Окутанный облаками,

погруженный в неизвестность: горный дневник

Посвящается Сэнди Джекобе

Оглавление

Предисловие

Вода

И гора

Путь воды

Течение вместе с Дао

Реальность перевоплощений

Подлинный смысл кармы

Что, в конце концов, мы делаем на Земле?

Очарование звезд

О тантре

Искусство созерцания
Восторг бытия/небытия

Протогенезис

Ищу отшельника напрасно

С вопросом обратился к мальчику меж сосен.

Ответил мне он: «Мастер в одиночестве ушел

И собирает где-то травы на горе,

Окутанной облаками, погруженной в неизвестность».

Цзя Дао (777 — 841) Пер. с кит. на англ. Лин Ютанга[1]

Предисловие
Взятое мною в качестве эпиграфа стихотворение китайского поэта Цзя Дао
времен династии Тан отражает мое настроение и дает сборнику удачное название В
последнее время я живу в одном из двух мест либо на пароме, который пришвартован у
набережной Со-салито, штат Калифорния, либо в хижине у подножия горы Тамал-пайс,
находящейся к северу от Сан-Франциско Тамалпайс — священная гора местных индейцев,
вокруг нее царит возвышенная и благодатная атмосфера. В течение трех прошедших
лет почти все, что я написал, было написано в этой хижине, включая мою недавно
опубликованную автобиографию «На моем пути» и большое число коротких эссе,
которые печатались в журналах «Плэйбой» и «Земля», а затем вошли в мой «Дневник»
(он был издан небольшим тиражом и распространен по подписке) Лучшие из этих эссе
включены в настоящую книгу, которая построена в виде дневника, — каждая статья в
ней датирована определенным временем Я решил расположить эссе не в хронологическом
порядке, а руководствуясь их содержанием, ведь моя мысль не идет вперед по прямой
линии она движется по спирали.

Кому-то может показаться, что я повторяюсь, но в процессе чтения лекций я

обнаружил, что слушатели не понимают меня, если я не повторяю свои идеи
многократно — используя разные аналогии и подбирая каждый раз новые сочетания слов,
подобно музыканту, исполняющему вариации одной и той же мелодии Мимоходом замечу,
что для меня понимание не сводится к согласию с ходом мысли другого человека — новое
видение должно войти в плоть и кровь.

Итак, настоящая книга имеет вид «горного дневника», в котором идет речь о
философии природы, экологии, эстетике, религии и метафизике При этом эссе в ней
сгруппированы практически в таком же порядке Читатели же, которые отдают
предпочтение хронологическому расположению, могут воспользоваться датами, чтобы
перегруппировать эссе в соответствии со своим вкусом.

Алан Уотс

Цруид-Хайтс, Калифорния Весна 1972 года

 Вода
Апрель 1970 года

С тех пор, как я вообще что-либо помню, цвет, запах, шум и движение морской
волны казались мне чистым волшебством. Такое впечатление на меня производило не
только море, но и самые незначительные приметы его близости — летающие над
прибрежной зоной чайки, густые ночные туманы и особый оттенок неба над холмами, за
которыми открывается морской пейзаж. И если мне приходится иногда искать спасения от
суеты — выражаясь словами китайского поэта, «уходить от людей, чтобы смыть с себя
жизненные невзгоды», — нет ничего лучше, чем забраться на скалу и сидеть на ней
часами, видя перед собой лишь море и небо. Шум волн обладает некоторым ритмом,
однако этот ритм не похож на тиканье часов. В нем нет ничего назойливого. И поэтому
время, которое он отсчитывает, оказывается вневременным временем. Слушая шум
прибоя, я понимаю, что он звучит без изменений многие миллионы лет. Поэтому
неудивительно, что он помогает нам уйти из мира неугомонно тикающих часов. По той
или иной причине часы, кажется, всегда идут в темпе марша, а маршем, как мы знаем из
истории, люди идут только на погибель. Между тем в движении волн нет ничего от марша.
Оно напоминает наше дыхание. Оно не отсчитывает дни. Его пульс не имеет ничего
общего с измерением и отсчетом оставшегося времени. Шум волн есть дыхание вечности,
величественное напоминание о том, как индийский Бог Брахма, вдыхая и выдыхая, вечно
созидает и разрушает вселенные. Все это может выглядеть как скучные досужие
рассуждения, пока ты сам не прислушаешься к шуму накатывающихся морских волн.

Случилось так, что я переселился поближе к воде. Мой кабинет, библиотека и

спальня располагаются на старом пароме, который пришвартован у набережной Сосалито
к северу от Сан-Франциско. Мне кажется, что это место больше, чем какое-либо другое,
напоминает средиземноморскую рыбачью деревню. На крутых прибрежных холмах
ютятся маленькие домики, а ниже, вдоль побережья залива, на фоне воды и заросшего
деревьями мыса почти незаметно покачивается целый лес мачт. Если присмотреться
повнимательнее, можно заметить, что набережная имеет довольно неприглядный вид: это
не просто пирсы и яхты, но и замызганные промышленные строения, мусорники и вся
прочая «литтература»[2] нашей цивилизации. Однако живописная панорама моря и гор
каким-то непостижимым образом смягчает вид этого безобразия. Сараи и лачуги, кое-как
сколоченные из старых досок и фанеры, кучи бесхозного деревянного хлама, ржавеющие
изуродованные автомобили и гниющие остовы лодок — все это преображается в
благодатном присутствии моря.

Рано поутру и ближе к вечеру, когда линия горизонта становится нечеткой и небо
плавно переходит в море, здесь можно наблюдать любопытное явление, вероятно
связанное с особенностями солнечного света. Все пространство приобретает жемчужно-
серый оттенок, а затем становится опаловым и переливчатым. При этом восходящая или
заходящая луна выглядит желтой, как солома. Глядя в такие минуты на свалки и
постройки, беспорядочно разбросанные по побережью, кажется, будто ты попал в сказку.
На все это благословением ложится узор мачт, веревок и бортов стоящих на якоре яхт. При
виде этой удивительной картины мне грезятся появляющиеся далеко на горизонте
побережья неведомых стран и путешествия, которые бывают только во сне.

Сейчас я смотрю вдаль и вижу в обширном пространстве до самого горизонта лишь

воду и птиц на фоне едва различимых зеленых склонов, местами покрытых густым лесом.
У самого края парома вода кажется подернутой сетью блестящих солнечных зайчиков.
Под этой сетью жизнерадостно скользит стайка мелких рыбешек, к счастью оставаясь
непойманной. А между тем отсюда рукой подать до лавок, торгующих семгой и крабами,
которые в изобилии водятся в этих местах.

В этом парадокс океана. С одной стороны, это песок, сырой морской воздух, галька,
ракушки, плавающие щепки, серебристая поверхность воды и невероятно ясное
пространство, окаймленное у самого горизонта ослепительно белыми облаками на фоне
неба, в бездны которого воображение может погружаться без конца. Однако под небом и
под водой ни на миг не прекращается борьба. Люди и птицы охотятся на рыб тогда как
рыбы побольше охотятся на рыб, что поменьше. Мучительный процесс жизни длится
благодаря превращению одних агонизирующих тел в другие. Все это, возможно, не так уж
страшно для существ, которые не могут красочно представить этот ужасный процесс
взаимного поедания. Но как нес частей в этом отношении человек! По сравнению с
другими животными он преуспел в развитии у себя способности мыслить во времени и
знать свое будущее, и поэтому он умирает много раз до того, как пробьет его час.
Воображая зубы акулы, человек содрогается задолго до того, как она его укусила. Человек
боится болезнетворного вируса, хотя его пир еще даже не начался.

Как раз сейчас я вижу чайку, которая на мелководье подобрала краба. Она бросила
его на песок, и теперь краб извивается и ежится в панцире, который — тук! тук! тук! —
оглашается звуками мощных ударов клюва чайки. Кто стучится в дверь мою?

Мне кажется, можно считать, что скорлупа яйца, раковина улитки и панцирь краба
заключают в себе вселенную этих существ. Если мы теперь вообразим себя на месте
краба, мы должны будем представить себе, что слышим стук, который звучит все громче и
громче, причем доносится не из какого-то одного направления — от двери, стены, пола
или потолка, — а отовсюду. Да, представь себе звук, который приходит со всех сторон,
отдается во всех уголках пространства и сознания и, подобно доселе неведомому
измерению жизни, повсеместно вторгается в наш известный и знакомый мир.

— Дай мне войти! Впусти меня! Я так люблю тебя, что с удовольствием съем тебя.
Я люблю тебя до самой глубины и особенно — мягкие, сочные части, которые нежнее и
вкуснее всего. Отдайся этой агонии, и ты преобразишься в Меня. Все мы будем
преображены в один миг, в мгновение ока, в одно прекрасное утро под звуки
торжествующих аккордов. Посмотри! Это Я пришел к тебе, стою у твоей двери и стучу!

Уйти из такой ситуации совершенно невозможно. Ведь мы не можем обвинить

чайку в том, что она слишком прожорлива. Просто ее существование подразумевает
поедание крабов. Морские птицы являются метаморфозами рыб; люди являются
метаморфозами пшеницы, цыплят и телят. Любовь к пище есть сама агония этой пищи.
Возражать против этой взаимосвязи удовольствия и страдания, жизни и смерти означает
выступать против самого существования. Однако, разумеется, мы не можем не возражать,
когда приходит наш черед. Противостояние страданию есть страдание. Насколько мы
знаем, чайки и рыбы не рассуждают на философские темы. Мы видим лишь, что жизнь им
приятна, когда едят они, и невыносима, когда едят их. Между тем они не размышляют о
своей жизни так: «Как противно, что приходится с таким трудом зарабатывать себе на
хлеб!» или «Нет ничего хуже необходимости постоянно остерегаться этих проклятых
чаек!» Подобные неприятности, я уверен, столь же естественны для них, как и то, что у
них есть глаза, плавники или крылья.

Однако человек со своей удивительной способностью рассуждать о жизни —

смотреть на себя со стороны и делать выводы — выделился среди других существ и внес
хаос в свое существование. Ведь чем более он чувствителен, тем сильнее ему кажется, что
само существование требует от него идти против совести. Простые рассуждения убеждают
его, что вселенная устроена именно так, что он не может жить, не разрушая другие жизни.
И тогда ему кажется, что вселенная появилась по ошибке — что она является не
божественным творением, а дьявольским изобретением. Конечно, мы знаем миф о том, что
когда-то все было по-другому, не было смерти, и ягненок тогда мог возлежать рядом со
львом. Однако затем случилось грехопадение — была совершена непоправимая ошибка,
которая повлекла за собой развращение всей природы. Миф гласит, что все это случилось
многие столетия тому назад и, возможно, в другой галактике, где условия жизни были
совсем другими. Но, быть может, роковой ошибкой был именно тот шаг в эволюции
человека, на котором он развил у себя возможность мыслить и рассуждать о
существовании в целом? Ведь оказавшись способным стоять в стороне от жизни и
рассуждать о ней, он отделил себя от мира и почувствовал его враждебность. Возможно,
размышление о жизни и противопоставление себя ей — это просто два проявления одной
и той же тенденции. Разве сами слова не подсказывают нам, что мы должны
противопоставлять себя (to object) всему, что становится объектом (an object)? Между
тем разве мы не говорим иногда о предмете (a subject) — предмете книги, предмете,
который я сейчас изучаю? Мне интересно узнать, можно ли подчиниться (to subject)
жизни вместо того, чтобы противопоставлять себя ей? Что это — игра слов, или же за
ней скрывается какая-то новая возможность?

Итак, если чайки и рыбы не рассуждают, они не осознают, хороша или плоха жизнь
в целом. Поэтому, когда мы философствуем и сочувствуем несчастным рыбкам,
оказывается, что в действительности это наша собственная проблема. Со своей точки
зрения мир растений, животных, насекомых и птиц не находит существование
проблематичным. У нас нет ни малейших оснований полагать, что он подвержен такого
рода напасти. В противоположность этому я склонен считать, что на самом деле все
существа «живут припеваючи». Их беззаботная жизнь длится до самого последнего
мгновения, когда игра перестает стоить свеч. Я более чем убежден, что они не читают друг
другу лекции о долге перед человечеством и не беспокоятся о том, что случится с ними
после смерти.

Не является ли для нас, людей, громадным облегчением то, что мир растений и
животных не мучается нашими проблемами и что мы напрасно теряем умственную
энергию, когда делаем моральные заключения о нем? В то же время не вызывает
сомнений, что мы не можем вернуться к нерассуждающему сознанию, характерному для
животного мира, и при этом не стать монстрами в том смысле, в котором животные
монстрами не являются. Быть человеком как раз и означает располагать этой
дополнительной обратной связью, которая дает нам возможность знать о том, что мы
знаем, и тем. самым иметь собственное мнение обо всех сферах своего жизненного опыта.
Ошибка, которую мы совершили, состоит в предположении, что наша дополнительная
обратная связь, наша способность иметь мнение о своем существовании означает, что мы
фактически непричастны к жизни в мире и отделены от всего видимого в нем. Именно
эта ошибка является грехопадением человека, если вообще имеет смысл подобное
представление. Таким образом, мы чувствуем, что нашим подлинным «я» является
сущность, которая знает, что она знает. Мы считаем, что наша индивидуальность
сосредоточена в человечке, который рассуждает о жизни. Подобные заблуждения
возможны, потому что мы привыкли не принимать во внимание, что самоосознание
является одним из многих аспектов всего физического организма — ментальным
подобием большого пальца, который противостоит другим пальцам, и тем самым рука
оказывается в состоянии держать предметы. Скажи теперь, большой или указательный
палец ты считаешь в большей мере собой?
 Давай проследим, как устанавливается это размежевание, и выделим несколько
уровней абстракции. Вначале организм отмежевывается от своего окружения, и тогда у
него появля-ются знания об этом окружении. Затем наступает черед отделения знающего
знания от знания самого по себе. Однако в действительности здесь, как и в случае с
большим и указательным пальцами, речь идет о различии, которое не разделяет. Большой
палец не парит в воздухе рядом с остальной частью руки. У своего основания все пальцы
соединены вместе. Мы тоже «у своего основания» соединены с окружающим миром.
Конечно, ты можешь возразить, что природа и вся вселенная — это одна большая
абстракция. Но скажи, разве апельсин не является абстракцией, тогда как реальны лишь
молекулы, входящие в состав его кожуры, долек, пленок и сока?

Как мне кажется, наша трудность в том, что мы чувствуем свое сознание слишком
поверхностно, словно наши ощущения сосредоточены в кончиках пальцев, а не в ладони.
Наши рассуждения о жизни недостаточно уравновешены ясным осознанием того, что в
действительности мы рассуждаем о себе, причем речь идет о «нас» в намного более
фундаментальном и подлинном смысле, чем дополнительная обратная связь, которая знает
о том, что мы знаем. Или, быть может, нас ввело в заблуждение то, что мы свободно
движемся по земле и не привязаны к ней точно так же, как деревья — к почве, а пальцы —
к руке? Если бы мы отстояли друг от друга так же далеко, как отстоят друг от друга атомы
апельсина, нас, должно быть, разделяло бы не меньшее расстояние, чем расстояние между
Землей и Луной или Землей и Марсом. Однако мы знаем, что атом, молекула, клетка и
любой другой орган каждого организма является тем, что он есть, благодаря его месту и
роли в структуре целого. Так, кровь в пробирке очень скоро утрачивает свойства, которые
у нее были в кровеносных сосудах. Эта аналогия наводит на мысль о том, что человек
должен остерегаться, как бы ему не перестать быть человеком, ведь он постоянно
проводит различие между субъектом и объектом и тем самым физически отделяет себя от
видимого мира.

Вот почему, думается мне, я люблю океан. Дело в том, что океан является частью
окружающего мира, которую труднее всего отождествить с символическими
построениями отчужденного сознания. Впрочем урбанизированный и националистически
мыслящий человек довольно легко справляется с этим затруднением. И все же, в
непосредственной близости от океана легче, чем в других местах, просыпается наше
глубинное осознание оснований жизни. Ясность пространства пленяет нас больше всего
именно на океанском побережье, потому что свет и цвет здесь объединяют, а не разделяют.

Да, кстати, только что я обнаружил, что тот отзывающийся эхом в сознании стук в
стены моего мира — это... стук сердца.

И гора
Август 1970 года

О воде мы уже говорили, обратимся теперь к горе.

(По-китайски два иероглифа «гора» и «вода» вместе означают «пейзаж».) Иногда я

наведываюсь в небольшую хижину с одной комнаткой, затерявшуюся на склонах горы
Тамалпайс, которые можно обозревать с парома. Хижина находится в роще высоких
эвкалиптовых деревьев. Из нее открывается живописный вид на длинную долину,
противоположная сторона которой покрыта густым лавровым, дубовым и мандроньевым
лесом. Все деревья в этом лесу имеют почти одинаковую высоту, в результате чего
противоположный склон похож на щетку. Из хижины не видно ни одного человеческого
строения, а в лесу поблизости обитает дикая коза, которая живет здесь уже не менее
десяти лет. Время от времени она выходит и танцует на вершине громадной скалы,
которая возвышается над лесом. Здесь редко встретишь человека. Я доходил до опушки
леса и видел там лужайку, пригодную для занятий стрельбой из лука. Думаю, что в один
прекрасный день обследую весь этот лес, хотя, впрочем, может быть, и не стану этого
делать, ведь есть места, в которых люди появляться не должны.

В наши дни перенаселенности и многочисленных общественных проблем, которые

нуждаются в немедленном разрешении, может показаться, что негоже покидать толпу и
жить в одиночестве — даже если речь идет о толпе бродяг и хиппи, «тусующихся» на
побережье океана вблизи Сосалито. Однако я почти не верю — можно сказать, даже
совсем не верю — в исторический идеализм, который твердит о «прогрессе человечества».
Как и сама планета, человечество вращается по кругу. Бывают рассветы надежды и закаты
печали, много раз повторяется весна вдохновения и осень отчаяния — причем не
исключена возможность того, что человек сможет видеть в осени приближающуюся весну.
Этим я не хочу сказать: «Да пошли они к черту, все эти люди!» — будто я в чем-то лучше
обычного человека (common man). Понятие common man в действительности означает
«Человек, присутствующий в каждом из нас» (the Man common to us all) и являющийся тем
самым — да простит мне читатель санскритский каламбур — атманом (atman), нашим
общим сверхличностным Я.

Бывают ситуации, когда человек, находясь в одиночестве, приносит другим благо

хотя бы тем, что не мешает им. Более того, отшельники нужны обществу точно так же, как
ему нужны почтальоны, врачи и рыбаки. Анахорет уходит из него, но затем приносит или
присылает обратно нечто — причем даже в том случае, когда он, не оставив после себя ни
слова, исчезает без следа. Отшельники необходимы для здравомыслия общества точно так
же, как пустыни и леса, куда никто не ходит, и водопад в далеком каньоне, который никто
не слышит и не видит. Человек ведь не видит своего сердца.

Между тем я не собираюсь быть обычным отшельником, потому что как

парадоксальный человек я люблю также иногда находится в обществе людей — мне
нравится чередование ухода и возвращения. Живя на горе, я наблюдаю Дао, путь природы
без человека (если вообще такая природа существует). Вслушиваясь в себя, я
обнаруживаю, что в действительности никогда не был вне Дао, потому что природа
«челове-чится» точно так же, как она «лесится».

Чтобы постичь это, человек должен выйти за пределы того, что разобщает нас и
делает одного не похожим на других, — за пределы наших мыслей и представлений.
Скажу прямо, в чем, по моему мнению, наша основная ошибка. Мы безо всяких на то
оснований верим, что наши идеи отражают природу. В результате у нас создается
впечатление, что мы отличны от нее и являемся независимыми наблюдателями. Между
тем деревья не могут быть символическим изображением рыб, хотя и деревья, и рыбы
потребляют свет и воду. Смысл сказанного, пожалуй, в том, что наши мысли и идеи
пребывают в природе точно так же, как волны — в океане, а облака - в небе. Мысли
рождаются во внутреннем мире человека точно так же, как трава - в поле. Однако,
поскольку я могу думать о мыслях так, будто являюсь абстрактным мыслителем,
рассматривающим их со стороны, возникает бесконечный цикл мышления о мышлении,
но это возможно лишь потому, что «я» само по себе является мыслью, а мысли, как и
деревья, растут сами по себе. В одиночестве мыслям легче оставить себя в покое. Это
значит, что стремление избавиться от мыслей по сути ошибочно, ведь кто будет их
изгонять, как не другие мысли? Но когда мысли перестают возбуждать друг друга, на уме
становится светло.

Путь воды
25 января 1971 года

После дождей горный ручей, текущий внизу в долине, можно слышать на

протяжении всей ночи. Его никто не подталкивает сзади, он просто следует собственному
тяготению. Когда слышишь его на расстоянии, он вздыхает; вблизи же он плещется и
булькает, бормочет и фыркает. Водовороты остаются на одних и тех же местах, почти не
меняя очертаний, однако вода все течет и течет.

Сегодняшняя вода и завтрашняя вода Текут сейчас и вечно будут течь, следуя друг за
другом.

Panta rhei, — изрек Гераклит, — все течет, и невозможно дважды войти в один и тот
же ручей. Течение воды, ветра и пламени очевидно так же, как и течение мысли Течение
земли и скал менее очевидно, но в конечном счете твердое оказывается таким же жидким,
как и все остальное. Ручьи и волны никогда не прекращают движение и тем не менее
всегда спокойны и успокаивают того, кто к ним прислушивается Они не торопятся
достичь конечной цели, которой на самом деле у них просто вообще не существует.

Когда я стою у ручья и наблюдаю за ним, я почти не меняюсь, тогда как вода
оставляет след в моей памяти, который наводит на мысль о постоянстве человека по
сравнению с быстротечностью воды. Это, конечно же, иллюзия, потому что я тоже теку и,
подобно воде, не имею конечной цели — ведь разве можно вообразить себе нечто
законченное, как форму жизни? Моя смерть будет исчезновением одного из рисунков на
поверхности воды.

Внимательно вникая в свои ощущения и осознавая свои переживания на всех

уровнях и во всех измерениях, я не нахожу ничего, кроме течения. И если я задаюсь
вопросом о том, что есть это течение, я не могу вообразить себе никакого ответа,
несмотря на то, что определенно чувствую, как Это — некоторая энергия или
основополагающая субстанция — течет во всех потоках: потоках камней, света, воздуха и
сознания. И в то же время Это не отличается от самого течения и его очертаний так, как
глина отличается от формы того или иного глиняного сосуда. Оно не является тем
веществом, в котором распространяются волны. В действительности, нет возможности
мыслить и говорить об Этом — и важность подобного вывода не столько в том, что в мире
присутствует некоторое немыслимое трансцендентное Это, сколько в том, что никто не в
состоянии находиться вне Этого, чтобы получить о нем объективное представление.
Вполне может быть и так, что Это является мной, если мной называть относительно
стабильный центр моих переживаний. Но если так и есть, тогда оказывается, что я ничего
не могу сказать о себе, и чем больше я стремлюсь составить о себе хоть какое-то
представление, тем яснее сознаю, что все во мне течет. При этом я наблюдаю в себе
всевозможные вибрации и разнообразные напряжения, которые лишь условно отличаются
от зрительных и слуховых ощущений внешнего мира. И если это «я» попытается
остановить поток и управлять им, возникнет еще одно бесполезное напряжение, но цель
так и не будет достигнута.
 Однако напряжение, которое возникает при стремлении воспрепятствовать потоку,
является для нас привычным, а разочарование, которое оно влечет за собой, стало
хроническим. Если я верю в то, что хочу избавиться от этой привычки, само мое желание
избавиться представляет собой еще одну форму того самого напряжения, которое
свидетельствует о принципиальной невозможности приблизиться к Этому с помощью
усилий. Все мы напоминаем сумасшедших, пытающихся уколоть булавкой ее собственный
кончик. Вот почему именно наши героические усилия, направленные на переустройство
мира к лучшему и установление контроля над всем происходящим снаружи и внутри
наших тел, являются причиной большинства наших затруднений. Любое усилие — это
напряжение против потока.

В наши дни везде можно встретить людей, увлеченных проектами переустройства

мира и совершенствования себя. Между тем своей деятельностью они просто изменяют
форму проблем, которых пытаются избежать. Подобное утверждение не означает, что
человеческая жизнь неизбежно является круговоротом трагических неприятностей. Оно
означает, что человеческая жизнь — как и любая жизнь вообще — не может протекать
гармонично, если мы пытаемся заставить ее быть такой, какой она в действительности не
является. Причина этого чрезвычайно проста: подобный подход к жизни основывается на
представлении о том, что я, который желает контролировать события, стою в стороне от
самих событий. Подобное представление является галлюцинацией, которая опирается на
почти незыблемое общественное мнение. Ты, с одной стороны, ответствен за то, что Ты
делаешь,— с другой. Считать или чувствовать как-то по-другому нельзя — на это наложен
строгий запрет. Это называют пассивностью, инертностью, мягкотелостью и
бесхребетным фатализмом. Однако важные открытия делаются там, где ставятся под
сомнение самые очевидные формы здравого смысла.

Что происходит с потоком жизненных впечатлений, когда ты постигаешь, что

фактически им никто не управляет? Когда ты видишь, что он просто течет сам по себе,
ничего его не подталкивает и не притягивает к себе? (Вот что значат китайские
иероглифы, написанные на полях этой страницы: Дао, путь природы, течет само по себе.)
Ты можешь почувствовать, как это происходит, если дышишь и не делаешь ничего, чтобы
помочь своему дыханию. Просто выдохни, а затем дай возможность вдоху случиться
тогда, когда он этого пожелает. Затем выдохни снова, когда почувствуешь, что
пришло время. Продолжай делать так до тех пор, пока подобное дыхание не
станет для Тебя полностью естественным. Вскоре Ты заметишь, что его ритм
замедляется безо всяких усилий с Твоей стороны — и в то же время оно
становится несколько более глубоким. Так происходит потому, что Ты теперь
вместе с дыханием, а не вне его, как контролирующий. Нечто подобное случается,
когда Ты даешь возможность мыслям, чувствам и другим переживаниям следовать
своим чередом. В действительности в жизни так и происходит, и Ты не можешь
при всем своем желании существенно изменить поток переживаний. Поэтому,
если возникает какое-то противодействующее напряжение, убедись в том, что оно также
возникает само по себе, — и наблюдай за тем, что оно желает сделать. Просто наблюдай,
как движется поток, и не делай больше ничего. Если Ты обнаружишь, что начал
спрашивать себя, кто созерцает поток и зачем, прими эти мысли как еще один вихрь
потока.

Мы склонны считать, что при таком отношении поток событий выйдет из берегов,
— и если мы уцепимся за это мнение, так на самом деле и случится. Особенно ярко это
можно проследить на примере людей, которые полагают, что естественное и спонтанное
поведение подразумевает действия вопреки социальным условностям. Однако, если
человек демонстративно ведет себя не так, как все, он по-прежнему позволяет социальным
условностям детерминировать свою линию поведения. Между тем у потока не
спрашивают, как он собирается течь — его направление не определяется ни принятием
светских норм, ни отказом от них. Почти невероятным кажется то, что если ты не будешь
контролировать поток извне, он начнет управлять собой изнутри, причем у тебя не будет
впечатления, что тебя уносит. Ведь на самом деле ты есть этот поток и никогда не был
ничем другим. А теперь понаблюдай за тем, как ум будет изобретать причину за причиной
для того, чтобы ты так и не поставил этот эксперимент. Вот почему существует так мало
тех, кто успешно осуществил его, так мало примеров естественного течения потока и,
следовательно, такая слабая вера в то, что это возможно.

Оказывается, что ни одно воистину творческое или конструктивное действие не

может быть совершено, если действующий не понимает, что волевые усилия,
направленные на улучшение себя или мира, бесплодны. До тех пор пока человека вводят в
заблуждение политические и духовные методы переустройства происходящего в
соответствии с его сокровенными желаниями, он будет разочарован, озлоблен или угнетен
— и так до тех пор, пока первым шагом в любом начинании не будет ясное видение того,
что ничего не может быть сделано. И дело не в том, что ты — жертва судьбы, а в том, что
не существует внешнего наблюдателя потока — «тебя», который может стать его жертвой.
Ведь когда иллюзорность внешнего наблюдателя становится очевидной, ты оказываешься
в состоянии двигаться вместе с потоком и не теряешь больше сил на то, чтобы бороться с
его течением. Это напоминает восстановление равновесия в танце или дзюдо. Подлинная
свобода не может существовать наряду с ложной свободой, но отказ от последней на
первый взгляд оставляет тебя в состоянии, которое напоминает смерть. Но ведь именно в
этом тайна гётевского «Stirb und Werde», «Умри и возродись». На должность
сострадающих в больном обществе могут претендовать лишь мертвецы.

Можно возразить, что свобода плывущих облаков и текущих ручьев — это не что
иное, как поэтическая метафора, ведь разве облака не послушны ветру, а вода не следует
силе тяжести? Подобные возражения свидетельствуют о том, насколько важно перестать
смотреть на мир как на последовательность воинских приказов — которые передаются из
прошлого в будущее целым штабом незыблемых законов природы. Требуется еще больше
поколебать здравый смысл, чтобы увидеть, что настоящее не подчинено прошлому и что
мы напрасно ищем причину возникновения вселенной, удаляясь во времени назад.
Сверхточные наблюдения и расчеты восстанавливают ее историю развития в течение
миллиардов лет, но рано или поздно мы обязательно зайдем в тупик. Пусть вначале был
Большой Взрыв... а до этого? Ребенок интуитивно чувствует это, когда спрашивает: «А кто
сделал Бога?» Измени немножко вопрос, принимая во внимание, что Бог вечен, и спроси:
«Кто делает Бога?» Ты.

Если считать Бога верховным владыкой, который сотворил мир в самом начале
времени, Он окажется твоей выдумкой, равно как и представление о том, что ты
находишься вне потока своих переживаний. Возможно, эту идею изобрели твои далекие
предки, но ведь именно ты купил ее у них. Однако, если ты поймешь, что в
действительности не являешься глупым грустным эго, которое тщетно пытается управлять
миром извне, Бог будет создан другим «тобой». А именно, «т бой», который не просто
творит Бога, но и является Им — хотя, чтобы не иметь дело с политическими и военными
ассоциациями, лучше говорить о Дао, поскольку «Дао, которое можно определить, не есть
вечное Дао».

С этой необычной точки зрения легко видеть, в каком смысле ты творишь мир или,
лучше сказать, мир творит себя. Точно так же, как деревья дают возможность услышать
ветер, точно так же глаза человека являют свет солнца. Структура человеческого
организма, органов чувств и нервной системы наделяют мир всеми его ощущениями и
измеряемыми качествами — ведь камень является твердым только по отношению к коже.
Все знания, весь жизненный опыт можно описать как состояние нейронов нервной
системы, и мозг при этом выступает не просто в роли приемника и хранилища
чувственной информации. Он влияет на эту информацию, потому что, проходя через
органы чувств и нейронные системы, входной поток данных подвергается существенной
переработке. Подобно этому арфист, прикасаясь к отдельным струнам, порождает
благозвучную мелодию там, где есть лишь ряд монотонно настроенных струн, которые
сами по себе не звучат. Так же и мозг порождает ощущения, возбуждая вибрации струн,
которые мы традиционно называем реальным внешним миром. Каждый мозг «исполняет»
свой уникальный мир, и тем не менее мозги с похожей структурой «исполняют похожие
миры, тогда как мозг какой-то иной структуры породил бы принципиально иную
совокупность вибраций и тем самым воспроизвел бы мир, который довольно сильно
отличался бы от нашего.

Однако сам мозг тоже находится во внешнем мире, являясь его частью и составляя
в нем некоторую совокупность вибраций. Поскольку организм как целое функционально
неотделим от мозга, оказывается, что организм неотделим и от окружающей среды, от
системы вибраций, из которой он может сделать конкретную выборку, воспринимаемую
им как ощущение себя в живых. Таким образом, тонко сбалансированная окружающая
среда на этой конкретной планете в Солнечной системе в нашей Галактике порождает
человеческие организмы точно так же, как дерево приносит плоды. Плод, в свою очередь,
содержит семечко материнского дерева. Что появилось прежде, плод или дерево?
Вообрази, что оба эти процесса происходят одновременно — дерево выращивает на себе
плод, а плод проявляет в себе дерево — и ты почувствуешь, как мозг порождает
окружающий мир, а мир порождает мозг. Тем самым мы неуклюжим языком говорим, что
это — один процесс. (Организм так отличается от окружающей среды, как одна сторона
ленты Мебиуса «отличается» от другой. Благодаря тому, что лента перекручена, ты
можешь прикасаться к одной и той же стороне двумя пальцами, соприкасающимися «по
разные стороны» бумаги.)

Это взаимное порождение мира одновременно организмом и окружающей средой

происходит в настоящем. Верно и то, что вокруг имеются свидетельства —
непоколебимые свидетельства — о прошлом, о вибрациях, которые были извлечены
раньше, о вековых холмах и памятниках древней архитектуры. Между тем эти останки
прошлого и воспоминания о нем вновь звучат и воспринимаются нами как вибрации
настоящего. Оказывается, что творение мира — это не какое-то особенное событие в
прошлом, предопределяющее и объясняющее все последующие события. Оно
совершается в вечном настоящем, тогда как прошлое волочится за ним, подобно чему-то
отжившему и бездействующему, и оказывает влияние на настоящее лишь постольку,
поскольку мы настаиваем на том, что подобное влияние действительно прослеживается.
Мы воскрешаем к жизни прошлое в надежде, что история укажет нам путь туда, где мы
должны оказаться в будущем. Такое отношение к прошлому напоминает способ вождения
автомобиля, при котором шофёр не отрывает глаз от зеркальца заднего обзора. Да и сама
история представляет собой не что иное, как предание о наших повторяющихся неудачных
попытках контролировать поток происходящего извне. Она свидетельствует о том, что мы
постепенно разочаровываемся в собственных силах, и так будет продолжаться до тех пор,
пока мы не прекратим диктовать себе и миру направление движения и не предоставим
всему возможность следовать своим чередом.

Это не означает, что нужно «смотреть в будущее» в том смысле, в котором обычно
понимается эта фраза, потому что любое будущее, о котором мы знаем, или думаем, что
знаем, — это продолжение прошлого. Реальное будущее неизвестно. Пророчества
загрязняют его прошлым — вот почему освобожденные безразличны к астрологии и
другим предсказаниям судьбы. Так же и счастливый странник путешествует по миру и не
становится рабом карт, путеводителей и расписаний, используя их, но не давая им
возможности сделать путешествие неинтересным.

Очевидно, что во всем сказанном мной здесь прослеживается некая

парадоксальность. С одной стороны, ты не делаешь ничего и не можешь ничего сделать:
все случается само по себе подобно тому, как течет ручей. С другой стороны — ты есть не
что иное, как весь поток, как бы отчетливо ты ни вообразил себя отдельной деталью этого
потока, которой иногда будто бы удается управлять им, но чаще всего приходится просто
беспомощно плыть по течению. Но парадокс исчезает, когда ты осознаешь, что
субъективный, или произвольный, аспект жизненного опыта не существует, если мы не
выделяем его на фоне объективного, или непроизвольного. Как и все «пары
противоположностей», эти два аспекта являются полюсами одного процесса, и наша
ошибка в том, что мы отождествляем себя с одним из них — с волевым. Тем не менее
легко видеть, что все произвольные действия основываются на процессах, которые
совершенно не зависят от нашей воли, — на кровообращении и деятельности нейронных
цепей. В то же время, если подлинное «я» охватывает оба эти полюса, то произвольный и
непроизвольный аспекты твоего мира в равной степени представляют собой твою карму,
или «действие».

Хотя все это не дает человеку никаких конкретных указаний на то, как он должен
действовать, подобный подход изменяет наше отношение в миру и привносит в нашу
жизнь нечто новое. Изменение в данном случае подобно тому, как меняется смысл слов в
зависимости от тона, которым они произносятся, — от не допускающей возражений
команды до доброжелательной просьбы. Для того чтобы описать это изменение точки
зрения, можно еще раз использовать аналогию с восстановлением равновесия в танце или
дзюдо, ведь произвольный и непроизвольный аспекты жизненного опыта подобны правой
и левой ногам, которые образуют треугольник с вершиной вблизи пупка, где находится
«центр движения» тела. Вот почему йогу иногда называют созерцанием пупка — этот
оборот речи подразумевает смещение центра тяжести в точку, выходящую за пределы
дуализма эго и не-эго, которые в действительности взаимосвязаны.

Здесь написано много слов, но общая идея наших рассуждений была когда-то емко
и недвусмысленно выражена мастером Дзэн, которого ученик спросил:

— Как войти в Дао?

— Ты слышишь журчание ручья? — спросил Мастер.

— Да, и что? — снова спросил ученик.

— Это путь, чтобы войти.

Течение вместе с Дао

10 июля 1970 года

Китайские иероглифы, которые я написал на этой странице, открывают

книгу, которая называется «Путь и его добродетель» и известна как
сочинение Лао-Цзы «Дао-Де-Цзин» Я пишу по-китайски не очень хорошо, жителю
Востока достаточно беглого взгляда на мои каракули, чтобы понять, что они выполнены
рукой западного человека И все же иногда они говорят, что образцы моей каллиграфии
выглядят неплохо (как для западного человека), а молодые японцы, которые нынче пишут
не кистями, а шариковыми ручками, считают даже, что они выглядят очень хорошо
Однако эти люди очень вежливы, и, что бы они ни говорили, я прекрасно знаю, что моя
техника написания иероглифов не идет ни в какое сравнение с каллиграфией великих
мастеров, хотя я и играю с кистями уже многие годы.

Я всегда любил китайское письмо. Каждая картинка, или иероглиф, представляет

собой символическое изображение одного аспекта мира природы — другими словами,
Дао, или Пути развития вселенной Если перевести написанное мною китайское изречение
дословно, оно звучит, как телеграмма «Тао can tao not eternal Тао", или «Путь о котором
можно говорить — не вечный Путь» В отличие от английского, не говоря уже о немецком
или японском, китайский язык очень лаконичен как при выговаривании, так и в
написании. Если последователи Мао Цзэ-дуна полностью перейдут к письму с помощью
алфавита, как они сейчас заявляют, они поставят себя в очень невыгодное положение, ведь
их собственная китайская пословица гласит: «Одна картинка стоит тысячи слов».

Само написание китайских иероглифов доставляет эстетическое удовольствие.

Каллиграф должен располагать заостренной кистью с бамбуковой рукояткой, волоски
которой немножко пропитаны клеем. Существует великое разнообразие кистей
всевозможных размеров и исполнений — от крохотных прутиков для вырисовывания
иероглифов размером с отпечаток ноги паука до огромных трехдюймовых щеток для
написания лозунгов. Тушь производят из сажи, клея и благовоний в виде твердых плоских
брусочков, на которых золотой краской делают оттиск названия сорта, а также дракона,
парящего среди облаков, или бамбука, растущего у ручья. Качественный старый брусочек
китайской или корейской туши на японском рынке может стоить ни много ни мало 500 $
— причем я имею в виду небольшой черный объект, размеры которого не превосходят 15 х
5 х 2.5 см. Чем это объясняется? Несравненным эстетическим и созерцательным
удовольствием от растирания хорошей туши в лужице воды на тушечнице, которая обычно
представляет собой черный прямоугольный камень с закругленными краями,
напоминающий ванночку с коротким глубоким концом и длинным мелким. На камень
наливают воды, а затем брусок туши начинают легко и с любовью тереть о мелкую часть
ванночки, пока тушь не станет нужной консистенции и цвета. В отраженном свете черный
цвет туши выглядит голубым, а брусок, скользя по камню, приятно прилипает к нему.
Растирание туши занимает не менее пятнадцати минут. Все это время художник или
каллиграф вдыхает аромат сандалового дерева или алоэ, что помогает ему достичь
расположения духа, необходимого для начала работы. Растирание туши — это
разновидность дза-дзэн, или дзэнской медитации, в ходе которой вербальное и
концептуальное мышление временно прекращается. Недалекие каллиграфы дают
растирать тушь своим ученикам. В бутылках же тушь покупают лишь очень плохие и
развращенные каллиграфы.

В Киото есть улочка под названием Тэра-мати (или Храмовая улица), на которой в
маленьких магазинчиках каждый может купить принадлежности для чайной церемонии,
старинную посуду, четки, древние книги, грибы и самый лучший чай в мире. На этой
улочке есть также паб в британском стиле. Но самый большой магазин здесь продает
писательские принадлежности: кисти, чернила, качественную бумагу и благовония. Тэра-
мати — мой рай, и поэтому, оказавшись в Киото, я сразу же отправляюсь сюда, чтобы
купить тушь, кисти и благовония, которые делают из древесины алоэ — и которые, по
словам доктора Судзуки, источают запах самого буддизма. Я просто не могу устоять перед
этими вещами. Когда я был в Киото последний раз, мне попался маленький брусочек алой
туши, завернутый в золотой лист. Эту тушь нужно растирать рано поутру на подоконнике,
используя в качестве воды капельку росы.

Считается, что овладеть каллиграфией «довольно трудно», однако это означает

всего лишь, что искусство китайского письма должно расти в человеке в течение многих
лет. Мы говорим «Это довольно трудно» о задачах, которые требуют приложения усилий и
при выполнении которых мы потеем, кряхтим и ухаем. Между тем вся трудность
китайского письма состоит в том, чтобы предоставить возможность кисти писать самой по
себе. Даосы называют это искусство у-вэй — словом, которое можно перевести по-
разному: как искусство «катиться, куда толкнули», «течь вместе с потоком», «достигать
своего без труда», «не прилагать усилий» или, более буквально, искусство «не
подталкивать». Мне кажется, что даосский образ жизни является полной
противоположностью «силового христианства» Билли Грэхема. У-вэй подразумевает
понимание того, что энергия следует тяготению, и, стало быть, каллиграфия, танец, дзюдо,
хождение под парусом и даже скульптура на практике сводятся к движению по течению.
Возможно, что Лао-Цзы был современником удивительного и, к сожалению, непонятого
греческого философа Гераклита. Интересно, что они оба учили одному и тому же: Panta
rhei — «Все течет». Вот почему понять воду означает понять жизнь. Тогда как огонь — это
вода, которая падает вверх.

Еще одно преимущество китайского языка состоит в том, что, несмотря на

краткость, он дает нам много значений каждой фразы. На сегодняшний день существует не
менее восьмидесяти переводов книги Лао-Цзы на один только английский язык. Все они
различаются между собой, однако большинство из них в какой-то мере верны. Давайте
сравним различные варианты перевода первых шести знаков.

Путь, который может быть описан, не есть великий Путь. Предмет, о котором
можно рассуждать, не есть вечный Предмет.

Вес, который можно взвесить, не есть подлинный Вес.

Поток, которому можно следовать, не есть настоящий Поток.

Энергия, которая активно действует, не есть истинная Энергия.

Сила силящаяся не есть сила.

Любопытно, что четвертый и пятый иероглифы можно увидеть на Дальнем Востоке

в самолетах и поездах в сочетании с еще одним символом — с простым квадратом,
обозначающим «рот» или «дверь». Все три взятые вместе, эти иероглифы означают
«Аварийный выход». Таким образом мы получаем еще один вариант перевода сентенции
Лао-Цзы:

Выход, через который можно выйти, есть аварийный Выход.

Большинство ученых склонны переводить второй иероглиф «tao» (дао) как

«говорить о», хотя Дайвендак указывает на то, что это значение вошло в обиход после
написания трактата. Мое личное мнение в отношении точности всех приведенных здесь
переводов таково: лаконичный и емкий китайский язык лучше всего передавать, приводя
одновременно несколько вариантов прочтения древнего текста, ведь его смысл охватывает
все возможные значения. Чтобы исчерпать смысл китайского предложения, такому
линейному языку, как английский, немецкий и санскрит, нужно свить длинную вереницу
слов. Поэтому включение в английский язык слова Дао (наряду со словами «карма» и «кз-
рри») можно считать вполне оправданным. Те же англоязычные люди, которые произносят
tao как «тэй-оу» могут утешить себя тем, что в Пекине это слово читают «дау», в Кантоне
— «тоу», а Токио — «доо». Заметим, что само «Токио», конечно же, тоже звучит как-то
так: «Тоокьо».

Итак, начиная с этого места, мы не будем больше выделять курсивом — как

инородное — слово «Дао», которое обозначает энергию Вселенной, путь, поток или
течение природы. Для Дао характерны не только спонтанность, но и разумность, однако
оно не личностно, подобно западному христианскому Богу. Молиться или поклоняться
Дао бессмысленно, потому что Дао есть твое подлинное естество, та самая энергия,
которая образует твои кости, мышцы и нервы. Лао-Цзы начинает свое описание Дао
утверждением о том, что его нельзя определить — по той простой причине, что ты не
можешь сделать объектом знания свое подлинное Я. Ты не можешь стать в стороне от
него, чтобы рассмотреть его как нечто внешнее. И хотя мы не можем определить Дао, мы
не должны считать его чем-то бесформенным типа «слепой энергии» ученых-
рационалистов XIX века. С точки зрения каждого человека его собственная голова
представляет собой пустое место. Однако, если бы это было не так, мы бы видели лишь
хитросплетение нейронов, а не горы и деревья. (И тем не менее, когда это хитросплетение
нейронов рассматривается изнутри, оно становится горами и деревьями!)

И все же, хотя Дао не может быть приперто к стенке и изучено извне, для него
характерно особое настроение, которое можно почувствовать в образе жизни
дальневосточных поэтов, художников и мудрецов. Это настроение называется по-китайски
фан-лю, а по-японски фу-рю — словосочетанием, которое означает «течение вместе с
ветром», или «следование ветру». Фу-рю переводят также как «элегантность», однако это
не совсем верно, потому что элегантный в английском понимании человек болезненно
чувствителен и суетлив, от него веет высокомерностью и презрением — тогда как
китайский поэт иногда бывает навеселе, бесцельно бродит по горам и долам, смеясь при
виде осыпающейся листвы. Нетрудно догадаться, что в наше время такого рода человек в
Китае оказался вне закона. Типичным представителем подобного индивида является Бу-
дай — тучный, улыбающийся будда-бродяга, несущий на плече сучковатую палку, а на ней
— большой мешок с множеством мелких ненужных вещей, которые он раздает детям.

Китайские поэты Су Дунпо и Ду Фу были ближе к элегантности, как ее понимаем

мы, поскольку они позволяли себе просыпаться в середине дня и наслаждаться
неторопливыми чаепитиями, причем чай для этой цели подбирался самый изысканный, а
вода — самая чистая родниковая. Чай готовили на тщательно отобранных дровах и
подавали в фарфоровой посуде, покрытой эмалью цвета яшмы. И в то же время я слышал
следующую историю. Молодой американский буддист долго искал в горах Японии
известного отшельника, который напоминал одновременно даосского святого и лесного
волшебника. Когда американец в конце концов встретился с ним, тот угостил его горячей
водой без чая. К счастью, молодой человек смог оценить эту любезность по достоинству.
Философ и востоковед Фредерик Шпигельберг тоже посетил похожего на Бу-дая даосского
отшельника, который живет на одном из островов вблизи Гонг-Конга. Когда Шпигельберг
представился как американский преподаватель университета и профессор, который
путешествует за счет Рокфеллеровского фонда, чтобы выяснить, жива ли еще на Востоке
прежняя духовность, отшельник начал немножко улыбаться. Через несколько минут он
уже оглушительно хохотал, причем его тучное тело при этом содрогалось, как желе.
Дальнейший разговор не состоялся.
 Более древний даосский мудрец, имени которого я не помню, однажды получил
приглашение от императора занять пост государственного советника. Он очень вежливо
отклонил это предложение, однако, когда посланник ушел, не замедлил промыть уши себе
— а также ослу, на котором имел обыкновение ездить. Был также китайский дзэнский
монах, который прославился как великий художник. В отличие от других священников у
него были длинные волосы, и когда он напивался, он макал свои волосы в чашу с
чернилами, а затем водил ими по бумажному свитку. На следующее утро, глядя на
вечернюю мазню, он устраивал себе тест Роршаха и выделял в ней горы, реки и леса,
которые требовали всего лишь нескольких дополнительных штрихов кистью, чтобы
предстать перед взорами людей. Однажды меня пригласил на чайную церемонию
художник и изготовитель гравюр Сабуро Хасэгава. В ходе неторопливой беседы он
обратил мое внимание на утонченную красоту сигаретного пепла на изразце, сделанном
Дж. Б. Бланком, который мы использовали в качестве пепельницы.

Эти небольшие наброски призваны дать некоторое представление о том, что такое
атмосфера следования Дао. Основная идея гармонии с Дао известна также тем, кто
катается на серфе, ведь некоторые из них прекрасно знают, что серфинг представляет
собой разновидность даосской или йоговской медитации. Главное здесь — научиться
накапливать огромную энергию, действуя сообща с окружающим миром, исповедуя на
практике принцип у-вэй. Для этого нужно осознать свое единство с водой, следовать ее
тяготению, ведь еще Лао-Цзы сказал, что тяготение есть источник легкости.

Реальность перевоплощений
Январь 1972 года

Сколько я себя помню, мысль о смерти всегда завораживала меня Мне кажется, что
это свойственно многим детям «Если я умру прежде, чем проснусь » Состояние, в которое
переходит уснувший и никогда не проснувшийся, немыслимо, между тем оно неотразимо
пленяет воображение Мы вынуждены согласиться с Альбером Камю в том, что
единственный действительно серьезный философский вопрос звучит так совершать или не
совершать самоубийство При этом самоубийство не сводится просто к уходу навсегда в
темноту, как мы воображаем себе состояние слепого или заживо похороненного человека
Оно означает не только то, что будущего больше не существует и что наступает состояние
полного отсутствия, оно подразумевает также такое преображение, после которого человек
осознает, будто он никогда не жил вообще, будто у него нет настоящего и никогда не было
прошлого После смерти я буду чувствовать себя так, словно не только я, но и вся
вселенная никогда не существовали. И при этом не будет никого, кто бы скучал по миру,
сожалел об уходе из него или пытался что-либо изменить. Никаких проблем вообще.

Такой подход в крайнем случае не противоречит здравому смыслу Мы скептически

относимся к идеям о посмертном существовании личности, потому что они не могут быть
надежно подтверждены и наводят на мысль о том, что, рассматривая проблему смерти, мы
принимаем желаемое за реально сушествующее. Большинство разумных и критически
мыслящих людей так не поступают. Они убеждаются в том, что о полном отсутствии
сознания нельзя сказать вообще ничего, пожимают плечами и выбрасывают все это из
головы. Но я никогда не мог так легко отделаться от этого вопроса. Я всегда продолжал,
как завороженный, созерцать состояние (или, лучше сказать, отсутствие состояния) ухода
в пустоту, пытаясь вообразить его.
 Когда я задаюсь бессмысленным на первый взгляд вопросом о состоянии, в котором
меня нет и никогда не было, я вспоминаю в первую очередь о том, какой представляется
для моих глаз моя собственная голова. Ведь, исходя из одних лишь зрительных ощущений,
сразу же за моими глазами нет ни темного пространства, ни расплывчатых очертаний.
Когда я пытаюсь понять, что находится там, я положительно осознаю пустоту — что
довольно существенно отличается от отрицательного представления о пустоте как о
пространстве, в котором ничего нет. Ведь в конце концов я вижу из этой пустоты.

Вторая идея, которая приходит мне в голову, — это мысль о том, что когда я умру, я
буду (или «оно» будет) в точности таким, каким я был (или «оно» было) до моего
рождения. В обоих этих состояниях — до зачатия и после смерти — я ощущаю себя так,
будто меня и всего остального вообще никогда не существовало. Здесь опять большинство
людей пожимают плечами и говорят: «Мы выходим из пустоты и уходим в пустоту — вот
и все». Но я не могу просто согласиться с ними и забыть об этом. Ведь мне кажется крайне
удивительным то, что в один прекрасный момент я откуда ни возьмись появился из
пустоты. Если я родился из пустоты один раз, я не понимаю, почему я не могу возникнуть
из нее еще раз. Ведь если я действительно неожиданно для себя появился из пустоты
когда-то — что несомненно имело место, — тогда о ней можно сказать по крайней мере то,
что она обладает немыслимо большими возможностями.

А теперь я объединю эти две идеи о том, на что похожа пустота. Я пытаюсь
вернуться в своих воспоминаниях в прошлое к тому состоянию, в котором я был до
рождения, и нахожу полное отсутствие. Я пытаюсь повернуться и рассмотреть, что
находится сразу же за моими глазами, и тоже обнаруживаю полное отсутствие. В обоих
случаях у меня имеются другие доказательства в пользу того, что там что-то есть. Ведь до
моего рождения жили мои отец и мать, существовали Земля, Солнце, Луна, звезды,
Галактика и вся энергия Вселенной — и, кроме того, пространство, еще один пример
кажущегося отсутствия. Все то, что существовало до моего рождения, отсутствует для
меня теперь, потому что у меня нет ни воспоминания о нем, ни возможности
почувствовать его в том виде, в котором оно пребывало когда-то.

Подобно этому я знаю, что за моими глазами находится невидимый для меня мозг.
Я не знаю, какой он, и не помню, как мне удалось вырастить его, или как это сделали мои
родители — я вообще не ощущаю его. Поэтому мой мозг кажется будто бы
отсутствующим. Между тем мое видение выходит из него подобно тому, как мое
существование вышло из моих родителей — а также из вселенной за ними и из
пространства «за» вселенной. Подобно тому, как через мои глаза видит мой невидимый
мозг, через мое тело воспринимает мир мое прошлое, о котором у меня нет воспоминаний,
но которое, тем не менее, существует в виде всего того, что меня окружает.

Итак, когда я обращаюсь к пустоте, которая существовала до моего рождения и из

которой я возник, я обнаруживаю эту реальную и развивающуюся вселенную. У меня есть
также все основания полагать, что вселенная будет такой же реальной и развивающейся
после того, как я умру, потому что я видел, как другие умирают и рождаются, а она по-
прежнему существует.

Где теперь во всем этом мне следует искать место для своего «я»? Большинство из
нас без особых дискуссий согласится, что мой невидимый мозг в большей мере относится
ко мне, чем мои глаза, поскольку слепой продолжает чувствовать, что он жив. Но где мне
поместить свое «я» с учетом того, что вселенная чувствует с помощью моего тела точно
так же, как мозг видит с помощью моих глаз? Другими словами, мое тело и все другие
тела порождены вихрем энергии, который мы называем вселенной, точно так же, как
листья вырастают на дереве, рыба — в океане и, что самое удивительное, звезды — в
пространстве.

Таким образом, если я отождествляю свое «я» исключительно со своим телом, я

отделяю его от вихря энергии, на котором оно выросло, и, кстати, продолжает расти,
используя воздух, тепло, свет и воду из окружающего мира. Но если я отождествляю себя
со всем вихрем (что очень даже разумно) люди говорят: «Кем ты, черт возьми, себя
считаешь? Ведь ты же не управляешь вселенной!» На что я отвечаю им: «А кем вы, черт
возьми, себя считаете? Ведь вы не знаете, как работает ваш мозг. У вас нет даже
приблизительного представления о том, как вырос ваш скелет!» Следовательно,
отождествлять себя со всем вихрем энергии можно с не меньшими основаниями, чем те,
которые имеются у нас для отождествления себя с одним лишь телом, потому что человек
не управляет сознательно ни тем, ни другим. Я не подогреваю галактику. Я не проектирую
свою нервную систему. Это случается само по себе точно так же, как и мое рождение. Мое
«я» не управляет собой как чем-то внешним по отношению к себе — например,
автомобилем или печатной машинкой. Итак, если я не управляю собой — даже определив
себя как это тело — ничего не мешает мне отождествлять себя со всей вселенной.
Принимая во внимание все обстоятельства, второе определение себя выглядит куда более
разумным.

Очевидно, к тому же, что вселенная является системой, которая с помощью живых
существ осознает себя — но не полностью, а лишь в некоторой мере. Подобно тому, как
существует пустота сразу же за глазами и как Ты не можешь поцеловать свои собственные
губы, Вселенная не может осознать себя полностью с помощью одних лишь органов
чувств. Если бы она могла сделать это, невозможны были бы никакие неожиданности, и
жизнь стала бы неинтересной. Существование напоминало бы тогда секс с пластиковой
женщиной.

Помня обо всем этом, мы можем провести очень последовательное рассмотрение

проблемы смерти. Тем самым я хочу сказать, что мы можем разобраться с этой проблемой,
не привлекая к рассмотрению все то, что можно назвать «привиденчеством», —
божественные откровения, парапсихологические переживания других людей, утверждения
духовных учителей сомнительной надежности и все прочие виды очковтирательства,
которые мы не можем ни подтвердить, ни опровергнуть. В нашем рассмотрении мы не
будем использовать того, в чем точно не уверены: мы не будем предполагать, например,
что существует нечто, подобное бессмертной душе. И при этом мы сможем, в частности,
убедительно показать, что древняя и распространенная идея о перевоплощениях совсем не
противоречит здравому смыслу.

Я не стану утверждать, что могу доказать реальность перевоплощений, но скажу,

что подошел очень близко к этому и считаю свою точку зрения подтвержденной намного
лучше, чем многие другие мнения, которые кажутся нам само собой разумеющимися.

Чтобы изложить свои мысли, мне нужно будет воспользоваться новым глаголом «я-
влять» (to I), который вместе с местоимением «я» (I) образует пару слов, по своему смыслу
близкую паре «глазеть» (to eye) и «глаз» (eye).[3]

Начиная со следующего абзаца, я буду писать изобретенный мной глагол без

кавычек, чтобы избежать появления в тексте громоздких слов. Итак, вселенная «я-
вляется» точно так же, как дерево «яблочится», а пространство «звездится»
(Существительное всегда можно превратить в глагол, потому что каждая вещь может быть
представлена как некое событие Так, например, кирпич есть «кирпичение».)
 Мое тело, Твое тело, тело любого животного существа — это я-вление Вселенной
Оставляя позади частности и предрассудки, мы можем сказать, что она я-вляется в виде
множества различных существ, которые приходят и уходят Разнообразие — украшение
жизни Поскольку тело каждого человека — это я-вление Вселенной, он или она осознает
себя как «я» Очевидно, что после смерти отдельно взятого тела рождаются другие тела, и,
появляясь на свет, каждое из них чувствует себя возникшим из пустоты так же, как Ты и я
Таким образом, когда Вселенная перестает я-вляться с помощью моего тела — этого моего
тела — она продолжит делать это с помощью всех других тел, каждое из которых в
отдельности осознает себя «собой» так же, как я осознаю себя сейчас.

Итак, я знаю, что после моей смерти родятся другие тела, другие я-вления Но
фактически это означает, что после того, как я умру, я снова появлюсь на свет ребенком —
каким-то неизвестным мне, но лишь одним ребенком — подобно тому, как это случилось
со мной в этой жизни, придя в которую, я ничего не помню о своих предыдущих
приключениях Дело в том, что каждый, кто утверждает, что после смерти будет лишь
вечное отсутствие, в действительности говорит, что после его смерти Вселенная
перестанет существовать Но мы знаем, что Вселенная живет и дальше после смерти
любого человека, и поскольку именно она осуществляет я-вление, на самом деле она
представляет собой мое «я» в гораздо большей степени, чем это тело Если какое-нибудь
яблоко достигнет глубинного понимания своей природы, оно скажет «Я есть действие
дерева» Итак, если Вселенная может я-влять меня в этот раз, она сможет сделать это еще
раз Чтобы подчеркнуть свою мысль, я использовал в предыдущем предложении слово
«меня» Если же эта мысль вызывает у Тебя сомнение, вычеркни его, и тогда утверждение
будет истинным вне всяких сомнений. И смысл его будет почти тем же — поскольку «я-
влять» означает порождать «меня».

Но чтобы иметь основания для веры в перевоплощения, нам нужно показать, что
существует определенная связь между различными я-влениями, которые не
перекрываются во времени, как отец и сын. Если я утверждаю, что Вселенная я-вит меня
вновь, я тем самым предполагаю, что она породит другое тело и другую жизнь, которые
так похожи на мои по виду и характеру, что можно будет утверждать о новом воплощении
Алана Уотса. «Все это звучит не очень-то утешительно, — возможно, возразишь Ты, —
потому что вновь родится кто-то другой, даже если он будет твоим точным двойником». И
тем не менее, я могу показать, что между этим другим Аланом Уотсом и мной сейчас
можно проследить не меньшую связь, нежели между мной сегодня и мной вчера.

Все зависит от того, что мы условимся считать связью. Присмотрись к какой-

нибудь журнальной репродукции через увеличительное стекло. Живые и непрерывные
линии превратятся в несвязанные друг с другом точки. Или давай пойдем в другом
направлении. С небольшого расстояния наша галактика кажется множеством хаотически
разбросанных звезд, и в то же время взглянув на нее издалека, мы увидим отчетливую
спираль. При этом в пространстве не видно «веревочек», которые соединяли бы звезды
между собой. Их объединяет между собой в одно целое то, что они входят в состав одной
структуры, подобно тому, как точки на бумаге вместе образуют одну журнальную
фотографию. Структуры — это не просто конфигурации в пространстве, но и ритмы во
времени, и поэтому сами по себе они являются вещами, формами и событиями
объективного мира, такими же реальными и существенными, как и все, что мы наблюдаем
вокруг. Твердая сталь представляет собой пульсирующий сгусток движущихся электронов
и нуклонов, разделенных огромными пространствами, и физики все никак не могут
решить, что они такое — частицы или волны.
 Непрерывные временные структуры можно также получить, если провести
замедленную съемку растущих растений, а затем просмотреть процесс роста на экране в
увеличенном темпе. Еще одну аналогию можно получить, если ускорить луч проектора в
планетарии до такой степени, что планеты окажутся непрерывными линиями на небесном
своде. На экране растение движется так, будто оно делает какой-то формальный жест —
похожий на разжимание кулака, — который в реальном времени никто не видит. В
планетарии становится наглядной вся траектория движения планеты, или ее орбита. Так
же обстоит дело и со всем сущим, доступным нашему восприятию, — оно длится во
времени и представляет собой не столько неподвижную материю, сколько повторяющийся
ритм, или вибрацию.

Хотя технически невозможно показать за короткое время всю картину развития

многочисленных человеческих жизней от, скажем, 10 000 года до н.э. вплоть до
настоящего времени, отсюда вовсе не следует, что если бы мы смогли это сделать, мы бы
не проследили определенной связи между отдельными элементами всей картины. Мы
могли бы, например, выделить последовательность жизней, начинающуюся с периода от
10 000 года и до 9 930 года, а затем продолжающуюся от 8 500 года до 8 430 года и от 8
300 года до 8 240 года, включающую в себя земное существование трех различных
индивидов, которые проявили очень похожие модели поведения. При высокой скорости
просмотра они бы показались нам подобными трем встречам с одним человеком с
интервалом, скажем, в семь лет. Ведь согласованная целостность жизни одного человека
во многом подобна водовороту в реке — водоворот остается там же в каждый
последующий день, хотя вода в нем никогда не стоит на месте. Можно даже сказать, что не
существует такой сущности, как водоворот, а в действительности это всего лишь
«завихряется» река подобно тому, как Вселенная я-вляет, а растение цветет.

Ты можешь возразить, что никаких подобных связей или продолжаемости жизней

не может существовать без наблюдателя или некоего подобия камеры, которая могла бы их
запечатлеть. Но тогда, чтобы быть последовательным, Тебе придется признать, что
спиральная структура галактики тоже не существует в природе, если ее никто не
наблюдает. Продолжая рассуждать в том же духе, можно прийти к выводу, что
продолжаемость двух жизней не может наблюдаться, если она не «записана» в чью-то
память. Но тогда Ты вынужден будешь признать, что дерева в безлюдной долине не
существует до тех пор, пока кто-нибудь его там не увидит. Если Ты и дальше будешь
последовательно рассуждать в том же духе, ты в конце концов придешь к тому, что
провозгласишь себя Богом, который воображает себе эту вселенную. Возможно, что при
этом Ты будешь не далек от истины, однако образованные и критически мыслящие люди,
как правило, не спешат становиться на подобную точку зрения.

Ты можешь также возразить, что даже при наличии наблюдателя никакой

целостности проследить не удастся. Но это очень маловероятно, потому что даже в таких,
казалось бы, случайно собранных совокупностях объектов, как небесные светила, нам
удается увидеть галактики, созвездия и солнечную систему. Мы находим
привлекательными облака и морской прибой, слышим музыку в журчании ручья. Это
становится возможным, скорее всего, благодаря структуре наших органов чувств и
нервной системы, но они, в свою очередь, являются частью всей Вселенной. Она познает
себя в процессе я-вления — восприятия посредством наших органов чувств.

Если Ты внимательно следил за ходом моих рассуждений вплоть до этого времени,

Ты, должно быть, уже перестал бояться смерти. Ведь теперь Ты понимаешь, что быть или
не быть — это не вопрос, поскольку в действительности Ты представляешь собой
периодически повторяющийся процесс я-вления, осуществляемый Вселенной —
системой, которая прекрасно справляется со своими проблемами уже как минимум 10
миллиардов лет. И принимая во внимание то, что с помощью смерти она дает себе
возможность время от времени освежиться — забыть о происшедшем и потом снова
вспомнить — и что она созерцает себя в таких невероятных проявлениях, как жирафы и
туканы, Ты можешь быть спокоен: она (то есть Ты) никогда не соскучится.

Итак, я попытался показать, что процесс перевоплощений с большой степенью

вероятности может быть реальным, и при этом я не опирался на сведения из сферы
глубинной психологии и парапсихологии, в которой работают такие компетентные
исследователи, как Ян Стивенсон, проанализировавший много случаев наличия у людей
ярких воспоминаний о том, что они называют прежними жизнями. (Доктор Стивенсон
занимает должность заведующего Отделением неврологии и психиатрии Медицинской
академии при университете Вирджинии и является автором книги «Двадцать случаев,
указывающих на возможность перевоплощений», опубликованной в 1966 году
Американским обществом психологических исследований.) Для многих ученых это
свидетельство все еще кажется подозрительным, потому что, во-первых, человеческая
психика является благоприятной сферой для процветания галлюцинаций, а, во-вторых, на
сегодняшний день не существует приемлемой и научно обоснованной теории, которая
могла бы объяснить все стороны этого явления. Но даже если д-р Стивенсон может
доказать наличие хотя бы у одного человека воспоминаний о предыдущей жизни, которые
он не мог приобрести понятными для нас способами (а я считаю, что он доказал это более
чем в одном случае), нам осталось всего лишь построить удовлетворительную с научной
точки зрения теорию, которая обосновала бы этот феномен.

В качестве занимательного отступления следует отметить, что приемлемость с

научной точки зрения обычно определяется академической традицией. Когда выдающийся
австрийский энтомолог д-р фон Фриц доказал вне всяких сомнений, что пчелы общаются
между собой на определенном языке, другой энтомолог из Калифорнийского университета
заявил о своем «категорическом неприятии» его выводов. Откуда такая эмоциональная
реакция? Дело в том, что в научных и исследовательских кругах принято воздерживаться
от высказываний, которые могли бы напомнить коллегам о религии, мистицизме, магии
или о чем-то, свидетельствующем о существовании нечеловеческих разумных форм
жизни, — это дело чести, часть ритуала и требование академического этикета. В
определенной мере такую ситуацию следует считать нормальной, и я не собираюсь
выступать против нее, а лишь напомню ученым о том, что они слишком пристрастно
отстаивают свои точки зрения. Как бы то ни было, пока я предпочитаю играть,
придерживаясь их правил.

Выше я объяснил теорию взаимосвязи между объектами, или структурами, которые

находятся в пространстве (такими, как электроны, нуклоны и звезды), а также во времени
(такими, как отдельные импульсы музыкального тона или космического луча). Я указал
также, что еще более удаленные друг от друга во времени события — такие, как
отдельные человеческие жизни или появления и исчезновения звездных систем — могут
быть рассмотрены как импульсы в одной временной структуре. Это согласуется с
предположением британского биофизика Ланселота Л. Уайта о том, что объединяющим
началом всех систем может считаться их форма (или структура). Эту простую и красивую
идею чрезвычайно трудно объяснить тем, кто вбил себе в голову, что мир напоминает
бильярдную партию, в которой твердые шары вещества толкают друг друга. При таком
подходе все объяснения должны сводиться к выяснению, «кто кого толкнул». В подходе
Уайта нет ничего ненаучного, потому что формы можно изменять, исчислять и описывать,
тогда как чистое недифференцированное вещество вообразить себе совершенно
невозможно.
 Теперь мы видим, в чем состоит главная причина того, что никакие воспоминания о
предыдущих жизнях не могут быть объяснены «научно». Хотя некоторые ученые и знают
об истинном положении вещей, многие из них — особенно инженеры и даже некоторые
физики — по-прежнему разделяют представление о том, что физические процессы,
включая и явления переноса информации, должны происходить на основе какой-то
фундаментальной субстанции. Это означает, что для объяснения перевоплощений должно
быть введено в рассмотрение некоторое неуничтожимое вещество или субстанция,
которая, подобно фотопленке, могла бы выступать в роли носителя воспоминаний. Но это
мнение в точности соответствует прямолинейному традиционному представлению о душе
или духе, которых ни я, ни научное сообщество не желаем предлагать для рассмотрения.

Однако, если мы не имеем права использовать представление о душе для

истолкования воспоминаний о предыдущих жизнях, мы не можем пользоваться им и для
объяснения воспоминаний о том, что было в прошлый вторник. Ведь у нас не возникает
затруднений с объяснением воспоминания о том, что было в прошлый вторник, потому что
мы по умолчанию подразумеваем, что эти события запечатлелись в веществе мозга и тела.
Между тем этого вещества не существует точно так же, как не существует соединений
между звездами в галактике и электронами в атоме. Подобно тому как физикам никогда не
удавалось наблюдать духовные сущности, мы можем сказать, что они никогда не
обнаруживали и никакого материального вещества. Они находили лишь измеримые
очертания, структуры, формы и вибрации — все это, окруженное пустым пространством.
При этом они никогда не встречали недифференцированного желе, из которого эти формы
были бы «сделаны», как горшки сделаны из глины. Если Тебе когда-либо удастся
обнаружить такую субстанцию, что Ты скажешь о ней? Она не будет укладываться ни в
какие формальные и структурные описания. В течение всего времени своего
существования представление о фундаментальной субстанции было таким же
предрассудком, как и страшные истории об оборотнях и привидениях. Ведь в качестве
вещества мы фактически воспринимаем не что иное, как нечетко видимые очертания,
потому что невозможно детально разглядеть структуру ваты или глины, если под рукой
нет микроскопа. Но под микроскопом это уже больше не бесформенное и желеобразное
вещество — видимое нами становится прозрачным, как кристалл.

Таким образом, когда ученый вроде Яна Стивенсона обнаруживает человека,

который помнит предыдущую жизнь, ему ничего не остается делать, как проверить на
правильность рассказа этого человека — как он проверил бы чье-то сообщение о том, что
было в прошлый вторник. Маленький мальчик в Таиланде или Японии приводит нас в
деревню, в которой он никогда не был, показывает нам все местные
достопримечательности и знакомит со своими старыми друзьями. Все сходится — он
помнит. Но нам не хочется признать это (и мы ссылаемся на то, что не можем этого
объяснить), хотя истина состоит в том, что, несмотря на все свидетельства в пользу
перевоплощений, подобное представление противоречит нашей теории. Но мы ведь не
приходим к выводу, что звезды не существуют на том основании, что по теории свет не
может распространяться через пустое пространство, где нет ни эфира, ни какого-либо
другого вещества, которое могло бы быть средой для распространения электромагнитных
волн. При этом мы не должны исходить из предположения, что свидетельства о
перевоплощениях ложны либо выдуманы, пока это не доказано, пока мы не узнали больше
о нервной системе и о взаимосвязи мозга и субъективного мира человека. Так и
получается, что в культурной среде, которая не приемлет представления о
множественности жизней человека, это представление оказывается ересью и с научной, и
с религиозной точек зрения. Неудивительно, что мы не спешим прислушиваться к тому,
что говорят об этом маленькие дети.
 Подводя итоги, отмечу, что в этом эссе пытался показать теоретическую
убедительность гипотезы о перевоплощениях, не опираясь при этом на аргументы из
парапсихологии и даже не подтверждая свои выводы наличием у некоторых людей памяти
о предыдущих жизнях. Я преднамеренно не привлекал к рассмотрению никаких
соображений, связанных с моралью и воздаянием, потому что они не могут считаться
убедительными и потому что я не считаю, что обстоятельства одной жизни можно
удовлетворительно объяснить с помощью сведений из предыдущей. Если кто-то пытается
строить такие объяснения, — я чувствую, что он просто запутывает ситуацию, — так
происходит всегда при попытках свести настоящее к прошлому. Один лишь
интеллектуальный предрассудок мешает нам признать не такой уж невероятной
возможность того, что у каждого из нас имеется больше, чем одна эта жизнь. С таким же
успехом можно считать невероятным и то, что у нас она есть. Еще более невероятным
представляется предположение о том, что случившееся один раз не может повториться
вновь.

Подлинный смысл кармы

25 февраля 1971 года

Индуистско-буддийская теория кармы одновременно и проще, и сложнее, чем ее

обычно представляют Как правило, карму считают почти механической системой
воздаяния действующему субъекту в этой или последующих жизнях Воздаяние
предполагает получение плохих последствий за плохие поступки и хороших — за
хорошие. Таким образом, плохое отношение к другим людям является результатом
прошлых неправильных действий человека и в то же время обрекает его на дальнейшие
несчастья Хорошие действия, с другой стороны, представляют собой кармическую
награду тому, по отношению к кому они были совершены, и одновременно гарантируют
действующему награду в будущем. Обычно карма не рассматривается как нечто,
предопределяющее судьбу человека, потому что в любой момент человек может по
собственной воле улучшить свою карму хорошими или плохими действиями независимо
от того, какая карма тянется за ним из прошлого Таким образом, карма считается
моральным законом причины и следствия, который встроен в структуру Вселенной.

В действительности же слово карма означает просто «действие», или «поступок», и

не подразумевает, что во Вселенной работает безличностная система установления
моральной справедливости, которая функционирует в соответствии с человеческими
представлениями о хорошем и плохом Так, если мы говорим, что кто-то погиб в
авиакатастрофе и это была его карма, подлинный смысл этого высказывания состоит в
том, что эта кажущаяся случайность является его собственным действием и действием
всех остальных людей, пострадавших в инциденте. Более того, буддийская философия не
признает реальности существования никакого отдельного эго, которое может быть
творцом кармы или тем, кто претерпевает на себе ее воздействие. Кажущееся присутствие
существа, которое является одновременно действующим субъектом и объектом действия
всего остального мира, с этой точки зрения рассматривается лишь как относительно
стабильная структура в потоке происходящего. Хорошей аналогией в данном случае могут
послужить волны, расходящиеся по поверхности воды во все стороны вокруг того места,
куда был брошен камень. При этом часть воды, которая входит в состав волны, не
движется в направлении от места падения. Вода волны качается вверх-вниз в направлении,
перпендикулярном поверхности, а горизонтальное движение происходит через воду,
которая при этом никуда не перемещается. Таким образом, горизонтально движущийся
круг воды не содержит воду, которая находилась в его центре в момент падения камня, в
чем можно легко убедиться, брызнув на поверхность воды краской, — при
распространении волн краска будет оставаться в том же горизонтальном положении.
Поэтому буддисты считают иллюзией «я», которое едет по жизни в теле, как пассажир в
поезде. По аналогии с этим мы видим мнимое вертикальное движение линий на вывеске
парикмахера, которая представляет собой вращающийся столб со спиральной бело-
красной окраской.

Таким образом, моя карма — это действие или поведение временно существующей
структуры, во многом подобной волне, которую именуют Аланом Уотсом и в 1971, и в
1950 году, хотя лучше было бы называть ее Алано-Уотсиньем. Эта структура составлена в
одинаковой мере из того, что — по общему мнению — она делает, и того, что
рассматривается как случающееся с ней. И то, и другое составляют ее поведение и
описывают ее движение, ведь я бы не смог ходить, если бы солнце не согревало меня. Мои
телесные очертания в равной мере определяются твердостью костей скелета,
эластичностью мышц и давлением окружающего воздуха. Или, другими словами, моя
структура является результатом влияния как наследственности, так и окружающей среды.
Подобно этому структура реки определяется в равной мере свойствами воды и формой
поверхности Земли.

В чем же тогда смысл высказывания о том, что все случающееся со мной — по

моей воле и вопреки ей — является моей собственной кармой, или действием? Во-первых,
оно означает, что не существует того, что можно было бы назвать мной, если нет того, что
будет рассматриваться как не-«я». Другими словами, это значит, что мы не можем указать,
что человек делает преднамеренно, если мы в то же время не договоримся о том, что
случается с ним непроизвольно. Теперь мы можем пойти дальше и сказать, что, во-вторых,
поскольку карма, действие или структура, называемая «Алан Уотс», включает в себя оба
эти аспекта, она является ими обоими. Если моя карма — это и то, что я делаю, и то, что
делается со мной, тогда я не есть, как я думал раньше, лишь один аспект этого процесса. Я
не являюсь лишь той частью происходящего, которая делает-и-получает, но включаю в
себя и то, что происходит далеко за пределами моего тела и обычно не отождествляется со
мной. .Мы слишком односторонни в своем мышлении и внимании и, как давно уже
показала гештальт-психология, замечаем только рисунок и пренебрегаем фоном. Но эта
новая целостность, или «я», которое мы получаем, когда учитываем и преднамеренный, и
непреднамеренный аспекты кармы человека, выходит за пределы всего, что может быть в
первом приближении обозначено как Алан Уотс или Джон Смит. Если я не могу быть этим
своим «я», не принимая во внимание другие «я» и все то, что меня окружает, мы
оказываемся в ситуации, когда каждая различимая структура во Вселенной подразумевает
существование всех остальных структур. В философии буддизма Махаяны это называется
дхармадхату — взаимосвязанность и взаимозависимость всех вещей и событий: одно во
всем, и все в одном.

К тому же выводу можно прийти, исходя из позиций индуистской философии,

которая приписывает эго по крайней мере некоторую степень реальности, рассматривая
его в качестве пуруши или дживатмана — свидетеля всего, что человек переживает. Но в
этом случае рассуждение будет несколько иным. Если я постигаю, что все случающееся со
мной — вся остальная Беленная — является моим действием, или кармой, тем самым я
осознаю, что мой конкретный дживатман в действительности является атманом, сверх-
личностным Я, которое тождественно Брахману, Я Вселенной. Если центральное «я» и
все, что окружает его, — как бы явно ни было для нас их различие — в действительности
взаимосвязаны — это значит, что у них единая глубинная сущность. То, что на
поверхности дуально (двайта), у своих истоков недуально (адвай-та). Таким образом,
независимо от того, с какой точки зрения мы исходим — буддийской или индуистской, —
вывод один и тот же: постижение реальности означает достижение «космического
сознания», в котором сознание человека не ограничено отождествлением с волевым,
центральным и индивидуальным аспектами кармы.

Пока имеется это ограничение, мы занимаем позицию волевого аспекта и пытаемся

неограниченно распространить его влияние. Мы считаем своим действием то, что мы
делаем, но не признаем своим действием то, что происходит с нами. При этом мы
продолжаем расширять ту часть происходящего, которую мы можем контролировать и
считать своей. Технология, которая процветает в наши дни, является одним из главных
способов такого расширения. И в то же время мы начинаем видеть, что подобное
распространение волевого аспекта означает также распространение и непроизвольного
аспекта, потому что наше поведение с каждым днем все больше определяется природой и
структурой наших технических средств. Наша еда, одежда, жилье, путешествия и образ
жизни вообще становились с каждым днем все более зависимы от машин — пока мы не
достигли состояния, когда мы уже больше не можем жить без них. Можно даже
вообразить себе, что скоро мы окажемся в ситуации, когда машины создадут на планете
обстановку, в которой одни только машины и смогут жить. В результате человечество с его
волевым аспектом кармы окажется в плену у технологических средств, которые в конце
концов уничтожат все живое на Земле окончательной регламентацией жизни и
отравлением атмосферы. Действиям машин и роботов не мешают эмоции и утонченные
переживания. В противоположность этому наша сильная сторона в том, что мы способны
сопереживать и отождествляться со всем, что нас окружает. Таким образом, если машины
не смогут трансцендировать различие между «я» и не-«я», они уничтожат себя быстрее,
чем люди.

Ориентация на один только волевой аспект кармы — это невидение (авидъя) того,
что он неразрывно связан с другим. С другой стороны, невидение проявляется в
привязанности к этому аспекту и страстном стремлении (тришна) распространить его на
все сферы жизни, что является, согласно учению Будды, источником страдания. Его
дхарма, или образ жизни, в противоположность этому, является Срединным Путем
сострадания — сочувствия обоим аспектам, которое означает приятие, понимание и
включение в себя хаотической и, на первый взгляд, непроизвольной стороны нашей
кармы. Такое отношение к ней подразумевает возрастание терпимости к неожиданным и
непредсказуемым событиям, к формам жизни и мировоззрениям, которые сильно
отличаются от наших собственных, и ко всем извилистым, ненадежным, своенравным и
непостоянным вещам, которые сильно отличаются от того, что плоско, привычно,
упаковано и расклассифицировано вопреки нелинейной структуре мира природы.
Возможно, музыка Генделя сделала нас бесчувственными в отношении ужасного
пророчества Исайи:

Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте в степи

стези Богу нашему; всякий дол да наполнится, и всякая гора и холм да понизятся,
кривизны выпрямятся, и неровные пути сделаются гладкими. (Исайя 40, 3-4).

Ныне это имеет место повсюду в Калифорнии.

Когда мы воюем с окружающей средой и не осознаем ее частью себя, наши методы

и оружие становятся ее продолжением — проявлением непроизвольного и неуправляемого
аспекта кармы. Как в сказке об Ученике Волшебника, такова судьба всех игр с
могуществом не только в сфере материальной власти, но также и там, где речь идет о
психических или духовных возможностях. Вот почему важно не быть введенным в
заблуждение многими разновидностями интеллектуальных и психологических методов,
которые обещают полный контроль над мыслями и эмоциями, а также магические
способности. Все такие методы — если они специально не предназначены для того, чтобы
продемонстрировать свою абсурдность, и тем самым положить конец стремлению
приобретать новые возможности, — являются просто «эгоистическими путешествиями»
довольно утонченного и «продвинутого» типа. Однако иногда они дают такие
сенсационные и быстрые результаты, что люди с легкостью начинают верить псевдо-гуру,
которые с радостью сбывают им свой товар. Даже тибетские буддисты, с которыми
романтически настроенные искатели истины связывают красочные фантазии о духовной
магии, делают четкое различие между Путем Сверхъестественных Способностей и Путем
Мудрости, утверждая, что как бы далеко человек ни ушел по первому из них, он никогда
не достигнет просветления, или Буддовости.

Итак, Путь Мудрости подразумевает осознание, что все происходящее с тобой

является твоей собственной кармой — твоим собственным действием, а не наказанием за
плохие поступки и наградой за хорошие (ведь в действительности вообще нет ни
«хорошей», ни «плохой» кармы). Дело в том, что на этом пути ты приходишь к
пониманию, что подлинное «я» включает в себя как контролируемые, так и
неконтролируемые аспекты твоего жизненного опыта. Как бы мы ни презирали
«первобытных» за их тотемические верования, вследствие наличия которых они считают
горы, реки, деревья и животных во всем подобными людям, — оказывается, что они
находятся на правильном пути, ведь одушевление природы (в отличие от ее
технологизации) — это шаг в направлении признания ее такой же частью нас самих, как
наш мозг, тело, желания и мечты, потому что природа является нашим общим
бессознательным продолжением. Однако образованные люди вбили себе в голову, что за
пределами тела человека все неразумно и что воздух, вода, земля и огонь — это просто
глупые и безжизненные сущности. Поэтому не удивительно, что они привыкли
чувствовать, что вся совокупность происходящего в мире совершенно не зависит от их
сознания.

Конечно же, я не хочу сказать, что природа действует целенаправленно в том

смысле, в котором мы можем сознательно выбирать направление приложения усилий,
используя при этом словесные формулировки и математические методы прогнозирования.
Природа целенаправленна в таком понимании лишь в человеке и как человек, подобно
тому, как она имеет желтый цвет, длинную шею и черные пятна только в жирафе. Во всех
других случаях целенаправленные действия ей нужны не больше, чем ножки — змее. И
тем не менее невозможно отрицать, что она разумна. Мы сами не ставим себе цели
родиться; мы не планируем, как нам дышать, не вычисляем, как лучше организовать мозг.
Просто удивительно, как нам удается не замечать, что мы не могли бы и подумать о цели,
если бы нас не окружали многочисленные чудесные проявления бесцельности и
непреднамеренности. Нам даже в голову не приходит, что могут существовать формы
разума, которые не используют для своей работы линейные, зависимые от времени методы
обработки информации, характерные для нашего сознательного внимания. Мы не должны
путать реальный мир с нашим линейным представлением о нем (в виде слов, чисел и
других последовательностей символов) точно так же, как мы не принимаем изображение
президента на телеэкране за самого президента.

Я — и другие — в течение многих лет говорим, что уничтожение окружающей

среды связано с нашим презрением ко всему, находящемуся за пределами человеческой
кожи, с неспособностью видеть, что точно так же, как поля рождают цветы, планеты
рождают людей. Люди не осознают, что океаны, воздух и сама Солнечная система
являются нашими столь же жизненно необходимыми органами, как сердце и желудок. Мы
не окружены природой — мы есть природа. Но как хозяева технических средств, мы
боремся с окружающей средой, так что создается впечатление, будто мы считаем себя
пришельцами на Землю, ниспосланными сюда из теоретических, идеальных и духовных
Небес. Странно, что люди, называющие себя натуралистами и материалистами,
оказываются отъявленными идеалистами и, если судить по их действиям, чрезвычайно
последовательными разрушителями материального.

Таким образом, мы приходим к выводу, что идеалисты (или менталисты) и

материалисты (или механицисты) являются сторонниками сходных философских учений.
Их учения воплощают в себе противоположные представления реальности, тогда как
реальность — природа — не является концепцией. Она не материальна, если
«материальность» отрицает духовность, и не духовна, если слово «духовность» не
подразумевает материальность. Можно, наверное, сказать, что шум прибоя — это
духовное переживание, а абстрактно-математические построения — это физические
процессы в нервной системе. Это еще раз свидетельствует о том, что наши идеи о
реальности представляют ее, но не охватывают ее в целом, поскольку все концептуальные
точки зрения — идеализм, материализм, волюнтаризм, детерминизм, витализм,
механицизм и др. — являются односторонними отклонениями от Среднего Пути, на
котором ветер — это наше дыхание, а невысказанные мысли — облака в небе.

Что, в конце концов, мы делаем на Земле?

Октябрь 1970 года

Выражение «вернуться на землю» в обычной речи означает обратиться к реальности,

взглянуть в лицо фактам и поступать практично С другой стороны «витать в облаках»
означает быть мечтателем и фантазером, хотя, как это ни странно, в христианской
традиции Небеса — обитель Бога и, стало быть, средоточие окончательной реальности,
обычно изображаются как место на небе, 1де все парят в воздухе Помню, как еще
ребенком я распевал христианскую песенку

Я должен свято долг блюсти

И Бога не забывать,

Чтоб душу вечную спасти,

Вернуть на Небеса

Между тем немногие из нас догадываются, что земля вечно пребывает на небесах, а
пространство так же реально, как и все, что в нем пребывает Ведь плотность и
протяженность — это два полюса одною спектра, как красный и фиолетовый цвета.

Нас, граждан Соединенных Штатов, жители других западных стран часто упрекают в
том, что мы материалисты, хотя у нас принято гордиться этим и называть себя
практичными Когда же обстоятельства заставляют нас «вернуться на землю» к своим
проблемам, — оказывается, что наша практичность сводится к зарабатыванию денег. Но
нет ничего более абстрактного, ненадежного и иллюзорного, чем система накопления-и-
регистрации, которая называется у нас денежной. Золото, серебро, долларовые купюры и
кредитные карточки бесполезны в пустыне — по сравнению с умением охотиться с
помощью лука, добывать огонь и готовить пищу, с умением ловить рыбу, ходить под
парусом и выращивать растения и травы. Если откажет Con Edison, развалится Pacific Gas
& Electric и взлетит на воздух или умрет от удушья Standard Oil, большинство из нас
окажутся беспомощными, — а все это в один прекрасный день вполне может случиться.
Ведь если мы решаем жить физически в пространстве и времени, реальными оказываются
мышцы и нервы.

И вот мы, приземленные, знающие всему цену, реалистичные и практичные люди,

совсем недавно израсходовали миллиарды долларов и невообразимое количество энергии,
нервных усилий и материалов на то, чтобы со свистом слетать на Луну и обнаружить, что,
как и предсказывали астрономы, это всего лишь куча космического шлака. Теперь мы
знаем точный, научный, этимологически подтвержденный смысл того, что означает быть
«лунатиком»: to cry for the moon — желать невозможного.

Воображаю себе, как президент Соединенных Штатов, например, Ричард Никсон,

произносит речь, в которой сообщает, что тщательно изучил желание и устремления
«безмолвного большинства», поскольку как его верный избранник он видит в этом свой
долг. Я обнаружил, сообщает он, что оно желает снова обратить негров в рабов, отменить
первые десять поправок к Конституции, заключить всех беспокойных студентов
колледжей и длинноволосых молодых людей в концентрационные лагеря, понизить
налоги, вернуть штатам суверенитет и преодолеть сопротивление благоразумных
политиков, которые не дают стереть с лица земли всех «неугодных» в Юго-Восточной
Азии, а также истребить или подчинить правительству Соединенных Штатов население
Китая и России. Поэтому вполне естественно, продолжает он, что как хороший бизнесмен
и ваш покорнейший слуга, я счел своим долгом приблизительно оценить, во сколько
обойдется нам это начинание, причем не только в смысле денег, но и в смысле времени,
беспокойства, энергозатрат и ядерных боеголовок. Как это ни прискорбно, отметит он,
должен сказать вам, что если вы хотите, чтобы наше правительство взяло на себя
обязанности контролировать Китай, мне придется отправить туда вас, и тогда вам
придется довольствоваться чоп-сьюи вместо бифштекса-филе и яблочного пирога.
Придется также принять особые меры по утилизации огромных куч гниющих и воняющих
трупов, ведь в противном случае по всей Земле распространятся болезни. Статистика
показывает нам, продолжает дальше он, что 75% парней, посылаемых нами во Вьетнам,
привыкают к марихуане и заражаются разновидностью гонореи, перед которой бессильны
наши антибиотики. Кроме того, поскольку атмосферные массы над нашей планетой
медленно перемещаются на восток, сброс ядерных бомб на Китай рано или поздно
приведет к тому, что молоко кормящих матерей в Америке будет заражено стронцием-90,
как уже сейчас оно заражено ДДТ. Я также попросил своих поверенных, скажет он,
подсчитать приблизительно, во что выльется содержание за решеткой всех негров, и с
великим сожалением должен сообщить вам, мои дорогие сограждане, что вы будете
неприятно удивлены, когда вам преподнесут счет.

Что же с нами происходит? Основная проблема цивилизации, будь она американской,

немецкой, британской, китайской или японской, состоит в том, что мы путаем систему
символов и обозначений с реальным естественным миром, вселенную представленную
(the universe represented) со вселенной присутствующей (the universe present), деньги с
богатством, цифры с фактами, идеи с событиями, эго с организмом, а карту с территорией.
В действительности мы не можем на словах объяснить, что такое реальный мир, потому
что, пока человек говорит и пишет, а также слушает и читает, — он находится в сфере
символов, даже если для этой цели он использует физические звуки и знаки на реальной
бумаге. Само представление о том, что энергетические образования являются
«физическими» — или «материальными и реальными» — также представляет собой
философское утверждение, которое в свою очередь является символом. Так, слово «вода»
не может быть выпито, а в формуле Н2О не поплывет ни один корабль.
 Обратите внимание на различие между двумя картами планеты Земля — физической и
политической. На первой нарисована чарующая асимметричная картина, которая пестрит
голубым, зеленым, коричневым, желтым, а кое-где и белым цветом. На второй изображена
та же самая планета (с обшей атмосферой), однако она варварски пересечена прямыми
линиями и испещрена яркими контрастирующими красками, отделяющими друг от друга
владения разных гангстерских группировок — особенно это бросается в глаза в Северной
Америке. Какой из этих рисунков более напоминает Землю, видимую из космоса?

Цивилизованные люди вообще и люди Запада в частности всегда пытаются все

выпрямить и придать всему четырехугольный вид. Эта традиция восходит к
древнегреческому предрассудку о том, что пространство трехмерно, и к примитивным
фантазиям Евклида о том, что мир состоит из точек, прямых линий, гладких поверхностей,
шаров и кубов. Современного образованного западного человека трудно убедить в том, что
Евклид был всего лишь фантастом и что так называемая гео-метрия не имеет ничего
общего с измерением Земли, а является всего лишь порождением довольно косного и
недалекого ума древнего грека. Земля изгибается, вода течет и волнуется, вся природа в
целом кружится в танце, но ум Евклида никогда не выходит на биологический уровень. Он
остановился на самой примитивной стадии эволюции, и теперь поколение за поколением
детям в школе вбивают в голову, что прямая линия проще и, стало быть, разумнее кривой.
Так и получается, что, начиная со школьных лет, люди постоянно придают своим
переживаниям, представлениям и действиям линейные очертания, которые, согласно
общему мнению, более понятны и практичны.

Вода и даже свет, как и другие разновидности энергии, следуют тяготению,

перемещаются в направлении наименьшего сопротивления, и само пространство тоже,
говорят, искривлено. Формула Е=МС2 в действительности означает, что энергия — это
тяготение. Ньютон, Эйнштейн и многие другие современные физики не могут этого
понять, так как считают, что энергия — это сила, которая в стремлении следовать по
прямой линии прорывается через препятствия. При некоторых условиях прямая линия
действительно может быть самым коротким и неутомительным путем следования из одной
точки в другую. Однако путешествовать «по прямому и узкому пути» совсем не
интересно. Неужели Река Жизни напоминает обычную сточную канаву? В Сан-Франциско
мы понастроили дороги, которые поднимаются прямо на холм, хотя ни одному опытному
альпинисту не придет в голову карабкаться на Эверест по прямой.

Сочетание евклидовой геометрии, римского права (а также дорог) и протестантской

этики создают у нас вполне определенное впечатление, что следовать по пути
наименьшего сопротивления аморально. Будь мужчиной! Встань! Но можешь ли ты по
своей воле вызвать у себя эрекцию? Что касается меня лично, я становлюсь на
четвереньки, когда пересекаю ручей по дереву, которое перекинуто через него на
некоторой высоте. При этом я не боюсь загрязнить руки и не стремлюсь развить у себя
смирение. Я не разделяю мнения о том, что мужчина должен всегда стоять вертикально,
потому что преодолел евклидовскую иллюзию, которая предписывает видеть небеса
вверху, а преисподнюю внизу, и утверждает, что зло появилось в мире вместе с
грехопадением человека. В конце концов, человек влюбляется[4], и поэтому живущих на
земле не убывает. О гениях также говорят, что они «фундаментальны», потому что
проникают на глубинные уровни бытия.

Далее, во всех сферах нашей жизни, и особенно в философии и науке, наблюдается

тенденция использовать слова для систематизации всего и вся, для раскладывания вещей
по ящичкам. Ты есть, или тебя нет? Ты — животное, растение или минерал? Истинно или
ложно? Дошло до того, что даже на анкетах стали рисовать квадратики, в которых следует
ставить галочку! Основным проявлением упорядоченности является стремление держать
все вещи в нужных ящичках, то есть постоянно подгонять их под евклидовские принципы.
Эта навязчивая тенденция объясняет бесконечный конфликт отцов и детей. У нас с женой
есть сверхинтеллектуальный сиамский кот по имени Солстайс, с которым я общаюсь на
некоем подобии велеречивого японского языка. Недавно я убедился, что наш кот совсем не
пользуется евклидовскими представлениями. Мы никогда не обучали его ничему, кроме
привычки не лазить по столам и умения пользоваться песочным ящиком, между тем он
сопровождает нас в велосипедных прогулках по горам, прыгая туда-сюда и подбегая по
команде так же, как собака. Дело в том, что организм, то есть структура нервов и мышц,
намного сложнее и разумнее, нежели логические системы арифметики, геометрии и
грамматики — которые на самом деле являются весьма посредственными
приспособлениями.

Сама жизнь постоянно танцует, ведь что такое деревья, папоротники, бабочки и змеи,
как не изощренные танцевальные фигуры? Даже структура древесины и костей при
пристальном изучении напоминает текущую воду, которая (как указал в 400 г. до н.э. Лао-
Цзы) получает свою великую силу от следования тяготению и стремления занять «самое
низкое место, которое люди презирают». В танце я не считаю мысленно свои шаги, и
поэтому некоторые женщины говорят, что у меня нет чувства ритма, однако моя дочь
(которая никогда не брала уроков хореографии) может следовать за мной так, будто она —
моя тень, или я — ее. Весь секрет жизни и созидательной деятельности состоит в том,
чтобы следовать тяготению. Даже когда наш кот прыгает и играет, он идет вместе с ним.
Именно поэтому наша планета, да и вся вселенная, днем и ночью гудит, как пчелиный
улей.[5]

А тем временем человек продолжает варварски обращаться с планетой, потому что

пользуется своим евклидовским интеллектом, а не органическим мозгом. Он изображает и
описывает природу в терминах прямых линий или упрощенных кривых — таких, как
обычный круг. И хотя математики вроде топологов и специалистов по теории матриц
способны на более изощренные изобретения, обычный человек Запада по-прежнему
измеряет мир евклидовской прямой и десятичной арифметикой. Поэтому в наш век
экологических проблем люди разделились на два враждующих лагеря. С одной стороны
есть те, кто известен своей прямизной, правильностью, консервативность,
систематичностью, дипломированностью и обеспеченностью. Они живут в маленьких
ящичках, построенных по современным требованиям из различного мусора, они
возделывают клумбы и предпочитают разглаживать вещи до состояния плоского ничто. С
другой стороны есть богема, бродяги, бомжи, битники, свихнувшиеся, чудаки, куртизанки
и хиппи (это слово не может не быть этимологически связанным с опасными очертаниями
бедер женщин — women's hips), которые хотят ощутить вселенную в ее торжествующем,
экстатическом, кайфующем, тащащемся, рок-н-ролловском/умопомрачительном, прущем и
клёвом виде. Первая группа людей восхищается машинами и подражает им. Они сами
думают подобно машинам, и поэтому сотворили машины по своему образу и подобию.
Машины в свою очередь овладели ими и диктуют им линию поведения; Вторая группа
более склонна подражать причудливым повадкам животных и диковинным очертаниям
растений, поэтому не удивительно, что в глазах первых они выглядят нечистоплотными,
обвисшими, праздными, бессистемными, зверскими и даже дерьмистыми — потому что
ведут не механический, а биологический образ жизни. Понятно, что эти люди
отказываются от любой регламентации жизни — и здесь уместно напомнить первой
группе, что их регламентированная военная тактика потерпела полную неудачу, когда они
бросили вызов неграмотным крестьянам в Северном Вьетнаме. Единственная
возможность одержать победу во Вьетнаме требует, чтобы туда направили мистера
Чистого с ядерной бомбой, а затем заровняли всю страну бульдозерами, вернув ей вид
доброй старой космической пустыни. Однако, если мы вспомним о древних рыцарских
турнирах, такую войну едва ли можно назвать честным равным поединком. (Здесь уместно
вспомнить о тактике, которую использовали американские революционеры в борьбе
против «красных мундиров».)

Давайте теперь обратим внимание на то, во что евклидов-ский ум превратил нашу

обычную жизнь. С каждым днем все труднее купить настоящую пищу. Мы начинаем есть
машины. Хлеб теперь напоминает пластиковую пену. Цыплята имеют вкус папье-маше,
потому что их разводят в исполинских инкубаторах и кормят химикалиями. Молоко нынче
производят гомогенизированное, а настоящей сметаны днем с огнем не найдешь. Сыр все
больше напоминает упругую безвкусную массу. Ученые бьются над тем, как вывести сорт
кубических помидоров, чтобы из лучше было упаковывать в прямоугольные ящики и
хранить в прямоугольных шкафах, и как вывести сорт кур без оперения, чтобы не нужно
было их ощипывать. Желательно также, чтобы эти куры несли яйца без скорлупы в
полиэтиленовых пакетиках, ведь так из удобнее продавать. Кроме того, нужно вывести
деревья без ветвей, которые можно было бы выращивать в искусственной питательной
среде для того, чтобы получать из них прямую древесину без сучков.

Хотя мы прекрасно знаем, что монотонные занятия быстро надоедают, почти все виды
производственной деятельности — банковское дело и работа па фабрике — крайне
однообразны. Большинству работающих за то и платят деньги, что они терпят эту скуку,
укладывают все в ящички и записывают свои наблюдения на расчерченных на квадратики
листах бумаги, или же за то, что они собирают из квадратных бетонных и стеклянных
панелей большие ящики, в которых монотонными занятиями будут заниматься другие
люди. Во имя чего мы ведем такую жизнь? Во имя крайне необходимых, но абстрактных и
несъедобных денег, с помощью которых можно купить себе один ящик, чтобы в нем жить,
а другой, чтобы в нем ездить (посмотри на любую машину сверху) в универсам и покупать
продукты в ящичках, вкус которых наводит на мысль о том, что они состоят не из
органических клеток, а из других, еще меньших ящичков.

Даже главари — политики и гангстеры, которые заправляют этим всем в России, Китае,
Западной Германии и Соединенных Штатах — тоже несчастны. Чаще всего это грубые
люди, которые не могут отличить сыра от мела, которые прекрасно знают, чего боятся и
что ненавидят, однако не видят ничего, кроме статистических сводок, и не имеют ни
малейшего представления о том, что любят. Некоторые из них имеют огромные коллекции
порнографических картинок, другие — плюшевые гаремы фригидных женщин. У
некоторых в распоряжении яхты и реактивные самолеты, чтобы посещать места, не
отличающиеся от тех, где они живут. Некоторые держат огромные количества лошадей
лишь для того, чтобы ставить на них на скачках. Они живут в постоянном страхе перед
ворами, революциями, конкурентами, импотенцией, раком и повышением налогов.

Может показаться, что я говорю как проповедник или библейский пророк, но давай
посмотрим на обычные религии, которые хотя бы иногда позволяют себе покритиковать
образ жизни богатых и власть имущих — да и то не по существу. Ведь проблема богатых и
власть имущих не столько .в том, что они порочны, сколько в том, что они не получают
удовольствия от жизни. Консерватор не может всласть покутить (А square can't have a ball),
и поэтому великая проблема философии сводится не к квадратуре круга (to square the
circle), a к «скруглению» квадрата (to circle the square). Ведь наши религии проповедуют и
запугивают, тогда как даже Фрейд говорил о «реальности как движущей силе» в отличие
от евк-лидовского принципа «удовольствия как движущей силы». С другой стороны, как
это ни странно, об Иисусе сказано, что при виде страждущих у него пришли в движение
«внутренности сострадания».
 Наши религиозные начинания состоят целиком и полностью из разговоров — «обо всем
понемногу» — о выполнении заповедей и о вере в словесные формулировки или учения,
которые, как предполагается, могут выразить невыразимое. Практически ничего не
делается для распространения безмолвной медитации, которая дает возможность
переживать вечное, а не просто говорить о нем. Более того, подавляющее большинство
христиан убеждены, что человек не может постичь Бога при жизни, кроме, быть может,
весьма неординарных обстоятельств. Поэтому они боятся «космического сознания» и
других мистических переживаний как чего-то близкого к сумасшествию. Поскольку в
таком случае религия опирается на словесные описания, ее противники тоже не идут
дальше слов, и поэтому наши атеисты есть люди столь же недалекие, как и наши
верующие. Ужасная и поучительная историческая истина состоит с том, что проповедь
никого никогда не научила любить, потому что любая разновидность внушенной любви
представляет собой замаскированное чувство вины, которое вызывает у того, к кому она
обращена, одно только отвращение. Если любовь и можно пробудить словами, то это
можно сделать лишь с помощью поэзии, — то есть с помощью слов, которые стали
музыкой.

Подлинная религия не имеет ничего общего со словами. Она подразумевает

безмолвное, непринужденное и зачарованное сосредоточение на фундаментальной
энергии, на глубинном музыкальном звучании мира — которое, как вполне мог сказать
Фома Аквинский, «есть то, что все люди называют Богом». Практиковать религию следует
так же легко, неспешно и радостно, как человек дышит, как он на заре прислушивается к
пению птицы или скользит на серфе по динамическому центру огромной волны.
Очаровательный беззаботный человек Али Акбар Кхан, который — вместе со своей
величественной и изящной напарницей Рави Шанкарой — является признанным
исполнителем индийской музыки, как-то сказал, что все тайны музыки открываются тому,
кто проник в звучание одной ноты. Такое представление есть религия с ее высшем
проявлении. Теперь мы понимаем, почему йоги воспевают и просто произносят слог ОМ
или АУМ (а дзэн-буддисты — звук МУ), — он заключает в себе весь диапазон звуков от
гортанных до губных. Ты можешь с таким же успехом выговаривать АМИНЬ (что значит
«Да будет так!»), если хочешь замаскировать себя под христианина или иудея, или же
АЛЛАХ, если ты — мусульманин. Таким образом ты осознаешь жизнь таковой, какова она
есть, — выходящей за пределы всех систем измерений, описаний и вычислений (не
сводимой больше к количеству костей на счетах). В конце концов ты обнаруживаешь, что
сам являешься не чем иным, как этой фундаментальной и вневременной энергией. Кстати
говоря, Фома Аквинский на старости лет во время исполнения мессы прошел через одно
такое переживание и сказал, что все его теологические писания в сравнении с ним
подобны обычной соломе.

Обнаружив это, ты больше не беспокоишься о статусе, модных вещах, пачках денег, о

том, чтобы прожить геометризованную жизнь, а затем быть забальзамированным и
похороненным в бронзовом гробу. Хорошо там, где ты есть. И выживание больше не
является для тебя проблемой. Конфуций сказал: «Человек, познавший Дао (Путь
Природы) утром, может без сожаления умереть вечером». Когда я говорю об этом
американцам, они неизменно повторяют: «Но разве это не подразумевает пассивного
образа жизни?» А все потому, что они были воспитаны на таких песенках:

Проснись, душа, все нервы напряги

И не сдавайся до конца.

Служенъе Богу требует всех сил

 И славы вечного венгра.

И поэтому мы слышим призывы: «Вперед, солдаты христианства, маршируйте, словно

на войну!» Да, кстати, кто согласится на «славы вечный венец»? Я не могу вообразить себе
худшего ада, нежели необходимость постоянно носить на голове золотое кольцо и
выслушивать слащавые комплименты ангелов.

Я просто не понимаю целей и средств Западного Образа Жизни, кроме таких

второстепенных его достижений, как анестезия при лечении зубов (которую с успехом
можно было бы заменить обычным гипнозом). В чем смысл Прогресса, если пища
становится безвкусной, дома — непригодными для жизни, одежда — неудобной, а религия
— пустой болтовней, если воздух отравлен «Кадиллаками», работа скучная, секс
закрепощенный и механический, земля залита бетоном, а вода так загрязнена химикатами,
что даже рыбы делают выбор в пользу не-бытия? Я все время задаю вопросы, которые не
нуждаются в ответах. Кто хочет служить в полиции, чтобы часами дежурить у мужских
уборных и отлавливать гомосексуалистов? Кто хочет работать сборщиком взятых напрокат
вещей, чтобы в течение всего дня требовать что-то у людей? Кто добровольно пойдет на
то, чтобы стать тюремщиком или палачом? Можно, увы, задать и такой вопрос: кто
пожелает потратить миллионы долларов на то, чтобы стать президентом Соединенных
Штатов и после этого не иметь возможности отойти от телефона, ежедневно читать тонны
удивительно неинтересных документов и пребывать в обществе агентов, телохранителей и
человека, который день и ночь таскает за тобой черный чемоданчик с кнопкой,
приводящей в действие ядерные бомбы?

Мы верим, что все такого рода занятия, какими бы отвратительными и опасными они
ни были, являются очень ответственными и славными делами, забывая изречение: «Все
славные пути кончаются в могиле». Однако в чем их подлинные смысл и цель? Куда ведет
нас Прогресс? И вообще что, в конце концов, мы делаем на Земле? Никто не имеет об этом
ни малейшего представления, кроме, быть может, нескольких простаков, которые живут,
чтобы вдыхать аромат цветов, слушать шум прибоя, смотреть, как колышутся на ветру
ветви деревьев, ходить по горам, есть pate de veau en croute,[6] пить малвазийское вино с
Раби-Хиллз и ласкать любимых женщин. Забавно, что все эти занятия не требуют таких
больших денег, как те миллиарды, что расходуются на Царство, Силу и Славу.

Уже не одно столетие война дает человечеству возможность избавиться от избытка

произведенных материальных благ, и с каждым веком люди ведут войну по все менее и
менее существенным причинам. У меня практически не вызывает сомнений то, что
американские солдаты сражаются во Вьетнаме, чтобы установить контроль над страной,
занимающей первое место в мире по производству опиума. Однако ни один нормальный
завоеватель не станет полностью уничтожать фауну, флору и женщин той страны, которую
он желает заполучить. Он может быть алчным, но это качество редко сочетается с
глупостью. Энергии и средств, которые человечество расходовало на ведение военных
действий начиная с 1914 года, вполне могло бы хватить для того, чтобы согреть, одеть и
накормить всех жителей планеты. Между тем мы продолжаем свои враждебные вылазки
во имя таких нематериальных и бессодержательных фантазий, как религия, честь,
идеология, прогресс, чистота нации и патриотизм. Последний представляет собой не
любовь к своей стране, а любовь к идее своей страны, к ее образам — флагу, гербу, иконе
Ленина, маленькой красной книжечке Мао, кресту, полумесяцу, свастике и другим
абсурдным безделушкам.

Большинство наших проблем объясняется тем, что мы путаем человека как живой
организм с различными способами произносить звуки и делать жесты — и насколько
однообразна стала бы жизнь на Земле, если бы все делали это одинаково! И поэтому мы
воображаем, что на Земле живут такие существа, как американцы и русские, греки и
римляне, индийцы и китайцы, люди Востока и Запада, евреи и арабы, христиане и
язычники. В действительности их нет! Все это обычная болтовня, и притом болтовня
забавная, если не принимать ее за Нечто Возвышенное, Серьезное и Торжественное. К
сожалению, не все знают о том, что лучшие из ангелов носят свои нимбы небрежно и
немножко набекрень. Даже самые удивительные научные исследования становятся
несносными, когда ученые-теоретики начинают относиться к ним всерьез.

В этом случае они уподобляются теологам, которые сопят и вздыхают, бубнят себе под
нос и ходят из угла в угол, задавая себе один и тот же вопрос: является ли гипотеза Такого-
то действительно, доподлинно и воистину верной.

Тогда как в действительности это всего лишь звуки! Vox, et praetenea nihil.[7]

Древняя пословица утверждает, что путешествия расширяют кругозор. Она была

верной, покуда, путешествуя по планете, человек мог знакомиться с другими культурами,
языками, животными и растениями. Однако в наши дни путешествие скорее сужает мир,
поскольку сводится к перемещению по герметическим трубкам из одного «места» в
другое, причем все эти места — Нью-Йорк, Лос-Анжелес, Токио, Нью-Дели, Тель-Авив,
Париж, Лондон — с каждым годом становятся все более похожими друг на друга. Везде
мы видим, что аборигены преуспевают в засорении атмосферы выхлопными газами и
понемногу привыкают носить неудобные европейские костюмы, которые, надо полагать,
являются для них символом нашего процветания. Поэтому, когда в нашем распоряжении
оказались сверхзвуковые пассажирские авиалайнеры, нам остается лишь перелетать из
одной евклидовской точки плоско-параллельного мира в другую. Когда я в последний раз
был в Киото, мне случилось столкнуться с парочкой развязных молодых людей из Техаса,
которые приехали в город на четыре часа из Осаки, где их ожидал самолет. Они спросили
у меня, что за это время можно «посмотреть», хотя по их виду было ясно, что они не
увидят ничего, кроме американского бара в международной гостинице, где посидят
некоторое время, перебирая имена знакомых, которым расскажут, как много повидали.
(Конечно, в Соединенных Штатах живут и другие люди, они не ездят в далекие турне,
потому что главное для них — порядок на клумбе, которую жарким летом порой
приходится подкрашивать зеленой краской).

Очевидно, что сферой жизни, испытавшей на себе самое сильное влияние

символических иллюзий, является область человеческих отношений, известная под
названием «секс». О нем очень удачно высказался Маршалл Мак-Лухан в своем памфлете
о рекламе, озаглавленном «Механическая невеста». В этом произведении юморист
продемонстрировал, что в нашем обществе на женщин смотрят как на машины, подобные
тем человеческого роста надувным или заполняемым горячей водой девушкам, которых
делают из резины или пластика и продают в магазинах Кобз и Марселя морякам,
использующим их во время длительных путешествий по океану. Мак-Лухан показал, что
женщин, как и машины, принято разделять на отдельные взаимозаменяемые части —
прическу, губы, грудь, талию, бедра, ягодицы и ноги, — и каждая из этих частей может
стать сексуальным фетишем. Современным идеалом женской красоты является худощавая
дева с длинными прямыми волосами, переразвитой грудью, узкой талией и немного
выступающими бедрами. В то же время девушки, изображенные на полотнах Ренуара и
Энгра заметно полнее, тогда как доисторические изображения Венеры в Западной Европе
обладают такими подчеркнуто женскими фигурами, что современный человек, глядя на
них, не раз вспомнит о слоновости. Меняются времена, меняются стереотипы.
 Идеалом современного мужчины, одержимого погоней за властью, есть совокупление с
пластиковой женщиной. Она не огрызается, лежит неподвижно и принимает ту позу,
которая ему нравится. Если хорошенько разобраться, окажется, что цель современной
технологии в том и состоит, чтобы превратить природу в пластиковую женщину — в одну
большую массу податливого вещества, свойства которого установлены раз и навсегда.

Известно, что политический мир находится в руках людей, которые, подобно Юлию
Цезарю, никак не могут решить, быть им гетеросексуальными или гомосексуальными.
Почему-то они не могут себе позволить чистосердечно быть такими и такими, и тем
самым показать обществу, что «мужчины способны на все». В Западной Европе и
Северной Америке таких типов хоть отбавляй. Они совокупляются с многими женщинами
и запоминают только число, уподобляясь пилотам истребителей, которые записывают на
фюзеляжах количество сбитых самолетов противника. Между тем настоящее сексуальное
удовольствие они извлекают, когда выслеживают, преследуют и терроризируют других
мужчин, которых они втайне любят. Они получают сладострастное удовольствие, глядя на
агонию умирающих, потому что, как и у всех садо-мазохистов, у них установились
нейронные связи между спазмами оргазма и конвульсиями агонии (надо сказать, что это
весьма неглупое изобретение со стороны тех, кто вынужден много страдать!). Так,
символическая необходимость быть настоящим мужчиной находит свое выражение не
только в гонке вооружений, но и в таких видах псевдо-спорта, как бокс (заметно
отличающийся от дзюдо), американский футбол и бой быков. Во всех этих претенциозных
родах деятельности сила используется для того, чтобы идти против тяготения, против
ветра, против Дао. Почему бы не получать удовольствие от содроганий своей жены или
подруги в постели, когда она достигает подлинного экстаза ведьмы, несущейся на помеле?
Мне кажется, что это удовольствие более достойно мужчины, нежели тайная радость,
получаемая от уничтожения других людей и захвата их имущества, от убивания диких
животных пресыщенными людьми ради развлечения и от громыхания в четырехколесных
фаллосах по гоночным трекам. Почему бы не заняться чем-то типа серфинга, парусного
спорта, плавания или даже хореографии? Кстати, я обратил внимание на то, что эти цезари
если и умеют танцевать, то лишь в закрепощенном классическом стиле. А все потому, что
они не могут позволить своим бедрам двигаться свободно, — ведь считается, что
движения бедрами могут делать только женщины. Еще мальчиками их приучили стоять по
стойке смирно, держать равнение, ходить в строю, поворачиваться по команде и
выполнять установленные движения с оружием — другими словами, им привили самые
неэффективные военные приемы. И хотя они одерживают победы (ценой великих потерь
людей и военной техники, как это было во время мировых войн), эти победы по праву
следовало бы считать поражениями.

Таким образом, традиционный военный стиль ассоциируется с мужественностью лишь

условно. Марширующий строй легко расстрелять из пулемета или поразить бомбой.
Американских солдат во вьетнамских джунглях сразу же вынюхивали по их мыльному
запаху и опознавали по их светлым румяным лицам. Заметим также, что военные всегда
носят неудобную одежду и тяжелую обувь, в результате чего они не могут бегать быстро,
увертываться от нападения и делать пируэты в воздухе. Обратите внимание на то, что все
раскованные движения считаются коварными уловками — и противопоставляются
способности встретить врага лицом к лицу в полный рост, «как подобает мужчине», когда
солдат становится превосходной мишенью. Вспомните об абсурдных криках «Бандзай!»
во время Второй Мировой войны, под которые японские солдаты бросались на верную
смерть под дулами американских пулеметов, лишь бы продемонстрировать свое
самурайское мужество.
 Dolce et decorum est pro patria mori — «Приятно и славно умирать за свою страну».
Этой фразе вторит напыщенный и торжественный стих лорда Маколея:

И молвил отважный Гораций,

Сей страж у Великих Ворот:

«Всем нам, кто живет в этом мире,

Придет умирать черед.

Но может ли что-то быть краше.

Чем смерть пред лицом невзгод,

Во имя великих предков. За Божий и славный народ?»

Таким образом человек отдает жизнь во имя пепла в урнах и символических

представлений о своем народе. Если бы меня попросили прочесть проповедь при
закладывании фундамента новой церкви, я бы начал со слов Иисуса: «Есть ли между вами
такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень?» (Мф.
7.9) Конечно. В наше время это называется конфликтом поколений.

Американские индейцы считали, что камни тоже наделены жизнью, но в нашей

культуре камень, и особенно надгробный камень, символизирует смерть. Таким образом в
камне запечатлен высший идеал мужественности — быть драматически убитым по имя
славы, которая имеет исключительно вербальное и символическое значение. Интересно,
что у Боба Дилана есть забавная двусмысленная фраза на эту тему: «Everybody's gotta get
stoned». Итак, мы приходим к выводу, что так называемая мужественность, отвага, героизм
и бесстрашие означают очарованность смертью. Если ты выдержишь испытание, они
высекут твое имя на стеле большого Мемориала Славы, чтобы ты был твердым и
несокрушимым всегда — хотя при жизни это давалось тебе нелегко.

Не Вольтер ли сказал: «II faut cultiver notre jardin» — «Нужно, чтобы каждый
возделывал свой сад»? В этой же стране мы платим фермерам не за любовное обращение с
растениями и животными, а за уничтожение природы и повышение количества
производимых продуктов любыми средствами. Наша проблема в том, что мы не любим
пышный и нелинейный растительный мир по-настоящему. Нам кажется, что он недостоин
того, чтобы мы играли с ним, потому что мы увлеклись сооружением огромных ящиков и
выпрямлением всего кривого. Это отношение берет свое начало в грубой, антисексуальной
религии, которую мы навязали фермерам и которая базируется на Библии — прекрасной,
но, к сожалению, неправильно переведенной древней книге. Поэтому неудивительно, что
крестьянские дети при первой возможности убегают в город, где легко находят девушек,
которые соглашаются поиграть с ними. Между тем недостаток любви к растительному,
нежному, языческому и эротическому аспекту мира свидетельствует о приближении
смерти. Клич «Назад, к Природе!» всегда почитался нереалистической
сентиментальностью, но я хотел бы спросить, не становится ли он ныне актуальным, как
никогда? В 40 году н.э. мудрый император Рима Август был обеспокоен переселением
людей в города и попросил Виргилия написать знаменитые строки:

О fortunatos nimium, sua si bona norint, agricolas!...

 Воистину блажен лишь тот,

Кто принимает щедрый дар Земли

И пожинает радость землепашца

От ратных подвигов вдали.

После многолетних занятий чем-то средним между дзэн-ской и йоговской медитацией я

начал чувствовать, что нет ничего унизительного и недостойного в том, чтобы пачкать
себе руки, работая на земле. Как писатель, человек умственного труда, я не могу
похвастаться особой силой и выносливостью, однако я не уверен, что для огородных работ
сила вообще нужна, поскольку моя милая и с виду хрупкая семидесятилетняя соседка,
поэтесса Эльза Гидлоу, прекрасно справляется с возделыванием огорода, овощей с
которого хватает на всех ее знакомых. Подумайте, что может быть более мистически и
эротически привлекательным, чем яблони, ровные ряды салата-латука, вьющиеся стебли
гороха и небольшая грядка помидоров?

Однако человечество в двадцатом веке предпочитает производить мусор и

громыхающие механизмы — сверхмощное оружие, бетонных монстров, неисчислимые
мили проводов и мириады «вещей», которые продаются в магазинах и которые у меня нет
ни малейшего желания покупать. Почти все работающие в городе производят хлам или
символы хлама. Говоря так, я не хочу бросить тень на технические достижения в
обращении с огнем, металлами, электричеством и даже компьютерами, я всего лишь
спрашиваю, что, в конце концов, мы делаем на Земле? Повторю то же самое другими
словами: что нам нужно? Я продолжаю задавать этот вопрос везде и всегда. Я предлагал,
чтобы в качестве вступительного экзамена в колледж студенту давали задание детально
описать, каким ему представляется рай. А затем профессор или ассистент должны
критически проанализировать его описание на предмет образности, убедительности и
состоятельности. Я даже предлагал организовывать групповые встречи (encounter group)
для обсуждения того, каким могло бы быть самое приятное времяпровождение здесь и
сейчас; но люди, кажется, предпочитают беспокоиться о своих проблемах.

Мы не знаем, чего хотим, потому что лишь смутно осознаем, что может быть для нас
удовлетворительным. Мы привыкли вечно преследовать такие абстрактные и
неконкретизируемые цели, как счастье, любовь, добро, служение другим, радость, слава,
удача, власть, мир и Бог — однако для большинства из пас это всего лишь слова, за
которыми не стоит никаких переживаний.

Поэтому я собираюсь закончить это эссе описанием своих желаний, которые, надо
сказать, на сегодняшний день в значительной мере уже удовлетворены. Я хочу проводить
время, сидя неподвижно или медленно прохаживаясь, и при этом наслаждаться
ощущением близости к тайне бытия, видеть чередование жизни и смерти, наблюдать за
своим дыханием, внимать звукам окружающего мира и давать возможность облакам и
звездам ласкать мне глаза. Я хочу полностью избавиться от беспокойства, превратив его в
смех, и окончательно осознать, что жизнь и смерть являются двумя сторонами одной
монеты. Я хочу, чтобы у меня была подруга, которая будет поочередно таять в моих
объятиях и бороться со мной, соглашаться со мной и возражать мне, восхищаться мной, а
затем неожиданно показывать, что она умеет делать многое лучше меня. Я хочу писать
книги и читать лекции увлеченным людям, очаровывать их и играть с их вопросами, но в
то же время я хочу слушать людей, которые умеют, не надоедая, рассказывать о том, чего я
не знаю. Я хочу подолгу смотреть на то, как вода воплощает в себе различные
меняющиеся качества ветра и света, как возле нес обитают чайки, пеликаны, крачки,
чомги и дикие утки. Я хочу сидеть на высокой одинокой скале или на безлюдном берегу,
слушать шум волн и наблюдать, как на рассвете в небе меркнут звезды. Я хочу посылать
из лука стрелы так высоко в небо, чтобы казалось, что они превращаются в птиц. Я хочу
бродить по предгорным лесам, смотреть на взмывающие ввысь горные вершины и
слушать в сумерках, как неподалеку плещется вода невидимого водопада.

Я хочу иногда садиться за печатную машинку и внимательно и скрупулезно облекать в

слова свои ощущения — которые в действительности не могут быть выражены словами
вообще. Я хочу отправиться на роскошно убранную и просторную кухню, чтобы
приготовить новый суп или жаркое, или попытаться сварить рыбу на пару, или
попробовать готовить, как это делают китайцы, — с помощью специальной сковородки
под названием веж. Это напоминает мне о том, что я хочу иногда поиграть с самыми
изысканными китайскими кистями для написания иероглифов и ароматной тушью,
которую вначале нужно растереть в воде, а затем, макая в нее кисть, танцевать ею по
бумаге. Я хочу уметь снимать боль и исцелять болезни прикосновением руки. Я хочу
поздно вечером разжигать огонь из древесного угля и бросать в него благовония из кедра и
сандалового дерева, слушая классическую или современную музыку и танцуя под нее, Я
хочу видеть отражения света в стекле и кристалле и, лежа на земле, всматриваться в
испещренное ветвями деревьев ясное голубое небо. Я хочу проспать под ними всю ночь и
проснуться перед самим рассветом, когда звезды все еще видны среди ветвей. Я хочу
слышать звучание колокола в храме Нандзэндзи в Киото в четыре часа утра, которое
напоминает скорее удары гонга, чем звон. Я хочу побывать в Сиккиме и Непале для того,
чтобы посмотреть на Гималаи, но не для того, чтобы подниматься на них. Я хочу получать
удовольствие от встреч с некоторыми своими друзьями, есть стилтоновский сыр, дыни,
тяжелый черный хлеб и проскиутто, а также пить британский эль «Gardner's Old Strong»,
которого больше не купишь.

И хотя мои желания вполне земные, они дают представление о том, каким бы я хотел
видеть рай.

Очарование звезд
Июнь 1971 года

В дали предо мной протянуты миры,

И, глядя в них, я вижу, какими они были

Не сегодня, а миллионы лет назад.

Лишь номера, не имена, имеют звезды там вдали

За этой сплющенной светящейся спиралью,

Которая раскинулась на столь великом расстояньи,

Что сгущается для нас во Млечный Путь

— Тот горизонт, к которому планета наша,

 Кружась, несется дни и ночи напролет.

Волшебник добрый голосом певучим, который

Без эха звучит под темным сводом неба,

Речет мне имена светил, что ближе к дому,

— Имена, сама необычайность которых для слуха

Словно мерит бездны ночи до Альдебарана,

Златых рогов Тельца и до Арктура, что в Волопасе,

До Бетельгейзе и Ригеля, брильянтов Ориона,

До Веги, что играет на Лире, и Данеба,

Который сияет на челе у Лебедя.

Посмотри на Разальхаг и Сабик, где поймана

Была Змея, и на Альфакку в Северной Короне,

НаЭтамин, который есть глаз Дракона,

На Ходар и Менкент, где пляшет Всадник,

На Фомальгаут, что в Рыбе, на юг плывущей,

И наАльтаир, блистающий в Орле парящем.

Мы смотрим вниз, не вверх на эту бездну,

Что кружится над звездной пустотой,

Невидимый которой затерялся центр

Между Щитом и Шаулой в пространстве,

Куда своей стрелою метит Лучник. О Алголъ,

Аламак, Элънат и Алъферац, Хамалъ и Мирфак, Антарес и Каф!

Немыслимые дали звучат в прекрасных ваших именах.

Какой волшебник музыкой такою наполнил небо?

Это стихотворение родилось в ночь, которую я провел в пустыне Южной Калифорнии в

национальном парке Джошуа, где воздух столь чист, что, кажется, действует как линза. В
нашем распоряжении был телескоп «Квестар». В ту ночь я впервые в жизни осознал и
почувствовал нашу связь со всей Галактикой, и звезды перестали быть для меня
огоньками, беспорядочно разбросанными над головой. Теперь я понимаю, почему мой
друг-психиатр д-р Леонард Миллер использует астрономию для лечения своих пациентов.
Земля пребывает на небесах. Она кружится, взмывает и парит в спиральной галактике.
Земля не противопоставлена небу, она находится в нем наряду со многими другими
светилами. Каждая из трех частей «Божественной комедии» Данте заканчивается словам
«звезды». А каждый, кто читал комментарий Остина Фарре-ра к Апокалипсису под
названием «Перерождение образов», знает, что в основе иудейского, христианского и
мусульманского представления о небесах лежит мировоззрение астрологов и астрономов
древности. Авторам четырех Евангелий поставлено в соответствие четыре
«фиксированных» знака Зодиака: Матфею — Водолей, Марку — Лев, Луке — Телец, а
Иоанну — Феникс-Скорпион, которые часто изображаются на четырех оконечностях
Распятия. К чему бы это?

Небеса всегда ассоциируются со счастьем и блаженством. Так, мы говорим: «Я

чувствовал себя на небесах!» Почему христиане в молитве произносят: «Отче наш, иже
еси на небе-си» и верят, что Иисус вознесся на небеса? Почему древние греки даровали
бессмертие своим героям, назвав их именами созвездия?

Мы, цивилизованные люди, физически и чувственно близоруки. Мы сосредоточиваем

внимание на незначительных деталях. Мы не ведаем о непреходящем и вечном и поэтому
являемся «не-веждами» в отношении своей глубинной причастности ко всему, что в небе,
и многому другому. Мы прячемся в четырех стенах, пристально изучаем обрывки бумаг и
вслушиваемся во всевозможные символические звуки, которыми люди обозначают то, что
происходит в магазинах, офисах, гостиных и спальнях.

Но когда кот выходит на ночную прогулку, его манят не только любовные приключения.
Он сидит и подолгу взирает на небо, он запоминает расположение звезд подобно тому, как
ты запоминаешь расположение улиц своего города, и поэтому не удивительно, что он
может (такие случаи известны) найти дорогу из Миннеаполиса в Туксон. Доказано, что
перелетные птицы в своих сезонных миграциях также ориентируются по звездам. В
отличие от людей они осознают свой космический контекст. Поэтому им не нужны
многословные религиозные догмы, которые подменяют словами, идеями и символами то,
что человек может видеть невооруженным глазом.

Многие ли в наши дни осознают, что пространство — это то же самое, что и сознание?
Что глядя в бездны космоса, ты в действительности смотришь на самого себя? Что твой
внутренний мир так же неотделим от огромного внешнего мира, как грудь немыслима без
спины? Что эта и все другие галактики являются такой же неотъемлемой твой частью, как
сердце и мозг? Что твой приход и уход, пробуждение и засыпание, рождение и смерть
чередуются так же естественно, как яркие звезды и окружающий их мрак? Бояться жизни
означает бояться самого себя.

Конечно же, мы предприняли попытку упорядочить звезды, разместив их на

воображаемой небесной сфере, разбитой по окружности на 360 градусов. Затем,
рассматривая небо как одну большую кляксу, человечество занялось
роршаховским тестированием и спроецировало все свои фантазии на небесный свод,
сгруппировав звезды в созвездия. (Сомневаюсь, чтобы кошки и птицы поступали так!)
Однако я предпочитаю смотреть на звездное небо так, как я смотрю на фонтаны брызг или
пены, горы и облака, мрамор и дым. Все эти образования подчинены некоему
несимметрическому и невычислимому порядку. Этот порядок китайцы называют ли и
изображают иероглифом, который вначале обозначал прожилки в яшме и волокна в
древесине. Мы инстинктивно осознаем этот порядок в перечисленных выше образованиях
и понимаем, что он разительно отличается от обычного беспорядочно разбросанного
мусора. И в то же время этот порядок не может быть измерен и просчитан в терминах
нашей системы словесных и численных представлений, которые дают лишь грубое
приближение к жизни. Более того, если бы мы и смогли с их помощью предсказать
будущее во всех подробностях, тем самым это будущее стало бы уже известным, а значит
прошлым и мертвым. Порядок звезд — ли — это порядок, который никогда не прекращает
удивлять и который возможен как порядок лишь потому, что он переплетается со
случайностями.

Вот почему говорят, что просветление-мудрость, или сатори, воплощенное в Дзэн-

буддизме, представляет собой:

Прямую передачу без священных писаний;

Не зависит от слов и символов;

Указывает прямо на сердив...

Выражаясь в высшей степени неуклюжими словами, можно сказать, что оно

указывает на реальность как не-вещь, которая неописуема, неизмерима и немыслима —
причем каждая частица «не» в данном случае подразумевает скорее утверждение, нежели
отрицание, скорее плюс, нежели минус.

И вот, сказав все это, я чувствую себя, как дурак! Возможно, я старею, и именно
поэтому мне с каждым днем все больше кажется, что высказывания социологов,
психологов и особенно философов и теологов начисто лишены смысла, включая также
сухие и трескучие построения тех, кто именует себя логическими позитивистами и
научными эмпириками.

Иногда существование их произведений можно оправдать поэтичностью или

красотой языка, которая преображает логику в музыку. В таком случае философский
трактат можно читать с тем же удовольствием, с каким порой на заре слушаешь пение
птиц. Однако большинство академических философов в наши дни презрительно отмечают,
что лепет мистиков и метафизиков — это всего лишь поэзия, тогда как я склоняюсь к
мнению Р.Г.Блайса и Поля Репса о том, что реальность есть поэзия.

Когда астрономия становится линейной и математизированной наукой, она

сводится к высокопарному и официальному отношению к звездам. Так же и астрология —
когда она превращается в науку о предсказании будущего, она становится столь
равнодушной к реальному звездному небу, что большинство астрологов, обложившись со
всех сторон таблицами эфемерид, редко выходят ночью, чтобы посмотреть на звезды.
Подобно этому играющие на бирже, как правило, не задумываются над тем, чем
занимаются люди в реальном физическом мире. (Они не знают, например, о том, что
большая часть богатства и энергии Соединенных Штатов расходуется на то, чтобы дать
возможность заработать деньги миллионам рабочих, которые мало-помалу стирают с лица
земли флору и фауну Индокитая.)

Г. К. Честертон однажды сказал, что тогда как философ пытается поместить небеса
себе в голову, поэт просит, чтобы ему дали возможность поместить голову на небеса.
Поэтому неудивительно, что когда в наши дни человека спрашивают: «Чем ты думал? Где
твоя голова?», лишь немногие могут дать идеальный ответ: «На небесах». Наша проблема
в том, что большинство городских жителей отделены от неба потолком и толстым слоем
смога. Люди забыли о том, что из каждого дома всегда может открываться по крайней
мере один вид — вид на небо, — поскольку все мы живем на поверхности планеты,
которая парит в пространстве.

Тем самым мы близко подошли к пониманию того, что все наши глубочайшие
духовные, религиозные и психологические проблемы чрезвычайно просты. Достаточно
выйти из дома и взглянуть на небо. Понять, где мы живем. Небо открыто для каждого из
нас. Ситуация, в которой мы находимся, напоминает историю о парне, который страдал
хроническим «шумом в ушах». Он пожаловался своему семейному доктору, но тот
осмотрел его и, не найдя никакой болезни, отправил к отори-ноларингологу, который тоже
не нашел никаких отклонений от нормы и отправил его к психотерапевту. С
психотерапевтом парень в течение целого года два раза в неделю занимался изучением
символов, связанных с ушами, но шум по-прежнему не прекращался. И вот однажды
парень отправился в супермаркет купить себе новую рубашку. Продавец спросил его:

— Какой размер вы носите?

— Я всегда беру четырнадцатый, — ответил парень.

— Простите меня, сэр, — сказал ему продавец, который внешним видом напоминал
пожилого дворецкого в британском стиле, — но как человек, который всю жизнь имеет
дело с шеями мужчин, я считаю, что вы должны носить пятнадцатый номер.

Шея была измерена, и действительно оказалось, что она соответствует

пятнадцатому размеру. Парень купил себе новую рубашку, и с тех пор шума в ушах у него
как не бывало.

Теперь я, конечно же, теоретически знаю, что названия большинства звезд

происходят из арабского языка и в переводе на английский имеют вполне определенный
смысл. К счастью, я не знаю арабского, и поэтому названия не потеряли своего
волшебства. Китайские иероглифы на вывесках в Токио или Гонг-Конге тоже кажутся
сказочными тем, кто не умеет их прочесть и поэтому не знает, что они просто-напросто
гласят «Парикмахерская» или «Свежая рыба сегодня». (Разумеется, еще не все потеряно,
если ты только начинаешь читать по-китайски, или если иероглифы выполнены в
красивом каллиграфическом стиле.) Между тем, что же случается, когда мы ценой
невероятных усилий добираемся до Луны и обнаруживаем, что, как и предполагалось, она
представляет собой всего лишь кучу безжизненных камней? Когда мы узнаем, что звезды
— это всего лишь огромные радиоактивные газовые шары, окруженные планетами? И что
существование само по себе представляет собой «не что иное, как» чрезвычайно сложный
электронный механизм? В этом случае мы как бы теряем аппетит, или же будто чувствуем,
что «все женщины одинаковы в темноте». А ведь наша технологическая культура тем и
гордится, что потеряла аппетит, — доказав себе, что во Вселенной нет места магии и
тайнам и что Матушка-Природа является обычной шлюхой. Поэтому неудивительно, что
пища по вкусу напоминает пластик, вино — химреактивы, вода — раствор хлорки, а
воздух — диоксид углерода.

Мы неизбежно и неизменно видим природу такой, какими мы видим себя. Мы

думаем о ней то же, что и о себе. Мне кажется, что можно не только возлюбить ближнего,
как самого себя, но с таким же успехом и возненавидеть его, как самого себя. Поэтому — в
той мере, в какой ты свел себя к мысленному представлению, к отдельной личности, к
сознательному эго, к жалкому грешному созданию (все грехи которого уже перечислены
для исповеди) или к одному из нескольких психологических типов (все сны которого уже
проанализированы), ты, пользуясь своим космическим всемогуществом, поставил себя на
страже пустоты. Уловка раскрыта! Доказано, что волшебник — всего лишь шарлатан!

О тантре
10 апреля 1968 года

Ты сам есть вечная энергия, которая проявляется в виде этой Вселенной Ты не

пришел в этот мир Ты вышел из него, как волна появляется на поверхности океана Ты
здесь не чужой. В противоположность этому все происходящее с тобой, все переживаемое
тобой — это твоя карма, твое собственное действие. Хотя эта идея формулируется в
индуизме и буддизме по-разному, она составляет ядро этих философских учений,
колыбелью которых является древняя Индия.

Очевидно, что «ты сам», о котором здесь идет речь, не есть твоя собственная
личность, или эго, которое все знают как Джона Смита или Джейн Смит и которое не
чувствует себя непосредственно ответственным за рост волос и сокращения сердца, не
говоря уже о шелесте листьев на ветру и сверкании звезд Индуистские и буддийские
садханы (или духовные практики) являются путями пробуждения осознания своей
тождественности процессу, которые охватывает нечто большее, чем наше обычное «я» —
весьма ограниченный центр сознательного внимания и воображения, называемый
личностью, или эго.

Когда мы внимательно смотрим на что-то — например, на очертания прекрасной

женщины — наше внимание приковывают к себе отдельные детали. Точно так же
предвечная энергия Вселенной оказывается поглощенной отдельными структурами и
событиями. При этом она всегда отождествляет себя с каждым конкретным «я», которое
может быть человеком, животным или растением. Каждый раз, когда это имеет место, она
на некоторое время забывает, что тождественна тому, что есть, и всему, что есть. Между
тем во веки веков эта энергия пребывает «тем, для кого не существует больше кого-то».

Таким образом, каждый индивид представляет собой замаскированного Бога,

который в течение бесконечно длящегося времени играет с собой в прятки. С точки зрения
индуизма слово «Бог» не обозначает монарха и хозяина мира, как в иудейской или
христианской теологии. Здесь Бог, пожалуй, скорее напоминает Игрока, или Актера,
который исполняет роли всех живущих в мире, причем так искренне и самоотверженно,
что забывает о себе и отождествляется с каждой из своих ролей. При этом каждое обличье,
которое он принимает, может наблюдать все другие обличья, и драма разыгрывается так
неподдельно, что аудитория «принимает ее всерьез».

В соответствии с индийской философией существует два главных пути, и идя по

ним, ты можешь освободиться от очарованности игрой и пробудиться к осознанию своей
предвечной природы, которая является источником и основой мироздания.

Первый и более известный путь подразумевает отказ от удовольствий,

непривязанность и аскетизм. Эти начинания помогают преодолеть увлеченность
отождествлением с одной конкретной формой жизни. Добровольный мученик, факир,
лежащий на гвоздях, стремится достичь состояния, в котором ничто — даже самые
ужасные в мире страдания — не смогут стать на его пути. Он возвращается к центру,
глубоко проникая в свои ощущения боли, и при этом достигает окончательного
освобождения от страха перед страданиями и смертью.
 Второй, менее известный путь, называемый Тантрой, является
противоположностью первого — он не подразумевает ухода от жизни, а наоборот, самое
полное принятие всех мыслимых человеческих желаний, ощущений и обстоятельств.

Если ты есть Лик Божий, вселенское Я, очарованное одной конкретной жизнью

Джона Смита, тогда просто будь собой и с полной самоотдачей делай все, что ты должен
делать в этой жизни. Исследуй свою увлеченность идеями, желаниями и любовью во всех
их проявлениях. Безоговорочно прими себя в качестве эго, которым ты себе кажешься, и
сполна насладись жизнью.

Таким образом, последователь тантрического пути с головой окунается в то, от чего

отворачивается аскет. Он предается любовным развлечениям, ест любую пищу,
употребляет спиртные напитки и испытывает на себе все соблазны мирской жизни.
Однако тантрист относится к удовольствия совсем не так, как обычный гедонист, который,
как правило, одержим противоречивыми чувствами и всегда сомневается в том, правильно
ли он поступает. Тантрист же полностью отдается переливу приятных-и-неприятных
переживаний, который сопровождают обычное чувственное восприятие, концентрируя
при этом свое внимание на тончайших вибрациях чувств. Он учится играть на этих
переживаниях подобно тому, как музыкант играет на флейте.

Глубоко проникая в свои чувственные переживания, он открывает для себя две

вещи. Во-первых, то, что энергия, а значит, и жизнь, является по сути вибрацией, или
чередованием наличия и отсутствия, «да» и «нет», сейчас-ты-видишь и сейчас-ты-не-
видишь. Причем эта вибрация может бесконечно усложняться, что напоминает о
возможности представить все числа последовательностью нулей и единиц. Тантрист
постигает, что наличие или отсутствие «да» не может быть воспринято без отсутствия или
наличия «нет», и что тем самым темнота и смерть являются не противоположностью
света и жизни, а скорее их источником. При этом страх перед смертью и пустотой
исчезает без следа.

Сделав это неожиданное для нашего здравого смысла открытие, тантрист почитает
божество не в мужском облике, а в женском. Ведь женщина на языке символов
соответствует отрицательному, темному и пустотному аспекту мира, без которого
положительный, светлый и наполненный не может проявиться и открыться нашему взору.
Происхождение самого слова «Тантра» связано с искусством ткачества и указывает на
взаимосвязь основы ткани и переплетенных с ней ниток утка[8] — одно не может
существовать без другого.

Во-вторых, тантрист обнаруживает, что существование напоминает музыку или

танец и является необычайно сложной энергетической структурой, смысл которой
содержится в ней самой, ведь мы не просим объяснить значение фуг Баха и сонат
Моцарта. И танцуем мы не для того, чтобы добраться до какого-то определенного места на
полу, а для того, чтобы просто потанцевать. «Энергия, — сказал Вильям Блейк, — есть
вечный восторг». Поэтому нужно стремиться жить так, чтобы, погружаясь в арабеску
ритмов, чувствовать от этого восхищение.

Образы тантрического изобразительного искусства, скульптуры и ритуальных

действий естественно включают темы, отражающие особенности тантрического
восприятия мира. Одной из таких повторяющихся тем является слияние мужчины и
женщины в медитативном половом акте. Каждый из них символизирует божество,
почитающее с другом источник своего бытия. Среди тантрических символов существует
также изображение бога или богини в виде многоликого и многорукого создания,
напоминающего своим видом космическую многоножку. Каждый индивид представляют
собой одну конечность этого единого и вечного существа. Кроме того, чтобы указать, что
Вселенная напоминает музыку и танец, в Тантре используются последовательности
бессмысленных звуков и символов.

Таким образом, знакомство с Тантрой помогает преодолеть некоторые крайности,

характерные для нашей цивилизации. Мы делаем слишком сильный акцент на
положительном, считая отрицательное «плохим». Поэтому мы живем в страхе перед
исчезновением и смертью, завершающей нашу «игру в жизнь», которую с видом
почтенной и самодостаточной беззаботности мы бы хотели продолжать вечно. Подобно
оркестру, который стремительно исполняет симфонию, чтобы поскорее сыграть финал, мы
живем завтрашним днем, не понимая, что природа есть музыкальное произведение,
звучащее в вечном настоящем. Между тем, если мы глубже осознаем творческий
потенциал отрицательных аспектов мира — женского начала, пустого пространства и
смерти - мы сможем в полной мере пробудиться для жизни в настоящем.

Искусство созерцания
Апрель 1972 года

Индивид — это фокус, через который энергия Вселенной осознает себя, это вихрь
вибраций, в котором она переживает себя как человек или зверь, цветок или звезда.
Причем каждый индивид при этом чувствует, что он не одинок, а находится в центре
большого мира. Эти центры сознания не существуют, как может показаться, независимо от
своего окружения: они находятся во взаимосвязи с ним подобно тому, как центр круга
находится в связи с окружностью, а северный полюс магнита — с южным. Именно
поэтому существование одного центра, где бы он ни был, подразумевает наличие других
центров в иных местах. Таким образом, индивид является не каким-то одним центром, а
всем окружением, которое сосредоточено вокруг него в это время. Вот почему астрологи
пытаются определить характер индивида, исходя из состояния окружающей Вселенной,
хотя остается открытым вопрос о том, умеют ли они делать это правильно.

Индивид и его окружение образует симбиоз, ведь ни один живой организм не

может появиться даже на самое короткое время в отрыве от целого. А значит, используя
неуклюжий язык существительных и глаголов, который произвольно проводит различие
между вещами и событиями, можно сказать, что индивид — это порождение всего мира и
в то же время мир — это результат деятельности индивида. Эта взаимосвязь обычно не
ощущается и не признается человеческим сознан Иг ем, которое очаровано кажущейся
независимостью индивида от остального мира — и одновременно напугано ею. Индивид
чувствует, что ограничен областью функций, которые подчиняются его воле, тогда как все
остальное представляется ему независимым от его сознания, не поддающимся его
контролю и происходящим по воле кого-то другого. Он не понимает, что в
действительности не мог бы ощущать себя действующим преднамеренно, если бы ничто
не происходило без его вмешательства, и осознавать себя (как центр) в отрыве от других
(окружение) — подобно этому человек не в состоянии ходить без земли под ногами. Таким
образом, ничто из того, что кажется отличным от меня, не отлично от меня в полной мере,
потому что для «меня» и «тебя», для моих действий и случающегося со мной характерно
единство, которое напоминает взаимосвязь полюсов магнита, а также гребней и оснований
волн.
 Система в целом выглядит как пустое пространство, заполненное твердыми телами,
или сгустками энергии. Сознание человека, ориентируясь на объекты, фактически
игнорирует пространственный фон. Мы считаем, что пространство есть ничто, которое не
обладает ни ценностью, ни важностью, но при этом мы забываем, что вне
пространственного континуума ни один из предметов не-мог бы рассматриваться отдельно
или в сравнении с другими. Тем не менее между пространством и объектами существует
полярная взаимосвязь, подобная той, что, как мы уже упоминали, наблюдается между
гребнями и подошвами волн. По этой причине ничто — это не противоположность вещей
или их отсутствие, а скорее их основа и источник. Мы непреклонно верим в принцип ex
nihilo nihil fit — «из ничего может получиться только ничто» — и поэтому не видим, что
пустота необходима для любой формы существования. Возможно, нам легче было бы
понять это, если бы мы представили себе, что пространство имеет какую-то структуру,
скрытую от наших органов чувств.

И хотя существуют структуры и процессы типа космических лучей, которые

недоступны для нашего чувственного восприятия, полезность и могущество пустоты, по
словам Лао-Цзы, как раз в том и состоит, что она совершенно пуста. «Бытие и не-бытие
возникают вместе». Поэтому невидение единства себя и остального мира — это страх
перед жизнью, а невидение общности бытия и не-бытия — это страх перед смертью.

Понимание общности и взаимозависимости полярных противоположностей —

бытия и не-бытия, центра и окружения, себя и других, сознательного действия и
неожиданного события — можно назвать полярным видением. До сих пор я все время
говорил о нем на сухом языке логики, с помощью которой его природа может быть понята
интеллектуально. Когда же полярное видение приходит в виде непосредственных
ощущений и переживаний, его обычно называют мистическим опытом или космическим
сознанием. В этом случае о нем лучше говорить языком поэзии и парадоксов. Так,
обладать полярным видением означает чувствовать, что все твои действия случаются
независимо от твоей воли, тогда как происходящее в окружающем мире делаешь ты сам.
Кроме того, полярное видение дает возможность постичь, что смерть и пустота — это
почва, из которой произрастает жизнь, и что человек как центр и окружение одновременно
— это вечная Вселенная. Причем это ощущение, или переживание, приходит не в виде
слов и идей, оно не зависит от самовнушения и игры фантазии. Оно больше напоминает
состояние человека, который просто смотрит на голубое небо или чувствует, что он жив.

Это ощущение — или, лучше сказать, его источник — присутствует в сознании

постоянно. Мы не осознаем его лишь потому, что увлечены другим, несовместимым с ним
ощущением отделенности от мира, которое все мыслящие люди приобретают в детстве. С
необычайной легкостью мы путаем символы и знаки с тем, что они представляют. Мы
говорим: «Это дерево», тогда как то, на что мы указываем, довольно существенно
отличается от звука «дерево». На более глубинном уровне мы путаем то, чем на самом
деле являемся как центр-и-окружение, или организм-и-среда, с именем, идеей или
представлением о себе, которое не отражает нашей взаимосвязи с остальным миром. Это
представление мы называем «я», эго, личность или субъект (как нечто отличное от
объекта). Мы рассматриваем его как действующее лицо во всех наших делах, которое
мыслит наши мысли и ощущает наши ощущения. Этот образ не соответствует
действительности по трем причинам.

Во-первых, это всего лишь концепция или мысленное представление, которое по

этой причине не может ничего предпринять подобно тому, как слово «вода» не может
утолить жажду. Во-вторых, эго как представление является всего лишь жалкой
карикатурой нашего организма в целом, поскольку оно не включает в себя
бессознательных процессов. И наконец, оно полностью игнорирует полярное единство
организма и Вселенной, не отражая то, что они составляют единый процесс.

Пребывая под впечатлением, что эта чистая абстракция является животворным

истоком и организующим центром всего нашего существа, мы пытаемся напрягать
«волю», когда выполняем сложные действия или преисполнены трудно сдерживаемыми
эмоциями. Поэтому, когда мы «глядим в лицо фактам» или внимательно вслушиваемся, у
нас напрягаются мускулы в районе глаз и ушей. Мы чешем затылок, когда озадачены, и
хмуримся, когда пытаемся сосредоточить внимание. Мы скрежещем зубами, подавляя
боль, сжимаем кулаки, пытаясь «внутренне собраться», и напрягаем мышцы живота,
сдерживая беспокойство. Все эти действия тщетны и не помогают достичь желаемых
результатов. Между тем они привычны нам с детства и вносят весомый вклад в общее
состояние телесного напряжения, часто ощущаемого в области между глазами. Этот
чувственный опыт служит для нас основанием, подтверждающим реальность
символического представления о личности, или эго, сводя тем самым воедино иллюзию и
тщетность.

«Что же, в таком случае, нам следует предпринять, чтобы преодолеть это ложное
отождествление и заменить его полярным видением и космическим сознанием?» На этот
вопрос невозможно ответить в рамках понятий, с помощью которых он сформулирован.
Все необходимое для космического сознания уже присутствует, и поэтому любая попытка
добавить что-то к имеющемуся в наличии оказывается разрушительной и напоминает
стремление выкрасить красной краской розу. Другими словами, достаточно просто
увидеть, что наше обычное «я» — это ложное и бессильное представление. Поскольку в
действительности фантом не может прилагать усилия воли и делать что-либо, эго не в
состоянии избавиться от себя. Никакое напряжение мышц или, наоборот, их расслабление,
никакие повторения слов, самовнушения, упражнения для развития воображения и
психофизические тренировки ничего не сделают с ним — только, возможно, усилят его.
Ведь малейшее желание изменить или попытаться изменить наш уровень восприятия мира
будет представлять собой всего лишь бесплодное напряжение мышц (подобно попыткам
поднять авиалайнер в воздух, прикладывая усилия к ремням безопасности), которое
подтвердит реальность отдельного эго. Обращаясь к вам как к эго, скажу, что вы не
можете достичь полярного видения или космического сознания. Оно может возникнуть
само по себе, будто по милости Божьей, однако не существует ничего — совсем ничего! —
что вы могли бы предпринять, чтобы пробудить его в себе. Йоги и последователи Дзэн
иногда постигают это после долгих лет героических поисков. Оказавшись в таком
положении, делать тебе нечего — остается только внимать тому, что происходит само по
себе. При этом ты просто осознаешь происходящее вокруг — деревья за окном, уличный
шум, тиканье часов, солнечный свет на ковре, дыхание, ощущения тела, мысленный
разговор с самим собой. Обычный космический джаз. Он представляет собой все, что
есть, и каждая его часть, включая факты и воспоминания, происходит в настоящем. Он
возникает из пустоты подобно тому, как звуки рождаются из тишины. Теперь тебе кажется
вполне очевидным, что Вселенная всегда начинается в настоящем и оставляет следы в
прошлом, как ручка, которой пишут по бумаге. При этом запись — то есть кажущееся
прошлое — всегда присутствует в сознании в настоящем, и только в нем.

Ты как эго не можешь изменить своих ощущений и одновременно не можешь не

пытаться их изменить. Все время присутствует лишь то, что происходит само но себе,
включая эти конкретные мысли, образы и умственные усилия, приписываемые обычно
призрачному эго, которое мыслит и действует. Как эхо, они повторяются снова и снова,
однако, когда их суть постигнута, они начинают проявлять свою природу статичных
состояний нервной системы и больше не кажутся действиями центрального эго. Интерес к
ним пропадает, они угасают и исчезают сами по себе. Однако надежда на то, что они
уйдут, еще более статична.

Если ты осознал все это, сейчас ты просто внимаешь тому, что происходит вокруг.
Мы можем назвать это состояние медитацией, или, еще лучше, созерцанием. Однако такой
подход вовсе не означает, что за происходящим наблюдаешь ты. Само происходящее
использует твой организм, чтобы наблюдать себя. Речь идет о Вселенной,
сосредоточенной в этом конкретном существе, хотя в данном случае важна не идея, а
ощущение. Ведь слова подразумевают всего лишь использование определенным образом
звуков в воздухе, каракуль на бумаге и вибраций в мозгу.

Когда это становится понятным, неизбежно прекращаются усилия, направленные

на изменение собственного ума, а вместе в ними исчезает и иллюзорная личность, которая
мнила себя независимым центром сознания, подверженным влиянию внешних событий.
Этот коллапс естественно является состоянием созерцания, постижением того, что все в
мире едино. Я понимаю все теоретически, но при этом почему-то не происходит никаких
изменений в ощущениях. Вот почему я ищу метод, который поможет мне перейти от
теоретического к непосредственному, или интуитивному, пониманию. Однако мое
стремление найти такой метод говорит о том, что я по-прежнему неявно предпринимаю
абсурдные попытки изменить изменяющего, которые свидетельствуют о том, что я все еще
руководствуюсь иллюзорным различием между мыслящим и мыслью, ощущающим и
ощущением.

Пока это утонченное недоразумение не развеяно, человека можно различными

способами убедить в необходимости медитировать. А компетентные гуру подскажут
такую замысловатую методику, что ее абсурдность сможет обнаружить лишь тот, кто
долгое время самозабвенно пытался ей следовать. Более того, энтузиазм и незначительные
успехи других ищущих сотворят коллективную иллюзию, и то!да начнется соревнование
«кто более преуспел в медитации по новой методике» или «кто быстрее достигнет того,
что обещает этот гуру». Однако намерение гуру, если он не шарлатан, состоит в том,
чтобы истощить энергию, которая питается иллюзией. С этой целью он побуждает
учеников снова и снова убеждаться в абсурдности попыток изменить ум с помощью ума.
Патриарх Дзэн Сэн-цань выразился об этом так:

Мудрый не прилагает усилий;

Невежда лезет из кожи вон...

Если ты пытаешься изменить ум с помощью ума,

Как тебе избежать великого заблуждения?

Когда все это объяснено, ты вполне естественно моя ешь спросить: действительно
ли, чтобы развеять иллюзию, необходимо приложить так много бессмысленных усилий.
Ты хочешь узнать, нужно ли проходить через все испытания, если ты заранее
(теоретически) знаешь, что они абсурдны. Однако не свидетельствует ли сама форма
вопроса: «Действительно ли, чтобы развеять иллюзию, необходимо...?» — о том, что он
возник вследствие той же самой иллюзии? Если это не очевидно, у тебя будет стремление
пройти через все испытания и попытаться «нечто постичь», дабы достичь тем самым
более высокого уровня духовного развития. Если же это ясно, ты, возможно, чувствуешь
себя полностью разочарованным и поставленным в тупик, словно ты уподобился — как
говорят в Дзэн — комару, пытающемуся укусить железного бкка. Однако это чувство как
раз и является ощущением того, что нет и никогда не было никакого отдельного эго,
которое может или не может что-нибудь предпринять, чтобы выйти из затруднительного
положения. Между тем, если нет отдельного эго, приведенного в замешательство, может
показаться, что поток ощущений просто продолжает течь сам по себе безо всяких помех. И
вот стихотворение:

Голубые горы — сами по себе голубые горы; Белые облака — сами по себе белые
облака.

Течение потока ощущений без помех именуют Дао, путем природы, а переживание
Дао называют состоянием непривязанности — спонтанным, непринужденным и
беспрепятственным развитием событий. И все же возможность такого течения как образа
жизни возбуждает в нас беспокойство, ведь сразу же появляются сомнения, не вырвутся ли
наружу наши внутренние тигры и демоны, если над ними не будет никакого контроля. Но
подобные сомнения, опять-таки, являются отголосками той же старой иллюзии. А что
если никакого контролирующего эго с самого начала не было вообще? Подумай также о
том, можно ли существенно ухудшить состояние, в котором люди живут сегодня, и обрати
внимание на несносное поведение тех, кто верит в силу воли и возможность
контролировать свой ум и судьбу. Гитлер был аскетом, Распутин обладал немыслимой
властью над своими эмоциями. Самураи тоже нередко использовали Дзэн для
совершенствования в воинских искусствах, находились и такие самураи, как Миямо-то
Мусаси, который в конце концов убедился в том, что игра не стоит свеч. Дао течет без
помех независимо от того, знаем мы об этом или нет, ведь не-знание — это всего лишь
один из вариантов течения. Другое дзэнское стихотворение говорит об этом так:

Если ты понимаешь, — вещи таковы, как они есть; Если ты не понимаешь, вещи
таковы, каковы они есть.

В наше время широко распространено мнение, что люди, которые достигают

освобождения от иллюзии отдельности, тем самым получают дар сверхъестественных
способностей. И это верно в том очевидном смысле, что чудеса окружающего мира не
отличны от индивида. Можно также сказать, что сверхъестественные способности в
общепринятом смысле могут быть или не быть проявленными, так же как погода может
быть хорошей или плохой. Во всяком случае, в окружении освобожденного гуру всегда
найдутся набожные люди, которые в его присутствии излечат себя и припишут свое
исцеление его влиянию, а не своей вере в него. Кроме того, медитация является
состоянием, в котором природные способности и потенциальные возможности
человеческого организма проявляются более продуктивно — однако этого не происходит,
если их рост вынуждают силой. Дело в том, что пока мы стремимся к этим возможностям,
мы все еще ставим своей целью контроль природы и тем самым лишь усугубляем свое и
без того плачевное состояние. Нет нужды подчеркивать, что я говорю о внешнем контроле
над природой. На самом деле утверждать, что природа контролируема, самоконтролируема
или неконтролируема было бы неверным, потому что идея контроля подразумевает
разделение объекта на две составляющие, одна из которых командует, тогда как другая
добровольно или невольно подчиняется. Однако для природы и естественных процессов
не характерно подобное разделение, поскольку причина и следствие, а также действие и
противодействие являются двумя аспектами, или полюсами, одного процесса, двумя
способами рассмотрения одного и того же. Причина отделяется от следствия лишь тогда,
когда наблюдатель начинает описывать происходящее на дуалистическом языке.

Как правило, мистики или гуру, которые не собираются больше ничего достигать,
продолжают формальную практику медитации. На художественных полотнах будды и
бодхисаттвы обычно изображены, как и всякий начинающий последователь, в падмасане,
или позе лотоса. Однако для них медитация является ритуалом, совершаемым во имя
самого ритуала, — ведь есть же люди, которые получают удовольствие от игры на флейте,
танца или встречи с друзьями за праздничным столом. В вопросе «Зачем медитировать?»
слышится какая-то ирония, потому что он предполагает, что медитация — занятие
необычное, в чем-то напоминающее лежание на гвоздях. А зачем смотрят на звезды и
плывущие облака? Зачем в открытом море плывут под парусами, куда глаза глядят?
Фактически ничего нельзя объяснить, указывая причину или мотив действия, потому что,
перебирая причины причин, рано или поздно мы зайдем в тупик. Подобно этому ребенок
спрашивает: «Почему? Почему? Почему?» до тех пор, пока его папа, как мастер Дзэн, не
крикнет: «Да заткнись ты, в конце концов, и соси свою соску!»

Таким образом, созерцание как формальное «упражнение» представляет собой

просто ритуал наслаждения фундаментальным ощущением происходящего, которое
длится от мгновения к мгновению. По аналогии с этим танец во имя танца может быть
ритуальным танцем во время приготовления пищи или танцем ручки во время письма.
Именно поэтому занятия медитацией с выражением суровой серьезности на лице
противоречат ее духу. Такой подход иногда встречается в монастырях и религиозных
общинах, которые фактически являются «приходскими школами» для подростков без
глубинной склонности к созерцательной жизни. Парни изучают в них ритуалы так, как
призывники в армии проходят курс молодого бойца. Детей ни в коем случае нельзя
принуждать к таким занятиям, ведь мы не стали бы, например, требовать от них участия в
половом акте. Не менее абсурдно также считать себя ребенком и заставлять себя созерцать
на том основании, что это полезно для тебя. Ведь польза от созерцания — в созерцании, а
не в результате, которого с его помощью можно достичь.

И хотя существуют традиционные разновидности ритуала созерцания, нет раз и

навсегда установленного способа его проведения. Тем не менее опыт подсказывает, что
при этом удобно сидеть, как Будда, — со скрещенными ногами или в позе лотоса. При
этом спину следует без напряжения поддерживать вертикальной, а вдох и выдох должны
следовать друг за другом без сознательного вмешательства, словно воздух не
выталкивается и втягивается, а сам выходит из груди и возвращается в нее обратно.

Развивая эту идею дальше, можно сказать, что не следует специально

прислушиваться к окружающим звукам — нужно просто слышать, как они возникают из
тишины, и не прилагать никаких усилий для того, чтобы локализовать или
идентифицировать их. Подобно этому не следует особо обращать внимание на свет, цвет и
форму, которые играют в глазах, а лишь осознавать, как они каждое мгновение рождаются
из пустоты. Так же нужно обращаться и с мыслями — поэтому, если они появляются,
просто наблюдай за ними без комментариев. При этом ты будешь «слышать» их так, как
человек слышит щебет птиц на крыше.

Когда медленный ритм дыхания установился, очень приятно позволить голосу с

каждым вдохом произносить звук ОМ или мантру Ом-а-хум, слушая, как она вибрирует.
Читать мантру можно под аккомпанемент гонга, которому дают возможность звучать, пока
его звук не растворится среди прочих звуков. Существует много слов, которые можно
использовать для такого ритуала воспевания. Можно произносить не только единичные
протяжные звуки, но и целые ритмические фразы, такие, например, как широко известная
мантра Хари Кришна. Здесь важен не смысл слов, а их звучание. Внимательно ощущай
движения груди и губ и непосредственно чувствуй фундаментальную жизненную
энергию, проистекающую из пустоты.
 Возможно, в ходе созерцания возникнут видения или экстатические состояния
сознания. В этом случае возникает естественное желание рассматривать их как цель
созерцания. Однако попытки продлить эти ощущения или повторить их, когда они
померкнут, подобны напряжению мышц лица, чтобы лучше видеть. Такие усилия не
приводят к требуемому результату, а лишь нарушают естественное течение жизни в
настоящем. Во время созерцания может также возникнуть странная чувствительность к
невысказанным мыслям и намерениям окружающих, могут проявиться поразительные
интеллектуальные способности или ярко вспомниться давно минувшие события, однако
эти феномены не должны рассматриваться в качестве свидетельств «прогресса», потому
что подлинное созерцание прекращается, как только появляется стремление к результату.
Искушения такого рода преследуют ритуальную медитацию так же, как, скажем, и игру на
музыкальном инструменте. Ведь можно исполнять музыку и не получать при этом
удовольствия — так происходит, например, когда человек пытается превзойти себя или
соревнуется с кем-то за вознаграждение.

Если человек уделяет слишком много времени созерцанию, у него может развиться
пассивное отношение к жизни и создаться впечатление, что он выпадет из вечного
настоящего, занимаясь делами, которые требуют приложения напряженных усилий. Дело в
том, что вследствие напряжения мышц во время пристального разглядывания,
внимательного вслушивания и приложения волевых усилий, которое воспринимается как
свидетельство присутствия эго, у человека создается впечатление, что такие привычные
физические действия, как бег, поднимание тяжестей и перенос предметов, не могут
случаться «сами по себе». Забавно, что так происходит, например, когда человек пытается
бежать, прилагая особые усилия, чтобы начать движение, в результате чего создается
впечатление, что решение бежать — прямое свидетельство активности и потенциальных
возможностей эго. С раннего детства мы привыкли делать напряженный вид, совершая
энергичные действия. Однако усилия, которые прилагаются для того, чтобы начать
прилагать усилия, не просто не нужны. Они приводят к неестественному использованию
мышечной энергии, а значит, препятствуют сами себе, то есть, являются усилиями против
усилий. Ситуация напоминает напряжение трицепса против бицепса, когда человека что-
то тянет на себя. Когда это избыточное усилие прекращается, оказывается, что решение
что-либо сделать, равно как и следующие за ним физические действия, случается сами по
себе, как и все остальное.

Очевидно, что свободные действия не совершаются неким абстрактным «я». Они

являются результатом деятельности всего организма в целом, как рост мозга и
переваривание пищи. Свободные действия сопровождаются сознательным мышлением
лишь тогда, когда оно является подходящим инструментом. Тот, кто отделяет организм от
остальной вселенной и считает его «обусловленным» внешними факторами или
«отвечающим» на внешние воздействия, возможно, назовет такие действия биологически
или физиологически «детерминированными». Между тем система индивид-и-вселенная не
имеет внешних или внутренних составляющих. Мы вправе считать, что
жизнедеятельность индивида зависит от естественных процессов лишь тогда, когда он
выступает в отрыве от мира контекста, как нечто находящееся в своем окружении, а не
составляющее с ним единого целого. Законы и сознательные ограничения необходимы
человеку только тогда, когда, вследствие подверженности иллюзии отдельности, он теряет
контакт с мудростью своего организма и чувствует себя чужим в своем окружении.
Очевидно, что свободные действия, вырастающие из мудрости организма, не следует
путать с фальшивой спонтанностью поступков, которые задуманы вопреки естественному
порядку и законам общества. Теми, кто бросает вызов общественным порядкам, тоже
движут социальные условности. В былые времена сведения, касающиеся практики
созерцания, считались эзотерическими, или — в Западной терминологии — еретическими.
Однако не всякая ересь таила в себе тайну подлинного созерцания, а путь созерцания
становился ересью всякий раз, когда предпринимались попытки описать его содержание.
Говоря языком религии, можно сказать, что для созерцателя существует только Бог и
ничего, кроме Бога. По очевидным причинам такая доктрина не могла быть принята ни
духовенством, ни представителями власти. Ведь, с одной стороны, когда люди
подвергаются эксплуатации и притеснениям, важно внушить им рабскую психологию. А с
другой, когда люди алчны и корыстны, сама идея о том, что «все есть Бог», а добро и зло
«полярны», может быть использована для оправдания преступных действий. Так,
правительство запрещает исследования психоделических веществ, чтобы незрелые и
полуцивилизованные индивиды не осквернили своим неведением великих духовных тайн.
Кому приятно смотреть, как благородными винами упиваются до потери человеческого
облика?

Таким образом, ощущение тварности человека и страха перед Богом основывается

на иллюзорном представлении о том, что отдельное эго, или личность, является реальным
индивидом. Политическим лидерам тоже выгодно, чтобы люди не осознавали полярности
жизни и смерти и поэтому боялись хотя бы смерти, если не Бога. Но когда
распространители иллюзии становятся ее первыми жертвами, они ищут для себя как
личностей возможностей, которыми они уже обладали, будучи Богом, но о которых
впоследствии забыли. В погоне за всемогуществом люди прибегают к помощи грубой
мудрости, которую можно выразить с помощью последовательности знаков, слов или
цифр. Они пытаются втиснуть в нее нелинейный и невообразимо сложный мир. Подобно
тому, как личность, линейное подобие человека, заменило для нас реального индивида,
линейное понимание мира — с которым имеет дело линейная мудрость —
воспринимается нами как мир реальный. В этом случае реальное живое окружение
человека удается согласовать с требованиями линейной мудрости только путем насилия и
беспощадного упрощения, упорядочивания, уплощения и упаковки в четко определенные
категории. Тем самым, сбалансированные пропорции и взаимосвязи в природе
нарушаются в ущерб не только птицам, зверям и растениям, но и нелинейному мозгу и
телу самого человека. В такой ситуации необходимо пойти на риск и заявить во
всеуслышание об иллюзии личности и ее последствиях, делая тем самым эзотерическое
общеизвестным.

Итак, в ходе созерцания человек открывает, что он неотделим от всего космоса в

его положительных и отрицательных аспектах, в его появлениях и исчезновениях.
Поэтому астрономия и физика являются попытками теоретически описать доступные
наблюдениям измерения нашего естества. Ведь мы не являемся второстепенными
частями всей этой системы, но вся система в целом является нами в глубинном и
единственно верном смысле. Обычно на уровне обыденных дел и эмоций мы видим это
поверхностно — только в своих мыслях. Между тем в созерцании единство человека и
мира так же реально и самоочевидно, как дыхание. Созерцание дает возможность
взглянуть на обыденную жизнь в истинном свете — sub specie aeternitatis[9] — в
противовес обычной близорукости сознательного внимания, увлеченного примитивными
теориями и мелочными играми.

Природа — то есть наша истинная сущность — прекращает нашу вовлеченность в

сознательное преображение мира, доводя размах используемых технических средств до
колоссальных, доселе невиданных масштабов. Подкрепленные открытиями современной
науки, наши устремления быстро достигли уровня абсурдности и поставили на грань
катастрофы все человечество, в результате чего их внутренние противоречия стали
очевидными для всех. Ведь мы постоянно пытаемся достичь невозможного — иметь
только положительное без отрицательного — и при этом действуем вопреки принципам
электричества, на котором зиждется сама наша технология. Однако наша цель так же
иллюзорна, как и эго, стремящееся к ним.

Поэтому, когда мы понимаем, что цель недостижима, приходит время разоблачить

эго, которое само по себе есть persona — маска, скрывающая великолепие нашего
Подлинного Лица. Когда наступает весна, прорезываются сквозь шелуху и распускаются
почки, устремляются к солнечному свету зеленые побеги растений и покидают яичную
скорлупу птенцы. Когда же появляется трещина в Космическом Яйце, вот-вот должен
родиться Будда.

Восторг бытия/небытия
1 сентября 1971 года

Недавно я познакомился с книгой Дж Спенсера Брауна «Законы формы» (G Spencer

Brown «Laws of Form»), и должен отметить, что хотя скромность и не позволила автору
использовать в названии определеними артикль the, несомненно, эта работа является
самым замечательным достижением западной философии со времен «Логико-
философского трактата» Людви1а Виттгенштейна (Wittgenstein «Tractatus») Я не
собираюсь делать в этом ксе обзор книги Брауна, но использую ее идеи в качестве
отправной точки для дальнейших рассуждении Между тем следует признать, что этот
небольшой философский труд может быть назван подходом к мистическому опыту с
помощью математической логики, поскольку он даст прекрасный пример утонченных
рассуждении, которые проливают свет на глубинные истоки нашего мышления

Спенсер Браун объяснясь что любая вселенная (universe) является «одним

оборотом» (one turn) — от латинских слов ипi (один) и vertere (вращать) Сейчас пришло
время твоего оборота У тебя в распоряжении только одна жизнь Гуляй Емеля — твоя
неделя'

Однако любая вселенная начинается с разграничения Ты можешь провести грань

где угодно, но где то ты все же дол жен ее провести Стоит тебе однажды сделать это, и ты
становишься па путь, на котором возможностей для выбора у тебя с каждым днем
становится все меньше. Когда ты был зачат и родился, ты стал кем-то одним. Между тем
мы не можем понять смысл единицы, если не знаем, что такое нуль. Таким образом
единица и нуль возникают вместе и становятся первым разграничением. Можно сказать,
что прежде, чем появилась единица, был нуль, но мы никогда не узнали бы об этом, если
бы не возникла единица. Но как она возникла из нуля? Как Бог сотворил вселенную из
пустоты? Чтобы понять это, тебе нужно сделать два оборота вместо одного, ты должен
научиться поворачиваться не только налево и направо, но и вглубь себя, дабы увидеть, что
находится за твоими собственными глазами.

Это напоминает старинную притчу о трех желаниях. Когда загадываешь желание,

будь внимателен — оно может сбыться. Поскольку ты не знаешь, что тебе действительно
нужно, можешь не сомневаться — второе желание ты используешь для того, чтобы
отменить первое. Ведь чего бы ты ни пожелал, ты обязательно пожалеешь о
непредсказуемых последствиях чудесного осуществления своего желания, когда увидишь,
как оно отразилось на развитии событий. Вопрос, который напоминает дзэнский коан,
состоит в том, что делать с третьим желанием. Мы еще вернемся к нему в ходе наших
рассуждений.
 Спенсер Браун доказывает, что система, которая может наблюдать себя, никогда не
может наблюдать себя целиком, и поэтому, если наши телескопы становятся все более
мощными, вселенная неизбежно должна расширяться. Если я есть неотъемлемая часть
вселенной, если физические законы, управляющие процессами в моем теле, в точности
такие же, как и в других местах космоса, тогда я так же связан с внешним миром, как и с
той частью тела, которую могу видеть. Без зеркала я не могу видеть свою спину и голову.
С помощью зеркал я не могу видеть свой мозг, и даже если, подобно нейрохирургу, я буду
изучать мозг другого человека, я не смогу наблюдать свой собственный мозг во время этих
экспериментов. Выхода из этой ситуации не существует, но у нее есть одно удивительное
следствие, мимо которого невозможно пройти.

Ты сам есть вселенная, которую ты наблюдаешь. Когда ты любишь/ненавидишь

других, в действительности ты стремишься объять себя. Я предоставляю тебе, читатель,
возможность самостоятельно совершить это великолепное путешествие — восстановить и
изучить связь между разочарованием и его неожиданными последствиями. Здесь я лишь
укажу, что грань твоего естества, которая не может быть увидена, не является идеей,
представлением и мнением о себе.

Итак, первое разграничение состоит в противопоставлении чего-то и ничто (или 0 и

1). Речь идет о полярности инь (отрицательного начала) и ян (положительного начала),
которая впервые была описана в «Книге перемен»-. Прочтя эту книгу в латинском
переводе, Лейбниц выразил идею о том, что все числа можно представить в виде
последовательностей нулей и единиц, так что для 1, 2, 3, 4 и 5 мы имеем 001, 010, 011, 100
и 101. Такое представление чисел в ниши дни широко используется для представления
информации в компьютерах.

Таким образом, практически любые сведения без труда могут быть представлены с
помощью нулей и единиц. Подобно тому, как сигнал, принимаемый цветным телевизором,
есть не что иное как последовательность импульсов, вся информация в нашей нервной
системе может быть выражена с помощью последовательности состояний нейронов,
которые либо передают сигнал, либо не передают его. Идея такого представления сразу же
становится понятной, если посмотреть на черно-белую фотографию, на которой
изображение построено с помощью одинаковых по размеру небольших точек краски и
крохотных промежутков между ними.

Система чередования нулей и единиц может служить своеобразным языком, с

помощью которого компьютеру можно сообщить, какой из четырех различных цветов
нужно взять для печати каждой конкретной точки. Очевидно, что на таком языке цветные
изображения, а также другие ощущения и идеи могут быть переданы
последовательностями сигналов (ян) и промежутков между ними (инь), например, на
магнитной ленте. Такую магнитную ленту можно затем использовать для управления
лазерным лучом, который будет вырезать из пластиковой болванки трехмерный образ.
Напрашивается вопрос: если с помощью достаточно сложных технических средств мы
можем представить все известное на языке двоичного кода — с помощью наличия и
отсутствия сигналов — может быть, тем самым мы лишь воспроизводим то, что всегда
происходило в мире и продолжается сейчас?

Тот же самый вопрос, как это ни странно, можно задать и в совершенно ином виде:
когда мы достигнем полного контроля над событиями, происходящими в мире, не
обнаружим ли мы, к собственному удивлению, что нечто подобное присутствовало с
самого начала?
 Кроме того, такое открытие даст нам понять, что все события, которые мы раньше
считали внешними и независимыми от нашей воли, в действительности являются нашим
собственным поведением. То же самое можно сказать и по-другому: если мы говорим, что
событие должно неизбежно случиться, мы тем самым неявно утверждаем, что сами
совершаем его. Последовательный во всех отношениях фаталист должен в своих
рассуждениях прийти к выводу, что он — Бог и поэтому обладает полной свободой воли.
Тот же принцип являет ветка, которая сгибается, чтобы не сломаться, и человек, который
уступает, чтобы победить. Кальвинисты (то есть пресвитерианцы, верящие в
предопределение) и мусульмане не прочувствовали свои идеи до конца. Они утверждают,
что все происходит по воле Бога, но продолжают при этом считать себя отдельными
субъектами, которые тем не менее подчинены этой воле. Таким образом, они являются
довольно активным и агрессивными людьми, и поскольку они рассматривают себя
марионетками этой воли, их энергия зачастую устремляется в сторону сепаратизма,
враждебности и стремления доказать свою исключительность.

Ведь если ты подчиняешься Богу вопреки своим желаниям, ты будешь втайне

ненавидеть его и неизбежно проявишь свою ненависть в отношениях с людьми. Но в
исламской среде есть и «еретики», которых называют суфиями и которые знают, что не
существует личности, которая может уступать или противиться Богу. Они убедились, что
существует только один Бог-Аллах, имя которого напоминает игру слов: All... Ah!. Итак,
суфии говорят: «Нет божества, кроме Него, равно как и нет можества[10] кроме воли
Его». Поэтому не удивительно, что суфии олицетворяют другую сторону мусульманства
— не скучный Коран с его воинственными пророчествами, а музыку, танец, арабески и все
то, для чего характерна атмосфера праздничности.

Давай теперь предположим, что внезапно на тебя низошло постижение, что у тебя
нет личности, находящейся в стороне от сферы бытия/небытия и существующей
независимо от нее. (Точно так же, как мы включаем во вселенную наряду с единицей и
нуль, мы должны включить в нее наряду с жизнью и смерть, ведь как бы ты знал, что
живешь, если бы ты никогда раньше не был мертв?) Это постижение одновременно
волнует и пугает — ты чувствуешь себя так, будто только что начал жить и провел первое
разграничение, решив стать кем-то. Вот как Спенсер Браун описывает это состояние:

«Кожа живого организма отделяет внешнее от внутреннего. Внимательно

прослеживая в себе процесс этого размежевания, мы можем восстановить с точностью и
полнотой, которые приводят нас в благоговейный трепет, первичные формы, лежащие в
основе лингвистических, математических, физических и биологических представлений.
При этом мы видим, что привычные законы описания нашего жизненного опыта
детерминированы исходным размежеванием. Само это размежевание постоянно
присутствует в нашем восприятии — даже если мы его не осознаем — как наша первая
попытка провести различие между независимыми вещами в мире, где изначально границы
могли быть установлены произвольно. На этом этапе вселенную нельзя отличить от того,
как мы действуем в ней, а мир может показаться подобным зыбучему песку под ногами».

Подобно этому, когда ты слышишь запись собственного голоса, который

воспроизводится с запаздыванием в несколько секунд, тебе кажется, парень, который
передразнивает тебя, вот-вот продолжит говорить дальше. Ведь мы привыкли считать и
чувствовать, что мир состоит из чего-то или кого-то, отличного от нас самих, и поэтому
переживание, при котором «Вселенную нельзя отличить от того, как мы действуем в ней»,
может показаться довольно неприятным[11]
 Культурные традиции, которые возникли на почве иудейской, христианской и
мусульманской религий, основаны на этом страхе «Страх пред Господом — начало
мудрости» Есть люди, которые хотят, чтобы их тащили вперед, тогда как они при этом
будут смотреть не перед собой, а в зеркальце заднего обзора — ведь чему еще можно
уподобить слепое следование заповедям предков' Поэтому в среде таких людей
постижение того, что вселенную нельзя отличить от того, как мы действуем в ней,
является величайшим табу, грехом и святотатством Они не могут даже представить себе,
что любой человек является таким же воплощением Бога, как Иисус, Ка-бир или Рамана
Махарши Однако подобное постижение приходит так же естественно, как пробуждение
после ночного сна, и, по мнению Спенсера Брауна, «относится к открытиям, которые,
будучи сделанными один раз, кажутся чрезвычайно простыми и очевидными
Впоследствии все люди в глазах открывателя выглядят глупыми (foolish), поскольку живут
и не замечают этого да и сам он недоумевает, как раньше мог не видеть очевидного Люди
склонны забывать что для символического изображения мира в зародышевом состоянии
(то есть до его возникновения) в древности использовался образ шута (fool) и что
шутовство (foolishness) есть божественное состояние, которое не дает оснований ни для
стыда ни для гордости»

Вот почему в буддистской культурной среде Дальнего Востока можно встретить

популярный образ Будды в виде тучного бродяги Хотэя, бесцельно скитающегося по
стране и таскающего с собой большой мешок с безделушками, которые он раздает детям
(Предание гласит, что в конце династии Тан был такой чудаковатый дзэнский священник В
Америке и в Китайской Народной Республике XX века его бы задержали как
беспризорного сумасшедшего и отправили бы в психиатрическую клинику.) Хотэй знает,
каким должно быть третье желание, — оно должно быть желанием 'ничего больше не
желать.

И действительно, когда ты видишь, что вселенную нельзя отличить от того, как ты

действуешь в ней, для тебя больше не существует предопределения и свободы воли, «я» и
не-«я». Для тебя в мире присутствует лишь одно всеобъемлющее Происходящее, в
котором ощущение, что твой организм сейчас живет, имеет место так же естественно, как
течет река, а далеко в пространстве сияют звезды. При этом перед тобой не стоит вопрос о
том, подчиняться этому Происходящему или нет, принимать его и следовать вместе с ним
или не делать этого. Ведь теперь все, что ты ощущаешь в себе и в качестве себя,
неотличимо от Происходящего. Думать о подчинении или неподчинении Ему означает
отделять себя от Него и накапливать в себе отрицательную и агрессивную энергию.
Вечное Происходящее можно назвать Богом, Дао, или просто Вот-это-да! Можешь даже
думать о Нем как о сознательном существе, но если ты делаешь так, пожалуйста, не
вменяй ему в обязанность постоянно выслушивать потоки лести, извинений, прошений,
завываний и славословных гимнов. Св. Павел распорядился, чтобы женщины молчали в
церкви, но сам при этом молился непрестанно. Если бы ты был Иисусом, разве ты не
сказал бы ему: «Не мог бы ты немножко помолчать?»

Люди всегда боялись отказаться от представления о собственной отделенности и

подчиненности Богу, потому что опасались подорвать моральные устои общества. Однако
мы не располагаем доказательствами того, что монотеисты обращаются друг с другом
лучше, чем пантеисты. Если у нас и есть какие-то свидетельства, то они говорят как раз об
обратном — ведь люди, которые видят в законах мироздания последовательность военных
команд, оказываются несносными воителями и империалистами. Они вечно наказывают и
наставляют других для своего же собственного блага, при этом обдирая их до нитки. Не
смотря на то, что Россия и Китай кичатся своим атеизмом, они являются теократическими
государствами с иконами, священными писаниями и инквизицией — с тем лишь
отличием, что их иконы представляют собой громадные и уродливые фотографии, а не
изысканные художественные полотна, украшенные позолотой и драгоценными камнями.

Чтобы человек обладал достоинством, был уравновешенным и благоразумным

членом общества — напоминал исполинское дерево, грациозного льва или необъятную
галактику, — он должен понять и почувствовать, что составляет нерасторжимое целое со
всем Происходящим и что его индивидуальный организм является одним из
многочисленных жестов этого Происходящего. Раньше я упоминал, что часть тебя,
которую ты не можешь наблюдать как объект, не является идеей, образом или мнением о
себе, которое ты разделял в прошлом или сможешь сформулировать в будущем. Вот
почему Моисей и Магомет подспудно понимали, что человек не должен создавать образы
Бога. Подобно чистейшему кристаллу или линзе, пустота дает возможность проявиться
форме, и поэтому пространство — которое человек воспринимает, но не может
представить в виде образа — дает самое лучшее представление о Боге и о состоянии
сознания, в котором человек постигает свою невидимую часть.

Постижение Происходящего имеет любопытные следствия. Так же как

прозрачность и пустота придают ясность и отчетливость форме, я обнаруживаю, что чем
глубже я осознаю свою неотделимость от мира — и убеждаюсь, что это осознание не
может быть иллюзией, — тем больше я начинаю ценить систематические занятия и
формальные методики. Когда убеждаешься, что никому ничего не должен, почему-то
чувствуешь себя свободным делать все с любовью и на совесть. Если ты действительно не
проводишь грани между вселенной и своими действиями в ней, то, даже общаясь с
другими людьми, ты имеешь дело с собой и при этом приобретаешь какое-то возвышенное
чувство ответственности. И когда нам удастся развить (или взрастить) в себе дар чуткости
и сострадания, который не имеет ничего общего с озабоченной обеспокоенностью, мы
получим возможность жить без Государства, как уже сейчас учимся обходиться без
Церкви.

Протогенезис
Семь тайных изречений Бога

1. Еще до того, как «в начале сотворил Бог небо и землю, и земля была безвидна
и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою» (Быт 1 1-2), Бог
молвил Я ЕСМЬ СУЩИЙ (Иск 3, 14), и стало так

2. Все еще пребывая в вечности, которая не линейна и не последовательна и в

которой все происходит во вневременном настоящем, Бог молвил ГДЕ-НИБУДЬ
ДОЛЖНО ПРОВЕСТИ ЧЕРТУ, и черта была проведена

3. Однако это была не мерзкая прямая линия и не плоская стена, ибо Бог затем
молвил ДА БУДЕТ КРУГ,[12] и тотчас возник шар, по образу и подобию
которого были созданы звезды и планеты

4. И тогда молвил Бог ДА БУДЕТ У ВСЕГО ДВЕ СТОРОНЫ и стало у всего две
грани — внешняя и внутренняя, объектная и пространственная истинная и
ложная, взятая и оставленная, ибо говорится в писании «Одна берется а другая
оставляется» (Матф 24 41)
 5. И молвил Бог ВСЕ ДОЛЖНО ПРОИСХОДИТЬ ВО ВРЕМЕНИ, и тотчас
возникло время прошлое, настоящее и будущее, ибо паче говорится в писании
«Так было прежде есть сейчас и пребудет вечно, во веки веков Аминь» (Lit St
John Chrys )

6. И еще молвил Бог ПУСТЬ ВСЕ ОБЛАЧИТСЯ В ПРОСТРАНСТВО, и стало

так что наряду с этим-и-тем а также сейчас и-тогда возникло здесь-и-там

7. И воззрился Бог на «прочное сие основание» (Hymn 564) и молвил про себя
СПРЯЧЬСЯ, и вот теперь есть ты.

[1] Приведем здесь перевод стихотворения Цзя Дао, выполненный В. Алексеевым и

опубликованный в книге "Поэзия эпохи Тан", Москва 1987, стр. 387:

Ищу отшельника, не застаю

Под соснами где-то спрошу о нем ученика. Он скажет: учитель ушел собирать снадобья.

Он здесь пребывает, на этой самой горе. Но тучи глубоки, и где он — я так и не знаю.

— (прим. перев.).

[2] От англ, to litter — засорять — (прим. перев.).

[3] Интересно отметить, что в английском языке слова «I» "(я) и «eye» (глаз) произносятся
одинаково. Это с одной стороны толкает на философские размышления, а с другой — дает
возможность использовать эту особенность звучания как игру слов. Так, например, в
сонете № 104 Вильяма Шекспира есть строки:

То те, fair friend, you never shell be old,

For as you were when first your eye I eyed,

Such seems your beauty still...

которые в переводе Маршака звучат так:

Не нахожу я времени примет

В твоих чертах. С тех пор когда впервые

Тебя я встретил... — (прим, перев).

[4] Буквально: «falls in love» — падает в любовь. — (прим перев )

[5] Упоминание о пчелах кому-то может показаться неуместным, но я хочу обратить
внимание читателя на то, что они живут в шестиричном, а не четверичном мире. Между
тем именно гексагональную структуру принимают образования пузырьков пены и
камешков, собранные вместе под действием силы тяжести. Отсюда следует, как указывал
Бакминистер Филлер, что двенадцатиричная (12 = 2-х 6) система счисления ближе к
природе, чем деся тичная. Дело в том, что 12 делится как на 2, так и на 3, тогда как 10
делится только на 2. В конце концов мы используем двенадцатиричную систему для
измерения кругов, сфер и времени и тем самым сглаживаем углы, которые возникают при
пользовании метрами. Двенадцатиричный мир намного лучше десятичного.

[6] Кулебяки с рубленной телятиной (фр.) — (прим перев.)

[7] Звук и предвечная пустота (лат.)

[8] «Уток» — поперечные нити в ткани, «основа» — продольные.

[9] Под срезом вечности (лат.) — (прим. перев.)

[10] Слово образовано он глагола «мочь». — (прим. перев.)

[11] Именно это ощущение приводит в ужас тех, кто преждевременно про ходит через
переживание космического сознания используя ЛСД-25 и другие психоделические
вещества без должной теоретической подготовки

[12] Фразу HAVE A BALL (Здесь ДА БУДЕТ КРУГ) можно перевести и по-другому с
учетом слэнгового оборота to have a ball - приятно проводить время, кутить спать (с кем-
либо) — (прим перев )