E-ISSN: 1857-3533

№1. 2018

ОБЩЕСТВА
И СИМВОЛЫ
ПЕРВОБЫТНОСТИ
Homo naledi: портрет незнакомца
На подступах к палеосоциологии
Корни древа мирового
Меж волком и собакой
Зубчатые наконечники Байкальской Сибири

Ответственный редактор — Леонид Б. Вишняцкий,

Зам. отв. редактора — Сергей И. Коваленко

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ КИШИНЕВ ОДЕССА БУХАРЕСТ 2018

 E-ISSN: 1857-3533

Stratum plus. Nr. 1.

Archaeology and Cultural Anthropology

Societies and Symbols

of Prehistory
Homo naledi: portrait of a stranger
On the approaches to paleosociology
The roots of World Tree
Intra canem et lupum
Barbed points of Baikal Siberia

Editor-in-Charge — Leonid B. Vishnyatsky,

Associate Editor — Serghei I. Covalenco

Saint Petersburg. Kishinev. Odessa. Bucharest.

2018

Stratum plus. Nr. 1.

Arheologie şi antropologie culturală

Societăţile şi simbolurile
preistoriei
Homo naledi: portretul necunoscutului
În împrejurimile paleosociologiei
Rădăcinile arborelui lumii
Între lup şi câine
Vârfurile denticulate ale Siberiei Baikalului

Redactor responsabil — Leonid B. Vishnyatsky,

Redactor adjunct — Serghei I. Covalenco

Sankt Petersburg. Chişinău. Odesa. Bucureşti.

2018
Stratum plus 9
№1. 2018

С ОД Е РЖ А Н И Е

AD MEMORIAM
С. И. Коваленко (Кишинёв, Молдова). И. А. Борзияк: хроника полевых исследований
многослойной стоянки верхнего палеолита Косэуць (Молдова) в 1978—1999 гг. . .17

АНТРОПОГЕНЕЗ
С. В. Васильев, Е. В. Веселовская, С. Б. Боруцкая (Москва, Россия).
Антропологическая реконструкция Homo naledi . . . . . . . . . . . . . . . . . 29

ОБЩЕСТВА ОХОТНИКОВ-СОБИРАТЕЛЕЙ В ДРЕВНОСТИ

И В СОВРЕМЕННОСТИ
В. Н. Степанчук (Киев, Украина). Особенности социальной структуры
неандертальского общества (по материалам среднего палеолита Крыма) . . 43
Т. В. Корниенко (Воронеж, Россия). К вопросу об особенностях функционирования
властных структур и принципов социального взаимодействия в коллективах
охотников-собирателей Северной Месопотамии на пороге перехода к неолиту . . 59
О. Ю. Артемова (Москва, Россия). Настоящий охотник — бедный охотник?
(«Моральная экономика» и некоторые проблемы социальной эволюции) . . 77

ПЛАНИГРАФИЯ, РЕМОНТАЖ
И СОЦИАЛЬНЫЕ РЕКОНСТРУКЦИИ
О. Н. Кононенко (Киев, Украина). Пространственное распределение каменных
артефактов стоянки Радомышль I и ревизия ее места в реконструкциях
верхнепалеолитического общества . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 105
Н. Е. Белоусова, А. Ю. Федорченко, В. С. Славинский (Новосибирск, Россия).
Анализ сырьевых единиц как способ изучения структуры культурных
отложений и реконструкции систем мобильности и жизнеобеспечения . . . 125

АРХЕОЛОГИЯ СИМВОЛОВ
М. Н. Желтова, М. Н. Желтов (Санкт-Петербург, Россия). О возможных истоках
формирования образа Мирового Древа в искусстве верхнего палеолита . . 147
А. И. Лебединцев (Магадан, Россия). «Фигурные предметы» со стоянок
каменного века северо-востока Сибири: критический обзор . . . . . . . . . 155
Е. М. Колпаков (Санкт-Петербург, Россия). Лосиноголовые жезлы (топоры)
Северной Европы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 163
Л. В. Зоткина, Г. Д. Павленок (Новосибирск, Россия), В. И. Ташак (Улан-Удэ, Россия).
Технология производства бусин из скорлупы яиц страуса в финальном
палеолите Западного Забайкалья . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 181
Л. В. Лбова, Н. А. Кулик, П. В. Волков, А. В. Барков (Новосибирск, Россия),
М. Ванхарен (Бордо, Франция), Д. В. Марченко, В. С. Ковалев (Новосибирск,
Россия). Технология обработки «экзотических» минеральных ресурсов
в позднем палеолите Южной Сибири (по материалам местонахождения
Малая Сыя) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 199
10 Stratum plus
№1. 2018

МЕЖ ВОЛКОМ И СОБАКОЙ

В. Я. Сергин (Москва, Россия). О месте и времени одомашнения волка:
современное состояние проблемы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 215
П. А. Никольский, М. В. Сотникова, А. А. Никольский (Москва, Россия),
В. В. Питулько (Санкт-Петербург, Россия). Взаимоотношения волка
и человека в арктической Сибири 30 000 лет назад по материалам
Янской палеолитической стоянки: ранняя стадия одомашнивания . . . . . 231

ПАЛЕОЛИТ ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ

Ю. Э. Демиденко (Киев, Украина). Граветт Большого Северного Причерноморья
в контексте верхнего палеолита Восточной Европы . . . . . . . . . . . . . . 265
П. М. Васильев (Киев, Украина). Погон: возможности реконструкции и
перспективы исследований . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 285
И. В. Федюнин (Воронеж, Россия). Поздневалдайские индустрии Костенковско-
Борщевского района и проблемы изучения финального палеолита
лесостепного Подонья . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 305

ПАЛЕОЛИТ ВОСТОЧНОЙ СИБИРИ И ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ

В. И. Ташак (Улан-Удэ, Россия). Техника леваллуа в палеолите Забайкалья . . . . 327
С. А. Гладышев, А. В. Табарев (Новосибирск, Россия). Микропластинчатое
расщепление в раннем верхнем палеолите Монголии . . . . . . . . . . . . . 339
Е. В. Акимова, В. М. Харевич, И. В. Стасюк (Красноярск, Россия). Каменные
индустрии позднекаргинских-раннесартанских местонахождений
Дербинского залива (Красноярское водохранилище) . . . . . . . . . . . . . . 353
А. М. Кузнецов, Е. О. Роговской (Иркутск, Россия). Древнейшие зубчатые
наконечники Байкальской Сибири . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 369
А. В. Поляков (Санкт-Петербург, Россия), П. Б. Амзараков (Абакан, Россия),
С. А. Васильев (Санкт-Петербург, Россия), Ю. В. Рыжов (Иркутск, Россия),
Т. В. Корнева, Т. В. Сапелко, Г. Ф. Барышников, Н. Д. Бурова, Е. Ю. Гиря
(Санкт-Петербург, Россия), Г. Ю. Ямских (Красноярск, Россия).
Стоянка финального палеолита Ирба 2 в предгорьях Саян
(предварительные итоги исследований) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 383

РЕЦЕНЗИИ
С. П. Щавелёв (Курск, Россия). Задача подготовки учебного пособия по истории
русской археологии остается нерешенной (Рец.: Скрипкин А. С. История
отечественной археологии: учебное пособие для бакалавриата и магистратуры.
Серия «Университеты России». Москва: Юрайт, 2017. 171 с.) . . . . . . . . . . 405

Список сокращений. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 411

Авторам Stratum plus . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 413
Stratum plus 11
№1. 2018

CONTENTS

AD MEMORIAM
S. I. Covalenco (Kishinev, Moldova). I. A. Borziac: A chronicle of fieldworks at
the multilayered Upper Palaeolithic site of Cosăuţi (Moldova) in 1978—1999. . . . 17

ANTHROPOGENESIS
S. V. Vasilyev, E. V. Veselovskaya, S. B. Borutskaya (Moscow, Russian Federation).
Anthropological Reconstruction of Homo naledi . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 29

HUNTING-GATHERING SOCIETIES IN PREHISTORIC

AND MODERN TIMES
V. N. Stepanchuk (Kiev, Ukraine). On the Social Structure of the Neanderthal Society
(with special reference to the Middle Palaeolithic of the Crimea) . . . . . . . . . . 43
T. V. Kornienko (Voronezh, Russian Federation). On the Peculiarities of Power Structures
and Principles of Social Interaction in the Hunter-Gatherer Communities of
Northern Mesopotamia at the Threshold of the Neolithic . . . . . . . . . . . . . . 59
O. Yu. Artemova (Moscow, Russian Federation). The Pure Hunter is the Poor Hunter?
(“Moral economy” and some problems of social evolution) . . . . . . . . . . . . . 77

PLANIGRAPHY, REFITTING
AND SOCIAL RECONSTRUCTIONS
O. N. Kononenko (Kiev, Ukraine). Spatial Distribution of Stone Artefacts on
the Radomyshl I Site and the Revision of Its Place in Paleosocial Reconstructions. . 105
N. E. Belousova, A. Yu. Fedorchenko, V. S. Slavinskiy (Novosibirsk, Russian Federation).
Raw Material Unit Analysis as a Method of Studying the Structure of Cultural
Deposits and Reconstruction of Mobility and Life Support Systems . . . . . . . 125

ARCHAEOLOGY OF SYMBOLS
M. N. Zheltova, M. N. Zheltov (Saint Petersburg, Russian Federation). On the Possible
Upper Palaeolithic Sources of the World Tree Image . . . . . . . . . . . . . . . . 147
A. I. Lebedintsev (Magadan, Russian Federation). “Figured objects” from the Stone Age
Sites of North-Eastern Siberia: a critical review . . . . . . . . . . . . . . . . . . 155
E. M. Kolpakov (Saint Petersburg, Russian Federation). Elk-head Rods (Axes)
of Northern Europe . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 163
L. V. Zotkina, G. D. Pavlenok (Novosibirsk, Russian Federation), V. I. Tashak (Ulan-Ude,
Russian Federation). Technology of Ostrich Eggshell Bead Production in the Final
Palaeolithic of Western Transbaikalia. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 181
L. V. Lbova, N. A. Kulik, P. V. Volkov, A. V. Barkov (Novosibirsk, Russian Federation),
M. Vanhaeren (Bordeaux, France), D. V. Marchenko, V. S. Kovalev (Novosibirsk,
Russian Federation). Technology of Working with “Exotic” Mineral Resources in
the Upper Palaeolithic of South Siberia (based on the materials of Malaya Syia) . . 199
12 Stratum plus
№1. 2018

BETWEEN THE WOLF AND THE DOG

V. Ya. Sergin (Moscow, Russian Federation). On the Place and Time of Wolf Domestication:
current state of the problem . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 215
P. A. Nikolskiy, M. V. Sotnikova, A. A. Nikol’skii (Moscow, Russian Federation),
V. V. Pitulko (Saint Petersburg, Russian Federation). Predomestication and
Wolf-Human Relationships in the Arctic Siberia of 30,000 Years Ago: Evidence from
the Yana Palaeolithic Site. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 231

PALAEOLITHIC OF EASTERN EUROPE

Yu. E. Demidenko (Kiev, Ukraine). Gravettian in the Great North Black Sea Region in
the Context of East European Upper Palaeolithic. . . . . . . . . . . . . . . . . . 265
P. M. Vasyl’yev (Kiev, Ukraine). Pogon: the Possibilities of Reconstruction and
the Prospects for Future Research . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 285
I. V. Fedyunin (Voronezh, Russian Federation). Late Valdai Industries of the Kostenki-
Borshchevo Area and the Final Palaeolithic of the Forest-Steppe Part of the Don
Basin . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 305

PALAEOLITHIC OF EASTERN SIBERIA AND CENTRAL ASIA

V. I. Tashak (Ulan-Ude, Russian Federation). Levallois Technique in the Palaeolithic of
Transbaikalia. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 327
S. A. Gladyshev, A. V. Tabarev (Novosibirsk, Russian Federation). Microlithic Technology
in the Early Upper Palaeolithic of Mongolia. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 339
E. V. Akimova, V. M. Kharevich, I. V. Stasyuk (Krasnoyarsk, Russian Federation).
Late Karginian-Early Sartanian Stone Industries in Derbina Bay
(Krasnoyarsk Reservoir) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 353
A. M. Kuznetsov, E. O. Rogovskoy (Irkutsk, Russian Federation). The Earliest Barbed
Points of Baikal Siberia . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 369
A. V. Polyakov (Saint Petersburg, Russian Federation), P. B. Amzarakov (Abakan, Russian
Federation), S. A. Vasil’ev (Saint Petersburg, Russian Federation), Yu. V. Ryzhov
(Irkutsk, Russian Federation), T. V. Korneva, T. V. Sapelko, G. F. Baryshnikov,
N. D. Burova, E. Yu. Girya (Saint Petersburg, Russian Federation), G. Yu. Yamskikh
(Krasnoyarsk, Russian Federation). The Final Palaeolithic Site of Irba 2 in
the Piedmonts of Sayan Mountains (preliminary results of investigations) . . . . . 383

REVIEWS
S. P. Shchavelev (Kursk, Russian Federation). The task of preparing a textbook on the
history of Russian archaeology remains pending (Review: Skripkin A.S. History
of national archaeology: a textbook for undergraduate and graduate students.
Series “Universities of Russia”. Moscow: Urait, 2017, 171 p. (in Russian)) . . . . 405

List of Abbreviations . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 411

Submissions . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 413
Stratum plus 77
№1. 2018

О. Ю. Артемова

Настоящий охотник — бедный охотник?

(«Моральная экономика» и некоторые проблемы
социальной эволюции)

Keywords: Aborigines of Australia, hunters and gatherers, Wik-Munkan, moral economy, sharing, demand sharing,
personality, community, individual behavior, family, group, cultural traditions, ethos, postindustrial urban culture
Cuvinte cheie: aborigenii Australiei, vânători şi culegători, Wik-Mmunkan, economie morală, personalitate, grup social,
individ, familie, grup, tradiţii culturale, etos, cultură urbană postindustrială
Ключевые слова: аборигены Австралии, охотники и собиратели, вик-мункан, моральная экономика, личность, со-
общество, индивид, семья, группа, культурные традиции, этос, городская постиндустриальная культура

O. Yu. Artemova
The Pure Hunter is the Poor Hunter? (“Moral economy” and some problems of social evolution)
In economic terms in pre-colonial time, most Aboriginal groups conformed to Woodburn’s model of immediate-return
systems. There was no institutionalized inequality in material wealth among them, and all of them followed the norms of
‘minimization of effort’ (Peterson’s term) or ‘satisficing principle’ whereby, as S. Svizzero and C. Tisdell put it, “he/she does not
try to maximize his/her utility, but he/she tries to reach a pre-determined level of satisfaction. Once this threshold is reached,
any additional work becomes useless”. These behavioral patterns tend to be quite persistent, and the author observed them
while doing some field studies in modern Aboriginal settlements, where people do not try to obtain more food, personal
belongings or money than they need at the given moment. Those features of their behavior are deeply connected with the
persistence of the system, which the author calls ‘totalitarian sharing’ (in addition to Peterson’s ‘demand sharing’ construct).
Despite having almost abandoned hunting and gathering, and also despite having lost many ritual and sociopolitical
traditions, the contemporary indigenous Australians still retain the ideology and practice of sharing, according to which
people have to share most of the things for which they have no immediate need. The field data discussed in the main part
of the paper is framed by several theoretical underpinnings outlined in the first paragraph, as well as by some assumptions
(with evolutionary connotation) provided in the last paragraph.

O. Yu. Artemova
Vânătorul veritabil — vânător sărac? („Economia morală” şi unele probleme de evoluţie socială)
În epoca precolonială, economia aborigenilor Australiei corespundea modelului de „restituire imediată” a lui G. Woodburn.
Ei nu cunoşteau inegalitatea de avere şi urmau principiul „minimalizării eforturilor” (termenul lui N. Peterson), sau chiar
„principiul de satisfacere”, potrivit căruia, după S. Svizzero şi C. Tisdell, ei nu tind a maximiza câştigul său, ci doar a atinge
un anumit nivel de satisfacţie, iar după atingerea lui orice lucru suplimentar îl consideră inutil. Astfel de stereotipuri de
comportament sau dovedit a fi destul de stabile, şi autorul articolului le-a urmărit în procesul activităţii de teren în actualele
aşezări ale băştinaşilor australieni, unde oamenii nu tind a dobândi mai multă hrană, obiecte sau bani, decât le este necesar
la un anumit moment, lucru strâns legat de păstrarea normelor sociale, pe care autorul propune a le numi prin termenul din
engleză „totalitarian sharing” (ca o completare la termenul introdus de N. Peterson „demand sharing”). Abandonând în mare
parte vânătoarea şi culesul, pierzând multe din tradiţiile religioase de cult şi sociale, aborigenii încă mai sunt ataşaţi vechilor
norme, care îl obligă pe om să dea altora ceea ce ei cer de la el, permiţându-le să conteze pe faptul că oricând pot cere de la
alţii ceea ce au nevoie. Observaţiile din teren, analizate în compartimentul de bază al lucrării, sunt încadrate în paragrafele
de introducere şi încheiere, care conţin unele consideraţii şi presupuneri, legate de teoria generală a evoluţiei sociale.

О. Ю. Артемова
Настоящий охотник — бедный охотник? («Моральная экономика» и некоторые проблемы социальной
эволюции)
В доколониальное время экономика аборигенов Австралии соответствовала предложенной Дж. Вудберном моде-
ли «немедленного возврата». Они не знали имущественного неравенства и следовали принципу «минимизации усилий»
(термин Н. Петерсона), или же «сатисфикционному принципу», в соответствии с которым, как это формулируют С. Свид-
зеро и К. Тисделл, «он (она) не стремится максимизировать свою выгоду, но он (она) стремится достичь предопреде-
ленного уровня удовлетворенности, как только этого порога достигнут, любая дополнительная работа становится бес-
полезной». Такие поведенческие стереотипы оказались весьма устойчивыми, и автор статьи наблюдала их во время
полевой работы в современных поселениях коренных австралийцев, где люди не стремятся добыть больше еды, вещей
или денег, чем это им требуется в данный момент, что тесно сопряжено с сохранением социальных норм, которые

© Stratum plus. Археология и культурная антропология.

© О. Ю. Артемова, 2018.
78 О. Ю. Артемова Stratum plus
№1. 2018

автор предлагает именовать английским термином ‘totalitarian sharing’ (в дополнение к введенному Н. Петерсоном
термину ‘demand sharing’). В значительной мере забросив охоту и собирательство, утратив множество религиозно-
обрядовых и социополитических традиций, аборигены все еще привержены древним нормам, обязывающим человека
отдавать другим то, что у него просят, и позволяющим рассчитывать на то, что всегда можно попросить у других то, что
нужно. Полевые наблюдения, анализируемые в основной части работы, обрамлены вступительным и заключительным
параграфами, которые содержат некоторые соображения и предположения, связанные с общей теорией социальной
эволюции.

Несколько предварительных шире, чем требуется для обозначения осо-

замечаний
Заглавие предлагаемой статьи является
аллюзией на известное высказывание Оуэ-
на Лэттимора: «именно бедный кочевник есть
настоящий кочевник» (“it is the poor nomad
who is the pure nomad” — Lattimore 1940: 522).
Более пространная фраза того же автора еще
полнее соответствует замыслу статьи: «бед-
ный кочевник — это и есть настоящий ко-
чевник, наилучшим образом приспособленный
к выживанию в тяжелейших условиях ста-
рой жизни и в то же время наилучшим об-
разом умеющий встроить себя в новый образ
жизни» (“The poor nomad is the pure nomad,
best able to survive under the strictest conditions
of the old life, and at the same time best able to
evolve into new ways of life” — Lattimore 1938:
15).
В англоязычной литературе по социальной
антропологии в целом и в литературе, иссле-
дующей теоретические аспекты социально-
экономической жизни охотников и собира-
телей в частности, имеется целый ряд очень
важных понятий, которые обозначаются тер-
минами, плохо поддающимися или вообще
не поддающимися переводу на русский язык.
Таковы, например, термины «personhood»,
«indigenousity», «identity», «foragers» и др.
К этому же ряду относятся абсолютно ключе-
вые не только для охотничье-собирательских
штудий, но и для общей теории социаль-
ной эволюции термины «sharing» и «demand
sharing». Казалось бы, здесь все просто. Ан-
глийский глагол «to share» соответствует рус-
ским глаголам «делить» (что-то с кем-то)
и «делиться» (чем-то с кем-то). Но подобрать
в русском языке существительное, образован-
ное от этого глагола и соответствующее ан-
глийскому «sharing», никак не получается.
Оставив в стороне явно неподходящие «деле-
ние» и «раздел», обратимся к слову «дележ».
Мало того, что это слово неизбежно рожда-
ет сомнительные ассоциации с распределени-
ем награбленного, оно еще и ни в коей мере
не охватывает того обширного комплекса яв-
лений, который имеют в виду англоязычные
антропологи, употребляя слово «sharing». На-
верное, ближе было бы хорошее русское сло-
во «взаимопомощь». Но его смысл, напротив,
бой нормативной системы, регламентирую-
щей циркуляцию ценностей и услуг в неко-
торых обществах, основанных на присваи-
вающей экономике. Еще хуже обстоит дело
с введенным в оборот Н. Петерсоном терми-
ном «demand sharing» (Peterson 1993). «Дележ
по требованию»? Ну нет. Кстати, в русском
переводе теряется и острота вынесенной в за-
главие фразы, которая в оригинале достигает-
ся игрой слов «pure» и «poor» 1.
Не желая отягощать русский язык еще од-
ним неуклюжим нововведением («шеаринг»),
попытаемся обсудить интересующие нас яв-
ления, обходясь без русскоязычного обозна-
чения или (в самых крайних случаях) пользу-
ясь англоязычным термином в написании ла-
тиницей.
Об этих явлениях, представляющих собой
особые, закрепленные нормативно и жестко
санкционированные формы взаимопомощи,
написаны горы книг и статей. Им посвящались
и посвящаются симпозиумы и конференции.
Одна из таких конференций состоялась срав-
нительно недавно, в сентябре 2016 г., в Кем-
бриджском университете 2. Она собрала око-
ло 70 антропологов и археологов, в том числе
весьма маститых, и состояла из пяти секций
и четырех пленарных заседаний, выявивших
далеко зашедшую специализацию и диффе-
ренциацию интересов ученых, развивающих
названную сферу антропологического и ар-
хеологического знания — от изучения спосо-
бов разделения пространства при исполнении
религиозных обрядов у пигмеев Камеруна
до попыток реконструировать формы раздела
добычи, существовавшие у обитателей верх-
непалеолитических стоянок Южной Европы,
от описания системы распределения продук-
1
Близкий аналог предлагаемой статьи подготовлен
к публикации на английском языке под названием «The
pure hunter is the poor hunter?» — для коллективной
монографии «Sharing. The archaeology and anthropology
of Hunter-Gatherers», ее выход в свет предполагается
в Кембридже в 2018 г.
2
Sharing. The archaeology and anthropology of
Hunter-Gatherers. McDonald institute for Archeological
Research. University of Cambridge. 20th—21th September
2016. К сожалению, автор предлагаемой статьи была
единственным российским участником этой конферен-
ции.
Stratum plus Настоящий охотник — бедный охотник?
№1. 2018
тов собирательства у батек Малайзии до по-
пыток выявления средств передачи информа-
ции от поколения к поколению, отраженных
в петроглифах Чукотки.
На заключительном пленарном заседа-
нии выступил один из старейших и видней-
ших специалистов по социальной антрополо-
гии охотников и собирателей — Джеймс Вуд-
берн. Он в очередной раз попытался выделить
ведущие векторы в громкой и дробной разно-
голосице коллег. Опираясь на конспект этого
выступления, а также на очень важную, поле-
мическую, до сих пор не устаревшую и, к со-
жалению, незаслуженно мало цитировавшую-
ся статью, опубликованную этим ученым поч-
ти двадцать лет назад — «Sharing is not a form
of exchange: an analysis of property-sharing
in immediate return hunter-gatherer societies»
(Woodburn 1998) 3 — попробуем далее сумми-
ровать характерные черты интересующих нас
форм взаимопомощи.
Тоталитарная система
циркуляции еды, вещей и услуг
То, что изучавшиеся этнографически об-
щества с присваивающей экономикой — та-
кие как общества хадза или бушменов Аф-
рики, общества многих южноазиатских охот-
ников и охотников Юго-Восточной Азии
(палияр, батек, пунан и др.), а также обще-
ства коренных австралийцев — могли суще-
ствовать и сохраниться почти до нашего вре-
мени только потому, что люди в них делились
друг с другом своей добычей, что в первую
очередь мужчины-охотники делились мясом
убитой на охоте дичи со своими родственни-
ками и что, как правило, нормы регламенти-
ровали, кому из родственников и какую часть
охотничьей добычи должен был отдавать
мужчина — все это давно уже стало общим
местом. Но есть не менее важные обстоятель-
ства, которые куда реже акцентируются. Ни-
жеследующие обобщения основаны на мно-
жестве полевых наблюдений, сделанных раз-
личными антропологами в названных выше
обществах охотников и собирателей. Важ-
но подчеркнуть, что в большинстве случаев
в этих обществах средства к существованию
и все нужные вещи добывались индивидуаль-
ными усилиями (охотник шел на охоту один
3
Приблизительный перевод мог бы быть таким:
«Обычай делиться своим достоянием c окружающи-
ми — это не форма экономического обмена: анализ
имущественных отношений в обществах охотников
и собирателей, имеющих системы немедленного воз-
врата».
79
или с товарищем, собирательницы шли в лес
или в саванну вдвоем-втроем, либо небольши-
ми группами, но каждая трудилась самостоя-
тельно), а потреблялись или использовались
весьма широким кругом сородичей.
1. Делиться приходилось почти всегда
и почти всем (а не только мясом), что не ис-
пользовалось добытчиком или добытчицей
для его или ее собственных или семейных
нужд немедленно, т. е. прямо здесь и сейчас.
Если что-то у кого-то имелось в избытке, он
или она почти наверняка вынуждены были
поделиться с другими, если только хорошень-
ко не прятали это и не делали вид, что это-
го у них нет. Последнее, разумеется, порица-
лось, но нередко практиковалось. Люди от-
нюдь не из имманентной щедрости делились
с окружающими и отнюдь не радостно рас-
ставались с тем, что попадало к ним в руки.
По словам Дж. Вудберна, «щедрость не тре-
буется» («generosity is not stressed»), «глав-
ное — обязанность давать и право получать»
(Woodburn 1998: 48; здесь и далее курсив в ци-
татах мой — О. А.).
2. Люди не ждали, что их родственники
(а неродственников в таких обществах не бы-
вало), обладавшие едой или какими-то веща-
ми, будут угощать или предлагать свое до-
стояние, они обычно просили или требовали
(«demand sharing» — термин Н. Петерсона,
как уже указывалось). «Дающего не благода-
рят», «дающий делает не более того, что
он должен делать» (Woodburn 1998: 48). От-
каз же чреват ослаблением или нарушением
социальных связей, без которых и физически
трудно было выжить, и морально трудно было
«сохранить себя», свою личностную идентич-
ность, как это принято теперь называть.
3. Сказанное распространялось и на все-
возможные услуги: помочь перенести тяже-
сти, изготовить лодку или какую-то иную тру-
доемкую вещь, прийти на помощь в деле ме-
сти за личную обиду, выполнить магический
обряд, преследующий чьи-либо личные цели
и т. п.
4. При этом получатель вещей, еды, услуг
не становился должником именно того, кто
ему что-то дал или оказал какую-то помощь.
«Обязанность отдавать и право получать
были оторваны друг от друга» (“donation is
obligatory and is disconnected from the right to
receive”). Получатель не предпринимал спе-
циальных усилий, чтобы добыть больше еды
или каких-то иных ценностей для возмеще-
ния полученного, а также он не считал сво-
им долгом оказать услуги, аналогичные по-
лученным, именно тому, от кого их получил.
Каждый человек отдавал то, что у него ока-
80 О. Ю. Артемова
зывалось в большем количестве, чем мог по-
требить он сам или его семья — здесь и сей-
час — тому, кто просил или требовал. Но пер-
вый не ждал, что второй будет стремиться
завтра или послезавтра отплатить тем же,
а в случае нужды (а порой даже и без особой
нужды) первый сам получал то, в чем у него
была потребность (а порой просто то, чем он
захотел воспользоваться), от кого-то третьего
или четвертого, пятого, десятого, либо прибе-
гал к их помощи. По наблюдениям Дж. Вуд-
берна, среди хадза, например, в отношени-
ях между тем, кто давал, и тем, кто получал,
могла весьма длительно сохраняться очевид-
ная асимметрия (Woodburn 1998: 48—50).
5. В этих условиях отдать что-либо кому-
либо не значило обеспечить себе более бла-
гоприятные шансы на какие-либо блага в бу-
дущем, чем это было бы если никому ничего
не было бы отдано. Успешный охотник, отда-
вая много по обязанности, отнюдь не приоб-
ретал для себя тем самым права и получать
много. «Индивид в таком обществе почти
не обладает контролем над результатами
своей работы, что удерживает его от нара-
щивания трудовых усилий. Обязанность де-
литься — производная системы ценностей,
политической идеологии, обеспечиваемой осо-
быми санкциями — позитивными и негатив-
ными. Равенство — вот что имеет решаю-
щее значение, а угроза неравенства вызывает
больше тревог, чем угроза голода» (Woodburn
1998: 50).
6. В результате ценности и услуги непре-
рывно циркулировали в относительно широ-
ком кругу людей, связанных родством 4. А те,
кто не были связаны родством, просто не су-
ществовали друг для друга.
7. Такая система создавала прочные отно-
шения между людьми в пределах сравнитель-
но разветвленных социальных сетей и обеспе-
чивала отдельным индивидам или отдельным
семьям надежную защиту от превратностей
случая или судьбы. Человеку не повезло
на охоте или даже человек просто неумелый
охотник — ни он, ни его семья не будут голо-
дать. Нужное для поддержания жизни он по-
лучит от того, у кого это есть хоть в некотором
избытке, а если наступит засуха или какая-
либо другая беда, то и бедствовать он будет
наряду с другими. И все иное, что ему нужно
для удовлетворения разнообразных потреб-
ностей — духовных и телесных — он смо-
4
Нечто сходное имел в виду М. Мосс, а позднее
М. Салинз, пользуясь терминами «всеобщая постав-
ка» и «генерализованная реципрокность» (Мосс 1996:
83—169; Салинз 1999: 102—140).
Stratum plus
№1. 2018
жет найти у других, когда не сумеет обеспе-
чить себе сам. Но в то же время, не являясь ни-
чьим должником конкретно и не ощущая себя
таковым, не будучи вынужденным специаль-
но трудиться, чтобы возместить полученное
от других, человек в таком обществе обладал
реальной личной свободой. Он зависел от мно-
жества людей и множество людей зависело
от него, но обременительные 5, а тем более ка-
бальные, взаимодействия между конкретны-
ми личностями или группами отсутствова-
ли. В этом аспекте человек-охотник пребывал
в состоянии духовного комфорта.
Не случайно такую систему жизнеобеспе-
чения и социальных отношений называют
моральной экономикой (Peterson 2002; 2005;
Peterson, Taylor 2003, и др.).
Особо следует отметить, что право просить
(или требовать) и брать, равно как и обязан-
ность давать, являли собой сердцевину «соци-
альности» в характеризуемых обществах, по-
этому зачастую люди просили/давали и тогда,
когда в этом не было утилитарной составля-
ющей, такие трансакции служили символиче-
ским подтверждением прочности отношений.
Как подчеркивал тот же Дж. Вудберн, по-
добная система создает устойчивые механиз-
мы, препятствующие «аккумуляции имуще-
ства» («accumulation of material wealth» —
Woodburn 1982: 442 et passim) отдельными
индивидами или группами. Но если имуще-
ство нельзя аккумулировать, сохранять для
себя и самых близких, преумножать для себя
и самых близких, если, отдав столько-то
не самым близким, ты не можешь рассчиты-
вать на то, что потом столько же (уж не гово-
ря о большем) получишь от не самых близких,
то нет смысла добывать материальные ценно-
сти в количествах бóльших, чем это необхо-
димо для удовлетворения минимальных нужд
(ср.: Sahlins 1972: гл. 1). Все, что сверх того,
все равно от тебя уйдет. Отсюда особенности
экономического поведения, которые получили
наименования «минимизации потребностей»,
«минимизации риска», «минимизации уси-
лий» и «сатисфикционного (satisficing) прин-
ципа» (Peterson 1993; 2002; Svizzero, Tisdell
2015: 18) — «он (она) не стремится максими-
зировать свою выгоду, но он (она) стремится
достичь предопределенного уровня удовлет-
воренности, как только этот порог достигнут,
5
Например, Т. Видлок, много работавший в поле
среди бушменов Южной Африки, пишет, что люди там
взаимодействуют друг с другом таким образом, чтобы
свести на нет любые поползновения дающего получить
какие-либо преимущества над получающим — как эко-
номические, так и моральные (Widlok 2013: 21).
Stratum plus Настоящий охотник — бедный охотник?
№1. 2018
любая дополнительная работа становится бес-
полезной» (Svizzero, Tisdell 2015: 18) 6
Моральная экономика и все поведенче-
ские стереотипы, с ней сопряженные, гаран-
тируют людям высокий уровень уверенно-
сти в будущем, ощущение стабильности раз
и навсегда заведенного порядка жизни. По-
настоящему страшны для таких сообществ
лишь природные катаклизмы, а также эко-
номически более сильные и превосходящие
их демографически враги. Но противосто-
ять и тому и другому, опять-таки, — до неко-
торых пределов и до определенной поры —
помогает моральная экономика. В то же вре-
мя, она является несомненным препятствием
для сколько-нибудь мощного технологическо-
го прорыва — не только для перехода к произ-
водящему хозяйству, но и для так называемой
интенсификации 7 присваивающего хозяйства
и развития так называемой культурной слож-
ности (complexity) 8. Примеры специализации
и интенсификации экономики присваивающе-
го типа, а также движения в сторону «куль-
турной сложности», дают другие охотничье-
собирательские общества, такие как — клас-
сический пример — индейские общества
северо-западного побережья Северной Аме-
рики. У них, конечно, экономика была «амо-
ральной», и поэтому они сильно приблизились
к «культурной сложности», а может, и к циви-
лизации. Аналоги известны и по археологиче-
ским данным.
6
«He/she does not try to maximize his/her utility but
he/she tries to reach a pre-determined level of satisfaction.
Once this threshold is reached, any additional work becomes
useless» (Svizzero, Tisdell 2015: 18). Употребляя термин
«satisficing principle», авторы цитируемой работы ссы-
лаются на (Simon 1947).
7
Есть, правда, некоторые археологические данные,
которые позволяют ряду исследователей допускать,
что в отдельных районах Юго-Восточной Австралии
процессы так называемой интенсификации экономи-
ческой деятельности в определенные периоды проис-
ходили (см., напр.: Lourandos 1997). Как писал М. Смит
(Smith 1999: 327), возможно австралийские охотничье-
собирательские общества двигались к иному социаль-
ному и экономическому способу жизнеобеспечения
в некоторых частях континента в послеледниковое вре-
мя, но это движение не было унилинейным процессом,
не было оно также и непрерывным или одинаковым
в разных районах страны. Ни о чем подобном, насколь-
ко известно автору этой статьи, не свидетельствуют эт-
нографические данные постколониального времени.
8
Понятие «культурной сложности» (complexity)
вызывает множество дискуссий среди социальных ан-
тропологов и археологов (см., напр.: Sassaman 2004:
231—236; Boehm, Flack 2010; Hayden 2014). Ho эти
дискуссии не касаются непосредственно темы нашей
статьи.
81
Все вышесказанное, разумеется, рису-
ет весьма схематичную картину. На самом
деле даже общества охотников и собирателей
с неспециализированным хозяйством (хадза,
палияр, ченчу, батек, аэта, кубу и т. п.) весь-
ма существенно отличались друг от друга
по культуре в целом и по конкретным прояв-
лениям рассматриваемых аспектов социально-
экономической жизни в частности. Некоторые
из них, к тому же, столетиями экономически
взаимодействовали с соседями — земледель-
цами и скотоводами (пигмеи, бушмены, охот-
ники Индии). Жившие в изоляции охотники
и собиратели Австралии тоже создали — в раз-
ных областях огромного континента — нема-
лое разнообразие хозяйственных стратегий
и нормативов социальной жизни.
Известны этнографии и общества охот-
ников с неинтенсифицированной экономи-
кой, к которым представленная выше схема
не вполне применима или вообще неприме-
нима. Таковы, по-видимому, были нганасаны,
эвенки, эвены, нивхи и другие народы Сиби-
ри, сохранявшие до сравнительно недавнего
времени присваивающее хозяйство (см. напр.:
Бахрушин 1925: 90; Попов 1984: гл. 1; Линде-
нау 1983: 68, 72; Туголуков 1970: 230—231;
Штернберг 1905: 116, 119, 122 и др.). Источ-
ники свидетельствуют об имущественной
дифференциации у них, а также об отраже-
нии ее в языках, в частности, о наличии таких
понятий и обозначающих их слов, как «богат-
ство» и «богатый». Теоретически это должно
быть косвенным признаком и представлений
о бедности и бедных. Вспомним М. Салинза,
который писал: «Бедность не есть малое коли-
чество предметов потребления... она, прежде
всего, выражает отношения между людьми.
Бедность — это социальный статус» (Sahlins
1972: 51).
Каковы бы ни были различия между куль-
турами австралийских, африканских, южно-
азиатских и юго-восточноазиатских охотни-
ков, в них не было и не могло быть ни бедных,
ни богатых в силу фундаментального прин-
ципа социально-экономического взаимодей-
ствия людей, который в работе, написанной
по-английски автором этих строк, было пред-
ложено — за неимением лучшего — назвать
«totalitarian sharing». Слово «totalitarian», ко-
нечно, имеет негативные коннотации, но, мо-
жет быть, нам пора уже отрешиться от них
и употреблять это слово в прямом его значе-
нии — аксиологически нейтрально — под-
разумевая лишь стереотипы поведения и мо-
ральные установки, абсолютно обязательные
для всякого, кто включен в определенную со-
циальную сеть.
82 О. Ю. Артемова
Этот фундаментальный принцип обуслав-
ливал (для максимальной ясности повторим
еще раз концентрированно):
— перманентную циркуляцию матери-
альных и духовных ценностей, а также все-
возможных услуг, в пределах весьма широ-
ких социальных сетей, в которых связи между
людьми осмыслялись исключительно как род-
ственные;
— лишение индивидов и семей контроля
над продуктами их труда и имуществом, если
эти продукты труда не потреблялись немед-
ленно, а вещи не использовались «здесь и те-
перь»;
— перманентное выравнивание экономи-
ческих статусов всех членов сообществ 9;
— защиту получателей ценностей и услуг
от превращения в должников дающих;
— снижение или даже сведение на нет мо-
тивации к аккумуляции имущества у индиви-
дов, семей или групп;
— снижение — в социально-психологи-
ческом плане — ценности любых материаль-
ных объектов, вещей; по сути — их «мораль-
ное обесценивание» (“easy come, easy go”).
А все это, в свою очередь, обуславливало
формирование особого типа личности и осо-
бого, можно отважиться сказать, типа этоса
(ethos) 10. Нет, как известно, более неблагодар-
ной и безнадежной задачи, чем задача опреде-
лить обобщенно тип личности, характерный
для той или иной социальной среды, и, тем бо-
лее, некий социально-психологический облик
или «дух» этой среды. Но даже близко не по-
мышляя о такой задаче, можно попытаться
выделить некоторые ведущие личностные
свойства и социально-психологические осо-
бенности культуры общения, многократно от-
меченные этнографами, работавшими в поле.
Родство, категоризированное в подробно раз-
9
Сознательное использование так называемых
стратегий выравнивания в таких обществах описа-
но и проанализировано во множестве публикаций, их
можно отметить лишь выборочно (Biesele 1999: 208;
Boehm 1993; 1999; 2012; Сashdan 1980; Gardner 1966;
2006; Endicott 1981; 1988; Endicott, Endicott 2012:
59—168; Lee 1979: 245—248; Marshall 1976: 194—195;
Silberbauer 1982; Tanaka, Sugawara 1999: 198; Turnbull
1965; Wiessner 1996; Woodburn 1979; 1980; 1982).
10
В отечественной этнологической литературе
принято избегать этого термина в силу его «обскурант-
ности». В западных публикациях, включая исследо-
вания по охотникам и собирателям, его часто исполь-
зуют, притом без всяких оговорок (напр.: Bird-David
1992: 38—41; Martin 2011: 203, 206). Возможно, по-
нятие «охотничье-собирательский этос» может быть
воспринято как аналог предложенному А. Барнардом
понятию «охотничье-собирательский образ мысли»
(“hunter-gatherer mode of thought” — Barnard 2000).
Stratum plus
№1. 2018
работанной и четко употребляемой термино-
логии — это то, без чего человек не может об-
рести индивидуальной социальной позиции,
построить отношения с другими и осмыслить
их. Связанные с родством регламенты поведе-
ния, запреты и предписания, — многочислен-
ные, подчас весьма мелочные — соблюдаются
свято, неукоснительно. Крепость отношений
родства, глубокая зависимость от родствен-
ников, нуждаемость в родственниках, причем
в широком их круге, сочетается с выраженным
индивидуализмом, стремлением личности
поддерживать свою автономию и признанием
этой автономии со стороны сообщества. Лич-
ная свобода в распоряжении временем, в пе-
редвижениях в пространстве, в организации
труда и определении его объемов буквально
бросается в глаза всякому стороннему наблю-
дателю, резко контрастируя с тем, к чему при-
выкли «белые» люди в своей среде. Лидеры,
которые командуют окружающими, распоря-
жаются их действиями и указывают, что и как
делать, невозможны в этой среде. Возмож-
ны лишь лидеры, за которыми добровольно
идут, к которым сознательно прислушиваются
и присматриваются, которым доверяют и же-
лают подражать. Жизнеобеспечение дости-
гается индивидуальными, редко семейными
усилиями. «Каждый сам за себя». Не делиться
с другими нельзя, но и добывать что-либо для
того, чтобы поделиться (за пределами семьи)
не требуется. Трудолюбие не ценится, ценят-
ся смекалка, находчивость, умение ловко вы-
ходить из затруднительных ситуаций и дости-
гать желаемого минимальными усилиями. Ли-
шения, в том числе и достаточно длительное
отсутствие пищи или воды, а также физиче-
ский дискомфорт (жара, холод, сырость, ве-
тер, комары, зловредные мухи и т. п.) перено-
сятся стоически. Еда, а тем более предметы
обихода, вещи, нужны только для непосред-
ственного удовлетворения текущих потребно-
стей, коль скоро эти потребности удовлетво-
рены, о еде забывают, а с вещами легко расста-
ются, отдавая родственникам или даже просто
выбрасывая. Духовные, религиозные, художе-
ственные занятия, родственные чувства и лич-
ная свобода — вот истинные ценности, а ми-
нимум материального приложится как бы сам
собой — по мере необходимости.
Эти и многие иные типичные для охот-
ников и собирателей личностные свойства,
установки и стереотипы поведения оказались
на удивление устойчивыми даже в услови-
ях драматического наступления европейской
колонизации и/или (в Индии, в Индонезии)
принудительной государственной модерниза-
ции. Во множестве случаев под натиском этих
Stratum plus Настоящий охотник — бедный охотник?
№1. 2018
мощных сил быстро рушилась присваиваю-
щая экономика, охотники и собиратели пе-
реставали охотиться и собирать, теряли свои
религиозно-обрядовые традиции, утрачива-
ли потестарные структуры, равно как и мно-
гое другое, но в то же время, надолго сохра-
няли (а некоторые из них сохраняют и по сию
пору) стереотипы поведения и мировоззрен-
ческие установки, обусловленные присваива-
ющим хозяйством и моральной экономикой.
Более того, при переходе к иным источни-
кам жизнеобеспечения у целого ряда бывших
охотников и собирателей традиционные фор-
мы поведения и взаимодействия, в том числе
и totalitarian sharing, быстро перестраивались,
адаптировались к внедрению денег и всего
остального, что приносит с собой «цивили-
зация», и не только адаптировались, но и па-
радоксальным образом приобретали гипер-
трофированный — по сравнению с тради-
ционным — облик. В частности — делиться
и требовать некоторые из бывших охотников
стали значительно интенсивнее, изобретатель-
нее и разнообразнее, чем в доколониальной
ситуации (см., напр.: Peterson 2013).
С различными, порой весьма причудли-
выми и даже, казалось бы, нелепыми приме-
рами сказанного автору этих строк довелось
столкнуться самой во время полевой работы
в Австралии. В значительной своей части эти
примеры уже получили отражение в другой
публикации (Артемова 2016). Она легко до-
ступна в Интернете, и автор отсылает читателя
к ней. Там же можно посмотреть оригиналь-
ные цветные фотографии. Ниже релевант-
ные наблюдения лишь суммируются и при-
водятся некоторые дополнительные данные.
Только в отдельных случаях автор позво-
лит себе прямые повторения: самые драго-
ценные и впечатляющие сведения приходят
к нам нечасто.
Коротко об экспедициях
в Австралию и поселении
аборигенов
После 30 с лишним лет изучения этногра-
фии аборигенов Австралии в читальных залах
российских библиотек автору статьи выпала
удача поехать туда, где живут потомки опи-
санных в книгах людей. Осенью 2005 г. состо-
ялась поездка в селение Аурукун (Северный
Квинсленд, полуостров Кейп Йорк, жители
поселка принадлежат к этнолингвистической
группе вик-мункан и некоторым другим род-
ственным вик-говорящим группам), где автор
провела около двух месяцев. Потом были по-
ездки туда же на разные сроки в 2007, 2008,
83
2009 и 2015 гг. В 2010 г. удалось побывать
на острове Милингимби (самый крупный
из Крокодиловых островов в Арафурском
море к северу от полуострова Арнемленд, эт-
нолингвистическая группа йолнгу). Поми-
мо Аурукуна и Милингимби, довелось посе-
тить еще несколько поселений — Пормпурау,
Манигриду, Напаранум, Ярабу и ряд других
(рис. 1). Но больше всего времени было про-
ведено в Аурукуне. В 2008 г. автор уже прие-
хала туда не одна, а с помощником — моло-
дым специалистом А. А. Закурдаевым, в 2009
и 2015 гг. — с коллегами В. Л. Кляусом
и Ю. А. Артемовой. С 2008 г. арендовались
внедорожники, незаменимые при полевой ра-
боте в глухих глубинных районах Австралии.
Селение Аурукун, насчитывающее сегод-
ня около 1150 коренных австралийцев и око-
ло 100 пришлых, преимущественно англо-
австралийцев (служащие администрации и по-
лиции, школьные учителя и др.), расположено
у слияния трех больших рек — Арчер, Уард
и Уотсон — недалеко от побережья залива
Карпентария, во влажных и жарких тропиках
(примерно 13˚ южной широты). Ближайший
крупный поселок шахтеров (Випа) находит-
ся в 200 км, а ближайший город (Кэрнс) —
в 600 км.
Аурукун был основан как пресвитериан-
ская миссия в 1904 г. До 1950-х часть вик-
мункан и многие люди из родственных групп
продолжали жить в лесу, оставались охотни-
ками и собирателями и лишь время от вре-
мени приходили в Аурукун. В настоящее вре-
мя все аборигены Аурукуна живут оседло
в стандартных домах, конструкция которых
типична для австралийских тропиков. Почти
все вик-мункан умеют говорить по-английски,
но сохраняют свой родной язык в качестве
главного.
Поселок находится под управлением вы-
борного Совета коренных жителей, но пре-
имущественным влиянием обладают англо-
австралийцы, выполняющие бюрократиче-
скую работу при Совете. Основной источник
средств жизнеобеспечения для большин-
ства аборигенов — пособия по безработице,
а также различные иные социальные выпла-
ты из государственных фондов. Характерны
также нерегулярные заработки. Рабочих мест
не хватает, да и аборигены, в значительной
своей части, не проявляют заинтересованно-
сти в постоянной работе.
Охота, и в особенности рыболовство,
все еще остаются для аурукунцев любимы-
ми занятиями. Однако рыбачить и охотить-
ся вблизи поселка не слишком продуктивно,
а автомобили-внедорожники и моторные лод-
84 О. Ю. Артемова Stratum plus
№1. 2018

Рис. 1. Карта Северной и Северо-Восточной Австралии с обозначением упомянутых в тексте поселков. 1 —

Милингимби; 2 — Манингрида; 3 — Випа и Напаранум; 4 — Аурукун; 5 — Пормпурау; 6 — Ярраба.

Fig. 1. The map of Northern and North-Eastern Australia showing the localities mentioned in the text. 1 — Milingimbi; 2 —
Maningrida; 3 — Weipa and Naparanum; 4 — Aurukun; 5 — Pormpuraw; 6 — Yarrabah.

ки, позволяющие отъехать подальше в лес
или уплыть по течению рек, имеются лишь
у немногих, да и у тех постоянно нет денег
на бензин. Собирательство почти утратило
свое значение. Овощи и фрукты, продающи-
еся в магазинах, гораздо привлекательнее лес-
ных.
Аурукун слывет одним из самых неблаго-
получных поселений коренных австралий-
цев. Плохое здоровье, хроническое недоеда-
ние, нищета, алкоголизм (до 2007 г. алкоголь
продавался в так называемой Таверне по буд-
ням после трех часов дня и до семи вечера, по-
том был введен сухой закон, теперь спиртное
доставляется подпольно) и наркомания, под-
ростковая преступность, семейное насилие,
уличные потасовки, угоны автомобилей и кра-
жи со взломом, изнасилования несовершен-
нолетних, нападения на белых учителей или
работников магазинов — лишь часть из того,
что постоянно обсуждается в различных пу-
бликациях, посвященных этому поселку. Ав-
тору статьи, однако, ни разу не пришлось по-
чувствовать себя там в опасности. Самыми пе-
чальными сообщениями, которые приходили
от аурукунцев, были сообщения о нередких
самоубийствах среди молодых людей. А ведь
в традиционных условиях, исходя из данных
Р. и. К. Берндтов («Мир первых австралий-
цев», глава 11 «Смерть и после смерти» —
Берндт, Берндт 1981: 364), суицид был неиз-
вестен! Самыми же тяжелыми из испытанных
чувств и переживаний были угнетающая ску-
ка, уныние, тоска, ощущения безнадежности
и неприкаянности. Наверное, они передава-
лись автору от обитателей поселка.
Без родства ты не существуешь
Когда автор впервые появилась в Ауруку-
не, местные жители ее игнорировали. Было
так, будто между ними и автором стеклянная
стена. Они видят новую женщину на улицах
поселка, она видит их, но она для них не су-
ществует. Лишь некоторые встречные говорят
ей: «Что ты здесь ходишь? Собаки тебя по-
кусают. Вообще порвут. Иди туда, где ты жи-
вешь. Иди в дом». При этом можно было дога-
даться, что они всего лишь не хотят оказаться
в полицейском участке из-за своих полуди-
ких собак и странной незнакомки. Дни ухо-
дят, и никакой полевой работы. Но вот в по-
селок приезжает известный австралийский
археолог — теперь уже, к сожалению, покой-
ный — Роджер Криб. Он, будучи давно вклю-
ченным в широкую родственную сеть абори-
генов Кейп Йорка, представляет автора неко-
торым из жителей поселка как свою сестру,
и они тут же признают ее родственницей,
а вслед за ними — и другие. Ведь все абори-
гены не только в этом поселке, но и в осталь-
ных, раскиданных по полуострову на огром-
ных пространствах, считаются родственника-
ми друг другу. У автора появилось множество
Stratum plus Настоящий охотник — бедный охотник?
№1. 2018
«сестер» и «братьев», «дочерей» и «сыновей»,
«внуков» и «внучек». С некоторыми из них
сложились теплые и доверительные отноше-
ния.
Классифицирующие номенклатуры род-
ства являют собой удивительные порождения
интеллектуальной изобретательности, вызван-
ной к жизни сложными и многообразными об-
стоятельствами и людскими потребностями.
Все они обладают хитроумными инструмен-
тами расширения круга родственников и фор-
мализованного включения новых людей в уже
имеющиеся социальные сети. Такова и но-
менклатура родства вик-мункан. Один из воз-
можных инструментов ее расширения —
«сродняющий» посредник. Он вполне может
не быть реальным родственником этногра-
фу, и люди, принимающие этнографа как род-
ственника, прекрасно знают об этом, однако
это их не смущает. Происходит как бы «ме-
ханический» перенос отношения к посред-
нику на нового человека. Метафоры «меха-
нический» и «механизм» в данном контексте
служат хорошую службу. Быстрая, нерефлек-
сируемая (нерационализируемая) интеллекту-
альная и эмоциональная процедура. Термины
родства — «как ты к такому-то обращаешь-
ся? А, значит, меня ты будешь звать так-то» —
«приводные ремни» этого механизма. Притом
устанавливаются отношения, которые этно-
граф никак не может счесть просто средством
для успешности работы, это реальная обоюд-
ная эмоциональная вовлеченность и взаим-
ные обязательства.
Процедура «включения» или «адопции»
так проста и быстра, что значимость ее лег-
ко недооценить. Но в добрую минуту один
из братьев перечислил автору тех белых 11, кто
были «адоптированы» на его памяти. Их, по-
мимо автора, было названо шестеро, и собе-
седник подчеркнул, что это редкие случаи.
Благодаря посредничеству Р. Криба, автора
этих строк еще и мистически — с помощью
особого ритуала, проведенного в удаленном
от поселка месте — «представили земле»
одного из наиболее многочисленных семейств
Аурукуна — Путчеманка. Впечатляющим
примером серьезности, с которой относятся
аборигены к установленным таким образом
связям, может служить следующий случай.
Когда несколько лет спустя умер один из пред-
ставителей названного семейства, человек
мало знакомый автору, родственники умерше-
11
Позднее автор узнала, что аборигены не считают
ее белой, и причина была не столько в смуглой коже
и темных глазах, сколько в особенностях поведения.
Автора приравняли к выходцам из Полинезии.
85
го нашли сложный способ оповестить автора
об этой смерти (печальная новость была пере-
дана в Москву устно — аборигены редко пи-
шут письма — через нескольких аборигенов
и русскую эмигрантку из Кэрнса). Член семьи
должен знать и иметь возможность приехать
на похороны. Иногда похороны откладывают-
ся на несколько недель 12, чтобы вся родня мог-
ла съехаться.
Итак, представленная как родственница, ав-
тор сразу же стала элементом «дающего» или
«дарующего» окружающего мира (Bird-David
1990), однако и ей самой, и ее русским дру-
зьям не раз довелось испытать бескорыстные
помощь и заботу аборигенов. Но главное —
для нее начался увлекательный процесс «узна-
вания» проявлений древней австралийской
охотничье-собирательской культуры в поведе-
нии и суждениях людей, поневоле помещен-
ных в обстоятельства, которые определяются
стандартами современной постиндустриаль-
ной культуры европейского происхождения.
«Как все правильно описали этнографы в сво-
их книгах, как прав был Р. Криб, когда назы-
вал аурукунцев “людьми племенной культу-
ры” (‘absolutely tribal people’)!» — с упоени-
ем снова и снова мысленно повторяла автор.
Этнографическая триада
Одежда. Мы все привыкли «встре-
чать по одежке». Коренные жители в Ауру-
куне и других поселках носят джинсы, шор-
ты, майки, рубашки, платья или юбки. В боль-
шинстве своем они выглядят опрятно и любят
мыться в душе, порой — по нескольку раз
в день, ведь там очень жарко. Одежду часто
меняют, многие пользуются стиральными ма-
шинами, но не утюгом. С первого взгляда вид-
но, что одеждой эти люди не интересуют-
ся. С миссионерского времени они приучены
прикрывать тело так, как им извне предлагает-
ся это делать. Раньше им раздавали самые про-
стые вещи бесплатно, теперь они покупают
самые простые вещи в магазинах. Любят уни-
форму, которую получают, если работают в го-
стинице, детском саду, школе, магазинах и др.
Никто не стремится наряжаться, но и людей
опустившегося вида встретишь нечасто. Нет
интереса к украшениям или затейливым при-
ческам. Такой минимализм сильно отличает
австралийских аборигенов, особенно женщин
и девушек, даже от африканских или индий-
ских охотников-собирателей и их потомков,
которые обильно украшают себя металличе-
12
В поселке есть морг с холодильной камерой.
86 О. Ю. Артемова
скими кольцами и браслетами, всевозможны-
ми яркими изделиями из бисера, старательно
распрямляют свои курчавые волосы или пле-
тут многочисленные косички и т. п. Коренные
австралийцы не красуются друг перед другом
и не любуются собой. Забегая вперед, автор
скажет, что зеркал в их обиходе не припоми-
нает.
Приехав в Аурукун во второй раз в 2007 г.,
автор привезла в подарки (из Москвы) самым
близким «сестрам», «братьям» и их домочад-
цам кое-что из одежды и незатейливые укра-
шения. Все это принималось со словами бла-
годарности и видимым равнодушием. Скоро
стало ясно, что надо было вместо этих вещей
везти свежие мясо и фрукты 13 из ближайшего
шахтерского городка.
На улицах Аурукуна редко встретишь чер-
ного человека с какой-либо ношей. Люди, как
правило, ходят в буквальном смысле с пу-
стыми руками: идут себе неспешным шагом
и слегка размахивают руками, в которых ни-
чего нет. Обычно ходят босыми, сандалии
или пластмассовые шлепанцы надевают, если
нужно идти по раскаленному асфальту, по-
сетить Совет, лететь в город (как правило —
в Кэрнс) или пойти на службу в церковь.
С пустыми руками отправляются
и в Кэрнс — на самолете — в гости к родствен-
никам или по делам. На нем джинсы и фут-
болка, на ней юбка и легкая кофта. Никаких
чемоданов, рюкзаков или котомок. Все необ-
ходимое он (она) найдет у родни, если, конеч-
но, у нее это будет. В противном случае все
они перетерпят, пока чего-нибудь не добудут
или не подоспеет пособие. Настоящий охот-
ник должен быть мобильным и ничем не отя-
гощенным.
Как-то одна белая австралийка показала
автору цветастые штапельные юбки, которые
она шила для черных женщин. У них только
один карман. На вопрос: «Почему один»? От-
вет был: «Пачка сигарет и памперс для ребен-
ка, а больше ничего не нужно, она счастли-
ва!».
Пища. В традиционных условиях корен-
ные австралийцы были обществом с «систе-
мой немедленного возврата» 14. Все что добы-
13
Мясо в аурукунских магазинах продается только
мороженое («каменное»), фрукты — часто недозрелые
и вялые. Владельцы магазинов ссылаются на трудности
с доставкой. В расположенной в 200 км Випе с преиму-
щественным англо-австралийским населением можно
купить все самое лучшее, что бывает в Австралии.
14
«Immediate return systems» — конструкт Дж. Вуд-
берна (Woodburn 1980; 1982), получивший широкое при-
знание среди зарубежных социальных антропологов.
Stratum plus
№1. 2018
валось, сразу же потреблялось. И наоборот,
когда возникала потребность в чем-либо, тог-
да и предпринимались усилия, чтобы ее удо-
влетворить. Это, в первую очередь, относится
к пище. В настоящее время источники пита-
ния изменились, а привычки в основном оста-
лись прежними. Люди не думают заранее, что
будут есть на завтрак, обед или ужин, но до-
бывают еду, когда чувствуют голод. Покупа-
ют в магазине или в примитивном местном
кафе, если есть деньги. Если их нет, то пы-
таются у кого-то попросить еду или деньги.
Те, у кого это есть, не могут отказать, и обыч-
но люди знают, что, у кого и где имеется в на-
личии. Либо люди пытаются как-то немно-
го заработать по случаю. Купленная еда по-
требляется сразу, часто на ходу и в одиночку.
О полезности или вредности пищи никто
не думает, хотя все слышат много разумных
увещеваний извне — в школе, по радио, по те-
левиденью и др. То, как плохо и неправильно
питаются современные аборигены — отдель-
ная тема, очень подробно освещаемая и в на-
учной, и в популярной литературе. Ей здесь
не место. Важно лишь подчеркнуть, что перед
нами типичное поведение охотников и соби-
рателей, стремящихся к минимизации усилий
и риска. Перехватить какую-то готовую еду
так, как позволят обстоятельства — проще,
быстрее и безопаснее, чем ловить рыбу в реке,
изобилующей эстуарными — огромными —
крокодилами или охотиться в лесу, где пол-
но змей и вредных насекомых. А что есть —
это не так уж и важно, важно не быть голод-
ным, хотя и голод и жажду принято терпеть
подолгу. Не раз и не два автору приходилось
под вечер слышать от своих братьев: «я ниче-
го не ел со вчерашнего дня», причем в обсто-
ятельствах, когда нельзя было заподозрить,
что у автора просят еду или деньги.
При чтении этнографической литерату-
ры автор этой статьи не сталкивалась с опи-
саниями совместных трапез аборигенов, даже
и семейных. Характерно, как представляет-
ся, было, чтобы каждый взрослый, даже и по-
лучив еду у других или поделившись добы-
чей с другими, потреблял свою долю один,
как и когда ему заблагорассудится. А «боль-
шой пир» у них был всего-навсего публич-
ной раздачей огромного количества отдель-
ных порций еды, с которой каждый волен
уйти, куда хочет. Это можно сказать и о со-
временных аурукунцах, и с этим была связана
одна из сложностей полевой работы. Абориге-
ны никогда не приглашали автора в свои дома
или даже во дворы и никогда ничем не угоща-
ли (да у них и не бывает запасов еды для уго-
щений). Между тем, каждый этнограф знает,
Stratum plus Настоящий охотник — бедный охотник?
№1. 2018
что именно гостеприимство тех, чью культу-
ру он приехал изучать, и совместные трапе-
зы в их жилищах — наилучшие обстоятель-
ства для сбора информации. Автор попыта-
лась организовывать коллективные трапезы
в своем временном жилище (местном гости-
ном доме) и с разочарованием обнаружила,
что приглашенные люди не знали, что такое
застолье с разговорами. Они быстро и мол-
ча съедали то, что подавалось, а потом рас-
ходились. Только постепенно они полюбили
совместные чаепития с небольшим угощени-
ем и длинными беседами, стали засиживать-
ся за столом подолгу. При этом они были бла-
годарны за любую еду, не проявляя и намека
на гурманство или разборчивость, быстро на-
сыщались скромными порциями, отказыва-
ясь от добавок. К еде, как и к вещам, эти люди
не испытывают особого интереса и вдохно-
венных разговоров о еде и ее вкусовых свой-
ствах не ведут. Лишь в редких случаях автору
по ее просьбе рассказывали о том, как, напри-
мер, вкусна была рыба, пойманная в реке в на-
чале сезона дождей.
Как-то раз в Аурукуне, в 2008 г., родствен-
ники позвали автора и ее коллегу — А. А. За-
курдаева — собирать раковины, моллюски
которых — одно из традиционных кушаний.
Было раннее утро, компания брела среди забо-
лоченных мангровых зарослей близ реки. Ра-
ковины надо было нащупывать в иле босыми
ногами, вода была холодная, и было страш-
но, что вместо раковины наткнешься на змею.
Острые корни мангровых царапали ступни.
Все, однако, не унывали и перебрасывались
шутками, каждый собрал понемногу раковин
в полиэтиленовый пакетик или маленькую са-
модельную веревочную сеточку, и очень скоро
решено было устроить костер и печь ракови-
ны в золе. Выбрались на сухое место, развели
костер и расселись вокруг, а когда огонь про-
горел, зарыли раковины в золу и стали ждать
их готовности. О готовности сигнализирова-
ли особые звуки — треск и что-то похожее
на писк. Каждый следил именно за своими ра-
ковинами, люди говорили друг другу: «вот это
твоя запищала» или: «а теперь твоя!», и каж-
дый расщеплял только свои раковины и толь-
ко из них высасывал или выковыривал содер-
жимое. Как они их различали, для автора оста-
лось загадкой. Но, видимо, ошибок не было.
Быстро насытившись, компания разошлась
по своим делам, кто куда, с собой унесли со-
всем немного раковин. Видно было, что уго-
щением домочадцев никто не озабочен.
Как-то раз на Милингимби в 2010 г. автору
довелось наблюдать, как двое мужчин верну-
лись с морской охоты с четырьмя громадными
87
черепахами в лодке. Их встречали многочис-
ленные дети и несколько женщин. Одна из них
была главной распорядительницей. Пользу-
ясь ее дружественным настроем, автор обра-
тилась к ней с довольно глупой просьбой раз-
решить сопровождать их всех с этой добычей
к дому и посмотреть, как будут готовить чере-
пах. Женщина со смехом ответила, что черепах
никуда не понесут, а приготовят прямо на бе-
регу, автору же она посоветовала идти «к себе
домой и есть свой ланч». Не оставалось ни-
чего другого. А через час на берегу уже нико-
го не было, видны были кострище и несколько
обугленных осколков панцирей. Несомненно,
в этом месте побывали все, кому нельзя было
отказать в куске мяса. Лишних едоков в лице
русской пришелицы не требовалось. На Ми-
лингимби автор не была включена в родствен-
ную сеть.
В Аурукуне автор и ее коллеги стремились
при каждом удобном случае организовать со-
вместную с аборигенами рыбалку в удален-
ных от поселка местах, используя арендован-
ный внедорожник или покупая бензин для мо-
торных лодок аборигенов. Ловля рыбы всякий
раз была индивидуальным занятием, и люди
не стремились наловить побольше, а удовлет-
ворялись тем, что считали достаточным для
себя лично и своих детей, а дети почти всег-
да были тут же рядом. Пойманную рыбу, как
правило, сразу пекли в золе и съедали прямо
на берегу. Если брали домой, то лишь немно-
го. Никто никого не угощал, подразумевалось,
что у каждого равные шансы на улов, но если
не везло, то надо было просто попросить
у тех, кто был более удачлив. Обязательно да-
вали. О невезении — а случалось так, что ча-
сами ни у кого не было клева и приходилось
ехать обратно в поселок голодными — никто
не сокрушался, просто начинали рассуждать,
что и как добыть в Аурукуне.
В 2015 г. В. Л. Кляус и автор этой статьи
осуществили давний замысел побывать в уда-
ленном от поселка месте, запечатленном в ми-
фологических рассказах вик-мункан. Для
этого наняли моторную лодку и двух сопро-
вождающих — молодых неженатых мужчин-
аборигенов. Было запасено немало мясного
угощения и «спрайта», весьма любимого або-
ригенами напитка. Однако молодые помощ-
ники быстро насытились весьма умеренны-
ми порциями в самом начале пути и больше
о еде не вспоминали. В том месте, где все вы-
садились на берег, был ручей, в нем обнару-
жилось несметное количество раковин. Лодка
была большая, можно было набрать раковин
на множество едоков. Однако один из пар-
ней взял штук десять — ровно столько, сколь-
88
ко поместилось в завязанную узлом на живо-
те футболку. Другой же молодой мужчина ра-
ковинами не интересовался, но на обратном
пути поймал (закинув из лодки леску с крюч-
ком) одну рыбину. Поймать больше не пы-
тался. «Лови еще, ведь в лодке много места,
а в реке много рыбы» — говорили ему нераз-
умные русские этнографы. «Мне на ужин хва-
тит одной» — лаконично отвечал он. Каж-
дый сам за себя. Но знает, что если у него ни-
чего не будет, кто-нибудь накормит. Вечером
этнографы встретили этого парня в посел-
ке, он уже поужинал рыбой и, зажав в кула-
ке сто долларов, полученные за помощь в по-
ездке, с радостной улыбкой бежал в местную
лавочку, чтобы купить себе сладкой газиров-
ки (софт дринк). Времени на разговоры у него
не было, он боялся опоздать, дело было к за-
крытию заведения.
В целом, у автора сложилось впечатление,
подкрепленное некоторыми высказываниями
белых людей, встреченных в Аурукуне (в том
числе социального работника, занимающего-
ся проблемами подростков), что никто там,
за исключением родителей малолетних де-
тей, дедов и, в особенности, бабок малолет-
них внуков, не озабочен тем, чтобы добыть
больше еды, чем это нужно ему или ей здесь
и сейчас — будь то из реки, из леса или из ма-
газина. Малых детей кормят взрослые, но как
только он или она становится подростком, ему
предоставляется самому заботиться о сво-
ем пропитании. Предполагается, что у кого-
то из многочисленной родни он чем-то пожи-
вится, сам что-то поймает в реке или в лесу,
перехватит денег у товарища и что-то купит
в магазине. Однако эта стратегия, сформиро-
вавшая в условиях «первоначального изоби-
лия» 15, сплошь и рядом оказывается пагуб-
ной в современном поселке городского типа.
Когда подросток слоняется по стоянке, распо-
ложенной в лесу, все семейные костры у него
на виду. Да и собственная семья под боком.
Где едят — там и он. Кроме того, он умеет ло-
вить рыбу, птиц, ящериц. Другое дело, когда
он днями напролет бродит среди домов, раз-
бросанных на нескольких квадратных кило-
метрах.
Беспомощным старикам и больным лю-
дям, как можно судить по отдельным наблю-
дениям, все же стараются раздобыть и припа-
сти еду. Так, некоторые из гостей автора, сидя
за столом, говорили, глядя в чью-нибудь та-
релку: «Ты ведь больше не хочешь есть, мож-
но я возьму эти остатки деду (бабке)? Он
15
Выражение М. Салинза (Sahlins 1972: Chapter 1).
О. Ю. Артемова Stratum plus
№1. 2018
(она) не ел (не ела) сегодня ничего». Или же
уносили недоеденную еду со своей тарел-
ки. Когда автор впервые летела в Аурукун,
с ней в самолете была женщина, которая —
одна-единственная среди летевших абориге-
нов — не стала есть выданный пилотом «су-
хой паек», а спрятала его в карман. На взлет-
ной полосе эту женщину встречала взрослая
дочь, явно душевнобольная. Попутчица авто-
ра сразу же нежно вручила дочери припасен-
ные бутерброд и печенье.
А хуже всех в поселках аборигенов со-
бакам. В традиционных условиях их никог-
да специально не кормили, они кормились
сами — отбросами, которые в изобилии ва-
лялись вокруг стоянок, или собственной до-
бычей. В современном поселке им нечем по-
живиться, кроме оберток от гамбургеров. По-
этому они еле живые лежат на солнцепеке
или, сбиваясь в устрашающие стаи, рыска-
ют вокруг поселка. С такими стаями лучше
не встречаться. В Пормпурау автору приве-
лось увидеть, как собаки ловят рыбу во время
отлива на мелководье, а в Арукуне не раз слы-
шать, что чью-то собаку утащил крокодил. Со-
баки приходят на берег в надежде чем-то по-
живиться в реке.
Жилище. Сегодняшние аурукунцы ведут
оседлый образ жизни, но сохраняют привыч-
ки кочевников. В дома к себе они, как уже го-
ворилось, автора не звали и порой с види-
мым неудовольствием воспринимали даже ее
приближение к забору-«рабице», которым ого-
рожены их дворы. Все сведения о внутреннем
устройстве домов получены автором «из тре-
тьих рук», лишь однажды ей удалось пожить
в доме одной из аурукунских семей. Склады-
вается впечатление, что типичный дом або-
ригенов почти пуст. В нем на голом полу ле-
жит несколько видавших виды матрацев или
матов, иногда имеется нечто вроде двухуров-
невых топчанов или нар, на которые броше-
ны те же матрацы. А кроме этого, в доме мо-
гут быть телевизор и музыкальная аппара-
тура, несколько пластмассовых стульев или
кресел. Это все или почти все. Ни запасов еды,
ни кухонной утвари. На стенах часто наклее-
ны красочные картинки из журналов или по-
вешены яркие коврики. Убирать, мыть полы
или стены не принято, как и не принято прово-
дить в доме много времени. Вся жизнь прохо-
дит во дворах или на улицах. В домах только
спят или смотрят телевизор. Неслучайно або-
ригены обычно говорят «Я сплю в таком-то
доме», а не «Я живу в таком-то доме». Дома,
в которых люди спят, постоянно меняются,
иными словами, люди часто перемещаются
из дома в дом в зависимости от сложного со-
Stratum plus Настоящий охотник — бедный охотник?
№1. 2018
четания обстоятельств, в которых трудно ра-
зобраться.
Судя по тому, что удалось увидеть авто-
ру в одном из домов, а также по рассказам бе-
лых австралийцев, аборигены нередко испы-
тывают нечто вроде ненависти, отвращения
или агрессии по отношению к своим четырех-
стенным обиталищам и порой пачкают, пор-
тят стены или ломают вещи, которыми изна-
чально снабжены предоставляемые им госу-
дарством жилища — электрические плиты,
унитазы, ванны и др.
Близ поселка до сих пор можно приме-
тить остатки старинных альтернатив: четыре
высоких шеста и плоская крыша, сплетенная
из пандануса. Там продувает ветерок, и во-
круг все видно на многие метры.
А оптимальное жилье автор видела
в 2009 г. у семьи, поселившейся на краю по-
селка, почти на опушке леса. Там было четы-
ре внутренних стены, создававших четыре от-
сека. А внешних стен не было. Как будто бы
их специально отломали от стандартного че-
тырехкомнатного дома. Были цементный пол
и крыша, водопровод, электрическая провод-
ка, лампочки и розетки, электроплита, сти-
ральная машина и несколько кроватей с ма-
трацами. Молодой парень, сидя на полу, элек-
трическим шлифовальным прибором доводил
до совершенства какую-то деревянную скуль-
птуру (по-видимому, ритуального назначе-
ния). Рядом (забора-«рабицы» не было) нахо-
дились проржавевшие «тойота» (так абори-
гены зовут любой внедорожник) и моторная
лодка с продырявленным дном. И то и дру-
гое, однако, было вполне «на ходу», в чем
В. Л. Кляус и автор имели случай убедиться,
арендовав эту лодку для своих нужд. В лод-
ке, если регулярно вычерпывать воду и раз-
вить хорошую скорость, можно было плыть
по большой реке. А когда она все же вышла
из строя, застряла в прибрежных мангровых
зарослях и почти затонула, хозяева пришли
на помощь и успешно вытащили ее на берег
с помощью тойоты.
Деньги и вещи
С деньгами и вещами современные або-
ригены обращаются примерно так же, как
с едой. Денег у большинства из них почти ни-
когда нет. А когда они появляются, их быстро
растрачивают и раздают родственникам.
Знаменательно устное свидетельство
Р. Криба. Аборигены получают пособия без-
налично — на банковские карточки. Человек
может в качестве «demand sharing» дать свою
карточку одному родственнику, а пин-код
89
«дать», т. е. сообщить, другому. Те двое сгова-
риваются и снимают все деньги. Это не анек-
дот и не глупость фигуранта. Это повседнев-
ная жизнь. Значит, обстоятельства не позволя-
ют отказывать.
Антрополог Д. Мартин как-то упомянул
в разговоре с автором, что одна из ее сестер
получила сравнительно недавно от государ-
ства 10 тыс. долларов в компенсацию за тя-
желое детство в миссионерское время. День-
ги «разошлись» в кратчайшие сроки, непости-
жимые для белого человека.
Одно из самых популярных занятий ау-
рукунцев — игра в карты на деньги. Здесь
и там в поселке под кронами огромных ман-
говых деревьев, высаженных в «миссионер-
ское время», можно видеть десятки распо-
ложившихся на земле игроков. Многие про-
водят в «карточных кругах» дни напролет.
«Ловят» деньги или «охотятся на деньги»
(“fishing for money” or “hunting for money”),
и было бы непрофессионально видеть в кар-
точных играх аборигенов просто азартное
развлечение. Нет, они смотрят на игру как
на дело, которое приходится делать среди
многих прочих дел, направленных на добы-
чу денег «здесь и сейчас». Вот слова одно-
го из братьев, ныне уже, к великому сожале-
нию, покойного: «Завтра мы с тобой не уви-
димся. Завтра будут выплаты пособий, надо
идти играть». И последовало нечто вроде пе-
чального вздоха, мол «что поделаешь!».
Люди «ставят на кон» небольшие суммы,
но выигрыши порой доходят до десятков ты-
сяч долларов. Удачливые игроки покупают
(в местном магазине или заказывают по ин-
тернету) холодильники, стиральные машины,
велосипеды, компьютеры, телевизоры, музы-
кальную аппаратуру. Изредка — даже авто-
мобили и моторные лодки. Но ничто из этих
приобретений обычно не удерживается
во владении «счастливчиков» надолго. День-
ги моментально истрачиваются, вещи перехо-
дят из рук в руки, ломаются и выбрасывают-
ся. Валяются во дворах около домов, свозят-
ся на свалки. Около Аурукуна в лесу можно
видеть впечатляющие кладбища разбитых ав-
томобилей. А проигравшие свои пособия хо-
дят неделями голодные и «перехватывают»
у других по мелочам.
Примечательно, что мелкие деньги (сере-
бро или пятидолларовые купюры) порой но-
сят просто в руке, в кулаке, как бы наготове —
быстро истратить или кому-то отдать. А если
по дороге что-то отвлекло от цели и понадо-
бились свободные руки для какого-либо дей-
ствия, то просят ближнего: «Подержи. А то по-
теряю!».
90 О. Ю. Артемова
Но было бы опрометчиво говорить, что
аборигены не умеют обращаться с деньга-
ми (ниже автор постарается это аргументи-
ровать), скорее, они просто не удостаивают
деньги особого внимания. Автору приходи-
лось иметь дело с работниками магазина и по-
чты, которые весело и небрежно, «навскидку»,
называли цены за товары или плату за услугу
(часто не в пользу заведения), с презрением
отмахиваясь от мелочных подсчетов.
Одна из вещей, в которых аборигены по-
стоянно нуждаются — электрическая кар-
точка. Дома в Аурукуне снабжаются элек-
тричеством, только если в особый счетчик
вставлена карточка. Их продают в местном
магазине по 20 долларов за штуку. Карточки
хватает ненадолго. А без карточек дома с семи
часов вечера погружаются в беспросветную
тьму и почти невыносимую в тропиках духо-
ту. Не работают фены и кондиционеры. Нель-
зя даже вскипятить воду для чая на электро-
плите. Как только автор появлялась в посел-
ке, на нее сыпались просьбы купить карточку.
Выполнять их все было немыслимо, но близ-
ким сестрам порой эти карточки покупались,
а на следующий день та же сестра опять мог-
ла попросить купить ей карточку: нельзя было
не отдать предыдущую родственникам, у ко-
торых малые дети и которым без карточки еще
хуже, чем ей.
Все подарки, которые автор привозила се-
страм и братьям из Кэрнса или из Москвы,
равно как и все вещи, которые отдавала или
покупала по их просьбам в Аурукуне — одея-
ло, юбки и футболки, музыкальные диски или
диски с видео, специально для них изготов-
ленные — все это быстро исчезало навсегда
в ходе непрекращающейся циркуляции в кру-
гу родственников.
Люди вик утратили множество старин-
ных навыков и обычаев, перестали изготов-
лять традиционные орудия и утварь, забро-
сили важнейшие обряды, но в полной мере
сохранили древние нормы, обязывающие да-
вать то, что просят, и позволяющие рассчи-
тывать на то, что всегда можно попросить то,
что нужно. В этом залог продолжения их со-
циальной жизни, залог самого существования
их сообществ и основа личностной сохранно-
сти составляющих эти сообщества отдельных
людей.
Пространство и время
Однажды В. Л. Кляус и автор отвезли в лес
на своей машине двух аурукунских сестер —
собирать какие-то семена (на продажу). Вер-
нувшись за ними через несколько часов, узна-
Stratum plus
№1. 2018
ли, что они ждут уже очень долго. Кляус потом
говорит автору: «Наши деревенские женщины
давно бы уже дошли домой пешком, ведь ки-
лометра полтора до поселка, не больше». Да,
а для предков этих собирательниц некогда
30 миль в день были не расстоянием! Но ведь
в современном долгом ожидании попутных
машин (это происходит постоянно) заключе-
но куда больше от этоса охотника/собиратель-
ницы, чем в многокилометровой ходьбе. Ми-
нимизация усилий.
Раньше мужчины поднимали копья с зем-
ли, зажав их между пальцами ног — чтобы
не нагибаться. Теперь так поднимают с земли
другие вещи, например, грабли.
В большинстве своем аурукунцы не но-
сят наручных часов и «часов не наблюдают».
С ними не следует назначать свиданий, в на-
меченное время они, как правило, не прихо-
дят. Приходят в другое. Очень долго тянутся
порой сборы на рыбалку. Если нет еды, покуп-
ной воды, спичек и котелка, чтобы взять с со-
бой «для пикника», то можно обойтись так:
пресную воду найти где-то неподалеку от реки
(в сухой сезон в реках там вода соленая из-за
близости моря, во влажный сезон — пресная
из-за обилия дождей) и вскипятить в пустой
консервной банке, которых повсюду валяет-
ся множество, огонь добыть трением, рыбу
поджарить в золе или на обломке термитни-
ка. Но нельзя идти без снастей, а они сплошь
и рядом отсутствуют: «Ох, мою сеть, мою ле-
ску, мои крючки взяла такая-то или такой-то!».
Идут (или едут, если в распоряжении машина)
туда, где она или он должны находиться. Там
ее или его не оказывается, идут куда-то еще,
порой опять безуспешно. Однако, не найдя
нужного человека, в конце концов берут сна-
сти у кого-то другого. Не припоминается слу-
чая, чтобы рано или поздно все не устраива-
лось — так или иначе.
Поразительно, как свободны, как независи-
мы там люди в своих передвижениях. Каждый
идет, куда хочет и когда хочет. Никто не мо-
жет ему помешать. Взрослый человек, даже
супруг или супруга, даже сын или мать, не мо-
жет сказать другому взрослому: «Не уходи, ты
мне нужен», или: «Я не пущу тебя, там опас-
но». И сообщать другим, куда и зачем идешь
и где тебя можно найти, или когда вернешься,
не требуется.
Удивительный был случай в 2015 г. Ста-
рая женщина, проводившая все время в инва-
лидной коляске, захотела плыть вместе с нами
в лодке к местам своих предков. Мы на всякий
случай сообщили об этом ее близкому род-
ственнику. Он только ухмыльнулся и сказал:
«Ха, пусть плывет!». Она, правда, не поплы-
Stratum plus Настоящий охотник — бедный охотник?
№1. 2018
ла, в последний момент сославшись на страх
перед крокодилами.
За последние полстолетия аборигены Ау-
рукуна в значительной мере утратили зна-
ния об окружающих поселок территориях, да-
леких поездок в глухие места многие из них
боятся, причем на самом деле они боятся
не крокодилов, змей или насекомых, они бо-
ятся мистических влияний той земли, с кото-
рой прервана духовная связь. Они страшатся
нарушить табу, ведомые только тем, кто дав-
но уже в мире ином. А вот бытовые навыки
выживания в дикой местности, где нет ника-
ких благ цивилизации, аборигены не потеря-
ли. Одна из сестер автора, крепко поссорив-
шись с белой австралийкой, кричала в запале:
«Если ты заблудишься в лесу, то быстро по-
гибнешь, а я долго смогу прожить там, даже
и одна, а потом обязательно найду дорогу
в Аурукун!». Это был сокрушительный ответ-
ный удар, и это была правда.
Гостеприимство по-аурукунски
Автору понадобилось время, чтобы отре-
шиться от привычных стереотипов гостепри-
имства и оценить исконные австралийские.
Ее, а потом и двух ее коллег, «представили
земле», и после учили, как вести себя на этой
земле, чтобы не попасть в беду. Вот мы на ры-
балке: «Не подходи совсем близко к реке, слы-
шишь — это кроки воют на том берегу, да, это
они поют, есть хотят, зовут маму, чтобы по-
кормила!» Действительно издалека доносится
полурык-полувой — низким басом. «Незамет-
но подплывет, внезапно бросится и утащит
под воду. Следи за своей дочерью, где она?
Надо чтобы все время была у нас на виду!»
В поселке: «Не ходи на тот конец, там ярост-
ные собаки! Не ходи на ту улицу, там пло-
хие парни угнали грузовик, их теперь поли-
ция ищет». Во дворе гостевого дома, где автор
пыталась ухаживать за цветами: «Не копо-
шись голыми руками в опавших листьях, мо-
гут быть змеи!».
Вот автор узнает, что готовится важная це-
ремония, ночью будет репетиция. Автор про-
сит двух сестер взять ее с собой. Соглашают-
ся не сразу, как бы с сомнением. Идем втроем
по поселку в кромешной тьме. Почти у каж-
дого дома какие-то фигуры мечутся, и крик
на грани драки. Все недавно вернулись из пив-
ной (2005 г., до сухого закона), в воздухе висит
психологическое электричество высокого на-
пряжения. В глубинке этой жизни автор еще
не бывала. Одной отсюда не выбраться. Что
у них на уме? Может, они проучить хотят, что-
бы не совалась, куда не надо? Да ладно, будь
91
что будет. Подходим к освещенному наруж-
ными огнями дому. Фонарики у входа горят
разноцветные. Большой двор, покрытый пе-
ском пополам с пылью, собаки, дети, взрос-
лые полукругом, кто на земле, кто на стульях,
кто на подстилках полиэтиленовых. Костер
горит. Автору сразу стул уступили. Снача-
ла девушки в длинных разноцветных — го-
лубых, розовых, зеленых, желтых — юбках
из каких-то блестящих бумажных полос га-
вайскую хулу танцуют. Очень красиво, музы-
ка замечательная, музыкальный центр у них
на раскладном столике. По сравнению с по-
линезийками они очень худые, бедрами рас-
качивать умеют, а впечатление другое. Но все
равно прекрасно. В восторг приводит девчуш-
ка лет четырех. На нее тоже юбочку надели,
сначала она стесняется в круг выходить, а по-
том отваживается. Как чудесно у нее сразу же
получается! Вспоминается, где-то написа-
но: девочки-аборигенки рождаются умеющи-
ми танцевать! Автор сказала: «Вот маленькая
принцесса!» Всем понравилось. Стали повто-
рять. Сестра Д. мрачна, однако. Автор спра-
шивает ее, не бросила ли она курить. Отвеча-
ет, что не сможет бросить. И тогда автор поти-
хоньку дает ей пачку сигарет. По ее «спасибо,
систе» ясно, как это кстати. И до чего ловко
она эту пачку прячет, а потом украдкой курит!
Этому нужно специально учиться в обстанов-
ке totalitarian sharing. Оглядывая все общество,
автор кожей чувствует, что им хорошо вместе,
что вот сейчас они живут, как хотят. При ко-
стре, на песке, дети, женщины, мужчины, со-
баки и музыка, пение, танцы! И шутки и толь-
ко свой язык. И все кругом, за исключением ав-
тора, свои. Некого стыдиться, что в пыли, что
в соплях детишки, что кто-то пьяный, что все
чешутся... Даже собакам полумертвым в этот
час неплохо! Это по их позам, как они растя-
гиваются на животе у ног людей, видно. Все
вместе и хозяева рядом! Поют песни остро-
витян Торресова пролива. Поют свои, вик-
мунканские. Танцуют свой танец — дикар-
ский, почти свирепый. Когда Д. объявляет, что
пора уходить, автор подчиняется, хотя и хочет-
ся слушать и смотреть еще и еще. Но и на том
спасибо. Автор кричит всем: «Апоу» («до сви-
данья» по вик-мункански), ей радостно отве-
чают тем же. Незнакомые женщины говорят:
«Д.! Теперь береги ее»! — «Да, я буду!» — от-
вечает Д. И автора трогательно доставляют
прямо к гостевому дому.
А вот, у этнографов (А. А. Закурдаева и ав-
тора, 2008 г.) конфликт с англо-австралийской
администрацией, с них могут потребо-
вать непомерные деньги за жилье, к ним при-
ходит племянница автора и объявляет, что она
92 О. Ю. Артемова
и вся родня не бросят в беде. Соберут эти день-
ги. «Я дам 200 долларов» — говорит она —
«Н. даст 100, А. даст 150, другие тоже дадут».
«Откуда же деньги?» — спрашивает автор. —
«Ведь вчера ни у тебя, ни у Н. не было даже
пяти долларов на еду». «Это наше дело» —
в ответ. К счастью, все обходится, возможно,
улаживают братья и сестры, употребив влия-
ние на родственников, входящих в Совет.
В 2009 г. В. Л. Кляус, один из аурукун-
ских братьев и автор терпят «бедствие
на реке». Неправильно рассчитав количество
бензина, они не только не могут достичь наме-
ченной цели речного путешествия, но и едва
умудряются высадиться на берег и добраться
обратно в поселок, да к тому же чуть не гу-
бят арендованную у аборигенов лодку (она,
как уже упоминалось в другой связи, застря-
ла в мангровых зарослях у берега). Сопровож-
давший этнографов абориген, немного по-
блуждав в темном лесу, выбирает правиль-
ное направление и выводит их, после трех
часов ходьбы, на автомобильную дорогу, иду-
щую к Аурукуну. До поселка далеко. Ждут
попутной машины. Она оказывается маши-
ной аборигенов, забитой до отказа. Они не мо-
гут никого взять, но поворачивают в обратном
направлении и разыскивают патрульный ав-
томобиль полиции. Полицейские доставля-
ют этнографов и проводника в Аурукун. По-
следующие два дня проводник не покидает
этнографов, безуспешно пытающихся спа-
сти лодку (всех их буквально заедают комары)
и мечущихся между поселком и местом ава-
рии на арендованном внедорожнике. В какой-
то несчастный момент внедорожник тоже ло-
мается. Снова нужно идти по лесу пешком.
А проводник нездоров, немолод (он умер
от рака в 2010) и, как этнографы узнают слу-
чайно, все время голоден. Он ведь с ними —
значит, не может заниматься добычей еды. За-
пасов, как мы помним, аборигены не держат.
А этнографы и вовсе позабыли о еде. Но слух
о «беде» (“I have heard you got into trouble?”)
быстро разносится по поселку. Хозяева лод-
ки едут на своей тойоте вытаскивать ее. Эт-
нографы тоже с ними — на уже отремонти-
рованном автомобиле. Находится и несколько
добровольных помощников. Когда лодку под-
нимают на воду, выясняется, что испорчен мо-
тор. У этнографов явно не хватило бы денег
на новый мотор, но никто даже не заикается
о возмещении ущерба.
Конец ноября 2005 г. Автор готовится по-
кинуть Аурукун, и никто не знает, доведет-
ся ли ей снова приехать туда. Один из близ-
ких братьев произносит прощальное слово
Stratum plus
№1. 2018
в церкви после вечерней воскресной служ-
бы, теплое и проникновенное. Просит высту-
пить и автора. Автор что-то, запинаясь, про-
износит сквозь слезы. Апоу! Утром некото-
рые братья и сестры сопровождают автора
к взлетной полосе. Становятся в круг и поют
прощальную песню. Вот автор уже в самоле-
те, разбег по взлетной полосе, машущие рука-
ми люди так малы, так смутно видны издале-
ка, да и слезы мешают...
Июль 2008 г. А. А. Закурдаев и автор гото-
вятся уезжать. Последнее вечернее чаепитие,
близкие люди приходят с подарками. Крас-
ное платье с яркими цветами (оно до сих пор
носится) и красная рубашка. Откуда деньги?!
Поют прощальные песни. Утром приходят
провожать. Этнографы грузятся во внедорож-
ник. Братья и сестры плачут. Этнографы, ка-
жется, вторят им, и лишь через час дорога, как
водится, рассеивает грусть.
Как не вспомнить тут свидетельства ранних
наблюдателей традиционной жизни австра-
лийцев: когда кто-нибудь отправлялся в дли-
тельное путешествие, на общей стоянке раз-
давались плач и причитания, женщины даже
ранили себя в знак печали, как на похоронах,
а позже исполняли магические обряды, что-
бы обеспечить благополучное возвращение
ушедших (напр., Dahl 1926: 59).
«Мы не можем быть такими, как они»
Один из самых обаятельных, добрых, об-
разованных и в полном смысле этого слова
интеллигентных аборигенов (он, увы, тоже
ушел из жизни), говорил автору в 2007 году
тихим и грустным голосом: «Белые люди хо-
тят, чтобы мы стали такими, как они, но мы
не можем, просто не можем, и все!».
По глубокому убеждению автора, абори-
генам не удается, вопреки усилиям много-
численных государственных и общественных
структур, вырваться из того, что в Австра-
лии считается бедностью или даже нище-
той, не только из-за «постоянного прессин-
га» demand sharing (cр. Peterson 2013: 171—
175), но и из-за отсутствия сколько-нибудь
значительной личностной мотивации, необхо-
димой для достижения того, что понимается
в мире белых людей под материальным бла-
госостоянием. Более того, складывается впе-
чатление, что «объективная нехватка ресур-
сов (денег, топлива, оснащения и т. п. и т. д.»
(Martin, Martin 2016: 213), о которых так часто
говорят и пишут белые австралийцы, сами-
ми аборигенами не воспринимается как бед-
ность. Автор ни разу не слышала, чтобы ее со-
Stratum plus Настоящий охотник — бедный охотник?
№1. 2018
беседники в Аурукуне, Пормпурау или Ми-
лингимби называли себя бедными или даже
просто жаловались на материальное небла-
гополучие. Не проявлялось в их высказыва-
ниях и зависти к материальному процвета-
нию англо-австралийцев. На ум опять при-
ходит метафора стеклянной стены или, быть
может, стеклянного колпака, которым абори-
гены незримо отгородили себя от мира бе-
лых людей, и смотрят они на этот мир сквозь
свою прозрачную ограду без особого уваже-
ния и без вожделения.
Вспоминается рассказ Н. Петерсона (во
время одного из академических собраний)
о пожилом аборигене варлпири из поселка
Юндуму (Центральная Австралия). Ничего
не имея, сидя на расстеленном на земле рва-
ном одеяле, он говорил о своем желании
«подкопить денег», чтобы послать их детям
Афганистана, потому что на днях он смотрел
телевизионную передачу о бедственном по-
ложении в этой стране и был особенно впе-
чатлен тем фактом, что детям там не хвата-
ет одеял.
Когда щедрость требуется 16,
а усилия не минимизируются
Приводившиеся выше эпизоды, а так-
же многие другие, свидетельствуют, что по-
рой именно щедрость и великодушие руко-
водят поступками аборигенов, причем даже
просить о помощи не приходится, и порой
именно щедрость предписывается норма-
ми их общежития. Иногда появляется у них
и мощная мотивация копить деньги, аккуму-
лировать ценности, интенсифицировать труд.
Все это коренные австралийцы умеют делать.
Но это, чаще всего, диктуется не стремлени-
ем индивидов или семейных ячеек стать бо-
гаче, но эмпатией к тем, кто в беде, или, на-
против — острым желанием испытать поло-
жительные эмоции, получить эстетическое
наслаждение, принять участие в увлекатель-
ном мероприятии и др.; словом — сильными
чувствами, не подчиненными утилитарным
нуждам.
Наиболее сильные чувства, не обуслов-
ленные утилитарными нуждами, современ-
ные коренные австралийцы испытывают
в связи со смертью родственников. Именно
эти события мотивируют людей копить день-
ги, искать дополнительные доходы, ехать
16
Напомним цитировавшееся выше утверждение
Дж. Вудберна: «Щедрость не требуется».
93
в лес и усиленно охотиться, чтобы добыть
огромное количество мяса для поминального
«пира», днями напролет трудиться над изго-
товлением ритуальных предметов и т. п. В та-
ких обстоятельствах не может быть и речи
о легкомысленной непредусмотрительно-
сти или «пагубной» привычке «жить одним
днем».
В традиционных условиях аборигены на-
всегда покидали стоянку, на которой кто-то
умер. Современные дома не забрасывают-
ся навсегда. Поэтому теперь проводят осо-
бые очистительные церемонии по проше-
ствии некоторого периода «пустования дома».
Это главные и, увы, очень частые церемонии
в Аурукуне. Их готовят месяцами. Заказывают
в городе в огромных количествах новую одеж-
ду для участников — например, разноцвет-
ные, яркие футболки с логотипами, отражаю-
щими традиционную символику; изготовляют
сами всевозможные украшения — бумажные
цветы, гирлянды, ленты — ритуальные ко-
стюмы, ритуальные скульптуры, ритуальные
копья, барабаны и многое иное. На церемонии
присутствуют сотни людей. Порядок, который
поддерживается при этом, и слаженность дей-
ствий участников поразительны. Прежде чем
«открыть» покинутый после смерти челове-
ка дом и войти в него, люди часами танцуют
и поют во дворе, определенные родичи по-
койного (или покойной) выполняют опреде-
ленные ритуальные роли. Каждая семья или
каждый клан имеет отличительные черты
в одежде, в раскраске лица и тела. Большин-
ство исполняемых во время таких церемоний
песен и танцев создано жителями Аурукуна,
они так и называются по именам композито-
ров: «песня анти Айрин» или «песня систе Кэ-
ройлайн». Мотивы многих песен и танцев за-
имствованы у островитян Торресова пролива
и полинезийцев, но содержание — свое, отра-
жающее события или переживания, значимые
для создателя. Кульминация же церемонии —
уже упомянутый выше воинственный и муже-
ственный традиционный танец вик-мункан —
аплач. Сначала танцуют обнаженные по пояс
мужчины и мальчики с копьями. Затем присо-
единяются женщины. Под конец церемонии
люди торжественно обходят дом вокруг. По-
том входят в дом, слышатся громкие рыда-
ния. Обычно в это время уже почти темно.
На лиловато-красном небе сияет серебряный
месяц и рядом с ним яркая Венера. Плач пе-
ремежается пением, бой барабанов сопровож-
дается стрекотанием цикад. Завершается все
традиционным «пиром» — массовой раздачей
еды.
94 О. Ю. Артемова
Совсем новое явление в Аурукуне — уста-
новка на могилах 17 гранитных плит и памят-
ников с тотемической символикой. Это тоже
требует от родственников умерших больших
денежных вложений.
Тревожные симптомы
Высокая смертность в Аурукуне 18 пред-
ставляет собой наиболее убедительное сви-
детельство того, что принято в Австралии
называть глубокой социальной дисфункци-
ей (напр.: Sutton 2009; Ford 2013). Возмож-
но, достаточно будет отметить, что в 2005 г.
у автора там было немало братьев (в возрас-
те 50—55 лет), а теперь у нее остались только
сестры, и много более молодых людей ушли
из жизни за истекшие годы.
В последнее время наметилась тенденция
отправлять детей учиться или работать в горо-
да, подальше от поселка. Способность юных
людей, выращенных в Аурукуне, адаптиро-
ваться к городской жизни Австралии пред-
ставляется сомнительной. Гораздо более ве-
роятно, что они будут страдать и в городе,
в чуждом окружении, и стремиться вернуть-
ся в поселок. Это уже происходит. Но нельзя
и исключать отдаленную перспективу рассея-
ния, растворения вик-мункан среди пришлых
австралийцев.
В 2015 году у автора также возникло впе-
чатление, что некоторые семьи, оставаясь
в Аурукуне, пытаются вырваться из обста-
новки бессмысленности иными способами.
Так, в отдельных дворах появились дорогие
автомобили-внедорожники и большие мотор-
17
Все аборигены в Аурукуне крещены, и все по-
хороны сопровождаются и церковной службой, и тра-
диционными обрядами, претерпевшими определенные
модификации. Хоронят людей в гробах в сравнитель-
но неглубоких могилах. На могилах ставятся деревян-
ные кресты, иногда — памятники. К крестам крепятся
таблички с указанием имени и дат жизни умершего,
иногда приводятся цитаты из Библии, из псалмов Дави-
да. На могилы кладутся (или втыкаются в землю) яркие
бумажные цветы.
18
Автор не сумела найти надежной статистики
смертности среди аборигенов Аурукуна. Важно под-
черкнуть, что высокая смертность не значит, что числен-
ность населения Аурукуна падает, рождаемость тоже
высока там: «В Аурукуне, среди аборигенов и остро-
витян Торресова пролива, средний возраст определялся
в 27 лет. Из числа аборигенов и островитян Торресова
пролива 32,2% были детьми в возрасте от 0 до 14 лет
и 4,5% жителей — в возрасте 65 лет и старше» (“In
Aurukun (Indigenous Areas), the median age of Aboriginal
and/or Torres Strait Islander people was 27 years. Of the
Aboriginal and/or Torres Strait Islander people 31.2% were
children aged 0 to 14 years and 4.5% were people aged 65
years and over” — 2016 Census QuickStats).
Stratum plus
№1. 2018
ные лодки, которые содержатся в хорошем со-
стоянии. Упомянем еще раз и дорогостоящие
памятники на кладбище. Само по себе это
не говорит о перемене ценностной парадиг-
мы — типичной для коренных австралийцев
на типичную для англо-австралийцев (бла-
госостояние вместо бедности). Лодки и ав-
томобили нужны, чтобы обеспечить мобиль-
ность, которая всегда была важнейшей со-
ставляющей культуры аборигенов. Это всего
лишь адекватное современной жизни оснаще-
ние, необходимое для охоты, рыбной ловли,
поездок к родственником, живущим в других
местах, посещения древних религиозных цен-
тров. Гранитные надгробия — современный
способ проявить глубокое почтение к умер-
шим. Оно всегда было и до сих пор остается
одной из главных составляющих мироощуще-
ния аборигенов. Самые ухоженные и краси-
вые могилы — это преимущественно могилы
молодых людей, по которым отчаянно, душе-
раздирающе скорбят их родители.
Однако чтобы накопить деньги для машин,
лодок и могильных сооружений, нужно нахо-
дить и уметь сохранять хорошо оплачиваемую
работу, а также необходимо ограничить свое
участие в системе totalitarian sharing. Чтобы со-
держать автомобили и лодки в рабочем состоя-
нии и приличном облике, нужно научиться от-
казывать хотя бы части из тех, кто непрестан-
но просит одолжить средства передвижения
на время или куда-то их свозить. Сужение же
круга родственников, в котором циркулиру-
ют твои деньги и вещи, или хотя бы частич-
ное дистанцирование от этого круга, чреваты
потерей прочного места в сети многопоколен-
ных социальных связей. А у окружающих та-
кое поведение рождает чувство растерянности
и даже фрустрации. В. Л. Кляусу и автору до-
велось однажды видеть, в какое неукротимое
бешенство впадает абориген, услышавший
отказы (несколько подряд) в ответ на прось-
бу «подбросить» (прицепив к внедорожнику)
его лодку из поселка до причала. И отказыва-
ющие, и встречающие отказы получают пси-
хологическую травму, и для тех, и для других
рушится привычный мир (ср. Peterson 2013;
Martin 2015: 13—17). Здесь таится потенци-
альная угроза главному оплоту цивилизации 19
аборигенов — моральной экономике, кото-
рая цементирует их сообщества и на которой
зиждется внутренняя целостность личности.
Эта уникальная культура может существовать
только при сохранности родственных связей.
19
Слово употреблено сознательно, существует
огромная литература, подтверждающая его адекват-
ность (см., напр.: Gammage 2011).
Stratum plus Настоящий охотник — бедный охотник?
№1. 2018
Немало австралийских коллег, да пожа-
луй, не только австралийских, упрекнут ав-
тора в нереалистической, устарело романти-
ческой и даже негуманной позиции. Чтобы
выжить и жить «достойно», чтобы стать са-
мообеспечивающимися, экономически неза-
висимыми членами гражданского общества,
говорят они, аборигены должны «продавать
свою рабочую силу», «разорвать путы demand
sharing», «встраиваться в mainstream society»
и т. п. (см., напр., дискуссии: Martin 2011;
Martin, Trigger, Parmenter 2014; Peterson 2016).
Но тогда от их традиционной культуры оста-
нутся только публичные фестивали — псевдо-
корробори — и серийное изготовление псев-
дототемических изображений на кусках коры,
испещренных мириадами точечек, а самые
главные достижения, совершенные ими на их
особом пути эволюции, будут потеряны.
Вспоминаются слова Дональда Томсона,
совершившего в начале 1930-х героические
экспедиции в Северо-Восточный Арнемленд
с целью найти способ урегулирования дра-
матического конфликта между неаккультури-
рованными еще тогда аборигенами и англо-
австралийскими властями. «Я думаю, что мы
должны всегда помнить следующее: стре-
мясь сделать из этих людей черных белых, мы
приносим им самое большое из возможных
зол, так как с нашей жесткой приверженно-
стью политике “белой Австралии” мы не го-
товы приобщить их к подлинному социаль-
ному равенству, что было бы, очевидно, един-
ственным оправданием таких устремлений»
(Thomson 2003: 186).
А что в ретроспективе?
Все те явления, которым были посвящены
предыдущие параграфы работы, в особенно-
сти система «totalitarian sharing», могли суще-
ствовать и зачастую существовали без всяких
парафеналий, доступных археологической
фиксации. Между тем, эти явления, как кажет-
ся автору, имеют огромное значение для пони-
мания процессов социальной эволюции — об-
щих и частных.
В 1929 году А. Н. Максимов опублико-
вал работу «Накануне земледелия». В ней
он, обобщив собранный по крупицам мате-
риал о традиционной собирательской дея-
тельности аборигенов (ей тогда в австралове-
дении уделялось мало внимания) и на десят-
ки лет предвосхитив подходы современных
зарубежных исследователей, доказывал, что
аборигены Австралии пользовались техниче-
скими приемами сбора урожая диких плодов,
корней, клубней и злаков, а также их обработ-
95
ки перед употреблением в пищу, мало чем от-
личающимися от соответствующих приемов
земледельческих народов. Более того, австра-
лийские женщины и за плодоносящими рас-
тениями ухаживать умели — как бы помога-
ли их росту и созреванию плодов. Это при-
вело А. Н. Максимова к заключению, что
у коренных австралийцев уже в рамках соби-
рательского хозяйства сложились такие усло-
вия, при которых для перехода к земледелию
им не пришлось бы проделывать никакой «ре-
волюции» (Максимов 1997: 325). Они техно-
логически были вполне готовы к земледельче-
ской жизни.
В 1986 г. В. Р. Кабо писал: «позднейшие ис-
следования показали, что аборигены Австра-
лии подошли к земледелию даже ближе, чем
представлялось Максимову. Об этом свиде-
тельствуют, например, примитивные формы
ирригации, сооружение оросительных пло-
тин и искусственных водоемов, которые пре-
дотвращают губительные последствия засу-
хи и способствуют произрастанию полезных
растений, привлекают рыб, птиц и животных.
Местами длина искусственных каналов, ко-
торые делались еще до колонизации, дости-
гала нескольких сот метров. Это было со-
знательное, целенаправленное воздействие
на природу, еще более впечатляющее, чем
опыты с высаживанием ямса и других рас-
тений, засвидетельствованные в Австралии»
(Кабо 1986: 233).
В 2011 году вышла книга Билла Гэммэджа
«Самая большая плантация в мире: как абори-
гены сотворили Австралию» 20, в которой этот
автор, опираясь на обширный фактический
материал и на выводы немалого числа совре-
менных археологов, историков и антрополо-
гов, показал, что по всей Австралии абориге-
ны в полном смысле этого слова возделывали
землю и что они, в частности, целенаправ-
ленно выращивали урожай целого ряда видов
плодоносящих растений. Аборигены, по сло-
вам этого автора, занимались «земледелием,
но не стали земледельцами», т. е. не сделали
земледелие основным своим делом и основ-
ным источником пропитания, не отдавали ему
так много времени и труда, как это делают на-
стоящие земледельцы, словом — не измени-
ли ради земледелия свой образ жизни. Насто-
ящий земледельческий образ жизни — это
оседлый образ жизни, аборигены же были аб-
солютно привержены мобильности. В этом
Гэммэдж видит причину их сознательного
20
«...превратив ее в настоящий рай» (Gammage
2011: 5).
96 О. Ю. Артемова
исторического выбора в пользу присваиваю-
щего хозяйства.
Представляется, что не меньшую, а ско-
рее всего и большую, чем мобильность, роль
сыграли все те черты их культуры, которые
рассматривались выше: totalitarian sharing
в целом, и в частности — сатисфикцион-
ный принцип хозяйственной деятельности,
минимизация усилий и риска, социально-
психологические установки, препятствовав-
шие аккумуляции материальных ценностей
отдельными индивидами или семьями, равно
как и социально-экономические механизмы,
которые постоянно снижали — в социально-
психологическом смысле — «стоимость» ма-
териальных ценностей, или даже обесцени-
вали их.
Однако сам по себе вопрос «Почему ав-
стралийские аборигены не стали земледель-
ческим народом?», столь часто задаваемый
в научной и ненаучной литературе, представ-
ляется академически некорректным. Многие
охотники и собиратели экспериментировали
с культивацией растений, что хорошо засвиде-
тельствовано и этнографически, и археологи-
чески, но лишь немногие самостоятельно сде-
лали земледелие основным способом жизнео-
беспечения.
Еще в начале нашего века считалось, что
«очагов» независимого перехода от при-
сваивающего к производящему хозяйству
было не более четырех (Rowley-Conwy 2001:
62—64), к началу 2010-х археологи насчиты-
вали уже 10 таких «очагов» (см., напр.: Price,
Bar-Yosef 2011; Bar-Yosef 2017). В масштабах
Земного шара это, однако, все равно немного.
Произошли все эти независимые друг от дру-
га переходы к земледелию на весьма корот-
ком (по сравнению с периодом существова-
ния Homo sapiens) временном отрезке между
11 500 и 7000 тыс. лет назад, и в последующие
4000—5000 лет земледелие распространилось
на огромные пространства, по-видимому, ис-
ключительно в ходе колонизационных про-
цессов (см., напр.: Bellwood 2011; Özdoğan
2011; Rowley-Conwy 2011; Bar-Yosef 2017).
Люди, ставшие земледельцами, буквально ри-
нулись осваивать новые земли и распростра-
нять свои хозяйственные системы во всех на-
правлениях.
Победное шествие земледелия по нашей
планете было детерминировано конкретны-
ми эволюционными выборами, сделанны-
ми конкретными обществами в конкретные
периоды истории; большинство других об-
ществ оказались втянутыми в орбиты этих
выборов. Лишь немногие сумели избежать
названного эволюционного пути, отступив
Stratum plus
№1. 2018
в экологические ниши, непривлекательные
для земледельцев, или уже ранее занимая та-
кие ниши.
Коренным австралийцам посчастливилось
жить на земле, в значительной своей части
весьма благоприятствующей культивации и —
до поры — недоступной для земледельческой
колонизации извне. Поэтому у них был вы-
бор: стать земледельцами или остаться охот-
никами/собирателями. Ведь представляется
абсолютно очевидным, что мыслящие, пред-
усмотрительные и волевые индивиды, объе-
диненные в группы, делали исторические вы-
боры, и делали их сознательно, из поколения
в поколение; притом понимали, что они де-
лают, «осознанно экспериментируя с различ-
ными социальными стратегиями в различных
контекстах», «будучи знакомы с разнообраз-
ными вариантами социального взаимодей-
ствия», равно как и зная о возможных послед-
ствиях избранных «социальных стратегий»
(Wengrow, Graeber 2015: 603), а также мани-
пулируя «природным окружением с полным
знанием, хотя, возможно, и не всегда полным,
об изменениях, которые может повлечь за со-
бой их поведение» (Bar-Yosef 2017: 300).
Аборигены Австралии хорошо умели обес-
печивать свою жизнь в тех объемах, которые
считали достаточными. Подавляющая часть
их деятельности, непосредственно не под-
чиненной утилитарным нуждам, была связа-
на с религиозными культами и другими заня-
тиями духовного свойства (см., напр.: Berndt,
Berndt 1977: 519). Именно в такие виды дея-
тельности они инвестировали огромные объ-
емы труда и времени, равно как именно для
обеспечения коллективных церемониальных
и эстетических потребностей они добывали,
собирали и хранили в больших количествах
пищу, а также многие другие материальные
ценности — охру, кварц, кремень, расти-
тельное волокно, шкуры, пух и перья птиц
и многое другое (напр., Berndt, Berndt 1977:
Chapter III, 256—258, 262—264; Keen 2004:
92). Пожалуй, мы можем предположить, что
коренные австралийцы не перешли к настоя-
щему земледелию, потому что им это не было
нужно, а не было нужно — в свою очередь —
потому, что они в ходе десятков тысячелетий
самостоятельного развития великолепно овла-
дели искусством быть умеренными в желани-
ях. «Достаточно — это так же хорошо, как
и пир» — гласит английская поговорка. «Тот
вечно будет рабом, кто не знает, как обой-
тись немногим» — сказал Гораций.
Канадский антрополог Лайонел Тайгер,
издавший в 1987 году блестящую и не менее
провокационную, чем его знаменитые «Муж-
Stratum plus Настоящий охотник — бедный охотник?
№1. 2018
чины в группах» (Tiger 1969), книгу «Ману-
фактура зла. Этика, эволюция и индустриаль-
ная система» (Tiger 1987), объявил переход
к земледелию и скотоводству в Старом Свете
«началом всемирного грехопадения», но ре-
альное «производство мирового зла» он свя-
зал с индустриальной системой. Ключевое
свойство индустриальной системы состоит
в том, писал он, что, когда она работает, она
ведет к таким последствиям, которых никто
или почти никто не хочет, да и не может пред-
видеть. Огромная пропасть пролегла между
теми «общественными обстоятельствами, ко-
торые создал современный человек, и тем гре-
гарным (обусловленным биологически задан-
ной социальностью — О. А.) мощным течени-
ем, которое создало человека».
По-видимому, индустриальную систему,
коль скоро она запущена, невозможно остано-
вить. Но был ли неизбежен ее запуск? — спра-
шивал Тайгер. И отвечал: конечно, нет. «Тща-
тельные покровы близкой к безумию законно-
сти скрывают почти невероятные финансовые
последствия дурацкой веры в неизбежность
производительности». И было бы «до глупо-
сти наивно» недооценивать ту роль, которую
играет во всем этом «простая бездумная жад-
ность или жадность сложная и обдуманная»
(Tiger 1987: 75, 82, 103, 109).
А был ли неизбежен переход к произво-
дящему хозяйству? Безусловно, нет, счита-
ют некоторые археологи. «Археология не дает
никаких свидетельств, — пишет П. Роулей-
Конуи, — того, чтобы охотники и собирате-
ли проявляли имманентно присущую им тен-
денцию двигаться от более простой организа-
ции к более сложной» (Rowley-Conwy 2001:
53). В бесчисленном множестве раз, продол-
жает он, древние охотники отвечали на вы-
зовы окружающей среды интенсификаци-
ей присваивающего хозяйства, усложнением
социальной жизни, а затем вновь возвраща-
лись к простым формам. Во многих случаях
они тысячелетиями вели усложненное при-
своение и не переходили к производству про-
довольствия. У дзёмонцев древней Японии во-
семь тысяч лет «сложной» жизни не привели
к собственному земледелию. «В натуфийцах
не было ничего такого (курсив мой — О. А.),
что бы делало земледелие неизбежным для
них, там просто стеклось в одно время много
способствовавших тому обстоятельств, а то бы
они так и остались охотниками и собирателя-
ми... В развитии охотничье-собирательских
обществ нет предопределенного направле-
ния» (Rowley-Conwy 2001: 62—64).
Если это правда, то резоннее спрашивать
не почему коренные австралийцы не перешли
97
к новому способу жизнеобеспечения, но поче-
му некоторые древние охотники/собиратели
перешли к нему? Конечно, этот вопрос не раз
ставился археологами и социальными антро-
пологами, предлагались различные гипоте-
зы (напр.: Boehm, Flack 2010; Boehm 2012;
Falnnery, Marcus 2012; Hayden 2014, и др.),
но надежного ответа до сих пор нет (аналити-
ческий обзор различных подходов к пробле-
ме см., напр.: Price, Bar-Yosef 2011; Bar-Yosef
2017).
Отвергаются такие тривиальные объясне-
ния, как перенаселение и нехватка ресурсов
в «очагах» первоначального земледелия, ведь
они локализованы в местах, переживавших
с наступлением голоцена времена природного
изобилия, а население там стало усиленно ра-
сти именно с переходом к земледелию (Price,
Bar-Yosef 2011; Bar-Yosef 2017). Парадоксаль-
ным образом получается, что люди стали ис-
кусственно производить пищу и иные цен-
ности не потому, что у них этого было мало,
но потому что было много, даже очень мно-
го, а они хотели еще больше, и, следовательно,
причины надо искать — среди прочего — в осо-
бенностях социальных отношений, норматив-
ных систем и социально-психологического
климата тех обществ, которые впервые стали
земледельческими. При присваивающем хо-
зяйстве и даже раннем производящем хозяй-
стве эти сферы жизни не поддаются или очень
плохо поддаются археологическому изуче-
нию (см. напр.: Bender 1975; Belfer-Cohen,
Goring-Morris 2011; Hayden 2014; Bar-Yosef
2017), поэтому археологи в поисках основа-
ний для своих гипотез нередко обращаются
к этнографии. Но, возможно, она способна по-
мочь лишь косвенно. Она не дает моделей ис-
чезнувших социальных систем и не позволяет
выстроить их в эволюционной последователь-
ности (в противоположность тому, что дума-
ют некоторые исследователи, напр.: Boehm
1993; 1999; 2012; Flannery, Marcus 2012). Она
лишь помогает обнаружить в социальных си-
стемах и социально-психологических уста-
новках этнографически изучавшихся охотни-
ков и собирателей, в том числе специализи-
рованных (имевших интенсифицированное
присваивающее хозяйство), некие черты, ко-
торые обусловили их особые, их собствен-
ные эволюционные пути, тесно сопряжен-
ные с сохранением присваивающего хозяй-
ства.
Так, мы видим в социальной организа-
ции коренных австралийцев, равно как и ряда
иных охотничье-собирательских обществ,
определенные механизмы, которые никак
не могли способствовать их переходу к зем-
98 О. Ю. Артемова
ледельческому образу жизни. Если у древних
охотников, чьи потомки создали земледель-
ческие системы, были аналогичные механиз-
мы, что должно было случиться с ними, что-
бы эти механизмы сломались? А может, это
изначально были по-другому устроенные об-
щества, и у них не было таких механизмов?
Потому-то на Земле и случилось то, что слу-
чилось?
Мечта о равенстве, духовные устремле-
ния к нему, представляются одной из главных
и древнейших ценностей человечества в це-
лом. Свидетельства о ней проникают в ранние
письменные памятники, созданные в разных
частях света. Наверное, она сформировалась
задолго до развития и распространения пись-
менностей. Немногим обществам удалось ее
реализовать. Коренным австралийцам в зна-
чительной мере удалось, а некоторые дру-
гие охотники/собиратели были еще успешнее
на этом поприще (см. подробнее: Artemova
2016). Коль скоро мы предположим, что под-
линное экономическое равенство, эгалита-
ризм, моральная экономика — есть результат
Литература
Артемова О. Ю. 2016. Некапиталистический этос в орби-
те капиталистического. Новые российские гума-
нитарные исследования 11. Электронный жур-
нал. URL: http://www.nrgumis.ru/articles/1994/.
Бахрушин С. В. 1925. Самоеды в XVII веке. Северная
Азия 5—6. Москва, 85—94.
Берндт Р. М., Берндт К. Х. 1981. Мир первых австралий-
цев. Москва: Наука, Главная редакция восточной
литературы.
Кабо В. Р. 1986. Первобытная доземледельческая общи-
на. Москва: Наука.
Линденау Я. И. 1983. Описание народов Сибири (пер-
вая половина XVIII века). Историко-этногра-
фические материалы о народах Сибири и Северо-
Востока. Магадан: Книжное издательство.
Максимов А. Н. 1997 [1929]. Накануне земледелия. В:
Максимов А. Н. Избранные труды. Москва:
Восточная литература, 312—329.
Мосс М. 1996. Общества, обмен, личность. Москва:
Наука.
Попов А. А. 1984. Нганасаны. Социальное устройство
и верования. Ленинград: Наука.
Салинз М. 1999. Экономика каменного века. Москва:
ОГИ.
Туголуков В. А. 1970. Социальная организация эвенков
и эвенов. В: Гурвич И. С., Долгих Б. О. (ред.).
Общественный строй у народов Сибири. VII —
начало XX вв. Москва: Наука, 214—247.
Штернберг Л. Я. 1905. Гиляки. Москва: Товарищество
скоропечатни А. А. Левенсон.
Artemova O.Yu. 2016. Monopolization of knowledge, so-
cial inequality and egalitarianism. An evolution-
ary perspective. Hunter Gatherer Research 2 (1),
5—37.
Barnard A. 2000. The hunter-gatherer mode of thought.
Anales de La Academia Nacional de Ciencias de
Buenos Aires (Sept.), 7—24.
Stratum plus
№1. 2018
особых сознательных усилий людей и осо-
бых направлений эволюции отдельных куль-
тур, и именно эти направления создали такие
общества, которые названы М. Салинзом (Са-
линз 1999: 19—52). «обществами первона-
чального изобилия», или «первоначальными
обществами изобилия» (зависит от того, как
переводить на русский язык словосочетание
“original affluent societies”) , то логично будет,
вслед за П. Роулей-Конуи, объявить эти об-
щества отнюдь не первоначальными и спро-
сить: а какими же тогда были первоначаль-
ные? (Rowley-Conwy 2001: 48). Рассуждая та-
ким образом, придется усомниться в том, что
все настоящие охотники — бедные охотники,
и допустить, в противоположность названно-
му автору, что было все-таки что-то такое
в натуфийцах, что стимулировало их потом-
ков вступить в эру производящей экономики
и что кардинально отличало их от австралий-
цев вик-мункан, которым посвящена наша ра-
бота, равно как и от ряда других уцелевших
до недавнего времени охотников и собирате-
лей.
Bar-Yosef O. 2011. Climatic fluctuations and early farm-
ing in West and East Asia. Current Anthropology 52
(S4), S175—S193.
Bar-Yosef O. 2017. Multiple Origins of Agriculture in Eur-
asia and Africa. In: Tibayrenc M., Ayala F. J. (eds.).
On Human Nature. Biology, Psychology, Ethics,
Politics, and Religion. Amsterdam: Academic Press;
Boston (Mass.): Elsevier, 297—331.
Belfer-Cohen A., Goring-Morris N. 2011. Becoming Fam-
ers: The Inside Story. Current Anthropology 52 (S4),
S209—S220.
Bellwood P. 2011. Holocene Population History in the Pa-
cific Region as a Model for Worldwide Food Pro-
ducer Dispersals. Current Anthropology 52 (S4),
S363—S378.
Bender B. 1975. Farming in prehistory. London: John Bak-
er.
Berndt R. M., Berndt C. H. 1977. The World of the First Aus-
tralians. Sydney: Ure Smith.
Biesele M. 1999. The Ju/’hoansi of Botswana and Namibia.
In Lee R. B., Daly R. (eds.). The Cambridge en-
cyclopedia of hunters and gatherers. Cambridge:
Cambridge University Press, 205—209.
Bird-David N. 1990. The Giving Environment: Another
Perspective on the Economic System of Gatherer-
Hunters. Current Anthropology 31, 189—196.
Bird-David N. 1992. Beyond ‘The hunting and gathering
mode of subsistence’: culture-sensitive observations
on the Nayaka and other modern hunter-gatherers.
Man 27, 19—44.
Boehm C. 1993. Egalitarian behavior and reverse dominance
hierarchy. Current Anthropology 34, 227—254.
Boehm C. 1999. Hierarchy in the forest. The evolution of
egalitarian behavior. Cambridge, MA: Harvard
University Press.
Boehm C. 2012. Moral Origins: The Evolution of Virtue, Al-
truism, and Shame. New York: Basic Books.
Stratum plus Настоящий охотник — бедный охотник?
№1. 2018
Boehm C., Flack J. 2010. The Emergence of Simple and
Complex Power Structures through Social Niche
Construction. In: Guinote A. (ed.). The Social Psy-
chology of Power. London: Guilford, 46—87.
Cashdan E. 1980. Egalitarianism among hunters and gather-
ers. American Anthropologist 82, 116—120.
Dahl К. 1926. In Savage Australia: an account of a hunt-
ing and collecting expedition to Arnhem Land and
Dampier Land. London: Philip Allan.
Endicott K. L. 1981. The conditions of egalitarian male–fe-
male relationships in foraging societies. Canberra
Anthropology 14, 1—10.
Endicott K. L. 1988. Property, power and conflict among the
Batek of Malaysia. In: Ingold T., Riches D., Wood-
burn J. C. (eds.). Hunters and gatherers II. Property,
power and ideology. Oxford: Berg, 110—127.
Endicott K. M., Endicott K. L. 2012. The Headman was a
Woman. The Gender Egalitarian Batek of Malaysia.
Subang: Center for Orang Asli Concerns.
Flannery K., Marcus J. 2012. The Creation of Inequality:
How our Prehistoric Ancestors Set the Stage for
Monarchy, Slavery, and Empire. Cambridge, Mass.:
Harvard University Press.
Ford C. 2013. The Aurukun blues of Peter Sutton. An anthro-
pologist hits the skids in Cape York. The Monthly
Essays (May). URL: http//www.themonthly.com.
au/issue/2013 (accessed 15.11.2015).
Gammage B. 2011. The Biggest Estate on Earth: How
Aborigines Made Australia. Sydney; Melbourne;
Auckland; London: Allen and Unwin.
Gardner P. M. 1966. Symmetric Respect and Memorate
Knowledge: the Structure and Ecology of Individu-
alistic Culture. Southwestern Journal of Anthropol-
ogy 22, 389—415.
Gardner P. M. 2006. Journeys to the Edge. In the Footsteps
of an Anthropologist. Columbia: University of Mis-
souri Press.
Hayden B. 2014. The Power of Feasts — From Prehistory
to the Present. Cambridge: Cambridge University
Press.
Keen I. 2004. Aboriginal Economy and Society. Oxford;
New York: Oxford University Press.
Lattimore O. 1938. The Geographic Factor in Mongol His-
tory. The Geographic Journal XCI (1), 1—16.
URL: http://www.jstor.org/stable/1787812 (accessed
01.08.2017).
Lattimore O. 1940. Inner Asian Frontiers of China. London:
Oxford University Press.
Lee R. B. 1979. !Kung San: Men, Women and Work in a For-
aging Society. Cambridge: Cambridge University
Press.
Lee R. B. 2003. The Dobe Ju/’hoansi. Belmont: Wadsworth
Thomson Learning.
Lourandos H. 1997. Continent of Hunter-Gatherers. New
Perspectives in Australian Prehistory. Cambridge:
Cambridge University Press.
Martin D. F. 2011. Policy Alchemy and the Magical Trans-
formation of Aboriginal Society. In: Musharbash Y.,
Barber M. (eds.). Ethnography and the Production
of Anthropological Knowledge. Essays in honour
of Nicolas Peterson. Canberra: Australian National
University Press, 201—216.
Martin D. F. 2015. Does native title merely provide an en-
titlement to be native? Indigenes, identities, and ap-
plied anthropological practice. Australian Journal of
Anthropology 26, 112—127.
Martin D. F., Martin B. F. 2016. Challenging simplistic no-
tions of outstations as manifestations of Aboriginal
self-determination: Wik strategic engagement and
disengagement over the past four decades. In: Peter-
99
son N., Myers F. (eds.). Experiments in Self-Deter-
mination: Histories of the Outstation Movement in
Australia. Canberra: Australian National University
Press, 210—228.
Martin D., Trigger D., Parmenter J. 2014. Mining in Ab-
original Australia: Economic Impacts, Sustainable
Livelihoods and Cultural Difference at Century
Mine, Northwest Queensland. In: Gilberthorpe E.,
Hilson G. (eds.). Natural Resource Extraction and
Indigenous Livelihoods. Development Challenges in
an Era of Globalization. Rarnham: Ashgate Publish-
ing Company, 37—56.
Marshall L. 1976. The !Kung of Nyae-Nyae. Cambridge,
Mass: Harvard University Press.
McConnel U. H. 1958. Myths of the Muηkan. Melbourne:
University Press.
McRae-Williams E., Gerritsen R. 2010. Mutual Incom-
prehension: The Cross Cultural Domain of Work
in a Remote Australian Aboriginal Community.
The International Indigenous Policy Journal 1 (2).
URL: http://ir.lib.uwo.ca/iipj/vol1/iss2/2. DOI:
10.18584/iipj.2010.1.2.2 (accessed 10.08.2017).
Özdoğan M. 2011. Archaeological Evidence on the West-
ward Expansion of Farming Communities from
Eastern Anatolia to the Aegean and the Balkans.
Current Anthropology 52 (S4), S415— S430.
Peterson N. 1993. Demand Sharing: Reciprocity and Pres-
sure for Generosity among Foragers. American An-
thropologist 95, 860—874.
Peterson N. 2002. From Mode of Production to Moral Econ-
omy: Sharing and Kinship in Fourth World Social
Orders. Paper presented at 9th International Con-
ference on Hunting and Gathering Societies. Edin-
burgh, September 9—13.
Peterson N. 2005. What can the pre-colonial and frontier
economies tell us about engagement with the real
economy? Indigenous life projects and the condi-
tions for development. In: Austin-Broos D., Mac-
donald G. (eds.). Culture, Economy and Gover-
nance in Aboriginal Australia. Sydney: Sydney
University Press, 7—18.
Peterson N. 2013. On the persistence of sharing: Personhood,
asymmetrical reciprocity, and demand sharing in
the Indigenous Australian domestic moral economy.
Australian Journal of Anthropology 24, 166—176.
Peterson N. 2016. What is the policy significance of the hy-
brid economy? In: Sanders W. (ed.). Engaging In-
digenous Economy: Debating diverse approaches.
Canberra: Australian National University Press,
55—64.
Peterson N., Taylor J. 2003. The modernizing of the Indig-
enous domestic moral economy. The Asia Pacific
Journal of Anthropology (4), 105—22.
Price D. T., Bar-Yosef O. 2011. The Origins of Agriculture:
New Data, New Ideas: An Introduction to Supple-
ment 4. Current Anthropology 52 (S4): S163—
S174.
Rowley-Conwy P. 2001. Time, Change and the Archaeology
of Hunter-Gatherers: How Original the ‘Original
Affluent Society ’? In: Panter-Brick C., Layton R.,
Rowley-Conwy P. (eds.). Hunter-Gatherers. An In-
terdisciplinary Perspective. Biosocial Society Sym-
posium Series. Cambridge: Cambridge University
Press, 39—72.
Rowley-Conwy P. 2011. Westward Ho!: The Spread of Agri-
culture from Central Europe to the Atlantic. Current
Anthropology 52 (S4), S431—S451.
Sahlins M. 1972. Stone Age economics. Chicago; New York:
Aldine Atekton Inc.
Sassaman K. E. 2004. Complex Hunter-Gatherers in Evo-
100 О. Ю. Артемова
lutional History: A North American Perspective.
Journal of Archaeological Research 12, 227—
280.
Silberbauer G. B. 1982. Political process in G/wi bands. In:
Leacock E., Lee R. (eds.). Politics and History in
Band Societies. Cambridge: Cambridge University
Press, 23—35.
Silberbauer G. 2006. Neither are Your Ways My Ways. In:
Kent S. (ed.). Cultural Diversity Among Twentieth-
Century Foragers. An African Perspective. Cam-
bridge: Cambridge University Press, 21—64.
Simon H. 1947. Administrative Behavior: a Study of Deci-
sion-Making Processes in Administrative Organiza-
tion. New York: Macmillan.
Smith M.A. 1999. Archaeology of Australian Hunters and
Gatherers. In: Lee R. B., Daly R. (eds.). The Cam-
bridge encyclopedia of hunters and gatherers. Cam-
bridge: Cambridge University Press, 324—327.
Sutton P. 2009. The Politics of Suffering: Indigenous Austra-
lia and the End of the Liberal Consensus. Carlton,
Vic.: Melbourne University Press.
Svizzero S., Tisdell C. 2015. The Persistence of Hunting and
Gathering Economies. Social Evolution and History
14, 3—25.
Tanaka J., Sugawara K. 1999. The /Gui and the G//ana of
Botswana. In: Lee R. B., Daly R. (eds.). The Cam-
bridge encyclopedia of hunters and gatherers. Cam-
bridge: Cambridge University Press, 195—199.
Testart A. 1988. Some Major Problems in the Social Anthro-
pology of Hunter-Gatherers. Current Anthropology
29, 1—13.
Thomson D. 2003. Donald Thomson in Arnhem Land. Com-
piled and introduced by N. Peterson. Melbourne:
Miegunyah Press; Museum Victoria.
Tiger L. 1969. Men in groups. New York: Random House.
Tiger L. 1987. The Manufacture of Evil. Ethics, Evolution
and the Industrial System. New York: Harper and
Row.
Trigger B. G. 2003. Understanding Early Civilizations: A
Comparative Study. Cambridge, UK: Cambridge
University Press.
Turnbull C. M. 1965. Wayward Servants: the Two Worlds of
the African Pygmies. Garden City: Natural History
Press.
Warner W. L. 1958. A Black Civilization: Social Study of an
Australian Tribe. New York: Harper.
References
Artemova, O. Yu. 2016. In Novye rossiiskie gumanitarnye issledo-
vaniia (Recent Russian Humanitarian Studies) 11. Elec-
tronic journal. URL: http://www.nrgumis.ru/articles/1994/
(in Russian).
Bakhrushin, S. V. 1925. In Severnaia Aziia (Northern Asia) 5—6.
Moscow, 85—94 (in Russian).
Berndt, R. M., Berndt, C. H. 1981. Mir pervykh avstraliitsev (The
World of the Earliest Australians). Moscow: “Nauka”
Publ.; “Glavnaia redaktsiia vostochnoi literatury” Publ. (in
Russian).
Kabo, V. R. 1986. Pervobytnaia dozemledel’cheskaia obshchina
(Prehistoric Pre-Agricultural Society). Moscow: “Nauka”
Publ. (in Russian).
Lindenau, Ya. I. 1983. Opisanie narodov Sibiri (pervaia polov-
ina XVIII veka). Istoriko-etnograficheskie materialy o
narodakh Sibiri i Severo-Vostoka (Description of Siberian
Peoples (First Half of 18th Century): Historical and Ethno-
graphical Materials on Peoples of Suberia and the Russian
North-East). Magadan: “Knizhnoe izdatel’stvo” Publ. (in
Russian).
Maksimov, A. N. 1997 [1929]. In Maksimov, A. N. Izbrannye trudy
(Selected Works). Moscow: “Vostochnaia Literatura” Publ.,
312—329 (in Russian).
Stratum plus
№1. 2018
Wells A. E. 1963. Milingimbi: Ten Years in the Croco-
dile Islands of Arnhem Land. Sydney: Angus and
Robertson.
Wengrow D., Graeber D. 2015. Farewell to the ‘childhood of
man’: ritual, seasonality, and the origins of inequal-
ity. Journal of the Royal Anthropological Institute 3,
597—619.
Widlok T. 2013. Allowing others to take what is valued. HAU:
Journal of Ethnographic Theory 3 (2), 11—31.
Widlok T. 2016. Anthropology and the Economy of Sharing.
London; New York: Routledge.
Wiessner P. 1996. Leveling the hunter: constraints on the
status quest in foraging societies. In: Wiessner P.,
Schiefenhovel W. (eds.). Food and the status
quest: an interdisciplinary perspective. Providence:
Berghahn Books, 171—191.
Woodburn J. C. 1979. Minimal politics: the political or-
ganization of the Hadza of North Tanzania. In:
Shack W.A., Cohen P. S. (eds.). Politics in Leader-
ship: A Comparative Perspective. Oxford: Claren-
don Press, 244—266.
Woodburn J. C. 1980. Hunters and Gatherers Today and Re-
construction of the Past. In: Gellner E. (ed.). Soviet
and Western Anthropology. London: Duckworth,
95—117.
Woodburn J. C. 1982. Egalitarian Societies. Man 17,
431—451.
Woodburn J. C. 1988a. African Hunter-Gatherer Social Or-
ganization. Is it Best Understood as a Product of En-
capsulation? In: Ingold T., Riches D., Woodburn J.
(eds.). Hunters and Gatherers I. History, Evolution
and Social Change. Oxford: Berg, 43—64.
Woodburn J. C.1988b. Some Connections Between Property,
Power and Ideology. In: Ingold T., Riches D., Wood-
burn J. (eds.). Hunters and Gatherers II. Property,
Power and Ideology. Oxford; Berg, 10—31.
Woodburn J. C. 1998. Sharing is not a form of exchange:
an analysis of property-sharing in immediate re-
turn hunter-gatherer societies. In: Hann C. M. (ed.).
Property Relations: Renewing the Anthropological
Tradition. Cambridge: Cambridge University Press,
48—63.
2016 Census QuickStats. Australian Bureau of Statistics.
URL: http://www.censusdata.abs.gov.au/census_
services/getproduct/census/2016/quickstat (accessed
10.08.2017).
Mauss, M. 1996. Obshchestva, obmen, lichnost’(Societies, Exchange,
Personality). Moscow: “Nauka” Publ. (in Russian).
Popov, A.A. 1984. Nganasany. Sotsial’noe ustroistvo i verovaniia
(Nganasans: Social Structure and Beliefs). Leningrad:
“Nauka” Publ. (in Russian).
Sahlins, M. 1999. Ekonomika kamennogo veka (Stone Age Econom-
ics). Moscow: “OGI” Publ. (in Russian).
Tugolukov, V.A. 1970. In Gurvich, I. S., Dolgikh, B. O. (eds.). Ob-
shchestvennyi stroi u narodov Sibiri. VII — nachalo XX vv.
(Social Structure with the Peoples of Siberia: 7th — Early
20th Century). Moscow: “Nauka” Publ., 214—247 (in Rus-
sian).
Sternberg, L. Ya. 1905. Giliaki (Nivkh People). Moscow: “Tovarish-
chestvo skoropechatni A.A. Levenson” Publ. (in Russian).
Artemova, O. Yu. 2016. Monopolization of knowledge, social in-
equality and egalitarianism. An evolutionary perspective.
Hunter Gatherer Research 2 (1), 5—37..
Barnard, A. 2000. The hunter-gatherer mode of thought. Anales
de La Academia Nacional de Ciencias de Buenos Aires
(Sept.), 7—24.
Bar-Yosef, O. 2011. Climatic fluctuations and early farming in West
and East Asia. Current Anthropology 52 (S4), S175—
S193.
Stratum plus Настоящий охотник — бедный охотник?
№1. 2018
Bar-Yosef, O. 2017. Multiple Origins of Agriculture in Eurasia and
Africa. In Tibayrenc, M., Ayala, F. J. (eds.). On Human Na-
ture. Biology, Psychology, Ethics, Politics, and Religion.
Amsterdam: Academic Press; Boston (Mass.): Elsevier,
297—331.
Belfer-Cohen, A., Goring-Morris, N. 2011. Becoming Famers:
The Inside Story. Current Anthropology 52 (S4), S209—
S220.
Bellwood, P. 2011. Holocene Population History in the Pacific Re-
gion as a Model for Worldwide Food Producer Dispersals.
Current Anthropology 52 (S4), S363— S378..
Bender, B. 1975. Farming in prehistory. London: John Baker.
Berndt, R. M., Berndt, C. H. 1977. The World of the First Austra-
lians. Sydney: Ure Smith.
Biesele, M. 1999. The Ju/’hoansi of Botswana and Namibia. In Lee,
R. B., Daly, R. (eds.). The Cambridge encyclopedia of
hunters and gatherers. Cambridge: Cambridge University
Press, 205—209.
Bird-David, N. 1990. The Giving Environment: Another Perspec-
tive on the Economic System of Gatherer-Hunters. Current
Anthropology 31, 189—196.
Bird-David, N. 1992. Beyond ‘The hunting and gathering mode of
subsistence’: culture-sensitive observations on the Nayaka
and other modern hunter-gatherers. Man 27, 19—44.
Boehm, C. 1993. Egalitarian behavior and reverse dominance hier-
archy. Current Anthropology 34, 227—254.
Boehm, C. 1999. Hierarchy in the forest. The evolution of egalitar-
ian behavior. Cambridge, MA: Harvard University Press.
Boehm, C. 2012. Moral Origins: The Evolution of Virtue, Altruism,
and Shame. New York: Basic Books.
Boehm, C., Flack, J. 2010. The Emergence of Simple and Complex
Power Structures through Social Niche Construction. In
Guinote, A. (ed.). The Social Psychology of Power. Lon-
don: Guilford, 46—87.
Cashdan, E. 1980. Egalitarianism among hunters and gatherers.
American Anthropologist 82, 116—120.
Dahl, K. 1926. In Savage Australia: an account of a hunting and
collecting expedition to Arnhem Land and Dampier Land.
London: Philip Allan.
Endicott, K. L. 1981. The conditions of egalitarian male–female re-
lationships in foraging societies. Canberra Anthropology
14, 1—10.
Endicott, K. L. 1988. Property, power and conflict among the Batek
of Malaysia. In Ingold, T., Riches, D., Woodburn, J. C.
(eds.). Hunters and gatherers II. Property, power and ide-
ology. Oxford: Berg, 110—127.
Endicott, K. M., Endicott, K. L. 2012. The Headman was a Woman.
The Gender Egalitarian Batek of Malaysia. Subang: Cen-
ter for Orang Asli Concerns.
Flannery, K., Marcus, J. 2012. The Creation of Inequality: How our
Prehistoric Ancestors Set the Stage for Monarchy, Slavery,
and Empire. Cambridge, Mass.: Harvard University Press.
Ford, C. 2013. The Aurukun blues of Peter Sutton. An anthropolo-
gist hits the skids in Cape York. The Monthly Essays (May).
URL: http//www.themonthly.com.au/issue/2013 (accessed
15.11.2015).
Gammage, B. 2011. The Biggest Estate on Earth: How Aborigines
Made Australia. Sydney; Melbourne; Auckland; London:
Allen and Unwin.
Gardner, P. M. 1966. Symmetric Respect and Memorate Knowl-
edge: the Structure and Ecology of Individualistic Culture.
Southwestern Journal of Anthropology 22, 389—415.
Gardner, P. M. 2006. Journeys to the Edge. In the Footsteps of an
Anthropologist. Columbia: University of Missouri Press.
Hayden, B. 2014. The Power of Feasts — From Prehistory to the
Present. Cambridge: Cambridge University Press.
Keen, I. 2004. Aboriginal Economy and Society. Oxford; New York:
Oxford University Press.
Lattimore, O. 1938. The Geographic Factor in Mongol History. The
Geographic Journal XCI (1), 1—16. URL: http://www.js-
tor.org/stable/1787812 (accessed 01.08.2017).
Lattimore, O. 1940. Inner Asian Frontiers of China. London: Oxford
University Press.
Lee, R. B. 1979.! Kung San: Men, Women and Work in a Foraging
Society. Cambridge: Cambridge University Press.
Lee, R. B. 2003. The Dobe Ju/’hoansi. Belmont: Wadsworth Thom-
son Learning.
101
Lourandos, H. 1997. Continent of Hunter-Gatherers. New Perspec-
tives in Australian Prehistory. Cambridge: Cambridge
University Press.
Martin, D. F. 2011. Policy Alchemy and the Magical Transforma-
tion of Aboriginal Society. In Musharbash, Y., Barber, M.
(eds.). Ethnography and the Production of Anthropological
Knowledge. Essays in honour of Nicolas Peterson. Canber-
ra: Australian National University Press, 201—216.
Martin, D. F. 2015. Does native title merely provide an entitlement
to be native? Indigenes, identities, and applied anthropo-
logical practice. Australian Journal of Anthropology 26,
112—127.
Martin, D. F., Martin, B. F. 2016. Challenging simplistic notions of
outstations as manifestations of Aboriginal self-determina-
tion: Wik strategic engagement and disengagement over
the past four decades. In Peterson, N., Myers, F. (eds.). Ex-
periments in Self-Determination: Histories of the Outsta-
tion Movement in Australia. Canberra: Australian National
University Press, 210—228.
Martin, D., Trigger, D., Parmenter, J. 2014. Mining in Aboriginal
Australia: Economic Impacts, Sustainable Livelihoods and
Cultural Difference at Century Mine, Northwest Queen-
sland. In Gilberthorpe, E., Hilson, G. (eds.). Natural Re-
source Extraction and Indigenous Livelihoods. Develop-
ment Challenges in an Era of Globalization. Rarnham:
Ashgate Publishing Company, 37—56.
Marshall, L. 1976. The! Kung of Nyae-Nyae. Cambridge, Mass:
Harvard University Press.
McConnel, U. H. 1958. Myths of the Muηkan. Melbourne: Univer-
sity Press.
McRae-Williams, E., Gerritsen, R. 2010. Mutual Incomprehension:
The Cross Cultural Domain of Work in a Remote Australian
Aboriginal Community. The International Indigenous Pol-
icy Journal 1 (2). URL: http://ir.lib.uwo.ca/iipj/vol1/iss2/2.
DOI: 10.18584/iipj.2010.1.2.2 (accessed 10.08.2017).
Özdoğan, M. 2011. Archaeological Evidence on the Westward Ex-
pansion of Farming Communities from Eastern Anatolia
to the Aegean and the Balkans. Current Anthropology 52
(S4), S415— S430.
Peterson, N. 1993. Demand Sharing: Reciprocity and Pressure for
Generosity among Foragers. American Anthropologist 95,
860—874.
Peterson, N. 2002. From Mode of Production to Moral Economy:
Sharing and Kinship in Fourth World Social Orders. Paper
presented at 9th International Conference on Hunting and
Gathering Societies. Edinburgh, September 9—13.
Peterson, N. 2005. What can the pre-colonial and frontier economies
tell us about engagement with the real economy? Indig-
enous life projects and the conditions for development. In
Austin-Broos, D., Macdonald, G. (eds.). Culture, Economy
and Governance in Aboriginal Australia. Sydney: Sydney
University Press, 7—18.
Peterson, N. 2013. On the persistence of sharing: Personhood, asym-
metrical reciprocity, and demand sharing in the Indigenous
Australian domestic moral economy. Australian Journal of
Anthropology 24, 166—176.
Peterson, N. 2016. What is the policy significance of the hybrid
economy? In Sanders, W. (ed.). Engaging Indigenous
Economy: Debating diverse approaches. Canberra: Aus-
tralian National University Press, 55—64.
Peterson, N., Taylor, J. 2003. The modernizing of the Indigenous
domestic moral economy. The Asia Pacific Journal of An-
thropology (4), 105—22.
Price, D. T., Bar-Yosef, O. 2011. The Origins of Agriculture: New
Data, New Ideas: An Introduction to Supplement 4. Cur-
rent Anthropology 52 (S4): S163— S174.
Rowley-Conwy, P. 2001. Time, Change and the Archaeology of
Hunter-Gatherers: How Original the ‘Original Affluent So-
ciety ’? In: Panter-Brick, C., Layton, R., Rowley-Conwy, P.
(eds.). Hunter-Gatherers. An Interdisciplinary Perspective.
Biosocial Society Symposium Series. Cambridge: Cam-
bridge University Press, 39—72.
Rowley-Conwy, P. 2011. Westward Ho!: The Spread of Agriculture
from Central Europe to the Atlantic. Current Anthropology
52 (S4), S431— S451.
Sahlins, M. 1972. Stone Age economics. Chicago; New York: Aldine
Atekton Inc.
102 О. Ю. Артемова
Sassaman, K. E. 2004. Complex Hunter-Gatherers in Evolutional
History: A North American Perspective. Journal of Ar-
chaeological Research 12, 227—280.
Silberbauer, G. B. 1982. Political process in G/wi bands. In Leacock,
E., Lee, R. (eds.). Politics and History in Band Societies.
Cambridge: Cambridge University Press, 23—35.
Silberbauer, G. 2006. Neither are Your Ways My Ways. In Kent, S.
(ed.). Cultural Diversity Among Twentieth-Century Forag-
ers. An African Perspective. Cambridge: Cambridge Uni-
versity Press, 21—64.
Simon, H. 1947. Administrative Behavior: a Study of Decision-Mak-
ing Processes in Administrative Organization. New York:
Macmillan.
Smith, M.A. 1999. Archaeology of Australian Hunters and Gather-
ers. In Lee, R. B., Daly R. (eds.). The Cambridge encyclo-
pedia of hunters and gatherers. Cambridge: Cambridge
University Press, 324—327.
Sutton, P. 2009. The Politics of Suffering: Indigenous Australia and
the End of the Liberal Consensus. Carlton, Vic.: Melbourne
University Press.
Svizzero, S., Tisdell, C. 2015. The Persistence of Hunting and Gath-
ering Economies. Social Evolution and History 14, 3—25.
Tanaka, J., Sugawara, K. 1999. The/Gui and the G//ana of Botswana.
In Lee, R. B., Daly, R. (eds.). The Cambridge encyclopedia
of hunters and gatherers. Cambridge: Cambridge Univer-
sity Press, 195—199.
Testart, A. 1988. Some Major Problems in the Social Anthropology
of Hunter-Gatherers. Current Anthropology 29, 1—13.
Thomson D. 2003. Donald Thomson in Arnhem Land. Compiled
and introduced by N. Peterson. Melbourne: Miegunyah
Press; Museum Victoria.
Tiger, L. 1969. Men in groups. New York: Random House.
Tiger, L. 1987. The Manufacture of Evil. Ethics, Evolution and
the Industrial System. New York: Harper and Row.
Trigger, B. G. 2003. Understanding Early Civilizations: A Compara-
tive Study. Cambridge, UK: Cambridge University Press.
Turnbull, C. M. 1965. Wayward Servants: the Two Worlds of the Af-
rican Pygmies. Garden City: Natural History Press.
Warner, W. L. 1958. A Black Civilization: Social Study of an Austra-
Stratum plus
№1. 2018
lian Tribe. New York: Harper.
Wells, A. E. 1963. Milingimbi: Ten Years in the Crocodile Islands of
Arnhem Land. Sydney: Angus and Robertson.
Wengrow, D., Graeber, D. 2015. Farewell to the ‘childhood of man’:
ritual, seasonality, and the origins of inequality. Journal of
the Royal Anthropological Institute 3, 597—619.
Widlok, T. 2013. Allowing others to take what is valued. HAU: Jour-
nal of Ethnographic Theory 3 (2), 11—31.
Widlok, T. 2016. Anthropology and the Economy of Sharing. Lon-
don; New York: Routledge.
Wiessner, P. 1996. Leveling the hunter: constraints on the status
quest in foraging societies. In Wiessner, P., Schiefenhovel,
W. (eds.). Food and the status quest: an interdisciplinary
perspective. Providence: Berghahn Books, 171—191.
Woodburn, J. C. 1979. Minimal politics: the political organization of
the Hadza of North Tanzania. In Shack, W.A., Cohen, P. S.
(eds.). Politics in Leadership: A Comparative Perspective.
Oxford: Clarendon Press, 244—266.
Woodburn, J. C. 1980. Hunters and Gatherers Today and Recon-
struction of the Past. In Gellner, E. (ed.). Soviet and West-
ern Anthropology. London: Duckworth, 95—117.
Woodburn, J. C. 1982. Egalitarian Societies. Man 17, 431—451.
Woodburn, J. C. 1988. African Hunter-Gatherer Social Organization.
Is it Best Understood as a Product of Encapsulation? In:
Ingold, T., Riches, D., Woodburn, J. (eds.). Hunters and
Gatherers I. History, Evolution and Social Change. Ox-
ford: Berg, 43—64.
Woodburn, J. C.1988. Some Connections Between Property, Power
and Ideology. In Ingold, T., Riches, D., Woodburn, J. (eds.).
Hunters and Gatherers II. Property, Power and Ideology.
Oxford; Berg, 10—31.
Woodburn, J. C. 1998. Sharing is not a form of exchange: an analy-
sis of property-sharing in immediate return hunter-gatherer
societies. In Hann, C. M. (ed.). Property Relations: Renew-
ing the Anthropological Tradition. Cambridge: Cambridge
University Press, 48—63.
2016 Census QuickStats. Australian Bureau of Statistics. URL:
http://www.censusdata.abs.gov.au/census_services/get-
product/census/2016/quickstat (accessed 10.08.2017).

Статья поступила в номер 24 ноября 2017 г.

Olga Artemova (Moscow, Russian Federation). Doctor of Historical Sciences, Professor. N. N. Miklukho-Maklai Institute of
Ethnology and Anthropology of the Russian Academy of Sciences 1; Center of Social Anthropology at the Russian State University
for Humanities 2.
Olga Artemova (Moscova, Rusia). Doctor în ştiinţe istorice, profesor universitar. Institutul de etnologie şi antropologie
„N. N. Mikluho-Maklai” al Academiei de Ştiinţe a Rusiei; Centrul de antropologie socială al Universitatăţii umanitare de Stat din
Rusia.
Артемова Ольга Юрьевна (Москва, Россия). Доктор исторических наук, профессор. Институт этнологии
и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая Российской Академии наук; Учебно-научный центр социальной антропологии
Российского государственного гуманитарного университета.
E-mail: artemova.olga@list.ru

Address: 1 Leninsky Ave., 32A, Moscow, 119334, Russian Federation; 2 Miusskaya Sq., 6, Moscow, 125047, Russian Federation