Table of Contents

Содержание
Обложка
Главы 1 - 3
Главы 4 - 5
Главы 6 - 7
Часть вторая Главы 1 -3
Часть вторая Главы 4 - 6
Часть вторая Главы 7 - 9
Часть вторая Главы 10 - 13
CoverPage
Содержание
Cover Page

Содержание

Главы 1 - 3

Главы 4 - 5

Главы 6 - 7

Часть вторая Главы 1 -3

Часть вторая Главы 4 - 6

Часть вторая Главы 7 - 9

Часть вторая Главы 10 - 13

По законам Дикого Запада
Главы 1 - 3
По законам Дикого Запада

Часть первая
Штат Техас, 188.. год
Глава 1. Засада
Клив сидел в бочке из-под солонины. Сидел давно, должно быть, часов пять,
размышляя об этой , полной несправедливостей , жизни.
Май к Арлин, огромный рыжий ирландец, в руках которого дробовик "Уитни"
десятого калибра выглядел не более чем изящной тросточкой , досасывал, наверное,
уже десятую кружку пива в салуне "Эльдорадо". Причем за казенные деньги.
Питер Уитмор, второй помощник федерального маршала, в накрахмаленной
белой рубашке и шерстяном костюме-трой ке, удобно устроился в плетеном кресле с
раскрытой газетой в руках. Кресло стояло в цирюльне старого Дика, наискосок от
здания банка, и Питер с комфортом наблюдал за входом сквозь большое, хотя и
грязное стекло витрины.
Лерою, правда, повезло меньше. Он сидел, скорчившись на колокольне
городской церкви, и мучился от жары ничуть не меньше самого Клива. Но выбора у
Сэма не было. Куда можно запрятать лучшего стрелка, вооруженного, к тому же
здоровенным "Шарпом" пятидесятого калибра? Только на колокольню. Неудобно,
жарко, зато и шансов пой мать пулю намного меньше. Не то, что у него, Клива.
По плану, предложенному федеральным маршалом Джонсом, Клив отвечал за
маленькую дверь, расположенную на заднем дворе банка. В то время, пока Арлин и
Уитмор будут поливать парней Финнигана свинцом, он должен проскочить через
двор и обрадовать бандитов своим появлением с тыла. Клив вполне был способен на
такое. Лет пятнадцать назад он посчитал бы это простой работенкой , но и сегодня, в
свои пятьдесят пять, не видел в ней ничего невозможного. Пальцы левой руки
скрючил артрит, но правая, хвала Господу нашему, оставалась такой же быстрой , как
и раньше. Ну а тех, кто прорвется наружу, если конечно, будет , кому прорываться,
встретит Лерой со своим громобоем. Клив им не завидовал. Тяжелая свинцовая пуля,
выпущенная из такой пушки, легко отрывала конечности, оставляя фонтанирующие
кровью обрубки с торчащими из ран обломками костей . А попав в туловище, все
равно в грудь или спину, разрывала живот, выпуская на свет божий розовые
лохмотья легких и сизые кольца кишок. Человека, непривычного к подобному
зрелищу, могло и стошнить.
Клив слегка поморщился, отгоняя возникшую перед внутренним взором
картину. Пошевелился, удобнее примостив свое тщедушное тело на небольшом
полене, поставленном на попа, и принялся изучать узоры, образованные
кристаллами соли на слегка изогнутой поверхности дубовых досок. Вот всадник в
широкополой шляпе, несущий ся во весь опор. Силуэт лошади едва заметен, но это
обстоятельство нисколько не портит картины, сложившей ся отчасти на темной
поверхности бочки, отчасти в разыгравшемся воображении Клива. А вот каньон Рио-
Гранде, каким он видел его на дагерротипе в Остине, в борделе матушки Клэп, где
побывал в году одна тысяча восемьсот шестьдесят восьмом. Или в шестьдесят
девятом? Нет, точно в шестьдесят восьмом. После неудачной охоты за парнями из
Банды Черных Холмов, в окрестностях городка Раунд Рок. Тогда Клив потратил
месяц, преследуя двух ковбоев, которые, в конце концов, почувствовав слежку,
разделились и покинули территорию округа Тревис. А он, измотанный до полной
потери сил, и, вдобавок подхвативший простуду, решил устроить себе небольшой
отпуск.
А почему, нет? В карманах звенело серебро за голову Малыша Бена Ринго,
мелкого шулера, дурака и легкую добычу. Обычно за Ринго никто не дал бы и пяти
центов в базарный день, но однажды, перебрав виски, этот пьянчужка застрелил
своего соперника по игре в покер прямо в салуне, на глазах, по меньшей мере,
тридцати горожан и ковбоев с окрестных ранчо! Мозги несчастного забрызгали
стены заведения и сюртук мэра Льюиса, безвозвратно испортив аппетит
большинству посетителей . А покой ника пришлось хоронить в закрытом гробу, дабы
уберечь безутешную вдову и пришедших на похороны от лишних переживаний . Вот
тогда-то цена за Бена Ринго и взлетела до двухсот баксов. Ордера с надписью
"РАЗЫСКИВАЕТСЯ ЖИВЫМ ИЛИ МЕРТВЫМ" красовались на фасадах каждого дома в
Хей вене, а салун и здание почты украшали, как минимум, десяток листов каждое.
Под дурно исполненным портретом Ринго зловеще чернело набранное крупным
кеглем слово "УБИЙ ЦА" и трехзначное число, начинающееся на двой ку, а
заканчивающееся двумя нолями. Иногда Клив задумывался, какой части из этих
двухсот монет он обязан испачканному мозгами сюртуку мэра? И каждый раз
приходил к ответу, что, по край ней мере, половине. Черт, неплохо, совсем неплохо за
несколько пятен крови, кусочков кости и мозга на отрезе дорогого твида.
Кружащиеся в хороводе воспоминания постепенно становились все ярче,
оттесняя на задний план жару и провонявшую мясом бочку. Веки охотника
медленно опустились и Клив, упершись лбом в шершавые, пропитанные солью
доски, провалился в тяжелый сон.
 Глава 2. Бен Ринго
Полночная луна заливала мертвенно бледным светом слегка колышущиеся
кукурузные стебли, когда Клив серой тенью скользнул по правому краю поля.
Достигнув неширокой , ярдов в тридцать, полосы желтой земли, отделявшей поле от
огороженного прогнившими досками двора, он присел на одно колено. Минут на
пять замер, вглядываясь в темные, затянутые бычьими пузырями окна хибары.
Никого.
Лишь тихо шелестели длинные, заостренные, как наконечники копий , листья, в
черном небе глухо ухали совы. И еще кое-что. Что-то среднее межу детскими
всхлипами и скулежом, время от времени прерывающееся коротким
похрюкиванием. Небольшая пауза, затем снова всхлипы и похрюкивания. На лице
Клива расплылась довольная улыбка, обнажив пожелтевшие от табака, но еще
крепкие зубы. Легко поднявшись на ноги, он по-прежнему бесшумно перетек к
изгороди и, на секунду замешкавшись, поднырнул под ветхой доской ограждения.
Прикасаться к древней , криво сколоченной калитке Клив не решился. Эта
изъеденная ветрами и солнцем конструкция могла обрушиться на землю с грохотом,
способным разбудить мертвеца задолго до прихода Страшного Суда. С быстротой и
грацией горной кошки он пересек залитое призрачным светом луны пространство
двора. Прижавшись левым плечом к деревянной стене хижины, осторожно
выпрямился.
Теперь храп спящего в домике человека, более походил на хрип подавившегося
собственным языком эпилептика. Клив помнил, как хрипел на полу салуна
"Красотка Молли" городской пьяница Джим Морис, а док Берлингтон его, Клива,
ножом, разжимал старику зубы. Рот Мориса пузырился густой белой пеной , чуть
розовой в тех местах, где губ и языка коснулось бритвенно-острое лезвие.
Клив распахнул короткую, дубленой кожи, куртку. Откинул правую полу и
положил ладонь на обмотанную сыромятными шнурами рукоять револьвера.
Большой палец привычным движением сдвинул вперед веревочную петлю,
охватывавшую курок. Чуть потянув рукоять на себя, проверил насколько легко
выходит оружие из кобуры. Затем, едва касаясь левым плечом стены, скользнул к
узкой дощатой двери, ведущей в хижину.
Мягко толкнув дверь, Клив переступил порог, и тут же в нос ему ударил
тяжелый запах перегара. Плавным движением охотник достал из кобуры револьвер,
одновременно взводя курок. Раздался тихий , маслянистый щелчок. Барабан
провернулся, заряженная большой круглой пулей камора замерла точно напротив
казенника. Дульный срез ствола, похожий на широко распахнутый глаз, описал
полукруг, внимательно осматривая скудное убранство хижины.
Очаг, сложенный из плоских камней , небольшая вязанка хвороста, лежащая
рядом. Слева от очага, на высоте около пяти футов, приколоченная к стене полка. На
ней помятый , закопченный кофей ник, небольшой котелок, кружка и грубо
слепленный глиняный горшок. Фигурка Девы Марии. То ли вырезанная из дерева, то
ли гипсовая, под слоем пыли, щедро смешанной с сажей и не разглядишь. Такие
бесплатно раздавали в торговых миссиях лет двадцать назад. Под полкой лежал
наполовину пустой мешок из-под муки, с чернильным клей мом бакалей ной лавки
Хей вена. Груда кукурузных початков, плетеная корзина для зерна, на треть
заполненная пшеницей . Сбитый из досок небольшой стол и колченогая табуретка
сиротливо жались к дальней стене хижины. Над столом - деревянное распятие
грубой работы.
На полу, в центре единственной комнаты, лежал набитый соломой матрац, а на
нем, лицом вверх, раскинулся Малыш Бен Ринго. Свесившаяся с края матраца голова
запрокинута, круглый подбородок, украшенный жиденькой эспаньолкой , смотрел
точно в закопченный потолок. Левая рука нежно обнимала большую, галлонов на
пять, стеклянную бутыль, с остатками мутной , белесой жидкости на дне. Правая,
откинутая в сторону, сжимала рукоять револьвера. «Кольт. Тридцать шестой калибр,
морская модель», - автоматически отметил Клив. А из приоткрытого рта Малыша
доносились те самые, скуляще-всхлипывающе-хрюкающие звуки.
Клив навел ствол своего ремингтона[1] на лежащего перед ним Ринго. Пухлый
толстячок, ростом не более пяти футов и двух дюй мов, был одет в черные брюки
классического покроя и белую шелковую рубашку с крахмальным воротничком.
Тесьмяные подтяжки, словно патронные ленты, крест накрест пересекали его
упитанный торс. Темные пятна жира, практически черные в призрачном свете луны,
покрывали грудь и круглый , колышущий ся в такт храпу, живот. Были на рубашке и
другие, похожие на набрызги краски, отметины. Кровь. «Должно быть, того парня,
что так неудачно выиграл последнюю в своей жизни партию покера», - сообразил
Клив. Не отводя оружия от Малыша, он присел на корточки и, осторожно потянув за
ствол, извлек кольт из разжавшихся во сне пальцев. Осторожно выпрямился, с
интересом глядя на револьвер. По черному воронению ствола, причудливо
изгибаясь, вилась золотая лоза. Изогнутая рукоятка сработана из чуть желтоватой
слоновой кости. Блестящий , цвета полированной стали, барабан. В пяти каморах
слабо поблескивали полусферы свинцовых пуль, еще одна была пуста. "Наверное та,
заряд из которой убил бедолагу ковбоя", - подумал Клив. - "Хороша игрушка, не
меньше сорока баксов. Откуда она у этого проходимца?" Поднеся кольт к лицу, он
осторожно втянул носом воздух. Так и есть. От револьвера до сих пор доносился
слабый запах сгоревшего пороха.
Клив засунул кольт за широкий , украшенный серебряным шитьем, ремень.
Отведя ногу, слегка стукнул носком сапога по лаковой туфле Ринго. Потом еще раз,
сильнее. Храп на мгновение прервался, Малыш невнятно замычал, чуть повернув
голову. Его левая рука ласково погладила бутыль по круглому, пузатому боку. Храп
зазвучал с прежней силой . Тяжело вздохнув, Клив полез в карман куртки и достал
небольшой моток прочной веревки, сплетенной из кожаных шнуров. Склонившись
над бесчувственным толстячком, быстро, но тщательно связал ему кисти рук. После
короткого раздумья, оставшимся куском стянул лодыжки, полностью обездвижив
Ринго. Окинув взглядом скудное убранство хижины, быстрым шагом вышел во двор.
Обой дя дом, Клив направился к стоящему невдалеке сараю. Быть может, там
удастся най ти веревку и несколько досок для волокуши. Откинув в сторону
деревянный запор, он распахнул створку ворот и подался назад от ударившего в нос
сладковатого запаха разложения. Сквозь щели в стенах и высокой , двускатной
крыше, на земляной пол падали косые полоски лунного света. У дальней стены сарая
лежала мертвая лошадь. На голове уздечка, поводья накрепко привязаны к ржавому
железному кольцу, вкрученному в толстый , вкопанный в пол, деревянный столб.
Небрежно брошенное на землю седло валялось в нескольких футах от
импровизированной коновязи. Лошадь лежала на боку. От жары ее раздуло,
окоченевшие ноги торчали в стороны, словно палки, а туго натянутая на брюхе
шкура была готова лопнуть от случай ного прикосновения. Шея вытянута, незрячий ,
обращенный вверх глаз побелел и сморщился. Рот полуоткрыт, между желтых зубов
виднелся прикушенный , цвета испорченного мяса, язык. Из правой ноздри вниз
тянулась полоска высохшей слизи. Рой сонных мух, ясно видимый в полосе лунного
света, лениво кружился над лошадиной головой , издавая низкое, басовитое гудение.
Компанию лошади составлял мул, ничуть не в лучшем состоянии. Ржавая цепь,
обвитая вокруг его шеи, крепилась к толстой железной скобе, глубоко вбитой в
древесину. Цепь была настолько коротка, что при жизни несчастное животное
наврядли могло прилечь. Теперь же, вздернутая над землей голова на неестественно
выгнутой шее была обращена к Кливу. Пустые глазницы с копошащимися в них
насекомыми смотрели сквозь него, иссохшие губы обнажили крепко сжатые зубы,
создавая жуткое подобие улыбки. Жирная муха выползла из левой ноздри мула, и,
не удержавшись, шлепнулась в пыль с тихим, но вполне различимым стуком. Клив с
трудом оторвал взгляд от животных, лежащих на расчерченной полосами лунного
света земле. Едва удержав поднявший ся из желудка ком, оглянулся по сторонам.
Вдоль правой стены сарая тянулись грубо сколоченные загоны для коз. Их
обитатели лежали среди разбросанных по земле пучков высохшей травы, горошков
навоза и клоков шерсти, напоминая странные музыкальные инструменты,
издающие неприятный визжащий звук. Клив видел такие однажды, когда, перебрав
виски, зашел в пеструю палатку передвижного цирка - шапито. Как же они
назывались? Валанки? Нет, кажется, волынки. Точно, волынки, национальная
гордость Шотландии. Клив тогда подумал, что не хотел бы жить в стране,
национальной гордостью которой считается игра на волынке.
В последнем, четвертом по счету, загоне лежало нечто, напоминавшее большую
связку кукурузных стеблей . Лунный свет, пробивавший ся сквозь щели в досках, не
достигал этого места, и странный предмет почти сливался с окружающим загон
мраком. Клив выругался сквозь крепко сжатые зубы. "Скот пал от жажды, это ясно,
как божий день. Лето в Техасе жаркое и сухое, сутки без воды - верная смерть, что
для человека, что для скотины", - рассуждал он, замерев на пороге. "Лошадь, должно
быть, Малыша Ринго. Приложившись к бутыли, он и не вспомнил о ней . Мул
хозяй ский , для работы на поле. И козы. Все наперечет, кроме хозяина". Заранее зная,
что увидит, Клив прикрыл нижнюю часть лица пестрым шей ным платком и
решительно шагнул внутрь. Вонь усилилась. Плотная ткань облегчала дыхание, но
тошнота тугим комком то и дело подкатывала к горлу.
В дальнем загоне лежал человек. Одетый в когда-то белую, полотняную рубаху,
и широкие, такого же материала, штаны. Грязный , босой . Длинные, спутанные
волосы падали на лицо. Индеец или мексиканец, точнее не разобрать. Руки
неестественно вывернуты за спину и связаны куском старой разлохмаченной
веревки. Клив, не спеша, извлек кисет, распустил кожаный ремешок, стягивавший
края. Нащупал россыпь спичек, достал одну. Прижал красную головку к ногтю
большого пальца, и чиркнул. Раздалось негромкое шипение, сладковатая вонь
гниения на миг сменилась запахом сгоревшей серы и фосфора. На конце длинной ,
пропитанной воском палочки, затеплился желтый лепесток пламени.
Рой жирных мух поднялся с лежащего на земле тела. В том, что человек мертв,
сомневаться не приходилось. Клив присел перед телом и аккуратно, почти нежно,
отбросил со лба покой ника сальные пряди волос. Темная, выдубленная ветрами и
солнцем, кожа. Глубокие, словно овраги, морщины, избороздившие лицо. Невидящие
глаза смотрят прямо перед собой , рот широко распахнут в немом крике боли.
Мексиканец, старик. На левой скуле кожа рассечена, обнажая кость, волосы слиплись
от запекшей ся крови, висок проломлен сильным ударом. На секунду задумавшись,
Клив извлек из за пояса кольт Малыша, и еще раз внимательно осмотрел револьвер.
Желтый огонек восковой спички осветил бегущую вдоль ствола золотую лозу,
тускло блестящие латунные крышки, защищавшие механизм, рукоять, отделанную
слоновой костью. Ага, вот оно! У самого основания рукояти блеснули тонкие нити
волос, склеенные темной , уже высохшей , кровью.
Фрагменты головоломки с тихим щелчком стали на место, рисуя в сознании
Клива картину произошедшего. Вот Малыш Ринго, гонимый предчувствием
неизбежной расплаты, несется на взмыленной лошади, не разбирая дороги. В душе
царит страх и отчаяние загнанного зверя. Внезапно едва заметная тропа
оканчивается, выводя всадника к жалкой хибарке перед небольшим кукурузным
полем. Чего хотел Ринго? Возможно, воды, пищи или короткого отдыха, прежде чем
продолжить отчаянную гонку со смертью. Но старик, работавший в поле, не говорит
по-англий ски, на все вопросы отвечая недоуменным: "Но компрендо, синьор".
Оставив безуспешные попытки объясниться, Ринго впадает в ярость. Страх,
отчаяние, безысходность переплавляются в его душе, превращаясь в злобу и
бессмысленную жестокость загнанной в угол крысы. Вытащив револьвер, Малыш
гонит несчастного старика в сарай , время от времени подбадривая пинками и
оплеухами. А, вой дя внутрь, перехватывает кольт за ствол и рукояткой , как
молотком, бьет мексиканца в лицо. Первый удар приходится в скулу, рассекая плоть
до самой кости. Кровь, хлещущая из раны, заливает рубаху, рубиново красные капли
орошают иссохшую землю. Старик падает на колени, но остается в сознании.
Возможно, он молит своего убий цу о милосердии, возможно, старается защититься,
прикрыв голову руками. Но, опьяненный видом крови, Ринго продолжает наносить
удары. Бум! Бум! Бум! Один из ударов ломает тонкую кость над ухом, и старик
безжизненным кулем валится на землю. Малыш стоит над еще подрагивающим
телом, шумно дыша и сжимая в руке револьвер. Немного успокоившись, он
возвращает кольт в кобуру и озирается по сторонам. На глаза ему попадается
обрывок старой веревки, удерживающий поперечную жердь, преграждавшую выход
из загона.
Ринго срывает его и, на всякий случай , связывает распластавшегося на земле
мексиканца. Вспомнив про осторожность, заводит в сарай лошадь и привязывает к
железному кольцу, рядом со стоящим на цепи мулом. Снимает седло, какое то время
держит его в руках, а потом в ярости швыряет на пол. Затем выходит наружу. Окинув
настороженным взглядом уходящую вдаль дорогу, направляется в хижину. С
аппетитом закусывает най денными в старой жестяной тарелке бобами. Еще раз
осмотрев единственную комнату, замечает стоящую в дальнем углу бутыль,
заботливо прикрытую старым, рваным мешком. Ознакомившись с содержимым,
решает, что один стаканчик ему не повредит. Затем второй , чтоб расслабить
натянутые как струны, нервы. Потом еще и еще. . .
Все это Клив видел четко и ясно, будто сам являлся третьим, незримым,
участником событий . Догоревшая спичка обожгла пальцы, вырвав его из состояния
странного оцепенения. Отбросив в сторону причудливо изогнутый уголек, Клив
поднялся на ноги и оглядевшись, подобрал с пола толстую, не менее восьми футов в
длину, жердь, еще две вырвал из боковой стенки загона. Снял со стены упряжь,
справедливо посчитав, что ни мулу, ни его хозяину она больше не пригодится, и
быстрым шагом вышел из сарая.
Разложив добытое на залитом лунным светом дворе, он извлек из кармана
куртки кисет и коричневую, похожую на кривой палец, сигару. Сигара была
пересушена, хрупкий табачный лист кое-где отслоился и выкрошился, оставив на
ровной поверхности большие, неправильной формы, проплешины. Зажав ее зубами,
Клив зажег спичку о подошву левого сапога и поднес пляшущий огонек к
обтрепанному краю свернутого табачного листа. Какое то время он курил,
задумчиво глядя перед собой , то поднимаясь на мыски сапог, то плавно
перекатываясь на каблуки.
Закончив мастерить волокушу, Клив отступил на несколько шагов, с явным
удовольствием осматривая плод своих стараний . Основу конструкции составляли
две длинные, прочные жерди, каждая из которых легко должна выдержать вес
Малыша. Между ними, через равные промежутки, примотаны четыре поперечины,
делая волокушу похожей на лестницу, как ее мог бы нарисовать ребенок. Еще раз
проверив узлы, охотник удовлетворенно кивнул и зашагал в направлении
кукурузного поля.
Вернулся он минут через двадцать, ведя за собой невысокого гнедого коня.
Перебросив поводья через рожок коричневого, богато украшенного тиснением,
мексиканского седла, Клив занялся крепежом волокуши. Просунув концы длинных
жердей в широкие медные кольца, связал их куском ремня, отрезанного от
принесенной из сарая упряжи. Налег на жерди всем весом, проверяя надежность
узлов. Гнедой , до этого момента стоявший совершенно неподвижно, вдруг громко
фыркнул, и опустив голову, принялся лениво ворошить пыль подвижной верхней
губой . Клив тепло улыбнулся и потрепал коня за густую черную гриву. Потом
быстрым шагом пересек двор и исчез в дверном проеме хибары. Минут пять ничего
не происходило, а затем, в темном прямоугольнике входа показалась спина Клива.
Он двигался задом наперед, короткими рывками, волоча за собой все еще
бесчувственное тело Бена Ринго. Каблуки щегольских туфель Малыша чертили на
пыльной , желтой земле две длинные извилистые линии. Добравшись до пасшегося в
пыли гнедого, Клив с усилием взгромоздил мирно посапывающего убий цу на
волокушу и с тихим стоном распрямился, положив руки на ноющую от напряжения
поясницу. Несмотря на свой малый рост Ринго весил фунтов двести, а то и все двести
тридцать.
Передохнув несколько минут, Клив остатками упряжи надежно примотал
безвольное тело Малыша к жердям и легко вскочил в седло. Взял повода в руку и, в
последний раз оглянувшись на одиноко стоящую хижину, осторожно тронул
каблуками лоснящиеся бока гнедого.
Глава 3. Казнь
Солнце едва показалось над бескрай ней песчаной пустыней , раскинувшей ся на
восток от Хей вена, когда Клив въехал на главную улицу города. Гнедой мерно шагал
мимо замерших в сонном оцепенении домов, направляясь к общественной конюшне,
с пристроенной к ней небольшой кузницей . Над крышей кузницы уже курился
легкий дымок, а в еще прохладном утреннем воздухе далеко разносились
мелодичные удары металла о металл.
Клив остановил коня напротив длинной коновязи и приготовился ждать.
Гнедой , понурив голову, мерно перебирал губами, с волокуши доносилось
посапывание забывшегося глубоким сном Малыша. Через какое то время звуки
ударов затихли, и в воздухе повисла настороженная тишина. Клив знал, что человек
в кузне, приникнув к щелям меж досок, внимательно изучает странного незнакомца,
замершего посреди улицы. Спустя несколько минут хлипкая дверь со скрипом
отворилась, и на порог шагнул настоящий гигант в толстом кожаном переднике,
простой холщовой рубахе и черных, засаленных до блеска, штанах. На ногах -
рабочие ботинки, своим размером подходящие более слону, нежели человеку.
"Никак не меньше шести футов и трех дюй мов", - с легкой завистью отметил Клив.
Его собственный рост не превышал пяти футов и четырех дюй мов. Несколько
мгновений мужчина стоял на пороге, затем, слегка наклонив голову, шагнул
навстречу Кливу. Круглое безбородое лицо, обильно перемазанное сажей ,
принадлежало юноше, почти мальчишке, от силы лет пятнадцати. Ко взмокшему лбу
прилипли пряди светлых вьющихся волос, широко распахнутые карие глаза не
отрывались от ремингтона в кобуре из желтой промасленной кожи, висевшего у
правого бедра Клива. Парень Пр ПППпнервно отер ладони о грязный , прожженный
во многих местах передник, и с видимым усилием отведя взгляд от револьвера,
посмотрел Кливу в лицо.
- Мистер? - голос юноши был чистым и звонким, а наметанное ухо распознало
бы в нем легкие нотки страха.
- Шериф, - односложно ответил Клив, и коротким кивком указал на
похрапывающего за спиной Малыша. Жерди волокуши были немного короче, чем
следовало, и сей час круглый череп Ринго украшал высокий головной убор из
свежего конского навоза.
- Ооо… - из груди паренька вырвался восхищенный вздох. - Мистер, вы нашли
Бена? Нашего Бена? - его взгляд, оторвавшись от содержимого волокуши, метнулся к
листу желтой бумаги, приколоченному к косяку рядом с дверью. На секунду
задержался на отпечатанном крупным шрифтом слове "УБИЙ ЦА", и вернулся к
Кливу.
- Шериф, парень, мне нужен шериф. - эти слова Клив произнес медленно, едва ли
не по слогам. - Хочу отдать ему вашего Бена, а взамен получить свои деньги.
- Но сэр, - удивленно вскинув белесые брови, произнес юноша, - шериф
Паттерсон никогда не встает раньше полудня!
 Клив молча смотрел в широко открытые глаза паренька. Секунду, две, три.
Наконец тот отвел взгляд, уставившись на свои обожженные, испачканные углем
руки.
- Да, сэр, я понял. Сей час же пой ду к шерифу. - и опрометью бросился вдоль
главной улицы Хей вена. Клив приготовился ждать.
На сей раз, ожидание затянулось. Солнечный диск наполовину поднялся над
горизонтом, и серость утренних сумерек сменилась ярким, чуть желтоватым светом
приходящего дня. Над некоторыми домами уже курился легкий дымок, в одном или
двух Клив краем глаза заметил приникшие к окнам бледные овалы лиц. Городок
просыпался.
Ушедший в свои мысли Клив не сразу заметил появившиеся на все еще
пустынной улице фигуры шагающих в его сторону мужчин. Солнечные лучи, бившие
в спину, превращали их в темные силуэты из театра теней , не давая рассмотреть
подробности. Но Клив и так знал, кто они. Высокий , на голову выше своего спутника,
наверняка парнишка кузнец. Он отчаянно жестикулировал, то вырывался вперед, то
останавливался, дожидаясь своего менее торопливого товарища. Вторая фигура
принадлежала грузному мужчине в широкой шляпе с лихо заломленными полями.
Он не спеша вышагивал по главной улице Хей вена, заложив большие пальцы рук за
оружей ный пояс, отчего его силуэт напоминал пузатый пивной бочонок.
Шериф Паттерсон оказался пожилым, но вполне крепким мужчиной , с
широкими плечами и объемным, выдающимся вперед животом. Пушистые, снежно
белые усы создавали разительный контраст с кирпичного цвета кожей лица. Из-под
нависших надбровных дуг подозрительно поблескивали маленькие серо-голубые
глаза.
- Ты кто, парень? - шериф говорил медленно, невыразительно, сильно
растягивая слова.
- Мистер Паттерсон, он Бена привез, я…
- Заткнись Нил, - оборвал парнишку шериф все тем же скучным, безразличным
тоном. - Заткнись, и пошел вон.
Юноша обижено взглянул на Паттерсона, перевел взгляд на Клива, словно
ожидая, что тот отменит прозвучавший приказ. Затем, наклонив голову, скрылся в
глубине кузни.
- Я жду, - произнес шериф, и, недобро прищурившись, положил ладонь на
рукоять висевшего на бедре револьвера. Рука была толстой , с короткими, словно
сардельки, пальцами.
Клив выдержал паузу, глядя прямо в глаза Паттерсона.
- Клив Бриннер, полномочный представитель закона в Техасе, Оклахоме и Нью-
Мексико. Помощник федерального маршала на Индей ских территориях.
- Окей , мистер Бриннер, я слышал о вас. - шериф убрал ладонь с рукояти
револьвера. - Зачем пожаловали в Хей вен?
Клив молча кивнул, указывая на привязанного к волокуше Малыша Ринго. Тот
заворочался, просыпаясь, головной убор из конского навоза частично осыпался,
обнажая редкие черные волосы и розовую кожу, просвечивающую на месте
зарождающей ся лысины.
 Шериф обошел все сидящего на коне Клива и внимательно вгляделся в лицо
пленника. Затем, словно не узнав, полез во внутренний карман пиджака, с
приколотой к лацкану серебряной звездой , и достал сложенный вчетверо ордер.
Аккуратно развернув серый лист, внимательно изучил портрет Бена, то и дело
переводя взгляд с рисунка на оригинал.
- Порядок есть порядок, - пожал плечами Паттерсон, заметив недоумевающий
взгляд Клива - Подтверждаю, это Малыш Ринго. - и прокричал в сторону кузни - Нил,
мой мальчик, подой ди.
Молодой гигант появился на пороге, едва шериф закончил предложение.
- Да, мистер Паттерсон.
- Отвяжи этого сукина сына, и отнеси в мой офис. Дверь не заперта. – и,
обернувшись к Кливу, приглашающе взмахнул рукой . - О лошади не беспокой тесь,
малец о нем позаботится.
Клив спешился, ощутив слабое покалывание в затекших ногах, и, оглянувшись
на широкие ворота конюшни, увидел мальчонку лет десяти с интересом
наблюдавшего за разворачивающимся на улице дей ством.
- Младший брат Нила, - пояснил шериф, - надежный малый , все сделает в
лучшем виде.
В это время Нил подошел к волокуше и внимательно осмотрел потертые ремни,
которыми Бен Ринго был притянут к жердям. Затем одним неуловимо быстрым
движением извлек из-под фартука большой самодельный нож. Широкое лезвие
было темным, местами покрытым бурыми пятнами ржавчины, но режущая кромка
сияла ярким, незамутненным блеском хорошо заточенной стали. Начавший
приходить в себя Бен невнятно забормотал.
- Нил, дружище, привет! Черт, голова то как болит. – но, заметив отрешенный
взгляд юноши и сверкнувший в руке нож, истошно заверещал
- Нет, Нил, нет! Не делай этого, он сам виноват. Он сжульничал, точно знаю!
Не говоря ни слова, парень склонился над спеленатым, словно младенец
Малышом, несколькими взмахами ножа освободил его от стягивающих тело ремней ,
не тронув, впрочем, путы на руках и лодыжках Ринго. После, примерившись, одним
ловким движением закинул Бена на плечо и зашагал вдоль по улице, в направлении
офиса шерифа.
Клив и Паттерсон молча проводили юношу взглядами, и, не говоря ни слова,
последовали за ним.
Офис шерифа представлял собой широкое двухэтажное строение,
расположенное на главной улице Хей вена, между салуном "Сакраменто" и зданием
почты. Дверь открывалась в большую, во весь этаж, комнату с тремя толстыми
опорными столбами, поддерживающими потолок. Справа у стены стоял старинный ,
с тяжелой столешницей , стол, а за ним широкое деревянное кресло. Чуть дальше на
стене виднелась оружей ная стой ка. В ней , угрожающе поблескивая воронением
стволов, выстроились в ряд несколько винтовок и пара дробовиков с короткими,
наверняка обрезанными, стволами. В лучах света, падавшего из пробитых по обе
стороны двери окон, плясали пылинки, напоминая клубящуюся над лесной поляной
мошкару. В дальнем конце комнаты виднелась крутая деревянная лестница,
ведущая на второй этаж. Рядом примостилась железная печка и трехногий столик,
украшенный спиртовкой с закопченным жестяным кофей ником. Там же, в углу,
стояло несколько простых деревянных стульев. Вся левая часть была отгорожена
металлическими решетками, образуя две длинные камеры, по выходным наверняка
битком набитые перебравшими виски ковбоями. В одной из них сей час и находился
Бен Ринго. Он сидел на узкой скамье у стены, яростно растирая затекшие кисти рук и
лодыжки. А напротив, привалившись плечом к среднему из опорных столбов, стоял
Нил, сверля Малыша недобрым взглядом.
С трудом протиснувшись в узкую дверь, шериф Паттерсон подошел к столу и,
склонившись над ним, принялся рыться в выдвижном ящике. Наконец обнаружив
искомое, с шумом захлопнул ящик и выпрямился. В его руке позвякивало большое
металлическое кольцо с тремя длинными ключами. Подой дя к двери камеры, он
выбрал один из ключей , и, вставив в замочную скважину, резко провернул. Раздался
звонкий щелчок, после чего Ринго оказался надежно запертым за толстой
металлической решеткой .
- Нил, мальчик мой , ты можешь идти. Обой ди горожан, скажи, что мы вздернем
убий цу ровно в полдень, на городской площади. И разбуди парней , они понадобятся
мне после церковной службы, - шериф указал на дверь, жестом поторапливая
паренька.
Юноша оторвался от столба, и, не оглядываясь, вышел на улицу.
- Мистер Паттерсон, - нарушил тишину Клив, - прежде, чем вы повесите этого
человека, я хочу получить свои деньги. Двести полновесных монет, как и указано в
ордере.
- Не волнуй тесь, мистер Бриннер, - шериф успокаивающе поднял ладони. - Вы
получите все, вам причитающееся до последнего пенни. Я не держу деньги в офисе,
городскими средствами ведает мэр. Он уже на пути сюда. Встал с постели пораньше,
чтоб уладить все вопросы. - шериф заговорщически подмигнул Кливу, словно
предлагая оценить хорошую шутку. - Ну да, сэр, сам мэр, да в такую рань.
Клив мрачно кивнул. Он рассчитывал убраться из города самое позднее через
час, но становилось ясно, что отъезд откладывается. Шериф собрался было что-то
добавить, но тут повисшую в комнате тишину разорвал пронзительный , на грани
визга, крик.
- Шериф, мистер Паттерсон! Вы не можете меня повесить просто так! Меня
должны судить, судить в Остине. Я докажу, что этот сукин сын смошенничал. Я
просто воздал ему по заслугам! По его вшивым заслугам! Это его должны были
повесить, видит Бог, его, не меня! - крик прервался, сменившись сдавленными
рыданиями. Так плачет маленький сорванец, залезший без спросу в банку с
вареньем и отведавший розог.
Шериф молча дождался, пока стихнут завывания Ринго, и продолжил мысль.
- Мистер Бриннер, позвольте вам предложить кружку кофе. Сдается мне, вы
провели бессонную ночь и не против слегка взбодриться.
Клив был не против. Он молча кивнул головой , и шериф, захватив со стола две
большие железные кружки, направился к кофей нику.
Мэр Хей вена, мистер Льюис, появился в дверях в тот момент, когда Клив и
Паттерсон, прикончив по второй кружке кофе, раздумывали, не приступить ли к
третьей . Это был элегантный пожилой джентльмен с лицом англий ского
аристократа. Впалые щеки чисто выбриты, над верхней губой красовалась
аккуратно подстриженная щеточка усов. Подбородок мэра украшала ухоженная
эспаньолка, в правом глазу поблескивал монокль в золотой оправе. Весил он не
более ста тридцати фунтов, а элегантный темный костюм из шерстяной ткани
только подчеркивал чрезвычай ную худобу мистера Льюиса.
Окинув быстрым взглядом помещение, мэр, растянув губы в радушной улыбке,
шагнул к столу. Шериф отставил в сторону пустую кружку, и поднялся навстречу,
Клив ограничился сдержанным кивком.
- Доброе утро, джентльмены! - мягкий , хорошо поставленный голос мэра
выражал искреннюю радость. - Мистер Паттерсон, мистер… - он на мгновение
запнулся, переведя взгляд с Бриннера на шерифа.
- Клив Бриннер, законник, - пришел тот на выручку своему патрону.
- Мистер Бриннер, - продолжил мэр, протягивая Кливу ладонь. - Позвольте
представиться, Генри Аллан Льюис. Весьма рад.
Клив пожал сухую, похожую на птичью лапку, руку мэра.
- Жаль только, что поводом к нашей встрече послужило столь прискорбное
событие, - мистер Льюис развернулся на каблуках к камере, где уронив голову на
руки, сидел Малыш Ринго. На мгновение Клив подумал, что мэр прочтет убий це
душеспасительную проповедь, но тот, с интересом оглядев впавшего в ступор
преступника, вновь повернулся к столу.
- Теперь о делах, - мистер Льюис брезгливо смахнул ладошкой пыль с одного из
стоящих перед столом стульев, и, аккуратно подтянув дорогую ткань брюк, умостил
тощий зад на твердом деревянном сидении. - Мы в Хей вене уважаем закон и не
любим оставаться в долгу.
С этими словами он запустил руку за отворот пиджака. Извлек толстую пачку
бумажных долларов. Многие купюры были старыми и потрепанными, а некоторые
выглядели так, словно их неоднократно использовали при посещении отхожего
места. Из другого кармана мэр достал небольшой кожаный мешочек, распустив
завязки, высыпал на стол пригоршню серебряных монет.
- Ваши двести долларов, мистер Бриннер. Признаюсь, сначала я подумывал
выписать вам вексель, - хитрая улыбка изогнула тонкие губы мэра, говоря о том, что
это всего лишь шутка. - Но вовремя вспомнил, что ваш род занятий не предполагает
частого посещения банков.
Клив неопределенно хмыкнул, и, не пересчитывая, смел деньги в небольшую
кожаную сумку, висевшую на поясе.
- А теперь, когда наши дела улажены, предлагаю отдать должное легкому
завтраку, приготовленному моей кухаркой , - произнес мистер Льюис, и немного
возвысив голос, позвал - Китти! Мы ждем.
Дверь тихо скрипнула, на пороге появилась невысокая черноволосая девушка,
одетая в светлую полотняную блузу и широкую черную юбку. В руках она держала
большую плетеную корзину, прикрытую сверху куском белой ткани. От корзины
умопомрачительно пахло свежезажаренной курицей и только что испеченным
кукурузным хлебом. А под тканью угадывался соблазнительный абрис бутылки.
Бурбон разливали в кофей ные кружки, закусывая сочными кусками курицы,
уложенными на толстые ломти сладкого, желтого хлеба. Мэр Льюис довольно
крякал, отправляя в глотку очередную порцию спиртного, на бледных щеках
заиграл румянец. Шериф, прикладываясь к кружке, утирал белоснежные усы, и
заглатывал куски хлеба и курицы с жадностью изголодавшегося кой ота. Клив ел
аккуратно, откусывая небольшие кусочки от самодельного сэндвича. Бурбон, на
проверку оказавший ся превосходным, слегка кружил голову и приятной истомой
растекался по натруженным мышцам.
- Послушай те, Клив, - шериф натужным глотком отправил очередной кусок
курицы в желудок, освобождая рот, - а как вы узнали о нашей маленькой
неприятности? В смысле, так быстро узнали? Мы, конечно, телеграфировали в
Остин, но навряд ли вы дожидались ордера в почтовой конторе.
Выпивка и сытный завтрак настроили Бриннера на добродушный лад, и он
решил не обращать внимания на легкую фамильярность Паттерсона.
- Я не был в Остине.
- Так как же? - шериф подался вперед, стремясь не упустить ни одной
подробности. Мэр отставил в сторону кружку, и уставился на Клива с нескрываемым
любопытством.
- Дей ствительно, как? Раньше мне эта мысль не приходила в голову, но теперь…
- он выдержал многозначительную паузу.
- Никакой тай ны, джентльмены. - Клив откинулся на стуле, заложив ногу за
ногу. - Я был в окрестностях Дриппинг Спрингс, когда повстречал ковбоев,
направляющихся на ранчо Моргана, недалеко от Сай прес Милл. У одного из них
обнаружилось это, - он полез в карман куртки и извлек сложенный вчетверо лист
бумаги, точно такой же, как был у шерифа. - И подпись судьи, вероятно, ваша, - Клив
перевел взгляд на мэра, потом опять на лист бумаги. - Генри Аллан Льюис. Подпись.
- Да, мистер Бриннер, вы абсолютно правы. Уже десять лет, как жители Хей вена
поручили мне охранять их законные права от посягательств всякого рода ублюдков,
- мэр с достоинством выпятил хилую грудь. - И я, смею вас заверить, ни разу их не
разочаровал.
- Не сомневаюсь. - кивнул головой Клив. - Давай те поговорим об ублюдках.
Мистер Льюис, вам знакома небольшая ферма, примерно в шести милях к востоку от
города?
- Нет. Никогда не бывал в тех краях. - Мэр недоуменно посмотрел на Паттерсона,
словно в поисках поддержки. Клив перевел взгляд на шерифа. Тот помолчал, словно
вспоминая, облизнул губы и заговорил.
- Знакома. Только это не ферма, а так, хижина при кукурузном поле. Хозяин -
старик Хуарес. Мексиканец. Я был там лет пять или шесть назад. Тогда ребята
Пинкертона преследовали банду Головореза Дугласа. Грабителя дилижансов. Они
пристрелили курьера "Пони Экспресс", - добавил он, глядя на мэра. - Вы должны
помнить.
- Точно, точно, - обрадовано закивал головой мистер Льюис. Детективы из
агентства две ночи провели в городе, развлекались с девочками из "Сакраменто", - и,
разом посерьезнев, обернулся к Кливу. - Так что он натворил?
- Он умер, - коротко ответил Клив. - Вернее, убит.
Шериф и мэр недоуменно переглянулись. - Мистер Бриннер, вы вероятно
ошиблись. Кому могло понадобиться убивать…
 - Ему, - прервал говорившего Клив и кивнул в сторону камеры.
- Нет! - комнату потряс вопль, полный отчаяния и боли. Бен Ринго, сидевший до
этих слов на длинной лавке в углу камеры, вскочил на ноги и бросился к решетке. - Я
его не убивал! Я ничего не помню. Господи, это не я! - он вцепился в прутья
маленькими толстыми ручками и затряс их с невероятной силой . Казалось, еще
немного, и стальные прутья согнутся, как гнется трава под напором сильного ветра.
К счастью, решетка была рассчитана на ковбоев, ребят куда более сильных, чем
Малыш Ринго. - Мистер Льюис, я не убивал старика! Я его даже не видел!
Постепенно крики затихли, превратившись в невнятное бормотание. Ноги
Малыша ослабели, и он опустился на колени, все еще держась за решетку.
- Я нашел старика в сарае, - дождавшись наступления тишины, продолжил Клив.
- Со связанными руками и проломленным черепом. Там же был скот мексиканца и
лошадь Ринго. Все умерли от жажды. Ублюдок так напился, что забыл о собственной
лошади! - казалось, последнее возмутило Бриннера много больше, чем убий ство
беззащитного старика. - Сэр, вы пошлете похоронную команду? - спросил он, глядя в
глаза Льюису.
- Формально, ферма этого Хуареса не относится к юрисдикции города.
Следовательно, я не могу хоронить старика за городские деньги, - мэр на секунду
задумался, затем продолжил, - Но если удастся доказать, что мексиканца убил
Ринго…
- Я нашел орудие. Это револьвер Малыша, на нем волосы и кровь жертвы, -
быстро произнес Клив.
- Да? И где же оно? - мэр заинтересованно взглянул на Бриннера.
- В моей седельной сумке. Правой , - уточнил тот. - Надеюсь, парнишка, что увел
коня, не совал свой нос в мои вещи? - Клив вопросительно взглянул на шерифа.
- Нет, никак не возможно. Мальчик шустрый и смышленый не по годам, но
воспитанный в страхе Божьем. Такой нипочем не станет шарить в чужих карманах. И
в сумках тоже. - Паттерсон тяжело поднялся на ноги. - Давай те посмотрим на
револьвер, джентльмены.
За револьвером пошли двое. Клив в качестве владельца седельной сумки и
шериф Паттерсон, как представитель закона в Хей вене. Мистер Льюис остался в
офисе, наедине с кофей ной кружкой , в которой плескался превосходный бурбон.
Напиток, до которого он был весьма и весьма охоч. Так, по край ней мере, подумал
Клив, когда мэр произнес небольшую, но пламенную речь о полной невозможности
оставить столь опасного преступника, как Бен Ринго, пусть и запертого в камере, без
охраны. Даже, на несколько минут. Сам Малыш, частично придя в себя, уже отпустил
решетку, медленно перебрался обратно на скамью, где застыл, поджав ноги и
обхватив колени руками. Лбом он уперся в скрещенные предплечья, демонстрируя
своему добровольному тюремщику розовую тонзуру ранней лысины в обрамлении
слипшихся от навоза редких волос. Пахло от него, должно быть, преотвратно.
Первым порог офиса перешагнул Паттерсон. Револьвер Малыша, кольт
тридцать шестого калибра, шериф держал в левой руке, нанизав
предохранительную скобу, защищавшую спусковой крючок, на толстый ,
выставленный вперед указательный палец. Следом вошел Клив. Он сразу отметил
существенно понизивший ся уровень янтарной жидкости в стоявшей на столе
бутылке, так, словно в их отсутствие Генри Аллан Льюис опрокинул то ли три, то ли
четыре порции виски. Но старик мэр держался неплохо. Он сидел развалясь, закинув
ногу на ногу, и сосредоточенно шевелил губами, возможно, проговаривая в уме
формулу обвинения. Обернувшись на звук открываемой двери, он подался вперед.
- Так, так, так. Что тут у нас?
Шериф молча пересек комнату и, подой дя к столу, протянул руку так, что
указательный палец с болтавшимся на нем револьвером застыл в паре дюй мов от
лица мэра. Тот с неподдельным интересом смотрел на орудие двой ного убий ства.
Затем, словно заметив нечто важное, аккуратно снял револьвер с
импровизированного крючка. Придерживая оружие за ствол и курок, поднялся на
ноги, и сделал несколько шагов по направлению к окну. Присмотрелся, поднеся
кольт к лицу, как это делают очень близорукие люди, и, вскинув глаза на Клива,
спросил:
- На рукояти кровь старика?
Клив молча кивнул. Льюис подошел к столу и осторожно, словно револьвер был
сделан из тончай шего фарфора, положил оружие на стол, затем повернулся к
стоящему за спиной Кливу.
- Мистер Бриннер, - голос его звучал твердо, темные глаза буравили лицо Клива,
- у меня к вам предложение. Вы остаетесь на казнь в качестве свидетеля обвинения,
а я завтра же отправлю парочку крепких парней в лачугу Хуареса. Они похоронят
старика. Вы согласны?
Клив кивнул.
- Хорошо, я задержусь. Ворота сарая закрыты, так что кой оты вряд ли доберутся
до тела.
Мэр согласно махнул рукой и уже открыл рот, собираясь что то добавить, когда
за окнами раздались звонкие удары церковного колокола.
- Одиннадцать, - произнес шериф Паттерсон. И взглянув на скорчившегося в
углу Ринго, тихо прибавил, - Скоро в путь.
Клив успел сварить себе кофе и приготовился раскурить только что свернутую
самокрутку, как дверь с грохотом распахнулась, а в помещение ввалились два
молодчика, самой что ни на есть, бандитской наружности. Грубые обветренные лица
покрывала недельная щетина, длинные волосы под серыми от въевшей ся пыли
шляпами сбились в колтуны. Из-под грязных плащей виднелись рукояти больших
револьверов. Две пары красных, словно с перепоя, глаз, подозрительно уставились
на Клива.
- Мистер Бриннер, позвольте представить моих помощников, - произнес шериф.
- Тот, что побольше, Дуглас О'Брай ан. Второго зовут Марлин Девро. Оба провели две
недели, выслеживая шай ку скотокрадов на ранчо "M&W", так что выглядят они не
очень.
Клив мысленно выругался и незаметно убрал руку от рукояти ремингтона.
"Нервы ни к черту", - с досадой подумал он.
Шериф Паттерсон, покончив с любезностями, инструктировал своих депьюти, в
изобилии используя определения "сукин сын", "ублюдок" и "кусок дерьма". Бриннер
с легким удивлением смотрел на совещающуюся троицу. До этого момента речь
шерифа, хоть и не изобиловала мудреными словечками, но звучала вполне прилично
даже для уха методистского священника. Отчаявшись разобраться в причинах такой
неожиданной метаморфозы, он безразлично пожал плечами и принялся смотреть в
окно.
Главная улица Хей вена, такая пустынная еще несколько часов назад,
заполнилась людьми. Почтенные матроны в строгих капорах и длинных закрытых
платьях, неспешно проплывали мимо окон городской кутузки в сопровождении
чисто выбритых кавалеров, щеголяющих модными шляпами-котелками, выходными
пиджаками и белыми рубашками с высокими, накрахмаленными воротничками.
Весело щебеча и шурша кринолинами, появилась и пропала стай ка девиц из салуна.
Их лица покрывал густой слой румян, на взбитых волосах чудом держались
легкомысленные атласные шляпки. Глаза горели, ярко накрашенные губы то и дело
растягивались в улыбках, более напоминавших звериный оскал. Убеленные
сединами пожилые джентльмены, на ходу попыхивающие трубками и сигарами.
Сбившиеся в тесную кучку ковбои в пыльной , потертой одежде. Наверняка не
местные, работники одного из ранчо, быть может, того самого "M&W". Все они шли
на площадь. Ведь сегодня особенный день, не правда ли? День казни.
Клив отвел взгляд от медленно текущей за окном человеческой реки и оглядел
помещение. Мэр Льюис склонился над серым листом оберточной бумаги, сжимая в
пальцах тонкую палочку карандаша. Время от времени он подносил карандаш к
листу, и тогда в тишине комнаты раздавался легкий скрип графитового стержня,
бегущего по грубой , неровной поверхности. Кто знает, что он писал. Возможно,
обвинительную речь, возможно, список вещей , что собирался прикупить в
бакалей ной лавке. После повешенья, разумеется. Шериф Паттерсон сидел в своем
кресле, откинувшись на деревянную спинку и сплетя короткие пальцы на животе.
Маленькие глазки, утопающие в окружавших их складках жира закрыты, менее
искушенному наблюдателю могло показаться, что мужчину сморил сон. Дуглас и
Марлин подпирали опорные столбы, не выказывая абсолютно никаких эмоций .
Переведя взгляд на Ринго, Клив отметил, что теперь тот сидит, опершись спиной на
деревянную стену и положив руки на колени. Точь в точь, как набожный
прихожанин, что слушает рассказ о Страстях Христовых. Лицо Малыша было
мертвенно бледным, широко раскрытые глаза казались бездонными ямами в
обрамлении обвисшей , посеревшей кожи. Губы подрагивали, на лбу бисером
выступил холодный пот. Он, вроде как похудел, грязная рубашка, прежде туго
облегавшая выпирающий живот и жирные плечи, обвисла, словно надетая на
деревянный каркас огородного пугала. Глаза, устремленные вдаль, безучастно
смотрели прямо на пятерых мужчин, находившихся по другую сторону решетки. Но
не видели их. Клив знал этот взгляд. Малыш Ринго смирился с ожидавшей его
участью. Бывает, что в преддверии смерти люди обретают поистине нечеловеческую
силу. Одни, в ярости и отчаянии, бросаются на своих тюремщиков, вцепляясь
скрюченными пальцами в глаза, ломая кости, вырывая зубами куски одежды и тел.
Другие отказываются переступать порог камеры, держась за решетку с такой силой ,
что порой приходится ломать судорожно сжатые пальцы. Но с Малышом Ринго
проблем не будет, это точно. Он смирился.
Звенящую тишину нарушили удары церковного колокола. Бамммм! Бамммм!
звонко разнеслось по округе. Паттерсон открыл глаза, абсолютно ясные, без
признаков дремы, и взглянул на корпевшего над листом Льюиса. Тот отложил
карандаш, откинулся на спинку стула и извлек из жилетного кармана золотой
хронометр. Откинул крышку. В окружающей тишине Клив ясно услышал щелчок
крохотного замочка. Вглядевшись в циферблат, мэр захлопнул крышку, вернул часы
на место и тихо произнес:
- Пора.
Шериф медленно поднялся, обошел стол, по пути прихватив лежащее на
столешнице кольцо с ключами, и направился к камере. О'Брай ан и Девро двнулись за
ним, занимая позиции справа и слева от двери камеры. Паттерсон вставил ключ в
замочную скважину и с громким, металлическим щелчком отпер замок. Распахнув
дверь, он отступил назад, пропуская внутрь сначала Дугласа, а потом и Марлина.
Помощники шерифа приблизились к сидящему на скамье Ринго. Помедлив пару
мгновений , аккуратно подхватили Малыша подмышки и одним плавным движением
поставили на ноги. Тот не сопротивлялся.
Вый дя за порог офиса, они построились в некое подобие колонны, где каждому
отведено его собственное, строго определенное место. Впереди, ровно по центру
улицы, гордо выпятив грудь, шествовал мэр Хей вена и городской судья Генри Аллан
Льюис. Монокль грозно сверкал в лучах полуденного солнца, выражение худого, со
впалыми щеками, лица было одновременно торжественным и растерянным. Видно
сразу, эта роль ему непривычна и не очень то приятна. В тот момент Клив подумал,
что в Хей вене, маленьком добропорядочном городке, не так уж и часто вешают
людей за шею. В десяти футах за мэром, О'Брай ан и Девро вели Бена Ринго. Малыш
шел медленно, усталой , шаркающей походкой . Каждый его шаг поднимал в горячий ,
неподвижный воздух небольшие облачка тонкой , желтой пыли. Создавалось
впечатление, что идущие по бокам помощники шерифа заботливо поддерживают
под руки тяжело больного, но любимого родственника. Выпусти они его, и он тут же
упадет на каменно твердую землю.
В пяти футах позади Ринго важно вышагивал шериф Паттерсон. Белоснежные
усы топорщились, маленькие глазки грозно сверкали. Ладонь правой руки он
положил на потертую рукоять смит енд вессона сорок четвертого калибра, готовый
в любой момент изрешетить преступника тяжелыми свинцовыми пулями, решись
тот на побег.
Не най дя своего места в колонне, Клив пристроился в хвост процессии и теперь
мерно шагал, не увеличивая и не сокращая расстояние между собой и широкой
спиной идущего впереди шерифа.
Улица была пуста. Лишь несколько городских мальчишек с восхищением
пялились на медленно бредущего Бена Ринго, удобно устроившись на деревянных
ступеньках цирюльни "У Джонни". Клив заметил, как ярко горят их глаза, заметил
приоткрытые от удивления рты. Кого они видели в маленьком человечке с серой
обвисшей кожей и редкими, прилипшими к потному лбу, волосами? Благородного
разбой ника Джесси Джей мса? Или, быть может, самого Билли Кида? И когда в его,
Клива, руки, попадет лист дешевой серой бумаги со зловещей надписью "ЖИВЫМ
ИЛИ МЕРТВЫМ" и слегка повзрослевшим лицом одного из тех сорванцов, что сидят
на ступеньках? Клив искренне надеялся, что никогда.
 Ярдах в трехстах впереди, в самом конце улицы, виднелось одноэтажное здание
методистской церкви. А перед ним, на небольшой городской площади, бурлила
толпа. Острые глаза Клива различали пестрые платья салунных проституток,
сюртуки и трости почтенных отцов семей ств, выгоревшие на солнце сомбреро
ковбоев. Видел Клив и главную достопримечательность этой небольшой площади.
Нет, не церковь с высокой башней колокольни, такие есть в любом городе. Виселицу.
Приподнятый над землей деревянный помост, с ведущей к нему широкой ,
сколоченной из толстых досок, лестницей . И П-образная конструкция из отборного
бруса. Два опорных столба возвышались над помостом на добрые двадцать футов и
венчались поперечной перекладиной в пятнадцать футов длиной . Добротная
виселица, най ти такую удастся только в Пограничье. Да и там далеко не везде. Зато
на ней можно отправлять плясать чечетку двоих, а в хорошие дни, и троих, плохих
парней за раз. На шай ке из шести скотокрадов получается неплохая экономия
времени.
По мере приближения Клив различал все новые детали. Он уже видел
покачивающуюся на перекладине петлю и стоящую под ней колоду. Неожиданно
толпа всколыхнулась и раздалась, а на помост взошел высокий человек в длинной
черной сутане. В лучах полуденного солнца блеснули стекла пенсне в проволочной
оправе. Священник. До ушей доносился низкий рокот голосов, время от времени
прерываемый взрывами визгливого хохота.
Звуки голосов смолкли, и над городской площадью повисла тишина. Плотная,
осязаемая, такую тишину можно резать ножом, словно воскресный пирог с начинкой
из сладкой патоки. Сотни глаз, не отрываясь, глядели на шестерых неспешно
шагающих мужчин. Затем, с тихим шорохом, толпа раздалась, открывая проход к
широким деревянным ступеням, ведущим на помост виселицы. Мэр Льюис уже
ступил на первую из них и стук его каблуков глухими ударами разносился в
раскаленном, неподвижном воздухе. Бен Ринго впервые поднял глаза от носков
своих туфель, окинул взглядом окружавшую его толпу, ступени, ведущие на эшафот,
и силы внезапно оставили его. Лицо Малыша исказилось, на нем читался дикий ,
первобытный страх смерти. Ноги убий цы подкосились, и он мешком повис на руках
поддерживающих его конвоиров. О'Брай ан и Девро на мгновение замешкались,
удобнее перехватив полубесчувственное тело, а затем быстро, почти бегом, втащили
его на помост. Упавшая на грудь голова Малыша моталась из стороны в сторону, как
у дешевой тряпичной куклы, каблуки его лаковых туфель гулко стучали по широким
деревянным ступеням. Клив на минуту помедлил, пропуская шерифа вперед, а когда
поднялся следом, то увидел стоящего рядом с Ринго священника. Падре тихо
шептал, склонившись к самому уху Малыша, отеческим жестом обняв его за плечи.
Малыш слушал молча, вперив взгляд в доски помоста, и изредка кивал, словно
соглашаясь с услышанным. Лишь однажды он поднял голову и посмотрел вверх, где
в восьми футах над землей , едва заметно покачивалась толстая пеньковая веревка,
оканчивающаяся широкой петлей . Посмотрел, и тут же отвел взгляд, снова
уставившись на носки своих туфель. Клив повернулся к преступнику спиной и
остановился, глядя на колышущуюся у его ног толпу.
Всего в нескольких футах от помоста толпа слегка раздалась, образовав
свободное от человеческих тел пространство. В нем, словно одинокая скала, стояла
высокая, худая, как палка, женщина, в простом сером платье и старом, потрепанном
капоре, прихваченным под подбородком линялым черным платком. Выпуклый лоб,
аккуратный , чуть вздернутый нос, толстая коса каштановых, уже тронутых сединой ,
но по-прежнему густых волос. «Черт подери, лет пятнадцать назад ее можно было
назвать хорошенькой », - подумал про себя Клив. Теперь же, пухлые когда-то щеки
запали, губы высохли, превратившись в тонкие нити, кожа обветрилась и огрубела.
Рядом с женщиной , держась за подол платья, стояли две девочки, пяти и восьми лет.
Во вьющихся темно русых волосах малышек Клив заметил две тонкие черные ленты.
Женщина стояла неподвижно, не отрывая от Малыша горящих ненавистью, ярко
синих глаз. "Вдова", - понял Клив и отвел взгляд, не в силах видеть ее искаженное
страданием лицо.
Процесс над обвиняемым не занял много времени. Не удивительно, ведь
свидетелей было человек двадцать, включая самого мэра Льюиса. Со смертью
старика Хуареса тоже не возникло проблем. Клива привели к присяге, и он кратко,
но весьма убедительно рассказал обо всем, что видел в хижине и сарае у маленького
кукурузного поля. А в подтверждение его слов шериф поднял над головой револьвер
тридцать шестого калибра с окровавленной рукоятью из слоновой кости, на
которую налипли волосы старого мексиканца.
Своей вины Малыш не отрицал. Он все так же стоял, безучастно уставившись на
доски помоста, поддерживаемый под руки помощниками Паттерсона. На вопросы
судьи и шерифа отвечал короткими кивками, иногда невпопад, но вряд ли кто
обращал на это внимание. Вердикт суда "Виновен!", Генри Аллан Льюис, мэр, а
теперь и судья, огласил громким, хорошо поставленным голосом. Толпа ответила
криками и рукоплесканием.
И вновь Клив стоял на помосте, заложив руки за серебряную пряжку широкого
оружей ного пояса, всматриваясь в обращенные к нему лица. Салунные проститутки,
а некоторые из них были еще молоды и весьма хороши собой , бросали на него
призывные взгляды, словно обещая награду сверх той , что уже лежала в кожаной
сумке. Мальчишки в чистых рубашках и пиджачках, тщательно вымытые и
аккуратно причесанные, таращились на него с неприкрытым восхищением. Кто
знает, что творилось в их юных умах? Но звездой сегодняшнего спектакля был, все
же не он. Бен Ринго, спешите видеть! Только сегодня, только у нас! Толпа пожирала
взглядами маленького человечка со слипшимися волосами, в мокрой от пота
грязной рубашке и черных, на тесьмяных подтяжках, штанах. Их глаза не
отрывались от серого, с громадными темными мешками, лица, губы змеились в
глумливых улыбках. "Сей час, сей час ты получишь свое, проклятый убий ца!" Он
почти слышал эти безмолвные крики, готовые сорваться с губ. Клив отвернулся.
Бен Ринго стоял под свисающей с перекладины пеньковой петлей . Стоял сам,
безвольно опустив руки и чуть покачиваясь на ослабевших, подрагивающих ногах.
Священник что-то тихо говорил, склонившись к самому уху Малыша, иногда
заглядывая в маленькую черную книжку, что держал в левой руке. Бескровные губы
убий цы шевелились, повторяя слова молитвы. Вскоре они закончили. Священник в
последний раз прикоснулся к руке Малыша, чуть сжал пальцы, на лице его читалась
печаль. Он отступил в сторону, и кивнул головой , показывая, что его дела
завершены.
 О'Брай ан и Девро шагнули к Ринго. В руках Дугласа покачивался старый
кожаный ремень с медной пряжкой , Марлин держал потрепанный обрезок веревки.
Ловко обой дя Малыша со спины, он быстро связал ему руки, а Дуглас стянул ремнем
лодыжки. Затем, подхватив под локти, они поставили Ринго на высокую, фута два, не
меньше, колоду. Малыш покачнулся, теряя равновесие, но Девро придержал его за
ногу, не давая упасть. Немного замешкались, опуская петлю. Уж очень маленьким
человеком был Бен Ринго. Привстав на мыски, Дуглас О'Брай ан накинул петлю,
приладив скользящий узел на затылке Малыша. Клив поморщился. Он видел немало
повешений и знал, как долго может душить преступника надетая таким образом
петля. "Умереть быстро Бену Ринго не суждено", - подумал тогда законник.
Малыш стоял на колоде, едва удерживая равновесие, и уже ощущал кожей
колючее прикосновение веревки. Его губы дрожали, из глаз текли слезы. Крупные
капли медленно стекали по запавшим щекам на подбородок и падали на грудь, где
терялись среди пятен грязи, пота и крови. В глазах, обращенных к толпе, читались
страх и мольба. Клив отвел взгляд. Он часто видел такие лица. Испуганные, жалкие,
непонимающие. Лица мужчин, а иногда, и женщин, по чьей -то неведомой воле
творивших ужасные вещи. "Мы не в силах убить то, что вселяется в них. Что-то
темное, злое. Что заставляет людей совершать очень, очень плохие поступки. А
потом исчезает без следа, оставляя их один на один с толстой веревочной петлей . И
мы убиваем тело, но не само зло." – сказал когда то священник одного маленького
городка. Сказал, печально глядя, как «танцуют чечетку» тела трех скотокрадов,
грабителей и убий ц. Старшему из которых едва исполнилось восемнадцать. И Клив,
привезший на казнь преступников, лишь молча кивнул головой .
Доски настила заскрипели под тяжелыми шагами. Голос шерифа Паттерсона
звучал громко и внятно, слова падали в тишину, как падают тяжелые камни на
зеркальную гладь озера.
- Вы будете повешены за шею, пока не умрете. Ваше тело останется в петле до
завтрашнего полудня, а затем будет зарыто под оградой городского кладбища, где и
надлежит быть преступникам и убий цам. Бен Адамс Ринго, вам понятен приговор? -
шериф замолчал, словно дей ствительно ожидал ответа. Затем взмахнул рукой ,
подавая сигнал.
Дуглас О'Брай ан толкнул сапогом колоду, лишая Малыша опоры. Тот изогнулся,
словно выпрыгнувшая из воды рыба, пытаясь еще один, пусть краткий миг устоять
на уже накренившей ся деревянной колоде. Мгновение спустя, она с грохотом упала
на бок, подпрыгнув на досках настила. Малыш рухнул в пустоту. Петля затянулась на
шее, пережимая гортань, тело забилось, в тщетных попытках вырваться из
удушающего захвата. В какой то миг Клив подумал, что веревка не выдержит
судорог, с такой силой извивалось тело висящего на ней человека. Но, выдержала. С
каждым движением петля все туже затягивалась вокруг коротенькой шеи, лицо
Малыша покраснело, затем, полиловело. Глаза вывалились из орбит, белки
покраснели от крови. Изо рта вырывался сдавленный хрип, на губах пузырилась
густая, белая пена.
Шериф Паттерсон застыл, с побелевшим от ужаса лицом, толпа подалась прочь
от эшафота, тишину разорвал пронзительный женский крик.
 - Кто-нибудь, прекратите это! - в голосе Генри Аллана Льюиса звучали
истерические нотки, а сами слова тянулись, словно проигрывались теряющим завод
граммофоном. Марлин Девро, стряхнув сковавшее тело оцепенение, шагнул было
вперед, но тут ноги Малыша, бьющегося, как вытащенная из воды рыба, разорвали
стягивающий лодыжки ремень. Была ли тому виной погнутая медная пряжка, или
старая истертая кожа не выдержала конвульсий умирающего человека, кто знает?
Но, когда Девро приблизился к бьющемуся в петле Ринго, правая нога Малыша
распрямилась, и носок исцарапанной лаковой туфли с хрустом ударил помощника
шерифа прямо под щетинистый подбородок. Марлин рухнул на помост, заливая
светлые доски хлынувшей изо рта кровью.
Теперь кричали все. Несколько женщин без чувств лежали на пыльной земле, а
празднично одетые мужчины, еще недавно такие галантные и обходительные,
безжалостно топтали тела, пробивая себе дорогу прочь от эшафота. Раздался
выстрел, затем, другой , в мешанине людских тел отчаянно закричал ребенок. Лишь
женщина в сером платье, по-прежнему, неподвижная, наблюдала за мучениями Бена
Ринго. Гримаса злобного удовлетворения исказила когда-то красивое лицо,
превратив в уродливей шую из ведьм.
Клив бросился к пляшущему в петле человеку. Оттолкнувшись от слегка
пружинящих досок помоста, он высоко прыгнул и повис на плечах Ринго, словно
желая сдернуть его на землю. Раздался отчетливый хруст. Петля с силой впилась в
кожу и шея Малыша не выдержала. Позвоночник сухо треснул, крепко сжатые
челюсти разжались, наружу вывалился распухший , синий язык. С громким, похожим
на треск разрываемой ткани, звуком, опорожнился кишечник. На черных, с
тесмяными подтяжками, штанах появилось, быстро увеличиваясь в размерах,
мокрое, резко пахнущее мочой , пятно. Малыш Бен Ринго наконец умер.
Клив Бриннер покинул город вскоре после казни. Гнедой , накормленный и
отдохнувший , встретил его тихим ржанием, ткнулся губами в рукав короткой
кожаной куртки, требуя внимания. Клив ласково потрепал коня по густой ,
тщательно вычесанной гриве. Бросив мальчишке четвертак, он легко вскочил в
седло, тронул каблуками бока и, не оглядываясь, двинулся по главной улице Хей вена
к дороге, ведущей на восток.

[1] Имеется ввиду револьвер образца 1858 года, модель «Шериф»

Главы 4 - 5

Глава 4. Парни Финнигана

Большой Джордж стоял в густом кустарнике у подножия невысокого холма и
готовился справить малую нужду на колючий , изогнутый ствол опунции. Мясистые
зеленые листья, каждый не меньше ладони самого Джорджа, касались его рук и плеч,
скребя по одежде толстыми шипами. Собравшись с духом, он откинул полы плаща,
расстегнул пуговицы на серых, потертых штанах и извлек часть себя, хорошо
известную шлюхам от Арканзаса до Нью-Мексико. Прикрыл глаза, чувствуя, как
нарастает жгучая боль в паху. Переполненный мочевой пузырь, казалось, под
завязку набит толченым стеклом вперемешку с гравием, а член напоминал
раскаленный прут в руках ковбоя, что клей мит табун. Еще несколько мгновений , и
горячая, мутная струя ударила в шероховатый ствол, растекаясь по неровной коре,
поползла вниз, собираясь в пенистую, зловонную лужу. Джордж застонал.
"Проклятая простуда!" - с бессильной яростью думал он. Неделю тому Джордж
сильно вымок, и вдобавок, заночевал под открытым небом, укрывшись не толстым
шерстяным одеялом, а промокшей насквозь, лошадиной попоной . Казалось бы,
сущий пустяк для такого здоровяка, но уже на следующий день он ощутил легкое
покалывание и тяжесть внизу живота, а дальше дела пошли и вовсе из рук вон
плохо. Оправление малой нужды превратилось в изощренную пытку, дважды
Джордж обмочился, не успев расстегнуть штаны. Попахивало от него с той поры
прескверно.
Поток мочи понемногу иссякал, принеся Джорджу кратковременное облегчение.
Он стоял, упершись лбом в ствол опунции, ощущая кожей неровности коры. Обычно
красное лицо побледнело, на кончике кривого, не раз сломанного носа висела
большая, прозрачная капля пота. Глаза Джорджа бездумно смотрели вниз, на
пенистую лужу меж широко расставленных ног. В ней большой коричневый жук
боролся за жизнь, пытаясь выбраться на твердую землю. Он отчаянно перебирал
лапками, то и дело вцепляясь в плавающий по поверхности сор, то вновь теряя
опору. Джордж криво усмехнулся. Присев над лужей , он щепкой вытолкал жука на
сушу и замер, наблюдая как тот, бодро перебирая лапками, устремился прочь. Затем
Джордж распрямился, и, на секунду задумавшись, обрушил на спасенное насекомое
стоптанный каблук своего сапога. Еще мгновение он смотрел на раздавленного
жука, а затем, криво усмехнувшись, направился назад, в лагерь.
Из темного зева пещеры пахнуло затхлой сыростью, когда Джордж, чуть
наклонив голову, шагнул в узкий коридор, образованный неровными, блестящими
от влаги стенами. Издалека доносились хриплые голоса, запах дыма и жарящегося
бекона. Он шел на звук, осторожно переставляя ноги, касаясь пальцами холодного,
мокрого камня. Футов через двадцать проход круто сворачивал влево, обрываясь в
небольшом круглом зале с высоким, уходящим в темноту потолком. На неровном
полу весело потрескивал небольшой костерок, освещая собравшихся в круг
четверых мужчин. Они сидели, привалившись спинами к брошенным на камень
седлам, глядя, как закипает над огнем старый , мятый кофей ник и лениво
перебрасывались короткими, ничего не значащими фразами. Двое курили.
- Эй , Джорджи, как дела? - завопил один из мужчин. На смуглом, обветренном
лице играла глумливая улыбка, выпуклые черные глаза весело поблескивали. - Твой
маленький амиго еще при тебе? Или отвалился и теперь ездит в кармане?
- Дьявол тебя раздери, Пако! Жаль, что шериф прокрутил тебе лишнюю дырку в
заднице вместо того, чтоб снести твою тупую башку, - вяло огрызнулся Джордж.
Пако Гонзалес довольно ощерился.
- Джордж, у тебя кровь, - тихим, вкрадчивым голосом произнес Папаша
Финниган. При рождении мать нарекла его Крисом, но Папаша уже забыл, когда
последний раз слышал это имя. Невысокий , болезненно худой , он сидел закутавшись
в толстое одеяло, и сжимал в костлявой руке большую железную кружку. Над
кружкой вился парок, приятно пахнущий свежесваренным кофе.
- Что? - непонимающе произнес Джордж, и тут же почувствовал тупую боль в
нижней губе. Отер рукой рот и мрачно уставился на широкую красную полосу,
оставшуюся на тыльной стороне ладони. - Губу прикусил. Наверное.
- Так плохо? - в голосе Финнигана не слышалось сочувственных ноток.
- Нет, нет, все в порядке. Не волнуй ся, Папаша, я в норме, - зачастил Большой
Джордж. А перед его глазами внезапно встала картина двухлетней давности.
Воздух в каньоне раскалился, наверное, до ста градусов, когда Май к Меллоуз
потерял сознание и завалился в бок, упав на пыльную, каменистую дорогу,
уходившую вдаль и терявшуюся среди невысоких холмов. До спасительного
поворота оставалось миль пять, возможно, и больше. Висящее над землей марево не
позволяло верно оценить расстояние, смазывая картину и заставляя слезится глаза.
За бандой гнались обезумевшие от ярости ранчерос, и расстояние, разделявшее их,
уменьшалось с каждой минутой . Папаша Финниган надеялся добраться до границы
раньше, чем проклятые мексиканцы доберутся до них. Иначе, добра не жди. Лучше
было б купить этих проклятых лошадей , деньги у них были. Кто ж знал, что тот
мексикашка только притворялся испуганным, все время выбирая момент, когда
смог бы схватиться за ружье.
Старый козел, лопоча и кланяясь, пятился задом, словно рак, а зацепившись за
порог полетел кувырком, едва не размозжив себе голову. Все рассмеялись. Они еще
смеялись, когда снова увидели ранчера. Тот лежал на деревянном полу и целился в
них из огромного, рассыпающегося от старости, дробовика. Джорджу тогда
показалось, что длинные, испятнанные ржавчиной , стволы смотрят прямо ему в
лицо. Старик спустил курок. Раздался сухой щелчок осечки, затем громыхнуло.
Густое облако белого дыма заволокло дверной проем, а справа кто-то истошно
завопил от боли. Смех сменился криками ярости, загрохотали беспорядочные
выстрелы, то и дело перемежаемые проклятьями.
Ранчера застрелили, когда он пытался перезарядить дробовик. Три пули
вспороли старику спину, прочертив на коже кровавые борозды и обнажив ребра.
Четвертая, выпущенная Финниганом, попала в лоб, на дюй м выше левого глаза,
пробив аккуратную, почти бескровную дырку. Он так и остался на деревянном полу
собственного дома, уткнувшись лицом в грязные неструганные доски, сжимая в руке
тусклый , покрытый зеленоватой патиной патрон.
 Май к лежал на земле, схватившись правой рукой за раздробленное плечо и орал
во все горло. Под ним уже растекалась ярко-красная лужа, с каждой минутой
становясь все больше.
- Перевяжите его, - сухо бросил Папаша. - Перевяжите, а потом приведите этих
чертовых лошадей , дьявол вас раздери! - в его голосе слышалась едва сдерживаемая
ярость.
Внезапно со стороны загона раздалось громкое ржание и дробный перестук
копыт. Мальчишка лет пятнадцати, должно быть внук старика, вскочил на
огромного солового коня и уже мчался прочь, за подмогой . Финниган выругался
сквозь сжатые зубы и выхватил из кобуры револьвер. Тяжелый Ле Ма он держал
двумя руками, плавно ведя стволом за почти скрытой клубами пыли фигуркой . На
миг ствол замер, а потом Папаша быстро выпустил оставшиеся восемь пуль, ловко
взводя курок большим пальцем левой руки. Джордж видел, как вздымались
фонтанчики пыли от близких попаданий , но расстояние было слишком велико.
Пацан ушел.
- Босс, Май ка надо перенести в дом, - раздался голос склонившегося над
раненым Пако. Он успел перевязать плечо куском грязной тряпки, но повязка уже
промокла от крови.
- Некогда. Надо уходить. Приведите этих чертовых лошадей ! - голос Папаши,
вначале спокой ный , сорвался на крик.
И вот теперь Май к упал. Он лежал на пыльной дороге, слабо шевеля здоровой
рукой , словно хотел подняться. Финниган спешился и подошел к Меллоузу. Присел
рядом с умирающим, вглядываясь в светлые, продернутые болью, глаза. Молча
встал, потянул из кобуры револьвер. Май к, попытался подняться, опершись на
здоровую руку, но ноги только бессильно скребли по земле, отказываясь держать
ослабевшее тело. Финниган взвел курок.
Громыхнул выстрел, эхом отразивший ся от каменных стен каньона. Голова
Май ка дернулась, из затылка вылетел кровавый ком и расплескался в пыли. Тело
Меллоуза на мгновение напряглось, а затем ослабло, бессильно завалившись на бок.
- Вперед, - кратко скомандовал Финниган, садясь в седло. С тех пор их осталось
пятеро.
- Точно в норме? - вкрадчивый голос Папаши вырвал Большого Джорджа из
власти воспоминаний .
 Тточно, - слегка заикаясь, подтвердил тот.
- Хорошо. Тогда поговорим о деле, - Финниган отхлебнул из кружки и
продолжил. - Шерифа в городе нет, и не будет еще несколько дней . Перез
позаботился об этом.
- Правда? - Пако с нескрываемым удивлением смотрел на худого, жилистого
мужчину, попыхивавшего толстой самокруткой . - Я думал, ты потерялся между
ляжек Большой Салли, и мы тебя больше никогда не увидим, - Гонсалес нарочито
печально вздохнул и благочестиво перекрестился.
Диего глубоко затянулся и выдохнул облако густого, сизого дыма.
- Не завидуй , Пако. Если будешь мыться чаще, чем два раза в год, не будет
надобности платить трой ную цену в борделе. Гонсалес задохнулся от возмущения.
Он уже открыл рот для достой ного ответа, когда раздался тихий , бесцветный голос
Финнигана.
- Про шлюх поговорим после. Диего, - кружка слегка качнулась в сторону Переза,
- устроил небольшую заварушку на ранчо "Бланка", что в пятнадцати милях от Трои.
Теперь шериф и его парни ищут бродяг, что порезали двух ковбоев и обчистили дом.
Так что в городе никого не осталось.
- Это хорошо, - Большой Джордж обрадовался, что Папаша больше не
вспоминает про его немочь, и стремился еще дальше увести разговор от опасной
темы. - Тогда мы справимся без труда. Я и Пако берем на мушку кассира…
- Заткнись, Джордж. Ты никогда не отличался ни умом, ни сообразительностью,
- голос Финнигана звучал спокой но и немного отстраненно, но слова мгновенно
застряли в горле Джорджа.
Несколько мгновений Папаша наслаждался тишиной , прерываемой только едва
слышным потрескиванием костра, а затем продолжил.
- Шерифа нет, это верно. Но банк мог нанять ищеек Пинкертона, пока тот не
вернется. Или подрядить нескольких парней , из местных. За пару монет, или около
того. А неприятности мне ни к чему, - он помолчал, катая кружку между ладоней .
Затем сделал осторожный глоток.
- Эй , Кваху! Просыпай ся парень, я с тобой говорю! - в голосе Финнигана
послышалось раздражение.
Высокий мужчина, сидевший дальше всех от костра, снял закрывавшую лицо
шляпу и аккуратно отложил в сторону. Затем поднялся на ноги и шагнул в круг
света, отбрасываемого пляшущими на поленьях языками пламени. Оранжевые
отблески выхватили из темноты мягкие мокасины из оленьей кожи, простые
полотняные штаны и куртку, сшитую из обрезков шкур. Смуглое лицо мужчины,
обрамленное прямыми, до плеч черными волосами, выражало покой и легкую
сосредоточенность.
- Нет, босс, я не спал.,- его голос, низкий , глубокий , не выражал никаких эмоций .
- Ты пой дешь в город на рассвете и осмотришь его. Запомни, нельзя, чтоб кто-
нибудь тебя увидел. Не так уж часто в Трою заявляются краснокожие, - Финниган
визгливо хохотнул, явно довольный своей шуткой . Джордж и Пако вторили ему,
даже невозмутимый Диего, и тот криво ухмыльнулся.
На бесстрастном лице молодого индей ца, а он был молод, очень молод, не
дрогнул ни один мускул.
- Да, босс, я все осмотрю. И нет, меня никто не увидит. Потом я буду ждать вас у
низкого холма с плоской вершиной , того, что к востоку от города.
- Молодец, парень, просто молодец! - в голосе Папаши Финнигана звучало
неподдельное восхищение. - Если б ты не был краснокожим, я подумал бы, что
метишь на мое место!
Окончание фразы заглушил взрыв громового хохота. На этот раз смеялся даже
мрачный Диего. Индеец - босс, что может быть нелепее?!
Кваху еще несколько мгновений стоял, ожидая продолжения разговора, а потом
вернулся к своему одеялу и лег на пол, подложив под голову черное кожаное седло,
украшенное большими медными заклепками. Разжал кулак, что сжимал на
протяжении всего разговора, и посмотрел на камень, размером с голубиное яй цо.
 Камень, полупрозрачный и чуть зеленоватый , формой напоминал каплю. Его
гладкую, словно отполированную поверхность покрывала искусная вязь из
сплетающихся между собой линий . В более узкой части камня было отверстие,
скорее природное, чем рукотворное, сквозь которое молодой индеец пропустил
тонкий кожаный ремешок. И он светился. Возможно, всему виной были случай ные
отблески костра, падавшие на полированную поверхность, но в полумраке пещеры
казалось, что в зеленоватой глубине медленно бьется крохотная искорка света.
Кваху лежал, полуприкрыв глаза и ласкал камень, нежно проводя пальцами по
сложному геометрическому узору. И в такт его движениям, внутри то вспыхивало, то
угасало сияние.
- Слышишь, краснокожий ! - Пако дождался, пока карие глаза юноши оторвутся
от зажатого в руке предмета, и заорал во все горло. - Что ты носишься с этим
булыжником? Или это амулет? А, ясно, амулет, для того чтоб твой револьвер не
давал осечек во время перестрелки с девчонкой , - а заметив непонимающий взгляд,
добавил, - перестрелки в комнатах на втором этаже салуна! Ээээ, да теперь мы будем
звать тебя Вождь Каменное Яй цо! - На этот раз никто не рассмеялся.
В городе они появились незадолго до полудня. В серой от дорожной пыли
одежде, на невысоких крепких лошадях, пятеро мужчин вполне могли сой ти за
ковбоев, что гнали табун на продажу, а теперь возвращались налегке, с деньгами в
карманах и хорошим настроением в придачу. Кони шагали медленно, поднимая с
земли небольшие облачка бурой пыли, всадники ловили на себе любопытные
взгляды горожан.
Миссис Филлис, старая дева и ревностная христианка, знающая все воскресные
проповеди отца Калагана наизусть, возмущенно фыркнула, когда Пако Гонсалес,
прикоснувшись пальцами к полям шляпы, почтительно осклабился, пожирая
глазами ее плоскую грудь, едва заметную под строгим коричневым платьем. А затем,
с нескрываемым любопытством, уставилась им вслед.
- Эй , мистер! - голос говорившего более всего напоминал жабье кваканье, - в
нашем городе дикари не нужны. Им тут не рады, мистер!
Финниган остановил коня и медленно обернулся. На крыльце маленького
деревянного домика, в сплетенном из виноградной лозы кресле - качалке сидел
лепрекон. На сморщенном, словно печеное яблоко, личике выделялся огромный ,
поросший длинными волосами, нос. Слезящиеся блекло-голубые глаза обрамляли
красные, воспаленные веки, маленький рот искривился в недовольной гримасе.
Редкий белый пушок, заменявший гному волосы, не мог скрыть розовой , как у
молочного поросенка, кожи.
- Мистер, ты меня слышишь? - лепрекон ткнул в сторону Финнигана
курительной трубкой , сработанной из кукурузного початка. Коротенькие ножки,
едва заметные под лежащим на коленях пледом, нетерпеливо постукивали по
креслу.
Финниган моргнул. Наваждение рассеялось, и перед ним оказался старик,
горбун или карлик, определить точнее не представлялось возможным.
- Не беспокой тесь, сэр, - мягко произнес он, прикоснувшись пальцами к своему,
видавшему виды, сомбреро. - Мы не задержимся в городе надолго. Ни минутой более
чем это необходимо.
 Карлик довольно хрюкнул, губы скривились в усмешке, обнажив розовые, без
малей шего признака зубов, десны.
- Это хорошо, мистер. Вы понятливый , - старик расхохотался странным,
ухающим смехом. Затем махнул рукой с зажатой в ней трубкой , словно отпуская
стоящих перед домом мужчин.
Единственная в городе коновязь, предназначавшаяся для приезжих,
располагалась между салуном "Эльдорадо" и новеньким, сложенным из светлых, еще
не растрескавшихся от жары досок, зданием почты. На деревянном, перевернутом
вверх дном ведре, сидел оборванный светловолосый мальчишка лет десяти отроду и
ел яблоко. Белые зубы с хрустом впивались в сочную мякоть плода, сладкий сок
стекал по подбородку и шее.
Мужчины спешились. Опустив руку в карман, Папаша Финниган шагнул к
грызущему яблоко оборванцу и остановился, глядя на веснушчатое, перемазанное
пылью и соком, лицо. Достал серебряный доллар и принялся крутить монету на
тыльной стороне ладони. От большого пальца к мизинцу, от мизинца к
указательному и обратно. Мальчишка встал на ноги, засунул недоеденное яблоко в
карман старых залатанных штанов и вытер рукой рот, оставляя на коже темные
полосы грязи. Его большие, светло-голубые глаза не отрывались от серебряного
диска, сверкающего в руке Финнигана.
- Скажи, малыш, где можно остановиться на ночь? - голос Папаши звучал
успокаивающе, почти нежно.
- В "Эльдорадо", сэр, - взгляд мальчика заворожено следил за танцующей в руке
незнакомца монетой .
- Там бывает шумно? - Финниган пытливо вгляделся в чумазое лицо.
- Нет, мистер. Из приезжих только вы. А Хоккинс тихий , хоть до вечера
набирается так, что не всегда может устоять на ногах, - в своем желании получить
доллар мальчишка забыл упомянуть о четверых мужчинах, сошедших с дилижанса
два дня тому. Остановились они на ферме преподобного Калагана, а значит и не в
городе вовсе. Так что когда Финниган приподнял подбородок парнишки
затянутыми в перчатку пальцами, то встретился с немного испуганным, но
абсолютно искренним взглядом больших детских глаз. Подброшенная в воздух
монета серебряной искрой сверкнула в горячем полуденном воздухе и исчезла в
маленьком кулачке.
- Напои коней , малец, но не вздумай расседлывать! - строгим голосом наказал
Папаша и направился через улицу к приземистому зданию банка. Остальные
последовали за ним.

Глава 5. Схватка
Финниган
Широкий фасад банка украшали четыре забранных решетками окна, по два с
каждой стороны, и большая двустворчатая дверь посередине. Ко входу вели три
невысокие ступеньки, огражденные некоторым подобием перил. Створки двери,
сработанной из толстых дубовых досок, украшали до блеска начищенные медные
ручки в форме головы льва. На одной из голов висела потемневшая от времени
дощечка с вырезанным на ней единственным словом: "Закрыто".
 Финниган окинул взглядом пустынную улицу. Никого. В зале салуна, ярдах в
тридцати от места, где стоял Папаша, какой то пьянчужка уже наливался утренним
пивом, да на противоположной стороне в широком окне цирюльни виднелся хорошо
одетый человек с газетой в руках. Его голова откинулась на спинку кресла,
раскрытые листы укрывали грудь. Человек с газетой спал. Все спокой но, никакой
опасности. Финниган протянул руку, коснувшись широкой спины Большого
Джорджа и тихо, одними губами, произнес: "Давай ".
И тут высоко в небе прогрохотал гром. Внезапный порыв ветра сорвал с головы
Финнигана потертое сомбреро и отшвырнул прочь. Теплые капли дождя упали на
щеки и лоб. Папаша недоуменно поднял глаза на чистое, без единого облачка, небо и
машинально обтер лицо рукой . Взглянул на выпачканную красным ладонь и
развернулся, выхватывая из кобуры револьвер.

Лерой
Сэм Лерой сидел на крохотном деревянном помосте под церковным колоколом,
поджав под себя ноги и привалившись спиной к высокому парапету, ограждавшему
колокольню. Тяжелый однозарядный "Шарп" лежал на шершавых досках, а меж
широко разведенных коленей Лероя примостилась зарядная колодка на пять
патронов. Сэм утер потный лоб и аккуратно надавил на деревянную стену прямо
перед собой . Пятидюй мовый кусок парапета легко выскочил из пазов и вывалился
наружу, повиснув на куске тонкой бечевки. Глянув в бой ницу, Лерой аккуратно
поднял винтовку и приник к прицелу.
Пятеро всадников медленным шагом двигались по главной улице города, с
интересом оглядываясь по сторонам. Спокой ные, в припорошенной пылью
дорожной одежде, больше всего они напоминали ковбоев, возвращавшихся после
трудного перегона, но Сэм знал, что это не так. Он подал зарядный рычаг вниз и
вперед, открывая затвор "Шарпа", достал из колодки большой , маслянисто
поблескивающий патрон и вложил в патронник. Аккуратно вернул рычаг на место.
Когда в следующий раз Лерой выглянул из бой ницы, мужчины успели
спешиться, и о чем-то толковали с мальчишкой , стоя перед городской коновязью.
Один из бандитов бросил парнишке монетку, ярко сверкнувшую на солнце, и,
развернувшись, направился к зданию банка. Остальные последовали за ним.
Сэм видел, как из дверей салуна "Эльдорадо" на улицу шагнул Май к. Он
посмотрел на колокольню, кивнул и вскинул дробовик к плечу. Стволы ярко
блеснули, отражая солнечный свет. Пора. Лерой прижался щекой к полированному
дереву приклада, выбирая цель. Ей оказался крупный мексиканец в черной
широкополой шляпе и пестром пончо. Он стоял у дверей , сжимая в руке большой
револьвер. Медная мушка плавно скользнула по его фигуре и замерла чуть ниже
правого уха. Сэм аккуратно выжал спуск.
Грохот выстрела ударил по барабанным перепонкам, окованный сталью
приклад больно врезался в ключицу, выбивая из глаз невольные слезы. Сэм бросил
винтовку на пол и перекатился на бок, стремясь оказаться как можно дальше от
бой ницы. Повисший над колокольней клуб густого белого дыма ясно указывал
парням внизу, где следует искать стрелка. Еще секунда другая, и сюда полетят пули.
 Арлин
Май к Арлин сидел за столом в пустом зале, наклонившись вперед и положив
голову на скрещенные руки. Большая пивная кружка, до половины наполненная
лимонадом, стояла на самом краю столешницы, еще одна, перевернутая, лежала в
паре дюй мов от бессильно разжавшихся пальцев Арлина. Озерцо липкой , пахнущей
цедрой жидкости, растекалось по полированной поверхности и медленно
впитывалось в рукав шерстяного пиджака Май ка.
В дальнем конце зала за барной стой кой скучал полноватый джентльмен в
светлой накрахмаленной рубашке и черных брюках. Краем когда-то белого, а теперь
посеревшего от многочисленных стирок полотенца, он ловко протирал стопки из
толстого стекла и отправлял на длинную полку у себя за спиной . Иногда,
неудовлетворенный результатом, он придирчиво исследовал то один, то другой
стакан, поднося их к окну и глядя на просвет.
Заметив группу из пяти мужчин, направлявшихся к зданию банка, он аккуратно
отставил стопку, тщательно вытер руки полотенцем и три раза постучал
костяшками пальцев по гладкой г поверхности стой ки. Затем, поддернув брюки,
осторожно улегся на пол и прикрыл голову руками.
Услышав негромкий стук, раздавший ся со стороны бара, Май к Арлин поднялся
на ноги и неверной , пошатывающей ся походкой изрядно набравшегося человека,
направился к выходу. Протянув руку, подхватил стоявший у двери дробовик, и, на
мгновение замешкавшись, шагнул на залитую солнечным светом улицу.

Финниган
Еще не закончив разворот, Папаша Финниган понял, что опоздал. В дверях
салуна стоял тот самый пьяница, что минуту назад крепко спал, навалившись
грудью на стол и уткнувшись лбом в лужу разлитого перед ним пива. Только теперь
мужчина совсем не выглядел пьяным. Высокий , массивный , он крепко держался на
чуть согнутых в коленях ногах, прижав к плечу дробовик и глядя на Финнигана
холодными глазами стрелка. Время остановилось, и Папаша завяз в нем, как вязнет
муха в бочонке, до краев наполненном сладкой патокой . Он видел мужчину,
смотрящего на него поверх прицельной планки ружья, видел взведенные курки,
хищно нависшие над едва заметными пеньками ударников. Стволы, длинные,
блестящие, в царапинах и раковинах, оканчивались огромными черными дырами, из
которых на Финнигана, ухмыляясь, смотрела сама Смерть. Холодная волна окатила
Папашу, лишая сил и отхлынула, оставив после себя лишь тупое оцепенение. Из
стволов плеснуло огнем, что-то сильно ударило в живот. Он медленно опустил глаза.
Короткая куртка из плотной кожи свисала лохмотьями, еще мгновение назад белая
рубаха напиталась кровью и плотно облепила ребра. А на месте живота выпирал
большой ком осклизлых веревок неприятного, синевато розового цвета. Остро
пахнуло кровью и дерьмом. Ноги подогнулись, Папаша со стоном плюхнулся на
деревянную ступеньку, ведущую к дверям банка. Запоздалая боль пронзила тело, а
затем, тьма сомкнулась над Финниганом.

Кваху
 Кваху уже прикоснулся к двери, когда на его плечо легла тяжелая, потная рука и
попыталась оттащить в сторону. Яростно зашипев, индеец оглянулся, заранее зная,
кого увидит. И не ошибся. За спиной стоял Пако с револьвером в руке и глумливой
улыбкой на заросшем короткой щетиной лице. Губы его шевельнулись, Кваху
услышал короткую, словно плевок, фразу: - «Пшел вон, ублюдок!» Толстые пальцы,
лежавшие на плече сжались словно клещи, причиняя неимоверную боль. Юноше
показалось, что он слышит, как трещат его кости и рвутся сухожилия. Рука
метнулась к поясу и схватилась за костяную рукоять ножа. А миг спустя голова Пако
взорвалась, забрызгав Кваху каплями горячей крови, осколками костей и кусочков
мозга. Рука, лежащая на плече, разжалась, и почти обезглавленное тело Пако
Гонсалеса рухнуло на ступени, заливая кровью потемневшие доски крыльца. Не
задумываясь ни на секунду, Кваху рванул на себя блестящую медную ручку, молясь
единственно о том, чтоб дверь оказалась не заперта. Какое то мгновение тяжелая
дубовая створка сохраняла неподвижность, а потом, со скрипом провернувшись на
несмазанных петлях, широко распахнулась, открывая взгляду спасительный
полумрак главного зала банка. За спиной уже во всю гремели выстрелы, пули
противно визжали, выбивая длинные, острые щепки из ступеней и перил, пятнали
дощатые стены крупными черными дырами. Что-то твердое и горячее ожгло бедро,
выдрав клок мяса и бросив его на колени. Отчаянным рывком Кваху бросился
вперед, перекатился через высокий порог и рухнул на пол, закатившись за
массивное деревянное кресло, предназначенное для посетителей .

Уитмор
Питер Уитмор едва не пропустил все веселье, и виной тому оказалось большое
плетеное кресло, в котором он коротал время, укрывшись газетой . Едва прогремел
первый выстрел, Уитмор, сжатый как часовая пружина, вскочил на ноги, но,
слишком сильно толкнувшись, упал на бок, а злосчастный предмет обстановки
навалился сверху, лишая возможности встать. Питер зарычал и пополз к выходу, где
рядом с дверью, прислоненный к стене, стоял его винчестер. Когда же он,
освободившись от кресла, появился на пороге цирюльни, двое бандитов уже лежали
мертвыми на ступенях банка, а остальные замерли, словно не в силах поверить в
случившееся. Май к Арлин, опустившись на одно колено, пытался перезарядить
дробовик, но дело явно не ладилось. Латунные гильзы, не выдержав слишком
большого заряда пороха раздулись, намертво застряв в патронниках. Май к,
оскалившись, ковырял ножом неподатливый металл. Одна гильза сдалась, рыбкой
выпрыгнула наружу, и, прочертив в воздухе короткую дугу, плюхнулась в пыль. Но
вторую заклинило не на шутку. "Еще несколько секунд, и парни у банка схватятся за
револьверы", - подумал Уитмор, вскидывая винтовку.
Времени было в обрез, и он открыл огонь, наведя мушку чуть выше колен парня
– индей ца, одетого в сшитую из лоскутов куртку. Буммм! Краснокожий споткнулся,
и, нелепо взмахнув руками, рухнул в им же открытую дверь. Буммм, буммм, буммм! С
каждым выстрелом винтовка поднималась все выше, теперь пули ложились на
уровне груди стоящего человека. Оставшихся на ногах бандитов охватила паника,
они толкались в дверях, не в силах протиснуться внутрь. Буммм! Тяжелая пуля
калибра .44-40 пролетела в дюй ме от левого уха здоровяка и продырявила стену,
обдав его дождем острых, как иголки, щепок. Он подался назад, закрывая лицо
руками, а второй , невысокий , худой парень, угрем проскочил внутрь. Питер
выдохнул и прицелился ровно в центр широкой спины здоровяка. Плавно надавил
на спуск и увидел, как лопнула куртка на правом плече бандита. Но тот уже исчез в
темном прямоугольнике дверного проема. Оставшиеся шесть патронов Уитмор
выпустил в быстром темпе, энергично дергая рычаг перезарядки. Пули дырявили
фасад на уровне человеческой груди, но вряд ли кого нибудь задели. На несколько
секунд воцарилась тишина. Затем, громко хлопнула задняя дверь, раздался
невнятный крик и сухой треск револьверных выстрелов.

Клив
Грохот "Шарпа" вырвал Клива из крепких объятий сна и он, резко
выпрямившись, вышиб головой деревянную крышку бочонка. Солнце ударило в
глаза, заставив Бриннера на мгновение зажмуриться. Он рефлекторно вскинул руки
к лицу и понял, что застрял. Локти уперлись в стенки, а кисти, запутавшись в полах
куртки, намертво заклинили тело, не давая встать. На мгновение Клива охватила
паника. Еще немного, и задняя дверь отворится, пропуская во двор ополоумевших от
страха бандитов. А миг спустя они изрешетят неудачливого охотника, торчащего из
старой бочки как рождественский гусак из сетки, подвешенной к балке в сарае. Клив
почти слышал приглушенные шлепки пуль по потемневшим от времени доскам,
чувствовал, как разрывается в клочья его тощее тело. Зарычав от отчаяния, он
качнулся вперед, налегая всем весом на источенные дождями и жарой обода, и
скорее почувствовал, чем услышал, как с легким треском ломается хрупкое дерево.
Бочка накренилась, на мгновение замерла, пытаясь сохранить равновесие, потом с
грохотом рухнула на утоптанную землю двора, развалившись от удара на части.
Клив кубарем выкатился из под груды навалившихся сверху обломков и, петляя
как заяц, бросился к стоявшему посреди двора возу. Услышал, как глухо бухнула
двустволка Май ка. Судя по звуку, Арлин выпалил из двух стволов сразу,
одновременно выжав оба спусковых крючка. Клив понадеялся, что ему не выбило
отдачей кисть и не переломало пальцы. Согнувшись в три погибели за массивным
колесом воза, Бриннер правой рукой извлек из кобуры револьвер, а пальцами левой
ощупал кармашки на оружей ном поясе, в которых лежали, дожидаясь своей очереди,
пять сменных барабанов. Хвала Всевышнему, все на месте.
Симфония боя опять поменяла тональность. На смену громовым раскатам
дробовика пришли короткие, кашляющие звуки, сопровождавшиеся сочными
шлепками тупоносых пуль по стенам здания. Клив увидел, как несколько длинных
щепок отлетело от задней стены банка, в том месте, где пули прошили его насквозь.
Он взвел курок револьвера и, дождавшись, когда Уитмор прекратил палить из так
любимого им "Винчестера" модели 1873 года, бросился к выходящей во двор двери
здания. Воз, за колесом которого Клив укрывался еще несколько секунд назад, стоял
ровно на середине пути, так что преодолеть оставалось не более двадцати ярдов. Он
бежал, низко пригнувшись, надеясь на то, что тяжелые пули калибра .44-40 прой дут
выше, начни Уитмор снова дырявить стены банка.
На то, чтоб добежать до двери, Кливу понадобилось не более пяти секунд. Он
уже коснулся пальцами деревянной ручки, когда дверь с грохотом распахнулась,
расквасив ему нос и отбросив футов на пять вглубь двора. Не удержавшись на ногах,
Бриннер повалился на спину, отчаянно моргая слезящимися от боли глазами. На
пороге, удивленно раскрыв рот, застыл высокий широкоплечий мужчина с большим
револьвером в левой руке. Обветренное, грубое, словно поделка неумелого
скульптора, лицо перечеркивали несколько длинных, сочащихся кровью царапин, из
левой щеки торчала толстая деревянная щепка. С правой стороны груди, на дюй м
ниже ключицы зияла кровоточащая дыра с вывернутыми наружу, рваными краями.
Мгновение, и изумление в его глазах сменилось яростным отчаянием. Он только
начал поднимать револьвер, когда Бриннер, перекатившись на спину, открыл огонь
из своего ремингтона. Слезы застилали глаза, не давая прицелится, и он, направив
ствол в сторону расплывчатого силуэта, выпустил шесть пуль, одну за другой ,
взводя курок ударом ладони левой руки и быстро нажимая на спуск. Плотное облако
порохового дыма заволокло фигуру стоящего в дверях человека, и Клив откатился в
сторону, уходя от ответного выстрела. На несколько секунд воцарилась полная
тишина, а после раздался глухой стук падающего тела.
Бриннер поднялся на ноги, и откинув зарядный рычаг вниз, извлек ось
барабана. Сам цилиндр, дымящий ся и горячий , упал в ладонь, обжигая кожу. Одним
быстрым движением Клив достал из поясного кармашка полностью заряженный ,
поблескивающий медными капсюлями сменный барабан, и вложил на его место
отстрелянный . Перезарядил револьвер, вернул зарядный рычаг на место, надежно
заперев ось. Взведя большим пальцем курок, шагнул вперед к двери, переступая
через лежащее на земле тело.
Главы 6 - 7
Глава 6. Хижина Клива Бриннера, семью днями ранее
Бифштекс уже аппетитно скворчал на большой закопченной сковороде, когда в
дверь постучали. Клив отвел взгляд от толстого куска мяса, подрумянившегося с
одной стороны, темно красного, сырого, с другой и посмотрел в окно. Пыльный
проселок, ведущий к его хижине, был пуст. Кем бы то ни был незваный гость, он не
собирался подставляться под выстрел, расхаживая перед окном, как утенок в
палатке ярмарочного тира. Еще три тяжелых, размеренных удара обрушились на
дверь, заставив вздрогнуть толстые доски и поднимая маленькие облачка пыли с
давно неметеного пола. Да, гость был весьма настой чив и умел показать это. Клив
криво усмехнулся, отставил в сторону сковороду с полуготовым бифштексом и
зашаркал к двери, подхватив по пути лежавший на полке револьвер. Небольшой
пятизарядный Беби Драгун тридцать первого калибра с трехдюй мовым стволом.
Идеальное оружие для стрельбы в упор. Разве что зарядов маловато, но тут уж
ничего не попишешь. Спрятав револьвер за спину, Клив откинул массивный
железный засов и слегка потянул за ручку, приоткрыв дверь не более, чем на пару
дюй мов. На несколько мгновений воцарилась тишина, прерываемая лишь
свистящим дыханием Бриннера, а затем, заскрипев в давно не смазанных петлях,
дверь широко распахнулась.
На пороге, привалившись плечом к дверному косяку, стоял высокий , плотный
мужчина, лет сорока пяти. Обветренная, с красноватым оттенком кожа, аккуратно
подстриженные рыжеватые усики, чисто выбритый подбородок. И глаза. Холодные,
серые, они изучали Клива, словно диковинное насекомое, случай но упавшее в
тарелку супа. Одет мужчина был щегольски. Светлый , песочного цвета костюм в
крупную клетку, застегнутая на три пуговицы шелковая жилетка, белоснежная
рубашка с высоким крахмальным воротничком. Толстая серебряная цепочка,
прикрепленная к средней пуговице, исчезала в небольшом жилетном кармане, чуть
оттянутом весом массивного золотого хронометра. Желтые, свиной кожи, сапоги
были слегка припорошены тонкой коричневой пылью, из чего Клив заключил, что
гость шел пешком от самого города. Голову мужчины украшал атласный котелок,
блестящий , черный , с изящно загнутыми полями. Из-под полы расстегнутого
пиджака виднелась изогнутая рукоять револьвера.
- Здравствуй , Май к, - произнес Клив ровным, без ноток особой радости, голосом.
Он вынул из-за спины руку, сжимавшую револьвер и опустил вниз, направив оружие
стволом в землю. Мужчина с едва заметной саркастической улыбкой скользнул
взглядом по маленькому изящному кольту и вновь поднял глаза на Бриннера.
- Здравствуй , Клив, - в голосе мужчины, глубоком и сильном, явственно
слышалась ирония. - Ты всегда встречаешь гостей во всеоружии?
- Всегда, - буркнул Бриннер, и, посторонившись, махнул револьвером, указывая
вглубь дома. - Заходи, нечего людям глаза мозолить.
Мужчина по имени Май к с удивлением обернулся, окинул взглядом пустой
пыльный проселок, несколько чахлых кустов и виднеющий ся вдалеке шпиль
городской церкви. Неопределенно хмыкнул, пожал плечами и шагнул в дом, закрыв
за собой дверь.
Положив револьвер на полку, Клив направился к печке и вновь поставил
сковороду на огонь. Подцепив вилкой , перевернул бифштекс, и, не глядя на гостя,
стоящего посреди комнаты, спросил:
- Есть будешь?
Май к улыбнулся, отодвинул ногой деревянный табурет и уселся за стол,
положив руки на неровные доски столешницы.
- Нет, но от кофе не откажусь.
Клив пробурчал что-то нечленораздельное и потянулся к кофей нику.
Полчаса спустя Клив убрал со стола тарелку, долил свежий кофе в стоящую
перед гостем кружку, а затем, немного поколебавшись, снял с полки большую
стеклянную бутыль и два маленьких стаканчика. Налил на два пальца тягучей ,
янтарной жидкости, и молча опрокинул стакан в рот. Удовлетворенно крякнул, и
вопросительно уставился на гостя.
Май к сидел за столом вполоборота, закинув ногу на ногу и опершись о
столешницу локтем левой руки. В правой он держал предложенный хозяином
стакан, медленно катая его между большим и указательным пальцами. Слегка
наклонившись вперед, понюхал содержимое, затем одним глотком опорожнил его.
На секунду замер, словно задумавшись. На лице читалось выражение легкого
удивления, словно вместо ожидаемой порции касторового масла он проглотил
стакан свежевыжатого яблочного сока.
- Бурбон, - произнес он, забавно растягивая слова. – И, должен признать, весьма
неплохой .
Клив молча кивнул, ожидая продолжения. Несколько мгновений Май к смотрел
на него, а после отставил стакан и развернулся к столу. Хлопнул ладонями по
занозистым доскам и заговорил.
- Не люблю ходить вокруг да около, Бриннер, поэтому скажу то, что скажу. Мне
нужен стрелок, и этот стрелок - ты.
Клив на секунду задумался, потом отрицательно покачал головой . - С этим
покончено. Я много лет гонялся за плохими парнями, а теперь хочу спокой но
прожить оставшиеся у меня годы. Поэтому мой ответ - нет. Най ди себе другого.
- Мне нужен ты, Бриннер, - мягко повторил Май к, глядя в глаза Кливу. Тот еще
раз покачал головой
- Нет. Это мое последнее слово. Ты можешь пропустить еще стаканчик, другой ,
можешь выпить кофе, а потом убирай ся к дьяволу.
Май к осуждающе покачал головой .
- А ведь я могу заставить тебя, Бриннер. Пой дешь со мной или сядешь в тюрьму,
любой судья подпишет ордер, - с этими словами гость взялся за лацкан своего
щегольского пиджака и продемонстрировал большую серебряную звезду,
приколотую к обороту. Прищурившись, Клив с трудом разобрал буквы. "Federal
Marshal U.S." Из его груди вырвался невольный вздох удивления.
- О, вижу, ты все понял, - удовлетворенно произнес Май к, отпуская лацкан. - Я
рекрутирую тебя именем Соединенных Штатов.
Клив все так же покачал головой .
 - Делай , что хочешь, но ответ по-прежнему нет.
Мужчина смерил его долгим, оценивающим взглядом. Затем извлек из кармана
кисет и не спеша свернул самокрутку устрашающих размеров. Закурил, выпустив
облако плотного сизого дыма, и негромко произнес:
- А ведь ты мне должен, Бриннер.
Отчаяние и ярость исказили лицо Клива, глаза сверкнули мрачным огнем.
- Как ты смеешь напоминать мне о долге! - проревел он, а затем взгляд затянуло
плотным туманом воспоминаний .
Серое зимнее небо, низкое и холодное, прижалось к земле, как промокшее под
дождем одеяло. В морозном воздухе уже танцевали крохотные белые мошки, обещая
вскоре превратиться в густой снегопад. Дыхание белыми облачками вырывалось изо
рта одинокого всадника и медленно таяло в пока еще неподвижном воздухе. Под
копытами мерно шагающего коня тихо похрустывала скованная льдом земля. И
конь, и всадник выглядели частями странной механической игрушки, движимой
вперед лишь силой сжатой кукловодом пружины. Казалось, вот-вот она ослабеет
настолько, что фигурки замрут, не окончив шага, навечно оставшись посреди пустой
холодной равнины.
Конь споткнулся, припал на передние ноги, почти коснувшись храпом земли, но
каким то неимоверным усилием все же сумел восстановить равновесие. Всадника
качнуло в седле, и он, вырвавшись из оцепенения, окинул взглядом расстилавшуюся
перед ним равнину. Что-то пробурчав, одобрительно похлопал коня по мощной
короткой шее, плотнее закутался в лежащее на плечах толстое дорожное одеяло.
Еще несколько часов, и его пегий товарищ сможет по самые уши зарыться в копну
душистого сена, наслаждаясь заслуженным отдыхом в теплой конюшне. А он сам уже
ощущал уютное тепло хорошо натопленного камина, чувствовал мягкие руки жены,
лежащие на его плечах, видел сияющие глаза дочери. Убаюканный мерным
движением, всадник вновь плавно скатился в легкую, приятную полудрему. Но
мечты о доме навсегда остались мечтами. Вместо родных его встретили хмурые
закопченные фигуры, уныло бродившие среди еще дымящихся бревен. Спрыгнув с
коня, он метался по раскисшей , черной земле, выкрикивая имена жены и дочери. А
встречавшиеся на его пути люди угрюмо молчали, не смея поднять глаз.
Двумя днями позже маленькая похоронная процессия медленно продвигалась
по пустынной улице городка. Впереди, ведя под уздцы лохматую рыжую лошадку,
неспешно шагал высокий худой человек в черном траурном костюме и небольшой
шляпе - котелке, глубоко надвинутом на лоб. Холодный ветер нещадно трепал
длинные редкие волосы неопределенного цвета, человек то и дело зябко кутался в
куцый пиджачок, слишком короткий для его роста. Лошадка мерно шагала, налегая
на постромки медленно катящегося за ней воза. Изредка она поскальзывалась на
промерзшей до твердости камня земле, и воз резко дергало, сначала назад, потом
вперед. Невысокий худой мужчина медленно шел за возом, спрятав руки в карманы
длинного, потертого плаща и приподняв плечи, будто большая, сердито
нахохлившаяся птица. Его взгляд не отрывался от двух деревянных ящиков,
лежавших меж низких бортов импровизированного катафалка. Гробы. Оба простые,
из светлых сосновых досок, еще пахнущих хвоей и тягучей смолой . При каждом
рывке они слегка двигались, ударяясь о борта повозки. В такие моменты мужчина
вздрагивал, болезненно морщился, прикусывая губу, словно старался удержать
рвущий ся из груди крик. Шагавший рядом высокий молодой парень в широкополой
шляпе и серебряной звездой помощника шерифа на лацкане плаща, вскидывал руку,
словно желая поддержать идущего за возом мужчину. Но, мгновение спустя, воз
снова катился медленно и ровно, чуть слышно постукивая железными ободами
колес по кочкам. Лицо человека постепенно разглаживалось, вновь превращаясь в
подобие восковой маски, без чувств и эмоций , свой ственных живым существам.
Только глаза, темные и пустые, все так же не отрывались от двух сосновых гробов.
Похороны не заняли много времени. Старый обрюзгший священник уже ждал их
на маленьком городском кладбище. Он зябко потирал руки, нетерпеливо
перетаптываясь с ноги на ногу. Две неглубокие могилы напоминали черные
провалы глазниц, через которые на живых внимательно смотрела старуха Смерть.
Клив уставился в эти темные дыры широко раскрытыми, абсолютно безумными
глазами. Лицо его побледнело, с губ сорвался тонкий , скулящий вой . Человек с
серебряной звездой бросился вперед и обнял Клива, крепко прижав его к груди. Вой
постепенно стих, уступив место коротким, захлебывающимся рыданиям. Человек с
серебряной звездой внезапно осознал, что по его щекам тоже катятся горячие, нет,
обжигающие слезы.
Снег пошел к концу церемонии, когда над могилами уже возвышались
небольшие холмики из смерзшей ся в комья земли. Крупные белые хлопья медленно
кружили в неподвижном воздухе, укрывая застывшую грязь пушистым ледяным
покрывалом. Клив молча стоял, силясь сквозь слезы разглядеть надписи на простых
деревянных крестах. Два имени, что так много значили для него. Мери Элизабет
Бриннер, двадцать семь лет. Люси Бриннер, восемь лет. Покой тесь в мире. Он
моргнул, смахивая с ресниц слезы. Его девочки. Любящие, любимые, лежат сей час
под тонким слоем земли и останутся там, пока ангел господень не вострубит,
созывая мертвых на Страшный Суд. Ноги Клива подкосились и благодатное забытье
приняло в свои объятия его мятущуюся душу.
Остаток дня он провел в комнате для гостей на втором этаже салуна Гарри
Кимбелла. Под вечер, вый дя из номера, Клив спустился на первый этаж и
шаркающей походкой столетнего старика прошел через зал, направляясь к барной
стой ке. Едва он, пошатываясь, спустился по скрипучей деревянной лестнице,
огражденной резными перилами, привычный вечерний гомон затих, словно кто-то
внезапно поднял звукоснимающую иглу граммофона.
Крошка Тедд, маленький кривоногий тапер, еще несколько секунд
самозабвенно наигрывал "Эй Джуд", барабаня по клавишам расстроенного пианино,
но хлопнувшая по спине влажная тряпка, метко брошенная высокой дородной
девицей по имени Мирабель, заставила его прекратить эти музыкальные экзерсисы.
В зале воцарилась тишина. Люди поворачивались в его, Клива, сторону, молча
провожали взглядами, порой сочувствующими, порой , откровенно любопытными. А
дождавшись, когда он прой дет мимо, наклонялись друг к другу, шепча на ухо
страшные подробности случившегося. "Жена… Дочь… Одни на ферме… Бродяги…
Обеих нашли почти что без одежды…"
Клив их не слышал. Пошатываясь и спотыкаясь, он наконец добрался до бара в
дальнем конце зала и вцепился руками в полированную поверхность стой ки.
Кимбелл, хозяй ничавший сегодня в салуне, молча поставил на стой ку пузатую
стопку из толстого стекла и до краев наполнил ароматной янтарной жидкостью.
Закупорив бутылку, подвинул стакан Кливу, сочувственно глядя тому в глаза.
- За счет заведения, - тихо произнес Гарри и отвернулся, не в силах выдержать
пристальный , пустой взгляд.
Клив молча кивнул, одним глотком опорожнил стопку и с легким стуком
поставил ее перед собой .
- Знаешь, что, парень, - проговорил Кимбелл, старательно отводя взгляд от
застывшего лица Клива, - бери всю бутылку. А если захочешь есть, Лори принесет
тебе цыпленка, - но, подняв глаза от стой ки, увидел лишь спину Клива,
направлявшегося через зал к лестнице. Бутылку тот держал, прижав ее к боку
локтем левой руки. В правой , бессильно свисающей вдоль туловища, поблескивал
небольшой толстостенный стакан.
В ту ночь Клив спал и видел сны. Во сне он лежал на широкой кровати, а Мери,
его Мери, склонялась над ним. Длинная ночная сорочка сползла с плеча, открыв
взору нежную белую кожу, украшенную россыпью веснушек. Он впивался губами в
ямочку под ключицей , чувствуя солоноватый вкус ее кожи. Зарывшись лицом в
копну светлых волос, ощущал едва слышимый цветочный аромат, с легкой горечью
дикого меда. Его руки ласкали твердые полушария грудей , касались больших,
затвердевших сосков. А затем, когда жар внизу живота было уже не унять, он входил
в нее с неистовством молодого жеребца, впервые в жизни познавшего кобылу. Их
тела двигались в унисон, а с губ срывались хриплые стоны.
Потом они лежали рядом, крепко сплетя пальцы и глядя в деревянный потолок
комнаты. Его грудь часто вздымалась, а в низу живота, постепенно затихая,
пульсировал маленький теплый комок наслаждения.
Внезапно картина перед глазами Клива потускнела, померкла, сменилась
полной , непроглядной тьмой . Лежащий на кровати в гостиничном номере человек
беспокой но зашевелился, застонал. Спустя несколько бесконечно долгих мгновений
мрак рассеялся, и Клив увидел себя, сидящего за большим обеденным столом на
кухне собственного дома. Яркие солнечные лучи падали через широко открытые
окна, заливая помещение теплым, чуть желтоватым, светом. Мери, одетая в белую
полотняную блузу и широкую юбку, ставит на стол большую тарелку с аппетитно
скворчащим беконом, залитым четырьмя свежими, только из под несушки, яй цами.
Озорно улыбаясь, пододвигает высокую глиняную кружку, до краев наполненную
дымящимся кофе. Клив улыбается в ответ.
Он уже доел яичницу, когда за спиной раздался частый топот маленьких ножек.
Кто-то крепко прижался к его спине, шею обвили тонкие загорелые ручонки.
- Привет, дорогая, - Клив наклонил голову и поцеловал одну рукчу. - Как
спалось?
- Отлично, пап! А правда, ты сегодня возьмешь меня на охоту? Правда, правда?
Клив вопросительно посмотрел на жену. Та едва заметно кивнула, пряча в
уголках губ улыбку.
- Да, дорогая, обязательно возьму. Умывай ся, завтракай , и пой дем. А то все
кролики разбегутся, - он потрепал дочь по густым светлым волосам и встал из-за
стола. - У тебя полчаса времени.
 Люси радостно запищала и обняла отца.
В тот день они подстрелили двух кроликов и одного старого жирного сурка.
Шкурки Клив пообещал дочери, а жир Мери вытопит и сбережет в широком
глиняном горшочке. Лучшее лекарство при простуде, зимой обязательно
пригодится.
На следующий день Клив проснулся рано. Посмотрел на зажатую в руке
бутылку, в прозрачном нутре которой плескалось еще с пол пинты янтарной
жидкости, и осторожно поставил на пол. Спустил с кровати отекшие от выпивки
ноги, немного посидел, дожидаясь, пока прой дет тошнота. Медленно поднялся, и
только успел выпрямиться, когда раздался осторожный стук в дверь.
- Кто? – прохрипел он, удивившись, насколько слабо звучит его голос.
- Это Мирабель, сэр. Принесла воду для умывания.
Клив невесело усмехнулся. Все ясно, девушку послал Кимбелл, проверить, не
вышиб ли постоялец себе мозги, одурев от горя и виски. Что ж, его право.
Забрызганный кровью номер может изрядно навредить репутации салуна, если,
конечно, вовремя не принять меры. Например, отдраить испачканный потолок, а
труп тихо вывезти, завернув в одеяло.
- Входите, мисс.
приоткрылась, и девушка робко заглянула в пропахшую перегаром комнату. Кивнув
Кливу, быстро поставила большой , исходящий паром кувшин у порога, а затем
юркнула обратно в коридор. Бриннер дождался, пока закроется дверь, и приступил у
утреннему туалету. Сполоснулся в медном тазу, доливая горячую воду из
принесенного Мирабель кувшина, чисто выбрился старой , потемневшей от времени
бритвой с перламутровой ручкой . Одевшись, умостился за небольшим секретером и
приступил к чистке оружия. Винтовку протер потемневшей от масла ветошью, оттер
от нагара ствол и затвор. Быстро собрав оружие, несколько раз спустил курок,
проверяя работу механизмов. И отбросил на кровать. Сегодня она ему не
пригодится, это точно. Немного помедлив, извлек из кобуры ремингтон, взвесил в
руке. Затем сдвинул в сторону маленькую серебряную масленку с искусной чеканкой
на пузатых боках и положил револьвер на полированную поверхность секретера. С
легким металлическим щелчком опустил зарядный рычаг, извлек ось барабана и сам
барабан. Внимательно оглядел хищно изогнутый курок, проверил ход спускового
крючка. Направив граненый ствол в окно, тщательно осмотрел блестящие,
вьющиеся спиралью нарезы, конус пульного входа. Порядок. Собрав оружие, вернул
револьвер в кобуру. Не торопясь, вытер несколько капель пролившегося оружей ного
масла, убрал в желтую седельную сумку масленку, ветошь и шомпол. Скрутил
самокрутку, прикурил от длинной восковой спички с красной головкой . Глубоко
затянулся, устремив невидящий взгляд в стену, и застыл, полностью погрузившись в
себя. Только тонкий дымок зажатой в руке самокрутки медленно поднимался к
потемневшему от времени потолку.
Клив очнулся лишь десять минут спустя, когда почти догоревшая сигарета
обожгла сжимающие ее пальцы. Глаза, оторвавшись от стены, метнулись к
источнику резкой боли. С коротким проклятием он швырнул окурок в таз с мыльной
водой , и резко встал, заставив жалобно скрипнуть рассохшееся кресло. Подхватив со
спинки кровати широкий оружей ный пояс, затянул его на бедрах, привычно
коснувшись изогнутой рукояти револьвера. Запахнув плащ, глубоко надвинул на лоб
шляпу и вышел из комнаты. Большой медный ключ, весь в зеленоватых пятнах
патины, остался лежать на широком подоконнике номера, но это совсем не
волновало Клива. Он не собирался возвращаться.
Спустившись по лестнице, Клив быстро прошел через пустой зал салуна, и
широко распахнув двери, вышел на улицу. Ледяной ветер швырнул в лицо горсть
мелкой снежной крупы, заставил слезиться глаза и едва не сорвал с головы шляпу.
Клив зябко поежился, чуть приподняв плечи. Моргнул, прогоняя слезы, и шагнул на
укрытую снегом землю.
У здания городской тюрьмы, и по совместительству, офиса шерифа, он на
мгновение остановился, окинув взглядом пустынную улицу. Никого. В такую погоду
люди старались не выходить наружу, предпочитая коротать время около жарко
натопленной печи. Женщины занимались рукоделием, а мужчины лениво листали
пожелтевшие подшивки столичных газет, потягивая из кружек ароматный кофе,
щедро сдобренный крепким кукурузным виски. Клив толкнул тяжелую дверь. Где-то
над головой коротко звякнул колокольчик, сообщая дежурному об очередном
посетителе. В лицо пахнуло уютным теплом хорошо натопленной комнаты,
запахами хлеба, кофе и табака. За столом у дальней стены, развалившись на стуле,
спал человек с серебряной звездой на груди. Ноги в потертых сапогах из толстой
свиной кожи он водрузил на столешницу, являя миру стоптанные каблуки, шляпу
надвинул на глаза, спасаясь от падающего из окна холодного света. Из под шляпы
доносилось мерное посапывание, то и дело, прерываемое тяжелыми вздохами.
Клив широкими шагами пересек помещение, и приблизившись к столу, с силой
опустил ладонь на доски столешницы. Стоявшая на краю чернильница подпрыгнула,
опрокинулась, из-под откинутой крышки расползлось темная блестящая лужица.
Спящий человек вздрогнул, сдернул с лица шляпу, одновременно скидывая вниз
ноги. Стул, до этого опасно балансировавший на двух задних ножках, со стуком
опустился на пол.
- Тьфу, Клив, ты здорово меня напугал, - сказал человек, поднимаясь из-за стола.
Голос его предательски подрагивал.
- Где они, Май к? - слова прозвучали тихо, невыразительно. - Я должен их
увидеть.
Май к Арлин наклонился вперед, подхватил упавшую на пол шляпу. Растерянно
помяв в руках, бросил на стол. Пальцы барабанили по столешнице, выбивая нервную
дробь. Его взгляд не отрывался от медленно увеличивающей ся чернильной кляксы.
- Это против правил, ты знаешь, - еле слышно проговорил он. - Их будут судить…
- Не мели чушь! - голос Клива зазвенел, как натянутая струна. Глаза, еще
мгновение назад, пустые и безразличные, полыхнули яростью. - Я хочу увидеть этих
ублюдков!
Май к отшатнулся, едва не споткнувшись о стоявший за спиной стул, и оперся
рукой на стену.
- Успокой ся...
- Не надо меня успокаивать, - в голосе Клива звучала неприкрытая угроза. -
Клянусь Богом, если мне придется тебя пристрелить, я так и сделаю. Ты веришь
мне?
 Май к медленно кивнул. С трудом оторвав взгляд от чернильного пятна, он
посмотрел на стоящего перед ним человека. Белая, как мел, кожа, туго обтягивала
выступающие скулы, заостривший ся нос больше походил на клюв хищной птицы.
Изогнувшиеся в жуткой полуулыбке губы обнажали крепко сжатые зубы, лоб
перечеркивали вздувшиеся синеватые вены. В глубине темных провалов глазниц то
и дело поблескивало адское пламя. Май к не был трусом. Но сегодня, взглянув в лицо
своего друга, он видел смерть. Скажи он "нет", и Клив переступит через его
окровавленное тело так же легко, как переступает человек еще содрогающуюся
тушку убитой метким пинком крысы.
Май к примирительно поднял руки.
- Хорошо, хорошо. Но ты должен пообещать мне, что не сделаешь им ничего
дурного. - Клив согласно кивнул головой . Маска смерти исчезла с его лица, теперь
перед Май ком стоял отчаявший ся, убитый горем, человек. - И еще, - тут Май к на
мгновенье замялся, - ты оставишь свой револьвер здесь, в этой комнате.
Он ожидал услышать возражения и уже приготовился к спору, но Клив только
молча кивнул головой . Распахнув плащ, он быстрым движением расстегнул
массивную пряжку оружей ного пояса и бросил его на стол. Май к недоверчиво
уставился на лежащий перед ним револьвер, затем подхватил пояс и несколькими
движениями обернул ремень вокруг рукоятки ремингтона. Открыв верхний ящик
стола, он положил в него получивший ся сверток, и с видимым облегчением
задвинул его обратно.
- Клив, послушай , - неуверенно произнес Май к, - может, чуть подождем? Я сварю
тебе кофе.
Тот отрицательно покачал головой .
- Хорошо. Только Господа нашего ради, держи себя в руках, - тяжело вздохнув,
проговорил Май к. - Идем.
Он вышел из-за стола, поправил пояс с висящим на нем револьвером, и
направился к небольшой двери в дальней стене комнаты. Открыл деревянный
засов , чуть наклонившись, шагнул внутрь. Клив последовал за ним.
Часть здания, служившая теперь городской тюрьмой , была остатками
армей ского форта, построенного лет сорок назад. Вероятно, он защищал торговую
миссию в те далекие времена, когда граница индей ских земель проходила в двух
милях от Трои. Понемногу стены ветшали и разрушались, а все увеличивавшееся
население города испытывало острую потребность в строительном материале. Как
бы то ни было, нетронутым остался лишь небольшой фрагмент первого этажа, к
которому позднее и был пристроен офис шерифа.
Помещение тюрьмы представляло собой большую прямоугольную комнату,
разделенную на две неравные части. В большей , предназначенной для охранников,
стоял низкий деревянный лежак, стол и два табурета. Меньшая была поделена на
четыре небольших клетушки. Три толстых стены, сложенных из обожженного на
солнце кирпича, а вместо четвертой - тяжелая железная решетка, запиравшаяся на
большой навесной замок. Окна - крохотные бой ницы, забранные коваными
прутьями, сквозь которые едва можно просунуть руку. Вся скудная обстановка
камер состояла из вмурованных в стену деревянных лежаков, покрытых тощими
грязными матрацами с набивкой из прелой соломы, да широких жестяных горшков
для оправления естественных надобностей . На половине охраны с потолка
свешивалась толстая ржавая цепь, оканчивающаяся крюком. А на нем, мерно
покачиваясь, висела лампа с прикрученным фитилем. Оранжевый огонек, едва
тепливший ся за мутным закопченным стеклом, не мог развеять царящий в
помещении полумрак.
Май к подошел к висящей на цепи лампе и, сняв защитное стекло, отрегулировал
длину фитиля, максимально увеличив яркость. Теплый свет залил помещение
тюрьмы, пробрался в камеры, расчертив пол падающими от решеток тенями. Две
соседние были заняты, и Клив шагнул вперед, стремясь получше разглядеть их
невольных постояльцев.
Один из заключенных сидел на вмурованном в дальнюю стену лежаке,
подавшись вперед и спрятав лицо между грязных, расцарапанных ладоней . Услышав
шаги, он поднял на Клива мокрые от слез глаза. Совсем мальчишка, не больше
шестнадцати лет. На скуле красовался огромный черный кровоподтек, лоб украшала
лиловая шишка.
- Ребята перестарались, - почему-то шепотом, пояснил Май к.
Клив молча кивнул. Он перевел взгляд на соседнюю камеру. Там, заложив руки
за голову и прикрыв шляпой лицо, лежал тощий мужчина в грязной , местами
порванной одежде. На вошедших он не обратил никакого внимания. Подой дя
вплотную к камере, Клив от души пнул железные прутья. Решетка издала громкий ,
лязгающий звук и слегка подпрыгнула в петлях. Лежащий мужчина медленно
повернул голову, пыльная шляпа соскользнула на грязный пол. На Клива уставились
блекло-голубые, чуть выпученные глаза. Разбитые в кровь губы растянулись в
ехидной усмешке.
- Так, так. Кто это к нам пожаловал? Неужто сам папашка? - мужчина громко
испортил воздух и встал с лежака. - Томми, гляди, тут папашка твоей маленькой
курочки! Иди скорее, познакомься с родственничком.
Из соседней камеры раздались приглушенные, захлебывающиеся рыдания.
- Ну что ж ты, Том! Невежливо заставлять гостя ждать, - в высоком, неприятном
голосе отчетливо слышались глумливые нотки.
Клив словно окаменел. Он едва слышал этот резкий , пронзительный голос,
выкрикивающий омерзительные подробности прямо ему в лицо. Клив снова увидел
своих девочек, в белых нарядных платьях, лежащих на длинном столе похоронного
бюро. Бледная, чуть синеватая кожа, заострившиеся черты, скрещенные на груди
руки. Прикрытые веками, запавшие глаза. Клив целует холодный , восковый лоб
жены и поворачивается к дочери. Ее лицо прячется под прямоугольником плотной
креповой ткани, видны лишь побелевшие губы и тонкая линия подбородка. Один из
мерзавцев выстрелил девочке в затылок, превратив милое личико в ужасную
кровавую маску. Он вновь закрывает лицо руками, сквозь пальцы текут горячие
слезы, грудь содрогается от беззвучных рыданий .
- А когда она попробовала на вкус... - голос убий цы накатывает на Клива,
возвращая его в реальность, - никогда не угадаешь, о чем попросила твоя милая
женушка! - мужчина радостно ухмыляется, словно готов открыть самую важную
тай ну. Он стоит у решетки, обхватив пальцами толстые железные прутья. Губы его
растянулись, обнажив редкие, гнилые зубы, блеклые глаза радостно сверкают.
 Нестерпимый огонь вспыхнул в груди Клива. Плотный туман ярости застлал
сознание, оставляя лишь одну, пульсирующую в такт ударам сердца, мысль: "Убить,
убить, убить!" Вцепиться зубами в горло и сжимать челюсти, пока не потечет
горячая кровь, не хрустнет, ломаясь, эта тощая шея. Пинать тяжелыми сапогами,
превращая извивающееся на полу тело в мешок, заполненный переломанными
костями и гнилой требухой .
Издав короткое, сдавленное рычание, Клив бросился вперед, стремясь
дотянуться до запертого в камере мужчины. Но согнутые, словно звериные когти,
пальцы схватили пустоту. Заключенный уже сидел, вольготно развалившись на
заскорузлом от грязи матраце, закинув ногу на ногу и заложив руки за голову. И с
веселым удивлением изучал побледневшего от ярости Клива.
- Ей , папашка, да не спеши ты так! - в его голосе слышались издевательские
нотки. - Я еще не все рассказал. Кое-что придержал на десерт, - глаза мужчины
масляно блестели, губы растянулись в похотливой гримасе. Темный , покрытый
желтым налетом, язык замелькал меж редких, побитых гнилью, зубов. Из уголка рта
потянулась тонкая ниточка слюны. - Например, про малышку и Томми. Ты знаешь,
он хоть и пацан, но...
Клив почувствовал, как сильные руки обхватили его поперек груди, оттащили
от камеры. Он не сопротивлялся. Когда Май к, наконец, отпустил его, он медленно
обернулся, и взглянул на бледного, как мел, друга. Затем, положив ему руки на
плечи, одним коротким, жестким движением, вбил колено в пах. Май к сдавленно
охнул, и медленно опустился на пол. Клив нагнулся, извлек из кобуры новенький
смит энд вессон, сдвинул защелку, переламывая раму пополам. Провел большим
пальцем по слегка выступающим донцам гильз, а затем, убедившись, что барабан
полон, резким движением закрыл револьвер. Шагнул вперед и остановился,
почувствовав, что кто-то крепко держит его за штанину.
- Клив, не надо... - едва слышно прошептал Май к. Он лежал, подтянув колени к
подбородку, почти парализованный болью. - Прошу тебя...
Клив коротко, без замаха, ударил его правой ногой . Острый носок сапога угодил
Май ку в рот, расплющив в лепешку губы и выбив два зуба. Голова лежащего на полу
человека дернулась, глаза закатились, крупные капли крови, стекая по щеке падали
на темные доски пола. Пальцы, державшие Клива, медленно разжались.
Клив осторожно высвободил ногу из ослабевших пальцев Май ка и шагнул к
камере. Поднял голову, в упор посмотрел на сидящего у дальней стены ублюдка.
Глумливая улыбка, еще несколько мгновений назад блуждавшая по грязному,
исцарапанному лицу мужчины исчезла, уступив место первобытному ужасу.
Блеклые, словно у снулой рыбы, глаза, выпучились, рот широко раскрылся, но из
горла вырвался лишь слабый , надсадный хрип. Бродяга подался вперед и повалился
на пол. Каблуки заскребли по доскам, словно он пытался отползти, укрыться от
человека, стоявшего сей час перед решеткой с большим блестящим револьвером в
опущенной правой руке. Спина уперлась в холодный камень стены, пальцы
судорожно сжали матрац, разрывая прогнившую ткань.
- Ннне ннадо! - просипела омерзительная пародия на человека, сползая на пол. -
Ннне сстреляй !
 Клив медленно поднял револьвер и трижды нажал на спусковой крючок,
каждый раз взводя курок большим пальцем. В закрытом помещении выстрелы
напоминали грохот артиллерий ских орудий . Первая пуля попала в плечо существу,
что стояло на коленях посреди маленькой камеры. Тяжелая, тупоносая, она
раздробила плечо, превратив сустав в кошмарное месиво из мышц, кожи и
сухожилий , щедро сдобренных розоватыми осколками кости. Почти оторванная
левая рука бессильно повисла, соединенная с торсом лишь узкой полоской кожи.
Существо пронзительно закричало. Его отбросило назад, на лежак, впечатав спиной
в стену. Следующий выстрел заставил его замолчать, проделав в груди сквозную
дыру, и теперь оно вяло копошилось, бессмысленно скребя пальцами правой руки по
неструганым доскам. На губах пузырилась кровавая пена, сиплое дыхание
вырывалось из пробитых легких. Третья пуля попала в левую скулу, разнеся пол
лица и вырвав затылок. Кровь, ошметки мозга и кости брызнули на стену, образовав
некое извращенное подобие нимба. Уже мертвое тело конвульсивно дернулось и
свалившись на пол, застыло в неподвижности.
Клив шагнул к следующей камере. Мальчишка, Том, если его дей ствительно так
звали, сидел на полу, поджав ноги и обхватив колени руками. Лица не было видно,
длинные волосы, сальные, давно немытые, падали вперед, словно занавес,
отсекающий актеров от зрителей . Узкие плечи вздрагивали, из-под парня натекла
изрядная лужа. Клив не стал его окликать. Быстро прицелившись, он разнес голову
Тома одним выстрелом. Почти обезглавленное тело несколько раз вздрогнуло, руки
бессильно разжались, колени выпрямились. Стекающий на пол ручеек крови
добрался до желтой лужи мочи и смешался с ней , расползаясь все шире и шире
огромной алой кляксой .
Еще несколько мгновений Клив смотрел на агонизирующее тело, потом
повернулся к лежащему на полу Май ку. Положив револьвер на стол, подхватил друга
под мышки и волоком потащил к стоявшему у стены лежаку. Поднатужившись, все-
таки Май к был намного крупнее его, Кливу удалось поднять парня на лежак. Май к
застонал.
Май к застонал. Ослепительная боль, гнездившаяся в низу живота и отбитых
гениталиях, понемногу утихала, позволяя, наконец, расслабить сведенные судорогой
мышцы. Он осторожно вытянул ноги и перекатился на спину, ощутив под собой ...
Доски. Сознание еще не полностью вернулось к нему, мысли путались, тошнота то и
дело скручивала желудок в тугой узел. Май к глубоко втянул воздух, пропахший
сгоревшим порохом и только что пролитой кровью. Не открывая глаз, повернулся на
бок. Его вырвало. Сильная рука ухватилась за ворот куртки, резко дернула, придавая
телу сидячее положение. В голове загудело, и Май к крепко сжал челюсти, в попытке
сдержать очередной рвотный позыв. Дождавшись, когда прой дет спазм, он медленно
открыл глаза.
Клив усадил Май ка на лежак и опер спиной о стену. Глаза парня, широко
открытые, бессмысленно смотрели куда-то вдаль, как у боксера, который только что
пропустил хороший удар в челюсть. Подбородок был испачкан густой , вязкой
слюной , руки бессильно свисали между колен. Разбитый рот, напоминающий
черный кровавый провал приоткрыт, а из груди вырывалось сиплое дыхание. Спустя
минуту Май к пошевелился, поднял правую руку и обтер подбородок. С недоумением
посмотрел на тыльную сторону ладони, испачканную слюной и кровью, а затем
поднял на Клива удивленный , но вполне осмысленный взгляд.
- Боже, что ты наделал, - прошептал он. Разбитые губы онемели и не очень то
подчинялись, поэтому Май к заметно шепелявил. Его глаза скользнули куда то
вправо, за спину друга, обежали залитые кровью камеры, на мгновение
задержавшись на лежащих там телах. - Боже, Боже, - тихо повторил он, и опустил
голову, спрятав изуродованное лицо в раскрытых ладонях. Когда парень вновь
поднял глаза, Клив все так же стоял перед ним, протягивая рукоятью вперед его
собственный смит энд вессон. Май к взял револьвер, механически отметив, что тот
полностью заряжен. Вероятно, Клив перезарядил его, пока он валялся без памяти,
воспользовавшись патронами из его собственного патронташа.
- Вот и все, - произнес Клив ломким, словно весенний лед, голосом. - Теперь ты
можешь арестовать меня и засунуть в одну из этих чертовых клеток.
Сопротивляться я не буду, - и в подтверждение своих слов, демонстративно скрестил
руки на груди.
Май к молча разглядывал револьвер, что сжимал в своей руке. Потом медленно
перевел взгляд на стоящего перед ним человека. Друга. Того, кто пол года назад
тащил его на себе, тащил не один десяток миль. У Май ка была сломана нога, розовая
кость, прорвав кожу, торчала как раздробленная колесная спица. Лошади
разбежались, унеся с собой седельные сумки, набитые припасами и почти все
оружие. Май к, так неудачно шагнувший с крутого, усыпанного гравием склона,
просил оставить его одного. "Дожидаться помощи", так, кажется, он тогда
выразился. Затем, пытался прогнать Клива, наведя на него тот самый смит энд
вессон, что сей час сжимал в руке. Не сработало. Клив обезоружил его, выбив
револьвер одним пинком, а дальше... А дальше, соорудив волокушу, тащил до самого
Таунсвилля, не обращая внимания на голод, палящее солнце и хриплые стоны
впавшего в беспамятство Май ка. Говорят, когда он рухнул на землю перед
застывшим в изумлении городским сорванцом, то походил больше на высохшую
индей скую мумию, чем на живого человека.
Май к чуть наклонился вперед и помассировал зажившую, но все еще дающую о
себе знать, ногу.
- Хрен тебе, чертов ублюдок, - голова понемногу прояснялась, а мысли больше
не напоминали свившихся в клубок змей . - Сей час ты вый дешь отсюда и
направишься прямиком в салун, где снимаешь комнату. Возьми бутылку или
девчонку, мне без разницы, но не выходи на улицу до завтрашнего утра. Ты понял?
Клив в изумлении вытаращил глаза. Челюсть отвисла, почти упав на грудь, из
горла вырвалось изумленное "Ох!"
- Май к, что ты... - язык Клива заплетался, слова обгоняли друг друга и путались,
превращаясь в невразумительную тарабарщину. Май к не ответил. Лишь указал
стволом зажатого в руке револьвера на открытую настежь дверь.
Уже вечером, когда Клив, пошатываясь, спустился в зал за третьей бутылкой ,
его пой мал за рукав Гарри Кимбелл, поднявший ся из-за покерного стола.
- Ты слышал?
Клив недоуменно приподнял брови. В голове стоял пьяный туман, ноги слегка
заплетались.
 - Что я должен был слышать? - язык напоминал толстую деревянную колоду,
слова звучали неясно, словно рот был набит песком.
Гарри слегка подался вперед и, наклонившись к самому лицу Клива, тихо
произнес:
- Те парни. Что были в твоем доме. Они пытались бежать.
- И? - Клив пошатнулся и пытаясь сохранить равновесие, схватил Гарри за плечо.
- Мертвы. Помощник шерифа Арлин застрелил их, когда они вырвались из
камер. Ему, правда, тоже неслабо досталось, несколько дней он проведет в кровати.
Клив шумно выдохнул. Количество принятого внутрь спиртного избавляло от
необходимости выражать какие-либо эмоции. Он пьяно икнул и хлопнул Кимбелла
по плечу.
- Поделом этим мерзавцам. Жаль только, что не увижу, как они болтаются в
петле, - и оторвавшись от Гарри, направился к барной стой ке. А десятью минутами
позже, поставив непочатую бутылку на подоконник, он, не раздеваясь, упал на
кровать. Перед тем как провалиться в темную пустоту сна, Клив успел подумать:
"Благослови тебя Господь, Май к Арлин".
Тихое настой чивое постукивание вырвало Клива из глубин воспоминаний . Май к
все так же сидел за столом, ритмично поднимая и опуская пустую стопку на
неровную поверхность столешницы. Светло-серые глаза внимательно изучали
морщинистое лицо Клива.
- Да, чертов сукин сын, я тебе должен, - Клив в упор посмотрел на Май ка, а потом
жесткие складки вокруг рта разгладились, и он добавил чуть тише, - я до сих пор
тебе благодарен.
Сидящий напротив мужчина улыбнулся.
- Значит, договорились. А теперь, слушай меня внимательно.

Глава 7. Схватка (Продолжение)

Клив
Переступив через лежащее на земле тело, Клив шагнул к темнеющему на фоне
стены проему. Стрельба пока прекратилась, но это еще ничего не означало. Готовый
в любой момент отпрянуть, он быстро заглянул внутрь. Никого. Только темный ,
короткий коридор, оканчивающий ся еще одной , на этот раз толстой , окованной
железом дверью. Дверь эта, Клив наизусть заучил планировку здания банка, вела в
служебное помещение, отделенное от основного зала высокими, не ниже пяти футов,
перегородками из толстых дубовых досок. Со стороны, обращенной к посетителям,
перегородки украшали темные полированные панели, образовывающие широкие,
удобные прилавки. Скрепленные начищенными до блеска медными полосами и
декоративными гвоздями с большими плоскими шляпками, они выглядели надежно
и респектабельно. С другой , обращенной к банковским клеркам, стороны,
перегородки тускло поблескивали толстыми железными листами. Там же в
служебной части располагался небольшой закуток, служивший кабинетом
управляющему и стальная клетка банковского депозитария.
Клив осторожно толкнул тяжелую дверь в конце коридора, и бесшумно шагнул
внутрь помещения. Двигался он мягко, на чуть согнутых в коленях ногах, локоть
правой руки, сжимавшей револьвер, плотно прижат к боку. Длинный ствол
ремингтона плавно покачивался, неотрывно следуя за взглядом Бриннера.
Клив мельком осмотрел стоящие в ряд высокие табуреты клерков, толстые
прутья банковского хранилища и осторожно двинулся к двери кабинета,
украшенной латунной табличкой с надписью, исполненной витиеватым готическим
шрифтом: "мистер Стефан Доудсон, управляющий ".
На двери красовался огромный амбарный замок, навешенный вчера вечером
самим Май ком Арлином. Чтобы сбить такой , понадобилось бы не меньше трех
динамитных шашек. Клив с облегчением выдохнул и, бесшумно ступая по широким
доскам пола, двинулся к перегородкам, отделяющим служебную часть помещения от
зала для посетителей .
Еще несколько минут назад строгий и респектабельный зал превратился в
руины. Ковровую дорожку, ведущую от входных дверей , усеивали осколки битого
стекла и деревянной щепы, вырванной пулями из фасада здания. Тонкие шелковые
занавески, обычно приглушавшие яркий солнечный свет, свешивались с
перекошенных карнизов рваными тряпками. Два из трех кресел, предназначавшихся
для посетителей , лежали на полу. Их высокие спинки были разбиты пулями и
картечью, клочья грязно-серой ваты торчали наружу сквозь разорванную зеленую
обивку. Особая гордость мистера Доудсона, большой кожаный диван для особо
важных клиентов, был выпотрошен несколькими зарядами, словно баран на бой не.
Казалось, ничто живое не смогло б спастись среди бушевавшей здесь симфонии
разрушения. Но нет. Почти приблизившись к одной из стоек, Бриннер скорее
почувствовал, чем услышал тихий звон стекла. Затем едва сдерживаемый стон,
сопровождавший ся неясным копошением. Что-то мягкое и тяжелое ударилось о
перегородку. Клив мгновенно сжался, готовый одним прыжком преодолеть
разделяющую зал преграду, когда снаружи донесся зычный голос Май ка Арлина.
- Осторожно, Клив, мы входим!
Бриннер мгновенно присел, не желая пой мать шальную пулю, выпущенную в
него по ошибке. И, набрав полную грудь воздуха, прокричал в ответ:
- Май к, тут есть выжившие, берегись!
И словно поняв всю безвыходность сложившей ся ситуации, из-за стой ки
поднялся невысокий , худой мексиканец. Он стоял спиной к Кливу, руки с
раскрытыми ладонями держал у груди, то ли умоляя кого-то, то ли защищаясь.
- Не стреляй те, амигос, мы сдаемся!
Одна из створок двери, наполовину сорванная с петель ураганным огнем,
покачнулась от могучего удара и с грохотом обрушилась внутрь помещения. В
образовавший ся проход шагнул высокий широкоплечий мужчина в шерстяном
костюме с огромным дробовиком в руках. Черные дыры дульного среза жадно
шарили по сторонам, выискивая цель. Вошедший первым мужчина быстро отступил
вправо, освобождая проход своему напарнику.
Питер Уитмор зашел внутрь, сжимая в каждой руке по большому черному
револьверу. Своего "желтого парня[1]" он оставил на улице, бережно прислонив
винчестер к наружной стене банка. Миг спустя пара вороненых "миротворцев[2]"
была нацелена прямо в грудь тощему мексиканцу, застывшему около стой ки с
поднятыми в мольбе руками.
 - Клив, здесь двое, где третий ? - Май к застыл посреди зала, направив пушечные
жерла "Уитни" на что-то, скрытое от Клива банковскими прилавками.
- Валяется в пыли на заднем дворе, - произнес Клив севшим от напряжения
голосом. - Мертвый .
- Отлично, отлично! - голос Арлина звучал весело, и, одновременно, зло. - Вылазь
оттуда, эти парни у меня на прицеле.
Все так же пригибаясь, Клив двинулся вправо, уходя с линии огня. Любимая
игрушка Май ка не отличалась особой точностью, но дыры оставляла просто
отменные. Добравшись до места, где стой ка упиралась во внутреннюю стену здания,
он немного распрямился, а затем, опершись левой рукой на полированное дерево
прилавка, легко перемахнул разделявшую их преграду.
Стоящий на ногах мексиканец дрожал как осиновый лист, по его серым от пыли
рабочим штанам расползалось мокрое пятно, быстро увеличиваясь в размерах.
Сперва Клив даже подумал, что парень ранен в живот, но тот стоял слишком прямо
для человека, только что проглотившего пару свинцовых пилюль. А подой дя ближе,
почувствовал острый запах свежей мочи. Пятно на штанах все увеличивалось и
увеличивалось, добралось сначала до колена, а потом, на секунду притормозив,
уверенно двинулось дальше. По пыльному голенищу заструился тоненький ручеек,
собираясь в лужицу около каблука.
- Хватит, парень, хватит! Так ты нас всех утопишь! - в притворном ужасе
округлил глаза Май к. В голосе слышались добродушные нотки старого толстого
дядюшки.
- Эй , парни, а краснокожий совсем плох, - Питер Уитмор говорил медленно, чуть
растягивая слова, как и полагалось истинному уроженцу южных штатов. Он чуть
качнул стволом одного револьвера, указывая на юношу, сидящего на полу и тяжело
привалившегося спиной к стой ке. Ноги его были вытянуты вперед, ступни, обутые в
мягкие кожаные мокасины образовывали латинскую букву V. Бедро над коленом
было разворочено прямым попаданием пули большого калибра, в красном месиве
влажно поблескивали белые осколки раздробленной кости. Вытекающая из раны
кровь окрасила темным кожаные штаны юноши и теперь собиралась в лужу, аккурат
под пятками бессильно вытянутых ног.
- Н-да, не жилец, - Арлин опустил приклад на пол, и скрестив руки, оперся на
стволы "Уитни". Дурацкая привычка, между прочим. Ведь стоит случай но задеть
взведенные курки, и верхняя половина Май ка Арлина с грохотом воспарит в небеса,
объятая дымом и пламенем. - Питер, твоя работа?
Уитмор шагнул вперед и чуть наклонившись, внимательно осмотрел рану.
Затем с важным видом кивнул головой .
- Так и знал, садист чертов, - с улыбкой произнес Май к. - Парню сей час
дьявольски больно.
Уитмор безразлично пожал плечами, не считая нужным отвечать на это
абсурдное обвинение.

Кваху
Кваху дей ствительно было дьявольски больно. Раненая нога прослужила ему
еще несколько мгновений , ровно столько, чтобы заползти в спасительный полумрак
банковского зала и сжавшись в комок, схорониться за тяжелым деревянным
креслом. Теперь же она горела, словно Вендиго [3] попеременно погружал ее то в
бурлящее изначальное пламя, то в обжигающий лед горных вершин. Прикрыв глаза,
Кваху почти видел его. Высокая, похожая на скелет фигура в одной лишь
набедренной повязке, склонилась над ним, сжимая костлявыми пальцами
покалеченную конечность. Обтянутое желтой кожей лицо кривило рот в безгубой
улыбке, а в пустых глазницах плескалась абсолютная тьма. Кваху умирал.
Воспоминания окружили его плотной стеной , отгораживая от боли и страшной
костлявой фигуры в накидке из волчьих шкур, от пронзительного могильного
холода и страха. Кваху улыбнулся. Вот он, трехлетний карапуз, неуклюже гоняется за
пестрой , порхающей над самой головой бабочкой . Трава щекочет босые ступни,
жесткие прямые волосы липнут к вспотевшему от усилий лбу. Маленькая ножка
цепляет торчащий из земли корень, и Кваху с хохотом валится на мягкий зеленый
ковер. Словно огорчившись потерей товарища, бабочка делает над смеющимся
малышом небольшой круг, а потом исчезает вдали, сверкнув напоследок ярко-
красными крыльями. Вот Кваху-подросток возвращается со своей первой охоты.
Ноги гудят от усталости, глаза заливает пот, но плечо приятно оттягивают тушки
трех больших кроликов. Он входит в вигвам с добычей , как настоящий мужчина.
Отца нет, но мать улыбается нежно и гордо, когда он кладет у ее ног свою добычу. А
вот он сидит рядом с дедом на большом, округлом, торчащем из земли валуне.
Маленький костерок тихо потрескивает у их ног. Танцующие по раскаленным углям
язычки пламени бросают оранжевые отблески на их лица. Теплая ночь словно
легким покрывалом окутывает Кваху, едва заметный ветерок шевелит длинные,
черные как вороново крыло, волосы. Валун еще хранит дневное тепло, приятно
согревая лежащие на шероховатой поверхности ладони. Дед и внук смотрят в
звездное небо. Дед что-то тихо говорит Кваху, протягивая ему тонкий кожаный
ремешок с висящим на нем камнем. Удивительно, но камень, кажется, светится.
Светится изнутри, словно маленькая, живая искорка. Кваху не слышит слов, но
радостно улыбается, глядя в мудрое морщинистое лицо деда.
Вдруг, словно порыв ледяного ветра врывается в пестрый хоровод
воспоминаний . Краски стремительно выцветают, превращая живые, радостные
картинки в пугающие серые наброски. Кваху видит самого себя, склонившегося над
лежащим на сухой пыльной земле человеком. Рядом, в окружении старых сорочек,
валяется потертый разломанный чемодан. Лицо человека посерело от страха, пот
крупными каплями выступил на морщинистом лбу и давно небритых щеках. Губы
человека шевелятся, но Кваху не слышит ни звука. Зато тот, другой , присевший над
лежащим, слышит все. Он яростно трясет головой , его рот раскрывается в крике.
Затем, другой Кваху выхватывает из-за пояса длинный изогнутый нож и медленно
погружает в грудь лежащего перед ним человека. Черно-белые воспоминания
сменяют друг друга со скоростью летящих по ветру листьев. И на них тот другой
Кваху насилует, грабит, убивает. Насилует, грабит, убивает. Убивает. Воспоминания
блекнут, становятся все прозрачней , а сквозь них видна высокая костлявая фигура,
уже в накидке из волчьих шкур. Безгубый рот все так же щерит острые желтые зубы
в издевательской улыбке. "Ты мой , ты мой , ты мой !", - говорит эта улыбка.
 Тот, настоящий Кваху, что сидит на полу в луже собственной крови, безмолвно
кричит от ужаса. Ослабевшее, истерзанное тело едва ли способно пошевелиться, но
сознание ясно, как никогда. Он знает. Знает, как только костлявая рука стоящего
перед ним демона коснется его груди, он умрет. Умрет, но не освободится, а будет
вечно страдать на ледяных просторах, где нет ничего, кроме снега и покрытых
инеем, острых, как волчьи клыки, скал.
Кваху знает, что должен вспомнить. Вспомнить то, что спасет его от объятий
ледяного демона, позволит остаться трехлетним малышом, лежащим на мягком
травяном ковре. Но что это? Мысли роятся и ускользают, но Кваху отчаянно
напрягает последние силы, перебирая воспоминания. Ночь, костер, склонившееся к
нему лицо деда. Губы беззвучно шевелятся, произнося единственно важные слова.
Кваху знает: он должен услышать, что говорит дед. Он пристально вглядывается в
морщинистое лицо, отчаянно напрягая слух. Движения губ складываются в слова.
Они все громче и громче звучат в его голове.
"Ты должен раздавить камень, раздави камень, камень».
Сидящий на полу юноша тихо застонал. Приподнял голову, окинув стоящих
перед ним мужчин мутным, полным боли, взглядом. В груди что-то хрипело и
клокотало, воздух со свистом проходил сквозь крепко сжатые зубы. Лежавшая на
полу во все расширяющей ся луже крови, правая рука вздрогнула и приподнялась на
несколько дюй мов.
Питер Уитмор, заметив движение, мгновенно навел револьвер, что сжимал в
левой руке на плавающего в собственной крови индей ца. Револьвер в правой был
по-прежнему направлен точно в центр груди стоявшего перед ним мексиканца.
- Подожди, Питер, - на предплечье мягко легла тяжелая ладонь Май ка, - давай
посмотрим. Уитмор согласно кивнул и опустил револьвер.
Кваху не видел угрожающих жестов стоящих перед ним людей , не слышал он и
сказанных ими слов. Его угасающее сознание сосредоточилось на одной
единственной цели, дотянуться до висящего на шее камня. Рука медленно, дюй м за
дюй мом, поднималась вверх, туда, где под грубой тканью рубахи лежал на груди
амулет. Окровавленные пальцы почти потеряли чувствительность и не желали
гнуться, взгляд то и дело застилала багровая пелена. Его собственное тело, еще
недавно полное сил, предавало его.
Кваху взвыл. На подбородок брызнула кровь из прокушенной нижней губы,
пальцы правой руки сомкнулись на груди, сжав в кулак широкий ворот рубахи и
укрытый материей камень. Рука рванулась вниз, раздался треск разрываемой ткани.
Он уже чувствовал пульсирующее тепло лежащего в ладони камня, когда демон в
накидке из волчьих шкур дотронулся до него. Тощая рука протянулась из серой ,
холодной мглы, костлявые пальцы с ужасающей силой сжали его плечо. Ледяная
волна пробежала по телу, лишая возможности дышать, видеть, существовать. С
отчаянным воплем Кваху провалился в обжигающе холодное ничто.

Клив
Клив видел, как сидящий на полу индеец схватился рукой за горло, а потом, с
неожиданной для умирающего силой , рванул ворот рубахи, словно та душила его.
Раздался треск рвущей ся ткани, рубаха разошлась до пояса, обнажив смуглую
безволосую грудь. Глаза юноши яростно сверкнули, он поднес к лицу кулак с
зажатым в нем обрывком материи и напряг кисть, словно силясь раздавить нечто,
скрытое в ней . Хрустнули суставы, жилы вздулись буграми под смуглой кожей . На
лбу синими змеями проступили вены. Но, миг спустя, жизнь оставила его. Горящие
глаза затуманились, голова упала на грудь. Нижняя челюсть отвисла, язык
вывалился наружу, по подбородку побежала тонкая струй ка слюны. Рука упала на
пол, в лужу темной , уже густеющей крови, пальцы бессильно разжались.
- Так, так, так, - звуки голоса Май ка заставили Клива едва заметно вздрогнуть.
Он поднял голову и посмотрел на стоящего перед ним Арлина.
- Из всей Кровавой Стаи Папаши Финнигана остался только этот жалкий ,
обмочивший ся ублюдок. Не гоже тратить время федерального маршала и деньги
Соединенных Штатов на столь ничтожную личность. Ваше мнение, джентльмены?
Клив и Питер недоуменно переглянулись и неуверенно кивнули.
- Единогласно! - торжественно произнес Арлин, а затем, неуловимо быстрым
движением извлек из кобуры револьвер и два раза выстрелил в грудь стоящему
перед ним мексиканцу.
Май к и Питер курили, стоя у разбитого окна, ощерившегося по краям острыми
клыками осколков. Револьверы Уитмора мирно покоились в кобурах, дробовик
Арлина и вовсе стоял в стороне, опертый на перевернутое, в дребезги разбитое
кресло. Май к оживленно жестикулировал, размахивая зажатой между пальцев
самокруткой , тонкий синий дымок, свиваясь в причудливые кольца, медленно
поднимался к потолку.
Кливу хотелось выпить. Виски обычно унимал адреналиновый шторм, до сих
пор бушевавший в крови, и Клив, закончив дела, собирался направиться прямиком в
салун. Сесть за столик и опрокинуть несколько наполненных до краев стопок. А
пока... Он присел перед завалившимся на бок телом молодого индей ца. Аккуратно,
стараясь не выпачкаться в быстро густеющей крови, разогнул безвольные пальцы.
Брезгливо отбросил обрывок пропитанной потом ткани, посмотрел на лежащий в
ладони предмет. Полупрозрачный камень, размером не больше голубиного яй ца, с
отверстием в узкой части. Черный кожаный ремешок, теперь разорванный , свисал
между пальцев, касаясь залитых кровью досок. Обычный дикарский амулет. Клив
уже собирался подняться, когда что-то неясное привлекло его внимание. Он
вгляделся в камень, лежащий на ладони мертвеца. Мерцание. Ритмичное мерцание в
зеленоватой глубине. Клив протянул руку и осторожно поднял амулет. Большим
пальцем стер кровь и увидел сеть тонких трещин, бегущих по украшенной узорами,
гладкой поверхности камня. А в середине, все набирая силу, пульсировал сгусток
теплого желтого света. Внезапно сквозь трещины во все стороны ударили
ослепительно-яркие лучи, и амулет раскололся, превратившись в горсть каменных
осколков и пыли. А мгновением позже Клива накрыла тьма.

Конец первой части

[1] Так часто называли винчестер со скобой Генри. Поводом послужила

ствольная коробка, в те времена изготавливаемая из латуни.
[2] Имеется ввиду Colt “Peacemaker”
[3] [3]Злой дух в фолькльоре североамериканских индей цев
Часть вторая Главы 1 -3

По законам Дикого Запада

Часть вторая

Пограничная территория Техаса и Мексики, 198.. год

Глава 1. «Бешеные псы»

Горячий воздух пустыни проникал в открытые окна пикапа, не принося
сидящим внутри людям ни малей шего облегчения. Солнце давно зашло, уступив
место тонкому серпу луны, окруженному бриллиантовой россыпью созвездий
Млечного Пути. Джо "Босс" Эрнандес коснулся усеянного крупными каплями лба и с
отвращением уставился на покрытую липкой пленкой тыльную сторону ладони.
Широкая, попугай ской расцветки, рубашка промокла насквозь, неприятно облепив
грудь, а под ягодицами плескалось натекшее со спины озерцо пота.
- Траханная духовка, - со злостью прошипел Джо, ощущая сбегающие по лицу
соленые ручей ки. Сидевший на месте водителя мужчина оторвался от созерцания
собственных рук, лежавших на руле автомобиля и поднял глаза на Эрнандеса.
Потемневшая от пота май ка без рукавов плотно обтягивала жирное тело,
подчеркивая каждую складку на боках и животе. Эрнандес скривил тонкие губы и
отрицательно мотнул головой . Мужчина отвернулся, вновь переведя взгляд на свои
сжимавшие руль пальцы.
Старая однополосная дорога с растрескавшимся асфальтовым покрытием
упиралась в высокие двустворчатые ворота и вела дальше, к черневшим вдали
ангарам пограничной службы. «Додж» Эрнандеса, был запаркован в миле от
облезлого знака, что обозначачал въезд на запретную территорию. Отсюда «Босс»
видел маленький тусклый огонек. Вероятно, фонарь над будкой охранника. Все что
находилось дальше, скрывала угольно-черная ночная тьма. "Боже, благослови
Мексику, страну простофиль и ворья", - в который раз пронеслось в голове у Джо.
Склад пограничной службы дей ствительно ни на что не годился. Кусок земли и
несколько ржавых ангаров из больших листов гофрированного железа были тем, что
осталось от одной из разорившихся макиладор.[1] Военные слегка подновили
проволочный забор в рост человека, а по верху пустили кольца "спирали Бруно". Да и
ту уложили настолько убого, что перебраться через забор мог и хромой паралитик,
возникни у него такое желание.
Джо "Босс" Эрнандес вгляделся в темноту сквозь запыленное стекло. Время
поджимало, на операцию оставалось не более сорока минут. Если, конечно, он хотел
вовремя добраться до Нуэво Ларедо. Но природная подозрительность, не раз
спасавшая шкуру Эрнандеса от крупных неприятностей , не позволяла принять на
веру слова Посланника. Джо наклонился вперед и нажал большим пальцем крупную
кнопку наручных часов, крепившихся на запястье прорезиненным ремешком.
Прямоугольное окошко осветилось призрачным зеленоватым светом. 01:45
- Мигель, зови Доктора.
Мужчина на водительском месте пошарил левой рукой между сиденьем и
дверцей , достал небольшую радиостанцию "Моторолла" в ярком пластмассовом
корпусе. Повертел между пальцев, удобнее пристраивая в широкой грубой ладони, и
трижды нажал тангенту. На несколько секунд замер, прислушиваясь. Кивнул
Эрнандесу, когда в ответ раздалось два тихих щелчка.
Спустя какое то время в темноте послышались легкие шаркающие звуки, и
перед капотом пикапа сгустилась неясная тень, очертаниями напоминающая
человеческую фигуру. Маленький худой мужчина шагнул вперед и оперся локтями
на пассажирскую дверцу доджа.
- Все в норме, Босс, - заговорил он тихим, свистящим шепотом. - Как и обещал
наш новый амиго, - слово "амиго" мужчина произнес коротко, словно сплюнул
попавшую на язык мошку, - охрана из жирных боровов, совсем как Мигель. - Глаза
Доктора весело сверкнули, когда толстяк на водительском месте показал ему
средний палец. - Не правительственная. MSS, если я правильно разглядел буквы на
шевронах.
- Что в кобурах? - перебил Доктора Эрнандес.
- У тех двоих, что я видел, револьверы. В будке имеется дробовик, висит на
стене. Эй , Босс, не дрей фь, они до пушек дотронуться не успеют!
Эрнандес пристально посмотрел на человека рядом с пикапом. Нехорошая
улыбка искривила тонкие губы, обнажив ряд мелких зубов.
Доктор поднял руки ладонями вверх, словно признавая вину.
- Прости, Босс, прости. Это все мой проклятый язык.
Эрнандес кивнул головой , принимая извинения своего teniente. [2]
- Где остальные?
- Семеро carnales ждут команды к северу от входа. У Хуареза есть кусачки. А
Хесус около машины, следит, чтоб нам не помешали.
Эрнандес еще раз кивнул и вышел из «доджа». С наслаждением потянулся,
разминая затекшие от долгого сидения мышцы. Подошел к правому борту пикапа,
запустил руку под арку заднего колеса, нащупывая рычаг. Несколько мгновений
ничего не происходило, а затем раздался звонкий щелчок потай ного механизма.
Часть борта повернулась на скрытых петлях, открывая неглубокую вертикальную
нишу, отделанную толстой резиной . В ней на пластиковых держателях висел
странного вида автомат, напоминавший несколько вложенных одна в другую труб
разного диаметра и карманный пистолет «Астра 5000» с навинченным на короткий
ствол глушителем. Док, а по документам гражданин Соединенных Штатов Америки
Дженеро Флорес, с радостной улыбкой потянулся к автомату. Его любимое оружие,
старый добрый М3 "Шприц" сорок пятого калибра как раз и послужил причиной
того, что к Флоресу намертво приклеилась кличка "Доктор".
Достав автомат, Дженеро пошарил в углублении между бортом и полом.
Комично закатив глаза, извлек самодельный глушитель длиной в два фута и три
снаряженных магазина для своей игрушки.
 Дождавшись, пока Доктор отой дет от машины, Эрнандес извлек из тай ника
пистолет и внимательно осмотрел его. Дослал патрон, поставил на предохранитель.
Задрав рубашку, засунул оружие за пояс длинных шорт цвета хаки. Слегка
наклонился, проверяя, насколько удобно сидит пистолет. Острый выступ рукояти
немного царапал кожу на животе, но в целом, дискомфорта не создавал. Шагнув к
кабине доджа, Эрнандес постучал пальцем по ветровому стеклу. Пой мав
внимательный взгляд Мигеля, тихо проговорил:
- Ждешь нас тут. Если поднимется тревога, встречаемся в Нуэво Ларедо[3], на
нижней стоянке у реки. В любом случае, через двенадцать часов ты и Хесус должны
пересечь границу. Это ясно?
Человек за рулем «доджа» кивнул. Эрнандес отвернулся и, хлопнув по плечу
Доктора, поманил за собой . Уже через несколько секунд их фигуры растворились в
жаркой летней ночи.
Семеро бой цов и сержант Хуарез расположились за невысоким земляным
отвалом, всего в ста ярдах от хлипкого проволочного забора. От взглядов охранника,
развалившегося в старом офисном кресле, их защищал чахлый кустарник, чудом
приживший ся на склонах отвала. Охранник сидел в круге яркого света,
отбрасываемого фонарем, закрепленным под жестяной крышей будки. В руках он
держал то ли газету, то ли глянцевый журнал для мужчин и немилосердно клевал
носом. Низко пригнувшись, Эрнандес подобрался к Хуарезу и обменялся с ним
несколькими тихими фразами. Затем, осторожно приподнявшись, осмотрел
открытое пространство перед забором. Кивнул своим мыслям, и бросив быстрый
взгляд на засыпающего охранника, махнул рукой : "Начали!"

Глава 2. Эдна[4], пятнадцатью часами ранее

Бар "Мескалин" представлял собой одноэтажный кирпичный прямоугольник,
привлекавший внимание разве что полным отсутствием окон. Заложенные грязно-
белыми силикатными брусками, оконные проемы поразительно напоминали
бельма, украшающие сгоревшее на солнце лицо старого попрошай ки. Самодельная
железная дверь вела внутрь помещения, над ней примостился помятый кожух
промышленного кондиционера, служившего, по-видимому, единственной
вентиляцией в этой каменной коробке. Черного выхода не было, хотя знающие люди
говорили про некий подземный ход, ведущий к высохшему колодцу за баром.
Десяток потрепанных бай ков и два пыльных пикапа с техасскими номерами
заполняли небольшую площадку перед входом, оставленные владельцами с полным
пренебрежением к каким-либо правилам парковки. На одном из бай ков, закинув
ноги на широкую вилку руля, полулежал молодой парень в синих линялых джинсах
и кожаной безрукавке. Смуглую грудь покрывала затей ливая вязь латиницы, а
посередине, между коричневых сосков, красовалась римская цифра 13. По левой
щеке стекали две небольшие слезинки, аккуратно набитые черной тушью. Из-за
пояса джинс виднелась рукоять "Пара Орднанс[5]" сорок пятого калибра с
изготовленными на заказ перламутровыми накладками и магазином увеличенной
емкости. В правой руке парень держал небольшую рацию в ярком пластиковом
корпусе, и зажав тангенту большим пальцем, что-то увлеченно говорил в микрофон.
Левая, с дымящей ся между указательным и средним пальцами сигаретой ,
оживленно жестикулировала в такт словам.
- Гильермо, амиго, ты должен мне четыре сотни, и я хочу их прямо сей час! - он
отпустил тангенту, рация зашипела, а потом взорвалась водопадом испанских фраз.
Надо сказать, по большей части состоявших из vete a la vegra и me vale vegra. Раз или
два прозвучало чуть более изысканное ah, como chingas! [6]
Парень, разваливший ся на сидении бай ка, с улыбкой дождался пока Гильермо
иссякнет, а потом продолжил звучным голосом баптистского телепроповедника:
- Не умеешь играть в кункен[7], не садись за стол, сын мой . Тебя одолевает грех
скупости, и ты попадешь в ад. Но если жалко четырех сотен, могу взять долг твоей
сестрой . Давно хотел вдуть в ее большой , аппетитный зад, - переключившись на
прием, он поднес рацию к уху в ожидании ответа. Динамик зашипел, коротко
рыкнул, а потом раздался короткий треск, будто кто-то запустил передатчиком в
стену. Довольно улыбнувшись, парень заложил руки за голову и прикрыл глаза,
собираясь слегка вздремнуть.
Его разбудило деликатное покашливание. Приоткрыв глаза, Франко, а так звали
растянувшегося на бай ке парня, увидел невысокого худощавого мужчину, стоявшего
от него не более чем в двух ярдах. Несмотря на жару, мужчина был в строгом
деловом костюме темно-серого цвета, голову украшала небольшая, но явно дорогая
шляпа. Полные губы под короткой щеткой усов изогнулись в приветливой улыбке, в
черных глазах сверкали искорки смеха. Франко удивленно моргнул и снял ноги с
широкого руля бай ка.
- Эй , хомбре[8], ты что тут забыл? - парень поднялся на ноги и угрожающе
расправил широкие мускулистые плечи. Полы кожаной безрукавки разошлись,
давая возможность странному посетителю рассмотреть пистолет и украшавшие
грудь татуировки.
- Мне нужно повидать синьора Эрнандеса, - произнес мужчина в костюме
негромким, хорошо поставленным голосом. - Будьте так любезны, сообщите обо мне,
- он указал взглядом на рацию, до сих пор зажатую в правой руке парня.
Своими манерами и гладкой правильной речью с характерным новоанглий ским
выговором, странный посетитель напомнил Франко мистера Беккета из средней
школы города Ньюпорт, штат Род Ай ленд. Этот мерзкий лысый толстяк не упускал
возможности сообщить всем, что Бог создал Америку для белых людей , а не для
негров и грязных мексикашек. Франко посчитался с ним, разбив жирный затылок
обломком старого кирпича, и отправился на год в колонию для трудных подростков.
Молодость и сочувствие судьи позволило избежать более серьезного наказания,
однако мистера Беккета парнишка мексиканец запомнил хорошо.
Вот и сей час в груди закипало хорошо знакомое бешенство. Бросив рацию на
седло бай ка, Франко шагнул вперед, сократив дистанцию до одного ярда. Положил
ладонь на перламутровую рукоять и угрожающе прошипел:
- Вали отсюда, хрен моржовый , пока я тебе голову не прострелил!
Мужчина в недоумении пожал плечами, а затем молниеносным движением
извлек из кармана маленький блестящий пистолет и упер ствол в ямочку под
кадыком стоящего перед ним парня.
 - Где ваши манеры, молодой человек? Угрожать насилием в ответ на простую, к
тому же вежливо изложенную просьбу, это знаете ли, моветон, - черные глаза
мужчины смотрели на Франко безо всякой злобы, однако спорить с ним совсем не
хотелось. - Прошу вас, сообщите обо мне, - повторил он и слегка вдавил ствол в горло
парня. Тот сдавленно захрипел и подался назад. Дрожащей рукой поднял лежащую
на широком кожаном сиденье рацию и глухо произнес:
- Гильермо, это Франко, ответь.
На несколько секунд воцарилась тишина, прерываемая только легким треском
помех, а потом из динамика донесся возмущенный вопль Гильермо:
- Слушай , недоносок, если ты еще хоть слово скажешь о моей сестре...
- Гильермо, - парень запнулся и поднял взгляд на стоящего перед ним мужчину.
Тот ободряюще улыбнулся, и Франко продолжил севшим от страха голосом, - тут
посетитель к сеньору Эрнандесу.
Джо "Босс" Эрнандес сидел, откинувшись на спинку широкого кресла с обивкой
из мягкой светло-коричневой кожи. В руке он держал лист дорогой бумаги,
исписаный корявым почерком Бака Торренса. По всему выходило, что бурая дрянь,
которую вчера притащил этот ублюдок Мартинес, вполне может заменить
дорогостоящий кокаин. Речь, конечно, идет о качественном "белом мексиканце",
поставляемом напрямую картелями. А картели с кем попало не работают. Как не
работают с "Бешеными псами". Эрнандес провел рукой по короткому ежику волос на
макушке. Вот и приходится брать втрое дороже у перекупщиков. Он еще раз
вгляделся в каракули штатного химика банды. "79% основного вещества, 7%
карбоната марганца, остальное - мусор", - гласила подчеркнутая тремя жирными
линиями, строчка.
Эрнандес задумался. Заменив продукт, цену за дозу можно опустить процентов
на тридцать и все равно останется королевский навар. Да и зависимости от
перекупщиков никакой . Ну а то, что десяток-другой нарколыг отъедут в страну
вечного кай фа на пару лет раньше, не стоило даже упоминания. Джо бросил лист на
широкую, темную столешницу и с видимым удовольствием потянулся. В дверь
постучали.
- Кто там? - недовольно осведомился Эрнандес.
Тяжелая деревянная дверь приоткрылась, в щель протиснулся маленький худой
парень с всклокоченными волосами и выражением край ней озабоченности на
остром, словно мордочка хорька, лице. Захлопнув за собой дверь, он привалился
спиной к косяку, тяжело дыша и бешено вращая черными, как смоляные шарики,
глазами. Эрнандес удивленно смотрел на своего лей тенанта, гадая, что же могло
привести обычно хладнокровного Доктора в состояние край него замешательства.
- Босс, босс, - похожий на хорька мужчина глубоко вдохнул, задержал воздух в
груди, а потом продолжил чуть более спокой ным голосом. - Босс, к вам посетитель.
Настал черед удивляться Эрнандесу. "Бешеные псы" не Бог весть, какая большая
банда, но в заштатном городишке вроде Эдны вполне способная играть роль царя
горы. Лет пять назад "Псы" с холодной жестокостью вырезали конкурентов, две
небольшие молодежные шай ки, что промышляли мелким пушерством[9] на улицах
города, толкая дурь малолеткам. А несколько окровавленных, изрешеченных
пулями тел, выброшенных из машины на центральной площади Эдны, начисто
отбили у остальных желание пободаться за власть. Как ни странно, появление
"Псов" существенно снизило градус криминала на улицах, что пришлось весьма по
вкусу, как местному населению, так и шерифу Гузману, отвечавшему за покой этого
городка. Плюс, несколько тысяч долларов в простом бумажном конверте. Деньги
шериф нашел в собственном почтовом ящике, сразу же после зачисления старшей
дочери в колледж.
Так что полиции Эрнандес не боялся. Как не боялся и конкурентов, имей они
глупость объявится в Эдне. Тем более удивительной казалась ему реакция Доктора
на обыкновенного посетителя.
В дверь постучали. Док подпрыгнул, словно наступил на змею и широко открыл
рот, из которого вырвался слабый хрип. Эрнандес жестом приказал ему заткнуться и
отой ти от двери.
Массивная латунная ручка повернулась, и в кабинет вошел невысокий мужчина
в строгом сером костюме и темной шляпе, чуть сдвинутой на затылок.
- Синьор Эрнандес, я полагаю? - голос у посетителя был мягким,
доброжелательным.
Джо коротко кивнул головой и буркнул нечто похожее на "садитесь". Мужчина
одарил Эрнандеса благодарной улыбкой , но проигнорировал стоявшие у стола
кресла. Шагнув вперед, он оперся ладонями о полированную столешницу и чуть
наклонился, изучая Эрнандеса с благожелательным любопытством энтомолога,
обнаружившего доселе неизвестный вид насекомых.
От этого взгляда в голове у Джо зазвенели крохотные серебряные
колокольчики тревоги. Он слегка поерзал в широком кресле и мрачно спросил:
- Что вам угодно, синьор...
- Сервантес. Меня зовут Сервантес, как того знаменитого испанца, - мужчина в
костюме лучезарно улыбнулся.
Маленькие серебряные колокольчики уже не просто тихо позвякивали глубоко
в той области подсознания, что отвечает за интуицию. Они били набат. За время
жизни по другую сторону закона Эрнандес встречал очень разных людей . Он
общался, правда, против своей воли, с агентами ФБР и АТФ[10], ему досаждали
конкуренты и сторчавшиеся до полной потери рассудка наркоманы. Попадались и
сумасшедшие.
Джо слегка прищурился, внимательно вгляделся в лицо стоящего перед ним
мужчины, и догадка молнией сверкнула в его голове. Этот странный человек в
деловом костюме и манерами преуспевающего коммивояжера совсем его не боялся.
Он смотрел на Эрнандеса, босса "Бешеных псов" и фактического хозяина Эдны, как
добрый дедушка на забавного карапуза - внука. Невидимая ледяная рука пробежала
пальцами вдоль позвоночника Джо, а затем крепко сжала мочевой пузырь. Внезапно
ему адски захотелось отлить.
- Так что вам угодно, синьор Сервантес? - произнес Джо чужим, скрипучим
голосом. Он понимал, что угодил в волчий капкан. Единственное, что его сей час
интересовало, это цена, которую придется заплатить за освобождение.
- Не волнуй тесь, синьор Эрнандес, - голос человека в костюме по-прежнему
звучал мягко и доброжелательно. - Ничего особенного, так, пустячок, не стоящий
упоминания. - Мужчина, назвавший ся Мигелем де Сервантесом, выразительно
кивнул в сторону замершего у двери Доктора.
Джо смерил мужчину мрачным взглядом и указал своему лей тенанту на дверь.
Док удивленно округлил глаза, но, увидев выражение лица босса, послушно взялся
за дверную ручку. Человек в строгом сером костюме проводил взглядом
покинувшего кабинет Доктора, одобрительно хмыкнул и вновь повернулся к
Эрнандесу.
- Как я и говорил, моя просьба - сущая безделица. Нам нужно, чтоб вы
уничтожили несколько больших деревянных ящиков, ввезенных в Мексику с
территории США.
- Кому это "нам"? - задал вопрос Джо, цепляясь за призрачную надежду, что
перед ним всего лишь очередной сумасшедший . Человек в костюме снисходительно
усмехнулся.
- Вы хотите увидеть весомое подтверждение моих полномочий ? – и, не
дожидаясь ответа, скинул пиджак, небрежно швырнув его в ближай шее кресло.
Затем аккуратно расстегнул пуговицы накрахмаленной бежевой рубашки из
магазина модной одежды и обнажил смуглый , перевитый лентами мышц, торс. На
левой стороне груди красовался отпечаток большой черной ладони, с цифрой
тринадцать под ней .
Эрнандес глухо застонал, спрятав лицо в ладонях. Мужчина, назвавший ся
именем одного из выдающихся сынов Испании, был посланцем La EME, самой
могучей и жестокой мексиканской банды на территории современной Америки. От
них нельзя скрыться, нельзя сбежать. А главное, La EME никогда не принимает
отказов.
- Я вижу, мы поняли друг друга, - произнес гость. Без пиджака, в расстегнутой на
груди рубашке и сдвинутой на затылок шляпе, он должен был выглядеть комично,
но боссу "Бешеных псов" было не до смеха. Джо коротко кивнул. Когда же он,
наконец, взяв себя в руки, взглянул на посетителя, мужчина сидел напротив стола,
вольготно развалившись в одном из кресел для посетителей . Застегнутая на все
пуговицы рубашка вновь скрывала татуировку, и в целом синьор Сервантес
выглядел, как бизнесмен средней руки, немного уставший , но вполне довольный
прошедшим днем.
- Мы не просим оказать эту услугу бесплатно. Миллион наличными будет
доставлен сюда после успешного завершения операции. К тому же, - мужчина поднял
палец, предупреждая возможные возражения, - три солдата "Бешеных псов", я
слышал, сидят в Коркоране. У них там некоторые проблемы на расовой почве.
Эрнандес мрачно махнул рукой , подтверждая наличие проблем. Неделю назад
младшему из них, Энрике, черные изрядно расширили задний проход, пой мав в
закутке за прачечной . А после он загремел на тридцать суток в карцер, разбив
головы паре своих обидчиков. Джо пока скрывал это от рядовых членов банды, но
рано или поздно информация обязательно просочится наружу. И что тогда?
Сервантес понимающе усмехнулся.
- Если вы примете правильное решение, ваши люди навсегда будут ограждены
от подобных посягательств, - сказал он, барабаня пальцами по деревянному
подлокотнику.
 Джо согласно кивнул. Выбора у "Псов" не было, а предложенная цена могла
считаться достаточно щедрым предложением.
- Я очень рад, что мы поняли друг друга, - посланец La EME легко поднялся на
ноги и подхватил лежащий в кресле пиджак. Извлек из внутреннего кармана
сложенный пополам конверт из плотной бумаги. - Тут вся необходимая информация.
И позвольте пожелать вам удачи, - с этими словами он изящно, словно исполняя
танцевальное па, развернулся и спустя мгновение исчез за толстой дубовой дверью.

Глава 3. «Бешеные псы» (продолжение)

Услышав тихое "начали!", Хуарез, низко пригнувшись, бросился к забору,
стремясь быстрее преодолеть проклятые сто ярдов открытого пространства. За
спиной раздавался приглушенный топот ног и хриплое дыхание бегущих следом
carnales. Послышался звук падения, лязг металла сопровождаемые едва слышной
руганью. Хуарез мысленно похвалил себя за предусмотрительность. Пятью
минутами раньше он запретил «мясу» досылать патроны до выхода на огневую
позицию. Дробовики солдат были заряжены патронами "магнум", со стальной
восьмимиллиметровой картечью. На близком расстоянии такое оружие не
оставляло шанса даже тяжелобронированным бой цам штурмового отряда
Пограничной службы, превращая упакованных в жилеты солдат в неаппетитно
выглядящие куски хорошо отбитого мяса. А грохот выстрела походил на залп
гаубичной батареи. И будь у упавшего остолопа патрон дослан в патронник, падение
привело бы к выстрелу. Шум переполошил бы всех в радиусе трех миль, и прощай
секретность, здравствуй спецотряд полиции. И это в лучшем случае. В худшем их
просто расстреляют с вертолетов, словно стаю диких собак.
Достигнув забора, Хуарез припал на одно колено, восстанавливая сбившееся во
время "утиного кросса", дыхание. Когда хрипы в груди уменьшились до
приемлемого уровня, он поднял тяжелый болторез и широко разведя длинные
ручки, принялся перекусывать ржавую, сплетенную в крупную сеть, проволоку.
Спустя три минуты Хуарез отложил в сторону кусачки и, надсадно дыша, отогнул
вниз полукруглый фрагмент забора, открывая доступ на территорию складов
Пограничной службы.
Согнувшись почти что вдвое, Эрнандес шагнул в проход, слыша за спиной
приглушенное сопение Дока. Карманный пистолет двадцать второго калибра с
накрученным на ствол глушителем он держал в правой руке, чуть ниже груди. Босс
Бешеных псов был отличным стрелком, способным с десяти ярдов попасть в
сидящую на стене муху. Он, Док и Хуарез, вооруженные бесшумным оружием,
отвечали за выполнение самой сложной части этой рискованной операции.
Эрнандес осмотрелся. Рядовые "псы" сгрудились за небольшим курганом,
образованным небрежно сложенными, проржавевшими насквозь листами
гофрированного железа. Док стоял ярдах в двух позади, низко пригнувшись, сжимая
в руках свой любимый "шприц". С двухфутовым самодельным глушителем автомат
больше походил на длинный кусок водопроводной трубы, нежели на оружие.
Пой мав на себе взгляд босса, Доктор скорчил шутовскую гримасу, и кивнул вправо,
указывая на увлеченно копавшегося в своем рюкзаке Хуареза. Спустя мгновение из
недр плоского тактического наплечника появилось нечто, напоминающее большой
ледоруб на толстой рукояти. Хуарез удовлетворенно крякнул, закинул рюкзак за
спину и взял в руки "ледоруб", выставив "рукоять" перед собой . МАС 10 "Инграм", в
версии для спецподразделений оснащенный несъемным интегрированным ПБС[11],
был на редкость уродливым, но весьма эффективным оружием.
Убедившись, что все готовы, босс "псов" махнул рукой с зажатым в ней
пистолетом и мягко скользнул вперед, к задремавшему в круге света толстяку с
шевроном MSS на рукаве светло-бежевой форменной рубашки.

Рамон отчаянно скучал. Единственный , затертый до дыр номер "Пентхауса",

утащил этот жирный ублюдок Диего и сей час, наверное, заливает слюнями фото
загорелых сучек в крохотных бикини, а ему остается только зевать, до треска
выворачивая челюсть. Рамон сбросил ноги с небольшого канцелярского стола,
покрытого ожогами от выпавших из пепельницы окурков, и с наслаждением
потянулся. Несколько раз быстро наклонился, почти касаясь пальцами носков
черных форменных туфель, чувствуя, как уходит сон. Аккуратно выглянул из
небольшого окошка и внимательно изучил жирную спину сидящего под фонарем
напарника. Осторожно, стараясь не издавать лишних звуков, расстегнул черную
синтетическую кобуру. Положил правую ладонь на прорезиненную рукоять
револьвера, готовясь молниеносно выхватить оружие. Раз! И тяжелый ствол
"магнума" триста пятьдесят седьмого калибра смотрит точно в заросший длинными
сальными волосами затылок Диего. Рамон издал тихое "пух!" и с довольной улыбкой
убрал револьвер в кобуру. Выхватил, убрал. Выхватил, убрал.
Эрнандес выскользнул из тени в восьми ярдах от дремлющего на стуле
толстяка. Яркий свет фонаря позволял рассмотреть темные пятна пота,
проступившие на светлой рубашке, большой , слегка приплюснутый нос, толстые
отвисшие губы. Тонкая ниточка слюны свисала с подбородка, теряясь в складках
материи, обтянувшей жирную грудь. Босс "Псов" обхватил рукоять пистолета
обеими ладонями, чуть согнул колени, приняв классическую "стой ку Вивера".
Расстояние до цели было смешным, но Эрнандес не хотел рисковать. Хуарез тихо
скользнул вперед и замер у правого плеча босса, приготовившись броситься к окну
будки, как только будет ликвидирована первая цель. Скрывший ся за задней стеной
Доктор, уже взял под контроль растрескавшуюся дорогу, ведущую к проржавевшим
ангарам. Эрнандес поднял пистолет, наведя мушку на полускрытое длинными
волосами ухо, и дважды коротко надавил на спуск.
Рамон забавлялся, беря на прицел затылок напарника, когда ему показалось, что
Диего чуть шевельнулся на своем стуле. Рамон поспешно спрятал револьвер в
кобуру и несколько секунд напряженно искал кнопку застежки, молясь, чтоб Диего
не обернулся. За шалости с оружием вполне можно вылететь с работы, получив
вдобавок пометку "неблагонадежен". И что потом? Опять развозить мороженую
рыбу? Ну нет. Уж лучше "мулом" в картель.
Когда же, наконец справившись с застежкой , Рамон поднял глаза, холодная
волна пробежала по его спине. В окне, заслоняя собой Диего, стоял смуглый мужчина
с длинными, вислыми усами и шапкой густых, вьющихся волос. В руках он сжимал
несуразного вида автомат с коротким, толстым стволом, оканчивавшимся огромной
дырой . Рамон подался назад, схватившись за рукоять револьвера. Он тянул оружие
из кобуры, но проклятый кусок металла как будто вплавился в плотную
синтетическую ткань. С губ парня был готов сорваться пронзительный крик, когда
на стволе автомата расцвел прекрасный желтый цветок. Что-то мягко толкнуло
Рамона в грудь, ноги ослабели, и он повалился на деревянную кушетку, прикрытую
грязным, в пятнах застарелого жира, одеялом. Опустив взгляд, успел отметить, что
новая, выданная две недели тому, форменная рубашка из светлой стала темно-
красной . И почти успел удивиться этой метаморфозе, но извечная тьма уже приняла
его в свои объятия.
Эрнандес опустил пистолет и шагнул вперед, к сидящему в круге света
охраннику. Обе пули двадцать второго калибра попали чуть выше левого уха, в
тонкую височную кость, мгновенно разрушив мозг. Грузное тело все так же
восседало на стуле, толстые руки сжимали потрепанный номер "Пентхауса".
Заросшая длинными неопрятными прядями голова склонилась к правому плечу,
пятная светлый материал рубашки маленькими красными каплями. Босс "Псов"
удовлетворенно кивнул и обернулся к окну, перед которым, внимательно
осматривая помещение, стоял Хуарез. Короткая очередь, выпущенная почти в упор,
разворотила грудь симпатичного мускулистого парня, полулежащего сей час на
узкой кушетке у дальней стены будки. Эрнандес коснулся плеча своего сержанта и
молча указал в темноту, где находился ангар с так необходимым "Псам" грузом.
Вход в ангар, подсвеченный тусклой , болтавшей ся на голом проводе лампой ,
представлял собой широкие двустворчатые ворота, предназначенные для въезда
грузовиков. Сей час они были надежно заперты толстым железным брусом,
уложенным в массивные петли. Но присмотревшись, Эрнандес обнаружил
небольшую дверь, прорезанную в левой створке ворот. Если верить информации,
полученной от человека в костюме, внутри находились еще два охранника MSS и
столько же агентов пограничной службы, стерегущих несколько зеленых ящиков с
военной маркировкой . Босс "Псов" извлек из кармана шорт рацию и несколько раз
нажал на тангенту. Спустя пару минут из окружающей темноты появились
остальные бой цы, дожидавшиеся сигнала у периметра склада. Эрнандес молча
поднял левую ладонь с четырьмя вытянутыми вперед пальцами и указал
подошедшей шестерке на дверь.
Загрохотали выстрелы, слегка приглушенные металлическими стенами ангара.
А минуту спустя небольшая дверь распахнулась вновь, и на пороге появился Санчос
по прозвищу "Бык". Короткий , без приклада, дробовик был засунут за пояс джинс,
перевитые узлами мышц руки Бык скрестил над своим бритым, изуродованном
шрамами черепом. "Все чисто", - говорил этот знак.
Внутри ангара остро пахло сгоревшим порохом, кровью и простреленными
кишками. Трое из четверых находившихся в ангаре охранников лежали вокруг
перевернутого переносного стола, за которым играли в рамми[12]. Карты,
разбросанные попавшим в колоду зарядом картечи, плавали в широкой луже темной
крови, несколько раскрашенных картонных прямоугольников лежало на
растерзанных безжалостным металлом телах. Еще один охранник, отошедший ,
видимо, по нужде, лежал ярдах в десяти от двери, сжимая руками развороченный
выстрелом живот. Ноги в темных форменных брюках слегка подергивались, каблуки
скребли шершавый бетон. Док, проходя мимо, короткой очередью прервал
страдания умирающего человека.
По центру почти пустого ангара, прямо под закрепленными на стальных фермах
лампами, лежали два деревянных ящика, выкрашенных в темно-зеленый цвет. По
форме они напоминали гробы, оснащенные двумя парами ручек для переноски.
Нанесенная с помощью трафарета надпись гласила: M18A1 Claymore U.S. Army Далее
следовал ряд полустертых цифр, обозначавших, видимо, партию и год выпуска.
Эрнандес опустился на колени перед одним из ящиков и с видимым усилием открыл
удерживающие крышку замки.
Фанерные перегородки делили ящик изнутри на длинные узкие секции, в
каждой из которых располагалась чуть изогнутая пластина оливкового цвета.
Эрнандес извлек одну и прочитал на выпуклой стороне вытесненную в пластике
надпись: "front toward enemy". Мрачно покачал головой , и вернул пластину в
предназначавшуюся для нее ячей ку. Встал, отряхнул колени и повернулся к
стоящему за спиной Хуарезу.
- Это то, о чем я думаю?
- Не знаю, о чем вы думаете, босс, - ответил Хуарез, не отрывая восхищенного
взгляда от содержимого ящика, - но это чертова куча чертовых "Клей моров[13]".
Одна такая игрушка, установленная в правильном месте, легко превратит в фарш
десяток человек.
- И где можно достать подобное сокровище? - задавая вопрос, Эрнандес почти
наверняка знал ответ. И этот ответ его совершенно не радовал.
- В магазине точно не купишь. - Хуарез усмехнулся и чуть пожал плечами, как бы
признавая всю абсурдность такого предположения. - Насколько я знаю, эти красотки
доступны только "зеленым беретам".
Эрнандес присвистнул. Получается, длинные деревянные ящики украдены с
базы одного из элитных спецподразделений армии США. Воров накрыли при
переправке товара через границу, и «федералы» твердо намерены распутать это
дело. А номера на минах могут изрядно облегчить им жизнь. Теперь ясно, почему La
EME хочет уничтожить товар.
- Ладно, Хуарез, приступай , - Эрнандес махнул рукой , приказывая всем отой ти ко
входу в ангар.
Хуарез снял со спины рюкзак и опустился на колени перед лежащими на полу
ящиками. Открыв центральное отделение, извлек шесть брусков С4, клубок
спутанных проводов и завернутые в провощенную бумагу детонаторы. Установил
взрывчатку по периметру ящиков, ловко подключил пук проводов к небольшой
пластмассовой коробке, снабженной электронным табло, вроде тех, что
используются в часах. Вопросительно глянул на босса, и получив в ответ
утвердительный кивок, нажал единственную кнопку. Электронное табло мигнуло,
на нем появились красные цифры. 10.00. А мгновение спустя, начался обратный
отсчет.
- На выход, на выход! - закричал Хуарез, почти бегом бросаясь к двери.
Эрнандес уже сидел в кабине пикапа, когда территория склада озарилась яркой
вспышкой взрыва. Горячий воздух тугой подушкой ударил в грудь, издалека
слышался грохот разлетавшихся во все стороны железных листов. Мигель без
команды завел мотор «доджа», и машина, взревев двигателем, рванулась в сторону
Нуэво Ларедо.

[1] Макиладора - предприятие конвеерного типа, специализирующееся на

сборке чего либо из готовых частей . Характеризуется мизерной оплатой труда и
низким качеством выпускаемой продукции
[2] В иерархии многих мексиканских банд использовались воинские звания:
капитан, лей тенант, сержант. Доктор был teniente, лей тенант. Рядовых же бой цов
называли carnales, мясо
[3] Город, расположенный со стороны Мексики на границе, проходящей по реке
Рио-Гранде. Является «близнецом» Ларедо, города на стороне США
[4] Маленький городок в Техасе, расположенный недалеко от границы с
Мексикой
[5] Пара Орднанс – канадская оружей ная кампания выпускающая, в том числе,
кастомизированые версии знаменитых американских пистолетов. В тексте –
автоматический пистолет модели Р14-45, разработанный на базе Кольта М1911А1
[6] Ругательства на испанском: «пошел на хуй », «мне похуй », «не еби мозг».
[7] Кункен – азартная карточная игра, распространенная на территории
Мексики
[8] Хомбре (Hombre) исп. человек. В устах Франко фраза звучит как: - Эй , мужик,
ты что тут забыл?
[9] Пушерство – производное от «пушер», уличный торговец наркотиками
[10] АТФ – бюро контроля за оборотом табака, алкоголя, огнестрельного оружия
и взрывчатых веществ в США.
[11] Прибор бесшумной стрельбы
[12] Рамми – азартная карточная игра, требующая от игрока хорошей памяти и
наличия математического мышления. Для игры в рамми используется колода из 52
карт.
[13] М18А1 «Клей мор» - противопехотная мина направленного дей ствия.
Используется при обороне позиций и проведении специальных операций .
Часть вторая Главы 4 - 6
Глава 4. Клив Бриннер. Между мирами (вне времени и пространства)
Сознание возвращалось медленно. Сначала одна единственная мысль, точнее,
вопрос, загорелся крохотной искоркой в окружавшей его бесконечной тьме. "Кто я?"
Искорка пульсировала, становясь все ярче в отчаянном стремлении рассеять
окружавшую ее мглу. Спустя мгновение, секунду, тысячелетие, точнее определить
прошедший промежуток времени не представлялось возможным, искорка засияла
ярким золотым огнем, и Клив осознал себя.
С высоты птичьего полета, как это бывает только во снах, он увидел маленький
пыльный городок в окружении песчаных холмов, поросших редким кустарником и
вездесущими кактусами. Тонкая нить дороги проходила сквозь жалкое скопление
деревянных коробок, появляясь из ниоткуда и уходя в никуда. Внезапно
перспектива изменилась. Теперь Клив видел небольшую площадь, окруженную
несколькими аляповатыми строениями, увидел низкое широкое здание и несколько
человеческих фигур, замерших в пыли. С такого расстояния они больше напоминали
искусно сработанных кукол, наряженных в одежду, тщательно пошитую из обрезков,
но Клив знал, что это не так. Один мертвец, а Бриннер был убежден, что все эти
люди мертвы, лежал на боку, вытянув правую руку вперед, словно стараясь
удержать нечто, видимое только ему. Вокруг его головы растеклась большая темная
клякса, сама голова была сплющена и расколота, как перезревший арбуз, по
недосмотру упавший с обеденного стола. Второй полусидел, опершись спиной на
ступени, подбородок уткнулся в грудь, руки бессильно свисали с колен. Третий ,
настоящий гигант, лежал ничком на земле, ярдах в десяти от распахнутой двери
черного хода. Несмотря на расстояние, Клив ясно видел кровавые раны, пятнавшие
его широкую спину.
А мгновение спустя он оказался внутри здания. Еще недавно здесь шел
нешуточный бой . Сквозь пробитые пулями дыры в зал проникал солнечный свет,
осколки стекла блестели на деревянном полу. Двое мужчин курили, стоя около
изуродованного выстрелами окна, табачный дым тонкими струй ками поднимался
под потолок. Еще один склонился над лежащими около стой ки телами, внимательно
разглядывая что-то на залитом кровью полу. Вот он протянул руку, и внезапно Клив
испытал жгучее желание броситься вперед. Он рванулся, словно от этого зависела
его собственная жизнь, но мужчина уже выпрямился, а в его ладони сияло зеленое
пламя. Безжалостная вспышка света отбросила Клива прочь, в темноту.
На этот раз он помнил себя, и у него было тело. Он чувствовал холод камня, на
котором лежал, чувствовал, как занемела согнутая в колене нога. Сухой холодный
воздух пах пылью, а еще чем-то очень старым и давно мертвым. Время от времени
слышалось легкое шуршание, словно небольшой зверек пробегал мимо лежащего в
темноте человека.
А затем он услышал голос. Немного подрагивающий , чуть хрипловатый , голос
принадлежал очень старому человеку.
- Очнись, незнакомец.
 Клив шевельнулся, перекатился на бок и сел, опираясь ладонями на неровную
каменную поверхность. Спина хрустнула, затекшую ногу пронзили тысячи
крохотных булавок. В бок уперлась рукоять револьвера, короткая куртка задралась,
обнажив поясницу. Клив машинально поправил оружие и вытянул перед собой руку.
- Кто ты? Я ничего не вижу, - ответил он сиплым, каркающим голосом и зашелся
в кашле. Пересохшее горло саднило, словно засыпанное солью и толченым стеклом.
Где-то в темноте раздались шаркающие звуки шагов, послышалось тяжелое
старческое дыхание. На мгновение все замерло, потом Клив ясно услышал удары
кремня об огниво. Сноп искр на миг осветил лицо и руки склонившегося над
растопкой человека. На несколько ударов сердца вернулась кромешная тьма, а
затем, в пяти ярдах от Клива, затеплился крохотный желтый огонек. Пламя
потрескивало и разрасталось, превращаясь в небольшой костерок, маленький
островок света среди громадного океана темноты. У костра, скрестив длинные ноги,
обутые в мягкие кожаные мокасины, сидел тощий седой старик. Длинные белые
волосы, заплетенные в две толстых косы, украшали красные ленты, над левым
виском крепилось пестрое ястребиное перо. На обнаженной груди виднелись старые
шрамы, пальцы костлявых рук, изуродованные артритом, больше напоминали
птичьи когти.
- Кто ты? - повторил Клив и судорожно сглотнул, стараясь хоть как-то
увлажнить пересохшее горло.
Старик поднял на Клива взгляд. Его глаза, большие, чуть выпуклые, смотрели
холодно и отрешенно.
- Я ждал не тебя, - из голоса исчезла старческая дрожь, слова звучали
размеренно, словно удары кузнечного молота.
- Где я?! И кого ты ждал, дьявол тебя раздери?! - неуверенность и страх
отступили перед ослепляющей яростью. Клив шагнул в круг света, отбрасываемого
пламенем костра. Правая ладонь легла на рукоять револьвера, левая сжалась в
кулак.
- Ты не можешь убить того, кто и так мертв, - сидящий у костра старик произнес
эти слова ровным, безразличным тоном. - Присядь у огня, и мы поговорим.
Еще несколько мгновений Клив стоял, сверля старого индей ца пристальным
взглядом, а затем опустился на холодный камень.
Старик смотрел в огонь, пожевывая впалым, сморщенным ртом. Потом, словно
приняв решение, поднял глаза на Клива и заговорил.
- Я ждал своего внука. Могущественный амулет, одна из вещиц Бога, должен был
перенести его в это место. Но появился ты.
- Не знаю, о чем ты говоришь, старик, - мрачно произнес Клив, и сразу же понял,
что солгал. Он вспомнил себя, склонившимся над умирающим юношей , вспомнил,
как тот отчаянным усилием сорвал с шеи кожаный ремешок с висевшим на нем
камнем.
- Ты знаешь, - спокой но и твердо произнес старик. Свет костра плясал по его
лицу, превращая глубокие морщины в бездонные ущелья, заполненные тьмой . - Мой
внук мертв. Ты убил его?
Клив бросил короткий , настороженный взгляд на сидящего по другую сторону
костра индей ца.
 - Нет. Он уже умирал, когда я увидел его.
- Это хорошо, - краснокожий кивнул, длинные белые косы зашевелились на
смуглых плечах, словно гадюки - альбиносы. - Как ты получил амулет?
И Клив рассказал ему все. Старик молча слушал, лишь изредка покачивая
головой , в его блестящих, почти черных глазах читалась печаль. Когда последние
слова затихли, он протянул руку назад, в темноту, и в свете костра блеснула
вышитая бисером кожаная сумка. Индеец извлек из нее трубку с длинным прямым
чубуком, украшенную двумя черными перьями, скрепленными красной бечевой .
Потянувшись, достал из потрескивающего костра небольшую веточку с пляшущим
на конце язычком пламени и поднес к чашке, наполненной темно-коричневыми
листьями. Глубоко затянулся, выпустив густое облако синеватого дыма. В
прохладном, сухом воздухе запахло можжевельником.
Старик в молчании докурил трубку, выбил тлеющий пепел на каменный пол, и
не поднимая глаз, спросил:
- Он был плохим человеком?
- Да. И заслужил смерть, - слова давались Кливу с трудом, язык превратился в
толстую шершавую колоду.
Долгое время слышалось лишь потрескивание веток в костре да тяжелое
дыхание старика. Наконец он поднял глаза и начал рассказ.
- Кваху рос хорошим, добрым мальчиком. Ловкий и смелый , он обещал стать
великим воином, а может быть, даже легендой своего племени. Я любил его. И в
своей любви стремился уберечь от смерти. Когда Кваху исполнилось пятнадцать, я
украл камень Бога, способный спасти любого, кто носит его от неминуемой гибели.
Шаману легко сделать такое. Я отдал амулет внуку и рассказал, как использовать
камень. В момент, когда смерть стоит за плечом, нужно раздавить амулет, и он
перенесет тебя в место, где даже Великий Дух не имеет власти. Но я ошибся. Смерти
не избежать, можно лишь отсрочить ее. А год спустя пришли бледнолицые, такие
как ты, незнакомец. У них были винтовки и злые алчные глаза. Кваху ушел с ними, -
индеец горестно покачал головой и замолк.
- Где я? И что со мной будет? - раздражение и злость оставили Клива, вновь
уступив место неуверенности и страху.
- Мы находимся в месте меж двумя мирами, миром живых и миром мертвых.
Когда костер догорит, ты вернешься к живым, а я - в ледяные земли духов. И мне не
дано знать, что будет с тобой , мне неведома даже моя судьба. Все решит Великий
Дух, - старик беспомощно пожал костлявыми плечами.
- Но я христианин, при чем тут индей ский божок? - в голосе Клива слышались
страх и недоумение.
- Богу нет дела до того, как зовут его дети. Христос, Яхве, Великий Дух, это лишь
некоторые из тысяч имен. Но все, что с нами случается, случается лишь по воле Его, -
заметив удивление во взгляде собеседника, индеец едва заметно улыбнулся. - Мне
многое открылось с тех пор, как я покинул твой мир.
Клив недоверчиво кивнул, не осмеливаясь, однако, возразить. А его собеседник
между тем потянулся, разминая затекшие мышцы, и поднялся на ноги, оказавшись
на две головы выше маленького стрелка. Нагнулся, поднял с пола расшитую бисером
сумку и протянул ее над костром.
 - Возьми, незнакомец. Она понадобиться тебе в том месте, куда ты направишься,
- и заметив удивление в глазах Клива, добавил: - Так сказал мне Великий Дух.
Бриннер взял сумку, ощутив под пальцами поверхность хорошо выделанной
кожи. Для своих размеров сумка была тяжелой , словно внутренности ее заполняли
железные слитки.
- А теперь, тебе время идти. - Клив заметил, что тело старика таяло, словно кто-
то постепенно менял плоть на колышущий ся полупрозрачный туман. Костер в
последний раз ярко вспыхнул и с громким треском взорвался, разметав вокруг яркие
звездочки искр. Спустя мгновение, погасли и они.

Глава 5. Тэдд вспоминает

Тэдд Абрахем, а для большинства коренных жителей Эдны просто Толстяк
Тэдди, был крупным лысеющим мужчиной с выдающихся размеров животом и
походкой медвежонка из мультфильмов студии Диснея. Летом он продавал
каменные наконечники и индей ские ковры туристам, зимой , когда поток
отдыхающих иссякал, давал на прокат кассеты со старыми фильмами. Он любил эти,
давно снятые с экранов картины, и как ребенок радовался каждому новому
поступлению. Но особенно Тэдду нравились вестерны. Хорошие парни на быстрых
как ветер конях, сладкоречивые злодеи и длинные смертоносные револьверы. В его
личной коллекции был даже "Мустанг" с Патриком Уэй ном. Сегодня Тэдд сидел в
большом плетеном кресле, стоящем между витриной со стрелами апачей и
манекеном, украшенным парадным головным убором вождя семинолов.
Покупателей не было, маленький торговый зал пустовал. Мерное жужжание
вентилятора навевало сон, и он сладко зевал, широко раскрывая рот. Наконец голова
Тэдда упала на грудь, и он провалился в ту легкую полудрему, где сознание
балансирует на тонкой грани яви и сна. Перед внутренним взором замелькал
хоровод картинок, напоминая о дне, когда он приехал в Эдну.
Приехал он, разумеется, не один. В тот день за рулем скрипящего и кашляющего
густым синим дымом «Ford Bonus Built», гордо восседала миссис Мари Абрахем в
строгом коричневом платье и маленькой соломенной шляпке, лихо заломленной на
бок. Пикап, когда-то нежно голубого цвета, покрывали ржавые разводы, а в правом
крыле зияло несколько больших, неправильной формы, дыр. В открытом кузове,
состоявшем наполовину из проржавевших листов железа, наполовину из
потемневших от непогоды и времени досок, лежало несколько потрепанных
фанерных чемоданов и пара туго набитых мешков. Все пожитки семей ства Абрахем.
Лихо запарковавшись перед двухэтажным зданием почты, Мари, она настаивала,
чтоб ее имя произносили именно так, на французский манер, вышла из кабины, и с
гордо поднятой головой толкнула узкую деревянную дверь, ведущую в жаркий
полумрак конторы.
В кабине пикапа на месте пассажира сидел высокий худой подросток с широким
скуластым лицом и немного растерянным взглядом больших голубых глаз. Белую,
как это бывает у очень светлых блондинов, кожу покрывала щедрая россыпь
юношеских прыщей , отчего казалось, что на щеках юноши играет лихорадочный
румянец. Длинными, почти изящными пальцами он сжимал тощие колени,
обтянутые потертыми коричневыми брюками. Парень заметно нервничал.
 Билл Джоли, второй помощник шерифа Эдны, как раз заканчивал свой
обильный , состоящий из трех блюд ленч, когда у почтового отделения остановилась
эта старая, насквозь проржавевшая колымага. Он проводил взглядом крупную,
словно тесаную из камня женщину в глухом темном платье и маленькой дурацкой
шляпке, пока та не скрылась за дверью здания с надписью "Почта".
- Гм, кто бы это мог быть? - Билл часто говорил, что знает всех жителей городка
в лицо, и надо сказать, был недалек от истины. Он был уверен, что припаркованный
напротив закусочной пикап не принадлежал никому из местных, а приезжие всегда
вызывали у помощника шерифа подозрения. Билл заказал еще один кусок
яблочного пирога и приготовился ждать.
А в это время миссис Абрахем, «Мари, зовите меня просто Мари,» уже во всю
щебетала с Аннет Роуди, занимавшей ся в это время дня сортировкой поступившей
корреспонденции. Почти ровесницы, они довольно скоро отбросили официальное
"миссис" и уже не стесняясь, звали друг друга по именам. Мари интересовалась
работой , "любой работой , Аннет, я не какая то городская белоручка" и дешевым
жильем, где она могла бы снять комнату для себя и сына. Когда же Аннет, путаясь в
словах, робко поинтересовалась, когда прибудет мистер Абрахем, Мари спокой но
ответила:
- Никогда, милая, никогда.
- О... - только и смогла произнести Аннет. Она густо покраснела, сообразив,
насколько бестактно прозвучал этот вопрос.
Но Мари, заметив ее пунцовые щеки, лишь махнула рукой .
- Не стоит переживать, дорогая, вы меня не обидели. Реджи любил меня, а я без
памяти любила его. Наверное, люблю и сей час. Но он умер. Упал прямо в прихожей ,
когда собирался вый ти из дома и ехать на завод. Он был управляющим, знаете ли.
Доктор сказал, что с ним случился удар. Нервы, много работы, очень мало отдыха. Я
не смогла выплатить закладную на дом, и нас вышвырнули вон. - Мари пожала
плечами и чуть виновато улыбнулась. - Теперь мне нужна работа.
Аннет Роуди усадила Мари на разболтанный скрипучий стул за конторкой ,
заваленной пачками еще не рассортированных писем, а затем скрылась за
небольшой дверью, ведущей вглубь дома. Спустя пару минут она вернулась с двумя
запотевшими стаканами кул-ей да[1], в которых тихо позвякивали прозрачные
кубики льда.
- Не желаете освежиться? Жара сегодня просто несусветная, - она протянула
Мари один из стаканов с прохладительным напитком. - С работой , я думаю, тоже
смогу помочь. Мистер Харрисон набирает рабочих на ткацкую фабрику, это на
восточной окраине города. Не знаю, правда, подой дет ли вам такое. - Аннет виновато
взглянула на Мари. Та улыбнулась в ответ и накрыла руку Аннет своей ладонью.
Ладонь была сильной и твердой , на коже у основания пальцев ощущались
утолщения застарелых мозолей .
- Наверное, я позабыла сказать, но Реджи умер четыре года назад.
Билл Джоли успел доесть свой кусок яблочного пирога, запив его большой
чашкой горячего кофе, а женщина, зашедшая в здание почты, все так же оставалась
внутри. Он бросил на стол две долларовые бумажки, немного подумав, прибавил к
ним четвертак и закряхтев, встал с низкого диванчика. Поправив широкий ремень,
почти невидимый под необъятным животом, еще раз посмотрел в окно на стоящий
на противоположной стороне улицы пикап и направился к выходу.
- Кого-то ждешь, сынок?
Тэдд вздрогнул и резко выпрямился, больно ударившись шеей о жесткую
спинку пассажирского сиденья. Поглядев в окно, он увидел невысокого плотного
человека с пятиконечной звездой шерифа, приколотой к карману бежевой
форменной рубашки. Человек внимательно изучал его слегка прищуренными
карими глазами, левой рукой он опирался на пассажирскую дверцу пикапа, а
правая... Тэдд присмотрелся и с ужасом понял, что правая рука человека лежит на
рукояти большого черного револьвера.
- Нннет, сэр, то есть, да, сэр, - заикаясь, промямлил Тэдд. Он понимал, что такой
ответ навряд ли удовлетворит человека с револьвером.
Билл Джоли скривил губы в протокольной улыбке номер один: «Не верю ни
одному твоему слову». Мальчишка в машине подался назад, подальше от окна, и
Билл уже пожалел, что так круто прессанул беднягу. В конце концов, это же
обыкновенный пацан! Он уже хотел сказать что то ободряющее, ну, вроде: "Да не
пугай ся ты так, сынок. Я просто хочу задать пару вопросов.", когда взгляд паренька
сместился за правое плечо Билла, а из-за спины раздался приятный женский голос:
- Я могу чем-то помочь, офицер?
Он обернулся и отступил в сторону, еще крепче сжав рукоять револьвера. Перед
ним стояла женщина, что почти час назад вошла в здание городской почты. Высокая,
чересчур плотная, она смотрела на Билла без опасения и страха. Прядь волос цвета
спелой соломы прилипла к вспотевшему лбу, вокруг больших чуть выпуклых глаз
собрались морщинки едва заметной улыбки. Билл Джоли наконец убрал ладонь с
револьвера и коснулся пальцами полей своего новенького «стетсона».
- Доброго дня, мэм. Вы не местная, как я понимаю?
- Вы удивительно догадливы, офицер, - уголки тонких губ приподнялись,
превратив ее почти что в красавицу. Она чуть растягивала слова, как часто делают
уроженцы южных штатов. - Мари Абрахем, вдова. А молодой человек, которого вы
собираетесь арестовать, мой сын Тэдд. Не стоит трудиться, он абсолютно безопасен,
- и женщина протянула стоящему перед ней стражу порядка руку.
- Помощник шерифа Джоли, мэм. Рад нашему знакомству. - Билл с удивлением
отметил, что отчаянно хочет понравиться миссис Мари Абрахем. Такого с ним еще не
бывало.
- Быть может, офицер Джоли подскажет бедной вдове, как проехать к фабрике
мистера Харрисона? - теперь Мари не старалась скрывать улыбку. Губы чуть
приоткрылись, демонстрируя мелкие ровные зубки, в синих глазах плескалось
веселье.
Покраснев от смущения, как брошенный в кипяток рак, Билл Джоли указал
дорогу, а прощаясь, пожелал миссис Абрахем удачного разговора с хозяином.
Разговор с мистером Харрисоном не занял у Мари много времени, и к вечеру
семей ство Абрахемов уже обустраивалось в небольшой , но чистой комнатке
рабочего общежития. А к концу лета, когда Тэдду пришло время идти в школу, они
перебрались в двухкомнатную квартирку почти в центре города. Мари уже не стояла
у станка, а работала в офисе шефа, отвечая на телефонные звонки и разбирая
корреспонденцию. Тэдд тоже не бездельничал. По понедельникам и средам он
разносил экземпляры "Покупателя", зарабатывая пять долларов в неделю. А после
уроков стриг лужай ки и выбивал ковровые дорожки за четвертак в час. В школе он
не блистал, но оценки позволяли ему успешно переходить из класса в класс. Когда
же, спустя два года, исчезла пятнавшая лицо угревая сыпь, девчонки
общеобразовательной школы Эдны решили что Тэдд хорошенький . Не такой , как
Дин Флеминг, капитан "Волков", но вполне ничего.
Тэдд заворочался в кресле. На смену картинкам простой , и наверное, счастливой
жизни, пришел образ дождливого ноябрьского дня, дня похорон его матери.
Мари Абрахем умерла четвертого ноября, спустя пять лет после переезда в Эдну.
Последний год у нее барахлила печень, но всегда жизнерадостная Мари с улыбкой
отмахивалась от робких советов Тэдда обратиться к врачу.
- Мой мальчик, ну что со мной может случиться? Возможно, вчерашнее жаркое
было чуть жирнее, чем требовалось, вот и все. Видишь, мне уже лучше, - с улыбкой
говорила она, ласково поглаживая щеку сына, на которой уже пробивался тонкий ,
почти прозрачный , пушок.
И дей ствительно, что могло с ней случиться? Мари Абрахем никогда не курила,
считая дымящих женщин немного вульгарными. А из спиртного предпочитала бокал
красного вина в ресторанчике "Уютный уголок", где они обедали с Тэддом по
пятницам, отмечая конец рабочей недели. И он верил словам матери, как привык
верить со дня смерти отца, хотя червячок сомнения ни на секунду не переставал
точить его сердце.
А полтора месяца назад он проснулся посреди ночи от низкого хриплого воя,
прерываемого сиплыми вдохами. Эти ужасные звуки доносились из соседней
комнаты, где спала мать. Тэдд вскочил с кровати, и пошатываясь, бросился к двери.
А распахнув ее, в ужасе замер на пороге. Мари лежала на краю широкой кровати,
свернувшись калачиком и подтянув колени к подбородку. Ладони рук прижаты к
правому боку в том месте, где оканчиваются ребра. Глаза ее были широко открыты,
зубы стиснуты, на губах пузырилась слюна. Тэдд, не раздумывая, бросился к
телефону.
Мари Абрахем провела в больнице пять дней . Доктор Рай ли, ее лечащий врач,
снял спазмы болеутоляющими инъекциями и теперь корпел над результатами
анализов, сегодняшним утром прибывших из медицинской лаборатории Остина.
В тот день Тэдд читал матери "Черную стрелу" Роберта Стивенсона. Он сидел на
выкрашенном в белый цвет стуле у изголовья больничной кровати, на которой под
легкой простыней лежала Мари. Чувствовала она себя хорошо, на еще вчера бледное
лицо вернулся румянец.
- Я вполне могла бы почитать сама, но эти иголки, - она с виноватым видом
кивнула на руки, к которым тянулись прозрачные трубки капельниц, - не дадут мне
удержать книгу. Тем более, листать страницы.
Тэдд успел прочесть не менее пятидесяти страниц, когда в палату заглянул
доктор Рай ли. Он справился о самочувствии миссис Абрахем, проверил уровень
жидкости в висящих на штативах склянках, и бодрым голосом похвалил цвет лица
своей подопечной . Мари улыбнулась в ответ, заверив, что чувствует себя прекрасно.
Врач удовлетворенно кивнул, а потом направился в коридор, поманив за собой
Тэдда.
- Иди дорогой , - с улыбкой произнесла мать, - поговори с доктором. И спроси,
когда меня выпишут. Я прихожу в ужас от мысли, какая гора бумаг ждет меня в
приемной мистера Харрисона.
Доктор Рай ли ждал Тэдда, стоя в небольшом закутке между фонтанчиком с
питьевой водой и телефонным аппаратом внутренней связи.
- Мне тяжело говорить это, молодой человек, - начал он, едва Тэдд подошел. -
Ваша мать смертельно больна. - Рай ли выпалил эту ужасную новость не поднимая
глаз, словно в случившемся с Мари Абрахем была и его вина.
Несколько мгновений Тэдд стоял, не в силах осознать услышанное. Его мать
умирает! Нет, нет, это какая то ошибка! Мысли проносились в голове, не позволяя
сосредоточиться. Невидимый кулак нанес мощный удар в живот, вышибая воздух из
легких.
- Как, доктор? - едва слышный шепот сорвался с его губ. - Она хорошо выглядит
и прекрасно себя чувствует! Я только что читал ей ...
- Обезболивающее и питательный раствор. Ее печень почти полностью
разрушена. Через месяц она не сможет принимать обычную пищу. А затем... - Рай ли
по-прежнему не отрывал взгляда от носков своих туфель.
- Но что случилось?! - теперь голос Тэдда почти срывался на крик.
Врач поднял на него глаза и успокаивающе дотронулся до плеча.
- Тише, молодой человек. Двери в палатах тонкие, она может услышать. - Рай ли
сокрушенно покачал головой . - У миссис Абрахем очень редкий случай вирусного
гепатита. Симптомов болезни нет, пока не становиться слишком поздно. Вы
говорили, она жаловалась на боли в правом подреберье?
Тэдд кивнул. Доктор глубоко вздохнул и продолжил:
- Мы можем побороться за пол года, максимум, за год. Вашей матери придется
быть тут, под капельницами, все это время. Но решение, безусловно, остается за ней .
А теперь идите. Прочитай те Мари еще несколько глав, а потом сошлитесь на дела. Я
поговорю с ней во второй половине дня, и лучше, чтоб вас рядом не было.
Тэдд открыл рот, готовясь возразить, но врач повторил:
- Поверьте, так будет лучше для нее, - и мягко подтолкнул Тэдда в сторону
палаты. - Идите, и постарай тесь улыбаться.
В больнице Мари не осталась.
- Тэдд, дорогой , пой ми, - ее рука гладила светлые волосы сына, стоящего на
коленях у изголовья больничной кровати, - я не хочу продлевать страдания. Доктор
Рай ли сказал, что через несколько дней наступит резкое ухудшение.
- Мам, - тихо всхлипывал Тэдд, уткнувшись мокрым от слез лицом в плечо Мари
Абрахем. - Если бы я заставил тебя обратиться к врачу! Если б доктор Рай ли... - его
голос сорвался на приглушенные рыдания.
Пальцы Мари, еще почти такие же сильные, как раньше, ухватили Тэдда за
подбородок и слегка приподняли вверх. Он поднял красные, полные отчаяния глаза
и посмотрел в лицо матери. Всегда белая кожа отдавала болезненной желтизной ,
широкие скулы теперь выдавались двумя высокими холмами, но взгляд чуть
выпуклых глаз был полон любви и нежности.
 - Если бы, да кабы, - произнесла Мари сильным, чуть хрипловатым голосом, - не
имеют никакого значения, сынок. - "Не две ли малые птицы продаются за ассарий ? И
ни одна из них не упадет на землю без воли Отца вашего; у вас же и волосы на голове
все сочтены", - чуть на распев прочла она строки Святого писания.
Домой Мари Абрахем привезли в медицинском автомобиле, где она, одетая в
свое любимое платье, полулежала на протяжении всего недолгого пути. Но когда
санитары взялись за ручки каталки, Мари отрицательно покачала головой .
- Я еще могу прой ти несколько ярдов, - сказала она и аккуратно опустила ноги
на покрытый резиной пол автомобиля. Тэдд осторожно обнял мать за талию и помог
подняться. Мари Абрахем вышла на улицу и в последний раз поднялась на крыльцо
своего дома.
Следующие несколько недель слились для Тэдда в один не прекращающий ся ни
на секунду кошмар. Он экстерном прошел курс ухода за лежачими больными, без
ошибки попадал иглой в тонкие как нитки, вены на исхудавшей руке Мари. Кормил
мать с ложечки, подложив под спину несколько взбитых подушек. Выносил судно и
обтирал влажной марлей когда-то крепкое, а теперь словно высохшее тело.
В деньгах они не нуждались. Мистер Харрисон навестил Мари в конце первой
недели ее пребывания дома и оставил пухлый конверт из оберточной бумаги,
плотно набитый пятерками, десятками, даже двадцатками. Священник
методистской церкви, чьими прихожанами были Абрахемы с дня приезда в Эдну,
связался с доктором Рай ли, и теперь Тэдд два раза в неделю получал большой
картонный ящик, доверху заполненный банками для внутривенного вливания,
ампулами с обезболивающим и антисептической присыпкой от пролежней . А Рон
Джонсон, хозяин маленького сувенирного магазинчика, в котором по пол дня
работал Тэдд до болезни матери, обещал сохранить место до "успешного
разрешения ситуации". Сообразив, что сказал, Рон залился пунцовой краской и отвел
глаза.
Несколько раз к Мари приходили женщины, в том числе и Аннет, принося с
собой плетеные корзинки с домашней снедью. Она вежливо благодарила подруг, а
после их ухода Тэдд перекладывал домашние пироги, мясо и курицу в старый
холодильник, занимавший большую часть места на их небольшой кухне. Мари уже
не могла есть обычную пищу. Она питалась белесой безвкусной кашицей ,
составленной доктором Рай ли из сухой детской смеси и точно отмеренной дозы
противорвотного.
Во время своих редких и кратких выходов в город Тэдд ловил на себе
сочувствующие взгляды людей . «Бедный , бедный парень, туго же ему приходится»
Или: «Мари была такой милой женщиной . Мы все ее любили.» Эти взгляды словно
липли к нему, лишая способности думать и дышать. «Почему любили? Она еще
жива!» - хотелось кричать в эти скорбные лица, в опущенные к земле глаза. Но
самым страшным временем были ночные часы. Часы, когда он без сна лежал на
застеленной кровати, прислушиваясь, как стонет во сне Мари. Тэдд чувствовал, что
здравый рассудок, капля по капле покидает его.
И когда наступил конец, Тэдд встретил его с облегчением. Он ни за что не
признался бы и самому себе, но в миг, когда понял, что лежащая среди смятых
простыней женщина мертва, его обдала странная смесь ужаса, горя и... радости.
 Мари умерла во сне. "Смерть праведника, дарованная Господом нашим в награду
за достой но прожитую жизнь", - сказал высокий сухопарый мужчина, стоявший
слева от Тэдда. Он сочувственно прикоснулся пальцами к рукаву промокшего под
дождем плаща. Тэдд с трудом вспомнил, что фамилия мужчины - Рай ли. "Лечащий
врач его матери. Лечащий врач. Лечащий кого?" - мысль эта крутилась в голове, как
постепенно сбавляющий обороты волчок. Еще пара мгновений и он упадет на пол,
где замрет в неподвижности. Тэдд чуть кивнул головой , не отрывая глаз от
небольшого холмика свежей земли, окруженного пожухлой рыжей травой . Холодные
капли дождя стекали по его лицу, и смешиваясь со слезами, падали на грудь.
Вереница призрачных фигур, затянутых в черное, проходила мимо, касаясь его
рук, плеч, спины, шепча слова утешения. Тэдд молча кивал в ответ, раз или два ему
даже удалось растянуть губы в неком подобии благодарной улыбки.
Сколько прошло времени, Тэдд не знал. Призрачные фигуры давно растаяли в
тумане, окутывавшем сознание, оставив его один на один с невысоким земляным
холмиком. Неожиданно чья-то маленькая, но сильная рука сжала его предплечье,
теплые губы коснулись мокрой щеки. Беверли Джонсон стояла рядом, почти касаясь
грудью его груди, и глядела в лицо серьезными карими глазами. Пой мав ответный
взгляд Тэдда, она осторожно потянула его за руку к узкой асфальтовой дорожке, где
около темно-вишневого «бьюика» терпеливо мок под дождем Рон Джонсон.

Глава 6. Звонок
Из сна Тедда вырвало пронзительное дребезжание допотопного дискового
телефона. Он широко зевнул и зашаркал в направлении неугомонного куска
пластмассы, когда на лестнице, ведущей в жилую часть дома, показалась смуглая
мордашка Беверли младшей .
- Пап, пап, телефон! - громкостью голоса эта юная леди почти превзошла
разрывавший ся в углу аппарат.
Тэдд с улыбкой посмотрел на смеющуюся дочь и снял трубку.
- Алло, сувенирный магазин семьи Абрахем! Чем могу вам помочь? - с клиентами
Тэдд предпочитал общаться бодрым, веселым голосом, считая, что такой подход
внушает доверие. Он обернулся к дочери, весело подмигнул ей и сделал вид, что
подсекает воображаемую рыбешку. Несколько секунд в трубке царила тишина,
прерываемая лишь легким потрескиванием, а затем что-то громко щелкнуло.
- Мистер Абрахем? - говоривший немного гнусавил, словно умудрился
подхватить насморк в самый разгар лета. - Я говорю с мистером Абрахемом?
Улыбка сползла с лица Тэдда. Человек с таким голосом не звонит узнать цену на
каменный наконечник или индей ский ковер ручной работы.
- Да. Я Абрахем. Чем могу вам помочь?
- Вы должны деньги одному весьма уважаемому человеку, мистер Абрахем. И
довольно крупную сумму. Он хочет их получить назад, - в трубке послышался легкий
смешок. - Завтра.
Тэдд задохнулся, словно боксер, пропустивший хорошую серию в корпус.
Колени его ослабели, а желудок скрутил болезненный спазм.
- Но послушай те, мистер! Дик Росси посчитал мне двой ную ставку! У меня нет
этих денег! В понедельник я пой ду в банк и возможно...
 - Я не бухгалтер, Тэдд. Вы позволите себя так называть? - говоривший сделал
паузу, дожидаясь ответа, а услышав в трубке невнятное мычание Абрахема,
продолжил. - Мне не интересна причина возникновения долга, хотя я знаю, зачем вы
занимали деньги, и знаете что, Тэдд? Я считаю, что вы поступили как настоящий
мужчина. А настоящие мужчины всегда платят свои долги. Вы согласны?
- Но это незаконно! - проблеял в трубку Абрахем, и сам поразился, насколько
жалко и неубедительно прозвучали его слова.
- И последнее, - из голоса говорившего исчезла глумливая доверительность,
теперь он звучал по деловому сухо. - На случай , если у вас не будет денег, со мной
придет адвокат мистера Росси. Вы подпишите бумаги на дом, и будете полностью
свободны от обязательств. Но. Если. Вам. Придет в голову мысль обмануть мистера
Росси, советую вспомнить про своих дочерей . Две очаровательные чикиты, - в трубке
щелкнуло, и Тэдд услышал короткие гудки отбоя.
Он не знал, сколько времени простоял у конторки, привалившись спиной к
стене, сжимая в побелевшей от напряжения ладони телефонную трубку. С улицы
доносились звонкие голоса играющих в "классики" детей , где-то лаяла собака,
возможно, Грег. Тэдд ясно представил себе, как золотистый ретривер несется за
летящим над землей фрисби, а соседские ребятишки радостно пищат, подбадривая
игроков.
Образ бегущей по зеленой траве собаки, каким-то магическим способом
разрушил эмоциональный паралич Тэдда. Он с некоторым недоумением вгляделся в
сжатую в руке трубку, поднес крохотный динамик к уху. Услышав короткие гудки
отбоя, аккуратно вернул трубку на металлические рожки и окинул взглядом
торговый зал магазинчика.
- Пап, кто это был? - в голосе Беверли звучал легкий испуг. Ее отец, всегда
улыбчивый и веселый , сей час походил на большой надувной шар, из которого
наполовину выпустили воздух. Покрытые жирком, но все еще мощные плечи
бессильно ссутулились, руки с широкими сильными ладонями свисали по бокам,
словно плети. Кожа посерела, лицо приобрело неживой , пепельный оттенок.
- Рекламный агент. Предлагал купить колонку в его каталоге. - Тэдд через силу
улыбнулся. Беверли недоверчиво смотрела на него большими карими глазами
матери. - Где Эн Мари?
- В парке, с младшим Мири. Ты сам ее отпустил.
- Да, да, я вспомнил. А теперь иди к себе, поиграй . Папе надо подумать.
Беверли окинула его встревоженным взглядом и скрылась за поворотом
лестницы. Босые ноги прошлепали по короткому коридору, затем послышался тихий
скрип давно не смазанных петель.
Тэдд отлепился от стены и прошаркал к креслу. Рука сама нащупала
подлокотник, и он с легким стоном опустился на сиденье. Сознание Тэдда, еще
частично парализованное ужасом, включилось в работу, перебирая доступные
варианты решения проблемы.
Спустя полгода после смерти мужа, Мари Абрахем все еще отчаянно боролась за
их маленький домик на западной окраине Детрой та, хотя было ясно, что страховка
не покроет и половины банковских выплат. Отцовский «Buick Century» пятьдесят
четвертого года ушел с молотка в конце третьего месяца, через неделю после того,
как молодой человек в синей форме курьера вручил матери большой , ярко-желтый
конверт с чернильным штемпелем на лицевой стороне. Затем исчезло кольцо с
крупным синим камнем, которое миссис Абрахем носила на правой руке. Спустя еще
месяц пришел черед золотого распятья на толстой витой цепочке. Почти все время
мать проводила в здании профсоюза, пытаясь оспорить сумму выплат по страховому
полису отца.
В одну из суббот, возвращаясь с прогулки, Тэдд увидел мать, стоящую на пороге
их дома. Перед ней , двумя ступеньками ниже, находился маленький круглый
господин в очках без оправы и дорогом клетчатом костюме. В левой руке он держал
лакированный портфель крокодиловой кожи с двумя большими замками из желтого
металла. Правая оживленно жестикулировала, очевидно, подчеркивая важность
произносимых слов. Впоследствии Тэдд не смог объяснить свой поступок даже
самому себе. Низко пригнувшись, он нырнул за плотную стену зеленой изгороди,
протянувшей ся вдоль подъездной дорожки их дома. Стараясь не произвести ни
звука, он стал на четвереньки, и пополз в сторону стоявших на крыльце взрослых.
- Миссис Абрахем, вы не понимаете! Это дело затратно, но не безнадежно. В
случае выигрыша, а наша фирма почти гарантирует выигрыш, вы сможете
сохранить дом.
- Но вы хотите пятьдесят процентов от суммы страхового полиса, - голос Мари
звучал сухо и неприязненно. - Половину денег за смерть моего мужа.
- Милая, - мужчина в дорогом костюме перешел на доверительный тон, - вы
должны понять, что услуги нашей юридической фирмы стоят не дешево. А вы
получите на пятнадцать тысяч больше, чем сей час. Надо только подписать расписку.
Затраты, вы ж понимаете.
На несколько минут воцарилось молчание. Толстый человечек на нижней
ступеньке крыльца нетерпеливо переминался с ноги на ногу, а один раз приподнял
рукав пиджака, демонстративно вглядываясь в блестящий золотом хронометр на
широком браслете. Наконец мать нарушила молчание.
- А что будет, если вам не удастся выиграть дело? Как я заплачу?
Толстяк в костюме неопределенно пожал плечами.
- Юриспруденция, миссис Абрахем, далеко не точная наука. Очень вероятно, мы
выиграем дело, но может вмешаться Его величество случай . У судьи может
случиться запор, а у присяжных разболятся головы. В любом случае, полис покроет
наши затраты.
- Хотите сказать, ваши? А, я, значит, останусь ни с чем? Даже меньше, чем ни с
чем? - в голосе матери Тэдд не услышал вопросительных интонаций .
Толстяк опять пожал плечами.
- Все может быть, милочка.
- В таком случае, прошу покинуть мой дом. - Мари подняла подбородок и указала
рукой в сторону дороги. Притаивший ся среди кустов Тэдд хорошо знал это
выражение лица. В такие моменты мать, обычно мягкая и снисходительная,
становилась тверже гранита.
Толстяк злобно сверкнул очками.
- Пока ваш дом, милочка, пока, - и комично подпрыгивая, затрусил по усыпанной
гравием дорожке.
 Позже, на кухне, когда мать готовила сандвичи с арахисовым маслом, Тэдд
решился задать мучивший его вопрос.
- Мам, тот человек предлагал нам деньги?
Мари Абрахем быстро взглянула на сына. В ее глазах читалось раздражение и
злость. Щеки Тэдда покраснели, он втянул голову в плечи, ожидая резкой отповеди.
Но злость на лице матери сменила неуверенность, а потом она улыбнулась. Совсем
чуть-чуть, краешком рта, отчего улыбка вышла беспомощной и немного жалкой .
- Нет, Тэдди, на самом деле, нет. - Мари потрепала сына по макушке, слегка
взъерошив светлые волосы. - Он хотел забрать наши.
- Но я слышал, - возразил было Тэдд, нетерпеливо ерзая на своем стуле. - Он
предлагал...
- Такие люди ничего не предлагают, - мать беспомощно пожала плечами. - Они
могут только отнимать. Они ищут семьи, что попали в беду и приходят к ним, пока в
доме еще не высохли слезы. Внимательно слушают, сочувственно кивая в нужных
местах, а после начинают говорить. Люди вытирают слезы, в их сердцах расцветает
надежда. Потом подписывают несколько листков, вовремя извлеченных из
солидных портфелей . А затем бац! - Мари хлопнула в ладони, имитируя звук
лопнувшего воздушного шарика, - и остаются ни с чем.
- Ты ничего не подписывала? - с ноткой паники в голосе, спросил Тэдд.
Мать с улыбкой покачала головой .
- Я прогнала этого человека, велела ему забыть дорогу в наш дом.
Тэдди, маленький Тэдди десяти лет от роду, облегченно выдохнул и, повинуясь,
внезапному порыву, крепко прижался к матери. Большой Тэдд, сорока одного года
от роду, застонал, как от мучительной боли. События годичной давности нахлынули
на него, словно бурный поток мутной , ледяной воды.
Беда пришла, когда ее совсем не ждали. Старая, избитая истина, существующая с
момента, когда волосатое сгорбленное существо, отложив дубину, впервые осознало
себя человеком. Беды не ждет никто. А в особенности, счастливцы.
Чету Абрахемов с полным на то основанием можно было назвать счастливой
семьей . Бизнес Тэдда, перешедший ему от тестя, был маленьким, зато не
обремененным кредитными обязательствами, и приносил достаточно средств для
безбедной жизни четырех человек. Миссис Беверли Абрахем, такая же строй ная, как
в день их знакомства, вела хозяй ство подобно опытному рулевому, искусно минуя
стремнины банковских ссуд и бурлящие белой пеной пороги напрасных финансовых
трат.
Эн Мари и Беверли младшая, родившиеся, соответственно, на четвертом и
седьмом году брака, были на удивление здоровыми детьми, не доставившими
родителям никаких хлопот даже в первый , самый сложный год своей жизни. Тэдд
часто шутил, что отменное здоровье девочки унаследовали от матери, и в этом была
немалая доля истины. Беверли Абрахем, в девичестве Джонсон, не страдала ничем
тяжелее простуды, подхваченной однажды, в первый год их брака. В тот день
непрестанно лил дождь, и они с Тэддом основательно вымокли, меняя пробитое
колесо «бьюика» Рона, одолженного для поездки в каньон Рио Гранде. По
возвращении Тэдд провел пять мучительных дней , валяясь в кровати под двумя
толстыми одеялами, в то время как уже выздоровевшая Беверли помогала отцу с
магазином. Захлебываясь изнуряющим кашлем, он слышал веселый смех жены,
доносивший ся с первого этажа дома, отведенного под магазин. Они были по-
настоящему счастливы.
Однажды ночью Тэдду пришла в голову мысль, заставившая болезненно
сжаться сердце. А что, если каждому живущему на земле положен определенный
лимит счастья? Что будет, когда его, Тэдда, кувшин покажет миру неровное
глиняное дно? Он проснулся в поту, задыхаясь от страха. Спальню заливал
сероватый утренний свет, неуверенно просачивающий ся сквозь ткань занавесок, на
электронном табло часов мягко светились цифры. 5:42. Беверли лежала на боку,
свернувшись калачиком под тонкой простыней в желтые и красные розы. Левая
рука под щекой , правая почти касается бицепса Тэдда. Он приподнялся на локте,
осторожно дотронулся до плеча жены, испытывая необъяснимое, сосущее чувство
утраты. Слишком хрупкой казалась лежащая рядом с ним женщина. Тэдд осторожно
спустил ноги на пол, и накинув халат, отправился на кухню. Через пол часа, выпив
две чашки крепкого кофе, он вернулся в постель, отключил сигнал будильника и
провалился в глубокий сон. Со временем неприятные воспоминания, казалось,
навсегда исчезли из его памяти. Исчезли до того дня, когда Беверли упала.

[1] Кул-эй д (Kool-aid) – безалкогольный прохладительный напиток с фруктовым

вкусом.
Часть вторая Главы 7 - 9
Глава 7. Болезнь Беверли
В первый мартовский уикенд того года Абрахемы устраивали небольшой прием
на заднем дворе своего двухэтажного дома. Ничего особенного, пикник в стиле
барбекю, из напитков только кола и пиво. Немного домашней выпечки. В качестве
приправы - свежий воздух и прекрасная погода. Чистое голубое небо, необычно
прозрачное для столь ранней весны, настраивало на мажорный лад, а большой ,
медово-желтый солнечный диск еще не превратился в раскаленное добела жерло,
изливающее на землю потоки иссушающего зноя. Полуденная температура редко
превышала комфортные шестьдесят два градуса (17 градусов по шкале Цельсия),
легкий ветерок еле слышно шуршал ветвями живой изгороди, неся в своем дыхании
отголоски прошедшей зимы.
Первым номером в программе стояли телячьи стей ки на косточке "от шефа", за
которые традиционно отвечал Тэдд. Он уже установил посреди лужай ки большой
гриль из нержавеющей стали и сей час колдовал над разложенными на приставном
столике ломтями мяса. Каждый стей к был тщательно натерт смесью из нескольких
сортов перца, щедро посыпан крупными кристаллами сероватой каменной соли.
Закончив приготовления, Тэдд поднес выпачканные приправой ладони к лицу и
глубоко вдохнул пряный аромат. На мгновение замер, ощутив, как засвербело в носу,
а затем оглушительно чихнул. Утерев лицо рукавом, Тэдд накрыл мясо прозрачной
полиэтиленовой пленкой и взглянул на часы. 11:45. Через десять минут можно
разжигать огонь. В половине первого он сможет вручить по куску скворчащего, с
аппетитной корочкой , мяса каждому, кто явится без опоздания.
Тэдд с удовольствием распрямился, давая отдых спине, упер руки в бока и по-
хозяй ски окинул взглядом приготовленный к пикнику двор. Кажется, все в порядке.
Несколько пластиковых кресел располагались вокруг небольшого стола, покрытого
пестрой скатертью. Напротив каждого стоял набор приборов из яркой пластмассы, а
на траве дожидались своего часа три упаковки охлажденного баночного
"Будвай зера". В дальнем углу двора, у вкопанных в землю качелей и гимнастической
стенки, оборудованной кольцами для лазанья, виднелся детский стол,
сервированный таким же образом, за одним маленьким исключением. Вместо пива
на земле лежали упаковки "Кока колы" и холодного чая, купленного вчера в
супермаркете. А на кухне колдовала Беверли, раскладывая по подносам только что
выпеченные сладкие булочки, яблочный торт и заварные пирожные с нежным
густым кремом. Эн Мари и младшая Бев с энтузиазмом помогали матери, таская взад
и вперед миски с тестом, дольками яблока и взбитым яичным белком. Сквозь
открытую настежь кухонную дверь до него доносился звон тарелок и взрывы
веселого детского смеха.
Тэдд уже наклонился над большим бумажным мешком, доверху наполненным
катышками древесного угля, когда из кухни раздался звук бьющей ся посуды, а затем
испуганный крик. "Вот и влетит же сей час кому-то", - с улыбкой подумал он,
взявшись за края мешка.
 - Папааа! - в прозвучавшем за спиной крике слышалось такое отчаяние и испуг,
что Тэдд мгновенно забыл об угле. Мешок выскользнул из разжавшихся пальцев,
темно-бурые комки рассыпались по траве.
- Папааа!
Тэдд обернулся. К нему со всех ног мчалась Эн Мари, стискивая в руках широкую
миску с остатками взбитых яичных белков. Пушистая белая масса налипла на подол
выходного платья, обильно испачкала изящные коричневые туфельки, надетые
специально к приходу Рика Мири. Светлая прядь, кокетливо спадавшая на лоб,
сей час растрепалась и прилипла к щеке. Большие голубые глаза стали огромными, в
них плескались слезы и неприкрытый ужас.
- Мама упала! - Эн Мари бросив, наконец, миску, схватила двумя руками отца и
потянула к дому.
Беверли сидела на полу, опершись спиной на мой ку. Большой металлический
противень лежал рядом с открытой дверцей духовки, румяные булочки раскатились
по плитке, напоминая небрежно высыпанные из коробки мячи для гольфа.
Обтянутые синими джинсами ноги жены упирались в тумбу разделочного стола, на
лице играла удивленная, чуть виноватая улыбка. Младшая Бев, весело хохоча,
тянула мать за руки, пытаясь поднять.
- Что случилось, дорогая? - взволновано спросил Тэдд, опускаясь рядом с женой
на колени.
Беверли усмехнулась, чуть пожав плечами.
- Что-то голова закружилась. Помоги мне встать.
Тэдд отстранил все еще смеющуюся дочку и ободряюще улыбнулся.
- На счет три, ладно? И, три! - крепко обняв Беверли за талию, одним движением
поставил ее на ноги. Какой , все-таки она была маленькой и хрупкой !
- Ты не ушиблась? - спросил он, когда жена, развернувшись к мой ке,
облокотилась на край раковины.
- Все в порядке, дорогой , не волнуй ся, - и нарочито строгим тоном добавила, -
теперь вы можете отпустить даму, благородный сэр.
Тэдд облегченно выдохнул и разжал руки. А в следующий миг ноги Беверли
подкосились, и он едва успел придержать ее за плечи, смягчив падение на твердый ,
выложенный мраморной плиткой , пол.
Спустя два часа Тэдд стоял в светлом коридоре городской больницы,
уставившись отсутствующим взглядом в двустворчатые металлические двери с
надписью "Радиологические исследования". Чуть дальше, на белом больничном
стуле сидел Герберт Мири и сочувственно смотрел на Тедда из под кустистых рыжих
бровей . Несколько раз он тяжело вздыхал, словно собираясь начать разговор, но
каждый раз отводил глаза, не решаясь нарушить молчание. Его жена Долорес
конечно нашла бы нужные слова, но она осталась в доме Абрахемов приглядывать за
детьми. А сам Герберт был не мастак говорить.
Наконец двери широко раскрылись, и в коридор, толкая перед собой
больничную каталку, вышел невысокий плотный санитар в светлом комбинезоне и
мягких нитяных туфлях на резиновой подошве. Следом за ним в дверном проеме
показался врач. По виду ровесник Тэдда, в белом халате и докторской шапочке, он
выглядел профессионалом. В руках врач держал несколько рентгеновских снимков
большого формата и пластиковый планшет с пружинным зажимом.
Тэдд бросился к каталке. На ней , укрытая простыней по шею, лежала Беверли.
Глаза ее были закрыты, грудная клетка ритмично поднималась и опускалась в такт
дыханию. Тэдд потянулся вперед, намереваясь взять жену за руку, но врач строго
произнес:
- Не надо, мистер Абрахем. Она спит.
- Но почему?! - в голосе Тэдда явственно слышались истерические нотки. Еще
чуть-чуть, и он сорвется на крик.
- Ей ввели снотворное перед обследованием. Обычная процедура, так что не
стоит волноваться, - врач поднял от планшета глаза и посмотрел на Тэдда. - Прошу
за мной , - а заметив, что тот колеблется, не желая оставлять жену, добавил с легким
нажимом, - Пожалуй ста.
Из кабинета доктора Уилсона, так, оказывается, звали лечащего врача Беверли,
Тэдд вышел через час, оглушенный и подавленный . В голове крутились слова об
опухоли в затылочной доле, давящей на мозжечок. И еще что-то об аневризме, не
позволяющей провести операцию.
- По край ней мере, в нашей больнице, - поправился доктор Уилсон, увидев
выражение лица Тэдда. - В Остине оборудование намного современнее и я уверен,
что они смогут помочь вашей жене.
Он сунул в ладонь Тэдда две больших желтых капсулы и протянул стакан воды.
- Я сей час же свяжусь с ними и вышлю историю болезни.
Когда же Тэдд пожелал увидеть жену, врач сказал, что она будет спать до
завтрашнего утра. И максимум, что он может позволить, это пятиминутное свидание
в полдень. Беверли Абрахем очень слаба, ей необходим полный покой .
Герберт Мири отвез Тэдда домой , и сказав несколько ободряющих
банальностей , полез в кабину своего фургона. Долорес без слов крепко обняла Тэдда,
клюнула в щеку сухими губами, а затем поспешила по подъездной дорожке к
ожидающему ее мужу.
Следующие несколько дней он провел, как в тяжелом бреду. Два раза в сутки, в
полдень и вечером, доктор Уилсон позволял ему видеть Беверли. Во время его
визитов жена не спала, но чувствовала себя слабой и измученной . Тэдд напряженно
улыбался, когда лгал ей , что ничего не знает о причинах болезни, возможно, виноват
низкий гемоглобин и обычный недостаток витаминов, часто ослабляющий
организм к весне. Он видел, насколько неуверенными стали ее движения, как
дрожат пальцы, когда Беверли, преодолев слабость, брала его за руку. Опасаясь
нервного срыва у пациентки, Уилсон так же отделывался напыщенными, ничего не
значащими фразами. Но тяжелее всего Тэдду давалась другая ложь. Придя домой он
встречал встревоженные, пытливые взгляды дочерей .
- Маме лучше?
- Да, немного, - бодро отвечал он, насильно растягивая губы в улыбке.
- Она поправится?
- Непременно! - уверенно отвечал Тэдд и сразу же менял тему. - Что у нас на
ужин? Здесь, - говорил он, осторожно встряхивая набитый до верху пакет из
супермаркета, - у меня три порции отличного ванильного мороженого и две пиццы!
 Девочки, радостно пища, бросались к нему, стараясь отобрать лакомства.
Вечером в понедельник перезвонил Уилсон и сообщил, что в центральной
городской больнице Остина готовы принять миссис Абрахем. Спецтранспорт,
медицинский автомобиль с усиленной для плавности хода подвеской , прибудет за
Беверли в среду.
Договорившись с Долорес Мири о присмотре за дочерьми, Тэдд во вторник
направился в Остин. Он снял на несколько дней недорогой гостиничный номер, и
получив ключ, не раздеваясь, упал на жесткую кровать. В ту ночь ему снилась
Беверли.
Когда в полдень спецавтомобиль въехал на территорию госпиталя, Тэдд уже
познакомился с Марком Брахманом, одним из лучших ней рохирургов штата. Этот
серьезный пожилой джентльмен произвел на отчаявшегося Абрахема наилучшее
впечатление, внушив ему некоторую толику уверенности. Однако говорить о
перспективах доктор Брахман категорически отказался.
- Пой мите меня, Теодор, - с напором произнес он, положив руку на плечо
Абрахема, - я не в праве выносить заключение на основе нескольких снимков. Так же
я не хочу вселять в вас ложные надежды, если на то нет причин. Подождите немного,
я буду готов поговорить с вами к вечеру.
Убедившись, что состояние Беверли стабильно, он прямо из машины направил
ее на томограф, велев Тэдду немного отдохнуть и вернуться в больницу позже, часам
к восьми вечера.
Немного потоптавшись перед широким пандусом, ведущим в приемный покой ,
Абрахем направился в кафетерий на другой стороне улицы.
Толкнув стеклянную дверь, Тэдд оказался в длинном и светлом помещении,
одну из стен которого занимала стой ка из сияющей полированной стали. Обычные
для закусочных двой ные диванчики отсутствовали, вместо них зал наполняли
круглые столики и легкие металлические табуретки, выполненные в стиле хай -тек.
Люди в светло-зеленых комбинезонах и такого же цвета шапочках занимали
большую часть столиков, толкались у стой ки в ожидании заказа.
- Еще кофе, Глен! - прокричал в небольшое окошко чернокожий мужчина за
стой кой . - И два толстобургера!
Его руки с широкими кистями и мускулистыми предплечьями ловко порхали
над стой кой , пакуя салаты и бургеры в небольшие картонные коробки. Поварской
колпак, сдвинутый на бок, чудом держался на шишковатом, блестящем черепе, белая
куртка с закатанными по локоть рукавами, плотно обтягивала широкую грудь.
"Да, с такой официанткой не поспоришь", - подумал про себя Тэдд и против воли
усмехнулся.
- Сто третья бригада, на выезд! - неожиданно прохрипела закрепленная на стене
рация. Высокий пожилой парамедик с внешностью испанского конкистадора
подхватил со стой ки несколько картонных коробок, и кивнув "официантке",
потрусил к выходу.
Тэдд заказал "толстобургер" и стакан шоколадного молока. Устроившись за
круглым столиком со столешницей из толстого стекла, он набросился на еду, только
сей час ощутив, насколько проголодался. Слаженная суета персонала в широких
коридорах федеральной больницы, заполненные аппаратурой диагностические
кабинеты, в которые он заглядывал сквозь широкие односторонние окна, придали
ему изрядную толику оптимизма. "Все обой дется, все будет хорошо", - твердил он
себе, жуя сочные куски бургера с хорошо прожаренной , хрустящей корочкой .
"Доктор Брахман настоящий профессионал, для него такое - раз плюнуть!"
Полностью уничтожив "толстобургер", Тэдд собрал в ладонь крошки, и украдкой
оглянувшись, отправил их в рот. Впервые с момента, когда Уилсон сообщил ему
страшную весть, невидимые тиски, сжимавшие грудь, ослабли. Абрахем поднялся, и
широко улыбнувшись мужчине за стой кой , вышел наружу.
Солнце заливало улицу ярким светом, легкий ветерок слегка шевелил
начинающие редеть волосы. Справа, сверкая стеклом и сталью, высилась громада
федерального госпиталя. Перед входом беспрестанно сновали фигурки в светло-
зеленых одеждах, толкая перед собой блестевшие в лучах света каталки. Тэдд
поднял лицо вверх к безоблачному голубому небу, радостно улыбнулся и зашагал
прочь.
В Аламо Синема он приобрел билет на дневной сеанс "Врат рая", с Брюсом
Морганом и Дэвидом Льюисом в главных ролях, потом отправился в Мюллер Лаке
Парк, где бродил по узким тропкам до семи часов вечера. Пешая прогулка на свежем
воздухе окончательно успокоила Тэдда, и он уже искренне верил, что случившееся с
Беверли не более чем мелкая неприятность.
В четверть восьмого Абрахем подошел к нескольким такси, дожидавшимся
своей очереди у главных ворот парка. Сев в машину, он назвал адрес водителю,
пожилому лысеющему вьетнамцу, чем-то неуловимо напоминавшему нэцкэ Будды, с
незапамятных времен пылившееся на прилавке его собственного магазина.
Усмехнувшись столь забавному совпадению, Тэдд откинулся на широкую спинку
сидения и прикрыл глаза.
Остановившись перед белой металлопластиковой дверью, Тэдд аккуратно
постучал костяшками пальцев по выступающему из стены косяку, и дождавшись
ответного "Прошу!", шагнул в личный кабинет доктора Брахмана. Врач сидел за
широким столом, оснащенным встроенным негатоскопом[1], и близоруко щурясь,
внимательно изучал закрепленный на матовом экране прибора снимок. Массивные
очки с толстыми линзами в широкой черепаховой оправе лежали на ворохе
компьютерных распечаток, исполняя роль импровизированного пресс-папье. Не
отрывая глаз от снимка, Брахман махнул рукой , приветствуя гостя, одновременно
указывая ему на место для посетителей . А затем продолжил свое занятие, увлеченно
вращая верньеры негатоскопа. Стараясь не шуметь, Тэдд подошел к широкому
креслу с обивкой из искусственной кожи и осторожно умостился в нем. Еще
несколько минут доктор колдовал над снимком, время от времени сверяясь с
лежавшей перед ним распечаткой , а затем сложил негатоскоп, уместив матовый
прямоугольный экран в специальной нише столешницы. Устало потер глаза, и
водрузив на нос очки, откинулся на спинку кресла.
- Случай невероятно сложный , - произнес он, словно продолжая прерванный
минуту назад разговор. - Я бы сказал, практически безнадежный . Аневризма почти
полностью перекрывает операционное поле. На снимках, сделанных в Эдне, этого не
разглядеть, но томограф... - Брахман многозначительно похлопал по стопке
распечаток, - рисует совсем не радостную картину.
 Холодная волна страха обдала Тэдда, лишая возможности двигаться, думать и
говорить. Он понимал, что врач ждет от него ответа, хоть какой то реакции, но
звенящая пустота в голове не позволяла произнести ни слова.
Слегка обескураженный молчанием Абрахема, доктор продолжил:
- Я, видимо, не совсем ясно выразился. Скажу проще, - Брахман поерзал в кресле,
нервно поправил очки, - удаление опухоли почти невозможно, шансы на успех
операции - меньше десяти процентов, - произнеся эти слова, доктор выжидательно
посмотрел на собеседника.
Сковывающее тело оцепенение, наконец, отпустило Тэдда. Мозг заработал с
огромной скоростью, анализируя полученную информацию.
- А если оставить все, как есть? Назначить Беверли таблетки, - он пошевелил в
воздухе пальцами, подбирая слова, - инъекции или капельницы?
Доктор Брахман медленно покачал головой .
- Медикаментозное лечение не даст положительных результатов. Растущая
опухоль сжимает аневризму, что со временем приведет к разрыву, кровоизлиянию и
смерти. Но еще раньше она разрушит затылочную долю, полностью парализовав
вашу жену. Что будет с умственными способностями? Я даже не могу предположить,
- врач пожал плечами, словно сожалея о невозможности точнее оценить ситуацию.
- Вы говорили о десяти процентах, - голос Тэдда звучал глухо, сам он подался
вперед, как будто опасаясь не расслышать ответ врача.
- Меньше, чем о десяти процентах, - Брахман склонился над столом, выискивая
среди бумаг нужную распечатку, - и делать придется одновременно две операции.
Первую по удалению аневризмы, вторую - опухоли. Зазор по времени должен быть
минимальным, иначе сердце вашей жены не выдержит.
- Такое возможно? - проговорил Тэдд, молниеносно просчитывая варианты.
- Да, если задей ствовать еще две хирургические бригады. Основную и
дублирующую. При операциях подобной сложности, это — обычная практика.
- Я согласен! - теперь в тоне Абрахема не слышалось сомнения, голос звучал
уверенно и твердо. - Какие бумаги нужно подписать?
Доктор Брахман откинулся на спинку своего кресла и забарабанил пальцами по
краю столешницы. В его взгляде читалось сомнение.
- Ну же, доктор! Что я должен подписать? - Тэдд поднялся с кресла и теперь
стоял у стола, нетерпеливо глядя на врача.
- Понимаете, мистер Абрахем, тут такие дела... - произнес Марк Брахман. В его
голосе звучали виноватые нотки. - Наш финансовый менеджер предоставил данные
по страховке...
- Прошу вас, доктор, быстрее, - перебил его Тэдд. - Что не так со страховкой ?
Еще раз виновато взглянув на Абрахема, Брахман потянулся к желтой
канцелярской папке, одиноко лежавшей в левом углу стола.
- Страховка миссис Абрахем не покрывает стоимости операции, - тихо произнес
он, не поднимая на Тэдда глаз. - Три операционные бригады, стоят очень дорого. К
тому же, не забудьте про реабилитационный период. Затраты на медикаменты и
работу врачей съедят не менее пятидесяти тысяч.
Тэдд молча протянул руку, и врач передал ему папку. Сделав шаг назад, Абрахем
вновь устроился в кресле для посетителей и раскрыл сложенный пополам кусок
плотного картона. Внутри, прижатые пружинным зажимом, находились четыре
листа писчей бумаги стандартного формата. Три из них - светокопия страхового
договора Беверли, четвертый , заполненный ровными рукописными строками,
вероятно, расчет стоимости лечения. Чуть наклонившись вперед, Тэдд принялся
изучать документы.
Не имея профильного бухгалтерского образования, Абрахем все же неплохо
разбирался в цифрах. Настолько неплохо, что последние пять лет сам заполнял
декларацию Бюро налогов и сборов. Сей час его взгляд быстро скользил по длинной
колонке, заполненной суммами страховых отчислений , процентными ставками и
ссылками на пункты договора, отпечатанного на оборотных сторонах листов. Время
от времени Тэдд перелистывал страницы и пристально вглядывался в строки,
заполнявшие последний рукописный лист. Душу, еще несколько минут назад
охваченную безумной надеждой , постепенно заполняло отчаяние. Двести пятьдесят
тысяч. Шестизначное число, выведенное крупным, твердым почерком работника
госпиталя. И жалкие семьдесят пять тысяч в последней графе страхового договора.
Тэдд поднял голову и взглянул на врача. Доктор Брахман сидел, чуть подавшись
вперед, опираясь локтями на заваленную бумагами столешницу. Тонкие пальцы
хирурга сжимали массивную оправу очков, стирая невидимые пылинки со стекол.
- Мистер Брахман, - голос Абрахема звучал на удивление спокой но, - я все же
хотел бы подписать бумаги. Хотя страховка, - он наклонился вперед и бросил на стол
тонкую канцелярскую папку, - и не покрывает всей стоимости лечения, у меня есть
некоторая сумма на сберегательном счете. В конце концов, дом!
Марк Брахман коротко глянул на Тэдда и молча кивнул. Подался назад,
открывая выдвижной ящик стола, и извлек три экземпляра стандартного
юридического документа, что используется в случае недееспособности пациентов.
Абрахем бегло пролистал первый экземпляр, нетерпеливым жестом потребовал
ручку. Быстро проставил подписи в необходимых графах и почти бросил документы
на стол.
- Собирай те бригады, доктор. Деньги будут. – И поднявшись на ноги, почти
выбежал из кабинета.
Марк Брахман еще какое-то время сидел, глядя на дверь, а потом с легким
печальным вздохом сгреб со стола только что подписанные бумаги в ящик.
Вый дя из здания госпиталя, Тэдд пой мал первое свободное такси и направился
в гостиницу, где снимал номер. Взлетев по лестнице, он распахнул дверь своего
временного обиталища. Сборы не заняли много времени. С большой сумкой на
правом плече он спустился вниз и нетерпеливо заколотил по стой ке, вызывая
запропастившегося неизвестно куда портье. Спустя минуту Тэдд коротко взрыкнул,
швырнул на стой ку ключ, две смятых двадцатидолларовых банкноты и выскочил на
автомобильную стоянку гостиницы. Взревел мощный двигатель, и черный "шевроле
пикап" рванул прочь, держа курс на Эдну.
В 11.05 следующего дня Тэдд, чисто выбритый и благоухающий одеколоном,
открыл тяжелую дверь банка. Спустя еще пятнадцать минут он сидел, чуть
развалясь, в удобном кресле, напротив массивного антикварного стола на толстых
резных ножках. Сияющая полированной медью табличка, стоящая на широкой
столешнице утверждала, что это рабочий кабинет некого мистера Дж. Логана,
управляющего. Сам мистер Логан, лысеющий , пухлый коротышка, взирал на Тэдда с
угодливостью, сквозь которую явственно просвечивало некоторое пренебрежение.
Внимательно выслушав Абрахема, мистер Дж. Логан, управляющий , мгновенно
натянул маску фальшивого сочувствия. "Больная жена? Бедная миссис Абрахем,
скорей шего ей выздоровления. Нужны деньги? Как же, понимаю, понимаю. Банк
может дать сто тысяч под закладную на дом. Мало? Дом стоит полмиллиона?
Возможно, возможно. Но без оценщика он, Дж. Логан, управляющий , не имеет права
заключить сделку. Оценщик? О, мистер Браун очень занят, не раньше последней
декады следующего месяца. Так что, только сто тысяч. Простите, не расслышал, куда
вы меня послали? Мистер Абрахем, прошу вас покинуть мой кабинет. Охрана!"
Пригладив жидкие прядки, порядком порастрепавшиеся, когда этот медведь,
Абрахем, тряс его, словно спелую грушу, Дж. Логан, управляющий , одернул пиджак, и
подавшись вперед, потянулся пухлой ручонкой к телефонному аппарату.
- Мистер Росси? Кто звонит? Логан, Логан из банка, - голос управляющего звучал
неуверенно и заискивающе. - Есть клиент на ссуду, мистер Росси. Нет, не дал. Жена
болеет. Двести пятьдесят. Теодор Абрахем. Да. Надеюсь, на вашу щедрость. Пишите
номер.
Закончив разговор управляющий аккуратно положил трубку на рожки
телефонного аппарата и с довольной ухмылкой развалился в кресле. "Я все-таки
поимел тебя, Абрахем. Так поимел, как не имели не одну шлюху! Теперь Росси за
грудки таскать будешь, хе-хе!"
Прошествовав через операционный зал банка под пристальными взглядами
двух крепких охранников, Тэдд в ярости пнул массивную входную дверь и оказался
на улице. Всю дорогу до дома он вел автомобиль, крепко сжав зубы, и только
переступив порог, дал волю переполнявшему его гневу.
- Проклятый ублюдок! Сукин сын! - Тэдд рванул узел "выходного" галстука,
зацепив пальцем и воротник рубашки. На пол посыпались выдранные с мясом
пуговицы. - Ничтожество! Мелкое ничтожество!
Яростное рычание постепенно стихло, перей дя в сдавленные рыдания. Он снял
пиджак, швырнув его на пол, и неверным шагом направился к стоящему посреди
торгового зала креслу. "Хорошо, что Долорес забрала девочек к себе", - подумал Тэдд.
Миновав кресло, он направился за стой ку. Извлек из ящика початую бутылку "Jim
Beam" и плеснул себе на три пальца в широкий толстостенный стакан. Хороший
глоток виски унял рвущиеся сквозь сжатые зубы рыдания, еще несколько почти
вернули возможность соображать. Тэдд допивал третью порцию, когда стоящий на
прилавке телефонный аппарат издал пронзительную, отдающую металлом, трель.
Абрахем с удивлением уставился на дребезжащий кусок пластика. Телефон
продолжал звонить. Внезапно надежда, глупая, неистовая, объяла Тэдда. "Это Логан!
Мерзкий коротышка из банка! Вероятно, он подал запрос в главный офис, и мой
кредит одобрили!" - Опрокинув стакан, он метнулся к аппарату и дрожащей от
волнения рукой поднес трубку к уху.
- Алло. Мистер Теодор Абрахем? Мое имя Дик Росси, и у меня есть к вам
предложение.
К вечеру Тэдд уже держал в руках небольшую плотно набитую купюрами сумку,
полученную в конторе ростовщика. Не просто так, разумеется, а в обмен на
коротенькую расписку, уже заранее приготовленную помощником, так что Абрахему
оставалось только поставить подпись в указанном Росси месте. "Двой ная ставка.
Пятьсот тысяч", - с некоторым испугом подумал тогда Тэдд. Но возвращать долг
следовало только через год, и он отмахнулся от тревожных мыслей . Сей час у него и
так дел по горло. А спустя две недели на операционном столе умерла Беверли.
Умерла. Умерла.

Глава 8. Сон Клива

смеркалось, когда Клив, промерзший почти насквозь, подъехал к широкому
одноэтажному дому, затерянному на бескрай них равнинах Техаса. Из снежной
круговерти, окрашенной в серое светом уходящего дня, проступили приземистые
контуры конюшни, примыкавшей к западной стене "Casa de Brinner".
Растрескавшиеся в кровь, потерявшие чувствительность на пронизывающем ветру
губы болели просто адски, но Клив все равно не смог удержать улыбку. Именно
такая надпись будет украшать арку, отмечающую границы владений Бриннеров.
Прикрыв глаза, он почти видел, как по бескрай ним пастбищам мчат бесчисленные
табуны могучих коней . И у каждого на мускулистом крупе красуется тавро в виде
переплетенных литер C и B, заключенных в круг. Дальше его мечты ветвились,
словно дорожная развилка среди невысоких холмов. Свернув на одну, он видел себя
старым, но крепким ковбоем с выдубленной ветрами и солнцем кожей , неизменным
лассо, перекинутым через плечо. Клив-старик стоял у огороженного жердями
кораля[2], опершись плечом на вкопанный в землю столб и наблюдал, как гарцует
угольно черный жеребец. Могучий конь то несся галопом, красиво выгнув
мускулистую шею, то с громовым ржанием вставал на свечу, угрожая размозжить
голову тому смельчаку, что решится шагнуть внутрь. Старый ковбой усмехался в
пушистые седые усы и брался за толстые жерди, огораживающие кораль. Внезапно
налетавший порыв ветра загибал широкие поля выгоревшего на солнце «стетсона»,
трепал кожаную бахрому на короткой куртке и чапсах. Тяжелый ремингтон в желтой
кобуре из промасленной кожи звонко хлопал по бедру, когда Клив-старик спрыгивал
на твердую землю загона.
На другой дороге он видел себя в шерстяном костюме трой ке, узких кожаных
туфлях, и моноклем в левом глазу. Теперь он сидел за большим рабочим столом со
столешницей из красного дерева и десятком ящиков, сверкавших начищенными до
блеска медными ручками. Массивная трость, с серебряным набалдашником в форме
головы оскалившегося жеребца, стояла у стены. Клив сосредоточенно изучал
лежащую перед ним бумагу, что была купчей на табун лошадей . Прочтя последнюю
строку, он поднимал взгляд на почтительно замершего перед ним ковбоя, а потом,
потянувшись к бронзовой чернильнице, вмонтированной в подставку для перьев,
ставил размашистую подпись и толкал документ по гладкой поверхности стола.
Клив-бизнесмен довольно усмехнулся. Еще один табун продан, еще больше
первоклассных лошадей с тавром С и В обретут новых хозяев, ширя славу ранчо
"Casa de Brinner"!
Клив все еще грезил, когда из серой пелены выступили жерди пристроенного к
дому кораля. А внутри, в круговерти снежных торнадо, металась черная с рыжими
подпалинами лошадь. Услышав стук копыт пегого жеребца, она насторожила уши, а
потом громко, пронзительно заржала.
Клив мгновенно вернулся с небес на землю. Привстав на стременах, он
вгляделся в гарцующую около жердей лошадь. "Черт, это же Красотка! Что она
делает здесь в метель? Если Мери и выпускала кобылу поразмять ноги, то
обязательно завела бы в конюшню, как только начался снегопад". - Внезапно у
Клива противно засосало под ложечкой . Страшная мысль, словно близкая вспышка
молнии, сверкнула в его сознании. - "Что-то случилось с Люси». - Подавив
нахлынувший страх, он пришпорил коня, переходя с ленивого шага в рысь. Еще
несколько десятков футов, и из-за снежной завесы выступил фасад дома. Окна,
обращенные к Кливу, горели теплым желтым светом, обещая покой и уют усталому
путнику. Одним движением он спрыгнул с седла. Затекшие от долгой езды ноги
подкосились, едва не бросив хозяина на покрытую снегом землю. Клив сдавленно
охнул, но удержал равновесие, схватившись за густую гриву жеребца. Губы
сложились в болезненную гримасу, когда он, пошатываясь, бросился к крыльцу
дома. Но, не добежав нескольких футов, остановился, не в силах поверить в
увиденное.
Перед ним лежал мертвый пес. Мощные задние лапы, вытянутые в
предсмертной судороге, почти касались нижней ступеньки, из оскаленной пасти
стекал ручеек кровавой слюны, пятная красным укрытую снегом землю. Резкие
порывы ветра то вздыбливали жесткую рыжую шерсть, то приглаживали, и могло
показаться, что большой пес судорожно дышит, все еще борясь со смертью.
- Брик! - еле слышно прохрипел Клив и упал перед ним на колени. Теперь он
увидел небольшое, окай мленное промокшей от крови шерстью отверстие под
передней лапой собаки. А, подняв глаза, заметил расщепленные выстрелом перила.
Привстав на одно колено, Клив сбросил с плеч промерзшее до каменной твердости
одеяло. Рука в толстой перчатке скользнула к поясу, нащупывая рукоять револьвера.
"Бандиты!"- молнией пронеслось в голове. Они стреляли в Брика. Пес увернулся
от первой пули и бросился на обидчика. Но вторая настигла его в прыжке, пробила
грудь и швырнула на землю. Клив еще раз взглянул на лежащего перед ним пса. Над
окровавленной пастью не поднимался парок, а яркие, светло-коричневые глаза уже
продернулись синеватой пленочкой льда. Брик был убит не менее четверти часа
назад. Молясь, чтобы не было слишком поздно, Клив вскочил на ноги и бросился к
двери, ведущей в дом.
Осторожно переступив порог, он внимательно осмотрел комнату, служившую
им столовой . Чугунная печка мерно потрескивала, распространяя вокруг волны
упоительного тепла, на толстой железной плите, использовавшей ся для готовки,
стояла большая сковорода и закопченный жестяной кофей ник с помятой крышкой .
Горящая под потолком лампа с наполовину прикрученным фитилем отбрасывала
круг света на стоящий по центру стол. Выскобленные доски сияли чистотой ,
фарфоровые тарелки, особая гордость Мери, расставлены по трем сторонам стола.
Большая глиняная миска под тяжелой крышкой заботливо укутана полотном. В
комнате стоял умопомрачительный запах свежеиспеченных кукурузных лепешек,
кофе и жареного мяса.
 Клив замер, поводя по сторонам длинным стволом ремингтона. Никого. Ни
единого звука не раздавалось и из-за низкой двери в дальней стене комнаты, что
вела в спальню. Стараясь не шуметь, он двинулся вперед. Миновав плиту, на секунду
замешкался, стянул зубами толстую кожаную перчатку и коснулся выпачканного
сажей бока кофей ника. Горячо. Если б не лежащий на пороге окровавленный труп
Брика, можно было поверить, что жена с дочерью переодеваются в нарядные платья,
готовясь к встретить его, Клива, как настоящие леди. Осторожно ступая по доскам
пола, он добрался до дальней стены и положил ладонь на деревянную ручку.
Глубоко вздохнув, быстро распахнул дверь и шагнул внутрь.
Шагнул внутрь и замер, не веря собственным глазам. Вместо низкой , широкой
кровати, укрытой толстым шерстяным пледом, он вновь увидел сервированный к
ужину стол. Справа плита и потрескивающая печь, а в дальней стене - ведущая в
спальню дверь. Клив бросился назад, желая выскочить из комнаты, но больно
ударился о возникшее перед ним препятствие. От неожиданности он едва не спустил
курок револьвера. Дверь исчезла. На ее месте стояла глухая, без проемов, стена. Не
дощатая перегородка, делившая дом на комнаты, а основная, сложенная из толстых
ошкуренных бревен. Клив опасливо, словно ожидая, что перед ним иллюзия,
коснулся стволом ремингтона потемневшей от времени поверхности дерева. Затем
осторожно постучал. Тихий звук, возникший от соприкосновения дерева и металла,
убедил его в материальности возникшей перед ним преграды. Медленно
повернувшись, он двинулся вдоль стены, касаясь пальцами бревен.
Бум! Глухой звук раздался из-за единственной оставшей ся в комнате двери.
Крак! Словно хрустнула ветка под каблуком сапога. Клив на мгновение замер,
прислушиваясь, а затем быстрым шагом пересек помещение и рывком распахнул
дверь.
Он снова стоял на пороге столовой своего собственного дома, но теперь в этой
комнате царил подлинный хаос. Три стула, до этого аккуратно приставленные к
столу, лежали разбитые и изломанные, печь была перевернута, россыпь малиновых
угольков тлела на досках пола. Кое-где уже поднимались тонкие струй ки дыма.
Затей ливо свиваясь в неподвижном воздухе, они приятно щекотали ноздри запахом
свежих сосновых дров. Яркий конус света, падавший от раскачивающей ся на цепи
лампы, выхватывал из полумрака фрагменты царящего в помещении разгрома. Клив
шагнул вперед к развернутому поперек комнаты столу. Осколки фарфоровых
тарелок усеивали пол, поверхность стола, раньше чисто вымытая, была залита
темной вязкой жидкостью. Жидкость стекала по краям, просачивалась между
неплотно подогнанных досок и скапливалась на полу черными блестящими лужами.
Клив осторожно, подушечками пальцев коснулся неизвестной субстанции и поднес
руку к глазам. В этот момент конус света от лампы упал на него, как театральный
фонарь, подсвечивающий выступающего на сцене артиста. Пальцы Клива были
окрашены красным. Механически, без единой мысли, он поднес руку ко рту и
кончиком языка слизнул несколько капель. Жидкость была соленой , с едва
уловимым железистым привкусом. Кровь!
Он вскинул голову достаточно быстро для того чтобы заметить, как полумрак в
одном их углов комнаты сгустился в некое подобие человеческой фигуры. Голова,
плечи, туловище были словно контурным наброском на холсте начинающего
художника, а внутри, клубясь и переливаясь, бурлила чернильная мгла. Фигура
рванулась к Кливу, и он рефлекторно нажал на спуск. Сноп яркого пламени вырвался
из ствола револьвера, оружие дернулось, подбрасывая руку вверх. На груди фигуры,
чуть правее центра, появилась небольшая воронка, заполненная чем-то темным и
блестящим. Нечеловеческий вопль ударил по барабанным перепонкам, призрак
подался назад, изменил траекторию и устремился к двери в противоположной стене
комнаты. На миг замерев, он словно впитался в толстые доски и исчез из виду.
Чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди, Клив двинулся вперед. Рука,
державшая еще дымящий ся револьвер дрожала, ствол выписывал в воздухе зигзаги
и восьмерки. Приблизившись к двери, за которой исчез призрак, он протянул руку и
коснулся толстых сосновых досок. Пальцы ощутили чуть шероховатую поверхность,
Клив надавил сильнее, почти ожидая, что кисть провалиться внутрь. Но нет, дверь
оказалась твердой , хотя и неожиданно теплой на ощупь. Взявшись за ручку, он
потянул дверь на себя, и приоткрыв небольшую щель, понял, что на этот раз все-
таки попал в спальню.
Только вид ее изменился до полной неузнаваемости. Повсюду на полу валялась
разбитая мебель, выброшенная из комода одежда изорванными клоками свисала с
поломанных стульев, а на стенах плясали багровые отсветы полыхающего за окнами
пожара. На широкой кровати лежали две человеческие фигуры в белых ночных
сорочках. Лиц Клив не видел, только тонкие белые руки, босые ступни да два ореола
светлых волос, рассыпавшихся по смятому пледу. Кое-где на ткани одежд
проступали яркие красные пятна. Уже два темных призрака склонились над
беспомощными телами, почти обволакивая их клубящей ся внутри темнотой .
Черные головы склонились над лицами лежащих женщин, темная плоть
омерзительно пульсировала в каком-то странном завораживающем ритме. Крик
отчаяния и ужаса вырвался из груди Клива. Он вскинул ремингтон и начал стрелять,
взводя курок револьвера быстрыми ударами левой ладони. Грохот выстрелов в
замкнутом пространстве оглушал, вспышки грозили поджечь разбросанное повсюду
тряпье. Пули вспарывали тела призраков, вырывая из них клочья тьмы, быстро
таявшей в заполненном пороховым дымом воздухе.
На этот раз бежать темным тварям не удалось. Они вскинулись, словно желая
броситься и растерзать Клива, но изрешеченные пулями, упали, почти скрыв под
собой лежащие на кровати фигурки. Револьвер в его руке сухо щелкнул, сообщая
хозяину, что барабан пуст. Бросив оружие в кобуру, Клив шагнул к кровати и
склонился над лежащими на ней телами. Темная плоть призраков таяла как ночной
туман под первыми лучами солнца, цвет из черного становился серым, потом
прозрачным. Он уже различал очертания женщин, вернее девочки лет восьми и
миниатюрной женщины. Заранее зная, что увидит, Клив напряженно всматривался в
тающую завесу тьмы. На кровати, в разорванных окровавленных сорочках лежали
его жена и дочь.
Люси лежала на спине, прижав руки к груди, словно обращаясь к Богу в
последней , не услышанной им молитве. Лицо девочки, на этот раз не
обезображенное выстрелом, выглядело спокой ным, даже умиротворенным.
Казалось, она спит, но... По-детски пухлые губы разбиты жестоким ударом, две
струй ки алой крови стекали по бледной коже, пятная белую ткань сорочки. А
светлые, цвета спелой пшеницы, волосы побурели и спутались вокруг рваной раны
над левым ухом.
Мери лежала на боку, закрывая рукой дочь, словно в последний момент своей
жизни старалась защитить ее от смертельной опасности. Ночная сорочка,
разорванная от ворота до поясницы, обнажала тонкое плечо и спину, покрытую
синими отметинами кровоподтеков. Лица жены Клив не видел, лишь водопад густых
волос и кровавое пятно, разлившееся по белой простыне.
Он сдавленно охнул и отпрянул от кровати, превратившей ся в смертное ложе
для его семьи. Минуту стоял, закрыв ладонями лицо, не в силах пошевелиться. Тихий
звук вывел его из оцепенения. Дзинь! Словно вдалеке лопнула гитарная струна.
Клив опустил руки и огляделся. В дальней стене комнаты, раньше глухой , появилась
низкая деревянная дверь. До его слуха донеслись звуки ударов, стоны,
пронзительный детский крик. Вырвав из кобуры револьвер, Клив мгновенно
перезарядил оружие, заменив пустой барабан на снаряженный и бросился к двери.
Душу терзала боль и отчаяние, а пылающий в сердце огонь требовал смерти
виновных. Людей или призраков, Кливу было все равно.
Яростно рванув дверь, он переступил порог и замер, не в силах пошевелиться.
Чья-то могучая воля сковала тело, запаяв его, словно доисторическое насекомое в
прозрачный кусок янтаря.
Помещение, в которое попал Клив, никак не могло находиться в его
собственном доме. Большая, размером с весь его дом, комната походила на лавку
готового платья, но где увидишь лавку, сплошь заполненную индей ским тряпьем?
Куртки из оленьей кожи, расшитые ярким бисером, штаны с бахромой висели на
чудных деревянных плечиках у стен. Там же, аккуратно разобранные по парам,
лежали мокасины, сшитые вялеными кабаньими жилами. Ковры с орнаментом сиу,
чероки, навахо покрывали добрую часть стены за странным торговым прилавком.
Несколько манекенов, совсем не похожих на грубые деревянные чушки, виденные
Кливом в лучших лавках Остина, выглядели так, словно их наряжал
душевнобольной . Головной убор военного вождя семинолов соседствовал с
отделанной бисером курткой чиппева и мокасинами хопи[3]! Но, кто знает?
Сделанный из дерева и стекла, прилавок стоил дорого и был по карману только
процветающему торговцу. А между ним и входной дверью располагалась большая,
почти во всю стену, витрина. Именно она вызвала у Клива смешанное чувство
досады и восхищения. Он живо представил, как цельное стекло разлетается на
осколки от пули, выпущенной подгулявшим ковбоем. Но особенно поразило Клива
другое. За витриной , служившей окном в этой чудной лавке, царила кромешная
тьма, указывающая на позднее время суток. А белый свет, заливавший помещение,
струился сверху, из-под потолка, где на короткой ножке висела поражавшая
воображение лампа. Четыре изогнутых рога оканчивались матовыми плафонами,
сиявшими столь ярко, что у Клива заслезились глаза. Он видел подобный
светильник в одном из салунов Хьюстона, где маленький пузатый человечек в
толстых очках и засаленной жилетке взахлеб рассказывал о могучей силе под
названием "электричество". С трудом водрузив на стол большую стеклянную
бутыль, он подсоединил две проволоки, идущие от деревянной пробки к
прозрачному шару размером с яблоко. "Сей час вы узрите свет!" - провозгласил
человечек и внутри шара загорелся тусклый огонек. Замершие в ожидании чуда,
ковбои разразились громовым хохотом, в человечка полетели огрызки яблок и
кукурузные початки.
"Электричество" - удивленно подумал Клив, на мгновение забыв про ужас
своего положения. - "Старый мошенник был прав!" Едва эта мысль промелькнула в
его голове, удивительный светильник мигнул и погас, погрузив помещение в
темноту. Скованный таинственной силой , лишенный возможности видеть, Клив не
смог бы сказать, сколько времени он провел, окруженный плотным, почти
осязаемым мраком. Возможно, всего пару мгновений , а может минуты или даже
часы.
Внезапно тонкая полоска света появилась в дальнем углу комнаты. Свет был
тусклым, едва заметным, почти за гранью поля зрения Клива. Все еще
обездвиженный , он до боли скосил глаза и скорее угадал, чем увидел очертания
крутой деревянной лестницы, примыкавшей к стене за прилавком. Сноп света упал
на ступени, белым пятном отпечатавшись на сетчатке и вызвав желание немедленно
отвести взгляд. Странная вытянутая тень легла на освещенный квадрат пола, и Клив
рванулся, как плененный зверь, уже не стремясь освободиться, а лишь пытаясь
дотянутся до револьвера. Злобные призраки приближались к нему, скрываясь во
тьме, и он хотел как можно дороже продать свою жизнь. А затем вспыхнул
светильник под потолком, залив помещение ярким электрическим светом.
Клив плотно сжал веки, спасая привыкшие к темноте глаза от ослепительного
сияния, а когда снова обрел возможность видеть, обстановка в комнате разительно
изменилась.
Большое, сплетенное из гибких ивовых прутьев кресло стояло по центру, между
прилавком и манекенами. В нем, откинувшись на высокую спинку, сидел крупный ,
обрюзгший мужчина с широким, некрасивым лицом. Под блеклыми, навыкате,
голубыми глазами, чернели мешки, толстые губы блестели от слюны. Еще двое
мужчин стояли у кресла, глядя на сидящего в нем человека. Клив видел только их
спины. Один высокий , коротко стриженный , в короткой матерчатой куртке и светло-
голубых, вытертых на ягодицах джинсах. Второй - формой напоминавший шар, был
одет в коричневый летний костюм из тонкой льняной ткани и мягкие кожаные
мокасины. У ног "костюма" стоял плоский портфель лакированной кожи с большим
латунным замком. В руках он держал несколько скрепленных между собой листов и
яростно жестикулировал, обращаясь к сидящему в кресле человеку. Клив не слышал
ни звука, хотя ясно видел, как шевелятся губы обрюзгшего мужчины. А когда
высокий , на мгновение обернувшись, скользнул по Кливу холодным взглядом
маленьких, близко посаженных глаз, тот понял, что его не видят!
Между тем, дела у человека в кресле шли все хуже и хуже. Когда высокий
обернулся, окидывая комнату безразличным взглядом, Клив заметил рукоять
пистолета, торчащую над поясом джинс. Нет, стоявшие перед креслом люди
определенно не соседи, заглянувшие вечером на огонек. Кто же тогда? Грабители?
Бандиты? И чего они хотят от раздавленного страхом мужчины?
В то время, пока Клив предавался бесплодным раздумьям, толстяк в костюме
яростно взмахнул руками и швырнул бумаги на колени сидящего перед ним
человека. Что-то прокричав, теперь, когда он немного повернулся, Клив видел, как
шевелятся его губы, ткнул пальцем в рассыпавшиеся веером листы. Мужчина в
кресле отрицательно покачал головой . Отчаявшись добиться своего, "костюм"
обернулся к человеку с пистолетом с видом Понтия Пилата, умывающего руки перед
народом Израилевым. «Высокий » безразлично пожал плечами и шагнув вперед,
ударил сидящего в кресле человека большим костистым кулаком. Хотя удар
выглядел медленным, почти ленивым, лицо мужчины сразу залила кровь. Он вновь
отрицательно покачал головой . «Высокий » развел руками, словно признавая
собственное бессилие, и покопавшись в кармане куртки, извлек маленькую черную
коробку, с торчащим из нее штырем. Поднес к губам, что-то произнес и вновь
уставился на окровавленного мужчину пустым безразличным взглядом.
Спустя минуту или две, точнее определить время Клив не сумел, он уловил
движение в дальнем конце комнаты. Там, где располагалась ведущая наверх
лестница. Отчаянно скосив глаза, он увидел настоящего гиганта, спускающегося по
ступеням. Огромный живот лениво колыхался в такт тяжелым шагам, громадные,
похожие на лопаты кисти крепко сжимали шеи двух девочек. За ним, почти
уткнувшись в широкую спину, шел маленький человечек с острым как у хищного
зверька, лицом.
Размеренным шагом гигант проследовал через комнату, и остановившись у
кресла, швырнул детей на пол. Девочки упали на колени и замерли, упершись
тонкими руками в покрытые лаком доски. Длинные волосы висели спутанными
прядями, испуганные лица были мокры от слез.
Одна из девочек, соломенная блондинка с голубыми глазами и очень светлой
кожей , выглядела лет на пятнадцать. Вторая, смуглая брюнетка, была на несколько
лет младше. Несмотря на столь явную непохожесть, Клив сразу понял, что девочки
были сестрами. Высокий мужчина шагнул к сжавшимся на полу детям и опустился
на колено, внимательно вглядываясь в испуганные лица. Губы его шевелились, но
Клив опять не услышал ни звука. Старшая из сестер молчала, обратив взгляд в пол,
но младшая, с надеждой глядя на склонившегося перед ней мужчину, быстро
кивнула и повернулась к сидящему в кресле человеку. Губы ее зашевелились, и Клив
почти сумел разобрать слова. "Папа, папа, пожалуй ста!" - беззвучно молила девочка,
вцепившись тонкими пальцами в безвольную руку мужчины.
В мозгу Клива сверкнула догадка. Мужчина в кресле - отец девочек! А люди,
стоящие перед ним, гнусные негодяи, угрожающие причинить вред детям! Клив
отчаянно напрягся, стремясь сбросить невидимые оковы. В его затуманенном
сознании слились воедино черные призраки, лежащие на кровати растерзанные
тела, и эти, пока еще живые дети. Жилы канатами вздулись на мускулистой шее,
тяжелое биение сердца громом отдавалось в ушах, глаза налились кровью. Казалось,
еще чуть-чуть, и он сможет дотянуться до револьвера, но... Клив остался недвижим.
Потному и задыхающемуся, полностью обессилевшему от бесплодной борьбы, ему
оставалось только наблюдать.
Тем временем, сидящий в кресле мужчина сдался. Плечи его поникли, голова
опустилась. Он аккуратно собрал лежащие на коленях листы, Клив видел, что
некоторые из них испачканы кровью, и не глядя, протянул руку. С лихорадочной
поспешностью "костюм" бросился вперед и вручил ему блестящий цилиндр,
размером с указательный палец. Человек в кресле зубами сорвал колпачок, и Клив
понял, что видит необычного вида карандаш. Не глядя на окружающих, человек
быстро поставил подпись на каждом из лежащих на коленях листов, потом швырнул
ворох бумаг в лицо приплясывающего от нетерпения толстяка. Бумаги ударились о
жирную грудь "костюма" и он нелепо взмахнул руками, стараясь их удержать.
Тяжело наклонился, поднял с пола и тщательно проверил каждый подписанный
лист. Довольно кивнул «высокому» и бережно упаковал документ в портфель.
Шагнув к креслу, высокий мужчина склонился к утирающему кровь человеку, и
что-то произнес, еле шевеля губами. А потом... А потом, одним быстрым движением
извлек из-за пояса пистолет. Клив еще успел удивиться, увидев какой странный ,
очень толстый , ствол у этого оружия. Приставив пистолет ко лбу сидящего перед
ним мужчины, высокий нажал на спуск. Клив видел, как дернулось оружие в руке
стрелка, видел, как кувыркаясь, упал на пол блестящий цилиндрик гильзы. Легкий
дымок вырвался из дульного среза, и голова мужчины откинулась на спинку кресла.
Широко открытые глаза смотрели на Клива, из крохотной дырочки над левым
глазом стекала тонкая струй ка крови.
Оцепенев от ужаса, девочки смотрели на отца. Затем старшая вскочила на ноги и
бросилась к нему, но стоявший рядом гигант легко перехватил ее, вцепившись
громадной лапищей в тонкое детское плечо. Другой рукой он взял младшую за
волосы и рывком поставил на ноги. Девочка кричала и извивалась, обхватив толстое
предплечье, но он, словно не чувствуя сопротивления, поволок детей к выходу.
Следом потянулись остальные. Спустя минуту Клив остался один, скованный
неведомой силой под пристальным взглядом сидящего напротив мертвеца.
Светильник под потолком мигнул и погас.

Глава 9. Заманчивое предложение

В два часа пополудни, Джо "Босс" Эрнандес сидел в своем кабинете, закинув
длинные ноги на стол, и задумчиво изучал плещущуюся стакане жидкость цвета
темного янтаря. Обычно спиртное мало привлекало его, но сегодня, взбодрившись
двумя дорожками "белого мексиканца", каждая из которых была не меньше трех
дюй мов длиной , Джо ощутил острое желание выпить. Поднеся стакан к тонкому,
загнутому, как клюв хищной птицы, носу, он глубоко втянул воздух, а затем одним
глотком отправил порцию восемнадцатилетнего "Чиваса" в желудок. На несколько
мгновений замер, наслаждаясь мягким изысканным вкусом с едва ощутимой
вяжущей ноткой , а после откинулся на высокую спинку кресла. Тонкая кожа обивки
приятно холодила затылок, спина и плечи утопали в мягких объятиях, давая
возможность расслабить ноющие от усталости мышцы.
Некоторое время он полулежал, прислушиваясь к едва различимым сквозь
толстые стены ритмам ударников, доносившихся из помещения бара. Сегодня "день
Босса", объявленный в честь успешно проведенной операции, и выпивка для carnales
бесплатна. Так что засевшие в баре бой цы делают все, чтобы назавтра попасть в
больницу с синдромом острого алкогольного отравления. "Во всяком случае, счета за
таблетки им придется оплачивать самостоятельно", - подумал Джо, и растянул
тонкие губы в кривой , неприятной ухмылке. На секунду он задумался, не вызвать ли
в кабинет Химену, разумеется, после того, как она закончит свои упражнения на
шесте. Эрнандес представил ее строй ное, мускулистое тело, влажную, в капельках
пота, кожу. Разгоряченная танцем и мужскими прикосновениями, эта юная сучка
вывернет его на изнанку, выдоит до последней капли, а потом молча уй дет, плавно
покачивая восхитительным задом.
Но мгновение спустя он отверг эту идею. Стыдно признаться, но сил у Джо едва
доставало, чтоб время от времени наполнять стакан из стоящей перед ним бутылки.
Конечно, он с удовольствием завалился бы спать, как сделали это Хуарез и Док, но
адреналиновый приход, полученный во время ночной операции, до сих пор трепал
истощенную нервную систему, заставляя забыть об отдыхе.
Ясно понимая, что маяться ему без сна еще часов пять, Джо потянулся к
бутылке, намереваясь в очередной раз наполнить стакан. Но не успел он
дотронуться до гладкой поверхности стекла, как по кабинету разнеслось
неприятное металлическое дребезжание. Телефон. Лицо Эрнандеса скривилось в
удивленной , непонимающей гримасе. Номер знали очень немногие люди, и вряд ли
кто из них решился бы сегодня развлечь Босса пустой болтовней . Если это только
не... Джо быстро схватил трубку, ожидая услышать мягкий невыразительный голос
Посланца.
- Мистер Эрнандес? - раздавшиеся в трубке звуки своей приятностью могли
легко соперничать с циркулярной пилой . От резкого металлического тембра у Джо
заломили зубы, а висок прошила острая вспышка боли. - С вами говорят из офиса
мистера Росси. Соединяю.
Придерживая трубку плечом, Джо вновь откинулся в кресле и криво усмехнулся.
По причинам, совсем ему непонятным, каждый гребаный бандит в этой Богом
благословенной стране именовал свою шай ку "кампанией ", жертв "клиентами", а
деловые переговоры вел исключительно из "собственного офиса". Возможно,
причина крылась в том, что даже самые отпетые негодяи подспудно стремились
считать себя порядочными бизнесменами. Хорошие парни, выполняющие грязную
работу и прочая тому подобная муть.
В трубке что-то щелкнуло, и рокочущий хорошо поставленный голос хлынул из
прижатого к уху динамика.
- Привет парень, как дела? Когда женишься? Или уже, а я просто не получил
открытку? Пора, парень, пора обзаводиться семьей . Вот у меня старший уже в школу
идет. Настрогаешь детишек, будут вместе с моими играть, - Джо молчал, пропуская
мимо ушей поток чепухи, считавшей ся у Дика Росси обычным предисловием к
деловому разговору. Минуты две Дик трепался, с увлечением развивая тему
женитьбы Эрнандеса и красочно описывая плюсы семей ной жизни. Наконец, его
буй ная фантазия иссякла, и Росси перешел к делу.
- Знаешь, Джо, мне нужна твоя помощь, - голос, еще мгновение тому звучавший
радостно и бравурно, как у продавца телемагазина, стал сухим и холодным, - один из
клиентов задолжал изрядную сумму. Пол "лимона", если быть точным.
- Ты хочешь, чтоб я забрал у него деньги? - Эрнандес криво усмехнулся. Он знал
милую привычку Росси заставлять других таскать для него каштаны прямо из огня. -
Это тянет на ограбление.
- Нет, парень, не хочу. Денег у него нет, это совершенно точно. Зато есть милый
домик, стоимостью тысяч так шестьсот. - Росси выразительно замолк, словно давая
возможность Эрнандесу продемонстрировать недюжинные умственные
способности.
- И? - Джо с удовольствием разыгрывал непонимание, мстя за матримониальные
эскапады ростовщика.
- Мне нужен его дом. - Голос Росси был все так же холоден и бесстрастен. -
Завтра он должен подписать закладную. Я пошлю своего крючкотвора, а ты
проследи, чтоб клиент не артачился.
- Десять процентов. - У Джо внезапно разболелась голова, и он был рад поскорее
завершить разговор.
- Пять, парень, всегда было пять, - ответил Росси. Эрнандес стиснул зубы,
представляя, довольную ухмылку на лице этого кровопий цы. Но ростовщик был
прав. Пять процентов вполне справедливая цена.
Росси помолчал, ожидая возражений , а затем продолжил:
- Пиши имя и телефон, парень. Адрес узнаешь сам. Мой человек будет ждать
тебя у дома этого мужика, часов так в одиннадцать вечера. Пока.
- Постой , Дик. Для чего он брал деньги? - Эрнандеса не интересовала моральная
сторона дела, вопрос он задал исключительно в целях собственной безопасности.
Если парень решил толкать "кокс", или, того круче, левые стволы, то прознав про
визит "Псов", мог вызвать для встречи пару- другую отморозков с автоматическими
винтовками. А вот устраивать перестрелку Джо совсем не хотел. Хватит и прошлой
ночи.
- Не беспокой ся, мужик, - Росси верно истолковал любопытство Эрнандеса, - он
брал бабки на операцию. Жена сильно болела. Теперь баба в могиле, а мужик с двумя
девками-малолетками останется на улице. - Дик довольно заржал в трубку, будто
такая перспектива показалась ему очень забавной . Хотя, возможно, так оно и было.
Джо внутренне напрягся. Состояние сонной апатии, охватившее его во время
разговора с ростовщиком, мгновенно прошло, уступив место радостному
возбуждению.
- У него есть дети? - спросил Эрнандес, прилагая неимоверные усилия, чтоб
голос звучал по-прежнему безразлично.
- Две дочки, пятнадцать и двенадцать лет. Прям куколки. Теперь им только на
панель. - Росси мерзко хихикнул и разорвал связь.
Джо осторожно положил трубку и отодвинул от себя аппарат. Откинулся в
кресле, и медленно выпустил воздух сквозь сжатые зубы. Боже всемогущий , как же
ему повезло! Сам того не зная, старый шакал подписал смертный приговор этому...
Джо взглянул на лежащий перед ним лист бумаги. Этому Теодору Абрахему. И его
дочкам. Хотя девочки умрут далеко не сразу. Босс "Псов" рассчитывал на два, а то и
три месяца умопомрачительных забав. Пятнадцать и двенадцать. Подумать только.
От одной мысли о девочках он почувствовал нестерпимый пульсирующий жар внизу
живота, а спустя несколько мгновений тело выгнулось, повинуясь нахлынувшей
волне ни с чем не сравнимого наслаждения. Тихий , протяжный стон сорвался с его
тонких, приоткрытых в экстазе, губ. Когда волна схлынула, Джо опустил глаза и
увидел, как по зеленой , цвета хаки, ткани шорт расплывается темное, мокрое пятно.
Он улыбнулся.
 Маленькие девочки были страстью Эрнандеса. Тонкие, еще не оформившиеся
тела, по детски гладкая, без единой поры кожа, чистое, не отравленное табаком и
алкоголем дыхание. Невинные ангелы с большими, полными слез глазами, пухлыми,
дрожащими от страха губами. Джо никогда не был груб с ними. Никогда не поднимал
руку на сидящего перед ним ребенка. Однажды, в одном из борделей Хуареза, он
даже пристрелил негодяя, хлестнувшего по лицу тонкое белокурое создание по
имени Галия. Этот мерзавец, могучий когда то мужчина, а теперь больше похожий на
заплывшего жиром борова, держал ее за длинные шелковистые волосы своей
толстой , поросшей густой черной шерстью рукой , готовясь ударить еще раз. При
этом он пронзительно вопил что-то о малолетних шлюхах, не желающих брать...
Впрочем, это не важно. Джо выбил дверь и выпустил целых три пули из "Ламы"
тридцать второго калибра, снабженной самодельным глушителем, а этот ублюдок
еще с минуту копошился у изножья широкой кровати, застеленной белоснежными
простынями. Маленькие кусочки свинца в цельнометаллической оболочке пробили
легкие, так что шума он издавал не более чем проколотая гвоздем шина. Когда все
закончилось, Джо поднял на руки почти невесомую девочку и вынес из залитой
кровью комнаты. В тот раз они провели одну из самых прекрасных ночей в его
жизни. Он был для нее и братом, и отцом, и нежным любовником. А какой
благодарностью светились ее громадные темно-синие глаза! Как держала за руку,
сжимая запястье своими тонкими пальцами, и плакала, умоляя не уходить! Он
осторожно высвободился, нежно поцеловал Галию в чистый выпуклый лоб и шагнул
за порог маленькой , уютно обставленной комнаты. И все таки на мгновение
задержался у закрытой двери, слушая безутешные рыдания покинутого ребенка.
Та поездка в Хуарез обошлась ему в пять штук, ровно на четыре тысячи больше,
чем обычно, но он не жалел ни о чем. В конце концов даже в мотелях берут плату за
уборку мусора, если ваш мешок тяжелее двадцати фунтов. Жирный ублюдок весил
намного больше.
Очнувшись от грез, Эрнандес понял, что кончил еще несколько раз. Теперь всю
промежность его длинных шорт покрывало темное влажное пятно, сперма стекала
по внутренним сторонам бедер, а высыхая, неприятно стягивала кожу. Джо
передернуло от отвращения. Быстро поднявшись, он подошел к небольшой книжной
полке, одиноко стоявшей в правом углу кабинета, и ухватившись за край , потянул на
себя. С легким шорохом полка откатилась в сторону, открывая ярко освещенное
помещение, полностью выложенное кафельной плиткой , стилизованной под
мрамор. Одну из стен украшало широкое зеркало в тонкой раме из хромированной
стали, под ним громадная, размером с небольшой бассей н, раковина. Еще две стены
занимали душевая кабинка с матовыми плексигласовыми панелями и мраморный
унитаз с меховым ковриком под ним. На причудливо изогнутых стальных крюках
висели белые махровые полотенца.
В старые времена, когда "Псы" только захватили власть в городе, помещение
служило "джокером", надежно спрятанным в рукаве Эрнандеса. Трое или четверо
вооруженных до зубов головорезов не раз страховали босса во время напряженных
переговоров с бандитами, желавшими подмять под себя Эдну.
 Джо шагнул внутрь, и не давая себе труда закрыть импровизированную дверь,
сбросил на пол одежду. Мгновение помедлил, наслаждаясь прохладой , идущей от
толстых стен, а затем скрылся за полупрозрачными панелями душевой кабинки.
С легким шипением из потолка и стен ударили тонкие прохладные струи,
смывая пот, грязь и усталость прошедших суток.
В кабинет Джо вернулся совсем другим человеком. Капельки воды
поблескивали на его смуглой коже. Эрнандес не любил пользоваться полотенцами,
предпочитая давать телу высохнуть естественным образом, и с удовольствием
потянувшись, направился к стоящему у двери шкафу. Раскрыв створки, извлек из
темного нутра пару потертых Левай сов, и май ку-борцовку, выгодно
подчеркивавшую его поджарый , мускулистый торс. Нижнего белья босс "Бешенных
псов" не носил. Быстро оделся, светлая ткань "борцовки" местами потемнела, впитав
покрывавшую кожу влагу, и направился к столу. У него оставалось еще одно
незавершенное дело.
Удобно устроившись в кресле, повертел в пальцах листок, на котором часом
раньше сам нацарапал номер Теодора Абрахема, и потянувшись к телефонному
аппарату, набрал указанные на нем цифры. Трубку сняли после третьего гудка.
- Мистер Абрахем? Я говорю с мистером Абрахемом?
Закончив разговор, Джо отодвинул от себя телефон и довольно усмехнулся.
Тэдд Абрахем оказался мягким, как куча свежего дерьма, тюфяком. Единственная
вина которого заключалась в том, что он очень уж любил свою женушку. На какое то
мгновение Эрнандес даже почувствовал жалость к этому неудачнику. Но, вспомнив
про приз, двух малолетних девочек, погнал это чувство прочь.
Нет, Джо конечно спал с женщинами, секс доставлял ему удовольствие, как и
любому нормальному мужчине. Особенно, секс с этой сучкой Хименой . Уж кто-кто, а
она знала, как доставить кай ф мужику. Но редкие, не чаще двух раз в полгода,
поездки в Хуарез, дарили ни с чем не сравнимые ощущения. Одно плохо, правила
такого рода заведений запрещали использовать кляпы, кнуты и наручники.
Глупость конечно, посудите сами, если какой то сучке исполнился двадцать один
год, ее можно связать, отхлестать ремнем, засунув в задний проход фаллоимитатор
размером со здание Капитолия. Надо просто чуть больше заплатить сутенеру, ведь
не факт, что после таких "ласк" она сможет скоро вый ти на работу. А десятилетней
нельзя. Как нельзя двенадцати- и пятнадцатилетней . Попробуй кто такое
провернуть, и в дверях сразу появятся два дюжих амиго с пистолетами за широкими
кожаными ремнями, а нарушитель быстро перей дет в разряд пассивных
гомосексуалистов.
В случае с Абрахемом переживать о таких мелочах не придется. Отец будет
мертв, как только подпишет необходимые Росси бумаги. Джо даже пообещал себе,
что убьет этого мужика быстро, в конце концов, он не так уж и виноват. А девочки
просто исчезнут. Мало ли детей исчезают по всей Америке? Конечно, их фотографии
будут долго украшать сай ты полицей ского управления штата и службы 911, так и
что с того? Ни один, даже самый пронырливый коп не сможет связать их с Джо
Эрнандесом, владельцем клуба на окраине крохотного городка Эдна.
Примерно через час после разговора с этим гнусным типом, посланцем Росси,
Тэдд нашел в себе силы встать, и направился к все так же стоящему на прилавке
телефонному аппарату. С кряхтением нагнулся, пошарив рукой среди обрывков
оберточной бумаги и пустых картонных коробок, нащупал толстый , тяжелый как
кирпич том. Телефонный справочник округа. Эдна была слишком маленьким
городком, и телефонная компания не посчитала возможным тратить деньги на
отдельное справочное издание. Зато выделила целых тридцать страниц в
справочнике округа.
Тэдд пошелестел листами, разыскивая Эдну среди десятка других маленьких
городков, а потом, медленно ведя пальцем по расплывающимся перед глазами
строчкам, обнаружил рабочий номер бессменного шерифа Эдны, М. Гузмана. Этот
высокий худощавый мужчина с холодными серыми глазами и короткой стрижкой
морского пехотинца, хранил покой жителей города уже седьмой год подряд, и Тэдд
не сомневался, что следующие выборы так же останутся за ним.
Немного поколебавшись, взяв деньги у ростовщика, он пусть и не сильно, но
нарушил закон, Тэдд набрал номер шерифа. Слушая длинные гудки вызова, Абрахем
лихорадочно обдумывал, что скажет секретарше, но тут в трубке громко щелкнуло, а
из динамика донесся уверенный мужской голос:
- Май к Гузман слушает.
От неожиданности во рту у Тэдда пересохло, язык прилип к небу, а все
заготовленные слова разом исчезли, словно стая сорвавшихся с дерева воробьев.
- Говорите же! - теперь в голосе шерифа слышалось раздражение, еще секунда, и
он бросит трубку, разорвав связь. Тэдд кашлянул, и сделав над собой неимоверное
усилие, начал говорить.
Разговор с шерифом затянулся более, чем на час. Сначала Май к Гузман только
слушал, а позднее, когда картина произошедшего стала более или менее понятна,
начал задавать уточняющие вопросы. Говорил он коротко и по существу, не
прибегая к ненужным нотациям, и постепенно холодные пальцы, сдавившие сердце
Тэдда, разжались. Он и Гузман сговорились на том, что остаток дня семей ство
Абрахемов проведет дома, а к завтрашнему утру шериф запросит помощь в главном
управлении полиции штата. Тэдд знал, что на всю Эдну имелось только две
патрульные машины, людей тоже было не густо. Поэтому не стал возражать, сочтя
доводы Гузмана достаточно обоснованными. Закончив разговор, он аккуратно
положил трубку на рычаги и налил себе стаканчик, ожидая, когда Эн Мари вернется
с прогулки. В холодильнике лежали две замороженных пиццы и шоколадный торт,
так что девочки вряд ли будут возражать против вечера, проведенного у телевизора.
Джо почти допил бутылку и подумывал отправиться домой , когда вновь
зазвонил телефон. Недовольно нахмурившись, босс "Псов" уставился на
дребезжащий аппарат, раздумывая, стоит ли брать трубку. В маленьком уютном
особнячке, стоящем почти напротив центральной городской площади, его ждала
толстая подшивка "Little Angel". Хотя качество печати оставляло желать лучшего,
пролистывание журналов почти всегда приводило Джо в сексуальный экстаз.
После недолгого колебания, Эрнандес мрачно выругался и потянулся к трубке.
- Алло! Алло, Джо, ты меня слышишь!? - от удивления у босса "Псов" мгновенно
отвисла челюсть. Звонил Май к Гузман, случай сам по себе достаточно необычный .
Но больше всего Эрнандеса поразили нотки паники, звучавшие в голосе обычно
спокой ного, как скала, шерифа. Казалось, еще немного, и Гузман сорвется на крик.
 - Да, Май к, я тебя слышу. Что случилось? - Джо приложил максимум усилий , чтоб
его голос звучал спокой но. - Говори.
- Ты знаешь человека по имени Теодор Абрахем? - в устах шерифа этот вопрос
больше походил на утверждение. - Того самого, что спутался с Росси?
- Слышал о нем, - осторожно ответил Эрнандес. Хотя его голос звучал по-
прежнему спокой но и даже чуточку безразлично, мысли в голове неслись вскачь.
"Как он узнал? Росси? Маловероятно, старый прой доха не стал бы обращаться к
шерифу, не сообщив об этом". Но уже следующая фраза, произнесенная Гузманом
тем же, срывающимся от волнения голосом, расставила все по местам.
- Этот хрен только что говорил со мной . Целый час изливал душу. Сказал, что
ему грозит опасность, требовал полицей ской охраны, и всякую прочую мутотень!
- А ты что? - задал осторожный вопрос Эрнандес. Давние отношения с Гузманом
и конверты, туго набитые потертыми купюрами, что ежемесячно появлялись в
почтовом ящике шерифа, гарантировали Джо лояльность местной полиции. Но дело
о вымогательстве, а расписка на имя ростовщика никак не могла считаться
законной , выходило за рамки полномочий Май ка Гузмана. После звонка Абрахема
шериф был обязан связаться с полицией штата.
- Хорошо еще, что Лили не оказалось на месте. Возьми трубку она, и город бы
уже кишмя кишел федералами, - наконец Гузману удалось взять себя в руки, и его
голос звучал почти нормально. - Он требовал...
- Что ты ему пообещал? - жестко прервал шерифа Эрнандес. Счет шел на минуты,
и он не собирался слушать пустую болтовню Гузмана.
- Пообещал защиту, а что еще я мог сделать? - В голосе шерифа слышалось еле
сдерживаемое раздражение. И испуг. - Сказал, что свяжусь с полицией штата, и
завтра их люди возьмут его под охрану. Это все, что было в моих силах. Если б я
отказал, он наверняка сам связался бы с Управлением. Джо, ты и Росси подставили
меня!
- Хорошо, Май к, ты все сделал правильно. Я сам зай мусь Абрахемом, - теперь
голос Эрнандеса звучал мягко, успокаивающе.
- Ты должен сделать так, чтоб он исчез! Иначе...
- Давай без угроз, Май к. Мы все в одной лодке. Иди домой , выпей пару
бутылочек пива и успокой ся, - не дожидаясь ответа, Джо оборвал связь. И по памяти
набрал другой телефонный номер. "Только бы старый пердун был на месте", -
крутилась в его голове единственная мысль. В трубке щелкнуло, и он, не дожидаясь
ответа, произнес:
- Мистер Росси, у нас проблемы.

[1] Негатоскоп – устрой ство для просмотра рентгеновских снимков.

[2] Кораль – загон для животных.
[3] Семинолы, чиппева, хопи — племена североамериканских индей цев.
Часть вторая Главы 10 - 13
Глава 10. Клив, время «Псов»
Сознание вернулось мгновенно, словно яркая вспышка озарила тьму, еще
мгновение назад окружавшую разум Клива. Память, последние годы не раз
подводившая Бриннера, работала четко и ясно, рисуя картины недавнего прошлого.
Схватка с Парнями Финнигана, маленький зеленый камень, крепко сжатый
костлявыми пальцами с раздувшимися, изуродованными артритом суставами.
Кошмарные события прошлого, беспомощным свидетелем которых ему пришлось
стать. Смерть большого мужчины в странной , залитой электрическим светом,
комнате.
Клив открыл глаза. Высокое фиолетовое небо, такое темное, что казалось почти
черным, усеивали яркие точки звезд, складывавшихся в знакомый рисунок.
Бесчисленное количество раз он видел это небо, лежа без сна у едва тлеющего
костра. "Хорошо. Я там, где надо, и когда надо", - с удовлетворением отметил Клив, и
сам удивился своим мыслям. Где? Когда? Он не знал, но чувствовал, что узнает в
самом ближай шем будущем.
Одним движением он сел, опершись ладонями на мягкий сыпучий песок, все еще
хранящий тепло жаркого летнего дня. Коснулся рукой кармашков оружей ного пояса,
вмещавших пять барабанов для ремингтона, взялся за рукоять револьвера, проверяя
оружие. "Полковник Боуи" в ножнах был надежно закреплен на пояснице. Клив знал
это, потому, что чувствовал место, где латунная пятка ножа натерла кожу.
Отстранено отметил, как слаженно работают мышцы его старого тела, а
закостеневший с годами хребет гнется легко и безболезненно. Не беспокоило Клива
и простреленное семь лет назад плечо, еще недавно тянущей болью отзывавшееся
на любое неосторожное движение.
Теперь он мог оглядеться. Неверный свет звезд заливал ровную поверхность
пустыни, выделяя темными контурами редкие заросли кривых, словно цирковые
уродцы, кустов и небольшие группы древовидных кактусов. Сам он сидел на
вершине пологого песчаного холма не более чем на двадцать футов возвышавшей ся
над бескрай ним океаном песка. Высокая насыпь справа и склон "холма Клива", он
невольно улыбнулся, когда в голове возникло это название, ограничивали большую
площадку, находившуюся много ниже уровня остальной пустыни. Похожую на те,
что оставляют золотоискатели, размывающие породу бьющими под давлением
струями воды. Из темноты к площадке вела темная извилистая полоса плотно
сбитого песка. Дорога. Не главная, но и не заброшенная, иначе дующие на запад
ветра давно бы стерли ее с лика пустыни.
Не глядя, Клив протянул руку, и пальцы его коснулись мягкой , украшенной
бисером кожи. Сжались и потянули к себе тяжелый , увязший в песке, предмет. Он
встал на колени над сумкой старого чероки и расстегнув костяную пуговицу,
откинул клапан. Сверху, завернутое в кусок выделанной оленьей кожи, лежало
топливо для костра. Небольшие, два дюй ма в диаметре, шары из толченого мха,
пропитанного воском. Под ними нашлась железная кружка в две пинты объемом.
Внутри кружки, тщательно перевязанный бечевой , лежал пухлый бумажный пакет.
Даже через слой упаковки Клив почувствовал умопомрачительный запах
свежемолотого кофе. А когда пальцы нащупали толстые бруски пеммикана[1],
уложенные в сумку, словно небольшие кирпичики, рот Бриннера наполнился
слюной . Вытряхнув из сумки пищу, под пеммиканом обнаружилась индей ская фляга
на пол галлона, до краев заполненная водой , он чиркнул спичкой и поднес огонек к
сложенным пушечной пирамидой шарам. Пропитанный воском мох занялся, озарив
тусклым дрожащим светом бурый песок пустыни. А уже через несколько минут Клив
яростно рубил ножом твердые как камень бруски пеммикана. Едва не лишившись
пары пальцев, он все-таки откромсал несколько подходящих по размеру кусков и
теперь тщательно жевал, наслаждаясь острым вкусом бизоньего мяса. Маленькие
язычки пламени ласкали бок кружки, а в воздухе разносился ни с чем не
несравнимый запах готовящегося кофе.
Запив пеммикан пинтой обжигающего кофе, Клив подобрал под себя ноги и
сыто икнув, вновь потянулся к лежащей на песке сумке. Пошарив в темных глубинах,
извлек большую, с медным носиком, пороховницу, банку оружей ного сала, масленку
и шомпол, завернутые в тряпичную ветошь. А поискав еще, наткнулся на плоскую
оловянную коробку, доверху заполненную тяжелыми шариками из мягкого, светло-
серого металла. Пули. Даже не глядя на надпись, едва видимую в тусклом свете
костра, Клив понял, что держит в руках пули к своему револьверу. Сорок четвертый
калибр. Бессчетное количество раз он заряжал ремингтон этими смертоносными
кусочками металла, и теперь мог узнать их на ощупь, на вес, и даже на запах.
Мгновение помедлив, Клив высыпал пули в подол куртки, и на самом дне оловянной
коробки нашел то, что искал. Маленький сверток из серой вощеной бумаги,
заполненный медными цилиндриками капсюлей . Аккуратно разложив находки на
опустевшей сумке, он извлек из кармашков оружей ного пояса пять сменных
барабанов, и внимательно осмотрел каморы. Так и есть. Три из них, заряженные и
готовые к бою, поблескивали медью насаженных на брандтрубки капсюлей , а два,
более легкие и закопченные, были пусты. Клив с сомнением посмотрел на
испачканные пороховой гарью пальцы, а затем, по очереди, поднес вороненые
стальные цилиндры к лицу. Остро пахнуло серой и жженным птичьим пером.
Значит, стрелял он недавно, час или два назад. Но как такое могло быть? Первый
барабан он сменил, когда... Тут память услужливо показала ему лежащего ничком
здоровяка на заднем дворе банка. А второй , расстреляв этих жутких тварей ,
склонявшихся над телами жены и дочери. Но это был сон! Или нет? Мысли
спутались, дыхание участилось, удары сердца кузнечным молотом отдавались в
голове. Сжав виски ладонями, он сидел на земле, мерно раскачиваясь из стороны в
сторону, будто это простое движение могло помочь разрешить загадку.
Клив не знал, сколько времени он провел, заворожено наблюдая, как
подсознание, словно опытный шулер, тасует колоду сложенную из его прошлого,
настоящего, будущего. Тело горело, мысли раскаленными метеорами проносились
перед внутренним взором, а за ними, на неясной границе света и тени, клубилась
тьма. Огромное черное лицо, нет, череп, обтянутый темнотой , приблизился к Кливу,
и растянул иссохшие губы в улыбке:
 - Ты мой , охотник! Сопротивляй ся, борись, тем приятнее будет низвергнуть тебя
в Изначальную Тьму. Ты знаешь, что тебя ждет? Лишь боль и страдания, да души
убитых тобой людей .
Клив содрогнулся от ужаса и отвращения. Собрав последние силы, он
прошептал:
- Господь милосердный ... - но грубый , издевательский смех прервал его.
- Ты забыл его имя, охотник. Якшался с божком краснокожих, держал в руках
дешевую погремушку вместо креста. Он тебе не поможет!
Но Клив уже не слышал глумливых слов призрака. Словно человек,
взбирающий ся по отвесному склону, он отчаянно балансировал на грани безумия,
стараясь ухватить ускользающую от него мысль. "Имя, имя Бога. Старый чероки
говорил что-то очень важное об имени Бога!" А затем поднял глаза на
гримасничающий черный череп. С победной улыбкой взглянул в темные провалы
глазниц:
- У Бога тысячи имен. И мне достаточно знать одно!
На костлявом лице призрака отразилось недоумение, ярость, и почти детская
обида. Тьма забурлила, а затем, издав мерзкий , клокочущий звук, рванулась вперед,
стремясь поглотить коленопреклоненного человека. Клив улыбнулся, соединив
ладони перед грудью. Последний раз взглянул на вал несущей ся на него тьмы и
закрыл глаза. С уст его сорвались первые слова молитвы.
Глава 11 Похищение
Абрахем
Тэдд сидел, удобно устроившись на мягких подушках старого дивана с обивкой
из коричневого плюша. Рассохшаяся рама немилосердно скрипела при малей шей
попытке пошевелиться, длинный ворс местами вытерся, обнажая грубую текстуру
ткани. Беверли не единожды просила "отправить старика на кладбище", а как-то раз,
отчаявшись добиться своего, пыталась вывезти "ископаемое" в отсутствие мужа,
наняв бригаду грузчиков. Тэдд вернулся в тот самый момент, когда трое дюжих
парней с руганью протискивали диван в широко открытые двери парадного входа.
Став на колени перед женой в самом центре ее любимой лужай ки, за каких то
четверть часа он добился амнистии для ветерана. Грузчики, все это время с
интересом наблюдавшие за бесплатным спектаклем, зло затушили сигареты.
Старший , коренастый белобрысый парень с раскачанными до фантастических
размеров предплечьями, шагнул к целующей ся посреди газона парочке и
потребовал еще двадцатку к оговоренной ранее сумме. Тэдд дал ему пятьдесят. С тех
пор, огражденный от всяческих посягательств, диван жил в одной из трех комнат
второго этажа, отведенной под гостиную. Раз в неделю старший Абрахем тщательно
пылесосил большие поролоновые подушки, избавляясь от вездесущей пыли,
собиравшей ся в пушистых островках, и вкручивал саморезы, скрепляя
рассыпающий ся от старости деревянный каркас.
Тэдд улыбнулся этому неожиданному воспоминанию. Немного поерзал,
поудобнее умащивая грузное тело между холмов и долин, в которые превратились
побитые временем подушки и взглянул на сидящих у телевизора дочерей . Две
маленькие тарелки с остатками шоколадного торта утопали в высоком ворсе ковра,
по лицам замерших в неподвижности девчушек скользили разноцветные блики. На
большом, слегка выгнутом экране, сыпал шутками неподражаемый Джонни Карсон,
из динамика телевизора раздавался его обворожительный баритон. "Сегодня
вечером" было любимым шоу Эн Мари и младшей Бев, они смотрели его молча, без
улыбок, напряженно внимая каждому слову ведущего. Зато потом могли еще неделю
заразительно хохотать, дословно пересказывая запомнившиеся шутки, а старшая из
сестер талантливо пародировала интонации что самого Карсона, что любого из его
гостей . Тэдд улыбнулся и прикрыл глаза. На душе было хорошо и спокой но, он
понял, что смог полностью расслабиться первый раз со дня смерти жены.
Джо «Босс» Эрнандес
С юристом ростовщика Джо должен был встретиться в половине одиннадцатого
вечера на стоянке универмага "Кей март" в трех кварталах от дома Абрахемов. "Босс"
Эрнандес стоял, опершись на капот черного "Доджа" и крутил в пальцах не
зажженную сигарету, раздраженно поглядывая на тускло светящееся электронное
табло "Тай мекс". Человек Росси опаздывал. Десять минут не очень большой срок и
обычно Джо проявлял больше терпения, но не сегодня. Необходимость заняться
Абрахемом на сутки раньше оговоренного срока только добавляла злости. Нервная
система, подхлестнутая дьявольской смесью виски и кокаина, работала на пределе,
заполняя тело требующей немедленного выхода энергией . Мозг, кристально чистый
и ясный , несмотря на сутки проведенные без сна, казалось, ускорил свою работу
меняя субъективное восприятие времени. Наконец до ушей Эрнандеса донесся
мягкий звук работающего двигателя, а несколько секунд спустя на подъездную
дорогу, ведущую к стоянке, упали два конуса яркого белого света. Новенький "Форд
Скорпио", осторожно перевалил через лежачего полицей ского, напоминавшего
городским лихачам о необходимости сбросить газ, и медленно, на скорости не более
пяти миль в час, направился к стоящим в отдалении машинам. Джо презрительно
ухмыльнулся и сплюнул на потрескавший ся асфальт. Крючкотвор Росси заимел
крутую тачку, а водит как наполовину парализованная миссис Эльман. Да что там,
старуха, судя по всему, ездит быстрее. Несмотря на пустующую в это время стоянку,
водитель аккуратно остановил "Форд" между двумя белыми линиями,
ограничивающими одно паркоместо, и выключил двигатель. Мощные фары погасли,
виден был только тусклый огонек внутреннего освещения салона, едва
пробивающий ся сквозь тонированные стекла. Затем хлопнула дверца, и маленький ,
не выше пяти футов, толстяк направился к стоящему около пикапа Джо. Несмотря на
позднее время, юрист мистера Росси был в тонком льняном костюме с серебристым
отливом, строгом темном галстуке и мягких туфлях на толстой каучуковой подошве.
Сквозь длинные редкие пряди, зачесанные на бок, просматривалась голая кожа
черепа, пухлое личико с несуразно большими темными глазами выражало
сдержанное страдание и покорность судьбе. В руке человечек держал брифкей с
лакированной кожи с единственным замком из желтого, отполированного до блеска,
металла.
- Рауль Эскобар, - отрекомендовался толстяк хорошо поставленным баритоном
и протянул для пожатия маленькую пухлую ладошку, - представляю интересы
мистера Росси, - и многозначительно кивнул на покачивающий ся в пальцах
брифкей с. На мгновение его взгляд задержался на рукояти торчащего из-за пояса
линялых джинс пистолета, и рот юриста исказила удивленная гримаса.
 Джо пожал толстяку руку. Ладонь была мягкой и липкой от пота, он едва
сдержал желание вытереть пальцы о штанину. Должно быть, заметив брезгливое
выражение, промелькнувшее в глазах Эрнандеса, Эскобар быстро убрал руку и
продолжил:
- Я хотел бы попросить вас подвезти меня к дому нашего, ммм…, клиента, - слово
"клиент" он произнес в растяжку, почти по слогам, словно вкладывал в него какой то
особый смысл. Джо с удивлением воззрился на новенький , как будто он только что
сошел с конвей ера, "Форд". Юрист пой мал его взгляд и снисходительно улыбнулся.
- Понимаете, машина заметная, а мне не хотелось бы, чтоб мое имя связывали с
сегодняшним, ммм…, происшествием. - Толстяк пой мал взгляд Джо и
заговорщически подмигнул. "Мол, мы все хорошо понимаем, чем занимаемся".
Волна омерзения захлестнула Эрнандеса. Он растянул губы в ухмылке. "Ты еще
не знаешь, что сегодня случится, бурдюк с жиром". Как ни странно, эта мысль
настроила Джо на веселый лад. Он понимающе кивнул и махнул рукой вправо, где с
потушенными фарами стоял запыленный "Шеви" Дока. Сам Док спал, откинувшись
на сиденье, его голова склонилась на левое плечо, тонкая струй ка слюны стекала из
уголка рта, оставляя темную дорожку на белой ткани рубашки. Окинув тоскливым
взглядом просторную кабину "Доджа", на водительском месте которого громадой
возвышалась фигура одного из бандитов, Рауль Эскобар направился к стоящему
невдалеке "Шевроле". Джо ехидно ухмыльнулся, увидев, как поникли жирные плечи
толстяка. А затем подошел к кузову пикапа. В нем, занимая половину свободного
пространства, высился прямоугольный предмет три фута высотой и пять шириной .
Похожий на большую коробку, он был тщательно укутан в брезент цвета хаки,
купленный сегодня в магазине военных товаров. Джо проверил крепления,
удовлетворенно хмыкнул и забрался в кабину "Доджа". Не дожидаясь команды
босса, сидевший за рулем Мигель завел двигатель, и ловко вырулив со стоянки,
направился к дому Абрахемов.
Запарковавшись на противоположной от дома, неосвещенной стороне улицы,
"Псы" выключили двигатели и замерли в тени, внимательно оглядывая высящееся
перед ними здание. Нижний этаж почти полностью отданный под магазин, сей час
пустовал. В большой , во всю стену, витрине, отражались тусклые блики ламп
внутренней подсветки, расположенных над живописной экспозицией . Несколько
составленных шалашом копий , бутафорский костер и ковер ручной работы, что
тысячами ткут в резервациях грязные индей ские скво. Еще пара ламп освещала
прилавок, на застекленных полках которого красовались стилизованные под
древности сувениры. Внимание «Босса» привлекли окна второго этажа. Два из них
горели ровным желтым светом, который могут давать прикроватные ночники, а в
третьем на стеклах играли синеватые блики. Так бывает, когда в комнате работает
телевизор, а свет приглушен, чтоб изображение на экране было максимально
четким. "Они наверху", - удовлетворенно подумал Джо и оглянулся на остальных.
Громадная фигура Мигеля замерла у капота "Доджа", Док стоял, опершись на крышу
"Шеви" и немилосердно зевал. Рауль Эскобар уже сумел выбраться из узкого
пространства на пассажирском сидении и теперь нервно теребил пальцами
лакированный брифкей с. Видно было, что подобный формат "работы с клиентами"
ему в новинку. Пой мав взгляд Эрнандеса, юрист прекратил терзать ручку портфеля,
и расправив плечи, двинулся к дому с явным намерением нажать большую кнопку
звонка. Джо едва успел ухватить его за плечо. Почувствовав прикосновение, толстяк
удивленно воззрился на босса "Псов". Тот, не выпуская из пальцев ткань пиджака,
отрицательно покачал головой и указал на узкую, посыпанную гравием дорожку,
что вела во двор позади дома. Все еще удивленно таращась на Джо, адвокат мистера
Росси, Рауль Эскобар, последовал за остальными.

Задняя дверь, ведущая на кухню, представляла собой конструкцию на прочной

деревянной раме, украшенную узкими прямоугольниками матового стекла. Джо
аккуратно повернул ручку, и убедившись, что замок закрыт, отступил в сторону. Его
место занял Мигель, не проронивший за последний час ни одного слова. Толстые
пальцы сдавили наличник напротив дверной ручки и с тихим хрустом вырвали
большой кусок, обнажая место, где язычок замка входил в деревянную раму. Из
кармана гигант извлек миниатюрную струнную пилу с алмазным покрытием.
Просунув гибкую проволоку в зазор между дверью и рамой , ловко захлестнул петлей
язычок. Секунду помедлил, приноравливаясь, а потом быстро заработал пилой .
Толстые руки двигались размеренно, словно поршни древней паровой машины, из
груди гиганта вырывалось тяжелое дыхание. Струна двигалась с едва слышным
шорохом, но Джо видел, как углубляется разрез. Наконец, издав тонкий звон, язычок
распался надвое, открывая путь в темное нутро дома.
Эрнандес достал из-за пояса пистолет. Это был давешний "Астра 5000" двадцать
второго калибра, снабженный коротким, толстым глушителем кустарного
производства. Вслед за боссом оружие извлек Док, Мигель же предпочитал
полагаться на силу своих рук. Увидев тускло блеснувшую сталь, адвокат отпрянул.
- Вы думаете, будут проблемы? - спросил он тихим, слегка дрожащим голосом.
Джо плотоядно улыбнулся и поднес ствол пистолета к губам, приказывая
толстяку замолчать. Нет, проблем он не ожидал. Шериф доложил, что у Абрахема нет
зарегистрированного оружия, как, впрочем, и никогда не было. Этот увалень был
пацифистом, не замеченым даже в пьяных драках, что по пятницам в Эдне обычное
дело. Но осторожность не повредит, к тому же Эрнандес прекрасно знал, что вид
направленного в лоб пистолета отлично сбивает с людей спесь.
Осторожно, почти крадучись, он двинулся вперед, пересекая кухню. За спиной
неслышно скользил Док, а следом, крепко ухватив Эскобара под руку, вышагивал
Мигель.
Прой дя в торговый зал, Джо остановился, окинул взглядом просторное
помещение, и развернувшись на пятках, посмотрел на стоящего перед ним адвоката.
Маленький человечек был напуган, его круглое тело сотрясала крупная дрожь,
капли пота покрывали лоб и толстые, похожие на бульдожьи брыли щеки. Он явно
был не в своей тарелке. Джо ухмыльнулся.
- Синьор Эскобар, вам лучше остаться здесь, - произнес он едва слышным
шепотом и указал толстяку на большое, сплетенное из ивовых прутьев кресло.
Рауль попытался ответить, но с его губ не слетело ни звука. Голосовые связки,
казалось, скрутило в тугой узел, язык прилип к пересохшему от волнения небу.
Вместо ответа он энергично кивнул.
 - Вот и хорошо, - махнув рукой своим людям, Джо направился к лестнице,
ведущей наверх.
Преодолев не более десяти ступеней , они оказались в уютном маленьком холле
второго этажа. Деревянный пол был застлан куском зеленого ковролина, над
головой горел крохотный светильник, забранный в круглый плафон из матового
стекла. Три двери с тяжелыми медными ручками выходили на небольшую площадку
перед лестницей . Джо осмотрелся. Из-под двери, располагавшей ся по левую руку, на
ворс ковролина падали синеватые отблески работающего телевизора. Дверь по
правую руку была приоткрыта, сквозь щель свет падал на широкую кровать,
застеленную коричневым покрывалом. Комната была пуста. А третья, находившаяся
перед ним дверь, была украшена большим белым листом бумаги, вырванным из
альбома для рисования. На нем, заключенные в рамку из желтых, синих и красных
цветочков виднелись выведенные акварелью слова:
"Собственность Эн Мари и Бев. Добро пожаловать!"
Джо словно прошибло мощным разрядом электрического тока. Рот наполнился
слюной , член встал, туго натянув толстую ткань "Левай сов". Эн Мари и Бев. Добро
пожаловать! Он шумно сглотнул и указал пистолетом на альбомный листок. Мигель
молча кивнул и шагнул вперед, взявшись за ручку двери, ведущей в комнату
девочек. Сам же Эрнандес двинулся влево, к двери, из-под которой виднелись синие
сполохи телевизионного экрана. Док тенью скользнул за ним.

Абрахем
- Ну все, родные мои, пора спать, - сказал Тэдд, и наклонившись вперед, ласково
потрепал шелковистые волосы младшей Бев. Девочка подняла на него большие,
немного сонные глаза и улыбнулась. - Давай те, давай те, время позднее, - продолжил
Тэдд, притворно нахмурившись. - Вам давно пора быть в постели.
Теперь улыбнулась и Эн Мари. Обычно она спорила, выклянчивая у отца еще
четверть часа у телевизора, но долгая прогулка в парке и обильный ужин разморили
даже такую непоседу. Девочки неохотно поднялись с ковра, и через мгновение Тэдд
услышал частый топот маленьких ножек, сбегающих по лестнице на первый этаж. А
через десять минут, умытые и одетые в одинаковые фланелевые пижамки, все в
рисунках маленьких синих гномиков, девочки еще раз зашли в комнату, чтоб
поцеловать отца перед сном. Тэдд крепко прижимает их к груди, целует в пушистые
макушки и аккуратно подталкивает к двери.
- Спокой ной ночи, пап, - звучат дуэтом их сонные голоса.
- Хороших снов, любимые, - отвечает Тэдд. А услышав как хлопнула закрываясь,
дверь детской , встает с дивана и выключает звук на пластиковой панели телевизора.
Еще несколько минут он смотрит на мелькающие картинки, потом веки его
тяжелеют, и Тэдд Абрахем проваливается в глубокий сон.

Джо «Босс» Эрнандес

Держа пистолет наготове, Джо осторожно толкает дверь. Та открывается легко,
чуть слышно скрипнув петлями, и он шагает в комнату к сидящему на диване
мужчине. Мужчина, когда-то высокий и широкоплечий , теперь потолстел и обрюзг,
большой живот складкой свисает над поясом брюк, нижняя губа отвисла, обнажив
крупные пожелтевшие зубы. Изо рта доносится легкий храп.
Осторожно ступая меж лежащих на ковре тарелок, Док обходит диван и
останавливается за спиной спящего мужчины, готовый в любой момент нанести
точный удар по затылку. Если, конечно, "клиент" будет артачиться.
Убедившись, что его лей тенант занял положенное место, Джо опустил пистолет,
скрестив руки на уровне пояса. Несколько секунд постоял, глядя на спящего
мужчину, а потом легонько коснулся его лодыжки острым носком своего сапога.
Абрахем
Тэдд проснулся от легкого прикосновения к правой ноге. Раньше, конечно, сон у
него был крепче, и Беверли, бывало, будила его, брызгая в лицо прохладной водой
из цветочного распылителя, но сей час... Сей час нервы у него на взводе, разбудить
сможет и муха, севшая на лацкан пиджака. Он сладко потянулся, и с улыбкой открыл
глаза, ожидая увидеть кого-нибудь из дочерей , а то и двоих сразу. Мгновение спустя,
улыбка сползла с его губ, а глаза округлились, встретившись с холодным взглядом
стоящего перед ним мужчины.
Мистер Абрахем? - В этой фразе не было вопросительных интонаций .

Джо «Босс» Эрнандес

Джо раздумывал, не пнуть ли спящего посильнее, когда тот с хрустом потянулся,
высоко подняв руки. Толстые губы расплылись в дурацкой улыбке, но глаза все еще
оставались закрытыми. Не прекращая скалиться, он широко распахнул блеклые,
слегка на выкате глаза и остолбенел. Во взгляде, немного мутном ото сна, читался
ужас, рот округлился, напомнив Джо пончик с сахарной пудрой . Еще секунда, и из
глотки вырвется крик.
- Мистер Абрахем? - Джо произнес эти слова ровным, безразличным тоном,
словно бармен за стой кой , желающий привлечь внимание заболтавшегося клиента.

Абрахем
Тэдд сразу узнал этот равнодушный , слегка гнусавый голос. Остатки сна
мгновенно слетели с него, как слетает листва под порывом промозглого осеннего
ветра. Рот его широко раскрылся, но вместо крика из горла вырвался долгий
шипящий звук. Похожий на тот, с каким воздух выходит из пробитой гвоздем
автомобильной шины. Парализованный ужасом, он просто смотрел на стоящего
перед ним человека не в силах произнести ни слова.

Джо «Босс» Эрнандес

Джо выдержал паузу, давая возможность сидящему на диване мужчине
ответить, но, не дождавшись ни слова, продолжил:
- Не надо так волноваться. У вас есть одно дельце с мистером Росси, и я здесь,
чтобы помочь вам его уладить.
Тэдд Абрахем все так же сидел на диване, с животным ужасом глядя на стоящего
перед ним мужчину. Выдержав очередную паузу, Джо заговорил вновь:
- Давай те спустимся вниз. Уверен, там нам будет удобнее.
 На этот раз мужчина отреагировал. Неловко, словно сомнамбула, он поднялся с
дивана и двинулся к двери, не отрывая глаз от пистолета Эрнандеса. Вый дя в холл,
бросил короткий взгляд на приоткрытую дверь детской комнаты и остановился,
начав поворачиваться к Джо, но тот легонько подтолкнул его стволом:
- Не волнуй тесь, все в порядке. С девочками мой человек.
Сой дя с лестницы, босс "Псов" задержался на мгновение и локтем нажал
широкую клавишу выключателя, замеченную им еще при первом осмотре
помещения. Комнату залил яркий белый свет, идущий от большой , безвкусной
люстры под потолком. Шедший впереди Абрахем удивленно оглянулся. Джо слегка
улыбнулся и пожал плечами. "Да, мой дорогой Тэдд, я знаю о тебе все. Знаю даже, где
включается свет в твоем гребаном магазине. Так что не шути со мной ", - говорила
эта улыбка. Абрахем отвел глаза и зашаркал к плетеному креслу, стоявшему посреди
торгового зала. Добравшись до него, он тяжело опустился на покрытое старым
пледом сиденье и уставился на свои, сцепленные на коленях руки. Маленький
толстый человечек в дорогом костюме направился к нему от прилавка, но Тэдд не
удостоил его вниманием. Он и так знал, кто это. Юрист Дика Росси, ростовщика, о
котором сегодня днем говорил этот человек с мертвыми глазами и пистолетом в
руке.
Тем временем, толстяк в костюме остановился перед креслом, поставил на пол
элегантный брифкей с из лакированной кожи и коротко откашлявшись, произнес:
- Добрый вечер, мистер Абрахем! - голос адвоката звучал громко и уверенно,
словно он приветствовал уважаемого клиента в своем комфортабельном офисе на
Риверсай д драй в. - Меня зовут Рауль Эскобар и представляю интересы мистера...
- Я знаю, чьи интересы вы представляете, - Тэдд говорил, не отрывая глаз от
своих рук. - У меня нет нужной суммы, так что ничем не могу помочь. Покиньте,
пожалуй ста, мой дом, - слова звучали тихо и ровно, словно он диктовал заказ в
закусочной , а не сидел в кресле под присмотром пронырливого адвоката и
головореза с пушкой в руке.
Джо, до этого с интересом рассматривавший роуч[2] племени лакота,
изготовленный из жесткой кабаньей щетины, развернулся и подошел к сидящему в
кресле мужчине. Окинув взглядом обрюзгшую фигуру, покачал головой . Абрахем,
хоть и напуганный до полусмерти, не собирался сдаваться без боя.
Тем временем Рауль Эскобар поддернул брюки, и с кряхтением присел перед
стоящим на полу брифкей сом. Дорогая ткань натянулась на пухлых ягодицах,
обтянула жирную спину, и Джо едва сдержал смех. Уж очень сильно
респектабельный юрист напоминал императорского пингвина, сидящего на кладке
яиц.
Тем временем, Эскобар извлек из брифкей са несколько листов плотной белой
бумаги, скрепленных канцелярским биндером, и с видимым усилием поднялся на
ноги.
- Мистер Росси предусмотрел и такой вариант, - адвокат помахал зажатыми в
пухлой руке бумагами. Из его голоса исчезли дружеские нотки, теперь он говорил,
словно школьный учитель, в который раз объясняющий тупице ученику ход
решения заданной на дом задачи. - Это закладная на дом, - Эскобар обвел рукой
помещение. - По моей оценке он стоит как раз пол миллиона. Разумеется, мистер
Росси понесет убытки, связанные с продажей недвижимости, плюс уплата налогов,
но он готов пой ти на такие траты. Разумеется, только из уважения к вашей утрате.
Тэдд отрицательно покачал головой .
- Это незаконно. Ни один суд не признает такой долг.
Джо стоял перед креслом и с любопытством смотрел на Абрахема. Такие люди
вызывали у него уважение. Обрюзгший , измученный бессонницей и страхом, он тем
не менее отказывался покориться неизбежному. Внезапно холодный порыв ветра
пронесся по комнате, мазнув призрачной рукой по лицу Джо, зашелестел листами
закладной . Голос Эскобара отдалился, а затем пропал вовсе, словно кто-то до упора
повернул ручку регулировки громкости. По позвоночнику пробежали невидимые
ледяные пальцы. От этого прикосновения желудок скрутило в узел, мошонка
подобралась и почти втянулась внутрь тела. А секундой позже, Эрнандес
почувствовал на затылке холодный , пристальный взгляд. Осторожно положив
правую ладонь на рукоять торчащего из-за пояса пистолета, он обернулся,
обшаривая комнату внимательным взглядом. Никого. Мгновение спустя, пропали и
ледяные пальцы. Воздух в комнате по-прежнему был сухим и теплым, с легким
запахом затхлости и пыли.
- Да сделай те вы что-нибудь! - взвизгнул, потеряв всякое терпение, Эскобар. Он
в сердцах швырнул бумаги в сидящего перед ним человека, и листы посыпались на
колени Абрахема. А затем отступил в сторону, потирая пухлые ладошки, словно
Понтий Пилат, умывающий руки перед народом Израилевым.
Джо молча пожал плечами, шагнул к креслу и ударил сидящего в нем человека в
лицо. Кулак угодил в нос, рассек кожу на переносице, расплющил верхнюю губу.
Кровь брызнула на колени Абрахема, заливая листы закладной крупными алыми
каплями.
Абрахем
Острая боль в разбитом лице заполнила Тэдда, вытесняя из головы все мысли и
чувства. На несколько долгих мгновений сознание исчезло, его мозг превратился в
бездумный ком нервной ткани, снедаемый мучительным жарким пламенем. А затем
боль схлынула, оставив после себя россыпь едва тлеющих углей , и Тэдд вновь обрел
способность мыслить. Он отнял руки от изуродованного лица и с отстраненным
интересом поглядел на перепачканные кровью ладони. Попробовал заговорить, но
онемевшие, словно после укола анестезии, губы отказывались повиноваться.
Чувство было сродни тому, что он испытал в зубоврачебном кресле, когда доктор
Эммерс вколол в десну кубик лидокаина перед тем как взяться за клещи и удалить
больной зуб. В тот раз Тэдд с интересом прислушивался к своим ощущениям,
попеременно касаясь пальцами кончика носа, щеки и губ. Он восхищенно качал
головой , поражаясь мгновенному дей ствию препарата, позволившего легко
перенести столь неприятную операцию.
Сегодня было не так весело. Кровь уже протекла сквозь неплотно сжатые
пальцы, и несколько капель упали на лежащие на коленях листы, оставив пятна
размером с десятицентовую монету. Рауль Эскобар, мерзкий маленький толстячок в
пижонском костюме, что-то кричал, яростно жестикулируя коротенькими ручками,
но голос его едва доносился до сознания Тэдда. Не пытаясь больше заговорить, он
отрицательно покачал головой . Высокий мужчина с пистолетом за поясом поднял
руку, и Абрахем сжался, ожидая, что очередной оглушающий удар обрушится на его
голову. Но нет. Мужчина едва скользнул по нему взглядом и Тэдд увидел торчащую
из сжатого кулака короткую антенну портативной рации.
- Приведите девок, - коротко буркнул "пистолет" в черный кусок
прорезиненного пластика.
Почти сразу же наверху послышалась возня, неясные вскрики, затем звук
открываемой двери. Конус яркого света упал ступени лестницы, а мгновением позже
дерево жалобно заскрипело под тяжестью ступавшего на него человека. Неловко
повернув голову, Тэдд наблюдал, как в помещение спустился настоящий гигант. Рост
около семи футов, покатые плечи, огромный , колышущий ся в такт тяжелым шагам
живот. Руки, каждая толщиной с хороший свиной окорок, лежали на плечах Эн Мари
и Бев, которых он грубо толкал перед собой . За ним, почти упершись в широкую
спину, спускался худой как жердь коротышка, напоминавший по контрасту
недокормленного подростка. Почти волоком подтащив девочек к креслу в котором
сидел Абрахем, гигант небрежным движением швырнул их на пол. Увидев
распростертых перед ним дочерей , Тэдд заскулил, протяжно и безнадежно.
Джо «Босс» Эрнандес
Вернув "уоки - токи" в карман, Джо с интересом посмотрел на Абрахема, ожидая
его реакции. Парень держался весьма неплохо для лысеющего владельца
сувенирной лавки. Не паниковал, не грозил полицией , очевидно понимая всю
глупость подобного поведения. Но и сдаваться не собирался. Что ж, поглядим, что он
запоет, увидев своих дочурок в обществе "очаровашки" Мигеля. Джо любил
наблюдать, как сдают позиции самые сильные духом, стоит только подобрать
правильный ключик. Как упрямство и дерзость уступают место отчаянию и страху,
как люди, минуту назад готовые умереть за свои убеждения, становятся мягкими и
покорными. Готовыми поверить обещаниям, дающим надежду. Или, всего лишь
призрак надежды.
Но, увидев детей , Эрнандес забыл обо всем. Две девочки, примерно пятнадцати
и двенадцати лет, в одинаковых фланелевых пижамках, лежали на полу в
нескольких футах от острых носков сапог Джо. Старшая, голубоглазая блондинка, с
нежной , цвета свежай ших сливок кожей , приподнялась на колени, опершись руками
о пол. Едва не перестав дышать, он жадно пожирал глазами строй ные бедра девочки,
обтянутые мягкой тканью, маленькую, но уже ясно различимую грудь. Дыхание Джо
прервалось, горячая волна возбуждения окатила тело. Пенис вновь увеличился и
затвердел, туго натянув грубую ткань в паху. Он шумно выдохнул и перевел взгляд
на младшую из сестер. Не такая высокая, совсем еще не оформившаяся, она
напомнила Джо галчонка, подобранного им, тогда восьмилетним, на пыльной
площадке трей лерного парка в Чивава. Птенец прожил пять дней в старой коробке
из под приемника, пока Хосе Эрнандес, пьяный как свинья, не раздавил его каблуком
на глазах у Джо.
- Проклятая шлюха! - заорал он тогда, обращаясь к жене, хлопотавшей на
крохотной кухоньке, - ты родила мне девчонку! – И отвесив замершему в испуге
сыну увесистую затрещину, пинком выбросил окровавленную коробку из трей лера.
В тот день Джо по-настоящему возненавидел отца. А пять месяцев спустя, сбежал в
Тихуану, присоединившись к уличной банде подростков.
 Отбросив нахлынувшие мимо воли воспоминания, Эрнандес внимательно
присмотрелся к младшей из дочек Абрахема. Полная противоположность своей
старшей сестре, девочка была очаровательна. Смуглая кожа, густые каштановые
волосы, рассыпавшиеся по плечам, огромные, наполненные слезами, глаза. Она с
мольбой смотрела на Джо, во взгляде читался испуг и надежда.
- Нет, нет, нет - донеслось до ушей Эрнандеса невнятное бормотание.
Обернувшись на звук, он встретился взглядом с Абрахемом. Тэдд тяжело ворочался в
кресле, стараясь встать на ноги, но тяжелый удар, разбивший ему лицо, лишил тело
способности двигаться, пригвоздив его к месту.
- Нет, не трогай те девочек, умоляю, - невнятно шептал он окровавленными
губами. В уголке рта набух и лопнул алый пузырь, обрызгав грудь Абрахема смесью
слюны и крови.
Несколько секунд Джо смотрел в широко открытые, побелевшие от ужаса, глаза
Тэдда и усмехнулся. Опустился на одно колено перед лежащими на полу детьми, и
обратился к младшей из сестер.
- Тебя зовут Беверли, дорогая? - голос его звучал мягко, успокаивающе. Так мог
бы говорить профессиональный педагог или полицей ский , общаясь с насмерть
перепуганным ребенком. Девочка быстро кивнула, не отрывая глаз от
склонившегося над ней мужчины. - Хорошо, - продолжил Джо все тем же,
внушающим доверие, тоном. - У нас с твоим папой возникли некоторые разногласия,
но мы их почти уладили. За исключением одного маленького пустячка. Ты
поможешь мне?
Бев еще раз кивнула, волосы взметнулись в такт этому движению. Она почти не
соображала от страха, поняла только, что надо делать все, что скажет этот человек с
неприятной улыбкой и холодным, пронзительным взглядом. Этим она поможет
папе, чужие люди уй дут, и все будет как прежде. Она поднимется в свою комнату, и
ляжет в кровать, крепко обняв Эн Мари, а завтра, если у папы ничего не будет
болеть, они вместе сходят в кино.
- Ты поможешь мне? - повторил страшный человек. - Хорошо. Попроси папу
подписать те бумаги, что лежат у него на коленях, и мы уй дем. - Он широко
улыбнулся, обнажив мелкие зубы, и подтолкнул Беверли в направлении кресла. Еще
раз кивнув, девочка поползла вперед, быстро перебирая коленками, отчего Джо
захлестнула очередная волна возбуждения.
Добравшись до кресла, Бев приподнялась, вцепившись тонкими пальчиками в
широкий подлокотник, и умоляюще глядя на Абрахема, заговорила:
- Папа, пожалуй ста, подпиши, пожалуй ста, подпиши, - ее голосок звучал
приглушенно, слова путались, то и дело прерываясь сдавленными рыданиями.
Тэдд накрыл руки дочери своей широкой ладонью, и с ненавистью взглянул на
Эскобара. Затем, требовательно протянул к нему правую руку. Правильно
истолковав это движение, юрист метнулся вперед, одновременно доставая из
кармана пиджака ручку. Вложив толстый цилиндр из слоновой кости в нетерпеливо
сжимающиеся пальцы Абрахема, он отступил на безопасное расстояние. Но мужчина
в кресле не думал о нападении. Зубами, левой рукой он все так же сжимал тонкие
пальцы дочери, Тэдд сорвал колпачок, быстро проставил подпись на лежащих у него
на коленях листах. Проставил, нимало не заботясь о том, что платиновое перо в
нескольких местах порвало и смяло бумагу. Затем сгреб их в кулак и швырнул в
стоящего перед ним Эскобара. Листы ударились о жирную грудь юриста, и порхая,
словно кружащие над цветами бабочки, опустились на пол. Эскобар упал на колени,
и комично размахивая толстенькими ручками, стал собирать рассыпавшиеся по полу
бумаги. Тэдд злобно ухмыльнулся, обнажив окрашенные кровью зубы, а затем издал
короткий каркающий смешок.
Джо стоял, заложив пальцы рук за широкий кожаный ремень, внимательно
наблюдая за ползающим по полу юристом. Его худое, с выступающими скулами,
лицо не выражало абсолютно никаких чувств. Дождавшись, пока Эскобар сложит
бумаги в брифкей с, босс "Псов" шагнул к креслу, оказавшись прямо перед все еще
злобно ухмыляющимся Абрахемом. Плавным движением извлек из-за пояса
пистолет, и приставил срез короткого, толстого глушителя ко лбу Тэдда.
Почувствовав прикосновение, тот поднял глаза, на миг встретившись взглядом с
Джо. На его лице не было страха. Губы начали расходиться, словно он хотел сказать
что-то очень важное своему палачу, но Эрнандес не пожелал ждать. Тонкая пластина
спускового крючка подалась назад, повинуясь движению указательного пальца,
пистолет едва заметно дернулся в руке. Свинцовая пуля двадцать второго калибра
ударила Абрахема в лоб, убив на месте. Голова запрокинулась назад, а потом,
склонившись на обмякшей шее, уткнулась подбородком в грудь. Из крохотного
отверстия над левым глазом, выкатилась единственная капелька крови, и
прочертив на уже побледневшей коже дорожку, сорвалась вниз.
- Папаааа! - тонкий детский крик разорвал тишину. Беверли стояла, обхватив
безжизненную руку отца тонкими пальчиками, ее лицо исказилось, превратившись в
маску отчаяния и горя. Старшая, Эн Мари, вскочила с завораживающей кошачьей
грацией и бросилась к сестре. Ее вытянутые вперед руки почти коснулись Беверли,
когда тяжелая, словно камень, ладонь сжала худое плечо. Мигель оказался быстрее.
Схватив старшую из сестер, гигант шагнул вперед и неуловимо быстрым
движением запустил пальцы в копну каштановых волос младшей . Крик Беверли
оборвался. Она выгнулась дугой , словно натянутый до предела лук, рот распахнулся
в крике, а пальцы крепко сжимали безжизненно вялую руку Тэдда. Резким
движением Мигель оторвал девочку от отца, и мерно шагая, потащил в сторону
большой двустворчатой двери, служившей входом в торговый зал магазина.
- Мы так не договаривались, - блеющим шепотом произнес Рауль Эскобар. Он
стоял перед креслом с сидящим в нем мертвецом, толстые щеки посерели, глаза еще
больше выпучились, грозя вывалится из орбит. - Он должен был подписать...
- Он подписал, - прервал юриста Джо, и махнув Доку рукой , направился вслед за
Мигелем к выходу. Доктор потоптался на месте, а потом, осторожно подхватив под
руку все еще не пришедшего в себя Эскобара, двинулся к дверям.
Вый дя на улицу, Эрнандес на мгновение остановился, подставив разгоряченное
лицо прохладному ночному ветерку, а затем двинулся за Мигелем. Перей дя
пустынную улицу, он подошел к запаркованному в тени пикапу, и достав нож,
принялся срезать веревки, крепившие брезент поверх большого прямоугольного
ящика. Освободив одну из сторон, он откинул кусок плотной ткани, открывая часть
большой , сваренной из стальных полос, клетки. Покопавшись в правом кармане
джинс, извлек маленькую связку ключей . Быстро отыскав нужный , отпер новый
навесной замок. Отодвинул засов, а затем, распахнув дверцу, отступил в сторону.
Замерший невдалеке Мигель шагнул вперед и одним движением перебросил
поскуливающих от страха детей в кузов "доджа". Не понимая, что делают,
подгоняемые грубыми тычками, сестры заползли в клетку и замерли там,
прижавшись друг к другу. Джо довольно ухмыльнулся. Быстро захлопнул дверцу,
навесил сверху замок. Спрятав кольцо с ключами, он обернулся к Доку, до сих пор
поддерживающему Рауля Эскобара под руку.
- Ну словно пара голубков, - с издевкой в голосе произнес Эрнандес. - Отпусти
его, Доктор, он не упадет, юристы, я слышал, крепкие ребята, - а потом, достав из за
пояса пистолет, с сожалением посмотрел на лежащее в ладони оружие.
Увидев в руках у Джо пистолет, Эскобар издал сдавленный писк и попытался
отступить в сторону. Но ноги его не послушались, и вместо того, чтоб сделать шаг,
заплелись в некое подобие морского узла. Рауль Эскобар, известный адвокат и
правая рука Дика Росси, пошатнулся, а затем шлепнулся на пыльные плитки
тротуара.
- Ннне убивай те, - просипел он, не в силах совладать с отбивающей барабанную
дробь челюстью. - Яяя нничего нне видел!
Джо с омерзением взглянул на распростершегося у его ног толстяка. Он
ненавидел таких людей , лощеных трусов, наглых, уверенных в собственной
безнаказанности. Правда, до тех пор, пока их окружают дюжие парни в полицей ской
форме. Но стоит взять такого за руку и затащить в узкий , темный проулок, да сунуть
под нос нож, или того лучше, ствол и о чудо! Лоск испаряется как капля пролитой на
раскаленную сковороду воды, и он готов целовать твои туфли, подметая пиджаком
прилипшие к лужам блевотины окурки. Да этот жирдяй Абрахем и то больше
походил на мужчину!
Брезгливо сморщившись, Джо переступил через сучившего ногами Эскобара и
протянул оружие Доку.
- Вернись, урони рядом с креслом. Тогда Гузман напишет в рапорте слово
"самоубий ство". Ему меньше возни, да и мне спокой ней .
Док аккуратно, двумя пальцами, взял пистолет за ствол и перей дя улицу, исчез в
здании магазина.
Джо повернулся к Мигелю, поправлявшему брезент на ящике - клетке.
- Парни уже на месте?
Гигант молча кивнул лохматой башкой , а сзади послышался веселый голос
успевшего вернуться Дока:
- Ждут, не дождутся! Хуарез захватил пару потрясных цып, я в доле, так что
предлагаю выдвигаться.
Рауль Санчос Эскобар, адвокат и правая рука Дика Росси, осмелился подняться с
тротуара лишь когда осела поднятая машинами "Псов" пыль. Постанывая и
непрестанно оглядываясь, он похромал к стоянке у супермаркета, где оставил свой
новенький "Ford Scorpio". Его коротенькие ручонки судорожно сжимали дорогой ,
лакированной кожи брифкей с.

Глава 12. Конец "Бешеных псов"

Клив
 Клив сидел, скрестив ноги, почти неразличимый на темном фоне ночного неба и
ждал. Маленький костерок, сложенный из шариков мха давно прогорел, но охотник
успел с толком использовать тусклый свет его коптящего пламени. Он тщательно
вычистил револьвер, зарядил отстрелянные барабаны, и теперь в кармашках на его
широком поясе лежали пять готовых к стрельбе стальных цилиндров. Шесть, если
считать тот, что вставлен сей час в вороненую раму ремингтона. Итого, тридцать
шесть выстрелов. Тридцать шесть круглых свинцовых пуль, тщательно
запрессованных поверх увеличенного на треть заряда отборного мелкозернистого
пороха. Такой выстрел легко прошибает тушу быка, дробит кости и оставляет
выходное отверстие размером с кулак взрослого мужчины. И Клив знал, что этой
ночью ему пригодится каждый из этих выстрелов. Так сказал ему Бог. Бог сказал, что
он, Клив "Бритва" Бриннер должен спасти двух маленьких девочек, схваченных
плохими людьми. Бандитами и убий цами, замыслившими нечто ужасное. А еще Бог
обещал, что заберет боль, ржавым гвоздем сидевшую в душе Клива последние
двадцать лет.
Он несколько раз сжал пальцы в кулак, привыкая к отсутствию боли. Раздутые,
искореженные артритом суставы никуда не делись, но кисть двигалась легко и
свободно, а синие вспышки, обычно пронзавшие руку до локтя, исчезли, словно их
никогда и не было. Хорошо. Бог знает цену руке стрелка.
Внезапно Клив насторожился. К уханью ночных птиц и пению цикад
присоединился еще один, неизвестный охотнику звук. Частый треск, словно кто-то с
неимоверной скоростью вращал барабан револьвера, чуть оттянув курок. И низкое
басовитое гудение. Изначально далекие, эти звуки приближались со скоростью
скачущей галопом лошади. Клив чуть наклонил голову, стараясь точно определить
направление звука. Он доносился откуда-то с востока, и по мере приближения
Бриннер понял, что источников этого странного шума несколько. По край ней мере,
пять.
А спустя некоторое время, когда стрекот и меняющее тональность гудение
приблизились настолько, что почти заглушили неугомонных цикад, Клив увидел
свет. Длинные, ослепительно белые конуса заметались в черноте ночи, выхватывая
из темноты заросли кактусов и низкого, иссушенного солнцем, кустарника. Один из
конусов на мгновение вильнул, высветив странные двухколесные механизмы,
служившие источниками других световых конусов. На них, как наездники в седлах,
сидели люди, где по одному, а где и по двое, причем охотнику показалось, что
некоторые седоки - женщины. Еще один агрегат, отдаленно напоминавший крытую
повозку на больших широких колесах, был полностью сработан из листового
металла. Повозка двигалась самостоятельно, без помощи лошадей , развивая при
этом немыслимую для Бриннера скорость. Двухколесные машины немного
походили на виденый на ярмарке в Остине бицикл, который медленно катился,
когда франт в цилиндре и моноклем в глазу усердно крутил педали, хитро
прикрепленные к огромному переднему колесу. Но крутить педали с такой
скоростью было не под силу ни одному ярмарочному фокуснику.
Тем временем странные механизмы, приблизившиеся настолько, что
находились прямо перед Кливом, уменьшили скорость и свернули на дорогу,
ведущую к площадке, граничившей с облюбованным охотником холмом. Бриннер
осторожно, стараясь не издать ни звука, подался вперед и лег на живот, плотно
прижавшись ко все еще теплому песку.
Кавалькада из двух повозок и четырех двухколесных механизмов, въехала на
площадку и остановилась. Большие повозки, каждая из которых в передней части
имела по два светильника, стали по краям площадки, напротив друг друга. Яркие
снопы света прогнали мрак, озарив песок мертвенно белым сиянием. Двухколесные
агрегаты остановились в центре, наездники ловко спрыгнули с седел и теперь
приседали, разминая затекшие от долгой езды ноги. В повозках открылись
небольшие двери, из них появились находившиеся внутри люди. Заиграла громкая
музыка, непривычная и пугающая. Клив покрутил головой , но не увидел
музыкантов. А прислушавшись, понял, что звук идет из раскрытых настежь дверей
одной из железных повозок.
Сохраняя полную неподвижность, он пересчитал находившихся у склона холма
людей . Четырнадцать, пятеро из них женщины. В коротких кожаных куртках и
юбках, едва закрывавших середину бедра, они расхаживали среди мужчин, подходя
то к одному, то к другому, обнимая за плечи и тесно прижимаясь к мускулистым
телам.
Клив прикинул на глаз разделявшее их расстояние. Ярдов сорок, может, сорок
пять. Немного для такого стрелка как он, но стоит подобраться поближе. Охотник
давно заприметил небольшой чахлый куст у самого низа холма. Достав револьвер,
он осторожно взвел курок, и уже собирался переползти на намеченную позицию,
когда невидимая тяжелая рука прижала его к земле. А в голове зазвучал ровный ,
бесстрастный голос: "Жди".
Клив повиновался. Именно таким голосом говорил с ним Бог, когда объяснял,
чего хочет от старого, давно отошедшего от дел охотника за головами. Придерживая
большим пальцем, он аккуратно спустил курок, но возвращать револьвер в кобуру
не стал. Бог этого не просил, а Бриннер хорошо знал, кто выигрывает в перестрелке.
Тот, у кого оружие в руке, вот кто.

«Бешеные псы»
Тем временем, люди на площадке вели себя так, словно готовились к вечеринке.
Пара мужчин, одетых в джинсы и куцые кожаные безрукавки, достали из повозки
два предмета, похожих на широкие, соединенные днищами, тазы. Вроде тех,
наполненных горячей водой , что подают в номера, желая обслужить постояльца по
высшему разряду. Бросили на песок ярдах в десяти друг от друга, а один из мужчин,
порывшись во внутренностях железной повозки, извлек большую квадратную
флягу. Скрутив пробку, он щедро наполнил "тазы" жидкостью, и отшвырнул флягу в
темноту, за пределы залитой светом площадки. До Клива донесся резкий ,
неприятный запах, смутно похожий на запах дрянного керосина, использовавшегося
для заправки ламп. Другой из пары, радостно гогоча, вытащил из кармана коробок
спичек, и к небу взвились языки ярко-желтого гудящего пламени.
- Ей , хомбре, тащи бухло к огню! Не тормози, придурок чертов, я хочу глотнуть,
пока ждем босса.
- Розалита, сладость моя, если ты забыла жратву, я зажарю на огне твой
аппетитный зад! А если не забыла, то хорошенько отжарю. Тоже в зад! - грубый
хохот заглушил окончание фразы. Женщина, которую вероятно звали Розалита,
смеялась едва ли не громче всех.

Клив
Клив прислушался к грубым голосам, раздававшимся в каких то сорока ярдах, на
освещенной электрическим светом и столбами желтого пламени площадке.
Некоторые выражения он не понимал, но в целом люди перед ним общались на
обычной для гаучос[3] смеси англий ских и испанских слов. Теперь, когда к
пронзительно белым конусам прибавился свет костров, он заметил, что почти все
мужчины вооружены. Рукояти пистолетов и револьверов, многие странной ,
непривычной Кливу формы, виднелись из-за широких кожаных поясов, тускло
поблескивали в наплечных кобурах. Раньше он видел такие только у "пинкертонов",
прятавших оружие под пиджаками строгого кроя, но подумал, что это ничего не
значит. Люди перед ним никак не могли быть служителями закона. Кроме того,
Бриннер заметил несколько дробовиков, прислоненных к высокому колесу одной из
повозок. Еще один, с короткими, обрезанными стволами, был закреплен на раме
странного двухколесного механизма. Люди на площадке были неплохо вооружены и
судя по всему, весьма опасны.

Джо «Босс» Эрнандес

Когда пикап Джо, сбросив скорость до минимума, скатился на площадку, его
встретили радостными криками. Carnales салютовали "доджу" вскинутыми над
головой банками, полными пенящегося пива, а "Бык" Санчос, отличивший ся во
время последней операции, звонко хлопнул по капоту машины своей огромной
ручищей .
- Хелло, Босс! - проревел он низким, заставляющим неприятно вибрировать
барабанные перепонки, голосом. - Как дела?
Джо поднял вверх большой палец и растянул губы в усмешке. "Бык" Санчос
никогда не был говоруном, а сегодняшняя общительность объяснялась просто. В
левой руке "солдата", едва заметная между сжимающих ее толстых пальцев,
виднелась плоская бутылка "Teachers". Босс "Псов" распахнул дверь пикапа, заставив
Санчоса посторониться, и легко спрыгнул на землю. Поднял над головой руки, как
делает празднующий победу боксер, и потряс кулаками. В ответ раздался радостный
вой , заглушивший на мгновение ревущих из динамиков "AC/DC".
- Привет парни! Вы все сегодня отлично поработали, а теперь время веселиться!
- Толпа взвыла в очередной раз, и Джо самодовольно улыбнулся. Вот что значит
быть хорошим боссом. Эти люди пой дут за ним и в огонь и в воду, а большего
Эрнандесу и не требовалось.
Дождавшись, пока стихнут восторженные вопли carnales, Джо вышел из круга и
направился к одному из автомобильных дисков, в котором, питаясь бензином и
древесным углем, гудело пламя. Рядом с ним на большой плотно набитой сумке
сидел Хуарез. Желтоватые языки пламени отражались в черных, как агат, глазах,
вислые усы топорщились, обозначая радостную ухмылку.
 - Viva, босс! - произнес он, салютуя Джо початой банкой "Будвай зера". Пошарив
свободной рукой где-то позади себя, он извлек еще одну банку пива и протянул
Эрнандесу. - Хорошая сегодня ночка!
Из темноты в мерцающий круг света шагнула строй ная молодая женщина.
Изящно изогнувшись, она обняла Джо за плечи, пристально взглянула в глаза, а
затем жадно поцеловала. Босс "Псов" ощутил ее плоский живот, высокую грудь и
выпирающую косточку лобка, тесно прижавшуюся к его мгновенно раздувшемуся
паху. Ответил на поцелуй , почувствовав мятную свежесть ее дыхания, и
высвободился из объятий мягким, но решительным движением. Посадил Химену на
колени онемевшего от удивления Хуареза, вложил ей в руку все еще закрытую банку
пива.
- Сегодня нет, дорогая. Но ты сидишь прямо на достой ной замене мне. Не
равной , запомни это, но весьма достой ной , - не дожидаясь ответа, он подмигнул все
еще не обретшей дар речи, парочке и направился назад, к своему "пикапу". Джо
хотел посмотреть, как поживают его пленницы, а затем, проведя пол часа с парнями,
направится домой . Вот там то, в глубоком, без окон, подвале и начнется настоящая
вечеринка.

Клив
Клив видел, как на площадку въехали еще две железные повозки, и
остановились под приветственные крики присутствующих. Одна, что побольше,
была уже знакомого Бриннеру вида, а в ее открытом кузове высился большой
прямоугольный предмет, тщательно завернутый в какое то подобие парусины.
Вторая, поменьше, не походила ни на что, виденное им раньше. Низкая, приземистая,
она едва могла вместить в себе человека.
Дверь большой повозки отворилась, и на землю спрыгнул давний знакомый
Клива - высокий мужчина с холодными глазами. Тот, из сна, что застрелил
сидевшего в кресле обрюзгшего толстяка. Из маленькой вышел худой коротышка с
остреньким личиком хорька, а внимательно присмотревшись, Бриннер обнаружил
гиганта, оставшегося сидеть в большом фургоне. Блики костров отражались от
изогнутого стекла, закрывавшего переднюю часть этого странного механизма, и
громадная фигура, замершая в неподвижности, почти полностью затерялась в
темноте.
Высокий мужчина вскинул над головой руки, и остальные разразились
радостными воплями. Он что-то сказал окружившим его людям, вызвав очередной
шквал криков, а затем, вышел из кольца, направившись к одному из костров. Клив
прикрыл глаза, производя в уме несложный расчет. На площадке перед ним было
семнадцать человек, включая высокого мужчину и сопровождавших его людей . Пять
женщин, бывших, судя по поведению, обычными шлюхами. У них вряд ли есть
оружие, но сбрасывать их со счетов не стоит. Клив вспомнил Рыжую Сью,
застрелившую четверых пьяных ковбоев, решивших бесплатно попользоваться ее
телом. Причем только первого она застрелила из своего дерринджера тридцать
шестого калибра, который всегда носила под корсетом. Троих оставшихся Сью
изрешетила из большого кольта, снятого с еще агонизирующего тела. Нет, Бриннер
не собирался сбрасывать шлюх со счетов.
 Когда он вновь взглянул на площадку, то увидел, что высокий мужчина, явно
вожак всей этой банды, стоит у закрепленного на повозке ящика, и приоткрыв
парусину, заглядывает внутрь. Что-то мягко, но отчетливо толкнуло Клива изнутри.
Теперь он точно знал, где находятся украденные дети. Знал он и то, что высокий
скоро уедет, а значит, дожидаться пока веселящиеся внизу бандиты упьются в дым,
просто нет времени.
Бесшумно, словно змея, Клив соскользнул со склона, и несколькими
мгновениями позже замер, слившись с искореженными ветвями кустарника.
Осторожно поднял взведенный револьвер и взглянул сквозь прицел на
мельтешащих на расстоянии вытянутой руки людей . Их силуэты, ярко освещенные
пламенем и светом фар, словно прилипали к маленькому пеньку мушки. Старый
охотник глубоко вдохнул, медленно выпустил воздух и нажал на спуск.
Клив открыл огонь в быстром темпе, заботясь единственно о том, чтоб поразить
как можно больше целей . Конечно, хорошо было б достать высокого главаря. Но он
был далеко, ярдах в пятидесяти от куста, к тому же Бриннер видел только его голову
и левое плечо. Все остальное загораживал укрытый парусиной ящик. Буммм, буммм!
Двое мужчин, стоявшие к нему спинами, рухнули, словно быки на бой не и застыли
без движения. На светлой ткани, ровно между лопаток, расцвели пурпурные розы.
Высокая металлическая банка вывалилась из уже мертвой руки. Из отверстия с
шипением вырвалась тугая пенная струя, заливая лежащие на земле тела.
Третий , стоявший правее бандит, с удовольствием затягивался сигаретой ,
подняв изуродованное шрамом лицо к мерцавшим в вышине звездам. Буммм! Пуля
вошла в бок, дюй мов на семь ниже подмышечной впадины, круша в пыль ребра.
Правая сторона груди провалилась, изо рта выплеснулась кровь. Парня крутануло на
месте, и он, выполнив почти полный пируэт, растянулся на земле. "Не жилец", -
удовлетворенно отметил Клив, плавно подводя ствол к следующей жертве.
Еще один мужчина, широкоплечий настолько, что походил на большую
обезьяну, стоял в пол оборота к Бриннеру и жадно смотрел на извивающихся в танце
шлюх. Широкая ладонь сжимала бутылку виски, по губам блуждала мечтательная
улыбка. Темный пенек мушки почти добрался до середины его груди, когда звук
предыдущих выстрелов достиг слуха бандита. Мужчина резко присел, немного
подавшись влево, и пуля, посланная точно в сердце, вырвала клок мяса из
бугрившегося мышцами плеча. Правая рука метнулась к рукояти большого
блестящего пистолета, заткнутого за пояс, а мгновение спустя на склон холма
обрушился град пуль.
Клив откатился в сторону, уходя с линии огня, и привстав на одно колено, два
раза быстро выстрелил в шустряка. Первая пуля, гудя словно рассерженный шмель,
пронеслась в дюй ме над лысым черепом приникшего к земле мужчины и ударила в
живот одну из женщин. Бриннер видел, как тоненькая фигурка высоко взмахнула
руками и беззвучно повалилась на спину. Вторая пуля, не причинив никому вреда,
бесследно затерялась в темноте. Пистолет в руке шустряка замолк, и он боком, по-
крабьи, бросился прочь от холма. Клив тоже решил не задерживаться на одном
месте. Пригнувшись, он рванул влево, уходя под прикрытие одной из железных
повозок. На мгновение все голоса затихли, оставив только ритмичное буханье
странной мелодии, а затем ночь огласилась криками смертельно напуганных людей .
 Джо «Босс» Эрнандес
Аккуратно приподняв брезентовый полог, Джо прищурил глаза, вглядываясь в
темноту за толстыми железными прутьями. Минутой раньше яркий свет фар одного
из внедорожников ослепил его, и зрение пока не вернулось в полном объеме. Сквозь
плавающие в воздухе белые круги он с трудом разглядел девчонок, прижавшихся
друг к другу в дальнем углу песьей клетки. Две пары глаз смотрели на него со
страхом и мольбой , в тусклом, проникающем сквозь полог свете, блестели мокрые от
слез лица. Джо вновь почувствовал, как напрягается его член, силясь прорвать
плотную ткань "Левай сов", ощутил горячую, мучительно сладкую боль внизу
живота. Пожалуй , можно ограничиться и десятью минутами. В конце-концов, он тут
босс, отчитываться ни перед кем не обязан.
Первые выстрелы, буммм, буммм, буммм, Джо принял за неудачные синкопы в
новой аранжировке давно знакомой мелодии. И лишь когда Санчос открыл
ответный огонь из своего М1911[4] с увеличенным магазином, он удивленно
оглянулся. Еще мгновение ему казалось, что кто-то из парней , до бровей
нагруженный пивом, просто палит в воздух. Но тут он увидел, как всплеснув руками,
рухнула на песок Энди. Секунду Джо тупо смотрел, как бьется в агонии ее тело, а
затем, низко наклонившись, бросился под прикрытие железных бортов "доджа".

Хуарез
Рука Хуареза как раз закончила свой долгий путь и наконец, нежно обхватила
твердую грудь Химены, сидящей на его коленях. Девушка как будто не замечала его
осторожных прикосновений , всецело поглощенная раскуриванием очередного
косяка с травкой . Утвердившись на новой позиции, Хуарез уже подумывал о том, как
бы проникнуть под короткую черную юбку из тонкой кожи, когда внимание его
привлекла частая дробь пистолетных выстрелов. Он удивленно вскинул глаза и
увидел, как из спины извивавшей ся в танце Энди, вылетел темно красный ком
размером с мужской кулак. Словно продолжая танцевать, девчонка высоко вскинула
руки, а потом, согнувшись почти пополам, рухнула на землю. Кулаки беспорядочно
колотили по песку, сжимающиеся пальцы оставляли в нем глубокие борозды. Хуарез
видел, как отломилось несколько длинных, ухоженных ногтей , а из-под тела
протянулась темная, блестящая дорожка. Он вскочил, сбросив Химену на землю, и
кинулся к пикапу, у колеса которого стояли заряженные картечью дробовики.

Док
Док готовился сделать свой первый глоток, когда началась стрельба. Услышав
частый перестук выстрелов, он отшвырнул в сторону вскрытую банку "будвай зера",
и выхватив из наплечной кобуры "Colt Python", укрылся за одним из бай ков,
беспорядочно припаркованных на границе освещенного пространства. Он не видел,
как умерла Энди, зато, находясь достаточно далеко от центра площадки, заметил
короткую серию вспышек и первые, упавшие на землю тела. За спиной раздавались
истошные женские крики и брань, но Док не обращал на них внимания, напряженно
вглядываясь во тьму. Метавшиеся по хорошо освещенной площадке "псы" были
отличной мишенью, тогда как самих стрелков скрывала ночная тьма.
 Клив
Судорожно глотая воздух, Клив сжался за крохотным, не больше пятнадцати
дюй мов в высоту, песчаным холмиком на самой границе света и тьмы. От взглядов
мечущихся по площадке людей его частично скрывала стоящая в десяти ярдах
повозка, частично - ночная тьма. Положение охотника казалось почти безнадежным.
Банда скотокрадов, численностью в три раза меньше этой , давно бы изрешетила его
пулями, оставив лежать на постепенно остывающем песке. Эти же парни просто
бестолково метались в ярком свете костров, отталкивая друг друга и вопя во все
горло. А значит, у него есть шанс. Пока эти мысли проносились в голове, пальцы
Клива ловко выполняли привычную работу. Раз, и пустой , еще дымящий ся барабан
падает на песок. Два, и новый извлеченный из кожаного кармашка, занимает его
место. Три, и стреляный цилиндр, легкий и горячий , отправляется в опустевшее
гнездо. Побывавший в доброй сотне перестрелок, Бриннер хорошо понимал, что
сможет выжить, только продолжая сеять смерть и панику среди собравшихся на
площадке людей . Крепко сжав обмотанную кожаными ремнями рукоять, он
метнулся вперед, к стоящей боком повозке. Упав на живот, глянул в просвет под
железным днищем, набрал полные легкие воздуха и заорал:
- Именем закона приказываю сдаться! – и не дожидаясь ответа, открыл огонь по
метавшимся в просвете фигурам.

"Бык" Санчос
"Бык" Санчос стоял на коленях, скорчившись за сверкающим хромом и никелем
"Харлеем", принадлежавшем "Дурашке" Гонсалесу. Простреленное плечо жгло как
огнем, рука стала скользкой от крови, и он с трудом смог перезарядить пистолет.
Бросив быстрый взгляд по сторонам, "Бык" увидел сжавшегося за другим
мотоциклом Дока. Лей тенант «Псов» двумя руками сжимал длинноствольный
револьвер, напряженно всматриваясь в темноту ночи. Пой мав взгляд Санчоса, он
приподнял одну руку с оттопыренным указательным пальцем, а потом два раза
махнул ладонью в сторону невысокого холма, скрытого сей час во тьме.
"Стрелок один, работал с холма", - перевел для себя язык жестов "Бык". "А что,
логично. Будь нападавших больше, они давно бы перестреляли мечущихся на свету
парней ". Отвернувшись от Дока, он уставился в темноту, настороженно ловя любой
признак движения.

Док
Глаза Дока постепенно привыкли ко мраку, плотным кольцом окружившему
мечущихся в панике "псов". Теперь он мог различить песчаный склон невысокого
холма в сорока ярдах от своей позиции, и почти голый , иссушенный солнцем куст,
просто чудом проросший в этом бесплодном месте. А повернув голову вправо,
уловил легкий намек на движение. Едва заметная тень метнулась от склона холма в
сторону припаркованного у края площадки пикапа. Док уже собрался свистом
привлечь внимание Санчоса, когда раздался громкий , скрипучий голос:
- Именем закона, приказываю сдаться!
 Брови Дока от удивления поползли вверх, на мгновение придав его лицу
изумленный и обиженный вид. «Черт подери, полицей ские так не разговаривают. Да
и не может здесь быть никаких полицей ских!» Отбросив эту мысль в сторону, он
поднял револьвер, прицелившись в пикап, со стороны которого прозвучал этот
абсурдный приказ.

Клив
 Буммм! Буммм! Первые три пули охотника попали в цель, раздробив
одному из бандитов колено и дважды пробив низ живота другому. Оба
подстреленных рухнули на землю, оглашая воздух отчаянными криками.
Клив довольно улыбнулся. Крики умирающих помогут ему, парализуя
волю живых. А значит, и шансы выкарабкаться из этой передряги
существенно возросли. Кто-то истошно завопил:
- Полиция! -
Послышались частые пистолетные выстрелы, время от времени перемежаемые
глухими раскатами дробовиков. Пули осыпали склон холма, вздымая пыльные
фонтанчики, несколько штук звонко лязгнули о металл повозки. Откуда-то справа
раздался визгливый крик:
- Прекратите, придурки! - отчаянный вой , а мгновением позже один из
двухколесных агрегатов, стоявших неподалеку опрокинулся, показав прятавшегося
за ним маленького человечка из сна. Он лежал лицом вниз, широко раскинув руки,
стекающая из раздробленного затылка кровь заливала спину, окрашивая фигурку в
темно красный цвет. Пули продолжали буравить склон. Увидев это, Клив рассмеялся.
"Так они перебьют друг друга без моего вмешательства", - и закашлялся, вдохнув
густой пороховой дым. Успокоив дыхание, он сжал револьвер двумя руками, а затем
методично выпустил оставшиеся три заряда, целясь в сбившихся в кучу бандитов.
Попал. Опершись на одну руку, Бриннер приподнялся, перекатившись под защиту
колеса повозки. Он тяжело дышал, а пальцы, казалось, сами по себе, перезаряжали
револьвер.

Док
Док уже навел широкую, светящуюся тритием, мушку под днище пикапа,
готовясь на пару с Санчосом залить пространство под машиной свинцом, когда сзади
раздался пронзительный вопль "Полиция", и заухали выстрелы, наполнив воздух
гудящим свинцом. Док вжал голову в плечи. Одна или две пули звонко цокнули по
рулевой вилке бай ка, заставив мотоцикл покачнуться.
- Прекратите, придурки! - завопил он, оборачиваясь, а увидев в десяти ярдах за
собой Гонсалеса, вскинул револьвер. "Дурашка" стоял, широко расставив ноги, еле
удерживая бьющий ся в конвульсиях "мини Узи" и поливал темноту одной длинной
очередью. Побелевшие от страха, выкатившиеся глаза слепо смотрели вперед, и Док
заметил, как отражаются в них вспышки дульного пламени. Автомат мотало вверх и
вниз, пыльная дорожка из выбитого пулями песка неслась на него с неумолимостью
разогнавшегося локомотива. Завопив от страха, он нажал на спуск, и голова
Гонсалеса исчезла в кровавом тумане. Обезглавленное тело начало заваливаться
вперед, все еще сжимая в руках кашляющий огнем "Узи". За мгновение до того, как
оно рухнуло на песок, пыльная змея добралась до Дока, изрешетив ему грудь и
раздробив голову.

Хуарез
Смуглый мужчина с копной роскошных волос и длинными вислыми усами стоял
на коленях, склонившись над лежащей на земле Хименой . Ни разу не выстреливший
дробовик валялся рядом на промокшем от крови песке, уже ненужный и неважный .
Хуарез смотрел на глубокую, похожую на яму в земле, рану, совершенно не замечая
творящегося вокруг безумия. Он видел Химену, танцующую на маленькой сцене
"Мескалина", видел ее, льющую себе на грудь газировку из прозрачной бутылки. И
когда пуля неизвестного стрелка попала ему точно в середину лба, он тихо
повалился вперед, накрыв собой изувеченное тело девушки.

Джо «Босс» Эрнандес

Джо осторожно выглянул из-за борта пикапа, проклиная себя за то, что оставил
оружие в доме этого вонючего мудака Абрахема. В бардачке "доджа" лежал запасной
пистолет, "Глок 22", но добраться до кабины в царящем кругом аду не
представлялось возможным. На площадке, освещенной фарами и оранжевым
пламенем костров, творилось форменное безумие. Люди метались, сталкиваясь,
сшибая друг друга с ног. Почти все истошно кричали и палили в темноту из
пистолетов и дробовиков. Несколько пуль со звонким лязгом ударились о борт
пикапа, а один раз он услышал, как по машине хлестнула картечь.
Джо оглянулся, надеясь отыскать своих лей тенантов, и увидел, как
превратилась в кровавый туман голова "Дурашки" Гонсалеса. Истошный крик
"Бежим!" на миг перекрыл треск выстрелов, несколько человек, все еще
остававшихся на ногах, бросились к мотоциклам. Взревели моторы, из-под задних
колес ударили фонтаны песка. Мощные бай ки, виляя, как перебравший виски
городской пьянчужка, рванули во тьму.
Босс "Псов" замер, напряженно прислушиваясь. Выстрелы стихли, в прохладном
ночном воздухе раздавались лишь стоны умирающих, да звучала дурацкая музыка.
Казалось, ночной кошмар закончился, но Джо твердо знал, что это не так. Чувство
опасности, не раз спасавшее ему жизнь, сей час вопило, требуя убраться из этого
залитого кровью места. Едва заметной тенью он скользнул к водительской двери
"доджа", и в слепую, не отрывая настороженного взгляда от окружавшей площадку
темноты, нащупал ручку. Сжал пальцы и тут же отпрянул, с ужасом глядя на
испачканную красным ладонь. Преодолев отвращение, Эрнандес рывком распахнул
дверь, едва успев отскочить в сторону, когда кто-то огромный бросился на него из
мрака кабины. С трудом сдержав крик, Джо прижался спиной к борту пикапа и
только тогда понял, что видит голову и плечи повисшего на ремне безопасности
Мигеля. Гигант был убит зарядом стальной картечи, выпущенным кем-то из
паникеров. Легко пробив тонкий металл двери, восемь стальных шариков в четверть
дюй ма каждый , превратили в кровавый фарш грудную клетку водителя.
Борясь с тошнотой , Джо шагнул вперед, и нашарив в кармане нож, перерезал
натянутый как струна, ремень. Ничем не удерживаемое тело вывалилось наружу, с
глухим стуком ударившись о землю. Эрнандес взлетел в кабину, едва коснувшись
высокой подножки, и опустился на водительское сиденье. Джинсы моментально
намокли от скопившей ся в углублении кресла крови, но он даже не заметил этого.
Дрожащей рукой Джо нащупал торчащий в замке ключ зажигания, а затем
осторожно, словно боясь сломать, повернул его. Кабину пикапа залил яркий свет,
мигнула и ожила приборная доска. Мгновением позже мягко заурчал мощный
двигатель. Эрнандес потянул на себя дверь, но искореженный выстрелом металл не
позволил ей полностью закрыться. Лампочка под потолком кабины погасла и
загорелась вновь, а между дверью и кабиной осталась щель шириной в палец. "Да
хер с ним, и так сой дет!", - пронеслось в голове у Джо. Осторожно выпустив воздух
сквозь плотно сжатые зубы, он передвинул короткую рукоять в позицию "Drive", а
потом мягко придавил педаль газа. Брошенные автомобили мешали развернуться, и
Джо медленно покатил вперед, к самой границе темноты, объезжая лежащие на
земле тела.
Внезапно зашевелился опрокинутый на бок "Харлей ", а из-под него появилась
длинная, похожая на обезьянью, рука. Толстые пальцы сжимали рукоять большого
пистолета. Джо обмер. Он вспомнил про "Глок" в бардачке, но времени достать
оружие уже не осталось. Сей час рука повернется, и он увидит широкий , словно
жерло туннеля, дульный срез. А мгновением позже мир заполнит яркая вспышка
пламени. Вместо этого тяжелая хромированная рама "Харлея" дрогнула, и из-под нее
показалась лысая, залитая кровью голова.
- Босс, - прохрипел "Бык" Санчос, - подожди меня, Босс.

Клив
Клив отдыхал, привалившись спиной к заднему колесу железного фургона.
Заряженный револьвер покоился на коленях, а в кожаных кармашках широкого
оружей ного пояса лежало уже два пустых барабана. Но охотник сомневался, что ему
придется много стрелять. Бандиты метались, паля в белый свет, что в копей ку, а в
таких случаях редко обходится без жертв. Наконец беспорядочная стрельба стихла,
затем до ушей Бриннера донесся полный ужаса крик. "Бежим!" Крик больше не
повторился, но хватило и его. Спустя несколько мгновений раздалось низкое
рычание, почти сразу сменившееся частым треском, сопровождавшим движение
двухколесных механизмов. Клив не шевельнулся. Новое чувство, поселившееся
глубоко внутри его головы, подсказывало, что высокий мужчина, укравший детей ,
все еще здесь.
Сквозь разносившееся над площадкой ритмичное уханье ударных, Бриннер
услышал громкий кашель, почти сразу перешедший в басовитое урчание. Белый
электрический свет прочертил широкую дугу, заставляя попадавшиеся на его пути
предметы отбрасывать длинные причудливые тени, и уперся в песчаный склон.
Пора.
Охотник перекатился на бок, опираясь на левую руку, и тяжело поднялся.
Револьвер он держал у пояса, черный зрачок ствола внимательно осматривал
усеянную телами площадку. Вый дя из-за фургона, Клив на мгновение остановился,
ослепленный бьющим в глаза светом. Повозка, та, с большим, накрытым парусиной
ящиком, стояла в ярдах в десяти от него, низко урча и сверкая большими широко
расставленными глазами. На подножке, схватившись рукой за блестящий поручень,
балансировал лысый мужчина с залитым кровью лицом. Заметив Клива, он не спеша,
повернулся и спрыгнул на песок.
Бриннер стоял, чуть приподняв ствол ремингтона и, не отрываясь, смотрел в
лицо мужчины из сна, ясно различимое за изогнутым стеклом в передней части
повозки. Резкие, но не лишенные приятности черты, тонкие, кривящиеся в гримасе,
губы. И глаза. Полные ненависти и страха, они, казалось, прожигали Клива насквозь,
завораживая своей яростью.
Грохот выстрела, а затем мягкий тычок в живот, вывели его из ступора,
заставив обратить внимание на похожего на обезьяну мужчину. Того шустряка, что
должен был стать третьим. Шустряк размеренно шагал к Кливу, держа оружие в
вытянутой руке, и раз за разом нажимал на спуск. Пистолет дергался, изрыгая
ослепительно белое пламя, пули жужжали вокруг, словно большие, не на шутку
разозленные шершни. Одна чиркнула по плечу, разорвав куртку и оставив на коже
длинную, сочащуюся кровью, царапину. Вторая пролетела у лица, настолько близко,
что Бриннер почувствовал поднятый ей ветерок. Согнувшись почти пополам, он
бросился вправо и открыл огонь от бедра, взводя курок револьвера быстрыми
ударами левой ладони. Буммм! Ствол дернулся, и первая пуля ударила в ключицу,
вырвав изрядный кусок трапециевидной мышцы слева от могучей шеи. Левая рука
повисла, словно плеть. Но черт, черт, пистолет шустряк держал в правой ! Буммм!
Буммм! Вторая и третья пули попали в широкую грудь и прошли насквозь. Клив
видел кровавые брызги, щедро оросившие песок за спиной мужчины, но тот
продолжал идти, словно и не замечая терзавшего тело свинца. Пистолет содрогался
в его руке, дымящиеся гильзы, кувыркаясь, падали на песок. Теперь здоровяк
находился всего в десяти футах от Клива! Еще пара шагов, и он ткнет раскаленный
ствол прямо в лицо охотнику. Бриннер пригнулся еще ниже, почти не чувствуя боли,
скрутившей простреленные кишки, и выпустил оставшиеся три пули точно в
середину груди. Шустряк остановился, не дой дя до Клива пол шага. Рука с
пистолетом упала, нацелив оружие в землю, а он сам медленно опустился на колени,
не отрывая от своего убий цы удивленного взгляда налитых кровью глаз. Мгновение
спустя тело качнулось вперед, и похожий на обезьяну человек рухнул вперед, почти
коснувшись лицом острых носков сапог Бриннера.
В этот момент снова зазвучали выстрелы. Палил человек в повозке, раз за разом
проделывая в стекле круглые, опутанные тонкой паутинкой трещин, дырки.
Высокая кабина не давала возможности взять верный прицел, и пули проходили
выше, уносясь в теплый ночной мрак. "Но еще не много, и человек из сна пой мет
свою ошибку, тогда мне конец!" - отстраненно подумал Клив. Он опустил
разряженный револьвер в кобуру, со стоном наклонился. Боль от раны, минуту
назад не стоящая упоминания, сей час раскаленными клещами впивалась во
внутренности старика. Рубашка промокла насквозь, он чувствовал, как кровь
тоненькими струй ками стекает по его ногам. Непослушными пальцами охотник
поднял лежащий у его ног пистолет, немного повернул в ладони, приноравливаясь к
непривычной форме рукояти, и поднял оружие, целясь в сидящего за стеклом
человека. Спуск оказался тугим, длинным, и в какой то момент Клив подумал, что в
магазине закончились патроны. Но тут грохнул выстрел, пистолет лягнулся, как
молодой бычок, а у человека из сна исчезла правая щека, полностью снесенная
пулей . Он подался назад, откинувшись на сиденье, а потом привстал и высунулся в
проем, усеянный осколками стекла. Пистолет человек из сна держал двумя руками,
наведя оружие точно в лоб Бриннеру. На красной маске, мгновение назад бывшей
лицом, яростно сверкали налитые кровью глаза.
Клив еще несколько раз нажал спусковой крючок. Пистолет хрипло лаял и
дергался в руке, а потом неожиданно замолчал. Охотник в недоумении глянул на
него, затем отбросил в сторону ставший бесполезным кусок металла. Человек из сна
вновь сидел в кабине повозки, отброшенный назад безжалостными ударами пуль.
Кровь мягкими толчками выливалась из пробитого горла, глаза закатились, оставив
на виду только два белых серпика между неплотно сжатыми веками. Человек из сна
был мертв.
Очередной приступ боли скрутил внутренности, бросив старика на землю. Мир
вокруг плыл и шатался, время от времени теряя краски, а все еще доносившиеся до
его слуха звуки сплетались между собой , превращаясь в чудовищную какофонию.
Против воли глаза охотника закрылись, и он провалился в глубины благословенного
"ничто".
Когда сознание прояснилось, Клив обнаружил, что стоит на коленях, опираясь
руками на пропитанный кровью песок. Тяжелые красные капли срывались с
промокшей насквозь рубашки и с едва слышным плеском падали в темную,
поблескивающую в свете костров, лужу. Он попробовал встать, но жестокий приступ
боли едва не лишил его сознания, закрутив окружающий мир словно волчок,
пущенный умелой рукой мастера.
- Нет, черт подери, нет! - прохрипел охотник, с трудом проталкивая слова сквозь
пересохшее горло. - Остались девочки, я должен их спасти.
Почти ползком он двинулся вперед, к стоящей перед ним повозке. Каждое
движение отдавалось болью в простреленном животе, но кровь больше не текла.
Клив решил, что прилипшая к ране рубашка сыграла роль пластыря, подарив ему
еще немного времени. Он слишком хорошо разбирался в ранах, чтоб тешить себя
надеждой . Пять, максимум, десять минут, и он истечет кровью. Или, гораздо раньше,
если от неловкого движения вый дет наружу запечатавший дыру тромб.
Добравшись до повозки, он протянул руку и схватился за толстую решетку из
блестящего металла, украшавшую ее переднюю часть. Глухо зарычав, хотя, скорее
уж, захрипев, Клив подтянул под себя непослушные ноги и замер, стараясь унять
накатившее головокружение. Затем осторожно, дюй м за дюй мом распрямился и
встал, опираясь на скользкий металл. Его шатало, ноги то и дело норовили
разъехаться в стороны, ослабевшие колени едва выдерживали вес тела. "Они здесь,
рядом, на расстоянии вытянутой руки", - эта мысль билась, словно пой манная в
силок птица, не давая провалиться в такие манящие глубины забытья. - "Ящик!
Накрытый парусиной ящик в кузове этой самой повозки!" Окрыленный догадкой ,
старик шагнул вперед и чуть не упал, застигнутый внезапным приступом
головокружения. Дождавшись, пока рассеется застилавший глаза туман, он
медленно двинулся вдоль борта, придерживаясь руками за рифленую
металлическую поверхность. Добравшись до ящика, нашарил на поясе костяную
рукоять "боуи", и поборовшись несколько мгновений с застежкой , вытащил нож из
ножен. Натянув левой рукой парусину, ткань была непривычно плотной и скользкой
на ощупь, Клив одним движением вспорол материал, обнажив тускло блеснувшие
прутья клетки.
Дети
Едва железная дверь клетки захлопнулась, Эн Мари поползла вперед, к
забившей ся в угол, дрожащей от ужаса Бев. Острый край стального листа разорвал
штанину и глубоко оцарапал правое колено девочки, грубые сварные швы больно
впивались в нежную кожу рук. Добравшись до сестры, Эн Мари устроилась рядом,
опершись спиной о решетку и вытянув перед собой ноги. Осторожно коснулась
плеча сестры, и Бев подалась к ней , крепко прижалась всем телом, а потом легла,
положив голову на колени. Взревел мотор, и пикап, в кузове которого стояла клетка,
вырулил на дорогу, увозя детей прочь от дома. Машину тряхнуло, и Эн Мари еще
крепче прижала к себе сестру.
- Они убили папу, - прошептала Беверли ровным, почти без эмоций , голосом. -
Они убили нашего папочку, а теперь убьют нас, - стена, возведенная в ее сознании
шоком, дала трещину, а потом рухнула, выпуская на волю все горе испуганного,
отчаявшегося ребенка. Бев зарыдала в голос, слезы хлынули из широко раскрытых
глаз, мгновенно промочив мягкую ткань пижамы.
Эн Мари склонилась над лежащей на ее коленях сестрой и успокаивающе
погладила по плечу.
- Не бой ся, Бев, все будет хорошо. Я точно тебе говорю. - Эн Мари покачивала ее
на коленях как делала мать, когда Беверли была совсем крошкой . - Все будет хорошо,
вот увидишь, - она старалась говорить спокой ным, рассудительным тоном, но в
голове как удары огромного колокола, билась мысль: "Ничего не будет хорошо!
Больше никогда, ничего, не будет хорошо!» Эн Мари помнила взгляды, что бросал на
них высокий человек, застреливший отца. Яростные, жаждущие, они пугали больше,
чем дымящий ся пистолет в его руках. Так может смотреть на стоящее на столе
пирожное голодный ребенок. Очень голодный , и очень злой .
Эн Мари не помнила, сколько времени заняла поездка. Склонившись над
сестрой , она баюкала Бев, мерно покачивая и шепча на ухо несбыточные обещания.
Мягко качнувшись, машина сбросила скорость, а потом, заложив крутой поворот,
плавно остановилась. Сквозь щели в брезенте проникали тусклые лучики света, где-
то рядом надрывался магнитофон, сотрясая воздух гитарными рифами "AC/DC".
Невнятный шум голосов на мгновение затих, а в следующий миг невидимая толпа
разразилась приветственными криками.
- Босс! Босс! - нестрой но скандировали грубые мужские голоса, контрапунктом
им вторил восторженный женский визг.
Эн Мари подняла голову, и еще крепче прижав к себе сестру, прислушалась к
доносящимся снаружи голосам. Тщетно. Девочка расслышала что-то о "ящике
стоящего бухла" и "хорошо отжаренной цыпочке". В большинстве же фраз
англий ские слова густо мешались с испанскими, не давая ребенку возможности
понять весь смысл сказанного.
- Эни, что с нами будет? - тихо прошептала Беверли, глядя на сестру полными
слез глазами. - Эти люди сделают нам больно? Застрелят, как папу?
 Слова утешения почти сорвались с губ Эн Мари, но, встретившись с испуганным,
но одновременно твердым взглядом сестры, девочка ответила:
- Не знаю, Бев. Наверное, убьют.
- Это из-за того, что мы видели, как они застрелили папу? - в голосе Беверли
слышалась печаль.
Старшая из сестер молча кивнула. "Да." Бев отвернулась, устраиваясь поудобнее
на ржавом листе железа. Несколько минут они провели в молчании, а потом
раздалось шуршание откидываемого в сторону брезента. Хлынувший в клетку свет
заставил зажмуриться привыкших к темноте девочек, а открыв глаза, они увидели
лицо высокого человека. Он стоял, подавшись вперед, рот кривила болезненная
гримаса. Липкий взгляд скользил по телам прижавшихся друг к другу сестер,
бледный язык беспрестанно двигался, касаясь тонких, похожих на шевелящихся
червей , губ. Девочки замерли, не в силах оторвать широко раскрытых глаз от лица
своего мучителя.
Несколько долгих мгновений высокий человек стоял, разглядывая сидящих в
клетке детей , а потом исчез. Сухо зашуршал брезент, и плотная ткань вновь упала на
решетку, отрезая сестер от внешнего мира. Беверли заскулила. Тихо и безнадежно,
словно маленькая, избитая до смерти, собачонка. Эн Мари крепче сжала сестру в
объятиях, из ее широко открытых, немигающих глаз, побежали тонкие ручей ки слез.
Дети не знали, сколько времени просидели вот так, без единой мысли, крепко
прижавшись друг к другу. Услышав первые выстрелы, почти затерявшиеся среди
льющихся из динамиков гитарных аккордов, Беверли вздрогнула, и, привстав,
склонила голову к плечу, как часто делают маленькие песики в роликах,
рекламирующих популярный собачий корм. На мгновенье голоса за брезентом
затихли, а потом там, в темноте, разверзся ад.
В нескольких ярдах от пикапа началась стрельба, и Эн Мари отпрянула, больно
ударившись головой о решетку. Бев тонко, пронзительно закричала, но звук ее
голоса потонул в какофонии боя. Потом кто-то взвизгнул от боли, потом девочки
услышали истошный вопль: "Полиция!" Они бросились вперед, и просунув руки
сквозь прутья, постарались сорвать брезент, закрывавший клетку. Тонкие пальцы
отчаянно скребли по скользкому, туго натянутому полотну. Несколько пуль звонко
щелкнули где-то рядом, выгнув дугой толстую полосу металла и осыпав детей
дождем мелких осколков. Щеку Бев опалило огнем. Она тихо ой кнула и закрыла
ладонями лицо. Изогнутый фрагмент медной оболочки прочертил тонкую, но
глубокую царапину, почти сразу набухшую кровью. Эн Мари бросилась вперед и
повалила сестру на пол, удерживая на месте всем весом собственного тела. А потом
все закончилось.
Когда выстрелы смолкли, девочки осторожно приподнялись на колени и
приникли к маленьким, оставленным пулями отверстиям, щедро пятнавшим
плотную ткань брезента. Разглядеть удалось немногое, но хватило и этого. На земле
лежали человеческие тела. Глубокие раны темными провалами зияли на смуглой
коже, конечности вытянуты в мучительной агонии. В желтом свете костров песок
казался мокрым и блестящим. "От пролитой крови", - догадалась Эн Мари.
Спустя какое то время, заполненное звенящей тишиной , они услышали звуки
тяжелого, прерывистого дыхания. Кто-то, шатаясь, как пьяный , приближался к ним,
хватаясь руками за железные борта пикапа. Вот звуки шагов стихли, замерев в
полуфуте от разделяющего их брезента. Человек возился снаружи, едва сдерживая
стоны и ругаясь сквозь зубы. Затем, что-то молнией прочертило плотную ткань, и
брезент распался, впуская внутрь клетки мерцающие отсветы пламени. Девочки в
испуге подались назад, ожидая увидеть змеиный взгляд похитителя.
Но, нет. В прорехе между краями разрезанного брезента, показалось
измученное, перепачканное кровью лицо старика. Лихорадочно блестящие глаза
быстро осмотрели прижавшихся друг к другу сестер.
- Вы в порядке? - произнес он хриплым, прерывающимся голосом. Эн Мари
кивнула, не отрывая от него широко открытых глаз.
- Хорошо, - выдохнул человек. В его голосе слышалось облегчение. - Сей час я вас
выпущу.
Появившаяся из темноты рука была темно-красного цвета и казалась мокрой ,
словно ее владелец опустил пальцы в ведерко с масляной краской . Широкая ладонь
сжала брезент, и с резким, сухим треском сорвала, открывая доступ к низкой ,
запертой на новый висячий замок, дверце. Пальцы оставили на ткани длинные
темные полосы, и Эн Мари вдруг поняла, что это не краска. Кисть и часть рукава
были залиты свежей , еще не начавшей сворачиваться, кровью. Девочка тихо
ой кнула, прижав ладошку к губам, но старик не обратил на нее никакого внимания.
Теперь из темноты показалось длинное, блестящее лезвие большого ножа. Отсвет
костра заиграл на полированной стали, когда человек просунул острие под дужку
замка и резким, сильным движением вырвал ее. Отшвырнув искалеченный замок
прочь, он откинул засов и распахнул дверцу открывая путь на свободу. Он
улыбнулся и поманил детей левой , также перепачканной кровью, рукой , но внезапно
его глаза закатились, оставив между век лишь узкие полоски белков, тело повело в
сторону, и старик с тихим шлепком рухнул на песок.
Еще несколько мгновений Эн Мари просто сидела, глядя на распахнутую дверь
клетки, а затем начала трясти Бев за плечи, пытаясь вывести ее из ступора. А когда
та запищала, тихо и жалобно, как новорожденный котенок, начала подталкивать
сестру к выходу. Неловко, словно сомнамбула, Беверли двинулась к выходу, и
несколько раз ударившись о решетку, выползла наружу. Эн Мари последовала за ней .
Уже выбравшись из клетки и стоя коленями на рифленом днище кузова, она
позволила себе оглядеться. Небольшая площадка, освещенная фарами и мерцающим
светом костров, была сплошь усеяна телами. Большинство - мужчины, но девочка
разглядела и нескольких молодых женщин в обтягивающих май ках и коротких
юбках. Лицо одной , в ярком спортивном топике, было повернуто в сторону пикапа.
Эн Мари хорошо видела большие карие глаза, в мертвых зрачках которых играли
желтоватые отблески пламени. Яркие, полные губы женщины слегка изогнулись,
придавая ей удивленный , и немного обиженный вид. Рука одного из мужчин попала
в огонь, и теперь в воздухе явственно чувствовался аппетитный запах готовящегося
мяса.
Почувствовав тошноту, Эн Мари с трудом оторвала взгляд от этого зрелища.
Желудок рванулся к горлу, и она бросилась к борту пикапа, едва ощущая боль в
затекших от долгого сидения ногах. Следующие несколько минут ее обильно рвало
полупереваренной пиццей , шоколадным тортом и холодным чаем. Утерев рот
рукавом пижамной кофты, она подползла к сидящей на коленях сестре и крепко
обняла Бев за плечи.
Клив Бриннер вынырнул из забытья в тот момент, когда кто-то, осторожно
приподняв ему голову, подсовывал под затылок свернутую в ком куртку. Он
кашлянул, ощутив на губах вкус собственной крови, и с трудом разлепил ставшие
свинцовыми, веки. Тонкая фигурка испугано отшатнулась, а затем вновь
приблизилась, заглядывая ему в глаза.
- Мистер, вы в порядке? - тоненький голосок девочки дрожал от испуга.
Клив с трудом облизнул пересохшие губы и прохрипел:
- Где вторая?
- Бев? Слева от вас, мистер.
Глаза, казалось, превратились в два мраморных шарика, какими мальчишки
обычно играют в марблс[5]. Едва вновь не потеряв сознание, он повернул голову в
указанную сторону и увидел младшую из сестер. Девочка сидела на песке, поджав
под себя ноги. Ее большие, все еще мокрые от слез глаза, безучастно смотрели вдаль.
- Хорошо, - теперь его голос напоминал простуженное карканье. – Хорошо, -
повторил он, - а теперь, уходите, - и с облегчением закрыл глаза.
- Мистер, не умирай те! Пожалуй ста! – где-то на границе уплывающего сознания
он слышал громкий , отчаянный крик девочки. Но, что с того. Его дела здесь
закончены.
Эн Мари беспомощно оглянулась на Бев, а когда вновь перевела взгляд на
старика, он исчез. Примятый песок все еще хранил форму его тела, но человек,
спасший девочек, словно растворился в пропахшем порохом воздухе.

Глава 13. Эпилог

Кэл Барбара с трудом выпрямился и помассировал саднящую поясницу.
Пятьдесят семь не тот возраст, когда можно безнаказанно встать посреди ночи, а
потом пять часов провести на заднем сиденьи внедорожника, будучи едва не
раздавленным благоухающей "Олд спай сом" тушей Джека Бредли. Да и Бредли,
несмотря на свой щегольской наряд, выглядел сегодня неважно. Кэлу очень
хотелось думать, что причина в тощей и трескучей , как сой ка, миссис Бредли. Но,
вряд ли. За тридцать лет брака Джек научился не обращать внимания на постоянное
стрекотание жены, пропуская его сквозь уши. Настоящая же причина, вернее,
четырнадцать настоящих причин, лежали сей час на песке в двадцати ярдах от
носков модельных туфель Кэла.
- Шеф! - окликнул его молодой эксперт-медик, словно цапля, расхаживавший
среди лежащих на земле трупов. Его светлые форменные брюки были выпачканы
темно бурыми пятнами засохшей крови, к коленям пристал песок. Заметив, что Кэл
обратил на него внимание, эксперт продолжил. - Надо паковать жмуров. Если
оставить, как есть, к приезду федералов они изрядно протухнут.
Кэл секунду помедлил, вспоминая фамилию эксперта. "Робинс, Роджерс", а
потом произнес в своей обычной манере, немного растягивая слова: - Ты мне лучше
вот что скажи, Робертс. Что со свидетелями?
Робертс развел руками, отчего полы форменной куртки разлетелись, словно
крылья какой то сказочной птицы:
 - У девочек шок, они только хныкали и твердили, что высокий человек убил их
отца. Барни смог выяснить, что отец дей ствительно застрелен, а мать умерла годом
раньше. Но и только. Он вкатил им противошоковый коктей ль и отправил в Остин с
Резником и Донахью. Говорит, детям срочно надо в больницу. Они взяли фургон, -
виновато добавил он, невпопад пожав широкими, костлявыми плечами.
Кэл удовлетворенно хмыкнул. Больше всего он ценил в сотрудниках разумную
инициативу и умение принимать правильные решения. Барни молодец, не то, что
Робертс. Ну, ничего, еще молодой , выучится.
- Если фотографы закончили, можете паковать. Постой ! - остановил он парня,
бросившегося было исполнять приказ. Поманил к себе пальцем.
Робертс быстро подошел, настороженно глядя на шефа.
- Что по-твоему, здесь случилось? - спросил Кэл и полез в карман брюк, стараясь
нашарить пальцами плоский серебряный портсигар. Еще год назад врач
настоятельно рекомендовал ему бросить курить, но все, на что смог сподвигнуться
Кэл, это уменьшить дневную норму до половины пачки. Ровно столько сигарет
влезало в его серебряный портсигар.
Дождавшись, пока шеф закурит, Робертс нервно потер руки и произнес:
- Трудно сказать что-то определенное. Возможно, накурились дури и
повышибали друг другу мозги.
Кэл молчал, пристально глядя на переминающегося с ноги на ногу парнишку.
- Хотя я так не думаю. Был по край ней мере один стрелок, вон там, на холме. -
Робертс, не оглядываясь, махнул рукой в сторону невысокого пологого холма, на
ближнем склоне которого красовался одинокий , изуродованный ветрами и солнцем,
куст. Там песок весь изрыт пулями, а два жмура в десяти ярдах от него лежат ровно,
как по линей ке. Я думаю, они были первыми.
- Почему? - коротко спросил Кэл, глубоко затягиваясь крепкой , без фильтра,
сигаретой .
- Ну, - протянул Робертс, мысленно прикидывая, как будут звучать его
аргументы, - почти все, кто лежат там, - он обвел рукой основное скопление тел, -
были вооружены, а эти - нет. То есть, оружие у них было, но так и осталось в кобурах.
Шеф кивнул и очертил в воздухе невидимую окружность: "Продолжай ".
- А эти, - эксперт указал на скопище тел, - скорее всего пострадали от
дружественного огня. Некоторые из них совершенно точно пристрелили друг друга,
по остальным вынесут заключение баллистики и трассологи.
- Причина? - тон Кэла был все так же требовательно холоден, но внутренне он
довольно улыбался.
- Паника, - ответил Робертс и виновато пожал плечами. - Хотя я никогда такого
не видел.
- Ты много чего не видел, - добродушно прогудел Кэл, - иди, занимай ся делом. И
пришли ко мне Джека.
Инспектор Барбара стоял на съезде с шоссе, идущего через пустыню, когда к
нему, сопя и задыхаясь, приблизился капитан Бредли.
- Да, шеф? - произнес он сиплым голосом, как только смог восстановить
дыхание.
 Барбара не обернулся, услышав голос своего заместителя. Все так же глядя на
горизонт, где от жары уже подрагивал воздух, он спросил:
- Что ты об этом думаешь, Джек?
- Все просто, шеф, - отдышавшись, Бредли стал рядом, неосознанно скопировав
позу Кэла. - Местная банда, шериф в доле, оттого и тишина в городе. Правда, ребята
попались умные, горожан не трогали, толкали наркоту дилерам, с того и жили.
Гузман скользкая сволочь, но теперь, когда дело касается похищения, прищучить его
будет проще простого.
- Ну да, так он и признается, - фыркнул Барбара, засунув руку в карман. Выудив
портсигар, он несколько секунд крутил его в пальцах, а потом, с тяжелым вздохом,
водворил на место.
- Не нужно мне его гребаное признание, - возразил Бредли, тяжело
перекатываясь с мысков на пятки и обратно. - Еще пол года назад я договорился с
одним типчиком из отдела внутренних расследований . Он мне должен, так что,
упираться не стал. Техники бросили прослушку на линию офиса шерифа, и час назад
сообщили мне, что на ленте есть одна очень интересная запись.
- Суд не примет, - мрачно ответил Кэл.
- После этого? - Джек обвел рукой расстилавшиеся перед ними следы побоища. -
После этого, примет, - уверенно проговорил он. - К тому же, мистер Фримен, ну, тот
старичок, что сообщил о стрельбе, большая шишка в руководстве NYPD.
- Бывшая большая шишка, - поправил его Барбара, - он уже семь лет, как на
пенсии.
Бредли расхохотался.
- Ты ж знаешь, Кэл, бывших копов не бывает. И он очень хочет попасть в газеты.
Значит, надавит, где надо, и дело пой дет, как по маслу.
Эн Мари сидела на застеленной белоснежным бельем кровати, и с возрастающей
тревогой смотрела на Бев. Три часа назад, как только их привезли в госпиталь, та
хоть как-то реагировала на окружающих. Сама переоделась в принесенную
улыбчивой медсестрой больничную рубашку, несколько раз слабо ой кнула, когда та
же медсестра обрабатывала антисептиком глубокую царапину на щеке. А теперь
просто лежит и смотрит в потолок.
Эн Мари слезла с кровати и подошла к лежащей без движения сестре. Девочка
совсем не шевелилась, и только мерно вздымавшаяся под одеялом грудь говорила о
том, что Беверли жива. Старшая сестра осторожно протянула руку, коснувшись ее
плеча.
- Бев. - тихонько позвала она. - Бев, Бев, Бев!
Постепенно шепот перешел в громкий , надсадный крик. Примчавшиеся на звуки
рыданий санитары с трудом оторвали Эн Мари от сестры, которую та трясла, словно
тряпичную куклу. Дежурная медсестра метнулась за дверь, а мгновение спустя,
появилась вновь со шприцем, наполненным прозрачной жидкостью. Закатав
бьющей ся в истерике девочке рукав, она ловко вколола успокаивающее, а потом,
оттолкнув санитаров, крепко прижала ее к груди. Эн Мари кричала и отбивалась,
стуча кулачками по плечам и спине обнимавшей ее женщины, но постепенно удары
ослабевали, а крик сменился тихим, безнадежным плачем.
Конец.
 [1] Пеммикан — на языке индей цев кри«пими-окан»— «род жира», мясной
пищевой концентрат
[2] Роуч (от англ. Roach — букв. гребень)— мужской головной убор, украшение
индей цев Северной Америки
[3] Гаучос – мексиканские скотоводы, ковбои
[4] М1911 – военная модель самозарядного пистолета Colt 1911 сорок пятого
калибра.
[5] Марблс — собирательное название для игр, в которых используются
каменные или стеклянные шарики. Само слово «марбл» переводится с англий ского
языка, как «мрамор»