Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
иЗдлт
vç3 3 j
Пролетарии всех стран, соединяйтесь,1
МАРКСИЗМ
и
ЕСТЕСТВОЗНАНИЕ
Л Л Р Т Я Й П О Е п а ДА Т Е Л Ь С Т В о
м оем и а т аз
П ГИ ДИ С Л О ВИ Е
Материалы и статьи, помещенные в настоящем сборнике,
объединены задачей выяснить значение марксизма для разви
тия естествознания и показать, что К. Маркс и Ф. Энгельс
благодаря своему методу критически переработали все основ
ные достижения естествознания, и создали совершенно но
вую теоретическую основу для его дальнейшего развития.
Первое место в сборнике занимают только что появившиеся
в печати математические рукописи К. Маркса, представляю
щие непреходящий интерес.
Затем следует ряд статей о значении марксизма для отдель
ных областей естествознания: биологии, химии, физики.
Особого внимания заслуживают письма профессора Техас
ского университета X. Д . Меллера и профессора Кембридж
ского университета Д. Ж. Стройка, наглядно показывающие
всю силу предвидения В. И. Ленина, который еще в 1922 г.
писал, что
«Без солидного философского обоснования никакие естест
венные науки, никакой материализм не может выдержать борь
бы против натиска буржуазных идей и восстановления б у р
жуазного миросозерцания. Чтобы выдержать эту борьбу и
провести ее до конца с полным успехом, естественник дол
жен быть современным материалистом, сознательным сторон
ником того материализма, который представлен Марксом,
т. е. должен быть диалектическим материалистом».
Партиадат
ОТ ИНСТИТУТА МАРКСА ЭНГЕЛЬСА ЛЕНИНА
Публикуемые математические рукописи Маркса относятся
к концу 70-х и началу 80-х годов. Энгельс придавал большое
значение математическим рукописям Маркса. В предисловии
ко 2-му изданию «Анти-Дюринга» он выразил намерение
издать их вместе со своими работами по диалектике природы.
Этого намерения Энгельсу не удалось осуществить, и ни
«Диалектика природы», ни эти рукописи не увидели (¡Бета
при жизни Энгельса.
Германская социал-демократия положила математические ру
кописи Маркса под сукно. Таким образом они опубликовы
ваются впервые в СССР, на русском языке раньше чем на
немецком.
Математические работы Маркса, носящие самостоятельный
характер, распадаются на две части. В рукописях, относя
щихся к более раннему времени, речь идет о строках Тэй
лора и Маклорена и «Теории аналитических функций» Ла
гранжа. • В рукописях более поздних Маркс дает собственное
обоснование диференциального исчисления. О нем как раз и
говорится в переписке Маркса и Энгельса (письма от 18 ав
густа 1881 г. и от 21 и 22 ноября 1882 г.).
Эта последняя—ниже публикуемая—часть работ в свою оче
редь подразделяется на три части, из которых третья (истори
ческий очерк) имеется лишь в черновом наброске. Первые
две печатаются по начисто отделанному Марксом для Энгельса
тексту. В приложении как к первой, так и ко второй при
ведены разъясняющие текст варианты и отдельные заметки
из черновых рукописен Маркса. Третья часть дана по черно
вому наброску. ,
Рукописи подготовлены к печати бригадой в составе
тт. Яновской, Райкова и Нахимовской. Полностью матема
тические рукописи Маркса будут опубликованы в одном из
ближайших томов «Архива Маркса и Энгельса».
Инст пт у м
М а р к с а — Энгельса — Лен ин а
п ри Ц К И К Щ ь )
Щ Ч М иВ О Д Н А Я
II (111 МВО ЛН ЧЕС К 11Й Д И Ф Ф ЕРЕН Ц И А Л ЬН Ы Й КОЭФ11Ц11ЕНТ ')
Х.иебраичвское д и ф е р е н ц и р о ва н и е п р о с т е й ш и х ф у н к ц и й
I
Пусть независимая переменная х возрастает до х { и значит зависимая
Ht'iH'MiiiHiHi у до у г
Рассмотрим здесь sub 1) простейший случай, когда х фигурирует лишь
и мерной степени.
\) у -ах; если х возрастает до x v тоу1= а х 1 и:
•| Гее англлвпя отделов и статей даны нами. Рапным образом нам принадлежат
иг« примечании. Бриг.
росло до у х лишь вследствие того, что х возросло до лг,, то мы таким
Ж# образом имели бы: у х= у \ у л — у = 0. Таким образом
У\ -у _ \v
г, — х Дл'‘
Итак,
У\ — У или ÜV = а,
Х х— X Ьх
0
о
dy
а.
dx
1) у = ах3*
1+ b с2 + сх — е. Если х возрастает по x v то:
Уу = аХу* + Ьх*-\ схх— еу
У, —У = а ( * ,3 — * 3) Ь (х , 2 — х*) + с (* , — х)
— a ( x t — х) U , 2 + ХуХ + х 11) + b (x t — л:) ( x t + х) + с (xt — х).
Отсюда:
*) После слов: «Однако она не совпадает как sub I) с пределом отношения ди
ференциалов», в черновике:
«С другой стороны, диференциальный процесс происходит теперь в претвари-
тельной «произв дной» функции х (на правой стороне), причем ¡»то движение
необходимо сопровождается тем же [диференциальным] процессом на левой
стороне».
2) В черновике: «в строжайшем*.
9) Вместо этого в черновике: *Ь) В процессе получения «производной» из
первоначальной функции к мы сперва положили к о н е ч н ы е р а з н о с т и (eine
e n d l i c h e D i f f e r e n t i a t i o n V o r n a h m e n ) , эта операция доставила нам пред-
Ду
варительную «производную», являющуюся п р е д ел о м для . Диференциаль
ный процесс (Differentoilprozess), к которому мы затем переходим, с в о д и т этот
п р е д е л к его минимальний величине. Введенная при первом диференцировании
величина Xi не исчешег» и т. д.
В черновике: «в другой комбинации».
ленного диференциального процесса стать матерью некоторой другой
«производной». Это может повторяться до тех пор, пока переменная х
не будет окончательно удалена из какой-либо «производной», значит
для функций, представимых лишь бесконечными рядами, как эго большей
частью имеет место, — бесконечно.
Символы -jzn, > etc показывают лишь родословную «производной» по
отношению к первой заданной первоначальной функции х. Они стано
вятся таинственными лишь поскольку их начинают трактовать как
и с х о д н ы й п у н к т движения, а не как п р о с т ы е выражения
последовательно произведенных ф у н к ц и й х. Действи
тельно, тогда представляется удивительным, что отношение исчезнувших
должно пройти снова более высокие степени исчезновения, тогда как
пет ничего удивительного в том, что например З х 1 так же хорошо мо
жет пробежать диференциальный процесс, как и ее родоначальница х \
Ведь мы можем исходить и из З х 1 как первоначальной функции.
Однако, n o t a b e n e . ^ является исходным пунктом (Ausgangsstatte) д и
ф е р е н ц и а л ь н о г о п р о ц е с с а фактически лишь в уравнениях, какие
мы имели sub I), где х входит лишь в первой степени. Но тогда, как
показано sub I), в результате получается:
Ди dy_
—а=
Ас dx'
Таким обр азом зд есь с помощ ью диф ер енциал ьного п р оц есса, которы й
Ау
п р обегает
д не находится на самом д е л е н и к а к о г о н о в о г о п р е
дела, ибо п о сл ед н ее бозможно лишь поскольку предварительная «про-
изводная» содер ж и т перем енную
1ч
х л), т. е . поскольку
dy- остается сим во
лом н ек о т о р о го реального процесса.
Э го конечно никоим обр азом не препятствует том у, чтобы в д и ф ер ен -
циальном исчислении символы ^ , etc. и их комбинации образовы вали
и правые части уравнений. Н о тогда мы знаем такж е, что такие чисто
символические уравнения лишь указы вают о п е р а ц и и , которы е затем
надлежит выполнить над действительными функциями от переменны х.
йу ___ m-l
, —ril ил
йк
+ (*!— ^ ” ■
х —2) (а — I )3 + etc.}
— — — или .
лI — л Дv
-Ч у Ы ) ''■ д . '(*< 1 •
1)(т, - V ■-')
et , \
(V,
1г
] ■2 ■{
Если теперь лг, станет = х и значит х , — х = 0, то мы получим для
« п р о и з в о д н о й » выражение:
ах{ (а - 1) — ~ (а — I ) 2 + ~ (а - 1)3 - е к . } .
Итак:
1) о. и’ I)* ис}.
•) Т. е. на правой стороне.
Но это А = неперову логарифму числа а , стало быть: или, подстав
ляя вместо у его значение,
dax .
-d - = ax \oga
и
dax — a* log adx.
0 dy
О за м ен е сим вола ~v сим волом dxf
( Заметки)
I
П ок азан о, что
1) Если например у — ахт = f ( x ) \ у { — адс,т ,т о мы получим
dy 0 _1
или = тахт~ .
dx и
max*-
II
f ( x + h) - f ( x )
Отношение выра
h
жает:
разность между первоначальной величиной f(x ) и ее наращенным зна
чением f(x-\-h) и отношение доли (Rate), па которую возросла функция
х( = / ( « ) ) , к доле роста (Wachstumsrate) переменной величины х> функцией
которой она является. Это есть отношение разности функции от х к
разности самой переменной величины х. В ч и с л и т е л е мы имеем р а з
н о с т ь между ф у н к ц и я м и о т * . в з н а м е н а т е л е — р а з н о с т ь
между первоначальной и наращенной величиной самой п е р е м е н н о й
в е л и ч и н ы х; в знаменателе мера изменения х, в числителе мера изме
нения его функции.
Ау е с т ь п е р в а я р а з н о с т ь у, а Ах — п е р в а я р а з н о с т ь х.
Если Ах становится = О, то и Ау становится = 0, ибо у лишь постольку
стал у х, поскольку * превратилось в лг + Дл:. Ясно однако, что эдео* Ду
или V . — у не только становится нулем, но что оно становится им лишь
вследствие обращения в нуль Длт или становления х х— х.
Таким образом даже в исчезновении Ду сохраняется зависимость
функции у от переменной величины х, функцией которой она является;
превращение этого Ду в итоге в 0, его исчезновение само остается
следствием исчезновения Ах — приращения переменной величины х\
вплоть до нулификации [приращений] сохраняется зависимость функции
у от переменной величины х. Но в выражении -Ц- исчезло равным об
разом к а ч е с т в е н н о е о т н о ш е н и е между функцией у и перемен-
. п
ной величиной х, функцией которой она является; в выражении -тт стерся
всякий след к а ч е с т в е н н о г о различия между числителем и знамена
телем, между функцией переменной величины и самой переменной
величиной.
Поэтому, чтобы выразить происхождение и, смысл -гг. мы обозначаем
исчезнувшее Да: через dx, благодаря чему исчезнувшее Ду уже само по
себе превращается в dy.
Таким образом '4 есть не только символ для , но одновременно
символ п р о ц е с с а , благодаря которому в определенных данных усло-
0
виях первоначального уравнения возникло — ; и оно выражает то,
О А
что не может выразить — именно, что превращение Ду в нуль возникает
из качественного отношения функции у к переменной величине х и что
поэтому превращение Ду в dy является следствием превращения Д* в dx.
Значит в отрицании сохраняется отрицаемое к а ч е с т в е н н о е о т н о
ш е н и е . Наоборот, в н е видно, что исчезает, выражена лишь
к о л и ч е с т в е н н а я сторона — именно, что исчез числитель и знамена
тель тоже, и тем самым исчезает самое отношение; к а ч е с т в е н н о е
о т н о ш е н и е , которое с у щ е с т в у е т , поскольку 0 в числителе есть
лишь с л е д с т в и е 0 в знаменателе, следовательно сам является выра
жением зависимости функции от переменной вечичины, функцией которой
^ О
она является, — не выражено. Совершенно верно, что - может выражать лю
бую величину, но точно так же и х может выражать любую величину; частное
О
значение — , равно как и х, в каждом отдельном случае зависит от тех
С р а вн е н и е м арксова м ет ода д и ф е р е н ц и р о в а н и л
с мет одом Д *Алам бера
Сравним метод Д ’Аламбера с геометрическим 1).
I) f ( x ) или у = х 3.
a) / ( * + А) или у х = {х-\- /г)3 = л:3 + 3 x %
h + Ъх№ + /г3,
b) f(x- + h) — f(x) или у i — y = 3x*h + ЗлгЛ* + Л3,
c) Н х + h)— ¿ i }О ИЛИ = -f- Заг/е -Н /г*;
если /г = 0. то:
13
Ах или h есть приращение, на которое возросло х , ибо a) jc1 = л: -|-
Н- Длг; но и наоборот Ь) х-\-А х или x -\ - h = :X r
Исторически диференциальное исчисление исходит из а), т. е. из
того, что разность Ах или приращение А (одно выражает то же, что
и другое, первое отрицательно, как разность Ах, второе положительно,
как приращение А) с а м о с т о я т е л ь н о с у щ е с т в у е т рядом с в е
л и ч и н о й х, приращением которой оно является, которую оно таким
образом выражает как в о з р о с ш у ю , но возросшую на А. Этим с са
мого начала достигается то преимущество, что соответствующая этому
общему выражению первоначальная функция возросшей переменной вы
ражается в биномах определенной степени и поэтому уже с самого
начала к ней становится применимой теорема о биноме. Действительно
уже на общей, левой стороне мы имеем бином, именно [ / ] ( х-\-Ах) или
y ^ etc .
Мистическое диференциальное исчисление сразу превращает х-\-Ах
в х + dx или, по Н ью тону, в х \ х •). Благодаря этому мы и на правой,
алгебраической стороне получаем сразу биномы x - y d x или х -\ - х, с ко
торыми затем поступают как с обыкновенными биномами. Превращение
Ах в d x или* допускается априори, вместо того чтобы быть выведенным
(abgewiesen) математически; отсюда и последующее мистическое отбра
сывание (Unterdrückung) членов в разложении биномов.
Д ’Аламбер исходит о т x -\- d x, однако исправляет это выражение
в лг + Дд:, соответственно x-\~h. Теперь уже становится необходимым
развитие, которое превратило бы Ах или А в dx, но к этому и сво
дится все действительно происходящее развитие.
Исходят ли— неправильно— из x - \ - d x или — правильно — из х-\-И,
этот неопределенный бином, будучи поставлен в заданную алгебраическую
функцию от * , превращает ее в бином некоторой определенной степени
(так в I а) вместо ** появляется теперь (* + А) 3, и притом в бином,
где в одном случае dx , в другом А фигурирует в качестве последнего
члена, и значит в разложении этого бинома только в качестве множителя
внешне присоединенного к произведенным биномом функциям.
Поэтому уже в 1а) мы находим в готовом виде п е р в у ю п р о и з
в о д н у ю от * 3, именно как 3**, как коэфициент во втором члене
ряда, снабженный множителем А. Начиная отсюда 3* а = / ( * ) остается
неизменным. Само оно не произведено никаким процессом диференци-
рования какого бы то ни было рода, но доставлено с самого начала
теоремой о биноме, и притом потому, что мы с самого начала пред
ставили возросшее * в виде бинома х-\-А х = х-\- А, в виде х возросшего
на А. В:я задача состоит теперь в том, чтобы высвободить (losschalen)
совершенно готовую, а не лишь эмбрионально существующую [произ
водную] f (х) от ее множителя А и прочих побочных членов.
Напротив, в II а) возросш ее x t входит в алгебраическую функцию
совершенно в той же ф орме, в какой в нее первоначально входило *:
X3 становится * , 3. Производная / ( * ) может быть получена лишь к кон
цу, в результате последовательного выполнения двух операций диферен-
цирования, и притом имеющих каждая совершенно особый характер.
В уравнении I в) разность / ( * + А) — / ( * ) или y t — у хотя и подго-1
y l =^ ulz i
у х — у — uxz x — uz = ^ iiut — и) + и(г, — г )
УI ~ У или — Д11 U| — а — Z
и
Ху — X ах Ху — X *1 — X '
« = / ( * ) » * = ¥ (*),
поэтому
ul — u = f ( x t) — f ( x ) ,
zí — z = y(xt) — 'f(x).
йу
. — г Ли, 4-
, йг
и ---
йх йх (IX
примет вид:
1л).
« = х*,
г = : х 3-{- а х 1.
Но тем сам им символические диференциальные коэфициенты тотчас
превращаются в о п е р а т и в н ы е с и м в о л ы , в символы процессов, ко
торые должны быть произведены с х к и х* -)- ах% для нахождения их
«производных». Возникший первоначально как символическое выражение
«производной», т. е. уже выполненных операций диференцирования —
символический диференциальный коэфициент играет теперь роль симво
ла операций диференцирования, которые лишь нужно еще произвести.
Вместе с тем уравнение
dy du , dz
-r- = z + и
dx dx dx '
с самого начала чисто символическое, так как не имеет свободной от
символов стороны, — превращается в общее символическое оперативное
уравнение.
Замечу еше, ч то 1) с начала XVIII в. до настоящего времени общая
задача диференциального исчисления формулируется обычно так: найти
для символического диференциального коэфициента его реальный экви
валент.
4)
.ч dy ^du dz
* dx ~ dx ’ ' d x ш
Очевидно, что это не простейшее выражение уравнения А), ибо все
его члены содержат общий знаменатель йх. Отбросив его, получим:
у — иг etc.,
и = х 1,
г — х 3 + ах%,
тогда
du = 4 x 3d x f
dz = (Зд:4 + 2ax)dx,
как это было ранее показано для уравнений с одной лишь зависимой
переменной. Вставим эти значения du и dz в уравнение А). Тогда:
/ :j 'Ч ! з 11 1 dx
А) . = (.VJ ■ </.v) i.V3 ; XX(3xl • 2tlX)
tfx 4 J (l.\
следовательно:
^ = (л:3 + a x 1) 4x3 + х \ 3 х 3 + 2ax),
поэтому:
dy = {( jc3 + ах1) 4x3 + x l (3 jc2 + 2 ax)\dx.
dy = f (х) dx.
у __ х т
¿¿ = m x ' - 1= f ( x ) ,
dy —f (x)dx.
В) dy= f(x)dx,
и
1) Диференциал
dy — f { x ) i x
О= / ' ( * ) • 0 или 0 = 0,
/ ( * ) -У*
/(.V,) V,.
f ( x l) —f ( x ) = y l — у или Ау
f l ( x ) ( x i — x ) —y i —y или Ду.
х х— х, следовательно х х — * = 0,
получим:
и окончательно: f ( x ) d x ~ d y или
dy = / ' (x) dx.
Диференциал от у есть таким образом конечный пункт алгебраи
ческого развития; о i становится исходным пунктом движущегося на
собственной почве диференциального исчисления, dy, рассматриваемое
изолированно, т. е. без своего эквивалента— диференциальная частица
от у (die Differentielle von у *), играет тут сразу ту же роль, что д у в
алгебраическом методе, а d x — диференциальная частица от х (die Dif
ferentielle von л ) ,—ту же, что там Дх.
Если бы мы освободили ^ ~ = f 1(х) от его знаменателя, то получили бы:
Ау
I) Ä.v
= 1;
О dv
И) ,,
О
ИЛ И -
dх
Лу _Ду
йх Дат*
Д о п о л н и т е л ь н ы е за м е ч а н и я
к д и ф е р е н ц и р о ва н и ю п р о и з в е д е н и я 1).
При нахождении duz в последнем манускрипте существенным для меня
было, что касается уравнения A) ^ = и показать как алгебраи
ческий метод сам собой превращается в диференциальный благодаря тому,
что внутри «производной», т. е. на правой стороне, появляются с и м
в о л и ч е с к и е д и ф е р е н ц и а л ь н ы е к о э ф и ц и е н т ы , в качестве
таковых становящиеся уже с а м о с т о я т е л ь н ы м и и с х о д н ы м и п у н к
т а м и и готовыми о п е р а т и в н ы м и ф о р м у л а м и .
Форма уравнения А) представилась тем более подходящей для этой
du dz
цели, что она дает возможность сравнения между — , возникающими
В а р и а н т р а б о т ы о д и ф е р е н ц и а л е ■)
Мы исходили из алгебраического вывода / ' (х), чтобы этим одновре-
, I) /Л'
менно выявить ее символическое диференциальное выражение ~ или в
его происхождении и вскрыть таким образом его смысл. Теперь мы должны
обратно исходить из символических диференциальных коэфициентов
О dy du , dz
или ~r = z -т- +
о dx dx dx
d f(x)= f'(x) dx
и
dy (дс) — ф' ( x ) dx.
Таким образом
dy = y (x ) f (дс) dx_+ f (дс) ф' (дс) d x ,
наконец
% = 9 ( x ) f (x ) + / ( x ) <?'(x).
у — ах\
отсюда диференциал:
dy — adx.
Уравнение этих диференциалов кажется более сомнительным, чем урав
нение для диференциального коэфициента — или ~ , из которого они вы
ведены.
Так как rfy — 0 и dx — 0, то dy = adx тождественно с О О И тем
не менее мы имеем полное право употреблять rfy и dx нмэсто исчезнув
ших, но зафиксированных в своем исчезновении при помощи этих сим
волов, разностей у х — у, дс,— х.
Покуда мы не идем дальше выражения
dy = adx
или вообще
d y= f(x)d xt
оно есть не что иное, как лишь некоторая другая запись того факта,
что %^-= / ' ( * ) , в нашем случае = а, почему мы всегда имеем возможность
снова превратить его в эту последнюю форму. Но уже эта способность
к превращению делает его оперативным символом. Мы видим сразу,
что если мы нашли как результат процессов диференцирования dy = f ' ( x ) d x t
нам нужно лишь поделить обе части на dx, чтобы найти диференциаль-
ные коэфициенты ~ = f ' ( x ) .
Так например в у 2 — аде
dy 2 — d a x y
2ydy = adx .
dy а_ u d x 2у
dx 2у " dy ~ а
II
Возьмем теперь пример, в котором сперва символические выражения
служат готовыми оперативными формулами исчисления, и значит нахо
дится реальное значение символического диференциального коэфициента,
а затем дадим противоположное элементарное алгебраическое изложение.
1) Зависимая функция у и независимая переменная л; связаны не одним
уравнением, а так, что у фигурирует в некотором уравнении непосред
ственно как функция переменной и, а и — в некотором другом уравне
нии непосредственно как функция переменной х. Задача: н а й т и р е а л ь
н о е з н а ч е н и е с и м в о л и ч е с к о г о д и ф е р е н ц и а л ь н о г о к о э-
фI и ц и е и т а dv; ,
1 dx
Пусть а) у = / ( / / ) , Ь) ц = ср(дг).
Сперва 1) у f(u) дает
dv <lt un /'un du
du du du
Л\ ¿ а _ Ау (х ) . _ * '{ х ) А х _ ,, V
Ах “ ах ~ Ах ^
Следовательно:
Ау Аи
X) .
Аи 1/Х
Но
Ау Аи _ Ау
йи Ах Ах ’
Следовательно
Ау
''(«г(-V).
(/X
Ау г и. о .
(/и
^ = 6 ( л 3 + < « 3) ( = / • ( « ) ) .
Далее:
^ - = 3л:’ + 2ал: ( = * ' ( * ) ) •
Следовательно:
+ “ **)■
Далее, так как
и х *+ а х \ и, х ^ + ах*,
то
их и (д^3 |- ах?) (дт1 Ь а е9) =* (х ? х 8) -}• л^лт,* л 1*)
( * , — -V) (дг,* | х , х х *) — лг) (дс, а ),
следовательно
". = х * -f х хх + * ä + a(x i + XY
x l + x x 4- x %— 3 x a
и
a{x -j- x) — 2ax.
Следовательно
df - — Зл;2 + 2дл-.
dx
1) Н ы о т о н .
Раньше всего нам говорят, что если переменные величины растут, то
х, у и т. д. обозначают скорости их течения *), alias соответствующего
роста х, у и т . д. Но так как, дале.*, численные величины всех количеств
могут быть представлены прямыми линиями 2), то порождаемые м о м е н т ы
или б е с к о н е ч н о м а л ы е к о л и ч е с т в а р вны п р о и з в е д е н и я м
4
U u >Л4*“ - " '5i*‘J ,*t •wW h*
* I ^ ». k >,, 1 а| ^- У 1ЧЦ м<А»^Л
w »»k> **\simk ■>*» ItA«*. **•.>-** t # *4
*h **i^y ~ (>l^ w h i ?A.1 A Qy»^iK i
w - ь . ,.>•.
U « A-** <*•£*-
ja .—— Дя^ДЛк« í« fy U u
VAAU ^»-Л—. ^ i í ^ u . MV'"'***
vu- . « W . .^...l1 V
K ,w
VA s *. ,.
однйКо эта формула й у — /'(х)(1к становится тотчас же полезной в
качестве о п е р а т и в н о й ф о р м у л ы , показывает пример
у2 — а к,
2у й у (Ш х ,
следовательно
а, х —- —- .
-
3 М'рксизм it cncCTiioJiiuiiiie, 33
Sub 11') обн аруж и л ось, что п осл едний м етод сам, при применении к СтоЛь
элем ентарной ф ункции, как п р о и зведен и е д в у х переменны х, своими с о б
ственными результатами н ео б х о д и м о доставляет исходны й пункт для
м етода, о п ер и р ую щ его исходя и з п р оти воп олож н ого полю са.
Ad. IV.
Наконец стоит еще (следуя Лагранжу) заметить, что [категории] п р е
д е л а (Grenze) или п р е д е л ь н о г о з н а ч е н и я (Grenzwert), которые
встречаются уже иногда вместо диференииального коэфициента у Ньютона
и выведены им еще из чисто геометрических представлений, еще и до сих
пор неизменно играют выдающуюся роль, фигурируют ли символические
выражения как предел для / ( * ) , или, наоборот, f ( x ) как предел сим
вола, или же оба фигурируют в качестве пределов. Эта категория,
которою особенно широко аналитически пользовался Лакруа, становился
важной как замена для категории «минимальное выражение»— либо для
производной в противоположность «предварительной производной»,
либо для отношения ' 1 ' лишь поскольку идет речь о приложениях
Xi — x ’
исчисления к кривым. Ее легче представить геометрически, и она поэтому
встречается уже и у д р е в н и х г е о м е т р о в . У некоторых современных
предел скрыт еще в том, что диференциальные частицы (die Differentiellen)
и диференциальные коэфициенты выражают лишь приближенные значения.
П е р в о н а ч а л ь н ы й набросок р а б о т ы о дифференциале
Пусть нужно продиференцировать / ( * ) или у — иг, где и и г п е р е
м е н н ы е , з а в и с я щ и е от х . Тогда
Л = и i2i
и
y l - y = uizl — uz,
следовательно
У \— У _ üj?!—иг
Xi — х Xi — х ’
или
Ay _ UiZi — иг
Ax — Xi — x
Но
utz i — uz — zi(ui - u ) + u(zl - z ) .
Итак
u,zy — uz u, — и , z, z
—L-1------- — a. — -f u —
Xi — X *if. — X x t x '
жет иметь любое значение, так как -4- = Л' постоянно должно давать 0 = 0.
Лу Аи , Аг
/ = г —— }- и , ,
(1х Ах Ах
и = ах,
г - Ьх ,
тогда
Лиг или Ау — Ь х а А х л а х Ь ^ х .
Раз^лив о5е части на йх, получим
(¡у
= аЬх + Ьах — 2аЬх
йх
и
-*~, = аЬ-\-Ьа 2аЬ.
йх*
у или и г — ах Ьх — аЬх *;
тогда
иг или у = аЬх*, <
^ - = 2аЬх. ст^,— 2аЬ.
^ йх ’ йх1
йы
Как только получена формула, подобная например г - - , ясно, что это
уравнение, которое можно назвать общим оперативным уравнением, есть
с и м в о л и ч е с к о е выражение подлежащих выполнению диференциаль-
ных операций. Возьмем например выражение , где у ордината,
а х — абсцисса. Это — общее символическое выражение подкасательной
любой кривой (совершенно так же, как йиг — гс1и + uiг есть общее сим
волическое выражение для диференцирэвания произведения любых двух
переменных, зависящих от одной и той же третьей). Но покуда мы остав
ляем это выражение таким, как оно есть, оно нам ничего не дает, хотя
мы и представляем себе наглядно, что с1х есть диференциал абсциссы,
а й у — диференциал ординаты.
Какой бы то ни было положительный результат может быть получен
лишь, если взять уравнение некоторой определенной кривой, которое
давало бы нам определенное значение дл >1 у в его выражении через х ,
а следовательно также и для йу через йх, как например уравнение
обыкновенной параболы: — ах. Диференцируя последнее, получим
л . . .
2уйу = айх , следовательно й х — - ; подставив это определенное зна
2 V«/!'
у.2уйу_2/-
у - йу айу а
что, так как у * ~ о х ,
это сделать, ибо как 4 4 так и 4 í фигурируют в данном случае лишь как
символы подлежащих выполнению диференциальных операций. Покуда
мы н: идем дальше результата:
именно потому, что может иметь любое значение, оно не должно быть
необходимо равным нулю, и если нам известно его происхождение, то,
коль скоро за ним скрывается некоторое реальное значение, последнее
также может быть найдено. Так например, если х — а, х — а — 0 и сле
довательно также х 2 = а2, х 1— а 2 = 0, Я •л— — = Я • . Хотя этот ре-
зультат получен математически вполне правильно, было бы однако мате
матически не менее ложно принять без дальнейшего, что Я * - ^ - = 0 ,
ибо это предположение включало бы необходимость равенства нулю
выражения а следовательно и [равенства] Я --^ = Я»0. Напротив, сле
довало бы исследовать, не получится ли другой результат при разложе
нии л:2 — а 2 на его множители (л:— а)(х-\-а)\ действительно, это раз-
^2_^¡2 ^ ___ ^
ложение превращает выражение Я - - - в Я-(лг + а) ^ — Я*(дг-|-а)*1,
и так как х — а, — в Я . 2а или в 2Ра. Тем более, как только мы имеем
0
дело с переменными, закрепление происхождения — при помощи дифе-
йи- йг
ренциальных си м волов^-, — не только оправдано, но и положительно
необходимо, после того как мы первоначально доказали, что они воз
никают в качестве символических эквивалентов производных функций от
переменных величин, прод?лавших определенные процессы диференциро-
пания. Если таким образом ^ , — представляют собой первоначально
результат подобных процессов диференцирования, то именно поэтому
они могут, н а о б о р о т , стать символами процессов, которым лишь
должны еще подвергнуться переменные, т. е. о п е р а т и в н ы м и с и м
в о л а м и , фигурирующими уже не как результат, а как исходный пункт.
И в этом их существенная роль в диференциальном исчислении. В ка
честве подобных оперативных символов они сами могут стать содержа
нием уравнений между различными переменными. (В неявных функциях
на правой стороне с самого начала стоит 0, а все зависимые и незави
симые переменные с их коэфициентами находятся на левой.)
Так [и обстоит дело] в уравнении, которое мы получили:
Аиг (1у Аи , Аг
Ах
или
Ах г + и -— .
Ах Ах
, и _ <(и
—- од'“’ '2их,
’ О ~ Ах
О 1 А-и
0 ' Ах- т -</.
0 \ 3 _ АЧ _ с
иУ
( 0 \ 3_АЧ
и/ Ах4- о ,
0= 0
т. е. в этом случае — п.
Краткий смысл всей этой длинной истории состоит в том, что мы
здесь посредством самого диференцирования получаем д и ф е р е н ц и -
альные к о э ф и ц и е н т ы в и х с и м в о л и ч е с к о й ф о р м е как
результат, как значения диференциального уравнения, именно в уравнении:
Аиг Ау Аи , Аг
или . = г г +М т
Ах Ах Ах Ах
У1= У + а х /1 + е к -
Но это тогда суть также лишь общие символические оперативные
уравнения. В диференцировании иг интересно поэтому то, что это — про
стейший случай, в котором, в отличие от случаев, где входит лишь одна
зависящая от независимой переменной х переменная у , при применении
самого первоначального метода диференциальные символы появляются
также и на правой стороне уравнения (на стороне его развернутого вы
ражения), почему и выступают как диференциальные символы и как та
ковые сами становятся содержанием уравнения.
Эта роль, в которой они выступают как указатели подлежащих вы
полнению операций и поэтому служат исходным пунктом, есть присущая
им роль в действующем уже на собственной почве диференциальном
исчислении. Но не подлежит сомнению, что этот переворот, это обра
щение ролей не было замечено никем из математиков, и тем более не
была доказана необходимость его па каком-либо совсем элементарном
диференциальном уравнении. Упоминается лишь как факт, что в то время
как изобретатели диференциального исчисления и большинство их пос
ледователей делают диференциальные символы исходным пунктом исчис
ления, Лагранж, наоборот, берег за исходный пункт алгебраическое по
лучение (die algebraische Ableitung) действительных функций независимых
переменных, а диференциальные символы делает простыми символическими
выражениями уже произведенных функций.
Возвратимся еще раз к duz. Сперва в результате полагания х , — л г = 0
н качестве продукта самой диференциальной операции мы получаем:
dy du , dz
Z / ‘ u
dx dx dx '
41
Так как знаменатели тут одинаковые, то мы получаем в качестве при
веденного выражения
с1у = г4и -г и(1г.
« = /(* )»
то мы знаем, что
du ~ f {x)dx,
а
dz = dx.
Следовательно
dy = <p(jc) /'( * ) d x -f- f(x ) dx
и
III
ИСТОРИЧЕСКИЙ О ТЕРК
В ( п р о д о л ж е н и е к А ) 12*)
1) Н ь ю т о н , род. 1642 -j-1727. «Математические принципы натуральной
философии», опубликовано в 1687 г.
Кн. I, Л е м м а XI. С х о л и я .
Кн. II, Л е м м а II п о с л е П р е д л о ж е н и я VII.
«Анализ по ср ед ств ом рядов количеств, флюксий
e tc .» 8), н а п и с а н о в 1665 г., о п у б л и к о в а н о в 1711 г.
2) Л е й б н и ц .
3) Т э й л о р (Брук), род. 1685 f l 7 3 1 , опубликовал в 1715— 1717 гг.
«Метод прирзшений etc.».
4) М а к л о р е н (Колин), род. 1698 f l 7 4 6 .
| 5) Д ж о н Л а н д е н |
6) Д ’А л а м б е р , род. 1717 - f l783. « Т р а к т а т о ж и д к о с т я х » , 1744.
7) Э й л е р (Леонард), род. 1707 f l 7 8 3 . « В в е д е н и е в а н а л и з б е с
к о н е ч н ы х » , Лозанна, 1748.
« О с н о в ы д и ф е р е н ц и а л ь н о г о и с ч и с л е н и я » , 1755 (ч. 1,
гл. III).
8) Л а г р а н ж , род. 1736. « Т е о р и я а н а л и т и ч е с к и х ф у н к ц и й »
(1797 и 1813). (См. В в е д е н и е . )
9) П у а с с о н (Денис, Симеон), род. 1781 f l 8 4 0 .
10) Л а п л а с (П. Симон, маркиз де-), род. 1749 f l8 2 7 .
11) М у а н ь о . Л е к ц и и п о д и ф е р е н ц и а л ь н о м у и и н т е г р а л ь
ному исчислению.
43
в а р и а ц и о н н о г о и с ч и с л е н и я . «Теория аналитических функций»
(1797 и 1813 гг.).
Д ’А л а м б е р , род. 1717 | 1783 (66 лет). « Т р а к т а т о ж и д к о с т я х »
1744 г.
1) Н ь ю т о н . Скорости флюксий12), например п е р е м е н н ы х лт, у*
etc о б о з н а ч а е т ч е р е з х, у , etc. Если например и и х в з а и м о
с в я з а н н ы е ве личины ( флюенты), п р о и з в о д и м ы е н е п р е
р ы в н ы м д в и ж е н и е м , то и и х обозначают скорости их возрастания
„ и
и следовательно — отношение между скоростями, с которыми про*
Л
изводятся их приращения.
Так как числовые величины всех возможных количеств можно пред
ставить прямыми линиями, то м о м е н т ы или бесконечно малые порции
производимых количеств = : произведениям их скоростей на бесконечно
малые промежутки времени, в течение которых эти скорости длятсяа),
так что если обозначить бесконечно малый промежуток времени через т,
то моменты х и у представятся соответственно через i x и ту.
Например у «г; если обозначить скорости возрастания величин и, г, у
соответственно через и , г, у , то моменты их будут ти, гг, ту, и мы
получаем:
у ~м г,
у + ту = (и -|- ти) (г -4- гг) = uz -j- итг -j- гхи + г и г ,
откуда
ту = и гг -р гхи + т'1и г .
У — /С * ).
Л —/ ( * + Л);
Ас1 Н ь ю т о н .
Возьмем ньютоновское уравнение для диференцирования произве
дения иг\
у — иг,
У + ТУ— (« + 1 « ) (г + тг).
у + у — (и + и) (г + г) — иг + иг + ги + иг
и
У - Ьу — UZ — UZ -[- ZU -t- uz,
следовательно, так как uz- у:
у — иг + zu -j- uz,
v t- у ах ах,
стало быть
у — а х -\-у ах
и значит
у ах.
У = /( х ) > х .
У= / ( * ) .
то
dy f (*) dx
; ; = 2* + л .
у + А — х* - 2 xh f А*
или
(у + k) у 2 xh \ А4
| положим A 0 j (Л превращается в символ dx лишь после того, как
оно в своей первоначальной форме было положено-- 0), то мы получим:
к - 0 + 0 - 0, и единственный найденный здесь результат есть подтверж*
демие нашей исходной посылки, что у превращается в у к лишь когда
х в х + А, откуда следует, что если х + h = х -| 0 х, то у - \ - k- у ,
т. е. Л — 0.
Но мы никоим образом не получаем, как это думает Ньютон:
к 2 xdx dxdx,
у 2хх хх.
4 Мапк и ш и ....................... и. 49
Развертывание (Entwicklung) роста X становится таким образом в дейст
вительности простым применением т е о р е м ы о б и н о м е . Так как х
выступает как первый, а Ах как второй член этого бинома, что дано
самим их взаимоотношением, ибо х должно существовать до появления
его приращения Длг, то в действительности при помощи бинома произво
дятся лишь функции от х , тогда как Дл; фигурирует при них как мно
житель в возрастающих степенях, и притом так, что Ал: в первой
степени, или (Дл:)1, должно быть множителем второго члена ряда, т. е.
множителем первой, произведенной посредством теоремы о биноме
функции от х. Это обнаруживается уже, когда х дано во второй степени.
х л превращается в (лг-|-Дх)3, что есть не что иное, как у м н о ж е н и е
лг +Дл: на самое себя. В результате мы получаем 2х Ах + Дх2, откуда
видно, что первый член должен быть первоначальной функцией от х ,
а первая производная функция от л;2, в данном случае 2х, образует
второй член с множителем Ах, который в первом члене выступает лишь
как множитель (Длг)° = 1. Производная находится таким образом не
диференцированием, а с помощью применения теоремы о биноме, т. е.
посредством у м н о ж е н и я , и притом как раз потому, что возросшее х х
фигурирует с самого начала само как бином, как лг + Длг.
4) Хотя в лг + Длг, Дл:, что касается ее величины, является столь же
неопределенной, как и сама неопределенная переменная х , тем не менее
Ах определена как отличная от х, самостоятельная величина, как плод
рядом со своею матерью до того, как та забеременела.
лг + Дл: выражает не просто неопределенно, что величина х как пере
менная возросла, но оно выражает также, н а с к о л ь к о она возросла,
именно на Ах.
5) х нигде не выступает как х,\ все развитие вертится вокруг прира
щения, лишь только производная найдена с помощью применения теоремы
о биноме, т. е. через подстановку лг + Дл: вместо х в определенную
степень х. Только на левой стороне, когда в Ах становится — О,
оно появляется к концу снова как = х х — лг, так что : 7^~ = ^ ‘ ).
Таким образом положительная сторона, содержащаяся в приравнивании
разности х х— х нулю, именно становление x t равным х , нигде в раз
витии не может выступить, так как х х как таковое нигде не фигурирует
на стороне развернутого ряда. Таким образом настоящая тайна дифс-
ренциального исчисления нигде не выступает наружу.
6) Если y = f ( x ) и y , = f ( x у- Ах), то мы можем сказать, что в этом
методе развертывание у х [в ряд] у ж е р е ш а е т з а д а ч у н а х о ж д е н и я
производной.
с) х Ах = х х 1) (следовательно также и у + Ду =
Дл; может появиться здесь лишь в форме: Д х— х х ~ х , т. е. в о т р и
ц а т е л ь н о й форме, форме р а з н о с т и между х х и х, но не в поло
жительной форме, в виде приращения Длг, как в х х — х 4 -Д х .
1) Здесь возросшее х, как х х, отличается о т с а м о г о с е б я до
возрастания, т. е. от х, но х х не выступает как л:, возросшее на Ах,
поэтому х х остается на самом деле столь же неопределенным, как и х.
2 ) Далее, х х входит в первоначальную функцию, изменившуюся нслод-
:>ü
CTiwe Иарастайия x y Точнб таким же образом, как X к свою первона
чальную функцию. Например если х входит в функцию л:3, то х х в
функцию jq 3. Тогда как прежде при замене в первоначальной функции х
через лг +Ддг производная доставлялась биномом в совершенно готовом
мпде, хотя и снабженная множителем Дл; и выступающая предводителем
других членов, составленных из х и имеющих множителями Ла, etc., теперь
из непосредственной формы монома а:,3 также мало можно вывести
непосредственно наращение х, как его можно было вывести из л;3. Что
однако этим дано, это р а з н о с т ь jq 3— х 3. Мы знаем из алгебры, что
псе разности вида л:3 — а3 делятся на лс— а, с т а л о б ы т ь в д а н н о м
с л у ч а е на х х — х. Деля следовательно л^ 3 — х 3 на х х — х (вместо того
чтобы, как прежде, умножить (л: + Длг) самое на себя столько раз, сколько
указано в е ю показателе степени), мы получаем выражение вида (j q — х ) Р ,
причем представляет ли собой первоначальная функция многочлен (т. е.
содержит х в различных степенях) или, как в нашем примере, одночлен —
дело от этого не меняется. Это х х — х превращается с помощью деления
и знаменатель для у х — у в левой части, и таким образом там состав-
лиется ^ , отношение разности функции к разности независимой
переменной х } в их абстрактной форме разностей. Разложение разности
между функцией, выраженной в лс,, и функцией, выраженной в л:, на
члены, каждый из которых имеет х х — х множителем, может, смотря по
свойствам первоначальной функции, потребовать больших или меньших
плгебраических маневров, стало быть не всегда выполняется так легко,
как в случае лг,3 — л:3. Но это ничего не меняет в методе. Там, где
первоначальная функция по самой своей природе не допускает никакого
непосредственного разложения в (хх — х ) Р у как это имело место для
f{x) = uz (две зависящие от х переменные), множитель (л^ — х) появ
ляется в виде множителя - ———. Далее, там, где после удаления x t — х
мд левой стороне с помощью деления на него обеих сторон, в самом Р
еще остается х х — х (как например при выводе производной от у = ап,
где мы находим
Л'[ - - .у — 1
- " 1 (" I)"': (п - 1)“ ! e tc.],
1-2
м где полагание л^— лс: = 0 дает
И
Исторический ход развития
1 ) Мистическое диференциальное исчисление.
х х — х 4- Д* с самого начала превращается в х х — х Л - d x или = * 4- * ,
гае d x предпосылается с помощью метафизического р а з ъ я с н е н и я .
Сперва существует, а затеи разъясняется.
Но тогда также и у , = у + ^уили у х— у-\-у. Из этого произвольного
предположения вытекает как следствие, чго дтя получения правильного
результата необходимо в разюжение бинома х + Ьх или х + х о т б р о
с и т ь (wegeskamotieren) члены, содержащие х и Да:, полученные на
ряду с первой производной и т. д. и т. п.
Так как при фактическом построении диференциального исчисления
исходят из этого последнего результата, именно из л и ф е р е н ц и а л ь -
н ы х ч а с т и ц (Differentiellen)'), которые предвосхища отся, не выводится,
а предпосылаются с помощью разъяснения, то с помощью этого же
разъяснения п р е д в о с х и щ а е т с я и ~ или — символический дифе-
ренциальный коэфициент.
Если наращение х = &х, а наращение зависящей от него перемен
ной = Ду , то само собой разумеется, что ^ представляет отношение
приращений х и у. Но то, что Ддг фигурирует в знаменателе, т. е.
наращение независимой переменной стоит в знаменателе вместо чистителя,
а не наоборот, — это получается вследствие т го, что последний результат
развития самих диференциальных форм, именно д и ф е р е н ц и а л (das
Differential) \ d y — f{ x ) dx\, при предпосылании диференциальных частиц
(Differentiellen) \dy и dx\, также дается с самого начала.
Если я возьму наипр стейшее взаимоотношение зависимой переменной у
и независимой переменной х , именно у — х , то я знаю, что dy — dx, или
у = х. Так как однако я ищу производную по независимой переменной х,
то я должен разделить обе стороны на х или dx; итак:
dy У
dx или X 1.
52
Начиная однако с функций ст х второй степени, п р о и з в о д н а я
находится сразу с помощью разложения бинома, в котором она появ
ляется вполне готовою во втором члене, в сопровождении й х или х, т. е.
первой степени приращения подлежащие отбрасыванию (wegzueskaпlO-
Иегепбе) члены. Однако о т б р а с ы в а н и е (Eskamotage) это, хотя и не
осознанным образом, математически правильно, ибо отбрасывается ли иь
ошибка вычисления, розникшая с самого начала из первоначального
отбрасывания (Eskaпюtзge).
дг1= х + Дг надлежит лишь превратить в х х— х Л - й х или х + х и
затем остаемся хозяйничать с этим диференциальным биномом как
с обыкновенным, что с технической точки зрения было очень удобно.
Остается ответить на один лишь вопрос: на каком основании совер
шается насильственное уничтожение стоящих на пути членов?
Ведь это уже предполагает, что знают, что они стоят на пути и в
действительности не принадлежат к производной.
О т в е т очень прост: это нашли чисто экспериментальным путем.
К тому времени были известны действительные производные многих
и более сложных функций от л: в их аналитической форме уравнений
кривых. Но и без того то обстоятельство, что следующие за вторым
члены не принадлежат к производной, открыли уже в самом первом
возможном решающем эксперименте, именно при рассмотрении простейших
алгебраических функций второй степени. Например
у = х2
у + йу = ( к + (1х)2 = х 2 + 2хйх +
у + у = (х + х)2 = х 2 + 2хх 4 - х 2.
Лу — 2хйх,
у — 2хх
и далее
<1у
или
4 -= 2х.
X
53
тожить dx* или х х совершенно не обращая внимание на то, что с этим
dx* или х х самим по себе невозможно было справиться.
Итак экспериментальным путем — уже на втором шагу — мы с необ
ходимостью приходим к уразумению того, что для получения не только
истинного, но и вообще какого бы то ни было результата нужно
отбросить d x * или хх.
С другой стороны, в 2xdx-\-dx* или 2 х х + х х мы имеем перед собой
правильное математическое выражение второго и третьего члена бинома
(x + dx)* или (лг + лг)4. Что этот м а т е м а т и ч е с к и п р а в и л ь н ы й
р е з у л ь т а т о с н о в ы в а е т с я на с т о л ь ж е м а т е м а т и ч е с к и
ложном в самом основании предположении, именно
на замене с самого начала jct — х — Дл: через х х— х — d x или х , —
этого не знали. В противном случае тот же результат пол\чили бы
при помощи не фокуса (Eskamotage), а алгебраической операции про
стейшего стиля, и в таком виде презентовали бы его математическому миру.
Итак сами верили в мистический xapaKiep новооткрытого исчисления,
которое давало правильные (и притом в геометрическом применении
прямо поразительные) результаты математически положительно непра
вильным путем. Таким образом сами себя мистифицировали и тем более
ценили новое открытие, тем более бесили толпу старых ортодоксальных
математиков и вызвали таким образом враждебный крик, отдавшийся
даже в мире несведущих в математике людей и бывший необходимым,
для того, чтобы проложить путь новому.
/ : V) .Vs,
f(x - \- h ) (x + h)3 х 3 + Зл:2Л + Zxti3+ Л8,
/( * + * ) - / ( О Злл + 3лгА + р
h
/ (* + А )- / (х) _ / ( х + к ) - / (х)
А ДГ| — х ’
55
как одновременно с этим вследствие обращения А в 0 члены Ъхк + Аа
также обращаются в нуль и притом с помощью правильной математи
ческой операции. Они удалены теперь таким образом без фокуса.
Мы получаем:
4) £ или л£ = Ь * }= Г (х ).
х т + mxm~lh + etc.,
56
Тем самым /(лг + А) выступает в том же алгебраическом отношении
(лишь примененном к переменным величинам), в каком во всей алгебре
стоит общее выражение к его разложению, например в
П V* .-Я
— х 1 Н-----------
а------- Н—' «аН-
a —оa¿ 3 etc .
57
начала представляют возросшее х х как x -\-d x , возросшее у х как y -\-d y
и таким образом превращают моном в бином, основывается на применении
теоэемы о биноме), возникает задача, — так как мы имеем перед собой
в / ( x -\-k) функцию от а; без степени, лишь ее о б щ е е н е р а з в е р н у
т о е в ы р а ж е н и е ,— алгебраически вывести из самого этого неразвер
нутого выражения общий, следовательно пригодный для функций от x t
содержащих какие угодно степени, ряд.
Здесь для алгебраизации диференциального исчисления Лагранж берет
в качестве своего непосредственного исходного пункта теорему п е р е ж и-
т о г о н ь ю т о н и а н ц а м и и Н ь ю т о н о м Т э й л о р а , которая в дей
ствительности представляет собой самую общую, всеохватывающую теорему
и одновременно оперативную формулу диференциального исчисления,
именно выраженный в символических диференциальных коэфициентах
развернутый ряд для у х или f(x -\-h ):
I) Злссь стр 19 .
S8
рядом с ним. Разность между ним и приращением х } равным Дат, есть
разность, которая теперь, хотя и неопределенно, выражает некоторое
определенное значение х.
Но если исходят из мистического диференциального исчисления, где
х ^ — х выступает сразу как д?лг, и переправляют сначала й х на Дл;, то
исходным пунктом становится х г — х = кх; однако тогда это может быть
в свою очередь обратно перевернуто влг + Дл:— л^, так что возрастание
х опять приобретет неопределенную форму х г и как таковое войдет непо
средственно в исчисление — что является исходным пунктом развитого нами
метода.
с!) Из этого простого различия в форме сразу вытекает коренное раз
личие в трактовке исчисления, которое мы вкратце обрисовали (см. при
ложенные отдельные листки)*) при анализе метода Д ’Аламбера. Здесь
лишь в общем виде заметим:
1) Если р а з н о с т ь х г — х (значит также и у г — у) выступает сразу
в виде своей противоположности, в виде суммы, и следовательно зна
чение ее величины в п о л о ж и т е л ь н о й ф о р м е п р и р а щ е н и я Дл:,
то, заменяя всюду в п е р в о н а ч а л ь н о й функции в х (т л :) х через
лг + Длг, мы придем к задаче разложения в ряд биномов определенных
степеней и развитие х х разрешается в п р и м е н е н и е т е о р е м ы о б и
н о м е . Теорема о биноме есть нечто иное, как общ ее выражение того,
что получится, если бином перзой степени умножить самого на себя т
раз. Поэтому у м н о ж е н и е будет служить методом развития х 1 (х + Ддг),
если с самого начала представить разность как ее п р о т и в о п о л о ж
н о с т ь , как сумму.
2) Так как в общем выражении а , = х - \ - к х разность в положительной
форме Дат, т. е. в форме п р и р а щ е н и я , составляет последний или
второй член, то х будет первым членом, а Дл: — вторым в первоначаль
ной функции в х ( т х \ когда последняя представлена как функция
в х + Ад: (т л ; + Дл;). Но мы знаем из теоремы о биноме, что второй
член фигурирует лишь как множитель в возрастающих степенях при
первом, так что множителем при первом выражении в л:(тл:) (опреде
ленном степенью бинома) является (Дл:)0= 1 , множителем при втором
Да ) 1, при третьем (Дл;)2 и т. д. Таким образом разность в положитель
ной форме приращения выступает лишь как множитель, и притом дей
ствительно как множитель (так как (Длг)° = 1), начиная со второго члена
этого развернутого бинома (лг-нД*)”*»
3) С другой стороны, если мы рассмотрим развертывание самих функ
ций в л ;(тл ;), то увидим, что теорема о биноме дает нам для первого
члена, здесь х , по порядку его производные функции. Например, если
мы имеем алгебраический бином, {х Л)1, где Л считаем известным, а х
неизвестным, то мы получаем:
АО
К а к о г о б ы f o ни б ы л о р о д а . Приращению х соответствует прира
щение у , где у или f ( x ) = x l. Почему Ньютон сразу и пишет:
61
ТРИУМФ МАРКСИЗМА —
НАУКИ ПРОЛЕТАРИАТА
Э. Х О Л Ь М л п
1. УСПЕХИ п е р в о й п я т и л е т к и
II ТЕХНИЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
«Факт, наиболее выдающийся в современной истории»,—так охарак
теризовал январский пленум ЦК и ЦКК выполнение пятилетки в Совет
ском союзе в четыре года! в обстановке жесточайшего растущего кризиса
во всем капиталистическом мире.
Гиганты металлургии, химии, машиностроения, мощные электростанции,
выросшие вокруг них новые города, новые культурные центры, пре
образование всей географии огромной страны, коренная переделка сель
ского хозяйства из мелкого, индивидуального, примитивного в крупное
коллективное, машинизированное; превращение страны, еще в недавнем
прошлом нищей, полудикой, перенесшей жесточайшие тяготы войны
и многочисленных интервенций, преодолевшей ожесточенное, упорное,
изворотливое сопротивление капиталистических элементов и их агентов,
оппортунистов справа и «слева»,—в страну современной индустрии, выхо
дящую по ряду отраслей на первое место в мире, в страну культурную,
которая станет вскоре страной сплошной грамотности, в страну, где
рождается новый человек, где растут многочисленные кадры пролетарской
производственно-технической интеллигенции, все это, что даже нас,
участников этого дела, поражает своей грандиозностью масштабов и
темпом, вызывай удивление и восхищение у наших друзей, вынужденное
Признание и скрежет зубовный у наших врагов,—все это конечно не
чудо, а результат непоколебимого ленинского руководства нашей боль
шевистской партии, которая неуклонно проводит ленинский план стро
ительства социализма, беспощадно сокрушает классового врага и ведет
за собой все растущие массы ударников—энтузиастов социалистического
строительства.
Но первая пятилетка, пятилетка грандиозных достижений в индустри
альной реконструкции всего народного хозяйства, является вместе с тем
пятилеткой технической революции.
В шесть раз увеличилась мощность электростанций. Мы имеем в нашей
промышленности свои мощные турбогенераторы в 50 тыс. кет своего
производства, мощные гидрогенераторы, котлы высокого давления, мощ
ные высоковольтные трансформаторы, свои асинхронные двигатели. Наши
электростанции связаны системой электрических колец, по централиза
ции электроэнергии мы занимаем второе место в мире. Эти успехи
электрификации повлекли за собой то, что электрическим путем мы стали
выделывать алюминий, имеем свою электрометаллургию качественных
сталей, свою электротермию, электросварка начинает вытеснять при
митивные методы сварки в машиностроении. Крепнет наша электрохимия,
налицо успешные зачатки электрификации железных дорог, свои электро
возы, электропривод начинает все более и более заменять трансмиссию.
У нас уже своя высокочастотная электропромышленность.
Мотор внутреннего сгорания идет вровень с электродвигателем. Трак
тор, автомобиль, авиостроение у нас развиваются гигантскими шагами.
Вместе с тем мы произвели полную техническую реконструкцию сель
ского машиностроения, имеем колоссальнейшие успехи в области хими
ческой промышленности. Здесь нет возможности дать хотя бы только
одну номенклатуру тех машин, тех агрегатов, которые производятся в
нашей стране.
Если посмотрим на ведущее звено нашей индустрии—на машино
строение, то увидим, как оно электрифицируется. Электросварка, электро
химия, сверхтвердые сплавы, литье под давлением, холодная и горячая
штамповка, механическая шлифовка, автоматизм—завоевывают здесь все
больше места. Нет такой машины, которую бы мы не могли построить на
наших советских заводах.
С полным правом можем сказать, что в нашей стране век пара—век
капитализма, сменяется веком электричества—веком социализма.
Разумеется, что эта техническая революция оказалась возможной бла
годаря тому, что, опираясь на все достигнутые успехи за последние
годы, наша партия вырастила многотысячные кадры специалистов из
людей рабочего класса, что наша партия сумела сломать саботаж и вре
дительство, разоблачить контрреволюционную суть разных Чарновских
и Федотовых, которые боролись против новой техники, боролись за
сохранение СССР на техническом уровне полуколониальных стран,
что партия сумела добиться того, чтобы подавляющее большинство
старых технических кадров включилось в активную борьбу за новую
технику, добиться того, чтобы миллионы трудящихся сделали лозунг
овладения техникой насущным интересом своей жизни.
Разумеется, что эта техническая революция оказалась возможной
благодаря использованию опыта передовой техники капитализма, сме
лому приспособлению этого опыта к нашим условиям, благодаря созданию
63
огромной сети научно-исследовательских институтов и лабораторий и
тому невиданному размаху, которого достигла научная мысль в Советском
союзе.
! ) « А р х и в М а р к с а и Э н г е л ь с а » , т. 1 (VI), с1 р. 169—170.
И) С т а л и н, Вопросы ленинизма, стр. 584.
78
остается еще много. Многое нам нужйо еще сделать, чтобы изучить тех
нику, чтобы овладеть наукой.
Эти задачи стоят не только перед рабочими массами, они стоят и перед
нашими научными работниками. И чем выше поднимаемся по образова
тельной лестнице, тем сложнее и труднее становится задача освоения.
Ведь тем глубже должны овладеть наукой научные работники, овладеть
материалом буржуазной науки и включиться в переработку науки на
основе диалектического материализма. Это задача исключительно трудная,'
требующая от работников науки не меньшего пафоса освоения, чем
тот, который по призыву своего вождя развивает наш пролетариат во
второе пятилетие.
Тов. Сталин закончил свою историческую речь незабываемыми словами:
«Говорят, что трудно овладеть техникой. Неверно! Нет таких крепостей,
которых большевики не могли бы взять. Мы решили ряд труднейших
задач. Мы свергли капитализм. Мы взяли власть. Мы построили крупней
шую социалистическую индустрию. Мы повернули середняка на путь
социализма. Самое важное с точки зрения строительства мы уже
сделали. Нам осталось немного: изучить технику, овладеть наукой.
И когда мы сделаем это, у нас пойдут такие темпы, о которых мы
не смеем и мечтать. И мы это сделаем, если захотим этого по-
настоящему!» J).
Да, мы это сделаем: мы изучим технику, овладеем наукой, и пере
строим ее. Тогда и наша советская наука, ставшая социалистической
наукой, будет передовым отрядом, ударной бригадой, в которую вклю
чатся лучшие передовые ученые капиталистических стран, ибо социали
стическая наука станет единственной наукбй человечества. «
Этого мы достигнем: шагает же во главе нашей бригады такой
бригадир, как т. Сталин.1
80
науки с делом социализма, работы классиков марксизма становится
настольными книгами, из которых они все больше черпают данные
для сознательной борьбы за исторические задачи нашего строи
тельства.
Работы классиков марксизма, посвященные вопросам теории и естество
знания! в частности, являются не только общим источником для формиро
вания марксистского мировоззрения и диалектико-материалистического
естествознания, они дают также богатейший материал для разработки
различных областей естествознания. Овладение всем положительным ма
териалом паук своего времени дало возможность классикам марксизма
разработать вопросы диалектики природы в целом, и отдельных форм
развития материи. Среди необъятного материала истории науки и со
временного им естествознания Маркс, Энгельс, Ленин, пользуясь диалекти
ческим методом, умели находить основное, решающее.
Они брали основные тенденции науки, ее содержание и в океане
имен и фактов зорким глазом находили путь к основному, отбрасывая
«авторитеты», пропагандируемые плоским мышлением, и в то же время
умели оценивать все значительное, ценное. Они не связывали себя око
вами хронологии, превращавшими историю науки в кунсткамеру беспоря
дочно собранных экспонатов. Они подходили к вопросам науки конкретно,
связывая их анализ со всей совокупностью исторических условий. Клас
сиков марксизма отличает то, что подчеркивал так выпукло В. И. Шенин,
когда он говорил, имея в виду в данном случае переписку с Зорге,
что письма Маркса и Энгельса представляют собой «образчик матери
алистической диалектики, уменье выдвинуть на первый план и подчеркнуть
различные пункты, различные стороны вопроса в применении к кон
кретным особенностям тех пли иных политических и экономических
условй»1).
В силу всего этого надо сказать, что Маркс и Энгельс дали не только
богатейшие основы и реальное содержание для разработки вопросов
марксистской истории естествознания, они показали также примеры ана-
шза его отдельных областей, отдельных вопросов и работ отдельных
гпествоиспытателей. Они подчеркивали исключительное историческое зла-
чпше Шлейдена как основоположника клеточной теории наряду со Шван
ном, хотя в философии Шлейден был кантианцем; они оцепили исключи
тельное величие теории Дарвина, хотя он был филистером и не разби
рался в 'вопросах общественно-исторического характера; Вирхова, кото
рою Маркс и Энгельс разоблачали как почтенного буржуа, вместе с
гем выделяли как человека, сыгравшего значительную роль в науке.
Маркс н Энгельс производили раскопки в покрытом пылыо истории
огромном материале и . создавали естественную классификацию имен и
фактов, вскрывая противоречивость объективного развития. Сосредоточи
ваясь над вещами, лежащими у других «под носом» и остававшимися
незамеченными, Маркс и Энгельс показывали и доказывали, что эта
близорукость не случайна, что это есть принципиальный подход
буржуазной мысли, ограниченной и связанной классовыми, партий
ными интересами.
Они ставили себе задачей открывать, делать жизненным цепное, поло
жительное содержание пауки. Об этом свидетельствуют хотя бы следую-
83
маю, что л у ч ш е в с е г о б ы л о б ы е м у н а п и с а т ь , ч т о о н з н а е т ,
каким ложным т ол к о в а н и я м м оже т быть п о д в е р г н у т а
та или д р у г а я ч а с т ь е г о р а б о т ы и п у с т ь он их так
из ме ни т, ч т о б ы я с н о видны были е г о «подлинные» в о з
з р е н и я » *).
Таким образом!, в соответствии с вышеуказанным, Энгельс предупреж
дает, что имеется опасность идеалистического истолкования Даниэльса,
скользкость его формулировок может превратить понятие в демиурга дей
ствительности, что Даниэльс при данном положении остается в пре
делах формальной логики, что он наконец в узких пределах физиологии
пытается развернуть выходящую за эти пределы проблему связи между
людьми.
Спустя месяц Маркс запрашивает Энгельса уже о другом, о при
менении электричества к агрикультуре, здесь его же интересует приме
нение науки к развитию производительных сил. Тут- уже иная плоскость
подхода к вопросам естествознания, и опять налицо умение практически,
реально следить за состоянием науки.
«Я посылаю тебе,—пишет Маркс Энгельсу,—вслед за этим копию статьи
о применении электричества к агрикультуре на английском языке. Будь
столь добр н ответь мне сейчас же: 1) каково твое мнение об этой
вещи; 2) объясни мне эту историю, так как я не вполне в ней раз
бираюсь...»2).
Ответ Энгельса, разъясняющий Марксу суть статьи, характерен
также тем, что он свидетельствует лишний раз о научной тщательности,
свойственной Марксу и Энгельсу, он же подчеркивает исключительное
внимание их к вопросам друг друга.
«Впрочем,—заканчивает Энгельс письмо,—об этой вещи нельзя судить,
пока она не будет испытана и не будут иметься налицо результаты, по
этому скажи мне, где я могу найти более подробные указания об ётом
предмете»3).
Интерес Маркса! и Энгельса к вопросам агрикультуры не случаен, он
связан с необходимостью обогатиться материалом, который будет реа
лизован в разработке соответствующих вопросов «Капитала». В то
же время надо подчеркнуть, что работа над вопросами естествознания
носила не просто подсобный характер, она являлась органическим содер
жанием! в разработке вопросов марксизма.
Период 1851 г. уже приводит Маркса к выводам, что «реформа агри
культуры и юснованного на ней собственнического свинства должна стать
альфой и омегой будущего переворота. Он работает далее специально
над агрономией пока для того, как он говорит, «чтобы получить хоть
некоторое представление об этом предмете». Маркс однако неослабно
продолжал эту работу, все время следя за успехами и выводами агроно
мии, и агрохимии в частности. Уже закончив в декабре 1865 г. I том
«Капитала», он садится снова за вопросы агрохимии в силу того, что
появился новый научный материал, подтверждающий опять-таки, как под
черкивает Маркс, его выводы.
«Что касается «проклятой» книги, - пишет Маркс о «Капитале»,—то
87
1) теория Карла Маркса о р а б о ч е й с и л е , труд необходимый и труд
прибавочный. Большое значение—экономическое и социальное- этой тео
рии, 2) физиологический анализ того, что Маркс называет т р у д о м , или
р а б о ч е й с и л о й . Три основные элемента, образующие эту силу:
нервная сила, мускульная сила, сила чувствительности». Ты видишь,
как это служит ему поводом вторгнуться в область медицины. Отдел
закапчивает так:
«14. Каким образом вышеуказанные физиологические данные позво
ляют нам определить с возможной точностью с т о и м о с т ь рабочей
силы, о с н о в у в с я к о й м е н о в о й с т о и м о с т и н фундамент всей
экономической пауки. Последнее похоже на недоразумение. Затем следует
теория народонаселения под заглавием: «Данные, полученные благодаря
изучению функций воспроизводства». И з о г л а в л е н и я я в и ж у , ч т о
благодаря задержке французского перевода «Капи
тала» он н е з н а к о м с тем, ч т о т а м с о д е р ж и т с я , и п о т о м у
н и к а к н е м о г у с в о и т ь с е б е е г о с о д е р ж а н и е » 1).
Маркс, как я указывал, значительно раньше проработал книгу Д ар
вина «Происхождение видов» и относился крайне критически к смеше-
нию им общественных и биологических закономерностей.
Об отношениях Маркса п Энгельса к вопросам дарвинизма сейчас
подробнее говорить не следует, однако здесь же надо подчеркнуть, на*
сколько Маркс внимательно следил за критикующими Дарвина людьми,
4<ак он умел подчеркивать величие Дарвина и подмечать, что критика
иарвннизма шла со стороны реакционных сил. Об этом он (пишет
Энгельсу, делая в письме ироническое замечание по поводу Вирхова, кото
рый, выступая против дарвинизма как реакционер, считал себя выше
Дарвина. «Господин Вирхов,—пишет Маркс,—как я вчера узнал из
supplement (приложения.—/1^ . ) к «Journal de Geneve», снова доказал,
что он бесконечно выше Дарвина, что он единственный исследователь, а
потому также «презирает» органическую химию»2). Об этом же свиде
тельствует и оценка другого ненавистника дарвинизма -беспринципного
чиновника академика Флуранса. Маркс пишет о Флурансе, что он «всю
свою почти столетнюю жизнь всегда стоял за существующее прави
тельство и попеременно был бонапартистом, легитимистом, орлеанистом
и опять бонапартистом. В последние годы своей жизни он еще обратил
на себя внимание своей фанатической ненавистью к Дарвину»:)). На
сколько глубоким считали классики марксизма учение Дарвина, свиде
тельствует то обстоятельство, что уже в 1882 г. Энгельс, давший ис
ключительной глубины анализ основных вопросов дарвинизма, отказы
вался писать статью о Дарвине: «...пока я не разберусь как следует
в этой области и не вернусь опять к естественным паукам, и следова
тельно к зоологии, об этом не может быть и речи. Кслп бы я вздумал
отделаться общими местами о Дарвине, то это не пошло бы на пользу
ни вам, ни мне»4).
Вот место, которое с особой яркостью говорит об исключительно
ответственном отношении к науке со стороны Маркса п Энгельса.
В процессе своих занятий Маркс изучал н такие области, как астро-
*) М а р к с и Э н г е л ь с , т. XXIV, стр. 423. Подчеркну го мною, //. //.
2) Т а м же, стр. 577.
3) М а р к с и Э н г е л ь с , т. XXIV, стр. 286.
') «Архив Маркса и Энгельса», т. I (VI), стр. 2 1 1—212.
88
помня, геология, палеонтология. Работа Маркса на* вопр:сами математики
«иециальцо освещается в данном сборнике. Ограничимся указанием
па ту высокую оценку, какая дана математическим работам Маркса со
стропы Энгельса. «Вчера,—пишет он,—наконец я набрался храбрости
проштудировать твои математические рукописи без справочников и был
рад убедиться, что не нуждаюсь в книгах. Прими по этому поводу мои
комплименты. Вещь ясна, как солнце, так что, право, нельзя достаточно
подивиться, почему математики так упорно настаивают на том, чтобы
окутывать ее тайной,—и Энгельс отмечает:—«Но это происходит из-за
односторонности мышления этих господ»1).
11рн разработке вопросов «Капитала» Маркс усиленно занят техно-
пи ней: в 1851 г. он работает над историей технологии1, в 1863 г. он снова
мнят технологией и пишет Энгельсу: «Я пополняю сейчас главу о
машинах. Есть ряд любопытных вопросов, которые я игнорировал при
первой обработке. Для того чтобы уяснить себе все это, я прочитал
целиком свои тетради (выдержки) по технологии, слушаю практический
курс для рабочих (чисто экспериментальный) профессора Уиллиса...»2).
В 1870 г. Маркса интересует вопрос о торфяных .болотах, ,и он просит
Энгельса: «Ты меня обяжешь, если совсем вкратце сообщишь мне
некоторые сведения о bogs (болотах.—Ред.), peats (торфяные залежи.—
1*г<).) и т. п. Ирландии»3).
В 1865—1869 гг. Маркс занят вопросами химии, он ведет переписку
е Энгельсом о работе Тремо—о влиянии почвы на развитие видов, на
образование рас, он успевает отозваться на выступление Гекели.
Энгельс сообщает ему об яростном выступлении* английских ученых
иро'ш» вивисекции, Маркс пишет о «стряпне» естествоиспытателя 15юх-
нсра, одобрительно отзывается о переиздании 111орлеммером своей книги
по химии.
На основе уже опубликованного материала легко убедиться в том!
насколько широко охватывал Маркс вопросы естествознания. Нет по-|
лшдуй ни одной области, с которой бы Маркс не знакомился. Особенно«
пристально и тщательно всматривался и изучал Маркс то, что связано
было с укреплением позиций его основных работ, что служило ему
материалом, что давало ему аргументы в борьбе против представителей
реакционных сил, против мелкобуржуазных теоретиков. На этом пути
Маркс и Энгельс оставили исключительное богатство для разработки
^(юблсмы «марксизм и естествознание» и для разработки положи-
ir.иного содержания отдельных областей естествознания; они открыли
,перспективы расцвета естествознания в эпоху социализма. Прииципиаль-
111ап и крепкий союз Маркса и Энгельса связан был взаимопомощью и
исключительной настойчивостью добиться единого понимания. Так было
м,(пример в отношении к работе Тремо, когда Энгельс добивался со-
| |.п ья .Маркса па его оценку. С другой сто|юны, Лафарг в воспоминаниях
о Марксе указывает, что случалось порой Маркс часами готов был от
минать перед Энгельсом те пли иные положения и бывал исключительно
11.1 1. когда они в результате приходили к единому мнению. Глубокая
||рнпцпииалы1ость, партийность отличала великих учителей пролетариата,
им пронизывала их личную исключительную дружбу н все их отношение
I
Вопрос о в з а и м о о т н о ш е н и и ф и з и к и и х и м и и к а к н а у к
не сегодняшним днем поставлен. Можно сказать даже, что вопрос этот
имеет свою вековую давность. Он вставал на всех решающих этапах
развития и химии и физики. Но сейчас он встал перед нами с совер
шенно особой актуальностью.
С особой остротой и глубиной и в совершенно новом свете вопрос
о взаимоотношении физики и химии поставлен н о в е й ш е й р е в о л ю
ц и е й в у ч е н и и о с т р о е н и и м а т е р и и . Многие современники
и участники этой революции не отдают себе отчета в глубине того пе
реворота в представлениях о строении материи, который произошел на
протяжении последних трех десятилетий и продолжает еще на наших
глазах развертываться все дальше и глубже. Иным вообще требуется
отойти на некоторое отдаление, чтобы суметь в полном объеме и во весь
рост охватить историческое величие революции. Это относится одно
временно и к революционным переворотам в основах общества, и к
революции в истории развития науки.
Измерить глубину революционного переворота, который совершился
за эти десятилетня на наших глазах в учении о строении материи,
легче всего на представлении об атоме. Ведь в сущности до этого пе-1
1) «Plus ccrte Commcdi е pnrve Ше, sed lucupj. tissinii gassendi synlginate phi
losophie Epicuri perceperam».
2) В старом предисловии к «Анти-Дюрингу» (1878 г.) Энгельс, ссылаясь на Ди
огена Лайртского (т. X, I, § 43—44 и 61), отмечал, что «уже Эпикур приписы
вал атомам не только различную величину, но и различный вес, т. е. по-своему
уже знал атомный вес и атомный объем» (ср. также докторскую диссертацию
Маркса о «Различии между натурфилософией Демокрита и натурфилософией
Эпикура», М а р к с и Э н г е л ь с , т. I). Но, устанавливая связь воззрений Даль
тона с атомистикой Эпикура, Энгельс отнюдь не имел в виду умалить значение
Дальтона, открывшего новую эпоху в химии (см. дальше).
Но если взять общее представление об атоме, Которое господствовало
в химии, за вычетом отдельных, более дальновидных высказываний, то
в целом здесь все же цепко держалось представление о неизменном,
неразложимом, обладающем абсолютно простой структурой атоме. С боль
шой силой это сказалось и у творца периодической системы элементов—
Менделеева.
Конечно у Менделеева не было уже грубого представления о м е х а
н и ч е с к о й н е д е л и м о с т и атома, и он делает специальную оговорку,
что неделимость атома надо понимать «не на манер древних метафизиков
китайско-греческого образца*). Он подчеркивал, что «для пас ныне
атом есть неделимое не в геометрическом, абстрактном смысле, а только
в реальном, физическом и химическом»*2).
Иногда даже Менделеев специально оговаривал неделимость атомов
только в х и м и ч е с к о м смысле. Так именно нужно понимать его
слова о том, что «за последнее время стали много и часто говорить
о раздроблении атомов на более мелкие электроны, а мне кажется, что
такое дробление должно считать н е с т о л ь к о м е т а ф и з и ч е с к и м ,
с к о л ь к о м е т а х и м и ч е с к и м п р е д с т а в л е н и е м » 3). Это во всяком
случае, поскольку речь идет о химии, Менделеев решительно подчеркивал,
что «простые тела составляют к р а й н ю ю г р а н ь н а ш и х п о з н а н и й
о в е щ е с т в е » 4).
Возьмем ли мы его «Основы химии», или фарадеевские чтения в Лон
донском химическом обществе в 1889 г. («Два лондонских чтения»),
или его статью о периодической законности химических элементов в
Энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона (т. XXIII, 1898 г.),
или статью «Золото из серебра» 5), или наконец чрезвычайно любопытную
«Попытку химического понимания мирового эфира», предисловие к кото
рой помечено уже июлем 1905 г.—повсюду Менделеев неизменно от
стаивает те же позиции.
Вот например в словаре Брокгауза и Эфрона, в статье о периоди
ческом законе, он говорит о «материально разнородных элементах, друг
в друга не превращающихся и обладающих самостоятельной весомой
сущностью». «Они (элементы) видоизменениям и взаимным превращениям
не подвергаются и представляют по современным воззрениям неизменную
сущность изменяющегося (химически, физически и механически) веще
ства». «Они оказываются чем-то отвлеченным»,—и Менделеев ставит
даже вопрос о том, каким образом «столь реалистическое значение,
как химия», пришло «к такому почти идеалистическому представлению».
Такой казус Менделеев склонен объяснять тем, что вообще в физико-
математической области знания сочетались: «идеализм с материализмом,
отвлечешгость с конкретностью, монархически общее с демократически
частным». И Менделеев со всей решительностью возражает против
М е н д е л е е в , Попытка химического понимания мирового эфира, стр. 13,
изд. 2-е, 1910 г.
2) М е н д е л е е в , Основы химии, стр. 164, изд. 5-е, СПБ. 1889 г., пт>им. 31 (ср. в
новейшем 11-м изд. 193 г., т. I, стр. 91). Я цитирую «Основы химии» преиму
щественно по 5-му изданию, потому что в дальнейших изданиях Менделеев ча
стью сильно сократил, частью вовсе выпустил содержание примечаний, посвя
щенных как раз вопросам более общего характера.
-') М е н д е л е е в , Попытка химического понимания мирового эфира, стр. 24.
') М е н д е л е е в , Основы химии, стр. 17, изд. 5-е.
а) «Журнал журналов» за 1897 г.
toro, чтобы его таблица, которая ведь при первом взгляде невольно
возбуждает представление о единстве материи, была рассматриваема
как довод в пользу такого именно представления. В специальном при
мечании (стр. 318) он пишет здесь: «Но я с своей стороны не могу
думать, ч ю периодическая законность служит косвенным подтвержде
нием мысли об единстве материи».
За этот взгляд он держался до того цепко, что даже после того,
как были открыты радиоактивные явления и признано существование
электронов, он выступил специально с «химическим пониманием мирового
эфира» именно для того, чтобы таким путем попытаться обойти необ
ходимость признания сложной структуры атома. Он сам признает, что
именно эти соображения руководили им и заставили его выступить с
этой своеобразной «попыткой».
«Не вдаваясы в развитие изложенной попытки понять эфир, я однако
желал бы, чтобы читатели не упустили из вида некоторых, па первый
взгляд побочных обстоятельств, которые руководили ходом моих сообра
жений и заставили выступить с предлагаемой статьей. Эти обстоятельства
состоят в ряде сравнительно недавно открытых физико-химических явле
ний, которые не поддаются обычным учениям и многих уже заставляют
отчасти возвращаться к представлению об истечении света, отчасти
придумывать мне мало понятную гипотезу электронов, не стремясь выяс
нить до конца представления об эфире как среде, передающей световые
колебания. Сюда относятся особенно радиоактивные явления»1).
«Всякое представление о дроблении атомов,—пишет в другом месте
Менделеев,—должно считать, по моему мнению, противоречащим совре
менной научной дисциплине, а те явления, в которых признается дро
бление атомов, могут быть понимаемы как выделение атомов эфира,
всюду проникающего и признаваемого всеми»2).
Менделеев решительно высказывается против «единства материала,
из которого сложились элементы». И характерно, что это свое понимание
он строит на незыблемом, как ему кажется, ф и л о с о ф с к о м ф у н д а
м е н т е . За такой фундамент своего философского мировоззрения он
признает « н е р а з д е л ь н у ю , о д н а к о и н е с л и в а е м у ю п о з н а в а
т е л ь н у ю т р о и ц у в е ч н ы х и с а м о б ы т н ы х : в е щ е с т в а ( ма
т е р и и ) , с и л ы ( э н е р г и и ) и д у х а 3).
Еще в «Лондонских чтениях» он так пытался обосновать необходимость
признания с а м о б ы т н о - и н д и в и д у а л ь н о г о н а ч а л а .
«Давно сказано: дайте точку опоры—и землю легко сдвинуть. Так
должно сказать: дайте что-либо индивидуализированное—и станет легко
понять возможность видимого многообразия. Иначе—единое как же даст
множество? Естествознание нашло после великого труда исследований
индивидуальность химических элементов, и потому оно может ныне
не только анализировать, но и синтезировать, понимать и охватывать
как общее, единое, так и индивидуальное. Единое и общее, как время
и пространство, как сила и движение, изменяется последовательно,
допускает интерполяцию, являя все промежуточные фазы. Множествен
ное, индивидуальное, как мы сами, как простые тела химии, как члены
95
предлогом или гранью низшего размера атомов, чем я не хочу и не могу
считать простой нуль -массы. Не представляя себе возможности сложе-
пня известиях элементов из водорода, я не могу считать их и сложен
ными из элемента X, хотя легче всех других. Не могу допустить этой
мысли не только потому, что ничто не наводит мыслей на юзможность
превращения одних элементов в другие, и если бы элементы были слож
ными телами, так или иначе эт о отразилось бы на опытах, но особенно
потому, что не видно при допущении сложности элементов никаких выгод
или упрощения в понимании тел и явлений природы. Л когда Мне
говорят, что единство материала, из которою сложились элементы,
отвечает стремлению к единству во всем, то я свожу это стремление
к тому, с чего начата эта статья, т. е. к неизбежной необходимости
отличать в корне вещество, силу и дух, и говорю, что зачатки инди
видуальности, существующие в материальных элементах, проще допу
стить, чем в чем-либо ином, а без развития индивидуальности никак
нельзя признать никакой общности. Словом, я не вижу никакой цели
в преследовании мысли о единстве вещества, а вижу ясную цель как
в необходимости признания единства мирового эфира, так и в реализи-
ровании понятия о нем как о последней грани того процесса, которым
сложились все другие атомы элементов, а из них все вещества. Для
меня этот род единства гораздо больше говорит реальному мышлению,
чем понятие о сложении элементов из единой первичной материи.
Задачу тяготения и задачи всей энергетики нельзя представлять реально
решенными без реального понимания эфира как мировой среды,, пере
дающей энергию на расстояниях. Реального же понимания эфира нельзя
достичь, игнорируя его химизм и не считая его элементарным вещест
вом; элементарные же вещества немыслимы без подчинения их периоди
ческой законности. Поэтому я постараюсь заключить свою попытку
такими следствиями выше высказанного понятия о природе эфира,
которые представляют возможность опытного, т. е. в конце концов’
реалистического изучения этого вещества, хотя его быть может нельзя
ни уединить, ни с чем либо объединить, ни как-либо уловить»*).
Путем сложных и довольно проблематических выкладок Менделеев
пытается наперед определить основные свойства этого «ньютония» и
приходит к выводу, что для «понимания множества явлений совер
шенно достаточно признать пока, что ч а с т и ц ы и а т о м ы л е г ч а й
ш е г о э л е м е н т а X, могущего с в о б о д н о д в и г а т ь с я в с ю д у ,
и м е ю т вес, б л и з к и й к о д н о й м и л л и о н н о й д о л е в е с а в о
д о р о д н о г о а т о м а , и движутся со средней скоростью, недалекой
от 2 250 км 2).
И все это для того, чтобы избежать необходимости признать элек
тронную теорию! Здесь обнаружилась метафизическая граница той «сти
хийной диалектики», которую наперекор своему философскому миро
воззрению, толкаемый логикой развития химической науки, проводил
в своих научных исследованиях Менделеев, о котором Энгельс писал:
«Менделеев, применяя бессознательно гегелевский закон о переходе
количества в качество, совершил научный подвиг, который смело можно
поставить наряду с открытием Леверье, вычислившего орбиту eme1
У(>
неизвестной планеты Нептуна». Энгельс говорит здесь о б е с с о з н а
г е л ь н о м применении диалектики Менделеевым. И как раз в рассмат
риваемом пункте обнаружилось во всей силе превосходство с о з н а
т е л ь н о й д и а л е к т и к и Маркса, Энгельса, Ленина над «стихийной
диалектикой» бесспорного гиганта химической науки, каким был Д . И.
Менделеев. ,
Энгельс в письме к Марксу от 16 июня 1867 г., т. е. за два года
до открытия Менделеевым периодической системы элементов, писал по
поводу атома:
«Гофмана прочитал 11. Новая химическая теория со всеми ее ошибками
представляет большой прогресс в сравнении с прежней, атомистической.
Молекула как м е л ь ч а й ш а я с п о с о б н а я к с а м о с т о я т е л ь н о м у
с у щ е с т в о в а н и ю часть материи есть совершенно рациональная ка
тегория, «узел», как говорит Гегель, в бесконечной серии делений,
который не заканчивает ее, по полагает повое качественное различие.
Атом, изображавшийся прежде как предел делимости, теперь пред
ставляет еще только о т н о ш е н и е , хотя господин Гофман сам на
каждом шагу возвращается к старому представлению, будто существуют
действительно неделимые атомы».
Таким образом Энгельс видел в атоме, как и в молекуле, лишь
своеобразный качественный «узел» в бесконечной серии делений, но
огиюдь не метафизический предел, его же не прейдеши.
В тот самый период, когда Менделеев выступил с попыткой пони
мания эфира как особого химического элемента, занимающего свое
место в периодической системе, в корне отвергая электронную теорию,
Ленин, поднявший марксизм на высшую ступень, в своей работе «Мате
риализм и эмпириокритицизм» показал, каким торжеством диалектиче
ского материализма явилась вся новейшая революция в учении о строе
нии материи, которая вскрыла е д и н с т в о м а т е р и и и на основе
»того единства ее к а ч е с т в е н н у ю н е и с ч е р п а е м о с т ь . «Вместо
десятков элементов удается следовательно свести физический мир к двум
пли трем... Естествознание ведет следовательно к « е д и н с т в у м а т е -
11 и и»... вот действительное содержание той фразы об исчезновении мате
рии, о замене материи электричеством и т. д., которая сбивает
с толку столь многих». «Электрон так же н е и с ч е р п а е м к а к и
а т о м».
Мет надобности излагать здесь ход новейшей революции в учении
о строении материи, связанной с электронной теорией, с квантовой
волновой механикой. Целый ряд докладов, особенно в колонне природы
химической связи Менделеевского съезда, был посвящен рассмотрению
отдельных проблем, вытекающих из этой грандиозной революции.
.4дось важно лишь отметить, что в е д у щ а я р о л ь в о в с е й э т о й
р е в о л ю ц и и п р и н а д л е ж а л а ф и з и к е , а не химии. Таков факт.
Физике принадлежала ведущая роль в том коренном перевороте, ко
торый совершился в воззрениях па строение материи и, стало
быть, в тех теоретических основаниях, на которых базируется сама
химия.
Голос тою , в этом перевороте именно физика впервые вскрыла самый
смысл периодической системы. Менделеев, автор этой системы, всегда
2
fei
X
V
■ческого и о и и м а и и н м и рового эф и ра».
и
Все это развитие и «перескок» физики (ранее преимущественно моле
кулярной) через линию| в область внутренней структуры атома и связан
ных с нею энергетических процессов, объясняющих и самое «химическое
сродство», создает у многих физиков своеобразную аберрацию. Химия
начинает им представляться как простой отдел физики или, если хотите;
как своего рода особое практическое искусство, для которого однако
основные закономерности призвана поставлять физика. В этом смысле
некоторыми физиками понимается и та самоновейшая дисциплина—«хими
ческая физика», которая искажает основные закономерности химических
процессов, образуя однако составную часть физики (в отличие от «физи
ческой химии» как части химии).
В этом отношении характерно, что Эйкен свой известный «Очерк
физической химии» переименовал в новейших изданиях в «Учебник химиче
ской физики». И вот как он мотивирует это переименование: «За послед
ние пять лет паша наука еще дальше рагвилась в н а п р а в л е н и и
ч и с т о й ф и з и к и , — недаром ведь обязана она многочисленными осо
бенно важными успехами работам известных физиков».
И далее Эйкен говорит, что пока точное естествознание находилось
в начальной стадии своего развития, до тех пор резко различали физику
и химию. В новейшее же время это стало уже нецелесообразным. Перед
нами стоит общая задача—«исследование повсюду проникающих друг
друга (ineinandergreifenden) совокупных свойств материи и овладение
ею с помощью точных законов. Мыслимо, что в дальнейшем х и м и я
ц е л и к о м с о л ь е т с я с « ф и з и к о й м а т е р и и » . Пока же необходимо
связующее звено, которое до сих пор называлось физической химией».
«Но центр тяжести общей физики и химии в области работы уже в
настоящее время т а к с и л ь н о п р о д в и н у л с я в с т о р о н у ф и
з и к и , что представляется уместным отдать предпочтение названию
«химическая физика»1).
Я не гыдам ничьего секрета, если скажу, что в некоторых наших химиче
ских кругах довольно подозрительно в отношении того, что можно
назвать «физическим империализмом», смотрят и на работы академика
Н. И. Семенова!, и в выдвигаемой им «химической физике» усматривают
тенденции к п о г л о щ е н и ю х и м и и ф и з и к о й .
С другой стороны, частью в порядке реакции па эти тенденции,
частью по исторической инерции старого «чисто химического» периода
и особенно традиций типологической органической химии, иные химик«
пытаются замкнуть химическую науку в узкие рамки эмпирических
законностей «соединений и разложений»,,а все, что сверх этогр и глубже
этого, все это признается ими, так сказать, от физического лукавства
и к химии отношения не имеющим.
111
Так на нынешнем этапе революции в естествознании с исключитель
ной остротой встал вопрос о взаимоотношении физики и химии как паук.
Но корни этого вопроса уходят далеко в историю взаимоотношений
О L« hrbuc 1 der chemischen Physik, zugleich dritte Auflage des Grundrisses der
physikalischen C iem ie von ü-r A r n o l d R u c k e n , Leipzig, 1930.
1nn
между обеими этими родственными науками. История знала и теснейшую
связь и разрыв между ними; история знала и трактовку химии как
практического искусства от «спагирического искусства» эпохи Парацельса
и Ван-Гельмонта до «систематического искусства» у Канта.
Кант в «Метафизических основоначалах естествознания» подчеркивал,
что истинной наукой может быть названа лишь такая, которая обладает
аподиктической достоверностью, а каждая отдельная естественная наука
обладает ею лишь в той мере, в какой в ней содержится математика.
Познание же, имеющее только эмпирическую силу, представляет «лишь
не собственно так называемое знание»; так как химия, по мнению Канта,
нс допускает применения математики, то она и не заслуживает назва
ния науки и скорее должна быть названа «Systematische Kunst» (приве
денным в систему искусством) *).
Но даже самоновейший термин «химическая физика», насчитывающий
всего лишь несколько лет от роду, история знала конездэ с иным содержа
нием, но пожалуй) с тем же устремлением. В известном англо-американ
ском философском словаре Болдвина, изд. 1901 г., мы читаем например:
«Смежна с физикой, с одной стороны, астрономия, которая подробно
трактует о яачениях, вырастающих из устройства и движений вещества
во вселенной, включая и землю. С другой стороны, смежна с физикой
химия, которая трактует о специальных свойствах, присущих различным
видам вещества. Связующим звеном между этими отраслями является
х и м и ч е с к а я ф и з и к а , трактующая о законах, которые хотя и общи
всему веществу, но видоизменены в своем действии благодаря спе
циальным видам вещества»2).
Но вот передо мною лежит совсем старинный учебник физики: «На
чальные оснэвашя физики, изданные главнымъ правлениемъ училища».
Для употреблешя въ гимназ1яхъ Россшской Империи. Въ Саиктпетер-
бург!». При Императорской Академцг Наукъ 1807 года». И вот тут мы
читаем:
« Х и м и я и м а т е м а т и ч е с к а я ф и з и к а или п р и к л а д н а я ма
т е м а т и к а суть не что иное, как две отрасли физики и не могут стоять
с нею наравне, но только ей подчинены».
И далее:
« Х и м и ч е с к а я ф и з и к а е с т ь н а у к а н о в а я . (Напомню, что
это писалось в 1807 г.—С. С.) В одной начали со счастливымъ успе-
хомъ упражняться с половины десять столетт и рвеше, с каковымъ
славнейипе и по ныне еще живущие физики и химики упражнялись в
Х и м и ч е с к о й ф и з и к е , в скором времени возвело оную на удивитель
ную ступень совершенства; за что весьма много обязаны мы благодарно-
стий безсмертному Лавуазье, основателю пневмато-антифлогистической
системы».
Здесь очевидно нашло свое отражение устремление Ломоносова, кото
рый был основоположником «Истинной физической химии» и хорошо
понимал, что физические методы исключительно важны для химии.
В «Слове о пользе химии» Ломоносов указывал, что при изучении
химии должно разумом постигать вид, меры, движения и положение
101
«первоначальных частиц, тела составляющих», «высматривать все оных
свойства и перемены», и, чтобы достичь этих «тайностей», надо «через
Геометрию вымеривать, через Механику развешивать, через Оптику
высматривать».
<К сему, подчеркивал Ломоносов,—требуется искусный Химик и
глубокий Математик в одном лице. Химик требуется не такой, который
только из одного чтения книг понял сию науку, но который собствен
ным искусством в ней прилежно упражнялся1; и не такой, напротив того,
который хотя великое множество опытов сделал, но... презирал случав
шиеся в трудах своих явления и перемены, служащие к истолкованию
естественных тайн. Х и м и я р у к а м и м а т е м а т и к а , очами ф и з и ч е
с к и м и п о с п р а в е д л и в о с т и н а з в а т ь с я м о ж е т » . Физическую
химию Ломоносов определял как науку, «объясняющую па основании
положений и опытов физических причину того, что происходит через
химические операции в сложных телах».
Интересно отметить, что это устремление Ломоносова оттенил и зна
менитый Эйлер в специальном письме к нему: «Из Ваших сочинений
с превеликим удовольствием я усмотрел, что Вы в истолковании хи
мических действий далече от принятого у химиков обычая отступили
и с препространным искусством в практике высочайше основательной
физики знание везде совокупляете. Почему не сомневаюсь, что не
твердые и сомнительные основания сея пауки приведете к полной досто
верности, так что ей после м е с т о в ф и з и к е п о с п р а в е д л и в о
с т и д а н о б ы т ь может».
Ясное дело, в тот период не знали еще тех явлений, которые легли
в основу создания новейшей химической физики, по устремление к тому,
чтобы отвести химии «место в физике», как мы видим, было довольно
сильно проявлено.
IV
Позвольте мне сейчас попытаться дать совершенно сжатый, схематиче
ский абрис м е т о д о л о г и ч е с к о г о р а з в и т и я х и м и и , характери
стику основных этапов этого развития п о д у г л о м з р е н и я и н т е р е
с у ю щ е г о нас з д е с ь в о п р о с а о в з а и м о о т н о ш е н и и фи
з и к и и х и м и и и в частности вопроса о понимании природы химиче
ского сродства. Я должен тут же оговориться, что, разумеется*, я ¡не имею
в виду дать здесь готовую марксистскую периодизацию истории химии.
Вообще с историей химии дело обстоигг у нас пока весьма неблагополучно,
а если говорить о единственно научном, марксистском изучении истории
химии, которое предполагает изучение всех социально-экономических
условии, на основе которых развивалась химия в тесной связи с разви
тием техники, то несомненно! к этой задаче нам еще только предстоит
приступить, и разрешена она может быть лишь длительной работой
большого научного коллектива. Здесь же я имею в виду лишь по
пытаться в схематической форме наметить в н у т р е н н ю ю л о г и к у
р а з в и т и я химии.
У греков, как известно, естествознание занимало лишь второстепен
ное место. По выражению Энгельса, «греки еще не дошли до расчлене
ния, до анализа природы». Приемы точного исследования природы мы
находим впервые у греков Александрийского периода, а затем в среди: и-
102
пока у арабов, которые дальше их развили. Настоящее же, современное
естествознание ведет свое начало со второй половины XV в., от эпохи
Иозрождения. Нам придется еще вернуться к яркой характеристике этой
нюхи, которую дал Энгельс. Прежде всего тут развилась механика
земных и небесных тел (Галилей), а «на службе» у нее шло }гсовершен-
стнование математических методов (аналитическая геометрия Декарта,
логарифмы Нспера, дифереициальное и интегральное исчисление Лейб
ница и Ньютона). Были открыты законы движения планет (Кеплер) п
объяснены из общих законов движения (Ньютон). В дальнейшем стала
развиваться механика жидких и газообразных тел. Физика в целом, за
исключением оптики, развитие которой стимулировалось практическими
потребностями астрономии, переживала еще первоначальную стадию. Она
развивалась на основе механики, п на этой же основе произошло осво
бождение химии от алхимии, с чего и начался первый период в развитии
научной химии.
1. Этот первый период связан с именем Роберта Бойля. Он первый
покончил с алхимией, с аристотелевскими «субстанциональными фор
мами» и скрытыми качествами. К последним относилась Affinitas («срод
ство»). Термин этот мы встречаем, можно сказать, еще в |седой древности
н истории химии. Его употреблял уже например Albertus Magnus в
своих «De rebus mer allicis» (1518). Бойль пользуется еще этим алхими
ческим термином в «Chemista Scetticus», но уже явно старается из
бегать его в «De oflgine qualitatum et formarum». Свое новое понимание
химических процессов Бойль построил па чисто м е х а н и ч е с к о й к о н
ц е п ц и и , на механике «прикрепления» и «отрыва» атомов друг от друга,
благодаря «неровностям», «выступам» («зубцам»). Напомним, что это
было ведь еще до открытия закона всемирного тяготения Ньютона.
Химическое. сродство трактуется Бойлем как- частный случай механики
"прикрепления» и «отрыва» атомов.
2. Следующий пе_риод характеризуется переходом к применению в х"-
мнп н ь ю т о н о в о й т е о р и и т я г о т е н и я . Высшим представителем
всего этого развития был Лавуазье. Он применял ф и з и ч е с к и е м е
т о д ы в химии.
3. Логика дальнейшего развития вела о т з а к о н а с о х р а н е н и я
м а с с ы к з а к о н у п о с т о я н с т в а о т н о ш е н и й (достаточно напом
нить драматическую борьбу, которую выдержал Пру против Бертолле)
в затем к з а к о н у к р а т н ы х о т н о ш е н и й . А закон кратных отноше
ний прямо вел к а т о м и с т и к е Д а л ь т о н а . «В химии,—писал Эп-
м'льс,—новая эпоха начинается с атомистики, поэтому не Лавуазье, а
Дальтон—отец современной химии».
Сродство Дальтон понимал как частный случай силы притяжения:
опюда та центральная роль, какую у него играет а т о м н ы й ве с .
А. Па этой основе шло развитие четвертого этапа. Открытие галь-
ианнческого электричества выдвинуло э л е к т р о х и м и ч е с к у ю теорию
г родства. Здесь достаточно назвать имена Деви, Барцилиуса и позже
Фарадея. Это была эпоха в развитии химии, созвучная нашей, где во
(лаву угла выдвигалось электричество, где силы сродства понимались
как силы элект|м>хпмические. По эта эпоха стояла на ином, неизмеримо
Гм(лее низком уровне. Химическое сродство трактовалось просто как
1Л1 мептарпос проявление п|ютшюположпых электричеств химических
ш-меитов. Отсюда б и н а р н ы е ф о р м у л ы . Достаточно сравнить их
103
с «бипольным моментом», о котором нам приходится говорить сейчас,
чтобы увидеть, на каком элементарном, упрощенном уровне стояла тогда
электрохимическая теория.
И эта именно упрощенность первой электрохимической теории при
вела к тому, что она все более наталкивалась на з а т р у д н е н и я , о с о
б е н н о . в; п р и м е н е н и и к у г л е р о д и с т ы м с о е д и н е н и я м . 1
Временно эти затруднения можно было еще обходить при помощи
т е о р и и р а д и к а л о в , по все большее накопление материала орга
нических соединений и в особенности открытие «замещения» в органиче
ской химии сделали невозможным применение простых бинарных формул.
Т ак бы л п о д о р в а н у п р о щ е н н ы й д у а л и з м э т о й п е р в о й
э л е к т р о х и м и ч е с к о й г и п о т е з ы , и притом в такой мере, что
даже надолго были скомпрометированы самые попытки применения физи
ческих представлений к области химии. Так1 в следующий период разви
тие химии пошло на основе р а з р ы в а с в я з и с ф и з и к о й .
5. Начинается обширный и по-своему плодородный период развития
о р г а н и ч е с к о й х и м и и па собственно химической основе. Химиче
ское сродство рассматривается теперь не как частный случай проявле
ния физических сил, будь то механические силы, или силы тяготения,
или электрического притяжения как особая сила.
Вот передо мною немецкое руководство' по химии знаменитого Либиха,
вышедшее в Гейдельберге в 1843 г . 1), по которому еще лет 70 назад
учился мой отец. Здесь мы читаем: *
«§ 22. Известны три различные силы притяжения: а) тяжесть, б) сила
сцепления, в) химическое сродство».
«§ 46. С р о д с т в о . Если два разнородных тела привести друг с Дру
гом в соприкосновение, то их свойства либо меняются, либо остаются
неизменными».
«§ 47. 11ричина того, что разнородные тела при соприкосновении меняют
свои свойства, проистекает от своеобразной силы, отличной от силы
сцепления, ее называют х и м и ч е с к и м с р о д с т в о м —Affinität».
В этот период замечается также разрыв общетеоретической связи
между химией, с одной стороны, и механикой и физикой—с другой.
Основная работа химии идет по линии н а к о п л е п и й и с и с т е м а т и з а -
ц и и у г л е р о д и с т ы х с о е д и н е н и й , и главное внимание сосредото
чивается на т и п а х и с т р у к т у р е этих соединений (Дюма, Феррар,
Лоран).
Было'бы, разумеется, неправильно весь этот период к л а с с и ч е с к о й
о р г а н и ч е с к о й х и м и и окрашивать в один черный цвет; ведь и п
структуре углеродистых соединений обнаружилась д и а л е к т и к а в хи-
м и и. Достаточно вспомнить то, что Маркс в «Капитале» и Энгельс п
«Анти-Дюринге» и «Диалектике' природы» писали о диалектике в гомо
логических рядах углеродистых соединений.
Но все же основное, что характеризовало этот период, это господство
т и п о л о г и ч е с к о г о к л а с с и ф и к а т о р с т в а . Отсюда идут и тс
т р а д и ц и и п о л з у ч е г о э м п и р и з м а , которые и доныне еще тяго
теют над известной частью работников органической химии.
Атомистические представления в этот период признаются, но в то же
время подчеркивается их «умозрительная гипотетичность». Так, у Либиха
104
и работе о составе органических кислот (1836) мы читаем: «Нам ничего
неизвестно относительно состояния, в котором находятся элементы двух
| ложных тел после того, как эти последние вошли в химическое соеди
нение, и в какой группировке представлять себе элементы в соединении,
1лпнсит только от соглашения, которое при последующем воздействии
освящается привычкой».
А Кекюле в руководстве по органической химии (1861) подчеркивает,
чю пропорции весом смесей имеют лишь значение факта, простым
мырлжепием которого и служат буквы химической формулы. «Но если
буквам формулы придавать какое-нибудь другое значение, если рассматри
вать их как выражение атомов и атомного веса элементов, как это
большей частью делают, то 'является вопрос: как велики или как
П1жслы (относительно) атомы? Но так как атомы не могут быть ни
измерены, пи взвешены, то ясно, что т о л ь к о м ы ш л е н и е и у м о з р е
ние м о г у т привести к гипотетическому признанию
о п р е д е л е н н ы х а т о м н ы х весов».
Отголоском тенденций того же периода явилось и то, что в свое
нремя писал Кольбе по поводу применения Вант-Гоффом всерьез атоми
стических представлений. «В недавно напечатанной статье,—писал он,—я
указал на отсутствие общего и основательного химического образования
как на причину упадка, наблюдаемого теперь; в химическом преподавании
и Германии. Этот недостаток, которым во вред науке страдает значи-
Iильное число наших профессоров химии, вызывает размножение при
верженцев натурфилософии, желающей казаться ученой и плодотворной,
и действительности же тривиальной и бессмысленной. Побежденная
■О лет назад духом чистого исследования природы, натурфилософия в
настоящее время снова выпущена псевдоестествоиспытателями из клетки,
предназначенной для хранения отбросов человеческого ума. Нарядив
ну кокотку в модные одежды и покрыв лицо ее белилами и румянами,
пни хотят провести ее в порядочное общество, в котором для нее нет
места. Кому эти опасения покажутся преувеличенными, пусть прочтет
(если может) недавно вышедшее фантастическое сочинение Вант-Гоффа
и Германа о расположении атомов в пространстве. Я умолчал бы об
ном труде, как о многих других, ему подобных, если бы! одни выдаю
щийся химик не оказал этой затее своего покровительства, восхваляя
се как научную работу.
«11скоему доктору Вапт-Гоффу, занимающему должность в Утрехт-
<ком ветеринарном училище, очевидно не по вкусу точные химические
исследования. Он считал более приятным сесть па Пегаса (вероятно
и.ытого напрокат из ветеринарного училища) и поведал миру то, что он
узрел с химического Пегаса в своем смелом полете,—о расположении ато
мов в пространстве». Пространственное расположение атомов Кольбе рас-
• ч.тфивает как «нечто1, недалеко ушедшее от веры в колдовство и духов»!
У(а, этот период характеризовался господством э м п и р и ч е с к о г о
класснфикаторства, по тем не менее внутренняя логика развития вела
п о от этого эмпирического классификаторства к теоретическим обобщ е
ниям: о т т е о р и и т п н о1в к т е о р и и с т р о е н и я и к п е р и о -
I и ч с с к о м у з а к о и у.
6. Шестой период и стоит под знаком п е р и о д и ч е с к о й с и с т е м ы
• л е м е н т о в Менделеева. Это было величайшее теоретическое обоб
щ и т е результатов, добытых всем предыдущим развитием химии. Оно
105
создало б а з у д л я с б л и ж е н и я с ф и з и к о й . Менделеев в одном
месте говорит, что с точки зрения «дисциплин естественной философии»
«со времени Лавуазье, Дальтона и Авогадро-Жерара химия получала
все высшие права гражданства в обществе наук о природе и, поставив
массу (вес) вещества во главе всех своих обобщений, пошла за Гали
леем и Ньютоном». Но действительное завершение этого процесса дала
только периодическая система элементов, открытая Менделеевым, ко
торая и заложила после периода разрыва новые основы для восстано
вления связи между химией и физикой.
7. Величайшее теоретическое обобщение, данное периодическим за
коном, и на основе последнего систематическое изучение ф и з и ч е с к и х
у с л о в и й х и м и ч е с к и х п р о ц е с с о в привели в последнюю чет
верть XIX в. к расцвету к л а с с и ч е с к о й ф и з и ч е с к о й х и м и и ,
расцвету, который связан с именами Ванг-Гоффа, Аррениуса, Нериста,
частью также Оствальда, несмотря на его «энергетический» вывих, от
которого ему впоследствии под дайлением фактов пришлось отказаться.
Это—теперь уже «старая» физическая химия с ее делением на стехиомет
рию, теорию растворов, химическую статику и кинетику, термохимию,
электрохимию, фотохимию.
8. Наконец последний этап, развертывающийся на наших глазах, это—
новейший период ф и з и ч е с к о й х и м и и , неразрывно связанный с
охарактеризованной в начале доклада революцией в учении о строении
материи. Электрическая теория материи, сложная структура атома, теория
квант, электрическая природа химического сродства, применение кван
товой волновой механики к химии привели к небывалому еще в истории
развития этих наук взаимопроникновению физики и химии. Но этот же
этап привел к новому кризису во взаимоотношениях физики и химии,
который я назвал бы «кризисом поглощения», поскольку это развитие
привело к широко распространенному представлению о непосредственно
предстоящем поглощении химии физикой.
Подведем итоги. Под углом зрения взаимоотношений физики и химии
как наук общий обзор основных этапов методологического развития
химии приводит к такому резюмирующему выводу:
Вначале— периоды, обозначенные пунктами 1, 2, 3 и 4 к д о периода орга
нической химии,— мы имеем тесную связь между химией и физикой.
Величайшие химики одновременно являются и физиками. Но связь эта
осуществляется еще на упрощенной основе. Отсюда—неизбежность раз
рыва в период классической органической химии—типлогической, струк
турной. Это—период классификаторства и ползучего эмпиризма! в химии.
Но внутренняя логика развития этого периода приводит к величайшему
теоретическому обобщению—периодической системе элементов, которая
закладывает основы для восстановления связи с физикой на более высо
ком уровне. Классическая физическая химия и восстанавливает такую
тесную связь. И наконец на наших глазах—новейший период взаимоотно
шения физики и химии на основе их теснейшего взаимопроникновения
в области стыка их, как это пророчески предвидел Энгельс в споем
предсказании, что величайших успехов надо ожидать на месте стыка
молекулярной и атомной наук, т. е. физики и химии. Но тут же перед
нами выступает новый кризис во взаимоотношениях обеих наук- «кризис
поглощения» химии физикой.
Все это развитие конечно шло не таким образом, что вначале мы
имеем «равновесие» между физикой и химией, затем это «равновесие»
нарушается и потом опять восстанавливается на новой основе. Нет,
перед нами выступает здесь не такая внешняя механика, а внутренняя
логика, диалектика противоречивого развития, которое идет через про
тивоположности и через борьбу этих противоположностей, через кри
зисы, вплоть до новейшего кризиса, с которым нам сейчас приходится
иметь дело. И если вникнуть в действительную логику этого развития,
то должно признать, что все оно упирается в необходимость созна
тельной диалектики.
Почему именно диалектики? Не искусственно ли, не нарочито ли это?
Отнюдь пет, ибо речь идет ведь о том, чтобы установить правильные
взаимоотношения между физикой и химией. А такие правильные отно
шения, ясное дело, не могут быть установлены ни на основе механи
ческой связи, ни на основе механического разрыва, а лишь на основе
д и а л е к т и к и в з а и м о д е й с т в и я между обеими этими родствен
ными науками, на основе « е д и н с т в а с в я з и и р а з р ы в а » , с полным
признанием и того о б щ е г о , что их соединяет, и того к а ч е с т в е н
н о г о с в о е о б р а з и я , которое представляет каждая область.
•
V
Теперь позвольте мне совершить небольшой экскурс в область к л а с
с и ф и к а ц и и п а у к , чтобы показать, что и здесь весь ход развития
приводит к некоторому кризисному состоянию, равным образом упи
рающемуся в необходимость материалистической диалектики.
Попыток классификации наук мы имеем огромное множество. Когда-то
к своем «Курсе позитивной философии» Конт писал: «Мы собираемся
классифицировать основные пауки. Но мы скоро увидим, что после
основательных соображений па этот счет невозможно различать менее
шести основных наук, большинство ученых допускает правдоподобным
образом большее их число. Если мы примем это, то, как известно,
шесть предметов допускают 720 различных расположений. Стало быть,
основные науки могли бы дать место 720 различным классификациям» 1 >.
11ожалуй число такого порядка комбинаций уже имеем в области
попыток классификации наук. Мы здесь, в рамках доклада, ограничимся
лишь кратким критическим обзором главнейших попыток и притом
преимущественно под углом зрения основной, интересующей пас здесь
проблемы- места химии и ее взаимоотношения с физикой.
У греков ф и з и к а была наукой о «Physis», о природе в целом, и
охватывала собою все естествознание. Если мы возьмем например «Фи
зику» Аристотеля, то она по сути трактует об осповоиачалах естество-
шаппя вообще. В значительной мере эта традиция широкого понимания
физики сохранилась вплоть до наших дней. И когда немцы например
Iонорят «Physikalische Wisenschaft», или французы—S с i е n с е p h y s i
que », или итальянцы—« S ei en z a f i s i c a , или когда мы говорим «физи
ческие науки», то тут речь идет именно об объемлющем характере
физики.
11о уже очень рано из круга физических наук па особое место выде
лилась х и м и я . И когда мы возьмем первую в повое время классифи-*)
10 7
нацию наук Бекона, то тут мы находим уже химию, правда, под
псевдонимом, в особом положении по отношению к физике.
Бекон, как известно, строил свою классификацию не на логике вещей,
а на п с и х о л о г и ч е с к о м а н а л и з е п о з н а н и я . «Деление челове-
ского знания наиистиннейшее то, которое вытекает из троякой способ
ности разумной души, каковая есть седалище знания. И с т о р и я отно
сится к памяти, поэзия—к фантазии, философия—к рассудку»1).
Хотя у Бекона таким образом основное деление построено па субъ
ективном принципе, дальнейшее подразделение его классификации носит
о б ъ е к т и в н о - п р е д м е т н ы й х а р а к т е р . Так, философия, относя
щаяся к .рассудку, подразделяется на 1) первую философию, 2) философию
природы, к которой математика образует «великое добавление, и 3) фило
софию человека. В свою очередь философия природы .подразделяется
на 1) теоретическую и 2) практическую; к первой относятся ф и з и к а ,
трактующая о началах, образовании и разнообразии вещей, и м е т а ф и
з и к а , трактующая о формах и конечных причинах; ко второй—м е х а
н и к а и м а г и я . Под именем последней и фигурирует х и м и я как
искусство превращения субстанции. Таким образом у Бекона химия
входит в практическую философию природы, опираясь на физику как
на свою теоретическую основу. *
Беконов принцип классификации наук применил, как известно, в
большой французской энциклопедии Д ’ А л а м б е р , лишь более выдви
нув математику. Все науки делятся у него равным образом на историю,
философию и поэзию. Философия же в свою очередь подразделяется
на 1) богословие, 2) пневматологию, которая охватывает логику как
искусство мыслить, запоминать, передавать, и мораль, обнимающую
учение о благе, об обязанностях, о законах—юриспруденцию, экономику,
политику, и 3) философию природы. Ф и л о с о ф и ю природы
Д ’Аламбер подразделяет на три группы: 1) метафизика тел и общая
физика, 2) математика, 3) частная физика. К «частной физике» отно
сятся зоология с анатомией, физиологией и медициной, астрономия
физическая, метеорология, космология с аэрологией, геологией и гид
рологией, ботаника с земледелием и садоводством и наконец х и м и я ,
которая таким образом занимает у Д ’Аламбера место в «частной физике».
Не буду останавливаться на классификации наук Л е й б н и ц а , у ко
торого «наука делится на три вида: первый—ф и з и к а , или естест
венная философия, обнимающая не только тела и их состояния, как
число, фигура, по также и духов, даже бога и ангелов; второй в и д -
ф и л о с о ф и я п р а к т и ч е с к а я , или м о р а л ь . . . и наконец третий—
л о г и к а , или познание знаков, ибо logos обозначает «слово»2). Перейдем
к знаменитой классификации наук К о н т а .
Мне пришлось еще в молодые годы застать то положение, когда
Конт был своего рода «властителем дум» определенной части россий
ской интеллигенции. Но по сути мы находим у Конта п л о с к и ц,
выхолощенный п о з и т и в и з м , философски обезоруживающий пред
лицом идеализма и тем самым открывающий двери идеализму. Вот
108
почему Маркс и Энгельс относились к Конту иронически и ставили
его, несмотря на его физико-математические познания, ниже идеалиста-
диалектика Гегеля. Так, в письме Маркса к Энгельсу а г 7 июля 1866 г.
мы читаем: «Я мимоходом изучаю теперь Конта, так как англичане н
французы так много кричат о нем. Что подкупает их в нем, так эго
его энциклопедичность, его синтез. Но по сравнению с Гегелем это
нечто жалкое, хотя Конт превосходит его в качестве специалиста-
математика и физика, т. е. превосходит в деталях, в целом же Гегель
бесконечно выше даже здесь. И этот ординарный позитивизм появился
в 1832 г.»1).
Энгельс в «Диалектике природы» отмечает, что Конт списал свою
энциклопедическую иерархию естественных наук у Сен-Симона и что
она служит у него лишь ради р а с п о л о ж е н и я у ч е б н о г о ’м а
т е р и а л а и в целях преподавания; это приводит к «сумасшедшему
enseignement intégral (интегральному обучению), где каждая наука
исчерпывается, прежде чем успели приступить к другой, где правиль
ная в основе мысль утрирована до математического абсурда».
Действительно, в классификации наук Конта мы видим, как «пра
вильная в основе мысль утрирована до математического абсурда». Пра
вильной в основе мыслью Конта является то, что он, хотя й непосле
довательно, выступает все же против старого субъективного принципа
деления наук. «В настоящее время,—пишет он,—вполне убеждены, что
псе энциклопедические лестницы, построенные, как классификации Бекона
н Д ’Аламбера, по какому-либо различению способностей человеческого
ума, уже по этому одному порочны в корне... ибо во всякой сфере
деятельности наш рассудок употребляет в одно и то же время все
спои основные способности»2). Но хотя Конт и пытается строить клас
сификацию наук на основе «реального сродства и естественных связей»,
он однако не поднимается до выдержанного проведения объективно-пред
метного принципа деления, применяя его упрощенно и эклектически
соединяя его с субъективными моментами.
«Энциклопедическая лестница» Конта представляет упрощенный л и-
п е й и ы й р я д , устанавливающий зависимость наук друг от друга
только в одну сторону, и притом связывающий эту зависимость
с таким субъективным моментом, как большая или меньшая легкость
изучения. «Рассматривая с этой точки зрения все наблюдаемые явления,
мы сейчас увидим, что можно нх разместить в малое число естествен
ных категорий, расположенных таким образом, чтобы рациональное
изучение всякой категории было основано на знании главных законов
предыдущих категорий и становилось основанием изучения следующей
категории. Этот порядок определяется степенью простоты или, что то же
самое, степенью общности явлений, откуда проистекает их последователь
ная зависимость и стало быть большая или меньшая легкость их
изучения» 3).
Принимая шесть основных наук: математику, астрономию, физику,
х!пмию, физиологию п социальную физику, Конт устанавливает одно-
ооронню ю зависимость их снизу вверх по убывающей простоте и общнэ-
109
сти п о з н а в а т е л ь н о г о п р о ц е с с а . Однако он сам не может выдер
жать этой линейно-односторонней зависимости и как раз в вопросе,
касающемся химии и физиологии, вынужден признать, что для решения
многих проблем нужно соединение разных точек зрения, принадлежащих
разным наукам.
«Печь идет о еще не решенном вопросе, следует ли рассматривать
азот при современном состоянии наших знаний как простое тело или
же как тело составное. Вы знаете, какими чисто химическими соображе
ниями удалось знаменитому Барцелиусу поколебать почти общепризнан
ные убеждения современных химиков относительно простоты этого газа.
Но что| я в особенности должен подчеркнуть, это влияние по этому во
просу на мысль Барцелнуса, как он сам дает в этом ценное признание,
того* физиологического наблюдения, что животные, питающиеся безазоти-
стыми веществами, содержат в образованиях своих тканей столько же
азота, как и плотоядные животные»*), откуда видно, что для решения
этого химического вопроса нужно и привлечение также физиологии.
Как же смотрит Конт на взаимоотношение физики и химии? Химию
он признает отличной от физики наукой. «Ибо какого бы мнения ни
держались относительно химического сродства, н если бы даже видели
в нем, как это можно думать, лишь видоизменения всеобщего тяготения,
производимые характером и взаимным расположением атомов, тем не
менее оставалось бы бесспорным, что необходимость постоянно прини
мать во внимание эти специальные условия отнюдь не позволяла бы рас
сматривать химию в виде простого приложения к физике»2).
Вот почему Конт подразделяет «земную физику» соответственно прин
ципу возрастающеп сложности на «две весьма различных части, в за
висимости от того, рассматриваются ли тела с точки зрения механической
или же с точки зрения химической. Отсюда—физика в собственном
шысле слова и химия». Но связь между ними только односторонняя:
«Химия, для того чтобы быть понимаемой истинно методическим образом,
очевидно предполагает предварительное знание физики. Ибо все химиче-
ческие явления необходимым образом более сложны, чем явления физи
ческие, и з а в и с я т о т п о с л е д н и х , н е в л и я я на них».
Но зато химия в свою очередь влияет вверх по энциклопедической
лестнице, вплоть до социологии. Социология, по Конту, оказывается
подчиненной химии, и не только посредством физиологии: «Так как со
циальные явления суть наиболее сложные и наиболее специальные из
всех явлений, то их законы необходимо подчинены этим самым законам
всех предшествующих порядков, из коих каждый проявляет здесь более
или менее явственно свое собственное влияние. Что же 'касается в осо
бенности химических законов, то очевидно, что в совокупность условии
существования человеческого общества входят и некоторые существен
ные химические гармонии между человеком и внешними основными
условиями, которые имеют над ним абсолютную власть»3).
Отводя химии место между физикой и физиологией, Конт рассматри
вает химическое действие как представляющее «очевидно в себе самом
нечто большее, чем простое физическое действие, и нечто меньшее,
чем действие жизненное». Этим определяется и степень совершенства
ПО
химической пауки: «Степень совершенства химии ниже степени совер
шенства физики и выше степени совершенства физиологии». Любопытно,
что Копт отмечает также н степень, так сказать, «участия чувств» в
каждой науке: «В астрономии наблюдение необходимым образом огра
ничивается исключительным употреблением одного из наших чувств;
и физике к употреблению зрения приходит на помощь еще слух и в
особенности осязание. Химия же прибегает к одновременной помощи
всех наших чувств для анализа явлений».
Особого ' внимания заслуживает то, что Конт признает м а т е м а т и
ч е с к и е м е т о д ы п р о т и в о е с т е с т в е н н ы м и для химии:
«Всякая попытка свести химические вопросы в область математиче
ских учений должна считаться до сих пор, и несомненно навсегда, глу
боко иррациональной как противная (comme étant antipathique) природе
mix явлений: она могла бы породить только смутные и в корне про
извольные гипотезы относительно внутреннего строения тел, как это я
имел случай отметить в пролегоменах к этой работе»1).
Впрочем через две страницы Конт сам себе противоречит, заявляя,
что если связь между учениями математическими и астрономическими
химией весьма слабая, то этого нельзя сказать о методе. «В этом но
мом смысле легко познать, наоборот, что достаточная предварительная
привычка к математическому духу и астрономической философии неиз
бежно оказывала бы самое большое и самое благодетельное влияние па
способ понимания и на разработку химии и следовательно на большое
ускорение ее последующих совершенствований».
У Копта мы вообще встречаем множество внутренних противоречий
и несообразностей, которые были вскрыты уж е Спенсером в его «Генс-
пауки» и «Классификации наук»2), но сам С п е н с е р недавно
ушел от таких же противоречий и несообразностей в своей классифи
кации наук. Употребляя выражения «абстрактный» и «конкретный» в ином
смысле, нежели Конт, Спенсер устанавливает три основных деления паук:
I) а б с т р а к т н а я н а у к а , «которая трактует о формах, в которых
пиления познаваемы для нас», сюда относятся логика и математика;
а б с т р а к т н о - к о п к р е т н а я н а у к а , «которая трактует о самих
пилениях в их элементах»,—сюда относятся механика, физика, химия
и т. д., 3) к о н к р е т н а я н а у к а , «которая трактует о самих элемен-
в их целостности», сюда относятся астрономия, геология, биоло-
I ин, психология, социология и т. д.
I le имея возможности останавливаться здесь на критике сделанной
< иепсером попытки классификации наук, пропитанной механнстическо-
■ознтпвистскпм духом, отмечу лишь, что его «абстрактно-конкретная»
дает довольно путаное разграничение между физикой и химией,
и ту и другую к м о л е к у л я р н о й м е х а н и к е по отделу
молекулярной динамики, т. е. «при отсутствии равновесия, что про
изводит перемену в расположении молекул или в распределении моле
кулярного движения»: в первом случае изменяются относительные по
ложения молекул с точки зрения разнородности ( х и м и я ) , причем про
водятся иные соотношения между молекулами (новые сложные ве
щее гва) или иные соотношения между силами (новые сродства); а воЧ
112
основе «свое» деление наук на математику, механику, физику, химию,
биологию, психологию, социологию, языковедение ( = философия языка),
эстетику и логику.
Нет надобности рассматривать дальнейшие классификации. Мы и без .,
того получили достаточно пеструю картину. Мы видим здесь и с к у с
с т в е н н о с т ь построений и господство э к л е к т и к и , механически
объединяющей объективную и субъективную точки зрения. Ампер даже
попытался возвести в принцип «естественной классификации» такое со
четание объективной природы вещей и субъективной точки зрения:
Сообразно тому, что мы сказали выше, двумя главными средствами
охарактеризовать науку и установить границы, отделяющие ее от дру
гих наук, являются, с одной стороны, природа изучаемых предметов
и, с другой—точка зрения, с которой рассматриваются эти предметы»1).
Необходимо лишь отметить, что развитие классификационных попы
ток в новейшее время обнаруживает три характерных черты:
В о - п е р в ы х , все больше выдвигается с у б ъ е к т и в н ы й п р и н
ц и п как основа классификации. В этом отношении особый интерес
представляет пресловутый Р и к к е р т , который даже основное деление
наук на естественные и общественные ставит в зависимость от точки
арсния, применяемой при рассмотрении одной и той же эмпирической
действительности. Эта последняя «становится природой, если мы рас
сматриваем ее под углом зрения общего, она становится историей,
если мы рассматриваем ее под углом зрения особенного и индивидуаль
ного» 2). ;
В о - в т о р ы х , буржуазные классификаторы озабочены тем, чтобы
н их классификациях было обеспечено н а д л е ж а щ е е м е с т о б о г у .
Гак, в известном «Словаре философских наук» Ф р а н к а мы читаем:
В пауках дедуктивных, в науках естественных и в науках моральных
человеческий ум непрестанно находится в присутствии бесконечного
высшего существа, в каковом одном только могут пребывать вечным
образом необходимые идеи, каковое одно только есть первая причина—
в высшей степени разумная— порядка физического и порядка мораль
ного и каковое одно только может обеспечить человеку выполнение
п о предназначения за пределами этой жизни»3). Отсюда—необходимость
г е о л о г и и , завершающей науки дедуктивные, естественные и мо
ральные.
Не следует думать, что Франк в этом отношении какой-то «устаре
лый». Напротив, мыслители буржуазного мира, по мере того как на
двигается его закат, все больше обнаруживают эту тенденцию. Доста
точно взять одного из крупнейших современных буржуазных филосо-
фон-классификаторов Э р и х а Б е х е р а , автора капитального исследо
вания «Науки о духе и науки о природе»4). Он со всей серьезностью
говорит о «пауках, трактующих о религиозных предметах». В своем
Введении в философию» он считает нужным указать, что « в р а ж д е б
H M:l|>KCinvt It A r r r C M I D I I I l l l l l t r . 113
ные р е л и г и и н а с т р о е н и я м о г у т н а р у ш и т ь ч и с т о е ф и л о
с о ф с к о е и с к а н и е и с т и н ы » , и в качестве венца всей своей клас
сификации философских наук он выдвигает ф и л о с о ф и и р е л и г и и .
ж «Наряду с нравственным и прекрасным как особый род ценности
выступает религиозно-ценное, благочестивое, святое, составляющее пред
мет исследования ф и л о с о ф и и р е л и г и и . Особенно важная, глубо
чайшим образом затрагивающая мыслящий человеческий дух задача
философии ценностей заключается в вопросе, как обстоит дело с ценно
стями в действительности в целом. Составляет ли последняя преимуще
ственно ценное или злое; существует ли в мире сила, гарантирующая
торжество добра; уничтожается ли с нашей смертью ценное и злое
в нашей собственной душе, или оно каким-либо образом сохраняется
в действительности в целом? Философскую обработку таких вопросов
мы выше обозначили как о ц е н о ч н у ю м е т а ф и з и к у , ее часто от
носят также к ф и л о с о ф и и р е л и г и и . Таким образом оценочная
метафизика, или философия религии, связуя метафизику и философию
ценностей, миро- и жизнепонимание, образует конец и венец всей
системы философии»1). И, ничтоже сумняшеся, тот же Бехер в «Ме
тафизике и естественных науках» объявляет «спорным», «действительно
ли бог никогда не бывает дан в человеческом опыте»2).
В - т р е т ь и х , выступает тенденция к м е х а н и ч е с к о м у « с в е д е -
н и ю» всех наук к одной, к отрицанию принципиальной основы деле
ния наук на качественно отличные области, к признанию всякого деле
ния наук «искусственным», условным, вопросом простого «удобства» в
прагматическом смысле этого слова. Эта тенденция проявлялась уже у
К о н т а . «И действительно,—читаем мы у него,—разделения, устана
вливаемые нами между науками, не будучи произвольными, как пола
гают некоторые, в существе своем искусственны. На самом деле, предмет
всех наших исследований один; мы делим его лишь в целях разделения
трудностей для их лучшего разрешения»3).
Показательным примером этих тенденций в наш период может слу
жить и О с т в а л ь д с его стремлением все науки «свести» в конечном
счете к энергетике. Деление наук на механику, физику и химию Он
принимает лишь условно, «ради симметрии»:
«И вот к группе наук о порядке примыкает группа ф и з и ч е с к и х
и л и э н е р г е т и ч е с к и х н а у к . Они охватывают всю область не
органических процессов, и название э н е р г е т и ч е с к и е науки про
исходит от того, что главным понятием во всей этой области при
знается именно понятие э н е р г и и . Здесь мы можем, если хотим со
хранить ради симметрии троякое деление, различать механику, химию
и физику»4).
В широко распространенном у нас «Учебнике физической химии»
Э г г е р т а мы находим те же тенденции:
«Чем дальше идет точное исследование природы,— говорит Эггерт,
тем больше стираются границы между отдельными областями пауки и
114
тем труднее становится дать точное определение и разграничение от
дельных дисциплин. В с у щ н о с т и г о в о р я , т а к о е с т р е м л е н и е к
разграничению является вредным и препятствует раз
в и т и ю н а у ч н о й мыс ли.
Современное исследование ставит своей целью не только накопление
опытного материала. Оно стремится главным образом установить вну
треннюю связь между всеми явлениями природы и выработать единую
точку зрения на картину мира, не считаясь с прежним жестким раз
граничением между отдельными дисциплинами, в ы т е к а в ш и м н е и з
с у щ е с т в а в е щ е й , а г л а в н ы м о б р а з о м из о с о б е н н о с т е й
человеческого восприятия.
Если и до сих пор сохранилось разделение наук на отдельные ветви,
то сделано это исключительно из практических целей»х).
Перейдем к резюмирующему выводу. В истории попыток классифи
кации наук перед нами развертывается величайший хаос систем, господ
ство упрощенства и эклектики в сочетании объективных и субъективных
критериев, прямая реакционность, рост субъективизма и «прагматиче
ского» произвола и беспринципности. И—что является методологиче
ски решающим— буржуазная наука и философия обнаружили здесь-
н е с п о с о б н о с т ь дать синтез еди нст ва всей системы наук
и р а з л и ч и й м е ж д у о т д е л ь н ы м и н а у к а м и . Таким образом и
здесь с а м а в н у т р е н н я я л о г и к а р а з в и т и я у п и р а е т с я в н е
о б х о д и м о с т ь м а т е р и а л и с т и ч е с к о й д и а л е к т и к и , которая
одна может дать выход из того кризиса, который создался на основе
всего хода противоречивого развития.
В свое время известный русский идеалист В л а д и м и р С о л о в ь е в
так писал о материализме:
«Материализм как низшая, элементарная ступень философии имеет
всегдашнее прочное значение; но как самообман ума, принимающего
эту низшую ступень за целую лестницу, материализм естественно исче
зает при повышении философских требований, хотя конечно до конца
истории будут находиться умы элементарные, для которых догматическая
метафизика материализма останется самою соответственною фнлософиею...
С теоретической стороны все сводится окончательно к совокупности
п р о с т е й ш и х телец—атомов, а с практической—к действию п р о
с т е й ш и х материальных инстинктов и побуждений. Ясно, что этим
могут удовлетворяться лишь п р о с т е й ш и е умы».
Мы можем спокойно предоставить идеалистам тешиться тем, что они
рисуют себе своих противннков-материалистов болванчиками себе под
стать. Но история разрушает до тла это идеалистическое самообольщение.
Достаточно взять Ф е й е р б а х а : ведь он прошел сам основательнейшую
школу идеализма прежде чем стал материалистом. Он стал материали
стом не потому, что «не дорос» до идеализма, а как раз (наоборот, пре
одолев и изжив идеализм до конца.
А М а р к с и Эн г е л ь с— разве не прошли они через школу величай
шего идеалиста Гегеля, и разве не пришли они к материализму как к
б о л е е в ы с о к о й точке зрения? Но вместе с тем они выступили
п против упрощенного, механического материализма.
116
пне со стороны естествознания именно потому, что, по выражению
Энгельса, «она одна представляет а н а л о г и, значит, метод объяснения
происходящих в природе процессов развития для всеобщих связей при
роды, для переходов от одной области исследования к другой».
Кстати сказать, именно потому, что диалектика представляет аналог
происходящих в природе процессов, мы часто видим, как естествен
ники стихийно, по внутренней логике предмета своего изучения, тол
каются в сторону диалектики. Разумеется, такая «стихийная деалектика»
важна лишь как симптом, но совершенно недостаточна: мыслящий есте
ствоиспытатель должен быть с о з н а т е л ь н ы м диалектиком.
И можно сказать, что в области химических процессов особенно на
глядно выступает этот характер диалектики как аналога действительных
процессов. У Энгельса мы находим такой исторический перечень «бре
шей в консервативном воззрении на природу»: 1) Кант и Лаплас;
2) геология и палеонтология: Ляйель, медленное рзззитие; 3) о р г а н и
ч е с к а я х и м и я ; 4) механическая теплота, Грове; 5) Дарвин, Ламарк,
клетка и т. д. С особенной силой Энгельс подчеркивал, что величайшие
триумфы диалектика справляет в области химии. И не случайно он на
зывает механический материализм «дохимическим».
Химия есть наука, которая строится на п р е в р а щ е н и я х веществ,
на е д и н с т в е к а ч е с т в е н н ы х и к о л и ч е с т в е н н ы х м о м е н т о в ,
или, по выражению Энгельса, «наука о качественном; изменении тел под
влиянием изменений количественного состава». Химия есть паука, кото
рая строится на е д и н с т в е а н а л и з а и с и н т е з а. И совершенно
естественно, что основоположники марксизма обращали большое внима
ние на химию. И Маркс и Энгельс занимались химией весьма основа
тельно. Маркс работал в особенности над агрохимией, Энгельс—над
органической химией, физической химией и электрохимией, причем оба
могли опереться на поддержку своего ближайшего друга, одного из круп
нейших химиков того времени— Ш о р л е м м е р а .
Химия еще потому привлекала к себе внимание основоположников
диалектического материализма, что самое место, которое химия занимает
и системе наук, представляет собою чрезвычайно важный узел, откуда
идут нити и вниз и вверх, ибо химия образует переход к паукам об
организме. ;
Диалектический материализм дал принцип классификации наук, кото
рый чужд субъективного произвола, а исходит из логики предмета, и
предметы берет в их диалектических связях и разрывах. В основу клас
сификации диалектический материализм кладет о б ъ е к т и в н о е р а з
л и ч и е ф о р м д в и ж е н и я м а т е р и и и их о б ъ е к т и в н ы е пе
реходы одной в другую.
Мы не можем не воспроизвести здесь замечательного письма Энгельса
к Марксу и Шорлеммеру от 30 мая 1873 г., которое сохранилось с
пометками Шорлеммера:
«Предмет естествознания,—пишет здесь Энгельс,—движущееся ве
щество тела. Тела неотделимы от движения, их формы и виды можно
познавать только в движении1, о телах вне движения без всякого отно
шении к другим телам нельзя ничего сказать. Только в движении тело
показывает, что оно есть. Поэтому естествознание познает тела, только
рассматривай их в их отношении друг к другу, в движении. Познание
различных форм движении есть познание тел. Исследование этих раз-
117
личных форм движения* есть поэтому главный предмет естествознания.
(Очень хорошо; это также мой взгляд.— К. Ш. [орлеммер].)
1. Простейшая форма движения—это перемена м е с т а (внутри вре
мени, чтобы сделать удовольствие старому Гегелю)—м е х а н и ч е с к о е
движение.
a) Движения о т д е л ь н о г о тела не существует; однако, говоря от
носительно, п а д е н и е можно рассматривать как таковое. Движение к
одному, общему для многих тел, центральному пункту. Но как только «от
дельное тело должно двигаться в другом направлении, чем к центру, оно,
правда, подпадает под законы п а д е н и я , но последние видоизменяются.
(Совершенно верно.— К. Ш.).
b ) Законы траектории и приводят непосредственно к взаимному дви
жению нескольких тел—планетарное и т. д. движение, астрономия, рав
новесие,—временному или кажущемуся в самом движении. Н о д е й с т в и
т е л ь н ы м результатом этого рода движения в конце концов бывает
всегда контакт (соприкосновение) движущихся тел, они падают друг
на друга.
c) Механика контакта— соприкасающиеся тела. Простая механика, ры
чаги, наклонная плоскость и т. д. Но э т и м н е и с ч е р п ы в а ю т с я
п о с л е д с т в и я к о н т а к т а . Он проявляется непосредственно в двух
формах: трении и ударе. Обе имеют то свойство, что при определен
ной степени интенсивности и при определенных обстоятельствах произ
водят н о в ы е , не только уже чисто механические последствия: т е п л о т у ,
свет, э л е к т р и ч е с т в о , ма г н е т и з м.
2. Собственно физика— наука, исследующая эти формы движения,
которая после исследования каждой из них в отдельности констатирует,
что при определенных условиях они п е р е х о д я т д р у г в д р у г а , и в
заключение находит, что все они при определенной степени интенсивности,
которая (степень) изменяется соответственно различным движущимся
телам, вызывают действия, выходящие за пределы физики, изменения
внутреннего строения тела—х и м и ч е с к и е действия.
3. Химия. При исследовании прежних форм движения было бы более
или менее безразлично, производилось ли оно над одушевленными или
неодушевленными телами. Неодушевленные тела, правда, показывают
эти явления в их наибольшей ч и с т о т е . Напротив, химия может по
знать химическую природу важнейших тел только на таких веществах,
которые возникают из процесса жизни; главной ее задачей все больше
и больше становится искусственное приготовление этих веществ. Она
представляет переход к пауке организмов, но диалектический переход
только тогда возможно будет установить, когда химия совершит этот
действительный переход или будет на пути к этому. (Вот в чем во
п р ос— К. Ш.).
4. Организм—здесь я пока не пускаюсь ни в какую диалектику.
(Я тоже.—Л-. Ш .) 1).
Под д в и ж е н и е м диалектика разумеет не просто механическое пере-
мещение в пространстве, но всякое изменение вообще. И связь между
качественно различными формами движения материи должна найти свое
отражение в классификации наук. « К л а с с и ф и к а ц и я н а у к , читаем
мы в «Диалектике природы»,— из которых каждая анализирует отдельную
118
форму движения или ряд связанных между собою и переходящих друг в
друга форм движения, является также классификацией, иерархией согласно
присущему им порядку, самих этих форм движения, и в этом 'именно
и заключается ее значение»1).
Энгельс указывает далее, что в конце прошлого столетия, после
французских материалистов, материализм которых был по преимуще
ству механическим, возникла потребность э н ц и к л о п е д и ч е с к и р е
з ю м и р о в а т ь в с е е с т е с т в о з н а н и е с т а р о й иыотон-линеевской
школы, и за это взялись два гениальнейших человека—С е й - С и м о н и
Г е г е л ь . Теперь возникает та же потребность, но на основе нового диа
лектического взгляда на природу. «Но так как теперь в природе дока
зана всеобщая связь развития, то чисто внешнее расположение материала
так же недостаточно, как гегелевские искусственные диалектические пе
реходы. Переходы должны совершаться сами собой, должны быть есте-*
ственнымп. Подобно тому как одна форма движения развивается из дру
гой, так и отражения этих форм, различные науки должны с необходи
мостью вытекать одна из другой»2).
Таким образом материалистическая диалектика требует, чтобы обск
собление наук давалось на связях самих явлений. Вместе с тем в этом
обособлении наук и их развитии обнаруживается единство логического
и исторического.
При всем единстве наук—переход от одной к другой всегда означает
качественный скачок. «При всей постепенности,—писат Энгельс в «Анти-
Дюринге»,— переход от одной формы движения к другой является всегда
скачком, решающим поворот. Таков переход от механики небесных тел
к механике небольших масс на них; таков переход от механики масс
к механике молекул, обнимающей движения, которые мы изучаем в том,
что называют физикой в собственном смысле слова: теплота, свет,
электричество, магнетизм, точно так же переход от физики молекул к
физике атомов—химии—совершается посредством решительного скачка;
еще более относится это к переходу от обыкновенного химического
действия к химизму белков, называемому нами жизнью»3).
«Анти-Дюринг» печатался первоначально в виде статей в «Форвертс».
И та часть, которую мы привели выше, была напечатана 9 февраля
1877 г. Вслед затем К е к ю л е в «Die Wissenchaftliclien Zielle und Leistun
gen der Chemie» повторил в основном те же мысли Энгельса. Но
английский журнал «Nature» придал этим мыслям м е х а н и с т и ч е с к и й
пид, дав такое изложение, что механика—это, дескать, статика и ди
намика масс, физика—статика и динамика молекул, а химия—статика
и динамика атомов. Энгельс по этому поводу выступил с указанием,
что «такое безусловное сведение химических процессов к чисто меха
ническим сужает неподобающим образом поле химии». Называя физику
механикой молекул», химию—«физикой атомов» и биологию—«химией
белков»,Энгельс имел в виду этим выразить п е р е х о д о д н о й и з э т и х
п а у к в д р у г у ю , т. е. о д н о в р е м е н н о и с в я з ь , н е п р е р ы в
н о с т ь и р а з л и ч и е , р а з р ы в м е ж д у и х о б л а с т я м и . Но на
жать химию своего рода механикой он признал неправильным.
119
Здесь снова обнаружилось превосходство сознательной диалектики
наших учителей над «стихийной диалектикой» Менделеева. У Менделеева
мы находим попытку сведения всех наук в конечном счете к механике.
Вот что он пишет в своих «Основах химии»: «Все (науки.—С. С .)
стремятся сводить изучаемые ими явления на механические». И при
ведя пример астрономии, Менделеев продолжает: «Физика и химия,
физиология и бйология идут в том же направлении»1). Менделеев пред
лагает даже назвать физическую химию «химической механикой».
Но тут уместен вопрос: н е у с т а р е л а л и ф о р м у л и р о в к а Э н
г е л ь с а в д а н н о й им к о н к р е т н о й к л а с с и ф и к а ц и и : ф и з и
к а - м е х а н и к а м о л е к у л , х и м и я —ф и з и к а а т о м о в ?
Мы отнюдь не «догматики» в том смысле, чтобы мы считали каж
дое слово, высказанное Энгельсом, по тому или иному конкретному
вопросу, непререкаемым, установленным незыблемо, на веки вечные*
совершенно независимо от дальнейшего развития научного знания.
Э н г е л ь с сам подчеркивал, что «с к а ж д ы м с о с т а в л я ю щ и м
эпоху открытием даже в естественно-исторической об
л а с т и (не говоря уж е об истории человечества) м а т е р и а л и з м н е
и з б е ж н о д о л ж е н и з м е н я т ь с в о ю ф о р му»(«Людвиг Фейербах»).
И по поводу этих слов Энгельса Л е н и н в « М а т е р и а л и з м е н
эмпириокритицизме» писал: « С л е д о в а т е л ь н о ревизия
« ф о р м ы» м а т е р и а л и з м а Э н г е л ь с а , р е в и з и я е г о н а т у р ф и
л о с о ф с к и х п о л о ж е н и й не т о л ь к о не з а к л ю ч а е т в с е б е
ничего «ревизионистского» в установивш ем ся смысле
с л о в а , но, н а п р о т и в , н е о б х о д и м о т р е б у е т с я м а р к с и з
мом». Ревизия « фо р мы» материализма Энгельса, пересмотр его натур
философских положений возможны, ибо научное познание мира именно
благодаря применению диалектики движется вперед. Но как раз все
дальнейшее развитие пауки полностью подтверждает п о с у т и основ
ные методологические установки, даваемые диалектическим материализ
мом, именно потому, что материалистическая диалектика на деле есть
аналог процесса самой действительности.
И я полагаю, что хотя электронная теория и все последующие
открытия, которые не были еще известны в эпоху Энгельса, вносят
несомненно много нового, но они все же сохраняют в силе энгсль-
оовское определение химии как « ф и з и к и а т о м о в » и ленинское по
ложение о единстве противоположностей—«в ф и з и к е п о л о ж и т е л ь
н о е и о т р и ц а т е л ь н о е э л е к т р и ч е с т в о , в х и м и и —с о е д и
н е н и е и д и с с о ц и а ц и я атомов».
Но сначала несколько слов об энгельсовском определении ф и з и к и .
Конечно сказать, что физика есть «механика молекул», не соответство
вало бы теперешнему состоянию физики. Но надо иметь в виду, что
и Энгельс отнюдь не ограничивал физику областью одних лишь моле
кулярных процессов. Так, мы можем прочитать у него в «Диалектике
природы», в отделе, посвященном теплоте, следующее:
«Назвав физику механикой молекулярного движения, мы тем не менее
не забываем, что это выражение вовсе не охватывает всей области
современной физики. Наоборот, эфирные колебания, обусловливающие
явления света и лучистой энергии, наверное не являются молекулярными
120
днижениями в современном смысле слова... Но... приходится прежде
всего рассматривать молекулярное движение: это и не может быть иначе,
пока наше знание эфира столь недостаточно. Но когда мы сумеем дать
механику эфира, то в нее, разумеется, войдет и многое такое, что
теперь по необходимости включается в физику».
Стало быть речь здесь идет о том, что «физика эфира»,—а эфир
и Энгельс и Ленин трактовали не как некий философский постулат
диалектического материализма, а лишь как естественно-научную теорию
своего времени,— что «физика эфира» в эпоху Энгельса находилась в
неразвитом состоянии.
А теперь позвольте перейти к х и м и и .
ГН
Если в основу классификации наук положить объективное различие
форм движения (понимаемого как изменение вообще) материи, то х и-
м ия е с т ь н а у к а о т о й ф о р м е д в и ж е н и я м а т е р и и , к о т о
рая х а р а к т е р и з у е т с я п р е в р а щ е н и е м с а м о й ф о р м ы м а т е
рии, п р е в р а щ е н и е м в е щ е с т в а . Физика «перескочила в самые
недра атомов, к протонам, электронам и нейтронам, по предметом химии
остается о с о б а я ф о р м а м а т е р и и , вещество, элемент, в конечном
счете атом. Основной категорией химии остается а т о м , который есть
нс м е х а н и ч е с к и й а г р е г а т о б е з л и ч е н н ы х п р о т о н ов , э ле к
тронов и нейтронов, а с в оеобр азн ы й реальный синтез,
составляющий качественность каждой о собой формы
м а т е р и и . Протоны, электроны и т. д. химия берет не как таковые,
а лишь в их связи с атомом, как своей основной категорией. Химия
остается « н а у к о й т о л ь к о о б а т о м а х » в собственном смысле.
Но н о в о е , выдвинутое нашим периодом величайшей революции в
учении о строении материи, заключается в том, что химия как («физика
атомов» для разрешения с в о и х задач д о л ж н а о в л а д е т ь и в н у
т р е н н е й с т р у к т у р о й а т о м а , как в свою очередь физика для
разрешения с в о и х задач должна овладеть конкретным учением об
особых формах материи, как его дает химия.
Если таким образом химии приходится брать многое у физики, а
физике у химии, то из этого отнюдь не следует, что речь должна
итти о слиянии физики и химии: речь идет лишь о теснейшей связи
и союзе обеих родственных наук. Со стороны химии при этом по
линии сближения с физикой выдвигается ф и з и ч е с к а я х и м и я , которая
составляет часть химической науки, а со стороны физики но линии
сближения с химией выдвигается х и м и ч е с к а я ф и з и к а , которая
составляет часть физической науки. Их совместная работа означает их
не механическое слияние и поглощение, а научную кооперацию, коорди
нацию сил для укрепления каждой науки в деле разрешения ее особых
задач.
Я оставляю здесь открытым вопрос о том, не создается ли При
м спевшем соприкосновении физики и химии, на стыке обеих паук, в
самом учении о строении материи, некоторый как бы «кондоминимум»,
совместная для физики и химии область, как например область пре
вращения самих атомов, в (|юрме ли радиоактивных процессов или
путем искусственной) разрушения атомною ядра.
121
Из сказанного вытекает и наше отношение к ф и з и ч е с к о й х и м и и .
Должны ли мы рассматривать ее как особую науку, занимающую свое
место рядом с другими, такими же обособленными науками— органиче
ской химией и минеральной химией? Никоим образом. Она составляет
лишь часть химической науки. То же относится и к органической
химии. Те, которые выдвигают органическую химию на положение осо
бой науки, совершенно отделенной от физической химии, обрекают
органиков на простое « о п и с а т е л ь с т в о » . Но задача науки не в
описании явлений, а в познании их закономерностей. «Описательные»
традиции органиков как раз и надо преодолеть, и эта задача требует
того, чтобы физическая химия как основная теоретическая часть химии
пропитала собою все остальные части и отделы химической науки.
Особое положение,— я могу уделить этому лишь несколько слов,—
занимает б и о х и м и я , которая как раз представляет то диалектическое
звено, которого недоставало в эпоху Энгельса. В свое время Энгельс
писал, что диалектический переход к науке об организме «можно будет
установить только тогда, когда химия или уже сделает действительный
переход, или будет близка к этому». В другом месте Энгельс писал,
что если химии удастся изготовить белок, то «химический процесс
выйдет из своих собственных рамок» и проникнет в обширную область
органической жизни, в область физиологии, которая «есть, разумеется,
физика и в особенности химия живого тела, но вместе с тем она
перестает быть специально химией: если, с одной стороны, сфера ее
действий здесь ограничивается, то, с другой стороны, она поднимается
на высшую ступень». В то же время Энгельс подчеркивал, что «она
(химия.— С. С.) одна объяснит нам диалектический переход к организму».
Современная биохимия и должна составить это в высшей степени важ
ное диалектическое звено.
Биохимия в своем развитии базируется конечно на всей химии, но
она призвана также оказать обратное воздействие на развитие стоящих
под нею отделов химии. В свое время Энгельс указывал на такую же
роль органической химии, отмечая, что только при исследовании орга
нических соединений химия нашла ключ к истинной природе наиважней
ших тел. Совершенно так же и в настоящее время изучение биохимиче
ского катализа, химизма белков и прочие достижения биохимии могут
в чрезвычайной степени оплодотворить все развитие химической науки
в целом.
Тесная связь между всеми частями химической науки должна быть
осуществлена на более широкой основе—т е с н е й ш е й н а у ч н о й к о
о п е р а ц и и ф и з и к и и х и м и и к а к н а у к . Более чем когда-либо
уместно сейчас вспомнить слова старика Б у н а е н а : «Der Chemiker, der
fkein Physiker ist, ist gar nichts» («Химик, который не является физиком,
вообще ничто»). Глубокий смысл этих слов в полной мере вскрывается
только сейчас, в свете той глубочайшей революции, которую пережи
вают и физика и химия. Эта революция властно ставит перед химиками
задачу— о в л а д е т ь физ ико-математическими методами,
которые обеспечили физике такую ведущую роль, особенно на протя
жении последних десятилетий».
Но в то же время со всей силой надо подчеркнуть, что речь идет
здесь о в з а и м н о м оплодотворении физики и химии. Когда-то Менде
леев назвал химию «архиреальной наукой о веществе». Действительно,
122
химик имеет дело с реальным, конкретным веществом. И «архиреаль-
иая йаука»— химия должна дать плодотворный толчок физике в том
направлении, ч т о б ы м а т е м а т и ч е с к и е п о с т р о е н и я п о с л е д
н е й и м е л и р е а л ь н ы й ф и з и ч е с к и й с м ы с л . Конечно это надо
понимать не в смысле упрощенного требования не выходить за пределы
привычных наглядных представлений так называемого «здравого смысла».
Над этим «здравым смыслом», выражающим инерцию укоренившихся
стародавних представлений, всегда потешались и Маркс, и Энгельс,
и Ленин. Развитие науки то и дело ломает установившиеся наглядные
представления «здравого смысла». И конечно мы не можем возражать
против того, например, что теория относительности с ее кривизной
пространства потребовала от нас больших усилий, необходимых для того,
чтобы выработать себе совершенно новые физические представления.
То же самое относится и к новым представлениям, выработки которых
требует волновая механика. Но это отнюдь не значит, что мы должны
мириться с тем кризисным положением, которое Ленин характеризовал
бьющими словами: « М а т е р и я и с ч е з а е т , о с т а ю т с я о д н и у р а в
н е н и я».
Вы могли наблюдать, как шла у представителей «кризиса в физике»
на Западе «эволюция» представлений волновой механики за самый послед
ний период. Схема этой «эволюции» может быть представлена так: ма
териальная корпускула сперва получила как бы «волновой хвост»; затем
оказалось, что вся сила в этом «хвосте», что корпускула есть лишь
некое производственное образование на волне, образование, которое ста
новилось все более эфемерным, как некий исчезающий эффект, про
изводимый пакетом волн; но затем и сам этот пакет волн был объявлен
лишенным всякой материальности и превращенным в фикцию. В резуль
тате упадочные буржуазные ученые пришли к тому, что исчезли в
своем материальном существовании и корпускула и волна, и если что
осталось, так действительно «одни уравнения». Словом, весь мир про
валился у них в небытие!
Если в х и м и и надо преодолеть традиции п о л з у ч е г о э м п и
р и з м а , то в ф и з и к е необходимо преодолеть тот м а т е м а т и ч е
с к и й ф о р м а л и з м , который служит источником физического идеа
лизма, релятивизма, агностицизма. Это может быть достигнуто путем
взаимного оплодотворения физики и химии на основе м е т о д о л о г и и
диалектического материализма.
Мы живем в великую эпоху. Это—эпоха в е л и ч а й ш е й р е в о л ю
ц и и в и с т о р и и ч е л о в е ч е с т в а . Так всегда было, что революция
на арене истории вела с собой революцию и в области науки. На
помню, что когда Л а в у а з ь е совершил свою, по выражению Вертело,
«revolution chimique» (химическую революцию), то это был тот самый
1789 г., когда революционный народ Парижа шел на штурм Бастилии.
Ведь и все наше естествознание ведет свое начало от революционной
жохи—от эпохи Возрождения, когда впервые на арену истории высту
пила тогда еще революционная буржуазия. Вот как Энгельс в старом
введении к «Диалектике природы» характеризовал этот период:
«Это был нслнчаГипни прогрессивный переворот, пережитый до того
человечеством, эпоха, которая нуждалась в титанах и которая породила
титанов по силе мысли, страстности и характеру, по многосторонности
и учености...
123
Они почти все живут всеми интересами своего времени, принимают
участие в практической борьбе, становятся на сторону той или иной пар
тии и борются, кто словом и пером, кто мечом, а кто и тем и другим...
Кабинетные ученые являлись тогда исключениями; это либо люди
второго и третьего ранга, либо благоразумные филистеры, не желающие
обжечь себе пальцев.
И естествознание развивалось тогда в обстановке
в с е о б щ е й ре в о л ю ц и и , бу ду ч и само н аскв озь ре во лю
ц и о н н о » 1).
Именно оттуда пошло гигантскими шагами развитие науки, отражая
исполинское развитие производительных сил буржуазного общества.
Маркс и Энгельс в свое время в «Коммунистическом манифесте» отме
тили, что «буржуазия играла и в истории в высшей степени революцион
ную роль», и создала «более могущественные и более грандиозные про
изводительные силы, чем все предшествующие поколения вместе взятые».
Но свершились исторические сроки, закончился круг рззвигил, и бур
жуазное общество на наших глазах—по пророческому слову «Коммуни
стического манифеста»—оказалось в положении того волшебника, который
не в состоянии справиться с вызванными его заклинаниями подземными
силами.
Настала новая революционная эпоха, э п о х а п р о л е т а р с к о й р е
в о л ю ц и и , которая развертывается на неизмеримо более высоком исто
рическом уровне. И под руководством партии пролетариата, п а р т и и
н а у ч н о г о к о м м у н и з м а , на одной шестой части земного шара мы
уже вступили в э п о х у с о ц и а л и з м а , с которой начинается подлинная
история человечества.
Эта эпоха открывает перед наукой небывалые в истории перспективы
развития. Н о о н а т р е б у е т т а к ж е о т н а у к и в е л и ч а й ш е г о
героического энтузиазма, плановой целеустремленно
с ти, м е т о д о л о г и ч е с к о й ч е т к о с т и .
Теснейшая научная кооперация обеих родственных наук, основопо
ложных, ведущих во всем естествознании, их союз на основе методологии
диалектического материализма обеспечит советской физике и советской
химии величайший расцвет, достойный великой эпохи социализма.*)
125
ботке всей политической экономии, с основания ее,—к истории, к е с т е-
с т в о з н а и ию (подчеркнуто мною.—Я. Б.), к философии, к политике
и тактике рабочего класса, вот в чем они вносят наиболее существенное
и наиболее новое, вот в чем их гениальный шаг вперед в истории
революционной мысли»*).
Поверхностное ознакомление с перепиской может создать ложное
впечатление какой-то пестроты круга вопросов по биологии, обсуждаемых
Марксом и Энгельсом. Но такое впечатление может сложиться лишь
у человека, который не имеет ни малейших сведений из истории есте
ственных наук и философии, которому неизвестны вышеприведенные
слова Ленина. Только анализируя конкретную, историческую обстановку,
в которой жили и творили оба мыслителя, исторические формы классо
вой борьбы, которая развертывалась в этот период ■во всех областях,
в том числе и в идеологии, можно установить ту внутреннюю связь,
которая да фоне исторических случайностей с необходимостью обрисо
вывает стержневую целевую линию развития теоретических взглядов
Маркса и Энгельса.
Если попытаться систематизировать разнообразные высказывания Мар
кса и Энгельса о биологии по определенным проблемам, то .можно при
мерно набросать следующую схему: 1 ) проблема «социального и биологи
ческого», 2) вопросы органической эволюции, 3) Дарвин и дарвинизм,
4) естественно-научные основы происхождения человека и роль человека
как фактора органической эволюции, 5) происхождение жизни, 6) клетка
и клеточная теория, 7) характеристика состояния биологических наук
в вопросах физиологии, 8) биологические проблемы агротехники, 9) оценка
и характеристика крупных биологов-современников.
Приведенная схема далека от совершенства и, как всякая схема,
страдает недостатками. Но я привожу ее лишь с той целью, чтобы
показать, что по существу вряд ли еще осталась какая-либо теорети
ческая кардинальная проблема биологии, которую бы в той или иной
форме не затрагивали Маркс и Энгельс. Повторяю, что я беру только
переписку и только вопросы биологии, хотя для ‘всех известна та
энциклопедия диалектических мыслей и идей, которые содержатся в
«Анти-Дюринге», «Людвиге Фейербахе», «Диалектике природы», «Капи
тале» и других капитальных произведениях, которые касаются всех обла
стей естествознания.
Исторический отрезок времени жизни и творчества великих учителей
пролетариата очерчивается эпохой промышленного капитализма. Этот
отрезок истории характеризовался крупнейшими социальными сдвигами,
полосой буржуазных революций, ростом пролетариата и классовых боев
его с капиталом.
Капитализм в этот период переживал полосу подъема, развивая мощные
производительные силы. Этим обусловливается могучий подъем естест
венных наук в XIX в., сделавших крупнейшие открытия в различных
областях. Они в свою очередь оплодотворяли практику по линии техники
и овладения силами природы. Этот исторический момент как нельзя
лучше доказывает правильность положения Маркса о конкретно-историче
ском характере единства природы и человека. «Историю природы и исто
рию людей нельзя отделять, ибо они взаимно обусловливают друг друга».
126
Биология также вышла на прогрессшовную дорогу развития именно
благодаря исторической смене способа производства. По утверждению
Энгельса, биология только в XIX в. получила возможность развития,
ибо до этого она «была еще в пеленках».
Обслуживая социальный заказ, биология бьется над разрешением не
только целого ряда практических вопросов сельского хозяйства и про
мышленности, но и вопросов, связанных с оформлением идеологии, миро
воззрения класса буржуазии. Превращаясь в служанку капитала, она
также участвует в отливании буржуазных форм мышления, отражая
вместе с тем в своих основах процесс перехода буржуазии из про
грессивно-революционного класса вначале в реакционно-контрреволюцион
ный в последующем.
Идеологию, систему идей нельзя отрывать от их конкретных носи
телей. Вот почему, говоря о биологии, мы должны говорить и о био
логах. Среди биологов XIX в., особенно первых трех четвертей его,
мы имеем яркие имена, справедливо представлявшие плеяду корифеев.
Назовем отдельных из них: Дарвин, И. Мюллер, Вирхов, Гельмгольц,
Пастер, Дюбуа-Раймонд, Гекели, Геккель и т. д.
Если конкретно обратиться к биографии этих людей, то мы установили
бы, что значительное большинство их было не только крупными биоло
гами, но и крупными общественно-политическими деятелями. Многие нз,
них были активными деятелями буржуазных политических партий и даже
их организаторами (например Вирхов). Многие из них проделали эво-j
люцию от левобуржуазного радикализма в сторону законченной черно
сотенной реакции.
Отдельные из них в своей политической деятельности кокетничали
с рабочим классом, внося тлетворное влияние буржуазного либерализма
и демократизма на пролетариат.
Маркс и Энгельс являлись идейными и практическими вождями про
летариата, оберегали его от разлагающего влияния левобуржуазных де
мократов, либералов и т. д. Вот почему) в переписке Маркса и Эпгельса-
мы встречаем не только имена тех или иных биологов, оценку ¡их
учений, но там же дается; и их политическая характеристика. Обращает
па себя внимание тот факт, что Маркс и Энгельс в переписке останавли
ваются на Бюхнере, Фогте, Молешотте, Вирхове и т. д.
Бюхнер, Фогт и К0 получили уничтожающую характеристику у Маркса
и Энгельса. Эти плоские позитивисты, вульгарные материалисты-биологи
(физиологи) оказывали свое тлетворное влияние не только системой
развиваемых ими плоских философских взглядов, но и непосредственно
на практику рабочего движения. Поэтому Маркс и Энгельс объявили
непримиримую борьбу этим почтенным буржуа. Они систематически
разоблачали их. Достаточно перелистать переписку, где Маркс бичует
Фогта1), или например Маркс пишет о Бюхнере 14 ноября 1858 г.:
• Великий Бюхнер послал мне свои « Ш е с т ь л е к ц и й и ,т. д. о т е о р и и
Д а р в и н а и т. д.». Книга еще не появилась, когда <я был у Ку-
гельмапа. А теперь он (Бюхнер) посылает мне уже в т о р о е и з д а -
н н е! Способ, каким делаются такие книги, очень nice (мил.— П. Б.).
Бюхнер например говорит (и всякий, кто читал чепуху Ланге, знает
это п без того), что его chapter о м а т е р и а л и с т и ч е с к о й ф и л о -
131
к эмпириокритицизме». Некоторые крупные физиологи, как Иоганес МюЛ*
лер, желая «подпереть» философию Канта выводами из естествознания,
в особенности из физиологии человека (органов чувств), «доказывали»
кантовский априоризм (форм чувствования и категорий), исходя из разви-
ваемых ими «нативистической теории» физиологического восприятия про
странства и учения о «специфической энергии нервов». Разумеется, органы
чувств есть продукт человеческой истории в том понимании, что, во
оружаясь техникой завоевания природы, человек расширяет пределы (гра
ницы) физиологических восприятий своих органов чувств (укажем хотя
бы на микроскоп и т. д.) или исправляет иллюзии и аберрации, коррек
тируя физиологию восприятия. На то, что наши органы чувств не
совершенны и дают иллюзии, особенно упирали скептики и агностики
в своем утверждении о невозможности познания действительности так,
как она есть. Однако указание Маркса содержит, как мне кажется,
и другую мысль—исследовать особенности органов человека в связи
с тем, что он живет и развивается в различных условиях среды. Возьмем
в этой же связи другую глубочайшую проблему, которая поставлена
Марксом и Энгельсом и на которой они постоянно останавливались.
Я имею в виду конкретизацию сформулированного ими тезиса: «Человек,
воздействуя на природу, изменяет и собственную природу», в том на
правлении, что человек и его деятельность явились крупнейшими факто
рами эволюции органического мира. На этом вопросе Маркс и Энгельс
останавливаются и в переписке и в ряде своих произведений, обсуждая
ли учение Дарвина или говоря о работах некоторых авторов, например
о книге Тремо, книге агронома Фрааза. Уже ряд буржуазных биологов
и естествоиспытателей приходил к абстрактной постановке этой проблемы.
Однако ограниченность буржуазного мировоззрения ие позволяла им
встать на подлинную историческую точку зрения, как не мог этого
сделать и Дарвин.
В письме от 25 марта 1868 г. Маркс .пишет своему другу: «Очень
интересна работа Фрааза (1847): « К л и м а т и р а с т и т е л ь н ы й м и р
в о в р е м е н и , т. е. и х и с т о р и я » , которая доказывает, что и в и с т о
р и ч е с к у ю эпоху климат и флора меняются. Он—дарвинист до Д ар
вина и допускает возникновение в и д о в даже в историческую эпоху.
Но в то же время он агроном. Он утверждает, что с развитием кулг>-
туры—и соответственно ее степени—исчезает столь желанная для кре
стьян «влажность» (отсюда и переселение растений с юга на север),
и под конец образуются степи. Первоначальное влияние культуры по
лезно, а в конце она действует опустошающим образом, вызывая обез-
лесенье и т. д... Итог таков, что культура, если она развивается стихийно,
а не н а п р а в л я е т с я с о з н а т е л ь н о (до этого он, как буржуа,
разумеется, не додумывается) (подчеркнуто мною.—Я. Б.), оставляет
после себя пустыню: Персия, Месопотамия и т. д., Греция»1). Энгельс
в «Диалектике природы» также останавливается на этом вопросе, обви
няя естествоиспытателей, в частности Дрэпера, в излишнем «натура
лизме» в подходе к изучению природы. Они подходили к изучению
природы без учета того, что нового вносит практика самого человека,
которая могущественно изменяет рычагами производительных сил облик
поверхности земли, органический мир, ее населяющий. Энгельс также
132
подчеркивает, что капитализму чужда практика сознательного регули
рования и управления последствиями, которые вносит в природу исто
рическая деятельность людей. Сама природа капитализма как стихийно
неорганизованной анархичной системы исключает планомерный, созна
тельный подход. Это доступно, говорит Энгельс, только социализму.
Капитализм хищнически подходит к использованию природных ресурсов.
В характеристике взглядов Маркса и Энгельса на проблему «человек
как фактор эволюции органического мира» интересно привести неко
торые моменты из той полемики, которая возникла между ними по
поводу книги Т р ем о1).
Давая оценку этой книге, Маркс указывает, что она представляет
значительный прогресс по сравнению с Дарвином в части учета влияния
человеческих преобразований в изменчивости органического мира. «Ос
новная идея Тремо,—пишет Маркс,—о в л и я н и и п о ч в ы (хотя он,
разумеется, не принимает во внимание исторические видоизменения этого
влияния; к этим историческим видоизменениям я причисляю также хи
мическое изменение верхнего слоя почвы вследствие агрикультуры и т. тт.,
далее различное влияние, которое при различных способах производства
оказывают такие вещи, как залежи каменного угля и т. п.) является,
по-моему, такой идеей, которую нужно только в ы с к а з а т ь , чтобы
она навсегда завоевала себе право гражданства в науке, и это совер
шенно независимо от изложения Тремо».
Нет необходимости излагать здесь ход самой полемики, занимавшей
длительный отрезок времени2). Для нас важно еще раз подчеркнуть ту
общую для Маркса и Энгельса мысль, что деятельность человека, пони
маемая конкретно-исторически, отражалась на эволюции органического
мира и что буржуазные ученые хотя и подходили к ней, но ставили
проблему абстрактно и не исторически. Отсюда вывод: нашим биологам-
эволюционистам есть что черпать у классиков марксизма в понимании
самих эволюционных проблем.
Поскольку в литературе в связи с 50-летним юбилеем Дарвина под
робно освещались высказывания Маркса, Энгельса и Ленина по таким
проблемам, как учение Дарвина, проблема эволюции органической при
роды в целом: и в ее конкретных деталях, далее вопросы происхождения
человека, где эти мыслители показали, в чем надо искать основную
причину качественного прыжка превращения доисторического зоологи
ческого предка человека, я считаю излишним подробно на них останав
ливаться. Нужно только подчеркнуть еще раз, что, формируя философию
пролетариата, его мировоззрение, они, само собой разумеется, не могли
обходить такие биологические проблемы, которые по сути дела состав
ляют теоретико-познавательный костяк самой науки биологии.
Отсюда понятен тот интерес, который питали Маркс и Энгельс к такой
проблеме, как происхождение жизни. В 50-е годы прошлого столетия
отмечается острая борьба между механицизмом и витализмом. Витализм
XVIII в. под ударами новых достижений и фактов науки (открытие
клетки, закона превращения энергии, теории Дарвина, органический синтез
Iк'ллср-Бсртло) вынужден был сдавать свои позиции. Это не значило,
I
Занятия Маркса по математике падают в основном па последние
20 лет его жизни. Первое указание на эти занятия мы встречаем
в письме к Энгельсу от 11 января 1858 г., где Маркс пишет:
«При разработке основных начал экономики меня так чертовски за
держивают ошибки в подсчетах, что с отчаяния я снова засел за быстрое
прохождение алгебры. Арифметика никогда не давалась мне. Но па
обходном пути алгебры я очень скоро справлюсь».
С этих пор Маркс уже не оставлял занятий по математике до самой
смерти, занимаясь ею в свободное время или во время болезни, когда
систематическая работа над «Капиталом» была для него невозможна. За
алгеброй последовала аналитическая геометрия, за нею диференциальнос
исчисление. Маркс основательно проштудировал очень солидные по объему
и обстоятельные по содержанию курсы алгебры и аналитическом гео
метрии и тщательно их законспектировал. Но особенное внимание он
уделил диференциальному исчислению. Уже 6 июля 1863 г. Маркс пишет
Энгельсу:
«В свободное время я занимаюсь диференциальным и интегральным
исчислением. Кстати! У меня избыток книг по этому вопросу, и я готон
послать тебе одну из них, если ты хочешь этим делом заняться. Я считаю
это почти необходимым для твоих военных занятий. А кроме того
это гораздо более легкая часть математики (поскольку речь идет о чисто
1:1 .
технической стороне), нежели например высшие отделы алгебры. Пред
варительных знаний, кроме обычных алгебраических и тригонометри-
ческих вещей, никаких не требуется, но необходимо общее знакомство
с коническими сечениями».
Алгебра таким образом оказалась для Маркса легче, чем арифметика,
диференциальное исчисление легче алгебры. Но диференциальное исчис
ление привлекло особое внимание Маркса конечно не потому, что оказа
лось для него более легким. Его заинтересовала проблема обоснования
диференциального исчисления, которую он поставил перед собой как
задачу выяснения диалектики развития его основных понятий и методов.
Если в течение 60-х годов занятия Маркса по математике сводятся
в основном к ознакомлению с материалом, который он тщательно кон
спектирует, то па 70-е годы падают уже самостоятельные его работы,
излагающие сложившуюся у него собственную точку зрения на дифе
ренциальное исчисление.
«После 1870 г.,—пишет »Энгельс в предисловии к II тому «Капи
тала»,—снова наступила пауза, обусловленная главным образом болезнен
ным состоянием автора. По обыкновению Маркс заполнял это время
изучением. Агрономия, американские и в особенности русские земельные
отношения, денежный рынок и банки, наконец, естественные науки: геоло
гия и физиология, а в о с о б е н н о с т и с а м о с т о я т е л ь н ы е м а т е
м а т и ч е с к и е р а б о т ы 1) составляют содержание многочисленных за
писных тетрадей Маркса, относящихся к этому времени».
В конце этого периода Маркс отделывает начисто две первые части
задуманной им большой работы, посвященной диференциальному исчис
лению, и посылает их Энгельсу. Именно к ним и относится опублико
ванное в XXIV томе Сочинений Маркса и Энгельса письмо Энгельса
от 18 августа 1881 г., служащее ценнейшим дополнением и разъясне
нием к математическим работам Маркса. Обещанную третью часть, по
священную истории вопроса, Маркс не успел отделать начисто. Однако
из дальнейшей переписки (письмо Энгельса от 21 ноября 1882 г. и
ответ Маркса от 22 ноября того же года) ясно, что Энгельсу была
известна до конца точка зрения Маркса во всем ее отличии от
исторически сложившихся. Эти письма относятся к вопросам, осве
щенным Марксом в имеющемся лишь в черновом наброске историче
ском очерке.
После смерти Маркса Энгельс предполагал издать его математические
работы вместе со своими работами по диалектике природы. В предисловии
ко 2-му изданию «Анти-Дюринга», упоминая о своей работе над «Диалек
тикой природы», Энгельс писал: «Быть может в будущем мне пред
ставится случай собрать и издать результаты моих работ вместе с
весьма важными математическими манускриптами, оставшимися после
Маркса».
Этого намерения Энгельсу однако осуществить не удалось. Известно,
какую борьбу с зарождавшимся уже тогда ревизионизмом пришлось
выдержать самому Энгельсу, чтобы добиться опубликования «Анти-Дю-
рнпга». А после его смерти такие люди, как Бернштейн, почувствовали
себя значительно свободнее. И германская социал-демократия, вступившая
па путь, приведший ее к предательству интересов рабочего класса и
Первая часть тетради озаглавлена почти так же, как и предыдущая тетрадь:
«I) Lagranges Entwicklung (somewhat modified) des Taylorischen Theorems auf
algebraischer Basis». Далее следуют разделы: «II) Теорема Тэйлора покоится на
переводе теоремы о биноме с алгебраического языка на диференциальный способ
выражения»; «III) Теорема Маклорсна есть также простой перевод теоремы о би
номе с алгебраического языка на диференциальный»; «IV) Еще о теореме Тэй
лора (и Маклорена)». Конец тетради представляет собой сводный конспект, по
священный диференцированию неявной, сложной и обратной функций и полному
диференциалу, за чем следует еще несколько дополнительных замечаний «Mit
Bezug auf Taylors Theorem und Lagranges Entwicklung».
I ll
Для того чтобы иметь возможность понять и правильно оценить мате
матические работы Маркса, нужно представлять себе характер и содер
жание использованных им учебников. Как уже было отмечено, Маркс
приступил к работе по математике в конце 50-х годов, имел следова
тельно в своем распоряжении учебники первой половины XIX столетия,
Из краткого перечня его математических рукописей мы могли убедиться,
что в основном это были учебники Л а к р у а , Б у ш а р л а , Г а й н д а ,
отчасти Г о л л а и Г е м м и нг а. Последних трех нет в пашем распоря
жении. Однако марксовы конспекты дают о них достаточное представле
ние и с большой степенью вероятности позволяют сделать вывод,
что, подобно учебнику Б у ш а р л а , и они представляют собой простую
компиляцию, в основе которой лежат оба учебника Л а к р у а : 1 ) боль
шой трехтомный «Трактат о диферепциальном и интегральном исчисле-
пнп» («Traite du calcul différentiel et du calcul integral» par S. Г. Lacroix)
и 2) элементарный трактат по тому же вопросу. Последний пользовался
особенно большим успехом и популярностью. Он неоднократно пере
издавался в течение всего XIX столетия, выдержал по меньшей мере
13 изданий и был переведен даже на русский язык1). Шестое издание
этого трактата вышло в 1861 г. с дополнениями Э р м и т а и С е р р е 2).
Учебник этот вызвал большое число подражаний, нередко также поль
зовавшихся, несмотря на полное отсутствие оригинальности, большой'
популярностью. Среди последних раньше всего нужно упомянуть «Эле
менты дпференциального и интегрального исчисления» Бушарла. Недаром
такое крупное издательство математической литературы, как Gauthier
Villars, еще в 1881 г. предприняло девятое издание этого учебника
(правда, уже с некоторою попыткою приспособить его к более новым
взглядам). Особенно крупную роль сыграли однако учебники Лакруа в
Англин, где они вытеснили распространенные до тех пор ныотониан-
екпе обозначения (и флюксии) и заменили их лейбницевскими (и
днферепциалами). Знаменитый английский учебник Т о д г ю н т е р а также
пре дставляет собой подражание Лакруа. Таким образом для выяснения ха
рактера использованных Марксом учебников нам нужно обратиться
раньше исего к учебникам Л а к р у а .
Задача, которую поставил себе Лакруа, охарактеризована им самим
в предисловии к большому «Трактату» как стремление свести воедино
<ирпмпып накопившийся к тому времени материал, эту «массу частных
приемов, которые были связаны с детством исчислений» и были пред-
• laB.'ieiiM под самыми разнообразными углами зрения, распространив
на нее -единообразное освещение, которое не давало бы заметить раз-
iiiiii V между принадлежащим одному и заимствованным у другого
ангора».
И соответствии с этой задачей «Трактат» представляет собой «попра-
м'и*...... л а г ра н ж с в с к и м и «Теорией аналитических функций» и
1 1«числением функций» э й л е р о в с к и й курс диференциального и шнте-
■ра н н о ю исчислений («fnstitutiones calculi differentialis» и «Institutio-
IИ", calculi iiitegralis»).
П о в н е ni и о с т h определения основных понятий у Лакруа нередко
м»впадают ужо с современными. П о с у щ е с т в у он еще обеими ногами
>) I loti и »ш.вин'м «Ч,с 1лл1.ш.н1 псионами диффереиЩальиаго изчислешя. Соч. С.Ф.
Пнм|мы I|г|)< и<*л». г i|i|).'iimy.u'K.iro II. Смирнова». Снб. Въ типографш В. Пла-
*111'И.1И1М><>1»:1 IH'/J Htji.i».
\ Ti lin' i l*1..... . «lu r.il' iil différentiel cl du calcul Intégral» par S. F. L ac-
* m | s. 4 * |','4i.‘ éilltli ni. tevue cl iiiii'iiicntér de notes par M. M. H e r i n l t e e t j. A.
г i i »■I, ni nilo•' de I Bcdltul. l’ail» IWil.
N7
Стоит на почве математики XVIII столетия12). Так ф у н к ц и я опре
деляется им как «всякое количество, значение которого зависит от одного
или нескольких других количеств, вне зависимости от того, известны
или неизвестны те операции, при помощи которых переходят от послед
них к первому». Однако по существу для Лакруа при этом само собой
разумеется, что функция есть некоторое а н а л и т и ч е с к о е в ы р а
ж е н и е , содержащее переменные величины, либо непосредственно а л-
г е б р а и ч е с к о е , либо же выразимое р я д о м ( т р а н с ц е н д е н т н ы е
функции). Возможность существования- функций, не представимых степен
ным рядом, не приходила даже в голову Лакруа (как и математикам
XVIII столетия вообще). Таким образом Лакруа не было известно раз
личие между его определением функции и определением последней по
Лангранжу 2).
Вслед за Э й л е р о м (и Д ’А л а м б е р о м ) производная определялась
как п р е д е л , точнее, как з н а ч е н и е д р о б и ^ при Дд: = 0 , п о д к о
пу .
торым и понималось предельное значение отношения д при стремлени Ддг
к нулю. Определение п р е д е л а при зтом п о в и д и м о с т и опять-таки
не отличалось от распространенного и в наших современных учебниках.
Именно п р е д е л некоторой переменной величины определялся как не
которая постоянна! величина, к которой переменная приближается так,
что разность «может быть сделана меньше любой данной величины,
сколь бы мала эта последняя ни была» ( Л а к р у а ) . Однако п о л о ж и
т е л ь н о е содержание этого понятия о пределе было еше совершенно
не выяснено. Предел понимался при этом как некоторая г р а н и ц а ,
заранее существующая н а р я д у с данной переменной величиной и со
вершенно независимая от нее, к которой последняя может сколь угодно
приближаться, никогда однако ее не достигая; как лишь ч и с т о о т р и
ц а т е л ь н о е выражение именно этой недосягаемости) как дно в без
донной бочке Даннаид, по выражению Вольтера; как выражение челове
ческой ограниченности и неспособности человеческого мозга, «имеющего
приблизительно шесть дюймов в длину, пять в ширину и три в высоту
в самых больших головах» ( В о л ь т е р ) , постичь бесконечное, через ко
торое и происходит переход к пределу.
Благодаря этому сами строившие на этом понятии определение про
изводной математики XVIII столетия не могли освободиться окончательно
от представления о лишь приближенной точности диференциального
исчисления, несмотря на абсолютную точность его результатов,—на
столько, что для объяснения последней Лакруа считал необходимым
дать особое доказательство полной д о с я г а е м о с т и отношением ^
своего предельного значения в момент, когда ‘ \ х обращается нако
нец в нуль, «поправляя» Эйлера и Д'Аламбера Лангранжем. В самом
деле, говорит Лакруа, Лагранж доказал справедливость, в о о б щ е
г о в о р я , равенства
Я * + А) = / ( х ) + / ' (х ) А + / " (х ) ^ + ...
f ( x + А) — f ( x ) + pli + qW + гА9 + . . . ,
IV
Вопрос о связи диференциального исчисления с алгеброй и о смысле
и значении диференциальных символов встает перед Марксом, как уже
было упомянуто, в самом начале его занятий математикой. Уже в пер
вом, раннем конспекте, сопоставляя обычное в учебнике того времени
определение производной с определением Лагранжа, Маркс характери
зует первое, которому отдает предпочтение, хотя высоко оценивает
примененный Лагранжем метод (как «важный с точки зрения более
высоких задач исчисления»), следующим образом (чтобы дать возмож
ное! в читателю выделить принадлежащее самому Марксу и составить
и бс но возможности наглядное представление об учебнике, которым
он пользовался, приводим это место по марксову конспекту и парал
лельно по учебнику Бушарла):
Мчркс: Бушарла:
«1) В основании, или исходном «3. Возьмем теперь уравнение
пункте, именно при н а х о ж д е
нии л и ф е р е н ц и ал ь но г о У= * ( 1)
к о э ф и ц и е н т а мы имели сна- и допустим, что у становится у г,
члла |следующий] метод: когда х становится х + Л; мы бу
I) У /(* ); дем следовательно иметь
II) .у, f ( x \ h),
гели например было * Ух = (х + Н)*
и разворачивая
У ' /(х) а\*, то
Ух / ( * I Л) " ( * 1-Л)*, у х— у = Ъх*к + ЪхК1+ А3;
еледоип1ельно если мы от этого уравнения выч
r/.v'4-|- 2ahx I ah* и тем уравнение ( 1 ), останется
III) y t - у •• 2uh\ H- uh*. У , — у = Зл:2/* Злг/г9 + Л3,
Маркс: Бушарла:
Деля обе стороны на А, мы и деля на А,
получили:
IV) = 2 адЛ- аА. - ^ р ^ З л г ’ + З я А + А*. ( 2)
') Ибо здесь исходным пунктом является еще не чисто «алг браическая» — в
смысле ис проли<>л.1г .Iнян *II сше диферепинального исчисления и его с мволики —
идлчл произвести из шпшИ >| упкции другую — производную от нее. а отпра ляю-
Н1П1СИ ог этой символик I задача раскрыть смысл некоторого символа. Именно,
нл11ги значение дроби ^^ когда числитель и звлмепатель се обраща-
и
пси в нуль и вся дробь нрев| 1пиас1ся нлншснныП непосредственного смысла символ.
1К1
зрения уже здесь намечено. Вкратце оно сводится к .тому, что 1) самый
процесс нахождения производной (диферепциального коэфициента) не
содержит в себе ничего выходящего за пределы обыкновенной .алгебры
(по крайней мере пока мы остаемся в пределах алгебраических функ
ций); 2 ) существуют два выражения для диференциального коэфи
циента: одно—показывающее его значение, его величину, другое— про
цесс его возникновения; 3) в качестве такого второго выражения символ
О
оказывается неподходящим, так как не содержит ни малейшего
следа того отношения конечных разностей функции и независимой пе
ременной, из которого он происходит, и должен быть заменен поэтому
4У
символом — .
(1х
Занятый вопросом о происхождении диференциального исчисления,
о связях его с элементарной математикой, Маркс естественно в пер
вую очередь обращается к Л а г р а н ж у , к его попытке обосновать
анализ на «чисто алгебраической» основе. Он заимствует у него поня
тие о производной функции как об аналитическом выражении, п р о и з
в е д е н н о м из некоторого другого (данного) аналитического выра
жения (первоначальной функции). Он считает, что Лагранжу удалось
подвести в некотором смысле а л г е б р а и ч е с к и й б а з и с под ди-
ференциальное исчисление. Однако уже в самых первых конспектах
и записях Маркс совершенно определенно высказывается в том смысле,
что Лагранж не разрешил д о к о н ц а поставленной себе задачи: он
пытался з а м е н и т ь диферепциальное исчисление исчислением (перво
образных и производных) функций, заранее отказавшись таким образом
от задачи обоснования диференциального исчисления как такового, чтобы
таким путем избавиться от «бесконечно малых», «исчезающих величин»
и «пределов», а между тем не сумел обойтись без последних, как
только речь зашла о приложениях. Самое исчисление функций, по
строенное им, оказалось очень сложным и громоздким, значительно
уступающим в простоте и оперативности обычному диференциальному
исчислению. Несмотря на то, что именно он дал чисто алгебраическое
доказательство возможности, в о о б щ е г о в о р я , разложения функции
1(х + Л) в строку Тэйлора, он не заметил однако происхождения тео
ремы Тэйлора из бинома Ньютона, хотя именно он обнаружил и д о
казал необходимость того скачка из области а л г е б р ы п о с т о я н н ы х
величин в область а л г е б р ы п е р е м е н н ы х и от к о н е ч н о г о мно
гочлена к б е с к о н е ч н о м у ряду, которая связана с этим переходом
от бинома Ньютона к ряду Тэйлора.
Прежде чем предоставить слово самому Марксу, заметим, что если
в первых марксовых тетрадях Лагранж в центре внимания, вопрос
о связи между строками Тэйлора и Маклорена лишь упомянут (во второй
из них), то в третьей большой тетради, которая начинается все еще
с того же вопроса о Лагранже, центр тяжести уже передвинулся с лаг-
ранжева обоснования ряда Тэйлора на принадлежащее самому Марксу.
И наконец в первой законченной самостоятельной работе «Теорема
Тэйлора, теорема Маклорена и теория производных функций Лагранжа»
Лагранж вообще отодвинут под конец. Однако оценка его почти не
меняется, почему мы и можем ограничиться цитатой именно из этой
последней работы. , , ,
«Большая заслуга Лагранжа,—пишет Маркс,— заключается не только
в обосновании с помощью чисто алгебраического анализа теоремы Тэй
лора и вообще всего диференциального исчисления, но особенно в вве
дении им понятия производных функций, которое в действительности
употребляется в большей или меньшей степени, явно или неявно, всеми
его преемниками. Однако он этим не удовлетворился. Он разлагает чисто
алгебраическим путем все возможные функции от х -{- к по возрастаю
щим целым и положительным степеням Л, окрещивая затем [все по
лученные функции] именами из диференциального исчисления. Все об
легчения и сокращения, доставляемые самим диферснциальным исчисле
нием (теорема Тэйлора и т. п.), при этом утрачиваются и очень часто
заменяются алгебраическими операциями значительно более простран
ной и сложной природы.
Поскольку дело касается чистого анализа, Лагранж действительно
отделался от всего того, что ему представляется метафизической тран
сцендентностью в ньютоновских флюксиях, лейбницевских бесконечно
малых различных порядков, в теории предельных значений исчезаю-
0 .
щих величин, в существовании - = ( '. I как символа диференциального
коэфициента и т. д. Однако это не мешает тому, что в приложениях
своей теории к кривым: и т. д. он; сам постоянно нуждается в том или
другом из этих «метафизических» представлений».
Марксу ясно таким образом, что Лагранж имеет большие заслуги
н деле обоснования анализа, что он «дает диференциальному исчислению
а л г е б р а и ч е с к и й б а з и с , но должен быть использован в этом
отношении лишь как исходный пункт», именно, поскольку им введены
понятия о производных и первообразной функциях и дано алгебраи
ческое обоснование разложения в ряд Тэйлора. Однако основного звена,
связывающего диференциалыюе исчисление с алгеброй и лежащего
н основе разложения в ряд Тэйлора, зародышевой формы этой основной
порсмы диференциального исчисления внутри обыкновенной алгебры
•Лагранж псе же не подметил. Этим связующим звеном с точки зрения
Маркса, характерной для его ранних самостоятельных работ, начиная
уже с третьей тетради, служит теорема о биноме Ньютона, в которой
ом ППА111 зародышевую форму строк Тэйлора и Маклорена- и »основу
вообще всех методов диференцировання. Он ссылается при этом на
примечание, которое нашел у Бушарла во втором приложении к его
Трактату по диференцпальному исчислению»1) и которое приводит (по-
пемецки) н этой третьей тетради. «За исключением диференциалов кру
говых функций, пишет Бушарла,— которые легко получаются из фор
мул тригонометрии, все остальные о д н о ч л е н н ы е днференциалы, как
например для х \ я", 1о£Х и т. д., были развиты единственно из т е о -
р е м ы о б п и о м е. Отсюда следует, что п р и н ц и п ы д и ф е р е н ц и -
р о в а л и я п о к о я т с я е д и н с т в е н н о на т е о р ' е м е о б и н о м е » .
Уже во второй тетради Маркс замечает мимоходом, что не только
бином 11мотопа вытекает из строки Тэйлора, но и, наоборот, последняя
на бинома Ньютона. Б самом деле, если / ( х ) —функция, в о о б щ е
г о в о р я , могущая быть разложенной в ряд по степеням аргумента
Или
dy , d 2y № ,
У1 - У + a h + d W T 2 ' ¥
Этот же вывод он повторяет в следующей, третьей тетради, добав
ляя в конце: «Таков прямой вывод теоремы Тэйлора ¡из предложения
о биноме». Так как клеточной формой всякой функции является степен
ная у = ах"\ Маркс и (Обращается к ней и подвергает ее подробнейшему
исследованию, стремясь вскрыть связь между биномом Ньютона и стро
ками Тэйлора и Маклорена в наипростейшей, зародышевой ее форме.
Простое различие в форме х -|- с или с - \ - х обусловливает, с точки
зрения Маркса, в зародыше различие между строками Тэйлора и Макло
рена. Ибо первая (с заменою с на А) приводит к формуле: *
= /( о )+ т ^ + Г ( о .) ^ . . -,
где / (лг) = (с 4- х)т (Маклорен).
Все это представляется настолько простым и ясным, что Маркс
даже ставит перед собой вопрос, не пришел ли в действительности
Тэйлор именно таким путем' к своей теореме, по крайней мере для себя,
приватным образом. И он не сразу отвечает отрицательно на этот
вопрос, который несколько раз поднимает на протяжении третьей тет
ради, ни разу еще однако не 1давая на н его ответа. Этим вопросом
и оканчивается работа. «Но теорема о биноме,—пишет Маркс,— слу
жила не для одного только развития общей теории уравнений, ком
бинаторики, тригонометрических, показательных и т. д. функций; она
есть общий б а з и с д и ф е р е н ц и а л ь н о г о и с ч и с л е н и я , и по праву
встает поэтому вопрос, не пришли ли сами Ньютон, ¡открывший как
теорему о биноме, так и диференциальное исчисление, или тто мень
шей мере его ученики Т э й л о р и М а к л о р е н (первый хронологически
раньше второго), необычайно облегчившие своими обобщающими фор
мулами техническое применение диференциального исчисления, к своим
р е з у л ь т а т а м в т и х о м о л к у через применение теоремы о бшюмс».
Ё следующей, по всей видимости, работе о теоремах Тэйлора' и |Макло-
рена и теории производных функций Лагранжа Маркс подвергает обсу
ждению весь этот комплекс вопросов в развернутой н систематической
форме. Работа начинается словами:
«Ньютоновское открытие теоремы о биноме (применяемой также и
к полиномам) революционизировало всю алгебру, ибо оно впервые сдела ;о
возможной о б щ у ю т е о р и ю у р а в н е н и й . Но теорема о биноме—
и это было решительно признано математиками, особенно начиная с Лаг
ранжа—составляет также главную основу диференциального исчисления.
Уже поверхностный взгляд показывает, что за исключением круговых
функций, полученных из тригонометрии, все диференцналы одночленов,
х п, ах, log х etc., выводятся из одной только *теоремы о биноме.
Теперь даже в учебниках вошло в моду доказывать, что как из теорем
Тэйлора и Маклорена можно вывести теорему о биноме, так и наоборот.
Однако нигде, даже у самого Лагранжа, теория производных функций
которого дала диференциальному исчислению новый базис, эта связь
между теоремой о биноме и этими двумя теоремами не выяснена во
всей ее первобытной простоте. Здесь, как и повсюду, важно сорвать с
науки покров тайны».
Называя, с одной стороны, теорему Тэйлора «простым переводом тео
ремы о биноме Ньютона с языка алгебры на язык диференциального
исчисления», Маркс замечает однако, что этот «перевод» предполагает пе
реход от алгебры постоянных величин к алгебре переменных (функций)
п от конечных многочленов к бесконечным рядам, после чего дает под
робный критический разбор ошибочно приписываемого им самому Тэй
лору доказательства (методом неопределенных коэфициентов) посред
ством двойного диференцпрования—один раз по х, другой по h (с
последующим приравниванием результатов)—уравнения
f (х -j- h) = A -)-* Bh -|- Ch
V
У Лагранжа теорема Тэйлора была базисом всею анализа. Он считал
поэтому, что достаточно дать «алгебраическое» (т. е. не опирающееся
еще на «высший анализ») обоснование этой теоремы, чтобы обосновать
таким образом анализ. Уже в ранний период своих занятий матема
тикой Маркс видит в этой теореме не исходный пункт, а завершение ди-
ференциального исчисления. Он рассматривает ее не как средство для
нахождения последовательных производных функции путем предваритель
ного разложения последней в ряд, а, наоборот, как о п е р а т и в н у ю
ф о р м у л у , дающую способ разложения функции, последовательные про
изводные которой уже известны. Она таким образом предполагает уже
у м е н ь е д и ф е р е н ц и р о в а т ь —то, что Маркс называет «арифметикой»*
диференциального исчисления (с аналогичной таблице умножения обыкно
венной арифметики таблицей диференциалов элементарных функций).
И Маркс исходит уже из этого уменья в своем выводе теоремы Тэйлора
из бинома Ньютона. Обоснование теоремы Тэйлора не есть еще таким
образом обоснование диференциалыюго исчисления, а подмеченная Бу-
шарла роль бинома Ньютона в процессе нахождения производных
элементарных функций сама нуждается еще в объяснении, в выясне
нии вопроса о действительной необходимости применения бинома Ньюто
на для нахождения этих производных. В результате ранних работ
выяснена таким образом необходимость вскрыть сущность дифференци
рования, происхождение и связь диференциалыюго исчисления с алгеброй,
его собственный смысл н е з а в и с и м о о т п у т и , п о к о т о р о м у п о
ше л Л а г р а н ж , и о т т о й с в я з и с а л г е б р о й , к о т о р а я о б н а
руж илась в теорем ах Тэйлора и Маклорена.
Именно этой задаче, как уже было указано, и посвящена основная часть
математических работ Маркса, которую он счел необходимым довести
до сведения Энгельса и которая почти полностью приводится ниже.
Мы видели, что Маркс уже в первом конспекте обратил внимание на
ifv ¿ О
смысл символа на вопрос о необходимости перехода к нему от символа
что к тому же вопросу он вернулся и во втором конспекте. В чем суть
однако самих ведущих к этим символам операций? Самого того процесса,
результатом которого эти символы являкпея?Таков первый вопрос, который
стоит перед Марксом в этой связи. Чтобы сделать читателю более понятным
ответ, который дает Маркс, остановимся вкратце на марксовом понимании
функции.
В выражении у = /(дг), где правая часть есть некоторое аналитическое
выражение, содержащее х, Маркс различает левую и правую сторону.
Левую ( у ) он называет функцией от х (von х ) в .смысле выражения зави
симости, правую [ / ( * ) ] функцией в х (in х) в смысле аналитиче
ского выражения, содержащего х, т. е. функцией в том смысле, какой
придавал этому слову Лагранж. «Первообразная» и «производная»
1/(лг) и / ' ( * ) ] функции и суть именно функции в этом последнем
смысле слова, т. е. функции! в х (in х), и п е р в а я , и с х о д н а я задача
диференциального исчисления и есть задача определения новой «произ
водной» функции по данной «первообразной».
«Первоначально,—пишет Маркс в введении к позднейшей работе о
теореме Тэйлора,—слово «функция» было введено в алгебру при обсу
ждении так называемых неопределенных уравнений, число которых меньше
числа входящих в них неизвестных. Здесь значение у , например, ме
няется при постановке вместо х, например, численных значений 3, 4, 5,
н т. д. у назывался здесь функцией от х (von х), ибо он должен подчи
няться его приказу, подобно тому как всякий функционер—даже сам
иелпкий Вильгельм I—от кого-нибудь зависит (von som ebody abliangt).
В соответствии с этим в диференциальном исчислении слово «функция»
и было перенесено в этом смысле на зависимую переменную, например у».
Так в уравнении у — 5х4 у означает функцию от х, «и притом ту
функцию от х, которая дана через определенное выражение 5д^, ибо значе
ние у меняется с тем изменением значения, которое х производит
споим изменением в своем собственном выражении бх4».
«Некоторое до сих пор продолжающееся смешение произошло однако,
когда Лагранж ввел определение «производных» функций, а с ними и
первообразной функции, из которой они произведены. Лагранжева функ
ция перешла в современные трактовки исчисления, где однако сохрани
лось одновременно и прежнее значение слова «функция».
«Смешение можно устранить лишь тем, что мы читаем: у —функция
от х , т. е. зависимая от х... равна первообразной функции в х. И также
и отношении производных—у всегда функция от х, они же функции в х.
( ’.лоно «функция» в последнем смысле означает для п е р в о о б р а з
н о й ф у н к ц и и «алгебраическую» комбинацию, в которой х выступает
первоначально, например 5х4, для п р о и з в о д н ы х ф у н к ц и й новые
.тилчепня, выступающие вместо 5х4 вследствие изменений х и соответству
ющих нм дпференцнронанпй».
11од д п ф с i» с* н ц в р о н а и п е м же Маркс понимает операцию, со
стоящую и п ол л г л к в в н с н я т и и р а з н о с т и (диференцип). Итак,
п|ю|Г1иодпля» есть монля функции, и р о н ли с д е н н а я из данной в
Что касается, напротив, Тэйлора и Маклорена, то они с самого начала
работали и действовали на почве самого диференциальиого исчисления
и поэтому не имели никакого повода к тому, чтобы искать возможно
более простых алгебраических истоков этого исчисления тем более, что
спор между ньютонианцами и лейбницианцами вращался вокруг опре
деленных, уже готовых форм исчисления, как новооткрытой, совершенно
особой, как небо от земли отличной от обыкновенной алгебры мате
матической дисциплины.
Связь их и с х о д н ы х у р а в н е н и й с теоремой о биноме, разуме
лась для них сама собой. Однако не более чем например при диферен-
.V
цировании ху или — само собой разумеется, что это—выражения,
V
У Лагранжа теорема Тэйлора была базисом всего анализа. Он считал
поэтому, что достаточно дать «алгебраическое» (т. е. не опирающееся
еще на «высший анализ») обоснование этой теоремы, чтобы обосновать
таким образом анализ. Уже в ранний период своих занятий матема
тикой Маркс видит в этой теореме не исходный пункт, а завершение ди-
ференциального исчисления. Он рассматривает ее не как средство для
нахождения последовательных производных функции путем предваритель
ного разложения последней в ряд, а, наоборот, как о п е р а т и в н у ю
ф о р м у л у , дающую способ разложения функции, последовательные про
изводные которой уже известны. Она таким образом предполагает уже
у м е н ь е д и ф е р е н ц и р о в а т ь—то, что Маркс называет «арифметикой»
диференциальиого исчисления (с аналогичной таблице умножения обыкно
венной арифметики таблицей диференциалов элементарных функций).
И Маркс исходит уже из этого уменья в своем выводе теоремы Тэйлора
из бинома Ньютона. Обоснование теоремы Тэйлора не есть еще таким
образом обоснование диференциальиого исчисления, а подмеченная Бу-
шарла роль бинома Ньютона в процессе нахождения производных
элементарных функций сама нуждается еще в объяснении, в выясне
нии вопроса о действительной необходимости применения бинома Ньюто
на для нахождения этих производных. В результате ранних работ
выяснена таким образом необходимость вскрыть сущность дифсренци-
рования, происхождение и связь диференциальиого исчисления с алгеброй,
его собственный смысл н е з а в и с и м о о т п у т и , п о к о т о р о м у п о
ше л Л а г р а н ж , и от т о й с в я з и с а л г е б р о й , к о т о р а я о б н а
ружилась в теорем ах Тэйлора и Маклорена.
Именно этой задаче, как уже было указано, и посвящена основная часть
математических работ Маркса, которую он счел необходимым довести
до сведения Энгельса и которая почти полностью приводится ниже.
Мы видели, что Маркс уже в первом конспекте обратил внимание на
dv * О
смысл символа на вопрос о необходимости перехода к нему от символа - ,
что к тому же вопросу он вернулся и во втором конспекте. В чем суть
однако самих ведущих к этим символам операций? Самого того процесса,
результатом которого эти символы являются?Таков первый вопрос, который
стоит перед Марксом в этой связи. Чтобы сделать читателю более понятным
ответ, который дает Маркс, остановимся вкратце на марксовом понимании
функции.
В выражении у = / ( х ) , где правая часть есть некоторое аналитическое
выражение, содержащее х, Маркс различает левую и правую сторону.
Левую (у ) он называет функцией от х (von х) в «смысле выражения зави
симости, правую [ / ( * ) ] функцией в х (in х) в смысле аналитиче
ского выражения, содержащего х, т. е. функцией в том смысле, какой
придавал этому слову Лагранж. «Первообразная» и «производная»
\ f( x ) и / ' ( х ) ] функции и суть именно функции в этом последнем
смысле слова, т. е. функции в х (in х ), и п е р в а я , и с х о д н а я задача
диференциального исчисления и есть задача определения новой «произ
водной» функции по данной «первообразной».
«Первоначально,—пишет Маркс в введении к позднейшей работе о
теореме Тэйлора,—слово «функция» было введено в алгебру при обсу
ждении так называемых неопределенных уравнений, число которых меньше
числа входящих в них неизвестных. Здесь значение у, например, ме
няется при постановке вместо х, например, численных значений 3, 4, 5,
н т. д. у назывался здесь функцией от x^(von х ), ибо он должен подчи
нил >ся его приказу, подобно тому как всякий функционер—даже сам
нелнкпй Вильгельм I—от кого-нибудь зависит (von som ebody abhangt).
В соответствии с этим в диференциальном исчислении слово «функция»
п было перенесено в этом смысле на зависимую переменную,,например у».
1ак и уравнении у = 5х 4 у означает функцию от х, «и притом ту
функцию от х. которая дана через определенное выражение 5х4, ибо значе
ние у меняется с тем изменением значения', которое х производит
своим ii.iMeiieniieM в своем собственном выражении 5х4».
. 11ек<нч)|>ое до сих пор продолжающееся смешение произошло однако,
когда Лагранж ввел определение «производных» функций, а с ними и
первообразной функции, из которой они произведены. Лагранжева функ
ция перешла в современные трактовки исчисления, где однако сохрани
лось одновременно и прежнее значение слова «функция».
«(’.мешенне можно устранить лишь тем, что мы читаем: у —функция
от X , т. е. зависимая от х... равна первообразной функции в х. И также
в отношении производных—у всегда функция от х, они же функции в х.
('.лоно «функция» в последнем смысле означает для п е р в о о б р а з
н о й ф у н к ц и и «алгебраическую» комбинацию, в которой х выступает
первоначально, например ох*, для п р о и з в о д н ы х ф у н к ц и й новые
| 11ачеппя, выступающие вместо 5х 4 вследствие изменений х и соответству
ющих нм лиферонцпронлнпп».
Мод д н ф е р е и ц и р о п аи н ем же Маркс понимает операцию, со
стоящую и н ол а г а н п н н с н я т и и р а з н о с т и (диференцнн). Итак,
• н|юн:1нодная’> ecu. нонан функция, п р о и з в е д е н н а я из данной в
159
результате и з м е н е н и я независимой переменной и соответствующих
этому изменению д и ф е р е н ц и р о в а н и й .
Самый процесс порождения этой новой функции Маркс понимает при
этом как д и а л е к т и ч е с к и й , состоящий в п о л а г а н и и и с н я т и и
конечных (т. е. не бесконечно малых и не равных нулю) разностей,
как результат некоторою д в о й н о г о о т р и ц а н и я , сущность кото-
того выясним на простом примере.
Пусть у = ахъ и пусть происходит изменение независимой переменной,
в результате которого х превращается в х х и значит у = а хъ соответ
ственно в у х = д.*!3, п образуются к о н е ч н ы е разности Д х -■= х^ — х и
Ь у г = У 1 ~ У = а {х хъ — х 3).
Если бы мы теперь произвели д и ф е р е н ц и а л ь н ы й п р о ц е с с , —
говорит Маркс,—т. е. «сняли» бы обратно эти разности, вернувши дг1 к
его первоначальному состоянию х , то и у х превратилось бы обратно
в у, и наше равенство
У \—У — я ( * 13 — х») (1)
в
0 = 0.
«Сначала полагание разности, а затем обратное ее снятие приводит
таким образом буквально к н и ч е м у . Вся трудность в понимании
диференциальной операции (как и всякого о т р и ц а н и я о т р и ц а н и я
вообще) и состоит как раз в том, чтобы увидеть, чем она отличается
от такой простой процедуры и как ведет поэтому к действительным
результатам».
Если мы поделим однако обе стороны равенства ( 1 ) на х х — х, что мы
вправе сделать, ибо х ± н е р а в н о х, т. е. х 1 — х н е р а в н о 0, то
получим:
160
никакого самостоятельного смысла, но отражающее (в о т р и ц а т е л ь
н о й форме) происходящий на правой ( п о л о ж и т е л ь н ы й ) процесс.
В силу того, что оно плохо отражает этот процесс, не выражает к а ч е
с т в е н н о й стороны, происхождения п р о и з в о д н о й из отношения
ДV
к о н е ч н ы х разностей д , Маркс и заменяет его более выразительным
II Мапимим м №п а п |ш мши ив 1Ш
Но чтобы от отдельного случая притти к всеобщему отношению, надо
чтобы этот отдельный случай был «снят» как таковой. Итак, после
того, как функция проделала со всеми его последствиями процесс от
х к x v можно спокойно дать х х превратиться опять в jc; это уже не
прежнее, лишь но названию переменное лг, оно претерпело д е й с т в и
т е л ь н о е изменение, и результат изменения остается, если мы даже
снова его «снимем»1).
Современная математика тоже определяет производную фактически
при помощи некоторого диалектического процесса, состоящего сначала
в полагании конечных разностей, а затем их «снятии», которое (осуще
ствляет однако не в форме обратного приравнивания x ti к х ¡иди Д * нулю,
а в форме «предельного перехода по Д* к нулю». Почему Маркс избегает
определения п р о и з в о д н о й к а к п р е д е л а ?
Маркс отвечает почему: он хочет избежать «увертки насчет лишь
бесконечного приближения»2), которая, как мы уж е видели из характе
ристики учебника Лакруа, действительно тяготела над этим определением,
создавая впечатление о л и ш ь п р и б л и ж е н н о м характере формул!
диференциального исчисления. И Энгельс замечает по этому поводу,
характеризуя метод Маркса: «Этот метод заслуживает величайшего вни
мания, в особенности потому, что здесь ясно доказано, что обычный
метод с опущением dx, d y и т. д. п о л о ж и т е л ь н о н е п р а в и л е н .
Особенно великолепно при этом, что только когда и только
т о г д а операция оказывается математически абсолютно правильной».
Наконец в заметке, сохранившейся лишь отчасти (и вообще довольно
неясно написанной), Маркс характеризует понятие предела как «могу
щее быть неправильно истолкованным и постоянно так и истолковыва
ющееся». Насколько можно понять, Маркс подчеркивает при этом много
значность самого слова «предел», которое то понимается как н е д о
с я г а е м а я г р а н и ц а , т о как п р е д е л и з м е н е н и й , т. е. не
которое ограничение, наложенное на возможные изменения величины,
например требование, чтобы она удовлетворяла какому-нибудь соотноше
нию, то наконец в том смысле, в каком употребляют это слово, когда
говорят: «тт лежит в п р е д е л а х между 3,14 и 3,15». В соответствии с
этим и производную можно было бы двояким способом определить как
• л\ * / (х -(- h) — f i x ) .
п р е д е л : 1) либо как предел отношения —— 1— -----------, к о г д а Л
с т р е м и т с я к нулю, к которому это отношение стремится, обычно ни
когда не достигая его, 2 ) либо из соотношения
VI
13 результате «алгебраического диференцирования» мы пришли к соот
ношению
(о
О ,,
■■---! ( X ) . ( 2 )
й у = / ( х ) Лх> ( 3)
мморое получается в результате освобождения символического равен-
| | на ( 1 ) от знаменателя по правилам обыкновенной алгебры, всегда
можно притти обратно к
'/У /' ( Л ) ,
■.1к как выражение (3) «есть лишь другая его форма». После того как
паИдено выражение ^ —/ ’ (л:) (левую часть которого, как уже было упо
мянут«», Маркс называет символическим днференциальным коэфициен-
н>м, которому па правой противостоит «производная», или «реальный
п1||)(|Н'пцпал1»пый коэфнцнент»), мы в п р а в е поэтому сделать еще один,
шиледппй шаг и перейти к соотношению
|/у Г (х )й х ,
ко т р о г Марке и намывает д и ф е р е н ц и а л о м .
Пока однако только в п р а в е . Необходимость такого перехода, его
смысл и значение лишь нужно еще обосновать. Проблеме д и ф е р е н -
ц и а л а и д и ф е р е н ц и а л ь н о г о и с ч и с л е н и я как такового и по
священа следующая, вторая часть опубликованных выше рукописей
Маркса.
Перед нами задача д и ф е р е н ц и р о в а н и я п р о и з в е д е н и я —
функции у = иг, где и и г в свою очередь функции некоторой пере
менной х. Мы ищем производную от у (которая в таком случае сама
есть также функция от ли по х. Применяя т о т ж е метод, что и раньше,
мы получаем однако
йу __ ^ йг , йи
(-И
йх йх ~ 2 йх ’
V il
Маркс не успел отделать начисто обещанный в конце работы о дифе-
ренциале исторический очерк. Он не имел повидимому возможности вы
полнить неоднократно высказываемое им в рукописях намерение просмот
реть предварительно в музее «The residual analysis» Джона Ландена. Со
держание этой предполагаемой части работы тем не менее известно по
сохранившемуся первому черновому ее наброску, который и приведен
выше.
В истории обоснования диференциального исчисления Маркс различает
д в е переплетающиеся друг с другом основные л и н и и р а з в и т и я : пер
вую—определяющуюся тем, и с х о д и м ли мы непосредственно из д и
ф е р е н ц и а л ь н о г о и с ч и с л е н и я или наш исходный пункт нахо
дится еще в пределах обыкновенной а л г е б р ы ;
вторую—зависящую от того, как представлено и з м е н е н и е п е р е
м е н н о й величины.
В «К критике политической экономии» Маркс обращает внимание на
то, что в и с т о р и и н а у к и вопрос обсуждается обычно в его сложной
форме раньше, чем разрешен в элементарной. Ибо «историческое развитие
всех наук приводит к их действительной исходной точке только через
множество перекрещивающихся и обходных путей. В отличие от других
троителей, наука не только строит воздушные замки, но возводит отдель
ные жилые этажи здания, прежде чем заложен его фундамент».
История развития основных идей диференциального исчисления дает
<чце одно подтверждение этого положения. Ибо творцы этого исчисле
ния—Н ь ю т о н и Л е й б н и ц —действовали с р а з у же , с с а м о г о н а
ч а л а на п о ч в е д и ф е р е н ц и а л ь н о г о и с ч и с л е н и я с у ж е г о
т о в ы м и оперативными символами последнего, алгебраическое происхо
ждение которых однако еще не было обнаружено. Они могли благодаря
»i ому пользоваться у ж е с с а м о г о н а ч а л а всеми оперативными прс-
имуществами, доставляемыми употреблением диференциалов, несмотря на
то, что, так как дифсренцнплы у них «были введены с самого начала,
но он|к,делению, как самостоятелЕ>ные, отделенные от переменных величин,
ni которых они в о з н и к л и , с у щ е с т в о в а н и я , а не выведены ка-
1Н1м-лпбо математическим путем»,—применяемые ими операции были мате-
матически неправильны. Д'Аламбер исправил математически непра
вильные методы Ньютона и Лейбница. Однако и с х о д н ы й п у н к т
у него оставался тот же. Он исходил непосредственно из «символической
стороны», как выражается Маркс, а не из некоторого «реального» ма
тематического процесса, порождающего новые символы,’так же, как это
делали и Ньютон и Лейбниц. В самом деле, Ньютон ставил задачу оты
скать флюксию некоторой переменной величины и решал ее посредством
введения моментов, существование которых заранее предполагалось н а
р я д у с самой переменной величиной. Лейбниц совершенно так же
ставил задачу об отыскании отношения диференциалов, заменяющих у
него ньютоновские моменты. А Д ’Аламбер искал значение отношения
/-( —
х + л) —/ ( х )
1
. Л О
при п = 0, т. е. значение символа — .
Вместо того, чтобы с н е о б х о д и м о с т ь ю притти в результате ма-
т е м а т и ч е с к о г о в ы в о д а к специфическим для диференциального
исчисления символам и, вскрыв таким образом их происхождение и зна
чение, понять их смысл, они непосредственно исходили из самих этих
символов и пытались без выяснения их родословной и происхождения
ответить на «проклятые вопросы», что есть «флюксия», «момент», «беско
нечно малое», «диференциал», «нуль, деленный на нуль», и т. п.
Лишь Л а г р а н ж перевернул в этом отношении постановку вопроса
и сделал исходным пунктом « а л г е б р у», т. е. некоторый, по выражению
Маркса, « р е а л ь н ы й п р о ц е с с » получения производной. Однако он
при этом так и не дошел до диференциального исчисления, введя симво
лику последнего лишь из соображений «однородности обозначений» и
«симметрии».
Маркс также исходит из некоторого «реального» «алгебраического»
процесса, но не останавливается, подобно Лагранжу, на полпути, а пока
зывает, как он приводит сначала к возникновению новых, диференциаль-
ных, символов, а затем к обращению метода, делающему их самостоя
тельными исходными пунктами нового исчисления. Таким образом метод
Маркса вскрывает тайну всех ему предшествующих.
Более глубокий анализ этих методов, который Маркс проводит в основ
ном на примере степенной функции, вскрывает основную цепь развития,
связывающую их от Ньютона и Лейбница до Лагранжа включительно
(фактически вплоть до современной математики), и обнаруживает корни
их тождественности и различий в вопросе о том, к а к и м е н н о п р е д
с т а в л е н о и з м е н е н и е п е р е м е н н о й величины.
Когда переменная х изменяется, превращаясь в х г, то происходящее
при этом изменение может быть представлено двояким образом:
а) можно считать, что происшедшее и з м е н е н и е есть простое п р и
с о е д и н е н и е к одной постоянной величине другой, столь же постоян
ной,—ее н а р а щ е н и я , существующего заранее, сразу, с самого начала,
наряду с самой переменной величиной, как «плод рядом со своей матерью
до того, как та была беременна»,— и это обычная на протяжении истории
диференциального исчисления точка зрения, общая для всех методов,
начиная с Ньютона и Лейбница и кончая Лагранжей;
б) но можно рассматривать процесс изменения как лишь определяющий
величину получаемого при этом переменной величиной наращения, как
предшествующий ему. Измененное значение переменной величины (д^)
не составляется при этом путем простого механического соединения друг
168
с другом двух равноправных неизменных величин ( л : п р и р а ще н и е х ).
Лишь в результате происшедшего изменения (х в х А) образуется раз
ность х х — х , а следовательно и самое «приращение». И это— основа мар-
ксова метода, быть может (хотя вероятно и в неосознанной еще форме,
как полагает Маркс) и метода Дж. Ландена. «Основное различие твоего
к старого метода,—пишет Марксу Энгельс,—состоит в том, что ты
даешь х превращаться в х 1? следовательно—действительно и з м е н я т ь
ся, тогда как другие исходят из л: — {—/ е, что всегда представляет лишь
сумму двух величин, но никак не изменение одной величины»1). «х1, ^
говорит Маркс,—есть само возросшее х, его рост не отделен от него;
I, есть совершенно неопределенная форма его роста; эта форма отличает
иозросшее х, именно х 1г от его первоначальной формы до роста, от х,
но она не отличает х от самого его приращения. Отношение между х г
н х может быть поэтому выражено лишь отрицатально, как р а з н о с т ь ,
как х г — х. Напротив, в х 1 = х - \ - к х \
1 ) разность выражена п о л о ж и т е л ь н о , как приращение х,
2 ) его рост выражен поэтому не как р а з н о с т ь , а как с у м м а его
самого в первоначальном состоянии -{- его приращение...» .
Для краткости мы будем различать в дальнейшем эти две основные
точки зрения как точки зрения суммы и разности. Первая представляет
измененное х (л^) в различных формах:
1) х г= х -\-т Х — Ньютон; х — скорость изменения переменной х
(флюксия), т —бесконечно малый промежуток времени, в течение кото
рого эта скорость длится, тл: — м о м е н т , или полученное величиной
л* приращение.
2) х-\-йх -Лейбниц; й х—диференциал, или бесконечно малое при
ращение х.
3) х -\-к х 23) , —Д'Аламбер; Д х —конечная разность х.
4) х-\-№ )— Лагранж.
Однако всем им общ е лежащее в основе их представление о б и з м е
н е н и и как п р о с т о й с о в о к у п н о с т и д в у х н е и з м е н н ы х с о
стояний.
В т о р а я представляет изменение х в виде н е о п р е д е л е н н о й
р а з н о с т и : х ±— х. (Именно н е о п р е д е л е н н о й р а з н о с т и , ибо уже
простое полагание это:; разности равной ч е м у - т о т р е т ь е м у , равной
Дл; например, приводит нас к выражению: х г— х = к х , а следовательно
и д:1= .г-|-Д ;с.)
Если мы теперь посмотрим на историю обоснования диференциального
исчисления, то различим в ней следующие основные моменты: 1 ) м и с т и
ч е с к о е д и ф е р е н ц и а л ь н о е и с ч и с л е н и е Ньютона и Лейбница,
2 ) р а ц и о н а л ь н о е д и ф е р е н ц и а л ь н о е и с ч и с л е н и е д'Аламбера
(и Эйлера4) и 3) ч и с т о а л г е б р а и ч е с к о е Лагранжа.
170
разложения. Однако, чтобы «высвободить» ее из контекста, в котором
она при этом находится, Д ’Аламбер предпринимает уже ряд математи
чески вполне правильных операций. Он освобождается от первого члена
разложения: х 3, вычитая его от обеих сторон равенства (3), благодаря
чему (так как л:3 = у) мы получаем сначала
171
реальной. Больше того, п о л о ж и т е л ь н о е развитие происходит именно
на правой стороне, левая лишь отражает его в отрицательной форме.
В самом деле, в этом методе при изменении х в х х у ( = х 3) изменяется
в y v и мы получаем:
и когда это частное (quotient) получено так, что не осталось уже ни
какого следа делителя x L— х, в нем полагают х г= х , так что последней
целью исчисления является достижение ч а с т н о г о з н а ч е н и я (special
value) вышеуказанного отношения»1).
Чтобы окончить обзор основных рукописей Маркса, посвященных дифе-
ренциальному исчислению, нам осталось только охарактеризовать вкратце
позднейшую повидимому работу, озаглавленную Марксом: «Теорема Тэй
лора». Вернее, не работу даж!е, а отдельные 'ее наброски. Ибо вся руко
пись состоит из содержащего несколько страниц начала, за которым сле
дуют многочисленные дополнения «ad р. 1, Taylor’s Theorem», различные
варианты начала, вводная часть, дополнения к отдельным местам (стра
ницы этих дополнений занумерованы уж е не цифрами, а буквами),—
словом, структура рукописи настолько сложна, что трудно даже выде
лить основную мысль Маркса. Насколько нам кажется, Маркс ставит
себе в этой работе задачу показать, что при доказательстве теоремы Тэй
лора действительно возникает н е о б х о д и м о с т ь перехода от точки
зрения неопределенной р а з н о с т и к точке зрения с у м м ы 2), и выяс
нить как алгебраические корни этой теоремы в биноме Ньютона, так
и тот скачок «из обыкновенной алгебры и притом посредством обыкно
венной алгебры в алгебру переменных» и от конечных многочленов
к бесконечным рядам, который с этим переходом связан и на который
он обратил внимание, хотя и не в столь развернутой форме, уже в
ранних работах.
В работе интересны места, где Маркс дает еще раз характеристику
своего «алгебрического» метода диференцирования и (исторического
характера) замечание о роли Лагранжа, которые и приводим (в вы
держках).
«С точки зрения примененного нами алгебраического метода,—пишет
Маркс,— пока мы действуем характеризующим его образом, эта теорема
(речь идет о теореме Тэйлора.—С. Я.) не применима», и он характери
«Если даже эта трактовка Ху (или в вросшего-'je), при которой его приращение,
например Х у —x = h , не вводится как самостоятельная, наряду с ним существую
щая величина, и была уже известна, что весьма вероятно и в чем я убеждусь по
прочтении в Музее Дж. Ланд .¡на, то все же сё существенное отличие не могло
быть понято.
Отличие же этого метода от [метода] Лагранжа состоит в том, что в нем дей
ствительно диференцируют и поэтому на символической стороне возникают ди-
ференциальные выражения. Между тем у Лагранжа вынод не выражает алгебраи
чески диференцирования, а состоит в алгебраическом выводе функций ил бинома
непосредственно, и их диференциальная форма принимается лишь ради «симет-
рии», ибо из диференциального исчисления известно, что первая производная
. dy ¿Ру .
функция = ~ , вторая = etc.
ах V
il
*) «Traite du calcul différentiel», 1810, p. 239 — 240.
2) Ясно, что если величина х изменяется в Ху, то в р е з у л ь т а т е изменения
образуется разность Ху — х , и разность эта имеет определенную величину h , т. е.
1 — x = h , откуда следует, что х у - ~ x - \ - h . При изучении и з м е н е н и я пере
менной величины нельзя только и с х о д и т ь из этого выражения, ибо это озна
чает п о д м е н у изменения, д н и ж е и и я, его результатом.
зует в дальнейшем свой метод как такой, в котором h не может означать
наращения jt, ибо «х±—х существует для нас лишь в этой ф о р м е
р а з н о с т и , а не как некоторое х л— x = h , и поэтому сумма Ху=х-\-Н».
В алгебраическом методе диференцирования «разность независимой пере
менной х г—х (как соответственно и зависимой переменной у 1—у или
/ ( atj) —/ (дс)) остается всегда в этой ее первоначальной форме, так что
x t —х, как и у х—у, никогда не может быть положено равным некоторому
значению разности — Ах ил и А, следовательно также никогда не может стать,—
как в случае х х— х — А* или А, — ни x t = х + Ад: или х + А, ни у, — у = Ау
или А. Когда мы однако записываем эквивалент п р е д в а р и т е л ь н о й п р о и з -
водной ^ в виде , то это для нас лишь знаки для неопреде
ленных х х — х и у , — у , а не з н а ч е н и я разностей. В самом выводе
из / ( х ) возросшее х фигурирует всегда как x v с другой стороны, воз
росшее у как y xt и поэтому они не могут фигурировать одновременно
как дс + Дд:, у + Ду».
Обсуждая вопрос о неудовлетворительности обычных доказательств
теоремы Тэйлора, Маркс замечает, что если, несмотря на невыясненность
корней теоремы Тэйлора и недоказанность предпосылок, на которых она
покоится, «теорема Тэйлора... действительно оказалась на практике самой
всеобъемлющей, общей и богатой приложениями о п е р а т и в н о й ф о р
м у л о й всего исчисления, то это есть лишь увенчание здания ньютонов
ской школы, к которой принадлежал Тэйлор, и вообще нъютоно-лейбни-
цевского периода развития диференциального исчисления, когда уже ана
первых щагах правильные результаты выводились из неправильных пред
посылок.
«Алгебраическое доказательство теоремы Тэйлора дано Лагранжем и
вообще образует базис е г о алгебраического метода диференциального
исчисления. В самую суть дела мы подробно войдем в предполагаемой
исторической части этого манускрипта1).
«Здесь (als cursus historiae) заметим лишь, что Лагранж ни в коей мере
не возвращается к неосознанной основе Тэйлора—биномиальной теореме,
и притом в ее самой элементарной форме: для двух величин х-\-а, или в
данном случае je— (—h, и целой положительной степени. Еще менее того он
углубляется дальше и задается вопросом, почему биномиальная теорема
Ньютона, переведенная в диференциальную форму и одновременно насиль
ственно освобожденная от ее алгебраических условий, выступает как самая
всеобъемлющая и общая оперативная формула основанного Ньютоном
исчисления. Ответ прост: потому, что Ньютон с самого начала пола
гает х х — х = d x , х±—х -|- dx. Развитие р а з н о с т и превращается та
ким образом сразу уже в развитие с у м м ы , в развитие бинома x-\-dx2)
(причем мы совершенно отвлекаемся от того, что он должен был
VIII
Энгельс недаром хотел издать математические рукописи Маркса вме
сте со своими работами по диалектике природы. Обе работы действи
тельно дополняют друг друга. И можно смело сказать, что публикуе
мые Институтом Маркса—Энгельса— Лепина математические работы-
Маркса будут иметь для наших математиков-марксистов не меньшее
значение, чем «Диалектика природы» для всего естественно-научного
фронта- вообще.
Не только для математиков однако. Математические рукописи Маркса
демонстрируют еще на одном примере метод Маркса—материалистиче
скую диалектику— в действии. Они должны поэтому подвергнуться Осно
вательному изучению со стороны философов. Тов. Сталин недаром обра
тил внимание наших философов-партийцев на необходимость изучения:
марксистско-ленинской философии в д е й с т в и и , в е е к о н к р е т н о м
п р и м е н е н и и в практике строительства социализма, классовой борьбы,
конкретного знания математики конечно в том числе.
Вряд ли возможно в первой статье оценить полностью все зна
чение этих работ Маркса. Остановимся поэтому лишь на отдельных мо
ментах:
1. Математическая база Маркса была ограничена, как мы уж е ви
дели, характером материала, над которым он работал. Математика с тех
пор сделала колоссальный шаг вперед не только в смысле создания,
новых дисциплин и методов, решения новых задач, вообще роста вверх
п вширь, но и в смысле выяснения о с н о в н ы х п о н я т и й —таких,
как понятия ч и с л а , ф у н к ц и и , о п е р а ц и и , н е п р е р ы в н о с т и ,
п р е д е л а и т. п. Современные определения п р о и з в о д н о й и дп-
ф е р е н ц и а л а математически уже вполне строги. И тем не менее
даже «солидный» современный курс анализа вводит эти понятия в мате
матику лишь чисто формальным, внешним образом па основе о п р е
д е л е н и я , выступающею как некоторое п р о и з в о л ь н о е с о г л а ш е
I7*
н ие . Еще в большей мере это относится и к специфической для дифе-
ренциалыюго исчисления символике. В чем именно необходимость, смысл
и значение последней — на этот вопрос даже не пытаются ответить.
Точно так же невыясненным остается обычно переход от «арифметики»
диференциального исчисления— задачи нахождения производных для
основных элементарных функций—к его «алгебре», т. е. к оперирующему
уже на собственной почве д и ф е р е н ц и а л ь н о м у и с ч и с л е н и ю ,
равно как и значение основных формул последнего как уже не просто
количественных тождеств, а «оперативных формул». Наконец совершенно
так же, как это имело место в (истории обоснования анализа, начиная с
Ньютона и Лейбница, кончая Лагранжем, современные математики и с х о
д я т н е п о с р е д с т в е н н о из точки зрения с у м м ы , т. е. з а м е
н я ю т д в и ж е н и е , изменение переменной величины с о в о к у п н о
стью неизменных состояний.
Маркс же и с х о д и т действительно из и з м е н е н и я переменной ве
личины и показывает, что введение ее в элементарную математику делает
тотчас же необходимым переход к высшей. Этот переход Маркс и про
слеживает во всех его деталях. Неразрешимая для идеалистической
философии математики задача обосновать н е о б х о д и м о с т ь основных
определений и соответствующей символики анализа, выяснить подлин
ный смысл перехода к новому, диференциальному и с ч и с л е н и ю ока
зывается таким образом решенной.
Более того, так же, как это было в эпоху Беркли, как это всегда
имеет место в истории науки, пока с нее не сорван «покров тайны»,—
темные складки этого покрова образуют питательную почву для парази
тирующего на науке идеализма, облегчают ему задачу односторонне
выхватить «одну из черточек, сторон, граней познания» и превратить ее
«в абсолют, о т о р в а н н ы й от материи, от природы, обожествленный»
( Л е н и н).
Невыясненность вопроса о н е о б х о д и м о с т и именно таких, а Ье
иных определений основных понятий математики создает возможность
трактовать их как условные, формальные, произвольные, г. е. питает
махистские, конвенционалистические установки; подмена движения, изме
нения его результатом обусловливает метафизические черты современ
ного теоретико-множественного обоснования анализа и использовывается
логистикой Ресселя, трактующей движение как совокупность неизмен
ных состояний. Неудовлетворительность, метафизичность современного
обоснования анализа дает возможность такому уже до конца после
довательно субъективно-идеалистическому направлению, как интуицио
низм Броуэра и Вейля, провозгласить п р и н ц и п и а л ь н у ю н е в о з
м о ж н о с т ь математического обоснования основных понятий анализа.
«Откровенно рассуждал, простовато рассуждал епископ Беркли! В наше
время те же мысли... облекают в гораздо более хитрую и запутанную
«новой» терминологией форму» ( Л е н и н), но мысли-то остаются те
же. В данном случае это мысли о том, что основные понятия и методы
анализа нельзя обосновать математически, что и такая точная паука, как
математика, покоится на моментах веры, которые должны быть п р и
в н е с е н ы в нее «из философии», и что таким философским принципом,
призванным заменить рациональную связь основных понятий и поло
жсппй математики, должен быть принцип «трансцендентального идеа
лизма». %
Целый ряд основных понятий и вопросов, вокруг которых идет теперь
философская борьба и размежевка по основным направлениям, отличается
от тех проблем, которые занимали математиков XVIII и первой
половины XIX столетия и которые не могли поэтому не привлечь к себе
«ннмания Маркса. Но основная проблема, основной вопрос остались
те же, это—борьба идеализма и материализма.
Математические работы Маркса, вскрывая диалектику развития основ
ных понятий дифереициалыюго исчисления, срывая таким образом «по
кров тайны» с этой важнейшей части современного анализа, выбивают
почву из-под ног математического идеализма в вопросе об обоснова
нии дифереициалыюго исчисления, дают нам образец применения мате
риалистической диалектики к этой области знания и тем самым от
правной пункт борьбы с математическим идеализмом и на более широ
кой базе современной математики.
То обстоятельство, что эти рукописи ограничиваются определенным
кругом математических вопросов, не суживает их значения. Возра
жая Богданову, который соглашался «признать за теорией денеж
ного обращения Маркса объективную истинность только «для нашего
времени», называя «догматизмом» приписывание этой теории «надисто-
рически-объектнвной» истинности», Ленин писал: «Единственный вывод
из того, разделяемого марксистами, мнения, что теория Маркса есть
объективная истина, состоит в следующем: идя п о п у т и марксовой
теории, мы будем приближаться к объективной истине все больше и
больше (никогда не исчерпывая ее); идя же п о в с я к о м у д р у г о м у
п у т и , мы не можем притти ни к чему, кроме путаницы и лжи».
2. Одной из важнейших задач материалистической диалектики является
з а д а ч а м а р к с и с т с к о й р а з р а б о т к и и с т о р и и н а у к и . «Про
должение дела Гегеля и Маркса,—пишет Ленин,—должно состоять в
д и а л е к т и ч е с к о й обработке истории человеческой мысли, науки
п техники».
Математические рукописи Маркса впервые дают нам ц е л ь н у ю , &а-
конченную и с и с т е м а т и ч е с к у ю картину диалектики исторического
хода развития некоторой, столь отличной от обществозпания, дисци
плины, какой является диференциальное исчисление. Подобного по глу
бине, по умению обнаружить корни различия и тождества различных
исторически имевших место подходов к основным понятиям науки еще
не существовало в истории математики и естествознания. Математичс-
кие работы Маркса должны поэтому служить для наших математиков
и естсствепников-маркспстов образцом той работы над историей науки,
о которой пишет Ленин.
3. Огромную роль в математике играет проблема п р е о б р а з о в а-
и пя одной математической ф о р м ы в другую. Всякое математическое
равенство имеет конечно смысл лишь, поскольку одна его сторона от
лична от другой. Однако роль этого различия формы в математике еще
пнюдь нельзя считать достаточно выясненной, особенно поскольку речь
идет о связи между «простым» различием формы, в которой выражено
нското|х>е математическое состояние, и соответствующим различием ма
тематических концепций по существу. Этот вопрос впервые выдвинут
на принадлежащее ему место математическими рукописями Маркса.
Так, если некоторая величина х изменяется, превращаясь в х ,,
,м» образуется разность л, л-, п эта разность неизбежно равна какой-
нпбудь т р е т ь е й величине А. Однако, если мы н а ч н е м изучение из
менения переменной величины именно с этой формы, в которой н а
р я д у с изменяющимися величинами с с а м о г о н а ч а л а существует
уже их разность в виде некоторой, заранее готовой, третьей величины,
мы придем к другой концепции диференциального исчисления, чем в
случае, если останемся п е р в о н а ч а л ь н о при неопределенной раз
ности.
Так символ ~ т о л ь к о по форме отличается у Маркса от символа Ц*
Однако это различие формы настолько существенно, что без перехода
от символа - - к символу ^ нет диференциального исчисления. Вопрос
о причинах этого обстоятельства приводит нас к последнему моменту,
на котором мы считаем необходимым остановиться в этой связи.
4. Крупнейшие математики неоднократно обращали внимание на роль сим
волики в математике, особенно в новейшей. Такой математик, как Клейн, го
ворил даже по этому поводу, что карандаш бывает умнее самого мате
матика, подразумевая этим, что достаточно математику облечь свои мысли
в определенную символическую форму, чтобы получить возможность дей
ствовать. Именно так например поступали математики до конца XVIII и даже
начала XIX столетия, обращаясь с выражением -А ., как с обыкновенной
дробью, или с у — 1 как с обыкновенным (вещественным) числом. Пуан
каре тоже обращал внимание на то, что удачно подобранная символика
часто определяет успех метода. Однако все объяснения этой таинствен
ной роли символа в математике, понимавшегося при этом совершенно
по Гельмгольцу, т. е. как лишенный смысла знак, не отражающий, а лишь
замещающий некоторую вещь (или процесс), ограничивались ссылками
на пресловутую «экономию мышления». Вопрос о том, п о ч е м у одни
символы обладают способностью «экономизировать мышление», а дру
гие — нет, вообще не ставился. За словами об «экономии мышления»-
скрывалась таким образом не только фактическая неспособность дать-
ответ на вопрос, но и желание смазать его, затушевать его значение,,
не поставить прямо вопроса об отношении мышления к бытию и факти
чески открыть таким образом двери и д е а л и з м у , хотя бы через таин
ственную, мистическую и н т у и ц и ю , управляющую при этом творчеством
математика.
М а т е р и а л и с т и ч е с к о е о б ъ я с н е н и е этой р о л и с и м в о л а
в м а т е м а т и к е впервые дано только математическими рукописями
Маркса. Эта роль объясняется тем, что с и м в о л играет в м а т е м а
т и к е отнюдь не роль гельмгольцевского «знака» или плехановского-
«иероглифа». Он является о т р а ж е н и е м некоторого реального про
цесса и хорош только тогда, когда правильно, адэкватно его отобра
жает. Он сам поэтому может в свою очередь стать предметом изуче
ния и объектом исчисления, лишь если этому первому требованию
~ о
удовлетворяет. С символом - нельзя поэтому построить никакого
1> Маркс пишет «•!» и «7» очень похоже друг на друга, то же в отношении
нпфр и «8». Поэтму у него нередка нумерация страниц ироде такой: 1, ?,
I. г), П, 7, Г), 6, 7, х, Г), 7,5, (>, что очень затрудняло восстановление целых рукописей
фотокопиям отдельных страниц.
Участники бригады ИМЭЛ по математическим рукописям Маркса счи
тали однако своей обязанностью дать максимально близкий к оригиналу
перевод, заботясь раньше всего о точности передачи, а затем уже о стиле
и требованиях русского языка. Случайные ошибки в вычислениях мы
просто исправляли, более существенные описки оговаривали в приме
чаниях.
Следует еще отметить, что индекс, отличающий наращенную вели
чину от первоначальной {х± например от х ), мы ставим внизу у буквы,
обозначающей эту величину, между тем как Маркс помещает его (вслед
за учебниками того времени) вверху (х 1). Мы поместили его внизу,
чтобы избежать смешения его с показателем степени или обозначением
производной. В соответствии с принятыми теперь обозначениями мы пи
шем / ( х ) вместо марксовского fx. Особую роль у Маркса играет часто
встречающееся внутри математической формулы слово «или». Дело в
том, что Маркс строго различает левую и правую сторону равенства,
помещая например на левой стороне символическое выражение, а на
правой его реальный эквивалент, или на левой функцию от х, а на
правой функцию в х. Когда он делает какое-нибудь математическое
преобразование, еще не переводящее нас с одной стороны равенства
на другую, он пишет поэтому вместо знака равенства слово «или». Так
например выражение
йу ( \ хЛ <I П ') I 1
или : — ' ' или Х гХ - ' ''*“) или / ^ ( х , , * )
йх Хг — X х1 X
184
ситься с идеалистами-историками в том, что в научном периоде своего
развития математика развивалась имманентно. Как это ни «печально», но,
выйдя из эмбрионального состояния и став в толпой мере наукой, матема
тика тем не менее не стала развиваться вследствие деятельности чистого
мышления самих математиков. Только взаимосвязи в развитии математики
с развитием других паук, промышленности, классовой борьбы и т. п.
стали (становились и становятся) многообразнее и сложнее.
Нетрудно догадаться, почему буржуазные историки математики выд
винули «теорию» донаучной и научной математики и руководствовались
ею. Большинство буржуазных историков математики придерживалось
и придерживается идеалистического миропонимания. Неопровержимые же
факты говорили за то, что основные математические понятия—целое
число, пространственная фигура,—как и вообще вся математика на ранних
этапах своего развития (Китай, Египет, Вавилон, Индия, отчасти Греция),
имели причиной своего возникновения практическую деятельность людей.
Во имя защиты идеализма эмбриональный период развития математики1
был отнесен буржуазными историками к разряду этапов развития, не
«соответствующих идеальным целям и стремлениям математики». На
более высоких ступенях развития было значительно труднее усмотреть
материальные корни, и математически объяснить развитие математики.
Поэтому предоставлялась возможность исковерканного идеалистического
представления процесса развития математики путем игнорирования всех
факторов ее развития, кроме внутренних потребностей самой математики.
Во имя защиты! и прогапанды идеализма буржуазные историки математики
так и сделали, выдав продукт этой фальсификации за «научный» период
развития математики.
Подобное деление истории математики не имеет ничего общего с
марксистско-ленинским мировоззрением. Это деление понадобилось бур
жуазным историкам математики для того, чтобы под прикрытием ча
стичного, вынужденного отступления (выделение «донаучного, грубомате
риалистического» периода) защищать и пропагандировать проповедуемое
ими идеалистическое мировоззрение. «Теория» донаучной и научной мате
матики прикрывается и спекулирует на том, что, начиная с некоторого
периода в развитии математики, становится трудным обнаружить мате
риальные корни математики1).
Кто хотя бы мельком читал написанное Энгельсом о математике,
тот не мог не заметить, что Энгельс не допускал даже мысли о
подобном делении истории математики. Напротив, через все его
высказывания проходит красной нитыо мысль о том, что м а т е м а
тика только потому в состоянии правильно отра
зить количественную сторону материальной действи
тельности, что в к о н е ч н о м с че т е она возникла и раз
вивается под влиянием потребностей практической
деятельности человечества. Ибо только в практической
деятельности человек вступает в соприкосновение с
о к р у ж а ю щ и м е г о миром, т о л ь к о п р а к т и к а п о д т в е р ж д а
е т и л и о п р о в е р г а е т р а з в и в а е м у ю им п р и э т о м т е о р и ю .
1«7
тел, а наряду с ней, на службе у нее, открытие и усовершенствование
математических методов. Здесь были совершены великие дела. В конце
рассматриваемого периода, отмеченного именами <Лейбннца, и > Нью
тона и Линнея, эти отрасли знания получили известное завершение.
Важнейшие математические методы были установлены в основных чертах:
аналитическая геометрия главным образом Декартом, логарифмы—Непп-
ром, диференциальное и интегральное исчисления—Лейбницем и может
быть Ньютоном»1).
Великая французская революция,—третье восстание буржуазии против
феодализма, давшее ей полноту власти,—создала Нормальную Политехни
ческую школу, которая, как отмечает Клейн, была создана сначала для
подготовки офицеров революционной, а позже наполеоновской армии.
В Нормальной Политехнической шкоде в трудах Монжа (ее организатор и
руководитель), Понселе, Лапласа, Фурье, Коши, Кориолиса и др. полу
чили блестящее развитие механика, физика и математика. В связи с от
крытием паровой машины и началом ее промышленной эксплоатация
в Нормальной Политехнической школе получают интенсивнее развитие
механика и физика.
В области механики значительные результаты принадлежат Понселе
и Кориолису. Их «сочинения имеют одну и ту же по существу тенденцию:
в противовес абстрактным формулировкам лагранжевской «Mécanique
analytique» («благородная, свободная от трения механика») они стремятся
дать синтетическое обозрение проявляющихся в машинах действий сил
с учетом фактически имеющих место обстоятельств, как трение и т. п.»
( Клейн).
Из работ в области физики, в сфере которой работали Пуассон,
Фурье и Коши, отметим работу Фурье «Théorie analutique de chaîner»
(1882), в которой он, рассматривая проблемы, теплопроводности, при
шел к тригонометрическим рядам, оказавшим впоследствии огромное
влияние на развитие математики.
Благодаря развитию фортификационных, строительных и геодезических
работ, как отмечают Клейн и Ф уку2), в Нормальной Политехнической
школе получают особое развитие проективная и Начертательная геометрия
и теория поверхностей. Работы Понселе и Гаусса (Германия) делают эпоху.
Есть основания думать, что в неразрывной связи с происходившим] г
событиями стоит открытие неевклидовой геометрии3).
18 8
Мы не исчерпали и половины того, чем обязана математика твор
честву математиков Нормальной Политехнической школы. Но, полагаем,
сказанного достаточно для того, чтобы получить хоть бы самое элемен
тарное представление об огромной роли развития промышленности и
классовой борьбы в развитии математики во время Великой француз
ской революции. Нормальная Политехническая школа в начальном этапе
своего существования знаменует собой конец того периода в развитии
математики, который неразрывно связан с эпохой буржуазных революций.
Поэтому, суммируя, можно сказать так: в эпоху буржуазных революций
буржуазии было необходимо развитие математики, так как в то
время математика являлась действенным оружием буржуазии в борьбе
за власть как над природой, так и с отживающими феодализмом и
крепостничеством.
За все время существования буржуазного строя эпоха буржуазных
революций характеризовалась наибольшим, в пределах возможного в
буржуазном строе, единством математики с практикой. Именно в силу
того, что буржуазия шла под флагом освобождения «всего» человечества
от ига феодализма,, в эпоху буржуазных революций на математику смот
рели как на универсальное, действенное оружие и з м е н е н и я действи
тельности. Подобному взгляду на математику способствовало еще и то,
что в то время над всем знанием превалировала механика—отрасль зна
ния, значение математики для которой огромно, философия же была
исключительно метафизической. Через Галилея*1), Декарта2), и Ньютона3)
этот взгляд получил завершение во время Великой французской револю
ции. Лаплас гордо настаивал на возможности существования гениального
ума, способного в одной математической формуле объять прошлое, на
стоящее и будущее вселенной4).
Уничтожив феодальную форму собственности в пользу собственности
буржуазной, буржуазия стала полноправным хозяином. «Менее чем в
сто лет своего господства буржуазия создала более могущественные
н более грандиозные производительные силы, чем все предшествующие
поколения, взятые вместе»5). Буржуазия создала всемирный рынок, пор
вала рамки национальной замкнутости, «кад в области материального, так
п в области духовного производства». Создание центров научной мысли,
международная связь научных учреждений, журналы, съезды и т. п.—все
это создавало грандиозные возможности развитию математики. ХУШ в.
дал! в основном учение о диференциальных уравнениях в самом общем
виде, вариационное исчисление, аналитическую геометрию и аналитиче
скую механику. XIX столетие, включая начало XX, привнесло в сокро
вищницу математики теорию функций комплексного переменного, теорию
функций действительного переменного, интегральные уравнения, функци-
189
ональный анализ, неевклидовы геометрии, топологию, тензорный и ве
кторный анализ, небывалое развитие учения о рядах, теории групп
и т. п. Со стороны фактического содержания несомненно XIX столетие
и начало XX дали математике значительно больше, чем все ее пред
шествующее развитие. Математика подошла и занялась анализом самых
основных вопросов, неразрывно связанных с философией (проблема
континуума и бесконечного, математическая логика, вопросы обоснова
ния геометрии и т. п.).
Н о з а т о как о р у ж и е к л а с с о в о й б о р ь б ы м а т е м а т и к а
была направлена против м и р о в о з з р е н и я ре волю цион
н о г о п р о л е т а р и а т а . На смену материалистической трактовке во
просов методологии математики пришел в разнообразных формах матема
тический идеализм. Представить математику в качестве «научного аргу
мента» в пользу идеалистического миропонимания и тем самым про
тивопоставить ее всякому материализму, в особенности научному миро
воззрению пролетариата—марксизму (сейчас—марксизму-ленинизму), - та
кова была и есть центральная о б щ е с т в е н н а я ц е л ь в с я к о г о м а т е
м а т и ч е с к о г о и д е а л и з м а 1).
Все основные вопросы философии математики-происхождение и за
кономерности развития математических понятий, предмет математики,
м есю математики: в в системе наук, критерий истины математики, которые
во время Великой французской революции ставились и решались матери
алистически, были переработаны; в идеалистическом духе. Все эти измене
ний в понимании основных вопросов методологии математики не могли Яе
отразиться и на самой математике; актуальные проблемы математики,
в особенности конкретные вопросы обоснования математики, стали рас
сматриваться многими математиками ,под углом зрения не только требо
ваний самой математики, но и требований какой-нибудь из форм мате
матического идеализма 2).
Н е р а в н о м е р н о с т ь развития буржуазного общества, обратное вли
яние математического идеализма привели математику, несмотря на все
ее огромное развитие, к неравномерному развитию разделов математики,
к усиливающемуся в ряде областей отрыву от практики, к предпочтитель
ному развитию наиболее абстрактных разделов математики. В результате
целые отрасли математики—теория чисел, теория групп, отчасти теория
функций действительного переменного и топология—получили вид со
вершенно оторванных от человеческой деятельности отраслей знания,
«Я сказал бы,—писал Клейн,—что математика в наши дни напоминает
мне крупное оружейное производство в мирное время. .Витрина заполнена
образцами, которые своим остроумием, искусным, пленяющим глаз выпол
нением восхищают знатока. Собственное происхождение и назначение
190
этих вещей, их способность стрелять и поражать врага отходят в созна
нии па задний план н даже совершенно забываются».
Итак мы можем сделать следующие выводы:
К ак в э п о х у б у р ж у а з н ы х р е в о л ю ц и й , т ак и в п о с л е
дующем периоде своего развития в буржуазном обще
с т в е м а т е м а т и к а п о л у ч а л а и п о л у ч а е т «с вою цель, р а в н о
как н о в о й м а т е р и а л , т о л ь к о б л а г о д а р я т о р г о в л е п п р о
мышленности, благодаря чувственной деятельности
л ю д е й».
В силу этого математика, как и прочие естественные науки, отражает
одну из сторон (количественную) материальной действительности.
К ак в э п о х у б у р ж у а з н ы х р е в о л ю ц и й , т а к и в п о с л е д у ю -
щ ем п е р и о д е с в о е г о р а з в и т и я м а т е м а т и к а я в л я л а с ь п
является действенным оружием буржуазии. В эпоху
бурж уазных революций классовый интерес б урж уазии
з а с т а в л я л и с п о л ь з о в а т ь м а т е м а т и к у и как о р у ж и е по
к о р е н и я п р и р о д ы и как о р у ж и е п р е о д о л е н и я ф е о д а л и з
ма. П р о м ы ш л е н н ы й к а п и т а л и з м и и м п е р и а л и з м и с п о л ь
з о в а л и и и с п о л ь з у ю т м а т е м а т и к у и как с р е д с т в о п о к о
р е н и я п р и р о д ы 1) и к а к с р е д с т в о п о д а в л е н и я р е в о л ю
ционного пролетариата и его мировоззрения.
Классовый характер математики заключается еще н
в том, что в с о з н а н и и с о б с т в е н н о г о с о д е р ж а н и я - по
нимании с воего предмета, «построении» св о е г о пре дме та
и л и и н а ч е в л о г и ч е с к о м е г о р а з в и т и и —м а т е м а т и к а в
б у р ж у а з н о м о б щ е с т в е б е с с и л ь н а о с в о б о д и т ь с я от влия
н и я б у р ж у а з н о й и д е о л о г и и и ф и л о с о ф и и 2).
Мы всемерно заинтересованы в развитии математики. Развивать мате
матику нам необходимо для того, чтобы через посредство удовлетворения
запросов других наук, а также1 п непосредственно способствовать росту
пашей промышленности и сельского хозяйства. Но понимая характер за
кономерностей развития математики, мы пытаемся развивать математику
планово. Наши математические институты—Московский, Ленинградский
ц др.—строят свои планы научно-исследовательской работы так, чтобы,
развивая математику к а к т е о р и ю 3), вместе с тем удовлетворить
запросам практики нашего социалистического строительства.
Это только первые наши шаги в деле планового развития математики.
19 !
Но 'даже они в п р а к т и к е работы институтов показывают, что марксист
ское понимание математики есть правильное, а ¡потому и д е й с т в е н н о е
оружие, дающее ценные результаты в деле развития математики.
Для А. Пуанкаре факт возможности применять математику в прак
тике был не больше чем счастливой случайностью, проистекающей от
.некоторых свойств нашего духа, который к тому же он не мог объяснить.
Б у д у щ е е м а т е м а т и к и как д л я него, так и д л я в с е х идеа-
.л и с т о в-м а т е м а т и ко в в с е г д а б ы л о п о к р ы т о м р а к о м н е
и з в е с т н о с т и . Д а и что в самом деле может сказать идеалист-матема
тик о будущем своей науки, если с его точки зрения развитие матема
тики имманентно? Провозгласить развитие математики с о в е р ш е н н о
с в о б о д н ы м и возвеличить эту «свободу» в священный сан? Да!
Именно так поступил Пуанкаре, именно так поступает подавляющее
большинство идеалистов-математиков. Им ничего не остается другого,
.как п р и к р ы ть этими словами невозможность для в с я к о г о математи
ческого идеализма научно объяснить—а з н а ч и т и п р е д в и д е т ь —
реальный процесс развития математики1).
Продвигаясь в нашем умении планово развивать математику, мы с
каждым разом сможем все больше и больше говорить о будущем
нашей науки, все больше и больше подтверждать, что марксистское ио-
.нимаиие математики не догма, а руководство к действию.
Анализируя вопрос о закономерностях развития математики, некоторые
товарищи представляли экономическую необходимость как е д и н с т в е н
н ы й определяющий момент в развитии математики. Делать таких вы
водов нельзя. Со стороны предопределения материала исследования,
а также темпов и форм развития математики экономическая необходи
мость, связанная с классовой борьбой, с общественной деятельностью
людей, является р е ш а ю щ е й . Однако это не исключает, а, наоборот,
предполагает, что и другие науки, философия и т. д., относительно
которых справедливо только что сказанное о математике, поставляют
математике материал исследования, а также предопределяют в известной
мере темпы и формы ее развития. Обусловливается это тем, что
вырастающая из экономической необходимости проблематика1 развития
промышленности (техники) и торговли влияет на математику не только
. непосредственно, но и косвенно, через другие науки, в силу чего
р а з в и т и е м а т е м а т и к и как с о с т о р о н ы п о л у ч е н и я м а т е
риала и с с л е д о в а н и я , так и с о с т о р о н ы т е м п о в и форм
р а з в и т и я в з н а ч и т е л ь н о й ме ре з а в и си т от у р о вн я ра з
в и т и я н а у к и и ф и л о с о ф и и в ц е л о м . История показывает, что
развитие математики особенно тесно переплеталось с развитием астро
номии, механики, физики) и философии.
Действительно, когда в силу развития промышленности и торговли, в
силу производственной деятельности людей вырастает необходимость
исследования новых процессов природы, то к исследованию этих про
цессов, по причинам значительной сложности их содержания, вынуждены
подходить со всем запасом данных современной нам науки. Если современ
ное нам научное знание не способно объяснить эти процессы, то исследо
ванием их начинают заниматься ученые ряда связанных, родственных*)
!9 2
дисциплин, так как каждая научная дисциплина имеет своей задачей иссле-
дование одной из форм движения материальной действительности. В ре
зультате совместных усилий ученых, если они объяснили эти процессы
природы, каждая их область обогащается новым содержанием, а дромыпь
ленность (техника) и торговля по удовлетворении их запросов получают
новый импульс к 'дальнейшему развитию. В 'истории науки бывали случаи,
когда научное знание значительно отставало от быст|ю ^растущих по
требностей промышленности и торговли. Чаще это случалось во время
коренных революционных ломок в существующих общественных отноше
ниях, как например в эпоху Возрождения и в эпоху Великой фран
цузской революции. Для науки наступали тогда периоды *бурного
развития, так как интересы революционного класса требовали от
нее скорейшего удовлетворения запросов промышленности и торговли
и всячески содействовали росту научного знания. Такую ж е кар
тину можно наблюдать и у нас ;в СССР. Еще в 1929 г. в речи
на конференции аграрников-марксистов т. Сталии указал на недопустимое
отставание нашего теоретическою фронта от быстро растущих запросов
тишей социалистической промышленности и сельского хозяйства,
вступившего на путь социалистической перестройки. С тех пор прошло
только три года, но мы уже видим бурное развитие всех отраслей
знания, включая и математику1), причем на развитие науки нашим
правительством отпускаются огромные материальные суммы, а .работникам
науки оказывается поддержка в самых разнообразных формах. Н о в о
всех этих случаях наука бывала вынуждена исходить
и з и м е ю щ е г о с я в е е р а с п о р я ж е н и и м а т е р и а л а , а- п о т о м у
начинать анализ новых п р о ц ес с о в природы с самого
п р о с т е й ш е г о ц н и х ил и, п о п р и ч и н а м с в о е й н е р а з в и т о
сти, д а в а т ь г р у б о п р и б л и ж е н н ы е о б ъ я с н е н и я и с с л е
д у е м ы х п р о ц е с с о в п р и р о д ы в ц е л о м . В конце концов, идя
по такому пути, она добивалась требуемых от нее результатов.
Задача заключается не в том, чтобы игнорировать влияние других
наук и философии на развитие математики, а в том, чтобы вскрыть,
как в з а и м о д е й с т в и е проблематики экономической необходимости
других наук и философии, где проблематика экономической необходи
мости является решающей, влияет на развитие математики.
В качестве примера вспомним сказанное Энгельсом о проблемах и
развитии науки в эпоху Возрождения. Центральная задача естествознания
эпохи Возрождения состояла в исследовании «свойств материальных
тел и форм проявления сил природы». Необходимость подобных ис
следований диктовалась потребностями промышленности и торговли, в
развитии которых всемерно была заинтересована нарождающаяся буржу
азия. Короче говоря, эпоха Возрождения поставила перед естествознанием,
а также и перед математикой задачу исследования разнообразных форм
движения материи. Нетрудно показать, что эта многогранная задача,
даже в ее простейших случаях, ставила перед математикой проблемы
аналитической геометрии и анализа (диференциалыгое и интегральное
исчисление). В самом деле, представим, что нам необходимо исследовать
скорость движения материальной точки по некоторой траектории. Если
И Марксизм и остесг'ноанлннс.
эта точка движется равномерно, то постоянное отношение у- дает
нам искомую скорость. Совсем иная картина получается, если
точка движется неравномерно,— тогда у- уже не будет постоянной
величиной. Чтобы все же поставленную задачу решить, мы должны
будем взять среднюю скорость ^ / и, приближая к рас-
Ч— ч "
сматривать скорость точки в момент как предел, к которому стре
мится отношение ^ при приближении ^ к Поступая так, мы вы-
‘-1 ' 11
нуждены ввести понятие переменной величины вообще, и бесконечно
малой в частности, т. е. рассматривать искомою скорость как момент
переменного, становящегося.
Поставим себе теперь задачей вычислить массу тела, объем которого V .
Если материя тела однородна, т. е. плотность 5 = ^ есть величина по
стоянная, то задача совершенно элементарна, и решение ее доступно
математике постоянных величин. Если же материя не однородна, то
получаются затруднения, преодолеть которые можно только методами
математики переменных величин. Нам нужно вновь прибегнуть к пере
менным величинам и понятию предельного перехода. Мы ищем плот
ность распределения материи тела, ’г. е.
Am
lim Л- И) .
АV
193
ретенпых, оно может изменить только положение их в науке и увеличить
или уменьшить их значение и их пользу»1).
Р аз возникнув, всякая м а т е м а т и ч е с к а я т е о р ия (откры
т и е ) в т о й и л и и н о й с т е п е н и в л и я е т на д а л ь н е й ш е е р а з
в и т и е м а т е м а т и к и . 11рн ближайшем рассмотрении содержание этого
влияния оказывается взаимодействием в развитии всей математики с но
выми математическими теориями (открытиями). Оно содержит три мо
мента.
Во-первых, развитие новой математической теории есть тем самым
развитие самой математики.
Во-вторых, в свете новых понятий старые математические понятия
получают новое содержание, перерастают в новые данные математики
и тем самым обратно оттеняют понятия новой математической дисцип
лины, развивают их. Достаточно вспомнить, какое оказало влияние откры
тие диференциального и интегрального исчисления на развитие мате
матики (диференциальиая геометрия например). Пути развития мате
матики не похожи на прямую шоссейную дорогу, где при дви
жении вперед никогда нельзя возвращаться к пройденному участку пути.
Математика развивается на основе диалектических закономерностей, где
каждый шаг вперед есть возвращение с более богатым содержанием назад,
где нет прямой линии, а есть круг кругов2).
В-третьих, развитие новой математической теорпц в большинстве ставит
новые вопросы в проблемах обоснования математики, ибо задача обос
нования математики состоит в том, чтобы вскрыть взаимосвязи между
математическими дисциплинами в их конкретном содержании и тем
способствовать дальнейшему развитию математики.
Общая взаимосвязь всех математических дисциплин в их развитии—
вот что характеризует развитие всей математики. Поэтому м а т е м а
т и к а как т е о р и я с л е д у е т с о б с т в е н н о м у д в и ж е н и ю , н а д
которым в основном господствую т взаимозависимости
эко н ом и че ск ой н е о б х о д и м о с т и д р у г и х наук и ф ил о с о
фи и . Н о в о т д е л ь н ы х ч а с т н о с т я х и в н у т р и э т о й о б щ е й
зависимости математика следует своим собственным
законам, к о т о р ы е п р и су щ и ее пре дме ту.
И м е н н о п о т о м у , ч т о р а з в и т и е м а т е м а т и к и , как и д р у
г их наук, з а к о н о м е р н о и о б у с л о в л е н о м а т е р и а л ь н о - о б
щественной деятельностью человечества, математика
есть ц е л о с т н а я , р а з в и в а ю щ а я с я , и п р и т о м ио д и а л е к
т и ч е с к и м з а к о н о м е р н о с т я м , наука, все к о н к р е т н е е и со
держательнее отображающая пространственные фор
мы и к о л и ч е с т в е н н ы е с о о т н о ш е н и я м а т е р и а л ь н о й д е й
ствительности.
Работающие творчески в области математики достаточно хорошо пони
мают необходимые формы развития математики, что однако не мешает им
не видеть их первопричины. Проблематика самой математики прежде
всего бросается в глаза, в то время как обнаружение влияния экономи
ческой необходимости и классовой борьбы на математику требует сравпи-
!) Б е л ь т р а м и, Опыт представления неевклидов>й геометрии, сборник «Об
основаниях геометрии», стр. 1, Казань, 1895 г.
-) Этому вопросу Энгечьс уделяет значительное внимание в «Диалскткис при
роды». См. например его замечания о нуле, единице, единстве дсйспшН арифме
тики и т. и.
тельно большего анализа условий развития математики. Поэтому огра
ничимся одним примером, подтверждающим сказанное о необходимых
формах развития математики.
Известно, что понятие о тригонометрическом ряде возникло в середине
XVIII столетия в связи с исследованиями о колеблющихся струнах.
Форма колеблющейся в плоскости струны, при некоторых допущениях,
определяется диференциальным уравнением в частных производных:
г X
Бернулли счел свое решение самым общим, так как оно давало
положительное объяснение всем его наблюдениям над колеблющимися
струнами. Однако это умозаключение Бернулли вызвало много возраже
ний. Дело в том, что в то время представление о функции было крайне
элементарно. Поэтому многим математикам казалось странным, даже не
возможным, чтобы такая произвольная кривая, какой в сущности является
выведенная из состояния равновесия струна, могла быть представлена
тригонометрическим рядом. Решение Бернулли окажется общим, гово
рили они, только тогда, когда будет доказана возможность выражения
произвольной функции! с помощью тригонометрического ряда.
Несмотря на другие исследования, вопрос оставался в достаточно не
определенном положении около 50 лет. Его неопределенность разбили
исследования Фурье. Как мы отмечали выше, в связи с открытием паро
вой машины и началом ее промышленной эксплоатация Фурье занимался
проблемами теплопроводности и пришел к тригонометрическим рядам.
Он первый обратил внимание на тот факт, что в тригонометрическом
ряде:
оо
f (л;) — -f V l)n cos nx I- an sin nx
n - l
Н)9
Возрождения. Необходимыми формами развития математики нельзя пре
небрегать, коль скоро хотят научно представить реальный процесс раз
вития математики; подобное пренебрежение^одна из форм упрощен
чества *).
Нельзя пренебрегать необходимыми формами развития математики
еще и потому, что подобное пренебрежение, упрощая марксистский взгляд
на развитие математики, обезоруживает нас перед в с я к и м математи
ческим идеализмом.
Л ю б о й м а т е м а т и ч е с к и й и д е а л и з м —л о г и с т и к а , к о н в е н
ционализм, формализм, интуиционизм, например в воп
росе о развитии математики есть абсолютизация необ
х о д и м ы х ф о р м р а з в и т и я м а т е м а т и к и , т. е. о д н о с т о р о н н е
преувеличенное, оторванное от м атериально-общ ест
венной д ея т ел ь н о ст и и д р у г и х наук п р едставление раз
в и т и я м а т е м а т и к и как р а з в и т и я в с и л у о д н и х в н у т р е н
них з а к о н о м е р н о с т е й , н а з ы в а е м ы х и д е а л и с т а м и имма
н ент ными (чистый разум, и нт у иц ия и тому п о д о б н ы е
п е р в о п р и ч и н ы ) *2). Простейший тому пример—«теория» донаучной и
научной математики. Поэтому каждый математический идеализм может
значительно успешнее бороться, коль скоро будет или забыто или
извращено правильное представление о необходимых формах развития
математики. Марксист, забывший о необходимых формах развития ма
тематики, ничем не отличается от эмпирика. Эмпиризм же, как показал
опыт Милля и других эмпириков, никогда не может бороться
против идеализма в вопросе о происхождении математических по
нятий. Напротив, п р а в и л ь н о п о н я т о е с о д е р ж а н и е н е о б х о д и
мых ф о р м р а з в и т и я м а т е м а т и к и б ь е т м а т е м а т и ч е с к и й
идеализм со сто рон ы его т е о р е т и ч е с к о г о основания.
Возникнув, всякая математическая теория, непосред
с т в е н н о или ч е р е з п о с р е д с т в о д р у г и х м а т е м а т и ч е с к и х
т е о р и й , если к этому есть соответствующие условия в общественно
1) «Много легче,— писал Маркс, — посредством анализа найти земное ядро при
чудливых религиозных представлений, чем, наоборот, из данных отношений реа
льной жизни вывести соответствующие им религиозные формы. 11оследний метод
есть единственно материалистический, а сле.ювательно научный метод». («Капи
тал», т. I, стр. 281, изд. 5-е, Примечание.) Понятно, что сказанное Марксом о рели
гии и-ликом и полностью относится к математике.
2) У нас вошло в обычай только ругать математичестий идеализм, сбрасывая
«с порога* все его выводы. Но это не диалектико-материалистическая критика
математического идеализма. «Философский идеализм, — писал Ленин, — есть
т о л ь к о чепуха с точки зрения материализма грубого, простого, метафизичес
кого. Наоборот, с точки зрения д и а л е к т и ч е с к о г о материализма философский
идеализм есть о д н о с т о р о н н е е , преувеличенное йbcгscllweпgll:hes ^ е ^ е п )
развитие (раздувание, распухание) одной нз черточек, сторон, граней познания в
абсолют, о т о р в а н н ы й от материи, от природы, обожествленный. Иде 1лизм есть
поповщина. Верно. Но идеализм философский есть («вернее» и «кроме того»)
до р о г а к поповщине ч е р е з о д и н и з о т т е н к о в б е с к о н е ч н о с л о ж
н о г о п о з н а н и я (диалектического) челозека» («Ленинский сборник» XII, стр.
326). Критикуя математический идеализм— а к любому математическому идеа
лизму сказанное Лениным также применимо, как и к идеализму философскому,—
пало показать, на чем он спекулирует, какие стороны, оттенки диалектического
развития математики и самой математики он возводит оторванноот м а т е р и и —
в а б с о л ю т , критикуя, исправлять выводы математического идеализма и тем
самым преодолевать его.
ою
экономической формации, в т о й и л и и н о й с т е п е н и в л и я е т на
р а з в и т и е п р о и з в о д и т е л ь н ы х сил д р у г и х наук и ф и л о
с о ф и и , в ы с т у п а е т к а к о р у ж и е к л а с с о в о й б о р ь б ы и т. п.
«Как и во всех областях мышления, отвлеченные из действительного смира
законы на известной ступени развития отрываются от действительного
мира, противопоставляются ему как нечто самостоятельное, как явившиеся
извне законы, по которым должен направляться мир. Так было с обще
ством и государством; так, а не иначе, п р и м е н я е т с я впоследствии
ч и с т а я математика к миру, хотя она и заимствована из этого мира и
представляет только часть его составных форм, и с о б с т в е н н о только
поэтому она вообще применима к нему» 12».
Суммарно:
П роцесс развития математики — момент процесса раз
в и т и я з н а н и я ; р а з в и т и е ж е з н а н и я о с н о в а н о на э к о н о
мическом развитии. Иначе говоря, п р о ц ес с развития
математики есть составной момент процесса взаимо
действия между эконом ической н еобходи м ос ть ю , клас
с о в о й б о р ь б о й , д р у г и м и - н а у к а м и , ф и л о с о ф и е й и т. п.,
в котором (взаимодействии) экономическая необходи
мость о к аз ы в ае т ре ш а ю щ е е влияние.
Не было и не может быть имманентного, основанного на деятельности
«чистого» мышления развития математики. Само чистое мышление не
существовало и не существует.
Развитие математики закономерно; задача научной
и с т о р и и м а т е м а т и к и з а к л ю ч а е т с я в том , ч т о б ы в с к р ы т ь
э т и з а к о н о м е р н о с т и , п р е д с т а в и т ь п р о ц е с с р а з в и т и я ма
тематики в его необходимости.
Таково в кратких чертах учение Энгельса о происхождении и факторах
развития математических понятий, представляющее цельный контрответ
на первое утверждение как Дюринга, таки всякого идеалиста-матсматика -').
В заключение сделаем два замечания:
Во-первых, интересно отметить, что некоторые—правда, одиночки из
лагеря буржуазных математиков смутно понимали, вернее, чувствовали
наличие связей в развитии промышленности, математики и других наук3).
Под влиянием буржуазной идеологии и философии они не могли подняться
до диалектико-материалистического понимания этих связей. Они не смогли
увидеть—в этом их взгляды совпадают со взглядами сторонников бур
жуазной теории «факторов», что математика отражает количественную
сторону материальной действительности; не смогли (разве за исключением
Чебышева) понять, что является р е ш а ю щ и м во взаимодействии про
мышленности, других наук и математики. Может быть лучшим показа
телем этой их ограниченности послужит то, что все они не могли увидеть
в классовой борьбе фактора развития математики, не могли понять классо
вого характера математики, а потому и не могли понять, что б у д у щ е е
математики целиком и полностью связано с будущим
р е в о л ю ц и о н н о г о п р о л е т а р и а т а , с о с т р о и т е л ь с т в о м с «-
ц и а л из ма.
2)1
Из числа этих одиночек выделяются Ч е б ы ш е в и К л е й н , имена ко
торых достаточно известны каждому образованному математику.
К л е й н неоднократно указывал на неразрывную связь в развитии
промышленности, механики, физики и математики. Его указаний мы
коснулись при рассмотрении развития математики во время Великой
французской революции. Что же касается Чебышева, то мы просто
приведем его достаточно известные слова о этой связи. «Науки математи
ческие,—писал он,—с самой глубокой древности обращают на себя особое
внимание: в настоящее время они получили еще более интереса по
влиянию своему на искусства и промышленность. Сближение теории с
практикой дает самые благотворные результаты, и не одна только пра
ктика от этого выигрывает: сами науки развиваются под влиянием ее,
она открывает им новые предметы для исследования или новые стороны
в предметах, давно известных. Несмотря на ту высокую степень развития,
до которой доведены науки математические трудами великих геометров
трех последних столетий, практика обнаруживает ясно неполноту их во
многих отношениях; она предлагает вопросы, существенно новые для
науки, и таким образом вызывает на изыскание совершенно новых
метод. Если теория много выигрывает от новых приложений с т а р о й
м е т о д ы или от новых развитий ее, то она еще более приобретает
открытием новых метод, и в этом случае наука находит себе верною
руководителя в практике»1).
«Мы должны указать,—пишет К э й л е й,—как много математика своими
успехами обязана физическим наукам и обыденной жизни. Вопросы
практики и естествознания при приложении! к ним математического метода
наводят нас на новые, еще не разрешенные задачи чистой математики.
Эти задачи исследуются уже чисто математическим путем; возникают
новые теоремы и учения, которые затем, вполне законченные и выра
ботанные, находят себе широкое применение в прикладном нашем знании.
Развитие математики особенно тесно сплелось с развитием физики, астро
номии и механики».
Обращаясь к давно прошедшему, мы найдем немало великих ученых,
придерживавшихся, пусть недостаточно последовательно, но все же
материалистической точки зрения в вопросе о происхождении математи
ческих понятий. Достаточно указать на Галилея, Декарта, Ньютона,
Лапласа, а из философов—на Аристотеля, Гоббса и Гольбаха.
Во-вторых, важно выяснить пути развития учения Энгельса о происхож
дении и развитии математических понятий. Этих путей два, хотя они
органически связаны между собой.
«Продолжение дела Гегеля и Маркса,—писал Ленин,—должно состоять
в диалектической обработке истории человеческой мысли, науки и тех
ники».
Энгельс дал нам основы основ понимания основного вопроса мето
дологии математики—понимание процесса развития математики. Но Эн
гельс дал это понимание, развив с Марксом диалектико-материалисти
ческое понимание истории в целом плюс несколько замечаний об истории
математики. Наша задача поэтому заключается в том, чтобы облечь
эти основы основ в «плоть и кровь» истории математики.4
X . Д . М Е Л Л Е Р , проф . Т ехасского у н и в е р с и т е т а
МАТЕМАТИКА И МАРКСИЗМ
1. Математика обычно представляется абстрактной наукой, законы и рас
суждения которой кажутся независимыми от того или иного периода истории
человечества. Марксистский анализ показывает, что здесь имеется лишь отно
сительная независимость. М еж ду развитием и исследованиями математики в те
чение определенного исторического периода и социальной структурой этого
периода существует тесная связь. Подобная же связь сущ ествует во всех
остальных науках с той только разницей, что предмет изучения математики
более абстрактен, нежели предмет изучения почти всех остальных наук. Эта
связь в математике труднее уловима: для того чтобы ее понять, марксист
ский анализ должен быть более углубленным.
2. Математика, как всякая другая естественная наука, объективна лишь по
стольку, поскольку она ставит своей целью изучение отношений реального
мира, мира, в котором находится человек, в котором он действует и к кото
рому принадлежит само человечество. Теорема Пифагора не является, подобно
правилам игры в бридж, построением человеческого ума. Это— отношение,
существующее во внешнем мире, но выраженное, как всякое научное утвер
ждение, абстрактными терминами. Линии и поверхности, на которых построена
теорема, являются отражением весьма реальных вещей, точно так же, как
числа, употребляемые для выражения измерения этих линий и поверхностей.
Это применимо и ко всем остальным утверждениям математики, так например
2 - ¡ - 2 = 4 является выражением реальной действительности, существующей
во внешнем мире и следовательно независимой от какого-либо человеческого
вмешательства.
Это не значит, что аксиоматика в понимании Эвклида или позднейшей интер
претации Гильберта является бесполезной. Когда Гильберт строит свою эвкли
дову геометрию как некоторую логическую игру с неопределенными элемен
тами, где два элемента класса А (точки) определяют один элемент класса В
(линия) и т. д., он выполняет не только занимательную, но и полезную работу.
Однако эта работа освещает лишь одну сторону математики. Она вскрывает
логическую зависимость, но не исчерпывает темы. Линия остается линией,
даж е если мы приучаем себя рассматривать ее всегда просто как элемент
класса В. Безграмотные рабочие и сильнейшие математики имеют сходное
представление о том, что такая линия—абстракция, выведенная из лозы, куска
веревки или луча света. Эта абстрактная линия имеет бесконечное число
свойств, которые аксиоматика может анализировать, но не исчерпать. Причина
этого в том, что математика сводится не только к аксиоматике, не только
к логике, но она является и естественной наукой, имеющей дело« с |количествен-
пыми отношениями внешнего мира.
Последнее утверждение справедливо лишь в известном смысле. Конечно
арифметика имеет дело с чистым количеством, но в геометрии уже налицо
качественные отношения. Геометрические исследования за последние 100 лет
имели тенденцию к развитию в сторону качества, поскольку они переходили
от эвклидовой геометрии к пространственной геометрии, от пространственной
геометрии к топологии. Однако в своем развитии геометрия никогда не теряла
своего количественного начала. Диалектическое развитие качества имеет также
место в переходе от натуральных чисел к коитиниуму (от арифметики к алге
бре и от алгебры к анализу). Абстрактная топология и общий анализ Мооч
могут представлять в настоящее время два конца этой цепи абстракции.
В самом деле, математика является ярким примером диалектического развития,
в этом случае—категории количества.
3. Уже гегелевская «Логика» вскрывает многочисленные стадии этого раз
вития. КольманА! Яновская недавно попытались, исходя из современной точки
зрения, подвег/1|уть Гегеля критике. Предстоит еще значительная работа по
•2б7
классификации и уяснению различных отраслей математики, и для сохранения
единства математики необходимо эту работу проделать. В настоящее время
слишком много математиков занято исключительно какой-либо одной мелкой
темой и соответственно не способны к восприятию общей точки зрения.
На математических конгрессах немногие люди понимают друг друга,—поло
жение, которое в конце концов должно привести к гибели математики. Связь,
родство, классификация уже трактовались великими учеными с интуитивным
диалектическим пониманием. Все великие математики являются в своей области
великими диалектиками, но за редкими исключениями (например Лейбниц)—
лишь бессознательными. В качестве свежего примера мы можем взять работу
Ф. Клейна, не только глубоко диалектическую по природе, по и полную
материалистических наметок. Однако Клейн не может быть назван марксистом,
хотя его работа во многом замечательно соответствует учению диалектического
материализма. По той же причине не может быть назван марксистом Дарвин,
работы которого высоко ценили Маркс и Энгельс.
Мы должны действовать осторожно и всегда помнить о том, что гегелев
ская диалектика была диалектикой идеалистической, тогда как марксова диа
лектика является материалистической. Применительно к математике это озна
чает, что мы должны всегда рассматривать диалектику арифметики и гео
метрии, как диалектику внешнего мира, постигнутую в процессе человеческой
деятельности. Эга мысль все еще непривычна для широких кругов. Матема
тика, проповедуют современные учебники, развивается почти исключительно
через свою внутреннюю диалектику, без всякой очевидной связи с реальным
миром. Эвклидова геометрия переходит в проэктивную геометрию путем
некоторых чисто математических операций, а подобным же процессом создается
топология. Это саморазвитие концепций, подобное саморазвитию абсолютного
у Гегеля. Оно имеет свое искусное оправдание и имеет свое право на сущ е
ствование в научных работах и учебниках, ибо мы не можем ожидать, чтобы
все учебники математики строились по программе марксова <чКапитала». Н о это
только одна сторона вопроса.
Переход от одной стадии развития математики к другой является в то же
время переходом, существующим в реальном мире и подвергшимся челове
ческому анализу, и только это придает ему то значение, которое он имеет.
Математика—это необходимо повторять—это не игра в карты или в шах
маты, хотя и в этих играх участвует математика, как она участвует почти всюду.
Математика—это нечто большее. Так например проактивная геометрия имеет
значение не только потому, что она углубляет наше теоретическое знание,
но и по причине ее отношения к начертательной геометрии, перспективе и
оптике, поскольку все науки представляют стадии развития человеческой д ея
тельности. Эти простые отношения в математике, очень часто соответствую
щие простым отношениям во внешнем мире, являются только дополнитель
ным примером тесного родства меж ду математикой и прироДой.
Известная математическая школа заявляет, и даж е с гордЯ'тью, что мате
матика—наука, в которой никто не знает того, о чем он говорит. Марксизм
энергично восстает против этого утверждения. Мы очень хорош о знаем то,
о чем мы говорим в математике, и мы можем назвать это диалектическим
развитием количественного аспекта реального мира. Мы понимаем предмет
изучения математики так же хорошо, как и предмет изучения всякой другой
науки. Это понимание не является полным пониманием, но скорее понима
нием в диалектическом смысле,—таким, которое излагает, связывает и собирает
материал и которое все расширяет и расширяет свое содержание, не исчерпы
вая предмета изучения.
4. Д о сих пор мы разбирали объективный характер математики. В ее исто
рии и в ее применении вообще мы открываем и ее другую сторону, ее за
висимость от социальной и экономической структуры общества. По причине
своего объективного характера математика изучает взаимоотношения челове
чества с природой, взаимоотношения, которые изменяются от периода к пе
риоду, от класса к классу. Сама объективность математики подразумевает
ее субъективность; последняя вытекает из первой. Для удовлетворения своих
нужд человечество нуждается в количественных знаниях; природа этих зн а
ний однако различна у новозеландского племени, аристократов древней Гре
ции, феодальных лендлордов, торговцев XVII в. или современных капиталистов.
Не только сумма этих знаний, но и их интерпретация различны. Пифагоров
числовой мистицизм, платоново увлечение геометрией, картезианский рацио
208
нализм и кантов априоризм имеют свои корпи в социально-экономических
условиях. Марксистский анализ позволит нам понять эти различные взаимо
отношения.
П режде всего учения великих мыслителей не влияют на человечество путем
простого и деликатного убеждения. Великие мыслители представляют образ
мышления известных классов, и судьба их теорий зависит от судьбы этих
классов. Учения Фомы Аквинского, завоевавшие феодальную иерархию п о зд
нейшего средневековья, теряют свою силу с победой раннего капитализма.
Ньютоновская теория тяготения завоевала Францию и с ней весь западный
мир, потому что революционная буржуазия XVIII в. пользовалась ею как
оружием в своей победоносной борьбе против феодальных классов. Точно
так же победа марксизма зависит от победы пролетариата, интересы которого
он представляет.
Это не должно означать, что теории Фомы Аквинского, Ньютона или Маркса
и Энгельса не содержат объективной истины. Объективная истина марксизма
доказана триумфом пролетариата, так же как современное объяснение дви
жения небесных тел доказало правильность теории Ньютона. Объективность
и субъективность связаны между собой, представляя каждая лишь одну сто
рону предмета. Одной объективной справедливости теории недостаточно для
е е восприятия; доказательством этому служат учения, которые шли «впереди
своего времени». Архимед интегрировал параболический сегмент, но только
XVI столетие смогло оценить его; объективная справедливость взгляда Декарта
на геометрию получила широкое признание только после того, как француз
ская революция создала школу диалектически мыслящих геометров.
5. Открытие в XVII в. аналитической геометрии объясняется социально-
экономическими причинами. Ни древность, ни средневековье не могли притти
к этому отношению между алгеброй и геометрией. Для этого достижения
было необходимо, во-первых, открытие числового континиума. Греки знали
только положительные целые числа и положительные дроби, они даже не
признавали единиц за число. Диалектическое развитие, которое привело
к открытию отрицательных и иррациональных чисел, принадлежит к раннему
капитализму. Д о этого времени существуют некоторые виды этих чисел.
С XVI в. однако они становятся все более и более общими. Иррациональные
числа 2, З и т . д. встречаются почти во всех школьных учебниках по
арифметике того времени. Логарифм арабских чисел, введенный итальянскими
торговцами, становится могущественным средством распространения этих кон
цепций. В конце XVI в. существовала благодаря арифметическим запросам
торговцев, моряков; землемеров и солдат—а это были весьма материальные
запросы —более или менее общая концепция числового континиума, хотя
точный анализ этого континиума сущ ествует лишь с XIX в.
Это расширен .е арифметики привело к ее «отрицанию» в гегелевском смысле,
к алгебре, в чоторой специфическое число теряет свою тождественность
в общем символе. Это было главным образом работой )Вьета в 'конце XVI в.
Общ ий символ алгебры сохраняет к специфическим числам арифметики отно
шение, несколько похож ее на отношение в экономике меновой стоимости
к потребительной стоимости. За общими символами алгебры стоит абстракт
ное бурж уазное общество, производящее абстрактную стоимость абстрактным
трудом для абстрактного рынка. Возможен анализ «фетишизма» алгебраиче-
•ческих символов подобно марксову анализу «фетишизма» товаров. Таким
образом тенденция капиталистического общества к развитию высших абстрак
ций в религии (католицизм, кальвинизм, унитаризм) и экономике проявляется
также и в математике. Именно тогда Декарт, первый буржуазный философ,
»ступил в область математики и скомбинировал алгебру с геометрией. Г ео
метрия уж е имела свой континиум, анализированный еще Пифагором. Соеди-
иив вместе алгебру и геометрию, Декарт сообщил геометрии быстро усили
вающееся диалектическое развитие алгебры. Это побудило алгебру перейти
в свое второе «отрицание», в анализ, и она могла перейти в эту стадию только
«через свою связь с геометрией. Это показано в работах Декарта и его после
дователей—Роберваля^ Паскаля, Торичелли, Уоллиса, Ньютона, Лейбница и
многих других. /
6. Эти явления ж случаются в атмосфере чистых умозаключений, без по
стоянного подталкивания действительностью. Открытие алгебры могло явиться
только результате// нуж д постепенно вырастающего капиталистического класса.
Э тот рост характеризовался увеличивающимся разделением труда, ставшим
14 Марксизм и естестнозиалне.
904
возможным благодаря постепенному усовершенствованию техники. Эта тех
ника была очень специального рода1, того рода, который мы можем назвать
чисто механическим. Он состоит в употреблении, усовершенствовании и и зу
чении простых насосов, рычагов, передач, балистических инструментов, ветря
ных и водяных мельниц, парусных судов, простых измерительных приборов,,
часов и маятников. Когда авторы этого периода пожелали изучить сложную'
машину, они выбрали карманные часы. В материалистической литературе того*
времени человеческое тело сравнивается с карманными часами, но все эти
инструменты являются механическими. Изучение этих механизмов привело
следовательно к кинематике и динамике. Соответствующие выводы были
достигнуты и в области изучения небесных явлений.
Но механика требует изучения движения, таинственного природного явления,,
диалектика которого ставила в тупик еще греков. Мы видим, что все великие
ученые того времени заняты анализом движения (Коперник, Кеплер, Стевин,
Галилей, Декарт, Ньютон и Лейбниц). Это одна из главных причин т о го ,
что математика этих людей концентрировалась на элементах анализа. Таким
образом открытие аналитической геометрии явилось шагом, который привел
после 50 лет исследований и 50 лет капиталистической экспансии к оконча
тельному открытию анализа.
7. Это только является примером, показывающим значение марксистского1
анализа для истории математики. Он дает нам возможность понять, почему
известные области математики были открыты в известные периоды. Марксист
ский анализ проливает также свет на причины открытия многих «бесполезных»
частей математики. Это тесно связано с позицией «науки ради науки», п р е
обладавшей в университетах с середины XIX в. Корни этой позиции лежат
в тенденции капитализма к отделению преподавания и исследования матема
тики от ее практического применения. Этой тенденции однако в то же врем»
противодействует тенденция использования преподавания и исследования для1
нужд производства. П о этой причине в математике всегда сущ ествует жизнен
ное ядро, даж е во времена ее кажущейся оторванности от общества; извра
щения через некоторое время устраняются.
Руководящим принципом зачастую является не непосредственное давление-
со стороны крупных капиталистических предпринимателей или государства.
Во многих случаях руководящим элементом в исследованиях математиков-'
является глубокая интуиция. Например на работу Анри Пуанкаре конечно*
непосредственно не ¡влияло прямое давление со стороны. Его философский
идеализм, атакованный Лениным, восставал против всякой материалистической
интерпретации; Пуанкаре всегда считал, что ищет «истину». Но его научное
фоникновение было таким сильным, что вся его работа, даже самые е г о
абстрактные рассуждения, является ценным сокровищем для многих гряду
щих поколений человечества.
8. Этот индивидуализм является одной из основных слабостей абстрактных
научных исследований при капитализме. Он не является обязательной при
надлежностью науки. Каждое общество имеет свою собственную науку, свой
собственный взгляд на математику и свой собственный тип математиков. Мы
должны ожидать, что при социалистической форме производства этот инди
видуализм уступит место коллективистической концепции мира. При совре
менном капитализме ни один ученый не чувствует, что он работает для общ е
ства. Он работает во имя «истины», или для усиления, или в помощь какой-
либо прикладной науке, как физика, химия, биология или инженерное д е л о ,
и он надеется, что тем или иным путем ¡его работа пойдет на пользу чело
вечеству. Этот взгляд радикально изменится при плановом хозяйстве, кото
рое возможно только на социалистическом пути. Путем координации всех
производительных научных сил можно будет достигнуть результатов, ко
торые рано или поздно послужат невиданному повышению благосостояния
человечества в целом. Бесполезная трата производительных сил будет в этом
случае сокращена д о минимума. Математика не только испытает небывалый
рост, но математики бу д у т сознавать, что их работа является существенной
частью социального совершенствования. При империализме эти науки д ей
ствуют не столько созидающе, сколько разрушающе. Чем больше разлагается
капиталистическое общество, тем сильнее преобладают разрушительные тен
денции, вызывающие безработицу и войны. Математики также участвуют
в этой разрушительной работе.
Конечная победа рабочего класса окажет ещ е и другое влияние на мате
матику. Хотя и являясь абстрактной наукой, математика тесно связана с при
кладными науками, с физикой, химией, биологией и инженерным делом. Ба-
листика, атомная физика, прикладная механика, химия, радио и многие другие
отрасли нуждаются в математике для разрешения своих проблем, и ответы,
которые она дает, помогают разрешению этих проблем. Только уничтожение
классов может покончить с этой стороной научной работы, стороной, ко
торую большинство ученых людей настоящего времени ненавидит в такой
же степени, в какой не понимает способа ее устранения.
Мы видим следовательно, что при существовавшей капиталистической си
стеме математике нехватает ясного представления о ее проблемах и основах,
что приводит к ряду «кризисов». Ее развитие нарушается слишком большим
количеством случайных работ, уравновешиваемых только д о известного пре
дела интуициями великих математиков и требованиями прикладных наук.
Кроме того те же самые требования приводят математику к оказанию под
держки разлагающейся экономической системы, которая истощает ее силы
в пустых, разрушительных занятиях.
Только победа рабочего класса, результатом которой явится организация
социалистического общества, может радикально изменить положение. Было
бы неверно утверждать, что математика не может вовсе дальше развиваться
в капиталистическом обществе. Блестящие открытия, сделанные на наших
глазах, показывают, что капитализм даж е в своей агонии поддерживает еще
абстрактную мысль, даж е если жизненный уровень ученых становится все
более и более низким. Но только социализм может устранить трудности и
поднять науку в целом на высшую ступень. Это является причиной того,
что все больше и больше ученых с интересом и сочувствием наблюдает
за развитием мысли и действия в Советском союзе.
9. Таким образом мы приходим к следующим заключениям:
а) В применении к математике марксизм может привести к полному изучению
ее классификации, ее внутреннего развития, внутренней связи се предмета и
оценке ее значения.
б) Марксизм делает возможным понимание сущности математики, которое
может привести к усилению ее основ, к пониманию ее отношения к другим
наукам, к пониманию соответствующего значения различных школ матема
тического мышления и значения математики для общей концепции мира.
в) Марксизм делает возможной реальную историю математики, показываю
щую ее диалектическое развитие в истории путем связывания ее с социально-
экономической структурой различных периодов.
г) Марксизм ведет к пониманию исследовательской деятельности современ
ных математиков, их идеалов, их силы и их слабости.
д) Показывая, как каждый тип общества создает свой собственный тип науки
и свой собственный тип ученых, марксизм дает нам возможность понять,
как социалистическое общ ество может создать свою собственную науку и уче
ных, понять возможность существования «социалистической математики», так
же как были возможны «капиталистическая математика» или «древняя ма
тематика».
е) В области преподавания марксизм может привести к отбору материала
и развитию методов преподавания, адекватных требованиям социалистического
общества.
ж) Мы можем надеяться, что планирование научных исследований в со
циалистическом обществе под руководством высококвалифицированных людей,
людей, владеющих диалектическим материализмом, расширит область мате
матических исследований и поднимет науку на уровень, невиданный при ка
питализме. Так же как первые бурж уа, варвары с точки зрения феодальных
профессоров, создали в .конечном итоге математику, значительно высшую,
нежели математика предшествовавших веков, так же и мы можем надеяться,
что рабочий класс, строящий общество с несравненно более высокой культу
рой, чем культура капиталистическая, сможет дать удивительный рост ма
тематики. I ; ■; Г 1
з) Социализм11ереиесет математику из области теории в область действия,
область, котооую она окончательно никогда не покидала, но отчуждение от
которой она я в ст в у е т .
СОДЕРЖАНИЕ
С т р.
ОТ И З Д А Т Е Л Ь С Т В А - _____________________________________________________
О Т И Н С ТИ ТУ ТА М А Р КС А , Э Н ГЕ ЛЬС А , Л Е Н И Н А —. 4
М АТЕМ АТИЧЕСКИЕ РУКО ПИСИ К. М А Р К С А ___________________________ 5
Э. К о л ь м а н . Т р и у м ф м а р к с и з м а — н а у к и п р о л е т а р и а т а _______________ - 02
И. Н овинский. О работе М а р кса на д в о пр о са м и е с т е с т в о з н а н и я — — 80
С. С ем ковсний. Ф и з и к а и х и м и я к а к н а у к и в с в е т е м а р к с и з м а ------------ 01
Н . Б о н д а р ен ко . М а р к с и Э н г е л ь с о б и о л о г и и (п о м а т е р и а л а м п е р е - 125
п и с к и ) ----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
С. Я н о в с к а я . О м а т е м а т и ч е с к и х р у к о п и с я х К . М а р к с а . 130
В . Ш олодгиий. Э н г е л ь с о п р о и с х о ж д е н и и и ф а к т о р а х р а з в и т и я м а т е
м а т и к и ----------------------------------------------------------- — ------------------------------------------------------ 181
ПРИЛОЖ ЕНИЯ
X . Д . М еллер. Н а у к а п р о ш л о г о и н а с т о я щ е г о и че м о н а о б я з а н а
М а р к с у ------------------------------------------------------------------------------------------------------------------- 204
Д ,Ж .С т р о и к . М а т е м а т и к а и м а р к с и з м -------------------------------------------------------------207
Редактор Л. Кузьмин
Техредактор В Виноградов
Переплет раб. худ. Велем
( м н и ir-p n it «колетно V ' IV - I I ¡ ¡ г. 1 1 ) ii iH C .ii ii) в 111 - ' i i . i. ' VI 1 11 i. У .:. I i щ им j, | (7
I I I * I ¡I i l . ' l l .V- '.’N l < ¡ ) >p u ; i < Ы* , II. Л . 5 iilllil ill. n II. .1. . 1:11,11 • I i ¡>: i , k . 1. i.
I ¡ *11’ i m i ф I ■•¡•111. а к н и г и u l i l l ’n и: и :.' 7 |П С 1 .1 » П о 111 p |||) .11,11 i > « !. |I и : i ; i | | i 'i > M ih k HiI
l\p .!. I!" ip i.ll м р K-I-.I I'..