Открыть Электронные книги
Категории
Открыть Аудиокниги
Категории
Открыть Журналы
Категории
Открыть Документы
Категории
О.А. Омельченко
УЧЕБНИК
Том 1
МОСКВА
2000
ББК67.3
Рецензенты:
Омельченко О.А.
Всеобщая история государства и права: Учебник в 2 т. Издание третье, исправленное. Т. 1–М.: ТОН –
Остожье, 2000. – 528 с.
ISBN 5-86095-221-Х
Третье издание авторского учебника подготовлено в соответствии с действующей программой учебного курса «Всеобщая
история государства и права» («История государства и права зарубежных стран»). В основу учебника положены лекционные
курсы, читавшиеся автором в ведущих отечественных вузах; при этом учтена специфика построения подобных курсов в ряде
европейских университетов. Учебный материал изложен в книге исчерпывающе, при этом наряду с сохраненной
традиционной страноведческой схемой введены комплексные темы, охватывающие многие страны и народы и посвященные
всемирно значимым явлениям истории государства и права. По сравнению с первым, настоящее издание дополнено рядом
новых разделов, а также снабжено указателем имен.
В первом томе рассматривается история государства и права Древнего Востока, античного мира и средневековья.
Для студентов, аспирантов, преподавателей юридических и исторических специальностей вузов.
ISBN 5-86095-221-X
ББК 67.3
© О.А. Омельченко, 1998
© О.А. Омельченко, 1999
© О.А. Омельченко, 2000
2
ПРЕДИСЛОВИЕ
3
правовой культуры, в которой сегодня протекает профессиональная юридическая деятельность.
Традиционно Всеобщая история государства и права изучается в вузах на первом году обучения. Это
и ставит некоторые трудности перед студентами, и создает дополнительные проблемы в учебнике.
Некоторые впервые встречающиеся понятия и определения, термины приходилось истолковывать более
описательно, чем строго юридически. Добавлены факты, имена и т. п., которые должны позволить
студентам взглянуть на историю права с культурно-исторической и культурно-юридической точки
зрения. Цитаты, иногда значительные по объему, должны познакомить с крупнейшими памятниками
права, политической мысли, юридической науки. Хотя в учебнике намеренно исключена всякая
двойственность в изложении учебных вопросов и разные точки научного воззрения на один и тот же
предмет – это не вызывается нуждами профессионального юридического образования.
Учебник направлен прежде всего к учебной, практической пользе. Это не занимательная книга для
чтения по истории права. Это и не самоучитель. В процессе освоения курса необходимы
самостоятельная работа с документами истории права, разъяснения и консультации преподавателя. Но
автор старался избежать нарочитой сложности и теоретичности в освещении предмета. Как и всякий
учебник, эта книга представляет до некоторой степени к о д и ф и к а ц и ю з н а н и я по предмету –
на данный момент и в данных обстоятельствах. Естественно, он напрямую зависит от тех научных
разработок, которые есть в современной науке истории права – по пристальном рассмотрении
оказавшейся весьма небогатой в ряде вопросов.
Во втором и третьем изданиях учебник дополнен §§ 73, 88-90; соответственно изменилась нумерация
параграфов раздела V-го. В текст ряда параграфов внесены терминологические уточнения, исправлены
замеченные опечатки и редакционные погрешности. Добавлен также указатель имен, встречающихся в
тексте.
ВВЕДЕНИЕ
4
Историю государства и права, имея в виду ее юридическую нацеленность, интересуют формы
реализации власти в обществе, административные учреждения и закрепляющие их полномочия и
принципы деятельности, правовые институты – словом, го суд а р с тво как
го суд а р с тве н н а я о р г а н и за ц и я в эвол ю ц и и е е ф о рм и п р и н ц и п о в
д е я т е л ь н о с т и . Конечно, стремясь установить социальные предпосылки изменений этих форм и
принципов, реальное их общественное содержание, социальные и исторические причины, повлиявшие
на эти изменения, история государства и права не может не соприкасаться с общей политической
историей (историей событий), с социальной историей, изучающей государственный быт и отношения
классов в обществе, – однако специальная задача истории государства и права всего этого прямо не
подразумевает и могла бы игнорировать эти условно посторонние связи, если бы в истории общества
возможно было отделить одни явления от других. К тому же специальная задача истории государства и
права важнее и в первом отношении: государство как историческая и территориальная форма возникает
в результате общественной деятельности государства как организации, как аппарата власти.
Вторая часть объекта изучения – право – едва ли не более сложна в ее определении. Достаточно
многогранного и общепринятого определения, что такое право в его роли в обществе, пожалуй, доныне
не сложилось. В обществе право предстает как совокупность правил (и общих принципов, и особых
конкретных норм), регулирующих особую сферу правовых отношений людей по поводу их
имущественных и неимущественных прав, причем воспроизводящихся в правоприменительной
практике государственных и других юридических учреждений, и как идеал, присутствующий в
общественном сознании в отношении этих правил и этой практики; кроме того, полагают
необходимым, чтобы право по своему содержанию воплощало общественно целесообразную и
разделяемую большинством меру нравственности. Из этой характеристики видно, как сложно разделить
подчас историю права с социальной историей, историей общественного быта, с историей культуры и, в
особенности, с историей идеологии и общественного сознания, одной из форм которого предстает и
право. Собственный, только ей присущий предмет научного внимания история государства и права
обретает, рассматривая право и государственную организацию в их исторических взаимодействиях.
Исторически государственная организация и право развиваются параллельно, каждая под
воздействием своих социальных факторов (хотя некоторые из них, например идеология, и совпадают).
Однако в общественной деятельности государство и право самым тесным образом переплетены и
обуславливают одно другое. Реализация государственной власти возможна только в виде принуждений,
запретов и разрешений – индивидуальных («по случаю») или превратившихся в традицию; это и есть
право. И в обратном отношении: для того чтобы установления права были действенными, чтобы его
требованиям люди подчинялись, в интересах общежития нередко даже против своей воли, необходима
особая организация, стоящая как бы над обществом, т. е. государство. Состояние государственной
организации, ее формы и принципы (монархия или республика, тоталитарное или либеральное
государство и т. д.) не могут не находить соответствия в принципах права своего времени (жесткая
регламентация или гражданская свобода и т.д.). Это соответствие форм государства и права в истории
составляет закономерность социальной жизни. Конкретное сочетание государственных институтов и
правовых форм в исторический период образует особую структуру, которую можно обозначить как
п р а в о - г о с у д а р с т в е н н ы й у к л а д . В этом укладе отражены и особенности цивилизации и
культуры народа в общем, и степень его социального развития, и ход политической истории. В изучении
качества, отдельных свойств и форм, направления и причин эволюции этих право-государственных
укладов в истории народа (а именно национальное государство в истории человечества стало основным
политическим объединением*) и состоит свой, специальный интерес истории государства и права.
* См.: Зиновьев А. А. Русский эксперимент. М. 1995. С. 292 - 293.
Историческое в праве.
Историческое начало, неразрывная связь с прошедшим своим состоянием, заключено в основном
свойстве права и юридических установлений. Задача права в обществе – обеспечить стабильное его
существование согласно однажды принятым правилам, поэтому право к о н с е р в а т и в н о по своей
сущности. Но та же общественная задача заставляет право меняться, приспосабливаться к новым
условиям жизни, приобретать новые черты, порой мало похожие на прежние его качества, иначе
функционировать, даже сохраняя свои неизменные формы. Понять закономерности и случайности
такого изменения и приспособления, уяснить все богатство содержания того или другого юридического
правила или института (например, собственности, преступления, наказания), иногда вообще установить
наличие в праве, создававшегося не один год, а десятилетиями или столетиями, этого правила или
института может только история права. Она – естественное продолжение общих приемов изучения
такого сложного, самостоятельного и в значительной степени независимого от других сторон
общественной жизни, о р г а н и ч е с к и (т.е. по собственным правилам и, может быть, даже законам)
р а з в и в а ю щ е г о с я явления как государство и право.
«С трех точек зрения исследует правоведение свой объект, – замечал один из видных правоведов и
историков права России начала XX в. Ф. В. Тарановский, – с точки зрения истории, догмы и политики
права. Эти три точки зрения вполне соответствуют естественному интересу человека к вечно текущей и
движущейся общественной жизни: человек стремится познать прошедшее для того, чтобы постигать и
направлять настоящее и прокладывать лучшие пути будущего». Чисто юридическими приемами можно
установить только значение правила (например, библейских нравственно-правовых заповедей «Не
убий!» или «Не укради!»). Но понять содержание правила и вытекающих из него требований для
поведения, запретов или дозволений, можно, лишь узнав, как в жизни применялось правило (скажем,
что нарушение его возможно и даже обыкновенно, но влечет наказание, или что наказание, хоть и
обязательно подразумевается, но далеко не всегда настигает виновного). Юридическое по цели изучение
становится историческим по содержанию и приемам.
Практически в любом из известных истории политико-правовых сообществ право и юридические
установления (институты) не возникли в какой-то один момент; даже революции, меняющие
политическую власть, не способны зараз переделать все в государственных традициях и в праве. В
большинстве же сообществ единовременно действуют правила и юридические традиции, применяются
юридические акты и законы, создававшиеся десятилетиями, даже веками. В таких случаях действующее
право сталкивается с необходимостью правильно понять, и с т о л к о в а т ь смысл давно принятого
документа. Поскольку, как точно отметил один из старых французских правоведов, «никакое
законодательство не дает полного объяснения относительно самого себя». История права становится
продолжением самого отвлеченного и самостоятельного юридического приема – истолкования права.
В еще большей степени пропитана историческим началом правоприменительная практика,
использование права государственными институтами и сообществом. Иногда сложившиеся приемы этой
практики настолько своеобразны, настолько обязаны своим возникновением обстоятельствам
минувшего времени, что юстиция продолжает формально следовать им, не особенно вдаваясь в смысл, и
любой неожиданный случай, казус, ставит применение права в тупик. Это в особенности относится к
уяснению права другой страны, другого народа, международных юридических институтов, с которыми
даже самому изолированному государству современности так или иначе приходится соприкасаться, а
для большинства современных государств представляет нормальное явление. Нередко замечают, что без
знания истории права даже компаративисты (специалисты по сравнительному изучению права разных
народов) не могут понять иностранные судебные решения*. В таких случаях «история права, соединяя
эпохи, делает актуальным прошлое» (X. Миттайс).
* Цвайгерт К., Кетц X. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права. М. 1995. С. 18–19.
Системы права.
Сравнительно-исторический метод позволил открыть в том числе некоторые устойчивые внутренние
взаимосвязи юридических институтов разных народов, характеризующихся общностью
цивилизационного и культурного развития. В этом состоял важный вклад истории в общую
юридическую науку. «Наука о праве, – замечал один из основателей современного исторического
правоведения французский ученый Р. Даррест, – сбивается с истинного пути, если предается одному
отвлеченному мышлению; она только видит, но не понимает, если ограничивается изучением одного
какого-нибудь законодательства... Полное понимание станет для нее доступным лишь тогда, когда ей
будет знаком каждый законодательный памятник, когда она сравнит их между собою и обнимет их во
всей своей совокупности. Только при помощи этого метода она будет в состоянии отличить во всяком
учреждении элемент безусловный, происходящий из самой природы человека и имеющий свое
основание в разуме, от элемента относительного, изменяющегося до бесконечности под влиянием
внешних условий».
Обобщая и поневоле упрощая безграничный материал всеобщей истории права, правоведение как
наука стало выделять наиболее типические правовые системы, существующие в современности, но
своей обособленностью и собственными внутренними качествами столько же обязанными вековой
истории права, как и специфической законодательной политике властей. Эти системы объединяют в
крупные правовые «семьи», которых относительно немного и которые уже более резко различаются в
своих принципах и юридических институтах*. Современное правоведение выделяет 7–8 таких «семей»,
сформировавшихся исторически:
* См.: Давид Р. Основные правовые системы современности. М. 1988.
9
§ 2. РАЗВИТИЕ ИСТОРИОГРАФИИ ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРИИ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА
Самый ранний интерес к историческим формам государства был политическим. Тот же Геродот (V в.
до н. э.) связал победы афинян над персами, причины которых он искал в «Истории», с их образом
правления и постоянной борьбой за собственное благо. Для Аристотеля (IV в. до н. э.) истинное
понимание государственного строя, конституции, возможно только через историю. Первая единая
концепция государственной истории появляется во «Всеобщей истории» древнегреческого писателя
Полибия (II в. до н. э.). Для него было ясным, что общий ход истории и культуры подчиняется в том
числе и эволюции форм государства. «Силой каких учреждений римляне покорили мир?» –
спрашивалось в его труде. Ответ получался непростым: народы вырабатывают свои моральные
ценности, эти ценности рождают стремления нации и ее силу, сила реализуется в учреждениях, которые
расцветают с силой народа и приходят в упадок вместе с ее исчерпанием; формы власти живут циклами
– от возвышения к упадку. Тогда же, почти современник Полибия, древнекитайский историк Сыма
Цянь (II в. до н. э.) трактовал государственные перемены иначе. Древнекитайская мысль не знала идеи
п р о г р е с с а и с т о р и и . Поэтому для Сыма Цяня формы правления меняются по тому, какое из
трех вековечных начал больше или меньше в них выражено: традиции легендарных мудрецов,
добродетельное законное правление или насильственная узурпация власти.
С утверждением в европейской культуре христианства на государство стали смотреть по-новому. Все
формы государства преходящи, они изменяются в том направлении, чтобы лучше выразить ценность
Христова правления – появляется и д е я х р и с т и а н с к о й м о н а р х и и как смысла истории.
Св. Иероним (IV в. н. э.), знаменитый писатель и проповедник, усмотрел в мировой истории жесткие
этапы на пути к всемирной монархии: 1) Вавилонское царство, 2) Персидская держава, 3) Империя
Александра Македонского, 4) Римская империя. Позднее признали, что Империя Карла Великого и,
наконец, Священная Римская империя германской нации, возникшие в Средние века, – следующие и,
возможно, заключительные этапы этого всеобщего пути государств.
С началом эпохи Возрождения такая чисто религиозная предначертанность всей эволюции
государств стала вызывать сомнения. Французский правовед и философ Ж. Боден (XVI в.) в трактате
«Шесть книг о государстве» (1576) связал изменения учреждений в государстве с тем, насколько его
формы следуют правильным, правовым представлениям, не сразу утверждающимся в истории.
Государство последовательно меняется от раздробленной, сеньориальной, монархии через тиранию к
законной монархии, которая становится благодетельной формой власти. Важность для государственных
перемен приверженности праву отмечал и английский правовед и философ Ф. Бэкон (XVII в.): если
учреждение перестает быть годным для целей его существования – т.е. для блага общества и
государства, – то оно излишне и ненормально в существе.
Возрождение с его вниманием к юриспруденции дало толчок появлению специальной истории права.
Под влиянием потребности в истолковании старых законов, особенно древнего римского права,
вошедшего в Средние века вновь в употребление в Европе, в XVI в. появляются специальные историко-
юридические исследования. По своим задачам они разделяются на (1) историю законов и (2) древности
права, где изучали учреждения, юридический быт с тем, чтобы понять, о чем идет речь в старом
законодательстве. Одним из первых таким историческим изучением классического римского права
занялся французский правовед Ж. Куяций (XVI в.).
К исходу XVII в. сложились предпосылки перерастания историко-юридических знаний в науку,
становление которой приходится на эпоху Просвещения.
10
Начало научной истории права и государства.
На исходе XVII в. немецкий философ Г. Лейбниц в трактате «Новый метод изучения и обучения
юриспруденции» (1667) сформулировал новые задачи общего изучения истории права: они заключаются
в общем разъяснении правового развития. Потому и по содержанию историография права может быть
различной: в н у т р е н н е й и с т о р и е й п р а в а (историей собственно юридических форм
одного или нескольких народов) и в н е ш н е й и с т о р и е й , помогающей уразуметь движение
права. Но что влияет на перемены в государстве и праве? – законченные для своего времени ответы на
этот вопрос, поставившие юридическую историю на основу науки, дала философско-политическая
мысль Просвещения.
Теоретики английского Просвещения (Дж.Харрингтон, А. Смит) полагали, что в истории формы
правления приспосабливаются к отношениям собственности, французский правовед и литератор Ш.
Монтескье в своем трактате «О духе законов» (1748), едва ли не самом знаменитом произведении
европейской правовой мысли, связал формы правления и законодательства с нравами народа, степенью
его просвещенности, с географическим положением: государств, гибнут, когда нравы в народе, в том
числе дух свободы, приходят в упадок. Эти рассуждения, хотя более философско-политического, чем
собственно исторического смысла, получили тогда европейское распространение.
Под влиянием концепций Монтескье и, возможно, не без полемики с ним появился труд, который
можно назвать собственно первым опытом всеобщей истории государства и права, – книга
малоизвестного французского историка А. Л. Гоке «О начале законов, искусств и науки у древних
народов» (в 3 т. 1758). Законы и правление, замечал он, – часть общей культуры народа, но едва ли не
самая важная, ибо они есть история человеческого разума. Древнейшее из видов правления –
монархическое: оно подобно родительской власти и потому же оно благое; деспотизм рождается со
стремлением к обширным империям. Для блага общества нужны нормы – так появляются законы (в
Египте, Вавилоне, Иудее, Греции – о чем шла речь в книге). Просвещение, переход к земледелию
усложняет право; но оно может и рушиться: «Всякое государство, где народ судит и решает, по сути
порочно».
Если Франция эпохи Просвещения отличалась более философским представлением о задачах
истории права, то в Германии того времени формировалась истинно ученая историография права. С
именем выдающегося юриста И. Я. Мозера, автора многочисленных трудов по конституции германских
государств от эпохи средневековья, связано рождение историч е с ко го
г о с у д а р с т в о в е д е н и я . С середины XVIII в. в германских университетах при занятиях
юриспруденцией стал обязательным курс истории права. Представители особой юридической научной
школы, названной геттингенской (по университету в Геттингене), выдвинули идею об обусловленности
правовых систем прошлого д у х о м в р е м е н и , т. е. особым сочетанием духовных и культурных
начал и политических стремлений. На перемены в государстве влиял реальный ход политической
истории, т. е. сам процесс ее, отмечал в «Новом опыте юридической энциклопедии» (1767) немецкий
правовед И. С. Пюттер.
В стремлении ученых и философов Просвещения объяснить все явления прошлых времен с позиций
некоего единого и неизменного Разума было, по сути, много неисторического. Это была история
условного прогресса (или, напротив, регресса) разума, но не реальная история. Реакцией на такое
представление стало формирование и с т о р и ч е с к о й ш к о л ы п р а в а .
Сравнительно-историческая школа.
Развитие в середине XIX в. науки социологии, а затем появление сравнительно-исторического метода
(см. § 1) изменили исследовательские задачи историографии всеобщей истории права. Правоведы и
историки стали искать общие пути развития правовых и государственных систем разных народов и
13
таким путем устанавливать общие закономерности перемен историко-юридических институтов.
Всеобщая история государства и права стала пониматься только как сравнительная история: то, что
одинаково у разных народов, – это предмет всеобщей истории права, то, что различно, –
узконациональной.
Из всеобщей истории права стали выделять особую историческую, сравнительную этнологию,
которая должна была установить происхождение государства и права у всех народов земли. Это
происхождение должно быть единым, потому что, как замечал один из основателей этого направления
немецкий историк и правовед А. Г. Пост в «Очерках по всеобщей сравнительной истории государства и
права» (1878), в самые различные эпохи у разных народов проявляется замечательное согласие в
юридических обычаях и институтах и по новым данным истории и этнографии «становится возможным
открыть общую историю развития человеческого права». Сравнительная история сделала важные
наблюдения не только о тождестве юридических институтов у разных народов в разное время, но и о
влиянии развития государства и права одних народов на другие, о возможном существовании когда-то
единого права и общего государственного строя у многих индоевропейских народов, позднее
распавшихся на отдельные системы. Примеры такого исследования всеобщей истории государства и
права дали работы известного английского правоведа и историка Г. Мэна, посвященные праву древних
народов и древнейшим формам государственности.
Большой вклад в сравнительно-исторические исследования права внесли также работы французского
правоведа Р. Дарреста. В его исследовании всеобщая история права включила в себя правовые системы
древней Скандинавии, славянских народов даже до XIX в., кавказских народов, Венгрии, Персии. По
его инициативе было начато издание общеевропейского по значению «Журнала истории французского и
зарубежного права», выходившего десятилетия.
Сравнительно-историческая школа, конечно, не исчерпывала всех направлений историко-правового
изучения во второй половине XIX – начале XX в., но она была определяющей в Европе. Классическая
юридическая школа исследования истории права также ознаменовалась важными новыми трудами и
концепциями. Знаменитый немецкий историк Т. Моммзен, помимо известной «Истории Рима» (в 4 т.),
опубликовал обширные собрания памятников римской истории, в том числе надписей, которые вводили
ученых в многовековую, не только литературную, но реально правовую жизнь древнего римского
общества. Его перу также принадлежат доныне классические труды по римскому государственному и
римскому уголовному праву. Своеобразием концепционного взгляда на историю государственных и
правовых институтов отличался труд О. Гирке по правовой истории германских народов. Согласно
общей идее, вся история права есть установление и развитие традиций «товарищественности», в
которой находят согласие и идея свободы личности, и интересы государства и общества. В трудах
европейски знаменитого германского правоведа Р. Иеринга на основе исследований тысячелетнего
взаимодействия римского права с правовыми системами других народов была раскритикована позиция
исторической школы права на развитие права как тихий и безмятежный процесс: за утверждение новых
правовых принципов, выделял Иеринг, идет настоящая политическая и идейная борьба. О влиянии на
развитие форм государства международных отношений, военного давления на страну в истории писал в
своих исследованиях О. Хинтце.
И первая, и вторая стадии полностью проходят в условиях неолита – примерно VIII – IV тыс. до н. э.
у разных народов Востока (или до I тыс. до н. э. у северных народов).
3-я стадия развития этнической общности – формирование экономически-социальной иерархии.
Неравенство, ставшее устойчивым, приводит к устойчиво неравному распределению продуктов
потребления внутри общности. На этой стадии в особенности становится очевидной главная функция
власти в коллективе – п е р е р а с п р е д е л е н и е п р о д у к т о в , произведенных или иначе
приобретенных всем коллективом. Если раньше лидер общности, присваивая все добытое родом, тут же
раздавал это обратно на пиру или главам отдельных семей, то теперь общественная власть отчуждает
часть добытого продукта, раздает его по случаям родовых празднеств (или чрезвычайных событий) с
обещанием возвратного дара, которого требуют обычай и общественное мнение. Присвоение уже
индивидуально, и это способствует началу отчуждения тех, кто отправляет общественную власть, от
коллектива. В их руках впервые отныне реальное орудие власти: накопленный продукт – то ли в чистом
виде, то ли в превращенном (набор орудий, оружия, украшений и т. п.). На этой стадии помимо
распределительно-организационной возникает и вторая древнейшая функция власти: охрана
установленного порядка и общих принципов. В этой стадии этническая общность выступает, как
правило, на этапе укрупнения в племя (до этого общность могла существовать только в малом
коллективе: до 40 – 50 членов). Допустимы и более широкие объединения. Возможность их тем больше,
чем радикальнее люди группы перешли от собирательных видов обеспечения к оседлому земледелию
или регулярному скотоводству. Ускоряет процесс накопления продукта в общности и тем самым
отчуждение высшего эшелона иерархии, например, отделение ремесла, случайные обстоятельства
доступа к каким-то ценным предметам. На этой стадии уже достаточно отчетливы и грани будущего
права: правила изгнания и приема чужаков, восстановления конфликтов поколений, соблюдения
требований общины, брачно-семейное право.
При благоприятных условиях переход общности в 4-ю стадию – становления надобщинных
властных структур – осуществляется довольно быстро. Особая благоприятность обстоятельств играет
важную роль. Только при устойчивом, прогрессирующем производстве продуктов, перераспределяемом
властью, при нормальном уровне демографического развития (упрощенно: только при достижении
общностью определенного количественного показателя – в несколько тысяч членов 3-4 поколений), при
соответствующих экологических условиях возможно объединение в большую племенную общность.
Объединение усиливает соподчинение малых общностей-родов, вынуждает сделать это соподчинение
организационным (в особенности, соподчиняя культы отдельных родов). Лидеры-старейшины наделены
устойчивыми и конкретными функциями. Их определяют либо выборным путем, либо состязанием, но
уже становится возможной и узурпация. Орудием этой узурпации часто становятся отряды юношей,
которые для прохождения процедуры совершеннолетия на время отдаются во власть религиозному или
18
военному вождю. В прямом смысле слова богатство еще не влияет на доступ к власти, и стремление к
власти еще не есть стремление к богатству, главное – престиж. Но участие в распределении уже важно и
для самого лидера, и для тех, кто выражает ему в этом поддержку. На исходе стадии оформляются
отчетливые родовые-клановые (племенные) структуры во главе с иерархией вождей, с религиозными
символами, с едиными культурными правилами и обрядами. Общественная власть
и н с т и т у а л и з и р о в а л а с ь (превратилась в постоянно существующее, не зависящее в принципе
от воли отдельных членов общности установление, стабильно подчиняя всех своей воле). В это время
можно говорить уже о народе, о п о л и т и к о - п р а в о в о й е г о о б щ н о с т и , из которой
неминуемо вырастают ранние государственные формы.
Протогосударство – чифдом.
На следующей, 5-й стадии эволюции этнической общности надобщинные властные структуры
приобретают вид протогосударства (прототипа государства, еще не государства по форме, но уже
исполняющего функции политической власти). Грань, разделяющая протогосударство от предыдущей
стадии, – весьма незначительна, и в историческом процессе они могли практически, сливаться.
Наиболее важным в новом этапе эволюции стало то, что через него прошли б е з у с л о в н о в с е
народы на пути государствообразования. С этой стадией приходит эпоха уже реальной, фиксированной
истории, иногда даже с именами правителей, названиями народов и областей, с точной характеристикой
культурного быта, в котором можно видеть отдельные черты политико-правовой общности (для
восточных народов – это IV – I тыс. до н. э., для североевропейских – до первых веков н. э., для народов
Африки или Океании – вплоть до XVIII - XIX вв.).
По своему главному признаку – наличию власти одного вождя – протогосударство получило в
современной науке второе наименование чифдом (от английского chief-dom); в общем виде чифдом
представлял объединение общин (прежних родов или племен) на определенной территории под властью
одного правителя, а эти общины соподчинялись в иерархию в зависимости от того, ближе или дальше
были они от вождя*.
* См.: Васильев Л. С. Проблемы генезиса китайского государства. М. 1983. Гл.1.
Раннее государство.
Раннее государство составляет заключительную, 6-ю стадию эволюции этнической общности.
Развитие государственной организации приводит к отчетливому политико-географическому
обособлению объединения от других – появляется т р а д и ц и я г о с у д а р с т в е н н о с т и
(прервать которую могут, что нередко и случается, лишь особо гибельные внешние или внутренние
факторы: завоевание, нашествие кочевников, многолетний голод, восстания).
Раннее государство – уже более многочисленная общность: до нескольких сотен тысяч жителей; это
дает нужный количественный уровень труда и продуктов, отчуждаемых в пользу государства. На этом
этапе население может быть разнородно этнически, особенно если имело место завоевание; этнические
различия могут и дополнять социально-политическую иерархию.
Администрация государства представлена, как минимум, т р е м я у р о в н я м и – каждый со
своими задачами и функциями. (1) Администрация в государственном центре (прежнем доминирующем
округе – клане протогосударства) представляет полностью самостоятельную институцию,
оторвавшуюся от родов, общин, кланов и занятую самодовлеющей общегосударственной
деятельностью. (2) Администрация областей вполне наследует организацию и задачи прежних чифдом;
как правило, она даже стоит в клановой преемственности к ним. (3) Общинная администрация –
наиболее традиционная и древняя по происхождению, и в это время она еще не разделима с
традиционно общинным самоуправлением (выборностью, коллективными органами), но полномочия ее
стали более элементарными: главное – исполнить решения высшего уровня. Распределение по уровням
закрепляется, как правило, образованием профессиональных классов-сословий: жрецов, воинов, писцов,
ремесленников, сборщиков податей и т. д.
Развитие раннего государства проходит в условиях упрочения городской жизни (без городов
формирование развитой государственности вообще невозможно). Городская жизнь закрепляет классовое
обособление, престижное потребление эволюционирует в д р у г о й о б р а з ж и з н и – начинается
расслоение на культуру верхов и низов. Индивидуализированное на предыдущей стадии присвоение
продукта рождает стремление к п р и в а т и з а ц и и общегосударственного контроля над ресурсами;
20
товарный обмен подталкивает образование ч а с т н о й с о б с т в е н н о с т и , в обособлении которой
наиболее заинтересованы сложившиеся господствующие слои. Этот хищнический по древним формам
процесс лишь несколько тормозится традиционной политикой высших правителей, периодически
восстанавливающих на местном уровне прежние отношения якобы «справедливости» (переделами,
отменой долгов). Вместе с тем оформляется принудительно-карательная функция государства,
полицейская деятельность. И рядом с этим развивается сфера права, охраняющая эти отношения.
Необходимость в традиционно устойчивом централизованном управлении этим уже довольно
сложным производственно-административным комплексом с внутренними неоднозначными, иногда
даже почти противоположными интересами заставляет менять свой облик прежнее право обычая –
возникает необходимость в з а к о н а х , сначала изустных, затем письменных. Законы стимулируют
формирование правильной судебной деятельности, суд вливается в государственную организацию.
Религиозная идеология обособившейся в государство общности закрепляет культурное
противопоставление другим народам: наши боги – величайшие в мире, их представители на земле –
священны и неприкосновенны, народ наш и з б р а н ... Такая идеология по-особому и в собственных
интересах объективно используется господствующим слоем, она становится п о л и т и ч е с к о й
и д е е й власти.
Все существенные элементы государственности и правовой системы сложились. Начинается их
видоизменение применительно к обстоятельствам времени, места, закономерностям органического
развития. Собственно, начинается история государственной организации и права...
Период Древнего царства (XXVII –XXII вв. до н. э.) был для Египта временем формирования
государственной организации на основе крупных перемен в общественном укладе. Ранняя монархия (в
силу каких-то особенностей развития древнего общества) полностью подчинила себе общины, все
оказалось растворено в едином государственно-храмовом хозяйстве с принудительным трудом всего
населения страны; рабства в это время в Египте еще практически не было. Отношения собственности
были мало развиты, но владения государственной знати отличались своей обособленностью.
Управление государственным и вельможными хозяйствами и стало основой для обособления особой
государственной администрации на центральном и областном уровне. Это была эпоха строительства
знаменитых пирамид, великих правителей и сглаживания различий между древними частями страны (к
этой эпохе относится и правление самого долгоцарствующего в истории монарха – в XXII в. до н. э.
Пиопи II якобы пробыл на троне 94 года). Рост значения областных владык привел Египет к распаду
единого государства при сохранении номинальных правителей VI – XI династий – это был т. н. 1-й
переходный период (XXII – XXI вв. до н. э.).
В период Среднего царства (XXI – XVIII вв. до н. э.) египетское государство вновь централизуется,
власть укрепляется на центральном и местном уровнях. Этому укреплению способствовала религиозная
реформа правителей XII династии, поставивших среди многих египетских богов одного – Амона-Ра, или
Бога Солнца, – на первое место. Усиливается военная организация центральной власти. Хотя египетское
общество по-прежнему еще не вступило в бронзовый век, социальный уклад меняется в направлении
большей «приватизации»: землю стали раздавать «слугам царя». Происходит жесткое закрепление
основной массы населения по их наследственным профессиям: жрецы, воины, земледельцы,
ремесленники, пастухи и др. (традиция считала 7 профессий-обязанностей). Появляется рабство в
хозяйствах частных лиц. Эволюцию египетского государства прервало вторжение кочевых племен-
гиксосов – время их владычества получило название 2-го переходного периода (ХVIII – XVI вв. до н.
э.).
Правители XVIII династии освободили и укрепили Египет, это стало началом Нового царства (XVI
– XI вв. до н. э.) – самой знаменитой поры в истории страны. Египет превращается в мировую державу
25
тогдашнего Востока, фараоны (именно тогда появляется это звание) ведут многочисленные успешные
завоевательные войны. В ходе административных реформ возникает новое областное деление – на 42
нома – во главе с наместниками, назначаемыми из центра. Войны и важная роль военного сословия
преобразовали и социальный уклад: появляется служилый слой – н е м х у , которые занимают как бы
промежуточное место между знатью и основной массой населения, трудившегося в государственных
или храмовых хозяйствах. Рабство по-прежнему играло вторичную роль.
В конце правления XX династии власть фараонов слабеет, она переходит к верховным жрецам
главных святилищ Египта. Это было началом Позднего царства (XI в. – 343 г. до н. э.). После
нескольких завоеваний – ливийцев, персов и, наконец, Александра Македонского – Египет, сохранив
внутреннюю государственную организацию, попадает в состав Македонской империи, а затем и новых
держав, пришедших на смену средиземноморской греческой монархии (см. § 12).
Военная организация.
Еще одной особенностью древнеегипетской государственной системы было раннее обособление и
сильное развитие военной организации. Номинально верховным руководителем войска был фараон, но
уже с самой древности рядом с ним была должность высшего воинского начальника, ответственного за
комплектование, снаряжение, обучение войск.
Постоянное войско появилось уже в период Раннего царства, хотя вооружено было только медными
топориками и щитами. При фараонах XII династии (XIX –XVIII вв. до н. э.) обособилась своего рода
гвардия, охранявшая царя и столицу; появилась и должность градоначальника столицы. Армия делилась
на две части: пешее войско и колесничное (конницы не было, хотя верховую езду египтяне освоили
около 1500 г. до н. э.). Половина армии постоянно размешалась на юге страны, половина – на севере.
Тактической единицей был отряд в 50-200 воинов со своим стягом; каждые 5 воинов подчинялись
своему старшему. Оружие было государственным и выдавалось только для похода (в пехоте были
стрелки из лука и копейщики). На особом положении были колесничные войска. Корпус колесничих
был своего рода военно-дипломатической академией, его было необходимо пройти, чтобы получить
высокие должности в армии. В XII в. до н. э. появился профессиональный флот.
Древний Египет дал истории права, пожалуй, первый пример специального военного
законодательства, приписываемого фараону Сесострису. Поступившие в военную службу становились
сословием воинов, они были обязаны жить сообща, постоянно упражняться во владении оружием и
воинском мастерстве. Воины не имели права заниматься другими делами, не должны были отлучаться
из мест расположения. Неподчинение начальникам, умышленное дезертирство считались тяжкими
уголовными преступлениями.
Суд и законы.
Египетский суд был значительно обособлен в своей организации, и это было также важной чертой
всего государственного строя. Юстиция в целом основывалась на двух принципах: 1) незыблемое
хранение привилегий царской власти; 2) традиционные привилегии жречества. Судебная деятельность
тесно связывалась не с администрацией (хотя высшим судьей был главный управитель), а с традициями
жреческой власти.
Деревенские общины располагали только полицейскими полномочиями в отношении своих членов.
Полноценный суд был в областях-номах. Для военных был свой особый суд по месторасположению
войска (председателями были глава нома и командир отряда). Суд был бесплатным для подданных
(египетское право строго придерживалось принципа правовой персонифицированности: египетский суд
и законы только для египтян). Основной категорией дел номовых судов были финансовые и налоговые:
ежегодно все египтяне были обязаны объявить в области о своем имени, местожительстве, имуществе и
доходах – с этого исчислялись продуктовые или натуральные повинности (до I тыс. до н. э. египтяне не
знали денег в собственном смысле слова). Уголовные дела рассматривали специальные или более
высокие суды: «6 великих палат». Во главе всей судебной системы был Высший суд из 30 судей (в
период Позднего царства), в т. ч. 3 главных от столиц: Фив, Мемфиса и Гелиополя. Председатели носили
особые знаки – золотые цепи. Египетский суд решал дела без мотивации: только «да» или «нет» в ответ
на обвинение. Дача показаний обуславливалась принесением присяги, известны случаи судебных пыток
(битье палками) для понуждения к «говорению истины». В применении права судьи должны были,
главное, руководствоваться обычаями и традициями. Идеи о соответствии судебного решения точному
предписанию закона еще, по-видимому, не было. Хотя кодифицированные (т. е, объединенные в кодекс и
систематизированные) законы в Египте были. Легендарное начало таких законов приписывалось богу
Тоту (Гермесу Тримегисту греческой традиции): еще при основании государства древности он якобы
вручил жрецам 42 священные книги, из которых книги 2-13 посвящались прерогативам царя и законам
правления. К VIII в. до н. э. относится издание фараоном Бокхорисом особого кодекса, где большое
место отводилось регулированию сделок, торгового оборота, разного рода договорам (весьма
своеобразным в египетском праве). Кодексы («свитки») содержались как величайшая святыня в архивах
«6 палат»: в одном из древнеегипетских литературных произведений, описывавшем перипетии 1-го
переходного периода, как о величайшей трагедии говорилось о гибели этих свитков.
27
Административный строй Древнеегипетского государства отличался большей и самостоятельной
ролью храмовой администрации, замкнутой на области-номы; именно она главным образом выполняла
(через писцов) хозяйственно-распределительные и финансовые функции. Общегосударственные задачи
центральной власти концентрировались на управлении дворцом и на развитии усиленной военной
организации.
Организация власти.
Главой Ассирийской державы считался царь, уже в период первой державы порвавший всякую
политическую связь с городской или общинной организацией. Способствовало этому то, что новые
правители государства были выходцами из других этнических кланов, чем историческое население
Ашшура. Власть царя была не столько религиозной сколько военно-политической, и армия была
главной опорой правителя. В этой власти много было от власти верховного вождя клана. Формально
царский трон был наследственным. Но реально наследование подчинялось прежним клановым и
племенным традициям. Так, с XVIII по XIV в. до н. э. превалировало наследие власти братьями
умершего правителя, затем сыновьями братьев; только в Новоассирийском царстве получило
преимущество наследие от отца к сыну. При том, что сознание законности, правильности передачи
престола и прав военачальника в ассирийской доктрине создавало не внутрисемейное родство, а статус
города, откуда происходили прежний царь и его наследник.
Военный строй определил и жесткость иерархического построения общегосударственной
администрации Ассирии. Вторым лицом в государстве считался п о м о щ н и к ц а р я , он же
командир крепостей и областной военной администрации; ему также поступали жалобы на судебные
решения, которые или решались по существу, или передавались для нового рассмотрения. Следом шел
главнокомандующий армией – т а р т а н , который занимался только ведением военных операций и
собственно командованием войсками (созыв и организация армии были вне его полномочий).
Дальнейшее государственное старшинство принадлежало г л а в е ц а р с к о г о с о в е т а , затем
начальнику дворцовой стражи или главе евнухов, начальнику
в и н о ч е р п и е в , г л а в н о м у ж р е ц у . В новоассирийский период появилась специальная
должность начальника внутренней стражи государства, занимавшегося розыском преступников и
другими делами, которые можно отнести к внутренним.
Власть царя опиралась на совещательные учреждения, главным образом военного происхождения.
При царе было 3 с о в е т а : один – из старых воинов и бывших командиров, второй – из областной и
дворцовой знати, вельмож; третий – из представителей общинных старейшин. Ни в Среднеассирийском,
ни в Новоассирийском царстве ничего неизвестно о народных собраниях, хотя значительная роль
совещательных учреждений и военной организации (построенной на служило-рекрутской системе)
позволяла бы это предположить. Но известно понятие о «полноправном ассирийце», пользовавшемся
равными правами с другими и особым покровительством законов.
Судебная организация Ассирии также была своеобразна. Низшие суды, по-видимому, не разделялись
с областным управлением, а высшие представляли три специальных учреждения: суд по брачно-
семейным делам (вопросы заключения брака и, особенно, брачных преступлений – неверности), суд для
рассмотрения дел о кражах и суд по насильственным преступлениям. В отличие от древнеегипетского
суд должен был строго придерживаться установленных и записанных законов (которые известны уже с
XII – XI вв. до н. э.). Правоприменение в обществе полноправных воинов-ассирийцев прежде всего
преследовало цели заставить подчиняться предписанным правителем правилам: в ассирийских законах
29
редко встречается смертная казнь, зато широчайшее распространение, даже сравнительно с тем, что
было обычно для стран Древнего Востока, приобрели членовредительские наказания.
В целом, административная организация Ассирийской державы в наименьшей степени охватывала
регулирование экономической и хозяйственной деятельности страны. Главное состояло в подчинении ее
построения военным и фискально-налоговым задачам. Это создавало основу для внешнеполитической
силы державы, но это же было явной предпосылкой внутренней слабости государственной организации,
распадавшейся под влиянием случайных обстоятельств, смены правителей, внутренних смут.
Социально-правовой строй.
Особый характер древнеиндийской патриархальной общины сделал ее не только важнейшей ячейкой
экономического и социального строя эпохи Маурьев, но и частью государственно-политической
организации. В общины было объединено почти все население государства, в некоторых случаях
условная грама насчитывала до 1000 семей, т.е. это было объединение десятков поселков. В общем
владении грамы были земля и общественные постройки. Земля делилась на общую и на ту, что
выделялась по долям членам общины. С этих земель платились индивидуальные и общеобщинные
налоги царю. Деревенские ремесленники также делились на тех, кто работал сам, и тех, кто работал в
общинных мастерских или нанимались на работу. Взаимное обслуживание членами общины друг друга
создало беспримерную в истории многовековую замкнутость индийской грамы. Община защищала
своих членов, но она же могла понудить их к общественным работам штрафами. Управлялась община
сходкой полноправных своих членов. Но все большее место в управлении стал занимать выборный глава
– с т а р о с т а ; со временем его начинает утверждать территориальное начальство, и он превратился в
государственного представителя в общине. На общинную систему накладывалась система сословий –
варн и каст.
Еще в ведийскую эпоху социальные слои общества обособились серией взаимных запретов и разной
профессионально-культурной деятельностью. Так сложились четыре варны: «Закон для б р а х м а н а
– учение, жертвоприношения для себя и для других, раздача даров и их получение. Закон для
к ш а т р и е в – учение, жертвоприношение, раздача даров, добывание средств к жизни военным делом
и охрана живых существ. Закон для в а й ш ь и – учение, жертвоприношение, раздача даров,
земледелие, скотоводство и торговля. Закон для ш у д р ы – послушание и ведение хозяйства в
повиновении у дважды рожденных, ремесло и актерство» («Артхашастра», 3). В эпоху Маурьев древние
социально-культовые различия дополнились правовыми разграничениями: земли брахманов
освобождались от налогов, им давались транспортные и торговые привилегии, наказания за
преступления для членов варн были разными по типу. Военными и правителями могли стать только
члены варны кшатриев. Для брахманов были открыты почти все профессии, связанные с учением,
ремеслом, искусством. Сохранность варн закреплялась запретами на взаимные браки низших с
высшими.
К концу I тыс. до н. э. древняя система варн видоизменилась, они стали дробиться и превращаться в
узкие профессиональные и имущественные группы – со своими интересами, правилами поведения,
даже со своей администрацией, действовавшей по принципу цеховой. Таких наследственно замкнутых
групп стало насчитываться несколько сот – они получили название к а с т . Касты сложились в особую
иерархию в зависимости от почетности или малопочтенности занятий, приобретаемого богатства и т. д.
Существование этих сословий стало едва ли не важнейшей особенностью индийского общества вплоть
до Нового времени.
Доктрина легизма.
С самой древности в государственной организации Китая большую, нежели где бы то ни было на
Востоке, роль играла особая государственная идея. Иногда вся политика правителей и страны была
подчинена особому пониманию задач общества и власти, связанному с учением конфуцианства и
выросшей из него идеологии легизма. Многие принципы и правила этой государственной доктрины
были изложены в «Книге правителя области Шан», составленной по делам и высказываниям правителя
Гунсунь Яна (Шан-Яна) в IV – III вв. до н. э. и как бы предвосхитившей государственную
деятельность, приведшую к созданию империи Цинь.
Согласно этой доктрине, ставшей на века классической для Китая, традиция древности – не
безусловный идеал: «Чтобы достичь хорошего управления своего века, существует не один путь; для
того чтобы принести пользу государству, не обязательно подражать древности». Правление должно быть
требовательным к людям, должно направлять их к общей пользе и собственной выгоде, о которой они не
всегда могут дать себе отчет, поэтому строгость наказания - один из безусловных приемов власти:
«Люди по всей сути стремятся к порядку, однако действия их порождают беспорядок; потому там, где
людей сурово карают за мелкие проступки, проступки исчезают, а тяжким просто неоткуда взяться». В
управлении страной следует дорожить суждениями подданных: «Если в стране порядок, это значит, он
покоится на суждении семьи». Самовластие правителя приводит только к быстрому ослаблению
государства. Вместе с тем значение новых правителей в том, что они освободили от традиции почитать
древних мудрецов и некие условности, они создали почитание должностей, которые единственно
способны обеспечить управление государством и его стабильность. Строгость и неусыпный контроль –
вот пути к благоденствию народа и государства, даже вопреки стремлениям самих людей: «В образцово
управляемом государстве много наказаний и мало наград», ибо, для того чтобы сделать закон
всесильным, нет насущнее задачи, чем