Зарождение отечественной герменевтики во многом связно с

христианской традицией. Будучи одной из ветвей христианства, православие

должно было использовать процедуры толкования Библии. Мы сталкиваемся
с такими попытками уже у истоков русской православной традиции — речь
идет о знаменитом «Слове о Законе и Благодати» киевского митрополита
Илариона. По всем критериям «Слово» представляет собой именно
герменевтический подход. В своем произведении митрополит Иларион
формулирует целый ряд положений, которые в дальнейшем будут
развиваться русским богословием и философией.
Правда, в синодальный период своей истории, оказавшись в
своеобразном плену у светской власти, русская церковь скорее осваивала
протестантскую манеру богословия. Копия же, как правило, уступает
оригиналу, хотя именно в протестантизме герменевтика получила
фундаментальное развитие. Тем не менее, необходимо отметить, что
митрополит Платон (Левшин), занимавший также и должность руководителя
Славяно-греко-латинской академии, ввел занятия по герменевтике в систему
преподавания библейских дисциплин. В XIX в. свой вклад в развитие
герменевтики в рамках православия внесли П. И. Савваитов («Библейская
герменевтика, или Православное учение о способе толкования Священного
Писания», 1844), И. Н. Корсунский («Иудейское толкование Ветхого Завета»,
1882; «Новозаветное толкование Ветхого Завета», 1885), Н. Н. Глубоковский
(«Благовестие св. апостола Павла по его происхождению и существу.
Библейско-богословское исследование», 1897) и другие русские богословы.
Особенное влияние на становление герменевтики в России связано с
именем Густава Шпета, достаточно профессионально проштудировавшего
работы преимущественно немецких мыслителей, ставших к его времени
«классиками» герменевтики: Дильтея, Шлейермахера, Шпрангера, Свободы.
Обращение к герменевтике было вызвано и той традицией, которая оказала
на Шпета наибольшее влияние, а именно к немецкой феноменологической
школе, «поклонником» и переводчиком которой он являлся, прежде всего,
благодаря непосредственным контактам с Э. Гуссерлем. Его единственная
работа, посвященная непосредственно герменевтике, в общем-то явилась
достаточно «проходной» для Шпета — это работа, написанная им в 1918
году «Герменевтика и ее проблемы».
«Герменевтика и ее проблемы», по сути единственная
«дореволюционная» работа по герменевтике, представляет собой достаточно
профессионально написанную историю герменевтики. Г. Шпет в указанной
работе дает скрупулезный и корректный анализ истории герменевтики и
фиксирует основные проблемные поля. В работе проводится рассмотрение
истории герменевтики, которое превалирует над анализом проблем.
Впрочем, концепция Шпета чаще всего причисляется к такому
течению, как феноменология, а то ее и просто-напросто выносят за рамки
отечественной философской традиции. Оборотной стороной подобного
подхода являются попытки обнаружить герменевтическую традицию даже
там, где ей по самой своей природе не полагалось быть. Например, в качестве
своеобразного варианта герменевтики подается трактовка произведений
классиков марксизма-ленинизма в советской философской литературе.
Подобные разночтения требуют прояснения специфики герменевтического
подхода.
Конечно, вопросы, связанные с истолкованием и постижением
понимания, смысла, значения, поднимались Г. Шпетом, и поэтому мы можем
сказать, что герменевтическая проблематика им анализировалась, но
анализировалась не «непосредственно» как чисто герменевтическая.
Например, в своей работе «Явление и смысл» он акцентирует тот момент,
что бытие сознания состоит в герменевтических функциях, раскрывающих
смысл предмета. Кроме того, анализ смыслопорождающей деятельности
человека в любом случае вынужден «вторгаться» в герменевтическое
пространство, и поэтому мы «косвенно» можем зафиксировать
герменевтическую проблематику во многих работах русского мыслителя, в
том числе в работах, написанных в русле немецкой школы, как
примыкающей к герменевтической традиции, так и обогатившей ее.
Философская революция в Европе (прежде всего в Германии) в 1920-е
годы трансформировала герменевтическую традицию: проблема «текста»
была поставлена в радикальную взаимосвязь с «затекстом» исторического
бытия жизненного мира, с «социальной онтологией» (но не марксистской).
Напротив, в России «переход от мира науки к миру жизни» (как выразился
Гадамер в своем обращении «К русским читателям» 1990 г.) был
насильственно прерван пришедшей к власти под видом марксизма «новой
богословской школой», как назвал русский коммунизм Г.П.Федотов в
этапной для отечественной социально-онтологической герменевтики статье
«Трагедия интеллигенции» (1926). У нас на волне политической революции
совершилась филологическая революция с опорой на русский
«литературоцентризм»; в соединении с так называемой «соссюровской
революцией» это привело к разрыву не только с исторической философией,
но и, в значительной мере, с герменевтически ориентированной филологией
(не говоря уж о богословии).
Более того: именно эти три революции, начиная с 1960-х годов,
получили «действенно-историческое» (как это называется в современной
герменевтике) продолжение на Западе и в России в границах
«формалистической парадигмы», научно-инонаучного деконструктивизма.
Поэтому герменевтическая традиция воспринимается современными
филологами и гуманитариями, как правило, лишь в границах структурно-
семиотического мышления и даже оспаривается в тех же границах.
Задачи, которые ставит перед собой Гумилев в реконструкции событий
средневекового государства пресвитера Иоанна, обращают нас и к
классическим герменевтическим проблемам, в наиболее законченном виде
представшим в герменевтической теории Х.-Г. Гадамера.
М. М. Бахтин выделяет три этапа диалогического движения понимания.
На первом этапе исходным моментом является данный текст. Точнее было
бы сказать, что перенесение исследуемого текста в настоящее время
(возможно даже его перевод на современный язык) является исходной точкой
движения понимания, так как тексты всегда принадлежат прошлому, сколь
бы малый промежуток времени ни отделял их от настоящего. Содержание
второго этапа составляет движение назад - изучение данного произведения в
прошлых контекстах. Третий этап характеризуется движением вперед,
стремлением к «предвосхищению будущего контекста». Понимание есть
синтез многих интерпретаций на всех трёх этапах. Полнота произведения
раскрывается только в ʼʼбольшом времени».
Рассматривая бытование герменевтики на русской почве, заметим, что
наиболее плодотворный из ее вариантов оформился именно в историко-
философских исследованиях. Это относится к идейному наследию Г. Г.
Шпета, о котором уже шла речь. Своеобразную реализацию подобного
подхода можно усмотреть в известной книге И. А. Ильина, посвященной
философии Гегеля. Уже в советский период сложилась серьезная традиция,
сделавшая объектом изучения западную версию герменевтики. Речь идет о
трудах В. В. Бибихина, П. П. Гайденко, А. В. Михайлова, В. Г. Кузнецова и
других авторов. Благодаря их исследовательской и переводческой
деятельности интересующая нас традиция обрела полновесное звучание и на
русском языке. Важно отметить совмещение собственно философских и
филологических аспектов герменевтического исследования в работах
вышеназванных авторов.
В Отдельного упоминания заслуживает Л.Н. Гумилёв. Главная
трудность, с которой сталкивается в своем исследовании культуры кочевых
народов Л.Н. Гумилев, — это необходимость восполнения «пробелов
аутентичных источников» Именно работа с историческими свидетельствами,
или фактологической базой, определяет сложности методологии
исследования. Проблема в общем состоит в том, что в истории нет «чистого
факта», а возможны только разнообразные формы его конструирования.
Даже свидетель события является не более чем его комментатором,
представляющим событие в одной из множества его интерпретаций. Как
пишет Гумилев, «на поверхности явления видны только последствия глубоко
скрытых причин». С этой точки зрения, очевидно, что проблемы
историографии коренятся в самой природе описания фактов и событий,
которые представлены в форме явлений, т. е. как определенные
(модифицированные) сознанием значения и смыслы произошедшего и
происходящего. Именно поэтому не всегда можно проверить свидетельства и
современных нам источников, отсюда информационные войны, проблемы
лжесвидетельства, идеологические атаки. Что уж говорить о сведениях,
сообщаемых древними авторами, их «нельзя принимать без исторической
критики, которая редко может быть достаточной в силу отрывочности
сведений и изолированности источников друг от друга». Все это и порождает
проблему преодоления «беспомощности перед источниками
Суть герменевтики состоит в попытке решения проблем, связанных с
«онтологическим переплетением первоначального и репродуцируемого
бытия, бытия, воспроизведенного в том числе в науке. Это в общем является
свидетельством того, что герменевтические проблемы с неизбежностью
возникают перед любым ученым. Потому «задача герменевтики предстает
перед ним как задача универсальная» В этом отношении Л.Н. Гумилев
является классическим герменевтиком-истолкователем не только по объему
своей научной деятельности, но по масштабам личности.
Практика герменевтического истолкования не исчерпывается ни
наличием исходного текста исторического события, ни множеством
вариативных комбинаций комментирования. Герменевтическая практика
осуществляется в произведении Гумилева «В поисках вымышленного
царства» как чистый эксперимент предъявления наличного при
невозможности сличения его с «первособытием». Разумеется, и Гумилев
отдает себе в этом отчет, методологические риски здесь достигают своего
апогея. Воспроизводимое Гумилевым событие — это «модифицированные
значения полагаемого», т. е. вариативные формы некоторого исходного
исторического содержания, того, что не может осуществиться помимо этого
усилия ученого. Оно не существует в качестве какой-либо объективной
обналиченности, как некоторая природная форма. То, что имеет значение
«объективно существующего», с позиции герменевтика вопрос
недостоверного существования. Подлинно существующим является
наполнение этого неопределенного существования смыслами.
Исследования Льва Гумилева отражают многие методологические
прорывы философии науки ХХ столетия (в герменевтике, феноменологии,
теории «фальсификационизма», аналитике постмодернистов), и основные
узлы этих исследовательских практик мы находим в его блестящих работах.
Методология Гумилева — это не догматическая и мертвая схема, но
практический способ исследования самых сложных фрагментов мировой
истории. Метод его получает оправдание потому, что большой ученый не
боится перейти грань, за которой каждый шаг осуществляется с огромными
рисками.
Проблематика герменевтики, понятно, в особенности работа с текстом,
а также проблема понимания, смысла, так или иначе исследовалась, но
исследовалась в определенном, марксистском ключе. Можно поэтому
сказать, что лишь в восьмидесятых годах в России «заново» открыли
герменевтику. И во многом это стало возможным благодаря «обаянию» двух
мыслителей, работы которых в это время стали переводиться на русский
язык. Мы имеем в виду работы Г.-Г. Гадамера и М. Хайдеггера. В
особенности это можно сказать о работе Г.-Г. Гадамера «Истина и метод».
Подобное начинает воспроизводиться и в России. Мы можем
констатировать, что на данный момент не существует единой школы, некоего
единого направления разработки герменевтики в России. Как правило, речь
идет о попытках следовать в трех маркированных нами как три традиции
(немецкая, французская и англо-американская) направлениях.
Ещё один пример использования методов исторической герменевтики
— работы Игоря Николаевича Данилевского. Особо выделяется его работа
«Повесть временных лет: Герменевтические основы источниковедения». В
данном случае методы герменевтики применяются к анализу средневековых
русских летописей. Исследование посвящено разработке и апробации
принципиально нового подхода к изучению летописных текстов,
основанного на сочетании последних достижений текстологии и
герменевтики. Анализ Повести временных лет с его помощью позволяет
предложить не только новые трактовки летописных сюжетов, но и
сформулировать гипотезу о целях, которые преследовали летописцы, и
социальных функциях древнерусского летописания.
В одной из своих работ Данилевский пишет, что подавляющем
большинстве случаев историк или литературовед исходит в своей работе из
неявной предпосылки, будто психологические механизмы остаются
неизменными на протяжении веков. Иногда презумпция тождества
мышления летописца и исследователя высказывается открыто. Так, говоря о
стимулах возникновения новых жанров древнерусской литературы, Д.С.
Лихачев прямо отмечает, что их не следует связывать с особенностями
мышления создателей этих жанров.
В последнее время возрос и интерес российских ученых к англо-
американской традиции, хотя, конечно, по сравнению с немецкой и
французской школами философствования, англо-американская традиция по
числу своих почитателей далеко позади.
Одним из самых значительных герменевтов пост-советского периода
является А. Гуревич всегда погружен в историко-культурный материал, он
использует герменевтику для анализа конкретных гуманитарных феноменов.
Гуревич, прежде всего, хочет исследовать автора - его мировоззрение. Ему
необходимо «познакомиться с образом мышления... автора и его социального
окружения, т. е. с тем культурно-психологическим аппаратом, через который,
своеобразно преломляясь, проходили образы исторической
действительности». Рикера же интересует иное: связь, отношения,
возникающие между написанием истории и построением интриги как
созданием произведения, — независимо от того, будет ли оно историческим
или же вымышленным, поэтическим. Исследуя эту связь, он сталкивает
номологическую и нарративистскую стратегии. Гуревич в своих
исследованиях скальдической поэзии отделяет литературный текст (в
частности, биографический) и текст исторический.
Все сказанное нисколько не умаляет «отечественную» философскую
мысль. В ситуации перелома, перехода от господства тоталитарного
марксизма и философского изоляционизма, необходим достаточно
длительный этап самоопределения, который всегда характеризуется
эклектичностью, и даже некоторой растерянностью. Свобода — это не
только свобода «от», но и свобода «для». А эту свободу еще предстоит
создать, заботливо вырастить.
Для Гуревича тоже важна не только общая форма саги и песни как
устной литературной традиции, внутри которой ее автор не анализирует и не
интерпретирует событие, словно очевидец. Важно различие двух установок:
литературной и литературно-исторической. Как ученый, историк-мемуарист,
описывающий личность Скаллагримссона — героя саги, - он должен был
придерживаться исторически заданной формы выражения, в отличие от
самого Скаллагримссона-автора, который складывал песни, не задумываясь,
т. е. был свободен в собственной субъективности.
Гуревич анализирует историческую личность скальда Эгиля
Скаллагримссона в двух аспектах: как автора литературного произведения и
как героя литературно-мемуарного, которое можно считать историческим
исследованием. Помимо прочего он умеет отделить себя, свою собственную
линию и стратегию исследования своего времени от эпохи Скаллагримссона.
Он старается проследить процессы понимания, интерпретации и
исторического познания, не смешивая различные культурные пласты, т. е.
отнюдь не забывая о моменте каузальности и закономерности в истории.
Другое дело, что здесь герменевтическая стратегия понимается как
порождение смысла, а не как методологическое интерпретирование.
 Теперь попытаемся суммировать. Современное состояние
герменевтики в России достаточно сложно. Отсутствие подлинно
оригинальных мыслителей, результируется в попытки исследовать с
помощью «заимствованных» методик. При этом выстраивающиеся стратегии
можно охарактеризовать как смешение нескольких стилей
философствования. Это сочетание, с одной стороны, немецкой традиции,
которая выстраивается не только как обращение к «чисто»
герменевтическому направлению, но и инкорпорирование в стратегию
методов М. Хайдеггера, а когда речь заходит о смысле, понимании, то и
феноменологии. С другой стороны, в оборот вводятся постструктуралистские
техники текстовой работы, представленные преимущественно французскими
авторами. К этому еще стоит добавить, что авторы, использующие методики
немецкой и французской традиций, в свое время прошли «марксистскую
выучку», и потому «бессознательно» используют марксистскую матрицу.
При этом могут возникнуть достаточно «курьезные» смеси. Так, работа
достаточно популярного в России мыслителя В. Бибихина «Язык
философии» — с нашей точки зрения, показательный пример —
представляет собой смесь различных методик, причудливого сочетания
религиозной направленности, хайдеггерианства, герменевтики и марксисткой
схематики.
Для Гуревича же ключевым является не процесс, а автор и
непосредственное влияние на него культурно-исторической ситуации.
Рассматривая поэзию скальдов и саги, историк проводит анализ словесной
ткани литературного произведения. При этом, как было сказано выше, он
различает дискурсивную индивидуальность героев, авторов и свою
собственную. Гуревич пытается показать, что автор выражает себя в текстах
(осознанно или неосознанно), т. е. так или иначе раскрывает свою оценочную
позицию. И отчасти задача историка - понять ее. В работе «История и сага»
ученый пишет: «Историческая концепция автора не может быть четко им
сформулирована. Она выражается лишь косвенно, преимущественно через
критерии, которыми автор саги руководствуется, строя свое повествование и
характеризуя его участников. Следовательно, для раскрытия исторических
представлений автора королевской саги необходимо исследовать эти
критерии, выявить их в тексте саг». Для понимания этих критериев
выражения личности Гуревич анализирует и текст, и историческую эпоху,
рассматривая социальные, этические аспекты, общественно-политические
особенности времени, и т.д.
Список литературы
1. Кожурин А. Я. В. В. Розанов и герменевтическая традиция в
России // Вестник СПбГУ Философия и конфликтология. 2017. Т. 33.
Вып. 4. С. 465-476.
2. Махлин, В.Л. Чем и как живет герменевтика [Электронный
ресурс] // Русский журнал. URL: http://www.russ.ru/pole/CHem-i-kak-
zhivet-germenevtika (Дата обращения:04.04.2019)
3. Серова, В.А. Метод конструирования исторических событий в
работе Л.Н. Гумилева «В поисках вымышленного царства»
[Электронный ресурс] // КиберЛенинка. URL:
https://cyberleninka.ru/article/n/metod-konstruirovaniya-istoricheskih-
sobytiy-v-rabote-l-n-gumileva-v-poiskah-vymyshlennogo-tsarstva (Дата
обращения: 04.04.2019)
4. Соколов Б.Г. Рецепция герменевтики в России // Между
метафизикой и опытом. / Материалы коллоквиума «Влияние немецкой
философии на русскую философию с XIX века до начала XX века и
дальнейшее развитие философии в Германии и в России». Под ред.
Разеева Д.Н. Санкт-Петербург : Санкт-Петербургское философское
общество, 2001. C.169-187.
5. Щедрина И.О. Культурно-исторический подход А.Я. Гуревича к
литературному произведению как источнику исторических знаний о
личности // Гуманитарные исследования в Восточной Сибири и на
Дальнем Востоке. 2013. № 4. С. 139-140.