Открыть Электронные книги
Категории
Открыть Аудиокниги
Категории
Открыть Журналы
Категории
Открыть Документы
Категории
«ÐÓÑÑÊÈÉ ÏÓÒÜ»
Í . Ñ . Ã Ó Ì È Ë Å Â:
PRO ET CONTRA
Ëè÷íîñòü è òâîð÷åñòâî Íèêîëàÿ Ãóìèëåâà
â îöåíêå ðóññêèõ ìûñëèòåëåé è èññëåäîâàòåëåé
Àíòîëîãèÿ
Èçäàíèå âòîðîå
Èçäàòåëüñòâî
Ðóññêîãî Õðèñòèàíñêîãî ãóìàíèòàðíîãî èíñòèòóòà
Ñàíêò-Ïåòåðáóðã
2000
Ю. В.$Зобнин
Странни.$д0ха
(о#с%дьбе#и#творчестве#Н.#С.#Г%милева)
II
III
IV
ния, — вот то, что нам дает неведомое… Всегда помнить о непо1
знаваемом, но не оскорблять своей мысли о нем более или менее
вероятными догадками — вот принцип акмеизма», — таков вы1
вод Гумилева, сделанный им в финальной части «манифеста».
Все сказанное заставляет нас искать генетическую связь ак1
меистической эстетики (в ее гумилевском изложении 27) с агнос1
тическими учениями, прежде всего, конечно, — с учением
И. Канта. Очень важным свидетельством для подтверждения
самого факта обращения Гумилева во время работы над теорией
акмеизма к творчеству Канта являются мемуары Вас. В. Гиппиу1
са, участника гумилевского «Цеха поэтов» в 1912 г. Достаточно
скептически настроенный ко всему, что касалось акмеистичес1
кого «бунта» против символизма, Вас. В. Гиппиус так вспомина1
ет об «акмеистических» заседаниях «Цеха»: «Оттолкнувшись от
берегов символизма и мистики, акмеисты не знали куда пристать
(искренние старания Гумилева насадить нечто вроде нового кан&
тианства не привели ни к чему) и очутились в открытом море» 28.
Для Канта, решающего в «Критике чистого разума» вопрос о
возможности «метафизики как науки», установление пределов
разумного познания мира человеком было главной задачей. Кан1
товская «трансцедентальная эстетика» утверждала, что мир вос1
принимается человеком лишь в той своей части, которая укла1
дывается в присущие рассудку категории «пространства» и
«времени» — нечто, не укладывающееся в эти категории, не мо1
жет быть воспринято человеческими чувствами. Следовательно,
человек, в силу возможностей своего «воспринимательного ап1
парата» обречен иметь дело не с «целым» миром («ноуменом»,
по терминологии Канта), а с его «частью» («феноменом»). Таким
образом, мир познаваем лишь частично. «Непознаваемое», ле1
жащее вне «феноменального», действительно «непознаваемо»,
т. к. человек физически не наделен способностями подобного по1
знания. «…Здесь хотят, — писал Кант о тех, кто пытался пере1
шагнуть границы «феноменального» (а русские символисты в
начале XX века, по мнению Гумилева, «главные силы направи1
ли в область неведомого»), — чтобы можно было познавать, и,
значит, созерцать вещи и без внешних чувств, следовательно,
чтобы мы имели способность познания, которая совершенно от1
личается от человеческой.., чтобы мы были, следовательно, не
людьми…» 29.
Тем из своих оппонентов, кто не может примириться с необ1
ходимостью ограничения пределов познания «феноменальным»
и все1таки жаждет откровения «ноуменальных» тайн мирозда1
42 Ю. В. ЗОБНИН
VI
ПРИМЕЧАНИЯ
1
См.: Анучин Д. Н. О судьбе Колумба как исторической личности, и о
спорных и темных пунктах его биографии // Землеведение. 1894. Т. I. Кн. I.
С. 210. На эту работу, как на возможный источник, использованный Гуми1
левым, нам любезно указал С. Л. Слободнюк.
2
См.: Иллюстрированная популярная библейская энциклопедия. Труд
и издание архимандрита Никифора. Репринтное изд. Л.—Загорск. 1990.
С. 98.
3
См.: Холл М. П. Энциклопедическое изложение масонской, гермети1
ческой, каббалистической и розенкрейцеровской символической филосо1
фии. Новосибирск, 1992. С. 82.
4
Материалисты Древней Греции. М. 1956. С. 44.
5
Зелинский Ф. Ф. Вячеслав Иванов // Русская литература XX века.
1890—1910 / Под ред. С. А. Венгерова — М. 1916. Т. III. Ч. II. С. 103.
6
Гумилев Н. С. Неизданные стихи и письма. Париж. 1980. С. 133.
7
См.: Nicolay Gumilev. 1886—1986. Berkeley slavic specialities. 1987.
8
См.: Иванов Вяч. Вс. Звездная вспышка (Поэтический мир Н. С. Гу1
милева) // Гумилев Н. С. Стихи; Письма о русской поэзии. М. 1990. С. 30—
31.
9
Гумилев Н. С. Неизданные стихи… С. 133—134.
10
См.: Силард Л. Русская литература конца XIX — начала XX века;
1890—1917. Будапешт. 1983. Т. I. С. 40.
11
См.: Аполлон. 1913. № 1. С. 70.
12
Брюсов В. Я. Торжество победителей // Брюсов В. Я. Среди стихов;
1894—1924; Манифесты, статьи, рецензии. М. 1990. С. 244.
13
Брюсов В. Я. Вехи. Страсть // Среди стихов… С. 116.
14
Бунин И. А. Собрание сочинений. М. 1967. Т. 9. С. 529.
15
Мартынов И. Ф. Русский декаданс перед судом цензуры (1906—
1916 гг.) // Гумилевские чтения. Вена. 1984. С. 151.
16
Жизнь Николая Гумилева. Воспоминания современников. Л. 1991.
С. 31—32.
17
Ходасевич В. Ф. Конец Ренаты // Ходасевич В. Ф. Некрополь; Воспо1
минания. М. 1991. С. 7—8.
18
Цит. по: Тименчик Р. Д. Заметки об акмеизме (III) // Russian litera1
ture. 1981. № IX. С. 176.
19
Мережковский Д. С. О причинах упадка и о новых течениях современ1
ной русской литературы // Мережковский Д. С. Полное собрание сочине1
ний. М. 1914. Т. XVIII. С. 233—234.
20
Бердяев Н. А. Философия неравенства // Русское зарубежье: Из исто1
рии социальной и правовой мысли. Л. 1991. С. 115.
21
Новиков В. И. Масонство и русская культура. М. 1993. С. 57.
22
Соколовская Т. О. Масонские системы // Масонство в его прошлом и
настоящем. Репринтное изд. М. 1991. Т. 2. С. 75.
23
Силард Л. Русская литература конца XIX — начала XX века; 1890—
1917. Будапешт. 1983. Т. 1. С. 45.
52 Ю. В. ЗОБНИН
24
Иванов Вяч. И. Заветы символизма // Иванов Вяч. И. Борозды и межи.
М. 1916. С. 126.
25
Чуковский К. И. Современники. М. 1962. С. 482.
26
Николай Гумилев в воспоминаниях современников. Репринтное изд.
М. 1990. С.
27
Необходимо помнить, что в трактовке «акмеизма» Гумилевым и Го1
родецким существуют значительные расхождения. «Свой» акмеизм и у Ман1
дельштама (см. его статью «Утро акмеизма»).
28
Гиппиус Вас. В. Цех поэтов // Ахматова А. А. Десятые годы: В 5 кн.
М. 1989. С. 84.
29
Кант И. Критика чистого разума. СПб. 1896. С. 236.
30
Избранные мысли Канта. М. 1906. С. 23.
31
См.: Зобнин Ю. В. «Кантианские» мотивы в творчестве Н. С. Гумиле1
ва (к вопросу о генезисе акмеистической эстетики) // Философские пробле1
мы искусствоведения, теории и истории культуры. СПб. 1994. С. 53—54.
32
Кант И. Критика чистого разума… С. 17.
33
Мочульский К. В. Поэтика Гумилева // Звено (Париж). 18 июня 1923.
Цит. по: Гумилев Н. С. Письма о русской поэзии. М. 1990. С. 286—287.
34
Б. п. (В. В. Ермилов). О поэзии войны // На литературном посту. 1927.
№ 10. С. 3—4.
35
См.: Тименчик Р. Д. «Над седою, вспененной Двиной…» Н. Гумилев в
Латвии // Даугава. 1986. № 8. С. 118.
I
ÈÇÁÐÀÍÍÛÅ
ÏÐÎÈÇÂÅÄÅÍÈß
I
* * *
Я откинул докучную маску,
Мне чего1то забытого жаль…
Я припомнил старинную сказку
Про священную чашу Грааль.
* * *
Я конквистадор в панцире железном,
Я весело преследую звезду,
Я прохожу по пропастям и безднам
И отдыхаю в радостном саду.
ВВЕРХ ПО НИЛУ
(листы#из#дневни:а)
9 мая.
Я устал от Каира, от солнца, туземцев, европейцев, декора1
тивных жирафов и злых обезьян. Каждой ночью мне снится иная
страна, знакомая и прекрасная, каждой ночью я ясно помню, что
мне надо сделать, но просыпаясь забываю все. Проходят дни,
недели, а я все еще в Каире.
11 мая.
Завтра решится все. Сегодня на вечере у французского консу1
ла я встретил высокого англичанина с надменной линией губ и
детски1веселыми голубыми глазами. Мне сказали, что он худож1
ник и едет к истокам Нила. И при первом взгляде я понял, что он
знает многое. Если вообще тайна жива среди арийских народов,
то англичане чаще других владеют ею. Я пригласил его на кофе
и с тревогой ждал ответа. Он обещал прийти.
12 мая.
— Сигару, мистер Тьери?
— Благодарю, мистер Грант.
— Говорят, в истоках Нила лихорадки и москиты.
— Да, но там есть также священные крокодилы особенной ред1
кой породы, изумрудные.
— Арабы интереснее негров.
— Один нищий дервиш рассказал мне, что в тропических ле1
сах еще могуче племя мудрых эфиопов под властью потомка ко1
роля1волхва Балтазара.
Избранные произведения 57
24 мая.
Мы едем почти две недели и сегодня высадились на берег око1
ло маленькой пирамиды, неизвестной туристам. Поблизости не
было ни души, и мы вошли в нее без проводника. Лестница ви1
лась, поднималась и опускалась и внезапно окончилась пугаю1
щей заманчиво1черной ямой. Мистер Тьери лениво пожал пле1
чами и пошел на верх, а я привязал веревку к выступу скалы и
начал спускаться, держа в руке смоляной факел, ронявший ог1
ненные капли в темноту. Скоро я добрался до сырого, растресну1
того дна и, присев на камень, огляделся. Мой факел освещал толь1
ко часть пещеры, старую, старую и странно1родную.
Где1то сочилась вода. Валялись остатки рассыпавшейся му1
мии. Мелькнула и скрылась большая черная змея. — Она никог1
да не видела солнца, — с тревогой подумал я. Задумчивая жаба
выползла из1за камня и видимо хотела пойти ко мне. Но ее пугал
свет факела.
Мне стало вдруг так грустно, как никогда еще не бывало. Что1
бы рассеяться, я подошел к стене и начал разбирать полустертую
58 Н. С. ГУМИЛЕВ
17 июня.
Три недели пролежал я в сильной нильской лихорадке и толь1
ко сегодня могу снова приняться за дневник. Мистер Тьери при1
вез меня обратно в Каир и ухаживал за мной, как за ребенком.
Но кажется он о чем1то догадывается, потому что когда я сказал
ему, что мы должны возвратиться к пирамиде, он начал распро1
страняться о неоплатониках и их солнечных заклинаниях и, на1
конец, почти не скрываясь: — Бойтесь задумчивых жаб.
Откуда он знает?
* * *
В ПУТИ
Вынем же меч1кладенец,
Дар благосклонных наяд,
Чтоб обрести наконец
Неотцветающий сад.
ЧИТАТЕЛЬ КНИГ
КАПИТАНЫ
1
На полярных морях и на южных,
По изгибам зеленых зыбей,
Меж базальтовых скал и жемчужных
Шелестят паруса кораблей.
2
Вы все, паладины Зеленого Храма,
Над пасмурным морем следившие румб,
Гонзальво и Кук, Лаперуз и де Гама,
Мечтатель и царь, генуэзец Колумб!
Темнокожие мулатки
И гадают и поют,
И несется запах сладкий
От готовящихся блюд.
А в заплеванных тавернах
От заката до утра
Избранные произведения 63
4
Но в мире есть иные области,
Луной мучительной томимы,
Для высшей силы, высшей доблести
Они навек недостижимы.
ПУТЕШЕСТВИЕ В КИТАЙ
С. Судейкину
ОСЛЕПИТЕЛЬНОЕ
Ты уводила моряков
В пещеры джиннов и волков,
Хранящих древнюю обиду,
И на висячие мосты
Сквозь темно1красные кусты
На пир к Гаруну аль1Рашиду.
«ОТКРЫТИЕ АМЕРИКИ»
Поэма#в#четырех#песнях
Песнь первая
Свежим ветром снова сердце пьяно,
Тайный голос шепчет: «Все покинь!»—
Перед дверью над кустом бурьяна
Небосклон безоблачен и синь,
В каждой луже запах океана,
В каждом камне веянье пустынь.
Песнь вторая
Песнь третья
Песнь четвертая
ОСТРОВ ЛЮБВИ
От Европы ль умной,
Джентльмена снов;
Африки ль безумной,
Страстной, но без слов;
Скромности пустыня.
— Место палачу!—
Все твердит богиня,
Как лягушка в тине:
«Нет» и «Не хочу».
Но стыдливость чащей
Успокоит вас,
Вам звучит все слаще:
«Милый, не сейчас!»
Озеро томлений —
Счастье и богам:
Все открыты тени
Взорам и губам.
Но на остров Неги,
Тот, что впереди,
Дерзкие набеги
Не производи!
Берегись истерик,
Серной кислоты,
Если у Америк
Не скитался ты.
ПАЛОМНИК
РОДОС
Памяти
М. А. Кузьминой&Караваевой
ВОЗВРАЩЕНИЕ
СНОВА МОРЕ
И помешанный на добре,
Что не слышит песен Улисса,
Призывающего к игре?
АФРИКАНСКАЯ НОЧЬ
НАСТУПЛЕНИЕ
ПРАПАМЯТЬ
II
СВИДАНЬЕ
Ты остановишься, бледна,
И тихо сбросишь плащ,
Не так ли полная луна
Встает из темных чащ?
И, околдованный луной,
Окованный тобой,
Я буду счастлив тишиной,
И мраком, и судьбой.
И донесет из темноты
Зеленый океан
Кораллы, жемчуг и цветы,
Дары далеких стран.
ЖИЗНЬ
БОЛЬНОЙ
РАЗГОВОР
Георгию Иванову
1
«Маленькая тонкинка» (фр.).
88 Н. С. ГУМИЛЕВ
ДЕРЕВЬЯ
ОСЕНЬ
Оранжево1красное небо…
Порывистый ветер качает
Кровавую гроздь рябины.
Догоняю бежавшую лошадь
Избранные произведения 89
ПРИРОДА
НОРВЕЖСКИЕ ГОРЫ
Я ничего не понимаю, горы:
Ваш гимн поет кощунство иль псалом,
И вы, смотрясь в холодные озера,
Молитвой заняты иль колдовством?
ЕСТЕСТВО
Я не печалюсь, что с природы
Покров, ее скрывавший, снят,
Что древний лес, седые воды
Не кроют фавнов и наяд.
Не человеческою речью
Гудят пустынные ветра,
И не усталость человечью
Нам возвещают вечера.
ДУША И ТЕЛО
I
Над городом плывет ночная тишь,
И каждый шорох делается глуше,
А ты, душа, ты все1таки молчишь,
Помилуй, Боже, мраморные души.
II
Закат из золотого стал как медь,
Покрылись облака зеленой ржою,
92 Н. С. ГУМИЛЕВ
III
ПОЭМА НАЧАЛА
КНИГА#ПЕРВАЯ
Дракон
Песнь#первая
1
Из1за свежих волн океана
Красный бык приподнял рога,
И бежали лани тумана
Под скалистые берега.
Под скалистыми берегами
В многошумной сырой тени
Серебристыми жемчугами
Оседали на мох они.
Красный бык изменяет лица:
Вот широко крылья простер,
И парит огромная птица,
Пожирающая простор.
Вот к дверям голубой кумирни,
Ключ держа от тайн и чудес,
Он восходит, стрелок и лирник,
По открытой тропе небес.
Ветры, дуйте, чтоб волны пели,
Чтоб в лесах гудели стволы,
Войте, ветры, в трубы ущелий,
Возглашая ему хвалы.
2
Освежив горячее тело
Благовонной ночною тьмой,
94 Н. С. ГУМИЛЕВ
4
Пробудился дракон и поднял
Янтари грозовых зрачков,
Первый раз он взглянул сегодня
После сна десяти веков.
И ему не казалось светлым
Солнце, юное для людей,
Был как будто засыпан пеплом
Жар пылавших в море огней.
Но иная радость глубоко
В сердце зрела, как сладкий плод,
Он почуял веянье рока,
Милой смерти неслышный лет.
Говор моря и ветер южный
Заводили песню одну:
— Ты простишься с землей ненужной
И уйдешь домой в тишину.
О твое усталое тело
Притупила жизнь острие,
Губы смерти нежны, и бело
Молодое лицо ее.
5
А с востока, из мглы белесой,
Где в лесу змеилась тропа,
Превышая вершину леса
Ярко1красной повязкой лба,
Пальм стройней и крепче платанов,
Неуклонней разлива рек,
В одеяньях серебротканых
Шел неведомый человек.
Шел один, спокойно и строго
Опуская глаза, как тот,
Кто давно знакомой дорогой
Много дней и ночей идет.
И казалось, земля бежала
Под его стопы, как вода,
Смоляною доской лежала
На груди его борода.
Точно высечен из гранита,
Лик был светел, но взгляд тяжел, —
96 Н. С. ГУМИЛЕВ
6
Было страшно, точно без брони
Встретить меч, разящий в упор,
Увидать нежданно драконий
И холодный и скользкий взор.
Помнил жрец, что десять столетий
Каждый бывший здесь человек
Видел лишь багровые сети
Крокодильих сомкнутых век.
Но молчал он и черной пикой
(У мудрейших водилось так)
На песке пред своим владыкой
Начертал таинственный знак:
Точно жезл, во прахе лежавший,
Символ смертного естества,
И отвесный, обозначавший
Нисхождение божества,
И короткий, меж них сокрытый,
Точно связь этих двух миров…
Не хотел открыть Морадита
Зверю тайны чудесной слов.
7
И дракон прочел, наклоняя
Взоры к смертному в первый раз:
— Есть, владыка, нить золотая,
Что связует тебя и нас.
Много лет я провел во мраке,
Постигая смысл бытия,
Видишь, знаю святые знаки,
Что хранит твоя чешуя.
Отблеск их от солнца до меди
Изучил я ночью и днем,
Я следил, как во сне ты бредил,
Переменным горя огнем.
И я знаю, что заповедней
Этих сфер, и крестов, и чаш,
Пробудившись в свой день последний,
Нам ты знанье свое отдашь.
Избранные произведения 97
Зарожденье, преображенье
И ужасный конец миров
Ты за ревностное служенье
От своих не скроешь жрецов.
10
11
12
Капли крови из свежей раны
Потекли, красны и теплы,
Как ключи на заре багряной
Из глубин меловой скалы.
Дивной перевязью священной
Заалели ее струи
На мерцании драгоценной
Золотеющей чешуи.
Точно солнце в рассветном небе,
Наливался жизнью дракон,
Крылья рвались по ветру, гребень
Петушиный встал, обагрен.
И когда, без слов, без движенья,
Взором жрец его вновь спросил
О рожденье, преображенье
И конце первозданных сил,
Переливы чешуй далече
Озарили уступы круч,
Точно голос нечеловечий,
Превращенный из звука в луч.
Песнь#вторая
1
Мир когда1то был легок, пресен,
Бездыханен и недвижим
И своих трагических песен
Не водило время над ним.
100 Н. С. ГУМИЛЕВ
2
Скалясь красными пропастями,
Раскаленны, страшны, пестры,
За клокочущими мирами
Проносились с гулом миры.
По расшатанной им орбите
Вверх и вниз металась земля.
3
Мчалось время; прочней, телесней
Застывало оно везде.
Дева стала лучом и песней
На далекой своей звезде.
III
БАЛЛАДА
КРЕСТ
* * *
Мой старый друг, мой верный Дьявол
Пропел мне песенку одну:
— Всю ночь моряк в пучине плавал,
А на заре пошел ко дну.
ВЛЮБЛЕННАЯ В ДЬЯВОЛА
* * *
Ум человеческий смущен,
В его глубинах — черный страх,
Как стая траурных ворон
На обессиленных полях.
И неужели не видна
Судьба, их радостная мать,
Что пеной жгучего вина
Любила смертных опьянять?
Избранные произведения 105
* * *
ЧЕРНЫЙ ДИК
* * *
* * *
* * *
Юный маг в пурпуровом хитоне
Говорил нездешние слова,
Перед ней, царицей беззаконий,
Расточал рубины волшебства.
* * *
Над тростником медлительного Нила,
Где носятся лишь бабочки да птицы,
116 Н. С. ГУМИЛЕВ
* * *
* * *
Неслышный, мелкий падал дождь,
Вдали чернели купы рощ,
Я шел один средь трав высоких,
Я шел и плакал тяжело
И проклинал творящих зло,
Преступных, гневных и жестоких.
И я увидел пришлеца
С могильной бледностью лица
И с пересохшими губами.
В хитоне белом, дорогом,
Как бы упившийся вином,
Он шел неверными шагами.
118 Н. С. ГУМИЛЕВ
Но я отпрянул, удивлен,
Когда он свой раскрыл хитон
И показал на сердце рану.
По ней дымящаяся кровь
То тихо капала, то вновь
Струею падала по стану.
ПОТОМКИ КАИНА
Сонет
ПОРТРЕТ МУЖЧИНЫ
Картина#в#Л%вре#работы#неизвестноHо
Его глаза — подземные озера,
Покинутые, царские чертоги,
Отмечен знаком высшего позора,
Он никогда не говорит о Боге.
СКАЗКА
Тэффи
ЛЕОНАРД
Три года чума и голод
Разоряли большую страну,
122 Н. С. ГУМИЛЕВ
IV
ВОРОТА РАЯ
СТАРИНА
ХРИСТОС
ЗАВОДИ
Н. В. Анненской
ЗОЛОТОЙ РЫЦАРЬ
* * *
Через несколько дней английское войско, скитаясь в горах,
набрело на трупы своих заблудившихся товарищей. Отуманилось
сердце веселого короля Ричарда, и, призвав арабского медика,
он долго расспрашивал его о причине смерти столь знаменитых
воинов.
— Их убило солнце, — ответил ученый, — но не грусти, ко1
роль, перед смертью они должны были видеть чудные сны, ка1
ких не дано увидеть нам, живым.
БАЛЛАДА
Посылка
Тебе, подруга, эту песнь отдам,
Я веровал всегда твоим стопам,
Когда вела ты, нежа и карая,
Ты знала все, ты знала, что и нам
Блеснет сиянье розового рая.
ОТРЫВОК
БЛУДНЫЙ СЫН
1
Нет дома подобного этому дому!
В нем книги и ладан, цветы и молитвы!
Но видишь, отец, я томлюсь по иному,
Пусть в мире есть слезы, но в мире есть битвы.
2
Как розов за портиком край небосклона!
Как веселы в пламенном Тибре галеры!
Избранные произведения 131
1
Привет, друзья! (лат.).
132 Н. С. ГУМИЛЕВ
* * *
ВЕЧНОЕ
* * *
Я вежлив с жизнью современною,
Но между нами есть преграда,
134 Н. С. ГУМИЛЕВ
И видит, горестно1смеющийся,
Всегда недвижные качели,
Где даме с грудью выдающейся
Пастух играет на свирели.
1913
ПЯТИСТОПНЫЕ ЯМБЫ
СРЕДНЕВЕКОВЬЕ
Но мы спокойны, мы поспорим
Со стражами Господня гнева,
И пахнет звездами и морем
Твой плащ широкий, Женевьева.
Торжественный, гранитнокрылый,
Он охранял наш город сонный,
В нем пели молоты и пилы,
В ночи работали масоны.
СЧАСТИЕ
1
Больные верят в розы майские,
И нежны сказки нищеты,
Заснув в тюрьме, виденья райские
Наверняка увидишь ты.
138 Н. С. ГУМИЛЕВ
2
— «Хочешь, горбун, поменяться
Своею судьбой с моей,
Хочешь шутить и смеяться,
Быть вольной птицей морей?» —
Он подозрительным взглядом
Смерил меня всего:
— «Уходи, не стой со мной рядом,
Не хочу от тебя ничего!» —
3
У муки столько струн на лютне,
У счастья нету ни одной,
Взлетевший в небо бесприютней,
Чем опустившийся на дно.
И Заклинающий проказу,
Сказавший деве — талифа!..
…Ему дороже нищий Лазарь
Великолепного волхва.
4
Ведь я не грешник, о Боже,
Не святотатец, не вор,
И я верю, верю, за что же
Тебя не видит мой взор?
Ах, я не живу в пустыне,
Я молод, весел, пою,
И Ты, я знаю, отринешь
Бедную душу мою!
5
В мой самый лучший, светлый день,
В тот день Христова Воскресенья,
Избранные произведения 139
ВОСЬМИСТИШИЕ
ВОЙНА
М. М. Чичагову
СМЕРТЬ
ГОРОДОК
Полосатые столбы
У гауптвахты, где солдатики
Под пронзительный вой трубы
Маршируют, совсем лунатики.
Губернаторский дворец
Пышет светом в часы вечерние,
Предводителев жеребец —
Удивление всей губернии.
ПАМЯТЬ
Только змеи сбрасывают кожи,
Чтоб душа старела и росла.
Мы, увы, со змеями не схожи,
Мы меняем души, не тела.
* * *
За покинутым бедным жилищем,
Где чернеют остатки забора,
Старый ворон с оборванным нищим
О восторгах вели разговоры.
144 Н. С. ГУМИЛЕВ
ЖИРАФ
ВОЛШЕБНАЯ СКРИПКА
СЕВЕРНЫЙ РАДЖА
Валентину Кривичу
1
Она простерлась, неживая,
Когда замышлен был набег,
Ее сковали грусть без края,
И синий лед, и белый снег.
146 Н. С. ГУМИЛЕВ
Но и задумчивые ели
В цветах серебряной луны,
Всегда тревожные, хотели
Святой по1новому весны.
Да в отдаленной полынье
Плескались рыжие тюлени,
Да небо в розовом огне
Бросало ровный свет без тени.
В БИБЛИОТЕКЕ
М. Кузмину
О, пожелтевшие листы
В стенах вечерних библиóтек,
Когда раздумья так чисты,
А пыль пьянее, чем наркотик!
* * *
ЖИЗНЬ СТИХА
I
Крестьянин пашет, каменщик строит, священник молится, и
судит судья. Что же делает поэт? Почему легко запоминаемыми
стихами не изложит он условий произрастания различных зла1
ков, почему отказывается сочинить новую «Дубинушку» или
обсахаривать горькое лекарство религиозных тезисов? Почему
только в минуты малодушия соглашается признать, что чувства
добрые он лирой пробуждал? Разве нет места у поэта, все равно,
в обществе ли буржуазном, социал1демократическом или общи1
не религиозной? Пусть замолчит Иоанн Дамаскин!
Так говорят поборники тезиса «Искусство для жизни». Отсю1
да Франсуа Коппе, Сюлли1Прюдом, Некрасов и во многом Анд1
рей Белый.
Им возражают защитники «Искусства для искусства»: «По1
дите прочь, какое дело поэту мирному до вас… душе противны
вы, как гробы, для вашей глупости и злобы имели вы до сей поры
бичи, темницы, топоры, довольно с вас, рабов безумных…» Для
нас, принцев Песни, жизнь только средство для полета: чем силь1
нее танцующий ударяет ногами землю, тем выше он поднимает1
ся. Чеканим ли мы свои стихи, как кубки, или пишем неясные,
словно пьяные, песенки, мы всегда и прежде всего свободны и
вовсе не желаем быть полезными.
Отсюда — Эредиа, Верлен, у нас — Майков.
Этот спор длится уже много веков, не приводя ни к каким ре1
зультатам, и неудивительно: ведь от всякого отношения к чему1
Избранные произведения 151
II
III
Но человек не погасил
До утра свеч… и струны пели,
Лишь утро их нашло без сил
На черном бархате постели.
С кем не случалось этого? Кому не приходилось склоняться
над своей мечтой, чувствуя, что возможность осуществить ее по1
теряна безвозвратно? И тот, кто, прочитав это стихотворение,
забудет о вечной, девственной свежести мира, поверит, что есть
только мука, пусть кажущаяся музыкой, — тот погиб, тот от1
равлен. Но разве не чарует мысль о гибели от такой певучей стре1
лы?
Затем, минуя «Незнакомку» Блока, — о ней столько писа1
лось, — я скажу еще о «Курантах Любви» Кузмина. Одновремен1
но с ними автором писалась к ним и музыка, и это положило на
них отпечаток какого1то особого торжества и нарядности, доступ1
ной только чистым звукам. Стих льется, как струя густого, ду1
шистого и сладкого меда, веришь, что только он — естественная
форма человеческой речи, и разговор или прозаический отрывок
после кажутся чем1то страшным, как шепот в тютчевскую ночь,
как нечистое заклинание. Эта поэма составлена из ряда лиричес1
ких отрывков, гимнов любви и о любви. Ее слова можно повто1
рять каждый день, как повторяешь молитву, вдыхаешь запах
духов, смотришь на цветы. Я приведу из нее один отрывок, кото1
рый совершенно зачаровывает наше представление о завтрашнем
дне, делает его рогом изобилия:
Любовь расставляет сети
Из крепких шелков;
Любовники, как дети,
Ищут оков.
Вчера ты любви не знаешь,
Сегодня весь в огне.
Вчера меня отвергаешь,
Сегодня клянешься мне.
Завтра полюбит любивший
И не любивший вчера,
Придет к тебе не бывший
Другие вечера.
Полюбит, кто полюбит,
Когда настанет срок,
И будет то, что будет,
Что приготовил нам рок.
Мы, как малые дети,
Ищем оков
158 Н. С. ГУМИЛЕВ
IV
На днях прекратил свое существование журнал «Весы», глав1
ная цитадель русского символизма. Вот несколько характерных
фраз из заключительного манифеста редакции, напечатанного в
№ 12:
«“Весы” были шлюзой, которая была необходима до тех пор,
пока не слились два идейных уровня эпохи, и она становится бес1
полезной, когда это достигнуто наконец ее же действием. Вместе
с победой идей символизма в той форме, в какой они исповедова1
лись и должны были исповедоваться “Весами”, ненужным ста1
новится и сам журнал. Цель достигнута, и eo ipso средство бес1
цельно! Растут иные цели!»
«Мы не хотим сказать этим, что символическое движение
умерло, что символизм перестал играть роль идейного лозунга
нашей эпохи»… «Но завтра то же слово станет иным лозунгом,
загорится иным пламенем, и оно уже горит по1иному над нами».
Со всем этим нельзя не согласиться, особенно если дело кос1
нется поэзии. Русский символизм, представленный полнее всего
«Весами», независимо от того, что он явился неизбежным момен1
том в истории человеческого духа, имел еще назначение быть
бойцом за культурные ценности, с которыми от Писарева до Горь1
кого у нас обращались очень бесцеремонно. Это назначение он
выполнил блестяще и внушил дикарям русской печати если не
уважение к великим именам и идеям, то по крайней мере страх
перед ними. Но вопрос, надо ли ему еще существовать как лите1
ратурной школе, сейчас имеет слишком мало надежд быть раз1
решенным, потому что символизм создался не могучей волей од1
ного лица, как «Парнас» волей Леконта де Лиля, и не был
результатом общественных переворотов, как романтизм, но явил1
ся следствием зрелости человеческого духа, провозгласившего,
что мир есть наше представление. Так что устаревшим он ока1
жется только тогда, когда человечество откажется от этого тези1
са — и откажется не только на бумаге, но всем своим существом.
Когда это случится, предоставляю судить философам. Теперь же
мы не можем не быть символистами. Это не призыв, не пожела1
ние, это только удостоверяемый мною факт.
Избранные произведения 159
СОВРЕМЕННОСТЬ
ВЕЧЕР
* * *
Об Адонисе с лунной красотой,
О Гиацинте тонком, о Нарциссе
И о Данае, туче золотой,
Еще грустят аттические выси.
* Пусть не подумает читатель, что этой фразой я ставлю крест над все1
ми крайними устремлениями современного искусства. В одной из
ближайших книжек «Аполлона» их разбору и оценке будет посвя1
щена особая статья (прим. авт.).
164 Н. С. ГУМИЛЕВ
1
Но где же прошлогодний снег! (фр.).
Избранные произведения 167
ТВОРЧЕСТВО
КАНЦОНА ТРЕТЬЯ
АНДРЕЙ РУБЛЕВ
МОЙ ЧАС
ЧИТАТЕЛЬ
СЛОВО
ШЕСТОЕ ЧУВСТВО
VI
КОЛОКОЛ
ИМПЕРАТОР КАРАКАЛЛА
II
Любопытно1вдумчивая нежность
Словно тень на царственных устах,
Но какая дикая мятежность
Затаилась в сдвинутых бровях!
III
Мореплаватель Павзаний
С берегов далеких Нила
В Рим привез и шкуры ланей,
И египетские ткани,
И большого крокодила.
Суетились у галеры
Бородатые скитальцы,
И изящные гетеры
Поднимали в честь Венеры
Точно мраморные пальцы.
ОСНОВАТЕЛИ
МАНЛИЙ
ВАРВАРЫ
СОН АДАМА
Итальянс)ие стихи
ГЕНУЯ
РИМ
ПИЗА
ВИЛЛА БОРГЕЗЕ
ФЛОРЕНЦИЯ
О сердце, ты неблагодарно!
Тебе — и розовый миндаль,
И замки древние над Арно,
И запах трав, и в блеске даль.
ВЕНЕЦИЯ
А на высотах собора,
Где от мозаики блеск,
Чу, голубиного хора
Вздох, воркованье и плеск.
БОЛОНЬЯ
ТРАЗИМЕНСКОЕ ОЗЕРО
НА ПАЛАТИНЕ
НЕАПОЛЬ
Как эмаль, сверкает море,
И багряные закаты
На готическом соборе,
Словно гарпии, крылаты;
Но какой античной грязью
Полон город, и не вдруг
К золотому безобразью
Нас приучит буйный юг.
ПАДУАНСКИЙ СОБОР
ОДА Д’АННУНЦИО
К#еHо#выст%плению#в#Ген%е
Униженная до конца,
Страна, веселием объята,
Короновала мертвеца
В короновании Торквата.
СТАРЫЕ УСАДЬБЫ
Но старикам — золотоглавые,
Святые, белые скиты,
А девушкам — одни лукавые
Увещеванья пустоты.
И не расстаться с амулетами,
Фортуна катит колесо,
На полке рядом с пистолетами,
Барон Брамбеус и Руссо.
НОВОРОЖДЕННОМУ С. Л.
ВТОРОЙ ГОД
И сосчитают ли потопленных
Во время трудных переправ,
Забытых на полях потоптанных
И громких в летописи слав?
РАБОЧИЙ
ЛЕДОХОД
Уж одевались острова
Весенней зеленью прозрачной,
Но нет, изменчива Нева,
Ей так легко стать снова мрачной.
МУЖИК
С остановившимся взглядом
Здесь проходил печенег…
Сыростью пахнет и гадом
Возле мелеющих рек.
ШВЕЦИЯ
СТОКГОЛЬМ
ОЛЬГА
ГОНЧАРОВА И ЛАРИОНОВ
ПАНТУМ
От Индии до Византии
Кто дремлет, если не Россия?
Вой покоряемой стихии —
Не обновленная ль стихия?
ФРАНЦИЯ
ЗВЕЗДНЫЙ УЖАС
* * *
После стольких лет
Я пришел назад,
Но изгнанник я,
И за мной следят.
— Я ждала тебя
Столько долгих дней!
Для любви моей
Расстоянья нет.
— В стороне чужой
Жизнь прошла моя.
Как умчалась жизнь,
Не заметил я.
* * *
В жизни Коли было много увлечений. Но самой возвышенной
и глубокой его любовью была любовь к Маше *. Под влиянием
рассказов А. И. о родовом имении в Слепневе и о той большой
старинной библиотеке, которая в целости там сохранилась, он и
захотел поехать туда, чтобы ознакомиться с книгами. В то время
в Слепневе жила тетушка Варя — Варвара Ивановна Львова, по
мужу Лампе, старшая сестра Анны Ивановны. К ней зимою вре1
мя от времени приезжала ее дочь Констанция Фридольфовна
Кузьмина1Караваева со своими двумя дочерьми. Приехав в име1
ние Слепнево, поэт был приятно поражен, когда, кроме старень1
кой тетушки Вари навстречу ему вышли две очаровательные
молоденькие барышни — Маша и Оля. Маша с первого взгляда
произвела на поэта неизгладимое впечатление. Это была высо1
кая тоненькая блондинка с большими грустными голубыми гла1
зами, очень женственная. Коля должен был остаться несколько
дней в Слепневе, но оттягивал свой отъезд под всякими предло1
гами. Нянечка Кузьминых1Караваевых говорила: «Машенька
совсем ослепила Николая Степановича». Увлеченный Машей,
Коля умышленно дольше, чем надо, рылся в библиотеке и в на1
значенный день отъезда говорил, что «…библиотечная пыль пья1
нее, чем наркотик…», что у него сильно разболелась голова, те1
атрально хватался при тетушке Варе за голову, и лошадей
откладывали. Барышни были очень довольны: им было веселее с
молодым дядей. С Машей и Олей поэт долго засиживался по ве1
черам в библиотеке, что сильно возмущало нянечку Караваевых,
и она часто бурно налетала на своих питомиц, но поэт нежно об1
нимал и унимал старушку, которая после говорила, что «долго
сердиться на Николая Степановича нельзя, он своей нежностью
всех обезоруживает».
Летом вся семья Кузьминых1Караваевых и наша проводили
время в Слепневе. Помню, Маша всегда была одета в нежно1ли1
ловые платья. Она любила этот цвет, который ей был к лицу.
* М. А. Кузьмина1Караваева.
226 А. А. ГУМИЛЕВА
МИТЯ И КОЛЯ
* В. К. Шварсалон (ред.).
Воспоминания о Н. С. Гумилеве 269
* * *
Затем последовала зима, особенно тусклая, с литературными
событиями и передрягами. Я помню стиль легкомысленного выс1
меивания. Тут подвизались Кузмин, Сомов 7, Потемкин и другие.
Страшно издевались над всеми, сплетничали, и Гумилева в пер1
вый раз встретили издевкой над его внешним видом.
Кто1то из этой компании насплетничал ему, будто бы я рас1
сказывал, как он приехал ко мне ночью, что у него есть стеклян1
ный глаз, который он на ночь кладет в стакан с водой. Страшно
глупо!
В это время мы долго не виделись с ним, и я долго не знал об
этой сплетне.
Приблизительно в феврале 1909 г. Евреинов ставил «Ночные
пляски» Сологуба, где все роли исполнялись литераторами. Уча1
ствовали — Городецкий, Потемкин, я, Кузмин. Пригласили и
Гумилева — он согласился. В пьесе были какие1то принцы,
принцессы, негры и пр.
На одной из генеральных репетиций было очень весело, много
пили. Гумилев подошел ко мне и с видом вызывающего на дуэль
сказал, что нам нужно, наконец, объясниться. Я удивился. Он
пояснил, что ему известно то, что я распространяю для него. Я
рассмеялся и сказал, что это глупая сплетня, он сразу поверил,
переменил настроение, и мы весело пошли смотреть балерин, ко1
торых привез для балетных номеров Фокин 8.
В этот вечер большая часть участников перепилась. Все сиде1
ли на сцене за длинным столом. Гумилев разводил руками и про1
износил какие1то звуки. Я ему подсказывал слова. Публика свис1
тала. Спектакль кончился скандалом, потому ли, что не удался,
потому ли, что это была модернистическая постановка — не
знаю 9.
* * *
С этих пор начался период нашей настоящей дружбы с Гуми1
левым, и я понял, что все его странности и самый вид денди —
чисто внешни.
270 С. А. АУСЛЕНДЕР
* * *
* * *
На лето мы разъехались, чтобы встретиться осенью в редак1
ции «Аполлона» в особняке, помещавшемся на Мойке 12. Отде1
лом прозы там заведовал Кузмин, стихами — Гумилев, а я теат1
ральным отделом. Лукомский 13, кажется, — художественным
отделом, но он далек был от нашей компании.
Из редакции мы, и Зноско1Боровский с нами, ходили побли1
зости обедать в ресторан «Альбер». В это время начинал печа1
таться граф А. Н. Толстой.
Первый номер журнала вышел шикарно. В редакции была
устроена выставка и банкет, на которые собрался весь тогдаш1
ний литературный и театральный свет. Кутили очень много.
* * *
Вскоре после этого случилась история дуэли Гумилева с Воло1
шиным. В то самое время я был болен и не выходил недели пол1
торы, но меня известили по телефону. Случилось это так.
В мастерской Головина в Мариинском театре часто собирались
литераторы и художники. Оттуда можно было слышать оперы.
Головин собирался в этот период написать групповой портрет со1
трудников «Аполлона», но исполнить это ему впоследствии не
удалось. И вот в один из таких вечеров Волошин подошел к Гу1
милеву и ударил его. Их развели.
В ближайшие дни, выздоровев, я поехал к Кузмину. Он жил
тогда на башне Вяч. Иванова в маленькой комнате. Я застал там
несколько человек, и все они чувствовали себя неловко и сму1
щенно. Там сидел и Гумилев, спокойный и уравновешенный, как
всегда, но преувеличенно торжественный.
Я пошел в ванную мыть руки. Кузмин принес мне туда поло1
тенце и сказал, что на завтра назначена дуэль. Секундантами у
Гумилева были Кузмин и Зноско1Боровский, у Волошина —
Шервашидзе 14 и А. Н. Толстой. Кузмин просил меня достать че1
272 С. А. АУСЛЕНДЕР
* В. К. Шварсалон (ред.).
Воспоминания о Н. С. Гумилеве 273
* * *
В начале 1910 г. он вернулся в Россию. Великим постом я уехал
на станцию Окуловку в Новгородскую губернию, где жили мои
родные, пригласил туда и его. Он приехал с пачками папирос.
И вот Гумилев в деревенском окружении, в фабричном мес1
течке, среди служащих и мелкой интеллигенции. Он ходил иг1
рать с ними в винт. Всегда без калош, в цилиндре, по грязи вы1
шагивал он журавлиным шагом, в сумерках.
Мы с ним ездили кататься по обмерзлым ухабам, и изредка,
когда сани особенно наклонялись, он приподнимал рукой ци1
линдр, чтобы при падении не измять его.
В первый раз в те дни он говорил о своей личной жизни, гово1
рил, что хочет жениться, ждет писем. Мы просиживали с ним за
разговорами до рассвета в моей комнатке с голубыми обоями. За
окном блестела вода. Я тоже хотел тогда жениться, и это нас объе1
диняло.
Там было написано стихотворение «Маркиз де Карабас», по1
священное мне. Оно навеяно обстановкой и весенним духом, хотя
этот рабочий поселок и не соответствовал ему по стилю. Таким
же образом были созданы и «Ракеты» Кузмина 17.
Тогда же, под впечатлением наших долгих разговоров о люб1
ви, какой она должна быть, и под впечатлением обстановки, был
написан и мой рассказ «Ганс Вреден», посвященный Гумилеву.
В эти весенние дни мы с Гумилевым подружились особенно
нежно. Я почувствовал его тоску. Может быть в глубине души он
мучился своим безобразием. Ему хотелось внешнего романтиз1
ма, внешнего обаяния. Внутреннее у него было.
При мыслях о любви ему было особенно тяжело и тут я почув1
ствовал его большое беспокойство за свою будущую женитьбу.
Мы оба в это время готовились жениться как1то беспокойно.
Из Окуловки Гумилев посылал запрос в Царское, есть ли пись1
ма из Киева 18, беспокоился, как будто не был уверен в ответе, и,
получив утвердительный ответ, попросил лошадей и тут же вы1
ехал на вокзал, хотя знал, что в это время нет поезда. Я прово1
жал его, и мы ждали на станции часа два с половиной. Он не мог
сидеть, нервничал, мы ходили и курили.
274 С. А. АУСЛЕНДЕР
* * *
Вскоре после этого я был слишком занят личными делами, был
сам женихом и не помню его свадьбы. Да она и была, кажется, в
Киеве, а затем они уехали куда1то за границу 19. Помню нашу ком1
панию в те дни: Кузмина, Судейкина, Толстого; Гумилева не было
с нами.
Затем я жил у родителей моей невесты * — Зноско1Боровских,
в Павловске. К нам приезжали туда литературные друзья. Там
впервые появился с Анной Андреевной и Гумилев. В нашей ком1
пании ему дали прозвище «Гуми». Он стал как1то отрезанным от
нас. Чопорность его увеличилась. У меня же был особенно ост1
рый период, период женитьбы, дела, связанные с этим, взволно1
ванность. Все это несколько разладило наши отношения. Но ког1
да осенью была наша свадьба, мы с невестой знали, что шафером
у нас должен быть Гумилев.
Я поехал в Царское приглашать его. Анны Андреевны не было
дома. Он был один в садике, был нежен. Но чувствовалось, что у
него огромная тоска.
— «Ну, вот ты счастлив. Ты не боишься жениться?» — «Ко1
нечно, боюсь. Все изменится и люди изменятся». — и я сказал,
что он тоже изменился.
Он провожал меня парком, и мы холодно и твердо решили,
что все изменится, что надо себя побороть, чтобы не жалеть ста1
рой квартиры, старой обстановки. И это было для нас отнюдь не
литературной фразой.
Гумилев сразу повеселел и ожил. — «Ну, женился, ну, разве1
дусь, буду драться на дуэли, что ж особенного!».
Я всегда интересовался политикой, особенно в те годы, после
революции. Гумилеву это было чуждо, он никогда не читал га1
зет. Сидя со мной на пеньке и размахивая руками, он оживленно
говорил, что мир приближается к каким1то невиданным приклю1
чениям, что мы должны принять в них участие, стрелять в кого1
то, драться, будут катастрофы и прочее, и прочее.
Он неожиданно как1то впал в этот несвойственный ему проро1
ческий транс, но немного погодя опять успокоился.
* * *
В августе он приехал в Окуловку с Кузминым и Зноско1Боров1
ским. Он трогательно опасался за меня, заботливо спрашивал,
* * *
Настоящие дружеские наши отношения кончились с этой
свадьбой. Мы разошлись. Жена была очень дружна с Анной Ан1
дреевной, и с ней мы виделись гораздо