Оккупация или 160 дней по германскому времени —

Исторический Черкесск

В 1942 году гитлеровское военное командование свои главные силы

сосредоточило на южном крыле советско-германского фронта. Именно
здесь, на Кавказе захватчики планировали окончательно решить в свою
пользу судьбу Великой Отечественной войны. В зоне реализации
стратегических «кавказских» планов вермахта среди сотен советских
населенных пунктов оказался и городок с малоизвестным тогда
названием Черкесск…

Утро 22 июня 1941 года обрушилось на всю страну и наш город

страшной бедой, но по радио выступил народный комиссар
иностранных дел В.М.Молотов и сразу появилась уверенность, что
вот-вот, может уже завтра наши войска погонят фашистов и разобьют
их армии на территории Германии.
За первую неделю войны из Черкесска мобилизовано в Красную
Армию около 2 тысяч человек. События же на фронте развиваются
стремительно и явно не в нашу пользу, и уже скоро – в городе
появились первые эвакуированные, это Ленинградцы, всего на
Ставрополье планируется вывезти 22950 жителей блокадного города.
Черкесску и Карачаевску поручено принять по 900 человек, половина
из них дети-сироты.

В мае 42-го советские войска начали провалившееся наступление под

Харьковом, в июле был захвачен фашистами Донбасс, пал Севастополь,
немецкие войска подошли к Ростову и Ставрополю, а в Черкесске
учителя и старшеклассники зачем-то начали рыть окопы в центральном
сквере. Наша областная газета «Красная Черкесия» по-прежнему
выходит регулярно, на ее страницах рассказывается о слете
трактористов Кировской МТС, об областном собрании партактива, есть
материал под названием «Женщина в колхозе – большая сила» и
информация о городской комсомольской конференции, где с докладом
«О задачах городского комсомола в дни Великой Отечественной
войны» выступил секретарь Черкесского горкома ВЛКСМ Борис
Романов, а вообще о войне печатают только краткие сводки
Совинформбюро, иногда в них мелькает «наши войска несколько
отошли на новые позиции…».

Но все в действительности гораздо ужасней, отступление советских

войск по территории Кубани идет настолько стремительно, что штаб
Северо-Кавказского фронта со 2 по 9 августа четырежды сменил место
своей дислокации. В эти дни из Краснодарского крайкома в Москву, в
ЦК ВКП(б) ушла шифровка «…части Южного, а затем
Северо-Кавказского фронтов – деморализованы...». Московские же
газеты, словно не понимая трагизма положения, пишут на первых
полосах: «… Не отступать! Бить врага и истощать его силы! Упорным
сопротивлением готовить почву для разгрома фашистов на юге! Надо
выгнать врага с Северного Кавказа и его территорий!». Только гнать
немцев с Северного Кавказа в это жаркое лето 1942 просто некому.

В нашем городе работают семь эвакуационных госпиталей Народного

комиссариата здравоохранения. Госпиталь № 4571 на 700 раненых
разместился в зданиях учительского института, корпусе бывшего Дома
горца; госпиталь № 3189 занял школы 8, 13… Умерших в госпиталях
красноармейцев на подводах, крытых брезентом, свозят на городское
кладбище, хоронят без гробов в братской могиле. (Спустя годы, это
кладбище станут называть «старым», над тремя длинными братскими
могилами поставят плиту с надписью «Здесь похоронено более трехсот
защитников Родины, умерших от ран в госпиталях г.Черкесска в
1941-1942 годах». Сколько же в действительности покоится там наших
бойцов не знает ни кто, их имена не известны).

С начала августа в Черкесске мобилизовано еще более 700 человек, это

последние мобресурсы города, состоят они из мужчин 45-50 лет и
досрочно призванной молодежи 1924 года рождения. Они и
отступавшие через Черкесск бойцы, потерявшей управление 12-й
армии, пополнили 295-ю дивизию 37-й армии, которой командует
генерал Петр Михайлович Козлов. (В период Великой Отечественной
войны из Черкесска ушли на фронт более 8 тысяч человек,половина из
них погибли).
В эти дни сыграли в нашем городе и последнюю перед оккупацией
советскую свадьбу, и в какой-то момент скромного застолья,
эвакуированные с другого конца страны, молодожены Давид Берсук и
Екатерина Козацкер, наверное, даже забыли, что идет война. Но война
шла, шла где-то, кажется, далеко от Черкесска, где, конечно, не могли
оказаться никакие там фашисты. В это верили почти все жители
нашего маленького южного городка, по-прежнему больше похожего на
большую станицу.

Сегодня 7 августа - третий день, как Черкесск объявлен на военном

положении.

На здании почты висит большой фанерный репродуктор и из его

черной, пыльной горловины каждый час звучат сводки
Совинформбюро. Где немцы толком никому не понятно, не понятно и
почему до сих пор работает репродуктор. В городе появилось много
новых людей, это беженцы, которые буквально из под колес немецких
машин ушли из Ворошиловска (Ставрополя), Невинномысска,
Пятигорска… В Ставрополь немцы вошли еще 3 августа, тут же на
радостях переименовав тамошнюю улицу Комсомольскую в улицу «3
августа», репродуктор же, как и положено, только сегодня сказал:
«Наши войска с боями оставили краевой центр…».

В Черкесске состоялось заседание облисполкома по вопросу «О

частной эвакуации населения области». В принятом решении с грифом
«совершенно секретно» написано: «… начать 4 августа 1942 эвакуацию
госпиталей, детских домов и частично населения. Просить управление
железной дороги подать на станцию Баталпашинск вагоны на 1000
человек раненых, 1100 человек детей из детдомов, 4000 человек
советско-партийного актива с семьями до железнодорожной станции
Кизляр». Те, кто писали этот документ, конечно не знали, что 4 августа
фашистская авиация нанесла бомбовые удары по крупным
железнодорожным станциям и узлам на территории Ставропольского
края. В этот день только в районе станции Минеральные Воды на
разбитых путях застряло 32 эшелона, среди которых 12 санпоездов с 15
тысячами раненых красноармейцев.
В клубе НКВД идет какое-то секретное совещание, после него
руководителей города больше никто не видел, говорят, многие ушли в
партизанский отряд. Ночью тайком из города увозят семьи
номенклатуры партии, комсомола, военкомата, милиции… Вообще-то
в городе многие получили «эвакуационные листы», но пассажирские
поезда уже не ходят, об автотранспорте, понятно, и речь не идет,
словом, эвакодокументы остались простой бумажкой. Кстати, потом те,
кто имел на руках «эвакуационные листы», но вынуждено остался в
городе, считались «добровольно оставшимися на временно
оккупационной врагом территории» со всеми вытекающими
последствиями.

Похоже, что эвакуация проходит на «высоком уровне» не только в

Черкесске. Сегодня через город, еле переставляя ноги, брели в сторону
гор дети, старшим было, наверное, лет по 12-14, все черноволосые,
смуглые, с большими глазами. У некоторых были вещмешки, в руках
мятые жестяные чайники с водой. На Покровке обессиленную детвору
окружили наши тетки: «Чи цыганчата, чи евреи…», со слезами на
глазах запричитала одна из них, раздавая детям яблоки. А оказалось,
это маленькие испанцы. В период гражданской войны в Испании
(1936-1939) из страны было вывезено в СССР много детей-сирот, чьи
родители пали в этой братоубийственной бойне. Часть детей
усыновили или удочерили наши люди, а для оставшихся, часто
больных «невостребованных» детей, были открыты специальные
детские дома. Испанские сироты на улицах Черкесска и были
беженцами из Пятигорского приюта для детей иностранных патриотов
и воинов-интернационалистов. А вообще, к августу 1942 на территории
Ставропольского края находилось 43 детских дома. Часть из них
успели эвакуировать, участь остальных печальна или неизвестна.

В городе не знают, что вчера на окраину хутора Евсеевский вышли две

автомашины разведки 23-й танковой дивизии немцев. Один из этих
бронеавтомобилей был подбит нашими артиллеристами, на помощь
другому пришли 8 гитлеровских танков, которые по полям вышли в
тыл наших войск. Танковым десантом была уничтожена наша
артбатарея и красноармейцы 275-й стрелковой дивизии, прикрывавшей
дорогу на Черкесск.
В первых числах августа из Черкесска стали эвакуировать архивы,
вывозят их в Казахстанскую Кзыл-Орду, а что не подлежит эвакуации,
сжигают, притом жгут, кажется, самое ценное. Например, 4 августа
уничтожили 15000 единиц хранения из числа документов Черкесского
областного архива УНКВД.

Два дня назад попытались начать эвакуировать (вернее этапировать) из

города заключенных местной тюрьмы. Первую небольшую группу ЗК
повезли в сторону Пятигорска, по сути, навстречу наступающим
немцам, но конвоиры Василий Подгорный и Николай Ткаченко,
ситуацию расценив по-своему правильно, заключенных отпустили на
все четыре стороны, а сами через некоторое время вернулись в уже
оккупированный Черкесск и сдались полиции.

Сегодня, наконец, на бричках вывезли из города «Дом малютки» и его

40 беспомощных обитателей. Вагон за ними так и не пришел, да еще
вдобавок, ответственная за эвакуацию меленьких сирот
воспитательница Евгеньева двое суток пыталась получить по
накладной, выданной горторгом, 100 буханок хлеба, 10 кг масла, 10 кг
сахара, рис и пряники, но завсклад так ничего не дал. (Кстати,
вернувшись через год из эвакуации, уже после освобождения Кавказа
от фашистов, воспитательница увидела того же завсклада на том же
месте, в этот же день она обо всем этом написала в горком партии).

Через город непрерывным потоком идут задыхающиеся от

августовского зноя пыльных степей отступающие наши войска. Много
раненых на бричках, рядом девушки-санитарки, очень усталые. Иногда
на улицах с телег они сгружают умерших красноармейцев, просят
горожан: «Ради бога, похороните…». Идут какие-то обозы и
потерявшие связь со штабом разрозненные поредевшие полки и
батальоны, всей этой массой людей никто не управляет, но все
стараются не задерживаться в городе. (Спустя годы, военные историки
эти дни отнесут к Северо-Кавказской оборонительной операции,
спланированной Генеральным штабом Красной Армии. В период с 25
июля по 31 декабря 1942 года наша армия потеряла именно во время
этой операции на Северо-Кавказском направлении 192791 человека,
181120 солдат и офицеров получили ранения).

Говорят, немцы захватили Суворовку. Магазины закрыты, предприятия,

организации и учреждения не работают, закрылось все, что могло
закрыться, правда, говорят по карточкам еще можно получить где-то
хлеб.

Вокруг здания почты, на столбах и деревьях серпантины телеграфных

лент, их на катушках выбрасывают из окон, какие-то личности
растаскивают изъятые у населения в первые дни войны
радиоприемники, тащат дорогие «СВД-9» и популярную «Радиоволну»,
кто-то вспоминает: «Пошли к милиции, там же склад охотничьего
оружия, со всего города собрали…». Большая толпа собралась на
железнодорожной станции. Здесь стоят забытые в суматохе цистерны с
патокой. Сахара в городе давно нет, и патока – это конечно деликатес.
Толпа с ведрами и бутылями запрудила пути, кто-то пытается за патоку
брать деньги, но толпа этих «продавцов» оттирает в сторону.

С этих часов город в руках мародеров, грабителей, воров, если

руководствоваться «Уголовным кодексом», а если по-простому, то
брошенных на произвол судьбы людей, которых впереди ждет голод,
страдания, а многих и смерть.

В городе творится невообразимое. Горит элеватор, восточный ветерок

гарь несет на город и если закрыть глаза, то кажется, что в каждой хате
пригорел хлеб или кукурузная мамалыга. Но глаза у всех открыты, в
них ужас перед наступающей бедой и, кажется, что эту беду можно
избежать, если запастись всем необходимым.

Люди тащат мебель из школ, буквально разгромлен «генкорпус»

(гинекологическое отделение – ныне инфекционная больница), из
госпиталей, откуда к счастью успели эвакуировать раненых, тащат
кипы белья. Разгромлена обувная фабрика и по городу люди несут
связки сапог и куски кожи. Сбиты замки с дверей складов, баз, артелей.
На окраине города люди из буртов набирают зерно, его волокут в
мешках и полосатых наматрасниках, везут на тачках; рассыпаясь, зерно
смешивается с пылью.

(Уже после освобождения Черкесска от оккупантов, милиция выявит

многих, кто грабил город в эти августовские дни. И если бы, например,
сорокалетняя Анастасия Алексеевна Алексеева, что жила на улице
Кубанской знала, что, за найденные у нее во время обыска 16
простыней и 3 наволочки с печатью «городская баня», Черкесский
областной суд 1 марта 1943 года приговорит ее к высшей мере
наказания - расстрелу … она бы не поверила).

Изредка через город идут небольшие группы красноармейцев,

проходят машины, гонят гурты скота, движение отступающих
отслеживают немецкие самолеты, они словно ждут, когда все уйдут,
что бы без потерь войти в город. Сегодня первый раз немцы
«поторопили» отступающих: сбросили бомбы у Кубанского моста, есть
убитые и раненые.
Сегодня на улице Плановая (Октябрьская) группа отступающих
красноармейцев захватила в огородах мужика с ракетницей,
расстреляли без разговоров. Слухи о том, что немцев некоторые ждут и
сигналят их самолетам, совсем не кажутся беспочвенными.

В центре города взорвано двухэтажное здание городской милиции,

горит нефтебаза, мясокомбинат. Продолжающие гореть склады
Заготзерна, где на стене по-прежнему висит транспарант «Большим
урожаем, богатым зерном – приблизим врага неизбежный разгром!»,
зернохранилище пытаются тушить несколько мужиков. Ими руководит
Яков Михайлович Тишин, немцы его потом, кстати, и назначили
начальником пожарной команды.

Булыжную брусчатку почти на 3 километра закончили укладывать по

улице Ленина уже во время войны, и сейчас по ней громыхают
какие-то обозы, идут группы красноармейцев, солдаты пытаются
что-то расспросить у местных жителей, а потом уходят в сторону
Теберды.
Над городом постоянно летают немецкие самолеты, но не бомбят,
понимают – город войсками уже оставлен.

Кажется, что все ценное в городе уже разграблено, но вездесущие

подростки продолжают рыскать по беззащитным улицам. Несколько
ребят с улицы Орджоникидзе, крадучись, заглянули в тюремные ворота
и в ужасе убежали, там во дворе лежат трупы.

Не все, конечно, далеко не все, в эти дни тащили муку и керосин,

стулья и уголь. Мастер промартели «Путь в коммуну» Иван Ильич
Глоба спрятал красное наградное знамя своей организации, многие
люди попрятали наглядные пособия из школ, книги из библиотек,
документы организаций, особенно в этом преуспел один из школьных
директоров Лонгин Леонтьевич Барсуков, он и его ученики спрятали у
себя по домам кинопроекторы, фильмоскопы, множество книг из 7, 11
и 14-й школ. (Многое спрятанное удалось с риском для жизни
сохранить, а потом, после освобождения города, передать законным
хозяевам).

Очень хорошая погода, на календаре 11 августа. В городе тихо, люди

попрятались, попрятали скот, во дворах не видно даже кур. Многие в
глубине огородов и садов выкопали самодельные укрытия, некоторые в
подвалы затащили даже дворовых жучек, чтоб не тявкнули случаем.

Часов в семь утра за Кубанским мостом с запада послышались взрывы

и частые пулеметные очереди – возможно, немецкий десант напоролся
на наших, пытавшихся взорвать мост. А в городе уже немцы.
Мотопехота без стрельбы вошла в Черкесск со стороны Пятигорска.
Впереди на мотоциклах с пулеметами по три человека, потом крытые
грузовики и бронетранспортеры с солдатами.

Немцы входили в город быстро и очень уверенно. Противотанковые

укрепления, которые горожане упорно строили два месяца, фашисты
просто объехали. Часть войск, не останавливаясь, продолжала
движение на Джегуту, из кузовов выглядывали улыбающиеся
запыленные солдаты в зеленых мундирах с обязательно закатанными
рукавами, в пилотках или стальных касках «…Сегодня увидел я на
горизонте заледенелые вершины Эльбруса. Население в основном
встречают нас приветливо, приносят яблоки и абрикосы…» - записал
сегодня в своем дневнике лейтенант 1-й горнострелковой дивизии
«Эдельвейс» Вернер Якоби.

Немцы, конечно же, знали, что в Черкесске уже давно нет войск, нет
власти и поэтому, спокойно стали разбредаться по домам в поисках
молока, яиц, кур и других деликатесов нашего городка, самогон, правда,
не спрашивали. Около колодцев многие, не стесняясь, раздевались, с
удовольствием обливали друг друга ледяной водой, брились.

Уже к вечеру яиц и других вышеназванных продуктов, которые были

на виду, не осталось, начались обыски, впрочем, без особых
жестокостей, ведь пока в городе были только обычные солдаты
немецкой пехоты, набранной в основном из германских рабочих.

Старый сапожник дед Митроха, хорошо изучивший немцев, будучи у

них в плену еще во время Империалистической войны, говорил
соседям: «Узнаю курощипов…»

Через день в городе уже установлен комендантский час, идут обыски,

около завода «Молот» немецким патрулем застрелен мужчина,
тащивший с территории предприятия какой-то мешок, «Грабиловка»
для местных жителей кончилась. Грабить теперь могут только немцы,
впрочем, особенно в этом преуспевают их «коллеги» румыны, которых
все больше становится в городе, где к горю населения, будут
квартировать подразделения румынской стрелковой дивизии.

Все быстро поняли, что немцы брезгливы и панически боятся всякой

заразы, а особенно кожных заболеваний, вшей, клопов и т.п. Многие
жители пытались объяснить незваным квартирантам, что в их домах
все это обитает в изобилии, немцы плевались и уходили, но зато тут же
сюда селились румынские вояки, которые ничего этого не боялись, ибо
все это часто имели сами в достаточном количестве. По городу идут
разговоры: «Пусть уж лучше селятся в хату фрицы…»

Многие немцы пытаются установить дружеские отношения с

местными жителями, угощают детей шоколадом, дети его раньше и в
глаза не видели, делятся с хозяевами домов продуктами в ярких
европейских упаковках, а особое внимание уделяют молодым
девушкам, но это тема отдельная.

В Первомайском тупике стоит гнетущая тишина, прерываемая

вскриками женщин. Людей собралось здесь сегодня немало. Немцы
разрешили забрать из тюремного двора трупы заключенных,
расстрелянных охраной в дни отступления нашей армии. Среди
погибших заключенных жители города и селяне из окрестных аулов и
хуторов. Очень жарко, люди спешат… Двое братьев из
Усть-Джегутинской станицы не нашли тела своего отца, но узнали
труп земляка. Жил он на соседней улице, при жизни с ним особенно и
не ладили, одно слово – просто земляк, но не оставлять же его здесь и
повозка со скорбным грузом, громыхая помчалась по
Орджоникидзевской улице на юг.

«К сведению населения!
В городе, занятом частями Германской Армии, устанавливается
берлинское время. По сравнению с местным временем, часовая стрелка
переводится на один час назад».

Это объявление оккупантов прошло как-то незамеченным, а вот приказ

о немедленной регистрации всех жителей в полицейских участках
заставлял задуматься. Приказ о сдаче оружия и радиоприемников тоже
не вызвал особых эмоций, все это у бывших станичников давно
собрала советская милиция по форме временно, а получилось навсегда.

Немецкие солдаты сегодня прошли утром по домам и согнали в здание

9-й школы целую толпу девчат, все перепугались, но оказалось, что
просто надо провести уборку. В школе теперь будет казарма.
Субботник прошел без энтузиазма, но и без происшествий.

Сегодня, 14 августа в центральном сквере похороны жертв

большевистского террора. Так немцы помпезно, но по существу, верно,
называют граждан, расстрелянных охраной в городской тюрьме
несколько дней назад при оставлении города нашей армией.

Среди убитых много горожан, есть и жители районов области. Тех,

кого подозревали по настоящему в серьезных преступлениях, обычно
увозили в Ставрополь или Пятигорск, в Черкесске тюрьма была набита
мелкими расхитителями, бытовыми драчунами и конечно жертвами
трагичной 58-й статьи. Статья эта имеет 14 пунктов и за каждым если
не шпионаж, то помощь мировой буржуазии, а помощь бывает разная:
случайно сломал колхозный плуг, вот и вредитель, с прямой дорогой в
Первомайский тупик, а тут немцы прут, об эвакуации зеков приказ
отменили, а если они окажутся на свободе, можно запросто сесть
вместо них, вот и уровнял виновных и невиновных пулемет у
тюремных ворот.

Яму копали пленные красноармейцы, хоронили убитых в необитых

гробах. Митинга у немцев тоже не получилось, просто люди стояли и
плакали. Над братской могилой поставили крест, что-то побормотал
священник… (Потом, много лет спустя, рядом с забытой могилой
построят памятник Героям Гражданской войны и революционерам,
которые в станице Баталпашинской устанавливали Советскую власть в
далеком 1917 году).

На улицах все больше и больше местных жителей. Любопытство всегда

побеждает страх, да тут и есть на что посмотреть, ведь перед глазами
еще стояла бедность советской техники начала войны, обмундирования
и вооружения наших солдат, где сапоги заменяли обмотки, а вместо
автоматов – тяжеленные винтовки со штыками, где лошадь всегда была
основным мотором.
Впервые увидели жители Черкесска не просто вооруженную до зубов
армию, но совершенно новый мир людей и вещей. Это советская
пропаганда создала единый образ немецкого солдата – тупого,
безжалостного, который только и делал, что убивал, грабил и кричал
«Хайль Гитлер». Да, таких много, но в первые же дни все увидели, что
есть совсем не такие немцы, как в фильмах и на карикатурах
Кукрыниксов.

Совсем иная и экипировка этой армии. Летнее офицерское

обмундирование поражает щегольством, а теплое многослойное,
иногда на натуральном меху – богатством. Солдат в шортах – это
вообще уму непостижимо! Закатанные рукава униформы – тоже. Ранцы
немецких солдат покрыты телячьими шкурами, отчего не промокают.
Стальные солдатские каски от солнечного нагрева и с целью
маскировки покрыты матерчатыми сетками. Поясной ремень
поддерживают плечевые ремни, которые создают надежную систему
для ношения всего необходимого. На ремне, например, лопата, ее
прямоугольное лезвие крепится к ручке под углом 90о и поэтому ее
можно использовать как кирку. Рядом «сухарная сумка» из
водонепроницаемой ткани с сухим пайком и туалетными
принадлежностями. Солдатские фляги на 0,8 литра, цвета фельдграу,
обтянуты войлоком, отчего сохраняют тепло или холод содержимого.
Сверху находится стаканчик, и не нужно пить из горлышка. Добротны
и практичны их солдатские котелки, складывающиеся ложки и вилки.
Гофрированные металлические коробки, а не матерчатые, как у наших
солдат сумки, защищают противогазы от ударов. Трехцветные
фонарики для освещения и сигнализации, светозащитные очки,
ботинки со стальными шипами, те же губные гармошки и еще масса
мелочей типа пластмассовой упаковки продуктов и консервированного
хлеба, все ново и не всегда понятно.

Но больше всего поражают немецкие машины и вооружение. Солдат с

винтовкой скорее исключение. Солдат со «шмайсером» - автоматом –
встречается повсеместно. Не только офицеры, но и многие солдаты
вооружены еще и пистолетами, это в основном 9-ти миллиметровые
«Парабеллум Р-09» или «Вальтер Р-38». В подсумках у всех гранаты,
чаще «М-24», их за деревянную ручку наши прозвали «толкушками».
Машины, как правило, закрывающиеся брезентом, с бортовыми
сиденьями, с зеркалами заднего вида, с открывающимися бортами и
горящими красным светом указателями поворотов, с габаритными
«усами»; могучие тягачи на колесном и гусеничном ходу; танки и
бронетранспортеры, ощетинившиеся орудийными и пулеметными
стволами; всех видов и размеров артиллерия, в том числе самоходная;
огромные машины с железными кузовами: спальные, походные
прачечные и бани, пекарни и кухни; разнообразные легковые
автомобили, бронированные и обычные, выкрашенные в лягушиный
цвет. Больше всего вездеходов «KFZ-1», которые немцы наштамповали
на взносы, собранные у населения Германии «на постройку народного
автомобиля известного конструктора Ф.Порше». В общем, хорошо
видно кто и как готовился к войне.

Город опутали провода связи в цветной, невиданной для местных

жителей, винилпластовой изоляции, кстати, из нее местные умельцы
быстро научились делать незатейливые женские украшения, которые
поражают девчат в самое сердце.

В городе появились полицейские, многие из них хорошо всем известны

как местные шалопаи, и поэтому, выданные им немцами нарукавные
повязки и совсем не новые винтовки, пока вызывают только ненависть,
но не страх.

Сегодня полицейские пошли по домам с приказом: «18 августа по

одному человеку от хаты собраться на центральной площади, будут
выборы». Наиболее безграмотные полицаи, типа дезертира Василия
Чмыря, пытаются объяснить землякам, как немцы теперь обустроят
жизнь, но в конце все равно сбиваются на угрозы: «Попробуй, не
прейди!» и ставят крестик против адреса на бумажке.

Приглашение полицаев явиться на площадь особым успехом не

увенчалось и народу на площади собралось мало. Кое-кто из
пришедших по случаю разоделся, мелькали красные женские платки,
казачьи черкески и ярко начищенные сапоги.
Памятник Ленину был сбит с постамента еще в первый день «нового
порядка». Памятники вождям пролетариата немцы уничтожали
повсеместно. В Черкесске эта высокоидейная акция была поручена
известному местному бездельнику, а затем полицаю Николаю
Толпыгину и его друзьям. В подарок от новых хозяев Толпыгин
получил лошадь с повозкой, на них он и возил обломки памятника
Ленина в большую воронку за зданием бывшего НКВД. (Впоследствии
как раз это ведомство оценило усердие полицая в 10 лет лагерей).

От памятника Ленину осталась на площади небольшая каменная

трибуна, на нее поднялся немецкий капитан и переводчик. Гомон на
площади стих. Из переведенной краткой речи немца следовало, что
«всему большевистскому и советскому капут, что хотя Черкесск на
город сильно и не похож, но нужен все равно бургомистр или по
станичному староста и выбирается им господин Рягузов…», немец
кивком показал на стоящего у трибуны казака в брюках с лампасами и
черном жилете. Новому «голове» слово не дали и горожане побрели с
выборов, тихонько рассуждая, что выборы при любой власти
одинаковые… и что как не называй Черкесск, Пашинка она и есть
Пашинка.

Так 54-х летний Петр Зиновьевич Рягузов, малограмотный, до

оккупации работавший кучером горполиклиники, стал бургомистром
родного города. Бургомистр возглавил созданную немцами управу,
которая должна осуществлять в городе гражданскую власть. Вообще-то
с должностями немцы, кажется, путаются сами. Например, в Ейске с 13
августа городскую управу возглавляет президент Ворожбиев. В
Темрюке бывший главный врач больницы Кухаренко назначен
немцами мэром города. Но в большинстве городов, как и у нас в
Черкесске, руководителей управ называют бургомистрами. Городская
управа состоит из отделов, начальниками которых сразу были
назначены горожане по совсем вначале непонятным принципам. По
тому, как немцы быстро подобрали для себя «профессиональные
кадры», видно – информацией они владеют. Ну а главное требование
для кандидатов на новые должности: не моложе 25 лет, не коммунист,
не еврей.
Они бежали от фашистов из Львова и Ленинграда, Минска и
Днепропетровска, бежали отовсюду. Их бегство называется почему-то
эвакуацией, после которой они оказались на пыльных улицах
Черкесска. Бежать дальше некуда, о слове эвакуация никто больше не
вспоминает, и евреи остались в нашем городке, сколько их, никто
точно не знает.

С сегодняшнего дня, согласно приказу коменданта города капитана

Майдинга евреев обязали носить белые повязки с черной
шестиконечной звездой, все они обязаны зарегистрироваться в управе,
им запрещено ходить в кинотеатр, столовые, баню…
Воды, впрочем, в бане нет, ибо городской водопровод давно не
работает, спасают колодцы, которые есть в каждом дворе, и река
Кубань, откуда воду несут на коромыслах. Коромысло для немцев
является экзотикой, и они с любопытством смотрят на это
приспособление, особенно если оно находится на женских плечах.

У немцев, кажется даже к обычной метле имеется инструкция по

эксплуатации, хотя инструкции и директивы фашистов большей
частью понятны только им самим. Вот, например, в директиве,
адресованной местному населению, двусмысленно, а точнее непонятно
написано: «Общинные хозяйства выбирают из своей среды в качестве
временного руководителя общины способного, пользующегося общим
доверием человека…». Предположение, что «общинные хозяйства» это
колхозы и совхозы, не подтверждается последующим разъяснением
документа. Оно гласит: «В каждом предприятии, а также в колхозах…
выбрать сейчас же способного руководителя… руководитель
предприятия должен зарегистрироваться у руководителя общины».
Можно сделать вывод, что общинными хозяйствами гитлеровское
военное командование обобщенно назвало населенные пункты, где
проживало городское и сельское население. Мудренная терминология,
содержащаяся в документе, красноречиво вскрывает «глубину» знаний
германского командования о жизни и административно-
-территориальном устройстве нашего региона.
Но, быстро освоившись на завоеванных землях, оккупанты уже
правильно называют все прежние советские структуры управления и
создают свои новые. При этом они начинают вводить в обращение как
немецкие названия местных органов власти, так и старые русские,
существовавшие на Кавказе еще в царское время. Разумеется,
«вспомнили» нацисты о них не случайно – это чисто пропагандистский
прием, рассчитанный на привлечение местных жителей на сторону
новой власти. Искореняя большевизм, гитлеровцы одновременно
предлагают населению восстановить старые порядки. В немецкой
директиве написано: «Учитывая чувствительность местных жителей в
отношении всех явлений, напоминающих им царское или
большевистское ограничение их свободы, немецким учреждениям не
следует пользоваться такими словами как «товарищ» и «губернатор».
Также нельзя напоминать советское слово «бригадир…».

В старом особнячке на углу Ленина и переулка Союзный был музей, а

во дворе в клетках жили любимцы местной детворы – мишка, барсук,
лиса и зайцы, участь их всех печальна, как и экспонатов небогатого
музея, собранных местными краеведами Сергеем Вередибиным и
Марией Бондаренко. Теперь ходят слухи, что в бывшем музее немцы
откроют «дом свиданий», однако, сегодня объявили, что здесь будет
первая начальная школа. Привести туда первоклассников обязали
самую «передовую» часть местного населения, т.е. полицаев. Немцы
вроде как понимают, что грамоты в их семьях явно не хватает. Уже
объявлено и об открытии в бывшей городской библиотеке школы
немецкого языка или как ее называют школы переводчиков. Говорят,
что в Германию не будут отправлять тех, кто начнет учиться, пожалуй,
этот аргумент и заставляет молодежь записываться в эту школу. Запись
будущих знатоков немецкого ведет известная в городе учительница
Цицилия Львовна, которая в итоге своим сообщением, что за уроки
придется платить, распугала многих желающих.

В Черкесске полностью сформировано управление полиции, открыты

полицейские участки, укомплектованы штаты. Начальником полиции
Черкесской области назначен И.С.Нартиков, полицией города
Черкесска руководит Иван Романович Сахно, ему 47 лет, он дезертир
Красной Армии.
Власть полиции весьма реальна и, существуя параллельно с
административной властью, она более коварна и опасна для населения.
Полицией Германии руководит рейхсфюрер СС Гимлер. Должность
начальника СС и полиции рейкскомиссариата «Кавказ» занял
обергруппенфюрер Корзерман. На него возложены обязанности по
охране в оккупированных районах Северного Кавказа всех важных и
гражданских объектов, наблюдение за населением городов и сел,
ликвидация враждебных Германии лиц: коммунистов, партизан и
подпольщиков, работников НКВД, евреев.

Северный Кавказ входит в третью категорию зон ответственности

различных ведомств Германии на временно оккупированной
территории СССР. Это полоса шириной до 500 км, примыкавшая с
запада к линии фронта и составлявшая оперативный тыл группы армий
«А». Поэтому ответственность за этот участок несет армия, а
конкретно, глава военной администрации на Кавказе генерал
Кох-Арбах. В своей практической работе он опирается на помощь
приданных вермахту полицейских структур, состоят они из постоянно
действующих, развернутых во всех крупных населенных пунктах
Северного Кавказа гестапо и полицейских участков, а так же из
временно находящихся здесь и часто менявших свою дислокацию
подразделений. К последним относятся зловеще известные батальон
«Бергман» («Горец») и айнзацкоманда СД-12ЕК.

В конце августа в Черкесске открылось первое после начала оккупации

«учреждение общественного питания» - шашлычная «Сивоконь и
сыновья». Первые посетители – господа немцы и еще какие-то
«мутные» личности, которые обращаются друг к другу не иначе как с
приставкой «пан», это теперь модное обращение среди граждан,
крутящихся возле оккупантов.

Сыновья батьки Сивоконь совсем недавно дезертировали из Красной

Армии и теперь вовсю раскручивают свой бизнес, к услугам
посетителей шашлычной – фаэтон, бильярд и фикусы в кадках,
утащенные из помещений бывшего облисполкома.
Горожане потихоньку начинают отличать полицейских от гестаповцев,
«эдельвейсовцев» от обычных солдат, эсэсовцев от жандармов,
большинство из всех них, в общем, сволочи порядочные, но жандармы,
кажется, преуспевают.

Жандармов отличают от обычных солдат здоровенные бляхи на груди

и особенно жестокое отношение к жителям. Вчера на улице Красная
жандармский патруль застрелил подростка, тот на спор с пацанами
попросил у верзил из патруля закурить, в общем – проспорил…
Жандармами руководит лейтенант Ноттров, его часто видят в местном
ресторанчике с переводчицей Дорой, а днем лейтенант и его люди
рыскают в поисках тех, кого можно назвать партизанами и желательно
расстрелять на месте. Под пули жандармов часто попадают горожане,
пытающиеся собрать, как им кажется, ничейный урожай на бывших
колхозных полях вокруг города.

Про урожай не забывают и немцы, говорят, что у них есть планы

поставок сельхозпродукции войскам и в Германию. Несколько
здоровенных немецких грузовых «Фордов» вывозят с полей все, что
уже созрело, а урожай в этом году как никогда хороший. Убирают
урожай все те же колхозники, которых методом кнута вновь собрали в
огородные и полевые бригады, звенья, отделения. Немцам, кажется,
абсолютно безразлично, как называют свои уборочные группы бывшие
колхозники, наверное, даже разрешили бы разные собрания как раньше
проводить, главное результат – собрать урожай.

В окрестных садах ветки трещат под тяжестью яблок, слив, груш.

Старшим на уборке плодов немцы поставили М.Т.Брянцева. Человек
он не простой: отца в 1922 расстреляли в ВЧКа за антисоветскую
деятельность, сам служил в «волчьем дивизионе» батьки Шкуро, потом
скрывался в Батуми и в Черкесск прибыл за несколько дней до прихода
сюда фашистов. В родном городе Максим Трофимович прежде всего
выгнал из когда-то конфискованного отчего дома гражданок Юрченко
и Григорову с детьми, потом, нагрузив телегу яблоками и сливами,
отправил «гостинцы» солдатам и офицерам входившей в Черкесск
гитлеровской армии, после этого назначение на руководящую работу в
садах не заставило себя ждать.

За уборочную отвечает немецкий сельхозкомендант с приданными

автоматчиками. Усердно работают на сельхозниве и полицаи, и
вечером их брички частенько минуют немецкие закрома, ибо привычку
ничем не перешибешь.

Город, кажется, окончательно разделился на наших и не наших, хотя

эти понятия тоже очень относительны. Не наших отличают белые
повязки полицаев, сытость и веселость, тогда получается, что все
остальные это наши… в любом случае люди боятся друг друга, боятся
давать оценки, да и не приучены они к этому, болтунов не жаловали и
раньше, а время сейчас военное.
Теперь всем понятно, немцев ждали многие. И не только кулаки и
подкулачники, лишенцы, торговцы, уцелевшие после «НЭПА», члены
их семей, не расстрелянные случайно «враги народа», некоторые
представители уголовного мира и другие категории «обиженных».
Получили немцы и поддержку части интеллигенции, которая при
коммунистах была отстранена от политической деятельности и имела
все основания беспокоиться за свою безопасность.

В тридцатых годах из крупных городов высылали всех, к кому хоть в

малой доле подходил ярлык неблагонадежности, высылали их в самые
глухие уголки страны. Так и в Черкесске оказались никому здесь не
известные ученые, педагоги, журналисты, да и просто интеллигентные
люди.

Одним из таких «иногородних» в Черкесске оказался Борис

Николаевич Ширяев – москвич, 1889 года рождения, из семьи
помещика. Окончил историко-филологический факультет Московского
университета, потом учился в Геттингенском университете в Германии
и уже после этого в России окончил Военную академию. В начале
Первой мировой войны ушел добровольцем на фронт, с войны
вернулся в звании штабс-капитана.
В 1918 году Ширяева приговорили за его «белое» прошлое к расстрелу,
но ему удалось бежать. В 1922 бывшего штабс-капитана изловили и
вновь приговорили к «высшей мере социальной защиты», но опять
повезло – приговор заменили на 10 лет соловецкой каторги. Здесь за
древними монастырскими стенами Борис Николаевич встретился с
людьми, которые представляли весь спектр общественной жизни от
монархистов до сепаратистов, и именно здесь он написал свою первую
повесть «Паук на колесиках».
В 1932 Ширяева освободили и вновь арестовали. В 1936 году его
сослали в Черкесск, где он преподавал в школе, вел художественный
кружок и организовал школьный театр. Устроилась и личная жизнь,
избранницей Ширяева стала студентка местного учительского
института Нина Капралова, родился сын.

Но только местные чекисты знали полную биографию эстета и знатока

трех языков, любимца учеников 11-й городской школы, знали они,
конечно, и о его взглядах. Возможно поэтому, незадолго до оккупации
Черкесска Ширяев неожиданно для всех покинул город и вот сейчас
объявился в качестве редактора ставропольской оккупационной газеты
«Утро Кавказа». Любая немецкая оккупационная полиграфия всегда с
антисоветской направленностью и антисемитской истерией. Детище
Ширяева совсем не исключение, пожалуй, только его публицистика о
Соловках, где он задолго до Солженицына рассказал об ужасах
архипелага ГУЛАГ, правдива и объективна.

(Потом Ширяев вместе с новыми хозяевами многие годы отступал, жил

в разных странах, печатался в лучших эмигрантских изданиях;
особенно часто в журналах «Часовой» (Брюссель), «Возрождение»
(Париж), «Грани» (Мюнхен). Повести и рассказы Ширяева среди
эмигрантов были популярными и любимыми, его книги «Я - человек
русский», «Светильники Русской Земли», «Неугасимая лампада»
расходились большими тиражами. Умер Борис Николаевич Ширяев в
1959 году в итальянском городе Сан-Ремо, так и не рискнув вернуться
на Родину).
Единственное, с чем нет проблем у новых хозяев города, это базар.
Хоть бывшая казачья станица, хоть маленький южный городок, как не
крути, без базара не мыслим, притом не зависимо от идеологии режима.
Нынешний режим частную торговлю поддерживает, даже по радио
передали: «препятствий для тех, кто везет продукты на базар, нет…» и
тянет, поэтому от базара запахом свежайших пирожков с ливером,
жареной свининкой, а ряды радуют яркими фруктами и овощами.
Много продавцов из окрестных хуторов, не отстают от них и горожане,
вовсю идет обмен, на прилавках, а чаще в руках мелькает все, что
выпускалось до оккупации артелями и заводиками Черкесска. Есть на
нашем базаре и невиданные раньше горожанами французские духи и
тончайшие чулки, португальские сардины, чей-то ром, сигареты,
зажигалки и лекарства в ярчайших упаковках многих стран. Европа
пришла к нам в немецких солдатских мешках и офицерских чемоданах.
Торговля идет как за советские деньги, так и за дойче-марки, которые
по номиналу десятикратно превышают наши рубли. Цены, конечно,
выросли: свинина стоит 35 рублей, молоко – 5 рублей за литр,
картошка идет по 3 рубля.

Все два этажа Дома Советов заняты немецким военным госпиталем.

Раненые немцы одеты в одинаковые пижамы с голубыми полосками.
На улице жарко и раненые целыми днями сидят на подоконниках,
выходят во двор бывшей партийно-советской резиденции, с
удовольствием щелкают семечки из здоровенных подсолнухов,
которые они, смеясь, называют «сталинским шоколадом».

Именно по раненым, ежедневно прибывающим в госпиталь, горожане

понимают: Красная Армия продолжает где-то сражаться и не все у
немцев так идет гладко, как бы им этого хотелось. Доказательство
этому не только раненые, но и ровные ряды постоянно
прибавляющихся крестов, прямо напротив центрального входа в
бывший Дом Советов. Кресты похоронная команда делает из
спиленных деревьев, на кресте фамилия и имя на немецком и стальная
каска, которая уже никогда не потребуется своему хозяину. Спустя
пару месяцев местные мальчишки кресты посчитали, их около двух
сотен.
(После войны, кресты убрали и на их месте установили памятник
Ильичу. Вот и получается, на севере центрального сквера захоронены
немецкие солдаты, на юге расстрелянные заключенные местной
тюрьмы, на востоке покоится прах комсомольцев-чоновцев, погибших
еще в двадцатые послереволюционные годы, ближе к центру парка
находятся забытые могилы священнослужителей и знатных граждан
станицы Баталпашинской. Одним словом, правильно, что фонтан с
каменными лягушками, построенный в центре парка после войны,
горожане потихоньку называли «слезы народа»).

Вермахт – это вооруженные силы национал-социалистической

Германии, созданы они в марте 1935 года и имеют в своем составе, в
том числе горно-егерские дивизии, предназначенные для войны в горах.
Дивизии эти укомплектованы в основном уроженцами горных районов
Германии и Австрии. Горные стрелки помимо специальной подготовки
имеют особые образцы вооружения, в т.ч. легкие пушки и гаубицы,
перевозящиеся в разобранном виде на вьючных животных.

Немецкие горно-егерские дивизии – элитные соединения легкой

пехоты вермахта продолжают идти через город на юг. В Черкесске они
почти не задерживаются, здесь, правда, дислоцирован учебный
пехотный полк, а вообще здесь «царство» немецких тыловых служб и
непонятно чем кроме грабежа жителей занимающиеся подразделений
румынского воинства. Горожане о них уже сочинили не очень
приличные частушки, которые начинаются словами: «Антонеску дал
приказ: Всем румынам – на Кавказ…!». Штаб 2-й румынской
горно-стрелковой дивизии находится в пойме Кубани, словом на
Зеленом острове
Немецкий учебный полк разместился в помещениях ФЗУ у церкви, у
сгоревшего элеватора находится полицейский батальон, на юге города
в садах размещены ремонтные мастерские, под горой, на цементном
заводе, большой склад боеприпасов, почти во всех школах склады
продовольствия и военного имущества, в школе №9 – большая казарма.
У водяной мельницы в пойме Кубани немцы запустили маленький
заводик по производству сильно вонючего эрзац-бензина, за Псыжом
они же оборудовали небольшой аэродром, откуда взлетают
самолеты-разведчики «Зибель».
Руками наших военнопленных гитлеровцы начали строить новый мост
через Кубань, ибо старый, который дрожал еще под копытами конницы
генерала Шкуро и под тачанками красного командира Якова
Балахонова, гонявшимися друг за другом еще в гражданскую совсем
стал никудышным.

Взялись активно немцы и за железную дорогу, где надо

подремонтировали, переезды и стрелки обеспечили полицейской
охраной, по слухам готовятся вывозить собранный урожай и скот в
Германию.

1 сентября городская детвора по инерции потянулась к школам, но все

учебные здания заняты немецкими тыловыми учреждениями, зато при
управе открыт отдел школ, стараниями которого в городе сегодня
все-таки начинают работать две школы.

Отдел школ возглавляет Аубекир Гукемух, очень интеллигентный,

начитанный человек, знаток горского этикета и арабского языка. Его
согласие работать в гражданской администрации территории
оккупированной врагом, людей близко знающих Аубекира, не удивило.
Человек далекий от политики, но глубоко убежденный, что детей надо
учить при любой власти, он, не понимая трагизма своего положения,
принял предложение новых властей. Чтобы разрешили заниматься по
советским учебникам (других не было), Гукемух предложил заклеить в
них портреты Сталина, Ворошилова, а против Пушкина и Толстова
немцы не возражали. Заклейка портретов вождей в учебниках
первоклашек дорого обошлась Гукемуху, реабилитирован он был через
многие годы, после войны, потом стал известным ученым, преподавал
в университете, подвергался нападкам чиновников руководящего
аппарата, но всегда оставался человеком глубоко убежденным – «детей
надо учить всегда!».

Единственный объект города, который практически не прекращал

работать прошедшие недели, это водяная мельница в пойме Кубани,
которую все называют по фамилии прежнего владельца Попова. Мука с
Поповой мельницы считается хорошей, хотя самую лучшую везут
все-таки с Барановской мельницы, что находится под Невинкой.

А в магазинах города стал появляться хлеб. Магазины Черкесска, так

сказать все именные и знают их по приклеившимся уже давно
названиям: «Под почтой», «Под пожаркой», «Под баней»… Хлеб
появляется каждый раз в разных и поэтому, если буханку несут из
торговой точки «Под баней», люди любят шутить: «Ты проверь,
хлеб-то не мокрый…»

Хлеб в магазинах дают в обмен на муку – килограмм на килограмм, да

еще требуют и приплатить. Муку люди сдают разную, часто совсем
плохую, плюс к тому новые частные «технологии», в общем, качество
оставляет желать лучшего. Появлению хлеба граждане рады, а
оккупантов шепотком кроют матом, ибо они в корпусах городского
хлебозавода, раньше выпускавшего вкусный и всеми любимый хлеб,
устроили конюшню для своих битюгов.

И хотя хлеб появился, горожане понимают, впереди голод, ибо хлеб в

магазинах кончится, как только кончится зерно у тех, кто им хоть
немного запасся в дни «грабиловки». Запас зерна же для Черкесска был
на городском элеваторе, который сожгли по приказу городского
руководства при отступлении. Элеваторское зерно немцам, конечно, не
досталось, но и горожане остались без хлеба, и кормить их немцы
своим хлебом уж точно не будут.

В сентябре начинают потихоньку работать мелкие мастерские и

небольшие артели. Уже есть, где отремонтировать обувь, починить
швейную машинку и керосинку. Тех, кто пытается начать свое дело,
немцы поддерживают, ценят они и хороших специалистов, например
таких, как Петр Гринько, который назначен управляющим
автотранспортной конторой.

Вне зависимости от своих намерений, те, кто начинает работать при

новой власти, а особенно в обслуживании оккупационных структур в
той или иной степени, конечно, становятся пособниками нацистов, вот
и здесь:
«С августа по октябрь под руководством Гринько полностью
восстановлено автохозяйство, за короткий промежуток времени были
оборудованы разграбленные мастерские и пущены в ход все станки,
начался плановый ремонт автотранспорта…». Это не строки из
представления Петра Алексеевича к награде, а выдержка из
постановления на его арест органами НКВД в Краснодаре в 1943 году.

По домам ходят полицаи и предлагают всем, раскулаченным в

тридцатые годы, возвращаться в свои дома, забирать свое имущество,
т.е. опять восстанавливают справедливость.

Раскулачивание в Черкесске прошло, как и по всей стране на

«высокопринципиальном» уровне. В тогдашней нашей станице
Баталпашинской хорошо жили те, кто хорошо и много работал.
Например, пятеро сыновей Кондрата Рябых – братья Тихон, Михаил,
Яков, Ефим, Григорий. Они имели свои пасеки, по несколько коров,
бычков, по паре лошадей… работали от темна до темна. Первым в 1932
году раскулачили Тихона, его лишили всех прав и выслали на Урал, на
строительство Магнитогорского металлургического завода. Семью его
выгнали из дома, имущество растащили. Члены комиссии по
раскулачиванию были Тихону хорошо известны: это в недалеком
прошлом бездельники и любители «первака», а ныне станичные
активисты сводили счеты с настоящими трудягами. Другой брат – Яков
Кондратьевич Рябых узнав, что Батстансовет принял решение лишить и
его избирательных прав за то, что он имел 2-х батраков и 60 ульев пчел,
решил, не дожидаясь дальнейших событий «смотать удочки» из родной
станицы. Бросил все и отправился в Нальчик, где и прожил под своим
именем спокойно еще 50 лет, геройски воевал на фронте с фашистами,
работал, растил внуков. В Черкесске же в его личном деле №600 в те
годы появилась запись «… в момент раскулачивания сбежал вместе с
пасекой…» Пасеку в действительности Яков Кондратьевич, конечно,
бросил, уходил он с котомкой за плечами, а пчелиные улики, как и
другое имущество сотен наших раскулаченных земляков, перешло к
новым хозяевам – «принципиальным борцам за социальную
справедливость в Баталпашинской и во всем мире». В том же 1932 году
был раскулачен и другой брат – Михаил Рябых, «за эксплуатацию
наемного труда и продажу сельхозпродуктов до 1928 года». Не обошли
репрессии и остальных братьев и членов их семей, чуть вообще не
погубив этот трудолюбивый род.

Растащенное станичными «активистами» имущество раскулаченных не

сделало их богатыми и, хотя жили они теперь в добротных домах,
работать по-прежнему не хотели, а от их выступлений на собраниях
изъятые коровы молока совсем не прибавляли и скоро пошли под
нож…

Прошло десять лет, город оккупировали немецко-фашистские войска.

Новая власть решила вернуть раскулаченным семьям их имущество,
исполнение возложили на бургомистра и местную полицию.
Предложили вернуться в свои дома и семьям братьев Рябых, но на
такую полицейскую рокировку еще не оправившиеся от ужасов
тридцатых годов Рябыхи не пошли.

Первым же в Черкесске вернул свой дом, возвратившийся из высылки

бывший кулак Е.Н. Шмойлов. Он подправил в доме крыльцо и
покасившийся забор, а затем, поступив на службу в полицию, начал
искать своих обидчиков из Батстансовета.

В Черкесске начинает печататься или, как обычно говорят, «выходить»

оккупационная гражданская газета, называется она «Новая жизнь» и
является органом Черкесской городской управы. Газета выходит по
вторникам, четвергам, субботам, стоит 1 рубль, проверяется цензурой
городской комендатуры, тираж 480 экземпляров.

Создавая СМИ на оккупационных территориях, немцы стараются

адаптироваться к привычной для населения стилистике, это заметно
даже по названиям газет, например «Новой жизнью» коммунисты
любили называть обильно создаваемые раньше колхозы.
Шефом новой газеты назначен Дмитрий Кирилович Стеценко, 1916
года рождения, уроженец города Киева (кстати, именно в Киеве он
будет арестован в августе 1944 года органами НКВД). Газеты,
издаваемые нацистами, печатаются в тех же типографиях и тем же
шрифтом, даже на той же бумаге, что и совсем недавно издаваемая
партийно-советская пресса, только теперь хвалят они другой режим и
вовсю поносят Сталина и все советское. В Черкесской типографии
газету набирает и печатает некий Кентин, он до оккупации был здесь
наборщиком, теперь стал заведующим. Вот они со Стаценко и
сотрудниками Каспарьянцем и Мосцепаном несут, как им кажется,
правду о новой жизни.

В городе начало работать бюро труда, по местному просто «биржа».

Сегодня «биржа» одно из самых значимых учреждений. Все
трудоспособное население в возрасте от 16 лет должно пройти
регистрацию здесь в обязательном порядке. После регистрации жители
получают типовую карту и направление на работу, переход на другую
работу допускается только с разрешения бюро.
До войны в СССР не было подобных учреждений и поэтому молодежь
приходит на «биржу» не только неохотно и с опаской, но и с интересом,
людям же постарше, эта немецкая контора напоминает о безработице,
существовавшей в СССР до 1931 года.

За неявку на биржу положен штраф, за явное уклонение от вызовов (их

обычно разносят полицаи) можно попасть на принудительные работы,
но гражданам нашим это не в диковинку, ведь год назад Президиум
Верховного Совета СССР принял Указ, где говорилось: «Установить,
что лица, уклоняющиеся от мобилизации для работы на производстве и
строительстве, привлекаются к уголовной ответственности и
приговариваются по приговору народного суда к принудительным
работам по месту жительства на сроки до 1года». Лица старше 55 лет
от регистрации на «бирже» освобождаются, а льготы есть только у
замужних женщин с детьми, они направляются на работу с учетом
своего желания.

Прошел месяц, как в Черкесске появились первые фашисты, но кажется,

что прошла целая вечность. О положении на фронте по-прежнему
ничего не известно. Немцы хвастают своими победами, но им
большинство жителей не особенно верят, хотя понимают, что зимовать
придется явно «под фрицем».

Очень плохо с продуктами и особенно с ценами на них: соли стакан

стоит на базе 100 рублей или 10 марок, сахара вообще нет.
Город никто не убирает и поэтому многочисленные пустыри,
развалины и пожарища постепенно превращаются в свалки, по
которым лазят целые своры полуодичавших собак.

Нацисты и их приспешники продолжают выискивать коммунистов,

бывших служащих органов Советской власти; тех, кто отказывается
сотрудничать - расстреливают. Погибших патриотов полицейские
закапывают на окраинах города, забирать тела родственникам не
разрешают. Именно полицейских, которые знают подноготную
каждого, жители боятся больше всех.

Полицейские явно делятся на тех, кто пошел служить врагу, чтобы

выжить, и на идейных противников Советской власти с
мародерско-садистским уклоном. Именно последние готовы отобрать
последнее и ради этого отправить человека на смерть.

Горожане знают озверевших земляков поименно и это, кажется, их еще

больше бесит, как потом выяснится, совсем не напрасно.

Немецкая полевая жандармерия разместилась с первых дней оккупации

в помещении аптеки на углу улиц Ленина и Калинина.

Командует жандармами лейтенант Ноттроф и его замы Шредер и

Мюллер. Сегодня командиры жандармов во дворе бывшей аптеки
приняли присягу у 20 новых негодяев из созданного при «ПЖ»
карательного отряда. Карательный отряд состоит из местных жителей и
это не просто мужики, в силу обстоятельств, оказавшиеся на службе у
неприятеля (типа большинства местных полицаев), а настоящие враги
всего советского, враги своего народа, готовые казнить любого
человека. Карателями командует Федор Михно и Иван Соломенников.
Каратели, среди которых Василий Бородкин, Александр Ткачев,
Дмитрий Макеев, Федор Усович и другие, получают от немцев по 35
марок в месяц плюс котловое довольствие, обмундирование и
кое-какую добычу от обысков. Говорят, что именно из-за добычи
«бойцы» отряда частенько скандалят между собой, обмениваясь
тумаками.

Кстати, наши земляки, ставшие служить немцам, обычно на нюх друг

друга не переносят, вот, например, даже переводчицы Эрна Паулис и
Дора Пак (они, несмотря на фамилии, тоже из местных) люто
ненавидят друг дружку.

Большинство немцев очень любят музыку, офицеры почти все имеют

походные патефоны и наборы любимых пластинок, а Черкесск для них
не только окраина бедной страны, а просто дыра, где нет никаких
развлечений.

«Наши» немцы завидуют расквартированным в Ставрополе, там,

говорят, кипит культурная жизнь, и даже только что приезжала из
Германии кинозвезда Марика Рокк. Немецкая звезда известна по
фильмам «Нищий студент», «Алло, Жанни» и многим другим, а
гастролируя по оккупированным территориям, она активно
поддерживает боевой дух своих соплеменников.

До оккупации в области было два детдома: в станице Исправной и в

поселке Эркен-Шахар. Немцы тоже решили обратить внимание на
бездомных пацанов и в одном из пустующих домов Черкесска
организовали детский дом, который называют приютом. Воспитателем
в приют назначили Савву Ефимовича Волошко, ему 60 лет,
образования у него нет, до оккупации жил на улице Набережная и слыл
сильно набожным человеком.
Савва Ефимович с помощью полицаев собрал в приюте уже два десятка
подростков. В основном это дети, потерявшие родителей при
лихорадочной эвакуации, отставшие от обозов, которые шли к
перевалам еще в начале августа.

Кормят детей конечно очень слабо, но зато перезимуют под крышей и

глядишь уцелеют. В детдоме уже начали уроки немецкого языка и
закона Божьего, который преподает сам Волошко. В детдом
наведывались и господа немецкие офицеры, угощали детвору
конфетами, взаимности не дождались и о чем думали, никто не понял.

Сегодня, во время очередной облавы, немцы схватили Ивана

Корбукова. Ему 24 года, родился на Смоленщине, окончил
Ярославское военное училище, с первых дней войны был на фронте,
вместе со всеми отступал, оборонялся, словом воевал.
В районе станицы Бекешевской старшего лейтенанта Корбукова
захватили в плен, но из лагеря он бежал и скрывался в Черкесске. На
допросах офицер не выдал своих городских друзей, которые его
укрывали, и с эшелоном пленных, сильно избитый, был отправлен в
Германию.

Уже потом, через много лет, станет известно, что Иван Корбуков в
неволе стал одним из вожаков антифашистской подпольной
группировки мюнхенских лагерей принудительного труда. Товарищи
по подполью звали его Кречетом – по имени главного героя пьесы
Александра Корнейчука «Платон Кречет», которая в предвоенные годы
пользовалась у молодежи страны большой популярностью.

В сентябре 1944 года Кречет, а он же Иван Корбуков был расстрелян в

концлагере Дахау и в этот последний раз, тоже не выдав своих друзей.

В городе появился свет. Лампочки, правда, светили кое-где и до этого,

получая электричество от немецких передвижных дизельных установок,
а теперь затарахтел и основной мазутный двигатель городской
электростанции.
Городской электродвижок население называет в шутку «Карл
Иванович» по имени директора и главного механика электростанции в
одном лице, большого труженика и специалиста Карла Ивановича
Леппе, на котором многие годы держалось все электрохозяйство города
Черкесска.

И хотя лампочки горят в пол накала, жить, кажется, стало капельку

легче…

Заработало и радио. Черные тарелки репродукторов с шипением

выдают приказы и распоряжения новой власти, цитируют статьи из
журнала «Гитлер освободитель», который и без того немцы обильно
раздают жителям. Журнал печатается на хорошей бумаге в двух цветах:
черном и красном, и вот из-за этих жирных красок совсем не идет на
самокрутки, поэтому особым спросом у граждан не пользуется. В
последнем номере крупно набрано: «Дружно за работу и вы скоро
залечите раны, нанесенные вам большевиками… и, наконец, сможете
сами насладиться плодами своего труда…» На фоне введенной
обязательной регистрации на Бирже труда и слухов о принудительной
отправке молодежи на работу в Германию, журнально-глянцевое
бахвальство выглядит весьма сомнительным.

Через город прошла разномастная колонна людей под конвоем

местных полицаев. Это в окрестных хуторах и селах полиция собрала
евреев, которые из разных уголков СССР бежали на юг от
наступающих немцев, для многих «эвакуация» закончилась на
железнодорожной станции «Баталпашинск».

Из-за поломанных заборов на грустное шествие смотрят горожане.

Евреев гонят за город в бараки бывшего военно-учебного лагеря. Что с
этими людьми будет дальше никому не известно.

Тех же евреев, которые с первых дней оккупации оказались в самом

городе, сейчас разместили в так называемом «общежитии» в доме 34 по
улице Сталина, еще часть евреев находится в городской тюрьме, всех
их постоянно гоняют на разные тяжелые и грязные работы.

Немцы из Черкесска по железной дороге по направлению к Ростову

отправили три вагона лошадей. Лошадей собрали по всем окрестным
хуторам, отбирали только тех, кто может ходить под седлом. Судя по
всему, часть лошадей из Конезавода №38. Конезавод был организован
в 1930 году на берегу Малого Зеленчука, а задачу для него поставил
сам С.М. Буденный: «Отличных лошадей для Красной Армии». Часть
табуна в суматохе отступления эвакуировать не успели и теперь
отбором скакунов занимаются специально приехавшие в город спецы
из кавалерийской службы вермахта и что интересно, один из них
оказался нашим земляком – сыном тех, кто покинул Родину еще во
время революции. Вот он то и рассказал, что вермахт активно
формирует кавалерийские подразделения из числа советских
военнопленных и добровольцев из оккупированных территорий. К
1943 году немцы планируют организовать до 20 конных казачьих
полков, а формирование 1-й казачьей кавалерийской дивизии проходит
на учебном полигоне где-то в Польше.

По городу расклеены листки с приказом коменданта города капитана

Тайке: «… все евреи без исключения, которые после 22 июня 1941 года
прибыли в город Черкесск и окрестности, обязаны 28 сентября в 10-00
утра собраться на городском железнодорожном вокзале, так как
возникла необходимость указанных выше лиц переселить в места,
свободные от населения, возникшие из-за военных действий. Каждый к
указанному дню должен иметь при себе вещи для личного пользования
и питание на 3 дня. Для собственного спокойствия рекомендуется
деньги и ценности взять с собой. Вес вещей, принесенных с собой, не
должен превышать 30 кг на каждое лицо.

По домам ходят полицейские, на вопросы, куда будут переселять

евреев, некоторые ухмыляются и многозначительно предупреждают:
«не вздумайте прятать, а то вместе переселитесь!»
Однако в городе есть люди, для которых гуманизм и сострадание выше
страха. Семья Григория Новикова спрятала в своем доме Евгению
Ильиничну Эль с двумя детьми. С этой еврейской семьей Новиковы
познакомились в начале войны на Черкесском железнодорожном
вокзале, куда привезли людей, эвакуированных из Днепропетровска.
Всю оккупацию Новиковы, по настоящему рискуя жизнью, прятали
своих квартирантов от чужих глаз… Весной 1946 года из
Днепропетровска в Черкесск пришло письмо от дочери Евгении
Ильиничны. Начиналось оно словами: «Здравствуйте, дорогие
родители! Разрешите вас называть матерью и отцом, так как иначе я
вас назвать не могу… Ваша Татьяна». (Спустя 60 лет, в Интернете, на
сайте еврейского интернет-клуба появится небольшая информация об
инициативе Российского еврейского конгресса, присвоить сыну
Новиковых – Владимиру Григорьевичу, который в годы оккупации
вместе с отцом и матерью спас еврейскую семью, статус Праведник
мира).

По домам ходят полицейские, ищут евреев, идет, кажется, большая

охота на загнанных людей, участь которых похоже давно кем-то
решена. Строго предупреждаются хозяева домов и домишек: «чтоб
постояльцы завтра были на вокзале!». Постояльцы – это и есть евреи:
всеми брошенные старики, женщины, дети из разных городов СССР.
Местных евреев в городе практически нет. В первые дни войны ушли
на фронт вместе с другими евреи: Июзиф Моисеевич Казаков (в звании
капитана погиб в 1945), Иосиф Францевич Кокин (погиб при
освобождении Крыма), Арон Пинхосович Пятигорский (лейтенант,
погиб в 1943), Моисей Эльевич Юдилевич (погиб, освобождая
Краснодар) и еще многие уроженцы и жители Черкесска сражались за
Родину где-то далеко.

Уничтожение евреев на Северном Кавказе началось летом 1942г. В

этом принимали активное участие подразделения айнзатцгруппы «В», а
также полевой жандармерии, войска СС и местные полицейские
формирования, действовавшие в тыловых районах группы армий
«Юг».
Буквально с первых дней оккупации в августе нацисты ускоренными
темпами проводили политику «окончательного решения еврейского
вопроса», например, только в 4-х крупнейших городах
Ставропольского края нацисты уничтожили свыше 11.000 евреев.

Сегодня с утра железнодорожный вокзал Черкесска оцеплен

жандармерией, полицией, кажется, здесь собрался весь цвет местных и
неместных негодяев из гитлеровских карательных служб. К 10 часам у
вокзала собралась большая толпа евреев, в основном это пожилые
люди, женщины, дети. Суетятся верзилы из 5-го участка
железнодорожной полиции: забирают у людей их мешки, чемоданы,
сумки, просят надписывать на вещах фамилии, потом все это уносят в
здание вокзала (там склад), обреченных заводят в железнодорожный
клуб, заставляют раздеться, а потом разбивают на группы по 20-25
человек, уводят за здание, где стоят две автомашины с наглухо
закрытыми кузовами, людей в машины вталкивают уже не церемонясь.
За ревом моторов и толстыми двойными стенами кузовов криков не
слышно. Машины уезжают, но быстро возвращаются за новыми
жертвами, так продолжается до ночи.

Акцией руководят немецкие офицеры – гауптманы Тайке и Майдинг

вместе с начальником гестапо обер-лейтенантом Паук.

Уже после оккупации на допросах в органах НКВД многие из

задержанных карателей в жутких подробностях расскажут об этой
трагедии, но ни они, ни захваченные особым отделом 37-й армии
документы ряда немецких оккупационных служб не смогут назвать не
только имен погибших, но и даже точное количество людей,
отравленных окисью углерода в машинах-душегубках.

(После освобождения Черкесска специальной комиссией в районе

садов бывшего «Садкоопхоза» и на территории молокосовхоза будут
вскрыты много численные ямы с трупами граждан, уничтоженных
нацистами и их приспешниками, но даже и после этого цифры,
приведенные в разных документах, тоже будут разные от 820 до 1530
человек).
Не прошло и суток, а в городе все уже знают о расправе над
беззащитными евреями. Ну а первым, кто рассказал сначала своим
домашним, а потом потихоньку и своим друзьям о том, как выгружали
в ямы погибших от газа людей, был Володя Капустинский – местный
паренек, который полез на садкоопхозовское дерево за последним
яблоком и, буквально, упавший оттуда от увиденного.

Баталпашинские станичники, быстро ставшие горожанами, никогда не

отличались сентиментальностью, а здесь все евреев жалеют, но только
тихо, на ухо друг другу. Так же тихо рассказывают о новых вещах на
женах полицаев и в домах, девиц, вовсю скрашивающих досуг
немецких офицеров.

В городе осталось довольно много молодежи, в основном это

подростки, которые к началу оккупации еще не достигли призывного
возраста и не попали в армию, а эвакуироваться с родителями не
смогли. Молодежь эта патриотична, ибо родилась, воспитывалась и
училась при советской власти (многие из них члены комсомола, их в
городе человек 200) и настроены они к оккупантам достаточно
агрессивно. Однако горком комсомола не оставил в городе своего
подполья, не организовал молодежь на борьбу с фашистами, да и
некоторые лидеры местного комсомола не явились примером
беззаветной преданности. Например, бывший 1-й секретарь
Черкесского горкома ВЛКСМ 23-х летний Борис Романов открыто
разгуливает по Черкесску чуть ли не в обнимку с гестаповцами и тайн у
него от них, кажется, нет. (Б.Л. Романов расстрелян по приговору
Военного трибунала Пятигорского гарнизона сразу после
освобождения Черкесска от фашистов).

Но настоящие патриоты, наверное, и не нуждаются в примерах и

оргмероприятиях… Мальчишки из 11-й школы Евграф Лапко, Виталий
Хоменко, Федор Семенов, которые в ребячьих кругах больше известны
то ли под аббревиатурами, то ли под кличками «РАФ», «ВИТ» и
«ФЕД», чуть ли не с первых дней оккупации стали «портить кровь»
новым хозяевам города. Это они загоняли иголки в многожильные
кабели связи немцев, разбрасывали шипы на дороге, а потом издалека с
удовольствием наблюдали, как гитлеровцы меняют резину на колесах
грузовиков, остановив целые колонны, это они спалили сено на
фуражном складе, собрали радиоприемник, придумали интересную
систему его электропитания и в меру своих сил, но, страшно рискуя,
рассказывали окружающим о положении на фронтах.

Свою группу пацаны почему-то назвали «Антилопа». Потом к ней

примкнул еще их друг Николай Григоров, который, стараясь
увернуться от угона в Германию, записался, к ужасу друзей, в
охранную роту полиции. Когда наши части вошли в город, Григоров,
не дожидаясь ареста, сразу ушел с войсками громить фашистов и
геройски погиб при штурме Берлина.
«РАФ» в январе 1943 тоже ушел с нашими войсками, громил фашистов,
а потом много работал и уже пенсионером переехал на Украину.
«ВИТ» окончил военное училище, затем академию ракетных войск,
ему была доверена большая работа, связанная с обороной страны, он
полковник запаса и живет в Москве. «ФЕД» после войны учился,
работал в банке, растил детей, умер в Ставрополе в 2001 году.

И, наверное, такие «Антилопы» с неизвестными нам, по сути, героями

были в Черкесске еще, но это было не руководимое партией или
комсомолом подполье; не руководимое, а значит и не признанное.

В городе никогда не было никаких указателей. Было, правда, несколько

вывесок: горком, магазины, милиция, баня. Теперь же, на всех
входивших в город дорогах, на перекрестках, замелькали знакомые
названия: Теберда, Пятигорск, Невинномысск… на немецком языке с
точными цифрами расстояния, а рядом какие-то знаки, геометрические
фигуры, тигры, медведи, рыси и прочие жители зверинцев, так немцы
кодируют свои части и военные учреждения. Местные пацаны
попытались пару знаков оторвать с диверсионными целями, но тут же
немцы объявили: «За порчу указателей расстрел на месте!».

На уцелевших, самых хороших немногочисленных зданиях города

появились вывески. На поликлинике, что была на улице Первомайская,
крупными буквами написано «Городская управа», на здании почты –
«Биржа труда», на частном доме по Тургеневской – «Полицейский
участок».

На заборах много листовок – это обращения новой власти к местным

жителям, приказы военного командования и конечно агитационные
материалы, чем-то напоминающие советские, только теперь это
карикатуры на Сталина и его окружение. Тексты под рисунками
выдают авторов – писали, конечно, наши, вернее бывшие наши:
«Сталин, побежишь ты без оглядки,
Засверкают только пятки!».

Самим немцам таких поэтических строк никогда не придумать.

Много интересных людей в нашем городе. Просто диву даешься,

откуда в Черкесске взялся швед по национальности, уроженец
Финляндии Анатолий Иогансон, ему 47 лет, до войны работал
санитаром, а при немцах сделал карьеру – стал директором средней
медшколы.

Одной из задач оккупационного режима – это удовлетворение

потребностей немецкой армии и населения рейха. На территории
Северного Кавказа работает хозяйственная группа верховного военного
управления «Викадо». Руководят группой офицеры вермахта Адемир и
Шуман и занимается она изъятием готовой промышленной и
сельскохозяйственной продукции из складов, элеваторов, хранилищ и
отправкой изъятого на территорию Германии. Особое внимание
уделяется вывозу скота. (По окончании войны будут опубликованы
такие данные: в период оккупации Черкесской автономной области
фашисты угнали или зарезали 10500 голов крупного рогатого скота
8900 лошадей, 38000 овец, 2300 свиней).
Немцы готовы отправлять в рейх все, но из города отправлять нечего,
особых здесь богатств и не было, а что было, то разграблено за дни
безвластия перед приходом в город гитлеровцев. Но это если
отправлять эшелонами и вагонами, а вот для посылок немцы товар
находят. В рейх из Черкесска уходят посылки с шерстяными носками и
салом, сушеными абрикосами и кусками выделанной кожи. Уходят на
родину захватчиков и украшения, отобранные у убитых, изъятые во
время обысков и облав, но это удел офицеров, да и то не всех служб.

Все больше наш городской сквер начинает походить на кладбище.

Братских могил фашисты не делают, у них здесь – порядок, каждому
свое место. Кресты на могилах у всех одинаковые, обязательно с
надписью и номером. Недавно появился новый – 86-й, «Майор Отто
Пильц. 1914-1942». Где и чья нашла майора пуля, не сказано, и так все
понятно.
Пацаны из 11-й школы видели, как сегодня утром к могиле пришла вся
в черном молодая немка, в одной руке у нее был букет роз, другая
удерживала поводок крупной овчарки. Вдову сопровождали два
офицера, еще несколько человек остались около автомашин на
площади. У могилы стоял пастор (кстати, все горожане его называют
на польский манер «ксендзом»), склоняя в молитве голову к
сложенным ладоням. Собака вдруг вырвала поводок и, припав к земле,
буквально подползла, скуля, к могиле. Бросилась к холмику и
рыдающая немка. Увидев, что к могилам приближается еще одна
группа немцев во главе с уже известным в городе капитаном Тайке,
мальчишки помчались прочь от кладбища, но и на Первомайской им
был слышен жуткий вой собаки, которую привезли из другой страны
проститься со своим хозяином.

В городе появилось новое слово «фольксдойче», в переводе с

немецкого «этнические немцы» – согласно нацистской классификации,
это лица, принадлежащие к германской расе, но исторически
проживающие за пределами третьего рейха.

Немцы любят поговорить о «кровном единстве», о необходимости

сотрудничества, о перспективах фольксдойче, если они переедут в
рейх…

В Черкесске фольксдойче это: Эрна Паулис, родилась в Германии, 30

лет, по специальности медсестра, работает в сельхозкомендатуре;
Изабелла Бергер, местная жительница, 18 лет, машинистка городской
управы; Августина Бенке, уроженка Ленинграда, 24 года, работает
переводчицей на городской электростанции…

Список можно продолжить. Фольксдойче немцы первым предложили

работу, должности, выделяют им какую-то помощь, относятся с
доверием большим, чем к другим жителям. Многих из фольксдойче в
городе знают и не считают их предателями, понимают, что эти люди
тоже оказались меж двух огней. Например, у Ерны Паулс муж в рядах
Красной Армии; что ждет его, когда в особом отделе его полка узнают,
что жена работает на оккупантов, это тоже вопрос, хотя ответ здесь
известен почти наверняка. Фольксдойче первыми, кстати, получили из
рук оккупантов личные документы. Эта бумага называется
«фолькслист». Фолькслист удостоверяет этнических немцев на лиц,
имеющих право на гражданство в Третьем рейхе, лиц, считающихся
натурализованными немцами, лиц, получивших временное
гражданство.

В городе открылся еще один ресторанчик. Хозяин заведения Кузьма

Михайлович Уваров, ему 50 лет, происходит из мещан. На дверях
ресторана объявление «Обеды для служащих военной комендатуры
бесплатные». Из спиртного в ресторане подают самогон, разлитый в
водочные довоенные бутылки, можно заказать и немецкие напитки, но
стоят они баснословно дорого. Про бутылки, наверное, вспомнилось не
случайно: пошли дожди, погода мерзкая. Особенно раскисли
окрестные грунтовки, разбитые тяжелыми машинами, немцы теперь,
как и полицаи ездят по окрестным хуторам на разных бричках.

На здании бывшей почты, где ныне разместилось бюро труда, висит

объявление: «В Германии, образцовой стране труда, вместе с
миллионами трудящихся немцев, прокладывают путь к новой жизни
рабочие и работницы из всех стран Европы…»

Судя по всему, биржа труда должна отправить в Германию бюро

конкретное количество людей. Регистрация на бирже труда является
обязательной, и именно при регистрации многим предлагают ехать
работать в Германию руководит всем этим офицер Моссельт.
36-летняя Серафима Петровна Сычева совсем недавно преподавала
географию в 10-й школе, а теперь она работает заведующей отделом в
бюро труда, где, встречая городскую молодежь, любит говорить:
«Сгниете тут в нищете, а там цивилизация…!» Но бывшие ученики
Сычевой в «неметчину» ехать не спешат, многие даже демонстрируют
страшные волдыри и болячки, это они царапины натерли огуречным
рассолом, в Германию таких конечно не приглашают.

Можно сделать вывод, что немцы хотят, чтобы на работу в Германию

ехали именно добровольцы, и если у тебя нет желания трудиться на
«фатерлянд», то от этого, кажется, запросто можно увильнуть, но такое
мнение крайне ошибочно.

От других работ у немцев тоже не увильнешь, тем. Вот пару дней назад
большую группу ребят с помощью полиции отправили рубить уголь на
Хумаринское месторождение, никакие болячки во внимание не
брались.

С помощью Серафимы Петровны и ее подруги Нины Александровны

Унгер-Полиевской, регистраторши бюро труда для отправки из
Черкесска, в Германию подготовлено около 500 человек. Бюро труда
все население упорно называет «биржей труда» и такое «местное»
название, наверное, более правильное.

Немцы где-то захватили склад с форменной одеждой предвоенных

советских железнодорожников. В эту, кажется, мешковатую черную
униформу гитлеровцы одели полицейских, добавив им белые
нарукавные повязки. Полицаи форму ушили-подшили и смотрятся
почти как немецкие танкисты, только без выправки и утренней
побритости.

Некоторых полицейских горожане боятся больше гестаповцев. Один их

таких, Сергей Семенович Пушкарев, ему 36 лет, уроженец Риги, ранее
судимый. Перед войной Пушкарев жил в Черкесске, отсюда был
призван в армию, дезертировал и объявился в городе уже в качестве
начальника уголовного отдела Черкесской областной полиции. И вот
теперь всю свою энергию Пушкарев обрушил на горожан: ежедневные
обыски и грабежи домов, избиения и пытки людей, участие в казнях
патриотов, в человека этого, кажется, вселился сам черт.
(Военный трибунал в 1944 году приговорил в течение дня начальника
отдела к расстрелу. Приговор привели в исполнение публично, под
одобрительное молчание горожан).
«… Покрой нас честным Твоим покрывалом и избави нас от всякого
зла…» эти слова из праздничной молитвы звучат сегодня в нашей
городской Покровской церкви, где прихожане отмечают престольный
праздник Покров Пресвятой Богородицы.

Наша церковь была построена из черного дуба в 1730 году в станице

Хопры Донской области, где и простояла почти 100 лет. В 1829 году
церковь перевезли в Ставрополь, а в 1831 году казаки, буквально на
своих плечах, в разобранном виде перенесли ее в станицу
Баталпашинскую. Церковь была построена и освящена в память о
явлении Богородицы в одном из храмов Константинополя, с тех пор
она очень почитаема и любима не только верующими, но и всеми
горожанами, иногда самого разного вероисповедания.

Мозг огромной военной машины, именуемой гитлеровцами группой

армии «А», обосновался в Ставрополе. С июля 1942 этим «мозгом»
командовал 60-летний Вильгельм Зигмунд Лист, который, начав
службу еще в 1898 году кадетом баварского инженерного батальона, к
1940 году стал знаменитым генерал-фельдмаршалом Вермахта. Но
сейчас В.Лист отстранен от командования группой армии «А» и его
обязанности возложены на начальника штаба генерала фон
Грейфенберга. Вот он и отправился сегодня в инспекционную поездку
по Карачаю и Черкесии.

В витрине комиссионного магазина, что в центре Черкесска, выставили

плакат с яркими фотографиями. На снимках гитлеровские
егеря-альпинисты из 99-го альпийского полка под руководством
капитана Грота устанавливают на вершинах Эльбруса военные флаги
Германии. Фотографии сделаны давно– 21 августа и преподносятся
теперь как символ покорения всего Кавказа, а немецкие военные
альпинисты называются национальными героями третьего рейха.

С вестью о покорении «всего Кавказа» немцы как всегда поторопились,

а сами штандарты с Эльбруса сбросила группа Советских военных
альпинистов под руководством мастера спорта СССР Н.А.Гусака 13
февраля 1943 года.

Это место к северу от города почему-то называют «Маслы». Именно

здесь расстреливают тех, кто по мнению новой власти опасен для
оккупантов и их идеологии.
Сегодня таковым оказался регент Покровской церкви 47-летний
Степан Иванович Котляров. До войны Степан Иванович был учителем
пения, а когда в Красную Армию ушли трое его сыновей, стал
руководить церковным хором.

Черкесск уже два месяца жил по германскому времени, а Котляров все

продолжал славить Красную Армию, молился о победе наших солдат и
своих сыновьях. Его предупредили и четко сказали, кого теперь надо
славить, но прямолинейный и предельно честный Степан Иванович не
мог одновременно проклинать и славить… Гестаповцы схватили его,
когда он выходил из церкви. Говорят, сильно били, пытали, многие
думают, что хотели вырвать из него какую-то тайну, но скорее – просто
хотели сломить дух и веру. Не получилось.
Спустя 57 лет в «Книге Памяти» его почему-то назовут
«подпольщиком», а он был просто патриотом и глубоко порядочным
человеком.

На стене бывшей почты, а ныне бюро труда, висит красочный плакат,

на нем довольные хлопцы что-то вытачивают на новеньких станках и
надпись «Рай для русских на немецкой земле». Сегодня одна из
проходивших теток в сердцах плюнула в сторону этой полиграфии и
тут же была схвачена полицаем Васей Сгонниковым, охранявшим
порядок на ступенях бывшей почты. В полицейском участке оказалось,
что задержанная женщина мать Ирины Рязапкиной, которая недавно
уехала на работу в Германию. Дочь пообещала матери написать при
первой же возможности и договорилась, что если в «неметчине» будет
плохо, в конце письма она нарисует котенка. Вчера из Германии
наконец пришло письмо: «… все мама хорошо, кормят отлично, работа
легкая…, а в конце письма нарисовано с десяток котов со зверскими
мордами. Дома условный знак поняли, рыдали, а сегодня на глаза еще
этот плакат попался… Плевок обошелся по нынешним меркам дешево,
неделю мыть полы в полицейском участке.

Сегодня, по указанию коменданта города, все без исключения дети от 7

до 14 лет должны в пойме Кубани и в окрестностях города провести
сбор орехов, ягод (особенно шиповника), лекарственных корней. Затем
дома все это надо высушить и в матерчатых мешочках сдать на склад,
указанный комендатурой. Нормы для сборщиков определены,
назначены ответственные из числа учителей. Вот такая
заготовительно-воспитательная акция.

Немцы разрешили открыть противотуберкулезный диспансер,

называют его туберкулезным, но смысл тот же. Диспансер открыли
конечно не по гуманным соображениям – оккупанты страшно боятся
всякой заразы. Главным врачом «ТД» назначен Петр Федорович
Векличев, ему 54 года, по специальности врач-терапевт, известно, что
он прожил 20 лет в Иране и, приехав в 1933 году в Черкесск, долго не
мог найти работу по специальности, ибо его считали шпионом и ждали,
что на днях арестуют.

В эти же дни открыта и областная противомалярийная станция, ее

шефом стала врач Евдокия Карповна Бессмертная. После
освобождения Черкесска Евдокия Карповна работала заведующей
областной противоэпидемической станцией. Ей и другим врачам,
которые в период оккупации без средств, медикаментов, вообще без
ничего спасли очень многих горожан от смерти, люди были очень
благодарны и пособниками оккупантов их конечно не считали…
Оккупация, да и вообще война не способствуют общению между
людьми, настроение почти у всех достаточно гадкое, многие потеряли
близких, еще больше людей не знают ничего о судьбе своих родных.
Встречаются люди больше на базаре, в церкви, а больше и ходить в
Черкесске сейчас особенно некуда. Но что интересно, в достаточно
«сочном» городском фольклоре, появились новые поговорки вот,
например:
- В колхозе был лентяем, а стал полицаем;
- С предателем водиться, что в крапиву садиться;
- С фашистами гуляла – совесть потеряла;
- С фашистами ласкаешься – после раскаешься,

и еще много подобных, часто непечатных, но с конкретным смыслом.

Вспоминается замечание А.С.Пушкина: «Что за роскошь, что за смысл,
какой толк в каждой поговорке!»

В нашу церковь зачастили православные румынские офицеры, притом

стараются зайти тогда, когда там нет немцев. По-русски румыны,
кажется, понимают получше немцев и в церкви ведут себя скромно.
Рассказывают, что вчера они просили батюшку помолиться не только
за свои семьи, но и за своего патриарха Никодима, которого они сильно
любят, а за здравие румынского короля Михаила Первого, благодаря
которому румынские солдаты и оказались в наших краях, молебен
воины не заказывали.

Далеко не все, что существовало при советской власти, отрицают

немцы. Например, с сентября возобновились занятия в медучилище,
вернее в Черкесской средней двухгодичной медицинской школе,
причем немцы учащимся второго курса зачли и первый курс, который
будущие медсестры проучились до оккупации.

Сегодня в школе состоялся ускоренный выпуск. Все было достаточно

торжественно и солидно, но как потом оказалось с лукавством.
Новоиспеченные медики получили свидетельства отпечатанные на
двух языках. По-русски все выглядит так:

«Выдано госпоже Лепендиной Нине Андреевне, родившейся

18 июля 1925 года в Черкесске, в том, что она 1 сентября 1941г.
поступила в 2-х годичную Черкесскую среднюю медицинскую школу и
29 октября 1942 окончила полный курс указанной школы.

Решением выпускной испытательной комиссии госпоже

Лепендинской присвоено звание Медицинской сестры.

Директор – Иогансон.
Зав.учебной частью – Лебедев
Регистрационный № 12.5 от 20.10.1942.

Юных медсестер взволновало не написание их профессии с большой

буквы, а новый титул «госпожа». Многие новоиспеченные «госпожи
медсестры» тут же дали согласие ехать на работу в рейх по
специальности. Но немцы обманули – все они стали разнорабочими на
паровозно-ремонтном заводе в Мюнхене.

Наступил ноябрь, кончились теплые дни. А с топливом в городе беда.

Запасы дров в ветхих сараях едва на растопку, угля купить негде,
керосина нет, спичек, впрочем, тоже. Чуть спокойнее, в смысле
топлива, тем, у кого постояльцами немецкие офицеры, этим завезли
уголь, наш Хумаринский, качество неважное, прямо как из отвалов
брали, но горит. Полицаи, в связи с похолоданием, получили указание
приглядывать в городе за деревянными заборами (а иных нет), да и
вообще, взять под контроль перевозку досок и тому подобного.
От самой Тургеневской улица Ленина на юг расширяется и похожа
больше на длинную площадь, которая тянется почти до Покровской
церкви, здесь обильно растет трава, а местами и бурьян.

Немцы, как ожидали наши граждане, улицы Черкесска

переименовывать в имена своих вождей и полководцев не стали, а
просто приказали сбить таблички со старыми названиями и присвоили
улицам номера, ну, например, вместо Колхозной стала улица №23. Оно
и правильно, немецкие фамилии еще не каждый выговорит, да и
понравится ли скажем Кальтенбруннеру, если его имя присвоят
колдобистой улочке на берегу Кубани. В общем даже полицейские
называют все улицы по-прежнему. Часть улицы Ленина и окрестные
переулки, что ближе к Покровской церкви издавна называют
«Покровкой», и вот сегодня здесь, приехавшие рано утром на
нескольких бричках полицаи и еще какие-то мужики, начали
сколачивать деревянную трибуну. Сразу появились и первые
любопытные, это конечно покровские пацаны, один из них Евграф
Лапко потом описал этот день в своем дневнике:

«…молотки на перебой стучали с раннего утра, к обеду высокая

площадка с загородкой и лестницей к ней уже стояли против окон дома
Григоровых. Плотники сдали трибуну подъехавшему начальству, а оно
передало под надзор полицейским. Вскоре прояснилась и
необходимость широкого покровского простора – вдоль дороги, что
тянулась через площадь, начали расставлять вешки с лозой. Значит,
готовится конный праздник со скачками. Наши догадки скоро
подтвердились приездом сюда повозок и верзовых. Все больше
подходило и горожан охочих до зрелищ.

Часам к двум дня у трибуны остановилось несколько легковых машин,

площадку оцепили автоматчики. Военное начальство в генеральском и
других чинах взошло по порожкам трибуны. За ними двинулись и
гражданские прихвостни.

Начался митинг. Его открыл шеф области Николай Якубовский,

который и предоставил слово гостю в генеральском мундире.
Среднего роста седой генерал произнес краткую, зажигательную речь.
Переводчики громко повторяли ее. Из выступления было ясно, что к
Кавказу и его жителям фюрер питает самые добрые чувства и любовь,
поэтому дарует им полную свободу. Но и они должны верой и правдой
служить Великой Германии…

Не остались в долгу и наши земляки. К трибуне подвели

красавца-скакуна в полном походном снаряжении – под седлом, все
отделано богато и блестит серебром.

Пришлось генералу, по обычаю трижды обняться с первым старцем,

что поднялся на трибуну, а следом за ним по лестнице потянулось не
менее десятка таких же седобородых, но дорогу им преградили
эсэсовцы.

Пришел черед принимать коня. Генерал со свитой спустился на землю.

Смело подошел к лошади, погладил по шее, что-то сказал на немецком,
но в седло попал только со второй попытки, когда помогли стоявшие
рядом офицеры.

Резво проехал до базара, пуская коня шагом, рысью и галопом.

Чувствовалась крепкая кавалерийская хватка старого кайзеровского
служаки. Спрыгнул веселым и, кажется, помолодевшим.

Начался конный праздник. На нем было все, чем богаты казачьи и

горские скачки – джигитовка и рубка, цирковые номера с прыжками и
стойками, с шашками и платочками и даже лихой прием «к пешему
бою, с посадкой в седло…». Он особенно понравился и вызвал
аплодисменты на трибуне.

(Уже потом горожане узнали: гостем Черкесска был знаменитый

60-летний немецкий генерал Пауль Людовиг Эвальд фон Клейст. В
январе 1943 года выходцу из старинного аристократического рода фон
Клейсту за успехи на восточном фронте было присвоено звание
генерал-фельдмаршала. В конце войны старый кавалерист попал в плен
и в 1954 году умер в лагере для военнопленных под Владимиром).

Сегодня 3 месяца как Черкесск живет по Берлинскому времени, но это

скорее в переносном смысле, ибо перевести стрелки местных часов
немцам оказалось также трудно, как и изменить в городе что-либо в
лучшую сторону.

Среди руководителей, которые выдвинулись в гражданской

администрации, созданной немцами, можно встретить самых разных
людей и не только дремучих предателей. Например: Василий
Васильевич Киприн, 1902 года рождения, сын офицера царской армии,
по специальности инженер, в горуправе он занимает должность
старшего инженера по промышленности. Его местные жители знают
больше по прозвищу «Горбатый» и признают его несомненные знания
и опыт производственника. Такие, как Киприн пришли на службу к
оккупантам скорее не из антисоветских настроений, а просто по
привычке постоянно трудиться.

Интересные кадры подобрались и в аппарате Черкесской областной

управы - самого верхнего руководящего гражданского органа,
сохраненной пока немцами областной территориальной единицы.
Должность руководителя областной управы называется «шеф области»
и занимает ее Николай Яковлевич Якубовский, ему 52 года, по
национальности татарин. Бывший член ВКП(б), женат дважды,
образование высшее.

Шеф области подобрал себе довольно грамотный аппарат, где на

руководящих должностях состоят: Георгий Александрович Стельп –
инженер-конструктор из Ленинграда, Евгений Иванович Носов, родом
он из Кишинева, учился в Румынии, а в Черкесске оказался при
эвакуации из Бессарабии, без вещей и денег, но с дипломом инженера-
строителя, есть в управе и еще вполне грамотные «паны».
(Якубовский в город пришел вместе с гитлеровцами, вместе с ними
«технично» ушел, увернувшись от чекистов активно его
разыскивающих. Известно, что в 1953 году он проживал в США).

Оккупанты достаточно целенаправленно уничтожают все, что связано с

советско-коммунистической идеологией. И конечно, снос памятников
Ленину и Сталину, уничтожение художественной литературы,
изданной после революции, запрет на радиоприемники и многое
подобное – это звенья одной цепи. Не смогли фашисты пройти и мимо
памятника партизанам гражданской войны и погибших от рук
белогвардейцев в центре Черкесска. Памятник разрушили, братскую
могилу сравняли с землей и на этом месте построили небольшой
базарчик. Этими работами руководил Семен Федорович Бубнов –
прораб ремконторы, организованной при городской управе.

В городе появляется все больше новых людей, в основном это наши

земляки, которые еще в начале войны попали в немецкий плен, а вот
теперь они каким-то образом выбираются из-за лагерной проволоки и
возвращаются домой. Среди вернувшихся попадаются разные люди,
например, Николай Гребеноженко, ему 21 год, комсомолец, по
специальности бухгалтер, с первых дней войны служил в 172
авиаполке, его самолет был сбит, раненный попал в плен, бежал,
поймали, снова бежал и вот добрался до Черкесска. Зарегистрировался
в полиции (без взятки, конечно, не обошлось) и устроился работать
мотористом нефтебазы, зарплата – 480 рублей. Бывшие пленные ведут
себя тихо, в партизан не играют, ибо положение их весьма опасно
двусмысленное: с одной стороны свежи воспоминания о гитлеровских
лагерях, с другой – знают и о приказе №270 Ставки Верховного
Главнокомандования, который объявил всех военнослужащих Красной
Армии, оказавшихся в плену, предателями Родины.

(На 1 января 1942 года в немецких лагерях для военнопленных

находилось уже 3,9 миллиона человек. Только в 1956 году ЦК КПСС и
Совет Министров приняли постановление «Об устранении последствий
грубых нарушений законности в отношении бывших военнопленных и
членов их семей». Однако этот документ лишь частично снял
обвинения с бывших пленных. Настоящей реабилитации бывшим
узникам фашистских лагерей пришлось ждать еще почти 40 лет. Лишь
24 января 1995 года был издан Указ Президента России «О
восстановлении законных прав российских граждан – бывших
советских военнопленных…)

Над крыльцом этого дома красуются откованные баталпашинскими

кузнецами буквы и цифры с завитушками «Н.В.Калюжный – 1911г.».
Здесь жил когда-то один из казачьих есаулов, полный Георгиевский
кавалер и большой оригинал. Огромного роста, есаул Калюжный
напивался, считай, каждое воскресенье, нанимал духовой оркестр
местных пожарников, с которым и маршировал по станице. После
революции есаул ушел с белыми, и говорят, оказался за границей.
Вчера около дома Калюжного остановилась запыленная, но не менее от
этого роскошная, легковая машина и немецкий офицер, хорошо
говоривший по-русски, долго расспрашивал у перепуганных жильцов,
что им известно о судьбе бывших хозяев дома. Уехал расстроенным.
Говорят это уже не первый случай, когда офицеры вермахта
интересуются родственниками людей, революцией выброшенными из
Баталпашинской куда-то в Европу.

Горожане тихонько передают друг другу чуть ли не наизусть

выученную сводку Совинформбюро: «Первая крупная победа наших
войск под Сталинградом» за три дня боев наши войска продвинулись
почти на 100 километров! Освободили много населенных пунктов!
Разгромлено много дивизий, взято много трофеев и пленных!».
Удивительно, но хорошие известия очень хорошо запоминаются,
говорят разнесли по городу эту весть мальчишки, Московское радио
где-то значит все-таки слушают!

Окружение 330-тысячной немецко-фашистской группировки под

Сталинградом, кажется, не только крупно испортило настроение
немцев, вогнав их в траурное состояние, но и охладило пыл наиболее
ретивых полицаев из числа наших земляков.

В городе стали появляться офицеры в форме РОА – Русской

освободительной армии, их чаще называют «власовцами», по имени их
предводителя, бывшего генерал-майора Красной Армии Андрея
Андреевича Власова, который 12 июля 1941 года сдался в плен немцам
с группой офицеров своего армейского окружения.

В плену Власов вместе с таким же предателем, бывшим советским

полковником, командиром 41-й гвардейской дивизии Боярским
подготовили для гитлеровского командования доклад, где заявили, что
большинство населения СССР приветствовало б свержение советского
правительства, если бы Германия признала новую Россию
равноправным государством. Доклад вроде бы понравился самому
Гитлеру и вот теперь создана так называемая «РОА», а вербовщики
этой армии колесят по оккупированным городам и селам в поисках
бойцов-новобранцев.

Почему-то многие наши земляки думали, что немцы как-то все всем
разрешат, все будут работать только на себя, а уж о налогах и речи не
будет. Оказалось все иначе. Оккупанты и их помощники потихоньку
всех обложили всякими сборами-поборами, теперь вот довели до
общего сведения инструкцию по подоходному налогу: «Для покрытия
расходов городской управы, руководствуясь распоряжением
Верховного командования Германской Армии от 29 октября 1942 года,
взимается разовый налог с населения г.Черкесска:

1. С лиц с месячным окладом до 500 руб. – 50 руб.

2. С лиц с месячным окладом до 750 руб. – 75 руб.
3. С лиц с месячным окладом до 1 тыс. руб. – 100 руб.

Налогу подлежат все мужчины от 16 до 65 лет и женщины от 16 до 60

лет, работающие в артелях, колхозах и единолично…»

На городском базаре совсем плохо с продуктами, а вот промтоваров

как не удивительно, стало больше. Понять это можно: сейчас из
закромов достается припрятанное, сбывается наворованное, причем
при купли-продаже часто предпочтение отдается не рублям и тем более
не оккупационным маркам, а пшену, муке, салу и другой «твердой
валюте».

За любые провинности в оккупированном городе можно заплатить

жизнью. По законам фашистского военного времени расстрел положен
за порчу линий связи и хранение оружия, за слушанье советского радио
и кражу военного имущества, пулю также можно получить за хождение
ночью без пропуска, за порчу портретов Гитлера и дорожных
указателей и еще много за что. Особенно гитлеровцы и их помощники
настроены агрессивно к людям, которые прячут у себя раненых
советских солдат и офицеров, укрывают евреев, скрывают в своих
жилищах коммунистов и других неугодных режиму граждан. За такое
укрывательство смерть обычно грозит всей семье, а дом могут сжечь.

Наш город маленький и соседи часто знают или догадываются, кто

скрывает красноармейцев, кто приютил еврейских детишек, и хорошо,
если эти соседи порядочные люди.
У магазина Цветкова, что рядом с бывшим ФЗУ, немецкий солдат на
мотоцикле сбил маленькую девочку – Аллу Максимову. Гитлеровец не
остановился и это показывает цену жизни жителей оккупированного
города. Девочку на руках отнесли в больницу, после осмотра доктор
сказал: «Поможет только Бог», в больнице ей делать нечего.

Алла на всю жизнь осталась инвалидом. После войны она много

училась, стала одним из первых специалистов по
электронно-вычислительной технике в нашем городе, ее сгорбленную,
но очень добрую помнят многие горожане.

В Ставрополе с большой помпезностью немцы провели первый съезд

земледельцев, где помимо многочисленных славословий в адрес
Германии, был оглашен и проект нового земельного закона. Надо
сказать, что немецкая аграрная программа составлена весьма неплохо и
совсем не фантастически. Здесь присутствуют и идеи развития
общинного хозяйства, и положение из аграрной реформы П.Столыпина,
и опыт советского аграрного строительства, и конечно, опыт ведения
аграрного хозяйства в Германии. Учтена и психология бывшего
советского крестьянства.

Согласно замыслу сподвижников фюрера, все преобразования должны

развернуться после полного поражения Советского Союза. Но
поскольку война затягивается, гитлеровцы решили проводить аграрную
реформу без отрыва, так сказать, от боевых действий.

В Черкесске день начала аграрной реформы совпал с праздником

Святого Николая по старому стилю и поэтому, главным мероприятием
дня в городе был крестный ход по улице Ленина, где среди молитв
отчетливо слышались и приветствия реформе, наконец, полностью
ликвидировавшей наши колхозы.

Есть в городе люди, которым многие наши совсем не сентиментальные

земляки явно симпатизируют, один из них Николай Васильевич Попов.
Вот, что о нем известно: родился в Баталпашинской в 1915 году в семье
станичного фельдшера. По комсомольской путевке поступил в
Краснодарский мединститут. В ноябре 1941 ушел на фронт, в июле
42-го при обороне Ростова попал в плен, в августе бежал из немецкого
лагеря и, пройдя пешком сотни километров, пришел домой в Черкесск.
Врачей в городе можно перечислить по пальцам, опасности Попов для
новой власти явно не представляет и поэтому, его после регистрации на
бирже труда и в полиции направили работать врачом в открытый
немцами детдом. Так молодой врач стал «детячим доктором» и
потянулись к нему жители со своими детишками и со своими
болячками. И, пожалуй, только один человек сразу невзлюбил врача,
это директор детдома, которого Николай Васильевич ежедневно
«строил» за сквозняки и грязь, плохое питание и за все остальное из-за
чего болеют его маленькие пациенты.

После оккупации Н.В.Попов пройдет проверку и до 1947 года будет

служить в Красной Армии, потом и долгие годы он будет лечить людей
в станице Сторожевой. Его до сих пор помнят благородные станичники,
как прекрасного врача и человека, которого все и всегда уважали.
«Не копайте ваши ямки,
Обойдут их наши танки!
Сталинград сотрем бомбежкой,
А Кавказ пройдем с гармошкой»,

листовки с таким частушечным текстом и незамысловатыми

карикатурами на Красную Армию сбрасывали немцы с самолетов на
строителей оборонительной линии на восточных подступах к
Черкесску в августе этого года.

Сегодня прошло 4 месяца, как фашисты оккупировали наш город и

совсем по-другому читается текст на пожелтевшей бумажке. Танки
действительно спокойно обошли окопы и траншеи, выкопанные
женщинами и пацанами Черкесска, действительно до основания
разрушен бомбами Сталинград, а вот пройти Кавказ с гармошкой у
немцев явно не получается, и как не странно, одна из причин в том же
разрушенном, но не покоренном Сталинграде и в мужестве всех тех,
кто стал на защиту своих городов.

Люди, имеющие власть или деньги, любят придумывать для себя

титулы или всякие там названия. Совсем недавно гордо звучали слова
депутат горсовета, член профкома, председатель собрания и тому
подобное, сейчас же в Черкесске появились новые определения, вот
Михаил Дмитриевич Саенко объявил себя купцом I-й гильдии, о чем
написал на вывесках открытого им комиссионного магазина, а до
войны он просто был завмагом Черторга. Нынешнее купеческое звание
звучит, конечно, более привлекательно и гордо …

Снова бомбят Черкесск. Наши «ТБ-3» с красными звездами появляются

над городом обычно после обеда. Бомбы бросают ближе к окраинам, на
центр еще не упало ни одной. Какие цели имеет ввиду наша авиация,
понять трудно. Удары приходятся на домишки горожан, какие-то
мастерские и пустующие склады. Кажется, что стоимость бомбоударов
больше, чем урон, нанесенный противнику, да из немцев никто
особенно и не пострадал.
Надо сказать, что после того как первые бомбы упали на город,
население совсем не испытывает восторга по поводу прилета
«сталинских соколов». Самолеты базируются, судя по всему где-то в
Закавказье и возможно, возвращаясь с боевых вылетов, избавляются от
бомбогруза перед перелетом через Главный Кавказский хребет,
закрытый туманом и очень высокий.

Разные люди оказываются в вагонах, которые везут рабочую силу в

Германию. Здесь и те, кто верит, что едет строить новый мир и что
Европа ждет их с распростертыми объятьями, здесь же были просто
замороченные гитлеровской пропагандой и замордованные голодом
люди из оккупированных немцами городов, есть и те, кого силой
затолкнули в эшелоны, поставив выбор – Германия или … К числу
последних относятся и жители Черкесска: агроном городского
«Зеленстроя» Николай Анисимович Плахотнюк и его сын – секретарь
комсомольской организации школы №8 Константин. В Германии
Николай Плахотнюк стал не только рабочим Мюнхенского
ботанического сада, но и одним из организаторов подполья советских
антифашистов, находящихся в лагерях «восточных рабочих». Активно
помогал отцу и сын. Скоро к их организации примкнули чехословацкие,
немецкие, французские патриоты, находившиеся в фашистских лагерях.
Разгром БСВ – Братского сотрудничества военнопленных – так
патриоты называли свою организацию, возглавил один из
руководителей мюнхенского гестапо Шермер. Он лично пытал и наших
земляков, но ничего не добился. 4 сентября 1944 года отец и сын
Плахотнюк и еще 92 человека из числа активистов БСВ были казнены в
концлагере Дахау.

В городе есть одна проблема, о которой практически все любят

поговорить, это дружба между некоторыми нашими девушками и
солдатами, а еще чаще офицерами вермахта.
Галантности у офицеров не отнимешь, всегда чистоплотные,
большинство вежливые, не алкаши, всегда готовы подарить шоколад,
чулки, духи … Вот и не выдерживают девичьи сердца, не думая о
последствиях. Почти каждый день появляются новые истории-сплетни:
то офицер заступился за семью подруги перед полицаями, то бедной,
но красивой девушке молодцеватый майор подарил швейную машинку,
а солдат пообещал Полину увезти к маме в Германию, а Мария уже
беременна… «Гудят» с немцами в основном совсем молодые девчата,
вчерашние недоучившиеся школьницы -комсомолки. Матери многих
из них не знают, куда деть глаза от стыда, а отцов нет, и решительно
взять юных чад за шиворот некому.

Дружба с немцами дорого обошлась девчатам,после оккупации их

исключили не только из комсомола, но из учебных заведений, гнали с
работы, многим пришлось уехать из города.
На этой неделе целые очереди выстраивались к врачу В.И.Телега,
прямо эпидемия какая-то. Жалобы одни: боль в животе, т.е. в желудке,
ну и другие неприятные симптомы.
Надо отдать должное доктору – разобрался во всем быстро. Все
заболевшие покупали на базаре соль и когда Владимиру Ивановичу
принесли тоже кулечек с белыми кристаллами, он, не пробуя на вкус,
определил: «Это ж глауберовая соль! Вы что одурели…?»

Короче выяснилось, что на базаре два дня торговал «не настоящей»

солью какой-то мужик. Продавал очень дешево и поэтому бумажные
кульки разошлись быстро, тем более, что настоящей соли давно в
продаже нет. Ну а глауберову соль – т.е. сернокислый натрий начали
добывать километрах в 17 восточнее Черкесска из Соленых озер еще в
1879 году на предприятии барона Фитингофа, добытая соль шла на
изготовление углекислой соды, использовалась при изготовлении
стекла, зеркал и многого другого.

Немцы тоже пытались запустить сульфатный заводик, назначили туда

начальником Кондрата Ивановича Калмыкова (до оккупации был
завучем одной из школ города) и дело потихоньку пошло… Вот этой
сульфатной, совсем не пищевой продукцией и накормили горожан
какие-то шарлатаны. Впрочем, все обошлось, и только некоторые
пострадавшие еще долго выискивали на базаре мужика, наделившего
их натрия сульфатом.
Сегодняшний день принято называть «Никола-зимний». Это широко
отмечаемый праздник перед Христовым Рождеством, первое звено в
цепи особых «именных» морозов (за «никольскими» морозами
последуют «рождественские», потом, самые лютые, «крещенские» и,
наконец, «сретенские»).

Никола-угодник, память которого празднуется в этот день, в множестве

христианских святых занимает особое место. Епископ из городка
Миры (на юге современной Турции), святитель Николай не был ни
выдающимся богословом, ни знаменитым церковным деятелем. Жизнь
его почти не документирована – пытливому исследователю старинных
манускриптов здесь нечем «поживиться». А вот церковное предание и
древняя, уходящая корнями во времена дохристианские, народная
традиция отводят Николаю Чудотворцу особое, не сравнимое ни с
одним святым место.

В трогательных и поучительных историях, составляющих его житие, а

также в бесчисленных народных апокрифах, этому житию
сопутствующих, можно проследить две главные специализации
святителя: во-первых, он беспримерный укротитель стихий – ураганов
и буранов. Во-вторых, он – скорый помощник и заступник простого
человека, причем в самых обыденных житейских делах. Он
подбрасывает «узельцы» с золотом на приданое юным девам. Он
покупает у многодетного бедняка за хорошие деньги драный ковер –
последнюю ценную вещь в его куцем хозяйстве (вернувшись домой,
бедняк находит ковер на прежнем месте, а в лике на иконе Николая
Чудотворца узнает давешнего покупателя). В других народных
преданиях Никола, стоя по колено в грязи, помогает вызволить из
промоины мужицкую телегу или приписывают ему всякое удачное
сватовство. Словом, понятно, почему у нас в городке Николай
Чудотворец особо почитаемый святой и поэтому, разрушенный в
центре города местными безграмотными атеистами в 1934 году
прекрасный собор, тоже носил его имя.

Сегодня 21 декабря день рождения И.В.Сталина, ему исполнилось 63

года. Местные начальники отличились: под руководством нашего
бургомистра П.З.Рягузова на Базарной площади устроили «похороны»
сегодняшнего именинника. Из каких-то веток сплели венок, трибуну
украсили черной лентой ну и сказали соответствующие речи. Такой
прыти и оригинальности от малограмотного городского головы не
ожидали даже граждане фашисты, которые тоже присутствовали на
«церемонии» и с улыбками наблюдали за не очень им понятным
спектаклем. Им не в домек, что до войны у нас так «хоронили» многих,
как казалось, недружественных СССР лидеров партий и государств. В
итоге Рягузов затянул какую-то молитву и пригласил некоторых из
присутствующих в соседний трактир помянуть Иосифа Висарионовича,
а заодно и других руководителей СССР.

История показала, что Рягузов с соратниками с отпеванием вождя

сильно поторопился, а сегодняшнее мероприятие было упомянуто во
многих приговорах военного трибунала, рассматривающего дела
изменников Родины в ускоренном порядке.

Немцам все же удалось наладить работу кинотеатра и сейчас каждый

вечер здесь в фойе танцуют под музыку галантные офицеры с
местными девушками, солдаты тоже не отстают. Внешне все вполне
пристойно. Танцы начинаются за час до фильма. Билеты, к стати,
покупают все независимо от звания. Вначале билеты продают немцам и
если остаются свободные места, билет могут купить и горожане.
Фильмы показывают и советские довоенные типа «Дубровский»,
«Свинарка и пастух», «Волга-Волга» и немецкие, например, «Одна
ложь», где сентиментальные фашисты борются с коммунистической
тиранией. Перед фильмами показывают хронику, немцы в этом жанре
поднаторели и когда их танки несутся под барабанную дробь прямо на
зрителей, многим становится не по себе.

В большинстве нормальных домов и хат города квартируют немецкие

офицеры. Отношения квартирантов с хозяевами складываются
по-разному, но за месяцы общения многие друг к другу уже привыкли,
а у некоторых сложились и весьма дружелюбные отношения.
В доме Князевых по Пушкинской улице живет немецкий капитан,
какую он должность занимает, хозяева не знают, да и узнать не
пытаются, ибо стараются жить очень тихо, не привлекая внимания.

Хозяин дома Василий Семенович Князев в звании майора воюет на

фронте, он член партии, до войны возглавлял городской «Зелентрест»,
сейчас в доме живут его жена Прасковья и дочь Женя. Немецкий
квартирант понимает где хозяин дома и кто он, но относится к этому
спокойно и иногда его денщик дает женщинам кое-какие продукты.

Немецкий капитан хотя русские слова и коверкает, но по-нашему

говорит не-плохо. Сегодня он приехал домой после обеда, забыл взять
какую-то вещь, а выходя из своей комнаты мимолетом бросил хозяйке:
«Ночью вам надо уйти…» не послушать совета квартиранта хозяева не
решились и вечером ушли к знакомым на хутор.

На другой день к дому Князевых приходили гестаповцы, кто-то донес,

что здесь живет семья известного в городе коммуниста.

Таких историй в оккупационной истории нашего городка немало.

30 декабря укрывшийся в Кизляре начальник краевого штаба

партизанского движения М.Суслов, подписал приказ: «… Штабу
партизанских отрядов в Карачае и Черкесии, всемерно активизировать
борьбу всех отрядов, как того требует сегодняшняя обстановка,
продвигаясь при первой возможности в северо-восточные районы.
Развернуть там борьбу по истреблению мелких гарнизонов противника,
предателей и по дезорганизации вражеского тыла, в особенности
работы железнодорожных линий: Усть-Джегутинская –
Невинномысская…».

Суслову и его штабу возможно неизвестно, что никаких партизанских

отрядов в указанных территориях давно уже нет, а может быть совсем
наоборот известно очень хорошо и подобными приказами создается
видимость собственной активной работы. А главное, чтобы потом «при
раздаче биляшей» крайних искали не в партийных кабинетах, а в горах
Карачая и Черкесии. В итоге эта идея сработала как нельзя лучше.

Последний день года –новогодний праздник, сегодня из Черкесска

уезжают добровольцы на работу в Великую Германию.

На улице очень холодно и провожающих на вокзале совсем не много, в

основном мамы и бабушки. Уезжающие, это вконец запутавшиеся
люди, большинство из которых не знает положения на фронте, не знает,
что ждет в Германии. Кого-то, ко-нечно, заманили и яркие немецкие
журналы в бюро труда, кто-то бежит от голода, кто-то хочет увидеть
другую страну, не задумываясь о последствиях. Особенно тяжело
уезжать тем, у кого родные воюют на фронте, вот у Нины Желнаковой,
ей всего 17 лет аж 4 брата сражаются в Красной Армии, но стал
приставать сосед-полицай, есть дома нечего, словом со слезами, но
решилась ехать.

Уезжает в основном молодежь, большинство девушки, среди них Юлия

Медведева (17 лет), Вера Казымова (19 лет), Вавара Воронович (27 лет),
Мария Гриценко (18 лет) и еще многие другие. Многих из уезжающих
под разными предлогами незадолго до отъезда вызывались в полицию
или коменданту, где с каждой отдельно беседовал немецкий офицер.
Смысл беседы: в Германии надо хорошо работать, соблюдать
дисциплину и обязательно сообщать, если у кого возникнут
антигерманские настроения или кто-то попытается саботировать
работу, в итоге все подписывали обязательство вести себя хорошо и
конечно помогать новым хозяевам выявлять всех неблагонадежных.
Подписывали часто, долго не раздумывая, подумаешь бумажка,
которая вдобавок останется в далеком Черкесске.

Совсем скоро Черкесск будет освобожден Красной Армией и в руки

чекистов попадут листки с обязательствами сотрудничать с
гитлеровцами, которые не думая подписали в декабре 42-го девчата из
Черкесска. Они еще будут продолжать трудиться на фабриках и
заводах третьего рейха, а дома против каждой из них органами НКВД
уже будет возбуждено уголовное дело. Возвращались они домой,
освобожденные союзниками в 1945-м, следствие было очень недолгим,
большинство из них получили по 10 лет лагерей, формулировка
приговоров одна – «измена Родине»…

Наступил новый 1943 год, сегодня его первый день. Новогодний

праздник любят, наверное, все потому, что каждый надеется, в
наступившем году будет лучше, чем в прошедшем. Жители города
отметили Новый год за пустыми столами (в городе очень голодно), без
гостей (комендантский час), но если кто и поднимал стакан, то тост
был один: «За нашу Победу!», смысл, правда, в него вкладывали
разный, ибо понятно, за чью победу пили «доблестные» каратели,
жандармы и т.п. граждане.

Немцы, несмотря на неутешительные для себя вести с фронта, Новый

год по традиции отмечали шумно и как только часы начали отбивать
полночь, взбирались на табуретки и с последним ударом дружно и с
криками «впрыгивали» в Новый год. После этого празднование
переместилось на улицу, где фрицы открыли пальбу из всех видов
оружия. Итог праздника известен пока один: рядом с базаром сгорела
популярная среди захватчиков «Шашлычная с бильярдом», а куда
делся ее хозяин, хромой Николай, совсем не понятно.
Все опять ждут перемен и это, наверное, не только от слухов о том, что
Красная Армия наступает, но и от факта, что наступил новый год.

Кстати, многие заметили, что раньше на праздники не обходилось без

драк с серьезным мордобоем, а сейчас в городе на праздники и в будни
достаточно тихо и спокойно. Конечно, есть объективные причины:
многие мужики в армии, установлен комендантский час и тому
подобное, но нельзя не заметить, что охранная рота полиции тоже
очень жестко следит за порядком в городе.

Полицейские, которые практически полностью набраны из местных

жителей, делятся на две категории: враги советской власти, конченые
негодяи и мародеры; и молодые ребята, так и хочется сказать –
комсомольцы, которых жизнь заставила одеть повязки полицейских.
Если с первыми все понятно и отношение к ним горожан
соответственное, то вторым многие симпатизируют, видят, что вреда от
них нет. Эти ребята никого не предали, не ограбили, а наоборот,
данную им власть направляют на охрану порядка на улицах, охрану
сохранившихся садов, заборов и домишек жителей.

Полицейские патрули ходят обычно по три человека, вот сегодня

порядок в центре города охраняют Дмитрий Зеленский, Николай
Григоров, Андрей Фисенко…

В день, когда Черкесск будет освобожден от фашистов, эти и другие

ребята уйдут с наступающими частями Красной Армии, будут геройски
воевать, некоторые погибнут, освобождая страну от гитлеровцев, а в
далеком Черкесске ох не сладко будет их роднм, им будут еще многие
годы и даже десятилетия припоминать повязки полицейских на их
сыновьях.

Каждое время имеет у людей свои любимые темы разговоров. Темы

нашего промерзшего городка это тревога о будущем, о Красной Армии,
о голоде и холоде, о погибших или просто пропавших родственниках и
земляках, в домах хозяев ресторанчиков и прочих друзей новой власти
говорят в принципе о том же, изменяя конечно акценты. И где бы ни
заходили разговоры, почти всегда полушепотом кто-нибудь спросит,
так есть у нас подпольщики или нет? Ответа, кажется, не знает никто.

В городе практически нет значительных актов саботажа, вредительства

или агрессии, направленных против оккупантов. Гестапо вместе с
другими репрессивными службами тоже не дремали последние месяцы
и жестоко расправлялись со многими нашими земляками, которых
считали опасными для себя и с теми, кто просто отказался
сотрудничать с гитлеровцами. Но патриоты, ненавидящие нацизм, в
городе, конечно, есть, но их никто не пытался и не пытается направить
на борьбу с захватчиками, а те, кто пытается действовать
самостоятельно, очень рискует оказаться в застенках местного
гестапо…
После войны журналист «Ставропольской правды» В.Заливалов
расскажет, что в 1946 году первый секретарь Ставропольского
крайкома ВКП(б) И.Бойцов на одном из совещаний запретил писать в
прессе о подпольщиках, действовавших самостоятельно, без
партийного благословения. В это же время органами госбезопасности
были арестованы некоторые лица, которые сообщили после оккупации,
что они сами создали активные подпольные группы. Из этого можно
сделать вывод, что имелась информация не только о попытках
некоторых граждан обелить свое пребывание на оккупированной
территории, но и о том, что спецслужбы противника с
провокационными целями тоже могли создавать «патриотическое
подполье» с целью выявления истинных врагов гитлеровского режима.

В 1943 году Рождество, вроде как двойной праздник – ибо немцы

вовсю драпают из Черкесска, незаметно позакрывались всякие
магазинчики и лавочки – публика эта приближение личных
неприятностей чувствует гораздо острее и быстрее, чем даже
командиры вермахта. В общем «крысы бегут с корабля», одна из таких
«крыс» М.П.Фенюк (1842 года рождения, образование
средне-специальное, проживал по переулку Кузнечный, при немцах
работал директором местного банка) – прихватил с собой немецких и
советских денег на сумму 2 миллиона 400 тысяч рублей.

Вместе с директором банка «дал ходу» из города И.Е.Мелько, который

в августе 1942 дезертировал из Красной Армии и всю оккупацию
добросовестно трудился в Черкесске фининспектором, удрали уже
многие. Кстати заметно, что первыми бегут те, у кого есть, что спасать
– деньги, ценности. Сегодня через Кубанский мост на запад на фаэтоне
и двух бричках рвануло семейство хозяина ресторана батьки Сивоконь
и двух его сыновей-дезертиров.

По-прежнему работает местное радио, и хотя горожане обзывают его

не иначе как «брехливым», все равно слушают. А сегодня вообще
передавали целый концерт и вдруг:
- Для господ немецких офицеров поет наша землячка Дина
Мараховская.
Приятный, почти детский голосок из тарелки репродуктора выводит
«…однозвучно звенит колокольчик…». Дину знают в городе многие,
красивая девушка, дочь директора одной из школ. Через несколько
дней она с отцом и ее приятельницами из «немецкой художественной
самодеятельности» Бугременко, Ереминой, Степановой уйдут с
отступающими частями Вермахта. (40 лет спустя жительница
Черкесска, старейший педагог города Л.П. Зайцева увидит в газете
фотографию с постаревшей, но легко узнаваемой Диной – заслуженной
учительницей из Ростовской области).

Прошло 5 месяцев, как гитлеровцы оккупировали Черкесск, когда в

августе 1942 они стремительно захватили огромную территорию
Кавказа, сейчас они с такой же быстротой отсюда уходят.

Приказ Гитлера об оставлении Северного Кавказа и отходе к Ростову и

Таманскому полуострову привел в движение войска группы армий «А»,
чей штаб к этому времени перебрался уже в Крым. Отступление
гитлеровцев с Северного Кавказа, по сути, началось с 1 января.
Первыми с подступов к перевалам стали спускаться подразделения
дивизии «Эдельвейс» и прочие егеря, а из глубокого «мешка» между
Владикавказом и Главным Кавказским хребтом стала выбираться
первая танковая армия Вермахта.

Прошло уже 10 дней нового года и город продолжает внешне жить той
же жизнью, что диктуется новой властью, но все более замерзая,
голодая и болея.

Очень холодно. Нет спичек, нет керосина и вообще нет никакого

топлива, вместе с которым, кстати, исчезли и последние деревянные
заборы. Кто-то рискует отправиться за дровами в пойму Кубани, но,
возвращаясь, все равно нарвется на полицаев или румын, которые эти
дрова отнимут, навесив еще и тумаков. Кстати, отправляясь за дровами,
нельзя иметь при себе топор или пилу, эти инструменты еще два
месяца назад, вместе с имеющимися в домах лопатами и ломами,
комендант приказал горожанам сдать на специально организованный
склад.

Температура на улице опускается до –30. Многие немецкие машины

мороза не выдерживают – глохнут, причина в бензине. Поэтому во
многих местах стоит техника, прошедшая дорогами Европы и
превратившаяся в громадные сугробы на улицах и во дворах нашего
городка. Кстати, новое в непривлекательном облике города, это и
повсеместно валяющиеся железные бочки из под бензина (еще долго
после войны они будут служить нашим землякам, превращенные
местными умельцами в печки-«буржуйки»).

Базар уже давно не работает. Очень плохо с продуктами. На

самодельных крупорушках в домах размалывают кукурузу на муку для
лепешек, это у кого есть кукуруза. Из остатков крупы варим суп,
картошка кончилась. Соли нет. Из сахарной свеклы кое-кто делает
«конфеты», немцы это кондитерское изделие называют по-польски
«цукаты», а наши земляки тут же переименовали продукт в
ругательное «сукаты». Люди больше сидят по домам, позакрывались
разные лавочки и магазинчики, город снова застыл в ожидании, как
пять месяцев назад в жарком августе 1942 года.

В городе становится все больше немецких солдат, сегодня у нас

сосредоточены три полка 370-й и 5-й авиаполевой дивизии немцев,
полк реактивных минометов, охранный батальон, батальон дивизии СС
«Викинг», подразделения морской пехоты, егеря из горно-стрелковых
дивизий спустившиеся с перевалов, а также подразделения румынской
армии и так далее. Всего в нашем городке сейчас не меньше 20 тысяч
солдат и офицеров отступающего вермахта.

Сегодня вечером известная и любимая фюрером немецкая

мотострелковая дивизия войск СС «Викинг», не выдержав ударов
гвардейских полков РККА, сдала свои позиции в станице Суворовской.
Здесь идут ожесточенные бои, направление движения наших войск –
Черкесск.
А насквозь промерзший Черкесск в это время, кажется, вымер. В
подвале дома Зеленских спрятались не только хозяева, но и соседи:
Сиваковы, Григоровы и Черновы. С улицы Набережной, на которую
выходила отдушина подвала, день и ночь слышались звуки
отступающей вражеской армии. Рано утром в дом ввалились
румынские солдаты, один был ранен в грудь, его стали бинтовать.
Через час из подвала от потерявших бдительность матерей
выскользнул на улицу Виталик Хоменко. Но за калитку выйти не
получилось, в грудь уперся ствол советского автомата и чисто русское
«Руки вверх», за которым и первый вопрос: «Немцы в хате есть?».
Ответ последовал буквально с восторгом: «Есть только румыны.
Пошли быстрее.» Красноармейцы рассмеялись, это были первые
армейские разведчики, проникнувшие в город.

Неделю уже стоят сильные (зашкаливает за -25°) морозы, да такие, что

и пашинские старики не упомнят. Мороз радует матерей: пацаны сидят
больше по домам, вернее по подвалам и не лезут под пули. А сегодня
начался страшный буран, но он не заглушает глухих взрывов – немцы
рвут железнодорожные пути, идущие к Джегуте, а по путям к
Невинномысской пустили паровоз с большим крюком, который
буквально выворачивает за собой шпалы, корежит рельсы. Ситуация у
гитлеровцев, конечно, паническая, поэтому, если одни уничтожают
железную дорогу, то другие не успели отогнать из железнодорожных
тупиков вагоны с оружием и амуницией отступающих частей вермахта.

К рассвету 16 января Черкесск блокирован частями 2-й Гвардейской

стрелковой дивизии с севера и востока. В течение всего дня они
продолжают проводить наступательные операции по освобождению
города от фашистов.

Основная тяжесть боевых действий по захвату города выпала

гвардейцам 875-го Гвардейского стрелкового полка, которые первыми
вошли в Черкесск с востока.

Вчера в десять вечера 2-й стрелковый батальон 875-го Гв СП

находился еще в 10 километрах от Черкесска. Одно из сводных
подразделений батальона (командир капитан Косолапов), состоящее из
бойцов 2-й и 6-й рот, было разбито на три группы, которыми
командовали старшина Лелеко, лейтенант Телятников и ст.лейтенант
Магомет Майлов. Группы взяли курс на трудовую колонию и
железнодорожную станцию. Большую мощь одной из групп оказали
учащиеся школы №8 г.Черкесска Ю.Здор и Н.Ковалев, которые
встретили их на пути следования. У каждого школьника немецкие
автоматы и полные карманы патронов. Весь этот арсенал они взяли в
открытом фургоне, оставленном немцами без охраны на улице Кирова.

Ночью, в пургу воины с юными проводниками подошли к

железнодорожной станции. Около часа ночи старший сержант
Степанов и рядовой Бутик тихо сняли часовых. В здание вокзала
гвардейцы ворвались с двух сторон, захватили телеграф, пленили более
30 солдат. У вокзала гвардейцы захватили 12 автомашин с грузами,
около десятка параконных повозок и фургонов. Железнодорожные
пути заставлены шестью эшелонами, каждый из которых состоит из
нескольких десятков вагонов без паровозов. На платформах находятся
орудия, автомашины, боеприпасы. Оставив для охраны эшелонов
автоматчиков, группа Майлова двинулась к центру Черкесска.

Около шести утра группа Майлова захватила здание гостиницы «Дом

горца» на улице Первомайской и некоторые другие здания. После боя
гвардейцы впервые за последние дни позавтракали горячей кашей с
бараниной, оставшейся в захваченной ими немецкой полевой кухне.

К вечеру 875-й ГвСП и 535-й ГвСП продолжали бой в центральной

части города, 395-й ГвСП в это время с боем занял юго-западную
окраину Черкесска.

Интересная история получилась сегодня с румынским воинством.

Штаб румынской 2-й горной дивизии во главе с генералом Думитраки
расположился в пойме реки Кубань, которая называется местными
жителями Зеленый остров. Румын на острове было битком. Кроме роты
охраны здесь и резерв командира дивизии, запасной батальон, два
конных эскадрона, батарея зениток. Более тысячи солдат и офицеров. И
не такие уж они трусы, эти румыны. Это они, стрелки лучшей в
румынской армии дивизии, брали Одессу и Севастополь. Но остров
вдруг сильно встряхивает, ураганный порыв взрывной волны, срывает
с деревьев снег. Стаи ворон с истошным карканьем взлетают с деревьев.
Раскатисто гремит рвущий уши грохот взрыва. И после короткого
затишья крики на румынском:
- Немцы ушли! Мост взорван! Нас бросили!

Не слушая офицерских окриков, не видя пистолетов в их руках,

солдаты ринулись к реке, чтобы спастись, но с западного берега
Кубани румын ливневым огнем из пулеметов и минометов встретили
союзники – немцы, видимо, подумав, что Кубань форсируют наши
войска. Стреляли минут 10-15, пока очередные порывы бурана не
затихли. Увидев, что они стреляют по своим, немцы огонь прекратили,
зато прицельные удары по румынам стала наносить артбатарея 132-го
армейского минометного полка капитана Кучука Шурдумова.
В панике румыны лишились половины офицеров штаба дивизии, ее
узла связи, всего резерва (уцелевшие солдаты на западный берег
Кубани выбрались без оружия). Дивизия потеряла не только
управление, но и боеспособность.

Много лет спустя в архиве Министерства обороны СССР найдется

пожелтевший листок с информацией о боевой деятельности войск 37-й
армии при освобождении города Черкесска:
«…красноармейцы 395-го ГвСП пулеметчик Косачев уничтожил из
своего пулемета 22 гитлеровца, автоматчик Зимин – 17;
- в разгар боя, когда кончились снаряды, гвардейцы-артиллеристы
дивизиона капитана Г.И.Митина из 423-го артполка, использовали
против врага его же, захваченные как трофей, шестиствольные
минометы;
- в уличном бою командир группы бойцов лейтенант Галлега вступил в
рукопашную с немцем. Улучшив момент, он ударил фашиста гранатой
по голове, и оказался победителем;
- командир разведчиков лейтенант Богданов, проникнув в тыл
противника, захватил в плен 12 немцев;
- 3-й батальон 535-го ГвСП, ворвавшийся в город в числе первых,
овладел переездом через железнодорожную магистраль, тем самым
отрезал пути отступления автотранспорта противника. Отразив
контратаки противника, бойцы батальона захватили 6 шестиствольных
минометов и 20 автомашин;
- два батальона 535-го ГвСП майора В.А. Дронова, внезапно атаковали
колонну немецкой пехоты численностью до 200 человек. Автоматным
огнем в упор она была уничтожена в течение 15 минут;
- старшие сержанты Шанин и Фокин со своими отделениями
красноармейцев захватили обоз, в количестве 40 подвод, и 160 пленных
немцев…»

И самое главное: сегодня на здании дома связи вновь затрепетало

красное знамя. Водрузили его солдаты из 3-го батальона 535-го
Гвардейского стрелкового полка под командованием старшего
лейтенанта Косманчука.

Но бои в городе продолжаются. На южной окраине звуки выстрелов

перекрыл сильный взрыв. Отступающие немцы заминировали хату
Марии Ропотовой и в их ловушку попали шестеро наших бойцов и
девушка-медсестра. Похоронили погибших тут же в небольшом
палисаднике…

В 1978 году безымянные останки этих освободителей Черкесска

случайно нашли строители. Из неглубокой могилы извлекли останки
красноармейцев, смятый взрывом пистолет «ТТ», круглое зеркальце,
портупею, дужку от солдатского котелка, погоны офицера – все наше,
советское. У собравшихся в переулке Макаренко людей текли слезы,
это через 35 лет горожане оплакивали своих солдат. Но приехавшему к
раскопанной забытой могиле чиновнику из горкома партии, что-то
показалось «подозрительным»… Останки бойцов были тихо, почти
тайком зарыты на старом городском кладбище. Газетам о находке
писать в том году запретили.
Черкесск снова наш. Полностью наш – советский город. Сегодня в
драмтеатре состоялся митинг, посвященный освобождению города.
Холодный, разбитый зал не смог вместить всех желающих. Армейские
связисты на улице установили громкоговорители и сотни людей,
запорошенных снегом, слушали первые слова советской власти за
последние страшные месяцы. Из далекой Москвы диктор Всесо-юзного
радио Юрий Борисович Левитан голосом, который пробирал сильнее
январского мороза читал сводку Совинформбюро: «На Северном
Кавказе наши войска, заняв город Черкесск, переправились через реку
Кубань. Противник оказывает упорное сопротивление. В городе
Черкесске взяты следующие трофеи: орудий – 54, пулеметов – 195,
минометов – 48, в том числе 22-шестиствольных, более 700 винтовок, 5
радиостанций, 2 склада боеприпасов, штабная машина с документами,
полковое знамя врага и другое военное имущество».

А в Черкесске опять похороны. На Базарной площади (ныне Кирова) в

могилах, выдолбленных в промерзшей земле, хоронят: старшего
лейтенанта Георгия Георгиевича Чижова, ему было 20 лет, родом из
Тулы; рядового Имарджана Халилова, возраст – 31, был призван в
Узбекистане; рядового Владимира Макаровича Гофман, ему только
исполнилось 18, он был из Одесской области; рядовую Любовь
Павловну Калинину, 1921 года рождения, она уроженка Ростовской
области; сержанта Петра Кандратьевича Корнеева, ему было 20 лет,
призван на фронт он был из далекого Красноярска…

Земля наша приняла сегодня навечно еще многих солдат и офицеров из

самых разных уголков СССР, самых разных национальностей, которые
погибли, освобождая никогда им раньше неизвестный город Черкесск,
бывшую станицу Баталпашинскую.

И за всем этим как-то даже забылось, что сегодня Крещенье, один из

самых значимых и любимых Христианских праздников.

На улице очень холодно, везде страшная грязь и разруха. Магазины не

работают, на базаре почти ничего нет. За мужской костюм просят 7000
рублей, спички стоят – 30, мыло – 300, соль – 65, мяса и хлеба нигде
нет. Везде и во всем масса проблем, но все-таки какими-то, кажется,
нечеловеческими усилиями восстанавливаются хлебозавод и
электростанция, мост через Кубань и линии связи …

Из областной прокуратуры в Ставрополь ушла информация: «… по

освобождении города Черкесска от немцев, оказалось, что ни в одном
учреждении, предприятии или организации не сохранилось ни одной
вещи. Все их имущество, а также имущество советско-партийного
актива и других граждан, эвакуированных в глубь страны, буквально
до мелочи растащено местными жителями…». И хотя эта бумага имеет
гриф «секретно», о разворованном городе знают все. Создана комиссия
по подсчету ущерба, в нее сдали заявления 116 учреждений и
предприятий города, начиная от горбани и кончая обкомом ВКП(б).
Списки составляют полные и детальные. В обкоме партии, например,
пропали: автомашины – 4; лошади выездные – 4; линейки пароконные
– 2; брички – 2; сейфы – 15; диваны разные – 35; ковры – 14, столы – 50
и далее по списку. Председатель церковно-приходского совета нашей
Покровской церкви И.С.Пушкарский тоже принес в комиссию бумагу с
крестовой печатью, ибо пропали из храма серебряные крест и кадило,
ковш и лампада – все старой работы, а вместе с ними 100 кг восковых
свечей и 150 метров деревянной церковной ограды. Буквально за
несколько дней комиссия составила итоговый документ с
шокирующими цифрами ущерба, который полностью списали на
немецко-фашистских оккупантов.

Подводятся и другие итоги смутного времени: на Базарной площади

установлена виселица и по приговору Военно-полевого суда повешены
Дмитрий Дзюба и Иван Момотов, которые в период оккупации
служили в гитлеровской полиции, выдали карателям многих
земляков-патриотов, принимали участие в расправе над евреями.

В первые же дни после освобождения города начали составлять разные

списки: «Список лиц, добровольно ушедших в Германскую армию»,
«Список жителей Черкесска, угнанных в Германию обманным путем»,
«Список лиц, бежавших с немцами при их отступлении из Черкесска»
и другие, в которых сотни фамилий. Списки и подобные документы
готовятся часто с помощью «общественности», порой весьма
опасно-субъективно, разбираться с этой писаниной будут позднее и
очень долго. И еще странно, что никто почему-то не составляет списки
простых жителей города, погибших от рук оккупантов и их пособников.
Такие полные списки так и не появятся, поэтому имена погибших
наших земляков вместе с именами сотен уничтоженных гитлеровцами
в Черкесске эвакуированных граждан из других регионов СССР, канут
в вечность.

Через несколько дней после изгнания гитлеровцев в местной газете

опубликовали объявление: «3 февраля 1943 начнется раскопка и
осмотр могил товарищей, замученных немецко-фашистскими
извергами. Доступ к могилам для всего населения свободный».
Первыми были вскрыты захоронения на Маслах (северная окраина
города), многие тела были сразу опознаны, это партизаны и бывшие
партийные работники, просто патриоты, не захотевшие поменять свою
честь на жизнь. 53 гроба с опознанными останками погибших были
торжественно перезахоронены в центре Черкесска, где спустя многие
годы зажжется огонь Вечной славы. Остальные погибшие, в том числе
и сотни никому не известных граждан были после осмотра могил
оставлены на месте, где их застала смерть.

Пересчитали вновь население города, получилось около 20 тысяч душ,

из них на комсомольский учет стало 120 человек, коммунистов в
городе оказалось 196. Коммунисты и комсомольцы, которые, оставаясь
на оккупированной территории, остались живы, проходят
«фильтрацию» - всячески проверяются и пишут объяснения на имя
нового секретаря обкома. Судьба прежнего партийного вожака
Черкесской автономной области Геннадия Максимовича Воробьева не
известна, хотя ясно, что он погиб от рук оккупантов и теперь ничего
подтвердить или опровергнуть в оправданиях и заявлениях своих
коллег по партийной работе и партизанскому движению не сможет. А
неясного здесь очень много.

Уже известно, что из 102 человек личного состава городского (и

районного) партизанского отряда 37 человек погибли в бою или
позднее расстреляны гестапо, 11 партизан пропали без вести, 10
человек бежали или просто оказались предателями, несколько же
человек, находящихся в Черкесске, довольно путано рассказывают о
своей деятельности в оккупированном городе.

Появляются и совсем новые факты: оказывается рядом с городом, в

хуторе Верхнекубанском (с.Садовое) действовал партизанский отряд
имени Ворошилова. Инициатором создания отряда был скрывающийся
в хуторе сержант Илья Сапельников (он же Илья Робенчук),
командовали отрядом В.Я.Сергеев (проживал в Черкесске, до
оккупации работал в областной газете) и А.И.Соляной (бывший
председатель колхоза «Путь к социализму»), в отряде был даже свой
трибунал, который возглавлял Ю.Н.Мельников (он проживал в городе
на нелегальном положении в доме Эрны Паулис-Рягузовой, работницы
немецкой комендатуры, позже сбежавшей с фашистами). Комиссаром
отряда был некий Поздняков, но его, правда, расстреляли друзья по
приговору собственного трибунала «за неправильное поведение».

Рассказы членов отряда им.Ворошилова друг о друге впечатляют,

особенно в плане ущерба нанесенного ими оккупантам. Однако уже в
марте 1943 года все «руководство» отряда и ряд его членов было
арестовано органами Госбезопасности. Вот, например, что написано в
обвинительном заключении Н.А.Татьянченко :«… представил
фальсифицированные материалы о своей якобы партизанской работе.
Следствие установило, что никакого отряда в х.Верхнекубанском
(с.Садовое) не было, а была организованная в последние дни
отступления немцев группа лиц, которая уже после изгнания фашистов
арестовала полицейских, устраивала самосуд и расстреливала
граждан…».

Есть и еще примеры, М.П.Сотников написал в Черкесский обком

ВКП(б) письмо и воспоминания, как он в период оккупации создал
подпольную группу, участники которой под копирку написали
несколько текстов патриотических листовок. Обратился в партийные
органы и Кальман Александрович Бойс, который сообщил, что,
находясь на нелегальном положении в Черкесске, активно вел
пропаганду в пользу СССР и тоже пытался организовать партизанский
отряд, при этом добавил «партбилет, правда, сжег, но номер помню…».
И это не единичные примеры, по всем подобным заявлениям
соответствующие службы стараются разобраться, но при этом
стараются не касаться деятельности партизанских отрядов, официально
организованных перед оккупацией партийными органами. Считается,
что такое указание исходит от товарища Суслова.

Михаил Андреевич Суслов с 1939 года первый секретарь

Ставропольского крайкома ВКП(б). В 1942 ему было поручено
организовать подполье и партизанское движение на территории края,
куда уже входили фашистские войска. После освобождения
Ставрополья Суслов доложил в Москву, что руководимые им
многочисленные партизанские отряды и группы подпольщиков без
устали громили врага в горах и степях. Однако свидетельства
участников событий не давали оснований для столь восторженных
оценок деятельности «главного партизана», а сам Суслов предпринял
защитные меры за собственные военные промахи и неудачи, он избрал
«подлинными виновниками» простых тружеников края, при этом
выступил идеологом попытки уничтожения целых народов …

С тех далеких дней прошло почти 70 лет. Жизнь в Черкесске по

берлинскому времени быстро закончилась в январе 1943 года
благодаря мужеству солдат и офицеров Красной Армии. Но еще долго
на немецких минах будут рваться на городских пустырях и огородах
местные пацаны, долго будут приходить похоронки на тех, кто погнал
фашистов от Черкесска на запад. Долго, очень долго, всю жизнь, будут
страдать те, кто получил о сыне, отце или муже серую бумажку с
лиловой печатью и страшными словами «пропал без вести».

Многие годы спустя кружными путями придут в Черкесск весточки из

далеких стран от ребят и девчонок, что уехали на работу в рейх и
нашли на чужбине свою судьбу, другие их сверстники в это время
будут возвращаться из не менее далеких ГУЛАГовских лагерей, пряча
свои глаза от земляков. Почему-то многие из переживших оккупацию
будут стараться уехать из города, стараться забыть все, что видели и
слышали за эти 160 дней и ночей.
Об оккупации в нашем городе всегда будут говорить почти шепотом,
тема эта будет многие десятилетия закрытой и опасной. Вплоть до
конца 80-х годов органы КГБ будут по всей стране вылавливать тех,
кто воспринял когда-то в сороковых годах немцев как представителей
культурной, европейской нации и освободителей страны от
сталинского режима, воспринял так и стал таким же преступником, как
и сами оккупанты…

От автора:
Я родился в Черкесске спустя много лет после того, как произошли
события, о которых рассказано выше и, конечно, не мог быть их
свидетелем. Но встречи с десятками моих земляков, переживших дни
немецко-фашистской оккупации города, воспоминания Р.Я.Давыдовой,
Л.П.Зайцевой, Е.В.Козыревой, Е.А.Лапко, Н.Т.Рябых и многих других,
а также опубликованные материалы К-М.Алиева, И.И.Альтмана,
Г.А.Беликова,Н.Е.Князевой,С.И.Линец,М.В.Мельникова,В.А.Нежинско
го,С.П.Твердохлебова позволили мне писать от первого лица –
участника тех далеких событий.