ИЗ ФОНДОВ РОССИЙСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ БИБЛИОТЕКИ

Давыдов, Всеволод Викторович

Психофизическая проблема в методологии

когнитивизма

Москва

Российская государственная библиотека

diss.rsl.ru
2006
Давыдов, Всеволод Викторович

Психофизическая проблема в методологии когнитивизма :

[Электронныйресурс]: Дис. ... канд. филос. наук: 09.00.01. -
Петропавловск-Камчатский: РГБ, 2005 (Из фондов
Российской Государственной Библиотеки)

Онтология и теория познания

Текст воспроизводится по экземпляру, находящемуся в
фонде РГБ:

Давыдов, Всеволод Викторович

Психофизическая проблема в методологии

когнитивизма

Петропавловск-Камчатский 2005

Российская государственная библиотека, 2006 (электронный текст)

 У: 06-9 /39
ГОУ ВПО «Камчатский государственный университет»

на правах рукописи

Давыдов Всеволод Викторович

ПСИХОФИЗИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА В МЕТОДОЛОГИИ КОГНИТИВИЗМА

09.00.01 - онтология и теория познания

Диссертация на соискание учёной степени

кандидата философских наук

Научный руководитель
доктор философских наук
Ю.М. Сердюков

Петропавловск- Камчатский - 2005

 2

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ.................................................................................................................3
ГЛАВА 1. КОГНИТИВИЗМ КАК МЕТОДОЛОГИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ
СОЗНАНИЯ..............................................................................................................14
1.1. Понятие «когнитивизм» в современной философии..........................14
1.2. Когнитивно-информационный подход к феномену сознания............26
1.3. Когнитивно-эволюционный подход к феномену сознания.................46
Выводы...................................................................................................75

ГЛАВА 2. ПСИХОФИЗИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА И ФИЛОСОФСКИЕ

АСПЕКТЫ ИССЛЕДОВАЛИЙ СТРУКТУРНОЙ И ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ
ОРГАНИЗАЦИИ МОЗГА ЧЕЛОВЕК........................'.............................................82
1.4. Актуальные аспекты психофизической проблемы в условиях
взаимодействия аналитической философии сознания и когнитивной
нейробиологии.................................................................................................82
1.5. Психофизическая проблема и эмпирические модели
физиологических условий психических феноменов: редукционистская
интерпретация и её критика.........................................................................104
1.6. Психофизическая проблема и эмпирические модели
физиологических условий психических феноменов:
антиредукционистская интерпретация и её критика..................................142
Выводы.................................................................................................163
ЗАКЛЮЧЕНИЕ........................................................................................................170
БИБЛИОГРАФИЯ....................................................................................................181
 з

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность исследования. Психофизическая проблема,

конкретизируемая с разных методологических позиций как проблема
отношения духа и материи, психического и физического, сознания и мозга
(тела), является одной из самых обсуждаемых в современной философии.
Бурно развивающиеся когнитивные науки, эволюционная теория вновь
актуализировали вопросы о возможности построения единой картины мира, о
природе человека и сущности сознания и стимулировали, таким образом,
становление мощного сциентистски ориентированного материалистического
направления в философии сознания.
На первом этапе становления философия «научного материализма»
опиралась на методологию логико-семантического анализа языка,
описывающего психофизическое взаимодействие. Утверждение того, что
сознание есть процесс в мозге, считалось перспективной научной гипотезой.
Философы-физикалисты свою задачу видели в устранении «логических
препятствий для признания правдоподобности этой теории [тождества мозга и
сознания - В.Д.], с тем чтобы при передаче её учёным она могла бы
использоваться для объяснения сознания» * . С 70-х годов, решая
психофизическую проблему, философия расширяет сферу своей компетенции и
опирается, прежде всего, на данные когнитивных наук, которые как будто
убедительно утверждают, что психофизический дуализм невозможен, но при
этом сохраняют дуализм понятий «идеальное» и «материальное», «сознание» и
«мозг» и др., определяя их реальное значение во взаимном отношении друг к
другу2. И натурализация сознания, и указания на его уникальный природный
статус теперь являются аспектами одного научного или философского проекта.

1
Прист С. Теории сознания. М.: Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги, 2000. С. 136.
2
Методология логико-лингвистического анализа по-прежнему остаётся актуальной, но она уже не
связана только с установкой на снятие логических противоречий при описании онтологических
условий психофизического взаимодействия. Анализу подвергается язык эмпирических исследований
сознания.
 4

Холистический характер этого проекта - при сохранении дуализма понятий

-обеспечивается методологиями, которым следуют осуществляющие его
исследователи. Это когнитивно-информационный подход и эволюционная
эпистемология. Данные методологические установки можно определить и как
антиредукционистские, и как редукционистские, поскольку, с одной стороны,
они противопоставляются физикалистскому редукционизму, но с другой
-переводят понятия обыденного языка и метафизические понятия, с помощью
которых представляется субъективная реальность, на язык естественных наук.
Эти понятия пока не имеют единого «нормативного» определения, но уже
задают такую картину мира, которая не поддаётся объяснению на языке
физикалистской онтологии3. Важно заметить, что когнитивистская редукция 4
открывает новые перспективы для философского синтеза: необходимо
определить онтологический статус нередуцируемой информационной
сущности сознания (появление функционализма, эмерджентизма, «теорий
интенциональности сознания»5 в этой связи симптоматично).
Первостепенное значение для решения вопроса об отношении
психического и физического приобретают исследования структурной и
функциональной организации мозга6. Но, несмотря на растущее число работ,
посвященных отношению организации мозга и феноменов сознания,
психофизическая проблема так и не решена, не определены основания для её
решения науками о мозге в союзе с философией. Задача разработки

3
Подобное оправдание редукционизма (его нового, противопоставленного физикалистскому, облика)
см.: Dennett D. С. Darwin's Dangerous Idea. Evolution and the Meanings of Life. London etc.: Penguin
Books, 1995. P. 80-83. О «расширительном материализме», делающем употребление термина
«редукционизм» проблематичным, см.: Марголис Дж. Материализм менее чем адекватными
средствами // Вопросы философии. 2002. № 7. С. 103-104.
4
В результате которой предполагается «связать психофизиологию, анатомию, нейрофармакологию,
генетическую биологию, психолингвистику, компьютерное моделирование в единую картину,
позволяющую детерминистски объяснить и предсказать феномены восприятия, обучения, познания,
памяти, мышления, поведенческой деятельности человека» (Юлина Н.С. Проблема человека в
философии физикализма // Буржуазная философская антропология 20 века. М.: Наука, 1986. С. 137).
5
Термин «теории интенциональности сознания» в ряду традиционных терминов, определяющих
направления в современной философии сознания, использован: Грязнов А.Ф. От переводчика.//
Прист С. Указ. соч. С. 13.
6
Открытие таких принципов его организации, как, к примеру, межполушарная функциональная
асимметрия, как будто бы наглядно демонстрирует тождество, либо корреляцию психического и
физического.
 5

методологии изучения психических явлений в их отношении к структурной и

функциональной организации материи мозга оказалась гораздо сложнее, чем
это казалось на начальных этапах формирования парадигмы когнитивизма.
Существенной трудностью для интеграции философии сознания и наук о
мозге явилось то, что эмпирические свидетельства эффективности
когнитивистской редукции, состоятельности материалистической онтологии на
основе научной картины мира представлены (и в философских, и в
специальных научных исследованиях) с помощью неполного, внутренне
противоречивого языка. Сущности и процессы, которые он заявляет, имеют
сомнительную, с точки зрения традиционного философского словаря, природу.
Экспериментальные исследования заставляют нас считать реальностью
«гомункулуса», «премудрый нейрон», «левополушарное» или
«правополушарное сознание», признавать существование ментальных образов
как «картинок в голове», возможность такого сознательного существа, как
«мозг в ванне» и т. п. Этих онтологических «кентавров», соединяющих в себе
психические и физические свойства, можно рассматривать как результат
отсутствия научной теории психофизического взаимодействия, во-первых, или
некритического смешения двух языков, описывающих физическое и
ментальное, во-вторых . Вторая причина активно обсуждается философами-
аналитиками. Но обоснования редуцируемости ментальных терминов к
физическому языку, как и невозможности перевода терминов одного языка в
термины другого, ими так и не представлено. Объём литературы, где
предпринимаются попытки таких обоснований, настолько велик, что уже не
позволяет как-то продуктивно соотнести между собой положения
редукционистских и антиредукционистских методологий. Актуальной
становится задача критического анализа методологических трудностей

7
Первая причина актуальна для сциентистски ориентированных редукционистов, мыслящих
психофизическое взаимодействие как отношение необходимого тождества. Вторая причина
актуальна для антиредукционистов, которые очень сдержанно относятся к любым попыткам
продвижения субъективности в глубь мозга, либо распространения физических свойств на
ментальные «сущности».
 6 философии сознания в условиях
«когнитивной революции». Её решение, в свою очередь, требует определения
перспектив создания новой онтологии сознания, обеспечивающей
недвусмысленный характер когнитивистских исследований психофизической
проблемы и интерпретации их результатов в процессе натурализации
субъективной реальности. В своей работе' мы рассматриваем
методологические проблемы, возникающие при попытках решить или
интерпретировать психофизическую проблему в условиях «когнитивной
революции».
Степень, разработанности проблемы. Исследования психофизической
проблемы как вопроса об онтологических условиях опыта сознания в
аналитической философии представлены редукционистскими и
антиредукционистскими теориями8. К первым относятся физикализм (Д.
Армстронг, Ю. Т. Плэйс, Д. Смарт, Г. Фейгл) и - условно - элиминативизм (Р.
Рорти, П. Фейерабенд, Пол и Патрисия Чёрчлэнд). Ко вторым - разные формы
функционализма (Н. Блок, Д. Льюис, X. Патнэм; Д. Фодор), эмерджентизм (М1.
Бунге, Д. Марголис), теории «материализма без редукционизма»,
корректирующие классическую концепцию тождества применительно к
отношению психического и физического (Д. Дэвидсон), либо вообще
направленные против её применения к этому отношению, (С. Крипке, Н.
Малкольм), «теории интенциональности сознания» (Д. Деннет, Д. Сёрл) и
другие.
В отечественной философии критическое рассмотрение идей
аналитической философии сознания представлено в работах А.Ф. Грязнова,
Д.И. Дубровского, В.В. Петрова, Н.С. Юлиной9.

8
Обзор направлений в современной философии сознания см.: Прист С. Указ. соч; Moravia S. The
Enigma of the Mind: The Mind-Body Problem in Contemporary Thought. Cambridge: Cambridge Univ.
Press, 1995; Readings in Philosophy of Psychology / Ed. by N. Block. Cambridge: Harvard Univ. Press,
1980 (Vol. 1); Юлина H.C. Тайна сознания: альтернативные стратегии исследования // Вопросы
философии. 2004. № 10. С. 125-136, № 11. С. 150-165.
9
См.: Грязнов А.Ф. Язык и деятельность. М.: Изд-во МГУ, 1991; Дубровский Д.И. Психика и мозг:
результаты и перспективы исследований // Мозг и разум: [Сб. ст.]. М.: Наука, 1994. С. 3-20;
Дубровский Д.И. Проблема духа и тела: возможности решения (В связи со статьёй Т. Нагеля
«Мыслимость невозможного и проблема духа и тела») // Вопросы философии. 2002. № 10. С. 92-108;
Петров В.В. От философии языка к философии сознания // Философия, логика, язык. М.: Прогресс,
 7

ь Оригинальные концепции психофизического взаимодействия даны в

трудах Д.И. Дубровского, А.В. Иванова, А.Г. Спиркина10.
Проблема физиологических условий феноменов сознания, или
специальная психофизиологическая проблема исследуется нейронаукой
(термин введён в конце 60-х годов 20 века Ф. Шмиттом). Философские аспекты
исследований организации мозга11 представлены в работах П.К. Анохина, Н.П.
Бехтеревой, A.M. Иваницкого, А.Я. Лурии, П.К. Симонова, М. Газзаниги, X.
Дельгадо, Ф. Крика, Э. Кэндела, У. МакКаллоха, У. Пенфилда, Р. Сперри, Г.
Хакена, Д. Хебба, Д. Хьюбела, Ч. Шеррингтона, Д. Экклза и др.
Отношение структурных и функциональных единиц мозга к
целостностям психического опыта, определённым когнициям и феноменам
(*
сознания рассматривается, в частности, в исследованиях межполушарной
функциональной асимметрии мозга. Они не претендуют на философские
обобщения и не имеют непосредственной цели решить психофизическую
проблему. Но для интерпретации и учёта их результатов необходимо
определение отношения психического и его физиологических условий. В
работах нейропсихологов и нейрофизиологов это делается путём указания на
факторы, от которых зависит наличие и качество психического опыта в связи с
активностью структурных и функциональных единиц мозга. Так в работах О.С.
Адрианова, В. Л. Бианки, Л.Р. Зенкова в качестве такого фактора
рассматривается дифференцированность материи мозга. Внутриполушарныа и

1987. С. 3-18; Юлина Н.С. Головоломки проблемы сознания: концепция Дэниела

Деннета. М.: Канон+, 2004; Юлина Н.С. Проблема человека в философии физикализма
// Буржуазная философская антропология 20 века. С. 133-160.
10
Дубровский Д.И. Проблема идеального. Субъективная реальность. М.: Канон+, 2002;
Иванов А.В.
Сознание и мышление. М.: Изд-во МГУ, 1994; Спиркин А.Г. Сознание и
самосознание. М.:
Политиздат, 1972.
11
Или актуализация онтологического измерения при специальных исследованиях
психофизического
взаимодействия (См., например: Анохин П.К. Философские аспекты теории
функциональной
системы. М.: Наука, 1978; Бехтерева Н.П. О мозге человека: последняя декада 20
века о мозге
человека. СПб.: Нотабене, 1997; Брагина Н.Н., Доброхотова Т.А. Проблема «мозг-
сознание» в свете
современных представлений о функциональной асимметрии мозга // Мозг и разум:
[Сб. ст.]. М.:
Наука, ent for Interactionism. London etc.:
1994. Routledge & Kegan Poul, 1983).
С. 45-
55;
Мозг:
[Сб.
ст.].
М.:
Мир,
1984;
Хакен
Г.
Принц
ипы
работы
головн
ого
мозга:
Синерг
етичес
кий
подход
к
активн
ости
мозга,
поведе
нию и
когнит
ивной
деятел
ьности
. М.:
Per se,
2001;
Gazzan
iga
Cogniti
ve
Neuros
cience:
The
Biolog
y of the
Mind.
New-
York;
London
:
Norton
& Co.,
1998;
Popper
K. R.,
Eccles
J. С
The
Self
and Its
Brain:
An
Argum
 межполушарные взаимодействия (разных типов) представляют собой
%
динамические паттерны, отвечающие за психические феномены. Н.Н. Брагина
и Т.А. Доброхотова считают, что для определения психофизического
взаимодействия необходимо иметь в виду фактор асимметрии
латерализованных физиологических и психических функций. Понимание
психического как когнитивного предполагает актуализацию в
нейроисследованиях многих факторов - от генетического, до фактора
экспериментальных условий' выявления когниции. Их комплексное
рассмотрение в рамках когнитивной нейробиологии и нейропсихологии
представлено трудами Э.А. Костандова, В.М. Мосидзе, А.А. Невской, Е.Д.
Хомской, М. Газзаниги, Г. Дейча, М. Кинсборна, Д. МакКея, Р. Небиса, С.
Спрингер и др. Исследование проблемы отношения сознания к сложнейшей
структурной и функциональной организации мозга, динамике определяющих её
факторов дано в работах B.C. Ротенберга, О. Зангвилла, Д. Орнстейна, Р.
Пуччетти, Р. Сперри, Д. Экклза.
Важной стороной проекта натурализации сознания является его
рассмотрение в отношении к телу (мозгу) в эволюционной перспективе., Ч.
Дарвин и Г. Спенсер определили сознание (разум) человека как результат
адаптации древних гоминид к окружающей среде: психика, самосознание,
альтруистические эмоции, мораль формируются благодаря механизмам
естественного отбора и свойственны как животным, так и человеку. К. Лоренц
натурализовал «врождённое знание» или априорные эпистемологические
формы познавательной деятельности человека как внутренние «шаблоны»
опыта, «репрезентации» свойств среды, формирующиеся в процессе адаптации
и изменяющиеся (подобно фенотипическим признакам). Натурализация
когнитивного опыта человека в процессах фило-, онтогенеза осуществлена в
работах Ф. Вукетича, Ж. Пиаже, Р. Ридля. Д. Кэмпбелл предложил
распространить эволюционные законы на процесс человеческого познания
вообще и, соответственно, на культурно-историческое становление
 9 і

человеческого духа. В отечественной философии обобщением и развитием

идей эволюционной эпистемологии занимается И.П. Меркулов.
Связь сознания и мозга с точки зрения когнитивных наук представлена
исследованиями Н. Винера, С. Косслина, Ч. Ламсдена, 3. Пилишина, С.
Пинкера, Э. Рош, А. Тьюринга, Э. Уилсона, Н. Хамфри, Н. Хомского и др 12.
Собственно когнитивный подход к психофизической проблеме заключается; во-
первых, в рассмотрении мозга человека как своеобразного вычислительно-
репрезентативного «устройства», аналогичного сложной системе с
отрицательной обратной связью, либо сложной программе компьютера (Н.
Винер, А. Тьюринг). Во-вторых, когнитивистика пытается натурализовать
сознание как ментальные образы, репрезентирующие объективный мир в
субъективной реальности. Эти образы могут определяться как логические,
закреплённые в языке пропозиции (3. Пилишин), как образы восприятия и
сформированные на их основе образы представления (С, Косслин, Э. Рош). В
обоих случаях психологами рассматривается когнитивный формат ментальных
репрезентаций и обеспеченная им возможность единого потока субъективного
опыта. Кроме того, их интересует и нейрофизиологический аспект проблемы
ментальных образов - как они представлены в структурной и функциональной
организации мозга. Лингвист С. Пинкер рассматривает происхождение языка и
сознания в качестве результата эволюционного развития способности
организмов к информационному контролю внешней среды. Н. Хомский
рассматривает языковые когниции человека в семантическом аспекте и
приходит к утверждению того, что ментальное должно быть необходимо
связано с организацией его субстрата - мозга. Третьим направлением

12
Этот пласт литературы, к сожалению, в малой степени адаптирован для российского читателя
(исключение составляют работы Н. Винера и Н. Хомского). В числе репрезентативных работ и работ
обобщающего характера укажем: Меркулов И.П. Эпистемология (когнитивно-эволюционный
подход). Т. 1. СПб.: РХГИ, 2003; Максимов Л.В. Когнитивизм как парадигма гуманитарно-
философской мысли. М.: РОССПЭН, 2003; Эволюция, культура, познание. М.': ИФ РАН, 1996;
Краткий словарь когнитивных терминов / Под общ. Ред. Е.С. Кубряковой. М.: Филолог. Ф-т МГУ им.
М.В. Ломоносова, 1996; Баксанский О.Е. Система когнитивных наук // Системный подход в
современной науке. М.: Прогресс-Традиция, 2004. С. 276-309.
 10

когнитивистики являются психогенетические исследования, которые, в свою

очередь, стимулируют развитие гуманитаристики. Так в работах социобиологов
Ч. Ламсдена и Э. Уилсона сознание как уникальный социоприродный феномен
определяется в отношении генетического фактора. Это открывает широкую
перспективу для осуществления проекта натурализации сознания (вплоть до его
интенциональных установок и некоторых «идей»).
Объект исследования: психофизическая проблема.
Предмет исследования: психофизическая проблема в методологии
когнитивизма.
Цель исследования: определить перспективы когнитивистской натурализации
сознания.
Для достижения данной цели необходимо решить следующие задачи:
-1 определить сущность когнитивизма как методологической установки в
философии сознания;
-2 рассмотреть подходы к решению психофизической проблемы в
исследованиях информационной и функциональной организации
когнитивной системы человека;
-3 рассмотреть подходы к решению психофизической проблемы в
исследованиях эволюционного становления когнитивной системы человека;
-4 определить сущность методологических трудностей аналитической
философии сознания в условиях интенсивных исследований различных
аспектов психофизической проблемы, предпринятых когнитивными
науками;
-5 рассмотреть подходы к решению психофизической проблемы
редукционистской философией, учитывающей результаты специальных
исследований структурной и функциональной организации мозга человека
(в частности, межполушарной асимметрии мозга);
-6 рассмотреть подходы к решению психофизической проблемы
антиредукционистской философией, учитывающей результаты специальных
 11

исследований структурной- и функциональной организации мозга человека

%
(в частности, межполушарной асимметрии мозга). Методология
исследования основывается на принципах аналитической философии
сознания. Путём логико-семантического анализа мы определяем нормативные
аспекты существующих обоснований постановки и решения психофизической
проблемы. В работе также используются общелогические методы и приемы
исследования, а именно - анализ, синтез, систематизация, сравнительно-
исторический метод. Научная новизна исследования заключается в
следующем:
-7 дан критический анализ методологических оснований постановки-и
решения психофизической проблемы, в контексте парадигмы когнитивизма;
-8 выявлены проблемные моменты натурализации сознания сциентистски
ориентированной философией;
-9 рассмотрено отношение установленных современной
философией сознания вариантов онтологических условий субъективной
реальности к актуальным интерпретациям результатов
исследований психофизического взаимодействия в
рамках когнитивной нейробиологии, представляющим условия
психофизиологических феноменов;
-10 указаны пути осмысления- философией сознания эмпирических
свидетельств корреляции или тождества психических феноменов и
активности физиологических единиц мозга.
Положения, выносимые на защиту :
1.7. Когнитивные науки пока не в состоянии корректно поставить ИІ решить
психофизическую проблему. Концепция сознания, заявленная когнитивистами,
не может служить основанием для холистического исследования» субъективной
реальности в рамках проекта её натурализации. Причиной этому является
методологическое несовершенство когнитивно-информационного и
когнитивно-эволюционного подходов к феномену сознания.
1.8. Для решения психофизической проблемы требуется корректировка
методологических установок материалистических направлений в
 12

аналитической философии сознания. Исследования структурной и

функциональной организации мозга человека (в частности, межполушарной
функциональной асимметрии мозга) свидетельствуют о необходимости
пересмотра логико-лингвистических оснований для представления
редуктивных или нередуктивных отношений сознания и мозга. Существующие
сегодня описания психофизического взаимодействия необходимо поставить в
подчинённое отношение к эмпирическим свидетельствам того, что
онтологический дуализм в том виде, в каком он фиксируется, опровергается
или снимается в языке философии сознания, вообще не реален.
1.9. Разрабатываемая различными направлениями аналитической философии
проблема онтологических условий сознания не имеет прямой связи с
методологическими трудностями когнитивных наук, стремящихся к
теоретическому осмыслению эмпирически доступных условий
психофизического взаимодействия. Это препятствует ожидаемому в условиях
«когнитивной революции» союзу наук о мозге и философии сознания.
1.10. Одним из перспективных направлений решения психофизической
проблемы является изучение специализированных подсистем и модулей мозга,
для представления которых необходимо приписывание им субъективности.
Выделение таких структур и модулей не позволяет приписывать целостность
опыта сознания только субъекту, также как и не позволяет редуцировать
сознание субъекта только к чисто физиологическим структурам. Решение
психофизической проблемы, с одной стороны, связано с возможностью
приписывания субъективности функциональным системам, которая, согласно
Д. Деннету, ничем, кроме языковых границ интенциональных установок
человека, не может быть ограничена. С другой стороны, она решается в
специальных исследованиях путём продвижения субъективности в глубь мозга
(в формулировке Т. Нагеля). В обоих случаях когнитивистское решение
психофизической проблемы требует нейтрального, с точки зрения
психофизического дуализма, языка, избавляющего философию от бесплодных
попыток редукции психического к физическому или разграничения этих сфер.
 13

Теоретическая и практическая значимость исследования заключается в

обосновании стратегии исследования отношения сознания и мозга в условиях
«когнитивной революции». Материалы диссертации могут быть востребованы
в работах, посвященных критическому анализу решения психофизической
проблемы в когнитивных науках и аналитической философии сознания.
Результаты исследования могут быть использованы в преподавании курса
философии в разделе «Философские проблемы сознания» и при изучении
истории европейской философии XX века. Кроме того, материалы диссертации
могут быть включены в содержание специальных курсов («Философия
психологии», «Эволюционная эпистемология», «Философские теории
сознания», «Когнитивные науки»).
Апробация работы. Основные положения и выводы автора изложены в его
публикациях. Результаты исследования получили отражение в выступлениях на
научных конференциях: 1) научно-теоретическая конференция «Актуальные
проблемы познавательной активности субъекта» (Петропавловск-Камчатский,
2002 год); 2) ежегодные научно-теоретические конференции «Смысловое
пространство текста» (Петропавловск-Камчатский, 2003, 2004 год). Положения
и выводы диссертации были отражены в лекционных курсах по философии,
прочитанных автором в Камчатском государственном университете в 2001
-2005 годах.
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, двух глав,
разделенных на параграфы, заключения и библиографии, содержащей
литературу на русском и английском языках. В конце каждой главы приводятся
выводы, в которых резюмируются основные результаты проделанной работы.
 14

Глава 1 КОГНИТИВИЗМ КАК

МЕТОДОЛОГИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ
СОЗНАНИЯ

1. 1. Понятие «когнитивизм» в современной философии

Пытаясь определить феномен сознания независимо от субъективного

фактора его данности как опыта, философия «научного материализма»
выдвигала на первый план специальные исследования' объективных
когнитивных структур и функций субъекта. Таким образом сознание без
привлечения метафизических понятий и спекуляций гуманитаристики должно
было определяться в сущности как уникальная составляющая Природы. Этот
проект получил название «натурализация сознания». Мы' рассмотрим два
варианта его конкретизации: когнитивно-информационный и когнитивно-
эволюционный подходы в рамках общего проекта решения психофизической
проблемы путём натурализации сознания. Данное разделение производится» на
основании того, что сознание может быть натурализировано как эмерджентное
свойство материи мозга, во-первых, и как функциональное состояние сложной
биологической системы, во-вторых. В одном случае обосновывается
принципиальная возмоэюностъ рассмотрения феномена сознания как результата
13
психофизического взаимодействия , определяется онтологический статус
сознания, а в другом - необходимость феномена сознания в процессе
естественного развития более примитивных форм до-психического и
психического отражения мира, определяется его гносеологический статус14. В
13
Слово «взаимодействие» здесь употребляется, скорее, как дань традиции: эмерджентный подход к
сознанию не предполагает рассмотрения отношения сознания к мозгу в принципе интеракции двух
субстанций.
14
Ср.: И.П. Меркулов как направления в рамках натуралистической эпистемологии выделяет
эволюционную и компьютерную эпистемологии. Первая «своим возникновением
обязана...достижениям эволюционной биологии и широко применяет модели естественного отбора
для объяснения эволюции когнитивной системы лшвых существ и развития знания», а вторая «для
решения эпистемологических проблем ...привлекает различные модели переработки информации»
(Меркулов И.П. Указ. соч. С. 9).
 15

обоих случаях осуществление задачи натурализации сознания зависит от

успешной интеграции философии и когнитивных наук.
Реакция философов на вызов науки оказалась неоднозначной. Для одних
«полученные в науке результаты отбросили философскую рефлексию в разряд
поэтикоспекулятивных наивностей и анахронизмов»15. Для других «научные
успехи обнаружили новые срезы и аспекты, для анализа которых иных, чем
философских, инструментов не придумано»16. Но и в том, и в другом случае мы
видим признание исключительной важности специальных исследований
отношения сознания к мозгу. Философия сознания - это очевидно - не может
сегодня состояться без тесного союза с когнитивными науками (или без
определения иного варианта взаимодействия с ними). Но как этот союз будет
выглядеть? И, вообще, возможен ли он? Для ответа на эти вопросы необходимо
определить гносеологические, онтологические и методологические основания
постановки и решения психофизической проблемы.
Гносеологической установкой первой позиции «является
противопоставление картины мира, рисуемой на языке науки, картине мира,
рисуемой на обычном языке здравого смысла (и традиционной философии)» .
Вторая позиция опирается на утверждения очевидной ограниченности
1R

физического языка в исследованиях сознания и требования выработки языка

науки, который не раскалывал бы мир на «материю» и «дух», то есть
преодолевал «естественную гносеологическую установку»19. В онтологическом
отношении первая позиция может быть рассмотрена как «физикалистский
монизм («всё есть физическое») и физикалистский детерминизм («всё
подчинено физическим законам»)» , а вторая - как, условно говоря, монизм
когнитивистский. Последний предполагает, что информационные процессы и

15
Юлина Н.С. Очерки по философии в США. 20 век. М.: Эдиториал УРСС, 1999. С. 181.
16
Там же.
17
Там же. С. 184.
18
См., например, указанную выше статью Джозефа Марголиса.
19
См., например: Нагель Т. Мыслимость невозможного и проблема духа и тела // Вопросы
философии. 2001. № 8. С. 101-113.
20
Юлина Н.С. Очерки по философии в США. 20 век. С. 184.
 16

функциональные отношения в Природе имеют универсальный характер21. В

методологическом отношении первая из указанных выше позиций является по
преимуществу редукционистской, то есть предполагает, что феномен сознания
может быть исследован в сущности методами когнитивных наук, а вторая- по
преимуществу антиредукционистской, то есть ограничивает эффективность
методов специальных исследований в отношении натурализации некоторых
свойств сознания. Антиредукционистская методологическая установка
сложилась как альтернатива методологии «сильного» варианта материализма,
или физикализма, и основывается, прежде всего, на положении
когнитивистики о нередуцируемой информационной сущности сознания.
Когнитивизм сегодня вытеснил редукционистскую методологию
физикализма24 и является основной, объединяющей многие направления
специальных исследований сознания, парадигмой, в рамках которой решается
психофизическая проблема.
Оптимизм, связанный с когнитивистским утверждением
онтологического, гносеологического и методологического обоснования
решения психофизической проблемы, которое преодолевает физикализм,
репрессивный по отношению к любым' нефизическим понятиям" (языкам)^
сциентизм и редукционизм, как кажется, оправдан. Когнитивные науки активно
завоёвывают предметное поле, традиционно осваиваемое философией. А с
другой стороны, по мнению Д.И. Дубровского, современная философия, решая

Интерпретация феномена сознания как «эмерджентного свойства когнитивной системы (мозга), как
своего рода управляющего логического устройства, которое не эквивалентно её физическим
свойствам, её физиологическому устройству и не может быть редуцировано к протекающим в мозге
материальным процессам более низкого уровня - физико-химическим, нейрофизиологическим и т.
д.», ведёт к следующему онтологическому тезису. «Информационная сущность сознания означает,
что мы с нашими органами чувств, с нашей когнитивной системой и высшими когнитивными
функциями принадлежим природному миру, что мы включены в его структуры» (Меркулов И.П.
Указ. соч. С. 166, 169).
22
Понятие «когнитивистика» мы используем как синоним понятия «когнитивные науки».
23
Понятие «когнитивизм» означает методологическую установку как естественных наук,
натурализирующих сознание, так и гуманитарных исследований сознания, активно использующих
данные когнитивных наук.
24
В этом смысле когнитивизм можно.рассматривать как антиредукционистскую методологическую
установку. Но его критики имеют основания говорить о том, что философия здесь имеет дело с
новым обликом редукционизма.
 17

проблему отношения субъективной реальности к мозгу, «должна опираться ...

на новейшие достижения науки, прежде всего психологии, нейрофизиологии и
в особенности тех областей знания, предметом которых служат
информационные процессы, компьютерная технология, кибернетические
устройства, теоретические вопросы функционирования самоорганизующихся
систем»25.
Тем не менее, представление перспектив- союза философии сознания и
когнитивных наук связано с рядом трудностей. Они определены тем, что
«когнитивистская редукция» онтологической оппозиции материя-дух (мозг-
сознание) к понятию «информация» (которое будто бы имеет более ясный
онтологический статус, чем «материя» и «дух», заявленные в веками не
дающемся умам метафизиков принципе интеракционизма) выглядит довольно
обще и не всегда убедительно. То же можно сказать и о попытках
когнитивистов «снять» гносеологическую оппозицию языков науки и
философии за счёт натурализации феноменологии сознания как
функциональных состояний мозга (или - шире - всего организма). То же можно
сказать и о попытках «снять» методологическую оппозицию специальных
эмпирических методов- и рефлексивных, интроспективных, спекулятивных, в
общем, методов так называемой «традиционной философии» за счёт
«заманчивой перспективы объяснить мыслительные процессы через «правила
преобразования- мысленных представлений» (аналогичные
трансформационным правилам в первых версиях генеративной грамматики)»26.
Рассмотрим некоторые проблемные аспекты «когнитивистской редукции».

Дубровский Д.И. Проблема идеального. Субъективная реальность. С. 243. 26 «Основанная на

подобных соображениях когнитивистская методика близка по духу деятельности лингвиста, когда тот,
интерпретируя текст, анализирует причины правильности и осмысленности предложений (на основе
опроса информантов и/или интроспективно) и прибегает к гипотетико-дедуктивным построениям.
Исследование того, как человек оперирует символами, осмысляя и мир, и себя в мире, объединяет
лингвистику с другими дисциплинами, интерпретативным путем изучающими человека и общество...
«Когнитивная революция» была одним из проявлений общей тенденции к интерпретативному
подходу в различных дисциплинах. Это стремление выявить механизмы интерпретации человеком
мира и себя в мире, особенно ярко выраженное в лингвистическом «интерпретационизме»
(«интерпретирующая семантика»), в философской и юридической герменевтике, в
литературоведческих теориях читателя (reader criticism). Однако
 18

В одном из последних отечественных исследований когнитивистской

парадигмы отмечено, что в «специальной литературе» «когнитивное
ассоциируется чаще всего с рациональным (в широком смысле этого слова) и
обозначает либо соответствующий объект исследования (т. е. рациональную
часть сознания, духа, психики), либо соответствующий подход к исследованию
сознания (т. е. применяемые когнитивными науками формальные,
структуральные, функциональные и другие «рациональные» методы
познания)» . А «слово «когнитивизм» употребляется как название и вместе с
тем как характеристика (обычно - негативная) тех концепций, в которых
преувеличивается роль и место «когнитивной» (фактически<же - рациональной)
составляющей духа, и тех подходов, в рамках которых абсолютизируются
«когнитивные» (рационально-научные) методы исследования сознания» 28 .
Определяя когнитивизм как парадигму современной гуманитаристики, можно
заметить, что здесь эта методология проявляется в использовании
эпистемологических понятий (истина, эмпирия, теория, доказательство и т. д.)
для постановки и решения ценностных (этических, эстетических,
прагматических и др.) проблем. Заявленный в таком виде когнитивизм оказал
большое влияние на современные гуманитарные исследования. ХОТЯІ актуальна
и общая критическая установка, связанная, прежде всего, с нечёткостью
определений этого понятия и его отношения к традиционному словарю
философии (есть и принципиально негативные оценки со стороны
«нонкогнитивизма»). Проблемы, возникающие при употреблении термина
«когнитивизм», связывают, в частности, с тем, «что этим именем одновременно
называются» и «программа исследований человеческого «мыслительного
механизма», и «стиль наблюдений над явлениями ментальной природы человека
(в этом когнитивизм близок феноменологии)», и «исходная гипотеза о том, что
субъект - источник, инициатор своих действий», и «демаркация

когнитивизм меньше по объему этого интерпретационизма, не исчерпывает его» (Демьянков В.З.

Указ. соч. С. 19-20).
27
Максимов Л.В. Указ. соч. С. 4.
28
Там же.
 19

области исследования, когда когниции - восприятие, языковая деятельность,

память, представления - противопоставляются аффектам, не входящим, тем
самым, в число первичных объектов исследования» . В каком значении
когнитивистскую методологическую установку должна с пользой для себя
востребовать философия - вопрос открытый. Не ясно, какой из представленных
выше вариантов определения- когнитивизма может быть взят на вооружение
философией для успешного осуществления проекта натурализации сознания.
Что даст возможность понять природу сознания: изучение «мыслительного
механизма» или «когниции», или субъекта, производящего «исчисление»
ментальных образов, или объективной представленности ментальных образов в
когнитивной системе субъекта? Очевидно, что попытка прямо объявить
безусловную ценность для философии любой когнитивистской гипотезы или
эмпирической модели обернётся невообразимой путаницей. Когнитивистика
сегодня представляет отнюдь не согласованную и совсем не полную картину
натурализованного сознания. И когда философы спорят о природе ментальных
образов, о врождённых синтаксических структурах и семантических
пропозициях, о бессознательном и прочих актуальных проблемах, которые надо
решить для прояснения природы сознания, ясно видно, что острота споров не в
последнюю очередь зависит от противоречивости и пробелов когнитивистской
интерпретации феномена человека. Показательно, что параллельно с широко
используемым понятием «когнитивные науки» существует термин
«когнитивная наука». «Когнитивная наука - это наука о знании и познании, о
результатах восприятия мира и предметно-познавательной деятельности людей,
накопленных в виде осмысленных и приведённых в определённую систему
данных, которые каким-то образом репрезентированы нашему сознанию и
in

составляют основу ментальных, или когнитивных процессов» . Заметим, что

"X1

данное определение (и все его возможные уточнения ) строятся на основе

29
Демьянков В.З. Указ. соч. С. 17.
30
Кубрякова Е.С. Указ. соч. С. 34.
31
Когнитивная наука - это «наука о системах репрезентаций знаний и обработке информации,
приходящей к человеку по разным каналам». Когнитивная наука - это «наука об общих принципах,
управляющих ментальными процессами в человеческом мозгу, а такие принципы сложились и
 20

положения, согласно которому термин «когнитивная наука» был введён,

«чтобы назвать так определённый круг научных дисциплин, объединившихся
для совместного изучения процессов, связанных с получением и обработкой,
хранением и использованием, организацией и накоплением структур знания, а
также с формированием этих структур в мозгу человека»32. Видно, что, с
учётом этого положения, провести грань между обобщающим понятием
«когнитивные науки» и специальным термином «когнитивная наука»
становится сложно. Показательно, повторим, стремление конкретизировать
когнитивистский проект, заявить его генеральное направление. Но всё-таки
пока это сделать сложно: слишком широка перспектива, открытая
эмпирическими исследованиями когнитивной системы человека, слишком
много аспектов имеет философское рассмотрение феномена «человек» для
того, чтобы определить необходимое или продуктивное для философского
синтеза взаимное отношение когнитивных наук и философии сознания.
В самом общем смысле в философии сознания термин «когнитивизм»
можно использовать для обозначения «концепций, редуцирующих сознание к
знанию, то есть трактующих все компоненты сознания (включая и ценностно-
интенциональные) как когнитивные феномены» . Когнитивизм здесь - это
методологический принцип, согласно которому сознание (дух, психика) в
целом и во всех своих проявлениях (включая и такие духовные феномены, как
цели, идеалы, интересы, эмоции и пр.), может быть целиком сведено к знанию и
познанию. В данном смысле это редукционистский принцип (хотя он в
сущности противопоставляется физикалистскому редукционизму). Знание в
этом контексте следует понимать как осведомлённость субъекта о состоянии
внешней среды и о собственных когнициях в отношении к ней. Причём
осведомлённость не должна обязательно носить сознательный характер: каждое
состояние организма в среде когнитивно (организм всегда осведомлён о своём

действуют потому, что и устройство мира подчиняется неким общим законам; не исключено, что
законы мышления - это тоже, в конечном счёте, законы, аналогичные законам механики» (Там же).
32
Там же.
33
Максимов Л.В. Указ. соч. С. 5.
 21

состоянии в среде), и только часть состояний доступна субъекту как особая

когниция - знание о собственном знании. Дальнейшее употребление понятия
«когниция» требует разъяснения.
Ключевая для когнитивных наук и современной аналитической
философии категория «cognition» в зависимости от контекста на русский язык
переводится как «знание», «познание», «познавательная способность». Перевод
не позволяет сохранить заложенной в данной категории возможности
соотнесения с ней главным образом объективных сторон знания и объективных
составляющих познавательного процесса. В то же время для отечественной
философии традиционно чёткое разделение сознания (познания) как
отражения (процесса отражения) внешнего мира и сознания как выражения
отношения к реалиям внешнего мира, которое, строго говоря, не может быть
рассмотрено в одном ряду с логико-понятийным и телесно-перцептивным
34
«отражением» мира . Для общего определения класса когнитивных
феноменов, противопоставленных таким некогнитивным феноменам, как
переживания, аффекты, эмоции, стремления, верования, намерения, интересы,
цели и пр., используется специальный термин - «когниция»35. Кроме этого,
заметим, что в этом термине заложена возможность рассматривать активно
познавательный компонент сознания и в аспекте его объективной данности
субъекту (в качестве чувственного образа, понятия, символа), и в аспекте его
субъективной (непосредственно переживаемой в качестве опыта)
направленности на объекты внешнего мира. Это позволяет избегать
неоправданной при философском исследовании феномена сознания (даже
когнитивистском) редукции его либо преимущественно к структурной
(информационной), либо преимущественно к функциональной (пока
достаточно произвольно актуализируемой в отношении множества, главным
образом, психологических факторов) организации когнитивной системы

См.: Иванов А.В. Сознание и мышление. М.: Изд-во МГУ, 1994. 35 К примеру: «Интенция - это
выражение чистой, первичной субъективности, - в отличие от когниции, которая есть субъективный
дубликат (образ, коррелят) объективного» (Максимов Л.В. Указ. соч. С. 99-100).
 22

человека . Отмечено, что, «приняв термин «когниция» в качестве ключевого»,

когнитивизм «обрек себя на обвинения в перепевах в новых терминах того, что
давно известно. Ведь когниция, познание, разум, intelligentia были предметом
рассуждений с незапамятных времен»37. Тем не менее, сегодня этот предмет,
видимо, нуждается в специальном' определении. Прежде всего постольку,
поскольку появились новые методы его исследования. Методы как
специальные, так и интерпретативные, эвристические, используемые
философами. В отношении последнего можно заметить, что «внешне...
когнитивисты отличаются от предшественников очень широким
использованием информационно-поисковых метафор и образов», что позволяет
определять когницию как «процедуры, связанные с приобретением,
использованием, хранением, передачей и выработкой знаний»38 (или как
«процессы так или иначе связанные со знанием и информацией»39).
Определяя сознание как знание, как когницию философия как будто
наконец будет объективна в отношении своего предмета. «Когнитивизм
-взгляд, согласно которому человек должен изучаться как система переработки
информации, а поведение человека должно описываться и объясняться в
терминах внутренних состояний человека. Эти состояния физически
проявлены, наблюдаемы' и интерпретируются как получение, переработка,
хранение, а затем и мобилизация информации для рационального решения
разумно формулируемых задач»40. Натурализируя сознание, когнитивисты
определяют его «как принципиально новое системное свойство, возникающее в
результате самоорганизации нейронных сетей и когнитивной системы в

Ср.: «Трудности заключаются...не только в том, что «когнитивный» может означать и

«интеллектуальный» и «ментальный» и «рассудочный» в противовес эмоциональному, а также,
конечно, «относящийся к постижению мира умом человека», но и в том, что cognition может, как
любое отглагольное имя, называть как процесс достижения знаний - познание, - так и его результат
-само знание. Не случайно поэтому, что наряду с этими привычными русскими терминами при
характеристике КН [когнитивной науки] приходится использовать и кальку, термин «когниция»
(КубряковаЕ.С. Указ. соч. С. 35).
37
Демьянков В.З. Указ. соч. С. 17.
38
Там же.
39
Кубрякова Е.С. Указ. соч. С. 35. 40
Демьянков В.З. Указ. соч. С. 17.
 23

целом» . Таким образом, когнитивное не сводится к субъективно-

рациональному, то есть методологически1 преодолевается интроспективный
ментализм (при сохранении общей менталистской установки, согласно которой
существуют внутренние - ментальные - процессы, отвечающие за
феноменологию сознания). Отличая одно от другого, мы получаем
возможность говорить о когнитивных структурах как об информационных
структурах. В отечественной философии информационный подход к решению
психофизической проблемы реализован в работах Д.И. Дубровского42. С 70-х
годов 20 века представление об информационном обеспечении феноменов
сознания, доступных в субъективном переживании, становится всеобщим. Его
придерживаются психологи-когнитивисты (С. Косслин, 3. Пилишин). На
разных основаниях, преодолевая физикалистские интерпретации феномена
субъективного сознания, его разрабатывают философы-когнитивисты (Д.
Фодор, Д. Деннет, П. Чёрчленд). Его принимают во внимание философы-
феноменологи (К. МакГинн, Э. Марбах). Информационный подход к сознанию
исключает понимание допсихических процессов как субъективных и
рациоморфных (то есть не позволяет говорить о сознательности допсихичесісих
процессов), с одной стороны, и даёт возможность ввести в философию
сознания и психологию формы психической активности и формы познания,
находящиеся за пределами субъективности и разума, с другой. Можно сказать,
что различение когнитивного и субъективно-рационального позволяет
определить должный объективный статус допсихических процессов в
отношении субъективных психических феноменов и субъективной данности
когниций. Субъективный опыт сознания, таким образом, перестаёт быть
загадкой. Он основан на объективно определённых когнициях. Впрочем, и сам

Меркулов И.П. Указ. соч. С. 28. 42 Дубровский Д.И. Психические явления и мозг:
Философский анализ проблемы в связи с некоторыми актуальными задачами нейрофизиологии,
психологии и кибернетики. М.: Наука, 1971; Дубровский Д.И. Информационный подход к проблеме
бессознательного // Бессознательное: The Unconscious: Природа, функции, методы исследования [В
4-х тт.]. Тбилиси: Мецниереба, 1978-1985. Т. 3. С. 68-78; Дубровский Д.И. Проблема духа и тела:
возможности и решения (В связи со статьёй Т. Нагеля «Мыслимость невозможного и проблема духа и
тела») // Вопросы философии. 2002. № 10. С. 92-108.
 24

характер его данности субъекту, уникальное качество этого опыта

представители когнитивно-информационного подхода к проблеме сознания
пытаются объективизировать как особую когницию.
Опосредованное субъективно сознание (как мышление, разум) в числе
специализированных когнитивных систем организма человека, отвечающих за
непосредственное восприятие, память, внимание, имеет исключительное
значение. Как специализированная система оно возникает над уже
сформированными системами, имеющими собственно адаптационный
характер. Последние не могут быть представлены как субъективные, но при
этом будут, безусловно, являться «подсистемами» сознания. Рефлексивное
сознание координирует, связывает работу множества систем в
«индивидуальную историю» субъективности. Сама по себе эта координация (а
затем - управление) невозможна без обеспечения её специальным кодом43. С
формированием нейронной организации доступа субъекта к этому коду
специализированная система, отличающая человека от других организмов, и
становится таковой. Доступ к этому коду субъекта, по-видимому,
опосредствован вербальным языком. «Язык есть типичная кодовая система, в
которой постоянно реализуются процессы шифровки и дешифровки
44
практически всей доступной нам информации» . До того она
(специализированная система) представляет собой своеобразный естественный
«прототип» сознания и определяется некой, базовой способностью, имеющей
собственно адаптационный характер. Можно сказать, что когнитивисты
предполагают на начальном этапе формирования когнитивной системы
человека «протосознание» как форму осведомлённости о текущем1 опыте (в
этом смысле оно доступно и животным). Она может быть связана с
эмоциональной стороной- опыта, со способностью существа быть
аффектированным определёнными обстоятельствами или «вызовом» среды,

43
См.: Дубровский Д.И. Психика и мозг: результаты и перспективы исследований // Мозг и разум:
[Сб. ст.]. М.: Наука, 1994. С. 14-15; Бехтерева Н.П. О мозге человека: последняя декада 20 века о
мозге человека. СПб.: Нотабене, 1997. С. 25-26.
44
Дубровский Д.И. Проблема идеального. Субъективная реальность. С. 269.
 25

постоянно предпринимать «усилия связывать в единое когерентное целое

разнообразную активность тысяч специализированных систем» и,
соответственно, - формировать определённую эффективную поведенческую
реакцию45. Она может связываться со способностью «соотношения возникшего
ощущения или образа к знанию, к образам известных (имеющихся в памяти)
явлений, то есть «соображения», сопровождающегося выражением результата
«соображения» в виде реакции (мыслительной, двигательной, эмоциональной,
рецепторной и др.)» . И та, и другая, и ещё какая-либо возможная способность
предполагают задействование сложившихся в ходе эволюции когнитивно
специализированных подсистем мозга. Но на завершающем этапе
формирования когнитивной макросистемы человека поверх этих систем
складывается ещё одна, связанная со словесным кодом и языковой
способностью47. Здесь когнитивисты и определяют сознание в связи именно с
мышлением, а не просто как «со-знание», то есть вне прямой зависимости от
эмоционального состояния, мнестических следов или каких-либо других не
имеющих рефлексивного характера форм осведомлённости организма о
собственном опыте. Здесь они выходят на уникальную человеческую
специфику знания как осведомлённости о состоянии среды и собственных
когнициях в отношении к ней. Уникальность эта не только в особой
информационной организации сознающего мозга (появляется излюбленный
когнитивистами образ сознания в мозге как управляющего «процессора»), но и
в субъективной, личностной, связной и стремящейся к тотальности,
бесконечности природе осведомлённости в текущем опыте. Эту качественную
сторону когнитивной системы человека элиминировать попросту невозможно
без того, чтобы ни заслужить упрёк в грубой редукции сознания к
функциональной подсистеме мозга.

45
Gazzaniga М. Cognitive Neuroscience: The Biology of the Mind. New-York; London: Norton & Co.,
1998. P. 542.
46
Петраш B.B. Теоретическая биология сознания. СПб.: Изд-во «ИНТАН», 2003. С. 52.
47
Dennett D.C. Darwin's Dangerous Idea. Evolution and the Meanings of Life. P. 361-368, 370-383.
 26

1. 2. Когнитивно-информационный подход к феномену сознания

Сторонники когнитивно-информационного подхода- к проблеме

психофизического взаимодействия считают, что он позволяет избежать грубой,
редукции, «поскольку описание информации позволяет логически корректно
включать свойства интенциональности, ценности, смысла, а её кодовая
воплощённость предполагает пространственное описание и физические
до

характеристики» . Но пока для представления уникальной нередуцируемой

стороны природы сознания в связи с организацией его субстрата когнитивисты
вынуждены использовать только метафоры. Отмечено, что, «разрабатывая
модели «внутренней переработки» (inner processing), они характеризуют
ментальные события в менталистских терминах»49. В этом смысле когнитивизм
противопоставляют бихевиоризму и нейропсихологии: «бихевиоризм
стремился характеризовать поведение в терминах навыков, стимулов и
реакций», «нейропсихология же видит объяснение на уровне нейронных
процессов»50 . Когнитивисты «стремятся формулировать свои гипотезы в
терминах самих ментальных процессов, не сводимых ни к стимулам и
реакциям, ни к взаимодействию клеток»51. Но вопросы вызывает критерий
применимости менталистских терминов при описании определённой сложной
системы, предположительно осуществляющей процессы «внутренней
переработки» внешних стимулов. Как определить, имеет ли информация,
которой оперирует система, «свойства интенциональности, ценности, смысла»
для неё самой? Без решения этой проблемы* любая попытка
антиредукционистской интерпретации психофизического взаимодействия будет

48
Дубровский Д.И. Проблема идеального. Субъективная реальность. С.267.
49
Демьянков В.З. Указ. соч. С. 17.
50
Там же.
51
Там же. С. 17-18.
52
Здесь можно вспомнить аргумент «китайской комнаты» Д. Сёрла. Его суть, коротко говоря,
заключается в указании на возможность такой ситуации, когда некий субъект, владея на
определённом уровне грамматикой языка (некоторыми формальными принципами его организации),
не владеет, тем не менее, языком (не может выражать на нём свои мысли), хотя у окружающих
создаётся иллюзия того, что перед ними полноценный носитель языка.
 27

только реализацией метафор, с помощью которых сторонний наблюдатель

приписывает ментальные состояния некому физическому объекту. Связать
нередуцируемое субъективное качество ментальных состояний (qualia - в1
традиции современной западной философии) с какой-то определённой в
субстрате «подсистемой» очень затруднительно. Тем более, сложно связать его
с какими-то «объективными» структурами интенциональности, смысла,
личностного бытия. Сохранение в когнитивизме менталистских описаний
субъективного опыта сознания, смягчённых (или усугублённых?)
метафорическим языком, представляющим его неким опытом знания в мозге,
подобным «опыту» компьютера, «опыту» информационно организованной
материи вообще, видимо, является вынужденным. Оправдание такого способа
представления сознания может быть связано только с желанием избежать
грубой редукции, но сам он так же, как и другие существующие способы,
-несовершенен.
Без метафор этот «опыт» можно определить как функциональное
состояние физической системы53 . Когнитивный подход - это «попытка
функционально идентифицировать ментальные состояния, в терминах их
взаимодействия между собой, в абстракции от материальной реализации в
54
мозгу» . Здесь когнитивный подход смыкается с определённым,
существующим наряду с функциональным анализом55 и «метафизическим
функционализмом» (больше известным как функционалистская теория
сознания5б) типом функционализма в философии сознания и философии

53
«Связь между данной информацией и её данной кодовой воплощённостью, проще говоря, её
кодом...есть связь функциональная» (Дубровский Д.И. Проблема идеального. Субъективная
реальность. С. 267).
54
Демьянков В.З. Указ. соч. С. 18.
55
«В этом смысле термина функционализм есть тип объяснения и отсюда - исследовательская
стратегия, исследовательская стратегия поисков объяснений этого типа. Функциональное объяснение
- это объяснение, которое полагается на разложение системы на её составные части;
функциональный анализ объясняет работу системы в терминах способностей частей и способа,
которым они связанны одна с другой» (Block N. What is Functionalism? II Readings in Philosophy of
Psychology I Ed. by N. Block. Cambridge: Harvard Univ. Press, 1980 (Vol. 1). P. 171).
56
Собственно, этот тип функционализма, главным образом, обсуждался аналитической философией;
его можно назвать «метафизическим функционализмом» (как это делает Нэд Блок). С его
положениями можно познакомиться в книге С. Приста «Теории сознания» (С. 171-192).
 28

психологии. А именно с функционализмом, допускающим в мозг

вычислительные процедуры, которые определяют внутри него репрезентацию
ментальных образов (computation-representation functionalism)57. Общая идея
когнитивного подхода рассмотреть человека как сложную информационную
систему в функционалистской интерпретации психофизического единства
«трансформировалась в следующее положение: организмы используют
внутренние представления (репрезентации) и осуществляют «вычислительные»
58
операции над этими представлениями» . Математическое описание
функциональных состояний, которые состоят из множества, простых
(механических) операций, не требующих психологического объяснения,
позволит утвердить позиции когнитивизма в отношении проблемы сознания.
Но здесь возникает ряд существенных трудностей.
Во-первых, пластичность материальных подсистем мозга в отношении к
ментальным состояниям, свидетельствующим об определённом
функциональном состоянии системы, ничем, кроме бихевиоральных моделей,
пока не удостоверяется. В этом смысле программное для когнитивистов
противопоставление информационных и функциональных интерпретаций
психофизического взаимодействия интерпретациям бихевиористским'не совсем
уместно. Математическим описаниям доступно только ограниченное число
функциональных состояний организма и мозга, в частности. И хотя делаются
попытки представить математические описания в отношении функциональных
59
состояний психики , пока функциональные состояния информационной
системы «мозг человека» в принципе можно представлять только за счёт
резервов естественного языка (то есть - реализуя менталистские метафоры).
Во-вторых, здесь надо заметить, что для философии сознания принципиальный
характер имеет вопрос о значении1 и смысле содержания сознания (или - в
перспективе когнитивистской редукции - знания). Можно ли, следуя за Ноэмом

57
Block N. What is Functionalism? P. 171.
58
Демьянков В.З. Указ. соч. С. 18.
59
Хакен Г. Принципы работы головного мозга: Синергетический подход к активности мозга,
поведению и когнитивной деятельности. М.: Per se, 2001.
 29

Хомским и его сторонниками, считать, что семантические структуры встроены

в когнитивную систему человека (определённый их уровень является
врождённым) и, следовательно, редуцируются к определённой
информационной организации субстрата независимо от субъективного фактора
данности сознания человеку как участнику социальных практик? Однозначного
положительного ответа на этот вопрос пока дать нельзя. Когнитивисты (в
частности, представители когнитивной психологии, философы,
придерживающиеся вычислительно-репрезентативной модели
психофизического взаимодействия) осторожно высказываются о перспективах
представления функциональной связи событий в мозге и субъективных
состояний ещё и потому, что не ясно отношение ментальных образов
объективной реальности и образов нементальных (слов, изображений
предметов, карт, графиков и т. п.)60. Проблема этого отношения напрямую
связана с проблемой учёта в когнитивистских интерпретациях сознания
семантического уровня его организации. Если не полагать наивно, что
ментальные образы есть нечто подобное образам нементальным61, возникают
вопросы: как относятся ментальные образы к внешнему миру? как они
интерпретируются в своих значениях?62 По-другому говоря: можно попытаться
функционально интерпретировать ментальные состояния, не игнорируя их
семантического уровня, если представить отношение ментальных образов к
внешнему миру и принципы их интерпретации подобно тому, как это возможно
и справедливо для тех образов, что могут быть реализованы где угодно, только
не в материи мозга (то есть образов нементальных). Существуют
когнитивистские исследования, где представлены функциональные

Обсуждение этого аспекта проблемы ментальных образов см., например: Dennett D. The Nature of
Images and the Introspective Trap II Readings in Philosophy of Psychology (Vol. 2). P. 128-134; Dennett D.
Consciousness Explained. Boston: Little, Brown & C°, 1991. P. 175.
61
А это приведёт к полаганию в мозге гомункулуса, понимающего ментальные образы как слова
картинки, карты и пр.
62
См.: Kosslyn S., Pomerantz J. Imagery, Propositions and the Form of Internal Representation II Readings
in Philosophy of Psychology (Vol. 2). P. 150-179; Pylyshyn Z. Imagery and Artificial Intelligence II
Readings in Philosophy of Psychology (Vol. 2). P. 170-194.
 зо математизированные описания
семантического уровня организации психики63. Но они не могут пока быть
заявлены как очевидное основание для утверждения эффективности
функционального подхода к феномену сознания именно в силу
неопределённости, противоречивости представлений об объективном
когнитивном формате (чему он подобен: изображениям? языковым
пропозициям? и, вообще, подобен ли какой-то данной в субъективном
переживании когниции?) ментальных образов, обеспечивающем их семантику.
Можно сказать, что ограничения функционалистской интерпретации
отношения мозга и сознания, используемой когнитивизмом, определены
сложностями, связанными с описаниями управляющей, знающей «подсистемы»
мозга, или «глаза разума» («mind's eye»)64. Нэд Блок в специальном труде,
посвяённом рассмотрению функционализма65 , выделяет ряд проблемных
пунктов, делающих функционализм несостоятельным в отношении проблемы
66
репрезентации ментального в мозге . Он рассматривает два варианта
функционализма: собственно функционализм и психофункционализм. Первый
назван либеральным функционализмом, поскольку предполагает свободное
отношение качества ментальных состояний (qualia) к материальной
организации и свойствам1 субстрата, то есть допускает приписывание
ментальных состояний какой-либо материальной, системе вне зависимости от
способа реализации функционального состояния. Второй назван
шовинистическим функционализмом, поскольку, напротив, представляет
функциональные состояния как ментальные при условии их связи с
определёнными элементарными психическими, психофизиологическими
состояниями. В обоих случаях возникают проблемы с приписыванием

63
Functional Models of Cognition. Self-organizing Dynamics and Semantic Structures in Cognitive Systems
I Ed. by A. Carsetty. Dordrecht etc.: Kluwer Academic Publishers, 2000.
64
«Психологические состояния видятся как систематически представляющие (репрезентирующие)
мир через язык мысли, а психологические процессы видятся как вычисления, вызывающие эти
репрезентации» (Block N. What is Functionalism? II Readings in Philosophy of Psychology (Vol. 1). P.
171).
65
Block N. Troubles with Functionalism. P. 269-296.
66
Если предполагать, что ментальные состояния являются непременным признаком состояний
субстрата, связанных с активизацией некоторой специализированной материальной подсистемы,
сопоставимой по функции с той, что у нас в мозге отвечает за сознание.
 31

функциональной системе ментальных состояний. Функционализм, во-первых,

странным образом предписывает, что ментальные состояния функциональной
системы, подобной сознающему человеку («гомункулоголовой» имитации
человека, по выражению Блока), могут иметь qualia. Это положение не
выдерживает критики, так как в таком случае необходимо предположить, что
qualia присуще состояниям функциональной системы на не известных нам
основаниях. Либеральные функционалисты могут элиминировать qualia,
считая, что ментальные состояния можно приписывать существам, не
имеющим субъективно опосредованного доступа к их качеству (для их
обозначения традиционно используется образ «зомби»). Но в таком случае не
ясно, что, если не субъективно опосредованное качественно уникальное
сознание, «поддерживает» ментальные состояния «зомби». Если ментальные
состояния возможны без qualia, то для чего вообще они нужны! Во-вторых,
отмечает Блок, ментальное решающе зависит от психологических и (или)
нейропсихологических свойств, так как может быть,представлено только через
эти свойства. Поскольку функциональное подобие не обязано разделять эти
свойства с человеком, постольку оно попросту не нуждается в ментальном.
Психофункционализм, в свою очередь, определяет, что всякая функциональная
система, обеспечивающая ментальные состояния, должна разделять наши
психологические процессы (и, следовательно, иметь qualia). Но поскольку
сомнительно, что ментальное в его качестве может быть объективизированно в
языке и методами современной психологии67, уникальное качество ментального
состояния, приписанного какой-либо материальной системе, представляет для
психофункционализма существенную трудность. Никаким другим способом
качество ментального представлено быть не может. Только «универсальная
[«cross-system»] психология» может сохранить психофункционализм от
безнадёжного шовинизма. Но Блок считает, что оснований верить в её
возможность нет.

Язык современной психологии субъективен, то есть не может представить уникальное качество

ментального состояния «от третьего лица».
 32

Таким образом, попытки учесть ментальное как функциональную

организацию материальной системы предполагают фатальные для философии
сознания трудности при представлении уникального качества психического
(qualia) в связи с так или иначе заявленными свойствами системы и её
организацией. Ментальные образы, данные субъекту в опыте сознания, и
репрезентации ментального (если считать их реальными) в объективной
организации его когнитивной системы в своём взаимном отношении
когнитивистикой не определены. Отсюда, в частности, происходят те трудности,
с которыми сталкиваются функционалисты, пытаясь решить проблему qualia.
Они приписывают субъективное ментальное материальной системе, если она
может быть оценена как имеющая встроенные интерпретативные механизмы,
позволяющие ей быть компетентной в отношении обстоятельств среды. Вопрос
в том, в какой мере эти интерпретативные структуры являются
психологическими и даже -нейрофизиологическими. Если эти характеристики
встроенного в когнитивную систему «глаза разума» не существенны для
приписывания какому-то организму или машине субъективного ментального, то
что вообще значит субъективное психологическое качество опыта человеческого
сознания? Если они действительно что-то значат (то есть если субъективный
психологический характер данности ментального существенен для
представления его природы), то как они* необходимо связаны с
функциональной организацией вычислительно-репрезентативного интеллекта,
которая представима, напомним, без обращения к субъективному языку
психологии' и физическому языку? Ральф Эллис, критически рассматривая
функционалистское различение между «паттернами информации и
материальным посредником, через который они реализуются», как между
«программным обеспечением» («software») и «аппаратным обеспечением»
(«hardware»), пытается, прежде всего, подвергнуть сомнению очевидность
следующего риторического вопроса Хилари Патнэма: «Чем ещё они
[композиционально пластичные ментальные состояния - В. Д.]
 33

могут быть, если не функционально-логическим содержанием?»68 Ответ Эллиса

в общем можно представить таким образом. Даже если ментальные состояния,
70

действительно, композиционально пластичны , сейчас нет никакой

необходимости это утверждать и, тем более, строить на данном утверждении
какую-то спасительную, в том смысле, что преодолевающую психофизический
дуализм, онтологию сознания. Да, ментальные состояния могут быть
представлены как функциональные состояния. Но поскольку учёные пока не
располагают знанием того, какое место в каузальной цепи функциональных
(часть из которых может быть ментальными) состояний человека имеют
конкретные физиологические состояния' мозга71, постольку можно отказаться
от функционалистского различения «software» / «hardware». Физическая
организация такой сложной системы, как мозг человека, поддерживающая
определённые функциональные роли72, не может быть представлена как
«аппаратное оборудование», поддерживающее определённую «программу»,
хотя бы потому, что она служит для реализации огромного количества
элементарных разноуровневых «программ», которые очень сложно
рассматривать в качестве поддержки какого-то «целого» (общей «программы»)
без полагания разумного координатора этих «программ», находящегося в
мозге73. Мы не можем сказать, что происходит в мозге и как это происходящее
соотносится с происходящим на «входе» и «выходе» функциональной системы,
в каких состояниях он находится и как эти состояния соотносятся с

Ellis R. D. Questioning Consciousness: The Interplay of Imagery, Cognition, and Emotion in the Human
Brain. Amsterdam, Philadelphia: John Benjamins Publishing Company, 1995. P. 157.
69
В контексте сходных соображений Блока.
70
То есть реализуются независимо от физической организации их субстрата и субъективного
характера данности их носителю (какой угодно субстрат и какой угодно носитель могут
поддерживать определённое ментальное - как функциональное - состояние).
71
Сходно с этим: психологи, изучающие роль субъективного фактора в организации психики и не
располагающие знанием о роли субъективного фактора в динамике функциональных состояний
психики.
72
Функциональной (или каузальной) ролью принято называть «всю совокупность каузальных
отношений, в которые вступает данное ментальное состояние» («ментальное состояние
обусловливается конкретной разновидностью причины, скажем, сенсорными данными на входе..., и
имеет конкретную разновидность следствия, скажем, некоторое поведение на выходе... Кроме того,
ментальные состояния также каузально связаны друг с другом») (Прист С. Указ соч. С. 171).
73
См.: Block N. Troubles with Functionalism. P. 278-280.
 34

ментальными состояниями (их функциональной ролью). В таком случае мозг

представлен «аппаратным оборудованием (обеспечением)» некой «программы»
даже не «случайным образом»74, а вообще без каких-либо оснований. В мозге
что-то происходит - почему это мнение должно неизбежно вести нас к
убеждению, что мозг есть сложный аппарат, реализующий сложную
программу? Только потому, что это избавит нас от трудностей, которые
связаны с утверждением онтологии физикализма? Но- функционализм влечёт
новые трудности: пусть, его онтология (или попытка отказаться от какой бы то
ни* было онтологии) более привлекателен для философов-аналитиков, чем
физикалистский или дуалистский, тем не менее, он становится
неубедительным, когда используется для обоснования когнитивистских
исследований. В последнем случае он ведёт философию сознания к новому
витку редукционизма, где осуществляется «не редукция сознания [mind] к телу,
но - сознания к «машине». «Этот риск [возникновения «нового типа»
редукционизма - В. Д.], становится особенно пагубным, если определение типа
«сознание [mind]- это компьютер» предлагается в онтологических, а не просто
эпистемологических терминах - что делается^ на уровне строго умозрительных
и когнитивных моделей»75.
Можно сказать, что когнитивизм в философии сознания теряет свою
антиметафизическую, научную привлекательность, когда начинает
претендовать (с целью преодолеть влияние на когнитивистские исследования
метафорического языка интроспективного ментализма) на функционалистское
определение субъективного опыта в отношении к нейрокоду или какой-либо
организации материи. Отсюда появляется возможность определения

74
Так считают представители «либерального функционализма», легко приписывающие ментальные
состояния (как логическую реализацию «программы») мозгу марсиан, сложным конструкциям из
пивных банок и пр.
75
«Другими словами, если сказать: «внутри некоторых хорошо установленных и хорошо
определённых ограничений могло быть полезным сравнение некоторых аспектов психических
функций с некоторыми операциями каких-то машин» (держа в уме то, что во многих других
отношениях сознание и машины работают в совершенно различных и несравнимых направлениях) -
это утверждение будет приемлемо» (Moravia S. The Enigma of the Mind: The Mind-Body Problem in
Contemporary Thought. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1995. P. 144-145).
 35

субъективного опыта как интенционального состояния, интенциональной

установки, не сводимой ни к каким объективным структурам, в принципе. При
этом можно представлять субъективный опыт как сферу уникального бытия,
отрицая целесообразность какой бы то ни было редукции сознания, и открывать
сознание заново в новой метафизической перспективе. С этих позиций
невозможность когнитивистской редукции заявляет, к примеру, Джон Сёрл76.
Функционалистская интерпретация психофизического взаимодействия,
открывающая перспективу для методологического редукционизма
когнитивистов (это критическая оценка их методологии), кажется Сёрлю
неубедительной. Он считает, что синтаксис и символы (то, что< делает
возможным субъективный опыт сознания) «не определяются в понятиях
физики»: «несмотря на то, что символы всегда основываются на физических
признаках, понятия «символ» и «тот же самый символ» не определяются на
языке физических свойств»; «синтаксис не является внутренним физическим
77
свойством» . Как синтаксис и символы могут быть объективно-
репрезентированы в мозге? Никак: «синтаксис и< символы задаются
78
наблюдателем» или интерпретатором психофизического взаимодействия.
Молено сказать, что объективистский пафос и декларируемый
антиредукционизм когнитивистов пока плохо сочетаются.
С другой стороны, имея, в виду бихевиористский подход Гилберта Райла
и традиции логико-лингвистического анализа высказываний психологии (в том
числе и когнитивистской теории сознания, направленной против
интроспективного ментализма), можно, вообще, снять проблему субъективного
опыта сознания как реальную проблему. В данном случае сохраняется
когнитивистская установка в решении психофизической проблемы, но
происходит отказ от натурализации сущностей, стоящих за понятиями
ментального словаря в качестве реальных природных сущностей. Эта позиция
отличается от любых форм элиминативизма (и бихевиористского, и чисто

76
Серл Д. Открывая сознание заново. М.: Идея-Пресс, 2002. С. 184-209.
77
Там же. С. 207.
78
Там же.
 36
лингвистического, понимающего наши менталистские концепты как результат
определённых «языковых игр»), так как утверждает когнитивность
субъективного опыта, не сводя её к когнитивности поведения» или к языковым
пропозициям. Она заявлена философией сознания Дэниела Деннета79. Он
когнитивист (в этом смысле его считают редукционистом), критически
рассматривающий любые попытки метафорического представления
ментального, не доверяющий языку картезианского дуализма и языку
современной психологии. Он ориентирован на функциональную парадигму, но
при этом понимает функциональное состояние как достоверно приписанное80 с
помощью определённого языка интенциональное состояние. Когнитивист
Деннет не считает реальной объективизацию в мозге «самости»,
«интенциональной установки» и других нередуцируемых аспектов организации
сознания. Редуцировать уникальную «линию», «историю» субъективности,
качественную специфику субъективного опыта, определённую в аналитической
философии сознания как qualia, к какой-то реальной природной структуре ни
Сёрл, ни Деннет не считают возможным. Различие их позиций в том, что
первый видит проблему qualia нерешаемой с позиций редукционизма (в том
числе и когнитивистского), а второй её попросту игнорирует как реальную
проблему когнитивных наук. «Когда эта проблема [проблема qualia]
рассматривается ведущими сторонниками функционализма, такими как Дэниэл
Деннет, они утверждают, что мы беспокоимся по пустякам. Когда когнитивная
нейронаука объяснит ум, язык, эмоции, память, внимание и восприятие, тогда
о1

qualia будет понято свободно [qualia will come among free]» . Впрочем,
элиминация qualia не ведёт Деннета к физикалистскому объективизму. Он
учитывает особый онтологический статус субъективности в

Обсуждение позиции Деннета см.: Юдина Н.С. Д. Деннет: самость как «центр нарративной
гравитации» или почему возможны самостные компьютеры // Вопросы философии. 2003. № 2. С.
104-121; Юдина Н.С. Дэниел Деннет: концепция сознания и личностного // История философии № 5.
М.: ИФРАН, 2000. С. 192-199; Юдина Н.С. Головоломки проблемы сознания: концепция Дэниела
Деннета. М.: Канон+, 2004.
80
Приписанное, то есть представимое «в третьем лице».
81
Gazzaniga М. Cognitive Neuroscience: The Biology of the Mind. P. 529-530.
 37

эволюционирующем природном мире, но пытается демифологизировать её,

освободить от шлейфа менталистских заблуждений.
Неспособность когнитивизма учесть субъективное качество опыта
сознания в отношении к специализированным системам мозга и (как следствие)
вынужденное использование менталистского языка и компьютерных метафор
справедливо критикуется феноменологами. Сторонники когнитивно-
информационного подхода утверждают, что сознание в его уникальном
качестве как-то («функционально») связано с организацией мозга или
представлено в ней, но то, как оно там представлено, они могут объяснить
только с помощью метафорических образов сознания и «мозгового кода».
Иными словами: пока для когнитивистов или существует возможность
определять субъективную реальность (в её нередуцируемом качестве) и её
нейродинамическую кодировку (в её физической организации), но при этом
затрудняясь определять функциональную связь одного и другого, или
-возможность ясного объяснения функциональной связи между субъективными
феноменами и нейронным кодом, но только при условии представления мозга
как «компьютера», а сознания как «программы». Но если язык традиционной
философии или герменевтические приёмы, считаются приемлемыми для
объяснения отношения субъективной' реальности и физически воплощённого
нейронного «кода», то почему бы не использовать этот же язык и эти же
приёмы для связи субъективной реальности и, к примеру, квантовых свойств
82
материи? Возражение, что физическая организация мозга «точно» и
«действительно» связана с субъективной реальностью, а квантовый мир только
«спекулятивно», не корректно: «язык традиционной философии» и
«герменевтические приёмы» не содержат в себе критерия, по которому можно
было бы определить их применимость или неприменимость к какому-то
аспекту организации материального мира. Потому с субъективной реальностью

Другой возможный здесь вопрос: если применение компьютерной метафоры помогает нам понять
характер психофизической связи («функциональный»), то ни приведёт ли открытие каких-то новых
эффектных метафор к «новому пониманию» характера отношения материи мозга и сознания? - мы не
будем ставить принципиальным образом, потому что это уже не раз делалось.
 38

таким образом можно, в принципе, связать всё, что угодно. Это, как сказано,
вызывает справедливую критику. Так Барри Дайнтон, рассматривая актуальные
аспекты современных исследований психофизической проблемы, указывает на
83
такую разновидность материализма, как «phenomenalized materialism» .
Материализм такого рода (вполне востребованный когнитивистами) граничит с
панпсихизмом. Дайнтон замечает, что в случае полагания уникального качества
субъективного опыта сознания в отношении материальной организации мозга,
нет оснований исключать «слабое мерцание сознания» в камнях и лужах, нет
оснований считать возможным корреляцию феноменального и физического или
репрезентацию ментальных состояний только в материи мозга. «Если материя
присуща сознанию, не могут ли её элементарные составляющие обладать
феноменальными чертами в некоторой форме, пусть не такими, ясными как вся
материя? В таком случае, если это так, не будет ли каждая материальная вещь
обладать некоторой формой сознания?»84. «Камни и лужи» - это, разумеется,
образ: автору важно показать нелепость постановки и рассмотрения вопроса о
субъективном качестве сознания в перспективе исследований структуры
материи. Если считать её приемлемой, то, на наш взгляд, открывается широкое
поле для различных метафизических в сущности, но внешне ориентированных
на когнитивные науки спекуляций. Так называемая квантовая интерпретация
феномена субъективности является ярким примером возрождения ментализма и
спиритуализма в условиях «когнитивной революции»85. Если субъективность
представляет собой некий базовый онтологический уровень, и приписывается
материи независимо от приписывания ей собственно психических свойств (на
каком-то объективном уровне организации- материи), то становится очевидной
невозможность определения её универсальных физических или специальных
физиологических условий. Квантовая интерпретация природы сознания не
предполагает понимания феномена субъективного через его физические

83
Dainton В. Stream of Consciousness: Unity and Continuity in Conscious Experience. London, New-York:
Routledge, 2000. P. 7.
84
Ibid.
85
См., например: Иванов E.M. Проблема поиска субстрата субъективной реальности. М.: Патент,
1993; Иванов Е.М. Физическое и субъективное: поиски аналогии. Саратов: Изд-во СГУ, 1997.
 39

условия (так же это не предполагается и при информационном подходе

-дуализм и интеракционизм неприемлемы). Но неоднородность, «зернистость»
(«grain») материи сама по себе не свидетельствует о субъективности базового
уровня её организации, или, вообще, о том, что материя обладает
нефизическими свойствами. Мы не должны допускать субъективное в материю
только на том основании, что это «многое объяснит». Хотя, с другой стороны,
как будто ничто не препятствует такому допущению: ведь когнитивистам
неизвестны основания приписывания ментальных репрезентаций материи
мозга, а они это легко делают. Можно сказать, что проблема, известная в
86
философии сознания как «grain problem» , расшатывает основания
когнитивистских построений, допуская в них некую возможность кардинально
пересмотреть значимость для возникновения сознания эволюционных
процессов, поставить под сомнение субстанциональное единство бытия на
материалистической основе.
В связи с указанными выше трудностями возникает вопрос: не является
ли сохранение феноменологических описаний, как и компьютерных метафор,
когнитивной системы вынужденным, существующим постольку, поскольку
знание о её организации не достаточно полно. Проблема qualia; проблема
репрезентации ментального в мозге, любое допущение в организацию мозга
субъективного опыта (так можно интерпретировать проблему гомункулуса),
таким образом, возможны только потому, что исследователями мозга
восполняются пробелы в собственных представлениях об организации мозга .
Критикуется, собственно, та разновидность когнитивизма, что сводит проблему
сознания к проблеме нейроорганизации «языка мысли», и та разновидность
функционализма, что предполагает возможность репрезентации ментального в
мозге. Обе эти точки зрения на феномен сознания могут быть рассмотрены как
достаточно условные.

86
Lockwood М. The Grain Problem II Objections to Phisicalism. Oxford, 1993. P. 271-291.
87
См. интервью Деннета по проблеме qualia, приведённое в указанной книге М. Газзаниги (с. 530-
531).
 40

Когнитивисты не могут пока сказать, почему такова в своём уникальном

качестве «нить» субъективного опыта осведомлённости в каждом конкретном
88
функциональном состоянии мозга . Представить человека в качестве
биологической машины и только - затруднительно, поскольку не ясно для чего
эта «машина» работает, на что способна, почему не тождественна себе самой
как «машина». Не ясно: что это за когниция - субъективность? 1¾ тем не менее,
эмпирические основания для того, чтобы считать эту не ясную
89 /

осведомленность организма о текущем опыте именно знанием (то есть

-потенциально редуцируемой или, в более мягком варианте - натурализируемой)
у когнитивистов есть. Это возможно, если мышление будет определяться как
«динамический процесс «со-знания» (движение сознания), управляемый у
человека преимущественно словесным кодом и оперирующий мысленными
(мнимыми), то есть внутренне вызванными образами 1 и понятиями, с
выработкой стратегии и тактики отношения (действия) к осмысливаемому
явлению, фиксируемых в памяти также в виде внутренних образов событийных
моделей, охватывающих прошлое, настоящее или будущее время»90. В этом
когнитивистском определении специфической способности человека МНОГО1
неясного. Не беря во внимания затронутую здесь широко обсуждаемую и-
сложную для всех без исключения методологических установок в философии
сознания проблему онтологической природы ментальных репрезентаций
когнитивного опыта, обратим внимание на чисто образное выражение
«движение сознания» (сходное с приведённым выше образом «нити»). За этой
метафорой стоит проблема отсутствия в современной когнитивистике ясного
представления о мозговом коде мысли или проблема часто некритически
воспроизводимой когнитивистами установки на онтологическую
необходимость такого кода. При том, что здесь может быть получен и

88
Обсуждение этой проблемы см.: Gazzaniga М. Cognitive neuroscience: The Biology of the Mind. P.
542-548.
89
Зачем организму субъективность? Субъективность, будучи осведомлённостью о текущем опыте,
ясна, если её рассматривать как атрибутивное свойство сознания. Но в любом другом отношении её
характеристики остаются загадкой.
90
Петраш В.В. Указ. соч. С. 52.
 РОССИЙСКАЯ
41 /"ССУД. .P,vrEЕННАЯ
БИБЛИОТЕКА
" 9 1
#
отрицательный ответ , надежды найти в мозге структуры, связывающие
доступную субъекту В1 опыте сознания осведомлённость о собственных
чувствах (или шире - способностях) с объективными («репрезентированными»
в мозге) когнициями, на которые «способен» мозг без посредничества
осведомлённости в этих процессах субъекта, по-прежнему направляют
исследования психофизического взаимодействия. Хотя, в целом, остаётся
неясным следующее: не приведёт ли открытие мозгового кода мысли к
элиминации субъективности, интенциональности, личного качества сознания
как его сущностных характеристик.
# Поиски мозгового кода мысли и функциональные описания отношения
сознание-мозг могут быть объединены в один когнитивистский проект,
определяющий сознание как информационную систему. Этот проект,
безусловно, перспективен. Но пока перспективен, видимо, только как
продуктивная эвристика. Э. Марбах справедливо заметил, что господствующая в
постбихевиористский период развития психологии и философии сознания-
теория «информационного обеспечения» ментальных репрезентаций кажется
только частью более далеко идущего и довольно впечатляющего намерения
понять, «как знание представлено в человеческой памяти или разуме (or
mind)» . В этом смысле значение информационного подхода к проблеме
сознания не стоит преувеличивать. Понимание природы сознания в
когнитивистской «новой науке о разуме», противопоставленное, в частности,
интроспективному ментализму, само является менталистским по сути. Доступ к
информации, не опосредованный субъективно или опосредованный таким
образом, что организация «нити», «движения» субъективного опыта сознания
когерентна организации не опосредованных субъективностью психических и
психофизиологических процессов, пока представить нельзя. Но, тем не менее,
91
Мышление как способность субъекта может оказаться связанным в мозге не с «кодом
мышления»
собственно, а с «перестройками импульсной активности, соотносимыми с
активированными при
мыслительной деятельности зонами мозга, своего рода «кодом вхождения звена в
систему»; в этом
случае мозг играет «только роль территории для каких-то других, не подчиняющихся
мозго
вым
закон
омер
ностя
м,
проце
ссов»
(Бехт
ерева
Н.П.
Указ.
соч.
С.
26).
92

Marba
ch
Menta
l
Repre
sentati
on and
Consc
iousne
ss:
Towar
ds a
Pheno
menol
ogical
Theor
y of
Repres
entatio
n and
Refere
nce.
Dordr
echt
etc.:
Kluwe
r
Acade
mic
Publis
hers,
1993.
P. 3.
 42

этот подход в философии сознания (преодолевающий методологию

интроспективного ментализма и формирующийся в соперничестве с
редукционистской методологией физикализма), как сказано выше,
перспективен. В целом его можно определить как когнитивно-
информационный. Он может считаться философским проектом, хотя и с
некоторыми оговорками, необходимость которых связана с традиционным для
отечественной философии вниманием к «основному вопросу философии» и
обсуждением преимущества (предшествования проблематики) онтологии над
гносеологией или наоборот . Вполне допустимо предполагать, что понятие
«информация», с одной стороны, можно рассматривать в онтологическом
аспекте и соотносить с такими философскими категориями как «материя»,
«идеальное», существенно их проясняя, а, с другой стороны, очевидны
основания рассматривать это понятие как гносеологическое, соотнося с
философскими категориями «знание», «познание», «истина». Но далее
возникают вопросы: в случае первенства гносеологической проблематики
кажется неоправданным внимание философии к информационной организации
природы, а в случае первенства онтологической проблематики за пределы
философских исследований выводится обсуждение познания как
информационного процесса. В общем, всегда есть возможность подвергнуть
сомнению правомерность использования понятия «информация» с позиции
пользователя» традиционного философского словаря (хотя сама эта позиция, на
наш взгляд, определяется в корне полемикой, не связанной с вопросом о
правомерности использования философией общенаучных и специальных
категорий). Несмотря на трудность синтеза этих аспектов, в рамках
когнитивного подхода сложились достаточно чёткие положения, соотносящие
понятие «информация» с понятием «сознание»94. Но, в целом, надо заметить,
что понятие информации остаётся не менее неопределённым, чем понятие

См., например: Ерахтин А.В. Проблема онтологии сознания в марксистской и современной

западной философии сознания // Философия сознания в 20 веке: проблемы и решения. Иваново, 1994.
С. 17-32. 94 Яркими представителями этого подхода являются Д.И. Дубровский и И.П. Меркулов.
 43

сознания. Категория «информация» - общенаучная. Из множества

существующих её определений для философии сознания - пока не ясна природа
сознания - будет актуальным то, что учитывает по крайней мере два аспекта
95
данного понятия . Первый аспект определён тем, что информация
содержательна и актуальна: она есть сообщение, знание, сведение, новизна и
пр., то есть связана с такими понятиями, как «смысл», «значение»,
«значимость». Таким образом информация определяется в социально-
гуманитарных науках. Другой аспект определён использованием понятия
информация в информатике, науках о живой- и неживой природе.
Предположительно информационные процессы- протекают на всех уровнях
системной организации живой материи96. Осмысленная, значимая, сообщаемая и
извещающая информация, носителем которой являются идеальные структуры
символического языка, совсем не то же самое, что «разнообразие, которое один
объект содержит о другом», «взаимное, относительное разнообразие»,
«оператор» или «инструкция», «запомненный выбор из нескольких возможных»
. Ожидаемый (как решение психофизической проблемы) когнитивистский
синтез данных аспектов понятия «информация»98 пока не осуществлён.
Тем не менее, когнитивисты выражают уверенность, что ряд открытий,
сделанных в последние десятилетия в «генетике человека, нейрофизиологии,
нейропсихологии, когнитивной психологии, компьютерной науке и т. д. имеют
особое значение для понимания природы сознания, связей между сознанием и
мозгом, между феноменом сознания и происходящими в когнитивной системе
процессами переработки когнитивной информации»99. Сознание определяется

95
См.: Чернавский Д.Н. О генерации ценной информации // Синергетическая парадигма:
Многообразие поисков и подходов. М.: Прогресс-Традиция, 2000) С. 363-365.
96
Впрочем, это утверждение принимается не всеми.
97
Чернавский Д.Н. Указ. соч. С. 365.
98
Напомним, как мотивируются эти ожидания: «поскольку описание информации позволяет
логически корректно включать свойства интеициональности, ценности, смысла, а её кодовая
воплощённость предполагает пространственное описание и физические характеристики»
(Дубровский Д.И. Проблема идеального. Субъективная реальность. С.267).
99
Меркулов ИЛ.Указ. соч. С. 155.
 44

здесь как объективное функциональное состояние или эмерджентное свойство,

возникающее в процессе информационной саморегуляции сложной открытой
системы «организм». Эмпирическая база, подкрепляющая такое определение
пока только формируется, но её временную, как заявляют, недостаточность
легко восполняют с помощью моделей и метафорических описаний.
«Аналогами или, лучше сказать, компьютерными метафорами сознания, если
его рассматривать как эмерджентное свойство (способность) когнитивной
системы в целом, могут, по-видимому, служить логические устройства», не
редуцируемые к своему «аппаратному оборудованию», предназначенные для
управления «только логическими свойствами этого оборудования,
эмерджентными по отношению к его физическим свойствам»100. Когнитивно-
информационная модель сознания предполагает, что «логика и принципы
отношения имеют вполне материальный субстрат в виде устойчиво
сформированных в процессе жизненного опыта топологий нейронных сетей
кооперативного возбуждения, обеспечивающих определённый доминирующий
причинно-следственный порядок взаимоотношения мнимых - (эндогенно
возбуждаемых) абстрактных образов и представлений при мыслительной
101
деятельности» . Определяя «информационную сущность сознания»,
когнитивисты как будто освобождают знание о человеке от любых
дуалистических, метафизических спекуляций: «...мы с нашими органами
чувств, с нашей когнитивной системой и высшими когнитивными функциями
принадлежим природному миру..., мы включены в его структуры, и только для
рассмотрения процесса познания мы вынуждены допустить различие внешнего
мира и нашего сознания»1 2.
Таким образом, можно сказать, что представление сознания как
«информационного процессора» - это всего лишь ещё одна метафора,
заявляющая сознание в отношении' к мозгу, и как убедительная метафора она
вполне сопоставима с другими убедительными метафорами,

Там же. С. 164,165. Петраш

В.В. Указ. соч. С. 60. Меркулов
И.П. Указ. соч. С. 169.
 45
і

использовавшимися века назад103. В этой связи отметим, что упование на

спасительную функциональность и ёмкость понятия «информация» при
решении психофизической проблемы должно носить умеренно-
оптимистический характер. Попытки элиминировать физикалистский подход к
сознанию за счёт описания организации информационных процессов в мозге
по-прежнему постоянно упираются в необходимость учитывать данность
сознания субъекту, личное качество переживания сознания субъектом. Этот
несомненный признак сознания не поддаётся учёту с позиций когнитивно-
информационного подхода, хотя оправданием последнего декларируется
именно его антиредукционистский характер. Главным препятствием на путях
когнитивистской интерпретации субъективной реальности является отсутствие
сколько-нибудь ясного представления об уровне организации материи, где
«встречаются» субъективная мысль (чувство, интенция) и объективный (не
опосредованный идеально) нейродинамический код этой мысли (чувства,
интенции). Указание на функциональную связь этих метафизически
несовместимых «агентов» сознания пока не объясняет психофизического
ш
взаимодействия . Объяснение, в принципе, возможно, но с условием
натурализации интенциональности сознания. Как мы уже указывали, сущность
и проблемы этого проекта обычно представляют, обращаясь к
противоположным позициям Д. Деннета- и Д. Сёрла. Первый, принимая
функционалистское объяснение психофизического взаимодействия, отделяет
интенциональность от субъективности. Интенциональность он считает
объективным свойством природных (биологических) структур, а
субъективность - феноменом языка и культуры. Второй считает уникальное
субъективное качество сознания закрытым для любых объективистских
интерпретаций, а его интенциональность - причиной этой закрытости.
Есть мнение об объективном взаимном движении навстречу друг другу
когнитивных наук и феноменологии. Когнитивисты всё больше внимания

103
Блум Ф., Лайзерсон А., Хофстедтер Л. Мозг, разум и поведение. М.: Мир, 1988. С. 19-23.
104
Именно в этом смысле функционализм часто представляют как «попытку обойти проблему
сознания и тела» (Прист С. Указ. соч. С. 171).
 46

уделяют «формату репрезентаций, лежащих в основе опыта сознания», а

феноменологи - лежащим за пределами непосредственного опыта сознания
информационным процессам, обеспечивающим «бессознательные» и
«дорефлексивные» области опыта (то есть лежащие за пределами
субъективности) . Остаётся надеяться, что это движение с обеих сторон
обосновано чем-то большим, нежели редукционистская или
антиредукционистская установки сами по себе, и в итоге объективно
предполагает их синтез.

1. 3. Когнитивно-эволюционный подход к феномену сознания

Кроме перспективы объективизации феноменов сознания, открытой

когнитивно-информационным подходом, долгосрочный проект по поиску в
мозге непосредственно отвечающих за субъективный опыт сознания структур
подкрепляется эволюционной теорией. Представление структуры и функций
сознания как продукта эволюции происходит в русле рассмотрения
совершенствования адаптационных систем организма и его стратегии
выживания как вида. Такой подход, видимо, неизбежно сводит сознание к
особому роду знания, к интеллекту и его инструментам (языку): человек
обретает сознание постольку, поскольку вид Homo Sapiens совершенствовал
свою стратегию выживания и задействованные ей адаптационные (и в
частности - когнитивные) системы организма. То есть, можно сказать, что
каждый сознающий человек имеет сознание, находится в сознании, потому что
вид, к которому он принадлежит, знает природу определённым образом. К
этому видовому «опыту» знания и должен сводиться когнитивно-
эволюционный анализ феномена сознания, анализ структурной и
функциональной организации сознания.

105
Обсуждение перспектив сближения феноменологии и когнитивистики см., например: Marbacli Е.
Mental Representation and Consciousness: Towards a Phenomenological Theory of Representation and
Reference. P. 1-18.
 47

Когнитивисты утверждают, что феномен сознания определён

эволюционно: организм, приспосабливаясь к среде и приспосабливая её к себе,
отбирая и формируя полезные информационные инварианты, усложнялся, пока,
наконец, ни появилось особое состояние в информационной организации
системы психического отражения, необходимое для его (организма^
относительно независимого от условий среды (или - в* условиях усложнения
среды) развития. Философия сознания и эпистемология в когнитивистской
интерпретации психофизического взаимодействия сближаются. Это
обосновывается следующим образом.
Во-первых, ядром когнитивизма является, утверждение, что представить
феномен сознания как таковой, то есть без обращения к природным*
структурам, которые познаются человеком, и когнитивным структурам,
благодаря которым познание осуществляется, - невозможно. Но главное
-философская рефлексия над феноменом сознания, в сущности, значима только
тем, что в ней определяются основания, на которых мы утверждаем
познаваемость мира. Это очень распространённое мнение. Так Деннет считает,
что философия сознания не может быть самостоятельной дисциплиной, но
является частью философии науки: «Философия сознания... занимаясь
концептуальными основаниями и проблемами наук о духе, превратилась в
область философии науки»106.
Во-вторых, от Уиларда Куайна идёт традиция рассматривать,
эпистемологию как часть эмпирической психологии («натурализировать» её).
«Эпистемология, - пишет Куайн, - или нечто подобное ей, рассматривается как
часть психологии и, следовательно, как часть.естественной науки. Она изучает
естественные явления, а именно физический человеческий объект»107. Познание -
естественный (природный) феномен108, и в этом смысле его изучение является
106
Dennett D. Brainstorms. Philosophical Essays on Mind and Psychology. Cambridge: MIT Press, 1978. P.
14.
107
Цит. по: Современные теории познания: Сборник обзоров и рефератов. М.: ИНИОН РАН, 1992 С.
148.
108
«Жить и эволюционировать - значит находиться в универсальной стихии идеально-
информационного со-знания с окружающим миром, даже если сам факт укоренённости в этой
вселенской стихии никак самим организмом и не осознаётся» (Иванов А.В. К проблемам
 48

частью более масштабного проекта исследования другого уникального

природного феномена - сознания человека.
Исходя из представленных обоснований необходимости сближения
эпистемологии и философии сознания, когнитивисты формулируют свой
методологический тезис. «С позиций когнитивно-эволюционного подхода в
эпистемологии информационный контроль окружающей среды является
важнейшей функцией когнитивной системы живых существ, обеспечивающей
их адаптацию и выживание. В силу этого биологическая эволюция может
рассматриваться и как эволюция способов извлечения и переработки
когнитивной информации, ведущая к усложнению когнитивной системы
организмов, к появлению у них самовосприятия, предполагающего фиксацию
своего существования в окружающей среде, и высших когнитивных функций. С
учётом этого феномен сознания может быть интерпретирован как эмерджентное
свойство когнитивной системы (мозга), как своего рода управляющее
логическое устройство, которое не эквивалентно её физическим свойствам, её
физиологическому устройству и не может быть редуцировано к протекающим в
мозге материальным процессам более низкого уровня -физико-химическим,
нейрофизиологическим и т. д.»109.
С чем конкретно, с какой необходимостью был связан приведший к
возникновению сознания качественный скачок (или постепенное усложнение) в
процессе эволюционного развития «способов извлечения Й. переработки
когнитивной информации» - вопрос открытый. «Центральный вопрос
биоэпистемологии состоит в том, как биологизировать человеческое знание,
точнее, как объяснить превращение систем, которые суть просто хранилища
ио
информации в субъектов познания» . Более того, в принципе не ясно,
действительно ли он был связан с адаптацией, выживанием, приспособлением

онтологического статуса явлений сознания // Вестник Московского университета. Серия

«Философия». 2002. № 2. С. 20).
109
Меркулов И.П. Указ. соч. С. 166.
110
Хахлвег К., Хукер К. Исторический и теоретический контекст // Современная философия науки.
Хрестоматия. М.: Наука, 1994. С. 106.
 49
> ill

к окружающей среде, понимаемой как физическая среда (в разных аспектах ).

Когнитивисты настороженно подходят к чреватым дуализмом «попыткам
перестроить психологию [и философию сознания - В. Д.] на ...
социокультурных основаниях, ориентируясь в первую очередь на социологию,
культурологию и семиотику», к «сугубо социогуманитарным концепциям
психики», фактически лишающим «Homo sapiens sapiens статуса живого
112
природного существа» . Но есть ряд трудностей, ограничивающих
когнитивно-эволюционное измерение проблем философии сознания.
Существуют веские основания полагать, что социокультурные основания
психики не выводятся сомнительным спекулятивным способом, а являются
вполне приемлемыми (даже с точки зрения когнитивиста), поскольку
формируются в результате информационной саморегуляции организма, но как
существа социального, в процессе взаимодействия со средой, но средой не
«окружающей физической», а социальной. В обзоре современных гипотез
происхождения языка и сознания (как интеллекта) в качестве одной из
-і і о

влиятельных и перспективных приводится точка зрения Николаса Хамфри ,

согласно которой интеллект возникает в результате «приспособления не столько
к естественной, физической среде, сколько к среде социальной»114. В рамках этой
точки зрения замечено: «то, что развитие интеллекта у обезьян действительно
направлялось в большей степени необходимостью приспособления к
окружению из себе подобных, чем к физической среде, подтверждается, как
будто, наличием довольно устойчивой корреляции между степенью
энцефализации разных видов и степенью их социальности, с одной стороны, и
отсутствием столь же явной зависимости от экологических параметров, с
другой» (в частности, «существует прямая зависимость между

111
О трёх типах окружающей среды по К. Уоддингтону см.: Хахлвег К. Системный подход к
эволюции и эволюционной эпистемологию// Современная философия науки. С. 127.
112
Меркулов И.П. Указ. соч. С. 162.
113
Humphrey N.K. The Social Function of Intellect II Growing Points in Ethology I Ed. by P. P. G. Bateson,
R. A. Hinde. Cambridge; New-York: Cambridge Univ. Press, 1976.
114
Вищняцкий Л.Б. Происхождение языка: современное состояние проблемы (взгляд археолога) //
Вопросы языкознания. 2002. № 2. С. 51.
 50

размером коры головного мозга и численностью сообществ»)115. Развивая это

положение, можно сказать, что древние гоминиды на определённом этапе
эволюции начинают придерживаться стратегии, кардинальным образом
отличающейся от всех возможных для других видов стратегий выживания. Она
направлена не на выживание вида, а на выживание отдельной особи (в
последнем случае слово «выживание» употребляется с определённой долей
условности). Причём выживание каждой отдельной особи необходимо не для
сохранения оптимальных видовых признаков, а для сохранения определённой
организации отношений внутри группы особей, что может сочетаться с
утратой оптимальности отношения организм-среда. Генетическая «матрица»
вида, таким образом,' сохраняется опосредованно: она улучшается не в
адаптационных практиках путём естественного отбора, а оптимизируется,
поддерживается иными, нежели адаптационные, практиками в генотип-
средовых взаимодействиях. Каждая особь в стае животных выживает для того,
чтобы сохранился определённый вид. Каждый индивид в группе древних людей
сохраняется для того, чтобы поддерживать определённые" отношения внутри
группы. Когнитивисты. настаивают на том, что вид Homo Sapiens продолжает
выживать и эволюционировать116, и именно это утверждение позволяет им
считать субъективный опыт сознания в принципе редуцируемым к
эволюционному (адаптационному, прежде всего) «опыту» вида.
Нонадаптационистский подход (в полемических целях его можно считать
нонкогнитивистским) выводит культуру и сознание за пределы действия чисто
эволюционных законов и механизмов; Но при этом он не противоречит
натуралистическому видению сущности сознания. Возникают следующие
вопросы. Как стало возможным такое кардинальное изменение стратегии
выживания? Какова естественная необходимость выживания каждой особи (а
не только- особей с хорошим генотипом)? Можно предположить, что
поддержание и сохранение определённых отношений внутри группы

115
Там же.
116
Меркулов И.П. Указ. соч. С. 123-131.
 51

необходимо для адаптации и выживания в критических неблагоприятных

условиях среды. Резкое сокращение числа особей вида в таких условиях
-угрожающе для его существования. Неблагоприятные условия здесь - это
«экологическая, катастрофа», вызванная, спровоцированная определённым
видом (например, Homo Sapiens) в ходе эволюционного развития. Так
возможной причиной резкого сокращения численности особей в группах
древних гоминид считают их высокий метаболизм и, соответственно,
интенсивное уничтожение ресурсов своей экологической ниши. Число особей
достигает критической величины, и вид обречён на вымирание.
Приспособление к этим кризисным условиям - затруднительно, в силу того, что
невозможно перейти на другой рацион питания. В такой ситуации спасением
может быть, во-первых, снятие зависимости существования вида от
естественного критического для репродуктивной способности порога
численности особей в группе, а во-вторых, ограничение потребляемой пищи.
Появляются специальные «механизмы, ограничивающие возможную активность
их [гоминид - В. Д.] потребления экосреды», ПОЯВЛЯЮТСЯ' «искусственные
потребности и отношения гоминид, которые способствовали щадящему режиму
эксплуатации ими экосреды и тем самым консолидации
117

гоминидовых сообществ» . К их числу относят «производительное

потребление» («то есть тяга к потреблению природы не напрямую, а при
помощи орудий - искусственных членов тела»), «реципрокный обмен»
(направленный «на ограничение уровня производства в обменивающихся
популяциях, на поддержание его на некоем усреднённом уровне»), «механизм
ограничения гоминидами своих охотничьих целей» («предельно избирательное
11П

преследование добычи») . По расчётам Р. Данбара, естественная- численность

группы людей современного типа равна 148 человекам 119. В свою очередь
отмечено, что она «находит подтверждение в этнографических данных» и

117
Клягин Н.В. От доистории к истории. (Палеосоциология и социальная философия). М.: Наука,
1992. С. 90.
118
Там же. С. 90, 89, 95,94.
119
Пит. по: Вишняцкий Л.Б. Указ. соч. С. 59.
 52

«соответствует как раз тому пороговому значению, по достижении которого

отношения родства, свойства и взаимопомощи оказываются вполне
достаточным для упорядочения социальных отношений» . То есть в эволюции
человека разумного объективно существует момент, в котором численность
группы начинает определяться отношениями внутри неё, а не возможностью
воспроизводства в чистом виде. Фактически вид Homo Sapiens был вынужден
расплачиваться за своё биологическое совершенство. Эволюционируя, он
получил высокую степень адаптационных возможностей, которые по причине
высокого уровня метаболизма, по причине «быстрого роста производительности
труда», могущего привести к убыванию «прагматической потребности гоминид
друг в друге» ш, стали угрожать выживанию вида. Сознание, видимо, возникает
в связи с этими кардинальными изменениями. Появление «механизмов,
ограничивающих потребление экосреды» - то есть протосоциальных и
протоэкономических механизмов - сопровождается перестройкой когнитивной
системы древнейших гоминид. Но при этом сознание не является итогом
оптимизации знания внешней среды, доступного высшим животным. В этом
смысле оно не биологическое по природе: как систематический опыт оно не
является оптимальным опытом использования адаптационных систем
организма (на чём настаивают когнитивисты). По мнению нонадаптационистов,
с определённого момента древний человек, скорее, ограничивал свои
биологические совершенства, чем пользовался ими и уж, тем более, развивал
потенциал, заложенный в-них природой. К примеру, он использовал орудия
вместо гораздо более удобной' пары рук. Продолжая эту мысль, предположим,
что доминантность правой руки определена именно «экологическими»
практиками древнейших человекообразных (гоминиды были уже
преимущественно правшами). Более мощная (как у многих биологических
видов) левая сторона тела и, в частности, левая рука, древнего» предка человека
имела преимущественно адаптационные функции, слабая же правая была в

120 -г
Там лее. 121 Клягин Н.В. Указ.
соч. С. 88, 89.
 53

этом отношении ограничена и потому в дальнейшем использовалась для

орудийной и знаковой деятельности. С завершением перехода от
бессознательного животного состояния к сознательному, доминантной рукой,
естественно, стала правая.
Таким образом, избирательность семантики сознания, его
«непрозрачность» для живых существ других видов, невозможность
спонтанного возникновения в естественных условиях структур опыта, сходных
с нашим интеллектом, - всё это является результатом того, что сознание
возникло не в результате развития естественных адаптационных систем
организма, а в результате кардинальной перестройки части этих систем. Важно
заметить, что перестройка адаптационных систем сама по себе не является
преемственной по отношению к эволюционному процессу их
усовершенствования. Потому используемые древними людьми орудия труда,
символы, практикуемые языки и протоэкономические отношения (обмен) - всё,
на что способны и животные, - не могут заявлять сознание естественным
образом. Так же как способности, поведение животных при всём их сходстве
(«рациоморфности», «интеллигибельности») с поведением и способностями
человека никак не могут заявить свой общественный и культурный статус. Что
тогда свидетельствует о разуме, сознании (если не сам разум и не само
сознание)? Существует ли какой-то объективный базовый комплекс
психологических способностей и естественных условий, который обеспечивает
опыт сознания, к которым можно было бы редуцировать структуру и
функциональную организацию сознания хотя бы условно? Больше оснований*
для отрицательного ответа на этот вопрос. Усилиями философов-
когнитивистов, внимательных к работам этологов, зоопсихологов, пропасть
между человеком и животным сократилась практически до одного шага, и его,
как кажется, нельзя ни сделать, поскольку, по известному замечанию В.
Келлера, «мы находим у шимпанзе разумное поведение того же самого рода,
 54
122

что и у человека» . Но сделать его никто не решается, и на реплику Келлера

находится ответ. Как заметил Деннет: «Мы смотрим на шимпанзе, с его
одухотворённым лицом, пытливыми глазами и ловкими пальцами, и очень ясно
ощущаем в них разум, но чем больше мы смотрим, тем скорее наше
представление об их разуме улетучивается. Некоторым образом, шимпанзе так
человечны, так понимающи; однако вскоре мы понимаем (к нашему испугу или
облегчению, в зависимости от наших чаяний), что в другом отношении они так
глупы, так непонимающи, так недостижимо отрезаны от нашего человеческого
мира»123. Естественные когниции животных не являются прототипом нашего
сознания, поскольку оно в процессе становления было направлено на объекты и
отношения в принципе недоступные естественным когнициям. Мы никогда не
сможем ответить на вопрос, в чём же качественное различие между сознанием
человека и разумом «естественных психологов» животных, если будем мыслить
сознание как некий результат эволюции способности' знания, если будем
считать, что оно, будучи организованной системой опыта, родилось
непосредственно как естественная осведомлённость о собственных внутренних
психических процессах или как определённая задачей адаптации
осведомлённость об условиях среды. С позиций нонадаптационизма, можно
только решать вопрос, почему естественные когниции наших далёких предков
вдруг почему-то оказались ненужными, то есть почему они (когниции)
получили иное, нежели требует задача адаптации, применение. При том, что
сама специфическая направленность когнитивной системы человека на
общественно значимую информацию, связанную с использованием орудий-
инструментов и языка, очевидна, остаётся неясным как происходила
перестройка когнитивной системы не обладающего сознанием животного в
когнитивную систему сознательного существа, какова была система
когнитивного опыта, необходимая для выживания* человека (безотносительно
его биологических совершенств и потребностей).

122
Цит. по: Концепция целостности. Критика буржуазной методологи науки. Харьков: Вища школа.
Изд-во при Харьковском ун-те, 1987. С. 176.
123
Dennett D. С. Darwin's Dangerous Idea. Evolution and the Meanings of Life. P. 371.
 55

Можно сказать, что существенным препятствием утверждению позиций

когнитивно-эволюционной натурализации сознания являются сложности,
возникающие при попытках объективизировать в эволюционном развитии
Природы поведение, языки, интенциональные установки сознания человека.
Эти попытки напрямую связаны с вопросами о происхождении сознания, об
отношении языка и сознания, разума и сознания. Обращаясь к обсуждению
роли языка в становлении человека как уникального социоприродного
существа, предпринятому Дэниелом Деннетом на страницах его книги
«Опасная идея Дарвина: эволюция и смысл жизни»124, мы рассмотрим общую
перспективу эволюционного подхода к решению актуальных для
когнитивистской интерпретации сознания.
Деннет отмечает, что в сегодняшних дискуссиях по этой проблеме по-
прежнему сохраняется принципиальное расхождение: одни её участники
заявляют, что интеллект предшествует языку, а другие - обратное. В конечном
счёте, речь идёт о поиске неких естественных объективных условий, которые
формируют базовую когницию, предопределяющую возникновение
специфически человеческого социоприродного бытия. Само по себе
предположение, что эволюция дала некому, подобному человеку, существу
язык, но не дала сознания, или, напротив, дала сознание, но не дала языка, не
кажется невероятным. В качестве примеров таких существ можно взять и
человекообразных обезьян, которые способны естественным образом или в
экспериментальных условиях использовать язык жестов, либо язык
естественных вокализаций, и пребывающих в сознании людей, у которых
повреждены участки коры мозга, отвечающие за продуцирование или
понимание речи, и пациентов с так называемым «расщеплённым мозгом», у
которых активировано «неречевое», ограниченное в продуцировании речи
правое полушарие. Таким образом, заявляется возможность в процессе
эволюционного становления человека (как уникального по своей природе
существа) ситуации, когда его далёкие предки были уже способны к

Ibid. Р. 370-383.
 56

социальному поведению (или такому специфическому действию, как разведение

и поддержание огня), но не могли общаться при помощи речи, либо наоборот. В
образной формулировке Деннета: необходим выбор из двух картин, одна из
которых представляет группу не имеющих языка гоминид, сидящих вокруг
костра и подбрасывающих в него дрова, а другая - группу гоминид, говорящих
между собой, но проживающих беззаботно на фоне природного ландшафта, не
преображённого специфически человеческими (осознанными) практиками. Ни
той, ни другой картины на Земле, скорее всего, никогда не было, но это
единственные картины, что мы можем себе представить (если не представляем,
что сознание и язык сошли в мозг нашего далёкого предка чудесным образом).
Уникальная природа человека дана ему парадоксально: она кажется такой
естественной, когда переживается как опыт, но при том её становление
невозможно помыслить как естественный процесс, не допуская^ реальности
подобных представленным Деннетом картин . Здесь. можно предположить, что-
доступ интеллекта к естественному утверждению-, уникальности человеческой
природы, как и отсутствие доступа к представлению естественных условий, в
которых возникает уникальная^ природа человека, происходят из-за ошибочного
полагания эмпирически данных нам языка и сознания в отношении какой-то
неясной до конца объективной организации опыта существ, которым
приписывается естественное подобие человеку по их опыту. Возможно ли
считать языки животных сопоставимыми по их функции и значимости с
языками человека? Ведь наш язык нельзя представить в отрыве от интеллекта,
разумных действий. Конечно, поведение животных тоже можно считать
разумным, а началом умных их действий можно

125
Для понимания направления рассуждений Деннета надо иметь в виду ключевое для его философии
сознания понятие «интенциональной установки»: «Интенциональная установка — это такая
стратегия интерпретации поведения объекта (человека, животного, артефакта, чего угодно), когда его
воспринимают так, как если бы он < был рациональным агентом, который при «выборе» «действия»
руководствуется своими «верованиями» и «желаниями». Эти термины в кавычках (примененные
здесь с натяжкой) позаимствованы из того, что обычно называют «народной психологией», т.е. из
повседневного психологического дискурса, в котором мы участвуем, обсуждая психическую жизнь
наших собратьев-людей» (Деннет Д. Виды психики: на пути к пониманию сознания. М.: Идея-Пресс,
2004. С. 32).
 57

определить некоторое подобие нашей способности абстрагировать

обстоятельства внешней среды при помощи понятий и образов. Но при этом,
как полагает Деннет, очевидно, что, к примеру, обезьяны ни при каких условиях,
видимо, неч смогут практиковать действия, подобные разведению огня, сбору и
сушке дров, подбрасыванию, их в костёр (хотя эти действия как будто ничем не
сложнее «разумных» действий, на которые способны животные). Так же
очевидно, что животное даже случайным образом не сможет связать в единую
«историю», «картину» заданный ему и усвоенный им набор понятий и образов,
подобно тому, как это сделает человек. Вместе с тем, примитивный вербальный
язык в эволюционной перспективе, по-видимому, не может быть принципиально
противопоставлен языкам, которые доступны животным. Последние, по
крайней мере, как предполагает Деннет, эволюционируют в отношении первого;
то есть можно сказать, что вербальный язык наиболее оптимален в тех же
отношениях, в каких стремятся^ быть оптимальными естественные
коммуникативные системы. Что касается действий, подобных подбрасыванию
дров в костёр, то они, как сказано, тоже не являются действиями более
сложным, чем, предположим, строительство гнезда или плотины. И, тем не
менее, такой язык, такие действия как способности никому более, кроме
человека, естественным образом не доступны. Они как будто неразрывно
связаны и имеют некое уникальное качество, определённое, как кажется, ещё не
известными структурами «языка мысли», дающими особый смысл
человеческим практикам и естественным языкам. Деннет не делает допущения
о «языке мысли» (такое допущение в сопоставлении с его позицией мы кратко
рассмотрим ниже). Он вообще очень настороженно относится ко всем попыткам
расширения сферы влияния «менталистского словаря». Уникальное качество
человеческого опыта он определяет, обращаясь к тому способу, которым
осуществляются действия- человека. Деннет замечает, что есть два способа
строить плотины: тот, которым пользуются люди, и тот, которым пользуются
бобры. Их различие заключается не в конечном продукте, а в контролирующих
эти способы структурах мозга. Ребёнок может наблюдать,
 58

как птица делает гнездо, а затем повторить её произведение сам. Если снять
фильм о двух процессах строительства гнезда, то он мог бы ошеломить зрителя:
фильм как будто демонстрирует один и тот же процесс. Но на самом деле это не
так. У птицы есть какой-то специальный минимальный набор внутренних
шаблонов, который очень хорошо организован посредством эволюции. Принцип
его организации Деннет сравнивает с известным шпионским принципом,
согласно которому каждому члену команды даётся необходимый для
выполнения общей задачи миссии минимум информации. У ребёнка же «среда»
внутреннего опыта организована, согласно принципу, который в полном смысле
является принципом команды: каждому агенту дана вся полнота информации, и
команда, таким образом, может импровизировать, выполняя свою миссию.
Предполагается, что и в случае специфических человеческих практик
(например, при разведении костра) на определённом этапе эволюции произошёл
выбор между этими двумя способами их осуществления в пользу второго. Такое
предположение, впрочем, как и предположение о неком «языке мысли», будет
уступкой «эволюционному шовинизму», который в свою очередь ведёт к
постановке псевдопроблем и бесплодным попыткам их решения. Ограничить
«эволюционный шовинизм» можно, полагая, что наш язык принципиально
отличен от языка животных и наш интеллект принципиально отличен от
допсихических и психических структур, определяющих «рациоморфное»
поведение животных, но при этом надо признать, что наш язык и наш интеллект
принципиально отличен от подобных им структур, организующих опыт
животных, только для нас. Никакого объективного критерия такого различения
в эволюционном процессе для нас нет и быть не может. Вопрос о том, как
возникли человеческий язык и сознание, можно решать только указывая на
условия, в которых мы можем полагать собственную уникальную природу и
мыслить всю другую природу как естественную. Деннета можно понять так:
язык и сознание возникают тогда, когда человеческое существо начинает
поддерживать такие объективные структуры организации Природы, которые в
перспективе будут исследоваться
 59

наукой (или, точнее, - в своём завершённом виде имеющие название науки).

Иными словами, сознание не есть уникальный естественный «орган» или
искусственный «инструмент», но кажется таковым существу, использующему
орудия труда и вербальный язык и могущему в перспективе стать учёным.
Когда Деннет решает проблему происхождения языка и сознания, его не
интересуют животные как «естественные психологи» или «естественные
лингвисты». Можно сказать, что его интересует человек как «естественный
учёный». Причём эта характеристика столь же условна, как и две указанные
характеристики животных. Древнейшие гоминиды являются «естественными
учёными» не потому, что- обладают какой-то способностью или внутренней
предрасположенностью к каким-то специфическим действиям. Они просто
поставлены Природой в условия, когда необходимо использовать орудия труда
и слова (перед нами особый случай природного Дизайна ). Причём эти
своеобразные инструменты разума («mind-tools») не принадлежат
исключительно внутренней или исключительно внешней среде, но, подобно
морфологии и языкам животных, имеют функциональное назначение, а потому
требуют описания, нейтрального по отношению к интенциям субъекта или
свойствам и организации объективного мира. Фактически язык и интеллект
становятся в представлении Деннета, с одной стороны, крайне
биологизированными (склонный к эпатажу читателя Деннет может заявить, к
примеру, что человек ткёт «нить» предложений своего языка так же, как паук

Понятие «природный Дизайн» необходимо понимать в контексте следующего положения:

«Биология не является просто подобием инженерии; она есть инженерия. Она является изучением
функциональных механизмов, их места в общей организации природы [следуя телеологическому
принципу, можно было бы сказать «назначения», но у Деннета слово «design» (употребляемое в узком
смысле, в отличие от близкого, но имеющего метафизические коннотации широкого смысла
(«Design»)) следует переводить, скорее, как «композиция» - В: Д.], строения и работы» (Dennett D. С.
Darwin's Dangerous Idea. Evolution and the Meanings of Life. P. 228). Деннет выступает против мысли,
что эволюционирующую природу можно до какого-то условного момента представлять как некий
нейтральный в отношении телеологии «порядок», а с какого-то условного момента в природе
появляется некий «план». Его идея заключается в том, что понятия естественного «порядка» или
помещённого в голову какого-то существа «плана» не подходят для представления
эволюционирующей природы; биология (как инженерия) требует понятия «design», представляющего
природу как композицию функциональных механизмов.
 60

свою паутину ). Но, с другой стороны, язык и интеллект вполне независимы от

Природы, поскольку служат для генерирования и проверки жизненно важной
информации и тем самым для преодоления естественной зависимости от среды
и обстоятельств. Следуя мысли Деннета, скажем, что та же паутина
функционально противостоит Природе (хотя физически является её частью, так
как она материальна), только пауку не дано представить на этом основании её
природную исключительность. Впрочем, и большинству людей покажется
нелепой мысль о том, что их мысли и речи не принадлежат их «самости» и не
внушены им другими «самостями», а принадлежат всего лишь биологическому
виду Homo Sapiens. Используя слова авторитетного отечественного
исследователя философии Деннета, мы можем объяснить эту двойственность
тем, что «он [Деннет - В. Д.] относит структуры интенциональности, присущие
128
человеку и животным, к особым случаям природного дизайна» . Они
достаточно произвольно соотносятся с определёнными физическими
129

структурами , но в то же время не являются какими-то внутренне присущими

только субъекту структурами. Необходим ли здесь выбор между
редукционистской и антиредукционистской методологией исследования
психофизического взаимодействия? Нет. По двум причинам. Наде учитывать,
что Деннет предпринимает «анализ категорий «сознание», «самость»,
«личностное», «свобода воли», «интенциональность» и др. [«язык» - В. Д.] на
основе гетерофеноменологического языка, то есть от третьего лица (в отличие
от автофеноменологического языка первого лица, апеллирующего к интуиции и
интроспекции)» . Кроме того, надо иметь в виду его позицию по вопросам об
онтологических условиях сознания и условиях личностного бытия. Сам Деннет

127
Юлина Н.С. Д. Деннет: самость как «центр нарративной гравитации» или почему возможны
самостные компьютеры. С. 111-112.
128
Юлина Н.С. Дэниел Деннет: концепция сознания и личностного. С. 196.
129
Физические свойства должны поддерживать функцию (паутина должна быть липкой, а речь
громкой), но строгой связи возможности осуществления определённой функции с определёнными
свойствами субстрата (тела, мозга) нет (физические свойства просто оказались пригодны для
поддержания определённой функции; функцию речи могли бы взять на себя другие звуки; паук
выживает не потому, что именно паутина является липкой; не важно, что громкой является именно
речь и т. д.).
130
Юлина Н.С. Дэниел Деннет: концепция сознания и личностного. С 196-197.
 61 в отношении первого вопроса
предлагает следующую формулировку. «В наиболее общих чертах наша задача
состоит в том, чтобы обеспечить научное объяснение сходств и различий в тех
случаях, благодаря которым предложения различных ментальных языков
оказываются истинными или ложными. Так, например, наша задача состоит не в
том, чтобы отождествить мысль Тома об Испании с некоторым физическим
состоянием его мозга, но точно определить те условия, при которых можно
уверенно сказать, что всё предложение «Том думает об Испании» истинно или
ложно. Такой способ рассмотрения характеризует задачу нахождения
объяснения сознания, которое объединено и согласуется с частью науки как
целого, но избегает, по крайней мере первоначально, обязательства находить
среди вещей науки каких-либо референтов для терминов ментального словаря.
Это обязательство будет рассматриваться только в случае, если некоторые или
все ментальные термины будут сопротивляться любым усилиям трактовать их
как нереференциальные» . Сходным образом он решает проблему условий
возникновения языка и интеллекта. Он не считает возможным вывести сознание
и язык из какой-то очевидной в автофеноменологической перспективе
способности человека. Способность может быть приписана в
гетерофеноменологической перспективе, а уникальное качество приписанной
какому-то существу и даже машине способности или её потенциальная
трансформация в интеллект и языковую практику могут быть определены
только исходя из наших «практических соображений». Последние имеют самое
широкое толкование. В частности Деннета можно понять таким образом: задачи
и проблемы современной науки требуют определения практик древнейших
гоминид как «протоязыковых» или «протосоциальных», и хотя это определение
сугубо эвристическое (или продиктовано прагматическими целями науки), оно,
вполне приемлемо для постановки проблем и решения задач. Что же касается
попыток научной интерпретации практик наших далёких предков в

131
Деннет Д. Онтологическая проблема сознания // Аналитическая философия: Становление и
развитие: Антология. М.: Дом интеллектуальной книги, «Прогресс-традиция», 1998. С. 375.
 62

качестве «протоязыковых» или «протосоциальных» (постановки в их

отношении каких-либо «проблем» и решения в связи с ними каких-то «задач»),
то они сами по себе вряд ли могут быть серьёзно обоснованы. Может
показаться, что Деннет здесь солидаризируется с такими исследователями
когнитивной системы человека, как Колин МакГинн и Ноэм Хомский,
отказываясь, по сути, от притязаний науки и философии на познание оснований
человеческого бытия и, в конце концов, своих собственных оснований. Но на
самом деле это не так, что Деннет специально оговаривает. Во-первых, он верит
в то, что ограничения, наложенные на наш интеллект и язык менталистской
парадигмой (с её мнимыми сущностями и эмпирически противоречивыми
явлениями), не являются раз и навсегда данными: они относительны и зависят
от актуальных в определённый момент задач и проблем науки. Можно сказать,
что Деннет является сциентистом в отношении любого рода метафизики,
физикалистом в решении психофизической проблемы и редукционистом в
методологических вопросах. Но ни с одним из этих направлений он не
связывает свою философию, ограничиваясь логико-семантическим анализом
языка науки, рассмотрением сознания как интенциональной установки и
языковой практики, обоснованием метода, позволяющего исключить влияние
данных интроспективного опыта на процедуру редукции (в каком бы виде она
ни была заявлена как необходимая). Во-вторых, Деннет считает, что язык
позволяет человеку моделировать самые разнообразные картины собственного
опыта, что существующий у человека в голове «картезианский театр» с
гомункулусом, просматривающем на неком экране ментальные образы (с
которым мы имеем дело как с чем-то очевидным), не есть единственный из
возможных вариантов самополагания субъективного опыта сознания.
Возвращаясь к проблеме происхождения языка и сознания, мы можем считать,
в общем, справедливой следующую реплику: «обращение к внутреннему опыту
вряд ли может способствовать её решению, поскольку допускает диаметрально
противоположные заключения» . Деннет сознательно избегает анализа

Вишняцкий Л.Б. Указ. соч. С. 50.

 63

«внутреннего опыта», обращаясь к описанию возможных для существ с мозгом

вариантов организации выбора разумных действий в среде, вариантов, которые
являются частным выражением природного Дизайна. На указанных нами
страницах книги «Опасная идея Дарвина: эволюция и смысл жизни» автор
рассматривает четыре варианта организации отношения «организм-среда»,
которые он определяет как четыре этажа эволюционной башни «Производи-и-
Пробуй» («Tower of Generate-and-Test»). Это отношения, возможные для
«существ Дарвина», «существ. Скиннера», «существ Поппера» и «существ
Грегори». Если процесс совершенствования способов генерирования и
проверки значимой для выживания живого существа информации
рассматривать в связи, с необходимо доступными способностями и поведением
в отношении внешней среды, то эволюционная «башня» будет состоять только
из трёх «этажей»; она не будет учитывать нас как существ, обладающих языком
и способных мыслить. Мы здесь только лишь «попперианские существа»,
способные к предварительной селекции умных действий (не полагающиеся на
случай), то есть существа, помещающие во «внутреннюю среду» «что-то
структурированное таким образом, что действия суррогаты, которые здесь
поддерживаются [для понимания такой формулировки надо учитывать
отношение Деннета к проблеме ментальных образов - В. Д.], есть те же самые
действия, которые внешний мир тоже бы поддержал, если бы они были
134
произведены» . Мы, люди, отличаемся от менее приспособленных к
индивидуальному выживанию «дарвинианских» и «скиннерианских существ»,
но мы как «попперианские существа» не уникальны. Если не мыслить эту
«внутреннюю среду» как чудесным образом попавший в голову «существа
Поппера» «дубликат» внешней со всеми её опасными случайностями, то надо
полагать, что информация о внешнем мире, необходимая для выживания
«попперианского существа», структурирована таким образом, что существует
приемлемое объяснение того, как она туда попала. Человек осуществляет

133
См., например, указанную выше статью Деннета «The Nature of Images and the Introspective Trap».
134
Dennett D. С Darwin's Dangerous Idea. Evolution and the Meanings of Life. P. 375.
 64

преселекцию умных действий с помощью языка, но нам ничего не известно о

том, как осуществляют преселекцию другие существа, чьё выживание не
зависит от «оптимальности» полученного путём естественного отбора
фенотипа (как у «существ Дарвина») или от удачного исхода метода проб и
ошибок (как у «существ Скиннера»). Сравнивая человека с животными в этом
отношении, Деннет задаётся вопросом, что происходило после того, как люди
однажды добрались до третьего этажа «башни»? По сути, мы возвращаемся к
вопросам, которые автор задавал перед обсуждением уникальности человека
как живого существа: какое разнообразие мыслей требуется для языка, какой
род мысли (ведь предполагается же мысль у других «существ Поппера»)
возможен без языка? Видно, что нельзя получить ответы на все имеющие
отношение к проблеме происхождения сознания и языка вопросы, полагая в
мозге сознательного существа некие структуры, обеспечивающие интеллект,
субъективное качество опыта человека как ему внутренне присущую интенцию,
как его способность или в связи с его поведением. Организация
«интенциональной установки» такого существа, как человек, может быть
понята, если её определять в качестве варианта эволюционно сформированного
природного Дизайна. Для этого Деннет добавляет ещё один этаж
эволюционной «башни». Здесь появляются «существа Грегори», способные
осуществлять преселекцию действий, учитывая не только обстоятельства
физической среды, но и «инструменты разума». Последние делают возможной
уникальную «интенциональную установку», присущую только людям. Хотя
при этом она не является частью какой-то таинственной «природы» человека
или частью уникальной в своём роде организации физической природы. Итак,
пытаясь избежать «эволюционного шовинизма», с одной стороны, и
распространения языка, описывающего психологические состояния
сознательного существа, на состояния существ не сознательных, можно сказать,
что «сама эволюция рассматривается с точки зрения разворачивания
интенциональной установки, а человеческая интенциональность как
 65

производная от свойственной Матери-Природе»135. Оснований для того, чтобы

считать интенциональность Матери-Природы знанием (с психологической точки
зрения), разумеется, нет.
Но когнитивистский проект в современной философии сознания всё
меньше и меньше предполагает акцент на анализе способностей, поведения <
субъекта, поскольку первостепенное значение приобретает категория
«информация» (когнитивно-информационный подход к сознанию); Тем не
менее, как показано нами в первом параграфе первой главы, по-прежнему
затруднительно свести сознание к какой-то когнитивной или информационной
структуре, которая» была бы объективной в том смысле, что представляла и
обеспечивала сознание независимо от того, как оно представлено и обеспечено
для самого субъекта, в том числе - независимо от поведения и языка. Такая
структура позволила бы приписывать некому существу интеллект, не
освидетельствовав его как существо, использующее особый уникальный язык,
который сам по себе (как объективная структура) заявляет субъективное
сознание и разум. Правда, существует возможность представить сознание в
отношении к такому уровню организации языка, который является
объективным, поскольку он обеспечивает и представляет- языковую
способность субъекта до того, как субъект начинает практиковать эту
способность и таким образом представлять и обеспечивать её для себя и для
коммуникации (то есть - субъективно). Этот языковой уровень философия и
психология определяют (следуя давней метафизической традиции) как
«врождённый» и связывают его с семантическим уровнем организации языка.
Таким образом сознание можно приписывать существу, которое уже имеет
доступ к этому уровню, но не имеет доступа к уровням, которые делают
возможной для этого существа речь и осознанное социально определённое
поведение. Вопросы семантики тесно переплетены в современной философии с
вопросами о происхождении языка, о. процессе научения1 языку, об отношении
«мозг-разум». Философы-когнитивисты связывают в перспективе создания

Юлина Н.С. Дэниел Деннет: концепция сознания и личностного. С. 196.

 66 семантической теории лингвистику и
психологию, лингвистику и биологию, лингвистику и психофизиологию. Эта
традиция идёт, прежде всего, от Ноэма Хомского (но он, разумеется, не несёт
ответственности за широту и результаты, интерпретаций его идей). Постановка
и решение проблемы смысла и значения, главным образом, должны
обеспечивать состоятельность филогенетического определения сознания в
качестве доступа к неким специализированным системам мозга. В общем,
интерпретация идей когнитивиста Хомского, касающихся интересующей нас
возможности» объективизации в мозге сознания как «способности», такова.
Хомский рассматривает способности (а именно языковую способность)
человека как «умения», опирающиеся на некое «неявное знание» того, как
осуществляются эти «умения». «Таким образом, «умение» человека не просто
состоит в его способности что-то совершать со знанием дела; оно включает в
себя и то обстоятельство, что он имеет в своём распоряжении определённые
принципы. «Врождённая способность» мышления «репрезентируется» - ибо
Хомский не дуалист - «неким пока ещё неизвестным способом в мозге»,
создавая абстрактную когнитивную структуру, которая затем включается в
«систему способностей к действию- и интерпретации». Изучать «умение» -
значит изучать весь этот набор ментальных структур т ментальных
процессов»136. Здесь можно указать на позицию Джерри Фодора, постоянным
оппонентом которого является Деннет (возможно, в силу того, что их часто
считают представителями одного направления в современной философии
сознания - функционализма). Фодор (как последователь Хомского) замечает, что
«вещи, которые собеседники говорят, часто подтверждаются или опровергаются
тем, что они видят, слышат и т. п., и предположительно часть того, что
составляет знание языка, есть знание о том, что сообщаемое или*
137
воспринимаемое истинно» . Значит должны существовать «такие
вычислительные процедуры, которые позволяют использовать то, что человек
видит из окна, чтобы подтвердить высказывание, что идёт дождь, и такие

136
Пассмор Д. Современные философы. М.: Идея-Пресс, 2002. С. 44-45.
137
Fodor J. A. The Language of Thought. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1980. P. 111.
 67

процедуры как-то могут быть связаны одновременно и с лингвистической и с

визуальной информацией»138. Фодор указывает на проблему формализации
данного отношения подтверждения, на то, что «сложно- помыслить понятие
формы, которое сделало бы лингвистические и нелингвистические объекты
■I OQ

формально сравнимыми» . Тем не менее, информация, полученная

посредством лингвистического кода или гипотетического «общего кода», в
который переведена полученная на перцептивных «входах» информация,
очевидно, попадает в сферу тех принципов, что определяют некие общие
отношения подтверждения, поскольку для ТОГОІ, чтобы эта информация была
доступна субъекту, в принципе, не важно подтверждена ли (а она, несомненно,
подтверждена) она как полученная определённым образом, через определённый
канал. Речь идёт о семантических структурах «языка мысли». Естественно, что
любое сообщение, которое субъект способен воспринять, обеспечивает какие-
то анализирующие и генерирующие информацию «устройства»
соответствующими сигналами на «входе» и «выходе». Но, вне зависимости от
доступа к этим «устройствам», субъект будет обладать сообщением, если оно
прошло процедуру подтверждения, если субъект знает, что «это так» (дело не в
том, что субъект обладает языковыми «пропозициями» или что психологически
обоснована фиксация его верований, а в том, что его язык и уверенность каким-
то образом определены как правильные в отношении «языка мысли»). В общем,
в этом отношении очевидна проблема согласования в мышлении языковой и
неязыковых способностей человека, связи информации, полученной
лингвистическим и нелингвистическим путями. Лингвисты, с одной стороны, и
представители когнитивной психологии, с другой, предлагают различные
основания для того, чтобы подтвердить сознательность, отношение к
интеллекту той или иной способности человека. Фодор считает, что «внедряя
теорию коммуникации в теорию когниции (познания), мы повышаем
эмпирические запросы с каждой из них: с одной стороны, послания должны
138
Ibid. Р. 111-112.
139
Ibid. Р. 112.
 68

быть так репрезентированы, чтобы они попадали в сферу психологической

теории фиксации верований, а с другой - принципы, к которым обращается эта
теория, должны быть так сформулированы, чтобы их можно было приложить к
140
лингвистически кодируемым объектам» . Соответственно, «психология,
которая удовлетворяет этому двойному требованию, фактически лучше
подтверждена, чем та, что объясняет только кодирование посланий, либо та,
что объясняет только подтверждение посланий, которые мы можем
кодировать»141.
На наш взгляд, попытки связать языковые структуры с психологическими
механизмами когниций, подобные той, что предлагает к обсуждению Фодор,
имеют слишком общий характер и интересны только как попытки преодолеть
методологическую и философскую несостоятельность специальных теорий
восприятия, языка и мышления. Возвращаясь к проблеме эволюционного
происхождения языка и сознания, можно сказать, что понимание природы
сознания как некоторой способности или интенционального состояния,
объективизированных в отношении когнитивно-информационной организации
мозга, не вносит ясности в эту проблему даже в том случае, когда способность
или интенция имманентно присуща когнитивной системе человека на
семантическом уровне. Мы не случайно обратились именно к работе Джерри
Фодора. В контексте всего вышеизложенного он обращается к опыту сознания,
который доступен пациентам с «расщеплённым мозгом» (парадоксы их
когниций мы будем рассматривать ниже). Такие пациенты в некотором смысле
являются примером «организма, не способного использовать то, что он видит, с
целью проверить то, что он говорит» (то есть, можно предположить, что они
будут подобны тем странного рода существам, которыми, возможно, являлись
наши далёкие предки), и «хотя, конечно, владение языком даст такому
142 г
организму гораздо меньше пользы, чем нам» , он, тем не менее, будет

ии
Ibid. Р. ИЗ. 141
Ibid.
 69

сознательным. Он будет «верифицировать» свои сообщения в сфере тех

принципов подтверждения, что гораздо шире сферы любой психологической
теории фиксации веры или сугубо лингвистической семантической теории. В
контексте рассуждений Фодора этот пример очень уместен (впрочем, надо
заметить, что автор берёт случай расщепления мозга с оговоркой и не
рассматривает его специально). Но-всё же в итоге остаётся ряд существенных
вопросов, которые в контексте замечаний Фодора можно переформулировать
следующим образом. Как связана организация мозга с организацией «языка
мысли» (если предположить, что последний объективно фундирует наши
способности как сознательных «организмов»)? При каких условиях «язык
мысли» эффективен, при каких условиях (или вопреки каким условиям)
сохраняются его структуры и функции (если предположить, что в случае
расщепления мозга каждое полушарие представляет собой структурную и
функциональную единицу, обеспечивающую определённые способности
субъекта, но при том физиологическая организация «языка мысли» страдает
лишь отчасти или вообще не страдает, поскольку «правополушарные» и
«левополушарные» субъекты, видимо, находятся в сознании)? Это слишком
сложные вопросы и, более того, - слишком специальные. Чтобы их решить или
снять, мало одной веры или недоверия философской гипотезе. Потому, видимо,
полезней перейти на уровень более общих вопросов, в рамках которых, по
крайней мере, становится корректной критика и аналитика. Самым общим
здесь является вопрос о состоятельности попыток найти соответствие между
результатами анализа субъективной реальности и объективной организацией
мозга в филогенезе. Предвидя огромные и, видимо, непреодолимые трудности,
возникающие при осуществлении таких попыток перед философией и
когнитивистикой, можно опять обратиться к деннетовскои критике
когнитивистской редукции. «В отличие от реалистов, считающих
интенциональность внутренним свойством организма, а верования и желания
-её отражением (такой позиции придерживается, например, Джерри Фодор), он
утверждает, что принятие интенциональной установки заключается в
 70

рассмотрении некоторого сложного агента (например, человека или животного)

как действующего в соответствии с интенциональным образцом (паттерном).
Паттерн следует считать реальным, но не в смысле отражения уникальной
внутренней конституции- агента, а в смысле проявления общих природных
ш
структур» . Иными словами, в перспективе, открытой аналитической
философией Деннета, сознание не может быть реальным, для нас как возникшее
в специальным образом организованном мозге некого существа (также как оно
не может возникнуть в результате развития какой-то способности этого
существа, в результате его определённого поведения). Таким образом, мы снова
возвращаемся к естественной необходимости определения сознания в
«гетерофеноменологическом» описании, исходя из задач науки. Рассмотрение
уникальной природы человека как самого совершенного варианта природного
Дизайна - это только одно из возможных решений проблем, постановка которых
зависит от ограничений, наложенных на предметное поле наук о человеке
человеческой субъективностью. Проблема происхождения сознания и языка, в
частности, может иметь решения иные, более конкретные, чем предлагает
Деннет. Но нам важно показать, что предметность, «данность» человеку
субъективного' сознания не является ни залогом успеха в его научном
осмыслении, ни препятствием в этом проекте. Когнитивистский проект
натурализации сознания в эволюционной перспективе, таким образом,
обнаруживает свою проблематичность в том смысле, что сознание как опыт
субъекта (интенциональное сознание, имеющее личное качество) с
эволюционной точки зрения нисколько не значимо. Натурализация сознания как
условия использования существом некоторого ограниченного набора
поведенческих схем или как условия актуализации большего, чем- у не
имеющих сознания существ, числа информационных связей со средой,
очевидно, является не оправдывающей усилий на её осуществление редукцией.
Итак, возможные в1 ходе эволюции варианты информационной организации
живых систем не связываются очевидно с какими-то структурами,

ЮлинаН.С. Дэниел Деннет: концепция сознания и личностного. С. 195.

 71

объективизирующими их определённые способности и тем более поведение.

Способности, которые могут быть продемонстрированы, поведение, которое
можно наблюдать, строго говоря, ничего не свидетельствуют о сложности и
качестве информационной организации когнитивной системы, если мы
связываем её определённую сложность и её определённое качество с языком и
мышлением человека разумного. Сама по себе эво