Штайн,
Д.И. Петренко
А.А. Потебня:
Диалог во времени
2- ,
« »
2016
УДК 80
ББК 81
Ш87
Рецензенты:
Научный редактор:
доктор филологических наук профессор М.П. Котюрова
Штайн К.Э.
Ш87 А.А. Потебня: Диалог во времени [ ]:
онография / . . , . . , од ред. докт. филол.
наук проф. М.П. Котюровой. — 2- ., .— .: ,
2016. — 640 с.
ISBN 978-5-9765-2728-7
УДК 80
ББК 81
Предисловие ............................................................................. 6
Библиография ........................................................................616
6•
Предисловие
1. Формирование языкознания
и филологии в контексте
общенаучного знания
Глобальное переформирование филологической науки в
целом соответствует контексту научных революций. Первая
революция происходит в ХVII веке и знаменует становле-
ние классического естествознания. Вторая и третья проис-
ходят соответственно в конце ХVIII – ХIX веке и с конца
ХIХ до середины XX столетия. Вторая научная революция
связана с тем, что механическая картина мира утрачивает
статус общенаучной. В различных областях знания, в том
числе и в филологии, формируются специфические кар-
тины реальности. В эпистемологии центральной становит-
ся проблема соотношения разнообразных методов науки,
синтеза знаний, классификации наук. В недрах этой рево-
люции начинает созревать неклассическое знание. Один из
толчков этому дает появление «воображаемой геометрии»
Н.И. Лобачевского (см. об этом В.С. Степин: 293).
Третья научная революция связана со становлением но-
вого, неклассического знания. Возникают релятивистская и
квантовая теория, кибернетика, теория систем. В процессе
этих революционных преобразований формировались иде-
алы неклассической науки. Они характеризовались отказом
• 11
Свидание с музою
«Где ты так долго гостил, мой беглец?»
– «Ах, мало ли где я
Был, расставшись с тобой? Там, у восхода горы,
Я забрел в вертеп к Грамматике, к оной Сивилле,
Дух имущей пытлив: закабалила меня!
Корни слов послала копать, в стебельки, в лепесточки
Расщипать для нее нежны цветы языка.
В сей работе меня нашли проезжие, взяли
В город с собой – научить дельному, в люди пустить.
Вырвали тут из рук моих и лукошко с корнями,
Кои я накопал, ах! и священный твой дар,
Муза, сняли с меня за плечами висевшую лиру,
И побросали во прах всё, чем я дорожил.
Тщетно я умолял их пустить меня на свободу,
Брошенной ими под куст лиры глазами искал.
С хладной насмешкой мне жестокие так говорили:
«Лета мечтаний прошли, дельным займися теперь.
Труд и заботу возьми в сопутники к храму Фортуны,
С горем носи пополам знаки приязни ее!»
Я вздыхал и нехотя шел с трудом и заботой;
Часто грустил по тебе, спутнице прежней моей».
– «Кто же избавил тебя от их тиранства и лиру
Отдал обратно тебе?» – «Тронут моею мольбой,
Зевс послал Эрмия прогнать от меня бледнолицых
Слуг Фортуны – сует. Он кадуцеем своим
К ним прикоснулся – вздремали.
Меня он свободного вывел
На тропу, где я лиру оставил свою.
Там еще она лежала, и ржавые струны
Проросли травой, сладостный тон в ней заглох.
2. Теория А.А. Потебни и русская филология XVIII–XIX веков • 33
ном и точном смысле этого слова. «Не так надо изучать эти
вещи», – заметил он, говоря о «Via de Jésus» Ренана. Я не
полюбопытствовал спросить: «Как же именно нужно изу-
чать их?» – ибо для меня стало ясно, что, по мысли Потеб-
ни, «эти вещи» надо изучать так, как ботаники изучают
эволюцию растений, зоологи – эволюцию живот-
ных, антропологи, психологи, филологи, социоло-
ги – эволюцию мира человеческого.
Превосходный ученый-наблюдатель, Потебня вместе с
тем был и мыслитель. Его ум, от природы щедро одарен-
ный всеми качествами углубленного философского мыш-
ления, был воспитан на изучении Канта, Вильгельма Гум-
больдта, Лотце, Гербарта и других и стоял на высоте совре-
менного философского знания. Александр Афанасьевич не
переставал следить за новой ученой литературой по различ-
ным отделам философии, логики, психологии, в особенно-
сти же по вопросам общего языкознания, в сфере которых
он по праву являлся одним из первых авторитетом в ученом
мире. <…> Специальные исследования Потебни в области
теории языка, сравнительного и исторического синтакси-
са, мифологии, «теории словесности» были в существе дела
изучением многовековой эволюции человеческо-
го мышления и созерцания закономерного хода вещей
в сфере человеческого творчества. Он исходил из вели-
кой эволюционной предпосылки, гласящей, что «все
движется», «все течет»; он говорил: «Весь интерес исто-
рии в том, что она не тавтология, что она не повторяется...»
Его излюбленная формула выражалась в вопросе: «Откуда
и куда мы идем в области языка, мысли, творчества?» Его
исследования дали положительный, научно обоснованный
ответ на этот вопрос: мы идем от имени к глаголу, от кате-
гории субстанции к категории процесса, от мифа к науке, от
догматических приемов мысли к критическим, от темноты
к свету...» (236, с. 473–474, 485).
Языковеды отмечали выдающиеся достижения А.А. По-
тебни, которые были не менее значимы, чем достижения
ученых в области точных наук. В.И. Борковский в статье
«Труды А.А. Потебни по сравнительно-историческому син-
таксису восточнославянских языков» (1958) приводит мне-
3. Работы А.А. Потебни и естественнонаучное знание XVIII–XIX веков • 73
5. Предпосылки деятельностной
концепции языка
Словесность в середине XIX века понималась широ-
ко – в органических связях языка с философией, логикой.
А.Х. Востоков, Ф.И. Буслаев, А.А. Потебня мыслили в духе
характерного для этого времени органичного синтезирую-
щего взгляда на знание, находящего выражение в языке,
который выделяется в самостоятельный объект изучения.
В работах А.А. Потебни «Мысль и язык» (1862), «Из запи-
сок по русской грамматике» (1888–1889 и далее) форми-
руется принцип рассмотрения явлений бытия и искусства
сквозь призму языка. При этом красота произведений ис-
82 • I. Идеи А.А. Потебни в эпистеме XIX века
тать А.А. Потебню» (24, с. 4). А.А. Потебня, как мы уже отме-
чали, испытал влияние идей В. фон Гумбольдта, Г. Штейн-
таля, М. Лацаруса и др. Изучая психологические законы
обыденного и художественного мышления и восприятия,
А.А. Потебня основывался на изучении языка, его знаковой
системы, слова, художественного текста. Как показало вре-
мя, «глубокие идеи» А.А. Потебни лежат в основе современ-
ной филологии и языкознания.
Следует обратить внимание, что многие значимые прин-
ципы, методы, направления исследования, разработанные
А.А. Потебней и его школой еще в XIX веке, пришли к нам,
как часто бывает в России, из-за рубежа. Мы говорим о язы-
ке и обыденном мышлении, основываясь на идеях аналити-
ческой философии языка (Л. Витгенштейн, Б. Рассел), счи-
тая, что в отечественном языкознании эти идеи не получили
разработки, хотя и в самих работах А.А. Потебни, и в иссле-
дованиях его учеников высказываются оригинальные мысли
об обыденном языке и мышлении, которые стоит развивать.
Или феноменологическое направление, в том числе и в фи-
лософии языка и творчества, которое основано на идее вну-
тренней формы слова, наглядности образа и др., может быть,
и связывают косвенно с работами А.А. Потебни, но только
благодаря поэтам-символистам и трудам А.Ф. Лосева. Мож-
но говорить о многих проблемах, которые поставлены в ра-
ботах А.А. Потебни, но далее мы остановимся только на не-
которых конкретных исследованиях.
2. «Языковая компетенция»
как плодотворная научная идея:
от А.А. Потебни к Н. Хомскому
Одна из центральных проблем теории А.А. Потебни –
определение языка. В понимании А.А. Потебни «язык раз-
вивается не трудами филологов, а средним уровнем наро-
да» (261, с. 81). Об этом он говорит и в теоретической работе
«Мысль и язык» (1862), и в труде «Из записок по русской
грамматике» (1888–1941): «Язык, вообще соответству-
2. «Языковая компетенция» как плодотворная научная идея • 105
Знак важен для нас не сам по себе, а потому, что, будучи до-
ступнее означаемого, служит средством приблизить к себе
это последнее, которое и есть настоящая цель нашей мысли.
Означаемое есть всегда нечто отдаленное, скрытое, трудно
познаваемое сравнительно со знаком.
Понятно, что функции знака и значения не раз навсегда
связаны с известными сочетаниями восприятий и что быв-
шее прежде значением, в свою очередь, становится зна-
ком другого значения. В слове также совершается акт по-
знания. Оно значит нечто, то есть, кроме значения, долж-
но иметь и знак. Хотя для слова звук так необходим, что без
него смысл слова был бы для нас недоступен, но он указы-
вает на значение не сам по себе, а потому, что прежде имел
другое значение. Звук верста означает меру долготы, по-
тому что прежде означал борозду; он значит «борозда», по-
тому что прежде значил «поворот плуга», и так далее до тех
пор, пока не остановимся на малодоступных исследованию
зачатках слова» (258, с. 16–17).
Знак в слове – это необходимая «для быстроты мысли и
для расширения сознания» замена соответствующего обра-
за или понятия; он «представитель того или другого в те-
кущих делах мысли, а потому называется представлением.
Этого значения слова представление, значения, имеющего
особенную важность для языкознания и обязанного своим
происхождением наблюдению над языком, не следует сме-
шивать с другим, более известным и менее определенным,
по которому представление есть то же, что восприятие или
чувственный образ, во всяком случае – совокупность при-
знаков» (там же, с. 18–19).
В такой системе упорядоченности современного русско-
го языка, древних форм русского языка, наречий, говоров
в их системных отношениях – связях и противопоставле-
ниях – рассматривалась грандиозная картина становления
и взаимодействия славянских языков, влияние на них гер-
манских, романских и других индоевропейских языков.
А.А. Потебня делает различие между языком и речью, он
подчеркивает, что в понимании В. фон Гумбольдта «язык
есть вечно повторяющееся усилие (работа Arbeit) духа сде-
3. Наблюдения А.А. Потебни над языком и речью • 135
Он помощников расспросит,
Не проник ли вор тайком?
Сорняки, где надо, скосит,
Даст работу всем кругом.
В.И. Лебедев-Кумач
Белоснежным полотенцем
Вытрет смуглое лицо
И пройдет по светлым сенцам
На высокое крыльцо.
«Колечко». Н.И. Незлобин
Сверкайте алмазами,
Горы Кавказа,
Родная Отчизна, цвети!
Под стройные звуки
Баяна и саза
О Сталине песня, лети!
Из хижины горца
Ты вышел, могучий,
4. Эстетика языка и художественного творчества • 177