Глава I
II
III
Глава II
1
В один из вечеров той давней, казалось бы, навеки угасшей поры, от
которой все же дошли до нас - яркими отдельными обрывками - воспоминания,
ехали верхом к лиману Монкастру21 Богдан Мушат и сын его Штефан, оба
скитальцы, лишенные молдавской вотчины.
Ехали по вечерней прохладе, шагом, без слуг, - толковали меж собой.
Справа лениво колыхалась морская гладь, пронзенная золотистыми иглами
созвездий. Над азиатским Трапезундом22 вставала в румяном сиянии луна.
Легкий степной ветерок приносил с севера запахи горелых трав.
- Над морем ветры властвуют, - говорил Мушат, - а на той стороне, где
теперь луна восходит, - царствует богдыхан23, татарский царь.
- А там, откуда гарью веет? - спросил Штефан.
- До самого Крыма и Золотой Орды живут под тем же богдыханом ногайцы.
В народе говорят, что голова у него песья, и один глаз во лбу; а на самом деле он
- такой же, как и мы, только гораздо сильнее: все страны до самого края земли
подвластны ему.
- И нет на свете никого сильнее?
- Есть и посильнее, - отвечал Мушат, улыбаясь сыну. - Каждую ночь может
явиться у входа в царские иль княжеские хоромы ангел смерти. Постучит он
трижды посохом и напомнит, что краток век человеческий.
- А что толку в том? - возразил Штефан, оборотясь в седле. - Умер старый
хан - и на его место садится новый.
- Садится, верно. Но настает пора, и подает Всевышний знак. Смиряются
тогда грабительские орды. Сказано в псалтыри: "Господь развеивает царства,
как мякину". И там же о жребии человека: "Пройдет над ним ветер, и нет его, и
место его уже не узнает его".
Княжич задумался.
- Коль все на свете суета, - спросил он немного погодя, - не лучше ли нам,
батюшка, затвориться в Нямецкой обители24?
- Не лучше, нет, - улыбнулся вновь Мушат: - молдавская вотчина - что сад
без хозяина. Кто знает, может, именно тебя-то и определил Господь садовником.
Нелегок путь наш и полон опасностей; слезами упиваемся, горем заедаем;
живем с опаской, и сон наш тревожат грозные видения. Но я, как старший сын в
бозе почившего Александру-Воеводы, являюсь законным наследником вотчины,
и право мое - твое. Уповаю - Господь вернет нас в отнину и дедину нашу. Денно
и нощно взываю к его милосердию. Сегодня мы тоже сделаем привал у
знакомой глиняной церковки: там и приятеля найдем. Иль путь тебе кажется
долгим, дорога трудной?
- Понимаю, государь: ты спрашиваешь не о дороге в Белгород-
Днестровский, а о походе на Сучаву. Нет, путь мне не кажется долгим, если
поведаешь опять, как дошел Чингис-хан от бедного кочевья с семью кибитками
до власти великой над Китай-царством и всеми языками.
- Поведаю, - обещал Мушат,- пускай сие будет твоей заветной тайной.
В тот вечер шла речь о кровавом пути властелина татаро-монгольских орд,
появившегося два с лишним века тому назад среди сибирских дебрей у
подножия Алтайских гор. Багровое - как зарево пожара - сияние луны, волнение
морской равнины, в которую гляделся Млечный Путь25, - напоминали о
великих ордах. Через этот край меж морем и Дунаем прошли, как по горной
теснине, нашествия всех времен; с упорством северных метелей они налетели
сперва на земляные укрепления древних римских рубежей, затем на карпатские
твердыни. А когда укладывалась пыль, выходили спешно на просторы - как рой
пчелиный по весне исконные жители этих земель.Молдавия стояла у ворот
пустыни. Пройдя в эти ворота, монголы находили тучные травы для отощавших
коней. В Серетской и Дунайской долинах находились ячменные, пшеничные и
просяные ямы местных пахарей. За горами-золотые прииски. А дальше в
сторону Византии и Рима мерещились стройные очертания дворцов и клады
драгоценностей.
Итак, два с лишним века тому назад поднялся Чингис-хан, привел в
порядок полчища свои, накапливал силу. Став во главе трехсот тысяч хорошо
оснащенной конной рати, ведя за собой запасные полки и вереницы кибиток, он
покорил, искусно пользуясь лазутчиками и соглядатаями, Китай, расширил
свою власть над пустыней Гоби и великими горами до персидских и
туркменских рубежей. Славнейший темник его Субедэй-багатур26 прорвался к
Каспийскому морю, оттуда к Волге и к воротам степей. Он вступил в
Дунайскую равнину, преодолев Карпаты, проник в Венгрию и, через Польшу,
достиг восточного порубежья Европы. Яртаулы27 его дошли до владений
Венеции. Грозная слава хмурых всадников, закованных в черные турьи
панцири, подкреплялась скоростью их продвижения, искусством владения
луком и копьем, страшными пороховыми ракетами - китайским открытием,
неведомым средневековой Европе; и, наконец, при первом сопротивлении -
поголовной резней и страшными пожарами. У Белгорода-Днестровского
Субедэй, поставив бунчук25 и скрестив копья перед шатром, на семь дней отдал
Молдавию во власть своих грабительских отрядов. Захоронив Чингис-хана с его
рабами, женами, сокровищами и оружием под каменную башню, в один из
степных курганов, Господь помедлил с новой карой: быть может, люди поняли
смысл происшедшего. Но люди, кроме страха, ничего не изведали. И вскоре,
спустя всего каких-нибудь два века, ополчился на людей со своими татарами
Тимур29. Он был увечным - саблю держал в левой руке, левая нога его была
еще в молодости изуродована ударом копья, а потому прозвали его "ленг", - что
значит хромец. Этот знак на ноге показывал, что Тимуру тоже было суждено
остановиться на полпути. А саблю он не мог держать в руке, творящей
правосудие.
Объявив себя на курилтае30 Сахиб-и-киранн - владыкой мира, - он двинул
орды в поход, опустошил Индостан, Персию, Сирию и Вавилон. Наступая
одним берегом моря, он ударил на турок, а мурзы его, следуя другим берегом,
появились у тех же ворот, где некогда сделал привал Субедэй-багатур. И снова
появились бунчуки и скрещенные копья у шатров, и снова была предана огню и
мечу земля оседлых людей. От того нашествия остались татарские кочевья и
поселения и Крыму и за Волгой до самого Каспийского моря.
Будучи в летах своего сына, Богдан Мушат застал еще при дворе
Александра-Воеводы седых воинов, помнивших времена Тамерлана и
рассказывавших о его нашествиях. Как и Чингис, прошел он огнем и мечом
пол-Европы и Азию. Назначено ему было, как и Чингису, стать наказанием
миру. Подобно своему предшественнику, Тимур не стремился установить новый
общественный порядок или возжечь светильник новой веры. Он был лишь
смерчем разрушения. Жители осажденной крепости Сивас в Индии выслали
ему навстречу молить о пощаде тысячу детей в белом. Тимур велел растоптать
их копытами коней. В Грузии по горным кручам текли кровавые потоки из
семисот деревень. В Вавилоне побоище длилось два дня, пока не был сражен
последний житель. Тогда в степи возвели 120 курганов из голов убитых. В
Себзаваре в Индии после подобной же резни Тимур распорядился захоронить
живьем в башнях 5 тысяч пленников. В Дели он предал мечу сто тысяч рабов,
ибо не знал, что с ними делать. Большеголовый, конопатый, длиннобородый, он
хмуро глядел на Божий мир. Ушам его неугодны были шутки и сказки. Одних
мудрецов да книжников любил он, но казнил их так же охотно, как и простых
смертных. Никто не разобрал, какому Богу он молился. И вскоре ветры запели
над его могилой-усыпальницей в Самарканде.
Воюя с турками, Тимур разгромил у Анкары войска султана Баязета31.
Пленив падишаха, он заточил его в железную клеть и возил с собою в походах.
А орды его на востоке достигли владений немецкого кесаря, посадив до этого на
кол вдоль всего днестровского торгового пути седобородых старцев и женщин с
грудными младенцами на руках. Мужей и юношей, захваченных в полон,
погнали, колотя плетьми, в Крым и за Волгу. Немногие воротились, держась
того самого Млечного Пути, что отражался на морщинистой глади вод в тот
вечер, когда Мушат поведал эту историю сыну.
Зачем пронеслась над миром татарская гроза? Старые люди сказывали,
будто Чингис и Тимур - изменчивые обличия все того же демона, что угрожает
христианству. Христов закон-де - словно светоч любви над миром, а они воины
тьмы.
Мощнейшее оружие против них и им подобных - Истина, которую
проповедовал в земной юдоли сын. И на хоругвях войска, поднявшегося на
неверных, должно изобразить Георгия Победоносца, поражающего копьем
дракона. Этому многострадальному саду у лукоморья, на краю пустыни, хозяин
надобен, дабы укрепил он рубежи, построил истинному Богу каменные
обители, собрал дружины ратные для охранения и укрепления сей крепости
добра против черного демона.
Ибо показался новый погубитель Христианства. Идут османы.
II
III
IV
Глава III
Я не склонен думать, что деды наши были отважнее прочих народов: горя у
них было больше, да и местоположение опаснее. И владели они
благодатнейшими угодиями в этой части света. Возможно, легче было бы уйти
из этих мест. Однако они оставались тут, и не только по глупому упорству и
дурному нраву своему: нигде после бедствий не плодоносила так обильно
земля, как в Молдавии, возмещая сразу семь неурожайных лет; нигде за
вьюжной непогодью не следует прекраснее весны. Так что к другим дурным
наклонностям молдаван прибавился и грех постоянства. Создатель наделил их
мягким и отходчивым сердцем, и только нужда ожесточила его.
Димитрий Кантемир хвалит воды Молдавии, пригодные во всяком деле.
Среди них ему особенно по вкусу прутская вода - она-де, хоть и мутная, легче
прочих и здоровию полезнее. Если дать ей отстояться в стеклянном сосуде, то
песок осядет на дне, а вода окажется самой чистой и прозрачной. На
собственном опыте Кантемир убедился, что 100 драхм59 прутской воды на 30
драхм легче прочих.
Не только прутская вода, но и другие воды Молдавии были с древних пор,
да и поныне считаются полезными прежде всего потому, что их оставили в том
состоянии, в каком им небом быть определено. По этой причине они
почитались вредными лишь тогда, когда разливались потоками, либо затопляли
поля, что случалось довольно часто. По свойственному легкомыслию,
молдаване не позаботились оградить их. Если реки прорывались в одну
сторону, жители переносили пашни и стада на другую, по-братски делясь с
потоками и признавая за ними, как и за всеми прочими стихиями, их исконные
права и первенство.
Посеял в тех водах Господь семена разных рыб, одна изряднее другой. Еще
в старое время особо ценились лососи, форели и хариусы; господарские ловцы
отвозили их живьем на княжеские кухни, скача верхом из угорья в Сучаву или
Яссы.
Буркуты60 и прочие целительные воды не были в почете у молдаван, ибо,
как было указано выше, прутская вода слыла пригодным зельем против всех
хвороб. Возможно, впрочем, что это всего лишь вымысел, пустое слово; за ним
скрывалось еще одно дурное свойство жителей Молдавии, каковое откроется
ниже.
II
III
Глава IV
Что же до той древней записи,то с зимы еще люди ведали, про кого она
писана. О ком же, как не об единственном отпрыске рода Мушатов могла быть
речь? Господарь Петру Арон не в счет, ему держать ответ пред Божьим судом. А
скиталец тот, именем Штефан, есть сын убиенного в Реусенах Богдана-
Воеводы, и живет он в Дымбовицкой крепости у Влада Валашского.
Еще сказывают, что-де в нищем скиту на берегах Днестровского лимана
хранится синодик и свиток. И в ту поминальную книгу внесены имена воевод
Богдана и Штефана. А в грамоте сказано, что Богдан-Воевода посвятил сына
Господу Богу, дабы стал он рыцарем Христа супротив злого духа. И вот,
настанет пора исполнения клятвы и сказанного в свитке: ибо цареградская
твердыня пала, а Яноша-Воеводы Семиградского не стало; поскольку же место
его никто из старых князей не заступил, то быть такому среди молодых. И
непременно в Молдавии.
Такие сказки ходили в народе; и сладко было молдаванам слушать их. Для
одних они были забавными небылицами - пищей подстать легкомысленному
нраву; прочие, поверив слухам, шептали их с опаскою другим. Одно горе
порождало их, одно страдание. Ибо воевода Богдан оставил по себе добрую
память, а теперь расцвела она и повсюду семена посеяла. И многие сторонники
княжича Штефана, помня о Богдане и скорбя о горестях Молдавии,
поддерживали эти слухи и распускали их по свету.
Горестью, упорством и гневом полнились сердца при мысли о турецкой
угрозе. Нрав молдаван еще более тому содействовал. О мщении ужасном и
битвах мечтали они. А посему ожидали со дня на день своего Мессию-
искупителя.
А в зто время венценосцы и рыцари других христианских государств
скорее помышляли о мирских утехах и грехах. Сразу же по смерти Яноша
Корвина сын его Владислав пошел ратью на графа Цилли, противника Гуниади,
и, обойдя его лукавством, предал казни. Он же напал на сербского деспота, хоть
тот за собой вины не знал. И много натворил бесчинств, противных Богу и
законам. К исходу зимы повелел венгерский король привести Владислава в
Буду; и, предав суду, казнил его.
Оставался младший сын Яноша Гуниади Матвей, опекаемый по
малолетству дядей, знатным вельможей Михаилом Силади. Часть магнатов
примкнула к ним, желая возвести Матвея на венгерский престол. Была еще и
третья партия, ратовавшая за немецкого кесаря Фредерика.
Молдавия была под рукой Казимира-короля; по обычаю времени Петру
Арон-Воевода клялся ему в вассальной верности. То был союз короля с
ленником-князем. Сюзерен пользовался правом помощи и совета, вассал же
довольствовался поддержкой господина, весьма ценной потому шаткому
времени. Оскудение Молдавии в последние два десятилетия превратило ее
князей в захудалых просителей, то и дело спасавшихся бегством в Польскую
землю. Казимир был недостаточно властен, чтобы водворить в Молдавии
порядок, как того требовали торговые интересы республики; молдаване же -
народ слишком бойкий и неспокойный, чтобы внимать одним словам; а посему
не очень почитали они польского короля. Разумные люди радовались бы
монаршему покровительству - им же была любезней независимость да свой
молдавский князь. И еще того чудней, они считали, что католик, хоть он и
христианин все равно остается католиком; а веры христианской лучше и
праведней молдавской на свете не сыскать. Пускай православные жители
Червонной Руси подались под руку польского круля - молдаване за веру отцов
стояли крепко. Оттого и пошла про них худая слава средь соседних народов.
Нелепей всего было то, что сии молдаване, готовые лечь костьми за веру
Христову, слушали с ухмылкой монашьи да поповские укоры в маловерии,
чревобесии в посты, в небрежении к Божьим храмам. И слово-то какое
богохульное придумали: рати, мол, - воевода, бабьему войску - поп!
II
III
Глава V
II
III
Изгнанник Влад нашел убежище у венгров. С востока, терзая гордое сердце
князя, долетала слава о его подвигах. И вдруг, то ли подчинившись внезапному
порыву, или печалясь о своей судьбе, а то и просто из чувства презрения к
друзьям и недругам, направил он султану Магомету письмо такого содержания:
"О, пресветлейший владыка оттоманов. Я - Ион Влад, Кара-Ифлакский бей,
раб твоего величества, молю коленопреклонно простить мне злодеяния мои
против тебя и царства твоего. Окажи великую милость и дозволь направить к
тебе послов моих. Семиградие и Венгерское королевство ведомы мне, как мои
пять пальцев. А будет твоему величеству угодно, так я бы мог - вымаливая
грехи мои - отдать тебе под руку Семиградие; после чего ты легко одолеешь
всю Угрскую землю. Послы мои сказали бы тебе поболе, а я всю жизнь буду
тебе верным слугой и рабом и молю Господа о продлении жизни твоего
величества на многие лета".
Гонца, везущего грамоты к султану и к визирю, перехватили и обыскали, по
наущению мудрых королевских советников, служители Матвея Корвина.
Вероломство Влада-Цепеша казалось всем очевидным, Матвей распорядился
заключить вассала в темницу. Горько усмехнулся Цепеш и спросил своих судей,
за что сия немилость: за ратные дела на пользу короля и угрской державы, либо
за пустые слова, отписанные им султану.
- Ты слукавил против его величества, - отвечали судьи.
Влад-Воевода окинул их проницательным взором. Он знал: со временем,
покуда он будет томиться в Вышеградском заточении, венгры поймут, что место
его не в темнице, а на валашском престоле; что и подтвердилось полностью
впоследствии.
Бейлербеи Фракии поставили на княжение Раду Басараба Красивого и для
охранения новой власти усилили гарнизоны в Видине и Джурджу; затем
исполнили и главное повеление своего господина: осадили Килийскую
крепость и принудили венгерский гарнизон сложить оружие и сдаться.
По заведенному порядку, дунайские гонцы примчались туг же с этой
вестью в Сучаву. Господарь вскрыл грамоту наместника Нижней Молдавии,
приказал пану Добру-логофэту прочесть ее и выслушал спокойно, не
обнаруживая гнева.
-Уповаю, бояре, что Божьим промыслом я не умру, ни завтра и ни через год,
- проговорил Штефан. -Успеем порешить, как быть нам в этом деле. Покуда же
прошу вас отобедать за моим столом в день тезоименитства моего, под
покровительством святого архипастыря Штефана, заступника нашего. Но,
вкушая яства и питья, не забывайте славить Господа и помните, что собрались
мы вершить державные дела. Только черный люд бездумно насыщается. Нам же
думать надлежит о государственном строении и справедливости. Покуда
нечестивый падишах и король повели свои рати к другим рубежам - один в
Вавилонию, другой в Богемию - должны мы привести себе княгиню, коею
изволили избрать вы Молдове и господарю ее, и того ради пусть отправляется
сразу после Крещения посольство в Киев и, явившись пред князя Симеона,
принимает его сестру Евдокию с ее подружками и русскими боярами. Свадьбе
же быть по древнему обычаю в зимний мясоед. До венчального обряда о
невесте позаботятся отец Феоктист и матушка наша княгиня Мария. А вотчина
пусть веселится вовсю. В свое время поступим мы с Килийской крепостью, как
подобает.
Но это время настало лишь по прошествии трех лёт. Молдавские лазутчики
то и дело обшаривали секлерские земли, где некогда жил беглец Петру Арон; те
же лазутчики отвозили грамоты в Брашов, призывая честного шолтуза и
честных пыргарей94 замолвить слово перед королем Матвеем, уговорить его
отринуть от себя злодея. Настало время учинить мир между Молдавией и его
светлостью королем; негоже быть раздору меж братьями во Христе, когда
турецкая лавина вот-вот готова хлынуть снова.
Но в памятной книжице должников Матвея было занесено имя Штефана.
Поэтому он только загадочно усмехался, слушая увещевания купцов, и
продолжал держать при себе Петру Арона.
Его величество король Матвей еще только собирался отрядить по весне
искуснейших немецких пушкарей с лучшими пушками, дабы осадить и вернуть
короне крепость в устье Дуная, а Штефан-Воевода уже скакал в Нижшою
Молдавию. Была глубокая зима. Дунай покрылся льдом. В семи равнинных
волостях Молдавии поднималась рать. По накатанным дорогам под ясным,
изумрудным куполом неба возили пушки на санях. В ночь на 24 января
зажглись внезапно факелы в молдавском войске, обложившем крепость, и
бирюч огласил повеление молдавского князя.
В это же время из Сучавы выезжали послы с печальной вестью об
усыплении княгини Евдокии. Конники пришли в стан господаря 25 пополудни.
Крепость уже сдалась. Штефан распоряжался полоном и готовился к
торжественному входу в Килию.У ног его, на льду, лежал большой ключ от
ворот. Сам киязь сидел на льдине, покрытой шелковой подушкой, той самой, на
которой седовласый старшина цеха каменщиков подал ему ключ от крепости.
Ныла раненая нога. По повелению господаря дьяк, согнувшись тут же, писал на
собственных коленях грамоту о назначении наместниками в Килийской
крепости пыркэлабов Буфти и Исайи Нямецкого.
Когда гонцы, скорбно повернув оружье к земле и обнажив головы, с
поклоном протянули господарю грамоту первосвятнтеля Феоктиста, Штефан
остановился на мгновение и взглянул на них. Не распечатав ее, он снова
обратился к дьяку. Затем распорядился о вступлении в Килию и потребовал
коня. На башне развевалось знамя с турьей головой.
Стыло зимнее безмолвие. Воины, обнажив головы, стояли молча у
подножия стен. Одни следили за опечаленным лицом господаря, другие - из
речистых рэзешей Нижней Молдавии - не смогли удержаться, чтобы, грешным
делом, не шепнуть друг дружке кое-какие неподходящие слова. Они были
цравы: при всей печали этого часа, взятие Килии было для Штефана немалой
радостью. А стихи, которые, ликуя, шептали про себя эти рэзеши, были волею
судеб созвучны совершившимся делам. И сразу их узнали люди и стали
передавать повсюду из уст в уста. Услышал их от отроков-служителей и
Штефан, когда весной сидел один во внутреннем покое Сучавского замка.
Услышал и изволил улыбнуться:
Булава Чуди на Стучит в ворота Хотина, А меч Исайи - В ворота Килии...
IV
Глава VI
II
- Все будет так, как мною велено, - отвечал господарь. - Сполна получите
все то, что полагается святому храму. Сегодня же внесу я новый вклад, дабы
справить вам благодарственный молебен по делу, кое позже разъясню. А у вас,
божьи иноки, все ладно?
III
IV
На второй день мамаковы послы были в стане Штефана. Держали они себя
надменно, как и подобает бесстрашным батырам. Штефан дозволил им стать в
пяти шагах от белого своего скакуна. Он был в кольчуге и железном
островерхом шлеме. Ратники его собирали кладь, хоронили убитых, отбирали
пленников. Когда мамаково посольство остановилось перед князем, все
побросали свои дела.
- Верно, государь.
- И его, государь.
- Стало быть, они вправе рубить моих людей, рассекать утробы женщин,
жарить на копьях детей, запрягать в ярмо рабов и гнать их плетьми до самой
Волги?
VI
Глава VII
В июле 1472 года в Азии произошло великое сражение. Три дня стоял в
Молдавии посол Узуна Исак-бей; привез он Штефану-Воеводе грамоту от
своего господина, а княгине Марии - послание от двоюродной сестры - шахини
Екатерины.
И всеже, надобно принять все меры к тому, чтобы час этот был менее
тяжким. Валахия должна стать под нашу державную руку. Тогда с трудом
проникнет задунайский враг в ее пределы и, не найдя там своего ставленника,
не сможет турок собрать ни ратных припасов, ни возов, ни грузчиков, ни
сделать спокойных и обильных привалов. В Валахии должен непременно
княжить друг, опора нашим начинаниям. Пусть он не представляет прочной
силы, - а все же между язычником и нами ляжет полоса, замедляющая его
продвижение. Стратег не может пренебречь подобными расчетами.
Улучив время, когда Магомет был занят в Азии, Штефап повел васлуйскую
рать на юг. Исполнилось пророчество: Раду Басарабузнал о походе молдавского
к: 1язя, когда тот стоял на рубеже и, разделив войска, отдавал последние
распоряжения.
II
Дани в Сучаве, в день святого Павла, января 25-го в лето 1475 от рождения
Христова.
III
Глава VIII
Из которой явствует, что беды ходят вереницами; что чаще всего не дух
повелевает плотью; что Штефан-Воевода оставался одиноким в часы печали и в
испытаниях. Наконец, рассказывается о жалобе его светлости Штефапа-
Воеводы.
В Крыму, под стенами родного города княгини Марии, где были гробницы
ее родителей и сокровища, увезенные в изгнание последними Палеологами,
стояли турки. Грозно плыли на волнах султанские галеры, гремели выстрелы.
Исак, старший брат княгини, казненный братом своим Александром, гнил в
земле; люди Мангопа и счастливых садов Приморья жил и в ожидании грозных
событий: никто не сомневался в том, что и этот остров христианства будет
разорен и стерт с лица земли поклонниками Магомета. С суши теснили татары;
на водной глади гюнта Эвксипского113 покачивались цареградские галеры.
Перед последним штурмом, суда с войсками плыли под самым берегом для
устрашения жителей. Черные моряки ухмылялись, держа в зубах ятаганы, а
женщины в прибрежных садах, осеняя себя крестным знамением, ныряли в
кусты дикой смоквы. На угрозы и бесовские оскалы земля отвечала мирным
благоуханием цветов.
II
- Скажу еще раз, как пишет мой повелитель в грамоте: меч господаря опора
ваших милостей; его крепости - защита соседних королей; а через эти крепости
молдавский князь мог бы отвоевать и Кафу и Херсон - на то владеет он особым
искусством.
- Того ради, мой господни полагает, что ваши милости сумеют соблюсти и
свою выгоду и долг души.
III
"О, удивления достойны и князь, столь же вел и кий, как древние герои,
коих мы прославляем, который в дни наши первым среди князей одержал столь
славную победу над турками. По определению моему, ты достойнейший
начальства и владения над всею землею; коему особливо место военачальника и
предводителя против турок по всеобщему совету и заключению христианства
вручить должно; между тем как короли и князья католики заняты
междоусобиями, или пребывают в безделье и роскоши".
IV
"Цветет, как полевой цветок". - вздохнул про себя воевода Штефан, следя
как медленно уносятся к опушке леса клубы ладана. На костях павших лежал
шестой покров осенних листьев.
VI
"Дозволь мне, о боже, склонить колена средь степных терний, там, откуда
виднеется на юге зарево пожаров. На тех крепостях основал я скудную силу,
которую ты мне определил. Веди меня, господи, стезей своей истины, дабы
отвоевать их снова.
С моря опять же у них подсоба: теперь на Черном море нет иных судов,
кроме турецких. Во всех покоренных странах до самой Азии стоят несметные
рати. Вернуть потерянные крепости можно лишь объединенными усилиями. С
потерей Белгорода польской торговле грозит такое оскудение, что Казимир-
король не может этого не уразуметь. Когда ему недоступен высший долг, так
пусть по крайней мере просто, по-человечьи, уразумеет долг свой перед
народом да купцами Республики.
После сечи привели Хромота под стремя воеводы и тут же, не откладывая,
снесли ему голову; это было шестого марта 1486-го.
Княгиня вздохнула.
Глава IX
- Говорит - не ходил.
На второй день послы и купцы пустились в путь, с ними ехал и его милость
рэзеш Бора, отслуживший свой срок. Зима стояла снежная и студеная. Ледяные
мосты на реках были, казалось, воздвигнуты из белого кремня. Повсюду, в
лучах неяркого солнца лежали сугробы и волнистые заносы. Села дымили на
косогорах. Сап и пугни ков, звеня колокольчиками, скользили по гребням
холмов. В Бырладе застали они силистрийского санджака Малкоча, который
тоже вез дары в Сучаву к Штефанову дню; и санный поезд, идущий от Лимана,
пристал к санному поезду Махмуд-аги, и вместе они поспешили к большому
господареву шляху.
II
Господарь отправился с малым числом дворян в Пуп (у, где провел три дня
в молитвах. Жил он там в скудной келье, постился, стоял все дневные и ночные
службы благочестивых иноков и упокойные молебны по усопшим родичам,
среди которых ныне числился и любимый сын. Справив печальную тризну,
князь воротился в Сучаву, чтобы принять обещанных послов круля Альбрехта.
Послы поведали с поклоном, как глубоко опечалено сердце польского
венценосца, и тогда некоторые старые советники заметили легкую улыбку на
лице господаря. Они уж тоже знали, что вскоре покажутся в Молдавии польские
войска. Именно теперь, когда изранена душа, и следует грянуть на него
вТЗйной: легче будет справиться с ним.
- Знаю, знаю, мне уж о том говорили. Поход наш, как видно, не вызывает
особого восторга; клир находит противные знаки в книгах, панам мешает
великодушие и сентиментальность. Да будет же вам известно, что король лучше
знает, как надо поступать в интересах короны.
Поход на Сучаву был по сути дела прыжком в пустоту. Как только Альбрехт
остановился под крепостью, конные разведчики донесли, что войско окружено,
о нет, не ратью! дерзнут ли молдаване напасть! - окружено пустынной полосой:
снабжение полков съестными припасами невозможно. Жители сел ушли в леса
со всем скарбом, скотом и припасами. Удивительное дело! Альбрехт считал, что
он неожиданно перешагнул рубеж. Однако то, что он здесь обнаружил, было
еще более неожиданным. В то время война велась без интендантских войск;
сами рейтары должны были достать припасы у населения. Не прошло и двух
недель, как в осаждающих войсках начался падеж коней; за неимением другого,
пришлось питаться подпаленной кожей и костями. А тем временем, защитники
Сучавы и слушать не хотели иных приказов, кроме господарских. На
ежедневные уговоры королевских бирючей, призывавших сдать крепость, они
отвечали дерзкими ухмылками. Они были не только воинами, но и добрыми
каменщиками: ночью заделывали бреши, пробитые снарядами днем, и воинами
были неплохими, ибо, поработав ночью, Храбро бились днем, иногда в полдень
они устраивали дерзкие вылазки: налетали внезапно и так же скрывались в
крепость. Затем показывались у ляхов па виду, держа в руках буханки хлеба и
куски сала. На третью и четвертую неделю осаждавшим стало казаться, что
осажденные, стоявшие у бойниц и на гребнях стен, с каждым днем становятся
жирнее и беспечнее. Это ли не настоящее бесстыдство и подлость, когда
польские ратники зубами щелкали от голода и затягивали ремни на целых три
вершка! Иным панам подобная война казалась не Только бессмысленной, но и
стран ной. Не привел ли их сюда его величество, дабы по совету итальянца
Буонакорси уморить их на Молдавской земле? Ведь в самом деле, как ни
старайся, как ни храбрись - не найти в этой проклятой стране изобильного края,
где бы можно было прокормиться. Отряды рейтаров, переходившие в долину
Серета, исчезали безвозвратно. Служители, устремлявшиеся по горным тропам,
больше не возвращались. "Обман и горе, а не поход! - начинали бормотать про
себя простые воины. - Чего надобно его величеству в этой голодной пустыне?
Как это не потрудился августейший монарх уразуметь небесные знамения,
бывшие в самом начале похода? Подлому люду еще дозволено не понимать
подобных знаков; королю не дозволено. А если Альбрехт их не постиг, так
почему не послушался своих ученых капелланов и мудрых панов, которые уж
верно, истолковали ему эти знамения?"
При выходе короля к войску в самом начале июля, первый поводной конь
его величества утонул в речке. Это была никудышная речка, в которой бабы
ловили плотву мережами. Когда же войско покидало Львов, поднялся такой
ветер, что быки, возившие порох, разломали упряжи и с ревом разбежались по
всем окрестным холмам. И вскоре объявился безумный пахарь, который,
поднявшись па возвышенность, грозил проходившим мимо рашикам и кричал:
"Люди добрые! Поворотите! На погибель идете!" В конце сентября хлынул со
стороны Путы быстрый косохлест, и молния поразила в шатре шляхтича с его
12 конями.-И еще случилось, что ксендз, служивший в стане литургию, уронил
святое причастие. Сыли и иные знамения, и мудрые старики, толковавшие их,
доказывали, что круль Альбрехт повел всех па горе и погибель; впоследствии
это подтвердилось в точности.
IV
Штефан поднял кубок. Морщины бороздили его мело, взор был сумрачный.
Кравчий нацедил вина в кубки, и его светлость Бирток снова пролил слезу,
сочувствуя горестям брата.
Солнце еще стояло над западной чертой, и в его лучах роились мушки.
Услышав слова старого чабана с Рарэуской горы, люди засмеялись пуще
прежнего. Никто не хотел верить подобной бессмыслице, каждый норовил
лишний раз подставить кружку под вер-.ок. Но в туже ночь над Молдавией
завихрилась зимняя стужа.
Глава X
- Откуда узнала?
- По лицу, государь. Иначе не узнала бы, ведь ты со мной не делишься. Всю
жизнь я печалилась, что не могла принять участия в тайном совете твоем. Не
жалуюсь, что господин мой не дал мне этого права. Но теперь у тебя другой
товарищ, муж зрелый, сын твоей светлости. От него уж не скрывай ничего,
лучшего советника не найти тебе. Ведь ты клятвенно утвердил Богдана своим
наследником. Держи его при себе.
Князь закрыл глаза. Княгиня слушала некоторое время шелест вьюги, затем
склонилась над больным, но все еще несломленным телом мужа.
II
III
ПРИМЕЧАНИЯ:
11.Паписты - католики:
56. ...в труде, составленном два с лишним века тому назад, - речь и чет о
кнш е "Описание Молдавии", написанной Димитрием Кантемиром на
латинском языке в России и появившейся в русском переводе в 1789 г.
Димитрий Кантем пр - господарь Молдавии (1710-1711) и союзник Петра
Великого в войне с турками. Отец русского поэта Антиоха Кантемира.
85.Спагии - турецкие-конники.
114. "Мепоорш (Mе реr сеntо" - меньше или больше двух процентов.
. 119. "Ргае $еп(еш хаКтнп сопс!ис(ит зегуо е! атнч> т>51го (Шес(о 1оЬапт
5<егЬапораЫшо е*йопнпо (еггаеМо!
(1ау1аее(отшЬ11$еш$аг1Шцап5е(оп1шЬи5е ш5!>ег\ч(<шЬи$"... -настоящую
опасную грамоту слуге и любезному другу нашему паладину и господарю
Молдовы и всем его оруженосцам, и всем его служителям.
125. Кпмпр - широкий кожаный пояс с отделениями для денег, табака и др.