ИЗ ФОНДОВ РОССИЙСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ БИБЛИОТЕКИ

Давыдов, Всеволод Викторович

Психофизическая проблема в методологии

когнитивизма

Москва

Российская государственная библиотека

diss.rsl.ru
2006
Давыдов, Всеволод Викторович

Психофизическая проблема в методологии когнитивизма :

[Электронныйресурс]: Дис. ... канд. филос. наук: 09.00.01. -
Петропавловск-Камчатский: РГБ, 2005 (Из фондов
Российской Государственной Библиотеки)

Онтология и теория познания

Текст воспроизводится по экземпляру, находящемуся в
фонде РГБ:

Давыдов, Всеволод Викторович

Психофизическая проблема в методологии

когнитивизма

Петропавловск-Камчатский 2005

Российская государственная библиотека, 2006 (электронный текст)

 У: 06-9 /39
ГОУ ВПО «Камчатский государственный университет»

на правах рукописи

Давыдов Всеволод Викторович

ПСИХОФИЗИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА В МЕТОДОЛОГИИ КОГНИТИВИЗМА

09.00.01 - онтология и теория познания

Диссертация на соискание учёной степени

кандидата философских наук

Научный руководитель
доктор философских наук
Ю.М. Сердюков

Петропавловск- Камчатский - 2005

 2

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ.................................................................................................................3
ГЛАВА 1. КОГНИТИВИЗМ КАК МЕТОДОЛОГИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ
СОЗНАНИЯ..............................................................................................................14
1.1. Понятие «когнитивизм» в современной философии..........................14
1.2. Когнитивно-информационный подход к феномену сознания............26
1.3. Когнитивно-эволюционный подход к феномену сознания.................46
Выводы...................................................................................................75

ГЛАВА 2. ПСИХОФИЗИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА И ФИЛОСОФСКИЕ

АСПЕКТЫ ИССЛЕДОВАЛИЙ СТРУКТУРНОЙ И ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ
ОРГАНИЗАЦИИ МОЗГА ЧЕЛОВЕК........................'.............................................82
1.4. Актуальные аспекты психофизической проблемы в условиях
взаимодействия аналитической философии сознания и когнитивной
нейробиологии.................................................................................................82
1.5. Психофизическая проблема и эмпирические модели
физиологических условий психических феноменов: редукционистская
интерпретация и её критика.........................................................................104
1.6. Психофизическая проблема и эмпирические модели
физиологических условий психических феноменов:
антиредукционистская интерпретация и её критика..................................142
Выводы.................................................................................................163
ЗАКЛЮЧЕНИЕ........................................................................................................170
БИБЛИОГРАФИЯ....................................................................................................181
 з

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность исследования. Психофизическая проблема,

конкретизируемая с разных методологических позиций как проблема
отношения духа и материи, психического и физического, сознания и мозга
(тела), является одной из самых обсуждаемых в современной философии.
Бурно развивающиеся когнитивные науки, эволюционная теория вновь
актуализировали вопросы о возможности построения единой картины мира, о
природе человека и сущности сознания и стимулировали, таким образом,
становление мощного сциентистски ориентированного материалистического
направления в философии сознания.
На первом этапе становления философия «научного материализма»
опиралась на методологию логико-семантического анализа языка,
описывающего психофизическое взаимодействие. Утверждение того, что
сознание есть процесс в мозге, считалось перспективной научной гипотезой.
Философы-физикалисты свою задачу видели в устранении «логических
препятствий для признания правдоподобности этой теории [тождества мозга и
сознания - В.Д.], с тем чтобы при передаче её учёным она могла бы
использоваться для объяснения сознания» * . С 70-х годов, решая
психофизическую проблему, философия расширяет сферу своей компетенции и
опирается, прежде всего, на данные когнитивных наук, которые как будто
убедительно утверждают, что психофизический дуализм невозможен, но при
этом сохраняют дуализм понятий «идеальное» и «материальное», «сознание» и
«мозг» и др., определяя их реальное значение во взаимном отношении друг к
другу2. И натурализация сознания, и указания на его уникальный природный
статус теперь являются аспектами одного научного или философского проекта.

1
Прист С. Теории сознания. М.: Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги, 2000. С. 136.
2
Методология логико-лингвистического анализа по-прежнему остаётся актуальной, но она уже не
связана только с установкой на снятие логических противоречий при описании онтологических
условий психофизического взаимодействия. Анализу подвергается язык эмпирических исследований
сознания.
 4

Холистический характер этого проекта - при сохранении дуализма понятий

-обеспечивается методологиями, которым следуют осуществляющие его
исследователи. Это когнитивно-информационный подход и эволюционная
эпистемология. Данные методологические установки можно определить и как
антиредукционистские, и как редукционистские, поскольку, с одной стороны,
они противопоставляются физикалистскому редукционизму, но с другой
-переводят понятия обыденного языка и метафизические понятия, с помощью
которых представляется субъективная реальность, на язык естественных наук.
Эти понятия пока не имеют единого «нормативного» определения, но уже
задают такую картину мира, которая не поддаётся объяснению на языке
физикалистской онтологии3. Важно заметить, что когнитивистская редукция 4
открывает новые перспективы для философского синтеза: необходимо
определить онтологический статус нередуцируемой информационной
сущности сознания (появление функционализма, эмерджентизма, «теорий
интенциональности сознания»5 в этой связи симптоматично).
Первостепенное значение для решения вопроса об отношении
психического и физического приобретают исследования структурной и
функциональной организации мозга6. Но, несмотря на растущее число работ,
посвященных отношению организации мозга и феноменов сознания,
психофизическая проблема так и не решена, не определены основания для её
решения науками о мозге в союзе с философией. Задача разработки

3
Подобное оправдание редукционизма (его нового, противопоставленного физикалистскому, облика)
см.: Dennett D. С. Darwin's Dangerous Idea. Evolution and the Meanings of Life. London etc.: Penguin
Books, 1995. P. 80-83. О «расширительном материализме», делающем употребление термина
«редукционизм» проблематичным, см.: Марголис Дж. Материализм менее чем адекватными
средствами // Вопросы философии. 2002. № 7. С. 103-104.
4
В результате которой предполагается «связать психофизиологию, анатомию, нейрофармакологию,
генетическую биологию, психолингвистику, компьютерное моделирование в единую картину,
позволяющую детерминистски объяснить и предсказать феномены восприятия, обучения, познания,
памяти, мышления, поведенческой деятельности человека» (Юлина Н.С. Проблема человека в
философии физикализма // Буржуазная философская антропология 20 века. М.: Наука, 1986. С. 137).
5
Термин «теории интенциональности сознания» в ряду традиционных терминов, определяющих
направления в современной философии сознания, использован: Грязнов А.Ф. От переводчика.//
Прист С. Указ. соч. С. 13.
6
Открытие таких принципов его организации, как, к примеру, межполушарная функциональная
асимметрия, как будто бы наглядно демонстрирует тождество, либо корреляцию психического и
физического.
 5

методологии изучения психических явлений в их отношении к структурной и

функциональной организации материи мозга оказалась гораздо сложнее, чем
это казалось на начальных этапах формирования парадигмы когнитивизма.
Существенной трудностью для интеграции философии сознания и наук о
мозге явилось то, что эмпирические свидетельства эффективности
когнитивистской редукции, состоятельности материалистической онтологии на
основе научной картины мира представлены (и в философских, и в
специальных научных исследованиях) с помощью неполного, внутренне
противоречивого языка. Сущности и процессы, которые он заявляет, имеют
сомнительную, с точки зрения традиционного философского словаря, природу.
Экспериментальные исследования заставляют нас считать реальностью
«гомункулуса», «премудрый нейрон», «левополушарное» или
«правополушарное сознание», признавать существование ментальных образов
как «картинок в голове», возможность такого сознательного существа, как
«мозг в ванне» и т. п. Этих онтологических «кентавров», соединяющих в себе
психические и физические свойства, можно рассматривать как результат
отсутствия научной теории психофизического взаимодействия, во-первых, или
некритического смешения двух языков, описывающих физическое и
ментальное, во-вторых . Вторая причина активно обсуждается философами-
аналитиками. Но обоснования редуцируемости ментальных терминов к
физическому языку, как и невозможности перевода терминов одного языка в
термины другого, ими так и не представлено. Объём литературы, где
предпринимаются попытки таких обоснований, настолько велик, что уже не
позволяет как-то продуктивно соотнести между собой положения
редукционистских и антиредукционистских методологий. Актуальной
становится задача критического анализа методологических трудностей

7
Первая причина актуальна для сциентистски ориентированных редукционистов, мыслящих
психофизическое взаимодействие как отношение необходимого тождества. Вторая причина
актуальна для антиредукционистов, которые очень сдержанно относятся к любым попыткам
продвижения субъективности в глубь мозга, либо распространения физических свойств на
ментальные «сущности».
 6 философии сознания в условиях
«когнитивной революции». Её решение, в свою очередь, требует определения
перспектив создания новой онтологии сознания, обеспечивающей
недвусмысленный характер когнитивистских исследований психофизической
проблемы и интерпретации их результатов в процессе натурализации
субъективной реальности. В своей работе' мы рассматриваем
методологические проблемы, возникающие при попытках решить или
интерпретировать психофизическую проблему в условиях «когнитивной
революции».
Степень, разработанности проблемы. Исследования психофизической
проблемы как вопроса об онтологических условиях опыта сознания в
аналитической философии представлены редукционистскими и
антиредукционистскими теориями8. К первым относятся физикализм (Д.
Армстронг, Ю. Т. Плэйс, Д. Смарт, Г. Фейгл) и - условно - элиминативизм (Р.
Рорти, П. Фейерабенд, Пол и Патрисия Чёрчлэнд). Ко вторым - разные формы
функционализма (Н. Блок, Д. Льюис, X. Патнэм; Д. Фодор), эмерджентизм (М1.
Бунге, Д. Марголис), теории «материализма без редукционизма»,
корректирующие классическую концепцию тождества применительно к
отношению психического и физического (Д. Дэвидсон), либо вообще
направленные против её применения к этому отношению, (С. Крипке, Н.
Малкольм), «теории интенциональности сознания» (Д. Деннет, Д. Сёрл) и
другие.
В отечественной философии критическое рассмотрение идей
аналитической философии сознания представлено в работах А.Ф. Грязнова,
Д.И. Дубровского, В.В. Петрова, Н.С. Юлиной9.

8
Обзор направлений в современной философии сознания см.: Прист С. Указ. соч; Moravia S. The
Enigma of the Mind: The Mind-Body Problem in Contemporary Thought. Cambridge: Cambridge Univ.
Press, 1995; Readings in Philosophy of Psychology / Ed. by N. Block. Cambridge: Harvard Univ. Press,
1980 (Vol. 1); Юлина H.C. Тайна сознания: альтернативные стратегии исследования // Вопросы
философии. 2004. № 10. С. 125-136, № 11. С. 150-165.
9
См.: Грязнов А.Ф. Язык и деятельность. М.: Изд-во МГУ, 1991; Дубровский Д.И. Психика и мозг:
результаты и перспективы исследований // Мозг и разум: [Сб. ст.]. М.: Наука, 1994. С. 3-20;
Дубровский Д.И. Проблема духа и тела: возможности решения (В связи со статьёй Т. Нагеля
«Мыслимость невозможного и проблема духа и тела») // Вопросы философии. 2002. № 10. С. 92-108;
Петров В.В. От философии языка к философии сознания // Философия, логика, язык. М.: Прогресс,
 7

ь Оригинальные концепции психофизического взаимодействия даны в

трудах Д.И. Дубровского, А.В. Иванова, А.Г. Спиркина10.
Проблема физиологических условий феноменов сознания, или
специальная психофизиологическая проблема исследуется нейронаукой
(термин введён в конце 60-х годов 20 века Ф. Шмиттом). Философские аспекты
исследований организации мозга11 представлены в работах П.К. Анохина, Н.П.
Бехтеревой, A.M. Иваницкого, А.Я. Лурии, П.К. Симонова, М. Газзаниги, X.
Дельгадо, Ф. Крика, Э. Кэндела, У. МакКаллоха, У. Пенфилда, Р. Сперри, Г.
Хакена, Д. Хебба, Д. Хьюбела, Ч. Шеррингтона, Д. Экклза и др.
Отношение структурных и функциональных единиц мозга к
целостностям психического опыта, определённым когнициям и феноменам
(*
сознания рассматривается, в частности, в исследованиях межполушарной
функциональной асимметрии мозга. Они не претендуют на философские
обобщения и не имеют непосредственной цели решить психофизическую
проблему. Но для интерпретации и учёта их результатов необходимо
определение отношения психического и его физиологических условий. В
работах нейропсихологов и нейрофизиологов это делается путём указания на
факторы, от которых зависит наличие и качество психического опыта в связи с
активностью структурных и функциональных единиц мозга. Так в работах О.С.
Адрианова, В. Л. Бианки, Л.Р. Зенкова в качестве такого фактора
рассматривается дифференцированность материи мозга. Внутриполушарныа и

1987. С. 3-18; Юлина Н.С. Головоломки проблемы сознания: концепция Дэниела

Деннета. М.: Канон+, 2004; Юлина Н.С. Проблема человека в философии физикализма
// Буржуазная философская антропология 20 века. С. 133-160.
10
Дубровский Д.И. Проблема идеального. Субъективная реальность. М.: Канон+, 2002;
Иванов А.В.
Сознание и мышление. М.: Изд-во МГУ, 1994; Спиркин А.Г. Сознание и
самосознание. М.:
Политиздат, 1972.
11
Или актуализация онтологического измерения при специальных исследованиях
психофизического
взаимодействия (См., например: Анохин П.К. Философские аспекты теории
функциональной
системы. М.: Наука, 1978; Бехтерева Н.П. О мозге человека: последняя декада 20
века о мозге
человека. СПб.: Нотабене, 1997; Брагина Н.Н., Доброхотова Т.А. Проблема «мозг-
сознание» в свете
современных представлений о функциональной асимметрии мозга // Мозг и разум:
[Сб. ст.]. М.:
Наука, ent for Interactionism. London etc.:
1994. Routledge & Kegan Poul, 1983).
С. 45-
55;
Мозг:
[Сб.
ст.].
М.:
Мир,
1984;
Хакен
Г.
Принц
ипы
работы
головн
ого
мозга:
Синерг
етичес
кий
подход
к
активн
ости
мозга,
поведе
нию и
когнит
ивной
деятел
ьности
. М.:
Per se,
2001;
Gazzan
iga
Cogniti
ve
Neuros
cience:
The
Biolog
y of the
Mind.
New-
York;
London
:
Norton
& Co.,
1998;
Popper
K. R.,
Eccles
J. С
The
Self
and Its
Brain:
An
Argum
 межполушарные взаимодействия (разных типов) представляют собой
%
динамические паттерны, отвечающие за психические феномены. Н.Н. Брагина
и Т.А. Доброхотова считают, что для определения психофизического
взаимодействия необходимо иметь в виду фактор асимметрии
латерализованных физиологических и психических функций. Понимание
психического как когнитивного предполагает актуализацию в
нейроисследованиях многих факторов - от генетического, до фактора
экспериментальных условий' выявления когниции. Их комплексное
рассмотрение в рамках когнитивной нейробиологии и нейропсихологии
представлено трудами Э.А. Костандова, В.М. Мосидзе, А.А. Невской, Е.Д.
Хомской, М. Газзаниги, Г. Дейча, М. Кинсборна, Д. МакКея, Р. Небиса, С.
Спрингер и др. Исследование проблемы отношения сознания к сложнейшей
структурной и функциональной организации мозга, динамике определяющих её
факторов дано в работах B.C. Ротенберга, О. Зангвилла, Д. Орнстейна, Р.
Пуччетти, Р. Сперри, Д. Экклза.
Важной стороной проекта натурализации сознания является его
рассмотрение в отношении к телу (мозгу) в эволюционной перспективе., Ч.
Дарвин и Г. Спенсер определили сознание (разум) человека как результат
адаптации древних гоминид к окружающей среде: психика, самосознание,
альтруистические эмоции, мораль формируются благодаря механизмам
естественного отбора и свойственны как животным, так и человеку. К. Лоренц
натурализовал «врождённое знание» или априорные эпистемологические
формы познавательной деятельности человека как внутренние «шаблоны»
опыта, «репрезентации» свойств среды, формирующиеся в процессе адаптации
и изменяющиеся (подобно фенотипическим признакам). Натурализация
когнитивного опыта человека в процессах фило-, онтогенеза осуществлена в
работах Ф. Вукетича, Ж. Пиаже, Р. Ридля. Д. Кэмпбелл предложил
распространить эволюционные законы на процесс человеческого познания
вообще и, соответственно, на культурно-историческое становление
 9 і

человеческого духа. В отечественной философии обобщением и развитием

идей эволюционной эпистемологии занимается И.П. Меркулов.
Связь сознания и мозга с точки зрения когнитивных наук представлена
исследованиями Н. Винера, С. Косслина, Ч. Ламсдена, 3. Пилишина, С.
Пинкера, Э. Рош, А. Тьюринга, Э. Уилсона, Н. Хамфри, Н. Хомского и др 12.
Собственно когнитивный подход к психофизической проблеме заключается; во-
первых, в рассмотрении мозга человека как своеобразного вычислительно-
репрезентативного «устройства», аналогичного сложной системе с
отрицательной обратной связью, либо сложной программе компьютера (Н.
Винер, А. Тьюринг). Во-вторых, когнитивистика пытается натурализовать
сознание как ментальные образы, репрезентирующие объективный мир в
субъективной реальности. Эти образы могут определяться как логические,
закреплённые в языке пропозиции (3. Пилишин), как образы восприятия и
сформированные на их основе образы представления (С, Косслин, Э. Рош). В
обоих случаях психологами рассматривается когнитивный формат ментальных
репрезентаций и обеспеченная им возможность единого потока субъективного
опыта. Кроме того, их интересует и нейрофизиологический аспект проблемы
ментальных образов - как они представлены в структурной и функциональной
организации мозга. Лингвист С. Пинкер рассматривает происхождение языка и
сознания в качестве результата эволюционного развития способности
организмов к информационному контролю внешней среды. Н. Хомский
рассматривает языковые когниции человека в семантическом аспекте и
приходит к утверждению того, что ментальное должно быть необходимо
связано с организацией его субстрата - мозга. Третьим направлением

12
Этот пласт литературы, к сожалению, в малой степени адаптирован для российского читателя
(исключение составляют работы Н. Винера и Н. Хомского). В числе репрезентативных работ и работ
обобщающего характера укажем: Меркулов И.П. Эпистемология (когнитивно-эволюционный
подход). Т. 1. СПб.: РХГИ, 2003; Максимов Л.В. Когнитивизм как парадигма гуманитарно-
философской мысли. М.: РОССПЭН, 2003; Эволюция, культура, познание. М.': ИФ РАН, 1996;
Краткий словарь когнитивных терминов / Под общ. Ред. Е.С. Кубряковой. М.: Филолог. Ф-т МГУ им.
М.В. Ломоносова, 1996; Баксанский О.Е. Система когнитивных наук // Системный подход в
современной науке. М.: Прогресс-Традиция, 2004. С. 276-309.
 10

когнитивистики являются психогенетические исследования, которые, в свою

очередь, стимулируют развитие гуманитаристики. Так в работах социобиологов
Ч. Ламсдена и Э. Уилсона сознание как уникальный социоприродный феномен
определяется в отношении генетического фактора. Это открывает широкую
перспективу для осуществления проекта натурализации сознания (вплоть до его
интенциональных установок и некоторых «идей»).
Объект исследования: психофизическая проблема.
Предмет исследования: психофизическая проблема в методологии
когнитивизма.
Цель исследования: определить перспективы когнитивистской натурализации
сознания.
Для достижения данной цели необходимо решить следующие задачи:
-1 определить сущность когнитивизма как методологической установки в
философии сознания;
-2 рассмотреть подходы к решению психофизической проблемы в
исследованиях информационной и функциональной организации
когнитивной системы человека;
-3 рассмотреть подходы к решению психофизической проблемы в
исследованиях эволюционного становления когнитивной системы человека;
-4 определить сущность методологических трудностей аналитической
философии сознания в условиях интенсивных исследований различных
аспектов психофизической проблемы, предпринятых когнитивными
науками;
-5 рассмотреть подходы к решению психофизической проблемы
редукционистской философией, учитывающей результаты специальных
исследований структурной и функциональной организации мозга человека
(в частности, межполушарной асимметрии мозга);
-6 рассмотреть подходы к решению психофизической проблемы
антиредукционистской философией, учитывающей результаты специальных
 11

исследований структурной- и функциональной организации мозга человека

%
(в частности, межполушарной асимметрии мозга). Методология
исследования основывается на принципах аналитической философии
сознания. Путём логико-семантического анализа мы определяем нормативные
аспекты существующих обоснований постановки и решения психофизической
проблемы. В работе также используются общелогические методы и приемы
исследования, а именно - анализ, синтез, систематизация, сравнительно-
исторический метод. Научная новизна исследования заключается в
следующем:
-7 дан критический анализ методологических оснований постановки-и
решения психофизической проблемы, в контексте парадигмы когнитивизма;
-8 выявлены проблемные моменты натурализации сознания сциентистски
ориентированной философией;
-9 рассмотрено отношение установленных современной
философией сознания вариантов онтологических условий субъективной
реальности к актуальным интерпретациям результатов
исследований психофизического взаимодействия в
рамках когнитивной нейробиологии, представляющим условия
психофизиологических феноменов;
-10 указаны пути осмысления- философией сознания эмпирических
свидетельств корреляции или тождества психических феноменов и
активности физиологических единиц мозга.
Положения, выносимые на защиту :
1.7. Когнитивные науки пока не в состоянии корректно поставить ИІ решить
психофизическую проблему. Концепция сознания, заявленная когнитивистами,
не может служить основанием для холистического исследования» субъективной
реальности в рамках проекта её натурализации. Причиной этому является
методологическое несовершенство когнитивно-информационного и
когнитивно-эволюционного подходов к феномену сознания.
1.8. Для решения психофизической проблемы требуется корректировка
методологических установок материалистических направлений в
 12

аналитической философии сознания. Исследования структурной и

функциональной организации мозга человека (в частности, межполушарной
функциональной асимметрии мозга) свидетельствуют о необходимости
пересмотра логико-лингвистических оснований для представления
редуктивных или нередуктивных отношений сознания и мозга. Существующие
сегодня описания психофизического взаимодействия необходимо поставить в
подчинённое отношение к эмпирическим свидетельствам того, что
онтологический дуализм в том виде, в каком он фиксируется, опровергается
или снимается в языке философии сознания, вообще не реален.
1.9. Разрабатываемая различными направлениями аналитической философии
проблема онтологических условий сознания не имеет прямой связи с
методологическими трудностями когнитивных наук, стремящихся к
теоретическому осмыслению эмпирически доступных условий
психофизического взаимодействия. Это препятствует ожидаемому в условиях
«когнитивной революции» союзу наук о мозге и философии сознания.
1.10. Одним из перспективных направлений решения психофизической
проблемы является изучение специализированных подсистем и модулей мозга,
для представления которых необходимо приписывание им субъективности.
Выделение таких структур и модулей не позволяет приписывать целостность
опыта сознания только субъекту, также как и не позволяет редуцировать
сознание субъекта только к чисто физиологическим структурам. Решение
психофизической проблемы, с одной стороны, связано с возможностью
приписывания субъективности функциональным системам, которая, согласно
Д. Деннету, ничем, кроме языковых границ интенциональных установок
человека, не может быть ограничена. С другой стороны, она решается в
специальных исследованиях путём продвижения субъективности в глубь мозга
(в формулировке Т. Нагеля). В обоих случаях когнитивистское решение
психофизической проблемы требует нейтрального, с точки зрения
психофизического дуализма, языка, избавляющего философию от бесплодных
попыток редукции психического к физическому или разграничения этих сфер.
 13

Теоретическая и практическая значимость исследования заключается в

обосновании стратегии исследования отношения сознания и мозга в условиях
«когнитивной революции». Материалы диссертации могут быть востребованы
в работах, посвященных критическому анализу решения психофизической
проблемы в когнитивных науках и аналитической философии сознания.
Результаты исследования могут быть использованы в преподавании курса
философии в разделе «Философские проблемы сознания» и при изучении
истории европейской философии XX века. Кроме того, материалы диссертации
могут быть включены в содержание специальных курсов («Философия
психологии», «Эволюционная эпистемология», «Философские теории
сознания», «Когнитивные науки»).
Апробация работы. Основные положения и выводы автора изложены в его
публикациях. Результаты исследования получили отражение в выступлениях на
научных конференциях: 1) научно-теоретическая конференция «Актуальные
проблемы познавательной активности субъекта» (Петропавловск-Камчатский,
2002 год); 2) ежегодные научно-теоретические конференции «Смысловое
пространство текста» (Петропавловск-Камчатский, 2003, 2004 год). Положения
и выводы диссертации были отражены в лекционных курсах по философии,
прочитанных автором в Камчатском государственном университете в 2001
-2005 годах.
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, двух глав,
разделенных на параграфы, заключения и библиографии, содержащей
литературу на русском и английском языках. В конце каждой главы приводятся
выводы, в которых резюмируются основные результаты проделанной работы.
 14

Глава 1 КОГНИТИВИЗМ КАК

МЕТОДОЛОГИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ
СОЗНАНИЯ

1. 1. Понятие «когнитивизм» в современной философии

Пытаясь определить феномен сознания независимо от субъективного

фактора его данности как опыта, философия «научного материализма»
выдвигала на первый план специальные исследования' объективных
когнитивных структур и функций субъекта. Таким образом сознание без
привлечения метафизических понятий и спекуляций гуманитаристики должно
было определяться в сущности как уникальная составляющая Природы. Этот
проект получил название «натурализация сознания». Мы' рассмотрим два
варианта его конкретизации: когнитивно-информационный и когнитивно-
эволюционный подходы в рамках общего проекта решения психофизической
проблемы путём натурализации сознания. Данное разделение производится» на
основании того, что сознание может быть натурализировано как эмерджентное
свойство материи мозга, во-первых, и как функциональное состояние сложной
биологической системы, во-вторых. В одном случае обосновывается
принципиальная возмоэюностъ рассмотрения феномена сознания как результата
13
психофизического взаимодействия , определяется онтологический статус
сознания, а в другом - необходимость феномена сознания в процессе
естественного развития более примитивных форм до-психического и
психического отражения мира, определяется его гносеологический статус14. В
13
Слово «взаимодействие» здесь употребляется, скорее, как дань традиции: эмерджентный подход к
сознанию не предполагает рассмотрения отношения сознания к мозгу в принципе интеракции двух
субстанций.
14
Ср.: И.П. Меркулов как направления в рамках натуралистической эпистемологии выделяет
эволюционную и компьютерную эпистемологии. Первая «своим возникновением
обязана...достижениям эволюционной биологии и широко применяет модели естественного отбора
для объяснения эволюции когнитивной системы лшвых существ и развития знания», а вторая «для
решения эпистемологических проблем ...привлекает различные модели переработки информации»
(Меркулов И.П. Указ. соч. С. 9).
 15

обоих случаях осуществление задачи натурализации сознания зависит от

успешной интеграции философии и когнитивных наук.
Реакция философов на вызов науки оказалась неоднозначной. Для одних
«полученные в науке результаты отбросили философскую рефлексию в разряд
поэтикоспекулятивных наивностей и анахронизмов»15. Для других «научные
успехи обнаружили новые срезы и аспекты, для анализа которых иных, чем
философских, инструментов не придумано»16. Но и в том, и в другом случае мы
видим признание исключительной важности специальных исследований
отношения сознания к мозгу. Философия сознания - это очевидно - не может
сегодня состояться без тесного союза с когнитивными науками (или без
определения иного варианта взаимодействия с ними). Но как этот союз будет
выглядеть? И, вообще, возможен ли он? Для ответа на эти вопросы необходимо
определить гносеологические, онтологические и методологические основания
постановки и решения психофизической проблемы.
Гносеологической установкой первой позиции «является
противопоставление картины мира, рисуемой на языке науки, картине мира,
рисуемой на обычном языке здравого смысла (и традиционной философии)» .
Вторая позиция опирается на утверждения очевидной ограниченности
1R

физического языка в исследованиях сознания и требования выработки языка

науки, который не раскалывал бы мир на «материю» и «дух», то есть
преодолевал «естественную гносеологическую установку»19. В онтологическом
отношении первая позиция может быть рассмотрена как «физикалистский
монизм («всё есть физическое») и физикалистский детерминизм («всё
подчинено физическим законам»)» , а вторая - как, условно говоря, монизм
когнитивистский. Последний предполагает, что информационные процессы и

15
Юлина Н.С. Очерки по философии в США. 20 век. М.: Эдиториал УРСС, 1999. С. 181.
16
Там же.
17
Там же. С. 184.
18
См., например, указанную выше статью Джозефа Марголиса.
19
См., например: Нагель Т. Мыслимость невозможного и проблема духа и тела // Вопросы
философии. 2001. № 8. С. 101-113.
20
Юлина Н.С. Очерки по философии в США. 20 век. С. 184.
 16

функциональные отношения в Природе имеют универсальный характер21. В

методологическом отношении первая из указанных выше позиций является по
преимуществу редукционистской, то есть предполагает, что феномен сознания
может быть исследован в сущности методами когнитивных наук, а вторая- по
преимуществу антиредукционистской, то есть ограничивает эффективность
методов специальных исследований в отношении натурализации некоторых
свойств сознания. Антиредукционистская методологическая установка
сложилась как альтернатива методологии «сильного» варианта материализма,
или физикализма, и основывается, прежде всего, на положении
когнитивистики о нередуцируемой информационной сущности сознания.
Когнитивизм сегодня вытеснил редукционистскую методологию
физикализма24 и является основной, объединяющей многие направления
специальных исследований сознания, парадигмой, в рамках которой решается
психофизическая проблема.
Оптимизм, связанный с когнитивистским утверждением
онтологического, гносеологического и методологического обоснования
решения психофизической проблемы, которое преодолевает физикализм,
репрессивный по отношению к любым' нефизическим понятиям" (языкам)^
сциентизм и редукционизм, как кажется, оправдан. Когнитивные науки активно
завоёвывают предметное поле, традиционно осваиваемое философией. А с
другой стороны, по мнению Д.И. Дубровского, современная философия, решая

Интерпретация феномена сознания как «эмерджентного свойства когнитивной системы (мозга), как
своего рода управляющего логического устройства, которое не эквивалентно её физическим
свойствам, её физиологическому устройству и не может быть редуцировано к протекающим в мозге
материальным процессам более низкого уровня - физико-химическим, нейрофизиологическим и т.
д.», ведёт к следующему онтологическому тезису. «Информационная сущность сознания означает,
что мы с нашими органами чувств, с нашей когнитивной системой и высшими когнитивными
функциями принадлежим природному миру, что мы включены в его структуры» (Меркулов И.П.
Указ. соч. С. 166, 169).
22
Понятие «когнитивистика» мы используем как синоним понятия «когнитивные науки».
23
Понятие «когнитивизм» означает методологическую установку как естественных наук,
натурализирующих сознание, так и гуманитарных исследований сознания, активно использующих
данные когнитивных наук.
24
В этом смысле когнитивизм можно.рассматривать как антиредукционистскую методологическую
установку. Но его критики имеют основания говорить о том, что философия здесь имеет дело с
новым обликом редукционизма.
 17

проблему отношения субъективной реальности к мозгу, «должна опираться ...

на новейшие достижения науки, прежде всего психологии, нейрофизиологии и
в особенности тех областей знания, предметом которых служат
информационные процессы, компьютерная технология, кибернетические
устройства, теоретические вопросы функционирования самоорганизующихся
систем»25.
Тем не менее, представление перспектив- союза философии сознания и
когнитивных наук связано с рядом трудностей. Они определены тем, что
«когнитивистская редукция» онтологической оппозиции материя-дух (мозг-
сознание) к понятию «информация» (которое будто бы имеет более ясный
онтологический статус, чем «материя» и «дух», заявленные в веками не
дающемся умам метафизиков принципе интеракционизма) выглядит довольно
обще и не всегда убедительно. То же можно сказать и о попытках
когнитивистов «снять» гносеологическую оппозицию языков науки и
философии за счёт натурализации феноменологии сознания как
функциональных состояний мозга (или - шире - всего организма). То же можно
сказать и о попытках «снять» методологическую оппозицию специальных
эмпирических методов- и рефлексивных, интроспективных, спекулятивных, в
общем, методов так называемой «традиционной философии» за счёт
«заманчивой перспективы объяснить мыслительные процессы через «правила
преобразования- мысленных представлений» (аналогичные
трансформационным правилам в первых версиях генеративной грамматики)»26.
Рассмотрим некоторые проблемные аспекты «когнитивистской редукции».

Дубровский Д.И. Проблема идеального. Субъективная реальность. С. 243. 26 «Основанная на

подобных соображениях когнитивистская методика близка по духу деятельности лингвиста, когда тот,
интерпретируя текст, анализирует причины правильности и осмысленности предложений (на основе
опроса информантов и/или интроспективно) и прибегает к гипотетико-дедуктивным построениям.
Исследование того, как человек оперирует символами, осмысляя и мир, и себя в мире, объединяет
лингвистику с другими дисциплинами, интерпретативным путем изучающими человека и общество...
«Когнитивная революция» была одним из проявлений общей тенденции к интерпретативному
подходу в различных дисциплинах. Это стремление выявить механизмы интерпретации человеком
мира и себя в мире, особенно ярко выраженное в лингвистическом «интерпретационизме»
(«интерпретирующая семантика»), в философской и юридической герменевтике, в
литературоведческих теориях читателя (reader criticism). Однако
 18

В одном из последних отечественных исследований когнитивистской

парадигмы отмечено, что в «специальной литературе» «когнитивное
ассоциируется чаще всего с рациональным (в широком смысле этого слова) и
обозначает либо соответствующий объект исследования (т. е. рациональную
часть сознания, духа, психики), либо соответствующий подход к исследованию
сознания (т. е. применяемые когнитивными науками формальные,
структуральные, функциональные и другие «рациональные» методы
познания)» . А «слово «когнитивизм» употребляется как название и вместе с
тем как характеристика (обычно - негативная) тех концепций, в которых
преувеличивается роль и место «когнитивной» (фактически<же - рациональной)
составляющей духа, и тех подходов, в рамках которых абсолютизируются
«когнитивные» (рационально-научные) методы исследования сознания» 28 .
Определяя когнитивизм как парадигму современной гуманитаристики, можно
заметить, что здесь эта методология проявляется в использовании
эпистемологических понятий (истина, эмпирия, теория, доказательство и т. д.)
для постановки и решения ценностных (этических, эстетических,
прагматических и др.) проблем. Заявленный в таком виде когнитивизм оказал
большое влияние на современные гуманитарные исследования. ХОТЯІ актуальна
и общая критическая установка, связанная, прежде всего, с нечёткостью
определений этого понятия и его отношения к традиционному словарю
философии (есть и принципиально негативные оценки со стороны
«нонкогнитивизма»). Проблемы, возникающие при употреблении термина
«когнитивизм», связывают, в частности, с тем, «что этим именем одновременно
называются» и «программа исследований человеческого «мыслительного
механизма», и «стиль наблюдений над явлениями ментальной природы человека
(в этом когнитивизм близок феноменологии)», и «исходная гипотеза о том, что
субъект - источник, инициатор своих действий», и «демаркация

когнитивизм меньше по объему этого интерпретационизма, не исчерпывает его» (Демьянков В.З.

Указ. соч. С. 19-20).
27
Максимов Л.В. Указ. соч. С. 4.
28
Там же.
 19

области исследования, когда когниции - восприятие, языковая деятельность,

память, представления - противопоставляются аффектам, не входящим, тем
самым, в число первичных объектов исследования» . В каком значении
когнитивистскую методологическую установку должна с пользой для себя
востребовать философия - вопрос открытый. Не ясно, какой из представленных
выше вариантов определения- когнитивизма может быть взят на вооружение
философией для успешного осуществления проекта натурализации сознания.
Что даст возможность понять природу сознания: изучение «мыслительного
механизма» или «когниции», или субъекта, производящего «исчисление»
ментальных образов, или объективной представленности ментальных образов в
когнитивной системе субъекта? Очевидно, что попытка прямо объявить
безусловную ценность для философии любой когнитивистской гипотезы или
эмпирической модели обернётся невообразимой путаницей. Когнитивистика
сегодня представляет отнюдь не согласованную и совсем не полную картину
натурализованного сознания. И когда философы спорят о природе ментальных
образов, о врождённых синтаксических структурах и семантических
пропозициях, о бессознательном и прочих актуальных проблемах, которые надо
решить для прояснения природы сознания, ясно видно, что острота споров не в
последнюю очередь зависит от противоречивости и пробелов когнитивистской
интерпретации феномена человека. Показательно, что параллельно с широко
используемым понятием «когнитивные науки» существует термин
«когнитивная наука». «Когнитивная наука - это наука о знании и познании, о
результатах восприятия мира и предметно-познавательной деятельности людей,
накопленных в виде осмысленных и приведённых в определённую систему
данных, которые каким-то образом репрезентированы нашему сознанию и
in

составляют основу ментальных, или когнитивных процессов» . Заметим, что

"X1

данное определение (и все его возможные уточнения ) строятся на основе

29
Демьянков В.З. Указ. соч. С. 17.
30
Кубрякова Е.С. Указ. соч. С. 34.
31
Когнитивная наука - это «наука о системах репрезентаций знаний и обработке информации,
приходящей к человеку по разным каналам». Когнитивная наука - это «наука об общих принципах,
управляющих ментальными процессами в человеческом мозгу, а такие принципы сложились и
 20

положения, согласно которому термин «когнитивная наука» был введён,

«чтобы назвать так определённый круг научных дисциплин, объединившихся
для совместного изучения процессов, связанных с получением и обработкой,
хранением и использованием, организацией и накоплением структур знания, а
также с формированием этих структур в мозгу человека»32. Видно, что, с
учётом этого положения, провести грань между обобщающим понятием
«когнитивные науки» и специальным термином «когнитивная наука»
становится сложно. Показательно, повторим, стремление конкретизировать
когнитивистский проект, заявить его генеральное направление. Но всё-таки
пока это сделать сложно: слишком широка перспектива, открытая
эмпирическими исследованиями когнитивной системы человека, слишком
много аспектов имеет философское рассмотрение феномена «человек» для
того, чтобы определить необходимое или продуктивное для философского
синтеза взаимное отношение когнитивных наук и философии сознания.
В самом общем смысле в философии сознания термин «когнитивизм»
можно использовать для обозначения «концепций, редуцирующих сознание к
знанию, то есть трактующих все компоненты сознания (включая и ценностно-
интенциональные) как когнитивные феномены» . Когнитивизм здесь - это
методологический принцип, согласно которому сознание (дух, психика) в
целом и во всех своих проявлениях (включая и такие духовные феномены, как
цели, идеалы, интересы, эмоции и пр.), может быть целиком сведено к знанию и
познанию. В данном смысле это редукционистский принцип (хотя он в
сущности противопоставляется физикалистскому редукционизму). Знание в
этом контексте следует понимать как осведомлённость субъекта о состоянии
внешней среды и о собственных когнициях в отношении к ней. Причём
осведомлённость не должна обязательно носить сознательный характер: каждое
состояние организма в среде когнитивно (организм всегда осведомлён о своём

действуют потому, что и устройство мира подчиняется неким общим законам; не исключено, что
законы мышления - это тоже, в конечном счёте, законы, аналогичные законам механики» (Там же).
32
Там же.
33
Максимов Л.В. Указ. соч. С. 5.
 21

состоянии в среде), и только часть состояний доступна субъекту как особая

когниция - знание о собственном знании. Дальнейшее употребление понятия
«когниция» требует разъяснения.
Ключевая для когнитивных наук и современной аналитической
философии категория «cognition» в зависимости от контекста на русский язык
переводится как «знание», «познание», «познавательная способность». Перевод
не позволяет сохранить заложенной в данной категории возможности
соотнесения с ней главным образом объективных сторон знания и объективных
составляющих познавательного процесса. В то же время для отечественной
философии традиционно чёткое разделение сознания (познания) как
отражения (процесса отражения) внешнего мира и сознания как выражения
отношения к реалиям внешнего мира, которое, строго говоря, не может быть
рассмотрено в одном ряду с логико-понятийным и телесно-перцептивным
34
«отражением» мира . Для общего определения класса когнитивных
феноменов, противопоставленных таким некогнитивным феноменам, как
переживания, аффекты, эмоции, стремления, верования, намерения, интересы,
цели и пр., используется специальный термин - «когниция»35. Кроме этого,
заметим, что в этом термине заложена возможность рассматривать активно
познавательный компонент сознания и в аспекте его объективной данности
субъекту (в качестве чувственного образа, понятия, символа), и в аспекте его
субъективной (непосредственно переживаемой в качестве опыта)
направленности на объекты внешнего мира. Это позволяет избегать
неоправданной при философском исследовании феномена сознания (даже
когнитивистском) редукции его либо преимущественно к структурной
(информационной), либо преимущественно к функциональной (пока
достаточно произвольно актуализируемой в отношении множества, главным
образом, психологических факторов) организации когнитивной системы

См.: Иванов А.В. Сознание и мышление. М.: Изд-во МГУ, 1994. 35 К примеру: «Интенция - это
выражение чистой, первичной субъективности, - в отличие от когниции, которая есть субъективный
дубликат (образ, коррелят) объективного» (Максимов Л.В. Указ. соч. С. 99-100).
 22

человека . Отмечено, что, «приняв термин «когниция» в качестве ключевого»,

когнитивизм «обрек себя на обвинения в перепевах в новых терминах того, что
давно известно. Ведь когниция, познание, разум, intelligentia были предметом
рассуждений с незапамятных времен»37. Тем не менее, сегодня этот предмет,
видимо, нуждается в специальном' определении. Прежде всего постольку,
поскольку появились новые методы его исследования. Методы как
специальные, так и интерпретативные, эвристические, используемые
философами. В отношении последнего можно заметить, что «внешне...
когнитивисты отличаются от предшественников очень широким
использованием информационно-поисковых метафор и образов», что позволяет
определять когницию как «процедуры, связанные с приобретением,
использованием, хранением, передачей и выработкой знаний»38 (или как
«процессы так или иначе связанные со знанием и информацией»39).
Определяя сознание как знание, как когницию философия как будто
наконец будет объективна в отношении своего предмета. «Когнитивизм
-взгляд, согласно которому человек должен изучаться как система переработки
информации, а поведение человека должно описываться и объясняться в
терминах внутренних состояний человека. Эти состояния физически
проявлены, наблюдаемы' и интерпретируются как получение, переработка,
хранение, а затем и мобилизация информации для рационального решения
разумно формулируемых задач»40. Натурализируя сознание, когнитивисты
определяют его «как принципиально новое системное свойство, возникающее в
результате самоорганизации нейронных сетей и когнитивной системы в

Ср.: «Трудности заключаются...не только в том, что «когнитивный» может означать и

«интеллектуальный» и «ментальный» и «рассудочный» в противовес эмоциональному, а также,
конечно, «относящийся к постижению мира умом человека», но и в том, что cognition может, как
любое отглагольное имя, называть как процесс достижения знаний - познание, - так и его результат
-само знание. Не случайно поэтому, что наряду с этими привычными русскими терминами при
характеристике КН [когнитивной науки] приходится использовать и кальку, термин «когниция»
(КубряковаЕ.С. Указ. соч. С. 35).
37
Демьянков В.З. Указ. соч. С. 17.
38
Там же.
39
Кубрякова Е.С. Указ. соч. С. 35. 40
Демьянков В.З. Указ. соч. С. 17.
 23

целом» . Таким образом, когнитивное не сводится к субъективно-

рациональному, то есть методологически1 преодолевается интроспективный
ментализм (при сохранении общей менталистской установки, согласно которой
существуют внутренние - ментальные - процессы, отвечающие за
феноменологию сознания). Отличая одно от другого, мы получаем
возможность говорить о когнитивных структурах как об информационных
структурах. В отечественной философии информационный подход к решению
психофизической проблемы реализован в работах Д.И. Дубровского42. С 70-х
годов 20 века представление об информационном обеспечении феноменов
сознания, доступных в субъективном переживании, становится всеобщим. Его
придерживаются психологи-когнитивисты (С. Косслин, 3. Пилишин). На
разных основаниях, преодолевая физикалистские интерпретации феномена
субъективного сознания, его разрабатывают философы-когнитивисты (Д.
Фодор, Д. Деннет, П. Чёрчленд). Его принимают во внимание философы-
феноменологи (К. МакГинн, Э. Марбах). Информационный подход к сознанию
исключает понимание допсихических процессов как субъективных и
рациоморфных (то есть не позволяет говорить о сознательности допсихичесісих
процессов), с одной стороны, и даёт возможность ввести в философию
сознания и психологию формы психической активности и формы познания,
находящиеся за пределами субъективности и разума, с другой. Можно сказать,
что различение когнитивного и субъективно-рационального позволяет
определить должный объективный статус допсихических процессов в
отношении субъективных психических феноменов и субъективной данности
когниций. Субъективный опыт сознания, таким образом, перестаёт быть
загадкой. Он основан на объективно определённых когнициях. Впрочем, и сам

Меркулов И.П. Указ. соч. С. 28. 42 Дубровский Д.И. Психические явления и мозг:
Философский анализ проблемы в связи с некоторыми актуальными задачами нейрофизиологии,
психологии и кибернетики. М.: Наука, 1971; Дубровский Д.И. Информационный подход к проблеме
бессознательного // Бессознательное: The Unconscious: Природа, функции, методы исследования [В
4-х тт.]. Тбилиси: Мецниереба, 1978-1985. Т. 3. С. 68-78; Дубровский Д.И. Проблема духа и тела:
возможности и решения (В связи со статьёй Т. Нагеля «Мыслимость невозможного и проблема духа и
тела») // Вопросы философии. 2002. № 10. С. 92-108.
 24

характер его данности субъекту, уникальное качество этого опыта

представители когнитивно-информационного подхода к проблеме сознания
пытаются объективизировать как особую когницию.
Опосредованное субъективно сознание (как мышление, разум) в числе
специализированных когнитивных систем организма человека, отвечающих за
непосредственное восприятие, память, внимание, имеет исключительное
значение. Как специализированная система оно возникает над уже
сформированными системами, имеющими собственно адаптационный
характер. Последние не могут быть представлены как субъективные, но при
этом будут, безусловно, являться «подсистемами» сознания. Рефлексивное
сознание координирует, связывает работу множества систем в
«индивидуальную историю» субъективности. Сама по себе эта координация (а
затем - управление) невозможна без обеспечения её специальным кодом43. С
формированием нейронной организации доступа субъекта к этому коду
специализированная система, отличающая человека от других организмов, и
становится таковой. Доступ к этому коду субъекта, по-видимому,
опосредствован вербальным языком. «Язык есть типичная кодовая система, в
которой постоянно реализуются процессы шифровки и дешифровки
44
практически всей доступной нам информации» . До того она
(специализированная система) представляет собой своеобразный естественный
«прототип» сознания и определяется некой, базовой способностью, имеющей
собственно адаптационный характер. Можно сказать, что когнитивисты
предполагают на начальном этапе формирования когнитивной системы
человека «протосознание» как форму осведомлённости о текущем1 опыте (в
этом смысле оно доступно и животным). Она может быть связана с
эмоциональной стороной- опыта, со способностью существа быть
аффектированным определёнными обстоятельствами или «вызовом» среды,

43
См.: Дубровский Д.И. Психика и мозг: результаты и перспективы исследований // Мозг и разум:
[Сб. ст.]. М.: Наука, 1994. С. 14-15; Бехтерева Н.П. О мозге человека: последняя декада 20 века о
мозге человека. СПб.: Нотабене, 1997. С. 25-26.
44
Дубровский Д.И. Проблема идеального. Субъективная реальность. С. 269.
 25

постоянно предпринимать «усилия связывать в единое когерентное целое

разнообразную активность тысяч специализированных систем» и,
соответственно, - формировать определённую эффективную поведенческую
реакцию45. Она может связываться со способностью «соотношения возникшего
ощущения или образа к знанию, к образам известных (имеющихся в памяти)
явлений, то есть «соображения», сопровождающегося выражением результата
«соображения» в виде реакции (мыслительной, двигательной, эмоциональной,
рецепторной и др.)» . И та, и другая, и ещё какая-либо возможная способность
предполагают задействование сложившихся в ходе эволюции когнитивно
специализированных подсистем мозга. Но на завершающем этапе
формирования когнитивной макросистемы человека поверх этих систем
складывается ещё одна, связанная со словесным кодом и языковой
способностью47. Здесь когнитивисты и определяют сознание в связи именно с
мышлением, а не просто как «со-знание», то есть вне прямой зависимости от
эмоционального состояния, мнестических следов или каких-либо других не
имеющих рефлексивного характера форм осведомлённости организма о
собственном опыте. Здесь они выходят на уникальную человеческую
специфику знания как осведомлённости о состоянии среды и собственных
когнициях в отношении к ней. Уникальность эта не только в особой
информационной организации сознающего мозга (появляется излюбленный
когнитивистами образ сознания в мозге как управляющего «процессора»), но и
в субъективной, личностной, связной и стремящейся к тотальности,
бесконечности природе осведомлённости в текущем опыте. Эту качественную
сторону когнитивной системы человека элиминировать попросту невозможно
без того, чтобы ни заслужить упрёк в грубой редукции сознания к
функциональной подсистеме мозга.

45
Gazzaniga М. Cognitive Neuroscience: The Biology of the Mind. New-York; London: Norton & Co.,
1998. P. 542.
46
Петраш B.B. Теоретическая биология сознания. СПб.: Изд-во «ИНТАН», 2003. С. 52.
47
Dennett D.C. Darwin's Dangerous Idea. Evolution and the Meanings of Life. P. 361-368, 370-383.
 26

1. 2. Когнитивно-информационный подход к феномену сознания

Сторонники когнитивно-информационного подхода- к проблеме

психофизического взаимодействия считают, что он позволяет избежать грубой,
редукции, «поскольку описание информации позволяет логически корректно
включать свойства интенциональности, ценности, смысла, а её кодовая
воплощённость предполагает пространственное описание и физические
до

характеристики» . Но пока для представления уникальной нередуцируемой

стороны природы сознания в связи с организацией его субстрата когнитивисты
вынуждены использовать только метафоры. Отмечено, что, «разрабатывая
модели «внутренней переработки» (inner processing), они характеризуют
ментальные события в менталистских терминах»49. В этом смысле когнитивизм
противопоставляют бихевиоризму и нейропсихологии: «бихевиоризм
стремился характеризовать поведение в терминах навыков, стимулов и
реакций», «нейропсихология же видит объяснение на уровне нейронных
процессов»50 . Когнитивисты «стремятся формулировать свои гипотезы в
терминах самих ментальных процессов, не сводимых ни к стимулам и
реакциям, ни к взаимодействию клеток»51. Но вопросы вызывает критерий
применимости менталистских терминов при описании определённой сложной
системы, предположительно осуществляющей процессы «внутренней
переработки» внешних стимулов. Как определить, имеет ли информация,
которой оперирует система, «свойства интенциональности, ценности, смысла»
для неё самой? Без решения этой проблемы* любая попытка
антиредукционистской интерпретации психофизического взаимодействия будет

48
Дубровский Д.И. Проблема идеального. Субъективная реальность. С.267.
49
Демьянков В.З. Указ. соч. С. 17.
50
Там же.
51
Там же. С. 17-18.
52
Здесь можно вспомнить аргумент «китайской комнаты» Д. Сёрла. Его суть, коротко говоря,
заключается в указании на возможность такой ситуации, когда некий субъект, владея на
определённом уровне грамматикой языка (некоторыми формальными принципами его организации),
не владеет, тем не менее, языком (не может выражать на нём свои мысли), хотя у окружающих
создаётся иллюзия того, что перед ними полноценный носитель языка.
 27

только реализацией метафор, с помощью которых сторонний наблюдатель

приписывает ментальные состояния некому физическому объекту. Связать
нередуцируемое субъективное качество ментальных состояний (qualia - в1
традиции современной западной философии) с какой-то определённой в
субстрате «подсистемой» очень затруднительно. Тем более, сложно связать его
с какими-то «объективными» структурами интенциональности, смысла,
личностного бытия. Сохранение в когнитивизме менталистских описаний
субъективного опыта сознания, смягчённых (или усугублённых?)
метафорическим языком, представляющим его неким опытом знания в мозге,
подобным «опыту» компьютера, «опыту» информационно организованной
материи вообще, видимо, является вынужденным. Оправдание такого способа
представления сознания может быть связано только с желанием избежать
грубой редукции, но сам он так же, как и другие существующие способы,
-несовершенен.
Без метафор этот «опыт» можно определить как функциональное
состояние физической системы53 . Когнитивный подход - это «попытка
функционально идентифицировать ментальные состояния, в терминах их
взаимодействия между собой, в абстракции от материальной реализации в
54
мозгу» . Здесь когнитивный подход смыкается с определённым,
существующим наряду с функциональным анализом55 и «метафизическим
функционализмом» (больше известным как функционалистская теория
сознания5б) типом функционализма в философии сознания и философии

53
«Связь между данной информацией и её данной кодовой воплощённостью, проще говоря, её
кодом...есть связь функциональная» (Дубровский Д.И. Проблема идеального. Субъективная
реальность. С. 267).
54
Демьянков В.З. Указ. соч. С. 18.
55
«В этом смысле термина функционализм есть тип объяснения и отсюда - исследовательская
стратегия, исследовательская стратегия поисков объяснений этого типа. Функциональное объяснение
- это объяснение, которое полагается на разложение системы на её составные части;
функциональный анализ объясняет работу системы в терминах способностей частей и способа,
которым они связанны одна с другой» (Block N. What is Functionalism? II Readings in Philosophy of
Psychology I Ed. by N. Block. Cambridge: Harvard Univ. Press, 1980 (Vol. 1). P. 171).
56
Собственно, этот тип функционализма, главным образом, обсуждался аналитической философией;
его можно назвать «метафизическим функционализмом» (как это делает Нэд Блок). С его
положениями можно познакомиться в книге С. Приста «Теории сознания» (С. 171-192).
 28

психологии. А именно с функционализмом, допускающим в мозг

вычислительные процедуры, которые определяют внутри него репрезентацию
ментальных образов (computation-representation functionalism)57. Общая идея
когнитивного подхода рассмотреть человека как сложную информационную
систему в функционалистской интерпретации психофизического единства
«трансформировалась в следующее положение: организмы используют
внутренние представления (репрезентации) и осуществляют «вычислительные»
58
операции над этими представлениями» . Математическое описание
функциональных состояний, которые состоят из множества, простых
(механических) операций, не требующих психологического объяснения,
позволит утвердить позиции когнитивизма в отношении проблемы сознания.
Но здесь возникает ряд существенных трудностей.
Во-первых, пластичность материальных подсистем мозга в отношении к
ментальным состояниям, свидетельствующим об определённом
функциональном состоянии системы, ничем, кроме бихевиоральных моделей,
пока не удостоверяется. В этом смысле программное для когнитивистов
противопоставление информационных и функциональных интерпретаций
психофизического взаимодействия интерпретациям бихевиористским'не совсем
уместно. Математическим описаниям доступно только ограниченное число
функциональных состояний организма и мозга, в частности. И хотя делаются
попытки представить математические описания в отношении функциональных
59
состояний психики , пока функциональные состояния информационной
системы «мозг человека» в принципе можно представлять только за счёт
резервов естественного языка (то есть - реализуя менталистские метафоры).
Во-вторых, здесь надо заметить, что для философии сознания принципиальный
характер имеет вопрос о значении1 и смысле содержания сознания (или - в
перспективе когнитивистской редукции - знания). Можно ли, следуя за Ноэмом

57
Block N. What is Functionalism? P. 171.
58
Демьянков В.З. Указ. соч. С. 18.
59
Хакен Г. Принципы работы головного мозга: Синергетический подход к активности мозга,
поведению и когнитивной деятельности. М.: Per se, 2001.
 29

Хомским и его сторонниками, считать, что семантические структуры встроены

в когнитивную систему человека (определённый их уровень является
врождённым) и, следовательно, редуцируются к определённой
информационной организации субстрата независимо от субъективного фактора
данности сознания человеку как участнику социальных практик? Однозначного
положительного ответа на этот вопрос пока дать нельзя. Когнитивисты (в
частности, представители когнитивной психологии, философы,
придерживающиеся вычислительно-репрезентативной модели
психофизического взаимодействия) осторожно высказываются о перспективах
представления функциональной связи событий в мозге и субъективных
состояний ещё и потому, что не ясно отношение ментальных образов
объективной реальности и образов нементальных (слов, изображений
предметов, карт, графиков и т. п.)60. Проблема этого отношения напрямую
связана с проблемой учёта в когнитивистских интерпретациях сознания
семантического уровня его организации. Если не полагать наивно, что
ментальные образы есть нечто подобное образам нементальным61, возникают
вопросы: как относятся ментальные образы к внешнему миру? как они
интерпретируются в своих значениях?62 По-другому говоря: можно попытаться
функционально интерпретировать ментальные состояния, не игнорируя их
семантического уровня, если представить отношение ментальных образов к
внешнему миру и принципы их интерпретации подобно тому, как это возможно
и справедливо для тех образов, что могут быть реализованы где угодно, только
не в материи мозга (то есть образов нементальных). Существуют
когнитивистские исследования, где представлены функциональные

Обсуждение этого аспекта проблемы ментальных образов см., например: Dennett D. The Nature of
Images and the Introspective Trap II Readings in Philosophy of Psychology (Vol. 2). P. 128-134; Dennett D.
Consciousness Explained. Boston: Little, Brown & C°, 1991. P. 175.
61
А это приведёт к полаганию в мозге гомункулуса, понимающего ментальные образы как слова
картинки, карты и пр.
62
См.: Kosslyn S., Pomerantz J. Imagery, Propositions and the Form of Internal Representation II Readings
in Philosophy of Psychology (Vol. 2). P. 150-179; Pylyshyn Z. Imagery and Artificial Intelligence II
Readings in Philosophy of Psychology (Vol. 2). P. 170-194.
 зо математизированные описания
семантического уровня организации психики63. Но они не могут пока быть
заявлены как очевидное основание для утверждения эффективности
функционального подхода к феномену сознания именно в силу
неопределённости, противоречивости представлений об объективном
когнитивном формате (чему он подобен: изображениям? языковым
пропозициям? и, вообще, подобен ли какой-то данной в субъективном
переживании когниции?) ментальных образов, обеспечивающем их семантику.
Можно сказать, что ограничения функционалистской интерпретации
отношения мозга и сознания, используемой когнитивизмом, определены
сложностями, связанными с описаниями управляющей, знающей «подсистемы»
мозга, или «глаза разума» («mind's eye»)64. Нэд Блок в специальном труде,
посвяённом рассмотрению функционализма65 , выделяет ряд проблемных
пунктов, делающих функционализм несостоятельным в отношении проблемы
66
репрезентации ментального в мозге . Он рассматривает два варианта
функционализма: собственно функционализм и психофункционализм. Первый
назван либеральным функционализмом, поскольку предполагает свободное
отношение качества ментальных состояний (qualia) к материальной
организации и свойствам1 субстрата, то есть допускает приписывание
ментальных состояний какой-либо материальной, системе вне зависимости от
способа реализации функционального состояния. Второй назван
шовинистическим функционализмом, поскольку, напротив, представляет
функциональные состояния как ментальные при условии их связи с
определёнными элементарными психическими, психофизиологическими
состояниями. В обоих случаях возникают проблемы с приписыванием

63
Functional Models of Cognition. Self-organizing Dynamics and Semantic Structures in Cognitive Systems
I Ed. by A. Carsetty. Dordrecht etc.: Kluwer Academic Publishers, 2000.
64
«Психологические состояния видятся как систематически представляющие (репрезентирующие)
мир через язык мысли, а психологические процессы видятся как вычисления, вызывающие эти
репрезентации» (Block N. What is Functionalism? II Readings in Philosophy of Psychology (Vol. 1). P.
171).
65
Block N. Troubles with Functionalism. P. 269-296.
66
Если предполагать, что ментальные состояния являются непременным признаком состояний
субстрата, связанных с активизацией некоторой специализированной материальной подсистемы,
сопоставимой по функции с той, что у нас в мозге отвечает за сознание.
 31

функциональной системе ментальных состояний. Функционализм, во-первых,

странным образом предписывает, что ментальные состояния функциональной
системы, подобной сознающему человеку («гомункулоголовой» имитации
человека, по выражению Блока), могут иметь qualia. Это положение не
выдерживает критики, так как в таком случае необходимо предположить, что
qualia присуще состояниям функциональной системы на не известных нам
основаниях. Либеральные функционалисты могут элиминировать qualia,
считая, что ментальные состояния можно приписывать существам, не
имеющим субъективно опосредованного доступа к их качеству (для их
обозначения традиционно используется образ «зомби»). Но в таком случае не
ясно, что, если не субъективно опосредованное качественно уникальное
сознание, «поддерживает» ментальные состояния «зомби». Если ментальные
состояния возможны без qualia, то для чего вообще они нужны! Во-вторых,
отмечает Блок, ментальное решающе зависит от психологических и (или)
нейропсихологических свойств, так как может быть,представлено только через
эти свойства. Поскольку функциональное подобие не обязано разделять эти
свойства с человеком, постольку оно попросту не нуждается в ментальном.
Психофункционализм, в свою очередь, определяет, что всякая функциональная
система, обеспечивающая ментальные состояния, должна разделять наши
психологические процессы (и, следовательно, иметь qualia). Но поскольку
сомнительно, что ментальное в его качестве может быть объективизированно в
языке и методами современной психологии67, уникальное качество ментального
состояния, приписанного какой-либо материальной системе, представляет для
психофункционализма существенную трудность. Никаким другим способом
качество ментального представлено быть не может. Только «универсальная
[«cross-system»] психология» может сохранить психофункционализм от
безнадёжного шовинизма. Но Блок считает, что оснований верить в её
возможность нет.

Язык современной психологии субъективен, то есть не может представить уникальное качество

ментального состояния «от третьего лица».
 32

Таким образом, попытки учесть ментальное как функциональную

организацию материальной системы предполагают фатальные для философии
сознания трудности при представлении уникального качества психического
(qualia) в связи с так или иначе заявленными свойствами системы и её
организацией. Ментальные образы, данные субъекту в опыте сознания, и
репрезентации ментального (если считать их реальными) в объективной
организации его когнитивной системы в своём взаимном отношении
когнитивистикой не определены. Отсюда, в частности, происходят те трудности,
с которыми сталкиваются функционалисты, пытаясь решить проблему qualia.
Они приписывают субъективное ментальное материальной системе, если она
может быть оценена как имеющая встроенные интерпретативные механизмы,
позволяющие ей быть компетентной в отношении обстоятельств среды. Вопрос
в том, в какой мере эти интерпретативные структуры являются
психологическими и даже -нейрофизиологическими. Если эти характеристики
встроенного в когнитивную систему «глаза разума» не существенны для
приписывания какому-то организму или машине субъективного ментального, то
что вообще значит субъективное психологическое качество опыта человеческого
сознания? Если они действительно что-то значат (то есть если субъективный
психологический характер данности ментального существенен для
представления его природы), то как они* необходимо связаны с
функциональной организацией вычислительно-репрезентативного интеллекта,
которая представима, напомним, без обращения к субъективному языку
психологии' и физическому языку? Ральф Эллис, критически рассматривая
функционалистское различение между «паттернами информации и
материальным посредником, через который они реализуются», как между
«программным обеспечением» («software») и «аппаратным обеспечением»
(«hardware»), пытается, прежде всего, подвергнуть сомнению очевидность
следующего риторического вопроса Хилари Патнэма: «Чем ещё они
[композиционально пластичные ментальные состояния - В. Д.]
 33

могут быть, если не функционально-логическим содержанием?»68 Ответ Эллиса

в общем можно представить таким образом. Даже если ментальные состояния,
70

действительно, композиционально пластичны , сейчас нет никакой

необходимости это утверждать и, тем более, строить на данном утверждении
какую-то спасительную, в том смысле, что преодолевающую психофизический
дуализм, онтологию сознания. Да, ментальные состояния могут быть
представлены как функциональные состояния. Но поскольку учёные пока не
располагают знанием того, какое место в каузальной цепи функциональных
(часть из которых может быть ментальными) состояний человека имеют
конкретные физиологические состояния' мозга71, постольку можно отказаться
от функционалистского различения «software» / «hardware». Физическая
организация такой сложной системы, как мозг человека, поддерживающая
определённые функциональные роли72, не может быть представлена как
«аппаратное оборудование», поддерживающее определённую «программу»,
хотя бы потому, что она служит для реализации огромного количества
элементарных разноуровневых «программ», которые очень сложно
рассматривать в качестве поддержки какого-то «целого» (общей «программы»)
без полагания разумного координатора этих «программ», находящегося в
мозге73. Мы не можем сказать, что происходит в мозге и как это происходящее
соотносится с происходящим на «входе» и «выходе» функциональной системы,
в каких состояниях он находится и как эти состояния соотносятся с

Ellis R. D. Questioning Consciousness: The Interplay of Imagery, Cognition, and Emotion in the Human
Brain. Amsterdam, Philadelphia: John Benjamins Publishing Company, 1995. P. 157.
69
В контексте сходных соображений Блока.
70
То есть реализуются независимо от физической организации их субстрата и субъективного
характера данности их носителю (какой угодно субстрат и какой угодно носитель могут
поддерживать определённое ментальное - как функциональное - состояние).
71
Сходно с этим: психологи, изучающие роль субъективного фактора в организации психики и не
располагающие знанием о роли субъективного фактора в динамике функциональных состояний
психики.
72
Функциональной (или каузальной) ролью принято называть «всю совокупность каузальных
отношений, в которые вступает данное ментальное состояние» («ментальное состояние
обусловливается конкретной разновидностью причины, скажем, сенсорными данными на входе..., и
имеет конкретную разновидность следствия, скажем, некоторое поведение на выходе... Кроме того,
ментальные состояния также каузально связаны друг с другом») (Прист С. Указ соч. С. 171).
73
См.: Block N. Troubles with Functionalism. P. 278-280.
 34

ментальными состояниями (их функциональной ролью). В таком случае мозг

представлен «аппаратным оборудованием (обеспечением)» некой «программы»
даже не «случайным образом»74, а вообще без каких-либо оснований. В мозге
что-то происходит - почему это мнение должно неизбежно вести нас к
убеждению, что мозг есть сложный аппарат, реализующий сложную
программу? Только потому, что это избавит нас от трудностей, которые
связаны с утверждением онтологии физикализма? Но- функционализм влечёт
новые трудности: пусть, его онтология (или попытка отказаться от какой бы то
ни* было онтологии) более привлекателен для философов-аналитиков, чем
физикалистский или дуалистский, тем не менее, он становится
неубедительным, когда используется для обоснования когнитивистских
исследований. В последнем случае он ведёт философию сознания к новому
витку редукционизма, где осуществляется «не редукция сознания [mind] к телу,
но - сознания к «машине». «Этот риск [возникновения «нового типа»
редукционизма - В. Д.], становится особенно пагубным, если определение типа
«сознание [mind]- это компьютер» предлагается в онтологических, а не просто
эпистемологических терминах - что делается^ на уровне строго умозрительных
и когнитивных моделей»75.
Можно сказать, что когнитивизм в философии сознания теряет свою
антиметафизическую, научную привлекательность, когда начинает
претендовать (с целью преодолеть влияние на когнитивистские исследования
метафорического языка интроспективного ментализма) на функционалистское
определение субъективного опыта в отношении к нейрокоду или какой-либо
организации материи. Отсюда появляется возможность определения

74
Так считают представители «либерального функционализма», легко приписывающие ментальные
состояния (как логическую реализацию «программы») мозгу марсиан, сложным конструкциям из
пивных банок и пр.
75
«Другими словами, если сказать: «внутри некоторых хорошо установленных и хорошо
определённых ограничений могло быть полезным сравнение некоторых аспектов психических
функций с некоторыми операциями каких-то машин» (держа в уме то, что во многих других
отношениях сознание и машины работают в совершенно различных и несравнимых направлениях) -
это утверждение будет приемлемо» (Moravia S. The Enigma of the Mind: The Mind-Body Problem in
Contemporary Thought. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1995. P. 144-145).
 35

субъективного опыта как интенционального состояния, интенциональной

установки, не сводимой ни к каким объективным структурам, в принципе. При
этом можно представлять субъективный опыт как сферу уникального бытия,
отрицая целесообразность какой бы то ни было редукции сознания, и открывать
сознание заново в новой метафизической перспективе. С этих позиций
невозможность когнитивистской редукции заявляет, к примеру, Джон Сёрл76.
Функционалистская интерпретация психофизического взаимодействия,
открывающая перспективу для методологического редукционизма
когнитивистов (это критическая оценка их методологии), кажется Сёрлю
неубедительной. Он считает, что синтаксис и символы (то, что< делает
возможным субъективный опыт сознания) «не определяются в понятиях
физики»: «несмотря на то, что символы всегда основываются на физических
признаках, понятия «символ» и «тот же самый символ» не определяются на
языке физических свойств»; «синтаксис не является внутренним физическим
77
свойством» . Как синтаксис и символы могут быть объективно-
репрезентированы в мозге? Никак: «синтаксис и< символы задаются
78
наблюдателем» или интерпретатором психофизического взаимодействия.
Молено сказать, что объективистский пафос и декларируемый
антиредукционизм когнитивистов пока плохо сочетаются.
С другой стороны, имея, в виду бихевиористский подход Гилберта Райла
и традиции логико-лингвистического анализа высказываний психологии (в том
числе и когнитивистской теории сознания, направленной против
интроспективного ментализма), можно, вообще, снять проблему субъективного
опыта сознания как реальную проблему. В данном случае сохраняется
когнитивистская установка в решении психофизической проблемы, но
происходит отказ от натурализации сущностей, стоящих за понятиями
ментального словаря в качестве реальных природных сущностей. Эта позиция
отличается от любых форм элиминативизма (и бихевиористского, и чисто

76
Серл Д. Открывая сознание заново. М.: Идея-Пресс, 2002. С. 184-209.
77
Там же. С. 207.
78
Там же.
 36
лингвистического, понимающего наши менталистские концепты как результат
определённых «языковых игр»), так как утверждает когнитивность
субъективного опыта, не сводя её к когнитивности поведения» или к языковым
пропозициям. Она заявлена философией сознания Дэниела Деннета79. Он
когнитивист (в этом смысле его считают редукционистом), критически
рассматривающий любые попытки метафорического представления
ментального, не доверяющий языку картезианского дуализма и языку
современной психологии. Он ориентирован на функциональную парадигму, но
при этом понимает функциональное состояние как достоверно приписанное80 с
помощью определённого языка интенциональное состояние. Когнитивист
Деннет не считает реальной объективизацию в мозге «самости»,
«интенциональной установки» и других нередуцируемых аспектов организации
сознания. Редуцировать уникальную «линию», «историю» субъективности,
качественную специфику субъективного опыта, определённую в аналитической
философии сознания как qualia, к какой-то реальной природной структуре ни
Сёрл, ни Деннет не считают возможным. Различие их позиций в том, что
первый видит проблему qualia нерешаемой с позиций редукционизма (в том
числе и когнитивистского), а второй её попросту игнорирует как реальную
проблему когнитивных наук. «Когда эта проблема [проблема qualia]
рассматривается ведущими сторонниками функционализма, такими как Дэниэл
Деннет, они утверждают, что мы беспокоимся по пустякам. Когда когнитивная
нейронаука объяснит ум, язык, эмоции, память, внимание и восприятие, тогда
о1

qualia будет понято свободно [qualia will come among free]» . Впрочем,
элиминация qualia не ведёт Деннета к физикалистскому объективизму. Он
учитывает особый онтологический статус субъективности в

Обсуждение позиции Деннета см.: Юдина Н.С. Д. Деннет: самость как «центр нарративной
гравитации» или почему возможны самостные компьютеры // Вопросы философии. 2003. № 2. С.
104-121; Юдина Н.С. Дэниел Деннет: концепция сознания и личностного // История философии № 5.
М.: ИФРАН, 2000. С. 192-199; Юдина Н.С. Головоломки проблемы сознания: концепция Дэниела
Деннета. М.: Канон+, 2004.
80
Приписанное, то есть представимое «в третьем лице».
81
Gazzaniga М. Cognitive Neuroscience: The Biology of the Mind. P. 529-530.
 37

эволюционирующем природном мире, но пытается демифологизировать её,

освободить от шлейфа менталистских заблуждений.
Неспособность когнитивизма учесть субъективное качество опыта
сознания в отношении к специализированным системам мозга и (как следствие)
вынужденное использование менталистского языка и компьютерных метафор
справедливо критикуется феноменологами. Сторонники когнитивно-
информационного подхода утверждают, что сознание в его уникальном
качестве как-то («функционально») связано с организацией мозга или
представлено в ней, но то, как оно там представлено, они могут объяснить
только с помощью метафорических образов сознания и «мозгового кода».
Иными словами: пока для когнитивистов или существует возможность
определять субъективную реальность (в её нередуцируемом качестве) и её
нейродинамическую кодировку (в её физической организации), но при этом
затрудняясь определять функциональную связь одного и другого, или
-возможность ясного объяснения функциональной связи между субъективными
феноменами и нейронным кодом, но только при условии представления мозга
как «компьютера», а сознания как «программы». Но если язык традиционной
философии или герменевтические приёмы, считаются приемлемыми для
объяснения отношения субъективной' реальности и физически воплощённого
нейронного «кода», то почему бы не использовать этот же язык и эти же
приёмы для связи субъективной реальности и, к примеру, квантовых свойств
82
материи? Возражение, что физическая организация мозга «точно» и
«действительно» связана с субъективной реальностью, а квантовый мир только
«спекулятивно», не корректно: «язык традиционной философии» и
«герменевтические приёмы» не содержат в себе критерия, по которому можно
было бы определить их применимость или неприменимость к какому-то
аспекту организации материального мира. Потому с субъективной реальностью

Другой возможный здесь вопрос: если применение компьютерной метафоры помогает нам понять
характер психофизической связи («функциональный»), то ни приведёт ли открытие каких-то новых
эффектных метафор к «новому пониманию» характера отношения материи мозга и сознания? - мы не
будем ставить принципиальным образом, потому что это уже не раз делалось.
 38

таким образом можно, в принципе, связать всё, что угодно. Это, как сказано,
вызывает справедливую критику. Так Барри Дайнтон, рассматривая актуальные
аспекты современных исследований психофизической проблемы, указывает на
83
такую разновидность материализма, как «phenomenalized materialism» .
Материализм такого рода (вполне востребованный когнитивистами) граничит с
панпсихизмом. Дайнтон замечает, что в случае полагания уникального качества
субъективного опыта сознания в отношении материальной организации мозга,
нет оснований исключать «слабое мерцание сознания» в камнях и лужах, нет
оснований считать возможным корреляцию феноменального и физического или
репрезентацию ментальных состояний только в материи мозга. «Если материя
присуща сознанию, не могут ли её элементарные составляющие обладать
феноменальными чертами в некоторой форме, пусть не такими, ясными как вся
материя? В таком случае, если это так, не будет ли каждая материальная вещь
обладать некоторой формой сознания?»84. «Камни и лужи» - это, разумеется,
образ: автору важно показать нелепость постановки и рассмотрения вопроса о
субъективном качестве сознания в перспективе исследований структуры
материи. Если считать её приемлемой, то, на наш взгляд, открывается широкое
поле для различных метафизических в сущности, но внешне ориентированных
на когнитивные науки спекуляций. Так называемая квантовая интерпретация
феномена субъективности является ярким примером возрождения ментализма и
спиритуализма в условиях «когнитивной революции»85. Если субъективность
представляет собой некий базовый онтологический уровень, и приписывается
материи независимо от приписывания ей собственно психических свойств (на
каком-то объективном уровне организации- материи), то становится очевидной
невозможность определения её универсальных физических или специальных
физиологических условий. Квантовая интерпретация природы сознания не
предполагает понимания феномена субъективного через его физические

83
Dainton В. Stream of Consciousness: Unity and Continuity in Conscious Experience. London, New-York:
Routledge, 2000. P. 7.
84
Ibid.
85
См., например: Иванов E.M. Проблема поиска субстрата субъективной реальности. М.: Патент,
1993; Иванов Е.М. Физическое и субъективное: поиски аналогии. Саратов: Изд-во СГУ, 1997.
 39

условия (так же это не предполагается и при информационном подходе

-дуализм и интеракционизм неприемлемы). Но неоднородность, «зернистость»
(«grain») материи сама по себе не свидетельствует о субъективности базового
уровня её организации, или, вообще, о том, что материя обладает
нефизическими свойствами. Мы не должны допускать субъективное в материю
только на том основании, что это «многое объяснит». Хотя, с другой стороны,
как будто ничто не препятствует такому допущению: ведь когнитивистам
неизвестны основания приписывания ментальных репрезентаций материи
мозга, а они это легко делают. Можно сказать, что проблема, известная в
86
философии сознания как «grain problem» , расшатывает основания
когнитивистских построений, допуская в них некую возможность кардинально
пересмотреть значимость для возникновения сознания эволюционных
процессов, поставить под сомнение субстанциональное единство бытия на
материалистической основе.
В связи с указанными выше трудностями возникает вопрос: не является
ли сохранение феноменологических описаний, как и компьютерных метафор,
когнитивной системы вынужденным, существующим постольку, поскольку
знание о её организации не достаточно полно. Проблема qualia; проблема
репрезентации ментального в мозге, любое допущение в организацию мозга
субъективного опыта (так можно интерпретировать проблему гомункулуса),
таким образом, возможны только потому, что исследователями мозга
восполняются пробелы в собственных представлениях об организации мозга .
Критикуется, собственно, та разновидность когнитивизма, что сводит проблему
сознания к проблеме нейроорганизации «языка мысли», и та разновидность
функционализма, что предполагает возможность репрезентации ментального в
мозге. Обе эти точки зрения на феномен сознания могут быть рассмотрены как
достаточно условные.

86
Lockwood М. The Grain Problem II Objections to Phisicalism. Oxford, 1993. P. 271-291.
87
См. интервью Деннета по проблеме qualia, приведённое в указанной книге М. Газзаниги (с. 530-
531).
 40

Когнитивисты не могут пока сказать, почему такова в своём уникальном

качестве «нить» субъективного опыта осведомлённости в каждом конкретном
88
функциональном состоянии мозга . Представить человека в качестве
биологической машины и только - затруднительно, поскольку не ясно для чего
эта «машина» работает, на что способна, почему не тождественна себе самой
как «машина». Не ясно: что это за когниция - субъективность? 1¾ тем не менее,
эмпирические основания для того, чтобы считать эту не ясную
89 /

осведомленность организма о текущем опыте именно знанием (то есть

-потенциально редуцируемой или, в более мягком варианте - натурализируемой)
у когнитивистов есть. Это возможно, если мышление будет определяться как
«динамический процесс «со-знания» (движение сознания), управляемый у
человека преимущественно словесным кодом и оперирующий мысленными
(мнимыми), то есть внутренне вызванными образами 1 и понятиями, с
выработкой стратегии и тактики отношения (действия) к осмысливаемому
явлению, фиксируемых в памяти также в виде внутренних образов событийных
моделей, охватывающих прошлое, настоящее или будущее время»90. В этом
когнитивистском определении специфической способности человека МНОГО1
неясного. Не беря во внимания затронутую здесь широко обсуждаемую и-
сложную для всех без исключения методологических установок в философии
сознания проблему онтологической природы ментальных репрезентаций
когнитивного опыта, обратим внимание на чисто образное выражение
«движение сознания» (сходное с приведённым выше образом «нити»). За этой
метафорой стоит проблема отсутствия в современной когнитивистике ясного
представления о мозговом коде мысли или проблема часто некритически
воспроизводимой когнитивистами установки на онтологическую
необходимость такого кода. При том, что здесь может быть получен и

88
Обсуждение этой проблемы см.: Gazzaniga М. Cognitive neuroscience: The Biology of the Mind. P.
542-548.
89
Зачем организму субъективность? Субъективность, будучи осведомлённостью о текущем опыте,
ясна, если её рассматривать как атрибутивное свойство сознания. Но в любом другом отношении её
характеристики остаются загадкой.
90
Петраш В.В. Указ. соч. С. 52.
 РОССИЙСКАЯ
41 /"ССУД. .P,vrEЕННАЯ
БИБЛИОТЕКА
" 9 1
#
отрицательный ответ , надежды найти в мозге структуры, связывающие
доступную субъекту В1 опыте сознания осведомлённость о собственных
чувствах (или шире - способностях) с объективными («репрезентированными»
в мозге) когнициями, на которые «способен» мозг без посредничества
осведомлённости в этих процессах субъекта, по-прежнему направляют
исследования психофизического взаимодействия. Хотя, в целом, остаётся
неясным следующее: не приведёт ли открытие мозгового кода мысли к
элиминации субъективности, интенциональности, личного качества сознания
как его сущностных характеристик.
# Поиски мозгового кода мысли и функциональные описания отношения
сознание-мозг могут быть объединены в один когнитивистский проект,
определяющий сознание как информационную систему. Этот проект,
безусловно, перспективен. Но пока перспективен, видимо, только как
продуктивная эвристика. Э. Марбах справедливо заметил, что господствующая в
постбихевиористский период развития психологии и философии сознания-
теория «информационного обеспечения» ментальных репрезентаций кажется
только частью более далеко идущего и довольно впечатляющего намерения
понять, «как знание представлено в человеческой памяти или разуме (or
mind)» . В этом смысле значение информационного подхода к проблеме
сознания не стоит преувеличивать. Понимание природы сознания в
когнитивистской «новой науке о разуме», противопоставленное, в частности,
интроспективному ментализму, само является менталистским по сути. Доступ к
информации, не опосредованный субъективно или опосредованный таким
образом, что организация «нити», «движения» субъективного опыта сознания
когерентна организации не опосредованных субъективностью психических и
психофизиологических процессов, пока представить нельзя. Но, тем не менее,
91
Мышление как способность субъекта может оказаться связанным в мозге не с «кодом
мышления»
собственно, а с «перестройками импульсной активности, соотносимыми с
активированными при
мыслительной деятельности зонами мозга, своего рода «кодом вхождения звена в
систему»; в этом
случае мозг играет «только роль территории для каких-то других, не подчиняющихся
мозго
вым
закон
омер
ностя
м,
проце
ссов»
(Бехт
ерева
Н.П.
Указ.
соч.
С.
26).
92

Marba
ch
Menta
l
Repre
sentati
on and
Consc
iousne
ss:
Towar
ds a
Pheno
menol
ogical
Theor
y of
Repres
entatio
n and
Refere
nce.
Dordr
echt
etc.:
Kluwe
r
Acade
mic
Publis
hers,
1993.
P. 3.
 42

этот подход в философии сознания (преодолевающий методологию

интроспективного ментализма и формирующийся в соперничестве с
редукционистской методологией физикализма), как сказано выше,
перспективен. В целом его можно определить как когнитивно-
информационный. Он может считаться философским проектом, хотя и с
некоторыми оговорками, необходимость которых связана с традиционным для
отечественной философии вниманием к «основному вопросу философии» и
обсуждением преимущества (предшествования проблематики) онтологии над
гносеологией или наоборот . Вполне допустимо предполагать, что понятие
«информация», с одной стороны, можно рассматривать в онтологическом
аспекте и соотносить с такими философскими категориями как «материя»,
«идеальное», существенно их проясняя, а, с другой стороны, очевидны
основания рассматривать это понятие как гносеологическое, соотнося с
философскими категориями «знание», «познание», «истина». Но далее
возникают вопросы: в случае первенства гносеологической проблематики
кажется неоправданным внимание философии к информационной организации
природы, а в случае первенства онтологической проблематики за пределы
философских исследований выводится обсуждение познания как
информационного процесса. В общем, всегда есть возможность подвергнуть
сомнению правомерность использования понятия «информация» с позиции
пользователя» традиционного философского словаря (хотя сама эта позиция, на
наш взгляд, определяется в корне полемикой, не связанной с вопросом о
правомерности использования философией общенаучных и специальных
категорий). Несмотря на трудность синтеза этих аспектов, в рамках
когнитивного подхода сложились достаточно чёткие положения, соотносящие
понятие «информация» с понятием «сознание»94. Но, в целом, надо заметить,
что понятие информации остаётся не менее неопределённым, чем понятие

См., например: Ерахтин А.В. Проблема онтологии сознания в марксистской и современной

западной философии сознания // Философия сознания в 20 веке: проблемы и решения. Иваново, 1994.
С. 17-32. 94 Яркими представителями этого подхода являются Д.И. Дубровский и И.П. Меркулов.
 43

сознания. Категория «информация» - общенаучная. Из множества

существующих её определений для философии сознания - пока не ясна природа
сознания - будет актуальным то, что учитывает по крайней мере два аспекта
95
данного понятия . Первый аспект определён тем, что информация
содержательна и актуальна: она есть сообщение, знание, сведение, новизна и
пр., то есть связана с такими понятиями, как «смысл», «значение»,
«значимость». Таким образом информация определяется в социально-
гуманитарных науках. Другой аспект определён использованием понятия
информация в информатике, науках о живой- и неживой природе.
Предположительно информационные процессы- протекают на всех уровнях
системной организации живой материи96. Осмысленная, значимая, сообщаемая и
извещающая информация, носителем которой являются идеальные структуры
символического языка, совсем не то же самое, что «разнообразие, которое один
объект содержит о другом», «взаимное, относительное разнообразие»,
«оператор» или «инструкция», «запомненный выбор из нескольких возможных»
. Ожидаемый (как решение психофизической проблемы) когнитивистский
синтез данных аспектов понятия «информация»98 пока не осуществлён.
Тем не менее, когнитивисты выражают уверенность, что ряд открытий,
сделанных в последние десятилетия в «генетике человека, нейрофизиологии,
нейропсихологии, когнитивной психологии, компьютерной науке и т. д. имеют
особое значение для понимания природы сознания, связей между сознанием и
мозгом, между феноменом сознания и происходящими в когнитивной системе
процессами переработки когнитивной информации»99. Сознание определяется

95
См.: Чернавский Д.Н. О генерации ценной информации // Синергетическая парадигма:
Многообразие поисков и подходов. М.: Прогресс-Традиция, 2000) С. 363-365.
96
Впрочем, это утверждение принимается не всеми.
97
Чернавский Д.Н. Указ. соч. С. 365.
98
Напомним, как мотивируются эти ожидания: «поскольку описание информации позволяет
логически корректно включать свойства интеициональности, ценности, смысла, а её кодовая
воплощённость предполагает пространственное описание и физические характеристики»
(Дубровский Д.И. Проблема идеального. Субъективная реальность. С.267).
99
Меркулов ИЛ.Указ. соч. С. 155.
 44

здесь как объективное функциональное состояние или эмерджентное свойство,

возникающее в процессе информационной саморегуляции сложной открытой
системы «организм». Эмпирическая база, подкрепляющая такое определение
пока только формируется, но её временную, как заявляют, недостаточность
легко восполняют с помощью моделей и метафорических описаний.
«Аналогами или, лучше сказать, компьютерными метафорами сознания, если
его рассматривать как эмерджентное свойство (способность) когнитивной
системы в целом, могут, по-видимому, служить логические устройства», не
редуцируемые к своему «аппаратному оборудованию», предназначенные для
управления «только логическими свойствами этого оборудования,
эмерджентными по отношению к его физическим свойствам»100. Когнитивно-
информационная модель сознания предполагает, что «логика и принципы
отношения имеют вполне материальный субстрат в виде устойчиво
сформированных в процессе жизненного опыта топологий нейронных сетей
кооперативного возбуждения, обеспечивающих определённый доминирующий
причинно-следственный порядок взаимоотношения мнимых - (эндогенно
возбуждаемых) абстрактных образов и представлений при мыслительной
101
деятельности» . Определяя «информационную сущность сознания»,
когнитивисты как будто освобождают знание о человеке от любых
дуалистических, метафизических спекуляций: «...мы с нашими органами
чувств, с нашей когнитивной системой и высшими когнитивными функциями
принадлежим природному миру..., мы включены в его структуры, и только для
рассмотрения процесса познания мы вынуждены допустить различие внешнего
мира и нашего сознания»1 2.
Таким образом, можно сказать, что представление сознания как
«информационного процессора» - это всего лишь ещё одна метафора,
заявляющая сознание в отношении' к мозгу, и как убедительная метафора она
вполне сопоставима с другими убедительными метафорами,

Там же. С. 164,165. Петраш

В.В. Указ. соч. С. 60. Меркулов
И.П. Указ. соч. С. 169.
 45
і

использовавшимися века назад103. В этой связи отметим, что упование на

спасительную функциональность и ёмкость понятия «информация» при
решении психофизической проблемы должно носить умеренно-
оптимистический характер. Попытки элиминировать физикалистский подход к
сознанию за счёт описания организации информационных процессов в мозге
по-прежнему постоянно упираются в необходимость учитывать данность
сознания субъекту, личное качество переживания сознания субъектом. Этот
несомненный признак сознания не поддаётся учёту с позиций когнитивно-
информационного подхода, хотя оправданием последнего декларируется
именно его антиредукционистский характер. Главным препятствием на путях
когнитивистской интерпретации субъективной реальности является отсутствие
сколько-нибудь ясного представления об уровне организации материи, где
«встречаются» субъективная мысль (чувство, интенция) и объективный (не
опосредованный идеально) нейродинамический код этой мысли (чувства,
интенции). Указание на функциональную связь этих метафизически
несовместимых «агентов» сознания пока не объясняет психофизического
ш
взаимодействия . Объяснение, в принципе, возможно, но с условием
натурализации интенциональности сознания. Как мы уже указывали, сущность
и проблемы этого проекта обычно представляют, обращаясь к
противоположным позициям Д. Деннета- и Д. Сёрла. Первый, принимая
функционалистское объяснение психофизического взаимодействия, отделяет
интенциональность от субъективности. Интенциональность он считает
объективным свойством природных (биологических) структур, а
субъективность - феноменом языка и культуры. Второй считает уникальное
субъективное качество сознания закрытым для любых объективистских
интерпретаций, а его интенциональность - причиной этой закрытости.
Есть мнение об объективном взаимном движении навстречу друг другу
когнитивных наук и феноменологии. Когнитивисты всё больше внимания

103
Блум Ф., Лайзерсон А., Хофстедтер Л. Мозг, разум и поведение. М.: Мир, 1988. С. 19-23.
104
Именно в этом смысле функционализм часто представляют как «попытку обойти проблему
сознания и тела» (Прист С. Указ. соч. С. 171).
 46

уделяют «формату репрезентаций, лежащих в основе опыта сознания», а

феноменологи - лежащим за пределами непосредственного опыта сознания
информационным процессам, обеспечивающим «бессознательные» и
«дорефлексивные» области опыта (то есть лежащие за пределами
субъективности) . Остаётся надеяться, что это движение с обеих сторон
обосновано чем-то большим, нежели редукционистская или
антиредукционистская установки сами по себе, и в итоге объективно
предполагает их синтез.

1. 3. Когнитивно-эволюционный подход к феномену сознания

Кроме перспективы объективизации феноменов сознания, открытой

когнитивно-информационным подходом, долгосрочный проект по поиску в
мозге непосредственно отвечающих за субъективный опыт сознания структур
подкрепляется эволюционной теорией. Представление структуры и функций
сознания как продукта эволюции происходит в русле рассмотрения
совершенствования адаптационных систем организма и его стратегии
выживания как вида. Такой подход, видимо, неизбежно сводит сознание к
особому роду знания, к интеллекту и его инструментам (языку): человек
обретает сознание постольку, поскольку вид Homo Sapiens совершенствовал
свою стратегию выживания и задействованные ей адаптационные (и в
частности - когнитивные) системы организма. То есть, можно сказать, что
каждый сознающий человек имеет сознание, находится в сознании, потому что
вид, к которому он принадлежит, знает природу определённым образом. К
этому видовому «опыту» знания и должен сводиться когнитивно-
эволюционный анализ феномена сознания, анализ структурной и
функциональной организации сознания.

105
Обсуждение перспектив сближения феноменологии и когнитивистики см., например: Marbacli Е.
Mental Representation and Consciousness: Towards a Phenomenological Theory of Representation and
Reference. P. 1-18.
 47

Когнитивисты утверждают, что феномен сознания определён

эволюционно: организм, приспосабливаясь к среде и приспосабливая её к себе,
отбирая и формируя полезные информационные инварианты, усложнялся, пока,
наконец, ни появилось особое состояние в информационной организации
системы психического отражения, необходимое для его (организма^
относительно независимого от условий среды (или - в* условиях усложнения
среды) развития. Философия сознания и эпистемология в когнитивистской
интерпретации психофизического взаимодействия сближаются. Это
обосновывается следующим образом.
Во-первых, ядром когнитивизма является, утверждение, что представить
феномен сознания как таковой, то есть без обращения к природным*
структурам, которые познаются человеком, и когнитивным структурам,
благодаря которым познание осуществляется, - невозможно. Но главное
-философская рефлексия над феноменом сознания, в сущности, значима только
тем, что в ней определяются основания, на которых мы утверждаем
познаваемость мира. Это очень распространённое мнение. Так Деннет считает,
что философия сознания не может быть самостоятельной дисциплиной, но
является частью философии науки: «Философия сознания... занимаясь
концептуальными основаниями и проблемами наук о духе, превратилась в
область философии науки»106.
Во-вторых, от Уиларда Куайна идёт традиция рассматривать,
эпистемологию как часть эмпирической психологии («натурализировать» её).
«Эпистемология, - пишет Куайн, - или нечто подобное ей, рассматривается как
часть психологии и, следовательно, как часть.естественной науки. Она изучает
естественные явления, а именно физический человеческий объект»107. Познание -
естественный (природный) феномен108, и в этом смысле его изучение является
106
Dennett D. Brainstorms. Philosophical Essays on Mind and Psychology. Cambridge: MIT Press, 1978. P.
14.
107
Цит. по: Современные теории познания: Сборник обзоров и рефератов. М.: ИНИОН РАН, 1992 С.
148.
108
«Жить и эволюционировать - значит находиться в универсальной стихии идеально-
информационного со-знания с окружающим миром, даже если сам факт укоренённости в этой
вселенской стихии никак самим организмом и не осознаётся» (Иванов А.В. К проблемам
 48

частью более масштабного проекта исследования другого уникального

природного феномена - сознания человека.
Исходя из представленных обоснований необходимости сближения
эпистемологии и философии сознания, когнитивисты формулируют свой
методологический тезис. «С позиций когнитивно-эволюционного подхода в
эпистемологии информационный контроль окружающей среды является
важнейшей функцией когнитивной системы живых существ, обеспечивающей
их адаптацию и выживание. В силу этого биологическая эволюция может
рассматриваться и как эволюция способов извлечения и переработки
когнитивной информации, ведущая к усложнению когнитивной системы
организмов, к появлению у них самовосприятия, предполагающего фиксацию
своего существования в окружающей среде, и высших когнитивных функций. С
учётом этого феномен сознания может быть интерпретирован как эмерджентное
свойство когнитивной системы (мозга), как своего рода управляющее
логическое устройство, которое не эквивалентно её физическим свойствам, её
физиологическому устройству и не может быть редуцировано к протекающим в
мозге материальным процессам более низкого уровня -физико-химическим,
нейрофизиологическим и т. д.»109.
С чем конкретно, с какой необходимостью был связан приведший к
возникновению сознания качественный скачок (или постепенное усложнение) в
процессе эволюционного развития «способов извлечения Й. переработки
когнитивной информации» - вопрос открытый. «Центральный вопрос
биоэпистемологии состоит в том, как биологизировать человеческое знание,
точнее, как объяснить превращение систем, которые суть просто хранилища
ио
информации в субъектов познания» . Более того, в принципе не ясно,
действительно ли он был связан с адаптацией, выживанием, приспособлением

онтологического статуса явлений сознания // Вестник Московского университета. Серия

«Философия». 2002. № 2. С. 20).
109
Меркулов И.П. Указ. соч. С. 166.
110
Хахлвег К., Хукер К. Исторический и теоретический контекст // Современная философия науки.
Хрестоматия. М.: Наука, 1994. С. 106.
 49
> ill

к окружающей среде, понимаемой как физическая среда (в разных аспектах ).

Когнитивисты настороженно подходят к чреватым дуализмом «попыткам
перестроить психологию [и философию сознания - В. Д.] на ...
социокультурных основаниях, ориентируясь в первую очередь на социологию,
культурологию и семиотику», к «сугубо социогуманитарным концепциям
психики», фактически лишающим «Homo sapiens sapiens статуса живого
112
природного существа» . Но есть ряд трудностей, ограничивающих
когнитивно-эволюционное измерение проблем философии сознания.
Существуют веские основания полагать, что социокультурные основания
психики не выводятся сомнительным спекулятивным способом, а являются
вполне приемлемыми (даже с точки зрения когнитивиста), поскольку
формируются в результате информационной саморегуляции организма, но как
существа социального, в процессе взаимодействия со средой, но средой не
«окружающей физической», а социальной. В обзоре современных гипотез
происхождения языка и сознания (как интеллекта) в качестве одной из
-і і о

влиятельных и перспективных приводится точка зрения Николаса Хамфри ,

согласно которой интеллект возникает в результате «приспособления не столько
к естественной, физической среде, сколько к среде социальной»114. В рамках этой
точки зрения замечено: «то, что развитие интеллекта у обезьян действительно
направлялось в большей степени необходимостью приспособления к
окружению из себе подобных, чем к физической среде, подтверждается, как
будто, наличием довольно устойчивой корреляции между степенью
энцефализации разных видов и степенью их социальности, с одной стороны, и
отсутствием столь же явной зависимости от экологических параметров, с
другой» (в частности, «существует прямая зависимость между

111
О трёх типах окружающей среды по К. Уоддингтону см.: Хахлвег К. Системный подход к
эволюции и эволюционной эпистемологию// Современная философия науки. С. 127.
112
Меркулов И.П. Указ. соч. С. 162.
113
Humphrey N.K. The Social Function of Intellect II Growing Points in Ethology I Ed. by P. P. G. Bateson,
R. A. Hinde. Cambridge; New-York: Cambridge Univ. Press, 1976.
114
Вищняцкий Л.Б. Происхождение языка: современное состояние проблемы (взгляд археолога) //
Вопросы языкознания. 2002. № 2. С. 51.
 50

размером коры головного мозга и численностью сообществ»)115. Развивая это

положение, можно сказать, что древние гоминиды на определённом этапе
эволюции начинают придерживаться стратегии, кардинальным образом
отличающейся от всех возможных для других видов стратегий выживания. Она
направлена не на выживание вида, а на выживание отдельной особи (в
последнем случае слово «выживание» употребляется с определённой долей
условности). Причём выживание каждой отдельной особи необходимо не для
сохранения оптимальных видовых признаков, а для сохранения определённой
организации отношений внутри группы особей, что может сочетаться с
утратой оптимальности отношения организм-среда. Генетическая «матрица»
вида, таким образом,' сохраняется опосредованно: она улучшается не в
адаптационных практиках путём естественного отбора, а оптимизируется,
поддерживается иными, нежели адаптационные, практиками в генотип-
средовых взаимодействиях. Каждая особь в стае животных выживает для того,
чтобы сохранился определённый вид. Каждый индивид в группе древних людей
сохраняется для того, чтобы поддерживать определённые" отношения внутри
группы. Когнитивисты. настаивают на том, что вид Homo Sapiens продолжает
выживать и эволюционировать116, и именно это утверждение позволяет им
считать субъективный опыт сознания в принципе редуцируемым к
эволюционному (адаптационному, прежде всего) «опыту» вида.
Нонадаптационистский подход (в полемических целях его можно считать
нонкогнитивистским) выводит культуру и сознание за пределы действия чисто
эволюционных законов и механизмов; Но при этом он не противоречит
натуралистическому видению сущности сознания. Возникают следующие
вопросы. Как стало возможным такое кардинальное изменение стратегии
выживания? Какова естественная необходимость выживания каждой особи (а
не только- особей с хорошим генотипом)? Можно предположить, что
поддержание и сохранение определённых отношений внутри группы

115
Там же.
116
Меркулов И.П. Указ. соч. С. 123-131.
 51

необходимо для адаптации и выживания в критических неблагоприятных

условиях среды. Резкое сокращение числа особей вида в таких условиях
-угрожающе для его существования. Неблагоприятные условия здесь - это
«экологическая, катастрофа», вызванная, спровоцированная определённым
видом (например, Homo Sapiens) в ходе эволюционного развития. Так
возможной причиной резкого сокращения численности особей в группах
древних гоминид считают их высокий метаболизм и, соответственно,
интенсивное уничтожение ресурсов своей экологической ниши. Число особей
достигает критической величины, и вид обречён на вымирание.
Приспособление к этим кризисным условиям - затруднительно, в силу того, что
невозможно перейти на другой рацион питания. В такой ситуации спасением
может быть, во-первых, снятие зависимости существования вида от
естественного критического для репродуктивной способности порога
численности особей в группе, а во-вторых, ограничение потребляемой пищи.
Появляются специальные «механизмы, ограничивающие возможную активность
их [гоминид - В. Д.] потребления экосреды», ПОЯВЛЯЮТСЯ' «искусственные
потребности и отношения гоминид, которые способствовали щадящему режиму
эксплуатации ими экосреды и тем самым консолидации
117

гоминидовых сообществ» . К их числу относят «производительное

потребление» («то есть тяга к потреблению природы не напрямую, а при
помощи орудий - искусственных членов тела»), «реципрокный обмен»
(направленный «на ограничение уровня производства в обменивающихся
популяциях, на поддержание его на некоем усреднённом уровне»), «механизм
ограничения гоминидами своих охотничьих целей» («предельно избирательное
11П

преследование добычи») . По расчётам Р. Данбара, естественная- численность

группы людей современного типа равна 148 человекам 119. В свою очередь
отмечено, что она «находит подтверждение в этнографических данных» и

117
Клягин Н.В. От доистории к истории. (Палеосоциология и социальная философия). М.: Наука,
1992. С. 90.
118
Там же. С. 90, 89, 95,94.
119
Пит. по: Вишняцкий Л.Б. Указ. соч. С. 59.
 52

«соответствует как раз тому пороговому значению, по достижении которого

отношения родства, свойства и взаимопомощи оказываются вполне
достаточным для упорядочения социальных отношений» . То есть в эволюции
человека разумного объективно существует момент, в котором численность
группы начинает определяться отношениями внутри неё, а не возможностью
воспроизводства в чистом виде. Фактически вид Homo Sapiens был вынужден
расплачиваться за своё биологическое совершенство. Эволюционируя, он
получил высокую степень адаптационных возможностей, которые по причине
высокого уровня метаболизма, по причине «быстрого роста производительности
труда», могущего привести к убыванию «прагматической потребности гоминид
друг в друге» ш, стали угрожать выживанию вида. Сознание, видимо, возникает
в связи с этими кардинальными изменениями. Появление «механизмов,
ограничивающих потребление экосреды» - то есть протосоциальных и
протоэкономических механизмов - сопровождается перестройкой когнитивной
системы древнейших гоминид. Но при этом сознание не является итогом
оптимизации знания внешней среды, доступного высшим животным. В этом
смысле оно не биологическое по природе: как систематический опыт оно не
является оптимальным опытом использования адаптационных систем
организма (на чём настаивают когнитивисты). По мнению нонадаптационистов,
с определённого момента древний человек, скорее, ограничивал свои
биологические совершенства, чем пользовался ими и уж, тем более, развивал
потенциал, заложенный в-них природой. К примеру, он использовал орудия
вместо гораздо более удобной' пары рук. Продолжая эту мысль, предположим,
что доминантность правой руки определена именно «экологическими»
практиками древнейших человекообразных (гоминиды были уже
преимущественно правшами). Более мощная (как у многих биологических
видов) левая сторона тела и, в частности, левая рука, древнего» предка человека
имела преимущественно адаптационные функции, слабая же правая была в

120 -г
Там лее. 121 Клягин Н.В. Указ.
соч. С. 88, 89.
 53

этом отношении ограничена и потому в дальнейшем использовалась для

орудийной и знаковой деятельности. С завершением перехода от
бессознательного животного состояния к сознательному, доминантной рукой,
естественно, стала правая.
Таким образом, избирательность семантики сознания, его
«непрозрачность» для живых существ других видов, невозможность
спонтанного возникновения в естественных условиях структур опыта, сходных
с нашим интеллектом, - всё это является результатом того, что сознание
возникло не в результате развития естественных адаптационных систем
организма, а в результате кардинальной перестройки части этих систем. Важно
заметить, что перестройка адаптационных систем сама по себе не является
преемственной по отношению к эволюционному процессу их
усовершенствования. Потому используемые древними людьми орудия труда,
символы, практикуемые языки и протоэкономические отношения (обмен) - всё,
на что способны и животные, - не могут заявлять сознание естественным
образом. Так же как способности, поведение животных при всём их сходстве
(«рациоморфности», «интеллигибельности») с поведением и способностями
человека никак не могут заявить свой общественный и культурный статус. Что
тогда свидетельствует о разуме, сознании (если не сам разум и не само
сознание)? Существует ли какой-то объективный базовый комплекс
психологических способностей и естественных условий, который обеспечивает
опыт сознания, к которым можно было бы редуцировать структуру и
функциональную организацию сознания хотя бы условно? Больше оснований*
для отрицательного ответа на этот вопрос. Усилиями философов-
когнитивистов, внимательных к работам этологов, зоопсихологов, пропасть
между человеком и животным сократилась практически до одного шага, и его,
как кажется, нельзя ни сделать, поскольку, по известному замечанию В.
Келлера, «мы находим у шимпанзе разумное поведение того же самого рода,
 54
122

что и у человека» . Но сделать его никто не решается, и на реплику Келлера

находится ответ. Как заметил Деннет: «Мы смотрим на шимпанзе, с его
одухотворённым лицом, пытливыми глазами и ловкими пальцами, и очень ясно
ощущаем в них разум, но чем больше мы смотрим, тем скорее наше
представление об их разуме улетучивается. Некоторым образом, шимпанзе так
человечны, так понимающи; однако вскоре мы понимаем (к нашему испугу или
облегчению, в зависимости от наших чаяний), что в другом отношении они так
глупы, так непонимающи, так недостижимо отрезаны от нашего человеческого
мира»123. Естественные когниции животных не являются прототипом нашего
сознания, поскольку оно в процессе становления было направлено на объекты и
отношения в принципе недоступные естественным когнициям. Мы никогда не
сможем ответить на вопрос, в чём же качественное различие между сознанием
человека и разумом «естественных психологов» животных, если будем мыслить
сознание как некий результат эволюции способности' знания, если будем
считать, что оно, будучи организованной системой опыта, родилось
непосредственно как естественная осведомлённость о собственных внутренних
психических процессах или как определённая задачей адаптации
осведомлённость об условиях среды. С позиций нонадаптационизма, можно
только решать вопрос, почему естественные когниции наших далёких предков
вдруг почему-то оказались ненужными, то есть почему они (когниции)
получили иное, нежели требует задача адаптации, применение. При том, что
сама специфическая направленность когнитивной системы человека на
общественно значимую информацию, связанную с использованием орудий-
инструментов и языка, очевидна, остаётся неясным как происходила
перестройка когнитивной системы не обладающего сознанием животного в
когнитивную систему сознательного существа, какова была система
когнитивного опыта, необходимая для выживания* человека (безотносительно
его биологических совершенств и потребностей).

122
Цит. по: Концепция целостности. Критика буржуазной методологи науки. Харьков: Вища школа.
Изд-во при Харьковском ун-те, 1987. С. 176.
123
Dennett D. С. Darwin's Dangerous Idea. Evolution and the Meanings of Life. P. 371.
 55

Можно сказать, что существенным препятствием утверждению позиций

когнитивно-эволюционной натурализации сознания являются сложности,
возникающие при попытках объективизировать в эволюционном развитии
Природы поведение, языки, интенциональные установки сознания человека.
Эти попытки напрямую связаны с вопросами о происхождении сознания, об
отношении языка и сознания, разума и сознания. Обращаясь к обсуждению
роли языка в становлении человека как уникального социоприродного
существа, предпринятому Дэниелом Деннетом на страницах его книги
«Опасная идея Дарвина: эволюция и смысл жизни»124, мы рассмотрим общую
перспективу эволюционного подхода к решению актуальных для
когнитивистской интерпретации сознания.
Деннет отмечает, что в сегодняшних дискуссиях по этой проблеме по-
прежнему сохраняется принципиальное расхождение: одни её участники
заявляют, что интеллект предшествует языку, а другие - обратное. В конечном
счёте, речь идёт о поиске неких естественных объективных условий, которые
формируют базовую когницию, предопределяющую возникновение
специфически человеческого социоприродного бытия. Само по себе
предположение, что эволюция дала некому, подобному человеку, существу
язык, но не дала сознания, или, напротив, дала сознание, но не дала языка, не
кажется невероятным. В качестве примеров таких существ можно взять и
человекообразных обезьян, которые способны естественным образом или в
экспериментальных условиях использовать язык жестов, либо язык
естественных вокализаций, и пребывающих в сознании людей, у которых
повреждены участки коры мозга, отвечающие за продуцирование или
понимание речи, и пациентов с так называемым «расщеплённым мозгом», у
которых активировано «неречевое», ограниченное в продуцировании речи
правое полушарие. Таким образом, заявляется возможность в процессе
эволюционного становления человека (как уникального по своей природе
существа) ситуации, когда его далёкие предки были уже способны к

Ibid. Р. 370-383.
 56

социальному поведению (или такому специфическому действию, как разведение

и поддержание огня), но не могли общаться при помощи речи, либо наоборот. В
образной формулировке Деннета: необходим выбор из двух картин, одна из
которых представляет группу не имеющих языка гоминид, сидящих вокруг
костра и подбрасывающих в него дрова, а другая - группу гоминид, говорящих
между собой, но проживающих беззаботно на фоне природного ландшафта, не
преображённого специфически человеческими (осознанными) практиками. Ни
той, ни другой картины на Земле, скорее всего, никогда не было, но это
единственные картины, что мы можем себе представить (если не представляем,
что сознание и язык сошли в мозг нашего далёкого предка чудесным образом).
Уникальная природа человека дана ему парадоксально: она кажется такой
естественной, когда переживается как опыт, но при том её становление
невозможно помыслить как естественный процесс, не допуская^ реальности
подобных представленным Деннетом картин . Здесь. можно предположить, что-
доступ интеллекта к естественному утверждению-, уникальности человеческой
природы, как и отсутствие доступа к представлению естественных условий, в
которых возникает уникальная^ природа человека, происходят из-за ошибочного
полагания эмпирически данных нам языка и сознания в отношении какой-то
неясной до конца объективной организации опыта существ, которым
приписывается естественное подобие человеку по их опыту. Возможно ли
считать языки животных сопоставимыми по их функции и значимости с
языками человека? Ведь наш язык нельзя представить в отрыве от интеллекта,
разумных действий. Конечно, поведение животных тоже можно считать
разумным, а началом умных их действий можно

125
Для понимания направления рассуждений Деннета надо иметь в виду ключевое для его философии
сознания понятие «интенциональной установки»: «Интенциональная установка — это такая
стратегия интерпретации поведения объекта (человека, животного, артефакта, чего угодно), когда его
воспринимают так, как если бы он < был рациональным агентом, который при «выборе» «действия»
руководствуется своими «верованиями» и «желаниями». Эти термины в кавычках (примененные
здесь с натяжкой) позаимствованы из того, что обычно называют «народной психологией», т.е. из
повседневного психологического дискурса, в котором мы участвуем, обсуждая психическую жизнь
наших собратьев-людей» (Деннет Д. Виды психики: на пути к пониманию сознания. М.: Идея-Пресс,
2004. С. 32).
 57

определить некоторое подобие нашей способности абстрагировать

обстоятельства внешней среды при помощи понятий и образов. Но при этом,
как полагает Деннет, очевидно, что, к примеру, обезьяны ни при каких условиях,
видимо, неч смогут практиковать действия, подобные разведению огня, сбору и
сушке дров, подбрасыванию, их в костёр (хотя эти действия как будто ничем не
сложнее «разумных» действий, на которые способны животные). Так же
очевидно, что животное даже случайным образом не сможет связать в единую
«историю», «картину» заданный ему и усвоенный им набор понятий и образов,
подобно тому, как это сделает человек. Вместе с тем, примитивный вербальный
язык в эволюционной перспективе, по-видимому, не может быть принципиально
противопоставлен языкам, которые доступны животным. Последние, по
крайней мере, как предполагает Деннет, эволюционируют в отношении первого;
то есть можно сказать, что вербальный язык наиболее оптимален в тех же
отношениях, в каких стремятся^ быть оптимальными естественные
коммуникативные системы. Что касается действий, подобных подбрасыванию
дров в костёр, то они, как сказано, тоже не являются действиями более
сложным, чем, предположим, строительство гнезда или плотины. И, тем не
менее, такой язык, такие действия как способности никому более, кроме
человека, естественным образом не доступны. Они как будто неразрывно
связаны и имеют некое уникальное качество, определённое, как кажется, ещё не
известными структурами «языка мысли», дающими особый смысл
человеческим практикам и естественным языкам. Деннет не делает допущения
о «языке мысли» (такое допущение в сопоставлении с его позицией мы кратко
рассмотрим ниже). Он вообще очень настороженно относится ко всем попыткам
расширения сферы влияния «менталистского словаря». Уникальное качество
человеческого опыта он определяет, обращаясь к тому способу, которым
осуществляются действия- человека. Деннет замечает, что есть два способа
строить плотины: тот, которым пользуются люди, и тот, которым пользуются
бобры. Их различие заключается не в конечном продукте, а в контролирующих
эти способы структурах мозга. Ребёнок может наблюдать,
 58

как птица делает гнездо, а затем повторить её произведение сам. Если снять
фильм о двух процессах строительства гнезда, то он мог бы ошеломить зрителя:
фильм как будто демонстрирует один и тот же процесс. Но на самом деле это не
так. У птицы есть какой-то специальный минимальный набор внутренних
шаблонов, который очень хорошо организован посредством эволюции. Принцип
его организации Деннет сравнивает с известным шпионским принципом,
согласно которому каждому члену команды даётся необходимый для
выполнения общей задачи миссии минимум информации. У ребёнка же «среда»
внутреннего опыта организована, согласно принципу, который в полном смысле
является принципом команды: каждому агенту дана вся полнота информации, и
команда, таким образом, может импровизировать, выполняя свою миссию.
Предполагается, что и в случае специфических человеческих практик
(например, при разведении костра) на определённом этапе эволюции произошёл
выбор между этими двумя способами их осуществления в пользу второго. Такое
предположение, впрочем, как и предположение о неком «языке мысли», будет
уступкой «эволюционному шовинизму», который в свою очередь ведёт к
постановке псевдопроблем и бесплодным попыткам их решения. Ограничить
«эволюционный шовинизм» можно, полагая, что наш язык принципиально
отличен от языка животных и наш интеллект принципиально отличен от
допсихических и психических структур, определяющих «рациоморфное»
поведение животных, но при этом надо признать, что наш язык и наш интеллект
принципиально отличен от подобных им структур, организующих опыт
животных, только для нас. Никакого объективного критерия такого различения
в эволюционном процессе для нас нет и быть не может. Вопрос о том, как
возникли человеческий язык и сознание, можно решать только указывая на
условия, в которых мы можем полагать собственную уникальную природу и
мыслить всю другую природу как естественную. Деннета можно понять так:
язык и сознание возникают тогда, когда человеческое существо начинает
поддерживать такие объективные структуры организации Природы, которые в
перспективе будут исследоваться
 59

наукой (или, точнее, - в своём завершённом виде имеющие название науки).

Иными словами, сознание не есть уникальный естественный «орган» или
искусственный «инструмент», но кажется таковым существу, использующему
орудия труда и вербальный язык и могущему в перспективе стать учёным.
Когда Деннет решает проблему происхождения языка и сознания, его не
интересуют животные как «естественные психологи» или «естественные
лингвисты». Можно сказать, что его интересует человек как «естественный
учёный». Причём эта характеристика столь же условна, как и две указанные
характеристики животных. Древнейшие гоминиды являются «естественными
учёными» не потому, что- обладают какой-то способностью или внутренней
предрасположенностью к каким-то специфическим действиям. Они просто
поставлены Природой в условия, когда необходимо использовать орудия труда
и слова (перед нами особый случай природного Дизайна ). Причём эти
своеобразные инструменты разума («mind-tools») не принадлежат
исключительно внутренней или исключительно внешней среде, но, подобно
морфологии и языкам животных, имеют функциональное назначение, а потому
требуют описания, нейтрального по отношению к интенциям субъекта или
свойствам и организации объективного мира. Фактически язык и интеллект
становятся в представлении Деннета, с одной стороны, крайне
биологизированными (склонный к эпатажу читателя Деннет может заявить, к
примеру, что человек ткёт «нить» предложений своего языка так же, как паук

Понятие «природный Дизайн» необходимо понимать в контексте следующего положения:

«Биология не является просто подобием инженерии; она есть инженерия. Она является изучением
функциональных механизмов, их места в общей организации природы [следуя телеологическому
принципу, можно было бы сказать «назначения», но у Деннета слово «design» (употребляемое в узком
смысле, в отличие от близкого, но имеющего метафизические коннотации широкого смысла
(«Design»)) следует переводить, скорее, как «композиция» - В: Д.], строения и работы» (Dennett D. С.
Darwin's Dangerous Idea. Evolution and the Meanings of Life. P. 228). Деннет выступает против мысли,
что эволюционирующую природу можно до какого-то условного момента представлять как некий
нейтральный в отношении телеологии «порядок», а с какого-то условного момента в природе
появляется некий «план». Его идея заключается в том, что понятия естественного «порядка» или
помещённого в голову какого-то существа «плана» не подходят для представления
эволюционирующей природы; биология (как инженерия) требует понятия «design», представляющего
природу как композицию функциональных механизмов.
 60

свою паутину ). Но, с другой стороны, язык и интеллект вполне независимы от

Природы, поскольку служат для генерирования и проверки жизненно важной
информации и тем самым для преодоления естественной зависимости от среды
и обстоятельств. Следуя мысли Деннета, скажем, что та же паутина
функционально противостоит Природе (хотя физически является её частью, так
как она материальна), только пауку не дано представить на этом основании её
природную исключительность. Впрочем, и большинству людей покажется
нелепой мысль о том, что их мысли и речи не принадлежат их «самости» и не
внушены им другими «самостями», а принадлежат всего лишь биологическому
виду Homo Sapiens. Используя слова авторитетного отечественного
исследователя философии Деннета, мы можем объяснить эту двойственность
тем, что «он [Деннет - В. Д.] относит структуры интенциональности, присущие
128
человеку и животным, к особым случаям природного дизайна» . Они
достаточно произвольно соотносятся с определёнными физическими
129

структурами , но в то же время не являются какими-то внутренне присущими

только субъекту структурами. Необходим ли здесь выбор между
редукционистской и антиредукционистской методологией исследования
психофизического взаимодействия? Нет. По двум причинам. Наде учитывать,
что Деннет предпринимает «анализ категорий «сознание», «самость»,
«личностное», «свобода воли», «интенциональность» и др. [«язык» - В. Д.] на
основе гетерофеноменологического языка, то есть от третьего лица (в отличие
от автофеноменологического языка первого лица, апеллирующего к интуиции и
интроспекции)» . Кроме того, надо иметь в виду его позицию по вопросам об
онтологических условиях сознания и условиях личностного бытия. Сам Деннет

127
Юлина Н.С. Д. Деннет: самость как «центр нарративной гравитации» или почему возможны
самостные компьютеры. С. 111-112.
128
Юлина Н.С. Дэниел Деннет: концепция сознания и личностного. С. 196.
129
Физические свойства должны поддерживать функцию (паутина должна быть липкой, а речь
громкой), но строгой связи возможности осуществления определённой функции с определёнными
свойствами субстрата (тела, мозга) нет (физические свойства просто оказались пригодны для
поддержания определённой функции; функцию речи могли бы взять на себя другие звуки; паук
выживает не потому, что именно паутина является липкой; не важно, что громкой является именно
речь и т. д.).
130
Юлина Н.С. Дэниел Деннет: концепция сознания и личностного. С 196-197.
 61 в отношении первого вопроса
предлагает следующую формулировку. «В наиболее общих чертах наша задача
состоит в том, чтобы обеспечить научное объяснение сходств и различий в тех
случаях, благодаря которым предложения различных ментальных языков
оказываются истинными или ложными. Так, например, наша задача состоит не в
том, чтобы отождествить мысль Тома об Испании с некоторым физическим
состоянием его мозга, но точно определить те условия, при которых можно
уверенно сказать, что всё предложение «Том думает об Испании» истинно или
ложно. Такой способ рассмотрения характеризует задачу нахождения
объяснения сознания, которое объединено и согласуется с частью науки как
целого, но избегает, по крайней мере первоначально, обязательства находить
среди вещей науки каких-либо референтов для терминов ментального словаря.
Это обязательство будет рассматриваться только в случае, если некоторые или
все ментальные термины будут сопротивляться любым усилиям трактовать их
как нереференциальные» . Сходным образом он решает проблему условий
возникновения языка и интеллекта. Он не считает возможным вывести сознание
и язык из какой-то очевидной в автофеноменологической перспективе
способности человека. Способность может быть приписана в
гетерофеноменологической перспективе, а уникальное качество приписанной
какому-то существу и даже машине способности или её потенциальная
трансформация в интеллект и языковую практику могут быть определены
только исходя из наших «практических соображений». Последние имеют самое
широкое толкование. В частности Деннета можно понять таким образом: задачи
и проблемы современной науки требуют определения практик древнейших
гоминид как «протоязыковых» или «протосоциальных», и хотя это определение
сугубо эвристическое (или продиктовано прагматическими целями науки), оно,
вполне приемлемо для постановки проблем и решения задач. Что же касается
попыток научной интерпретации практик наших далёких предков в

131
Деннет Д. Онтологическая проблема сознания // Аналитическая философия: Становление и
развитие: Антология. М.: Дом интеллектуальной книги, «Прогресс-традиция», 1998. С. 375.
 62

качестве «протоязыковых» или «протосоциальных» (постановки в их

отношении каких-либо «проблем» и решения в связи с ними каких-то «задач»),
то они сами по себе вряд ли могут быть серьёзно обоснованы. Может
показаться, что Деннет здесь солидаризируется с такими исследователями
когнитивной системы человека, как Колин МакГинн и Ноэм Хомский,
отказываясь, по сути, от притязаний науки и философии на познание оснований
человеческого бытия и, в конце концов, своих собственных оснований. Но на
самом деле это не так, что Деннет специально оговаривает. Во-первых, он верит
в то, что ограничения, наложенные на наш интеллект и язык менталистской
парадигмой (с её мнимыми сущностями и эмпирически противоречивыми
явлениями), не являются раз и навсегда данными: они относительны и зависят
от актуальных в определённый момент задач и проблем науки. Можно сказать,
что Деннет является сциентистом в отношении любого рода метафизики,
физикалистом в решении психофизической проблемы и редукционистом в
методологических вопросах. Но ни с одним из этих направлений он не
связывает свою философию, ограничиваясь логико-семантическим анализом
языка науки, рассмотрением сознания как интенциональной установки и
языковой практики, обоснованием метода, позволяющего исключить влияние
данных интроспективного опыта на процедуру редукции (в каком бы виде она
ни была заявлена как необходимая). Во-вторых, Деннет считает, что язык
позволяет человеку моделировать самые разнообразные картины собственного
опыта, что существующий у человека в голове «картезианский театр» с
гомункулусом, просматривающем на неком экране ментальные образы (с
которым мы имеем дело как с чем-то очевидным), не есть единственный из
возможных вариантов самополагания субъективного опыта сознания.
Возвращаясь к проблеме происхождения языка и сознания, мы можем считать,
в общем, справедливой следующую реплику: «обращение к внутреннему опыту
вряд ли может способствовать её решению, поскольку допускает диаметрально
противоположные заключения» . Деннет сознательно избегает анализа

Вишняцкий Л.Б. Указ. соч. С. 50.

 63

«внутреннего опыта», обращаясь к описанию возможных для существ с мозгом

вариантов организации выбора разумных действий в среде, вариантов, которые
являются частным выражением природного Дизайна. На указанных нами
страницах книги «Опасная идея Дарвина: эволюция и смысл жизни» автор
рассматривает четыре варианта организации отношения «организм-среда»,
которые он определяет как четыре этажа эволюционной башни «Производи-и-
Пробуй» («Tower of Generate-and-Test»). Это отношения, возможные для
«существ Дарвина», «существ. Скиннера», «существ Поппера» и «существ
Грегори». Если процесс совершенствования способов генерирования и
проверки значимой для выживания живого существа информации
рассматривать в связи, с необходимо доступными способностями и поведением
в отношении внешней среды, то эволюционная «башня» будет состоять только
из трёх «этажей»; она не будет учитывать нас как существ, обладающих языком
и способных мыслить. Мы здесь только лишь «попперианские существа»,
способные к предварительной селекции умных действий (не полагающиеся на
случай), то есть существа, помещающие во «внутреннюю среду» «что-то
структурированное таким образом, что действия суррогаты, которые здесь
поддерживаются [для понимания такой формулировки надо учитывать
отношение Деннета к проблеме ментальных образов - В. Д.], есть те же самые
действия, которые внешний мир тоже бы поддержал, если бы они были
134
произведены» . Мы, люди, отличаемся от менее приспособленных к
индивидуальному выживанию «дарвинианских» и «скиннерианских существ»,
но мы как «попперианские существа» не уникальны. Если не мыслить эту
«внутреннюю среду» как чудесным образом попавший в голову «существа
Поппера» «дубликат» внешней со всеми её опасными случайностями, то надо
полагать, что информация о внешнем мире, необходимая для выживания
«попперианского существа», структурирована таким образом, что существует
приемлемое объяснение того, как она туда попала. Человек осуществляет

133
См., например, указанную выше статью Деннета «The Nature of Images and the Introspective Trap».
134
Dennett D. С Darwin's Dangerous Idea. Evolution and the Meanings of Life. P. 375.
 64

преселекцию умных действий с помощью языка, но нам ничего не известно о

том, как осуществляют преселекцию другие существа, чьё выживание не
зависит от «оптимальности» полученного путём естественного отбора
фенотипа (как у «существ Дарвина») или от удачного исхода метода проб и
ошибок (как у «существ Скиннера»). Сравнивая человека с животными в этом
отношении, Деннет задаётся вопросом, что происходило после того, как люди
однажды добрались до третьего этажа «башни»? По сути, мы возвращаемся к
вопросам, которые автор задавал перед обсуждением уникальности человека
как живого существа: какое разнообразие мыслей требуется для языка, какой
род мысли (ведь предполагается же мысль у других «существ Поппера»)
возможен без языка? Видно, что нельзя получить ответы на все имеющие
отношение к проблеме происхождения сознания и языка вопросы, полагая в
мозге сознательного существа некие структуры, обеспечивающие интеллект,
субъективное качество опыта человека как ему внутренне присущую интенцию,
как его способность или в связи с его поведением. Организация
«интенциональной установки» такого существа, как человек, может быть
понята, если её определять в качестве варианта эволюционно сформированного
природного Дизайна. Для этого Деннет добавляет ещё один этаж
эволюционной «башни». Здесь появляются «существа Грегори», способные
осуществлять преселекцию действий, учитывая не только обстоятельства
физической среды, но и «инструменты разума». Последние делают возможной
уникальную «интенциональную установку», присущую только людям. Хотя
при этом она не является частью какой-то таинственной «природы» человека
или частью уникальной в своём роде организации физической природы. Итак,
пытаясь избежать «эволюционного шовинизма», с одной стороны, и
распространения языка, описывающего психологические состояния
сознательного существа, на состояния существ не сознательных, можно сказать,
что «сама эволюция рассматривается с точки зрения разворачивания
интенциональной установки, а человеческая интенциональность как
 65

производная от свойственной Матери-Природе»135. Оснований для того, чтобы

считать интенциональность Матери-Природы знанием (с психологической точки
зрения), разумеется, нет.
Но когнитивистский проект в современной философии сознания всё
меньше и меньше предполагает акцент на анализе способностей, поведения <
субъекта, поскольку первостепенное значение приобретает категория
«информация» (когнитивно-информационный подход к сознанию); Тем не
менее, как показано нами в первом параграфе первой главы, по-прежнему
затруднительно свести сознание к какой-то когнитивной или информационной
структуре, которая» была бы объективной в том смысле, что представляла и
обеспечивала сознание независимо от того, как оно представлено и обеспечено
для самого субъекта, в том числе - независимо от поведения и языка. Такая
структура позволила бы приписывать некому существу интеллект, не
освидетельствовав его как существо, использующее особый уникальный язык,
который сам по себе (как объективная структура) заявляет субъективное
сознание и разум. Правда, существует возможность представить сознание в
отношении к такому уровню организации языка, который является
объективным, поскольку он обеспечивает и представляет- языковую
способность субъекта до того, как субъект начинает практиковать эту
способность и таким образом представлять и обеспечивать её для себя и для
коммуникации (то есть - субъективно). Этот языковой уровень философия и
психология определяют (следуя давней метафизической традиции) как
«врождённый» и связывают его с семантическим уровнем организации языка.
Таким образом сознание можно приписывать существу, которое уже имеет
доступ к этому уровню, но не имеет доступа к уровням, которые делают
возможной для этого существа речь и осознанное социально определённое
поведение. Вопросы семантики тесно переплетены в современной философии с
вопросами о происхождении языка, о. процессе научения1 языку, об отношении
«мозг-разум». Философы-когнитивисты связывают в перспективе создания

Юлина Н.С. Дэниел Деннет: концепция сознания и личностного. С. 196.

 66 семантической теории лингвистику и
психологию, лингвистику и биологию, лингвистику и психофизиологию. Эта
традиция идёт, прежде всего, от Ноэма Хомского (но он, разумеется, не несёт
ответственности за широту и результаты, интерпретаций его идей). Постановка
и решение проблемы смысла и значения, главным образом, должны
обеспечивать состоятельность филогенетического определения сознания в
качестве доступа к неким специализированным системам мозга. В общем,
интерпретация идей когнитивиста Хомского, касающихся интересующей нас
возможности» объективизации в мозге сознания как «способности», такова.
Хомский рассматривает способности (а именно языковую способность)
человека как «умения», опирающиеся на некое «неявное знание» того, как
осуществляются эти «умения». «Таким образом, «умение» человека не просто
состоит в его способности что-то совершать со знанием дела; оно включает в
себя и то обстоятельство, что он имеет в своём распоряжении определённые
принципы. «Врождённая способность» мышления «репрезентируется» - ибо
Хомский не дуалист - «неким пока ещё неизвестным способом в мозге»,
создавая абстрактную когнитивную структуру, которая затем включается в
«систему способностей к действию- и интерпретации». Изучать «умение» -
значит изучать весь этот набор ментальных структур т ментальных
процессов»136. Здесь можно указать на позицию Джерри Фодора, постоянным
оппонентом которого является Деннет (возможно, в силу того, что их часто
считают представителями одного направления в современной философии
сознания - функционализма). Фодор (как последователь Хомского) замечает, что
«вещи, которые собеседники говорят, часто подтверждаются или опровергаются
тем, что они видят, слышат и т. п., и предположительно часть того, что
составляет знание языка, есть знание о том, что сообщаемое или*
137
воспринимаемое истинно» . Значит должны существовать «такие
вычислительные процедуры, которые позволяют использовать то, что человек
видит из окна, чтобы подтвердить высказывание, что идёт дождь, и такие

136
Пассмор Д. Современные философы. М.: Идея-Пресс, 2002. С. 44-45.
137
Fodor J. A. The Language of Thought. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1980. P. 111.
 67

процедуры как-то могут быть связаны одновременно и с лингвистической и с

визуальной информацией»138. Фодор указывает на проблему формализации
данного отношения подтверждения, на то, что «сложно- помыслить понятие
формы, которое сделало бы лингвистические и нелингвистические объекты
■I OQ

формально сравнимыми» . Тем не менее, информация, полученная

посредством лингвистического кода или гипотетического «общего кода», в
который переведена полученная на перцептивных «входах» информация,
очевидно, попадает в сферу тех принципов, что определяют некие общие
отношения подтверждения, поскольку для ТОГОІ, чтобы эта информация была
доступна субъекту, в принципе, не важно подтверждена ли (а она, несомненно,
подтверждена) она как полученная определённым образом, через определённый
канал. Речь идёт о семантических структурах «языка мысли». Естественно, что
любое сообщение, которое субъект способен воспринять, обеспечивает какие-
то анализирующие и генерирующие информацию «устройства»
соответствующими сигналами на «входе» и «выходе». Но, вне зависимости от
доступа к этим «устройствам», субъект будет обладать сообщением, если оно
прошло процедуру подтверждения, если субъект знает, что «это так» (дело не в
том, что субъект обладает языковыми «пропозициями» или что психологически
обоснована фиксация его верований, а в том, что его язык и уверенность каким-
то образом определены как правильные в отношении «языка мысли»). В общем,
в этом отношении очевидна проблема согласования в мышлении языковой и
неязыковых способностей человека, связи информации, полученной
лингвистическим и нелингвистическим путями. Лингвисты, с одной стороны, и
представители когнитивной психологии, с другой, предлагают различные
основания для того, чтобы подтвердить сознательность, отношение к
интеллекту той или иной способности человека. Фодор считает, что «внедряя
теорию коммуникации в теорию когниции (познания), мы повышаем
эмпирические запросы с каждой из них: с одной стороны, послания должны
138
Ibid. Р. 111-112.
139
Ibid. Р. 112.
 68

быть так репрезентированы, чтобы они попадали в сферу психологической

теории фиксации верований, а с другой - принципы, к которым обращается эта
теория, должны быть так сформулированы, чтобы их можно было приложить к
140
лингвистически кодируемым объектам» . Соответственно, «психология,
которая удовлетворяет этому двойному требованию, фактически лучше
подтверждена, чем та, что объясняет только кодирование посланий, либо та,
что объясняет только подтверждение посланий, которые мы можем
кодировать»141.
На наш взгляд, попытки связать языковые структуры с психологическими
механизмами когниций, подобные той, что предлагает к обсуждению Фодор,
имеют слишком общий характер и интересны только как попытки преодолеть
методологическую и философскую несостоятельность специальных теорий
восприятия, языка и мышления. Возвращаясь к проблеме эволюционного
происхождения языка и сознания, можно сказать, что понимание природы
сознания как некоторой способности или интенционального состояния,
объективизированных в отношении когнитивно-информационной организации
мозга, не вносит ясности в эту проблему даже в том случае, когда способность
или интенция имманентно присуща когнитивной системе человека на
семантическом уровне. Мы не случайно обратились именно к работе Джерри
Фодора. В контексте всего вышеизложенного он обращается к опыту сознания,
который доступен пациентам с «расщеплённым мозгом» (парадоксы их
когниций мы будем рассматривать ниже). Такие пациенты в некотором смысле
являются примером «организма, не способного использовать то, что он видит, с
целью проверить то, что он говорит» (то есть, можно предположить, что они
будут подобны тем странного рода существам, которыми, возможно, являлись
наши далёкие предки), и «хотя, конечно, владение языком даст такому
142 г
организму гораздо меньше пользы, чем нам» , он, тем не менее, будет

ии
Ibid. Р. ИЗ. 141
Ibid.
 69

сознательным. Он будет «верифицировать» свои сообщения в сфере тех

принципов подтверждения, что гораздо шире сферы любой психологической
теории фиксации веры или сугубо лингвистической семантической теории. В
контексте рассуждений Фодора этот пример очень уместен (впрочем, надо
заметить, что автор берёт случай расщепления мозга с оговоркой и не
рассматривает его специально). Но-всё же в итоге остаётся ряд существенных
вопросов, которые в контексте замечаний Фодора можно переформулировать
следующим образом. Как связана организация мозга с организацией «языка
мысли» (если предположить, что последний объективно фундирует наши
способности как сознательных «организмов»)? При каких условиях «язык
мысли» эффективен, при каких условиях (или вопреки каким условиям)
сохраняются его структуры и функции (если предположить, что в случае
расщепления мозга каждое полушарие представляет собой структурную и
функциональную единицу, обеспечивающую определённые способности
субъекта, но при том физиологическая организация «языка мысли» страдает
лишь отчасти или вообще не страдает, поскольку «правополушарные» и
«левополушарные» субъекты, видимо, находятся в сознании)? Это слишком
сложные вопросы и, более того, - слишком специальные. Чтобы их решить или
снять, мало одной веры или недоверия философской гипотезе. Потому, видимо,
полезней перейти на уровень более общих вопросов, в рамках которых, по
крайней мере, становится корректной критика и аналитика. Самым общим
здесь является вопрос о состоятельности попыток найти соответствие между
результатами анализа субъективной реальности и объективной организацией
мозга в филогенезе. Предвидя огромные и, видимо, непреодолимые трудности,
возникающие при осуществлении таких попыток перед философией и
когнитивистикой, можно опять обратиться к деннетовскои критике
когнитивистской редукции. «В отличие от реалистов, считающих
интенциональность внутренним свойством организма, а верования и желания
-её отражением (такой позиции придерживается, например, Джерри Фодор), он
утверждает, что принятие интенциональной установки заключается в
 70

рассмотрении некоторого сложного агента (например, человека или животного)

как действующего в соответствии с интенциональным образцом (паттерном).
Паттерн следует считать реальным, но не в смысле отражения уникальной
внутренней конституции- агента, а в смысле проявления общих природных
ш
структур» . Иными словами, в перспективе, открытой аналитической
философией Деннета, сознание не может быть реальным, для нас как возникшее
в специальным образом организованном мозге некого существа (также как оно
не может возникнуть в результате развития какой-то способности этого
существа, в результате его определённого поведения). Таким образом, мы снова
возвращаемся к естественной необходимости определения сознания в
«гетерофеноменологическом» описании, исходя из задач науки. Рассмотрение
уникальной природы человека как самого совершенного варианта природного
Дизайна - это только одно из возможных решений проблем, постановка которых
зависит от ограничений, наложенных на предметное поле наук о человеке
человеческой субъективностью. Проблема происхождения сознания и языка, в
частности, может иметь решения иные, более конкретные, чем предлагает
Деннет. Но нам важно показать, что предметность, «данность» человеку
субъективного' сознания не является ни залогом успеха в его научном
осмыслении, ни препятствием в этом проекте. Когнитивистский проект
натурализации сознания в эволюционной перспективе, таким образом,
обнаруживает свою проблематичность в том смысле, что сознание как опыт
субъекта (интенциональное сознание, имеющее личное качество) с
эволюционной точки зрения нисколько не значимо. Натурализация сознания как
условия использования существом некоторого ограниченного набора
поведенческих схем или как условия актуализации большего, чем- у не
имеющих сознания существ, числа информационных связей со средой,
очевидно, является не оправдывающей усилий на её осуществление редукцией.
Итак, возможные в1 ходе эволюции варианты информационной организации
живых систем не связываются очевидно с какими-то структурами,

ЮлинаН.С. Дэниел Деннет: концепция сознания и личностного. С. 195.

 71

объективизирующими их определённые способности и тем более поведение.

Способности, которые могут быть продемонстрированы, поведение, которое
можно наблюдать, строго говоря, ничего не свидетельствуют о сложности и
качестве информационной организации когнитивной системы, если мы
связываем её определённую сложность и её определённое качество с языком и
мышлением человека разумного. Сама по себе эволюционная «башня»,
представляющая процесс совершенствования способов генерирования и
проверки значимой для выживания живого существа информации, отбора
полезных информационных инвариантов, заявляющая типы живых существ со
своими необходимо доступными способностями^ и поведением в отношении
внешней среды, не учитывает нас как уникальных существ1, обладающих
языком и способных мыслить (если мы не одержимы «эволюционным
шовинизмом»: ведь, по выражению Деннета, и «осьминог очень умный - этот
факт не удивлял бы нас, если бы существовал метод подтверждения ума,
144
независимый от филогенетического шовинизма» ). Видимо, ограничение
когнитивно-эволюционного і подхода заключается в том, что- нельзя получить
ответы на все возможные в связи с проблемой происхождения и природы
сознания вопросы, полагая в мозге сознательного существа некие объективные
структуры, обеспечивающие интеллект, субъективное качество опыта человека.
Этого не стоит делать хотя бы потому, что такие структуры невозможно
представить в отношении чему-то подобному в природе. Они понятны только
человеку. Здесь необходимо обратиться к ещё одному ограничению
когнитивно-эволюционного подхода, связанному с невозможностью
представления объективного характера информации, необходимого для
эволюционного становления существа определённого вида.
Эволюционная эпистемология заинтересованно интерпретирует понятие
«информация», и за несколько десятилетий она прошла путь от философски
наивных представлений об адаптационном характере структур сознания к
философски корректным (учитывающим актуальные проблемы теории

Dennett D. С. Darwin's Dangerous Idea. Evolution and the Meanings of Life. P. 376.
 72

познания, теории, сознания) нонадаптационистским (что не значит

«антиадаптационистским») представлениям эволюционного становления
когнитивных структур человека. В сопоставлении' адаптационистского и
нонадаптационистского взглядов, сделанном Ф. Вукетичем в одной из недавних
работ, которая^ посвящена функциональной парадигме в современной
145
когнитивистике , адаптационизму, связанному с именем Ч. Дарвина и>
поддержанному многими видными представителями эволюционной
эпистемологии (в числе которых К. Лорец, Р. Ридль и другие), приписывается
два принципиальных положения. Первое заключается в том, что «когнитивный
аппарат любого организма адаптирован (приспособлен) к внешнему миру, с
1
которым организм борется» , а второе - в том, что «воспринимаемое
организмом есть истинная, но упрощённая картина внешнего мира или
147
основных структур окружающей организм среды» . Сторонники
адаптационизма не являются наивными реалистами, полагая, что «мы - или
наши организмы - получаем полный образ имеющегося во вне»148 (становимся
полным образом имеющегося во вне). Они утверждают, что «у любого
организма восприятие подчиняется реально существующему, к которому, в
конце концов, органы восприятия приспосабливаются»149. Но это? «реально
существующее» не есть «мир сам по себе»: здесь, скорее, предполагается
реальность взаимоотношения доступных организму аспектов организации
внешней среды и знания этой среды, выраженного в поведении, в адаптивной
стратегии150. Нонадаптационистская позиция исключает понимание организма

145
Wuketits F. Functional Realism II Functional Models of Cognition. Self-Organizing Dynamics and
Semantic Structures in Cognitive Systems. P. 28-31.
146
Ibid. P. 28.
147
Ibid. P. 29.
148
Ibid.
149
Ibid.
150
Возвращаясь к работе Деннета «Опасная идея Дарвина», воспользуемся рассмотренными здесь
двумя вариантами образного объяснения появления новых этажей «эволюционной башни». Первый -
«небесные крюки» («skyhooks») - предполагает, что эволюционные изменения вызваны
вмешательством непонятной (с точки зрения организма, находящегося на определённом этаже
«башни») силы, реализацией некого общего естественного плана становления природы. Второй -
«подъёмные краны» («cranes») - связывает изменения, ведущие к появлению новых этажей
«эволюционной башни», с активной преобразовательной деятельностью, которую, выживая,
практикуют организмы. Она открывает перспективу её усовершенствования в видовом опыте на
 73

как марионетки, управляемой средовыми воздействиями. Она может быть

заявлена следующими положениями: во-первых, «знание рассматривается как
функция активной биосистемы (а не «слепых машин», только подверженных
внешним влияниям)», во-вторых, «знание есть не реакция на внешний мир, но
результат сложного взаимодействия между организмом и его окружением», и, в-
третьих, «знание не является линейным процессом пошагового накопления
151
информации, но процессом непрерывной элиминации ошибок» . Таким
образом, люди (и их организмы) не есть простое отображение внешней среды.
Среды «как таковой» нет: «разные виды понимают разные аспекты организации
«мира» . Соответственно этому 'представлению нонадптационистской позиции
можно предполагать, что видовой опыт не имеет для отдельного представителя
вида непосредственного характера. Он имеет, скорее, характер «условий
возможности» . Но надо добавить (поскольку с последним мнением
соглашаются и адаптационисты, заявляя своеобразный «гипотетический
реализм»), что эти «условия возможности» могут быть объективизированны
только как определённые врождённые «схемы реакции». То есть «определённая
специфическая среда не просто предписывает реакции организма в её
отношении; разные виды имеют разные возможности справляться с
154 А

окружающей средой» . Автор предлагает откорректировать известное

положение Конрада Лоренца о копытах лошади, приспособленных к
«свойствам» степи, отражающих её «реальные» свойства, на том основании, что
«в степи живут не только лошади, но и змеи, грызуны и много других видов,
которые не имеют (не развивают) копыт»155. Определённое Вукетичем

следующем «этаже» (с точки зрения опыта отдельного организма данная перспектива недоступна).
Первый вариант связан с обсуждаемым Вукетичем адаптационистским реализмом, согласно которому
эволюционный процесс открывает всё новые и новые аспекты внешней среды. Второй вариант - с
нонадаптационистским конструктивизмом, где эволюционный процесс представлен как смена
принципов взаимодействия организма со средой.
151
Wuketits F. Functional Realism. P. 29.
152
Ibid. P. 30.
153
«Используя кантовскую терминологию, мы можем сказать, что пространство и время - формы
интуиции и категории a priori для индивида, но a posteriori для вида» (Хахлвег К., Хукер К. Указ соч.
С. 107).
154
Wuketits F. Functional Realism. Р. 31.
 74

различие между адаптационизмом и нонадаптационизмом может показаться не

очень ясным и не принципиальным. Для-понимания этого различия сопоставим
первый подход с так называемой кумулятивной моделью- развития науки, а
второй - с моделью научных революций. Вукетич находится под несомненным
влиянием философии науки Карла Шоппера. Нонадаптационизм исключает
возможность представления эволюции как глобального, общого для всех видов
процесса в том же смысле, в каком невозможно представить линейное,
поступательное развитие науки. Адаптивные стратегии видов не имеют
критерия для их сопоставления в том же смысле, в каком, по Попперу,
несопоставимы научные теории. Для нас определённая справедливость
представленного «конструктивистского» варианта нонадаптационизма значима
тем, что она не позволяет свести поведение или психические реакции
организма к некому объективно завершённому опыту: есть эволюционно
определённые объективные «условия возможности» опыта, но они не даны
организму непосредственно, а непосредственно данные поведение и
психические реакции могут быть оценены как завершённые, необходимые,
реалистичные только с «субъективных» позиций каждого эволюционно
определённого вида156.
На основании этого заключения нонадаптационистская интерпретация
развития специализированных систем организма, отвечающих за субъективный
опыт сознания-, может быть заявлена как нонкогнитивистская в принципе. Дело
не только в том, что наши далёкие предки приспосабливались не к

Ср. как Деннет, говоря о значимости эволюционного приобретения человеком языка, осторожно
определяет доступ к этой когниции, возможный для отдельного субъекта: «Что верно для всего вида,
то верно и для отдельного индивида. В жизни индивида нет шага, открывающего больше
возможностей, нежели «научение» языку. Я должен взять это слово в кавычки, так как мы уже начали
понимать (благодаря исследованиям лингвистов и психолингвистов), что дети во многих отношениях
генетически предрасположены к языку. Как часто повторяет отец современной лингвистики Ноам
Хомский (допуская простительное преувеличение), птицам не нужно учиться использовать сиое
оперение, а детям не нужно учиться своему языку. Большая часть тяжелой работы по созданию
существа, использующего язык (или оперенье), была проделана много эпох назад, и ее результат
предоставляется ребенку в виде врожденных способностей и предрасположенностей, легко
адаптируемых к местным требованиям лексики и грамматики» (Деннет Д. Виды психики: на пути к
пониманию сознания. С. 152). Акцентируем следующее: научение языку отдельного человека и
научение языку вида, к которому принадлежит человек, - это совершенно разные и, в принципе,
несопоставимые процессы.
 75

естественной среде, а к социальной, но и в том, что характер их отношений со

средой сложно объективизировать и представить как «знание» среды
биологическим организмом. Понятно, что отношение организма к среде можно
считать знанием среды с его позиций, но не понятно, что можно считать
знанием вообще (или даже знанием вида, к которому принадлежит организм). А
без этого в принципе не ясно, что человек совершенствует в процессе
эволюции, какова эволюционная необходимость появления сознания, в каком
отношении можно объективизировать сознание как знание.

Выводы
Подведём итоги нашего рассмотрения вариантов когнитивистскрй
натурализации сознания, определённых в качестве перспективных подходов к
решению психофизической проблемы.
Основанием когнитивизма как методологии исследования сознания
является положение о том, что феноменология субъективного опыта сознания
редуцируется к когнициям субъекта, репрезентированным в организации его
мозга и данным ему как информация о состоянии внешней среды, собственном
состоянии. Объяснение всех аспектов функциональной организации
когнитивной системы человека должно привести к решению загадки
существования сознания в мире естественных явлений и процессов.
Методологическими основаниями постановки психофизической проблемы в
контексте общей парадигмы когнитивизма являются когнитивно-
информационный и когнитивно-эволюционный подходы к феномену сознания.
С позиций когнитивно-информационного подхода в качестве решения
психофизической проблемы можно заявить модель, представляющую сознание
как эмерджентное свойство сложных изменяющихся целостных систем. Это
свойство возникает в процессе информационной саморегуляции (устранения
состояния неопределённости) человеческого организма, связано с функцией
управления психическими и физиологическими процессами и представляет
собой новое системное свойство организма, качественно отличное от других,
 76

определяемых его естественными, непосредственно включающими в среду

когнициями . Субъективный опыт сознания в этом смысле представляет собой
только часть информационной организации когнитивной системы человека.
Потому функциональность сознания1 как такового определить затруднительно
(но при этом - отметим как положительное следствие применения данной
методологической установки - можно без проблем соотносить в единой
системе субъективное психическое и неосознаваемые когниции). Прослеженная
зависимость уникального опыта субъективности от когнитивной специализации
сознательно или бессознательно задействованных субъектом подсистем мозга
способствовала бы определению его (опыта) функций. Но даже в этом случае
(пока не имеющем места) возникнет проблема с редукцией таких
некогнитивных свойств сознания, как данность от первого лица, настроенность,
рефлексивность и т. п.; свойств, которые к тому же не могут быть приписаны
принципиально не осознаваемому объективному уровню его организации (они
имеют отношение только к субъективному опыту сознания). Вопросы также
вызывает критерий применимости менталистских терминов при описании
определённой сложной системы, предположительно осуществляющей
процессы «внутренней переработки» внешних стимулов. Как определить, имеет
ли информация, которой оперирует система, смысл для неё самой? Без решения
этой проблемы любая попытка антиредукционистской интерпретации
психофизического взаимодействия будет только реализацией метафор, с
помощью которых сторонний наблюдатель приписывает ментальные состояния
некому физическому объекту. Оправдание такого способа представления
сознания может быть связано только с желанием когнитивистов избежать
грубой редукции, но сам он так же, как и другие существующие способы,
-несовершенен.
Задача определения когнитивного формата (или ответа на вопрос: что в
объективной характеристике ментальных образов позволяет считать их именно

157
Специфика нейрофизиологических механизмов такой' организации когнитивного опыта
продуктивно обсуждается в специальных исследованиях (см., например: A.M. Иваницкий.
Информационные процессы мозга и психическая деятельность. М.: Наука, 1984).
 77

когнщиямиї) доступных субъекту ментальных образов и вообще самой

возможности объективной представленности ментальных образов в
организации мозга существенно затрудняет когнитивистскую редукцию
сознания. Её пытаются решить сторонники вычислительно-репрезентативная
модель мозга человека как функциональной системы'. Главная проблема здесь:
отсутствие ясных представлений об организации и онтологической
характеристике уровня сознания, где объективные когниции и их субъективная
данность как ментальных образов и интенций взаимодействуют. Единственная
возможность представить его - прибегнуть к редукции-, применив тезис
тождества, или поместить на этом уровне гомункулуса.
Попытка функционалистов натурализовать сознание, прибегая не к
редукции ментальных образов и- интенциональных установок сознания, а к их
элиминации, представлена моделью «метафизического функционализма». Она
предполагает, что функциональная система «мозг» обеспечивает ментальные
состояния, опосредованные субъективным опытом сознания, который сам по
себе некогнитивен (или когнитивен для субъекта, то есть - уже условно), но
свидетельствует об объективном состоянии всей определённым образом
(функционально) мобилизованной когнитивной системы. Опыт * сознания,
следовательно, не может быть тождественен чему-либо в организации
когнитивной системы, а последняя, в сущности, ничем не заявляет себя как
принадлежащая некому носителю уникальной субъективности или - используя
любимый образ критиков интроспективного ментализма - объективно
принадлежит «зомби». Субъективное психическое, таким образом, не
редуцируется к объективной (физической) структуре, но связано с
информационной организацией живой материи, не рассматривается как
«особого рода» когниция, но объективно свидетельствует о состоянии
когнитивной системы в целом. Недостатком этого варианта
функционалистского подхода является не прояснённая связь функционального
описания ментальных состояний человека, нейтрального по отношению к
характеру их данности носителю и свойствам поддерживающего их субстрата,
 78

с психологическими и, далее, нейрофизиологическими характеристиками этих

состояний. Интерпретация поведения, семантика функциональных
(ментальных) состояний, образы, составляющие опыт переживания
определённого ментального состояния, - всё это необходимо нуждается в
психологических характеристиках, а последние, в свою очередь, - в
физиологических механизмах. Если эта связь случайна, то психофизическая
проблема вообще лишается смысла: психологические сущности и
характеристики элиминируются, физическая организация мозга
«демифологизируется» в качестве обеспечивающей структуры «самости»,
интенциональности. Соответственно, когнитивистские интерпретации
функциональной связи субъективной реальности и её «нейрокода» становятся
беспочвенными: никакого психофизического взаимодействия в« мозге попросту
нет, есть экстраполяция субъективности на функциональные (ментальные)
состояния некого физического объекта (в частности - мозга человека). Если же
эта связь не случайна и ментальное принципиальным образом зависит от его
психологических и нейрофизиологических характеристик, то
функционалистская интерпретация сознания также становится излишней:
становится очень трудно отличить её от бихевиористской и физикалистской.
Методологическое обоснование решения психофизической проблемы
может быть также осуществлено в рамках когнитивно-эволюционного подхода.'
Здесь предполагается что, сознание как уникальная, но, тем* не менее,
генетически связанная с раздражимостью, психикой других живых существ
«когниция» возникло в результате естественного процесса адаптации человека
к природе. Когнитивный' характер процесса адаптации живого существа к
внешней среде можно считать объективным. Набор естественных когниций
организма - залог его адаптации к среде; естественный процесс адаптации
организма к среде представлен его когнициями. Но субъективная данность
сознания налагает ограничения! на возможность их связи с намерениями,
стремлениями, ожиданиями и потребностями человека как уникального по
природе существа. Кроме того, есть основания для рассмотрения становления
 79

когнитивной системы человека безотносительно процесса адаптации.

Когнитивный характер процесса социализации человека или его «экологических
практик» можно считать условным, так как они опосредствованы субъективно
(и здесь мы опять сталкиваемся с проблемой связи естественных когниций с
интенциями сознательного существа). В' том случае, когда есть возможность
заявить объективность социальных когниций (например, объективность языка),
мы сталкиваемся с проблемой обоснования связи структур языка (а далее -
интенций социального существа) со структурной и функциональной
организацией эволюционирующей, способной к психическому отражению
158
материи (в частности, мозга человека) . Поскольку вычислительно-
репрезентативная модель только условно пригодна для натурализации
субъективного опыта сознания, функционализм предпринимает попытку
натурализации (в процессе эволюции) когнитивных структур сознания-
социального существа за счёт утверждений существования
объективизированного в функциональной организации мозга «языка мысли».
Этот «язык мысли» якобы имеет общую для всех людей (врождённую)
структуру. Его характер, повторим, столь же объективен, как и характер
когниций, непосредственно направленных на физическую среду. А
складывается «язык мысли» в процессе эволюции когнитивной системы
человека в связи с усложнением информационной среды, в которой последний
находится, или в связи с переходом к новой адаптационной стратегии. Так
устанавливается когнитивный формат сознания на семантическом уровне.
Признание объективно когнитивного характера социальных (а не
адаптационных) практик как будто позволяет компенсировать недостаточность
эволюционного подхода к проблеме репрезентации субъективности в материи
мозга как функциональной системы. Заметим, что, кроме субъективных
ментальных образов, когнитивный формат которых может определяться как

158
Мозг отражает объективные свойства физической реальности, но он не может отражать
объективные значения идеального мира культуры (их отражает субъект познавательной
деятельности). Культурный знак (слово, к примеру) не имеет значимых для его восприятия
физических параметров: он должны быть в принципе воспринимаем, но его информативность не
определяется его физической природой.
 і 80

свойствами физического мира, так и значениями мира идеального, в качестве

объективных когниций в мозге могут быть представлены даже
интенциональные установки человека (что подтверждают психогенетические
исследования). Но так как семантический уровень организации языка и
интенциональные установки сознания актуализируются только социальным»
практиками, мы не можем приписывать сознание никаким организмам (в том
числе далёким предкам человека), не удостоверив их поведение и язык как
сознательные в отношении нашего поведения и языка (то есть приписав им
мотивы поведения, жизненные потребности, ожидания и верования, сходные с
нашими). Никаких объективных оснований для этого удостоверения' нет.
Попытки обосновать представленность в материи организма феноменов
субъективной реальности с помощью гипотез о «языке мысли»,
«культургенах», в общем, бесперспективны, поскольку информация,
заключённая в этих когнитивистских новообразованиях, может быть
востребована только субъективностью наблюдателя (интерпретатора)
когнитивной реакции (поведения). Если же определить их как эволюционное
завоевание вида Homo Sapiens, то возникает проблема выяснения связи этих
объективных ментальных структур с субъективным опытом отдельного
представителя вида. Потому, несмотря на все возможности натурализации
опыта сознания» в отношении объективной организации когнитивной системы
человека, решение психофизической проблемы в эволюционной перспективе
ограниченно пределами актуализации сознания, заданными ему современными
социальными практиками. В этой ситуации философия может отказаться от
проекта натурализации сознания* и декларировать задачу логико-
семантического анализа условий приписывания сознания какому-либо
существу (или даже машине), актуальных вне зависимости от того, что
известно об организации его когнитивной системы.
Проблематичность приписывания эволюционирующему существу
сознания как особого рода знания, как объективной информационной
структуры очевидна также при учёте относительности «реалистических»
 81

интерпретаций когниций и информационной саморегуляции существ

некоторого биологического вида. Объективность эволюционного процесса
несомненна, и в этом смысле нет никакой необходимости считать реализм
эволюционистов несостоятельным. Но открытым остаётся вопрос о том, как
возможно заявить объективный характер знания среды тем или иным
организмом (и, соответственно, таким образом объективизировать
субъективный опыт сознания). Конструктивистская альтернатива реализму (или
нонадаптационистская - адаптационизму) построена на утверждении, что
Природа не есть поставщик «обстоятельств» и «положения дел», которые
должен учитывать, приспосабливаясь, организм. При учёте того, что варианты
актуализации определённых (необходимых для сохранения вида) связей со
средой представителями разных видов не имеют никаких объективных
критериев для их сопоставления159, можно сказать, что сама данность человеку
его отношений со средой как «знания» является условной (по крайней мере,
если её рассматривать в эволюционной перспективе). Это делает перспективу
развития когнитивных наук с их объективистским пафосом неоднозначной.
Объективизм и реализм могут легко обернуться релятивизмом.

159
Предлагаются только самые общие, но опять-таки, в сущности, субъективные, вроде
рациоморфности поведения, уменьшения неопределённости состояния и т. п. Ср.: «Только сторонний
наблюдатель, который вводит совершенно другие критерии в дополнение к просто выживанию
-нечто вроде экономичности, простоты, либо изящества жизни - мог бы на основании такой
добавочной оценочной шкалы говорить о «лучшем» или «худшем» выживании» (Цоколов С.А.
Философия радикального конструктивизма Эрнста фон Глазерсфельда // Вестник Московского
университета. Серия «Философия». 2001. № 4. С. 47).
 82

fc Глава 2

ПСИХОФИЗИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА И ФИЛОСОФСКИЕ

АСПЕКТЫ ИССЛЕДОВАНИЙ СТРУКТУРНОЙ И ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ
Ф ОРГАНИЗАЦИИ МОЗГА ЧЕЛОВЕКА

2. 1. Актуальные аспекты психофизической проблемы в условиях

взаимодействия аналитической философии сознания и когнитивной
нейробиологии

(
^"S В условиях когнитивной революции решение психофизической проблемы
предполагает постановку задачи определения путей интеграции в философские
теории' сознания данных, предоставляемых специальными исследованиями
организации мозга человека. Мы останавливаемся на исследованиях, в которых
^ рассматривается связь различных феноменов субъективного опыта-сознания с
активностью относительно независимых друг от друга структурных и
функциональных единиц мозга160. Основания для постановки этой задачи
представляются следующие.
Проблему отношения сознания к организации мозга можно представлять
зд- и как специальную проблему нейронаук, и как собственно философскую
психофизическую. Видение последней в современной философии сознания
является многоаспектным. По крайней мере, она не сводится к специальной
^ психофизиологической проблеме, решение которой заключается в нахождении
соответствия между определёнными нервными процессами в, мозге и
психическими феноменами, осознаваемыми или неосознаваемыми субъектом.
Решение проблемы отношения сознания и мозга как специальной

160
«Центральной догмой» нейробиологии является «предположение, что все нормальные функции
здорового мозга и все их патологические нарушения...можно в конечном счёте объяснить исходя из
свойств основных структурных компонентов мозга» (Блум Ф., Лейзерсон Ф., Хофстедтер Л. Указ. соч.
С. 32).
 83

психофизиологической проблемы представлено такими концепциями, как

концепция .«светлого пятна», концепция информационного синтеза и
концепция связи сознания с речью161. Здесь при несомненных свидетельствах
того, что существуют физиологические условия психических феноменов, в
принципе остаётся неясным, каковы условия (как они представлены в материи
мозга) связи этих феноменов в уникальный опыт субъективного сознания (или
субъективную реальность). Автор одной из самых обсуждаемых и интересных
философских концепций сознания последних лет, Дэвид Чалмерс, определяет
специальные исследования феномена сознания как направленные на «лёгкие
проблемы сознания»: они не дают ответа на вопрос, «как может физическая
система такая, как мозг, быть ещё и опытом» . Решение проблемы отношения
сознания и мозга как психофизической проблемы представлено целым рядом
философских теорий сознания, в числе которых физикализм, функционализм,
эмерджентизм, элиминативизм, бихевиоризм, двухаспектная теория, теория
интенциональности сознания, феноменологическая теория и другие163. Заметим,
что данный перечень теорий довольно условен, поскольку, во-первых, не всегда
возможно провести между ними чёткие границы, а во-вторых - наиболее
востребованные теории могут быть заявлены на достаточно разнообразных
методологических основаниях. В целом же, в философских теориях
психофизического взаимодействия представлены разнообразные варианты
того, каковы могут быть онтологические условия субъективного опыта
сознания (субъективной реальности), но в сущности остаётся неясным (при том,
что эмпирически это очевидно), как материя мозга с онтологической

161
Психофизиология. Учебник для вузов / Под ред. Ю.И. Александрова. СПб.: Питер, 2001. С. 200-
217.
162
«Мы имеем хорошие основания полагать, что сознание происходит из физической системы такой,
как мозг, но мы имеем мало идей, как оно происходит и почему оно существует вообще» (Chalmers
D.J. The Conscious Mind: In Search of a Fundamental Theory. Oxford: Oxford Univ. Press, 1996. P. 12).
163
Обзор направлений в современной философии сознания см. в указанных выше популярных книгах
«Теории сознания» Стивена Приста, «Загадка сознания» Серджио Моравиа, в первом томе изданного
под редакцией Нэда Блока коллективного научного труда, посвященного актуальным проблемам
ориентированной на когнитивную психологию философии («Readings in Philosophy of Psychology»
(Vol. 1)), а также в недавно опубликованной ёмкой и при том доступно написанной статье Н.С.
Юлиной «Тайна сознания: альтернативные стратегии исследования» (Вопросы философии. 2004. №
10. С. 125-136, №11. С. 150-165).
 84

необходимостью может порождать нечто нематериальное, как с

необходимостью связаны психические феномены и мозговые процессы.
Наряду с классификациями специальных психофизиологических
концепций сознания и собственно философских теорий, возможны
классификации, где в первую очередь учитываются различные варианты
понимания того, что есть сознание «как. таковое», то есть классификации, где
«сознание» представлено в качестве эмпирического понятия. Здесь
учитываются не разные варианты представления физиологических или
онтологических условий психических феноменов или субъективного опыта
сознания, а варианты условий эмпирического доступа к феномену сознания» или
1б4
использования понятия «сознание» в эмпирических исследованиях . В
подобных классификациях принципиальное теоретическое значение проблемы
отношения сознание-мозг не учитывается, но эмпирические основания для
определения сознания, разумеется, санкционированы с тех или иных
теоретических и методологических позиций, причём физиологические и
философские позиции здесь свободно соседствуют. Сознание как1 феномен
естественным образом как будто бы доступно и непосредственно как
субъективная осведомлённость о текущем опыте, и при помощи специальных
методов как определённые психофизиологические феномены (при том не
всегда переживаемые субъектом), и в метафизических спекуляциях как некая
субстанциональная целостность или некая определяющая опыт субъекта
феноменология. Возникают вопросы: как возможно это сочетание данностей
сознания, возможно ли это вообще и что в таком случае можно считать
сознанием?

См.. например, введение к книге Д. Джейнеса (Jaynes J. The Origin of Consciousness in the Break-
down of the Bicameral Mind. Boston; Houghton Mifflin Company, 1976), где автор представляет
проблемный характер понятия «сознание» в> философии и психологии перед тем как предпринять
исследование отношения сознания к организации мозга в принципе полушарной асимметрии. М.
Газзанига (Gazzaniga М. Cognitive Neuroscience: The Biology of the Mind. P. 532), ссылаясь на
обобщение, проведённое С. Пинкером, представляет такие варианты эмпирического использования
термина «сознание» в нейроисследованиях, как чувствительность (sentience), доступ к информации
(access to information), самосознание (self-knowledge).
 85

Наконец, надо заметить, что в работах нейрофизиологов, исследующих

отношение сознание-мозг как специальную проблему физиологических
условий психических феноменов, можно встретить обращение к философским
теориям сознания165, а в работах философов для прояснения онтологического
статуса сознания могут использоваться специальные психофизиологические
теории сознания1б6. Такое положение дел имеет место, поскольку и теми, и
другими ожидаем скорый взаимовыгодный синтез наук о мозге и философии
сознания. Вопрос в том, на каких методологических основаниях он возможен.
Это главная проблема сциентистских философских определений сознания и
научных определений, претендующих на учёт философской глубины и
противоречивости понятия «сознание».
Перевод на русский язык философского термина «mind-body problem»
также может актуализировать и специальную психофизиологическую
проблематику, и философскую психофизическую проблему. А.Ф. Грязнов как
переводчик работы, посвященной «исследованию идей ведущих философов о
природе сознания в его отношении к телу», говорит о представленных в ней
«подходах к сознанию в целом и психофизической (психофизиологической)
проблеме, в частности проблеме «ментальное-физическое» (mental-physical), а
также проблеме сознания и тела (mind-body) и сознания и мозга (mind-
brain)» . Как видно, здесь не делается различения между психофизической и
психофизиологической проблемами (видимо постольку, поскольку они
представляют собой конкретизируемые специальными терминами частные
аспекты одной проблемы). Хотя возможно и различение того и другого в
отношении термина «mind-body problem» или, по-другому говоря, различение
специальной психофизиологической проблемы, связанной с поиском
корреляций психического и физиологического, и проблемы отношения

Gazzaniga М. Cognitive Neuroscience: The Biology of the Mind. P. 528-532.

166
В отечественной философии сциентистская установка характеризует работы Д.И. Дубровского,
А.В. Иванова. В западной (прежде всего англоязычной) философии сознания яркими
представителями сциентизма (что не обязывает их занимать физикалистскую онтологию) являются Д.
Деннет, У. Робинсон, Д. Фодор, Д. Чалмерс, Патрисия и Пол Чёрчлэнд.
167
Грязнов А.Ф. От переводчика // Прист С. Теории сознания. С. 12.
 86
168
сознание-мозг, где сознание понимается как идеальный продукт
социоприродных процессов, как ментальный мир, структурированный
образами восприятия и представления, пропозициями и понятиями языка.
Л.Б. Макеева, говоря о проблеме перевода терминологии современной
философии сознания, отмечает, что «наибольшую трудность составляет такой
английский термин как «mind-body problem». Она пишет: «При переводе этого
термина мы руководствовались следующими соображениями. Во-первых, в
современной аналитической философии термин «mind-body problem»
соотносится не с одной конкретной проблемой, а с некоторым, так сказать,
проблемным «полем», которое у разных философов получает очень разные
истолкования. Поэтому в качестве перевода нужен термин достаточно широкий
и неопределённый, который не навязывал бы единственной жёсткой
интерпретации. Во-вторых, не следует забывать, что многие авторы
подчёркивают традиционный характер «mind-body problem»169. На взгляд Л.Б.
Макеевой, «в русском философском «словаре» лучше всего этим требованиям
отвечает термин «психофизическая проблема». Этот термин- связан с
классической философией и достаточно неопределёнен, чтобы, очерчивая
соответствующее проблемное поле, не навязывать жёсткой интерпретации»170.
Обсуждая отношение специальных и философских исследований
психофизического взаимодействия, можно предположить, что данная
неопределённость в условиях интенсивного развития нейронаук позволяет
рассматривать психофизическую проблему как пережиточное наследие
метафизической спекулятивной философии сознания, либо обязывает
прояснить психофизическую проблему в перспективе сциентистски
ориентированной философии сознания; конкретизировать её с помощью
специальных терминов. Это направление заявлено позицией представителей
аналитической философии сознания 50-60-х годов 20-го века, декларировавшей

То есть (по Д.И. Дубровскому) опосредованный субъективно, данный непосредственно в опыте.

169
Макеева Л.Б. Предисловие // Патнэм X. Философия сознания. М.: Дом интеллектуальной книги,
1999. С. 19.
170
Там же.
 87

ограничение своих задач логико-семантическим анализом менталистского и

физического языков и передоверявшей исследование сознания специальным
научным дисциплинам.
Другое направление, формировавшееся в 70-е годьг 20 века, связано с
обсуждением термина «mind-body identity». Как пишет Л.Б. Макеева, он; «имеет
отношение к довольно недавней «теории тождества» (identity theory)», и «его
содержание лучше всего передаёт русский термин «тождество сознания и
мозга». Л.Б. Макеева определяет, «что в указанной теории, как правило,
говорится о тождестве состояний сознания и состояний мозга (brain), а если же
подчёркивается, что речь идёт о состояниях всего организма, то они чаще всего
трактуются как состояния, нервной системы»171. «Теория тождества» может
быть рассмотрена как одно из решений психофизической проблемы,
произведённое с позиций научного материализма172. Но, с другой стороны, мы
видим, что эта теория связывается с самостоятельной проблемой тождества
сознания и мозга (что фиксируется Л.Б. Макеевой с помощью акцентированного
разделения терминов «mind-body problem» и «mind-body identity»).
Рассматривая эти проблемы независимо друг от друга, мы замечаем, что они
различаются, прежде всего, е методологическом отношении: Проблема
тождества не решается только как логическая проблема или как специальная
проблема нейронаук (как это мыслили ранее представители физикализма).
Отличительными чертами философии сознания с 70-х годов являются
интенсивная рефлексия над содержанием и, вообще, репрезентативностью
существующих терминов, в которых описывается психофизическое
173
взаимодействие, во-первых , и попытки преодолеть методологический
дуализм, разбивающий штурмующих «бастион сознания» философов и

171
Там же. С. 19-20.
172
См., например: Юлина Н.С. Проблема человека в философии физикализма. С. 133. Здесь речь идёт
об онтологическом тезисе тождества, отстаиваемом физикалистами.
173
В явном виде она формулируется в работах Д. Деннета, К. МакГинна, Т. Нагеля. Общие же
указания на связь проблем современной философии сознания со спекулятивным, противоречивым
характером её терминологии содержатся практически в каждой работе, посвященной проблеме
отношения мозга и сознания.
 88

исследователей мозга на два лагеря, во-вторых174. И использование термина

«mind-body identity» как термина, прежде всего, эмпирического, пришедшего
на смену метафизическому неопределённому термину «mind-body problem»,
благодаря так называемой когнитивной! революции, как раз отражает эти
тенденции. При рассмотрении проблемы тождества мозга и сознания
философия сознательно сужает своё предметное поле (с надеждой расширить
его в будущем на новых методологических основаниях), отказываясь от
поисков логической возможности или естественного (субстанционального)
принципа психофизического взаимодействия. Она исходит из эмпирически
очевидных случаев тождества мозга и сознания (или психофизиологических
феноменов) , которые не могут быть концептуально осмыслены или
продуктивно интерпретированы, поскольку логически возможный или якобы
естественный характер какой-либо онтологии вовсе не является залогом её
истинности. Последовательный физикалистский материализм,
фундаментальный дуализм при использовании термина «проблема тождества»
становятся попросту невозможными, так как тождество' мозга -и сознания
можно утверждать только в перспективе нового онтологического синтеза.
Данное выше разделение терминов, конечно, не исключает их
сопоставления, соподчинения. Следуя метафизической традиции,
психофизическую проблему имеют в виду практически все современные теории
сознания (игнорируют её элиминативисты и радикальные представители
функционализма («метафизического функционализма» )). Потому резкое
противопоставление онтологических и физиологических условий феномена
сознания можно сделать только исходя из стоящих перед современной
философией сознания методологических проблем. Укажем также на

174
Методологические проблемы философии сознания уже не решаются оправданием или
развенчанием редукционизма: искомая методология должна быть холистической, она не должна быть
преимущественно философской (метафизической) или преимущественно нефилософской
(сциентистской).
175
По-другому говоря, философия сознания временно отказывается от поиска онтологических
условий психофизического взаимодействия и предпринимает непредвзятую ревизию своего
предметного поля, ориентируясь на эмпирические феномены нейронаук.
176
См. примечание 58.
 89

существующую возможность просто выносить специальную

психофизиологическую проблематику за рамки термина «mind-body problem».
То есть утверждать, что она находится вне собственно философской (пусть и
многоаспектной) психофизической проблемы. Это будет справедливо даже в
том случае, если философ исследует главным образом отношение сознания к
мозгу и возможности редукции психического к физическому, поскольку
исследование направлено не на поиск физиологических механизмов сознания, а
на определение его онтологических условий (прежде всего, путём логико-
семантического анализа языка, представляющего психофизическое
взаимодействие). Такая точка зрения не позволяет продуктивно
противопоставить философский и естественнонаучный подходы к феномену
сознания, поскольку такое противопоставление в принципе не корректно.
Онтологические категории и специальная терминология нейронаук
представляют разные уровни научного изучения сознания. Потому
сторонниками данной точки зрения справедливо предполагается, что их нельзя
некритически смешивать в рамках одного исследовательского проекта, но при
этом опрометчиво мнится, что они ни при каких условиях не сопоставимы.
Другое простое решение, позволяющее рассматривать проблематику
философских и специальных исследований сознания независимо друг от друга,
связано с предположением того, что представители нейронаук конкретизируют
онтологические тезисы философов. Мы ещё раз подчёркиваем: различая
онтологические и физиологические условия феномена сознания для того, чтобы
их потом сопоставить, необходимо принимать во внимание методологические
проблемы, стоящие и перед философией сознания, и перед когнитивными
науками. Та огромная роль, которую могут сыграть при решении
психофизической проблемы эмпирические исследования структурной и
функциональной организации мозга, обязывает философов к методологической
рефлексии и, в частности, к пересмотру традиционно сложившегося
категориального аппарата.
 90

Можно сказать, что успехи нейрофизиологии, нейропсихологии,

когнитивной психологии, психогенетики и других наук, изучающих различные
аспекты организации1 мозга и психики (и соответственно - касающихся
феномена сознания), для' одной группы философов отменяют в перспективе
построения научной материалистической теории сознания метафизические
спекуляции феноменологов и любые формы спиритуализма. Для другой
-позволяют точнее определить предмет собственно философской теории
сознания, заявляющей его как продукт или феномен культуры, общественных
практик, языка. Таким образом, можно заявить две главные методологические
установки в современной материалистической философии сознания:
редукционизм и антиредукционизм177. Подчеркнём - речь идёт именно о
методологических установках. Согласно общим представлениям, первая
установка сводит ментальные события к событиям в мозге, а потому отстаивает
необходимость решения психофизической проблемы специальными методами
нейронаук. Вторая установка либо отстаивает несводимость ментальных
событий к событиям в мозге, либо, вообще, критически пересматривает
утверждения о существовании ментальных ли, физических ли событий,
«отвечающих» за сознание. Соответственно, здесь содержится требование
исследовать сознание методами философии. Хотя' такое противопоставление
несколько, искусственно и подразумевает возможность его снятия в ходе
аналитического уточнения понятий «редукция», «тождество», «физическое», с
одной стороны, и «эмерджентность», «язык», «ментальное», с другой
(уточнения эти необходимы для избежания крайностей так называемого
вульгарного материализма и любого рода дуализма соответственно), — в целом,
оно по-прежнему кажется приемлемым и продуктивным во многих
отношениях. В частности, оно актуально в связи с тем, что востребованная
философией сознания в условиях когнитивной революции специальная
психофизиологическая проблема имеет ряд не прояснённых аспектов, которые

177
См.: Дубровский Д.И. Психика и мозг: результаты и перспективы исследований // Мозг и разум. С.
3-20.
 91

для одних философов становятся ясными, если рассматриваются в отношении

проблем и решений нейронаук, а для других - вне этого отношения. Важно
заметить, что союз когнитивистики и философии сознания открывает новые
перспективы для метафизической проблематики, для нового
мировоззренческого синтеза. С точки зрения редукционистов, традиционные
философские категории^ (сознание, в частности) можно прояснить, редуцируя
их к когнитивистским понятиям (для «сознания» это - «информация»,
«программа»). При этом они признают, что сами по себе когнитивистские
понятия ещё нуждаются в эмпирической разработке и теоретическом
осмыслении. Данную задачу решает наука, а философия должна ждать
успешного завершения этого проекта, в результате чего она сможет
осуществить мировоззренческий синтез на новом для себя уровне.
Антиредукционисты считают, что продуктивная интерпретация
метафизической проблематики невозможна путём простого её перевода на язык
когнитивных наук. Требуется радикальное переосмысление последнего, так как
его несовершенство (временное, как считают редукционисты) есть результат
ориентации направления эмпирических исследований на устаревшие
онтологические построения. Переосмысление, разумеется, должна осуществить
аналитическая философия. В общем, таким образом заявленная
антиредукционистская позиция является более трезвой и её придерживается^
подавляющее большинство современных философов, заинтересованно
интерпретирующих результаты когнитивистских исследований. В их числе
ведущие представители самых разных направлений: Д. Деннет, К. МакГинн, Д.
Марголис, Д. Сёрл, П. Стросон, Д. Чалмерс и многие другие.
Но и в случае правоты редукционистов, и в случае правоты
антиредукционистов для характеристики современной аналитической
философии справедливо следующее замечание: «у авторов, проявляющих
чуткость к происходящему в науке, собственное философское пространство не
суживается, а расширяется»178. А это, в свою очередь, позволит в будущем

178
Юлина Н.С. Тайна сознания: альтернативные стратегии исследования. Часть вторая. С. 164.
 92

решать специальные проблемы когнитивистики вполне адекватными

средствами.
Таким образом, оппозиция редукционизм-антиредукционизм уже не
является противопоставлением допустимости и недопустимости
физикалистской онтологии как основания для решения проблемы отношения
мозга и сознания. Сегодня (в условиях когнитивной революции) возможно такое
положение дел, когда философ' допускает истинность онтологии физикализма,
но осуществляет натурализацию сознания на совершенно иных основаниях (или
даже не думая о том, что для этого необходима какая-то онтология). Для
натурализации сознания.достаточно обращения к конкретным когнитивистским
исследованиям. Можно сказать, что если в 50-60-е годы 20-го века философия
сознания в рамках логико-лингвистического анализа традиционного
менталистского словаря осуществляла проекты редукции или элиминациии
понятия «сознание», то с 70-х годов редукционизм в философии сознания
приобретает совершенно иной характер. Новое поколение философов,
ориентированных на физикалистскую парадигму, в целом- скептически
относятся к методологии аналитиков, «полагая, что для обоснования
физикализма необходимо привлечение научных данных, • которые
подтверждают физикалистскую точку зрения, прежде всего данных
нейрофизиологии, теории информации, кибернетики, системных исследований
179 тт

и т. д.» . Потому можно сказать, что теперь редуцируется не определённое

понятие или метафизический словарь философии сознания, но определённый'
опыт, а, точнее, - его качество и свойства, переживаемые субъектом
непосредственно и служащие основанием для утверждения интроспективных,
рефлексивных, феноменологических теорий сознания. В другом варианте эти
изменения характера редукционистских теорий сознания могут быть
представлены так: редукции подлежит понятие «сознание» как эмпирическое
понятие. Позитивный опыт интерпретации феномена сознания в специальных
исследованиях неизменно сочетается с вопросами, возникающими попытках

Юдина Н.С. Проблема человека в философии физикализма С. 149.

 93

концептуального осмысления субъективности, интенциональности, личной

данности сознания. Эти качества опыта сознания, очевидно, могут быть
противопоставлены всем возможным прямолинейным проектам редукции или
элиминации эмпирического понятия сознания и определяемых в его отношении
феноменов (субъективного опыта). Но так же очевидно, что проблемные
аспекты современных исследований организации мозга человека не отменяют в
принципе состоятельности притязаний на осмысление природы феномена
сознания со стороны естественных наук. Таким образом, в условиях успешной
натурализации сознания интенсивно развивающимися когнитивными науками
(в частности, когнитивной нейробиологией) философия, сознания стоит перед
выбором методологии: либо, сохраняя верность определённой концепции
онтологических условий субъективного опыта сознания, считать возможным её
подтверждение и при помощи методов специальных (нефилософских)
исследований природы, либо решительно развести проект обоснования
онтологических условий субъективного опыта сознания и специальный проект
натурализации сознания, не отрицая при этом её возможности, но не в качестве
философского проекта. Примером первого будут сциентистски
ориентированные редукционистские проекты исследования психофизического
взаимодействия, опирающиеся на онтологический тезис физикализма, а
примером второго - сциентистски ориентированные, но уже
антиредукционистские проекты, поскольку ориентированы на онтологию, где
учтён особый статус субъективной реальности, или имеют в виду
методологические трудности когнитивистики.
Успехи и трудности, с которыми сталкиваются нейронауки, осуществляя
проект натурализации сознания, заставляют по-новому посмотреть на вопрос о
том, неизбежен ли методологический дуализм при решении психофизической
проблемы или нужно стремиться к методологическому монизму. Специальные
исследования психофизического взаимодействия, как сказано выше, могут
наводить философа на мысль, что условия субъективного опыта сознания
редуцируемы или, напротив, не редуцируемы к условиям определённых
 94

когниций, но при этом мысль об особой онтологической природе (или

отрицание таковой) сознания может складываться; совершенно независимо от
рассмотрения состоятельности когнитвистской редукции. Д. Деннет
-физикалист и редукционист, поскольку считает возможным натурализовать
сознание, не прибегая к полаганию сущностей, которые исследовала
спекулятивная философия сознания и интроспективная психология, и не
прибегая к использованию соответствующих методов исследования. И в тоже
время он функционалист и антиредукционист180, поскольку его онтология
сознания складывается независимо от актуальных методологических проблем
с

когнитивистики. Отдавая дань последним, как специалист, исследующий

феномен сознания, Деннет, тем не менее, не ограничивает себя вопросами,
связанными с эмпирическим статусом понятия сознания. Как философ он
строит свою онтологию сознания независимо от того, как он сам видит феномен
«сознание» в^ перспективе когнитивистских исследований. Такая ситуация-
кажется нам очень показательной: методологический аспект психофизической
проблемы и вопрос об онтологическом статусе субъективной реальности могут
рассматриваться независимо друг от друга. Даже в том случае, когда у философа
онтологический тезис и методологическая установка на использование
эмпирического понятия «сознание» совпадают, мы всегда понимаем, когда речь
идёт об эмпирическом статусе понятия «сознание», а когда об онтологическом.
Такое положение дел возможно по причине существующего различия между
задачами когнитивистики и философии сознания: первая осуществляет
натурализацию сознания, вторая - пытается понять, чем же является сознание
для нас (его носителей), даже если оно успешно натурализироеано
когнитивистикой. Различие задач, в свою очередь, определено тем, что
существующие сегодня способы ведения разговора о сознании, (за что отвечает
философия) несовершенны. Они непригодны ни для

Определение философии Дэниела Деннета в отношении сложившихся онтологических и

методологических установок - задача, связанная с большими трудностями. В этом смысле он
является одним из самых противоречиво характеризуемых представителей современной философии
сознания.
 95

приведения их в соответствие с методами исследования и теоретического

осмысления феномена сознания, ни для того, чтобы создать иллюзию
существования некого определённого метафизического объекта, подобного
духовной субстанции дуалистов или разумной материи физикалистов. Здесь
возникает вопрос: не будет ли корректным в условиях, когда логико-
лингвистическая установка аналитической философии поменялась на
сциентистскую установку когнитивизма, рассматривать редукционизм в
философии сознания как исследование проблемы тождества сознания wмозга
путём когнитивистской натурализации эмпирических понятий философии, а
антиредукционизм как исследование собственно философской психофизической
проблемы без обращения к парадигме когнитивизма181? В этом случае мы будем
иметь дело уже не с конкурирующими методологическими установками, а с
двумя проблемами философии сознания, одна из которых решается пока
специальными методами и потому востребована, прежде всего, философами-
сциентистами.
Методологический редукционизм в философии сознания, таким образом
(если его рассматривать как актуальный способ решения проблемы тождества
мозга и сознания), становится приемлемым и оправданным. Во-первых, нет
никаких оснований считать, что редукционисты принципиально игнорируют
метафизический аспект психофизической проблемы. А надо понимать, что
философская психофизическая проблема, видимо, и не может решаться с
редукционистских позиций, поскольку в принципе ставится в ином отношении,
нежели психофизиологическая: в отношении проблем и решений, связанных с
онтологическими условиями субъективного опыта сознания. Потому, когда
физикалисты требуют объяснения сознания в терминах физики и химии, они,
прежде всего, предполагают включение сознания в материалистическую

Антиредукционизм может иметь и другой облик: философ увлечён когнитивистикой, тогда как
«собственно философские» проблемы оказываются на периферии его внимания или попросту
элиминируются. При этом он не заботится об определении онтологических условий
психофизического взаимодействия, полагая, что достаточно, к примеру, указать на невозможность
редукции эмерджентного свойства сложной целостной системы к физическим свойствам
составляющих её элементов или «подсистем».
 96

онтологию путём критического пересмотра философии сознания, выстроенной

на мнимых «очевидностях» интроспекции и метафорах естественного языка, но
не предполагают необходимости редукции проблем философии сознания к
проблемам когнитивной нейробиологии или психофизиологии. Во-вторых,
заметим, что эта редукция может быть осуществлена в рамках философского
проекта по решению проблемы тождества сознания и мозга, но даже в этом
случае надо учитывать, что методы определения тождества и методы
психофизиологических исследований совершенно различны. Имея» это в виду,
можно предположить, что поскольку редукция условий феноменов сознания к
физиологическим условиям как философский проект претендует на
определённую независимость в методологическом отношении от специального '
проекта нейронаук, постольку. можно признать собственно философскую
значимость исследований психофизиологической проблематики. По крайней
мере, у физиологов не больше оснований утверждать тождество сознания и
мозга в известных им принципах, чем у философов-редукционистов в
известных им. Д.И. Дубровский, отстаивая информационный способ
объяснения психофизического взаимодействия, пишет о стоящей перед
философией задаче выяснения связи между «данным явлением субъективной
реальности и её мозговым нейродинамическим кодом», или «задаче
расшифровки кода» . Это «задача герменевтического типа, отличающаяся от
183
задач физикалистского естествознания» . Антиредукционистская позиция
Д.И. Дубровского вполне приемлема и для редукционистов, когда они говорят
об онтологии сознания. К примеру, Дэвид Армстронг не отрицает
существования ментальных состояний. Он утверждает это как реалист.
Ментальное существует как ментальное именно потому, что возможны
герменевтические процедуры. То, что Армстронг для исследований сознания
считает перспективными методы исследования физических сущностей - это
уже другой вопрос. Важно, что для определения тождества мозга и сознания

182
Дубровский Д.И. Проблема идеального. Субъективная реальность. С. 267.
183
Там же. С. 267-268.
 97

Армстронгу не требуется отказ от традиционного философского словаря и

^ традиционной метафизической проблематики ш . Заметим, что философы
элиминативисты, не предполагающие необходимости сохранения
менталистских понятий путём их перевода на язык физики и химии и
считающие возможным абсолютное совпадение проблемы тождества сознания
^ и мозга с проблемами психофизиологии, вообще, строго говоря, не могут
считаться редукционистами: понятие сознания ими не редуцируется, а
элиминируется. В последнем случае фактически происходит отказ философии
от проблемы сознания как проблемы отношения сознание-мозг (впрочем, сама
проблема сознания может оставаться актуальной для философии в качестве
проблемы использования языка для представления онтологической
'Щ проблематики или посредством перевода проблемы сознания в плоскость
гносеологической, социологической проблематики). Выбор в пользу
редукционистской методологии в исследовании отношения сознание-мозг связан
с целями и задачами философа, но выбор методологии не является^
Ш выбором метафизической позиции. Метафизическая позиция складывается до
того, как появляется возможность редукции в методологическом плане (то есть*
использования специальных методов при решении некоторых задач в
соответствии с некоторыми целями). По крайней мере, так обстоит дело в
философии сознания, где метафизическая позиция позволяет свободно
ii^> рассматривать конкретно очерченный круг специальных проблем и методов,
определяя их состоятельность для оправдания её онтологического тезиса.
Соответственно, мы можем предположить, что редукциониста в принципе
* может заинтересовать проблема онтологических условий субъективного опыта
сознания, а антиредукциониста - проблема физиологических условий
психических феноменов. И хотяфедукционистьь очевидно пытаются свести всю

184
Метафизический характер философии Д. Армстронга подчёркивает Д. Пассмор (Пассмор Д. Указ.
соч. С. 22-24). Армстронг не только «всецело занимается классическими философскими вопросами, но
и рассматривает их в классической манере». Его методологический редукционизм в решении
проблемы тождества мозга и сознания носит, скорее, декларативный характер. Можно сказать, что
редукционизм здесь есть актуальная возможность заявить метафизическую проблему тождества
мозга и сознания.
 98

широту психофизической проблемы к проблеме тождества мозга и сознания, а

антиредукционисты очень сдержано относятся к любой попытке перемещения
философских проблем на проблемное поле других наук, - всё-таки нельзя
исключать возможности сближения этих установок в одной философии
185 тт л.

сознания . Дело не только в том, что психофизиологические исследования

затруднены по причине отсутствия общей теории сознания, или философской
теории взаимодействия материи и субъективной реальности, а философские
исследования, субъективного опыта сознания затруднены по причине
отсутствия достаточно полной картины организации мозга сознательного
существа. Сближение редукционизма и антиредукционизма (интернализма и
экстернализма, физикализма и ментализма) в философии одного исследователя
сознания является довольно распространённым потому, что психофизическая
проблема сегодня рассматривается в тесной связи с когнитивистскими
интерпретациями проблемы тождества мозга и сознания, но последние не
проясняют метафизической перспективы, ведут метафизиков к требующим
новых уже собственно философских интерпретаций парадоксальным
заключениям.
Для определения возможных путей интеграции философии сознания и
когнитивных наук важно иметь в виду основные собственно философские
решения (как с установкой на материалистическую онтологию и
соответствующую ей редукционистскую методологию, так и с установкой на
материалистическую онтологию без редукционизма) проблемы тождества
мозга и сознания. Они могут быть представлены рядом вариантов.
Традиционно отмечается, что эти варианты сложились, благодаря различному
пониманию тождества как такового. Кроме того, отношение тождества может
сознательно или невольно подменяться исследователями связи сознания и

Наиболее проблемной в этом отношении является функционал истекая теория сознания. Она
может быть определена и как редукционистская, на том основании, что её сторонники полагают
возможной редукцию ментальных состояний к функциональным состояниям мозга, и как
антиредукционистская, на том основании, что связь феноменов в опыт субъективного сознания
полагается на онтологических условиях, не редуцируемых к физиологическим (ментальное
состояние - как функциональное - может быть реализовано в каком угодно субстрате).
 99

мозга композициональными отношениями, отношениями корреляции,

воплощения или какими-то другими редуктивными, либо нередуктивными
отношениями. Последние не отменяют материалистического монизма в
онтологии, но предполагают отсутствие строгой' необходимости тождества
каузальных рядов физических и ментальных событий, то есть ограничивают
позиции редукционистского метода. С учётом сказанного, в аналитической
философии сознания мы выделяем следующие варианты решения проблемы
186
тождества сознания и мозга (а при условии доверия философа
редукционизму - и психофизической проблемы).
Самое раннее решение - это физикализм австралийских аналитиков (Д.
Армстронг, Д. Смарт), с его главным понятием «состояния центральной
нервной системы». Сознание тождественно мозгу в том смысле, что
ментальные состояния тождественны состояниям центральной нервной
системы. Заметим, что именно верность редукционистской методологии-
(исследовать сознание методами наук о мозге, методами когнитивных наук)
позволяет Д. Армстронгу избежать онтологического» "парадокса,
приписываемого физикалистам. Он заключается в том, что каждое физическое
состояние мозга как будто бы- необходимо должно быть ментальным.
Очевидно, что не каждое состояние центральной нервной системы связано с
ментальными состояниями сознающего субъекта. Хотя противники теории
тождества могут усмотреть здесь, скорее, слабость позиции редукционизма.
Джозеф Марголис пишет, что «решающую роль в опровержении теории
тождества призвано сыграть следующее соображение: при желании мы можем
приписывать (интенциональное) содержание мысли некоторому конкретному
состоянию нервов, а затем уже говорить о тождестве этой мысли и состояния
нервов, однако мы никогда не сможем независимо обнаружить при помощи
любых физических методов, что данное состояние нервов' само по себе

Обсуждение проблемы тождества в современной аналитической философии см.: Moravia S. The

Enigma of the Mind: The Mind-Body Problem in Contemporary Thought. P. 105-117; Boyd R. Part Two
Introduction II Readings in Philosophy of Psychology (Vol. 1). P. 79-110; Марголис Д. Личность и
сознание. Перспективы нередуктивного материализма. М.: Прогресс, 1986. С. 79-148.
 100

действительно имеет такое (интенциональное) содержание или может быть

удовлетворительным образом поставлено в соответствие такому содержанию» .
Сходным образом выше, при рассмотрении обоснования когнитивистской
натурализации сознания, мы определяли недостаточность вычислительно-
репрезентативной модели психофизического взаимодействия: не ясно на каких,
если не на субъективных, основаниях ментальное состояние отождествляется с
состоянием мозга или ставится ві функциональное отношение к нему. Но
пессимизм антиредукциониста Марголиса можно и оспорить. Почему он,
считая возможным приписывание интенционального содержания мысли некому
конкретному состоянию нервов, не допускает возможности приписывать всё
множество актуализируемых интенциональных содержаний мысли множеству
объективных состояний центральной нервной системы? Марголис считает, что
каждому конкретному случаю приписывания психических характеристик
физическим состояниям должна предшествовать уже принятая теория
психофизического взаимодействия. Такой опровергающей все утверждения о
невозможности тождества в каждом конкретном случае теории - нет. А потому,
по Марголису, «либо теорию тождества (в предварительном порядке) следует
отбросить (при условии, что это не приведёт к дуализму сущностей), либо
теория тождества не является более убедительной, чем другие - не
эквивалентные ей - теории, и поэтому мы пока не в состоянии доказать её
188
правильность» . Соответственно, каждый конкретный возможный случай
отождествления мозга и сознания следует интерпретировать, учитывая
ограниченность «физических методов». Но философы-редукционисты и не
претендуют на создание теории, охватывающей все конкретные случаи
тождества'психического и физического, предполагая, что некоторые
конкретные случаи (или их совокупность) могут свидетельствовать о
существовании такой1 теории. Тогда как другие конкретные случаи,
представляющие невозможность тождества, вообще не

187
Марголис Д. Личность и сознание. Перспективы нередуктивного материализма. С. 86-87.
188
Там же. С. 87.
 101

свидетельствуют ни о чём (если не сказать, что они свидетельствуют о

дуализме). Абсолютное значение имеет только их онтологический тезис.
Стивен Прист, представляя позицию физикалиста и редукциониста Юджина
Плейса, пишет: «Плейс, по его собственным словам, он отстаивает ту позицию,
что сознание есть процесс в мозге, как некую научную гипотезу и затем
доказывает, что эту позицию нельзя отбросить на одних лишь логических
189

основаниях» . Приёмы и методы естествознания должны показать истинность

или ложность этой «научной гипотезы», а «потому нам должно быть ясно, что
сам Плейс не считает, что он доказал теорию тождества сознания и тела» 190.
Роль же философии - «в устранении логических препятствий для признания
правдоподобности этой теории, с тем чтобы при передаче её учёным она могла
бы использоваться для объяснения сознания»191. И тем не менее, в перспективе
когнитивистских исследований отношения сознания к мозгу, на наш взгляд,
главный недостаток данного подхода к проблеме тождества в том и
заключается, что он не даёт философии оснований для представления и
понимания феномена сознания, оставляя её только с традиционными
метафизическими вопросами о субстанциональном начале, делающем этот
феномен возможным. Можно сказать, что когнитивистским исследованиям
отношения сознания и мозга данная позиция философов-аналитиков
предписывает редукционистскую методологию, но делает это, скорее,
ориентируясь на проектируемый в будущем союз философии и нейронаук, чем
на силу своего онтологического тезиса.
Оправдывая логическую состоятельность теории тождества сознания и
мозга, материалисты (Дональд Дэвидсон, Джегвон Ким, Томас Нагель) могут
предлагать «мягкие» его варианты. Речь идёт о попытках рассмотреть
тождество сознания и мозга как случайное, а не необходимое тождество. Они
определяются как пересмотр классической теории тождества (или закона
Лейбница). Здесь отношение сознания' к мозгу уже не предполагает тождества

189
Прист С. Указ. соч. С. 136.
190 т-
Там же.
191
Там же.
 102

каузальных рядов психических и физических событий. Причинная связь

психических событий и причинная связь физических событий могут быть
заявлены независимо друг от друга, хотя это в принципе не отменяет
возможности их тождества на в отношении какого-то события в мозге, которое,
таким образом, не является ни психическим, ни физическим по своим
каузальным связям (позиция Нагеля). Существуют также варианты теории
тождества сознания и мозга без какой-либо > возможности редукции свойств
психического к физическим свойствам (позиция Дэвидсона). Все «мягкие»
варианты отношения тождества обходятся без критерия взаимозаменяемости
парных психических и физических предикатов. Таким образом, строго говоря,
здесь можно говорить не столько о тождестве, сколько либо об отношениях
соответствия (конкретных, но не законоподобных случаев корреляции) между
психическим и физическим, либо о композициональных отношениях, когда
психическое может быть определено как «состоящее» из физического (или
наоборот), но не может быть физическим- по определению, то есть не может
быть подведено под соответствующую дефиницию. Подобного рода оправдания
теории тождества (необходимые, как считают их авторы, в перспективе
успешной редукции сознания к мозгу с помощью; методов специальных
исследований психофизического взаимодействия) ясно дают понять, что
отношение субъективного опыта сознания к физиологии мозга можно не
определять как отношение необходимого тождества, но оставляют без ответа
следующий вопрос. Каковы методологические основания когнитивистских
исследований в принципе допустимой (и эмпирически не менее очевидной, чем
независимость каузальных рядов психического и физического в отношениях
соответствия или непричинной связи психического и физического в
композициональных отношениях) законоподобной каузальной связи
психического и физического (физического и психического) в перспективе
построения единой научной картины мира? По другому говоря: не является ли
утверждение «дуализма свойств» (или методологического дуализма) первым»
шагом к онтологическому дуализму? Утверждение «дуализма свойств»
 103

считается его сторонниками приемлемым для онтологии материализма.

«Мягкие» варианты теории тождества как будто делают относительно
приемлемой онтологию физикализма. Но если отношение сознание и мозга
можно, исследовать в пределах единой научной картины мира, то какой же всё-
таки методологией это исследование будет обеспечено? Этот вопрос можно
посчитать несущественным в аналитической перспективе, но для собственно
когнитивистских исследований отношения сознания и мозга ответ на него
имеет значение, поскольку онтологические тезисы философии сознания сами
по себе уже не очевидны и не актуальны. И, следовательно, методологический
дуализм уже может вести к дуалистической картине мира. Отмечено, что
«теория тождества как таковая не является материалистической теорией», но
192

также «совместима с «двухаспектными» и с идеалистическими теориями» .

I93
Совместима именно логически . Именно представленное аналитической
философией логическое оправдание (или опровержение) тезиса тождества
сознания и мозга ставит перед когнитивистами, исследующими
психофизическое взаимодействие, методологическую задачу связать логически
возможные (или не возможные) и эмпирически очевидные его условия. Можно
сказать, что материализм без редукционизма (или с «мягкой» теорией
тождества) ничем не полезен для когнитивных наук, так как не имеет
объяснительной силы в отношении эмпирических свидетельств
психофизического взаимодействия, не имеет прогностической функции и, по
сути, ограничивает и когнитивистику, и философию сознания только
описаниями своего предмета. В этой связи отметим точку зрения,
опровергающую любые попытки заявить материализм без «строгой» теории
тождества (позиция Сола Крипке).
Недостаточность аналитических решений проблемы тождества сознания
и мозга может послужить основанием для того, чтобы утверждать их

Марголис Д. Личность и сознание. Перспективы нередуктивного материализма. С. 90-91. 193

Философия сознания Дэвидсона, в частности, может быть опрометчиво оценена как реализация так
называемого «двухаспектного подхода», а позиция Нагеля - как граничащая с панпсихизмом (то есть -
в перспективе - идеалистическая).
 104

бесполезность для решения психофизической проблемы (во всех её аспектах) и

когнитивистских исследований проблемы тождества мозга и сознания. Но
сциентистская позиция быстро обнаружила свою проблематичность в том
отношении, что вновь потребовался лингвистический анализ, но на этот раз уже
не языка философии сознания, а языка специальных когнитивистских
исследований. В частности, исследований структурной и функциональной
организации мозга человека в её связи с феноменами сознания и целостностью
опыта сознания.

2. 2. Психофизическая проблема и эмпирические модели физиологических

условий психических феноменов: редукционистская интерпретация и её
критика

Психофизическая проблема может быть сформулирована не только в

отношении широкой метафизической перспективы, которая делает
актуальными такие вопросы, как вопрос о субстанциальном единстве бытия,
вопрос о характере связи между материальными процессами и ментальным
миром и логических основаниях утверждения этого единства и этой связи, но и
в отношении предметных и методологических вопросов естественных и
социальных наук. Последняя перспектива снова складывается в рамках
аналитического направления и связана с логико-семантическим анализом языка
специальных исследований, так или иначе касающихся проблемы
психофизического взаимодействия. Решение метафизических вопросов, таким
образом, может быть отложено в связи с необходимостью анализа понятий
«физическое», «психическое», «ментальный образ», «личность», «я»,
«бессознательное», «мышление» и других, связанных с конкретными
эмпирическими исследованиями. Если этот анализ предпринят с учётом того,
что за языком, используемым когнитивными науками в эмпирических
исследованиях, стоит мир реальных сущностей, то он невозможен без
актуализации широкого круга специальных проблем, не имеющих собственно
 105

метафизического характера. Можно сказать, что построение

материалистических (редукционистских и антиредукционистсккх)
философских концепций сознания производится, с одной стороны, с учётом
метафизической проблематики, а с другой - с учётом доступных в
аналитической перспективе специальных проблем когнитивных наук, которые
пока не имеют решения и никак не обязывают занять какую-то метафизическую
позицию. Если метафизический аспект отношения сознание-мозг (критически
или сочувственно) учитывают практически все современные философские
концепции сознания, то второй смысл возможного рассмотрения
психофизического взаимодействия практически рассеивается в
гносеологической проблематике: специальные вопросы, касающиеся
организации мозга и психики, востребованы, прежде всего, в контексте
философского обсуждения познавательных способностей человека. Вопросы,
связанные с поиском физиологических условий феноменов сознания, всё чаще
и чаще обсуждаются философами, но в целом определяются как
принципиальные только в рамках «обещающих»194 редукционистских теорий
физикалистов. В то же время вряд ли можно отрицать несомненное значение
специальных исследований психики и мозга человека дляїпостроения общей
материалистической теории сознания. Оно, как сказано, не обязательно
заключается в возможности редукции языка философии к языку наук о мозге.
Последний сам по себе небезупречен в том смысле, что неоправданно
расширяет сферу влияния традиционного философского словаря, во-первых, и
использует понятия, обычно применимые к субъективным феноменам, для
представления объективной организации мозга, во-вторых. На наш взгляд,
успешной интеграции в философию сознания данных наук о мозге будет
способствовать анализ языка специальных исследований, касающихся
психофизической проблемы. Хотя очевидно, что в рамках аналитического
подхода обсуждение способов представления эмпирически

194
О термине «promising materialism» см.: Юлина Н.С. Проблема человека в философии физикализма.
С. 137.
 106

засвидетельствованного взаимодействия мозга и сознания есть только одно из

возможных значимых для прояснения понятия («природы») сознания
направлений разговора, можно предположить, что оно имеет независимое от
метафизики и от специальной, проблематики безусловно важное для философии
сознания развитие. Философия сознания с началом интенсивных
когнитивистских исследований' её предмета уже не ограничивает себя только
логико-семантическим анализом имеющегося в её распоряжении набора
понятий. Она претендует на то, чтобы использовать эти понятия как
эмпирические, претендует на то, чтобы строить теорию сознания не только на
сомнительных данных рефлексии и интроспекции, не только используя
определённый научный язык, но и редуцируя описания опыта сознания к
объяснительному потенциалу эмпирического языка когнитивных наук,
представляющих отношение ментального к физическому. Создаётся ситуация,
когда возможна подмена онтологических условий феномена сознания
физиологическими условиями, которые не являются условиями сознания в том
смысле, что заявляют его физиологические механизмы, но делают эмпирически
доступной связь его феноменов с физиологией мозга. Существуют
многочисленные свидетельства того, что психические феномены определены
активностью мозга. Но характер этой связи в метафизическом отношении не
ясен, а в специальных исследованиях нет ясного представления о том, как
относятся к психофизиологическим феноменам традиционный философский
словарь с его «контр-определениями» ментального и физического. При этих
затруднениях феномен сознания может определяться в психофизиологических
моделях организации мозга. Они будут иметь чисто эмпирический (в этом
смысле - условный) характер: и в исследованиях организации мозга человека и,
тем более, в философских исследованиях психофизической проблемы они ещё
не получили теоретического осмысления. Важно заметить, что речь идёт не
только об отсутствии в нейронауках теоретического осмысления модели
«сознательный мозг» (или решения проблемы тождества сознания и мозга), но
и об эмпирическом статусе понятия «сознание» во множестве частных моделей,
 107

представляющих различные аспекты организации человеческого мозга.

Необходимо выяснить, в каком смысле определённая функциональная единица
мозга может «брать» на себя «ответственность» за уникальное качество
субъективного опыта сознания, за состояние когнитивной системы субъекта.
Существуют факторы, которые делают приемлемой метафору «сознательного
мозга», кооперирующего активность множества функциональных единиц, и
непосредственно влияют на субъективное качество опыта сознания и
бессознательную психическую активность субъекта. Они являются в равной
степени определяющими как для физических событий в мозге, так и для ряда
ментальных событий, представляющих собой опыт сознательного субъекта.
Такой «сквозной» характер действенности этих факторов не является чем-то
невероятным (в том смысле, что как будто демонстрирует определённую
корреляцию физического и психического): значимость каких-либо факторов,
определяющих опыт сознания, организацию когнитивной системы субъекта,
для мозга устанавливается условно в эксперименте. Они, скорее, имеют
отношение к некой выстроенной за счёт ресурсов естественного языка модели
событий в мозге, чем к действительным физическим процессам (хотя и к
последним, безусловно, только не напрямую). Но именно эти факторы
являются основанием для оптимистических заявлений относительно
возможности решения психофизической проблемы когнитивными науками.
Опыт сознания может быть связан с активностью функциональных единиц
мозга, с принципами их взаимодействия, при условии убедительного
представления значимости для их активизации факторов филогенетической и
онтогенетической относительности когнитивной системы и сознания человека,
факторов пола, индивидуального профиля латерализации, факторов,
определяющих изменение состояний сознания, экспрессию генов, а также
факторов условий предъявления, характера решаемой субъектом задачи и
других. Понятно, что зависимость активизации-когнитивной системы субъекта
от указанных факторов будет определена только эмпирически, поскольку нет
общих теорий фило-, онтогенеза, функциональных асимметрий человека,
 108

генетического фактора в индивидуальном развитии, изменённых состояний

сознания, нет общей методики проведения психологических,
психофизиологических экспериментов. Фактически, в первую очередь,
становится значимым полное и непротиворечивое описание этой масштабной
эмпирической модели. Пока, на наш взгляд, все попытки напрямую связать
структурную и функциональную организацию мозга с организацией
уникального опыта сознания могут быть оправданы как предпринятые для
учёта эмпирических свидетельств психофизического взаимодействия. Но
делается это с помощью противоречивого и не удостоверенного в качестве
референтного языка. Модели, в которых понятие «сознание» имеет
эмпирический статус, и должны быть прояснены философией. Необходимо
выяснить, как влияет традиционный философский словарь на интерпретацию
результатов специальных психофизиологических исследований отношения
сознание-мозг. Это важно, поскольку последние, видимо, действительно ведут к
разгадке феномена субъективного опыта сознания.
В качестве яркого примера эмпирической модели физиологических
условий феноменов субъективного опыта сознания можно привести
чрезвычайно востребованную модель организации мозга в принципе
межполушарной функциональной асимметрии. Нас здесь интересует не столько
само отношение сознание-мозг во всех его проблемных аспектах, сколько связь
положений методологического редукционизма и антиредукционизма с
вариантами интерпретации эмпирических данных о локализации в парном
мозге195 нейромеханизмов, обеспечивающих в едином или диссоциированном
«потоке» сознания две противоположные группы когнитивных способностей,
две группы субъективных феноменов. Наглядный характер связи феноменов
сознания, когниций субъекта с определёнными физиологическими условиями в
экспериментах с расщеплённым мозгом вселяет надежды на скорый успех

195
Мы используем термин «парный мозг», следуя за В.Л. Бианки (Бианки В.Л. Механизмы парного
мозга. Л.: Наука, 1989). Он приемлем в силу своей нейтральности: в отличие от термина
«асимметричный мозг», здесь не подразумевается знания употребляющим его исследователем
принципа межполушарных взаимодействий, ведущего к феномену асимметрии.
 109

редукционистского проекта, направленного на поиск физиологических

механизмов субъективного опыта сознания. Для антиредукционистов (или
философов, решающих главным образом философскую психофизическую
проблему) результаты экспериментов с расщеплённым мозгом значимы,
прежде всего, в контексте аналитики, направленной на определение
онтологических условий субъективного опыта сознания. Таким образом,
исследование связи активности определённых структурных и функциональных
единиц мозга человека с феноменами сознания может вести к утверждению
методологии, либо онтологического тезиса редукционистов, с одной стороны, а с
другой - рассматриваться как предпосылка для определения тех
нередуцируемых к физическим условий, которые делают возможными
описания субъективного опыта сознания в его уникальном качестве. И первое, и
второе решение требует критического рассмотрения, поскольку они сделаны без
должного внимания к новому звучанию психофизической проблемы и проблемы
тождества сознания и мозга в условиях когнитивной революции. На наш взгляд,
само по себе развитие науки о мозге не ведёт к уменьшению > неопределённости
предмета философии сознания. От последней требуется, скорее, кардинальный
пересмотр своего языка и методологических принципов. Без этого она не сможет
адекватно усвоить данные специальных исследований связи сознания и мозга и,
соответственно, во-первых, не обеспечит развитие нейронаук
мировоззренческой перспективой, а во-вторых, запутается в новом витке
метафизических («аналитических») спекуляций.
Чтобы ясно представить проблематичность философского осмысления
психофизического взаимодействия с учётом исследований когнитивной
организации мозга рассмотрим три варианта интерпретации эмпирической
модели «парный мозг» и феноменов, связанных с её объяснительным
потенциалом («правополушарного» и «левополушарного сознания»,
«расщеплённого сознания»). В данном параграфе мы обратимся к
редукционистской интерпретации, которая обнаруживает, главным образом,
методологические проблемы специальных исследований, выявляющих связь
 по организации мозга и психических
феноменов. Следующий параграф будет посвящен оценке продуктивности
антиредукционистской интерпретации физиологических условий субъективных
феноменов, где, в первую очередь, очевидна методологическая
несостоятельность современной философии сознания.
Если обратиться к редукционистской интерпретации психофизического
взаимодействия, то можно увидеть, что здесь феномен сознания в
расщеплённом мозге обсуждается с расчётом получения принципиальных
выводов, касающихся его (сознания) природы. Эмпирическое понятие сознание
должно быть редуцировано к специальным терминам когнитивной
нейробиологии. Поскольку сознание рассматривается как комплекс
разнородных когниций, на обсуждение выносится когнитивная специализация
полушарий, во-первых; специфика организации информационных процессов в
каждом из полушарий, во-вторых; языки, опосредствующие для субъекта
объективные правополушарные, левополушарные и комплементарные
структуры и процессы, в-третьих; и, наконец, ставится вопрос об основаниях
связывать в сущности феномен сознания с обсуждаемой спецификой
организации полушарий парного мозга и установленными вариантами
возможного для существа, имеющего психологический опыт, доступа к этой
объективной организации. Учтём, что такой проект редукционистов сегодня
сложно заявить как собственно философский. Решение перечисленных
обсуждаемых в связи с организацией парного мозга проблем не ведёт к
построению философской теории сознания или к решению таких собственно
философских проблем, как психофизическая. Редукционистская позиция в
вопросе о тождестве функциональных единиц мозга целостностям
субъективного опыта сознания - это, прежде всего, позиция самих
исследователей мозга, чья деятельность невозможна без определённых, в том
числе философских, обобщений. Учёные вынуждены использовать понятие
«сознание», говорить о «правополушарном» или «левополушарном сознании»,
надеясь, что рано или поздно эти эмпирические понятия будут прояснены. К
 Ill ним присоединяются философы-
сциентисты, некритически воспринимающие данные современной науки и
надеющиеся на прямой перевод или корректировку «ненаучного» языка
метафизиков на« «научный» язык когнитивистики. Собственно же
философская перспектива исследований парного мозга, скорее, имеет в виду
проблемы отношения языка и сознания, тождества мозга и сознания,
информационной организации материи. А проблема межполушарной
функциональной асимметрии мозга справедливо определяется как специальная.
Но близость перечисленных специальных и философских проблем очевидна.
По крайней мере, экспериментальные данные, связанные с психофизиологией
парного мозга, могут использоваться для подтверждения, иллюстрации
определённых (физикалистских) философских положений, либо служить
основанием для построения новой натурализированной онтологии (где
сознание будет определяться как эмерджентное свойство структурно и
функционально дифференцированной материи мозга). Потому следует
внимательнее рассмотреть претензии на принципиальность постановки
проблемы функциональной асимметрии философов-сциентистов и философски
настроенных физиологов.
Редукционистские интерпретации организации парного мозга в
отношении феномена субъективного опыта сознания появились сразу с началом
экспериментов с расщеплённым мозгом (с тех пор понятие «расщеплённый
мозг» («split brain»)* постоянно включается в предметные указатели
современных зарубежных исследований по философии сознания). Трудно
сказать, сам ли эффект, произведённый на психологов и философов феноменом
расщеплённого мозга, или господствовавшие на момент его открытия
бихевиористские и физикалистские представления о сознании определили саму
возможность постановки проблемы сознания в парном расщеплённом мозге в
философской перспективе. Заметим это, чтобы подчеркнуть, что проблема
числа «сознаний» в расщеплённом мозге - вовсе не очевидная проблема.
Философским основанием первых попыток редуцировать сознание к
физиологическим механизмам или когнитивной организации парного мозга
 112

являлось понимание сознания как чувства о специализированных способностях,

как доступа к качеству ментальных репрезентаций, как осведомлённости
(«awareness») о способности быть кем-либо или делать что- либо 196. В случае
понимания сознания как чувства о специализированных способностях, мы
можем связывать сознание со специфической организацией когнитивной
системы каждого из полушарий». Понимание сознания как доступа к опыту
определённой модальности, «как простой осведомлённости о внешних
событиях, знания самого себя и даже осведомлённости о космической
всеобъемлющей соотнесённости всех вещей» совершенно однозначно ведёт
редукционистов к утверждениям или ожиданиям, «что левое и правое
полушария не в равной степени вовлечены в феномен сознания»197. Понимание
сознания как «чувства о специализированных способностях» ведёт к мнению,
что «качество сознания каждой гемисферы радикально разнится»198. Но надо
учитывать, что затем обязательно встаёт вопрос о том, доступ к какого рода
опыту, к какому набору когниций, к какому качеству осведомлённости мы
признаём собственно сознательным, или, точнее, опытом осознания: Последний
вопрос является закономерным итогом попыток нефилософов, опираясь на
экспериментальные данные исследований функциональной асимметрии мозга,
утвердить редукционистский подход к сознанию199. Так или иначе, но и без
ответа на него в 60-70-е годы «в связи с исследованиями больных с
расщеплённым мозгом возник ряд вопросов о значении операции по
расщеплению мозга для проблемы «тела и духа»200. Очевидным представлялось
положение о том, что «если нож хирурга совершает разделение сознания, тогда
мы должны признать тот факт, что сознание, по крайней мере, является
результатом работы мозга» . И, соответственно, «большинство споров в этой

196
Здесь надо учитывать, что термин «осведомлённость» («awareness») может и не связываться с
субъективностью, обозначая объективные процессы в мозге, недоступные субъекту в опыте.
. Nebes R. Direct Examination of Cognitive Function in the Right and Left Hemispheres II Asymmetrical
Function of the Brain I Ed. by M. Kinsboume. London etc.: Cambridge Univ. Press, 1978. P. 129.
198
Gazzaniga M. Cognitive Neuroscience: The Biology of the Mind. P. 548.
199
См.: Nebes R. Direct Examination of Cognitive Function in the Right and Left Hemispheres. P. 131.
200
Спрингер С, Дейч Г. Левый мозг, правый мозг. М.: Мир, 1983. С.199.
201
Там же.
 113
^\

области концентрируется на том, можно ли в действительности показать, что

больные с расщеплённым мозгом обладают, по крайней мере, в некоторых
случаях, двумя сферами сознания» . Помимо мнения о принципиальном для
понимания природы сознания значении осмысления феномена его расщепления
в условиях расщепления мозга, утверждалось также мнение о прямой
Ф возможности решить в связи с исследованиями парного мозга некоторые
традиционные проблемы философии сознания-.
Теоретическое определение психофизиологических принципов
организации парного мозга редукционисты могут напрямую связывать с
решением психофизической проблемы. Отношение психика-мозг (как
психофизиологический феномен) здесь как будто настолько очевидно, что
\Щ высказываются мнения о прямой связи специальных исследований механизмов
и принципов» межполушарных взаимодействий с возможностью построения
философской теории сознания без слабых мест редукционизма физикалистов и
дуалистических интерпретаций психофизической связи. В частности замечено,
^ что «особая дифференцированность материи мозга, сделавшая возможным
'>
формирование сознания, представляется неотъемлемой от нарушения
симметрии (асимметрии) функций его полушарий» . Для - философа,
решающего психофизическую проблему, открывается такая перспектива.
Диффернцированность материи мозга определяет организацию сознания в том
смысле, что исследования межполушарных взаимодействий могут привести к
открытию физического «языка мозга», опосредствующего феномены сознания.
Возможно, что «язык мозга» связан с информационными процессами,
происходящими в мозолистом теле или посредством других комиссур.
Предполагается, что специфические информационные процессы в «образном»
правом полушарии и «логико-вербальном» левом приходят в определённое
«языком мозга» соответствие. На сочетании «непосредственного» образного
правополушарного видения мира и языковой дискретной картины мира,

202
Там же.
203
Брагина Н.Н., Доброхотова Т.А. Проблема «мозг-сознание» в свете современных представлений о
функциональной асимметрии мозга // Мозг и разум. С. 45.
 114

выстраиваемой левым полушарием, и рождается феномен сознания204. При всей

схематичности и простоте этого подхода кажется справедливым, что сложная
информационная организация парного мозга205 требует возможности перевода
кода правополушарного образного языка (опосредствующего психические
процессы в правом полушарии) в код левополушарного вербального
(опосредствующего психические процессы в левом полушарии), и наоборот. Он
может быть представлен путём полагания если не особого рода субъективного
опыта (например, предполагается, что это опыт внутренней речи или опыт
206
оперирования нечёткими понятиями естественного языка ), то неких
объективных структур, к которым субъект не имеет непосредственного
доступа, но которые опосредуют единство субъективного опыта любого рода207.
Редукционистская позиция, таким образом, может быть смягчена акцентом на
информационном обеспечении активности сознания. В этом смысле сознание
не может быть редуцировано к психофизиологическому процессу в какой-то
определённой структуре мозга (например, в мозолистом теле), но и в таком
случае всё-таки очевидно сведение опыта сознания к информационным
процессам в определённой части мозга.
Кроме представленного выше редукционистского проекта, в связи со
специальной проблемой организации парного мозга обсуждается проблема
условий субъективного опыта сознания. Здесь можно заявить как
редукционистский подход, так и антиредукционистский (последний мы
рассмотрим отдельно). Наблюдаемый при расщеплении мозга феномен
независимости опыта сознания одного полушария от потока сознания другого,
во-первых, предполагает возможность редукции сознания к определённому

204
Зенков Л.Р. Бессознательное и сознательное в аспекте межполушарного взаимодействия //
Бессознательное. Т. 4. С. 224-237; Зенков Л.Р. Некоторые аспекты семиотической структуры и
функциональной организации «правополушарного мышления» //Бессознательное. Т. 1. С. 740-751.
205
Обзор исследований, касающихся информационной организации парного мозга, см.: Брагина Н.Н.,
Доброхотова Т.А. Функциональные асимметрии человека. М.: Медицина, 1988. С. 99-101.
206
Ротенберг B.C. Сновидения, гипноз и деятельность мозга. М.: Центр гуманитарной литературы
РОН, 2001. С. 103-108.
207
Единство, кажущееся непонятным, если пытаться определить его, исходя из возможности
трансляции*субъективности от полушария к полушарию.
 115

набору полушарно латерализованных когниций (в случае понимания, сознания

как доступа к информационным процессам в коре, либо как осведомлённости о
208 \ і

текущем опыте ), а во-вторых - возможность описания феноменологии

состояний сознания как определённого тождества (идентичности)' или единства
личности, познающего субъекта. И в том, и в другом случае перед
исследователями отношения мозга и психики, мозга и субъективного опыта
сознания возникает ряд вопросов. Какая степень интеграции функций
(«способностей») отдельных частей и зон мозга необходима для того, чтобы
конкретная уникальная личность, конкретный уникальный опыт сознания были
таковыми? Могут ли личность и субъективный опыт иметь несколько степеней
интеграции, и могут ли они быть интегрированы в достаточной для
определённой в субъективном качестве степени в нескольких «центрах»
одновременно? Существуют ли формы идентичности и специфические формы
познания на иных, нежели опосредствуются организацией единого мозга,
уровнях? Эксперименты с расщеплённым мозгом не предполагают чисто
«технического» решения этих вопросов в силу ряда причин, о которых мы
скажем ниже. Но сам феномен межполушарной функциональной асимметрии
мозга объективно выявляется и подтверждается с помощью специальных
методов исследования мозга (впрочем, даже в сугубо физиологическом аспекте
асимметрия мозга тоже не определена ясно и непротиворечиво). На основании
последнего редукционистами высказываются предположения о реальной
независимости опыта сознания в каждом из полушарий, о возможном
существовании двух типов сознания в парном мозге. То есть о корреляции или
тождестве физиологических структур и ментальных. Антиредукционисты
также могут соглашаться с возможностью приписывания парному мозгу или
воплощения в парном мозге двух (а возможно и более) сознаний. Но условием
этой возможности они считают не тождество или корреляцию организации

208
Осведомлённость о текущем опыте обеспечивается психофизиологическими механизмами.
Сознание, таким образом, является продуктом высшей нервной деятельности и определяется как
биологический продукт. Информационный подход определяет сознание в другом аспекте:
психофизиология мозга только реализует определённую программу, которая не является
биологической программой жизнедеятельности организма, но включает его в среду социальную.
 116 мозга и опыта сознания, а некие
объективные когнитивные (эволюционные или культурные), либо
трансцендентальные (феноменологические) структуры, которые не имеют
физических свойств209 или достаточно свободно соотносятся с материальным
субстратом. В философской литературе эти предположения в первую очередь
востребованы, как сказано, в связи с проблемой идентичности сознания с
определённой информационной структурой, либо с телесной, психической
целостностью. Число сознаний, личностей, субъективных психик, независимых
когнитивно-информационных структур и функциональных физиологических
единиц, воплощённых в парном мозге и представляющих его, - предмет
дискуссий в работах нейрофизиологов и в философии сознания.
В редукционистском подходе к проблеме числа сознаний в расщеплённом
парном мозге выделяют следующие решения210 . Эксперименты Роджера
Сперри, как будто свидетельствующие о существовании в расщеплённом мозге
двух независимых друг от друга потоков сознания, положили начало двум
традициям в интерпретации результатов комиссуротомии. С одной стороны мы
имеем позицию Джона Экклза211, полагающего, что правое полушарие как
таковое, или у пациентов с расщеплённым мозгом, «бессознательно»
(считается, что к этой позиции примыкают исследователи, являющиеся
противниками идеи существования в расщеплённом мозге двух сфер сознания,
в частности - Дональд МакКей). Сознание, с точки зрения Экклза, - это чувство
самого себя, это способность к интроспекции и к вербализации
интроспективных самоотчётов. Сами по себе высшие психические функции,
определяющие когнитивные состояния правополушарного субъекта, не
свидетельствуют о наличии сознания в' «правом мозге». Лишь вербализация

209
Это информационные структуры. Грань между редукционизмом и антиредукционизмом здесь
достаточно условна.
210
Обзор решений проблемы сознания в парном мозге см.: Спрингер С, Дейч Г. Указ. соч. С. 199-
219; Nebes R. Direct Examination of Cognitive Function in the Right and Left Hemispheres. P. 129-131;
Gazzaniga M. Cognitive Neuroscience: The Biology of the Mind. P. 527-549; Zangwill O. L. Consciousness
and the Cerebral Hemispheres II Hemisphere Function in the Human Brain I Ed. by S. J. Diamond and J. G.
Beaumont. London: Elek.-Science, 1974. P. 246-278.
211
Popper K.R., Eccles J.C. The Self and Its Brain: An Argument for Interactionism. London etc.: Routledge
&KeganPoul, 1983.
 117

опыта делает возможным самосознание, то есть свидетельствует о сознании, а

это доступно только левополушарному субъекту. Экклз связывает сознание
только с речевыми функциями и языком, а потому для него являются
бессознательными комиссуротомированные пациенты с активированным
правым полушарием, глухонемые, афазики- (несмотря на их вполне
определённые когнитивные способности). С другой стороны была заявлена
позиция Роберта Орнстейна . Она в большей степени спекулятивна, а, может
быть, просто слишком экзотична. По крайней мере, она породила гораздо
больше (чем позиция уважаемого нейрофизиолога Джона Экклза)
заслуживающих критических замечаний выступлений, находящихся в общем
потоке «дихотомании»213. Орнстейн полагает, что в каждом из полушарий
существует свой тип сознания. Связывать сознание только с вербальным,
рационально-логическим, активно направленным на внешний мир левым
полушарием неверно, так как человеческая культура и познание (культура и
философия Востока, интуиция и образное мышление гения Эйнштейна)
заявляют и другой тип сознания, соответствующий функциям
пространственного, интуитивного, созерцательного правого полушария; Этот
тип сознания не поддаётся научному («левополушарному») исследованию, но
как опыт вполне очевиден. Творческое мышление, связанное с холистической
стратегией организации и обработки информации, с образным представлением
и поиском новых отношений и связей в поставленной задаче, - вполне
наглядный в этом смысле пример. В психологической литературе с
семидесятых годов двадцатого века* получили широкое распространение
спекуляции, связанные с понимаемым в этом смысле «правополушарным
сознанием». Эти спекуляции, как сказано выше, имеют вполне определённые
философские основания. Они построены на предположении, что для
формирования субъективного опыта достаточно доступа только к некоторой
части локализованных в определённых зонах коры мозга способностей,- к

212
Ornstein R.E. The Psychology of Consciousness. San-Francisco: Freeman W.H. & Сотр., 1972.
213
Спрингер С, Дейч Г. Указ. соч. С. 207.
 118

некоторым когнитивным подсистемам сознания, что субъективный опыт может

быть опытом неполной модальности. Общий характер и сама возможность
латерализации психических функций, когнитивных стратегий в парном мозге
редукционистами, как правило, принимается в качестве «объективных
данных».
Если говорить о причинах несостоятельности когнитивистской редукпии
условий субъективного опыта сознания к условиям функциональной
организации субстрата, то, в первую очередь, надо заметить, что в специальных
исследованиях асимметрии мозга, где полушария, определяются как
функциональные физиологические единицы, представлена весьма
противоречивая картина латерализации психических функций. Таюке
противоречивы представления о природе и принципах функциональной
асимметрии мозга. В. исследованиях функциональной асимметрии мозга
последних лет постоянно подчёркивается, что правополушарная и
левополушарная специфика организации мозга человека - понятие довольно
условное214. В числе главных причин, не позволяющих однозначно определить
функциональную асимметрию мозга в отношении феноменологии сознания,
укажем на методологические проблемы нейропсихологии, хотя, возможно, сама
природа асимметрии мозга такова, что она недоступна для психологической
терминологии. Требование методов, учитывающих динамический принцип
организации мозга, согласно которому психическая функция- не локализована в
определённой' зоне мозга, но представляет собой динамический паттерн,
затрудняет представление полушария- как отдельной функциональной
215
единицы . Также затруднительно согласование ряда принципов
межполушарных взаимодействий в пределах общей картины психической
активности субъекта: не установлен общий принцип взаимодействия

См., например: Хомская Е.Д. Предисловие // Нейропсихологический анализ межполушарной

асимметрии мозга. М.: Наука, 1986. С. 3-9.
215
Отмечено, что «несмотря на специализацию полушарий, функциональная асимметрия мозга
является в значительной степени динамическим явлением и что динамика связана с определённым
состоянием человека» (Адрианов О.С. Проблема структурной организации правого и левого
полушарий мозга // Нейропсихологический анализ межполушарной асимметрии мозга. С. 9).
 119

полушарий, а без него складывается противоречивая картина, где

одновременные комплементарные, реципрокные, демпфирующие, какие-либо
другие отношения между правым и левым мозгом делают само понятие
«межполушарные взаимодействия» бессодержательным, поскольку в любой
момент активности мозга его полушария в каком-то отношении
взаимодействуют, в каком-то - нет, и, наконец, в каком-то отношении, вообще,
не могут находиться. Кроме этого, сама операция расщепления мозга, в
результате которой мы наблюдаем независимые друг от друга способности
правого и левого полушарий, оставляет вопросы в том смысле, что есть мнение
о не полном расщеплении мозга, о связях между полушариями, которые не
устранимы комиссуротомией, поскольку обеспечены, к примеру,
функциональными возможностями ствола мозга. Что касается недоступности
феномена межполушарной функциональной асимметрии мозга для
психологической терминологии, то здесь можно предположить сложности
естественно возникающие при попытках доступными методами освоить новое
предметное поле. Не ясно, как определить психическую функцию вютношении
организации субстрата, но- безотносительно целостного психологического
опыта субъекта.
Ряд перечисленных выше проблем ведёт исследователей организации
парного мозга к следующим заключениям. «Межполушарные структурные и
функциональные различия, как правило, весьма слабо выражены, едва
уловимы, вариабельны, динамичны, нередко неопределенны, изменяются под
влиянием целого ряда внешних и внутренних факторов, не всегда легко
учитываемых. Всё это наряду с высокой пластичностью коры больших
полушарий делает данную проблему асимметрии полушарий одной из
труднейших В' исследованиях мозга... Наблюдающуюся в настоящее время
пестроту, неопределённость и противоречивость огромного количества
литературных данных по асимметрии полушарий в определённой степени
можно объяснить неодинаковым методическим уровнем экспериментов,
несоблюдением, к сожалению, в значительном количестве работ необходимых
 120
методических условий исследования, в частности раздельного сенсорного
216
стимулирования левого и правого полушарий» . Ясно, «что о
неравнозначности функций полушарий мозга можно говорить по отношению к
разнообразным составляющим целостной нервно-психической
917

деятельности» . И «поскольку представленные гипотезы довольно

многообразны, то, естественно, возникает вопрос: не существует ли некая
единая закономерность, определяющая все проявления функциональной
асимметрии полушарий мозга?»218. Впрочем, вопрос этот вряд ли может
получить обоснованный положительный ответ в ближайшее время; он является,
скорее, невольным или риторическим вопросом, возникающем на «этапе
прогрессирующих разочарований при попытках обнаружить общий принцип,
определяющий латерализацию мозга»219. Неудачи И' методические трудности
при попытках общего комплексного рассмотрения функциональной
асимметрии мозга можно объяснить её «мультидисциплинарным» характером
(«с ней оказываются связаны всё новые аспекты знаний»220), во-первых, и тем,
ПО 1

что она «имеет не глобальный, а парциальный характер» , во-вторых.

Разумеется, отсутствие методов, позволяющих обойти или снять
перечисленные трудности, может быть связано со сложностью исследуемого
феномена, недостаточностью существующих знаний о мозге человека. Но,
также очевидно, что сами ожидания того, как эти методы должны выглядеть,
каким требованиям удовлетворять, зависят от сложившихся (актуальных)
представлений о сознании и методов, его изучения. Продуктивный союз
нейронаук и философии сознания не складывается не в последнюю очередь
именно потому, что на сегодняшний момент нет общепринятых научных

217
216
Костандов Э.А. Функциональная асимметрия полушарий мозга и неосознаваемое восприятие. М.
Наука, 1983. С. 7.
БрагинаН.Н., Доброхотова Т.А. Функциональные асимметрии человека. С. 102.
218
Там же.
219
Бианки В.Л. Указ. соч. С. 3. Автор выделяет четыре этапа исследований межполушарной
асимметрии мозга, и указанная оценка относится к последнему (80-е годы 20-го века).
220
Там же.
221
«В различных системах характер функциональной асимметрии может быть неодинаков. Выделяют
моторные, сенсорные и «психологические» асимметрии» (Хомская Е.Д. Указ соч. С. 4). Общая же
системная связь данных асимметрий пока не определена.
 121

методов выявления и определения (оценки) феноменов субъективной

реальности.
Помимо ограниченной эффективности эмпирических методов,
применяемых при исследовании психофизического взаимодействия, отметим
общее методологическое несовершенство нейронаук. Существенным
недостатком экспериментальных исследований межполушарной
функциональной асимметрии мозга является то, что их результаты в
значительной степени зависят от субъективного фактора. Интерпретаторы
опытов с расщеплённым мозгом часто не имеют в виду очевидного:
исследователь имеет дело не с тем или другим полушарием, а с пациентом,
который даёт отчёт, реагирует на раздражители. Эти отчёты и реакции,
разумеется, определяются объективной организацией мозга, когнитивной
специализацией его полушарий, в частности. Но также должна быть ясна их
зависимость от субъективных ментальных состояний пациента (его желаний'-,
намерений, верований) и от условий их определения как состоявшихся или
несостоявшихся, успешных или неуспешных. По-другому говоря, в связи с тем,
что пока нет общей методологии изучения субъективных феноменов сознания,
реакции пациента с расщеплённым мозгом можно с равными основаниями
определять как в отношении к структурным и функциональным особенностям
организации каждой из гемисфер, так и в отношении к психологическим
факторам, влияющим на ментальную активность субъекта в момент
эксперимента. А в связи с тем, что пока не ясна природа субъективных
ментальных состояний или субъективного опыта сознания, реакции
испытуемого можно определять как в отношении к реальному
психологическому состоянию, в котором он находится, так и в отношении
неких внешних условий, которые позволяют экспериментатору приписывать
какое-то психологическое состояние испытуемому. Отмечена зависимость, к
примеру, согласованности мнений и оценок, высказываемых пациентом,
полушария которого были последовательно активированы, от его настроения:
когда его настроение было плохим рассогласованность реакций полушарий
 122

была выше222. Значит, есть возможность говорить о том, что расщеплённое на

два независимых друг от друга потока сознание, тем не менее, сохраняет
определённое единство, уменьшаемое или усиливаемое в зависимости от
факторов, которые не поддаются экспериментальному контролю. Если он всё-
таки удастся (а проблема заключается в следующем: как экспериментальная
когнитивистика может контролировать некогнитивные компоненты сознания?),
то он не будет связан с наличием методов определения зависимости степени
диссоциации сознания от степени повреждения комиссур, а потребует особых
методов в принципе подрывающих идею редукции ментальных состояний к
физиологическим. Создаётся впечатление, что операция каллозотомии просто
затрудняет доступ субъекта к опыту определённой модальности, к его
информационному обеспечению, но это ограничение не имеет фатального
характера для субъекта. Механическое расщепление мозга может вести к
«расщеплению» психики, к нарушению информационных процессов в парном
мозге, но не ведёт к механическому же расщеплению уникального опыта
сознания: нельзя сказать, что какая-то «часть» субъективного опыта остаётся в
левом полушарии, а какая-то в правом 223. Конечно, в какой-то степени это так,
поскольку каждая из высших когниций субъекта (язык, 'восприятие
пространственных отношений) полушарно латерализована. Но здесь надо
учитывать следующее: чем сложнее психическая функция, тем вернее её
физиологические механизмы распределены между полушариями, в результате
чего, каждое из них отвечает за какие-то аспекты этой функции224. Об этом, по

222
Спрингер С, Дейч Г. Указ. соч. С. 202.
223
Ссылаясь на точку зрения Д. МакКея, авторы обзора подходов к проблеме числа сознаний в
парном мозге пишут: «расщеплённый мозг нельзя рассматривать как расщеплённое сознание до тех
пор, пока не будет продемонстрировано, что каждая половина мозга имеет свою собственную
независимую систему оценки значимости событий, постановки целей» и установления очерёдности
реакций» (Там же. С. 201). Подобные трудности- характерны для когнитивистских исследований
сознания. См., например: Спивак Д.Л. Изменённые состояния сознания: психология и лингвистика.
СПб.: «Издательский Дом Ювента»; Филологический ф-т СПбГУ, 2000. С. 9,13-14.
224
См.: Невская А.А. Межполушарные различия при зрительном восприятии: спорные вопросы и
перспективы исследований // Сенсорные системы. Сенсорные процессы и асимметрия полушарий. Л.:
Наука, 1985. С. 3-21; Траченко О.П. О факторах, определяющих латерализацию восприятия слов //
Нейропсихологический анализ межполушарной асимметрии мозга. С. 131-139; Николаенко Н.Н.,
Егоров А.Ю. Роль правого и левого полушарий мозга в восприятии пространства // Физиология
человека. 1998. Т. 24. № 5-6; Николаенко Н.Н., Егоров А.Ю., Траченко О.П., Грицышина М.А.,
 123
крайней мере, сегодня можно говорить с определённой долей уверенности.
Обсуждению подлежит адаптационная необходимость этого распределения225 и
релевантная для психологии и философии сознания типология межполушарных
взаимодействий, обеспечивающих многообразие функциональных состояний
организма и работу подсистем его психики226. Сомнению же подвергнуты
попытки латерализовать психические способности человека как таковые
(например: левое полушарие - языковая способность, правое полушарие
-анализ пространственных отношений). А если к тому же сознание не сводится
к когнициям, то можно предложить объяснение феномена его «расщепления» в
расщеплённом мозге не прибегая к редукции.
Субъективные психологические состояния в достаточной для
переживания определённого опыта степени должны быть поддержаны
когнициями субъекта, хотя полностью этой поддержкой как залогом опыта они
не исчерпываются, и сама поддержка не имеет строго определённого характера.
И дело не только в том, что субъект с расщеплённым мозгом может иметь
какой-то первичный некогнитивный, неинтенциональный опыт субъективности
(впрочем, критика чисто когнитивного подхода к сознанию феноменологами
важна и содержательна в перспективе исследований в области философской
антропологии). Важно то, что собственно когнитивный опыт изначально имеет
субъективную природу (хотя бы потому, что, как сказано выше, он субъективно
удостоверяется экспериментатором как состоятельный или не состоятельный в
отношении некоторого набора, в общем, произвольно определённых условий).
Это, собственно, противоречит тому мнению, что ясно осознаваемый
субъектом опыт складывается под влиянием факторов, которые имеют
объективный характер, так как недоступны субъективному переживанию, что

Афанасьев СВ. Функциональная асимметрия мозга и принципы организации речевой деятельности //

Физиология человека. 1998. Т. 24. № 2.
225
См.: Казначеев В.П., Чуприков А.П. Функциональная асимметрия и адаптация человека //
Функциональная асимметрия и адаптация человека / Отв. ред. А.А. Портнов. М.: Изд-во НИИ
психотерапии МЗ РСФСР, 1976. С. 3-15.
226
См.: Егоров А.Ю. Координация деятельности полушарий мозга человека при осуществлении
когнитивных функций. Автореферат диссертации на соискание учёной степени доктора медицинских
наук. СПб., 1999.
 124

когнитивная система не тождественна «системе» субъективного опыта

сознания, а является его информационным обеспечением. Данное утверждение
часто являлось .итогом дискуссий, которые велись в 70-е годы представителями
когнитивно-информационного подхода в философии сознания- и
представителями когнитивной психологии по проблеме природы ментальных
репрезентаций субъективного опыта, их отношения к природе сознания и к
функциональным состояниям мозга. В 70-е же годы в отечественной
философии к этому утверждению в рамках исследований информационной
природы сознания пришёл Д.И. Дубровский; в отечественной психофизиологии
принципиальный характер этого утверждения обосновывает A.M.
Иваницкий227. Но его сила в какой-то степени обернулась его слабостью228:
несводимость сознания как когнитивного (информационного) процесса к
субъективному опыту переживания психологических (идеальных)
«сущностей» заставляет предполагать реальность сферы бессознательного
когнитивного опыта. Это именно опыт, так как он комплементарен
субъективному осознаваемому опыту субъекта, и только единомоментная
принципиальная недоступность бессознательного когнитивного опыта и
субъективного психологического опыта делает их «сумму» объективным
процессом. Такое развитие базового утверждения о существовании
недоступных субъективному переживанию когниций является вынужденным.
На бессознательном уровне не может быть никакого опыта;, поскольку там нет
никакого субъекта. Но на бессознательном уровне нельзя заявить и никакой
объективной организации когнитивных процессов, определяющих сознание,
так как в этом случае будет не ясна её связь с субъективным опытом сознания.
Снимая эти затруднения, можно предположить, что на начальном этапе
определённые элементарные подсистемы мозга (как на «макро», так и на
«микро» уровне) обеспечивают когнитивный^ опыт субъекта с достаточной
долей неопределённости в отношении завершающего осознаваемого этапа.

227
Иваницкий A.M. Информационные процессы мозга и психическая деятельность. М.: Наука, 1984.
228
Мы обсуждали эту проблему в первом параграфе Первой главы.
 125

Функциональность этих подсистем зависит от множества неподконтрольных

субъекту условий, а когда они уже связаны с доступными сознанию когнициями
или трансформируются в них, получается в принципе субъективный (поскольку
изначально не определённый в отношении завершающего этапа) опыт. Опыт,
который мог бы быть иным для субъекта по качеству переживания при
задействовании некоторого иного набора предварительных условий
возможности. В каждом из полушарий они свои, но характер переживания
когнитивного опыта сходен. Он неопределёнен на до-субъектном уровне
организации психики и не заявляет никакой «базовой когниции», изначального
объективного опыта, который уже потом становится в меру, определённую
условиями, субъективным.
В. качестве примеров, подтверждающих такую организацию когниции
человека, мы можем указать феномен «простого различения» и межполушарные
взаимодействия по типу суперпозиции. Под феноменом простого различения
понимается «тот случай, когда испытуемый в состоянии отметить факт наличия
разницы между раздражителями, но не в состоянии указать, какой из них
больше, а какой меньше (какой громче, а какой тише; какой выше, а какой ниже
и т. д.)» . «Феномен ПР [простого различения] .... возникал в тех случаях, когда
уменьшение разницы между сравниваемыми стимулами достигало уровня, при
котором их различение по заданному параметру (в описываемых экспериментах
- по громкости) делалось невозможным и испытуемый начинал использовать
для различения дополнительные акустические признаки звучания» (то есть
начинал работать «на новой оси сенсорного пространства») 230. Таким образом,
на начальном этапе её формирования есть «период, когда соответствующие
впечатления образуют для испытуемого достаточно аморфное множество»;
«упорядочивание этих впечатлений приводит к образованию новой сенсорной
оси, а соотнесение её с ранее освоенной осью (в нашем случае - с осью

229
Бардин К.В., Войтенко Т.П. Феномен простого различения // Психофизика дискретных и
непрерывных задач. М.: Наука, 1985. С. 73.
230
Там же.
 126

громкости)- даёт возможность испытуемому формулировать свои ответы в

терминах, соответствующих параметрам последней (т. е. тише-громче)»
Феномен простого различения сменяется дифференцированным различением,
то есть определённой сенсорной когницией, и исчезает. В связи с этим
феноменом, естественно, возникает вопрос: «если, например, испытуемый не
может назвать, какой1 из раздражителей громче, а какой тише, то вправе ли мы
считать, что он эти раздражители различает?»232 Но, с другой стороны, «при
феномене ПР [простого различения] испытуемый утверждает, что он ясно
233

слышит, что раздражители неодинаковы, хотя и не понимает, какой громче» .

На наш взгляд, представленное соотношение простого различения и
дифференцированного различения и следующие из него вопросы1 ясно
демонстрируют то, что объективность определённой когниции можно
установить только оговорив некоторые условия её оценки как успешной или
неуспешной. Сами по себе события в мозге (на до-субъектном уровне)
невозможно заявить как объективные когниции, пока они не будут реализованы
субъектом в определённых условиях, пока не будут оценены им самим или
окружающей средой как успешные или неуспешные.
Суперпозиция как тип межполушарных взаимодействий представляет
собой такую координацию деятельности полушарий, когда «в процессе
осуществления функции оба полушария допускают искажения,
противоположные по знаку, которые нейтрализуются в результате
межполушарного взаимодействия»234. В частности, в «речемыслительной
деятельности» суперпозиция «проявляется в том, что при оценке степени
близости семантических связей и левое, и правое полушария «допускали»
ошибки»: «правое полушарие чаще воспринимает дальние (метафорические)
ассоциации как имеющие близкую связь», тогда как «левое полушарие чаще не

231
Там же. С. 95.
232
Там же. С. 73-74.
233
Там же. С. 74. Авторы заключают: «Получается, что раздражители одновременно и различимые и
неразличимые для испытуемого, или, точнее, в одном смысле различимые, а в другом -
неразличимые. Картина, по меньшей мере, странная, если не сказать - противоречивая» (Там же).
234
Егоров А.Ю. Координация деятельности полушарий мозга человека при осуществлении
когнитивных функций. С. 41.
 127
235
находит семантической связи между дальними ассоциациями» . При
і осуществлении функции восприятия трёхмерного пространства суперпозиция
проявляется в том, что «правое полушарие недооценивает расстояния в глубину
и, следовательно, переоценивает ближнее пространство», тогда как «левое
полушарие переоценивает расстояния и, следовательно, переоценивает дальнее
пространство» . Как и в случае с феноменом простого различения мы видим,
что объективность когниции констатируется только в отношении заданных
субъекту условий её осуществления. А на до-субъектном уровне когниция
вообще никаким образом не может быть представлена. Полушария мозга
«переоценивают», «недооценивают», в общем - «ошибаются» только в том
смысле, что их когнитивные способности оцениваются на фоне когнитивных
*
способностей субъекта с единым мозгом, приводящим когниции полушарий в
некий усреднённый вариант, дающий субъекту адекватное представление о
параметрах внешней среды или её семантике. Утверждение, что субъективный
опыт сознания складывается из работы множества специализированных
психофизиологических подсистем (которые «оценивают» или
«недооценивают», «отражают» или «игнорируют», «сравнивают» или
«различают» свойства и отношения объектов внешней среды или её знаков),
нельзя ни воспринимать критически. Их «работа» может быть представлена
только исходя из задач, стоящих перед субъектом. Как задача решается
$
определённой специализированной подсистемой мозга - об этом можно
говорить только условно. Полушария мозга не располагают адекватной
оценкой предъявляемых стимулов потому, что критерии адекватности реакции,
правильности решения задачи доступны только субъекту. Более того, задать
эти критерии можно только на субъективном уровне. Межполушарное
взаимодействие в принципе суперпозиции (как и феномен простого
Ш различения) является здесь хорошим примером, поскольку демонстрирует то,
что формирование человеческих когниции происходит не столько путём

235
Там же.
236
Там же.
 128

осуществляемого мозгом процесса последовательной элиминации ошибок или

устранения состояния неопределённости, сколько путём оценки субъектом
своего состояния (или оценки сторонним наблюдателем состояния субъекта)
как в определённом отношении когнитивного.
Таким образом', субъективно опосредствованы не только интенции,
эмоции, переживание идентичности и прочий не редуцируемый к логико-
понятийному и телесно-перцептивному компонентам опыт сознания, но и
когниции. Потому нет необходимости считать организацию когнитивной
системы базовой по отношению к организации субъективного опыта сознания.
Образно говоря, мозг ничего не познаёт «объективно» для того, чтобы потом
передать это знание субъекту, который, в свою очередь, «субъективно» его
исказит.
Проблема трансляции субъективности испытуемого от его мозга к
заданным условиям констатирующего эксперимента тесно связана с проблемой
связи субъективно-сознательных компонент сознания с неосознаваемыми
объективными. Возможно ли представить сферу «бессознательного» и
«дорефлексивного» как сферу реализации каких-либо «способностей» субъекта?
Очевидно, что нет, хотя психология и философия сознания по--прежнему
искушена возможностью понимать бессознательное как неосознаваемую
психическую деятельность и, соответственно, выявлять «связь неосознаваемого
с семантическими категориями цели, значения, смысла или, иначе говоря,
психологическую ориентированность бессознательного, невозможность
описания его активности в отвлечении от психологических категорий»237. Кроме
того, есть тенденция сближать бессознательное с так называемым
непосредственным, или атрибутивным, сознанием, то есть сознанием, которое
принимается за атрибут психического и которое не может быть доступно
субъекту постоянно. Корректность и основательность указанных интерпретаций
бессознательного вызывают нарекания. Если в первом случае

237
Основные критерии рассмотрения бессознательного в качестве своеобразной формы психической
деятельности. Вступительная статья от редакции //Бессознательное. Т.1 С. 76.
 129

сознание как существенный признак психического непонятным образом

преобразуется в бессознательное, сохраняя и передоверяя ему свои «цели»,
«значения» и «смыслы», то во втором не ясно, «как атрибутивное сознание
психического может быть одновременно и сознанием субъекта».238 Но с другой
стороны, очевидно, что «процесс психотерапии и другой жизненный опыт
открывают, что люди имеют мысли и чувства, которых они не осознают»,
человек «вдруг осознаёт», что он уже думает или чувствует нечто, не зная об
этом» . Феномены «бессознательного» и «дорефлексивного» сознания в таком
двойственном отношении справедливо считаются «камнем преткновения в
240 тт

концептуальном представлении сознания» . И «основанием для затруднении в

теоретическом осмыслении этих феноменов является концептуальный
парадокс: как возможно для личности быть «бессознательным» о своём
«сознании»? Если мы считаем мышление и чувствование сознательными
событиями, то как мы можем их представить на бессознательном уровне? С
другой стороны, если мы не считаем их сознательными (на бессознательном
уровне), то как феномены «бессознательного» и «пререфлексивного» являются
умопостигаемыми в качестве неких действенных оснований, причин?»241 .
Вопросы, возникающие при вольном или невольном умножении
субъективности, при требовании непрерывности, тотальности субъективного
опыта сознания, либо при попытках ограничить психическое только как сферу
сознания, остаются открытыми. В конечном итоге они, видимо, сведутся к
базовому вопросу о возможности построить теорию сознания без влияния
дуализма. Впрочем, сегодня большинство когнитивистов, считающих
необходимым употребление, в общем-то, внутренне противоречивых, сугубо
эмпирических терминов «бессознательное», «дорефлексивное», использует их
не в связи с психологическими описаниями поведения, реакций, субъективных
ментальных состояний, но в связи с системными описаниями сознания как

238
Чхартишвили Ш.Н. К вопросу об онтологической природе бессознательного // Бессознательное. Т.
1.С. 105.
239
Ellis R. An Ontology of Consciousness. Dordrecht etc.: Martinus Nijhoff Publishers, 1986. P. 8.
240
Ibid.
241
Ibid.
 130

информационной системы. То есть избегающими наивного менталистского

запроса с психологической сферы, который спровоцирован относительной
эффективностью при её описании методов интроспекции и наблюдения. Такой
подход строится на утверждении, что «бессознательно-психические процессы
не даны личности непосредственно и, следовательно, не могут определяться
как субъективная реальность»242. Бессознательные и сознательные процессы
«равноправны» в отношении «параметров, каждый из которых обозначает
определённый класс свойств, присущих психическому», но «первые
отличаются от вторых...формой своей представленности для личности и
способами функционирования, а также формой объективации» . Как
бессознательный тип психических процессов, так и сознательный
объективированы в мозговой нейродинамике, но бессознательные не могут
быть объективированы как идеальное без того, чтобы ни быть
244
«преобразованным в сознательное» . Бессознательное как таковое
представимо только в отношении мозгового «кода», то есть как
«информационное обеспечение» ментальных репрезентаций; в отношении же
субъективной реальности (мышления-, чувствования и всего
дифференцированного спектра способностей сознательного существа) оно
представимо только в опосредованном виде. Информационный подход к
проблеме бессознательного позволяет рассматривать психическое независимо
от формы его представленности, от формы её объективации, то есть в итоге
-избежать тотальности (и противоречивости) ментализма в представлении
активности сознания. Можно сказать, что взгляд на активность сознания,
некритически сочетающий «интроспективный ментализм» и представления о
«бессознательном» сознании, попросту невозможен в силу своей очевидной
наивности. Однако как будто вполне допустим взгляд, предполагающий
сочетание информационного подхода с исследованиями феноменов
бессознательного (неосознаваемой, то есть недоступной непосредственно,

242
Дубровский Д.И. Информационный подход к проблеме бессознательного. С. 71.
243
Там же.
244
Там нее.
 131

психической активности) и дорефлексивного (естественного подкрепления

когнитивных процессов недоступными непосредственно структурами «условий
возможности»). Но так называемая вычислительно-репрезентативная модель
сознания, утвердившаяся в ходе интенсивного обсуждения в конце 1970-х
годов проблемы ментальных репрезентаций в отношении организации мозга
как информационной системы, тем не менее (как мы показали в, первом
параграфе Первой главы), полностью не отменяет ментализм в теории
сознания. Последовательный ментализм, сводящий сознание к определённой
«осведомлённости» субъекта, к способности его быть «компетентным» в
некоторой сфере опыта и при том отрицающий существование ещё одной или
более «осведомлённости» в сферах бессознательного и дорефлексивного (либо
отрицающий содержательность этих терминов), в такой же мере допустим, как
и информационный подход. Допустим, потому что также представляет собой
попытку снять противоречивость понятий «бессознательное»,
«дорефлексивное». В первом случае мы избегаем обсуждения, «тайн
человеческой психики», разговоров об alter ego, бессознательных желаниях,
намерениях и т. п. Естественной здесь кажется перспектива исследования
сознания и познавательных способностей человека в связи с процессом
эволюции его когнитивной системы. Закрытый характер «бессознательной» и
«дорефлексивной» информации имеет объективный характер^ и связывается с
«генетической историей» человеческого сознания245. Во втором случае мы
избегаем распространения психологической терминологии на физиологические
феномены, и получаем возможность генерировать идеи, раскрывающие сугубо
психологический (но при том - не умножающий субъективность) принцип
организации сознания и познавательной активности, который обеспечивает
единство сознания без допущения тотальности психических процессов,
заявляющих сознание и познавательную активность246. Эти' допустимые, по
нашему представлению, точки зрения редко заявляются в чистом виде. Как

Там же. С. 74.

Одним из вариантов представления такого принципаможет быть установка (по Д.Н. Узнадзе).
 132
247
правило, изживаемый компонент в концепциях бессознательного
психического продолжает присутствовать, делая их долгосрочными проектами
с туманной перспективой' невероятных открытий, которые «наконец-то» их
подтвердят. Главной проблемой обоих вариантов оправдания использования
понятия «бессознательное» (или элиминации некоторых неприемлемых для
когнитивистики его аспектов) является связь представленной в качестве
объективной организации бессознательного уровня психики с содержательным,
смыслосодержащим уровнем субъективности.
Иллюзия по поводу доступа субъекта в истоке когнитивного опыта к
неким объективным структурам сознания существенно осложняет изучение
структурной и функциональной организации мозга человека. Она является
основной причиной возникновения методологической проблемы
нейроисследований, связанной с невозможностью устранения субъективного
фактора при определении способностей той или иной единицы мозга человека.
Учитывая все перечисленные трудности, мы приходим к мнению, что
сначала надо показать приемлемость и необходимость для философии сознания
самой имеющей статус эвристической модели «парный мозг», которую
философы-сциентисты и когнитивные учёные некритически заявили в качестве
одного из очевидных свидетельств справедливости редукционистского тезиса.
Очевидно, что локализация определённых когнитивных функций в одном
полушарии/ и организация в определённых принципах межполушарных
взаимодействий самостоятельного «правого» или «левого мозга» как
независимых функциональных единиц производится довольно условно и что
сама модель «парный мозг», в общем-то, пока и не подтверждаема, и не
опровержима. Это именно модель: никаких функций правого мозга как
такового нет, как нет и никакого взаимодействия между полушариями как
таковыми. Физическая структура парного мозга никак не соответствует (это
соответствие не показано, по крайней мере) структуре сознания, личности или
организации психического опыта. Ещё раз обратим внимание на то, что

О нём свидетельствует актуальность образа гомункулуса.

 133

«проблема структурных основ ФМА [функциональной межполушарной

асимметрии] тесным образом связана не только с методическим уровнем
исследований, но и с методологией подхода к вопросу о соотношении между
структурной организацией мозга и различными проявлениями психической
деятельности»: «динамический характер подкорково-коркового, межкоркового
и межполушарного взаимодействия позволяет с достаточной долей
осторожности соотносить морфологические признаки с функциональными и
тем более с психическими проявлениями»248. Но с другой стороны, она
(модель) поддерживается или подтверждается рядом отношений, таких, к
примеру, как «сознательное-бессознательное», «рефлексивное-
дорефлексивное», «вербальное-невербальное». Прямое сопоставление этих
отношений с отношением «левое полушарие-правое полушарие» возможно, но
сегодня чаще обсуждается его несправедливость, схематичность. Хотя
отношение «сознательное-бессознательное» по-прежнему актуально в
онтологии сознания, отношение «рефлексивное-дорефлексивное» - в теории
познания, а отношение «вербальное-невербальное», к примеру, в
исследованиях психосемантики сознания. Исследователь мозга, так или иначе,
имеет их в виду (они имеют мировоззренческий характер, то есть
предшествуют построению любой специальной концепции), и потому создаёт
условные модели, представляющие организацию мозга сознательного субъекта,
метафорически реализуя в них действенность того или иного философского или
психологического принципа. Каково должно быть отношение к этим моделям у
философа? В спекулятивных построениях они имеют статус научного
основания. Налёт наукообразия в метафизических рассуждениях о
бессознательном, дорефлексивном вряд ли является оправданием для
использования этих моделей. От философии, скорее, требуется обоснование
продуктивности модели «парный мозг» для философии сознания, теории
познания, для решения каких-либо актуальных собственно философских
проблем, психофизической, в частности. Физическая структура парного мозга,

Адрианов О.С. Указ. соч. С. 9, 11.

 134

соотносимая со структурой сознания, личности или с организацией

познавательной активности субъекта, в психофизиологических исследованиях
вынужденно представляется в виде эффективной модели. Оправданием этому
будет её эвристический характер и объяснительный потенциал при обобщении
эмпирических данных. В философском исследовании, видимо, основания
использования этой модели другие. Ясно, что условный характер не позволяет
рассматривать её как объективное когнитивистское объяснение субъективного
опыта сознания, процесса познания. То есть экспериментальные данные,
связанные с функциональной асимметрией мозга, не есть некие «новые научные
данные», подтверждающие определённые философские гипотезы и интуиции,
поскольку они попросту ещё не получили теоретического осмысления в
отношении феномена и структуры сознания, познавательных способностей
человека. Также ясно, что использование модели «парный мозг» не может быть
обосновано или подкреплено обращением к психологическим и философским
концепциям, определяющим организацию сознания, познавательной активности
в таких принципах, как, к примеру,. принципы отношения сфер сознательного и
бессознательного, рефлексии и дорефлексивного компонента сознания. От
философии сознания требуется, скорее, формулировка новых концепций, даже
новых метафор, которые снимут противоречивость интерпретаций результатов
когнитивистских исследований связи сознания и мозга, противоречивость,
неизбежную, если иметь в виду традиционные метафоры 249 . Философы должны
иметь в виду важный методологический аспект эмпирических
психофизиологических исследований: субъективный фактор влияет на них не
только потому, что уровень сегодняшних знаний об организации субстрата
недостаточен, но потому, что сложившиеся в философии представления о
субъективной реальности не могут

249
В частности, здесь можно обратиться к теории сознания Д. Деннета. Как пишет Н.С. Юдина:
«Деннет убеждён, что концептуальное осмысление накопленных в когнитивных науках фактов во
многом тормозится из-за того, что старая «гомункулярная» теория фактически не работает (многие
учёные вообще обходятся без понятия «сознание»), а замены ей не появилось». Соответственно,
Деннет меняет «старые образы» теории сознания на «новые» (Юлина Н.С. Деннет о вирусе
постмодернизма. Полемика с Р. Рорти о сознании и реализме // Вопросы философии. 2001. № 8. С. 82.
83).
 135

быть полезно использованы когнитивными науками. Представители же

когнитивных наук требуют от философии некой общей модели организации
мозга человека, которая- учитывала бы обширный эмпирический материал. От
философии требуют осмысления этого материала и решения на его основании
психофизической проблемы, отсутствие которого будто бы и вносит
противоречия в специальные когнитивистские исследования сознания. Такая
общая модель межполушарных взаимодействий, в частности, должна получить
высокий статус обобщающей разнообразные частные асимметрии.
Предполагается, что пока за всей сложностью эмпирической картины
функциональной асимметрии мозга мы не видим некого главного её принципа.
А последний, как кажется, не может быть установлен, поскольку для этого
необходимо выйти за рамки специальных исследований. Действительно, если
пока не ясна природа функциональной асимметрии мозга, её общий принцип,
не построена общая теория организации парного мозга, то причиной этому
является в частности и отсутствие общей теории сознания (о чём говорят сами
нейрофизиологи). Продуктивность модели «парный мозг» утверждается также
и на том основании, что она (модель) позволит решить многие вопросы,
представляющие в. разных аспектах психофизическую проблему. По-крайней
мере, таким образом она справедлива и для психофизиологических
исследований, и для философских исследований сознания- - она может быть
продуктивно использована при исследованиях природы сознания в отношении
к материи мозга или даже якобы позволяет выстроить убедительную
философскую концепцию сознания так же, как позволила на данный момент в
разных аспектах (но пока, к сожалению, без единства) представить
организацию мозга. Путь таких рассуждений кажется нам бесперспективным.
Философское рассмотрение модели «парный мозг» не должно определяться,
смутными предчувствиями того, что эта модель продуктивна для решения
каких-то сложившихся проблем1 или преемственна по отношению к каким-то
другим уже сложившимся моделям. Надо понимать условный характер этой
модели. Ясно, что само условное представление парного мозга сложилось под
 136

давлением наших лишённых строгости представлений о сознании, что все

чаяния по поводу объяснительного потенциала эмпирической модели «парный
мозг» необходимо рассматривать в контексте существующих далеко
несовершенных способов ведения разговора о субъективной реальности и
психофизическом взаимодействии.
«Парный мозг» - это одна из многих стоящих в ряду подобных моделей
реальности, претендующих на объективность, но только постольку, поскольку
для этого созданы определённые условия. Надо сказать, что представленные
выше сомнительные пути философского осмысления организации парного
мозга заявлены главным образом в работах физиологов, занимающихся данным
вопросом в рамках специальных исследований. Оправданием их обращения к
философии являются два небесспорных положения, часто высказываемых
учёными-естественниками, сталкивающимися с непреодолимыми трудностями
при попытках приложить имеющиеся в наличии актуальные знания
определённых аспектов организации природы к эмпирической, феноменальной,
непосредственно данной природе человека. Первое положение гласит, что
проблемы и предметное поле философии являются непосредственным
продолжением проблем и предметного поля естественных наук (то есть
завершают научную картину мира, либо вписываются в1 неё некими лакунами
возможной в определённых наукой границах философской рефлексии). Второе
положение утверждает значимость для естественных наук философских
концепций в качестве временной замены методологических обоснований
результатов практических исследований. В этом смысле проблему природы
сознания можно решить (или даже - нужно решать), рассматривая проблемы
организации мозга сознающего существа. И соответственно, в случае
затруднений при исследовании организации мозга можно ожидать, что
философия сознания может совершить некий прорыв, обеспечив тем самым
возможность и порядок дальнейших специальных исследований.
На наш взгляд, от философии сознания сегодня требуется не, только
пересмотр традиционного философского словаря и метафорических образов,
 137

представляющих связь сознания и мозга, но и критическое отношение ко всем

эмпирическим моделям, когнитивных наук (нейронаук, в частности). Последние
- противоречивы и, видимо, не будут поддаваться интерпретации до тех пор,
пока не появятся новые философские «образы», «модели» и «метафоры»
сознания. Строго говоря, противоречивость интерпретаций данных
исследований функциональной асимметрии не позволяет однозначно
утверждать, что правое полушарие обрабатывает пространственно-образную
информацию, обладает холистической, симультанной стратегией обработки
информации, а левое - обрабатывает логико-вербальную информацию и имеет
в своём распоряжении дискретную, сукцессивную стратегию. Мы можем
удостовериться, что это при определённых условиях действительно так, но
теоретического осмысления организации парного мозга ещё нет. Потому
сегодняшняя довольно отчётливая эмпирическая картина межполушарной
функциональной асимметрии мозга, тем не менее, противоречива: в
зависимости от методов и задач исследования, определённого исследователем
принципа функциональной асимметрии, в зависимости от философской
состоятельности языка описаний экспериментально полученных
психофизиологических феноменов эта картина может получать самые
различные теоретические перспективы. Возможность теоретического
осмысления эмпирии когнитивных наук не в последнюю очередь зависит от её
ревизии с позиций новой , философии сознания. Пока эти позиции только
формируются, представление полушарий как структурных и функциональных
единиц, представление некоторых физиологических принципов
межполушарных и внутриполушарных взаимодействий, представление
информационной организации парного мозга не может иметь отношения к
феноменологии, к интенциональной установке сознания, к специфическому
«языку мозга», отвечающему за субъективный опыт сознания. Не
подкреплённая достаточно серьёзными теоретическими и методологическими
основаниями уверенность в определённой независимости полушарий мозга как
функциональных единиц (со своей когнитивной стратегией, психическим
 138

опытом)» может вести исследователей непосредственно к иллюзии близкой

«разгадки» парапсихологических феноменов, тайны бессознательного,
вопросов о происхождении и эволюции1 сознания, зарождении культуры и
социальных институтов250. Все эти гипотезы имеют спекулятивный характер,
хотя (как это ни парадоксально) довольно очевидную эмпирическую базу.
Принципиальное рассмотрение этих гипотез (с учётом того, что картина
латерализации психических функций не так проста, как казалось на начальных
этапах исследований парного. мозга) неизбежно ведёт к выявлению их
сомнительного статуса: нет никаких оснований говорить о «правополушарном»
или «левополушарном» сознании, а в итоге - и о редуктивном отношении
сознания к мозгу.
Помимо затруднений с унификацией данных о функциональной
асимметрии мозга, успеху редукции условий субъективного опыта сознания к
251
условию латерализации психических функций препятствует проблема^
связанная с используемым нейронауками и- психологией языком, а именно:
пока фатально метафорический характер представления организации парного
мозга. Строго говоря, не ясно, в каком смысле то или иное полушарие может
«обрабатывать» информацию, «обладать» стратегией её обработки, а далее
-«понимать» другое полушарие, «переводить» информацию со- своего «языка»
на «язык» другого полушария. Исследователи парного мозга постоянно
вынуждены оговаривать использование языка, «одушевляющего» полушария,
наделяющего их интенциональными субъективными установками, «внутренней
работой», сравнимой с пониманием, рефлексией и т. п. Диалог двух
«понимающих» друг друга полушарий (имеющих намерения» быть понятыми,

250
Брагина Ы.Н., Доброхотова Т.А. Проблема «мозг-сознание» в свете современных представлений о
функциональной асимметрии мозга // Мозг и разум. С. 145-155; Stone М. Н. Dreams, Free Associacion,
and the Non-dominant Hemisphere: An Integration of Psychoanalytical, Neurophysiological, and Historical
Data II Journal American Academy of Psychoanalisis, 1977. Vol. 2. P. 255-284; Galin D. Lateral
Specialization and Psychiatric Issues: Speculations on Development and the Evolution of Consciousness.
Evolution and Lateralization of the Brain II Annals New-York Academy of Science. 1977. Vol. 299. P 397-
411; Jaynes J. The Origin of Consciousness in the Break-down of the Bicameral Mind. Boston; Houghton
Mifflin Company, 1976.
251
Или какому-либо другому физиологически организованному условию.
і 139

ґ ,, стремящихся к этому) - это явно условная модель. Но даже довольно

^' нейтральный предикат «обрабатывать» здесь имеет только метафорическое
значение: не ясно, как организованы психофизиологические или
информационные процессы в парном мозге, и потому говорить о том, что
правый или левый мозг «обрабатывает» информацию - значит в- принципе
^ наделять их опытом, подобным опыту сознающего субъекта, способностью-
руководствовался! смыслом, пребывать в субъективных ментальных состояниях
вроде намерений, стремлений, уверенности. Если мозг и его полушария не
являются личностями:, не пребывают в- субъективных психологических
состояниях, то они, видимо, должны иметь определённый физический язык,
кодирующий информацию, опосредованную для субъекта ментальными
\у*, образами или языком. Возможное и ожидаемое открытие физической
организации информационных процессов в мозге может отменить попытки
распространения «ментального словаря» за пределы * субъективного
личностного бытия, культуры и- языка. В таком случае сама условная модель
Ф «парный мозг» окажется, видимо, ненужной или, по крайней мере, примет
совершенно иной, не интригующий нас как сознательных субъектов и
личностей, вид. Когнитивистами предполагается, что именно успех
редукционизма должен избавить философию сознания от разных
спекулятивных построений-, связанных с организацией парного мозга как
їж «сознающего», «субъективного». Правда, складывается впечатление, что число
эмпирических данных, вынуждающих исследователей психофизического
взаимодействия предполагать сознательность, субъективность мозга (если
^ использовать в теории сознания.язык традиционной метафизики, то феномены,

і связанные, в частности, с функциональной асимметрией мозга, свидетельствуют

именно об этом), растёт. Но можно надеяться, что вот-вот в их числе появятся
свидетельства того, что мозг действительно может условно, считаться
сознательным, поскольку в нём обнаружится психофизиологическая или
информационная структура (динамический паттерн), отвечающая за поток
субъективного' опыта сознания и в этом смысле не заявляющая1 субъективности
 140

мозга как такового (последнее возможно, если полагать, что одна часть мозга,
обеспечивая своей активностью сознание субъекта, каким-то образом
«понимает» другую). Если надежды на обнаружение физиологических
механизмов субъективности оправдаются252, то все спекуляции по поводу
«сознательного мозга» прекратятся, так же, как прекратятся попытки решить
проблему психофизического взаимодействия, исследуя ещё какие-то
физиологические механизмы мозга человека, кроме тех, что действительно
отвечают за сознание. «Ещё какие-то» - к примеру, механизмы межполушарной
функциональной асимметрии - будут подчинены физиологическим механизмам
опыта субъективного сознания, и для представления «ещё каких-то»
механизмов условно сознательного мозга, соответственно, уже не будет нужен
метафорический язык. Пока же возможно говорить об условном
(эвристическом, метафорическом) характере описания модели «парный мозг» в
нейронауках. В таком положении, как уже сказано выше, исследователи
парного мозга могут обращаться к философии сознания, к необходимости
решения психофизической проблемы и ясного определения сознания' как залогу
правильной постановки специальных проблем отношения физиологии мозга и
феноменов сознания253. Так как однозначного решения проблемы сознания
философия пока не дала, так как ещё не произошёл прорыв в специальных
исследованиях мозга, редукционисты вынуждены определять таинственное
пространство психофизиологических событий или таинственные
психофизиологические или информационные структуры, которые должны
заявить сознание в мозге, поддержав эмпирические свидетельства того, что оно
там есть.
Таким образом, ожидания успеха редукции сознания к структурной и
функциональной организации мозга, на наш взгляд, скорее всего, не
оправдаются, поскольку предложенное общее изложение проблемы
межполушарной функциональной асимметрии мозга человека (как проблемы

252
Обсуждение этой проблемы см. в 14 главе упомянутой ранее книги М. Газзаниги и книге Н.П.
Бехтеревой «О мозге человека: 20 век и его последняя декада в науке о мозге человека».
253
См., например, указанную работу Роберта Небиса (Р. 131).
 /

141

связи феноменов сознания, когниций с определёнными латерализованными

физиологическими механизмами мозга) сделано с оглядкой на возможную и
необходимую помощь со стороны философии сознания, которую науки о мозге
пока получить не могут. Философы, испытывающие помимо связанных с
психофизической проблемой затруднений метафизического

и
методологического характера и трудности с интерпретацией актуальных
данных (вроде сведений о межполушарной функциональной/ асимметрии),
предложенных науками о мозге и имеющих, как кажется, перспективный для
философии сознания характер, находятся под грузом двойной ответственности.
С одной стороны, они должны решить традиционный для философии сознания
набор вопросов, а с другой - иметь в виду пути корректировки этого набора с
учётом того, что возможно появление таких данных, что делают традиционную
метафизическую перспективу проблемы сознания неоднозначной. Если
говорить о последнем, то можно заметить, что ответственность этого рода
редко принимает принципиальный характер. Тайна психофизического
взаимодействия - главное, что определяет для философа-редукциониста
организацию сознания. Именно к этому сводится проблемный характер любых
новых сведений, касающихся организации мозга человека или
физиологических условий субъективного сознания. Если же для философа,
обратившегося, к примеру, к актуальной для психофизиологии проблеме
организации парного мозга, редукция сознания невозможна, то он указывает на
двусмысленность, полемичность определённых философских положений в
свете некоторых экспериментальных данных. Они кажутся приемлемыми для
традиционной онтологии материализма и дуализма, если не противоречат
представлению психофизической проблемы как проблемы отношения
сознание-мозг, где сознание заявлено субъективными ментальными
феноменами, а мозг - чистыми от субъективности физиологическими
процессами.
 142

2. 3. Психофизическая проблема и эмпирические модели физиологических

условий психических феноменов: антиредукционистская интерпретация и
её критика

В рамках антиредукционистских теорий сознания, игнорирующих

проблему тождества мозга и сознания, и при использовании аналитической
методологии в исследовании психофизической проблемы актуализированные
психофизиологией аспекты связи мозга и сознания (и в частности,
межполушарная функциональная асимметрия мозга) востребованы иным
образом, нежели у редукционистов и сциентистов. Собственно, организация
парного мозга здесь не рассматривается в качестве актуализации
онтологических условий сознания. Но круг философских проблем, связанных с
функциональной асимметрией мозга тот же, что у редукционистов. В
частности, речь может идти о числе сознаний у пациента с расщеплённым
мозгом, числе воплощенных в нём личностей. Антиредукционистские теории
сознания допускают довольно широкие толкования феномена двух потоков
сознания при расщеплении мозга. Прежде всего, надо заметить, что они
связывают феноменологию субъективного опыта сознания с личностным
бытием, языковой картиной мира. Условия личностного бытия и языковой
картины мира не являются постоянными, не тождественны физическим и не
состоят из каких-либо физических условий. Релятивизм антиредукционистских
теорий сознания здесь, тем не менее, ограничен психофизиологическими
условиями (эволюционно определёнными условиями когнитивного опыта), во-
первых, или актуальными возможностями приписывания ментальных
состояний, во-вторых. Таким образом, вопрос о числе сознаний в
расщеплённом мозге, будучи частью актуальной в нередуктивном
материализме проблемы критического пересмотра отношения тождества (или
другого редуктивного отношения) условий личностного бытия определённым
физическим условиям или условиям психического, решается в зависимости от
того, насколько убедительно удастся представить связь физиологических
 143

механизмов расщеплённого парного мозга с онтологическими условиями

личностного бытия. Решения могут быть следующими. Легко допуская
относительность личностного сознания, то есть сколь угодно много сознаний в
отношении одного мозга или одно сознание в отношении какого угодно числа
мозгов (или других материальных субстратов), антиредукционисты не видят
пока оснований связывать определённое число сознаний (личностей) с
определённым числом физических тел (например, полушарий) или с
254
определённым числом психик (когниций) . Так Джозеф Марголис255 ,
рассматривая проблему тождества личности и тела, обращается к
интерпретации данных о пациентах с расщеплённым мозгом, в частности - к
работе Роланда Пуччетти. Последний утверждает, что наличие двух психик,
демонстрируемое субъектом с расщеплённым мозгом, свидетельствует о
наличии двух личностей в каждом организме, «совместно функционирующих
при помощи межполушарного обмена». Марголис, определяющий личность как
воплощённую в теле культурно-эмерджентную сущность, критически
относится к любым попыткам приписывания когнитивных и субъективных
психологических состояний каким-то физиологическим функциональным
единицам или любым целостностям психологического опыта. Внимание
антиредукциониста к уникальности сознания как опыта личностного бытия
позволяет ему сохранять такт при интерпретации эмпирических свидетельств,
касающихся расщеплённого мозга. Всего этого зачастую не хватает
спекулятивным исследованиям сознания в парном мозге, в которых «именно
приписывание личностных и психических свойств двум полушариям
составляет сердцевину наших затруднений»256, и специальным исследованиям
организации парного мозга, где «даже основные авторитеты в этой области

Некорректное, с точки зрения русского языка, употребление слов «сознание», «мозг», «психика»
во мнолсественном числе является естественным для аналитической философии, критически
пересматривающей объективность естественного языка.
255
Марголис Д. Личность и сознание. Перспективы нередуктивного материализма. С. 160-171.
256
Там же. С. 162.
 144

вряд ли вообще проводят чёткое различие между двумя мозгами, двумя

психиками, двумя личностями и двумя способами мышления»257.
Дэниел Деннет считает, что условия личностного вообще не могут
однозначно быть связанными с определённым субстратом, и его
декларируемый релятивизм в вопросе о единстве и тождестве сознания в
большей степени ограничен возможностями приписывания сознания с
помощью определённого языка, то есть «интенциональной установкой». Кроме
того, мозг и не устроен таким образом, чтобы производить «самость»,
личность, ментальные репрезентации. Ни то, ни другое, ни третье объективно с
организацией мозга никак не связано и, вообще, являет собой ложно
полагаемые как реальные каким-то ещё, кроме субъективного опыта сознания
(приписанного какому-либо организму, машине интенционального состояния),
образом сущности. Соответственно, феноменологию сознания в расщеплённом
мозге он объясняет как результат изменившихся условий возможности
представления субъектом себя с помощью языка и таким образом исключает
все возможности определять сознание как «правополушарное» или
«левополушарное». И предположение самотождественности «самости», и
предположение существования в расщеплённом мозге двух «самостей» в
равной степени неверны. Подчеркнём, что для Деннета проблема полагания
сознания в мозге как некого ментального мира не является только следствием
нашего доверия интроспекции, метафорам естественного языка. Она является
следствием не столько некоторой (заданной рефлексией и языковыми
практиками субъекта) инерции самополагания, сколько следствием гораздо
более масштабных процессов - эволюционных и культурных. Насколько
сложна главная задача философии сознания Деннета, суть которой «в том,
чтобы понять, как человеческое сознание реализуется в операциях виртуальной
машины, созданной культурой [и, подразумевается, эволюцией - В. Д!] в
мозгу» , - говорить не приходится.

257
Там же.
258
Юдина Н.С. Д. Деннет: самость как «центр нарративной гравитации» или почему возможны
самостные компьютеры. С. 109.
 145
В антиредукционизме сознание представлено как сложный продукт
эволюции, культуры и заявляется в специфическом качестве бытия, которое
только условно определяется^ субъектом как личное, субъективное, ментальное,
но которое не может быть определено как-то иначе (к примеру, так как этого
требуют сторонники теории тождества, сознания и мозга). В сущности оно
являет собой не ясные с ограниченных позиций/ его носителя свойства
определённых эволюцией и культурой структур, обеспечивающих, С ОДНОЙ'
стороны, языковую способность, возможность приписывания, ЛИЧНОСТНОГО
смысла, интенциональные установки субъекта, а с другой - никак необходимо не
связанных с некой гипотетической (и, соответственно, с её качеством)
структурой субъективности, «самости» или какой-то подобной структурой,
подтверждающей реальность данного человеку опыта переживания
субъективных ментальных состояний в том же смысле, в котором для него
реальны физические объекты и отношения. Антиредукционисты не склонны
искать сознание в мозге или предполагать в мозге некое пока таинственное
пространство психофизиологических событий, имеющих характер
онтологических, образно говоря, «демонизировать» мозг. Но «демонизация»
объективных, заданных человеку эволюцией и культурой', когнитивных
структур, в частности, «демонизация» языка, которую предпринимает в своей
философии Деннет , может принимать не менее экстравагантные формы, чем, к
примеру, «демонизация» парного мозга как вместилища «бикамерального
разума» в упомянутой выше известной1 книге Джулиана Джейнеса.
Безответственный и бесперспективный, с точки зрения1 Деннета, ментализм. в
представлении сознания в мозге, связанный с ошибками «картезианского
театра», «гомункулуса», не опаснее (в метафизическом отношении) полагания
сущностей «мемов», слов человеческого языка и орудий как «инструментов
разума», необходимых для работы интеллекта в той же мере, в какой

См.: Dennett D. С. Darwin's Dangerous Idea. Evolution and the Meanings of Life. P. 361-368 (где
Деннет обращается к понятию «мемов», введённому в оборот когнитивистом Р. Докинсом), Р. 370-
383 (где Деннет пытается натурализовать в природном Дизайне язык и искусственные орудия,
используемые человеком).
 146

воплощающих в себе интеллект буквально (наподобие когтей и клыков

хищника, воплощающих в себе его силу).
Акцент на логико-семантическом анализе и при этом некритическое
использование эмпирических свидетельств, касающихся субъективного опыта
сознания в условиях расщеплённого мозга, характерен для
антиредукционистов, придерживающихся феноменологической концепции
сознания. Их решение вопроса о числе сознаний в расщеплённом мозге
отличается от решения, предложенного представителями эмерджентизма и той
интерпретации функционализма260, что заявлена философией Деннета. Условия
личностного бытия, и условия языковой картины мира в подходе
феноменологов подчинены первостепенно значимым онтологическим условиям
субъективного опыта как такового261. В этом смысле организация мозга вообще
не имеет значения. Значение имеет поток сознания, который в принципе не
может иметь таких условий, как физиологические. Последние могут влиять на
этот поток, затрудняя доступ сознания к онтологическим условиям наподобие
неких метафизических помех, но не могут определять его в сущности. Такие
философы, как Колин МакГинн и Жорж Рэй, справедливо считают логическим
противоречием приписывание двух независимых потоков сознания одному
субъекту, полагая, что в условиях расщеплённого мозга действительно имеет
место расщепление сознания. МакГинн доказывает , что в условиях
расщеплённого мозга появляются два субъекта, так как описание
феноменологии расщеплённого сознания как опыта одного субъекта включает в
себя отрицание логической необходимости. А именно: единая «самость»
(«self») не может предстоять перед самойї собой как «я» и «ты», она не может
находиться в каком-то месте как в «здесь» и в «где-то ещё» (расщепление мозга

260
О различении «либерального» функционализма и «шовинистического» психофункционализма см.:
Block N. Troubles with Functionalism. P. 268-270; Moravia S. The Enigma of the Mind: The Mind-Body
Problem in Contemporary Thought. P. 148-152.
261
Ср.: «...сознание не существует. Различные виды опыта, разумеется существуют, но как только мы
перечислим все виды опыта, которые имеет человек, то слово «сознание» уже не будет схватывать
абсолютно ничего. Сознание есть ничто помимо опыта» (Прист С. Указ. соч. С. 271-272).
262
McGinn С. The Subjective View. Secondary Qualities and Indexical Thoughts. Oxford: Clarendon Press,
1983. P. 28-31, 39-41.
 147

субъекта ведёт как раз к такому эффекту). Но как возможно представить

отношение двух независимых «самостных» потоков сознания к потоку
сознания субъекта, который имел место быть перед тем моментом, когда
субъекту перерезали межполушарные комиссуры? Для ответа на этот вопрос
надо учитывать, что проблема числа сознаний в парном мозге ставится
феноменологами в зависимость от проблемы поиска критериев для связи
субъективного опыта с психологически опосредованной активностью мозга.
МакГинн определяет их, анализируя отношение двух видов необходимости,
связанных с законами феноменологии и онтологии (в его терминологии).
Первая - необходимость мнимого, связанная с вторичными качествами вещей и
невозможная в отношении первичных, вторая - необходимость сущего,
связанная с первичными качествами и невозможная в отношении вторичных.
Опыт «однополушарного» субъекта удовлетворяет этому критерию, и потому
данный опыт можно рассматривать как отдельный поток сознания. Что
касается ответа на вопрос, как единому субъекту можно иметь два потока
сознания, то он здесь не имеет принципиального значения: субъект не
тождественен себе, поскольку онтологические условия сознания имеют
объективный (первичный) по отношению к психологическим эмпирическтлмь
условиям статус.
Ж. Рэй2б3, как и К. МакГинн, принимает положение о расщеплении
сознания на два независимых потока в случае расщепления мозга на два
полушария. По смелой мысли этого автора, только технологические (и
возможно некоторые моральные) трудности препятствуют трансплантации
разделённого на два полушария мозга в два новых черепа. Соответственно,
предполагается, что наши обычные (то есть - эмпирические) критерии
личностной идентичности - телесная и психологическая длительность
(непрерывность) - здесь будут расстроены, потому что они дают намі двух
одинаково приемлемых, но в данный момент совершенно различных

263
Rey G. Survival II The Identities of Person I Ed. by A. O. Rorty. Berkeley etc.: University of California
Press, 1976. P. 41-61.
 148

кандидатов на идентичность исходной личности. Что далее повлечёт за собой

нарушение транзитивности этого отношения: исходная личность не может быть
идентифицирована с обеими «результирующими» личностями без признания
того, что обе они идентичны. С другой стороны, как бы то ни было, но
очевидно, что нечто существенное для нас в нашем личном выживании
[«matters to us in our personal survival»] сохраняется между исходной и каждой
из результирующих личностей. Нет причин предполагать, что здесь будет
происходить разрыв в, расходящемся потоке (при дивергенции) сознания.
Получается, что либо нечто существенное для нас в выживании будет
опровергнуто логикой, либо (это разумнее предполагать, по мнению автора)
эмпирически удостоверенная идентичность не имеет значения того, что
существенно для выживания. Таинственный предмет, который исследует в
своей статье Рэй («matters to us in our personal survival»), очевидно схож с
заданными субъекту «видами необходимости» МакГинна: он является искомым
для феноменолога онтологическим условием опыта субъективного сознания.
Вопрос о числе сознаний в мозге (в отношении к определённому
субстрату) в рассуждениях внимательных к актуальным исследованиям
когнитивной системы человека феноменологов не является принципиальным
для понимания природы сознания. В случае ложности или ошибочности
интригующх эмпирических свидетельств, факт наличия в расщеплённом мозге
двух сознаний просто элиминируется. Можно сказать, что вопрос о сознании в
расщеплённом парном мозге в феноменологической философии
рассматривается как необычный случай актуализации постоянных условий
возможности онтологии и феноменологии сознания. Хотя некоторые"
представители этого подхода пытаются придать данному вопросу
принципиальное значение, связывая его с проблемой единства, длительности,
транзитивности сознания. Б. Дайнтон, интерпретируя эмпирические
264

свидетельства, касающиеся расщепленного мозга , считает возможным

противопоставление одного потока сознания в нормальном мозге и двух

Dainton В. Stream of Consciousness: Unity and Continuity in Conscious Experience. P. 97-103.

 149

отдельных потоков сознания в мозге после операции каллозотомии. Если опыт

сознания может поддерживать одна гемисфера, то можно сказать, что
разделение связи между полушариями ведёт к расщеплению сознания («split-
consciousness» по аналогии со «split-brain»). Но с другой стороны, он
справедливо предполагает, что и в интактном мозге опыт сознания,
опосредованный активностью двух специализированных полушарий, совпадает
только частично (в1 большей или меньшей степени, в зависимости от условий
поступления сигналов на входе). Таким образом, некоторая диссоциация потока
сознания как будто является нормой, причём эта диссоциация зависит не только
от условий обеспечения межполушарных взаимодействий, но и от, по-
видимому, главного условия, заключающегося в необходимости «постоянного
приспособления мозга к массированным сплошным изменениям сигналов на
входе, будучи при этом в рабочем состоянии». Впрочем, эмпирические данные
здесь неоднозначны: не ясно, как точно происходит нарушение единства
сознания при нарушении единства мозга. Не ясно, как соотносится частичное
совпадение опыта сознания в полушариях расщеплённого мозга с естественной
для феноменолога относительностью опыта сознания как целостного в
принципе265. В каком смысле можно говорить именно о совместном опыте
сознания двух полушарий неповреждённого мозга, ведь сенсорные входы,
обеспечивающие его при определённых условиях в одном полушарии, могут
быть доступны другому иным способом, нежели опыт феноменологически
опосредованного сознания266? Из этих вопросов видно, что Дайнтон пытается
сочетать феноменологический подход с неким вариантом когнитивизма
(понятия «разум» и «сознание» оказываются взаимозаменяемыми, мозг
способен «оперировать» информацией). Он разделяет общее для
феноменологов мнение о том, что не существует единого опыта сознания,

265
Ср.: «...сознание как целое, как континуум феноменов есть лишь теоретический объект;
эмпирические феномены сознания разорваны, спорадичны, мы полагаем, что их объективная
континуальность опосредствована памятью, то есть бессознательным» (Книгин А.Н. Философские
проблемы сознания. Томск: ТГУ, 1999. С. 198).
Молено говорить об их связи на уровне информационной организации мозга.
 150

связанного со специализированной психофизиологической подсистемой мозга,

с функцией управления другими специализированными подсистемами, что
структура сознания не может быть определена' в отношении к какой-либо
физической структуре. Но при этом он не может ни быть заинтригован
вопросом, как будет связано происходящее в случае постепенного
перерезывания мозолистого тела «расщепление сознания» с естественным и
постоянным (имеющим место и на (в) момент операции каллозотомии)
отсутствием единства сознания, определённого динамикой
специализированных психофизиологических подсистем. То есть вопросом о
прямом отношении онтологических условий субъективного потока сознания к
физиологическим условиям психических феноменов, составляющих этот поток.
Здесь, как и в случае с редукционистской интерпретацией
физиологических условий феноменов сознания, возникает вопрос: не назрела
ли необходимость пересмотреть устаревшие представления об онтологических
условиях субъективного опыта сознания?
Ответом редукционистским и антиредукционистским теориям- сознания,
противопоставляющим ментальное и физическое как «субъективное» сознание
и «объективную» физиологию мозга, может быть предположение о, том, что
проблема «сознательного мозга» (конкретизированная как проблема «диалога»
полушарий, «мозга в ванне (бочке)», «гомункулуса») не решается открытием
«мозгового кода мышления», либо отрицанием этой возможности. То есть ни
редукционистская методологическая установка физикалистов и сциентистски
ориентированных элиминативистов, ни антиредукционистская
методологическая установка функционалистов, эмерджентистов,
феноменологов не ведут к решению психофизической проблемы. Суть ответа
заключается в том, что мозг «сознателен» ещё каким-то образом, помимо того,
что он опосредствует сознание субъекта. Также можно сказать, что мозг не
является «бессознательным», а человек не является «зомби», то есть сознание
не определяется только в отношении идеальных структур языка и культуры, а
тело и мозг не «бездушны».
 151

Методологическое несовершенство современной философии сознания

(выраженное в несогласованности её разнообразных онтологических тезисов с
актуальными интерпретациями результатов когнитивистских исследований»
сознания) требует пересмотра статуса эмпирических данных, предоставляемых
нейронауками в её распоряжение. К примеру, можно утверждать, что
эксперименты с расщеплённым мозгом в философском рассмотрении есть
нечто большее, чем возможность заявлять парадоксальную ситуацию наличия в
парном мозге двух потоков сознания, либо моделировать идентичность
субъекта с расщеплённым мозгом, или, говоря о потоке сознания, полагать
меру его единства и диссоциации в зависимости от обеспечения
межполушарного взаимодействия. Повторим, что в перспективе продуктивная
для философии сознания эвристика (или установленная когнитивистикой
эмпирическая модель) парного мозга не есть что-то уникальное и последнее в
своём роде. Возможно, в будущем число и качество таких «эвристик» возрастёт
настолько, что потребуется пересмотр их статуса. Уже сейчас рассмотрение
организации парного мозга как в качестве продуктивной объяснительной
модели для философии сознания и теории познания, так и в качестве
специальной проблемы нейронаук кажется недостаточным. Она нисколько не
приблизила философов к разгадке тайны психофизического взаимодействия
или условий субъективного опыта сознания и не решена нейроучёными,
поскольку не конкурентоспособна на фоне традиционного метафизического
отношения сознание-мозг, эксплуатируемого в исследованиях
психофизической проблемы и проблем, подобных проблеме личностной
идентичности, и опосредствующего интерпретацию эмпирических моделей
нейроисследований. Она не может быть эффективно использована при решении
проблемы тождества сознания и мозга (и других сциентистских проектов),
поскольку не подкрепляется данными о когнитивной ценности
(функциональности) и физиологическом механизме субъективного опыта
сознания. Ни психофизическая проблема, ни проблема тождества мозга и
сознания не решены, поэтому любые эмпирические данные, касающиеся»
 152

отношения сознание-мозг, имеют принципиальный характер только, будучи

востребованными в контексте условно сформулированных проблем (подобных
проблеме «диалога» полушарий).
На наш взгляд, корректная (с методологической точки зрения) постановка
вопроса о правополушарном или левополушарном сознании, о субъективном
опыте сознания, феноменология которого определяется динамикой
функциональной асимметрии мозга, требует такого решения проблемы
сознание-мозг, каким ещё не располагает ни, одна из философских концепций
сознания267. Последние построены без учёта того, что физиология мозга и
субъективный опыт сознания могут иметь не только заявляющие
онтологическое событие отношения тождества, каузальной, функциональной
связи, эмердженции и пр., но и отношения комплементарности ментального и
физического в пределах и событиях некого гипотетического «пространства»
парного мозга (либо какой-нибудь другой модели организации мозга
сознающего существа), где невозможно противопоставить сознание и его
физиологические механизмы. Распространённый в исследованиях
межполушарной функциональной асимметрии метафорический язык268 можно
представить как вынужденный, существующий по причине неполноты
сегодняшних знаний о материи мозга. Но - даже если это так - условно
смоделированная «ситуация», когда метафорически присутствующее в
организации мозга сознание и физиология мозга, дополняя друг друга,
порождают сознание, опосредованное нефизическим (идеальными)
структурами (сознание субъекта), кажется не более фантастической, чем так
или иначе смоделированное онтологическое событие, заявляющее
психофизическое взаимодействие. Это метафора (без метафорического языка

267
Как мы уже говорили в первом параграфе Второй главы, представленные философами различные
онтологические условия психофизической связи не могут быть использованы для интерпретации
эмпирических моделей специальных исследований психофизиологических феноменов.
268
Представляющий механизмы межполушарных взаимодействий» как понимание «несознающего»
правого «сознающим» левым полушарием, как интерпретацию «сознающим» мозгом естественных
нейрофизиологических процессов или оперативного вмешательства, нарушающего организацию
мозга.
 153

здесь не обойтись - всякая существующая сегодня онтология сознания

построена на метафорах ), но физиология парного или организованного
каким-либо другим образом мозга и сознание, взаимодействуя,
перекрещиваясь, как будто отменяют принципиальность для теории сознания
постановки психофизической проблемы как проблемы онтологических условий
отношения сознание-мозг. Рассмотренные выше редукционистские и
антиредукционистские интерпретации психофизических феноменов в
расщеплённом парном мозге задают следующие альтернативные точки зрения.
Либо необходимо признать, что полушария мозга (физиологические единицы)
обладают сознанием независимо от того, что в сознании находится субъект,
обладающий обоими полушариями (имеющий доступ270 к «правополушарному» и
«левополушарному» сознаниям), либо решительно редуцировать
субъективный опыт сознания к физиологическим механизмам межполушар'ных
взаимодействий, отказавшись, разумеется, при их представлении от
использования образного субъективного языка. Первое для редукционистов
неприемлемо, так как мозг не некое «существо», а физическое тело, а второе
-пока (как считают они сами), но, скорее, в принципе невыполнимо. Другая
(антиредукционистская) точка зрения предполагает противопоставление
первого утверждения в рассмотренной редукционистской альтернативе и
утверждения того, что сознание необходимо рассматривать только в отношении
опыта субъекта (личности, имеющей интенциональные установки, культурную
и языковую компетентность ) и не использовать ментальные понятия при
описании физических процессов и сущностей. Первое утверждение для

269
Вспомним требование Д. Деннета создавать новые адекватные метафоры, представляющие
психофизическое взаимодействие. Требуются именно метафоры, потому что новая картина сознания
«должна охватывать не только- нейрофизиологические процессы, но и семантическое пространство»
(Юлина Н.С. Деннет о вирусе постмодернизма. Полемика с Р. Рорти о сознании и реализме. С. 82).
При всём различии позиций Деннета и Нагеля (у них разные «метафоры» и стратегия их
использования разная) мы отмечаем общую для них неприязнь к устаревшему метафорическому
языку философии сознания.
270
Заметим, что это не всегда осознаваемый доступ: имея доступ к «правополушарному» сознанию,
испытуемый может выполнять определённые задания, демонстрировать определённые реакции, но
при этом не давать себе (и наблюдателю) отчёта о путях решения задачи или причинах реакции.
271
Это может быть личность самого испытуемого, это может быть личность наблюдателя,
интерпретатора.
 154
антиредукционистов неприемлемо, так как сознание никак необходимо не
связано с какой-то физической структурой - оно идеально, а второе оставляет
их с долгосрочным проектом создания такой теории, которая позволяла бы
определять или приписывать сознание независимо от того, как оно
опосредовано физически, или организацией субстрата272.
В связи с феноменом разделения сознания на два потока в условиях
расщеплённого мозга проблематичность традиционного метафизического
понимания отношения физического и ментального обозначил Томас Нагель273. Его
интерпретация расщепления мозга, как и предложенная выше
интерпретация межполушарного взаимодействия, предполагает, что опытом
сознания как будто обладает сам мозг, а не только личность или способный к
образным и лингвистическим репрезентациям объективной действительности
субъект. Можно сказать, что для решения психофизической проблемы, с одной ,
стороны, рассматривается отношение ментальных событий, интенциональной^
установки, субъективного опыта к физическим событиям в мозге, к поведению, к
языку. С другой - возможное для однополушарного субъекта поведение,
возможный для него язык, возможные в каждой из гемисфер физиологические
события рассматриваются в отношении к парному мозгу, которое в качестве
единого пространства психофизиологических процессов заявлено условно как
эмпирическая модель. Видно, что разговор о сознании здесь перемещается в
несколько иную, нежели традиционная для философии сознания, плоскость.
Нагель первым попытался1 поставить вопрос о сознании в парном мозге
принципиальным для философии образом. Он не просто указал на
проблематичность, аномальность некоторых частных положений, касающихся
идентичности личности или познавательных способностей человека, но указал

272
Когнитивизм (как антиредукционистская установка) стремится дать такое определение сознания,
которое позволяло бы применять его к любым физическим системам. Его универсальный характер
задан тем, что сознание рассматривается здесь как способ обработки информации, а не некая
физическая структура.
273
Nagel Т. Brain Bisection and the Unity of Consciousness II Personal Identy I Ed. by J. Perry. Berkeley:
California Univ. Press, 1975. P. 227-245; Nagel T. Concealment and Exposure and Other Essays. New-
York: Oxford Univ. Press, 2002. Chapter 18.
 155

t на новое звучание психофизической проблемы в свете данных о расщеплении

парного мозга. Хотя очевиден выход на естественные в. рамках
274
психофизической проблематики вопросы , необходимо иметь в виду
следующее. Сознание в отношении к мозгу может определяться в зависимости
от полагания реальности неких таинственных психофизиологических
^ механизмов и принципов, помещённых «внутрь мозга» и не представленных на
уровне организации единого сознания субъекта. Они не заявляют тайны
онтологического события. С традиционных позиций они, скорее, заявляют
некие тайны физиологии. Нагель предлагает рассмотреть отношения между
ментальными процессами и их «бихевиоральными манифестациями» как
грубую модель более глубоких психофизических связей, что, в свою очередь,
Щ требует «проталкивания воплощения внутрь» («pushing embodiment inward»)
мозга. Это ведёт Нагеля к предположению того, что и деятельность сознания, и
деятельность мозга зависят от задействования «субсистем»,' которые в
сущности есть и физические и ментальные («essentially both physical and
Ф mental»). Или, по-другому говоря, и сознание субъекта, и его мозг могут
состоять из одинаковых, требующих нейтрального по отношению к языку
психофизического дуализма описания, «субсистем». Самым* очевидным
примером того, что сознание как таковое не относится к мозгу как таковому,
для Нагеля является функциональная асимметрия мозга. Каждая гемисфера по-
<^\, своему субъективна, имеет свой психологический опыт, который в нормальном
(не повреждённом, не расщеплённом) мозге не опосредствован поведением
субъекта, языковыми моделями собственного поведения, состояний в среде и
Ф внутренних ментальных состояний. Субъективный опыт каждого из полушарий
(как одновременно ментальной и физической» системы) составляет условно
выделяемую часть опыта сознания субъекта. Последний ошибочно оценивать
как единственно реальный субъективный опыт и как обусловленный только
%

274
Будет однополушарный субъект обладать сознанием? Не будут ли его ментальные состояния
загадкой в том лее отношении, что и ментальные состояния первобытного человека, сумасшедшего,
собаки или инопланетянина? Какова необходимость связи определённой организации материи и
определённых ментальных состояний, и каков характер этой связи?
 156

материальной организацией мозга. Хотя к субъективному опыту «субсистем» в

естественных условиях мы доступа не имеем, он реален, что и демонстрируют
условия повреждённого или расщепленного мозга. Кроме этих условий, Нагель
обращается к традиционной для философии сознания гипотетической ситуации
«мозг в ванне (бочке)», а также высказывает предположение о существовании
служебных, моделирующих, в частности, субъективность каждого из
полушарий, «субсистем», не имеющих пространственной локализации* в мозге,
то есть динамических по своей природе, и не доступных в принципе ни при
каких условиях для человека в субъективном переживании. Даже в последнем
случае Нагель настаивает на том, что подобные «субсистемы» не будут только
физическими системами, они одновременно есть ментальные. И если пока речь
идёт о расщеплённом мозге, сама «композициональная теория» этого автора не
кажется невероятной, то здесь мы вынуждены признать реальность ситуации,
когда мозг субъективен, имеет ментальный опыт, не будучи при этом
«субъектом», «личностью», не обладая «поведением», «языком» даже
потенциально. Это экстравагантное, как сам автор его определяет,
предположение высказано только потому, что на данный момент он не видит
убедительных обоснований тождества или корреляции материального и
ментального, необходимых для построения убедительной материалистической
философии сознания. Важно понять, что и со стороны наук о мозге также есть
выход на подобные некорректные с точки зрения психофизического дуализма и
научного материализма формулировки тайн его организации. Нагель
фактически повторяет имплицитно содержащееся в нейронауках представление
о «сознательном мозге». Заметим, что эта «демонизация» мозга кажется
следствием недостаточности наших знаний или полагания* ложных сущностей
только потому, что требования отношения тождества или какого-то
альтернативного нередуктивного отношения ментального т физического
представляются естественными и* единственно реальными. Но такие
характеристики актуальных на сегодняшний день онтологии сознания вряд ли
настолько очевидны, что абсолютно защищают их от критики. Скорее, можно
 157

предположить, что «демонизация» неизбежна и не является следствием

непонимания или искажения условий субъективной реальности, заданных в
какой-либо якобы убедительной онтологии. Об этом говорит, в частности,
интерпретация феномена сознания в парном мозге. Если отношение
ментального и физического в одном полушарии (для. однополушарного
субъекта) в принципе может пониматься так же, как оно традиционно
понимается для единого мозга, то психофизиология парного мозга, где
предполагается и отношение между полушариями на уровне ментальной
организации каждого из них, и отношение ментальной организации одного
полушария к физической организации другого, не может быть понята таким
образом. Не ясно, как должно интерпретировать психофизическое
взаимодействие в том случае, если оно на определённом этапе может
представлять собой синтез ментального в некоторой физической структуре, не
равной целому мозга, или заявлять не прямую зависимость части ментального
опыта от физических структур, определяющих другую, комплементарную
первой, часть ментального опыта. Можно сказать, что, определив, к примеру,
когнитивную специализацию каждого полушария, мы не знаем, каким образом
возможен в статусе психофизиологического процесса и что собой
представляет как психофизическое взаимодействие совместный когнитивный
опыт полушарий парного мозга, принадлежащего находящемуся в сознании
субъекту. И предположение о едином субъекте, обеспечение ментального опыта
которого в условиях расщеплённого мозга на сегодняшний момент вынужденно
представлено логически противоречивым, метафорическим способом, и
предположение о расщеплении сознания субъекта на два потока в равной
степени зависимы от полагания взаимодействия полушарий по типу
взаимодействия физическое-физическое или ментальное-ментальное. И то, и
другое решение определяется существующей для,исследователя парного мозга
возможностью, не обременяя себя ответственностью за решение
психофизической проблемы, заявить проблему организации мозга в принципе
функциональной асимметрии как специальную психофизиологическую, либо,
 158

наоборот, не обременяя себя' вниманием к специальным проблемам, заявить

феномены, возникающие при расщеплении мозга, в отношении некоторых
онтологических условий; Полагание же Нагелем межполушарного
взаимодействия в качестве процесса не определённого по природе как
физический или ментальный ведёт его к утверждению невозможности заявить в
мозге некоторое целое число сознаний. Проблему сознания в парном мозге в
таком случае уже нельзя ставить в зависимость от решения проблем отношения
сознания к целому мозгу или к его части (к некоторой физической структуре),
сознания к поведению, к онтологическим условиям субъективного опыта - в>
общем, отношения, где чётко проведена грань ментальным и физическим,
между ментальным и его воплощением, его* условиями^ возможности, а
проблема заключается как будто только в том, что не ясна связь одного и
другого в каждой из этих пар. Материалистическая философия сознания, имея в
виду эмпирические модели отношения сознания к мозгу, должна выработать
третий вариант определения (отменив необходимость противопоставления или
тождества физического и ментального) феноменов, событий в- мозге,
отвечающих за сознание275. Метафизическая перспектива, открытая Нагелем,
«требует некоторого пересмотра, некоторой ревизии того, как мы представляем
себе сознание, или материю, или и то, и другое» 276. Нагель называет такой
ревизионизм экспансионистским, противопоставляя его редукционистскому и
элиминативному. Суть его заключается в признании того, что «субъективные
ОНИ

точки зрения сами по себе имеют объективный физический характер» . Такое

расширенное понимание ментального позволяет понимать субъективную
данность опыта сознания только' частью его действительной природы,
позволяет строить новые (потенциальные) связи менталистского словаря в
необходимом для его объективизации отношении. Реалистическая позиция
Нагеля предполагает, что «ментальные состояния могут иметь тройственную

275
Обсуждение метафизической перспективы психофизической проблемы в данном ключе см. в
указанной выше статье Нагеля «Мыслимость невозможного и проблема духа и тела».
276
Нагель Т. Мыслимость невозможного и проблема духа и тела. С. 105-106.
277
Там же. С. 106.
<ш
159
*
сущность - феноменологическую, функциональную и физиологическую, но мы
всё ещё не понимаем, как это может быть, потому что это противоречит нашей
278
модальной интуиции» . Представить такую сущность ментального,
действительно, сложно. Проще говоря, расширенное понимание ментального
предполагает принципиальное недоверие интроспекции и принципиальную
допустимость того, что ментальные события могут быть отождествлены «с
неким внутренним устроением [физиологии мозга - В. Д.], которое включает в
себя их интроспективно наблюдаемый, или явный, характер, но не
исчерпывается им»279. Из этого видно, что вариант тождества сознания и мозга,
предложенный Нагелем, довольно своеобразен: ментальное (психическое, в
частности) тождественно физиологическому потому, что и то, и другое во
взаимном отношении проявляют некоторое по своей природе не объяснимое с
точки зрения и физикализма, и ментализма событие. Его нельзя понять в
принципе классического тождества или рассматривать «двухаспектно», его
нельзя заявить в принципе интеракции. Дело в том, что нет таких субстанций,
^ что можно рассматривать в указанных выше отношениях. Материализм,
опирающийся на классическую теорию тождества и оппозизию материального
и духовного, по общему признанию, уже уходит в ', прошлое.
Антиредукционисты требуют новых «метафор», непротиворечиво
представляющих психофизическое взаимодействие, требуют отказа от попыток
;jjjh определения сознания (или самого психофизического взаимодействия) за счёт
собствено физических или собственно ментальных структур, ориентируясь на
метафизически нейтральные решения психофизической проблемы
* (функционалистское, к примеру). Их позицию можно считать
I» антисубстанциалистской. В свете этих решений уже невозможно сказать, что
есть сознание, поскольку такой сущности вообще нет, как полагает Д. Деннет.
В свете этих решений нельзя сказать, что такое материя мозга сознательного
существа, поскольку и такой сущности, строго говоря, нет - мозг сознающего

278
Там же. С.ПО.
279
Там же. С. 106.
 160

человека как сущность есть нечто большее, чем материальный объект, как
можно интерпретировать позицию Д. Марголиса. Не существует физического
(физиологического) «как такового» и ментального (психического) «как
пол

такового» . Но понимания справедливости данного утверждения самого по<

себе не достаточно для развития философии< сознания. Избегая релятивизма и
антисциентизма, актуальных в перспективе антисубстанциалистского
представления условий субъективного опыта сознания, и возвращаясь к
нагелевской интерпретации сознания в расщеплённом парном мозге, можно
сказать, что необходимо «пытаться построить - как часть научной теории -третье
понятие, из которого непосредственно вытекают и ментальное, и физическое и
благодаря которому их актуальная необходимая связь друг' с
2,81

другом станет для нас прозрачной» .

Таким образом, итогом нашего обзора подходов к проблеме
функциональной асимметрии мозга, предпринятых философией сознания,
можно считать следующие значимые для корректной постановки и определения
перспективы решения психофизической проблемы положения.
Функциональные единицы мозга пока не могут быть заявлены в качестве
обуславливающих целостный опыт субъективного сознания.
Экспериментально установленные физиологические условия феноменов
сознания нельзя представить частью общей организации субъективного опыта.
Пытаясь решить психофизическую проблему как специальную
психофизиологическую, редукционисты очевидно не учитывают всех
последствий этого методологически несовершенного проекта: игнорируя
онтологический аспект проблемы отношения сознания и мозга, они, тем не
менее, сталкиваются с ним на уровне эмпирическом, когда описывают
взаимодействие функциональных единиц мозга, связь психофизиологических

Важно заметить, что Нагель говорит о неразделимости ментального и физического только в мозге
и сознании. Его гипотеза не совместима с панпсихизмом, поскольку психофизическую проблему он
решает в условиях «когнитивной революции», когда никакое логически допустимое предположение не
может существовать без связи его с каким-либо сциентистским проектом (или какой-либо
специальной проблемой когнитивных наук). 281 Нагель Т. Мыслимость невозможного и проблема духа
и тела. С. 112.
 161 феноменов в том же дуалистическом
принципе (метафорическом языке), в каком заявляли психофизическую
философы. Этот принцип (или этот язык) -несовершенен; от него и хотели
избавиться редукционисты, выбирая сциентистскую установку. Но в итоге
оказалось, что субъективность является не просто объектом
нейроисследований, который необходимо «натурализировать»; она есть
неустранимый фактор, определяющий методологические проблемы
нейрофизиологии и нейропсихологии. Эмпирические модели, натурализирующие
сознание, можно представить и понять только потому, что решение
психофизической проблемы в онтологическом аспекте (что есть
субъективность? как материальные процессы в мозге могут быть опытом
сознания? что такое сознающая материя?) как бы отложено. Это делает
редукционистский подход к проблеме интеграции данных нейронаук в
философию сознания несостоятельным.
Несовершенство редукционистской методологии не- делает
автоматически приемлемой антиредукционистскую методологическую
установку. Пытаясь подчинить актуализированные нейроисследованиями
модели и феномены онтологическим условиям субъективного опыта сознания,
философы282 неизбежно сталкиваются с проблемной ситуацией, когда очевидно
существующие физиологические условия феноменов сознания оказываются
несопоставимы, или сопоставимы парадоксальным образом, с онтологическими
условиями субъективности. Физиологические условия не тождественны
условиям личностного бытия, или определённым . интроспективно (в
«автофеноменологической» перспективе) условиям субъективного опыта. Это
очевидно, и для антиредукционистов.иного мнения здесь быть не может. Если
бы философская психофизическая проблема решалась хоть в какой-то
зависимости от тех результатов, которые дают специальные исследования, то
антиредукционистскую методологию можно было бы признать состоятельной.

Антиредукционизм совместим с новым вариантом редукционизма, а> именно - когнитивистской

редукцией (пришедшей на смену физикалистской), где онтологическое измерение сознания
натурализируется (а не редуцируется и, тем более, не элиминируется).
 162

Но мы видим другую картину: онтологический тезис всегда остаётся

незыблемым, нетривиальные же в метафизическом отношении результаты
специальных исследований рассматриваются только как основание для
релятивизма, либо элиминативизма, направленных против очевидности
мнимого. Странным образом антиредукционисты доверяют своим
онтологическим построениям и не доверяют эмпирически удостоверенным
«мнимостям». В конце концов, читатель современной философской
литературы, посвященной проблеме сознания, просто перестаёт узнавать в
представленных там схемах и описаниях тот феномен сознания, который он
непосредственно переживает как свою сущность. Важно, что- в таком
положении могут оказаться и специалисты, изучающие отношение психических
феноменов к мозгу: любой психофизиологический феномен можно мнить как
отражающий реальное онтологическое событие, но таковым он - эмпирический
феномен - никогда являться не будет. Более того, что бы учёные себе ни мнили -
их «мнение» ничем существенным обернуться не может, поскольку
онтологический тезис первичен и не нуждается в дополнении или
переформулировке (он только подтверждается, если непосредственно
переживаемые субъектом феномены и процессы интерпретируются
непротиворечиво): В условиях когнитивной революции это делает
несостоятельным антиредукционистский проект построения философии
сознания.
Следуя за Т. Нагелем, мы предполагаем, что функциональные единицы
мозга не могут быть поняты философией сознания непосредственно как чисто
физиологические или опосредствованно как отвечающие за некие целостности
субъективного опыта. Необходимо допустить воплощение сознания не только в
опыте субъекта, личности, языке, не только в общей активности когнитивно
специализированных подсистем мозга, но и в мозге, который организован
безотносительно к опыту сознания субъекта. Изучающие мозг человека учёные
таким образом преодолеют методологические трудности, связанные с
изучением субъективной реальности: им не нужно будет пытаться оправдать,
 163

игнорировать или элиминировать неработающие положения онтологии

сознания. Философы же получат возможность строить новую и совместимую с
актуальным эмпирическим языком когнитивных наук онтологию сознания. Это
позволит представить вполне естественный союз философии и нейронаук,
который даст возможность в перспективе выстроить убедительную
материалистическую теорию сознания.

Выводы

80 Второй главе обсуждались перспективы решения психофизической

проблемы с учётом достижений когнитивной нейробиологии. Для этого мы
рассматривали отношение онтологических тезисов и методологических
установок современной философии сознания к интерпретациям данных
специальных исследований структурной и функциональной организации мозга
человека как физиологических условий психических феноменов.
81 первую очередь мы обратились к обсуждению отношения философской
психофизической и специальной психофизиологической проблем. Были
рассмотрены следующие его варианты: разграничение этих проблем,
рассмотрение в единстве (вторая проблема является аспектом первой),
некритическое смешение. Каждый из них предполагает употребление термина
сознание в определённом категориальном или терминологическом контексте, а
также соответствующую методологию исследования феномена сознания.
Методологические аспекты решения психофизической проблемы рассмотрены
нами в связи с обсуждением терминов «психофизическая проблема» и
«проблема тождества мозга и сознания». Эти термины с равными основаниями
могут быть востребованы как в рамках аналитической философии, так и в
рамках ориентированных на когнитивные науки сциентистских философских
проектов, направленных на натурализацию сознания.
Логико-семантический анализ психофизической проблемы и проблемы
тождества сознания и мозга предшествовал во времени попыткам их
когнитивистских решений. В рамках собственно аналитической философии
 164
<ш
#
выделяют две методологические установки: редукционизм и антиредукционизм.
Редукционистские теории сводят решение вопроса об отношении психического и
физического либо к утверждению тождества сознания и мозга, либо к необходимости
элиминации всех нефизических понятий и сущностей. И в том, и в другом случае для
определения феномена сознания первостепенное значение имеют специальные
исследования мозга человека. Потому редукционистские теории с их акцентом на
онтологическом и гносеологическом тезисах физикализма могут служить основанием
для проекта решения психофизической проблемы в рамках специальных
исследований и только в этих рамках. В антиредукционистских теориях положения о
тождестве сознания мозгу или необходимости элиминации понятия «сознание»
рассматриваются критически. Таким образом, во-первых, обосновывается
независимый характер собственно философских исследований психофизической
проблемы, а во-вторых - предлагаются альтернативные тождеству или элиминации
варианты определения онтологического статуса
• сознания в отношении к мозгу. Последние связаны с исследованием
когнитивных, информационных, языковых, личностно-интенциональных и
других не тождественных физическим моделей субъективного опыта-сознания;
моделей, включающих мозг человека в природу, но не включающих в неё
сознание на тех же основаниях, что и мозг. Антиредукционизм совместим со
i^jg. сциентизмом и в таком случае может быть рассмотрен как методологическая
установка нового витка развития философии научного материализма,
натурализирующего феномен сознания на иных, нежели физикалистский
* материализм, основаниях. Значение антиредукционистских теорий заключается
в детальном рассмотрении уникальной сущности сознания. Это позволяет
избегать примитивной трактовки физической организации мозга человека и
искать возможности объяснить отношение физического и психического в ином
Ф принципе, нежели тождество или интеракция. Но, с другой стороны,
антиредукционисты увлекаются возможностью представить организацию
# субъективного опыта сознания без обращения к исследованиям организации
 165

мозга. Это ведёт к бессмысленным и неоправданным ничем, кроме

полемического задора, мысленным экспериментам, которые, в конечном итоге,
оказываются крайне далеки от актуальной в условиях когнитивной революции
задачи натурализации сознания. Хотя значение логико-семантического анализа
психофизической проблемы и проблемы тождества сознания и мозга (тела) в
условиях методологических проблем современных когнитивистских
исследований отношения психического и физического по-прежнему
сохраняется.
С изменением задач аналитической философии в условиях бурного
развития когнитивистских исследований психофизической проблемы в
аспектах, доступных эмпирическим методам собственно методологический
характер противопоставления редукционизма и антиредукционизма становится
очевидным. Онтологическая проблематика, заявленная аналитической
философией сознания, уже не значима сама по себе: онтологические тезисы
физикализма, функционализма и других теорий должны пройти эмпирическую
проверку. Именно поэтому первостепенное значение для,решения философской
психофизической проблемы приобретают методологические вопросы. Редукция
психофизической проблемы к проблеме тождества сознания и мозгам в рамках
собственно аналитического подхода может осуществляться, во-первых, как
утверждение онтологического тезиса научного материализма за счёт
специальных методов исследования отношения сознания к мозгу. Во-вторых,
она производится как обоснование логической возможности тождества
сознания и мозга, а соответственно - психического и физического, ментального
и материального. Философы-аналитики, даже в случае успеха хотя бы одного
из этих редукционистских проектов оставляют без ответа вопрос о теоретико-
методологических основаниях редукции условий субъективного опыта
сознания к объективным физиологическим условиям (или вопрос о том, как
возможно утверждать взаимодействие психического и физического при
многочисленных эмпирических его свидетельствах). Это в ситуации
когнитивного поворота материалистической философии значительно ослабляет
 166 позицию аналитической философии.
Антиредукционистские решения психофизической проблемы философами-
аналитиками, во-первых, связаны с утверждением независимости
философских исследований проблемы онтологических условий сознания от
специальных исследований физиологических условий психических
феноменов. Во-вторых, здесь заявлена логическая несостоятельность теории
тождества применительно к отношению сознания и мозга, свойств
психического и физического, либо предлагаются различные «мягкие» варианта
теории тождества. Антиредукционизм • в аналитической философии
сознания оказывается гораздо ближе, чем физикалистски ориентированный
редукционизм, к актуальным философским аспектам когнитивистских
исследований психофизического взаимодействия. Успешная натурализация
сознания когнитивными науками внушает иллюзию, что антиредукционистская
онтология философии сознания может быть, прямо подтверждена результатами
специальных исследований когнитивной системы человека. Но здесь и
философы-когнитивисты, и представители когнитивных наук сталкиваются с
проблемой согласования языка антиредукционистских теорий онтологических
условий психофизического взаимодействия с языком специальных
исследований различных аспектов психофизической проблемы. Во-первых,
ущербной оказалась антиредукционистская онтология сознания: её
онтологический тезис в условиях когнитивного поворота философии сознания
ведёт к релятивизму при решении вопроса о необходимом отношении
онтологических условий сознания и эмпирически очевидных условий его
феноменов. Во-вторых, язык когнитивистики оказался достаточно
противоречив и тёмен в метафизическом отношении.
В специальных исследованиях связи организации мозга с организацией
когнитивной системы человека наиболее очевидно просматриваются все
проблемные моменты в процессе сближения философии сознания и
когнитивных наук. Они заключаются в следующем. Востребованные
философией сознания данные когнитивных наук, в частности, исследований
организации мозга человека («сознающего мозга»), имеют чисто эмпирический
 167

статус. Ни методы выявления, когнитивных феноменов, ни методология их

исследования не могут претендовать на объективность - когниции с равными
основаниями определяются в отношении структурной и функциональной
организации мозга, в отношении субъективных ментальных состояний
испытуемого, в отношении условий констатирующего эксперимента. Потому
их теоретическое осмысление ещё не сложилось. Более того, перспектива
(метафизическая, в частности) этого теоретического осмысления
неопределённа, так как эмпирические данные допускают диаметрально
противоположные интерпретации. Причиной этому, в частности, является то,
что для представления данных когнитивных наук используется внутренне
противоречивый, укоренённый в метафизике психофизического дуализма. Этот
язык изобилует метафорами, описывающими физические (по определению)
явления и процессы и явления за счёт менталистского словаря. Вследствие
некритического смешения когнитивистами менталистского и физикалистского
словарей, онтологическая природа многих предметов исследования
когнитивных наук (нейронаук, в частности) попросту становится не; ясна. Это
препятствует союзу антиредукционисткой философии сознания и когнитивной
науки: не ясно, какого рода сущности исследуют когнитивисты .
В качестве яркого примера эмпирической модели физиологических
условий сознания мы рассматриваем чрезвычайно востребованную модель
организации мозга в принципе межполушарной функциональной асимметрии.
Редукционистский вариант интерпретации' этой модели и феноменов,
связанных с её объяснительным потенциалом («правополушарного» и
«левополушарного сознания», «расщеплённого сознания»), сталкивается с
очевидными трудностями определения отношения организации мозга и
информационной «структуры», когнитивного «модуля»,
психофизиологического процесса, психической «способности», к которым
может быть редуцирован субъективный опыт сознания. Более того,
нейробиология и сциентистская философия испытывают большие трудности с

Как следствие - современная философия сознания разрывается между релятивизмом и реализмом.

 168

редукцией сознания к естественным процессам в мозге ещё и по причине

отсутствия ясного представления об онтологии субъективной реальности284.
Последняя же обсуждается сегодня, главным образом, философами-
антиредукционистами причём совершенно независимо от специальных
исследований психофизического взаимодействия. Антиредукционистский
вариант интерпретации физиологических условий сознания сомнителен в том
отношении, что, абсолютизируя условия личностного, языкового, культурного-
бытия как онтологические условия сознания, разделяет специальные
исследования мозга, когнитивной системы человека и философские
исследования сознания, настолько, что первые становятся в общем-то
непринципиальными. Редукционисты и представители когнитивных наук
полагают, что сомнительная (научно не обоснованная) онтологическая природа
сознания утверждается вынуждено, что по мере дальнейшего развития
когнитивистики её язык будет строже и полнее, и сферы субъективного и
объективного будут разграничены. Философы-антиредукционисты в этом
положении могут либо воздержаться от когнитивистской натурализации
сознания и рассматривать преимущественно совместимость своего
онтологического тезиса с актуальными когнитивистскими исследованиями,
ограничиваясь логико-семантическим анализом языка интерпретаций их
результатов, либо пытаться заявить реальный статус субъективного опыта
сознания, не прибегая к когнитивистской натурализации. Примером первого
решения является позиция Д. Деннета (в частности, по таким в равной степени
востребованным и в философии, и в когнитивистике проблемам, как проблема
ментальных образов, проблема отношения языка и сознания и др.). С другой
стороны, укажем на позицию Д. Марголиса (материалиста, натурализирующего
сознание, но на иных, нежели когнитивисты, основаниях). Позиция
феноменологов, учитывающих достижения когнитивных наук и методологию
аналитической философии, может казаться сходной с обоими вариантами
реакции антиредукционистской аналитической философии на проблемный

Вопрос: что же всё-таки натурализирует когнитивистика?

 169

характер языка когнитивистских исследований отношения сознания и мозга. Но

это сходство поверхностное. Различие здесь в том, что онтологические условия
сознания, представленные в антиредукционистских теориях аналитиков,
недоступны для рефлексивной установки феноменологов и не определяются
негативно как дорефлексивные. Предмет исследований аналитиков-
антиредукционистов в онтологии сознания гораздо ближе к предметному полю
когнитивной науки, чем к предмету феноменологии, хотя когнитивизм в
методологическом отношении можно посчитать новым витком редукционизма,
а феноменология позиционирует свой «антиредукционизм».
На наш взгляд, связь когнитивистских исследований организации мозга
человека с актуальными проблемами современной философии сознания
обеспечивается модернизацией языка, метафорически представляющего
психофизическое взаимодействие и используемого для описаний эмпирически
доступных психофизиологических феноменов. Модернизация должна быть
связана с расширением сферы применения ментального словаря, с
расширением возможности приписывания свойств психического без
обязательной их связи с некой феноменологически опосредованной
целостностью опыта. Это позволит продолжить исследования
психофизического взаимодействия когнитивными науками без давно
исчерпавших свой объяснительный потенциал редукционистских ' и
антиредукционистских метафор. Последние уже не пригодны для учёта
эмпирии современной когнитивистики. Их дальнейшее использование в
условиях сближения когнитивистики и философии ведёт философов к
релятивизму или элиминативизму, а представителей, когнитивных наук - к
убеждению, что, несмотря на интенсивные исследования психофизических
связей, нет качественного сдвига в осмыслении феномена сознания.
 170

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Результаты нашего исследования методологии когнитивизма в её

сущности, противоречиях и перспектив её использования для решения
психофизической проблемы (mind-body problem) следующие.
1. Постпозитивистская аналитическая философия сознания не
ограничивается логико-семантическим анализом таких традиционных
метафизических проблем, как психофизическая. Она активно пытается связать
последнюю с актуальными проблемами и эмпирическим полем специальных
исследований, предпринятых когнитивистикой. Есть и встречное движение:
несмотря на интенсивное развитие когнитивных наук, вопрос об отношении
психического и физического (сознания к мозгу) пока, очевидно, не может быть
решён без обращения к терминам и проблемам философии сознания. Тем не
менее, союз когнитивных наук и философии пока не сложился: философские
проблемы не редуцируются к проблемам когнитивистики, а эмпирические
данные специальных исследований психофизического взаимодействия с трудом
и видимыми противоречиями определяются как в перспективе философского
синтеза, так и в «только лишь» аналитической перспективе.
2. В нашей работе рассмотрены, главным образом, претензии
сциентистски ориентированной философии и собственно когнитивистики на
успешную и эффективную редукцию, сменяющую неудачную и
бесперспективную физикалистскую, философской психофизической проблемы
к решаемым на эмпирическом уровне проблемам специальных исследований
когнитивной системы человека. В Первой главе мы представили два варианта
методологического обоснования постановки и решения психофизической
проблемы, предложенных сторонниками когнитивистской редукции. Это
когнитивно-информационный и когнитивно-эволюционный подходы в рамках
общего проекта натурализации сознания. Его конкретизация в двух указанных
отношениях производится на основании того, что сознание может быть
натурализировано как эмерджентное свойство материи мозга, во-первых, и как
 171

функциональное состояние сложной биологической системы, во-вторых. В

одном случае обосновывается принципиальная возможность рассмотрения
феномена сознания как результата психофизического взаимодействия, то есть
определяется онтологический статус сознания, а в другом - необходимость
феномена сознания* в процессе естественного развития более примитивных
форм до-психического и психического отражения мира, то есть определяется
его гносеологический статус.
3. Сущность первого из названных подходов заключается в утверждении
информационной природы сознания. Таковая определяется в исследованиях
когнитивной системы человека. Сознание может являться либо её частью
(особого рода когницией), либо эмерджентным свойством или функцией,
которые не являются естественными когнициями, направленными на объекты и
отношения внешней среды, а связанны с управлением сложной системой
естественных когниций или осведомлённостью субъекта о текущем
когнитивном опыте. Организация субъективного опыта сознания в отношении
организации когнитивной системы опосредствуется специальным.3 мозговым
кодом, к которому субъект не имеет непосредственного доступа. Возможно, что
задействование этого кода опосредуется для субъекта его* языковой
способностью; в этом случае язык хотя и не является тождественным сознанию,
но, тем не менее, имеет особое значение как составляющая когнитивной
системы. Существенной трудностью для применения когнитивно-
информационного подхода к решению психофизической проблемы является
вопрос о qualia. Личное субъективное качество переживания опыта сознания не
может быть здесь учтено даже в том случае, если будет определён когнитивный
формат уникального качества ментальных образов и их связи в уникальную же
«нить» опыта субъекта (что и само по себе пока, проблематично).
Функционалисты могут игнорировать проблему qualia как проблему,
препятствующую когнитивистскому исследованию психофизической проблемы,
поскольку считают возможным описание сознательного существа как «зомби»,
то есть без обращения к его «внутреннему опыту» и ментальным
 172

образам в его* голове. Но вариант функционализма, известный как

вычислительно-репрезентативная модель мозга человека, предполагает, что
ментальные образы и интенциональные установки субъекта являются частью
объективной' организации его когнитивной системы. Уникальное качество
данности опыта сознания субъекту этим вариантом функционализма
рассматривается как необходимое условие существования «реальных
мыслящих существ» (в терминологии Д. Фодора). Определение отношения*
ментальных феноменов к функциональным состояниям мозга может быть
произведено в будущем в результате успешной когнитивистской редукции 285.
Пока же его невозможно представить без предположения существования в
мозге «гомункулуса». И в этом главный недостаток этого реалистического в
отношении проблемы qualia варианта когнитивистской редукции. Кроме того,
остаётся не прояснённой связь функционального представления ментальных
состояний человека, нейтрального по отношению к характеру их данности
носителю и свойствам поддерживающего их субстрата, с психологическими и,
далее, нейрофизиологическими характеристиками этих состояний.
Интерпретация поведения, семантика функциональных (некоторые из которых
являются ментальными) состояний, образы, составляющие опыт переживания. ,
определённого ментального состояния, - всё это необходимо нуждается в
психологических характеристиках, а последние, в свою очередь, - в
физиологических механизмах. Если эта связь случайна, то психофизическая
проблема вообще лишается смысла: никакого психофизического
взаимодействия, в мозге попросту нет, есть экстраполяция субъективности на
функциональные состояния некого физического, объекта, в частности мозга
человека. Если же эта связь не случайна и ментальное принципиальным
образом1 зависит от его психологических и нейрофизиологических
характеристик, то функционалистская интерпретация сознания также

В указанном ключе проблему личного субъективного оптимистически решают такие авторитетные

исследователи когнитивной системы на уровне организации субстрата, как М. Газзанига (Neuronal
Platonist// Journal of Consciousness Studies. Vol. 5. 1998. No. 5-6. P. 706-717).
 173

становится излишней: становится очень трудно отличить её от

бихевиористской и физикалистской.
1.11. Далее мы рассмотрели сущность когнитивно-эволюционного подхода в
рамках проекта натурализации сознания. Когнитивная эволюция человека,
связанная с процессом его адаптации к Природе, здесь представляется как
объективное условие возникновения феномена сознания. Сложности
реализации данного подхода связана с редукцией некогнитивных компонент
сознания. При том, что они могут быть учтены в когнитивной эволюции как
необходимые в обеспечении сложнейшей информационной саморегуляции
человеческого организма, не ясной остаётся эволюционная необходимость
целостности, тотальности, личного характера данности субъективного опыта
сознания. Но главная проблема заключается в утверждении того, что сознание
возникло именно в результате адаптации, усовершенствования когнитивной
системы и оптимизации стратегии выживания вида. Даже учитывая
относительный для каждого вида характер этих механизмов эволюционного
процесса (на чём настаивают нонадаптационисты), нельзя полагать, что
сознание человека объективно есть знание, так как оценка его эффективности,
совершенства и оптимальности в качестве продукта эволюции может быть
произведена только с субъективных, социально опосредованных точек зрения.
1.12. Трудности, которые возникают перед сциентистски ориентированной
философией, пытающейся решить вопрос об отношении психического и
физического, опираясь на методологию когнитивистики (в общей
характеристике - сводящей сознание к знанию), определены, по' нашему
мнению, не недостаточностью самого когнитивного подхода и не
невозможностью когнитивистской редукции^ таких философских проблем, как
психофизическая. Трудности определены инерцией движения опирающихся на
эмпирические данные когнитивистики философов в направлении
традиционных физикалистских или чреватых психофизическим дуализмом
моделей (метафор) онтологических условий субъективного опыта сознания.
Исследования структурной и функциональной организации мозга человека в
 174
отношении организации его сознания, на наш взгляд, особенно ярко
подтверждают это.
6. Вторая глава посвящена анализу перспектив интеграции данных
когнитивистских исследований мозга человека в философскую аналитику
природы сознания. Сциентистским решениям здесь предшествовали попытки
логико-семантического анализа психофизической проблемы и проблемы
тождества сознания и мозга, ведущие философию сознания к двум
противоположным методологическим установкам: редукционизму и
антиредукционизму. Первая представляет собой трансляцию (утверждение её
логической возможности) ментальных понятий в область физических явлений и
процессов, и наоборот. Вторая, напротив, исключает логическую возможность,
демонстрирует несостоятельность такой трансляции. С изменением задач
аналитической философии в условиях интенсивного развития когнитивистских
исследований психофизического взаимодействия (то есть не логического её
анализа, а рассмотрения её эмпирических аспектов) эта методологическая
оппозиция приобретает несколько иной характер. Выбор методологии теперь
связан не только с необходимостью логического подтверждения
онтологического тезиса той или иной теории сознания, но и с необходимостью
учёта многочисленных эмпирических свидетельств феномена
психофизического взаимодействия, предоставляемых когнитивной
нейробиологией. Эти свидетельства пока не могут служить основанием для
утверждения научной теории сознания, также они пока не свидетельствуют' в
пользу справедливости определённой философской теории сознания. Потому
актуальным становится методологический вопрос: утверждение возможности
сведения проблемы сознания к проблеме тождества сознания и мозга
(редукционизм) или, напротив, - невозможности решения проблемы сознания на
предметном поле нейронаук (антиредукционизм)286 позволяет продуктивно

286
Н.С. Юдина определяет две «основные стратегии» в современных философских исследованиях
сознания как «методологический монизм (физикалистский панобъективизм)» и «методологический
дуализм (объективизм с ограничениями в отношении субъективности)» (Юдина Н.С. Тайна
сознания: альтернативные стратегии исследования. Часть вторая. С. 162).
 175

интерпретировать и корректно определять результаты экспериментальных

когнитивистских исследований природы сознания? Поиски ответа на этот
вопрос, по нашему мнению, не могут быть связаны только с надеждой на
скорый качественный прорыв в нейронауках или только с убедительным
представлением онтологии сознания. Успех как собственно сциентистских или
метафизических проектов, так и ожидаемого их эффективного синтеза
напрямую зависит от критической переоценки актуального представления
эмпирии и онтологии психофизического взаимодействия.
7. Мы рассматриваем трудности, с которыми сталкиваются некритически
оценивающие результаты когнитивистской революции и переоценивающие
силу имеющихся в распоряжении философии сознания онтологических
положений исследователи (и редукционисты, и антиредукционисты) при
попытках философских обобщений. В числе трудностей, во-первых, отсутствие
объективных методов экспериментального выявления и исследования
феноменов психофизического взаимодействия. Существующие контролируют
только некоторую часть факторов, определяющих психофизическое
взаимодействие. В этом смысле экспериментальные методы нейронаук
неизбежно являются констатирующими, поскольку влияние неконтролируемых
факторов исследователь вынужден учитывать только в отношении к уже
определённому результату эксперимента, не имея* об этом влиянии
объективного представления. Во-вторых, когнитивистской редукции,
понимаемой в отношении преемственности к физикалистской, либо
противопоставляемой ей, препятствует несостоятельность методологии
исследования субъективных психологических состояний. Без учёта связи
экспериментально фиксируемой когниции с определённой целостной
оценочной - и в этом смысле будто бы претендующей на объективность
-характеристикой субъективного ментального состояния, интенциональнои
установки испытуемого исследуемая когниция с равными основаниями может
быть определена и в отношении структурной и функциональной организации
мозга, и в отношении отчёта о собственном субъективном состоянии самого
 176

испытуемого, и в отношении условий констатирующего эксперимента. Дать же

такую оценку не представляется возможным в принципе. Эти затруднения ведут
к тому, что эмпирические модели неиронаук, в частности модель организации
парного мозга в принципе межполушарной функциональной асимметрии,
которую мы специально рассматриваем, не получают теоретического
осмысления. Таким образом, когнитивистская редукция определяется нами как
преждевременная и провоцирующая разного рода спекуляции, построенные на
чаяниях решить старые проблемы философии сознания новыми методами
когнитивистики. Антиредукционисты, ориентирующиеся на результаты
исследований когнитивной системы человека, решая психофизическую
проблему, рассматривают отношение известных им онтологических условий
субъективного опыта сознания и открываемых когнитивистикой естественных
условий психических феноменов. Оно может определяться и как случайное, и
как неслучайное. В этом смысле антиредукционисты, исследуя феномен
сознания в условиях когнитивной революции, обречены разрываться между
релятивизмом и реализмом. Вне зависимости от того, как будет определено ими
это отношение и какие новые метафизические перспективы проблемы сознания
открыты, данная методологическая установка оказывается • ущербной:
антиредукционисты не располагают критерием, по которому можно оценить
характер связи онтологических и эмпирических условий субъективной
реальности.
8. Надежды не решение методологических проблем, встающих перед
когнитивной нейронаукой, могут связываться с синтезом, который осуществит
философия сознания. Но попытки его осуществления, на наш взгляд, не могут
иметь результата, так как эмпирическое поле неиронаук складывалось под
влиянием традиционного языка философии сознания (с его контр-
определениями психического и физического) и его противоречивость и
неполнота не в последнюю очередь зависят именно от этого. Рассматривая
язык, в котором представлены эмпирические модели, обобщающие результаты
нейроисследований, мы отмечаем в нём некритическое смешение свойств и
 177

состояний физического и ментального. Это смешение заявляет исследуемые

наукой о мозге человека объекты и отношения в качестве своеобразных
онтологических «кентавров», которые требуют либо решительной
физикалистской редукции, либо вынуждают признать справедливость той или
иной формы дуализма. Что касается возможности натурализации сознания
путём согласования языка антиредукционистских теорий онтологических
условий сознания (как ориентированных на функционализм и информационный
подход, так и лингвистические, культурные условия личностного бытия) с
языком специальных когнитивистских исследований различных аспектов
психофизической проблемы, то мы считаем её утверждение, скорее,
тактическим ходом современного материализма. Ни тот, ни другой язык не
имеет преимущества для описания результатов редукции субъективного опыта
сознания к некому объективному или приписанному на достаточных
основаниях состоянию когнитивной системы человека. А возможность их
согласования, по нашему мнению, пока напрямую зависит от признания
полноты и непротиворечивости одного из языков. То есть, фактически, от
невнимания либо к методологическим проблемам нейронаук, либо к
методологическому тупику современной философии сознания, «выработавшей»
свои онтологические тезисы, но всё-таки признающей их первенство над
эмпирическими моделями психофизического взаимодействия. Если
предполагается, что сознание философия может определить без учёта
специальных данных нейронаук, или, напротив, - что сознание философия
определит, только учитывая их, и при любом из этих определений ещё
учитывается альтернативное, то становится неясным, чем обеспечивается
объективистский пафос антиредукционистского определения сознания
философией в союзе с когнитивистикой. В этом смысле очень показательна
позиция Д. Деннета - физикалиста, когнитивиста, редукциониста, но в то же
время - философа, считающего, что говорить о сознании и его условиях
возможности следует только на языке философии. С другой стороны, можно
считать, что сознание является реальной сущностью или свойством мозга. В
 178

таком случае антиредукционистская установка оправдывает использование

разных языков, объективизирующих в том или ином отношении эту сущность
(свойство), но только при условии отказа от сильного варианта материализма с
его последовательным проведением физикализма, когнитивизма и
редукционизма. Такая двойственность методологического самоопределения
антиредукционизма опасна ещё и тем, что допускает непродуктивный
критицизм в отношении данных нейронаук, не имея критерия для установления
их значимости, либо, наоборот, позволяет легко принимать на веру эти данные
для обоснования или иллюстрации своей онтологии, не имея критерия для
определения их логической и концептуальной состоятельности. Первое
свойственно антиредукционистам-аналитикам, второе, по нашему мнению,
-антиредукционистам-феноменологам.
9. Ответом редукционистским и антиредукционистским теориям
сознания, противопоставляющим ментальное и физическое как субъективный
опыт сознания и физиологию мозга, может быть предположение о том, что
проблема «сознательного мозга», конкретизированная как проблема, «диалога»
полушарий, «мозга в бочке», «гомункулуса», не решается открытием
«мозгового кода мышления», либо отрицанием этой возможности (при
сохранении методологического дуализма). Суть альтернативного решения в
утверждении того, что мозг «сознателен» ещё каким-то образом, помимо того,
что он опосредствует сознание субъекта. Можно сказать, что мозг не является
«бессознательным», а человек не является «зомби», то есть сознание не
определяется только в отношении языка и культуры, а тело и мозг не
«бездушны». На наш взгляд, с этим решением связано требование пересмотра
статуса эмпирических данных, предоставляемых нейронауками в распоряжение
философии сознания. Во-первых, эмпирия нейронаук не есть основа для
создания «собственно философской» теории сознания. То есть она не может
рассматриваться в качестве «объективных данных», необходимых для
состоятельности философии в условиях когнитивной революции. Во-вторых (и
это определяет первое), эмпирию нейроисследований надо признать
 179

сложившейся под давлением языка философии сознания, в котором

^ имманентно присутствует установка на альтернативу физикализма и
психофизического дуализма. Это существенно ограничивает возможности
интерпретации результатов экспериментальных когнитивистских исследований
психофизического взаимодействия в различных его аспектах. В-третьих, надо
^ признать, что эмпирически засвидетельствованные условия психофизического
взаимодействия можно интерпретировать только при помощи условного
метафорического языка или условных как аналогии и идеализации моделей.
При этом надо понимать, что, несмотря на условный характер описания
эмпирии нейронаук, она заявляет реальные сущности.
4 10. В нашем обзоре подходов к проблеме функциональной асимметрии
мозга, предпринятых философией сознания с её установкой на традиционные
метафизические вопросы, определены те естественные ограничения, что
накладываются на интерпретацию исследований психофизической проблемы в
период бурного развития когнитивных наук. Функциональные единицы мозга
• пока не могут быть заявлены в качестве обуславливающих целостный опыт
субъективного сознания. Во-первых, экспериментально установленные
физиологические условия феноменов сознания нельзя представить частью
общей организации субъективного опыта. Это делает несостоятельным
редукционистский проект интеграции данных нейронаук в философию
^ сознания. Во-вторых, очевидно существующие физиологические условия
феноменов сознания не тождественны условиям личностного бытия, или
определённым интроспективно (в «автофеноменологической» перспективе)
* условиям субъективного опыта. Это делает несостоятельным
антиредукционистский проект построения философии сознания,
претендующей на учёт данных специальных исследований мозга. Следуя за
Томасом Нагелем, мы предполагаем, что функциональные единицы мозга не
Щ могут быть поняты философией сознания непосредственно как чисто
физиологические или опосредствованно как отвечающие за некие целостности
# субъективного опыта. Необходимо допустить, воплощение сознания не только
 180

в опыте субъекта, личности, языке, не только в общей активности

специализированных подсистем мозга, но и в мозге, который организован
безотносительно к сознанию субъекта. Когнитивисты таким образом
преодолеют методологические трудности, связанные с изучением субъективной
реальности: им не нужно будет пытаться оправдать, игнорировать или
элиминировать неработающие положения онтологии сознания. Философы же
получат возможность строить новую и совместимую с актуальным
эмпирическим языком когнитивных наук онтологию сознания. Это позволит
представить вполне естественный союз философии и нейронаук и выстроить
убедительную материалистическую теорию сознания.
 181

Библиография

1.13. Адрианов О.С. Значение принципа многоуровневой организации

мозга для концепции осознаваемых и неосознаваемых форм высшей нервной
деятельности // Бессознательное: The Unconscious: Природа, функции,
методы исследования [В 4-х тт.]. Тбилиси: Мецниереба, 1978-1985. Т. 1. С.
585-596.
1.14. Адрианов О.С. Проблема структурной организации правого и
левого полушарий мозга // Нейропсихологический анализ межполушарной
асимметрии мозга. М.: Наука, 1986. С. 9-14.
1.15. Аллахвердов В.М. Сознание как парадокс (экспериментальная
психологика). Т. 1. СПб.: Издательство «ДНК», 2000. - 528 с.
1.16. Аналитическая философия: Становление и развитие (Антология).
М.: Дом^ интеллектуальной книги; Прогресс-Традиция, 1998. - 528 с.
1.17. Анохин П.К. Философские аспекты теории функциональной
системы. М.: Наука, 1978.-400 с.
1.18. Баксанский О.Е. Система когнитивных наук // Системный подход в
современной науке. М.: Прогресс-Традиция, 2004. С. 276-309.
1.19. Балонов Л.Я., Деглин В.Л., Черниговская Т.В. Функциональная
асимметрия мозга в организации речевой деятельности // Сенсорные
системы. Сенсорные процессы и асимметрия полушарий. Л.: Наука, 1985. С.
99-115.
1.20. Барабанщиков В. А. Восприятие и событие. СПб.: Алетейя, 2002. - 512 с.
1.21. Бардин К.В., Войтенко Т.П. Феномен простого различения //
Психофизика дискретных и непрерывных задач. М.: Наука, 1985. С. 73-95.
Ю.Бехтерева Н.П. О мозге человека: последняя декада 20 века о мозге человека.
СПб.: Нотабене, 1997. - 65 с.
1.22. Бианки В.Л. Механизмы парного мозга. Л.: Наука, 1989. - 262 с.
1.23. Блум Ф., Лайзерсон А., Хофстедтер Л. Мозг, разум и поведение. М.:
Мир, 1988.-248 с.
 182

1.24. Брагина Н.Н., Доброхотова Т.А. Проблема «мозг-сознание» в свете

современных представлений о функциональной асимметрии мозга // Мозг и
разум: [Сб. ст.]. М.: Наука, 1994. С. 45-55.
1.25. Брагина Н.Н., Доброхотова Т.А. Функциональные асимметрии
человека. М.: Медицина, 1988. - 237 с.
1.26. Брентано Ф. Философские работы. М.: Гнозис; РФО, 1996. - 323 с.
1.27. Величковский Б.М. Современная когнитивная психология. М.: Изд-
во МГУ, 1982.-336 с.
1.28. Вишняцкий Л.Б. Происхождение языка: современное состояние
проблемы (взгляд археолога) // Вопросы языкознания. 2002. № 2. С. 48-64.
1.29. Гордеева Н.Д., Зинченко В.П. Роль рефлексии в построении
предметного действия // Человек. 2001. № 6. С. 26-42.
1.30. Грязнов А. Ф. Аналитическая философия: становление и развитие //
Аналитическая философия: Становление и развитие (Антология). М.: Дом
интеллектуальной книги; Прогресс-Традиция, 1998. С. 5-17.
20.Грязнов А.Ф. От переводчика // Прист С. Теории сознания. М.: Идея-Пресс,
Дом интеллектуальной книги, 2000. С. 11-17.
1.31. Грязнов А.Ф. Язык и деятельность. М.: Изд-во МГУ, 1991. - 142 с.
1.32. Деглин В.Л., Ивашина Г.Г., Николаенко Н.Н. Роль доминантного и
недоминантного полушарий мозга в изображении пространства //
Нейропсихологический анализ межполушарной асимметрии мозга. М.:
Наука, 1986. С. 58-71.
1.33. Деменчонок Э.В. Операционально-бихевиористская концепция
человека // Буржуазная философская антропология 20 века. М.: Наука, 1986.
С. 160-176.
1.34. Демьянков В.З. Когнитивная лингвистика как разновидность
интерпретирующего подхода // Вопросы языкознания. 1994. № 4. С. 17-33.
1.35. Деннет Д. Виды психики: на пути к пониманию сознания. М.: Идея-
Пресс, 2004.-185 с.
 183

1.36. Деннет Д. Онтологическая проблема сознания // Аналитическая

философия: Становление и развитие (Антология). М.: Дом интеллектуальной
книги, Прогресс-Традиция, 1998. С. 360-376.
1.37. Деннет Д. Постмодернизм и истина. Почему нам важно понимать
это правильно //Вопросы философии. 2001. № 8. С. 93-101.
1.38. Деннет Д. Почему каждый из нас является новеллистом // Вопросы
философии. 2003. № 2. С. 121-131.
1.39. Деннет Д. Условия личностного // История философии № 5. М.:
ИФРАН, 2000. С. 199-224.
1.40. Доброхотова ТА.. Брагина Н.Н. Левши. М.: Книга ЛТД, 1994. - 232 с.
1.41. Дубровский Д.И. Бессознательное и гнозис (методологические
аспекты) // Бессознательное: The Unconscious: Природа, функции, методы
исследования [В 4-х тт.]. Тбилиси: Мецниереба, 1978-1985. Т. 4. С. 277-291.
1.42. Дубровский Д.И. Информационный подход к проблеме
бессознательного // Бессознательное: The Unconscious: Природа, функции,
методы исследования [В 4-х тт.]. Тбилиси: Мецниереба, 1978-1985. Т. 3. С.
68-78.
1.43. Дубровский Д.И. Новое открытие сознания (По поводу книги
Джона Серла «Открывая сознание заново») //Вопросы философии. 2003. №
7. С: 92-113.
1.44. Дубровский Д.И. О книге Дж. Марголиса и его концепции
«эмерджентистского материализма» // Марголис Д. Личность и сознание.
Перспективы нередуктивного материализма. М.: Прогресс, 1986. С. 5-30.
1.45. Дубровский Д.И. Проблема духа и тела: возможности решения (В
связи со статьёй Т. Нагеля «Мыслимость невозможного и проблема духа и
тела») // Вопросы философии. 2002. № 10. С. 92-108.
1.46. Дубровский Д.И. Проблема идеального. Субъективная реальность.
М.: Канон+, 2002. - 368 с.
37. Дубровский Д.И. Проблема идеального. М.: Мысль, 1983. - 228 с.
38.Дубровский Д.И. Психика и мозг: результаты и перспективы исследований
// Мозг и разум: [Сб. ст.]. М.: Наука, 1994. С. 3-20.
 184

1.47. Дубровский Д.И. Психические явления и мозг: Философский

анализ проблемы в связи с некоторыми актуальными задачами
нейрофизиологии, психологии и кибернетики. М.: Наука, 1971. - 386 с.
1.48. Егоров А.Ю. Координация деятельности полушарий мозга человека
при осуществлении когнитивных функций. Автореферат диссертации на
соискание учёной степени доктора медицинских наук. СПб., 1999.
1.49. Ерахтин А. В. Диалектика становления мышления и сознания.
Свердловск: Изд-во Уральского ун-та, 1988. - 152 с.
1.50. Ерахтин А. В. Проблемы мышления и сознания в философии и
научном познании. Иваново: ИвГУ, 1990. - 94 с.
1.51. Ерахтин А.В. Проблемы онтологии сознания в марксистской и
современной западной философии // Философия сознания в 20 веке:
проблемы и решения. Иваново: Изд-во Ивановского ун-та, 1994. С. 17-32.
1.52. Ермаков П.Н. Психомоторная активность и функциональная
асимметрия мозга. Ростов-на-Дону: Изд-во Ростовского ун-та, 1988. - 127 с.
1.53. Жданов Г.Б. Информация и сознание // Вопросы философии. 2000.
№ 11. С. 97-105.
1.54. Зенков Л.Р. Бессознательное и сознательное в аспекте
межполушарного< взаимодействия // Бессознательное: The Unconscious:
Природа, функции, методы исследования. В 4-х тт. Тбилиси: Мецниереба,
1978-1985. Т. 4. С. 224-237.
47.Зенков Л.Р. Некоторые аспекты семиотической структуры и
функциональной организации «правополушарного мышления» //
Бессознательное: The Unconscious: Природа, функции, методы исследования.
В 4-х тт. Тбилиси: Мецниереба, 1978-1985. Т. 1. С. 740-751.
48.Иваницкий A.M. Информационные процессы мозга и психическая
деятельность. М.: Наука, 1984. - 201 с.
49.Иванов А.В. К проблемам онтологического статуса явлений сознания //
Вестник Московского университета. Серия «Философия». 2002. № 2. С. 15-
30.
 185

1.55. Иванов А.В. Мир сознания. Барнаул: Изд-во АГИИК, 2000. - 240 с.
1.56. Иванов А.В. Сознание и мышление. М.: Изд-во МГУ, 1994. - 130 с.
1.57. Иванов Е.М. Проблема поиска субстрата субъективной реальности.
М.: Патент, 1993.-195 с.
1.58. Иванов Е.М. Физическое и субъективное: поиски аналогии. Саратов:
Изд-во СГУ, 1997.-170 с.
1.59. Иванов В.В. Бессознательное, функциональная асимметрия, язык и
творчество (к постановке вопроса) // Бессознательное: The Unconscious:
Природа, функции, методы исследования [В 4-х тт.]. Тбилиси: Мецниереба,
1978-1985. Т. 4. С. 254-261.
1.60. Изменённые состояния сознания: современные исследования / Отв.
ред. А.И. Панченко. М.: ИНИОН РАН, 1995. - 56 с.
1.61. Изюмова С.А. Свойство активированности и процессы переработки
и хранения информации у человека // Психофизиологические исследования
интеллектуальной саморегуляции и активности. М.: Наука, 1980. С. 148-163.
1.62. Интуиция, логика, творчество: [Сб. ст.]. М.: Наука, 1987. - 175 с
1.63. Казначеев В.П., Чуприков А.П. Функциональная асимметрия и
адаптация человека // Функциональная асимметрия и адаптация человека /
Отв. ред, А.А. Портнов [Труды Московского НИИ психотерапии МЗ РСФСР.
Т. 78]. М.: Изд-во НИИ психотерапии МЗ РСФСР, 1976. С. 3-15.
1.64. Катречко С.Л. К онтологии сознания через рефлексию // Философия
сознания в 20 веке: проблемы и решения. Иваново, 1994. С. 3-17.
1.65. Клягин Н.В. От доистории к истории. (Палеосоциология и
социальная философия). М.: Наука, 1992. - 188 с.
1.66. Книгин А.Н. Философские проблемы сознания. Томск: ТГУ, 1999. - 423 с.
1.67. Концепция целостности. Критика буржуазной методологи науки.
Харьков: Вища школа. Изд-во при Харьковском ун-те, 1987. - 222 с.
1.68. Костандов Э.А. Функциональная асимметрия полушарий мозга и
неосознаваемое восприятие. М.: Наука, 1983. - 172 с.
64. Костюк В.Н. Изменяющиеся системы. М.: Наука, 1993. - 374 с.
 186

1.69. Красота и мозг. Биологические аспекты эстетики. М.: Мир, 1995. - 335 с.
1.70. Краткий словарь когнитивных терминов / Под общ. Ред. Е.С.
Кубряковой. М.: Филолог. Ф-тМГУ им. М.В. Ломоносова, 1996. - 245 с.
1.71. Крипке С. Витгенштейн о правилах и индивидуальном языке //
Логос. 1999. №1. С. 123-151.
1.72. Кубрякова Е.С. Начальные этапы становления когнитивизма:
лингвистика -психология - когнитивная наука // Вопросы языкознания. 1994.
№ 4. С. 34-48.
1.73. Кучеренко В.В., Петренко В.Ф., Рассохин А.В. Изменённые
состояния сознания: психологический анализ // Вопросы психологии. 1998.
№ 3. С. 70-78.
1.74. Ламсден Ч. Нуждается ли культура в генах? // Эволюция, культура,
познание. М.: ИФ РАН, 1996. С. 128-138.
1.75. Лейтес Н.С., Голубева Э.А., Кадыров Б.Р. Динамическая сторона
психической активности и активированность мозга // Психофизиологические
исследования интеллектуальной саморегуляции и активности. М.: Наука,
1980. С. 114-125.
1.76. Лекторский В.А. Субъект, объект, познание. М.: Наука, 1988. - 257 с.
1.77. Лоренц К. Оборотная сторона зеркала. М.: Республика, 1998. - 393 с.
1.78. Макеева Л.Б. Предисловие // Патнэм X. Философия сознания. М.:
Дом интеллектуальной книги, 1999. С. 3-21.
1.79. Максимов Л.В. Когнитивизм как парадигма гуманитарно-
философской мысли. М.: РОССПЭН, 2003. - 160 с.
1.80. Марголис Дж. Личность и сознание. М.: Прогресс, 1996. - 420 с.
1.81. Марголис Дж. Материализм менее чем адекватными средствами //
Вопросы философии. 2002. № 7. С. 91-107.
1.82. Матяш Т.П. Сознание как целостность и рефлексия. Ростов-на-Дону:
Изд-во Ростовского ун-та, 1988. - 180 с.
1.83. Меркулов И.П. Когнитивная эволюция. М.: РОССПЭН, 1999. - 309 с.
 187

1.84. Меркулов И.П. Эпистемология (когнитивно-эволюционный подход).

Т.1. СПб.:РХГИ,2003.-472с.
1.85. Мерло-Понти М. Феноменология восприятия. СПб.: Наука, Ювента,
1999. -606 с.
1.86. Методы исследования в психологии: квазиэксперимент. М.: Форум:
ИНФРА-М, 1998. - 294 с.
1.87. Микешина Л.А. Философия познания: Полемические главы. М.:
Прогресс-Традиция, 2002. - 622 с.
1.88. Микешина Л.А. Опенков М.Ю. Новые образы познания и
реальности. М.: РОССПЭН, 1997. -240 с.
1.89. Мозг и разум: [Сб. ст.] / Отв. ред. Д.И. Дубровский. М.: Наука, 1994. - 173
с.
1.90. Мозг: [Сб. ст.]. М.: Мир, 1984. - 279 с.
1.91. Молчанов В.И. Парадигмы сознания и структуры опыта // Логос.
1992. №3. С. 7-37.
1.92. Молчанов В.И. Предпосылка тождества и аналитика различий //
Логос. 1999. №11. С. 183-200.
1.93. Мосидзе В.М., Макашвили М.А. Мозолистое тело - передатчик
информации // Нейропсихологический анализ межполушарной асимметрии
мозга. М.: Наука, 1986. С. 53-58.
1.94. Мосидзе В.М., Мхеидзе Р.А., Макашвили М.А. Асимметрия мозга
человека. Тбилиси: Мециниереба, 1990. - 187 с.
1.95. Нагель Т. Мыслимость невозможного и проблема духа и тела //
Вопросы философии. 2001. № 8. С. 101-113.
1.96. Невская А.А. Межполушарные различия при зрительном
восприятии: спорные вопросы и перспективы исследований // Сенсорные
системы. Сенсорные процессы и асимметрия полушарий. Л.: Наука, 1985. С.
3-21.
1.97. Невская А.А., Леушина Л.И. Асимметрия полушарий и опознание
зрительных образов. Л.: Наука, 1990. - 152 с.
1.98. Нейробиология церебральной латерализации / Отв. ред. В.Л.
Бианки. Л., 1989.-200 с.
 188

95.Нейропсихологический анализ межполушарной асимметрии мозга. М.:

Наука, 1986.-205 с.
1.99. Нейропсихология сегодня / Под ред. Е. Д. Хомской. М.: Изд-во МГУ,
1995. -232 с.
1.100. Николаенко Н.Н. Зрительно-пространственные функции правого и
левого полушарий мозга. Диссертация на соискание учёной степени доктора
медицинских наук в форме научного доклада. СПб., 1993.
1.101. Николаенко Н.Н., Егоров А.Ю. Роль правого и левого полушарий
мозга в восприятии пространства // Физиология человека. 1998. Т. 24. № 5-6.
С. 23-44.
99.Николаенко Н.Н., Егоров А.Ю., Траченко О.П., Грицышина М.А.,
Афанасьев СВ. Функциональная асимметрия мозга и принципы
организации речевой деятельности // Физиология человека. 1998. Т. 24. № 2.
18-27.
1.102. Никольский С.А. Социобиология - биосоциология человека? //
Буржуазная философская антропология 20 века. М.: Наука, 1986. С. 176-188.
1.103. Основные критерии рассмотрения бессознательного в качестве
своеобразной формы психической деятельности. Вступительная/статья от
редакции // Бессознательное: The Unconscious: Природа, функции, методы
исследования [В 4-х тт.]. Тбилиси: Мецниереба, 1978-1985. Т. 1. С. 71-84.
1.104. Основные направления современной психологической разработки
идеи бессознательного (50-70-е годы). Вступительная статья от редакции //
Бессознательное: The Unconscious: Природа, функции, методы исследования
[В 4-х тт.]. Тбилиси: Мецниереба, 1978-1985. Т. 1. С. 213-239.
1.105. Отмахова Н. А. Половые особенности межполушарной
асимметрии // Асимметрия мозга и память. Пущино, 1987. С. 115-124.
1.106. Отмахова Н.А. Электроэнцефалографические
исследования межполушарных взаимодействий при запечатлении взрослыми
испытуемыми разных видов информации. Автореферат диссертации на
соискание учёной степени кандидата биологических наук. М., 1984.
 189

1.107. Панов Е.Н. Знаки, символы, языки. М.: Знание,1980. - 192 с.,
1.108. Пассмор Дж. Современные философы. М.: Идея-Пресс, 2002. - 192 с.
1.109. Пассмор Дж. Сто лет философии. М.: Прогресс-Традиция, 1998. - 494 с.
1.110. Патнэм X. Философия сознания. М.: Дом интеллектуальной книги,
1999. -240 с.
1.111. Петраш В.В. Теоретическая биология сознания. СПб.: ИНТАН,
2003. -128 с.
1.112. Петренко В.Ф. Основы психосемантики. М.: Изд-во МГУ, 1997. - 400 с.
1.113. Петров В.В. От философии языка к философии сознания (Новые
тенденции и их истоки) // Философия, логика, язык. М.: Прогресс, 1987. С 3-
18.
1.114. Пиаже Ж. Схемы действия и усвоение языка // Семиотика.
Благовещенск: БГК им. И.А. Бодуэна де Куртенэ, 1998. Т. 1. С. 131-135.
1.115. Пиаже Ж. Психогенез знаний и его эпистемологическое значение //
Семиотика. Благовещенск: БГК им. И.А. Бодуэна де Куртенэ, 1998. Т. 1. С.
89-101.
1.116. Прист С. Теории сознания. М.: Дом интеллектуальной книги, 2000. -
288 с.
1.117. Проблемы нейрокибернетики. Механизмы функциональной
асимметрии мозга [Сб. ст.]. Элиста, 1985. - 223 с.
1.118. Психофизиология. Учебник для вузов / Под ред. Ю.И.
Александрова. СПб.: Питер, 2001. - 496 с.
1.119. Райл Г. Понятие сознания. М.: Дом интеллектуальной книги, 1999. -
407 с.
1.120. Режабек Е.Я. Мифомышление (когнитивный анализ). М.: Едиториал
УРСС, 2003. - 304 с.
1.121. Ришар Ж.-Ф. Ментальная активность: Понимание, рассуждение,
нахождение решений. М.: Ин-т психологии РАН, 1998. - 232 с.
1.122. Ротенберг B.C. Сновидения, гипноз и деятельность мозга. М.: Центр
гуманитарной литературы РОН, 2001. - 254 с.
 190

1.123. Селиверстова О.Н. Когнитивная семантика на фоне общего

развития лингвистической науки // Вопросы языкознания. 2002. № 6. С. 12-
27.
1.124. Сенсорные системы: Сенсорные процессы и асимметрия
полушарий. Л.: Наука, 1985. - 175 с.
1.125. Сергеев Б.Ф. Ступени эволюции интеллекта. М.: Наука, 1986. - 191 с.
1.126. Сердюков Ю.М. Демифологизация магии. Уссурийск: Изд-во
УГПИ, 2003. - 154 с.
1.127. Сердюков Ю.М. Критический очерк психофизического дуализма.
Хабаровск: Изд-во ДВГУПС, 2003. - 94 с.
1.128. Серл Д. Открывая сознание заново. М.: Идея-Пресс, 2002. - 256 с.
1.129. Серл Д. Природа интенциональных состояний // Философия,
логика, язык. М.: Наука, 1986. С. 129 -141.
1.130. Симерницкая Э.Г. Мозг человека и психические процессы в
онтогенезе. М.: Изд-во МГУ, 1985.-189 с.
1.131. Смайлли Д. Социобиология и человеческая культура // Эволюция,
культура, познание. М.: ИФ РАН, 1996. С. 153-167.
1.132. Смена гипотез о нейрофизиологических механизмах осознания.
Вступительная статья от редакции // Бессознательное: The Unconscious:
Природа, функции, методы исследования [В 4-х тт.]. Тбилиси: Мецниереба,
1978-1985. Т. 1.С. 557-569.
1.133. Современные теории познания: Сборник обзоров и рефератов. М.:
ИНИОНРАН, 1992. - 168 с.
1.134. Спивак Д.Л. Изменённые состояния сознания: психология и
лингвистика. СПб.: Издательский Дом Ювента; Филологический ф-т СПбГУ,
2000. - 296 с.
1.135. Спиркин А.Г. Сознание и самосознание. М.: Политиздат, 1972. - 303 с.
1.136. Спрингер С, Дейч Г. Левый мозг, правый мозг: Асимметрия мозга.
М.: Мир, 1983.-256 с.
1.137. Страуд Б. Аналитическая философия и метафизика //
Аналитическая философия: Становление и развитие (Антология). М.: Дом
интеллектуальной книги; Прогресс-Традиция, 1998. С. 510-525.
 191

1.138. Тарт Ч. Изменённые состояния сознания. М.: Эксмо, 2003. - 288 с.

1.139. Тинберген Я. Поведение животных. М.: Мир, 1985. - 191 с.
1.140. Трауготт Н.Н. Проблема бессознательного в нейрофизиологических
исследованиях // Бессознательное: The Unconscious: Природа, функции,
методы исследования [В 4-х тт.]. Тбилиси: Мецниереба, 1978-1985. Т. 1. С.
707-717.
1.141. Траченко О.П. О факторах, определяющих латерализацию
восприятия слов // Нейропсихологический анализ межполушарной
асимметрии мозга. М.: Наука, 1986. С. 131-139.
1.142. Труш В.Д., Фишман М.Н. Электрофизиологический анализ
функциональной асимметрии мозга при разных перцептивных задачах //
Сенсорные системы. Сенсорные процессы и асимметрия полушарий. Л.:
Наука, 1985. С. 136-148.
1.143. Ушакова Т.Н. Актуальные проблемы психологии речи //
Психологические и психофизиологические исследования речи. М.: Наука,
1985. С. 3-13.
1.144. Ушакова Т.Н. Проблема внутренней речи в психологии и
психофизиологии // Психологические и психофизиологические исследования
речи. М.: Наука, 1985. С. 13- 26.
1.145. Ушакова Т.Н., Шустова Л.А., Свидерская Н.Е. Связь речевого
процесса с мозговыми структурами // Психологические и
психофизиологические исследованияречи. М.: Наука, 1985. С. 137-161.
1.146. Феноменологическая концепция сознания: проблемы и
альтернативы. -М.: РГГУ, 1998. - 87с.
1.147. Философия, логика, язык. М.: Прогресс, 1987. - 333 с.
1.148. Функциональная асимметрия и адаптация человека / Отв. ред. А.А.
Портнов [Труды Московского НИИ'психотерапии МЗ РСФСР. Т. 78]. М.: Изд-
во НИИ психотерапии МЗ РСФСР, 1976. - 280 с.
1.149. Функциональная асимметрия мозга при нарушениях речевого и
слухового развития / Отв. ред. А.Н. Шеповальников. М.: Наука, 1992. - 138 с.
 192

1.150. Хакен Г. Принципы работы головного мозга: Синергетический

подход к активности мозга, поведению и когнитивной деятельности. М.: Per
se, 2001. -350 с.
1.151. Хахлвег К. Системный подход к эволюции и эволюционной
эпистемологии // Современная философия науки. М.: Наука, 1994. С. 117-132.
1.152. Хахлвег К., Хукер К. Исторический и теоретический контекст //
Современная философия науки. М.: Наука, 1994. С. 104-117.
1.153. Холодная М.А. Психология интеллекта: парадоксы исследования.
М.; Томск: Барс, 1997. - 392 с.
1.154. Хомская Е.Д. Изучение биологических основ психики с позиций
нейропсихологии //Вопросы психологии. 1999. № 3. С. 27-39.
1.155. Хомская Е.Д. Предисловие // Нейропсихологический анализ
межполушарной асимметрии мозга. М.: Наука, 1986. С. 3-9.
1.156. Хомская Е.Д. Проблема факторов в нейропсихологии //
Нейропсихологический анализ межполушарной асимметрии мозга. М.:
Наука, 1986. С. 23-33.
1.157. Цоколов С.А. Радикальный конструктивизм: эпистемология без
онтологии? // Вестник Московского университета. Серия «Философия».
1999. № 2. С. 105-118; № 3. С. 71-84.
1.158. Цоколов С.А. Философия радикального конструктивизма Эрнста
фон Глазерсфельда // Вестник Московского университета. Серия
«Философия». 2001. №4. С. 38-59.
1.159. Чернавский Д.С. О генерации ценной информации //
Синергетическая парадигма: Многообразие поисков и подходов. М.:
Прогресс-Традиция,
2000. С. 363-382.
1.160. Чизом Р. Формальная структура интенциональности:
метафизическое исследование // Логос. 2002. №2. С. 40 - 47.
1.161. Чуприкова Н.И. Психика и сознание как функция мозга. М.: Наука,
1985. - 200 с.

<>
 193

1.162. Чхартишвили Ш.Н. К вопросу об онтологической природе

бессознательного // Бессознательное: The Unconscious: Природа, функции,
методы исследования [В 4-х тт.]. Тбилиси: Мецниереба, 1978-1985. Т. 1. С.
95-111.
1.163. Шошин П.Б. Пути концептуализации бессознательного //
Бессознательное: The Unconscious: Природа, функции, методы исследования
[В 4-х тт.]. Тбилиси: Мецниереба, 1978-1985. Т. 4. С. 170-185.
1.164. Эволюция, культура, познание. М.: ИФ РАН, 1996. - 167 с.
1.165. Юлина Н.С. Головоломки проблемы сознания: концепция Дэниела
Деннета. М.: Канон+, 2004. - 544 с.
1.166. Юлина Н.С. Д. Деннет: самость как «центр нарративной
гравитации» или почему возможны самостные компьютеры // Вопросы
философии. 2003. № 2. С. 104-121.
1.167. Юлина Н.С. Деннет о вирусе постмодернизма. Полемика с Р. Рорти
о сознании и реализме //Вопросы философии. 2001. № 8. С. 78-93.
1.168. Юлина Н.С. Дэниел Деннет: концепция сознания и личностного //
История философии № 5. М.: ИФРАН, 2000. С. 192-199.
1.169. Юлина Н.С. Очерки по философии в США. 20 век. М.: Эдиториал
УРСС, 1999. - 304 с.
1.170. Юлина Н.С. Проблема человека в философии физикализма //
Буржуазная философская антропология 20 века. М.: Наука, 1986. С. 133-160.
1.171. Юлина Н.С. Тайна сознания: альтернативные стратегии
исследования. Часть первая//Вопросы философии. 2004. № 10. С. 125-136.
1.172. Юлина Н.С. Тайна сознания: альтернативные стратегии
исследования. Часть вторая // Вопросы философии. 2004. № Н.С. 150-165.
1.173. Analytic Philosophy and Phenomenology. Dordrecht: Kluwer Academic
Publishers, 1989. - 300 p.
1.174. Asymmetrical Function of the Brain I Ed. by M. Kinsbourne. London
etc.: Cambridge Univ. Press, 1978.-450 p.
 194

1.175. Block N. Troubles with Functionalism II Readings in Philosophy of

Psychology I Ed. by N. Block. Cambridge: Harvard Univ. Press, 1980 (vol. 1). P.
269-296.
1.176. Block N. What is Functionalism? II Readings in Philosophy of
Psychology I Ed. byN. Block. Cambridge: Harvard Univ. Press, 1980 (vol. 1). P.
171-186.
1.177. Boyd R. Part Two Introduction II Readings in Philosophy of Psychology
I Ed. byN. Block. Cambridge: Harvard Univ. Press, 1980 (vol. 1). P. 79-110.
1.178. Chalmers DJ. The Conscious Mind: In Search of a Fundamental Theory.
Oxford: Oxford Univ. Press, 1996. - 415 p.
1.179. Cognition and Categorization I Ed. by E. Rosch; B. Lloyd. Hillsdale,
New Jersey: Lawrence Erlbaum Associates Publishers, 1978. - 328 p.
1.180. Cognitive and Neuropsychological Approaches to Mental Imagery I Ed.
by M. Denis, J. Engelkamp and J. Т. E. Richardson. Dordrecht etc.: Martinus
Nijhoff Publishers, 1988. - 370 p.
1.181. Dainton B. Stream of Consciousness: • Unity and Continuity in
Conscious Experience. London, New-York: Routledge, 2000. - 254 p.
1.182. Dennett D. Brainstorms: Philosophical Essays on Mind and Psychology.
Cambridge: MIT Press, 1978. - 353 p.
1.183. Dennett D. Consciousness Explained. Boston: Little, Brown&C°, 1991. - 511
P-
182. Dennett D. Darwin's Dangerous Idea. Evolution and the Meanings of Life.
London etc.: Penguin Books, 1995. - 568 p.
1.184. Dennett D. The Intentional Stance. Cambridge: MIT Press, 1987. - 300 p.
1.185. Dennett D. The Nature of Images and the Introspective Trap II Readings
in Philosophy of Psychology I Ed. by N. Block. Cambridge: Harvard Univ. Press,
1981 (vol. 2). P. 128-134.
1.186. Ellis R. D. An Ontology of Consciousness. Dordrecht etc.: Martinus
Nijhoff Publishers, 1986.-195 p.
 195

1.187. Ellis R. D. Questioning Consciousness: The Interplay of Imagery,

Cognition, and Emotion in the Human Brain. Amsterdam, Philadelphia: John
Benjamins Publishing Company, 1995. - 260 p.
1.188. Evolution and Lateralization of the Brain. A Papers is the Result of a
Conference Held by the N.-Y. Academy of Science in Oct. 12-15, 1976 I Ed. by S.
J. Diamond and D. A. Blizard. New-York, 1977. - 501 p.
1.189. Feigl H. The «Mental» and the «Physical» II Minnesota Studies in
Philosophy of Science. 1958. Vol. 3. P. 370-457.
1.190. Fodor J. A. The Language of Thought. Cambridge (Mass.): Harvard
Univ. Press, 1980.-214 p.
1.191. Functional Models of Cognition. Self-organizing Dynamics and
Semantic Structures in Cognitive Systems I Ed. by A. Carsetty. Dordrecht etc.:
Kluwer Academic Publishers, 2000.- 410 p.
1.192. Galin D. Lateral Specialization and Psychiatric Issues: Speculations on
Development and the Evolution of Consciousness. Evolution and Lateralization of
the Brain II Annals New-York Academy of Science. 1977. Vol. 299. P. 397-411.
1.193. Gazzaniga M. Cognitive Neuroscience: The Biology of the Mind. New-
York; London: Norton & Co., 1998. - 1419 p.
1.194. Gazzaniga M., Le Doux J. E. The Integrated Mind. N.-Y.: Plenum Press,
1978. -239 p.
1.195. Gazzaniga M. Neuronal Platonist II Journal of Consciousness. Vol. 5.
1998. No. 5-6. P. 706-717.
1.196. Gazzaniga M. Right Hemisphere Language Following Brain Bisection:
A 20-Year Perspective II American Psychologist. 1983. Vol. 38. P. 525-536.
1.197. Humphrey N.K. The Social Function of Intellect II Growing Points in
Ethology I Ed. by P. P. G. Bateson, R. A. Hinde. Cambridge; New-York:
Cambridge Univ. Press, 1976. - 548 p.
1.198. Jaynes J. The Origin of Consciousness in the Break-down of the
Bicameral Mind. Boston: Houghton Mifflin Company, 1976. - 467 p.
 196

1.199. Kosslyn S., Pomerantz J. Imagery, Propositions and the Form of Internal
Representation II Readings in Philosophy of Psychology I Ed. by N. Block.
Cambridge: Harvard Univ. Press, 1981 (vol. 2). P. 150-169.
1.200. Lockwood M. The Grain Problem II Objections to Phisicalism. Oxford,
1993. P. 271-291.
1.201. Marbach E. Mental Representation and Consciousness: Towards a
Phenomenological Theory of Representation and Reference. Dordrecht etc.:
Kluwer Academic Publishers, 1993. - 420 p.
1.202. McGinn C. The Subjective View. Secondary Qualities and Indexical
Thoughts. Oxford: Clarendon Press, 1983.-164 p.
1.203. Moravia S. The Enigma of the Mind: The Mind-Body Problem 'in
Contemporary Thought. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1995. - 319 p.
1.204. Nagel T. Brain Bisection and the Unity of Consciousness II Personal
Identity I Ed. by J. Perry. Berkeley: California Univ. Press, 1975. P. 227-245.
1.205. Nagel T. Mortal Questions. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1979. - 213 p.
1.206. Nagel T. Concealment and Exposure and other Essays. New-York:
Oxford Univ. Press, 2002. - 540 p.
1.207. Nebes R. Direct Examination of Cognitive Function in the Right and Left
Hemispheres II Asymmetrical Function of the Brain I Ed. by M. Kinsbourne.
London etc.: Cambridge Univ. Press, 1978. P. 99-141.
1.208. Ornstein R.E. The Psychology of Consciousness. San-Francisco:
Freeman W.H. & Сотр., 1972. - 247 p.
1.209. Perception and Identity. Essays Presented to A. J. Ayer, with his Replies
♦
I Ed. by G. F. Macdonald. Ithaca, New-York: Cornell Univ. Press, 1979. - 358 p.
1.210. Pinker S. The Language Instinct. The New Science of Language and
Mind. London etc.: Penguin Books, 2000. - 494 p.
1.211. Popper K. R., Eccles J. С The Self and its Brain: An Argument for
Interactionism. London etc.: Routledge & Kegan Poul, 1983. - 597 p.
 197

1.212. Pylyshyn Z. Imagery and Artificial Intelligence II Readings in

Philosophy of Psychology I Ed. by N. Block. Cambridge: Harvard Univ. Press,
1981 (vol. 2). P. 170-194.
1.213. Readings in Philosophy of Psychology I Ed. by N. Block. Cambridge:
Harvard Univ. Press, 1980 (vol. 1); 1981 (vol. 2).
1.214. Rey G. Survival II The Identities of Person I Ed. by A. O. Rorty. Berkeley
etc.: University of California Press, 1976. P. 41-61.
1.215. Smart J. J. Sensations and Brain Processes II Philosophical Revew. 1959.
Vol. 67. P. 141-156.
1.216. Sperry R. W. Problems Outstanding in the Evolution of Brain Function.
New-York: American Museum of Natural History, 1964. - 157 p.
1.217. Stone M. H. Dreams, Free Association, and the Non-dominant
Hemisphere: An Integration of Psychoanalytical, Neurophysiological, and
Historical Data II Journal American Academy of Psychoanalisis, 1977. Vol. 2. P.
255-284.
1.218. The Evolution of Consciousness I Ed. by Kishore Gandhi. New-Delhi:
National Publishing House, 1983.
1.219. The Identities of Person I Ed. by A. O. Rorty. Berkeley etc.: University
of California Press, 1976. - 333 p.
1.220. Wuketits F. Functional Realism. II Functional Models of Cognition. Self-
organizing Dynamics and Semantic Structures in Cognitive Systems I Ed. by A.
Carsetty. Dordrecht etc.: Kluwer Academic Publishers, 2000. P. 27-38.
1.221. Zangwill O. L. Consciousness and the Cerebral Hemispheres II
Hemisphere Function in the Human Brain I Ed. by S. J. Diamond and J. G.
Beaumont. London: Elek-Science, 1974. P. 264-278.