“Они знали своего Бога”

Часть - 1

Эдвин и Лиллиан Харви

 Содержание
Николас из Базеля
Друг Бога
Юкон Толер
Просвещенный Доктор
Крисмес Эванр
Одноглазый проповедник из Уэльса
Уильям Брэмвелл
Апостол Молитвы
Мать Кобб
Святая в ситцевом платье
Феликс Нефф
Брэинерд из верхних Альп
Роберт Кдивер Чэпмен.
Богатый бедный человек
Р.Чзпмен
Святая Анна. Ирландская святая
Айзек Мародер.
Ревностный купец-проповедник
Альфред Кукман.
Омытый в Крови Агнца
Элизабет Бакстер
Христианская “провозвестница”
Лилиан Троттер
Хрупкая Миссионерка
Джон Хайд
Молящиися Миссионер
Сэмюэл Логан Брэнгл
Солдат и слуга
Эва Фон Винклер
Мать Эва из Фриденшорта
Сэмюэл Моррис
“Ангел из черного дерева”
Айва Веннард
Посвященный Педагог
Джоанна Винстра
Пламя для Бога
 Николас из Базеля
Друг Бога
Папа Григорий сидел изумленный! В волнении он смотрел на двух чужестранцев, пришедших
из-за Альп. Тот, который был постарше, мужчина шестидесяти лет, обращался к нему на наречии
народа Италии, а его спутник говорил на языке науки — латинском. Оба гостя были предельно
серьезны. Несомненно, они должны были сознавать, что многих сожгли заживо и за меньшие
дерзости!
“Святой отец, — обратился к папе один из чужестранцев, — огромные и прискорбные грехи
христианского мира так глубоко проникли во все слои общества, что Бог весьма недоволен. Вы
должны обдумать, что следует предпринять.” “Я не могу ничего сделать,"— возразил понтифик.
Его гнев нарастал.
Старший снова заговорил со спокойствием и властью возвещающего “послание свыше". Теперь
он говорил о неправедных поступках самого папы, живописуя с невероятной точностью те факты,
которые могли стать известными только через Божье откровение. Бог ему показал, сказал он,
какой грешной жизнью жил папа. Он добавил: “Узнайте же истину, что, если вы не оставите
ваших злых путей и не осудите себя перед Богом, Он будет судить вас, и вы умрете до окончания
этого года."
Папа пришел в ярость, но говоривший продолжал: “Мы вполне готовы пойти на смерть, если те
знамения, которые я приготовил для вас, недостаточны, чтобы доказать, что мы посланы Богом.”
“Какие знамения, хотел бы я знать?”— спросил Григорий. Он быстро успокоился, когда услышал
то, что Бог сказал этому бесстрашному человеку. Настолько точным был перечень грехов, о
которых ни один человек не мог знать, не имея откровения свыше, что это убедило его. “Епископ
Рима” некоторое время оставался безмолвным, но затем встал и обнял своих посетителей,
обращаясь к ним поначалу приветливо. “Могли бы вы дать такие же знамения императору? Это
послужило бы к пользе всего христианского мира."
Он пригласил их остаться в Риме, чтобы при необходимости обратиться к ним за советом,
пообещав хорошо их устроить. Но они просили не делать этого, обещая вернуться по его
требованию в любое время. Папа написал письмо духовенству их области, рекомендуя этих
Божьих людей на совершение доброго служения.
К несчастью, этот человек, наделенный высочайшей властью, вскоре вновь пассивно поплыл по
течению и совершенно забыл о впечатлениях той встречи. Так и не отказавшись от греховной
жизни, он умер в течение года, как ему и было предсказано...
Этим бесстрашным Божьим вестником был Николас из Базеля.
Большинству людей он, однако, был известен как "друг Бога” из Оберланда (Верхних Альп). В
чем же заключался его секрет? Как умудрялся он более полувека распространять евангельскую
весть на глазах у Рима?
Он родился в городе Базеле около 1308 года. Его отцом был богатый торговец, которого
называли "Николас Золотое Кольцо”. С материальной точки зрения перспективы перед мальчиком
открывались поистине блестящие. Однако в возрасте тринадцати лет на Пасху, он услышал
проповедь о страданиях и смерти нашего Господа. Глубоко взволнованный подросток тут же
купил себе распятие. Каждую ночь в тайне от всех он склонял колени, размышляя о боли и стыде,
которые претерпел наш Господь. Удивительно, что при скудных духовных познаниях
необыкновенная честность Николаса заставила его просить об откровении Божьей воли: быть ему
торговцем или священником? Он просил о силе послушания. Каким-то образом Николас получил
доступ к Библии, но до сих пор неизвестно, была ли это его Библия или нет.
В возрасте пятнадцати лет он начал путешествовать со своим отцом, чтобы изучить торговое
ремесло. Бизнес и удовольствия быстро вытеснили более серьезные мысли. Однако он никогда не
переставал по ночам склонять колени перед своим распятием.
 Николас стал верным другом сына одного рыцаря, но смерть отца четырьмя годами позже
вынудила его отправиться в длительное деловое путешествие. Вернувшись, он узнал, что мать его
также скончалась.
В то время ему было 24 года и он был богат. Вскоре со своим знатным другом он увлекся
неудержимой погоней за удовольствиями, участием в турнирах и рыцарских поединках,
посещением дворцов и замков. Они стали популярными, и их часто принимали "прекрасные
дамы”, желающие послушать их песни и рассказы о путешествиях.
Друг вскоре женился, а Николас был вынужден ждать, потому что родители его любимей
Маргарет были против того, чтобы ока стала женой торговца. Это препятствие спустя шесть лет
было преодолено, и шли приготовления к свадьбе. Но ночь накануне этого события стала
поворотным пунктом в жизни Николаса. Она застала его не празднующим, а в уединении
склонившимся перед распятием и поглощенным мыслями самого серьезного характера.
“Я был один до раннего утра, - писал он, - и размышлял о том, как суетно и фальшиво все, что
может дать мне этот мир. Я думал о горьком и неизбежном конце всех вещей в этом мире. И тогда
я сказал себе: ”Несчастный человек, ты был так глуп, что полюбил и предпочел временные
ценности ценностям вечным! Ты и все люди вокруг тебя так глупы и слепы! Бог дал тебе радость
познания и ощущения, однако ты был ослеплен блеском славы и жаждой удовольствий, которые
длятся лишь миг и приносят, в конечном итоге, лишь вечность в аду.”
И преклонив перед Ним колени, я сказал: “Боже милосердный, я умоляю Тебя о милости к
бедному грешнику. Приди ко мне на помощь, ибо я с моим злым сердцем так нуждаюсь в твоей
поддержке, чтобы оставить навсегда этот лживый и фальшивый мир со всеми его делами. И
особенно мне нужно оставить ту, которая действительно дорога мне, и кому я отдал свое сердце.”
Когда я это сказал, я почувствовал, как все мое естество восстало, ибо это было страшное и
торжественное время войны с собственной волей и желаниями, столь сильное, что кровь у меня
пошла изо рта и носа, и я подумал, что пришел горький час моей смерти. Но я сказал себе: ”Если
это не может быть иначе, значит, так тому и быть, если ты должен умереть, то умри."
Он вложил свою левую руку, которая, как он сказал, представляла его грешное “я”, в правую
руку, которая, по его словам, определяла его “праведным и любящим Бога”, и дал обет всегда
принадлежать только Богу. После этого у него было такое полное чувство Божественного
присутствия, что он мог сказаться забыл себя и все вокруг, я исполнился радости и наслаждения
настолько, что никогда не смогу ни передать их, ни постичь их сердцем.” Николас добавил, что он
слышал “очень нежный голос”, принимающий его как обрученного с Ним навечно.
Мы можем только представить себе, какая буря разыгралась наутро, когда прибыло
сопровождение невесты. Родственники и гости были разгневаны поступком этого
“сумасшедшего”. Невеста была безутешна, пока, спустя несколько дней, она и Николас не
отважились встретиться на короткое время. Он рассказал ей, что произошло. С этого времени
Маргарет чувствовала, что она тоже должна всецело принадлежать Господу, и эти двое никогда
больше не встречались. Внутренняя логика этой необычной ситуации показывает, что любой
человек, если он отдает себя всецело Богу для Его славы, может быть каналом света и любви.
Мы вкратце расскажем о следующих пяти годах жизни Николаса. Этот достойный юноша
самостоятельно занялся изучением жизнеописаний святых, и потому искал Бога только на том
пути, который они ему указали. Он носил власяницу, к которой изнутри было прикреплено
множество острых гвоздей. Он бичевал себя до крови, жил в одиночестве и был изнурен постами и
добровольными истязаниями. К концу года он в отчаянии воззвал к Богу и получил ответ: весь
этот аскетизм был порождением своеволия и гордыни. Голос, который он слышал наяву, убедил
Николаса выбросить орудия самоистязания и сказал, что, если юноша будет искать и исполнять
Божью волю, Он сам внесет все необходимые страдания в эго жизнь. Второй год Николас провел в
оплакивании своей греховности. Третий год принес жестокие испытания. На четвертый он на
собственном опыте изведал горечь боли и болезней.
При всем желании мы никогда не узнаем до конца, чем отличались бы друг от друга годы между
его духовным пробуждением и обретением чувства Божественного принятия, сделавшие из него
учителя, знавшего Бога. Но, несомненно, что его Небесный Отец использовал их, чтобы
подготовить Николаса для единственного в своем роде служения: помогать в поиске истинного
Божьего пути всякому, кто, подобно ему самому, будет пытаться утвердить праведность через
аскетизм и добрые дела.
В конце этого периода он вдруг вышел из темной долины. Радость освобождения была так
велика, что, испугавшись этого, как еще одного испытания, он пал на колени и сказал Богу, что
хочет освобождения и счастья только по воле Его. Возвращаясь мысленно к этой молитве, он
вспоминал: “Когда я произнес эти слова, вокруг меня засиял прекрасный и благословенный свет:
свет, который есть любовь. И от славы этого света мою душу наполнило такое сияние, что я не
мог сказать, находился ли я в теле или вне тела. Ибо глаза мои открылись, чтобы видеть чудо и
красоту, которые были намного выше человеческого разума. Я не могу выразить это словами.
Когда я взирал на это с радостью и удивлением, то услышал необыкновенно радостный и
нежнейший Голос, который исходил не от меня самого, но в то же время звучал во мне. Это не
были мои мысли, это говорил Он. ‘Ты — возлюбленный Моего сердца, сейчас, наконец, ты стал
истинно Моим обрученным и впредь будешь им всегда. Только сейчас ты встал на верный путь —
путь любви, полученной от Меня как прощение всех твоих грехов и уверенность в полном
очищении. Ибо, когда твоя душа покинет земной дом, она поселится со Мной. Ив течение всего
твоего земного пути ты не будешь больше мучить себя суровыми епитимьями и наказаниями, а
будешь просто слушаться заповедей Христа. Ты переживешь достаточно страданий в этом злом
мире, видя, что твои собратья блуждают, как овцы среди волков. Это повергнет твое сердце в
пучину жалости и станет отныне твоим крестом и твоим страданием. Отныне и впредь ты будешь
как должное исполнять возложенную на тебя миссию."
Затем этот Голос сказал, что уже никогда в течение его земной жизни не будет говорить с ним
таким явным образом, потому что в этом не будет необходимости.
В тех областях Швейцарии и прилегающих районах Фракции поселились вальденсы. Они
назывались так по имени Пьера Вальдо из Лиона, который жил около 1100 года, однако в разных
землях они были известны под различными наименованиями. Эти люди утверждали, что их
происхождение восходит к четвертому веку, когда церковь оставила учения ранних христиан и
заменила их человеческими традициями. Проповедуя путь спасения через веру, они не оставляли
места для многих обычаев, принятых Римской церковью и существовавших на протяжении
многих лет. Вальденсов жестоко преследовали и гнали, их тысячами сжигали заживо или мучали
иными способами. Те, кто спасся бегством в верхние кантоны Швейцарии, были известны как
водуасы.
В других областях целые города и даже провинции временами находились под интердиктом
папы римского — страшным проклятием, лишающим отпущения грехов и запрещающим
священникам проповедование, захоронение мертвых и другие служения. В те темные времена
такое наказание казалось поистине ужасным из-за накопившихся в течение многих лет суеверий, а
также из-за абсолютной власти папства.
Верующие, доказавшие своим поведением и свидетельством, что они имеют особые отношения с
Господом, были названы "друзьями Бога”. Вскоре так стали называть всех последователей
Николаса. Этот исполненный Святого Духа и руководимый свыше человек и его соратники
совершали богослужения как для тех, кого считали еретиками, так и для тех, кто искал Бога в
рамках официальной церкви. Николас и четверо его соратников, двое из которых были
священниками и один обращенным через него иудеем, поселились высоко в Альпах. Очень
немногим было известно местонахождение их жилья. Эти пятеро людей с двумя слугами
посвятили себя молитвенной жизни в глухом и уединенном месте.
Николас был признанным лидером, и под его руководством было основано служение, ищущее
вопрошающие души по всему Рейну до Голландии, в нижних кантонах Швейцарии, в Эльзасе,
Баварии и далеко на восток до Венгрии, а также во многих других землях. Лишь изредка он сам
отправлялся в далекое путешествие. Обычно он посылал своих друзей и единомышленников
устанавливать связь с теми, кто жаждал узнать правдивую весть о спасении по вере через
искупительную жертву Христа.
 Иногда этот “друг Бога" совершал далекие путешествия, но чаще он посылал письмо через
своего вестника. Одной из его особых миссий было призвание Джона Толера, красноречивого
проповедника из Страсбурга. Постепенно учитель стал учеником: его слушатель должен был
преподать доктору урок переживания реальной связи с Богом. О том, как это произошло,
рассказывается в очерке “Джон Толер”.
Итак, Николас усердно трудился, избегая, благодаря своей уединенности и несомненному
Божьему покровительству, тех, кто хотел бы положить конец его яркому служению задолго до
того, как оно действительно завершилось.
Некий язычник получил письмо из “Оберланда”, которое отвечало на все его бесчисленные
вопросы и было использовано Богом, чтобы привести его ко спасению для Христа. Некая знатная
дама по имени Фрикин, присоединившаяся к “друзьям Бога”, сказала, что благословение этого
братства было так велико, что она почувствовала, как перешла из “чистилища в рай”.
Тем не менее, более чем шестьдесят лет благословенного служения этого Божьего мужа
подходили к своему завершению. Некто Мартин из Майнца в 1393 году был заживо сожжен в
Колоне по обвинению в том, что он заражен учениями Николаса из Базеля. Он объявил себя
свободным от авторитета и власти церкви и не делал никакого различия между священниками и
мирянами.
За год или два до окончания века, когда Николасу было почти 90 лет, пришло время последнего
тяжелого испытания. Двое “друзей Бога" были схвачены в Вене и предстали перед инквизицией.
Первый из упомянутых, вероятно, был юрист, сопровождавший Николаса в Рим, второй—
обращенный иудей. Николас также был арестован, но он был настолько мудрым, что обвинители
не нашли достаточного основания для вынесения приговора. Они потребовали, чтобы он отрекся
от двух приговоренных друзей как от еретиков. Но он отказался сделать это, сказав, что они трое
будут разлучены лишь на очень краткое время, а потом будут все вместе с Господом навечно.
Так оно и случилось. В скором времени трое “друзей Бога” были поглощены языками пламени,
но это была настоящая “огненная колесница”, перенесшая их в присутствие Того, Кто был так
реален и Чей Голос был “так нежен” в эти долгие годы.
Многие следуют за нашим Господом половину пути, исключая другую половину. Они оставят
имущество, друзей и почести, но одно слишком глубоко ранит их — это то, что они должны
отречься от самих себя.
— Мейстер Экхарт
 Джон Толер
Просвещенный доктор
“Должен ли я бежать или должен остаться?”- этот вопрос для доктора Толера был жизненно
важен. Глава христианского мира, папа Римский, наложил интердикт на город Страсбург, предав
его проклятию церкви. Причиной послужил конфликт между папой и императором Людвигом
Германским, взявшим под свою защиту Марсилиуса из Падуи, ректора Парижского университета,
учения которого относительно авторитета церкви и достаточности Христова искупления были
объявлены еретическими.
Джон Толер, благодаря его обширным знаниям, известный и почитаемый как “учитель”, родился
в Страсбурге, в Эльзасе в 1290 году. Его отцом был, вероятно, Николас Толер, сенатор этого
города, обладавший значительным состоянием. В возрасте 18 лет или около этого юноша вступил
в Доминиканский монашеский орден, но вскоре после этого переехал в Париж изучать теологию в
Доминиканском коллегиуме Святого Иакова.
Большинство “схоластов”, как называли учителей того времени, специализировались на высоких
философских темах, которые мало интересовали юного Толера.
Он был скромным человеком и по отношению к церкви и ее учению не допускал ничего, кроме
уважения и лояльности. Смелый и искренний, он обладал великой любовью к людям, и многие
восхищались его исключительным даром проповедования. Даже перед лицом интердикта он не
давал места страху, как многие другие священники. Несмотря на его неосведомленность
относительно истинной сути Божьей, он не был обыкновенным “наемником". И поэтому для
утешения простого народа он остался в городе.
Людские толпы стекались слушать его, и их высокая оценка перерастала в гордость, что их
любимый Страсбург имелтакого великого учителя. Он обладал великолепными знаниями Библии
и искренним стремлением помочь своим слушателям в их практической жизни. Отовсюду, куда
проникала слава о нем, приходили слушать проповеди Толера, но его теория
самоусовершенствования оказалась совершенно несостоятельной для воспроизведения всякой
благодати в его аудитории. В1340 году толпы были значительнее, чем когда бы то ни было, и
“учитель” жаждал их, так как стремился показать им путь в Небо.
Поэтому для него не было сюрпризом, когда однажды среди слушателей он заметил скромного
видом незнакомца, интерес которого проявлялся особенно ревностно. Оратор, естественно, сделал
вывод, что этот человек извлек много полезного из его рассуждений. Однако, если бы мысли этого
человека, сидящего на церковной скамье, могли быть прочитаны с кафедры, то для гордости
проповедника совсем не осталось бы места. Ибо тот слушатель из Швейцарии думал так: “Этот
учитель очень благородный, любящий, великодушный человек. Кроме того, он обладает хорошим
знанием Священного Писания. Но он невежествен в том, что касается света благодати, потому что
никогда не знал ее.”
Этот посетитель был Николас из Базеля, верный апостол той темной эпохи. Тройное повеление
было дано ему во сне: идти в Страсбург и слушать, как проповедует доктор Толер. Он был
убежден, что именно голос Бога побудил его помочь этому великому учителю войти в свет
Евангелия. Все имеющееся в его распоряжении время он проводил в молитвах, и однажды,
прослушав уже пять проповедей, приблизился к учителю и, по обычаю католической церкви,
пожелал исповедаться ему. Доктор Толер согласился, и Николас поступал так в течение 12 недель,
после которых он попросил доктора сказать проповедь о том, как человек может достичь
наивысшей духовной жизни, возможной в этом мире греха.
В конечном итоге доктор Толер это исполнил, представив опирающееся на Священное Писание
духовное сообщение, положив в основу 24 направления, утверждающих, с человеческой точки
зрения, вершину христианского совершенства. Эта проповедь рассматривала вопросы
самоотречения, смирения, распятой жизни, внутренней победы, Совершенной любви и простоты
побуждения. Однако, это была всего лишь теория, хотя и полученная благодаря старательному
изучению Библии. Те, кто думает о том периоде истории как о темных временах, не поверит, что
священник мог так ясно отразить то, чего Бог требует от всякого, кто желает всецело
принадлежать Ему.
Но эта проповедь упустила два самых важных обстоятельства: крайнее вырождение человека с
логически вытекающей отсюда неспособностью достичь самому этого стандарта и веру в заслуги
Христова искупления как единственного пути к переживанию благодати. Николас записал всю эту
проповедь по памяти и позже прочитал ее Толеру, который изумлялся уму и дарованию
писавшего, убеждая его остаться в Страсбурге и слушать его дальнейшие проповеди.
Представьте себе оцепенение и удивление “учителя”, когда из уст этого кроткого чужестранца он
услышал следующее: “Вы великий ученый и преподали нам хороший урок в этой проповеди. Но
сами вы не живете согласно ей. Тем не менее, вы предлагаете мне остаться здесь, чтобы вы могли
прочесть еще одну проповедь. Сударь, поверьте, слова человека часто больше мешают, чем
помогают. И вот почему, приходя с проповеди, я нередко приношу с собой неверные понятия, от
которых я с трудом избавляюсь в течение долгого времени. Но когда Высочайший Учитель всей
истины приходит к человеку, он должен быть пуст и свободен от всего остального и слышать
только Его голос. Узнайте же, что когда этот единственный Учитель приходит ко мне, Он за один
час учит меня большему, чем все доктора, от Адама до судного дня, когда-либо могли научить.”
Толер на это нисколько не обиделся и продолжал убеждать своего гостя остаться в Страсбурге на
более длительный срок. Николас согласился остаться, если проповедник позволит ему свободно
говорить с ним при условии соблюдения тайны исповеди. Впоследствии он продолжил учить того,
кто прежде был полон намерений наставлять его самого. Он заявил, что истинная мотивация
проповедей Толера состояла в том, что его желания не были подчинены Богу, а были направлены
к Его творениям и, в первую очередь, к одному из них— самому себе, которого он любил сверх
всякой меры. В результате его сердце не было подчинено исключительно Богу.
“И поэтому, — сказал он,— я уподобляю ваше сердце нечистому сосуду. И как чистое
неразбавленное вино богоугодной доктрины проходит через испорченный сосуд, на дне которого
осадок, так и ваше учение не имеет в себе доброй соли и не приносит благодати в сердца тех, кто
вас слушает. Вы все еще находитесь во тьме и не имеете истинного света, и потому лишь
немногие получили благодать Святого Духа через ваше учение. Вы были фарисеем — это правда,
но вы не из лицемерных фарисеев. Но, тем не менее, вы имеете этот знак фарисея, который вам
дорог, и во всем ищете, прежде всего, себя, а не славы Божьей. Исследуйте себя сейчас, дорогой
сударь, не фарисей ли вы в глазах Бога. Ибо знайте, дорогой учитель, что, с точки зрения Бога,
человек является фарисеем в зависимости оттого, к чему склоняется его сердце. И воистину в
глазах Бога многие — фарисеи."
Когда эти слова были сказаны, Толер бросился на шею Николасу и, поцеловав его, сказал: “Один
образ возник в моих мыслях. Это произошло, как было с самарянкой у колодца. Ибо знай, дорогой
сын, что ты раскрыл мне глаза на все мои недостатки. Ты сказал мне, что я спрятался в самом себе
и что есть одно творение, в котором сосредоточены мои привязанности. По правде говоря, я не
знал себя и не думаю, что кто-то из всех людей, живущих на земле, мог настолько знать меня. Не
сомневаюсь, дорогой сын, что это у тебя от Бога.”
В дальнейших беседах Толер признался Николасу: тот факт, что его назвали фарисеем, глубоко
ранил его. Но скромный слуга Христа доподлинно показал ему, как он, подобно учителям
прежних времен, возлагал на других бремена, которых сам не носил, и, подобно им, он часто
“говорил и не делал".
“Дорогой учитель, взгляните на себя, — продолжал Николас. — Касались ли вы этого бремени и
несли ли вы его в вашей жизни, это известно лишь Господу и вам самому. Но я исповедаюсь вам,
что, насколько я могу судить о вашем нынешнем состоянии, я скорее соглашусь с вашими
словами, чем с вашей жизнью. Только взгляните на себя и вы увидите, не фарисей ли вы в глазах
Бога, хотя и не из тех лживых, лицемерных фарисеев, участь которых в геенне огненной.” Учитель
ответил: “Я не знаю, что мне сказать, но ясно вижу, что я — грешник, и принял твердое решение
исправить свою жизнь, даже если придется умереть за это. Дорогой сын, я не могу ждать дольше.
Умоляю тебя, ради Бога, покажи и научи меня, как добиться наивысшего совершенства, которого
человек может достичь на земле.”
 Вслед за этим Николас сказал Толеру, что, если он действительно желает узнать пути Божьи, то
он, Николас, должен преподать ему урок азбучных истин. Однако он слишком хорошо знал, что
ни этот обладающий громадной волей учитель, ни какой-либо другой человек не смогли бы
добиться точного исполнения этих заповедей исключительно собственными усилиями.
Необходимо было, чтобы этот окончательный взрыв само усилий заставил Толера, как при
сильной вспышке, увидеть всю свою неполноценность и ничтожество, чтобы он смог, наконец,
отдать всего себя Божественному откровению пути спасения исключительно по вере.
Спустя три недели Толер в отчаянии признался, что пережил великую агонию души, но было бы
нечестно сказать, что он усвоил хотя бы первую букву преподанного ему урока. Но после еще
одного, примерно такого же, периода времени он послал за Николасом, говоря: “Дорогой сын,
возрадуйся вместе со мной, ибо я думаю, что с Божьей помощью выучил первую строку.”
Как счастлив был Николас, когда Толер попросил учить его дальше, ибо это было
свидетельством того, что “учитель” приближался к пределу всех своих возможностей. Потом он
дал совет, который означал смерть всего того, что было дорого этому великому проповеднику.
Короче говоря, это было избрание крестного пути, который предстоит каждому, кто последует за
Христом. Он советовал, чтобы Толер временно оставил проповедование и другие пастырские
обязанности, чтобы сосредоточиться на богоискании.
Это, сказал Николас, будет означать, что друзья ополчатся на него. Слушатели, которых он
прежде очаровывал, с разочарованием оставят его. Так оно и случилось. Ради двух лет изоляции
Толэр отказался проповедовать и учить. Люди были возмущены, называли его сумасшедшим. В
результате он был лишен средств к существованию, и в течение этого времени, чтобы облегчить
муки голода, был вынужден продать некоторые свои книги, которыми очень дорожил. Когда
Николас вновь встретился с "учителем", тот был болен, и он убедил его больше проявлять заботы
о своем теле, которое дано ему Богом. Сам Николас был бодр и убеждал “учителя” не сдаваться,
обещая навещать его в любое время, когда он будет нужен.
Но наш Небесный Отец бодрствовал и ждал, чтобы явить Свою милость. Его откровение было
совсем близко. Примечательно, что самое знаменательное событие в жизни Толера совпало по
времени с торжеством по случаю праздника обращения Святого Павла.
Доктор осознал греховность своего сердца, и под тяжестью этого открытия его физическое
состояние настолько ухудшилось, что он, лежа в постели, мог только умолять: “Боже
милосердный, сжалься надомной, бедным грешником, ради Твоей безграничной милости, ибо я не
стою того, чтобы земля носила меня.” И когда он лежал, слабый и сломленный горем, вдруг
услышал Голос: “Доверься Богу и будь в мире, и знай, что когда Он был на земле как человек, то
лечил больных, и кого Он исцелял телесно, тот был также здоров и душой.”
Так сильна была его реакция на это послание, что в течение какого- то времени рассудок его
помутился. Когда он пришел в себя, им владела какая-то удивительная внутренняя сила, и
божественная правда, которая до того времени была от него сокрыта, сейчас была ясной, как день.
Он послал за Николасом, который, с радостью наблюдая его, воскликнул: ”Я говорю вам, что
сейчас в первый раз ваша душа соприкоснулась с Высочайшим... Буква, которая убивала вас,
сейчас оживляет вновь, ибо это достигнуто вашим сердцем в силе Святого Духа. Ваше учение,
которое раньше шло от плоти, отныне будет идти от Духа. Ибо вы получили свет Святого Духа по
Божьей благодати, и Писания, которые вы уже знаете, отныне станут ясными для вас, благодаря
тому, что вы будете обладать внутренним видением, какого до сих пор у вас не было.”
Так оно и было. Через послание свыше Толер стал новым творением, живым и трепещущим.
Николас дал ему денег, чтобы выкупить книги, и посоветовал вновь начать проповедовать.
“Учитель” объявил служение, пришли люди, но вместо того, чтобы произнести призывающее
слово, он лишь стоял и плакал. Собравшийся народ ждал в нетерпеливом предвкушении, но в тот
день проповедь Толера так и не состоялась. У бывшего оратора не было слов, чтобы выразить все,
и его тело продолжали сотрясать безудержные рыдания. Собравшиеся в досаде разошлись, считая,
что доктор Толер стал еще более неуравновешенным, чем раньше.
 Тем не менее, великая внутренняя перемена произошла, и, движимый всепоглающей духовной
потребностью, доктор Толер уже не мог молчать о том, что произошло. Ни его репутация, ни его
личные интересы отныне для него ничего не значили.
Он помнил монахов и монахинь с их жертвоприношением и самоистязающей епитимьей, а также
их мнимую святость. Размышляя об их явных грехах и безрассудствах, он страстно желал открыть
им секрет своего избавления. Поэтому, зная, осознавая свое призвание от Бога, он проповедовал
перед монастырем собранию монахинь. Взяв за основу текст “Вот жених идет, выходите
навстречу ему", он говорил о Христе, как о Женихе души.
Что это была за проповедь! Если рассматривать ее в свете случившегося, то в конце должно было
произойти потрясающее осознание собственной греховности. Святой Дух сокрушал сердца
направо и налево, когда оратор описывал состояние мнимой Невесты Христа, запачканной
эгоистическими интересами, любовью к миру, восхвалением его и алчностью. Зто было
исполненное любви, но насквозь пронзающее, рассуждение о том, что присутствует в сердце
каждого человека, независимо от его положения и профессии. Проповедь завершалась картиной
самоотречения Жениха во имя очищения и освящения Церкви. По окончании проповеди около
сорока человек остались на некоторое время молча сидеть в церковном дворе.
“Учитель” вновь начал проповедовать массам, и эта деятельность оказалась поистине
своевременной, поскольку вскоре произошли страшные беды: эпидемия и землетрясения. Это
было нашествие "черной смерти", унесшей около шестнадцать тысяч жизней в Страсбурге и
четырнадцать тысяч—в Базеле. Не чудо ли, что этот замечательный проповедник был исполнен
Святого Духа в такое время? В течение шести лет доктор Толер изливал свет Евангелия на
живущих и умирающих.
В биографиях благочестивых европейцев последующих столетий можно встретить немало
примеров, когда в поисках более глубокой духовной жизни они возвращались далеко назад, во
тьму предреформационного периода, и с неутомимой жаждой и великим благословением читали и
изучали проповеди Джона Толера. Два отрывка из его лекций покажут вам, до какой степени этот
богоискатель открывал самые сокровенные секреты.
“Те, кто входит в Божий виноградник, поистине являются благородными и высоко
привилегированными людьми, которые в деле и в истине поднимаются над всеми творениями в
винограднике Бога, ибо они не ищут и не любят ничего, кроме Самого Бога. Они не заботятся ни
об удовольствии, ни о каком бы то ни было эгоистичном конце, ни о том, что просто получают от
Бога, ибо их внутренний человек целиком погружен в Бога, и они не имеют иной цели, кроме
восхваления Бога и Божьей славы, в которой только и может совершиться Его добрая воля в них и
через них во всех творениях. Поэтому они способны все перенести и от всего отказаться, ибо они
получили все из рук Бога и предлагают Ему опять в простоте сердца все, что получили от Него, и
не требуют от Него никаких милостей.
Они подобны реке, вбирающей в себя каждый поток и снова спешащей к их источнику. Таким
образом, пусть это люди отсылают все их дары обратно к Источнику, откуда они происходят, и
текут обратно в них самих с избытком. Так как они несут все Божьи дары обратно в их
Божественный источник и не требуют себе никакой собственности — ни для удовольствия, ни для
превосходства, и нету них иных целей, кроме Бога, Бог неизбежно становится единственным их
убежищем и опорой, внешней и внутренней."
А вот краткое изложение одной из его лекций о блаженстве, которая говорит следующее:
“Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят. Чистое сердце — это самое ценное в глазах
Бога, Чистое сердце — это прекрасная, достойно украшенная комната, место обитания Святого
Духа, золотой храм Божества, святилище единородного Сына, в котором Он поклоняется
Небесному Отцу, алтарь грандиозного Божественного жертвоприношения, на котором Сын
ежедневно приносит себя в жертву Отцу Небесному.
Чистое сердце—это трон Верховного Судьи, местопребывание и потайная комната Святой
Троицы, светильник, несущий вечный Свет, тайный зал синедриона Божественных Лиц,
сокровищница Божественных богатств, хранилище Божественной сладости, доспехи вечной
мудрости, келья Божественного уединения, награда всей жизни и страданий Христа.
 Так что же такое чистое сердце? Это, как мы говорили прежде, сердце, которое находит свое
полное и единственное удовлетворение в Боге, которое не наслаждается и не желает ничего, кроме
Бога, чьи мысли и намерения всегда заняты Богом, которому все, что не от Бога, чуждо и лишено
гармонии, которое хранит себя, насколько это возможно, вдали от всех недостойных образов и
радостей, и печалей, и всех внешних забот и тревог. И совершает эти деяния непрерывно для
блага, ибо для чистого все чисто, и для кроткого нет горького. Аминь.”
Благочестивая жизнь Джона Толера и его бескомпромиссные учения оказали влияние на двух
других подвижников церкви — Томаса из Страсбурга и Людольфа из Саксонии, которые оба были
священниками. Эти трое “друзей Бога”, как они назывались, были бесстрашными в своих учениях
и писаниях, противоречащих догматам, господство которых поддерживалось католической
церковью. Они советовали людям не обращать внимания на интердикт папы, посещать больных и
умирающих, чтобы утешить их, указывая на “смерть и страдания нашего Господа, Который
представил Самого Себя как совершенное Жертвоприношение за них и за грех всего мира."
Месть со стороны их врагов была очевидна, и эти трое, в конце концов, были лишены их
влиятельного положения. Спустя шесть лет после своего обращения Толер был вынужден уехать
из Страсбурга в Колонь к огорчению многих, а не только небольшой горстки горожан,
переживших в течение его благословенного служения чудесные жизненные перемены. В этом
городе он мог свободно проповедовать, что он и делал в течение десяти лет.
В возрасте семидесяти лет, больной и немощный, он вернулся в Страсбург, где находился на
попечении своей пожилой сестры в одном из домов, принадлежавших монастырю, где она была
монахиней. Там его посетил Николас, и они согласились, что он должен написать историю жизни
Толера, причем нигде не упоминать имени доктора. Он должен был стать известным как
“учитель”, а Николас как “человек”, в котором Бог мог иметь всю славу того, что он совершил.
Вскоре этот достойный муж Божий ушел навеки к Господу. Николас и горожане Страсбурга
глубоко скорбели о нем как о великой потере.
Мартин Лютер с высочайшим уважением относился к учениям доктора Толера и публично
заявил, что в них он нашел больше поучительного, чем во всех схоластах вместе взятых. Он писал
своему другу Спалатину: “Если вы желаете познакомиться со здравым учением доброго старого
образца на немецком языке, рекомендую вам проповеди Джона Толера, ибо ни на латыни, ни на
нашем языке я не встречал учения более цельного и основательного и в большей гармонии с
Евангелием." В течение многих лет в Страсбурге помнили Толера как “доктора, просвещенного
Божьей благодатью" или “учителя Священного Писания".
Что Ты, Господь, для меня Как жених для своей избранной,
Как король для своего королевства,
Как стража для замка,
Как пилот для штурвала,
Так Ты, Господь, для меня.
Как источник для сада,
Как свеча для тьмы,
Как сокровище для ларца, Как манна для ковчега, Так Ты, Господь, для меня.
Как рубин для оправы,
Как мед для сот,
Как свет для лампы,
Как отец для дома,
Так Ты, Господь, для меня.
Как сияние солнца для неба, Как образ для зеркала,
Как плод для смоковницы, Как роса для травы,
Так Ты, Господь, для меня.

— Джон Толер
 Крисмес Эванс
Одноглазый проповедник из Уэльса
Новообращенный семнадцатилетний юноша с несколькими своими друзьями не спеша шел
вдоль темной и безлюдной дороги в Уэльсе, чтобы встретиться с пастором для изучения Слова
Божьего. Неожиданно шестеро юнцов, вооруженных дубинами, выскочили из засады и
набросились на них. Во время этого злодейского нападения Крисмес Эванс, получив жестокий
удар по голове, лишился глаза. Похоже, его бывшие дружки, разъяренные отказом Крисмеса от
прежней жизни, исполненной греха и пьянства, решили проучить его, чтобы он навсегда
запомнил. Спустя годы этот юноша стал известен как одноглазый проповедник.
Ранний период жизни Крисмеса Эванса никак не предвещал его будущее служение во славу
Евангелия. Мальчик появился на свет в семье бедного сапожника и его жены, Сэмюэла и Джоанны
Эванс, в рождественский день 1766 года в Кардиганшире, в Уэльсе. Когда ребенку было восемь
лет, умер его отец, оставив семью в крайней нищете. Дядя со стороны матери предложил взять на
себя заботу о малолетнем племяннике. Впоследствии Крисмес говорил: "Во всем сонмище
порочного мира было бы трудно найти более бессовестного человека, чем Джеймс Льюис”. За
шесть горьких и беспросветных лет, проведенных с постоянно пьяным и не знающим жалости
дядей, мальчик не получил никакого образования, и когда ему исполнилось семнадцать лет, не мог
прочесть ни единого слова.
Множество раз в течение отрочества его жизнь оберегалась чудесным образом. Будучи уже
пожилым человеком, он рассказывал о религиозных переживаниях своей юности:
“Начиная с девятилетнего возраста и старше меня преследовал страх умереть не в Господе, и это
ощущение оставалось до тех пор, пока я не принял решение отдаться Христу. Правда, я тогда так
мало знал о своем Искупителе. И сейчас в свои семьдесят лет я не могу отрицать, что то чувство
тревоги было предтечей благословенного дня моего духовного начала, хотя и погруженное во
мрак и невежество. Во время возрождения, которое происходило в церкви, где пастором был
мистер Дэвид Дэвис, многие молодые души обрели Бога и вошли в эту церковь, среди них был и я.
Одним из первых плодов этого пробуждения было охватившее нас желание узнать как можно
больше о Боге. В то время в тех краях едва ли один человек из десяти вообще умел читать, даже на
языке нашей страны. Мы купили Библии и свечи и по вечерам стали собираться в амбаре у
Пениролтфора. Таким образом, спустя месяц я уже умел читать Библию на своем родном языке. Я
был в восторге от такого изучения.
Это, однако, не удовлетворило меня. Я одолжил книги и понемногу изучал английский язык.
Мистер Д. Дэвис, наш пастор, понял мою жажду знаний и взял меня в свою школу, где я оставался
б течение шести месяцев. Там прошел грамматику латинского языка, но из-за бедности я не мог
продолжать учебу.”
В ночь после травмы, в результате которой он лишился глаза, ему приснился необыкновенный
сон. Казалось, он видел мир в огне и его обитателей, созванных на последний суд. С его уст
сорвался крик: “Иисус, помоги мне!” Но Божий Сын повернулся к нему и сказал: "У тебя было
намерение проповедовать Евангелие, но сейчас уже слишком поздно, ибо Судный день уже
настал.” Впечатление от этого сна было настолько сильным и ярким, что юноша решил тут же
приступить к своему служению.
В Уэльсе были очень популярны собрания в домах, и Крисмес, горя желанием провозглашать
достигшую его сердца весть о спасении, одолжил у своего пастора книгу, содержащую проповеди,
и выучил одну из них наизусть. Кроме того, он выучил молитву. Выступления с проповедью и
молитвой в частных домах, казалось, открывали перед ним поприще проповедника, пока не
открылось, что его слова были позаимствованы у других. Церковь, членом которой являлся
Крисмес, была пресвитерианской, объединенной с одной из унитарианских церквей. Но
двадцатитрехлетнего юношу с его растущим желанием быть угодным Богу больше привлекало
евангельское баптистское вероисповедание. Призыв к евангельскому служению был “как огонь
сжигающий”, заключенный в его "костях”. Так как заученная наизусть проповедь не принесла ему
успеха, на этот раз он выбрал текст наугад и выступал без предварительной подготовки. “Если до
этого было плохо, то теперь стало еще хуже”, — таким был его анализ результата. “Поэтому я
думал, что Бог не желал делать из меня Своего проповедника."
Однако через такие унизительные переживания Бог готовил Своего слугу для будущего
служения. Крисмес писал об этом трудном для него времени: “Я был исполнен самых
уничижительных мыслей о себе. Вскоре я был привлечен к проповедованию вместе с другими
проповедниками, но я считал их более хорошими и благочестивыми проповедниками, чем я. В
своих проповедях я не мог почувствовать ни авторитета, ни влияния, ни добродетели...Я много
путешествовал в таком состоянии, считая истинным любого проповедника, но только не самого
себя. У меня не было никакой уверенности, что я правильно истолковываю смысл Священного
Писания. С тех пор во всем этом я видел Божью милость, потому что, таким образом, я был
оберегаем от влюбленности в свои дарования, что часто случалось со многими молодыми людьми
и служило причиной их гибели.”
Его способности были замечены, и после посвящения в духовный сан ему было предложено
стать пастором церкви в Ллейне, маленькой деревне на берегу Карнарволского залива — в самом
безнадежном для баптистов месте Уэльса. Тут он служил Господу, стараясь сделать христианскую
жизнь более насыщенной, и сила Святого Духа преуспевала в нем. Результатом были уверенность
в молитве, забота о деле Христа и новое откровение о плане спасения. В своем смирении он,
казалось, совершенно не сознавал значения своего служения для прихожан Лпейна.
“Я едва мог поверить свидетельству людей, представших перед церковью в качестве кандидатов
в члены, что они были обращены через мое служение. Но хотя в моих глазах это было чудом, я
обязан был верить. Это наполняло меня благодарностью к Богу и увеличивало мою уверенность в
молитве. Восхитительным зефиром повеяло на меня, как с холмов Нового Иерусалима, и я ощутил
три великих атрибута Царства Небесного: "праведность, мир и радость в Святом Духе." Было
чудом, что весь этот край, до сих пор такой мертвый и невосприимчивый ни к чему духовному,
теперь вдруг ожил."
В начале своего двухлетнего служения в Ллейне Крисмес женился на молодой христианке
Кэтрин Джоунс. Ей было свойственно исключительное чувство уверенности ее принятия Христом,
а также тонкое восприятие личности и реальной действительности. Поскольку нужда и бедность
никогда не страшили ее, то из своего скудного достатка она щедро помогала многим
нуждающимся. Кэтрин сопровождала своего мужа в пяти трудных путешествиях через Уэльс.
По воскресеньям Крисмес Эванс часто проповедовал по пять раз на день, проходя расстояние в
двадцать миль, чтобы добраться до тех мест, где он должен был выступать с проповедью. Перед
отъездом из Ллейна он посетил Южный Уэльс, где упрочил свою репутацию самого выдающегося
проповедника в Уэльсе, и с тех пор стал пользоваться большим успехом. Это произошло на
годичном съезде Союза, когда все протестанты, не поддерживающие практику и доктрины
официальной англиканской церкви, встретились для обсуждения практических вопросов.
Богослужения этого съезда проводились также и для местных жителей, иногда число
присутствующих на них доходило до пятнадцати тысяч.
В Фелинфоуле ожидалось выступление двух известных проповедников, прибытие которых,
однако, задерживалось. “Почему бы нам не попросить того одноглазого парня с севера? Я слышал,
что он говорит просто замечательно,”- предложил кто-то из присутствующих, и Эванс, "высокий,
костлявый, осунувшийся молодой человек, неуклюжий и бедно одетый", согласился. Когда он
занял место за кафедрой, многие, введенные в заблуждение его внешностью, посчитали, что
произошла досадная ошибка, и решили расслабиться в тени окружающих живых изгородей и
слегка подкрепиться привезенными с собой продуктами, пока прибудут те, кого ожидали.
Вот что пишет биограф Эванса: "Он выбрал грандиозный текст: "И вас, бывших некогда
отчужденными и врагами, по расположению к злым делам, ныне примирил в теле плоти Его,
смертью (Его), чтобы представить вас святыми и непорочными и неповинными пред Собою."
Впоследствии присутствовавшие на проповеди рассказывали, что поначалу он оправдывал их
опасения своей скованностью и неуклюжими движениями, но орган в те первые минуты только
настраивался и вскоре начал играть. Он показал себя мастером инструмента речи.
 Ближе и ближе слушатели подходили к нему. Они вставали и отходили от своих изгородей.
Толпа росла, все больше и больше насыщаясь пытливыми душами: проповедь стала ожившим
драматическим представлением. Многие из присутствовавших там проповедников признавались,
что были буквально ослеплены блеском языка и образов, слетавших с уст этого случайного и
никому не известного молодого пророка. Вскоре под каким-то устрашающим воздействием его
слов многие начинали вскакивать, и в паузах, если только паузы допускались в отдельных пунктах
проповеди, раздавался один и тот же вопрос: “Кто это? Кого мы тут слушаем?” Народ начал
кричать: “Слава! Благословенный!” Возбуждение достигло кульминации, когда среди плача и
ликования громадной толпы проповедник закончил свое выступление.”
Крисмес Эванс вернулся в Ллейн исполненный радости, но чувствующий, что Провидение ему
предназначило труд в другом месте. Позже он отмечал: “Сейчас я должен обратиться к своему
отъезду из Карнарвоншира. Я думал, что видел там признаки Божественного недовольства
баптистами. Три следующие обстоятельства поразили нас, а именно: недостаток практического
благочестия в некоторых проповедниках, несших там служение, отсутствие скромного,
евангельского стиля в служении и угрюмый осуждающий нрав, сжигающий все, подобно
полуденному зною, палящему, пока не останется ни единой зеленой травинки, и, наконец,
серьезные недостатки характера многих руководителей.”
Когда Крисмеса Эванса пригласили для руководства баптистскими церквами на острове Англси,
он согласился на обещанное жалование в семнадцать фунтов в год. До места нового назначения он
и его молодая жена добирались верхом на лошадях. Они поселились в Лланджефни, где их домом
стал маленький, пришедший в негодность коттедж, непосредственно к которому примыкала
конюшня. Потолок был настолько низким, что Крисмес, вставая, всякий раз соблюдал
осторожность. Скудной была и обстановка. Но, тем не менее, именно в этом скромном месте были
рождены многие из самых мощных и вдохновенных его проповедей. Чтобы несколько ослабить
тиски бедности, мистер Эванс был вынужден время от времени печатать маленькие брошюры и
продавать их, ходя от двери к двери.
“Это было угодно Господу, потому что моя бедность принесла два ценных плода. Во-первых,
мое служение распространилось настолько, что я стал известен как в одной, так и в другой части
Уэльса. А во- вторых, Он оказал мне милость и честь быть Его инструментом для приведения
многих душ ко Христу по всем графствам Уэльса, от Престейна до Сент-Дэвидского и от
Кардиффа до Хоулихэда. Кто станет возражать против бедности проповедника, если она таким
образом вынуждает его трудиться в Божьем винограднике?"
В течение первой части служения Эванса на Англси баптистские организации оказались
вовлеченными и почти что поглощенными сандеманьянской полемикой. Во главе ее находился
выдающийся человек по имени Джон Ричард Джоунс, который в своих служениях возродил
обычаи ранней христианской церкви, такие как поцелуй милосердия, праздник любви и омовение
ног. Он сурово критиковал все религиозные организации, выступавшие за полное отделение от
них, поскольку и он, и его приверженцы стали крайне немилосердны и безучастны к нуждам
людей в целом. Его последователи, хотя и насчитывавшие лишь около 200 человек, стали
причиной большого числа конфликтов и раздоров. Эванс был согласен с некоторыми сторонами
полемики, но, стремясь опровергнуть их заблуждения, давал место недобрым чувствам и горечи. В
этом отношении он признавался:”Сандеманьянская ересь повлияла на меня настолько, что
погасила дух молитвы за обращение грешников и заставила придать неоправданно большое
значение менее важным вещам Царства Небесного. Я лишился силы, которая облачала мой разум
в усердие, уверенность и ревностность на кафедре ради обращения душ ко Христу. Состояние
моего сердца во многом ухудшилось, и я не мог свидетельствовать о доброй совести.
Воскресными вечерами после дня, проведенного в разоблачениях и поношениях, которым
сопутствовали горечь и ошибки, моя совесть упрекала меня, что я утратил близость к Господу и
хождение с Ним. Она как бы давала понять, что во мне отсутствовало теперь нечто чрезвычайно
ценное. Я отвечал, что действовал в послушании Слову, но она продолжала обвинять меня в
отсутствии некой драгоценности. В значительной степени я был лишен духа молитвы и духа
проповедования.”
 Хребет этой ереси был сломлен в 1802 году, когда некий священник Томас Джоунс в проповеди
в Союзе баптистов осмелился на решительную критику доводов сандеманьянцев:“Это
религиозное ледяное растение, религия в ледяном доме”. Так возрождение веры пришло в Уэльс и
к Крисмесу Эвансу.
Его противостояние Богу, обернувшееся пленом его души, было описано в яркой и живой
манере: “Я изнывал от холодного сердца по отношению ко Христу, Его жертвоприношению и
работе Его Духа — холодного сердца на кафедре проповедника, в таинстве молитвы и в
размышлении. Прежде уже пятнадцать лет я ощущал свое сердце пылающим изнутри, как будто
идущим с Иисусом в Эммаус.
Мне навсегда запомнился один день, когда я был на пути из Долджелли в Мэчинллети взбирался
к Кейдер Идрис. Молиться... Я рассматривал это как возложенную на меня обязанность, как бы
тяжело ни было у меня на сердце и каким бы земным ни было расположение моего духа. Взяв
начало в имени Иисуса, я скоро почувствовал, если можно так выразиться, ослабевающие оковы и
смягчающуюся закоренелую жесткость сердца, и, как я представлял себе, внутри меня плавились
и таяли горы льда и снега.
Это будило в моей душе уверенность в обетовании Святого Духа. Я чувствовал, что мой разум
освободился от рабства: слезы текли, не переставая, и я сдерживался, чтобы не возопить о милости
Божьего посещения, возродившего в моей душе радость Его спасения. Я просил, чтобы Он
посетил церкви в Англси, которые были на моем попечении. В своих мольбах я охватывал все
церкви святых и почти всех служителей Уэльса, перечислял их по именам.
Это молитвенное борение длилось в течение трех часов. Оно возобновлялось снова и снова,
подобно тому, как одна волна следует задругой, прка я не ослабел от плача и крика. Таким
образом, я подчинил всего себя Христу: тело и душу, труд и талант. Всю свою жизнь, каждый
день и каждый час, которые оставались у меня, и все свои заботы я вверил Господу. Дорога была
гористой и пустынной, и я в полном одиночестве непрерывно пребывал с Богом в своем борении.
С того времени я был готов ждать Божьих милостей для своих церквей и для себя. Таким
образом, Господь избавил меня и народ Англси от увлекшего нас потока сандеманьянской ереси.
После этого на первых же собраниях верующих я почувствовал, как будто был перенесен из
неприветливо холодных и удручающе бесплодных областей духовной мерзлоты в зеленеющие
просторы Божественных обетовании. Прежнее подвизание с Богом в молитве и страстное желание
обращения грешников, которое я переживал в Ллейне, сейчас было восстановлено. Я обладал
властью Божьих обетований. В результате, как только я вернулся домой, я сразу увидел, что
Святой Дух работал также и в моих братьях в Англси, пробуждая в них дух молитвы.’1
В то время, "глубоко сознавая зло своего сердца и зависимость от безграничной милости и
заслуги Искупителя”, он заключил торжественный завет с Богом. В сокращенной форме он гласит
следующее:
1. Я отдаю свою душу и тело Тебе, Иисусу, истинному Богу и вечной жизни.
2. Я призываю день, солнце, землю, деревья, камни, постель, стол, книги в свидетельство того,
что я прихожу к Тебе, Искупитель грешников, чтобы обрести покой для своей души от тяжести
вины и ужаса вечности.
3. Я, будучи твердо уверен в Твоей силе, искренне умоляю Тебя взять это дело в Свои руки и
дать мне обрезанное сердце, чтобы я мог любить Тебя, и сотворить во мне дух истины, чтобы я
мог искать Твоей славы.
4. Я умоляю Тебя, Иисус, Сын Божий, в силе Духа даровать мне ради Твоей мученической
смерти вечное стремление к Твоей крови, которая очищает, к Твоей праведности, которая
оправдывает, и к Твоему искуплению, которое освобождает.
5. Иисус Христос, Сын Бога живого, возьми ради Твоей крестной смерти мое время и силу, дары
и таланты, которыми я обладаю и которые от всей полноты устремлений моего сердца я посвящаю
прославлению Тебя в созидании Твоей церкви в этом мире.
6. Я желаю, чтобы Ты, мой великий Первосвященник, Твоей властью в Твоем Верховном
Судилище утвердил мою годность как проповедника и мое благочестие как христианина—
подобно двум садам, посаженным рядом, чтобы через согрешение в мое сердце не вошло
сомнение в Твоем оправдании и чтобы я не допустил никакого глупого поступка, из- за которого
мои дары могут иссякнуть и я останусь бесплодным до конца своих дней.
7. Я отдаю себя исключительно Тебе, Иисус Христос Спаситель, чтобы предохранить себя от
падений, в которых многие претыкаются, чтобы Твое имя не могло быть поругано и оскорблено.
8. Я прихожу к Тебе, умоляя Тебя быть в завете со мной в моем служении. Все, что только будет
мешать успеху служения, убери с моего пути. Используй во мне все, что угодно Богу, для
достижения этой цели. Дай мне сердце, "изнемогающее от любви к Тебе и к душам людей”.
Сделай так, чтобы я мог на своем опыте испытать силу Твоего Слова прежде, чем я произнесу Его,
как Моисей чувствовал силу своего жезла до того, как увидел ее действие на земле и водах Египта.
10. Надели меня силой зависеть от Тебя в пропитании и одежде и знать свои запросы. Пусть Твоя
забота будет надо мной как завет- привилегия между Тобою и мною, и не как простая забота о
пропитании для воронов, которые погибают, и одеянии для лилии, которую бросают в печь. Пусть
Твоя забота будет надо мной как над одним из членов Твоей семьи.
11. Согласись, Иисус, взять на Себя мою подготовку к смерти, ибо Ты есть Бог. Тут нет
необходимости для Тебя обещать что-либо. Если только возможно и будет на то Твоя воля, не
оставляй меня надолго в горе и не дай мне умереть внезапно, не попрощавшись со своими
братьями, но позволь мне умереть у них на глазах после непродолжительной болезни. И пусть все
будет приведено в порядок ко дню перехода из одного мира в другой, чтобы не было ни путаницы,
ни беспорядка, но лишь тихое освобождение.
12. Не допусти, благословенный Господи, чтобы во мне произросло и пустило корни нечто, что
заставило бы Тебя отрешить меня от Твоего жертвенника, подобно сыновьям Илии. Пусть дни
мои не продлятся дольше, чем моя полезность в Твоем деле. И пусть в конце моих дней я не буду
подобен груде хлама в доме, которая мешает другим действовать.
13. Я умоляю Тебя, Искупитель, представить эти мои ходатайства перед Отцом и молю, впиши
их в Твою Книгу Твоим бессмертным пером, в то время как я пишу их своей смертной рукой в
свою книгу тут, на земле. Приложи Твое имя в Твоем Верховном Судилище к этим бесценным
прошениям и заверши все Своим Аминь, как делаю это я на своей части завета. Аминь. —
Крисмес Эванс. Лланджефни, Англси, 10 апреля.”
Позже он приписал от сердца, переполнявшегося любовью к Богу: "Я ощущал сладостный мир и
покой души, подобно бедняку, принятому под покровительство королевской семьи и
получившему пожизненно годовое содержание, и из жилища которого был навсегда изгнан страх
бедности и нужды.”
Выступление с проповедью, которая впоследствии была названа “кладбищенской”, навсегда
упрочило репутацию Эванса. Этот “одноглазый человек из Англси”, живший в маленькой
лесистой долине среди гор Карнарвоншира, был “шести футов ростом и с весьма выразительным
лицом, но очень спокойным и тихим,” так писал о нем его биограф. “Тем не менее, великий огонь
горел в сердце этого человека. Он объявил несколько строф хорошо известного уэльского гимна и,
пока звучало пение, вытащил из кармана жилета пузырек, смочил кончики пальцев и провел ими
по ослепшему глазу. Это была настойка опия, которую он применял в случаях невыносимой боли.
Он взял текст из Послания к Римлянам 5:15 : “Ибо, если преступлением одного подверглись
смерти многие, то тем более благодать Божия и дар по благодати одного Человека, Иисуса Христа,
преизбыточествуют для многих." В своем выступлении он рисовал картину мира как огромного
кладбища, окруженного массивными стенами, огораживающими смертный род Адама. Данная
проповедь, переведенная на английский язык, стала настоящей классикой. Только человек,
проведший много времени в присутствии Всевышнего, мог прийти к подобной концепции
грехопадения и искупления человечества и выступить с такой проповедью.
Другие его проповеди были столь же образны, сколь и сильны. Благодаря прирожденному
красноречию, он пленял сердца слушателей, и никто из слышавших его не мог оставаться
равнодушным. Твердая уверенность самого проповедника в том, что вечные ценности вытеснят
временные, делала его необычайно убедительным. Однажды он высказал брату служителю такую
мысль: “Я чувствую, что доктрина убежденности и силы заставит народ в некоторых частях
Уэльса танцевать от радости.”
 В своем служении в Англси Эванс столкнулся с непредвиденными трудностями. Благодаря
воздействию его проповедей, исполненных Святого Духа, число прихожан возрастало, и в
результате возникла потребность в большем количестве молитвенных домов. На него легла
ответственность в обеспечении средствами их строительства. Это означало путешествие верхом на
много миль во все концы Уэльса в поисках помощи более богатых церквей. Одно время над ним
нависла угроза преследования со стороны закона из-за некоторых церковных долгов. Он описывал
свою реакцию на эту несправедливость следующим образом:
“Они говорят, что приведут меня на суд закона, где я никогда не был и, надеюсь, никогда не
буду, но сначала я приведу их на Суд Иисуса Христа. Я знал, что у них не было оснований для
обвинения, но, тем не менее, я был крайне расстроен, будучи в шестидесятилетием возрасте и
похоронив недавно свою жену. Я получил письменное приглашение на ежемесячное заседание, на
одну из схваток с духами злобы поднебесной. При возвращении домой на протяжении всего
путешествия в десять миль я имел общение с Богом и, приехав к себе, взбежал по ступенькам в
свою комнату и стал изливать душу перед Искупителем, в руках Которого сосредоточена вся
власть и вся сила.
Я пребывал в молитве около десяти минут. У меня было чувство уверенности, что Иисус слышит
меня. Я встал с колен вновь с любящим сердцем и не мог удержать плача от радости, что Господь
приблизился ко мне. В седьмой раз я склонился в молитве, полностью уверенный, что Искупитель
взял мое дело в Свои руки и что Он Сам все устроит и уладит. Ободренный, я молился, подобно
Нееману, омывшемуся семь раз в Иордане, или Пилигриму Джона Буньяна, сбросившему свое
бремя к подножию креста в могилу Иисуса.
Я хорошо помню то место — маленький домик, примыкающий к зданию заседаний... Я мог бы
назвать его Пенуэлом. Оружие, направленное против моего преуспевания на избранном пути,
было сокрушено. В моем сознании и в моем преходящем земном существовании воцарился мир. Я
часто молился за обижающих меня, чтобы они могли быть благословенны, так же как и я
благословен. Я не знаю, что происходило со мной, но это было не ради тех печей, в которых я был
испытан и в которых во мне пробуждался и проявлялся дух молитвы.”
В это же время целая серия труднейших испытаний обрушилась на этого преданного слугу
Господа. Смерть забрала из этого мира его жену и верную соратницу во всех жизненных
невзгодах. Кроме того, ему угрожала полная потеря зрения по причине обострения болезни во
время его путешествия на юг. Это обстоятельство удерживало его несколько месяцев в
Аберистуите под медицинским наблюдением. Была лишь слабая надежда на то, что удастся
сохранить зрение в единственном оставшемся глазу. И благодаря вере и терпению, он, пройдя
через эти трудности, вылечился к славе Божьей и успеху распространения Его Царства.
Недоразумения среди служителей, ревность к его авторитету и успеху привели к тому, что этот
замечательный человек был вынужден уехать из Англси. Более молодые пасторы стремились к
независимости и популярности. “Ересь”— пошла молва, многие стали думать, что старый
проповедник уклонился от их кальвинистского наследия. Это стало подходящим оружием против
него. Несомненно, он принял менее крайнюю точку зрения, когда получил дальнейшие
откровения свыше о величии искупления и масштабах цены. Но самой гнусной из всех попыток
унизить этого святого было обвинение, основанное на ложном слухе о поступке, совершенном 34
года тому назад. Безусловно, дьявол, чье царство Крисмес Эванс старательно ослаблял силой
своего служения, был в гневе.
Но, несомненно, и то, что Бог использовал все эти неприятности, чтобы освободить его для
проповедования Евангелия и в других областях Уэльса. "Ничто, кроме убежденности в верности
Христа, не могло бы сохранить во мне бодрости и уверенности под бременем этих горестей. Я
чувствовал, что мне предстояло еще очень много работы и что мое служение должно стать
средством для приведения грешников к Богу. Эта твердая уверенность была следствием моего
полного доверия Господу и укреплялась в духе молитвы, который владел мной.
В этот период времени, как только я поднимался на кафедру, я забывал о тревогах и находил
свою гору сильной. Я был благословен таким небесным помазанием и так сильно стремился к
спасению людей, что чувствовал истину, как молот чувствует свою силу, и укрепляющую
доктрину, подобно медовым сотам и редчайшему вину. Я стал стремиться к объединению всех
служителей страны со мной для молитвенного ходатайства об исполнении обетования:"... если
двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца
Моего Небесного."
В 1828 году в возрасте шестидесяти двух лет Крисмес Эванс уехал из Англси, чтобы принять
попечение о бедной маленькой церкви в Каэрфилли. Уже сам восторг, вызванный его приездом в
ту местность, был способен облегчить любое душевное страдание. Слова: “Крисмес Эванс
приехал",- буквально перелетали из дома в дом по всей округе. Многие с недоверием спрашивали:
“Вы уверены?” И следовал ответ: “Да, вполне уверен. Прошлое воскресенье он проповедовал в
Каэрфилли.” Здесь, если можно так выразиться, красноречие и мощь его проповедей стали еще
сильнее, чем когда-либо прежде, и с тех пор каждое воскресное утро дикие холмы Уэльса
становились немыми свидетелями того, как мужчины и женщины, жаждущие услышать Слово
Божье, совершали свой путь в эту церковь.
Он провел короткие периоды времени в Каэрфилли и в Кардиффе, а затем переехал в Карнарвон,
который оказался его последним пасторатом. Эта церковь состояла лишь из тридцати членов,
принадлежащих к самому низкому социальному слою, при этом ее раздирали всякого рода
мелкими ссоры. К тому же над этим местом висел долг в 800 фунтов, половину которого Эванс
надеялся оплатить. Несмотря на то, что ему было уже семьдесят лет и здоровье его было
настолько слабым, что он боялся умереть в дороге, он все же отправился вместе со своей второй
женой Мэри и молодым проповедником исполнять свой долг.
Цель его миссии была выполнена, но это было достигнуто за счет крайнего перенапряжения, и в
результате его здоровье было окончательно подорвано. Заключительная проповедь Эванса
состоялась в Суонси, где, спустившись со ступеней кафедры, он сказал находившимся рядом: “Это
моя последняя проповедь”.
Так оно и случилось. В течение следующей недели он страдал от приступов физического
истощения. В пятницу, 19 июля 1838 года к умирающему были вызваны его друзья. “Я покидаю
вас. Пятьдесят три года я совершал свой труд в святилище, и мое утешение в том, что я никогда не
трудился без крови в чаше”,— вероятно, это означало то, что он никогда не переставал
проповедовать распятого Спасителя, “Проповедуйте Христа людям, братья, — продолжал он —
Посмотрите на меня. Сам по себе я ничто, разве только развалина, но во Христе я — Небо и
спасение." Затем, повторяя строфу из любимого им уэльсского гимна и взмахнув рукой со словами
“До свидания! Поехали!”, он опустился на подушки. Друзья пытались разбудить его, но этот
ангельский вестник уже подчинился приказу - колесница перенесла его в вечные обители.”
 Уильям Брэмвелл
Апостол Молитвы
Молодая ревностная христианка собиралась отправиться в далекое плавание из Ливерпуля,
чтобы навестить своих друзей, живущих на Ямайке. Это происходило в дни старого парусного
флота. Путешествие обещало быть долгим и чреватым многими опасностями. Она решила
посетить преподобного Уильяма Брэмвелла, многоуважаемого методистского священника этого
города, с просьбой вверить ее Божьему благословению и защите. Он благосклонно принял ее и
затем горячо молился от ее имени. Поднявшись с колен, он с чувством воскликнул: “Моя дорогая
сестра, вам нельзя завтра уезжать. Господь только что сказал мне, что вам нельзя ехать.” Она была
удивлена, разочарована и определенно в замешательстве, потому что у нее уже все было
запланировано. Тем не менее, она не осмелилась пренебречь предупреждением этого человека,
который, как ей было известно, был в близких отношениях с Богом. Поэтому, хотя это было и
неудобно, она позволила ему сопровождать ее на корабль и забрать багаж.
“Тайна Господня — боящимся Его." Божий слуга действительно постоянно пребывал в Божьем
присутствии настолько глубоко, что не пропустил Божественных указаний. Спустя шесть недель
Англию достигло известие, что то судно со всеми, кто находился на его борту, бесследно исчезло.
Уильям Брэмвелл родился в феврале 1759 года в деревне Элсзик близ Престона в Ланкашире в
большой семье. Его родители были верными и стойкими приверженцами англиканской церкви и
старались воспитывать своих детей в соответствии со строгим кодексом морали.
Любовь к истине ярко проявилась в Уильяме после того, как он в возрасте пятнадцати лет стал
подмастерьем кожевенника. Когда хозяин попросил его подтвердить предполагаемому клиенту
стоимость некоего товара, мальчик высказался напрямик: “Нет, сударь, качество этой кожи не
настолько хорошее, как вы его представили." Нет необходимости описывать, какой была реакция
хозяина, но этот и другие, подобные ему, случаи происходили нередко, и Уильям вполне
заслуженно получил репутацию честного парня.
Но даже такое положение перед людьми не могло принести мира в его сердце. Он был
грешником и слишком хорошо это сознавал. Здравомыслящий юноша, он старался посещением
правоверной церкви и добрыми делами заработать себе спасение. Ненависть к распутству
заставила этого юношу пойти в пивные, чтобы побудить хотя бы некоторых из морально павших
мужчин оставить их порочную жизнь. Но внутри его сердца бушевала буря, так как распутные
нравы и воспоминания прошлых грехов постоянно его изводили.
Какое-то время он пытался принять католицизм, но вскоре вернулся в церковь своих отцов. Он
часами, стоя на коленях, молился, будучи особенно набожным перед принятием причастия в
поместной церкви. Бог видел его голод, и во время совершения церемонии пришел ответ на крик
его души. И в тот же момент перед ним открылся путь спасения по вере во Христа. Так он нашел
прощение и мир.
Не имея духовного наставника и будучи невежественным относительно сатанинских замыслов,
молодой Брэмвелл присоединился к группе церковных певчих. Это были люди, лишь
называвшиеся христианами, и даже встречи их происходили в зале пивной, Здесь легкомыслие и
мирские развлечения очень скоро оказали свое умерщвляющее влияние на молодого
новообращенного. Он лишился утешения от сознания прощения грехов, Уильям категорически
отверг приглашение молодого методистского проповедника посещать богослужения их церкви,
поскольку он не слышал о них ничего доброго, а его отец считал их лжецами и волками в овечьей
шкуре. Только позже, услышав, как некая католичка поносила методистов, молодого Брэмвелла
вдруг осенила мысль, что именно эти люди были истинными последователями гонимого Учителя,
и что нападки на них сатаны и мира сего лишь доказывали их чистоту.
Лишь несколько скромных людей пришло на то первое богослужение методистов, где он
присутствовал. Но сердце Уильяма было согрето. Вот что говорил он о слышанной там проповеди:
“Это была проповедь, в которой я так давно нуждался. Это те люди, с которыми я решил жить и
умереть.” Вскоре это маленькое собрание посетил Джон Уэсли. Тем вечером мистер Брэмвелл
вновь нашел потерянное утешение и с этого времени приобрел возможность постоянного
хождения в свете Божьего присутствия. Тем не менее, он остро ощущал необходимость более
глубоких перемен в своем сердце, испорченность которого эму открылась благодаря его активной
деятельности и многим часам пребывания в присутствии святого Бога.
Теперь он нашел победу, которую искал и к которой так сильно стремился. Уильям предельно
точно выразил это следующими словами: “Когда-то я был убежден, что нуждаюсь в истинной
чистоте, и тщательно искал ее со слезами, мольбами и жертвами, считая, что ничто из того, что я
сделаю или выстрадаю, не будет чрезмерным, если я добуду эту драгоценную жемчужину. Однако
я не находил ее и не понимал причины до тех пор, пока Бог не открыл мне, что мои поиски велись
не на той дороге.
Я не искал ее исключительно по вере, но, так сказать, через “дела закона”. Теперь, поняв свое
прежнее заблуждение, я искал благословения исключительно по вере. Все еще немного мешкая, я
ожидал его на пути веры. Как-то в доме друга в Ливерпуле в то время, как я сидел, мысленно
погруженный в различные переживания относительно состояния своих дел и перспектив
будущего, моя душа время от времени возносилась к Богу, однако, не сосредоточиваясь особенно
на этом благословении. Но Небо Само снизошло в мою душу. Господь, Которого я ждал, вдруг
вошел в храм моего сердца, и я имел неоспоримое свидетельство, что это было благословение,
которое я так тщетно искал все это время. С тех пор вся моя душа стала чудом, любовью и
хвалой.”
Тем вечером до места собрания ему пришлось идти пешком пятнадцать миль, и всю дорогу враг
ему нашептывал: "Не исповедуй освящение, иначе ты его потеряешь.” Но Господь победил, и в
течение всей своей проповеди Брэмвелл смело говорил во славу Божью, какие великие дела были
совершены ради его души.
Это было началом одной из самых благоуханных прогулок с Богом, о которых мы сможем
прочитать. Полностью освобожденный от какой бы то ни было самонадеянности, Брэмвелл ясно
представлял себе, что не существовало иной святости, кроме жизни в постоянном общении с его
Небесным Отцом. Две великие страсти буквально съедали его. Первой было стремление
постоянно находиться в Божьем присутствии. “Я всего себя отдаю молитве,”- подчеркивал он
снова и снова в своих письмах и дневниках.
Наряду с этой безмерной любовью к Божьему присутствию пришла неутолимая жажда спасения
погибшего. Молитвы, молитвы и еще большие молитвы следовали друг за другом в напряженном
труде ради спасения человеческих душ во многих округах Северной Англии. Сон, еда, здоровье -
все было принесено в жертву двум великим целям.
В возрасте двадцати восьми лет мистер Брэмвелл женился на мисс Байром. Нам мало известно о
его семейной жизни, но по меньшей мере двумя детьми, сыном и дочерью, Господь благословил
этот союз. Его письма к дочери Анне были наполнены отцовской любовью и наставлениями.
Первым местом назначения Брэмвелла был Блэкбурн, затем Колни и, наконец, Дьюсбери. О его
служении в Дьюсбери (Йоркшир) и в его окрестностях написано так: “Он отдавал всего себя
бесконечной молитве за излияние Святого Духа и всегда был в постоянной готовности молиться.
В этом деле он стремился к сотрудничеству со всеми, кто мог бы объединиться с ним, и назначал
молитвенные собрания на пять часов утра. Такие усилия не могли оказаться напрасными.” Мистер
Брэмвелл отмечает: “Когда я молился в своей комнате, я получал особый ответ от Бога, и таким
образом мне было открыто, что духовное пробуждение придет. Больше у меня не было сомнений.
Вся моя печаль прошла. Я мог сказать: "Господь придет. Он придет и это случится неожиданно."
И в самом деле, это как раз то, что случилось очень скоро.”
Спустя две недели после посещения различных собраний в Шеффилдском округе он писал:
“После тщательных поисков я не нашел ни одного человека, который бы знал о силе все
очищающей крови Христа. Однако там я нашел великое дружелюбие, благодаря которому был
принят с особенным уважением. Я увидел около двадцати освобожденных. Думаю, что мне
следовало увидеть намного больше, но я не могу найти ни одного ходатайствующего человека.
Там много хороших и добрых людей, ноя не нашел ни одного "борющегося Богом". О, молю,
чтобы я мог видеть Его руку, открывшейся в этом месте.
 После двенадцати часов моих стенаний и взываний к Господу Бог открыл мои незрячие глаза. Я
никогда не видел Божью силу более наглядно, чем мне было явлено тогда." Одна тысяча двести
пятьдесят членов присоединились к Церкви Господа Иисуса в течение первого года служения
Брэмвелла в Шеффилде. Переезжая в Ноттингем, этот муж молитвы писал: “Я — сама слабость, и
в самом деле, я понимаю, что ничто не будет достаточным, кроме постоянной зависимости и
жизни, основанной на Его милосердии. О, глубина милосердия! Это непрерывная молитва,
которая приводит душу в совершенный восторг.”
Позднее в том же городе он писал: “Я подвизаюсь в постоянной молитве, чтобы жить еще ближе
к Богу, чем я жил когда-либо, и Он приводит мою душу в еще более тесный союз с Собой. Я живу
с Иисусом, Он для меня все. Я же в Его глазах меньше, чем ничего. Эта прогулка с Господом, эта
беседа в Небесах! Как же мне стыдно! Я погружаюсь в невысказанную любовь. Я так хотел бы
знать, как Господь все еще терпит меня так долго. Я никогда еще не рассматривал так Бога и себя.
Я молюсь, чтобы каждым мнгновением своей жизни я мог прославлять Его.”
Разве это не чудо, что за время пребывания Уильяма Брэмвелла в Ноттингеме число общин
удвоилось! В Лидсе было точное повторение той же нужды, того же молитвенного ходатайства и
того же благословения. Следующим местом его служения был Г ул. Он пишет: “У меня были три
недели агонии, но теперь я вижу дело Господа в действии. В последнее время я проповедовал,
видя плоды своего труда. Господь спасает души."
На время его пребывания в Гуле друг предложил ему большую гостиную с окнами, выходящими
на реку Хамбер. В эту комнату он удалялся для молитвы и покоя, а хозяин дома говорил о его
посещениях: “Он имел привычку часто уединяться в своем убежище и проводить там два, три,
четыре, пять, а иногда и шесть часов в молитве и размышлении. Он нередко входил в свою
комнату в девять часов утра и не покидал ее до трех часов дня. Я предполагаю, что самые
продолжительные его визиты приходились на те дни, когда у него был назначен пост. В тех
случаях он отказывался от какого бы то ни было угощения и обычно говорил: "Теперь не
обращайте на меня внимания.”
Бог совершал великий труд через Своего слугу также в Сандерленде. Вот что мы читаем еще об
одном чуде: “Почему мы мало продвинулись, когда душа столь ценна, Бог так велик, а вечность
так близка? Может быть, вы можете ответить мне на это? Никогда еще Слово Божье не ранило
меня так сильно, как теперь. Эта истина, эта глубина и эти обетования буквально поглотили меня.
Я растворился в восхищении и хвале. Моя душа вошла во Христа, в Его благословенную Книгу.
Сказанное им возымело надо мной большую власть, чем когда бы то ни было. Я мог читать и
плакать, и любить, и страдать! Да разве я могу не страдать, когда так вижу Его? Великое
оправдание, великое очищение, но что есть такое оправдание, или что есть такое очищение, если
сравнивать с этим пребывание в Нем Самом? Этот мир, этот производимый нами шум - все это
преходящее, а разум несет в себе полное запечатление Божьего образа. Тут вы говорите, ходите и
живете, все делая в Нем и для Него, продолжая молиться и обращая все во Христа в каждом доме
и в каждом сообществе.” Тем не менее, этот Божий святой был не более нас свободен от всякого
рода конфликтов. “Я вижу величайшую необходимость чистоты во внешнем человеке. Чтобы
сохранить все, необходимо постоянно молиться, бодрствовать и смотреть на Христа. Я имею в
виду, что душа не должна отклоняться от Него ни на мгновение, чтобы видеть Его во всех делах,
иметь Его поддержку как инструмент, которым я выполняю свое служение, и знать, что все,
сделанное мной, сотворено Им. Искать признания людей, мира, себя или славы — все это
настолько шокирует мои нынешние взгляды, что мне интересно знать, не будем ли мы биты до
смерти, если меньшее из этого сойдет на нас. Я сразу же узнаю, когда я огорчаю моего Господа:
Дух говорит внутри. Делать что-либо дурное в чистом свете — это великая обида. Моя душа —
поле для лени, а у меня есть служение. Я убедительно советую вам не ослабевать в ваших делах."
Вот что еще он писал из Сандерленда: “Как дьявол станет вас искушать, чтобы вы оставались
лежать в постели в те холодные утренние часы, когда вам следует пребывать в молитве или в
изучении Слова каждое утро в пять часов или раньше. Но следуя этому установленному порядку,
вы сможете узнать, как быть в согласии с Богом, с Его Словом, со своей душой и для
благословения вашей семьи! О, поднимайся, мой дорогой брат, ведь эта жизнь так коротка!”
Молодым служителям мистер Брэмвелл дал такой совет: “Вы защищены ради распространения
священного огня, когда пребываете во Славе. Я уверен, что необходимо намного больше молиться
и для более великой цели. В этом я каждый день получаю более значительную часть добра от
Господа. Я никогда не испытывал более сильной нужды в непрестанной молитве.”
Он снова и снова подчеркивает необходимость вставать рано утром, не делая тайны из того,
благодаря чему в нем присутствовала такая сила. “Встаете ли вы около четырех часов каждое
утро? А для того, чтобы делать это, отправляетесь ли вы отдыхать сразу же, когда ваша работа и
ужин закончены, или вы сидите и болтаете с людьми? Отдаетесь ли вы чтению и молитве? Я
говорю: отдавайте себя этому! Бывали ли вы когда-либо в обществе людей больше часу сразу? А
если бывали, обращали ли вы все это в выгоду или во славу Божью?"
Его биограф говорит: "Несколько его друзей, с которыми он некоторое время жил в деревне,
свидетельствовали, что, когда он утром выходил из своей комнаты на завтрак, его волосы были
мокрыми, как при занятии тяжелым физическим трудом. Эти усилия приносили видимые
результаты, подобно тому, как борющийся Иаков стал торжествующим Израилем."
Когда приблизился конец его земного служения, интенсивность его молитвенной жизни и
служения значительно возросла. Он писал с места своего последнего служения: “Я должен сказать
вам, что принадлежу молитве больше, чем когда-либо. Я ощущаю себя на самом краю вечности и
сознаю, что не смогу уже ничего изменить, когда уйду. Эта мысль настолько присутствует во мне,
что я тружусь изо всех сил. Простите меня, когда я говорю вам, что моя жизнь теперь — это
молитва. Я постоянно ощущаю нужду в ней и могу жить лишь в исполнении этого долга. Я
надеюсь, что вы присоединитесь ко мне в моей молитве, несмотря на то, что отсутствуете телом.
Еще совсем немного, и Он придет. Мы с вами будем готовы к этому".
Перед самой своей кончиной этот человек молитвы пришел к нескольким совершенно
очевидным выводам, которые могли бы быть применимы точно так же к церкви нашего времени.
“Причина, из-за которой методисты вообще не живут в этом спасении, заключается в том, что там
слишком много сна, слишком много мяса и питья, слишком мало поста и самоотречения, слишком
много разговоров с миром, слишком много проповедования и слушания и слишком мало
самоанализа и молитвы.
Теперь некоторые методисты будут в обществе все воскресенье, и, если они все время слышали
ангелов, они отступят от веры. Это удивительно, как дьявол нас обманывает, за одно мгновение
наполняя наши головы и опустошая наши сердца. Что мы станем делать? Как мы вернемся?
Возможно ли вернуть тело на тот же путь? Боюсь, что нет. Иногда я почти теряю надежду. Во всех
церквах до настоящего времени сатана использует внешнее великолепие, чтобы затмить внутрен-
нюю славу. Разве слишком поздно увидеть, узнать и понять дьявольские искушения?”
Уильям Брэмвелл умер в Лидсе во время завершения методисткой конференции. В последний
вечер своей жизни он сказал своим друзьям: “Я думаю, что одни из нас уйдет через три или
четыре месяца". Вернувшись в свою комнату, он громко и усердно молился. В два часа утра он
снова взывал к Богу. Спускаясь по лестнице утром на полтора часа позже обычного, он сказал
находившиеся там молодой служанке: “Хвалите Господа! Слава Богу!” Он молился с ней перед
тем, как уйти из дому, и вскоре после этого он был найден двумя полицейскими недалеко, видимо,
очень больным. Посылая одного из них за помощью, он, задыхаясь, проговорил: “Поспешите, я не
буду здесь долго”.
Таким образом, он ушел, чтобы быть со своим чудесным Господом, с Которым он общался на
протяжении стольких лет. Этому прекрасному Божьему человеку не было и шестидесяти лет, но
какое наследство он оставил всем последующим поколениям на все времена!
“Те, кто оставил о себе самое глубокое впечатление на этой грешной и проклятой земле, были
людьми молитвы” Д.Л.Муди.
Сегодня нет более эффективного пути для преодоления мирового кризиса, чем сила молитвы.
Живое общение с Богом намного важнее, чем самое серьезное размышление над проблемой или
беседа с лицом, облеченным государственной властью, или обращение и управление аудиторией.
Те, кто проводят достаточно времени в истинном общении с Господом, чтобы по-настоящему
осознать свою абсолютную зависимость от Него, заменят обыкновенную энергию своей плоти на
Божью силу... Воистину верно, что тот, кто экономит свое время за счет молитвы, потеряет его. А
тот, кто расходует свое время на общение с Богом, найдет его опять в новом благословении,
возросшей силе и эффективности.
 Мать Кобб
Святая в ситцевом платье
Сильно были удивлены жители городка Казеновии, штата Нью-Йорк, когда молодая, любящая
блистать в обществе миссис Кобб отказалась от положения светской леди и стала скромной
служительницей Бога. Однако это ее решение явилось лишь внешним проявлением той глубокой и
проникновенной работы Божественной благодати, которой было отмечено начало
шестидесятилетней жертвенной и исполненной Святого Духа жизни. Какая же цепь обстоятельств
могла столь бесповоротно изменить жизнь одной из тех, кто обладал всеми преимуществами,
предоставляемыми светским обществом?
Юнис Парсонс родилась в феврале 1793 года в Личфилде (штат Коннектикут. США), в
респектабельной семье. Несмотря на то, что родители не были христианами, в семье проявлялась
забота о нравственном воспитании восьмерых детей. Мать Юнис была универсалисткой, а отец,
по-видимому, имел мало общего с какой- либо церковью. Мистер Парсонс был преуспевающим
предпринимателем швейного бизнеса, и в его ателье Юнис стала настоящим знатоком этого
ремесла. Когда ей было 14 лет, отец умер, и мать с детьми переехала в Казеновию.
Юная девушка была достаточно привлекательной: небольшого роста, светлолицая, голубоглазая
и с золотистыми волнистыми волосами, за которыми она тщательно ухаживала и которые
мастерски укладывала особым образом, чтобы привлечь внимание окружающих к своему
очарованию. Именно благодаря своей красивой внешности она стала невероятно тщеславной. Ей
нравилось слышать шелест своего шелкового платья, когда она быстро и легко проходила между
рядами в церкви, да и наряды ее были сшиты по самой последней моде. Идя по улице во всем
своем великолепии, она прекрасно сознавала превосходство своей внешности, и каждая деталь ее
одежды была объектом ее непрестанной заботы. Она обожала танцевать и всякий раз старалась
сохранить свою осанку и достоинство, чтобы владеть всеобщим вниманием. Любовь к шутке и
юмору наряду с ее личными прелестями делали Юнис Парсонс центральной фигурой избранного
круга веселящихся друзей.
Позднее она вспоминала, что при всей любви к светской жизни и развлечениям, еще “ будучи
маленьким ребенком, я чувствовала, что мне следует любить Спасителя и готовиться к жизни с
Ним на небесах. Я никогда не забывала сказать свою маленькую молитву. Этот текст оказывал
сильное влияние на мои чувства: "Ибо в вас должны быть те же чувствования, какие и во Иисусе
Христе."
В 24-летнем возрасте Юнис осознала всю пустоту той жизни, которой она жила. Хотя в то время
ее знания о духовной истине были мизерными, сна приняла решение порвать с мирскими
удовольствиями. Она больше не посещала танцзалов, отказалась от великолепных нарядов и стала
членом пресвитерианской церкви. Спустя год она вышла замуж за Уайтмена Кобба, молодого
человека с отличными перспективами в бизнесе. Он не был христианином, но никогда не
отказывался посещать церковь со своей молодой женой.
С начальным периодом ее супружеской жизни совпадает начало богослужений методистов,
“секты...всюду протестующей”. Их проповеди были направлены против греха и за отделение от
мира, с сильным акцентом на святости сердца как первооснове стабильной христианской жизни.
Когда миссис Кобб получила приглашение посетить один из их вечеров, она восприняла это не как
дружескую вечеринку, а как возможность получить помощь для своей души. “Это было
благословенное время, — говорила она. — Я была свидетелем такой простоты, такой скромности
и настолько горячего усердия, что я сказала: "Это истинно Божьи люди". Мое сердце сразу же
присоединилось к ним."
На этих собраниях она чувствовала, что ее духовная жизнь настолько укрепилась, что спустя год
она сказала пресвитерианскому священнику о своем намерении присоединиться к методистам. Он
пытался переубедить ее, говоря, что любая искра небесного огня, которым она обладает, должна
быть использована, чтобы зажечь пламя среди пресвитерианцев. На это она ответила, что сама
нуждается в тепле этого великого пламени.
 Вскоре она услышала сердцем слова из Послания к Евреям: ”Поспешим к совершенству”.
Поскольку она ожидала Бога, то Он открыл ей состояние ее земного сердца с существующими в
нем гордостью и любовью к миру. Хотя эта молодая женщина приняла простой и строгий стиль
одежды, полностью отказавшись от светской жизни, Бог показал ей, что, так как она когда-то была
слишком сильно озабочена всем этим, теперь ей необходимо отречься от каких бы то ни было
излишеств жизни. Во время молитвы в ней окрепло убеждение, что отныне все ее поведение
должно быть отмечено крайней простотой. Позже эту мысль она выразила следующим образом:
“Совершенная любовь обитает лишь в лоне простоты, ибо, если следовать примеру Христа и
апостолов, истинная святость — это строгость в простоте."
Вероятно, из-за того, что прежде в ее жизни слишком явной была жажда выставить напоказ свое
совершенство, то теперь, чтобы полностью исключить в себе мирское стремление к внешнему
превосходству, миссис Кобб приняла твердое решение подражать Иисусу Христу, Который,
“будучи богат, обнищал” ради нас. Она также решила, по возможности, не пользоваться
дорогостоящим экипажем своего мужа. Вместо этого она везде ходила пешком, уравнивая себя,
таким образом, со скромными бедняками. Она обрезала свои прекрасные локоны и постоянно
носила чепец. Ее платья были сшиты из синего ситца.
Решение принять такую форму бедности являлось абсолютным распятием всей ее гордости. Ее
стремление к очищению было таким сильным, что она решилась заплатить эту цену сполна, чего
бы это ни стоило. Ее томящееся сердце было удовлетворено, когда она пошла в ближайшую рощу
помолиться.
“Что за борьбу я вела с силами тьмы! В течение долгого времени я буквально умирала в молитве.
Наконец, я сказала: "Я сделала все, что было в моих силах, но я никогда не сойду с этого места,
пока Господь не даст мне служения." Теперь я была вольна стать всем или ничем ради Иисуса
Христа.
В тот же миг я получила ответ на свою молитву: моя борьба была закончена, моя невыразимая
страсть была вознаграждена. В то же мгновение, сила свыше коснулась меня. Иисус полностью
владел мной. Я таяла, как воск в огне. Хвала объяла меня вместо молитвы, и вся моя душа
растворилась в любви. Я сразу поняла, что это было освящение. О, какой покой, какое погружение
в сладостный мир—мир совершенный! Не исступленный восторг, а только лишь изумление, в
каком я как раз все ясно осознавала. И не во власти языка описать это. Мой мир струился, подобно
реке.”
Хотя ее жизненная тропа была скромной и неприметной, миссис Кобб является выдающейся
иллюстрацией святости. Ранним утром семья заставала ее на коленях с открытой Библией,
ищущей Божественного руководства. Ее жизнь просто дышала духом молитвы. “В это утро я
встала в четыре часа. Как чисты мысли! Как велико счастье в хранении заповедей! "Ищущие Меня
с раннего утра найдут Меня." Я думаю, что это имеет отношение как к началу утра, так и к началу
жизни. Это "желающий и слушающий", который питается от "блага земли". Во мне всегда живет
постоянная и твердая уверенность в отношении искупления грехов, как и в это утро. Никогда я
еще не сознавала себя такой незначительной, однако, я была под защитой Его всемогущей силы.”
Миссис Кобб убеждала некоторых своих друзей присоединяться к ней каждую пятницу в посте и
молитве за живущих в их городе. Один раз в год она посещала лично каждую семью, молясь с
ними и указывая им на Христа. Она протягивала руку помощи нуждающимся и, когда ей самой
уже нечего было дать, выпрашивала помощь у тех, кто был в состоянии оказать ее.
Как и следовало ожидать, эта линия поведения, которой она следовала, настроила против нее всю
семью: мужа, мать, братьев и сестер. Один бывший близкий друг при случайной встрече вообще
перешел на другую сторону улицы, как бы не заметив ее. Это глубоко ранило ее сердце, и какое-то
время враг всех душ жестоко насмехался над ней. Однажды вечером миссис Кобб вошла в
небольшую комнату, обычно служившую ей кабинетом, чтобы помолиться. Будучи в плохом
настроении, ее муж, повернув ключ, запер ее там на всю ночь. Когда на следующее утро он
освободил пленницу, ее ответом на его зло были следующие слова: “Доброе утро, я так хорошо
провела время, молясь за тебя.”
 Мистер Кобб какое-то время исповедовал веру и присоединился к своей жене в служении у
методистов. Через несколько лет он исполнял служение руководителя группы верующих, но
потом наступило духовное охлаждение, и он отошел совсем.
В1835 году он принял решение построить дом для своей семьи далеко на западе и благополучно
поселиться около теперешних городов Лапорте (штат Индиана) и Маренго (штат Иллинойс). Этим
переездом он надеялся оторвать свою жену от духовного влияния тех, кого он обвинял в
крайности ее религиозных убеждений.
Жизнь в тех краях была простой, но мать Кобб, как только приехала, сразу стала известной, так
как, движимая любовью к душам, она ходила из дома в дом, начиная молитвенные собрания и
говоря о Боге и о Его делах всем, кого встречала. Проходя иногда многие мили, эта неутомимая
женщина с побеждающей душой молилась вместе с обездоленными, посещала больных и духовно
беспечных. Даже если случалась драка в местной пивной, чтобы успокоить разбушевавшихся
мужчин, на место происшествия советовали вызвать мать Кобб.
Ее дневниковые записи открывают нам, насколько далеко идущими были ее усилия во имя
Господа, “Январь, 1828. Провела час в Чикаго, беседуя с группой людей о важности быть
подготовленным к смерти. Имела великое бремя ради некоторых молодых женщин в публичных
домах. Увещевала их и молилась с ними.
Пятница. Было весьма большое благословение при посещении преступников в тюрьме. Господь
дал мне особый дух молитвы за моих сыновей и драгоценную юность нашей страны.
25 мая. Я нуждаюсь в святом усердии, чтобы, когда я беседую с новообращенными, мои слезы
свидетельствовали бы о моей искренности. Я не могу бездействовать и в то же время возрастать в
благодати. Я должна быть абсолютно точной в искупляющее время. Мне необходимо дышать
здоровым духом миссионерства.”
Спустя тридцать лет после этого предельно исполненного веры посева, излияние Святого Духа
сопутствовало служению доктора Джона Редфилда в этой местности. И это было очевидным для
всех, кто знал о горячих ходатайствах и неустанных усилиях матери Кобб, которая своей
деятельностью подготовила почву для успеха в такой мере, значение которой откроет лишь
вечность.
Служение доктора Редфилда, несомненно, удовлетворяло ее насущное желание в
боговдохновенном проповедовании. Об этом свидетельствуют ее дневниковые записи.
“Я так хочу увидеть на кафедре проповедника с истинным огнем
Святого Духа; да, кафедру в огне Святого Духа! Если что-либо в этом мире должно быть в таком
огне, то это кафедра проповедника. Она должна пылать сильным пламенем, выжигающим все на
пути к сердцам людей. Этот огонь должен обволакивать Библию на священном аналое,
соскальзывать вдоль поручней и жечь пол под ногами всех присутствующих. Когда посланник
Неба стоит там, чтобы передать слушающим благую весть Евангелия, его глаза должны быть
глазами пламени, его язык - огненным языком, и все его тело обернутым в огонь - огонь с третьего
Неба, огонь от трона Божьего. Иди, слуга Господень! Покоряй обитателей живых изгородей и
широких дорог, по которым следуют в ад."
11 декабря. О, больше бы тружеников на этой жатве! И они будут у нас, как только мы добудем
такой баптизм из огня. О, зарытые таланты во всех наших церквах, одаренные, образованные
сестры, которые станут силой для Господа! Их поколения — еще живущих, но уже умирающих,
их дела будут следовать за ними, они сейчас просто нуль в церкви из-за того, что не вся их жизнь
отдана Богу. О, больше бы святых сестер!”
Мы лишь можем спросить себя: в чем был секрет шестидесятилетнего духовного триумфа и
благословения матери Кобб? Этим секретом была полная самоотдача Богу. "Я глубоко осознаю, —
говорила она, — что корень всего греха в утрате Бога и водворении себя на Его место. Я вижу
святость в том, чтобы постоянно погружаться в собственное ничтожество ради возвеличивания
Бога в своей душе." В другой дневниковой записи она задает вопрос: “Как я намерена уберечься от
греха? Постоянным, мгновение за мгновением, омовением Христовой кровью. Сердце, пока
покоится в чистом источнике, сохраняется чистым. Если вы в сомнении, спешите в присутствие
очищающей крови. Заявляйте о своем праве на этот приз каждый раз заново, снова и снова. Я
всецело претендую на приобретение Твоей крови, потому что Ты обещал и Ты верен и
справедлив, чтобы простить нам наши грехи и очистить нас от всякой неправедности. Христос не
говорит, что Он пришел, чтобы никогда не голодали, но Он приходит, чтобы постоянно питать
небесным хлебом. Даже припрятанная манна должна быть когда-то съедена, чтобы утолить голод.
Душе так же, как и телу, необходимо ежедневно получать свой хлеб, иначе она будет голодать и
чахнуть. Поэтому "всякий пьющий эту воду" не будет никогда жаждать. Кто хоть раз попробовал
и не оставил этого источника живой воды, тот никогда не жаждет. Секрет нашей
неудовлетворенности в том, что мы опираемся на прошлый опыт. Давайте же, забывая то, что
позади, каждый день вновь и вновь приходить ко Христу и заново получать Его жизнь.”
Записи в ее дневнике открывают нам исключительное стремление к повторению крещения
Святым Духом. “Я в самом деле чувствую неотступное желание более значительного крещения
Святым Духом и огнем. Пусть Он сойдет на церковь, чтобы мы могли иметь этот дар силы! Что
мы можем без живого присутствия, святого влияния? Если это произойдет не на наших алтарях, то
наши жертвы напрасны, и наши церемонии, хотя и поучительны, но окажутся безжизненными.” “4
декабря. Я нахожусь перед троном в ожидании крещения в силе Святого Духа и огнем. Тогда у
меня будет сила трудиться. Молитвы, мощные, настойчивые, повторяющиеся, объединенные
молитвы... Отцы, дети, пастор и паства, богатые и бедные, талантливые и простые — всеобщее
объединение, чтобы воззвать к Богу, и Он воздействовал на нас как во времена правой руки
Всевышнего и наполнил нас Христовым Духом, и согрел, и зажег и соделал нас пламенем огня.
Такие объединенные и повторяющиеся мольбы завершат свое дело, и нисходящая сила Бога
сделает нас командой гигантов, подкрепленных молодым вином.” Мать Кобб заметила еще
раньше в своей жизни, что пост и молитва достигают результатов. "Более десяти лет назад я
обратила внимание на рост набожности среди методистов и обнаружила, что те, кто больше
остальных постится и молится, являются самыми духовными. Исполнение поста влечет за собой
усиление мощи нашей веры. В один день, нет, в один час совершается все дело. Господи, помоги
нам!" “О, какое сладостное общение я имею с благословенным Духом не только днем, но и ночью.
Я действительно вижу Бога во всем. Я нахожу это великим благословением для моей души —
подниматься среди ночи и молиться в полночь. Молитва воистину является дыханием веры.
Молиться и не верить — это значит заранее обречь себя на неудачу. О, эти кресты, принятые в
стыде и позоре, несешь, наконец, с триумфом даже в этой жизни!”
“Возможно, мы недостаточно думаем о ходатайственной, заступнической молитве,
непосредственных, поименных мольбах за других, излагая их нужды: мы все просим для них, все
высказываем перед Богом. Мы не верим, как следует верить. Какую помощь приносит это тем,
кому мы служим: мы проницаем сердце, которое не можем открыть, защищаем их, не поднимая
руки, утешаем, когда слова не в силах успокоить, следуем по следам наших возлюбленных через
тяготы труда и перипетии времени, облегчая их бремя невидимой рукой. Ночью нет служения,
более похожего на ангельское, чем это: молчаливое, невидимое, оно не известно никому, кроме
Бога. Через нас нисходит благословение, и к Нему единственному восходит благодарность.
Несомненно, что нет никакого другого занятия, приводящего нас в такую близость с Богом, как
ревностная, искренняя молитва. Есть глубина мудрости в словах: "Если бы мы столько же много
говорили Богу ради человека, сколько человеку для Бога."
Эта маленькая пожилая женщина в ситцевом платье упорно продолжала свой путь, храбро
встречая любую непогоду, любя все души, молясь, постясь и наслаждаясь общением с Небесным
Отцом, Который принес ей богатство, превыше всяких слов. Тем не менее, такая отделенная жизнь
имела свои мгновения боли, когда даже руководитель их общины, будучи не в состоянии понять
мотив, управляющий этой святой женщиной, сказал ей: “Сестра Кобб, вы позорите нас. Ваша
одежда не годится, чтобы носить ее в обществе. Если вы станете одеваться хотя бы чуть
приличнее, как другие люди, вы будете производить лучшее впечатление. Мы терпим вас
благодаря вашему возрасту."
Когда во время последней болезни несколько друзей навестили ее, они спросили у нее: “Мать
Кобб, было ли вырвано жало смерти?” — “Да, слава!” — “Как насчет того, чтобы поменять синий
ситец на белое одеяние?” — “Да. Слава! Слава! Слава!” — "Вы были особенной в вашей одежде.
Не думаете ли вы, что это было чрезмерной жертвой?"
— “О, нет! Слава! Аллилуйя! Это вознаграждается!" Через несколько часов уста, которые
двигались ради благословения на земле, замолчали навсегда.

ЦИТАТЫ МАТЕРИ КОББ

Зараженное миром сердце погубило миллионы бессмертных душ. Как христианин должен
бодрствовать и молиться, чтобы сатана и мир не нашли незащищенной бухточки в его сердце! Мы
должны бодрствовать, чтобы те, кого мы любим, не были удалены от Бога.
Писания, как только их богатство и красота открывается перед нами, оказываются настолько
превосходящими все мыслимые пределы, что мы вместе с царицей Савской, созерцающей
богатства царя Соломона, скажем: “Мне и в половину не сказано.” Они превосходят сосуды с
Галаадским бальзамом. Они открывают перед нами рай наслаждения.
Здесь, в расщелинах скал, есть капли того, что слаще меда и медовых сот. Здесь душа находит
дерево жизни, растущее в самой середине рая. Мы располагаемся в тени его кроны с великим
наслаждением, и его плод сладок для нас. Мы срываем вечный мире Богом, спасаемы от
распространяющегося потопа земного зла и вводимы рукой Иисуса в ковчег вечного утешения.
— Мать Кобб
 Феликс Нефф
Брэйнерд из верхних Альп
“Как это могло произойти, что спустя двести лет после его смерти протестанты Франции
объединились, чтобы отметить труд евангелиста, не имевшего ни степени, ни диплома, чье
служение во Франции длилось менее четырех лет? Как это могло случиться, что человек из самых
уединенных долин Верхних Альп стал явлением могущественной работы Бога, одним из столпов
французского протестантизма и центром ежегодного собрания многих тысяч людей во
Фрейсиньере?” Так вопрошал мистер Дж. Уильямс после поездки по тем местам.
Жизнь Феликса Неффа имела много схожего с жизнью Давида Брэйнерда, трудившегося среди
американских индейцев в очень похожих, почти первобытных условиях. Оба были молоды. Оба
приехали на свои миссионерские поля, находясь под подозрением в искажении христианских
доктрин. Оба были в высшей степени готовы на любое самопожертвование. Оба так никогда и не
женились. Оба умерли в молодом возрасте, не выдержав перенапряжения в условиях крайней
нужды. Оба испытали на себе действие возрождающей Божьей благодати. Оба были ревностными
молитвенниками.
Феликс Нефф, швейцарец по происхождению, родился в Женеве 8 октября 1798 года. Отца он
лишился еще в раннем детстве. Его мать, хотя и исповедовала атеизм, никогда не стремилась
препятствовать своему сыну, с детства полюбившему церковь. Будучи вдовой, она располагала
весьма ограниченными денежными средствами, но, несмотря на это, сумела дать сыну все
необходимое для его интеллектуального развития. Кроме того, ей так хотелось привить ему
качества настоящего мужчины, что свою материнскую любовь она не таила лишь тогда, когда он
спал.
Вот что рассказывала сама мадам Нефф: "Я полностью разделяла взгляды этого мира и, вступив
в семейный союз с человеком блестящих способностей и скептических взглядов, скоро, как и мой
муж, стала сторонницей атеизма и убежденной противницей церковных богослужений. Не так
было с моим сыном. С самого раннего возраста он получал удовольствие от посещения
священных собраний и не только никогда не пренебрегал возможностью бывать на них, но и со
всей серьезностью следил за своими манерами и поведением. К счастью, он никогда не спрашивал
меня, почему я не хожу» в церковь.”
Феликс самостоятельно изучил ботанику, историю и географию. От своего пастора он получил
некоторое знание латинского языка. От природы он был наделен великолепной памятью,
честностью и прямотой, но вместе с тем был своенравным и гордым. В связи с тем, что местный
деревенский учитель не в состоянии был дать соответствующего образования, мадам Нефф взяла
на себя роль домашнего педагога.
Незадолго до того, как Феликсу исполнилось тринадцать лет, они переехали из Картиньи. Их
библиотека была достаточно богатой и обширной и к тому же, по возможности, постоянно
пополнялась новыми книгами, какие только можно было достать. Все усилия устроить его в
хорошую школу потерпели неудачу. Поскольку найти работу было невероятно сложно, юноша все
свое время проводил в изучении жизни насекомых и деревьев и даже написал работу по уходу за
последними. Кроме того, он продолжал занятия математикой и латинским языком. Он читал
Плутарха и Руссо в период с восьми до шестнадцати лет, но их неверные доводы, кажется, не
оказали на него влияния. Но Господь Бог уже готовил Свой инструмент. Мать Феликса Неффа
писала: “Я всегда позволяла ему следовать его наклонностям. Увы, я не видела Руки,
направляющей нас обоих и заставившей меня послать сына к замечательному пастору Монтени,
который быстро оценил его характер и предложил стать его духовным наставником. Он, понимая,
что мы почти лишены денежных средств, посоветовал моему сыну поступить на службу в армию."
В армии, благодаря серьезности и прилежанию в военном деле, Феликс скоро был представлен к
званию сержанта, к большой досаде тех, кто прослужил гораздо дольше его. “Ты ничего не
оставляешь делать солдатам, так как у тебя нет представления о командовании,"- сказал ему
однажды капитан. На это юноша ответил: "Это самый лучший и надежный способ командовать".
 С самого раннего возраста он размышлял о зле мира. “Ты думаешь, что в театре нет ничего
развлекательного?” — спрашивал его друг. “Напротив, я думаю, что там его слишком много,"-
последовал ответ.
Убеждение, что движущей силой всех его поступков был эгоизм, побудило его более усердно
молиться: "О, мой Бог, кто Ты есть, дай мне познать Твою истину, снизойди до того, чтобы явить
Себя мне”. Он начал прилежно изучать Библию, так как ему казалось, что нет другой книги,
которая могла бы открыть ему тайны относительно не возрожденного состояния человеческой
души. Однако для него Бог был все еще суровым Судьей, а не милосердным Отцом.
Духовнее понимание этого пришло к нему через книгу “Мед, текущий из скалы”, которую он
позаимствовал для прочтения у своего пастора. Она была написана англичанином Томасом
Уилкоком. Следующий отрывок пролил бальзам на душу молодого Неффа: “Если вы узнали
Иисуса Христа, то ни за что на свете ни одного доброго дела вы не пожелаете сделать без Него.
Если вы уже знакомы с Ним, то вы знаете, что Он является Скалой спасения, возвышающейся над
всей нашей праведностью. Эта Скала поддержит вас везде. Из этой Скалы течет мед благодати,
который единственный может утолить ваш голод. Придете ли вы к Иисусу? Отвергните все
представления о вашей собственной праведности, ничего не оставив себе, кроме греха и нищеты?
Хотели бы вы знать все ужасы греха? Не удовлетворяйтесь исследованием его меры в себе.
Идите к распятому Христу, смотрите на пагубность греха в Его страданиях и трепещите. Пусть
Дух Божий руководит вами в изучении Библии. Это рудник, таящий в себе самое драгоценное
сокровище — истинное знание Христа.” На полях этой книги были написаны слова: “Феликс
Нефф нашел мир здесь, на этих двух страницах”. И познав опыт переживания, он писал: “Когда
после тысячи бесполезных советов и тысячи безрезультатных усилий я узнал, наконец, что во мне
нет ничего доброго, я был воистину счастлив перечитать книгу, которая с поразительной
точностью описывала убогое состояние моего сердца и в то же время показывала единственное
средство духовного исцеления. Я с радостью принял добрую весть, что мы можем прийти ко
Христу со всеми нашими пороками, всем нашим неверием и всей нашей нераскаянностью.”
Хотя энергичный и ревностный новообращенный был далеко не удовлетворен духовным
состоянием национальной церкви в Швейцарии, он не был сепаратистом и стремился поддержкой
“воссоединений" (reunions) — разборов Библии и молитвенных собраний — внутри
установленной церкви углубить ее духовную жизнь.
О своей работе в Швейцарии он писал: “Днем помогал в виноградниках, а вечером крестьяне
собирались, чтобы получить наставление. Я говорил о простоте Евангелия в противоположность
сухой теологии. Весь этот кантон кажется готовым к великому духовному возрождению, по
меньшей мере, если судить по беспокойству дьявола.
Я провел тринадцать молитвенных собраний в семи различных деревнях, которые посетила
половина населения этого края. Я побывал в домах всех набожных христиан и тех, кто пока еще
только интересовался."
Он ясно понимал, что мир ответит на это исповедание веры по Библии лишь суровым
наказанием тех, кто решится подчинить свои жизни исполнению заповедей Священного Писания.
Но, тем не менее, он всюду говорил о необходимости отделения от этого мира.
Эти непопулярные принципы, которых держался молодой подвижник и которым он учил,
вначале удивили, а потом привели в ярость священников официальной церкви, которые не
допустили бы никакого религиозного учения вне их прямого руководства.
“Я отмечал, — писал Нефф, — что я не могу понять, как молитвенные собрания, проводимые без
какой-либо регулярной системы, без литургии или без церковных таинств могли каким-то образом
нанести ущерб интересам и спокойствию служения официальной церкви. Или назначенный на
должность священник получал власть от людей или от Бога. Если он получал ее от людей, то тогда
у нас нет основания почитать ее как божественную. Если же он получал ее от Бога, то пусть он
докажет, что это именно так через почитание всего, что Бог совершает для того, чтобы
способствовать распространению Его Небесного Царства, и не требует себе права приписывать
Богу средства, которые Он должен употребить для достижения этой цели."
 По состоянию здоровья Феликс Нефф был вынужден безотлагательно оставить Юру. В
Нефшателе противостояние его “воссоединениям” побудило его записать в своем дневнике: “10
января 1821. Разрешено остаться до 5 апреля. Многие голодают. Но власти терпят меня, и Господь
открыл многие сердца.”
Провидению было угодно, чтобы он обратил внимание на пастора М.Бланка из французского
города Ле-Мана. После их беседы Нефф описывал свои наблюдения: “Я сообщил ему, что никогда
не проходил никакого систематического курса обучения и что я, конечно же, никогда не буду
рукоположен в Женеве. Он, казалось, не стал по этой причине думать обо мне хуже и пригласил
посетить его в Ле-Мане. Ему даже захотелось, чтобы я провел там несколько месяцев в связи с
отсутствием его коллеги."
В возрасте двадцати четырех лет Феликс Нефф переехал из родной Швейцарии во Францию, где
малочисленные протестанты терпели недостаток в служителях. В течение шести месяцев Нефф
трудился в качестве помощника пастора в Гренобле, используя те же методы “воссоединения”. Он
пишет о них: “Я все больше и больше прихожу к убеждению, что эти “воссоединения" являются
очень действенным средством для распространения практического благочестия и набожности.
Они ободряют и поддерживают общую убежденность, смирение, простоту и братскую любовь. Я
знаю по опыту, что мертвое и безжизненное состояние, на которое мы все жалуемся, вызвано
нашими собственными ошибками и промахами. Мы или не молимся, или ненастойчивы и
неприлежны в молитве. Наше сердце живет по своей природе далеко от Бога, и слишком мало
сделать один единственный шаг, чтобы привести нас в близость с Ним, и несколько минут
холодной молитвы недостаточны, чтобы поддержать наши души."
В 1822 году молодой евангелист переехал в Ле-Ман и помогал М.Бланку в наставлении
семидесяти новообращенных. Один раз в неделю юный помощник посещал их. Только одна пятая
из них проживала в Ле-Мане, остальные были рассеяны по двадцати различным деревням в почти
бесчувственной духовно стране. Он был страшно разочарован, открыв, что нет “ни одного зрелого
початка кукурузы” на таком большем поле жатвы, и сокрушался из-за мирского духа, который
здесь господствовал.
“Убога духовная жизнь в этом крае, — писал он, — и я не могу удержаться от мысли, что Б. сам,
кажется, тоже вполне удовлетворен, что он протестант и довольствуется этим. Я понимаю, что он
боялся, что я стану устраивать молитвенные собрания, ибо он часто говорил мне об опасности
нововведений и просил не заходить слишком далеко. Тем не менее, я благодарен, что он
полностью одобряет истинные и здравые доктрины Евангелия, и я верю, что Господь в будущем
откроет ему глаза. Приглашенный на общение, я не услышал ничего, кроме мирской беседы, так
как Б. никогда не заводит разговор на духовные темы, разве только с целью полемики.”
Смелое и исполненное веры учение Феликса Неффа начало пожинать результаты. Несколько
потрясающих случаев глубокой убежденности, достигающей высшей степени в спасении,
ободрили евангелиста. Происходило что-то сродни возрождению, затрагивая большую
территорию.
Но были и приводящие в уныние неудачи. Длинное письмо от священника из Женевы М. Бланку,
критикующее ошибки и недостатки Неффа, предостерегало пастора беречься волков в овечьей
шкуре. Потом вернулся отсутствовавший священник, которого Нефф замещал, и стал
претендовать на восстановление в должности. Он открыто представлял Феликса Неффа в ложном
свете и высмеивал его строгие чувства, и в результате среди некоторой части населения возникла
определенная нерасположенность к нему в духовном плане. Это повлияло отчасти на тех, кто
подавал большие надежды. Около сотни семей, боясь, что духовный наставник оставит их,
предложили установить ему жалование. Они считали его святым, но их похвалы были в ущерб
Неффу, так как выставляли его в ложном свете.
М. Бланк был весьма доброжелательно настроен к своему молодому помощнику, которому он
время от времени мог изливать душу. Даже порицания, которые Нефф время от времени получал
по службе, делались в достаточно мягкой форме, так как М. Бланк знал истинную цену этого
юноши, не пугающегося суровой погоды и никогда не думающего о себе.
 Подводя итог служению Неффа в Ле-Мане, М. Бланк писал: “Во время своего двухлетнего
проживания среди нас он был действующим орудием, способствовавшим величайшему
воздействию добра. Усердие в благочестии возрастало, многие люди стали всерьез задумываться о
своих бессмертных душах, стали более глубоко изучать Библию и более внимательно ее читать.
Новообращенные были лучше осведомлены о своем христианском долге, и их внутреннее
совершенство проявлялось в их поведении. Во многих домах было установлено семейное
богослужение. Любовь к роскоши и тщеславие значительно уменьшились, были основаны школы.
Видимое улучшение происходило в манерах и в отношении к труду наших протестантов.
Одаренный замечательными врожденными способностями, особенно необычайной степенью
красноречия, и обладающий сердцем, согретым любовью к своему Спасителю, он проповедовал
по нескольку раз в день, никогда не повторяя одну и ту же проповедь.”
Для того, чтобы быть лучше принимаемым церковью во Франции, Нефф стремился к
посвящению в духовный сан. Но он не мог получить его там, поскольку у него не было
законченного образования. Поэтому он обратился в корпорацию пасторов независимых
конгрегаций в Англии, которая откликнулась на его прошение. По возвращении из Англии Нефф
должен был узнать, что распространились подозрения относительно его рукоположения за
границей. Он был ложно представлен как тайный враг с иностранными религиозными связями,
который распространяет новые доктрины. Местное управление выдвинуло ему ложное обвинение
против “воссоединений" и потребовало их роспуска. Поэтому Нефф искал новое поле
деятельности где-нибудь в другом месте. Его прощальная проповедь была на следующий текст
Писания: "Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие”.
Направляя свои мысли к Верхним Альпам, Нефф писал: ”Среди Альп я был бы единственным
пастором. На юге я был бы окружен пасторами, многие из которых сохраняют добрые отношения
с миром, и был бы постоянно раздражен.”
После значительных трудностей, связанных с натурализацией, ревностный евангелист, наконец,
в возрасте двадцати шести лет начал работу, для которой и был предназначен. В течение
нескольких лет для того, чтобы напитать рассеянное стадо Божье, он постоянно путешествовал
туда и обратно через опасные перевалы этого самого высокогорного и самого холодного прихода
во всей Франции.
Одна из поездок, описанная в его дневнике, дает нам некоторое представление о трудностях
этого путешествия. Все в тот день предвещало бурю, и жители деревни умоляли молодого
священника не пересекать седловину в такую погоду. Но Нефф, сознавая, что он должен
проповедовать в Дормилэсе в назначенное время, найдя себе проводника и вооружившись
большой палкой, направился в сторону перевала.
“Потребуется перо поэта, чтобы описать тот ужасный и вместе с тем величественный пейзаж, —
писал он. — Снег был намного выше колен. Буря с градом, гонимая резким ветром,
сопровождалась повторяющимися раскатами грома и грохотом лавин, несущихся с высочайших
скал. Вспышки молнии сверкали вверху и внизу, и огромные снежные сугробы грозили завалить
нас. К счастью, весь этот шторм был нам в спину, и поблизости не было пропасти. Следовательно,
мы были вне реальной опасности. Наконец, мы достигли седловины, где обнаружили снег
глубиной в три фута и невыносимый ветер. Когда мы подошли к спуску, я отпустил проводника и
сам продолжил спускаться в снегу, который был все еще выше колен. Поднялся густой туман, и я
мог видеть лишь вершины скал, сверкавших в лучах солнца. Потом я, пропев несколько строф
“Тебе, Господь" и ускорив шаг, обнаружил овечьи тропы, ведущие среди снегов в долину. Я
пришел в Дормилэс засветло, где все, увидев меня, были крайне удивлены."
В письме к другу он описывает историческую и нравственную установку людей, среди которых
работал. “Эта деревня (Дормилэс), самая высокогорная в долине Фрейсиньера, была знаменита
своим упорным сопротивлением, которое ее жители оказывали в течение шестидесяти лет
попыткам вторжения католической церкви. Они прямые наследники водуасов и никогда не
склоняли своих колен перед Ваалом.
Все еще можно увидеть остатки укреплений и стен, которые они строили, чтобы защититься от
внезапного нападения врага. Почти неприступная природа их края была также великим
подспорьем для их сохранности. Население этой деревни полностью протестантское, как и в
других деревнях этой долины. Вид этой страны — пугающий и вместе с тем величественный. Она
предоставляет убежище свету истины, в то время как весь мир лежит во тьме. Она напоминает о
тех древних мучениках веры, чья кровь и сейчас окрашивает эти скалы. В ее глубокие пещеры они
удалялись читать Священное Писание и совершать богослужение Отцу Света в духе и истине. Все
здесь направлено, чтобы возвысить душу и возбудить чувства и ощущения, которые невозможно
описать.
Но эти мысли уступают место печали, когда мысленный взор останавливается на нынешнем
положении потомков тех древних свидетелей распятого Христа. Они выродились в полном смысле
этого слова. И их положение напоминает христианину, что грех и смерть — это все, что сыны
Адама могут действительно завещать своим потомкам. И, увы, это наследство неотчуждаемо. Тем
не менее, среди них сохранилось великое уважение к Священному Писанию, и это дает нам
надежду, что они все еще "возлюбленные Божии ради отцов", и что Господь снова явит Свой лик
сиять на этом месте, которое Он избрал Своим святилищем.
Работа евангелиста в Верхних Альпах очень похожа на работу миссионера среди дикарей: почти
одинаковая степень не цивилизованности и наличие серьезных препятствий для миссионерской
деятельности. Среди долин, находящихся на моем попечении, эта во Фрейсиньере — самая
отсталая. Архитектура, сельское хозяйство, образование и воспитание — все это на самой ранней
стадии развития. Многие дома тут без дымоходов, а многие без окон. Вся семья на время семи
зимних месяцев забивается в конюшню, которая чистится лишь один раз в год. Их одежда и еда в
равной степени грубы и нездоровы. Их хлеб, который изготавливается раз в год, состоит из ржи
самого низкого качества. Если кто-нибудь из них болеет, то там нет ни одного врача, и никто не
назначает ни лекарств, ни лечения, ни питания заболевшему. Больной может считать, что ему
посчастливилось, если ему достанется глоток воды.
С женщинами обходятся грубо и сурово, как среди людей, которые все еще находятся на
варварской стадии развития. Они редко садятся в обычном понимании этого слова, но в основном
становятся на колени или приседают на корточках. Они никогда не садятся за стол и не едят с
людьми, которые дают им кусок хлеба через плечо, не оглянувшись, — скудное жалованье,
которое они получают, низко кланяясь и целуя руку.
Обитатели этих мрачных деревень, когда я впервые приехал к ним, были настолько дикими, что
при появлении чужого человека, даже крестьянина, они разбегались по своим хижинам. Люди
используют эту общую неразвитость настолько, насколько позволяет бедность. Азартные игры,
танцы, ссоры, сквернословие тут обычное явление, как и везде. Вряд ли есть дом, который сможет
противостоять снежным сугробам или обломкам падающей скалы. Я чувствовал особую
привязанность к этой долине и ощущал горячее желание стать, так сказать, Оберлином для этих
несчастных людей. К несчастью, у меня не было возможности пробыть среди них еще хотя бы
месяц.”
За свой короткий период служения Феликс Нефф помогал в строительстве школ и храмов для
богослужений. Кроме того, он учил более совершенным методам выращивания картофеля и ввел
искусственное орошение, помогая в строительстве ирригационных приспособлений. Он
основывал школы и обеспечивал их учителями, и все это было ради духовного возрождения
людей, для которых он трудился изо всех сил.
"Действительно, действие Святого Духа было заметно во время посещения Фрейсиньера. Все
люди отдавали себя чтению, размышлению и молитве, особенно молодежь, казалось, оживилась
Святым Духом. Видимо, небесное пламя сплотило юных друг с другом. Я отдыхал едва ли
тридцать часов в неделю.
Я был глубоко потрясен внезапностью этого пробуждения и с трудом мог доверять своим
чувствам. Даже скалы, водопады и льды казались вдохновленными этой новой жизнью и являли
собой менее мрачную и унылую картину, чем прежде. Этот дикий край стал для меня дорогим и
желанным, когда стал местом, где жили братья-христиане."
Крайне тяжелый труд этого скромнейшего посланника Иисуса требовал невероятных физических
усилий, отрицательно сказавшихся на его здоровье. Он писал по этому поводу в своем дневнике:
"Мои бесконечные альпийские путешествия были одинаково трудны и опасны. Постоянные боли
и нарушение пищеварения заставляли меня по возможности избегать чрезмерного
перенапряжения и делали меня совершенно беззащитным перед усталостью и холодом, действию
которых я все время подвергался. Грубая пища, нерегулярность питания и, в некоторой степени,
обычная для этого края нечистоплотность при приготовлении еды — все это способствовало
быстрому развитию болезни желудка. Вскоре возникла острая необходимость в оказании
квалифицированной медицинской помощи, которую мои бедные горцы, при всем их горячем
желании помочь, не могли мне предоставить.”
В1827 году тяжелобольной Нефф, в возрасте всего лишь 29 лет, уехал от полюбившихся ему
людей в Женеву. В течение первых месяцев отдыха он настолько восстановил свое здоровье, что
никто не мог поверить, что он был серьезно болен. Но к весне он снова заболел. И этот рецидив
настолько изменил его, что старые друзья с трудом его узнавали, а незнакомые люди принимали
его мать за жену, хотя ей уже исполнилось 67 лет. Когда этот неутомимый труженик, теперь
пребывающий в вынужденном бездействии, мысленно возвращался к годам своего непрерывного
труда, он понимал, в какой степени его тело переутомлено и нуждается в отдыхе.
“Этот перерыв в моей деятельности - испытание, которое я заслужил. Я часто опасался, что в
центр своих неимоверных усилий я помещал слишком много уверенности в своею личную силу и
слишком был доволен собой и своей способностью к действию, которую, казалось, ничто не в
состоянии прервать или истощить. Таким образом, я рисковал в один прекрасный день вообще
лишиться всего этого для своей же духовной пользы."
В те дни отдыха он часто тосковал и думал о возвращении в Верхние Альпы. Он писал: ”Я часто
в мыслях вновь посещаю ваши долины и невероятно сильно хотел бы быть способным терпеть
холод и усталость, спать в конюшне на постели из соломы — и все для того, чтобы возвещать вам
Слово Божье. Мои слова часто утомляли вас, и прямота моей речи часто обижала вас, и многие из
вас с радостью видели бы меня уезжающим. Но если бы я был среди вас, я не изменил бы своего
языка, ибо истина вечна. Я хотел бы умолять вас, ради Иисуса Христа, быть в мире с Богом.”
Ни малейшей жалобы не сошло с его уст за все долгие месяцы болезни. Последние недели он
мучился в агонии, уже не мог ни читать, ни принимать посетителей. Когда конец его земной
жизни был совсем близок, он прошептал: ”Победа, победа, победа в Иисусе Христе”. Затем
Феликс Нефф покинул сцену своего недолгого земного служения, чтобы услышать слова Господа:
”Хорошо, добрый и верный раб”.
В чем же секрет силы этого молодого человека, с величайшим терпением переносившего бремя
нужды, непосильного труда и непонимания? Уже в ранний период своей жизни во Христе он
понял, что хождение "вне стана" — удел каждого посвященного христианина. Он вооружил свой
разум мыслью, что необходимо исполниться страданиями Христа.
Свое внутреннее отношение к этой теме он со всей откровенностью раскрывает в письме к
близкому другу М. Бланку. ”Я часто говорил вам, почему вы находите таким тяжелым терпеть
ненависть, презрение и предательство мира. Это потому, что вы не можете заставить себя
поверить, что это так и должно быть, и что эта непрерывная борьба неотделима от Евангелия. Это
потому, что при вступлении в служение вы принимали во внимание не это, а скорее рассчитывали
на уважение людей, мирской покой и удобства. Я смотрю на это иначе. Когда моим глазам
впервые открылся яркий свет Евангелия — это был переломный момент, и я не видел ничего,
кроме ярости волка против овец Доброго Пастыря. Теперь я не придаю значения тому
незначительному противоречию, с которым мне пришлось столкнуться. Но я не хочу хвалиться,
ибо, если по Божьей благодати я имею некоторую силу, то я ее имею значительно меньше в
сравнении с другими тружениками, более преданными, чем я. И кроме того, у меня так много
причин для смирения, что мне следовало бы уважать себя меньше, чем любого глупца. Тот,
Который пришел, чтобы открыть нам Царство Небесное, был далек от того, чтобы Свой земной
путь усыпать розами, и встретил так мало чести и уважения.
Я умоляю вас, не говорите "конец всему этому", "сатана покорен" и т.д. Или опустите руки и
подчинитесь однажды врагу, или настройте ваш разум на жизнь в условиях войны. Если внешнему
миру, я боюсь, как бы духовная жизнь вскоре не угасла. Совершенный мир в этом мире - это
смерть ради возрождения. Для нашей плоти — ни мира, ни спокойствия, ни чести, ни уважения”.

ЦИТАТЫ ФЕЛИКСА НЕФФА

“'Пребудьте во Мне". Это дано не каждому творению — иметь жизнь в самом себе. Имеем ли мы
истинную жизнь в нас — это зависит лишь от того, насколько Христос обитает в нас, и мы в Нем”.
“Тем, чья жизнь постепенно ослабевала и увядала, я, не колеблясь, скажу: это зло появилось из-
за их пренебрежения молитвой и размышлениями. Им достаточно лишь знать об этих вещах, не
практикуя их в своей жизни. Они говорят о Божьей благодати, но не ищут ее. Они знают Иисуса
Христа, но не поддерживают с Ним близкого общения. В своей частной жизни они недостаточно
христиане. Они не ищут Христа в своих личных покоях”.
"Источник жизни — не в нас, он в — Боге. И в зависимости оттого, насколько мы пренебрегаем
этим источником — в молитве, чтении или размышлении, мы становимся сухими и бесплодными,
подобно зеленеющему лугу, который на песчаной почве под воздействием палящего солнца станет
чахлым и увядшим из-за недостатка влаги".
— Ф. Нефф
 Роберт Кливер Чэпмен.
Богатый бедный человек
“Оставьте в покое Роберта Чэпмена: мы лишь "говорим" о небесных обителях, а он "живет" в
них”, — таков был ответ некоему критику Дж. Дарби, современника Джорджа Мюллера и лидера
Христианского братского движения в Англии, когда тучи полемики по-настоящему сгустились.
Воистину, Р. Чэпмен заметно выделяется среди всех спорящих как человек Божий: любящий, но
бескомпромиссный, мягкий, но настойчивый в исканиях, кроткий, но говорящий властно,
талантливый, но по-детски простой, скромный, но запоминающийся. В чем же был его секрет? Мы
располагаем очень ограниченной информацией о начале его христианской жизни, и еще меньшим
количеством его личных свидетельств. Умышленное уничтожение его архива оставляет нам лишь
картину “плода Святого Духа", манящего нас своим великолепием, но скрывает от нашего взора те
ветви, на которых он висит. Но все же разгадка его прекрасной жизни во Христе — в его
страстном стремлении любой ценой быть библейским христианином. И ценой этого стал крест
Христа.
Роберт Кливер Чэпмен был сыном Томаса Чэпмена из города Уитби на Йоркширском побережье.
Его отец был богатым купцом, происходившим из семьи, которая могла гордиться своим древним
фамильным гербом. В1803 году, когда родился Роберт, семья проживала в Дании, в Хельсиноре.
Мальчик рос в роскоши, и вряд ли кто-то мог предположить, что в зрелые годы он будет жить в
невзрачном доме в бедном рабочем квартале и что удовлетворение его насущных нужд будет
полностью зависеть от Бога. После возвращения семьи в Англию воспитание и образование
Роберта было продолжено в респектабельном пансионе в Йоркшире. В 15-летнем возрасте он
отправился в Лондон, где в качестве начинающего клерка изучал право. Окружающая обстановка,
ежедневные занятия были неприемлемы для привыкшего к свободе подростка с севера. Но юный
Чэпмен решил добиться профессионального успеха на юридическом поприще, и, благодаря
многочасовым прилежным занятиям (качество, позже пригодившееся ему при изучении Слова
Божьего), он стал адвокатом, едва достигнув двадцати лет.
Будучи “Чэпменом из Уитби", он был вхож в светские круги, и его часто приглашали на званные
вечера для избранных. Его быстро утвердившееся положение и самоуверенность способствовали
тому, что он стал одним из самых популярных светских молодых людей. Однако нельзя сказать,
что он был невосприимчив к религиозности. Он аккуратно читал Библию и, будучи уверен в том,
что она является Словом Бога, пытался соблюдать закон и приобрести себе спасение добрыми
делами. В письме 91-летнего Чэпмена к м-ру Гладстону говорится: “Автор этого послания 8 своей
юности прилежно и целеустремленно старался укрепить самоправедность, надеясь таким образом
обрести вечную жизнь. В глазах всех, кто его знал, он выглядел безупречным и набожным
юношей”. Постепенно он начал сознавать невозможность добиться Божьего расположения таким
путем. “Я был скован своими же цепями, — говорил он. — Я не слышал и не мог слышать голоса
Иисуса. Моя чаша была горька от моей вины и от плодов моих дел. Меня тошнило от мира, всей
душой я ненавидел его, но в то же время я был слишком слаб духовно, чтобы оставить его". Хотя
Р. Чэпмен был сторонником официальной церкви, он принял приглашение дьякона молитвенного
собрания на Джон Стрит послушать красноречивого и благочестивого пастора Джеймса
Харрингтона Эванса, бывшего ранее священником англиканской церкви. Юноша согласился без
особой охоты, просто интересуясь формой проведения богослужения у сектантов. “Что нам
следует думать о тех, кто основывает свою надежду на прощение, принятие и спасение на
собственных убогих и жалких деяниях? — вопрошал пастор Эванс. — Что нам следует думать о
тех, кто вместо того, чтобы строить на безопасном и надежном основании распятого Спасителя,
строит на слезах, молитвах, благотворительности, на религиозных, а вернее, на лжерелигиозных
служениях, кто строит свои притязания на Небо на попрании святого закона Божьего и думает, что
Бог, спасая его, должен перестать быть Самим Собой? Все это — песок, предательский зыбучий
песок, ибо, как невозможно Богу прекратить Свое существование, так же невозможно Ему
перестать быть справедливым: "Я — Господь и нет Спасителя, кроме Меня”. Несправедливый Бог
— это не Бог, и тот, кто попирает ногами Его закон, ничего не стоит”.
В то время, как молодой юрист слушал проповедь пастора Эванса, он чувствовал, как рушится в
нем его система добрых дел, и он впустил в свою жизнь Божью благодать, положившись лишь на
заслуги Спасителя. Какой мир и какая радость переполняли теперь его сердце! По его же словам:
“В добрый и благоприятный час Ты объявил мне, говоря: "Вот покой, через который ты можешь
забыть усталость, вот оно — подкрепление". И как сладко слышать Твои слова: ”Возрадуйся, сын
Мой, твои грехи прощены”. Как бесконечно дорог образ Агнца Божьего, и как славна одежда
праведности, скрывающая от святых очей моего Судьи все мои грехи и осквернение!”
Мало кто мог представить себе будущего слугу Божьего в юноше, который поднимался по
ступенькам кафедры однажды в воскресное утро, чтобы просто и искренне рассказать о том, что
произошло в его жизни. Его небесно-голубой фрак с большими позолоченными пуговицами,
выдаваший в нем представителя высшего общества, насторожил степенную общину. Но
торжественная тишина установилась, когда он говорил о своем вновь найденном мире.
Кто-то сказал, что первые 24 часа после обращения ко Христу могли бы достаточно хорошо
определить, каким христианином станет в будущем новообращенный. И Чэпмен дал тут же
чистосердечное обещание стать истинно духовным последователем Господа Иисуса Христа. В его
“Размышлениях” мы читаем: ”Соблазн креста не прекратился. Как только я узнал Тебя и
исповедал Тебя, я стал чужим для сынов Агари, которая рождает в рабство, и сыном которой я
был по своей природе. Твоя любовь отвратила от мирского пути, развратного ли, религиозного ли
— неважно. Я сделался соблазном для тех. кого покинул, даже для родных мне по плоти и крови.
И почему были они разгневаны? Потому что, взяв свой крест, я стал свидетельством против них,
так как я хвалюсь лишь Тобой, и не только против них, но и против всех, утверждающихся на
делах закона и находящихся под проклятием". Во всем этом противостоянии м-р Чэпмен нашел
поддержку и теплоту участия в духовной атмосфере христианской общины и живой интерес к
нему пастора, которого он все больше любил и которому неосознанно пытался подражать в
проповеди, правда, без особого успеха. Еженедельное хлебопреломление было для него событием,
которым он чрезвычайно дорожил и которое укрепляло его силу. Пастор Эванс рано заметил
опасность духовной гордости в своей жизни и теперь, через открывшуюся ему благодать, твердо и
честно признавал себя “наименьшим из всех святых". Его непреклонное стремление быть “ничем”
ради того, чтобы “достичь Христа”, произвело сильное впечатление на молодого Чэпмена и
глубоко запечатлелось в его душе. В итоге он вскоре стал подражать своему возлюбленному
учителю в служении бедным и погрязшим в грехах. Вместо того, чтобы, как прежде, посещать
веселые вечеринки, он проводил вечера, которые оставались незанятыми изучением Библии, в
посещении неимущих в кварталах вокруг Грэйс Инн Лэйн. Это расширило пропасть между ним и
его бывшими друзьями, а также большинством его родственников.
Через три года, когда улучшилось его общественное положение, он начал частную практику
юриста. Его благородные манеры и тонкий, проницательный ум обеспечили ему большой успех.
Однако в 29 лет он понял, что Господь призывает его продать свою собственность, отказаться
отличной карьеры и все время посвятить служению Ему. Он принял предложение стать пастором
консервативной баптистской общины в Барнстэйбле, графстве Девоншир. По приезде он снял себе
временное жилье в очень скромном доме на окраине. Позже он арендовал недалеко от дома
молитвы одно из новых зданий, стена которого примыкала к кожевенному предприятию,
распространявшему специфический неприятный запах. Родственник Чэпмена (единственный из
родни.кто соизволил посетить его на новом месте) нанял кэб, чтобы добраться туда, но, доехав до
дома N6, стал уверять кэбмена, что тут, должно быть, произошла ошибка, так как Роберт Чэпмен
не мог жить в таком месте! Но ведь сразу после своего обращения ко Христу Р. Чэпмен ясно
осознал, что его самый главный порок — гордость. Теперь, в ненависти к этому злу, в том самом
городе, куда он когда-то въезжал с родственниками в богатой карете с кучером и лакеями, именно
здесь он избрал для себя жизнь на окраине в скромном доме, в каких обычно жили рабочие. "Моей
гордости такого не пережить”, — заметил он однажды. Молодой холостяк, убежденный в том, что
Бог видит его скромный дом гостеприимным для христиан, широко распахнул двери для всех
приходящих. А когда какое-то время никто не появлялся, он вымаливал их у Бога. Его меньше
всего волновал вопрос, найдется ли место в доме, ибо был уверен: "Господь позаботится об этом”.
И Он, действительно, заботился, ибо ни один из побывавших в доме Чэпмена, не уходил
недовольным. Чэпмен взял на себя труд чистить обувь своим гостям. Когда кто-то пытался
протестовать, он настаивал, говоря, что Иисус учил нас умывать ноги святым, а в современном
обществе исполнение этой заповеди можно уподобить обязанности чистить обувь верующих.
Молва о присутствии и излиянии любви в скромном доме Р. Чэпмена настолько была
распространена, что ему доставляли письма на адрес: “Р.К. Чэпмену, Университет Любви,
Англия”. Г ость из Америки, прошедший краткий “курс” в этом заведении небесного обучения,
писал о подъемах Чэпмена утром в 3:30 и о том, как он первую половину дня посвящал молитве и
изучению Библии, делая необходимые перерывы лишь для того, чтобы приготовить завтрак,
разжечь камин, и для других насущных домашних дел. То, как он, хозяин дома, сочетал в себе
власть и смирение, было в высшей Степени удивительно, и казалось, что м-р Чэпмен толковал
Писания почти как оракул. Кроме того, провожая своего гостя на станцию, Чэпмен старался
уловить каждое его слово, словно не мог позволить себе упустить что-то, что могло бы дать
большее духовное просвещение.
Отношения и связь Р. Чэпмена с Богом были самыми близкими. “Когда я склоняюсь перед
Богом, Он наклоняется ко мне”, — говорил он. И еще: "Как отец и дитя делают все возможное,
чтобы угодить друг другу, так и я делаю все, что в моих силах, чтобы быть угодным Богу, а Бог
делает все возможное, чтобы угодить мне”. Как-то раз ему довелось беседовать с одним
"совершенным” человеком, утверждавшим, что он вернулся в состояние Адама, родился без греха
и способен поступать неверно лишь тогда, когда не контролирует себя. “Состояние Адама! —
энергично воскликнул Чэпмен. — Назад, к состоянию Адама?! Я не поменяюсь местами с Адамом
до его грехопадения даже за сто тысяч миров!”
Чэпмен всячески стремился развивать благодать братолюбия. Один дружески настроенный
родственник, посетив его, заглянул в кладовую и предложил пополнить запасы продовольствия.
Чэпмен согласился, но с условием, что продукты будут приобретены у указанного им торговца.
Лавочник. весьма довольный солидностью заказа, был буквально сбит с толку и даже не мог
поверить, что этот заказ был сделан тем самым Чэпменом, которого он так ненавидел. После
доставки товара покупателю тот человек, для которого прежде Чэпмен был мишенью для
насмешек и оскорблений, теперь с выражением смирения на лице со слезами просил прощения у
Божьего человека. Когда речь шла об ошибках других людей, Чэпмен обычно говорил: “Давайте
пойдем к нашему брату и скажем ему об этом”. Однажды одна из сестер, член их общины, вызвав
его, с тревогой поведала о недостойном поведении другой сестры. Выслушав ее до конца, он
вышел из комнаты на несколько минут. Вернувшись со своим пальто и с Библией, он сказал ей:
"Ну, я пошел."—"Но, м-р Чэпмен, ведь я пришла за вашим советом.”—”Я дам вам его,—был
ответ, — когда вы пойдете со мной к той сестре, о которой шла речь. Видите ли, я никогда не сужу
поверхностно, а всегда стараюсь выслушать обе стороны". Весьма неохотно сестра последовала за
ним, и после их беседы втроем, она с самым смиренным видом признала за собой недостаток
милосердия. Если кто-либо в его присутствии критиковал выступление проповедника, он
реагировал обычно так: ’Давайте скажем ему это,” — и тут же поднимался со стула. Таким
поведением он демонстрировал людям свою ненависть к сплетням. В другой раз, когда он ходил
по домам с одним из членов их общины, они встретили женщину, считавшую своим долгом
наговорить ему как можно больше неприятных вещей. Некоторое время он слушал ее, не
перебивая, но потом крикнул своему спутнику, находящемуся на другой стороне улицы: ”Дорогой
брат, послушай эту сестру: она говорит мне все, чем заполнено ее сердце”. Поток ее брани тут же
иссяк.
Бог даровал Своему слуге долгую и плодотворную жизнь. Накануне своего 93-летия он произнес
последнюю проповедь. На финише земного пути 99-летний Роберт Чэпмен покинул этот мир со
словами: ”Мир Божий, который превыше всякого ума”. Несомненно, сокровищница христианской
литературы понесла досадную потерю, так как Р. Чэпмен, пребывая в духе самоотречения,
уничтожил большую часть своего архива. Но из дошедших до нас материалов мы приведем
несколько фрагментов для полноты раскрытия характера этого человека.
"Наша потребность в молитве должна проявляться на протяжении всего дня, и чем больше наш
духовный возраст, тем сильнее эта потребность будет чувствоваться.
Великое ободрение для нас, когда мы видим, что наши молитвы и наши труды подобны
пшеничному зерну, упавшему в землю. Если мы прежде ищем смерти и погребения, мы будем в
силах продолжать дело в терпении, и в свое время, конечно, соберем обильный урожай.
Один из самых лучших ответов на молитву — это способность пребывать в молитве."
"Чтобы быть сильным в вере, необходимы два качества: давать очень низкую оценку себе и
очень высокую — Христу”.
"То, что в глазах Бога является самым драгоценным, часто остается незамеченным людьми."
"Чтобы подняться над первым Адамом, мы должны пребывать в последнем Адаме. Тогда мы
будем способны духовно использовать язык Псалма 8 и "все иметь под ногами своими”.
“Разделение царства является в глазах Бога незначительным событием по сравнению с раздорами
в горстке грешников, искупленных кровью Христа”.
"Хороший работник посредством своих ошибок приобретает мастерство”.
"Христос дважды проходил мимо ангелов. Он унизился перед ними в Своем воплощении и
вознесся над ними в Своем величии.”
В ЭТОМ БОГАТСТВО! Ты богат сокровищами, старина? Хрустальными вазами, золотыми
чашами, белоснежной слоновой костью, когда-то вырезанной для королевской семьи великими
мастерами, драгоценными оправами, зернистыми радужными опалами, рубинами в платиновой
оправе? Твои пальцы перебирают изумруды, бриллианты ослепительной чистоты, чеканное золото
из древней короны, жемчужные нити, переходившие от королевы к королеве и попавшие к тебе,
наслаждайся, глаз, и преклонись, колено, пред бесценными безделушками, золотом и серебром —
вот богатство, которое ценилось. Но мое втрое дороже, и предо мною Ты беден, ведь у меня есть
Христос!
— М. Снайдер.
“Не иметь ничего и быть ничем — в этом
богатство, спокойствие, мир."
 Р. Чэпмен
Святая Анна. Ирландская святая.
“Бедняжка Анна, она никогда ничего не сможет выучить!” — в отчаянии воскликнула
учительница. Маленькая девочка пробыла в классе всего неделю, но обнаружила, что азбука для
нее слишком сложна. И был сделан вывод: тратить усилия на такого глупого ребенка — напрасное
дело.
Поэтому она была немедленно отчислена, чтобы вернуться в скромный ирландский коттедж с
соломенной крышей в Балламекелли, графстве Арма. И, тем не менее, в зрелые годы Анна стала
известной, благодаря ее обширному знанию Библии и рекордному количеству ответов на ее
простые молитвы веры, что упорно замалчивалось скептиками.
Она родилась в 1810 г. в доме, где религии не уделялось должного внимания. Шестеро детей
Джеймса Престона и его жены сраннихлет вынуждены были искать себе заработок. Когда Анна
еще не в состоянии была усвоить простейшие принципы воспитания, ее уже нанимали нянчить
младенцев или пасти скот в семьи, где Бог был оставлен и забыт. В конце концов, она попала в
христианскую семью, где хозяйка проявляла заботу о духовном состоянии каждого, кто входил в
ее дом. По ее приглашению маленькая служанка посещала занятия методистской группы,
некоторые члены которой плакали из-за своих грехов, тогда как другие восхваляли Бога за
спасительную благодать.
Для ума Анны, абсолютно невежественного для всего духовного, это служение было лишено
всякой притягательной силы. Однако, она согласилась пойти на методисткое служение в частном
доме в следующее воскресенье. Текст священника был заповедью нашего Спасителя: “Ты же,
когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который
втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно”. В тот вечер, едва сознавая почему, она
уединилась в маленькой комнатке на чердаке и, встав на колени около единственного стула,
разразилась громким плачем. Ее хозяйка, подозревая несчастье, поднялась к ней и спросила:
”Анна, что с тобой случилось?" “Я не знаю," — был ответ. Но тут же последовало признание: ”Да,
я знаю. Я вижу все мои грехи с 5-летнего возраста, полностью записанными на стуле передо мной,
каждый грех. Но хуже всего то, что я вижу ад открытым и готовым поглотить меня”.
В великом смятении души, ныне осознавшей свое истинное положение перед Богом, она ушла в
свою комнату, где до полуночи продолжала со слезами взывать к Нему о милосердии. Затем, когда
с ее губ сорвался вопрос: ”Нет ли, Господи, милости для меня?”, на нее сошла божественная
уверенность, что кровь Иисуса начисто смыла все ее грехи.
Она подняла Новый Завет, лежащий на столе, и, положив палец на один из стихов, молилась:
''Отец, Ты, Который снял с меня это ужасное бремя, не мог бы Ты мне помочь прочесть одну из
этих маленьких вещей?” И чудо совершилось! Анна обрела способность прочитать по меньшей
мере часть стиха:"...всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять; но кто будет пить воду, которую
Я дам ему, не будет жаждать вовек”.
И, в конце концов, та, которую школьная учительница приговорила к пожизненному невежеству,
была одарена способностью читать Слово Божие. Но по причинам, известным только нашему
Небесному Отцу, Он так и не открыл дверь ее разума для мирского чтения.
Одна семья, в которой трудилась Анна, отказывалась верить в возможность столь необычной
ситуации. Чтобы испытать ее правдивость, они положили перед ней газету, попросив прочитать
определенный абзац. Не было ни малейшего успеха до тех пор, пока ее внимание не задержалось
на слове “лорд”(“ Lord ”). Тогда она воскликнула: “Мне кажется, что это слово “господин”, но оно
не может означать моего Господа (“Lord”), поскольку мое сердце не загорелось, когда я его
читала”. Лорд Робертс, известный герой южно-африканской войны, был тем господином, о
котором там было написано.
Со временем Анна поступила на работу в дом доктора Рейда, жена которого была христианкой.
Когда семья приняла решение переехать в Канаду, Анне было предложено сопровождать их. К
великой печали своих родителей, она согласилась. После 2-месячного путешествия Рейды и Анна
поселились в Торнхилле, Онтарио, недалеко от города Торонто.
После всех этих перемен религиозная жизнь ирландской служанки, казалось, почти пришла в
состояние застоя, хотя она все еще была христианкой. Миссис Фойб Палмер, известная своей
защитой доктрины святости, в то время руководила занятиями группы в методистской церкви в
Торнхилле. Анна неохотно уступила уговорам миссис Рейд сопровождать ее на богослужение.
Она прожила в семье Рейдов уже 10 лет, когда жена и мать семейства неожиданно скончалась.
Семья с малолетними детьми была оставлена на попечение преданной Анны, которая, оправдывая
оказанное ей доверие, заботилась о них, пока они не выросли и не покинули родное гнездо.
Ни д-р Рейд, ни Анна не достигли какой-либо значительной степени стабильности в
христианской жизни. Она, на свое горе, часто давала место неистовым вспышкам гнева, когда
дети испытывали ее терпение своем непослушанием. Д-р Рейд, вопреки исповедуемой религии,
продолжал временами сильно ее раздражать. Иногда на семейных молитвах, чтобы не слышать его
голос, она затыкала уши пальцами. Согрешение и покаяние, казалось, было единственным, на что
она могла надеяться, пока еще свет Божий показывал ей жизнь, полностью побеждающую грех.
Молодого христианина, посещающего д-ра Рейда, попросили проводить регулярные семейные
Бечерние богослужения. Когда он читал Псалом 33, стих 17 сильно поразил Анну: Лицо Господне
против делающих зло, чтобы истребить с лица земли память о них". Молодой человек по ее
просьбе загнул угол страницы, где находился этот стих. Анна сразу же ушла в свою комнату,
открыла Библию и стала умолять Бога показать ей, что он означает. Враг душ нашептывал: "Но ты
не можешь прочитать”.
В простоте веры она ответила: ”Господь подарил мне это”. Снова произошло чудо. Анна могла
прочесть этот стих! Продолжая молиться, она спросила: ”Что есть зло?" Тогда последовало такое
откровение о грехе ее сердца, что Анна провела остаток ночи в ревностной молитве об
освобождении. Сила и власть господствующей молитвы была открыта ее сердцу и, как когда-то в
древности Иаков, в муках души вступивший в схватку с Богом, она воскликнула: ”Я умру, но у
меня это будет". Поднявшись с колен, она сошла по ступеням вниз и столкнулась с молодым
гостем, который осведомился о причине ее несчастья.
“Я нуждаюсь во всестороннем освящении: тела, души и духа” — был ее ответ. Он объяснил, что
вера в Божьи обетования принесет святость ее сердцу, к которой она так стремилась, и
процитировал ей стих: ”Просите, и дано будет вам; ищите и найдете; стучите, и отворят вам”:
Анна снова опустилась на колени, умоляя: ”Господи. я буду стучать всю ночь. Отвори мне!
Отвори мне!" И Небо ответило на ее настойчивую молитву. И сразу плач превратился в радость, и
в течение двух часов этот маленький дом был домом хвалы. В самом деле, никогда уже не
происходило ничего, что уводило бы Анну от Бога, потому что она постоянно ходила перед Ним и
все глубже и глубже познавала секреты, которые Он открывает тем, кто боится Его. Это было как
раз в то время, когда она стала известна как “святая Анна”, впервые так названная, скорее всего, в
насмешку соседскими детьми. Но так как она осознавала истинное значение этого титула, ее
молитва была: ”Отче, они зовут меня святой Анной. Будь добр, сделай меня святой, чтобы эти
дети не были лжецами". Ее простая просьба нашла ответ в благоухании ее смиренного и
исполненного верой христианского свидетельства, пропитывающего жизни всех, кто был с ней
знаком. “Святой Анной" она стала для поколения знавших ее, а также и для их потомков.
Много было ответов на ее молитвы. Одним из самых замечательных был случай с колодцем
доктора Рейда. На период летних месяцев этот колодец всегда высыхал, и его юным сыновьям
приходилось издалека приносить воду. Однажды, когда Анна беседовала со своими питомцами о
том, как Бог отвечает на молитвы, и рассказала о пережитых ею самою случаях, Генри Рейд,
добродушно подшучивая, сказал: “Анна, а почему ты не попросишь твоего Отца послать воду в
наш колодец, чтобы нам, детям, не приходилось так тяжело работать?”
Этот вопрос казался прямым вызовом ее вере. В своей комнате, одна, она молилась: ”Отче, Ты
слышал, что сказал Генри сегодня вечером. Если я встану в собрании и скажу "Мой Бог восполнит
все ваши нужды по Его богатству в славе Христом Иисусом", эти мальчики не поверят, что я сама
такова, какой учу быть, если Ты не пошлешь воду в этот колодец”.
 Продолжая молиться еще некоторое время, она получила уверенность, что ее ходатайство было
услышано. Сказав: ”Отче, если я сама такова, какой учу быть, то пусть вода будет в колодце
завтра утром”, она легла и крепко уснула.
На следующее утро Генри готовился к долгому пути за водой для нужд того дня. Когда, к его
изумлению, Анна подхватила два пустых ведра и пошла к колодцу, он лишь высказался: "Так же
сух, как пол на кухне". Но через несколько минут она вернулась к дому с ведрами, наполненными
до самых краев чистой водой.
“А что ты теперь скажешь?” — спросила Анна с триумфальным видом у удивленного мальчика,
который, в свою очередь, мог лишь спросить: "Но почему же ты не сделала этого много раньше,
чтобы избавить нас от всей этой рабаты?” Годы спустя друг Анны, которому был известен этот
случай, свидетельствовал, что с того самого времени этот колодец никогда уже не высыхал, даже в
самое засушливое лето. Кто может сказать, что время чудес отошло в прошлое? 96 лет долгой
жизни Анны были наполнены молитвой и восхвалением Бога за то, что Он сделал для нее и что
мог сделать для других. Преклонные годы она провела в домах своих друзей, которые почитали за
честь служить ей. На ее похоронах присутствовал мэр города Торонто. В воскресенье, после ее
смерти, он сказал: ”На этой неделе я был удостоен двух почестей. Я имел честь брать интервью у
президента Соединенных Штатов. Это великая честь. Затем я нес гроб “святой Анны”. И
нисколько не принижая достоинства президента Теодора Рузвельта, он добавил: ”Из этих двух
почестей я выше ставлю последнюю”.

НИЧТОЖНЫЕ ВЕЩИ.
Он был просто мальчик из Иерусалима,
Не слишком плох и не слишком хорош.
К Учителю он, прямо подойдя, сказал:
“Немного хлеба есть и рыбки две.
Но с радостью отдам я все Тебе”.
И был лишь там пакет еды для одного,
Но в тот день это умножалось,
Чтобы в ничтожестве вещей и дней
Лишь имя Бога прославлялось.

Она была лишь скромной девой деревенской, И Гавриил явился ночью к ней. "Обрела ты
благодать у Бога”,— сказал он ей. Вся в трепете, она молчала. “Не бойся, — молвил он. — Я с
доброй вестью: Сына Бог тебе дает, Иисусом наречешь Его. Престол Давидов Господь даст для
Него". Она была лишь скромной девой деревенской, В ком Божья верность нам являлась, Чтобы в
ничтожестве вещей и дней Лишь имя Бога прославлялось.
 Айзек Марсден.
Ревностный купец - проповедник
Хозяйка гостиницы “Веллингтон” в Донкастере слышала, как 27- летний Айзек угощал
завсегдатаев ее бара новостью о том, что сталось с его прежней жизнью. Она помнила то время,
когда этот дикий, распутный и безбожный заводила переворачивал столы, бил винные стаканы и
очаровывал присутствующих бесподобным пародированием современных политиков и местного
методистского проповедника. Тем не менее, он был выгодным клиентом, а также жильцом,
поскольку его отец, фабрикант ткани, снимал две комнаты в этой гостинице. Одна была
приспособлена для демонстрации образцов ткани клиентам, а другая служила спальней, где они
оба, отец и сын, отдыхали после возвращения с ярмарок и базаров.
Однако, как только Айзек склонил колени на посыпанный песком пол и стал страстно умолять
Бога спасти души этих молодых людей, хотя сам верховодил в пороке, ее изумление сменилось
циничным смехом. Скоро Айзек вернется на свою прежнюю дорожку!
С самого детства, однако, жизнь Айзека была окружена атмосферой высокой нравственности.
Ему посчастливилось родиться у набожной матери и трудолюбивого отца 3 июня 1807 г. в
Скелмансторпе, в Йоркшире. Когда умер его старший брат, Айзек принял на себя роль старшего
сына в семье из 10 детей. Айзек, как ребенок, был очень замкнутым и спокойным. Он
довольствовался игрой в стенах своего дома такими обычными предметами, как катушки,
знакомые почти в каждом доме Южного Йоркшира, где раздавался звук работающих ткацких
станков.
Общины методистов были самыми активными в Южном Йоркшире. Но в городке, где жили
Марсдены, не было места для молитвенного собрания. Анна Марсден, мать Айзека, часто
сокрушалась, что слишком редко могла посещать молитвенные собрания в соседних районах, так
как у нее был непочатый край домашних забот о многочисленном семействе. Поэтому она стала
проводить неофициальные встречи у себя на кухне, которые впоследствии превратились в
регулярные собрания.
В Скелмансторп пришло возрождение! Юного Айзека, несмотря на его молодость, это также
затронуло; и если бы он тогда доверил кому-то из взрослых свои переживания, то это освободило
бы его от многих лет необузданной жизни.
Тем временем его мать получила благословение свыше и стала силой для добра. Отец, внешне
достаточно респектабельный, не был религиозен и не одобрял присутствия своей семьи на
богослужениях.
Уильям Марсден, отец Айзека, был человеком строгой дисциплины и обладал трезвым умом в
вопросах бизнеса. Его мало заботило, насколько дики выходки Айзека или насколько безообразны
его поступки, только бы он был прилежен в школе или в работе. Мальчик был оставлен в школе
до 12 или 13 лет. И хотя он научился писать и решать некоторые задачи, учился Айзек без всякой
охоты. Чтение было его наслаждением, и он с жадностью проглатывал любую попавшуюся ему
книгу или газету. Школьное окружение, тем не менее, не способствовало прилежному и
правильному поведению, и поэтому м-р Марсден забрал своего сына оттуда и послал его учиться
ткачеству.
Мальчик был малопригоден для такой монотонной, требующей внимания и сосредоточенности
работы: он часто портил ткань, поэтому отец поручил ему “обрезку”, и эту работу он выполнял до
шестнадцати или семнадцати лет. Затем расширяющийся бизнес потребовал, чтобы Айзек, как
помощник своего отца, доставлял ткань и получал деньги по счетам. Он оказался необычайно
прилежным в комплектовании посылок, в посещении ярмарок и рынков, а также в качестве
главного продавца. Это занятие как нельзя лучше устраивало молодого человека. Обладая
необыкновенной физической силой, он мог усердно трудиться весь день, затем бражничать
добрую часть ночи, а на следующее утро не ощущать ни малейшего недомогания.
Анна Марсден едва ли видела теперь своего сына Айзека, потому что слишком редко он
проводил вечера дома. Вместо этого он стал завсегдатаем близлежащих гостиниц, где бывал,
посещая ярмарки и рынки. Результатом его широкого читательского кругозора было то, что он
обладал более обширным запасом знаний, чем многие его дружки, с которыми он проводил вечера
в разгуле и пьянке. И поэтому он обычно развлекал их, подражая политическим или религиозным
ораторам. Его способность подчинять сильных и принуждать слабых давала ему неограниченное
влияние на молодежь.
Мать часами молилась о своем сбившемся с пути сыне:"0, Боже, спаси моего Айзека. Только
лишь Твоя рука может достать его”. Родственники и друзья оставили все надежды в отношении
его, другие пророчили виселицу как ему, так и его дружкам. Только мать продолжала непрестанно
молить Бога о своем мальчике. Как-то ночью пламя жгучего желания внутри ее сердца побудило
ее молиться всю ночь и первые часы раннего утра. В 4 часа утра она получила внутреннее
духовное свидетельство, что ее мальчик будет обращен.
Тем временем неделя за неделей Айзек делался все более безрассудным. Его библиотека,
включавшая книги Пейна и Вольтера, пополнилась другими, такого же безбожного характера. Но
Бог работает над людьми разными средствами. Когда преподобный Роберт Эйткин должен был
проповедовать в Донкастере, беспутный юноша тоже пришел послушать благородного
священника, надеясь обнаружить какую-нибудь странность оратора, чтобы впоследствии
развлекать ею круг своих друзей. Дневное служение, между тем, долго тянулось для этого
Божьего человека. Некто, описывая это молитвенное собрание, заметил: "Слово, казалось,
отскочило рикошетом обратно в его душу. Он весь затрясся, зарычал, как лев, и сказал: “Я давно
слышал, что Донкастер — столица дьявольского царства, но теперь я в этом убедился”.
Вернувшись домой после проповеди, м-р Эйткин собрал молящийся народ, чтобы
ходатайственно вступиться за вечернее служение. Тем временем Дух Божий трудился над
Айзеком Марсденом. Он никогда не слышал, чтобы человек так угрожал карами закона, как этот
проповедник. Оратор, казалось, смотрел прямо ему в лицо, когда порицал грехи и пороки, в
которых погряз сам Айзек. Его убежище из лжи и защитные стены искусно подобранных
аргументов рушились под освященными словами. Ошеломленный, он был готов остаться еще и
войти в комнату для беседы. Когда некоторые христиане спросили его, почему он сделал этот шаг,
его охватило оцепенение, потому что он “ничего не думал и ничего не чувствовал”.
Влияние этой проповеди было достаточно сильным, но хотя Айзек и осознавал свою
греховность, он все же не проявлял усердия в поисках помилования. Действительно, на
следующей неделе его можно было найти на самой задней скамье на Празднике любви в
Скелмансторпе с бумагой и карандашом в руке, старательно записывающим имена ораторов и
выделяющим особенности их речи, чтобы потом пародировать их в гостиницах. Люди вокруг
приятно и весело проводили время, а он весь ушел в работу по составлению своих записей. Встала
его мать и рассказала, как она молилась за сбившегося с пути сына.
Внезапно Дух Господень наполнил юношу чувством раскаяния снова: “Айзек, ты знаешь этих
людей всю свою жизнь. В болезни и в здравии, в благополучии и в несчастье они оставались
верны своим принципам. Некоторые из них подвергались гонениям за имя Христа, и все же они
достойно держались своего исповедания. Ты никогда не знал за ними никакого низкого, гнусного,
бесчестного поступка. Они никогда не говорили тебе лжи и не пытались обмануть тебя. Разве они
лгут теперь? А если они говорят правду, то ты находишься на неверном пути”. В мгновение ока
его безбожные аргументы рассыпались. Он не мог сопротивляться такому необыкновенному
свидетельству. Он тут же закрыл свои записи и, вскочив, заявил им, что их радость и благочестие
обличили его. Он свидетельствовал, как, будучи самым несчастным, он принял решение, что, если
существует Царство Небесное, то он хотел бы приобрести его, а если существует ад, то он хотел
бы избежать его. Затем, очень выразительно он уронил свои длинные, похожие на кувалды руки и,
сев на скамью, сказал: ”Если я только когда-нибудь обращусь, дьявол, вероятно, выглянет”.
Присутствовавшие на общении не знали, как им воспринять эти слова. Может быть, это очередной
розыгрыш? Но потрясенный юноша осознавал в глубине души, что в его жизни в ближайшее
время произойдут коренные перемены. И на следующей неделе на Празднике Любви в Донкастере
Айзек сказал об этом всем. Годы спустя м-р Марсден говорил об этом публичном заявлении, как о
важной вехе в своей жизни.
 В то время в Донкастере было четверо святых Божьих разного возраста: молодой портной
Батлер, кроткий и смиренный духом преподобный Уильям Найлор, благочестивый сапожник
квакер Ансворт и квакер Уоринг, пожилой человек, известный своей набожностью и мудростью.
Эти четверо взяли на себя особую заботу об Айзеке,беря его с собой на каждое собрание,
проходившее как в церкви, так и в их собственных домах.
Кризис нового рождения произошел воскресным утром 11 октября 1834 г. Айзек присутствовал
на раннем, начинавшемся в 6 утра молитвенном собрании, и там он попросил своих друзей
ежечасно молиться за него в этот день, так как он всерьез решил наладить свои отношения с
Богом. Он считал себя самым порочным из всех грешников не только из-за попусту прожитой
жизни, но и потому, что был сатанинским вожаком молодежи. Бог простил его по Своей
безграничной благодати, и случилось это в его комнате, где он был один, и Дух Святой
свидетельствовал о его принятии Богом.
Первое, что сделал этот повеса, было то, что он вернулся домой и подробно рассказал матери обо
всем, что случилось. Анна Марсден побледнела и едва не лишилась чувств, но она отнеслась к его
словам все же скептически. Однако перемена поведения ее сына очень скоро обрадовала ее, так
как она видела, что теперь Айзек проводит вечера дома, уединившись обычно в своей комнате.
Склонившись над раскрытой Библией, он с наслаждением и восторгом изучал Священное
Писание, в то же время, размышляя и молясь. Иногда он шел к кому-то из своих друзей для
наставления, но потом снова уединялся для неторопливого изучения. Он всегда был страстным
читателем, но теперь для него существовала лишь одна-единственная Книга, которая полностью
овладела им.
История его обращения распространилась повсюду, подобно неукротимому огню. На ярмарках и
рынках об этом говорили все. Обычно было море смеха, поскольку все, кто знал его прежде,
считали "обращение" его очередным мастерски разыгранным спектаклем. Но четверо его
наставников знали, что юноша был абсолютно серьезен, и что дьявол использует любой прием,
чтобы завлечь его обратно. Поэтому они внушали новообращенному, что его безопасность
заключена в существовании целиком для Бога. Он должен был вести войну в самом дьявольском
стане, где прежде сам содействовал злу.
Айзек внял их совету и, продав свои рулоны ткани, соорудил фургон, чтобы использовать его в
качестве трибуны проповедника. Когда в их город пришел праздник, он занял позицию между
двумя питейными заведениями, чтобы проповедовать направлявшимся туда весельчакам.
На ипподроме в Донкастере на деревьях и заборах он расклеил афиши с объявлениями. В
гостиницах, где он принимал клиентов и получал с них плату, бывший завсегдатай пьяных сборищ
обычно спрашивал стакан простой воды, оплачивая его, как стакан пива. Затем он начал читать
присутствующим лекцию о необходимости воздержания от спиртных напитков с обязательными
ссылками на Евангелие.
Между тем Айзек заметил, что четверо его благочестивых наставников, обладая благословением
освящения, проповедовали полное освящение, жили им сами и старались провести его в жизнь
других. Сейчас они внушали Айзеку, что “он никогда не мог бы иметь силу знания или культуры,
или богатства, или социального положения, если бы он не имел силы добродетели”. Они
настаивали, чтобы он встречался с ними всякий раз, как только Бог представит удобный случай.
Они подкрепляли свои слова стихами Священного Писания: ”Будьте святы, ибо Я свят”. Они
собирались рано утром перед тем, как он отправлялся в свои недельные поездки, и обычно
ожидали его, чтобы помолиться вместе, когда он возвращался в субботу. Они договорились
молиться друг о друге по семь раз ежедневно.
Айзек, несмотря на все старания усмирить неустанной молитвой перед Богом свои бурные
страсти и характернее же еще не достиг такого благословения “совершенной Любви”, к которому
настойчиво призывали его добродетельные друзья. Спустя 16 месяцев после обращения
вопрошающий Айзек получил ответ на крик своей души. ’’Вначале я остерегался отдать все свое
сердце Господу, — писал он, — но верил, что кровь Иисуса Христа очистила меня от всякого
греха. Это произошло в месте под названием Лангворт, в маленькой гостинице, где я остановился.
Перед тем, как расположиться на отдых, я обычно читал, стоя на коленях, отрывок из Священного
Писания, точно так же я поступил и в то утро. Таким образом, я прочитал Библию два с половиной
раза, и, когда я приступил к молитве, в мыслях у меня возник этот стих: ”Сын Мой, отдай мне
сердце твое”. И я сказал Бегу: “Вот, Господи, Ты волен взять его”, веря, что Бог настолько чист и
свят, что никакой грех не укроется в руке Его. И благословен будь, Господи! Я до сих пор все еще
чувствую, что кровь Иисуса Христа очищает меня от всякого греха. О, мой Боже, пусть это
переживание всегда пребудет во мне!"
К концу 1836 г. м-р Марсден был призван проповедовать и был включен в методистский план.
Он уже свидетельствовал и наставлял друзей и посетителей. Однако это было сопряжено с
некоторыми трудностями, которые он был в состоянии уладить безупречным поведением,
обязательным и неприятным для всякого, выходящего на кафедру проповедника. Однако он
никогда полностью не подчинялся и разрушал все, что могло ограничить его свободу. Степенные
и уравновешенные христиане имели основание сетовать на его нововведения, но, тем не менее, он
сочувствовал людям, погибавшим от недостатка евангельской вести. Эти настроения его сердца
нашли отражение в дневнике: “О, пусть Господь всегда будет со мной и сделает меня серьезным!
Бог — это серьезно, Царство Небесное — это серьезно, ад — это серьезно. И для того, чтобы
спасти свою душу и души тех, кто слушает меня, я должен быть серьезным. В противном случае
существует реальная опасность быть осужденным на кафедре. Души находятся на краю бездны
ада. Мы непременно должны вырвать их, как головни, из вечного пламени геенны огненной".
“Пусть Всевышний поможет мне прожить этот год, — писал он в 1838 году, — для Его чести и
славы, как я еще никогда не жил. Я чувствую себя принявшим с Божьей помощью решение
истратить себя и быть истраченным в служении Ему. Я каждый день ощущаю, что Его кровь
очищает меня от всякого греха. Мое основание яснее, чем когда-либо. Как тысячи из тех, кто
ходит в церкви, живут без благословения! О, мой Боже, пробуди Ты церковь, чтобы она
стремилась ко всем этим привилегиям. Мистер Гаррис говорит: ”Мы так долго приучали себя
довольствоваться мелочами, что весьма преуспели в неспособности к принятию великого". О,
Господи, открой мне глаза, чтобы я увидел все свои привилегии. Дай моей душе импульс и
приблизь меня к Своему трону. Я хочу, чтобы в моей душе каждый день имело место духовное
землетрясение”.
“Мы вялы в наших молитвах, в то время как нам следует быть воодушевленными. То, на что мы
надеялись — это только наша ничтожность. Слишком уж все мы похожи друг на друга. Мы идем
проповедовать, мы идем на молитвенное собрание и мы не ожидаем ничего доброго. Мы идем
надело, как 80-летний старик в морозный, зимний день идет разбивать камни. Опустите меня на
самые нижайшие глубины и поднимите меня на самые высочайшие привилегии духовного
переживания. О, даруй мне этот залог Духа силы и славы! Каждый момент оживляй меня. Дай мне
возможность жить, подобно бессмертному существу, сошедшему у подножия Твоего Престола.
Сделай меня чуждым человеческого страха и помоги мне нести с собой атмосферу спасения. О,
Господи, Господи, руководи Своим невежественным, ничего не стоящим творением, каждым
дыханием, мыслью, словом, чувством, действием, днем, ночью, часом, мгновением, и Ты будешь
иметь хвалу”.
Мистер Марсден был мощным проповедником. Он не мог переносить омертвелой
официальности в своей аудитории. Посреди какой-либо проповеди он мог остановиться и сделать
какое-нибудь заявление, которое, как правило, погружало его слушателей в размышление. Он
хотел заставить их думать. И неудивительно, что более состоятельные и представительные
слушатели были возмущены его прямолинейностью. Его обвинили в том, что он сумасшедший, и
даже распространили ложь, что он, якобы, совершил попытку самоубийства. И многие верили,
пока он не разоблачил эти слухи как ложь и клевету.
В течение 17 лет он выступил с 3370 проповедями в Йоркшире, Ноттингемшире, Линкольншире
и Ланкашире, где Бог чудным образом через его работу с сотнями душ ввел их в Свое Царство. В
Уигане его труд имел особое благословение, и в результате последовало возрождение веры.
Всякий раз, когда ожившая церковь высказывала желание атаковать какое-либо дьявольское
логово зла и порока, пивную или пользующуюся дурной славой часть города, они призывали на
помощь Айзека Марсдена.
 Он обладал исключительным даром говорить с людьми: часто останавливался, чтобы
побеседовать с каменотесом, землекопом или просто прохожим, зачастую преклоняя колени и
молясь об их спасении. Перед тем, как приступить к серии богослужений в новом районе, он
первым делом обращался с призывом к руководителям и членам общин полностью посвятить себя
Богу. Подобно солдату, он перед началом атаки производил разведку. Он проходил весь город, от
одного конца до другого, подмечая его наиболее яркие особенности и слабости. Он обращался к
встречным прохожим, приглашая их на служение, и дарил брошюры на моральную или
религиозную тему. В воскресенье вечером, после служения, этот усердный “ловец человеков"
обычно посещал пивные и магазины, которые были открыты, где он часто склонял колени для
молитвы и приглашал посетителей на богослужения. “Можете ли вы мне сказать, в каком из этих
домов живет Господь Иисус?"— спрашивал он обыкновенно у незнакомца для того, чтобы начать
разговор, и, как правило, он оставлял людей задумавшимися.
Если церковь, где он проповедовал, была лишь формальным собранием христиан, то обычно он
очень пристойно начинал проповедь, потом внезапно закрывал свою Библию и склонял колени
для молитвы: "В этом доме молитвы присутствует дьявол. Я не могу проповедовать. Давайте
молиться". Затем в стремительном потоке слов он изливал свое сердце, что являло всем бремя,
которое он нес ради людей. Нарушитель субботы, распутник, пьяница, вор — за них были его
ходатайства, в то время как все собрание молящихся трепетало. На вечернем богослужении
молитвенный дом был основательно заполнен людьми, не привыкшими к регулярному посещению
церкви. Почтенным членам общины трудно было понять его стратегию, но его необычные методы
привлекали грешников в дом Божий.
Айзек Марсден обладал, подобно многим ранним странствующим проповедникам, внутренним
видением пророка. Они употребляли дары Святого Духа для своего служения, но в то же время
едва ли подозревали о таком обладании! Этот муж Божий жил настолько близко к Небу в молитве,
что часто улавливал едва ощутимое веяние Святого Духа. Его предупреждения неисправимым
грешникам, часто произносимые перед собранием, как правило, исполнялись в точности. В
публичной молитве он обычно просило нуждах отдельных людей в такой форме, что поражал
слушателя: такие подробности могли быть известны постороннему, если только “тайна Господа”
была с ним и Господь Сам открывал Свои секреты Своему слуге.
В богослужениях он никогда не обходил вниманием маленьких детей. Он часто начинал с того,
что угощал их апельсином, яблоком или сдобной булочкой с изюмом, а затем приглашал на свои
служения, чтобы пением воздать хвалу Богу. Многие из этих детей впоследствии выросли и стали
достойными священниками и полезными тружениками на ниве Божьей, но первые их впечатления
от Евангелия были связаны с его отцовской, полной любви манерой общения с малышами.
Уильяму Буту было лишь 14 лет, когда он впервые услышал этого страстного ходатая, и Айзек
Марсден свидетельствовал о нем, как об одном из своих агнцев.
Он становился все более известным как проповедник, обладающий мощным духовным
потенциалом. Но из-за этого его бизнес начал страдать. Он столкнулся лицом к лицу с вопросом:
"Должен ли я заниматься бизнесом и наживать богатство, или пусть бизнес приходит в упадок, а я
всего себя отдам евангелизму?" В своем дневнике 11 мая 1846 г. он пишет: "Если Господь когда-
либо поставит меня в такое положение, что я смогу полностью удалиться от бизнеса, я обещаю,
что в тот день я, с Его помощью, оставлю мир, подниму Евангелие и буду проповедовать его до
самой своей смерти. Тебе лучше, чем кому бы то ни было, известна человеческая слабость и тот
факт, что заветы не имеют силы без Божественной помощи. Сделай меня истинно верным Твоему
делу в каждом призвании моей жизни".
Все эти годы Айзек Марсден был верным и преданным сыном своей матери, которая имела
слабое здоровье и страдала от острых болей. Обычно перед тем, как отправиться в какую-нибудь
поездку, он входил в комнату больной матери и усердно молился, чтобы Господь поддержал ее во
время его отсутствия. По возращении он стремительно вбегал в спальню, бросался на колени,
благодаря Бога за то, что она все еще жива. Здесь, у ее постели, он молил Бога о часах ее жизни.
Ее жизньзавершиласьв1847г. в мире и радостной победе. Он настаивал, что сам будет
проповедовать на ее похоронах, так как чувствовал, что нет больше никого, кто способен был бы
оценить по достоинству ее святую жизнь.
Как-то раз, путешествуя с целью проповедования, он познакомился с дочерью почтенного
фермера, и между ними установилась взаимная привязанность. Но поскольку м-р Марсден в то
время являлся главой семьи, то в случае его вступления в брак, им пришлось бы рассчитывать на
материальную поддержку отца невесты. Только через семь лет они смогли решиться на свадьбу.
Айзеку Марсдену в то время было уже 47 лет.
Во всех отношениях Мэри Бейкер была подходящей помощницей своему мужу. Во многом
совершенно разные, в то же время они дополняли друг друга теми недостающими качествами,
которые им были необходимы. Она руководила группой по изучению Библии, и ее работа в
церкви была успешной. Редкие воскресенья в году эта преданная пара проводила вместе.
Большинство вечеров были также заняты проповедованием в различных собраниях, но жена
охотно соглашалась, что их союз никоим образом не должен препятствовать выполнению ими
Божьего призвания. Никогда его расписание не менялось ради того, чтобы провести время со
своей избранницей.
Вскоре после свадьбы его финансовое положение стало таковым, что у него появилась
возможность оставить отцовский бизнес, передав дело другим членам семьи.
Как же этот Божий человек оценивал свой опыт, полученный им в последние 20 лет, на закате
трудового поприща? “Я всегда чувствовал твердую убежденность в необходимости полного
спасения, особенно для работы на кафедре и постоянного возрождения церквей. Церковь так долго
пребывала в миру, что различие почти полностью было утрачено. Днем рождения церкви был день
Пятидесятницы—великого праздника Святого Духа. Это не просто внешняя форма или обычай,
поскольку именно Святой Дух делает церковь истинно христианской. Он является душой, которая
наполняет, оживляет ее и объединяет всех отдельных членов в одно тело".
“Что же необходимо сделать, чтобы поднять методизм? Мой ответ таков: ’Только одна вещь для
кафедры проповедника и для скамьи слушающего — не величие ритуала, не великолепие
молитвенных домов, не пафос проповедей, не пышность концертов. Пятидесятница — вот что
необходимо тем, кто стоит на кафедре, и тем, кто сидит на скамьях. Без этого все остальное
является лишь великолепием греха, великолепием исповедания и великолепием притворства”.
Длинные частые путешествия и лишения, связанные с ними, ослабили крепкий организм. Он
начал чувствовать сильное недомогание, лишившее его сна и аппетита. Жена нежно и заботливо
ухаживала за ним долгими ночами во время болезни, так как теперь он лежал, подобно агнцу, всем
своим существом ощущая, что его бурное служение подходит к концу. Однажды он сказал: “Я не
чувствую ничего и не думаю ничего в отношении Айзека Мародена, все это Христос... Я
оглядывался на свое прошлое и вспоминал подробности 70 лет жизни, но я не вижу ничего, кроме
одного лишь Искупления — Искупления в каждое мгновение!”
17 января 1882 г. активный жизнеутверждающий дух Айзека Марсдена слился с Небесной
Церковью. Воин-проповедник использовал каждое искупленное усилие для распространения
Царства Божьего. Как же мистер Марсден утверждал этот опыт на протяжении всех этих долгих
лет и сохранял ревностность ради погибающих? Этот секрет следовало искать в его комнате, где
он молился. Семь раз в день этот человек молитвы искал лицо Господа, хотя его близкие друзья
никогда не знали об этой практике. ”Он в буквальном смысле этого слова молился, не
переставая”,-пишет его биограф. Он не выносил также ничего похожего на легкомыслие или
глупую болтовню, сплетню или клевету.
“Я не люблю званных обедов. Я могу обойтись дружеским разговором за чаем, и потом быть
свободным и спокойным, но как только завтрак окончен, я стремлюсь в свою комнату к моим
книгам и бумагам. Жизнь так коротка, и я чувствую, что не должен тратить даром и 5 минут".
Совсем как новообращенный, Айзек Марсден устанавливал стул в своей спальне для изучения
Библии и молитвы, и теперь уже пожилой воин молитвы все еще продолжал сохранять эту тихую
встречу со Христом, несмотря на то, что на нем бременем лежали нужды церкви.
 ЦИТАТЫ АЙЗЕКА МАРСДЕНА
"Будем ли мы впоследствии среди умерших? О, нет, мы будем среди живущих — среди живущих
высшей жизнью людей. Человек настоящей жизни будет выглядеть живым и говорить языком
живущих. Его молитвы будут полны огня, хранящегося в нем, и будут иметь огненные крылья,
устремляющиеся в Небо и возвращающиеся с ответами до того, как он встанет с колен. Но крылья
молитв мертвого человека — ледяные, его скует холод этих крыльев смерти".
Этот мир назовет нас “сумасшедшими”. Но существует не только “сумасшедшее рвение” в
служении Христу, есть и худший вид сумасшествия — равнодушие, бездействие и неверие.
Многие читали, что Христос родился в хлеву и лежал в яслях, но они никогда не шли, чтобы
увидеть Его. Если бы они прочитали, что Он родился во дворце, к тому месту были бы
организованы дешевые экскурсии, и богатые бы шли и предлагали свои дары. Но христианство
остается неизменным. Оно никогда не приспосабливалось к глупым понятиям и фальшивым
теориям".
"Неверие — это унылая плесень, которая вырастает на праздных и ленивых душах. Держись
своего долга, всегда работая со Христом, и тогда Иисус позаботится, чтобы Его невеста ходила с
Ним “в белом". Никогда не принадлежите к тем, кто говорит: “Я не могу", “Я недостоин”, "Вряд
ли у меня получится", но поднимайтесь и в этом. Пусть в вашем разуме всегда будет установка,
что вы недостойны, но не говорите об этом. Частые разговоры на эту тему — это или лицемерная
гордость или ханжеское лицемерие. Будьте благородны душой. Вы недостойны, но ваш Иисус
достоин, а значит, достойны и вы. Вы слабы, но Он силен. Пусть Он будет вашей альфой и омегой,
вашим всем во всем”.
— Айзек Марсден
 Альфред Кукман.
Омытый в Крови Агнца
“Очертите круг в три фута вокруг креста Иисуса и вы поймете сущность того, кто был
Альфредом Кукманом”, — писал Де Уитт Талмедж после смерти этого добродетельного человека.
Но не всегда было так с этим талантливым и вместе с тем преданным священником.
В возрасте 20 лет Альфред Кукман пережил серьезную духовную утрату, когда, присутствуя на
конференции священников, занимался глупыми и ничтожными разговорами. Эту потерю
безграничной благодати он переживал долгие десять лет, но уроки, извлеченные из той неудачи,
были использованы Богом в преобразовании этого среднего христианина в истинного святого,
который тогда начертал на своих руках, ногах и устах: ’'Посвящено Иисусу".
Его отец, йоркширец Джордж Кукман, был обращен в 18 лет. Занимаясь предпринимательской
деятельностью, которая заставила его исколесить Америку, он получил ясный призыв Бога:
вернуться в ту страну в качестве проповедника Евангелия. Прожив там некоторое время, он
вернулся в Британию ради своей невесты Сары Бартон, дом которой находился в Донкастере. Как
новообращенная, она настолько сильно была предана вновь обретенной вере, что терпела гонения
в своем доме от тети. С легким сердцем она оставила эти горькие обстоятельства и в феврале 1827
г. решилась вместе со своим мужем разделить все трудности жизни в новой стране.
Альфред родился в январе 1828 г. в Колумбии, штат Пенсильвания. Сознательность его
родителей в отношении их духовной ответственности проявилась в том, что они отдали старшего
из своих шестерых детей на служение Господу.
“Я никогда не перестану благодарить за наставления и добрый пример моего исполненного
истинной веры отца и любящую мать, — писал Альфред впоследствии. — Я не могу припомнить
периода в своей жизни, даже о самом раннем детстве, когда бы я не имел перед своими глазами
страха Божьего. В возрасте около семи лет я убеждал своих родителей позволить мне
присутствовать на ночном богослужении. Мой отец проповедовал о Втором Пришествии Иисуса
Христа. Думая, что возможный конец этого мира уже приблизился, я впервые осознавал всю свою
неподготовленность к испытанию Божьего Суда и трепетал от этого. С этого момента началось
мое духовное пробуждение."
В11 лет Альфред присутствовал на одном из богослужений своего отца, где собрание было
переполнено людьми, искавшими покаяния. Его сердце было взволновано действием Святого
Духа. Но так получилось, что для него не хватило места на той скамье, и он прошел в уголок
церкви. И здесь плачущий мальчик усердно молился: "Дорогой Спаситель! Ты спасаешь других,
так неужели Ты не спасешь меня?”
Переживания этого момента он описывал впоследствии: “Когда я плакал, молился и боролся,
какая-то добрая рука легла на мою голову. Я открыл глаза и обнаружил, что это был известный
член и старейшина пресвитерианской церкви. Он, заметив мои побуждения и повинуясь порывам
доброго и отзывчивого христианского сердца, подошел, чтобы ободрить и помочь мне. Я помню,
как мягко он раскрывал передо мной характер веры и план спасения. Я сказал; ”Я действительно
верю, что Иисус является моим Спасителем, что Он спасает меня прямо сейчас”.
“Отверстое небо вокруг сияло лучами святого блаженства;
Милость Иисуса меня вдруг объяла.
“Ныне ты принадлежишь Ему, " — мне прошептала.”
Со своим вступлением в духовную жизнь Альфред стремился, будучи еще совсем юным,
помогать другим и начал молитвенное служение среди молодежи его возраста, некоторые из
которых были уже обращенными.
В том же году его отец получил назначение в молитвенный дом в Уэсли в Вашингтоне,
федеральный округ Колумбия, затем он был избран на служение в качестве капеллана Сената
Соединенных Штатов. В1841 году он почувствовал, что должен навестить своего престарелого
отца в Англии. Он спросил сына, хотел бы тот сопровождать его, но, чувствуя ответственность за
мать и младших членов семьи во время отсутствия отца, Альфред отклонил его предложение.
Мистер Кукман совершал плавание на паруснике из Нью-Йорка в Ливерпуль, но это судно не
достигло места своего назначения, и никто так никогда и не узнал о его судьбе. Эта трагедия,
почти полностью сокрушившая овдовевшую миссис Кукман, как нельзя лучше закалила характер
Альфреда. Собрав все свое мужество и отвагу, он изо всех сил стремился возместить потерю отца,
и его мать отмечала, что лишь вечность откроет, чем он являлся как сын и как брат для
обездоленной семьи.
После смерти мужа и отца семья переехала в Балтимор. Накануне своего пятнадцатилетия
Альфред стал учителем воскресной школы. Спустя примерно год он объединился с несколькими
молодыми людьми для создания миссионерской организации моряков и детей бедняков, часто
посещающих доки гавани Чесапикского залива. Они арендовали комнату, которую назвали
“Городской Вефиль”, где устраивали богослужения. Хотя Альфред был самым юным в этой
группе, в нем настолько очевидно проявлялось его ораторское дарование и настолько ясно
обнаруживалось Божье присутствие в его жизни, что друзья единодушно признали его Божье
призвание к служению. Его вступлением на этот путь было произнесение проповеди на похоронах
друга-христианина, текстом для которой он выбрал слова: "Ибо для
меня жизнь - Христос, и смерть - приобретение”.
Так получилось, что в восемнадцать лет Альфред Кукман попрощался со своей семьей и вступил
на путь служения Господу. Среди прощальных слов его матери, обращенных к нему, было такое
увещевание: ”Сын мой, если ты хочешь ощущать высшую степень счастья и принести как можно
больше пользы своим служением, ты должен быть полностью освященным слугой Иисуса”. Это
наставление произвело глубочайшее впечатление на разум и сердце юноши.
“Часто я ощущал потребность принести всего себя Господу и молился о милости полного
освящения. Но потом опыт переживания, подобно горе славы, вознесся в моем взоре, и я сказал:
’'Нет, это не для меня. Я не смог бы взойти на эту сияющую вершину. А если бы и достиг ее, то
мое несовершенство было таково, что я не смог бы успешно удерживать столь высокую позицию”.
Его путь проповедника проходил по многим местам, и в одном из них он был необыкновенно
обрадован прибытием епископа и миссис Хэмлин, приехавших на открытие новой церкви. Этот
святой Божий человек оставался около недели, проповедуя с помазанием Святого Духа. Он также
беседовал с Кукманом, особо подчеркивая необходимость его освящения. Его советы и
наставления имели самое благоприятное влияние на молодого священника и настроили его на
ревностную и усердную молитву.
Вот его собственные слова: “Склонившись на колени, я принес обет полного посвящения
Христу. Я заключил завет между моим сердцем и Небесным Отцом, что это полное, но ничего не
стоящее приношение должно остаться на алтаре, и что впредь я хочу быть угоден Богу через веру
в то, что этот алтарь (Христос) освящает этот дар. Вы спросите, был ли немедленный эффект? Я
отвечу, что обрел мир — широкий, глубокий, полный, удовлетворяющий и священный мир. Это
исходило не только от свидетельства доброй совести перед Богом, но также от присутствия и
действия Святого Духа в моем сердце. Я до сих пор не мог бы сказать, что я был полностью
освящен, разве что я освятился или отделился от самого себя в Господе.
На следующий день, найдя епископа и миссис Хэмлин, я осмелился рассказать им о своем
посвящении и вере в Иисуса, а также о том, что в исповедании я ощутил возрастание света и силы.
Чуть позднее миссис Хэмлин предложила провести серию молитв. Распростертые перед Богом
один за другим, мы молились. И когда я взывал к Богу, Он во имя Иисуса Христа дал мне Духа
Святого, Которого до сих пор я никогда не получал, и я завершил свою молитву таким
признанием: “Свершилось! Миг сей спасенья Ты являешь, Всей полнотой молю — благослови!
Чрез кровь Свою меня Ты искупаешь, Даруешь чистую любовь и мир".
Это великое дело освящения, о котором я так часто и с такой надеждой молился, свершалось во
мне. Я не мог в этом сомневаться. Подтверждение этому было таким же полным и бесспорным,
как свидетельство об усыновлении, полученное при принятии меня в Небесную семью. Это было
великолепно, божественно великолепно! Есть ли необходимость говорить, что пережитое
освящение положило начало новой эпохе в моей религиозной жизни. О, какой благословенный
покой в Иисусе! Какое постоянное переживание чистоты через кровь Агнца! Какой союз совести и
постоянного общения с Богом! Какая возросшая сила для свершения и принятия воли моего
Небесного Отца! Какое наслаждение в служении Всевышнему! Какой страх огорчить вездесущего
Святого Духа! Какая любовь к полностью освященным и желание быть в общении с ними! Какая
радость в беседе о Боге! Какая уверенность в молитве! Какое озарение при вдумчивом чтении
Священного Писания! Как возросло помазание в исполнении общественных обязанностей!"
Но этот священный опыт был отброшен, когда Кукман, присутствуя на своей первой
конференции методистской церкви, вместе с другими служителями вел беседы, которые угасили
Святого Духа. Позднее он говорил: “Забывши, как легко можно огорчить вездесущего Святого
Духа, я позволил себе плыть по течению в духе времени. И после того, как я допустил свое
участие в глупых шутках и рассказывании всяких историй, я ощутил, что понес серьезную утрату.
На следующее свое поле деятельности я прибыл со значительно уменьшенным духовным
потенциалом. Возможно, для того, чтобы успокоить свою совесть, я начал склоняться к доводам
тех, кто настаивал, что освящение, как работа Святого Духа, не могло перерасти в опыт, отличный
от духовного возрождения.”
Хотя у молодого священника уже больше не было внутренней уверенности в полном спасении,
его проповедование в течение последующих десяти лет казалось самым хорошим в церквах, где он
служил пастором. Он был популярнейшим проповедником на конференциях и с радостью
принимаемым на многих трибунах. Приглашения непрерывно следовали одно за другим из
церквей крупных городов. Но несмотря на весь этот внешний успех, он был неудовлетворен и
осознавал, что нет ничего выше личного благочестия.
Наставляя своего младшего брата, который намеревался встать на путь служения Господу, он
писал: “Пусть ни тайный грех, ни нежелание упорно трудиться или жертвовать, или страдать не
отвратят тебя от полного понимания твоих привилегий в Евангелии возлюбленного Сына Божьего.
Не думай, что несовершенство твоего умственного или физического развития является причиной,
по которой ты, как христианин, не достиг духовного уровня Флетчера, МакЧейна, Саммерфилда,
их почти ангельской чистоты, усердия и посвящения. В первую очередь, заботься о личном
благочестии, имеющем первостепенное значение, и тогда можешь не опасаться за остальное.”
Это произошло во время духовного возрождения 1857 года, охватившего Американский
континент и побудившего Альфреда Кукмана усомниться и пересмотреть его позицию защиты
доктрины “Совершенной Любви”. Он в то время служил пастором в церкви на Грин Стрит в
Филадельфии, когда пришел к признанию того, что большая часть его энергии растрачивалась по
мелочам из-за внутреннего конфликта, бушевавшего в нем. Святой Дух повел его обратно к
простоте веры его первого посвящения, что послужило также направлением его к более зрелому
пониманию доктрины и опыта. О своем восстановлении он писал спустя десять лет.
“Сколько бесценных лет я потратил впустую на игру слов и споры относительно теологических
несоответствий, не видя, что я был противоположен доктрине, приближающей людей к Богу!
Между тем, я пал морально, по глупости привязавшись к употреблению табака. Я потакал этой
своей слабости, которая помимо приятного ощущения удовлетворения, казалось, служила
средством успокоения моих нервов, а также соответствовала общественным нравам. Как только я
столкнулся с обязательностью полного посвящения, моя глупая привычка должна была быть
принесена в жертву, как испытание на послушание. Я так и поступил. Результатом были свет, сила
и благословение. Впоследствии искушение постоянно присутствовало в моей жизни. Мне часто
доводилось слышать подобные советы: “Это одно из лакомств Бога", “Ваша религия не требует
аскетизма”, “На страницах Нового Завета нет особого запрета на этот предмет слабости", “Многие
хорошие люди, которых ты знаешь, подвержены этой привычке”. И таким образом, в поисках
успокоения отягощенной совести я вновь возвращался к этой старой, вредной привычке. Спустя
какое-то время я начал понимать, что это снисхождение к собственным слабостям, что, я скорее,
даю удовлетворение сомнительным желаниям своей плоти, нежели призывам своей христианской
совести. Это не могло нанести мне реального ущерба, но в то же время упорное продолжение этой
практики стоило мне слишком дорого, лишая меня полноты радости во Христе. Я находил, что
после всех моих возражений в отношении освящения, как особой части благодати, существовал,
тем не менее, осознанный недостаток в моем собственном христианском опыте — он не был
сильным, значительным, полным и постоянным. Я часто спрашивал себя: “Что значит "я
нуждаюсь и желаю" в сравнении с "я имею и исповедую"? Я рассматривал три ступени, на
которых настаивали приверженцы святости, а именно: во-первых, полное посвящение, во-вторых,
принятие Иисуса мгновение за мгновением, как совершенного Спасителя, и в- третьих, смиренное
и конкретное исповедание полученной благодати. И я сказал: "Эти разумные обязанности
основаны на библейских принципах. Я отброшу в сторону все предвзятые теории, сомнительные
привилегии и заслуживающее порицания преступное неверие и вернусь по своим следам."
Достойно сожаления, что я совсем уклонился от света, и впоследствии столько лет было
потрачено на колебания между моим “я” и Богом! Смогу ли я когда-либо простить себя? О, эти
горькие- горькие воспоминания! Это сделанное мной признание вызвано искренней заботой о
других. Не было большего унижения в моей жизни.
Если бы я мог говорить с каждым, кто вошел в озаряющий свет христианской чистоты, я бы
умолял и требовал бы от них с братской любовью и заботой, чтобы они остерегались моих
ошибок. Для христиан лучше принять 10 смертей, чем по своей воле сойти с узкого пути святости,
ибо, если они вернутся по своим следам, там все еще будет живо воспоминание об опороченной
изначальной чистоте, и это окажется каплей горечи в чаше их сладчайшего утешения. Я снова
принял Христа как своего Спасителя, осознал свидетельство того же самого Святого Духа и с тех
пор ходил во свете, держась испытанной доктрины братства и общения со святыми. Я со
смирением и благодарностью свидетельствовал, что кровь Иисуса Христа очищает меня от
всякого греха. “Посему, как вы приняли Христа Иисуса Г оспода, так и ходите в Нем”. Я это так и
понял: сохраняйте ту же позицию по отношению к Богу, которую вы заняли, когда приняли
Христа как вашего единственного Спасителя. Я принял Его в духе полного посвящения,
безграничной веры и смиренного исповедания. Я считаю, что постоянное повторение этих трех
шагов дало мне возможность ходить в Нем. Я не могу позволить себе ни на единый миг когда-
либо отойти от своего жертвоприношения, чтобы не потерпеть неудачу в своем следовании
Христу или не расстаться с духом исповедания.”
В1851 году Кукман женился на Анне Брунер. Этот союз оказался счастливым, основанным, как
заметил Альфред на десятилетнем юбилее их свадьбы, на “камнях” любви, истины, чистоты,
доброты, верности, искренности, постоянства, благодарности, святости, а главное, на Иисусе
Христе как Фундаменте.
Несмотря на постоянную работу среди верующих и исключительно напряженную
евангелизационную деятельность, Кукман был по своей сути семьянином и домоседом. Он
получал особое наслаждение от общения со своими девятью детьми. Его письма к ним во время
вынужденных разлук полны отцовской любви и наставлений, направленных к их духовному
благу. Двое из них умерли при его жизни: дочь Ревекка в младенческом возрасте, а его первенец,
сын Брунер, в возрасте шестнадцати лет. К великому утешению родителей, этот юноша со
времени своего обращения, когда ему было всего лишь десять лет, был убежденным
христианином. Кукман рассматривал жизнь Брунера, как “временный заем”, который “сделал
землю более прекрасной, а Небо более привлекательным".
Его выезды с проповедями неизбежно влекли за собой разлуку с любимой женой. Однажды,
когда одиночество особенно угнетало его, он написал ей: “Я склонял свои колени в молитве и
сладостно сознавал, что я был в наилучшем общении. Мой милосердный Спаситель быстро
приходил мне на помощь, и эта комната преображалась в присутствие Всевышнего. О, какое
невыразимо сладкое, какое неописуемо дорогое учение Господа Иисуса!”
Этот необыкновенный человек получил свою силу у Престола Благодати. Его жена рассказывает,
как она обычно возражала против его ночных бдений. Но неизменно слышала в ответ, что он не
может отдыхать, когда на него возложены бремена людей. Часто бывало, что он вел молитвенную
борьбу до рассвета. Это близкое общение с Господом находило отражение в его публичных
молитвах.
Живя во времена борьбы против рабства, Кукман не мог оставаться молчаливым наблюдателем.
Перед тем как разразилась гражданская война, он произнес проповедь против рабства , взяв за
основу Исаии 8:12-13: "Не называйте заговором всего того, что народ сей называет заговором: и
не бойтесь того, чего он боится, и не страшитесь. Господа Саваофа — Его чтите свято, и Он —
страх ваш, и Он — трепет ваш!” Когда он говорил, его лицо сияло небесным светом, а слова были
насыщены божественным пафосом и силой.
На протяжении всей войны он служил в Христианской комиссии на фронте не только обычными
в миру способами, облегчая физические страдания солдат, но также проповедуя и распространяя
Библии и религиозные брошюры. Неудивительно, что активная общественная деятельность
Кукмана требовала колоссального напряжения сил. Вместо того, чтобы хоть немного отдохнуть,
он тратил неимоверные усилия на организацию христианской конференции. Хотя он чувствовал
ослабление физических сил, он не упускал ни малейшей возможности возвысить голос, подобно
трубе, во имя полноты Евангелия.
22 октября 1871 года он проповедовал в последний раз. Объявляя тему своей проповеди и держа
при этом в руке увядший лист, он торжественно прочитал текст: “Все мы поблекли как лист...”
(Исаия 64:6). Все присутствовавшие впоследствии отметили необычный свет, исходивший от его
лица. Закончив свое обращение, он передал этот лист другу со словами: "Этот лист и этот
проповедник очень похожи — оба увядающие”.
Он был так слаб, что домой его провожали двое друзей. Он заметил, обращаясь к ним: “Я знаю,
это непопулярно поддерживать доктрину святости, но я думал, что именно так исполню свой долг,
Я чувствую, что это, может быть, моя последняя возможность".
Среди его последних, наиболее часто повторяемых выражений были: “Я прохожу через ворота” и
“Омытый в крови Агнца”. Этому Своему возлюбленному чаду, проведшему в долине слез всего
лишь сорок четыре года, Бог даровал такое внутреннее видение действенности очищения “крови
Агнца, Который был заклан”, какого, кажется, были удостоены немногие на этой земле. Но это
утверждение было больше, чем однажды произнесенное свидетельство. Это было тем, что
наполняло комнату больного, это создавало атмосферу святого места.
Несомненно, что та же самая реальность, которая заставляла мучеников петь в пламени костров,
придавала страдающему проповеднику силы радоваться плодам Искупления. Из-за необычайно
тяжелой формы ревматизма его ноги невыносимо болели. Он сравнивал боль, которую испытывал,
с открытыми и трепещущими зубными нервами. Но для него это стало благословением.
Посмотрим, как он это объясняет: “Много летя знал, что значит быть омытым в крови Агнца,
сейчас же я осознал полный смысл этого стиха: "Это те, которые пришли от великой скорби; они
омыли одежды свои и убелили одежды свои Кровию Агнца”. Я обычно утверждал, что крови было
достаточно, но сейчас я признаю, что скорбь приводит нас к крови, которая очищает.”
Когда его мать напоминала ему, что благословенный Спаситель претерпел мучительную боль в
Своих ногах, он так отвечал на это: “Ты знаешь, гвозди пронзали Его драгоценные ноги, и именно
Он может сочувствовать мне в моих страданиях".
Во время своей последней болезни мистер Кукман имел небесное видение. Он утверждал, что
это было больше, чем сон. Он видел себя прямо в воротах, и первым, кто его приветствовал, был
его дедушка, который сказал: “Когда ты был в Англии, я с удовольствием показывал тебе самые
интересные места, теперь я радушно принимаю тебя на Небесах, мой внук, омытый в крови
Агнца!” Следующим, кто его принял, был его отец, чьи черты остались такими же, какие он знал
еще в детстве. Это приветствие было на той же ноте: “Добро пожаловать, мой сын, омытый в
крови Агнца!" Затем его брат Джордж обнял его, восклицая: “Добро пожаловать, мой брат,
омытый в крови Агнца!” И наконец, его сын Брунер повторил тот же рефрен: “Добро пожаловать,
отец мой, омытый в крови Агнца!” Так, каждый из них, в свою очередь, представлял его Престолу.
Комментарий Кукмана своей жене был следующий: "Это был впечатляющий вход”. Послушайте
этого защитника очищения через кровь еще раз: “Самыми прекрасными часами моей болезни
были те, когда жестокое пламя страдания загоралось и сжигало все вокруг меня. Это убедило
меня, что полное спасение — это только приготовление к десяти тысячам непредвиденных
обстоятельств, которые составляют смертное поприще. О, какое утешение чувствовать час за
часом, что душа омылась в крови Агнца, и переживать воодушевление, оттого что “совершенная
любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение”.
 И поскольку его смертный час приближался, то же самое свидетельство было дано всем. Своему
врачу он сказал: "Омытый в крови Агнца”. Пресвитерианскому священнику он исповедовался в
уверенности полного спасения, говоря: “Такое зримое присутствие Христа со мной, такое зримое
подтверждение Его очищающей крови, какого у меня никогда до сих пор не было!” Дорогому
коллеге по служению он открыл: “Я старался проповедовать Святость, я честно провозглашал это.
И каким утешением это стало для меня сейчас! Я был верен Святости, и сейчас Иисус спасает
меня, спасает полностью. Я чудесно омыт в крови Агнца”. А своему брату перед самой кончиной
говорил: “Смерть — это ворота к бесконечной славе, я омыт в крови Агнца”. Другой
возлюбленный брат едва услышал его шепот: "Никогда еще за всю свою жизнь я не был так болен,
но все хорошо. Я так рад, что проповедовал полное спасение, чтобы я сейчас без этого делал?
Помни мое свидетельство: Я омыт в крови Агнца".
Он прошел через “эти ворота” 12 ноября 1871 года, чтобы присоединиться к великому собранию
тех, кто “омыт в крови Агнца”.
Слова епископа Фостера на служении по случаю похорон Альфреда Кукмана могли бы быть
голосом многих: "Самый святой человек, которого я когда-либо знал, покоится в этом гробу”.

ЦИТАТЫ АЛЬФРЕДА КУКМАНА

"Христиане никогда не расстаются в последний раз! Мы разлучаемся, как ангелы, расходясь для
исполнения Божьей воли, нос уверенностью, что наш дом находится перед Престолом. Благодарю,
Боже, мы принадлежим к рожденным Небом, руководимым Небом, на Небо возвращающимся, и
сладки ритмы марша мира: "Домой, братья, домой!”
"Помазание — это такое тонкое, неуловимое, непреодолимое влияние Святого Духа, которое
запечатлевает наставление в сердцах, которым оно было дано. Это не красноречивые люди мира,
ораторы великих событий. Помазание чаще может быть в заявлениях или высказываниях
скромного ученика, чем при произнесении авторитетной проповеди. Ибо этому я придавал больше
значения, чем чему-либо другому.”
"Давайте будем святыми людьми. Святость — это сила. Такая сила, в какой нуждается церковь,
какую хочет увидеть окружающий мир, это больше, чем сила. Мы должны ее иметь для
выполнения нашей высокой и святой миссии, а именно: духовного завоевания мира.”
— Альфред Кукман
 Элизабет Бакстер
Христианская “провозвестница”
16 декабря 1837 года сердца Томаса и Эдит Фостер радовались рождению дочери Элизабет. Они
жили в Ившеме, в очаровательной долине, через которую протекает Эвон. Они не могли
предугадать, глядя на этот крошечный комочек жизни, что их дочери суждено оказывать огромное
влияние на массы. Элизабет Фостер Бакстер предстояло стать одним из редакторов “Кристиан
Хералд” (“Христианский провозвестник”) и через свою посвященную христианскую жизнь,
служение пером и словом нести спасение, святость и исцеление многим.
Элизабет была очень благодарна своему отцу за квакерское воспитание, основанное на твердости
веры и принципов. Ее мать была ревностной прихожанкой англиканской церкви. Такова была
среда, в которой росла и воспитывалась Элизабет с раннего детства. Вовремя выборов в дом на
Хай Стрит часто заходил кандидат от либеральной партии. Маленькая девочка, затаив дыхание,
сидела под столом и слушала разговоры взрослых о парламентских баталиях.
О христианской атмосфере своего дома она вспоминала: “Дочь богобоязненных родителей,
которые строго соблюдали День Господень и семейные молитвы, я, тем не менее, была
совершенно невежественна в отношении всего духовного. Подобно другим детям из семей,
относящихся к англиканской церкви, я изучала церковный катехизис. Снова и снова я размышляла
над словами, что через крещение я “стала членом Тела Христова, дитем Божьим и наследницей
Царства Небесного”. Я не могла сказать, что это означало, но чувствовала, что это должно было
означать вполне конкретный мир и согласие с Богом, но, как мне казалось, этого не было во мне.
Потом я много размышляла над обещаниями, данными от моего имени крестными родителями,
по поводу того, что мне следует “отвергнуть дьявола и все его дела, суетность и славу этого мира
со всей его алчностью и всеми плотскими желаниями, так чтобы вы не следовали им, и они не
вели вас за собой”. Что же это означало? Для меня это было самым насущным вопросом: знать,
что я могла себе позволить и насколько велика была моя личная ответственность”. После
конфирмации Элизабет задержалась, чтобы спросить викария, была ли она ответственна за эти
обещания до того, как прошла конфирмацию. Но этот “викарий Христа" поспешил удалиться,
оставив ее всерьез огорченной. Тот же самый вопрос она задала двум другим священникам, но ни
один из них не дал ей исчерпывающего ответа. Поэтому она сказала: “Этот вопрос остался
нерешенным, а я осталась неспасенной”.
До одиннадцати лет воспитанием и образованием Элизабет занималась гувернантка. Затем в
течение пяти лет она посещала закрытый пансион в Уорсестере. В это время она достигла
хороших результатов и много работала над собой. Она читала свою Библию, но нельзя сказать, что
ей это всегда нравилось. Она никогда еще не встречала кого-либо, кто мог бы ей объяснить, как
безграничная благодать Господа может поглотить ее грехи.
Вот ее слова, описывающие этот полный сомнений период ее жизни: “Для мира я была
жизнерадостной и беспечной девочкой, но часто часами в одиночестве я взывала к Богу о помощи,
не имея ясного представления, как эта помощь должна прийти. Это не было сокрушением из-за
греха, ведь на моей совести не было каких-либо особенных грехов. Но меня не покидало
ощущение, что все в моей жизни не так, как должно быть: оно было похоже на “некое страшное
ожидание суда и ярости огня, готового пожрать противников”. Но с другой стороны, я
определенно верила, что “Бог есть любовь". Если бы только я могла понять, как Его справедливый
гнев из-за греха мог примириться с Его любовью, я бы обрела мир.
Единственная моя мысль была о жертве Иисуса Христа, Его мученической смерти и святой
жизни, исполненной любви, которая была не понята людьми.
В возрасте восемнадцати лет она пережила глубокое потрясение в связи со смертью отца,
которого она любила, как никого на свете. На его могиле она поклялась, что с радостью лишилась
бы зрения и слуха, если бы только могла узнать, как истребить грех. После кончины отца Элизабет
некоторое время провела у своего дяди, который был викарием в Саффолке. Будучи там, она
посетила умирающую девочку, которая спросила: ”Мисс Фостер, вы знаете дорогу?” Она только
могла ответить: “Я бы отдала всё на свете, чтобы знать ее. Но если можно будет закрыть дверь, я
думаю, что смогу молиться Богу за нас обеих, чтобы Он показал нам этот путь". Затем она
молилась, чтобы им обеим открылся узкий путь Божьего спасения.
Спустя короткое время умирающая девочка прислала письмо своей подруге: “Скажи мисс
Фостер, что я нашла этот путь". Неудовлетворенное сердце Элизабет переживало нечто похожее
на ревность, она с радостью оказалась бы на месте этой девочки. Когда она наблюдала
похоронную процессию из окна, щемящее чувство заставило ее вздохнуть: “Господи, покажи мне
тоже этот путь, который приведет к Тебе!”
Бог ответил на ее молитву через бывшую школьную подругу Кэролин Смит, которая недавно
потеряла отца и хотела утешить Элизабет в ее горе. Самой Кэролин этот путь ко Христу был
указан через преподобного Роберта Эйткена из Пендина. Она открыла Библию, Книгу пророка
Исаии 53:6: “Все мы блуждали как овцы..., совратились
каждый на свою дорогу; и Господь возложил на Него грехи всех нас”.
Позже Элизабет так говорила об этом важном и незабываемом времени: “Эти слова были мне
хорошо знакомы, но когда она их произносила, они исполнились света Духа Святого. Я увидела
все мои грехи возложенными на Иисуса, и душа моя склонилась в невыразимом почтении... Без
единого слова, без формальной молитвы Иисус стал открыт мне как "праведный и
оправдывающий верующего". Я получила то, к чему стремилась — общение с Богом: Иисус
говорил мне, а я — Ему.
И в течение многих ночей у меня не оставалось времени для сна. Он сделал так, что я без труда
отказалась от всего ради Него, и это пришло совершенно естественно. Танцы, театр, романы,
модная одежда, ювелирные украшения навсегда ушли из моей жизни, поглощенной новой
внутренней силой. Это дало мне чувство, обладание знанием, которое спасает людей от ужасов
ада, и почти все свое время я проводила в беседах с отдельными людьми и в заботе об их
приобретении для Христа.”
Она страдала от непонимания в своей семье, да и бывшие друзья проходили мимо нее на улице,
будто она совершила преступление. Но Элизабет оставалась верной своему Спасителю и
свидетельствовала всюду о Нем и для Него. Ее сердце, отныне исполненное любовью ко Христу,
жаждало все больше и больше Его благодати.
Господь посылает в наши жизни, как книги, так и людей, чтобы помочь нам открыть более
значительные высоты и глубины дарованной нам благодати. В этот период тяжелого испытания в
жизнь Элизабет вошло и то, и другое.
Вот что она вспоминала: “Несколько месяцев спустя после моего обращения, хотя я видела свою
душу окончательно спасенной, я чувствовала необходимость в более углубленной работе
благодати. Мне в руки попал номер “Руководства к святости”, в котором была статья покойной
миссис Фойб Палмер. Я обратилась с этой нуждой к Господу и тотчас получила указание отдать
себя в жертву живую и принять очищение от всех грехов настолько, насколько я тогда это
осознавала: в некотором отношении я приняла Духа Святого, чтобы Он владел мной”.
Знакомство с преподобным мистером Эйткеном из Пендина, замечательным Божьим человеком,
оказалось бесценным благословением для Элизабет. Она писала об этом знакомстве: “Он явился
причиной необычайного взлета в моей духовной жизни. В свое время мне довелось слышать
многих благословенных проповедников Евангелия, но ни один из них не обладал той силой
свыше, какой был наделен он. Его непрестанное пребывание в молитве, энергия, знание
Священного Писания и присутствие Бога в его жизни открыли поистине новые возможности и в
моей духовной жизни."
“В течение последующих восьми лет моя духовная жизнь, казалось, все больше набирала силу.
Это было лишь маленькое трудовое поле, которое мне дал Господь в небольшом городке и
окрестных селах, но Он благословенно работал, и мое влияние росло, благодаря ведению
корреспонденции и через комментарии к Священному Писанию.
В 1856 году после того, как семейный очаг в Ившеме распался, преподобный Пеннефатер и его
жена предложили ей переехать в Милдмей. В результате их приглашения она приняла
обязанности дьякониссы. Ее изобретением явилась известная милдмейская шляпка и платье
дьякониссы, которое она сама с тех пор стала носить. Работа в Милдмее привела ее в бедные
кварталы Восточного Лондона, где во время эпидемии холеры она неустанно служила больным и
умирающим.
После двух лет работы в Милдмее, в силу сложившихся обстоятельств, она была вынуждена
оставить это место. Она горячо молилась Богу, чтобы узнать следующий шаг своей жизни. Спустя
немного времени 31-летнюю дьякониссу приятно удивило предложение мистера Майкла Бакстера
выйти за него замуж. Он написал книгу под названием "Луи Наполеон, предназначенный царь
мира”, которая произвела сенсацию среди христиан. Элизабет прочитала ее и вступила в
переписку с автором. Но впервые они встретились на Милдмейской конференции. Он навсегда
запомнил ее в момент их первой встречи — одетую в черное, сидящую за обеденным столом, со
светлыми локонами, спадающими до плеч.
Этот брак был счастливым в супружестве и полезным в духовном служении. Вот как описал
Майкла Бакстера его сын: “Нежно любящий, ревностный евангелист обожал свою жену,
разделяещую его надежды и интересы, помогавшую в его миссии. Даже в любви его призвание
было определяющим: он жаждал супружеского счастья, но еще более он хотел, чтобы его
избранница, подобно ему самому, ставила Бога выше всего, пренебрегая ради великого дела
спасения погибающих личным достатком.
Выбор жены, таким образом, определялся для него стремлением найти ту, которая испытывала
бы те же чувства, что и он, по отношению к нуждающемуся в помощи погибающему миру. Он был
не из тех, кто легкомысленно относится к выбору или согласен на меньшее, чем настоящая
любовь. Он ждал до тех пор, пока предопределенная ему невеста была приведена к нему. Тем не
менее, какое-то время он подыскивал себе подходящую пару. И потому, когда он познакомился в
Милдмее с женщиной, которая должна была стать его женой, это стало для него любовью всей
жизни, любовью с первого взгляда, его радостной капитуляцией перед Божьим даром.”
Однажды во время медового месяца молодую жену привлек к окну хорошо знакомый голос,
доносившийся снаружи. Это ее супруг проводил служение прямо на улице, объявляя на этот вечер
женщину- проповедника. Таким образом, Элизабет в самом скором времени была привлечена в
качестве партнера своего мужа в евангелизационной деятельности.
От этого брака родилось двое детей. Дочь Рэчел принесла веселье и радость в их дом всего лишь
на четыре коротких месяца и, несмотря на всю любовь и заботу, ушла от них навсегда. Майкл
Пэджет Бакстер родился спустя год, пережил своих родителей и продолжил дело своего отца.
Мистер Бакстер, великий исследователь второго пришествия Христа, издавал маленький
ежемесячный иллюстрированный журнал под названием “Знамения нашего времени”.
Когда Д.Л.Муди проводил евангелизационную кампанию в Лондоне, Бакстеры решили издать
еженедельную газету, из которой читатели могли бы черпать всю информацию о его
евангелизационной деятельности. На Элизабет легла деловая сторона нового предприятия:
составление обзора, чтение корректуры и ведение бухгалтерии.
Эта трудоемкая и напряженная работа, не прекращавшаяся даже по ночам, явилась причиной
сильного переутомления. Чтобы восстановить свое здоровье, Элизабет вынуждена была
отправиться в Швейцарию. Нотам, в Европе, для нее открылось еще более широкое поле
деятельности. Во время успешного служения в Швейцарии она познакомилась с немецкой
баронессой фон Гемминген из Гернсбаха. Но Элизабет на время отложила приглашение этой леди
нанести дружеский визит.
Несмотря на то, что перед ней открывалась перспектива дальнейшей евангелизационной работы
в Швейцарии, после дня, проведенного в посте и молитве, миссис Бакстер укрепилась в сознании
того, что Господь призывает ее в Германию. Слова: ”Отправляйся в Гернсбах!” — продолжали
звучать в ее душе. “Но, Господи, — спрашивала она. — Как же быть с языком? Ты же знаешь, что
я не говорю по-немецки?” “Никогда не смогу я забыть этот ответ, — писала она, — Это был голос,
идущий как бы из глубины моей души: ”Я могу, и Я буду с тобой”.
На следующее утро она рассказала своему мужу, что получила указание о Божественном
призыве в Германию. “Ты должна поступать так, как Господь тебе приказывает”', — был его
ответ.
 Друзья старались отговорить ее от этой рискованной затеи. ”Но Господь Бог и мой муж, которые
были в этом едины, упростили этот сложный для меня вопрос, — объясняла она свой поступок, —
и я приняла решение поехать в Гернсбах”.
Никогда Господь не допустит поражения Своего посланника из-за проблемы языкового барьера.
Миссис Бакстер впоследствии замечательно писала в своих заметках: “Я сошла вниз по лестнице к
фрау фон Гемминген и объяснила ей, что верю, что Бог предписывает мне ехать в Штауэрн этим
вечером, а также сказала несколько слов находящимся там людям. В течение долгого времени она
использовала аргумент за аргументом, чтобы отговорить меня от этой поездки. Но потерпев
неудачу, она повела меня к своему мужу, который сказал, что, поехав туда, я совершу глупость по
отношению к самой себе. На это я ответила, что меня совершенно не волнует, насколько глупо я
выгляжу в глазах людей, когда исполняю волю Божью.
Он, казалось, не понял или не поверил, что Бог может таким образом руководить мной. Тогда
баронесса сказала: ”Там внизу находится дьяконисса, которая преподает в начальной школе. Вы
подойдете к ней, и если вы сможете убедить ее, что вам необходимо провести собрание в ее
классе, я поверю, что вы посланы Богом”.
Святой покой сошел на мою душу, и пока я дошла до комнаты, где сидела дьяконисса, у меня
было достаточно знания немецкого языка, чтобы я смогла изложить свою просьбу. Она охотно
согласилась и сказала, что соберет женщин к назначенному времени.
С двуязычной франко-немецкой Библией в руках, благодаря Господней помощи, мне удалось в
тот вечер преподать небольшой урок Священного Писания, и то, что я говорила, было понятно
большинству. Это было поистине от Господа, так как немецкий бадиш считается особым
диалектом, которого я никогда прежде не слышала. Безусловно, те, кого Господь призывает
говорить, могут так же довериться Ему, как те, кого Он призывает учить или проповедовать. В тот
вечер Он совершил и то и другое, и одна душа исповедалась, что обрела мир с Богом. И не только
она одна, так как со временем вся ее семья последовала ее примеру, обратясь к Господу всеми
помыслами своего сердца.
Два или три раза в течение получаса или больше, пока я говорила, я поворачивалась к другу,
который был со мной, чтобы при необходимое™ поддержать словом, но это колебание было лишь
минутным. Слова приходили сами, хотя я раньше их не знала. Но по лицам людей было видно:
они понимали то, что я говорила. Это было лишь началом благословения. После было проведено
еще несколько собраний, и все были похожи на первое. Барон присутствовал на втором собрании
и был чрезвычайно удивлен тем, что ему довелось увидеть. Однако в бытовых беседах, в
магазинах, во время чтения чего-либо другого, отличного от Слова Божьего, я абсолютно не знала
немецкого языка."
Однако Господь приспособил Свой инструмент для еще более значительной сферы служения.
Чтобы утешать других и приносить исцеление, она сама должна была узнать глубину боли и
страдания. Пораженная сильнейшей формой невралгии, она ночи напролет проводила в
мучительных болях.
Ее письма к своему мужу, датированные тем временем, ясно свидетельствуют: она понимала, что
в этом исключительно тяжелом испытании сокрыт замысел Божий.
“Март 1880. Я верю, что близок конец этого периода страданий и уничижений, ибо Господь все
больше и больше очищает то, где я поступала по своей золе в служении Ему. Он знает, что я живу
лишь для того, чтобы служить Ему. Но это должен быть Его путь, Его время, а также Его сила. Да
будет Он благословен!”
Несколькими днями позднее: "Господь смиряет меня, как никогда прежде. Он так верен. О, если
бы каждый след моего “я” мог быть уничтожен во мне, то тогда бы Господь мог иметь во мне всю
Свою волю. Он не может доверить нам силу, соответствующую тому свету, который мы имеем,
пока в нас остается что-либо от нашего "я". Я верю, что буду восхвалять Его в вечности за это
время страданий. Он учил меня разными средствами, но я была достаточно взрослой, и Он
вынужден был использовать жезл. "Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня.”
Еще одна запись: “О, молю, чтобы вся моя жизнь могла быть гефсиманской, отныне и впредь.
Это дает мне чувство благоговения, чтобы спокойно переносить боль, как будто моя жизнь еще
больше должна принадлежать Ему, чем когда-либо, и такое сильное сочувствие к тем, кто
страдает, что, мне кажется, я понимаю Христа."
Те, кто имел глубокое переживание благодати, часто совершают ошибку, благоговейно
поклоняясь этому, вместо того, чтобы принять Божий порядок, назначение которого — открыть
наше ничтожество и Его Всемогущество. Произведения миссис Бакстер никогда бы не могли
помочь бесчисленным запутавшимся и сбитым столку христианам, если бы ей не было известно
это божественное уничижение.
В статье, написанной в марте 1887 года, она говорит: “Я не знаю, как долго я была занята в то
время самой собой и своей собственной святостью. Я впала в духовную гордость. Это открыло
дорогу для других грехов характера. Я была жестоко разочарована в себе, я чувствовала себя так,
как будто Господь перестал действовать во мне. Я задумала крайне высокий и аскетический
стандарт, но с ужасом упала ниже его. Хотя я взывала к Господу часами днем и ночью, мои
прежние радость и мир с Богом так и не вернулись.
В1873 году я впервые увидела “Радость в Иисусе” преподобного У. Е. Бордмана и в процессе
этого чтения стала понимать, что все это время я проводила в общении с самой собой, вместо того,
чтобы искренне, начиная от времени первого посвящения себя Богу, позволить Ему общаться со
мной. Ушла вся моя уверенность в собственном опыте, как спасительницы. Мой прежний опыт
жил, это правда, но я уже находилась на его божественной стороне. Как свое освящение видела я
Иисуса, живущего во мне, чтобы быть терпеливым во мне, чтобы любить во мне и еще многое
другое, что во мне отсутствовало и в чем я еще нуждалась.
С этого времени Господь вплотную занялся воспитанием моей совести. Он хранил меня от
согрешения, потому что я доверилась Ему. Время от времени Он учил меня Своим взглядам на
грех, так что вещи, которые год назад для меня не являлись грехом, теперь были таковыми. Тем не
менее, кризис миновал: это была битва Господня. Он очищает, Он помогает, Он сражается. Я
доверяюсь Ему и славлю Его. Он учил меня такой же благословенной вере для тела, как и для
души.”
Очерк жизнеописания миссис Бакстер был бы неполным без упоминания “Бефсана” — дома,
открытого для исцеления и святости. Это Богом благословенное заведение было плодом заботы
евангельских христиан о роли, которую играло исцеление в служении Святого Духа.
Еще раньше миссис Бакстер познакомилась со служением пастора
Сэмюэла Селлера в Маннедорфе и некоторых других в Европе. В результате она стала проявлять
особую заботу и внимание свидетельству в Англии, демонстрируя Божью верность всем, кто
доверял Ему нужды духа, души и тела.
Тем временем в Америке доктор Каллис из Бостона, разбитый горем из-за внезапной утраты
своей молодой жены, вступил в более глубокий союз с Богом. Впоследствии ему было дано
указание свыше основать дом, где пациенты, признанные безнадежными официальной медициной,
получали бы исцеление силой Бога.
Преподобный У. Е. Бордмен в Англии имел также новое переживание благодати и он мог
сказать: “Мне кажется, что я пребываю в Боге и в Его воле, подобно тому, как птица парит в
воздухе, а рыба плавает в море”. Часто, проводя евангелизационную работу в Америке, он
посещал доктора Каллиса и наблюдал методы, которые тот использовал в своей работе.
Вернувшись в Лондон, он начал работу по организации подобного заведения в одном из взятых в
аренду домов столицы. Впоследствии это и стало упомянутым выше “Бефсаном”.
Миссис Бакстер, неуклонно следовавшая Божьей воле, была также вовлечена в эту угодную
Господу работу и, в конце концов, стала главным организатором этого убежища для больных. Она
и ее муж оказывали финансовую помощь, а также ежедневно занимались изучением Библии с
теми, кто желал больше знать о Божьих целях каждого тяжелого испытания. Углубленная жизнь
постоянного пребывания в Иисусе была открыта для страждущих, и велика была радость за тех,
кто находил исцеление тела, когда, благодаря присутствию милосердного Утешителя,
удовлетворялась еще более великая потребность души. Святость и исцеление были неразрывно
связаны друг с другом. Описывая работу в “Бефсане”, она отмечала: “Много было здесь
исцелений и много было благословенных душ... Одним из гостей, посетивших “Бефсан", был
преподобный Эндрю Марей из Кейптауна. Он всецело и тщательно исследовал предмет Божьего
исцеления и настолько уверовал в его истинность, что доверил Господу свое исцеление, помог
многим, а впоследствии написал книгу на эту тему.”
Когда несколько ценных сотрудников были призваны к высшему служению, миссис Бакстер
поняла, что этот вид служения выполнил свое назначение. Это свидетельство было разнесено во
все концы земли на страницах “Кристиэн Хэралд", а также благодаря личным рассказам
очевидцев.
Гибель множества людей в ее стране и за границей впоследствии стали предметом ее
глубочайшей заботы, результатом которой стало открытие Учебного центра, где многие молодые
люди получили христианское образование до того, как они, послушные Божьему призыву,
последовали на миссионерские поля.
Сопровождаемая пастором и миссис Стокмейер, миссис Бакстер совершила кругосветное
путешествие, в точности исполнив написанное: “Будете Мне свидетелями... до края земли”. Ее
глубокая духовная жизнь также отразилась в сорока книгах об опыте христианской жизни, не
считая многочисленных буклетов, еженедельных обязательных статей, библейских разборов для
“Кристиэн Хэралд” и многого другого.
Плодотворная жизнь миссис Бакстер завершилась в возрасте 89 лет. Она на шестнадцать лет
пережила своего мужа, скончавшись 19 декабря 1926 года. Однако написанное ею продолжает
оказывать свое влияние и в наше время. Перед смертью она произнесла слова, которые хотела
оставить о себе в памяти людей и которые были процитированы в книге, посвященной ее
похоронам: “Когда я буду взята из этого мира, пусть моим свидетельством будут слова: "Верен
Бог”.

ЦИТАТЫ ЭЛИЗАБЕТ БАКСТЕР

Бог открывает Себя как великое “Я есмь”, и Господь Иисус снова и снова во время Своего
служения на земле говорил о Себе — “Я есмь”. И люди почти всегда говорят о том, кто они есть, и
как они себя чувствуют. “Я так невежествен!” “Я такой грешный!” “Я такой бестолковый!” “Я
такой робкий!" Однако, когда Святой Дух владеет нами, Он заставляет умолкнуть все наши “я” и
поворачивает нас к единственному Божьему “Я есмь”. Это достойная жизнь, в которой Господь “Я
есмь”, и в которой мы наравне с Павлом говорим: “Я есть ничто”. Или спускаемся еще ниже к
Тому, Кто был "кроток и смирен сердцем”, и говорим: “Я ничего не могу творить Сам от Себя”
(Ин.5:30). Это жизнь, в которой мы ничего не ждем от самих себя и в которой, как мы знаем,
Господь ничего не ждет от нас. И если наш ближний чего- либо ожидает от нас, то это ничего не
значит, ибо наша “жизнь сокрыта со Христом в Боге”. Величайшим препятствием является ваше
старание помочь Богу что-либо совершить, ибо существует одна вещь, которую Господь никогда
не допустит: Он никогда не станет смешивать Свою работу с вашей. Безоговорочно отдайте себя
Ему. Вы скажете: “Я слаб". И это так. Но истинное “Я есмь” соединяет с Его именем
"Всемогущего Бога”. Где Он всемогущ? Там, где Он живет. Как только вы позволяете Святому
Духу войти и поселиться в вас, Его всемогущество объемлет вас, где бы вы ни находились. Если
дьявол соблазняет вас и склоняет к вашему старому греху, то существует всемогущество Того, Кто
живет в вас, и безусловно, вы можете быть полностью уверены, что искушение будет преодолено.
Господь справится с ним, если вы окажетесь недостаточно сильны. Окажется ли наше “я” таким
же, как у Павла, который говорит о себе: “Я сораспялся Христу”? Существует лишь одно
завершение всех моих жалоб на себя и претензий к себе — это слова старой песни: “Я распята со
Христом, однако я живу”.
— Э. Бакстер
 Лилиан Троттер
Хрупкая миссионерка
Высокая молодая женщина, двадцати трех лет, с русыми волосами и чувственным ртом, в
смятении чувств и мыслей бродила по заросшим лесом холмам, вереницей спускавшимся к озеру
Конистон. Она уже была в “Брентвуде”, доме Джона Раскина, и наслаждалась красотой здешних
окрестностей. Ей хорошо был знаком проницательный и артистичный ум хозяина, но на этот раз
все было иначе.
Джон Раскин умолял Лилиан Троттер изменить свое решение оставить ежедневные занятия
искусством, поскольку теперь она намеревалась полностью отдать себя другому Учителю,
ежедневно посвящая себя работе с человеческими душами. “Я медлил, чтобы понять, как мне
убедить вас в вашем чудесном даровании,”—писал он незадолго до этих событий. Теперь он
убеждал ее совершенствовать свой художественный талант, ибо был уверен, что у нее есть все
данные, чтобы со временем занять достойное место в одном ряду с самыми выдающимися
художниками.
Столь высокая оценка ее способностей известным мастером была бы слишком сильным
искушением, если бы не “любовь Сильнейшего”, коснувшаяся ее сердца. Жребий был брошен.
Повернувшись спиной к столь заманчивым видам на будущее, она так объясняла свое решение: ”Я
вижу ясно, как день, что не могу полностью отдаться живописи так, как он (Джон Раскин)это себе
представляет, и в то же время продолжать "искать... прежде всего Царства Божьего и правды Его."
Все в жизни Л. Тротгер способствовало становлению ее карьеры художницы. Природа щедро
одарила ее. Она родилась в 1853 году в состоятельной семье, располагавшей достаточными
финансами, чтобы обеспечить ей хорошее образование.
Ее отец, шотландец по происхождению, был "обаятельной личностью, в которой любовь,
великодушие и мягкость сочетались с высоким интеллектом и жизненным опытом”. Он поощрял
своих девятерых детей в их стремлении к науке и искусству. Он нанял им гувернанток,
француженку и немку, а частые поездки на континент дали им такой опыт общения, который
приобретается лишь в путешествиях.
Ее матерью была Изабелла Стрэндж, дочь верховного судьи в Галифаксе (Новая Шотландия).
Будучи второй женой Александра Троттера, она с необыкновенной любовью и заботой относилась
к его шестерым детям, оставшимся от первого брака. От их брака родились еще трое детей,
первым ребенком из которых и была Лилиан.
Обладая крайне чувствительной натурой, девочка остро ощутила тот сильный удар, который
обрушился на счастливую семью, когда из жизни ушел горячо любимый отец. В ту пору ей было
лишь двенадцать лет, но это безутешное горе вылилось в ответную любовь к Спасителю. Часто,
уединившись, она молилась, хотя другие думали, что она в это время играла с куклами.
Когда Лилиан был двадцать один год, она со своей матерью посетила собрание в “Броудлэндз",
проводимое лордом Маунт-Тэмплом, христианским государственным деятелем. Тогда
проповедовали Эндрю Джукс, Теодор Монод и член общины квакеров из Америки миссис Пэрсол
Смит, автор книги “Христианский секрет счастливой жизни”. Были сказаны проповеди об
освящении и о Божьем даре Святого Духа. Перед ее глазами “открылась красота Сына Божьего и
Его право руководить ее искупленной жизнью”.
Примерно спустя год произошло еще одно событие, оказавшее значительное влияние на характер
этой необычайно впечатлительной молодой женщины. Она со своей сестрой пела в хоре на
евангелизационных собраниях приехавшего в Лондон Д.Л. Муди и была глубоко потрясена
горячими проповедями этого известного евангелиста, приводящими к спасению многие души.
Христианская ассоциация молодых женщин (ХАМЖ) добилась некоторого успеха среди
девушек-работниц, и Лилиан со своей подругой арендовали музыкальный зал, превратив его в
общежитие для этих девушек-работниц. Часто созывали молитвенные собрания, которые
проходили как евангелизационные служения, а иногда проводились ночные молитвы, чтобы
уничтожить влияние сил зла на их жизнь. Этот христианский труд способствовал установлению
контакта Лилиан с молодыми женщинами, “профессией” которых был грех, с некоторыми из них
она молились в утренние часы.
В 1876 году миссис Троттер с дочерью Лилиан совершили путешествие в Венецию, где
состоялось их знакомство с Джоном Раскином, известным художником. В своем письме он так
описывает это знакомство: "Когда я был в Венеции в 1876 г., единственным, что доставило мне
тогда удовольствие, было знакомство с двумя английскими леди, матерью и дочерью,
остановившимися в том же отеле, что и я. Однажды я получил записку от матери с просьбой
посмотреть рисунки молодой леди.
С моего неохотного согласия, некоторые рисунки были присланы. В них я увидел очень
аккуратное и серьезное старание, правда, почти отсутствовало знание законов живописи. Я
отзетил, что приглашаю юную леди для эскизной работы вместе со мной... Казалось, она тут же
запоминала все, что я ей говорил и показывал, понимая даже больше, чем я объяснял.” Раскин
устроил выставку ее рисунков и с тех пор стал ее другом и покровителем. Не понимая и не
разделяя любви, вдохновлявшей Лилиан посвятить свою жизнь работе с уличными женщинами,
он писал: “Я не такой плохой? Я не такой хороший? Или я вообще не такой, чтобы выглядеть так
же хорошо, как эти
благословенные магдалины?”
Но это ее стремление не только не угасло, но еще больше разгорелось, поглотив все ее время и
силы в следующие десять лет. Причина этому как нельзя лучше раскрывается в содержании
одного из ее любимых гимнов:
“Бездомный Странник сошел к нам,
В эту страну смерти и печали.
Он сошел по пути скорби и поношения,
Пройдя через обиды, ненависть и насмешки.
Муж скорбей и слез,
Отвергнутый и одинокий,
Он взглянул на меня, и в течение вечности Я должна любить Его, только Его.
Затем Он покинул эту страну слез,
Грустную и скорбную страну,
Но свет Его глаз и прикосновение Его руки Навсегда сокрушили мое сердце."
В это время она познакомилась с двумя женщинами, под влиянием которых более чем на 40 лет
изменилось направление ее работы.
Она писала в связи с этим: “Я уже было решила посвятить свою жизнь работе в ХАМЖ и совсем
не интересовалась трудом миссионеров, но после того, как близко познакомилась с Аделин
Брэйтвэйт и Лили Дафф, я почувствовала, что обе они были чрезвычайно глубоко задеты
греховной тьмой людей, не знавших Бога. Я не припоминаю, чтобы они сами сказали мне что-то
об этом, но тот огонь, который был в них, свидетельствовал об этом. Я видела, что у них с
Иисусом такие отношения, о которых мне вообще ничего не было известно. Я начала молиться:
"Господи, дай мне общность с Тобой, не языческую, а такую, какую Ты дал этим двум
женщинам!"
Немного минуло недель, как пришла эта до сих пор не известная мне великая любовь к тем, кто
находился "в стране смертной тени", а вместе с ней чувство, что Иисус может говорить со мной о
них, и что я могу говорить с Ним, и что громадный барьер между Ним и мной был разрушен и
уничтожен.
Тогда у меня и в мыслях не было, чтобы покинуть Англию. Вначале я вообще старалась не
тревожить своих родных. Но не прошло и восемнадцати месяцев, как Богу стало угодно направить
мой путь прямо во тьму. Всю вечность я не устану благодарить Его за тот безмолвный огонь в
сердцах моих подруг и за то, что он сделал для меня. Путь ни одной из них не был направлен на
миссионерские поля, но свет Дня грядущего покажет, как Господь использовал их для
воспламенения других душ.”
Когда бы ни молилась Лилиан, слова “Северная Африка” звучали в ее душе призывным
колоколом. В мае 1887 года мистером Гленни
 была созвана миссионерская конференция, где много говорилось о проблемах этого служения.
Когда в заключении прозвучал призыв последовать на эти поля, Лилиан поднялась и сказала: ”Бог
призывает меня”. Не прошло и года, как она вместе с двумя другими молодыми женщинами
прибыла в Африку.

“И я была верна Ему, когда Он отвернул Свое лицо

От страны, которая еще не была моей;
Эту страну я полюбила в давние дни,
Прежде чем я узнала любовь более сильную.
“И я буду верна тому, чему Он был верен,
И навсегда последую за Ним;
Его народ — мой народ,
Его Бог — мой Бог,
В стране за морем.”

В письме домой она писала: “Я никуда отсюда не уеду, а буду тут, на этих миссионерских трудно
возделываемых полях, вместе с непобедимым Иисусом. Если бы нам пришлось пройти
медицинское обследование, то ни один из нас не был бы допущен к миссионерской работе. Мы не
знали ни одной души в этой местности, ни единого слова по-арабски, но у нас были ключи к тому,
как начать наше дело на этой дикой почве. Мы знали только то, что мы должны были приехать
сюда. Если Бог нуждается в немощи, она у Него есть! Нам казалось, что наша затея безрассудна,
мы и сейчас так иногда думаем, но это было великой честью для нас! Ибо мусульманский мир,
который отрицает божественность Христа более двенадцати столетий, еще не слышал Его
последнего слова.”
Бесстрашные молодые миссионерки сняли большой, похожий на ' крепость дом в Алжире. По
слухам, этому дому было триста лет. Их парадная дверь долго была известна как “дверь тысячи
вмятин", потому что неуправляемые мальчишки и возмущенные их присутствием взрослые
выражали свое недовольство ударами по ее грубой, но прочной поверхности. Это было самое
трудное время для наших миссионерок, лицом к лицу столкнувшихся с враждебностью,
находившихся под подозрением у властей и на собственном опыте познавших ненависть ислама
ко Христу.
После семи лет работы на мусульманских нивах Лилиан вернулась в Англию с совершенно
расстроенными нервами и с сердцем, измученным от постоянного напряжения и стресса. Кроме
того, она была измучена и истощена невероятной жарой. Как она оценила спокойствие и
уединение в родной стране, где могла восстановить потерянные силы тела, души и духа!
Когда покой вошел в самую ее душу, Бог начал давать ей дальнейшие откровения отцом, что
значит быть “погребенной” со Христом! Она пишет: “Не только "мертвого", но и "погребенного"
молча положить
в могилу. "Я могу" и "я не могу” — молча, спокойно положить рядом в "могилу возле Него", с
Божьей печатью на камне и Его стражей, следящей, чтобы ничего, кроме обновленной жизни во
Христе, не вышло наружу.
Пошли мне смерть, в которой не будет жизни, и жизнь, в которой не будет смерти,"—это
молитва одного арабского святого. На днях я случайно натолкнулась на нее. Разве она не
чудесна!”
Именно тогда она увидела всю мерзость того, что по плоти, а не по Духу. Этот урок был
преподан вестниками разочарования, принявшими облик неудач и крушения планов. Две наиболее
многообещающие в духовном плане новообращенные сестры умерли в результате медленного
отравления. Еще одна сестра пала из-за сглаза колдуньи. Пять из шести отпавших, включая
бывших миссионерок, были уличены в продаже наркотиков новообращенным. Лилиан и ее
подруги скорее предпочли бы увидеть триумфальный вход в Небо любого из новообращенных,
чем наблюдать, как разрушаются их мозг и тело под действием наркотиков. Это заставляло их в
молитве приступать к Престолу благодати, так как без Божественной поддержки беспомощные
женщины на враждебной мусульманской земле были не в силах противостоять сатанинской мощи.
Имела ли она в виду этот период противления, когда писала: “Когда Бог откладывает
выполнение наших незначительных планов, то я уверена, что Он это делает для того, чтобы дать
Себе возможность выполнить Свои великие планы. Я все яснее и сильнее чувствую, что, чем
дольше Он медлит, тем глубже и шире будет подкоп, и тем огромнее будет толпа тех, которые
выйдут свободными из стен своей темницы. Когда кто-то возьмет на вооружение такое видение,
он сможет швырнуть назад в лицо дьяволу, лгущему за нашей спиной, все его насмешки за якобы
потерянные годы”?
Однажды появилась весьма необычная возможность подключить к работе Алжирской
миссионерской группы шестьсот американских делегатов из Всемирного Союза воскресных школ,
которые направлялись в Рим. Рассчитывая немного задержаться в Алжире, они обратились к мисс
Троттер с просьбой познакомить их с христианской работой среди мусульман.
Ни больниц, ни школ, лишь малочисленная организация и так мало видимых результатов за
двадцать лет труда — все это побуждало ее сердце взывать о помощи. Могла ли она надеяться, что
эти деятельные и преуспевающие бизнесмены поймут ее правильно? Миссионерки принесли все
свои проблемы Богу, веря, что “трудности создают условия для чуда”. Они решили показать не то,
что выполнено, а то, что не выполнено, веря, что Он использует немощи и кажущийся крах в
интересах группы. И Он именно так и сделал: американские делегаты на долгие годы стали
истинными друзьями Алжирской миссионерской группы.
На самом же деле за двадцать лет многое было достигнуто.
Административные центры стали стратегическими точками, а путешествия на поездах и
верблюдах позволяли миссионеркам добираться до отдаленных и почти недоступных мест, где
они распространяли весть об искупляющей любви Спасителя.
Но для Лилиан наступила пора болезней. Правда, эти часы не были проведены в обычном для
больных покое, но были посвящены писательской работе. Она написала “Притчи Креста”, на
страницах были также помещены сделанные ею пейзажи. Кроме этого, она помогала своим
друзьям в пересмотре перевода Библии на классический арабский язык. В результате всех этих
усилий в этой местности были широко распространены Евангелие от Луки и Евангелие от Иоанна.
Чувствуя потребность в мусульманской мистике, она написала работу "Путь семикратного
секрета", основанного на семи “Я Есмь”. Она была уверена, что, если христианская литература
проникнет в дома арабского мира, она будет читаться без обычного противления, как это
случалось нередко при публичном проповедовании. Возможно, что Лилиан больше послужила
людям своей работой в литературной области, чем личными беседами: знание страны, хорошее
владение языком и опыт общения с противниками — все это делало ее сочинения более
эффективными для распространения Евангелия.
Последние три года своей жизни она страдала от сильного нервного истощения. Ее сердце,
измученное борьбой, выдержало лишь благодаря ее могучему духу воина. Со своей постели,
приподнявшись на подушках, она руководила деятельностью группы, молясь о каждом служителе
поименно в ночное время, когда сон оставлял ее.
В самом конце жизни она была окончательно сформирована Учителем, сформирована по Его
образу. Пока силы ее сердца медленно истощались, Учителю были покорены еще некоторые
области ее жизни.(Состояние ее нервов требовало дисциплины).
“Мне была открыта неисследованная область, которая должка быть подчинена Ему, область
врожденного темперамента, который подсознательно лжет, и человек нуждается в том, чтобы
преобразовываться обновлением ума нашего. ”Преобразоваться" не значит "быть уничтоженным”,
но быть измененным через новый образ мышления. Бог может забрать ту самую чувствительность,
которая была сетью, и сделать ее средством общения с Ним, умением ощущать Святого Духа. Это
стоит всего: и смирения, и исканий, и все более глубокого самоунижения, если это означает
стремиться к потокам воды живой.”
В еще одной выдержке из ее сочинений мы читаем о растущей власти Святого Духа в ней: “В
потоке воды, где глубина по лодыжку, может пройти любой, кто захочет. Когда вода доходит до
колен, уже нужны "усилия". Когда она доходит до поясницы, неизбежно сильное "напряжение”. В
дальнейшем уже невозможно "переходить поток", ибо начинается вода, в которой "надлежит
плыть”. "Поспешим к совершенству" — буквальный смысл Послания к Евреям 5:1. "Там у нас
великий Господь будет вместо рек, вместо широких каналов (Ис.33:21)".
Эта святая, решившая посвятить жизнь воскресшему Господу, вместо того, чтобы наслаждаться
почестями, которые ей мог бы оказать преходящий мир, глубоко вникла в тайны Божественного
Друга. В буклете “Зрелая жизнь" она делится с нами глубоким откровением, которое она получила
в результате близкого общения с Ним.
“В то время даже на конских уборах будет начертано: святыня Господу.” Во всем Ветхом Завете
конь символизирует физическую силу. И у каждого из нас есть свой конек, своя "сила": это может
быть сила интеллекта или какие-то способности, например, музыкальные или умение планировать,
влиять на людей, умение любить. И чем бы ни являлся наш "конек", он обязательно будет для нас
искушением, как для Израиля искушением были его кони.
Заглянем в историю. Несмотря на Божье предупреждение (Втор.17:16), евреи "умножали" коней
(3 Цар.4:26; 10:28) и "надеялись" на них (Ис.31:1), и, благодаря этому "умножению", сила
переходила в руки их врагов (3 Цар.10:29), впоследствии оборачиваясь против самих евреев, для
их уничтожения.
Можем ли мы или некоторые из нас между строк прочитать тут собственную историю? Не
давали ли мы место своим способностям, "умножая" их, как говорится, для того, чтобы
удовлетворяться растущей в нас силой, а не надеяться на Бога? Не надеялись ли мы на наших
коней больше, чем на силу Духа? Не ловили ли мы себя на сознании превосходства наших
способностей, хотя они сотворены Богом? И тогда, если мы продолжаем в том же духе,
большинство из нас обнаруживает, что рука Божья опускается на наше мнимое превосходство, как
она опускалась на коней Израиля (Зах.12:4; Ос.1:7). Через видимые проявления или действуя
незримо, Он ввёл ее в место смерти, в место, где мы теряем нашу надежду и наше доверие к ней, и
говорим вместе с Ефремом: ”Не станем садиться на коня”(Ос.14:4). И в том же месте смерти Бог
может держать нашу силу месяцы и годы, пока прежние прелести жизни действительно не умрут в
ней, и прежнее "волшебное очарование" не исчезнет, и пока эта сила не окажется неспособной
сделать что-либо, потому что поток жизни слился с потоком Божьей воли.
И тогда для нас, как для Израиля, настанет день, в который Он сможет возвратить нам наших
коней с надписью “Святыня Господня" на них, обузданных Христовым терпением. Где наши
кони? Может, мы скачем на них верхом с их старой плотской силой, или лежат они, неподвижные
и бесполезные, в месте смерти, или они возвращены нам с их священными уборами?"
Дни страданий начались в мае 1928 года, но разум Лилиан сохранял ясность, и она никогда не
упускала из вида “Господа, для Которого нет невозможного”. Когда приблизилась ее кончина, она,
выглянув из окна, воскликнула: ”Колесница и шестерка лошадей!” “Ты видишь прекрасные
вещи,’’—сказала ее подруга. “Да, много, очень много прекрасного!”- это были ее радостные и
последние слова окружающим. Понесла ли ее колесница на небо, как пророка Илию? Мы не
знаем. Но мы можем быть уверены, что зазвучали трубы ангелов по случаю прибытия
христианского воина, который дерзнул по призыву непобедимого Христа оставить земные
удобства, покой, славу и друзей неизвестной страны.
“И где умер Он, там и я умру,
Быть с Ним в могиле для меня дороже,
Чем быть среди людей на царском ложе,
Где все отринули Его...”

ЦИТАТЫ ЛИЛИАН ТРОТТЕР

“О, энтузиазм для Христа, который не будет искать славы там, где Он бесславен, который будет
скорее горяч, чем хладнокровен, когда Его заповеди не узнаны и Его Слово в пренебрежении,
который вызовет в нас радостный трепет, если Он позволит нам хоть немного разделить с Ним Его
бесчестье и одиночество, который уловит каждое биение жизни, трепещущее в нас с ликованием,
когда мы "крепнем... в Нем".
“Пустота, бесплодность, разбитость - вот условия для излияния Духа. Таким же был путь,
пройденный Князем Жизни для того, чтобы проложить дорогу потокам Пятидесятницы.”
“О, муки, которые Бог должен послать нам, чтобы привести к этой “несдержанности”- быть
одинаково готовыми молчать или говорить, быть в покое или, не колеблясь, выполнять Его
следующий приказ, независимо от окружения или последствий. Как много скромности и
сдержанности должно выявиться в некоторых из нас прежде, чем полное руководство и
ответственность перейдут в Его руки.”
— Лилиан Троттер
 Джон Хайд
Молящийся миссионер
Все собрание терпеливо ожидало оратора, который недавно в течение двух вечеров выступал с
глубокими проповедями. Однако Джон Хайд, несмотря на совершенную подготовленность,
хранил молчание. “В течение двух дней, — сказал некто присутствующий на той конференции,—
он выходил перед собравшимися с заявлением, что ему не дозволено выступать с дальнейшими
обращениями до тех пор, пока проблема, затронутая в первом обращении, не будет решена, и
Святой Дух не укажет ему верного места. Он призвал всех к молитве, и затем последовало
молчание. Вначале он подвергся яростным нападкам, но его критики были разбиты силой Святого
Духа, а послушание Хайда предвещало для Пенджаба исполненного Святым Духом работника.”
Если мы взглянем на прошлую жизнь и дисциплину этого человека молитвы, нам станет ясно, как
он стал тем сосудом, который мог быть использован Богом.
Джон Хайд был сыном священника. Со времени его рождения в 1865 до 1882 года семья
проживала в Кэрролтоне, штат Иллинойс, США. Дом доктора Смита Хайда был домом культуры и
изящества, проникнутых влиянием христианства. Ревностность его родителей в семейных
молитвах значительно способствовала воспитанию в Джоне силы ходатайственной молитвы.
Когда его отец принял пасторское служение в пресвитерианской церкви в Картадже (штат
Иллинойс), Джон стал студентом в том же городе. Его способности к учебе были настолько
выдающимися, что после завершения образования ему было предложено стать преподавателем в
его “альма-матер”. Но эта профессия не привлекала юношу, и, послушный Божьему призыву, он
принял решение посещать семинарию в Чикаго.
На миссионерском собрании, где стоял вопрос о насущной нужде в работниках для несения
служения в других странах, душа Джона была встревожена. Позже он отыскал сокурсника,
который принимал участие в этой программе, и настоятельно потребовал: “Приведи мне все твои
аргументы в пользу миссионерского служения в других странах”. “У тебя нет нужды в аргументах,
— возразил его друг,— В чем ты нуждаешься, так это в том, чтобы опуститься на колени и стоять
так до тех пор, пока этот вопрос не решится так или иначе.”
Хайд так и поступил. Когда он так уповал на Господа, он был убежден, что Божественный план в
отношении его жизни мог быть исполнен только где-нибудь за морем. Начиная с этого времени,
миссионерское служение за рубежом стало главной темой его разговоров. Его молитвы были
направлены к тому, чтобы его соученики могли видеть миссионерские нивы готовыми к жатве в
странах, где Иисус Христос не был известен. Его горячие ходатайства были обильно
благословляемы свыше, ибо из сорока шести выпускников двадцать шесть предложили себя для
зарубежной миссионерской работы.
После завершения учебы в октябре 1892 года Джон совершал плавание в Индию со скрытыми
амбициозными чувствами. Несомненно, он жаждал спасти от гибели миллионы жителей Индии,
но кроме того, надеялся прославиться и так овладеть необходимыми языками, чтобы в конце
концов стать известным миссионером. Как-то раз, войдя в свою каюту, он обнаружил там письмо,
написанное хорошо знакомым почерком и адресованное ему. Это было послание от священника,
друга его отца, одного из тех, кем молодой человек бесконечно восхищался благодаря глубине его
духовной жизни. Прочитав это письмо, Джон был сильно удивлен. “Я не перестану молиться за
тебя, дорогой Джон, пока ты исполняешься Святым Духом". Очевидно, смысл был в том, что он
не был настолько Им исполнен.
"Моя гордость была задета, — признавался он впоследствии, — и, чувствуя крайнее
раздражение, я разорвал письмо на клочки, кинул их в угол каюты и вышел на палубу. Я любил
писавшего, я знал ту святую жизнь, которой он жил. Но в глубине моего сердца была уверенность,
что он был прав, и я не годился на то, чтобы быть миссионером.”
Джон вернулся в каюту. “В отчаянии я просил Господа исполнить меня Святым Духом,—
рассказывал он,— и в этот момент случилось так, что вся окружающая атмосфера была очищена.
Я начал видеть себя и те эгоистические амбиции, которые были во мне. Эта схватка длилась почти
до окончания путешествия. Но я принял решение задолго до прибытия в порт, чтобы любой ценой,
любой жертвой я был по- настоящему исполнен Святым Духом."
Приехав в Индию, он посетил собрание, где недвусмысленным образом подчеркивался факт, что
лишь Иисус Христос может спасти от всякого греха. Когда один из слушателей в заключении
служения приблизился к проповеднику с вопросом “Это ваш личный опыт?”, Джон был
чрезвычайно рад, что подобный вопрос был задан не ему. Он признался себе, что, хотя
проповедовал такое Евангелие, ему было незнакомо чувство личного переживания Его силы.
Он вовсе не старался обойти этот духовный вопрос, который тогда встал перед ним. Без
крещения Святым Духом, которое пережили 120 учеников Иисуса Христа в праздник
Пятидесятницы в верхней комнате в Иерусалиме, он был законченным неудачником. Он вернулся
в свою комнату и воззвал к Богу: “Или Ты дашь мне победу над всеми моими грехами, или я
возвращаюсь в Америку, чтобы найти там себе другую работу. Я не в состоянии проповедовать
Евангелие до тех пор, пока я не смогу свидетельствовать о Его силе моей собственной жизнью."
Теперь Джон был там, где Господь хотел его видеть. В простоте веры он обращался ко Христу
ради избавления от грехов, которого так жаждало его сердце. Позднее он говорил: “Он не оставил
меня, и с тех пор у меня больше нет сомнений. Я могу, не колеблясь, встать, чтобы
свидетельствовать, что Он даровал мне победу.”
Он обнаружил, что язык для него немного сложен по нескольким причинам. Одной из них была
незначительная его глуховатость. Кроме того, он верил, что совершенное знание Слова Божьего
более важно для успеха миссионера, чем что-либо другое. Когда аттестационный комитет указал
на неудовлетворительное владение разговорным языком населения, среди которого он
намеревался трудиться, его ответ был: ”Я должен ставить главные дела на первое место”. Со
временем, однако, он освоил несколько языков Индии настолько свободно, что мог легко
общаться с коренным населением Индии.
Того, кого Бог намерен использовать как Свое орудие, Он мудро обучает и наставляет через
осуществление в его жизни самых неожиданных и часто самых нежелательных предначертаний.
В1898 году Джон на семь месяцев оказался прикованным к постели из-за брюшного тифа, за
которым последовало два абсцесса в спине. Это вызвало нервную депрессию, потребовавшую
абсолютного покоя. Об этом времени он писал: “Долгое время после моей болезни нервное
расстройство удерживало меня в горах, в то время как я страстно желал вернуться к работе. Весь
год молитва Иависа (1 Паралипоменон 4:10) присутствовала в моих мыслях. Я молился:
“Распространи мои пределы”, с надеждой о чем-то преходящем. Ответом на эту молитву была
болезнь, предельно сократившая мои силы и энергию, удерживавшая месяцами в стороне от
работы, но впечатляющая великим наставлением:”Не моя воля, но Твоя да будет". Но вместе с
ожиданием и физическим ограничением пришло духовное возрастание. Как часто Господь
отбирает преходящее его или откладывает, чтобы мы могли стремиться познавать духовное.
В течение двадцати лет, с одним-единственным отпуском по болезни, Хайд трудился в
индийских деревнях. С палаткой и несколькими сотрудниками из коренного населения он
путешествовал с места на место, провозглашая Благую весть о спасении. Он непрестанно молился
о работе Святого Духа среди непросвященного населения Индии. Он твердо верил, что его
ходатайства не останутся без ответа: "Если сердце будет правым, то благословение не может быть
отнято, оно может быть лишь отложено”.
В начале 1899 года, пережив сильное разочарование из-за малого числа новообращенных среди
язычников, он был приведен в глубины такой молитвенной жизни, какой прежде не знал. Он
исключил все мирское из своей жизни. Часто его молитвенное борение с Богом продолжалось до
полуночи. Еще до восхода солнца нового дня он уже был на коленях, умоляя Господа излить Свою
Божественную благодать на эти индийские деревни.
После десяти лет служения на миссионерских полях Индии из-за ухудшения здоровья Джон
вернулся в Америку. Там он вновь и вновь говорил о необходимости всюду наполнять сердце
Святым Духом, тогда дело миссионеров будет иметь несомненный успех. Приводя Пятидесятницу
как доказательство, он открыто заявлял, что объединенная молитва всех христиан даст небывалый
рост Церкви как в своей стране, так и по всему миру.
 По возвращении его в Индию духовное возрождение пришло в школу для девочек в Сиялкоте, в
Пенджабе, центре Объединенной пресвитерианской миссии, при которой трудился Джон. Это
было отмечено открытым и публичным исповеданием греха и явными обращениями.
Кроме того, Дух Божий сошел и на находившуюся рядом семинарию. Некоторые из студентов-
теологов, горя огнем Божественной любви, посещали школу для мальчиков, где, непонятно по
какой причине, им было запрещено свидетельствовать о том, что Господь сделал для них.
Молодые люди вернулись в семинарию, где они вместе с другими студентами объединились в
молитве, умоляя, чтобы Святой Дух посетил и эту ниву труда. “О, Господи,—молились они,—по
милости Твоей сделай так, чтобы это место, где нам было запрещено говорить сегодня вечером,
стало центром, откуда великие благословения потекли бы по всей Индии.”
Управление этой школы для мальчиков скоро перешло в другие руки, а в апреле 1904 г. в
Сиялкоте был объявлен съезд, целью которого было объединение в молитве за то, чтобы Святой
Дух начал действовать по всей Индии. Только несколько истинно молящихся христиан
откликнулись на это приглашение, и среди них был Джон Хайд. В августе было решено провести
еще одну молитвенную сессию. В качестве прелюдии Джон и его друг провели тридцать дней и
ночей в ревностном молитвенном ходатайстве за духовное возрождение.
Кэннон Хэзлем присутствовал на той встрече и спустя 28 лет в лекции о Хайде передал свое
личное впечатление о тех служениях и о той замечательной перемене, которая произошла в нем.
“Вскоре после открытия съезда мистер Хайд прошел через переживание, которое сделало его тем,
кем он стал—человеком, обладавшим силой от Бога, и истинно великим миссионером. Я всегда
думал об этой перемене, как покаянии Хайда или исповедании его в интересах всей церкви.
Во время роста церкви многие изгои общества были крещены и, несомненно, были христианами,
но жизнь церкви, как целого, находилась в духовном упадке. Была необходимость в чем-то
сильнодействующем. Хайду было откровение, что церковь не имела силы из-за греха, который не
был удален из ее жизни, и что этот грех очищается только тогда, когда присутствует истинное
покаяние и исповедание.
Он был частью той церкви. Обремененный этой мыслью, после ночного бодрствования и дня,
проведенного в посте и молитве, он пришел туда, где собралась большая группа индийских
христиан-мужчин, и откровенно, хотя сдержанно и с глубокой душевной болью, свидетельствовал
о своем внутреннем конфликте с тайным грехом, который время от времени повторялся, и о том,
как Господь привел его к победе. Эффект от этого честного исповедания по силе был равен
электрошоку. Это переживание знаменовало для Джона Хайда начало жизни, исполненной
великой духовной силы, а также начало мощного духовного возрождения церкви в Пенджабе."
Джон сам уловил новое видение доктрины святости. Начиная с этого времени, его библейские
чтения были отмечены не только более глубоким личным пониманием Божественных истин, но
также умением передать их другим. Много молитв предшествовало съезду, состоявшемуся в
Сиялкоте в 1905 году. Знаменательным результатом явилось то, что после завершения первого
богослужения все собрание склонило колени, пребывая в молитве и исповедании духовного
отклонения до тех пор, пока не наступил рассвет. С этого времени Объединенная
пресвитерианская миссия в Сиялкоте стала жить на более высоком духовном уровне, чем когда-
либо прежде. "Хорошие” миссионеры стали известны как “мощные” миссионеры. Эффект этот
ощущался во всех уголках Индии, и дыхание Неба, распространившееся по всей стране, могло
проследить свой путь до коленопреклоненной фигуры молящегося Хайда.
Лишь семь лет труда оставалось этому преданному слуге Господа. В течение этого времени
Джон глубоко вошел в самый дух ходатайства. Молитва стала его едой и питьем настолько, что
физическая сторона его естества, казалось, возвысилась над этими обычными потребностями.
В1908 году в течение некоторого времени он молил за обращение одной души в день. В
деревенских фургонах, переезжающих из поселка в поселок, или в палатке, где проходили
богослужения, он не упускал ни одной возможности предъявлять Божьи требования в большом и
малом. К концу года, насколько он знал, там было четыреста новообращенных и принявших
крещение, но целью следующих двенадцати месяцев он установил по два обращения ежедневно. И
снова вера и ходатайственные молитвы Хайда были вознаграждены, и к концу года, благодаря его
посредничеству, восемьсот человек узнали путь к Спасителю.
Последний съезд, на котором он присутствовал, был в 1910 году. Здоровье Хайда было на
исходе. Умоляя Господа об обращении четырех душ в день, он получил божественную
уверенность, что будет так, как он просил. “Не было ничего сверхъестественного в жизни тех
новообращенных. Почти все они стали активными христианами”,-таков был комментарий одного
из его сотрудников, видевшего эти результаты. “Молящийся непрестанно" Хайд знал самый
ценный секрет поддержания духовной жизни. Двое из его ближайших сотрудников, каждый в
коротком очерке его жизни, раскрывают ради нашего назидания причину его глубокой
набожности.
Пенгуэрн Джоунс вспоминал одну из проповедей, произнесенных Хайдом на съезде, которая
сказала влияние на всю его жизнь. Он говорил: “Я думаю, что Святой Дух использовал его, чтобы
дать всем нам полностью новое видение Креста. Это была одна из самых вдохновенных
проповедей, которые я когда-либо слышал. Он начал это выступление словами, что с какой бы
стороны или направления мы ни смотрели на Христа на кресте, мы видим раны и знаки страдания.
Сверху мы видим следы тернового венца, сзади креста мы видим глубокие рубцы, оставшиеся
после бичевания, и так далее. Он настолько живо нарисовал картину Креста, с таким озарением,
что мы забываем и Хайда, и кого бы то ни было еще. “Умерший, но все еще живой Христос” был
перед нами. Затем, шаг за шагом, он нас подводит к осознанию достаточности распятого Христа
для каждой нашей нужды. Когда он подробно остановился на том, что Христос готов быть с нами
в любом нашем жизненном испытании, я чувствовал, что имею все необходимое для этой жизни и
для вечности.
Но вершиной всего для меня было то, как он особо подчеркнул истину, что Иисус Христос на
кресте триумфально провозгласил “Свершилось”, в то время как все вокруг думали, что Его жизнь
закончилась. Его ученикам казалось, что их Учитель потерпел поражение, так и не достигнув
Своей цели. Его противникам и недругам представлялось, что их “враг", наконец-то, был
побежден. Судя по всем внешним признакам, эта борьба была закончена, и Его жизнь пришла к
трагическому финалу. Но затем вдруг раздался торжествующий крик победы: “Свершилось!”
Криктриумфа в самый наитемнейший час! Далее Хайд показывает, что, если мы объединились со
Христом, мы можем точно так же торжественно ликовать, даже когда все вокруг свидетельствует
об отчаянии. Хотя наше дело может казаться проигранным, враг—достигшим высоты положения,
а мы, порицаемые друзьями, вообще вызываем жалость у всех, кто нас окружает, но даже тогда
мы можем занять свое место со Христом на кресте и воскликнуть: “Победа, победа, победа!"
С этого дня я уже никогда больше не отчаивался из-за своего дела. Если я когда-либо чувствовал
себя подавленным, мне начинало казаться, что я слышу голос Хайда, громко кричащий: “Победа!”
И в тот же миг мои мысли устремляются к Голгофе, и я слышу голос своего Спасителя в Его
предсмертный час, с радостью провозглашающий: "Свершилось". Как сказал Джон Хайд:
“Триумфальный крик, когда вокруг сплошная тьма, — это настоящая победа".
“Эта зависимость от Иисуса Христа и Его Святого Духа была секретом успеха Джона Хайда во
всем,— добавлял Р. Макчейни Патерсон,— Это открывает секрет всех святых Божьих! "Моя сила
совершается в немощи"— таково Его Слово. Поэтому, "когда я немощен, тогда я силен" — силен
Божественной силой.
Чем более мы возрастаем в благодати, тем более зависимыми становимся! Давайте никогда не
забывать этот знаменательный факт, и тогда мы станем способны благодарить Господа за нашу
скверную память, за наше слабое тело — за все, и в этой жертве хвалы будет и Его наслаждение и
наше собственное. Пусть этим плодом исполнится вся земля!”
Подходило к концу время этого Божьего человека, и серьезная прогрессирующая болезнь сердца
потребовала длительного покоя. В начале 1911 года Джон Хайд вернулся в Америку, где
выяснилось, что он, помимо всего, страдал и от опухоли головного мозга. Операция принесла
лишь временное облегчение, и, не прожив и года после своего возвращения из любимой им
Индии, “молящийся непрестанно” Хайд попрощался с этим миром словами на языке хинди:
”Провозглашайте победу Иисуса Христа”.
 Несомненно, в почетные списки Господа навечно вписано имя “непрестанно молящегося” Хайда,
ходатая и заступника всех погибающих.

НЕМНОГО ДАЛЬШЕ
Немного дальше мне позволь пойти в Тобой,
Чтоб разделить тревогу Гефсимани.
О, мне позволь же бодрствовать с Тобой,
Чтоб видеть этот час последний,
И чтобы та борьба явила силу Духа Твоего.
И все еще немного дальше я иду с Тобой
На самый верх горы, единственной Голгофы,
К смерти всего, что убивает мою жизнь в Тебе,
Чтобы Ты смог вновь излить Свою жизнь через меня.
И еще немного дальше, пока я вижу
Твою заблудшую овечку, что бродит от Тебя вдали.
Тогда Божественная любовь заставит
Мое сердце гореть ярким светом,
И вся горя для Бога, я пойду вперед.
Немного дальше, смотря прямо вперед,
Ступая по следам, что проложил Учитель,
И еще немного дальше, и я буду в безопасности,
В Царстве Божьей славы, дома, с Тобой.
— Мэри Бэйзели
 Сэмюэл Логан Брэнгл
Солдат и слуга
Кто бы мог подумать! Молодой Брэнгл, некогда такой честолюбивый, стоит на коленях и чистит
восемнадцать пар обуви! Он, который отверг предложение проповедовать с известной кафедры
большой методистской церкви одного из крупных городов Соединенных Штатов, теперь
выполнял самую черную работу в лондонских казармах Армии Спасения.
Борьба была жаркой, но короткой. Он был сильно удивлен, когда его личные способности и
очевидные преимущества в образовании были отвергнуты. Затем Святой Дух напомнил ему
Великий Образец. “Если Иисус мог умывать ноги ученикам, то я могу чистить ботинки кадетам!"-
было его счастливое заключение.
Таким образом, молодой Брэнгл принял суровые методы подготовки солдат Креста,
установленные Уильямом Бутом, и почти полстолетия был авторитетным и популярным
специалистом в развитии учения о святой жизни во всех странах мира, где действовала Армия
Спасения.
Сэмюэл Логан Брэнгл родился в июне 1860 года во Фредриксберге, в штате Индиана, в семье
Уильяма и Ребекки Брэнгл. Во время гражданской войны в США, когда мальчику было два года,
его отец, школьный учитель, вступил в армию северян. Раненный во время осады Виксберга,
храбрый молодой солдат вернулся домой, но скоро скончался от ран. Благочестивая вдова и мать,
воспитывая своего единственного сына, старательно наставляла его в христианском учении о Боге.
Хотя она вышла замуж повторно и всю жизнь переезжала с места на место, посещение церкви ею
никогда не прерывалось. Служения духовного возрождения пришли и в город Олни (штат
Иллинойс), где в то время проживала семья. В заключение каждого служения юноша искал мира
для своей души. Пять ночей подряд он провел на коленях в молитве, веря, что этот решительный
поступок сделает его христианином. Но никакого свидетельства свыше не последовало. Намного
позже, прогуливаясь с матерью, они обсуждали последнее предложение непоседливого отчима —
переехать в Техас. “Мама,— воскликнул Сэмюэл, — я так рад, что мы не переехали в Техас. Если
бы мы жили там, я бы духовно упал из-за множества грубых дружков и пьяниц и потерял бы свою
душу. Но мы остались тут, и я стал христианином.”
Вслед за этим признанием пришло такое чувство мира и душевного покоя, что ему стало
понятно: вне всяких сомнений, он принят Богом.
Неделями он наслаждался этим посланным свыше переживанием. Но дело искупления в нем не
было завершено, потому что ему предстояло еще многому научиться.
Однажды, когда он шел из школы с несколькими товарищами, возник спор, в котором один из
мальчиков назвал Сэма весьма обидным прозвищем. Тогда-то юный Брэнгл ощутил присутствие
зла в своем сердце, ответив обидчику ударом кулака. В тот же миг привычный в последнее время
покой уступил место буре негодования и горя. Он не мог чувствовать своей правоты перед
Творцом, пока не попросил прощения за неблаговидный поступок перед престолом благодати.
В возрасте пятнадцати лет, глубоко поглощенный церковной работой, он стал помощником
директора воскресной школы.
Свойственная ему жажда знаний побудила его учителей из Высшей школы посоветовать Сэму
изучать грамматику у одного авторитетного преподавателя, живущего в пятнадцати милях. Его
мать дала согласие, хотя расставание было тягостным из-за близких отношений сына с матерью.
Юноша попал в трудное положение, когда его мать после короткой болезни ушла из жизни.
Казалось, его горе было смягчено лишь горячим стремлением к обучению, и, когда он успешно
завершил его, следующим шагом в карьере стал колледж. Продажа фермы обеспечила его
финансами. И семнадцатилетний Брэнгл стал студентом учебного заведения, ныне называющегося
Индианским университетом ДеПо в городе Гринкасл.
Его успехи в колледже, особенно по риторике, создали ему репутацию отличного студента, и
впервые в нем начал проявляться интерес к политике. Но у Бога насчет Сэмюэла Логана Брэнгла
были другие планы, которые шли вразрез с его личным видением собственного будущего, и он не
очень-то интересовался Божьими планами своей жизни. Но он должен был благовествовать о
Христе. Несколько необычным способом юноша вынужден был принять это предназначение.
Благодаря большим ораторским способностям, ему было поручено выступить на ежегодном
собрании по важной проблеме, от решения которой зависела судьба студенческого братства, в
которое входил и он. Сэм настолько был переполнен чувством ответственности за последствия,
что в душевных муках молил о помощи свыше, дав клятву, что, если его речь достигнет своей
цели, он уступит и будет послушен Богу, к чему бы Он его ни призвал. Когда на его молитву было
отвечено, Брэнгл не мог проигнорировать те пути, которые Бог различными способами уже
пытался ему показать.
После окончания колледжа он исполнял обязанности проповедника округи в методистской
церкви, но недолго. Друзья посоветовали ему всерьез заняться изучением теологии, и, движимый
честолюбивой мечтой стать выдающимся проповедником, Брэнгл поступил в Бостонскую
теологическую семинарию.
Это решение привело к самому важному переживанию в его карьере. В течение восьми лет он
болезненно ощущал внутренний конфликт между силами добра и зла, не понимая, каким образом
эта проблема может быть решена. В Бостоне он был благословлен только тогда, когда в этом
больше всего нуждался, через наставление Дэниэла Стила о действии Голгофы против греха,
таящегося в его своенравном сердце. Этот благочестивый наставник смог доказать через Писание,
что внутреннее освобождение возможно, а также отстаивал действенность личного свидетельства.
Как вовремя произошла эта запланированная Богом встреча! И дальнейшие занятия привели его к
более выдающемуся учителю, чем Стил - к Самому Духу Святому.
По словам Брэнгла: “Я увидел смирение Христа и свою гордость, кротость Христа и свою
вспыльчивость, скромность Христа и свое честолюбие, чистоту Христа и свое порочное сердце,
преданность Христа и лукавство в своем сердце, самоотречение Христа и свою эгоистичность,
доверие и веру Христа и мои сомнения и неверие, святость Христа и свою греховность. Я ни на
что не смотрел, только на Христа и на себя, и пришел к чувству отвращения по отношению к
себе.”
Исполненный уверенности в том, что Бог призвал его к делу проповедования, он горячо желал
стать крупным проповедником, хотя сознавал, что недостоин. Какое тонкое искушение: “Если бы
я только мог быть великим проповедником, как Муди! Он приписывает свою силу в проповеди
крещению Святым Духом... Конечно, если я буду стремиться к этому крещению, я буду иметь эту
силу!" Позже он добавился искал Святого Духа для того, чтобы использовать Его, а не для того,
чтобы Он использовал меня.”
Утро, 9 января 1895 года, Брэнгл встал очень рано, его душа была глубоко взволнована. Святой
Дух старался привести его к определенным выводам. "Сегодня, — воскликнул юноша,— я должен
найти себя или потеряться безвозвратно”. Но его стремление достичь высот служения еще не было
принесено ко Кресту, хотя он и молился: "Господи, если Ты пожелал лишь освятить меня, я сочту
это самым мизерным назначением”.
Тем не менее, его плотское сердце находило утешение в мысли, что, даже если ему и поручат
маленькую, незаметную церквушку, он все равно сможет быть сильным проповедником. Затем
вспышка Божественного света озарила всю гнусность его себялюбия в такой степени, что он, еще
до откровения совершенно разбитый, воскликнул: ”Господи, я хотел быть красноречивым
проповедником, но, если через заикание я смогу принести Тебе большую славу, чем через
красноречие, тогда сделай меня заикой!” Но Святой Дух отложил Свой приход. Внезапно мрак в
его душе был пронзен словами: “Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен,
простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды.”
“Я верю этому"— таким был ответ Брэнгла, и тогда Господь, которого он искал, внезапно
пришел в храм Свой. До конца своих дней Брэнгл не сомневался в подлинности этого дела
благодати в его душе и никогда не переставал прославлять Его, Через два дня еще одно Божье
откровение излилось в его душу. Об этом переживании он сказал: “Я открыл свою Библию, и,
когда я читал некоторые слова Иисуса, Он дал мне такое благословение, о котором я и не мечтал
никогда, которое, как я думал, не может получить человек, ходящий под небом. Это было
неописуемое откровение. Это были Небеса любви, сошедшие в мое сердце. Моя душа смягчилась,
как плавящийся воск. Я рыдал и был сам себе отвратителен, ибо я согрешал против Него и
сомневался в Нем, и жил для себя, а не для Его славы. Теперь все личные амбиции исчезли. Их
сжег чистый огонь любви, подобно тому, как яркое пламя сжигает мотылька.
Я вышел и прогулялся по Бостон Коммонс, плача от радости и прославляя Бога. О, как я Его
любил! В те часы я знал Иисуса и я любил Его так, что, казалось, мое сердце разорвется от этой
любви. Я был переполнен любовью ко всем Его творениям. Я слышал щебетание маленьких
ласточек — я любил их. Я заметил маленького червя, извивающегося прямо на моей дороге — я
перешагнул через него, не желая причинить вреда ни одному живому существу. Я любил собак,
лошадей, маленьких уличных шалопаев, прохожих, спешащих куда-то мимо меня, язычников — я
любил весь мир.”
Конечно, эмоциональный всплеск утих, но вместо них пришли уверенность и твердая
непоколебимая вера, которые и сделали впоследствии из Брэнгла духовного гиганта. Вот что он
еще пишет: “Однажды я с изумлением сказал друзьям: "Это и есть та совершенная любовь, о
которой писал апостол Иоанн, но она превыше всего, о чем я мечтал, она—как личность. Эта
любовь думает, желает, разговаривает со мной, исправляет меня, направляет и учит меня. И тогда
я узнал, что Бог, Святой Дух, был в этой любви и что эта любовь была Бог, ибо Бог есть любовь."
И восторг перемешался с благоговейным, святым страхом, ибо это достойное восторга
переживание, хотя и исполненное страха Божьего — быть жилищем Святого Духа, быть храмом
Бога живого. Большим высотам всегда противостоят большие глубины, и многие с высот этого
благословенного переживания ринулись в темную глубину фанатизма. Но мы не должны терять
наш опыт из-за страха. Все опасности будут преодолены кротостью и смирением сердца, чистым
верным служением, почитанием других выше себя, заботой о них больше, чем о себе, а также
благодаря искреннему и открытому сердцу. Словом, постоянно стремясь к Иисусу, на Которого
нам все время указывает Святой Дух. Ибо Он не ждет, чтобы наше внимание было сосредоточено
лишь на Нем и Его деле в нас, но и на распятом Сыне Божьем и Его деле для нас, чтобы мы могли
идти по следам Того, Чья Кровь была ценой нашего прощения, созидающей и хранящей нас в
чистоте.”
Двери возможностей распахнулись настежь. Лестное предложение руководства крупнейшей
методистской церкви в северной части штата Индианы раньше было бы принято без колебаний.
Теперь же оно было отвергнуто. Брэнгл чувствовал, что Божье руководство вело его в Армию
Спасения. Он уже слышал проповедь генерала Бута и был глубоко потрясен. Уличные
выступления этих отважных воинов Креста имели непонятную притягательность, и когда Голос
прошептал: “Вот мой народ”, жребий был брошен. Он решил поехать в Англию, где смог бы
предложить свои услуги лично генералу Бугу и получить соответствующую подготовку к
христианскому служению.
Он обручился с юной прихожанкой Армии Спасения Элизабет Свифт. В любом случае, казалось,
что в ней он нашел те высокие стандарты, которые требовал и от себя в супружеской жизни, и с ее
полного согласия он отплыл в Англию через два дня после их свадьбы.
Генерал Бут принял Брэнгла холодно. “Вы принадлежите к опасному классу, — сказал он, — Вы
так долго были "сам себе капитан". Не думаю, что вы согласитесь покориться дисциплине Армии
Спасения. Мы являемся армией и требуем послушания."
Тем не менее, “для пробы”, Брэнгл был направлен в подготовительную школу, где его первым
заданием стало чистить ботинки восемнадцати кадетам! Когда он вспомнил, что Иисус умывал
ноги своим ученикам, его сердце запело от радости. Никогда он не избегал скромных казарм, где
позже поселился сам, установившихся проверок, еженочных служений и обязательного “военного
клича”.
Через шесть месяцев подготовки он возвратился уже как капитан Брэнгл в родные земли, где он,
вместе со своей женой, трудился для спасения грешников и для освящения солдате рядах самой
армии. Где бы он ни находился, его девизом было “Утверждаться в святости”, и сорок лет его
громкий призыв был слышен по всем Соединенным Штатам. Круг его влияния распространился
на Англию, Европу и даже на Австралию, Новую Зеландию и Гавайские острова.
 Офицер, его друг, встретил однажды Брэнгла на железнодорожной станции в Калифорнии. Он
так нуждался в духовной помощи, что не мог ждать ближайшего служения. “Я очень нуждаюсь в
вас, — воскликнул он.
— Я прочитал ваши произведения, проникся вашим духом и я верю, что вы можете мне помочь.
Я допустил небольшую засуху в своей душе.” Этот человек и с ним двое других офицеров позже
встречались ежедневно, молясь, чтобы Сэмюэл Логан Брэнгл остался в резерве армии для
духовной работы и духовного роста офицеров и солдат. Для этого они подали ходатайство в штаб-
квартиру, и ответ был положительным. Это признание полковника брэнгла, как пророка Божьего,
кажется, совпадало с его собственным видением своего призвания, так как мы находим такую
запись в его дневнике:
“И возрос Самуил,. и Господь был с ним; и не осталось ни одного из слов его неисполнившимся.
И узнал весь Израиль от Дана до Вирсавии, что Самуил удостоен быть пророком Господним” (1
Цар.3:19-20). Какой земной почет или слава могут сравниться с этим! Что за честь — быть
"пророком Господним!”
Брэнгл никогда не обращался к размытым темам. Познав грех в своем собственном сердце, он
знал, что такое человек. Многие слушатели заявляли, что Брэнгл проповедует “лично для них".
Никто не мог обвинить его в том, что он побуждал свою общину к компромиссу, говоря, что они
могут как-то приспособиться к повиновению Богу. "Ныне день спасения", — провозглашал он,
когда бы ни возвещал Евангелие, и многие видели духовную победу покаяния.
Он был таким же талантливым писателем, как и проповедником. Хотя им написано всего лишь
восемь книг, но они получили весьма высокую оценку, и не менее миллиона экземпляров
разошлось на английском и других языках. “Помощь в святости", одна из лучших книг в своей
области, была широко распространена для духовного просвещения тысяч людей.
Муки рождения часто предшествуют появлению того, что становится благословением для
многих. Радуясь плодотворной работе в некоем городе, Брэнгл неожиданно получил известие, что
его переводят в Бостонский Корпус N1. Позже он рассказывал, что почувствовал дурноту, когда
прочитал телеграмму, так как этот корпус располагался на весьма трудной территории.
Нужда, пьянство и преступность разлагали население, среди которого ему предстояло трудиться.
Найти там покой для занятий и писательского творчества казалось немыслимым. Более того,
неподалеку от их резиденции находился Теологический институт, и бывшие друзья и студенты
могли беспрепятственно навещать его благодаря близости его квартиры. Бостон означал для него
мученичество. Он молился:
“Господи, почему я иду этим путем? Я горд? Это назначение является ударом по моей гордости?
Разве я не мертв для этого?” Затем он прочитал заявление апостола Павла: ”Я не только хочу быть
узником, но готов умереть в Иерусалиме за имя Господа Иисуса."
Ему ничего не оставалось, как воскликнуть: “Господь дорогой, я тоже желаю быть таким
преданным Тебе! Я желаю не только ехать в Бостон и, если нужно, пострадать там, но я хотел бы
даже умереть в Бостоне за Тебя!”
Он почти предвидел, насколько близок он будет к смерти, но благословенный исход для
духовного интереса последующих поколений он не мог предвидеть.
Брэнглы прибыли в Бостон, где и начались благословения. Однажды ночью пьяница,
разъяренный тем, что его выставили из- резиденции, швырнул в Брэнгла булыжник и проломил
ему череп. Святой Божий человек некоторое время находился на грани жизни и смерти, а после в
течение 18 месяцев не мог проповедовать. Но огонь, который ниспал на жертву Брэнгла, не мог
быть так легко погашен. Весть о святости “пылала в костях его". Он писал статьи на тему о
“Военном кличе”, которые позже были собраны и опубликованы под названием “Помощь в
святости". Миссис Брэнгл впоследствии сказала об этом покушении словами Иосифа, с которыми
он обратился к своим братьям, продавшим его в рабство: ”Вот вы умышляли против меня зло, но
Бог обратил это в добро, чтобы... сохранить жизнь великому числу людей.”
Другая полезная книга была следствием печального кризиса, возникшего в связи с уходом из
Армии Спасения Веллингтона Бута. Чтобы настроить солдат Креста более на битву за души,
нежели на споры, были написаны статьи на тему о приобретении душ для Христа, которые
впоследствии были опубликованы как “Секрет ловца человеков”.
Комиссара Брэнгла часто спрашивали о секрете поддержания непрерывного благословенного
освящения. За два года до своей смерти он дал по этому поводу следующее наставление:
“Пребывайте в воле Божьей, слушайтесь Его, ежедневно ищите Его, ожидая у Его врат.
Регулярно читайте Библию. Никогда не пренебрегайте личной молитвой. Продолжайте
свидетельствовать о дарованной вам благодати. Помогайте другим.
Кроме того, меня спрашивали, ослабевало ли мое сознание освящения в течение последних
пятидесяти лет. Судя по моим ощущениям, да и по моей воле, нет. Были моменты, когда мои
эмоциональные переживания сходили на нет, и я спрашивал себя, не лишился ли я Господа и
своего опыта. Однажды, поверив, что так оно и есть, я отбросил свое доверие, и 28 дней был
жестоко искушаем и “просеян” дьяволом. Когда пришло освобождение, ибо я не был отвергнут, то
я обнаружил, что моя воля не отказалась от своей цели и желания твердо пребывали во Христе -
среди эмоциональной бури и опустошения, которые обрушились на мою душу.
Всем моим искушаемым друзьям я говорю: “Стойте твердо! Будьте уверены, несмотря на ваши
чувства, что Христос не оставит того, кто принадлежит Ему. Он знает путь, которым вы идете. Он
тоже был искушаем дьяволом сорок дней и ночей. То испытание веры и преданности оказалось
одним из самых больших благословений в моей жизни.
Освящение — это значит полностью отдаться воле Бога, но не так, чтобы моя воля стала
пассивной в своих действиях. Она должна стремиться и стремилась активно, серьезно и
настойчиво быть Божьей. Мне не дозволено расслабиться в пассивном восторге, с песней удаляясь
к вечному блаженству. Бог и человек должны сотрудничать, работать вместе в принятии
благословения и пребывать в нем.
Большие высоты противостоят большим глубинам. Так и высочайшие духовные познания
противостоят темным глубинам фанатизма. И единственный способ спастись от падения в те
бездны — это быть кротким и молиться молитвой Давида: "Доброму разумению и ведению научи
меня”. Г одами я молился о том, чтобы мои познания и моя любовь шли рядом. Познания без
любви могут привести к гордости, сделать надменными и породить в нас ложное чувство
превосходства. Любовь без познаний может привести к большой неосторожности, ложным
суждениям и фанатизму.
Но мы должны остерегаться мыслей о том, что нет дальнейшего развития. Мы призваны к тому,
чтобы "возрастать в благодати". Мы приобщились к богатству благодати через этот акт освящения
и возрастаем в ней, хотя не можем возрасти в нее. Мы можем и должны ежедневно возрастать в
познании, в добром разумении, в понимании, в растущей любви, посвящении себя Богу и
благополучию ближнего. Сам Иисус возрастал в мудрости также, как в возрасте и истине.
Мы должны навсегда отбросить идею о том, что освящение—это чисто эмоциональное
состояние. Оно также и волевое. Тем не менее, вы не можете получить какое-нибудь внутреннее
переживание без эмоций. Одна из самых больших опасностей в современной религии — это страх
перед собственной эмоциональностью, боязнь глубоких и сильных чувств, возникшая, возможно,
из-за гордости. Они так тревожатся о том, чтобы быть стабильными и уверенными, что утратили
естественность человеческой природы. Они стремились и достигли ложной безупречной
холодности: абсолютный нуль и не более.
Величайшие религиозные переживания делают мужчин и женщин такими же искренними, как
маленькие дети, и каждый познает себя в соответствии со своим темпераментом. Я должен сказать
молодым людям: "Будьте каждый самим собой. Добавьте немного энтузиазма в свою религию. Не
будьте рабами того, что подумают другие. Смотрите не на людей, а на Иисуса, и развивайте в себе
любовь к тем, кто раздражает вас. Они не всегда могут быть мудрыми, но, если они добры,
терпите их". На некоторые мои молитвы я не видел ответа, но на те, в которые я вложил силу слез,
огромное желание Его славы, спасения и освящения людей пятьдесят лет назад, сегодня я
получаю ответы, и такими путями, которые я и предвидеть не мог.
Эти полвека были насыщены духовными благословениями и сладчайшим общением с моим
Господом и Его народом. Но это также были годы тяжкого труда, искушений, несчастий,
временами суровой дисциплины духа, переходящей в мучения. Мой наставник-это Человек с
крестом, пригласивший меня взять мой крест и следовать за Ним, если я хочу быть Его учеником,
научиться у Него и в конце разделить с Ним Его триумф.”
В1931 году комиссар Брэнгл прекратил активную работу в Армии Спасения, хотя и продолжал
проводить богослужения как минимум еще два года. Затем ухудшающееся здоровье и слабеющее
зрение привели к сокращению, а впоследствии и к прекращению его публичных служений. 19 мая
Господь призвал Своего слугу к Себе.

ЦИТАТЫ СЭМЮЭЛА БРЭНГЛА

“В одно чудесное и прекрасное утро Бог властно начал обрабатывать мое сердце. Я был в
одиночестве в своей комнате, и Бог открыл мне Своего Сына. Я был уверен в том, что Он в тот
момент очистил и наполнил меня так же, как уверен в том, что я — это я. Я не мог отречься от
этого, как слепорожденный не мог отречься от того, что Иисус коснулся его глаз. Я знал, что, хотя
раньше был слеп, теперь я видел, хотя раньше был нечист, теперь я уже очищен." “Ты можешь
молиться с людьми, ты можешь свидетельствовать людям, но придет момент, когда ты останешься
один на один с Богом, потеряешь все, кроме Бога. И хотя вокруг будут люди, но для тебя - как
будто во всей вселенной есть только Ты и Бог."
“Я видел Его благословляющим, когда у меня в глазах темнело от слез, я видел Его руку, меня
ласкающую, когда мое сердце разрывалось от страха. Когда тени сгущались надо мной, и наступал
ночной мрак, рядом со мной в темноте мелькали блики Его света. Я шагал по волнам скорби, пока
они не захлестывали мою душу. Часто я страшился завтрашнего дня и пути, который ждал меня. И
когда я утопал в грусти, я чувствовал Его руку помощи. И перед закатом пришло от Него счастье,
ободряя меня стоять твердо. Я блуждал, но Он нашел меня и увел прочь от врат ада. я был избит
— Он перевязал меня, Я был болен — Он исцелил меня, я был изранен и утомлен от битвы — Он
восстановил меня, я был потерян — Он запечатлел меня, я был мертв — Его Дух оживил меня.
Через Его живую кровь Он назвал меня драгоценным в Своих очах. Он нарек меня Своим дитем,
дал мне силу ходить во свете. Я боролся, пока Он не призвал меня идти по пути, который был
пройден Им. И мне все равно, что случится, ибо я живу Божьей жизнью”
— Сэмюэл Л. Брэнгл
 Эвафон Винклер
Мать Эва из Фриденшорта
Эва буквально кипела от негодования: ее едва сдерживаемое возмущение, грозящее вылиться в
настоящий бунт, нашло выход, лишь когда она карабкалась по крыше соседнего дома и грозила
кулаком в направлении удаляющейся фигуры священника, говоря при этом: "Вам не украсть моей
свободы". Ощущая нечто наивысшее в своей вновь провозглашенной свободе, она перепрыгнула
через ряд дымовых труб. Только что закончился ее второй урок подготовки к конфирмации, и ей
не хотелось быть связанной никакими церковными правилами.
Всего лишь два года назад эта тринадцати летняя девочка, обычно упрямая и своевольная,
подавленная и огорченная потерей матери, которую она безмерно любила, произнесла эти слова.
Когда она шагала через лес со своей собакой, ей почудилось, что она видела величественную и
внушительную фигуру Бога, вставшего перед ней, и, казалось, Он “претендовал” на нее. “Нет!
Нет! Он не покорит меня!— запротестовала она. — Я буду свободна, и никто не отнимет у меня
моей свободы!” Возможно, эта юная наследница благородного происхождения уже тогда
почувствовала призыв Бога к служению, которое ей было предначертано свыше, чтобы принести
Божье благословение тысячам людей.
Эва фон Винклер, предпоследний ребенок в семье, где было девять детей, родилась 31 октября
1866 года в юго-восточной Германии недалеко от польской границы. Их дом, близ деревни
Меховец, был родовым замком со всем присущим ему очарованием и романтическими
рыцарскими представлениями, связанными с этим краем.
Ее нежная, любящая мать была, согласно нарисованному Эвой портрету, “лучезарным сиянием
света". В памяти своих детей, не только из-за ее необыкновенной интелектуальной одаренности,
но также благодаря ревностным духовным устремлениям, она осталась тем “непреходящим
наследством", которое обогащало их на протяжении всей жизни. Вклад отца в формирование
семьи носил более земной характер. Состоятельный человек, он хотел оставить своим детям
наследство, которым, по его представлению, они должны были распорядиться в высшей степени
благоразумно. Поэтому это был человек строгой дисциплины, требования которой он не медлил
исполнять в жизни.
Повсюду в доме видна была любовь матери к Богу. Девять стульев с библейскими стихами на
спинке, установленные вокруг дубового стола,
производили на формировавшееся сознание детей глубокое впечатление важности Слова
Божьего. Слова: “Тихое приближение к Богу” были начертаны на первой странице большой
семейной Библии. Известная книга “Подражание Христу” Томаса-а-Кэмписа занимала почетное
место, на этом столе.
Первое воспоминание Эвы, относящееся к духовной сфере, связано со случаем, когда две ее
сестры пели гимн “Хвалите Господа все вместе, вы христиане все”. Она помнила, что раньше уже
слышала о смерти Иисуса Христа, но никогда еще никто ничего не говорил ей о грехе. Эту
неосведомленность, вероятно, объясняет тот факт, что ее мать была католичкой. В результате
девочка узнала о Христе задолго до того, как осознала свою нужду в Спасителе.
Когда Эве было около семнадцати лет, семья переехала в Берлин, где у них был городской дом.
Там она начала тянуться к Богу. "Господь Сам взял меня в Свою школу. Все, что я представляла
себе и чем обладала, было раздавлено правом на землю. У меня абсолютно ничего не было — ни
земли под ногами, ни будущего, ни Неба, ни вечности, ни Бога. О, как я днем и ночью искала
истину, и не могла ее найти.
Что есть жизнь? Что есть смерть? Что есть вечность? Эти вопросы терзали мой мозг, но ответ не
приходил. Только время от времени несколько слов, которые я, вероятно, читала прежде,
приходили ко мне, подобно звезде среди ночи, хотя я едва знала Того, Кто говорил их. “Сие сказал
Я вам, чтобы вы имели во мне мир. В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир."
Это было полностью обещано мне, и прекрасно, что Некто сказал: “Я победил мир”. Кто был этот
Человек? Что это была за Личность? Я Его не знала”.
 В процессе изучения Библии она прочитала десятую главу Евангелия от Иоанна с изумительным
описанием Доброго Пастыря Ее сердце, в одно мгновение освободившись от многого, что его
возмущало, воззвало:
“Господи, если правда, что Ты — Добрый Пастырь, тогда я тоже буду принадлежать к Твоему
стаду!” Теперь мое сердце было спокойно, я получила ответ. Все стало другим во мне и вокруг
меня, и хотя только первые лучи света проникли в мое темное сердце, я все же знала, что Господь
открыл Себя и что я принадлежу Ему”.
Тяжело заболев, Эва начала долгие часы проводить за чтением и изучением Нового Завета. Когда
ее вновь разбуженная душа начала осознавать, во что обошлась Голгофа Сыну Божьему, Его
заповеди достигли ее сердца.
“Больше не было нужды проводить дни без пользы и цели, у меня была работа, чтобы совершать
ее в мире. Иисус Христос искал меня, нашел и призвал к Своему служению, чтобы следовать за
Ним, и остается лишь ждать Его наставлений и приказаний.
Затем Господь в моем одиночестве дал мне друга. Им стал старый монах Толер из Страсбурга,
чьи проповеди и отдельные произведения я обнаружила, когда приводила в порядок мамин
кабинет. Много часов этот старый друг Бога вел беседы с несведущей юной девушкой о единении
с Богом через смерть нашего старого “я” и отречение от мира и от любви к самой себе.”
В ней зародилось и неуклонно возрастало желание помочь всем, за кого умер Христос. “Раздели
с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом; когда увидишь нагого - одень его".
Затем следующие слова того же пророка: “И услышал я голос Господа, говорящего: кого Мне
послать? и кто пойдет для Нас? И я сказал: вот я, пошли меня.”
Некогда упрямая и своевольная, Эва стала теперь “дающей обет отдать себя целиком на
служение Ему и умоляющей Господа уберечь ее от любви ко всему мирскому и сохранить ее от
всего, что могло бы препятствовать ей в достижении ее цели.”
Внешне она поддерживала все тот же неторопливый стиль жизни, целиком располагая своим
временем. Чтобы подготовить себя к предстоящей жизни, она научилась вязать, шить, брала уроки
польского языка и изучала жизнеописания. Чтобы приучить себя к дисциплине, она отказалась от
личной прислуги.
Путь полезности, который открывался перед ней, казался совсем ничтожным. Одним из обычаев
замка было позволять некоторым из самых нуждающихся деревенских бедняков приходить в
полдень за миской супа, приготовленного из костей, мяса и овощей, и остававшегося после обеда
семьи. Эва начала служить им тем, что разливала суп по котелкам, которые они приносили с
собой. Когда однажды пришел маленький, полуживой от голода мальчик, сна помыла его,
причесала ему волосы и решила позже сшить брюки из своего старого платья. Вскоре после этого
она встретила старосту той деревни и попросила его оказать помощь этому ребенку. Без ведома
Эвы он рассказал об этой просьбе ее отцу, которого это привело в ярость. На следующее утро за
завтраком он грубо отругал Эву и запретил ей появляться на кухне и даже разговаривать с
крестьянами. Хотя подобные ограничения разбивали ей сердце, Эва начала более полно доверять
Богу.
В день своего дезятнадцатилетия она попросила отца разрешить ей пройти краткий курс по
уходу за больными. Он согласился при условии, что ее будет сопровождать подруга. С того
времени молодая графиня Лиза Цедлиц разделила стремления Эвы: они вместе направились в
город Бильфельд, где находилось заведение, обучавшее уходу за больными и домоводству. Пастор
фон Бодельшвинг, которого Эва позже назвала “апостолом любви”, являлся его попечителем, и
она видела в возможности находиться под его влиянием "привилегию, не имеющую себе равных".
Его пример любви ко всем, независимо от занимаемого положения, всегда был перед ней и в
последующие годы.
По возвращении Эвы в свой дом ей было разрешено пригласить в замок восемь маленьких
деревенских девочек для обучения их шитью. Однажды, когда она в присутствии отца занималась
моделированием одежды для бедных, он подозвал ее к своему столу. В то же время он повернулся
к своему самому старшему сыну, присутствовавшему при этом, со словами: ”Если мне не удастся
при своей жизни осуществить эту идею, тогда ты построй Эве дом для ее бедняков”. Девушка
могла только поцеловать с признательностью руку отца, а затем, удалившись в свою комнату, она
упала на колени в молитве истинной благодарности к Господу. Велик же был для нее сюрприз на
Рождество, когда подарком от отца для нее стал проект этого дома.
Снова Эва отправилась в Бильфельд на учебу, чтобы приобрести знания и навыки по ведению
домашнего хозяйства и кулинарии, и кроме того, она взяла попечение над небольшим домом для
больных детей. Вскоре после завершения ее обучения эпидемии скарлатины, тифа и дифтерии
опустошили деревню, забрав немало юных жизней. Так велика была нагрузка, легшая на нее в
связи я уходом за больными и захоронением умерших, что из-за полнейшего изнеможения она
была вынуждена временно отойти отдел.
Пока Эва восстанавливала силы, продолжалось строительство ее дома. В день его посвящения
Эва в возрасте двадцати четырех лет была посвящена как “мать" этого дома. Так был основан
Фриденшорт. Больные дети и дети-калеки нашли тут заботу: крошечные младенцы заняли
деревянные колыбели, ребятишки постарше, от которых отказались их семьи, искали в нем
утешения и убежища. Ко времени, когда деревенская школа была окончена, сотни молодых людей
пришли на помощь с их знаниями и навыками в резьбе по дереву и шитью, а порой шутками и
играми. Из-за ограниченности материальных средств мать Эва выполняла ремонтные работы,
растила капусту, всегда помня и применяя на практике гимн, который пели на богослужении
посвящения дома: “А также в труднейшие дни никогда не жалуйся на бремя". К концу года у нее
уже было сорок кроватей вместо пяти, с которых все началось. В1892 году ее друг пастор фон
Бодельшвинг посетил Фриденшорт и посоветовал, чтобы она открыла Дом дьяконисс или Общину
сестер и обучала молодых женщин различным формам активного христианского служения. Эта
мысль уже много раз посещала ее, но нужно было добиться согласия отца. “Дорогая дочь, я в
течение долгого времени наблюдал за тобой и теперь понял, что Божье благословение лежит на
всем, что ты делаешь” — такой была его благожелательная реакция. Затем он возложил руки на ее
голову в отцовском благословении. Вскоре еще несколько новых зданий были сооружены во
Фриденшорте, одно — для неизлечимых больных, другое — для детей. Во время их посвящения
три молодые женщины были допущены в качестве дьяконисс-наставниц.
В то время, как Фриденшорт разрастался, духовная жизнь его матери также находилась в
процессе формирования и становления. “Хотя время упорно шло дальше, — писала она,— многое
приводило меня в отчаяние. Я вспоминаю, каким горем в первое время было узнать, что
деревенские бедняки превратно истолковывали мое желание помочь им. Вещи, которые были
сказаны, глубоко ранили меня, и затем я, как обычно, сидела одна над своей Библией и осознавала,
что значит быть ненавидимой теми, кого любишь. Когда я переворачивала страницы, мой взгляд
упал на слова: “Если мир вас ненавидит, знайте, что Меня прежде вас возненавидел". Этого было
достаточно. Глубокая радость наполнила мое сердце, когда я поняла, что Его последователи не
должны ожидать наград или благодарности в этом мире, который отверг Того, Кто пришел, чтобы
делать добро".
Ее уверенность в том факте, что она была дитем Божьим ни разу не пошатнулась. Но, тем не
менее, в глубине ее сердца обитали смутные и неопределенные стремления к более глубокой
духовной жизни. В течение долгого времени она не могла осознать тот факт, что святость сердца
должна достигаться через веру. Она скорее полагалась на свои добрые дела, чтобы избавиться от
душевного беспокойства, которое временами выливалось в депрессию. У нее даже возникали
намерения искать ответ в пределах Римской католической церкви. В письме, написанном в тот
период, раскрывается внутренняя борьба матери Эвы.
“Прошлым летом я отправилась ради короткого отдыха в “Салем”, уставшая, изнуренная,
отчаявшаяся, слабая духом и телом. Вся моя работа виделась мне как бремя, которое я была не в
состоянии нести. В себе самой я не видела ничего, кроме греха, отсутствия способностей и
бессилия. Я была настолько уставшей, что едва могла говорить или есть. Я взяла свою Библию и
вышла... И вдруг все, что смутно осознавалось, озарило меня значением слов: ”Довольно для тебя
благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи”. Это было тайной, для которой не было
места в моей жизни. Я всегда хотела быть чем-то. Я хотела быть святой, совершенной,
прославленной. Я стремилась всеми силами добиться этого. В то мгновение свет истины озарил
меня: я и должна была быть ничем. И лишь Иисус и только Он мог быть всем во всем. Я смотрела
на это, как на новую главу в своей жизни."
Три святых человека были задействованы Богом для дальнейшего наставления и формирования
Его служительницы. Одим был пастор фон Бодельшвинг, который много сделал, чтобы научить ее
лидерству, и многие годы она находилась под его руководством. Его уверенность в ней придавала
ей больше сил и способствовала становлению ее зрелости. Однако напряженная работа во
Фриденшорте, отягощенная глубоким внутренним конфликтом, серьезно подорвана ее здоровье. В
Бильфелвде она видела опасность поглощения христианским служением ближнему,
препятствующим более углубленной духовной жизни. Проповеди доктора Толера пробудили в ее
душе жажду святости сердца и уединения с Богом. Но пастор фон Бодельшвинг, будучи не в
состоянии понять ее проблему, уверял мать Эву, что ответ на ее нужду не может быть найден в
евангелической церкви.
Вторым был маленький человечек по имени Фриц Оетсбах, уродливый телом, но сильный в
Божьей благодати, с которым мать Эва познакомилась на христианском съезде в мае 1900 г. Она
видела живущего в нем Христа. Его молитвы открывали Небо. После 17-летнего пребывания в
безнадежном состоянии инвалида он прочитал в Библии слова апостола Иакова 5:14-16 и
попросил своих друзей-христиан помолиться над ним с помазанием маслом. Его послушание
Божественным заповедям было вознаграждено, и он был исцелен. Когда матери Эве выпала удача
разговаривать с ним, он спросил ее: ”Думали ли вы когда-нибудь, что слова "Посему для народа
Божия еще остается субботство” действенны и для вас?”
“Я смотрела на него в изумлении, — писала она. — Нет, я никогда не думала об этом. Жизнь
казалась мне непрерывной борьбой против собственной природы, против сил греха и дьявола. Как
можно было думать о покое? Тогда этот маленький “великий человек” удивительно просто, ясно и
убедительно рассказал, что этот покой предназначен для нас здесь, как только мы отложим
собственные дела и войдем в покой веры, который Христос завоевал для нас на кресте Голгофы, и
в который мы можем войти через соучастие в Его смерти...
О, как часто я стремилась к покою, думая, что найти его можно лишь в уединении монастыря и
сверх строгом аскетизме, и если не там, тогда только в могиле. Этот маленький человек говорил не
только о возможности покоя уже здесь, но он сам, казалось, имел этот покой. И в самом деле, что-
то от Божественного покоя исходило от его личности."
Его слова надолго оставили в ее душе глубокий след, и она всегда отзывалась о Фрице Оетсбахе,
как об “апостоле веры”.
В том же самом году она познакомилась с Джеймсом Хадсоном Тейлором, которого она
характеризовала как “апостола освящения”. От миссис Тейлор она получила маленькую книжечку
“Святая жизнь и как ею жить”. Просто и доходчиво она отвечала на многие мучившие ее вопросы
относительно святости.
Работа во Фриденшорте требовала колоссального напряжения всех сил. Ее друг пастор фон
Бодельшвинг, следивший за деятельностью Эвы с острейшим интересом, доверительно сообщил
ее сотрудницам - сестрам, что она едва ли проживет больше пяти лет, если не переменит режим
работы. Дома были переданы в другие руки, а она стала леди-суперинтендантом Бильфелвдской
общины и учебного заведения. Здесь, несомненно, ее духовный авторитет нашел более широкое
применение в обучении других.
Но в то же время, желая стать неотъемлемой частью чего-то целого, исключая, конечно, работу,
которую она так сильно любила, она похоронила все свои амбиции относительно Фриденшорта в
глубине сердца. Однако в течение следующих шести лет ее здоровье окончательно расстроилось, и
она была вынуждена переехать в Швейцарию.
Но в конце концов, вернувшись к своему любимому делу, которое она сама основала, она
предпочла жить в небольшом деревянном коттедже, передав свои супер интендантские
обязанности по общине старшей дьякониссе. А себя она посвятила заботе о бедных, и в ее доме
нашли приют маленькие беспризорники, которые за свою недол1гую жизнь не знали ничего,
кроме презрения и жестокости. Тем не менее ее душа оставалась неудовлетворенной.
 “Цель была мне явлена, но я все еще ее не достигла. У меня все еще оставался в бездействии этот
великий дар Господа — святая жизнь в силе Святого Духа, которая была радостью и
наслаждением для других. Борясь, усердствуя, сражаясь, я всегда остро осознавала, что не
достигла Божьих идеалов в своей жизни. Ни видимая бедность, ни ежедневная возможность
посвящать себя любимому служению не могли успокоить смятение чувств в моей душе, и часто
тяжелый вздох поднимался из глубины моего сердца: “И это все? Неужели Господь ничего больше
не даст мне?”
Однако время быстро приближалось к тому моменту, когда никем не понятые глубины ее души
были постигнуты необъятностью Божьей любви. Чудесная работа Святого Духа совершилась в
Уэльсе в самом начале двадцатого столетия. Эва с друзьями впервые путешествовала по Англии и
затем по Уэльсу. Во время пребывания в Лондоне она посетила Бефсан, дом миссис Элизабет
Бакстер для духовного исцеления. Она писала об этом: “Мне было дано увидеть всю картину
жизни священнического заступничества миссис Бакстер. Моя собственная жизнь была настолько
заполнена работой, беспокойством и борьбой, что оставалось совсем мало времени для молитвы и
служения. Ее ревностность в этом отношении была поистине огромной, и она говорила: “Как
может ваша духовная жизнь процветать, если вы не проводите время перед Богом?"
Во время пребывания в Лондоне произошло еще одно значительное для меня событие. Я имею в
виду встречу и короткую беседу с миссис Пенн-Льюис, которая в ту пору еще находилась в начале
своего духовного служения и которая, через написанное ею свидетельство о значении
Голгофского креста, оказала, громадное влияние на широкий круг христиан. Эта короткая беседа
пролила свет на глубочайшую нужду моей жизни. Мое ветхое “я”, проникающее везде и всюду,
даже в служение Господу, не могло быть побеждено исключительно моими усилиями, но,
оказывается, уже было осуждено на кресте Иисуса, когда Он умер за меня. Я это знала и раньше,
но встреча и беседа с этой преданной христианкой помогли до конца осознать этот факт.
Потом мы проезжали Уэльс, где как раз набирало силу духовное возрождение. Впечатление,
полученное нами от полноты воздействия силы Святого Духа в тех краях, было огромным.”
На обратном пути в Лондон с ней в купе путешествовали три молодых девушки. Их светская
одежда подсказала матери Эве мысль, что посещение евангелизационных служений пошло бы им
на пользу. Но велико было ее удивление, когда они рассказали ей, что пели и свидетельствовали в
составе группы Эвана Робертса, молодого евангелиста, столь мощно используемого Богом в
движении духовного возрождения.
“Возможно ли, — спрашивала себя сестра Эва, — чтобы эти девушки были использованы Богом
е собраниях духовного возрождения? Использованы для спасения душ, хотя, возможно, сами
только что обратились ко Христу от мирской суеты? Они являются орудием в руке Господа? А я?
Годами я служила Господу в простой одежде, отказывая себе во всех удобствах и избегая всяких
мирских развлечений, и все же я внутренне была так бедна, слаба и бесплодна.”
Когда, размышляя так, она вынула свою Библию и раскрыла ее, взгляд упал на следующие стихи:
“Посмотрите, братия, кто вы призванные: не много из вас мудрых по плоти, не много сильных, не
много благородных; но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира
избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не значущее
избрал Бог, чтобы упразднить значущее, — для того, чтобы никакая плоть не хвалилась перед
Богом.”
“И чем больше я думала об этом, тем яснее понимала, что Богу легче было использовать
чистильщика обуви с улиц Лондона, чем меня. И то, на что прежде я смотрела как на
преимущество, теперь в моих глазах выглядело как препятствие.”
Те же самые молодые девушки записались нести служение в уэльсской общине близ Лондона, и
мать Эва, как смиренная ученица, решила присутствовать. Она едва понимала язык, но Святой
Дух присутствовал там как Учитель.
“Это что-то невыразимо прекрасное,— писала она,— когда Сам Господь Бог сходит на
собравшихся и говорит с каждым лично. Тогда все высокое и возвышенное должно склониться
перед Ним. Любая твердыня рушится и любая холодность тает. Встретиться с Богом Невидимым,
осознать Его присутствие в делах и в истине — это самое величайшее, высочайшее и чудеснейшее
переживание, которое когда- либо может быть доступно человеку. Он может затем в один миг
дать и усовершенствовать то, чего мы даже в течение долгих лет никогда бы так и не достигли
нашими собственными усилиями. В то время в моей душе прозвучал мягкий, проникновенный
вопрос моего распятого Господа: "А ты готова быть безрассудной ради Меня?"
В то время моя старая жизнь была также похоронена, и мне было дано нечто новое, еще
незнакомое. Страсть моей души была удовлетворена. Мне казалось, что все муки моей души
остались позади, и что сейчас Он Сам живет во мне — Христос во мне, новое “я”, новая жизнь.
Только одно желание осталось, одна страсть — всегда быть послушной Тому, Кто снова владел
моей жизнью. В тоже самое время у меня появилась цель: вернуться на родину и
свидетельствовать о Христе в доме близких родственников. Это была нелегкая дорога."
Вернувшись во Фриденшорт, мать Эва собрала сестер во Христе вместе и стала просить
прощение за “все, что в прежнем служении среди них я делала только по своему собственному
убеждению и планам. Отныне все будет иначе: не будет больше меня, но будет только Он”,
Святой Дух сокрушил всю самоправедность, божественное прощение
и новизна духовной жизни впервые пришли к некоторым сестрам.
Между 1905 и 1908 годами пятьдесят дьяконисс были приняты в быстро растущее учреждение, и
остро встал финансовый вопрос. Проценты с наследства матери Эвы были уже недостаточны,
чтобы покрыть все расходы, не хватало также и фонда пожертвований. Тогда она видела и
понимала, что их работа должна вестись на основании принципа веры, принятого Джорджем
Мюллером, Хадсоном Тейлором и другими менее широкоизвестными деятелями. Это вызвало
некоторую степень непонимания в ее комитете. После долгих молитв она выступила с заявлением,
составленным ею самой, о роспуске этого комитета. Сейчас она была вольна выбрать только тех,
кто поддерживал ее в отношении полного доверия Богу.
Однако ее вера была подвергнута серьезному испытанию. Вновь слабое здоровье потребовало
удалиться от дел. В течение ее восемнадцатимесячного отсутствия расходы по Фриденшорту
превысили доход. Но, тем не менее, в ответ на объединенные молитвы веры в течение шести
недель была ликвидирована задолженность и еще оставалось достаточно средств. И никогда у
Фриденшсрта, существовавшего на библейских основаниях, долгов больше не было.
В конце 1910 года на ее сердце тяжелым бременем легла острая нужда в приюте для бездомных
детей города Бреслау в Германии. Первое и единственное пожертвование было мизерной суммой в
пять марок. Она положила их на стул и рядом склонилась на коленях в молитве, прося Господа
умножить их, как некогда были умножены несколько хлебов и две рыбы, чтобы было накормлено
пять тысяч человек. В течение нескольких недель прекрасный дом в красивом имении около
Бреслау перешел в ее руки. За следующие четырнадцать лет в разных частях Германии и Польши
было открыто еще сорок приютов. Немалой радостью для матери Эвы было то, что теперь, после
долгого противостояния ее семьи в первые годы ее деятельности, брат и сестра основали каждый
по приюту для бездомных и отдали себя Господу для служения Ему.
Благодаря Божественному благословению, расширилась сфера деятельности дьяконисс из
Фриденшорта. В1912 г. несколько сестер были зачислены в состав китайской миссии, они несли
служение там, где еще не отважилась побывать ни одна европейская женщина. Еще одна
дьяконисса в Норвегии несла бремя духовной нищеты с рыбаками Лапландии. Накануне смерти
матери Эзы сестры-дьякониссы трудились в Гватемале, Сирии, Африке и Индии.
Еще одной сферой их служения стало посещение тюрем. Со временем был основан дом, где
предоставлялось жилье бывшим заключенным на период, пока они смогут устроить свою жизнь.
Однако прекрасная жизнь матери Эвы клонилась к закату. Верные друзья, чтобы продлить ее дни,
советовали ей провести какое-то время з горных долинах Швейцарии. Но это не имело значения в
ее глазах, и она по- прежнему предпочитала жизнь в своем маленьком коттедже в ожидании, когда
Господь призовет ее для высшего служения. В июне 1932 г. этот “земной дом" был покинут, и она
вошла в “жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный”. Но и в наше время тысячи людей
все еще читают книги, вышедшие из-под ее пера, безошибочно указывающие путь к святости и
Небу.
 ЦИТАТЫ СЕСТРЫ ЭВЫ
“Где бы Бог ни находил тех, кто всем сердцем смиренно предоставляет себя Ему для послушания
и следования, Он делает их носителями света и свидетелями, каждого соответственно мере его
жертвы и сферы влияния, и затем использует их для благословения других. Они могут быть
абсолютно различными в своих доктринальных взглядах и убеждениях, занимать разное
положение в своих окружениях, иметь разное отношение к лидерству, однако каждый из них был
одним из лучей откровения истины через свои слова и дела, а их жизнь и свидетельство были
средством для благословения не только их поколения, но и поколений последующих.”
“Как только Святой Дух овладевает жизнью, каждый последующий момент должен стать
обновленным восприятием.”
“Многие беспокойные, разбитые жизни могли бы преобразоваться, если бы они стали
молитвенными жизнями. Молитва имеет цену. Она стоит дорого! Тот, кто молится, должен
отказаться от себя. Он должен отдать все свое время и всю свою силу на служение Богу. Это не
значит, что он должен изменить свою профессию и стать “духовным”, войдя в христианское
служение. Нет, служить Богу значит жить для Бога и прославлять Его, предоставить себя в Его
распоряжение, забыть себя и искать Его славы в спасении и служении людям.”
“Мир правильно считает, что не может даже существовать такого понятия как мирской
христианин. Каждый человек является или дитем этого мира, управляемым духом времени и
ведущим борьбу за существование в царстве этого мира, думающим, действующим, живущим
согласно его принципам, или он является христианином, последователем Иисуса Христа,
принявшим непреклонное решение руководствоваться Его словами и заповедями, осуществляя их
в своих делах и в жизни, даже если они будут означать для него то же, что означали для его
Господа - отвержение и смерть!”
— сестра Эва
 Сэмюэл Моррис
“Ангел из черного дерева”
Рано утром жена, услышавшая шаги своего мужа, поспешно открыла дверь, приглашая его войти
после долгих часов работы в миссии города Нью-Йорка. Она не могла скрыть своего удивления,
когда увидела рядом с ним плохо одетого юношу-негра. “Кто это, Стивен?”, — спросила она.
“Ангел из черного дерева”, — ответил он, проводя юношу в прихожую своего благоустроенного
дома.
Хозяином дома был Стивен Мерритт, благочестивый методистский священник, личный
секретарь епископа Уильяма Тейлора. Юношей был Сэмюэл Моррис, который благодаря
странному стечению обстоятельств и исключительно по Божьей воле был приведен из
африканской глуши в переполненный Нью-Йорк, пройдя путь от глубин язычества к высотам
Божественной благодати. И не было более подходящего прозвища для него, чем "ангел из черного
дерева”.
Кабу, африканский принц, родился на Берегу Слоновой Кости в 1372 году. Его отец, мелкий
африканский царек, вел несколько межплеменных войн. В то время был обычай брать в плен
самого старшего сына побежденного вождя и держать его, пока не будет уплачена военная
контрибуция. В случае, если ее уплата задерживалась, несчастный заложник подвергался зверским
физическим пыткам. При этом, принимались все меры, чтобы отец заложника был извещен об
этом наказании.
Впервые Кабу был взят заложником, будучи маленьким ребенком. Дань была тогда немедленно
уплачена, и его тут же вернули домой. Во второй раз его держали несколько лет. Он никогда не
рассказывал о тех ужасах, которые ему пришлось тогда пережить, по-видимому стараясь стереть
их из своей памяти. Когда его отец потерпел третье военное поражение, во главе победителей
стоял грубый и свирепый дикарь, чья способность изобретать жестокие и изощренные пытки,
казалось, не имела себе равных.
Пятнадцатилетний Кабу был уведен в плен, и в самом скором времени слоновая кость, орехи,
каучук, ювелирные украшения были доставлены победителю. Все было принято, но оказалось
недостаточным для выкупа, и добросердечные люди из деревни мальчика отдавали все, что могли,
чтобы эго выкупить. Вдобавок к этому огромному количеству всякого добра отец парня решил
предложить одну из своих дочерей в обмен на сына, так как опасался, что юноша умрет от долгих
пыток. Количество принесенной дани было объявлено все еще недостаточным, но Кабу, зная,
какая судьба ожидает его сестру, вернуться домой отказался.
Поскольку в ближайшем будущем не предвиделось дальнейшей уплаты дани, Кабу был отдан
для ежедневного бичевания. Каждый раз наказание становилось все более суровым, и колючая
ядовитая лоза превратила его спину в истерзанную шипами кровоточащую плоть. Когда мальчик
уже не мог ни сидеть, ни стоять, дьявольский план состоял в том, чтобы положить его на
деревянную крестовину и бить до тех пор, пока он потеряет сознание. Следующей пыткой должно
было стать закапывание в землю до шеи. Рот оставляли, вложив в него палку, смазанную чем-то
сладким. Это должно было привлечь муравьев и стать причиной неимоверной боли. Особый вид
африканских жалящих муравьев, охотно поедающих человеческую плоть, подпускали к жертве
для довершения этого зверства, и после оставшийся скелет Кабу должны были выставить для
всеобщего обозрения и устрашения тех, кто не выполняет своих обязательств.
Что случилось после того, как юноша был положен на деревянную крестовину, может быть
объяснено только тем фактом, что на Небе есть Бог, Который может, если есть на то Его воля,
направить Свою силу на защиту человека. Впоследствии Кабу рассказывал, что появился как бы
яркий Свет, объявший его кровоточащее тело, и Голос, также слышимый со стороны, приказал
ему бежать прочь. Вместе с этой командой пришла способность ее исполнить, хотя его
естественные силы были почти исчерпаны.
Он нашел себе убежище в дупле дерева еще до того, как тьма спустилась на джунгли. Вместе с
приходом нового дня “добрый Свет” осветил ему путь, и с его помощью неделями он следовал за
ним, сам не зная куда. Но он был охраняем от свирепых хищников и ядовитых змей, а также и от
каннибалов, населяющих эта тропические леса. Орехи и фрукты утоляли его голод, и в один
незабываемый для него день он обнаружил, что вышел к плантации близ Монровии, столицы
Либерии. Здесь Кабу нашел себе работу. Была пятница, когда он чудом спасся от неминуемой
смерти, и в тот же самый день через неделю он добрался до этого места в Либерии, где
действовали цивилизованные законы, и он был спасен. С этого времени каждую пятницу, в свой
“День освобождения”, он воздерживался от еды и питья.
В воскресенье Кабу посетил церковь и услышал проповедь об обращении апостола Павла. Когда
миссионерка с помощью переводчика рассказывала о Свете, который “осиял его" на пути в
Дамаск, юноша воскликнул: “Я видел этот Свет! Это тот самый Свет, который привел меня сюда!”
Миссионерка, мисс Нолле, выпускница Христианского колледжа о Соединенных Штатах, только
недавно прибыла в Либерию. Ее молитвенная заинтересованность на протяжении долгого времени
в этом прилежном африканском юноше была вознаграждена его входом в Божье Царство. Он стал
смиренным учеником у ног Иисуса, и каждый день свидетельствовал о Божественном
прикосновении к его жизни.
Однако прошло не так много времени, как в Кабу пробудилась потребность более значительной
перемены. Его темное прошлое проявлялось в желании отомстить тем, кто так жестоко мучил его.
Он стремился к освобождению от врожденных и не поддающихся определению страхов. После
дня напряженного и изнуряющего труда, воздерживаясь от еды и питья, чтобы больше угодить
Богу, он много времени проводил в молитве. Его компаньоны по маленькой квартирке, где он
ночевал, не в состоянии были понять его глубоких стремлений, которые побуждали его часами
буквально рассыпаться в мольбах к Богу, и он был вынужден уходить в лес, чтобы вести беседы со
своим Небесным Отцом.
Однажды ночью он вернулся домой и уже лег в свою постель, но сердце его все еще парило в
молитве. Позже он рассказывал: “Вдруг вся моя комната стала наполняться Светом. Сначала я
подумал, что взошло солнце, но остальные все вокруг крепко спали. Комната все больше
продолжала освещаться, пока не наполнилась вся славой. Бремя с моего сердца внезапно исчезло,
и я весь исполнился чувством внутренней радости. Я ощущал свое тело легким, как перышко. Я не
мог вместить в себя всей своей радости и стал кричать, пока все в бараке не проснулись. Никто не
спал больше в эту ночь. Некоторые подумали, что я сошел сума, другие решили, что в меня вошел
дьявол... А я был теперь сыном Небесного Царя. Я знал тогда, что мой Отец спас меня для
определенной цели и что Он будет теперь работать во мне."
Кабу совершенно не понимал теологии произошедшего. Однако в ответ на его неимоверное
стремление к Богу, к полному сближению с Ним и его простую веру Святой Дух вошел в этого
безграмотного и невежественного африканского парня с такой силой, что жизней,
соприкасавшихся с его святым и почти потусторонним влиянием было больше, чем можно
перечислить.
Он стал членом методистской церкви в Монровии и был крещен под именем Сэмюэл Моррис.
Оно было выбрано мисс Нолле как жест благодарности одному американскому банкиру,
носившему это же имя, который оказывал ей финансовую поддержку во время ее обучения.
Сэмюэл провел два счастливых года в Монровии, выполняя разную случайную работу, чтобы
прокормить себя. Мисс Нолле и другие давали ему уроки английского языка и учили читать. Он
оказался достаточно способным учеником.
Благодаря в высшей степени странному, но в то же время счастливому стечению обстоятельств,
его дорога пересеклась с неким юным невольником, который свидетельствовал о пережитых им
пытках заложника. Он бежал от своего хозяина и добрался до Монровии. Под влиянием Сэмюэла
этот юноша был приведен ко Христу и принял крещение под именем Генри О’Нейла. Он также
видел Свет, который озарил Кабу на деревянной крестовине, и слышал Голос, который приказал
ему подняться и бежать. Эти юноши стали верными друзьями,
а также достойными посланниками Господа Иисуса.
Один из миссионеров, узнав о задатках Сэмюэла как духовного лидера, посоветовал ему
отправиться в Соединенные Штаты для получения дальнейшего образования, чтобы впоследствии
он мог оказать более значительную пользу своему народу. В то время, как мальчик обдумывал
этот вопрос, кто-то прочитал ему четырнадцатую главу Евангелия от Иоанна, где Христос
рассказывал Своим ученикам о будущем сошествии Духа Божьего в этот мир. Это был первый
случай, когда он сам охарактеризовал то, что он пережил в ночлежке на плантации.
Часами теперь юноша размышлял об этом и ходил от одного миссионера к другому по
Монровии, спрашивая о Святой Духе. Наконец, один друг, оказавшийся неспособным
удовлетворить его растущую любознательность, сказал, что наибольший объем знаний по этому
вопросу можно почерпнуть у Стивена Мерритта из города Нью-Йорка.
“Я поеду в Нью-Йорк, чтобы встретиться с ним”, — заявил Сэмми. Быстро, насколько он мог, он
отправился пешком на морское побережье, где парусное судно стояло на якоре в гавани. Когда его
капитан сошел на берег, чтобы заключить сделку на перевозку груза, он был крайне удивлен,
столкнувшись лицом к лицу с молодым аборигеном, который приветствовал его словами: ”Мой
Небесный Отец сказал мне, что вы возьмете меня в Нью-Йорк. Мне нужно видеть Стивена
Мерритта, который там живет”. “Ты, парень, сошел с ума”,— последовал ответ капитана,
подкрепленный ругательством.
Он несколько раз сходил на берег, и всегда Сэмми повторял ему свою просьбу. Однако перед
самым отплытием капитан был вынужден заменить нескольких дезертиров. Парень снова подошел
к нему с твердым намерением: ”Мой Отец сказал мне, что вы меня сейчас возьмете”. “Сколько я
тебе должен буду заплатить?” “Нисколько. Только возьмите меня в Нью-Йорк, чтобы я мог
встретиться со Стивеном Мериттом.” Так Сэмми Моррис начал еще одну главу в своей книге
жизни.
Когда он поднялся на борт судна, он увидел юношу, лежащего на палубе, так как он не мог
ходить из-за травмы. Сэмми склонился около него на колени и стал просить Бога исцелить этого
парня. Ответ на эту молитву пришел сразу же.
Капитан предполагал, что, взяв Сэмми, он принял на борт опытного матроса, но убедившись в
противоположном, решил тут же отправить его обратно на берег. “Прошу вас, оставьте его, он так
много сделал для меня”, — стал умолять парень, молитва о котором была услышана. Очень
неохотно капитан согласился, но, как только представился случай, капитан обрушил на Сэмми
целый град ударов. От него не отставала и команда, которая состояла из самых отъявленных
безбожников, каких только можно себе представить.
Великан Мэлей, которого все боялись, особенно возненавидел Сэмми и поклялся убить его.
Однажды, во время пьяной ссоры Мэлей с абордажной саблей в руке кинулся на нескольких
моряков, но Сэмми спокойно подошел к нему со словами: "Не убей! Не убей!” Непонятная сила
остановила этого полусумасшедшего человека. Выронив оружие, он отправился на свою койку.
Услышав шум ссоры, появился капитан, готовый пристрелить негодяя, но, увидев, что Сэмми
остановил драку, спустился с палубы за ним. Когда мальчик склонил колени и молился о всех
находящихся на борту, Святой Дух послал луч осознания собственной греховности в сердце этого
нечестивого человека, и, возможно, впервые в своей жизни склонив колени, капитан благодарил
Бога, что Он послал им этого юношу. Весь его образ жизни полностью изменился. Ром больше не
распределялся среди экипажа, драки уступили место молитвенным собраниям и пению Сэмми
старых христианских гимнов, чтобы никогда больше неудача не достигла сердца.
Мэлей был поражен болезнью, казавшейся смертельной, но в ответ на молитвы Сэмми Господь
восстановил его здоровье. Теперь он привязался к мальчику, которого прежде ненавидел.
Когда корабль достиг Нью-Йорка после почти шестимесячного плавания, экипаж снабдил Сэмми
одеждой. Хотя она была далеко не лучшей, но это давало ему возможность сойти на берег
полностью одетым. Расставание со своими друзьями, поскольку за время плавания он сдружился с
этими грубыми моряками, было мучительным, и многие из них плакали, когда прощались с этим
юношей. Скромный, исполненный Святого Духа мальчик через свое влияние и молитвы направил
их взоры на духовные высоты. Некоторые из них стали поистине кающимися грешниками у креста
Голгофы.
В пятницу корабль вошел в док, и как только Сэмми ступил на американскую землю, он сразу
спросил у первого встречного: “Где я могу найти Стивена Мерритта?"
 Это был бродяга, бывавший в городской миссии, где он встречал того джельтмена и точно знал,
где его найти. “Я отведу тебя к нему за один доллар”, — предложил он. После долгой прогулки
Сэмми со своим спутником добрались до офиса мистера Мерритта, когда он уже закрывал дверь и
собирался уходить. “Меня зовут Сэмюэл Моррис. Я только что прибыл из Африки, чтобы
поговорить с вами о Святом Духе”,— таким было приветствие юноши. Мистер Мерритт проводил
его до миссии, находившейся рядом с его офисом, и пообещал встретиться с ним позже. “Мне
нужен мой доллар”,— потребовал бродяга, который был совершенно забыт при этой необычной
встрече. “Стивен Мерритт оплачивает мои счета”, — ответил Сэмми. И его новый друг с улыбкой
вручил гиду причитающийся гонорар.
Покончив с делами, мистер Мерритт вернулся в миссию. Навсегда запомнилось ему то, что он
там увидел. Семнадцать человек, стоящих на коленях, со слезами, струящимися по щекам,
смиренно взывали о Божьей милости. Сэмми стоял среди них, его темное лицо светилось
небесным светом. После окончания этого служения мистер Мерритт взял юношу к себе домой и
предоставил ему комнату, в которой обычно жил епископ, когда приезжал в Нью-Йорк.
Окружающие были ошеломлены этим африканским парнем, которого мистер Мерритт должен
был принять на ночлег. На следующее утро за завтраком Сэмми, который последний раз ел в
четверг вечером, по достоинству оценил кулинарное мастерство миссис Мерритт.
В тот день мистер Мерритт должен был провести богослужение на похоронах, и он решил взять
с собой своего молодого гостя. Двое других служителей должны были помогать и сопровождать
его в экипаже. Вид бедно одетого черного парня в экипаже личного секретаря епископа их до
крайности удивил, и они сели в карету с неохотой, которую не смогли скрыть. Чтобы снять общее
напряжение, пока они все вместе ехали, мистер Мерритт показывал Сэмми многочисленные
достопримечательности Нью-Йорка.
Но интерес юноши к подобным чудесам был весьма слабым, потом он вдруг повернулся к своему
хозяину и спросил: ”Вы когда-нибудь молились в карете?” Нет, никогда он этого не делал, было
его признание.
“Мы будем молиться”,— сказал юноша. Когда мистер Мерритт остановил лошадей и склонил
колени, Сэмми начал говорить с Богом, как он обычно это делал: “Отец, мне нужно было увидеть
Стивена Мерритта, чтобы разговаривать с ним о Святом Духе. Он показывает мне гавани, церкви,
банки и другие большие здания, но ничего не говорит мне об этом Духе, Который меня интересует
гораздо больше. Наполни его Собой настолько, чтобы он не думал, не говорил, не писал, не
проповедовал ни о чем другом, а только о Тебе.”
Никогда во все прежние годы христианской жизни Стивена Мерритта присутствие Святого Духа
не было настолько реально, как тогда, когда этот африканский юноша с душой, горящей любовью
к Богу, молился за него в такой необычной обстановке. С этого времени он стал другим
человеком, и друзья-священники отмечали видимую святость, чего раньше они никогда в нем не
видели.
Когда они предложили купить одежду для Сэмми, они думали, что самое лучшее не будет
слишком хорошим для этого “ангела из черного дерева”. Никогда еще подобной проповеди не
сходило с уст Стивена Мерритта, как та, что он произносил в этот день. Настолько мощным было
движение Святого Духа, что многие люди преклонили свои колени у гроба, исповедуясь и каясь в
духовном отклонении.
Мистер Меррит думал о том, как помочь юноше достичь цели его приезда в Америку. Он решил,
что Университет Тейлора, находящийся в Форт-Уэйне (штат Индиана), будет именно тем местом,
где Сэмюэл сможет получить наилучшее христианское образование. Он рекомендовал его
учебному руководству как “неотшлифованный алмаз".
В воскресенье Сэмми сопровождал мистера Мерритта в воскресную школу, и его попросили
рассказать о Святом Духе. Веселость учащихся, когда на трибуну поднялся негритянский юноша,
очень скоро переросла в плач, когда в класс вошло Божье присутствие. Было образовано
“Миссионерское общество Сэмми Морриса”, которое взяло на себя ответственность за одежду,
книги и остальные вещи, в которых он будет нуждаться, учась в колледже. Результатом стали три
чемодана подарков.
 За несколько дней Сэмми добрался до Форт-Уэйна, куда он прибыл в пятницу, в свой “День
освобождения”. Доктор Рид, президент колледжа, спросил у него, не будет ли каких-то особых
пожеланий относительно предоставления жилья. "Если у вас есть комната, которая больше никому
не нужна, дайте ее мне." Доктор Рид писал своему другу: “Я отвернулся, потому что мои глаза
наполнились слезами. Я спрашивал себя, хотел бы я взять то, что никому больше не нужно. За
свою педагогическую практику я сталкивался больше тысячи раз со случаями распределения
жилья студентам. Большинство из них являлись благородными христианскими молодыми леди и
джентельменами, но только Сэмми Моррис единственный из всех сказал: ’’Если есть комната,
которая больше никому не нужна, дайте ее мне”.
Колледж находился в тисках финансовых трудностей, и призыв создать фонд для обучения парня
с западного берега Африки, который приехал, чтобы узнать о Святом Духе, оставался
безответным, пока мясник Иосия Кихлер не пожертвовал пять долларов, что положило начало так
называемому "Фонду веры”. Этот акт и само название вызвали повышенный интерес к
образованию Сэмми, и как только был объявлен такой “Фонд веры", деньги стали жертвовать в
небывало возросших суммах.
Однажды юноша спросил доктора Рида, нет ли возможности устроиться ему на работу. “Я хочу
заработать деньги, чтобы Генри О’Нейл тоже смог приехать сюда учиться. Он намного лучше, чем
я. Он работал со мной для Иисуса в Либерии." Было решено, что они будут молиться о решении
этой проблемы, и на следующий день Сэмми с торжественной улыбкой на лице объявил: “Мой
Отец сказал мне, что Генри О’Нейл скоро приедет”. И действительно, в течение самого
ближайшего времени доктору Риду сообщили, что миссионер, который знал обоих ребят в
Африке, вернулся в Америку и организовал обучение Генри в Соединенных Штатах.
Обучение Сэмми натолкнулось на ряд серьезных проблем, поскольку те знания, которые он
получил в Монровии, были самыми элементарными. Ему необходимо было дополнительное
обучение, но этот вопрос был успешно решен, когда несколько молодых христианок взяли эту
обязанность на себя.
В воскресенье, после его прибытия в колледж, Сэмми стало известно о существовании в Форт-
Уэйне негритянской церкви. Он сразу отправился туда, но, так как она находилась достаточно
далеко, опоздал. Представившись как Сэмюэл Моррис, он сильно удивил пастора, сказав, что у
него есть проповедь для этого молитвенного собрания. Служитель вначале не собирался придавать
какого-либо значения столь необычному заявлению, но его удержало, однако, божественное
сияние на лице этого юноши. Впоследствии он рассказывал, что, хотя не запомнил ни одного
слова из сказанного, он чувствовал присутствие Святого Духа, как никогда прежде. Все
присутствующие на молитвенном собрании склонили свои колени, некоторые плакали о своих
грехах, другие радовались тому, что Бог совершил среди них.
Последствия такого духовного возрождения не могли остаться незамеченными, и местные газеты
ознакомили широкую публику с именем Сэмюэла Морриса, молодого африканца, учащегося
Университета Тейлора. Много людей приходило отовсюду, чтобы познакомиться с ним. Всегда
учтивый, но не проявляющий ни малейшего интереса к обычной болтовне, каждому гостю он
давал в руки Библию и просил прочитать вслух отрывок Писания. Таким образом, он вкладывал
Слово Божье в сердце посетителя.
Один из студентов их колледжа, известный атеистическими принципами, думая, что он сможет
смутить этого африканца своими аргументами, напросился на личное единоборство с Сэмми. При
встрече юноша, как он обычно делал, вручил пришедшему Библию, предложив прочитать вслух
одну главу. Вместо этого тот швырнул Священное Писание на стол, говоря с презрением: ”Я
больше никогда не читаю эту книгу, потому что не верю ни единому ее слову”.
Ошеломленный Сэмми несколько минут молчал. Затем слезы потекли по его щекам, и он с
недоверием спросил: "Мой дорогой брат, когда твой Отец говорит тебе, разве ты Ему не веришь?
Когда твой Брат говорит, разве ты не веришь тому, что Он сказал? Светит Солнце, разве ты не
веришь в это? Бог - это твой Отец, Иисус — это твой Брат, а Святой Дух—это твое Солнце.
Склони колени и позволь мне молиться за тебя.” Дух Божий поразил сердце этого гордого
человека, и еще до окончания их разговора он был обращен, а впоследствии стал епископом.
 Во время успешного пребывания Сэмми в колледже финансовое положение крайне ухудшилось
и, казалось, что это учебное заведение вынуждено будет закрыться. Заинтересованные в нем люди
чувствовали, что этого не может произойти, раз такой, исполненный Святого Духа, студент как
Сэмми Моррис учился там. И “Фонд веры” спас колледж. Было сделано так много пожертвований,
что попечителям удалось купить десять акров земли для нового учебного заведения в Апленде,
штат Индиана, где Университет Тейлора находится до сих пор, а вместе с ними память о молодом
негре, являющемся как для своего, так и для всех последующих поколений примером силы
Божьей благодати.
Сэмми всем сердцем полюбил Соединенные Штаты. Смена времен года была для него
источником восторга и признательности. Он объяснял падающие снежинки как послания с Неба и
однажды в молитве с чувством воскликнул: "Год здесь стоит всей жизни в Африке”. Но зимы в
Соединенных Штатах оказались слишком суровыми для этого сына тропиков, и сильный холод
ослабил его от природы слабый организм. Он продолжал посещать занятия и церковные
богослужения, но тот факт, что он был болен, нельзя было скрыть, и его положили в больницу в
Форт-Уэйн, где делали все возможное для этого “ангела из черного дерева”. Вначале Сэмми не
понимал, почему молитва о его исцелении оставалась без ответа. Но когда его Небесный Отец с
любовью открыл ему, что скоро он будет в Городе, где “ни один из жителей не скажет "я болен”,
он принял с радостью это известие как подтверждение того, что замысел Бога в отношении его
жизни исполнен.
В мае 1893 года он тихо и мирно нашел покой в Иисусе. Но смерть не явилась завершением
всего. Хотя сам юноша никогда так и не вернулся на свою родину, другие руки понесли факел
Евангелия во тьму того мира. Вскоре после смерти Сэмми на молитвенном собрании один
молодой человек сказал: ”Я должен поехать в Африку вместо него. Я молюсь, чтобы покров его
простой веры был накинут на меня.” Тогда же еще двое человек вызвались добровольно нести
свое служение в Африке.
Интересная история случилась со студентом-атеистом, который был обращен в годы обучения в
колледже. Он вступил в служение и однажды беседовал с явным безбожником. В ходе разговора
тот разозлился и нанес такой удар, что священник потерял сознание. Прейдя в чувство, он хотел,
было, ответить тем же. Однако, вместо этого в его сознании одна за другой проплыли картины:
Сэмми под ударами пьяного морского капитана, а затем Сэмми молящийся о нем в Царстве
Божьем. “Если Сэмюэл Моррис мог простить того человека, — сказал он, — могу ли я иметь
такой же дух?” Склонив колени и усердно молясь, он возвысил свой голос в молитве, и
неверующий вскоре попросил прощение за несдержанность характера и с плачем взывал к
Господу о милости к такому грешнику, как он.
Спустя несколько лет после смерти Сэмми, Стивена Мерритта навестил капитан, который привез
юношу в Америку. Когда моряк узнал, что его юный друг отправился на Небо, он, заливаясь
слезами, стал рассказывать, что большинство членов экипажа, знавших Сэмми, до сих пор
находятся в штате команды и что влияние его святости навсегда изменило их. В результате
недолгого знакомства с Сэмми Стивен Мерритт сам вошел в новый этап своей духовной жизни. В
служении среди людей, страдающих душевным расстройством, он имел особое благословение, и
множество случаев исцелений явилось результатом ответов на его молитвы.
Настоящей “меккой” для представителей как черной, таки белой рас стало место, где Сэмми
нашел успокоение, на кладбище Линден Вуд в Форт-Уэйне, штат Индиана. Божественное влияние
Святого Духа, казалось, окружало это место, и случаи обращения там были нередки. Всех
сомневающихся в истинности этих замечательных событий из жизни “ангела из черного дерева”
заставляют задуматься слова доктора Рида: “Большинство из нас слишком далеко ушли от простой
веры ребенка, и Бог не может совершить многих великих дел в нас из-за нашего неверия".

БОГ ВЫПОЛНЯЕТ СВОЙ ЗАМЫСЕЛ

Через людей, которых мир называет глупцами,
Избранных Богом, а не людьми,
Взращенных в Твоих тайных школах,
Выполняется Твой вечный план.
И ныне, хотя недоступные нашему взору,
В Мидийской пустыне, на горе Синая,
Дух Божий, Ты имеешь Своих людей,
Ожидающих Твоего времени
Для выполнения воли Твоей.
Когда сияют в ночи
Вспышки огня Пятидесятницы,
Мое сердце может охватить огонь,
Чтобы, сгорая, прославить имя Твое,
Как Твой пророки, объявляющие Слово,
Которому тысячи внимают и признают.
Если б я мог иметь пусть меньшую часть
В окружении Христа у Его Престола.
— Епископ Фрэнк Хавтон
 Айва Веннард
Посвященный педагог
Христианский съезд в Нормале был этапом великого воссоединения, но Айва Дэрхем
присутствовала там в день открытия, главным образом, ради встречи с друзьями. Среди них был
один старый знакомый, Джозеф Х. Смит, который тепло поздоровался с ней. Потом в несколько
резкой манере этот Божий человек высказал ей то, что было у него на сердце. “Я рад видеть вас
здесь, мисс Айва, но, к сожалению, должен сказать, что вы все больше разочаровываете меня.
Когда я знал вас несколько лет назад, я думал, что вы собирались быть духовной христианкой и
даже больше - духовным лидером. Но я вижу, что, кажется, вы уже достигли своей "вершины.”
Эта откровенная констатация факта сразу же заставила Айву оправдываться. Но в то же время
это еще раз разбудило в ней старую неудовлетворенность души, потому что она знала, что ее
исполненный веры друг говорил правду. Впоследствии, после беспощадной борьбы с гордостью и
амбициями, эта девушка полностью капитулировала перед своим Господом. С того времени она
стала настолько преданной воле своего Небесного Отца, что, когда еще раз друг стал оценивать ее
христианский характер, она могла честно сказать, что Айва Дэрхем Веннард “занимала высокое
положение среди дочерей Царя. Ее царское достоинство, освященные способности, здравое
суждение и редкое качество лидерства являлись благословением.”
Айва родилась в 187i году в США, в степном штате Иллинойс. Ее отец, солдат северянин,
переживший ужасы Гражданской войны лишь для того, чтобы через несколько лет умереть от
туберкулеза, оставил жену стремя дочерьми и приемным сыном. Мистер Дэрхем пользовался
заслуженным уважением среди соседей, благодаря своей благочестивой жизни. Пока был в
состоянии, он с молитвами посещал людей, живущих в их городе. Миссис Дэрхем обладала
стойким характером христианки, и это придало ей силы пережить потерю мужа, поддерживая
свою семью доходами от шитья, шляпной мастерской и фотостудии. Спустя несколько лет после
смерти ее мужа и старшей дочери Айоны, она переехала в другой город того же штата, в Нормал,
где жил ее брат.
Айва, тогда еще очень маленькая, была глубоко потрясена последним свидетельством ее сестры.
Не будучи обращенной, она в свои двенадцать лет, тем не менее, посещала детские богослужения,
проводимые в их городе. Когда она достигла подросткового возраста, ее духовное развитие стало
отставать из-за социальной атмосферы того окружения, в котором она жила. Как только Айва
поступила на педагогическое отделение Нормалского государственного университета штата
Иллинойс, она наполнила свои занятия теплотой ее “первой любви” к Спасителю. В то время ее
ближайшей подругой была дочь унитарианского священника, который из-за прекрасного голоса
Айвы время от времени приглашал ее петь в церкви. Когда общение стало более близким, она
начала читать унитарианскую литературу и вскоре поняла, что стала погружаться в море сомнений
в отношении истин Божьего Слова.
Как-то летом, когда ей было девятнадцать лет, она впервые встретила Джозефа X. Смита. Хотя
она предполагала, что будет скучно, Айва все же согласилась посетить со своей матерью
христианский лагерь в Декатуре (штат Иллинойс), взяв с собой кое-что из ее сомнительного чтива.
Среди организаторов этого лагеря находились двое благочестивых христиан: Дж. А. Вуд, автор
“Совершенной любви”, и еще один Божий человек, упомянутый выше, который впоследствии
сыграл выдающуюся роль в духовном становлении Айвы. Поскольку богослужения, проходившие
с очевидным присутствием Святого Духа, были благословенными, девушка настолько осознала
свою нужду, что, заливаясь слезами, вышла вперед для молитвы и пребывала в ней до тех пор,
пока не получила уверенность в Божественном прощении.
Осенью того же года Айва вновь ощутила в себе действие Божьего Духа во время молитвенных
собраний, проводимых Джозефом X. Смитом. Это было после того, как она стала претендовать на
опыт переживания полного освящения, насколько она ото понимала. Это было, когда она
добровольно вызвалась для миссионерского служения в Японии, но потерпела неудачу в
результате медицинского обследования из-за случая заболевания туберкулезом в прошлом. Таким
образом, Айва была вынуждена расстаться со своими мечтами о миссионерском служении и
продолжила педагогическое образование з Нормале.
В конце концов, Айва всецело окунулась в избранную профессию. Снова эта талантливая
девушка оказалась втянутой в Еодоворот мирской жизни. Действительно, в течение следующих
двух лет она настолько удалилась от своих прежних христианских убеждений, что стала играть в
карты и даже увлеклась театром и оперой. Образование, которое она получила, стимулировало ее
честолюбие, и осенью 1892 Айва поступила в Уэллеслейский колледж для девушек.
Девичье очарование и тонкий ум Айвы обратили на себя внимание преподавателя современных
языков факультета в Нормале. Когда он стал президентом колледжа в Свортморе близ
Филадельфии и пригласил Айву провести рождественские каникулы в его семье, она была
счастлива. О том времени в Уэллесли она пишет так: “Это был самый замечательный год в моей
светской жизни, хотя в своем сердце я не была подчинена Богу."
Отсутствие духовного покоя сильно чувствовалось в течение всего следующего года, когда она
работала учительницей в Калифорнии. В одно из воскресений, в сильном смятении души, она
посетила методистскую церковь в Санта-Ана, где, к ее удивлению, служителем в то время был Дж.
А. Вуд. Его проповедь на текст "Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят” направила потоки
ее памяти к лучшим дням ее духовной жизни. Айва снова вернулась к изучению Библии, и
молитва стала для нее реальностью.
Тем не менее, когда она вернулась в Нормал, мирские амбиции вновь стали преобладающими.
Преподаватель, с которым у нее сложились дружеские отношения, теперь надеялся, что она
закончит курс колледжа в Свортморе, и обещал обеспечить ей стипендию. Сам он впоследствии
намеревался преподавать в университетах Германии и убеждал Айву поехать вместе сними его
семьей в Европу, а также поселиться у них. Затем она могла бы пройти курс лекций в Оксфорде, а
в летние каникулы изучать французский и немецкий языки. Будущее этой талантливой девушки
представлялось в розовом свете, и все говорило в пользу того, чтобы принять решение
отправиться в Свортмор.
Но Божьи пути — не человеческие пути, планы Айвы, в конечном итоге, свелись к тому, чтобы
остаться. Это произошло благодаря стечению обстоятельств: она посетила христианский лагерь в
Нормапе, встретила там своего старого друга Джозефа Смита, что привело ее в мучительное
состояние внутренней борьбы с самой собой. Айва вдруг осознала тот факт, что
руководствовалась в отношении своего образа жизни исключительно эгоистическими желаниями,
не давая места Богу. Тщетно она спорила с непреклонным Святым Духом: “Образование — не
порок, и желание быть интеллектуально развитой не является плотским. Бог нам дал умственные
способности и Он хочет, чтобы мы ими пользовались.”
После дней и ночей, проведенных в мучительно-напряженных молитвах, однако, с
возрастающим стремлением к Божественному покровительству, она ответила “да” на вопрос Бога:
“Будешь ли ты всегда духовное ставить выше интеллектуального?” И Свортмор с его
перспективами мирского превосходства был вычеркнут из будущего Айвы.
Приняв, таким образом, решение, девушке теперь оставалось встретиться с
покровительствующим ей преподавателем и откровенно рассказать ему об изменении ее планов.
Как раз в то время он оказался в Нормале, и она с сертификатом стипендиата, сильно волнуясь,
приблизилась к нему. “Я должна вернуть стипендию, — призналась она,— Я не могу поехать в
Свортмор в этом году.” Одновременно изумленный и огорченный, преподаватель воскликнул: “Ты
заставляешь меня чувствовать так, как будто я побывал на похоронах." “Вы — мои похороны”,—
последовало возражение. Потом, надеясь, что он ее поймет, она добавила: “Я сделала мой выбор,
чтобы, прежде всего, быть духовной христианкой, а это означает мою непреклонную преданность
Христу во всем”. К великому изумлению, ее друг ответил в высшей степени любезно: “Я бы
скорее предпочел, чтобы ты была добропорядочной женщиной, чем великой ученой". Едва
способная управлять своими чувствами, Айва примчалась домой, упала поперек своей кровати и
дала волю потоку слез. Позже она рассказывала, что никогда жизнь не представлялась ей такой
несчастной и одинокой как тогда, когда она приняла Христа и похоронила свое "я". В отчаянии
она рыдала: “О, Боже, я должна слышать Тебя!” Добравшись до своей Библии, она раскрыла ее.
Слова из Книги пророка Исаии (60:1): “Восстань, светись, Иерусалим, ибо пришел свет твой, и
слава Господня взошла над тобою", казалось, сошли со страницы. И сразу же чувство внутренней
чистоты дало ей уверенность, что Бог, без тени сомнения, принял ее жертвоприношение, и ее
пустое сердце наполнилось невыразимым миром.
Тогда Айва постигла секрет бремени ее дорогой матери, которое та носила ради нее. Теперь,
когда слезы радости катились по ее щекам, миссис Дэрхем воскликнула: “Господь ответил на
молитву! Он покажет тебе, каким должен быть следующий шаг.” В ожидании, пока этот
“следующий шаг” ясно обозначится, Айва начала принимать приглашения: сначала, чтобы петь,
потом, чтобы проповедовать в качестве помощника в деле духовного возрождения в различных
церквах. В одной деревне вышло так, что она была единственной евангелисткой. “Люди
приходили с низовий реки, босиком, с оружием в задних карманах, — рассказывала она,- Это
было далеко не Уэллесли и не консерватория Новой Англии, но мое сердце, несмотря на все это,
было спокойно.”
Таким образом, на протяжении тех первых дней Святой Дух благословил помазанием ее
служение и многие были обращены ко Христу. Айва все больше и больше убеждалась, что
христианское служение должно определяться Божьей волей. Однако в то же самое время, она не
могла согласиться стем обстоятельством, что проповедование занимает слишком много места в ее
служении. Во-первых, она неодобрительно относилась к женщинам, которые проповедовали,
Тогда методистская церковь не рукополагала женщин для проповедования., и, как она объясняла,
ей не хотелось нести “служения, нигде толком не описанного, никем особо не поддерживаемого и
не имеющего официального признания деноминации”. И потому, когда Айва горячо молилась о
руководстве, она втайне лелеяла надежду, что “Он освободит меня от проповедования и позволит
мне, возможно, быть певицей или работать с людьми”.
Тем летом случилось так, что ее подруга, являвшаяся суперинтендантом дома дьяконисс в
Буффало штата Нью-Йорк, посетила Нормал и попросила Айву обдумать предложение о принятии
ее должности. Девушка удостоверилась в Божьем предначертании, когда Он запечатлел в ее
сознании слова пророка Исаии: ”И отдашь голодному душу твою, и напитаешь душу страдальца:
тогда свет твой взойдет во тьме, и мрак твой будет как полдень”, Возможно, существовала и
успокаивающая мысль, что в этой сфере деятельности Бог не потребует от нее проповедования.
Как бы то ни было, Бог видел ее искреннее желание служить Ему, но хотел немного подождать,
прежде нем полностью раскрыть Свой план в отношении ее жизни.
Итак, примерно через год после этой благословенной встречи с Богом, она приехала в Буффало
на евангелистскую конференцию как представитель своего округа. Она приняла униформу
дьякониссы: дамскую шляпу без полей и белый шелковый галстук. Эта одежда, действительно,
оказалась полезной при ночных посещениях городских миссий, и даже в церковных кругах Айва
обнаружила, что форма оберегала ее от социальных недоразумений, которые, в противном случае,
могли бы отнять у нее много времени.
Тем не менее, этот период ее служения не был беспроблемным. Эта методистская конференция
отвергала доктрину освящения, в которое Айва верила и которое пережила. Некоторые из
пасторов, у которых она искала поддержки, отказались от “старомодных” стандартов методизма и
не желали вновь возвращаться на “пути древние”. В глубокой депрессии она часто молилась:
“Господи, пожалуйста, позволь мне уехать в Японию или в Африку, или куда угодно, только бы не
оставаться здесь, среди этих предубежденных и жестоковыйных людей”. Однако, Богу было
угодно не отвечать на этот вопль ее души, по крайней мере, в тот момент времени. Итак, Айва
среди многих трудностей продолжала свое служение дьякониссы. В своих путешествиях ей часто
приходилось жить в плохо отапливаемых помещениях. Жалование дьякониссы методистской
церкви составляло лишь 8 долларов в месяц, и ей пришлось все свои насущные нужды доверять
только Богу.
В январе 1896 года она помогала в служениях духовного пробуждения в одной процветающей
церкви. В течение трехнедельного пребывания там труд ее души был настолько утомителен, что
она была не в состоянии стоять за кафедрой без предварительного отдыха. Но это Богом данное
бремя не было тщетно, ибо одна состоятельная городская леди раскрыла свою душу молодой
дьякониссе и после молитвы обратилась к Богу. Полностью отвернувшись от своей эгоистичной
жизни, Лавиния Пэриш, вплоть до ее переселения на Небеса, делилась своими средствами с Айвой
в течение трех с половиной лет. Ее прекрасный дом был гаванью утешения, а ее чуткая забота о
вкусно приготовленной пище и теплой одежде помогала молодой служительнице Христа
выполнить возложенные на нее Богом цели. Когда из-за ухудшения здоровья Айва была
вынуждена лечь в санаторий для лечения и отдыха, мисс Пэриш взяла на себя все расходы.
Весной 1898 года Айва была назначена дьякониссой по особым поручениям. Это означало, что
служебные обязанности заставляли ее ездить по всей территории Соединенных Штатов, где она
открывала учебные заведения для обучения дьяконисс, выступала на собраниях Эпвортской Лиги,
а также выполняла другие подобные им обязанности. Но она все в большей степени сознавала, что
церковная организация и политика заняли место живого евангелизма. После дня поста и молитвы
к Богу об откровении Его воли относительно этого вопроса,
Божественное руководство пришло в виде обетования “Я сделаю слова Мои в устах твоих огнем"
(Иер.5:14) и в словах Писания: “Многие... уверовали в Него по слову женщины” (Иоан.4:39). “Я
громко рассмеялась, — рассказывает она нам,— и туча рассеялась.” Спустя годы работы в области
евангелизма Айва, наконец, осознала, что в этом ее истинное призвание. Все это заставило ее
занять предназначенное ей место.
Однако ее выбор принес ей много страданий и непонимание. При консультации с секретарем
Женского дома общества миссионеров, в ведении которого находился Орден дьяконисс, по поводу
включения предмета евангелизма в курс обучения она встретила вежливый, но вместе с тем
категоричный отказ. Что же она должна была делать дальше? Ответ пришел через совет епископа
Торбурна: “Вы создайте свое учебное заведение со специальным курсом евангелизма”. Затем он
продолжал: ”Это ответ на молитвы моей сестры Изабеллы в Индии. Она просила Бога спасти
Орден дьяконисс и сделать его агентством по приобретению душ для Господа". Советуя ей
изложить свою точку зрения в письме к правлению епископата, он обещал, что сам доставит его.
Так получилось, что в октябре 1901 года Айва получила разрешение открыть такого типа школу
в крупном городе штата Миссури, в Сент-Луисе. В следующем году Энтвортский институт
евангелизма начал свое существование, и в течение восьми лет продолжал свою деятельность,
вдохновляемый епископатом, ко в условиях усилившегося предубеждения и противостояния не
очень значительных должностных лиц, придерживавшихся более либеральных взглядов, чем те,
на которых методистская церковь была основана. Айва Дэрхем была буквально потрясена
"жестокой несправедливостью и душевным охлаждением, которые могли так развиться среди
христиан”. Но она получила полномочия от своего Господа и с верой продолжала свою
деятельность по обучению молодых женщин, постоянно но, одерживая в них уверенность в
чудесном призвании и в том, что Святой Дух в состоянии улучшить их жизни при условии
полного их подчинения Ему. После некоторых задержек и препятствий были найдены глубокие
духовные учителя, которые предоставили мисс Дэрхем больше времени для организации
евангелистской работы, которая была так дорога ее сердцу.
Между тем Айва познакомилась с человеком, который, в конце концов, стал ее верным
спутником. Том Веннард, архитектор и подрядчик строительных работ, согласился ждать десять
лет, которые были необходимы невесте, пока она наладит свою работу в Эпворте. Айва, хотя и
допускала, что, если и выйдет замуж, то только за него, в то же время утратила всякую надежду на
замужество, зная, сколько времени и сил требует служение, к которому Бог ее призвал. Но мистер
Веннард сказал ей: он твердо верит, что придет время, когда она будет нуждаться в нем. "И тогда
ты найдешь меня ожидающим”, — заключил он.
После долгой молитвы и поста Айва получила утешение через обетование в Книге пророка
Иеремии 32:39: “И дам им одно сердце и один путь, чтобы боялись Меня во все дни жизни, ко
благу своему и благу детей своих после них". Она обрела уверенность в том, что когда-нибудь Бог
пошлет все условия для замужества, и когда придет это время, ее служение только выиграет.
Это время пришло еще быстрее, чем они полагали. После двух лет ожидания эта пара заключила
брачный союз и погрузилась в двадцать шесть лет совместной жизни, благословленной Богом. Это
стало возможным благодаря отсутствию эгоистических амбиций мужа в отношении жены,
посвятившей свою жизнь людям. “Я готов стать твоей надежной опорой”, — заверял он ее в
период ухаживания. И сдержал обещание.
После пяти лет супружеской жизни Бог благословил Веннардов первенцем-сыном. Какое-то
время, однако, казалось, что ни мать, ни сын не выживут. Но после периода тревожного ожидания
стало очевидно, что оба они должны остаться жить благодаря ответу Бога на молитву. Прошло
еще немного времени, пока миссис Веннард смогла вернуться к своим прежним обязанностям, и
когда это произошло, она обнаружила, что практически все полномочия, кроме тех, что касались
финансовых проблем, были забраны из ее рук. Учебники, курсы обучения, почта каждая деталь
претерпели изменения. “Методистским проповедникам не нужны дьякониссы, которые изучают
теологию,— говорила она, — Если наши дьякониссы обучаются теологии, то они станут
критически относиться к проповедникам, и это станет следствием движения дьяконисс.”
С разбитым сердцем Айва Веннард чувствовала, что ее время в Эпворте пришло к концу.
Некоторые отзывались о ней как об “опасной и влиятельной женщине”. Было очевидно, что те, кто
находился у власти, боялись влияния, которым она обладала, и стремились лишить это влияние
силы. Так, в октябре 1909 года она выразила готовность уйти в отставку в своем выступлении на
Совете попечителей. “Вы нелепо выглядите с вашими взглядами, миссис Веннард,- сказали ей,—
Вы так и не научились компромиссу.” Но Айва оставалась верной своим убеждениям, и когда ей
сказали, что ее познания устарели и что в христианском образовании должен утвердиться новый
метод работы с людьми, она ответила: “Я понимала, поскольку уже сделала свой выбор, что
теперь должна уйти в отставку. Кроме того, я видела эту тенденцию к модернизму и сделала свой
выбор в пользу того, чтобы остаться в ортодоксальном методизме. Я верю, что эти два эпохальных
познания в благодати относятся к Священному Писанию. Я их искала и верю, что усвоила то и
другое. Такие реальности, как христианский опыт, никогда не могут стать старомодными.”
Таким образом, они, наконец, вынуждены были принять ее отставку.
“Мы никогда не перестанем восхвалять Бога за эти восемь прекрасных лет, которые мы с
удовольствием провели в Эпворте, — рассказывала миссис Веннард своим друзьям,— Он
признавал наш труд Своим милосердным покровительством в прощении и очищении множеств
душ и в выпуске молодых женщин, подготовленных к труду с полнотой благословения
евангельского мира... Ныне Бог ведет нас, и мы идем с гимном триумфа в наших душах.”
Незадолго до этого миссис Веннард получила приглашение от Кристиэн Уитнес Компани
(Компании христианского свидетельства) из Чикаго для основания там специального учебного
заведения. Оно должно было иметь свой собственный устав, и хотя являлось бы филиалом
Национальной Ассоциации святости, в тоже время было бы совершенно независимым. Но она не
могла сделать такой серьезный шаг, не посоветовавшись со своим мужем. Айва предполагала, что,
возможно, не станет брать на себя всю ответственность за еще один такой институт. Его ответ был
ясным и твердым: “Нет, Айва...Ты слишком молода, чтобы отказаться от работы в этом учебном
заведении, потому что это стало твоим настоящим призванием. Твоя евангелистская работа просто
содействует этому. Если мы теперь думаем лишь о наших эгоистических предпочтениях, то вскоре
мы лишимся нашей уверенности в покровительстве Бога. И если мы отходим от веры, мы оба
будем несчастливы, и в нашем доме не будет той здоровой атмосферы, в которой так нуждается
наш сын. Ради него, а также и нас самих я хочу, чтобы ты продолжила свое дело.”
Вот поэтому Айва Веннард приняла приглашение. Междутем, то лето оказалось на редкость
благословенным Богом, когда в христианском лагере ее служение явилось особенно
результативным среди молодежи. Она чувствовала, что это окончательно укрепило ее уверенность
в правильности намеченного шага. Обильное личное благословение пришло к ней в то время.
Каждое утро проповедник говорил на тему: “Вы примете силу”. Она сама рассказывает нам об
этом.
“Одно из самых глубоких духовных и самых таинственных переживаний в моей жизни пришло
ко мне, когда он проповедовал о "силе страдать". Я находилась в самом разгаре преследования.
Распространялись упорные слухи, что я оставила методистскую церковь и перешла к назарянам, а
также старалась переправить деньги и студентов методистов через ЧИЕ в эту секту. Со всем этим
грузом на сердце я нуждалась в особом воодушевлении от Бога, и оно пришло в то утро.”
 Тогда же значительно укрепило ее Слово Божье в Книге Иова (23:10): “Но Он знает путь мой;
пусть испытает меня, — выйду как золото.”
Только Бог знал, как нуждалась миссис Веннард в таком духовном укреплении, потому что
будущее ее было нелегким. Месяцами занятая подготовкой к открытию нового учебного
заведения, она не предполагала, какое бедствие постигнет христианский святой труд в Чикаго.
Когда новое учебное заведение должно было быть представлено, умер казначей Совета
попечителей Чикагского института евангелизма (ЧИЕ). Миссис Веннард особенно остро ощутила
эту утрату, потому что он был тем, чье видение этого учебного заведения было самым чистым.
Затем, в довершение ко всему, декан мужского курса занял противную сторону, и без этих двоих,
на поддержку которых она больше всего рассчитывала, она почувствовала себя на грани
поражения. Слова “Будь тверд и мужественен, не бойся и не унывай”— были для нее великим
воодушевлением.
"Никто, — пишет она, — никогда не догадывался, как мне в то время хотелось воспользоваться
человеческим оружием, но Бог удержал меня от такой поддержки,”
Во всех отношениях в те первые годы нового института Айва Веннард прошла через
многочисленные периоды трудностей. “Из-за моей паники моя вера перестала действовать, —
писала она в один из таких кризисов. — Это было пустынное место в моей душе. В ноябре было
служение духовного пробуждения в первой церкви назарян... Мой друг, профессор Йэйтес, начал
петь: "Я буду лить воду на того, кто жаждет". Старая-старая песня, но как Дух живого Бога
применил ее к моей душе! Я заплакала. Ужасное онемение моего духа растаяло, и моя вера еще
раз одержала победу.”
Таким образом, она продолжала твердо придерживаться своих убеждений, данных ей Богом.
Даже те, кто не был с ней во всем согласен, должны были признать, что никогда они еще не знали
такой отважной женщины. Вот как это объясняет ее биограф: “Из этих горьких месяцев она вновь
узнала, что не бывает совершенных групп, независимо от того, какой ярлык они носят. Даже среди
Божьего народа эгоизм есть эгоизм, фанатизм есть фанатизм, а справедливость и лояльность
являются самыми редкими драгоценностями.”
Однако Бог провел ее сквозь эти трудные годы с триумфом. К тому же, Он дал ей нескольких
преданных друзей и сподвижников. Но все же Бог был единственным, Кому она могла до конца
излить свою изболевшуюся душу. Временами ей хотелось уйти в себя и ждать, пока появится
новая и свежая сила. Во время одного из таких переживаний Господь сказал ей: “Разве ты не в
состоянии довериться моей любви? Если ты окажешься верной в этом огненном испытании, я
сделаю тебя благословением для твоих студентов, и твоя жизнь будет свидетельствовать о
реальности святости больше, чем все твое обучение". Из своего кровоточащего сердца она
ответила: ”Отче, я вверила это исключительно Тебе. Для своего оправдания я буду ждать Судного
Дня, если на то Твоя воля."
Вероятно, это было одно из самых выдающихся духовных качеств, которым обладала эта
благочестивая христианка. В Божьей школе она узнала, что к самооправданию никогда нельзя
прибегать. Не всегда легко ждать со спокойным доверием, пока Бог решит тот или иной вопрос.
Потому что еще до 1937 года Айва почувствовала, наконец, что холодные ветры критицизма и
укоренившегося недружелюбия по отношению к ЧИЕ начали утихать. К тому времени она была
вдовой, лишившись своего верного мужа семью годами раньше. Для нее это была поистине
великая утрата, усугубленная тем, что это случилось в трудные годы экономической депрессии,
когда институту угрожал финансовый крах.
К тому времени она стала доктором Веннард, получив степень доктора богословия Университета
Тейлора в 1923 году. Но несмотря на это, для своих студентов она оставалась все той же
добросердечной духовной наставницей и матерью. ’’Ее выступления всегда были призывом к
"нашему величайшему ради Его высочайшего”...
"Чистота сердца и жизни, преданность Богу и работе, к которой Он ее призвал, почти
совершенная любовь к Богу и соратникам были путеводной звездой на протяжении всей моей
жизни, и я всегда буду славить Господа за Его любовь, что позволила мне узнать об одной из
великих святых нашего времени”,— так отзывался о ней один из ее современников.
 В конце концов, силы начали слабеть, и з 1345 доктор Веннард получила вызов из своего
Небесного Дома. Последние годы были наиболее яркими для нее. Ее сын и две приемные дочери
состояли в счастливых браках и духовно возрастали. Множество ее детей в Господе окружили ее
любовью и благодарной привязанностью, и сверх всего, дружба с Господом становилась сильнее
и, теснее. Ее верные друзья прежних лет оставили ее ради своего Небесного Дома. Теперь и она
собиралась пойти по их следам. Ее последние слова касались многих лет безоговорочной веры в
волю Небесного Отца. Теперь она находилось перед входом в Его Вечные Обители. Она вошла в
Небесные Ворота, и лишь одно слово так часто произносила, будто дышала им. Что же это было за
слово? Простое, горячее, сердечное — “АМИНЬ".
Великой ошибкой большинства людей в поисках более глубокой духовной жизни является их
попытка стать чем-то, чтобы утвердить себя, и иметь что-то, что они называют своей святостью.
Наоборот, Бог, в постоянных поисках выдергивает нас из самих себя, руководит нами, чтобы мы
реализовали нашу беспомощность и никчемность и находили себя в Нем постоянно и непрерывно
- А. В. Симпсон
“Кроткого Он направит" (Пс.24:Э). Будьте удовлетворены утратой сознания собственной
важности, прекратите облачаться в одежды своих собственных требований и прав. Не
рассчитывайте на почести, которые будут час за часом оказывать вам разные люди. Оставьте
пустую идею, что каждый час обязан вам щедрой данью многочисленных выгод. Погрузитесь в
смирение и займите место простого слуги, обязанности которого — делать, страдать и
благодарить. Когда вы стали, таким образом, незначительным в вашем мнении и отказались от
чести, которая приходит от человека, и всей душой пожелали, чтобы подарки, которые имеют
цену в настоящей жизни, были отняты у вас, и обильно бы вознаграждались ваши правая и левая
руки, тогда вы бы стали сознавать, что еще одна рука заключена в ваших — дружеская,
милостивая, деликатная, заботливая, царская, небесная, Божественная рука. В подчинении всей
своей значительности вы стали несказанно важны для возвышенной Жизни вселенной. Вы
вступили ка дорогу, проложенную Господом Иисусом Христом. На этой самой дороге вы ходите с
Богом. Секрет привычной кротости — е любви Бога, изливающего с избытком ее в сердца. Вся
гордость, алчность мирских ценностей, непокорность порождают крайне неверную идею о
ценности Христовой любви. Вы можете свысока взирать на видимые богатства и обрести познание
богатства невидимого — невообразимого и бессмертного.
— Джордж Боуэн
 Джоанна Винстра
Пламя для Бога
Девочка с золотистыми волосами и голубыми глазами, охваченная ужасом и смятением, стояла у
кровати своего любимого отца, когда он говорил о встрече со Спасителем на Небесах. Только семь
месяцев он прослужил пастором христианской реформаторской церкви в штате Мичиган в США и
теперь умирал от брюшного тифа. После этого изменилась жизнь Джоанны Винстра, так как она
стала источником тревог для своей овдовевшей матери. В школе она часто была непослушной и
упрямой. Такой же непокорностью она отличилась и в воскресной школе, откуда была исключена.
Джоанна родилось в 1894 году в Патерсоне, американском штате Нью-Джерси. Это произошло в
голландском секторе, как считается, давшем больше тружеников на ниве Божьей, чем любая часть
города, если учитывать процентный состав населения. Между пятнадцатью и шестнадцатью
годами она занимала должность машинистки в Нью-Йорке. Обладая обостренным чувством
свободы и достаточной суммой собственных денег, она поддалась любви к миру и его
удовольствиям. Джоанна покупала новую одежду по самой последней моде и различные
ювелирные украшения, начала часто посещать театры и почти увлеклась танцами. Но вдруг
властно и повелительно к ней воззвал голос Бога, произнесший одно только слово: "Остановись!”
Однажды, в конце рабочего дня в офисе ее вызвали к телефону. Джоанна сразу узнала голос
своего священника, приглашавшего ее прийти к нему домой в тот вечер. В тот период у нее
совершенно не было тяги к религии, но она поблагодарила его и приняла приглашение. Подойдя к
двери дома священника, она, не понимая почему, начала вдруг сильно дрожать всем телом.
Отеческие, добрые манеры священника успокоили ее, однако, его откровенная забота о ее душе
привела Джоанну к слезам, и они расстались после молитвы.
Этот визит стал поворотным пунктом в ее веселом и бессмысленном существовании. Почти год
она жила, более или менее ощущая бремя греха. После работы она часто ускользала от семейной
молитвы. Однажды вечером ее сестра, заинтересовавшись, чем занята Джоанна, подглядывала в
замочную скважину двери спальни, куда удалилась Джоанна, и увидела ее на коленях. Джоанна
часто не могла спать, охваченная страхом смерти и ада.
Наконец, пришло Божественное откровение, убедившее ее, что причина, из-за которой она не
могла найти мир в своей душе, была в том, что она не подчинилась Богу и Его воле. Другими
словами, она искала облегчения от вины греха, оставляя место радости и не платя цены полной
капитуляции. Борьба, которая велась, была в высшей степени мучительной. Однажды, когда
Джоанна смотрела в Небо, восклицая сквозь слезы “Все, Господь!”, ее сердце вдруг почувствовало
облегчение от давящего бремени и обрело уверенность в прощении.
Ее жизнь не являлась больше головокружительной погоней за удовольствиями, но скорее
служением Богу. Ей было только девятнадцать лет, и она находила удовольствие в том, что в
течение нескольких вечеров в неделю и в субботний день помогала мистеру Питеру Стэму в
“Миссии Звезда Надежды” в Патерсоне. Джон Стэм вместе со своей женой Бетти в 1934 году
испытали мученичество в Китае. Питер был сыном мистера Стэма, Джоанна была помощницей в
миссии. Когда она вступила в Союз миссии учебного дома в Бруклине (Нью-Йорк), она еще не
была уверена, что Божий план для ее жизни — полная отдача евангельскому служению. В течение
трех недель, записавшись в Союз, она не могла себя заставить распаковать чемодан. Но все
сомнения были развеяны после того, как она прочитала слова Иисуса: "Никто, возложивший руку
свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия”.
На втором году ее учебы она представляла студентов на миссионерской конференции в Лейк
Женева в штате Висконсин, США. Одним из ораторов там был доктор Карл Кумм, зять
Геральдины Тейлор, широко известный автор, создатель Китайской ирландской миссии. На
большой территории Центральной Африки он не встретил ни одного Христова миссионера и нес
на себе значительное бремя ради евангелизации многочисленных племен язычников.
Джоанна, затаив дыхание, с интересом слушала доктора Кумма. Когда он описывал положение
множества темнокожих африканских племен, умирающих в неведении Евангелия, ее сердце
сжалось от сострадания и боли. После окончания служения она удалилась в свою палатку, где
провела в уединении три дня, пребывая в общении в Богом. После этого она уже знала, что “в
сердце Предвечного” полем ее служения должна стать Нигерия.
Однако Джоанне не разрешили выезд в Африку до исполнения ей двадцати пяти лет. Поэтому
следующие три года были проведены в обучении акушерству и в работе з городской миссии, что
дало ей обширный опыт использования различных форм евангелизационной деятельности. Она
видела свое служение в том, чтобы спасать дома, тюрьмы, больницы, цыганские таборы и даже
публичные дома и опиумные притоны в Китайском квартале Нью-Йорк Сити. В октябре 1919 г.
она попрощалась со своей родиной. Непредвиденная задержка в пути отложила ее отъезд в
Англию на три месяца, но вначале 1920 г. она добралась до Лагоса, за которым закрепилась
репутация крупнейшего поставщика рабов на западном побережье Черного Континента.
Но до того, как она достигла конечного пункта своего назначения в Центральной Африке, ей
предстояло еще долгое путешествие. В Айби, куда она была приглашена областным секретарем
Суданской внутренней миссии, ей сказали, что конечным пунктом ее путешествия является район
Такума, где среди каннибалов миссия надеялась вскоре проложить путь Евангелию. Больше года
она добиралась до того места, где ей предстояло трудиться. Но это время не было потрачено
понапрасну, так как в дороге во время перерывов она старалась приобретать навыки общения на
местном языке хауса и настолько преуспела, что спустя шесть месяцев могла проповедовать на
этом языке.
Кроме того, именно в этот период Джоанна пережила один из самых важных кризисов. Много
времени она провела в молитве, и Святой Дух дал ей более ясное понимание Его работы над
человеческим сердцем, чем прежде она себе представляла. Внимательное прочтение двух книг о
Его работе и свидетельстве пробудили в ней сильное стремление быть распятой вместе со
Христом. Она вновь и вновь перечитывала эти книги. Эва Стюарт Уотт, ее биограф, говорила об
этом: “Тогда она поняла, что работа, ради выполнения которой она туда приехала, вовсе не была
ее работой, а Святого Духа. Она была послана Небом для того, чтобы открыть Иисуса сердцам
этих людей. Все, в чем Он нуждается — это инструменты, желающие быть использованными. Она
могла проповедовать язычникам всю свою жизнь и хорошо проповедовать, но никогда не убедить
ни одного из них. Она могла бы изнурить себя работой и все же не собрать жатвы. Он пришел,
чтобы убеждать о грехе. Он пришел для жатвы. Позволила ли она Ему сломать ее и опустошить
ее, а потом работать через нее? Вечность и только вечность поведает о святой цене тех одиноких
вечеров с Богом. Джоанна доверила брату-миссионеру, какое Бог дал ей благословение через
чтение тех книг. Это значило немного-нимало как ее совершенное самоотречение ради Святого
Духа и Его водворение в ее сердце."
Святой Дух ввел Джоанну в место, которое находилось в пределах святого святых, и где она
осознавала непосредственное присутствие Бога. Ее друг писал о ней: “Я убежден, что внутренняя
"комната" была секретом ее успеха как миссионера. Там она очень часто беседовала со своим
Господом, это сделало ее такой уверенной на фронтах сражений.” Она познала собственное
ничтожество и впоследствии черпала свои неиссякаемые источники во Христе. Тлеющая жизнь еэ
"я" была охвачена “пламенем” Божьей славы, и Джоанна могла сказать вместе со святым Павлом:
“Мир для меня распят, а я для мира”.
В феврале 1921 Джоанна отправилась в свою желанную гавань с носильщиками, несущими
багаж, и личным средством транспорта — велосипедом. Место, где ей предстояло трудиться,
представляло собой территорию с видом на Камерунские горы и большим числом маленьких
деревень, расположенных на склонах, где отчетливо проявлялась власть князя тьмы. Служения
бесам были преобладающими. Частое приношение кровавых человеческих жертв, казалось,
взывало к Небесам о возмездии. Детские браки и многоженство были обычным делом.
Рассказывали, что один вождь имел девяносто три жены.
“Я не хочу жить в этой тьме, — писала она домой, — Я не смогла бы, если бы я и старалась. Но
иногда, я официально говорю это, иногда я чувствую, будто меня протащили через ворота самого
ада... Я бы так хотела выучить этот урок, чтобы позволить Господу нести бремена ради меня. Но
это несправедливо, не потому, что это самый легкий путь, а потому, что это Его выбор. Я так
медлительна, чтобы выучить эти драгоценные уроки.”
Молитва была для нее утешением и силой. Рутина каждодневной работы с планированием
домашних дел, утренние служения для помощи туземцам, занятия с детьми ближних деревень,
частые вызовы для оказания медицинской помощи — в начале каждого дела была тайная молитва
в течение часа, а иногда и дольше. Перед рассветом у Джоанны было время размышления,
маленький фонарик-молния излучал свой свет на Слово Божье. В тишине этого утреннего
бодрствования она ловила проблеск Всемогущества Духа Господня и знала, что Он был вместе с
ней на поле битвы.
“Она очень хорошо сознавала свою слабость и ничтожество, но определяла, что Он должен
побеждать в ее жизни. Она верила в покровительство Святого Духа. Она знала страну, на которую
надо воздействовать, и хотя каменные стены или гиганты представляли собой непреодолимые
препятствия для нее, для Него не существовало ничего невозможного, Если она проводила
достаточно времени в Его присутствии, Он обычно открывал ей Свои планы. Она знала: только в
полном послушании Его заповедям можно было ожидать победы. Поэтому, подобно Иисусу
Навину, который пал на землю лицом перед вождем воинства Господня, она сказала: "Что скажет
Господин мой рабу Своему?" Она стремилась следовать Его руководству, хотя это часто
противоречило ее собственным наклонностям.”
Когда битва бушевала вовсю и сатана, казалось, праздновал победу над душами тех, кого она
должна была отвоевывать, она обычно совершала ночные молитвенные бдения. Молитва для нее
являлась духовной войной. Она могла выстоять в этой безжалостной битве с властями тьмы
только благодаря этому духовному вооружению. Эта труженица обучала души быть духовными
воинами, подобно ей самой.
Одна маленькая вдова была известна своим односельчанам как “дочь молитвы”. На молитвенных
собраниях она часто взывала к Престолу со слезами, бегущими по щекам, за тех, кто оставался
холоден к Господу, Которого она любила. Иногда тело этой молитвенницы было склонено к
земле, лицо спрятано в ладонях. Она громко молилась утром, в полдень и вечером за окрестные
племена и миссионерские станции. Хотя она не умела прочитать ни одного слова из Библии, все
же она выучила из небесной науки об отнятии награбленного у врага через господство молитвы.
Суббота всегда была днем священного приготовления к воскресенью. Никому не позволялось
вмешиваться во время уединения с Господом. Даже самая заманчивая почта откладывалась до
понедельника, если прибывала в субботу. Посетителей просили не наносить своих визитов в “уик-
энд”.
В продолжение этих лет служения Джоанны ей время от времени помогали миссионеры с других
станций, и все были едины во мнении, что она является превосходным миссионером. Вот слова
одного из ее коллег по станции: “Она была ВЕЛИКОЙ, очень скромной, очень человечной. Если
она когда-либо была раздражена или бесцеремонна со мной из-за усталости, она обычно потом
приходила вечером и говорила: "Извини, что я сегодня разозлилась". Молитва сплачивала нас.
Утром и поздно ночью мы молились обо всем.”
Эта храбрая воительница была приглашена посетить Донгу, где миссионерская работа встречала
особенно много трудностей. Джоанна писала в письме: “Последнее замечание, сделанное мне
мистером Худом перед его отъездом домой, было такое: "Зловоние Донги достигает Небес”, и я
верила, что это правда. Донга какое-то время была на низшем пределе духовности, и скорее
двигалась в обратном направлении, чем вперед. С колебанием и содроганием, я выразила свое
намерение переехать туда насовсем. Мистер Худ рассказал мне о многих трудностях.”
Первое ее молитвенное служение после приезда было в высшей степени удручающим, а
поведение людей крайне неприличным. Было организовано специальное собрание для христиан,
где ока рассказала о некоторых домашних истинах. Со слезами она призывала их к покаянию,
решительно наступая на их тайные грехи и порицая их за отношение к бывшим миссионерам. Она
сказала им, что рассчитала цену их ненависти к ней за проповедуемое Слово Божье. Ответом были
сокрушенность и исповедание грехов, когда один за другим люди поднимались, чтобы признаться
в непослушании и совершении зла. Девятнадцать человек были временно отстранены от членства
в церкви. Снова она писала:
“Если употребление пива является преградой для участия в воскресном богослужении, то тогда
только один человек в Донге имеет право быть членом церкви. Пусть Господь поможет мне
исправить здесь эти вещи. Выступление перед людьми — это сравнительно простая вещь по
сравнению с общением с одним из формальных христиан по поводу его скаредности, из-за
которой он жалеет медные монеты на дело Божье. Нетрудно читать в церкви: ”Не кради". Намного
труднее самому решительно взяться за того, о ком известно, что он поступает бесчестно. Мы
недостаточно горим ради праведности или бесстрашия в битве против греха."
Руководитель в Донге был отстранен и заменен четырьмя другими христианами. Вождь,
несмотря на то, что он исповедовал Христа, был замешан в колдовстве и уличен в том, что вел
двойную жизнь. Бог дал Джоанне расположение в отношении его и храбрость смело обличить его
в двуличии. Много молитв возносилось к Небу, и сила осознания собственной греховности
снизошла на вождя, в результате он увидел себя в таком свете, как никогда прежде, и ему
открылись такие вещи, которых он прежде не понимал.
“Донгу нужно пожалеть, — писала Джоанна домой, — сатана знает, где атаковать. Они
нуждаются в большей помощи. После четырех недель, проведенных с ними, мы уезжаем в
следующий вторник. Я ощущаю значительные улучшения за этот месяц. Давайте не становиться
изнуренными или слабыми. Это Его битва и победа Его несомненна.
Если Дух Божий убеждает нас в ценности методов Нового Завета, то пусть помогает нам
применять их на практике! Мы можем молиться, плакать и поститься о покое в наших жизнях, но
если мы не слушаем Боса, мы никогда не будем иметь Его благословения. Он ревнив. О, чтобы Он
мог написать Свой закон на наших сердцах!"
Как воин-миссионер, ходящий с Богом, она учила, что результатом любой мелочи, где притаился
грех, неважно, в нашей ли личной жизни или в жизни новообращенных, будет смущение и
мертвость. На миссионерской конференции она делилась со своими коллегами- миссионерами
истинами, которые она познала.
“В разговоре о церковной дисциплине с одним из наших работников было сделано такое
замечание: “Зачем быть точными, требовательными в большей степени с местными христианами,
чем с теми, которые обратились и возрастали в нашей стране?’’ Никогда не нужно сравнивать
церковь на миссионерских полях с церковью в своей стране в отношении ее упадка."
“Новый Завет точно и определенно дает указания в отношении дисциплины. Большинство из нас
неверны, не потому что мы не убеждены в необходимости церкви, но потому, что мы уклоняемся
оттого, что, вне всякого сомнения, является самой трудной частью нашей работы на
миссионерском поле. Это не может быть сделано, если у нас нет Святого Духа Божьего. Мы
нуждаемся в проницательности, и кто, как не Святой Дух, может нам это дать? Мы нуждаемся в
смелости, чтобы бороться со грехом перед лицом святого Бога, и кто, как не Святой Дух, может
дать нам подобную смелость? Мы нуждаемся в утешении для наших собственных сердец и для
любви к тому, кто запачкал церковь Христа. Только Дух Святей может дать нам эти дары. Как
сатана может скрывать грех на груди церкви год за годом, а мы не будем этого знать? Потому что
нам не хватает мудрости свыше, чтобы выявить его. Однажды воскресным утром я вела служение
и взяла для проповеди текст: "Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святого
Духа”. Пока я говорила, Святой Дух дал мне убеждение, что один из сидящих прямо передо мной
виновен в аморальности. В то время я говорила о семи заповедях. Я вернулась домой. Тот человек,
бывший в то время у меня поваром, пришел ко мне за заказами. Все мое существо протестовало
против того, чтобы вообще разговаривать с ним. Но я овладела собой и сказала: "Садитесь. У меня
есть к вам один вопрос." Я спросила, был ли он виновен? “Да, Батурия — воскликнул он сразу. —
А кто вам сказал?' Мне было достаточно сложно заставить его поверить, что никто, кроме Самого
Господа мне ничего о нем не говорил. Вся правда вышла наружу. Лишь за два дня до этого он
допустил грех. Этот случай с миссионером - исключение в моей практике, вообще у нас нет права
подозревать наших христиан. Я спрашиваю: было ли это подозрением, которое дало Петру
смелость пролить свет на грех Анании и Сапфиры, или это было открыто ему Богом? Мы
нуждаемся в том, чтобы видеть грех так же, как Бог видит его. Я склонна думать, что многие из
нас имеют далеко не библейское представление о грехе. Например, вот член церкви, виновный в
пороке. Новость о его грехе путешествует от Дана до Беершива. В один голос все христиане
считают, что он должен быть осужден и исключен из общины. Я с ними согласна. Но здесь
возникает проблема. Другой член церкви, жадный до прибыли, пренебрегает воскресным
служением ради своей торговли. Вожделение к деньгам охватило его душу, но его не осуждают.
Первый осквернил свое тело, а второй — святой день Божий. Да, мы очень нуждаемся в смелости.
В Библейской специальной школе я выбрала девизом своей жизни слова "Будь тверд и
мужественен". Но тогда я мало понимала, как много значат эти слова. Такая смелость не
формируется силой воли. Она дается свыше. Я никогда не забуду, как мне нужно было упрекнуть
учителя-евангелиста. Он долгое время был в миссии. Мне очень хотелось удержать его, но он стал
совершенно небрежным. Я три недели молилась прежде, чем нашла в себе смелость вызвать его на
разговор. Было бы намного легче оставить все на своих местах и не говорить ничего. Только
Святой Дух может дать нам смелость распять личные чувства и следовать его побуждению. Никто
не может поддерживать дисциплину в церкви и не ранить своего духа. Часто обижающий
принимает оскорбленный вед. Некоторое время назад я крестила одного христианина, который
оставил своего первенца воспитываться в доме родственника-мусульманина. Я написала отцу, как
он должен ценить этот драгоценный дар Господа, данный ему, но чтобы, если Бог возьмет у него
этот дар, это его не убило. Через два месяца ребенок умер от ожогов, полученных в доме
мусульманина. Отец был в горе. Несомненно, он думал, что я околдовала его ребенка. Вскоре отец
мне написал письмо, где проклинал моего отца, мою мать и день моего рождения. Я прочитала
письмо и молилась о смелости. На следующий день я навестила его, но никого не было дома.
Потом подошел отпуск. Спустя два года под прикрытием темноты он пришел ко мне и попросил
забыть о нем. Если бы мы были правдивы в том, что касается вопроса дисциплины, Бог дал бы нам
в утешение Святого Духа. Бог совершенствует все, что имеет отношение к нам и Его работе. Но в
любви должна быть дисциплина. Борьба со грехом жестока, но любовь всегда восторжествует.
Непрестанная молитва сохранит огонь любви горящим в наших сердцах."
Джоанна была убеждена, что африканские церкви должны стать туземными. Для наибольшей
пользы африканцев она взяла за правило: никогда ничего не давать бесплатно, кроме послания
принципов искупления.
Итак, она трудилась на солнце и в тени, твердо веря, что семя Евангелия, посеянное со слезами,
даст урожай радости. “Когда я вижу преданную любовь к Господу Иисусу в некоторых из этих
африканцев и их детскую веру в Него, часто появляется мысль (я говорю это с благоговением), что
в Царстве Божьем я не буду чувствовать себя недостойной сидеть у них в ногах."
В декабре 1932 года, несмотря на несколько отпусков, проведенных на родине, ее изнуренное
тело потребовало отдыха. Она планировала весной провести месяц в горах. Но перед этим
проконсультировалась с врачом по поводу ноющих болей, характер которых ей не был известен.
Последовала успешная, на первый взгляд, операция аппендицита, которая, казалось, решила
проблему. Но внезапно 8 апреля 1933 года самочувствие резко ухудшилось, была вызвана помощь.
Всем, кто был рядом, стало очевидно, что солнце ее жизни уже находится на закате. Она тоже это
знала. Было предложено молиться у ее постели. Она воскликнула: ”Чудесно, все вместе! Чудесно,
все вместе! Вот моя очередь!" Потом написала послание к церкви, а также своей матери, и
произнесла слова восторга, которые ее друзья запомнили навсегда: “Извините меня. Это все по
воле Божьей. Я не могла выбрать что-либо лучше, чем идти поэтому пути. Я полное ничтожество,
лишь грешница, спасенная по Божьей благодати. Вперед, в покои Господа! Иисус - победитель
смерти! “ Помни правило Бога — все для всего. Отдайте Ему все, Он даст вам все. Освящение не
стоит ничего, если это не означает вашего существования как живой жертвы, чтобы не совершать
ничего, помимо Божьей воли. Обет полного послушания — это вступительный взнос для того, кто
будет записан не помощником учителя, а Самим Христом в школу послушания. - Эндрю Мюррей.
Посвященные мужчины и женщины, имеющие только один талант, обладают большим влиянием
добра, чем любой гений-интеллектуал, который не имел встречи с Богом.
— Сэмюэл М. Звемер