из круговерти нашей
жизни… Тем не менее это необходимо. Ведь мы же регулярно моргаем. Это напоминает киномонтаж,
необходимый для того, чтобы отделить эпизоды друг от друга. Когда вы разговариваете с одним
человеком, а потом поворачиваете голову, чтобы обратиться к другому, ваш мозг снимает свое
собственное кино и разделяет два эпизода посредством моргания, словно одна глава сменилась другой.
Аудитория снова зашумела, пробуя моргнуть, чтобы разделить эпизоды. Некоторые крутили головами и
при этом моргали, практикуясь в быстром монтаже.
– Частое моргание можно сравнить со скоростной киносъемкой, применяемой в экшн-сценах. Когда мы
моргаем, у нас есть краткий миг покоя продолжительностью в десятую долю секунды. При чихании мы
зажмуриваемся на большее время – три секунды. Во сне наши глаза остаются закрытыми в течение
нескольких часов, тогда… и только тогда эта пустота притягивает полноту – внутри нашей головы
может быть показан целый фантастический фильм. Ведь наш мозг по-прежнему нуждается в образах,
поэтому, оставаясь во время сна наедине с самим собой, он начинает производить собственное кино,
перемешивая ранее запечатленные образы. Хорошенько запомните, что мозг не выносит безделья.
Каролина обвела глазами аудиторию, затем написала на доске слово «СПАТЬ».
– Кажется, что спать столь же естественно, как дышать… И тем не менее, кто из вас хорошо спит?
Из тысячи присутствующих в аудитории руки подняли около половины.
– Кто из вас уже принимал снотворные?
Несколько сотен человек ответили на вопрос утвердительно, подняв руки.
– Кто из вас регулярно принимает снотворные?
Поднялось около сотни рук.
– Кто из вас может вспомнить свои сны?
Лишь несколько десятков человек подняли руки.
– Вот экспресс-опрос, результаты которого красноречивы и характерны для нашего общества в целом.
Никогда прежде мы не потребляли столько антиксиолитических и снотворных средств. Известно ли вам,
что Франции принадлежит мировое лидерство по числу принимаемых снотворных? Ежегодно их
продается шестьдесят миллионов упаковок! Люди хотят заснуть, поэтому хватаются за химические
костыли. А ведь в состав медикаментов входит бензодиазепин – препарат, разрушающий сновидения.
Каролина Кляйн дала знак технику, чтобы тот убавил свет. На экране возникло изображение глиняной
таблички, испещренной письменами. Она записала на доске: ВИДЕТЬ СНЫ.
– Недавно сделанные археологические открытия показывают, что вот уже три тысячи семьсот лет, как
человечество с большим интересом относится ко снам. Об этом свидетельствует содержание шумерских
клинописных глиняных табличек, повествующих о Гильгамеше. Первый литературный герой в истории
человечества только и делал, что внимал своим сновидениям и общался с богами во сне.
Затем на экране появились фотографии, на которых были изображены дощечки с надписями,
обнаруженные в пирамидах в Гизе.
– Египтяне, жившие за две с половиной тысячи лет до нашей эры, полагали, что по снам можно
предсказывать будущее. Так, в Библии рассказывается история юного иудейского раба Иосифа, который
истолковал сон о семи годах тучных коров, за которыми последовали семь лет тощих коров. Он увидел в
этом предвестие семилетнего голода и смог убедить фараона сделать запасы зерна для предотвращения
бедствия. Целая цивилизация была спасена благодаря сновидению одного человека.
Каролина Кляйн подала знак, и на экране появилась картина, на которой был изображен юный Иосиф в
тунике, обращающийся к восседающему на троне фараону.
– Также в Библии повествуется о Данииле – еще одном потомке знатного иудейского рода, заключенном
в вавилонскую темницу. Так вот, Даниил истолковал сон царя Навуходоносора. Он понял, что сон о
колоссе на глиняных ногах означает историю человечества и смену империй. Золотая голова
символизировала Вавилонскую империю, на смену которой придет серебряный торс – его можно
соотнести с Греческой империей, затем железные ноги – Римская империя; но железные ноги
зашатаются из-за глиняных ступней – Духовного царства, основанного Мессией, позже это было
истолковано как приход Иисуса Христа – воплощение пророчества Даниила. И в этом случае
сновидение вновь влияет на тысячу лет истории, программируя ее.
Каролина выдержала паузу, чтобы все успели записать каждую из произнесенных ею фраз.
– Согласно учению Пифагорейской школы, существовавшей во времена античной Греции, только во сне
душа способна напрямую общаться с небом. За сто пятьдесят лет до нашей эры последователь этого
учения, Артемидор Далдианский, написал «Онейрокритику» – один из первых сонников с системным
подходом к толкованию снов.
На экране появилась новая фотография, на которой был изображен мужчина в тоге, пальцем
указывающий на небо.
– Древние римляне практиковали «инкубацию», она заключалась в том, что люди в целях излечения от
болезней отправлялись спать в храмы или пещеры. Для выздоровления следовало так настроить свой
разум, чтобы во сне увидеть лицо бога медицины – Эскулапа. Некоторые из снов становились темой для
обсуждения в Сенате, где они анализировались, а затем учитывались при принятии политических
решений.
Она подала знак, и присутствующие увидели на экране изображение бородатых, одетых в тоги
сенаторов.
– Папа Григорий Великий Двоеслов различал три вида снов: сны от переизбытка или недостатка пищи,
сны, исходящие от дьявола, в частности те, что связаны с сексуальной тематикой, и сны, исходящие от
Бога. На первые два вида снов был наложен запрет, а затем всякое намеренное действие в отношении
мира снов было осуждено Ватиканом. Толкование снов было официально запрещено с VII века и
расценивалось как форма колдовства.
Студенты активно записывали.
– В большинстве обществ с шаманической культурой сновидениям также приписывается
главенствующий характер. Согласно поверьям народов Сибири, во сне душа отделяется от тела, и
поэтому ни в коем случае нельзя будить спящего, иначе его душа не сможет вернуться обратно.
При этих словах некоторые из студентов захихикали, что вызвало раздражение у лектора.
– Никогда не насмехайтесь над древними обычаями – зачастую они полны смысла. И уж тем более не
стоит считать, что наши так называемые современные общества обладают превосходством над этими
так называемыми примитивными обществами.
На экране возник портрет бородатого мужчины, внешний вид которого отличался небрежностью.
– В 1869 году химик Дмитрий Менделеев заснул, в то время как в соседней комнате звучала
классическая музыка. Ему начало сниться, что основные химические элементы связаны между собой
наподобие музыкальных тем. Проснувшись, он изобрел Периодическую таблицу, впервые позволившую
классифицировать и упорядочить все природные химические элементы.
Другой портрет бородатого мужчины, но на сей раз с аккуратной прической.
– В 1844 году Элиасу Хоу приснилось, что в джунглях на него напали туземцы-каннибалы. Они
окружили его, угрожающе направив на него копья. Во сне он заметил, что в наконечниках всех копий
были сделаны круглые отверстия. Ему пришла в голову мысль продеть через них веревочку, и на
следующий день… он изобрел швейную машину. В 1894 году молодому Альберту Эйнштейну
приснилось, что он скатывается с горы на санках. Во время стремительного спуска со склона, который
становился все более крутым, ему показалось, что он приблизился к скорости света, из-за чего
видоизменились звезды, превратившись в светящиеся полосы. Несколькими годами позже это
сновидение вдохновило его на создание теории относительности.
Она попросила показать новую фотографию мужчины, которого все узнали.
– Тысяча восемьсот девяносто девятый год. Зигмунд Фрейд издает «Толкование сновидений». По его
мнению, сновидение не имеет никакого отношения к магии, будучи выразителем тайного, подавляемого
или скрываемого желания. Оно является, цитирую Фрейда, «королевской дорогой к бессознательному».
Тем не менее сон будет оставаться областью чего-то таинственного вплоть до 1937 года, когда
нейрофизиолог Натаниэл Клейтман выявил четыре сменяющие друг друга фазы, длящиеся в среднем
девяносто минут. Клейтман открыл четыре стадии сна. Его работы были дополнены Мишелем Жуве,
представившим в 1959 году понятие парадоксального сна. Речь идет о пятой, особой стадии сна
человека, во время которой его тело полностью неподвижно, тогда как мозг усиленно работает. Также
именно в этой стадии наблюдаются наиболее активные движения глазных яблок под веками. Если
человека разбудить в это мгновение, он легко вспомнит увиденное во сне.
Каролина Кляйн снова повернулась к доске и написала: ПЯТЬ СТАДИЙ СНА.
– Итак, резюмируем суть ночного сна. Нулевая стадия – дремота; первая стадия – засыпание; вторая
стадия – легкий сон; третья стадия – глубокий сон; четвертая стадия – очень глубокий сон; пятая стадия
– парадоксальный сон. Затем наступает латентный период: либо человек просыпается, либо запускается
новый цикл.
Она прошлась по кафедре.
– Мозговые волны можно уловить благодаря электроэнцефалограмме, записывающей электрическую
активность мозга в виде волн.
Она начертила гипнограмму и принялась расставлять цифры на доске.
– Бета-ритм, частота которого составляет пятнадцать – тридцать герц. В бета-ритме мозг работает в
повседневной жизни. Четырнадцать герц соответствуют обычному вниманию по отношению к
окружающим предметам, тогда как частота в тридцать герц обнаруживается при усиленной умственной
активности человека или при его волнении. Так что, вероятно, ваш мозг сейчас работает на частоте бета-
волн…
В аудитории раздалось несколько смешков.
– Альфа-ритм, его частота составляет восемь – десять герц. Он соответствует первой стадии сна. Такое
состояние достигается, когда мы закрываем глаза и успокаиваемся. Это состояние полного
расслабления. Вы только что пережили его, когда я предложила вам закрыть глаза на тридцать секунд.
Несколько студентов закрыли глаза, чтобы вспомнить то приятное ощущение.
– Тета-ритм, его частота составляет четыре – семь герц. Он соответствует второй стадии, то есть
легкому сну. Стоит заметить, что тета-волны обнаруживаются, когда человек находится под
воздействием гипноза или медитации. Тибетские монахи и великие мистики могли проводить основную
часть времени в тета-ритме.
Каролина Кляйн умолкла на несколько секунд.
– Частота дельта-ритма, ноль-пять – четыре герца, соответствует третьей и четвертой стадиям сна.
Данная частота фиксируется при очень крепком сне. Отметим, что именно в этой стадии
обнаруживаются ночные кошмары и приступы сомнамбулизма. В этом зале есть лунатики?
Около десяти студентов, слегка стыдясь, подняли руки.
– В зале есть те, кому регулярно снятся кошмары?
Снова с десяток студентов ответили утвердительно.
– Продолжим. Теперь перейдем к гамма-ритму. Его частота превышает тридцать герц и может доходить
до сорока пяти герц. Это момент, когда человек максимально сосредотачивает свое внимание на
решении определенной задачи… Мозг шахматистов, игроков в покер, кроссвордистов, стрелков из лука
или «неудержимых повес» работает на частоте гамма-волн.
При упоминании последнего примера по аудитории вновь пробежал веселый шум.
– …А кроме того, именно эта частота обнаруживается в пятой стадии – стадии парадоксального сна.
Каролина Кляйн на мгновение умолкла, чтобы дать возможность аудитории переварить всю полученную
информацию, затем написала на доске: ОСОЗНАННЫЙ СОН.
– Поговорим теперь об осознанном сне. Впервые об осознанном сне упоминает Гомер. Он описывает в
«Одиссее» встречу с народом «сновидцев, которые знают, что находятся в состоянии сна». Аристотель
ссылается на то, что возможно «осознавать, что спишь, тем не менее, не просыпаясь». В 1867 году
писатель Леон Гервей де Сен-Дени написал книгу «Сновидения и способы ими управлять», определив
себя как «онейролога». Он заложил основу современных научных исследований сновидений. В
настоящее время известно, что осознанный сон может практиковаться в фазу парадоксального сна. В
1980 году в Стэнфордском университете, Калифорния, психофизиолог Стивен Лаберж запустил
исследования осознанных сновидений. В 1987 году он основал Институт осознанных сновидений, где
проводил опыты, используя электроэнцефалограмму совместно со светодиодными масками. Этот
ученый применял химические вещества в качестве катализаторов, в частности галантамин, прозванный
«таблеткой осознанного сна», содержащий экстракты красной лилии и желтых нарциссов.
Эти сведения вызвали у студентов большой интерес.
– Но после активного всплеска исследований в этой сфере наметился застой, уменьшилось число
научных открытий. Мода на онейрологию проходит, и мы наблюдаем постепенное ослабление интереса
к изучению континента снов. Однако не только время тому виной: в случае, когда научный азарт
приводит в тупик, подчас может помочь география. Поэтому хочу обратить ваше внимание на открытие,
сделанное в Малайзии в 1930-х годах английским антропологом Килтоном Стюартом. Посреди
тамошнего леса, да что там – джунглей, он случайно обнаружил группу племен народности сенои.
Сенои живут исключительно для сна и посредством сна. Они прекрасно владеют техникой осознанного
сна, через который достигают политического, социального и психологического равновесия. По мнению
Стюарта, это общество полностью свободно от какой-либо формы страха, депрессии, агрессии или
суицидальных наклонностей. Весь возможный негатив отлично регулируется путем владения техникой
управления сном.
Она написала на доске название малайзийского племени: СЕНОИ, подчеркнув слово несколько раз.
– Спасибо за внимание. И если вы плохо спите, во-первых, поменяйте матрас на более жесткий, во-
вторых, ложитесь спать в одно и то же время, в-третьих, не пейте кофе или апельсиновый сок на ночь, в-
четвертых, избегайте химических снотворных, содержащих производные бензодиазепина, и, в-пятых,
занимайтесь любовью – это самое лучшее натуральное снотворное. Если не ради другого, то ради…
улучшения качества вашего сна.
Расслабленная аудитория оглушительно зааплодировала. Студенты поднялись со своих мест и устроили
овацию.
Каролина раскраснелась от эмоций, ей были приятны эти знаки всеобщего уважения.
Покинув аудиторию, она оказалась под вспышками фотографов, несколько журналистов попросили ее
об интервью.
– Можете ли вы коротко рассказать о проекте, над которым сейчас работаете? – спросил один из них.
– Поскольку этот проект секретный, я предпочитаю не говорить о нем, – ответила Каролина. – Знаете, я
суеверна. Я считаю, что можно провалить многообещающее дело, просто заговорив о нем.
– Ну, хоть дайте нам наводку, – настаивал другой журналист.
– Мы хотим работать с вами, мадам, – сказала студентка медицинского факультета.
– Мы восхищаемся вашей работой, – тут же сделала комплимент другая. – Мы всегда вас поддержим.
Жак Кляйн находился под большим впечатлением от выступления мамы, а также от радушного приема,
оказанного ей. Он понял, что благодаря сну можно еще и прославиться.
17
Окончив лекцию, Каролина вышла из здания факультета в окружении самых ретивых студентов,
спешивших задать кое-какие вопросы или вручить свои резюме в попытке устроиться на работу в ее
лабораторию. И в это время послышалось громкое мяуканье.
Люди в кошачьих масках, не переставая мяукать, стремительно пробрались сквозь толпу журналистов, и
один из них плеснул в Каролину ведро красной краски. Пока журналисты щелкали камерами, пытаясь
запечатлеть этот унизительный момент, люди в масках начали выкрикивать слоганы и размахивать
плакатами:
ОСТАНОВИМ УБИЙСТВО КОШЕК, СОВЕРШАЕМОЕ В ЦЕЛЯХ ИЗУЧЕНИЯ СНА!
ОСТАНОВИМ ВИВИСЕКЦИЮ!
КОШКИ – МУЧЕНИКИ ОНЕЙРОЛОГИИ!
ПОЗОР ТЕМ, КТО МУЧАЕТ ЖИВОТНЫХ ПОД ПРЕДЛОГОМ НАУЧНЫХ ОПЫТОВ!
Исчезли они так же быстро, как появилась. Некоторые из студентов погнались за ними, другие хотели
помочь Каролине очиститься от краски, но их оттеснил Жак. Он остановил такси, чтобы немедленно
отвезти мать домой, однако шофер, увидев, что Каролина испачкана, отказался сажать ее в салон.
Водитель второго такси потребовал дополнительную плату и вдобавок попросил положить на сиденья
пластиковые пакеты, чтобы не запачкать обивку.
Как только машина тронулась с места, Жак начал оттирать краску с лица матери бумажными платками.
– Подонки!
– А знаешь, они правы, – сказала Каролина. – Возможно, на их месте я бы поступила так же. То, что я
делаю, не слишком хорошо с точки зрения морали. Я приношу в жертву животных, чтобы понять
механизмы сна. Но у меня нет выбора, так как животные спят лучше и дольше человека.
– Мама…
– Да, сынок. Чем быстрее ты примешь точку зрения своих врагов, тем быстрее усвоишь урок. Враги
зачастую бывают лучшими учителями. И они не случайно появляются в твоей жизни. Помнишь
Вилфрида, из-за которого на твоем лбу появился этот некрасивый шрам? Благодаря Вилфриду ты понял,
что тебе недостает смелости на тот момент, чтобы выдать его. В жизни нет неудач, есть только удачи или
уроки. И то, что произошло сегодня после лекции, – всего лишь урок, который я должна была получить,
вот и все. – Она взяла у него платок и вытерла руки. – В любом случае, Жак, настало время узнать, кем в
действительности является твоя мать. Думаю, ты готов к тому, что увидеть правду, которая скрывается
за великими научными открытиями. За всеми открытиями…
По его телу пробежала неприятная дрожь.
18
Больница Отель-Дье, расположенная на острове Сите, в самом центре столицы, недалеко от собора
Парижской Богоматери, походила на античный храм, посвященный облегчению страданий. Основанная
духовенством в 651 году, больница дышала историей, и чего только не видали ее грязновато-желтые
стены.
По просьбе Каролины они не стали заезжать домой, а приехали сюда.
У приемного покоя курили санитары. Минуя их, мать и сын прошли через фойе и свернули в длинный
коридор, вымощенный плиткой.
– Здесь я священнодействую, Жак. Здесь, в этой больнице, находится самое крупное во Франции
отделение расстройств сна. Каждую неделю мы обнаруживаем что-то новое. Недавно удалось
установить связь нарушений сна с болезнью Паркинсона. Это позволило нам установить зоны риска, на
которые стоит обратить внимание.
Она приветствовала дружеским жестом коллег, встретившихся им, и продолжила:
– Расстройство сна может повлечь за собой задержку развития у детей, а у взрослых – набор или потерю
веса.
Каролина остановилась поговорить с молодым блондином в белом халате. Потом объяснила Жаку:
– Он изучает сомнамбулизм, которым страдают пять процентов населения, и пытается отыскать причину
этой проблемы в наследственности.
Это прозвучало так, будто речь шла о сугубо научной проблеме, не относящейся к ней, и Жак поразился
ее выдержке.
Затем она повела его в другое крыло больницы. Там они встретили женщину со старомодным пучком на
голове, из которого торчало множество шпилек.
– Привет, дорогая! Ну, как себя чувствует девушка из двенадцатой палаты, которая утверждает, что
никогда не спит?
– Просмотр видеозаписей все расставил по своим местам. Она спит, но забывает, что спит. Это чисто
психологическая проблема.
Каролина продолжила путь по лабиринту коридоров, и наконец они вошли в лабораторию. На стенах
висели несколько магнитных досок с распечатками гипнограмм и томографическими снимками мозга.
– Официально я занимаюсь разработкой снотворного нового поколения. Как тебе уже известно,
большинство современных снотворных состоят из бензодиазепинов. А, как я уже говорила…
производные бензодиазепина приводят к исчезновению сновидений, зависимости и болезни
Альцгеймера.
– Я боялась, что ты уснешь во время моей лекции, но я не устану повторять, что краткосрочные решения
влекут за собой долгосрочные проблемы. Известно ли тебе, что в прежние времена парадоксальный сон
специально купировали с помощью производных бензодиазепина для лечения… депрессии?
Она поздоровалась с коллегами и выслушала сочувственные фразы. Все уже были в курсе неприятного
происшествия. Каролина преуменьшила степень случившегося: «Ничего страшного, это часть моей
работы, все в порядке». Потом она познакомила Жака с молодым мужчиной в белом халате, который
манипулировал пробиркой, наполненной желтоватой жидкостью.
– Это Венсан Багян, он блестящий химик. Мы дорабатываем снотворное на основе производных
антигистаминов. Мысль об этом посетила его, когда он прочитал на упаковке таблеток: «Вызывает
сонливость. Не принимать при управлении транспортными средствами».
– И как идет дело?
– Мы с Венсаном добились хороших результатов, но пока что еще далеки от запуска в массовое
производства средства, которое было бы по-настоящему эффективным и лишенным побочных эффектов.
Они прошли в комнату, где стояли клетки с котами.
– А вот и наши экспериментаторы-сновидцы.
Лежавшие с закрытыми глазами коты перебирали лапками, будто играют с мячиками или преследуют
воображаемую мышь.
– Вот, сынок, кого защищали сегодня антививисекционисты, – сказала Каролина. – Кошки – чемпионы
по парадоксальному сну среди млекопитающих.
– А как же обезьяны?
– Обезьяны… Нам пока не известно, достигают ли они парадоксального сна. А что касается кошек, то
мы уверены в этом. Видишь, какие у них ярко выраженные БДГ.
– БДГ?
– Быстрые движения глаз. На английском – Rapid Eye Movement.
В выбритые макушки животных были вживлены USB-разъемы с подключенными к ним электрическими
проводами. Глазные яблоки совершали толчкообразные движения под сомкнутыми веками.
Рыжий котенок двигался так, словно его ласкали. Он лежал животом кверху, растопырив лапы.
– Думаю, ему снится, что его вылизывает мать, – пояснила Каролина. – Воображаемое нами мозг
принимает за реально существующее. Вероятно, в принятии этой идеи и заключается главный вызов
нашего времени. «Верить – значит вызывать из небытия». Поэтому я всегда учила тому, что нельзя
использовать свою способность верить по пустякам.
Она включила монитор, чтобы проследить за гипнограммой котенка.
– Видишь, он как раз находится на пятой стадии, в парадоксальном сне. Это настоящий виртуоз сна, ты
только посмотри на него!
Котенок стал двигаться так, словно гнался за мышью.
– Он мне нравится. Можно взять его домой? – спросил Жак.
– В его мозг вживлен USB-разъем. За пределами лаборатории ему будет нелегко вести нормальную
жизнь.
– Я надену на разъем колпачок, чтобы защитить от попадания воды, способной вызвать ржавчину в
контактах.
Каролина внимательно посмотрела на котенка с выбритой головой.
– Обычно запрещается выносить животных, участвующих в опытах, но ради тебя… Помню, у тебя в
детстве была похожая на него мягкая игрушка.
Она отключила провода.
Котенок проснулся и широко зевнул, показав розовый язычок, усеянный сосочками.
– На английском рыжих кошек называют marmalade — мармеладный… Нужно подыскать ему имя.
– Оно уже есть: USB – кот с компьютерным разъемом в голове!
Котенка все еще клонило в сон, и он тут же свернулся в кармане куртки Жака.
– Так-так, стоит мне зазеваться, как у меня крадут котов! Если вы хотите сшить варежки, то этот
слишком мал для таких целей!
Вошедший в комнату мужчина был высокого роста. Седые волосы и хриплый голос. Он по-дружески
поцеловал Каролину, которая, по всей видимости, относилась к нему с большой симпатией.
– Познакомься с моим начальником. Профессор Эрик Джакометти, главный врач отделения расстройств
сна Отель-Дье. Именно перед ним я должна отчитываться, и у него же я иногда прошу повышения
зарплаты.
– Знаете, милейший, мы все обожаем вашу маму. Она у нас знаменитость. Каролина, я видел запись
твоей лекции, ты была поистине на высоте. Что же касается последующего инцидента, то не обращай
внимания, эти люди – обыкновенные недоумки. Мы все будем поддерживать тебя до конца! А ведь
только это важно, правда?
– Эрик работает над крайне амбициозным проектом, – улыбаясь, сказала Каролина, чтобы сменить тему.
Высокий мужчина провел их в просторное помещение, где стояло несколько томографов со спящими
людьми внутри.
– Когда испытуемые излучают волны, соответствующие пятой стадии сна, у них в наушниках раздается
сигнал, который будит их, после чего они должны записать свои сновидения. Позже мы соединяем
снимки мозга с описанием увиденного во сне, – объяснила Каролина.
– Таким образом, мы пытаемся составить подобие банка данных, где каждому сновидению
соответствует снимок, полученный посредством магниторезонансной томографии, – продолжил Эрик
Джакометти. – Взгляните-ка вот на того мужчину, таких мы называем «хорошими клиентами».
Жак увидел, что глаза мужчины плавно движутся справа налево.
– По-вашему, что ему снится? Ни за что не угадаете! Это бывший теннисный судья, и ему снятся сеты.
Не сомневаюсь, сейчас он следит за мячом. Если всмотреться в движения его глаз, можно даже
вычленить удары справа, смэши, удары слева и свечи.
Ученый довольно подмигнул им.
– А сколько у вас добровольцев? – поинтересовался Жак.
– На сегодняшний день ровно двенадцать тысяч пятьсот тридцать семь.
Джакометти показал Жаку толстую книгу и позволил пролистать ее. На каждой странице с левой
стороны был помещен снимок мозга, зоны которого, в зависимости от активности, были окрашены в
красный, желтый, синий или зеленый цвет. С правой же стороны было написано одно слово:
автомобиль, самолет, поезд, яблоко, груша, женщина, мужчина, собака, лошадь.
– Для того чтобы соединение изображения и образа было признано верным, необходимо, чтобы оно
повторилось трижды. Если три человека скажут, что видели во сне грушу, и при этом снимки мозга
будут схожими, мы внесем это в словарь. И мы очень надеемся, что когда-нибудь сможем сказать,
взглянув на снимок: «А вам, дорогой, только что приснилась груша».
– Но для этого нужно собрать более пятидесяти тысяч снимков, не так ли?
– Да, так, но я терпелив и упрям. А чем вы занимаетесь, молодой человек? Вы студент?
– Я недавно окончил медицинский факультет и теперь должен выбрать специализацию. Думаю, что,
посетив вашу лабораторию, я сделал свой выбор.
Жак гладил котенка по имени USB с выбритым черепом, который уже уснул.
– В любом случае, вы правильно сделали, что выбрали этого красавца. Он – наш лучший кот-сновидец.
– Мы назвали его USB, – заметил Жак.
– Юэсби? Красивое имя. – Эрик дружески хлопнул Жака по плечу. – Говоря о психофизиологии, мне
кажется, что это тоже хороший выбор. Увидите, сколько удовольствия вам принесет работа в столь
перспективной области.
Потом мужчина бросил взгляд на Каролину.
– Ты говорила ему об этом? Наш проект должен держаться в секрете.
– Если все получится, то однажды нам придется рассказать о нем.
– Каролина, не стоит делить шкуру неубитого медведя.
– О чем вы говорите? – вмешался Жак.
– Лично я вначале не верил в проект, но теперь считаю, что его ждет успех, – сказал Эрик Джакометти.
Каролина кивнула:
– Мы обязательно добьемся успеха, но когда? Я сделаю все, чтобы это случилось в ближайшем
будущем.
Жак не решился расспрашивать о секретном проекте, который, по всей видимости, крайне волновал их.
Тем не менее у него создалось впечатление, что его мама отлично ладит со своим шефом.
Он погладил USB, который, проснувшись, полизал ему пальцы шероховатым языком. Жак смотрел на
него и спрашивал себя, получится ли у него через этот компьютерный разъем доставить музыку прямо в
мозг нового приятеля.
Кот перестал его лизать, зевнул и тут же уснул.
19
Нежная мелодия, исполняемая на арфе, привлекла его внимание и заставила подойти ближе. Музыка
доносилась со стороны витрины, на которой было написано «Сиеста-бар».
В октября Жак начал посещать занятия по психофизиологии в медицинском университете. Отныне ему
приходилось заниматься еще больше, чем раньше, и это его крайне утомляло.
«Сиеста-бар»?
Поскольку ему не доводилось прежде посещать подобные места, он с интересом читал, словно меню,
список предоставляемых услуг:

В эргономичном кресле или на массажной кровати «Шиацу»:

Микросон, 15 мин. – 12 €.
Короткий сон, 25 мин. – 17 €.
Расслабляющий сон, 35 мин. – 22 €.
Королевский сон, 45 мин. – 27 €.

Абонемент: 9,90 € в месяц

Заведение также предлагало сон с применением массажных аппаратов и рассеянного переменного света.
Затем следовала карта напитков под названием «Отвары и чаи».
Любопытство подтолкнуло Жака переступить порог. Внутри находились три клиентки, ожидавшие
своей очереди. Он обратился к одной из них:
– Я не бывал здесь прежде. Вам нравятся эти платные сиесты?
– Обожаю их. Это мгновение подлинного отдыха среди дневной суматохи.
– Вы часто приходите сюда отдыхать?
– Ежедневно. В силу моей профессии мне приходится работать по ночам. Я поздно ложусь спать, –
объяснила она.
Он взял билет на пятнадцать минут, затем снова сел рядом с девушкой:
– Какая же профессия вынуждает вас работать по ночам?
– Я студентка факультета кинематографии. По утрам у нас не бывает занятий, поэтому вечерами после
занятий мы ходим смотреть кино. Иногда мне удается посмотреть три фильма за вечер.
– Вы будете актрисой или режиссером?
– Скорее кинотехником. Я специализируюсь в новейших кинотехнологиях. Учусь работать с камерами,
которые могут снимать бесконечно малое, бесконечно большое, бесконечно темное, бесконечно светлое
– короче, то, что не улавливает обычный человеческий глаз. А вы чем занимаетесь?
– Я студент медицинского факультета. Я специализируюсь в моей любимой области – психофизиологии
– и собираюсь избрать еще более узкую специализацию – расстройства сна.
– Поэтому «Сиеста-бар» и привлек ваше внимание? Что до меня, то я стараюсь сократить время ночного
сна, чтобы больше работать днем, – сказала она. – Мне достаточно десятиминутного сна, чтобы
оставаться в силе.
– Я не привык к послеполуденному отдыху.
– Напрасно. Короткая сиеста способна компенсировать долгий сон. До этого я устраивала
десятиминутную сиесту в туалете факультета, но всегда находились те, кому приспичило…
Они рассмеялись, удивленные той легкости, с какой подружились.
– В дверь барабанили?
– Да еще умоляли, чтобы я вышла!
Они снова от души засмеялись.
– Иногда попадались и агрессивные типы. Поэтому я перестала спать, сидя на унитазе, хотя я думаю,
что это единственное спокойное место в современном мире. А позже я случайно наткнулась на этот
«Сиеста-бар» и теперь посещаю его регулярно.
Жак посмотрел на нее более внимательно и внезапно осознал, что она похожа на его мать, когда та была
моложе и худее. Вероятно, по этой причине он бессознательно направился именно к ней, а не к другим
клиенткам.
– Но, похоже, владельцы заведения стали жертвами своего успеха: все кабины заняты. Не хотите пока
выпить отвар вербены?
– Мне по вкусу скорее ромашка.
– Мир всегда будет разделен на два лагеря: те, кому по вкусу «скорее вербена», и те, кому по вкусу
«скорее ромашка». Особенно в богадельнях.
Они уже собрались направиться в бар, когда менеджер объявила, что только что освободились две
кабины.
– Давайте встретимся после сиесты, – предложил Жак.
Он растянулся на мягкой кровати, зазвучала монотонная фортепианная музыка. Но ему не удалось
сомкнуть глаз.
Он задумался о своих отношениях с женщинами.
До сих пор он всегда воспринимал любовные отношения как вид аренды. То есть начать их – это все
равно что снять квартиру по договору аренды, автоматически продлеваемому и с предупреждением в
случае досрочного отъезда. Применительно к настоящей аренде речь шла о трех, шести и девяти годах, а
его личная жизнь вращалась скорее вокруг трех, шести и девяти недель. Сама мысль о серьезных
обязательствах перед кем-то наводила на него ужас. Его кредо звучало так: «Я храню верность… до тех
пор, пока не найду кого-то получше». И он всегда находил кого-то получше.
Сейчас ему не терпелось снова увидеть девушку, с которой он познакомился в вестибюле. После звонка
будильника он вышел из кабины и отправился ждать ее в бар. Она выглядела совершенно отдохнувшей.
– Это было неплохо, но я предпочитаю спать ночью, нежели устраивать сиесту после полудня. Кстати,
как вас зовут?
– Шарлотта, Шарлотта Дельгадо. А вас?
– Кляйн, Жак Кляйн.
– Кляйн, как «Мсье Кляйн» в фильме Лоузи с Аленом Делоном?
– Ну… и да и нет. Я обычный малыш Кляйн, который сегодня открыл для себя сиесту после
многолетнего почитания ночного сна.
Чуть смущенные, они молча разглядывали друг друга.
– Хм… не хотите ли поужинать вместе? – спросил он.
– Ну что ж…
– Я знаю один очень хороший итальянский ресторан неподалеку, – тотчас продолжил Жак.
– Нет, извините, у меня аллергия на глютен.
– Я не знаю ресторанов без глютена, – с сожалением сказал он.
Шарлотта поколебалась, затем, вдохнув, предложила:
– В таком случае, купим продукты и поедем к вам домой.
– Я все еще живу с мамой, так что это будет не совсем удобно.
– Можем поужинать у меня, – уступила она. – Но потом вы вернетесь к себе, договорились?
– Я думал, вы проводите вечера за просмотром фильмов в кино?
– Время от времени. Иногда бывает интересно вырваться из рутины, – ответила бунтовщица. – И
вообще, почему бы нам не посмотреть какой-нибудь фильм вместе? Я знаю один фильм ужасов на тему
сна, который должен вам понравиться, – «Кошмар на улице Вязов».
– Я не слишком увлекаюсь кино и уж совсем не поклонник фильмов ужасов. В чем заключается его
сюжет?
– Убийца появляется во сне и может вас уничтожить внутри вашего сна. Поэтому персонажи боятся
заснуть из страха, что возникнет Фредди. Когда я смотрела этот фильм в первый раз, то по-настоящему
испугалась.
– Мне не хочется смотреть фильм, который внушит страх перед сном, но вы меня все же
заинтриговали…
Он был очарован ею. Ему вспомнились слова матери: «Твое бессознательное с первого взгляда
определяет людей, которые дают тебе силы, и тех, которые тебя их лишают».
Девушка по-прежнему неотрывно смотрела на него большими карими глазами.
– Это далеко? – спросил он.
– В часе езды на машине отсюда. Я живу в особняке родителей в Фонтенбло. – Она взмахнула
ресницами и добавила: – В особняке я живу одна. Отец с мачехой сейчас в отъезде. Они находятся в
США, а меня попросили поливать цветы и кормить собаку.
– У вас есть собака?
– Ее зовут Помпон. У него много шерсти, и он очень мало двигается. Вы любите собак?
– Кошек. Мне кажется, мы с ними дополняем друг друга. Хорошо, сообщите мне ваш адрес и время,
когда я могу приехать.
Девушка записала необходимую информацию на визитной карточке.
20
Особняк в Фонтенбло стоял в отдалении от соседних построек.
Шарлотта Дельгадо не умела готовить, поэтому вытащила из холодильника замороженную лазанью без
глютена и сунула в микроволновку. Слегка подгоревшее блюдо они сопроводили бутылкой хорошего
итальянского вина. А после ужина направились в гостиную для просмотра фильма.
Как и предупреждала Шарлотта, всякий раз, когда кто-то из персонажей засыпал, с ним случалось
несчастье. При каждой кошмарной сцене Жак незаметно придвигался ближе к Шарлотте, словно искал
поддержки и защиты. Такова одна из главных загадок кино: при просмотре ужастиков люди жмутся друг
к другу, в то время как любовные фильмы, и особенно эротические, парадоксальным образом
производят обратный эффект.
Когда Фредди Крюгер вытащил свои стальные когти, чтобы продырявить сначала стену, а потом и тело
спящего, Шарлотта вцепилась рукой в коленку Жака. Когда убийца в полосатом красно-зеленом свитере
крался к жертве, чтобы прикончить ее, Жак обнимал девушку за плечи, как бы защищая ее. А во время
одной из самых зловещих сцен он попробовал поцеловать ее. Шарлотта уклонилась, но не оттолкнула.
Позже, во время сцены потрошения, он вновь попытался обнять Шарлотту, но девушка чуть
отодвинулась.
Жак выждал несколько минут и возобновил попытки приблизиться. Шарлотта посылала ему
противоречивые сигналы. Он уже не знал, как переломить ситуацию. На четвертой попытке она сдалась,
но поцелуй был почти что невинным – с закрытым ртом.
Жак повторил попытку, и на сей раз Шарлотта полностью оказалась в его власти. Более того, она
попыталась его раздеть. Их пальцы стали изучать незнакомые тела, дыхание ускорилось, потом
гармонизировалось.
Когда все произошло, каждый упал на свою сторону кровати; уснули они, нежно держась за руки.
Среди ночи Жака Кляйна внезапно разбудили крики.
– Нет! Нет! – вопила Шарлотта.
Вначале он решил, что она обращается к нему, но ее глаза были закрыты. Девушка дрожала, и он обнял
ее, пытаясь успокоить.
– Отойди, Кристина, нет, я не хочу этого видеть!
Шарлотта со всей силы брыкнула его ногой, попав в колено. Жак едва не вскрикнул от боли. А она
продолжала кричать с закрытыми глазами:
– НЕТ, ТОЛЬКО НЕ ЭТО! Не трогай крышку! НЕТ! Я не хочу смотреть на йогурт!
Во сне Шарлотта с кем-то дралась. Получив от нее удар ногой в нижнюю часть живота, Жак согнулся
пополам от боли, а девушка разрыдалась во сне.
Жак отодвинулся подальше и повернулся к Шарлотте спиной. Ему на память пришла фраза, сказанная
однажды матерью: «Человека можно узнать только после совместно проведенного сна».
На следующий день за завтраком в столовой Жак не сразу заговорил о ночном происшествии. Он
пытался предугадать реакцию Шарлотты, если он поставит ее перед тем, что было брешью в ее
бессознательном. Не зная, как поступить, Жак предпочел молчать.
Его взгляд упал на собаку по имени Помпон. Она и в самом деле была неестественно спокойна. С
момента его прихода даже ни разу не тявкнула, не говоря уже о том, чтобы подбежать и обнюхать его.
– Давно у тебя эта собака? – спросил он.
– Год. Знаю, он вызывает удивление. Не лает, всегда лежит в своей корзинке и поднимается лишь для
того, чтобы подползти к миске.
Жак встал, подошел к животному и присел на корточки, чтобы лучше рассмотреть.
– Ты еще и ветеринар по совместительству? – спросила Шарлотта с легкой иронией.
Шерсть была настолько длинной, что трудно было понять, где голова, а где хвост. Жак поискал глаза и
наконец обнаружил под челкой две черные горошинки.
– А ты не пробовала укоротить ему челку?
– О, нет. Это лхасский апсо – тибетская собака. Длинная шерсть защищает таких собак от холода. Они
пассивны по своей природе. Заводчики предупреждают, что ни в коем случае нельзя подстригать им
шерсть. У моих друзей собака такой же породы, и выглядит она точь-в-точь как моя.
Жак увидел лежавшую на комоде резинку, наклонился над Помпоном и собрал челку, закрывавшую
глаза, в хвостик на макушке. Удивленный пес тут же вскочил на лапы. Он будто впервые увидел
окружающий мир. Забегал из стороны в сторону, обнюхал обувь Жака и Шарлотты, запрыгнул на диван
и радостно залаял.
– Думаю, у него была «оптическая» проблема.
Шарлотта нахмурила брови:
– И все-таки я убеждена, что лхасский апсо…
– А мне кажется, он предпочитает видеть мир, нежели быть слепым.
Собака продолжала радостно повизгивать. Они рассмеялись.
– Прости, но в таком виде он нравится мне меньше. Когда ты уйдешь, я сниму резинку. Хотя бы из
уважения к его блестящей родословной.
Они ненадолго вышли на улицу, Помпон с радостью побежал за ними. Его привели в восхищение трава,
улитка и простой цветок. Наблюдая за ним, Шарлотта сказала:
– Нет, все-таки я должна признать, что ты расширил его восприятие мира с помощью… обычной
резинки для волос. Хорошо, что я оставила ее на комоде!
Она ласково коснулась Жака, и он решился затронуть неприятную тему:
– Мне нужно поговорить с тобой о нашей ночи.
– Тебе понравилось?
– Понравилось, но… Не знаю, что тебе снится, Шарлотта, но это… жестоко по отношению ко мне. – Он
продемонстрировал ей синяки. – Такое впечатление, что во сне ты переживаешь какие-то события и
даже проговариваешь их.
– Да? Впервые слышу. И с трудом тебе верю. И что же я сказала?
– Ты сказала… – Он поколебался, затем решился: – Ты говорила о йогурте.
Шарлотта мгновенно изменилась в лице:
– Это один из преследующих меня кошмаров, вызванный психологической травмой, полученной в
детстве.
Девушка предложила ему вернуться в дом. Ей понадобилось время, чтобы вызвать в памяти образы из
прошлого. Она сделала глоток кофе, закрыла глаза и медленно заговорила:
– Мне было девять лет. Моя мать, Соланж, умерла от рака, а отец нашел утешение с другой женщиной,
постарше, с Кристиной… Я чувствовала, что она меня не любит. Однажды Кристина подошла ко мне…
она… она держала в руках стаканчик из-под йогурта с алюминиевой крышечкой, задранной кверху. Она
сказала: «Хочешь знать, до какой степени я не выношу твое присутствие?» – и сунула мне под нос
стаканчик, крышку, которого приподняла. Внутри… был…
Она прервалась, вновь проживая эту сцену.
– …крошечный человеческий зародыш. У нее только что случился выкидыш… Она взяла зародыш и
положила его в стаканчик, чтобы показать мне. Там еще оставалось немного белого йогурта, на этом
кусочке розовой плоти, у которого уже были различимы глаза…
Она проглотила слюну и глубоко вздохнула. Жак обнял ее и поцеловал. Подбежал Помпон и лизнул ему
ботинок.
Жак подумал, что он должен найти решение этой проблемы.
На следующий день он ужинал с матерью. Каролина сказала, что ее работа над проектом продвигается
семимильными шагами и ощутимые результаты не за горами. Прервавшись, она внимательно
посмотрела на сына, затем широко улыбнулась:
– У тебя новая девушка?
– Откуда ты знаешь?
– У тебя на шее след от засоса. Во всяком случае, ты выглядишь расслабленным. Похоже, отношения
идут тебе на пользу.
– Она особенная. Ни с кем прежде у меня не возникало такого мгновенного взаимопонимания. Мы
познакомились в «Сиесте».
Жак коротко рассказал матери об этом заведении.
– Что ж, сон – лучшее средство для того, чтобы встретить любовь. Если ты чувствуешь, что она
отличается от всех прочих, то действуй, не скупись на эмоции.
– Но у нее есть небольшая личная проблема, грозящая усложнить наши будущие ночи.
Он рассказал о кошмаре Шарлотты.
– Если дело только в этом, то это как с программным обеспечением – нужно просто устранить
«ошибку». Устрой ей сеанс гипноза, чтобы перепрограммировать ее.
– Я плохо представляю, как можно избавить от повторяющегося ночного кошмара с помощью гипноза.
Каролина подробно объяснила, что следует делать. И Жак сказал себе, что завтра же попытается
излечить свою новую возлюбленную.
Он с трудом дождался вечера. Шарлотта ждала его. Он сразу сообщил ей, что собирается предпринять и
с какой целью. Они устроились в гостиной.
Жак велел Шарлотте лечь на диван. Перед этим она утихомирила Помпона, сняв резинку с его головы.
Пес залез в кресло и свернулся клубком, опасаясь возможного нападения со стороны обнаруженных им
диковинных существ, которые теперь могли воспользоваться его слепотой.
Жак погладил Шарлотту по волосам и начал говорить очень тихо, почти шепотом:
– Применим способ быстрого погружения… Закрой глаза… Сделай глубокий вдох… Считаю до пяти.
Один… Ты покидаешь это пространство. Два… Ты улетаешь в небо. Три… ты достигаешь предела
атмосферы. Четыре… ты видишь нить времени. Пять… ты углубляешься в прошлое до того мгновения,
когда получила травму. Когда тебе было девять лет. Ты там?
– Да.
Внезапно дыхание молодой женщины участилось, ее охватили судороги.
– Что происходит?
Она открыла глаза:
– Только что появилась Кристина, она здесь!
Он положил ей ладонь на веки:
– Закрой глаза, мы вместе разберемся с ней.
Шарлотта повиновалась.
– Будем действовать более плавно. Один… два… три… четыре… пять… Представь, что ты находишься
на кухне, но твоей мачехи пока там нет! Ну как, получается?
– Да…
– Не бойся. Я рядом. Представь, что двадцатитрехлетняя Шарлотта тоже там, рядом с Шарлоттой
девятилетней. Нас трое против одной Кристины. Ты видишь, как она приближается?
По телу Шарлотты вновь пробежала дрожь, однако она не открыла глаз. Лицо скривилось.
– Она… она держит в руках стаканчик с йогуртом.
– О’кей! Ты смотришь не на этот стаканчик, ты смотришь на нее, Кристину, прямо ей в глаза. Ты не
отводишь от нее глаз. Получается?
– Пытаюсь.
– Что происходит?
– Она мне говорит: «Хочешь знать, до какой степени я не выношу твое присутствие?»
– Отвечай ей: «Нет, не хочу знать». Давай скажи это во всеуслышание. Скажи это. СКАЖИ ЭТО ЕЙ.
– Ну… Нет… ну… я не хочу знать.
Закрытые глаза Шарлотты вздрогнули.
– Как она реагирует?
– Она говорит: «И все же ты узнаешь, Шарлотта, потому что ты должна это знать. Вот, смотри». Она
приподнимает крышечку… Что мне делать?
– Не опускай глаз, не смотри! Продолжай смотреть ей в глаза. Получается?
Шарлотта начала успокаиваться.
– А сейчас что происходит?
– Кристина тычет мне стаканчик под нос и говорит: «Ну же, смотри, ты поймешь, что я ощущаю.
Смотри, маленькая идиотка!»
– Не смотри. Скажи ей, что это ее проблема, а не твоя.
– Это твоя проблема, а не моя.
– А сейчас?
– Она настаивает, говорит, что все это из-за меня и что, не будь меня, этого бы не случилось. Ой, она
поднесла стаканчик вплотную к моему лицу. Она орет: «СМОТРИ, МЕРЗАВКА!»
– Не смотри, не своди с нее глаз.
Шарлотта кивнула.
– Скажи ей: «В любом случае, в этом стаканчике ничего нет».
Шарлотта проговорила, слегка поворачивая голову:
– Кристина, в стаканчике с йогуртом ничего нет.
Потом, не открывая глаз, снова задрожала.
– Она отвечает: «Нет, есть, дура! СМОТРИ, СЕЙЧАС ТЫ УВИДИШЬ МОЙ ПОДАРОК!»
– Отлично. Попробуй усилием мысли убрать содержимое стаканчика. Или лучше так: положи в него
кусочек бумаги с надписью «НИЧЕГО». Так будет еще забавнее и эффектнее. И скажи ей: «Посмотри
сама».
– Посмотри сама, Кристина.
– Ну и?
Закрытые глаза Шарлотты продолжали двигаться. Она в очередной раз вздрогнула и поменяла позу.
– Кристина достала бумажку, на которой написано «НИЧЕГО». Она крайне удивлена и вертит в руках
стаканчик, словно надеясь отыскать двойное дно. Она в ярости. Рвет бумажку в мелкие клочья. В
раздражении она топчет ногой стаканчик, а до меня ей больше нет дела.
Движения глаз замедлились.
– Прекрасно. Эта сцена из прошлого больше не будет тебя ранить, потому что теперь ты поняла, что, во-
первых, это ее проблема, а не твоя, а во-вторых, этот момент отныне лишен для тебя эмоциональной
нагрузки.
Однако Шарлотта все еще не выглядела успокоенной.
– Что случилось? Она все еще там?
– Нет, но я забыла, что здесь находился еще кто-то. До сих пор я его не видела, но сейчас вижу.
– Кто это?
– Мой отец.
– Твой отец?
– Да, прежде я его не замечала, но в действительности я обижена не на мачеху, а на него. Я обижена на
него из-за того, что он так быстро забыл мою мать и выбрал эту мегеру. Словом… Я обижена на него за
то, что он и пальцем не пошевелил, чтобы защитить меня. Именно его я ненавижу больше всех.
Жак не предусмотрел такого поворота событий. Вспомнив слова матери о «перепрограммировании», он
начал импровизировать:
– Выйди из этой сцены на кухне. Попробуй вспомнить о самом приятном моменте, проведенном с
отцом.
Глаза Шарлотты были по-прежнему закрыты, но двигались так, словно она листала альбом с
фотографиями. Наконец она отыскала сцену, которая соответствовала тому, о чем просил Жак.
– Это было… это было в горах, в Фон-Роме в Пиренеях. Мне было пять лет. Мы с папой и мамой
находились там на отдыхе. Поев блинчиков, мы отправились в кино на горнолыжную станцию, где
проходил фестиваль мультфильмов Текса Эйвери. Мы с отцом смеялись до потери памяти, а потом он
протянул мне носовой платок, чтобы я могла вытереть мои первые в жизни слезы радости.
Жаку пришла в голову мысль.
– Ты заменишь воспоминание об агрессивной мачехе и трусливом отце воспоминанием о киносеансе,
проведенном в компании внимательного, любящего отца и еще живой матери. Теперь, когда ты вновь
будешь думать о прошлом или о своей семье, первым возникнет образ твоего отца в кинозале на
станции и ваш неудержимый смех перед экраном, на котором показывают мультики Текса Эйвери.
У Шарлотты вновь участилось дыхание, потом она постепенно успокоилась.
– Теперь ты можешь открыть глаза. Все кончено. Будь внимательна, когда произнесу «ноль». Пять…
четыре… три… два… один… ноль!
Девушка открыла глаза и разрыдалась. Затем спохватилась, улыбнулась и стала дышать глубже.
– Дыши, Шарлотта.
Он подал ей бокал вина.
– Твой гипноз просто гениален! Кто научил тебя этому?
– Моя мама.
– Все-таки это так необычно: с помощью простого усилия воли оказаться в сцене из прошлого, которая
причиняла такую боль… и переиграть ее на новый лад. Да еще заменить тот тяжелый момент моментом
радостным! Кажется, что это так просто. Словно бы я перемонтировала фильм собственной жизни.
– Эту возможность предоставляет наш мозг, однако мы не пользуемся ею. «Производимое
воображением обретает реальность», – учила меня мама. И можно еще добавить: «Хорошо это или
плохо».
– Я хочу познакомиться с твоей мамой, – сказала Шарлотта.
– Не сейчас, – улыбнулся он. – Мама погружена в исследования, которые отнимают все ее силы. Домой
она возвращается поздно, крайне утомленная.
Шарлотта взяла Жака за руку и нежно погладила ее:
– В любом случае, то, что ты сделал со мной благодаря своим знаниям, просто невероятно. Ты
освободил мой разум, применив сверхкороткую терапию, которая, возможно, позволила мне сэкономить
двадцать пять лет психоанализа.
Жак пожал плечами – мол, не стоит преувеличивать, – но ему было приятно.
– Я всего лишь убрал с твоего лица несколько прядей, закрывавших тебе глаза, – сказал он, встал и
собрал в резинку челку Помпона.
Псу было любопытно, отчего его мир внезапно то сужается, то расширяется. В ту минуту он завидовал
способности людей самостоятельно управлять своей шерстью. Этот, с темным мехом на голове, был для
него почти что богом. И своим собачьим разумом Помпон принял важное решение: в следующей жизни
он будет иметь руки и станет парикмахером.
Перед его глазами самец и самка приблизились друг к другу и поцеловались.
– Ты сделал много хорошего для меня, – сказала Шарлотта.
– А ты позволила мне узнать, что я могу сделать для тебя много хорошего, – ответил он. – Думаю, ты
очень восприимчива, как и я, кстати. Все получилось, потому что ты согласилась на
перепрограммирование. На самом деле я не убрал воспоминание, а просто сделал его относительным.
Теперь, когда ты задумаешься о твоей семье, вместо стаканчика из-под йогурта перед тобой возникнет
образ кинозала в Фон-Роме. Это похоже на то, как если бы я поменяла обои на рабочем столе твоего
компьютера.
– Ты гений! – воскликнула она, прижимаясь к его груди.
Этот опыт дал Жаку Кляйну осознание того, что, благодаря способности управлять снами, он может
внушить к себе любовь.
21
Звонок.
Он спал.
Опять звонок.
Он уже почти проснулся.
Жак Кляйн собирался перевести сотовый в бесшумный режим, но, охваченный дурным предчувствием,
взглянул на номер звонившего.
Звонила Каролина. Он ответил. Каролина попросила его незамедлительно приехать к ней на работу. Он
чмокнул в лоб спавшую Шарлотту, тихо оделся, быстро проглотил чашку кофе на кухне и вскочил в
автомобиль, чтобы ехать в Отель-Дье.
Здание больницы было окутано утренней дымкой. «Скорые» пока что не начали сновать туда-сюда.
Даже охранник на входе еще спал.
Мать встретила его у главного входа.
– Мы наконец-то собрались провести опыт! – бросила она в качестве приветствия.
– О чем идет речь?
– О моем секретном проекте.
Жак потер глаза.
– Я глубоко убеждена, что за парадоксальным сном существует еще одна, шестая стадия, – продолжила
Каролина.
– Но ты мне всегда говорила, что после пятой стадии наступает латентный период, а затем – новый
цикл. Или человек просыпается. Как там может существовать что-то еще?
Каролина Кляйн откинула назад светлые волосы:
– Дело в том, что шестая стадия – не естественного происхождения. Ее можно получить, искусственным
образом вызывая еще более глубокий сон. По моему мнению, некоторые народы, как, например, индусы
с их нирваной, упоминают именно об этом состоянии «сна за пределами сна». Само слово «нирвана»
означает «угасание». В Тибете это называют yolban, что означает «стадия по ту сторону страдания». На
иврите это называется olam atzilut – буквально «мир за пределами мира».
– И где, по-твоему, находится эта стадия на графике сна – выше или ниже?
– Пока что мне это не известно. Я ощущаю себя Христофором Колумбом, держащим курс на запад. Не
знаю, какой континент мне предстоит открыть, но предчувствую, что где-то существует новая,
непознанная территория.
– Насколько мне помнится, Христофор Колумб искал всего лишь кратчайший путь в Индию.
Они пересекли анфиладу коридоров и свернули к лестнице, ведущей в подвал.
– Тем не менее думаю, мне известно, что происходит во время этой шестой стадии. Еще больше
замедляется ритм сердца, и еще больше расслабляется тело, но мозг при этом работает активнее. На
электроэнцефалограмме может регистрироваться ритм, превышающий 45 герц. Речь идет об излучении
нового типа волн, которые можно назвать эпсилон-волнами. На этой стадии будет иное восприятие
времени. Во времена Колумба неисследованные земли называли Terra incognita. Вдохновившись этим
термином, я нарекла эту стадию Somnus incognitus, что дословно означает «неизведанный сон»…
Каролина Кляйн вздохнула и с таинственным видом добавила:
– Если уж мне предстоит приподнять завесу тайны над этим проектом, то ты заслуживаешь того, чтобы
все узнать первым. Следуй за мной. Думаю, Somnus incognitus сможет открыть пути, ведущие далеко за
пределы знакомого нам мира сна: философия и квантовая физика, неврология и духовность.
За последней отворенной ими дверью оказалась просторная комната, в центре которой была помещена
кушетка, окруженная мониторами. У мониторов сидели лаборанты, одетые в голубые халаты.
– Он здесь? – спросила Каролина.
Из некоего подобия душевой вышел красивый, обнаженный по пояс мужчина с хорошо очерченными
мускулами и медного цвета кожей.
– Здравствуйте, профессор Кляйн.
– Здравствуй, Акилеш.
Повернувшись к сыну, она сказала:
– Акилеш из Бенареса, йог и первоклассный сновидец. На языке хинди его имя означает
«неразрушимый». Еще никто не продвигался столь далеко в направлении к шестой стадии… по крайней
мере, в этом отделении.
– Неужели он приблизился к твоему знаменитому Somnus incognitus?
По всему, йог с большой симпатией относился к Каролине, и она отвечала ему взаимностью. С
сияющим видом мужчина взял ее за руку:
– Я в отличной форме, профессор Кляйн. Сегодня все получится. Я чувствую это. Сегодня – великий
день.
Подбадривающе похлопав Акилеша по плечу, Каролина повернулась к Жаку:
– Видишь, какой он целеустремленный. Одно удовольствие работать с таким волонтером.
Каролина облачилась в голубой халат и попросила Жака сделать то же самое, а потом вымыть руки. В
этом было больше обрядности, нежели объективной необходимости, поскольку они не собирались
производить хирургическое вмешательство.
– Давайте не будем терять времени, волонтер готов, так что, все по местам, – обратилась она к
участникам эксперимента. – Акилеш, ты помнишь все наши указания?
– Я должен поддерживать связь с внешним миром с помощью горизонтальных движений глаз. Одно
движение означает «да», два – «нет».
Индус лег на кушетку, расслабился и закрыл глаза. Ассистентка Каролины разместила датчики на его
груди и голове. По приборам можно было следить за прохождением стадий.
Первая стадия. Энцефалограмма зафиксировала процесс засыпания посредством мелких полос на
экране. Вход в мир сна сопровождался цифрой «8», указывавшей на количество герц.
– Вот увидишь, Акилеш – это чудо природы, он умеет погружаться в сон быстро и глубоко, – шепнула
Жаку Каролина.
Несколькими секундами позже пришел черед второй стадии. Приборы показали четыре герца, что
соответствовало тета-ритму. Прошло еще несколько десятков секунд, Акилеш теперь находился на
третьей стадии. Погружение продолжалось. Два герца – четвертая стадия.
Каролина Кляйн перевела взгляд на монитор, который показывал гипнограмму в цвете и в трех
измерениях.
– Он опустился на дно, – сообщила она.
Глазные яблоки Акилеша задвигались под сомкнутыми веками, сердечный ритм замедлился, а
активность мозга резко возросла, достигнув отметки в 30 герц.
– Пятая стадия – парадоксальный сон, – сказал Жак.
Электроэнцефалограмма показывала все более высокие значения: 31, 32, 33 герца. Затем 35 и, наконец,
40 герц.
– Ты это видел? У него было быстрое погружение и поразительно быстрый подъем, – восхищенно
сказала Каролина. – Да это сновидец-акробат!
У Акилеша внезапно началась легкая дрожь. Закрытые глаза быстро двигались, под простыней
отчетливо вырисовывался эрегированный член.
– Не знаю, что он видит сейчас, но это сновидение полностью завладело его разумом, – сообщила
Каролина.
– А что произойдет, если его сейчас разбудить?
– Очевидно, побывав в таком глубоком парадоксальном сне, он с легкостью расскажет нам о том, что
ему приснилось. Но смотри, он продолжает подниматься, тогда как его сердце бьется все медленнее. Он
достиг 45 герц! Мозг работает изо всех сил: должно быть, он сейчас принимает участие в роскошно
поставленном фильме, где много страсти.
Движения глаз стали прерывистыми. Половой член по-прежнему торчал под простыней, как антенна.
Участники эксперимента внимательно наблюдали за датчиками, контролировавшими жизненно важные
показатели.
Каролина подошла к Акилешу, наклонилась к его уху и спросила:
– Акилеш, ты слышишь нас?
Казалось, мужчина переваривает вопрос, затем последовала реакция: он сделал одно движение глазами
слева направо.
– Ты осознаешь, до какой степени погрузился в сон?
Два движения.
– Ты на пятой стадии. Хочешь продолжить?
Закрытые глаза задвигались, затем Акилеш четко повел ими один раз в знак положительного ответа.
Каролина Кляйн облегченно вздохнула:
– Тогда приготовься. Сейчас мы снова начнем. Внимание, все готовы? Вперед, Акилеш, погружайся!
Она повернула колесико дозатора капельницы.
– Что ты делаешь?
– Я помогаю ему замедлить сердечный ритм с помощью лекарственной смеси на основе калия и магния.
Судя по показаниям энцефалографа, мозговая активность Акилеша по-прежнему усиливалась, тогда как
удары сердца становились реже: тело превращалось в безжизненный объект. Внезапно беспокойные
движения глаз индуса вернулись к нормальному ритму. Каролина посмотрела монитор с гипнограммой
и увидела что-то вроде глубокого озера на вершине парадоксального сна. Озеро было глубже самого
глубокого сна.
– Судя по гипнограмме, он решился на погружение. – Ассистентка Каролины с трудом сдерживала
восторг.
Все происходящее записывалось на смартфоны.
– Акилеш, ты достиг дна озера?
Глаза индуса пришли в движение: два быстрых горизонтальных движения.
– Будешь продолжать?
Одно движение.
Дыхание и сердечный ритм еще более замедлились: теперь тело напоминало тряпичную куклу. Зато
электроэнцефалограмма достигла высшей точки – 60 герц.
– Эпсилон-ритм, – сообщил кто-то.
– Он никогда не заходил так далеко, это опасно, лучше остановить эксперимент, – воскликнула
ассистентка.
– Акилеш, ты можешь опуститься еще глубже?
Одно движение глаз – да.
Энцефалограф регистрировал частоту в сто герц.
– Ты приближаешься ко дну?
Одно движение глаз.
– Все в порядке?
Ответа не последовало.
– Акилеш, ты меня слышишь? Как ты?
Снова нет ответа.
И вдруг – два движения глаз, вслед за которыми последовали сильный спазм и череда судорог. Глаза
йога скачкообразно задвигались, словно на дне озера он наткнулся на лох-несское чудовище. Дыхание
участилось, электроэнцефалограмма ощетинилась острыми зубцами, электрокардиограф чертил
беспорядочные кривые. Каролина всем подала знак быть готовыми к экстренной реанимации.
Акилеш резко открыл глаза, зрачки были расширены. Тело обмякло, затем последовал долгий вдох и за
ним – выдох, как будто воздух выпустили из шара. Кривые на мониторах превратились в сплошные
линии, а затем раздался высокий звук, резанувший по ушам.
– Дефибриллятор! – закричала Каролина.
Они приступили к подаче разрядов.
– Укол адреналина! БЫСТРЕЕ!
Вопреки усилиям, йог не пришел в сознание. Врач-реаниматор развел руками. Последовало долгое
молчание.
Каролина Кляйн накрыла тело первопроходца онейронавтики простыней.
– Случившееся должно остаться в тайне, – едва сдерживая досаду, сказала она. – Обращаюсь к каждому
из вас: никому об этом не рассказывать. Мы выдадим эту смерть за обычный сердечный приступ, все
согласны?
Присутствующие кивнули, но лица были встревоженные.
Каролина настойчиво повторила:
– Я хочу внести полную ясность! Если кто-то из вас не сдержит обещание, мы не сможем продолжить
исследования. Я рассчитываю на ваше молчание, на то, что этот прискорбный инцидент останется
между нами. Бюрократические формальности, касающиеся погребения Акилеша, я возьму на себя.
Невзирая на запрет на курение в помещении, она зажгла сигариллу и, жадно затянувшись, долго не
выпускала дым из легких.
22
На следующее утро на первой полосе одной из самых известных ежедневных газет красовалось:

СКАНДАЛ В БОЛЬНИЦЕ:

ВО ВРЕМЯ ПРОВЕДЕНИЯ НАУЧНОГО ЭКСПЕРИМЕНТА УБИТ ВОЛОНТЕР

Ниже были размещены фотографии Акилеша, Каролины Кляйн и больницы Отель-Дье.

Тем же утром Каролину вызвал к себе главный врач отделения сна Эрик Джакометти, и она попросила
Жака сопровождать ее.
– Что он здесь делает? – спросил недовольный Джакометти.
Ну всё, теперь о работе здесь нечего и мечтать, подумал Жак.
– Я рассчитываю на то, что однажды мы с сыном будем работать вместе, и чем быстрее он узнает о том,
как функционирует система здравоохранения в нашей стране, тем лучше.
На лице Джакометти отпечаталась гримаса раздражения, он принялся вертеть в руках газету.
– Не думаю, что это было хорошей идеей – допускать постороннее лицо к участию в эксперименте,
подробности которого должны были остаться внутри коллектива.
– Это была моя идея, и эта идея мне нравится, – отрезала Каролина.
Оба с вызовом смотрели друг на друга. Наконец Эрик отвел взгляд:
– Перейдем к главному. Каролина, вы ученый мирового уровня, уважаемый коллегами и мною лично…
но то, что произошло вчера… Боюсь… – Он не озвучил свои опасения, но красноречиво показал
пальцами крест.
Жак заметил, что они больше не были на «ты».
– Да, эксперимент плохо закончился, – нехотя признала Каролина.
– Смерть есть смерть. А в данном случае речь идет о смерти здорового мужчины. О человеческой
жизни, принесенной в жертву.
– Науке, – уточнила Каролина.
Эрик вскочил.
– О чем вы говорите! Ах, о науке. Но вынужден вам напомнить, что мсье Акилеш не был мышью,
кошкой, свиньей или шимпанзе. Он был такой же человек, как вы и я! – Последовал глубокий вдох,
словно Эрику не хватало кислорода для того, чтобы выразить свою мысль. – Если бы это зависело
только от меня, разумеется, мы могли бы счесть это несчастным случаем. И тот факт, что этот человек, к
большому счастью, был сиротой, без детей и жены, помог бы замять дело, но теперь о том, что
случилось, знает пресса.
Он схватил газету, но тут же отбросил ее, словно она обожгла ему кончики пальцев.
В ожидании приговора Каролина держалась мужественно.
– Вы, кажется, намекнули на то, что к этому причастен мой сын… Но нет, если кто-то проболтался,
значит, я подобрала себе негодную команду.
– В цепи всегда найдется слабое звено, Каролина. А вы что думали? Что все будут хранить этот секрет?
– Да, я на это надеялась.
– Честь больницы оказалась запятнанной. Вы должны понимать, что для обывателей нет разницы между
научным и лечебным секторами. Те, кто прочел эту и другие газеты, в первую очередь подумают, что
ответственность за смерть лежит на врачах. К нам потеряют доверие. А ведь вам известно, что пациент,
доверяющий своему врачу, поправится скорее, чем напуганный… такими вот известиями. – Он горько
усмехнулся.
Каролина Кляйн держалась как боец: расправленные плечи, высоко поднятый подбородок.
К величайшему удивлению Жака, Джакометти сказал:
– Естественно, я буду вас покрывать. Уголовного дела не будет, страховые компании оплатят расходы на
погребение.
На лице Каролины не отразилось и тени удовлетворения. Она достала зажигалку и закурила. А Эрик
продолжил:
– Мне тяжело это говорить, но в интересах больницы, да и, вероятно, в ваших интересах тоже, будет
лучше, если мы расстанемся… По-доброму и как можно скорее.
– Я стала козлом отпущения?
Он посмотрел на нее, затем, не скрывая гнева, стремительно перешел на «ты»:
– Твое лицо красуется на первых полосах! Могла бы и помолчать!
– Ты трус, Эрик. Тебе было известно, что я провожу опыт. Ты дал обещание в случае чего прикрыть
меня!
– Я и так тебя прикрываю. И ты сама знаешь, что пошла на риск, превышающий наши договоренности!
Тебе следовало остановиться.
– Я хотела обрадовать тебя результатом.
– Что ж, тебе это удалось!
– Эрик, ты не можешь так поступить. Сейчас, когда я больше всего нуждаюсь в твоей поддержке…
– Перестань, Каролина! Не играй со мной в эти игры. Ты знаешь реальное положение дел. Я руковожу
отделением, которое должно продолжить свое существование. К тому же для тебя все складывается не
так уж плохо, с учетом того, что погиб человек! Я смог убедить юристов больницы в том, что произошел
несчастный случай, и таковой будет официальная версия, которую поддержит все наше руководство.
– Подлец!
– Да ты просто не отдаешь себе отчета в том, что случилось! Ты убила человека в присутствии
свидетелей, и они даже снимали происходившее на видео! Мне пришлось изъять все, что могло
послужить доказательством, и уничтожить. Лучше скажи мне спасибо. Если бы не я, ты бы оказалась в
тюрьме.
Каролина сильнее затянулась сигариллой с позолоченным фильтром:
– Что мне теперь делать?
– Я уволю тебя в надлежащем порядке и перечислю приличную компенсацию. Конечно, будет условие о
конфиденциальности. Затем ты будешь получать пособие по безработице.
– Эрик, чего ты на самом деле боишься? Не могу поверить, что причина кроется лишь в плохо
закончившемся эксперименте. Скажи мне правду.
– Правду… Я тоже рискую, Каролина, и я не хочу, чтобы шум, поднятый СМИ, поставил под угрозу
само существование нашего отделения. Пожертвовать тобой – это цена нашего выживания.
Он достал чек, написал на нем сумму, потом подписал и швырнул на стол.
– Хорошо, завтра утром, ровно в девять, я зайду за своими вещами. После этого ты больше никогда не
услышишь обо мне, – сказала Каролина.
– Что ты собираешься делать?
– Буду искать другую работу. В другом месте. Хотя… полагаю, в другом месте я никому не нужна. В
худшем случае, начну сначала. Может быть, стану участковым врачом. Кажется, их не хватает в
пригородах.
– Не будь циничной.
– Я реалист: Фраза «ученый, убивающий людей ради своих исследований» производит плохое
впечатление в резюме. Не волнуйся, я найду работу, я всегда нахожу. Но мне нужно немного времени,
чтобы все обдумать.
Она сунула чек в карман.
– Каролина, не обижайся на меня.
– Я всего лишь разочарована. Я думала, что ты защитишь меня.
– Какая польза в том, если бы мы утопили друг друга. Я жертвую тобой, чтобы отделение выжило, но,
поверь, если бы я мог поступить иначе…
Жак молча последовал за матерью, спешно покинувшей кабинет. Они снова прошли по длинным
коридорам и вышли на улицу. Толпа репортеров тут же обстреляла Каролину вспышками
фотоаппаратов.
– Правда ли, что Акилеш отказывался участвовать в эксперименте, а вы его заставили?
– В чем состоит ваш секретный проект, мадам? Что конкретно вы исследуете?
– У вас были другие смерти?
Она подала знак, что не желает отвечать, что еще больше раззадорило журналистов.
Подъехав к дому, Жак и его мать обнаружили там воинственно настроенную группу в кошачьих масках.
Собравшиеся скандировали: «НЕТ УБИЙСТВАМ!» – и размахивали плакатами:

СНАЧАЛА ОНА УБИВАЛА КОШЕК, ТЕПЕРЬ – ЛЮДЕЙ!

ЦЕНА ИССЛЕДОВАНИЯ СНОВ – СМЕРТЬ!

Прежде чем открыть дверцу автомобиля, Каролина Кляйн удрученно посмотрела на сына.
– Ты хотел знать недостатки профессии, сын. Теперь они тебе известны, – сказала она.
– Нам не стоит здесь оставаться. Давай поедем к моей новой девушке. Шарлотта живет в Фонтенбло. Я
позвоню ей, и она приготовит ужин.
– Фонтенбло?
– Мы будем там через час.
Каролина кивнула:
– Хорошо, что это далеко. Твой отец говорил: «Большинство проблем решаются с помощью географии».
Когда что-то не ладится, главное – не застревать на месте. Мне не терпится с ней познакомиться, я
уверена, что она очаровательна. Но сперва завези меня в гараж, я поеду на моей красной машине, чтобы
не чувствовать себя скованно.
23
Жак стоял у открытого окна, вдыхая теплый летний воздух, и смотрел на сиявшую в небе полную
круглую луну. Вдалеке послышался крик совы.
Из ванной комнаты вышла Шарлотта и скользнула под одело:
– Ты идешь спать?
Он не сразу обернулся.
– О чем ты думаешь, Жак? – мягко спросила девушка.
– Я думаю о том, какая невероятная женщина моя мама.
– Завидую тебе, – вздохнула девушка. – Я была бы рада иметь такую маму, как твоя. Но моя мама умерла
слишком рано, а мачеха меня ненавидит.
– Да, мне повезло.
– Мать, которая может научить тебя чему-то, – это все-таки фантастика. Мне бы хотелось вновь
увидеться с Каролиной.
Он не ответил.
– Ложись спать, Жак, мы оба сегодня устали.
– Иду.
– Не говори «иду», а иди!
– Ладно.
Он лег рядом с ней, и она тут же прижала свои вечно холодные ноги к его ногам. Он вздрогнул, но не
отстранился. После короткого акта любви каждый откатился на свой край кровати.
Жак уже погрузился в сон, когда Шарлотта внезапно прошептала ему на ухо:
– А в чем состоит ее секретный проект? Ты там был, поэтому наверняка в курсе. Не бойся, я никому не
расскажу.
– Дай мне спокойно поспать, завтра поговорим.
Пищеварительная система Жака принялась за дело в унисон с работающей на кухне посудомоечной
машиной, а его мозг перешел в спящий режим одновременно с монитором компьютера в гостиной. Луна
по-прежнему смотрела в окно.
24
Телефонный звонок буравил его барабанные перепонки.
Жак открыл глаза и посмотрел на часы. Половина двенадцатого дня. Номер звонящего был ему
незнаком.
Он ответил и узнал голос профессора Джакометти:
– Жак, я нашел ваш номер в ее компьютере. Я беспокоюсь по поводу Каролины… Как вам известно, мы
должны были встретиться сегодня утром. Она должны была прийти за вещами, но ее до сих пор нет.
Сейчас придут рабочие и отнесут ее вещи на склад. Она рядом с вами?
– Нет.
– Вы можете с ней связаться и попросить ее срочно перезвонить?
Жак тут же набрал номер квартиры на Монмартре. Никто не ответил.
Шарлотта протянула ему чашку кофе:
– Пока ты спал, я сбегала за круассанами.
– Кажется, у мамы проблемы.
– Но еще вчера все было неплохо…
– У меня дурное предчувствие.
– Тебе приснился кошмарный сон?
– Нет, позвонил ее начальник – мама не пришла сегодня утром в больницу.
– После того, что произошло, в этом нет ничего удивительного.
– Она должна была забрать свои вещи… Но это ерунда, меня беспокоит, что она не отвечает ни по
сотовому, ни по домашнему телефону. Не в ее привычках опаздывать и тем более не отвечать на звонки.
Жак проглотил кофе и запрыгнул в машину. Он не мог избавиться от мысли, что происходит что-то
неладное.
Подъехав к дому на Монмартре, он увидел красный спортивный автомобиль, припаркованный перед
дверью. Значит, мама благополучно добралась до дома вчера вечером.
Он поднялся на седьмой этаж – квартира была пуста. Исчезли два больших чемодана, которыми мама
обычно пользовалась, уезжая куда-то, недоставало и одежды.
Жак прошел в ванную и отметил, что там нет зубной щетки Каролины и ее кремов. Зеркало было
разбито, но это не походило на грабеж или похищение.
Жак еще раз набрал номер сотового и услышал, как на кухне раздался звонок. Он поспешил туда и
обнаружил, что мама позавтракала, но не убирала чашку со стола.
Итог: она поела, сложила вещи в два больших чемодана и уехала.
Не взяв телефона.
Не предупредив его.
Не сказав куда.
Расстроенный он опустился на стул.
Что-то здесь не так. Это не в ее стиле. Она провалила эксперимент, который окончился смертью
волонтера. Конечно, против нее восстали СМИ. Ее выставили с работы… Но во время ужина с нами
она была бодра и увлеченно говорила о своем проекте, словно была твердо убеждена в том, что
сможет к нему вернуться в ближайшее время.
Он вернулся в ванную комнату, подобрал с пола кусочек разбитого зеркала и обнаружил на нем
пятнышко крови.
Ни к чему сходить с ума. Будем действовать методично.
25
Комиссариат полиции 18-го округа в Барбесе был похож на крепость, готовящуюся к осаде. Жак отстоял
очередь в тесной приемной среди явно асоциальных людей. Наконец его приняла симпатичная девушка
– лейтенант полиции по имени Элен По. У нее были длинные темные волосы, и она казалась очень
энергичной.
Вначале она принялась ретиво записывать в блокнот сведения, сообщаемые ей Жаком, но потом
внезапно отложила ручку в сторону.
– Бегство взрослого шестидесятилетнего человека? Знаете, у вашей мамы есть право уехать куда-
нибудь, не ставя об этом в известность ни сына, ни мужа.
– Мой отец погиб четырнадцать лет назад. Она вдова. Кроме меня, у нее никого нет.
– Ваша мама совершеннолетняя. Она пережила нападки со стороны СМИ, угрозы членов Ассоциаций
по защите животных и, наконец, увольнение. Веские причины, чтобы пуститься наутек, мне кажется.
– Можно объявить ее в розыск?
Элен По покачала головой:
– Раньше существовала процедура, которая называлась «розыск в семейных интересах». Однако для ее
запуска было необходимо сформулировать объективную причину для беспокойства.
– Но я беспокоюсь!
– Это субъективная причина. Вы заметили следы похищения или насилия?
– Зеркало разбито, и на осколке следы крови.
– Этого недостаточно.
– Я хорошо знаю маму и могу утверждать, что она не из тех, кто вот так запросто исчезает!
– В любом случае, такой процедуры уже нет. В апреле 2013 года Министерство внутренних дел
упразднило ее, посчитав, что в эпоху социальных сетей и GPS-навигаторов, встроенных в смартфоны,
любого можно отыскать с легкостью, где бы он ни находился.
– Мама не взяла с собой телефон.
Девушка покопалась в компьютере и нашла фотографию Каролины Кляйн, сделанную в тот момент,
когда она выходила из больницы:
– Ваша мама не выглядит как человек, страдающий психическими расстройствами.
– Естественно, не выглядит! Она в здравом уме!
– Может быть, она завела роман? Ну, с каким-нибудь молодым мужчиной… Они могли познакомиться
на вечеринке.
– С тех пор как погиб мой отец, мама не привела домой ни одного мужчины. Все свое время она
посвящала работе, поэтому я с трудом представляю ее в… ночном клубе, танцующей с альфонсом!
– Тогда, может, коллега по работе?
– Ее не интересовал флирт.
– Мне неприятно это говорить, но именно женщины, не ведущие интимную жизнь, часто пускаются во
все тяжкие. Они закомплексованы, а когда их освобождают от комплексов, как вы выразились,
альфонсы, бедняжки перестают соображать что-либо, превращаясь в маленьких взбалмошных девочек!
Они делают яркий макияж и начинают сексуально одеваться. Им кажется, что они переживают второе
рождение. Таковы начальные признаки. Затем они…
– Моя мама не из серии маленьких взбалмошных девочек, и она не одевается сексуально.
– В моей практике было немало мальчиков, которые считали, что знают своих матерей, но…
– У мамы лишь одна страсть – наука!
– Поверьте мне, у женщин в возрасте часто бывают внезапные перемены настроения. Возможно, ваша
мама за один вечер влюбилась в незнакомца.
– Между полуночью и восемью часами утра?
– Знаете, может быть все. Ваша мама посвятила свою жизнь науке… и вдруг открыла для себя что-то
новое, свежее. Мужчину… или женщину. Ох, тут у нас такого наслушаешься! Думаю, я могу рассказать
вам, как развивались события. После ужина она уезжает из Фонтенбло. Вечер, тепло, она ведет машину
и вдруг замечает у обочины «лянчу», рядом с которой стоит симпатичная девушка. Мама помогает ей
заменить лопнувшее колесо. На душе у нее тяжким грузом лежат невзгоды дня, это увольнение… Новая
знакомая ее утешает. А потом они решают отправиться в романтическое путешествие в Венецию. Ваша
мама хочет предупредить вас об отъезде, но девушка ее отговаривает: «Не надо, он – часть прошлого, а
мы с тобой начнем все с чистого листа». Они целуются и удирают, ну, естественно, собрав чемоданы,
в… Италию.
Жак оторопел. Потом он заметил на столе лейтенанта стопку любовных романов и понял, что с их
помощью она, возможно, избавляется от стресса, который неизбежен при ее работе.
– Согласитесь, что такое возможно, – взглянула на него Элен По.
– Возможно, но маловероятно.
– Советую вам не принимать близко к сердцу. Просто ваша мама захотела немного проветриться вдали
от перегрузок столичной жизни. Она осмыслит последние события, отдохнет и вернется. А когда она
вернется, вы должны будете поддержать ее. Раз вы говорите, что она женщина чувствительная и
интеллигентная, бояться нечего. Как ни парадоксально, некультурные люди оказываются более
непредсказуемыми. Вашей маме всего лишь нужно немного развеяться, сменить обстановку, побыть в
одиночестве.
Жак уже не знал, как реагировать.
– Поверьте мне, на днях она вернется. А если она уехала, как я предположила, в Венецию со случайной
попутчицей, то она пришлет вам вскоре открытку.
Он сделал вид, что соглашается с ней и собрался уйти, но Элен По придержала его за рукав:
– И кстати, вы можете сказать мне, в чем заключался ее секретный проект, ради которого она
пожертвовала жизнью индуса?
– Я…
– Я спрашиваю не из профессионального интереса, а из простого любопытства. Кажется, вы
присутствовали там во время проведения эксперимента…
– Все описано в газетах. Ничего нового я не могу сказать.
– В газетах пишут, что она пыталась открыть некое таинственное явление, которое происходит во время
сна. Ваша мама была специалистом в этой области, так все говорят. У меня, кстати, тоже есть проблемы
со сном. Если ваша мама действительно собиралась продвинуться в изучении сна, то жалко, что она…
потерпела неудачу.
Жак с трудом сдержался, чтобы не высказать ей все, что о ней думает. Он выразительно взглянул на
часы, чтобы закончить этот бесполезный разговор:
– До свиданья, лейтенант.
– Хм… вы ведь тоже врач, специализирующийся по сну. Что бы вы посоветовали мне, чтобы лучше
спать?
– Прошу прощения, что побеспокоил вас во время сиесты, – съязвил он.
– Не сердитесь, – вспыхнула она.
– Хотите получить совет, как заснуть? Вспомните перед сном о списке расследований.
– Я обидела вас, сказав, что ваша мама не святая и что она могла пережить всплеск сексуальности в
шестьдесят лет?
– До свиданья, лейтенант.
Той же ночью Жак увидел во сне маму в объятиях юной девицы, похожей на лейтенанта Элен По. Они
плыли в гондоле и целовались. Он знал, что это сила внушения. Стоит лишь создать образ с помощь
слов, и он обретает жизнь. Женщина-полицейский породила фантастический фильм в его воображении,
и он всю ночь наблюдал за жаркими сценами, разворачивающимися между его матерью и этой штучкой.
И удивительным образом это действовало на него успокаивающе.
По крайней мере, она жива и весело проводит время, подумал он в собственном сновидении.
26
Каролина Кляйн не вернулась ни вечером, ни на следующий день, ни через день. Ни намека и на
открытку из Венеции. Тогда Жак Кляйн решил обратиться за помощью к частному детективу Франку
Тилье – тщедушному рыжеволосому мужчине с северным акцентом.
– Согласно официальным данным, ежегодно пропадают одиннадцать тысяч совершеннолетних.
Реальная цифра составляет, как считают, примерно тринадцать тысяч. Везде только и говорят о
родителях, разыскивающих своих детей-беглецов, реже дети разыскивают родителей. И все же вы не
первый ребенок, разыскивающий исчезнувшего родителя, и не последний на этой неделе.
– Моя мама – разумный человек. У нее не было причин не предупреждать меня, если она желала
отправиться в путешествие. Она всегда так и поступала.
– Кто не мечтал однажды все бросить и уехать далеко от своей работы и семьи? Этот синдром носит
название «маршрут избалованного ребенка». Помните фильм Клода Лелуша, в котором Бельмондо,
безрассудно оставляя все, убегает? «Баловень судьбы»… Отличный фильм! Вы любите кино?
На стенах кабинета Франка Тилье висели афиши американских детективных фильмов 1950-х годов. На
столе стояла статуэтка Хамфри Богарта.
– Расскажите, при каких обстоятельствах вы в последний раз виделись с доктором Каролиной Кляйн.
– Мы провели вместе замечательный вечер. Мы пили алкоголь, смеялись, я познакомил ее со своей
девушкой, и они, кажется, подружились.
– Она могла внезапно что-то осознать, испытать ночью угрызения совести. Все-таки она убила… то есть
была виновата в смерти человека, если я правильно помню содержание посвященных ей газетных
статей.
– Это был научный опыт, который неудачно закончился, несчастный случай, – сказал Жак.
– Еще до вашего прихода, сразу, как вы позвонили, я приступил к сбору информации. У меня есть
друзья, которые предоставили мне изображения с городских камер видеонаблюдения. Могу лишь
сказать, что она уехала на такси, не воспользовавшись своей машиной. После этого она могла сесть в
поезд, на корабль, в самолет, могла взять машину напрокат. Возможно, она уже далеко.
– Нельзя ли расспросить персонал аэропортов, вокзалов, агентств по прокату автомобилей? Ваших
друзей?
– У меня там нет друзей. Что же до сотрудников аэропортов, вокзалов и агентств, то они уполномочены
предоставлять такого рода сведения только в случае официального розыска, ведь взрослый
совершеннолетний человек может отправиться в путешествие, не ставя в известность сына. Сожалею. И
даже если существуют современные методы слежки, то существуют также и современные методы
заметать следы. Вам известно, что с недавних пор есть агентства, специализирующиеся на
«анонимности»? Люди платят деньги за то, чтобы из Интернета исчезли их фотографии и вообще любое
упоминание о них. По закону ваша мама имеет право исчезнуть и больше не давать о себе знать. Если
бы мне пришлось изложить вероятный сценарий событий, я бы сказал, что вследствие
профессионального стресса она «выгорела», но вместо того, чтобы принять транквилизаторы, ваша
мама решила попутешествовать. Это свидетельствует о ее сильном характере и крепком здоровье.
– А если, несмотря ни на что, я хочу, чтобы вы начали расследование?
– Поскольку вы мне симпатичны, я подведу итог сложившейся ситуации. На планете семь миллиардов
населения, пять континентов и больше двухсот стран, в небе постоянно летают пять тысяч самолетов…
Сожалею, но поиски займут много времени, при результате на успех, близком к нулю. Если другой
детектив заявит вам обратное, то знайте, он мошенник. А если вы хотите дать мне денег, то это
расточительство впустую.
– Но что же мне делать? – Жак стукнул кулаком по столу и опрокинул статуэтку Хамфри Богарта.
Франк Тилье поставил статуэтку на место и заявил с опечаленным видом:
– На данный момент я вижу только одно решение – молиться…
Придержав Жака за рукав, он спросил:
– И все-таки… что за секретный проект был у вашей матери? Ну, тот, за который отдал жизнь индус?
27
У Помпона была прежняя прическа: длинная густая челка закрывала глаза. Собака передвигалась по
комнате, ориентируясь по памяти, и только потому не натыкалась на предметы.
Помпон медленно семенил и как только чувствовал впереди какое-либо препятствие – стену, стул или
стол, – останавливался. Его движения слегка напоминали скольжение оборудованных радар-
детекторами роботов-пылесосов, которые движутся вперед и вращаются в зависимости от
местоположения. Иногда Помпон шел прямо, потом натыкался на что-то и продолжал свой путь уже в
другом направлении.
Шарлотта обняла Жака и укачивала его, словно ребенка.
– Я уверена, твоя мама вернется.
– Полиция, кажется, подозревает, что она сбежала с любовником – которого должна была повстречать
между моментом, когда ужинала с нами, и следующим утром! – а может, случайной попутчицей.
Детектив считает, что она «выгорела».
– Насколько я помню, Каролина уехала от нас в хорошем настроении. Про нее не скажешь, что она
сумасбродна.
– Детектив посоветовал молиться… Почему бы мне не отправиться в Лурд, кажется, туда ходят
паломники.
– Перестань.
– Мама была против веры во что-либо. Она говорила, что существует мир за пределами нашей веры.
Если точнее, она говорила: «Реальность – это то, что продолжает существовать даже после того, как в
нее перестают верить». Она вычитала эту фразу в романе, уже не помню в каком. – Он пожал плечами. –
Но она также говорила, что все существует только потому, что мы это воображаем.
– На самом деле тебе больно от того, что она не предупредила тебя, не объяснила своего поступка. Она
исчезла внезапно, как твой отец.
Жак наблюдал, как Помпон бродит по дому, и ощущал свое сходство с этим животным, глаза которого
были застланы челкой. Шарлотта поцеловала его, но он никак на это не отреагировал. Она села
напротив:
– А если я попробую сделать для тебя то же, что ты сделал для меня? Хочешь, я воспользуюсь гипнозом,
чтобы успокоить тебя?
Почему бы и нет? – подумал он. Хуже от этого не будет.
Жак вытянулся на диване, расстегнул ремень на брюках и снял часы.
Шарлотта постаралась погрузить его в ситуацию, при которой он вновь оказался бы в родительской
квартире. Она заставила его визуализировать момент, когда, собрав чемоданы, Каролина подошла к нему
и объявила: «Я уезжаю на несколько дней отдохнуть, не пытайся меня найти, я вернусь, когда
почувствую себя лучше».
В задачу молодой женщины входило заставить пережить Жака «официальный, ясный и объясненный»
разрыв, поскольку она считала, что ее возлюбленный больше всего страдал именно от внезапности
происшедшего. Однако в тот момент, когда она попросила Жака обнять маму, чтобы попрощаться с ней,
он открыл глаза:
– Не получается. И никогда не получится, потому что ты не знаешь, что произошло на самом деле.
– Извини, я…
В эту секунду собака негромко тявкнула, пропустив ступеньку между гостиной и столовой.
– Ты держишь в слепоте Помпона! И мне тоже хочешь помешать видеть, но со мной твои игры не
пройдут! Ты меня не проведешь.
Он резко встал, застегнул брючный ремень и ушел, хлопнув дверью. Странным образом упреки в адрес
Шарлотты вернули ему чувство контроля над собственной жизнью. Он смирился с положением дел, но у
него была возможность влиять на кого-то другого. Он покинул особняк в Фонтенбло, не оборачиваясь, с
твердой уверенностью никогда больше туда не возвращаться и не видеть эту женщину.
28
Пять дней в отсутствие новостей.
Пять бессонных ночей.
Кот USB с выбритой головой, из которой виднелся разъем с водонепроницаемым колпачком, подошел к
нему, прося есть. Жак положил корм в миску.
Он хотел и сам перекусить на кухне, но отказался от этой идеи, вспомнив о приступе сомнамбулизма
Каролины, во время которого она жарила DVD-диски в микроволновке. Положил на поднос брезаолу,
копченую моцареллу, помидоры, корнишоны и булочки-бейгл и отнес в свою комнату, устроив обед на
своей кровати с балдахином.
Потом он задремал, и ему привиделось, что кровать превратилась в корабль, плывущий по океану. Он
схватился за опоры балдахина, занавес которого превратился в парус, и увидел плавники акул. Вдалеке в
гондоле плыла его мать в компании с полицейским и кричала ему: «Не пытайся меня отыскать». Потом
возник отец: «Прости, что у меня нет времени позаботиться о тебе, мне нужно побить рекорд
одиночного кругосветного плавания». За его хлипким суденышком тоже плыли акулы. Он увидел лицо
Акилеша, который подавал ему знак и кричал сквозь воду: «Главное, НИКОГДА не вставай с постели!
Никогда! Никогда! НИКОГДА!» Затем Акилеш окончательно скрылся в толще воды. Шарлотта плавала
в гигантском стаканчике йогурта. Она гребла с помощью ложки и звала его: «Жак, иди сюда, не бойся.
Мы проведем сеанс гипноза, чтобы ты смог преодолеть свой страх перед водой».
Жак проснулся в поту. К нему внезапно пришло понимание, что его кровать – единственное место, где
он по-настоящему чувствует себя в безопасности.
Он решил устроиться поудобнее. Заставил себя встать, придвинул к кровати стулья, расположил на них
запасы еды, под стулья поставил консервы с кошачьим кормом бутылки с водой. Воспользовавшись
пультом, нашел строку «Видео по запросу» и выбрал фильмы, прямо или косвенно рассказывавшие о
мире сновидений. «Начало», «Побег из сна», «Наука сна», какая-то из частей «Кошмара на улице
Вязов». После трех часов просмотра этой дребедени он попробовал уснуть, но не смог опуститься даже
до первой стадии.
Жак лежал с открытыми глазами, рассматривая черное игрекообразное пятнышко на потолке,
напоминавшее шрам на его лбу.
Он думал о том, что за пределами кровати ему угрожает опасность.
Если бы люди всю жизнь проводили в постели, проблемы исчезли бы сами собой.
В три часа ночи он снова попробовал заснуть. Сон пришел лишь на краткий промежуток между
половиной пятого и половиной шестого утра. На потолке проецировались красные цифры – часы и
минуты. Между половиной восьмого и восемью часами утра ему удалось ненадолго забыться легким
сном, но затем рассвело, и он понял, что ночь прошла впустую.
Приложение, установленное на смартфоне, показало реальную продолжительность его сна: всего
пятнадцать процентов.
Мысль провести в постели весь день не отступала.
Он сходил в туалет, заглянул на кухню и собрал новый поднос с едой. Удивительно, что он не додумался
раньше вести жизнь в постели…
Он стал по-новому налаживать свой быт. К художественным фильмам о мире снов добавились научно-
популярные; в одном из них рассказывалось о зоологе, следившем за животными во время их отдыха.
Посыл был такой: чем выше тот или иной хищник располагается в цепи хищников, тем больше он спит.
Львы и тигры проводят во сне очень много времени – вероятно, чтобы компенсировать большие
физические затраты, связанные с выслеживанием и убийством добычи. Питоны спят, чтобы переварить
добычу, превышающую их по размерам. Из длинного документального фильма он узнал, что кошки –
лидеры по продолжительности сна, а также что они могут быть подвержены сомнамбулизму. А вот
газели спят урывками. Коровы, лошади, ослы и слоны отводят на сон лишь три ночных часа. Сурикаты
спят, будучи настороже. Розовые фламинго спят, спрятав голову в перья, стоя на одной ноге и время от
времени приоткрывая глаз, чтобы убедиться в отсутствии опасности. У каракатиц и осьминогов во сне
быстро двигаются глаза – верный признак того, что они видят сны. Киты могут спокойно дремать под
водой, но вынуждены просыпаться каждые двадцать минут, чтобы вдохнуть воздух на поверхности. И
все же больше всех спят летучие мыши – девятнадцать часов в сутки, от них чуть отстают ленивцы –
восемнадцать часов. Медведи Лапландии впадают в спячку 29 сентября, а выходят из нее 3 апреля.
Жак собирал сведения о том, как спят животные, поедая чипсы и сосиски, затем он выключил телевизор
и попробовал уснуть. Было восемь часов вечера. В десять он по-прежнему смотрел на потолок,
размышляя о том, что игрекообразное пятно – это, должно быть, след от раздавленного им комара,
который никто не стер ввиду местоположения.
В 22 часа 30 минут он подумал о маме.
Она сейчас где-то находится, но раз мама не звонит мне, значит, она меня больше не любит.
В 22 часа 45 минут он вспомнил о Шарлотте.
В 22 часа 50 минут Жак в очередной раз попытался уснуть, и снова безрезультатно. Тогда он решил
воспользоваться всем известным методом засыпания: считать овец.
Он досчитал до ста, потом до пятисот, потом до тысячи.
На полутора тысячах он остановился, уперев взгляд в черную отметину на потолке, которая, казалось,
насмехалась над ним.
Метод № 2: медленное дыхание.
Он сфокусировался на дыхании, представляя его в виде неторопливой, накатистой волны.
В 23 часа 05 минут, так и не сомкнув глаз, он перешел к фитотерапии. Начал с вишневого сока – в нем
содержится высокая концентрация мелатонина, и мелатонин должен спровоцировать выработку
серотонина, знаменитого «гормона сна».
В 23 часа 10 минут он жадно проглотил сначала отвар мелиссы и почти сразу – чабреца, потом перешел
к валериане, боярышнику, пассифлоре… А в 23 часа 20 минут – к «цветам Баха»: вереску, бальзамину,
белому каштану.
В половине двенадцатого Жаку показалось, что он уснул, но гипнограмма на смартфоне полностью
развеяла его иллюзии.
В 23 часа 40 минут настал черед эфирных масел. Смешав две капли масла лаванды узколистной с
цедрой мандарина и эфирным маслом мирта, он втер получившуюся смесь в область солнечного
сплетения, ступни и запястья.
В 23 часа 50 минут Жак обратился к рефлексологии, сдавливая кончик большого пальца ноги, чтобы
стимулировать работу шишковидной железы.
В 23 часа 55 минут он перешел к жесткому методу – немецкому детективному сериалу. Комиссар
полиции, со свирепым видом выслушивающий подозреваемых, бесспорно, производил снотворный
эффект – у Жака многообещающе отяжелели веки, но в кульминационный момент, когда главный герой,
подняв бровь, пил пиво, а напряжение в фильме достигло накала, сонливость ушла.
В полночь он попробовал посмотреть французский фильм «новой волны» о паре, которая пыталась
разобраться в причинах супружеского фиаско. Жак снова многообещающе зевнул, но, как и немецкий
сериал, этот фильм его надежды не оправдал.
В час ночи, после просмотра телевизора, Жак перешел к литературе. Он покопался в смартфоне и
выбрал самые скучные из произведений французской литературы. Его внимание привлекла книга под
названием «Пупок», получившая несколько литературных премий. В книге толщиной в полторы тысячи
страниц ее автор доказывал, используя предложения, длина которых подчас превышала стандартную
страницу, что его жизнь неповторима. Благодаря таланту писателя после легкого покалывания в глазах
Жак познал сладкое мгновение забытья: сомкнув веки на тридцать секунд, он испытал приятное
головокружение. Потом вновь открыл глаза и продолжил разглядывать занимавшую его отметину на
потолке.
Тогда он вспомнил о способе № 7 – алкоголе, а именно о чистом солодовом виски из Японии, двадцать
пять лет выдержки. Он знал, что алкоголь оказывает на него успокоительный эффект, который, правда,
может перейти в бодрящий. Где пролегает заветная грань, ему было неведомо, поэтому он просто выпил
две порции в качестве лекарства, то есть без всякого удовольствия.
Он ждал.
Он лежал и думал о том, как было бы хорошо, если бы все люди на Земле не покидали своих постелей.
Жизнь преобразится: исчезнут транспортные пробки, исчезнут войны, никаких манифестаций,
забастовок. Солдаты? – валяются в постели! Скандалисты? Фанатики? Психи? – все, как и он, щелкают
кнопками пульта.
Люди меньше бы ели, меньше бы пили алкоголя, стали бы спокойнее, уравновешеннее.
Ему подумалось, что пусть он и не спит, но зато находится по-настоящему в безопасности в этом теплом
пространстве два на два. А за пределами его кровати… там начинается опасная зона.
Одобрительно зевнув, USB свернулся клубочком у него в руках и уснул. Жак Кляйн ждал, но сон по-
прежнему не появлялся. Ему в голову стали приходить тяжелые мысли. Он вспомнил об отце, Шарлотте,
Вилфриде… и о матери, матери, матери…
Мама должна была остаться в постели.
Встав, он отправился искать в настенной аптечке снотворные, которых там, разумеется, не оказалось. Он
вспомнил, как мать говорила ему о том, что не следует употреблять такого рода средства. Несмотря на
ее предостережения, он надел пальто поверх пижамы, всунул босые ноги в ботинки и направился к
ближайшей дежурной аптеке, чтобы купить хоть что-нибудь.
Участливый фармацевт предложил ему на выбор несколько препаратов, но предупредил, что все они
содержат бензодиазепины в качестве действующего вещества.
Дома Жак проглотил две розовые таблетки, запил стаканом воды и снова лег. Кот потерся у его ног и
замурлыкал, помогая хозяину погрузиться в сон.
Закрыв глаза, Жак ждал.
И чудо произошло: его словно свалил с ног порыв сильного ветра, словно он залпом выпил дурманящий
крепкий алкоголь – настолько он почувствовал себя неповоротливым и отяжелевшим. Кровать
прогибалась под ним, будто эластичная мембрана. Он провалился в матрас, который превратился в
колодец, в глубокую темную яму, в бездонный омут.
Внешний мир исчез, уступая место небытию, которое окружало его со всех сторон.
Это был новый вид сна – тягостный и искусственный, без единого сновидения. Погруженный во тьму
зал кинотеатра, гул, раздающийся из звуковых колонок, отвратительно работающие кондиционеры. В
темноте этого зала он стал совсем крошечным, из его головы испарились все мысли, и осталась лишь
непроглядная мгла.
Но все-таки он уснул.
29
Он сидел в холодном кинозале, а потом на потолке вспыхнула красная точка, похожая на светодиодную
табличку «Запасной выход».
Потом он долго карабкался по стенке колодца и таки выбрался на поверхность.
Вначале у него было ощущение тяжелого похмелья, словно он перепил накануне. Лоб сдавило, уши
горели, голова онемела, тело зудело. Гипнограмма на смартфоне показала, что он не опустился ниже
второй стадии – отсюда чувство усталости. Он поспал, но не восстановил силы и потому был вялым.
Жак подумал, что, если Франция лидирует по потреблению снотворных, значит, в обществе, которое
засыпает вот так, искусственным образом, и в самом деле должна присутствовать некая всеобъемлющая
тревога. В Интернете он вычитал, что бензодиазепины используются и как успокоительное для людей,
переживающих стресс или депрессию, но что самое ужасное – их применяют в скотобойнях, чтобы
животные не паниковали в момент смерти.
Употребление мяса ведет к зависимости от снотворных, которыми пичкали коров, чтобы с ними было
легче обращаться при убое. Все уже отравлены этими коварными препаратами, и ситуация только
ухудшается.
Жак предпочел бы не спать вовсе, нежели просыпаться со столь неприятным ощущением.
Он пил много воды, надеясь таким образом поскорее вывести бензодиазепины из организма, однако ему
все равно было плохо.
Странно, но USB, привыкший спать у него в ногах, ни с того ни с сего спрятался от него в углу комнаты
и смотрел на Жака так, словно тот превратился в незнакомца.
– Не волнуйся, USB, я попробовал, чтобы узнать, что это такое. Теперь я знаю – это не выход для меня.
Проходили дни, он чувствовал себя все хуже.
Жак Кляйн питался хаотично: мог одним махом проглотить три упаковки чипсов за просмотром
художественных или документальных фильмов в постели и останавливался только тогда, когда его
начинали царапать скопившиеся на простыне крошки.
Его мучила постоянная усталость.
Решив поискать в Интернете что-нибудь еще о своей проблеме, он наткнулся на Ассоциацию людей,
страдающих бессонницей, которая, по-видимому, функционировала на манер Ассоциации анонимных
алкоголиков. Это его заинтересовало, но он еще не чувствовал себя готовым записаться в ряды
неспящих.
Однажды вечером, задремав в своей комнате, он услышал какой-то шорох над головой. Он высунулся в
окно и увидел, как по крыше идет с закрытыми глазами его кот, USB. Животное растолстело и
передвигалось с трудом. В общем-то, ничего удивительного. С тех пор как у животного была затронута
область мозга, связанная с функционированием двигательной и мышечной системы, у USB случались
приступы сомнамбулизма. Поколебавшись, Жак все же не стал окликать его, зная, что в таких случаях
будить резко нельзя: кот мог упасть. Он решил сам вылезти на крышу и помочь ему. Но кот, едва
удерживавший равновесие на гребне, внезапно кинулся в погоню за воображаемой мышью. Он прыгнул,
но приземлился неудачно: когти царапнули по сланцевой кровле. USB открыл глаза, но было уже
поздно: избыточная масса тела потащила его вниз, и он полетел вниз.
Жак зажмурился в ожидании звука удара. Но звука не последовало, и это его успокоило.
Все кошки умеют приземляться, даже прыгнув с большой высоты.
Хоть и семь этажей, но надежда еще сохранялась. Пропуская ступеньки, Жак сбежал по лестнице,
однако обнаружил на тротуаре лишь неподвижное рыжее тело.
USB был мертв. Он был слишком толст для того, чтобы мягко приземлиться на лапы.
С трудом сдерживая слезы, Жак взял мешок для мусора, лопату и похоронил своего товарища в
палисаднике у дома. Глядя на холмик земли, он подумал, что сон в который уже раз явился причиной
смерти невинного существа. Ну, нет, завтра же он пойдет в Ассоциацию людей, страдающих от
бессонницы.
30
Собрание проходило в Монруже, к югу от Парижа, в офисном здании, объединявшем под своей крышей
несколько ассоциаций. Началось оно в 20 часов 30 минут. Уже на месте Жак выяснил, что мероприятие,
на которое он возлагал некоторые надежды, попало в промежуток между собранием игроманов и
собранием «сексуальных маньяков», желавших завязать со своими наклонностями. Можно подумать,
бессонница приравнивается к зависимости…
Из-за неонового освещения с зеленоватым оттенком у присутствовавших в зале людей – чуть больше
десятка – был землистый цвет лица. Мужчины были небриты. Женщины непричесаны. О своих
мучениях первой рассказала пожилая дама:
– Меня зовут Гортензия.
– ЗДРАВСТВУЙ, ГОРТЕНЗИЯ, – громко и дружно отозвались собравшиеся.
– Я пенсионерка. Мне 92 года. Уже шесть месяцев, как я практически не сплю. Я объедаюсь
снотворными, но от них больше нет эффекта.
Ведущий, Жан-Клод Рамирес, был грузным бородатым мужчиной. Он сидел на стуле, который,
казалось, вот-вот развалится под ним. Пот лил с него ручьем, и он беспрестанно вытирал лоб тыльной
стороной руки.
– Может быть, вы спите, но, учитывая, что вы страдаете провалами в памяти, забываете об этом? –
высказал он предположение.
Все засмеялись, за исключением пожилой дамы.
– У меня все в порядке с памятью, спасибо! – возмущенно ответила она.
– В таком случае это доказывает, что вы все-таки спите, поскольку отсутствие сна плохо влияет на
память.
Пожилая дама решила, что над ней издеваются, и больше не вымолвила ни слова.
– Следующий! – объявил Жан-Клод.
Руку подняла девушка с иссиня-черными волосами и белой кожей, одетая в черную кожаную куртку-
косуху с заклепками, подчеркивавшую ее хрупкость. У нее был пирсинг в носу и ушах, татуировки на
шее и запястьях, а когда она говорила, слегка шепелявя, было заметно, что у нее раздвоенный, как у
змеи, язык.
– Меня зовут Жюстина. Я студентка философского факультета.
– ЗДРАВСТВУЙ, ЖЮСТИНА! – повторила публика.
– Жюстина, как давно ты страдаешь бессонницей?
– Три месяца. Это началось, когда я устраивала праздник в университете: мы создали подобие ночного
клуба, где я отвечала за менеджмент и организовывала вечеринки. Меня прозвали «летучая мышь»,
потому что я ходила во всем черном и спала головой вниз, зацепившись ногами за потолок.
Все удивленно посмотрели на нее, а те, кто дремал, проснулся.
– Я пошутила. Просто хотела убедиться, что вы слушаете меня. Но в то время я любила пить кровь, как
летучие мыши в пещерах. – Она нервно хохотнула. – Нет-нет, не настоящую кровь. Так назывался
энергетический напиток на основе томатного сока, водки и таурина. Я принимала также амфетамины,
кислоты, кофеин – короче, кучу психостимуляторов, чтобы ночью держаться на ногах. Я спала днем. А
потом впервые случилось так, что я провела без сна двое суток подряд. Я закрыла ставни и попыталась
превратить свою квартиру в место, где продолжается ночь. На самом деле я не люблю солнце, свет и
жару. Я люблю луну, темноту и холод.
Она задрожала, и ее руки с тонкими запястьями пришли в движение.
– Думаю, я и в самом деле похожа на вампира, – призналась она. – За тем исключением, что вампиры
все же немного спят, а я – нет. Я постоянно нахожусь под воздействием препаратов, они всегда при мне.
Она открыла саквояж и показала его содержимое – многочисленные коробочки и баночки с лекарствами.
Организатор встречи понимающе покачал головой.
– Думаю, твой случай не из простых, – сказал он. – Прежде всего тебе нужно очистить кровь. Затем ты
должна перестать принимать всякую дрянь. Зашвырни свой саквояж прямиком в мусорный контейнер, и
все наладится. Следующий!
Жак Кляйн поднял руку.
– Меня зовут Жак.
– ЗДРАВСТВУЙ, ЖАК!
– Я студент медицинского факультета. Я недавно потерял мать.
– Она умерла?
– Внезапно бесследно исчезла. С тех пор я не могу уснуть. Что я только не пробовал для улучшения сна,
в том числе и снотворные препараты. После снотворных я чувствую себя вялым, мне кажется, что они
превращают мой мозг в гумус.
Собравшиеся закивали – это неприятное ощущение было знакомо каждому.
– Продолжай, Жак, – сказал ведущий.
– Я сплю очень мало, плохо, а когда просыпаюсь, у меня кружится голова… Будь я за рулем, я бы
представлял опасность для общества.
На этих словах несколько человек закивали.
– Жак, чего ты ожидаешь от собрания такого рода?
– Хотя бы просто знать, что я не один такой, а это уже немало. У меня такое впечатление, что мы не
просто несем наказание за неведомый нам проступок, но к тому же не можем говорить об этом с
другими людьми. Будто бы потеря сна является чем-то позорным.
Все согласилась с ним.
Церемониймейстер дал слово радиоведущему, который лишился нормального сна, после того как
перешел на ночной график. Затем пришел черед охранника автостоянки, полицейского из
неблагополучного района, проститутки из Булонского леса, автора романов-ужастиков, знаменитого
юмориста (он попросил, чтобы «друзья по несчастью» не распространялись о его присутствии),
смотрителя маяка, матери, чуть не убившей своего гиперактивного ребенка, булочника, встающего ни
свет ни заря, таксиста, полноценно не отдыхающего за день. Страдающий бессонницей дальнобойщик
заявил, что недавно ему удалось-таки заснуть, с чем его все дружно поздравили, но потом оказалось, что
это случилось, когда он был за рулем. Аварии удалось избежать, поскольку дорога была прямой и
других машин не было; к счастью, дальнобойщик проснулся почти сразу. О своих проблемах заявил
также любитель компьютерных игр, спавший урывками. Он радостно объявил, что недавно ему удалось
проспать всю ночь благодаря новой игре, в которой никого не нужно убивать, но «при этом она
захватывающая».
В конце всем предложили выпить сладкого сидра из пластиковых стаканчиков, чтобы отметить
вступление в ряды Ассоциации новых членов.
Жак подошел к готической наркоманке Жюстине.
– Можно взглянуть на ваш раздвоенный язык? – спросил он. – Никогда раньше не видел ничего
подобного.
Девушка ничего не имела против и даже показала ему небольшой фокус: схватила арахис и зажала его
между кончиками языка – получилось что-то вроде прищепки.
– Вам не больно?
– А мне нравится, когда больно, – ответила она. – Боль помогает острее почувствовать жизнь.
Некоторые из моих татуировок дались мне куда болезненнее, чем эта небольшая операция под
анестезией. Я имею в виду свой язык.
– Ах да! Я же забыл, что вы студентка философского факультета. Стоицизм?
– Нет, мазохизм. Он заключается в том, чтобы страдать, если хочешь чувствовать себя живым. Кроме
того, как приятно, когда боль стихает… А у вас какая специализация?
– Я нейрофизиолог, специализируюсь на изучении сна.
Она рассмеялась и чуть не проглотила арахис.
– Вы шутите!
– Нет! Сапожники всегда без сапог.
– Вы меня впечатлили…
– В этом нет ничего удивительного, мы всегда ищем то, чего нам недостает. Вот вы обучаетесь
мудрости, но, судя по тому, как я понял, особой мудростью похвастаться не можете. А я постигаю мир
сна, но перестал спать. И это при том, что я опробовал все известные средства.
Она внимательнее посмотрела на него. Глаза заблестели.
– В последнее время я бездельничаю, отлыниваю от занятий, не бываю в больнице – короче, пребываю в
фазе… эээ… многоточия, – признался он.
– Вообще-то мне известно одно средство от бессонницы, о котором не упомянул ни один из этих психов.
Их лица приблизились так, что губы оказались в нескольких сантиметрах друг от друга.
– Уже поздно, – прошептала Жюстина. – Я живу недалеко отсюда, если хотите, можем попробовать усы
пить друг друга.
Жак кивнул, и они немедленно покинули собрание.
Пройдя несколько улочек, пользующихся дурной славой, и пару раз перешагнув через тела клошаров,
спавших на теплых вентиляционных решетках, они наконец оказались перед ветхим зданием. Жюстина
отперла дверь ключом, и они поднялись на пятый этаж. В студии под самой крышей царил беспорядок –
настоящий хаос, одежда была перемешана с книгами и дисками. Жак прошлепал по давно немытому
полу в направлении черного дивана. На стенах висели постеры с поэтами (Рембо, Бодлер, Превер) и
рок-группами (Led Zeppelin, Iron Maiden, AC/DC, Deep Purple).
– Любительница поэзии и тяжелого рока?
– Сейчас я слушаю именно его.
Она включила на смартфоне песню Wish you were here группы Pink Floyd.
– Мне кажется, прекрасно подойдет к нашему сеансу совместного засыпания.
Не успел Жак опомниться, как она набросилась на него, принялась целовать, кусать, лизать, срывать с
него одежду, ласкать и щипать. Затем разделась сама и прибавила громкость, поставив песню на
безостановочное воспроизведение.
Любовь с ней была похожа на аттракцион. В распоряжении Жюстины были всякого рода
приспособления подозрительных форм, которые вибрировали, вспыхивали светом, производили звуки и
источали ароматы.
– А я и не знал о существовании всех этих штучек, – признался Жак.
– Женщины нужны для того, чтобы просвещать мужчин. Это называется «майевтика» – искусство
извлечения на свет мыслей других людей.
– Спасибо за урок. До встречи с тобой я был обычным «классиком» в этом деле.
– Ну что ж, теперь ты стал продвинутым рок-н-рольщиком. Ты сказал, твоя фамилия Кляйн? Ты,
случайно, не родственник журналистки Наоми Кляйн?
– Нет, не думаю.
Она пошевелила своим змеиным языком.
– Ты боишься женщин?
– Конечно. Всякий умный мужчина боится женщин.
– Однако в нас, женщинах, нет ничего загадочного. Хочешь, изложу тебе ключевые этапы жизни
женщины? В двадцать лет мы слегка потерянны, не знаем, в каком направлении бежать. Порхаем от
одного к другому, нарабатываем опыт. Но все как-то быстро схватывают, в совершенстве овладевают
психологией и учатся управлять эмоциями. И да, мы все – принцессы. В тридцать лет женщины хотят
детей, поэтому ищут хорошего производителя, лучше всего – красивого, богатого и с отличным
чувством юмора. Заметь, именно в такой последовательности. В сорок лет дети уже есть, и у теток
возникает вопрос, а не ошиблись ли они в выборе спутника, поскольку он храпит, пукает и спит со своей
секретаршей. В пятьдесят лет они уже уверены в совершенном когда-то промахе и спрашивают себя, не
прошла ли впустую их жизнь. Да, прошла, но к этому заключению они приходят в шестьдесят. Увы, в
этом возрасте уже слишком поздно что-либо менять, и они смиряются, начинают есть пирожные,
толстеть, срываются на детях и внуках. Но больше всего достается спутнику жизни, который, слушая
свою половину, сутулится и втягивает голову в плечи.
Жак Кляйн улыбнулся:
– А ты?
– Некоторые женщины не созданы для того, чтобы быть в чьей-либо власти. Они ценят свободу и
просто ищут свободных мужчин, чтобы те находились рядом с ними в течение какого-то отрезка
времени, не строя планы на будущее.
– Который час?
– Забудь о времени. Оно не существует.
Жак пошарил по сторонам и нашел свои часы. Но не успел он взглянуть на циферблат, как Жюстина
вырвала часы у него из рук и швырнула в сторону.
– Думаю, сейчас одиннадцать с хвостиком, – сказал он. – Сейчас мне 27 лет, но этой ночью все
изменится. Мне исполнится двадцать восемь, – признался он.
– Завтра твой день рождения, Жак?
– Я появился на свет ровно в полночь.
– Время не имеет значения, но праздновать день рождения – это святое. Обожаю традиции!
Жюстина встала, порылась в выдвижном ящике, нашла свечи разных размеров и воткнула в торт,
который вытащила из морозилки. Потом выключила музыку, зажгла свечи и, взяв электрогитару,
принялась с чувством наяривать Happy birthday. Жак засмеялся и задул свечи.
– Поскольку тебе совсем скоро исполнится 28 лет, поэтому случаю я объявляю, что твоя жизнь
изменится, – сказала Жюстина. – Раньше ты плохо спал – отныне будешь спать хорошо. Плохо трахался
– будешь трахаться хорошо. Ты был во власти времени, без конца поглядывал на часы и календари, –
теперь ты освободишься от власти Хроноса. Ты был рабом учебы, а твоя профессия заточила тебя в
больничных стенах – отныне ты станешь свободным и счастливым человеком, который побывает везде
на планете!
За ночь они трижды занимались любовью и в конце концов свалились без сил.
– Это и есть лучшее снотворное, – сказала Жюстина. – Пользуйся! А теперь спи.
Жак едва успел подсоединить детекторный браслет к смартфону, чтобы проанализировать сон, как
почувствовал, что засыпает. Жюстина провела пальцами по его векам, вынуждая отгородиться от мира
зыбкой завесой. Потом в последний раз поцеловала его, и он уснул, испытывая одновременно
облегчение и любопытство по поводу того, что будет происходить дальше. Он надеялся в кои-то веки
по-настоящему выспаться. И увидеть сны.
Жак прошел первую стадию, затем вторую, третью. Его шишковидная железа вырабатывала серотонин.
Он вошел в глубокий сон и достиг стадии парадоксального сна.
31
Жак Кляйн находился на острове Розового песка.
Он понял, что вернулся в сон детства.
Здесь он замечательно себя чувствовал. Наконец-то он был один, в полной безопасности, на острове в
глубинах сна. Вдалеке светился негаснущий оранжевый рассвет, отлично гармонируя с розовым цветом
песка. На песке лежали блестящие ракушки. Красные деревья, о которых рассказывала мать, шелестели
листвой. Он наслаждался покоем. Но внезапно вдали показался чей-то силуэт.
Жак удивился – кто еще может присутствовать на острове его личного сновидения? Показалось? Он
потер глаза. Нет, не показалось. Мужчина с седеющими волосами, выходивший из леса… он где-то
видел его. Или нет?
– О боже! Сработало! – воскликнул чужак.
Жак вглядывался в его лицо. Мужчина был крайне взволнован, его переполняли чувства. Всем своим
существом он выражал радость, удивление, ликование.
– Сработало… СРАБОТАЛО! У меня получилось! – повторял он.
Остановившись в метре от Жака, мужчина зачерпнул горсть розового песка и просеял его сквозь
пальцы. В глазах блеснули слезы.
– Понимаю, что все происходящее может вызвать некоторое удивление, но не стоит беспокоиться.
– Я вовсе и не беспокоюсь, – ответил Жак. – Я не знаю, кто вы, но знаю, что мы оба находимся в моем
сновидении.
– Я не персонаж из сна, и я оказался здесь не случайно.
Жак вновь ощутил, что уже видел этого мужчину. Ну конечно же видел, и неоднократно, но где и когда?
И тут он понял. У мужчины были такие же, как у него нос, подбородок, глаза, брови, а главное – тот же
игрекообразный шрам на лбу. Но были и различия. У этого типа чуть побольше, чем у Жака, морщин, а
в волосах уже виднелась седина, хотя у Жака волосы были совершенно черные.
Если бы Жака спросили, он бы назвал мужчину «я-постарше». Ему стало забавно.
Жак подошел к нему и стал поочередно ощупывать свое и его лицо; никакого стеснения он при этом не
испытывал.
– Сейчас у меня нет времени на долгие объяснения, Жак. Нужно немедленно покинуть сновидение и
начать действовать. Мама в опасности. Скорей! Скорей! Возвращайся в реальность. Просыпайся и
действуй.
– Кто вы?
– Я – это ты через двадцать лет, то есть ты, когда тебе стукнет сорок восемь.
– Что вы делаете в моем сне?
– Прими на веру три факта, которые, согласен, могут показаться странными: во-первых, я действительно
существую. Во-вторых, я – это ты в будущем, и это правда. В-третьих, я разговариваю с тобой благодаря
изобретению, которое я сделал, то есть ты сделал… эээ… сделаешь в будущем. Но сейчас тебе нужно
спешить: маме на самом деле грозит большая опасность! Проснись! Берись за дело! Послушайся меня!
– Но вы всего лишь снитесь мне, почему я должен вас слушаться?
– Ты что, не понял? Я – не случайный образ из сновидения, я – человек. И я, реальный я, пытаюсь
сообщить тебе информацию, которую ты не сможешь получить ни от кого другого: мама в смертельной
опасности, и только ты можешь ее спасти. Так что давай просыпайся и действуй. Быстрее! Спаси маму!
– А почему я должен поверить в реальность вашего существования.
– Я – результат маминого секретного проекта. Шестая стадия сна – Somnus incognitus. Именно благодаря
этому проекту я смог увидеться с тобой! Если сомневаешься, прислушайся к своей интуиции, что-то
внутри тебя непременно подскажет, что я говорю правду!
Жак внимательно посмотрел на мужчину:
– Извините, но раз вы находитесь в моем сне, значит, вы не существуете в реальности.
Тот тяжело вздохнул:
– О боже, я и забыл, что был до такой степени упертым. Обещаю, если мы вновь увидимся, а это
возможно, так как существует методика возвращения в сновидения, я все тебе подробно объясню, но
пока, умоляю, поверь мне. Нужно спасти маму, она в опасности. Все решают минуты, а то и секунды.
– Откуда вам известно, что мама жива? Откуда вам известно, где она находится, ведь она сделала все,
чтобы ее не нашли!
Мужчина глубоко задумался, исчерпав все аргументы.
– Поверь мне, я знаю это, – наконец сказал он.
– Ну и где же она? Сообщите мне это, мсье-персонаж-из-моего-сна-выдающий-себя-за-меня-в-будущем!
– В… Малайзии. Именно туда ты должен отправиться, чтобы спасти ее от смертельной угрозы.
– Что она забыла в Малайзии?
– Вспомни, мама говорила о племени сенои – «народе сна». Сенои придают сну намного б оольшую
важность, нежели бодрствованию. После несчастного случая с Акилешем и гонений со стороны коллег
мама пребывала в таком унынии, что, недолго думая, отправилась в Малайзию. Она сделала это не
только для того, чтобы убежать из Парижа, но и чтобы углубить свои познания о мире сна. Это
позволило бы ей в дальнейшем удачно провести эксперименты с шестой стадией.
– А почему она находится в опасности?
– Сенои живут в тропических лесах. Им угрожают, а мама их защищает, но сама она беззащитна. И в
данный момент маме грозит…
– Я не верю вам.
– Послушай, Жак! У тебя есть выбор: проснуться и действовать или продолжать спать, а события пусть
разворачиваются по своему сценарию. Такой выбор есть всегда, но послушай, если все это правда и я
действительно тот, за кого себя выдаю, и если мама действительно в опасности, а ты ничего не
предпримешь, то ты будешь сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Готов ли ты пойти на столь
большой риск? Помнишь слова папы: «Тот, кто не захотел, когда мог… не сможет, когда захочет».
Мужчины пристально смотрели друг на друга. Каждый старался предугадать реакцию другого.
Жак Кляйн внезапно проснулся в квартире в Монруже. Резкое побуждение вызвало у него нечто вроде
тошноты.
Рядом спала, громко храпя, обнаженная Жюстина.
Он достал из кармана журнал сновидений и максимально подробно записал только что увиденный им
сон.
Другой «я», старше на двадцать лет, попросил меня отправиться в Малайзию к племени сенои ради
спасения мамы.
В это мгновение ему хотелось лишь одного – вновь погрузиться в сон. Не в этот – вообще в сон, в конце
концов, он так давно не спал.
Жак вернулся в постель и прижался к спине Жюстины. Спина была горячая и уютная.
Он не хотел возвращаться на остров Розового песка. Поэтому он не опустился ниже четвертой стадии, и
на сей раз его сон был не таким глубоким.
32
Сон от яви часто отделяет один лишь солнечный луч. Поскольку шторы были полностью опущены, Жак
не знал, что уже рассвело, и дневной свет не сразу разбудил его. Но все-таки разбудил, прорвавшись
сквозь щелку в шторах.
– Который час? – пробормотал он, добрался до смартфона и, изучив его под разными углами, увидел на
дисплее цифры – 15:34. Ничего себе!
– Думаю, уже слишком поздно для того, чтобы идти на работу.
– Я тоже так думаю, – отозвалась проснувшаяся Жюстина. – Но мне плевать. Мы неплохо провели
вчерашний вечер. – Она посмотрела на него и слегка подмигнула.
– Я уже плохо помню…
– Ты забыл, как тебя вырвало?
Он удивился.
– Шучу, шучу! Мы занимались любовью четыре раза, у меня было два оргазма, а потом ты уснул как
младенец.
– Младенцы плохо спят. Они ежечасно просыпаются, чтобы плакать. Ты и в самом деле не пойдешь
сегодня в университет?
– Я редко там бываю, потому что в универе обучают теории, а я предпочитаю практику. Единственная
истинная философия заключается в том, чтобы научиться любить.
– Что тебе снилось? – спросил он.
– Мне снилось, что меня захватили в плен пираты. Привязали меня к мачте очень грубыми веревками,
которые больно врезались в мои запястья и щиколотки. Потом они разорвали на мне белую рубашку, но
в итоге я вырвалась на свободу и завладела их кораблем. Представляешь, я стала предводителем
пиратов, и мы нападали на другие суда. У меня были длиннющие волнистые волосы, а рубашка на мне
была расстегнута примерно вот так.
Рубашки на ней не было, но жест был красноречивый.
– Ты странная, тебе снятся мужские фантазмы…
– А тебе что снилось? Если жесткая эротика, то можешь мне рассказать, я обожаю такие вещи.
Особенно что-то такое «политически некорректное» или «откровенно развратное». Меня ничто не
шокирует.
– О, нет, ничего такого, извини. Мне всего лишь приснилось, что я встретил себя в будущем. И этот «я»
пришел сказать, что мне следует делать.
– А, так это ж «образ отца». Нам говорили на лекциях.
– Но у него было мое лицо, а не лицо папы. Самое удивительное, что он казался реальным, по-
настоящему реальным.
– Не хочешь ли ты отыметь главаря пиратов, перед тем как идти завтракать?
Они занялись любовью, потом немного отдохнули и опять продолжили.
Жюстина предложила ему добавить «перчинку» – сигареты с марихуаной. Они закурили, и Жака
разобрал неудержимый смех. Комната стала расплывчатой.
– Никогда такого не пробовал, это действительно… дестабилизирует.
Он закашлялся и сморщился, по телу пробежала неприятная дрожь.
– Просыпаться в три часа дня. Курить травку. Проводить время с женщиной-философом. Вот три вещи,
которых тебе недоставало и которые я рада тебе подарить.
Жюстина, поддразнивая его, задвигала раздвоенным языком.
– Вот увидишь, после этого тебе приснятся яркие психоделические сны.
Жак снова закашлялся, и девушка показала ему, как правильно курить: дым надо пропустить через
мягкое нёбо. У него получилось, и он поразился новым ощущениям.
– Хочешь, я схожу за продуктами для ужина? – спросил он.
– Нет, у меня в морозилке есть все необходимое.
Жюстина направилась к кухонной зоне и вытащила из морозильника что-то похожее на брусчатку из
бело-красного кирпича.
– Паста, – объявила она. – Сейчас мы ее разогреем.
Жак взглянул на бесформенную массу, его лицо не выражало особого энтузиазма.
– В чем дело? Ты не любишь пасту? Все ее любят.
– У меня со спагетти связано плохое воспоминание, касающееся моей мамы и подруги.
– Да, с матерями непросто, – вздохнула Жюстина. – Моя, например, обожает шопинг и часами зависает
в салонах красоты.
– Моя мама… – Голос Жака дрогнул, но он взял себя в руки. – Моя мама всегда меня поддерживала. Она
привила мне любовь к чтению и к медицине, научила меня видеть сны, она замечательная…
Единственная проблема в том, что она исчезла.
– Понимаю, она тебя бросила. Называй вещи своими именами.
– Не знаю. Все произошло так внезапно. Должно быть, она…
Неоконченная фраза повисла в воздухе, породив неловкость. Жюстина зажгла красные свечи и села
верхом на Жака, зажав ему руки коленями.
– А что это за шрамы у тебя на запястье? – спросил он.
– Попытки самоубийства с помощью бритвы.
Она чмокнула его в лоб и рассмеялась:
– Но ад от меня отказался, видимо, был переполнен. А в рай меня не пустят без аккредитации.
– А это? – спросил он, показывая на шрамики, тянувшиеся рядами по ее плечу под татуировками. –
Когда с запястьями не получилось, ты решила взять выше?
– Ты не поймешь… Это тотемные насечки, я сделала их при помощи охотничьего ножа.
Жюстина поднялась и повернулась к нему спиной.
Татуировок на ней было много: скелет, пара игральных костей, туз пик, мотоцикл и несколько фраз,
написанных готическими буквами: «Кто нам докажет, что мы существуем?», «Что нас не разрывает, то
делает нас эластичнее», «Посадив себя в галошу, однажды проснешься цветком».
– У тебя что, есть привычка записывать лекции по философии на кожу? – усмехнулся Жак.
Она показала свой живот, где тоже были написаны фразы, правда с трудом различимые из-за
некачественной работы татуировщика. Жак попытался прочесть их вслух:
– Вещи, которые нужно сегодня сделать: рискнуть… полюбить себя… полюбить кого-то… получить
оргазм. А что, клёво!
Чуть позже они перекусили пастой, слушая музыку. Жак утратил всякое представление о времени.
Жюстина выгребла из шкафа пластиковые пакетики, наполненные сушеными листьями, и положила на
тумбочку. Они покуривали, затем позвонили в службу доставки и заказали две пиццы, затем съели
пиццу, запив пивом. Жюстина покопалась в смартфоне и включила Pink Floyd. Когда зазвучали первые
аккорды Wish you were here, они заснули в обнимку. Жак постарался не погружаться до пятой стадии из
страха повстречаться со своим «постаревшим я».
За весь следующий день они видели только одного человека – наркодилера. Пузатый мужчина с длинной
светлой бородой и лысым черепом. Его тело тоже было покрыто татуировками, а кольцо в носу делало
похожим на племенного быка. По-видимому, он был прекрасно знаком с хозяйкой студии.
– Я смотрю, вы тут классно проводите время вдвоем, – сказал он, осматривая комнату, в которой все
было перевернуто вверх дном.
– Это Патрик – преподаватель философии, – уточнила Жюстина, поворачиваясь к Жаку.
– Я специалист по Ницше, а мои любимые темы – «Радость в разрушении» и «Можно ли быть
свободным, не порабощая других?».
– Это… как сказать? Оригинально, – отреагировал Жак.
– Молодежи нравится, но в отношении оценок я все же очень строг. Не в моих правилах поощрять
разболтанность в столь важном предмете, помогающем выковывать характер. Студиозы должны уметь
приводить доводы, находить подходящие цитаты, логично мыслить.
– А как же работа наркодилера?
– Госслужащие получают немного, едва хватает на оплату жилья. Чтобы возместить расходы за мой
Harley-Davidson, потребовалась вторая работа. Хотите сенсимилью? Скоро получу в хорошем качестве
из Амстердама.
После ухода Патрика они поужинали пиццей при свечах.
– До нашей встречи я жил в замкнутом мирке своей постели. В полном одиночестве. Это была ошибка.
В постели можно жить вдвоем, так веселее, – признался Жак.
– У меня была тетка, которая решила в шестьдесят лет, что больна. Ее дочь тут же превратилась в
сиделку. В результате тетя больше не покидала своей постели, даже из комнаты не выходила. Она
умерла в 105 лет. Я всегда ей завидовала.
– А что, вполне приятный способ существования.
– Тогда предлагаю тебе побить рекорд по безвылазному пребыванию в постели. Я не имею в виду
больных – нет, я говорю о вполне себе здоровых. О таких, как мы с тобой. Сейчас рекорд составляет три
месяца. Но нужно по-настоящему не вставать с постели. Мы придвинем к кровати все необходимое и
пустимся во все тяжкие. Не будем открывать шторы, будем заказывать на дом еду, наркотики, будем
трахаться, слушать музыку, будем пить… ладно, в туалет придется вставать, но это не считается. Будем
фотографироваться, будем вести блог… и, может, окажемся в книге рекордов.
Жаку понравилась ее идея, и он согласился. Дни летели незаметно. С запозданием проверив
автоответчик на своем телефоне, он узнал, что Шарлотта больше не желает его видеть. Во втором
сообщении говорилось, что она действительно не хочет его больше видеть. В третьем – что, даже если
он вернется, она его не простит. В четвертом она предлагала увидеться, чтобы «правдиво объясниться».
Пятое сообщение доводило до сведения, что она больше на него не сердится, но хотела бы поговорить,
чтобы «расставить все точки над “i”».
Шестое сообщение было от сокурсника, интересовавшегося, почему он больше не ходит на занятия.
Консьержка написала, что у нее скопились письма для него.
У Жака было странное ощущение, что эта информация его мало касается. Впрочем, у него даже не было
желания слушать новости, чтобы узнать, какой еще способ нашли ему подобные для регулирования
численности человеческого рода: война ли, эпидемия, масштабные аварии, фанатизм или загрязнение
окружающей среды?.. А, не все ли равно!
Как-то ночью, когда он крепко спал, он опустился по недосмотру до пятой стадии и вновь оказался на
острове Розового песка.
33
Мужчина с точно таким же, как у него, лицом, но с седеющими волосами и заметными морщинами был
одет в гавайскую рубашку и шорты, на ногах – вьетнамки, в руках – коктейль пина-колада, украшенный
ломтиком ананаса. Он покачивался в кресле-качалке, под которым скрипел и хрустел песок.
– О нет! Опять вы!
– Здравствуй, «я в прошлом».
– Оставьте меня в покое!
– Сожалею, но за стенами квартиры Жюстины происходят важные вещи. Маме по-прежнему угрожает
опасность.
– Перестаньте называть ее мамой, только я имею право так ее называть.
– Это также и моя мама. И раз я здесь, значит, дело срочное. Так что слушай меня внимательно: мама
жива. Она уехала в Малайзию и в настоящее время живет в лесу вместе с сенои. Она подвергается
серьезной опасности. Ты должен ее спасти!
– Откуда вы все это знаете?
– Я уже говорил: я – это будущий ты. Поэтому мне известны вещи, которых ты не знаешь. Я вижу мир,
каким он станет через двадцать лет, и я помню, какой была моя жизнь, когда я находился в твоем
возрасте.
– В таком случае, расскажите, каким будет мир в будущем.
– Вот этого я не могу сделать. Из-за «эффекта бабочки». Малейшее изменение в твоем настоящем,
которое является моим прошлым, способно в корне изменить твое будущее, то есть мое настоящее. Это
то, что называют парадоксами времени, послужившими благодатной почвой для научно-фантастических
романов вроде «Машины времени» Герберта Уэллса или фильмов наподобие «Назад в будущее». Если я
тебе сообщу хоть малейшую информацию, а ты ей воспользуешься, то все может измениться, и я могу
исчезнуть.
– О какой информации идет речь?
– Предположим, если я назову тебе выигрышный номер в лотерее и ты разбогатеешь, то на тебя может
напасть грабитель, который убьет тебя, чтобы завладеть деньгами. Раз – и меня больше нет. А значит, не
существует и моего изобретения. Нет изобретения – я не могу находиться здесь, перед тобой. И у мамы
не останется ни единого шанса на спасение!
– Перестаньте, вы не из будущего, вы не существуете. Вы – всего лишь одно из моих бредовых видений,
порожденных, вероятно, этими сволочными наркотиками!
– Боже! Я и забыл, что в молодости был настолько глупым. Но ты, тем не менее, должен понять, что этот
диалог возможен благодаря нашему изобретению – твоему и моему.
– И в чем же заключается это изобретение? Оно тоже связано с шестой стадией?
– Да, но дело не только в этом. Изобретенный мной… тобой… онейрический лифт природного
происхождения я назвал «Атон».
– В честь Атона – египетского бога, давшего свое имя фараону Эхнатону?
– Точно. Эхнатон означает «угодный Атону».
– Значит, ваш «Атон» является машиной времени?
– В мою эпоху, то есть через двадцать лет, будет окончательно установлено, что невозможно
перемещаться во времени, потому что нельзя заставить материю превысить скорость света. Пока
удалось вернуть частицы назад лишь на сотые доли секунды. Так что не может быть и речи о том, чтобы
вернуть в прошлое человека на минуты, а тем более на годы, чтобы он присутствовал при собственном
рождении.
– Так в чем же суть «Атона»?
– Во-первых, это не машина, но принцип, который способен действовать только в мире снов, поскольку
мир снов не подвластен физическим законам. Мир снов – это иное пространство и время, где все то, что
невозможно в материальном мире, становится возможным. Этот мир свободен от условностей реальной
жизни. Именно поэтому я и стою сейчас перед тобой.
– Выходит, ваш «Атон» является принципом, позволяющим вернуться в прошлое во… сне, так?
– Точнее, «Атон» дает возможность вернуться лишь в сны своей молодости.
Мужчина поднялся из кресла-качалки и предложил своему «молодому я» прогуляться по пляжу. Жак
обдумывал только что услышанное. Он повторил, желая убедить себя:
– Машина по возвращению в сны молодости… Благодаря свободе от физических законов материи… И
вы хотите, чтобы я в это поверил?
– То, что я здесь оказался, подтверждает, что «Атон» работает.
Мужчина остановился и повернулся к Жаку. Они были одного роста. Темноволосый Жак приблизился к
Жаку с седеющими волосами и вновь дотронулся до его лица, словно желая убедиться в реальности его
существования. Он на мгновение задержал палец на шраме в форме игрека, затем прикоснулся к
подбородку, присмотрелся к морщинам.
– Для того чтобы нам было проще сориентироваться, давай будем называть друг друга инициалами,
соответствующими нашему возрасту. Ты – Жак Кляйн, тебе 28 лет, так что тебя можно называть Ж.К.28,
а я – Жак Кляйн, мне 48 лет, то есть Ж.К.48.
Жак ничего не ответил. Он продолжал ощупывать лицо своего двойника, будучи завороженным
сходством.
– И именно мне предстоит изобрести средство, которое сделает возможным наш сегодняшний
контакт? – спросил он.
– Да. Ровно через двадцать лет.
Ж.К.28 покачал головой и подергал седеющие волосы, словно хотел удостовериться, что это не парик.
– Машина для путешествий в сны прошлого, позволяющая поговорить с собой в молодости, хм… Я не
верю в это. Вы – образ, возникший из моего бессознательного. На самом деле вас нет.
– В любом случае, веришь ты или нет, – не важно. Единственно важное сейчас – убедить тебя
отправиться в Малайзию на спасение мамы.
– Вы хотите, чтобы я последовал советам из сна? Оставил Жюстину и улетел в незнакомую страну, где
мне нечего делать?! И вы действительно думаете, что я так поступлю?
– Да, так будет лучше. И для тебя, и для меня, и для мамы.
– Сейчас я открою глаза, вы исчезнете, и все встанет на свои места.
Ж.К.48 огорченно посмотрел на него:
– Мне бы этого очень не хотелось, но раз ты меня не слушаешь, придется перейти к угрозам.
– Мне угрожает во сне будущий я! Чего только не бывает в жизни, – с иронией сказал Ж.К.28.
– Я могу воздействовать на тебя из мира снов. Я не хотел прибегать к этому крайне неприятному
способу, но раз нет другого выхода…
– И вы думаете, что напугали меня?
– Надеюсь, что так.
– Я принял решение: в Малайзию я не поеду. Всё, чао!
Сказав это, Жак попытался проснуться, но ничего не вышло. Крайне удивленный, он вновь попытался
открыть глаза, но оказался застрявшим во сне. Потом Ж.К.48 щелкнул пальцами, и внезапно шум моря
перекрыл храп Жюстины. Но сон продолжался.
– Что происходит? – спросил Жак.
– У этого явления есть медицинское название – «сонный паралич». Иногда такое состояние возникает
случайно, но не в этот раз – я специально вызвал у тебя паралич, чтобы заставить слушать меня. Это и
есть способ воздействия.
– Персонаж из сна не может…
– Поверь, я очень сожалею, что был вынужден причинить тебе зло, но сейчас по-настоящему важно,
чтобы ты немедленно отправился к сенои в Малайзию. Только ты можешь все привести в норму.
Затем произошло другое волнующее событие. Восходящее солнце на острове Розового песка внезапно
погасло, и единственное, что Жак смог разглядеть, это хорошо знакомую ему коричневую поверхность
собственных сомкнутых век. Он попробовал пошевелить руками, пальцами ног, ногами, но не смог.
34
Жак оказался в плену у обездвиженного тела.
Он почувствовал, как лежащая рядом с ним Жюстина зашевелилась, и у него появилась надежда, что
она поможет ему. Но девушка чмокнула его в лоб, поднялась с постели и вышла из комнаты.
Она думает, что я сплю. Нужно ее позвать.
«ЖЮСТИНА! ЖЮСТИНА!»
Нервный импульс, несомненно, был послан, но его горло, губы и язык не сотворили ни звука. Жак
Кляйн вдруг подумал, что это какой-то дурной сон, но он даже не мог ущипнуть себя, чтобы
удостовериться в этом!
Ему оставалось только ждать и молиться, чтобы между его разумом и его телом восстановилась связь.
Или надеяться, что до Жюстины дойдет, что он не способен двигаться.
Затянувшийся сон приятеля и в самом деле стал вызывать беспокойство у девушки. Она принялась его
тормошить. Все сильнее и сильнее. Затем перевернула его на спину, дотронулась до груди и вскрикнула.
Жак слышал, как она в панике говорила с кем-то по телефону, но не мог различить слов. Положив
трубку, она принялась отчаянно трясти его, но все было напрасно.
Наконец кто-то позвонил в дверь.
Он узнал голос Патрика – преподавателя философии и по совместительству наркодилера.
– Обалдеть! Я такого не ожидала! Это произошло сегодняшним утром. Он перестал двигаться.
Жак почувствовал, как Патрик пытается измерить пульс, как щупает грудь и шею в районе яремной
вены.
Может быть, мое сердце остановилось или едва бьется? У меня случилось нарушение мозгового
кровообращения во время глубокого сна, и я оказался парализован… Если бы только я смог хотя бы
приоткрыть глаза или рот!
Жак постарался успокоиться, чтобы проанализировать ситуацию.
Мама как-то упоминала о сонном параличе. По ее мнению, его провоцировал слишком быстрый подъем
из глубокого сна на поверхность. Да, наверняка со мной случился именно сонный паралич, подумал он.
Ж.К.48 заставил меня молниеносно преодолеть все стадии – от пятой до нулевой, поэтому и
произошел этот сбой. Я застрял между миром снов и реальным миром. А ведь Ж.К.48 предупреждал,
что накажет меня, если я не буду его слушать.
Он вновь ощутил, как его тело колотят, ощупывают, трясут. Невозможность управлять собственным
телом – ужасное ощущение. Толстый палец приподнял ему веко. Как бы он хотел сделать движение
зрачком! Но все было бесполезно – он оставался неподвижен.
– Он умер? – спросила Жюстина.
– Судя по всему, да.
– Передозировка?
– Что вы принимали вчера вечером?
– Твой товар. Я приняла меньше его.
– Аллергия?
– Из-за аллергии на марихуану можно умереть?
– Я не врач, но однажды у меня случился отек Квинке после того, как я съел креветку, и могу тебе
сказать, что я чудом остался жив. Так что, если в Амстердаме они решили позабавиться, добавив в
марихуану стрихнин или даже морфин для пущего эффекта, то это могло спровоцировать все что
угодно. Поди знай, что они там творят с травкой, в Голландии-то. Сейчас кто только не жульничает,
никому нельзя доверять, умельцы добавляют крем для обуви в гашиш, жидкость для туалета – в кокаин,
простую солому – в марихуану. Чистые наркотики найти очень трудно!
Жак вновь ощутил прикосновения к своему телу. Патрик поднял ему веко и приблизил вплотную свое
лицо: зрачок к зрачку.
– Твой парнишка полный труп, – поставил диагноз профессор философии. – Теперь это всего лишь куча
мяса, которое скоро начнет дурно попахивать.
– Что мне делать? Вызвать врача? Пожарных? – спросила Жюстина.
Веко опустили, лишив Жака возможности лицезреть продолжение сцены. Ему оставалось лишь
слушать.
– Обязательно начнется расследование. Они вызовут полицейских, те сделают анализ крови и определят,
что он принял дозу. Смотрела сериал «C.S.I. Место преступления»? Они обнаружат ДНК или отпечатки.
Из-за этого у нас обоих будут большие проблемы. Нам нельзя так рисковать.
– Что же делать? Патрик, что делать?
У Жюстины началась истерика, а Жак сделал очередную безуспешную попытку пошевелить руками. Но
его тело больше не слушалось. Теперь он – всего лишь разум, зажатый в семидесятитрехкилограммовой
оболочке с полным отсутствием нервной регуляции.
– Надо избавиться от трупа. Кто-нибудь видел его у тебя?
– Доставщики пиццы не проходили дальше порога. Я сама открывала. Нет, кроме тебя, никто не знает,
что он тут.
– Хорошо. Тогда у нас не остается выбора.
– Что ты предлагаешь? Облить его кислотой? Расчленить? Сжечь?
– Нет, так все равно останутся зубы.
– Что же тогда? Нужно что-то делать, Патрик! Ты не можешь бросить меня! Я не желаю, чтобы это
оставалось в моей комнате.
– Подожди, я, кажется, придумал, как от него избавиться.
Жак услышал, как передвигают мебель. Потом его схватили за плечи и ноги, положили на ковер,
закатали в него, и наркодилер-профессор философии взвалил ковер с Жаком себе на плечи.
Открылась дверь.
– У тебя слишком тесный лифт. Придется нести его по лестнице. Помоги мне, возьми его за ноги.
На каждой ступеньке тело Жака сотрясалось. Послышался голос мужчины, вероятно, соседа.
– Добрый день, мадемуазель.
– Добрый день, мсье Кара.
– Вижу, вы несете свой старый ковер на барахолку?
– Да, именно так.
– Он выглядит тяжелым, хотите, я помогу вам?
– Нет, спасибо, мы справимся сами.
Спуск продолжился, потом ковер с Жаком бросили на землю. Жака пронзила боль, однако нервный
импульс шел только от тела к мозгу, но не в обратном направлении.
Жюстине и Патрику с трудом удалось засунуть груз в узкий багажник – профессор приехал на машине.
Жака начало охватывать отчаяние.
Я должен пошевелиться.
После получасовой езды Жак услышал, как багажник открывается. Затем его швырнули на землю и
вытащили из ковра.
– Нужно найти что-нибудь для балласта, – заявил Патрик тоном знатока.
– Вот этот здоровенный камень подойдет?
– Нет, нужно что-то потяжелее. Смотри! Бетонные блоки! На, держи веревку, привяжи к его ногам, а я
прикручу блок. Уф, тяжеленный. Такой наверняка утянет на дно.
Утянет на дно? Он сказал: на дно? Боже, да они собираются избавиться от моего тела, бросив его в
воду!
– Я не умею завязывать узлы, – сказала Жюстина. – Думаешь, прочно получилось?
– Нет, затяни посильнее, а то он всплывет на поверхность. Утопленники всегда всплывают.
Неожиданно Жюстина замерла:
– Мне послышался чей-то голос!
– Перестань! Здесь в это время никого нет. В любом случае, ты говорила, что у твоего покойника нет
семьи, а его мать исчезла. Ну-ка, Жюстина, снова возьми его за ноги, мы раскачаем его, чтобы забросить
как можно дальше в канал… Погоди, положи его, так дело не пойдет.
– Что не так?
– Сомневаюсь я, что сработает. Нужен еще один блок. Вон тот!
Понимая, что ему ничего иного не остается, Жак решил погрузиться в сон. Используя технику
возвращения, он прошел вторую, третью, четвертую стадии и вскоре оказался в парадоксальном сне на
острове Розового песка. «Постаревший он» в гавайской рубашке сидел в кресле-качалке и не спеша
потягивал пина-коладу.
– Ж.К.48! Сделайте что-нибудь!
– Ты хочешь, чтобы я сделал что-нибудь для тебя? Такова твоя просьба, Ж.К.28?
– Скорее, не то они меня утопят!
– Тебе известно мое условие?
– Нет… то есть… да… короче…
– Если я вытащу тебя из этого щекотливого положения, ты должен оставить Жюстину, выбраться из
постели, забыть про наркотики и незамедлительно отправиться к маме в Малайзию. Договорились?
– Быстрее!
– Ты обязуешься это сделать?
– Сначала спасите меня, а потом поговорим об этом. Спасите меня, умоляю!
– Теперь ты признаешь, что я достаточно реален, чтобы сделать это?
– СКОРЕЕ!
– Как бы там ни было, если ты отступишься, я устрою тебе еще один сонный паралич. Я тебя
предупредил.
– Хватит разговоров, помогите же мне!
– Жаль, что пришлось прибегнуть к угрозам, чтобы заставить тебя повиноваться. Я бы предпочел, чтобы
ты действовал с энтузиазмом и по доброй воле. Но нет! Только страх вынудил тебя пойти в правильном
направлении.
Ж.К.48 опустил на землю бокал с пина-коладой и обеими руками сжал ему виски.
– Закрой глаза, а откроешь, когда я скажу «ноль». Поехали. Пять: ты покидаешь пятый уровень; четыре:
ты возвращаешься в глубокий сон, продолжая подниматься к реальности; три: ты поднимаешься еще
выше и приближаешься к легкому, неглубокому сну; два: ты в легком сне; один: ты почти проснулся и
теперь сможешь открыть глаза. При слове «ноль» ты откроешь глаза. Внимание… НОЛЬ!
Первое, что увидел Жак, была луна. Затем послышались крики. Державшие его четыре руки
одновременно ослабили хватку. Ему показалось, что от удара о землю он сломал позвоночник.
Жюстина в ужасе заорала:
– А-А-А! ОН ЕЩЕ ЖИВ!
Патрик дрожа попятился назад.
Жак Кляйн огляделся: он был на каком-то пустыре, напротив – канал. К ногам были привязаны
бетонные блоки. Он стал распутывать веревку. Жюстина с Патриком, сев в машину, уже скрылись.
Одинокий и растерянный, Жак смотрел на коричневую воду Уркского канала. Холодная дрожь
пробежала по его телу, когда он понял, чего избежал.
Стал накрапывать дождь. Жак поднялся. Ходьба привела его в чувство: теперь у него появилась надежда
отыскать маму.
Часть вторая. Друг из сновидений
35
Одна муха, две, три, сто. Оглушающее жужжание. Жак Кляйн находился на центральном рынке Куала-
Лумпур. У подножия ультрасовременных зданий, таких как башни Петронас (долгое время они
считались самыми высокими в мире), сновало пестрое и шумное население. Машины ехали,
непрестанно сигналя. Здесь, на рынке, люди старались перекричать друг друга, чтобы продать свой
товар. Запахи выхлопных газов перемешивались с запахами фритюра и отбросов, которые при влажной
жаре стремительно разлагались.
Прибыв в малайзийскую столицу, Жак открыл для себя сумасшедший город, где причудливо
переплетались современные и средневековые, западные и восточные, мусульманские и анимистические
веяния. Прохожие без всякого стеснения отхаркивали на тротуар зелено-бежевые сгустки слизи
размером с устриц. Каждому плевку предшествовало сигнальное покашливание. Жак знал, что местные
жители считают харканье полезным для здоровья, поскольку оно избавляет организм от ненужной
жидкости.
У большинства женщин на головах были платки, скрывавшие волосы, а то и часть лица. Как только в
поле их зрения попадал мужчина, они тут же опускали глаза. Замужние дамы были окружены ватагой
детей, и каждая такая дама непременно беременная. Живот служил им защитой от нежелательного
проявления мужского внимания. Только буддистки и последовательницы Конфуция, коих было
меньшинство, не скрывали своих лиц и волос, однако передвигались они ускоренным шагом, боясь быть
освистанными. Юноши в этом городе, наоборот, держались за руки, словно влюбленные; им
запрещалось прикасаться к женщине до свадьбы, и они строго блюли это правило.
Над этой разношерстной людской массой на гигантских экранах мелькала реклама, и тоже в
невообразимой сумятице: газированная вода без сахара, приглашение к молитве в ближайшей мечети,
немецкие автомобили, семейные ценности, американские сигареты, таиландские мыльные оперы
(бывают и такие), китайская бытовая техника, французские духи, безопасность на дорогах, призывы
соблюдать программу жесткой экономии от нового премьер-министра, представителя партии
«Справедливость и свобода». Рекламный плакат Министерства туризма расхваливал новый огромный
дельфинарий. Хит дельфинария – дрессированные киты, которых без труда смогут погладить дети,
поскольку животные помещены в крошечные бассейны, где мышь не пошевелится.
По улицам зигзагообразно носились электроскутеры, на каждом – от двух до пяти человек, да еще над
головами возвышались решетчатые корзины с курами или – о ужас! – люльки с детьми. И еще: все
встречные мужчины широко улыбались, выставляя напоказ золотые зубы – признак социального успеха.
Жак Кляйн наконец-то добрался до посольства Франции, располагавшегося по адресу: улица Джаланг-
Ампанг, 196. Показав паспорт охраннику, он улыбнулся нескольким камерам видеонаблюдения и
переступил порог особняка в колониальном стиле, который, правда, больше напоминал бункер. Затем
преодолел еще несколько систем безопасности, везде предъявляя документы. После целого часа
ожидания его направили в отдел по культуре.
– Каролина Кляйн, говорите?
Мужчине по имени Мишель де Вилламбрез было около тридцати. На нем был парик из блестящих
искусственных волос, который вполне гармонировал с пышными напомаженными усами,
придававшими ему вид человека из XIX века. Пальцы чиновника забегали по клавиатуре, после чего он
с сожалением объявил:
– Простите, но под таким именем никого нет. Знаете, ежегодно сюда приезжают тысячи туристов, но в
нашу картотеку вносятся данные далеко не на всех. В ней числятся только… только самые беспокойные.
– А сенои? Мама оправилась на их поиски. Она была… – Жак запнулся. – Мама нейрофизиолог,
специалист в области сна, и она хотела во что бы то ни стало попасть к сеноям.
Слова Жака вызвали у атташе внезапный интерес.
– Удивительно, что вы заговорили о сеноях! Представьте себе, я тоже их разыскивал. Я просто брежу
ими. Прочитав о них в каком-то романе, я посвятил им дипломную работу.
– Где их можно найти?
– Не могу сказать, где они находятся в настоящий момент. Сенои – кочевники и часто перемещаются с
места на место. Обустраивают деревню на один сезон, а затем, в зависимости от погоды, меняют
дислокацию, передвигаясь туда, где побольше кабанов и фруктов. Это очень древний народ.
Поднявшись из-за стола, Мишель де Вилламбрез принялся рыться в переполненном бумагами шкафу.
– Несколько месяцев назад к нам сюда приходил отметиться – так, на всякий случай – один журналист.
Он…
Атташе пригладил усы, будучи довольным, что отыскал нужный документ. В этот момент он напоминал
покойного USB.
– А, вот и он! Нештатный репортер. Приехал сюда полгода назад, собирался отправиться в лес в
центральной части страны, чтобы там найти племя. Он боялся, что могут возникнут сложности с
лесорубами или даже с браконьерами. У нас тут, знаете ли, всякое бывает. С тех пор я ничего о нем не
слышал. Может, добыл материл для репортажа и вернулся во Францию, может, отказался от этой затеи.
А может… – Атташе скорбно воздел глаза к потолку. – Как бы там ни было, одно точно – он хорошо
разбирался в этой теме.
– Если он все еще находится в Куала-Лумпур, вы можете мне сказать, где его найти? – В последнее
скорбное «может» Жак не поверил: стал бы этот кот вытаскивать досье.
– Вообще-то это личная информация, которой я не имею права с вами делиться, – сухо ответил атташе.
Жак Кляйн теперь уже не сомневался в том, что усатый мужчина в парике кое-что знает. Однажды мать
посоветовала ему говорить людям не то, что надо было бы сказать по ситуации, а то, что они желают
услышать, уточнив, что «к каждому можно подобрать свой ключик». Репортер? Какой репортер? О нем
он не будет ничего говорить. Не будет он говорить и о волнующих обстоятельствах, приведших его в
Малайзию, вообще ни словом не обмолвится о сновидениях. На столе атташе стояла фотография, на
которой он был изображен в окружении многочисленной родни, но тема семьи показалась Жаку
неподходящей. Затем он обратил внимание на обилие книг в кабинете. И заметил, что несколько книг на
столе раскрыты.
– Ах, вы знаете, я готовлюсь к написанию романа, – неожиданно для себя сказал Жак.
Мужчина тут же поменял выражение лица:
– Да? Вы писатель?
– Не хотел об этом говорить, но…
– Обожаю писателей! Признаться, я тоже пописываю, и по большей части стихи, но… надеюсь когда-
нибудь написать роман.
Жак посмотрел на карту мира, висевшую на стене, на ней была россыпь канцелярских кнопок с яркими
головками.
– У меня есть привычка отмечать места, где я побывал, – пояснил чиновник.
– О, да вы наверняка знаете множество увлекательных историй!
Мишель де Виллабрез стал намного более любезен:
– Так вы хотите написать о сеноях, мсье Кляйн?
– Да, большой роман о сеноях и о исследованиях сна, на которые маму вдохновил этот народ.
– В таком случае и правда не будет ничего дурного в том, если я вам помогу. Но могу ли я попросить вас
об одном одолжении? Укажите мое имя в благодарностях, чтобы начальство узнало о моих усилиях по
поддержке французской культуры в самых неожиданных ее проявлениях.
– Так где же я могу найти журналиста, столь хорошо знающего племя сенои?
Мишель де Вилламбрез пригладил усы:
– Скорее всего, вы найдете его в «Раю» – именно там, насколько мне известно, он болтался до своего
исчезновения. Так называется притон. Я запишу вам на звание и точный адрес. Там полно журналистов
и французов.
36
Над рукавом реки Сунгай-Кланг витали запахи стоячей воды и мочи. У причалов покачивались
допотопные джонки и современные лодки с мощными моторами. Лодки принадлежали мафиози –
друзьям мэра города. А может, и их телохранителям – брутальным мужчинам в черных очках и с
микронаушниками. Можно было не сомневаться, что эти ребята уложат каждого на счет «раз».
По настилу бегали крысы. Время от времени они попадали в пасть водяных змей, которые хватали их за
горло и утаскивали в мутную воду.
Затхлый запах уступил место запахам кухни – адская смесь карамели, стручкового перца, куркумы,
рыбного рассола и гвоздики.
Жак уже почти отыскал нужный ему адрес.
Улицы в этом районе города были еще более экзотичными. На каждом углу – специалисты по массажу
ног, нищие и гадалки. Одна на другой громоздились лавочки, распространявшие запах специй.
Мужчины, присев на корточки, заклинали ядовитых змей. Рядом на веревках висели рептилии с
ободранной кожей. Собакам чуть ли не на глазах у прохожих перевязывали морды, чтобы они не лаяли,
и окунали их в кипящую воду для придания мясу, из которого впоследствии сварят суп, солоноватого
вкуса. Дети играли в канавах с окровавленными отбросами. Торговцы предлагали Жаку жареных
насекомых. Девушки шептали на ухо цены. Мальчик лет десяти, похожий на девочку, вызвался показать
ему город, заявив на отличном английском: «I speak French, sir».
Жак Кляйн шел вперед. Нищие цеплялись за его брюки, и он знаком показывал им, что с него нечего
взять. Какие-то мужчины и женщины трясли перед его носом медленно агонизировавшими рептилиями,
протягивали клетки с птицами и стаканы с коричневой жидкостью – змеиной кровью, которую
полагалось, за деньги конечно, разом выпить для восстановления сил. От всего этого у него кружилась
голова.
Наконец, на улице Джалан-Петалинг, он отыскал «Рай».
Снаружи заведение напоминало ресторан. Вместо двери была красная занавеска с огромным драконом,
держащим в когтях нефритовый шар. За занавеской скрывался просторный зал с рядами кроватей,
похожих на больничные. Простыни гранатового цвета были грязными. Большинство клиентов сосали
длинные курительные трубки, в чашках которых потрескивали сильно пахнущие шарики.
Опиумная курильня.
Худенькие девушки в хлопковых саронгах прохаживались между кроватями и заменяли коричневые
шарики, когда те истлевали, на новые. При вдохе чашки трубок вспыхивали оранжевым светом, озаряя
морщинистые лица с выцветшими, потухшими глазами.
Жак Кляйн видел в Интернете фотографию репортера, о котором ему рассказал атташе, но в дымном
полумраке отыскать его было нереально.
Он обратился к одной из девушек:
– Я ищу мсье Шарраса, Фрэнки Шарраса.
Она пожала плечами.
Тогда он стал шепотом обращаться к тем, кто, как ему казалось, обладал европейской наружностью:
– Мсье Шаррас?
Открыть глаза давали себе труд немногие.
К Жаку подошла худая старуха, давая понять, что он мешает ее бизнесу. Но Жак продолжил искать
Шарраса. Тогда хозяйка позвала вышибалу, который, встав перед Жаком, рявкнув универсальное слово:
– Out!
Но Жак не собирался отступать. Он обходил ряды, без устали повторяя: «Шаррас? Фрэнки Шаррас?» В
конце концов вышибала-малаец решительно схватил его и вышвырнул на тротуар.
Ладно, можно и по-другому. Жак Кляйн решил караулить журналиста у входа в «Рай».
По прошествии часа он приметил клиента-европейца, покинувшего заведение нетвердой походкой.
Шаррас? Очень может быть. Одутловатое лицо, всклокоченная борода и большие голубые глаза, как на
фотографии, найденной в Интернете.
Жак не решился сразу же завязать разговор и двинулся за мужчиной. Тот шел медленно, с трудом
передвигая ноги и время от времени останавливаясь, чтобы перевести дыхание. Пересекая дорогу, он
внезапно рухнул прямо посередине, едва не угодив под колеса автомобиля. Тут же подбежал какой-то
юркий юноша и стал обчищать его карманы. Жак отогнал его и помог мужчине подняться. Они
вернулись на тротуар, сопровождаемые автомобильными гудками.
Едва ступив на тротуар, мужчина сел, привалился к рекламному щиту и захрапел. Что это с ним, заснул?
Жак не стал его будить, решив держаться поблизости, чтобы защитить спящего от возможных
посягательств карманников. Теперь он не сомневался в том, что это Фрэнки Шаррас.
Через десять минут Шаррас внезапно проснулся.
– Какой-то тип попытался обчистить ваши карманы. Я отогнал его, – сказал Жак в качестве приветствия.
– Хм… спасибо. Вы турист из Франции?
– Я пришел в «Рай», чтобы найти вас. Мы можем поговорить? Вы, кажется, знакомы с сеноями.
Мужчина похлопал себя по бокам и, удостоверившись, что все его вещи, включая кошелек, на месте,
расслабился:
– Кто вам это сказал?
– Атташе по культуре посольства Франции, Мишель де Виллабрез.
– Извините, но я так и не сделал тот репортаж о них, и я не смогу вам помочь.
– Я бы все-таки хотел поговорить с вами, это возможно?
– В таком случае для начала пригласите меня в ресторан. Я голоден. Еда ставит на место мысли в моей
голове.
– С удовольствием, у вас есть предпочтения?
– «У Линга». Вполне приличное заведение. Если вам незнакома малайзийская кухня, то там вы сможете
ее попробовать и оценить.
На фасаде ресторана была надпись на английском языке: «Здесь вы отведаете настоящие малайзийские
блюда».
Они сели за столик неподалеку от аквариума.
– Доверите мне сделать заказ?
Фрэнки Шаррас подозвал официанта, что-то сказал ему по-малайски и, когда он отошел, начал
рассказывать о себе:
– Я служил в Иностранном легионе. Во время выполнения задания в Африке нам сделали прививку
против гриппа H1N1. Мой организм плохо на нее отреагировал.
– Понимаю. Я врач и помню, что у двадцати процентов привитых впоследствии случались приступы
нарколепсии – внезапного сна.
– Я не мог предъявить претензий фармацевтической компании в судебном порядке, поскольку риск
осложнений оговаривался в аннотации. И я не мог возроптать против армейских медиков, навязавших
нам эту вакцину.
– Эта болезнь не считается опасной, всего лишь дискомфортной…
– А армия не захотела оставить в своих рядах типа, способного заснуть в разгар операции.
Официант принес им пальмовое вино, и они стали пить его мелкими глотками.
– Одна из проблем, связанная с этой болезнью, состоит в том, что это смешно выглядит. Нас считают
либо бездельниками, либо наркоманами. Нарколептикам сложно вызвать к себе сочувствие. Когда вы
говорите, что можете заснуть в любое время и в любом месте, люди сначала находят это интригующим,
затем комичным и, наконец, досадным.
– Сочувствую. Когда я увидел, как вы упали посреди улицы, да еще на глазах у карманников, мне стало
страшно за вас.
– О, вам не понять, что значит быть нарколептиком… Вы больше не можете водить автомобиль…
знаете, до того как у меня отобрали права, я успел попасть в несколько аварий, вы можете заснуть,
разговаривая по телефону, и просыпаетесь, не зная, с кем только что говорили. Мне пришлось искать
работу, при которой внезапное наступление сна не было бы большой проблемой, и в конце концов я ее
нашел.
– Стали репортером?
– Да. Это чем-то похоже на жизнь военных, только ты целишься не из ружья, а объективом
фотоаппарата. Ну и пером, разумеется. Армия научила меня бесстрашно идти вперед под пулями, и я
быстро сделал себе имя в профессии. Нужно признать, что журналистика – опасная профессия, и
вакантные места быстро появляются. – Шаррас покачал головой. – Я был одним из немногих, кто не
боялся ехать в места, где полным ходом шла заварушка. Газетные писаки часто довольствуются
версиями, собранными в барах отелей. Они надеются на то, что, угостив выпивкой военных, смогут
заполучить сенсации… О боже, как же здесь медленно обслуживают… Почему не несут наше блюдо?
Шаррас заказал еще одну бутылку пальмового вина и продолжил свою историю:
– Я специализировался на исчезающих народах. Я ездил в бразильскую Амазонию к последним
дожившим до наших дней племенам яномами, в Ливан, к христианским отрядам маронитов, которые
пытались противостоять подъему организации «Хезболла», к папуасам в Новую-Гвинею, воюющим
против индонезийцев, в Бирму – к угнетаемому народу каренов. Именно там я заснул, занимаясь
любовью с девушкой… Представьте, я провалился в сон, еще находясь в ней, но вместо того, чтобы
рассердиться, она рассказала мне о сеноях. Она считала, что только они могут исцелить меня от
нарколепсии. Поэтому я приехал в Малайзию, чтобы сделать репортаж, и, конечно, надеясь, что это
странное племя найдет решение для моей неординарной болезни. Я связался с одной парижской газетой,
которая на словах была готова заплатить мне за статью, и приступил к поискам. В конечном счете я
определил, что сенои находятся в лесах центральной части Малайзии. Но перед самым моим отъездом
газета пошла на попятную, а другие издания и телевизионные каналы не захотели со мной связываться.
Они предлагали мне сначала поработать, а уж потом они, дескать, прикинут по деньгам. Но я уже не в
том возрасте, чтобы вкалывать бесплатно. У меня было несколько устных договоренностей, но, как
гласит пословица: «Устные обещания – анальные страдания». – Он засмеялся собственной шутке. –
Чтобы разогнать тоску, я стал пользоваться местным лечебным средством.
– Опиумом?
– Опиум не лечит нарколепсию, но заставляет забыть о ней. И по крайней мере, когда ты засыпаешь в
«Раю», это не влечет за собой никаких последствий и никто тебя не осуждает.
– Опиум разрушает мозг.
– Да, но свихнувшийся мозг разве заслуживает иной участи? Я бы скорее сказал, что это энтеогенное
вещество.
– Что это значит?
– «Которое соединяет тебя с твоей божественной частью» – цитата. Откуда, не помню.
В ресторане послышались звуки, напоминающие крики младенцев.
– Что-то я не вижу здесь детей, – удивился Жак.
– Это вовсе не дети.
Репортер отвел его в соседнее помещение. Там повара суетились над детенышами макак, головы
которых были зажаты в деревянных тисках. Сняв верхушку черепа, они подавали макак толстым
малайцам, которых, казалось, забавляли крики, издаваемые живым блюдом. Розовые мозги ели
маленькой ложечкой, будто яйца всмятку.
– Это здесь фирменное блюдо, – пояснил Фрэнки Шаррас. – Как только детеныш умолкает, считается,
что блюдо утратило свежесть.
Он показал пальцем на множество клеток, в которых ютились несчастные животные в ожидании своей
очереди на экзекуцию.
– Но вон та обезьяна – явно орангутанг. Кажется, они находятся в процессе исчезновения и охраняются
государством, – сказал Жак.
– Эта проблема решаема. Достаточно подкупить лесников, что незначительно сказывается на цене
блюда. Малайцы не готовы отказаться от употребления орангутангов в пищу.
– Из-за их мозга?
– Едят также печень, набитую витаминами, и пенис, считающийся афродизиаком.
Как только они вернулись за стол, Шаррас попросил официанта отменить их заказ и сделал новый.
Наверное, он заказывал обезьяну…
– Здесь подают дуриан. Советую попробовать. Вроде обычный фрукт, но с изюминкой.
– Ну, раз это не змея и не мозг орангутанга…
Официант снова принес им пальмовое вино.
– Зачем вам понадобились сенои, мсье…
– Кляйн, Жак Кляйн.
– Кляйн? Вы родственник физика Этьена Кляйна?
– Нет. Я сын нейрофизиолога Каролины Кляйн. По правде, я разыскиваю именно ее. Мама отправилась
на поиски сеноев, и больше от нее не было вестей.
– Как давно?
– Самому мне кажется, что очень давно.
В этот момент официант принес дуриан. Едва фрукт, похожий на дыню с бежевыми шипами, оказался на
столе, как от него начал распространяться чудовищный запах.
– Что это за вонь такая!
– Не стоит доверять запаху, на вкус дуриан восхитителен. Здесь это царь фруктов. Есть даже рынок, на
котором торгуют исключительно дурианами, и всем это нравится.
– Такое впечатление, что… что это мусорное ведро, наполненное дохлыми крысами, которые начали
разлагаться, – заявил Жак, зажимая нос.
– Да, действительно, вход в некоторые учреждения с этим фруктом запрещен. Но, серьезно,
абстрагируйтесь от запаха и попробуйте, чтобы не умереть в неведении.
– Ни в коем случае! Есть эту блевотину…
– Малайцы, которые едят дуриан с удовольствием, не психи. Ну же! В отношении обезьяньего мозга я
не настаиваю, но фрукт того стоит.
Фрэнки протянул ему дольку нежной мякоти желтого цвета. Жак взял ее и, скривившись, положил в рот.
К великому его удивлению, у вонючего дуриана оказался вкус сыра с орехами с ноткой сладкого лука.
Вкус был таким насыщенным, что ни вино, ни чай не смогли его перебить. Весь его язык и нёбо были
пропитаны клейким веществом.
– Жирно…
– Да, в дуриане содержится много жиров и серы. Ну, что скажете?
– Необычно.
– В отличие от сыра, вкус которого не разнится с запахом, вонь дуриана входит в антагонизм со вкусом,
и это восхитительно, согласитесь.
– Признаться, я мало что знаю об этом фрукте.
– Дуриан не только оказывает влияние на печень и кишечник, кстати, послабляющее, но также обладает
свойствами афродизиака. Это настоящее лицо Азии – отталкивающее и пленяющее навсегда тех, кто
познал его.
Рука Жака сама потянулась за еще одной долькой зловонного фрукта.
– Я уже давно привык к нему и даже полюбил, – радостно сказал репортер и слегка рыгнул. – Ах да,
забыл вас предупредить, он плохо переваривается.
– Так вам известно, где можно найти сеноев? – попытался вернуться к теме Жак.
– Я профессионал и не берусь за работу только ради решения семейных проблем.
– А ради излечения от вашей болезни?
– Я потерял на это надежду.
– А что нужно сделать, чтобы оживить ваш интерес к сеноям?
Фрэнки Шаррас заказал две чашки кофе. Жак поймал себя на том, что не решается сделать глоток, – а
вдруг опять подвох?
– Если хотите, чтобы я вам помог, будьте готовы заплатить, – сказал Фрэнки.
– Сколько?
– Три тысячи евро. Кроме того, я хотел бы получить эксклюзивные права на продажу репортажа или
книги, которую я могу написать. Транспортные расходы также ложатся на вас.
Крики обезьяньих детенышей возобновились: очередные клиенты-малайцы заказали свое любимое
живое блюдо. Жаку не хотелось задерживаться в ресторане. Перед тем как уйти, он договорился с
Фрэнки о встрече на следующий день.
– Вот увидите, Малайзия – страна сюрпризов, – сказал ему на прощание репортер, почесывая
взлохмаченную бороду.
37
Они доехали на ржавом, переполненном людьми душном поезде до города Гомбак. На вокзале Фрэнки
Шар-рас взял напрокат двух слонов, словно это были скутеры. Закрепив сумки на спинах толстокожих
животных, мужчины отправились в путь.
– Вы уверены, что это лучшее средство передвижения?
– Для путешествия в джунгли? Несомненно.
– Но пока что на горизонте не видно и намека на джунгли! Мы на автодороге!
Машины объезжали их, водители, высовываясь, кричали что-то оскорбительное.
– Когда мы окажемся на пересеченной местности, все изменится. Не надо рисковать шинами на крутых
подъемах. Слоны могут взбираться на любые холмы, пересекать болота и озера, и они разгребут завалы
из деревьев, преграждающие путь. Ни одно современное транспортное средство на такое не способно. А
кроме того, слоны не нуждаются в бензине, а травы, чтобы перекусить, вокруг полно.
Жаку Кляйну слоны казались неудобными и нерасторопными. Запах от них был ужасен, и к тому же ему
поминутно грозило свалиться с приличной высоты.
– Придвиньте колени ближе к ушам и поставьте ноги вот так, – показал Фрэнки. – Увидите, будет лучше.
– Вы часто пользуетесь таким видом транспорта?
– При всяком удобном случае, – улыбнулся Фрэнки; на спине огромного животного он чувствовал себя
совершенно непринужденно. – Даже если я усну, никакой аварии не произойдет. Это единственное
транспортное средство, способное передвигаться самостоятельно и притом ни во что не врезаясь. Но вы,
кажется, не в восторге, мсье Кляйн?
– Мой слон то и дело пукает!
– Смотрите на вещи позитивно! Если опустить экзотическую сторону дела, то это вездеход,
защищающий нас от тигров и даже от мух. Обернитесь, видите, как он крутит хвостом?
– Что, в этих местах водятся тигры?
– Есть немного.
Им посигналил грузовик, но флегматичные животные как ни в чем не бывало продолжали свой путь. В
знак презрения к человеческому роду один из слонов оставил на дороге приличных размеров кучу.
Фрэнки Шаррас, видя, что его спутник приуныл, миролюбиво сказал:
– Автомобильного радио здесь нет, но я могу с вами поболтать.
– Расскажите мне, что вам известно о сенои.
– В Малайзии проживает девятнадцать этнических групп: оранг-асли, что означает по-малайски
«исконные люди».
– Похоже на «орангутанг».
– «Оранг» – это человек. Орангутанг, кстати, означает «человек леса». Племена оранг-асли жили здесь
задолго до нашествия мусульман и создания Малайзии. В своей массе они анимисты, и, согласно
последней переписи, их тут сто тринадцать тысяч человек. Они подвергаются гонениям, насилию, с
ними сурово обходятся, используя в качестве дешевой рабочей силы, но ни одну ассоциацию не заботит
их положение.
– А сенои?
– Их сделал известными широкой публике американец Килтон Стюарт. Он нашел сеноев в 1936 году.
– Он был антропологом?
– Скорее писателем-неудачником и гипнотизером-неумехой. Насколько я знаю, он изучал психоанализ в
Сорбонне, был на мели и искал способ поправить свои финансовые дела. Прихватив с собой
английского этнолога Пата Нуна, Стюарт отправился в экспедицию в точности, как мы с вами, то есть
верхом на слонах.
Его прервал раздраженный сигнал автомобиля. Вскоре они свернули с автодороги на узкую тропинку,
которая вела к дороге поуже, тянувшейся вдоль реки.
– А вот и река Темиар. Поднимаясь по ней вверх, два парня в итоге набрели на племя сенои.
Леса по-прежнему не было видно, лишь поля масличных пальм простирались до горизонта.
– Описывая первую встречу с сеноями, Стюарт упоминает о пережитом им шоке от обряда под
названием «Чинчем». Все племя вводилось в транс, чтобы погрузиться в сновидение. Нечто вроде
коллективной психологической разрядки. Фишка в том, что погружались они в сновидение, уже
«просмотренное» одним из членов племени. Самое яркое из всех. У них там принято рассказывать, что
кому приснилось.
– Он погружались в парадоксальный сон? – не смог удержаться от вопроса Жак Кляйн.
– Пат Нун владел языком сеноев, и он был переводчиком для Килтона Стюарта, который записывал все
эти сны и пытался истолковать их во фрейдистском духе. Впоследствии он опубликовал работу «Сны в
духовном опыте сеноев», с которой я бегло ознакомился. Там он описывает нескончаемые утренние
разглагольствования, во время которых члены племени рассказывают о своих снах.
– Неужели может существовать общество, культура которого основана на сновидениях?
– Не только может – существует. Стюарт, кстати, пишет, что родители в этом племени приветствуют сны
с эротической составляющей. Детишки должны получать опыт. В его книге говорится: «Сенои считают,
что любой человек способен управлять силами, возникшими в мире его собственных снов. И
противостоять им».
Жак слушал с интересом.
– Сенои считают, что все происходящее во сне имеет смысл, который может ускользнуть при
пробуждении, но вы обязаны его расшифровать. Эротический сон должен помочь в достижении оргазма.
Сон о сражении принесет победу. Если в сновидении отсутствуют «жизненные успехи», оно считается
неудачным. Сон о падении должен быть уравновешен сном о взлете, причем не откладывая, – сенои
могут управлять своими снами. Если во сне мужчина спит с чужой женой, наяву он должен сделать ей
подарок; если кто-то проявляет недостаточное уважение или агрессию к кому-то во сне, он должен
извиниться за это в реальности.
– Теперь я понимаю, почему мама была так очарована…
– Согласно Стюарту и Нуну, сенои миролюбивы и жизнерадостны. В племени не совершаются
преступления, там нет психов и самоубийств. Важнейшим является понятие уважения. Дети
воспитываются в уважении к родственникам, посторонним людям и природе.
– Да это идеальное общество!
– Может быть. И знаете, сенои не испытывают страха ни перед будущим, поскольку не раз заглядывали
в него во сне, ни перед природой, поскольку примирились с ней.
Мужчины продолжали ехать вдоль спокойной реки, в водах которой Жак, правда, заметил крокодилов.
– А как долго сенои оставались отрезанными от внешнего мира? – спросил он.
– Во время войны с японцами сеноев, насколько мне известно, взяли под ружье. Они сражались наравне
с другими.
– Да? А я подумал, что им чужда жестокость.
– Ничего не поделаешь – это реалии нашего мира. Японцы – захватчики, и против них надо было
воевать. Но участие в войне обошлось сеноям дорого. Пэт Нун женился на девушке из племени.
Защищая ее от японцев, он погиб. В конце Второй мировой войны сенои также были задействованы в
борьбе с малайскими коммунистами.
– А потом?
– Через много лет после войны, в 1985 году, американский ученый Уильям Домхофф приехал сюда,
чтобы посмотреть, как живут сенои. Он заявил, что уклад их жизни не отличается от уклада жизни
других коренных племен оранг-асли, и пришел к выводу, что Килтон Стюарт был фантазером,
выдумавшим историю о «народе сна», чтобы продать свою книгу.
– А вы что об этом думаете?
– Для человека, желающего выгодно продать свою книгу, Стюарт описывает слишком много
подробностей. Что касается меня…
Внезапно Шаррас закрыл глаза и качнулся вперед. Заснул на полуслове? Нарколепсия?
Они продолжали двигаться вдоль реки. Шелест масличных пальм и в самом деле убаюкивал. Жак
спокойно ждал, когда Фрэнки проснется, что и произошло десять минут спустя. Как ни в чем не бывало,
журналист продолжил:
– Ага! Кажется, вон там виднеется ферма, значит, мы сможем добыть кое-какие сведения.
Несколько мужчин работали на тракторах. Ими руководил агроном-европеец. Жак и Фрэнки спросили
его по-английски о сеноях.
– Да, они были здесь вплоть до прошлого года, – неохотно сказал мужчина. – Сеноев прогнали с их
земель, хотя они и оказывали сопротивление. Лесопромышленники рушили их баррикады по ночам.
Впрочем, прогнали не только сеноев – местные племена все пострадали. Сначала здесь вырубают лес, а
мы распахиваем земли.
– А куда ушли племена? – спросил Жак.
– На восток. Только там еще сохранились территории, покрытые лесом, – ответил мужчина.
Оглядывая пальмовые поля, Фрэнки сказал:
– Да, я знал, что Малайзия – мировой лидер по вырубке леса, но не ожидал, что процесс идет настолько
быстро.
Над их головами пролетел самолет, распылявший инсектициды для защиты посадок.
– По официальной версии, именно здесь находится древнейший лес, которому 135 миллионов лет. Для
сравнения, возраст Амазонии составляет 45 миллионов лет, – продолжил журналист. – Всего лишь…
– Похоже, официальная версия здорово отличается от реального положения дел, – вздохнул Жак. – Здесь
нет и намека на тропический лес. Должно быть, он превратился в зубочистки или в одноразовые
носовые платки.
Фрэнки с досадой кивнул.
– Мне известно, что ассоциации по защите лесов попытались замедлить вырубку деревьев, но у них
ничего не вышло. Правительство финансирует средства массовой информации, которые нахваливают
качество пальмового и каучукового масел made in Malaysia, а также убеждают всех и каждого, что никто
в верхах не посягает на природу и на коренных жителей.
Дорога вдоль реки стала шире. То и дело попадались рекламные щиты с изображением счастливых
малайцев на фоне автомобилей, телевизоров и компьютеров.
– Это все субсидирует правящая политическая партия «Национальный фронт».
– А как же оппозиция? Их беспокоят права оранг-асли?
– Оппозиция – это «Народный блок». Но они такие же продажные.
Они ехали и ехали, а джунглей все не было.
Жак начал терять терпение:
– Он сказал, что сенои убежали под натиском лесорубов на восток. Так давайте поедем на восток и в
конце концов отыщем лес и… его обитателей.
Проехав еще несколько километров, они наткнулись на старую бензоколонку. В траве валялись
велосипеды.
– Предлагаю пересесть со слонов на колесное средство, так дело все-таки пойдет быстрее, – сказал Жак.
Фрэнки сплюнул на землю в знак согласия.
38
Они крутили и крутили педали. С наступлением ночи сделали остановку, чтобы восстановить силы, и
продолжили путь на рассвете. Наконец их взору открылся восточный берег.
Журналист ошеломленно оглядывался:
– О, нет! Они не могли так поступить! Они уничтожили весь лес! Древнейший лес на планете!
Кругом торчали пни.
Фрэнки подошел рассмотреть их поближе.
– Дерево было срублено несколько месяцев назад. Срез свежий, еще не успел засохнуть.
– Так, может, и сенои исчезли вместе с лесом? – предположил Жак.
– Я… я не ожидал, что всё сбреют так быстро.
Мужчины направились к рыбацкой хижине, замеченной неподалеку. В хижине проживала семья: старик
со старухой и их великовозрастные сыновья. На стене висели постеры религиозного содержания – во
славу Иисуса Христа, что указывало на то, что перед ними представители христианского меньшинства
Малайзии. Парни лениво покачивались в нейлоновых гамаках. Взгляды всех членов семьи были
прикованы к телевизору, где шла трансляция петушиного боя.
– Здравствуйте, – обратился Фрэнки к присутствующим на английском.
Никто не обратил на него внимания. Он рискнул заговорить на малайском, и беззубый старик ему
ответил. Последующий диалог напоминал партию в пинг-понг; после каждой фразы раздавалось
прищелкивание языком и что-то среднее между «хе-хе-хе» и «хо-хо-хо».
– Что он говорит? – спросил Жак.
– Говорит, что примерно год назад тут появилась группа аборигенов. Человек триста. Они были
измождены. Задержались здесь на несколько дней, ночуя на пляже.
– Это могли быть сенои! И что с ними произошло дальше?
– Старик сказал, что на третий день приплыл большой корабль, и они все поднялись на его борт.
– И?
– Во главе группы была полная светловолосая женщина-европейка… Возможно, это была ваша мать.
Фрэнки продолжил болтать с малайцем, который, похоже, все больше раздражался. В какой-то момент
он напустился на жену, которая не осталась в долгу и тоже закричала. Подключились «мальчики» –
каждому за двадцать. Жак и без перевода понял, что вопли родителей мешают им слушать комментарии,
сопровождавшие петушиный бой. Потом один из парней сказал нечто такое, что вызвало у всех приступ
смеха. Парень поднялся с гамака и притащил коробку, в которой оказалась коллекция окурков. Выбрав
один из них, он протянул его старику. Снова прозвучало веселящее всех слово. Старик похвалил парня,
размахивая окурком, словно трофеем.
Фрэнки прокомментировал:
– Он говорит, что полная светловолосая европейка курила эти сигариллы. Вам это о чем-то говорит,
Жак?
Взволнованный Жак узнал позолоченный фильтр маминой любимой марки.
– Пусть подробно расскажет, что произошло, – попросил он.
Старик достал иллюстрированную Библию для детей и указал на изображение Моисея. Фрэнки с трудом
переводил поток слов:
– Он говорит, что полная светловолосая европейка, курившая сигариллы с позолоченным фильтром, по
всей видимости, была у них вожаком. Она каким-то чудом вызвала корабль, чтобы переплыть море. Он
сравнивает это с событиями, описанными в Исходе, и говорит о Земле обетованной.
Старик озарился милейшей беззубой улыбкой и снова потыкал в изображение Моисея, потом разразился
длинной тирадой.
– Он говорит, вся разница в том, что это была женщина, а не мужчина, и вместо шестисот тысяч рабов
там было всего три сотни, и…
Малаец вошел в раж. Изобразил целую пантомиму: светловолосая женщина и ее спутники поднимаются
на корабль.
– …и что их переход не был чудом, поскольку корабль, хотя и появился непонятно как, все же был
современным большим кораблем.
– А куда поплыл корабль, в какую сторону?
Между Фрэнки и стариком снова возобновился диалог. Затем прозвучал ответ:
– В сторону востока.
Малаец сказал какую-то фразу и засмеялся.
– Он сказал, что их никогда не найдут.
– Почему?
– Потому что все они погибли во время бури, разыгравшейся после их отплытия.
Старик довольно хлопнул себя по коленям и выдал новую порцию слов.
– Он сказал, что мы можем поесть и переночевать у них. Они гостеприимны.
Подошла старуха и протянул им пиалу с тараканами. Пока Фрэнки с удовольствием похрустывал
тварями, выделявшими зеленоватый сок, Жак попил теплой воды и лег в углу отдохнуть. Он не знал,
радоваться ли ему, что он наконец-то напал на след мамы, или печалиться – ведь старик сказал, что все
погибли. Он решил погрузиться в сновидение, чтобы все окончательно выяснить.
39
Засыпание. Легкий сон. Глубокий сон. Активизация работы шишковидной железы. Парадоксальный
сон. Возвращение в сновидение, на остров Розового песка.
Ж.К.48 сидел в кресле-качалке, на нем была та же гавайская рубашка в цветочек, шорты и вьетнамки, в
руках – бокал с пина-коладой, украшенный долькой ананаса и маленьким красным зонтиком.
Темноволосый Жак Кляйн встал напротив Жака Кляйна седеющего.
– Здравствуй, «молодой я», – обратился к нему Ж.К.48, всматриваясь вдаль. – Рад, что теперь мы
встречаемся в более спокойных условиях. В прошлый раз ты был… несколько напряжен.
– Ответьте мне: мама утонула во время бури?
Мужчина чуть помедлил, затем буркнул:
– Нет.
Жак с облегчением сел в шезлонг, возникший из воздуха.
– Она заказала корабль для сеноев?
– Да. У мамы всегда были хорошие организационные способности.
– И ей действительно удалось их спасти?
– В этом вся мама, ты же знаешь! Кстати, спасение сеноев стоило ей некоторых денег, что отразилось на
твоем наследстве. Ну да ладно, в нынешней ситуации не стоит беспокоиться из-за таких мелочей.
– Куда они отправились?
– Угадай.
– На остров?
– Молодец!
– Значит, корабль с сеноями и мамой на борту взял курс на остров, на восток… И там, на этом острове,
они, наконец, будут защищены от любых угроз, так?
– О, да ты все знаешь! Я тебе больше не нужен.
Седеющий Жак предложил молодому Жаку коктейль, но тот отказался.
– Где тот остров, если конкретно? Где находится их Земля обетованная?
Вместо ответа седеющий Жак улыбнулся, и это возмутило Жака молодого.
– Дорогой Ж.К.48, позвольте вам напомнить, что я нахожусь здесь по вашей милости. Так что не
скрытничайте, пожалуйста.
– Ладно, раз ты вступил в игру, я обязан подыграть тебе. – Он достал из кармана карту и ткнул в какую-
то точку. – Мама находится тут.
После паузы он продолжил:
– По-малайски остров называется «пулау», это может тебе пригодиться. – Потом он назвал широту и
долготу. – Хорошенько запомни эти цифры.
– Маленький островок в океане… Почему она выбрала именно его?
– Он совершенно необитаем. Там нет пляжей, и для туристов он не представляет особого интереса. В
центре острова – небольшой холм с источником пресной воды. До появления мамы и сеноев остров был
диким. У него даже нет официального названия.
– Как остров Робинзона Крузо… – покачал головой молодой Жак.
– Мама обзвонила несколько местных агентств недвижимости и… купила остров. За небольшие деньги,
не беспокойся. Всего туземцев триста шестьдесят человек. Для них построена деревня… что-то они
сами строили. Именно там мама и живет. Твое любопытство удовлетворено?
– Спасибо за сведения, мсье Ж.К.48.
– Главное, не забудь географические координаты.
– Что-то еще?
– Там нет бензина, передвигаться можно только на паруснике. Советую купить небольшой катамаран в
городе на побережье.
Мужчины смотрели друг на друга.
– Откуда тебе все это известно? Кто ты на самом деле? – начал терять терпение Жак-младший.
– Ну сколько можно говорить… Ладно, считай, что я твой лайф-коуч, общающийся с тобой в снах. Тебе
этого мало?
– А вдруг я сошел с ума? Как еще объяснить, что я разговариваю неизвестно с кем? И почему я должен
следовать твоим советам?
– Что ты сошел с ума – вполне возможно. Но согласись, до сих пор я тебя не обманывал. Какая разница,
подлинный я или выдуманный. Пользуйся информацией, которую я тебе даю, и прекрати задавать
дурацкие вопросы.
– Но подождите! То, что вы говорили по поводу «Атона» – онейрического лифта…
–…природного происхождения. Природного – потому что это устройство лишено механизмов и
электроники.
– Что-то слабо верится в его существование!
– Ну вот! Тебя так и тянет выносить суждения. В существование «Атона» было невозможно поверить в
те годы, когда я… то есть ты… был молодым. Но сейчас, через двадцать лет, такое вполне реально. Кто
в Средневековье мог допустить мысль о существовании электричества? Мог ли древний грек
предположить, что будет изобретена ядерная бомба? Мог ли кроманьонец вообразить возможность
высадки на Луну? Все дело в том, насколько широко открыты двери восприятия. Как в случае с собакой
по имени Помпон. Есть мир, который мы не видим, но потом внезапно завеса с наших глаз спадает, и мы
начинаем видеть всё. Помнишь стихотворение Уильяма Блейка? «Если двери восприятия были бы
чисты, все предстало бы человеку таким, как оно есть, – бесконечным».
– Блейк… поэт, вдохновлявший Doors…
– Да, а еще Олдоса Хаксли. Но мы оказались в твоем сновидении не для того, чтобы рассуждать о
культуре! Думаю, тебе будет чем заняться завтра. Просто прими ту мысль, что в твоем возрасте, в твое
время, да еще при такой узколобости твоих современников пока что невозможно вообразить мир таким,
каким он является на самом деле. Но история ускоряет свой ход. На смену сегодняшним технологиям
придут штуковины… в общем, нематериальные. Жак, доверься мне, отдайся дыханию времени, которое
приведет тебя ко мне, и… будь готов к неожиданностям!
40
Подгоняемый ветром парусный катамаран несся по Южно-Китайскому морю в направлении юго-
востока. Хорошо просматривались обжитые туристами острова: Пулау Сери Буат, Пулау Тиоман (самый
крупный из островов архипелага), а южнее – Пулау Пеманггил. Опасаясь возможного приступа
нарколепсии, Фрэнки Шар-рас обучил Жака основам искусства управления парусами. Не сказать, чтобы
они сблизились, но Фрэнки все чаще переходил на «ты».
– Нужно держать курс и следить за полотнищем. Кливер должен быть натянут, а грот – надут. Следи так
же за направлением и силой ветра по флюгеру, расположенному наверху мачты. Если у меня случится
приступ и возникнет какая-нибудь проблема, ослабь паруса, катамаран замедлит ход, а то и вовсе
остановится, понял? А кроме того, важно запомнить, что…
На этих словах репортер уснул как убитый. Жак, уже начавший привыкать к этому, уложил его на бок,
чтобы не запал язык, и подсунул под голову свернутую материю, чтобы выровнять позвоночник. Затем
он встал у руля и попытался вспомнить все наставления.
Его охватило радостное чувство.
Я делаю то же, что делал папа. Сколько раз мне снилось это, а теперь я управляю судном наяву. Что
бы ни случилось, я доберусь до острова, где найду ответы на все вопросы.
Катамаран подрагивал, рассекая волны.
Я избежал деградации и смерти, которые уготовила для меня Жюстина. Я избежал скучной жизни,
которая ждала меня с Шарлоттой. Я живу! Я живу и действую при поддержке Ж.К.48. Кто он? Мое
бессознательное, принявшее образ человека? Мой ангел-хранитель? Человек из будущего, который
изобрел машину времени для перемещения в сновидениях? Действительно «будущий я»?
Крепко спавший Фрэнки похрапывал. Как правило, приступы нарколепсии длились у него недолго. Жак
смотрел на дельфинов, сопровождавших катамаран.
Хорошо, что это дельфины, а не акулы или касатки-людоеды.
Вскоре он заметил выступавшую из воды гряду рифов. Гряда была такой длинной, что ее невозможно
было обогнуть. Катамаран мчался прямо на нее. Жак запаниковал, но тут проснулся Фрэнки. Мгновенно
оценив ситуацию, он ослабил трос грота, чтобы замедлить ход, и сумел проскользнуть между камнями.
– Это как при вождении машины – при наличии препятствий нужно замедлить скорость, – сказал
Фрэнки.
– Теперь буду знать, – кивнул Жак, радуясь, что ему не пришлось выполнять маневр самому.
– Вы можете вспомнить свои сны? – спросил Жак, глядя вдаль.
– Я? Никогда.
– А хотели бы?
– Не вижу в этом пользы.
– Нас ждет знакомство с сеноями – «народом сна».
– Я хочу только одного, чтобы они помогли мне исцелиться от нарколепсии, а остальное…
– Что, вас совсем не интересуют осознанные сновидения?
– Абсолютно. Слава богу, хоть во сне удается забыть о жизненных передрягах. Самым ценным для меня
является то, что во сне я оставляю стремление все контролировать. Вот уж не хотел бы решать что-то во
сне!
Жака позабавило высказывание Фрэнки.
– Предположим, вы могли бы поговорить во сне с самим собой, но с собой постарше. Этот «будущий
вы» знает все, что с вами произойдет, и может дать вам советы. О чем бы вы его спросили?
– Ну и вопрос!
– И все же.
– Ну, я спросил бы его… ни о чем. Да-да, именно ни о чем! Это все равно что разговаривать с отцом,
который хочет все делать вместо меня. Я ушел от отца в восемнадцать лет, чтобы служить в армии,
путешествовать и зарабатывать на жизнь. Если бы я остался, я так и не смог бы повзрослеть.
– А если бы он не собирался вам помогать?
– Я бы сказал ему, что предпочитаю совершать собственные ошибки. Если кто-то подсказывает вам
правильные ответы, какой смысл сдавать экзамен? Какой смысл в успехе, если отсутствует риск
провала? Какой смыл в жизни, если нет страха смерти?
Фрэнки пожал плечами:
– Почему вы задаете мне такие странные вопросы?
– Именно во сне мой «будущий я» объяснил мне, что мне нужно поехать в Малайзию, и именно во сне
он сказал, что мама находится на острове, куда мы сейчас держим курс, – признался Жак.
– Вы шутите?
– Пока что мой «будущий я» из моих снов давал мне хорошие советы, поэтому я ему доверяю. Он –
некое подобие лайф-коуча. Внутреннего лайф-коуча.
– Если бы ты раньше мне это рассказал, я бы ни за что не согласился поехать с тобой! О господи! Тебе
это приснилось, и поэтому мы здесь! Ну, это уже чересчур!
– В любом случае, я плачу вам деньги, Фрэнки, так какая вам разница, по какой причине мы здесь
находимся?
– Такая, что из-за этого я теряю время.
– Если вспомнить, что вы проводили дни за курением опиума, потеря времени ощутима.
Фрэнки Шаррас продолжил ворчать, но затем, кажется, смирился.
– Ну ладно! Теперь, когда вы можете держать курс, беритесь за руль, мсье, а я приготовлю нам поесть.
Пусть для вас это станет, по крайней мере, хорошей морской прогулкой с жареным мясом.
Он натянул паруса, чтобы увеличить скорость.
– Если бы передо мной во сне предстал тип, которым я стану через двадцать лет, я бы не только не
попросил у него совета, но и… Короче, держал бы его в стороне от своей жизни. А кроме того, не
думаю, что у меня хватило бы мужества лицезреть его подпорченную алкоголем и наркотиками
физиономию. Я бы сказал ему: «Старик, в каком состоянии я себя обнаружил…» А еще бы добавил:
«Прости, что вынудил себя стать таким».
Жак рассмеялся:
– А если бы вы встретились с самим собой, каким вы были двадцать лет назад?
– Двадцать лет назад мне было десять лет. Я бы сказал этому ребенку: «Перестань валять дурака и
продолжи учебу». Объяснил бы ему, что и во Франции жить неплохо. Вам известно, что я хорошо
учился в школе? На самом деле я мог бы пойти дальше, но мне хотелось убежать от образа жизни моего
отца-чиновника, отрываться на полную катушку… а еще… пережить необыкновенные приключения
вдали от серого мира.
Небо начинало темнеть, и они взяли курс на Пулау Аур, остров на юго-востоке архипелага. Катамаран
рассекал волны на большой скорости.
– Получается, Фрэнки, вы сможете сказать намного больше ребенку, каким вы были, чем
пятидесятилетнему человеку, каким станете.
– Ладно. Вы меня здорово провели. Но, как бы там ни было, я забываю сны, так что…
– Зато сны, возможно, нас не забывают.
За несколько кабельтовых до Пулау Аур Жак сверил координаты, данные Ж.К.48.
– Впереди наверняка тот самый остров – остров, где мы найдем сеноев, – объявил он. – У него нет
названия, он отсутствует на картах, и его можно разглядеть только со спутников.
Фрэнки посмотрел в бинокль и заметил рифы, выступавшие из воды.
– Думаю, ваш «будущий вы», направивший вас сюда… просто-напросто поиздевался над вами.
41
Тревожные крики чаек, казалось, предупреждали об опасности. Запах водорослей смешивался с водяной
пылью. Волны разбивались о стену из скал. Жак и Фрэнки подошли к острову с восточной стороны, где
были неприметные бухты.
Поставив катамаран на якорь, они стали взбираться наверх. Вокруг бегали крабы, постукивая клешнями
по камням. Со скалы они разглядели поляну с жилищами, образовывавшими замкнутый круг, в центре
которого находился очаг.
– По всей видимости, деревня обитаема. Очень может быть, что наша цель достигнута… – прошептал
Жак.
– Нам остается лишь пойти туда и узнать, так ли это.
Фрэнки достал камеру и приступил к съемке.
Подходя к деревне, они приветливо махнули рукой, однако все женщины и дети побежали прятаться.
Непрошеных гостей окружили мужчины, нацелившие на них сарбаканы, трубки, из которых можно
стрелять. Фрэнки попытался объяснить на нескольких языках, что они пришли к ним с добрыми
намерениями.
После минутного колебания несколько крепких мужчин схватили их и привязали к столбам.
– Боюсь, они видят в нас врагов, – сказал Жак.
– Ну, если мы наткнулись на даяков, то дело, разумеется, осложняется.
– Даяки?
– Это тоже оранг-асли, только в отличие от сеноев они… каннибалы.
К ним подошел молодой мужчина и обыскал карманы. Вытащив бумажник Жака, он бегло осмотрел
содержимое. К мужчине подошли другие туземцы. Бумажник переходил из рук в руки и в итоге был
унесен в одну из хижин.
– Эй! Погодите, там мой паспорт! – вскричал Жак.
– Все уладится, – пророчески изрек Фрэнки, перед тем как заснуть.
Жак рассматривал деревню. Просторные дома на сваях соединялись в окружность правильной формы.
Вместо крыш – сухие пальмовые листья, стены укреплены бамбуком. В очаге готовилась пища для всего
племени. В стороне стояли рамки для сушки шкур. Были здесь и примитивные ткацкие станки. По
деревне прохаживались кошки, их было много. Мужчины уже не обращали особого внимания на
пленников – занимались изготовлением стрел для сарбаканов, другие затачивали бамбуковые стебли,
превращая их в копья. Мало-помалу стали возвращаться женщины и дети, бросая в сторону
привязанных европейцев опасливые взгляды.
– Мы пришли к вам с миром… – громко сказал Жак, стараясь перебить храп Фрэнки.
42
Жак Кляйн проснулся от прикосновения к лицу. Он открыл глаза, решив, что по нему бегает паук. И
увидел чьи-то тонкие пальцы. У девушки, которая прикасалась к нему, были совершенно белые зрачки.
Вздрогнув, Жак подумал, что это кошмарный сон, но тело подсказывало, что он бодрствует. Солнце уже
поднялось высоко, и он понял, что проспал около десяти часов.
Рука прикасалась к его волосам, подбородку, глазам. Слепая девушка произнесла несколько слов на
своем языке, после чего мужчина, взявший его бумажник, вернулся с ножом в руке. Жак зажмурился. Но
мужчина освободил его, разрезав веревки.
– Спасибо, – облегченно произнес Жак.
Девушка продолжала ощупывать его лицо. Особый интерес у нее вызвал игрекообразный шрам. Жака
смущало это тактильное исследование, но из уважения он продолжал стоять неподвижно, дожидаясь,
пока она закончит.
Девушка вынудила его закрыть глаза и слегка надавила на глазные яблоки, причинив Жаку несильную
боль, но он по-прежнему не решался ее оттолкнуть.
А вдруг она меня ощупывает, как мясник ощупывает корову, перед тем как ее заколоть?
Он прогнал эту мысль, стараясь телепатически передать ей другой посыл:
Я несъедобен. Я жилистый. Я – источник холестерина. Я ядовит. Не ешьте меня. Я совершенно
невкусный.
Жители деревни издалека внимательно рассматривали их.
Незрячая очертила пальцем линию его губ.
– У вас ее рот, – наконец сказала она.
– Кто вы? Вы говорите по-французски?
– Ваша мама обучила нас вашему языку.
– Моя мама? Вам известно, кто я?
Девушка была крохотного роста. Слегка раскосые, совершенно белые глаза, высокий лоб, чувственные
губы, золотистая кожа и роскошные черные волосы. Руки были необыкновенно изящны, ногти ухожены.
На ней были саронг цвета фуксии и многочисленные украшения.
– Да, мсье Кляйн. Мы прочитали ваше имя у вас в бумажнике.
Она произнесла это с такой непосредственностью, что он чуть не прыснул со смеха.
– Где моя мама? Мне нужно поговорить с ней.
– Это невозможно, мсье Кляйн.
Тут пришел черед проснуться Фрэнки. Девушка ощупала его лицо, потом что-то начала говорить
соплеменникам, а те ей сухо отвечали. Было видно, что между ними нет согласия.
– Вы сенои? – спросил Фрэнки.
– Действительно, именно так мы и зовемся.
– А почему вы оказались здесь?
– Мадам Кляйн убедила нас, что нам нужно уехать далеко, очень далеко, намного дальше, чем мы
ходили до того. Она помогла нам в этом. Посадила нас на корабль и привезла сюда. Большинство из нас
никогда не видели моря.
– Где моя мама? Где она? Говорите!
Девушка взяла его за руку и подвела к свежей могиле, в которую был воткнут овальный валун с выбитой
на нем надписью: «КЛЯЙН»:
– Мы похоронили ее здесь.
Жак рухнул на колени и закричал:
– О, нет! О, нет! О, нет!
Никто не проронил ни слова.
Девушка подошла к Жаку и снова прикоснулась к его лицу, задержав руку на подбородке.
– Это произошло несколько дней назад.
– Что случилось?
– Пришли вооруженные люди. Они хотели напугать нас. У них были ружья, это были военные.
– Наемники? – высказал предположение Фрэнки.
– Они приехали на моторных лодках, убили кое-кого из наших, а потом уехали. Они хотели, чтобы мы
покинули остров, вот и все.
Я мог бы приехать вовремя, если бы послушал Ж.К.48! Почему я был таким упрямым? Я мог бы ее
спасти!
Девушка, уважая его скорбь, отошла и заговорила с соплеменниками. Слово «Кляйн» было произнесено
несколько раз.
Жак неподвижно сидел с открытыми глазами, пытаясь осознать, что под этой рыхлой землей лежит его
мать.
– Мама… Мамочка… Почему? Почему? – шепотом бормотал он.
Туземцы вернулись к своим занятиям, Фрэнки присоединился к ним, а Жак все сидел в прострации на
могиле. Только к вечеру он присоединился к остальным.
Подошло время ужина. Французы устроились за столом вместе с сеноями.
– Кто эти военные, убившие маму? – спросил Жак.
– Их подослали к нам люди, которые хотят отобрать остров, – ответила слепая девушка.
– Я хочу знать, что произошло! Для этого я приехал сюда. Раз вы говорите по-французски, расскажите
мне обо всем!
– Меня зовут Шамбайя. Я дочь старейшины, и я – Властительница сновидений, что возлагает на меня
выполнение определенной функции в нашем племени. Что касается вашего вопроса, я располагаю лишь
некоторыми деталями, но не знаю всего.
– А он кто такой? – спросил Фрэнки, показывая на туземца, привязывавшего их к столбам.
– Это мой брат Шуки. Он тоже говорит по-французски. Ваша мама была нашим учителем.
– Я хочу знать правду! – взволнованно сказал Жак.
Шамбайя взяла палку и принялась чертить на песке круговые узоры.
– Ваша мама приехала изучать нашу культуру и образ жизни. Она обучила нас французскому, а мы
посвятили ее в наши познания в области сна. Потом возникли трудности. – Девушка тихонько
вздохнула. – Когда мы жили на берегу реки Темиар, туда пришли лесорубы-малайцы. Мы сказали им,
что в лесу растут священные деревья, в которых обитают наши божества. Но они ответили, что их бог
лучше наших, так как он находится на небе, и потому никто не может его увидеть или причинить ему
вред. Затем они начали рубить деревья, желая показать, что наши боги были слабы, а их бог –
непобедим. Мы соорудили баррикаду. Но ночью они ворвались в нашу деревню, принялись убивать
мужчин и насиловать женщин. Мы прежде не сталкивались с подобным. Такой всплеск безумия застал
нас врасплох. Мы поняли, что слова тут бессильны. Нужно были уходить. Лесорубы победили.
Впоследствии расчищенные от леса земли были превращены в сельхозугодья.
– Да, мы в этом убедились, – сказал Фрэнки Шар-рас, включивший камеру, чтобы записать рассказ
Шамбайи.
– Лесорубы продвигались вперед, а мы отступали. Когда мы дошли до моря и увидели широкий синий
простор, лишенный вертикальных линий, у нас закружилась голова. Мы считали это место краем света.
Потеря священных деревьев ввергла нас в отчаяние. Ваша мама размышляла над тем, как нас спасти.
Наконец она приняла решение: созвонилась с банкирами и купила наиболее удаленный и необжитой
остров.
– Наверное, за компенсацию, полученную при увольнении, – прошептал Жак.
– Затем она арендовала корабль. Мы все, триста шестьдесят человек, сели на него и приплыли сюда.
Ваша мама выбрала этот остров потому, что он был необитаем и не вызывал интереса у тех, кто
занимается туризмом, по причине отсутствия на нем пляжей.
– Да, правда, мы видели, что остров скалистый, – подтвердил Фрэнки Шаррас.
– Так что ваша мама, Жак, профинансировала наш побег и обустройство на новом месте. Мы оказались
вне досягаемости разрушителей леса. Но однажды сюда приплыли на лодке дайверы, исследовавшие
морские глубины. Они-то и обнаружили Синюю дыру.
– Синюю дыру?
– Это некое подобие природного колодца. Он очень глубокий, и в нем чистейшая вода. Такие места
вызывают интерес. Это природное сокровище стало нашим проклятием. Как только о нем пошла молва,
островом заинтересовались туристические агентства. Разумеется, они захотели создать дайвинг-центр с
отелями для любителей подводного плавания. Одно из агентств даже предложило вашей маме выкупить
остров по двойной цене. Но она отказалась. Вслед за предложениями последовали угрозы. Ваша мама
стояла на своем. Однажды к острову приплыл очень большой корабль. Вначале мы подумали, что это
обычное туристическое судно. Но ночью на нас было совершено первое нападение, так как на корабле
оказалось около двадцати наемников, которым заплатили за то, чтобы они прогнали нас отсюда.
– Понятно, – кивнул Фрэнки. – Я сталкивался с подобным в Африке.
– Вначале они ограничивались тем, что поджигали наши дома. Мы защищались при помощи
сарбаканов. Месяц назад произошла первая атака, принесшая жертвы. Они стреляли из автоматов и
убили одного человека. А перед отъездом написали по-малайски на хижине: «Первое предупреждение:
уезжайте или умрете». Ваша мама говорила нам, что нельзя сдаваться, поэтому мы организовали защиту.
– Сарбаканы против автоматов?
– Нам благоприятствовали особенности местности. Мы умеем залезать на деревья и прятаться. Нам
удалось несколько раз отразить нападение. Но три дня назад они вернулись, и именно во время той
жестокой схватки была убита ваша мама…
Жак сжал кулаки.
– Тем не менее нам удалось отбить их натиск. Что будет дальше, мы не знаем… – Шамбайя снова
вздохнула.
– Где они находятся сейчас?
– Их корабль бросил якорь у западного побережья острова, – сказал Шуки. – Мода на дайвинг в
Малайзии – это ужасно… На всех окрестных островах построили отели, оснащенные дайвинг-
центрами. Синяя дыра стала для нас испытанием. Там такая прозрачная вода, что дельфины
приплывают туда размножаться. Все это привлекательно для туристов.
– А что же полиция?
– После первого нападения, в результате которого погиб член нашего племени, ваша мама позвонила в
ближайший комиссариат, расположенный на соседнем острове… – начала объяснять Шамбайя.
– Но она не знала, что из себя представляет наша полиция, – перебил ее Шуки.
– Полицейские приехали. Сфотографировали разрушения, сделали вид, что обследуют местность. Они
пришли к заключению, что это дело рук пиратов, которые, оказывается, еще встречаются. Они не
захотели нам поверить, когда мы упомянули о наемниках. В конце концов ваша мама поняла, что
официальные власти состоят в сговоре с туристическими агентствами. Еще в лесу, когда мы строили
баррикады, чтобы воспрепятствовать продвижению лесорубов, полицейские пришли им на помощь под
предлогом «поддержания порядка»…
– Все дело в том, что министры имеют доли в компаниях, получающих прибыль от продажи древесины
и участков земли под строительство отелей, – сказал Фрэнки Шаррас, который, будучи журналистом,
хорошо разбирался в этом вопросе. – Вся политическая система Малайзии уже давно прогнила.
Наемники вполне могут быть полицейскими, делающими левую работу.
– Как вы собираетесь поступить дальше? – спросил Жак Кляйн.
– Теперь, когда вашей мамы больше нет с нами, официально действовать нам будет труднее. Мы не
знаем современных юридических процедур. Мы просто попытаемся не сдаваться.
– В таком случае, мы приехали вовремя! – воскликнул Фрэнки. – Я военный и помогу вам защищаться.
Но для этого нужно кое-что соорудить. Нам понадобится помощь всего племени. Для начала превратим
деревню в укрепленный лагерь: возведем забор… эээ… крепостную стену и выроем ров, перед которым
расставим ловушки. Я научился их изготавливать, когда сражался на стороне каренов в Бирме.
Шуки перевел сказанное Фрэнки своим соплеменникам, и те заметно оживились.
Жак, до того не обращавший внимания на то, что ел (думая, что это курятина), вдруг осознал, что,
возможно, это вовсе не мясо птицы. Он незаметно отодвинул тарелку в сторону и ограничился вареным
маниоком.
После ужина Жаку и Фрэнки выделили по хижине, и они перенесли туда свой багаж из катамарана.
Остаток дня прошел спокойно. Гости знакомились с укладом жизни сеноев. Шуки на хорошем
французском предложил показать им владения.
– В настоящее время наша община насчитывает триста пятьдесят восемь человек, – сказал он, – и у нас
восемьдесят три семьи.
Вблизи деревни сенои распахали небольшой участок земли для выращивания маниока, кукурузы,
овощей и фруктов. Чуть дальше они устроили рисовую плантацию.
Однако создавалось впечатление, что туземцы не слишком интересуются сельским хозяйством. Шуки
признался, что мужчины проводят время за заточкой стрел для своих сарбаканов и за охотой, а
обработкой земли преимущественно занимаются женщины.
Поскольку сенои лишь недавно поселились на острове, они пока не решались рыбачить в море.
В качестве источника протеинов они ловили белок, летучих мышей, обезьян, а также маленьких диких
свинок, которые приближались к деревне, влекомые запахом пищевых отходов.
Женщины растирали маниоку, получая таким образом тапиоку, которую употребляли в виде супа и муки
для лепешек.
Помимо этого они плели корзины и изготавливали ткани на ткацких станках.
Большинство предметов обихода – посуда, предметы мебели, оружие, инструменты и даже украшения –
были сделаны из бамбука. Матери проводили много времени, ухаживая за детьми. Женщины носили
платья свободного покроя. Насколько поняли Жак и Фрэнки, четкое разделение труда в племени
отсутствовало, каждый делал то, что хотел. Старейшина, отец Шамбайи, был уже глубоким стариком, он
никому ничего не приказывал, зато щедро раздавал советы. Его почитали как хранителя памяти о
предках.
Функция Шамбайи была близка к функции жрицы, но у нее не было никакой магической силы, и она не
умела колдовать. Она лишь помогала видеть более яркие сны и толковать их.
– Знаете, – объяснил Шуки, – для нас ночь важнее дня.
– И правда, я уже начинаю к этому привыкать. Вы похожи на сов, летучих мышей, сонь… – сказал
Фрэнки.
– Нет, мы похожи на самих себя. У нас просто другая культура. А как вам наши женщины? – вдруг
спросил он.
– Странный вопрос, – удивился Жак.
– Мы проявляем большой интерес к сексуальности, и это тоже раздражало малайзийских лесорубов. Им
было известно, что наши женщины отлично просвещены в вопросах секса, в отличие от их женщин.
Ночью вы можете услышать через смежные стены хижин, как пары занимаются любовью. Сенои
усматривали в этом доказательство хорошего психического здоровья своей общины. Наше общество
крайне толерантно. – Французский Шуки действительно был на высоте. – У нас практически
отсутствуют табу, а сексуальность поощряется. Нас скорее беспокоит отсутствие сексуальных
отношений. Хотя институт брака у нас существует, он имеет довольно свободный характер. Сенои могут
проявлять непостоянство в любовных отношениях, но при этом родители учат детей, что в обязанности
мужчины входит забота о материальных потребностях жены, а в обязанности женщины – ведение
домашнего хозяйства. Воспитание детей также не отличается у нас особой строгостью. У нас в ходу
принцип «чем больше вы знаете, тем проще вам будет жить». Молодежь задает очень много вопросов
пожилым людям, и никого эти вопросы не смущают.
– У вас есть религия?
– То, что мы практикуем, является не религией как таковой, но способом единения, во-первых, между
всеми нами, а во-вторых, между нами и природой. У нас нет священнослужителей. Наше общество
держится на двух понятиях: терпимость и уважение. Конфликты улаживаются с помощью коллективных
обсуждений, во время которых старейшина деревни участвует в переговорах сторон. Детям
предлагается сознаваться в неблаговидных поступках, для того чтобы получить прощение. У нас
принято говорить правду, даже если за нее придется заплатить большую цену. У нас также принято
признаваться в своих страхах и просить помощь для их преодоления.
– Неужели никто из вас никогда не сердится?
– Сердится, но только во время обсуждений, и притом не слишком сильно. Мы обожаем сам процесс
обсуждения, – объяснил Шуки. – У нас все подлежит обсуждению. Бывает, во время словесных баталий
сенои, которым не хватает аргументов, прибегают к помощи друзей. Но в целом мы выступаем за
смирение. У нас очень часто можно услышать, как один член племени говорит другому: «Я
действительно ошибся, был неправ, а прав ты».
– Жители западного мира должны брать с вас пример! – воскликнул Фрэнки. – Не могу представить
политические дебаты, во время которых прозвучала бы подобная фраза!
Мужчин прогуливались по деревне, а детвора пряталась при их приближении.
– Они все еще побаиваются вас, но это пройдет, когда они поймут, что вы отличаетесь от наемников.
На следующий день Фрэнки взялся за работу. Вместе с мужчинами деревни он пытался организовать
защиту острова. Наконечники стрел вымачивались в яде кураре. Этим же ядом смазывали косо
срезанные стволы бамбука, которые помещали на дно рва, окружающего деревню. Сверху ров был
прикрыт настилом из плетеной травы, наступив на который наемники должны были провалиться
внутрь. Работа была долгой и утомительной. И до ее завершения было еще далеко.
– Надеюсь, пока мы все не закончим, наемники будут вести себя тихо и…
Фрэнки уснул столь внезапно, что Жак едва успел его подхватить, чтобы он не свалился в ров. Два сеноя
отнесли его в хижину, держа за руки и за ноги.
– Пойдемте обедать, – предложил Шуки Жаку.
Жак уже не опасался есть. Мясо и овощи выдерживались на бамбуковых листьях, разложенных на
раскаленных углях центрального очага. Так они насыщались вкусом бамбука. В качестве специй
использовали перец и что-то серое и мохнатое с белым мясом внутри – вероятно, паучьи лапки. – Жак
предпочел остаться в неведении, хотя ел с удовольствием.
Он сел на ствол дерева, служивший скамьей. Вскоре к ним присоединился только что проснувшийся
Фрэнки. Шамбайя также присела рядом.
– Ваша мама обучила нас вашему языку, а кроме того, благодаря ей мы многое узнали о внешнем мире.
Как называется ваша деревня? – спросила она.
– Париж?
– Да-да, Париж. Мне бы хотелось когда-нибудь побывать там. Она говорила, там очень красиво.
Наклонившись вперед, девушка взяла два горячих бамбуковых листа с мясом и протянула мужчинам.
Они приступили к еде.
– Вам нравится наша пища?
Жак и Фрэнки молча кивнули.
– Расскажи мне еще о маме. Как ей жилось здесь? – спросил Жак.
– У нас с ней были особые отношения. Мы часто разговаривали, поскольку ваш язык давался мне легче,
чем остальным.
– Она рассказывала… обо мне?
– Да, и о вас и о вашем отце Франсисе.
– Почему она не попыталась связаться со мной?
– У меня создалось впечатление, что она боялась, что вы узнаете какую-то ее тайну. Что-то вызывавшее
у нее стыд и страх.
Жак покачал головой:
– У мамы был секретный проект, тайная жизнь, загадочная личность и подчас… непонятное поведение.
Она уехала, не объяснившись и не попрощавшись. Я был обижен на нее и хотел бы потребовать у нее
объяснений. Теперь я ощущаю себя обманутым из-за того, что не могу поговорить с ней.
– Разве вы не можете увидеть ее во сне? Там вы сможете расспросить ее обо всем.
– Мама никогда не снилась мне. Даже здесь она остается немой.
Шамбайя улыбнулась:
– Она говорила мне, что научила вас видеть сны.
– Да, но мне кажется, что ваши знания намного обширнее моих. Это как если бы преподаватель йоги
оказался в Тибете и обучался буддизму у Далай-ламы. Все-таки это другой уровень.
– Мне не знакомы слова «йога» и «Тибет». Знаете, я могу говорить на вашем языке, но мне недостает
знаний в области культуры, истории и географии. Мне многое предстоит наверстать.
– Вы говорили, что являетесь Властительницей сновидений. А в чем состоят ваши обязанности?
– Ваша мама причисляла меня к онейронавтам. Она говорила, что я практикую «осознанные
сновидения».
– Действительно, мама хотела познакомиться с вашим племенем, чтобы больше узнать об этой теме.
Шамбайя долго пережевывала пищу.
– Как вы нашли нас здесь, на этом удаленном острове? – спросила она.
– Дело в том, что мой «будущий я» приснился мне и сообщил нужные сведения. Вам не случалось
видеть себя во сне старше или моложе? – спросил Жак, довольный тем, что ему удалось удивить
специалиста в области снов.
– Значит, это ваш «будущий я» сказал вам приехать сюда?
Шуки принес им по кусочку дуриана.
Жак ел его, зажав нос. За вкусом забродивших отбросов скрывался нежный вкус сыра с миндалем и
луком.
– Возможно, когда-нибудь я полюблю этот фрукт, – признал он. – Когда мне впервые дали кусочек
камамбера в детстве, меня чуть не вытошнило, но сейчас я его обожаю.
– Хотелось бы мне когда-нибудь попробовать ваш камамбер, – сказала Шамбайя.
Перекусив, мужчины вернулись к работе.
– Мы строим жилища на сваях, чтобы обезопасить себя от змей, крыс и крупных пауков, – объяснила
Шамбайя. – Дома соединены по кругу, чтобы помнить о нашем единстве, а большой костер в центре мы
зажигаем для того, чтобы не забывать о том, что Вселенная крутится вокруг определенной оси. Мсье
Кляйн, мы познакомим вас с нашей культурой. Взамен мне хочется, чтобы вы познакомили нас с вашей
культурой. Так я продолжу изучать то, что начала с вашей мамой.
– Мне бы хотелось научиться владению осознанными сновидениями.
Она махнула в сторону моря.
– Сейчас нам нужно защищаться, строить и, может быть, воевать, хотя мы не любим этого. Только потом
наступит черед чему-либо обучаться.
Потом она взяла его за руку.
– Однако у меня все же есть подарок для вас, мсье Кляйн. Это песня. Запомните хорошенько ее мелодию
и слова. Она пригодится вам для отпугивания комаров. Их здесь много. Без нее завтра вы будете
покрыты укусами.
Он сделала глубокий вдох и принялась напевать. Жак повторял за ней мотив и слова, а девушка при
необходимости поправляла его.
После ужина у костра собралось все племя. Зазвучала музыка. В качестве основного музыкального
инструмента сенои использовали выеденную термитами деревянную трубку, из которой извлекался
низкий звук, вызывавший вибрацию. Мундштук был сделан из пчелиного воска. Что-то похожее на
звучание диджериды австралийских аборигенов и тибетского дунгчена… Чтобы звук был непрерывным,
надо было последовательно выдыхать и вдыхать. Когда пять-шесть инструментов играли вместе,
атмосфера становилась почти гипнотической. Игра сопровождалась постукиванием по полым пням и
горловым пением. Жак и Фрэнки не сразу привыкли к этой странной, экзотичной музыке. Но вскоре
мелодия захватила и их.
Вернувшись в свою хижину, Жак в изнеможении рухнул на матрас, который был чуть толще его ладони.
Он попытался напеть разученную им песню. А тем временем на остров надвигалась ночь в
сопровождении кортежа комаров.
43
Засыпание.
Легкий сон.
Глубокий сон.
Парадоксальный сон.
Возвращение в сновидение.
Остров Розового песка.
Ж.К.48 на месте, но кресло-качалка и пина-колада исчезли. У него растрепанные волосы и крайне
взволнованный вид.
– Добрый день, Ж.К.48.
– Ты меня раздражаешь.
– В чем дело?
– В ТЕБЕ!
– Я сделал все, как вы велели, следовал вашим советам и достиг цели. Сейчас мы занимаемся
строительством укреплений, чтобы защитить деревню от…
– Ж.К.28, ты ничего не понимаешь! Иногда ты бываешь настолько наивным, что меня это… огорчает.
Подумать только, что я был таким в твоем возрасте! Боже! Я и забыл, насколько мало понимал суть
происходящего вокруг меня.
– Есть что-то, что мне необходимо знать?
– Разумеется! Нечто такое, что тебе необходимо понять, и как можно скорее! Тебе угрожает большая
опасность.
– Что? Мне?
– В этом-то и состоит проблема нашего с тобой способа общения через «Атон»: я могу помочь тебе
осознать твое настоящее, сообщить недостающую информацию, но не могу предостеречь тебя от твоего
будущего, которое несется на тебя в упор. Поверь, оно вот-вот наступит!
– Я начинаю беспокоиться…
– Еще бы! Именно этого я и добиваюсь! Я тоже обеспокоен, поскольку, если твое будущее отклонится в
сторону хоть на йоту, мое существование и успех моего проекта окажутся под вопросом. Короче, тебе
достаточно лишь оступиться на дороге судьбы, и все полетит в тартарары. И я ничего не могу с этим
поделать! Я словно призрак – бессильный сторонний наблюдатель. До чего же это досадно, Жак! Как бы
мне хотелось воспользоваться настоящей машиной времени, чтобы оказаться рядом с тобой с мышцами
из плоти и крови, а не с телом, сотканным из грез. Кто осмелится наконец заговорить о страхе неполного
существования? Кто решиться однажды затронуть столь сложную тему, каковой является
нематериальность существования? Какая это мука – существовать лишь в качестве идеи, образа… да
еще и в воображении… как бы помягче выразиться… безмозглого человека!
Ж.К.28 не стал обижаться, решив вначале прояснить дело.
– Что со мной произойдет? – спросил он примирительным тоном.
– Худшее. Худшее из того, что может произойти с человеком, – объявил Ж.К.48, содрогнувшись от
воспоминания о событиях двадцатилетней давности.
– Скажите хотя бы, о чем идет речь!
Жак-старший зашагал взад-вперед по пляжу, затем гневно воскликнул:
– Что делать? Даже если я тебе это скажу, ничего не изменится.
– Тогда зачем вы мне об этом говорите намеками?
Ж.К.48 долго подбирал подходящие слова.
– Вообще-то, было бы лучше промолчать. На данном этапе твоей жизни ничего нельзя сделать, –
сокрушенно отрезал он.
– Скажите же, в чем дело!
– Я не могу.
– Хотя бы помогите мне подготовиться к этой так называемой большой опасности, которая мне
угрожает.
– Хорошо. Прежде всего, ты должен знать, что ты намного сильнее, чем думаешь.
– Допустим, и что дальше?
– Ты способен справиться с куда более тяжелыми испытаниями, чем ты представляешь.
Ж.К.28 присел, чтобы внимательно выслушать Ж.К.48. А тот продолжал сердиться на самого себя:
– Я сделал все, чтобы забыть об этом, и вот все это вновь возвращается, и именно сейчас это случится с
тобой. Какое невезение! Как бы я хотел забыть об этом, но «Атон» не дает мне такой возможности.
Он вновь задрожал от страха.
– Вы…
– Ты можешь обращаться ко мне на «ты», а то это становится смешным.
– Нет, я предпочитаю называть вас на «вы». Может быть, это странный вывод, но… раз вы по-прежнему
стоите передо мной, значит, что бы ни случилось, я доживу до сорока восьми лет.
– Теоретически – да. Но практически все намного сложнее. Поскольку ты можешь не справиться с тем, с
чем справился я.
– Как это?
– Я уже сто раз тебе объяснял! Дело в твоей проклятой свободной воле. Вспомни, как мама разрезала
линию на руке, чтобы наглядно показать тебе: в любое мгновение можно повлиять на свою судьбу.
– Может, как раз из-за этого она и погибла?
– Речь не об этом, а о том, что в настоящий момент та трасса, которая проложена от тебя – в твоем
пространстве/времени – до меня – в моем пространстве/времени, – наиболее прямая, простая,
правильная из всех возможных. Но твоя свободная воля может подвигнуть тебя пойти поперечной
дорогой, остановиться или повернуть назад. Вспомни еще раз мамин порез.
– Благодаря вам я чувствую себя в безопасности.
– Так ты ничего не понял из того, что я пытался объяснить? Вот-вот, совсем скоро с тобой произойдет
нечто ужасное, худшее, а я не могу тебе ничем помочь! НИЧЕМ! Тебе нужно быть сильным, очень
сильным! Умоляю, только не сломайся. Что бы ни случилось, держись.
Ж.К.48 был на грани нервного припадка.
– Погоди, я кое-что придумал! – внезапно прокричал он. – Чтобы ты не сломался, не сошел с ума, вот
тебе совет: в самые трудные минуты возвращайся, хотя бы на мгновение, на наш остров Розового песка.
Хотя бы на десятую долю секунды, слышишь? Убегай в твое воображение! Слышишь меня? Только
здесь ты сможешь обрести силы для борьбы. Ладно… и это… как говорится, удачи!
Жак проснулся в поту. Помимо комариного жужжания он уловил какой-то непонятный звук. Обведя
комнату взглядом, он увидел змею, ползущую по полу. Как ни странно, его это успокоило – подумаешь,
всего лишь рептилия.
Ж.К.48 почти испугал меня, он злоупотребляет своим влиянием.
Он вышел в кольцевой проход и стал созерцать спящую деревню. В центре – очаг с затухающими
углями, а над всем этим – необыкновенной красоты фиолетовое небо, усеянное звездами. Из соседних
домов доносились стоны наслаждения в доказательство того, что спали далеко не все.
Шуки не преувеличивал.
Жак Кляйн провел прохладной рукой по потному лицу. Ему пришло на ум, что французский язык
просто создан для витиеватости: кажется, что во фразе «желаю тебе удачи» скрыта другая – «чувствую,
что тебя постигнет несчастье». Или: «Надеюсь, с тобой ничего не случится», тогда как следовало бы
сказать: «Надеюсь, с тобой случится нечто потрясающее».
Жак подумал о Шамбайе, которая привлекала его своей хрупкостью и грациозностью, несмотря на
физический недостаток. Он задался вопросом, есть ли у нее муж, ведь Властительница сновидений
наверняка пользуется большим вниманием со стороны мужчин.
Когда он вернулся в свою комнату, чтобы лечь спать, за ним крадучись устремилась чья-то фигура. К его
носу и рту был приложен носовой платок, пропитанный хлороформом. Едва вдохнув, Жак почувствовал,
как у него подкосились ноги и как чьи-то сильные руки подхватили его.
44
Горьковатый запах сигарного дыма раздражал нос. Сквозь сон он расслышал слово, которое различил
бы среди любого гула: «Кляйн». Мозг Жака был способен уловить его в каком угодно шуме.
Ему в лицо плеснули ведро ледяной воды: никогда еще его пробуждение не было столь стремительным.
– Мсье Кляйн? – обратился к нему кто-то высоким медовым голосом.
Открыв глаза, Жак обнаружил, что находится в помещении, похожем на каюту корабля. Неоновый свет
слепил ему глаза.
– Здравствуйте, мсье Кляйн. Вы, случайно, не из знаменитой семьи Кляйн? Я имею в виду Кельвина
Кляйна, который производит джинсы и духи?
Наконец Жак смог рассмотреть фигуру, склонившуюся над ним. Старик лет под восемьдесят с
морщинистым загорелым лицом. Одет в строгий костюм с рубашкой и галстуком.
– Меня зовут Абдулла Киамбанг, я президент компании, работающей в сферах недвижимости и туризма.
Наш слоган звучит так: «Kiambang Tour – незабываемые путешествия». Мы стараемся внедрять
инновации в области, которая, к сожалению, славится чрезмерной конкуренцией. Покуда существует
праздное общество, будет существовать и переизбыток предложений, вы согласны? Сейчас людям
предлагают дешевые турпоездки, чтобы сбить цены. Но Kiambang Tour стремится поддерживать
высокое качество и оригинальность услуг ради удовольствия клиентов. Известно ли вам, что наша
компания занимает двенадцатое место в рейтинге авторитетного издания, специализирующегося на
развлечениях и отдыхе? Двенадцатое – по соотношению цены и качества. Разумеется, я не жду от вас
поздравлений, но знайте, что мы имеем вес в индустрии туризма. Для этого нам потребовались годы
усилий.
Жака посадили на стул. По обе стороны от Киамбанга стояли держиморды в камуфляже, и ускользнуть
не было никакой возможности.
Старик выдохнул ему в лицо сигарный дым.
– Понимаю, возможный родственник Кельвина Кляйна хочет спросить меня, для чего он мне
понадобился. Что ж, отвечу. Вы оказались здесь, потому что я хотел встретиться с вами. Уверен, если бы
я послал вам официальное приглашение, вы бы отклонили его.
Держиморды заржали.
– Мсье Кляйн, – продолжил старик, – я готов выложить вам все карты. Благодаря информации,
полученной из вашего паспорта и от наших друзей в полиции, мне известно, что вы сын Каролины
Кляйн – владелицы Пулау Харанг. Правда, ваша мать переименовала его в Пулау Сенои. Могу
предположить, что вы приехали сюда, чтобы вступить в права наследства. С одной стороны, меня это
устраивает, а с другой – осложняет мне жизнь. Ваш приезд оказался кстати, потому что я обсуждал с
вашей матерью покупку острова, но она отказалась его продать. Несмотря на то что я предложил ей
сумму, вдвое превышающую ту, за которую она его купила. Выгодная сделка. Я позволил себе
настаивать, но она проявила упрямство.
– Это вы ее убили!
Жак рванулся в сторону старика, но держиморды тут же прижали его к стулу.
– Спокойно. Мы не виновны в ее смерти. Это простое совпадение. Возможно, ее укусила змея или
ядовитый паук. Знаете ли, местная природа сурова. – Старик усмехнулся. – Мсье Кляйн, не в ваших
силах усложнить мне жизнь, зато в моих – усложнить жизнь вам. Итак, продолжим. Ваша мать владела
Пулау Харанг. Она умерла. Вы приехали. Я послал своих людей за вами, и вот вы здесь…
Он выдул через ноздри густой дым и продолжил:
– Мне также известно, что вы будущий врач и специализируетесь на изучении сна, как и ваша мать.
Лично я страдаю от апноэ, но сейчас не время просить вас о консультации.
Свет неоновых ламп резал Жаку глаза.
– Думаю, у вас нет желания осесть на острове. Здесь слишком много комаров, нет ресторанов и
заведений фастфуда. Следовательно, вы приехали, чтобы продать остров. Уверен, мои конкуренты уже
пытались связаться с вами и, возможно, вы уже приступили к составлению договора купли-продажи.
Hilton? Accor? Sheraton? Club Med? Barrière? Best Western? Marriott? Американцы, китайцы, немцы?
Кто нашел к вам подход?
Жак глубоко вздохнул, с трудом сдерживая гнев.
– Поймите меня правильно, мсье Кляйн. Я президент преуспевающей компании Kiambang Tour, и у меня
есть компаньоны и акционеры. В свое время мы допустили ошибку, сбросив этот островок со счетов из-
за того, что судили лишь по внешней стороне: скалистый берег, отсутствие пляжей – мы сочли все это
слишком не комфортным для наших клиентов. Но мы упустили из виду морские глубины, а оказалось,
что именно они представляют исключительный интерес. Естественно, мы хотим исправить свой же
недочет и рассчитываем, что вы нам поможете. Вы же понимаете, что это только бизнес, и ничего
больше. Вопрос в том, что мои коллеги-акционеры, среди которых есть члены правительства, не желают
видеть этот кусок земли в руках иностранцев, заинтересованных в быстрой выгоде. Как разумному
человеку, вам это должно быть понятно. Если хотите, можете объяснять мои действия проявлением
определенного национализма или обостренным чувством территориальной целостности. Вам наверняка
известно, что недавно была обнаружена Синяя дыра, находящаяся недалеко от острова, и что там полно
дельфинов, которых так любят туристы. Было бы жаль, если бы только иностранцы могли извлекать из
этого выгоду, согласны? Полагаю, вам бы не понравилось, если бы Эйфелева башня принадлежала
китайцам? Так что, думаю, вы меня понимаете.
Он щелкнул пальцами, и один из его подручных принес пачку желтых машинописных листов и ручку.
– Распишитесь вот здесь! Мы покупаем у вас Пулау Харанг за тройную стоимость, и вы возвращаетесь
домой. Мы построим отель для любителей подводного плавания, где вы сможете проживать на
полупансионе по льготным тарифам, и все будет отлично.
– А как же сенои?
– Эти оранг-асли? Что ж, наиболее образованные из них войдут в состав персонала отелей. Нам нужны
официанты, горничные и грузчики. Остальных, проявляющих недоверие к внешнему миру, мы
перевезем на континент и предложим поселиться в крупных городах, где они смогут наконец получить
малайзийское образование. Они получат паспорта и станут частью цивилизованного мира. Разве это не
гуманно?
– Они окажутся в трущобах, где будут пьянствовать и принимать наркотики, а вам подобные будут
использовать их в качестве дешевой рабочей силы, так?
– У каждого есть шанс на успех, а если они не покинут остров, то так и останутся на первобытной
стадии развития. – Он громко рассмеялся. – Подписывайте, мсье Кляйн, это в интересах всех нас.
– Ни за что.
– О, вижу, в том, что касается бизнеса, вы неуступчивы. Что ж, мне это даже нравится. Готов увеличить
сумму вчетверо. А вы хитрец, однако! На вашем месте я бы поступил точно так же: немного
строптивости – и условия контракта становятся еще выгоднее.
Старик протянул ему лист, который Жак тут же порвал.
– У вас нет права удерживать меня здесь, немедленно верните меня на остров!
Малаец покачал головой. Тут же был принесен новый контракт.
– Мсье Кляйн, до чего же вы неловкий! Но я предусмотрителен. Копий можно сделать сколько угодно.
Подписывайте!
– Я хочу немедленно связаться с моим посольством.
– По моим сведениям, вы, естественно, побывали в посольстве, но забыли сообщить причину вашего
пребывания в стране и то место, куда направляетесь. С официальной точки зрения вы и ваш коллега
Фрэнки Шаррас являетесь обычными туристами, уехавшими в центральную часть Малайзии. Страна у
нас довольно большая, и пройдет много времени, прежде чем вас хватятся. Подписывайте!
Жак Кляйн упорствовал.
– Ну, раз так, перейдем к методам, которые я лично не одобряю. К вашему сведению, прежде чем стать
бизнесменом, я работал в малайзийской разведке. Слава пришла ко мне в июле 2011 года, во время
подавления манифестации «Берсих» – Малайзийской коалиции за свободные и справедливые выборы…
Впрочем, боюсь, это вам ни о чем не говорит…
Старик резким жестом затушил сигару.
– Пятьдесят лет на разведывательной службе. Пятьдесят лет, мсье Кляйн, это целая жизнь. И можете не
сомневаться, я сохранил кое-какие навыки из моей прошлой жизни.
По приказу Киамбанга держиморды столкнули Жака со стула.
– Я пытал студентов. Студенты… им хоть кол на голове теши. В каждом поколении находятся
желающие погеройствовать… вероятно, чтобы производить впечатление на девушек. Так вот, мне
пришлось пытать многих из них, чтобы выудить имена смутьянов. Возможно, вы удивитесь, но мы,
истязатели, чем-то похожи на вас – врачей, и у нас тоже бывают ежегодные конгрессы, во время которых
мы обмениваемся накопленным опытом. Возможно, это единственный момент, когда мы забываем
напрочь о политике. Счастливые мгновения подлинного товарищества между экспертами из разных
стран. У каждого из нас есть собственный стиль. И могу вам сказать, что в этой сфере есть виртуозы,
заслуживающие известности. Я бы даже предложил устроить реалити-шоу с пытками. Лично мне
нравится изобретать пытки по заказу… вы специалист в области сна, и я это учту.
Жак нахмурился, а старик вновь зажег сигару.
– Расскажу вам самое забавное: я пытал малайзийских студентов-коммунистов, а ведь лучшим трюкам я
научился от советских истязателей. Мои советские коллеги-коммунисты задавались вопросом: как не
нанести телесный вред субъекту, но при этом не дать ему ни единого шанса на сопротивление? Что-то
подобное я бы хотел применить по отношению к вам.
Жак попытался подняться, но один из мужчин в камуфляже осадил его.
– Эта пытка была изобретена во время сталинских чисток. Работники органов хотели придумать такую
пытку, которая доставляла бы наибольшие страдания человеку. Что применить? Электричество? Огонь?
Утопление? А может, постепенно отрезать части тела? Неплохо, но в итоге организм всегда сдавался –
наступал обморок, и боль прекращалась. Но лишить человека сна – вот подлинная пытка, которая могла
появиться только при гениальном Иосифе…
Старик снова протянул Жаку контракт.
– Человек может провести без сна, в среднем, шесть дней. Правда, в Книге рекордов Гиннесса
зафиксирован одиннадцатидневный рекорд, но, как выяснилось, этот человек изначально страдал от
гормонального расстройства. Считается, что после шести дней отсутствие сна провоцирует
непоправимые повреждения головного мозга. Поставьте подпись – и спите спокойно.
Киамбанг и его люди заперли Жака в каюте, освещаемой неоновыми лампами. Как только за ними
захлопнулась дверь, из динамика под потолком зазвучала громкая музыка. Детская песенка: «Братик
Жак, братик Жак, спишь ли ты? Спишь ли ты? Слышишь колокольчик? Слышишь колокольчик? Динь-
динь-дон, динь-динь-дон. Слышишь колокольчик?»
Раздался оглушительный колокольный звон. Затем песенка повторилась заново.
На пятидесятом повторе Жак забился в угол и свернулся на полу в позе зародыша, прижав руки к ушам,
чтобы не слышать больше звона колоколов.
45
За два дня, проведенные в таких условиях, Жак не сомкнул глаз. Когда Киамбанг вошел в каюту, он
обнаружил своего пленника лежащим в углу в состоянии прострации.
– Молодец! Вы еще более неуступчивый, чем я полагал. Но только от вас зависит, чтобы все это
кончилось: подпишите контракт.
– Дайте мне спать, – прошептал Жак, найдя в себе силы оттолкнуть листки, которые он ему
протягивал. – Спать. Я хочу спать.
– Знаете, мсье Кляйн, тяжесть этой пытки состоит не только в усталости и истощении организма, но и в
продолжительном соприкосновении с реальностью. Ни одно животное, ни одно растение, ни одно
существо, наделенное минимальным разумом и сознанием, не способны вынести непрерывного
контакта с реальностью, какой бы она ни была. От этого можно сойти с ума, и это сейчас сводит с ума
вас. Реальность в больших дозах нестерпима. Распишитесь, и вам разрешат вернуться в благословенный
мир сновидений.
46
Когда на третий день Абдулла Киамбанг вошел в каюту, он увидел неподвижно лежащее в углу тело.
Старик склонился над ним, и в этот момент Жак Кляйн попытался ударить мучителя. Охранник
мгновенно перехватил его руку, но Жак сумел оцарапать его до крови. И тут же, закатив глаза, зашелся
смехом.
Киамбанг отступил назад:
– Мсье Кляйн, вы понимаете меня?
Жак продолжал смеяться.
– Вы сошли с ума, да?
Жак захрюкал, как свинья, и снова рассмеялся.
Абдулла Кимбанг обратился к охраннику по-малайски.
Вид у него был недовольный – вероятно, по его расчетам, пленник не должен был так быстро выйти из
строя.
Потом они вышли.
Вдруг песенка остановилась, неоновые лампы погасли. Наступившая тишина была зловещей.
Жак закрыл глаза, его по-прежнему мучили приступы неконтролируемого смеха.
Его подняли и понесли в другое место. В глубине души он надеялся оказаться в кровати. И вновь
почувствовал, как в его горле зарождается этот неудержимый смех.
Он оказался не в кровати, а на полу, но по крайней мере было тихо. Жак Кляйн заснул молниеносно. Он
преодолел первую и вторую стадии легкого сна. Тело расслабилось. Наступила третья стадия.
Серотонин. Шишковидная железа. Выброс мелатонина. Он на всех парах несся из этой невыносимой
реальности.
Какое счастье, что он может самостоятельно направить свой разум к воображаемым территориям…
Ему вспомнились слова матери: «Кто не способен воспользоваться собственным воображением,
вынужден будет довольствоваться реальностью». Реальность ему опротивела – ему нужны были грезы.
В виде сновидения, фильма, игры, книги, сказки, басни, стихов – чего угодно, лишь бы ухватиться за
любой фантастический образ и покинуть это пространство/время.
Четвертая стадия, пятая… Он уже далеко от корабля. Он далек от этой ужасной песенки. Свет больше не
режет глаза.
Он все дальше и дальше от Жака Кляйна, страдавшего без сна вплоть до потери рассудка.
Его разум совершил побег из тела.
Возвращение в сновидение.
Он нашел пристанище на острове Розового песка.
Он вытянулся на песке, словно потерпевший кораблекрушение. Он смотрел на облака, бегущие по небу,
на шелестящие кокосовые пальмы, на птиц, бабочек. Ему и в голову не приходило, до чего же хорошо
бывает вернуться в юношеские сны. И до чего же бывает приятно находиться вдали от реальности.
Он лежал на берегу, мелкие волны ласкали ему ноги.
Я не хочу просыпаться, подумал Жак. Я хочу остаться здесь навсегда. Киамбанг был прав – ни одно
живое существо не способно вынести продолжительного контакта с реальностью. С помощью
воображаемого мы ослабляем ее хватку.
Он улыбнулся и вдохнул полной грудью, ему снова захотелось смеяться, но уже не так, как на корабле.
Ощущение свободы наполнило его, и он с наслаждением подставил лицо свежему морскому бризу.
Он поднялся и стал танцевать среди лиловых и розовых цветов своего острова.
Вдруг из ниоткуда возник возбужденный Ж.К.48.
– А, вот и вы! Ну, наконец-то! – воскликнул Ж.К.28. – Вы даже представить не можете, как мне приятно
снова видеть вас! Я выдержал испытание, не сломался. Я не подписал контракт! Вы гордитесь мной?
Но Ж.К.48 не слушал его.
– Некогда разговаривать, Ж.К.28, немедленно просыпайся.
– Что, снова возвратиться в реальность? Ну уж нет!
– У тебя нет выбора. Так нужно.
– Я все-таки имею право на небольшой отдых после трех дней пытки.
– Немедленно просыпайся, Ж.К.28!
– Об этом не может быть и речи. В том, что я нахожусь здесь, есть и ваша вина. Так что теперь оставьте
меня в покое и дайте мне поспать. Я имею на это право.
– Встать!
– Нет, вы все-таки угрюмый тип. От вас не дождешься ни доброго слова, ни похвалы. Вы правильно
сделали, что не сообщили мне заранее о том, что меня ждет, а то бы я запаниковал. Но теперь все
позади, я, не дрогнув, выдержал пытку, заслужив тем самым хотя бы каплю благодарности. Я, конечно,
не жду поздравлений, но все же…
– Проснись, осел! Сейчас же вставай! Ты что, не понимаешь, что твоя жизнь по-прежнему в опасности?
– Я хочу спать.
– Ах, до чего же скудоумным… я был! Мы теряем драгоценное время. Особенно ты. Потому что в
данном случае мы с тобой находимся в одной связке. Поверь, у нас действительно нет времени на
любезности. Все решают секунды.
– Вечно у вас все опасно и важно. Я заслужил отдых. Я хочу спать.
– У тебя впереди вся жизнь для отдыха. А прямо сейчас тебе угрожает страшная опасность.
– Я думал, что в мире сна время сжимается. Как в случае человека, которого разбудила штанга
балдахина, упавшая ему на голову, и который рассказывал, что за это время ему приснился сон, что он
был арестован полицией и пошел к гильотине.
– Все это чушь, которую несут психотерапевты. Насколько мне известно, время снаружи течет с такой
же скоростью, как и внутри. В любом случае, могу тебе гарантировать, что если ты продолжишь здесь
ошиваться, то рискуешь лишиться жизни в реальности. Доверься мне еще раз, проснись. Чем больше ты
медлишь, тем опасней становится твое положение.
– Но что же творится снаружи? Подготовьте меня, прежде чем я открою глаза. Перископ в реальность,
пожалуйста.
– Извини, если я тебе все расскажу, ты больше никогда не захочешь просыпаться. Вспомни папины
слова: «Тот, кто не захотел, когда мог… не сможет, когда за хочет».
47
Жак Кляйн с трудом открыл глаза, его веки стали тяжелыми, словно ржавые металлические шторы.
Было еще темно, но четвертинка луны слабо освещала ландшафт. Перед ним стояли два наемника в
камуфляже, на головах – шахтерские лампы. Пол покачивался – связанный Жак находился на надувной
моторной лодке Zodiac в открытом море, вдали от корабля Киамбанга. Один из мужчин приблизился к
нему с кинжалом в руке. Резким движением он саданул его в бедро, и тут же полилась кровь.
Жак метнулся, сдержав крик.
Второй мужчина посмотрел на него с ухмылкой, видимо думая: «Так-так, иностранец, лучше бы ты не
просыпался». Он бросал в море окровавленные куски рыб. Вокруг лодки уже кружили легко узнаваемые
треугольные спинные плавники. Похоже, наемников это забавляло.
Жаку вспомнились слова отца: «Не бывает злых акул. Бывают акулы, которые сыты, и бывают голодные
акулы». Еще отец говорил, что акулы нападают на людей по ошибке, принимая их за крупных рыб.
Люди им совсем не по вкусу, обычно, ощутив вкус человеческой плоти, они выплевывают ее. Из пятисот
видов акул только пять опасны для человека. «Куда больше людей умирают от упавшего на них
кокосового ореха, чем от нападения акул» – вот его подлинные слова.
Мужчины бурно обсуждали что-то на своем языке. Жак Кляйн внезапно ощутил полное одиночество. На
сей раз он не был уверен в том, что по-прежнему идет по пути, который приведет его к Ж.К.48 – к
изобретателю «Атона».
Почему он не предупредил меня? Он же знал, что это произойдет. Почему он ничего не предпринял,
чтобы предотвратить это?
Жак вздрогнул от мысли быть сожранным акулами. Руки у него связаны за спиной, он не сможет от них
отбиться.
В любом случае, я не умею плавать. Все кончено… И чем быстрее это произойдет, тем лучше, подумал
он смирившись.
Мужчины схватили Жака и начали считать по-малайски, чтобы бросить его за борт; Жак зажмурился
и… упал на дно лодки. В горле бандитов торчали стрелы.
Новая вереница стрел, и наемники рухнули в воду. На них тут же накинулись акулы, вопреки теории
покойного Франсиса Кляйна о нелюбви к человеческой плоти.
– Прости за задержку, Жак! – раздался знакомый голос Фрэнки Шарраса. – Они потопили наш
катамаран, и мне потребовалось несколько дней, чтобы соорудить пирогу и приступить к поискам. Я
был уверен, что ты находишься западнее, но тут, оказывается, течение. Откуда мне было знать, а?
Хорошо, Шамбайя увидела во сне, где ты находишься.
Фрэнки был с тремя сеноями, державшими в руках сарбаканы. Жака освободили от пут.
Жак с содроганием посмотрел на красную, еще бурлившую воду. Он мог быть там…
Фрэнки кивнул на ручные пулеметы:
– Теперь у нас есть огнестрельное оружие!
Жак молчал в прострации.
– Давай так, мы вдвоем поплывем на надувной лодке, а сенои – на пироге. Они не любят море, но все-
таки научились плавать, и неплохо.
Жаку было все равно. Только ступив на берег, он смог наконец расслабиться.
В деревне он сразу же ушел в свою хижину. Ему хотелось заснуть, чтобы покинуть пугающую
реальность.
48
Он опустился на четвертую стадию и поднялся в парадоксальный сон. Так, словно на американских
горках, он опускался и поднимался пять раз. Затем он пустился в шестой цикл, поддавшись искушению
встретиться с «будущим собой».
На острове Розового песка царила тишина. Ж.К.48 покачивался в гамаке между двух кокосовых пальм и
потягивал неизменную пина-коладу. Ломтик ананаса и засахаренная вишенка…
– Только не надо упреков. Я был уверен, что ты выпутаешься, и ты меня не подвел…
Не успел он договорить, как Жак нанес ему апперкот в подбородок.
Ж.К.48 свалился с гамака и рассмеялся. Он даже не пытался защищаться. Поднялся и спокойно стряхнул
розовый песок со своей гавайки:
– Ты сердишься на меня, да? Из-за того, что с тобой приключилось? Эй! Но это не я тебя пытал! Ты не
того принимаешь за врага! Я тот, кто всякий раз дает тебе ценные советы. Я посоветовал тебе отыскать
маму, я во время подсуетился, чтобы тебя не бросили в канал с привязанным к ногам бетонным
блоком… Да ты вообще должен быть мне благодарен!
Но молодой Жак продолжал сердиться. Он с разбега нанес удар головой в живот Ж.К.48, чем еще
больше развеселил его.
– Перестань, мы же находимся в сновидении! Ж.К.28, ты не можешь мне причинить боль. Я бесплотен!
Темноволосый Жак Кляйн саданул ногой в подбородок седеющего Жака Кляйна, и тот отлетел на
несколько метров; потекла кровь. Но это не умерило его веселости.
– Ой, я смотрю, ты по-настоящему обиделся?
– А ну-ка, давай дерись!
– Ха-ха-ха! Драться во сне с самим собой в молодости? Бессмыслица! Я прихожу на Розовый остров,
чтобы помочь тебе, а не чтобы участвовать в потасовках.
Он поднялся, и кровь тут же перестала течь. Даже царапины не было.
– Ну, все? Ты дал выход своей злобе? Мы можем поговорить?
– Это по вашей вине я попадаю во все эти кошмарные истории.
– По моей? Я – это ты. Это твоя жизнь, твоя судьба, и ты идешь, не отклоняясь. Это как с картами: коль
у тебя раздача, нужно ее разыграть.
– А я больше не желаю играть. Мама погибла, и единственное, что я хочу, – вернуться во Францию и
спокойно жить.
– Еще скажи, выйти на пенсию в двадцать восемь лет. Не слишком ли рано? У меня более амбициозные
планы, хоть я и старше.
– Видел я, к чему приводят ваши амбиции.
– Жизненные испытания делают нас сильнее. А ты чего ожидал? Что тебе принесут на блюдечке
счастливую, сытую жизнь? Такого не бывает. Ты это знаешь. К тому же в сытой жизни не достает…
увлекательности.
– Да кто вы такой, чтобы решать, увлекательная у меня жизнь или нет?
– Я – это будущий ты, у меня уже мозоль на языке повторять это. Мое поле зрения шире твоего, и я
вижу то, чего не видишь ты. Знаешь, я не похож на тебя, проводящего жизнь между страхами и
желаниями. Ты – капризный и пугливый ребенок, я так воспринимаю тебя. И тебе бы следовало
поблагодарить меня, поскольку я не только заставляю тебя смотреть на вещи шире, но и задаю тебе
цель: «Атон».
Молодой Жак подавил гнев и сел рядом с Ж.К.48:
– И что же мы теперь будем делать, мсье Всезнайка?
– Ну… после небольшого «неприятного поворота», вполне счастливо завершившегося, начнется период
обучения и восстановления сил. Насколько я помню, потом было очень даже неплохо. Так что
приготовься к спокойному существованию. Сумеешь ли ты оценить его? – Ж.К.48 миролюбиво протянул
ему бокал пина-колады. – Разве нам не хорошо вдвоем в этом сновидении?
В качестве ответа Ж.К.28 сделал глоток воображаемого коктейля.
– Скажите честно, почему вы это делаете? Ну, встречаетесь со мной… Только чтобы испытать «Атон»?
– Скорее ради удовольствия воссоединиться с «собой в молодости». Помнишь слова: «Если бы
молодость знала, если бы старость могла»?
– Да, помню. Кто только эти слова не произносил. Кажется, первенство принадлежит поэту Анри
Этьену, он жил в XVI веке. Но времена меняются. В наше время молодость, благодаря Интернету, знает
все или почти все, а старость, благодаря деньгам, «может».
– Я говорю не о материальном, но о чувствах, эмоциях. То есть о том, что не могут гарантировать ни
деньги, ни здоровье. Именно поэтому я здесь. А не только для того, чтобы информировать тебя и
направлять. Я здесь для того, чтобы заставить тебя осознать настоящее, а также возможности будущего
– твоего будущего. Осознание и перспектива. Вот слова, которые направляют меня к тебе.
Ж.К.28 по-прежнему сомневался. Мужчины смотрели на негаснущий восход.
– А, вот еще что: как тебе Шамбайя?
49
Прохладная рука скользнула по его лицу. Жак узнал прикосновение.
– Вы проснулись, мсье Кляйн?
Шамбайя положила пальцы ему на веки.
– Вот уже двое суток, как вы беспрерывно спите, и мы начали тревожиться. С вами все в порядке?
Он почувствовал, что вспотел. Стояла жара, в воздухе плавали пылинки, жужжали мухи.
– После всех перенесенных испытаний вашему телу необходимо было восстановиться. Мы терпеливо
ждали. Надеюсь, я вас не разбудила.
– Что произошло?
– Похитив вас, малайцы потопили ваш катамаран, а затем Фрэнки все взял в свои руки. Он очень
отважный. Он привез вас обратно на остров. Вас там лишали сна. Это было невыносимо…
– Я думал, что сойду с ума.
– Мы считаем сон более важным, чем бодрствование. Можно долго спать, но нельзя долго бодрствовать.
Недостаток сна убивает. Уйти от реальности легко.
– Я впитываю каждой клеткой эти важнейшие сведения.
Она протянула ему стакан воды, и он с наслаждением осушил его.
– В этом мире все решает равновесие. Мы откроем вам наши тайны, а вы нам – свои. Ваша мама была
довольно скупа на рассказы о вашей деревне, Париже, и ее нравах. Я помню, она говорила, что здесь все
хорошо, а там – все плохо. Я знаю, что это не так. Я хочу как можно больше узнать о вашем языке, о
ваших песнях, о предметах повседневной жизни.
Жак Кляйн поднялся, чтобы прогуляться по деревне, а заодно взглянуть на забор, который сооружали
под руководством Фрэнки. Шамбайя составила ему компанию.
– Ваш друг считает, что наемники снова нападут на нас, – сказала она. – Хотя бы для того, чтобы
уничтожить все улики. Фрэнки говорит, что нападение – лучшая защита. Кто первым нападет, тот и
победит. О, ваш друг – энергичный человек. Нам такие нужны. Наша культура сна делает нас
неприспособленными к… жестокости реальной жизни.
– Раз вы интересуетесь нашей культурой… У нас был поэт, Шарль Бодлер. Он написал стихотворение
«Альбатрос». Эта крупная птица царит в небе, но совершенно неуклюжа на земле.

Поэт, вот образ твой! Ты также без усилья

Летаешь в облаках, средь молний и громов,
Но исполинские тебе мешают крылья
Внизу ходить, в толпе, средь шиканья глупцов1.

– Но исполинские тебе мешают крылья… – задумчиво повторила Шамбайя. – Эта птица может летать в
небе, но не может ходить по земле…
– Да, то есть в одном случае крылья – это достоинство, а в другом – недостаток. Вот вы, например,
умеете видеть яркие сны, но вы не умеете сражаться.
Незрячая девушка понимающе покачала головой.
– Как бы мне хотелось выучить ваши песни, – сказала она.
– Это не песни, а стихи.
– Я имела в виду тексты, которые соединяют вас, которые позволяют разблокировать энергетические
узлы. Разве это не песни?
Внезапно Жак увидел Фрэнки.
– Ну что, спящий красавец, пробудился от поцелуя принцессы Шамбайи? А я уж собирался пойти тебя
1
1
Перевод П. Якубовича. – Примеч. пер.
растолкать. Мы намерены атаковать этих ублюдков вечером, но мне понадобится твоя помощь, а то
вдруг я усну во время операции. За время пребывания на острове мое самочувствие улучшилось, но у
меня все же может случиться приступ.
– Но я не военный! Кроме того, я не горю желанием возвращаться на корабль…
– Если мы их не атакуем, они могут вернуться ночью за тобой, Жак. Выбирай, либо ты будешь
действовать, проявишь инициативу, либо будешь томиться в ожидании худшего.
– Я бы предпочел пойти спать. Честно говоря, я еще чувствую себя уставшим и…
Вмешалась Шамбайя:
– Жак, я помогу тебе с помощью сна стать храбрым воином. Пойдем.
Она привела его в уютную комнату. Стены были задрапированы тканями с изображением разноцветных
бабочек и птиц. Повинуясь ее жесту, Жак лег и расслабился. Шамбайя положила руку ему на веки и
начала сеанс, похожий на сеансы гипноза, которые устраивала его мать. Сначала она заставила его
визуализировать битву с собакой, затем с тигром и, наконец, с акулой. Каждый раз его охватывал страх,
и он хотел убежать, но Шамбайя заставляла его сражаться. Потом она вынудила его бороться с
вооруженными мужчинами. У них были ружья, ножи, сарбаканы… Всякий раз он дрался до тех пор,
пока не побеждал противника. Вскоре он сумел победить всех.
Сеанс длился три часа, то есть все утро. Ближе к полудню Жак помылся и отправился обедать вместе с
племенем.
– Мы собираемся напасть на них ночью, – сказал Фрэнки. – Так что тебе надо хорошенько выспаться,
чтобы быть в форме.
– Я и так выспался. У нас есть ружья?
– Будет лучше, если для начала ты освоишь местное оружие – сарбакан. Его основное преимущество
перед современными видами оружия составляет бесшумность.
Вторую половину дня Жак провел, обучаясь стрельбе из сарбакана под руководством Фрэнки.
– Дальность выстрела составляет сорок метров. Целиться нужно по-особому, ведь у сарбакана нет
прицела. Ты смотришь на цель двумя глазами, то есть обзор у тебя шире. Стрелы смазаны ядом кураре,
так что будь осторожен, не прикасайся к наконечникам.
– Ты уверен, что не нужно закрывать один глаз?
– Ни в коем случае! Ладно, я оставляю тебя с Шуки, он лучший стрелок. Этим вечером он будет с нами.
Фрэнки сменил молодой сенои.
– Прежде всего необходимо определить собственное положение в пространстве между целью и рукой, в
которой вы держите оружие. Затем надо представить, что вы соединены воображаемой нитью. Она-то и
будет направлять стрелу.
– Сарбаканы мне кажутся чересчур длинными.
– Так нужно: чем сарбакан длиннее, тем он мощнее и точнее.
Жак встал в боевую позицию.
– Немного наклонитесь вперед, соединив руки перед собой так, словно вы собираетесь молиться.
Жак кивнул и выстрелил.
Стрела полетела слишком высоко.
– Вы слишком сильно дунули. Дуть нужно спокойно, – объяснил Шуки.
Жак ухватил суть всех полученных советов: нужно видеть цель разумом, а затем глаза и рот сделают
так, чтобы стрела полетела в верном направлении на хорошей скорости.
За ужином члены племени и их гости ели крахмалосодержащие продукты, богатые медленными
углеводами, после чего сразу легли спать.
Жак подумывал, не обратиться ли ему к своему воображаемому другу. Но, признаться, Ж.К.48 с его
пугающими предсказаниями ему надоел. Теперь он полагался на Шамбайю, Шуки и особенно Фрэнки,
чьи советы были куда практичнее.
Желая успокоить Жака, Властительница сновидений легла рядом с ним. Он не решился произнести ни
слова. Присутствие девушки действовало на него наподобие любимой игрушки или кота USB.
Мурлыкающая защита…
Жак прошел пять стадий, но не стал посещать остров Розового песка. Он предпочел увидеть будущую
атаку.
И увидел… Он карабкался в ночи по железной лестнице корабля и стрелял из сарбакана по караульным.
Атака была неудачной, и он оказался во вражеском плену. Потом наемники убили Фрэнки и Шуки и
бросили их тела в море.
После этого Киамбанг, шеф наемников, заставил его пройти по доске, подвешенной над водой. Под ним
кружили акулы, а Киамбанг ехидно предупреждал: «Уснешь – упадешь». Из динамиков лилась песенка
«Братик Жак». Малаец оглушительно хохотал.
Жак резко проснулся. Шамбайя тоже проснулась, и он рассказал ей свой кошмарный сон.
– Мозг прокручивает разные негативные сценарии, чтобы подготовить к ним тело. Это нормально.
После тяжелых испытаний мне тоже всегда снится, что я терплю неудачу, – объяснила Властительница
сновидений.
– Но это было ужасно…
– Во всяком случае, если такое произойдет в реальности, ты будешь подготовлен, и твой мозг сможет
проанализировать другой сценарий. – Шамбайя незаметно перешла на «ты».
– Мне страшно, я больше не хочу туда попасть.
– А давай используем твой кошмарный сон по-иному. Давай сообща продолжим его. Ты умеешь
возвращаться в сны?
– Да, мама научила меня этому.
– Хорошо! Тогда вперед.
Жак глубоко вздохнул, закрыл глаза и, следуя указаниям Шамбайи, вернулся на корабль. Он стоял на
доске, а рядом заходился хохотом Киамбанг. Из динамиков лилась все та же песенка. Но ему удалось
пройти по доске и убить караульных. Затем он поборол Киамбанга и перекинул через борт его тело,
которое тут же растерзали акулы.
Все, можно просыпаться. Он готов к любому развитию ситуации.
– Победа – это всегда возможность. Нужно только это знать, – сказала Шамбайя, подводя итог.
Чуть позже Жак Кляйн присоединился к малочисленному отряду, готовившемуся к операции.
Желая подобраться к цели как можно тише, Фрэнки решил воспользоваться пирогой вместо надувной
моторной лодки. Он решил, что в атаке будут участвовать всего двенадцать человек: лучшие стрелки из
сарбакана и те, кто не боится воды.
Луна была еще высоко, когда пирога вышла в море. Беспокойство сеноев было ощутимо. В
представлении лесных людей море кишело разнообразными чудищами, а от неустойчивости пироги,
раскачивавшейся на волнах, им было не по себе. Кого-то вытошнило, но Фрэнки не обратил на это
внимания, всецело сосредоточившись на предстоящей миссии.
Доплыв до корабля Киамбанга, Фрэнки пришвартовался, бросив малые якоря. Привыкшие к лазанью по
деревьям сенои почти без труда взобрались на палубу.
Когда очередь дошла до Жака, он буквально оцепенел от страха:
– Нет, я не смогу залезть на судно.
Фрэнки убедил его, что сейчас не время увиливать, и протянул ему сарбакан. Жак кое-как взобрался по
корпусу и тоже оказался на палубе. К тому моменту двое караульных уже лежали у борта без признаков
жизни.
Жак в волнении выстрелил из сарбакана, хотя не видел цели. Фрэнки дал ему знак быть осторожнее.
Сам он прокрался в каюты и, воспользовавшись тем, что наемники спали, вырубил около десятка. Но
везение не бывает долгим – один из наемников проснулся и открыл огонь, разбудив остальных. Застучал
пулемет. Сенои, притаившиеся за цистернами, отстреливались отравленными стрелками. Обе стороны
несли потери.
Жак все это время держался в тени. Он поискал глазами Фрэнки и в конце концов нашел его…
уснувшим за цистерной.
– О, нет! Как не вовремя этот приступ!
Фрэнки спал крепко. Жак тряс его, но все было бесполезно.
Несмотря на потери, сенои по-прежнему были готовы сражаться и ждали приказа. На глазах у Жака еще
один сенои рухнул, сраженный пулями противника. Сценарий из кошмара Жака стремительно
превращался в реальность. Поразмыслив, он решил действовать в соответствии с ситуацией. Он
прицелился, выстрелил из сарбакана и попал в одного из наемников. Благодаря этой маленькой победе
он почувствовал себя бодрее. Но за его спиной внезапно вырос малаец в камуфляже, и завязался
рукопашный бой.
Когда наемник замахнулся кинжалом, Жак подумал, что пришел конец. Он на мгновение зажмурился и
вдруг ощутил, что Ж.К.48 побуждает его продолжить борьбу. Открыв глаза, он обнаружил, что малаец
лежит на палубе, а из его шеи торчит отравленная стрела.
Жака спас Шуки. Он кивком поблагодарил его и поискал глазами Фрэнки – тот продолжал спать, и Жак
был вынужден взять руководство боем в свои руки: он раздал приказы, удивляясь открывшемуся в нем
полководческому таланту.
Затем на палубе воцарилась тишина.
Два оставшихся в живых наемника сдались в плен.
Именно в этот момент соизволил проснуться Фрэнки.
– Здесь все? – спросил он, позевывая.
– Все, кроме Киамбанга.
– Киамбанга?
Удивительная забывчивость!
– Ну да, их шефа.
Они безрезультатно прочесали все каюты. В конце концов пленники признались, что их хозяина на
корабле не было, он в этот момент находился на Пулау Даянг. Фрэнки быстро принял решение. Отобрал
у пленников паспорта, проверил карманы и приказал им плыть на шлюпке к Киамбангу, чтобы
поставить его в известность о произошедшей перемене в соотношении сил. Для наглядности в шлюпку
перегрузили тела убитых.
Фрэнки встал у руля и благополучно привел корабль к Пулау Сенои. Победители были встречены с
ликованием. Корабль заякорили в скалистой зоне, где было меньше рифов. Все бортовые приборы и все
полезные гаджеты Фрэнки распорядился забрать.
– В конечном счете нам повезло, – радовался он. – Наконец-то у нас будет современное оружие, а
главное – компьютеры и станция спутниковой связи.
Жак не разделял его воодушевления.
– Нужно найти какое-то правовое решение. Боюсь, они вернутся.
– Правовое? – удивился Фрэнки.
Жак объяснил ему, что Киамбанг состоит в сговоре с людьми из правительства. Может, сеноям и под
силу сражаться с наемниками, но только не с малайзийской полицией, армией и судом.
– Дай мне ночь на размышление. А сейчас я очень хочу спать, – решительно заявил Жак.
Оказавшись в постели и вспомнив все события бурной ночи, он закрыл глаза и направил свое
бессознательное по пути поиска приемлемого долговременного решения. Его больше не тревожили ни
жужжание комаров, ни крики диких животных, раздававшиеся из леса. Ни даже шум прибоя. Все
ресурсы его мозга были мобилизованы на решение этой сложной проблемы: как помочь сеноям.
50
Жак уснул и очутился на острове Розового песка.
Ж.К.48 сидел в кресле-качалке практически в той же позе, в какой был, когда они расстались накануне.
– Мой «будущий я», мне нужна ваша помощь.
– Подведем итог, – сказал Ж.К.48, поднимаясь и жестом приглашая пройтись. – У нас есть остров,
купленный мамой на ее сбережения и, следовательно, являющийся частной собственностью. Она
заплатила за него небольшие деньги, потому что в то время этот клочок земли не представлял интереса
для туристического бизнеса. Однако после того, как дайверы обнаружили в одной из бухточек очень
глубокую Синюю дыру, которую к тому же облюбовали дельфины для репродуктивных целей, остров
превратился в предмет всеобщего вожделения.
– Да уж, повезло.
– Одной из местных туристических компаний, оказавшейся чуть проворней других, стало известно, что
островом владеет француженка. Они прикатили туда… и обнаружили, что мама проживает там не одна,
а с целым племенем сенои. Они предложили ей выкупить остров, но она отказалась. Они увеличили
цену, но она и слышать ничего не хотела. Тогда они перешли к угрозам, а позже и к действиям: на
остров был отправлен корабль с наемниками, чтобы устрашить маму и заставить ее продать остров. Во
время последней операции мама была убита, а спустя три дня… приехал ты.
Оба Жака некоторое время в молчании брели по розовому песку.
– Давай зададимся вопросом: что движет Киамбангом? – продолжил Ж.К.48.
– Деньги?
– Деньги – это расхожий аргумент. Что больше всего беспокоит Киамбанга?
– Не знаю. Вероятно то, что мы продадим остров иностранной девелоперской компании и он упустит
прибыль.
– Получается, все дело только в борьбе интересов застройщиков, которые хотели бы использовать
остров в туристических целях?
– Не понимаю, Ж.К.48, к чему вы ведете?
– Знаешь, что говорят специалисты по боевым искусствам? Они советуют не блокировать удар
противника, но попробовать отвести его в сторону, обратив силу удара противника против самого
нападающего. То есть нужно предложить приобрести остров одной из иностранных девелоперских
компаний, и таким образом будет выставлена защита от местных конкурентов.
– А если те, то купит остров, разворотят его? Если вывезут племя?
– В этом-то и будет состоять задача. Ты должен предложить остров компании с хорошей репутацией и
на определенных условиях. Не удивляйся, но такие компании есть.
– И как она называется?
– Никаких точных сведений. Только понимание сути. Теперь тебе, бездельник, остается найти что-
нибудь подходящее. Не забудь, что в ваших руках оказались компьютеры с корабля Киамбанга. Пришло
время задуматься об установлении связи с внешним миром.
– Но сила сеноев состояла именно в том, что они вели обособленный образ жизни.
– Теперь все по-другому. То, что в одной ситуации приносило положительные результаты, в другой
может погубить племя. Хочешь не хочешь, но придется приспосабливаться к реальным условиям. Когда
о существовании острова и племени, на нем живущем, станет известно всему миру, наемникам будет
труднее высадиться и все разрушить. Интернет дает возможность распространять фотографии острова и
его обитателей. Местные власти более не смогут скрывать от общественности свои попытки
устрашения.
– То, что вы мне советуете, в корне противоречит маминым ценностям. Она была открытым человеком,
а вы: скрытность, отчужденность, секретность.
– Мамины ценности прекрасны, но мир таков, что в нем безнаказанно совершаются убийства,
похищения людей, грабежи… Ты что, забыл, как тебя самого похитили?
Ж.К.28 сел в кресло-качалку и принялся медленно раскачиваться.
– Выходит, вы советуете мне построить отель…
– Небольшой отель, и цены должны быть высоки. Но, потеряв в количестве, вы выиграете в качестве.
Ж.К.28 неспешно потягивал коктейль, он и не помнил, как он оказался в его руках.
– А я? Чем мне еще заниматься, помимо этого?
– Ты? Ну, ты будешь учиться и наслаждаться жизнью.
– И какой будет следующая засада на моем пути?
Ж.К.48 таинственно улыбнулся и тоже стал наслаждаться несуществующей пина-коладой.
Теперь Жак Кляйн смотрел на «будущего себя» другими глазами. После первоначального недоверия и
даже раздражения он испытывал почти что симпатию к человеку, которым станет через двадцать лет.
Вероятно, это заметил его визави.
– Полагаю, Ж.К.28, ты никогда до сего времени и помыслить не мог, что мы будем друзьями.
Потрясающая головоломка: ты хочешь быть другом человека, которым станешь, а я хочу быть другом
человека, которым был? – Он подмигнул ему и протянул руку.
51
Темные волны набегали на скалы со звуком бьющегося хрусталя. Крабы, казалось, вальсировали в такт
приливам и отливам. Над тропическим лесом летали яркие попугаи ара. Похожие на гномов обезьяны
носачи оглядывали окрестности. Крикнула птица калао – обладательница сдвоенного клюва. Туда-сюда
сновали белки. Порхали бабочки. В траве прятались змеи, ящерицы, пауки и лягушки. В этом месте
биологическое разнообразие еще не было нарушено, и все жили в гармонии с окружающей средой.
На рассвете в спящую деревню проник павлин. Он распушил хвост и издал короткий крик, разбудивший
петуха, и тот так громко прокукарекал в ответ, что сорвал голосовые связки. Небо залилось розовым
цветом, сменившимся оранжевым. Петушиное «кукареку» наперегонки подхватили постояльцы
курятника, спровоцировав выброс в кровь кортизола – гормона бодрствования – у обитателей деревни.
Начался массовый подъем на поверхность из глубин сна. Пятая стадия, четвертая, третья, вторая и,
наконец, первая. Веки вздрогнули и открылись. Рты зачмокали, кулаки принялись тереть глаза.
Младенцы заплакали, дети засмеялись. Начался концерт из птичьих криков, шума листвы, визга обезьян,
перелетающих с ветки на ветку.
Жак Кляйн, хотя и любил все эти звуки, спал с берушами в ушах. Пока деревня пробуждалась, он
продолжал спать. И спал до тех пор, пока на лоб ему не сел комар. А тут еще луч солнца угодил прямо в
глаз, проникнув сквозь дыру в стене.
От дельта-ритма глубокого сна его мозг перешел в состояние тета-ритма, характерного для полного
расслабления, затем – к альфа-ритму, который наблюдается при спокойном бодрствовании, и, наконец, к
бета-ритму, свойственному активному бодрствованию.
Едва проснувшись, Жак сразу схватил смартфон, который зарядил с помощью солнечной батареи,
обнаруженной на корабле Киамбанга, и стал рассматривать свою гипнограмму: четыре полных цикла с
мастерски выполненными погружениями в парадоксальный сон. Более двадцати минут сновидений.
Оценка: восемьдесят восемь процентов. Что ж, ночь удалась.
Он записал в блокнот сновидения, стараясь припомнить как можно больше подробностей и нестыковок,
затем освежился в резервуаре с теплой водой, почистил зубы, оделся и вышел на улицу.
К моменту его появления все жители деревни уже сидели у очага и оживленно беседовали. Шамбайя
указала Жаку на свободное место рядом с собой.
– Сегодня мы впервые за последнее время собрались на церемонию обсуждения ночных сновидений, –
объяснила она. – В силу не самых приятных событий над нашим разумом довлела реальность. Теперь
же мы возвращаемся к привычному для нас действу.
Жак обратил внимание на двух угрюмого вида мужчин, о чем-то говоривших.
– Тот, что справа, видел во сне, как спал с женой того, что слева, и теперь хочет принести дар в качестве
извинения, – прокомментировала Шамбайя.
– Дар?
– Да. Песню. Благодаря этой песне он сможет подключиться к духу, который придет ему на помощь в
непростой ситуации.
Действительно, мужчина справа стал напевать, и все подхватили мелодию в знак поддержки. Затем
«провинившийся» передал «пострадавшему» лист бумаги с написанными на нем словами.
– Для нас подарить песню значит то же, что подарить ключ от ящика, внутри которого заключена
волшебная сила, – объяснила Шамбайя.
У этих двоих проблема была решена. Но у других – нет.
– Вот этому мужчине приснилось, что он ранил соседа во время битвы. Он должен извиниться и сделать
подарок.
– Еще одну песню?
– Нет. Украшенный резьбой сарбакан.
Мужчина показывал оружие, сделанное им, как торговец в ювелирной лавке показывает редкую вещицу.
Ему явно хотелось, чтобы дар был оценен по достоинству. И вновь кивок означал, что дело улажено.
Поднялся юноша и начал что-то говорить, но его освистали.
– Это подросток, – объяснила Шамбайя. – Чтобы превратиться в мужчину, он должен увидеть во сне,
что убивает тигра, а ему приснилось, что он спасается от него бегством, отсюда и свист.
– Я на его стороне. Когда встречаешься с чем-то впервые, даже во сне, это может напугать, – сказал Жак.
Слово взял высокий худощавый мужчина. В конце его речи раздались аплодисменты.
– Он встретился во сне с хозяином наемников… Киамбангом?.. и сумел уговорить его отказаться от
своей затеи.
– По-моему, это наивно.
– Я пошутила, – засмеялась Шамбайя. – Конечно же ему приснилось, что он его убил!
Очередной выступающий замахал руками, словно птица крыльями.
– Ему снилось, что он летает?
– Угадали, но других этим не впечатлить – такое часто снится. Летать как птица – это хорошее,
правильное сновидение.
История следующего туземца была длинна и запутанна, однако все смеялись, слушая ее.
– Он утверждает, что плавал с дельфинами в Синей дыре, хотя плавать он не умеет. Все решили, что
даже во сне он не решился бы приблизиться к дельфинам.
Туземец смутился и стал уверять, что не солгал, но это только усилило насмешки.
Всем было предложено отведать бамбуковых листьев, начиненных мясом и сорго. Затем старейшина
деревни обратился ко всему племени.
Шамбайя перевела для Жака:
– Ему приснилось, что наемники вернулись и всех убили.
Присутствующие загудели, и слово взяла Властительница сновидений. Шуки сидел далеко, и Жак
оказался без переводчика. Вдруг он обнаружил, что на него показывают пальцами. Казалось, разговор
все более сосредотачивается вокруг него. Среди соплеменников явно не было согласия, и они
приступили к голосованию поднятием рук. Затем Шамбайя вернулась на место.
– О чем это вы там говорили?
– Ни о чем.
– Но я же видел. Видимо, о чем-то важном, раз вы устроили голосование.
– Так, пустяки.
– Шамбайя, вы что-то скрываете от меня?
– Хотите знать? Хорошо. Я сказала им, что хочу выйти за вас замуж, но они посчитали, что это
недопустимо: мы слишком разные. К тому же я Властительница сновидений. Тогда я напомнила им, что
вы сын нашей спасительницы, но они возразили, что происходящее в реальности не так важно, как то,
что происходит во сне. А с точки зрения познаний о мире сновидений вы для них… невежественный
чужак.
Замуж? Чужак?
– Ладно, ладно. Скажите им, что я тоже хочу обратиться к племени.
Жак Кляйн поднялся и заговорил на французском; Шамбайя переводила.
– Я только что узнал, что вы считаете меня плохим сновидцем. Хочу доказать вам обратное! Мне
приснилось решение, которое спасет вас и сделает вашу культуру известной по всему миру.
Жак Кляйн изложил свой замысел: связаться с конкурентами Киамбанга и убедить их построить на
острове небольшой гостиничный комплекс. В этом комплексе можно будет вести обучение осознанным
сновидениям по высоким ценам. Никакого ажиотажа – всего двенадцать домиков. Смешение культур,
таким образом, будет происходить постепенно.
Сенои слушали его внимательно, но не сказать чтобы с доверием. Один лишь Фрэнки Шаррас, который
подошел как раз к началу речи, был впечатлен планом Жака. А сам Жак говорил все увереннее:
– Если конкретно, я предлагаю поблизости от вашей деревни построить другую деревню – для
иностранцев, – хорошо оборудованную по меркам индустрии туризма. Для швартовки кораблей будет
построена гавань.
Туземцы начали перешептываться.
– Послушайте, это единственное приемлемое решение в сложившейся ситуации. Если все так и сделать,
наемники больше не смогут вернуться.
Жак объяснил, что благодаря этому проекту появятся деньги на укрепление домов сеноев, на улучшение
качества их жизни, сюда приедут врачи, будет построена клиника для лечения больных, появится
школа…
Попросив слово, один из мужчин выразил общее опасение, что, если они пойдут по этому пути, их
собственная деревня окажется во власти чужеземцев.
– Сенои всегда будут количественно преобладать, – парировал Жак. – Повторяю. Речь идет о туристах,
которые захотят приехать сюда с определенной целью – учиться. Да, понадобится обслуживающий
персонал: охранники, повара, официанты, садовники, горничные, работники технических служб, – но он
не будет многочисленным. Максимум восемьдесят иностранцев против трехсот шестидесяти сеноев.
Другой мужчина спросил, каким образом будут проходить их утренние ритуалы – не будут ли они
нарушены?
– Я учел это, – сказал Жак. – Обучение туристов технике осознанных сновидений будет производиться
во второй половине дня, так что утро будет по-прежнему в вашем распоряжении.
Он продолжал приводить аргументы: будут установлены солнечные батареи, намного более мощные,
чем те, что они взяли на корабле. Поскольку на острове прекрасное естественное освещение,
электронными приборами можно будет пользоваться круглогодично.
– Чтобы вызвать интерес всего мира к исконным умениям сеноев, можно будет транслировать занятия
по Интернету. Даже тибетцы, живущие уединенно в горах, сумели широко распространить свои знания в
области медитации. Чем хорош уклад жизни, если он приносит пользу только вам одним и если о вас
мало кто знает? Нужно рассказать о себе, и тогда вы обретете свое место в общности людей. Вот
представьте, что вы все погибли от рук наемников, и что тогда? Тогда ваши знания исчез нут вместе с
вами!
Его слова попали в точку – присутствующие оживились.
– Кроме того, мне кажется необходимым официально переименовать остров. Да он и так уже
переименован моей мамой. Пулау Сенои – «Остров сеноев». Мама говорила, что вещи обретают
реальность, только когда им дают имена.
Вот эта идея сразу пришлась по душе всем. «Пулау Сенои», – одобрительно закивали туземцы. Но
внезапно слово взял какой-то мужчина, говорил он с горячностью.
– Он сказал, что впустить сюда иностранцев – это все равно что ввести яд в организм, – перевела
Шамбайя.
– У нас во Франции говорят, что любой яд может стать лекарством, а любое лекарство – ядом, вопрос
только в дозировке, – ответил Жак.
Реакция на его слова была смешанной.
– Мои братья и сестры боятся утратить свою культуру, – объяснила Шамбайя.
– В таком случае придется сделать выбор между своими страхами и надеждами, – сказал Жак. – Что
каждого из вас волнует больше – потеря культуры или потеря жизни?
Половина присутствующих рассмеялась, половина недовольно зароптала.
Встал Фрэнки и взглядом попросил Шамбайю снова выступить в роли переводчика.
– Друзья мои, я собираюсь взять в жены одну из представительниц вашего племени, – объявил он. –
Мугита согласна стать моей женой, так как я думаю, что мое будущее здесь и что наши миры могут
соединиться. Да, я иностранец, но я хочу узнать вашу культуру и хочу помочь вам защититься.
Его слова были встречены гробовым молчанием.
– Сны – это прекрасно, – невозмутимо продолжил Фрэнки. – Но конкретные дела лучше. По-вашему,
мир снов важнее реальности? Лично мне это кажется бегством, трусостью. Сон причиняет мне большие
страдания. Из-за моей болезни я засыпаю помимо воли и могу вас заверить, это невыносимо!
– «Можно умереть от переизбытка реальности, но нельзя умереть от переизбытка сна», – ответил ему
кто-то из мужчин пословицей.
– Если бы не было реальности, то не было бы и снов. Подумайте, что вам снится. Птицы? Деревья?
Цветы? Родственники? Друзья? Враги? Насколько мне известно, все это относится к реальному миру.
– Вы уверенны в этом? – спросил мужчина, по-видимому, поднаторевший в словесных поединках такого
рода. – А если все это – лишь сон, и, только уснув, мы попадаем в подлинный мир?
– В любом случае, оба иностранца здесь не задержатся, поэтому им легко говорить, что нам делать! –
поддержал его кто-то из присутствующих.
Жак снова встал и попросил слова.
– Чтобы показать вам, насколько этот проект важен для меня, я останусь здесь и буду контролировать
возведение отеля. А чтобы вы осознали степень моей ответственности, я… сочту за честь принять
предложение вступить в брак, сделанное Шамбайей, если, конечно, вы не воспротивитесь нашему
союзу.
На сей раз расхохотались все.
– Почему они смеются? – повернулся Жак к Шамбайе.
– Потому что вы сказали, что согласны жениться на мне. У нас не принято спрашивать у мужчин их
мнения. У нас выбирают женщины. Простите, но это немного похоже на то, как если бы спросили у
собаки, хочет ли она иметь хозяина или предпочитает вести бродячий образ жизни.
Незрячая девушка обратилась к собравшимся на своем языке.
– А сейчас что вы им сказали?
– Я сказала, что выйду за вас замуж, но не буду близка с вами сразу. Они опасаются, что, потеряв
девственность, я лишусь дара Властительницы сновидений. Как говорила ваша мама: «Суеверие –
неотъемлемая часть всякой первобытной культуры».
В этот момент поднялся и запел песню отец Шамбайи, все это время сидевший молча. Песню тут же
подхватили все жители деревни, а затем пустились в пляс.
Жак вопросительно взглянул на Фрэнки, тот сделал одобрительный жест, завалился на бок и уснул.
52
В разгар дневного зноя павлин опять пересек деревню. Жак и Фрэнки не участвовали в коллективной
сиесте. Устроившись за столом, они занялись проработкой проекта. Фрэнки подключил компьютер,
принесенный с судна Киамбанга, к солнечной батарее и спутниковой антенне. Благодаря этим
устройствам они наконец-то смогли наладить связь с внешним миром. Прежде всего они связались с
адвокатом, услуги которого оплатили кредитной картой, и попросили его официально оформить смерть
Каролины Кляйн, чтобы ее единственный сын, Жак Кляйн, получил право вступить в наследство. Затем
Фрэнки официально зарегистрировал новое название острова – Пулау Сенои.
Как только был создан этот юридический щит, они приступили к поискам подходящей туристической
компании. В конце концов выбор был остановлен на Sereinitis Associated, которая и Жаку, и Фрэнки
показалась серьезной организацией. Эту квебекскую компанию основал бывший артист Цирка дю
Солей; в ее активе числились SPA-отели, отдых в которых сочетался с духовными практиками. Туристам
предлагалось близкое знакомство с обычаями разных народов. В лесах Амазонии можно было
продегустировать напиток айяуаска, в сибирской тайге приобщиться к шаманизму (и сбору грибов), в
горах Южной Кореи – к буддизму (и поискам красного женьшеня), а на Сейшельских островах – к йоге
и аюрведическому питанию.
Фрэнки предложил продать Sereinitis часть острова. Жак предпочел бы сдать землю в аренду, но Фрэнки
убедил его, что затраты на строительство гавани в скалистом месте будут весьма и весьма ощутимы, и
только купчая на землю сможет мотивировать инвесторов.
– Они не начнут крупномасштабные работы на участке, который не принадлежит им, поскольку будут
опасаться, что договор аренды со временем может быть расторгнут и созданное ими окажется в чужих
руках.
Жак не мог не признать, что его друг гораздо лучше, чем он, разбирается в экономических и
юридических тонкостях. Они пришли к совместному решению, что отныне именно Фрэнки будет
управлять недвижимостью Жака.
Уладив деловые вопросы, они занялись проблемами коммуникации: надо было вывести племя из
изоляции.
Мужчины составили подробный текст и сопроводили его фотографиями, сделанными на смартфон:
история племени, его местонахождение, природная среда… Вскоре их стараниями в Интернете
появилось видео с основами курса осознанных сновидений по методике сеноев. Перейдя по ссылке,
желающие могли заранее записаться на занятия, которые планировалось проводить в SPA-отеле
Sereinitis Associated.
Тот факт, что количество обучающихся было строго ограничено – не более двенадцати человек в
неделю, – только усиливал интерес к курсам: заявки на первую неделю разлетелись меньше чем за час
работы сайта, одновременно были перечислены авансовые платежи на сумму 10 000 евро. Спустя два
часа места уже перепродавались на интернет-аукционах, словно речь шла о полетах в космос.
Информация о племени быстро расходилась по соцсетям, разжигая любопытство пользователей.
Пока Жак и Фрэнки развивали бурную деятельность в Интернете, сенои тоже не сидели без дела: им
нужно было подготовиться к значимому событию в жизни двух девушек племени – Шамбайи и Мугиты.
И вот этот день настал. Низкий звук простейших духовых инструментов ознаменовал начало
церемонии.
Признаться, Жак и Фрэнки ожидали грандиозного праздника, но остались немного разочарованы,
потому что свадебные церемонии на острове отличались от обычных праздников лишь особыми
песнями и танцами.
Шамбайя по такому случаю облачилась в платье из тонкой белой ткани.
– Белое платье – это традиция вашего народа?
– Нет, вашего. Я надела его из уважения к вам, Жак. Мой брат Шуки попросил Фрэнки показать ему на
компьютере церемонию бракосочетания у французов, так что я в курсе. Мы также приготовили
свадебный торт. Как я поняла, этот десерт совершенно необходим для свадьбы.
Действительно, в центре стола возвышалась пирамида, сложенная из дурианов: пирожные с кремом
заменил местный зловонный фрукт с восхитительным вкусом.
– А подарки будут? – спросил Жак.
– Да. По этому случаю все преподнесут нам типично сенойский подарок.
– Вот как? И какой же?
– Ночь.
Жак не понял.
– В честь нашей свадьбы этой ночью никто из сеноевне сомкнет глаз!
Жак подумал, что это логично: самый дорогой подарок, который может сделать народ, с трепетом
относящийся к сну, – пожертвовать сном ради молодоженов.
– Как бы мне хотелось, чтобы мама присутствовала на церемонии, – вздохнул он.
– Каролина мне много рассказывала о вас, – ответила Шамбайя. – Она говорила, что вы писали в
постель.
Жак закашлялся.
– Да уж, мама посвятила вас в поистине интимные подробности. Сожалею… Что еще она вам говорила?
Мужчины-сенои ударили палками по полым пням с натянутой кожей, и женщины стали танцевать под
четкий ритм.
– Она говорила, что вы были робким в детстве. Однажды вас побил другой ребенок, и вы растерялись.
Девушка дотронулась до игрекообразного шрама на его лбу, чтобы показать, что знает эту историю во
всех подробностях. Жак не сопротивлялся, ее прикосновение было приятно ему.
– Вот эта метка, она оставлена страхом, не так ли? Но вам представилась возможность показать, что вы
способны сражаться: вы победили противника, превосходившего вас численностью и качеством
вооружения. В вас больше нет страха. Именно поэтому наша свадьба состоялась.
Шамбайя протянула ему стакан с алкогольным напитком на основе кокосового молока, и Жак с
удовольствием сделал глоток.
– Расскажите мне еще что-нибудь о маме.
– Ваша мама обожала заниматься любовью. Как я уже говорила, у нас это считается признаком
хорошего здоровья.
Жак резко выплюнул напиток изо рта.
– Она занималась любовью с моим отцом, что нас сближает. Можно сказать, мы немножко
родственники.
– Вы уверены, что говорите именно о моей маме?
– Да, и знаете, она очень раскрепощенная женщина. Во время оргазмов она так громко кричала, что нам
делалось смешно. Раньше мне не приходилось слышать, чтобы женщина столь бурно переживала
сексуальное наслаждение. Надеюсь, когда мы будем заниматься любовью, я буду так же громко кричать
от удовольствия.
Музыка умолкла, но свадебная церемония для двух пар – Жака и Шамбайи, Фрэнки и Мугиты –
продолжалась.
Помимо платья и свадебного торта, Шуки позаботился о том, чтобы были свидетели, как у европейцев.
В роли свидетелей выступили две обезьяны, олицетворявшие дух природы.
Остальное тоже было вариацией на тему французской свадьбы. Правда, вместо риса в молодоженов
бросали песком. И новоиспеченные супруги пытались танцевать вдвоем, что для туземцев было
необычно и забавно.
По окончании церемонии на французский манер сенои расселись вокруг костра, и начался свадебный
пир.
Шамбайя протянула Жаку горячий бамбуковый лист с мясом дикого кабана, маниокой и овощами.
– Шамбайя, а вы чего-нибудь боитесь? – спросил Жак.
– Как и все мои соплеменники, я боюсь молнии. Для нас молния олицетворяет гнев природы. Когда она
ударяет, мы должны все по очереди признаться в содеянных проступках. Если молнии продолжают бить,
тот из нас, кто совершил самый плохой поступок, должен разрезать руку и смешивать кровь с дождем до
тех пор, пока дождь не прекратится.
– Но этот человек может потерять всю кровь…
– Если он умрет, то, значит, так было нужно. Мы предоставляем природе право вершить суд.
– А людям? Люди могут его вершить?
– Вместо правосудия у нас существует осознание. Мы считаем, что люди достаточно ответственны,
чтобы судить самих себя.
Такой подход показался Жаку оригинальным.
– А если кто-либо отказывается судить себя?
– Ему будут сниться кошмары, – сказала Шамбайя так, будто речь шла о чем-то очевидном. – Это
худшее, что может случиться, вы согласны со мной, господин супруг?
Жак подумал, что общество, в котором нет ни полиции, ни правосудия, ни тюрем, ведет более
спокойную жизнь, чем привычное ему.
Шамбайя сочла нужным внести в свой рассказ дополнение:
– Для нас основные задачи сосредоточены в невидимом мире. Во сне наш дух покидает тело и
поднимается вверх, чтобы присоединиться к огромному облаку, которое состоит из всех духов.
– Из духов… всех жителей деревни?
– Нет, не только. Помимо духов, или душ, спящих людей, там могут находиться и духи наших предков,
которые не желают покидать нас. Доброжелательно настроенный прадед или прапрадед может принести
потомкам большую пользу.
– О да, конечно, конечно.
Уловив иронические нотки в голосе мужа, Шамбайя, тем не менее, продолжила его просвещать:
– Духи, они как люди: одни помогают, другие осложняют жизнь. Тех, которые помогают, мы называем
Гуник, а тех, которые чинят козни и отказывают в помощи, – Мара.
– Гуник и Мара, – повторил Жак, словно желая впитать в себя эти слова.
– На самом деле все духи – Мара. Но если удается с ними подружиться, они становятся Гуник. К
примеру, бродячая собака может укусить, но если вы ее покормите и приласкаете, то сможете ее
приручить, и она станет верной защитницей от врагов. То же касается всех живых существ в природе.
Их либо приручаешь, либо… терпишь.
Жак достал блокнот и записал кое-что из сенойской философии, чтобы не забыть.
– Как только Гуник пойман, он отвечает на наши вопросы.
– А как же его поймать?
Шамбайя повернулась к музыкантам и к одной из женщин племени:
– Сейчас они покажут вам.
Вновь заиграла музыка. Женщина принялась танцевать, делая при этом провокационные, на грани фола,
движения.
– Зачастую Гуник бывает скромен и недоверчив, при попытках приблизиться к нему он предпочитает
удалиться. Песня которую вы слышите, означает на языке духов: «Гуник, я буду рада, если ты захочешь
ко мне приблизиться».
Танец женщины становился все более раскованным.
– Она предлагает Гуник воспользоваться ею, так что теперь наверняка может установиться контакт.
Когда одна из наших женщин устанавливает контакт с Гуник, она должна полностью забыться, чтобы
превратиться в хала.
– Это что-то вроде шаманического транса?
– Я не знаю, что такое шаманический транс. Давайте я вам объясню. Сейчас она представляет Гуник мир
людей, а тот, в свою очередь, становится посланником от мира духов. Наш мир и мир духов
соединяются.
Все жители деревни поднялись с мест и запели. Танцовщица вторила им, обращаясь к Гуник, который,
как считалось, давал через нее ответ. Ее голос даже тональность менял.
Шамбайя, увидев удивление супруга, пояснила:
– Видите того мужчину? Он хотел узнать, почему его жене не удается забеременеть. Гуник через
танцовщицу ответил: «Потому что он недостаточно умело занимается с женой любовью». Гуник
посоветовал ему заниматься любовью чаще, а еще сказал, чтобы тот спросил у своей матери, какие позы
лучше принимать.
– Получается, что в беседе с духом могут участвовать несколько человек?
– Да. И иногда танцовщица хала борется со злыми духами.
Жак посмотрел на детей, танцевавших вместе со взрослыми.
– Нет-нет, – перехватила его взгляд Шамбайя. – Мы не обучаем детей осознанным сновидениям и
общению с духами. Они просто подражают взрослым, когда у них появляется такое желание.
– А старики?
– Наши старики каждую неделю собираются вместе, чтобы поразмыслить о том, как деревня будет
развиваться.
– О, они разрабатывают проекты?
– Нет, конечно. Для решения насущных проблем они обращаются к прошлому.
– Но как же тогда можно продвинуться вперед? – удивился Жак.
– Мы не хотим двигаться вперед, – отрезала Шамбайя. – Мы хотим жить в гармонии с природой.
Жак предпочел сделать еще один глоток кокосового молока, нежели сказать то, что он думал.
– Тебе не приходило в голову, что можно находить счастье в мире, который не эволюционирует,
оставаясь прежним? – Шамбайя непроизвольно перешла на «ты».
– Нет, – ответил Жак с поспешностью.
– Подумай об этом. Твоя мама в конце концов согласилась с идеей, что созерцание лучше движения, а
остановка – лучше прогресса.
– Мама считала себя Христофором Колумбом, открывающим новый континент…
– Здесь, с нами, она стала другой. Как-то раз она процитировала мне слова одного из ваших философов,
некоего Паскаля: «Все несчастья человека происходят оттого, что он не желает спокойно сидеть у себя
дома».
– Паскаль страдал агорафобией. Посещение незнакомых мест и общество других людей тяготили его,
поэтому свою болезнь он возвел в закон.
– Возможно, и ты сможешь когда-нибудь разделить нашу философию – находить счастье в настоящем
моменте и в постоянстве.
– В застое и отказе от прогресса?
– То, что ты называешь прогрессом, по нашему мнению, является гонкой вперед, за которой следует
падение.
Жаку надоел этот разговор, и он решил сменить тему.
– Когда мы займемся любовью? – спросил он.
– Сперва ты должен увидеть во сне нашу физическую близость и описать ее мне. И только после того,
как ты сумеешь искусно заниматься со мной любовью во сне, мы сможем превратить это в реальность.
Жак снова глотнул кокосового молока, но поперхнулся и закашлялся.
– Но… мы ведь поженились.
– И что с того? Раз мы женаты, то я обязана довольствоваться любовником-неумехой? Но не волнуйся, я
подскажу тебе, как сделать этот прекрасный момент поистине незабываемым для нас.
Тем же вечером, чуть позже, Жак подошел к Фрэнки.
– Твоя жена тоже попросила тебя сначала увидеть это дело во сне? – обеспокоенно спросил он.
– Нет, мы займемся любовью завтра. Но я боюсь, что в самый ответственный момент у меня произойдет
очередной приступ нарколепсии. У каждого свои заботы, Жак, – пошутил Фрэнки, похлопав его по
плечу.
Пока жители деревни угощались десертом – роскошным свадебным тортом из дурианов, – ее
старейшина с подвыванием описывал наиболее яркий сон из приснившихся сегодня, а затем все
принялись танцевать, развивая эту тему. Поскольку речь шла о змеях, аборигены извивались телами,
подражая рептилиям.
Смирившись с тем, что свою брачную ночь он проведет исключительно за танцами и разговорами, Жак
разорвал кожуру дуриана и стал машинально жевать нежную мякоть фрукта с парадоксальным вкусом.
53
– Если ты будешь заботиться о теле, твоя душа будет скучать по нему, когда отправится скитаться, и
захочет вернуться.
Шамбайя предложила мужу вести более здоровый образ жизни.
– Когда наше тело в порядке, нам снятся красочные сны.
После того как Жак вышел из душа, Властительница сновидений обнюхала его живот и подмышки,
затем покачала головой. Он так и не понял, довольна ли она.
– А теперь расскажи мне, как ты этой ночью занимался со мной любовью во сне.
И Жак стал рассказывать, кое-что слегка приукрашивая (и при этом понимая, что жена его раскусила).
Взамен Шамбайя объяснила ему, почему следовало делать одни вещи и воздерживаться от других. Она
показала мужу правильные движения и рассказала о потаенных местечках, которые он забыл поласкать;
потом попросила его дотронуться до них, чтобы ощутить, насколько они нежны и чувствительны к
прикосновениям.
– Я думала, ты врач, – сказала она.
– Да, но медиков не учат тому, как ласкать эрогенные зоны! Во всяком случае, не в рамках официальных
занятий!
Все последующие дни Жак настойчиво обучался сенойскому искусству осознанных сновидений.
Шамбайя была терпелива и, несомненно, имела все задатки хорошего педагога. Она научила его
задавать себе несколько раз в день вопрос: «Сплю ли я сейчас?» (В конце концов ему стало казаться, что
даже во сне он, возможно, продолжает спрашивать себя об этом.) Она научила его ложиться спать
каждый день в одно и то же время и говорить себе перед сном: «Я осознаю во сне, что сплю, и буду
управлять своим сном».
– Когда ты погрузишься в сновидение, ты не должен смотреть на себя со стороны. Вот новое
упражнение, постарайся выполнить его: визуализируй свои руки и ноги. И… перестань смотреть на
кончик носа.
– Забавно, я не задумывался об этом, но мой нос действительно постоянно фигурирует в снах, –
рассмеялся Жак.
– Научившись воспроизводить зрительные образы, очень схожие с реальными, ты обретешь большую
силу в сновидениях. Там ты должен быть таким же, как здесь, – с руками, с ногами и… с носом.
Она предложила ему сесть напротив свечи и смотреть на вытянутые перед собой руки, затем задуть
пламя, закрыть глаза и произнести «Начало сна». Едва Жак «отъехал» в сон, перед его глазами возникли
его вытянутые вперед руки. Визуализация получилась. После рук он перешел к ногам. Но простой
визуализации было недостаточно. Для того чтобы убедиться, что он спит правильно, существовало
несколько методов: нужно было найти во сне зеркало и посмотреться в него (во сне изображение
искажалось), а затем прекратить дышать (если он не спит, асфиксия неминуема) и по возможности
прислониться к стене (во сне стены мягкие, и через них легко пройти). Удостоверившись, что он крепко
спит, он должен был сказать себе: «Я не хочу просыпаться», – но при этом понимать, что возвращение
неизбежно.
После познания своего тела наступил черед контроля за развитием сюжета сновидений.
Следуя указаниям Шамбайи, Жак подпрыгивал во сне все выше и выше, пока наконец не взлетел. Он
частично превратился в птицу: его пальцы удлинились, между фалангами выросли перепонки, руки
стали похожи на крылья летучей мыши.
Почувствовав себя увереннее, он взмахнул длинными руками с тонкой, почти прозрачной кожей и
поднялся ввысь.
Летать ему понравилось, но жена попросила его вернуться в реальность. Преодолев в обратном порядке
все ступени, он открыл глаза и заявил, что может считать себя настоящим онейронавтом.
– Когда наша душа отделяется во сне от тела, можно либо соединиться с миром духов, где правят духи
Мара и Гуник, либо придумать собственный мир, в котором можно испытать все что угодно: быстроту
полета, радость победы над противником – у каждого свои фантазии.
– А как выглядит мир духов?
– Он похож на большое облако над нашими головами, – объяснила Шамбайя. Это соединение духов всех
спящих людей. У вас наверняка есть что-то подобное?
– Погоди-ка, мне действительно доводилось слышать… Ноосфера! О ней говорил французский ученый
и священник Тейяр де Шарден. Он считал, что ноосфера похожа на слой атмосферы над нашей
планетой, на огромное облако, в котором соединяются души всех спящих людей. Во время сна мы
можем подключаться к нему.
– Вот, видишь, ты и так все знаешь. Расскажи мне еще о Тейяре де Шардене.
– Он утверждал, что творческим людям удается соединиться с этим коллективным разумом и сохранить
воспоминания о полученном опыте. По его мнению, это объясняет тот факт, что некоторые открытия
были сделаны одновременно на разных континентах: умение добывать и поддерживать огонь, ткачество,
земледелие, колесо…
– Я тоже так считаю.
– У нас бы сказали: «Мысль витала в воздухе».
– А у нас говорят, что бывают ответы, летающие, как птицы, и их остается только поймать.
– Тейяр де Шарден полагал, что коллективный общеземной разум – это совокупность всех фантазий и
снов.
– Коллективный разум… Знаешь, я часто соединяюсь с ним. Подчас мне снятся совершенно незнакомые
места и предметы. Но к энергии людей мы можем добавить энергию душ усопших, которые пожелали
помогать людям. К ним можно обратиться и попросить об услуге. Однако, как ты уже, вероятно, понял,
большинство из них боязливы и недоверчивы.
Жак недолго помолчал в задумчивости, затем продолжил:
– Около ноосферы с недавних пор существует еще одно облако – инфосфера.
– Инфосфера? Что это такое?
– Это Интернет. Это облако, в котором хранится вся информация, которой обмениваются люди
посредством своих компьютеров.
– Ух ты! А как это происходит?
– Я не силен в устройстве компьютеров, но попробую описать. Мониторы и динамики, в которые
поступают звуки и изображения. Это и музыка, и фильмы, и тексты, и идеи. Их можно сохранить и
поделиться с другими людьми.
Шамбайя выглядела заинтригованной.
– Мне бы хотелось, чтобы ты научил моего брата Шуки перемещаться в инфосфере, а я научу тебя
путешествовать… в ноосферу. Ты не против?
Она рассказала ему, как это делать. Теперь, перед тем как заснуть, Жак размышлял, погрузиться ли ему в
собственное сновидение или отправиться в ноосферу. И все чаще он выбирал второе. Ноосфера
представляла собой широкое пространство, гигантскую белоснежную плиту, состоящую из лиц с
закрытыми глазами. На лбах произрастали небольшие белые кустики. Листочки на них олицетворяли
сновидения. Интернет из людских мыслей, подумал Жак.
На лбу одного из спящих раскрылся листик в виде высотного здания, имевшего форму лотоса, – похоже,
родилась новая архитектурная идея. Вскоре вокруг появились другие высотные здания, такие же
красивые. В ноосфере, как и в Интернете, идеи заразны, но ими смогут воспользоваться только те, кто
способен запомнить, что ему снилось.
Чуть в стороне некой женщине снился фильм – с раскрученной интригой, с известными актерами.
Фильм был настолько интересным, что Жак остановился, чтобы посмотреть его. Такие же фильмы стали
возникать по соседству. В ноосфере никто и не слышал о защите авторских прав.
Жак продолжил ходить по молочно-белому полу, глядя на лица с закрытыми глазами. Внезапно из чьего-
то лба вырос образ шахматной доски, на которой быстро сменялись ходы. Кому-то снились шахматные
партии.
Пройдя дальше, Жак увидел, как кондитер придумывает новый десерт, инженер-конструктор – новую
модель автомобиля, а художник – абстрактную картину.
Но были и сцены насилия, убийства, резни, пыток…
Деструктивные идеи настолько же заразны, как и конструктивные. Более того, они находятся в
равновесии: сколько хорошего, столько же и плохого. Однако, как правило, кровавые сновидения более
зрелищны, а потому так заразительны.
Жак наблюдал за парами, предававшимися любовным утехам ухищренными способами. И здесь те, у
кого были яркие сны, каким-то образом влияли на своих спящих соседей, хотя в реальном мире их могли
разделять тысячи километров.
Покинув облако ноосферы, Жак обнаружил под ним души умерших, пожелавших бродить по земле. Низ
астрального мира… Но он не стал вступать с ними в контакт, поднявшись на несколько пролетов
лестницы сна.
Проснувшись, он не сразу открыл глаза, чтобы лучше запомнить пережитое во сне.
Шамбайя посоветовала ему при пробуждении ущипнуть себя за мочку уха, послав тем самым четкий
сигнал мозгу: «Сон окончен». Таким образом можно отправить в память сюжет увиденного сновидения.
Изучив свою гипнограмму, Жак убедился, что ему стали сниться более длинные сны. Он записывал все,
что видел, сопровождая текст схемами и рисунками.
Когда подходило время завтрака, все жители деревни одновременно пробуждались от петушиного крика
и собирались вокруг костра.
Жак садился рядом с женой. Когда до него доходила очередь, он подробно описывал увиденное во сне.
Так, он рассказал о своем первом сне, в котором научился летать, словно летучая мышь. Рассказал и о
том, как открыл для себя ноосферу – облако, сформированное из человеческих снов, – и признался, что
видел издали «странствующие души», но не захотел к ним приблизиться.
Пока он говорил, Шамбайя кивала в знак ободрения. Затем она сказала, что ей снилось, как она
занимается любовью с мужем, и Жак был вынужден признать, что воображение Шамбайи во многом
превосходит его собственное.
Поочередно рассказывая о своих сновидениях, соплеменники обменивались подарками – ценность
подарков (это могла быть песня, или танец, или какой-нибудь предмет) зависела от поступков,
совершенных во сне. Обсуждение снов продолжалось до девяти часов утра.
Затем все жители деревни приступали к своим делам. Женщины занимались детьми и приготовлением
обеда, а мужчины охотились или занимались укреплением забора вокруг деревни.
Фрэнки Шаррас установил в Пулау Сенои эффективную компьютерную систему. Представители
Sereiniti пообещали в самое ближайшее время оказать им еще большую поддержку.
Жак объяснил Шуки, как пользоваться компьютером. Молодой человек сначала проявил большой
интерес к фотографиям природы разных уголков планеты (особенно его поразили заснеженные
просторы Финляндии, Сибири и Канады), а потом увлекся компьютерными играми, отдавая
предпочтение «стрелялкам».
– Наверняка эти игры разработал человек, знакомый с осознанными сновидениями, ведь, играя, нужно
держать обе руки вытянутыми вперед, как во время наших инициаций! – воодушевленно заметил он.
– Думаю, это чистая случайность, – сказал Жак, остудив его пыл.
– Как бы там ни было, я эти игры просто обожаю! – признался Шуки. – В ваших виртуальных мирах я
обнаруживаю продолжение наших онейрических миров.
Шамбайя продолжила обучать Жака. По ее мнению, Жаку стоило проявлять большее внимания к
происходящему в реальности: подмечать образы, звуки и даже запахи.
– Это в чем-то схоже с цифровыми фотоаппаратами. Тебе нужно увеличить четкость изображений. Ты
был в низком разрешении, а теперь должен перейти к снам в высоком разрешении, с экраном
шестнадцать на девять.
Проходили дни, Жак все более привыкал к новой жизни.
Шамбайя хотела сделать из мужа превосходного онейронавта. И она хотела, чтобы он преодолел давний
страх воды, но у него никак не получалось переступить через себя.
Постепенно начинающий онейронавт становился все опытнее. Он с легкостью совершал полеты. И с
каждым разом все увереннее чувствовал себя в ноосфере.
Как-то ночью он решился заговорить со странствующей душой, порхавшей между поверхностью земли
и миром снов. Не зная, как обратиться, он выпалил:
– Гм… здрасьте.
Мужчина недоверчиво взглянул на него и продолжил свой путь. Жак понял, что должен покончить со
своей стеснительностью, если действительно желает сойтись с кем-то их этих строптивцев.
– Для того чтобы стать хала, или шаманом, как ты говоришь, нужно развить определенные способности,
и тогда духи подружатся с тобой, – сказала Шамбайя.
Да, ему определенно было еще в чем совершенствоваться!
Он старался увидеть во сне любовные сцены с Шамбайей, чтобы на следующий день описать их жене,
не прибегая к обману, который она немедленно чувствовала.
И вот наконец настал тот день, когда Шамбайя, выслушав его описание, согласилась заняться с ним
любовью по-настоящему.
К великому удивлению Жака, единение их тел обернулось долгой и замысловатой гимнастикой. Жена
прикасалась к самым неожиданным местам его тела: трогала ногу за коленом, макушку, проводила
рукой вдоль позвоночника. Она открыла ему новые, доселе неизвестные эрогенные зоны. Одно простое
прикосновение – и Жака пробивала дрожь. Теперь он был уверен, что до этого занимался любовью на
примитивном уровне, сосредоточивая внимание лишь на своем члене и на «классических» позах.
Приобретя мастерство в искусстве сна и секса, Жак, тем не менее, еще многое должен был узнать об
образе жизни сеноев. А также полностью преодолеть страх воды…
Шамбайя готова была помочь ему в этом. После нескольких сеансов гипноза он постепенно
освободился от внутренних блокировок. Почувствовав, что наступил подходящий момент, жена взяла
его за руку и повела к берегу. Они спустились по гибкой лестнице, которую смастерил Фрэнки, и
сделали несколько шагов в сторону моря.
– Я утону! – закричал Жак, войдя в воду по колено.
Он закрыл глаза, чтобы ощутить воду, как Шамбайя. Ухватился за сон.
– Мы будем продолжать до тех пор, пока ты не сможешь поплыть, – сказала Шамбайя.
Он погрузился в воду сначала по бедра, затем по талию.
Он вновь вспомнил поход с отцом в аквапарк и своих одноклассников, пытавшихся бросить его в
бассейн. Чтобы избавиться от тревоги, он сглотнул.
– Давай же, – нежно сказала Шамбайя.
– Но я уже не чувствую дна под ногами, – промямлил Жак. – То есть… почти не чувствую.
Его незрячая жена поплыла вперед, и он увидел, что ей грозит напороться на камни, точащие из воды.
Надо остановить ее… Жак стал отчаянно молотить руками и ногами, но нахлебался воды и закашлялся.
Его охватила паника.
И в этот момент он почувствовал, как за волосы его тянет рука – на помощь пришел Фрэнки,
наблюдавший за происходящим издалека.
– Между инвалидами должна быть взаимовыручка! – весело сказал Фрэнки. – Слепая, нарколептик и,
для полноты картины, одержимый фобиями!
Таким образом, при поддержке близких Жак в свои двадцать восемь лет сначала научился плавать по-
собачьи, затем по-индейски и, наконец, освоил брасс. И быстро стал делать успехи.
Ночью он видел нужные движения во сне, а днем применял их на практике. И вот настал момент, когда
ему удалось опустить голову под воду – великий момент победы над страхом! – и даже проплыть под
водой, нацепив очки для плавания, захваченные с корабля наемников.
Сотрудники Sereinitis все еще не приехали, и они опасались новой атаки со стороны Киамбанга. Сенаи
сменяли друг друга по ночам, стоя на страже.
Жак тоже нес караул. Он сидел у моря и любовался луной, выныривавшей из облаков.
Как же это здорово, что я могу увидеть, что происходит в реальном мире ночью, подумал он.
Светлячки в кустарнике. Светящиеся водоросли в море…
Единственное, о чем он сожалел, так это о том, что на Пулау Сенои отсутствовал пляж, подобный тому,
что был на его острове Розового песка.
Не может же быть все идеальным!
Потом Жак прошелся по деревне. Из хижин доносился храп. Он свернул к своей хижине, чтобы
взглянуть на спящую Шамбайю, и она показалась ему необыкновенно красивой.
Его мучила резь в глазах, он чувствовал, что устал, и вспомнил о болезни Фрэнки.
Вновь показалась луна. Вдалеке, словно приветствуя его, выпрыгнул из воды дельфин.
Вот где находится настоящий рай, но придется сражаться, чтобы его защитить, подумал Жак.
Он улыбнулся, зевнул и, больше не в силах сопротивляться сну, выпустил из рук сарбакан.
54
– Тревога! Тревога!
На сей раз его разбудил не крик петуха, а звон колокола, который установил Фрэнки, чтобы
предупредить жителей деревни в случае опасности. Все мужчины повыбегали из своих домов,
размахивая сарбаканами. Фрэнки стоял на мысе и смотрел на приближавшийся к острову корабль. Было
семь часов утра.
– Все по местам! – скомандовал он.
Ловушки тут же были проверены, несколько ружей, забранных с корабля наемников, розданы, и каждый
занял заранее определенную оборонительную позицию.
Фрэнки продолжал всматриваться в бинокль.
– Неужто это Киамбанг с новой командой наемников? – спросил Жак.
Фрэнки сплюнул на землю, перед тем как ответить.
– Во всяком случае, это не случайно сбившееся с курса судно, так как оно движется строго в
направлении острова. Судя по размерам, думаю, на борту могут находиться около двадцати человек.
Если у них есть винтовки, нам придется туго.
Корабль дважды обошел остров и, отыскав наконец пригодную для швартовки бухту, бросил якорь.
Прибывшие на нем начали взбираться по скалам.
– Я пошел на разведку, – сказал Фрэнки.
– Я с тобой, – заявил Жак.
Захватив с собой ружья, друзья отправились навстречу судьбе.
Спустя несколько минут они оказались перед группой из пяти человек, возглавлял которую высокий
лысый мужчина в больших солнечных очках. У него не было оружия, и он направился к ним быстрым
шагом.
– Стойте! – приказал Фрэнки. – Кто вы?
– Сильвен Ордюро. Мы из компании Sereinitis.
Мужчина говорил с сильным квебекским акцентом, но Фрэнки это не убедило, и он держал ружье
наизготовку.
– Почему нас никто не известил о вашем приезде?
– Мы решили сделать вам сюрприз.
Фрэнки оглядел своего собеседника, опустил ружье и протянул руку:
– Фрэнки Шаррас – управляющий, Жак Кляйн – владелец острова. Пожалуйста, в следующий раз
предупреждайте нас заранее, а то тут были проблемы с… пиратами.
– Прошу прощения, – сказал Сильвен Ордюро. – Мы приехали издалека и не в курсе того, что здесь
происходит. Я руководитель поисково-разведочной группы. Моя задача – все подготовить, чтобы
проектировщики и строители смогли приступить к работе.
Иностранцев проводили в деревню, по пути Фрэнки показал им места, где были расставлены ловушки,
объяснил, с какой целью они сделаны, и попросил туда не ходить.
Не сказать чтобы встреча была приветливой. Все мужское население деревни держало в руках
сарбаканы, дети прятались за родителей. Фрэнки громко сказал, что новоприбывшие не представляют
опасности, что это друзья. Шуки перевел его слова и успокоил соплеменников. Шамбайя попросила
разрешения прикоснуться к лицам незнакомцев. Она долго не отнимала рук от совершенно гладкой
головы Сильвена Ордюро, а затем пошутила, что кожа его головы сродни коже на ягодицах.
Сильвена это не смутило и не рассердило.
– В научно-исследовательском отделе компании нам сказали, чтобы мы незамедлительно приступили к
работе: таково было ваше пожелание, – спокойно произнес он. – Мы с коллегами немедленно начнем
изучать топографию острова. Мы также планируем осмотреть знаменитую Синюю дыру. Не
сомневаюсь, что она привлечет сюда любителей подводного плавания. Пообедаем мы на корабле, а
вечером установим временное жилье для охранников.
Жак открывал для себя Пулау Сенои вместе с гостями. Оказывается, он совсем не знал остров.
Мужчины исследовали почву, делали замеры, фотографировали местность, снимали на видео. Особый
интерес у них вызвали небольшой холм, расположенный в центре острова, а также речка и озеро. При
помощи сонара они изучили также подводный рельеф.
Сильвен натянул на себя гидрокостюм.
– Хотите пойти со мной? – спросил он Жака и Фрэнки.
– Я бы с удовольствием, но, к сожалению, могу заснуть под водой, – вздохнул Фрэнки.
– А я бы не отказался, – сказал Жак. – Но должен вас предупредить: плавать я научился совсем недавно.
И еще, у меня к вам глупый вопрос: как вы собираетесь защищаться от акул?
Сильвен Ордюро рассмеялся:
– Вы боитесь акул?
– Просто я знаю, что они водятся в этих краях.
– Великолепно! Для защиты от акул у нас есть… дельфины. Уверяю вас, если в окрестностях водятся
дельфины, а именно так и есть, то никаких акул здесь быть не может. Эти виды несовместимы.
Сомнения Жака не были развеяны до конца, но, повторяя себе, что следующим этапом в борьбе с
боязнью воды должно стать погружение на большую глубину с кислородным баллоном, он приступил к
сборам: изотермический комбинезон, баллон, утяжеляющий пояс, маска, ласты.
По сигналу они с Сильвеном опрокинулись спиной в воду с борта шлюпки.
Погрузившись на несколько метров, аквалангисты разглядели в бирюзовой толще воды окружность
иного цвета и поплыли к ней. Сильвен Ордюро осветил фонарем ровные стенки природного бассейна:
– Вы слышите меня, мсье Кляйн?
– Да, отлично слышу, – ответил Жак в микрофон маски.
– Красиво, правда?
– Просто великолепно, я не ожидал такого.
Они начали опускаться в Синюю дыру.
– Во времена последнего Ледникового периода здесь, вероятно, была суша. Под воздействием воды
произошла эрозия пород, в результате которой образовалось подобие кислотного озера. Когда уровень
моря повысился, пресная вода была замещена морской, – объяснил Сильвен, который по образованию
был геологом.
– По-видимому, это дыра очень глубокая.
– В настоящее время самая глубокая из известных нам дыр – Голубая дыра Дина на Багамских островах.
Ее диаметр составляет двадцать пять метров, а глубина – двести метров. Другие дыры были
обнаружены в районе Карибских островов и около некоторых атоллов в Тихом океане. Еще одна,
насколько я помню, в Красном море.
– А почему здесь не видно ни рыб, ни кораллов?
– Вода здесь плохо циркулирует, и рыбы туда не суются, потому что не смогут так легко выбраться. Зато
здесь полно бактерий, которыми обожают лакомиться дельфины. Они служат им… как бы сказать…
чем-то вроде забродившей жидкости…
– Алкоголя?
– Нет, не совсем. Насыщенная бактериями вода оказывает на них психотропное действие.
Они увидели пару белух. Китообразные смотрели на них недоверчиво, словно старички, недружелюбно
относящиеся к туристам. Держались они на расстоянии. Сильвен достал водонепроницаемую камеру и
начал снимать. Окончательно потеряв всякий интерес к людям, белухи глубже погрузились в Синюю
дыру. Вскоре их поведение стало игривым, наводя на мысль, что они находятся в состоянии опьянения.
– Они опустились еще глубже, потому что там еще больше бактерий?
– Думаю, да. Считайте, мы находимся в баре для дельфинов.
Белухи тем временем на их глазах устроили любовные игры.
– О, да это не только бар, но и бордель, – засмеялся квебекец, не переставая снимать происходящее на
камеру.
Вскоре Жак и Сильвен поднялись на корабль, где их ждала команда. Они показали только что отснятые
кадры.
– Синяя дыра и правда имеет особый цвет, отличающийся от цвета окружающей воды, – сказал кто-то.
– Берлинская лазурь? – предположил Фрэнки.
– Существует много оттенков синего, но этот – совершенно особый, – сказал Сильвен.
Он отыскал в своем смартфоне нечто вроде каталога тонов и оттенков.
– Я так и думал, это синий цвет Кляйна.
– Звучит, как моя фамилия, – заметил Жак.
– Да? Вы приходитесь этому художнику родней?
– Не уверен. На свете много Кляйнов.
Сильвен снова покопался в смартфоне и зачитал им короткую справку:
– «Французский художник Ив Кляйн родился в Ницце в 1928 году, а умер в 1962-м. Все его полотна
были созданы в одном цвете, который он разработал и опробовал на разных материалах. Этот цвет
называют “синий цвет Кляйна”».
– Мне приятно, что моя фамилия ассоциируется с открытием в области искусства.
– Посмотрите в Интернете его картины, и вы поймете, как много художник может извлечь из
досконально исследованного им цвета.
– А можно прямо сейчас взглянуть?
Сильвен Ордюро протянул Жаку смартфон, и тот убедился, что цвет на полотнах Кляйна в точности
совпадает с цветом морской дыры, где они только что побывали. Потом Жак изучил фотографию Ива
Кляйна, но не обнаружил с ним внешнего сходства.
На палубу вынесли пиво. Жак и Фрэнки с удовольствием смаковали пенный напиток, сладко-горький
вкус которого уже подзабыли.
– А почему дельфины приплывают в Синюю дыру парами?
– Может, у них, как и у нас, больше шансов соблазнить самку, когда она пьяна.
Все дружно рассмеялись. С борта было видно, как к Синей дыре приближаются три пары дельфинов.
Млекопитающие резвились, играя друг с другом.
– А как дельфины спят? – снова спросил Жак.
– О, это одна из загадок природы. Долгое время считалось, что они не спят вовсе.
– Да? А я думал, что все живое спит в той или иной форме, даже растения.
– Если бы дельфины перестали двигаться под водой, время от времени выныривая на поверхность, то
они бы задохнулись. Ведь они – китообразные, то есть относятся к отряду млекопитающих, которые, как
и мы, дышат воздухом. Но если они заснут на поверхности воды, солнце иссушит их кожу,
спровоцировав сильнейшие ожоги. Наконец, дельфины не настолько велики, чтобы не дышать больше
двадцати минут, в отличие от китов.
– Так как же они выходят из положения?
– Дело в том, что полушария их мозга спят по очереди. Как только отдохнет одно, засыпает другое.
Соответственно, дельфины могут плавать, не останавливаясь.
– Значит, они спят… наполовину?
Сильвен широко улыбнулся:
– Скорее, они все время спят. Это животное пребывает наполовину в реальном мире, наполовину – в
мире снов.
– Должно быть, в их головах царит полная сумятица, ведь можно сказать, что там у них установлен
экран, на котором демонстрируются одновременно два фильма: реалистический и фантастический, –
сказал Фрэнки.
Выходит, они беспрестанно подключены к ноосфере дельфинов, подумал Жак.
Пары дельфинов по очереди погружались в Синюю дыру.
– Как я понимаю, туземцы вас обучают осознанным сновидениям? – спросил Сильвен и налил новым
знакомым еще по бокальчику пива. – Меня это очень интересует. Одно время я занимался медитацией с
учителем-буддистом, который был увлечен темой снов. Можно сказать, что я тоже практиковал
осознанные сновидения, но скорее на любительском уровне. Мой учитель говорил, что осознанные
сновидения в гораздо большей степени, чем медитация, освобождают разум, поскольку позволяют
полностью отрешиться от тела. Ведь сидя в позе, мы, сами того не замечая, не перестаем думать о своих
суставах, мышцах и дыхании и поэтому не можем полностью отстраниться.
– Я никогда не задумывался об этом, – сказал Жак.
– Мой учитель часто говорил, что смысл сна наяву состоит в подготовке к финальному взлету в вечность
и что смерть в осознанном состоянии – это великое благо.
– А разве можно умереть по-другому? – удивился Фрэнки.
– За несколько секунд до смерти и в те несколько секунд, которые она длится, можно оказаться в таком
водовороте мыслей, страхов, угрызений совести, раскаяния, волнений, связанных с этим мгновением,
что… можно не осознать, что ты умираешь.
– Какая странная мысль – научиться видеть сны, чтобы не перепутать смерть со сном! – воскликнул
Жак.
– Кажется, умереть легко, но это настолько мощный опыт, что можно и вправду его не заметить, – сказал
Сильвен неожиданно серьезно. – Словно бы мы катались на американских горках с закрытыми глазами,
и вдруг все остановилось. В буддизме считается, что некоторые люди умирают, не заметив этого.
– Это объясняет понятие духов у сеноев. Они называют их Мара и Гуник, то есть духи дикие, злые и
духи прирученные, – вмешался Жак. – Когда духи были людьми, стоящими на пороге смерти, они не
поняли различия между жизнью и смертью!
– Мой учитель рассказывал, что однажды столкнулся с духом, который не понимал, почему коллеги не
здороваются с ним, когда он приходит на работу. Учителю с трудом удалось убедить его, что он мертв.
Постепенно тот смирился с тем, что стал…
– Мара? – предположил Жак.
– Странствующим духом. И он продолжил обитать в том месте, где жил.
– А, понятно, призраком, – резюмировал Фрэнки.
Команда стала выгружать материалы для постройки временных жилищ на острове.
– У вас ведь были сложности с наемниками? – еще раз уточнил квебекец.
– Да, и поэтому нам необходимо, чтобы вы как можно скорее распространили информацию о вашей
деятельности здесь, сделав ее официальной и общедоступной. Нам также потребуется помощь ваших
охранников в защите Пулау Сеноу.
– Все предусмотрено, не волнуйтесь, – сказал Сильвен Ордюро и подал знак коллеге, чтобы тот принес
им обед.
Гамбургеры с картофелем фри… Хлеб показался Жаку безвкусным, мясо – пластмассовым, корнишон –
кислым, а жареная картошка походила на маслянистую резину. Он выплюнул еду.
– Извините меня, но полагаю, что в силу употребления здоровой пищи мои вкусовые привычки здесь
изменились. Мне кажется, что на острове все вкусное, а на Западе едят полистирол, приправленный
соленым или сладким соусом, чтобы его проглотить.
– Я слышал, что туземцы употребляют в пищу змей, гусениц, пауков, обезьян и белок. Нет уж, лучше я
буду есть гамбургеры из полистирола. Что же касается системы питания в будущем отеле, то, полагаю,
мы остановимся на классическом меню.
После обеда Жак с Сильвеном снова совершили погружение и наткнулись на стаю серых длинноносых
дельфинов. Сильвену даже удалось погладить одного из них. Но Жаку не повезло, и он понял почему.
Его окружил косяк сардин, на которых охотились дельфины. Ему показалось, что дельфины грозят ему
своими рострумами. Потом сардины окружили и Сильвена.
– Дельфины не ищут нашей симпатии, – догадался Жак. – Они хотят дать нам понять, что мы мешаем
им охотиться на сардин. Пришли и ходим здесь по их столу.
Сильвен засмеялся, и оба решили покинуть «банкет».
– Добро пожаловать в подлинную жизнь дельфинов, далекую от выдумок.
Вернувшись вечером в деревню, Жак застал сеноев за ужином и поведал им о своей морской прогулке.
Рассказ Жака о Сильвене Ордюро заинтересовал Шамбайю, и она засыпала его вопросами.
– Он и его люди защитят нас от малайцев?
– Да. И они привезут сюда других людей, но не так много.
– Нам нужно будет привыкнуть к их присутствию, и это должно происходить постепенно. Я знаю, Шуки
воодушевлен, он постоянно мне рассказывает об Интернете и о том, что он увидел в «большом реальном
мире, окружающем нас», но…
– Да, я согласен с тобой, что нельзя допускать резкого перехода.
– Хорошо, что ты меня понимаешь, – кивнула Шамбайя. – Все нужно делать поэтапно. Смотри, сначала
мы долго занимались любовью в наших снах, прежде чем это случилось наяву.
– Верно, это только усилило желание… а потом и удовольствие.
– Но в данном случае речь идет о другом. Если мы слишком быстро подружимся с этими людьми, мы
сможем причинить друг другу зло, сами того не желая. Незнание нашего душевного устройства может
повлечь за собой психологические травмы, да мало ли что еще…
– Но есть и другая сторона медали. У нас говорят: «Тот, кто не уважает время, не сможет противостоять
ему».
– Нельзя, чтобы мои братья и сестры впали в исступление от познания нового мира. Я рассчитываю,
Жак, на твою помощь в том, чтобы слияние между нашими мирами происходило постепенно.
Он с удовольствием поужинал у костра и даже съел дуриан на десерт (все-таки они отменные на вкус!).
А потом занимался любовью с Шамбайей в течение часа, и это тоже было прекрасно. Наконец, после
насыщенного, богатого события дня, он уснул.
55
Они плавали рука обо руку, их тела соприкасались.
Они были текучими, стремительными и гибкими.
Они кружились в водовороте синего цвета Кляйна.
Затем они вынырнули из воды и улетели.
Раскинув руки, они парили над лесом, а потом целовались в птичьих гнездах, полных перьев.
Они прыгали с ветки на ветку, цепляясь за лианы.
Они отыскивали крупные гнезда, устланные красными цветочными лепестками.
Они погружались в изумрудно-зеленые озера, в прозрачные реки, в потоки бурлящих вод.
Их тела обсыпали облака пыльцы.
Набравшись сил, они взмыли ввысь и теперь парили над миром.
Наконец, они расстались…
Жаку приснилось, что он снова находится в ноосфере: бродит по белоснежной плите, сотканной из
человеческих лиц. Как и в прошлый раз, он заметил белые кустики, произраставшие на лбах; листья
кустиков – мысли и сны.
Он видел сон Сильвена; Сильвен сооружал отель с прозрачным сводом на дне Синей дыры, чтобы все
желающие могли наблюдать за брачными играми дельфинов. Он подумал, что нужно будет объяснить
ему, что это неудачная идея.
Затем он нанес визит духам и даже осмелился обратиться к одному из них:
– Простите, вы часто здесь бываете?
Духа – молодую длинноволосую женщину – позабавило, что к ней обратились в той же манере, как и в
реальном мире.
– Вы флиртуете со мной? – весело спросила она.
– Я просто попытался заговорить с вами. Каждый раз мне кажется, что духи избегают меня, потому что
я новичок.
– Может, и избегают, но не потому, что вы новичок, а потому, что вы живой, – ответила девушка. – Мы
здесь все нематериальны и бессмертны… вам, живым, даже во сне невозможно понять, каково это. А вы
для нас – несведущие в смерти… Так что ничего личного, не берите в голову.
Девушка-дух исчезла.
Жак был доволен, что ему удалось поговорить с Мара, но он немного пожалел, что не смог превратить
Мара в Гуник, то есть в дружественно настроенную странствующую душу. А может, девушка была
дружественно настроена?
Он не успел решить для себя этот вопрос, так как был разбужен криком петуха, который, похоже, изо
всех сил старался взять си бемоль более высокой октавы.
Как и положено, Жак Кляйн помедлил открывать глаза, а открыв, взглянул на свою гипнограмму. На ней
отобразились долгие погружения в парадоксальный сон.
Неужели мои занятия подводным плаванием помогли качественно улучшить и увеличить по времени
лучший из снов?
Поцеловав еще спавшую Шамбайю, он начал делать записи в своем журнале сновидений.
Возможно ли, что встреча с дельфинами высвободила во мне нечто такое, что позволило мне
познакомиться со странствующими духами?
Жак захлопнул блокнот и подумал, что с тех пор, как он стал обучаться практике осознанных
сновидений, он ни разу не предпринимал попыток вернуться во сне на остров Розового песка, чтобы
встретиться с «будущим собой».
Проснулась Шамбайя и прошептала ему на ухо:
– Ты из тех, на кого посещение облака духов производит большое впечатление, ведь так?
– Ты имеешь в виду ноосферу? Да, все же удивительно, что можно приблизиться к коллективному
бессознательному.
– Облако духов всегда впечатляет тех, кто впервые его видит. Однако не стоит слишком долго созерцать
его, это может причинить тебе вред.
– Все равно я вернусь туда.
– Неужели тебе так нравится рассматривать мысли и сны других людей? – Шамбайя нежно провела
ладонью по его лицу.
– По-моему, это полезно. Ведь именно там, в ноосфере, были изобретены огонь, земледелие, ткачество и
колесо, – напомнил он.
– Да, и с тех пор ваша цивилизация ушла далеко вперед. У вас появились поезда, самолеты, подводные
лодки, ракеты…
– Откуда тебе все это известно, ты же никогда не путешествовала?
– Не забывай, что в нашей деревне теперь есть компьютеры. Ты очарован облаком духов, а я –
Интернетом. Шуки помогает мне бродить по нему. Я изучила историю человечества, географию и еще
много всего другого.
– Но ты же незрячая!
– Зато у меня хороший слух. Кроме того, Шуки удается во всех подробностях описывать мне все, что он
видит на экране. Мне этого достаточно. А остальное… я вижу во сне.
– И ты изучила все это так быстро?
– Пока ты спишь, я подолгу слушаю документальные фильмы. В Сети столько информации. У меня
просто нет слов!
Жак раздвинул шторы, и солнечный свет хлынул в комнату. Шамбайя улыбнулась, услышав крики птиц,
визг обезьян, жужжание насекомых и звуки просыпающейся деревни.
Освежившись водой, они оделись и присоединились к остальным жителям деревни, которые уже
расселись вокруг очага. Как только началось обсуждение снов, Жак вдруг заметил, что стал понимать
фразы на сенойском языке, пусть и весьма приблизительно.
Когда до него дошла очередь рассказывать о своем сне, он вставил несколько сенойских слов, чем
вызвал всеобщую симпатию.
Жак объяснил, что его сон связан с подводным плаванием, которым он занимался накануне, и все с
интересом слушали описание его погружения в Синюю дыру, из-за которой они чуть было не исчезли.
Когда слово предоставили Фрэнки Шаррасу, он также почувствовал необходимость сказать несколько
слов по-сенойски.
Благодаря жене он также открыл для себя ноосферу – «облако душ всех спящих людей мира» – и сказал,
что, кажется, видел события, которые вскоре произойдут в мире.
Потом Фрэнки повернулся к Жаку:
– Теперь я убежден в том, что Нострадамус, как и другие прорицатели, в действительности обладал
лишь одним талантом – подключаться во сне к ноосфере, чтобы получать оттуда картины будущего.
– А твои приступы нарколепсии?
– Мугита считает, что это не недостаток, а достоинство. Она попросила меня внутренне принять это,
вместо того чтобы стараться избавиться. Она говорит, что нужно подружиться со своей проблемой, а не
устранять ее. Поэтому я пытаюсь приручить мое нарколептическое чудовище и использую его для
вызывания видений, которые меня развлекают.
Часом позже к ним присоединился Сильвен Ордюро, который тоже хотел бы участвовать в утренних
собраниях, но признался, что ему никогда не удается запомнить сны, что удивило туземцев.
– Как, ни единого сна? – взволнованно спросила Шамбайя.
– Ни единого. Вероятно, я «несновидец», такое бывает?
Ему ответил Жак:
– С медицинской точки зрения – нет. Может быть, вы забываете свои сны, но невозможно, чтобы они
вам совсем не снились, иначе бы вы, по крайней мере в теории, полностью лишились рассудка.
Он внимательнее посмотрел на квебекца, пытаясь отыскать в его взгляде хотя бы намек на психическое
расстройство, но ничего такого не обнаружил.
Остаток утра они посвятили поискам наилучшего места для строительства отеля Sereinitis.
В полдень Жак пообедал с женой. Они поднялись на скалу и ели кокосы, глядя на море.
– Я хотел побыть с тобой наедине, – сказал Жак. – Коллектив – это хорошо, но мне часто не хватает
беседы с глазу на глаз.
– Я знаю, о чем ты хочешь меня спросить, – сказала Шамбайя с набитым ртом. – Способна ли я видеть
будущее, да? Твоя мама учила меня читать будущее по линиям руки, но я такой же предсказатель, как
ты.
– Ты слепа от рождения?
– Одно время малайцы пытались уничтожить нас, отравляя инсектицидами источники воды, из которых
мы пили. Моя мама была на третьем месяце беременности. В ее организм попали токсические вещества,
что повлекло сбой в формировании моих глаз. Я родилась с этим физическим недостатком.
Она сжала его руку.
– Что же ты видишь в своих снах… или они состоят лишь из звуков и запахов? – спросил Жак.
– В них присутствуют некоторые образы, но они являются порождением моего собственного
представления о мире. То есть, прикасаясь к твоему лицу, в уме я могу создать твой объемный образ.
Шуки сказал мне, что у тебя светло-розовая кожа и темные волосы.
– А цвета ты тоже воображаешь?
– Да, внутри себя я рисую картины, основываясь на первичных цветах. Слова «темный» и «светлый»
позволяют мне уточнять оттенки. От Сильвена я узнала, что твоя фамилия совпадает с названием
редкого цвета – знал бы ты, как сильно я сожалею, что не могу увидеть этот синий цвет Кляйна!
– Если я произнесу слово «солнце», что ты увидишь?
– Мне известно, что это нечто круглое, при взгляде на которое виден яркий свет.
– А «фрукт»?
– Дело в том, что я воссоздаю картину мира, основываясь на рассказах о нем, на запахах и звуках, и я
истолковываю все по-своему. Фрукт – это вкусно.
– Значит, у тебя есть собственная интерпретация всего на свете?
– А разве у тебя по-другому? Не ты ли произнес однажды фразу: «Реальность – это то, что продолжает
существовать даже после того, как в нее перестают верить»? Можно ли точнее выразить суть этого
высказывания?
– Все субъективно.
– Все мы страдаем слепотой в большей или меньшей степени. Одни знают об этом, другие утверждают
обратное. Но все это – лишь интерпретация более-менее искаженных сигналов, посылаемых нам
органами чувств. Только во сне существует полное соответствие между тем, кем мы являемся, и тем, кем
себя ощущаем. Мои сновидения намного красочнее сновидений зрячих людей как раз потому, что на них
не оказывает влияния реальность. Они – плод чистой субъективности. Я постоянно заново придумываю
окружающий мир.
Жак окинул взглядом фантастическую панораму, простиравшуюся перед ним, но не осмелился
заговорить о ней. Он смотрел на сияющий океан, на подгоняемые ветром облака, на волны,
ударяющиеся о скалы у подножия.
– Наверняка существует общепризнанное место в реальном мире, которое не подпадает под
персональную субъективность, – сказал он.
– Ты так думаешь? А мне кажется, что у каждого из нас своя реальность. У сеноев есть притча на эту
тему. Трое слепых стояли перед слоном. Первый потрогал его за хобот, второй – за ногу, а третий – за
хвост. Когда они вернулись в деревню, их спросили, каков из себя слон. Тогда первый сказал, что он
длинный и гибкий, словно змея; второй – что он толстый и цилиндрической формы, как ствол дерева; а
третий – что он длинный и тонкий, словно цветок. И каждый был уверен, что сказал правду. Ты
согласен, что никто из них не солгал?
– Да.
– Каждый из них изложил «свою правду», и все они выразили «их правду», однако это не одно и то же.
– Но зрячие видят слона целиком, подлинного слона, такого, каким он является на самом деле.
– Ты уверен в этом? Попроси трех хорошо видящих людей дать тебе определение любви, и у каждого
оно будет свое. Один заговорит о сексе, второй – о чувствах, третий – о любви к родителям, к отечеству
или к своей собаке. Для меня, любовь – это нечто с трудом поддающееся описанию, как слон у трех
слепых.
– Наверняка существует непреложный мир.
– Да, мир снов.
Разговор взволновал Жака. Шамбайя же, наоборот, выглядела очень довольной от того, что открывала
этому европейцу то, что для нее было очевидным.
– У нас есть поговорка: «Среди слепых и кривой король», – настаивал Жак.
– Это глупая и лживая поговорка. Я думаю, что среди слепых и кривой предпочел бы расстаться со
своим единственным здоровым глазом, чтобы снискать расположение окружающих.
Ему невольно подумалось, что она ошибается, но он не решился сказать ей об этом.
– Мне уже как-то снилась страна слепых, в который оказался ты, – продолжила она. – Ты пытался
убедить меня, что находишься в более выгодном положении, а я пыталась объяснить тебе, что если бы
ты ослеп, то смог бы ощутить вещи, которые сейчас твое зрительное чувство делает для тебя
незримыми.
Этот разговор заставил Жака осознать важность философского опыта, который он обрел, живя среди
сеноев. Он решил приступить к написанию «Учебника по осознанным сновидениям».
Через несколько дней учебник был готов. Главы из него он выложил в Интернет и снискал успех у
читателей, число которых увеличивалось день ото дня.
Сильвен Ордюро ежедневно после полудня плавал с дельфинами или занимался дайвингом в Синей
дыре в целях «разработки проекта духовного туризма», как он объяснил.
Как-то вечером, ложась спать, Жак сказал Шамбайе:
– Кажется, я счастлив. Я в раю. Моя жизнь обрела смысл. И я не хочу никуда уезжать отсюда.
– Вот видишь, – кивнула она, – постоянство не равняется деградации, оно просто означает, что нашлось
место, в котором комфортно, нашелся человек, с которым комфортно, и нашлось дело, в котором можно
самореализоваться. Так чего же еще желать?
56
Прошло девять месяцев.
Яйцо баклана треснуло. Обезьяна украла его. Обезьяну ужалила змея. В небе кричали насмешницы-
чайки.
Шамбайя родила сына. Ему дали имя Икар. Согласно традиции племени сновидцев, первые шесть
месяцев своей жизни он провел в полумраке, чтобы ночной мир стал для него более привычным, чем
дневной.
Спешно выстроенный отель Sereinitis был открыт без особых торжеств. В нем поселились первые
двенадцать клиентов, которые приехали в основном из Квебека и Калифорнии.
По утрам они занимались дайвингом с Сильвеном Ордюро, а во второй половине дня обучались
искусству осознанных сновидений. Занятия проводил Шуки, обожавший общаться с иностранцами.
Шамбайя дополнительно занималась с лучшими из учеников. Она была убеждена, что нужно помогать
хорошим стать отличными, а не терять попусту время с плохими.
Такой недемократичный подход, возможно, оправдывал себя: подопечные Властительницы сновидений
делали убедительные успехи.
Сенои очень быстро освоили английский – ничего удивительного: отличное владение техникой сна
позволяло им с легкостью запоминать иностранные языки.
Как-то ночью на остров обрушился тропический циклон. Ураганный ветер разрушил хижины. После
случившегося племя приняло предложение Сильвена Ордюро отстроить деревню заново из прочных
материалов, чтобы в будущем она смогла выдержать удары стихии. Строительство не заняло много
времени. Прежний облик деревни сохранился: дома на сваях располагались кольцом вокруг
глинобитной площадки, в центре которой был устроен очаг.
Добродушный Фрэнки стал своим для туземцев. Он написал блестящий репортаж о племени, который,
опять же благодаря Интернету, разошелся по всему миру. На остров приезжало телевидение (общий
сход решил, что вреда от этого не будет), и деревня сеноев стала знаменитой. Ею заинтересовались
официальные власти Малайзии. Министр туризма Хуссейн Разак, связавшись с Жаком, владельцем
острова, сообщил ему хорошую новость: Пулау Сенои будет занесен в список особых туристических
достопримечательностей.
Как только появилось официальное признание, Сильвен Ордюро решил сократить число охранников.
Отныне острову ничто не угрожало.
Год за годом Жак все больше привыкал к экзотическому миру, который разительно отличался от мира
западного, где он жил прежде. Он воспитывал сына, он с толком для себя проводил время, практикуя
осознанные сновидения и совершенствуясь в технике сна. Ему нравилось, что лето длится здесь десять
месяцев. Его семейная жизнь складывалась счастливо, он пользовался уважением всех членов племени.
Жак чувствовал, что находится на своем месте в пространстве и времени, и это дарило ему то, к чему
стремятся все люди, – внутреннюю гармонию.
57
Прошло четыре, пять, десять, шестнадцать лет.
Икар превратился в спортивного и любознательного подростка.
Жак Кляйн позабыл трагические обстоятельства, приведшие его на Пулау.
Как-то вечером, в приступе ностальгии, он решил впервые за долгое время вернуться в свое сновидение
на остров Розового песка.
Оказавшись в стадии парадоксального сна, Жак визуализировал остров. Он был пустынен. Жак шел
вдоль берега, вспоминая о пережитом здесь. Кресло-качалка было на месте, но пустое.
Он дотронулся до кресла, которое начало со скрипом раскачиваться взад-вперед, сел в него и закрыл
глаза.
– Я был уверен, что ты все-таки вернешься, – раздался голос за его спиной.
Жак обернулся и увидел постаревшего себя. Если в предыдущую их встречу мужчина был лишь слегка
поседевшим, то теперь он стал полностью седым, а кожа покрылась морщинами. Жак осознал, что и он
– реальный он – испытал на себе воздействие времени.
Его двойник, как обычно, был одет в гавайскую рубашку, шорты и вьетнамки, и он по-прежнему держал
в руке бокал с пина-коладой.
– Рад вновь видеть вас, Ж.К.48, – сказал Жак.
– Так дело не пойдет! Теперь ты сорокалетний мужчина, Ж.К.44. А я, как видишь, еще сильнее
состарился, поэтому можешь именовать меня Ж.К.64.
– Приятно узнать, что я доживу до этого возраста и стану похожим на вас.
– Не будь так уверен в этом. Не забывай про свободную волю, которая все усложняет. К примеру, ты
можешь покончить жизнь самоубийством. Ничто во Вселенной тебе в этом не сможет
воспрепятствовать, и тогда я перестану существовать.
– Да, я в курсе ваших историй о временных парадоксах.
Жак знаком попросил мужчину сесть в соседнее кресло-качалку, только что возникшее из ниоткуда.
– Ж.К.64, что же на этот раз со мной произойдет?
– Ты действительно хочешь это знать?
– Не уверен. Мне нравится моя сегодняшняя жизнь.
– Наконец-то ты стал честен с самим собой. Шамбайя знает все о жизни, разуме, Вселенной… но только
не о современном западном обществе и Интернете – электронном облаке, искусственном порождении
этого общества. Интернет – это невиданная доселе общемировая память. Именно ты познакомил с ней
Шамбайю, как она в свое время открыла тебе доступ в ноосферу. Вы составляете идеальную пару,
потому что вы «космические половинки». Сколько человек могут охватить такой широкий пласт
сознания?
Оба Жака Кляйна покачивались в своих креслах-качалках, и впервые тот из них, что был моложе,
почувствовал себя по-настоящему непринужденно в компании старшего. Исчезли недоверие, излишняя
впечатлительность, отстраненность, покорность этому человеку, считающему себя им в будущем.
– Ж.К.64, чем вы занимаетесь в остальное время, когда не снитесь мне?
– Я веду жизнь шестидесятичетырехлетнего человека. Однажды ты узнаешь, что важен не возраст, а те
проекты, которые внутри нас. Вот что я наконец понял, и могу поделиться этим с тобой. Если в двадцать
четыре года ты только и мечтаешь, что о стабильной монотонной работе, которая обеспечит тебе
приличную пенсию, то ты уже старик. А если в шестьдесят четыре года ты беседуешь с человеком,
которым ты был в прошлом при посредничестве уникального устройства, то ты еще молод. В какой-то
степени именно из-за тебя, Жак, я остаюсь молод душой. Поэтому я вкладываю много сил в наши
беседы. Поэтому я… тебя люблю.
Жак с седеющими волосами пропустил мимо ушей последние слова Жака-старшего. Они пили свои
коктейли, смотря на негаснущий рассвет.
– Бывают моменты, когда у меня возникает желание остаться здесь навсегда, – сказал Ж.К.64.
– У меня тоже, но моя реальная жизнь немногим отличается от этого пейзажа. Единственное различие
между островом из моих снов и тем, на котором я живу, – отсутствие пляжа на последнем. Зато на Пулау
Сенои имеется Синяя дыра, где можно плавать с дельфинами.
Жак-старший улыбнулся, но чувствовалось, что он немного напряжен.
– Хм, хорошо, что мы встретились сегодня, Ж.К.44, в том числе, чтобы обсудить и это. Я… короче, ты
здесь оказался неслучайно. Именно я выступил инициатором нашей встречи.
– Почему?
– Ситуация вновь требует от тебя срочных действий. Тебе необходимо вернуться в Париж.
Ж.К.44 посмотрел на своего собеседника, затем расхохотался:
– Еще чего! Даже и во сне не будет такого!
– Я знаю, что тебе не хочется этого, но тем не менее ты должен это сделать, притом незамедлительно.
– Вы шутите?
– Разве я выгляжу недостаточно серьезным?
– Мне хорошо на острове. Там моя жизнь, моя семья, мой сын, мои друзья, мое счастье. Я больше не
способен выносить сумасшествие парижской жизни. Выхлопные газы, шум, нервозность, агрессивность
столичных жителей…
– Ну-ну-ну… Не помню, чтобы я был таким домоседом.
– Я не домосед, просто на мне лежит ответственность за семью. Я не собираюсь перевозить ее в этот
суматошный мир. На острове все наполнено красками и жизнью. А там все серое, тусклое, пасмурное и
потухшее.
– Ну-ну-ну…
– Меня раздражает это слово-паразит, которым я заражусь через двадцать лет. В вашем отношении ко
мне чувствуется какое-то высокомерие. Вы мне не отец. Кроме того, вы сами мне не раз говорили про
мою свободную волю.
– Однако согласись, что я всегда давал тебе хорошие советы. Так что послушай меня и на этот раз:
немедленно бросай все и поезжай в Париж.
– Именно вы заставили меня приехать в Малайзию! Теперь я знаю, что мое место здесь, это логическое
завершение моего пути. «Машина моего существования» обрела свое последнее парковочное место.
– Ну-ну-ну…
– Вы меня бесите. Почему я должен уехать немедленно?
– Потому что ты забыл о том, что обусловило все происходящее, то есть секретный проект мамы,
исследовавшей мир сна в поисках шестой стадии.
– Этот был проект мамы, но не мой.
– Поэтому она приехала сюда, и ты тоже.
– Из-за шестой стадии ее выставили из больницы, а потом она приехала сюда, на свою погибель. Поиски
принесли ей одни несчастья!
– Не будь этих исследований, сенои, в том числе Шамбайя и Шуки, были бы уничтожены или обращены
в рабство. Их культуре грозило бы полное забвение. Икар не появился бы не свет.
Ж.К.44 вскочил с кресла-качалки и начал упорствовать:
– Я не уеду с острова. Отель Sereinitis открыл свои двери. Я плаваю вместе с дельфинами, я преодолел
боязнь воды, я занимаюсь любовью с Шамбайей, я воспитываю Икара, я ем здоровую пищу, я хорошо
сплю, вижу замечательные сны, зачем мне…
– Зачем?.. Чтобы продвинулось вперед все человечество, а не только маленькое сообщество на острове,
затерянном в Индийском океане.
– На сей раз я отказываюсь вам повиноваться. Я более не нуждаюсь в вас. Благодарю вас за прошлое, но
что касается настоящего, то оно меня вполне устраивает. И потом, я знаю, почему вы хотите, чтобы я
вернулся. Ведь шестая стадия сна позволила создать «Атон»? Но «Атон» – это ваша игрушка, мсье
Ж.К.64, а не моя.
– Ж.К.44, это результат маминых исследований.
– Тогда это игрушка мамы, но она умерла. В любом случае, я не могу понять, по какой причине вы
ждали шестнадцать лет, чтобы сообщить мне, что действие телесериала возвращается в Париж…
– Тебе нужно было пожить какое-то время на острове, чтобы овладеть искусством сна и… подождать,
пока будут созданы новые технологии. В Париже наука достаточно продвинулась вперед для того, чтобы
изучение шестой стадии сна продолжилось, и ты тоже достаточно эволюционировал, чтобы стать
главным действующим лицом этого проекта.
– Вот только одна загвоздка: я не желаю больше в этом участвовать.
– Я помню, что творилось в моей голове, когда я был в твоем возрасте. Конечно, отчасти я был
бездельником и искателем наслаждений, но меня никогда не покидало желание открывать неизведанные
миры. Не забывай, что я и ты являемся ребенком мореплавателя и научного первопроходца.
– У вас найдутся более убедительные аргументы?
– Один, но зато какой! Мама.
– Ее нет в живых!
– Ты так думаешь?
– Что вы хотите сказать?
Жак Кляйн-старший был доволен эффектом, который произвела его короткая фраза на Жака Кляйна-
младшего. И коварно не стал отвечать на вопрос.
– Мама жива? Не может быть…
– Только ты можешь проверить, так ли это.
58
Возвращение в реальный мир давалось Жаку все труднее. Особенно когда он просыпался внезапно. И
это «внезапно» повторялось чаще и чаще. Он стал пренебрегать постепенным подъемом к
пробуждению, а почему – сам не знал.
Лежащая рядом Шамбайя еще спала. Икар находился в соседней комнате.
Жак посмотрел на свою гипнограмму.
Несомненно, мне удалось вернуться в мое прежнее сновидение, так что это не было иллюзией.
Будильник показывал пять часов утра. Он оделся и, взяв фонарь, направился к могиле матери. Ж.К.64
посеял в нем сомнения.
Он стал разгребать землю руками.
И обнаружил, что в могиле были только камни.
Жак вбежал в комнату и криком разбудил Шамбайю:
– Ты солгала мне! Мама не умерла, вы все обманули меня! Могила пуста!
Жена отыскала рукой его лицо и ласково погладила по щеке:
– Таково было ее желание.
– Чье желание? Какое?
– Твоя мама сама захотела инсценировать свою смерть. Помнишь, когда вы с Фрэнки появились на
острове, мы взяли вас в плен? Как только мама увидела тебя, она попросила нас держать вас связанными
до тех пор, пока она не сядет на корабль, который стоял в северной бухте.
– Она находилась рядом со мной?
– Да.
– Но почему она не захотела меня видеть? Скажи! Она исчезла из Парижа, мы не виделись год. Какая
мать может отказаться от встречи с собственным сыном?
– У нее… были на то причины. Мне всегда казалось, что некий злобный дух не дает ей покоя… какая-то
тайна, которую она хотела скрыть от тебя.
– Опять эти рассказы про Гуник?
– По-видимому, ее дух обладал большой силой.
– Куда и почему она уехала?
– Она… возвратилась в Париж, чтобы продолжить исследование шестой стадии сна. Произошло
событие, в котором она усмотрела некий знак. Она рассказала мне о нем. По вечерам она плавала, надев
гидрокостюм. Она изучала человеческие сны, но также и сны дельфинов. По ее словам, между ними
существует связь. Она говорила, что многое узнала от дельфинов о шестой стадии сна. Всего за
несколько дней до твоего появления она наблюдала, как дельфины играют с рыбой-шаром, и после этого
заявила, что наконец нашла то, чего ей недоставало для продолжения научных исследований.
– Когда это произошло?
– Я же сказала, за несколько дней до вашего с Фрэнки появления на острове. Она говорила, что ей бы
хотелось найти еще кое-что, но тут она увидела тебя. Несмотря на боль от предстоящей разлуки с тобой,
она решила уехать.
– Нет, не верю.
– Я все рассказала тебе, Жак.
– А что это за история с дельфинами и рыбой-шаром?
– Если я правильно помню… когда дельфины играли с рыбой-шаром, подбрасывая ее, та выпустила в
них ядовитую желчь, но они не только не погибли, но, наоборот, впали в экстатическое состояние.
– Экстатическое состояние?
– Твоя мама именно так и сказала.
Жак Кляйн не мог уловить связи.
Синяя дыра – одновременно и бар, и бордель, как выразился Сильвен. Дельфины там и пьянствуют, и
воспроизводятся. Рыба-шар для них как наркотик. Выходит, дельфины – млекопитающие, которые
постоянно спят и видят сны, – нуждаются в химическом средстве, чтобы проникнуть еще глубже…
–…в свое бессознательное, – сказал он вслух. – И маму это заинтересовало.
– Она говорила, что это и есть тот элемент, который поможет ей понять, как перейти в шестую стадию.
Жак занервничал. Он отстранил руку жены и уселся на кровать рядом с ней.
Неужели мама жива? Неужели она скрылась от меня, инсценировав собственную смерть, чтобы
продолжить свои исследования во Франции? В чем смысл истории про дельфинов, одурманенных
желчью рыбы-шара? И я узнаю обо всем лишь спустя шестнадцать лет, потому что мама попросила
Шамбайю не рассказывать мне об этом!
– Жак, умоляю, не сердись на меня.
– Ж.К.64 прав. Он всегда прав. Я должен прислушиваться к его словам, хотя он и действует мне на
нервы.
– Что это меняет?
– Это меняет все!
– Ты не можешь постоянно строить свою жизнь и принимать решения в зависимости от поведения твоей
мамы! Жак, здесь ты обрел свое подлинное место и подлинную семью. Ты говоришь на нашем языке,
даже дельфины привыкли к тебе.
– По-твоему, нормально, чтобы мать, любящая своего ребенка, исчезала, а затем, когда он наконец ее
нашел, снова пускалась в бега?
– Она привела тебя сюда. Мы соединили наши судьбы. Родился Икар. Все, что должно было произойти,
произошло благодаря ей.
Жак заходил взад-вперед по комнате, не в силах собраться с мыслями. Шамбайя приблизилась к нему и
поцеловала его:
– Я люблю тебя.
Он не ответил на поцелуй.
– Ж.К.64 прав. Смысл моей жизни состоит не в том, чтобы наслаждаться покоем, а в поиске шестой
стадии сна.
Разочарованная Шамбайя отступила на шаг.
– В будущем мне предстоит изобрести «Атон» – такое название получит онейрический лифт природного
происхождения, позволяющий вернуться в прошлое, но только во сне. Невозможно перемещаться во
времени в реальном мире, потому что материя не может преодолеть скорость света. Зато мир снов не
подчиняется физическим законам, и можно свободно перемещаться в снах своей юности!
– О чем ты говоришь?
– Это изобретение связано с открытием шестой стадии сна. Я должен найти эту стадию. Поиски этой
стадии привели маму сюда, а потом заставили ее вернуться в Париж. Раз я один из Кляйнов, то обязан
продолжить семейное дело. Мне необходимо отыскать ее.
– Останься, Жак! Твоя жизнь здесь!
– Какая жизнь? Стареть, есть кокосы, спать, разглагольствовать о своих снах? И это все, что ты мне
можешь предложить? За шестнадцать лет я испробовал все эти занятия.
– Обучать Икара!
– Икар должен продолжить образование на Западе, иначе его мир будет хоть и приятный, но все-таки
ограниченный.
– Жизнь здесь отлично налажена.
– Систему нужно покидать как раз тогда, когда она отлажена, а не тогда, когда она перестает работать.
– Твоя жизнь – на Пулау Сенои!
– Есть работа, которую я должен выполнить, но здесь это невозможно. В здешнем укладе жизни
доминирует правое полушарие, благодаря которому счастливы сновидцы, поэты, музыканты и
художники. Но у мозга два полушария, поэтому, чтобы двигаться вперед, я должен разбудить левое
полушарие – полушарие ученого, изобретателя, инженера. Того, кто опирается на материальное.
Развивать лишь половину своего мозга – это значит быть лишь наполовину тем, кем ты должен быть на
самом деле.
– В таком случае мы с Икаром поедем с тобой. Мы же семья, – твердо произнесла Шамбайя.
– А как же племя?
– Мой отец уже совсем стар, и он ничего не имеет против того, чтобы Фрэнки исполнял функции
старейшины деревни. Мугита стала специалистом в области сновидений. Сильвен отвечает за
безопасность. Они смогут нас заменить. Незаменимых не бывает.
– Ты хочешь поехать во Францию! Ты… Шамбайя?
– Я всегда мечтала там побывать. Эйфелева башня, Лувр, Триумфальная арка, Монмартр…
Он провел рукой у нее перед глазами:
– Но… ты же ничего не увидишь…
– Я смогу все ощутить благодаря запахам и звукам. И потом, ты мой муж, и мой долг следовать за тобой.
– Ты уверена, что хочешь поехать со мной?
– Я услышала твою мысль о половине мозга, которая отвечает за грезы, и другой, которая отвечает за
логические действия. Я тоже хочу развить оба полушария. Я хочу узнать твой мир, который держится на
материи, науке, технологиях. В любом случае, теперь я знаю, что до тех пор, пока ты не отыщешь мать и
не откроешь шестую стадию сна, ты не сможешь ощущать всю полноту жизни. И этот остров,
превращенный в рай вашими с мамой усилиями, вскоре станет для тебя адом нереализованных
возможностей.
Жак положил ладонь жены себе на лицо, чтобы показать ей, что он улыбается. Затем его лицо
напряглось.
– Тебя что-то печалит?
– Я не сразу подумал об этом, но… минуло шестнадцать лет и… кажется, дело срочное.
– Кажется?
– Мой собеседник из сновидения сказал мне, что нужно действовать очень быстро.
– У него всегда срочно, если верить твоим рассказам.
Шамбайя нежно помассировала лицо мужа, чтобы расслабить его.
– Жак, я так мечтала посетить твое племя и места твоего детства. Уверена, Париж – премилая деревня.
Часть третья. Искусный онейронавт
59
Аэропорт Руасси – Шарль де-Голль. Три часа утра.
Икар был крайне внимателен к малейшим деталям этого неведомого ему мира. Ночные огни, которые он
увидел из иллюминатора самолета, показались ему предвестниками невероятного мира.
Едва семейство уселось в такси, как Икар тут же принялся фотографировать машины, словно они были
дикими животными.
Шамбайя попросила Жака открыть окно и жадно втягивала в себя воздух. Казалось, асфальтовые
испарения, выхлопные газы и другие запахи города рассказывали ей о чем-то невероятно интересном.
Через полчаса такси остановилось у дома на Монмартре. Шофер помог им достать чемоданы из
багажника. Икар без устали фотографировал фасады домов и деревья, подсвеченные уличными
фонарями.
Шамбайя наступила на собачьи экскременты, и Жаку пришлось объяснить ей, что почва здесь ничего не
впитывает, а собаки испражняются где попало.
Икар заметил, что фекалии видны повсюду, что не соответствовало его представлениям о чистом
западном мире.
Жак с ностальгией смотрел на дом, в котором прошла его юность. Втиснувшись в лифт, семейство
поднялось на седьмой этаж.
Открыв дверь квартиры сохранившимся у него ключом, Жак удивился: в квартире не только
отсутствовала пыль, но еще и повсюду была разбросана женская одежда. Еще больше его поразило
наличие в шкафу мужских рубашек и костюма. О присутствии мужчины говорили и другие вещи.
– Что будем делать, папа? – вернул его в реальность Икар.
– Ставьте чемоданы и устраивайтесь. Я покажу вам комнаты.
На самом деле Жак был обеспокоен. Пепельница в гостиной была полна окурков. Постель в комнате его
матери разобрана и смята.
– Жак, все в порядке? – спросила Шамбайя.
На кухне Жак обнаружил остатки еды. Ему вспомнилась ночь, когда он застал мать, с которой случился
приступ сомнамбулизма, за приготовлением сэндвичей из DVD-дисков. Он уже не сомневался, совсем
недавно она была здесь.
И тут Жака осенило. Он вернулся назад в гостиную, где было приоткрыто окно, и увидел маму, идущую
по крыше. Совершенно голую. С вилкой в руке.
– Нееееет!
Он вспомнил о том, что лунатика нельзя будить. Но его мать на крыше подвергалась реальной
опасности.
Подошла Шамбайя. Икар, не теряя времени, приступил к фотосъемке.
– Это моя бабушка там, на крыше? – спросил он бодрым голосом.
– Что делать? – запаниковал Жак.
– На острове у нее тоже случались приступы. Я думала, ты в курсе.
– Она на высоте двадцати метров от земли! Что делать, Шамбайя? Помоги мне!
– У тебя нет выбора, ты должен туда пойти. На крышу.
Было около четырех часов утра. Жак сделал несколько глубоких вздохов, вылез в окно и начал
продвигаться к своей матери. Он старался не смотреть вниз, борясь с головокружением. Окна соседних
домов были темны, так что единственными свидетелями происходящего были птицы и кошки.
Вдруг он понял, почему его мать с такой настойчивостью стремилась открыть шестую стадию сна.
С ней все чаще стали случаться приступы, и она думала, что благодаря шестой стадии справится с
ними.
Каролина приближалась к краю, но Жак, к счастью, шел быстрее матери.
На секунду им овладело сомнение.
Часто ли она бывает в таком состоянии? Если да, то она может спокойно вернуться обратно, а мое
вмешательство способно навредить ей.
Ему не за что было схватиться, и он пожалел, что не слишком дружил со спортом все эти годы.
Оставалось сделать еще несколько шагов. Он заметил, что мама крепко сжимает вилку в руке.
Как она это называла? «Пищевая бессонница». Из-за нее-то мама и полнела. По ночам она пичкала
себя всем, что попадалось под руку.
Расстояние между ними постепенно сокращалось. Жак оглянулся и увидел, что Икар по-прежнему
снимает происходящее на камеру.
Дурачок… Нужно будет объяснить ему, что не следует щелкать все подряд.
Он был скован страхом, и этот страх был похлеще ночных кошмаров.
Мама, держись! Я уже рядом.
Сланцевая кровля тускло поблескивала в лунном свете, и достаточно было одной плохо закрепленной
плитки, чтобы его мать рухнула вниз.
Аккуратно ступая, Жак не торопился нагнать мать. Он не знал, что делать. Если мама не остановится, то
она дойдет до края крыши и сорвется вниз. А если он окликнет ее, она может вздрогнуть и потерять
равновесие.
Вдруг одна из плиток оторвалась, нога соскользнула, и Жак Кляйн покатился по наклонной крыше.
Не упал он только потому, что рефлекторно ухватился за водосточную трубу, и теперь его ноги
болтались в воздухе. Он попытался подтянуться, чтобы залезть обратно на крышу, но железо со
скрежетом гнулось под тяжестью его веса.
Он зажмурился.
Я сплю и сейчас проснусь.
Я хочу проснуться…
Я хочу проснуться!
Он прокусил язык до крови и открыл глаза.
Ничего не изменилось.
Его ноги все так же болтались, руки налились болью, водосточная труба продолжала кривиться, а его
мать, совершенно голая, приближалась к краю крыши, размахивая вилкой.
Я просто ненавижу реальность.
– Мама! – вырвалось у Жака.
Каролина Кляйн замерла. Ее зрачки сузились, она часто-часто заморгала, обернулась на голос,
позвавший ее, и увидела сына, цеплявшегося за согнутую водосточную трубу. В эту минуту она
осознала, что полностью обнажена и держит вилку в правой руке. Ее лицо исказилось, и она, потеряв
равновесие, стала медленно скользить вниз, не имея возможности за что-либо зацепиться.
О, нет! Только не это! Только не сейчас!
Казалось, этот кошмар никогда не кончится. В приступе ярости Жак сумел взобраться на крышу и в
последний момент перед падением ухватить мать за запястье:
– Мама!
– Жак!
– Мама, я спасу тебя!
Он попытался затащить ее наверх, но она была слишком тяжелой, кроме того, вспотевшая ладонь не
могла крепко удерживать ее руку.
– Мама!
Внезапно лицо Каролины Кляйн разгладилось – она обрела спокойствие, не соответствовавшее
ситуации.
– Теперь ты должен продолжить мое дело. Найти шестую стадию сна, – сказала она, глядя в глаза сыну.
– Нет, подожди, мама!
– Шестая стадия сна, Жак. Нужно найти шестую стадию сна.
Запястье выскользнуло, и Каролина Кляйн полетела вниз.
60
Наконец мужчина в голубом халате согласился ответить на его вопросы.
– Ваша мама жива. Падение смягчило дерево. К тому же избыточный вес немного смягчил удар. Но ей
все-таки семьдесят шесть лет… Кстати, избыточный вес является причиной проблем с сердцем.
– Я могу ее увидеть? – спросил Жак.
– Она еще не пришла в себя. Она в коме. Но вы можете пройти к ней.
Его мать неподвижно лежала в палате, опутанная датчиками.
Возможно, ее нынешнее состояние схоже с сонным параличом, в котором я находился? Может быть,
она все слышит и чувствует и только ее тело отказывается двигаться?
– Мама, мама, ты меня слышишь?
Никакого ответа, ни малейшего движения. Жак сжал ее ладонь.
Судя по энцефалограмме, активность мозга хотя и была низкой, но все-таки сохранялась.
– Я знаю, ты слышишь меня, мама. Я возьмусь за изучение шестой стадии сна, обещаю тебе.
Шамбайя с Икаром тоже пришли в палату. Икар, как обычно, снимал происходящее на смартфон.
Раздался стук в дверь. Вошел Эрик Джакометти, бывший начальник его матери.
– Убирайтесь отсюда! – сказал Жак, нахмурившись.
– Я ей еще понадоблюсь.
– Шутите? Вы же были ее злейшим врагом. Именно вы ее уволили. Если бы не вы, она бы не оказалась
здесь!
– Не следует судить поверхностно. Вот уже шестнадцать лет, как мы работаем вместе, – заявил ученый.
– Я вам не верю.
– Мы не только работаем вместе, мы с вашей мамой вместе живем.
Жак помотал головой, а Джакометти продолжил:
– То, что случилось после несчастного случая с Акилешем, не воспрепятствовало нашему примирению.
Да и вообще контакт между нами никогда не прерывался. Каролина продолжала общаться со мной по
спутниковому телефону со своего острова. Она сообщила мне о своем возвращении, и мы тут же вновь
принялись за работу. Мужские вещи, которые вы, по всей вероятности, обнаружили в квартире,
принадлежат мне. Она говорила: «Чтобы отношения в паре складывались хорошо, нужно видеться через
день». На работе мы встречались ежедневно, но спали вместе раз в две ночи. К сожалению, несчастный
случай произошел во время моего отсутствия. В прошлом такое уже случалось, но я всегда успевал
вовремя прийти ей на помощь. В последнее время у нее участились приступы, – вздохнул он. – Не так
давно была обнаружена генетическая предрасположенность к этому: ген HLA-DQB1.
– Вы хотите сказать, что я тоже…
– Если в результате теста выяснится, что вы носитель этого гена, то вы рискуете столкнуться с такой же
проблемой. Как правило, приступы сомнамбулизма можно предотвратить путем приема
бензодиазепинов, но Каролина отказывалась их принимать, опасаясь лишиться способности видеть сны.
Жак с трудом верил словам Эрика.
– Нужно ли мне было будить ее?
– На крыше – вряд ли. А вообще нужно, но только очень осторожно.
– Я едва смог схватить ее…
– Вы сделали все, что могли. И она могла бы упасть не в этот день, так в другой. Сожалею…
Глаза всех присутствовавших обратились к Каролине Кляйн, которая казалась спящей.
– Здесь о ней не позаботятся должным образом. Нужно перевезти ее в мое отделение, – заявил Эрик
Джакометти.
– В Отель-Дье?
– Я там больше не работаю. Меня уволили вскоре после вашей мамы. Мне урок: не стоит жертвовать
другими людьми ради спасения собственной шкуры. Я оказался не у дел. Но мы возобновили
совместную работу дистанционно. Каролина держала меня в курсе своих успехов в области
онейронавтики, а я, следуя ее указаниям, разрабатывал методики для запуска следующего
первопроходца в шестую стадию сна.
– Но где же вы работаете сегодня?
– Я создал частную клинику сна, и мне больше нет необходимости отчитываться перед руководством.
Как говорила ваша мама: проигранная битва не означает, что проиграна война.
– Верно, она не желала признавать себя побежденной.
– По счастью, моего банкира мучили ночные кошмары, и я смог его вылечить.
– Понятно…
– Он открыл нам кредитную линию, что позволило создать клинику «Морфей», названную так в честь
греческого бога сновидений. Она разместилась в небольшом здании в верхней части Монмартра,
неподалеку от вашей квартиры. Увидите, вам еще проще будет навещать маму. В клинике два этажа. На
первом мы лечим классические расстройства сна, а на втором располагается лаборатория, где ведется
работа над шестой стадией.
– Вы повторяли опыты на волонтерах?
– Мы извлекли уроки из прошлых неудач и смерти Акилеша. В зону проведения опытов допускаются
только немногие, самые надежные и самые преданные сотрудники. Мы также ведем исследования,
связанные с разработкой снотворных препаратов из натуральных компонентов.
Жак снова посмотрел на мать, он ничего не знал о ней.
– Клиника «Морфей» на Монмартре существует уже шестнадцать лет. И пользуется успехом. «Плохой
сон» опережает боли в спине и ожирение. Наши пациенты, страдающие от бессонницы, апноэ,
сомнамбулизма, бруксизма, навязчивых кошмаров и нарколепсии, сами того не ведая, финансируют
исследования шестой стадии сна, которая, по словам вашей мамы, «содержит ключи, открывающие
доступ в остальные области».
– Значит, эксперименты все-таки были продолжены?
– На крысах, кошках и обезьянах. Нам необходимо отточить навыки, прежде чем перейти к опытам на
людях. Но мы смогли выявить препятствие, которое мешает нам двигаться вперед.
Икар продолжал снимать все на видео, а Шамбайя внимательно слушала.
– Пока что главная наша задача состоит в том, чтобы понять, каким образом мы можем помочь вашей
маме. Вы согласны подписать бумаги, чтобы мы перевезли ее в нашу клинику? Ручаюсь, что там за ней
будут присматривать лучше, чем здесь.
Жак поморщился, испытывая противоречивые чувства.
– Это моя вина. Возможно, если бы я не попытался приблизиться к ней на крыше, она бы не сорвалась
вниз. Это я ее разбудил.
– Перестаньте понапрасну терзать себя. Это должно было случиться рано или поздно. Проживать в
квартире с прямым выходом на крышу для нее все равно что играть в русскую рулетку.
– Вы думаете, она бы вновь попыталась сбежать от меня?
– Каролину страшила сама мысль, что вы можете снова стать свидетелем ее приступа сомнамбулизма,
как это случилось, кажется, в вашей юности. Она расценивала эту болезнь как форму «невладения
собственным телом». Каролина ненавидела распущенность. В ее присутствии нужно было постоянно
себя контролировать. Не плакать. Не писаться в постель. Управлять своим сном. Управлять своими
сновидениями. Управлять своим голодом. Контроль разума над телом был ее постоянным лейтмотивом.
И вот тело Каролины отомстило за себя. Теперь она превратилась в… чистый разум.
– И где же ее разум витает? – вздохнул Жак.
– Согласно ее собственным исследованиям, вполне вероятно, что кома является состоянием, при
котором разум перешагнул пятую стадию и застрял там.
– В пятой стадии человек, как правило, видит сны, но ее глазные яблоки неподвижны.
– По моему мнению, она находится за пределами обычный комы.
Жак снова посмотрел на мать – без привычной мимики она казалась… нет, не спящей – неживой.
– Два процента людей, перенесших кому, выходят из нее без тяжелых последствий. Ну что, вы согласны,
что мы перевезем ее к нам?
Жак утвердительно кивнул, затем взял Джакометти за запястье:
– Обещайте, что мы сделаем все, чтобы ее спасти.
61
Кровать, на которой он спал в детстве, теперь вселяла в него беспокойство.
Жак Кляйн лег под одеяло, закрыл глаза и вспомнил о том времени, когда кровать представлялась ему
кораблем, на котором он чувствовал себя в безопасности.
Только ребенок может верить в существование некоего места, в котором можно пребывать в полной
безопасности. С возрастом мы начинаем понимать, что всякого рода сюрпризы могут поджидать нас
где угодно.
Шамбайя легла рядом с ним.
– Давай спать, – предложила она.
Жак не нуждался в уговорах, он уже знал, что будет делать.
Первая, вторая, третья, четвертая и, наконец, пятая стадии преодолены. Он вернулся в свое сновидение.
Остров Розового песка. Его «будущий я» был уже там, по обыкновению одетый в гавайскую рубашку, с
бокалом пина-колады в руке. Но сей раз он не раскачивался в кресле, а сидел на скале, устремив взгляд
куда-то вдаль.
– Все из-за вас, Ж.К.64, если бы я не вмешался, она бы, возможно, справилась сама.
– Нет, Джакометти тебе все объяснил. Это русская рулетка. Дело могло плохо кончиться в любой
момент. Благодаря тебе «скорая помощь» вовремя оказалась на месте. Будь по-иному, в четыре часа утра
на пустынной улице никто не оказал бы ей помощь, и она могла бы скончаться в одиночестве. Ты ее
спас.
– Она превратилась в овощ.
– Она жива. И есть шанс, что она придет в сознание.
– Два процента из ста!
– Это лучше, чем ничего. Ж.К.44, ты можешь спасти ее. Я знаю это, потому что нахожусь в твоем
будущем.
– Как?
– Она подсказала тебе ответ. Нужно достичь шестой стадии сна.
– Но это невозможно. Никто не смог до нее добраться.
– Это возможно, раз я говорю с тобой здесь и сейчас. Несомненно, в линиях будущего есть бороздка,
ведущая от сорокачетырехлетнего Жака Кляйна, который не знает, как достичь шестой стадии, к
шестидесятичетырехлетнему Жаку Кляйну, использующему это открытие для путешествий во времени.
Подумай хорошенько, у тебя на руках есть все карты, чтобы выиграть партию, определи правильный ход
мыслей и правильную комбинацию идей. Победа рядом, я в этом уверен. Ты способен добиться успеха.
И я тому живое доказательство.
Жак поморщился. Мысли путались в голове. Он сел на розовый песок, посмотрел вдаль и впервые
пожалел о том, что владеет техникой осознанных снов. Прежде происходящее было неожиданным и
непонятным, теперь же оно укладывалось в рамки. Ему подумалось, что быть режиссером-
постановщиком своих снов в конечном счете менее приятно, чем их пассивным зрителем.
Но было уже поздно, его сны больше не могли обрести утраченную «невинность», превратившись в
одну из сторон его реальной жизни.
Такой ценой он распрощался со своей безответственностью.
62
Шамбайя в сопровождении Икара прогуливалась по Парижу, уворачиваясь от машин, скутеров,
велосипедов, спешащих пешеходов, голубиного помета и собачьих какашек.
Как только улеглись волнения, сенои, мать и сын, не смогли усидеть дома, влекомые неизведанным
миром.
Икар повел мать на Монмартр. Они посетили базилику Сакре-Кёр, виноградники, площадь Тертр,
прогулялись по улицам этой большой деревни под названием «Париж».
Молодой человек не скупился на детали, будто описывал картину:
– Над нами голубое небо, по которому плывут порядка двадцати небольших облаков размером со
сжатый кулак. Впереди – Сакре-Кёр. Заостренные белые купола похожи на женские груди. Вся
поверхность украшена надписями. Еще я вижу скульптуры каких-то неизвестных животных, людей.
Вокруг базилики летают сотни черных птиц – вероятно, голубей и воробьев. Справа – Дефанс, деловой
район с высотными зданиями. Из нагромождения зданий с серыми крышами выглядывает Эйфелева
башня – это вытянутый треугольник из металла, устремившийся в небо, словно пронизанное нервами
дерево…
Икар был поистине неутомим, и он старался не упустить ни малейшей детали. Шамбайя радовалась и
кивала, подбадривая его. Она давала ему знак, когда картинка со всей четкостью возникала в ее голове.
Жак отпустил их знакомиться с городом, а сам отправился дежурить у постели матери в клинику
«Морфей», которая находилась недалеко от их квартиры, на улице Ламарк.
Современные помещения клиники скрывались за фасадом XIX века.
Как и обещал Джакометти, Каролине Кляйн оказывали там особое внимание. Палата, в которой она
лежала, была погружена в полумрак, температура поддерживалась ниже пятнадцати градусов.
Медицинские приборы, окружавшие ее постель, были почти незаметны, поскольку работали очень тихо.
Казалось, Каролина спит. Жаку вспомнилась сказка «Спящая красавица», только в данном случае
красавица была семидесятишестилетней и, пожалуй, полноватой.
В палате появился Джакометти и попросил Жака пройти с ним в его кабинет. Над его креслом висела
табличка с названием клиники: «КЛИНИКА “МОРФЕЙ”», а ниже: «СОН – ЛУЧШЕЕ ЛЕКАРСТВО».
Жак рассматривал изображение греческого бога, логотип клиники.
– Что конкретно о нем говорится в мифах? – спросил он, чтобы прервать молчание.
– Морфей – один из богов греческой мифологии. Благодаря крыльям бабочки он перемещался легко и
бесшумно, в отличие от других богов, чьи крылья были из перьев. При этом он рассеивал маковые
зерна, которые были общеупотребительным снотворным в античной Греции.
– Морфей усыплял людей, посыпая их маковыми зернами?
– Да. Поэтому позже в некоторых странах его прозвали «Песочник».
– А почему он держит зеркало в руке?
– Считалось, что именно при помощи зеркала Морфей показывает сновидения спящему человеку. Перед
смертными он часто представал в облике близкого человека. А в отдельных случаях мог перенять черты
лица самого спящего.
– Или его лицо в более старшем возрасте? – прошептал Жак, задавая вопрос скорее себе, нежели
Джакометти.
– Морфей, как на то указывает его имя, по желанию может менять свою внешность. Такие слова, как
«морфология», «аморфный», «полиморфный», одно-коренные.
– Это бог сна?
– Нет, это бог сновидений. Его мать – богиня ночи Никта, а отец – бог сна Гипнос.
– Как все запутано.
– Еще запутаннее, чем кажется, поскольку у Гипноса был еще брат-близнец Танатос – бог смерти.
– Греки считали, что сон и смерть родственны друг другу?
– По меньшей мере тесно взаимосвязаны. Я сам пришел к выводу, что для того, чтобы отправить кого-
либо дальше пятой стадии, нужно его… немножко умертвить.
– Немножко умертвить?
– Сердце должно биться еще медленнее, температура тела должна быть еще ниже, чем в стадии
парадоксального сна. Тогда человек пребывает уже не в параличе, а скорее в состоянии «почти
смерти», – сказал Джакометти.
– Действительно, я помню эксперимент с Акилешем.
– Для человека он опустился очень глубоко, но все-таки этого было недостаточно. Зато некоторые
животные могут впадать в состояние каталепсии, которое сопровождается крайне замедленным
сердечным ритмом и очень низкой температурой тела.
– Речь идет о зимней спячке?
– Совершенно верно. Сурки, ежи, ящерицы, черепахи, хомяки, летучие мыши, лягушки, некоторые виды
рыб, сони могут чудесным образом замедлять процессы жизнедеятельности своего организма. Тем не
менее весной они просыпаются и возвращаются к обычному ритму жизни с неповрежденными мозгом и
организмом.
– Вы хотите изобрести спячку для людей?
– По моему мнению, только так можно добраться до шестой стадии. Но для этого нам предстоит
преодолеть множество трудностей, ведь, говоря о спячке, мы подразумеваем пониженную температуру
тела.
– Я заметил, что у мамы температура низкая.
– Да, Каролину ввели в управляемую гипотермию, чтобы уберечь жизненно важные органы.
Температура ее тела составляет тридцать градусов, что на семь градусов ниже нормы. Так что она
действительно пребывает в некоем подобии зимней спячки. Дыхание и сердечный ритм замедленны.
Капельным путем ей вводят антикоагулянты во избежание образования тромба в головном мозге.
– Она могла бы перейти границу царства Танатоса? На лекциях нам рассказывали о попытках
заморозить людей посредством жидкого азота для последующего оживления, среди них, насколько я
помню, был и Уолт Дисней, но пока успеха в этом деле не добились.
Эрик Джакометти уселся поглубже в свое огромное кресло:
– Если представить градуированную шкалу, отделяющую пятую стадию от шестой, то обычный
человек, пребывающий в парадоксальном сне, находится, скажем, на отметке пять и четыре. Акилеш,
скорее всего, добрался до пяти и пяти, но сорвался. Кошка достигает пяти и шести, а сурок – пяти и
семи.
– А моя мама?
– Я бы сказал, что она остановилась на делении… пять и восемь.
– Значит, она остановилась на пороге шестой стадии сна, которую так стремилась постичь.
– Опасность представляет близость смерти. Шестая стадия находится на тонкой грани, отделяющей сон
от смерти. Я считаю, что она ближе к смерти, чем ко сну, то есть ближе к Танатосу, нежели к Гипносу.
– Поэтому у человека в этой стадии сердце должно биться медленнее, температура тела понизиться… а
мозговая активность – усилиться?
– Да, согласно предположениям вашей мамы, в шестой стадии должны усилиться все признаки,
характерные для стадии парадоксального сна.
Жак огляделся:
– Можно я буду работать здесь? С вами?
– Я предложил вам это несколько лет назад. Я всегда был уверен, что у нас найдется для вас место.
Кроме того, нас сближает любовь к Каролине, а также уверенность в том, что она сдержит обещание
открыть новый неизведанный мир.
63
Жизнь семьи Жака Кляйна в Париже потихоньку налаживалась.
Икара записали в лицей Жюля Ферри на площади Клиши. После знакомства с Парижем, он, как и
большинство его сверстников, всецело отдался увлечению компьютерными играми, виртуальные миры
которых мог разделить с помощью Интернета с такими же фанатами по всему миру.
Едва вернувшись домой с занятий, он мог часа на три войти в образ рыцаря из героического фэнтези,
или воина, или путешественника.
Вначале Жак хотел ограничить время пребывания игр, но вмешалась Шамбайя. Она сказала, что
подростки только и мечтают о том, чтобы бросить вызов родительскому авторитету, и поэтому запрет
может оказаться неэффективным. Она посоветовала подождать, пока период увлечения играми пройдет
сам собой.
Однако особых подвижек к этому не наблюдалось. Будучи выходцем из среды, почитавшей мир грез,
Икар намного лучше ориентировался в виртуальном мире, который можно было разделить с
единомышленниками из какой угодно страны.
Однажды за ужином Икар ответил отцу, попросившему его проводить меньше времени за «игрушками»:
– Папа, настанет день, и я научу всех своих соплеменников на нашем острове играть в сетевые игры, и
они увидят, что это еще лучше, чем сновидения. В играх можно умереть – Game over – и тут же
воскреснуть. Разве такое может быть в реальной жизни? Кстати, после окончания лицея я собираюсь
учиться на разработчика компьютерных игр.
Эрик Джакометти помог Шамбайе в организации занятий по технике осознанных сновидений в стенах
клиники «Морфей».
Каждый вторник и четверг, по вечерам, она собирала дюжину учеников и предлагала им сесть вокруг
стола, на котором горела большая свеча. Она просила присутствующих вытянуть руки перед собой и
запевала сенойский мотив. Когда, по ее мнению, наступал подходящий момент, она переходила к
главному:
– Теперь мы все закроем глаза.
Властительница сновидений задувала свечу.
– Мы вместе преодолеем разные стадии сна вплоть до парадоксального, находясь в котором вы увидите
руки в точности такими же, какими вы их только что видели.
Она давала время на то, чтобы сконцентрироваться, и продолжала:
– Как только увидите руки во сне, сделайте горизонтальное движение глазами. Так вы подадите мне,
находящейся снаружи, отчетливый знак, что вы погрузились в парадоксальный сон.
Наиболее талантливые из учеников справлялись с эти заданием, и она могла причислить их к
онейронавтам. Остальные просто спали, хотя и верили в то, что практикуют осознанные сновидения.
Однажды Шамбайя предложила своим лучшим ученикам совершить коллективный полет: в сновидении
они должны были сформировать рой летящих людей; чтобы синхронизация была полной, она помогла
им визуализировать окружающий пейзаж – один на всех.
После сеанса они вместе пили травяные настои и обсуждали полученный опыт.
– На самом деле моя школа осознанных сновидений – не что иное, как туристическое агентство с
идеальным соотношением цены и качества. Я не только даю людям возможность путешествовать на
автомобиле, самолете или корабле, но и предоставляю им номера в самых роскошных отелях. Ничто не
может доставить такого удовольствия, как собственное воображение, – сказала она как-то вечером мужу.
Что касается Жака Кляйна, то он открыл в клинике «Морфей» частный кабинет. Ежедневно с 14 до 18
часов он принимал пациентов с различными расстройствами сна, лечил их с помощью гипноза и
травяных отваров, приготовленных по сенойским рецептам. В основном к нему обращались люди,
страдавшие банальной бессонницей, но сам Жак не считал ее банальной.
Но первую половину дня Жак посвящал исследованиям, которые проводил совместно с Эриком
Джакометти. Они хотели подготовить новую «ракету-носитель», способную доставить в шестую стадию
сна. Для этого они анализировали состояние сурков, ежей и хомячков, находившихся в спячке. Они
также использовали животных, способных видеть сны, в частности броненосцев и опоссумов, хотя
лидером среди животных-сновидцев оставались кошки.
Эрик Джакометти продолжал трудиться над проектом «банка сновидений», но отныне у него была новая
масштабная цель: превратить электрические сигналы, излучаемые головным мозгом, в изображения,
которые можно увидеть на экране.
Однажды Жак пригласил Эрика на ужин к себе домой.
С некоторых пор Шамбайя ощущала какое-то необъяснимое беспокойство у тех, кто посещал ее группу.
Она решила заговорить на эту тему:
– У вас, европейцев, есть всё – комфорт, безопасность, возможность сохранять здоровье, но вы все равно
несчастны, – удивилась она. – Как это можно объяснить?
– Наша система видеонаблюдения функционирует чересчур хорошо, отсюда и неизменный
параноидальный настрой у населения, – сказал Жак. – Электронное облако, окружающее нас,
провоцирует стресс, а психологическое облако, ноосфера, способно вернуть нам состояние покоя.
Современные люди не придают важности общению с ноосферой, однако не забывают ежевечерне
смотреть новости по телевизору, в которых сообщается исключительно о нагоняющих страх
катастрофах.
– Как это можно объяснить с медицинской точки зрения? – спросил Икар.
Эрик Джакометти дополнил сказанное Жаком:
– Когда мы ощущаем опасность, миндалевидное тело из головного мозга посылает сигнал к борьбе или
бегству, похожий на сигнал тревоги. Сердце начинает биться быстрее, волоски на теле встают дыбом,
усиливается бдительность, в кровь поступает гормон кортизон для уменьшения болевых ощущений от
возможных ран. Для того чтобы все это заработало, нужно, чтобы ослабла деятельность лобного отдела
коры головного мозга, отвечающего за формирование мышления, поскольку мышление тормозит
действие. Лишь только опасность минует, гиппокамп отключает аварийный режим работы организма,
замедляет сердцебиение и позволяет лобному отделу коры мозга продолжить нормальное
функционирование.
– Выходит, режим тревоги мешает нам думать?
– Именно так. И поскольку новостные передачи то и дело шлют нам сигналы тревоги, мы пребываем в
постоянном напряжении, словно готовясь отразить нападение. Так что лобный отдел головного мозга
пребывает в состоянии боевой готовности.
Жак смягчил слова коллеги:
– Ну, объективно говоря, все не так уж плохо.
– Во Франции?
– Как во Франции, так и в остальном мире. У людей стало лучше со здоровьем и гигиеной, образование
стало доступнее, качество жизни повысилось. У нас появилось больше свободы, развлечений, способов
общения, способов самовыражения и возможностей для обмена опытом. Мы живем лучше наших
родителей, намного лучше наших дедушек и бабушек и в сто, тысячу раз лучше людей эпохи
Средневековья, Античности или первобытного общества.
– Не стоит забывать, что в прошлом у людей не было ни водопровода, ни холодильника, ни анестезии
при хирургических вмешательствах… – кивнул Эрик Джакометти.
Жак подлил вина каждому и даже Икару разрешил выпить немного.
– Несмотря на новости, не перестающие держать нас в состоянии стресса, масштабных войн становится
меньше. Средний уровень жизни на планете повысился. Ежегодно локализуются болезни и эпидемии.
Во Франции средняя продолжительность жизни возросла с пятидесяти лет в 1900 году до восьмидесяти
лет в наши дни. Осознание опасности, связанной с загрязнением окружающей среды, повлекло за собой
меры по развитию экологически чистых источников энергии и более активное использование изделий из
вторсырья. В разных странах тоталитарный строй все чаще сменяется демократическим. Растет свобода
прессы. Действительно, дела идут все лучше и лучше, но мир убежден в обратном, потому что нас
усиленно пытаются запугать.
– А почему нас пытаются запугать? – спросил Икар.
– Когда люди охвачены страхом, они больше потребляют и больше полагаются на политиков. Желать
составить мнение о человечестве путем просмотра теленовостей – это все равно что желать узнать
Париж… посетив лишь отделение неотложной помощи в больнице. Обнаружив там исключительно
раненых и больных, мы сделаем вывод: они живут в городе, полном насилия и опасностей.
– А почему журналисты не рассказывают нам о хорошем? – не отступал Икар.
– Потому что такие новости никому не интересны, так как они не дают эмоциональной разрядки. Кто
привлечет твое внимание? Тот, кто тебе скажет, что «все хорошо», или тот, кто объявит: «Внимание, мы
в огромной опасности»?
– Именно поэтому неуклонно растут продажи транквилизаторов и снотворных, а в клинике «Морфей»
наблюдается наплыв пациентов, – добавил Эрик Джакометти.
– И поэтому мы должны принимать решительные меры, – подытожила Шамбайя.
– Вы правы, клин клином вышибают, – снова кивнул Джакометти. – Люди находятся под влиянием
СМИ, значит, мы должны использовать СМИ, чтобы освободить бедные головы от этого влияния.
Именно это имела в виду твоя мама, Жак, говоря о том, что любой яд может превратиться в лекарство,
вопрос лишь в его дозировке. Мы воспользуемся «наркотиком тревоги» для привлечения людей в
«Морфей», а затем научим их думать самостоятельно.
Эта мысль пришлась всем по душе.
– Я знаю одну журналистку, которую наша работа должна заинтересовать, – сказал Эрик. – Мы бы
могли с ней связаться.
Незамедлительно перейдя от слов к делу, он достал телефон и договорился с журналисткой о встрече
для объяснения ей сути их идеи по «перевоспитанию» людей посредством осознанных сновидений.
После ужина, как только гость ушел, а Икар лег спать, Шамбайя сказала Жаку:
– Хотя все складывается совсем неплохо, у меня на сердце тяжким грузом лежит еще одна ложь…
– Что-то посерьезнее, чем мнимая смерть моей мамы?
– Да, моя слепота. Я сказала тебе, что слепа от рождения. Но это не так. Я лишилась зрения, потому что
меня еще в животе матери назначили Владычицей сновидений.
Жак внимательно осмотрел глаза жены:
– Ты хочешь сказать, что племя тебя умышленно искалечило?
– В нашей культуре считается, что немногие избранные должны жертвовать собой ради других, чтобы
лучше видеть сны. Мои родители меня вырастили, воспитали и, как бы сказать… намеренно превратили
в специалиста по сновидениям. Но ценой моего зрения.
– Но как можно желать кого-то изуродовать? – воскликнул Жак.
– Функция создает орган, а ее отсутствие разрушает орган. С рождения до тринадцати лет, то есть до
половой зрелости, я жила в полной темноте.
– Чтобы лучше видеть сны?
– Чтобы картинки окружающего мира не рассеивали мой разум…
Жак с содроганием осознал цену познания осознанных сновидений и оценил тяжесть испытания,
выпавшего на долю его жены.
– Они лишили тебя выбора. Ты могла бы обидеться на них.
– Они решили, что так будет лучше для меня. Я смогла развить мое внутреннее «я», тогда как вы
развивали «я» внешнее.
– Мама говорила, что существуют пять физических чувств и пять чувств психических. Пять физических
чувств – это зрение, обоняние, слух, осязание, вкус. Пять психических чувств – волнение, интуиция,
воображение, вдохновение и совесть.
– В таком случае, ты пользуешься пятью физическими чувствами и четырьмя психическими, – сказала
Шамбайя уверенно.
Жак невольно подумал, что она ищет повод, чтобы оправдать поступок своих родителей.
– Наши родители принимают за нас решения, а мы обязаны принять их выбор, каким бы он ни был. А
уж потом мы сами должны постараться не ошибиться с выбором в отношении собственных детей, –
подытожила она.
Жаку захотелось утешить или пожалеть жену, но он сдержался, чтобы не причинить ей боль. Он
спохватился и решил сосредоточиться на завтрашнем интервью, в котором должен был рассказать о
клинике «Морфей».
64
Журналистка, пришедшая в клинику, чтобы сделать репортаж, была высокой брюнеткой со светло-
голубыми глазами. Звали ее Сесиль Кулон. Одетая в костюм от «Шанель», она шла, чуть покачиваясь на
высоких каблуках. Едва появившись, женщина тут же заявила, что страдает бруксизмом и что хотела бы
перестать скрежетать зубами по ночам, потому что это безумно раздражает ее мужа.
После Эрика Джакометти с его «банком сновидений» и Шамбайи с ее техникой коллективных
осознанных сновидений о сфере своей деятельности стал рассказывать Жак Кляйн. Он объяснил
Сесиль, что они стараются оставаться на острие инноваций в области сна и показал ей современные 3D-
томографы, позволяющие создать трехмерное изображение головного мозга. Журналистка записывала
все, что он говорил. Потом она задавала вопросы пациентам, чьи кровати были оборудованы
анализаторами сна, и все подробно фотографировала. Жак с удовольствием демонстрировал место своей
работы, ему было чем гордиться.
– Мы также разрабатываем натуральные снотворные препараты нового поколения, чтобы заменить ими
снотворные на основе производных бензодиазепина. Бензодиазепиновые препараты оказывают пагубное
побочное действие, которое выражается в уничтожении сновидений, а в долгосрочной перспективе они
приводят к болезни Альцгеймера.
Если до этого журналистка записывала информацию с довольно безучастным видом, то этот поворот
неожиданно вызвал у нее большой интерес.
– Бензодиазепины обладают столь серьезными побочными эффектами? Я принимаю их каждый вечер.
– Франция – мировой лидер по потреблению снотворных. Вы стали лучше спать?
– Признаться, недавно мне пришлось увеличить дозу, но я уверена, что без бензодиазепинов я не смогла
бы сомкнуть глаз.
– Еще одно побочное действие снотворных – они вызывают зависимость. Известно ли вам, что всем
животным, выращиваемым на убой, от коров и свиней до кур, дают бензодиазепины? Препараты
подмешивают в корма, чтобы успокоить скотину во время перевозки на скотобойни или
непосредственно перед забоем. Сами того не ведая, мы все уже подсели на препараты, которые
разрушают наши сны.
Осмотр клиники продолжился, Сесиль Кулон проявляла все больший интерес. На следующий день в
газете, на первой полосе, появилась ее статья под заголовком «Снотворные, которые мешают нам
спать». Это было яркое выступление против транквилизаторов и антидепрессантов, эмоциональная
насыщенность которого объяснялась тем, что журналистка сама попала в ловушку рекламы.
Номер быстро раскупили, и эту тему подхватили другие периодические издания. Бензодиазепины были
названы бичом нашего времени. Жака Кляйна нарекли первопроходцем в борьбе за «естественный
здоровый сон», а клинику «Морфей» – оплотом «хорошего сна».
Соцсети тоже затянули песню под названием «Нас травят снотворными», и дело начало набирать
обороты.
Однажды утром Жак, которому вся эта шумиха в прессе доставляла немалое удовольствие, встретил в
клинике обеспокоенного Эрика Джакометти.
– С какой это стати вы нападаете на фармацевтическую промышленность, Жак? Мы не можем позволить
себе иметь врага в лице традиционной медицины, поскольку наши силы не равны и в случае открытого
конфликта мы не сможем противостоять ей.
– А в чем состоит опасность? Разве ваша пресса не свободна? – вмешалась Шамбайя.
– Насколько я знаю, журналисты ведут двойную игру. Они защищают так называемую свободу и
справедливость, но при этом осознают, что именно от рекламодателей и рекламы косвенно зависит их
зарплата. Фармацевтические компании богаты, а значит, могущественны.
– Думаю, комитет по защите прав потребителей тоже.
– Нужно прекратить общение с журналистами и более не подпитывать возникшую полемику. Торчащий
гвоздь забивают.
И в самом деле, реакция не заставила себя ждать. Фармацевтические компании, производящие
снотворные препараты, пригрозили убрать свои рекламные материалы из тех СМИ, которые будут
«клеветать» на них или поддерживать недоверие читателей к продукции.
Юридические отделы крупных производственных объединений обвинили клинику «Морфей» в
незаконном производстве лекарств и торговле нелицензированными препаратами.
Те же самые журналисты, которые прежде оказывали им поддержку, принялись с тем же усердием
поносить их. Сесиль Кулон попыталась встать на защиту «Морфея», но внезапно всплыла темная
история со смертью Акилеша. Из-за этого репутация клиники оказалась под угрозой, что вынудило
Эрика Джакометти нанять адвокатов.
Число клиентов уменьшилось, финансовые потоки таяли, как снег на солнце. Они оказались одни
против всех.
Тогда Жак понял, что сон – это еще и экономическая, и политическая ставка.
65
Ситуация ухудшалась день ото дня. Все трое из известных, уважаемых персон превратились в изгоев.
Зеваки, проходя мимо клиники, чуть ли не пальцем показывали на нее, словно там находилось логово
колдунов. Все это напомнило Жаку неприятный инцидент с участием защитников животных в кошачьих
масках, которые оскорбляли его мать.
Как-то вечером, возвращаясь домой с работы, Жак заметил, что за ним кто-то идет. Вначале ему
показалось, что это Сесиль Кулон, и он приготовился сказать, что более не желает давать интервью. Но
это была не она.
– Здравствуй, Жак.
У женщины были светлые волосы. Лицо показалось Жаку знакомым.
– Мы знакомы?
– Да. Причем очень хорошо.
– Извините, у меня плохая память на лица…
– Могу дать вам подсказку… я брыкаюсь во сне.
– Шарлотта!
– Ох, а я сомневалась, не забыл ли ты меня, Жак, по прошествии стольких лет.
Он не решился сказать, что на самом деле узнал ее без труда, поскольку теперь, спустя почти двадцать
лет, она стала еще больше походить на его мать.
Жак пригласил Шарлотту выпить стаканчик вина в ближайшем кафе.
– Расскажи, что произошло в твоей жизни за эти годы?
– Я окончила кинематографический факультет и основала компанию, специализирующуюся на
разработке камер, способных снимать крошечные, слабо освещенные и движущиеся на большой
скорости предметы.
– Ты замужем? – спросил он.
– Да.
– Ты счастлива?
– Да.
Они смущенно смотрели друг на друга.
– Я читала твое интервью о разрушительном воздействии снотворных на организм. Я считаю, что на
тебя ополчились несправедливо.
– Спасибо за поддержку. Ты стала лучше спать?
– Не особенно. Думаю, из-за тебя. Когда ты ушел, я почувствовала, что пропустила судьбоносную
встречу.
Жак сделал вид, что не понял ее.
– Я тоже теперь женат, – увильнул он от разговора.
– Жак, я пришла, потому что у меня есть к тебе предложение. Думаю, мы можем объединить наши
таланты: мои знания в области кинематографа и твои – в области сна.
– Обычно, если зрители засыпают во время просмотра фильма, это плохой знак…
– Твоя мама говорила, что наступит день, когда детей в школе будут учить спать, а в кинотеатрах будут
показываться сновидения. Эта идея получила признание. Вот уже пятнадцать лет, как я работаю над
этим, причем небезуспешно. С помощью самых современных позиционно-эмиссионных томографов
мне удалось поймать мысль и превратить ее в образ.
– Странно, такое впечатление, что все эти годы мы шли тремя параллельными путями. Я – в области
психологии, Джакометти – в области технологий, а ты – в области визуального искусства. И вот, спустя
шестнадцать лет, наши пути вновь пересеклись, потому что мы все созрели для этого. Жаль, что
существование клиники «Морфей» теперь под вопросом.
– Возможно, я знаю, как решить и эту проблему. Я не сказала тебе о моем муже. Жиль занимает
высокую должность в Министерстве обороны. Думаю, он сможет тебе помочь. Я слышала, как в одном
интервью ты рассказывал о пользе хорошо управляемого сна для дневной активности. Мне кажется,
Жиля заинтересовала бы перспектива сотрудничества с тобой.
– Как зовут твоего мужа?
– Жиль Маленсон. Он государственный секретарь по военным вопросам.
Жак смотрел на свою бывшую возлюбленную, вспоминая их первую встречу в «Сиеста-баре» и их
первый поцелуй.
– Улучшить качество сна, чтобы убивать своего ближнего? – с иронией спросил он.
– Улучшить качество сна, чтобы защищать свою родину, – поправила она.
– Как ты это представляешь?
– Я уже говорила об этом с Жилем. Тебя, Джакометти и твою жену могут нанять в качестве
инструкторов по сну. Армия будет платить вам зарплату. Кроме того, Жиль, естественно, поможет тебе
выпутаться из твоих проблем – у него есть знакомые во всех министерствах, влиятельные коллеги.
Поверь, во Франции у госаппарата пока что больше власти, чем у промышленников.
Преисполнившись надеждой, Жак улыбнулся:
– Я сожалею о том, что произошло… тогда.
– Не стоит сожалеть, таковы наши жизненные пути.
– Такое ощущение, что я разговариваю с мамой, – вырвалось у него.
Жак подумал о том, что в ноосфере, возможно, все соединено между собой… Недостающее
восполняется чем-то извне, и, таким образом, все пребывает в равновесии, гармонии. Все не лучшие
чувства, которые мы испытываем – одиночества, несправедливости, пресыщенности, – порождены
неполным видением мира.
Такое вполне возможно. И вполне возможно, подумал Жак, Ж.К.64 восполняет мои пробелы в сознании,
Шамбайя компенсирует отсутствующую у меня энергию инь, а возникшая из небытия Шарлотта –
недостающие денежные средства.
66
Юный Икар был настроен скептичнее остальных.
– Использовать владение искусством сна, переданное нам предками, для того, чтобы научить солдат
более метко стрелять в себе подобных? Об этом не может быть и речи!
Жак понимал, почему сын так реагирует, но не собирался сдаваться.
– Погоди, ты целыми днями убиваешь кого-то на мониторе компьютера и при этом читаешь нам
нотации?
– Но, папа, я-то убиваю понарошку, а ты будешь обучать солдат обходиться без сна, чтобы они могли
нападать на людей, пока те спят! И убивать их по-настоящему.
Шамбайя молчала. Она ела с отсутствующим видом, не вмешиваясь в препирательство между мужем и
сыном. Потом отложила вилку в сторону, опустила палец в стакан, чтобы проверить, насколько он
полон, и сделала глоток. А потом спросила ни с того ни с сего:
– Эта женщина, Шарлотта… ты любил ее?
От неожиданности Жак поперхнулся вином.
– Какое это имеет отношение к нашему проекту?
– Ответь мне, Жак. Ты любил ее?
– Разумеется.
– И она тебя любила?
– Думаю, да.
– В таком случае, она по-прежнему тебя любит и делает это ради твоего блага. Следовательно, нужно
слушать ее и работать с ней. – Таков был вердикт Шамбайи.
Икар продолжал настаивать на своем:
– Мама, ну как же так?! Он будет использовать наши познания в области сна для подготовки… убийц!
– Когда-нибудь люди смогут жить без полиции, правосудия, тюрем, военных, правительства, но пока это
время не пришло. Добрые солдаты защищают нас от злых солдат, в чем мы смогли убедиться во время
конфликта с наемниками Киамбанга. Фрэнки тоже солдат, и мы заинтересованы в том, чтобы он был
здоров и при необходимости мог бодрствовать как можно дольше. Ты молод, Икар, поэтому я хочу дать
тебе совет: не спеши судить людей, не вешай на них ярлыки, исходя из их профессий, происхождения и
репутации. Используй свои чувства – пять физических и пять психических, – чтобы выработать
собственное мнение.
Юноша насупился, будучи уверенным в своей правоте, а также в том, что взрослые его не понимают.
– Почему случаются войны? – спросил он. – Почему люди убивают друг друга по-настоящему, а не
только в видеоиграх? Или… во сне.
– Хороший вопрос, – ответил Жак. – По-моему, войны существуют потому, что коллективное
бессознательное ощущает наш переизбыток. Все виды сами регулируют свою численность. Когда
коллективный разум чувствует, что определенное количество превышено, он урезает часть себя.
– Папа, ты смотришь на вещи чересчур поэтично. Реальность мне кажется более суровой. Все дело в
том, что люди полны злобы!
– Когда-нибудь я объясню тебе значение этого слова. Но знай, что у любого человека имеются причины
вести себя так или иначе. Люди, которые кажутся тебе злобными, зачастую просто боятся чужой
агрессии и потому нападают первыми. Если мы отвергнем предложение Шарлотты, то, возможно, будем
вынуждены закрыть клинику.
В конце концов Жаку удалось убедить сына. И вскоре все знания и опыт специалистов из «Морфея» уже
использовались в секретном тренировочном центре по подготовке бойцов спецподразделений. Солдаты
научились быстро достигать стадии парадоксального сна, восстанавливавшего их организм, а также
сокращать время сна с семи до четырех часов, что давало им преимущество перед возможным
противником.
Для того чтобы еще больше улучшить качество сна военных, Жак разработал жесткую диету, в которой
основная роль отводилась медленным углеводам, а мясо, алкоголь, кислые и сладкие продукты
полностью отсутствовали.
Жиль Маленсон предложил Жаку и Шамбайе официальные должности технических советников в
армии. Их методики управления сном были запатентованы, ими пользовались все бойцы спецназа
парашютно-десантных войск, Иностранного легиона и морского флота. За свои услуги супруги Кляйн
получали хорошее жалованье. Кроме того, Маленсон с помощью своих друзей из Министерства
здравоохранения и Министерства юстиции оказал поддержку клинике «Морфей». Он убедил своего
коллегу из Министерства высшего образования и научных исследований создать в стенах клиники
подразделение по изучению сна. Вскоре это подразделение действительно было создано и вошло в
состав Национального центра научных исследований, после чего все работники «Морфея» получили
статус ученых-исследователей. Нападки фармацевтических компаний и Совета Национальной
ассоциации врачей Франции перестали приносить свои плоды.
Как-то раз Жиль Маленсон пригласил чету Кляйн, Эрика Джакометти и Шарлотту в свой министерский
кабинет.
– Я не желаю больше никакой шумихи в СМИ. Проявляйте крайнюю сдержанность – ни слова о
возможной гибели добровольцев во время опытов. Если несчастный случай все-таки произойдет, прошу
вас тотчас сообщить мне об этом – я приму меры для того, чтобы тело бесследно исчезло.
Он произнес это так, словно речь шла об обычной административной мере.
– Берите пример с Пастера. Как стало теперь известно, он обратился к императору Бразилии Педро II с
просьбой испытать свою вакцину на приговоренных к смертной казни заключенных, которым был
привит вирус бешенства. В нашем ведомстве хранится письмо, датированное 1884 годом, от содержания
которого бегут мурашки по спине. Он действовал тайно. Только спустя время Пастер сообщил о
положительном результате, полученном в Эльзасе. Подумайте об этом, важно не то, что происходит в
реальности, а то, что об этом скажут журналисты и историки.
– Я не знал эту историю с Пастером, – прошептал Жак.
– Думаю, искусством общения он владел не хуже, чем врачебным искусством. Действуйте, как он, и в
один прекрасный день вашим именем будут названы институты и проспекты. Не скрою, что я рисковал,
помогая вам, – продолжил Жиль Маленсон. – Кое-кто из моего начальства только и ждет, чтобы мне
отплатить. Министр лично предупредил меня, что не может позволить себе роскошь запустить
неудачный проект. Я рассчитываю на вас… и тоже могу все потерять в случае провала этой затеи.
Он выпрямился в кресле и глубоко вздохнул.
А потом сказал, обращаясь к Жаку:
– Я люблю Шарлотту, а ей необходимо вновь обрести смысл жизни, который она утратила после
неудачных попыток завести ребенка. Когда мы только начинали встречаться, она часто вспоминала о вас.
Она злилась на себя, что не смогла удержать вас. Какое-то время я вас даже ненавидел. Теперь мне
нужно свыкнуться с вашим существованием. Более того, думаю, что однажды мы станем друзьями.
Жаку пришла в голову мысль, что подчас на помощь приходят те люди, от которых ее не ждешь:
Джакометти, выгнавший с работы его мать, Шарлотта, покинутая им, Жиль, ревновавший его к
Шарлотте. Даже Киамбанг и Вилфрид из его детства внесли свой вклад в его жизнестойкость.
– Благодаря вашей помощи мы осуществим преобразования в клинике, – объявил Эрик Джакометти. –
Будучи отныне в безопасности и обладая устойчивым финансовым положением, мы планируем купить
соседнее здание для создания в нем научно-исследовательского центра, который под руководством
Шарлотты займется изучением онейрического кинематографа.
Шарлотта выказала удивление. Такого она не ожидала.
– Не скрою, что эта идея принадлежит Жаку, – уточнил Эрик.
– Таким образом, мы сможем доказать, что сновидения относятся к сфере искусства наравне с
кинематографом. Они вполне могут стать «десятым видом искусства»…
Шарлотта не скрывала воодушевления, а Жак стал излагать свое видение проекта:
– Мы могли бы воплотить в реальность пророческие слова моей мамы, создав школу, в которой людей
будут учить правильно спать. В ней Шамбайя с моим сыном Икаром будут давать советы, рассчитанные
на самых молодых, даже на будущих родителей и родителей младенцев, и обучать людей старшего
возраста осознанным сновидениям по традиционным сенойским методикам. В ней будут готовить
будущих артистов онейрическогокино. Что же касается нас с Эриком, мы продолжим заниматься
нашими исследованиями, а также, разумеется, подготовкой военнослужащих.
– Я получил заявку от моих коллег из Министерства по делам молодежи и спорта: необходимо, чтобы
вы также поработали с атлетами, которые готовятся к Олимпийским играм, – дополнил Жиль Маленсон,
повернувшись к жене и нежно беря ее за руку.
Жак подумал, что из этой любви, которую они все питают друг к другу, сможет возродиться их общий
проект.
67
Семена посеяны, деревья растут.
Прошел год, затем еще один. Жаку Кляйну было 46 лет. Каролине Кляйн – 78, и она по-прежнему
находилась в коме. Икар, недавно отпраздновавший свое совершеннолетие, учился на втором курсе
Школы электроники и информатики.
Клиника «Морфей» расширилась благодаря государственной поддержке и обрела добрую репутацию.
Однако исследования шестой стадии сна постоянно упирались в зыбкую границу, отделяющую
глубокий сон от смерти. Зато в отделении онейрического кинематографа, где исследованиями
руководила Шарлотта Маленсон, наблюдались поразительные результаты.
Разместив сто сорок четыре датчика на голове испытуемого, Шарлотта смогла получить
электромагнитные микрополя, которыми можно было управлять. Все полученные сигналы
сортировались посредством компьютерной программы, способной соотносить поля с цветовыми
зонами. Вначале получалось что-то вроде жидких пятен, которые плавились, смешивались и
рассеивались. Тогда Шарлотта прибегла к сверхсовременной программе искусственного интеллекта,
которая помогла ей повысить качество расшифровки сигналов и главное – повысить четкость
изображений. Пятна сменились более сложными геометрическими конфигурациями: четким кругом,
ромбом треугольником…
Икар попросил разрешения поучаствовать в программе, чтобы усовершенствовать ее. Учитывая его
опыт в сфере осознанных сновидений, ему пошли навстречу. Юноше удалось сравнить образы из его
сновидений с теми, что возникали на экране, и он смог произвести необходимую настройку.
Однажды на экране из тумана отчетливо прорисовалось… яблоко. Фрукт желтого цвета медленно
вращался, кожура была глянцевая, и даже имелся маленький черешок с зеленым листиком сбоку.
Это был прорыв, и это привлекло новые инвестиции.
После того как Икар увидел во сне яблоко и его сон спроецировался на экран, юноша сумел
визуализировать гору, кучевые облака, дерево, цветок.
Проектом заинтересовалась одна из голливудских компаний. «А можно ли на экране визуализировать
людей?» – таким был их первый вопрос. Компания приняла участие в усовершенствовании лаборатории.
С помощью новой компьютерной программы Икару удалось визуализировать птиц, животных, обезьян
и, наконец, человека – своего отца.
Инвестиции росли. И если жизнь в клинике «Морфей» текла в размеренном, даже скучном темпе, в
центре онейрического кинематографа она била ключом. Непрестанно увеличивалось количество
специалистов и новейшего оборудования. И вот в один прекрасный день Икар объявил, что готов
представить научной публике полноценный короткометражный фильм, в котором будут «начало,
середина, конец». Фильм, транслируемый непосредственно из его мозга!
Показ проходил в зале с экраном три на два метра. Шарлотта надела на голову Икара шлем с
электродами, и юноша лег на кушетку. Среди присутствующих были родители Икара, Эрик Джакометти,
а также Жиль Маленсон.
– Папа, увидишь, я выбрал кое-что очень культурное, – прошептал Икар, перед тем как закрыть глаза.
Он сделал три глубоких вздоха и приступил к погружению.
На гипнограмме отобразилось, как юноша последовательно преодолел все пять стадий. Шарлотта
включила центральный экран; на нем вначале была темнота, которую видел в этот момент Икар.
Экран оставался темным довольно долго, и по залу прокатился ропот разочарования.
Затем появилось свечение.
В правой стороне экрана возникла группа людей, одетых по моде позапрошлого века: мужчины были в
шляпах-котелках, женщины – в длинных платьях. Все ждали поезда на перроне.
Экран заполнил серый дым. Люди, стоявшие на первом плане, пришли в движение. В черно-белых
декорациях появился локомотив. Проехав немного, он затормозил и остановился. Открылись двери
вагонов, и на перрон стали выходить пассажиры с чемоданами и сумками, потом другие люди, также с
багажом, начали в подниматься в вагоны. Контролер помогал тем пассажирам, чей багаж был наиболее
тяжелым.
Картинка замерла, и экран вновь погрузился во тьму. Судя по гипнограмме, Икар теперь поднимался
вверх, последовательно преодолевая стадии сна. Он открыл глаза. В зале грянули овации. Впервые была
показана киносцена с хорошо выстроенным сюжетом, и все это – из глубин человеческого мозга!
– Я бы хотела высказать отдельную благодарность Икару Кляйну за выбранный им сюжет сновидения, –
взволнованно сказала Шарлотта в микрофон, обращаясь к собравшимся. – Сцена, которую вы видели,
необычная. Икар умышленно обратился к первому кинофильму в истории человечества под названием
«Прибытие поезда на вокзал города Ла-Сьота», снятый в 1895 году братьями Люмьер, которые
незадолго до того изо брели киноаппарат. Выбор сюжета не только свидетельствует о глубоких
познаниях Икара в области истории и культуры, но и перекидывает мостик между изобретением
онейрического кинематографа и рождением кинематографа в таком виде, в каком мы его знаем. Как это
символично, друзья!
Икар не отрывал глаз от отца, ожидая, что тот выкажет ему свое одобрение. Жак так и поступил, подняв
вверх большой палец. Рядом с мужем была сияющая от счастья Шамбайя; она, конечно, ничего не
видела, но Жак описал ей все происходящее.
– Сегодня мир узнал, что можно материализовать сны, – продолжила Шарлотта. – И мне приятно, что
это произошло на Монмартре, в самом центре Парижа. Что касается устройства, с помощью которого
мы смогли осуществить этот проект, то оно называется Dream Catcher – «Ловец снов». А сейчас
приглашаю всех пройти в соседнюю комнату выпить шампанского.
Информация о незаурядном событии мгновенно распространилась по всему миру, а фильм был
выпущен на всех возможных носителях. Благодаря Интернету миллионы людей узнали подробности о
«Ловце снов», а Икар Кляйн стал знаменитостью. (Девушек, помимо прочего, привлекала его
экзотическая внешность.)
В научно-исследовательском центре были организованы постоянные онейрические киносеансы. Очень
скоро опробовать на себе машину сновидений предложили звездам шоу-бизнеса. Один известный певец
снял с ее помощью клип, который назвал просто – My Dream.
Президент Республики, гордившийся тем, что всегда был в авангарде новых технологий, также посетил
центр, и не только в качестве зрителя. Увиденный им сон позже был почищен, смонтирован и положен
на музыку. Он назывался «Моя Франция».
Попросила разрешение опробовать устройство и Шамбайя.
– Хочу показать вам то, что находится внутри моего разума, – объявила она перед тем, как включить
камеру.
Присутствующие, Жак, Икар, Шарлотта и Эрик Джакометти, с удивлением открыли для себя мир снов
незрячей женщины – упрощенный, идеализированный, сюрреалистичный.
По ходу развития сон Шамбайи становился все более ярким, в нем словно смешались персонажи с
полотен Руссо и Дали. Там были тигры с длинными клыками, бородавочники с огромными лапами,
лирохвосты с колышущимися перьями, флуоресцентные оранжевые орангутанги.
Затем ей снился Париж… Здания были похожи на большие деревья, автомобили – на полых внутри
животных.
Шамбайе снились люди с застывшими лицами-масками: у нее отсутствовал зрительный опыт,
необходимый для того, чтобы фиксировать в памяти мимику. Люди из ее снов, к примеру, не моргали
глазами.
Жак тоже захотел испытать на себе аппарат – ему хотелось показать свое будущее «я», но Шамбайя
воспротивилась этому:
– Нет, Жак, только не ты.
– Почему?
– Ты сосредоточен на твоем проекте по изучению шестой стадии сна, поэтому будет лучше, если твои
внутренние образы останутся при тебе. Нужно обладать силой, чтобы показать, но чтобы сохранить в
тайне, требуется еще большая сила.
Подумав, Жак признал правоту жены.
– Жак, милый, продолжай видеть сны, но не показывай их никому, – продолжала она. – Поверь, так
будет лучше. Икар займется внешней стороной нашей деятельности. Он прекрасно в этом разбирается:
его сновидение о прибытии поезда стало блестящей медиаакцией. От ныне ты можешь положиться на
него.
Шарлотта с Жилем также испытали на себе устройство, но сюжеты их фильмов оказались банальными.
– Сложно тягаться с иронией вашего сына и с выразительностью графических миров вашей жены, –
признал Жиль.
– Я думаю, мы можем пойти еще дальше, – сказала Шарлотта. – У меня уже есть идея: Каннский
фестиваль онейрического кино.
– Он будет проходить прямо в Каннах?
– А почему нет? Обычный кинофестиваль проходит в мае, а свой фестиваль онейрического кино мы
могли бы устроить в октябре.
– Я поговорю с коллегами из Министерства культуры. Уверен, твоя задумка может быть реализована.
Мы сделаем Жака, Эрика, Икара, Шамбайю и тебя, дорогая, членами жюри, – предложил увлеченный
идеей Жиль Маленсон.
– Также в состав жюри должны войти люди из мира кино, живописи, литературы и… неврологии, –
кивнула Шарлотта. – Сообща они будут выбирать лучшее сновидение, исходя из его красочности,
оригинальности сценария и постановки.
– У нас есть три месяца на то, чтобы разрекламировать это событие и подготовиться к нему. Мы
вызовем в Париж претендентов, чтобы они показали свои способности, и отберем из них двадцать
лучших сновидцев. Наш фестиваль наделает шуму во всем мире!
Жака идея фестиваля тоже воодушевила, но не сказать, чтобы сильно. Шестая стадия, как вполне
справедливо заметила Шамбайя, может быть открыта только вдали от камер и микрофонов.
Он незаметно покинул друзей и вернулся в лабораторию к своим суркам. Он должен выведать у них
тайну каталепсии, столь близкой к смерти!
68
Эскимо приблизилось ко рту, и рот ощутил вкус сливочно-ванильного мороженого под слоем шоколада
и тертого миндаля. В контакт со сладкой субстанцией вступили зубы, язык переправил ее в пищевод, по
которому она скользила, вызывая чувство приятной свежести.
Жаку Кляйну было 47 лет. Онейрическое кино получило огромный успех, а вот исследование шестой
стадии сна не сдвинулось с места.
Икару было девятнадцать, он стал звездой «Сновидений в прямом эфире» в онейрических кинозалах,
которые росли как грибы после дождя.
Что касается Шарлотты, то после успеха первого Каннского фестиваля онейрических фильмов она
основала целую индустрию по созданию коротко- и полнометражных фильмов под маркой «Морфей».
Получаемые доходы тратились на исследования в области сна и сновидений. Эрик Джакометти по-
прежнему вкладывал средства в клинику. Он купил два соседних здания, так что отныне центр
«Морфей» мог принять около сотни пациентов; сон в клинике анализировался с помощью самого
современного медицинского оборудования.
Шамбайе удалось вовлечь в свои сеансы «Полет в осознанном сновидении» несколько десятков человек,
и она была очень довольна своими учениками.
И только Жак ощущал растущую неудовлетворенность. Этим вечером он отбросил в сторону свое
любимое эскимо и покинул длинную очередь тех, кто пришел посмотреть очередную фантасмагорию
его сына. К черту, он решил вернуться домой.
Как же добраться до шестой стадии?
Этот вопрос мучил его. Казалось, что он ходит по кругу.
Дома он рухнул от усталости в кресло.
Первая стадия, вторая, третья, четвертая, пятая. Готово. Остров Розового песка был все так же
прекрасен. На берегу в неизменном кресле-качалке покачивался его «будущий я» в гавайской рубашке,
вьетнамках, солнечных очках и с бокалом пина-колады в руке.
– Благодарю тебя, Ж.К.47, – сказал мужчина вместо приветствия.
– За что?
– За то, что ты не поддался искушению выставить меня на всеобщее обозрение. Никто бы не смог нас
понять. Это разрушило бы все очарование и сделало бы из нас… из тебя… посмешище.
– Шамбайя мне запретила.
– Временами, когда в волшебной лампе заводится маленький джинн, у нас возникает желание поразить
публику, продемонстрировав этого джинна, но я существую только для тебя и ни для кого больше. Я не
говорил тебе об этом, и поэтому рад, что ты сам обо всем догадался.
– У меня не получается перейти рубеж шестой стадии.
– Я знаю, я помню, что это был довольно трудный период моей жизни. Пока мое окружение радовалось
успехам онейрического кино, я, то есть ты, находился в застое. Это неудивительно, ведь тебе недостает
первоначальной искры.
– А если конкретнее?
– Ты же знаешь, я не могу ответить на твой вопрос. Зато я могу помочь тебе осознать твое настоящее.
– Неужели я не заострил внимание на какой-то важной информации?
– Ты похож на человека, который едет в поезде, но забыл посмотреть в окно. Короче, ты не увидел в
поле единорога, затесавшегося в стадо коров.
– Единорога?
– Ты упустил важную деталь.
Жак-старший поднялся и повел Жака-младшего к кромке океана. Вдали выпрыгивали из воды
дельфины.
– Что? Дельфины?
– И не только они. Вспоминай, Жак, вспоминай. Почему мама внезапно пожелала вернуться в Париж?
– Из-за меня?
– Не только. Шамбайя говорила тебе об этом. Твоя мама увидела своего единорога. Видишь, ключ к
твоей проблеме не только воображение, но и память.
– Ж.К.67, пожалуйста, помогите мне.
– Именно этим я и занимаюсь, – ответил мужчина, указывая подбородком на дельфинов и округляя
глаза.
– Ну… Эти животные непрерывно спят, то одна часть мозга, то…
– Что еще?
– Ага, вспомнил! Шамбайя говорила, что мама наблюдала за тем, как дельфины играли с рыбой-
шаром… и это ее заинтересовало.
Ж.К.67 расплылся в улыбке.
– Дельфины и рыба-шар… – пробормотал Жак, до которого только что дошел смысл сообщения.
Окрыленный, он простился с Жаком-старшим и вернулся в реальность. Ему была дорога каждая минута,
поэтому он решил поехать к Джакометти, зная, что тот допоздна сидит в клинике.
– Что произошло с рыбой-шаром? – спросил он его с порога.
– А, привет, Жак. О чем ты? Какая рыба-шар?
– Мне известно, что, по мнению мамы, рыба-шар, оказывавшая наркотическое воздействие на
дельфинов в Малайзии, могла быть связана с шестой стадией сна, или я ошибаюсь?
Эрику пришлось сделать усилие, чтобы вспомнить об этом.
– Да, действительно, – сказал он после небольшой паузы. – Она что-то такое говорила… Наркотик…
дельфины… Кажется, что-то приводило дельфинов в состояние экстаза, и твоя мама догадалась, что эти
морские животные нашли средство для приближения к нирване… к «нирване дельфинов».
Ученый замолчал, собираясь с мыслями. Жак терпеливо ждал.
– Ты знаешь, как по-другому называется рыба-шар?.. Фугу! – внезапно воскликнул Джакометти.
– Фугу? Вы имеете в виду японскую рыбу?
– Иди за мной. Твоя мама даже завела одну такую в клинике.
Эрик подвел Жака к аквариуму, стоявшему в фойе:
– Вот она. Если точнее, этот вид носит название «бурый фугу».
Рыба серебристо-серого цвета с круглыми глазами и коричневыми пятнами на спине чем-то напоминала
крупного пузанка.
Эрик взял щепотку сухого корма и посыпал им поверхность воды. Фугу незамедлительно подплыла,
чтобы полакомиться. Кончиком карандаша ученый слегка дотронулся до ее головы. Рыба тут же
принялась вбирать в себя воду, в результате чего вдвое увеличилась в размере и стала похожа на шар.
– Фугу, рыба-шар, рыба-луна – это одна и та же рыба. Когда возникает опасность, она тут же закачивает
в себя воду. В ее коже, печени, глазах, кишечнике и яичниках содержится крайне токсичный яд –
тетродотоксин. Даже в минимальных дозах он мгновенно выводит из строя любую нервную систему.
– Сильнее, чем кураре?
– Действие тетродотоксина в тысячи раз превосходит действие кураре. В прежние времена в японских
императорских домах дворцовые интриги разрешались при помощи нескольких капель тетродотоксина,
добавленных в чашечку саке. Это называлось «диктатура, смягченная фугу». С 1800 года императору и
самураям, стоящим у власти, официально запрещено употреблять в пищу эту рыбу. Хотя в настоящее
время в Японии, Корее, а с недавних пор и в Китае множество ресторанов подают фугу.
– Неужели ее можно есть?
– Разумеется. Блюда из фугу стоят очень дорого, поскольку эта рыба считается деликатесом. Фугу
разделывают только специально обученные повара, но небольшой риск все же остается, поскольку даже
ничтожное количество яда способно привести к летальному исходу. Ежегодно от него умирают около
двадцати человек. Я слышал, находятся клиенты, которые заказывают фугу, желая свести счеты с
жизнью.
– Но чем тетродотоксин мог заинтересовать маму?
– Она считала, что если бы был найден способ выжить после этого яда, то открылся бы доступ в
шестую стадию сна.
– А где можно найти фугу?
– Фугу водится во всех теплых морях. В Японии вылов этой рыбы поощряется с целью истребления, и
там ее проще найти. Но фугу также попадалась в сети в Америке, Австралии и даже в Восточном
Средиземноморье.
Жак рассматривал рыбу в аквариуме и находил ее довольно красивой.
– Мы пробовали разными способами разбавить яд: смешивали его с морской водой и молоком, а затем
вводили обезьянам. Все они… умерли. Нечасто встретишь средство, которое обладает столь же
сокрушительным эффектом. К тому же у него нет противоядия.
Жак приблизил лицо вплотную к стеклу.
– Мы провели много опытов, но в конце концов твоя мама сдалась. Она была разочарована. С той поры
мы переключились на изучение техники введения в состояние каталепсии посредством замораживания.
– Преимущество такого метода состоит в том, что им можно управлять, да?
– Здесь тоже все не так просто. Трудно подобрать правильную температуру, поэтому приходится
лавировать между полным отсутствием результатов и точкой невозврата.
– А как насчет тестирования на людях?
– Если ты про яд фугу, то, конечно, нет. Это слишком опасно. Даже твоя мама не желала рисковать. Нас
преследовало воспоминание об эксперименте с участием Акилеша.
Жак вежливо прервал беседу, прошел в свой кабинет и сразу же уселся за компьютер.
Мама интуитивно чувствовала правильное решение, но не смогла воплотить его в жизнь. Теперь дело
за мной.
Он прочесал Интернет в поисках любой информации, касавшейся фугу. Он просмотрел множество
документальных фильмов, в которых показывалось, как дельфины окружают рыбу-шар и пугают ее,
чтобы она вобрала в себя воду и затем выпустила из себя желтоватую жидкость. После этого дельфины
переворачивались на спину и начинали танцевать, пребывая в состоянии явного экстаза.
Несомненно, мама видела это.
Дельфины передавали друг другу рыбу, подбрасывая, словно мячик. Затем рыба-шар скрылась от них в
морских глубинах. А дельфины продолжали втягивать в себя воду, насыщенную ядом.
Чуть позже, лежа в постели рядом с Шамбайей, Жак пришел к выводу, что решение его проблемы
заключается в дельфинах, достигающих состояния нирваны посредством яда фугу.
– Спокойной ночи, Жак.
– Спокойной ночи, Шамби. Супруги поцеловались, и каждый повернулся на свой бок, как это бывает в
большинстве супружеских пар, чей супружеский стаж превышает семь лет.
Засыпая, Жак решил не возвращаться на остров Розового песка, а направиться в ноосферу. Он очутился
перед огромной белоснежной плитой, состоявшей из лиц. Глазные яблоки спящих двигались под
сомкнутыми веками. Жак, а вернее его душа, вначале прошелся по зоне снов японцев, но ничего там не
нашел. Тогда он направился в зону снов полинезийцев, но и там не оказалось ничего интересного.
Оставалось бродить по ноосфере до тех пор, пока он не обнаружит что-нибудь.
В конце концов он разыскал намек на фугу в самом неожиданном месте. У колдуна вуду, который видел
сон об обряде зомбификации и думал о рыбе-шаре.
Жак решил, что наконец-то напал на след. Он покинул ноосферу и опустился в нижние слои, чтобы
попытаться завязать разговор со странствующим духом-гаитянином. Он пронесся над Порт-о-Пренсом,
подивившись тому, как много здесь бродячих душ. Впрочем, ничего удивительного, на Гаити общение с
духами, или душами, умерших считается обычной практикой, уходящей корнями в Западную Африку, а
точнее, в Бенин.
Над городским кладбищем – местом, которое как нельзя лучше подходит для встречи с душами
мертвецов, – Жак парил неприлично долго. Дух еще одного колдуна вуду с высокомерием взглянул на
него и поспешил скрыться. Другой дал ему понять, что иностранцам здесь делать нечего.
Если даже в тонком мире существует расизм, то он поистине неизживаем.
За спиной Жака раздался смех: его мысли уловила одна из странствующих душ.
– А ты смельчак, раз решился появиться здесь, не будучи местным! Я Барон. Мое имя Барон Зупимба. Я
пользуюсь у местных уважением. А ты, француз, что здесь делаешь?
– Меня зовут Жак Кляйн. Я хотел бы узнать, каким образом вы используете рыбу-шар в обрядах вуду.
Кажется, только вам удалось стабилизировать действие ее быстродействующего яда.
– Откуда тебе это известно, француза? – с любопытством спросил Барон.
– Я перехватил одно сновидение, в котором говорилось об этом. Поэтому подумал, что мне стоит
отправиться сюда, на Гаити, где проживают лучшие колдуны в мире, чтобы узнать информацию из
первоисточника.
Душе Барона Зупимбы было приятно услышать комплимент.
– Безусловно, гаитянские колдуны – лучшие из лучших. Наблюдая за работой сибирских шаманов или
кельтских друидов, мы находим у них множество недочетов. Наше мастерство, идущее из глубины
веков, остается непревзойденным.
Вокруг них стали собираться другие странствующие души, чтобы послушать, о чем они говорят. Но
гаитянина это не смущало.
– Кто бы мог предположить, что такой разговор однажды состоится? – с усмешкой проговорил он. – У
вас там, на Западе, что только не напридумывали про зомби, а я говорю тебе, что они были бы крайне
удивлены, если бы узнали об истинном положении дел.
Души вокруг одобрительно загудели.
– Чтоб вы знали, мы здесь не пропускаем ни одной серии американского телесериала The Walking Dead.
Отчасти мы являемся его законными авторами, поскольку изобрели понятие «живой мертвец».
– Мне больше всего нравится третий сезон, – вмешался один из духов.
– А мне – второй. В третьем маловато жестокости, – возразил ему кто-то.
– Ну что, парни, просветим француза?
– Он чужеземец, поэтому мы не можем посвятить его в наши обряды, – возразил дух женщины. – Ему
не под силу понять их.
– Французы – картезианцы, они упертые.
– Никакой я не картезианец. Я врач, это правда, но на меня большое влияние оказали сенои, благодаря
которым я научился раздвигать границы разума далеко за пределы науки, – попытался восстановить
справедливость Жак.
– Ты веришь в наше существование? – недоверчиво спросила женщина.
– Простите… я нахожусь здесь и разговариваю с вами. Разве это не доказательство?
– Некоторые появляются здесь, чтобы… навредить нам.
– Зачем тебе знать, как мы используем яд рыбы-шара? – спросил Барон Зупимба.
– Я работаю над проектом, результаты которого могут положительно сказаться и на вас тоже. Хочу
преодолеть границы мира снов.
Духи, они же души, приблизились к французу, возбудившему в них любопытство.
– Ее зовут Большая Брижит, она пользуется здесь уважением, – шепнул Жаку Барон Зупимба, кивнув на
женщину.
– Зовите меня Мама Брижит, – уточнила она.
– А вон те – Барон Гран-Шман и Барон Мазака-Ла-Круа. Барон, по-нашему, это божество.
– В одном из фильмов о Джеймсе Бонде упоминалось о Бароне Пятнице, – вспомнил Жак.
– Не о Бароне Пятнице, а о Бароне Субботе. Он – самый опасный из нас. Лучше тебе с ним никогда не
встречаться, так как он может похитить твою душу в наказание за то, что ты слоняешься по нашей
территории.
Лицо Барона Зупимбы сделалось суровым.
– Мы умеем ловить тех, кто попадает сюда… по ошибке, поскольку это является составной частью
наших обрядов.
Жак осознал, как сильно рискует, но остался непоколебим. К счастью, ему уже доводилось прибегать к
дипломатическим уловкам для превращения Мара в Гуник.
– Дорогой Барон Зупимба, между нами, как мне показалось, едва-едва начала зарождаться дружба, и мне
вовсе не хотелось бы ее прерывать.
Вероятно, отвага Жака позабавила призрака.
– Я могу тебе помочь, но при одном условии: ты кое-где побываешь со мной. У меня имеется небольшая
проблема личного характера.
Жак последовал за Бароном Зупимбой, взлетевшим очень высоко в небо. За большим облаком там
пряталась еще одна группа духов.
– Проблема этих дуралеев состоит в том, что они не знают, где находятся, – сказал Барон.
– Не понимаю…
– Ну, это духи, которые не верят в существование реальности. Они считают, что они и есть реальность, а
мир, откуда прибыл ты, является… миром их грез.
Эта мысль показалась Жаку настолько невероятной, что у него закружилась голова.
– Духи, не верящие в реальный мир?
– Скажем так, находясь по ту сторону зеркала, подчас с трудом удается посмотреть сквозь него… –
Барон заговорщицки улыбнулся. – Не все так просто. В том числе и в нашем мире. И у нас, и у вас есть
агностики.
Он представил Жака духам-агностикам.
– Вам нужны были доказательства, – начал он вместо вступления. – Вот одно из них. Это человек, и он
прибыл к нам из реального мира. Из Парижа – может, слышали?
– Из Парижа? Кто он такой? Откуда взялся? Он какой-то странный, – зашептались духи.
Барон Зупимба остался доволен произведенным эффектом.
– В реальном мире он – мужчина, которому снится сон. И ему снится, что он находится здесь и видит
вас.
Духи были потрясены. Они крутились вокруг Жака, словно он был двухголовым теленком…
– Значит, иной мир действительно существует?
– Вы все вышли из него, но забыли об этом, – сказала Жак и интуитивно решил рассказать им историю
про Помпона, мир которого был ограничен из-за челки, закрывавшей ему глаза.
Духи слушали его внимательно.
– Вас должна убедить связность моего рассказа, – заключил Жак. – Как бы я мог выдумать настолько…
не хитрую историю, как история про собаку, не подозревавшую о существовании мира за ее челкой?
Барон Зупимба добился своего. Благодаря Жаку духи осознали, кем они являются.
– Не могу толком уразуметь, это были… духи, которые не верят в материальный мир? Как такое
возможно, Барон? – сказал Жак, когда они спустились к кладбищу.
– Переход через границу мира мертвых иногда вызывает потерю памяти. Я, например, помню, кем был
при жизни, а они не могут вспомнить даже своего имени. Да что там, они не помнят, как выглядели!
Тогда, чтобы не сойти с ума, они предпочли убедить себя в том, что существуют лишь один мир и одно
измерение пространства и времени – то, в котором они пребывают сейчас, а те, у кого иные взгляды…
просто болваны.
Жак понял, что ему еще многое предстоит узнать о тонком мире.
Потом они устроились на могиле одного из членов семьи бывшего диктатора Гаити, и Барон приступил
к объяснению сути обряда зомбификации.
– Когда один человек плохо себя повел в отношении другого человека, последний может пожаловаться
суду, состоящему из бокоров – жрецов вуду. Рассмотрев все детали, жрецы решают, надо ли виновного
зомбировать для искупления вины. Если да, то тогда они вручают истцу напиток, приготовленный по
секретному рецепту. А тому остается подлить его в пищу виновному. Мы это называем «получить удар
порошком». Как только виновный выпивает это мощное средство, он впадает в каталептическое
состояние, очень похожее на клиническую смерть. Сердце останавливается, тело сковывает паралич.
Человека считают умершим и хоронят. После этого в распоряжении истца есть сутки на то, чтобы
выкопать виновного из земли, иначе тот умрет от асфиксии. Обычно истец раскапывает землю и
вытаскивает из нее тело на следующую ночь. После этого он должен дать обидчику другую микстуру,
чтобы у того вновь заработали сердце и мышцы. Однако мозг полностью не восстанавливается. Как
правило, виновный теряет память, и истец становится его хозяином. Зомби слепо повинуется ему. Так
палач становится рабом своей жертвы. Вот как у нас вершится правосудие.
Барон Зупимба улыбнулся, увидев, что собеседник-иностранец от удивления проглотил язык.
– Выходит, зомби не выдумка…
– В каждой сказке есть доля правды, но то, что я тебе рассказал, практикуется у нас и по сей день. Мы
смешиваем вытяжку из печени рыбы-шара с соком растений, чтобы усыпить, а будим с помощью
противоядия.
– Именно этот рецепт я и хотел узнать.
– Ну ладно, скажу. В яд мы добавляем мандрагору и белладонну.
– А в противоядие?
– Дурман и белену.
– Ух, я мог бы и сам догадаться! Дурман применялся во время Первой мировой войны как средство от
нейротоксических газов. Все растения, которые вы назвали, содержат атропин, парализующий
парасимпатическую систему. Но как вы узнали об этом?
– Опытным путем. Желающих отравить или поработить своего ближнего было столько, что мы могли за
долгие века опробовать разные варианты, пока не нашелся точный рецепт. Запоминай. – И он
продиктовал пропорции. – Но будь осторожен, Жак, ты должен осознавать, что вводишь людей в
состояние, в котором они способны слышать и думать, но не могут двигаться. Все-таки это крайне
мучительно для них.
– Я знаю, каково это! Однажды я испытал это на себе.
Барон Зупимба пригладил бороду, а затем уведомил Жака, что отныне он стал Гуник – дружественным
духом.
– Спасибо, что уделили мне время.
– Знаешь, мы тут все страдаем от праздности. Скучновато здесь, так что навещай нас, как только
появится желание.
Жак еще раз поблагодарил Барона Зупимбу за оказанное доверие, попрощался с духами, обитавшими на
кладбище Порт-о-Пренса, и вернулся в свое тело, чтобы подготовиться к пробуждению.
Лежа в своей постели, Жак открыл глаза.
В невидимом нам мире сокрыты ответы на многие вопросы мира реального, но эту область только-
только начинают изучать. Возможно, придет день, когда в мире мертвых появятся посланники из
мира живых, и наоборот… Предрассудки исчезнут. Духов перестанут воспринимать в качестве
пугающих чужаков. Если только чужаками не окажемся мы сами.
У Жака был ощущение, что он открыл нечто важное.
Он подошел к окну и долго созерцал Париж с высоты Монмартра.
Без предрассудков… В конечном счете, «призраки», «духи», «неприкаянные души» – все это
уничижительные слова. А экзорцисты, в задачу которых входит изгнание духов… чтобы «очистить»,
как они говорят? Кого они изгоняют и куда? Экзорцисты, возможно, похожи на конкистадоров,
истреблявших коренных жителей во имя цивилизации. Или на людей Киамбанга, прогонявших сеноев,
то есть тех, кто занимал территорию задолго до них.
Было три часа утра. Жак сел за компьютер, чтобы записать все, что ему рассказал Барон Зупимба.
К нему подошла Шамбайя.
– Я знаю, что ты побывал в мире духов, – сказала она.
– Я отыскал то, что нам недоставало для того, чтобы суметь безопасно приблизиться к смерти.
– Какого духа ты встретил?
– На самом деле их было множество. Я побывал у гаитян. Там придается большое значение общению с
тонким миром.
– Это был Гуник?
– Я превратил Мара в Гуник и благодаря ему смог обзавестись несколькими друзьями.
Она погладила его по лицу.
– Думаю, это объясняет скачки в эволюции, – сказал Жак. – Если взглянуть на историю человечества, то
создается впечатление, что оно медленно развивалось, а затем внезапно рвануло вверх. У кого-то
родилась идея. Он рассказал о ней, описал ее. Другие прочитали, взялись за работу и развили эту идею.
Жюль Верн написал о путешествии на Луну, а спустя сто лет там побывал человек.
– Не знаю, кто такой Жюль Верн, но у сеноев действительно наблюдались скачки в эволюции, сколь
стремительные, столь и необъяснимые. Лично меня это всегда удивляло.
– Я знаю, ты думаешь, что счастье заключается в стабильности, что для достижения гармонии нужно
отказаться от развития. Однако на сей раз у нас особая миссия: открыть шестую стадию сна. И обещаю,
когда мы обнаружим способ перейти в нее… я перестану что-либо изобретать и буду довольствоваться
простым сном и радоваться счастью быть с тобой.
– Обманщик, – сказала она. – Займись со мной любовью, это придаст тебе сил для завтрашних опытов.
69
Бурый фугу, вероятно, надеялся продолжить свое мирное существование в замкнутом пространстве
аквариума. Однако, заметив людей, которые приблизились к стеклу и наблюдали за ним, заподозрил
неладное.
Когда же в аквариум опустился сачок, рыба одним махом вобрала в себя максимальное количество воды,
чтобы увеличиться в объеме и тем самым отпугнуть мучителей.
Но ее выудили и положили на дощечку. Будущее представлялось рыбе все более мрачным. Она очень
надеялась на то, что суетящимся вокруг нее двуногим существам известно о существовании яда. На
всякий случай она выделила из расположенных под плавниками отверстий немного смертельной
жидкости желтоватого цвета. Ей было известно, что кое-кто из людей собирал капельки ее яда, и на этом
все заканчивалось.
Однако она не успела насладиться произведенным эффектом – над ней сверкнул огромный нож и отсек
ей голову. Вся проглоченная вода потоком хлынула из тела.
Рыбу рассекли пополам, затем аккуратно вынули из нее печень, а также органы пищеварительной и
репродуктивной систем.
После этого их поместили под пресс, с помощью которого получили примерно полстакана желтой
жидкости.
Жак Кляйн совершал манипуляции в плотных перчатках. Он вылил жидкость в пробирку и добавил туда
несколько капель сока мандрагоры и белладонны, в пропорциях, сообщенных ему Бароном Зупимбой.
Полученную смесь опробовали на мыши, которая мгновенно впала в состояние каталепсии. С
медицинской точки зрения мышь была мертва.
Спустя два часа Жак привел животное в чувство с помощью микстуры на основе дурмана и белены. Вид
у мыши был ошалевший, словно она тронулась умом, но при этом она двигалась, хоть и механически, и
у нее билось сердце.
Шамбайя, Икар, Эрик и Шарлотта незамедлительно были поставлены в известность о прорыве,
совершенном Жаком.
– Думаю, я только что создал первую мышь-зомби, – объяснил им Жак.
От мышей он перешел к зомбированию кролика, свиньи, кошки и, наконец, шимпанзе.
– Что ж, настал черед испытать «микстуру» на человеке, – объявил Жак.
У Эрика Джакометти не вызывала особого восторга перспектива повторения трагедии наподобие той,
что случилась с Акилешем.
– Мы протестируем ее на мне, – объявил Жак. – Мне уже доводилось впадать в сонный паралич, и я
смог выкарабкаться. Если мои догадки верны, то это состояние должно быть схоже.
Икара впечатлила сила воли отца.
– Но, папа, ты же видел, как это действовало на обезьян… Даже если ты не умрешь, вполне возможно,
что ты навсегда останешься… странным.
– Не бывает успеха без риска. Если я не попробую, то буду корить себя за это всю оставшуюся жизнь.
– Почему ты думаешь, что у тебя все получится? – спросила Шамбайя.
– Если верить линиям руки, то через двадцать лет я буду жив, – ответил на это Жак и дотронулся до
лица. – Ведь через двадцать лет я должен буду присутствовать на важной встрече…
– С кем?
Он не ответил, но подумал: с самим собой.
70
Местом проведения эксперимента был выбран кинозал, где демонстрировались онейрические фильмы.
На часах было 22 часа 20 минут.
– Пройти через дверь на дне озера можно, лишь оказавшись между братьями Гипносом и Танатосом:
именно там скрыто самое глубокое логово Морфея, – многозначительно сказал Эрик Джакометти.
Жак Кляйн направился к флоат-камере – широкой ванне из пластика, наполненной соленой водой; вода
позволяла поддерживать онейронавта в состоянии невесомости и изолировала от тактильных
ощущений. Управление температурным режимом взял на себя Эрик Джакометти. Многочисленные
кабели, соединенные с электронными устройствами – инфракрасными камерами, компьютерными
томографами и датчиками жизнеобеспечения, – выходили наружу через отверстие, расположенное у
основания флоат-камеры. Все они были подключены к компьютеру, в котором фиксировались все
получаемые данные.
– Чем-то похоже на гроб, – отметил Икар, фотографируя флоат-камеру на смартфон.
– Скорее на саркофаг, – уточнила Шарлотта.
– А я бы сравнил ее с коконом скарабея, который, согласно египетской мифологии, позволяет скарабею
умереть и вновь возродиться, – сказал Жак. – Похоже, мы превращаемся в участников культа Атона.
Он неспешно разделся и положил вещи на стул, предварительно свернув их в знак того, что имеет
твердое намерение вернуться и снова надеть все это. Трусы в гавайском стиле он не снял. Затем он сам
прикрепил к голове датчики Dream Catcher.
Икару было поручено снимать все происходящее на видео с разных ракурсов.
После нескольких минут концентрации Жак Кляйн почувствовал себя готовым. И вошел в саркофаг.
Двадцать три часа. Температура воды – 23 градуса.
Эрик Джакометти поставил Жаку капельницу. Зажегся дисплей монитора для контроля за показателями
функций тела. Загорелся также большой центральный экран, на котором должно было отображаться
путешествие онейронавта.
Жак сделал несколько коротких вдохов, затем несколько более продолжительных. Он удлинял дыхание,
словно спортсмен, готовящийся побить рекорд.
Эрик Джакометти убавил яркость света в помещении, создав полумрак.
Шарлотта предложила включить запись Симфонии № 9 «Из Нового света» Дворжака, чтобы создать
подходящий звуковой фон.
– Я готов к погружению, – объявил Жак.
Шамбайя подошла к мужу и поцеловала его:
– Не умирай, Жак.
– В любом случае, мы будем наблюдать за ним на экране, – посчитала нужным сказать Шарлотта.
– Не рассчитывай на людей, находящихся снаружи, которые сохранят тебе жизнь с помощью приборов,
рассчитывай только на собственное сознание, – напутствовала жена. – Не забывай, что ты наделен
пятью физическими и пятью психическими чувствами.
– Мы постараемся поддерживать связь с тобой. Одно движение глаз будет означать «да», два – «нет», –
напомнил Эрик Джакометти.
Жак взглянул на часы, висевшие на стене: было уже 23 часа 30 минут.
– Нельзя больше терять время. Я пошел.
Он закрыл глаза. Крышка саркофага опустилась.
Монитор показывал, что его сердце бьется, мозг функционирует. Большой дисплей, соединенный с
камерой Dream Catcher, пока что был равномерно коричневым.
Ночь обещала быть долгой, и те, кто остался снаружи, запаслись кофе и едой.
На экране высветилась надпись:
СТАДИЯ 0: БОДРСТВОВАНИЕ С ЗАКРЫТЫМИ ГЛАЗАМИ.
Электроэнцефалограмма регистрировала волны мозговой активности с частотой в 16 герц – бета-ритм.
Температура воды составляла 21 градус. Температура тела – 37,1, слегка повышенная.
Жак медленно откинул голову назад. Его затылочные мышцы расслабились – признак того, что он
засыпал.
Максимально замедлив дыхание, а затем и сердцебиение простым усилием воли, он приступил к
погружению.
СТАДИЯ 1: ДРЕМОТА.
Электроэнцефалограмма показала небольшое колебание. Мозг перешел от излучения волн с частотой 10
герц, характерных для состояния бодрствования, к волнам с частотой 8 герц, соответствующих дремоте.
Доминировал альфа-ритм. Температура воды составляла 18 градусов. Температура тела – 36,8 градуса.
– Он уже переступил границу Зазеркалья, – объявила Шарлотта.
71
Сорокасемилетний Жак Кляйн начал постепенное погружение в мир снов.
СТАДИЯ 2: ЛЕГКИЙ СОН.
Частота волн мозговой активности снизилась с восьми до четырех герц, что соответствовало тета-ритму.
Температура воды – 17 градусов. Температура тела – 36 градусов.
Эрик Джакометти установил на термостате еще более низкую температуру воды.
Шамбайя шепотом напевала молитву на своем языке.
СТАДИЯ 3: ГЛУБОКИЙ СОН.
Теперь частота мозговых волн составляла не четыре, а два герца, что соответствовало дельта-ритму.
Температура воды – 16 градусов. Температура тела – 34 градуса (легкая гипотермия). Периоды
колебаний на электроэнцефалограмме сделались более редкими.
Икар, не выпуская видеокамеру из рук, запел ту же обрядовую песню, что и его мать.
СТАДИЯ 4: ОЧЕНЬ КРЕПКИЙ СОН.
Мозг перешел к излучению волн с частотой от двух до одного герца. На электроэнцефалограмме
нарастали пики. Температура воды – 14 градусов. Температура тела – 32 градуса (средняя гипотермия).
Главный экран, бывший до того времени коричневым, осветился. На нем возник подводный скалистый
склон, уходящий в глубину.
– Он визуализирует свою гипнограмму, чтобы дать нам понять: он знает, на какой стадии погружения
находится, – восторженно воскликнул Эрик Джакометти.
Икар прервал свою песню и принялся описывать матери на сенойском языке то, что видел на экране.
Погружение продолжалось, пока Жак не коснулся дна, которое являлось дном его сна.
Дыхание онейронавта замедлилось, пульс стал нерегулярным и редким.
– Ты в порядке? – спросила Шарлотта в микрофон, соединенный с динамиком в саркофаге.
На мониторе было видно, как Жак повел глазами слева направо.
– Ты осознаешь, что достиг предела четвертой стадии глубокого сна?
Снова движение глаз.
– Ты готов продолжить?
Ответ положительный.
СТАДИЯ 5: «ПАРАДОКСАЛЬНЫЙ СОН».
Тело Жака задвигалось. Переход в стадию «парадоксального сна» – всегда опасный момент, поэтому
всеобщее внимание было приковано к индикаторам жизнедеятельности.
На онейрическом экране Жак шел по дну и внезапно наткнулся на твердую стену.
– Пик «парадоксального сна», – пояснил Эрик Джакометти, незамедлительно понизив температуру воды
до девяти градусов.
Инфракрасная камера зафиксировала, что кровь стала постепенно отливать от конечностей спящего,
двигаясь вверх по рукам и ногам. Затем его дыхание слегка участилось, а кровь прилила к половым
органам, грудной клетке и голове.
Волоски на теле поднялись – это называют «эффектом гусиной кожи». Пальцы рук Жака слегка
подрагивали.
Вдруг его глазные яблоки быстро задвигались, а сердечный ритм, наоборот, замедлился. Судя по данным
электроэнцефалограммы, частота волн мозговой активности увеличилась до тридцати герц, что
соответствовало гамма-ритму. Пульс составлял 30 ударов в минуту. Температура тела – 30 градусов.
Электроэнцефалограмма регистрировала активную работу мозга.
– У него эрекция при замедленном сердцебиении, – прошептала Шарлотта на ухо Джакометти. – Как
такое возможно? Я думала, что для наполнения кровью пещеристых тел необходимо увеличенное
кровяное давление.
– Это еще один из парадоксов «парадоксального сна» и еще одна из тайн человеческого тела, – признал
ученый.
– Ему доставляет удовольствие видеть сны, – напомнила Шамбайя, услышавшая их разговор. –
Погружение приносит невероятную радость его чувствам и уму.
Тело Жака стало непроизвольно подрагивать.
– Я считала, что при температуре тела ниже тридцати градусов наступает смерть, – заметила Шарлотта,
удивленная цифрами, которые отображались на мониторе.
– Во время операций на открытом сердце создают именно такую температуру, – объяснил Эрик
Джакометти. – По моему мнению, человек может жить при очень низкой температуре тела: смерть
гарантированно наступает лишь при замерзании крови.
– Но Жак уже находится в состоянии тяжелой гипотермии…
– Вы хотите остановить эксперимент?
Все молчали. Эрик Джакометти счел молчание за отрицательный ответ. Он наклонился над
микрофоном:
– Жак, ты слышишь меня? До этого момента у тебя все шло хорошо?
В ответ – одно боковое движение глаз.
Глядя на экран, все могли убедиться, что Жак все еще во власти сновидения. Он взобрался на скалистую
вершину под водой и в конце концов приблизился к поверхности. Но линию пробуждения не пересек.
Когда он оказался на вершине, его глазные яблоки задвигались, ритм сердца снова замедлился.
– Ты по-прежнему в порядке?
Одно движение глазами.
Пальцы Жака задвигались, словно он хотел помахать им рукой в знак приветствия.
Температура тела – 28 градусов.
На их глазах Жак достиг вершины скалы, которая располагалась на одном уровне с поверхностью воды.
Именно там обнаружился вход в подводный колодец.
– Виртуальная синяя дыра, – заметил Икар.
– Через него он собирается проникнуть в шестую стадию сна, – догадался Эрик Джакометти. – Жак, ты
слышишь меня? Ты хочешь продолжить?
Ответа не было, но на экране было видно, что Жак начал спуск в темный колодец цилиндрической
формы.
– Нужно помочь ему, – сказал ученый.
– Его тело находится в опасной зоне, – напомнила Шарлотта.
Эрик Джакометти понизил температуру воды до восьми градусов. На дисплее отобразилось снижение
температуры тела до 27 градусов, что соответствовало крайне тяжелой гипотермии.
– Он находится в состоянии спячки, – объявила Шарлотта, взглянув на сердечный ритм Жака.
– Мы никогда прежде не опускались так низко, – заметил Джакометти.
– Смотрите! Ему трудно продолжить спуск, словно его тело препятствует дальнейшему продвижению, –
сказала Шарлотта.
Эрик не знал, какое решение принять, а окружающие ничем не могли ему помочь. Тогда он решился на
свой страх и риск нажать на поршень шприца, в котором содержался тетродотоксин, разведенный в
стабилизирующем компоненте – соках мандрагоры и белладонны.
Пробежав по изгибам прозрачной трубки, желтая жидкость исчезла внутри саркофага. Жак Кляйн
вздрогнул. Его тело сковал паралич.
– Он вошел в состоянии каталепсии, – пояснил Эрик.
– Ему уже знакомо это состояние, он не должен его бояться, – напомнила Шамбайя.
На экране было видно, что Жак погрузился еще глубже в темно-синюю воду.
Электроэнцефалограмма регистрировала частоту в 46 герц, что соответствовало эпсилон-ритму. Жак
был в состоянии полной спячки. Пульс составлял 12 ударов в минуту. Температура тела находилась на
отметке 25 градусов.
– Двадцать пять градусов? Разве человек может выжить при такой температуре тела? – удивился Икар.
– Мы впервые понижаем ее до такой степени, – признал Эрик.
Внезапно кривая электроэнцефалограммы стремительно поползла вверх: 47, 48, затем 49 герц.
– Активность мозга возрастает, – сказала Шарлотта. – Но тело полностью парализовано.
– Он покидает стадию парадоксального сна! И входит в шестую стадию, в Somnus incognitus! –
воскликнул взволнованный Эрик.
Ученый наклонился над микрофоном, чтобы поговорить с онейронавтом.
– Жак, ты все еще слышишь меня?
Нет ответа.
– Ты в порядке? – повторил он.
Глаза Жака оставались неподвижными.
На экране Жак погружался в темную воду все глубже.
– Что будем делать? – спросила Шарлотта.
– Нельзя останавливать эксперимент на этой стадии. Я беру на себя ответственность за последствия, –
сказал Эрик.
– А если он умрет? – взволновалась Шамбайя.
– Технически он все еще жив.
Другие не разделяли его оптимизма. Эрик снова заговорил в микрофон:
– Алло! Жак, ты слышишь меня?
Внезапно экран померк. Единственными источниками света в помещении оказались лампочки
медицинских приборов и свечи, которые они зажгли еще до начала эксперимента.
Все показатели оставались стабильными: температура тела – 25 градусов, 12 ударов сердца в минуту,
частота волн мозговой активности – 49 герц.
Шамбайя запела, сын присоединился к ней.
Неожиданно частота волн мозговой активности упала с 49 до 15 герц.
– Что происходит? – спросила Шарлотта.
– Такое впечатление, что он изнемогает от усталости. Не знаю. Сплошные парадоксы, я никогда прежде
не сталкивался с подобным, – признал обеспокоенный Эрик.
– Он умер? – спросил Икар, начавший паниковать.
Эрик Джакометти не нашел что ответить. Ему было известно, что многие его коллеги оценивали бы
тело, плавающее внутри саркофага, как клинически мертвое.
Частота мозговых волн продолжила колебания: 14 герц… 13 герц.
– Его мозг перешел от излучения эпсилон-волн к… мю-волнам.
– Что такое «мю»?
– Это буква греческого алфавита, – объяснил Эрик Джакометти. – Она соответствует букве «м».
Взгляните, волна рисует две изогнутые дуги.
Беспокойство все больше овладевало всеми присутствующими. Общее молчание прервал Икар, задав
волновавший всех вопрос:
– «М» – значит, «мертвый»?
– Он прибыл на место назначения, – с нежностью сказала Шамбайя. – Но мы не можем больше
сопровождать его в этом путешествии…
72
Синий цвет.
Все более и более насыщенный.
Наконец – черный.
Жак Кляйн плыл в темноте. Ему было страшно оттого, что он не мог определить, двигался он или стоял
на месте. Вода казалась тягучей, словно масло.
Внезапно ему захотелось повернуть обратно, но он знал, что это невозможно.
Это место влекло меня – и вот я здесь. И возможно, никогда не выберусь отсюда.
Такова цена, которую платят беспечные мореплаватели (а значит, и ты, папа?): я могу остаться ни с
чем именно тогда, когда едва не завладел всем.
Я должен вернуть все, что мне было дано.
Я должен отказаться от всего, что мне досталось с огромным трудом.
Такой ценой познается шестая стадия сна.
Все шло так хорошо, зачем я всем рискнул?
Теперь назад дороги нет.
А здесь темно и опасно.
Холодно и липко.
Вдруг дно озарилось слабым светом.
Сопротивление воды увеличилось, и Жаку стало еще сложнее продвигаться вперед. Но он все же
постепенно, из последних сил, приближался к свету, который приобрел розоватый оттенок.
Красные кустики с мягкими ветвями волокон сплетались, образовывая новые большие кусты.
Должно быть, это…
Он двигался дальше, глядя на волокна, которые тянулись, путались, переплетались.
…нейроны.
На глубине озера парадоксального сна находится вход в… гигантский мозг.
Жак был потрясен видом нейронов, тянувшихся, насколько хватало глаз.
Исполинский лес, состоящий из бесконечных красных волокон.
Где я? – подумал он, охватывая взглядом панораму под ним – мерцающую вязкую материю розового
цвета.
– Ты там, где должен быть.
Чей это голос? Жак оглянулся. Седоволосый Ж.К.67 парил в этом фантастическом пейзаже рядом с ним.
– Ж.К.47, я не мог оставить тебя одного в столь важный момент.
– Где я? – повторил Жак вслух.
– Ты… в своем собственном бессознательном. У него получается отобразить себя в виде мозга. Твоему
бессознательному всегда хотелось воплотиться в нечто материальное. Все нематериальное просто
жаждет стать материальным. Бесплотные духи мечтают стать людьми. Идеи хотят, чтобы их озвучили, а
еще лучше – описали в книгах. Призракам надоело проходить сквозь стены – они хотят ходить, сидеть,
спать и даже страдать в своей плоти. Они хотят, чтобы их называли по имени, они хотят быть,
существовать.
– Значит, это место – мое бессознательное, которое мечтает стать полноценным мозгом? Это как если бы
компьютерная программа мечтала стать микросхемой? Или как герой романа мечтал бы сойти со
страниц книги?
– Твое бессознательное – это сумма идей, но оно хочет стать совокупностью клеток.
Жак Кляйн переваривал услышанное.
– Получается, что на дне моих снов находится… моя собственная мини-ноосфера?
– Давай сравним твое материальное тело с одним из компьютеров, которые продаются в магазинах. У
них имеется определенная цена, вес, режим энергопотребления, у них даже есть неисправности. Эй, ты
слушаешь меня?
– Да.
– Внутри твоего компьютера, то есть твоего тела, находится материнская плата, мозг, и есть
электронные цепи – нейроны. Получая энергию, эти нейроны, во-первых, накапливают в памяти
информацию…
– Выходит, тело – это компьютер, а разум – программа? – перебил Жак.
– Да, верно. И эта программа обладает способностью объединять хранящиеся в ее памяти сведения для
формирования новых идей.
– Неужели речь идет о… воображении?
– Угадал. Это второе, что делают нейроны. Что такое оригинальная идея? Это смешение двух образов.
Например, идея самолета родилась от соединения птицы и человека, идея подводной лодки – от
соединения рыбы и человека, идея мегаполиса – от соединения человека и муравья.
Два Жака Кляйна порхали в розовом свечении.
– Значит, если я являюсь живым компьютером, то, подключаясь к чему-то, могу создать Интернет из
соединенных между собой воображений… то есть ноосферу?
– Опять верно. Твое бессознательное умеет подключаться к бессознательному других людей, то есть к
сложной и объемной структуре, как память обычного компьютера подключается к Интернету.
Они продвигались в глубь виртуального мозга.
– Это коллективная программа, гештальт – общность связанных между собой умов людей.
– Просто невероятно!
– Но здесь – здесь – ты не в коллективном, а в индивидуальном. Ты находишься в представлении твоего
единственного разума. Следуй за мной, сейчас мы отправимся в точное место расположения твоего
бессознательного. Поскольку оно зрительно выражает себя в виде настоящего мозга, то найти его будет
легко.
Ж.К.67 направил Жака к центру, в зону лилового цвета.
– Вот и твой рептильный мозг, – сказал он, раскинув руки. – Это самая древняя часть мозга, которая
отвечает за твои рефлексы, страхи и базовые функции. Образно говоря, это животное, скрытое внутри
тебя. Именно оно заставляет тебя отдернуть руку от огня, именно здесь находятся твои страхи и базовые
эмоции, которые позволяют тебе выживать, сражаться и обретать бессмертие посредством размножения.
– Значит, моя боязнь акул, мое желание вмазать кулаком по роже Киамбангу или заняться любовью с
Шамбайей – все это происходит здесь?
Жак-старший повел его к другой зоне, оранжевого цвета.
– Смотри, здесь находится твой второй мозг – эмоциональный. Он управляет твоими эмоциональными
порывами. В этом месте, в оранжевой зоне, рождаются чувство жалости или, скажем, несправедливости,
желание отомстить кому-то и благодарность. Твоя память тоже здесь.
Затем пришел черед серой зоны.
– Это лобная доля твоего мозга. Благодаря ей ты способен размышлять, вырабатывать стратегии,
придумывать новые идеи…
– И видеть сны?
– Лобные доли мозга отвечают за духовную составляющую твоей личности: художественный вкус,
умение играть в шахматы или, например, вести диалог со мной. Кора левого полушария отвечает за
логические операции, а кора правого обращена к искусству. Когда ты не знаешь, как поступить,
колеблясь между левым и правым полушарием, то для того, чтобы выиграть время, производишь взрыв
– например, смеха.
Ж.К.47 глядел вокруг изумленными глазами.
– Все-таки странно осознавать, что в самой глубине моих снов я побывал на экскурсии в собственном
мозге!
– Нет, в глубине снов ты прогуливаешься по твоему бессознательному, которое принимает себя за
мозг… Но в конечном счете это практически одно и то же.
– Куда ты поведешь меня теперь?
– Туда, где будет происходить самое важное.
Они оказались перед кустом красных нейронов cortex cerebri – коры головного мозга.
– Что это?
– Это твои внутренние часы. Вернее, в таком виде твое бессознательное воспринимает твои внутренние
часы. Именно здесь ты ощущаешь течение времени. Прошлое, настоящее и будущее – лишь понятия…
или, как сказала бы мама, убеждения. Рано или поздно понятия становятся общепринятыми. К примеру,
твои внутренние часы отчасти связаны с появлением и исчезновением света – чередованием дня и ночи.
– Но ведь время является объективной реальностью?
– Ты помнишь фразу: «Реальность – это то, что продолжает существовать даже после того, как в нее
перестаешь верить»? Все, что ты называешь реальностью, на самом деле лишь твое убеждение, что да,
это реальность. Мозг, который ты видишь в настоящий момент, не более чем плод твоего воображения.
Не забывай, Ж.К.47, что мы находимся в сновидении.
– Но этот сон так похож на явь!
Ж.К.67 приблизился к нервному узлу, в котором содержалась мысль о времени.
– Вот он-то нам и нужен. Сейчас мы будем скручивать – или, по крайней мере, убедим в этом твое
бессознательное – кончик этого узла так, чтобы из него получилась петля.
Внезапно Жаков ослепила яркая вспышка света, сопровождавшаяся оглушительным грохотом. В
красном кусте разразилась мини-гроза, и их пронзили болезненные электрические разряды.
– Ай! – вскрикнул Жак. – Это еще что?
– Кажется, я знаю… Это… сомнение.
– Сомнение?
– Что-то в тебе воспротивилось мысли о совершении манипуляции с нервным узлом в целях лишить его
понятия о времени. Часть твоего бессознательного понимает, что я хочу сделать, но отказывается
создавать эту аномалию.
Вокруг них усиливалось статическое электричество. Красный куст нейронов сотрясался от пробегавших
по нему молний.
– Господи, неужели все это происходит из-за моей мысли?
– Точнее, из-за твоего страха перед потерей последовательности. До сего момента все было логично,
соответствовало тому, чему тебя научили твои родители, преподаватели и другие люди, с которыми ты
взаимодействовал в жизни. Сама мысль о том, что времени не существует, невыносима для твоего
рассудка.
– Однако же я вас слушаю!
– Ты меня слушаешь, но я разделываюсь со всеми твоими убеждениями, поэтому твое бессознательное
взбунтовалось. К тому же хоть ты со мной и разговариваешь, но так и не принял целиком мысль о том,
что я создал лифт времени, чтобы беседовать с тобой. На самом деле ты просто констатировал, что кто-
то давал тебе советы во сне, которые оказывались полезными. Потом ты перестал задавать себе вопросы
и слушал меня, но по-настоящему так и не поверил ни в мое существование, ни в мое изобретение. И
вот, как видишь, твое бессознательное восстало против… меня.
Возникавшие из нейронов молнии сверкали исключительно над головой Ж.К.67.
– Я не желаю вам зла!
Удар молнии – и Ж.К.67 скорчился от боли.
– Ты – нет, зато твое бессознательное – да. Оно хочет убить меня, чтобы я стал не более чем одной из
множества мыслей, а затем лишь воспоминанием о сне, «правдоподобной иллюзией».
– Ж.К.67, я вовсе не хочу причинять вам зло!
– Тогда поверь в меня по-настоящему! Время – всего лишь условность, ты можешь попасть в прошлое,
не покидая настоящее! Ж.К.47, поверь в меня! Умоляю!
Снова ударила молния. Мужчина с седыми волосами упал и теперь лежал неподвижно, распростершись
между нейронами.
Неужели бессознательное пожелало прекратить этот диалог, потому что он казался ему
невыносимым? – подумал Жак.
«Будущий я», который дает мне советы во сне? А я и правда никогда в него до конца не верил. Только
после того, как он вызвал у меня приступ сонного паралича, я начал прислушиваться к нему, а когда все
обошлось, я продолжал возвращаться в одно и то же сновидение, чтобы поговорить с ним из чисто
корыстных соображений. Но в глубине меня… то есть здесь… я так и не примирился с мыслью, что
«будущий я» может вернуться в прошлое – вернуться во сне – ради общения со мной.
Внезапно Жак понял, что должен расквитаться со своим бессознательным, если хочет допустить мысль
о том, что Ж.К.67 изобрел свой знаменитый «Атон».
Он дотронулся рукой до нейрона, и его сознательное подключилось к бессознательному. Он вспомнил
свое рождение, глубоко травмировавшее его.
Мой первый сон был резко прерван. Я до сих пор не оправился от этого.
Ему снова вспомнился момент, когда он, будучи младенцем, осознал, что отделен от мира. До того
времени он считал, что составляет единое целое с мамой, а потом, в девять месяцев, на его глазах… нет,
не он… мама покинула его. Невозможность заставить ее вернуться оставила глубокий след в его душе.
Первое расставание с мамой было ужасным, хоть оно и продлилось всего лишь несколько часов.
Затем он мысленно пережил тягостные минуты, когда отец заставлял его есть красное мясо с кровью,
вспомнил и пуловеры, чересчур узкие горловины которых сдавливали ему шею, потому что были ему
малы. Бессознательное все запомнило. Бессознательное ничего не простило. В его памяти хорошенько
засело: «с тобой плохо обращаются», «тебя не уважают», «то, что происходит с тобой, несправедливо».
Он подумал о смерти своего отца.
Еще одна несправедливость.
Он подумал о ране на лбу, которую получил из-за Вилфрида.
Мне казалось, что я давно простил его, но нет, я все еще сержусь. В действительности мне всегда
хотелось, чтобы он был наказан как можно более жестоким образом за мое унижение, за шрам,
вызывающий любопытство у людей, с которыми сводила меня жизнь.
И если бы только Вилфрид. Он помнил все унижения, пережитые в детстве: публичное оглашение
плохих оценок, насмешки старост класса, ухмылки директора, заведомо уверенного в его никчемности.
Я никому ничего не простил. Я просто запрятал в глубины моего бессознательного все, что тревожило
мое сознание. Я сделал вид, что простил, чтобы очистить разум, но вследствие этого пережитые
травмы еще сильнее врезались в память.
Ему вспомнились девочки из его школы, отказавшиеся с ним целоваться.
Мое бессознательное ничего не забывает и ничего не прощает. Мое бессознательное никому не
доверяет.
В его памяти всплыл момент, когда он узнал об исчезновении матери, и он понял, что все еще обижен на
нее из-за того, что она не предупредила его о своем отъезде.
Отныне мне известна моя подлинная сущность: оказывается, я мстителен, брюзглив и жесток.
Вспомнив, как ему доводилось видеть своих друзей, напившихся до беспамятства, до скотского
состояния, он понял, что алкоголь лишь пробивал брешь в их бессознательном, освобождая тем самым
подлинное внутреннее чудовище.
Алкоголь и наркотики создают трещины в толстых стенах цитадели, в которой укрылись глубинные
мысли.
Эти толстые стены, скрывающие бессознательное, выстроили родители, учителя, мораль, боязнь
чужого мнения, боязнь неудачи. А я, погрузившись в самые глубины сна, оказался в этом кусте
нейронов, в той форме, которую приняло мое бессознательное.
На него нахлынули воспоминания о других неприятных сценах из прошлого. Он жалел, что не схватил
Киамбанга и не запер его в каюте, заставив слушать непрерывно в течение недели детскую песенку
«Братик Жак».
Он всегда не доверял Фрэнки Шаррасу: ему не давало покоя его военное прошлое. Он всегда не доверял
Шамбайе. И даже собственному сыну Икару не доверял. Он не мог полностью положиться на него,
поскольку не простил сыну бессонные ночи первых месяцев его жизни, наполненные беспрестанным
хныканьем и плачем.
И несмотря на то, что Жюстина была готова сбросить его в канал с привязанным к ногам бетонным
блоком, он по-прежнему тосковал по ней.
Жюстина. Красотка Жюстина.
Его бессознательное работало наоборот. Он остерегался собственных домочадцев – и был крайне
снисходителен к интриганам.
Он кусал руку дающего – и лобызал руку карающего.
Его мысли вернулись к Ж.К.67.
Его бессознательное всегда недолюбливало высокомерие «всезнайки», все эти покровительственно-
отеческие «доверяй мне». Его бессознательному не нравилось получать приказы от этого воображаемого
типа, вдобавок ко всему наделенного реальной властью над ним.
Его бессознательное всегда считало, что никто не вправе указывать, как ему следует поступать.
Я не могу доверять Ж.К.67, так как не доверяю никому.
По правде говоря, я не доверяю даже себе самому.
В сущности, я… не люблю себя.
Я всегда считал себя слабаком и бездельником.
А если я не люблю себя, то как могу любить других?
От этой мысли ему стало не по себе, но вместе с тем он ощутил, что впервые честен перед собой.
Сегодня на моих глаза мое бессознательное вывело из строя «будущего меня»…
Жак Кляйн-младший склонился над Жаком Кляйном-старшим.
Я его заклятый враг…
Пытаясь совладать с эмоциями, он подумал, что в сорок семь лет надо бы примириться со странностью
своей судьбы, вместо того чтобы пытаться подогнать свою жизнь под некий общий стандарт.
Примириться с причудами своих родителей и перестать на них обижаться.
Примириться со своей внешностью.
Примириться с жизненными невзгодами.
Вилфрид, Киамбанг и даже фармацевтические компании помогли мне познать мою подлинную
сущность.
Примириться с несправедливостью и предательством – они тоже помогли мне стать тем, кем я
являюсь сейчас.
Мне даже не нужно больше мстить, так как лучшей местью им станет мой успех.
Я способен на это, потому что я замечательный, неподражаемый, отважный человек. Еще никто
прежде не делал того, что я делаю сегодня. Я добился успеха там, где мама потерпела неудачу. Я
лучший. А кроме того, я изобрету способ, который позволит мне получить помощь от другой
прекрасной личности – «будущего меня»!
Преодолевая страх быть пораженным одной из молний, по-прежнему сверкавших вокруг, Жак-младший
приподнял за плечи Жака-старшего:
– Что ж, я все понял: теперь я знаю, кто в моей команде. Я доверяю вам, Ж.К.67, и больше не буду
внимать моему бессознательному, под личиной мудреца которого скрывается всего лишь реваншист,
трус и мазохист.
Он нежно гладил рукой лицо «самого себя», пока тот не открыл глаза.
– Я верю в вас, – произнес Ж.К.47.
– Тогда для начала обратись ко мне на «ты», – ответил Ж.К.67, улыбнувшись. – Думаю, пришло время
нам обоим оставить эти церемонии.
– Извините… Извини меня. Мое бессознательное всегда руководило моими поступками, а теперь я
пытаюсь поменять ситуацию.
– Мне известно, что представляет из себя твое бессознательное, ведь у меня было такое же. Еще недавно
оно было тебе хорошим советчиком, но сейчас почувствовало во мне соперника. В его неприязни по
отношению ко мне есть доля ревности.
Они смотрели на куст красных нейронов, по которому все еще пробегали электрические огоньки.
– Я попытаюсь им управлять. Мое сознательное сильнее бессознательного – оно может заставить его
замолчать.
Постепенно красный куст перестал дрожать, успокоился. Ж.К.67 поднялся на ноги, он был совершенно
невредимый.
– А сейчас нужно незамедлительно действовать.
– Опять одно и то же. С тобой, Ж.К.67, мы вечно куда-то спешим. Моему телу угрожает опасность, так?
– Нет, но ты должен почтить своим присутствием одну встречу. Сегодня твой день рождения. Тебе
исполнится сорок восемь лет. А ведь именно в твой день рождения, если ты помнишь, состоялся наш
первый разговор.
– Боже! В полночь. Который сейчас час снаружи?
– Без семи минут полночь.
73
Сенойская песня сливалась с симфонией «Из Нового света» Дворжака.
На приборе для контроля высвечивались все те же показатели.
Тело Жака Кляйна плавало в холодной соленой воде.
На электроэнцефалограмме был мю-ритм с частотой 13 герц.
Шарлотта, закрыв глаза, шептала импровизированную молитву.
Эрик Джакометти непрестанно теребил электрические провода и трубки, чтобы убедиться, что они
правильно подключены и исправно работают.
74
Разум внутри разума.
Два гостя внутри коры головного мозга.
Два сновидца внутри общего воображаемого.
Вокруг них нейроны образовывали лес из красных бугорков.
– Ж.К.47, настало время создать онейрический лифт, который позволит тебе встретиться с «собой в
молодости».
– Ж.К.67, я готов.
– Прежде всего ты должен принять мысль о том, что есть способ повернуть время вспять. Это не
механизм, но понятие, которое ты должен внедрить в свое бессознательное. Это нечто вроде рекурсии и
мощнее любого физического опыта. Ты хорошо понял?
– Более-менее. Мне трудно понять, как обычное понятие из области психологии может отправить меня в
сны, которые мне снились в двадцать восемь лет. Наверняка тут не обошлось без какой-то механической
составляющей.
– Не механической, а геометрической. Разгадка скрыта в нашей фамилии, Жак.
– Помню, Вилфрид смеялся надо мной из-за того, что по-немецки она означает «маленький».
– Это слово ассоциируется и с другими понятиями.
– Имеется в виду синий цвет Кляйна? Одежда от Кельвина Кляйна? Фильм «Мсье Кляйн»? Чего я
только не наслушался…
– Вспомни уроки математики… Вспомни, что тебе рассказывал папа. Он говорил о необыкновенной
форме, связанной с нашей фамилией.
– Бутылка… Кляйна?
– Точно. Ее изобрел наш предок – математик Феликс Кляйн, который был очень известен в свое время.
Ты помнишь своеобразную форму этой бутылки?
– Если не ошибаюсь, она похожа на трехмерную ленту Мёбиуса. Кольцо Мёбиуса образует восьмерку,
внешняя сторона которой переходит во внутреннюю, поэтому у нее отсутствует как лицевая, так и
обратная сторона.
– Бутылка Кляйна – это сосуд, горлышко которого удлинено, изогнуто, направлено внутрь бутылки
сквозь стенку и соединено с дном. Получается объемная восьмерка с отверстием внизу. Особенность
сосуда состоит не в том, что он не имеет ни лицевой, ни обратной стороны, а в том, что у него нет ни
«внутри», ни «снаружи».
– Но какое это имеет отношение к твоему лифту?
– «Атон» рождается из воздействия на нейрон, которому придается форма бутылки Кляйна. Так что ты
будешь скручивать кончик твоей собственной машины для управления временем.
Фраза отозвалась эхом в его голове.
– Но вначале нужно найти правильный «временной кончик», который-то и будет подлежать
скручиванию. Тот, где тебе было двадцать семь лет и ты спал с Жюстиной. Я помогу тебе.
Ж.К.67 подвел его к области коры головного мозга, именуемой средней частью височной доли, – там
накапливаются воспоминания о событиях, имевших место в далеком прошлом. Среди вороха красных
волокон, содержащих наиболее значительные моменты жизни, Ж.К.67 отыскал нейрон, который
запомнил ночь, проведенную с Жюстиной. Мужчины подошли к маленькому красному деревцу с
торчащими дендритными ветвями. Старший Жак показал младшему, как следует действовать: нужно
отделить один нейрон, воздействуя на синапсы – места соединения нейронов между собой. И Жаки
совместными усилиями превратили мембрану нервной клетки сначала в шар, затем в сосуд. После чего
Ж.К.67, на манер стекольщика, вытянул один из концов, сделав из него горлышко. Как только Жак-
старший достаточно удлинил этот бугорок, он попросил Жака-младшего его изогнуть, а затем продеть
через боковую поверхность.
Ж.К.47 послушно согнул трубку.
Осталось только расширить книзу другой конец, чтобы сформировать из него дно с отверстием.
Наконец их бутылка Кляйна была готова. Они отступили назад, чтобы лучше рассмотреть получившееся
изделие.

– Так это и есть тот самый «Атон» – нейрон из бессознательного, превращенный в сновидении в
бутылку Кляйна?
– Ж.К.47, не правда ли, он прекрасен?
– Подумать только, я всю жизнь считал эту нелепую фамилию, звучащую по-немецки, проклятием. По-
твоему, папа умышленно привлекал наше внимание к ракушкам, чтобы подготовить нас к этому
мгновению? – спросил Ж.К.47, поглаживая сосуд округлой формы.
Ему прежде не доводилось видеть столь необыкновенный и столь совершенный, полный тайн
геометрический объект. Если лента Мёбиуса показывала, что можно находиться в одно и то же время на
лицевой и оборотной сторонах, то бутылка Кляйна доказала, что можно находиться одновременно
внутри и снаружи.
При одном взгляде на нее в голове проносились тысячи мыслей.
Бутылка Кляйна – универсальное решение.
Происхождение Вселенной? Большой взрыв можно было бы сравнить с этой бутылкой: расширение,
сжатие, расширение… Неостанавливающийся механизм. Бутылка Кляйна объясняет природу как
бесконечно больших, так и бесконечно малых величин.
Таким образом, Жак, старея, повзрослел, его разум расширился, как Вселенная, затем пришел в
устойчивое состояние, а теперь направился внутрь себя.
У него закружилась голова от созерцания этой восхитительной формы.
Время тоже способно расширяться, растягиваться, а потом сужаться, становясь горлышком. И
тогда круг замыкается.
Бутылка запечатана.
Змея кусает себя за хвост.
Символ бесконечности – горизонтальная восьмерка – обрел свое воплощение в трех измерениях.
Время и пространство – это не простые воздушные шары, которые могут раздуваться до
бесконечности. Наступает миг, когда они обращаются внутрь самих себя. И становятся…
бутылками Кляйна!
Вот почему становится возможным путешествие во времени с помощью мира снов, неподвластного
законам Ньютона и даже Эйнштейна.
Жак Кляйн продолжил размышлять вслух:
– …Таков великий парадокс, заключенный в бутылке Кляйна: наружная часть ведет вовнутрь. Внешнее
пространство перетекает во внутреннее. В конце длинного пути мы возвращаемся к его началу. В конце
зрелости мы попадаем в молодость.
Ж.К.47 разглядывал окружавший его розовый пейзаж: красные древовидные разветвления, массу
охрового цвета перед его глазами.
Я нахожусь в…
– Ты находишься в твоем собственном разуме, именно здесь происходит самое главное. А напротив тебя
– «Атон», волшебный лифт, позволяющий повернуть время вспять. Теперь же нельзя терять ни секунды,
тебе необходимо срочно повидаться с одним замечательным человеком – с «собой в молодости».
– А ты, Ж.К.67? Что будет с тобой, когда я стану… Как же ты?
Жак-старший ободряюще улыбнулся и подмигнул ему в ответ. А Жак-младший за двенадцать секунд до
полуночи вошел внутрь нейрона, превратившегося в бутылку Кляйна.
Его вобрала в себя вихревая структура.
Все вокруг сделалось текучим.
Он скользил по гладким изогнутым стенкам объекта, который, как он знал, являлся «игрой разума
внутри его сновидения».
Конус, в который он вошел, превращался в постепенно сужавшуюся трубку. Ему приходилось прилагать
большие усилия, чтобы продвигаться вдоль мягких красных стенок. Как в день, когда он появился на
свет, когда вышел из матки, чтобы оказаться в другом мире.
Он двигался вперед, а где-то там, снаружи, во внешнем мире, уже наступила полночь.
И Ж.К.47 стал Ж.К.48.
Жак Кляйн с седеющими волосами очутился в наполненном светом пространстве, сотканном из тумана
и песка.
Деревья. Лес.
Он шел в медленно рассеивавшейся дымке.
Теперь он мог разглядеть цвет песка.
Он был розовым.
Вдалеке виднелась чья-то фигура.
Он испытал странное чувство, увидев себя: темные волосы, упругая, лишенная морщин кожа.
Молодой Жак держался прямо, он был мускулист и элегантен.
И он очень удивился, увидев его.
– О боже! Сработало! – воскликнул Ж.К.48.
Стоявший перед ним молодой человек выглядел испуганным, растерянным и удивленным.
– Значит, все же сработало… Сработало! У меня по лучилось!
Ж.К.48 зачерпнул горсть розового песка и просеял его сквозь пальцы, затем вновь посмотрел на
молодого человека. Он был невероятно взволнован. В глазах блеснули слезы.
Он почувствовал необходимость объясниться:
– Понимаю, что все происходящее может вызвать некоторое удивление, но не стоит беспокоиться.
– Я вовсе и не беспокоюсь. Я не знаю, кто вы, но знаю, что мы оба находимся в моем сновидении.
– Я не персонаж из сна, и я оказался здесь не случайно.
Стоявший напротив «он в молодости» смотрел на него с недоверием, и Ж.К.48 поймал себя на том, что
слово в слово воспроизвел разговор, который, как он помнил, состоялся двадцатью годами ранее.
– Сейчас у меня нет времени на долгие объяснения, Жак. Нужно немедленно покинуть сновидение и
начать действовать. Мама в опасности. Скорей! Скорей! Возвращайся в реальность. Просыпайся и
действуй.
– Кто вы?
– Я – это ты через двадцать лет, то есть ты, когда тебе стукнет сорок восемь.
– Что вы делаете в моем сне?
– Прими на веру три факта, которые, согласен, могут показаться странными. Во-первых, я
действительно существую. Во-вторых, я – это ты в будущем, и это правда. В-третьих, я разговариваю с
тобой благодаря изобретению, которое я сделал, то есть ты сделал, то есть сделаешь в будущем. Но
сейчас тебе нужно спешить: маме на самом деле грозит большая опасность! Проснись! Берись за дело!
Послушайся меня!
– А почему я должен поверить в реальность вашего существования.
– Я – результат маминого секретного проекта. Шестая стадия сна – Somnus incognitus. Именно благодаря
этому проекту я смог увидеться с тобой! Если сомневаешься, прислушайся к своей интуиции, что-то
внутри тебя непременно подскажет, что я говорю правду!
Пока Ж.К.48 говорил, он с восхищением рассматривал тело Ж.К.28.
Он находил себя по-настоящему красивым. В ту пору у него было совершенное тело, но он тогдашний
не придавал этому никакого значения. Только утрачивая что-то, мы начинаем это ценить.
Зато он отметил, что в двадцать восемь лет он явно не блистал умственными способностями.
До чего же я был наивен, подумал он. Страх руководил большинством моих поступков, я жаждал лишь
спокойствия, скучной и комфортной жизни. Как же мне недоставало честолюбия и какую огромную
помощь оказал мне Ж.К.48! Но сейчас я должен проявить не меньшую твердость, чем он, если хочу,
чтобы прошлое шло своим ходом.
Темноволосый молодой человек продолжал упрямиться, несмотря на ту доброжелательную
непринужденность, с которой он к нему обращался.
Он видит себя постаревшим, а старость страшит его, поскольку он знает, что старость
предшествует смерти. Вероятно, мои морщины вызывают у него отвращение.
– Извините, но раз вы находитесь в моем сне, значит, вы не существуете в реальности.
– О боже, я и забыл, что был до такой степени упертым. Обещаю, если мы вновь увидимся, а это
возможно, так как существует методика возвращения в сновидения, я все тебе подробно объясню, но
пока, умоляю, поверь мне. Нужно спасти маму, она в опасности. Все решают минуты, а то и секунды.
– Вы меня не убедили. И потом, откуда вам известно, что мама жива? Откуда вам известно, где она
находится, ведь она сделала все, чтобы ее не нашли?!
Как там говорится в пословице? «Если бы молодость знала, если бы старость могла».
Я оказался перед этой дилеммой. В молодости у меня действительно были шоры на глазах. Я мог
столько всего сделать, но так узко смотрел на вещи! Я возводил стены, чтобы укрепить мой мир, не
отдавая себе отчета в том, что однажды узником внутри этих стен станет мое бессознательное.
Расслабимся и попытаемся его убедить. Это необходимо, иначе он останется с Жюстиной и
превратится в развалину. Я должен это сделать ради него. Но как донести до него эту мысль?
– Поверь мне, я знаю это, – наконец сказал он.
– Ну и где же она? Сообщите мне это, мсье-персонаж-из-моего-сна-выдающий-себя-за-меня-в-будущем!
– В… Малайзии. Именно туда ты должен отправиться, чтобы спасти ее от смертельной угрозы.
– Что она забыла в Малайзии?
– Вспомни, мама говорила о племени сенои – «народе сна». Сенои придают сну намного большую
важность, нежели бодрствованию. После несчастного случая с Акилешем и гонений со стороны коллег
мама пребывала в таком унынии, что, недолго думая, отправилась в Малайзию. Она сделала это не
только для того, чтобы убежать из Парижа, но и чтобы углубить свои познания о мире сна. Это
позволило бы ей в дальнейшем удачно провести эксперименты с шестой стадией.
– А почему она находится в опасности?
– Сенои живут в тропических лесах. Им угрожают, а мама их защищает, но сама она беззащитна. И в
данный момент маме грозит…
– Я не верю вам.
– Послушай, Жак! У тебя есть выбор: проснуться и действовать или продолжать спать, а события пусть
разворачиваются по своему сценарию. Такой выбор есть всегда, но послушай, если все это правда и я
действительно тот, за кого себя выдаю, и если мама действительно в опасности, а ты ничего не
предпримешь, то ты будешь сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Готов ли ты пойти на столь
большой риск? Помнишь слова папы: «Тот, кто не захотел, когда мог… не сможет, когда захочет»?
Казалось, доводы Жака Кляйна с седеющими волосами наконец-то тронули темноволосого Жака
Кляйна.
– Ну, что ты выбираешь: последовать совету персонажа из сна, как бы странно это ни звучало, или
рискнуть и позволить маме умереть?
Растерянный молодой человек взял да и исчез.
Ж.К.48 оказался в одиночестве на острове Розового песка. От Ж.К.28 остались лишь следы на песке.
И тут к Ж.К.48 вернулось осознание того, что в его собственном настоящем он находится в другом
месте, пульс его очень слаб, температура тела предельно низкая, и все это говорит о том, что жизнь
висит на волоске. Как сурок в зимней спячке? Да нет, хуже.
Однако он не спешил возвращаться. В течение некоторого времени он смотрел на деревья, верхушки
которых слегка колыхались от ветра. От них отрывались овальной формы листья и кружились в воздухе,
а затем ложились на землю.
Ну вот, я увидел и понял.
Мое нынешнее состояние схоже с тем, в котором оказался пес Помпон, когда расстался с
закрывавшей ему глаза челкой. Теперь я буду смотреть на подлинный мир с волнением и радостью. До
сих пор мой мир был куцым и ограниченным, и вот открылась перспектива. Теперь я знаю, что за
пределами начальных границ восприятия находятся другие, более отдаленные.
Порывшись в разбросанных по пляжу ракушках, Жак нашел среди них одну – в форме бутылки Кляйна.
Над его головой плыли облака-лица ноосферы.
Я обращал мало внимания на знаки, которыми был наполнен этот розовый остров. Все уже было здесь
и прежде, прямо у меня под носом, а я был невнимателен, поскольку не предполагал, что универсальное
решение скрыто в моих снах. Я просматривал их, как пробегают глазами картины в залах музея, не
давая себе времени на то, чтобы остановиться и вдумчиво вглядеться.
Жак заметил валявшуюся на земле гавайскую рубашку. Натянул ее на себя. Бокал с коктейлем пина-
колада, украшенный зонтиком и кусочком ананаса, тоже был там. Он попробовал его и отметил, что
коктейль ненастоящий.
Это микстура на основе яда фугу, соков мандрагоры и белладонны. Я всегда оставлял ее здесь, чтобы
не забывать о том, что я в то же самое время нахожусь в другом месте и мне угрожает смертельная
опасность. Однако когда я угощал им «себя в молодости», то его коктейль был настоящим.
Жак Кляйн сел в кресло-качалку, возникшую из ниоткуда.
Мне стоило бы вернуться прямо сейчас, пока Шамбайя и остальные не начали беспокоиться. Но моя
встреча еще не закончена.
Он покачивался в кресле, довольный тем, что находится на острове, выдуманном его отцом, найденном
его матерью и использованном «будущим им». Он не закрывал глаз, вновь вспоминая все то, что
пережил.
Неожиданно на острове появился другой человек, который направлялся к нему, – Ж.К.68.
– Подумать только, мы чуть было не оказались втроем в одном сновидении, – сказал он. – Жаки Кляйны
из прошлого, настоящего и будущего. Ж.К.28 с темными волосами, Ж.К.48 с легкой сединой и, наконец,
Ж.К.68 с совершенно седыми волосами. Это было бы впечатляющее зрелище, не так ли?
– А теперь что мне делать?
– Теперь мы сможем спасти маму. Она застряла на стадии пять и восемь, между двумя слоями. Ты
поможешь ей опуститься еще ниже. Тогда она сможет коснуться дна и, оттолкнувшись от него, всплывет
на поверхность.
75
Саркофаг освещался свечами.
Музыка Дворжака умолкла, в помещении продолжали звучать лишь сенойские песни, напеваемые
шепотом Шамбайей и Икаром.
Уже в течение нескольких минут экран Dream Catcher оставался коричневым, поэтому у всех был
понурый вид. Внезапно показатели датчиков изменились: Жак подавал признаки жизни.
– Папа готов вернуться! – воскликнул Икар.
– Противоядие! Быстрее! – закричала Шарлотта.
Эрик Джакометти взял другой шприц и ввел в вены спящего Жака пробуждающую смесь из дурмана и
белены.
На экране было видно, как серая вода стала голубой. Теперь они могли следить за подъемом Жака на
вершину «парадоксального сна».
Камера, установленная внутри саркофага, показала, что движения глазных яблок Жака возобновились.
Кровь снова прилила к его вискам.
Шея выпрямилась.
На смену мю-ритму с частотой 13 герц пришел эпсилон-ритм с частотой, превышавшей 45 герц.
Пятая стадия: Жак на вершине, на одном уровне с поверхностью воды и пробуждения.
Но он опять опускается, погружаясь в светлый слой.
Гамма-ритм: 30 герц.
Четвертая стадия глубокого сна.
Дельта-ритм: два герца.
Эрик Джакометти выдохнул с облегчением. Икар и Шамбайя тоже. Шарлотта улучшила качество
изображения, отрегулировав контрастность. Эрик повысил температуру соленой воды внутри саркофага.
Гипнограмма свидетельствовала о том, что онейронавт находился теперь на третьей стадии. На
второй… На первой.
Бета-ритм.
Мозг возвращался к нормальной работе.
Жак Кляйн открыл сперва один глаз, затем второй.
Эрик и Икар бросились поднимать тяжелую крышку флоат-камеры, а Шарлотта помогла Жаку выйти из
нее.
– У тебя получилось! – ликовал Эрик.
Икар снимал на камеру, как отец покидает саркофаг.
– Ну, как это было? Рассказывай! – торопил друга Эрик Джакометти.
Все еще дрожавший от холода Жак надел халат. Он поднес ко рту энергетический напиток, который дала
ему Шарлотта.
– Я должен спасти маму, – проговорил он.
Повинуясь приказам пионера онейронавтики, члены команды спешно отправились за Каролиной Кляйн,
находившейся в одном из корпусов клиники. Пожилая женщина была доставлена в кинозал,
превращенный в стартовую площадку; ее раздели и осторожно уложили в наполненный водой саркофаг.
Жак прикрепил к телу матери датчики и поставил капельницу.
События развивались стремительно.
– Это не опасно для нее? – спросил Эрик, которому возбужденность Жака казалась подозрительной. –
Все-таки бабушке восемьдесят лет, а это неподходящий возраст для подобных путешествий.
– У нас нет иного решения, – сказал Жак, закрыл крышку саркофага, отрегулировал температуру воды и
наклонился к микрофону: – Мама, ты слышишь меня?
Ответа не последовало.
– Мама, я знаю, что ты меня слышишь. Ты застряла на пятой стадии, точнее, на уровне пять и восемь.
Получается, что ты зажата между двумя уровнями. Подняться ты не можешь, значит, тебе нужно
опуститься еще ниже. Я уже прошел этот путь и знаю, что это вполне реально. В детстве ты погружала
меня в гипноз, когда того требовали обстоятельства. Если хочешь, мы проделаем этот путь вместе, но на
сей раз ты будешь следовать моим указаниям. Приготовься, мама. Я буду сопровождать тебя вплоть до
заветного рубежа, а дальше надеюсь, что К.К.100, то есть «будущая ты», придет тебе на помощь, как
Ж.К.68 пришел на помощь мне.
Судя по гипнограмме Каролины, она действительно пребывала на стадии, находившейся за пределами
«парадоксального сна». Жак понизил температуру воды.
– Мама, ты должна знать, что ключ к успеху твоего путешествии скрыт в… нашей фамилии – Кляйн.
Так звучит не только наша фамилия, но и название геометрического тела – бутылки Кляйна, которая
позволит тебе перемещаться в пространстве/времени, произведенном снами.
Присутствующие не понимали, о чем он говорит, но не решались задавать вопросы.
– Мама, ты всегда была права. В конце сновидения наступает состояние, которое выходит за пределы
времени и материи, – нирвана, о которой рассказывают индусы. Нирвана – это пространство/время, в
котором соединяются прошлое, настоящее и будущее. Ты можешь достичь нирваны, мама. Теперь ты
можешь это сделать, а я помогу тебе в этом.
Онейрический экран был равномерно красным.
Жак попросил всех держаться наготове и ввел в капельницу смесь яда фугу и соков мандрагоры и
белладонны.
Сердечный ритм Каролины, и без того слабый, еще более замедлился.
– Послушай, мама, ты можешь проснуться, но сначала тебе необходимо встретиться с «будущей собой»,
а также успокоить и поддержать ту женщину, какой ты была в молодости. Мама, двигаться вперед нам
не дает страх. Страх смерти, чужого мнения, неудачи. «Будущаяты» объяснит тебе это, и вместе вы
сможете воспользоваться «Атоном». Не забывай о бутылке Кляйна, мама: именно благодаря ей ты
сможешь перемещаться в собственном сновидении.
Шарлотта заметила на гипнограмме, что Каролина перешла с уровня пять и восемь на уровень пять и
девять.
– А теперь вперед, мама! Переступай рубеж!
Показатели жизнедеятельности организма Каролины Кляйн исчезли с дисплея монитора. Красный экран
постепенно сделался коричневым, а затем черным.
76
Происходившее напоминало поминки. Один только Жак не выглядел обеспокоенным.
– Бабушка умерла? – шепотом спросил Икар.
Эрик закусил губу. Шамбайя снова запела сенойскую песню. Все молчали.
Жак увидел, что показатели жизненно важных функций организма Каролины не вселяли особого
оптимизма.
– Со мной было то же самое, – сказал он, чтобы успокоить окружающих, а скорее и себя тоже.
Все слушали его.
– Сейчас она, должно быть, на том же пути, что прошел я. Сколько времени я отсутствовал, пребывая в
шестой стадии?
– Двенадцать минут.
Все молча ждали. Двенадцать минут истекли.
Ж.К.48 представил свою мать, К.К.80, беседующей с К.К.100.
– Должно быть, ей необходимо что-то уладить в своем прошлом, – сказал он.
Ожидание продолжалось. Жак смотрел на саркофаг. У него разыгралось воображение.
Скачки эволюции, возможно, были порождены не людьми из будущего, пришедшими к людям из
прошлого, но… людьми из будущего, посетившими во сне «себя в молодости».
Ожидание затягивалось.
Жак медленно вдохнул и выдохнул.
Наверняка Нострадамус подключился к «будущему Нострадамусу», чтобы суметь предвидеть, что в
глаз короля Генриха II вонзится копье, повлекшее несколькими днями позже смерть.
Вероятно, многие изобретатели из прошлого знали о чем-то подобном. Так, в конце своей жизни Томас
Эдисон пытался сконструировать «духофон», с помощью которого можно было бы по-научному
общаться с мертвыми.
В голове Жака роились мысли.
В таком случае бутылка Кляйна существовала до Феликса Кляйна. Может быть, идея была
подсказана ему во сне постаревшим Феликсом Кляйном?
И как иначе объяснить то, что находившийся в рабстве Иосиф смог предвидеть семь лет голода,
сменивших семь лет изобилия?
Как пророк Даниил смог узнать, что после империй греков и римлян придет христианство?
Откуда Христофору Колумбу стало известно, что за Атлантическим океаном есть суша?
Наш современный мир произошел от сновидцев, которые смогли вступить в общение с
«убедительными собой из будущего»…
Открытие двойной спирали ДНК было сделано благодаря сну о двух парах змей, поднимавшихся к небу.
Фридрих Кекуле увидел структуру бензола во сне.
«У меня есть мечта», – сказал Мартин Лютер Кинг, перед тем как представить свое видение
будущего мира без расизма.
Жак Кляйн вздохнул.
С момента ввода в вены Каролины Кляйн смеси прошло полчаса.
Затем прошло еще десять минут.
Теперь сердечный ритм Каролины замедлился до четырех ударов в минуту.
– Ее больше нет с нами, – прошептала Шарлотта.
– Возможно, она отправилась дальше меня, потому что у нее было больше чего сказать своему
бессознательному. Она вернется. Она обязательно вернется, – пытался убедить себя Жак.
– С медицинской точки зрения у нее наступила клиническая смерть, – признал Эрик Джакометти.
– Разве я тоже не побывал за гранью смерти? – запсиховал Жак.
Никто не осмелился ему противоречить. Поэтому ожидание продолжилось в молчании.
– Уже час, как она ушла, Жак. При столь слабом сердцебиении кровь перестает питать мозг. Даже если
она и придет в себя, у нее, возможно, останутся… тяжелые осложнения.
– Поскольку она отправилась дальше, то ей требуется больше времени на возвращение, вот и все. Но я
знаю, что она вернется.
Шамбайя продолжала напевать свои песни. Икар играл в компьютерную игру на смартфоне. Эрик
уткнулся в свой смартфон, чтобы ознакомиться с результатами новейших исследований, посвященных
неминуемой смерти.
И все ждали.
Что происходит? – спросил себя Жак. Что там с ней происходит сейчас? Она должна встретиться
лицом к лицу со своим бессознательным, как я встретился со своим.
Почему у нее на это ушло больше времени, чем у меня?
Должно быть, у нее в детстве произошла какая-то трагедия, провоцировавшая у нее приступы
сомнамбулизма, вынудившая ее убежать подальше от меня.
Дело в ее отце? Матери?
Во всяком случае, произошло нечто по-настоящему ужасное, иначе она не захотела бы оставаться в
стороне от собственного ребенка в течение шестнадцати лет.
Если только не… Если только она не совершила какой-то страшный поступок во время приступа
сомнамбулизма. Убила кого-то. Убила кого-то из своей семьи.
Кажется, я знаю это, чувствую в глубине души.
Младшего брата… Она говорила об этом с папой после приступа.
По маминым словам, правосудие признало ее невиновной, но она продолжала корить себя.
Это все объясняет. Ее страшила мысль о том, что… она может убить меня. Однажды. Во время
приступа сомнамбулизма. Да, вероятно, так и есть!
Новый опыт изменил мое сознание… Я сам стал ощущать некоторые вещи без помощи ноосферы и
духов, словно я подключился… одновременно ко всем истинам по ту сторону лжи, забвения и
беспочвенных убеждений.
Мама сбежала от меня, потому что у нее не было выбора.
А сейчас она развязывает этот узел.
Мама, я не осуждал тебя за то, что ты так долго не давала знать о себе, поэтому умоляю, ты тоже
не осуждай себя!
Мама, прими себя такой, какая ты есть. Я принимаю тебя с твоей болезнью, в которой ты не
виновата.
Мама, я любил тебя с рождения, я не знаю, что ты натворила, но заранее прощаю тебя. Никто не
обязан быть совершенным.
Тем временем прошел один час и десять минут. Затем час и двадцать минут.
В конце концов Жак впал в отчаяние. Совершенно подавленный, он опустился на пол. Икар подошел к
нему:
– Папа, ты можешь рассказать, как там было, в глубине твоего сна?
Шамбайя перестала петь и, сев рядом с мужем, принялась нежно гладить его по лицу.
– Это произошло не по твоей вине, – сказала она. – Ты захотел попытаться вернуть ее, отправив «туда»,
но это измерение, в котором наука бессильна.
Счетчик показывал, что пожилая женщина восьмидесяти лет покинула этот мир полтора часа назад. И
вдруг, на девяносто четвертой минуте, наличие мозговой активности Каролины проявилось в движении
закрытых глаз.
– Она возвратилась на стадию пять и девять! – воскликнула Шарлотта.
Ей помогает подняться «она из будущего», подумал Жак.
– Мама, ты меня слышишь?
Легкое движение глаз.
– Мы здесь, мы ждем тебя в… реальном мире. Ты сможешь самостоятельно подняться?
Два движения глаз.
– Мы применим электрошок и сделаем ей укол адреналина, – крикнул Эрик, спешно подыскивая
нужные инструменты.
– Мама! Послушай меня! Я знаю, что ты меня слышишь! Твой дух сильнее материи. Я уверен, что у
тебя все получится и без электрошока. Дух способен преодолевать пространство и время.
Она снова сделала два движения глазами. Эрик был готов вколоть ей адреналин. Тогда Жак заговорил
громче в микрофон, соединенный с саркофагом:
– Мама, возвращайся сама! Попробуй!
Закрытые глаза Каролины Кляйн дернулись, по телу пробежала дрожь.
– Готово, – объявила Шарлотта, следящая за гипнограммой. – Она поднимается. Стадия пять и восемь…
Онейрический экран осветился, и все смогли увидеть на нем гору, возвышавшуюся над водой.
Маме ни в коем случае нельзя просыпаться прямо сейчас, подумал Жак, иначе ей грозит разрыв в
сознании, который повлечет за собой серьезные психические осложнения.
Гамма-ритм. Затем амплитуда снизилась.
Экран показывал им, что Каролина преодолела четвертую, а затем и третью стадию. Дельта-ритм.
Вторая стадия. Тета-ритм. Первая стадия. Альфа-ритм. Подготовка к пробуждению: бета-ритм.
Камера внутри саркофага фиксировала, что у Каролины слегка подрагивают ресницы. Она приоткрыла
глаза, затем снова закрыла, словно не хотела покидать мир снов. Крышку флоат-камеры приподняли.
Жак Кляйн убрал капельницу, словно перерезал пуповину.
Он погрузил руки в соленую воду, обхватил мать и поднял ее. Каролину обернули в полотенце, вытерли
и одели в теплый халат.
Жак поцеловал ее в лоб.
Каролина снова попыталась открыть глаза, но яркий электрический свет ослеплял ее. Она заслонила
глаза рукой, затем сжала кулаки и заплакала.
Жак бережно уложил маму на кровать, словно новорожденного в инкубатор. Он задул свечи, чтобы в
полутемной комнате стало еще темнее.
Он смотрел на нее.
Его мать постепенно успокоилась, по-видимому погрузившись в обычный сон.
Она улыбалась, ей было хорошо.
Она спала.
Жак Кляйн убрал со лба Каролины пряди мокрых волос и нежно погладил ее по лицу, в точности так,
как она гладила его когда-то в детстве.
77
«Во сне мы проводим треть нашей жизни. Треть. А двенадцатую ее часть мы видим сновидения. Но
большинство людей к этому безучастны. Время сна воспринимается лишь как время восстановления.
Сновидения забываются практически сразу по пробуждении. Для меня же происходящее из ночи в ночь
под тонкими одеялами во влажном тепле постели относится к разряду тайны. Мир сна – это новый,
неизведанный континент, параллельный мир, полный сокровищ, заслуживающих того, чтобы их
откопали и использовали. Наступит день, когда детей в школах будут учить правильно спать, а студентов
в университетах – видеть сны. Однажды сновидения превратятся в произведения искусства, которые все
смогут увидеть на широком экране. Тогда из этой трети жизни, которую ошибочно считают
бесполезной, наконец начнут извлекать пользу для усиления наших физических и умственных
способностей».

Каролина Кляйн
Послесловие
Говоря об истоках этого произведения, прежде всего стоит упомянуть о репортаже, посвященном
онейронавтам, который я сделал в 1980-е годы в бытностью свою научным журналистом.
Сам факт существования такого явления позволил мне увидеть мое первое осознанное сновидение,
сюжет которого таков: я находился в Париже, недалеко от острова Сен-Луи. У меня были бежевые
полупрозрачные крылья, как у летучей мыши, и я поднимался над землей, размахивая ими в воздухе.
Как только я переставал махать крыльями, я начинал снижаться, что в конце концов утомило меня
физически. Особенно досталось моим плечам. Тем не менее я решил полетать над Сеной. С высоты я
заметил сборище бродяг-троглодитов, соорудивших дома на берегах реки, которые можно было увидеть,
только паря над самой водой.
Во сне я осознавал, что если перестану махать руками, то начну терять высоту, рискуя свалиться в Сену
и проснуться. Я старался держаться в воздухе как можно дольше, но у меня так сильно разболелись
плечи, что я все-таки опустил руки, действительно коснулся водной глади и вышел из сна.
Таково было мое первое осознанное сновидение. В другой раз мне приснилось, что я заявляю группе
людей, что могу исчезнуть. Посреди сновидения я открывал глаза и просыпался в моей кровати в
реальном мире. Затем вновь закрывал их – и возвращался в сновидение, говоря незнакомцам: «Ну что,
видели? Разве это не чудо? Я могу исчезать, когда захочу… и так часто, как захочу». В ответ они
недоверчиво смотрели на меня.
Также на создание этого романа меня подвигли месяцы, в течение которых я либо не спал вовсе, либо
спал очень плохо. Это было за год до его написания. Тогда-то я и установил на смартфоне приложение
для построения гипнограммы – графика сна, – что позволяло мне утром оценивать реальное качество
моего ночного сна.
Когда я видел отображенные на гипнограмме пять погружений в парадоксальный сон в течение ночи, у
меня создавалось впечатление, что я совершенствуюсь в новом виде спорта. Из проведенного во сне
времени я быстро попробовал извлечь максимальную выгоду, погружаясь в пятую стадию как можно
глубже и быстрее.
Помимо этого, сюжет книги был навеян случаем, произошедшим со мной во время участия в
телепередаче Фредерика Лопеса La Parenthèse inattendue. Я оказался в ситуации, когда должен был
разговаривать по телефону с ребенком, которым был когда-то. Мне показалось, что я многое могу
сказать юному Б. В. Основным моим посланием ему стало: «Не бойся рисковать», поскольку, даже если
мы потерпим неудачу, полученный опыт обязательно принесет нам пользу.
В ноябре 1999 года, во время экспедиции с Клодом Траксом, мне представилась возможность поплавать
с дельфинами. В романе я рассказал об этом – в эпизоде с белухами и серыми дельфинами,
намекавшими дайверам, чтобы те перестали соваться в гущу их еды.
Наконец, последний компонент, без которого эта книга не состоялась бы, – бутылка Кляйна. Едва
взглянув на нее, я подумал: «Вот объяснение понятий времени и пространства». Кольцо Мёбиуса уже
становилось предметом широкого обсуждения, теперь настал черед пробудить интерес читателей к
другому объекту, а заодно добавить новый аспект моим книгам: сначала треугольник (из загадок
трилогии «Муравьи»), затем пирамиды (из трилогии «Третье человечество») и после кольца Мёбиуса –
бутылка Кляйна.

P. S. Не знаю, читатель, хорошо ли ты спишь и запоминаешь ли свои сновидения, но предлагаю

записывать все, что ты видишь (по желанию). Можно в конце этой книги, на форзаце, а можно в банке
данных на моем сайте www.bernardwerber.com. Таким образом, у нас будет возможность обмениваться
сновидениями и вместе их анализировать.

P. P. S. Напоследок, в качестве дополнения к первому вопросу, я задам вам второй: если бы во сне у вас
была возможность поговорить с человеком, которым вы станете через двадцать лет, что бы вы у него
спросили?

P. P. P. S. Спокойной вам ночи и приятных сновидений.

Б. В.
16 апреля 2015 года, 10 часов 21 минута, кафе на улице Ламарк, Монмартр, Париж