УЧЕБНИК - Экономическая социология - 2015 - Зарубина

Í. Í.
Çàðóáèíà
ÝÊÎÍÎÌÈ×ÅÑÊÀß
ÑÎÖÈÎËÎÃÈß
УЧЕБНИК И ПРАКТИКУМ
ДЛЯ АКАДЕМИЧЕСКОГО БАКАЛАВРИАТА
3-å èçäàíèå
Ðåêîìåíäîâàíî Ó÷åáíî-ìåòîäè÷åñêèì îòäåëîì âûñøåãî îáðàçîâàíèÿ

â êà÷åñòâå ó÷åáíèêà äëÿ ñòóäåíòîâ âûñøèõ ó÷åáíûõ çàâåäåíèé,
îáó÷àþùèõñÿ ïî ãóìàíèòàðíûì íàïðàâëåíèÿì è ñïåöèàëüíîñòÿì
Êíèãà äîñòóïíà â ýëåêòðîííîé áèáëèîòå÷íîé ñèñòåìå

biblio-online.ru
Ìîñêâà  Þðàéò  2015

УДК
ББК
Р
Автор:
Зарубина Наталья Николаевна, доктор философских наук, профессор,
профессор кафедры социологии МГИМО (У) МИД России.
Рецензенты:
Голенкова З. Т. — доктор философских наук, профессор, заме-
ститель директора Института социологии РАН по научной работе,
руководитель центра исследования социальной структуры и соци-
ального расслоения, руководитель отдела социальной структуры.
Кравченко С. А. — доктор философских наук, профессор, заведующий кафе-
дрой социологии МГИМО (У) МИД России.
Зарубина, Н. Н.
Экономическая социология : учебник и практикум для академического
бакалавриата / Н. Н. Зарубина. — 3- е изд. — М. : Издательство Юрайт, 2015.
— 000 с. — Серия : Бакалавр. Академический курс.
ISBN 978-5-9916-4528-7
Учебник написан на основе обобщения многолетнего опыта преподавания
экономической социологии в МГИМО (У) МИД России для бакалавров соци-
ологических и экономических специальностей. В учебнике отражена полипа-
радигмальная природа современного социологического знания, экономическая
социология представлена как динамично развивающаяся современная научная
дисциплина. В соответствующих разделах учебника представлены различные
подходы к пониманию рынка, предпринимательства, трудовых отношений,
социально-экономического развития и т.д., показаны их познавательные воз-
можности и ограничения. Основные предметные области экономической соци-
ологии и подходы к их исследованию представлены в контексте исторического
развития от классических теорий, основанных на противопоставлении анали-
тических моделей «экономический человек» и «социологический человек»,
экономической рациональности и социальной нормативности, до современ-
ных подходов, предполагающих социальную укорененность экономического
поведения и экономических институтов. Представлены социологические
рефлексии природы и последствий экономической глобализации, трансфор-
мации социальной структуры и социальных институтов, сложная диалектика
глобального и локального в развитии хозяйства, а также уделяется большое
внимание социокультурному многообразию экономических институтов, их
различному воплощению в странах.
Соответствует Федеральному государственному стандарту высшего образо-
вания четвертого поколения.
Для бакалавров, изучающих социологию, а также для студентов других
социально-гуманитарных специальностей, в курс профессиональной подготовки
которых входит экономическая социология. Сведения, содержащиеся в учебнике,
могут быть полезны для будущих экономистов, специалистов в областях менед-
жмента и управления, маркетинга, а также связей с общественностью, деловой
журналистики и др.
2
Îãëàâëåíèå
Предисловие ..................................................................................... 8
Глава 1. Экономическая социология как наука ................................... 12
1.1. Предмет экономической социологии ........................................................................12
1.2. Экономическая социология и ее место в системе социального и
гуманитарного знания: экономическая социология и экономическая
теория....................................................................................................................................17
1.3. Методы экономической социологии..........................................................................21
1.4. История становления экономической социологии ..............................................23
1.4.1. Классический этап развития экономической социологии .....................26
Контрольные вопросы и задания .........................................................................................33
Рекомендуемая литература .................................................................................................34
Глава 2. Социальные основы хозяйственной деятельности .................. 35
2.1. Базовые типы социальных отношений и особенности хозяйственной
жизни ....................................................................................................................................35
2.2. Хозяйственная жизнь в традиционных обществах ...............................................40
2.2.1. Производство и потребление в традиционных обществах ....................40
2.2.2. Труд в традиционных обществах ....................................................................42
2.2.3. Собственность и богатство в традиционных обществах .........................44
2.2.4. Предприимчивость в традиционных обществах........................................46
2.3. Хозяйственная жизнь в обществах с доминированием безличных
(«вещных») социальных отношений .........................................................................48
2.3.1. Производство и труд в обществах с преобладанием безличных
(«вещных») отношений .................................................................................................48
2.3.2. Потребление в обществах с доминированием безличных
отношений ..........................................................................................................................54
2.4. Социальные отношения в хозяйственных организациях ...................................58
Глава 3. Социология рынка ............................................................... 67
3.1. Становление социологических подходов к анализу рынка ...............................67
3.2. Исторические формы социальной интеграции хозяйства .................................70
3.3. Становление рыночной системы и ее социальная сущность ............................73
3.4. Современные экономико-социологические подходы к анализу рынка ........75
3.4.1. Рынок как совокупность социальных сетей ................................................75
3.4.2. Рынок как совокупность социальных институтов ....................................79
3.4.3. П. Бурдье: рынок как экономическое поле ..................................................84
3.5. Государство и рынок: парадигмы взаимодействия ...............................................90
3.5.1. Традиционная парадигма взаимодействия государства и рынка ........90
3
3.5.2. Новая парадигма взаимодействия: структурирование рынка
государством......................................................................................................................94
Глава 4. Хозяйственная культура и хозяйственная идеология ............ 101

4.1. Понятие хозяйственной культуры ......................................................................... 101
4.1.1. Аксиологический уровень хозяйственной культуры........................... 104
4.1.2. Когнитивный уровень хозяйственной культуры ................................... 110
4.1.3. Символический уровень хозяйственной культуры ............................... 113
4.2. Функции хозяйственной культуры ......................................................................... 118
4.3. Хозяйственные идеологии.......................................................................................... 123
Контрольные вопросы и задания ...................................................................................... 130
Рекомендуемая литература .............................................................................................. 131
Глава 5. Социология денег и финансового поведения ........................ 132

5.1. Исследования денег в истории социологии ......................................................... 132
5.2. Социальные и культурные функции денег........................................................... 136
5.3. Деньги как фактор социокультурной дезинтеграции и отчуждения .......... 145
5.4. Социальное конструирование множественных денег ...................................... 150
5.5. Финансовое поведение как объект социологического анализа..................... 156
Глава 6. Социологический анализ предпринимательства.................... 163

6.1. Становление концепции предпринимательства в европейской
научной мысли XVIII—XIX вв. ................................................................................ 163
6.2. Классическая социология о специфике традиционного
и капиталистического предпринимательства ...................................................... 166
6.3. Предпосылки капиталистического предпринимательства в работе
М. Вебера «Протестантская этика и дух капитализма» ................................... 168
6.4. Концепция капиталистического предпринимательства В. Зомбарта ......... 174
6.5. Социальные роли предпринимательства в современном обществе............. 180
6.6. Некоторые современные направления социологического изучения
предпринимательства................................................................................................... 185
Глава 7. Предпринимательство и общество: социальная

ответственность бизнеса ................................................................. 194
7.1. Концепции «социального служения» предпринимательства ........................ 195
7.2. Институт социальной ответственности бизнеса................................................. 202
7.2.1. Позиции противников и сторонников социальной
ответственности бизнеса ............................................................................................ 204
7.2.2. Целевые аудитории и сферы корпоративной социальной
ответственности ............................................................................................................ 206
7.2.3. Проблема контроля за социально-ответственной политикой
крупного бизнеса .......................................................................................................... 210
4
7.2.4. Проблемы социальной ответственности бизнеса в глобальном
информационном обществе ...................................................................................... 212
7.3. Деловая этика .................................................................................................................. 214
Глава 8. Социокультурные проблемы труда и трудовых отношений ... 222

8.1. Предметная область и основные понятия социологии труда ........................ 222
8.2. Основные парадигмы социологии труда ............................................................... 229
8.2.1. Становление исследований труда в социологии .................................... 229
8.2.2. Работник как «экономический человек»: научный менеджмент
Ф. Тейлора и Г. Форда ................................................................................................ 231
8.2.3. Работник как «социологический человек»: «Хоторнский
эксперимент» и менеджмент «человеческих отношений» Э. Мэйо............ 234
8.2.4. Модели управления трудовым поведением: «теория X»
и «теория Y» Д. Макгрегора, «теория Z» У. Оучи............................................. 236
8.2.5. Особенности японской парадигмы труда: ориентация на группу .... 237
8.2.6. Постфордизм — парадигма труда в постиндустриальном обществе 244
8.3. Институциональные и внеинституциональные формы контроля
исполнителей над трудовым процессом ................................................................ 245
8.4. Занятость и рынок труда: экономико-социологический подход .................. 249
Глва 9. Социокультурные аспекты теневой и криминальной

хозяйственной деятельности ........................................................... 259
9.1. Теневая экономика и ее место в социальной системе ....................................... 259
9.1.1. Понятие теневой экономики.......................................................................... 259
9.1.2. Социальная структура и функции теневой хозяйственной
деятельности................................................................................................................... 260
9.1.3. Социальная сущность теневой хозяйственной деятельности ........... 265
9.2. Социально-историческая динамика теневой хозяйственной
деятельности................................................................................................................... 266
9.2.1. Теневая хозяйственная деятельность в традиционных обществах .. 267
9.2.2. Теневая хозяйственная деятельность в экономически развитых
обществах......................................................................................................................... 270
9.2.3. Теневая хозяйственная деятельность в обществах переходного
типа .................................................................................................................................... 272
9. 3. Социальные аспекты криминальной хозяйственной деятельности .. 274
9.3.1. Структура криминальной экономической деятельности
и ее место в обществе ................................................................................................... 275
9.3.2. Причины криминализации в современном мире ................................... 280
Глава 10. Социальное неравенство как предмет экономической

социологии..................................................................................... 284
10.1. Понятие социальной стратификации................................................................... 284
5
10.2. Исторические типы социальной стратификации ............................................ 287
10.3. Критерии стратификации: классовый подход К. Маркса,
социальное неравенство в теориях М. Вебера, П. А. Сорокина,
многомерная стратификация .................................................................................... 290
10.4. Профиль стратификации: высшие, средние, низшие классы.
Андеркласс и социальная эксклюзия ..................................................................... 295
10.5. Динамика социальной стратификации................................................................ 299
10.6. Стратификация и социальные различия в обществе массового
потребления (по П. Бурдье)....................................................................................... 301
10.7. Социальная мобильность ......................................................................................... 303
10.7.1. Пространственная мобильность................................................................. 308
10.7.2. Специфика социальной мобильности в современном обществе .... 310
Глава 11. Социокультурная динамика хозяйственной жизни.............. 315
11.1. Линейные теории социально-экономического развития .............................. 315
11.1.1. Общая характеристика линейных теорий
социально-экономического развития .................................................................... 315
11.1.2. Теории модернизации. Понятие и типы модернизации .................... 318
11.2. Нелинейные теории общественного развития и динамика
хозяйственной жизни ................................................................................................... 327
11.2.1. Концепция циклов флуктуаций П. А. Сорокина ................................. 328
11.2.2. Цивилизационная теория и самобытное социально-
экономическое развитие ............................................................................................. 330
11.2.3. Хозяйственное развитие сквозь призму ценностей
социокультурной самобытности ............................................................................. 333
11.2.4. Концепции японской социокультурной самобытности
о природе «японского экономического чуда» .................................................... 339
11.3. Теории современного капитализма: хозяйство в обществах
«рефлексивного модерна» и постмодерна ............................................................ 342
Глава 12. Социокультурные проблемы мирового хозяйственного
развития: глобализация и ее последствия ......................................... 349
12.1. Основные парадигмы глобализации.
Социальные и технологические предпосылки глобализации ....................... 349
12.1.1. Глобализация и модернизация:
обновление парадигмы мирового социально-экономического развития . 349
12.1.2. Социологические концепции глобализации.......................................... 351
12.1.3. Социальные носители экономической глобализации ........................ 355
12.2. Социальные последствия глобализации хозяйственной жизни................. 359
12.2.1. Глобализация и трансформация социально-экономических
институтов индустриального общества ................................................................ 360
12.2.2. Финансовая глобализация
и ее социально-политические последствия ......................................................... 362
12.3. Рестратификация общества в условиях глобализации .................................. 364
6
12.4. Глобализация и локальные хозяйственные системы ...................................... 369
Противоречие глобального и локального в современном развитии ........... 372
12.5. Глобализация и глобальные проблемы человечества.
Альтернативные модели глобализации ................................................................. 374
12.5.1. Экологическая проблема и устойчивое развитие ................................ 374
12.5.2. Демографическая проблема, проблемы бедности, развития
человеческих ресурсов и безопасности человека .............................................. 378
12.5.3. Альтернативные варианты глобализации .............................................. 382
Ïðåäèñëîâèå
Интенсивные экономические трансформации, которые происходят в

последние десятилетия во всем мире, требуют нового осмысления. Их тес-
ная взаимосвязь с социальными и культурными изменениями современ-
ных обществ предполагает разработку новых подходов, преодолевающих
дисциплинарные границы, установившиеся в социальном и гуманитарном
знаниях к концу ХХ в. Для понимания природы таких явлений, как эконо-
мический подъем или глобальный финансовый кризис, изменения форм
организации труда и контроля над трудовым процессом, смена моделей
хозяйственных организаций, необходимо анализировать их социокуль-
турные предпосылки. Экономическая социология утвердилась в качестве
научной и образовательной дисциплины, позволяющей раскрыть социаль-
ные и культурные рамки экономического поведения людей, облечь рацио-
нальные экономические действия в «плоть и кровь» реальных социальных
отношений, складывающихся между людьми в процессе их жизнедеятель-
ности, выявить нормативные и ценностные ограничения, накладываемые
обществом на воплощение хозяйственных целей. Это одно из самых совре-
менных направлений социологии, использующее ее понятийный аппарат и
методологический арсенал в исследованиях различных проявлений хозяй-
ственной деятельности.
Для России, переживающей на рубеже XX—XXI вв. глубокие экономи-
ческие и социальные изменения, понимание их взаимосвязи и взаимов-
лияния особенно необходимо. Опыт российской модернизации 1990-х гг.
наглядно продемонстрировал глубокую обусловленность экономических
институтов социальными отношениями и культурными ценностями, уко-
ренившимися традициями и стереотипами сознания. Поэтому уже в начале
1990-х гг. в нашей стране началось не только интенсивное освоение раз-
работанных на Западе экономико-социологических теорий, но и развитие
собственных исследований в этой области. Тогда же экономическая соци-
ология была институционализирована в качестве учебной дисциплины,
преподавание которой стало устойчивой составляющей профессиональной
подготовки социологов, экономистов, а также студентов других социально-
гуманитарных специальностей.
Первые учебники по экономической социологии в нашей стране стали
появляться во второй половине 1990-х гг., когда ее отдельные направления —
индустриальная, или «заводская», социология, социология труда, социология
предпринимательства — уже получили развитие в качестве устойчивых
научных специальностей. Сегодня существует набор учебников и учебных
пособий, предназначенных для разных аудиторий и обладающих собствен-
ной методологической и концептуальной спецификой.
8
Предлагаемый читателям учебник представляет собой обобщение мно-
голетнего опыта преподавания экономической социологии и ориентирован
на решение ряда профессиональных и методических задач, обусловивших
его особенности.
Прежде всего, экономическая социология представлена в учебнике как
динамично развивающаяся современная область социально-гуманитарного
знания. Как и социология в целом, экономическая социология включает в себя
множество предметных областей, что предполагает ее полипарадигмальный
характер и использование обширного теоретико-методологического инстру-
ментария, соответствующего конкретным задачам исследований. В соответ-
ствующих разделах учебника представлены различные подходы к пониманию
рынка, предпринимательства, трудовых отношений, социально-экономиче-
ского развития и т.д., показаны их познавательные возможности и ограниче-
ния. При этом автор стремился избежать эклектичности и описательности,
придерживаясь единой логики изложения теоретических проблем. Методо-
логической основой изложения материала послужили познавательные прин-
ципы «понимающей социологии» М. Вебера, дополненные современными
теоретическими разработками зарубежных и отечественных ученых.
Основные предметные области экономической социологии и подходы к
их исследованию представлены в контексте исторического развития теоре-
тического знания от классических теорий, основанных на противопоставле-
нии аналитических моделей «экономический человек» и «социологический
человек», экономической рациональности и социальной нормативности, до
современных подходов, предполагающих социальную укорененность эко-
номического поведения и экономических институтов.
Автор поставил перед собой задачу избежать избыточного теорети-
зирования и усложнения изложения материала. Поэтому теоретические
подходы к различным предметным областям экономической социологии
в учебнике представлены на примерах исторических и современных соци-
ально-экономических реалий, как российского общества, так и зарубежных
стран. В качестве примеров и иллюстраций теоретического материала при-
водятся данные социологических исследований, статистики, а также раз-
нообразные кейсы.
При изложении материала автор считал необходимым учитывать исто-
рические трансформации социально-экономических реалий, которые пред-
ставлены в сопоставлении традиционных, современных, постсовременных
обществ. Историческая типология хозяйства основывается на характере
базовых социальных связей, преобладающих соответственно в традицион-
ных и современных обществах. Особое внимание уделено процессам соци-
ально-экономического развития, перехода от традиционного хозяйства к
современному и соответствующих социально-культурных трансформаций.
В связи с этим представлены наиболее значимые теории социальной дина-
мики, в том числе теории модернизации и теории самобытного развития,
а также концепции перехода от натурального и распределительного хозяй-
ства к рыночной экономике.
На современном этапе развития человечества социальные и экономи-
ческие процессы во многих регионах мира приобрели качественно новый
9
характер, отличный как от традиционных, так и от капиталистических и
индустриальных обществ. Социологи разработали целый ряд теорий совре-
менного общества — «постиндустриального», «информационного», «пост-
модерна», «рефлексивного модерна», «текучей современности», «общества
риска», «дезорганизованного капитализма» и др. В учебнике представлены
положения этих теорий, объясняющие новейшие трансформации экономи-
ческих институтов и связанных с ними социальных отношений и культур-
ных ценностей.
Важнейшей особенностью современности по сравнению с предшеству-
ющими историческими состояниями общества стала глобализация. Эконо-
мическая глобализация является одним из ее важнейших векторов, поэтому
в учебнике этому направлению уделяется особое внимание. Представлены
социологические рефлексии природы и последствий экономической гло-
бализации, трансформации социальной структуры и социальных институ-
тов, сложная диалектика глобального и локального в развитии хозяйства.
Глобальные проблемы современности характеризуются с точки зрения
их связи с процессом глобализации и структурирования в соответствии с
новым системным миропорядком.
Глобализация, модернизация и связанное с ними распространение
современных социально-экономических отношений и институтов все же
не привели к унификации хозяйственной жизни и способов ее организа-
ции. Поэтому в учебнике уделяется большое внимание социокультурному
многообразию экономических институтов, их различному воплощению в
странах Запада и Востока. В соответствующих разделах представлено сво-
еобразие трудовых отношений, хозяйственных организаций, взаимодей-
ствия рынка и государства, теневой экономики в Западной Европе, США,
Японии и других странах Востока.
Особое внимание уделяется использованию понятийного аппарата и
теоретико-методологических подходов экономической социологии для
анализа российских реалий. На основе исторического материала, данных
статистики и социологических исследований показаны особенности и
исторические трансформации хозяйственной культуры, предприниматель-
ства, трудовых отношений, социального неравенства в российском обще-
стве, специфика модернизационных процессов и участия нашей страны в
экономической глобализации.
Учебник предназначен для бакалавров, изучающих социологию, а также
для студентов других социально-гуманитарных специальностей, в курс
профессиональной подготовки которых входит экономическая социоло-
гия. Сведения, содержащиеся в учебнике, могут быть полезны для будущих
экономистов, специалистов в областях менеджмента и управления, марке-
тинга, а также связей с общественностью, деловой журналистики и других.
В результате изучения дисциплины студенты будут:
знать
• основные классические и современные социологические теории и
школы;
• теоретические основания экономической социологии как отраслевой
социологической дисциплины;
10
• методологические основания социологического исследования, основ-
ные методы сбора и анализа социологической информации;
• основные закономерности протекания комплексных социальных про-
цессов и механизмы функционирования основных социальных общностей
в сфере экономики;
• закономерности социально-экономических процессов, основные под-
ходы к их изучению, а также особенности их применения в России;
уметь
• производить, отбирать, обрабатывать и анализировать данные о соци-
альных процессах и социальных общностях;
• применять соответствующие целям конкретного исследования методы
сбора и анализа данных, учитывать их ограничения, оценивать качество
(валидность и надежность) социологической информации;
• участвовать в проектных формах работы и реализовывать самостоя-
тельные аналитические проекты;
• представлять результаты исследовательской и аналитической работы
перед профессиональной и массовой аудиториями;
владеть
• способностью использования фундаментальных социологических зна-
ний на практике;
• навыками получения профессиональной информации из различных
типов источников, включая Интернет и зарубежную литературу.
Ãëàâà 1
ÝÊÎÍÎÌÈ×ÅÑÊÀß ÑÎÖÈÎËÎÃÈß ÊÀÊ ÍÀÓÊÀ
1.1. Ïðåäìåò ýêîíîìè÷åñêîé ñîöèîëîãèè

Экономическая социология представляет собой отраслевую социологи-
ческую дисциплину, часть социологической науки, и ее объект и предмет
можно определить на основе конкретизации объекта и предмета социоло-
гии в целом, выявив особенности.
Социология является одной из наиболее динамично развивающихся
сфер современного научного знания, специфика которой определяется
сложностью ее объекта изучения. Объектом социологической науки, т.е.
частью реальности, на которую направлен ее исследовательский интерес,
является общество как совокупность многообразных форм совместной
жизнедеятельности, объединений, ассоциаций и взаимодействий людей1.
Однако само определение общества как объекта изучения социологии
уже является дискуссионным вопросом и не имеет однозначного ответа.
Среди исследователей еще в период становления социологического знания
в начале ХХ в. выделились два базовых подхода к пониманию общества:
1) социальный реализм, основанный на представлении о том, что обще-
ство является самостоятельной формой реальности sui generis, обладаю-
щей собственными специфическими закономерностями существования и
развития. Такое понимание общества нашло наиболее последовательное
воплощение в структурных социологических парадигмах (диалектико-
материалистическая теория К. Маркса, структурный функционализм Э.
Дюркгейма, Т. Парсонса и др.);
2) социальный номинализм, предполагающий, что общество представ-
ляет собой совокупность индивидов. Данный подход воплотился в теориях
действия и интерпретивных парадигмах («понимающая социология» М.
Вебера, символический интеракционазим Дж. Г. Мида и Г. Блумера, фено-
менологическая социология А. Шютца, «социология знания» П. Бергера и
Т. Лукмана, этнометодология Э. Гарфинкеля и др).
Уже в силу неоднозначного определения общества как объекта изуче-
ния социология является полипарадигмальной наукой, т.е. включает в
себя несколько научных парадигм как общепризнанных научных достиже-
ний, в течение длительного времени дающих ученым модели постановки
1 Гофман А. Б. 7 лекций по истории социологии. М. : Книжный дом «Университет»,

2000. С. 7.
12
проблем и их решения (по Т. Куну). На основе социального реализма и
социального номинализма сформировались структурные (классические) и
интерпретивные (неклассические) парадигмы, а в современной социоло-
гии — интегральные (П. А. Сорокин) и объединительные (П. Бурдье, Э.
Гидденс), а также постмодернистские парадигмы (З. Бауман, Ж. Бодри)1.
Будучи ориентированными на разные познавательные предпосылки иссле-
дований, социологические парадигмы не опровергают, а дополняют друг
друга, обусловливая теоретический и понятийный плюрализм современ-
ной социологической науки, ее дискуссионный характер.
Полипарадигмальный характер социологии в полной мере проявляется
при определении ее предмета.
Предмет науки представляет собой специфическое воспроизведение реаль-

ности, т.е. ее объекта, на абстрактно-теоретическом уровне, особую
«оптику», совокупность специфических вопросов, которые задаются
этой наукой для выявления именно тех аспектов реальности, которые
для нее значимы.
Науки, имеющие сходные объекты, могут существенно различаться

именно предметами исследования. Предмет социологии составляют те
специфические аспекты жизни общества, на которые направлена исследо-
вательская деятельность социологов. В соответствии с различиями в под-
ходе к определению общества по-разному определяется и предмет социо-
логии. Так, представитель социального реализма Э. Дюркгейм в качестве
предмета социологии выделяет социальные факты, независимые от созна-
ния людей и оказывающие на них принудительное воздействие. Сторон-
ник социального номинализма М. Вебер считает предметом социологии
социальное действие, обладающее двумя отличительными признаками: 1)
наличие осознанного смысла; 2) ориентация на других людей2.
От определения предмета науки во многом зависит характер ее пред-
метного поля и используемых методов, поскольку предполагает концентра-
цию исследовательского интереса на одних аспектах социальной реально-
сти и абстрагирование от других. Однако следует принимать во внимание,
что сложность, многогранность и динамизм общества порождает и подвиж-
ность и многогранность предметных областей социологии. Современные
исследователи избегают однозначных и жестких определений предмета
социологии, поскольку они могут ограничивать ее познавательные воз-
можности, исключать из рассмотрения значимые проблемы социальной
жизни. В то же время по специфике предметных областей выделяются
отраслевые социологические дисциплины, сосредоточенные на отдельных
сферах социальной деятельности или институтах. К таким дисциплинам
относится и экономическая социология, которая в свою очередь включает
1 См. : Кравченко С. А. Социология: парадигмы через призму социологического вообра-

жения : учебник для вузов. 3-е изд., перераб. и дополн. М. : Экзамен, 2007. С. 22—23.
2 См. : Вебер М. Основные социологические понятия // Вебер М. Избранные произ-
ведения. М. : Прогресс, 1990. С. 602—603.
13
в себя такие предметные области, как социология предпринимательства,
социология труда, социология организаций, социология рынка и др. Набор
отраслевых социологических дисциплин постоянно изменяется в связи с
трансформациями проблемных полей науки и усложнением социальной
реальности. При этом их предметы продолжают оставаться дискуссион-
ными и подвижными.
Объектом экономической социологии, т.е. той частью реальности, на кото-

рую направлен ее познавательный интерес, является экономика, хозяй-
ственная жизнь общества, экономическая деятельность людей.
Та же реальность является и объектом экономической теории, изучаю-

щей «деятельность людей в процессе производства, распределения, обмена
и потребления экономических благ в условиях альтернативности целей и
возможностей использования редких ресурсов»1.
Принципиальные различия между науками следует искать в их пред-
метах и методах, особенностях подхода к изучению объекта, специфиче-
ской «оптике», применяемой для выявления его наиболее существенных с
точки зрения данной науки характеристик. Если экономика абстрагируется
от влияния государства, церкви, культурных и образовательных систем на
хозяйственную деятельность или рассматривает их как внешнюю среду, в
которой хозяйственная деятельность осуществляется, то экономическая
социология рассматривает все эти социальные факторы как внутренние
предпосылки экономической деятельности, существования и развития эко-
номических институтов, социально-экономической динамики.
Определение предмета экономической социологии зависит от общего
парадигмального подхода, применяемого исследователями. С позиций
реалистического, холистского подхода (К. Маркс, Э. Дюркгейм, Т. Пар-
сонс) экономика рассматривается как элемент или подсистема в целост-
ной системе общества, связанная с другими подсистемами — социальной,
культурной, политической, влияющая на них и подверженная их влиянию.
В теории К. Маркса экономические интересы детерминируют, в конечном
счете (а не непосредственно), политические, культурные и прочие отноше-
ния. В известной работе «К критике политической экономии» он писал: «В
общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные,
необходимые, от их воли не зависящие отношения — производственные
отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их
материальных производительных сил. Совокупность этих производствен-
ных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный
базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка
и которому соответствуют определенные формы общественного сознания.
Способ производства материальной жизни обусловливает социальный,
политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей
определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их
1 Курс экономической теории / под ред. М. Н. Чепурина, Е. А. Киселевой. Киров : Аса,

2012. С. 29.
14
сознание. На известной ступени своего развития материальные производи-
тельные силы общества приходят в противоречие с существующими про-
изводственными отношениями, или — что является только юридическим
выражением последних — с отношениями собственности, внутри которых
они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти
отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной
революции. С изменением экономической основы более или менее быстро
происходит переворот во всей громадной надстройке. При рассмотрении
таких переворотов необходимо всегда отличать материальный, с есте-
ственнонаучной точностью констатируемый переворот в экономических
условиях производства — от юридических, политических, религиозных,
художественных или философских, короче — от идеологических форм, в
которых люди осознают этот конфликт и борются за его разрешение. Как
об отдельном человеке нельзя судить на основании того, чт о' сам он о себе
думает, точно так же нельзя судить о подобной эпохе переворота по ее
сознанию. Наоборот, это сознание надо объяснить из противоречий мате-
риальной жизни, из существующего конфликта между общественными
производительными силами и производственными отношениями… Базис
общества как способ производства определяет процессы, происходящие в
политической и культурной надстройке»1.
В теории структурного функционализма Т. Парсонса экономика как
подсистема общества функционально связана с другими его подсисте-
мами — социальной, культурной, политической — и выполняет функ-
цию адаптации. Коллега и соавтор Т. Парсонса, Н. Смелзер в работе
«Социология экономической жизни» подчеркнул как взаимодействие,
так и предметное разграничение экономики и экономической социоло-
гии, которые «задают разные вопросы» об экономическом поведении.
Социологический подход шире экономического, он основан на иссле-
довании «социальных переменных», действующих в «экономической
сфере» жизни общества. К «экономической сфере» Смелзер относит про-
изводство, распределение, обмен и потребление, а к «социальным пере-
менным», действующим в этой сфере, — общности и группы, роли и ста-
тусы, организации, формы власти, рынки (труда, услуг), коллективные
действия, ценности, мотивы. Тогда экономическая социология представ-
ляет собой «приложение общей системы отсчета, переменных и объяс-
нительных моделей социологии к исследованию комплекса различных
видов деятельности, касающихся производства, распределения, обмена
и потребления ограниченных материальных ресурсов»2. Именно с рабо-
тами Т. Парсонса связаны перевод на английский язык и публикация в
США, а по существу введение в научный аппарат американских социоло-
гов, основных работ М. Вебера.
Сегодня в определении предмета экономической социологии преобла-
дают номиналистические интерпретации общества и деятельностный под-
1 Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Изд. 2. Т. 13. С. 6—7.

2 Smelser N. J. The Sociology of Economic Life. Englewood Cliﬀs, NJ: Prentice Hall, 1963.
Р. 69—71.
15
ход1, поэтому он выявляется через понятия «экономическое действие»,
«экономическая деятельность», «экономическое поведение». Эти понятия
близки, и некоторые исследователи отождествляют их или фиксируют вни-
мание на различных смысловых аспектах. Понятие «действие» восходит к
приведенному выше определению социального действия М. Вебера и пред-
полагает осознанную, целесообразную активность субъекта. Понятие «дея-
тельность» акцентирует сознательную, целесообразную преобразовательную
активность, направленную на удовлетворение разнообразных потребностей.
Деятельность включает цель, средства, процесс, нормативный порядок и
условия осуществления, а также конечный результат (воплощенную цель).
Под экономической деятельностью понимается индивидуальная и групповая
целесообразная активность, направленная на производство, распределение и
потребление благ в условиях использования редких ресурсов. Можно выде-
лить различные формы экономической деятельности — производственную,
трудовую, предпринимательскую, хозяйственно-организационную и т.д.
Под поведением понимается совокупность наблюдаемых действий,
поступков людей, которые не всегда могут быть осознаны и целесообразны,
поскольку изначальная мотивация, предполагавшиеся смысл, цели, норма-
тивные ориентации не всегда получают реальное воплощение и внешнее
выражение. Понятие «поведение» акцентирует внимание исследователей
на процессах адаптации к социальной реальности (ролевое поведение).
Под экономическим поведением понимают совокупность действий, моти-
вированную экономическими интересами и предполагающую определение
желаемого баланса между издержками и выгодами.
Говоря об экономической деятельности, социологи имеют в виду созна-
тельную производственную, потребительскую, обменно-распределитель-
ную, организационную активность, направленную на удовлетворение
потребностей в условиях редкости доступных благ, осуществляемую на
основе социально оформленных мотивов и целей, в контексте норматив-
ных порядков, определяемых формальными и неформальными правилами.
Субъектами экономической деятельности являются как индивиды, всту-
пающие в социальные отношения, объединенные сетевыми связями, так и
коллективы и организации, представляющие собой системы социальных
отношений, а также государства.
В работах, посвященных хозяйственной этике мировых религий, М.
Вебер рассматривал хозяйственную деятельность людей как деятельность,
ориентированную на ценности и институты конкретных обществ — на про-
тестантские, индуистские, конфуцианские религиозные ценности, на такие
сложившиеся социальные институты, как государство, профессиональные
корпорации, семья, формы собственности и т.д. Это дало ему возмож-
ность проанализировать конкретные исторические формы хозяйственной
жизни как продукт обусловленных культурой «картин мира», как резуль-
тат целостного «жизненного поведения» людей в контексте социальных
структур и институтов.
1 См.: Верховин В. И., Зубков В. И. Экономическая социология: монография. М. : Изд-во

РУДН, 2005. С. 9 ; Радаев В. В. Экономическая социология. М. : Аспект-Пресс, 1997. С. 53.
16
Введенная М. Вебером типология социального действия позволила
ему ввести вариативность самого понятия рациональности, интерпре-
тировать его как целерациональное, т.е. ориентированное на достижение
целей наиболее эффективными средствами, и ценностнорациональное,
т.е. ориентированное на реализацию ценностей, значимых социокуль-
турных образцов поведения. Соответственно, хозяйственные действия
людей стало возможно объяснять как их чисто экономической целесо-
образностью, так и стремлением соответствовать некому ценностному
образцу, реализовывать приписанный культурой этос. Эта типология
еще дополняется традиционным действием, позволяющим объяснить
экономическое поведение сложившимися в обществе устойчивыми сте-
реотипами, и аффективным действием, отражающим нередкое в реаль-
ной жизни эмоционально обусловленное поведение. Все это позволяет
рассматривать поведение человека в сфере хозяйствования как резуль-
тат действия не просто материальной потребности или эгоистической
ориентации на максимальную выгоду, а как следствие усвоения и реа-
лизации социокультурных ценностей и норм, отношений в социальных
группах, в которые включен любой индивид, действия различных соци-
альных институтов.
Экономическая социология изучает нормативные, ценностные, инсти-
туциональные, групповые особенности действий индивидуальных и кол-
лективных экономических акторов, т.е. социокультурные аспекты произ-
водственной, трудовой, предпринимательской, организационной и иной
деятельности, ориентированной на максимизацию прибыли и оптимиза-
цию издержек.
Предмет экономической социологии — социальное содержание (предпо-

сылки, мотивы, нормативные рамки, социальные последствия и т.д.)
экономического действия, социальная природа экономических инсти-
тутов, формы включения культурных и властных отношений в хозяй-
ственную деятельность.
Безусловно, такое определение предмета экономической социологии

носит предварительный характер и для его уточнения следует определить
место экономической социологии среди других социальных и гуманитар-
ных дисциплин, прежде всего, прояснить отличие ее предметной области
от предметной области экономической теории.
1.2. Ýêîíîìè÷åñêàÿ ñîöèîëîãèÿ è åå ìåñòî â ñèñòåìå ñîöèàëüíîãî

è ãóìàíèòàðíîãî çíàíèÿ: ýêîíîìè÷åñêàÿ ñîöèîëîãèÿ
è ýêîíîìè÷åñêàÿ òåîðèÿ
Американский социолог П. Бергер определил социологию как науку о
«человеке в обществе» и «обществе в человеке». Принципиальное значение
для выявления предмета социологии вообще и любой отраслевой социо-
логической дисциплины имеет используемая ею модель человека, те его
17
унифицированные свойства, которые она рассматривает как значимые и от
которых абстрагируется, отвлекается.
Формирование экономической науки потребовало формирования
модели «экономический человек» — homo economicus, а в социологии сфор-
мирована модель «социологический человек» — homo sociologicus.
Экономика, изучая определенные действия человека в обществе, абстра-
гируется от социальных связей, культурных ценностей, нравственных
норм, идеологических и религиозных убеждений, властных отношений,
традиций, эмоциональных реакций и т.д. Ее интересует «экономический
человек» как субъект:
1) изолированный, атомизированный, рассматриваемый вне связей с
обществом, другими людьми, социальными группами (родственными,
этническими, профессиональными и т.д.), социальными институтами
(государством, семьей, церковью и т.д.);
2) ориентированный исключительно на экономический интерес — на мак-
симизацию прибыли, рентабельность, эффективность; из его мотивации
полностью исключены все неэкономические факторы, такие, например, как
соображения религиозной веры, патриотизма, лояльности и т.д.;
3) абсолютно рациональный в отношении своих экономических дей-
ствий, всегда просчитывающий наиболее эффективный путь достижения
целей; на него не влияют ни случайности, ни аффекты, ни подсознательные
или не до конца осознанные, иррациональные интуиции;
4) эгоистический, ориентированный исключительно на свои собствен-
ные интересы и цели (в том числе и чисто гедонистического свойства) и не
принимающий во внимание соображения солидарности, морали и долга,
чести и совести, а также интересы и цели ни других людей, ни общества;
5) независимый, находящийся вне отношений господства и подчинения,
вне власти, реализующий только собственные интересы и цели;
6) абсолютно информированный и квалифицированный, всегда распола-
гающий полными сведениями и знаниями, необходимыми для принятия
правильного решения;
7) статичный, абстрагированный от исторического развития.
Ясно, что в реальной жизни такой человек не существует, это абстрак-
ция, созданная путем логического доведения до абсолюта ряда свойств
занятого в экономике человека. Такая абстракция необходима для удоб-
ства познавательной деятельности в экономической науке, однако за ее
пределами она лишает нас возможности исследовать значимые аспекты
экономической жизни общества. Ведь реальный участник хозяйства —
предприниматель, менеджер, наемный работник, продавец, покупатель
и т.д. — никогда не бывает полностью изолирован от общества и от дру-
гих людей. Он является гражданином государства, имеет родственные и
дружеские связи, религиозные, политические и нравственные убеждения,
соблюдает традиции и обычаи, нормы поведения того общества, в котором
живет, придерживается определенных вкусов, эстетических предпочтений,
испытывает любовь и ненависть, радость и гнев, благодарность и зависть.
Прежде чем заняться хозяйственной деятельностью, человек любого обще-
ства овладевает профессиональными навыками, а для этого осваивает язык
18
и нормы культуры своего общества, входит в соприкосновение с государ-
ственными органами и другими органами власти, занимает свободную
нишу в уже сложившихся хозяйственных связях и играет отведенную ему
роль. Если рассматривать участника хозяйственной жизни исключительно
как «экономического человека», то невозможно понять, почему мы иной
раз предпочитаем дорогой товар дешевому, отказываемся от высокоопла-
чиваемой работы в пользу менее выгодной, но более удобной и интересной,
почему предприниматель добровольно тратит часть прибыли на благотво-
рительные нужды, почему наемный работник не обязательно повышает
производительность труда ради более высокой заработной платы, и т.д.
Все это заставляет нас посмотреть на социальную природу экономического
действия, его социальные мотивы и последствия. Таким образом, эконо-
мическая жизнь и экономические действия людей рассматриваются как
социально обусловленные и попадают в предметную область социологии,
а субъект экономической деятельности рассматривается как «социологи-
ческий человек».
«Социологический человек», в отличие от «экономического чело-
века», представляет собой продукт социальных отношений, его действия
основаны на ценностях, нормах, традициях, выработанных обществом. Он,
помимо экономического интереса, руководствуется нравственными, рели-
гиозными, культурными, эстетическими и прочими мотивами; в своих дей-
ствиях он ориентируется на оценки и мнения других людей, на социальные
группы, к которым принадлежит, на необходимость поддерживать и опти-
мизировать связи и интегрироваться в существующие институциональные
структуры. Таким образом, «социологический человек» не атомизирован
и не эгоистичен, его действия ориентированы на других. Кроме того, он
встроен в иерархические и властные отношения, вынужден кому-то подчи-
няться и в свою очередь господствует над кем-то. «Социологический чело-
век» всегда помещен в системы дифференцированных социальных групп
и сообществ, обладает спецификой, обусловленной классовой, этнической,
конфессиональной и иной принадлежностью.
Особый вопрос представляет информированность «социологического
человека», которая может быть ограничена как отсутствием или ограни-
ченностью доступа к необходимой для принятия решений информации,
так и отсутствием необходимой для интерпретации и использования
информации квалификации, препятствующими ее восприятию социо-
культурно обусловленными информационными «шумами». Поэтому люди
нередко действуют не столько на основе рационального выбора оптималь-
ного решения, сколько интуитивно, или на основе сложившихся привычек,
традиций, опыта, или даже эмоционально — например, финансовое поведе-
ние людей, их обращение с деньгами нередко обусловлено не только раци-
ональным расчетом, но и «страстями».
Еще одно важное отличие «социологического человека» от «экономиче-
ского человека» состоит в том, что он всегда рассматривается в контексте
развития, становления, соответствующего развитию тех социальных групп,
к которым он принадлежит, и тех форм деятельности, которыми он занят.
Поэтому для экономической социологии важнейшей проблемой анализа
19
является действие носителей разных хозяйственных ролей и функций в их
историческом становлении, например, историческая эволюция типов пред-
принимательства, хозяйственных организаций, наемного труда.
Обобщим отличия базовых абстракций человека в экономической тео-
рии и социологии с помощью рис. 1.1.
«Экономический «Социологический
человек» человек»
Изолированный, Всегда включенный в контекст

атомизированный социальных отношений
Ориентирован исключительно Ориентирован

на экономический интерес на реализацию норм и ценностей
Рациональность множественна —
Рациональный — достигает цели
достигает цели социально
наиболее эффективными средствами
одобряемыми средствами
Эгоистический — ориентирован Альтруистичный — ориентирован

на цели и ценности других людей
на себя и групп
Включен в системы властных

Независимый — рассматривается
отношений, подчиняется
вне контекста властных отношений
и руководит
Информированный и квалифициро- Информированность ограничена как

ванный — обладает всей полнотой не полным доступом к информации,
необходимой информации и спосо- так и недостатком квалификации ее
бен ее адекватно интерпретировать интерпретировать
Формируется в процессе
Статичный, абстрагированный
исторического развития
от исторического развития
общностей и коллективов
Рис. 1.1. Отличия базовых абстракций человека

в экономической теории и социологии
20
Проблема состоит в том, что если модель «экономический человек»
представляет нам рационального эгоиста, ориентированного исключи-
тельно на максимизацию собственной прибыли, то модель «социологиче-
ский человек» создает абстракцию зависимого от общества, от оценок и
мнений других людей, механически выполняющего нормы и разделяющего
предлагаемые ценности пассивного «социального робота».
В реальной жизни люди ведут себя иначе, чем умозрительные модели,
созданные учеными, а задачи социологов состоят в исследовании именно
реальности. Поэтому предметом их внимания становятся отклонения от
моделей, состоящие в том, что человек не только следует социальным
нормам, но, как правило, свободно их интерпретирует или даже действует
вопреки этим нормам. Люди не просто принимает навязываемые им цен-
ности, но и оценивают их, выбирают. В процессе адаптации к социаль-
ной реальности человек не просто «проигрывает» роли, а выбирает их в
соответствии с собственными склонностями, обусловленными как лич-
ными особенностями, так и, что важно для социологов, своим габитусом
(П. Бурдье), обусловленным социальной историей. Люди не только дей-
ствуют рационально, но и выбирают разные типы рационального действия,
по-разному оценивая свои возможности, цели, ресурсы действия. Все это
ставит перед социологами специфические задачи типологизации взаимос-
вязей социального и экономического, анализа форм их взаимоперехода1.
Кроме того, в рамках феноменологической социологии, социального
психоанализа и ряда других направлений были сделаны выводы о том, что
поведение человека в обществе далеко не всегда рационально: он ориенти-
руется не только и не столько на четко осознанные цели и адекватные пути
их достижения, а на нечеткое «обыденное знание», на привычные стерео-
типы, на эмоциональную, нравственную атмосферу вокруг, на поведение
других людей. Все это вносит в модель «социологический человек» эле-
мент иррациональности, неопределенности, спонтанности, который тоже
представляет интерес для социолога. С такими корректировками «социо-
логический человек» уже предстает как носитель действий с непреднаме-
ренными последствиями, не просчитываемыми ни с позиций ни экономи-
ческой целерациональности, ни социальной ценностной рациональности.
1.3. Ìåòîäû ýêîíîìè÷åñêîé ñîöèîëîãèè

Применяемые методы и подходы определяются целями, которые ставят
перед собой исследователи. В самом общем виде по целям исследований
работы социологов можно разделить на академические, ориентированные
на приращение знания, и прикладные, направленные на решение конкрет-
ных практических задач и выполняемые по заказу. Исследования социоло-
гов имеют цель в первую очередь описать социальную реальность, и объ-
яснить ее явления и процессы, и это соответствует статусу социологии как
1 Радаев В. В. Еще раз о предмете экономической социологии // Социологические

исследования. 2002. № 7. С. 10.
21
позитивной (О. Конт) и эмпирической науки. Гораздо реже социологи ста-
вят перед собой задачу предсказания, прогнозирования развития, а неко-
торые принципиально отказываются от него, подобно М. Веберу, который
описал типологию предпринимательства и объяснил причины возникно-
вения различных исторических типов, но принципиально воздержался от
предсказания их исторического будущего. Экономисты, напротив, ставят
перед собой цели объяснения и предсказания, и существенно меньше зани-
маются описанием хозяйственных процессов.
Методологически экономическая социология представляет собой, как
и социология в целом, полипарадигмальную дисциплину, что расширяет
ее познавательные возможности. Использование структурных парадигм
позволяет на макроуровне исследовать системные и функциональные про-
блемы, например место экономической подсистемы в системе общества,
процессы развития — социально-экономическую модернизацию, эволю-
цию и особенности различных форм социально-экономического устрой-
ства, например переход от производственного капитализма к финансовому
(Р. Шиллер), от «организованного» капитализма к «дезорганизованному»
(Дж. Урри, С. Лэш). Интерпретивные парадигмы успешно применяются
на микроуровне истолкования мотивации, «жизненного мира» хозяйству-
ющего человека, социальной природы экономического действия. Объеди-
нительные парадигмы позволяют сочетать макро- и микроуровни анализа,
что необходимо, в частности, при исследовании сетей отношений участ-
ников рынка, структур сегментов рынка как социально-экономических
полей, в которых участники борются за перераспределение специфиче-
ских капиталов, и т.д. Постмодернистские парадигмы с постнеклассиче-
скими методологиями применяются для исследования символических и
симулятивных отношений в разнообразных современных экономических
практиках, феноменов игры на валютных и других рынках, — везде, где мы
сталкиваемся с отсутствием классических форм рациональности, причин-
ности, с нелинейными формами динамики, с самоорганизацией и спон-
танностью.
Экономическая социология используют весь богатый и разнообразный
набор методов, используемых социологической наукой, включая как теоре-
тические, так и эмпирические методы исследований и приращения знаний.
К первым относятся общенаучные методы синтеза, сравнения, обобщения,
классификации, типологизации, историко-генетического анализа, а также
индуктивный метод построения выводов. Для получения эмпирических
данных используется, как и в экономической науке, вторичный анализ
статистических данных. Однако особенность экономической социологии,
в отличие от экономической науки, состоит в разработке специальных
выборочных методов, ориентированных на специфику конкретных проек-
тов. Среди них наиболее распространены количественные методы, опира-
ющиеся на формализованный математический аппарат обработки данных.
К ним относятся в первую очередь анкетные опросы, на основе которых
социологи получают количественные данные, позволяющие оценить и опи-
сать тенденции социальных процессов, их масштабы, а также составлять
прогнозы их развития.
22
В отличие от экономической теории социологи применяют качествен-
ные методы — глубинные интервью, фокус-группы, включенное наблю-
дение, дискурс-анализ и др. Следует отметить, что эти методы являются
«мягкими», не используют математических методов, в значительной сте-
пени предполагают интерпретации исследователя. Получаемые с их помо-
щью данные позволяют выявлять специфику социальных явлений и про-
цессов, смыслы действий людей, мнения и оценки, влияющие на характер
их действий, хотя и не дают возможности оценить количественные харак-
теристики — распространенность, частоту, тенденции развития тех или
иных фактов.
Ярким примером применения качественных методов в экономической
социологии являются работы современной американской исследователь-
ницы В. Зелизер, использующей качественный анализ текстов — журналь-
ных статей, писем, дневников и т.д. — при изучении рынков страхования
жизни, социальных значений денег, даже принятия решения о рождении
ребенка. Методы включенного наблюдения используются при исследова-
ниях различных форм экономического поведения — трудового, финансо-
вого, организационного.
Поскольку современное научное знание имеет тенденцию к росту под-
вижности междисциплинарных границ, в экономической социологии
нередко используются методы и подходы других гуманитарных наук —
социальной антропологии, социальной психологии, истории. Еще М. Вебер
в своих исследованиях социокультурных и духовных предпосылок станов-
ления капиталистического предпринимательства пользовался анализом
текстов и историческими типологиями различных форм хозяйственных
действий. Немецкий социолог В. Зомбрат также активно использовал под-
ход, ныне рассматриваемый как ранний вариант феноменологического, и
методы анализа разнообразных документов — дневников, исторических
хроник, философских трактатов. В исследованиях современного американ-
ского ученого М. Аболафии с помощью наблюдений и глубинных интер-
вью описываются интерпретации рынков и соответствующих ролей бир-
жевыми маклерами.
1.4. Èñòîðèÿ ñòàíîâëåíèÿ ýêîíîìè÷åñêîé ñîöèîëîãèè

Хозяйственная жизнь попала в поле зрения мыслителей еще в древ-
ности, но тогда она либо осмысливалась в русле общих философских и
нравственных картин мира, подобно «Экономике» Аристотеля, либо пред-
ставала в виде опять же по большей части нравственных и политических
рекомендаций правителям, стремящимся повысить благосостояние своих
подданных, подобно конфуцианским экономическим трактатам. В сред-
невековой европейской философии и теологии вопросы хозяйственной
жизни также рассматривались с нравственной точки зрения, хозяйствен-
ная жизнь не вычленялась из целостной системы жизненного поведения и
рассматривалась как органичная составная часть праведного пути христи-
анина, стремящегося к спасению души.
23
Коренное изменение подхода к хозяйственной жизни наметилось в
эпоху Просвещения в XVIII в. Оно было обусловлено причинами как
исторического, так и интеллектуального характера. С одной стороны, раз-
витие капитализма и капиталистического предпринимательства, станов-
ление рыночных отношений, формирование новых социальных классов и
групп, действующих не на основе прежних, традиционных и сословных, а
новых формально-рыночных принципов порождало представления о том,
что хозяйственная сфера имеет особое, автономное и даже детерминиру-
ющее значение. С другой стороны, утверждение светской, рациональной,
детерминистской, материалистической и универсальной картины мира
побуждало мыслителей того времени рассматривать хозяйственную жизнь
вне зависимости от «божественных предначертаний», морали или власти,
искать ее собственные внутренние законы. В рамках новой картины мира
хозяйственная жизнь, экономика превратилась в самостоятельную сферу,
не только независимую от других, но даже определяющую другие в силу
того, что рыночный обмен, ориентированный на удовлетворение частного
интереса, стал рассматриваться как деятельность, наиболее адекватно соот-
ветствующая естественной природе человека.
В контексте этих изменений во взгляде на природу и сущность хозяй-
ственной жизни и сложились первые экономические теории. Особенности
просвещенческой картины мира наиболее ярко высвечивались в англо-
саксонской классической политэкономии XVIII в., в работах А. Смита,
Д. Рикардо и др., которым наука обязана формированием своей базовой
абстракции — «экономического человека», понимаемого как индивидуали-
ста и эгоиста, для которого естественным является стремление к максими-
зации извлекаемой из обмена прибыли. «Хорошее» общество и государ-
ство не должны препятствовать его деятельности, основанной на принципе
«что не запрещено, то разрешено», а лишь выполнять функцию «ночного
сторожа», следящего за тем, чтобы не нарушались законы и права «эко-
номического человека». Более того, рынок как «естественное состояние»
человеческих взаимоотношений должен с помощью «невидимой руки» не
только урегулировать свои собственные процессы, но и оптимизировать
все другие сферы социальной жизни. А предметом и специальной задачей
новой науки об экономике ее основоположникам виделось исследование
объективных и универсальных законов, в соответствии с которыми функ-
ционируют рыночный обмен и другие ориентированные на него практики
(производство, наем рабочей силы и т.д.).
Несколько иначе развивалось специальное знание о хозяйственной
жизни на европейском континенте, во французской и немецкой экономи-
ческой, исторической, философской традициях. Принимая общую про-
свещенческую интенцию материалистического, детерминистского, раци-
онального видения мира, здесь не отказывались от целостного видения
общества, от рассмотрения экономической жизни как органичной состав-
ной части жизни народов и их исторической судьбы. В конце XVIII в.
французские мыслители Ж.-Б. Сэй, Р. Кантильон и др. рассматривали
хозяйственную деятельность и в особенности предпринимательскую
активность как социальное явление, как исторически развивающиеся вза-
24
имоотношения людей в контексте общества и сложившихся в нем соци-
альных групп.
Особо значимый вклад в преодоление узкоэкономического подхода к
хозяйственной жизни внесла так называемая немецкая историческая школа
в политэкономии, которая возникла в 40-х гг. XIX в. Теоретики этого направ-
ления — В. Рошер, Б. Хильдебранд, К. Книсс и др. — подвергли критике
абстракцию «экономического человека», подчеркивая, что хозяйствующий
субъект не может рассматриваться в отрыве от общества, культуры, рели-
гии, языка, национальной традиции, а также географической среды. Осо-
бый акцент они делали на историческом развитии хозяйственной жизни
как части истории народа в целом, подчеркивали, что в каждый конкретный
момент истории экономика обладает неповторимой спецификой, определя-
емой особенностью исторической судьбы народа. Таким образом, предста-
вители немецкой исторической школы считали невозможным оторвать эко-
номику от жизни народа во всей ее целостности, субъектом хозяйственной
жизни считали не изолированного эгоиста, а народ со всем его культурным,
религиозным, этническим своеобразием, с его особыми традициями, пси-
хологическим складом и образом жизни. Мыслители этого направления
особо подчеркивали необходимость учета влияния нравственных ценностей
народа на развитие его хозяйственной жизни. При этом они считали необ-
ходимым изучать народное хозяйство в его конкретно-исторических про-
явлениях, фактически введя в научное знание методы эмпиризма.
В русле идей немецкой исторической школы на рубеже XIX—XX вв.
развивались младо-историческая школа (Г. Шмоллер, К. Бюхер, Л. Брен-
тано и др.) и социальное направление исторической школы, представи-
тели которых утверждали не только конкретно-исторический и нормати-
вистский подходы к исследованию экономической жизни, но и настаивали
на том, что в основе экономического развития лежат внеэкономические
институты, такие как религия, право, этика1.
Идеи европейских, в особенности немецких, критиков узкоэкономиче-
ского подхода к исследованиям хозяйственной жизни были восприняты и
в США, где в начале XX в. сложился институционализм как подход, пред-
полагающий при решении экономических проблем анализ социокультур-
ной среды, в которой протекают экономические процессы. Это по существу
междисциплинарный подход, основанный на идее системности, холизма,
согласно которому общество есть многоуровневый, многоплановый и
целостный организм2. Одним из основоположников и ярких представите-
лей этого подхода является известный американский экономист и социо-
лог Т. Веблен, а также представитель институционализма американский
социолог Р. Бендикс. Институциональный подход подвергается критике
со стороны экономистов классической англосаксонской традиции, видя-
щих в нем опасность растворения предметной области и специфических
методов экономики в социологии.
1 Горичева Л. Г. К вопросу об эволюции экономического знания. М. : ИМЭМО РАН,

2000. С. 14—16.
2 Там же. С. 19.
25
Таким образом, становление экономической социологии и было под-
готовлено развитием самой экономической мысли в направлении от рас-
творения предмета и метода экономики в философии, богословии и нрав-
ственном учении к обособлению экономики в особую науку со строго
специализированным предметом и методами, а затем — к расширению
предмета и включению в него факторов институционального характера.
Развитие социологической мысли обусловило формирование специфи-
ческого подхода к исследованиям хозяйственной деятельности, что обусло-
вило выделение предмета и проблемного поля экономической социологии
как особой отраслевой дисциплины. В становлении экономической социо-
логии как науки принято выделять два основных этапа.
1.4.1. Классический этап развития экономической социологии

Классический этап развития экономической социологии охватывает
XIX — первую половину XX в. На этом этапе в работах ряда социологов
были сформулированы основные подходы к социологическому изучению
наиболее значимых явлений экономической жизни, выявлены проблемы,
сформировавшие основные векторы развития экономической социологии.
Одним из первых теоретиков, внесших наибольший вклад в разви-
тие проблемного поля экономической социологии, был К. Маркс. В его
работах были сделаны важные шаги в направлении преодоления узкоэ-
кономического подхода к политэкономии и «вульгарного экономизма» в
философии и социальном знании. Хотя сам Маркс является фактически
основоположником и наиболее ярким классиком материалистического
понимания истории, автором важнейших классических трудов по политэ-
кономии капитализма, в его работах, включая «Капитал», экономическая
жизнь предстает в целостном социальном и культурном — религиозном,
нравственном, интеллектуальном — контексте. Марксово материалистиче-
ское понимание истории укладывается в детерминистскую, рационалисти-
ческую картину мира, где история развивается закономерно, а в основе ее
законов лежат процессы, происходящие в экономическом базисе общества,
в его производственных отношениях. Однако не следует забывать, что с
точки зрения Маркса определяющие экономические факторы историче-
ского развития «лишь в конечном счете» прокладывают себе дорогу через
множество социальных, политических, идеологических, культурных и про-
чих факторов.
Целый ряд идей Маркса имеет принципиальное значение для развития
различных проблемных областей экономической социологии, на основе
которых формируются ее специфические направления. Предложенный
им классовый подход к анализу социальной структуры общества, связы-
вающий классовую принадлежность с отношением к собственности на
средства производства, явился одним из важнейших этапов в развитии
представлений о социальном неравенстве и социальной стратификации.
Неоценимый вклад Маркса в развитие социологии труда состоит в раз-
работанной им теории отчужденного труда («Экономическо-философские
рукописи 1844 года»), в которой раскрывается специфика наемного труда
в условиях развития капиталистического промышленного производства.
26
Высказанные в «Капитале» и других работах идеи о социальной природе
товара и хозяйственных связей, о природе товарно-денежного фетишизма
способствуют развитию социологического подхода к анализу рынка. Ана-
лиз Марксом места и роли денег в капиталистическом обществе, наряду
с идеями Г. Зиммеля, составляет основу современной социологии денег и
финансового поведения.
В работах французского социолога Э. Дюркгейма с позиций последо-
вательного социологического реализма, или социологизма, как его называл
сам Дюркгейм, осуществляется критика методологического индивидуализма
экономической теории. Согласно принципу социологизма социальное сле-
дует объяснять социальным, из чего следовала невозможность для социолога
рассматривать хозяйствующего человека как полностью автономного и неза-
висимого. Поэтому исследования Дюркгейма внесли существенный вклад
в критику абстракции «экономического человека»: «Политическая эконо-
мия … осталась абстрактной и дедуктивной наукой, … так как этот «человек
вообще», этот теоретический эгоист, о котором она говорит нам, — это лишь
абстрактное понятие. Реальный человек, которого мы знаем и которым мы
являемся, гораздо сложнее: он принадлежит к определенному времени и
определенной стране, у него есть семья, гражданское сообщество, отече-
ство, религиозная и политическая вера…»1.
Исходя из принципа социологизма, Э. Дюркгейму также удалось рас-
крыть социальные, а не экономические предпосылки и следствия обще-
ственного разделения труда, показать его связь с формированием раз-
личных базовых типов социальных связей, соответствующих им морали,
права, религии и т.д. Созданные им модели обществ «механической» и
«органической солидарности» используются социологами для анализа
различных форм социальной интеграции хозяйства, экономических орга-
низаций, процессов социально-экономической модернизации, и т.д. Одним
из первых Дюркгейм обратил внимание на социальные, т.е. нормативные,
рамки отношений обмена, а также выдвинул гипотезу о религиозной при-
роде отношений собственности.
Значение разработанных Дюркгеймом методологических принципов
для предметного самоопределения социологии в целом и ее отдельных
отраслей (в том числе социологии хозяйственной жизни) трудно пере-
оценить: он позволяет в любом социокультурном, социоэкономическом,
гуманитарном и ином явлении увидеть его социальную природу и соот-
ветственно ввести его в предметную область социологии.
Одним из основоположников экономической социологии по праву счи-
тается немецкий социолог М. Вебер которого иногда также относят и к
младо-исторической школе экономистов. Прежде всего, он разработал
оригинальную социологическую парадигму — «понимающую» социологию,
с ее собственной системой основных социологических понятий. К мето-
дологическим новациям Вебера относится теория социального действия,
позволяющая, как уже было сказано в первом параграфе настоящей главы,
1 Дюркгейм Э. Курс социальной науки // Дюркгейм Э. Социология: ее предмет, метод,

предназначение. М. : Канон, 1995. С. 174.
27
выделить социальную составляющую экономической деятельности и тем
самым определить предмет экономической социологии.
В ставших классическими работах «Протестантская этика и дух капита-
лизма», «Протестантские секты и дух капитализма» этот немецкий социо-
лог раскрыл социально-культурную природу капиталистического предпри-
нимательства рационального типа, предпосылки его генезиса и мотивации,
коренящиеся в этической системе и картине мира протестантов. Вместе с
тем были заложены и важнейшие основы социологического анализа труда,
поскольку Вебер показал подход к выявлению его мотивации, разграничил
экономическую и неэкономическую, т.е. социально и культурно обуслов-
ленную, мотивацию труда.
В трудах «Хозяйство и общество», «Хозяйственная этика мировых
религий» (оставшемся незавершенным) Вебер раскрыл взаимосвязи между
типом хозяйственного развития и социальной, профессиональной, конфес-
сиональной структурой общества. Его работы способствовали формиро-
ванию представлений о становлении хозяйственной культуры, а также о
социокультурных предпосылках экономического развития и перехода к
современному производственному капитализму. Таким образом, можно
сказать, что работы Вебера внесли свой вклад в становление современных
теорий модернизации.
Еще одним инновационным достижением Вебера в области экономиче-
ской социологии стал его анализ социального неравенства и социальной
стратификации. Здесь подход немецкого социолога состоял в выявлении
не единственной «базисной» детерминанты расслоения общества, а в обо-
сновании множественности оснований неравенства, где наряду с собствен-
ностью и положением в системе разделения труда имеют значение отно-
шение к власти и ее распределению и осуществлению, а также престиж
занимаемой социальной позиции.
Другой немецкий социолог, современник и коллега М. Вебера по изда-
нию журнала «Архив социальной науки и социальной политики» В. Зом-
барт, продолжая традиции немецкой исторической школы и опираясь на
интерпретивные методы социологии, разрабатывал историческую социоло-
гию хозяйства. Зомбарт прямо полемизировал с представителями «чистой»
экономической науки, утверждая о необходимости включения явлений
хозяйственной жизни «в великий связный поток человеческого бытия»,
объяснения их с помощью методологии и понятийного аппарата социаль-
ной философии и социологии. В известной работе «Буржуа. Этюды по
истории современного экономического человека» Зомбарт дает собствен-
ное видение социальной природы, сущности и социальных предпосылок
капитализма и его центрального социального типа — предпринимателя-
буржуа. Характерной чертой метода Зомбарта явилось стремление рас-
крыть гетерогенную внутреннюю структуру социальных явлений — выде-
лить разнородные социальные группы, системы ценностей, субкультуры,
лежащие в основе современного капиталистического предпринимательства
как социального типа.
В трудах М. Вебера и В. Зомбарта отчетливо проявилась еще одна прин-
ципиальная особенность социологии хозяйственной жизни: как и социо-
28
логия в целом, она утверждает принципы ценностной нейтральности, сво-
боды от оценочных суждений. Исследование социального значения тех
или иных явлений хозяйственной жизни осуществляется социологами на
основе объективных методов и в отличие, например, от социальных фило-
софов им не дается оценка с точки зрения нравственности, прогрессивно-
сти и т.д. Социологи, исследующие природу капитализма, не выносят суж-
дений о том, плох он или хорош с точки зрения «прогресса человечества»,
но констатируют как позитивные, так и негативные социальные послед-
ствия этой формы хозяйственной жизни.
Еще один немецкий социолог, Г. Зиммель, на основе методологии фор-
мальной социологии написал исследование «Философия денег», в котором
заложил основы анализа социального содержания экономических обменов,
а также сформулировал основы социологии денег. Зиммель показал, что
в буржуазном обществе деньги создают предпосылки для освобождения
индивидов от «вороха обычаев, обаяния символов» и устанавливают связи
между совершенно независимыми друг от друга людьми. Анализ социаль-
ных и культурных функций денег у Зиммеля способствовал развитию эко-
номико-социологических оснований анализа социальных отношений.
Существенный вклад в развитие классической экономической социо-
логии внес английский социолог венгерского происхождения К. Поланьи.
Наибольшую известность получили его работы по проблемам становле-
ния рыночного общества и исследования его социальной природы, прежде
всего фундаментальный труд «Великая трансформация». В нем, а также в
ряде других трудов Поланьи опровергает принятый экономистами тезис о
«естественности» и самодостаточности рыночного способа хозяйствования
и институтов современного рынка, анализирует их социальную природу и
укорененность, а также показывает конституирующую роль государства в
становлении рыночной экономики на Западе, прежде всего в Англии.
Опровергая распространенное среди экономистов отождествление
хозяйства и рынка, Поланьи уделял большое внимание исследованиям
хозяйственной жизни архаичных обществ, где все производственные и
обменные процессы очевидным образом подчинены социальным свя-
зям и моральным нормам, а не экономической рациональности. Именно
Поланьи принадлежит понятие «укорененность» (embeddedness), приме-
няемое для анализа социальной природы хозяйственных акторов. Его
исследования легли в основу так называемой моральной экономики,
описывающей действия людей в традиционных хозяйствах, ориенти-
рованных не на максимизацию прибыли, а на обеспечение достойного
уровня жизни членам домохозяйства в соответствии с существующими
нормами и ценностями.
Еще одним крупным представителем классического этапа развития эко-
номической социологии считают австрийского экономиста Й. Шумпетера,
сформулировавшего основы теории экономического развития, инноватики
и ролевой теории предпринимательства как «созидательного разрушения»
в известной работе «Теория экономического развития».
Безусловно, формированию проблемного поля и методологии эконо-
мической социологии способствовало развитие в первой половине ХХ в.
29
в Западной Европе и США индустриальной социологии как систематизи-
рованного изучения социальных отношений на промышленных предпри-
ятиях и фирмах. Индустриальная социология имела прикладное назна-
чение, была ориентирована на разработку конкретных рекомендаций по
повышению эффективности и производительности труда, однако при этом
ее крупнейшие представители внесли существенный вклад в разработку
теоретических оснований социального анализа экономического поведения.
Теория «человеческих отношений» Э. Мэйо, созданная в результате про-
ведения знаменитых хоторнских экспериментов в 1927−1939 гг., выявила
социальную природу мотивации труда.
В России интерес исследователей к социальной и культурной природе
хозяйственной деятельности проявился в конце XIX — начале ХХ в. В тру-
дах религиозного философа и социолога С. Н. Булгакова, в особенности в
работах «Философия хозяйства» и «Народное хозяйство и религиозная лич-
ность», создается оригинальная концепция духовной обусловленности эко-
номической деятельности. Утрата нравственных идеалов и духовных цен-
ностей, рост утилитаризма и эгоистического рационализма рассматриваются
как важнейшая причина упадка экономики. В работах экономиста и социо-
лога П. Б. Струве анализируется связь экономического и социального, пер-
вая часть его работы «Хозяйство и цена» называется «Хозяйство и обще-
ство». Струве анализировал социальную дифференциацию и ее влияние на
хозяйственную жизнь, зависимость экономического развития от особенно-
стей культуры и истории народа. Оба автора начинали с изучения трудов
К. Маркса, но затем преодолевали марксистские увлечения как политически
(оба эмигрировали после установления советской власти), так и теоретиче-
ски, утверждая приоритет социального и культурного перед экономическим.
Весьма значительный вклад в развитие социологии организаций, став-
шей одной из теоретических предпосылок развития и родственных отрас-
лей знания для экономической социологии, внес русский ученый А. А.
Богданов. В 1913 г. он опубликовал работу «Между человеком и маши-
ной», в которой дал анализ теории и практики тейлоризма. В последующих
работах («Тектология», «Общая теория организационной науки») он обо-
сновал системную теорию организации.
В работах экономистов Н. Д. Кондратьева и М. И. Туган-Барановского
рассматривались различные аспекты включения социальных отношений и
социальной дифференциации в процессы хозяйственного развития России.
Книга Туган-Барановского «Русская фабрика», сосредоточенная на гене-
зисе и особенностях развития в нашей стране фабричного производства,
раскрывает не только его экономические, но и нормативные и культурные
особенности. Экономист А. В. Чаянов в своих исследованиях русского кре-
стьянского хозяйства приблизился к теоретическим положениям «мораль-
ной экономики», показав, что хозяйственная деятельность может быть
устойчиво ориентирована не на максимизацию прибыли, а на поддержание
баланса между необходимыми затратами труда и оптимальным по меркам
данной культуры обеспечением потребностей членов домохозяйства.
Как известно, развитие социологической науки в России было прервано
в 20-х гг. ХХ в. Существовавшие в то время социологические факультеты,
30
кафедры и научные общества были закрыты, ведущие ученые высланы из
страны. Продолжались лишь немногочисленные прикладные исследования
в области заводской социологии, например исследования бюджетов вре-
мени рабочих С. Г. Струмилина.
1.4.2. Современный этап развития экономической социологии
Взаимное разграничение предметных сфер и методов экономической
социологии и экономики шло на протяжении всей первой половины XX в.
Большую роль в этом процессе здесь сыграли теория социальной системы
крупнейшего американского социолога Т. Парсонса и труды его ученика и
коллеги Н. Смелзера, с выхода в свет которых принято говорить о совре-
менном этапе в развитии экономической социологии.
В развитие современной экономической социологии внесла существен-
ный вклад разработка новых методологических оснований анализа социаль-
ных взаимодействий, в частности, в теориях социального обмена П. Блау и
Дж. Хоманса, социальных сетей и рационального выбора Р. Эмерсона, Дж.
Коулмена и др. В работах Дж. Коулмена модели «экономический человек»
и «социологический человек» получают интерпретацию с позиции теории
рационального выбора, т.е. первый рассматривается как рациональный отно-
сительно максимизации прибыли, получаемой от распоряжения ресурсами
в личных интересах, в то время как второй — относительно существующей
в обществе нормативной системы. Дж. Коулмен вводит понятие «социаль-
ный капитал» в противоположность утвердившемуся в экономике понятию
«человеческий капитал». Под социальным капиталом он понимает осо-
бое свойство структур связей между социальными акторами, облегчающее
достижение ими определенных целей, и применяет это понятие, в частности,
для анализа действия коллективных экономических акторов.
С 70-х годов XX в. экономическая социология вступила в стадию
«профессиональной зрелости» (В. В. Радаев), сопряженную с ее актив-
ной институционализацией и самоопределением в качестве отраслевой
дисциплины. Один из самых ярких его западных представителей, М.
Грановеттер стал, по существу, основоположником нового этапа в раз-
витии экономической социологии — «новой экономической социологии»,
опубликовав в 1985 г. парадигмальную статью «Экономическое действие
и социальная структура: проблемы укорененности» (American Journal of
Sociology). В этой статье, а также в других работах М. Грановеттера, обо-
сновывается необходимость исследовать укорененность экономического
поведения в сетях межличностных отношений, социальную и культурную
природу рациональности. В работах конца 1980—1990-х гг. Грановеттер
соединил свой подход с идеями «социологии знания» П. Бергера и Т.
Лукмана, начав рассматривать хозяйственную жизнь с точки зрения ее
социального конструирования.
Р. Сведберг характеризует современную экономическую социологию
как «сравнительную макросоциологию», поскольку среди ее познаватель-
ных задач значительное место занимают сравнительные исследования
социально-экономических систем и институтов в разных странах, анализ
целостных социальных систем, в том числе и на самом высоком, глобаль-
31
ном уровне, развитие международных и глобальных экономических взаи-
модействий и т.д.
Можно согласиться с утверждением, что современная экономическая
социология представляет собой не столько целостную научную дисци-
плину, сколько широкое научное движение, направленное на изучение
«стыковых» социально-экономических проблем1, актуальных для совре-
менного мира. Основными направлениями ее научного интереса стано-
вятся проблемы развития институтов современного рыночного хозяйства
в разных социокультурных контекстах, социокультурные предпосылки
хозяйственных взаимодействий как на микроуровнях, так и на уровне гло-
бальной системы, социокультурные особенности современного этапа раз-
вития постиндустриального и информационного общества, особенности
которого связаны не с производством товаров, а с производством и потре-
блением символов (социология постмодерна), современные проблемы раз-
вития рынков труда и особенности рабочей силы и т.д.
Таким образом, в сферу научного интереса современной социологии хозяй-
ственной жизни попадают практически любые явления и процессы, связанные
с производством, распределением, обменом и потреблением, которые могут
исследоваться на макро- и микроуровнях, с применением методологии и поня-
тийного аппарата различных социологических теорий и парадигм.
В Советском Союзе возрождение социологической науки связывают с
«оттепелью» конца 1950-х — начала 1960-х гг. В этот же период появились
работы в области экономической социологии. В 1967 г. А. Г. Здравомыс-
лов, В. А. Ядов и др. опубликовали книгу по итогам исследовательского
проекта «Человек и его работа», в которой на обширном эмпирическом
материале исследовали мотивации и отношение к труду молодых рабочих
на крупных промышленных предприятиях Ленинграда. В дополнение к
этому проекту в 1970-х гг. Л. А. Гордон и Э. В. Клопов провели исследова-
ние «Человек после работы», в котором выявили специфику быта и досуга
рабочих. В 1960-х гг. работы в области социальной проблематики эконо-
мического развития начали Т. И. Заславская, Р. В. Рывкина, осуществив-
шие проект системного исследования деревни, и другие. В 1970-х гг. уже
прочно утвердилась профессия «заводского социолога» и ее теоретические
основания были сформулированы в работе В. Подмаркова и А. Величко
«Социолог на предприятии». В 1980-х гг. в Новосибирском институте эко-
номики и организации промышленного производства под руководством
Т. И. Заславской впервые начал читаться учебный курс «Экономическая
социология». Таким образом, еще до «перестройки» в Советском Союзе
развивались экономико-социологические исследования, объекты и про-
блемное поле которых отражали особенности советского народного хозяй-
ства. Однако, будучи составной частью марксистского обществознания,
они были мало связаны с мировыми тенденциями развития в этой области.
В 1990-х гг. в постсоветской России началось активное освоение и вве-
дение в научный оборот накопленных к тому времени зарубежных теоре-
тико-методологических разработок, как классических, так и новейших
1 Соколова Г. Н. Экономическая социология. Минск : Вышэйшая школа, 1998. С. 49.
32
(В. И. Верховин, В. В. Радаев и др.). В то же время реформирование эко-
номики вызвало интенсивное развитие таких областей экономической
социологии, как социология предпринимательства (В. В. Радаев, А. Я.
Чепуренко, Ф. Э. Шереги и др.), социология теневой хозяйственной дея-
тельности (В. В. Радаев, Л. Косалс и др.), социология хозяйственных орга-
низаций и хозяйственной культуры (Т. И. Заславския, Р. В. Рывкина и
др.), социология труда (Ж. Т. Тощенко и др.). Особое место заняли иссле-
дования социально-экономической модернизации, которые вобрали опыт
зарубежных теорий модернизации развивающихся стран, а также отече-
ственного востоковедения, в контексте которого эти теории уже получили
критическое осмысление (Б. С. Ерасов, А. В. Рябов, М. А. Чешков и др.).
Поскольку в российской общественной мысли всегда большое место зани-
мала проблематика социального неравенства, в современной российской
экономической социологии они заняли также весьма заметное место
(М. К. Горшков, Е. Н. Тихонова, О. И. Шкаратан и др.).
В современной России экономическая социология представляет собой
институционализированную отраслевую дисциплину, интенсивно развива-
ющуюся на базе различных учебных заведений (Высшая школа экономики,
МГУ им. М. В. Ломоносова и др.) и академических институтов Новосибир-
ского отделения РАН и др.).
Êîíòðîëüíûå âîïðîñû è çàäàíèÿ

1. Опишите предпосылки возникновения социологии, формирование
историко-научной проблематики в процессе развития естественных и
общественных наук, предмет социологии в историческом развитии.
2. Сравните картины мира, в контексте которых развивались социально-
экономические знания в конце XVIII и в XIX—XX вв. Какая эволюция
научной картины мира привела к формированию экономической социоло-
гии как особой отрасли знания?
3. Раскройте содержательные различия понятий «экономический чело-
век» и «социологический человек». Как с их помощью можно определить
предмет экономической социологии?
4. Каково место экономической социологии в системе полипарадигмаль-
ного социологического знания? В чем проявляется полипарадигмальность
экономической социологии?
5. Как вы понимаете различие между понятиями «хозяйство» и «эко-
номика»? Какие предметные различия порождают эти понятия примени-
тельно к отраслевой социологии?
6. Охарактеризуйте основные отличия предметной области экономиче-
ской социологии и экономической теории.
7. Опишите современные тенденции развития предмета и методологии
экономической социологии.
8. Раскройте содержание основных этапов развития экономической
социологии как науки. Есть ли особенности в становлении и развитии эко-
номической социологии в России? Если есть, то чем они обусловлены и в
чем они состоят?
33
9. Ситуационная задача. Опираясь на ваши знания о предмете эконо-
мической социологии, проанализируйте ситуацию выбора вашим другом
мобильного телефона (или любого другого гаджета) с точки зрения эконо-
миста и с точки зрения социолога. В чем состоит проблема для каждого из
специалистов? На какие вопросы каждый из них должен будет ответить,
чтобы ее решить? Какие методы каждый изберет для исследований?
10. Проведите кейс-стади. Проанализируйте историю развития эконо-
мической социологии как научной и учебной дисциплины в СССР и в Рос-
сии. В чем вы видите преимущества, а в чем — проблемы и препятствия
для него?
11. Проведите кейс-стади. Соберите материалы о творчестве кого-либо
из известных современных российских ученых — представителей экономи-
ческой социологии. На основании анализа проблематики и методов основ-
ных трудов охарактеризуйте основные направления развития этой науки
в современной России.
Ðåêîìåíäóåìàÿ ëèòåðàòóðà
1. Бауман, З. Мыслить социологически / З. Бауман. — М., 1996.
2. Вебер, М. Основные социологические понятия // М. Вебер. Избран-
ные произведения. — М. : Прогресс, 1990.
3. Верховин, В. И. Экономическая социология : монография / В. И. Вер-
ховин, В. И. Зубков. — М. : Изд-во РУДН, 2005.
4. Заславская, Т. И. Социология экономической жизни / Т. И. Заслав-
ская, Р. В. Рывкина. — М. : Наука, 1991.
5. Западная экономическая социология. Хрестоматия современной клас-
сики. — М. : РОССПЭН, 2004.
6. Зафировский, М. Вне рационального выбора: элементы теории «ирра-
ционального выбора» / М. Зафировский // Социологические исследова-
ния. — 2014. — № 3.
7. Карнышев, А. Этнокультурные критерии рациональности/нераци-
ональности экономического поведения / А. Карнышев // Психология в
экономике и управлении. — 2010. — № 1 (3).
8. Погребняк, А. А.. Экономика как культура: возвращение к «спору о
методах» / А. А. Погребняк, Д. Е. Расков // Общественные науки и совре-
менность. — 2013. — № 2.
9. Радаев, В. В. Еще раз о предмете экономической социологии / В. В.
Радаев // Социологические исследования. — 2002. — № 7.
10. Радаев, В. В. Экономическая социология / В. В. Радаев. —
М. : Аспект-Пресс 1997 ; ИД ВШЭ, 2005.
11. Ритцер, Дж. Современные социологические теории / Дж. Ритцер. —
5-е изд. — М., 2002.
12. Тощенко, Ж. Т. Новые лики деятельности: имитация / Ж. Т. Тощенко
// Социологические исследования. — 2012. — № 12.
13. Смелзер, Н. Социология экономической жизни / Н. Смелзер // Аме-
риканская социология. — М., 1972.
34
Ãëàâà 2.
ÑÎÖÈÀËÜÍÛÅ ÎÑÍÎÂÛ ÕÎÇßÉÑÒÂÅÍÍÎÉ
ÄÅßÒÅËÜÍÎÑÒÈ
2.1. Áàçîâûå òèïû ñîöèàëüíûõ îòíîøåíèé

è îñîáåííîñòè õîçÿéñòâåííîé æèçíè
Экономическая социология изучает хозяйственную жизнь в ее социаль-
ной укорененности, неразрывной связи с другими формами социальной
жизни, в широком социальном контексте, поскольку именно этот контекст
и определяет характер протекания производственных, распределительных,
обменных процессов, потребления, а также управленческих и организаци-
онных взаимодействий. В основе хозяйственных взаимодействий и связей
всегда лежат более общие и фундаментальные социокультурные отноше-
ния.
Принято выделять два базовых типа социальных отношений:

1) личные, близкие, определяемые непосредственной связью на основе
родства, клановой, корпоративной, этнической и иной принадлежности;
2) безличные, дальние, обусловленные принятыми в обществе деперсо-
нифицированными, формальными нормами и правилами.
Здесь речь идет, безусловно, об идеальных типах обществ в веберовском

смысле этого понятия, поскольку в чистом виде безличные и личные отно-
шения встречаются крайне редко, применительно к реальным обществам
можно говорить об определенной степени преобладания тех или иных
отношений.
Еще К. Маркс противопоставил традиционные общества с преоб-
ладанием межличностных отношений, и капиталистические с доми-
нирующими безличными, или «вещными» отношениями. Он отмечал,
что в традиционных обществах отношения людей строятся «как их
собственные отношения», в то время как в капиталистическом обще-
стве они «рядятся в костюм общественных отношений вещей»1. Таким
образом К. Маркс подчеркивал социально-экономическую суть тра-
диционных обществ, в которых все связи между людьми, в том числе
экономические, основаны на личностных характеристиках и являются
непосредственными, в то время как в буржуазном обществе они обу-
1 Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Изд. 2. Т. 23. С. 88.
35
словлены отношениями рыночного обмена и разделения труда, в кото-
рых конкретные личностные характеристики их участников значения
не имеют. Здесь связи между людьми принимают форму движения
денег или вещей (товаров), которая скрывает их социальную природу
за внешней оболочкой экономических отношений. Поэтому примени-
тельно к сложившемуся в Новое время капиталистическому обществу
Маркс обосновывает концепцию товарно-денежного фетишизма (под-
робнее см. подпараграф 2.3.1).
Французский социолог Э. Дюркгейм в классической работе «О разде-
лении общественного труда» также описал два базовых типа социальных
отношений. Он противопоставлял общества с «механической солидарно-
стью», где связи людей основываются на их личных отношениях взаим-
ной зависимости, обществу «органической солидарности», основанному
на экономически целесообразном и закономерном разделении труда, в
котором легко узнаваемы черты современного капиталистического обще-
ства.
В обществах с «механической солидарностью» индивиды объединены в
слабо дифференцированные первичные ячейки — семейные, родоплемен-
ные, клановые и т.п., в рамках которых они мало отличаются друг от друга,
т.е. никак не специализированы, могут выполнять одинаковые функции,
одинаковую работу, одинаково относятся к внешним социальным струк-
турам, имеют общую систему ценностей и норм, единые мораль и идеоло-
гию. Эти общие ценности и нормы практически поглощают индивидуаль-
ность субъектов, человек «принадлежит коллективу» и может действовать
только как его член и представитель. Коллектив, со своей стороны, жестко
следит за сохранением единства, репрессируя и отторгая всех, кто не хочет
разделять его ценности.
Общества «органической солидарности» основываются на развитом раз-
делении труда, где индивиды специализированы и выполняют различные
профессиональные и социальные функции. Здесь приобретают ценность
уникальные качества личности, определяющие ее способность приносить в
общество нечто такое, что не могут другие. Отношения между людьми под-
держиваются на основе их взаимной полезности и необходимости, поэтому
такой тип социальной солидарности и получает название «органическая
солидарность»1.
Немецкий социолог Ф. Тённис в известной работе «Общность и обще-
ство» противопоставил общность (gemeinschaft) как «устойчивое и под-
линное» объединение людей, в котором протекает «реальная и органичная»
жизнь, обществу (gesellschaft) как «идеальному механическому» образова-
нию, основанному на взаимосвязях изолированных, противостоящих друг
другу индивидов, где мы абстрагируемся от всех «исконных и естествен-
ных» отношений. Общность основывается на совместном труде, общей соб-
ственности, пользовании общими благами для удовлетворения нужд каж-
1 Об этом подробнее см.: Кравченко С. А. Социология. М., Экзамен, 2003. С. 77—78 ;

Осипова Е. В. Социология Эмиля Дюркгейма. М. : Наука, 1977. Глава 3. Общественно-исто-
рическая концепция Дюркгейма.
36
дого ее члена. Она обладает единой волей, характером, образом мыслей,
и здесь люди связаны друг с другом, несмотря ни на какие разделения. В
обществе же каждый имеет свою собственность, которая не может принад-
лежать никому другому, и использует ее исключительно для удовлетворе-
ния собственных нужд, поэтому индивиды здесь настороженно относятся
друг к другу и являются потенциальными конкурентами. «Единой волей»
общества, поддерживающей его целостность, Ф. Тённис считает обмен, но
подчеркивает, что люди остаются разделенными, несмотря ни на какие
связи.
Известный американский социолог Т. Парсонс различал два типа функ-
циональных переменных, характеризующих ориентации индивидов в раз-
личных жизненных ситуациях. Комплексы из пяти типичных ситуативных
ориентаций в целом характеризуют ориентации индивидов традиционного
и современного обществ (рис. 2.1).
Традиционные Современные
общества общества
Аскрипция Достижительность
(статус приписан) (статус достигаем)
Ориентация на других Универсализм
Партикуляризм Ориентация на себя
Диффузность Специфичность
Аффективность Аффективная нейтральность
Рис. 2.1. Типовые переменные, описывающие ситуативные ориентации

индивидов по Т. Парсонсу
В «аскриптивных», или традиционных, обществах основные социо-

культурные характеристики и статусы приписаны индивиду изначально
и определяются его принадлежностью к первичной группе, коллективу. В
современных, или «достижительных», обществах индивиды автономны, не
37
зависят от приписанных позиций, а их социальный статус определяется
только личными достижениями. Соответственно в традиционных обще-
ствах индивиды ориентируются на других, на ту первичную социальную
общность, принадлежность к которой определяет их статус. Интересы кол-
лектива, коллективные цели всегда имеют приоритет перед личными. В
современных обществах автономные индивиды ориентируются на себя, на
собственные интересы и цели.
В традиционных обществах отношения с другими людьми, социаль-
ными группами и институтами носят партикулярный характер, т.е. зависят
от конкретных обстоятельств, в первую очередь от групповой принадлеж-
ности и статуса партнеров — например, в торговле, при найме делаются
различия между «своими» и «чужими». Перед «своими» существуют
определенные обязательства — нельзя обманывать, эксплуатировать сверх
соответствующей статусу нормы, необходимо проявлять лояльность, ока-
зывать услуги. В отношении «чужих», напротив, не существует никаких
моральных ограничений. Тех, кто стоит за пределами данного социума, его
системы межличностных связей, можно обманывать и эксплуатировать, и
это не считается нарушением норм. В современных обществах отношения
между индивидами, группами, социальными институтами носят универ-
сальный характер — они не должны зависеть от статусов и прочих харак-
теристик партнеров, по отношению ко всем следует придерживаться одних
и тех же принципов.
Социальные действия людей в традиционных обществах носят, по опре-
делению Т. Парсонса, диффузный характер, т.е. связаны с одновременным
исполнением целого ряда ролей, удовлетворением целого ряда потребностей:
труд переплетен с общением (и с людьми, и с природой), торговля — с уста-
новлением полезных связей и т.п. В любой сфере деятельности традицион-
ного индивида имеет значение вся полнота его личностных характеристик.
На деловые отношения влияют, помимо моральных качеств индивида, его
принадлежность к определенной группе, объединенной по религиозному,
этническому, семейному или иному признаку. В рамках безличных отно-
шений, напротив, каждое конкретное социальное действие носит сугубо
специфический характер, т.е. выполняется только одна роль и решается
только одна задача. Индивид вступает в специализированные отношения
в разных сферах социальной деятельности — в профессиональной деятель-
ности, семейных, личных отношениях, в духовной, религиозной жизни, и
т.п. Г.Форд, один из основоположников и самых ярких представителей
менеджмента современного индустриального конвейерного производства,
декларировал свое кредо: «Когда мы работаем, мы должны относиться к
делу серьезно; когда веселимся, то уж вовсю. Бессмысленно смешивать
одно с другим»1.
В традиционных обществах имеет большое значение эмоциональная
окраска — аффективность (любовь, ненависть, преданность и т.д.), кото-
рая рассматривается в качестве важного фактора построения социальных
отношений, а в современном обществе доминирует принцип аффективной
1 Форд Г. Моя жизнь, мои достижения. М. : Время, 1927. С. 74.
38
нейтральности, предписывающий воздерживаться от перенесения эмоций
на деловые отношения.
Безличные отношения являются формальными, поскольку опосредо-
ваны нормами, имеющими характер законов, т.е. санкционированы выс-
шей властью, деперсонифицированы и универсальные — обязательны
для всеобщего исполнения на данной территории. Межличностные отно-
шения строятся на основе более «мягких» этических норм и традиций,
обычаев, предполагающих относительно свободное толкование, здесь
допускается индивидуальный подход к каждому конкретному взаимодей-
ствию с учетом личных особенностей участников, обстановки, в которой
они действуют, и т.д.
Распространенные в современной литературе определения межличност-
ных отношений как солидаристских и патерналистских фиксируют отно-
шения личных взаимосвязей, поддержки, взаимопомощи — солидарности
членов первичных социальных ячеек, а также отношения личной зависи-
мости и покровительства между индивидами и группами, занимающими
разные позиции в социальной иерархии. Межличностные отношения пред-
полагают обязанность вышестоящих оказывать покровительство тем, кто
ниже их по статусу, а те в свою очередь «платят» личной преданностью и
поддержкой.
Чаще всего общества с доминированием межличностных отношений
называют традиционными, подчеркивая таким образом их глубокую
укорененность в человеческой истории. Ведь к такому типу социальных
связей относятся практически все известные истории общества вплоть
до Нового времени, когда в ряде обществ Западной Европы безличные
социальные связи стали преобладать над личными, и этот тип отношений
затем в процессе модернизации постепенно распространился на осталь-
ной мир.
Еще раз следует подчеркнуть, что выше описаны идеальные типы соци-
альных отношений. В реальной истории общества и современной социаль-
ной жизни они сложно переплетены, но знание идеальных типов позволяет
определять их соотношение применительно к конкретным ситуациям. Без-
личные отношения даже в тех обществах, где они оказываются домини-
рующими и определяющими, не исчерпывают всех социальных связей, и
межличностные отношения в большем или меньшем объеме сохраняются
в различных социальных нишах и областях деятельности: в семье и домаш-
нем хозяйстве, в трудовых и корпоративных отношениях, гуманитарной и
благотворительной социальной деятельности и т.п. Сохранение межлич-
ностных связей там, где должны доминировать безличные юридические,
обусловливает существование коррупции, мафиозных группировок. В то
же время сохраняющиеся межличностные связи обеспечивают индивиду
социальную защищенность, солидаристскую и патерналистскую под-
держку, смягчают социальную напряженность и отчуждение. Как будет
сказано в гл. 3, социология рынка изучает соотношение формальных и
неформальных правил взаимодействия участников рынка, а также лич-
ные и безличные социальные связи в образовываемых участниками рынка
социальных сетях.
39
2.2. Õîçÿéñòâåííàÿ æèçíü â òðàäèöèîííûõ îáùåñòâàõ
Важнейшей особенностью традиционных отношений является связь
индивида и группы (семьи, клана, общины, корпорации и т.д.), его нераз-
рывное единство с ней. Индивид формируется и социализируется как член
группы, осознает себя через участие в ней, пользуется ее защитой и под-
держкой. Как член группы он может претендовать на соответствующую
долю общей собственности (земли, пастбищ, части общего урожая и т.п.),
на права и привилегии. В то же время он занимает строго определенное
место в иерархии группы и его права и само материальное благосостояние
ограничены в соответствии с этим местом. Его индивидуальные качества,
интересы и устремления как бы растворяются в групповых, традицион-
ный индивид как в социальном, так и в духовном аспектах неотделим от
группы. Личность в современном «западном» смысле этого понятия, как
самостоятельный, полностью автономный индивид, ответственный только
перед формальным законом и перед Богом, в традиционном обществе не
существует1.
2.2.1. Производство и потребление в традиционных обществах
Хозяйственная жизнь традиционных обществ основана на системе межлич-

ностных отношений. Это значит, что человек участвует в хозяйстве как
член определенной первичной общности, его участие в трудовой дея-
тельности, распределении, потреблении определяется занимаемым им
местом в социальной иерархии, социальным статусом.
Даже собственно доступ к основным средствам производства обу-

словлен членством в сложившейся социальной группе — общине, пле-
мени, клане, ремесленных цехах, купеческих гильдиях и т.п. В рамках
общины крестьяне получали земельные наделы, община их перераспре-
деляла, поддерживая справедливость в соответствующем понимании. В
цеху ремесленник не только обучался мастерству, но и получал право
на производство продукции. Купеческие корпорации давали своим чле-
нам права и льготы, оказывали поддержку в организации крупных ком-
мерческих предприятий, экспедиций и т.д. Наиболее яркое выражение
зависимость хозяйственной деятельности от групповой принадлежности
получила в индийской кастовой системе, где каждой касте предписана
строго определенная профессия. Кроме того, в священных книгах —
дхармашастрах — строго регламентированы формы профессиональной
деятельности: какие сельскохозяйственные культуры возделывать, с
помощью каких орудий, какие ремесленные изделия производить и из
каких материалов и т.д.
Производство традиционного общества ориентировано на непосред-
ственное потребление. В. Зомбарт пишет: «Исходной точкой всякой хозяй-
1 См. подробнее об этом: Зарубина Н. Н. Социология хозяйственной жизни: проблемный

анализ в глобальной перспективе : учеб. пособие. М. : Логос, 2010. С. 31—33.
40
ственной деятельности является потребность человека, его естественная
потребность в благах. Сколько благ он потребляет, столько и должно быть
произведено; сколько расходует, столько и должен заприходовать»1. Про-
изводство ориентировано в первую очередь на выживание и удовлетворе-
ние первичных потребностей, производить или зарабатывать сверх физи-
чески необходимого представляется бессмысленным и нерациональным:
«человек «по своей природе» не склонен зарабатывать деньги, все больше
и больше денег, он хочет просто жить, жить так, как он привык, и зараба-
тывать столько, сколько необходимо для такой жизни»2.
Производство сверх этого не считается необходимым, а порой и вызы-
вает негативную реакцию, поскольку размеры и формы потребления зави-
сят не столько от индивидуальных склонностей субъекта, сколько от зани-
маемого им места в системе межличностных отношений и сложившейся
традиции: «Самая потребность в благах не зависит от произвола индивиду-
ума, но приняла с течением времени внутри отдельных социальных групп
определенную величину и форму, которая теперь уже рассматривается как
неизменно данная. Это идея достойного содержания, соответствующего
положению в обществе, господствующая над всем докапиталистическим
хозяйствованием»3.
Потребление, как физически необходимое, так и престижное, определя-
ется в первую очередь социальным статусом. Вместе с тем статус в тради-
ционном сообществе также является жизненной потребностью индивида,
на удовлетворение которой он работает. Верхи общества, племенные ста-
рейшины, предводители дружин, а затем феодальная знать, рыцарство и
дворянство должны были высоким стандартом потребления и всем обра-
зом жизни поддерживать свое привилегированное положение: «Вести
жизнь сеньора — значит жить «полной чашей» и давать жить многим; это
значит проводить свои дни на войне и на охоте и прожигать ночи в веселом
кругу жизнерадостных собутыльников, за игрой в кости или в объятиях
красивых женщин. Это значит строить замки и церкви, значит показывать
блеск и пышность на турнирах или в других торжественных случаях, зна-
чит жить в роскоши, насколько позволяют и даже не позволяют средства»4.
Помимо постоянной демонстрации своего статуса с помощью роскош-
ных жилищ и одежд, дорогих украшений и праздного образа жизни, необ-
ходимо было поддерживать его, оказывая покровительство нижестоящим:
раздавать богатые подарки дружинникам и вассалам, щедрые подношения
церкви и монастырям, жертвовать на нужды города или общины, устраи-
вать празднества и угощения для простого народа.
В архаичных обществах демонстративное потребление принимало
форму расточительства, выражавшегося в пышных празднествах, пирах
1 Зомбарт В. Буржуа. Этюды по истории духовного развития современного экономиче-

ского человека. М. : Наука, 1994. С. 12.
2 Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // М. Вебер. Избранные произ-
ведения. М. : Прогресс, 1990. С. 81.
3 Зомбарт В. Буржуа … С. 12.
4 Там же. С. 12—13.
41
с излишествами, призванными подчеркнуть богатство и высокий статус
хозяев. У некоторых народов, например индейцев Северной Америки,
существовала традиция потлача — многодневного празднества, сопрово-
ждавшегося не просто потреблением и дарением, а демонстративным унич-
тожением огромных количеств ценностей (сжигались и выбрасывались в
море продукты, утварь, меха, одеяла и т.д.). Это делалось для того, чтобы
показать мощь и богатство клана, способного пренебречь таким количе-
ством материальных ценностей, что повышало авторитет в глазах окру-
жающих и увеличивало власть и влияние. Данный обычай был запрещен
правительством США в начале ХХ в. ввиду его крайней разорительности
и иррациональности с точки зрения власти.
Социальные низы — простые общинники, крестьяне и ремесленники —
были вынуждены довольствоваться лишь самым необходимым для выжи-
вания, можно совсем снять. Причем скудость потребления зачастую не
просто определялась общей ограниченностью ресурсов и производимых
продуктов, но была призвана демонстрировать низкий статус: в Индии
кастовая дхарма, жестко регламентировавшая допустимые для потребле-
ния продукты и изделия, вводила строгие ограничения для низших каст
и неприкасаемых, запрещая им, например, пользоваться изделиями из
железа или дорогих материалов, употреблять в пищу определенные виды
продуктов и т.д.
У традиционного индивида, личность которого была неразрывно свя-
зана с определенной социальной группой и не мыслилась вне ее, и не
возникало, как правило, желания изменить потребительские стереотипы.
Неравенство в доходах и потреблении само по себе не воспринималось
как несправедливость, поскольку оно соответствовало различию в соци-
альном статусе. Несправедливость возникала тогда, когда нарушалась
установленная традицией мера неравенства, т.е. индивид не мог потре-
блять то, что ему полагалось, например, когда налоги и поборы станови-
лись слишком большими и не оставляли законной доли для пропитания
или воспроизводства себя в качестве носителя профессиональной и соци-
альной идентичности.
2.2.2. Труд в традиционных обществах1

Трудовая деятельность и ведение хозяйства в традиционных обще-
ствах не связаны с накоплением и не рассматриваются как путь к богат-
ству, так же как богатство не используется для расширения производства.
Труд всегда конкретен, направлен на создание продукта потребления и
на совершенствование профессионального мастерства, а не на производ-
ство абстрактных стоимостей. М. Вебер писал о профессиональной этике
индийских каст, которую он считал самой традиционалистской, какую
только можно представить: «Кастовая этика прославляет «дух» ремесла,
предметом гордости служит не выраженный в деньгах хозяйственный
доход, … не чудодейственная рациональная техника, усовершенствовавшая
использование рабочей силы, а красота и добротность продукта, свидетель-
1 Об этом подробнее см.: Зарубина Н. Н. Социология хозяйственной жизни … С. 34—37.
42
ствующие о личном виртуозном умении его создателя, связанном с принад-
лежностью к данной касте»1.
Традиционное хозяйствование, проникнутое эмоциональной привязанно-
стью к земле, осознанием своей сопричастности «космическому порядку»,
с одной стороны, и социальной общности — с другой, отличается постоян-
ством, стагнирующим, рутинным характером. Традиционный индивид пере-
нимает профессиональное мастерство, навыки ведения хозяйства вместе с
орудиями труда и недвижимым имуществом от старших в процессе социали-
зации, сохраняет их и передает своим детям в неизменном виде. В. Зомбарт
пишет: «Хозяйствуют эмпирически, традиционно; это значит: так, как пере-
няли от отцов, так, как этому научились с детства, как привыкли. При приня-
тии решения о том, прибегнуть ли к известной мере, к известному действию,
смотрят прежде всего не вперед, не на цель, спрашивают не исключительно
о целесообразности этого мероприятия, но оборачиваются назад и смотрят
на примеры прошлого, на образцы, на опыт»2. Орудия и технология произ-
водства остаются неизменными на протяжении столетий, и стимулов к их
развитию и обновлению нет, напротив, воспроизводство устойчивых форм
деятельности оказывается желательным, поскольку подтверждает незыбле-
мость миропорядка и социокультурного строя.
Ценность труда в традиционных обществах неоднозначна и определя-
ется локальной традицией каждого сословия, субкультурой правящих или
производящих классов, локальными религиозными и этическими тради-
циями. Являясь уделом низших слоев социальной иерархии, подневоль-
ный физический труд у правящих классов пользуется низким престижем:
согласно древнегреческой мифологии он выпал из ящика Пандоры, он счи-
тается занятием, недостойным свободного гражданина античного полиса,
дворянина и рыцаря средневековья, а также высококастового индуса или
конфуцианского чиновника. Высшим классам приличествуют государ-
ственные, политические, военные занятия, упражнение в добродетели
занятия искусствами и философией, которые, однако, не должны превра-
щаться в профессиональную деятельность, приносящую доход. При этом
им вполне прилична и «благородная праздность» (по меткому определе-
нию К. Маркса «героическая лень») — охота, увеселения, спортивные и
военные состязания и т.п.
Однако необходимая для обеспечения материального благосостояния
сообщества трудовая деятельность свободных общинников не могла быть
полностью обесценена: сельскохозяйственный труд был уважаемым заня-
тием практически везде, где он не противоречил высшим духовным прин-
ципам (например, у джайнов, следующих строжайшему запрету на умерщ-
вление живых существ и поэтому не смеющих пахать землю и тем более
заниматься скотоводством).
Особенно следует отметить отношение к труду в европейском средне-
вековом обществе, противоречивость которого выражена наиболее ярко. С
1 Вебер М. Социология религии (типы религиозных сообществ) // Работы М. Вебера по

социологии религии и идеологии. М. : ИНИОН, 1985. С. 117—118.
2 Зомбарт В. Буржуа … С. 17—18.
43
одной стороны, труд пользуется низким престижем у высших сословий и
противостоит духовному совершенствованию монашества: Христос и его
ближайшие сподвижники не трудились физически, Господь мог насытить
верующих и без трудов. С другой стороны, труд представлялся средневе-
ковым теологам необходимым занятием, поскольку способствовал правед-
ному образу жизни и приносил непосредственную пользу всему обществу.
Причем нравственная, воспитательная функция труда ценилась даже выше,
чем практическая, в особенности когда речь шла о религиозном спасении.
Изображения картин сельскохозяйственного и ремесленного труда часто
украшают готические соборы, например, в Шартрском соборе фигуры
добродетелей и трудолюбивых дев расположены симметрично, причем
последние на правой, более достойной стороне1.
Многие исследователи, в том числе и богословы, отмечают, что именно
христианство способствовало ценностной «реабилитации» труда в средне-
вековой Европе и лежало в основе специфической западной хозяйственной
культуры задолго до возникновения капитализма. Сначала христианство
возводит труд в ранг нравственной добродетели и возвышает его по срав-
нению с античным миром, а также и с нехристианскими обществами Вос-
тока. Затем труд приобретает характер систематической аскезы, служащей
накоплению добродетели и спасению души.
2.2.3. Собственность и богатство в традиционных обществах

Богатство в традиционном обществе тесно связано с системой межлич-
ностных отношений и необходимо для ее поддержания. Как уже сказано
ранее, материальное благосостояние служило подтверждению социального
статуса и реализации сопутствующих ему обязанностей2.
«Богатство для феодала — орудие поддержания общественного влия-
ния, утверждения своей чести. Само по себе обладание богатством не дает
никакого уважения, наоборот, купец, хранящий несметные ценности и
выпускающий из своих рук деньги только для того, чтобы приумножить
их в результате коммерческих или ростовщических операций, внушает
в среде феодалов какие угодно эмоции — зависть, ненависть, презрение,
страх, — но только не уважение. Сеньор же, без счета растрачивающий
добычу и доходы, даже если он живет не по средствам, но устраивает пиры
и раздает подарки, заслуживает всяческого почитания и славы. Богатство
мыслится феодалом как средство для достижения целей, находящихся
далеко за пределами экономики. Богатство — знак, свидетельствующий о
доблести, щедрости, широте натуры сеньора. Этот знак может быть реа-
лизован лишь при демонстрации им указанных качеств. Таким образом,
высший момент наслаждения богатством — его расточение в присутствии
максимального числа людей, участвующих в его поглощении, получающих
долю от щедрот сеньора»3. Сходные явления наблюдаются в традиционных
1 См.: Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М. : Искусство, 1984. С. 274.

2 Об этом подробнее см. : Зарубина Н. Н. Социология хозяйственной жизни ... С. 37—39.
3 Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. С. 258.
44
обществах, относящихся к различным духовным, религиозно-культурным
системам. В индийской «Жизни Викрамы» говорится: «Если есть деньги,
дари их или трать на наслаждения, но не нужно их копить»1 .
Таким образом, богатство, а также и собственность — это своего рода
овеществленные отношения, богатство воплощает знатность, могущество,
мудрость, доблесть и удачу своего владельца и поэтому неотделимо от
него, оно всегда «имеет имя». Именно как знак этих качеств владельца
оно имело смысл. Особо выраженным такое отношение к богатству было
в варварских обществах. Поэтому, как свидетельствуют историки, богатые
клады викингов и древних германцев часто служили не для временного
сокрытия сокровищ от разграбления и врагов, а для того, чтобы сделать
их недоступным для людей вообще, т.е. неотчуждаемым от владельца даже
после его смерти. Подтверждением этому является так называемое болот-
ное серебро — североевропейские клады периода раннего средневековья,
спрятанные на дне непроходимых болот. Хозяйственного значения эти
клады иметь не могли — в тот период север Европы еще не знал товарно-
денежных отношений, да и само «болотное серебро» было недосягаемым
даже для владельца. Оно было ему нужно не для практического исполь-
зования, а в качестве неотчуждаемого знака его личных качеств — воен-
ного могущества и славы, мужества, удачи, силы. Когда предводитель дру-
жины раздавал часть добычи воинам, он не просто расплачивался с ними
за службу, он таким образом давал им знак причастности к его собственной
славе и доблести, делился своей удачей.
С развитием христианства в европейской культуре появились новые
стереотипы в отношении собственности и богатства. Сами по себе они пере-
стали рассматриваться как признак человеческих достоинств. Напротив,
в них стали видеть источник многих грехов и пороков, представляющих
серьезную опасность для спасения души: скупости, жадности, праздности.
Общины первых христиан не знали собственности и владели всем сообща.
Эта позиция основывалась на представлении о том, что Бог создал землю и
все ее плоды и отдал ее во владение человеку вообще, а не каким-то отдель-
ным людям. Собственность появилась после грехопадения и стала неотъем-
лемым институтом общественного устройства, но для избранных, ищущих
особой духовной и нравственной чистоты (например, монахов), обладание
ею недопустимо: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа
истребляют и воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на
небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не
крадут; ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше... Не можете слу-
жить Богу и маммоне» (Евангелие от Матфея, гл. 6, ст. 19 —21). Праведник
непременно должен быть бедным или отказаться от собственности ради
стяжания богатства духовного. Высшим идеалом был нищий, не обреме-
ненный заботами об имуществе и хозяйстве и питающийся подаянием, как
птицы небесные, которые «ни сеют, ни жнут, не собирают в житницы, но
Господь их питает» (Евангелие от Матфея, гл. 6. ст. 26). В средневековом
1 Жизнь Викрамы, или 32 истории царского трона. М. : Изд-во восточной литературы

1960, С. 68.
45
христианском этосе1 «нищета была не вынужденным состоянием, из кото-
рого желательно было бы выбраться, а состоянием самоотречения и отвер-
жения мира, и поэтому нищенский промысел был неотъемлемым элемен-
том средневековой общественной практики. Не богатство, а нищета, прежде
всего нищета духа, смирение — идеал средневекового общества»2. Богатство
же как антитеза нищеты нуждалось в нравственном оправдании, в специ-
альных душеспасительных усилиях его обладателя. Важнейшей частью этой
практики служила благотворительность в форме раздачи милостыни нищим
и вообще демонстративное выказывание уважения к нищенству.
2.2.4. Предприимчивость в традиционных обществах

Богатство в традиционных обществах не связано с трудом и хозяйствен-
ной предприимчивостью3. Предпринимательство тоже, как правило, не
связано с хозяйственной деятельностью. Традиционная знать, обладающая
большими богатствами, считает хозяйство недостойным занятием, несо-
вместимым со своим статусом, и брезгует предпринимательской деятель-
ностью. Крестьянство и ремесленники, мелкие производители в условиях
традиционного хозяйства не в состоянии производить настолько много,
чтобы разбогатеть и наращивать свою деловую активность, да и не ставят
себе такой цели. Это не означает, что в традиционных обществах вообще
отсутствуют жажда богатства, наживы и предприимчивость — они суще-
ствуют всегда и везде, но в традиционных обществах «всякая страсть к
наживе, всякая жажда денег стремится к своему удовлетворению за преде-
лами процесса производства благ, транспорта благ и даже большей частью
и торговли благами. Люди бегут в рудники, копают клады, занимаются
алхимией и всякими волшебствами, чтобы добыть деньги, потому что их
нельзя добыть в рамках обыденного хозяйствования. Аристотель, кото-
рый наиболее глубоко познал существо докапиталистического хозяйства,
совершенно правильно поэтому считает наживу денег за пределами есте-
ственной потребности не принадлежащей к хозяйственной деятельности»4.
Социальный статус предпринимательских сословий в традиционных
обществах невысок и не соответствует реальному богатству. В Западной
Европе XI—XII вв. купечество даже не признается необходимой состав-
ной частью общества, столпами которого считаются священнослужители
(молящиеся), рыцари (сражающиеся) и земледельцы (пашущие). Купцы,
банкиры, ростовщики вызывают недоверие и подозрительность у феода-
лов и крестьянства и осуждение духовенства за нравственную неполноцен-
ность и неизбывную греховность их профессии.
Особое положение в традиционной хозяйственной культуре занимает
ростовщичество. В исламе до сих пор существует норма «риба» — запрет
1 Этос — совокупность нравственных принципов, присущая той или иной сфере дея-
тельности или определенному коммуникативному пространству (См.: Кравченко С. А. Соци-
ологический толковый русско-английский словарь. М. : МГИМО-Университет, 2013)
2 Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. С. 252.
3 Об этом подробнее см.: Зарубина Н. Н. Социология хозяйственной жизни … С. 39—41.
46
на взимание ссудного процента, а христианство прошло длительный путь
легитимизации банковского и ростовщического дела. Причина ненави-
сти к ростовщичеству, помимо чисто социально-экономической, имела
мировоззренческие и этические корни: «Ростовщик гнусен в глазах Бога
и человека прежде всего потому, что… ростовщичество разрушает связь
между личностью и ее практикой, ибо даже тогда, когда сам ростов-
щик ест, спит или слушает проповедь, проценты продолжают нарас-
тать. Господь заповедал человеку добывать хлеб насущный в поте лица,
тогда как ростовщик наживается, не трудясь. Торгуя ожиданием денег,
т.е. временем, он крадет время — достояние всех творений, а потому тот,
кто продает свет дня и покой ночи, не должен обладать тем, что продал,
т.е. вечным светом и покоем»1. Маргинальное положение ростовщиков,
постоянное моральное преследование со стороны церкви, а иногда и пря-
мые запреты заниматься дачей денег в рост привела к тому, что эта про-
фессиональная ниша стала заполняться иноверцами, в частности, здесь
одна из причин столь значительной роли иудеев в становлении европей-
ского банковского дела.
Однако важность банковского дела и коммерческой торговли для суще-
ствования социума постепенно меняла отношение к профессиям купцов
и банкиров. Существовала постоянно расширяющаяся социальная среда,
для которой эти занятия были престижны и желанны. По оценкам исто-
риков, в Европе XII—XIII вв. стали все яснее обозначаться мировоззрен-
ческие сдвиги в направлении признания допустимости и богоугодности
хозяйственной и предпринимательской активности. В трудах и пропове-
дях теологов все чаще появляются мотивы оправдания прибылей купцов
и, что самое главное, призывы к мирской активности как выполнению
Божественного предназначения. Немецкий теолог и проповедник XIII в.
Бертольд Регенсбургский в проповеди «О пяти фунтах» предложил новую
интерпретацию евангельской притчи о хозяине, оставившем своим рабам
несколько талантов (мера веса) серебра и требующем отчета за их исполь-
зование. По мнению Бертольда Регенсбургского, Бог дал человеку пять
«талантов» — личность, обладающую свободной волей; профессию и место в
социальной иерархии; время; имущество, собственность; любовь к ближнему.
Все эти «таланты» человек обязан правильно использовать (время) и преум-
ножать (богатство). Выполнение профессионального долга, той «службы»,
которую Господь даровал человеку, является важнейшим его жизненным
предназначением, составляющей личности. Верность профессии, цеху и само-
отверженное стремление к совершенству мастерства — важнейшая доброде-
тель христианина. Имущество также предстает как дар Божий, и умение
правильно им распорядиться, преумножить его, а не растратить в праздной
роскоши также является высшим долгом человека. В XIII—XIV вв. посте-
пенно меняется и отношение общества к предпринимателям. Купцов уже
признают неотъемлемой частью общества. Теологи в иерархии богоугод-
ности профессий и сословий хотя и относят их к разряду «служащих» (сер-
1 Гуревич А. Я. Средневековый купец // Одиссей. Человек в истории. 1990. № 2. С.

99—100.
47
вантов), но признают прибыль справедливым вознаграждением за труды,
за риск и опасности их профессии.
Непосредственно в западноевропейских городах престиж предприни-
мателей возрастал еще быстрее. Во многих городах купечество определяет
политику советов, местное законодательство, прибирает к рукам суды.
Особенно характерно это было для городов Италии («генуэзец — значит
купец»), где богатство и предприимчивость были реабилитированы, а
местные проповедники даже уподобляли купцу самого Христа, который
дает людям возможность «обменять земные преходящие вещи на вечные».
Конечно, каждый предприниматель считал свое богатство результатом бла-
госклонности Бога, но при этом превозносил и свои личные качества — ум,
ловкость, смелость, предприимчивость.
В Западной Европе XIII—XIV вв. происходит становление новой хозяй-
ственной этики, в основе которой лежит христианская реабилитация труда
и личной мирской активности, предприимчивости, если они не противоре-
чат общим нравственным заповедям. Христианство все более приобретает
черты «религии масс», санкционирующую и стимулирующую повседнев-
ные занятия людей, их материальные интересы и прагматические устрем-
ления. Следующий мощный духовный стимул для хозяйственной актив-
ности западная цивилизация получила от Реформации.
2.3. Õîçÿéñòâåííàÿ æèçíü â îáùåñòâàõ ñ äîìèíèðîâàíèåì

áåçëè÷íûõ («âåùíûõ») ñîöèàëüíûõ îòíîøåíèé
Общества с доминированием безличных, или, по определению К.
Маркса, «вещных» отношений сложились в Западной Европе и США на
рубеже Нового времени, в XVII—XVIII вв. С их возникновением свя-
зывают начало эпохи модерна (современности), экономической основой
которого являются рынок и капиталистическое товарное производство.
Другую характеристику составляет идеология Просвещения, основан-
ная на ценностях прогресса, гуманизма, рационального освоения зако-
нов природы и общества и их использования в интересах человечества.
Политическим и культурным фоном развития безличных отношений
являются становление национальных государств, гражданского обще-
ства, развитие массового образования, науки и техники и их превра-
щение в фактор производства, урбанизация, возникновение массовой
культуры1.
2.3.1. Производство и труд в обществах

с преобладанием безличных («вещных») отношений2
Общества с доминированием «вещных» отношений принято называть
капиталистическими. Суть этих отношений состоит, по Марксу, в том, что
здесь связи между людьми облекаются в форму «отношений вещей». Воз-
1 Об этом подробнее см.: Зарубина Н. Н. Социология хозяйственной жизни … С. 42.

2 Там же. С. 43−47.
48
никает так называемый товарный фетишизм1, состоящий в том, что обме-
ниваемые товары и деньги опосредуют отношения между людьми и бла-
годаря этому приобретают особое значение, становятся овеществленной
формой общественных отношений. Люди взаимодействуют уже не через
всю полноту их социальных, культурных, личностных характеристик, а как
персонификации социально-экономических функций, исполнители неких
социальных ролей, носители «экономических масок». Фетишизация обще-
ственных отношений закрепляется и углубляется в деньгах, которые под-
меняют качественную определенность и своеобразие конкретных вещей—
товаров абстрактной знаковой величиной (подробнее об этом см. в гл. 5).
В капитале как «самовозрастающий стоимости» происходит полное
отчуждение содержательного начала отношений между людьми, и соци-
альное начало предстает как обезличивающее, уравнивающее качественно
неоднородные и специфические элементы. Одним из самых значимых
последствий фетишизации товарно-денежного обмена, по Марксу, явля-
ется то, что фетишистское сознание, принимая овеществленные формы
социальности за ее подлинную сущность, начинает рассматривать социаль-
ную жизнь как форму экономической жизни, формируя вульгарно эконо-
мический подход в социальном знании. Маркс отмечает, что «общественное
отношение производителей к совокупному труду представляется им нахо-
дящимся вне их общественным отношением вещей… (Товарная форма) —
лишь определенное общественное отношение самих людей, которое при-
нимает в их глазах фантастическую форму отношения между вещами»2.
Основой развития товарного фетишизма Маркс считал частную соб-
ственность на средства производства, социальным последствием кото-
рой было разделение людей и отчуждение от природы, друг от друга, от
общества, от средств производства и предпосылок собственного труда, от
результатов труда и в конце концов — от себя самих. Человек, не имею-
щий ничего, кроме способности работать и возможности продавать эту
свою способность, свою рабочую силу, не един органически с природным
и социальным окружением, но оно противостоит ему, воплощая те про-
изводственные отношения, в контексте которых он и оказался нищим и
обездоленным. Увеличивая своим трудом капитал собственника, работник
усиливает и противостоящую ему систему общественного производства,
эксплуатирующую и унижающую его. Продукт труда, таким образом, в соз-
дание которого вложены силы, умения, способности работника, не только
не принадлежит ему, но и, способствуя увеличению капитала, противостоит
своему создателю. Время, которое наемный рабочий тратит на труд — а во
времена Маркса это в среднем 12—14 ч, тратится им не на развитие своей
личности, удовлетворение своих творческих, духовных потребностей, а на
увеличение ему же противостоящей общественной силы. Единственное,
что работник получает за свой труд — это возможность прокормить себя
и семью. В традиционном обществе, когда нет частной собственности и
1 См.: Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года // Маркс К. Социоло-

гия. М. : КАНОН-пресс-Ц ; Кучково поле, 2000. С. 294—297.
2 Маркс К. Капитал. М. : Центр социальной экспертизы, 2001. С. 74.
49
средства производства не отчуждены от труженика, труд не отделен от всех
остальных сфер его жизни. Согласно марксовой антропологии труд явля-
ется свободным творческим самовыражением личности и составляет родо-
вую сущность человека. В условиях капиталистического производства,
однако, лишенный частной собственности наемный работник отчуждается
от самой человеческой сущности, поскольку «сама жизнь становится для
него лишь условием жизни».
Наемный труд в капиталистическом обществе заключает в себе пара-
докс: нуждаясь в нем как в предпосылке элементарного выживания, рабо-
чий, в то же время, в процессе труда не обогащает свою личность, не раз-
вивает свои творческие способности, а, наоборот, обедняет самого себя.
Маркс писал: «Конечно, труд производит чудесные вещи для богачей, но
он же производит обнищание рабочего. Он создает дворцы, но также и тру-
щобы для рабочих. Он творит красоту, но также и уродует рабочего. Он
заменяет ручной труд машиной, но при этом отбрасывает часть рабочих
назад к варварскому труду, а другую часть превращает в машину. Он про-
изводит ум, но также и слабоумие и кретинизм как удел рабочих»1.
Частная собственность порождает отчуждение людей друг от друга и от
общества, разделяя их на враждебные, антагонистические классы по при-
знаку наличия собственности на средства производства у буржуазии и ее
отсутствия у пролетариев. По существу, в условиях доминирования вещных
отношений в процессе производства взаимодействуют люди-функции, свя-
занные друг с другом лишь распределением ролей. Хозяина и наемного рабо-
чего на капиталистическом предприятии объединяют лишь обязательства:
одного оплатить рабочую силу, другого — выполнить ту работу, которую он
обязался выполнять по условиям договора, включая ее объем и качество.
Таким образом, вещные отношения являются отношениями безличными.
Из сказанного очевидно, что для того, чтобы безличные отношения
стали возможны, должно произойти, во-первых, освобождение участвую-
щих в производстве индивидов от традиционных межличностных связей.
Действительно, развитию капиталистического производства повсеместно
сопутствовало разрушение крестьянских общин, ремесленных цехов и
гильдий, клановых, родовых и даже семейных связей. Атомизация инди-
вида порождала чувство одиночества и беспомощности, враждебности
отчужденного социального окружения в противоположность относительно
безопасному малому миру традиционной общины. Безличность отношений
на капиталистических предприятиях, где рабочие не представляют собой
единой целостной общности, а управляющие и хозяева, стоящие на вер-
шине иерархии, не связаны с ними патерналистскими обязательствами,
порождают представление об антигуманной сущности капиталистического
хозяйства. Именно эту антигуманность обличали и обличают критики
капитализма на протяжении всей его истории во всех странах и регионах
его распространения.
Во-вторых, для утверждения безличных, вещных отношений на капита-
листическом производстве необходимо, чтобы люди были лично свободны,
1 Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года. С. 229.
50
формально равны перед законом и вступали друг с другом в договорные
отношения. Уравнивание в правах не всегда сопровождается законода-
тельным упразднением сословий, но они сами отмирают, так как не имеют
более значения для правоспособности субъектов. М. Вебер назвал действия
на основе закона формально-рациональными, т.е. ориентированными не
на реальные интересы людей, моральные ценности, социальные позиции и
т.д., а на формальные и для всех в равной степени значимые нормы закона.
К. Маркс называл безличные отношения еще и «юридическими», подчер-
кивая значение права как универсального основания общественных связей.
М. Вебер определил капитализм как рациональную организацию сво-
бодного труда1. Из истории известно, что в традиционных обществах также
нередко использовались рациональные методы организации труда на круп-
ных предприятиях — плантациях, каменоломнях, рудниках, на строитель-
стве дорог, оборонительных сооружений и т.д. Однако в основе этой органи-
зации лежало личное принуждение зависимых работников, нередко рабов.
Особенность капитализма, который сложился в новое время на Западе,
состояла в том, что здесь именно свободные люди без внешнего принуж-
дения, без насилия самостоятельно включались в производство. Конечно,
для наемных работников такой выбор обусловливался в первую очередь
экономической необходимостью, поскольку их свобода состояла не только
в отсутствии личной зависимости и привязанности, но и в отсутствии соб-
ственности и материальных предпосылок жизни. Рынок рабочей силы для
капитализма формировался путем жестокого «освобождения» масс населе-
ния от традиционных связей с землей, сельским трудом («огораживания»
в Англии XVI—XVII вв., названные революцией богатых против бедных),
запретов на нищенство и бродяжничество и т.д. По выражению К. Пола-
ньи, это была «сатанинская мельница», перемалывающая людей со всеми
их социальными связями, традициями, привычками, образом жизни в без-
ликие «массы»2. «Освобожденный» от всего, кроме перспективы голодной
смерти человек, естественно, по доброй воле пользуется возможностью
наняться на работу и таким образом осуществляет «рациональную само-
организацию» рабочей силы.
Иначе обстоит дело с «рациональной самоорганизацией» самих капита-
листов. Особенностью производства в условиях безличных капиталистиче-
ских отношений является отсутствие прямой связи с потреблением. Капи-
тал исторически уникален и отличается от традиционного богатства тем,
что является, по определению Маркса, «самовозрастающей стоимостью»,
т.е. капиталистическое производство ориентировано не на непосредствен-
ное потребление, а на товарный рынок, и поэтому отделено от домашнего
хозяйства. Капиталистический предприниматель как хозяин и организатор
производства ориентирован на развитие своего дела, не ограниченное удов-
летворением личных потребностей. Он может парадоксальным (на первый
взгляд) образом ограничивать себя и в бытовом комфорте, и в предметах
1 Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. С. 51.

2 Поланьи К. Великая трансформация. Политические и экономические истоки нашего
времени. СПб. : Алетейя, 2002. С . 45.
51
роскоши во имя рационального вложения средств в дело. Прибыль исполь-
зуется для расширения производства, наращивания капитала.
В. Зомбарт сравнивает капиталистическое производство с «дурной
бесконечностью» и отмечает, что оно абсолютно иррационально по отно-
шению к личности предпринимателя. Маркс отмечал, что капиталистиче-
ское производство отчуждает не только личность рабочего, но и личность
капиталиста, который сознательно лишает себя разнообразных потре-
бительских, социальных, культурных благ во имя роста капитала: «Чем
меньше ты ешь, пьешь, чем меньше покупаешь книг, чем реже ходишь в
театр, на балы, в кафе, чем меньше ты думаешь, любишь, теоретизиру-
ешь, поешь, рисуешь, фехтуешь и т.д., чем больше ты сберегаешь — тем
больше становится твое сокровище, не подтачиваемое ни молью, ни чер-
вем — твой капитал»1.
Безусловно, такое потребительское самоограничение не свойственно
современным предпринимателям, в особенности крупным, оно характерно
скорее для периода становления капитализма и для мелкого бизнеса, но
по самой сути своей капиталистическое производство отличается от тра-
диционного приоритетностью инвестиций. Что же заставляет капитали-
ста вкладывать все средства, силы, время в производство? В парадигме К.
Маркса, раскрывшего политэкономический механизм расширенного вос-
производства, на этот вопрос нет прямого ответа. Из его идеи «товарного
фетишизма» можно эксплицировать, что ориентация на расширенное вос-
производство способствует постоянному и бесконечному росту капитала
как овеществленной формы существующих (т.е. капиталистических) про-
изводственных отношений, т.е. историческому увековечению собственного
классового господства.
Специальные исследования, посвященные мотивации капиталистиче-
ского производства, осуществили М. Вебер и В. Зомбарт. Вебер в класси-
ческой работе «Протестантская этика и дух капитализма» показал, что в
основе стремления к бесконечному накоплению и инвестированию капи-
тала лежат идеи служения Богу в мирской деятельности, усовершенствова-
ния и исправления мира во славу Божью, профессиональной деятельности
как Божественного призвания и успеха как знака избранности и спасе-
ния души. Зомбарт в работе «Буржуа» рассматривал в качестве мотива
бесконечной наживы синтез экономного, аскетичного, трудолюбивого
мещанского начала и предпринимательского духа активного, творческого
отношения к миру. (Более подробно теории капиталистического предпри-
нимательства будут рассмотрены в гл 8.)
Еще одним следствием универсализации рыночных отношений явля-
ется формирование в XX в. особого типа личности, «рыночной ориента-
ции» характера, который проанализировал Э. Фромм в работе «Человек
для себя». Он отмечает, что «рыночное понятие ценности, которое озна-
чает превосходство меновой ценности над полезной, способствовало фор-
мированию сходного понятия ценности в отношении людей и, в частности,
в отношении человека к самому себе», сущность которого состоит в том,
1 Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года. С. 275 — 276.
52
что человек воспринимает себя самого как товар, как меновую ценность1.
Наряду с рынком товаров формируется и «личностный рынок», на котором
люди всех профессий и специальностей предлагают свои услуги, и их успех
зависит не только от профессиональной и личностной состоятельности, но
и, в первую очередь, от того, насколько данный субъект конкурентоспо-
собен в сравнении с другими. «И получается так, что человек сосредото-
чивается и заботится не о своей жизни, счастье, а о том, как бы это стать
наиболее ходким товаром, как бы это пользоваться наибольшим спросом»2.
Таким образом, человек «рыночной ориентации» воспринимает себя
как продавца и товар одновременно, и его состоятельность в глазах дру-
гих, и самооценка определяются успехом, т.е. востребованностью на рынке.
Но успех на рынке зависит не только и не столько от качеств личности,
сколько от внешних обстоятельств, от складывающейся «конъюнктуры», и
получается, что личность человека определяется не ее внутренним миром,
способностями, характером деятельности и профессионализмом, а некими
внешними, не зависящими от самого человека силами и обстоятельствами.
Это порождает в человеке рыночного общества чувства беспомощности и
неуверенности в себе, подрывает достоинство и самоуважение личности.
Индивидуализация, происходящая в безличном рыночном обществе, ока-
зывается противопоставленной человеческой индивидуальности как чув-
ству независимости и самоценности личности. Индивидуальность харак-
тера «рыночной ориентации» оказывается иллюзорной, неподлинной,
поскольку черпается не из сознания собственных сил и достоинств, а из
внешних оценок, престижа, мнения других о себе.
Равенство людей в условиях рыночных ориентаций, как отмечает
Фромм, из признания за каждым индивидом самоценности и определения
его не как средства, но как цели (согласно категорическому императиву),
трансформируется в простое «без-различие», отсутствие индивидуально-
сти, взаимозаменяемость. И все отношения между людьми окрашиваются
этим безразличием, становятся поверхностными, потому что в отноше-
ния вступают не люди во всей полноте их личностных характеристик, а
товары, «частичные», лишенные самобытности субъекты3. Правда, равен-
ство «рыночных характеров» приобретает форму своеобразного «това-
рищества», основанного на осознании того, что каждый член общества
находится в подобном положении, практически никто не имеет «привиле-
гированной» возможности выйти за пределы «личностного рынка».
В целом восприятие себя самого и других людей как товаров, конкури-
рующих на рынке, заставляет человека развивать в себе не определенные,
заложенные природой свойства и способности, а культивировать те черты,
которые оказываются наиболее востребованными в данный, конкретный
момент. Фромм подчеркивает, что «главной предпосылкой рыночной ори-
ентации является пустота, отсутствие всякого специфического свойства,
которое не может стать предметом обмена; ведь любая устойчивая черта
1 Фромм Э. Человек для себя. Минск : Харвест, 2003. С. 104—105.

2 Там же. С. 107.
3 Фромм Э. Человек для себя С. 113.
53
характера в один прекрасный день может вступить в конфликт с требо-
ваниями, предъявляемыми рынком»1. Естественной реакцией адаптации
человека к условиям рыночной конкуренции является отказ от индивиду-
альности, взглядов, убеждений, пристрастий, культивирование подвижно-
сти, мобильности характера, в основе которого стремление соответствовать
сиюминутной конъюнктуре, моде, доминирующему вкусу. Реклама и кино
являются теми средствами, через которые тиражируются наиболее востре-
бованные, успешные образы. Популярность этих жанров в современном
обществе объясняется тем, что из них люди черпают информацию о том,
какими им следует быть и как преподносить себя на «личностном рынке».
В то же время «рыночная ориентация» характера имеет и положитель-
ные характеристики, такие как целеустремленность, динамизм, свободо-
мыслие и отсутствие догматизма, терпимость, общительность. Бессодер-
жательность и бессмысленность существования вызывают потребность
искать другой, более адекватный образ жизни и иной, плодотворный тип
ориентации характера, где положительные черты «рыночного характера»
могут трансформироваться в плодотворную ориентацию, где главной
целью существования человека является рост и развитие всех его возмож-
ностей.
2.3.2. Потребление в обществах

с доминированием безличных отношений
Отрыв производства от удовлетворения реальных потребностей людей
в обществе с доминированием безличных отношений имеет целый ряд
последствий2. Прежде всего, в социальной системе капиталистического
общества при исходном представлении о равенстве и, соответственно,
отсутствии каких-либо социальных, культурных, ритуальных и иных огра-
ничений на потребление, существует «негативное» прочтение идеи равен-
ства, отрицающее эгалитаризм, «уравниловку». Если традиционная система
межличностных связей предполагает, что через механизмы перераспреде-
ления члены общества получают свой потребительский минимум, соответ-
ствующий социальному статусу, пусть даже в виде милостыни нищим, то
в условиях индивидуализации каждый обязан сам заботиться о средствах
существования. Представления о «социальном служении» и «социальной
ответственности» богатых сложились лишь в конце XIX — начале XX в.,
а до этого выживание социальных «аутсайдеров» обеспечивалось лишь за
счет сохранения традиционных отношений солидарности и милосердия.
Для самого класса обладателей собственности, буржуа, капиталистиче-
ских предпринимателей на этапе становления капитализма в самом начале
нового времени была характерна потребительская аскеза, отличающая их от
господствующих классов традиционных обществ. Потребительская аскеза
ранней буржуазии имела сугубо моральный, а не вынужденный материаль-
ный характер: добродетель истинного буржуа состояла в том, чтобы даже
при больших финансовых возможностях вести демонстративно скромный
1 Там же. С. 118—119.

2 См. также: Зарубина Н. Н. Социология хозяйственной жизни … С. 53—59.
54
образ жизни. М. Вебер считал эту аскезу одним из основных атрибутов
«духа капитализма» и видел ее моральные основания в этике протестант-
ского рационализма, не столько призывающей ограничить потребление как
таковое, сколько воспрещающей любые нерациональные, не относящиеся
к делу и его развитию траты. В. Зомбарт приписывал потребительскую
аскезу «мещанской» составляющей капиталистического духа, и считал ее
проявлением «морали для дела», т.е. демонстрации бережливости, расчет-
ливости, надежности делового человека в противоположность легкомыс-
ленным растратчикам, которым нельзя доверять ни деньги, ни дела.
Однако потребительская аскеза, которую Вебер и Зомбарт считали
одним из важнейших компонентов первоначального капитализма, срав-
нительно быстро перестала исповедоваться предпринимателями даже в
странах протестантской традиции: методичность и рациональность стали
атрибутами деловой культуры, а быт и образ жизни все больше и больше
ориентировались на престижное потребление, комфорт, роскошь.
Специфика потребления в капиталистическом обществе вытекает из
описанного К. Марксом феномена «товарного фетишизма». Она состоит
в делегировании вещам, потребляемым товарам основного смысла и пер-
вейшей цели человеческого бытия. Вещь воспринимается как воплощение
социально-культурных отношений, связей, возможностей, и обладание ею
отождествляется с собственной социальной значимостью. Фетишизм про-
является в потребительском сознании, подменяющем социальные, куль-
турные, духовные и проч. характеристики личности ее потребительскими
возможностями, престижное потребление, имевшее большое значение и в
традиционных обществах, становится не просто одним из знаков статуса,
но содержанием личности.
Американский социолог Т. Веблен в известной работе «Теория празд-
ного класса» утверждал, что рост производства не приводит к повышению
уровня жизни большинства населения, а поглощается демонстративным,
расточительным потреблением самой буржуазии. Веблен считал, что совре-
менные ему капиталисты-предприниматели не выполняют необходимых
и полезных для общества производственных функций, но в своем образе
жизни воспроизводят глубоко архаичные нормы праздного времяпрепро-
вождения варварских времен. В соответствии с этими нормами прибыль
рассматривается не как результат рационального производственного про-
цесса, а как военная добыча, трофей, несущий на себе, как известно, отпе-
чаток харизмы и подтверждающий исключительность обладателя.
Нормы престижного потребления маркируют принадлежность к выс-
шему классу современного общества, к предпринимательской элите. Среди
таких норм, по Т. Веблену, особое место занимает «демонстративная празд-
ность», воспроизводящая в современных условиях принцип «героической
лени». В тех случаях, когда собственник богатства все же должен или
хочет трудиться, он прибегает к «подставной праздности», обеспечивая
роскошный образ жизни других членов семьи и многочисленных прижи-
вал. В качестве проявления «подставной праздности» особо выделяется
обязательное использование прислуги и охраны, которая на самом деле не
необходима в современном домашнем хозяйстве, но подчеркивает статус
55
хозяев, их высокие финансовые возможности и принадлежность к элите
общества. Другим атрибутом престижного потребления буржуазии явля-
ется демонстративное расточительство, чрезвычайно высокий стандарт
роскоши и потребительское соперничество. Веблен подчеркивает, что
для представителя современного высшего класса демонстративные траты
имеют примерно то же значение, что турнир и военная доблесть для сред-
невекового рыцаря — возможность продемонстрировать соперникам свое
превосходство над ними, свое первенство1.
Выше мы уже упоминали о том, что производство в капиталисти-
ческом обществе не связано напрямую с потреблением. Установка на
непрерывный рост, на расширенное воспроизводство, не имеющее цели
за пределами себя самого и рассогласованность предложения и спроса
приводили в XIX — начале XX в. к кризисам перепроизводства и стагна-
ции экономик индустриальных стран Запада. Уже в XIX в. Маркс считал
эти кризисы проявлением базового противоречия капиталистического спо-
соба производства — между массовым характером производства и частным
характером присвоения, имея в виду присвоение и прибавочной стоимости,
и производимого совокупного продукта. Чтобы избежать кризисов, необхо-
димо это противоречие разрешить, т.е. придать присвоению также массо-
вый характер — передать средства производства и его продукт в руки масс,
ликвидировать частную собственность.
Иное видение проблемы рассогласованности производства и потребле-
ния предложил английский экономист Дж Кейнс, идеи которого легли в
основу «нового курса» Ф. Рузвельта, спасшего Америку в годы структур-
ного кризиса «великой депрессии». Суть кейнсианства состоит в необходи-
мости обеспечения стабильного платежеспособного спроса в обществе, где
существует налаженное массовое конвейерное производство товаров широ-
кого потребления. Поддержание эффективного спроса на товары и услуги
является условием экономического роста и высокой занятости, но требует
активной государственной политики, направленной на контроль за ценами,
размерами заработной платы, обеспечение пособий и развитие кредитова-
ния. Хотя аргументация Кейнса не выходила за пределы чисто экономи-
ческой целесообразности и не апеллировала к социальным и культурным
традициям (что сделало ее уязвимой для критики со стороны «новых пра-
вых» приверженцев «чистого» рынка), она открыла новый горизонт разви-
тия капитализма, основанный на иной связи производства и потребления:
не пытаться продать то, что произвели, а производить то, что будет поль-
зоваться спросом. Возникает современный маркетинг, понимаемый не как
простая оптимизация движения произведенного товара к потребителю, а
как изучение потребительского спроса с целью приведения производства в
функциональное соответствие ему.
В середине XX в., после Второй мировой войны сначала в США, а затем
в восстановленной Западной Европе стало формироваться общество массо-
вого потребления, в котором, как отметил английский социолог З. Бауман,
1 Веблен Т. Теория праздного класса. Экономическое исследование институтов. М. :

URSS, 2011. С. 140.
56
индивиды интегрированы уже не как производители, а как потребители:
«Способ, которым сегодняшнее общество «формирует» своих членов, дик-
туется в первую очередь обязанностью играть роль потребителей. Нормой,
которую наше общество внушает своим членам, является способность и
желание играть эту роль»1.
Здесь потребление приобрело принципиально новые черты: во-первых,
из приобретения необходимых для удовлетворения реальных потребностей
товаров оно превратилось в самоцель, в потребление ради самого потребле-
ния как выражения социальных позиций индивида и даже основного содер-
жания жизни. Во-вторых, чтобы сделать потребление (а соответственно и
производство) неограниченным, понадобилось сделать неограниченными
сами потребности и постоянно формировать новые. Лозунг рекламы пери-
ода становления общества массового потребления «Равняйся на Джонсо-
нов!» призывает быть как все, жить не хуже других, иметь то же, что и все.
С середины 80-х гг. XX в. в рекламе начинают все более значимое место
занимать лозунги вроде «Потому что я этого достойна», «Себе в удоволь-
ствии не откажешь», отождествляющие потребление с самореализацией
личности и побуждающие не просто удовлетворять прихоти, но культи-
вировать их в себе. Инструментом формирования потребностей высту-
пает реклама, проявляющая большую изобретательность, подкрепляемую
научными разработками в областях социологии потребления, психологии,
социосемиотики и других современных научных дисциплин.
В современном обществе потребление приобрело новые социокуль-
турные черты, соединяющие тенденции рационального рыночного созна-
ния, нарастающую иррациональность, а также особенности глобальной
и сетевой культуры. Эти тенденции проанализированы американским
социологом Дж. Ритцером и получили название макдональдизации. Под
макдональдизацией Ритцер понимает тенденцию развития формальной
рациональности в современном обществе, которая воплощается ресто-
ранами быстрого обслуживания («МакДональдс») и другими формами
потребления (современными гипермаркетами, кредитными картами и т.д.).
С помощью концепции макдональдизации Ритцер анализирует средства
потребления — введенное им понятие, служащее для обозначения того,
что обеспечивает приобретение людьми товаров и услуг и возможность
контроля и эксплуатации этих же людей в качестве потребителей2.
Макдональдизация включает четыре базовых измерения:
1) эффективность как поиск наилучших средств достижения цели;
2) предсказуемость — товары, продукты и услуги, предлагаемые совре-
менным рынком массового потребления, являются абсолютно унифици-
рованными, одинаковыми в рамках сети, подобно тому как в ресторане
«МакДональдс», в какой бы части мира он не находился, вкус гамбургера
окажется тем же самым;
3) акцент на количественные характеристики продуктов потребления;
1 Бауман З. Глобализация. Последствия для человека и общества. М. : Весь мир, 2004.

С. 116.
2 Бауман З. Глобализация … С. 502.
57
4) унифицированный технический контроль всех процессов, заменяю-
щий индивидуальную квалификацию производителей — стандартные про-
дукты производятся с помощью автоматизированных линий в массовых
объемах мало- или неквалифицированными работниками, в противопо-
ложность уникальности и причастности к личности создателя продуктов
индивидуального изготовления.
В результате внедрения в массовое потребление поточных технологий,
сам процесс потребления, например поедания стандартных блюд в обста-
новке ресторана быстрого обслуживания, приобретает дегуманизирован-
ный, автоматический характер. Ритцер подчеркивает, что именно четвертое
измерение макдональдизации порождает рациональную иррациональность,
т.е. выходит на тот уровень рационализации процессов обыденной жизни,
в данном случае потребления, на котором они вступают в противоречие со
здравым смыслом и логикой1.
М. Вебер, которому принадлежит идея перехода формальной рацио-
нальности в иррациональность, имел в виду противоречие рациональной
ориентации производства на прибыль реальным потребностям людей. Рит-
цер переносит принципы формальной рациональности и порождаемой ею
иррациональности на потребление, подчеркивая его дегуманизацию, пре-
вращение разнообразных нормальных проявлений человеческой жизни в
стандартизированные роботоподобные практики.
Именно в тенденции рациональной иррациональности, в том числе и в
средствах потребления, Ритцер видит фактор, порождающий риски совре-
менного общества. Казалось бы, нарастающая формальная рационализация
должна сделать мир все более и более предсказуемым, о чем говорит и тен-
денция макдональдизации. Однако такая предсказуемость не снимает риск,
поскольку стандартизированный и унифицированный мир современного
человека, реально гораздо сильнее контролируемого внешними силами,
нежели человек традиционный, в себе же самом несет опасность внезап-
ного перехода рационального в иррациональное, предсказуемого и безопас-
ного — в рискованное и опасное.
2.4. Ñîöèàëüíûå îòíîøåíèÿ â õîçÿéñòâåííûõ îðãàíèçàöèÿõ

Личные и безличные социальные отношения находят воплощение на
всех уровнях социальных систем. Они проявляются в многообразии типов
хозяйственных организаций как формальных и неформальных объедине-
ний людей, подчиняющихся единым нормам и ориентированных на общие
хозяйственные цели, не совпадающие с индивидуальными целями их членов.
По определению американского социолога А. Этциони, хозяйствен-
ные организации относятся, преимущественно, к типу «утилитаристских
организаций», объединяющие людей на основе экономических интересов.
Однако в них могут присутствовать элементы «символических организа-
ций», объединяющих своих членов на основе общей приверженности еди-
1 Ритцер Дж. Современные социологические теории. 5-е изд. М. и др., 2002. С. 497.
58
ным моральным, духовным, идеологическим ценностям (церкви, также
ведущие хозяйственную деятельность), а также «принудительных органи-
заций», опирающихся на принуждение и насилие (труд заключенных).
Уже из многообразия форм осуществления объединения и контроля в
хозяйственных организациях ясно, что они предполагают различные типы
социальных связей: межличностые и безличные отношения, механическую
и органическую солидарность, «общность» и «общество». Как правило,
разные типы социальных связей сложно переплетены как во внутриоргани-
зационных принципах устройства, так и во взаимодействиях организаций
с внешним миром.
Основы социологических исследований хозяйственных организаций
заложил еще М. Вебер, который в работе «Хозяйство и общество» сфор-
мулировал определение организации, определили ее признаки и основные
типы. Организацией он назвал «совокупность социальных отношений,
закрытых или с ограниченным доступом извне, в которой регулирование
осуществляется особой группой людей»1. Здесь же М. Вебер классифици-
ровал организации по принципу выстраивания их взаимодействий с внеш-
ней средой:
• автономные, где нормативный порядок вырабатывается самими их
членами;
• гетерономные, которым их нормативный порядок предписывается
извне;
• автокефальные, где руководство отбирается внутри организации на
основе ее внутреннего порядка;
• гетерокефальные, в которых руководство назначается извне.
М. Вебер также классифицировал организации по значимости экономи-
ческих принципов внутренней регуляции:
• собственно экономические организации, регулируемые на основе
хозяйственных принципов;
• экономические организации, регулируемые социальными принци-
пами (общины, цехи, гильдии);
• неэкономические организации, выполняющие хозяйственные функ-
ции (например, церковь, государство);
• неэкономические организации, осуществляющие контроль за хозяй-
ственной деятельностью.
Таким образом, по М. Веберу, признаками организации являются:
• полная или частичная закрытость;
• выстраивание определенных отношений с окружающей средой;
• наличие иерархии;
• наличие внутреннего нормативного порядка, единых принципов регу-
ляции.
Хотя М. Вебер не акцентировал наличие общей цели как признак орга-
низации, он очевиден из приведенной выше классификации организаций
по отношению к экономическим принципам регуляции, поскольку в основе
1 Weber M. Economy and Society. Vol. 1. Berkeley, University of California Press, 1978.
P. 48.
59
характера таких принципов лежит именно цель. Акцент на наличии общих
задач и целей, не совпадающих с индивидуальными целями членов, как
признаке организации делают специалисты в области социологии орга-
низаций А. Стинчкомб и А. И. Пригожин1. В. В. Радаев выделяет такое
свойство организации, как наличие собственных ресурсов и определенных
способов их защиты2.
Хозяйственные организации являются социальными системами, и их
функционирование подчиняется тем же основным требованиям, которые Т.
Парсонс сформулировал для всех социальных систем в виде сетки AGIL (адап-
тация-целедостижение-интеграция-латентность). По Т. Парсонсу, чтобы под-
держивать позитивный баланс во взаимодействии с внешней средой, любая
социальная система должна приспосабливаться к ее вызовам, вырабатывая
цели и мобилизуя ресурсы для их достижения за счет выстраивания внутрен-
ней дифференциации и нормативной регуляции и координации элементов на
основе единого ценностного образца. Функциональной подсистемой, выпол-
няющей функцию целедостижения, является коллектив, характеризующийся
тем, что «внутри коллектива должна наличествовать дифференциация его
членов по статусам и функциям, так что от некоторых членов ожидается, что
они будут делать нечто определенное, то, чего не ожидают от других»3.
Единство и иерархия внутри социальной системы определяется ее нор-
мативной основой, которая содержит «конкретные способы ориентации
для действия в функциональных и ситуационных условиях, специфичных
для определенных коллективов и ролей»4. Она позволяет выстраивать
систему целедостижения на основе иерархии лояльностей членов коллек-
тива по отношению к тем нормативным требованиям, которые предъявля-
ются к каждому специально и ко всем в целом: так, у каждого есть свои
особые должностные обязанности, зафиксированные системой статусов,
но при этом ко всем предъявляется и общие требования, соответствующие
целям организации.
Таким образом, Т. Парсонс акцентирует значимость внутренней диф-
ференциации ролей и статусов, наличие нормативной ориентации, общих
целей и ценностных образцов для функционирования организации как
социальной системы. Наличие нормативной системы предполагает суще-
ствование формальных и неформальных норм, а также обязательные
санкции за их нарушение (от увольнения, официального взыскания до
осуждения со стороны коллег) и вознаграждения за лояльность (премии,
официальные благодарности и знаки поощрения, одобрение коллектива).
Хозяйственные организации различаются по степени открытости, типам
нормативных систем и их поддержания, иерархий статусов и ролей. Их
типология, в конечном счете, определяется преобладающим типом соци-
альных связей в организации.
1 См.: Пригожин А. И. Современная социология организаций. М. : Интерпракс, 1995. С.

33-45.
2 Радаев В. В. Экономическая социология. С. 130.
3 Парсонс Т. Система современных обществ. М. : Аспект-Пресс, 1997. С. 19.
4 Парсонс Т. Система современных обществ. С. 18.
60
В. В. Радаев выделил три идеальных типа хозяйственных организаций:
община, корпорация, ассоциация1. Следует иметь в виду, что они являются
идеальными типами (в веберовском смысле), т.е. в чистом виде никогда
не встречаются. Реальные хозяйственные организации представляют собой
сложное, всегда исторически обусловленное и ситуативно конкретное пере-
плетение различных типов.
Община представляет собой исторически наиболее укорененный тип
хозяйственной организации, где вхождение определяется приписанным
статусом — принадлежностью к роду, к соседскому или территориальному
сообществу и т.п., и, соответственно, не имеет четко очерченных формаль-
ных границ. Входящие в нее члены — индивиды или домохозяйства — фак-
тически равны между собой, между ними не предполагается формального
неравенства, поскольку они связаны отношениями механической солидар-
ности, или «общности». Имущественные отношения в общине дифферен-
цированы, может существовать как общинная, коллективная, так и част-
ная собственность членов, причем разные ее виды могут перетекать один
в другой.
Хотя отношения иерархии в общине сглажены, фактически здесь имеет
место патернализм как в отношении более слабых членов со стороны более
сильных (богатых, влиятельных), так и коллективный патернализм со сто-
роны общины в отношении ее отдельных членов. Здесь коллективный
интерес всегда имеет приоритет перед индивидуальным, все одинаково
подчиняются традиционным неформальным нормам, легитимированным
глубокой исторической традицией и родовой памятью или «законом»,
освященным веками. В общине не проводится принципиальных различий
между собственно хозяйственными, утилитарными целями и интересами,
и всеми остальными, т.е. отношения носят диффузный характер, все члены
общины взаимодействуют сразу по всему возможному спектру интересов,
целей и межличностных отношений. Историческим примером общины
является крестьянская община, существовавшая в России до столыпин-
ских реформ.
Корпорация — это организация, в отличие от общины, имеющая более
узкие — профессиональные и хозяйственные цели. Члены корпорации
могут быть объединены как межличностными связями и приписанными
статусами (члены ремесленного цеха в средневековой Европе, купече-
ской гильдии), так и безличными и достигаемыми статусами (участники
делового предприятия, работники компании). Отличительной чертой
корпорации является четко очерченный формальными критериями круг
участников, распределение между ними ролей и функций в контексте
корпоративной солидарности и иерархии с четко определенными основа-
ниями, отношения патернализма между вышестоящими и нижестоящими
членами иерархического порядка.
Примером корпорации могут служить предприятия Г. Форда, где
при формальной иерархии должностей, основанной на уровне квали-
фикации и сфере ответственности, для всех членов организации — от
1 См.: Радаев В. В. Экономическая социология. С. 143—145.
61
топ-менеджера до низкоквалифицированного работника — именно ком-
пания (организация) выступала в качестве гаранта прав и привилегий,
т.е. патернализм носил корпоративный характер. При этом отношения
корпоративной лояльности могут распространяются и на непрофессио-
нальные отношения. Так, известно, что на заводах Г. Форда в начале ХХ
в. существовали социологические службы, которые должны были следить
за нравственностью повседневного, в том числе и внерабочего, бытового,
поведения работника, вплоть до его политических и религиозных ориен-
таций.
Особым вариантом корпоративной организации бизнеса являются
японские корпорации, характеризующиеся сложной иерархией, в
основе которой лежат не только институционализированные формаль-
ные статусы, но и личностные групповые связи. В крупные корпорации
работники принимаются на основе пожизненного найма, становятся
членами «фирмы-семьи», безусловная лояльность которой является
значимой составляющей личной идентичности (подробнее об этом см.
в гл. 8).
В корпорациях складывается бюрократический порядок регуляции
внутренних отношений и утверждения авторитета. М. Вебер одним из
первых в истории социологии дал объективное, ценностно нейтральное
определение бюрократии как способа утверждения легитимного господ-
ства и построения организации на основании формальной рационально-
сти, т.е. безличных, формальных принципов, обязательных для выполне-
ния в равной степени всеми членами организации. Пользуясь концепцией
М. Вебера, к идеально-типическим признакам бюрократической органи-
зации можно отнести:
• компетентность в рамках должностных обязанностей;
• личную свободу и независимость;
• подчинение «служебному долгу», а не личным отношениям;
• работу за оклад, недопустимость «кормления» за счет должности;
• разделение функций, профессиональную и должностную специали-
зацию;
• устойчивость служебной иерархии, подчинение нижестоящих выше-
стоящим, постепенность карьеры;
• единую дисциплину и контроль.
Из перечня признаков бюрократии видно, что она как принцип орга-
низации предполагает формальные, безличные социальные связи. М.
Вебер считал, что бюрократическая организация является необходимой
формой управления хозяйственными и административными процессами
в обществах модерна. Он не вкладывал в понятие «бюрократия» при-
вычного нам сегодня оценочного негативного смысла, обусловленного
приоритетом формальной рациональности бюрократов — должност-
ных инструкций, штатных предписаний, иерархических отношений,
перед практической целесообразностью живого реального дела. В то же
время В. Зомбарт и Й. Шумпетер считали, что бюрократизация бизнеса,
подобная той, которая сложилась на предприятиях Г. Форда (см. гл. 8),
является одним из первых симптомов поглощения живой предпринима-
62
тельской харизмы формальной рациональностью во имя стабильности
организации.
В традиционных организациях и системах организаций, основанных на
межличностных отношениях, также существовала бюрократическая регу-
ляция, однако она заметно отклонялась от описанного выше идеального
типа. Суть отклонения состоит в наличии у ее участников приписанных
статусов и «механической солидарности», т.е. ограничений их личной сво-
боды и независимости во имя принадлежности к сословному сообществу,
личная зависимость от патрона (например, отношения чиновников, опи-
санные в гоголевском «Ревизоре»).
Ассоциация представляет собой свободное объединение индивидов или
групп для достижения конкретных целей, решения конкретных задач.
Здесь в наиболее полной мере выражен безличный характер социальных
связей и партнерские отношения. В основе ассоциации лежит контракт,
соглашение, регламентирующий права и обязанности, сферы ответствен-
ности участников, и за рамки контракта отношения не распространяются.
Примером ассоциации являются акционерные общества.
Хозяйственные организации как социальные системы, основанные на
определенных типах социальных отношений, вырабатывают внутренние
принципы ценностно-нормативной регуляции, получившие название орга-
низационной, или корпоративной культуры. Корпоративная культура вклю-
чает:
• ценностные образцы, воплощенные в «философии компании», в пред-
ставлениях о ее «миссии», а также в лозунгах, отражающих связь между
общими ценностями и задачами момента;
• набор формальных и неформальных правил поведения, основываю-
щихся на «корпоративной этике» и традициях;
• символы и ритуалы, выражающие и поддерживающие единство ком-
пании.
Формирование организационной культуры происходит как целенаправ-
ленно, так и стихийно. Она обычно основывается на специфике социокуль-
турной среды, на особенностях профессиональной деятельности, использу-
емых производственных технологиях, брендах, а также на индивидуальных
вкусах и предпочтениях руководителей.
Можно выделить различные идеальные типы организационных куль-
тур, обусловленные различиями базовых социальных связей. Ф. Тромпе-
наарс и Ч. Хампден-Тернер выделяют такие идеальные типы, как «семья»,
«Эйфелева башня», «самонаводящаяся ракета» и «инкубатор»1.
«Семья» основывается на личных патерналистских связях, здесь руко-
водитель является «отцом», к которому остальные члены организации
должны проявлять лояльность. Власть руководителя основывается не
столько на его формальном статусе, сколько на личной харизме. «Эйфе-
лева башня», напротив, представляет собой бюрократическую организа-
цию, основанную на четкой формальной иерархии, где полномочия и при-
1 См.: Тромпенаарс Ф., Хампден-Тернер Ч. Национально-культурные различия в контек-

сте глобального бизнеса. Минск : ООО Попурри, 2004.
63
вилегии определяются не личными качествами и отношениями, а статусом.
«Самонаводящаяся ракета» ориентирована на достижение конкретных
целей командами высококвалифицированных специалистов, между кото-
рыми существуют партнерские отношения, хотя личный вклад каждого в
достижение общей цели может быть заранее не оговорен, а определяться
ситуативно. Такая организационная культура подходит, например, для
научных исследований. «Инкубатор» наиболее полно воплощает автоно-
мию и самореализацию участников организации, которая имеет приоритет
перед структурными и иерархическими отношениями. Такой тип корпора-
тивной культуры больше всего подходит для организаций, объединяющих
творческие личности ради творческих задач.
Все перечисленные типы являются идеальными, т.е. в жизни в чистом
виде практически не встречаются. В реальных организациях можно наблю-
дать соединение элементов различных типов. Для российских компаний
наиболее характерны «семья» и «Эйфелева башня», что отражает высокую
значимость личных отношений и иерархий в нашем обществе.
Организационные культуры можно также разделить на две идеально-
типические модели: «философию контракта», сводящую отношения вну-
три организации к продаже максимально эффективной рабочей силы за
оптимальное вознаграждение, и «философию общей судьбы». В последней
члены организации рассматриваются как члены компании, идентифици-
рующие себя с ее целями и ценностями, равно заинтересованные в мате-
риальном вознаграждении и в моральном удовлетворении от той пользы,
которую они приносят для процветания дела. Главной проблемой практи-
ческого управления здесь становится реальная гармонизация отношений
компании и служащих, в том числе в первую очередь гармонизация их цен-
ностных ориентаций.

1. Опишите основные типы социальных связей, опираясь на теории К.
Маркса, Э. Дюркгейма и Т. Парсонса. Каким образом базовые типы соци-
альных связей влияют на хозяйственную жизнь?
2. Раскройте и сравните специфику труда и производства в традицион-
ных обществах с доминированием межличностных отношений и современ-
ных обществах с доминированием безличных отношений.
3. Проанализируйте изменение сущности потребления в процессе исто-
рической динамики от традиционных обществ к современному обществу
массового потребления.
4. Раскройте суть социологической теории отчуждения. Сравните под-
ходы к анализу причин и сущности отчуждения К. Маркса и Э. Фромма.
5. В чем состоит влияние рыночных отношений на личность? Для ответа
воспользуйтесь концепцией «рыночного типа характера» Э. Фромма.
6. Раскройте основные признаки хозяйственной организации. Каким
образом различные типы социальных связей влияют на характер хозяй-
ственных организаций?
64
7. Сопоставьте идеальные типы хозяйственных организаций и хозяй-
ственных культур. В чем вы видите сильные и слабые стороны бюрократи-
ческих организаций в экономике?
8. Проведите кейс-стади. Согласно данным исследования Института
социологии РАН «Двадцать лет реформ глазами россиян» (2011), суще-
ственная доля респондентов испытывает «отчужденность от собственной
жизни», представляющейся им управляемой какой-то внешней силой, чув-
ствуют себя беспомощными и одинокими. Ознакомьтесь с результатами
исследования более подробно. Опираясь на теории отчуждения К. Маркса
и Э. Фромма, объясните причины подобного социального самочувствия в
современном обществе.
9. Ситуационная задача. Опираясь на идеальный тип бюрократической
организации М. Вебера, проанализируйте работу какой-либо знакомой
вам организации. В чем проявляется бюрократический характер организа-
ции? В чем бюрократические принципы организации оказываются функ-
циональными, а в чем — дисфункциональными для ее работы? Элементы
каких типов организации присутствуют, наряду с бюрократическим?
10. Ситуационная задача. Диффузные (специфичные) ориентации эконо-
мического поведения современных горожан. Проведите наблюдение в круп-
ных торговых центрах в вашем городе, отвечая на следующие вопросы:
Что кроме покупки товаров предлагается посетителям торгового центра?
Чем, кроме покупок, заняты посетители? Различные виды деятельности
конкурируют друг с другом или дополняют друг друга? Ведите дневник
наблюдений. Оцените полученные результаты с точки зрения соотношения
диффузности (специфичности) их ситуативных ориентаций. Опираясь на
полученные данные, какие выводы вы можете сделать о характере ситуа-
тивных ориентаций современных потребителей?
1. Вебер, М. Протестантская этика и дух капитализма // М. Вебер.
Избранные произведения. — М. : Прогресс, 1990.
2. Веблен, Т. Теория праздного класса. Экономическое исследование
институтов / Т. Веблен. — М. : URSS, 2011.
3. Зомбарт, В. Буржуа. Этюды по истории духовного развития совре-
менного экономического человека. — М. : Наука, 1994.
4. Маркс, К. Экономическо-философские рукописи 1844 года // К.
Маркс. Социология. — М. : КАНОН-пресс-Ц ; Кучково поле, 2000.
5. Маяцкий, М. А. Труд, знание и досуг в постиндустриальном обществе
/ М. А. Маяцкий // Экономическая социология. — 2014. — № 1.
6. Парсонс, Т. Система современных обществ / Т. Парсонс. — М. : Аспект-
Пресс, 1997.
7. Поланьи, К. Великая трансформация. Политические и экономические
истоки нашего времени / К. Поланьи. — СПб. : Алетейя, 2002.
8. Пригожин, А. И. Современная социология организаций / А. И. При-
гожин. — М. : Наука, 1995.
65
9. Ритцер, Дж. Современные социологические теории / Дж. Ритцер. —
5-е изд. — М. и др., 2002.
10. Сидорина, Т. Ю. Особенности человеческой деятельности в совре-
менную эпоху. Чем занять человека? / Т. Ю. Сидорина // Общественные
науки и современность. — 2014. — № 3.
11. Тромпенаарс, Ф. Национально-культурные различия в контексте
глобального бизнеса / Ф. Тромпенаарс, Ч. Хампден-Тернер. — Минск :
ООО Попурри, 2004.
12. Фромм, Э. Человек для себя / Э. Фромм. — Минск : Харвест, 2003.
13. Щербина, В. В. Социология организаций : словарь-справочник / В.
В. Щербина. — М. : Союз, 1996.
Ãëàâà 3
ÑÎÖÈÎËÎÃÈß ÐÛÍÊÀ
3.1. Ñòàíîâëåíèå ñîöèîëîãè÷åñêèõ ïîäõîäîâ ê àíàëèçó ðûíêà

Рынок как форма экономических отношений, предполагающая денеж-
ный обмен на основе саморегулирующегося спроса и предложения и сво-
бодной конкуренции, был в поле зрения экономистов с самого возникно-
вения экономической науки. Однако социологические подходы к анализу
рынка сформировались значительно позже, институционализация социо-
логии рынка как самостоятельного направления в экономической социо-
логии произошла лишь к концу ХХ в. Уже в трудах К. Маркса, М. Вебера,
затем К. Поланьи и других ученых были заложены основы социологиче-
ского изучения рынка как формы социальной интеграции хозяйства, т.е.
объединения людей в процессе хозяйственной деятельности.
Начиная с А. Смита и Д. Рикардо, экономисты и философы осозна-
вали определяющую роль рынка в капиталистическом обществе. В XVIII
в., когда рыночное общество только формировалось, обмен представлялся
естественным состоянием, природной склонностью человека, которую
необходимо освободить от груза традиционных ограничений. Согласно
либеральной идеологии рынок, если ему не будут мешать государство, тра-
диционные представления о солидарности и патернализме, религиозное
морализаторство и т.п., может выступить самостоятельным регулирующим
механизмом, который, подобно «невидимой руке» наладит не только гар-
моничную хозяйственную жизнь, но и урегулирует социальные проблемы
и приведет к росту процветания.
Внимание первых исследователей рынка как формы социальной инте-
грации хозяйства было направлено на природу его основных элементов:
товара, акторов и т.д. Вклад К. Маркса в формирование социологии рынка
состоит в его анализе товара как не только экономического, но и социаль-
ного феномена.
Товар представляет собой продукт труда, способный удовлетворять реаль-

ные потребности людей и включенный в отношения денежного обмена.
Меновая стоимость товара, по К. Марксу, отражает общественно-необ-

ходимое для его производства рабочее время, в то время как под потреби-
тельной стоимостью подразумевается практическая полезность продукта.
67
Именно включенность в отношения обмена делает продукты труда това-
рами, но при этом товарный обмен скрывает их подлинную социальную
сущность: «(Товарная форма) — лишь определенное общественное отно-
шение самих людей, которое принимает в их глазах фантастическую форму
отношения между вещами»1. Таким образом, сами по себе продукты труда не
обладают специфическими свойствами, превращающими их в товары — их
делает такими предназначенность для обмена, включенность в отношения
купли-продажи и обретения денежного эквивалента их стоимости. Дости-
гая своего конечного потребителя, продукт изымается из обмена и соот-
ветственно перестает быть товаром.
М. Вебер в известной работе «Хозяйство и общество» исследовал усло-
вия товарного обмена в различные исторические эпохи и показал, что
включение в него как продуктов труда, так и социальных групп, регулиро-
валось традициями, моральными и культурными, прежде всего религиоз-
ными нормами, а также государством. Некоторые продукты исключались
из рыночного оборота, т.е. не могли быть товаром в силу ряда конкретных
социокультурных и исторических причин: религиозных запретов на их
использование (свинина в мусульманских странах и иудейских общинах);
продукты, считавшиеся атрибутами религиозных культов или привиле-
гированными предметами потребления высших классов, и т.д. В периоды
войн и голода государство нередко ограничивало свободную торговлю
основными продуктами питания или контролировало цены на них. В
современных обществах практически везде существуют запреты на сво-
бодное обращение на рынках ряда продуктов — наркотических веществ,
оружия, алкоголя, некоторых видов услуг и т.д.
Практически всегда и везде существуют ограничения на включение в
рыночные отношения различных социальных акторов. Это осуществля-
ется за счет традиционных ограничений или государственных запретов
на продажу каких либо товаров определенным группам людей — оружия
представителям низших классов или отдельных этносов (например, на
завоеванных, оккупированных территориях), а также лицам, признанным
психически нездоровыми; современные государства, как правило, вводят
ограничения на продажу алкоголя и табачных изделий лицам, не достиг-
шим определенного возраста.
Процесс превращения в товар объектов, которые ранее не включались
в отношения денежного обмена, называется коммодификацией. Она проис-
ходит через трансформацию социальных и культурных отношений, нор-
мативного порядка в обществе, приводящего к включению в рыночный
оборот производимых в обществе продуктов и услуг, которые ранее не рас-
сматривались как подлежащие купле-продаже.
Особое внимание этой проблеме уделил К. Поланьи, который в работе
«Великая трансформация» проанализировал процессы превращения в
товар трех основных факторов производства — труда, земли и денег. В
большинстве традиционных обществ они не включаются в отношения
денежного обмена, не подлежат купле-продаже и, соответственно, не явля-
1 Маркс К. Капитал. С. 74.
68
ются товарами. Их не только никто не производит специально для обмена,
но и сама их природа, а также социальные и культурные институты тра-
диционных обществ препятствуют их товаризации, накладывая на нее
моральные и социокультурные ограничения. Например, земля не только
является естественной предпосылкой бытия человека, но нередко право
собственности на нее приписывается носителям верховной власти (фара-
ону и т.п.), воспринимаемым в свою очередь как представители высших,
сакральных начал. Труд (рабочая сила) неотделим от конкретного инди-
вида, и собственность на него в традиционных обществах была сопряжена
с собственностью на человека — раба. Присвоение и последующая купля-
продажа земли и труда (рабочей силы) представляет собой акты отчужде-
ния и абстрагирования, невозможные без дополнительного вмешательства
со стороны государства. Поэтому К. Поланьи назвал труд, землю и деньги
«фиктивными товарами», т.е. товарами по допущению.
Традиционным направлением изучения рынка в социальных и гумани-
тарных науках — антропологии, истории, социологии, являются исследо-
вания локализованных в пространстве и времени мест, где совершаются
товарообмены, встречаются продавцы и покупатели и взаимодействуют на
основе принятых там правил, сложившихся отношений, устоявшихся тра-
диций, особенностей мировоззрения, культуры, профессионализма участ-
ников. В таких исследованиях понятие рынка приближается к его повсед-
невному, общеупотребительному смыслу базара1. Подобные исследования
представляют существенный интерес как для экономической социологии,
так и для социологии потребления, а также для социологии повседневных
практик.
Зарубежная социология рынков стала активно развиваться в 80-х гг. ХХ
в., затрагивая как институциональные основы, так и связи между участ-
никами рыночных обменов. В отечественной социологии исследования
рынков как систем отношений между продавцами и покупателями, между
индивидуальными предпринимателями, построенных на соблюдении опре-
деленных формальных и неформальных правил стали развиваться во вто-
рой половине 1990-х гг. и к началу 2000-х оформились в самостоятельное
направление2.
1 См. : Ильина М. А., Ильин В. И. Российский базар: Социальная организация и марке-

тинг. Сыктывкар : Сыктывкарский гос. ун-т, 2001.
2 См.: Радаев В. В. Социология рынков: к формированию нового направления. М. :
ИД ВШЭ, 2003 ; Его же. Как подходить к определению рынка // Пути России: проблемы
социального познания. М. : МВШСЭН, 2006 ; Его же. Современные экономико-социологи-
ческие концепции рынка // Анализ рынков в современной экономической социологии. М.
: ИД ВШЭ, 2007 ; White H. C. Markets from Networks: Socioeconomic Models of Production.
Princeton : Princeton University Press, 2002; Burt R. S. Structural Holes: The Social Structure
of Competition. Cambridge : Harvard University Press, 1995; Burt R. S. On Social Structure of
Competition // Explorations in Economic Sociology / Ed. by R. Swedberg. N.Y.: Russell Sage
Foundation, 1993.
69
3.2. Èñòîðè÷åñêèå ôîðìû ñîöèàëüíîé èíòåãðàöèè õîçÿéñòâà
Хозяйство является не только социально укорененной, но и социально инте-

грированной сферой жизнедеятельности: производители и потребители
продуктов объединяют и координируют свою деятельность на основе
норм и правил, определяемых характером общественных отношений,
доминирующих ценностей и сложившихся традиций.
К. Поланьи определяет форму интеграции хозяйства как «внутрен-

нее единство и стабильность, т.е. взаимозависимость и повторяемость их
основных частей» и выделяет следующие формы:
1) реципрокность (взаимность);
2) перераспределение ;
3) обмен1.
Эти три формы интеграции хозяйства проявляются на уровне индиви-
дуального хозяйственного поведения при наличии в обществе соответству-
ющих институтов и структурных элементов. Таким образом, это формы
именно социальной интеграции хозяйства, т.е. отражающие различные
виды его укорененности в социальных отношениях и культуре.
Реципрокность, т.е. взаимные хозяйственные связи, предполагает суще-
ствование «симметричных» социальных групп и акторов, между которыми
они устанавливаются. Подобная форма интеграции хозяйства наблюда-
ется антропологами в архаичных общинах, основанных на родстве и (или)
соседстве и ведущих натуральное хозяйство. Сотрудничество и взаимо-
помощь между их членами осуществляются на основании семейных, про-
фессиональных, религиозных, властных статусов и традиционно приписы-
ваемых им ролей. Например, распределение обязанностей в крестьянском
хозяйстве основано на взаимности как глубоко укорененном разделении
ролей между членами семьи, а на уровне общины взаимность поддержива-
ется эгалитаризмом близких межличностных связей, предполагающих вза-
имные обязательства. В современных обществах реципрокность как форма
интеграции хозяйства воспроизводится в домашнем хозяйстве, основан-
ном на семейных и родственных отношениях, а также внутри организаций
с закрепленной системой симметричных статусов и связей. В подобных
хозяйствах реципрокность дополняется перераспределением.
Перераспределение как форма интеграции хозяйства возможна там, где
существует центр, определяемый социальными, властными или какими-
либо еще социальными отношениями, первоначально осуществляющий
«сбор» продуктов, а затем распределяющий их на основе традиции, закона
или ситуативной необходимости2. Перераспределение необходимо в обще-
ствах, ведущих преимущественно натуральное хозяйство, как внутри общин
и домохозяйств, так и на уровне государства, подобно организации продо-
1 Поланьи К. Экономика как институционально оформленный процесс // Экономиче-

ская социология. 2002. Т. 3. № 2. С. 68.
2 Поланьи К. Экономика как институционально оформленный процесс. С. 71.
70
вольственных запасов на крупных централизованных складах в обществах
Древнего Востока, античных полисах и т.д. Осуществлялось перераспреде-
ление в рамках общинных и других общих форм собственности на земель-
ные угодья, например, переделы земли в русской крестьянской общине и
перераспределение в ней же общих пастбищ, сенокосов, лесов. В условиях
доминирования натурального хозяйства в традиционных обществах пере-
распределялось до 2/3 всех производимых продуктов. У непосредствен-
ного производителя они изымаются в виде налогов и податей, как госу-
дарству (верховной власти), так и феодалу, помещику, а также поставок
натурой, доли церкви и расходов на содержание монахов, священников,
шаманов и т.п. («церковная десятина», милостыня буддистским монахам
ради накопления заслуг и улучшение кармы и т.п.), платы на содержание
дружинников и войска. Возможно и перераспределение обязанностей и
работы в виде установки «очереди» на ее выполнение, например, «ямская
повинность» у русских крестьян.
Распределение в традиционном обществе тесно связано с эгалитаризмом
и иерархизмом традиционного социума и сознания. С одной стороны, все
члены традиционного общества могли претендовать на соответствующую
их статусу долю общественного продукта. С другой стороны, эта доля была
строго определена и фиксирована. Вследствие ограниченности ресурсов и
средств существования, а также традиционной рутинности орудий труда
и технологий объем производимого продукта был стабилен и представ-
лялся труженикам неизменным, как своего рода «общий пирог». От этого
стабильного «пирога» каждый член общества должен получить причита-
ющуюся ему долю, и в этом состоит традиционный эгалитаризм. Однако
эти доли заведомо неравны и их размеры, а также способ получения, зави-
сят от статуса в иерархической системе. Перераспределение предполагает
обмен взаимными обязательствами: те члены общества, в пользу которых
осуществляется перераспределение большей части продуктов и услуг, сами
оказывают определенные услуги обществу: содержать войско и защищать
простых людей, представлять их интересы, молиться за них и поддержи-
вать духовную жизнь общества, осуществлять организацию общественно
необходимых работ и т.д.
В современных обществах перераспределение как форма интегра-
ции хозяйства осуществляется в социальном государстве через институт
налогообложения и последующее бюджетное финансирование социаль-
ных выплат и пособий, государственное образование и здравоохранение,
финансирование культурной, научной, природоохранной деятельности,
создание и поддержание социальной инфраструктуры и т.д.
В качестве доминирующей формы интеграции хозяйства перераспре-
деление утверждается в плановой централизованной (административно-
командной) экономике советского типа, когда центр, воплощаемый госу-
дарством, осуществляет плановое управление народным хозяйством и
распоряжается произведенными благами, распределяя их в интересах госу-
дарства между хозяйствующими субъектами. Хотя в советском варианте
плановое централизованное хозяйство оказалось неэффективным, отдель-
ные элементы государственного планирования и регулирования практи-
71
чески повсеместно приняты современными государствами в дополнение к
преобладающей рыночной форме интеграции хозяйства.
Обмен как форма социальной интеграции хозяйства предполагает, как
подчеркивает К. Поланьи, наличие системы ценнобразующих рынков.
Обмен как форма социальных отношений давно находится в поле зрения
социологов, антропологов и психологов, и некоторыми рассматривается в
качестве основы общества (Б. Малиновский, М. Мосс, Дж. Хоманс, П. Блау
и др.). Антрополог М. Мосс исследовал отношения обмена в архаичных
обществах и показал, что он может принимать различные формы, в частно-
сти, форму дарения, имеющую большую символическую насыщенность, и
целью обмена является не собственно материальная сторона, а социальное
содержание как упрочение статуса, престижа.
Простые натуральные обмены — бартер, могут служить реализации
реципрокности и перераспределения. Они наиболее характерны для арха-
ичных обществ, однако нередко встречаются и в современных, особенно
в кризисные периоды, когда падает доверие хозяйствующих субъектов к
деньгам как универсальной абстракции обмена. В России в начале 90-х гг.
ХХ в. вследствие гиперинфляции бартерные сделки получили широкое и
разнообразное распространение: от выплаты зарплаты «натурой» до совер-
шения достаточно крупных сделок, в том числе и между государственными
предприятиями: с 1992 г. по первое полугодие 1997 г. доля бартера в про-
дажах российских промышленных предприятий составила 41%.
Не всякий обмен образует рыночную форму социальной интеграции
хозяйства. Чтобы обмен стал рыночным, он должен обладать рядом при-
знаков, характеризующих условия его осуществления.
К. Поланьи особо подчеркивает, что обмен превращается в форму соци-
альной интеграции хозяйства лишь тогда, когда существует система цено-
образующих рынков, где цены определяются в процессе торга1. Если же
обмен совершается путем простого перемещения товаров или на основе
фиксированного соглашения, то фактором интеграции хозяйства будет
не сам обмен, а социальные предпосылки соглашения. Свободный торг, в
результате которого устанавливаются цены, представляет собой процесс
достижения консенсуса по поводу ее взаимной приемлемости и выгодности
между участниками сделки, имеющими противоположные, даже антагони-
стические интересы. Поэтому общество может накладывать определенные
ограничения на свободу ценообразования в целях снижения антагонизмов
и поддержания солидарности между различными группами. Всем хорошо
известны попытки государства в кризисные периоды «заморозить» цены
на наиболее социально значимые товары — основные продукты питания,
энергоносители, квартирную плату и коммунальные услуги, транспорт и
т.д., рост цен на которые вызывает особенно сильные протесты.
В. В. Радаев выделяет, вслед за М. Вебером и К. Поланьи, следующие
признаки рыночного обмена:
• денежный характер;
• регулярность;
1 Поланьи К. Экономика как институционально оформленный процесс. С. 91.
72
• добровольность;
• взаимная выгодность для участников;
• состязательность1.
Однако он подчеркивает, что состязательность, наличие торга, все же
не является непременным условием возникновения рыночного обмена:
в современной розничной форме торговли покупатели, как правило, не
имеют возможности торговаться. Состязательность здесь выражается в
возможности отказаться покупать тот или иной продукт по предложенной
продавцами цене и выбрать другое предложение того же или аналогичного
товара.
3.3. Ñòàíîâëåíèå ðûíî÷íîé ñèñòåìû è åå ñîöèàëüíàÿ ñóùíîñòü

Истории не известны общества — за исключением первобытных — где
бы вообще не существовал рыночный обмен. Однако до возникновения
капиталистического общества он занимают иное место среди форм соци-
альной интеграции хозяйства и имеет иной смысл, нежели теперь. Спец-
ифика состоит, по К. Поланьи, в следующем.
Во-первых, в его структурной позиции, т.е. рынок в докапиталистиче-
ских, традиционных обществах не является ни самостоятельной, ни, тем
более, определяющей формой, он вторичен по отношению к реципрокности
и перераспределению.
Во-вторых, отношения обмена, как бы интенсивно они не происхо-
дили, в традиционных обществах не меняют их социального устройства,
поскольку здесь покупают и продают готовые товары, переход которых от
одного собственника к другому не меняет сути социальных отношений.
В-третьих, отношения обмена погружены в систему межличностных
отношений, как подчеркивает Поланьи, «вплоть до нашей эпохи рынки
никогда не представляли собой чего-то большего, чем простое дополнение к
экономической жизни. Как правило, экономическая система “поглощалась”
в системе социальной, и какой бы принцип поведения не доминировал в
экономике, рыночная модель оказывалась с ним вполне совместимой»2.
В-четвертых, как отмечает Поланьи, «регулирование и рынки росли
параллельно. Рынок саморегулирующийся оставался неизвестным»3. В
экономических системах развивающегося капитализма, например в мер-
кантилистских, рынок развивался интенсивно и плодотворно, но при этом
регулировался государством. В то же время политические и социальные
институты традиционного общества практически всегда защищали соци-
альные связи от разрушения, неминуемо следующего за интервенцией
рынка за определенные пределы. Поланьи на примере истории развития
капитализма в Англии показывает формы ограничительной политики госу-
дарства и противодействия экспансии рынка, в частности, ряд законов,
1 Радаев В. В. Современные экономико-социологические концепции рынка. С. 24.

2 Поланьи К. Великая трансформация … С. 82.
3 Там же.
73
защищающих от огораживаний и полного обнищания народа. Роль города,
этого исконного центра развития торговли, ремесел и всех ориентирован-
ных на продажу производств, Поланьи видит в том, что он не только спо-
собствует развитию рынка, но и препятствует распространению рынка в
сельские местности, защищая таким образом традиционные межличност-
ные отношения в деревне от его разрушительного воздействия.
В начале XIX в. все же складывается система саморегулирующихся
рынков, «контролируемая, регулируемая и управляемая единственно лишь
рынками; порядок в производстве и распределении товаров должен всецело
обеспечиваться этим саморегулирующимся механизмом. Подобная эконо-
мика исходит из допущения, что люди всегда ведут себя таким образом,
чтобы получить максимальную денежную выгоду... Саморегулирование
означает, что все производится для продажи на рынке и что источником
любых доходов являются подобные акты продажи»1. Поланьи отмечает, что
«превращение прежней (традиционной — Н.З.) экономики в эту систему
(рыночную — Н.З.) является столь полным и абсолютным, что напоминает
скорее метаморфозу гусеницы, нежели любые изменения, которые можно
было бы описать в терминах постепенного роста и развития»2.
Столь радикальные изменения объясняются тем, что происходит «под-
чинение экономической системы рынку», которое «влечет за собой колос-
сальные последствия для социальной организации: ни более ни менее как
превращение общества в придаток рынка. Теперь уже не экономика “встра-
ивается” в систему социальных связей, а социальные связи — в экономи-
ческую систему»3.
Механизм превращения традиционной экономики в рыночную Поланьи
представляет как возникновение «трех фиктивных товаров» — земли, труда
и денег. Фиктивными эти товары называются потому, что, даже будучи
включенными в свободный рыночный оборот, они не соответствуют пред-
ставлениям о товаре, т.е. не произведены специально для продажи. Земля
является естественной предпосылкой существования человека, естествен-
ной средой его жизни. Труд неотделим от самого процесса человеческой
жизнедеятельности, от личности трудящегося, а деньги — это символ сто-
имости, абстракция обмена, для продажи не предназначенная. Для того
чтобы включить их в рыночный оборот, потребовалось разрушить все
социальные и политические ограничения, которые прежняя система воз-
двигла для защиты общества от экспансии рынка. Чтобы утвердились уни-
версальные рыночные отношения, необходимо сначала разрушить тради-
ционные основания жизни, лишить человека права распоряжаться землей,
для чего применялись разнообразные грабительские практики — от уже
упоминавшихся огораживаний в Англии, насильственного сгона крестьян
с их участков, разрушения домов, до постепенной отмены законодательных
актов, защищавших права сословий. Запускается «сатанинская мельница»,
которая «освобождает» человека от традиционной солидарности и укоре-
1 Там же. С. 83.

3 Там же. С. 70.
74
ненности в межличностных отношениях, разрушая традиционные общно-
сти, традиционный образ жизни, лишая человека привычных и органичных
способов заработка, кроме продажи рабочей силы.
Таким образом, превращение труда, земли и денег в товары, их свобод-
ное обращение на рынках принципиально меняют характер общественных
отношений. Однако Поланьи подчеркивает, что «никакое общество, даже
в течение самого короткого времени, не смогло бы выдержать последствия
подобной системы откровенных фикций, если бы его человеческая при-
родная основа, а также его экономический строй не были ограждены от
разрушительного действия этой “сатанинской мельницы”»1. История XIX
и первой половины XX в. как раз и представляют собой многочисленные и
не всегда удачные попытки создания такой системы социальных институ-
тов и культурных норм, которые бы защищали общество от деструктивных
последствий развития рыночной системы, но при этом не приводили бы
к полному ограничению свободы рынка. Основная идея Поланьи состоит
в том, что рынок представляет собой социально-экономическую систему,
условием развития которой является регулирование со стороны государ-
ства и общества. Истоки многих кризисов XX в., как экономических, так и
политических и социальных, Поланьи видел в действии нерегулируемого
рынка, превращавшегося в деструктивную для общества силу. Этим объ-
ясняется, что в современных «рыночных» обществах практически везде
действуют те или иные механизмы, вносящие в рыночную саморегуля-
цию более или менее существенные социальные коррективы — от элемен-
тов планирования и контроля экономической деятельности до различ-
ных форм социальной политики и поддержки населения. Существование
институтов образования, здравоохранения, науки, культуры также в пода-
вляющем большинстве обществ в различных объемах поддерживается вне-
рыночными способами. Объем регуляции рынка зависит от исторической,
культурной специфики, традиций, идеологии и доминирующей политиче-
ской силы. В США он традиционно ниже, чем в Западной Европе (в осо-
бенности в скандинавских странах, Австрии, Германии). А в странах Азии,
в частности в Японии, и государство, и сам крупный бизнес совместными
усилиями стремятся максимально смягчить с помощью регулятивных мер
неопределенность, привносимую рынком в экономическое развитие и в
жизнь общества в целом.
3.4. Ñîâðåìåííûå ýêîíîìèêî-ñîöèîëîãè÷åñêèå ïîäõîäû ê àíàëèçó ðûíêà
3.4.1. Рынок как совокупность социальных сетей

Одной из наиболее распространенных в современной экономической
социологии методологий, используемых для социологического анализа
рынка, является сетевой подход. В отношениях обмена на рынках уча-
ствуют акторы, характеризующиеся укорененностью, однако в современном
75
обществе принадлежность к той или иной социальной группе, и тем более
классовая принадлежность, являются неопределенными, подвижными.
Для современного общества и для рынка характерны взаимодействия в
социальных сетях, представляющих собой гибкие структуры устойчивых
связей между участниками. Этот подход соединяет микро- и макроуровни
анализа и предназначен для исследования процессов, протекающих в усло-
виях свободного выбора из различных альтернативных вариантов действия.
Сетевой подход занимает промежуточное положение среди теорий макро-
и микроуровня, структурных и интерпретивных подходов, поскольку
позволяет одновременно учитывать индивидуальную активность актора,
свободу его выбора на основе собственных интересов и целей, и в то же
время принимать во внимание ограничения, которые накладывают на него
другие участники взаимодействий (конкуренты, партнеры), и его положе-
ние в структуре связей, и возможности, которые индивид получает за счет
участия в объединении (доступ к ресурсам, информации и т.д.). В рамках
сетевого подхода социальная структура рассматривается как модель отно-
шений, связывающих социальные единицы (индивидов, коллективы, кор-
поративных акторов — фирмы, предприятия и т.д.), и поведение вовлечен-
ных субъектов объясняет характер связей. Позиция в сети одновременно и
усиливает, и ограничивает действие: их знание позволят оценить властные
и конкурентные возможности того или иного актора 1.
В. В. Радаев, объясняя место сетевого подхода к анализу рынка среди
других социологических методологий, подчеркивает, что для исследования
того или иного рынка недостаточно описания его основных участников и
потоков хозяйственных ресурсов. Необходимо учитывать, что рынки раз-
личаются прежде всего структурой сложившихся на них связей, а рыноч-
ная ситуация, конкурентоспособность участников рынка и т.д. определя-
ются не столько их собственными индивидуальными свойствами, сколько
позициями в сетях2.
Таким образом, сетевой подход к анализу рынка наглядно демонстрирует
трансформацию в социологическом анализе модели экономического чело-
века: вместо допущения сугубо индивидуального действия, ориентирован-
ного исключительно на рациональную реализацию собственных интересов,
здесь рассматриваются структуры связей между участниками рынка и опре-
деляющее влияние этих связей на способ действий отдельных акторов.
Сетевой подход к рынку рассматривает его с точки зрения трех основ-
ных параметров социальных сетей3.
1. Укорененность, под которой понимается продолжительность и ста-
бильность пребывания актора в сети, его автохтонность, т.е. принадлеж-
ность к сложившейся системе межличностных и межгрупповых отношений
в данном месте и в данной сфере деятельности.
1 См.: Пауэлл У., Смит-Дор Л. Сети и хозяйственная жизнь — Западная экономиче-

ская социология: Хрестоматия современной классики / Сост. и науч. ред. В. В. Радаев ;
пер. М. С. Добряковой и др. М. : РОССПЭН, 2004. С. 228.
2 Радаев В. В. Социология рынков … С. 33.
76
В качестве иллюстрации можно привести примеры развития бизнеса в Японии,
стране с традиционно устойчивыми межличностными и межгрупповыми отношениями,
образующими укорененные сети, и в США — стране, где социальные сети также про-
низывают сферу бизнеса, но укорененность имеет менее важное значение. Японский
бизнесмен Казуо Инамори, основавший в 1961 г. фирму «Киосера», занимающуюся
электронными комплектующими, был самостоятельным предпринимателем, не вовле-
ченным изначально ни в какую из существующих бизнес-сетей. Несмотря на новизну и
технологическую привлекательность своего проекта, в родной Японии он столкнулся с
большими трудностями при получении финансирования, найме работников, при покуп-
ке сырья, а главное — фирмы, которые он рассматривал как потенциальных покупателей
его продукции, отказывались покупать его продукцию, несмотря на ее технологические и
рыночные достоинства. Ни коллеги-бизнесмены, ни потенциальные наемные работники,
ценящие стабильность и постоянство, в Японии не доверяли «новому», пришедшему
«со стороны» и не участвующему в устоявшихся отношениях, человеку. Не добившись
успеха в Японии, в 1965 г. Инамори приехал в США и предложил сотрудничество
американской фирме Texas Instruments, а затем и ряду других фирм. Таким образом, не
признанная на родине фирма получила признание сначала на открытом американском
рынке, и лишь после этого ее признало японское бизнес-сообщество1.
Этот пример служит иллюстрацией значимости укорененности в сетях

рыночных отношений, которая в разных социальных и культурных контек-
стах имеет разные значения. Практически везде имеют значение продол-
жительность пребывания в бизнесе, хорошая репутация и надежные связи.
Однако в США, стране, исторически складывавшейся как страна эмигран-
тов, человека «со стороны», плохо владеющего английским языком, но
имеющего интересные бизнес-идеи, скорее примут в деловое сообщество,
чем в Японии или даже в Западной Европе.
Приведенный выше пример с поиском работы в межличностных сетях
также может являться иллюстрацией значимости сетевой укорененности.
Поиск высококвалифицированной работы по «открытым» путям — через
официальные объявления работодателей, оказывается не столь эффек-
тивным, поскольку, во-первых, они реально не могут откликаться на все
поступающие предложения, во-вторых, для любого работодателя важна
надежная репутация потенциального работника, подтвержденная рекомен-
дациями известных, уже находящихся в сети контрагентов. Поэтому при
поиске высококвалифицированного работника, претендующего на высо-
кую, ответственную позицию, наниматель, скорее всего, предпочтет уко-
рененного в данной сети, имеющего в ней позиции кандидата человеку «с
улицы».
Проблема укорененности имеет большое значение при развитии, напри-
мер, этнического предпринимательства. Нередко иммигранты, не укоре-
ненные в сетях деловых и вообще социальных отношений на новом месте,
не имеют доступа к традиционным формам предпринимательства. Поэтому
они создают новые сети, занимая свободные сегменты рынка, к которым по
каким-либо причинам не проявляют интереса автохтонные акторы, либо
создают сети, обслуживающие внутренние потребности диаспор. Нередко
1 Биггарт Н. Социальная организация и экономическое развитие // Экономическая

социология: Новые подходы к институциональному и сетевому анализу. М. : РОССПЭН,
2002. С. 252—254.
77
оказывается, что им таким образом удается занять перспективные инно-
вационные ниши и создать в них свои плотные, укорененные сети, мало
проницаемые для «чужих». Такое положение дел нередко впоследствии
служит причиной развития конфликтов, для разрешения которых большое
значение имеет отношение государства или его местных представителей к
монополизации определенных сегментов рынка теми или иными социаль-
ными группами.
Укорененность, в том числе в этнических предпринимательских сетях,
создает благоприятные условиях для становления и развития бизнеса,
поскольку способствует воспроизведению постоянных социальных связей,
предполагающих высокий уровень доверия между акторами. Доверие пред-
полагает, что каждая из участвующих сторон позитивно оценивает намере-
ния и действия другой и стимулирует добровольный обмен благами. В то
же время эмпирические исследования этнического предпринимательства
показали, что укорененные сетевые связи дают преимущества только до
определенных пределов, обусловленных необходимостью инноваций для
развития бизнеса. Замыкание в одном плотном и укорененном узле или
кластере сети создает преимущества в начале, но затем становится контр-
продуктивным1.
2. Связность характеризует плотность сетей, силу связей между их
участниками как важнейшее свойство структуры. Связи могут быть:
сильными — подобно связям между близкими родственниками и дру-
зьями, такие связи являются неформальными и регулируются, по преиму-
ществу, неформальными, моральными нормами и традициями;
слабыми — подобно поверхностным связям со случайными контраген-
тами, временными партнерами, дальними знакомыми, такие связи регули-
руются формальными нормами.
Американскому социологу М. Грановеттеру принадлежит известный
тезис о «силе слабых связей», согласно которому наибольшие перспективы
на рынке открываются перед теми его участниками, которые имеют раз-
ветвленные сети контактов, а не перед теми, которые находятся в жесткой
связке с ограниченным количеством постоянных контрагентов, с которыми
их объединят не только деловые отношения, но и, например, родство, раз-
ного рода личные обязательства. Для развития рынка в целом оказываются
наиболее благоприятны «слабые», формальные связи с чужаками, перед
которыми нет заведомо сковывающих обязательств, в то время как «силь-
ные» связи со «своими» — родственниками, соплеменниками, единовер-
цами и т.д., ограничивают активность, налагают на нее социальные, мораль-
ные и прочие ограничения. Например, работодатель при найме на работу
может предпочесть специалиста с рекомендациями от партнера близкому
родственнику, к которому затем в силу родственных обязательств невоз-
можно будет применить дисциплинарные или какие-либо еще санкции,
уволить, если он не справляется с работой, и т.д.
1 См.: Уци Б. Источники и последствия укорененности для экономической эффектив-

ности организаций: влияние сетей // Анализ рынков в современной экономической социо-
логии. М. : ИД ВШЭ, 2007.
78
3. Взаимность является характеристикой рынка как социальной сети,
показывающей симметрию отношений участников и легитимность интере-
сов контрагентов. Устойчивым сетям присуща транзитивность, т.е. диа-
дические обменные отношения А—Б и Б—В образуют связную сеть, если
успешность взаимодействий А—Б зависит от успешности взаимодействий
Б—В. Тогда формируется сеть, включающая А, Б, В. В устойчивых сетях
связи носят симметричный характер, предоставления взаимных благ и воз-
награждений. В то же время симметрия сетей является относительной,
поскольку их участники не обязательно имеют одинаковый доступ к цен-
ным ресурсам и власти1. Однако для того чтобы сетевые связи были устой-
чивыми и долговременными независимо от степени их силы, возможная
асимметрия не должна переходить в одностороннее извлечение преиму-
ществ в ущерб прочим участникам сетей.
С точки зрения социологического анализа имеют значение такие харак-
теристики рыночных сетей, как степень их гомогенности, т.е. участие в
них однородных или разнородных акторов, а также степень их плотности,
разветвленности и централизации2. Конфигурация деловых сетей в кон-
кретном сегменте рынка определяется не только особенностями отрасли,
но и историей формирования данного рынка, характером его нормативной
регуляции, определяемой не только формальными правовыми нормами, но
и неформальными — традициями, локальными этическими нормами, сло-
жившимися правилами поведения в конкретной стране.
Таким образом, сетевой подход позволяет социологически исследовать
сложный и опосредованный характер обмена на современных рынках, когда
вознаграждение не ожидается от непосредственного контрагента, а может
быть получено в будущем в превращенной форме и от других участников
сетевого взаимодействия как широкого контекста, в который включены все
локальные сети. Например, участие предпринимателей в благотворитель-
ной деятельности, их социально ответственное поведение не предполагает
получения немедленного и непосредственного вознаграждения, а направ-
лено на долгосрочные перспективы улучшения имиджа компании в глазах
не только делового сообщества или целевых групп клиентов как непосред-
ственных участников взаимодействий, но также и местных властей, мест-
ного сообщества в целом.
3.4.2. Рынок как совокупность социальных институтов

Невозможно представить себе реальное общество и реальный рынок, где
люди руководствовались бы исключительно ориентациями на максимиза-
цию прибыли. Такое возможно только при допущении возможности еди-
ничных взаимодействий между персонифицированными контрагентами,
т.е. если бы обмен благами, продуктами хозяйственной деятельности не был
повторяющимся, тем более регулярным. Распространение рыночных обме-
нов и формирование сетей взаимодействий, основанных на дальних непер-
сонифицированных связях и повторяющихся, регулярных взаимодействиях,
1 Ритцер Дж. Современные социологические теории. С. 344.

79
порождает проблемы надежности, уверенности, а также доверия участников,
основанного не на личных связях, а на соблюдении единых универсальных
норм. Регулярные отношения обмена с предсказуемыми для их участников
результатами предполагают существование достаточно устойчивого, про-
зрачного и разделяемого всеми регулятивного механизма, системы правил,
которые позволят минимизировать произвол и случайность.
Если сетевой подход ориентирован на выявление влияния характера
структурных связей между участниками рынка на их деятельность, то
институциональный подход раскрывает нормативные рамки реализации
частных интересов, т.е. базируется на представлении о том, что индивиду-
альное стремление к прибыли всегда ограничивается правилами, которые
устанавливаются для данной сферы рынка. Принятые нормы ограничи-
вают количество вариантов выбора стратегии поведения и образа действий
теми из них, которые считаются легитимными, а также предлагают соци-
альным акторам представления об особо желательных, социально одобряе-
мых способах действий. Эти правила и нормы, которыми руководствуются
действующие на рынке агенты, и представляют собой институты рынка.
Согласно определению Д. Норта, «институты — это правила, механизмы,
обеспечивающие их выполнение, и нормы поведения, которые структури-
руют повторяющиеся взаимодействия между людьми»1.
Для того чтобы отношения рыночного обмена могли устойчиво воспро-
изводиться, институты должны регулировать:
• доступ к рыночным взаимодействиям, т.е. участие контрагентов в
актах обмена;
• права собственности, т.е. порядок присвоения благ в виде перехода
прав собственности и права присвоения прибыли как продавцами, так и
покупателями;
• характеристики объектов обмена как допустимых, т.е.:
— возможность участия благ в рыночном обмене, наличие или отсут-
ствие ограничений на их свободную куплю-продажу;
— надлежащее качество участвующих в обмене благ (сертификация,
торговые марки);
• взаимные обязательства сторон, связанные с различными обстоятель-
ствами совершения обмена (порядок и форма оплаты, сроки, периодич-
ность поставок, транспортные издержки, хранение и т.д.);
• формы и способы взаимодействий (контракты, деловая этика);
• проведение правил в жизнь и системы санкций:
— санкции за нарушение правил;
— системы гарантий соблюдения правил;
— мониторинг порядка на рынках.
Д. Норт подчеркивает, что, поскольку индивидуальные участники
рынка не всегда имеют полную информацию о всех обстоятельствах сделки
и ограниченные возможности контроля за соблюдением договоров, возни-
кает необходимость в участнике обмена, специализирующемся на утверж-
1 Норт Д. Институты и экономический рост: историческое введение // THESIS. 1993.

№ 2. С. 73.
80
дении, легитимации и обеспечении соблюдения всех этих правил, которым
и становится государство. В то же время никакие формальные правила не
способны учесть и урегулировать все возможные в реальной жизни обсто-
ятельства осуществления рыночной деятельности, поэтому они дополня-
ются неформальными правилами поведения, основанными на этических
нормах и ценностях, традициях и социокультурной среде. Таким обра-
зом, регулирующие рынок институты можно разделить на формальные и
неформальные.
Формальные правила представляют собой системы норм осуществле-
ния рыночных обменов, зафиксированные в законах и различных актах и
предписаниях, имеющих статус законов, т.е. легитимированных государ-
ством и опирающихся на его авторитет и силу. Их соблюдение обязательно
для всех участников рынка, а за нарушение следуют санкции, также пред-
писанные законом и реализуемые уполномоченными государственными
органами (арбитражные суды и т.д.).
При обязательности исполнения формальных правил на территории
данного государства, можно выделить правила, распространяющиеся:
• на всех участников рынка (законы, регламентирующие хозяйственную
деятельность);
• на участников конкретных сделок (официально оформленные кон-
тракты, договоры, за несоблюдение которых могут следовать санкции, осу-
ществляемые на основе судебных решений).
Подчинение участников рынка формальным правилам является резуль-
тирующей как убеждения в необходимости порядка, ответственности за
легитимное ведение дел, возникающих в результате интериоризации пра-
вил и норм, так и принуждения со стороны государства, страха санкций и
слишком большой цены нарушения норм (пеней, штрафов и т.п.).
Неформальные правила формируются в процессе исторического раз-
вития хозяйственной деятельности, в том числе рыночных обменов, в кон-
тексте конкретных социокультурных систем. Они могут основываться на
этических нормах, обычаях и традициях, уходя корнями в картину мира
данного общества, его менталитет. Неформальные правила, не имея одно-
значных формулировок, источников и авторитетов, на которые они могли
бы опираться, допускают более широкие интерпретации, нежели формаль-
ные. Они не подкрепляются четко зафиксированными и неотвратимыми
санкциями за нарушение, поэтому могут восприниматься некоторыми
участниками рынка как необязательные. Однако действие неформальных
правил более долгосрочно, они не могут быть приняты или отменены по
требованию каких-либо акторов, и они в меньшей степени связаны с инте-
ресами конкретных социальных групп.
Универсальность неформальных норм определяется их укорененностью
в культуре и социальных отношениях данного общества и интериориза-
цией в процессе социализации хозяйственных акторов, претворяющей их
в общие стереотипы сознания, реализуемые в конкретных практиках. Так,
в западных обществах принято доверять исключительно письменным кон-
трактам, которые составляются таким образом, чтобы максимально точно
оговорить все мелкие нюансы сделки. В Японии же считается, что пись-
81
менный договор должен фиксировать лишь общие намерения сторон, в то
время как детали, которые предусмотреть невозможно, остаются на усмо-
трение участников в зависимости от их интерпретации конкретных ситу-
аций. Это объясняется в целом феноменологической и ситуативной ори-
ентацией мышления японцев, в противоположность присущей западному
сознанию ориентации на жесткие формально-логические рамки.
Как свидетельствуют историки, в дореволюционной России предприни-
матели больше полагались на «купеческое слово», нежели на формальные
договоры. Проводимые в рамках институционального подхода исследова-
ния правил, действующих на современных российских рынках, свидетель-
ствуют как о низкой культуре письменного договора, так и о взаимном
недоверии участников, обусловленным негативным опытом нарушений
договоров1.
Действующие на рынках формальные и неформальные правила нахо-
дятся в отношении сложной динамики. Они не просто дополняют друг
друга, но находятся в подвижном состоянии институциональных транс-
формаций. Эти трансформации предполагают:
• формализацию получивших распространение и закрепившихся в
повседневном опыте неформальных правил;
• деформализацию правил в случае их неэффективности, непрозрачно-
сти, невыгодности, сложности соблюдения и т.д.;
• взаимное дополнение как встраивание неформальных правил в
системы формальных2.
Принято считать, что главной проблемой является отсутствие четко
зафиксированных, формализованных правил действий, а также несовер-
шенство исполнения существующих участниками рынка, что вносит в их
деятельность неопределенность и непредсказуемость и заставляет выра-
батывать собственные неформальные правила. Это верно лишь отчасти.
Помимо проблемы формализации правил, не меньшую, если не большую,
социальную значимость представляют и противоположные процессы.
Формальные институты являются результатом законотворческой дея-
тельности государства, поэтому ориентированы на установление соответ-
ствующего его характеру порядка осуществления хозяйственной деятель-
ности. Они отражают неравномерность распределения властных ресурсов
в обществе в интересах тех социальных групп, которые находятся у власти.
Д. Норт подчеркивает: «Начинают приниматься и соблюдаться те законы,
которые отвечают интересам власть предержащих, а не те, которые сни-
жают совокупные трансакционные издержки… даже если правители
захотят принимать законы, руководствуясь соображениями эффективно-
сти, интересы самосохранения будут диктовать им иной образ действий,
поскольку эффективные нормы могут ущемить интересы сильных поли-
1 Радаев В. В. Формирование новых российских рынков: трансакционные издержки,

формы контроля и деловая этика. М. : Центр политических технологий, 1998. С. 134—135.
2 Радаев В. В. Новый институциональный подход и деформализация правил в россий-
ской экономике // Экономическая социология. Новые подходы к институциональному и
сетевому анализу. М. : РОССПЭН, 2002. С. 185.
82
тических группировок»1. Принимаемые формальные правила отражают не
столько потребность общества в эффективном регулировании рыночных
отношений, сколько стремление находящихся у власти групп контроли-
ровать хозяйственную деятельность, причем они осуществляют этот кон-
троль не только в интересах государства и общества, но и в своих собствен-
ных интересах — политических и экономических. Нередко формальные
правила становятся инструментом давления со стороны чиновников на
участников рынка, исследования отмечают высокую степень зависимости
предпринимателей от чиновников, что побуждает их искать неформальные
пути решения проблем2.
К деформализации правил приводит сложность и избыточность фор-
мальной регуляции, несовершенство законов и практик их применения,
обусловливающая высокие трансакционные издержки. Деформализация
принимает вид, во-первых, прямого оспаривания правил и активной дея-
тельности по их изменению, во-вторых, действий в обход формальных пра-
вил.
Деформализация, однако, означает не нарастание хаоса, а рост нефор-
мальной регуляции путем установления негласных соглашений; замены
формальных платежей неформальными, в том числе взятками, оптимизи-
рующими трансакционные издержки; упрощения ведения дел в виде лич-
ных договоренностей, а также формирования сложных сетей личных отно-
шений с чиновниками, представителями контролирующих органов. Такие
сети предполагают тонкие системы иерархий и свои собственные нормы
организации связей, базирующиеся на взаимовыгодных соглашениях,
взаимных уступках и услугах. На материалах формирования российских
рынков в 90-х гг. прошлого века эти отношения исследованы В. В. Рада-
евым3. При этом формальные правила не полностью замещаются нефор-
мальными, а происходит взаимное врастание и дополнение, что в целом
усиливает непрозрачность рынка.
Динамика институтов рынка предполагает постоянные трансформации
формальных и неформальных правил, их сосуществование и взаимопро-
никновение, которые принимают специфический облик в разных стра-
нах и в разные периоды истории. Практика показывает, что само по себе
совершенствование формальных правил, а также ужесточение ответствен-
ности за их нарушение не снимают проблемы деформализации. Современ-
ная хозяйственная и социальная жизнь настолько сложна и многообразна,
включает столько различных по культуре, традициям, мировоззрениям и
интересам групп акторов, что учесть все их интересы и привести к некой
единой форме практически невозможно. Ужесточение санкций нередко
приводит, как известно, не к росту законопослушания, а, напротив, к дефор-
мализации правил: рост штрафов за разнообразные нарушения порождает
рост взяток чиновникам разных уровней. В то же время в рамках инсти-
туционального подхода к анализу рынка сложились представления о том,
1 Норт Д. Институты и экономический рост … С. 72.

2 См.: Радаев В. В. Формирование новых российских рынков … Глава 1.
3 Там же.
83
что экономические интересы его участников всегда ограничены существу-
ющими формальными и неформальными правилами, т.е. подвержены кор-
рекции со стороны общества и государства.
3.4.3. П. Бурдье: рынок как экономическое поле

В 1997 г. была опубликована работа французского социолога П. Бурдье
«Поле экономики». Она представляет собой фундаментальную попытку
методологического и теоретического переосмысления базовых понятий и
подходов экономики и экономической социологии на основе принципов
структуралистского конструктивизма.
Публикации предшествовало эмпирическое исследование рынка стро-
ительства индивидуальных домов, результатом которого стала демонстра-
ция того, что понятия, являющиеся для экономистов и целого ряда эко-
номико-социологических теорий непосредственной, не подвергающейся
самостоятельному теоретическому рассмотрению данностью, например
рынок, спрос, предложение, на самом деле представляют собой «продукты
социального конструирования, в некотором роде исторический артефакт,
смысл которому придает одна лишь история»1. Так, исследование пока-
зало, что экономическое решение — это, во-первых, выбор не отдельного
экономического агента, а результат предпочтений групп — коллективов,
семей, предприятий и т.д., каждая из которых сама функционирует как
поле. Во-вторых, экономические решения укоренены в истории своего
поля, воспроизводятся в форме привычек, традиций, наработанных стере-
отипов, которые через действия агентов транслируются в будущее. Таким
образом, история поля присутствует и в воспроизводстве практик, которые
этим полем поддерживаются.
Бурдье опровергает классические представления об «экономическом
человеке» и сфере экономики в целом как о некотором абстрактном
«естественном» и потому «универсальном» состоянии. Французский
социолог настаивает на том, что экономические диспозиции «являются
результатом всей коллективной истории, бесконечно воспроизводящейся
в индивидуальных историях»2 отдельных полей и агентов. Так, действия
участников современных экономических практик в области кредита или
инвестиций неотделимы от истории формирования как институтов кре-
дитования и инвестиционной деятельности, так и социокультурных уста-
новок на специфические формы рациональности, соответствующие дей-
ствиям в рамках именно этих институтов. Действия в контексте других
институциональных структур, например производственных, или связан-
ных с домашним хозяйством, характеризуются другими типами рацио-
нальных выборов.
Смешения различных типов экономических диспозиций Бурдье считает
некорректным и недопустимым в научном исследовании, поскольку такие
смешения приводят к абсолютизации, возведению в ранг универсального
1 Бурдье П. Поле экономики // П. Бурдье. Социальное пространство: поля и практики.

М. : Институт экспериментальной социологии ; СПб. : Алетейя, 2005. С. 131.
2 Бурдье П. Поле экономики … С. 135.
84
локальных форм экономических практик. Например, то, что рационально
в сфере портфельных инвестиций, может оказаться нерациональным при
вложении средств в покупку индивидуального жилого дома, поскольку во
втором случае стратегия выбора предполагает, помимо финансовой целе-
сообразности, учет большого количества других факторов, включая симво-
лическую нагрузку, индивидуальный вкус, а также доступность и многое
другое. Бурдье подчеркивает, что «самые фундаментальные экономические
диспозиции, потребности, предпочтения, склонности: к труду, к накопле-
нию, к инвестициям, — являются не экзогенными, т.е. зависящими от уни-
версальной человеческой природы, а эндогенными и зависят от истории,
той же самой, что и история экономического универсума, в котором эти
диспозиции вострбованы и получают подкрепление. Отсюда: …экономиче-
ское поле навязывает каждому (в разной степени и в зависимости от их
экономических способностей) свои цели (индивидуальное обогащение) и
«разумные» средства их достижения»1.
Само экономическое поле в отличие от других полей — политики, бюро-
кратии, науки, искусства, семьи и т.д. — обладает спецификой, обуслов-
ленной историческим развитием. Специфика современного поля экономики в
отличие от других полей состоит в том, что там «действия могут публично
демонстрировать стремление к максимизации индивидуальной материаль-
ной выгоды, а санкции особенно грубы» 2. Однако это откровенное стрем-
ление к максимизации прибыли не распространяется на другие сферы
человеческой жизни, которые подчиняются собственной логике и имеют
свои специфические диспозиции. Более того, оно не распространяется и
на все сегменты самого поля экономики: в некоторых из них, например в
домашнем хозяйстве, логика максимально выгодного обмена товарами под-
чиняется логике символической ценности индивидуальных связей.
Начальными посылками анализа структуры экономического поля у
Бурдье являются основополагающая историчность экономических агентов
и пространства их действий, а также определение экономической рацио-
нальности как продукта социально сформированных диспозиций в отно-
шении поля.
Поле экономики создается деятельностью агентов (предприятий, фирм),
которые и придают ему определенную структуру. При этом каждый агент
имеет собственный капитал, специфичный по объему и структуре, и их
взаимодействие порождает пространство расстановки сил, воздействую-
щих в свою очередь на совокупность агентов поля. Чем весомее совокуп-
ный капитал агента, тем большую часть поля (отрасль, долю рынка) он
контролирует. При этом Бурдье подчеркивает относительную автономию
разных субполей экономического поля, т.е. отраслей или секторов эконо-
мики, занятых производством сходных благ. Эта автономия определяется
историчностью поля как социального конструкта, присущими только ему
историей становления, способом функционирования, традициями, меха-
низмами ценообразования.
1 Там же. С. 137.

2 Там же. С. 136.
85
Капитал действующего в экономическом поле агента имеет сложную
структуру, поддающуюся эмпирическому исчислению1. В нее входят:
• финансовый капитал как прямое или косвенное (через доступ к бан-
кам) овладение денежными ресурсами;
• технологический капитал — научные ресурсы (исследовательский
потенциал) и техника, которые можно использовать при разработке и про-
изводстве продукции, позволяющие сократить затраты на рабочую силу и
на капитал, повысить доходность;
• торговый капитал как владение сетью распространения (склады,
транспорт), маркетинга и т.д.;
• символический капитал как овладение символическими ресурсами в
виде знания и признания имиджа марки. Данный вид капитала работает
как кредит, поскольку основан на доверии или вере;
• культурный капитал;
• человеческий капитал;
• юридический капитал;
• организационный капитал, в который Бурдье включает и «капитал
знания поля».
Структура поля экономики — это силовые отношения между агентами
(предприятиями, фирмами), вытекающие из владения капиталом и даю-
щие власть над полем2.
Неравномерное распределение капитала в поле воздействует на всю
совокупность входящих в поле агентов, ограничивая их возможности дей-
ствия и реальные доступные альтернативы выбора. Внутри поля эконо-
мики можно выделить агентов доминирующих и доминируемых, подчинен-
ных и зависимых. Доминирующие агенты обладают максимальными для
данного поля капиталами и имеют возможность определять и навязывать
остальным выгодные для себя правила игры, проявляют инициативу в сфе-
рах изменения цен, введения новой продукции, ее распространения и про-
движения. Доминируемые, что бы они ни делали, вынуждены активно или
пассивно позиционировать себя именно по отношению к главенствующим
предприятиям, которое является для них точкой отсчета.
Важнейшим элементом структуры поля, в том числе и поля экономики,
является его граница. Именно доминирующие предприятия имеют возмож-
ность контролировать границы поля путем установления «платы за вход»,
позволяющей новичкам войти в поле и начать действовать в нем, заняв
определенную структурную позицию. Например, чтобы начать бизнес в
какой-либо сфере, надо не только иметь стартовый капитал, но и занять
структурную нишу, дающую доступ к источникам сырья и рынкам сбыта,
инфраструктуре и кредитам и т.д.
Бурдье с помощью теории поля опровергает классический подход к
исследованию экономических действий как преимущественно двух- или
многосторонних взаимодействий и взаимовлияний. Прямого взаимодей-
ствия в формах манипуляции, интервенции или каких-либо еще действий
1 Бурдье П. Поле экономики … С. 138-139.

86
может и не быть, однако расстановка сил на рынке, наличие наиболее силь-
ных и влиятельных, доминирующих агентов оказывает влияние на среду
существования других его участников. Таким образом, экономические
решения и выбор оказываются не элементом и результатом прямого или
косвенного обмена, а интерпретацией возможностей и выбором в доста-
точно жестких границах.
Бурдье критикует принятую в современной экономической теории кон-
цепцию принятия решений на основе максимизации прибыли, сведение соот-
ношения сил, конституирующего поле, к простой сумме взаимодействий
индивидуализированных «расчетливых атомов», «эгоистических монад». Бла-
годаря своей структуре поле экономики имеет тенденцию к сокращению или,
во всяком случае, регулированию неопределенности, является прогнозируе-
мым и исторически преемственным. Однако это ни в коем случае не отменяет
свободы и свободной игры агентов поля в ценообразовании, определении при-
оритетных стратегий и т.д., а лишь ставит ее в структурные рамки.
Неравенство позиций в поле экономики, определяемое неравномерным
распределением капиталов, их объемов и структур, приводит к тому, что
между агентами поля происходит борьба за перераспределение капиталов,
специфических выгод поля, изменение правил игры в поле таким образом,
чтобы специфический капитал агента приобрел максимальный вес. Вопреки
теориям рационального действия и выбора, агенты в поле не свободны раз-
вивать свои стратегии, так как и их эффективность, и сами цели, которые
они реально могут перед собой ставить, зависят от позиции в структуре поля,
прежде всего от распределения капитала. Свобода в поле — это всегда свобода
играть при определенном раскладе сил и импровизировать в рамках правил.
Важнейшим понятием социологии П. Брудье является понятие «габитус».

Применительно к экономике понятие габитуса используется француз-
ским социологом для преодоления методологической односторонности
и ограниченности абстракции «экономического человека», теории раци-
онального выбора, а также различных форм детерминизма.
П. Бурдье указывает, что для исследований рефлексивных агентов

современных обществ в равной степени неудовлетворительны:
• подходы с точки зрения классического индивидуализма и рациональ-
ности, рассматривающие экономическое действие как детерминированное
разумным расчетом и ориентацией на достижение четко осознаваемых
целей в условиях полноты информации;
• методологически противоположные первым подходы с позиций детер-
минированности экономического актора его включенностью в коллектив,
ориентацией на коллективные цели и ценности.
С точки зрения Бурдье, назначение концепции габитуса состоит как
раз в том, чтобы представить индивидуального агента как «коллективную
индивидуальность или индивидуальную коллективность»1. Это означает,
87
что субъективные цели, предпочтения, оценки, ценности и т.д. индивиду-
ального агента, действующего в экономическом поле, являются продуктом
его индивидуальной истории, а также принадлежности к исторически раз-
вивающимся коллективам. Понятие рациональности, базовое для теории
экономического действия, также является не абстрактным и независимым
от социально-исторических обстоятельств, а обусловленным исторически
конкретными социальными позициями и культурными ценностями.
Следовательно, концепция габитуса опровергает концепцию «экономи-
ческого человека», поскольку предполагает не вневременную и внесоциаль-
ную универсальность, константность (постоянство) агента, а его включен-
ность в конкретное социальное пространство, в историю экономических
полей.
Сторонники теории рационального действия рассматривают «экономи-
ческого человека» одновременно как рационального актора, реагирующего
на стимулы при полном знании всех обстоятельств и способности оценить
все возможные шансы, выбрать при принятии решения наиболее выгод-
ные и ведущие к цели оптимальным путем варианты, и как индивида, реа-
гирующего на любое воздействие извне. Однако известно, что решения и
действия реального экономически активного агента нельзя рассматривать
как производные от ситуации и механически выводить из ситуации и его
положения в отрасли. В действительности, избираемые участниками рынка
стратегии определяются их опытом, целями, предпочтениями, а также теми
ситуациями, которые они сами видят и выбирают для себя в качестве тре-
бующих принятия решения и активного действия.
Концепция габитуса позволяет исследовать не реакции и абстрактные
рациональные выборы вообще, а «умный ответ» на определенные конкрет-
ные обстоятельства. Габитус предполагает, что для агента представляют
значимость лишь какие-то отдельные стороны реальности, на которые он
обращает внимание, которым он придает значение и на которые считает
необходимым реагировать1. Поэтому можно сказать, что стимулы, на кото-
рые реагирует агент поля, существуют на абстрактно и «объективно», а
«субъективно», лишь для него, лишь постольку, поскольку агент способен
и предрасположен их воспринимать. В условиях многообразных и сложных
ситуаций на рынке каждый его участник выбирает ту стратегию действий,
которая очевидна для него, но может быть вовсе не очевидной для других.
Например, в советский период российской истории, как известно, эко-
номическая деятельность была объектом административно-командного
регулирования, и индивидуальная экономическая свобода в этой реально-
сти оказывалась недопустимой. Означает ли это, что в советский период
формировался исключительно пассивный, ориентированный на внешнее
управление и патернализм, габитус? Если это так, то откуда сразу после
начала экономических реформ появились многочисленные лица, желаю-
щие заниматься индивидуальной предпринимательской деятельностью?
Непосредственно из положения советского человека в поле администра-
тивно-командной экономики такие установки вывести и объяснить невоз-
88
можно. Однако пользуясь концепцией габитуса можно предположить,
а также и проверить это предположение эмпирически, что и в советский
период российской истории существовали индивидуальные и коллектив-
ные агенты, ориентированные на свободную экономическую активность,
«выбирающие» ее малейшие возможности там, где другие видели только
запреты.
Поскольку габитус является продуктом коллективной и индивидуаль-
ной истории, он обеспечивает преемственность форм деятельности, «след
прошлой траектории», которую агент противопоставляет наличной ситуа-
ции1. Этим объясняется невозможность интерпретировать экономические
практики на основании только лишь знаний реальности, а также тот факт,
что в поле всегда присутствуют практики, носящие «устаревший» харак-
тер. Реальность экономической свободы не обеспечивает автоматического
появления в массовом порядке соответствующих ей агентов. В соответ-
ствии со сформированными в условиях административно-командной
патерналистской экономикой советского периода габитусами, множество
агентов не стремятся к самостоятельной активности, а, напротив, «выби-
рают» возможности прежних практик. Те же агенты, чей экономически
активный габитус сложился в условиях полулегальной, теневой экономики
советского периода, сохраняют привычки к соответствующим методам
деятельности и в современных условиях, чем и можно отчасти объяснить
устойчивость теневых экономических практик в современных условиях.
Таким образом, габитус есть продукт исторического развития и опре-
деленных конкретных условий деятельности, действует именно в тех усло-
виях, которыми он порождается. Поэтому габитус порождает типы поведе-
ния, очень хорошо адаптированные к этим условиям даже без сознательного
поиска адекватных решений и сознательных усилий по адаптации. В таких
адекватных ситуациях и условиях действие габитуса мало заметно. Однако
оно становится очевидным, если габитус проявляется в новых, изменив-
шихся по сравнению со сформировавшими его условиях. Здесь работает
уже приведенный нами пример с агентами, сформировавшимися в советских
условиях и вынужденных теперь приспосабливаться к новым принципам
функционирования экономического поля. Аналогично, агенты, сформиро-
вавшиеся в контексте определенной социальной позиции, сохраняют преж-
ние установки даже тогда, когда им удается занять другую позицию. Именно
поэтому невозможно мгновенное превращение авантюристического, «раз-
бойничьего» капитализма и «дикого рынка» эпохи первоначального нако-
пления в «цивилизованный» современный капитализм с присущими ему
легитимными способами определения и реализации своих интересов.
Бурдье отмечает, что связь габитуса с полем особо сложна, поскольку
габитус определяется именно посредством этой связи, но и сам в свою оче-
редь определяет поле2. Иначе говоря, экономический габитус представляет
собой одновременно и продукт поля экономики, и условие, порождающее
и поддерживающее поле экономики.

89
Таким образом, габитус не только представляет инерцию сложившихся
практик, но и, в качестве продукта опыта многочисленных повторяющихся,
устойчивых ситуаций, «обеспечивает практическое овладение неопределен-
ными ситуациями и фундирует отношение к будущему»1. Это не рациональный
проект, основанный на расчете рисков, шансов и возможностей, а способность
увидеть в реальности единственно приемлемый способ действия и реализо-
вать его. Габитус реализует связь прошлого опыта и будущего, поскольку благо-
даря ему находятся и воплощаются те условия, которые наиболее адекватны
габитусу и способствует его же воплощению и воспроизводству.
3.5. Ãîñóäàðñòâî è ðûíîê: ïàðàäèãìû âçàèìîäåéñòâèÿ
3.5.1. Традиционная парадигма взаимодействия государства и рынка

Параллельно развитию экономических концепций рынка вставал и
вопрос о характере его взаимодействий с государством. Модель «экономи-
ческий человек» основывается на допущении его автономии и независимо-
сти от властных отношений, и основанная на ней классическая либеральная
модель саморегулирующегося рынка предполагала аналитическое отделе-
ние рынка и государства как, во-первых, автономных исследовательских
абстракций и, во-вторых, как самостоятельных сфер реальности. А. Смит
придерживался точки зрения, согласно которой рыночный обмен является
«естественным состоянием» человека, и задача государства состоит в том,
чтобы как можно меньше препятствовать ее проявлению и развитию. На
этой основе Смит высказал идею государства — «ночного сторожа», т.е.
внешнего контролера соблюдения участниками рынка установленных пра-
вил. Модель «ночного сторожа», таким образом, предполагает «государ-
ство-минимум», соответствующее принципу laissez faire (франц. буквально
«оставь делать»), не допускающему никакого вмешательства в хозяйствен-
ную жизнь.
Однако в реальной жизни подобное государство практически не встре-
чается, поэтому предметом анализа социологов стали реальные формы
взаимодействия государства и рынка. Уже представители классической
экономической социологии рассматривали деятельность государства в
качестве фактора развития предпринимательской активности. В. Зомбарт
показал, что государство само может выступать в роли крупного предпри-
нимателя, и место государственного сектора в экономической системе, его
значение, удельный вес, особенности организации, а также отношение к
нему в обществе определяют особенности хозяйственной жизни. Участию
государства в хозяйственной жизни Зомбарт приписывал инициативу,
«первичный зачаток» предпринимательства во многих областях хозяйства,
трудных для освоения индивидуальными предпринимателями по причине
капиталоемкости и необходимости использования (крупное мануфактур-
ное производство, горное дело, транспорт и т.д.).
2 Там же. С. 166.
90
В то же время Зомбарт отмечал, что нередко именно слабое государ-
ство оказывает продуктивное воздействие на экономику, в первую очередь
на предпринимательскую активность. Примерами являются Швейцария и
Германия до объединения и реформ Бисмарка, граждане которых, лишен-
ные поддержки со стороны мощного централизованного государства, были
вынуждены «более приспособляться к потребностям рынка, так как они
никогда не могут силой добиться себе сбыта, а должны завоевать его путем
искусства убеждения и хорошего исполнения»1.
Степень государственного вмешательства в хозяйственную жизнь и мас-
штабы его собственной экономической активности имеют принципиальное
значение для развития национальной экономики. Они определяются сло-
жившейся и поддерживаемой в обществе исторической традицией. Так, в
дореволюционной России государство и проводило активную протекцио-
нистскую политику, и само выступало в качестве крупного хозяйственного
актора, что, по мнению многих аналитиков, обусловило неустойчивость
института частного предпринимательства в России, неартикулированность
его интересов и ценностей, слабость самого института частной собственно-
сти. С влиянием государства связывают обычно и такие особенности дело-
вой культуры, как бюрократизм, медлительность, негибкость, а в конечном
итоге — чиновничье безразличие к эффективности работы.
В Японии государство также играет очень значимую роль в экономи-
ческой жизни, но оказывается более динамичным. Высокая роль государ-
ства в развитии японской экономики определяется не столько юриди-
чески (среди специалистов присутствует точка зрения, что юридически
его возможности даже меньше, чем, например, возможности государства
в США), сколько социокультурной традицией: «выработанное в течение
многих веков ощущение себя как единого целого, ориентация на дости-
жение коллективных целей и готовность принести личные интересы в
жертву интересам коллектива возводят бюрократию на высшую ступень
общественной иерархии, поскольку общественным сознанием она тра-
диционно воспринимается как носитель и гарант высших интересов —
общенациональных»2.
Кроме того, японское общество ориентировано на гармонию и кон-
сенсус, а для достижения его в среде конкурирующих субъектов рынка
необходимо наличие «третьей силы», нейтрального посредника, в каче-
стве которого и выступает бюрократия. Одной из основных целей государ-
ственного регулирования рынка в Японии является минимизация негатив-
ных последствий конкуренции и индивидуализма предпринимателей на
общественную жизнь и экономическое развитие: «Японцы предпочитают
исключить как можно больше элементов неопределенности из рыночного
процесса, что напоминает их практику использования веревок, проволок и
шнурочков для связывания и изгибания стволов и веток деревьев с целью
придания им форм, отвечающих их эстетическим ценностям»3.

2 Японский феномен. М. : Восточная литература, 1996. С. 104.
1 Okimoto D. I. Between MITI and Market. Stanford, 1989. P. 11—12.
91
Таким образом, различные традиции участия государства в хозяй-
ственной жизни обусловливают наличие различных моделей взаимодей-
ствия рынка и государства. Эти модели располагаются в пространстве
между полюсами, на которых находятся, с одной стороны, «государство-
минимум» — «ночной сторож», а также государство, берущее на себя
лишь обеспечение производства общественных благ, которые не могут
быть произведены в условиях свободного рынка; с другой стороны, кон-
тролирующее и регулирующее экономику социалистическое государство,
которое стремится заменить рынок с его свободным ценообразованием,
конкуренцией и волатильностью централизованным плановым перерас-
пределением1.
Промежуточное положение между этими двумя полюсами занимает
социальное государство. Первое обоснование этой модели относится к
середине XIX в., понятие ввел немецкий ученый Л. фон Штейн, который
назвал в качестве его важнейшего признака поддержание «абсолютного
равенства в правах для всех различных общественных классов», а также
заботу о «свободном развитии» всех граждан. Во второй половине XIX
— начале XX вв. эта идея развивалась в теориях общественного устрой-
ства как социал-демократического, так и консервативного типа («Прус-
ский социализм»), и нашла отражение в формировании институтов соци-
альной защиты в практике государственного строительства ряда стран
Западной Европы. В Германии, а затем в Австрии, Бельгии, Нидерландах,
Швейцарии и других странах получила распространение «модель Бис-
марка», предполагающая универсальное покрытие медицинских расхо-
дов всего населения за счет взносов на социальное страхование, которые
уплачивают как население, так и работодатели. Эта модель строится на
принципах самообеспечения при ответственности государства за органи-
зационную и финансовую устойчивость системы медицинского страхова-
ния. В Англии в 1940-х гг. сформировалась «модель Бевериджа», предпо-
лагающая базовое государственное медицинское обслуживание с равным
доступом для всех, а также ответственность работодателей за здоровье
работников и дополнительное медицинское страхование за счет самого
населения. «Модель Бевериджа» легла в основу концепции «государства
благосостояния» (welfare state), практически тождественной социаль-
ному государству.
Теоретической основой модели социального государства является пред-
ставление о «социальном» как об обществе в целом, а также о социальной
природе человека, его неразрывной связи с обществом, ответственность за
благополучие и процветание которого несет государство. Человек обладает,
наряду с политическими и гражданскими правами, еще и неотъемлемыми
социальными правами, включающими права на труд и его достойную
оплату, охрану здоровья, поддержку нетрудоспособных (инвалидов, стари-
ков, детей и др.), образование и т.д. Эти права реализуются через активное
участие государства в хозяйственной деятельности, развитое социальное
2 См.: Блок Ф. Роли государства в хозяйстве // Западная экономическая социология.

Хрестоматия современной классики. М. : РОССПЭН, 2004. С. 570—571.
92
законодательство, достижение уровня развития экономики, достаточного
для осуществления активной социальной политики, а также через инсти-
туты гражданского общества.
Таким образом, в основе модели социального государства лежит идея
социальной справедливости. Однако это понятие является неоднознач-
ным и дискуссионным, интерпретации его смысла охватывают простран-
ство между противоположными полюсами «всеобщего равенства» и «обе-
спечения необходимого минимума». В разных современных государствах
складывается различное отношение к социальной справедливости, осно-
вывающееся на исторических, культурных, социально-политических осо-
бенностях. В государствах Западной Европы, принявших модели Бисмарка
или Бевериджа, уже к середине ХХ в. признано и обеспечено право всех
на медицинское обслуживание, в США же этот вопрос остается предме-
том ожесточенных споров и в начале XXI в. В России в 2010 г, по данным
социологов, 31% опрошенных респондентов считают обеспечение соци-
альной справедливости ключевой идеей нынешней модернизации страны.
Роль государства 46% респондентов понимают как «обеспечение необходи-
мого социального минимума для всех граждан», 34% — как «обеспечение
полного равенства всех граждан», 16% считают, что государство должно
«помогать лишь слабым и беспомощным», и лишь 4% придерживаются
мнения, что оно «вообще не должно вмешиваться в жизнь граждан, каждый
должен рассчитывать только на себя»1.
Еще одна важнейшая идейно-теоретическая предпосылка модели соци-
ального государства — идея социального мира и отрицание классовой
борьбы. Еще в XIX в. достижение всеобщего благоденствия, равенство прав
и возможностей свободного развития каждого, социальная солидарность
обосновывались наличием у обязанностей государства перед обществом
и человеком. Основой социального государства является социальное пар-
тнерство, предполагающее сотрудничество всех классов и слоев в интере-
сах прогресса всего общества, исполнение каждым членом общества обя-
занностей перед ним.
Приверженность модели социального государства зафиксирована в
Основных законах целого ряда государства, в том числе Германии, Фран-
ции, Испании и др. В Конституции РФ 1993 г. утверждается, что «Россий-
ская Федерация — социальное государство, политика которого направлена
на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное раз-
витие человека» (ч. 1 ст. 7).
В то же время модель социального государства содержит ряд суще-
ственных противоречий:
• нивелирует противоречия интересов различных социальных групп и
игнорирует неминуемые конфликты между ними;
• исходит из допущения, что государство всегда выражает интересы
общества в целом, в то время как реально оно всегда действует в интересах
отдельных групп;
1 См.: Горшков М. К., Тихонова Н. Е. и др. Готово ли российское общество к модерниза-

ции? Аналитический доклад. М. : Ин-т социологии РАН, 2010. С. 30.
93
• предполагает перераспределение благ в пользу бедных и незащищен-
ных групп, что, как показал опыт, приводит к росту социального иждивен-
чества, что провоцирует конфликты в обществе, например между корен-
ным населением и мигрантами, получающими социальную поддержку от
государства;
• основывается на перераспределении доходов в пользу бедных слоев
населения, что ущемляет интересы богатых, в особенности интересы биз-
неса, поскольку предполагает высокие налоги;
• предполагает социально ориентированную структуру экономики, что,
по мнению ряда ученых и политиков, снижает ее эффективность.
На основании критики модели социального государства ряд полити-
ков проводил курс в направлении сокращения социальных расходов (М.
Тэтчер, Р. Рейган и др.). В качестве альтернативной предлагалась модель
«государства участия» и «поддерживающего государства».
Модель социального государства как промежуточный между крайно-
стями полного невмешательства и полного контроля вариант взаимодей-
ствия государства и рынка в реальной жизни сталкивается с рядом проти-
воречий, которые в рамках данного подхода не получают теоретического
обоснования для разрешения. Это обстоятельство, а также недостаточность
парадигмы аналитического противопоставления рынка (хозяйства) и госу-
дарства, побуждают социологов к разработке новой парадигмы.
3.5.2. Новая парадигма взаимодействия:

структурирование рынка государством
Отказ от универсализации исследовательской абстракции «экономи-
ческого человека», ее использования в социологическом анализе взаимо-
действий рынка и государства привел исследователей и к необходимости
пересмотра парадигмы их противопоставления. Контуры новой пара-
дигмы начали формироваться в 70—80-х гг. ХХ в., однако американский
экономист Ф. Блок отмечает принципиальную теоретическую значимость
высказанных еще К. Марксом идей о социальной природе товара и рынка,
представляющих собой результат определенных социальных отношений.
М. Вебер наметил теоретический подход, позволяющий рассматривать
властные, организационные, культурные отношения не как внешнюю среду
развития хозяйства, а как «встроенные» регуляторы экономических отно-
шений. В частности, в работе «Хозяйство и общество» он показал, что к
таким «встроенным регуляторам» относятся, наряду с обычаями и тради-
циями, и законодательные меры по регламентации рыночных обменов и
предпринимательской деятельности, которые интериоризируются акто-
рами и выступают в качестве нормативных предпосылок их деятельности,
по значимости не уступающих экономическому интересу.
К. Поланьи в работе «Великая трансформация» и в других работах пока-
зал, что саморегулирующийся рынок в чистом виде является «утопией», т.е.
абстракцией, применимость которой ограничена. Согласно подходу самого
К. Поланьи, общество и государство структурируют сферу хозяйства и
определяют нишу, занимаемую рынком как формой интеграции хозяйства,
и его конфигурации. В традиционных обществах рыночные отношения, как
94
и хозяйственные отношения в целом, были встроены в социальные отно-
шения. В современных обществах, хотя рынок и является в большинстве из
них определяющей формой интеграции хозяйства, государство регулирует
и структурирует рынок, чтобы его функционирование не было деструктив-
ным для общества. Развитие институционального подхода к анализу рынка
также предполагает иной парадигмальный подход к взаимодействию госу-
дарства и рынка, поскольку они здесь рассматриваются не как аналитиче-
ски противоположные сферы, а напротив, задаваемые государством нор-
мативные параметры составляют основу рынка, определяя его конкретные
рамки и формы. В рамках новой парадигмы взаимодействия государства и
рынка фокус исследовательского интереса сосредотачивается на историче-
ской преемственности различных форм реструктурирования рынка госу-
дарством, их локальной социокультурной специфике. Основным объектом
исследования становятся: роль государства в установлении контроля над
производственными активами, регулировании воспроизводимых социаль-
ных отношений, значимых для развития рынка, обеспечение средств пла-
тежа, поддержание государственных границ1.
Анализ государственного контроля над производственными активами
предполагает признание того обстоятельства, что вне легитимации со сто-
роны государства не может существовать сложная система социальных
отношений, которая и формирует права собственности. Возможность рас-
поряжаться производственными активами (землей, производственными
мощностями, финансами, человеческим капиталом и т.д.) определяется не
только формальной спецификацией такого права, но и сетью отношений,
в которые они встроены. Так, индивидуальная частная собственность на
средства производства дает возможность распоряжаться ею при соблю-
дении большого количества задаваемых и контролируемых государством
условий.
Государство осуществляет регуляцию социальных отношений, значи-
мых для функционирования рыночной экономики, посредством системы
утверждаемых формальных правил (законов), а также через воздействие
на рынок путем собственного участия как в хозяйственной деятельности,
так и в деятельности других институтов — государственного управления,
военного дела и др. Интересным представляется вывод Зомбарта о том, что
само государство в качестве крупнейшего капиталистического предпри-
ятия «действует в качестве образца, действует возбуждающе на частный
капиталистический дух, действует поучающе во всех организационных
вопросах, действует воспитывающе в вопросах деловой морали»2. По мне-
нию немецкого социолога, именно под влиянием государства сложились
такие черты частного капиталистического предпринимательства, как ори-
ентация на долгосрочные цели и стабильность предприятия, в противопо-
ложность погоне за быстрой прибылью добуржуазного дельца-авантюри-
ста3. Зомбарт показал, что именно из сферы государственного управления в
1 Блок Ф. Роли государства в хозяйстве … С. 582.

2Зомбарт В. Буржуа … С. 216.
3 Там же. С. 72.
95
практику частного предпринимательства пришли многие полезные управ-
ленческие приемы и навыки, ставшие неотъемлемой частью современной
деловой культуры. Так, бухгалтерский учет постепенно перешел в обяза-
тельную норму ведения хозяйства после того, как был введен в обиход и
показал свою эффективность в городском самоуправлении в Италии XV
в. Сама идея организации, строгой должностной иерархии, четкого разде-
ления обязанностей и ответственности перешла в предпринимательство
также из практики государственного управления1.
Важнейшим фактором, повлиявшим на развитие хозяйства в Европе
рубежа нового времени и на становление там капиталистических принци-
пов хозяйства, стало развитие военного дела. Особую роль здесь сыграло
возникновение профессионального войска, поскольку оно «дифференци-
ровало требования, предъявлявшиеся к действиям подданных государства;
чтобы удержаться в борьбе за существование, человек требовался более
уже не целиком, человек, обладавший как воинскими, так и хозяйствен-
ными способностями и познаниями, — но… такой, который годится либо к
войне, либо к хозяйствованию»2. Любые формы хозяйственной деятельно-
сти — ремесла, земледелие, торговля, предпринимательство и т.д. — полу-
чали наибольшее развитие там, где не было необходимости совмещать ее с
освоением военного дела и прерывать ее для того, чтобы выполнять воин-
ский долг.
Всеобщая воинская повинность, введение которой сопутствовало
утверждению индустриального капитализма в Европе в XIX в., отрывала
молодых мужчин от их повседневных занятий лишь на ограниченное время
и в период жизни, предшествующий, как правило, профессиональной зре-
лости. В то же время массовое освоение военного дела способствовало
распространению дисциплины и организованности, воспитывало в массах
стандартизированные формы поведения, необходимые для крупных инду-
стриальных предприятий.
Внутренним, а не внешним фактором структурирования рынка является
государственное регулирование социальных отношений, как непосред-
ственно связанных с рынком, так и влияющих на него косвенным образом.
Среди них выделяются следующие 3.
Законодательное регулирование отношений между работниками и
работодателями. Еще К. Поланьи отмечал принципиальное значение
для развития рынка степени свободы рынка труда, т.е. наличие ограни-
чений на свободную куплю-продажу рабочей силы, например, на детский
и женский труд, на продолжительность рабочего дня, а также требова-
ний гарантий охраны труда, гарантий занятости, минимальной заработ-
ной платы и т.д. На рынок труда влияют также принимаемые государ-
ством меры поддержки бедных, инвалидов и других нетрудоспособных
категорий населения, поскольку они определяют степень их возможной
вовлеченности в трудовые отношения. Кроме того, миграционная поли-
1 Зомбарт В. Буржуа … С С. 218; 221.

2 Там же. С. 219.
3 См: Блок Ф. Роли государства в хозяйстве … С. 585—586.
96
тика государства, регулирование потоков трудовых мигрантов, проницае-
мость для них государственных границ, а также обеспечение их рабочими
местами, социальными гарантиями и т.д. оказывают очень сильное влия-
ние на рынки труда.
Налоговая политика государства также влияет на рынок не только как
фактор структурной регуляции и перераспределения благ в интересах
государства и общества. Ф. Блок подчеркивает, что еще в традиционных
обществах практика взимания подушного денежного налога стимулиро-
вала распад натуральных форм хозяйства и активизацию рыночных отно-
шений.
Политика в области гендерных отношений и семейного права ока-
зывает влияние на развитие рынка. Домашнее хозяйство, как правило,
не ориентировано на рынок, однако права женщин на труд, на облада-
ние и распоряжение собственностью влияет на их участие в труде по
найму или в предпринимательской деятельности. На эти же роли жен-
щин влияют гендерные роли и стереотипы в целом, поддерживаемые
государством и его идеологией. Например, воспринимается женщина
как исключительно домохозяйка, не имеющая права на самостоятель-
ные решения, уделом которой являются «дети-кухня-церковь», или как
равноправный работник, обладающий одинаковой с мужчиной хозяй-
ственной инициативой.
Исторически большое влияние на развитие рынка оказало семейное
право, особенно право наследования. Распределение хозяйственных ролей
внутри семьи определяет трудовую и предпринимательскую активность
населения. В традиционных российских больших патриархальных кре-
стьянских семьях взрослые сыновья и их жены и дети воздерживались от
раздела имущества и вели совместное хозяйство в качестве работников под
руководством старшего члена семьи на основе реципрокности. Право на
отделение и самостоятельное хозяйствование стимулировало дробление
семейной собственности и ускоряло выход крестьян на рынок наемного
труда. Другой пример влияния права наследования на развитие рынка дает
история Великобритании, где, как известно, жестко действовал принцип
майората. Все семейное имущество наследовал старший сын, а младшие
были вынуждены зарабатывать в сфере наемного труда, предприниматель-
ства или государственной и военной службы, что, по мнению исследовате-
лей, весьма способствовало развитию.
Действия государства в области обеспечения денежного обращения и
кредита, ценовая политика и ценовой контроль играют важнейшую роль
в функционировании рынка1. С помощью финансовых рычагов государ-
ство может стимулировать структурные трансформации рынков, выбирая
между стабильностью цен и ускорением экономического роста. Регули-
руя отношения между кредиторами и заемщиками, можно стимулировать
инновационное развитие: «Занимая относительно сильную позицию, кре-
диторы могут устанавливать такие условия предоставления займов, что
новые инвестиции, связанные с повышенным риском, окажутся под боль-
1 См.: Блок Ф. Роли государства в хозяйстве … С. 587—589.
97
шим вопросом. Настаивая на высоких процентных ставках, кредиторы
делают финансовые ресурсы доступными только для проектов с очень низ-
ким уровнем риска. В таком контексте маловероятно, что кто-то примется
разрабатывать новые технологии или продукты»1.
Влияние государства на кредитную политику банков имеет принци-
пиальное значение для развития мелкого и среднего бизнеса, фермерских
хозяйств, молодежного, женского, этнического предпринимательства.
Исследователи отмечают, что предоставление кредитов осуществляется не
только на основе спроса, но и существующих в обществе социокультурных,
символических и иных предпочтений.
Таким образом, традиционная и новая парадигмы анализа взаимодей-
ствия государства и рынка отличаются не столько предметными областями
исследований, сколько подходами и познавательными установками. Новая
парадигма реструктурирования рынка основывается на отказе от аналити-
ческого противопоставления государства и рынка и рассматривает поли-
тику государства в различных областях как внутренние факторы его фор-
мирования и реструктурирования.

1. Что такое товар с точки зрения экономической социологии? В чем
суть процесса коммодификации? Раскройте смысл понятия «фиктивных
товаров» по К. Поланьи.
2. Охарактеризуйте основные формы социальной интеграции хозяйства.
Как они представлены в структуре традиционного и капиталистического
хозяйства?
3. Какого рода социальные трансформации должны произойти для пре-
вращения рынка в доминирующую форму социальной интеграции хозяй-
ства?
4. Раскройте и сопоставьте классические и современные подходы к ана-
лизу социальной сущности рынка.
5. Какие аспекты рыночных отношений позволяют анализировать сете-
вой и институциональный подходы?
6. Раскройте смысл основных категорий анализа поля рынка в теории
П. Бурдье — «поле», «габитус», «капитал». В чем специфика поля рынка
в современной России?
7. Почему К. Поланьи считал саморегулирующийся рынок утопией?
8. Сопоставьте классическую и современную парадигмы анализа соот-
ношения рынка и государства. Какими мировоззренческими парадигмами
они порождены? В чем преимущества и в чем ограниченность классиче-
ской парадигмы в современных условиях?
9. В чем суть концепции социального государства? В чем основные про-
тиворечия социального государства? Каковы особенности и перспективы
этой модели в современной России?
1 Там же. С. 588.
98
10. Проведите кейс-стади. В России в 1990-х гг. в процессе проведения
преобразований социалистической плановой экономики в рыночную уве-
личилась доля самообеспечения населения продуктами питания: удель-
ный вес овощей с приусадебных хозяйств в потреблении россиян в 1994 г.
составил 61% (в 1,7 раза больше, чем в 1980 г.), фруктов — 36% (в 1,6 раза
больше, чем в 1980 г.), мяса и молока соответственно 19% и 21%, что в 1,3
и 1,6 раз больше, чем в 1980 г. Удельный вес какой из форм хозяйства уве-
личился? Какие социальные формы хозяйства соответственно сократились
в России 90-х гг. ХХ века? Почему это произошло? О каких тенденциях в
развитии социальной сферы российского общества того периода эти факты
свидетельствуют?
11. Проведите кейс-стади. Этнические предпринимательские сети на
рынке. Рассмотрите условия развития предпринимательской деятельности
мигрантов внутри принимающего общества (опираясь на данные исследо-
ваний, описанных в работе Уолдингер Р., Олдрич Х., Уорд Р. Этнические
предприниматели // Экономическая социология, 2008, Т. 9. № 5). Как
образуются социальные сети мигрантов? Какими свойствами обладают
эти сети, почему? В чем их сильные стороны, какие преимущества они
дают участникам? В чем дисфункциональность подобных сетевых связей,
каковы их слабые стороны? Представляет ли образование подобных сетей
риски для развития рынка и экономики в целом? Создают ли они преиму-
щества для развития рынка и экономики в целом?
1. Анализ рынков в современной экономической социологии. — М. : ИД
ВШЭ, 2007.
2. Блок, Ф. Роли государства в хозяйстве / Ф. Блок // Западная эко-
номическая социология. Хрестоматия современной классики. — М. : РОС-
СПЭН, 2004.
3. Бурдье, П. Поле экономики / П. Бурдье. Социальное пространство:
поля и практики. — М. : Институт экспериментальной социологии ; СПб.
: Алетейя, 2005.
4. Гранноветер, М. Экономическое действие и социальная структура:
проблемы укорененности / М. Гранноветер // Западная экономическая
социология: Хрестоматия современной классики. — М. : РОССПЭН, 2004.
5. Маркс, К. Экономическо-философские рукописи 1844 года // К.
Маркс. Социология. Сборник. — М., 2000.
6. Маркс, К. Капитал / Маркс К. — М. : Центр социальной экспертизы,
2001.
7. Норт Д. Институты и экономический рост: историческое введение //
THESIS. 1993. № 2.
8. Пауэлл, У. Сети и хозяйственная жизнь — Западная экономическая
социология: Хрестоматия современной классики / У. Пауэлл, Л. Смит-Дор
/ Сост. и науч. ред. В. В. Радаев ; пер. М. С. Добряковой и др. — М. : РОС-
СПЭН, 2004.
99
9. Поланьи, К. Великая трансформация. Политические и экономические
истоки нашего времени / К. Поланьи. — СПб. : Алетейя, 2002.
10. Поланьи, К. Экономика как институционально оформленный про-
цесс / К. Поланьи // Экономическая социология. — 2002. — Т. 3. — № 2.
11. Радаев, В. В. Социология рынков: к формированию нового направле-
ния / В. В. Радаев. — М. : ИД ВШЭ, 2003.
12. Радаев, В. В. Как подходить к определению рынка / В. В. Радаев //
Пути России: проблемы социального познания. — М. : МВШСЭН, 2006.
13. Экономическая социология: новые подходы к институциональному
и сетевому анализу. — М. : РОССПЭН, 2002.
14. Уолдингер, Р. Этнические предприниматели / Р. Уолдингер, Х.
Олдрич, Р. Уорд // Экономическая социология. — 2008. — Т. 9. — № 5.
100
Ãëàâà 4
ÕÎÇßÉÑÒÂÅÍÍÀß ÊÓËÜÒÓÐÀ
È ÕÎÇßÉÑÒÂÅÍÍÀß ÈÄÅÎËÎÃÈß
4.1. Ïîíÿòèå õîçÿéñòâåííîé êóëüòóðû
Понятие «хозяйственная культура» употребляется в современной науке,

а также и в публицистике все чаще, однако главным образом на обы-
денном уровне1. Попытки ее четкого определения пока сделаны лишь
немногими исследователями, что можно объяснить как сложностью и
многогранностью более общего, родового понятия «культура», так и нео-
пределенностью специализированной области «хозяйство», смешение
его с экономикой и материальной жизнью общества. В самом широком
плане культуру можно определить как духовную составляющую любой
человеческой деятельности, как общую систему ценностных ориентаций,
смыслов, символов, обеспечивающих поддержание целостности и раз-
вития общества. Культура проявляется в любой форме деятельности и
в любой социальной сфере как ее человеческое измерение, как полага-
ние и реализация представлений о должном и совершенном.
Это определение, не исчерпывая всех возможных подходов к куль-

туре, раскрывает ее наиболее общие и значимые характеристики и широко
используется в современной социологии, культурологии2 и других дис-
циплинах. Согласно концепции Т. Парсонса, культура как подсистема
общей системы социального действия образует «высшую реальность», и
она связана с системой действия посредством структурирования смысло-
вых ориентаций. За культурной системой закрепляется в основном функ-
ция сохранения и воспроизводства образца поведения, его трансляция и
творческие преобразования3. Основной структурной переменной, с помо-
щью которой можно анализировать систему культуры, являются ценности,
которые представляют собой «не что иное как представления о желаемом
типе социальной системы, которые регулируют процессы принятия субъ-
ектами действия определенных обязательств»4.
1 Подробнее об этом см.: Зарубина Н. Н. Социология хозяйственной жизни … С. 91—94.

2 См.: Ерасов Б. С. Социальная культурология. М. : Прогресс, 1996. С. 23—25.
3 См.: Парсонс Т. Система современных обществ. С. 16—17.
4 Там же. С. 18.
101
Понятие хозяйственной культуры отражает сложность мотивации и
регуляции экономической деятельности. Наряду с непосредственным
материальным, практическим интересом, человек может ориентироваться
на социальные нормы как представления о должных типах действий, о пра-
вилах осуществления хозяйственной деятельности, а также на ценности
как идеальные образцы «правильных» действий, которые получают одо-
брение общества. Это сложившиеся представления о смысле и достойном
образе жизни, о престижности и допустимости тех или иных видов дея-
тельности, о собственности, материальном благосостоянии, о взаимоотно-
шениях людей в процессе хозяйственной деятельности.
Ценности культуры, выполняя основную функцию поддержания
образца, наделяют действия людей осознанным смыслом в соответствии
с представлениями о должном, желательном типе социального действия и
социального устройства; способствуют интеграции общества через универ-
сализацию и трансляцию образцов и обеспечение легитимности (в смысле
моральной оправданности и допустимости) тех или иных действий; через
творческое изменение ценностных образцов культура способствует диф-
ференциации, усложнению социального действия и общества в целом, его
исторической динамике по прогрессивному в целом пути усложнения и
адаптации к меняющимся реалиям. Таким образом, хозяйственную куль-
туру можно определить как систему ценностей, задающую, воспроизводя-
щую и творчески преобразующую образцы одобряемого поведения в области
хозяйственной деятельности.
Хозяйственная культура изучается социологией в тех аспектах, которые
связаны с представлениями о смыслах и символах в хозяйственной дея-
тельности, связанных с мотивацией и регуляцией поведения людей, с цен-
ностными составляющими хозяйственных институтов, обеспечивающих
легитимацию, т.е. одобрение и принятие обществом тех или иных хозяй-
ственных институтов и акторов.
Вопрос о хозяйственной культуре это прежде всего вопрос о том, что,
помимо чисто практических и утилитарных потребностей, движет эконо-
мической деятельностью человека, какие жизненные установки регули-
руют эту деятельность и каково ее нормативно-ценностное обоснование в
общей социокультурной системе данного общества. Невозможно работать
в сфере хозяйства — будь то предпринимательство, финансовые и коммер-
ческие операции, или физический труд любого уровня квалификации — и
при этом не соотносить свою деятельность с представлениями о смысле
жизни человека и его предназначении, с идеалами и принципами миро-
устроения, с существующими образцами достойного и поощряемого пове-
дения. Все эти социокультурные факторы следует рассматривать как вну-
тренние установки, становящиеся предпосылками включения индивидов
в хозяйственную деятельность, влияющие на ее формы и характер соци-
ально-экономических институтов, включая предпринимательство, рынок,
финансы и т.д.
Хозяйственная культура формирует представления людей о том, что при-
емлемо в качестве целей и средств хозяйственной деятельности, а что запре-
щено. Представления о высокой духовной, моральной ценности той или иной
102
деятельности, наделение ее надобыденным смыслом побуждает активнее
заниматься ею. Формирование новых духовных ценностей может дать мощ-
ный стимул для активизации хозяйственной деятельности, классическим
примером чему является формирование протестантской этики и развитие
капиталистического предпринимательства в Западной Европе. Существую-
щие в культуре запреты и ограничения на тот или иной вид хозяйственной
деятельности могут серьезно замедлить развитие соответствующих отрас-
лей хозяйства: в средние века жесткий религиозно-нравственный запрет на
ростовщичество у европейских христиан способствовал заполнению этой
структурной ниши на рынке еврейским банковским капиталом.
Можно согласиться с исследователями1, которые выделяют в хозяй-
ственной культуре три уровня:
1) аксиологический, т.е. совокупность ценностей как представлений о
желаемом типе хозяйственной деятельности (труд, предприимчивость,
рациональность и т.д.);
2) когнитивный, т.е. совокупность знаний и навыков (культурный капи-
тал) участников хозяйственной деятельности;
3) символический, т.е. способы интерпретации и идентификации хозяй-
ственных акторов и процессов, задающие правила и роли в контексте
хозяйственных практик.
Структура хозяйственной культуры представлена в табл. 4.1.
Таблица 4.1
Структура хозяйственной культуры
Уровень Элементы
Проекции универсальных ценностей
культуры на хозяйственную деятельность
Аксиологический
Собственные ценности хозяйственной
культуры (труд, собственность и т.д.)
Знания, навыки как культурный капитал
участников хозяйственной деятельности:
инкорпорированный, объективирован-
Когнитивный
ный, институционализированный
Каналы распространения знаний и навы-
ков
Интерпретации правил осуществления
хозяйственной деятельности и ролей
хозяйственных акторов
Символический
Бренды, товарные знаки и т.д.
Символические капиталы участников
хозяйственных процессов
Исследования хозяйственной культуры в социологии проводятся глав-

ным образом качественными методами, в том числе историческими и
социально-антропологическими. Среди классиков социологии наиболь-
ший вклад в изучение хозяйственной культуры внес М. Вебер. В извест-
1 См., например: Радаев В. В. Экономическая социология … Глава 5.
103
ном цикле работ «Хозяйственная этика мировых религий» он проанали-
зировал влияние христианства, в особенности протестантизма, индуизма и
буддизма, конфуцианства и даосизма, а также древнего иудаизма на фор-
мирование ценностей хозяйственной культуры соответствующих регионов.
В. Зомбарт исследовал различные культурные ценности, сформировавшие
разные типы капиталистических предпринимателей. Среди современ-
ных социологов получили известность исследования различных аспектов
хозяйственной культуры П. Бурдье, М. Аболафии, П. Димаджио, В. Зели-
зер и др.
4.1.1. Аксиологический уровень хозяйственной культуры

Хозяйственная культура связана с целостной системой ценностей обще-
ства и может быть понята только в контексте этой связи. Прежде всего она
определяется самыми общими, фундаментальными представлениями о
структуре и смысле мироздания, месте в нем человека, мере и направлениях
его активности, смысле его существования. Действующий субъект социаль-
ной жизни, в том числе и хозяйственной, в долгосрочном, историческом
масштабе ориентируется не просто на удовлетворение интересов, и не на
отдельные захватывающие его идеи, а на целостные картины мира, которые
наделяют окружающее смыслом и задают человеку систему координат, в
которой он и определяет свою жизнедеятельность. Проецируясь на хозяй-
ственную деятельность, такие общие упорядоченные культурные системы —
картины мира — и формируют ценности хозяйственной культуры.
На аксиологическом уровне хозяйственной культуры можно выделить
ценности двух типов:
1) ценности и нормы, образующиеся в результате «проекции» на сферу
хозяйства универсальных ценностей: «индивидуализм» — «хозяйственный
индивидуализм», «состязательность» — «экономическая конкуренция» и т.п.;
2) собственные базовые ценности и нормы, присущие лишь хозяйствен-
ной культуре — труд, собственность, предприимчивость и т.д.
Примером ценностей первого тип является, например, «экономическая
свобода» как проекция ценности индивидуальной свободы на хозяйствен-
ную, в первую очередь предпринимательскую и трудовую, деятельность.
Экономическая свобода является одной из базовых ценностей либеральной
идеологии. «Социально-экономическая справедливость» — проекция цен-
ности справедливости на социально-экономические отношения, она отра-
жает сложность и многообразие интерпретаций ценности справедливости
в различных обществах. Социологические опросы свидетельствуют о том,
что среди современных россиян преобладают представления о справедли-
вости, основанные на равенстве возможностей, а не равенстве доходов, при
этом различные проявления неравенства признаются справедливыми, если
они основываются на большей эффективности работы (с этим согласны
79% опрошенных россиян), равных стартовых возможностях (70%) и луч-
шем образовательном уровне (59%)1.
1 О чем мечтают россияне? Идеал и реальность / под ред. М. К. Горшкова, Р. Крумма, Н.

Е. Тихоновой. М. : Весь мир, 2013. С. 34.
104
Ценности второго типа вырабатываются в процессе развития каждой
конкретной хозяйственной системы и по содержанию представляют собой
представления о должных, «правильных» хозяйственных действиях, отно-
шениях и процессах.
Труд является одной из фундаментальных ценностей хозяйственной
культуры1, через которую выражается отношение человека и общества к
целенаправленной предметно-преобразующей деятельности. На протяже-
нии всей человеческой истории труд является не только экономической
или социальной категорией, но и имеет аксиологическую, символиче-
скую, нравственную значимость: он может рассматриваться как достоин-
ство или унижение человека (рабский, подневольный труд); как средство
совершенствования личности (аскетическое трудничество православных
монахов) или наказание, проклятие; как способ самовыражения, самореа-
лизации личности (мирская аскеза протестанта) или сфера отчужденного
бытия, в которой работник лишается своей истинной человеческой сути;
как служение Богу или Божье проклятие, и т.д. Таким образом, культур-
ная ценность труда является противоречивой и неоднозначной. То, какая
из сторон перечисленных оппозиций реализуется в конкретной культуре,
зависит от многих социальных, идеологических и исторических обстоя-
тельств.
Следует отметить, что свободный производительный труд как основа
личного и общественного благосостояния в подавляющем большинстве
обществ, превзошедших родоплеменной уровень развития, пользовался
уважением и имел достаточно высокий культурный статус. Лишь в обще-
ствах с доминированием языческого мировоззрения и рабовладельческой
формы социальной стратификации труд рассматривался как проклятье
и унижение. Христианство стало рассматривать трудолюбие как одну из
основных добродетелей, и усердный труд земледельца и ремесленника
пользовался уважением в средневековой Европе. В кастовой системе
средневековой Индии варна земледельцев-вайшьев относилась к числу
дваждырожденных, т.е. высших (хотя и уступала статусом священнослу-
жителям-брахманам и правителям-кшатриям) и занимала более высокий
статус, чем варна шудр-слуг. Кроме того, практически всегда и везде, в том
числе и в рабовладельческих обществах, существует социальный слой сво-
бодных мелких собственников, утверждающий добродетели трудолюбия,
бережливости, здоровой практичности.
Культурное, ценностное содержание труда является важнейшим фак-
тором экономической жизни общества, поддержание положительного
отношения к труду, его высокого статуса на шкале ценностей во многом
определяет успех социально-экономического развития. Так, традицион-
ные общества, отводившие труду низкий, во всяком случае, локальный
культурный статус, многие века пребывали в состоянии хозяйственного
застоя. М. Вебер показал, что возвеличивание труда в ходе Реформации в
качестве единственной формы служения Богу привело к интенсификации
хозяйственной жизни, и, в конечном счете, к возникновению капитализма
1 Об этом подробнее см.: Зарубина Н. Н. Социология хозяйственной жизни … С. 100-103.
105
и социально-экономическому подъему Западной Европы. Поддержание
высокого статуса и культурной значимости труда является важнейшей
предпосылкой успеха социально-экономической модернизации. Тради-
ционное японское трудолюбие, поддерживаемое всей системой культуры,
обусловило модернизационный прорыв Японии в ходе реформ Мейдзи и
после поражения во второй мировой войне, послужило самой значимой
основой «японского чуда» в ХХ в.
В определенных исторических обстоятельствах, прежде всего на пере-
ломах развития, возникает необходимость в возвышении ценности труда,
и тогда общество через систему господствующей идеологии вырабатывает
и внедряет в массовое сознание высокие трудовые ориентации. Так, после
свершения социалистической революции в России, вставшие у власти ком-
мунисты столкнулись с необходимостью повышения производительности
труда для создания фактически заново крупной современной индустрии.
При всех масштабах развернутых в стране репрессий одним принуждением
добиться желаемых целей было бы невозможно, и в СССР была развернута
воистину беспрецедентная кампания по трудовой мобилизации общества.
Труд был провозглашен «делом чести, делом доблести и геройства», полу-
чив характеристики, применимые скорее к подвигу на поле брани, нежели
к повседневным обязанностям. Ответом на идеологические призывы был
массовый энтузиазм и серьезные достижения в области экономики. Однако
такая мобилизационная трудовая культура оказалась неустойчивой, в тече-
ние длительного времени поддерживать ее было невозможно. Как только
ближайшие поставленные цели были достигнуты, энтузиазм ослабел, и
трудовая культура вернулась на прежний уровень, а попытки поддержа-
ния мобилизационной готовности «трудового фронта» с помощью идео-
логических кампаний типа «социалистического соревнования» потерпели
поражение.
О содержании ценности труда в конкретном обществе можно судить
по целому комплексу идеалов, нашедших отражение в общественном дис-
курсе, который можно проанализировать с помощью качественных мето-
дов, а также непосредственно в представлениях людей об «идеальной»
работе. Ученые из Института социологии РАН в 2012—2013 гг. провели
исследование «О чем мечтают россияне», в котором описали «работу
мечты» на основании ответов на вопросы об ожиданиях от работы. Соци-
ологи сделали вывод, что «в условиях пореформенной России типичная
для ее граждан мечта об идеальной работе отражает значимость труда как
ценности, позволяющей заниматься тем, что им нравится. Как результат,
работа воспринимается ими, главным образом, как способ самореализа-
ции личности, возможность следовать своим “я хочу” вместо “я должен”,
как средство получения удовлетворения зачастую без жесткой привязки к
уровню материального вознаграждения»1.
Собственность как ценность отражает представления о должных отно-
шениях между людьми по поводу средств и продуктов их хозяйственной
деятельности. Особенности представлений о собственности оказывают
1 См.: О чем мечтают россияне … С. 68—70.
106
существенное влияние на все хозяйственное развитие в целом. Для архаич-
ных обществ характерно отождествление собственности с объектом и про-
дуктом труда. Например, русские крепостные крестьяне вплоть до реформ
1861 г. воспринимали обрабатываемую общиной землю как свою коллек-
тивную собственность, а не собственность помещика, каковой она являлась
на самом деле: «Мы барские, а земля наша». Собственностью труженика в
таких обществах считается и продукт труда, поэтому, например, скошенное
сено, нарубленные дрова, охотничьи и рыбацкие трофеи воспринимаются
как собственность того, кто их непосредственно добыл, а не хозяина уго-
дий. Поэтому вырубка дров или незаконная охота не воспринимаются в
архаичных обществах как грех, а вот кража сена из стогов или урожая с
чужого поля (т.е. продуктов труда реальных людей) — грех и несмываемый
позор.
Для многих добуржуазных культур было характерно приписывание вер-
ховного права собственности на землю и недвижимость не ее реальному
владельцу и распорядителю, а верховному правителю или даже Богу, кото-
рый является как бы верховным собственником, перед которым реальный
собственник-распорядитель несет ответственность. Русский предпринима-
тель и общественный деятель начала XX в. П. А. Бурышкин в своих вос-
поминаниях писал, что про богатство в России говорили, будто «Бог его
дал в пользование и потребует по нему отчета», и поэтому на распоряжение
собственностью и ее приумножение смотрели как на «своего рода миссию,
возложенную Богом»1.
В контексте буржуазной хозяйственной культуры собственность стала
однозначно соотносится с личностью владельца — появился институт
частной собственности. В протестантской этике собственность рассматри-
вается как благословение Божье, данное конкретному человеку, а не как
предоставленная во временное пользование и распоряжение. Частная соб-
ственность стала отождествляться с личностью владельца, а не распоря-
дителя-управляющего и, тем более, не наемного труженика. Далеко не все
культуры сформировали ценность частной собственности: в дореволюци-
онной России она на уровне массового сознания не обрела устойчивости
из-за господства общинной собственности у крестьян. На высших уровнях
буддистской культуры, отрицающей личность и ставящей высшей целью
полное снятие индивидуального бытия, собственность отрицается как
лишний материальный груз, препятствующая спасению связь с иллюзор-
ным миром.
Профессионализм является ценностью хозяйственной культуры, тесно
связанной с разделением труда в обществе и отражающей его социальное и
культурное измерение, отношение к нему людей2. В любом обществе, раз-
витом настолько, что там существует разделение труда, существует и цен-
ность профессионализма, но ее конкретное воплощение зависит от многих
социально-экономических факторов, от господствующей религии, этиче-
ской системы и т.д.
1 Бурышкин П. А. Москва купеческая. С. 100.

107
В традиционных культурах профессия является неотъемлемым призна-
ком человека, она неотделима от его социального статуса. Принадлежность
к определенной профессии является одновременно и средством обретения
идентичности, вхождения в общественную систему в определенном каче-
стве. Наиболее ярко это выражено в индийской кастовой системе, которая
представляет собой сакрализацию и закрепление с помощью апелляции к
высшим религиозным ценностям профессии и места в системе разделения
труда. Каждая каста, являющаяся в то же время профессиональной груп-
пой, имеет четко определенное место в социальной иерархии и соответ-
ствующий общественный статус. Поэтому профессиональная деятельность
приобретает священный характер, возводится в ранг религиозного долга.
Сущность профессионализма в традиционном обществе составляет
искусное мастерство, совершенствование продукта труда. Традиционный
профессионал вкладывает в него все свои силы и способности, стремится
реализоваться как личность именно через профессиональное мастерство
и относится к орудиям и продуктам труда как к частице себя. Каждое
изделие несет знак его мастерства, его усердия, частицу его души. Вот как
характеризует традиционный профессионализм В. Зомбарт: «Труд насто-
ящего крестьянина, так же как и настоящего ремесленника, есть одинокое
творчество: в тихой погруженности он отдается своему занятию. Он живет
в своем творении, как художник живет в своем, он, скорее всего, совсем бы
не отдал его на рынок. С горькими слезами на глазах крестьянки выводят
из стойла любимую пегашку и уводят ее на бойню; старик-кустарь воюет
за свою трубку, которую у него хочет купить торговец... Крестьянин, так
же, как и ремесленник, стоит за своим произведением, он ручается за него
честью художника. Этим объясняется, например, глубокое отвращение вся-
кого ремесленника ...к массовой выделке»1.
Профессии всегда неравны в своем статусе и престиже. Статус каждого
занятия определяется конкретной социокультурной традицией. В то же
время физический труд практически всегда менее престижен, чем управ-
ленческий и интеллектуальный. Однако земледелие практически везде
почитается как уважаемое и достойное (хотя и низшее из достойных)
занятие: столпами европейского средневекового общества являются свя-
щеннослужители, дворянство и земледельцы, индийского — варны дваж-
дырожденных брахманов, кшатриев и вайшьев (земледельцев).
Истинную революцию в понимании профессионализма произвело уче-
ние Лютера и протестантизм в Западной Европе. Провозгласив профес-
сиональный труд единственным способом служения Богу, «призванием»,
Лютер придал ему сакральную ценность и уравнял значимость и статус
разных профессий. Другие протестантские учения, в частности кальви-
низм, постепенно лишили профессионализм как ценность конкретного
содержания. Должным образцом отныне стало не конкретное мастерство,
а сам факт регулярной, рациональной деятельности, не содержание труда,
а самоотверженный труд сам о себе, во славу Божью, ради преобразования
греховного мира.
1 Зомбарт В. Буржуа … С. 16—17.
108
В современном обществе, вступившем в постиндустриальный этап раз-
вития, профессионализм является одной из основных ценностей. Однако
теперь он понимается как образование, квалификация, а не просто раци-
ональная деятельность. Представление о профессии не ограничивается
больше узкими рамками конкретной квалификации и должности, а пред-
полагает широкое поле возможностей, обусловленных высоким уровнем
разносторонней профессиональной подготовки и стремлением к макси-
мальной творческой самореализации.
Потеря или отсутствие профессии означает прежде всего отсутствие
способа интегрироваться в социум и потерю самоидентификации. Именно
эти социокультурные последствия безработицы делают ее в величайшим
злом и бедствием современного мира.
С ценностями труда и профессионализма тесно связана ценность при-
звания, которая придает им смысл высшего духовного служения. В рели-
гиозно окрашенной хозяйственной культуре призвание означает сакра-
лизацию профессии как того места, на которое человек поставлен Богом
и на котором он должен служить ему с полной самоотверженностью. В
современной профессиональной культуре призвание имеет смысл ярко
выраженной склонности и способностей человека к избранной профессии
и оценивается чрезвычайно высоко, как залог наиболее полной самореали-
зации личности.
Предприимчивость становится ценностью хозяйственной культуры
на рубеже Нового времени1. До этого она, как отмечал В. Зомбарт, была
свойственна непроизводственным видам деятельности: организации воен-
ных походов и исследовательских экспедиций (имеющих целью захват
богатой добычи в новых землях), кладоискательству и занятию алхимией
с целью обогащения, а также организации крупных торговых операций
(часто сопровождавших военные походы и экспедиции). Духовные и пси-
хологические качества, составляющие предприимчивость, определяются
В. Зомбартом как 1) идейное богатство и духовная свобода, способность
предложить новую идею; 2) духовная энергия и воля к действию, к обяза-
тельному претворению идеи в жизнь; 3) способность к воплощению идеи в
конкретный реально осуществимый план; 4) духовная сила, упорство, спо-
собность рисковать и пожертвовать всем ради достижения поставленной
цели. В новое время в буржуазном обществе предприимчивость оконча-
тельно соединилась с хозяйственной деятельностью и постепенно стала ее
базовым принципом.
Можно рассмотреть и иные ценности хозяйственной культуры, высту-
пающие в качестве образцов должного экономического поведения. Посред-
ством институтов социализации они транслируются в общество, получая
воплощение как в формах знаний о нормативных действиях, так и симво-
лизации хозяйственных ролей и процессов на когнитивном и символиче-
ском уровнях хозяйственной культуры.
1 Об этом подробнее см.: Зарубина Н. Н. Социология хозяйственной жизни … С. 112—

114.
109
4.1.2. Когнитивный уровень хозяйственной культуры
Когнитивный уровень хозяйственной культуры включает знания и про-

фессиональные навыки, используемые хозяйствующими субъектами в
их специфической деятельности.
Предметами исследований экономических социологов являются:

• формирование экономических знаний как социология экономической
науки и экономического и бизнес-образования;
• формы и каналы распространения знаний о наиболее эффективных
формах экономической (предпринимательской, хозяйственно-организаци-
онной, маркетинговой и т.д.) деятельности среди участников различных
рыночных сегментов; особенности распространения знаний внутри хозяй-
ственных организаций и между ними;
• распространение профессиональных компетенций высокого уровня в
соответствующих специализированных средах и их реализация в конкрет-
ных областях хозяйственной деятельности.
На когнитивном уровне хозяйственная культура рассматривается как
культурный капитал хозяйствующих агентов, детально проанализирован-
ный П. Бурдье. Культурный капитал, как и любая другая из форм капи-
тала, приносит своим обладателям специфическую прибыть как резуль-
тат реальной квалификации, особых умений, владения информацией и в
особенности — способности ей пользоваться. В такой форме относительно
высокий уровень хозяйственной культуры дает конкурентные преимуще-
ства тем, кто ими обладает, по сравнению с теми, кто их лишен.
Особенность культурного капитала как хозяйственной культуры
состоит в сложной динамике ее приобретенных и унаследованных форм.
Собственно, исследования культурного капитала у П. Бурдье изначально
были связаны с анализом успеваемости учащихся из разных социальных
слоев1. Для эффективного функционирования культурного капитала в
форме обретенных знаний, квалификации, профессиональных компетен-
ций большое значение играет социализация агента в соответствующей
культурной и профессиональной среде, унаследованные знания и навыки.
Передаваемые из поколения в поколения «секреты ремесла», культур-
ная среда формирования хозяйственного актора, например, предприни-
мательские «династии», способствуют его укорененности в профессии в
смысле овладения особо ценными компетенциями, которые не доступны
людям, пришедшим в данную область деятельности со стороны. В обще-
ствах с преобладанием предписанного социального статуса — сословных
и т.п., передача профессии из поколения в поколение является основной
формой трансляции культурного капитала. В семьях не только крестьян
и ремесленников, но и мелкой и средней, и даже крупной буржуазии про-
должение детьми дела родителей считалось нормой. В России XIX в. было
1 См.: Бурдье П. Формы капитала // Западная экономическая социология. Хрестоматия

современной классики. М. : РОССПЭН, 2004. С. 520—521.
110
распространено семейное предпринимательство и сложился ряд известных
купеческих династий (Рябушинские, Морозовы, Мамонтовы, Прохоровы
и др.), и лишь в начале ХХ в. наметилась тенденция «размывания» семей-
ных традиций, переход представителей многолюдных купеческих родов в
другие профессии. Поэтому культурный капитал тесно связан с социаль-
ным капиталом как принадлежностью к определенной социальной группе
и наличием связей определенного рода: нередко овладеть им можно только
через вхождение в специфические круги «посвященных». В то же время
наличие культурного капитала делает для своего обладателя доступными
соответствующие профессиональные круги с присущим им престижем и
властными полномочиями.
П. Бурдье выделил три состояния культурного капитала: инкорпориро-
ванное, объективированное и институционализированное.
1. Под инкорпорированным состоянием культурного капитала подраз-
умеваются те знания, навыки, компетенции, которые усвоены индивидами,
т.е. неразрывно связаны с конкретными людьми как их физическими носи-
телями. Здесь задействуются телесные силы, задатки и способности самих
носителей культурного капитала, что делает невозможным любое опосредо-
ванное владение им. П. Бурдье подчеркивает, что «использование или экс-
плуатация культурного капитала ставит определенные проблемы перед вла-
дельцами экономических или политических капиталов — будь то частные
собственники или предприниматели, нанимающие исполнителей с опре-
деленной культурной квалификацией… Каким образом можно купить этот
капитал, столь жестко привязанный к человеку, не покупая при этом самого
человека...?»1. Поскольку культурный капитал составляет уникальную осо-
бенность работника, его использование предполагает оплату знаний и квали-
фикации как редкого ресурса, т.е. выплаты «ренты» на культурный капитал.
Приобретение и накопление инкорпорированного культурного капи-
тала связано с воспитанием и образованием конкретных людей, усвоением
ими знаний и навыков и развитием личностных задатков. Это предполагает
не только вложение экономического капитала (оплату образования, обу-
чения) и социального капитала (вхождение в определенные социальные
круги), но и затрату личных усилий индивидов и их времени. П. Бурдье
подчеркивает особую роль затраченного на обучение времени как фактора
конвертации различных видов капитала в инкорпорированный культур-
ный капитал. Например, ребенок тем скорее овладеет секретами семейного
ремесла, чем раньше его начнут обучать, и чем больше он проявит при этом
старания и усидчивости. По существу, приобретение культурного капитала
обусловлено наличием времени для обучения, которое свободно от необхо-
димости зарабатывать средства для элементарного выживания: образова-
ние и профессию может получить человек, которому его семья обеспечи-
вает необходимый уровень жизни в период обучения. Для экономически
необеспеченных социальных групп, не способных содержать учащегося
члена семьи, образование оказывается недоступным2.
1 Бурдье П. Формы капитала. С. 523.

111
2. Объективированное состояние культурного капитала это овеществле-
ние знаний, умений, творческих способностей в материальных предметах —
письменных документах, инструментах, приборах, предметах искусства и
т.п. Им можно владеть как экономическим капиталом, обладать правом
собственности на культурные ценности, средства производства и т.д. Но
использовать объективированный культурный капитал можно только
посредством инкорпорированного культурного капитала: владеть кол-
лекцией картин — еще не значит понимать живопись, владеть машинами
или средствами производства — не значит лично уметь их использовать в
соответствии с их особым предназначением. Для понимания произведений
искусства, как и для эксплуатации техники, применения технологий и т.п.
необходимо обладать доступом к инкорпорированному культурному капи-
талу. Характерно, что известные русские предприниматели-меценаты сере-
дины XIX в., увлекавшиеся коллекционированием произведений искусства
и предметов старины, сами, как правило, не обладали достаточными зна-
ниями в области искусствоведения или истории, чтобы самостоятельно
систематизировать, описать свои собрания и, тем более, использовать их
в научных целях. Эту работу осуществляли профессиональные исследова-
тели, которыми нередко становились дети коллекционеров, получившие
специальное образование и реализующие себя не в семейном бизнесе, а в
области культуры.
Чем больше специфических знаний, компетенций, интеллектуальных
и творческих усилий объективируется, овеществляется в средствах произ-
водства, оборудовании, технологиях, инструментах, материалах, тем выше
роль носителей специфических знаний в экономике. Это обстоятельство
позволяет П. Бурдье поставить вопрос о неоднозначности социального
статуса квалифицированного персонала — инженеров и менеджеров. Если
сделать акцент на продаже ими квалифицированного труда собственникам
средств производства, то их следует относить к подчиненным социальным
группам наемных работников, если же рассматривать их как собственни-
ков, получающих прибыль на определенную форму капитала, то их можно
отнести к господствующему классу1.
3. Институционализированное состояние культурного капитала П. Бур-
дье определяет как «объективацию культурного капитала в форме акаде-
мических квалификаций»2. Сюда относятся присвоенные специальности
и квалификации, профессиональные разряды, ученые степени и т.д., под-
твержденные официальными, повсеместно признанными документами.
Институционализированное состояние позволяет преодолеть однознач-
ную связь инкорпорированного культурного капитала с его конкретным
биологическим носителем, поскольку является его подтверждением, фор-
мально не зависимым от личности обладателя. Диплом об образовании
свидетельствует о наличии у его обладателя знаний и квалификации, соот-
ветствующей принятому в данный момент стандарту, который удовлетво-
ряет ожидания общества. Наличие институционализированного культур-

2 Там же. С. 527.
112
ного капитала отличает самоучку, знания и умения которого нуждаются
в постоянном подтверждении, от дипломированного специалиста. В то же
время само по себе наличие диплома еще не является абсолютной гаран-
тией соответствия реального инкорпорированного капитала его владельца
заявленному уровню.
Специфические символические характеристики институционализи-
рованного культурного капитала позволяют сравнивать между собой
квалификации его владельцев, и давать им различные оценки. Напри-
мер, дипломы разных учебных заведений ценятся не одинаково, и их
обладатели занимают, соответственно, разные позиции на рынке труда.
Обладатели престижных дипломов имеют более высокие шансы получить
хорошую работу с достойным вознаграждением. Поскольку выпускники
престижных университетов, обладатели сходных академических компе-
тенций, как правило, образуют замкнутые корпорации, институционали-
зированный культурный капитал сближается с социальным капиталом.
Наличие престижного диплома обеспечивает не только формальное под-
тверждение высокого уровня квалификации, который ценится на рынке
труда, но и вхождение в особые социальные круги, принадлежность к
которым открывает доступ к разного рода преимуществам и возможно-
стям — выгодным знакомствам, поддержке и ручательству, получению
рекомендаций и т.д.
4.1.3. Символический уровень хозяйственной культуры
На символическом уровне хозяйственной культуры осуществляется интер-

претация ролей, правил, объектов, вовлеченных в хозяйственные про-
цессы, причем эти интерпретации относительно стабильны в конкрет-
ных культурах и в определенные периоды времени1.
Роли предпринимателя, наемного работника, продавца и покупателя,

менеджера, хозяина и т.п. исполняются акторами в зависимости от тех
смыслов, которые вкладываются в них в том или ином обществе. На осно-
вании этих интерпретаций формируются «сценарии» ролевых действий,
рассматриваемых как уместные и наиболее вероятные, и взаимные ожида-
ния участников хозяйственной жизни, которые лежат в основе вырабаты-
ваемых ими стратегий взаимодействий. Знания таких стратегий позволяют
участникам определенных рынков снижать степень риска и неопределен-
ности.
Так, предприниматели традиционных обществ — купцы, владельцы ману-
фактур, принципиально отличаются от их современных «коллег» — ком-
мерсантов, собственников и организаторов производства. И эти различия
объясняются не только прогрессом технологий и развитием экономиче-
ских институтов, но и социокультурными трансформациями, обусловли-
вающими различное понимание этих ролей. В европейском средневековье
1 Символ — это знак, имеющий фиксированную интерпретацию в конкретной системе

кодов.
113
купец, нередко являвшийся одновременно и организатором мануфактур-
ного производства, наделяется не слишком почтенными и уважаемыми
качествами хитреца, претендующего на чужую долю благ и ценностей. В
культуре общества модерна предприниматель превращается в деятельного
и инициативного творца не только своего собственного богатства, но и
общественного благосостояния.
Роли участников рыночных операций в различных секторах экономики
также могут иметь существенно различающееся символическое наполне-
ние. Американский исследователь М. Аболафия показал многообразие
интерпретаций ролей современного предпринимателя на различных рын-
ках на примере исследования действий трейдеров на рынке облигаций. В
отличие от других рынков здесь царит наиболее открытый дух погони за
наживой, который не принято маскировать идеями блага потребителя или
инновационного развития экономики. Между участниками торгов уста-
навливается жесткая конкуренция, где нет места доверию и коллектив-
ным действиям, каждый рассчитывает только на собственные силы. Игрок
постоянно принимает рискованные решения, требующие не только раци-
ональности, дисциплины, умения контролировать эмоции, но и готовно-
сти к блефу, обману, являющемуся в данном бизнесе частью правил игры1.
Ожидание подобных действий от контрагентов является нормальной стра-
тегией действий на этих рынках, в то время как на товарных и сырьевых
рынках от партнеров ожидают прежде всего надежности, обязательности и
честности, поэтому большое значение имеет деловая репутация, которую
тщательно поддерживают и оберегают. Опасения недобросовестности пар-
тнеров заставляют участников рынка собирать информацию о них и при-
нимать меры к снижению рисков.
Деньги, являющиеся универсальной обезличенной абстракцией, опосре-
дующей обмены, также получают различные интерпретации на микроуров-
нях социокультурных взаимодействий. Американская исследовательница
В. Зелизер рассматривает различные смыслы, которыми люди наделяют
деньги в зависимости от социальных контекстов их использования. Деньги
могут быть интерпретированы в зависимости от способов их зарабатыва-
ния как «чистые» и «грязные», «легкие» и «трудные», в зависимости от
предназначения — как «деньги на текущие расходы», «отпускные», «дет-
ские» и т.д. Различные интерпретации денег определяют и разные страте-
гии их использования: «легкие» деньги и тратятся легко, «грязные» деньги
избегают тратить на высоко значимые, нравственные цели2.
Участники рынка позиционируют себя также с помощью символов — тор-
говых марок, товарных знаков, логотипов, делающих узнаваемыми фирмы,
производителей, торговые сети и т.д. Символы и их интерпретации имеют
принципиально важное значение при позиционировании товаров на рын-
ках и в формировании потребительского поведения. Товары позициониру-
1 См.: Аболафия М. Рынки как культуры: этнографический подход // Западная экономи-

ческая социология. Хрестоматия современной классики. М. : РОССПЭН, 2004. С. 434—435.
2 См.: Зелизер В. Социальное значение денег. М. : Дом интеллектуальной книги, ГУ
ВШЭ, 2002.
114
ются на рынке не только и даже не столько на основании их практической
полезности, сколько на основании их символической значимости и цен-
ности в различных социальных контекстах. Особую ценность приобретают
бренды, представляющие собой, по определению российского исследова-
теля Ф. И. Шаркова, «товарный знак, получивший известность на рынке
и завоевавший доверие у покупателя»1. Бренд представляет собой нечто
большее, чем товарный знак или торговую марку. Это синтез символов,
включающий в себя «философию компании» и представляющий «инди-
видуальный образ», «личностные черты», позволяющий и идентифициро-
вать товар, и отличить его от других аналогичных. В условиях современ-
ного общества массового потребления и насыщенности товарных рынков
именно наличие бренда становится фактором узнавания товара и потре-
бительского выбора. Бренд составляет символическую ценность товара,
обусловливающую удовлетворенность не только его утилитарными, но и
престижными свойствами.
Потребительские практики всегда были ориентированы не только на
удовлетворение утилитарных потребностей. Потребляемые предметы,
товары и услуги во все времена являлись маркерами социального статуса,
одежда, продукты питания, убранство жилища всегда служили символи-
ческим обозначением принадлежности к той или иной группе. Например,
в рамках индийской кастовой системы было четко установлено, что могут
потреблять представители определенных каст. Неприкасаемые, например,
не имели права пользоваться железом, некоторыми продуктами, а самые
низшие из них — даже готовить на огне.
Символическую составляющую потребления как маркировку соци-
ального статуса одним из первых исследовал американский экономист и
социолог Т. Веблен в известной работе «Теория праздного класса». В ней
он детально проанализировал способы, которыми представители высшего
класса обозначают свое привилегированное положение. К ним относится,
в первую очередь, демонстративное потребление дорогих и дефицитных
продуктов и товаров, недоступных для представителей низших и средних
классов, избыточные объемы потребления таких товаров — например, в
средневековой Западной Европе пряности были очень дороги, поэтому
элитная кухня отличалась изобилием чрезвычайно острых блюд. При этом
высокая денежная цена становится символическим выражением высокого
качества во всех случаях, когда экспертная оценка невозможна или не
показывает преимущества.
В современном обществе, где отсутствуют формальные границы между
социальными слоями и классами, символическое обозначение статуса и
принадлежности к определенным группам с помощью потребления ста-
новится важнейшим фактором самоидентификации и маркирования раз-
личий. Коды, по которым интерпретируется символическое содержание
потребительских практик, содержатся в культуре конкретного общества
и входящих в него социальных групп, образуя дискурс потребления. Эту
1 Шарков Ф. И. Современные маркетинговые коммуникации: словарь-справочник. М. :

Альфа-Пресс, 2006. С. 26.
115
символическую составляющую потребления исследуют П. Бурдье (см. гл.
10), Ж. Бодрийяр, российский социолог В. И. Ильин и др.1.
В условиях товарного изобилия потребление превращается в сложный
язык, с помощью которого не только обозначается положение в обществе,
но и подчеркивается индивидуальность потребителя. Излюбленное занятие
городских средних и состоятельных слоев, шоппинг, уже рассматривается
как сложная деятельность по формированию и трансформациям имиджа
через использование тонкого языка товаров-символов. В обществе массо-
вого потребления потребительские практики усложняются по сравнению с
индустриальным и, тем более, традиционным обществом. Однако обратной
стороной усложнения оказывается их стандартизация путем навязывания
символов, в качестве которых выступают узнаваемые маркеры социальных
статусов, групповых принадлежностей, ролей и т.д. Такими маркерами
являются популярные бренды, с помощью которых рекламисты навязы-
вают потребителям определенный взгляд на мир и на самих себя. Бренды
становятся ориентирами для потребителя, вынужденного постоянно совер-
шать выбор в усложняющемся предметном мире. Они, как детали попу-
лярного конструктора Lego, позволяют «собрать» собственный образ и с
помощью готовых шаблонов обозначить его «индивидуальность» и «уни-
кальность».
К символическому уровню хозяйственной культуры следует также
отнести и символические капиталы хозяйственных акторов. По опреде-
лению П. Бурдье, основу символического капитала составляют престиж,
репутация, имя2. Престиж рассматривается именно в качестве капитала,
поскольку он приносит своим обладателям конкурентные преимущества
и специфическую прибыль, как знания и квалификация, связи и знаком-
ства. В категории престижа отражены ценности и предпочтения членов
данного общества, те значения, которые приписываются различным аспек-
там социальной жизнедеятельности, а также и символика, в которой они
осмысливаются и представляются. Престиж того или иного социального
актора — индивидуального или группового, связан не столько с реальным
содержанием его деятельности, ее фактической полезностью для общества,
сколько с приписываемыми ей значениями. Поэтому символический капи-
тал является не постоянной, а переменной величиной.
Анализ символического капитала того или иного актора предполагает
сопоставление его ценностей, социальных ролей, поведенческих стереоти-
пов с ценностями, доминирующими в конкретном обществе в конкретный
исторический момент. Символический капитал предпринимательства как
институционализированного социального актора определяется теми смыс-
лами, значениями и оценками, которые приписываются ему в обществе.
В США на рубеже XIX—XX вв. предприниматели как «капитаны инду-
1 См.: Бодрийяр Ж. Общество потребления. М. : Республика ; Культурная революция,

2006 ; Бурдье П. Различение: социальная критика суждения. В кн.: Западная экономическая
социология: Хрестоматия современной классики. М. : РОССПЭН, 2004 ; Ильин В. И. Потре-
бление как дискурс. СПб. : Интерсоцис, 2008, и др.
2 Бурдье П. Социология политики. М. : Socio-Logos, 1993. С. 57.
116
стрии» обладали весьма высоким символическим капиталом, поскольку их
деятельность соответствовала ценностям, доминировавшим в тот момент в
обществе. Как отметил П. Бурдье, «господствующий класс точно опреде-
лятся по тому, что у него есть частный интерес к делам, которые навязы-
вают “всеобщим интересом”, поскольку частные дела его членов особенным
образом связаны с этими делами»1. В России в тот же момент историче-
ского развития у предпринимателей образовался дефицит символического
капитала, поскольку в общественном мнении России их практически не
рассматривали как выразителей какого-либо «общего интереса». Напротив,
деятельность предпринимателей прочно связывалась с сугубо прагматиче-
скими и эгоистическими целями, шедшими вразрез с интересами общества,
поэтому и символический капитал, т.е. престиж этой группы, был невелик
и явно не соответствовал их экономическому капиталу.
Другие виды капитала могут быть конвертированы в символический
капитал. Экономический капитал, во-первых, сам по себе обладает пре-
стижем в современном обществе. Т. Веблен отмечал: «Обладание богат-
ством, которое сначала ценилось просто как свидетельство проявленных
способностей, само по себе становится в представлении людей похвальным
делом. Само богатство теперь по сути своей почетно, поскольку оно наде-
ляет почетом своего обладателя» 2. Отсутствие же денег или их незначи-
тельное количество лишают и вполне достойного человека его социальной
позиции, престижа, а нередко и уважения окружающих, достаточно вспом-
нить популярную циничную поговорку «если ты такой умный, то почему
ты бедный?». Во-вторых, экономический капитал может быть конверти-
рован в символический посредством инвестиций в те виды деятельности,
которые наделяются особым символическим значением в том или ином
обществе. Прежде всего это благотворительность и меценатство, занятия
которыми всегда приносили признание и престиж. В-третьих, росту сим-
волического капитала способствуют специальные дорогостоящие практики
по формированию позитивных имиджей, прежде всего PR (связи с обще-
ственностью), репутационный менеджмент и т.п.
Социальный и культурный капиталы также конвертируется в символи-
ческий посредством вхождения в престижные социальные сообщества и
группы, приобретение престижных знакомств, а также приобщение к фор-
мам деятельности, обладающих большим общественным признанием.
Аксиологический, когнитивный и символический уровни хозяйствен-
ной культуры взаимосвязаны и тесно переплетены, их разделение пред-
ставляет собой скорее аналитическую процедуру, нежели отражение их
реального бытия. Ценности и знания всегда имеют символическое выра-
жение, символы требуют интеллектуальных, познавательных усилий для
их адекватных интерпретаций.
1 Бурдье П. Социология политики. С. 135.

2 Веблен Т. Теория праздного класса … С. 78.
117
4.2. Ôóíêöèè õîçÿéñòâåííîé êóëüòóðû
В совокупной системе социальной регуляции хозяйственная культура
выполняет различные функции, среди которых наиболее существенное зна-
чение имеют функции мотивации, легитимации и внутренней регуляции.
Мотивация хозяйственной и предпринимательской активности1

Помимо практической потребности человека и общества в материаль-
ных благах, хозяйственная деятельность нуждается в социокультурной,
духовной мотивации и стимулировании. Эта мотивация связана не с соб-
ственно экономическими, материальными потребностями, а с общими для
данной культуры ценностями и символами, выступающими в качестве
внешних по отношению к индивиду мотивов деятельности.
В традиционном обществе, где хозяйственная деятельность встроена
в систему межличностных отношений, такая мотивация не выходила за
пределы устоявшихся представлений о статусе — социальном, религиоз-
ном, профессиональном, — который предписывал определенные формы
хозяйственной активности. Выход за их пределы не одобрялся обществом,
поэтому хозяйственная жизнь была статичной и ориентировалась на под-
держание существующей социальной системы и постоянного, стабильного
уровня производства и потребления.
Как показал М. Вебер в своей работе «Протестантская этика», отход от
традиционной ригидности хозяйства начался с прорыва в системе духов-
ной мотивации хозяйственной деятельности в Новое время в Западной
Европе. В его основе было глубокое изменение в представлениях о смысле
жизни и назначении человека, возникшее в эпоху Реформации. Проте-
стантская этика возвела повседневный труд в ранг единственно богоугод-
ной и душеспасительной деятельности и, самое главное, разорвала связь
производства и накопления с потреблением. Главной целью хозяйственной
деятельности в капиталистическом обществе является наращивание произ-
водства и прибылей, инвестиции. Благодаря таким изменениям культурно
обусловленной мотивации хозяйственной деятельности простое товарное
производство уступило место расширенному.
Важнейшим механизмом стимулирования хозяйственных достиже-
ний является сформировавшаяся в культуре этика успеха, определяющая
представления о состоятельности личности и ее жизненного пути. Вообще
наличие ориентаций на успех, наивысший результат, высокую оценку и
признанное превосходство над окружающими — достижительные ориен-
тации являются важной детерминантой человеческого поведения в любом
обществе. Однако в разных культурах, в разные исторические эпохи и у
разных социальных слоев и групп представления об успехе были разными:
для благородного сословия античного и феодального европейского обще-
ства это были прежде всего военная доблесть и придворная (политическая)
карьера, для городских и мелких сельских производителей — стабильный
доход и надежное благосостояние. В целом для традиционных культур
118
успех, состоятельность индивида были связаны с обретением и «накопле-
нием» межличностных связей и отношений, главным образом статуса, а
богатство, безусловно, всегда желанное, хотя и было признаком успеха, но
не любой ценой и обязательно в контексте межличностных отношений.
Интенсивность достижительных ориентаций и характер их проявления
зависят не столько от высших духовных ценностей, сколько от конкретного
сочетания разных социальных, политических, нравственных факторов в кон-
кретные периоды исторического развития. Уровень достижительных ори-
ентаций в обществе связан с уровнем и темпами экономического развития.
Высокая достижительность является важнейшей предпосылкой предприни-
мательской активности, особенно ее новаторских форм. Однако она не явля-
ется проявлением высокого рационализма: предпринимателем руководит не
только мотив погони за прибылью, но и часто иррациональное (с финансовой
и производственной точки зрения) стремление к новизне, творчеству и риску.
Так, освоение новых рынков, внедрение научных открытий, принципиально
новых технологий и методов работы, как правило, не могут не только прине-
сти быструю прибыль, но даже окупить затраты, поэтому они мотивируются
не простым «бухгалтерским» расчетом, а внутренним побуждением к поиску
неисследованных возможностей, к первенству в какой-либо области.
Американский социолог и психолог Д. Макклелланд, долгое время
исследовавший механизмы стимулирования достижительных ориента-
ций в незападных культурах с целью повышения предпринимательской
активности населения, пришел к выводу, что такие ориентации должны
быть эндогенны и самобытны. Все культуры на разных этапах своего раз-
вития вырабатывали различные механизмы активизации хозяйственной
деятельности. Важной предпосылкой успехов Японии является сочета-
ние достижительных ориентаций с системой межличностных отношений,
сложившихся в японском обществе на массовом уровне. Каждый индивид
является полноценным членом общества только постольку, поскольку он
является членом группы и занимает определенное место в ее иерархии.
Иерархизм японского общества не статичен, а динамичен: каждый член
группы стремится служить ей, добиваться поставленных целей с самоот-
верженностью «самурая XX века», выполнение долга перед семьей, фир-
мой и, в конечном счете, перед государством имеет высший, полусакраль-
ный смысл. «Культура стыда», боязнь «потери лица» перед своей группой
оказывается мощным стимулом достижительных, активных ориентаций:
«личное честолюбие и стремление к достижению у японцев, вместо того
чтобы быть аномалиями в этом групповом обществе, на самом деле явля-
ются глубоко присущими ему характеристиками»1.
Успех для японца воспринимается не как результат везения или спо-
собностей, а прежде всего как результат усердия. С детства они учатся
терпению, настойчивости и целеустремленности, их девиз — «нагнуться
за последним рисовым зернышком». Целостное мировосприятие японца
не знает противопоставления рабочего времени и досуга, это две стороны
единого образа жизни, и обе в равной степени желанны. Поэтому японец
1 Reischauer E. The Japanese today: Change and Continuity. L.,1988. P. 171.
119
отдает работе больше времени, чем европеец или американец, и это не
кажется ему ненормальным.
В Индии в рамках кастовой системы стимулом хозяйственной актив-
ности и профессионального совершенствования выступали традиционные
представления о религиозном долге. А в конце XIX — начале XX в. сформи-
ровался социокультурный механизм стимулирования современной хозяй-
ственной активности. Стимулами для нее выступали представления о разви-
тии национальной промышленности как главной предпосылки достижения
независимости, своеобразный «экономический национализм». Под лозунгом
свадеши — самостоятельного производства необходимых товаров — развер-
нулась кампания бойкота импортных товаров и продуктов, которая при-
обрела характер общенациональной и закрепила в народном менталитете
представления о ценности национального производства.
Легитимация хозяйственной и предпринимательской активности 1

Известно, что все члены общества не могут быть в равной степени
активны в хозяйственном отношении. В современном рыночном производ-
стве самостоятельным предпринимательством занимаются не более 10%
активного населения, а добиваются значительных успехов, создают крупные
предприятия и владеют большими капиталами — единицы. Для того чтобы
общество со значительным имущественным расслоением и неравенством
хозяйственных ролей развивалось стабильно, необходимо, чтобы успехи
активного меньшинства выглядели нравственно оправданными в глазах
сограждан. Хозяйственная культура формулирует ценности и символы,
которые делают успех немногих приемлемым для большинства — выпол-
няет функцию легитимации хозяйственной и предпринимательской актив-
ности. Реализация этой функции основана, по определению Т. Парсонса, на
генерализации ценностного образца, т.е. на превращении его из локального,
исповедуемого лишь ограниченной группой, в универсальный, разделяемый
большинством. Хорошей иллюстрацией процесса генерализации ценностей
является отношение россиян к предпринимателям и богатым соотечествен-
никам. Характерно, что, по данным социологов, тех, кто считает именно тру-
долюбие и высокую профессиональную квалификацию источником и при-
чиной благополучия, больше среди богатых, чем среди бедных2. Однако за 20
лет реформ отношение к богатым и предприимчивым в целом изменилось от
достаточно резкого неприятия до весьма толерантного.
Регуляция отношений внутри сферы хозяйства и предпринимательства

Хозяйственная культура выполняет функции регуляции хозяйствен-
ной деятельности через формирование и поддержание ее ценностных
образцов и их трансляцию3. Так возникают специфические для каждого
конкретного общества и исторического этапа культура труда и управле-
1
Об этом подробнее см.: Зарубина Н. Н. Социология хозяйственной жизни … С. 123-126.
2
Горшков М. К., Тихонова Н. Е. Богатство и бедность в представлениях россиян // Соци-
ологические исследования. 2004. № 3. С. 2.
120
ния, деловая культура, культура торговли и потребления и т.д. К культур-
ной регуляции хозяйственной жизни может быть отнесена также и дело-
вая этика — внесение нравственного измерения в предпринимательскую
деятельность.
Хозяйственная культура регулирует отношения между людьми на
производстве, которые определяются не только отношением к собствен-
ности, социальным статусом и должностью, но и сложной системой куль-
турных ценностей, господствующих в обществе. Принятые в обществе
нормы качества выполняемой работы, трудовая дисциплина, точность и
пунктуальность, тщательность и оперативность выполнения поручений,
а также добросовестность выполнения обязательств, надежность деловых
партнеров и т.п. определяются ценностными образцами, на которые ориен-
тируются участвующие в хозяйственной деятельности люди. Можно при-
вести такой пример: известно, что в российской хозяйственной традиции
высокая технологическая сложность в отдельных отраслях и производстве
отдельных видов продукции часто сосуществует с низким качеством това-
ров массового потребления повседневного спроса, с отсутствием должного
внимания к дизайну и упаковке изделий и продуктов. Это невнимание к
деталям, связанным с повседневностью, некоторые исследователи объяс-
няют сосредоточенностью на духовном идеале спасения в православии, в
соответствии с которым любая деятельность оценивается по ее внутрен-
нему, этическому содержанию. Повседневный труд будет рассматриваться
как добродетель в том случае, когда он наполнен аскетическим содержа-
нием и благочестивыми помыслами, а не сосредоточен на внешней форме.
Отсюда проистекает невнимание к форме — к конкретной профессии и
профессиональному мастерству, к качеству работы, к орудиям труда и
технологии, к внешнему оформлению и упаковке изделия: «Из принципа
определения внешнего внутренним следовало и отсутствие интереса к
форме, что проявлялось в самых разных аспектах. Так, например, качество
вещи определялось по ее содержанию, по функциональности. Возможно,
с этими представлениями связано и пренебрежение русскими упаковкой
товара, его эстетическим оформлением, и, напротив, принцип «через внеш-
нее к внутреннему» в католическом и протестантском религиозном созна-
нии повлиял на то, что внешняя эстетика быта была возведена в своего
рода культ уже в секулярном сознании»1. Узкопрофессиональное мастер-
ство, совершенство в каком-либо одном деле, в отличие от западного пони-
мания профессионализма, не почиталось добродетелью. Напротив, всегда
больше ценился «мастер на все руки», универсал и дилетант, воплощаю-
щий представление об общеобязательности и универсальности труда как
аскетической добродетели.
Регулятивная функция хозяйственной культуры проявляется также
и в том, что через нее осуществляется трансляция стереотипов хозяй-
ствования и образцов поведения, связанного с экономической деятель-
ностью — традиции трудолюбия, взаимопомощи, исполнительности и т.д.,
а также стереотипы распределения, стандарты потребления материальных
1 Коваль Т. Б. Православная этика труда // Мир России. 1994. № 2. С. 90.
121
благ1. Таким образом, хозяйственная культура осуществляет историческую
преемственность форм хозяйственной деятельности и хозяйственных ори-
ентаций.
Через хозяйственную культуру происходит накопление образцов, тра-
диций, норм хозяйственной деятельности. Осуществляется функция
исторической памяти, которая хранит как навыки, технологии (народных
ремесел, адаптации к природным условиям и т.д.), так и традиции и цен-
ности. Накопленные традиции могут актуализироваться в хозяйственной
культуре, передаваться из поколения в поколение, могут постепенно утра-
чиваться при изменении условий хозяйствования и общей социокультур-
ной среды. В хозяйственной культуре происходит отбор ценностей и норм,
необходимых для выживания и успешного функционирования хозяйствен-
ной системы. В структурно неоднородной хозяйственной жизни всегда
существуют разнообразные тенденции, опробуются новые организацион-
ные формы, институты, модели. Однако «приживаются», т.е. отбираются
исторической памятью, те из них, которые не только наиболее эффективны
экономически, но и органично сочетаются с остальными элементами соци-
окультурной системы.
Приведем пример. Российское дореволюционное предпринимательство
в целом не было ориентировано на либеральные политические и экономи-
ческие модели в западном, в особенности американском, смысле (понятие
«либерал» в русской политической культуре относилось скорее к требова-
нию буржуазных свобод). Оно было в гораздо большей степени ориентиро-
вано на образцы европейского корпоративного капитализма, в особенности
на Англию. Такая ценностная ориентация в целом соответствовала поли-
тической и правовой культуре общества, его базовым ценностям, общей
ориентации на традицию, династию, корпорацию.
В начале советского периода истории, в особенности в 1920-х гг., во
время индустриализации ориентации резко изменились: народному хозяй-
ству была нужна не глубокая традиция (которую сознательно уничтожили),
а энергия самородков и самоучек, не отягощенных прошлым опытом, начи-
нающим с нуля и признающим лишь утилитарный расчет. Социокультур-
ным образцом для хозяйствующего человека стал не образованный пред-
ставитель вековой предпринимательской династии, верный традиции и
вписанный в социокультурную среду, а self-made man, одаренный выскочка,
человек без корней и даже без образования, каковыми реально и были
новые руководители народного хозяйства. Произошла переориентация с
европейской модели на американскую: «...американизм должен характери-
зоваться... прежде всего, неизбывной энергией. Все великие изобретатели
и дельцы вовсе не были людьми, получившими высшее или даже среднее
образование. Они были энергичными самородками, которые могли в любом
брошенном вагоне или же просто в пустыре сделать изобретение — и им
победить. Очевидно, тот тип человека, который нам предстоит создавать
в унисон с развивающимся хозяйством, будет характеризоваться не теми
1 Экономическая культура: ее сущность и функции // Т. И. Заславская, Р. В. Рывкина.

Социология экономической жизни. М., 1991. С. 112.
122
чертами, которые интересовали старую русскую, — начитанную, но неряш-
ливую интеллигенцию... Самая культура в нашем понимании есть не что
иное, как техническая и социальная сноровка»1. Таким образом, с 1920-х
гг. социокультурным образцом для российского хозяйства стали США. В
постсоветский период рубежа ХХ—ХХI вв. эта ориентация сохранилась,
поскольку у нарождающегося практически «дикого» нового русского капи-
тализма не было традиций, на которые можно было бы ориентироваться, а
либеральный образец свободного независимого индивида, преследующего
исключительно частные интересы, оказался как нельзя лучше соответству-
ющим новопровозглашенным «общечеловеческим ценностям».
К «банку данных» исторической памяти, культурной традиции общество
нередко обращается в те моменты, когда выясняется, что заимствованные
новые образцы не приживаются и частично или полностью отторгаются.
В постсоветской России в конце 90-х гг. XX в. и в начале XXI в. стали все
чаще вспоминать как традиции дореволюционного предпринимательства,
торговли, даже рекламы, так и некоторые традиции советского периода.
4.3. Õîçÿéñòâåííûå èäåîëîãèè
С хозяйственной культурой связаны хозяйственные идеологии, которые

базируются на ценностях, символах и знаниях, распространенных в кон-
кретных обществах в определенные периоды истории, и отражают кар-
тины мира различных социальных групп, их представления об идеаль-
ной организации общества и его хозяйственной жизни, и о путях дости-
жения этого идеала.
Существует множество определений идеологии, основывающихся на

разных свойствах и функциях этого явления социокультурной жизни
общества. Первым понятие «идеология» использовал французский мыс-
литель XVII в. А. Дестют де Траси. Одним из самых известных исследова-
телей идеологии в XIX в. был К. Маркс, который рассматривал идеологию,
во-первых, как отражение «действительного жизненного процесса», «обще-
ственного бытия» людей2, т.е. не самостоятельное социальное явление, а
духовную надстройку над социально-экономическим базисом. Во-вторых,
по К. Марксу, идеологии выражают интересы определенных классов, но
выдаются за интересы всего человечества, являются «ложным сознанием»
в силу развития в классовых обществах таких явлений, как отчуждение,
товарный фетишизм, эксплуатация человека человеком3.
В ХХ в. к исследованию идеологии обращались многие социальные мыс-
лители. Немецкий социолог К. Маннгейм видел в идеологии «рационально
1 Гастев А. К. Как надо работать. М. : Экономика, 1972. С. 95.

2 Маркс К. Немецкая идеология / В кн.: Маркс К. Социология. М. : КАНОН-пресс-Ц ;
Кучково поле, 2000. С. 338.
3 Там же. С. 352, 361, 367—371.
123
обоснованную систему идей», выражающую интересы определенных групп
или классов, стремящихся сохранить существующий порядок вещей, а
потому искажающую действительность1. Много внимания анализу идеоло-
гии уделили Э. Фромм, Т. Адорно и другие представители Франкфуртской
школы, рассматривавшие идеологии как манипулятивный механизм.
Французский структуралист Р. Барт сближает понятие идеологии и
мифа, рассматривая их как семантические конструкции, в которых «в поня-
тие влагается не столько сама реальность, сколько известное представление
о ней»2. Мифы создаются для утверждения присущего определенной куль-
туре понимания реальности, закрепления присущих ей ценностей и норм
в качестве «естественных», нормальных, самоочевидных, соответствующих
здравому смыслу3. Поэтому в производстве идеологий заинтересованы в
первую очередь правящие классы и политические режимы, стремящиеся
укрепить и увековечить свое положение через закрепление представлений
о существующем порядке вещей как незыблемом и единственно возмож-
ном.
Таким образом, общим в представлениях социальных мыслителей об
идеологии является:
• ее связь с определенными социальными группами, интересы которых
она отражает;
• ее целостный и внутренне непротиворечивый характер, благодаря
которому идеология представляет упорядоченное мировоззрение;
• наличие оценочных суждений, благодаря которым идеология пред-
ставляет определенное отношение к реальности;
• необязательность соответствия критерию истины, адекватного отра-
жения реальности, а нередко ее искажение.
Идеология представляет собой рациональную, внутренне непротиво-
речивую систему взглядов, которая отражает интересы и идеалы опре-
деленных социальных групп. Идеология отличается от научной картины
мира наличием оценочных суждений и отсутствием принципа фальси-
фицируемости, т.е. ее утверждения принимаются ее приверженцами в
качестве истинных a priori, поэтому и к самим идеологическим системам
неприложимы критерии истинности и ложности. Задача социолога при
анализе идеологии состоит в раскрытии ее социокультурной природы, а
также в анализе социальных предпосылок ее распространения и воспро-
изведения.
Поскольку идеологии представляют собой целостные мирововззренче-
ские системы, в них содержатся и упорядоченные модели хозяйственной
жизни, которые можно рассматривать в качестве хозяйственных идеоло-
гий4. Хозяйственные идеологии предлагают непротиворечивые, упорядо-
ченные картины «должного» устройства хозяйственной жизни и путей
1 Маннгейм К. Идеология и утопия // Маннгейм К. Диагноз нашего времени. М. :

Юрист, 1994.
2 Барт Р. Мифологии. М. : Изд-во им. Сабашниковых, 2000. С. 244.
3 Там же. С. 244.
4 См.: Радаев В. В. Экономическая социология. С. 277—279.
124
экономического развития, которые формируют матрицы восприятия
хозяйственных процессов, предлагают систему понятий для их описания
и осмысления, а также оценочные суждения для утверждения их преиму-
ществ. Кроме того, идеологические системы содержат и описание путей
достижения предлагаемого ими социально-экономического устройства, т.е.
более или менее четко оформленную экономическую программу.
На протяжении истории было создано немало идеологических систем,
которые постоянно трансформируются и существуют в общественном
сознании в смешанном виде. Мы же рассмотрим «идеальные типы» трех
идеологических систем, сложившихся в XVIII в., в эпоху Просвещения,
и отражающие различные тенденции развития вненаучного осмысления
хозяйственной жизни: либерализм, консерватизм и социализм.
Либерализм как хозяйственная идеология
Либерализм (от лат. liberalis — свободный) сложился в Западной Европе

XVIII в. как система взглядов, противопоставляющая абсолютной монар-
хии и духовно-нравственному доминированию церкви принципы незы-
блемости прав и свобод человека. Обоснованием принципов либераль-
ной идеологии стала философская концепция естественного права и
естественного равенства людей, а также идеи утилитаристов и рацио-
налистов, утверждающих универсальность стремления человека к пользе
и выгоде.
Таким образом, в либеральной идеологии изначально была сильно раз-

вита экономическая составляющая, которая представляет преимущества
свободного рынка и свободной конкуренции хозяйствующих субъектов,
рассматриваемых в качестве «экономического человека», т.е. в отрыве от
социокультурных связей, обязательств, зависимостей и т.д. Экономическая
свобода мыслится как реализация «естественного» стремления человека к
максимизации выгоды, понимаемой как прибыль и вообще материальные
преимущества. Базируется экономическая свобода, с точки зрения привер-
женцев либеральной идеологии, на следующих принципах:
• незыблемость и неотъемлемость частной собственности, которая рас-
сматривается в качестве гарантии не только экономической, но и социаль-
ной свободы и независимости;
• свобода конкуренции, в которой, согласно взглядам одного из видней-
ших идеологов экономического либерализма, Ф. Хайека, видится механизм
открытия наиболее эффективных методов хозяйствования, так и коорди-
нации действий хозяйствующих субъектов без насилия и вмешательства
государства;
• формальное равенство хозяйствующих субъектов на рынке как равен-
ство возможностей, становящееся обоснованием фактического экономиче-
ского неравенства результатов хозяйственной деятельности;
• невмешательство государства в экономику, принцип laissez faire
(от франц. буквально «оставь делать»), согласно которому неприемлемы
125
любые формы государственного регулирования хозяйственной жизни —
субсидии, ограничения свободы торговли и т.д. Либералы придерживаются
предложенной еще А. Смитом модели государства — «ночного сторожа»,
роль которого сводится к надзору за соблюдением законов и прав участни-
ков свободного рынка;
• контрактные отношения на всех рынках, включая рынок труда, обе-
спеченные верховенством права.
Принципы свободной конкуренции, формального равенства и контракта
означают, что каждый участник рынка принимает на себя ответственность
за последствия своих действий и не имеет права претендовать на защиту и
поддержку с чьей-либо стороны. Таким образом, классический экономиче-
ский либерализм, при своем декларативном гуманизме, представляет собой
весьма жесткую социальную систему, в которой «каждый сам за себя».
Однако в «смягченных» версиях либеральная идеология предполагает воз-
можности проведения социальной политики, направленной на уменьшение
последствий социального неравенства путем выплаты пособий по безра-
ботице, создания систем бесплатного здравоохранения и образования для
малообеспеченных и т.д. Характерно, что при этом последовательные при-
верженцы либерализма считают целесообразным добровольное принятие
на себя социальной ответственности бизнесом («корпоративное граждан-
ство») и частными лицами для предотвращения усиления вмешательства
государства в жизнь гражданского общества и экономику. Однако такие
столпы современного экономического либерализма, как М. Фридман, счи-
тают обременение бизнеса социальной ответственностью пагубным для
выполнения его прямых функций — обеспечения максимальной прибыли
акционерам.
Очевидно, что современный либерализм имеет множество отклонений
от «идеального типа», обусловленных усложнением социально-экономи-
ческих проблем общества. Есть немало расхождений и в интерпретации
других принципов либеральной идеологии, например невмешательства
государства в экономическую жизнь и свободы рынка. Некоторые соци-
ально ориентированные либералы допускают применение механизмов
прямого или косвенного государственного регулирования экономиче-
ского развития, в том числе и для ограничения деятельности монополий,
которые сами стремятся ограничивать свободу доступа на рынки для дру-
гих участников хозяйственной деятельности. Их оппоненты настаивают
на полном невмешательстве, наиболее радикальные представители этой
точки зрения, либертаристы, утверждают, что даже услуги по защите прав
и свобод участников рынка должны предоставляться на рыночной, кон-
курентной основе.
Либерализм как идеология, отстаивающая экономическую свободу на
базе частной собственности, рыночные принципы организации хозяйства
и свободную конкуренцию, ассоциируется с капиталистической системой
хозяйства, модернизацией и высоким уровнем социально-экономического
развития в странах Западной Европы, США, Австралии и др. Экономиче-
ский либерализм нередко лежит в основе политики модернизации и стано-
вится составляющей идеологий модернизации в странах Востока, Южной
126
Америки, где он одновременно является составляющей западнических
идейно-политических течений.
В восприятии либерализма в России можно выделить несколько истори-
ческих этапов. В классическом западничестве XIX в. делался акцент на либе-
ральные ценности «свободы», «права» («конституции»), «просвещения»
народа. В советский период среди диссидентов либерального толка были
особенно популярны идеи «свободы слова», «свободы передвижения», поли-
тической демократии и плюрализма. В период перестройки в центре либе-
ральной парадигмы оказались экономические составляющие — «индивиду-
ализм», «свободный рынок», «свободное предпринимательство», «частная
собственность», принципы невмешательства государства в экономику1.
Социализм как хозяйственная идеология
Социализм (от лат. socialis — общественный) как идеология начал оформ-

ляться в XIX в. в Западной Европе. Он имеет глубокие корни в обще-
ственной мысли и нравственной философии древности и средневеко-
вья, в представлениях о естественном равенстве людей, братстве и соли-
дарности.
Термин был введен в научный оборот П. Леру в 1834 г. в работе «Инди-

видуализм и социализм», но еще раньше использовался для обозначения
позиции мыслителей и общественных деятелей, обратившихся к идеалам
равенства и коллективизма как альтернативе и традиционным сословным
формам неравенства и капиталистическому индивидуализму, утверждае-
мому либералами. Французские социалисты-утописты А. К. Сен-Симон, Ф.
Фурье, англичанин Оуэн критиковали современное им общество утверж-
дающегося капитализма за господство в нем нездорового индивидуализма
и эгоизма, неравенства и несправедливости, порабощения и эксплуатации.
Они считали идеалом общество, в котором утверждаются принципы спра-
ведливости и равенства. Экономическая справедливость основывается, в
представлениях социалистов, на следующих базовых принципах:
• упразднение частной собственности на основные средства производ-
ства, которая заменяется общественной собственностью в целях ликвидации
социального неравенства;
• отношения всеобщей солидарности трудящихся, минимизация конку-
ренции, недопустимость эксплуатации;
• максимально возможное равенство в доступе к собственности и ресур-
сам, в распределении продуктов труда, а также участии в хозяйственной
деятельности; признается допустимым лишь неравенство, вытекающее
из особенностей разделения труда в обществе и различий в способностях
людей;
• централизованное и планомерное управление общественной собствен-
ностью и всеми хозяйственными процессами, возлагаемое на государство;
1 Гайдар Е. Т. Государство и эволюция. М. : Евразия, 1995. С. 45.
127
• высокая значимость внеэкономического принуждения, основывающе-
гося на централизации не только хозяйственной, но и политической, куль-
турной и прочих сфер жизни общества.
Основные принципы социалистической идеологии по-разному интер-
претировались ее сторонниками, поэтому существует множество ее вари-
антов. Наиболее радикальным, ортодоксальным стал марксистский вари-
ант идеологии социализма, разработанный К. Марксом и Ф. Энгельсом, а
затем дополненный В. И. Лениным, который был воплощен в опыте ряда
стран «победившего социализма», в первую очередь СССР, а также ряда
стран Восточной Европы, Китая, Северной Кореи, Кубы и др. В этом вари-
анте социализм с его лозунгом «от каждого по способностям, каждому по
труду» рассматривался в качестве «первой стадии» коммунизма как обще-
ства всеобщего и полного равенства. Например, И. В. Сталин определил
социализм как «обеспечение максимального удовлетворения постоянно
растущих материальных и культурных потребностей всего общества путем
непрерывного роста и совершенствования социалистического производ-
ства на базе высшей техники»1.
Хотя целью ортодоксальных социалистов провозглашается самоуправ-
ление трудящихся, реально предполагается создание государства диктатуры
пролетариата, осуществляющего экспроприацию частной собственности
на основные средства производства и землю, национализацию финансовой
системы, транспорта, связи, государственное планирование и регулирова-
ние производства и распределительных отношений. — Думаю, так будет
лучше!На другом полюсе обширного спектра интерпретаций социалисти-
ческой идеологии находится демократический социализм, принципы кото-
рого формировались во второй половине XIX в. в под влиянием идей Э.
Берншнейна и др. Они отказались от идей диктатуры пролетариата, пол-
ной ликвидации частной собственности, централизованного управления
экономикой, сохраняя при этом ориентацию на ценности эффективной
социальной защиты и смягчения социально-экономического неравенства.
В ХХ в. большой вклад в развитие социалистической идеологии внесли
такие видные политики, как В. Брандт, У. Пальме, Ф. Миттеран и др. В
реальном политическом спектре западных стран партии социалистической
ориентации нередко придерживаются идеологии «малых дел», ориентиро-
ванной не на масштабные социальные проекты, а на решение конкретных
проблем социальной защиты.
Консерватизм как хозяйственная идеология
Консерватизм (от лат. conservare — сохранять) как идеология зародился на

рубеже XVIII—XIX вв. как реакция на драматические события Великой
французской буржуазной революции, а также на крайности либераль-
ной и социалистической идеологии. В основании идеологии консерва-
тизма лежат идеи и труды Э. Бёрка, К. Меттерниха и других социальных
1 Сталин И. В. Экономические проблемы социализма в СССР. М. : Госполитиздат,

1952. С. 78.
128
мыслителей и политических деятелей Западной Европы, утверждавших
традиционные ценности, стабильность и порядок в противоположность
как идеям личной свободы, так и социальной справедливости.
Ставя во главу угла сохранение традиционных ценностей и институтов,

консерватизм как хозяйственная идеология основывается на следующих
базовых принципах:
• незыблемость освященных традицией отношений собственности, в
том числе и неравенства и социальной иерархии;
• действия на основе представлений о долге и осознания «националь-
ных интересов», сопричастности обществу и государству как целому, име-
ющему высшие нравственные и духовные санкции, часто в виде ценностей
религии и национальных социокультурных символов;
• солидарность на основе корпоративной принадлежности и патерна-
лизма;
• сильное государство как олицетворение общих интересов и активный
проводник общих целей, в том числе политики протекционизма в отноше-
нии национального капитала;
• ориентация на сохранение и поддержание традиционных институтов
семьи, собственности, нравственности и ответственности, долга и дисци-
плины.
Консерватизм как идеология не тождественен традиционализму как
безоговорочной ориентации на сохранение и воспроизводство традиций
в современной жизни, поскольку он признает эволюционные изменения в
экономическом порядке, ориентированные на реализацию представлений
о должном устроении хозяйственной жизни. В качестве примера гибко-
сти экономической политики, опирающейся на консервативные (неокон-
сервативные) ценности, можно привести политику Р. Рейгана в США в
80-х гг. ХХ в. Ее основой послужили традиционные для США ценности
индивидуальной экономической свободы, частного предпринимательства,
невмешательства государства в дела гражданского общества, поэтому сдер-
живание инфляции и роста безработицы достигались за счет заморажива-
ния и сокращения расходов на социальные программы, снижения ставок
подоходного налога и налогов на прибыль, сокращения государственного
регулирования частного предпринимательства.
Еще одним ярким примером консервативной (неоконсервативной) эко-
номической политики является тэтчеризм — политика премьер-министра
Великобритании, лидера консерваторов М. Тэтчер, проводимая с 1979 по
1990 г. и включавшая целый ряд мер, направленных на «возрождение вели-
чия» Великобритании. Для этого были предприняты приватизация ранее
национализированных предприятий и целых отраслей экономики, в том
числе приватизации в сфере образования и медицины, сокращение соци-
альных программ, жесткий монетаризм и т.д. Политика М. Тэтчер вызвала
весьма разнородную реакцию в обществе — от восхищения и благодарно-
сти за активизацию частной инициативы, возрождение ценностей личной
свободы и ответственности, до безоговорочного осуждения за ее «антигу-
манный» характер.
129
Консервативные идеологи, в отличие от жестких традиционалистов, не
отрицают необходимость модернизации и постмодернизации экономики,
однако они стремятся обосновать собственные программы, опирающиеся
на духовные и нравственные ценности, религию и церковь, корпоративную
солидарность и т.д. Примером являются идеологемы «исламского пути» и
«буддийского пути» в экономике, предложенные в середине ХХ в. в каче-
стве альтернативных вестернизации, самобытных путей модернизации
(подробнее см. гл. 11). Для России в периоды интенсивных социально-
экономических трансформаций во второй половине XIX в., в начале ХХ
в., а также в начале 90-х гг. ХХ в. предлагались различные варианты «рус-
ского пути» в развитии экономики, основывающегося на солидарности и
коллективизме (общинном или социалистическом), приоритете духовных
ценностей перед материальными, трудовой природе собственности и т.д.1.
Описанные здесь «идеальные типы» трех основных идеологических
систем крайне редко встречаются в чистом виде. В программах реальных
политических сил и в сознании различных социальных групп они пред-
ставлены сочетанием разных элементов.

1. Что такое хозяйственная культура, как она соотносится с культурой
общества и почему является предметом социологии хозяйственной жизни?
2. Охарактеризуйте уровни хозяйственной культуры, раскройте их
содержание применительно к современной России.
3. Охарактеризуйте основные функции хозяйственной культуры, опира-
ясь на структурно-функциональную теорию Т. Парсонса.
4. Какие возможности для исследования когнитивного уровня хозяй-
ственной культуры дает теория культурного капитала П. Бурдье? Рас-
кройте связь между культурным и социальным капиталами хозяйствую-
щего субъекта.
5. Что олицетворяет символический капитал хозяйствующего субъекта?
Как возможно его приращение? В чем состоит специфика символического
капитала российских предпринимателей?
6. Сопоставьте основные хозяйственные идеологии. Как вы считаете,
какая из них является преобладающей в современной России? Обоснуйте
свой ответ.
7. Проведите кейс-стади. В 2012 г. ученые Института социологии РАН
провели социологическое исследование «О чем мечтают россияне? Идеал
и реальность» (М. : Весь мир, 2013). Опираясь на опубликованные матери-
алы, ответьте на вопросы:
Как россияне представляют себе идеальный вариант экономического
устройства?
Каковы ценностные предпочтения россиян в отношении труда и повсед-
невной работы?
1 См.: Зарубина Н. Н. Хозяйственная культура постсоветской России: на перекрестке

мнений // Обновление России. М.: РНИСиНП, 2001.
130
О какой работе мечтают россияне?
Как россияне относятся к предпринимательской активности, какие выводы
о характере ценностей хозяйственной культуры это позволяет сделать?
Каковы представления россиян о социальной справедливости?
8. Ситуационная задача. Структура культурного капитала. Оцените
структуру вашего культурного капитала. Какие виды культурного капи-
тала вы выделили? Сбалансирована ли структура культурного капитала?
Какие виды культурного капитала вы хотели бы накапливать, и как это
возможно сделать? Проанализируйте связь вашего культурного и социаль-
ного капитала. Какие виды культурного капитала вы можете приобретать в
семье, в общении с ближайшими друзьями?
9. Проведите кейс-стади. Социологические опросы («Готово ли россий-
ское общество к модернизации» (2010), «О чем мечтают россияне? Идеал
и реальность» (2013)) свидетельствуют о том, что в современной России
велик запрос на особый «русский путь» развития. Соберите сведения о его
социокультурных характеристиках. К какому типу хозяйственной идеоло-
гии относится данная модель? Обоснуйте ваш ответ.
1. Аболафия, М. Рынки как культуры: этнографический подход / М.
Аболафия // Западная экономическая социология. Хрестоматия современ-
ной классики. — М. : РОССПЭН, 2004.
2. Барт, Р. Мифологии / Р. Барт. — М. : Изд-во имени Сабашниковых,
2000.
3. Бурдье, П. Формы капитала / П. Бурдье // Западная экономическая
социология. Хрестоматия современной классики. — М. : РОССПЭН, 2004.
4. Бурдье, П. Социология политики / П. Бурдье. — М. : Socio-Logos, 1993.
5. Ерасов, Б. С. Социальная культурология / Б. С. Ерасов. — М. : Про-
гресс, 1996.
6. Зарубина, Н. Н. Социально-культурные основы хозяйства и предпри-
нимательства / Н. Н. Зарубина. — М. : Магистр, 1998.
7. Заславская, Т. И. Экономическая культура: ее сущность и функции /
В кн.: Заславская Т. И., Рывкина Р. В. Социология экономической жизни. —
М. : Наука, 1991.
8. Костюк, В. Н. О либерализме в условиях неравновесия экономики и обще-
ства / В. Н. Костюк // Общественные науки и современность. — 2014. — № 2.
9. Маннгейм, К. Идеология и утопия // Маннгейм К. Диагноз нашего
времени. — М. : Юрист, 1994.
10. Маркс,К. Немецкая идеология / В кн.: Маркс К. Социология. — М. :
КАНОН-пресс-Ц ; Кучково поле, 2000.
11. О чем мечтают россияне: идеал и реальность / под ред. М. К. Горш-
кова, Р. Крумма, Н. Е. Тихоновой. — М. : Весь Мир, 2013.
12. Парсонс Т. Система современных обществ / Т. Парсонс. — М. :
Аспект-Пресс, 1997.
131
Ãëàâà 5
ÑÎÖÈÎËÎÃÈß ÄÅÍÅÃ È ÔÈÍÀÍÑÎÂÎÃÎ ÏÎÂÅÄÅÍÈß
Деньги уже на протяжении тысячелетий являются постоянным спутни-
ком повседневной жизни людей, а в последние столетия они превратились в
важнейший регулятор хозяйственных и социальных отношений. Их никто
не придумывал и не внедрял специально — они возникли в процессе разви-
тия хозяйственных обменов, укрепления власти, формирования представ-
лений о собственности и о необходимости адекватно вознаграждать труд.
Каждый нормально социализированный человек в современном обществе
знает, что такое деньги и как они работают, но в тоже время ученые эконо-
мисты, социологи, философы до сих пор не дали общего объяснения этому
феномену и не открыли законов, пользуясь которыми можно было бы ста-
бильно и надежно управлять деньгами1.
5.1. Èññëåäîâàíèÿ äåíåã â èñòîðèè ñîöèîëîãèè

Исследования денег как социального института со всеми его свой-
ствами, социальными и культурными функциями глубоко укоренены
в истории социологической науки. Им уделили специальное внима-
ние такие классики социологии, как К. Маркс, М. Вебер, Г. Зиммель,
К. Поланьи и др. Рассмотрение денег как социокультурного феномена
традиционно включает два базовых подхода: во-первых, анализ денег
как экономического и рыночного, внесоциального феномена, экспансия
которого оказывает существенное воздействие на социальные связи.
Этот подход можно проследить по работам К. Поланьи, Дж. Коулмена,
Э. Гидденса, отчасти — Г. Зиммеля и др. Во-вторых, деньги рассма-
триваются как продукт развития социальных отношений и связей и
по существу не столько экономический, сколько социальный фено-
мен. Такой подход обосновывает, в частности, В. Зелизер. Каждый из
названных подходов имеет эвристическую значимость, поскольку рас-
крывает особую предметную область социологического исследования
денег.
В XIX в., на фоне утверждения основных социально-экономических и
социокультурных институтов общества модерна, исследование денег как
не только экономического, но и специфического социального института
приобретало все большую актуальность. И принципиальным этапом в этих
1 Об этом подробнее см.: Зарубина Н. Н. Социология хозяйственной жизни … Глава 11.;

Зарубина Н. Н. Деньги как социокультутрный феномен. М. : Анкил, 2011.
132
исследованиях стали работы К. Маркса, раскрывшего не только экономи-
ческую, но и социальную природу денег. В «Экономическо-философских
рукописях 1844 года» и в «Капитале» К. Маркс сделал важнейший шаг на
пути понимания природы денег в качестве универсальной опосредствую-
щей абстракции обмена. В контексте анализа капиталистического способа
производства и буржуазного общества Маркс акцентировал отчужденную
и отчуждающую природу денег. Именно в качестве этой отчужденной и
отчуждающей силы они становятся основанием формирования нового
типа социальных отношений — формальных безличных связей на основе
товарного обмена, которые являются универсальными и всеобщими в про-
тивоположность непосредственным межличностным отношениям тради-
ционных обществ.
Важнейшим этапом в развитии социального знания о деньгах стала
работа немецкого социолога Г. Зиммеля «Философия денег», вышедшая в
свет в 1900 г. Представляется, что по сей день работы Маркса и Зиммеля
являются основаниями классической социологии денег, раскрывшими
принципиальные особенности социальных и культурных функций денег
и их влияния на развитие общества модерна. Работа Зиммеля — не соб-
ственно о деньгах, а о том, как деньги выражают сущность жизни совре-
менного общества1.
Зиммель создавал свою социологическую теорию денег в методологи-
ческих рамках социологической теории обмена, предполагающего «объ-
ективное измерение субъективных ценностных оценок»2. Именно поэтому
абстрактная природа денег, эволюционирующих от реальной ценности сво-
его материала до символической ценности, позволила им стать универсаль-
ной основой обменов и коренным образом изменить и жизнь современного
человека, и общество в целом. Одним из важнейших последствий распро-
странения денег в обществе модерна, по Зиммелю, стало освобождение
индивида от традиционных межличностных связей, возможность вступать
в «дальние» отношения и увеличивать социальную мобильность. Таким
образом, те функции денег, которые Маркс считал фактором отчуждения в
капиталистическом обществе, Зиммель рассматривал как фактор эманси-
пации индивида.
В работах целого ряда крупных социологов первой половины XX в.
исследуются различные аспекты влияния денег на общество и культуру.
М. Вебер анализирует социальные последствия развития денежного обра-
щения преимущественно в русле исследований процессов рационализации
в различных сферах общественной жизни. Особое значение имеют деньги
при формировании присущей исключительно современному буржуазному
обществу формальной рациональности. Ф. Тённис рассматривает деньги
как фактор установления обезличенных связей в «обществе» (gesellschaft)
1 Dodd N. The sociology of Money: Economics, Reason and Contemporary Society. GB, 1994.
Р. 175.
2 Зиммель Г. Философия денег // Теория общества: Фундаментальные проблемы. М. :
КАНОН-пресс-Ц ; Кучково поле, 1999. С. 351.
133
в противоположность личностной и эмоционально насыщенной «общно-
сти» (gemeinschaft).
Английский социолог К. Поланьи в своей знаменитой работе «Великая
трансформация» не только показал роль денег как «фиктивного товара»
особого рода при переходе к доминированию рынка как формы социальной
интеграции хозяйства. Он посвятил специальное исследование анализу
специфики денег в качестве особого «языка» социальной коммуникации.
Во второй половине XX в. исследование денег как специфического сред-
ства коммуникации продолжил М. Маклюэн в известной работе «Понима-
ние медиа». Крупнейшие социологи второй половины XX в. (Т. Парсонс,
Дж. Коулмен и Ю. Хабермас), хотя и не создали специальных трудов,
посвященных деньгам как социальному феномену и их социальным функ-
циям, оставили свои принципиальные суждения по поводу их влияния на
социальные отношения и культуру. Т. Парсонс считал социологию денег
самостоятельной отраслью социологической теории, которую необходимо
создать для изучения денег в качестве одного из «обобщенных символиче-
ских посредников» социальных обменов. При этом он рассматривал функ-
циональность денег для общества наряду с функциональностью полити-
ческой власти и ценностей, а также языка1. Дж. Коулмен в своей теории
обобщенных социальных обменов рассматривает деньги в качестве их без-
личного посредствующего звена. Для исследователя коммуникативного
действия Ю. Хабермаса2 деньги представляют собой средство «колониза-
ции» социальной жизни экономикой, подрывающее потенциал социальной
интеграции.
Для развития социальных исследований денег большое значение
сыграла книга известного французского социального психолога С. Моско-
вичи «Машина, творящая богов» (1988), в которой он анализирует парадиг-
мальную работу Г. Зиммеля «Философия денег» с точки зрения выяснения
значимости психологической составляющей в социологическом анализе. В
его интерпретации деньги в качестве социального института предстают как
«страсть и как представление», лежащие в основе абстрактного «всеобщего
уравнителя».
Особое значение для развития социологии денег в XX в. имеет работа
американской исследовательницы В. Зелизер «Социальное значение
денег» (1994), явившаяся вкладом одновременно и в социологическую
теорию денег, и в социологические исследования финансового поведения.
В. Зелизер не опровергает признанный социологами факт специфики
денег именно как абстрактного и универсального посредника обменных
отношений не только в сфере экономики, но и в формировании социаль-
ных связей. Но она показывает, что на уровне повседневного восприятия
денег и монетарного поведения обычных людей деньги всегда принимают
различные значения и в этом смысле не вполне правомерно говорить о еди-
ных, абстрактных, универсальных деньгах. Множественность социальных
1 Parsons T. Levels of Organization and the Mediation of Social Interaction // Institution and
Social Exchange. N.Y. : Bobbs-Merrill, 1971. P. 26—27.
2 Habermas J. The Theory of Communicative Action. Vol. 2. Boston : Beacon Press, 1989.
134
значений денег состоит не только в выпуске различных денежных единиц и
использовании денежных суррогатов, но и в том, что люди в повседневной
жизни «производят множественные деньги», поскольку классифицируют
деньги по способам их получения и по целевому предназначению, марки-
руют для себя разные виды денег и по-разному их используют.
Работа В. Зелизер, получившая высокие оценки и признание миро-
вого социологического сообщества, примечательна еще и тем, что она
прокладывает мост между социологией денег как теоретическими иссле-
дованиями их социальных функций, влияния на развитие общества и
культуры, и социологией финансового и монетарного поведения как кор-
пусом эмпирических исследований установок и поведенческих страте-
гий в отношении денег конкретных социальных групп в определенные
периоды жизни общества. Такие исследования имеют большое при-
кладное значение, поскольку находят применение в планировании мар-
кетинговой политики, в оптимизации работы финансовых, кредитных,
страховых институтов и т.д. В то же время границы между социологией
финансового и монетарного поведения и социологией денег условны,
поскольку их объединяет общий объект, предметные области и общ-
ность теоретико-методологических установок, они постоянно допол-
няют и обогащают друг друга.
Получив широкое распространение и основательную методологическую
и методическую проработку на Западе1, в отечественной социологической
науке исследования монетарного и финансового поведения стали активно
развиваться в 90-х гг. XX в. — начале XXI в., привлекая большой интерес
своей новизной и актуальностью. Характерно, что эти исследования прово-
дились учеными разных специальностей — социологами и психологами, и
в целом дисциплинарные границы здесь оказались относительными2.
1 См., например: Brandstiitter E., Brandstiitter H. What’s money worth? Determinants of the
subjective value of money // Journal of Economic Psychology, 1996. Vol. 17 ; Furnham A. Many
sides of the coin: the psychology of money usage // Personality and Individual Diﬀerences, 1984.
N 5 ; Ganssmann H. Money — a symbolically generalized medium of communication? On the
concept of money in recent sociology // Economy and Society, 1988. Vol. 17. N 3.
2 См.: Верховин В. И. Структура и функции монетарного поведения // Социологические
исследования. 1993. № 10 ; Дейнека О. С. Символизация денег: опыт эмпирического исследо-
вания // Проблемы экономической психологии. Т. 1. М. : Институт психологии РАН, 2004 ;
Дейнека О. С. Динамика макроэкономических компонентов образа денег в обыденном созна-
нии // Психологический журнал. 2002. Т. 23 ; Кузина О. Е. Иллюзия рацоинальности: вли-
яние коллективных представлений на инвестиционное поведение вкладчиков финансовых
пирамид // Вопросы социологии (тематический выпуск «Финансовое поведение населе-
ния», 1998. Вып. 8 ; Радаев В. В. Уроки финансовых пирамид, или что может сказать эконо-
мическая социология о массовом финансовом поведении // Мир России. 2002. Т. 11. № 2 ;
Стебенков Д. О. Основные типы и факторы кредитного поведения населения в современной
России // Вопросы экономики. 2004. № 2 ; Стебенков О. Д. Потребности и предпочтения
населения на рынке кредитных услуг // Социологические исследования. 2004. № 2 ; Фенько
А. Б. Дети и деньги: особенности экономической социализации // Вопросы психологии.
2000. № 2 ; Фенько А. Б. Гендерные различия в отношении россиян к деньгам // Проблемы
экономической психологии. Т. 1. М. : Институт психологии РАН, 2004 ; Хромов К. А. Мотивы
и модели поведения населения на финансовых рынках: взгляд с позиции модернизационных
теорий // Традиции и инновации в современной России. Социологический анализ взаимо-
действия и динамики. М. : РОССПЭН, 2008; и др.
135
5.2. Ñîöèàëüíûå è êóëüòóðíûå ôóíêöèè äåíåã
Экономисты выделяют различные функции денег: средства обмена,
калькуляции, платежа и накопления, меры стоимости, соизмерения срав-
нительной ценности благ и т.д. Социологов интересуют социальные и куль-
турные функции денег, разнообразные проявления их влияния на соци-
альные отношения, характер социального действия и поведения людей,
ценностные ориентации и картину мира. Среди социальных функций
денег наиболее значимой является интегративная, которая реализуется
на макроуровне в установлении универсальных социальных связей, и на
микроуровне как механизм интеграции индивида в общество и его соци-
альной идентификации. Интегративная функция сопряжена с социальной
эмансипацией и формированием эгалитарных отношений, установлением
дальних социальных связей и отношений доверия.
Среди социокультурных функций денег особое значение имеют ком-
муникативная и рационализирующая. Коммуникативная функция денег
выражается в их способности не только устанавливать социальные связи,
но и нести информацию не только экономического, но и социального
характера. Рационализация социальных практик и картин мира способ-
ствует формированию культуры современного общества.
Деньги в социальной интеграции

Большинство исследователей социальных функций денег подчеркивают
их интегрирующую функцию в современном обществе.
По определению Ф. Тённиса, современное общество, в противополож-
ность традиционной общности, представляет собой сосуществование неза-
висимых друг от друга людей, где они разделены, несмотря ни на какие
естественные связи1. Практически единственная реальная интегрирующая
сила состоит в обмене и деньгах как средстве обмена. Деньги оказываются
основой общества и его сутью, превращая массу разобщенных индивидов
в социальное целое: «в бумажных деньгах общество производит свое соб-
ственное понятие и вводит его в оборот, задавая ему определенный курс»2.
В деньгах общество осознает себя и объективирует это осознание, а курс
национальной валюты на определенном этапе исторического развития ста-
новится важнейшим индикатором не только состояния национальной эко-
номики, но и общества в целом.
Особенность социальных связей, устанавливаемых деньгами, состоит
в их универсальности. Деньги способны связывать все и всех со всем,
поскольку сами не обладают никакой качественной определенностью, «они
становятся настолько чуждыми этому миру, что самые удаленные друг
от друга вещи находят в них общую основу и вступают в контакт друг с
другом»3. Мир, связи в котором опосредованы деньгами, гораздо обширнее
и разнообразнее мира, основанного на естественных, межличностных или
1 Тённис Ф. Общность и общество. СПб. : Владимир Даль, 2002. С. 9—12.

2 Там же. С. 73.
3 Simmel G. The Philosophy of Money. L., 1978. Р. 217.
136
идеологических связях. Традиционная общность потребляет лишь то, что
производится внутри нее; с введением рыночных отношений людям ста-
новится доступно то, что выходит за ее непосредственные рамки — любые
товары и продукты, любые информация, услуги, перемещения — все, что
можно купить за деньги.
Деньги в силу своей абстрактности и универсальности формируют и
воспроизводят отношения универсализма, обладают способностью урав-
нивать людей. Язык денег понятен всем и везде, подобно музыке и мате-
матике, они не нуждаются в переводчиках и посредниках. Всем субъектам,
обладающим деньгами, блага и ресурсы становятся доступны в равной сте-
пени, в то время как в рамках традиционной общности они доступны лишь
тем, кто лично интегрирован в нее: нельзя получить землю, не будучи чле-
ном общины, производить товары, не будучи членом цеха, доступ к власти
не имеют представители «низких» сословий и т.д. Для того чтобы иметь
какие-либо блага или возможности, здесь надо сначала войти в соответ-
ствующую общность, принять на себя личные обязательства, в то время
как в обществе, основанном по преимуществу на обмене, достаточно просто
иметь деньги.
Таким образом, деньги выполняют функцию социальной эмансипации:
благодаря деньгам происходит личное освобождение индивида от массы
социальных, моральных, идеологических связей, упрощается его путь к
удовлетворению любых желаний и потребностей. На этом основании Г.
Зиммель придает деньгам значение эмансипирующей силы: «они позво-
ляют существовать отношениям между людьми, лично их не затрагивая»1.
Таким образом, в «архаичных», «нерыночных» обществах социокультурная
идентичность предшествует доступу к благам, а в «рыночных» — деньги
устанавливают связь человека с предметным миром, минуя его идентич-
ность. Они даже сами формируют идентичность человека и интегрируют
его в общество.
Деньги создают предпосылки для интеграции индивида в общество.
Каждый, имеющий деньги, может найти свое место в современном обще-
стве, а нищета страшна не просто предельной скудостью существования, но
и тем, что мгновенно превращает человека в изгоя, стоящего вне общества.
Широко известно замечание Г. Зиммеля о том, что деньги это «родина
безродных». Обладание деньгами позволяет включиться в социальные
связи, наладить общение, иначе не возможное. Этим свойством денег объ-
ясняется, в частности, давно известный социологам феномен предприни-
мательской активности этнических и религиозных меньшинств. Ведь даже
если на общение с подобными меньшинствами наложено табу, если рели-
гия или обычай предписывает презирать и избегать их — нужда в деньгах
заставляет обращаться к ним и поддерживать с ними отношения.
Кроме того, для тех, кто интегрируется в общество посредством денег,
они оказываются и важнейшим средством социальной идентификации и
самоидентификации. Обладание деньгами оформляет особое сообщество
людей и является пропуском в эзотерический круг посвященных, проти-
1 Simmel G. The Philosophy of Money. Р. 303.
137
востоящий всем остальным, включая национальное и религиозное боль-
шинство. Оказываясь способом самоидентификации, деньги определяют и
свойства личности — того социального типа, который специализируется
на их накоплении. Так, французский социолог С. Московичи отмечает,
что «финансовые» меньшинства сами приобретают свойства, присущие
деньгам — безразличие к культурным и социальным особенностям среды и
высокую мобильность. Деньги как таковые везде чувствуют себя дома, не
имеют преград на своем пути; более того, процесс их обращения требует
постоянной пространственной мобильности и заставляет индивида быстро
перемещаться туда, где ожидается большая прибыль. Поскольку деньги
прирастают в процессе оборота, то его ускорение требует от индивида спо-
собности увеличить интенсивность своей жизни, «сжать» время, производя
за единицу большее количество операций1.
Деньги как универсальная форма связи придают человеку современ-
ного общества еще одну особенность — его собственную универсальность и
сложность. Здесь имеется в виду не богатство духовной жизни, творческого
потенциала и т.п., что мы в повседневной речи привыкли понимать под
сложностью личности, а необходимость и возможность ориентироваться
на разнообразные цели и исполнять различные, не связанные между собой
роли. На место целостного, интегрированного человека традиционной
общности, который лишь в качестве ее члена становился и работником, и
собственником, и хозяином, и вступал в дружеские, семейные, властные и
прочие отношения, и для которого производство неотделимо от потребле-
ния, труд — от досуга, частная жизнь — от общественной и т.п., приходит
частичный индивид, который никакому делу и никакой цели не отдает себя
целиком, попеременно выступая то в роли работника, то собственника, то
супруга и родителя, то избирателя и т.д.
Делая одинаково доступными индивиду и близкие, и дальние социаль-
ные связи, деньги увеличивают значения дальних связей в ущерб ближним.
Современный человек чаще расположен устанавливать контакты с мак-
симально удаленными субъектами, ограждая себя от риска чрезмерной
близости и оставляя за собой возможность прервать отношения в любой
момент2. Именно в среде дальних отношений и расцветает денежная раци-
ональность: не связанный устойчивыми моральными и психологическими
обязательствами и эмоциями человек свободен приобретать, преумножать,
сохранять деньги.
Деньги актуализируют доверие как основу отношения человека с ними
как с абстрактной экспертной системой. Это доверие связано не с субъек-
тами конкретных отношений или с определенной денежной единицей, а с
деньгами вообще, которые повсеместно и, безусловно, признаются в качестве
универсального эквивалента, средства реализации любых целей, достижения
любых желаний. Но доверие деньгам вообще принципиально отличается от
доверия и веры в традиционном понимании, поскольку всегда несет в себе
1 Московичи С. Деньги как страсть и как представление // Московичи С. Машина, тво-

рящая богов. М., 1998. С. 415.
2 Там же. С. 456—457.
138
сознание риска, связанного с конкретными деньгами — с колебанием кур-
сов валют, обвалом биржевых котировок, крушением банков, махинаци-
ями нечистоплотных дельцов и т.д. Доверие к деньгам и инвестирование
в них всех надежд и ожиданий при одновременном осознании постоянных
рисков, связанных с ними, формирует в современном человеке постоян-
ную настороженность, привычку к отслеживанию финансовой ситуации и
готовность реагировать независимо от его профессии и даже от количества
денег.
Поскольку деньги являются наиболее универсальным и абстрактным
средством установления социальных связей, позволяют координировать
усилия множества самых разных людей и организаций, переходить от
прямых обменов и отношений с близкими агентами к обобщенным обме-
нам и дальним связям, то доверие к деньгам тесно связано с доверием
к социальным институтам и агентам. Недоверие к государству, его эко-
номическому курсу, способности контролировать волюнтаристические
и корыстные действия финансовых дельцов, а также сомнение в поли-
тической и социальной стабильности подрывает и доверие к деньгам. В
ситуациях роста такого недоверия люди стремятся переводить деньги в
недвижимость, ценности (драгоценные металлы и т.п.), предметы дли-
тельного пользования.
Деньги в рационализации социума и культуры

Одной из важнейших социокультурных функций денег является раци-
онализация — превращение рациональности в базовую характеристику
современной культуры. М. Вебер показал, что в культуре буржуазного
общества рационализация принимает сквозной и формальный характер,
подчиняя все сферы жизни общества и отдельного человека единой логике.
Наиболее адекватным выражением этой логики являются деньги как уни-
версальное в своей абстрактности средство оценки. Лишь с помощью денег,
не имеющих собственной качественной определенности, можно привести к
общему знаменателю и сопоставить друг с другом вещи, иначе несопоста-
вимые и несводимые друг к другу — профессиональное мастерство, успех
в бизнесе, религиозное спасение и т.д.
Рационализация, согласно взглядам М. Вебера, представляет собой
выход за пределы конкретных практик и соотнесение их со смыслами и
принципами, находящимися вне их, и потому позволяющими их упорядо-
чить и оценить. В области хозяйства денежная рационализация позволила
экономическим акторам выйти за пределы эмпирической данности кон-
кретных операций и процессов и перейти на уровень обобщенного обмена,
оценки рынка в синхронных и будущих перспективах. М. Вебер обратил
внимание на то, что именно развитие денег позволило как предпринимате-
лям, так и домохозяевам осуществлять сложные опосредованные обмены и
ориентироваться на рынок в целом, а не на ближние связи и одномомент-
ные интересы: «Эмансипация хозяйственной деятельности от положения
данной минуты, благодаря которой можно спекулировать по поводу буду-
щего положения рынка, также стала возможна только благодаря оценке
шансов обмена обеими сторонами на деньги (на денежный счет) …Только
139
эта функция денег делает возможным для хозяйства, ожидающего дохода,
ориентироваться исключительно на шансы рынка, а для “домашнего хозяй-
ства” заранее намечать свой “хозяйственный план” расходования имею-
щихся в его распоряжении денежных сумм, руководствуясь “предельной
полезностью” этих сумм»1.
С помощью денег выстраивается универсум стоимостей, выраженных
в деньгах, согласно логике которого индивиды в рыночном обществе оце-
нивают и иерархически выстраивают рациональную картину мира. При
этом логика денежной стоимости не зависит от реальной логики вещей и
отношений. Г. Зиммель особо подчеркивает, что ценность определяется не
свойствами предмета самого по себе, а его координатами в системе, задава-
емой стремлениями людей2.
Благодаря тотальной рационализации на все сферы жизнедеятельности
человека распространяются: методичность — привычка планировать и раз-
бивать на логические этапы любое действие, отделять в нем субъективные
эмоции, страсти, привязанности от объективных условий и последствий;
точность — как обыкновение высчитывать цену всего и вся — от выгодно-
сти делового предприятия до выгодности брака. Исследователи отмечают,
что в традиционных обществах, когда денежные отношения еще не приоб-
рели универсального характера, даже в деловых предприятиях и торговле
царила приблизительность, а объективные и субъективные отношения
были неразрывно переплетены. Лишь в буржуазном обществе, с универ-
сализацией денежных обменов, рациональность, методичность, точность
становятся важнейшими добродетелями человека, а само достоинство лич-
ности формулируется в метафоре денег: хороший, честный надежный чело-
век — «человек, достойный кредита».
Единственным значимым свойством самих денег является их количе-
ство. Народная мудрость, гласящая, что счастье не в деньгах, а в их коли-
честве, совершенно точно отражает тот факт, что именно количество денег
не просто создает материальные преимущества, но дает социальную «при-
бавочную стоимость», которая вытекает из самого факта обладания день-
гами и возрастает пропорционально сумме. Даже ничего не платя, богатые
пользуются преимуществами в виде престижа, уважения, почитания, чего
не имеют бедные. Отсутствие же денег или их незначительное количество
лишают человека его социальной позиции, престижа, а нередко — достоин-
ства и уважения окружающих. Таким образом, деньги становятся универ-
сальным эквивалентом не только экономических, но и социальных, куль-
турных и прочих ценностей.
Г. Зиммель приходит к интересному выводу, что свойство денег пере-
водить качественные характеристики в количественные формирует уни-
версальную для западной культуры модель мировосприятия и познания,
нашедшую отражение в естественных и социальных науках. Развивающа-
яся особенно интенсивно в Новое время параллельно развитию товарно-
1 Вебер М. История хозяйства. Биржа и ее значение. М. : Гиперборея ; Кучково поле,

2007. С. 12.
2 Зиммель Г. Философия денег. С. 346.
140
денежных капиталистических отношений рациональная и эксперимен-
тальная позитивистская наука провозгласила отказ от философских
«метафизических» поисков смыслов и первопричин бытия и сосредото-
чилась на сведении всего к объективным, т.е. количественным показате-
лям: «мысль о том, что жизнь основана прежде всего на интеллекте и что
интеллект входит в практическую жизнь как наиболее ценная из наших
ментальных энергий, сопряжена с развитием монетарной экономики»1.
Основные эмпирические методы науки можно свести по существу к под-
счетам и измерениям всего — явлений природы, тенденций социальной
жизни, возможностей человека, калькуляция становится моделью объек-
тивного и точного знания: «Познавательный идеал это понимание мира
как огромной математической задачи, понимание событий и качественных
отличий вещей как системы чисел»2.
Таким образом, отношения человека с природным космосом было до
известной степени уподоблено денежным отношениям точной рацио-
нальной калькуляции, а все то, что не поддается количественной фик-
сации, было отнесено в разряд иррационального, сверхъестественного,
непознаваемого. В результате сформировалась картина мира, в кото-
рой за рамки познаваемой реальности выводились и получили ярлыки
«необъективного» добро и зло, любовь и самоотверженность, энтузиазм
и героизм.
С рационализацией связана маргинализация иррациональных прак-
тик, чему немало способствовало распространение денег и денеж-
ных обменов. Приблизительность и спонтанность, смешение целей и
средств, объективных и субъективных факторов, рассудочных и эмоци-
ональных решений постепенно устраняется из хозяйствования. Точный
расчет целей и средств и последовательность наиболее эффективных
шагов достижения желаемого результата вытесняет действие «наобум»,
с надеждой на удачу, счастливый случай, внезапное везение. М. Вебер
отмечает, что рациональная пуританская этика с ее предельно аскетиче-
ским самоограничением в повседневном быту отрицает как жадность и
страсть к наживе, так и иррациональные траты на развлечения, не при-
емлет искусство, спорт, эротику и прочее именно из-за их иррациональ-
ности, отвлечения от цели духовного спасения и основного средства ее
достижения — рационального образа жизни и производительного хозяй-
ствования3.
Важнейшим свойствам рационализации, на которое обращали внима-
ние все ее исследователи — множественность ее форм и ее способность
переходить в свою противоположность, в иррациональность. Противоре-
чивость типов рациональности ярче всего проявляется в конфликте фор-
мальной и материальной (субстантивной, ценностной) рациональности.
1 Simmel G. The Philosophy of Money. Р. 152.

2 Ibid. Р. 444.
3 См.: Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. С. 198—200 ; Вебер М. Теория
ступеней и направлений религиозного неприятия мира // Вебер М. Избранные произведе-
ния … С. 325—335.
141
То, что соответствует соображениям денежного расчета, нередко противо-
речит нормам морали, принципам гуманности, солидарности, красоты,
духовным ценностям и т.д. Причинами конфликта типов рациональности
становятся этические ограничения в ведении бизнеса, во взаимоотноше-
нии бизнеса и общества, проблемы социальной защиты малоимущих, под-
держания институтов культуры, образования и всех прочих, не связанных
с извлечением денежной прибыли. Как подчеркивает М. Вебер, денежная
рационализация не только является импульсом развития хозяйства, но и
привносит в него источник постоянного напряжения и конфликтов: «Ныне
хозяйство, поскольку оно строится как хозяйство для прибыли (доходное),
в принципе экономически автономно, основано только на хозяйственных
точках зрения и в высокой степени расчетливо, рационально. Но постоянно
в такую формальную рациональность вторгаются мощные материальные
иррациональности, создаваемые прежде всего разделением дохода, кото-
рое между прочим приводит к распределению благ, материально иррацио-
нальному (если его рассматривать с точки зрения, например, материально
“наилучшего возможного обеспечения благ”), далее, благодаря домашне-
хозяйственным интересам, природа которых, с точки зрения доходного
предприятия, остается иррациональной»1.
Формальная рационализация на основе принципов денежного обраще-
ния практически никогда не изживает все формы иррациональной деятель-
ности в масштабах общества в целом. Хотя М. Вебер и отмечает, что совре-
менный капитализм возможен только там, где иррациональная страсть к
денежной наживе начинает подчиняться «рациональному обузданию»2,
реально людям повсеместно присуще стремление обретать деньги любыми
способами, в том числе не просто иррациональными, но и безнравствен-
ными и преступными.
Реальный капитализм во все периоды своей истории включал и вклю-
чает иррациональные авантюристические элементы в большем или мень-
шем объеме. И здесь необходимо учитывать не только спонтанные, пре-
ступные и иные способы наживы, но и обязательно присутствующий в
любом предпринимательстве фактор таланта, интуиции, страсти, предрас-
судков и т.д. Характерны описанное социологами и присущее финансовым
трейдерам восприятие рынка как «высшего существа»3, а также их неспо-
собность рационально объяснить мотивы принятия тех или иных реше-
ний4. Кроме того, никогда не было изжито и ныне культивируется так же,
как и в древности, иррациональное мистическое и магическое отношение
к деньгам, например, специальные магические обряды по их привлечению
(«открытие денежных потоков» и т.п.).
1
Вебер М. История хозяйства … С. 21—22.
2
Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. С. 48.
3 Кнорр-Цетина К., Брюггер У. Рынок как объект привязанности: исследование постсо-
циальных отношений на финансовых рынках // Западная экономическая социология: Хре-
стоматия современной классики. М. : РОССПЭН, 2004. С. 453.
4 См.: Аболафия М. Рынки как культуры: этнографический подход. С. 437 ; Козин Ш.
К., Ахметова М. В. Мифологический мотив и манипулятивная деятельность на финансовых
рынках. Современная российская мифология. М. : РГГУ, 2005. С. 249.
142
Деньги в социальной коммуникации
Благодаря деньгам становятся доступными не только материальные
блага — деньги обладают способностью связывать друг с другом и людей,
являются средством коммуникации. Самые далекие друг от друга люди,
не знакомые, не имеющие ничего общего, никогда не видевшие друг друга
могут вступить в контакт посредством денег, стать взаимно полезными и
необходимыми. Собственно, вся жизнь в современном обществе и состоит
из таких подчас даже не осознанных нами взаимосвязей с тысячами людей.
Способность денег устанавливать не только экономические, но и социаль-
ные связи, транслировать соответствующую информацию отмечена еще К.
Марксом, который назвал их «узами всех уз».
В социологической литературе деньгам как средству социальной ком-
муникации приписывают противоположные свойства и характеристики. В
работах Г. Зиммеля, К. Поланьи, С. Московичи, М. Маклюена и других
исследователей деньги уподобляются «универсальному языку» современ-
ного общества. Э. Гидденс видит в деньгах одну из базовых «символиче-
ских систем», обеспечивающих освобождение общественных институтов от
локальной привязки, их универсализацию в глобальном масштабе. В про-
тивоположность этому «универсалистскому» подходу В. Зелизер обосно-
вывает концепцию «создания множественных денег» как специфических
«диалектов» различных социальных групп для разных типов отношений.
Вопрос о соотношении универсальности и множественности денег
как средства социальной коммуникации имеет не только теоретическое,
но и прикладное значение: его решение проясняет вопрос об адекватно-
сти денежной коммуникации для различных типов обществ, социальных
групп, исполнения социальных ролей. В частности, вопрос о целесообраз-
ности предоставления льгот и оказания социальной помощи незащищен-
ным слоям населения в денежной или натуральной форме следует рассма-
тривать с точки зрения не только экономической целесообразности, но и
наиболее подходящей для конкретного случая формы коммуникации.
Канадский специалист в области социологической теории коммуника-
ций М. Маклюен утверждал, что развитие денег в чем-то сходно с разви-
тием речи у ребенка: пока он не умеет говорить, он хватает лишь то, до чего
непосредственно может дотянуться, но как только научится говорить, речь
становится для него способом распространения своего интереса и своих
притязаний на предметы отдаленные.
Архаичные деньги, по свидетельствам антропологов и социологов,
имеют множественные формы, каждая из которых служит для установле-
ния и поддержания коммуникаций в узко ограниченных функциональных
сферах, и их взаимная конвертация возможна в ограниченных пределах.
Например, подати или компенсацию вреда, штраф, калым и т.д. можно
было заплатить лишь конкретной группой конвенционально и традици-
онно предназначенных для этого предметов, и такие платежные деньги
однозначно соответствуют социальному значению данного типа отноше-
ний. Другие предметы, какую бы ценность они сами по себе ни представ-
ляли, не могут адекватно поддерживать коммуникацию в данной обла-
143
сти — они воспринимаются как недопустимое средство коммуникации.
Аналогично и с другими функциями денег, например их использованием
как средства накопления. Бессмысленно накапливать богатство в физи-
ческой форме тех предметов, которые не являются носителями смыслов
богатства в данном конкретном обществе: например, в архаичных обще-
ствах нередко средством обмена выступали металлы, в том числе ценные,
но подлинное богатство измерялось лишь землей (или поголовьем скота).
В дальнейшем деньги рыночного обмена способствуют выходу за рамки
пространственно локализованных отношений и связей, маркированных
конкретной символикой. Поэтому историческое становление единой
валютной системы — символических денег — сопряжено с разрушением
архаичного трайбализма и всех его социокультурных атрибутов, оно встре-
чает явное или скрытое сопротивление и неприятие на всех этапах своего
развития. Процессы становления единых рынков, формальных юридиче-
ских отношений гражданского общества и единой национальной валюты
вместо множественных денежных единиц, служащих локальным целям,
шли параллельно, и каждый из них был болезненной ломкой сложившихся
принципов социальной коммуникации. С. Московичи, вслед за Г. Зимме-
лем, утверждает, что историческая эволюция денег может быть охарактери-
зована как переход осязаемых денег в символические, т.е. знаковые деньги
рыночного обмена, а затем — в семиотические1.
«Символические» деньги рынка вносят единый «язык» со своей «грам-
матикой» в реальные экономические и социальные отношения, устанав-
ливают единообразные связи между трудом и заработной платой, различ-
ными меновыми стоимостями, маркируют социальные роли. Однако при
этом они, переводя разнообразное и качественно специфичное на язык
единообразных абстракций, не просто упрощают, но и извращают реаль-
ные сущности. Так, деньги рынка заменяют содержательные социально-
культурные основания коммуникации, превращаясь в универсальный
знак социальной состоятельности. Социальная ценность индивида начи-
нает определяться не его реальными человеческими качествами, а денеж-
ным «эквивалентом»: «То, что могут купить деньги — это я сам, владелец
денег. Сколь велика сила денег, столь велика и моя сила. Свойства денег
суть мои — их владельца — свойства и сущностные силы… Если деньги
являются узами, связывающими меня с человеческою жизнью, обществом,
природой и людьми, то разве они не узы всех уз?»2. С. Московичи подчер-
кивает, что под воздействием денег «языки различных отношений человека
к человеку становятся вариантами одного языка столь же универсального,
как язык музыки или математики»3.
Американская исследовательница В. Зелизер в получившей широкую
известность работе «Социальное значение денег» (1994) сделала попытку
опровергнуть успевшее закрепиться в социологии представление о день-
1 Московичи С. Деньги как страсть и как представление. С. 406 ; Simmel G. The Philosophy
of Money. Р. 164.
3 Московичи С. Деньги как страсть и как представление. С. 406.
144
гах как универсальном коде, устанавливающем коммуникацию различ-
ных сфер социальной жизни современного общества. Она утверждает,
что «нет никаких единых, универсальных, всеобщих денег — есть мно-
жественные деньги: люди производят различные денежные средства для
многих, а возможно, и для каждого типа социального взаимодействия,
подобно тому, как они используют разные языки для различных соци-
альных контекстов»1.
Единые универсальные деньги существуют, по мнению В. Зелизер,
лишь в очень ограниченных пределах рыночного обращения, но поскольку
деньги проникают в более сложные и менее стандартизированные формы
отношений, они утрачивают универсальность, приобретают специфиче-
ские формы. Эти формы определяются теми социальными и культурными
целями, которыми определяется назначение денег, пределы их использова-
ния, их принадлежность и источники. Каждая социальная группа создает
свой собственный язык денег, понятный лишь на ее микроуровне, устанав-
ливает временные и ситуативные связи между деньгами как означающим
и некими условными целями как означаемым. Примером может послужить
«бухгалтерия жестяных банок», с помощью которой маркируются «целе-
вые деньги» домашних хозяйств, откладываемые на различные «статьи»
семейного бюджета.
5.3. Äåíüãè êàê ôàêòîð ñîöèîêóëüòóðíîé äåçèíòåãðàöèè è îò÷óæäåíèÿ

Наряду с выделением социальных и культурных функций денег иссле-
дователи отмечают их отчуждающее и дезинтегрирующее влияние на раз-
личные аспекты общественной жизни. В этом смысле можно уже говорить
не о социокультурной функциональности, а о дисфункциональности денег
(Р. Мертон), поскольку здесь идет речь об их влиянии не на повышение, а
на снижение жизнеспособности социальной системы, внесение в нее кон-
фликтности, диспропорций и дезинтеграции.
Утверждаясь в качестве универсальной ценности и универсального
способа связи между людьми, деньги отчуждают социальные отношения,
приводя их к безличному, формальному типу. Вторгаясь в различные соци-
альные сферы, деньги не регулируют их в соответствии с их природой и
внутренней логикой, а подчиняют собственной логике, уничтожающей их
специфику: если в основе отношений между мужчиной и женщиной лежит
рациональный расчет, то это будет все, что угодно, но только не любовь;
если действие государственного служащего мотивированы не долгом, а
выгодой, это коррупция, если родители вместо того, чтобы воспитывать
ребенка, будут давать ему вволю денег, они вырастят асоциального типа,
и т.д.
Механизм воздействия денег на социальные отношения в общем виде
можно описать как редукцию качественного своеобразия социальных и
1 Зелизер В. Социальное значение денег. М. : Дом интеллектуальной книги ГУ ВШЭ,

2002. С. 53.
145
культурных отношений и связей к количественным и обезличенным. К
этим выводам пришли в свое время К. Маркс и Г. Зиммель1. Существуют
социальные сферы, проникновение денег в которые оказывается очевидно
деструктивным и воспринимается как шокирующее и аморальное: напри-
мер, любовь, брак, семья, или государственная и воинская служба.
Деньги обнаруживают свойство отчуждать собственно социальную
и культурную мотивацию и таким образом парализовать волю человека.
Парадоксально, но страсть к накоплению делает человека неспособным
к полноценной хозяйственной и предпринимательской деятельности: он
стремится не к включению в экономический оборот, а, напротив, к выходу
из него и к выводу за пределы производительной экономики денег. В день-
гах ему видится не средство обмена, а иная, отчужденная ипостась своей
собственной личности, которую необходимо сохранять, ибо ее потеря озна-
чает и потерю себя, смысла и сути своего существования.
Когда деньги из статичного сокровища превращаются в динамичный капи-
тал и человек открывает для себя их главную тайну — способность к само-
возрастанию, то в этом случае способность денег отчуждать личность также
приобретает новое измерение и качество, связанное с нежеланием вывести их
из оборота, ибо любая потраченная на непродуктивные — культурные, соци-
альные, благотворительные и т.п. — цели мелочь влечет за собой и потерю той
прибыли, которую она потенциально могла бы принести. Поэтому «экономи-
ческий человек», занятый рациональным увеличением капитала, оказывается
лишенным подлинного социального и культурного измерения, делегирует
свои личностные свойства деньгам. Эту особенность денег-капитала основа-
тельно исследовал еще К. Маркс: «Чем ничтожнее твое бытие, чем меньше ты
проявляешь свою жизнь, тем больше твое имущество, тем больше твоя отчуж-
даемая жизнь, тем больше ты накапливаешь своей отчужденной сущности»2.
К. Маркс называет деньги «отчужденной мощью человечества», потому
что деньги выхолащивают подлинное социальное содержание отношений
людей, превращая их в отношения денег-символов, а не реальных людей с
их интересами и потребностями: «То, что я есмь и что я в состоянии сде-
лать, определяется отнюдь не моей индивидуальностью. Я уродлив, но я
могу купить себе красивейшую женщину. Значит, я не уродлив, ибо дей-
ствие уродства, его отпугивающая сила, сводится на нет деньгами. … Я
плохой, нечестный, бессовестный, скудоумные человек, но деньги в почете,
значит, в почете и их владелец. Деньги являются высшим благом, значит,
хорош и их владелец… И разве я, который с помощью денег способен полу-
чить все, чего жаждет человеческое сердце, разве я не обладаю всеми чело-
веческими способностями?»3.
Важнейшей функцией денег является интеграция людей в общество
при их одновременном освобождении от личных зависимостей. Однако это
интеграция и свобода особого рода: они основаны на отчуждении. В тради-
1 См.: Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года. С. 272—273 ; Simmel

G. The Philosophy of Money. Р. 279.
2 Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года. С. 275—276.
3 Там же. С. 294.
146
ционных социумах, где люди взаимодействуют на основе межличностных
форм социальных связей, сохраняют свою значимость социальные, куль-
турные, нравственные характеристики личности. Отношения хозяина и
работников, даже наемных, определяются не только деньгами как формой
оплаты труда, но и принципами общей идентичности, личной ответствен-
ности, религиозной общностью и т.д. Участники экономической жизни
связаны множеством социокультурных нитей, и деньги являются лишь
одной из них. Хотя денежные обязательства и имеют особое значение,
другие отношения также нельзя сбросить со счетов, и они часто оказыва-
ются помехой для развития и универсализации товарно-денежных связей,
привнося в них такие «чуждые» резоны, как чувство родства и общности,
сострадание, страх перед осуждением людей и карой Божьей. Даже если
эти резоны не заставляют искателей наживы быть разборчивыми в спосо-
бах обогащения, то, по крайней мере, заставляют их испытывать угрызения
совести и чувство собственной моральной неполноценности.
Однако после того, как рынок и денежный обмен становятся основной
формой социальной интеграции хозяйства, именно безличные денежные
отношения начинают доминировать над личными. Деньги не знают ни
родства, ни национальной, культурной, конфессиональной общности.
Деньги трансформируют традиционные формы общности людей — семью,
сословное общество, государство, этнос и т.д. Вторгаясь во все эти общно-
сти, деньги освобождают людей «от вороха обычаев, обаяния символов»1,
раскалывая их просто на тех, у кого много денег, и тех, у кого их нет.
В дополнение к отчуждению, деньги обладают свойством противопо-
ставлять людей друг другу, сеять недоверие и враждебность. Речь идет
не только о зависти неимущих к тем, кто имеет большие деньги. С. Моско-
вичи отмечает, что удовлетворение нажитым определяется только соотно-
шением с тем, что потерял другой2. Людям, преуспевающим в накоплении
денег, свойственно не только испытывать чувство превосходства над теми,
кто не обладает подобными способностями, но и оправдывать свой успех,
приписывая обираемым неудачникам разные негативные качества — глу-
пость, трусость, нерасторопность, лень и т.д. Со своей стороны, бедные редко
верят в то, что богатство является плодом высоких личностных качеств и
талантов, и в свою очередь демонизируют богатых, приписывая им жесто-
кость, скупость, высокомерие3.
Деньги вторгаются в картину мира, привнося в нее отчуждение от базо-
вых онтологических и аксиологических связей. Они формируют дистанцию
между человеком и космосом и позволяют субъекту произвольно давать
оценки объектам. Иерархия ценностей подчиняется не непосредственным
бытийным, моральным, культурным, социальным и прочим потребностям
1 Московичи С. Деньги как страсть и как представление. С. 433.

2 Там же. С. 419.
3 О взаимных оценках богатых и бедных социальных групп в российском обществе
начала 2000-х годов см.: Горшков М. К., Тихонова Н. Е. Богатство и бедность в представлениях
россиян // Социологические исследования. 2004. № 3. С. 17—18.
147
людей, а выстраивается в соответствии со стоимостью, т.е. с денежным
эквивалентом вещей, с тем, сколько за них готовы заплатить.
Отделяя человека от вещей-объектов, деньги отделяют его и от соб-
ственных желаний, собственных целей и устремлений. То, что кажется
естественным и неотъемлемым от личности в парадигме социокультурных
моральных оценок, отчуждается от человека через деньги, которые диктуют
уже само право желать или не желать чего-либо. Будучи универсальным
эквивалентом всех ценностей, деньги являются средством для достижения
практически любой цели, какую только может поставить перед собой чело-
век в современном обществе. Г. Зиммель подчеркивает, что принцип эконо-
мии усилий переворачивает телеологическую цепочку, заставляя сосредо-
тачиваться не на цели как таковой, а прежде всего на средствах1.
Деньги, превратившись из простого механизма достижения цели в саму
цель, подменяют собой весь процесс мотивации. Стремящийся к знаниям, к
творчеству или к власти, к активности или к покою, к семейному благопо-
лучию или к развлечениям, — при всем мыслимом разнообразии возмож-
ных целей и мотивов, сначала должен позаботиться о деньгах. В условиях
абсолютного господства денежных отношений все потребности и желания
людей могут быть удовлетворены, а все цели достигнуты лишь с помощью
денег. Значит, деньги, точнее их отсутствие, делают устремления людей
бессмысленными или, наоборот, наличие денег превращает в свершив-
шуюся реальность то, что не вытекает из подлинных способностей и воз-
можностей человека или даже противоречит им. Таким образом, деньги,
являясь абсолютным средством, становятся и абсолютной целью, лишая
все другие цели их самостоятельной ценности и значимости2.
Раскрывая процесс отчуждения деньгами ценностной мотивации чело-
веческого поведения, Г. Зиммель дает возможность заглянуть в глубин-
ный механизм превращения денег из простого средства обмена в предмет
самых пламенных и роковых страстей, причину трагедий, мотив престу-
плений и подлостей, которые совершаются на протяжении всей челове-
ческой истории ради обладания ими. Именно универсальность денег как
средства достижения любых целей, реализации любых желаний делает
их столь притягательными, что создает иллюзию оправданности отказа
от любых ценностей и идеалов во имя будущей доступности любых цен-
ностей и гипотетической возможности реализовать любые идеалы. Соз-
дается роковая иллюзия, будто деньги представляют собой столь значи-
мую цель, что для их стяжания возможны все, в том числе и абсолютно
аморальные, антигуманные, антиобщественные средства. Неограничен-
ная экспансия денег не просто отделяет человека от вещей и предмет-
ного мира, они отделяют его и от аксиологического универсума, лишая
его самодостаточности.
В работе «Экономическо-философские рукописи 1844 года» К. Маркс
указывает, что сила денег устанавливать связи между различными вещами
и людьми «кроется в их сущности, как отчужденной, отчуждающей иот-
1 Simmel G. The Philosophy of Money. Р. 211, 220.

2 Ibid. С. 232.
148
чуждающейся родовой сущности человека»1 (курсив мой — Н.З.). Таким
образом, согласно К. Марксу, деньги представляют собой отчуждение в
процессе, в динамике, постоянном переносе на все те социальные отноше-
ния, которые порождают денежный обмен и сами постепенно втягиваются
в его сферу. Так развивается денежный фетишизм, суть которого состоит в
том, что социальные отношения подменяются движением денег, во всяком
случае, люди начинают воспринимать их собственные социальные связи и
отношения сквозь призму денег: «именно эта законченная форма товарного
мира — его денежная форма — скрывает за вещами общественный харак-
тер частных работ, а следовательно, и общественные отношения частных
работников, вместо того чтобы раскрыть эти отношения во всей чистоте»2.
Природа денежного фетишизма сродни религиозному, при котором
также «продукты человеческого мозга представляются самостоятельными
существами…»: «общественное отношение производителей к совокупному
труду представляется им находящимся вне их общественным отношением
вещей…. (Товарная форма) — лишь определенное общественное отношение
самих людей, которое принимает в их глазах фантастическую форму отно-
шения между вещами»3.
Деньги становятся важнейшим фактором отчуждения также и в том
смысле, который вкладывает в это понятие Э. Фромм: когда человек «не
чувствует себя центром своего мира, движителем своих собственных дей-
ствий, напротив, он находится во власти своих поступков и их послед-
ствий, подчиняется или даже поклоняется им»4. Он сам создает деньги
в их современном виде, и сам же становится их рабом. Человек более не
«мера всех вещей», он сам создал новую универсальную меру ценностей,
которая вытеснила его реальные интересы из процесса оценки, заменив их
абстрактным денежным исчислением.
Прогрессирующее по мере универсализации рыночного обмена пере-
несение денежного измерения на все отношения к вещам и людям приво-
дит к постепенному исчезновению из современной культуры соизмеримых
человеку референтных систем: меряя все на деньги, общество утрачивает
собственные смыслы. Полнота здорового мировосприятия, соединяющая
абстрактное и конкретное видение, в современном рыночном обществе
практически вытеснена односторонним абстрактным мировосприятием,
игнорированием связей явлений «с их конкретностью и единственностью»5.
Универсализация меновых отношений рыночного типа, регулируемых
абстрактными деньгами, приводит к тому, что личности как участники
отчужденных социальных отношений также теряют свою неповторимую
индивидуальность и, по существу, становятся «ничто». Социальный харак-
тер «рыночной» ориентации «не развивает никакого особого специфиче-
ского вида отношений, но сама изменчивость установок при этой ориента-

2 Маркс К. Капитал. С. 76.
3 Там же. С. 74.
4 Фромм Э. Здоровое общество // Психоанализ и культура. М. : Юрист, 1995. С. 372-373.
5 Там же. С. 367.
149
ции и составляет ее единственное постоянное свойство… Превалирует не
какая-то одна отдельно взятая установка, а пустота, которую можно ско-
рейшим образом заполнить желаемым свойством»1. Наибольшим успехом
пользуются не личности, обладающие ярко выраженной индивидуально-
стью, способностями, предполагающими самореализацию в какой-то опре-
деленной сфере, а те, кто как раз не имеет особых талантов, готовы при-
спосабливаться к «личностной конъюнктуре», быть такими, как требуют
обстоятельства.
Анализ отчуждения и господства денег в индустриальном обществе
привел Э. Фромма к открытию произошедшей подмены личности ее сим-
волами и знаками: замене стремления «быть» кем-либо, т.е. определить
свою личностную самоидентичность, принять на себя ответственность за
собственную судьбу, на императив «иметь». «Иметь», в интерпретации Э.
Фромма, означает обладать чем-либо — вещами, знаниями, социальными
связями и т.д., ради подтверждения своего статуса2. Обладание не сопря-
жено с глубоким личным овладением своим достоянием, а предполагает
его отчужденное использование в качестве знака.
5.4. Ñîöèàëüíîå êîíñòðóèðîâàíèå ìíîæåñòâåííûõ äåíåã

Концепции универсальных и абстрактных денег в современной социоло-
гии противостоит подход, основанный на представлении о том, что обыден-
ное восприятие денег людьми определяется их включением в разнообраз-
ные социальные отношения. И здесь происходит, как показала В. Зелизер,
трансформация денег как универсальной абстракции во множественные,
наделенные конкретными смыслами, качественно специфические деньги:
«Деньги не являются ни культурно нейтральными, ни социально аноним-
ными. Деньги без труда могут “превращать” ценности и социальные связи в
числа, однако ценности и социальные отношения в ответ трансформируют
сами деньги, наполняя их смыслом и встраивая в социальные паттерны …
люди всячески стремятся встроить их в определенное место, время и соци-
альные отношения»3.
В параграфе 5.3 мы уже упоминали о том, что в архаичных обществах
с неразвитым рынком деньги имели множественные формы, связанные
с конкретными сферами социальных отношений и целями использова-
ния. Универсальность и абстрактность деньги приобретают с превраще-
нием рынка в определяющую форму интеграции хозяйства. Однако и
в условиях реального производства и рыночного обмена периодически
возникает потребность в использовании локальных денежных единиц,
отражающих специфику данного сегмента рынка или производства. К.
Поланьи утверждал, что даже в качестве рыночных символов обмена
1
Фромм Э. Человек для себя. С. 118.
2
См.: Фромм Э. Иметь или быть. М. : АСТ, 2000.
3 Зелизер В. Создание множественных денег // Западная экономическая социология.
Хрестоматия современной классики. М. : РОССПЭН, 2004. С. 416.
150
деньги наряду с тенденцией к унификации демонстрируют и обратные
тенденции1.
И по сей день в рамках единых национальных рынков разных стран
имеют хождение специализированные формы платежных средств (векселя,
купоны, чеки и т.д.), каждое из которых имеет или свое конкретное целе-
вое предназначение или какой-то специфический социальный смысл, или
сохраняется по традиции. Введение карточной системы (а также инвалют-
ные чеки в СССР, боны периода нэпа и т.д.) отражает специфические права
и возможности разных групп населения в условиях товарного дефицита и
т.д. Локальные платежные и иные замещающие деньги средства могут вво-
диться на отдельных предприятиях, в магазинах и торговых сетях (купоны,
марки и т.д.) для оптимизации местных расчетов, использоваться в рам-
ках маркетинговых кампаний (набрать бонусные знаки и обменять их на
товар). Известны многочисленные прецеденты, когда в условиях глобаль-
ного финансового кризиса отдельные города стали вводить собственные
мест

Язык

Добро пожаловать в Scribd!

УЧЕБНИК - Экономическая социология - 2015 - Зарубина

Загружено:

Сведения о документе

Оригинальное название

Авторское право

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Авторское право:

УЧЕБНИК - Экономическая социология - 2015 - Зарубина

Оригинальное название:

Загружено:

Авторское право:

Похожие издания

Í. Í.

Ðåêîìåíäîâàíî Ó÷åáíî-ìåòîäè÷åñêèì îòäåëîì âûñøåãî îáðàçîâàíèÿ

Êíèãà äîñòóïíà â ýëåêòðîííîé áèáëèîòå÷íîé ñèñòåìå

Ìîñêâà  Þðàéò  2015

Глава 4. Хозяйственная культура и хозяйственная идеология ............ 101

Глава 5. Социология денег и финансового поведения ........................ 132

Глава 6. Социологический анализ предпринимательства.................... 163

Глава 7. Предпринимательство и общество: социальная

Глава 8. Социокультурные проблемы труда и трудовых отношений ... 222

Глва 9. Социокультурные аспекты теневой и криминальной

Глава 10. Социальное неравенство как предмет экономической

Интенсивные экономические трансформации, которые происходят в

1.1. Ïðåäìåò ýêîíîìè÷åñêîé ñîöèîëîãèè

1 Гофман А. Б. 7 лекций по истории социологии. М. : Книжный дом «Университет»,

Предмет науки представляет собой специфическое воспроизведение реаль-

Науки, имеющие сходные объекты, могут существенно различаться

1 См. : Кравченко С. А. Социология: парадигмы через призму социологического вообра-

Объектом экономической социологии, т.е. той частью реальности, на кото-

Та же реальность является и объектом экономической теории, изучаю-

1 Курс экономической теории / под ред. М. Н. Чепурина, Е. А. Киселевой. Киров : Аса,

1 Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Изд. 2. Т. 13. С. 6—7.

1 См.: Верховин В. И., Зубков В. И. Экономическая социология: монография. М. : Изд-во

Предмет экономической социологии — социальное содержание (предпо-

Безусловно, такое определение предмета экономической социологии

1.2. Ýêîíîìè÷åñêàÿ ñîöèîëîãèÿ è åå ìåñòî â ñèñòåìå ñîöèàëüíîãî

Изолированный, Всегда включенный в контекст

Ориентирован исключительно Ориентирован

Эгоистический — ориентирован Альтруистичный — ориентирован

Включен в системы властных

Информированный и квалифициро- Информированность ограничена как

Рис. 1.1. Отличия базовых абстракций человека

1.3. Ìåòîäû ýêîíîìè÷åñêîé ñîöèîëîãèè

1 Радаев В. В. Еще раз о предмете экономической социологии // Социологические

1.4. Èñòîðèÿ ñòàíîâëåíèÿ ýêîíîìè÷åñêîé ñîöèîëîãèè

1 Горичева Л. Г. К вопросу об эволюции экономического знания. М. : ИМЭМО РАН,

1.4.1. Классический этап развития экономической социологии

1 Дюркгейм Э. Курс социальной науки // Дюркгейм Э. Социология: ее предмет, метод,

1 Соколова Г. Н. Экономическая социология. Минск : Вышэйшая школа, 1998. С. 49.

Êîíòðîëüíûå âîïðîñû è çàäàíèÿ

2.1. Áàçîâûå òèïû ñîöèàëüíûõ îòíîøåíèé

Принято выделять два базовых типа социальных отношений:

Здесь речь идет, безусловно, об идеальных типах обществ в веберовском

1 Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Изд. 2. Т. 23. С. 88.

1 Об этом подробнее см.: Кравченко С. А. Социология. М., Экзамен, 2003. С. 77—78 ;

Ориентация на других Универсализм

Партикуляризм Ориентация на себя

Аффективность Аффективная нейтральность

Рис. 2.1. Типовые переменные, описывающие ситуативные ориентации

В «аскриптивных», или традиционных, обществах основные социо-

1 Форд Г. Моя жизнь, мои достижения. М. : Время, 1927. С. 74.

2.2.1. Производство и потребление в традиционных обществах

Хозяйственная жизнь традиционных обществ основана на системе межлич-

Даже собственно доступ к основным средствам производства обу-

1 См. подробнее об этом: Зарубина Н. Н. Социология хозяйственной жизни: проблемный

1 Зомбарт В. Буржуа. Этюды по истории духовного развития современного экономиче-

2.2.2. Труд в традиционных обществах1

1 Об этом подробнее см.: Зарубина Н. Н. Социология хозяйственной жизни … С. 34—37.

1 Вебер М. Социология религии (типы религиозных сообществ) // Работы М. Вебера по

2.2.3. Собственность и богатство в традиционных обществах

1 См.: Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М. : Искусство, 1984. С. 274.

1 Жизнь Викрамы, или 32 истории царского трона. М. : Изд-во восточной литературы

2.2.4. Предприимчивость в традиционных обществах