1. Характеристика источников.

«Пятнадцать радостей брака» написаны во Франции между 1380—1410 гг.

неустановленным автором. Родина текста, по мнению французского ученого Жана
Ришнера, находится где-то между Пуату и Анжу. В своем произведении автор пародирует
название молитвы «Пятнадцать радостей Богоматери», молитвы, имевшей широкое
распространение, начиная с XIII в., и включавшейся, как правило, во все часовни для
мирян в XIV—XV вв.
Некоторые ученые долгое время приписывали авторство сатиры Антуану де Ла Салю,
одному из наиболее значительных прозаиков XV в., а затем к бургундскому двору
Филиппа Доброго. Основанием для этого предположения послужила шарада, находящаяся
в конце произведения в двух рукописных списках XV в. (из четырех сохранившихся).
Однако, как отметил в 1953 г. В.Ф. Шишмарев, данные «Пролога» характеризуют автора
как духовное лицо (Антуан де Ла Саль — военный) из белого духовенства, как о том
позволяют думать его нападки на монахов. Среди других высказывалось предположение,
впоследствии подвергнутое сомнению, что автор принадлежал к провинциальному
сельскому духовенству.
Сохранилось четыре рукописных списка «Пятнадцати радостей брака». Самый ранний из
них входит в состав рукописного сборника муниципальной библиотеки Руана (он
датируется ноябрем 1464 г.). Список этот заканчивается упомянутой шарадой. Кроме
«Пятнадцати радостей...», сборник включает «Историю смерти короля Ричарда» и
«Наставления отца сыну».
2-й список, так называемый список Филиппса, датируется 1468—1470 гг. Сборник, в
который он включен, содержит генеалогию французских королей до Людовика XI.
3-й список хранится в Музее Шантильи. Хотя он не полон (нет двух «радостей» — 12-й и
15-й), но зато в конце имеется текст шарады с зашифрованным именем автора. Датируется
список XV в.
4-й список — рукопись из собрания Гос. Публичной библиотеки в Ленинграде.
Датируется 1484 — апрелем 1485 г. Впервые о наличии кодекса в Петербурге стало
известно в 1873 г. благодаря сообщению Г. Бертрана.
В конце XVIII в. в Париже рукопись была приобретена П. П. Дубровским, секретарем-
переводчиком русского посольства в Париже. Собрание книг Дубровского составлено в
течение последних десятилетий XVIII в. в разных странах Европы, преимущественно во
Франции. Дубровский пробыл на дипломатической службе за границей более 20 лет, из
них 14 — во Франции, часть из которых приходится на период Великой Французской
революции (он оставался в Париже до июня 1792 г.). Скромный канцелярист Сената,
окончивший Киевскую Духовную Академию в 1772 г., Дубровский спустя неполных пять
лет получил место причетника при русской посольской церкви в Париже.
На корешке, имеется бумажная наклейка с номером коллекции Дубровского: «597». На
форзацах из оранжевой бумаги просматривается водяной знак с датой «1803», что
свидетельствует об изготовлении переплета уже в Петербурге, куда Дубровский вернулся
в 1800 г. Вместе со всем собранием Дубровского, ставшего первым хранителем «Депо
манускриптов», в 1805 г. кодекс поступил в Императорскую Публичную библиотеку, где
и хранится сейчас.
2. Отношение к женщине в раннее и развитое средневековье: динамика процесса.
Приниженность женщины, неравноправие по сравнению с мужчиной — характерные
черты христианской модели мира. «Созданная» в качестве «помощника» мужчине и лишь
потому, что «нехорошо быть человеку одному», женщина, согласно христианскому
вероучению, тем более обязана была подчиняться мужчине, что именно она, действуя «по
наущению Сатаны», явилась непосредственной виновницей первородного греха.
Распространение во Франции XII—XIII вв. культа Дамы явилось одним из первых
переломных моментов в эволюции взглядов на женщину. Отныне рыцарю
предписывалось понять, что благородная женщина имеет не только тело, созданное для
удовлетворения его похоти, но и душу, к завоеванию которой ему надлежит стремиться.
Это отнюдь не означало уравнения в глазах рыцарства мужчины и женщины. Параллельно
повышению престижа благородной женщины росла самооценка собственного достоинства
и у рыцаря. Социальная дистанция, разделявшая в самосознании знати мужчину и
женщину, оставалась, таким образом, едва ли не столь же значительной, что и раньше.
Это умственное движение вовсе не затронуло воззрения рыцаря на женщину из
простонародья. Та по-прежнему представлялась ему (как, впрочем, и простолюдин-
мужчина) обязанной безусловным послушанием. Там, где это оказывалось возможным,
рыцарь овладевал крестьянкой или горожанкой без всяких церемоний.
Далее следовало угасание рыцарского культа «Прекрасной дамы». То, что писали в
разных произведениях и то, что происходило на самом деле, вызывало противоречия у
дворянства. Традиционный образ женщины, который сложился ранее, не имел теперь того
«противовеса», каким объективно был для него на рубеже XII—XIII вв. образ
благородной Дамы.
Общая тенденция ухудшения статуса женщины в развитое средневековье, несмотря на
высокую активность женщин в экономической сфере, сохранилась и усилилась к концу
этого периода, когда накладывалось все больше запретов на работу женщин и
существенно ограничивались их имущественные права.
По средневековому праву женщина не могла быть присяжной и выступать свидетелем в
суде, даже если затрагивались ее непосредственные интересы. Во Франции свидетельство
женщины в суде признавалось при наличии других свидетелей. В Англии женщин
слушали в судах в случаях, когда жертвами являлись их ближайшие родственники.
Женщины обычно давали показания в случае насилия — и не только как жертвы, но и как
свидетели. В Париже существовало даже специальное учреждение, институт "добрых
жен", состоявший из нескольких добропорядочных замужних женщин, которые
представляли в суде интересы беременных или изнасилованных женщин.
Наказание за избиение жены мужем в светском законодательстве не предусматривалось.
Законный супруг мог наказать жену, но "не до крови" — это не преследовалось законом.
Более того, во Фландрии XIV века существовала следующая норма: муж не считался
преступником, если он бил жену и даже "замочил свои ноги в ее крови", но смог вернуть
ее к жизни и в конечном итоге не нанес ущерба здоровью.
Чрезвычайно суровым было право по отношению к женщинам, совершившим
преступление. Женщина, убившая мужа, в Англии XIV века сжигалась на костре, во
Франции и Германии её надлежало живьем закопать в землю. Наиболее
распространенным преступлением среди женщин было воровство, особенно
мелкое. В судебных отчетах среди украденного фигурируют пища, одежда, орудия
труда, деньги, домашние животные.
Специфически женскими считались колдовство, ересь, отравительство. Среди других
преступлений, в которых обвинялись женщины, — рукоприкладство, нанесение увечий,
оказание помощи в насилии над маленькими девочками. Что касается отношения суда к
женщине, оно было более снисходительным: женщин меньше арестовывали и больше
оправдывали. В ходе расследования женщина, как и мужчина, могла быть подвергнута
пыткам: испытаниям огнем, водой или каленым железом. Наказания зависели от тяжести
преступления: за менее серьезные женщина низших слоев наказывалась штрафом.
Незамужняя женщина платила штраф сама, за замужнюю это делал муж. Если женщина
или ее муж были не в состоянии заплатить деньги, то они наказывались процедурой
публичного позора. Например, в северной Франции "склочных" или "чересчур
болтливых" женщин в воскресный день в присутствии большого количества народа
водили вокруг церкви; наказуемые были одеты в одну рубашку и держали на весу
внушительных размеров камень. За супружескую неверность в церковном суде полагалось
равное наказание; однако, как правило, женщину наказывали сильнее.
В более серьезных случаях наказание было одинаково тяжелым для мужчины и
женщины — начиная от отсечения уха за первую кражу до Смертной казни, например, за
убийство мужа. Но если способы казни чаще всего для мужчин и женщин были
одинаковы, то условия содержания последних в тюрьме были все же мягче; во Франции в
XIV веке построили даже специальную тюрьму для женщин, отдельно содержались
заключенные мужчины и женщины и в некоторых тюрьмах в Англии.
3. Куртуазный идеал: появление, эволюция, характерные черты.
Появление куртуазного культа Дамы относится к рубежу 11-12 вв., когда он впервые
обнаруживается в рыцарской среде. Зарождается он на юге Франции, потом
распространяется и на север страны. Данный культ был присущ не только представителям
аристократии, но и тем более зажиточным слоям неблагородных, которые всячески
пытались подражать ей.
Главным источником знаний о куртуазной любви являются сочинения южнофранцузских
трубадуров, северофранцузких труверов и рыцарские романы. В немалой степени они
были игрой воображения их авторов, воспользовавшихся различными поэтическими
традициями: и христианскими, и античными (особенно, овидианскими). В сочинениях
имплицитно формировалась некоторая поведенческая модель, само рождение которой и
тем более готовность подражания ей определялись некоторыми глубинными тенденциями
времени.
Исходный принцип куртуазности — поклонение неженатого рыцаря знатной даме —
супруге сюзерена этого рыцаря (или же какого-либо другого высокопоставленного
властителя). Очень важный стимул этого поклонения — телесное влечение рыцаря к
Даме. (Иногда, правда, такое влечение как бы перекрывается преклонением рыцаря перед
душевными достоинствами Дамы как таковыми, а любовь к ней выступает как
абстрактная «любовь к любви», однако этот вариант — скорее исключение, а не правило.)
Конфликт обусловливается тем, что реализовать это влечение почти немыслимо: Дама
обязана блюсти верность мужу, рыцарь не смеет оскорбить ее насилием, вассальная
верность сюзерену требует от него величайшей осторожности. Тем не менее рыцарь не в
силах совладать со своей страстью, Даме лестно быть окруженной поклонением, и даже ее
супруг небезразличен к этой славе жены.
Нетрудно видеть, что это воспитывало чувства. Ситуация заставляла женщину дорожить
честью, сдерживать чувственность, требовать от мужчины уважения к ее личности.
В результате всего этого вызревали новые представления об идеальном облике мужчины и
женщины и их взаимоотношениях. Половая страсть не сводилась только к телесной.
Соитие выступало как венец сближения, а не его единственное оправдание. Половое
влечение наполнялось более сложным психологическим содержанием, его обязательным
элементом становилось признание душевных достоинств партнеров. Каждый из них
побуждался к самосовершенствованию ради другого.
Все это, в частности, существовало лишь как тенденция, действовавшая преимущественно
в «мире воображения». Воплощение этого идеала в повседневной жизни встречалось не
часто. Но и оставаясь несбыточным идеалом, рыцарский культ Дамы играл немаловажную
роль. Будучи элементом так называемого «Овидианского возрождения» XII в.», он
вливался в процесс роста личности и роста самосознания. Все это подготавливало
ментальные предпосылки для изменения взаимоотношений полов и для улучшения
статуса женщины.
Во многих жанрах литературы конца XIV — начала XV в., антифеминизм находит
особенно яркое воплощение. Связано это с тем, что культ благородной Дамы, во многом
утратил свое влияние. Он разделил судьбу многих рыцарских ценностей, которые, хотя и
не были забыты, все чаще рассматривались как своего рода миф, не имеющий отношения
к повседневной жизни.
О рыцарских идеалах, как и добродетелях прекрасной Дамы, продолжали, правда, писать
или петь придворные поэты и барды; К сожалению, обыденная жизнь демонстрировала
глубокий разрыв между содержанием подобных произведений и реальным поведением
того же дворянства. Традиционный образ женщины как похотливой соблазнительницы и
корыстолюбивой обманщицы, издавна сложившийся в христианской литературе, не имел
теперь того «противовеса», каким объективно был для него на рубеже XII—XIII вв. образ
благородной Дамы. Кризис рыцарского «культа Дамы» был, следовательно, одним из
стимулов оттеснения идей куртуазной любви на третьестепенный план.

4. Место культа прекрасной дамы в рыцарской культуре. Куртуазная любовь.

Правила куртуазности требуют соблюдения определенного ритуала. Настойчивому и
верному поклоннику со временем может быть разрешено прикоснуться к подолу платья
Дамы, поцеловать ей руку, даже заключить ее в объятия. Все это — при условии
послушания Даме, готовности выполнять все ее желания — от чтения стихов известных
трубадуров или труверов до совершения в ее честь подвигов на турнирах, в борьбе против
обидчиков ее мужа или же в дальних странствиях, где рыцарь «во имя Дамы» защищает
слабых, побеждает злодеев и сражается с истинными или выдуманными противниками. В
конечном счете Дама может дозволить поклоннику даже «возлечь» с нею. Но и в этом
случае, обнимая лежащую в его объятиях возлюбленную, рыцарь не смеет овладеть ею,
если только она сама этого не позволит.
Еще резче изменялся при соблюдении куртуазного ритуала кодекс мужского поведения.
Вместо грубого овладения женщиной мужчине предписывались самоотверженное
выполнение ее желаний, умение быть «вежественным», забота о развлечении Дамы и —
что особенно важно — душевное самосовершенствование.
5. Любовь и брак в жизни европейского дворянства в XI-XV вв.
Воззрения на институт брака и вообще на взаимоотношения полов пережили в период
Средних веков весьма глубокую эволюцию, которая содержала преодоление языческих
представлений о браке и утверждение христианских. Католическая церковь «признала»
брак довольно поздно. В раннее средневековье среди христиан пользовались наибольшим
распространением взгляды на брак, сформулированные на основе новозаветных текстов
св. Иеронима (347-430 гг.) и папой Григорием Великим (530-604 гг.). Эти отцы церкви
видели в любом браке, прежде всего, повторение «первородного греха», совершенного
прародителями рода человеческого Адамом и Евой. Поэтому любые брачные союзы
решительно осуждались, и подлинно достойными христианами считались лишь те, кто
отказывался от брака.
Иную же трактовку предложил Блаженный Августин, епископ Гиппонский (354-430 гг.).
Августин утверждал, что в законном супружестве половой акт превращается из смертного
греха в грех простительный, «ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться». Важно
лишь, чтобы соитие совершалось не ради наслаждения, но только с целью рождения себе
подобных, часть которых, ведя праведную жизнь, могла бы впоследствии заменить в раю
падших ангелов. Эта концепция была официально одобрена церковью довольно поздно - в
начале XI века. И только тогда церковный брак стал шире распространяться в народных
массах. Христианская концепция моногамного нерасторжимого брака получает признание
в западноевропейских странах лишь в XII-XIII веках. Только в это время брак
причисляется к основным христианским таинствам. В процедуру бракосочетания
включается и церковное благословение.
До этого времени в европейских королевствах существовали две традиции брака -
позднеантичная и древнегерманская. Ни одна из них не исключала одновременного
существования двух-трех видов супружеских союзов. Они различались по своей
престижности, но ни один из них не имел ничего общего с моногамным христианским
браком. Понятие «брак» просто отсутствовало. Термином, который позднее служил для
обозначения брака, называли тогда более или менее длительный супружеский половой
союз, нередко с какой-либо формой сожительства мужчин и женщин, также признанной в
праве.
Не было тогда и привычного для нас понятия «семья». Был заметен приоритет
кровнородственных связей перед матримониальными в среде аристократии. В
принадлежащих знати замках супруги жили вместе с многочисленной свитой,
включавшей, прежде всего, кровных родственников. Церковь участвовала в процедуре
бракосочетания, как правило, только тогда, когда дело касалось королевских семей. Но и в
королевских семьях вплоть до VIII в. словом «жена» могли назвать не только
официальную супругу, но и других сожительниц короля. Невозможность сочетать
церковный брак с другими формами супружеских союзов или тем более нерасторжимость
церковного брака казались не только непривычными, но и неоправданными.
В среде знати существовал давний обычай оставлять прежнюю жену, если представлялась
возможность породниться с более знатным родом. Привлекательность более
высокородных невест выражалась не их большим богатством или особой близостью к
королевскому двору. Более важным было то, что, согласно принятым представлениям, все
основные достоинства человека, особенно рыцарские доблести - считались врожденными
качествами, передававшимися с кровью отца или матери. От выбора брачной партии
зависела сама судьба рода, его благополучие и процветание. Запрет разводов
препятствовал, таким образом, реализации некоторых укоренившихся представлений того
времени. Поскольку в наибольшей мере эти представления были характерны для знати,
церковная концепция брака с особенным трудом прививалась в среде аристократии. Но и
сами клирики сплошь да рядом уклонялись от выполнения предписанного им канона. В
общем, матримониальная практика XII-XIII вв. еще не предполагала всеобщего ее
приятия.
Помимо отказа от принципа моногамии, для массовой модели поведения было тогда
характерно особое акцентирование плотского начала в браке. Даже среди богословов XII
века еще не было единодушия в том, что следует признавать сутью брака - «согласие» на
него (предполагавшее, по крайней мере, психологическую готовность к заключению
данной брачной партии) или же подкрепление такого согласия плотским соитием. На
практике же такое соитие долгое время исчерпывало эмоциональную сторону
супружеских отношений. Отчасти это было связано с некоторыми общими чертами
социальной психологии того времени. Люди вообще не считали нужным стесняться
проявления чувств. Пристрастия выражались неприкрыто и прямо. Хитрость и скрытность
выступали скорее в качестве отклонения от нормы, чем правила.
Решающую роль при выборе брачной пары играли планы старших родственников. Что
касается приязни между мужем и женой, то обычно она рисовалась современникам не
столько необходимой предпосылкой, сколько лишь возможным следствием брака,
обусловленным, прежде всего их телесной близостью.
XIV в. ознаменовался в Европе глубочайшими социальными потрясениями.
Неблагоприятное изменение климатических условий, Крестоносное движение на Восток,
исчерпавшее себя уже в предыдущем веке. Зарождались новые формы поиска «земли
обетованной» - вне официальной церкви, обострения военных конфликтов. Столетняя
война, которая наложила сильнейший отпечаток на мироощущение всех слоев, особенно
английского и французского общества. Неспособность королевской власти и дворянства
защитить простых людей от иноземного противника заставила многих из них, особенно
городскую и сельскую верхушку, глубже проникнуться сознанием собственной
ответственности за свою судьбу и породило или укрепило резко критическую оценку
рыцарства и знати. Внутри французского дворянства, лишившегося в результате тяжких
военных поражений уверенности в своем политическом будущем, усилился внутренний
разброд. В общем, во всех слоях общества зарождалась глубокая неудовлетворенность
действительностью.
Расшатывание прежних устоев ускорилось в период невиданной по масштабам эпидемии
чумы, разразившейся во Франции в 1348-1349 гг. Пережившие «черную смерть» и жили, и
чувствовали себя иначе, чем раньше. Многим из них, включая и лиц из имущих классов,
пришлось покинуть насиженные места. На новом месте жизнь начиналась нередко как бы
заново. Былые традиции жизни и быта нередко забывались. Этому способствовал и
разрыв в преемственности поколений, вызванный гибелью в чуму многих старших
возрастных групп во всех социальных классах.
Все это делает понятнее и отличия в мировидении наций конца XIV и XV веков от
прошлого. Растущее несоответствие христианских идеалов и действительности побудило
конформные умы видеть главную причину этого в несоблюдении Господних заветов.
Необходимость изменения самого канона могла быть понята тогда очень немногими. В
первую очередь это касается интеллектуальной элиты, способной возвыситься до
гуманистической переоценки всей системы ценностей. Такая гуманистическая
интеллигенция начала зарождаться во Франции и Италии.
В отличие от предшествующего столетия, когда пережитки дохристианского брака еще
продолжали играть роль в матримониальной практике, в XIV-XV вв. моногамный
церковный брак - единственная принятая в массовом сознании форма брака. Возможность
повторных браков, между пожилыми вдовцами и юными девушками или богатыми
вдовами и сравнительно молодыми мужчинами в массах встречала резкое осуждение.
Также осуждались городскими и сельскими массами прелюбодеяния супругов, особенно
жен. Невыполнение канона моногамного брака воспринималось, таким образом, в массах
как безусловное нарушение установленного порядка вещей.
Причины частого нарушения церковного брака не сводятся только к тому, что
существовало немало жизненных обстоятельств, делавших таковые нарушения более или
менее неизбежными. Начать с того, что, как и раньше, выбор брачной партии в
большинстве случаев происходил без учета обоюдных склонностей супругов. Решающую
роль играли либо воля старших родственников, либо желания жениха. Невеста в обоих
случаях была пассивной жертвой сложившихся обстоятельств.
В XIV веке и особенно в XV, принятый, например, во Франции возраст первого брака
мужчин в силу ряда обстоятельств повысился до 24-26 лет. (Девушки выходили тогда
замуж между 15 и 21 годом.).
В «Пятнадцати радостях брака», в произведениях городского фольклора
неудовлетворенность супругов браком, несоблюдение ими брачного канона, как и
критическое отношение к браку в целом и к возможности (и необходимости) любви,
между супругами, выступает с полной очевидностью. Не менее ярко проявляется в
упомянутых текстах антифеминизм. Связано это, в частности, с тем, что культ
благородной Дамы, сложившийся в XII-XIII веках, во многом утратил свое влияние.
Соответственно и институт брака в массовой картине мира выступает в XIV-XV вв.
прежде всего как средство реализации чисто плотских связей. Для мужчины такой брак - и
утеха, и объект насмешек, и вынужденный союз. Для брака как института это никаких
угроз не создавало. Как уже говорилось, церковный брак стал к этому времени
бесспорным и неотъемлемым элементом принятой модели поведения.

6. Положение женщины в семье в развитое и позднее средневековье.

Средневековье отвело женщине очень скромное, если не сказать ничтожное, место в
стройном здании социальной иерархии. Патриархальный инстинкт, традиции,
сохранившиеся еще со времен варварства, наконец, религиозная ортодоксия - все это
подсказывало средневековому человеку весьма настороженное отношение к женщине.
В Средние века мужчина был объявлен высшей формой человеческой жизни, женщину,
даже крещеную иногда не признавали человеком. Отсюда и положение женщины в семье.
Удел женщины - повиноваться мужчине, и проистекает он не из природы, как утверждает
Августин, а из ее вины - первородного греха, в который она вовлекла мужа. Главное, что
требовалось от женщины в браке, - рождение детей. Но сия благословенная способность
часто оказывалась для средневековой семьи не благом, а горем, так как сильно осложняла
процедуру наследования имущества. Дочери и жены долгое время вообще не имели
никаких прав на наследование супружеского и родительского имущества. Если дочь не
удавалось выдать замуж, ее отправляли в монастырь, туда же шла и вдова. Только к XII
веку жены и единственные дочери приобрели право наследования, но и тогда (и много
позже) они были ограничены в возможности составлять завещания.
Женщине, прежде чем вступить в брак, в священный союз, предъявлялись требования
добрачного целомудрия. На практике это требование применялось исключительно к
женщине. От будущей жены муж требовал, прежде всего, чтобы она сохранила свою
физическую нетронутость до брачной ночи. Её девственность принадлежала только ему.
Тот факт, что жених в брачную ночь найдет жену нетронутой, служит ему первой
гарантией, что она и в браке будет соблюдать ему верность и что дети, которые
произойдут от этого брака, будут его детьми.
Современница Столетней войны, одна из первых сторонниц женского равноправия
Кристина Пизанская неоднократно обращается к примерам XII-XIII вв., разъясняя
наиболее типичные заблуждения по поводу женской природы. Ее книга «О граде
женском» является результатом переосмысления традиционного толкования соотношения
полов и роли женщины в социальной среде и семье. Рассуждая о сотворении женщины,
писательница критикует антифеминистскую, по сути, церковную идеологию предыдущих
столетий.
С уверенностью можно сказать, что средневековая семья носила патриархальный
характер. Движимое имущество женщины при вступлении в брак переходило к мужу, в
отношении недвижимого имущества устанавливалось его управление. Замужняя женщина
не имела права на самостоятельное заключение договоров, на выступление в суде в свою
защиту. Хотя жена не могла распоряжаться землей без согласия мужа, она не была
полностью в этом отношении бесправной. Если тот плохо выполнял обязанности по
управлению землей, то супруга имела право самостоятельно подать иск в суд и отстаивать
свои интересы; муж не мог без позволения жены продать ее наследственную землю.
Кроме того, замужняя женщина принимала участие в повседневном управлении всеми
владениями (а во время отсутствия мужа это управление обычно полностью ложилось на
ее плечи). Труд экономически активных женщин в ремесленной или торговой сферах
часто одобрялся и поддерживался их мужьями. Если брак считался важнейшим
учреждением в интересах сознательно направляемой эволюции, то в тех же интересах
речь шла всегда только об одной специфической форме брака, а именно, как уже
говорилось, о патриархальной семье. Муж, естественно, признавался полным
властителем.
Кротость жены должна идти так далеко, чтобы стерпеть измену мужа. И даже когда это
происходит у нее в доме, она должна молчать. Если муж ухаживает за молодой
служанкой, то она обязана делать вид, будто ничего не замечает. Вместе с тем она обязана
наставить мужа на путь истинный добрым словом. И по-прежнему жена обязана видеть в
муже своего господина. Женщина, не желавшая подчиняться этим законам, казалась в
этой эпохе величайшей преступницей. Образу мышления вполне соответствовало право,
предоставленное мужу, наказывать телесно жену, если она систематически не покорялась
его власти. Женщина в семье тоже иногда находила управу над мужем.
Брак в действительности был - бесправный обман. Обманывать мужа - высший закон
любви. Со временем жены становятся смелее, они выходят на путь мести. И месть
выражается в коварном обмане, в систематическом желании сделать мужа отцом чужих
детей. По мнению каждой жены, ее муж- все равно, старик или нет - никогда не на высоте
положения. Антуан де ля Саль написал целую книгу о судьбе, ожидающей мужчину в
браке, - «Пятнадцать радостей брачной жизни». В седьмой главе говорится: «Какова бы
была жена, существует одно правило брачной жизни, в которое каждая верит и
которое каждая соблюдает, а именно: мой муж хуже из всех и совершенно не
способен к любви. Так говорит или так думает каждая жена о муже».