Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
категории медиадискурса
Posted March 4th, 2011 by Editor
Natalia A. Kuzmina
Professor, Doctor of Philology, Head of the Department of stylistics and the language of mass
communication, Faculty of Philology, Omsk State University, natalya_kuzmina@mail.ru
Аннотация
Предлагается разграничивать две когнитивные категории: интертекстуальность и
прецедентность. Интертекстуальность – транслируемый код культуры как системы
традиционных для человечества ценностей материального и духовного характера,
прецедентность – явление жизни, которое может стать или не стать фактом
культуры. Соответственно специфика медиадискурса связана более с прецедентностью,
чем с интертекстуальностью, и именно прецедентные тексты выступают как «тексты
влияния» в современном социуме. Анализируются типовые когнитивные механизмы
обработки прецедентного знака в современном медиатексте.
Abstracts
It is proposed to distinguish between two cognitive categories: intertextuality and precedent.
Intertextuality – is a broadcast code of culture as a system of traditional human material and
spiritual values, precedent - the phenomenon of life, which may or may not become a fact of
culture. Accordingly, specificity of media discourse is associated more with the precedent than
with intertextuality, and such texts serve as «texts of influence» in modern society. Are analyzed
typical cognitive mechanisms of processing of precedents in the modern media text.
Вместе с тем существуют также тексты влияния в границах социума, выходящие за рамки
узкой референтной группы и имеющие адресатом массового читателя. Ведущее место
среди них занимают тексты СМИ и реклама. По данным наших экспериментов, в
интертекстуальном тезаурусе молодого человека доля прецедентных феноменов,
полученных посредством СМИ и рекламы, составляет 45%, тогда как пришедших из
художественной литературы только 34%. Если учесть афоризмы и библеизмы, которые
чаще всего проникают в индивидуальную когнитивную систему через СМИ (а их
примерно 17,5%), то общая картина станет еще более убедительной. (Для сравнения
приведем результаты социологических опросов Л.Ю. Федоровой: источником
интериоризации прецедентных феноменов культуры для 41% современного студенчества
являются СМИ; для 23% – поп-культура, для 18% – массовая культура6).
НКРЯ свидетельствует: несмотря на то, что передача существовала только в 2001-2002 гг.
и пик активности этого социального феномена пройден, жизнь слова в языке еще
некоторое время продолжается: «Шоу “За стеклом” по-алтайски. В барнаульской
поликлинике успешно делают “несовместимое со службой” плоскостопие»
(Комсомольская правда. 2007. Окт., 30); «…живут, как в шоу “За стеклом”»
(Комсомольская правда. 2007. Ноябрь, 16); «Кстати , “ за стеклом” оказался и писатель
Захар Прилепин, совсем недавно побывавший на встрече молодых авторов с президентом
России» (Труд-7. 2007. Март, 27 ); « Наша актерская жизнь – это хроническое шоу “ За
стеклом”, довольно жесткое и беспощадное» (Комсомольская правда. 2007. Апр., 6 ).
Если исключить такие слова, как ель, конечно, ребятенок, становиться, которые
относятся к области статистической погрешности, то остальные представляют собой или
названия произведений (выстрел, метель), или ключевые слова из них (гость –
«Каменный гость», оковы – «тяжкие падут, темницы рухнут…»; памятник – «Я
памятник себе воздвиг нерукотворный», повеса – «Так думал молодой повеса…», наук –
возможно, «Наука страсти нежной» или «Что знал он тверже всех наук» из «Евгения
Онегина»), или некие общие характеристики, коммуникативные фрагменты (по
Б.М. Гапарову) – великий (не вполне понятно, почему в РАС не попало поэт:
ассоциативная связь поэт → Пушкин в русском национальном сознании столь же
привычна, как река → Волга, птица → воробей).
Если сравнить с этими реакциями то, как осмысливается имя Пушкин в русской поэзии
ХХ в.16 , разница между интертекстуальным тезаурусом носителей массовой и элитарной
речевой культуры будет весьма впечатляющей.