Ганс Христиан Андерсен

Сказки из архивов
города Оденсе

Издательский EPUB
http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=25742319
Сказки из архивов города Оденсе: Переплёт; Омск; 2017
ISBN 978-5-9909029-2-3

Аннотация
Вниманию российских читателей предлагается перевод
рукописей известного датского писателя Ганса Христиана
Андерсена.
В своё время эти рукописи, случайно найденные в
архивах города Оденсе, наделали немало шума в самой
Дании, показав Андерсена с совершенно неожиданной
стороны. Опубликование рукописей на родине писателя
привело к пересмотру того места, которое ранее
отводилось Андерсену в литературном пантеоне датских
писателей, – теперь никто уже не считает Андерсена
исключительно «детским сказочником».
На русском языке издаётся впервые. Перевод с
датского, в совпадающих фрагментах использован
перевод П.Г. и А.В. Ганзен.
 Издание рассчитано на взрослую аудиторию, имеются
возрастные ограничения.
 Содержание
От переводчика 7
Русалочка 9
I 9
II 32
III 38
IV 42
Огниво 49
1. Завязка 49
2. Первая комната 52
3. Вторая комната 68
4. Третья комната 86
5. Развязка 87
Маленький Клаус и Большой Клаус 89
Два друга 111
Принцесса на горошине 121
I 121
II 123
III 129
IV 132
Гадкий утёнок 134
Сказка о дожде 150
Волшебный сундучок 156
Экзорцист 165
Снежная королева 178
История первая 178
История вторая 181
История третья 187
История четвертая 198
История пятая 207
История шестая 215
История седьмая 222
За сыром 226
Общество красивой феи 232
Сундук – самолёт 239
Дюймовочка 244
Дубль 268
Игра 281
Стойкий оловянный солдатик 286
Эльф розового куста 319
Оле-Лукойе 334
Понедельник 336
Вторник 341
Среда 349
Четверг 352
Пятница 360
Суббота 366
Воскресенье 381
Ночь с воскресенья на понедельник 389
Смерть Карла-Клауса 392
Ганс Христиан Андерсен
Сказки из архивов
города Оденсе
© Голушков Д.И., 2017
© Оформление. ООО «Переплёт», 2017

***

«Теперь мы точно знаем, почему Андерсен

считал себя писателем для взрослых»
Торвальд Юсмен, редактор «Skoorveine»

«В последнее время было найдено много

рукописей Андерсена, но это, без сомнения,
самая поразительная находка»
Людвиг фон Штейермайер, ведущий литературного
раздела «Die Deutsche Schneitztung»
 От переводчика
Когда несколько лет назад мне позвонил из Дании
мой друг Александер Бахур и сказал, что в Нацио-
нальном архиве среди личных бумаг Г.Х. Андерсе-
на были найдены рукописи вариантов сказок, кото-
рые существенно отличаются от того, что было ранее
опубликовано, я сначала не придал этому большо-
го значения. Литературоведам известно множество
черновиков писателей, которые, будучи в творческом
процессе, неоднократно меняли, добавляли, изыма-
ли какие-то эпизоды из своего сочинения. Всё это де-
ло обыденное. Однако, получив копию одной из та-
ких рукописей, – сказки «Русалочка», – я понял, что
дело обстоит совершенно иначе. Прибыв в Оденсе, я
прочёл остальной материал, и он поразил меня ещё
больше. Как оказалось, многие сказки задумывались
Андерсеном не такими, какими мы их знаем – концов-
ки, персонажи, мораль произведений впоследствии
были изменены настолько существенно, что мы впра-
ве говорить, что сказки, существующие в черновиках
и то, что вышло потом из печати – это абсолютно раз-
ные произведения. Некоторые сказки вообще не бы-
ли опубликованы автором по причинам, которые пока
остаются невыясненными.
 Пока Александер Бахур подготавливает в Дании к
печати критическое исследование этих находок, я по-
считал возможным ознакомить русскоязычного чита-
теля с содержанием самих рукописей, переведя их на
русский язык, но не проводя при этом литературовед-
ческого разбора материала.
Поскольку большинство сказок являются перво-
начальными вариантами переведённых на русский
язык, то, следуя переводческой традиции, мною был
взят за основу перевод Петра Готфридовича и Анны
Васильевны Ганзен. В остальном перевод мой.
Денис Голушков
 Русалочка
De profundis clamavi
ad te Domine

I
Далеко в море вода синяя-синяя, как лепестки са-
мых красивых васильков, и прозрачная-прозрачная,
как самое чистое стекло, только очень глубока, так
глубока, что никакого якорного каната не хватит. Мно-
го колоколен надо поставить одну на другую, тогда
только верхняя выглянет на поверхность. Там на дне
живёт подводный народ. Только не подумайте, что
дно голое, один только белый песок. Нет, там растут
невиданные деревья и цветы с такими гибкими стеб-
лями и листьями, что они шевелятся, словно живые,
от малейшего движения воды. А между ветвями сну-
ют рыбы, большие и маленькие, совсем как птицы в
воздухе у нас наверху. В самом глубоком месте сто-
ит дворец морского царя – стены его из кораллов, вы-
сокие стрельчатые окна из самого чистого янтаря, а
крыша сплошь раковины; они то открываются, то за-
крываются, смотря по тому, прилив или отлив, и это
очень красиво, ведь в каждой лежат сияющие жемчу-
жины и любая была бы великим украшением в короне
самой королевы.
Царь морской давным-давно овдовел, и хозяй-
ством у него заправляла старуха мать, женщина ум-
ная, только больно уж гордившаяся своей родовито-
стью: на хвосте она носила целых двенадцать уст-
риц, тогда как прочим вельможам полагалось только
шесть. В остальном же она заслуживала всяческой
похвалы, особенно потому, что души не чаяла в сво-
их маленьких внучках – принцессах. Их было шесте-
ро, все прехорошенькие, но милее всех самая млад-
шая, с кожей чистой и нежной, как лепесток розы, с
глазами синими и глубокими, как море. Только у неё,
как, впрочем, и у остальных, ног не было, а вместо них
был хвост, как у рыб.
День-деньской играли принцессы во дворце, в про-
сторных палатах, где из стен росли живые цветы. Рас-
крывались большие янтарные окна, и внутрь вплыва-
ли рыбы, совсем как у нас ласточки влетают в дом,
когда окна стоят настежь, только рыбы подплывали
прямо к маленьким принцессам, брали из их рук еду
и позволяли себя гладить.
Перед дворцом был большой сад, в нём росли
огненно-красные и тёмно-синие деревья, плоды их
сверкали золотом, цветы – горячим огнём, а стебли и
листья непрестанно колыхались. Земля была сплошь
мелкий песок, только голубоватый, как серное пла-
мя. Всё там внизу отдавало в какую-то особенную
синеву, – впору было подумать, будто стоишь не на
дне морском, а в воздушной вышине, и небо у тебя
не только над головой, но и под ногами. В безветрие
со дна видно было солнце, оно казалось пурпурным
цветком, из чаши которого льётся свет.
У каждой принцессы было в саду своё местечко,
здесь они могли копать и сажать что угодно. Одна
устроила себе цветочную грядку в виде кита, другой
вздумалось, чтобы её грядка гляделась русалкой, и
только у самой младшей грядка была без цветов, на
ней были только водоросли, которые выросли там са-
ми, как сорняки. Она очень хотела когда-нибудь по-
садить на своей грядке алые розы, но всё время не
успевала к сезону. Странное дитя была эта русалоч-
ка, но при всём этом была она бойкой и смелой. Дру-
гие сёстры украшали себя разными разностями, ко-
торые находили на потонувших кораблях, а она толь-
ко и любила, что смотреть, как её отец отдаёт прика-
зания своим подданным, да ещё любовалась на кра-
сивую мраморную статую. Это был прекрасный маль-
чик, высеченный из чистого белого камня и спустив-
шийся на дно морское после кораблекрушения. Воз-
ле статуи русалочка поставила скамеечку и днями на-
пролёт сидела на ней, что-то записывая в свой днев-
ник из морских ракушек.
Но больше всего русалочка любила слушать рас-
сказы о мире людей там, наверху. Старой бабушке
пришлось рассказать ей всё, что она знала о кораблях
и городах, о людях и животных, о королях и принцах,
о придворных и подлом люде. Особенно чудесным и
удивительным казалось русалочке то, что цветы на
земле пахнут, – не то что здесь, на морском дне, – ле-
са там зелёные, а рыбы среди ветвей поют так громко
и красиво, что просто заслушаешься. Рыбами бабуш-
ка называла птиц, иначе внучки не поняли бы её: они
ведь сроду не видывали птиц.
– Когда вам исполнится пятнадцать лет, – говорила
бабушка, – вам дозволят всплывать на поверхность,
сидеть в лунном свете на скалах и смотреть на плы-
вущие мимо огромные корабли, на леса и города!
В этот год старшей принцессе как раз исполнялось
пятнадцать лет, но сёстры были погодки, и выходило
так, что только через пять лет самая младшая смо-
жет подняться со дна морского и увидеть, как живёт-
ся нам здесь, наверху. Но каждая обещала рассказать
остальным, что она увидела и что ей больше всего
понравилось в первый день, – рассказов бабушки им
было мало, хотелось знать побольше.
Ни одну из сестёр не тянуло так на поверхность,
как самую младшую русалочку, которой приходилось
ждать дольше всех. Ночь за ночью проводила она
у открытого окна и всё смотрела наверх сквозь тём-
но-синюю воду, в которой плескали хвостами и плав-
никами рыбы. Месяц и звёзды виделись ей, и хоть
светили они совсем бледно, зато казались сквозь во-
ду много больше, чем нам. А если под ними скользи-
ло как бы тёмное облако, знала она, что это либо кит
проплывает, либо корабль, а на нём много людей, и,
уж конечно, им и в голову не приходило, что внизу под
ними хорошенькая русалочка тянется к кораблю сво-
ими белыми руками.
И вот старшей принцессе исполнилось пятнадцать
лет, и ей позволили всплыть на поверхность.
Сколько было рассказов, когда она вернулась на-
зад! Ну, а лучше всего, рассказывала она, было ле-
жать в лунном свете на отмели, когда море спокойно,
и рассматривать большой город на берегу: точно сот-
ни звёзд, там мерцали огни, слышалась музыка, шум
экипажей, говор людей, виднелись колокольни и шпи-
ли, звонили колокола. И как раз потому, что туда ей
было нельзя, туда и тянуло её больше всего. Как жад-
но внимала её рассказам самая младшая сестра! А
потом, вечером, стояла у открытого окна и смотрела
наверх сквозь тёмно-синюю воду и думала о большом
городе, шумном и оживлённом, и ей казалось даже,
что она слышит звон колоколов.
Через год и второй сестре позволили подняться на
поверхность и плыть куда угодно. Она вынырнула из
воды как раз в ту минуту, когда солнце садилось, и ре-
шила, что прекраснее зрелища нет на свете. Небо бы-
ло сплошь золотое, сказала она, а облака – ах, у неё
просто нет слов описать, как они красивы! Красные и
фиолетовые, плыли они по небу, но ещё быстрее нес-
лась к солнцу, точно длинная белая вуаль, стая диких
лебедей. Она тоже поплыла к солнцу, но оно погрузи-
лось в воду, и розовый отсвет на море и облаках погас.
Ещё через год поднялась на поверхность третья
сестра. Эта была смелее всех и проплыла в широкую
реку, которая впадала в море. Она увидела там зё-
леные холмы с виноградниками, а из чащи чудесного
леса выглядывали дворцы и усадьбы. Она слышала,
как поют птицы, а солнце пригревало так сильно, что
ей не раз приходилось нырять в воду, чтобы остудить
свое пылающее лицо. В бухте ей попалась целая стая
маленьких человеческих детей, они бегали нагишом
и плескались в воде. Ей захотелось поиграть с ними,
но они испугались её и убежали, а вместо них явил-
ся какой-то чёрный зверёк – это была собака, только
ведь ей ещё ни разу не доводилось видеть собаку –
и залаял на неё так страшно, что она перепугалась и
уплыла назад в море. Но никогда не забыть ей чудес-
ного леса, зелёных холмов и прелестных детей, кото-
рые умеют плавать, хоть и нет у них рыбьего хвоста.
Четвёртая сестра не была такой смелой, она дер-
жалась в открытом море и считала, что там-то и было
лучше всего: море видно вокруг на много-много миль,
небо над головой как огромный стеклянный купол. Ви-
дела она и корабли, только совсем издалека, и выгля-
дели они совсем как чайки, а ещё в море кувыркались
резвые дельфины и киты пускали из ноздрей воду, так
что казалось, будто вокруг били сотни фонтанов.
Дошла очередь и до пятой сестры. Её день рожде-
ния был зимой, и поэтому она увидела то, чего не уда-
лось увидеть другим. Море было совсем зелёное, рас-
сказывала она, повсюду плавали огромные ледяные
горы, каждая ни дать ни взять жемчужина, только куда
выше любой колокольни, построенной людьми. Они
были самого причудливого вида и сверкали, словно
алмазы. Она уселась на самую большую из них, ветер
развевал её длинные волосы, и моряки испуганно об-
ходили это место подальше. К вечеру небо заволок-
лось тучами, засверкали молнии, загремел гром, по-
черневшее море вздымало ввысь огромные ледяные
глыбы, озаряемые вспышками молний. На кораблях
убирали паруса, вокруг был страх и ужас, а она как ни
в чем не бывало плыла на своей ледяной горе и смот-
рела, как молнии синими зигзагами ударяют в море.
 Так вот и шло: выплывает какая-нибудь из сестёр
первый раз на поверхность, восхищается всем новым
и красивым, ну, а потом, когда взрослой девушкой мо-
жет подниматься наверх в любую минуту, всё стано-
вится ей неинтересно и она стремится домой и уже
месяц спустя говорит, что у них внизу лучше всего,
только здесь и чувствуешь себя дома.
Часто по вечерам, обнявшись, всплывали пять се-
стёр на поверхность. У всех были дивные голоса, как
ни у кого из людей, и когда собиралась буря, гро-
зившая гибелью кораблям, они плыли перед кораб-
лями и пели так сладко о том, как хорошо на мор-
ском дне, уговаривали моряков без боязни спустить-
ся вниз. Только моряки не могли разобрать слов, им
казалось, что это просто шумит буря, да и не дове-
лось бы им увидеть на дне никаких чудес – когда ко-
рабль тонул, люди захлёбывались и попадали во дво-
рец морского царя уже мёртвыми.
Младшая же русалочка, когда сёстры её всплывали
вот так на поверхность, оставалась одна-одинёшень-
ка и смотрела им вслед, и ей впору было заплакать,
да только русалкам не дано слёз, и от этого ей было
ещё горше.
– Ах, когда же мне будет пятнадцать лет! – говори-
ла она. – Я знаю, что очень полюблю тот мир и людей,
которые там живут! Надеюсь, я буду самой красивой
королевой и буду править как подобает! – мечтатель-
но говорила она.

Наконец и ей исполнилось пятнадцать лет.

– Ну вот, вырастили и тебя! – сказала бабушка,
вдовствующая королева. – Поди-ка сюда, я украшу те-
бя, как остальных сестёр!
И она надела русалочке на голову венок из белых
лилий, только каждый лепесток был половинкой жем-
чужины, а потом нацепила ей на хвост восемь устриц
в знак её высокого сана.
– Да это больно! – сказала русалочка.
– Чтоб быть красивой, можно и потерпеть! – бурк-
нула бабушка.
– Прощайте! – сказала она и легко и плавно, словно
пузырёк воздуха, поднялась на поверхность.
Когда она подняла голову над водой, солнце толь-
ко что село, но облака ещё отсвечивали розовым и
золотым, а в бледно-красном небе уже зажглись яс-
ные вечерние звёзды; воздух был мягкий и свежий,
море спокойно. Неподалеку стоял трёхмачтовый ко-
рабль с одним поднятым парусом – не было ни малей-
шего ветерка. Повсюду на снастях и реях сидели мат-
росы. С палубы раздавалась музыка и пение, а когда
совсем стемнело, корабль осветился сотнями разно-
цветных фонариков и в воздухе словно бы замелька-
ли флаги всех наций. Русалочка подплыла прямо к ок-
ну каюты, и всякий раз, как её приподымало волной,
она могла заглянуть внутрь сквозь прозрачные стёк-
ла. Там было множество нарядно одетых людей, но
красивее всех был молодой принц с большими чёр-
ными глазами. Ему, наверное, было не больше шест-
надцати лет. Праздновался его день рождения, отто-
го на корабле и шло такое веселье. Матросы плясали
на палубе, а когда вышел туда молодой принц, в небо
взмыли сотни ракет, и стало светло как днём, так что
русалочка совсем перепугалась и нырнула, но тут же
опять высунула голову, и казалось, будто все звезды
с неба падают к ней в море. Никогда ещё не видала
она такого фейерверка. Вертелись колесом огромные
солнца, взлетали в синюю высь чудесные огненные
рыбы, и всё это отражалось в тихой, ясной воде. На
самом корабле было так светло, что можно было раз-
личить каждый канат, а людей и подавно. Принц по-
жимал всем руки, улыбался и смеялся, а музыка всё
гремела и гремела в чудной ночи.
– Как, должно быть, хорошо быть принцем и на-
следником могущественного государства, – сказала
сама себе русалочка. Уже поздно было, а она всё не
могла глаз оторвать от роскошного корабля и от пре-
красного принца.
Но вот погасли разноцветные фонарики, не взле-
тали больше ракеты, не гремели пушки, зато загуде-
ло и заворчало в глуби морской. Русалочка качалась
на волнах и всё заглядывала в каюту, а корабль стал
набирать ход, один за другим распускались паруса,
всё выше вздымались волны, собирались тучи, вдали
засверкали молнии. Надвигалась буря, матросы при-
нялись убирать паруса. Корабль, раскачиваясь, ле-
тел по разбушевавшемуся морю, волны вздымались
огромными чёрными горами, норовя перекатиться че-
рез мачту, а корабль нырял, словно лебедь, между
высоченными валами и вновь возносился на гребень
громоздящейся волны. Русалочке всё это казалось
приятной прогулкой, но не матросам. Корабль стонал
и трещал; вот подалась под ударами волн толстая об-
шивка бортов, волны захлестнули корабль, переломи-
лась пополам, как тростинка, мачта, корабль лёг на
бок, и вода хлынула в трюм. Тут уж русалочка поняла,
какая опасность угрожает людям, – ей и самой при-
ходилось увёртываться от брёвен и обломков, носив-
шихся по волнам. На минуту стало темно, хоть глаз
выколи, но вот блеснула молния, и русалочка опять
увидела людей на корабле. Каждый спасался как мог.
Она искала глазами принца и увидела, как он упал
в воду, когда корабль развалился на части. Русалоч-
ка тут же вспомнила, что люди не могут жить в воде
и он приплывет во дворец её отца только мёртвым.
Нет, нет, он не должен умереть! И она поплыла между
бревнами и досками, совсем не думая о том, что они
могут её раздавить. Она то ныряла глубоко, то взле-
тала на волну и, наконец, доплыла до юного принца.
Он почти уже совсем выбился из сил и плыть по бур-
ному морю не мог. Руки и ноги отказывались ему слу-
жить, прекрасные глаза закрылись, и он утонул бы, не
явись ему на помощь русалочка. Она приподняла над
водой его голову.
– Пожалуйста, спаси меня! – принц очнулся, – Я не
хочу умирать! Проси что хочешь!
– Я ничего от тебя не хочу, – ответила русалочка, –
просто я очень люблю тебя и хочу выйти за тебя за-
муж. Но я не знаю, согласишься ли ты…
– Я согласен! В горести и в печали… – принц не
договорил, потому что большая волна накрыла их, и
он потерял сознание…

К утру буря стихла. От корабля не осталось и щеп-

ки. Опять засверкало над водой солнце и как будто
вернуло краски щекам принца, но глаза его все ещё
были закрыты.
Русалочка откинула со лба принца волосы, поцело-
вала его в высокий красивый лоб, и ей показалось,
что он похож на мраморного мальчика, который стоит
у неё в саду. Она поцеловала его ещё раз и пожелала,
чтобы он остался жив.
Наконец она завидела сушу, высокие синие горы,
на вершинах которых, точно стаи лебедей, белели
снега. У самого берега зеленели чудесные леса, а пе-
ред ними стояла не то церковь, не то монастырь – она
не могла сказать точно, знала только, что это было
здание. В саду росли апельсиновые и лимонные де-
ревья, а у самых ворот высокие пальмы. Море вда-
валось здесь в берег небольшим заливом, тихим, но
очень глубоким, с утёсом, у которого море намыло
мелкий белый песок. Сюда-то и приплыла русалочка
с принцем и положила его на песок так, чтобы голова
его была повыше на солнце.
Тут в высоком белом здании зазвонили колокола, и
в сад высыпала целая толпа молодых девушек. Руса-
лочка отплыла подальше за высокие камни, торчав-
шие из воды, покрыла свои волосы и грудь морскою
пеной, так что теперь никто не различил бы её лица,
и стала ждать.
Вскоре к утёсу подошла молодая девушка и пона-
чалу очень испугалась, но тут же собралась с духом
и позвала других людей, и русалочка увидела, что
принц ожил и улыбнулся всем, кто был возле него.
Принц был очень рад, что остался жив, но тут ветер
донёс с моря слова: «Помни о своём обещании!», и
принц сразу помрачнел. Он вспомнил, как он упал в
воду, и как какая-то девушка подобрала его, и как он
наобещал ей с три короба того, чего совсем не хотел
делать…
Сёстрам русалочка ничего не рассказала, отделав-
шись общими фразами о море, волнах, кораблях и
прочих всем известных вещах. Однако часто по утрам
и вечерам приплывала она к тому месту, где оставила
принца. Она видела, как созревали в саду плоды, как
их потом собирали, видела, как стаял снег на высоких
горах, но принца так больше и не видала и возвраща-
лась домой каждый раз всё печальнее, потому что не
знала, как заставить принца выполнить своё обеща-
ние…
Наконец она не выдержала и рассказала обо всём
одной из сестер. За ней, как водится, узнали и осталь-
ные сёстры, но больше никто, разве что ещё две-три
русалки да их самые близкие подруги. Одна из них то-
же знала о принце, видела празднество на корабле
и даже знала, откуда принц родом и где его королев-
ство.
– Поплыли вместе, сестрица! Мы заставим его вы-
полнить своё обещание! Ох уж, эти мужчины! – ска-
зали русалочке сёстры и, обнявшись, поднялись на
поверхность моря близ того места, где стоял дворец
принца.
Дворец был из светло-жёлтого блестящего камня,
с большими мраморными лестницами; одна из них
спускалась прямо к морю. Великолепные позолочен-
ные купола высились над крышей, а между колонна-
ми, окружавшими здание, стояли мраморные статуи,
совсем как живые люди. Сквозь высокие зеркальные
окна виднелись роскошные покои; всюду висели до-
рогие шёлковые занавеси, были разостланы ковры,
а стены украшали большие картины. Загляденье, да
и только! Посреди самой большой залы журчал фон-
тан; струи воды били высоко-высоко под стеклянный
купол потолка, через который воду и диковинные рас-
тения, росшие по краям бассейна, озаряло солнце.
Теперь русалочка точно знала, где живёт принц,
и точно знала, что не отступится от своего намере-
ния, чего бы ей это не стоило. Ни одна из сестёр не
осмеливалась подплывать к земле так близко, ну а
она заплывала даже в узкий канал, который проходил
как раз под мраморным балконом, бросавшим на во-
ду длинную тень. Тут она останавливалась и подолгу
смотрела на юного принца, а он-то думал, что гуляет
при свете месяца один-одинёшенек.
Всё сильнее тянуло русалочку к людям; их зем-
ной мир казался ей куда больше, чем её подводный;
они могли ведь переплывать на своих кораблях море,
взбираться на высокие горы выше облаков, а их стра-
ны с лесами и полями раскинулись так широко, что и
глазом не охватишь!
– Если люди не тонут, – спрашивала русалочка, –
тогда они живут вечно, не умирают, как мы?
– Ну что ты! – отвечала старуха. – Они тоже умира-
ют, их век даже короче нашего. Мы живём триста лет;
только когда мы перестаем быть, нас не хоронят, у нас
даже нет могил, мы просто превращаемся в морскую
пену.
– Хотела бы я стать человеком, – проговорила ру-
салочка.
– Вздор! Нечего и думать об этом! – сказала стару-
ха. – Нам тут живётся куда лучше, чем людям на зем-
ле.
– Значит, и я умру, стану морской пеной, не буду
больше слышать музыку волн, не увижу ни чудесных
цветов, ни красного солнца! Неужели я никак не могу
пожить среди людей?
– Можешь, – сказала бабушка, – но этому не бывать
никогда! Будем жить – не тужить! – сказала старуха. –
Повеселимся вволю, триста лет – срок немалый… Се-
годня вечером у нас во дворце бал!
Русалочке в этот раз очень не хотелось идти на
подводный бал, но у неё возникла кое-какая мысль,
и нужно было кое-что взять из дворца, а сделать это
было легче, пока все танцевали и развлекались.
Подводный бал – вот где было великолепие, како-
го не увидишь на земле! Стены и потолок танцеваль-
ной залы были из толстого, но прозрачного стекла;
вдоль стен рядами лежали сотни огромных пурпурных
и травянисто-зелёных раковин с голубыми огоньками
в середине; огни эти ярко освещали всю залу, а через
стеклянные стены – и море вокруг. Видно было, как к
стенам подплывают стаи больших и маленьких рыб, и
чешуя их переливается золотом, серебром, пурпуром.
Посреди залы вода бежала широким потоком, и в
нём танцевали под свое чудное пение водяные и ру-
салки. Таких прекрасных голосов не бывает у людей.
Русалочка пела лучше всех, и все хлопали ей в ладо-
ши. На минуту ей было сделалось весело при мысли
о том, что ни у кого и нигде, ни в море, ни на земле,
нет такого чудесного голоса, как у неё; но потом она
опять стала думать о надводном мире, о прекрасном
принце, и ей стало грустно. Вдруг сверху донеслись
звуки валторн, и она подумала: "Вот он опять катает-
ся на лодке! На все бы я пошла – только бы мне быть
с ним. Пока сёстры танцуют в отцовском дворце, по-
плыву-ка я к морской ведьме. Я всегда боялась её,
но, может быть, она что-нибудь посоветует или как-
нибудь поможет мне!?"

И русалочка поплыла к бурным водоворотам, за ко-

торыми жила ведьма. Ещё ни разу не доводилось ей
проплывать этой дорогой; тут не росли ни цветы, ни
даже трава – кругом был только голый серый песок;
вода за ним бурлила и шумела, как под мельничным
колесом, и увлекала за собой в пучину всё, что толь-
ко встречала на своём пути. Как раз между такими
бурлящими водоворотами и пришлось плыть русалоч-
ке, чтобы попасть в тот край, где владычила ведьма.
Дальше путь лежал через горячий пузырящийся ил,
это место ведьма называла своим торфяным боло-
том. А там уж было рукой подать до её жилья, окру-
жённого диковинным лесом: вместо деревьев и ку-
стов в нём росли полипы – полуживотные-полурасте-
ния, похожие на стоглавых змей, выраставших прямо
из песка; ветви их были подобны длинным осклизлым
рукам с пальцами, извивающимися, как черви; поли-
пы ни на минуту не переставали шевелиться от корня
до самой верхушки и хватали гибкими пальцами всё,
что только им попадалось, и уж больше не выпускали.
Русалочка в испуге остановилась, сердечко её за-
билось от страха, она готова была вернуться, но
вспомнила о принце и собралась с духом: крепко об-
вязала вокруг головы свои длинные волосы, чтобы в
них не вцепились полипы, скрестила на груди руки и,
как рыба, поплыла между омерзительными полипами,
которые тянулись к ней своими извивающимися рука-
ми. Она видела, как крепко, точно железными клеща-
ми, держали они своими пальцами всё, что удалось
им схватить: белые скелеты утонувших людей, кора-
бельные рули, ящики, кости животных, даже одну ру-
салочку. Полипы поймали и задушили её. Это было
страшнее всего!
Но вот она очутилась на скользкой лесной поля-
не, где кувыркались, показывая противное желтова-
тое брюхо, большие, жирные водяные ужи. Посреди
поляны был выстроен дом из белых человеческих ко-
стей; тут же сидела сама морская ведьма и кормила
изо рта жабу, как люди кормят сахаром маленьких ка-
нареек. Омерзительных ужей она звала своими цып-
лятками и позволяла им ползать по своей большой,
ноздреватой, как губка, груди. А что уж вытворяли ужи
на её груди, в сказках точно не рассказывается!
– Знаю, знаю, зачем ты пришла! – сказала русалоч-
ке морская ведьма. – Глупости ты затеваешь, ну да я
всё-таки помогу тебе – на твою же беду, моя красави-
ца! Ты хочешь отделаться от своего хвоста и получить
вместо него две подпорки, чтобы ходить, как люди.
И ведьма захохотала так громко и гадко, что и жаба
и ужи попадали с неё и шлепнулись на песок.
– Ну ладно, ты пришла в самое время! – продолжа-
ла ведьма. – Приди ты завтра поутру, было бы поздно,
и я не могла бы помочь тебе раньше будущего года.
Я изготовлю тебе питьё, ты возьмешь его, поплывешь
с ним к берегу ещё до восхода солнца, сядешь там и
выпьешь всё до капли; тогда твой хвост раздвоится и
превратится в пару стройных, как сказали бы люди,
ножек. Но тебе будет так больно, как будто тебя прон-
зят острым мечом. Зато все, кто тебя увидит, скажут,
что такой прелестной девушки они ещё не встречали!
Ты сохранишь свою плавную походку – ни одна тан-
цовщица не сравнится с тобой, но помни: ты будешь
ступать как по острым ножам, и твои ноги будут кро-
воточить. Вытерпишь всё это? Тогда я помогу тебе.
– Да! – сказала русалочка.
– Помни, – сказала ведьма, – раз ты примешь чело-
веческий облик, тебе уж не сделаться вновь русалкой!
Не видать тебе ни морского дна, ни отцовского дома,
ни сестёр! А если принц не сделает тебя своей женой,
ты погибнешь; с первой же зарёй после его женитьбы
на другой твоё сердце разорвется на части, и ты ста-
нешь пеной морской.
– Пусть! – сказала русалочка спокойно. Она смело
смотрела ведьме в глаза, и взгляд ведьмы на мгнове-
ние дрогнул, она подумала, что, быть может, эта руса-
лочка затеяла недоброе. Но русалочка была так мо-
лода и наивна, что ведьма отбросила эти глупые мыс-
ли.
– А ещё ты должна заплатить мне за помощь, –
сказала ведьма. – И я недёшево возьму! У тебя чуд-
ный голос, им ты и думаешь обворожить принца, но
ты должна отдать этот голос мне. Я возьму за свой
бесценный напиток самое лучшее, что есть у тебя:
ведь я должна примешать к напитку свою собствен-
ную кровь, чтобы он стал остёр, как лезвие меча.
– Если ты возьмёшь мой голос, что же останется
мне? – спросила русалочка.
– Твоё прелестное лицо, твоя плавная походка и
твои говорящие глаза – этого довольно, чтобы поко-
рить человеческое сердце. Ну, полно, не бойся: высу-
нешь язычок, и я отрежу его в уплату за волшебный
напиток!
– Хорошо! – сказала русалочка, и ведьма постави-
ла на огонь котёл, чтобы сварить питьё.
– Чистота – лучшая красота! – сказала она и обтёр-
ла котёл связкой живых ужей.
Потом она расцарапала себе грудь; в котёл закапа-
ла чёрная кровь, и скоро стали подыматься клубы па-
ра, принимавшие такие причудливые формы, что про-
сто страх брал. Ведьма поминутно подбавляла в ко-
тёл новых и новых снадобий, и, когда питьё закипело,
оно забулькало так, будто плакал крокодил. Наконец
напиток был готов, на вид он казался прозрачнейшей
ключевой водой.
– Бери! – сказала ведьма, отдавая русалочке напи-
ток, – и отдай мне свой голос!
 Ведьма взяла со стола острое лезвие и подошла
к русалочке, намереваясь отрезать язык. С ухмылкой
протянула она руку к красивому рту русалочки и вдруг
замерла. Глаза её округлились, изо рта поползла се-
рая пена. Она посмотрела вниз: в животе по самую
рукоять торчал трезубец, а из раны хлестала чёрная
кровь, клубами разливаясь по поляне.
– Трезубец Тритона?! Где ты взяла его? – прохри-
пела ведьма.
– Во дворце своего отца. Ты, наверное, думала, что
можно делать с глупой русалочкой всё что хочешь? – в
голосе русалочки чувствовалась сталь, – и ты попла-
тилась за своё безрассудство!
– Ах ты, ведьма! Мерзкая русалка! – вскрикнула
ведьма.
Русалочка выдернула трезубец, ведьма с диким
воплем рухнула на землю и поползла в свой дом из
белых костей. Русалочка приставила трезубец к её
рыхлому горлу:
– Что нужно добавить в напиток, чтобы я не ступа-
ла как по острым ножам и мои ноги не кровоточили?!
Отвечай и, может быть, я сохраню твою трижды нико-
му не нужную жизнь!
– Я всё скажу, только оставь меня в покое! Нужно
добавить в напиток три капли томатного сока, переме-
шать, но не взбалтывать…, – ведьма пыталась уполз-
ти от русалочки: – Ты обещала отпустить меня!
– Я сказала «может быть», – ответила русалочка, и
голова ведьмы покатилась вниз по холму.
 II
Когда русалочка плыла обратно, полипы с ужасом
отворачивались при одном виде напитка, сверкавше-
го в её руках, как яркая звезда. Быстро проплыла она
лес, миновала болото и бурлящие водовороты.
Вот и отцовский дворец; огни в танцевальной зале
потушены, все спят. Русалочка тихо положила трезу-
бец на место и взяла стакан томатного сока с кухни.
Сердце её готово было разорваться от тоски. Она про-
скользнула в сад, взяла по цветку с грядки у каждой
сестры, послала родным тысячи воздушных поцелуев
и поднялась на тёмно-голубую поверхность моря.
Солнце ещё не вставало, когда она увидела перед
собой дворец принца и присела на широкую мрамор-
ную лестницу. Месяц озарял её своим чудесным голу-
бым сиянием. Русалочка выпила обжигающий напи-
ток, и ей показалось, будто её пронзили обоюдоост-
рым мечом; она потеряла сознание и упала замерт-
во. Когда она очнулась, над морем уже сияло солн-
це. Перед ней стоял прекрасный принц. Она потупи-
лась и увидела, что рыбий хвост исчез, а вместо него
у неё появились две маленькие беленькие ножки. Но
она была совсем нагая и потому закуталась в свои
длинные, густые волосы. Принц вспомнил русалочку,
и улыбка мгновенно испарилась с его лица.
Русалочку нарядили в шёлк и муслин, и она стала
первой красавицей при дворе.
Как-то раз к принцу и его царственным родителям
позвали девушек-рабынь, разодетых в шёлк и золото.
Они стали танцевать под звуки чудеснейшей музыки;
тут и русалочка подняла свои белые прекрасные руки,
встала на цыпочки и понеслась в лёгком, воздушном
танце; так не танцевал ещё никто! Каждое движение
подчеркивало её красоту, а глаза её говорили сердцу
больше, чем пение рабынь.
Все были в восхищении, даже принц. Увидев, что
принц благоволит русалочке, король с королевой ска-
зали, что она всегда должна быть возле него, и ей бы-
ло позволено спать перед дверями его комнаты. Это
то, чего она хотела – ведь ей нужно было напомнить
принцу о его обещании.
В эту же ночь у двери спальни принца была постав-
лена красивая резная кровать для русалочки, при-
дворные принесли сорок перин и бархатную подуш-
ку. Русалочке очень нравилось здесь, и можно было,
в принципе, больше ничего не делать, а просто ле-
жать вот так на мягкой кровати и смотреть на звёздное
небо. Но русалочка прекрасно понимала, что благово-
ление короля и королевы могло пройти так же быст-
ро, и она могла снова оказаться голой на песчаном
берегу. К тому же, как это прекрасно, оказаться прин-
цессой, а потом и королевой такой огромной и могу-
щественной страны! Русалочка перевернулась на жи-
вот и подпёрла голову руками. Теперь ей хорошо бы-
ла видна гладь океана и серебристая лунная дорож-
ка. Она подумала об отце, бабушке и сёстрах, кото-
рые, наверное, ужасно огорчились, когда она пропа-
ла. Она решила во что бы то ни стало подать родным
весть о том, что она теперь во дворце принца. Руса-
лочка легла на бок. «Да что же это такое, сорок перин,
а всё жёстко!», – она слезла с кровати и сунула руку
под нижнюю перину. Там лежала горошина. Русалоч-
ка сначала очень удивилась, но потом всё поняла: «а,
стандартная проверка!», и положила горошину на туа-
летный столик. «Пусть все знают, что я принцесса!», –
подумала она.
В это время хлопнула дверь и принц, не глядя на
русалочку, прошёл в свою комнату. В руках у него бы-
ла книга, принц делал вид, что чрезвычайно увлечён
чтением и не замечает ничего вокруг.
– Ты держишь книгу вверх ногами… – сказала ру-
салочка, входя вслед за принцем в его апартаменты.
Принц покраснел и бросил книгу на кровать.
– Чего ты хочешь?
– Ты разве не помнишь? Своё обещание, данное
мне в морской пучине? Помнишь?
 Принц отвернулся к окну.
– Я был не в себе… я тонул и был на краю гибе-
ли… а ты воспользовалась моментом… – принц ду-
мал, что русалочка будет возмущаться, но она молча-
ла. От этого принцу сделалось ещё больше не по се-
бе, – При обычных условиях я бы… я бы не пообещал
тебе этого… того, что женюсь на тебе… – Русалочка
молчала, – ты просто подловила момент… обещание
недействительно, потому что оно было дано под вли-
янием тяжелых жизненных обстоятельств… – послед-
нюю фразу принц проговорил явно неуверенно и по-
краснел ещё больше.
– Ух, ты! Это из брошюры «Как победить в суде»
или «Домашний адвокат»? – русалочка говорила с та-
ким сарказмом, что принц не покраснел ещё больше
только потому, что уже был красен как помидор. Ру-
салочка повернулась к туалетному столику и начала
разглядывать расставленные на нём бутылочки и пу-
зырьки.
– Что это? – спросила она, взяв в руку самый кра-
сивый пузырёк.
– Какая разница!!! – взорвался принц, – что ты от
меня хочешь?!
– Ты знаешь, – спокойно и твёрдо сказала русалоч-
ка.
Принц сел на красивый резной диван, стоявший тут
же у окна, и закрыл лицо руками. Русалочка села ря-
дом.
– Послушай, – сказала она, – я не хочу ругаться. Хо-
чу, чтобы мы жили мирно и спокойно, – она положила
ему руку на плечо, принц вздрогнул. – Ты так реаги-
руешь, будто я абсолютное зло! – с улыбкой сказала
она.
Принц встал и снова посмотрел в тёмное окно. Он
перестал волноваться и снова приобрёл свой обыч-
ный бледный аристократический вид.
– Извини, я просто очень переживаю из-за того обе-
щания, которое я дал. Я принц, да и даже если бы я
не был принцем, я просто воспитанный человек, по-
этому не в моих правилах отказываться от своих слов.
Я помню, и никогда не забывал о том, что я тебе обе-
щал.
Принц помолчал, подбирая слова.
– Но… но я люблю другую. Я давно отдал ей свою
руку и сердце. И хотя король против этого брака, по-
тому что её королевство не такое богатое и могуще-
ственное как наше, я женюсь только на ней… только
на ней…
Этого русалочка никак не ожидала. Её горделивая
осанка стала ещё более прямой, губы плотно сжались
и сделались бескровными, а щёки, наоборот, запыла-
ли яркими цветами. А ещё у неё в памяти всплыли
слова ведьмы: «А если принц не сделает тебя своей
женой, ты погибнешь; с первой же зарей после его же-
нитьбы на другой твоё сердце разорвется на части, и
ты станешь пеной морской». Глупо было забыть спро-
сить у ведьмы как убрать и это заклятие из волшеб-
ного напитка, но теперь уже ничего не поделаешь.
– Расскажи мне о ней, – попросила русалочка.
– А о НЕЙ – говорить нельзя. ОНА как живая тайна:
ЕЮ можно жить, о НЕЙ можно вздыхать. ЕЙ можно
молиться. И, не постигая ЕЁ, блюсти ЕЁ в себе… и
благодарить Творца за это счастье… и молчать.
Русалочка вышла из комнаты.
 III
Раз ночью всплыли из воды рука об руку сёстры ру-
салочки и запели печальную песню; она была на бе-
регу и кивнула им, они узнали её и рассказали ей, как
огорчила она их всех. С тех пор они навещали её каж-
дую ночь, а один раз она увидала вдали даже свою
старую бабушку, которая уже много лет не подыма-
лась из воды, и самого царя морского с короной на го-
лове. Царь Тритон сел рядом с русалочкой на камень
и сказал:
– Сёстры мне всё рассказали. Хоть я сначала и
очень сердился на тебя, но скажу прямо: ты молодец!
Горжусь своей умной дочерью! Настоящая принцесса!
Недаром же говорят, что ты похожа на меня…
Но русалочка, очень любившая своего отца, в этот
раз даже не улыбнулась, и, прервав его, тихо сказала:
– Он любит другую, и женится только на ней.
– Чепуха! – рассердился Тритон, – он не может так
поступить с тобой. Я этого не допущу. Я царь морской,
а это вам не какое-нибудь удельное княжество на трёх
аршинах! Ты самая достойная и богатая из всех прин-
цесс.
С этими словами Тритон уплыл в море.
 Но вот стали поговаривать, что принц женится на
прелестной дочери соседнего короля и потому снаря-
жает свой великолепный корабль в плавание. Принц
поедет к соседнему королю как будто для того, что-
бы ознакомиться с его страной, а на самом-то деле,
чтобы встретиться с принцессой; с ним едет большая
свита.
Через несколько недель принц прибыл обратно и
привёз с собою свою возлюбленную принцессу. Руса-
лочка жадно смотрела на неё и не могла не признать,
что лица милее и прекраснее она ещё не видала. Ко-
жа на лице принцессы была такая нежная, прозрач-
ная, а из-за длинных тёмных ресниц улыбались си-
ние кроткие глаза. Русалочке казалось, что её сердце
вот-вот разорвется от боли: его свадьба должна ведь
убить её, превратить в пену морскую.
Вечером во дворце короля состоялся бал. Русалоч-
ка зашла в залу, где должно было состояться празд-
нество. Бальная зала была роскошная, но не такая
великолепная, как у них в подводном царстве. Спра-
ва от входа стояли два трона, на них сидели король с
королевой, справа от короля стоял принц. Русалочка
пришла из гостей первая и заметила, что она прерва-
ла какой-то разговор на повышенных тонах между ко-
ролём и принцем. Принц был красен, король хмур, ко-
ролева бледна. Русалочка поклонилась королю и хо-
тела отойти в другой конец залы, но король жестом
позвал её и с улыбкой пригласил встать слева от ко-
ролевы. Вскоре начали прибывать гости, они, покло-
нившись королю и королеве, расходились по зале и
только принцессе, прибывшей вместе с принцем на
корабле, король указал на место рядом с королевой.
Русалочка поняла, что все уже знают, кто она такая.
Принцесса встала подле русалочки, и в это время за-
играла музыка. Ах, как веселилась и плясала русалоч-
ка! Во всех тяготах и невзгодах последних недель она
и забыла, как чудесно бывает на балах! Она на вре-
мя позабыла о принце и только плясала и плясала и
все вокруг не могли надивиться, до чего же прекрас-
на русалочка, до чего же она красиво танцует. Кава-
леры занимали очередь на несколько танцев вперёд,
а двое уже успели вызвать друг друга на дуэль из-за
спора о том, кто следующий танцует с нею…
– Несчастье! Какое несчастье! – в бальную залу
ворвался промокший насквозь человек в придворном
платье и бросился в ноги к королю, – принц и прин-
цесса… изволили любоваться красотами моря… как
вдруг налетела эта гигантская волна… какое несча-
стье… принц выбрался, мы унесли его в покои, прин-
цессу ищут… какое несчастье… – человек всхлипы-
вал через слово, его руки дрожали. Все забегали по
зале, большинство побежало к выходу – помогать ис-
кать принцессу. Только двое человек стояли на одном
месте и смотрели друг на друга – русалочка с ужасом
смотрела на короля, а побледневший король – на ру-
салочку.
 IV
Принцессу нашли только на пятый день. Рыбаки
опознали тело по богатой одежде и сообщили во дво-
рец. По королевству поползли слухи, что отец погиб-
шей принцессы снарядил флот, чтобы отомстить ко-
ролю за гибель дочери, хотя, как говорили на рынках,
и ребёнку понятно, что наш король не виноват в том,
что поднялась волна. Впрочем, вся небольшая фло-
тилия этого небольшого королевства погибла, попав
в шторм.
Через сорок дней после гибели принцессы король
ранним утром подошёл к русалочке и сказал, что
принц просит её руки. Русалочка сказала только «я
согласна» и ушла к себе в комнату. С того дня, как про-
пала принцесса, принц не выходил из апартаментов
и ни с кем не разговаривал. Русалочка томилась под
его дверями сорок дней и сорок ночей, но когда король
передал ей просьбу принца, она набралась смелости
и вошла к нему. Принц сидел на диване у окна и смот-
рел в одну точку. Русалочка подошла к окну, у которо-
го стоял принц в тот первый день, когда у них произо-
шёл первый и единственный разговор. За окном было
утреннее безмятежное море.
– Я больше никогда не смогу смотреть в это окно, –
тихо сказал принц, – я никогда не захочу больше ви-
деть моря.
Помолчав, всё также глядя куда-то перед собою, он
добавил:
– Мой отец сказал, что ты, как дочь морского ца-
ря, можешь стать моей женой, и что ты согласилась.
Удачная сделка, как и мечтал отец. Ты можешь быть
рада – ты добилась своего.
Русалочка хотела так много сказать принцу о сво-
их переживаниях, о том, что она действительно очень
сожалеет о случившемся, но не смогла.
– Я не хотела, чтобы всё так получилось, – только
и сумела промолвить она и выбежала из комнаты.

Свадьбу решили сыграть на корабле. Беспокоить-

ся о погоде было напрасно, ведь отец невесты – сам
царь Тритон, морской владыка! Уж он постарался к
свадьбе своей любимой дочери сотворить самую луч-
шую погоду, какую только можно было придумать. Па-
руса надулись от ветра, корабль легко и плавно за-
скользил по волнам и понёсся в открытое море. Как
только смерклось, на корабле зажглись разноцветные
фонарики, а матросы стали весело плясать на палу-
бе. Русалочка вспомнила, как она впервые поднялась
на поверхность моря и увидела такое же веселье на
корабле. И вот она понеслась в быстром воздушном
танце, точно ласточка, преследуемая коршуном. Все
были в восторге: никогда ещё не танцевала она так
чудесно! Но этой радости она не чувствовала – серд-
цу ее было всё больнее и больнее. Далеко за полночь
продолжались на корабле танцы и музыка, и русалоч-
ка смеялась и танцевала со смертельной мукой на
сердце; принц же сидел тихо на месте жениха и лишь
изредка вставал для того, чтобы принять очередное
поздравление.
На следующий день принц тяжело заболел. Через
неделю он уже не вставал с постели и самые лучшие
доктора, съехавшиеся со всего королевства, только
разводили руками, принцу не помогало даже колдов-
ство старой бабушки русалочки. Никакие лекарства
не помогают от меланхолии, говорили они, принца
просто нужно развеселить. Но для принца это было
самое недоступное лекарство из всех существовав-
ших на свете. Ещё через неделю принц умер. Король
и королева были безутешны. Особенно король – для
него было разрушено всё: принц, его единственный
наследник, был мёртв, и умер он от того, что сам ко-
роль считал смешным, а может быть и вовсе не су-
ществующим – от любви. «От любви случаются бо-
лезни потешные, для анекдотов», – любил говаривать
король, услышав эту фразу от одного придворного
министра-администратора, как-то служившего у него.
Королевство после его смерти юридически переходи-
ло к русалочке, а фактически к царю Тритону. Внуки
его, которых он так часто представлял бегающими по
бальной зале, никогда не станут королями. Его дина-
стия прервалась, и сам он так и будет сидеть, как сей-
час, один в пустой бальной зале и ждать своего часа.
В залу зашла Русалочка.
– Почему ты не плачешь? – спросил король.
– Мы не умеем плакать…
– Довольно притворства! Ты принесла нам только
несчастья.
Русалочка, прежде склонившаяся в поклоне, вы-
прямилась, и гордо посмотрела на короля.
– Я? Это что – я убила принцессу? Это я говорила,
что она принцу не пара, потому что её королевство
слишком мало? Это вы, вы с Тритоном убили прин-
ца! – крикнула русалочка, – вы, из-за своих дурацких
государственных интересов, из-за своей дурацкой…
воли к власти… Мы все его убили…
Русалочка успокоилась и, подойдя вплотную к ко-
ролю, наклонилась над ним и, глядя ему прямо в гла-
за, прошептала: – Он единственный из нас, кто досто-
ин был жить, и он единственный из нас, кто умер.
Король ничего не мог сказать, в горле у него стоял
ком. Он знал, прекрасно знал, что русалочка права.
Абсолютно, каждым словом права.
 На следующий день перед восходом солнца руса-
лочка пришла к морю и села на большой камень, сто-
явший в воде недалеко от берега. Она смотрела на
море, которое когда-то было её родным домом, на
красную полоску горизонта, предвещавшую скорый
восход. Русалочка вспомнила, что где-то, когда-то, в
другой жизни она была совсем не такой. Она люби-
ла искренне, любила глубоко. И пусть ведьма отреза-
ла тогда у неё язык, и пусть каждый шаг тогда причи-
нял ей боль, а самую большую боль причинил принц,
женившись на своей возлюбленной принцессе. Пусть
это всё было нестерпимо больно, но она была чиста
и любила от всего сердца, а не выстраивала какие-то
шибко хитрые и умные, а оттого ещё более глупые
политические партии и ходы. Почему она так поздно
вспомнила это?
Русалочка вспомнила, как они с сёстрами собира-
лись вечерами и пели своими прекрасными голосами
прекрасные русалочьи песни. Русалочка посмотрела
на горизонт и запела одну из своих любимых грустных
песен.
Спев песню, русалочка нагнулась к морской глади
и тихо сказала:
– Я тебя люблю… но… я не хочу быть похожей
на тебя… – русалочка знала, что царь Тритон слы-
шит каждое слово, произнесённое над морской во-
дой. Она слезла с камня и легла на воду. Русалочка
почувствовала, как тело её расплывается пеной. Над
морем поднялось солнце; лучи его любовно согрева-
ли мертвенно-холодную морскую пену, и русалочка не
чувствовала смерти; она видела ясное солнце и ка-
кие то прозрачные, чудные создания, сотнями реяв-
шие над ней. Она видела сквозь них белые паруса ко-
рабля и розовые облака в небе; голос их звучал как
музыка, но такая возвышенная, что человеческое ухо
не расслышало бы её, так же как человеческие глаза
не видели их самих. У них не было крыльев, но они
носились в воздухе, легкие и прозрачные. Русалочка
заметила, что и она стала такой же, оторвавшись от
морской пены.
– Кто вы? – спросила она, поднимаясь в воздухе, и
её голос звучал такою же дивною музыкой.
– Дочери воздуха! – ответили ей воздушные созда-
ния. – У русалки от рождения нет бессмертной души,
но она может её обрести. Её вечное существование
не зависит от чужой воли, а только от неё самой. У
дочерей воздуха тоже нет бессмертной души, но они
могут заслужить её добрыми делами. Мы прилетаем
в жаркие страны, где люди гибнут от знойного, зачум-
ленного воздуха, и навеваем прохладу. Мы распро-
страняем в воздухе благоухание цветов и несём лю-
дям исцеление и отраду. Пройдет триста лет, во вре-
мя которых мы будем посильно творить добро, и мы
получим в награду бессмертную душу и сможем изве-
дать вечное блаженство, доступное людям. А у тебя,
бедная русалочка, уже есть душа, и ты будешь вечно
жить в раю!
И русалочка протянула свои прозрачные руки к
солнцу, в первый раз почувствовала у себя на глазах
слёзы. А на грядке русалочки в подводном царстве в
этот день сами собой, волшебным образом, выросли
красивые алые розы.
 Огниво
Жизнь коротка, искусство вечно, случай
мимолётен, эксперимент рискован, судить
трудно.
Гиппократ

1. Завязка
Шёл солдат по дороге: раз-два! раз-два! Ранец за
спиной, сабля на боку; он шёл домой с войны. На до-
роге встретилась ему старая женщина – безобразная,
противная: нижняя губа висела у неё до самой груди.
– Здорово, служивый! – сказала она. – Какая у тебя
славная сабля! А ранец-то какой большой! Вот бра-
вый солдат! Ну, сейчас ты получишь денег, сколько
твоей душе угодно.
– Спасибо, старая ведьма! – сказал солдат.
– Видишь вон то старое дерево? – сказала она, по-
казывая на дерево, которое стояло неподалёку. – Оно
внутри пустое. Влезь наверх, там будет дупло, ты и
спустись в него, в самый низ! А перед тем я обвяжу
тебя веревкой вокруг пояса и вытащу назад, когда ты
мне крикнешь.
 – Зачем мне лезть туда в дерево? – спросил солдат.
– За деньгами! Знай, что когда ты доберешься до
самого низа, ты увидишь большой подземный ход;
там совсем светло, потому что горит добрая сотня
ламп. Потом ты увидишь три двери; можешь отворить
их, ключи торчат снаружи. Войди в первую комнату;
посреди комнаты увидишь большой сундук, а на нём
собаку: глаза у неё, словно чайные чашки! Да ты не
бойся! Я дам тебе свой синий клетчатый передник,
расстели его на полу, живо подойди и схвати собаку,
посади её на передник, открой сундук и бери из него
вволю. Тут одни медные деньги; захочешь серебра –
ступай в другую комнату; там сидит собака с глазами,
что твои мельничные колеса! Но ты не пугайся: сажай
её на передник и бери себе денежки. А хочешь, мо-
жешь достать и золота, сколько угодно; пойди только
в третью комнату. Но у собаки, что сидит там на сунду-
ке, глаза – каждый с Круглую башню. Вот это собака!
Но ты её не бойся: посади на мой передник, и она те-
бя не тронет, а ты бери себе золота, сколько хочешь!
– Оно бы недурно! – сказал солдат. – Но что ты с
меня за это возьмёшь, старая ведьма? Ведь уж что-
нибудь да тебе от меня нужно?
– Я не возьму с тебя ни полушки! – сказала женщи-
на. – Только принеси мне старое огниво, которое по-
забыла там в последний раз моя бабушка.
 – Ну, обвязывай меня верёвкой! – приказал солдат.
– Готово! – сказала женщина. – А вот и мой синий
клетчатый передник! Солдат влез на дерево, спустил-
ся в дупло и очутился, как сказала женщина, в боль-
шом проходе, где горели сотни ламп. Вот он открыл
первую дверь…
 2. Первая комната
Ух! Там сидел пёс и таращился на солдата.
– Малый не дурён! – сказал солдат и посадил со-
баку на передник. Потом он открыл сундук и увидел,
что… сундук пуст….
– Хе, «малый недурён»! – передразнила его соба-
ка и скроила солдату пакостную морду, высунув язык
вбок.
Солдат никак не ожидал такого поворота событий
и молча, раскрыв рот, глазел на собаку, а она завали-
лась на спину и дрыгала ножонками от смеха:
– Ты бы… видел свою… физиономию… – собака
смеялась искренне, до слёз, хлопая передней лапой
по переднику. Наконец смех прошёл, собака прысну-
ла ещё пару раз и успокоилась.
– Иди за мной, – сказала она, и, встав с передника,
побрела прочь.
– Куда? – спросил вконец опешивший солдат.
– За деньгами, зачем ещё с передниками ходят. Не
будь у тебя того клетчатого передника, я бы тебя, ко-
нечно, разорвала… ну, или покусала бы сильно, – со-
бака не выглядела очень большой, она была породы
типа французского бульдога – тёмненькая, малень-
кая, с кривенькими лапками и сплющенной мордой.
 Тут только солдат и заметил, что комната, в кото-
рую он зашёл, такая большущая, что конца-края ей не
видно. Невдалеке стоял высокий холм, змеёй вокруг
которого обвивалась широкая тропа, по каким обыч-
но ходят пешком. На холме стояли и ходили разные
люди. Солдат с собакой пошли наверх.
Если дорогие мои читатели думают, что это был
холм так себе, просто куча земли, то они сильно оши-
баются. Это был светлый и благоустроенный холм,
поросший зелёной травкой, которую периодически
стригли. Вдоль тропы кое-где росли аккуратные де-
ревца, попадались и кустики с ягодами – чёрной смо-
родиной, крыжовником. Собака шла медленно, и сол-
дат с интересом смотрел по сторонам – таких холмов
он отродясь не видывал, и всё ему было интересно.
– А что все эти люди тут делают? – спросил солдат.
– Работают, дружище, работают, – сказала собака, –
деньги добывают. Без этого никак, ни поесть, ни по-
пить, ни на горшок сходить…
– А эти тоже работают? – солдат показал на чело-
века, сидевшего на обочине дороги с кусочком бере-
сты и царапавшим что-то на нём острой палочкой.
– А то как же! Каждый по-своему, эти вот с помо-
щью Волшебной Бересты питаются, – собака загляну-
ла через плечо и почитала, шевеля губами, что писал
человек, – О! Так это ж про тебя!
 Солдат тоже заглянул через плечо и увидел, что
человек написал: «Экстрановость! 3 минуты назад.
Злой солдат с ротой приспешников явился с огром-
ным мешком и хочет всех обобрать, прикарманив се-
бе наши деньги. «Хватит!» – с такими лозунгами вы-
шли жители на манифестации. Все читатели Бересты
также высказались против».
В этот момент откуда-то сверху донеслись возму-
щённые голоса. Солдат посмотрел наверх и увидел,
что все люди, у кого была в руках такая же береста,
читали новость и возмущались. Солдат даже покрас-
нел от несправедливости:
– Ничего себе! Это же неправда! Какая рота при-
спешников? Что за бред?
– Ну, ладно, ладно, что ты пыхтишь. Сейчас всё по-
правим, – сказала собака и что-то шепнула на ухо че-
ловеку с берестой.
Солдат снова заглянул через плечо и увидел, как
человек писал на бересте: «Экстрановость! 1 мину-
ту назад. Из информированных источников стало из-
вестно, что солдат добрый и пришёл один, чтобы при-
нести нам деньги. Все читатели Бересты высказались
за».
– Час от часу не легче. Хорошо, что хоть я «доб-
рый» оказался, – сказал солдат, – но всё равно вра-
ньё.
 – Не бери в голову, правда – не правда, какая раз-
ница? Они ж не за правду пишут, они же работают так,
я же тебе поясняю. Ладно, пошли, а то застряли тут с
этой писаниной, – собака тронулась наверх, – я тебе в
общих чертах опишу, что тут где, чтоб ты не тормозил
на каждом повороте.

И собака начала рассказывать, часто прерывая

свою речь бульдожьим пыхтением, а солдат всё слу-
шал, да крутил головой по сторонам.
– Строение холма стандартное, – по-учёному на-
чала собака, – снизу вверх; наверх ведёт узкая тро-
па, вниз – широкая. Основная масса народонаселе-
ния стремится попасть наверх – так было всегда и
есть сейчас. Это дело вкуса, потому что дерьма везде
хватает. Хотя и резон в этом тоже есть. Чёткой грани-
цы между подножием холма и его вершиной нет – всё
плавно перетекает друг в друга, потому что склоны
поросли травой. По естественным законам гравита-
ции вверх по холму забраться сложнее, чем опустить-
ся вниз. Но это преимущество только для тебя, по-
тому что обратно пойдёшь гружёный медью. Осталь-
ные вниз спускаются или по глупости или по принуж-
дению, хотя бывают и редкие исключения. Холм име-
ет конусообразную форму, поэтому наверху народу
меньше, чем внизу. Кстати, аккуратней за следующим
поворотом, потому что там у нас оберштурмбанфю-
рер доктор Ф. собственной персоной!
Солдат увидел за поворотом холма человека в бе-
лом халате, на спине которого было вышито изобра-
жение ликторского пучка со вставленным в него ме-
дицинским скальпелем. В руке доктор Ф. держал та-
кой же скальпель, и, размахивая им, бегал по холму за
пациентами, крича «Ну, гады, кто следующий на опе-
рацию?!». Пациенты, в основном пожилые женщины,
с визгом разбегались.
Боясь попасть под скальпель, собака и солдат
быстро проскочили это место.
– А почему они этого обер-шмобер-как-его-там не
урезонят? Потому что слабые женщины?
– Да нет, им просто всё равно. Ну, то есть, когда кон-
кретно за ней бежит – ей не нравится, визжит как ре-
занная, а вот когда он за другими бегает, то вроде уже
и не страшно. Смешно даже. Вот и получается, что не
получается урезонить. Всем всё равно, когда не тебя
касается, главное ведь, чтоб твой зад был под тёплым
одеялом. Так что пусть бегает, может пациенты поум-
неют… если выживут. Доктор Ф. – частность. Пока они
не научатся доверять друг другу, за ними будут бегать
со скальпелями и дубинками. Всё просто, как в сказ-
ке, правда?
 Пройдя ещё несколько поворотов, солдат попросил
привала. Они с собакой уселись под раскидистое де-
рево, росшее у дороги. Место оказалось очень удач-
ным: невдалеке располагался оркестр, давали что-то
из эпохи барокко.
– Я вот чему удивляюсь, – прошипела собака гром-
ким шёпотом, чтобы не мешать музыке, – как это лю-
ди, которые пишут, играют и танцуют такую музыку,
могут ненавидеть окружающих, ругаться матом, бить
коллег по голове скрипкой и плевать друг в друга кис-
лотой? Они же несут, так сказать, в массы доброе и
вечное, как это сочетается? Мне кажется, что все они
должны быть как добрые феи, в них искусство должно
изничтожать всё плохое… Или вот учёные. Почему в
храме мысли так много серости и убожества?
– Так, с виду, вроде, приличные, – неуверенно ска-
зал солдат, оглядывая оркестр.
– Ну, с виду-то, да. А вот в прошлый четверг фаготы
напились в хлам и подрались с контрабасами… То-
же мне феи. Почему на многих умных и образованных
людей не действует волшебная сила логики и искус-
ства? А, солдат?
На собаку музыка, видимо, подействовала, вместо
обычной грубости вдруг появилась «волшебная сила
искусства». Солдат не знал что ответить и пожал пле-
чами.
 – Или вот… – собака принесла откуда-то коробочку,
в каких хранят обычно детские кубики, и поудобнее
уселась под деревом – вот, «конструктор романов»!
В коробке были деревянные кубики, которые присо-
единялись один к другому в любом порядке. Всё бы-
ло очень просто – с помощью готовых кубиков мож-
но было выстроить любой роман, новеллу, рассказ и
даже стих на любую заданную тему. Через минуту со-
бака сделала приключенческий роман: гордый моряк
отправился в море на поиски приключений и славы,
налетел шторм, его корабль утонул, но гордый моряк
чудом спасся; на необитаемом острове (sic!) бился
на шпагах с туземцами: «Текели-ли!» кричали тузем-
цы в ужасе от его храбрости, и, в конце концов, мо-
ряк стал обладателем несметных сокровищ. Но серд-
це его принадлежало морю… Ещё через минуту соба-
ка соорудила сказочную повесть про каких-то эльфов,
нетопырей и прочую нечисть, потом любовный роман,
потом…
– А про солдата что-нибудь есть?
– Пожалуйста, – собака переставила несколько ку-
биков и вышел героический роман про роту солдат,
которые воевали не щадя живота своего за честь Его
Величества, а когда был отдан приказ к отступлению,
то продолжали героически бороться, потому что ве-
стовой до них не доехал (был сражён вражеской пу-
лей) и только героизм позволил им выбраться из окру-
жения, но предатели генералы присвоили всю победу
себе, потому что они были из клана вурдалаков (слу-
чайно кубик из сказочной повести подцепился). Здесь
же вплеталась любовная линия и прочая и прочая и
прочая…
– Недурно.
– Дурно, – без энтузиазма сказала собака, – один
мой хороший знакомый как-то сказал: «Понаписано
более чем достаточно, я хотел бы поменьше книг и
побольше здравого смысла». Муза должна водить ру-
кой писателя, а не «конструктор романов». Это всё к
тому же самому – вы, люди, можете занести споры
пошлости даже в самые высокие материи.
– Н-да?
– Глупость погубит этот мир. Только глупость не
глупцов, а глупость тех, кто считается умным. Как ска-
зал один мой хороший знакомый, «умные дураки го-
ворят лучше».
– Глупости, – ответил солдат, – мир стоит уже не
одну тысячу лет, и ещё пять раз по столько же просто-
ит и не рухнет. Не перегибай палку.
Собака выбросила конструктор, опёрлась спиной о
ствол дерева и вздохнула. Солдат зевнул.
– Ладно, пошли, – сказала собака, и они посидели
ещё немного, а потом ещё немного, слушая музыку,
пока солдат не подтолкнул собаку локтем, после чего
они вновь двинулись наверх.
Собака продолжала рассказывать, но, чем дальше,
тем меньше солдат понимал её слова из-за усталости
и большого количества информации, которую голова
солдата, по роду его деятельности, и в меньших-то ко-
личествах воспринимала плохо. Наконец они достиг-
ли вершины холма, которая представляла собой не
очень большое плато.
На вершине было немноголюдно, но люди были
одеты празднично и пили шампанское из высоких бо-
калов. Посередине стоял долгожданный сундук. Сол-
дат двинулся к нему и…
– Осторожно! – крикнула собака, солдат еле успел
увернуться. Его чуть не сбила странная группа людей,
которые бежали со всех ног, неся плашмя на своих
плечах большую белую доску. Доска очень смахивала
на дверь, крашенную дешёвой белой краской: и точ-
но, присмотревшись, солдат увидел сбоку закрашен-
ные петли. На двери, скрестив ноги и упёршись рука-
ми в бока, сидел какой-то человек в короне.
– Что это было?
– Это был… это… – собака подняла глаза к небу,
вспоминая имя, – э… как бишь его… э… этот, Ких Чих
Пых, Величайший, Святейший и Мудрейший Прави-
тель Холма. Сокращённо – ВСМПХ Пых Чих Ких… ой,
извиняюсь: Ких Чих Пых.
– Ага, понятно… Напугали, зараза, – солдат про-
шёл к сундуку и стал набирать деньги в карманы,
нервно поглядывая на эту группу, бешено носящую-
ся по холму. Группа уже успела зацепить дверью ка-
кого-то мужчину, который, ругаясь и разбрызгивая по
сторонам шампанское, скатился вниз по склону.
– А почему это те, что справа держат дверь, кричат
«Да здравствует ВСМПХ!», а те, что слева – «Долой
Киха Чиха Пыха!», – спросил солдат, продолжая на-
бирать деньги.
– А потому что слева – оппозиционеры.
– А почему же оппозиционеры дверь не бросят?
– А потому что без двери они уже будут не оппози-
ционеры, – собака сделала круглые глаза и развела
лапами, мол: «а ты как думал?»
Тут один из оппозиционеров споткнулся и плаш-
мя растянулся на дороге. Остальные, нисколько не
сбавив скорость, неслись дальше. Упавший, впрочем,
быстро поднялся и, нагнав группу, занял прежнее ме-
сто.
– Вы посмотрите только, – сказал кто-то слева от
солдата. Солдат повернулся и увидел мужчину с бо-
калом шампанского, который читал Бересту: – вот это
новость: оппозиция выступила против ВСМПХ! Вот
тут пишут, что один из оппозиционеров провёл акцию
протеста, упав под ноги прихлебателям ВСМПХ!
– Ну… и что потом было? – стоящая рядом дама в
вечернем платье заинтересованно заглянула в Бере-
сту, – Ких уходит? Его рейтинги упали?
– Нет, больше ничего не написано, – мужчина по-
скрёб затылок.
Дама разочарованно вздохнула.

– Как-то всё безрадостно тут у вас, – сказал солдат,

когда они спускались вниз по склону. Теперь они шли
вниз по широкой тропе, карманы солдата были отяго-
щены медяками.
– Безрадостно? – собака засмеялась, – ну нет! Про-
сто всякая шелупонь всегда в глаза лезет, – собака
помахала лапой перед своей мордой, демонстрируя,
как шелупонь лезет в глаза. – Вот и кажется, что всё
вокруг плохо: тут не работает, там убили, сям подра-
лись, здесь взятку дали, где-то что-то украли… Хоро-
ший человек, он как золото – его не видно сразу, его
нужно из всей этой грязи намыть. Грязи много, золота
мало.
– Ну и как же его «намыть»? – солдат улыбнулся
вычурной метафоре. Впрочем, он был, прежде всего,
озабочен тем, что медяки вываливались из набитых
карманов и их приходилось постоянно поднимать.
– Ну, как говорил мой хороший знакомый, ищи тех,
«которые предпочитают сухие вина сладким, чувства
сантиментам, остроумие юмору и правильный язык
жаргону». От себя добавлю – и предпочитают чай за-
варенный по-человечески чайным мешочкам…
– Ну, знаешь ли… – солдат даже обиделся – он сам
любил чай, фасованный мешочками на одну порцию.
– Глупый ты, солдат. Я же не о том… Кстати, мне
вчера один мой знакомый прислал ящик замечатель-
ного полусладкого вина, знаешь, у него в аромате пре-
обладают такие яркие оттенки малины, горной фиал-
ки и тёмно-красной бархатной розы…
– Полезный у тебя знакомый, – ухмыльнулся сол-
дат, – и афоризмы и вина ящиками присылает.
Собака не успела ничего ответить, потому что с
небольшой поляны, которая располагалась букваль-
но в двух шагах от тропинки, донёсся страшный шум.
Солдат увидел на поляне с десяток людей, которые
пытались растащить в стороны двух мужчин в серых
костюмах. Эти двое скакали возле камина и каждый
держал в руке по кочерге, пытаясь ею огреть другого.
Доставалось кочергой всем вокруг, но только не со-
перникам – те довольно ловко уклонялись от ударов,
несмотря на то, что у каждого на руке висело по па-
ре товарищей. Собака тоже побежала разнимать, и ей
при этом досталось больше всех. Наконец, антагони-
сты были растащены в стороны и, отдуваясь, уселись
на траве, в то время как остальные искали лёд для
своих шишек и перебинтовывали раны полами сво-
их рубашек. Солдат заметил, что тут же, на поляне,
в кресле сидит пожилой седовласый мужчина с труб-
кой во рту. Он единственный, кто не принимал участия
в сваре, а только смотрел на бой со стороны, изред-
ка морщась, когда тому или другому разнимающему
особенно доставалось кочергой.
– Кто эти люди? – спросил солдат, подойдя побли-
же.
– Это? Это учёные, молодой человек. В частности,
эти двоё, что надавали всем кочергой, – он ткнул в их
сторону мундштуком трубки, – философы.
– Не подозревал…
– Что у вас тут опять произошло? – к ним подошла
собака.
– Да ничего особенного, – мужчина сделал нетороп-
ливую затяжку, откинулся в кресле и начал рассказы-
вать, – состоялось заседание, как обычно, ну, ты зна-
ешь…
– Угу, – сказала собака.
– Доклад назывался «Существуют ли философские
проблемы?». Когда дело дошло до статуса этики, наш
друг, ну, ты знаешь, как он умеет…
– Угу…
– … взял в руки кочергу для демонстрации своей
позиции докладчику и предложил ему сформулиро-
вать моральный принцип. Тот и говорит, что, мол, пер-
вейший моральный принцип – не угрожать докладчи-
ку кочергой. Ну, наш друг, конечно, вломился в амби-
цию, и попытался врезать другому нашему другу этой
самой кочергой. В камине весьма кстати оказалась
вторая кочерга… Между прочим, фехтовали они весь-
ма сносно.
– Угу, – сказала собака, потирая ушибленную лапу.

– И часто это у них бывает? – спросил солдат, когда

они шли вниз по склону прочь от поляны.
– Постоянно. Работа мысли – опасная вещь. Напря-
жение такое, что так и хочется подраться. Мы скоро
спустимся, эта тропа круче, но короче… Тут вот толь-
ко опасное место перейдём… Осторожно, можно по-
скользнуться!
Впереди вся тропа была покрыта льдом метров на
пять вниз, а рядом с тропой белела заснеженная круг-
лая поляна. Посреди поляны в снег был воткнут боль-
шой серебряный рыцарский щит с надписью «Honor».
Надпись была нанесена красивым римским маюску-
лом посередине щита.
– Лучше перейди чуть левее, по снегу, – посовето-
вала собака. Сама она, видимо, проходила здесь не
раз и, прытко перескочив скользкий участок, командо-
вала солдату куда лучше поставить ногу. Солдат, при-
держивая деньги в карманах, ступал, ощупывая доро-
гу, но как он ни осторожничал, всё же последние мет-
ры доехал на пятой точке. Монеты зазвенели по тро-
пинке. Собака затопала лапами, прижимая катившие-
ся монетки, а затем посмотрев на одну и сказав: «О! С
башней! У меня такой нету», сунула монету за ошей-
ник. На этом помощь собаки в собирании монет за-
кончилась и остальное время она сидела, скучая, на
обочине.
– Какого чёрта я их вообще взял? – шипел солдат
на самого себя, собирая медяки по тропинке, – надо
было сразу в третью комнату идти. Чего я сюда при-
пёрся?
Собака встала и подошла к солдату.
– Слушай, дружище… – как-то неуверенно сказала
она, чего раньше за ней не наблюдалось, – ты во вто-
рую комнату зайди, лишним не будет, серебро выбро-
сишь, если что… а вот, когда выйдешь из третьей ком-
наты, из той, что с золотом, не сможешь ли ко мне за-
глянуть?
– Это зачем ещё? – удивился солдат.
– Видишь ли, я совершенно не знаю, что там нахо-
дится. Это довольно странная комната – все о ней го-
ворят, но никто не то чтобы там не был, никто никогда
даже не разговаривал с тем, кто там был. Вот ведь,
понимаешь, какая петрушка… – собака почесала за-
тылок.
– Хорошо, зайду и расскажу, – пообещал солдат.

Вскоре они добрались до подножия холма и подо-

шли к двери.
– Ну, я пошёл, – сказал солдат.
– Пока.
И только солдат сделал шаг к двери, как вдруг, отку-
да ни возьмись, налетели на него какие-то страшные
чудовища: жуткие летучие мыши с больными глаза-
ми, потные собаки со сломанными клыками, тоскли-
вые вороны с пыльными перьями, нетопыри, оборот-
ни, жужелицы и прочая нечисть. Они хлопали солдата
крыльями, щипали, кусали за ноги и нагоняли такую
зелёную вязкую тоску, что хоть вой…
– Фу! Фу! – кричала собака, – пошли вон!
– Ёлки-палки, почему уйти спокойно нельзя? – сол-
дат рванул дверь и очутился в коридоре. Он прислу-
шался, за дверью собака кричала: «А ну, стоять! Си-
деть! Смиррррно! Забыли, как раньше под замком си-
дели, сволочи?! Я вам живо хвосты пооткручиваю!»
Хлопанье, жужжание, хрюканье и повизгивание сей-
час же стало тише. «По местам!» – рявкнула собака,
и звуки стихли окончательно. Солдат вздохнул…
 3. Вторая комната
… и отправился в другую комнату. В этой комнате
на сундуке сидела собака… но, как бы так сказать,
она очень странно сидела. Собака была породы рус-
ская гончая – высокая и худощавая, она сидела на
краю сундука, закинув ногу на ногу, и, нацепив очки на
нос, читала книгу. На собаке были тёмно-изумрудные,
с патиной, туфли «лодочки» с кисточками, белая ру-
башка, во французских манжетах которой виднелись
серебряные запонки с головой бульдога, и серо-голу-
бой костюм в клетку «Глен Уркхард». На шее у неё
был повязан галстук-бабочка в мелкий горох – повя-
зан несколько кривовато, но оттого собака выглядела
ещё более элегантно…
Солдат теребил передник не зная, что предпри-
нять: хватать пса, который сидит по-человечески, да
ещё с книгой в руках, и садить его на передник было
как-то не очень. Наконец, собака заметила солдата и
отложила книгу.
– Вы позволите? – она взяла у солдата из рук пе-
редник, внимательно его рассмотрела, затем верну-
ла: – прошу Вас, – и указала вглубь комнаты.
Солдат ожидал увидеть ещё один холм, но его не
было. Было всё наоборот: была большая воронка –
словно отсюда вынули конус земли и поставили в пер-
вой комнате. Впрочем, слово «воронка» не очень хо-
рошо передаёт то, что увидел солдат. Если мои доро-
гие читатели думают, что это была грязная и кривая
воронка, какие бывают от взрыва или землеройных
работ, то они сильно ошибаются. Это была очень обу-
строенная, светлая и уютная воронка, вниз по которой
змейкой уходила мощёная камнем тропа, а в стенах
воронки располагались какие-то помещения, в кото-
рых, видимо, жили люди.
– Медь можете положить вон туда, – собака указа-
ла на место возле двери, где уже имелись несколько
кучек медных монет. Солдат ещё раз ругнул себя за
то, что он зря заходил в первую комнату, и сложил все
монеты в указанное место.
Они пошли вниз. Сначала солдату местные жите-
ли показались не очень доброжелательными – то тут,
то там из-за двери пахло чем-то затхлым и спирт-
ным, где-то ругались мужчина и женщина, но посте-
пенно, пока они спускались, всё становилось спокой-
нее. Вот уже у одной из дверей в кресле-качалке си-
дела женщина, несколько, правда, мрачноватого ви-
да, но спокойно перебирала горстку риса в плошке.
«Здравствуй, Элеонор», – сказала ей собака, Элео-
нор не удостоила ответом, лишь качнув головой. Так
они шли вниз, пройдя примерно половину пути. Сол-
дат уже предвкушал, как он разложит серебро по кар-
манам, прикидывал, сколько пустых карманов у него
вообще имеется, как вдруг из-за одной двери выско-
чило странное существо. Оно было похоже на нари-
сованного человечка, как его обычно рисуют дети: то-
ненькие ручки, ножки, круглая голова, но на голове по-
чему-то был только один глаз, зато были пририсова-
ны какие-то рожки, похожие на перевёрнутый полуме-
сяц, а может быть, это были сросшиеся длинные бро-
ви… Существо было явно мужского пола. «Ой-ёй!» –
послышалось из-за двери и за человечком выбежал
мужчина с белой длинной бородой, в чёрной хламиде
и в чёрной шапочке без козырька. Они с собакой кину-
лись отлавливать существо, которое ловко уходило от
них, вертясь между ног, подпрыгивая и похихикивая.
– Опять началось, – услышал солдат и обернулся
на голос: ниже по тропинке, у другой двери, присло-
нившись к косяку и держа руки в карманах, стоял муж-
чина. Он наблюдал суету с поимкой и криво ухмылял-
ся.
– Он свою монаду так вот каждый божий день ловит.
То она у него сбежит, то суп на плите опрокинет. Нет,
чтобы что-нибудь серьёзное сотворить, – он покачал
головой, а потом с интересом оглядел солдата: – мо-
лодой человек, а вы… оттуда – он показал головой
вверх.
 – Да.
Мужчина заметно оживился:
– О! Это прекрасно! Пойдёмте – ка, я вам кое-что
покажу, – он взял солдата за локоть, – Вы просто обя-
заны это оценить. Я вижу Вы человек не глупый! Пой-
дёмте, пойдёмте! Да-с, здесь не сыщешь достойных,
но Вы!… Вы непременно поймёте…
Солдат с сомнением последовал за мужчиной, ча-
сто оглядываясь на собаку: у тех дело шло к концу –
монаду удалось ухватить за ноги.
Помещение, в которое мужчина завёл солдата, ви-
димо, было его домом. Прихожей не было и солдат,
переступив порог, сразу оказался в гостиной. Нале-
во шёл коридор в спальню, направо виднелась кух-
ня. Солдат осторожно прошёл в гостиную и осмот-
релся. Комната была сплошь уставлена книгами: они
стояли на многочисленных стеллажах, лежали стоп-
ками на столах, стульях и даже на полу. Мужчина,
как зашёл, сразу же нырнул в ящик, стоявший меж-
ду стеллажами, и начал там громыхать, приговаривая
«сейчас, сейчас». Солдат походил, огляделся, потом
взял с полки первую попавшуюся книгу и открыл её.
«Некрономикон, – прочёл он, – Предание безумного
араба». Он полистал дальше: «Эта древняя книга бы-
ла похищена мрачными Древними Богами. И лишь че-
рез долгие века её обнаружил странник, остановив-
шийся на ночлег возле древнего капища». Солдат по-
ёжился, представив ужасных Древних Богов, перели-
стал книгу до последней страницы, где было написа-
но: «Гарнитура Таймс. Тираж 10 000 экз.», и поставил
её на место.
– О, будьте осторожны с «некрономиконом», это
страшное знание! – мужчина уже вылез из ящика и
выставил на стол какой-то предмет, – вы, батенька,
лучше пока посмотрите-ка мой «Бестиарий ремёсел».
Я самолично изучаю этих загадочных существ и вно-
шу их в список, – он указал пальцем на книгу, лежав-
шую на пюпитре в центре гостиной. Затем прищурил-
ся и страшным шёпотом добавил: – многие из них
опасны…
Солдат открыл в первом попавшемся месте и про-
чёл, с трудом разбирая почерк:
«Гидропескоструйщик – ужасное существо со мно-
жеством голов. Извергает струи песка. Опасен, уби-
вает наповал.
Синильщик – домовой низшего разряда, страда-
ет зависимостью от одурманивающих веществ, часты
случаи алкогольной зависимости.
Термист – страшное, всепожирающее существо.
Внешний вид неизвестен.
Долбёжник – небольшое существо, класс домовых.
Д. обитает в домах с несколькими хозяевами, благо-
даря чему звуки, производимые Д., принимаются за
звуки ремонта у соседей. По этой причине о Д. долгое
время ничего не знали. Изучен мало.
Гальваник – странное существо с антеннами на го-
лове. Носит очки. Чрезвычайно скрытен. Род занятий
неизвестен.
Грохотовщик – существо наподобие Долбёжника,
но крупнее. Прячется на крупных складах.
Шламовщик-бассейнщик – домовой среднего раз-
ряда. Живёт в бассейне. Питается шламом.
Дозировщик – домовой низшего разряда. Часто
встречается в тавернах, пабах, иных местах, где про-
дают спиртное на разлив. Друг Синильщика.
Канавщик, Карьерщик, Карчёвщик – домовые низ-
шего разряда, изгнанные из жилых домов за непри-
личное поведение. Живут, соответственно, в канаве,
карьере, под выкорчеванными пнями».
– Ну-с, готово! – сказал мужчина и указал на устрой-
ство, стоящее на столе. Оно состояло из вращающе-
гося вала, двух поперечных ручек, расположенных на
валу под прямым углом друг к другу, и шарнирно за-
креплённых на концах этих ручек рычагов – их назна-
чение, как пояснил мужчина, заключалось в том, что-
бы постоянно обеспечивать избыток момента враще-
ния на одной стороне вала. К рычагам крепились дис-
кообразные грузы. Весь механизм мог совершать ка-
чательное движение относительно вала в пределах
дуги 90 градусов.
– Вот, – мужчина простёр руки над механизмом,
словно хотел его заколдовать, – вот чудо инженерной
мысли! Стоит придать этому мотору малый импульс,
как вся механизма завертится, и будет обеспечивать
свой ход потребной энергией in secula seculorum.
Мужчина тронул пальцем диск, чтобы придать «ма-
лый импульс». Механизм не реагировал. Тогда он на-
поддал стол ногой, отчего вся конструкция подпрыг-
нула и заработала. Вал стал вращаться по часовой
стрелке. Рычаги с грузами крепились к концам ручек
таким образом, что в нижней фазе каждого оборота
они вытягивались в длину, увеличивая радиус движе-
ния относительно главного вала. Находясь же в верх-
ней фазе, они как бы складывались, и при этом гру-
зы описывали дугу меньшего радиуса. В поперечных
ручках имелись центральные прорези, благодаря ко-
торым ручки могли свободно скользить по телу ва-
ла, увеличивая момент вращения в нижней фазе. Как
только ручка с шарнирным рычагом и грузом оказы-
валась немного выше горизонтальной линии, она на-
чинала скользить вперёд и вниз. При этом груз на
её противоположном конце ещё дальше отбрасывал-
ся от центра, увеличивая момент вращения на одной
стороне вала и уменьшая на другой. Положение ру-
чек поддерживалось с помощью прикреплённых к ним
небольших качающихся рычажков.
Солдат заворожено смотрел на вращения механиз-
ма.
– Ну как? – спросил мужчина.
– С ума сойти! И он так может вечно крутиться?
– Натурально. Это же perpetuum mobile, батенька!
Вечно!
– Нашёл свободные уши? – послышался голос со-
баки. Она стояла в дверях и держала руки в карманах.
Мужчина помрачнел, но ничего не ответил.
– Пойдёмте, – обратилась собака к солдату, – а то
мы так до места не доберёмся.
– Вы видели? – сказал солдат, шагая вниз по тро-
пинке, – Какое сложное устройство! И может крутить-
ся вечно, обеспечивая себя потребной энергией!
Собака внимательно посмотрела на него:
– Я надеюсь, Вы понимаете, что вечного двигателя
не может существовать?
Солдат не понимал и начал рассказывать собаке
принцип работы механизма, который он видел минуту
назад. Собака его прервала:
– Видите ли, драгоценный мой, закон сохранения
энергии гласит, что так называемого «вечного двига-
теля» не существует. Вы видели, как работал меха-
низм…
 – В том то и дело, что видел.
– А пока его водружали на стол, Вы, наверное, чи-
тали какую-то интересную книгу.
– Причём здесь это?
– Притом. Я попытаюсь объяснить Вам устройство
этого механизма и первый закон термодинамики…
– Я не хочу ничего слышать про закон термодина-
мики, – перебил солдат, – я видел вечное движение и
точка, – сказал он и насупился.
– Ну, как знаете.
Дальше шли молча. Чем ниже они спускались, тем
меньше света становилось вокруг, и вот тропинка уже
была еле видна. Исчез свет, зато вокруг появились
мрачные тени, некоторые были похожи на людей,
некоторые на зверей с горящими глазами. Видно бы-
ло, что собаку они боялись, поэтому близко не под-
ходили. Солдату было не по себе от их пристальных
взглядов, он почему-то вспомнил мрачных Древних
Богов из книги, что читал наверху, и покрепче схватил-
ся за саблю.
– Пришли, – сказала собака и указала вперёд. Там,
на самом дне воронки, стоял сундук, доверху набитый
серебром. Солдат кинулся к нему и начал набивать
серебром ранец и карманы. Собака вынула из карма-
на трубку с изгибом, не торопясь набила её табаком,
закурила. Лицо её периодически освещалось тусклым
красным светом, приобретая хищные черты. Солдат
торопливо набивал ранец, оглядываясь на спрятав-
шиеся неподалёку тени. Часть монет не попадала в
ранец и падала на пол; одна подкатилась прямо к ноге
собаки. Собака подняла её и сунула в карман. Нако-
нец всё было до отказа набито серебром, солдат ох-
нул и закинул ранец за спину.
– Пойдём другой дорогой, – сказала собака, –
несколько длиннее, но путь пологий. Для Вас это пре-
имущество.
Солдат припустил вперёд, боясь, как бы тени не
ухватили его за ранец, если он пойдёт позади собаки.
Наконец они выбрались на свет, и солдат облегчённо
вздохнул, хотя уже порядком устал от своей ноши.
– Сделаем привал на полпути, – сказала собака, –
вон там, – она указала наверх, на дверь, рядом с ко-
торой располагались два окна с витражами, а сверху
выходила труба, из которой вился лёгкий дымок.
Наконец они добрались. Собака открыла дверь.
– Разрешите? – спросила она кого-то. Из-за двери
послышались радостные возгласы, по которым стало
понятно, что собака со своими приятелями, которые
были в этом доме, а то, что они были приятелями, не
было никакого сомнения, давно не виделась. Солдат
вошёл следом.
В огромной гостиной, левая сторона которой была
одновременно и кухней, находились трое мужчин.
Двое из них были грузны, один поджар.
Двое были бородаты, один гладко выбрит.
Двое имели привычку курить, один на дух не пере-
носил табачного дыма.
Двое были в очках, один очков не носил.
Двое сидели в креслах, один стоял у плиты.
Все трое были в хорошем настроении.
Собака обнялась со всеми по очереди.
– Я вам тут охотника за сокровищами привёл, пе-
редохнуть надо, – сказал пёс, и солдату тут же бы-
ло предложено мягкое кресло. Сбросив ранец, солдат
плюхнулся в кресло и вытянул ноги.
– Ну, как там наверху? – спросил у солдата один из
мужчин, тот, что сидел ближе к нему.
– Стабильности нету, – сказал солдат и неопреде-
лённо пожал плечами.
– Компота хотите? – спросил тот, что у плиты.
– Пожалуй.
Мужчина принёс что-то наподобие пиалы и ложку.
В пиале были выложены фрукты, залитые лёгким си-
ропом.
– Какой же это компот? Это блюдо какое-то, – ска-
зал солдат.
– Самый настоящий компот, угощайтесь. Компоты
такие и должны быть.
 Солдат не стал спорить и съел всё дочиста. Затем
он откинулся в кресле и посмотрел в окно. Окна в до-
ме были витражные, но одна створка была распахну-
та, и солдат увидел на противоположном краю ворон-
ки открытую дверь. На столе стоял механизм, тот са-
мый perpetuum mobile, в дверном проёме была вид-
на фигура мужчины, который расхаживал по гостиной,
заложив руки за спину. Солдату страсть как хотелось
увидеть эту машину ещё разок, она давала ему ощу-
щение какого-то жизненного смысла, чего-то такого,
что мы ещё, быть может, не знаем, а быть может нам
и не дано узнать, но это нечто существует, наполняя
наше существование смыслом, как бутыль наполняют
добрым вином. Как нагарную чугунную сковороду на-
полняют пряной жареной картошкой. Солдат чувство-
вал, что это нечто, конечно же, выше, легче и прекрас-
ней, чем жареная картошка, но в голове у него других
образов не родилось.
– А вы знаете, я видел вечный двигатель, – решил
поделиться он своей радостью с обитателями ком-
наты. Но эффекта не произвёл: собака промолчала,
бросив на него хмурый взгляд (впрочем, солдат иного
и не ожидал), тот, что у плиты укоризненно покачал
головой и принялся что-то нарезать, второй хмыкнул
и потянулся за сигаретой, тоже всем видом показав,
что не собирается это обсуждать. Третий мужчина то-
же закурил, выдержал паузу и произнёс:
– В конце концов, это дело вкуса.
Этим он, видимо, хотел только скрасить молча-
ливую паузу, которая возникла после слов солдата,
дабы не показаться невежливым, но тут отреагировал
тот, что у плиты:
– Это дело дурного вкуса! Не может быть вкуса у
того, кто вбивает себе в голову всякую дурь.
– Знаешь, если уважаемому солдату захочется уви-
деть perpetuum mobile, он его увидит. Не у нас, так на-
верху. Не наверху, так сам придумает.
– И всё же нехорошо потакать человеческим слабо-
стям, – вмешался второй, – ты же не будешь уверять
его, что вечный двигатель существует.
– Нет, не буду.
Второй задумался, а потом сказал:
– Хотя… наверное, ты в чём-то прав, – сказал вто-
рой третьему, а потом первому, стоявшему у плиты, –
не суди строго, они просто боятся.
– В конце концов, все боятся. Каждый по-своему, –
сказала собака.
Наступила неловкая и несколько нервная пауза.
Солдат молчал. Третий мужчина спросил у солдата:
– Вы после нас в третью комнату?
– Да. Собака из первой сказала, что сюда сначала
нужно зайти.
 – Правильно сказала. Вы потом к нам заглянете?
– Зачем? Та собака тоже просила. Что там, в тре-
тьей комнате?
– Мы не знаем. Никто не знает. Ну так как, загляне-
те?
Солдат вздохнул:
– Загляну. Замотался я сегодня, по комнатам хо-
дить.
– Да, это тяжёлая работа – деньги таскать. Хотите,
мы Вам кофе сварим?
– Давайте по чашечке, и мы в путь, – откликнулась
собака, – а то поздно уже.
Начали решать, кому варить кофе. Первый сказал,
что он кулинар, поэтому поручить нужно ему. Третий
заявил, что забота кулинара готовить блюда, а варить
кофе кулинар уметь не обязан. А у него итальянские
корни, так что в вопросах кофе он может заткнуть за
пояс любого кулинара. Первый отвечал, что варить
всё равно будем в турке и тут нужно быть не итальян-
цем, а турецким подданным, а кофе такое же блюдо,
как утка в яблоках или, если хотите, как ризотто, пер
фаворе, раз уж у вас итальянские корни…
В это время солдат увидел, что в дальней стене
комнаты есть узкий проход – и как это он раньше не
заметил! Он поднялся и пошёл по нему, через минуту
выйдя в большую пещеру с высокими сводами, на ко-
торых сидели летучие мыши и капли воды. Пол пеще-
ры разрывался пополам большой расщелиной. Загля-
нув туда, солдат увидел, что внизу оказались опять-
таки люди. Все они держали в руках perpetuum mobile.
Механизмы были разные, некоторые были основаны
на вращении колёс или шаров, некоторые на природ-
ном магнетизме, а были и такие, которые двигались
за счёт капиллярного притяжения… Тут из стены на-
против выдвинулась прямо на солдата большая ка-
менная голова в красном фригийском колпаке и гро-
могласно сказала: «А, новенький! Хочешь пойти к нам
– выбирай!» и справа и слева от головы тут же выдви-
нулись две большущие каменные руки, в одной из них
был факел, а на второй – perpetuum mobile, в точности
такой, как видел солдат, спускаясь по склону. Факел
был замызганный, хотя и горел ярко, а вот механизма
сверкала сталью и мягко шелестела валами и рычаж-
ками. Солдат не отрываясь, как зачарованный, смот-
рел на неё. «Как выбор сделаешь, получишь приз! Хо-
роший выбор – хороший приз!» – загромыхала голова.
Солдат, конечно же, хотел механизму, уж очень она
ему нравилась… «А-а-а, вижу чего хочешь! – прогро-
хотала голова, – молодец, все выбирают perpetuum
mobile!» Солдат посмотрел в расщелину. А ведь и дей-
ствительно – все! Только с десяток человек ходили
по расщелине с факелами, что было не удивительно.
«На, владей! Твоя механизма теперь!» – произнесла
голова. «А приз?» – спросил солдат. «Лимон!» – за-
хохотала голова, и солдату в руку упал лимон. Сол-
дат кисло повертел его и спросил: «Выбор нехороший
был? Почему лимон? А если бы я выбрал факел, то
что бы получил?» Тут голова загромохохотала так, что
механизма в руке у солдата запрыгала и зазвенела, а
со сводов сорвалась стая испуганных мышей: «Тоже
лимон!» И солдату в руку упал второй лимон. «Ниче-
го не понимаю…» сказал солдат. «А и понимать нече-
го!» – это уже сказали лимоны, которые как два глаза
смотрели на солдата. Тут они прыгнули из рук и поска-
кали вниз по каменным ступеням словно два мячика
случайно выпавшие из детских рук скачут по лестни-
це твоего дома а ты знаешь что они сейчас укокошат
какую-нибудь вазу внизу. Солдат бросился за ними а
они лихо поворачивая на поворотах скакали солдат за
ними пустился сапоги как свинцовые и ноги не слуша-
ются и скользят на поворотах а лимоны мячами ска-
чут дзинь-ля-ля дзинь-ля-ля и смеются и хоть бы хны
им а они тут повернулись и солдату да ты кофе то хо-
чешь и мордой собачьей спрашивают солдат ты кофе
будешь пить… солдат, ты кофе будешь?
– Солдат, ты кофе будешь? – солдат открыл глаза,
собака трясла его за плечо, – кофе готов.
Оказывается, он спал! Ну и приснится же! Солдат
посмотрел на дальнюю стену, где, естественно, ника-
кого прохода не было.
Выпив кофе, солдат с собакой бодро прошагали
дальше, сделав ещё один привал прямо напротив до-
ма Элеонор, на противоположной стороне воронки, у
какого-то небольшого роста мужчины, ходившего бо-
сиком и курившего длинную трубку. Солдат снова под-
крепился, на сей раз пенным пивом, серым хлебом и
сыром. За трапезой солдат разглядывал комод, крес-
ла, покрытые кружевными салфетками. Прямо напро-
тив стола в раме висела странная маленькая картина
маслом, на которой был изображён всего лишь лист с
дерева. Подпись гласила, что это лист кисти кого-то,
фамилию солдат не разобрал. Наевшись, солдат от-
кинулся на спинку стула и прислушался к разговору,
который вели собака с мужчиной. Мужчина жаловал-
ся на Элеонор, рассказывал про её грубость, что она
ему досаждает, спасу нет. Что-то было общее между
этим мужчиной и Элеонор, покачивавшейся в крес-
ле на противоположной стороне воронки. Общее и
в то же время они очень сильно различались, поду-
мал солдат. Словно Элеонор была пуста, а этот босой
мужчина нет… Но от пива у солдата все мысли спута-
лись и он бросил дальше думать… Собака заметила,
что солдат уже скучает и откланялась…
Раз-два, раз-два, и вот солдат с собакой уже вы-
нырнули из воронки. Сердечно попрощавшись с соба-
кой…
 4. Третья комната
…солдат пошёл в третью комнату. Фу ты пропасть!
У этой собаки глаза были ни дать ни взять две Круглые
башни и вертелись точно колёса.
– Моё почтение! – сказал солдат и взял под козы-
рёк. Такой собаки он ещё не видывал.
Долго смотреть на неё он, впрочем, не стал, а взял
да и посадил на передник и открыл сундук. Батюшки!
Сундук-то опять пуст! Что только не делал солдат – и
махал перед носом у собаки руками, и приплясывал,
и ругал собаку на чём свет стоит, но она сидела не
шевелясь и только глаза вертелись точно колёса. По-
шёл тогда солдат сам себе по комнате. Идёт, осмат-
ривается и видит, что комната пуста: ни тебе холмов,
ни тебе золота, только серый туман цвета мыши клу-
бится, покрывая пол и стены…
Ну, хорошо, хоть серебро осталось в рюкзаке. По-
садил он собаку опять на сундук…
 5. Развязка
…потом захлопнул дверь, и закричал наверх:
– Тащи меня, старая ведьма!
– Ты взял огниво? – спросила женщина.
– Ах правда, чуть не забыл! – сказал солдат, пошёл
и взял огниво.
Женщина вытащила его наверх, и он опять очутил-
ся на дороге, с набитым серебром ранцем.
– Зачем тебе это огниво? – спросил солдат.
– Не твоё дело! – ответила женщина. – Ты ведь по-
лучил деньги! Отдай же мне огниво!
– Как бы не так! – сказал солдат. – Сейчас говори,
зачем тебе оно, не то я вытащу саблю да срублю тебе
голову.
– Не скажу! – упёрлась та.
Тогда солдат вытащил саблю. Женщина взвизгну-
ла и припустила вокруг дерева, а солдат за ней. Бега-
ли они так минут десять – то вперёд, то назад, пока,
наконец солдат не оступился, да не ударился со все-
го размаху головой о камень. Тут-то ему и конец при-
шёл: перелом основания черепа случился. И поделом
ему, противный этот солдат оказался – всё ему ста-
рая женщина «ведьма», да «ведьма», а она, может,
просто некрасивая. Да и надуть он её решил – огниво
забрать хотел.
В общем, тут и сказке конец.
 Маленький Клаус
и Большой Клаус
К чему эти эвфемизмы?

В одной деревне жили два человека; обоих звали

Клаусами, но у одного было четыре лошади, а у дру-
гого только одна; так вот, чтобы различить их, и ста-
ли звать того, у которого было четыре лошади, Боль-
шой Клаус, а того, у которого одна, Маленький Клаус.
Послушаем-ка теперь, что с ними случилось; ведь это
целая история!

Всю неделю, как есть, должен был Маленький

Клаус пахать на своей лошадке поле Большого Клау-
са. Зато тот давал ему своих четырёх, но только раз
в неделю, по воскресеньям.
А надо сказать, что Большой Клаус имел неприят-
ную особенность в воскресенье напиваться в хлам.
Большой Клаус обычно пил всю неделю, но поскольку
на неделе нужно было работать, он стоял на ногах. Но
как только приходило воскресенье, тут уж Большого
Клауса было не удержать! Выставлял он перед собой
двадцать две бутылки картофельного шнапса и выпи-
вал их за раз.
А Маленький Клаус в воскресенье пахал. Ух ты,
как звонко щёлкал кнутом Маленький Клаус над всей
пятёркой, – сегодня ведь все лошадки были будто
его собственные. Солнце сияло, колокола звонили
к обедне, люди все были такие нарядные и шли с
молитвенниками в руках в церковь послушать про-
поведь священника. Все они видели, что Маленький
Клаус пашет на пяти лошадях, и он был очень дово-
лен, пощёлкивал кнутом и покрикивал:
– Эх вы, мои лошадушки!
– Не смей так говорить! – сказал ему как-то раз
Большой Клаус. – У тебя ведь всего одна лошадь!
Но вот опять кто-нибудь проходил мимо, и Малень-
кий Клаус забывал, что не смел говорить так, и опять
покрикивал:
– Ну вы, мои лошадушки!
– Перестань сейчас же! – сказал ему наконец Боль-
шой Клаус. – Если ты скажешь это ещё хоть раз, я
возьму да хвачу твою лошадь по лбу. Ей тогда сразу
конец придёт!
– Не буду больше! – испуганно сказал Маленький
Клаус. – Право же, не буду! Да вдруг опять кто-то про-
шёл мимо и поздоровался с ним, а он от радости, что
пашет так важно на пяти лошадях, опять щёлкнул кну-
том и закричал:
 – Ну вы, мои лошадушки!
– Вот я тебе понукаю твоих лошадушек! – сказал
Большой Клаус. Взял он обух, которым вколачивают в
поле колья для привязи лошадей, и так хватил по лбу
лошадь Маленького Клауса, что мозги у той разлете-
лись по всей пахоте. Маленький Клаус стоял и смот-
рел в ужасе, как его лошадка брыкается в предсмерт-
ных судорогах…
– Эх, нет теперь у меня ни одной лошади! – прого-
ворил Маленький Клаус и заплакал.
Потом он сделал из лошадки отличную кровяную
колбасу, а шкурку лошадки высушил хорошенько на
ветру, положил в мешок, взвалил мешок на спину и
пошёл в город её продавать.
Идти пришлось очень далеко, через большой тём-
ный лес, а тут ещё непогода разыгралась, и Малень-
кий Клаус заблудился. Едва выбрался он на дорогу,
как совсем стемнело, а до города было ещё далеко,
да и домой назад не близко; до ночи ни за что не до-
браться ни туда, ни сюда.
При дороге стоял большой крестьянский двор;
ставни в доме были уже закрыты, но сквозь щели све-
тился огонь.
«Вот тут я, верно, найду себе приют на ночь», – по-
думал Маленький Клаус и постучался.
Хозяйка отперла, узнала, что ему надо, и велела
идти своей дорогой: мужа её не было дома, а без него
она не могла принимать гостей.
– Ну, тогда я переночую на дворе! – сказал Малень-
кий Клаус, и хозяйка, плюнув, захлопнула дверь.
Возле дома стоял большой стог сена, а между сто-
гом и домом – сарайчик с плоской соломенной кры-
шей.
– Вон там я и улягусь! – сказал Маленький Клаус,
увидев эту крышу. – Чудесная постель! Надеюсь, аист
не слетит и не укусит меня за ногу!
Это он сказал потому, что на крыше дома в своем
гнезде стоял живой аист. К чему только он в этой сказ-
ке – непонятно.
Маленький Клаус влез на крышу сарая, растянулся
на соломе и принялся ворочаться с боку на бок, ста-
раясь улечься поудобнее. Ставни закрывали только
нижнюю половину окон, и ему видна была вся горни-
ца. Маленький Клаус улёгся поудобнее и стал подгля-
дывать за хозяйкой: вдруг, думает Клаус, будет она го-
лой ходить, тут-то я и… Ну, в общем, неважно, что он
думал.
А в горнице был накрыт большой стол; чего-чего
только на нём не было: и вино, и жаркое, и чудесней-
шая рыба; увидел Клаус, что за столом сидели хозяй-
ка и пономарь, больше – никого. Хозяйка наливала
гостю вино, а он уплетал рыбу, – он был большой до
неё охотник.
«Вот бы мне присоседиться!» – подумал Малень-
кий Клаус и, вытянув шею, заглянул в окно. Боже, ка-
кой дивный пирог он увидал! Вот так пир!
Наевшись вдоволь, пономарь так и полез к хозяйке
под подол. Хозяйка отталкивала его, но видно было,
что только для приличия. Уж что они только не выде-
лывали на обеденном столе: и в такой позе, и в та-
кой. А хозяйка-то заприметила, что Маленький Клаус
за ними подглядывает и давай принимать такие раз-
вратные позы, что Клаусу, ну совсем невмоготу ста-
ло…
Но тут он услыхал, что кто-то подъезжает к дому, –
это вернулся домой хозяйкин муж. Он был очень доб-
рый человек, но у него была странная и неизлечимая
болезнь: он терпеть не мог пономарей. Стоило ему
встретить пономаря – и он приходил в бешенство, гла-
за его вылезали из орбит, а изо рта шла пена. Поэто-
му пономарь и пришёл в гости к его жене в то время,
когда мужа не было дома, а добрая женщина поста-
ралась угостить его на славу и получить от него кое-
что взамен. Оба они очень испугались, услышав, что
хозяин вернулся, и хозяйка попросила гостя поскорее
влезть в большой пустой сундук, который стоял в уг-
лу. Пономарь послушался, – он ведь знал, что бедняга
хозяин терпеть не может пономарей, – а хозяйка про-
ворно убрала всё угощение в печку: если бы муж уви-
дал всё это, он, конечно, спросил бы, кого она взду-
мала угощать.
– Ах! – громко вздохнул Маленький Клаус на крыше,
глядя, как она прятала кушанье и вино.
– Кто там? – спросил крестьянин и вскинул глаза
на Маленького Клауса. – Чего ж ты лежишь тут? Пой-
дём-ка лучше в горницу!
Маленький Клаус объяснил, что он заблудился и
попросился ночевать.
– Ладно, – сказал крестьянин, – ночуй. Только спер-
ва нам надо с тобой подкрепиться с дороги.
Жена приняла их обоих очень ласково, накрыла на
стол и вынула из печки большой горшок каши. Кре-
стьянин проголодался и ел с аппетитом, а у Малень-
кого Клауса из головы не шли жаркое, рыба и пирог,
которые были спрятаны в печке.
Под столом, у ног Маленького Клауса, лежал мешок
с лошадиной шкурой, с той самой, которую он нёс про-
давать. Каша не лезла ему в горло, и вот он придавил
мешок ногой; сухая шкура громко заскрипела.
– Тсс! – сказал Маленький Клаус, а сам опять на-
ступил на мешок, и шкура заскрипела ещё громче.
– Что там у тебя? – спросил хозяин.
– Да это всё мой колдун! – сказал Маленький
Клаус. – Говорит, что не стоит нам есть кашу, – он
уже наколдовал для нас полную печку всякой всячи-
ны: там и жаркое, и рыба, и пирог!
– Вот так штука! – вскричал крестьянин, мигом от-
крыл печку и увидал там чудесные кушанья. Мы-то
знаем, что их спрятала туда его жена, а он подумал,
что это все колдун наколдовал!
Жена не посмела сказать ни слова и живо постави-
ла всё на стол, а муж с гостем принялись уплетать и
жаркое, и рыбу, и пирог. Но вот Маленький Клаус опять
наступил на мешок, и шкура заскрипела.
– А что он сейчас сказал? – спросил крестьянин.
– Да вот, говорит, что наколдовал нам ещё три бу-
тылки самогона, они тоже в печке, – ответил Малень-
кий Клаус.
Пришлось хозяйке вытащить и самогон. Крестья-
нин выпил стаканчик, другой, и ему стало так весело!
Да, такого колдуна, как у Маленького Клауса, он не
прочь был заполучить!
– А может он вызвать чёрта? – спросил крестья-
нин. – Вот на кого бы я посмотрел; ведь мне сейчас
весело!
– Может, – сказал Маленький Клаус, – мой колдун
может сделать всё, чего я захочу. Правда? – спросил
он у мешка, а сам наступил на него, и шкура заскрипе-
ла. – Слышишь? Он отвечает «да». Только чёрт очень
уж безобразный, не стоит и смотреть на него!
 – Ну, я его ни капельки не боюсь. А каков он на вид?
– Да вылитый пономарь!
– Тьфу! – сплюнул крестьянин. – Вот мерзость! На-
до тебе сказать, что я видеть не могу пономарей! Но
всё равно, я ведь знаю, что это чёрт, и мне будет не
так противно! К тому же я сейчас набрался храбрости,
это очень кстати! Только пусть он не подходит слиш-
ком близко!
– А вот я сейчас скажу колдуну! – проговорил Ма-
ленький Клаус, наступил на мешок и прислушался.
– Ну что?
– Он велит тебе пойти и открыть вон тот сундук в
углу: там притаился чёрт. Только придерживай крыш-
ку, а то он выскочит.
– А ты помоги придержать! – сказал крестьянин и
пошёл к сундуку, куда жена спрятала пономаря.
Пономарь был ни жив, ни мёртв от страха. Крестья-
нин приоткрыл крышку и заглянул в сундук.
– Тьфу! Видел, видел! – закричал он и отскочил
прочь, – точь-в-точь наш пономарь! Вот гадость-то!
Такую неприятность надо было запить, и они пили
до поздней ночи, пока уже на ногах не могли стоять.
– А колдуна этого… это, того… ты мне продай! – еле
выговорил крестьянин. – Проси сколько хочешь, хоть
целую мерку денег!
– Не-е-е-е, не могу! – сказал Маленький Клаус. –
Подумай, сколько мне от него… пользы!
– Продай! Мне страсть как хочется его получить! –
сказал крестьянин и принялся упрашивать Маленько-
го Клауса.
– Ну ладно, – ответил наконец Маленький Клаус, –
пусть будет по-твоему! Ты со мной ласково обошёл-
ся, пустил меня ночевать, так бери моего колдуна за
мерку денег, только насыпай полнее! – надо сказать,
что Маленький Клаус нисколько не уступал в цинизме
Клаусу Большому, – так он решил отблагодарить доб-
рого и гостеприимного хозяина.
– Хорошо! – сказал крестьянин. – Но ты должен
взять и сундук, я и часу не хочу держать его у себя в
доме. Почем знать, может, чёрт все ещё там сидит.
Маленький Клаус отдал крестьянину свой мешок с
высушенной шкурой и получил за него полную мерку
денег, да ещё большую тачку, чтобы было на чем вез-
ти деньги и сундук.
– Прощай! – хихикнул Маленький Клаус и покатил
тачку с деньгами и с сундуком, в котором всё ещё си-
дел пономарь.
По ту сторону леса протекала большая глубокая
река, такая быстрая, что едва можно было справить-
ся с течением. Через реку был перекинут новый мост.
Тут Маленькому Клаусу пришла в голову очередная
циничная мысль – как можно выдавить с пономаря
немного деньжат. Маленький Клаус встал посреди-
не моста и сказал нарочно громче, чтобы пономарь
услышал:
– К чему мне этот дурацкий сундук? Он такой тяже-
лый, точно набит камнями! Я совсем измучусь с ним!
Брошу-ка его в реку: приплывет он ко мне домой сам
– ладно, а не приплывет – и не надо!
Потом он взялся за сундук одною рукою и слегка
приподнял его, точно собирался столкнуть в воду.
– Постой! – закричал из сундука пономарь. – Выпу-
сти сначала меня!
– Ай! – вскрикнул Маленький Клаус, притворяясь,
что испугался. – Он всё ещё тут! В воду его скорее!
Пусть тонет!
– Нет, нет! Это не чёрт, это я! – кричал пономарь. –
Выпусти меня, я тебе дам целую мерку денег!
– Вот это другое дело! – хихикнул Маленький Клаус
и открыл сундук.
Пономарь мигом выскочил оттуда и столкнул пу-
стой сундук в воду. Потом они пошли к пономарю, и
Маленький Клаус получил ещё целую мерку денег. Те-
перь тачка была полна деньгами.
– А ведь лошадка принесла мне недурной барыш! –
сказал себе Маленький Клаус, когда пришел домой и
высыпал на пол кучу денег. – Надо было её раньше
пристукнуть… Вот Большой Клаус разозлится, когда
узнает, как я разбогател от своей единственной ло-
шади! Только пусть не ждёт, чтобы я ему сказал всю
правду!
И он послал к Большому Клаусу мальчика попро-
сить мерку, которою мерят зерно.
«На что она ему понадобилась?» – подумал Боль-
шой Клаус и слегка смазал дно меры дегтем, – авось,
мол, к нему что-нибудь да пристанет. Так оно и вышло:
получив мерку назад, Большой Клаус увидел, что ко
дну прилипли три новеньких серебряных монетки.
– Вот так штука! – сказал Большой Клаус и сейчас
же побежал к Маленькому Клаусу. – Откуда у тебя
столько денег?
– Я продал вчера вечером шкуру своей лошади.
– С барышом продал! – сказал Большой Клаус, по-
бежал домой, взял топор и начал убивать всех своих
лошадей: топором прямо по голове, да так, что моз-
ги разлетались по всему стойлу и фонтаны крови ли-
лись прямо на стены. Так он и убил всех своих четы-
рёх лошадей, снял с них шкуры и отправился в город
продавать.
– Шкуры! Шкуры! Кому надо шкуры! – кричал он по
улицам.
Все сапожники и кожевники сбежались к нему и ста-
ли спрашивать, сколько он просит за шкуры.
– Мерку денег за штуку! – отвечал Большой Клаус.
 – Ты что, совсем придурок? – возмутились покупа-
тели. – У нас столько денег не водится, чтобы их мер-
ками мерить!
– Шкуры! Шкуры! Кому надо шкуры! – кричал он
опять и всем, кто спрашивал, почем у него шкуры, от-
вечал: – Мерку денег за штуку!
– Да он нас дурачить вздумал! – закричали сапож-
ники и кожевники, похватали кто ремни, кто кожаные
передники и принялись хлестать ими Большого Клау-
са.
– "Шкуры! Шкуры!" – передразнивали они его. – Вот
мы покажем тебе шкуры! Вон из города!
И Большой Клаус давай бог ноги! Сроду его так не
колотили! Выбили Большому Клаусу три коренных и
два передних зуба, глаз заплыл совсем, весь он был
в кровавых полосах от ремней, кожа на спине болта-
лась лохмотьями, а один совсем злой сапожник уку-
сил Большого Клауса за палец, да так, что тот болтал-
ся на куске кожи, и Клаусу пришлось его выбросить по
пути домой. Вдобавок у него отобрали все шкуры, что
он пытался продавать…
– Ну, – сказал он, еле добравшись до дому, – попла-
тится мне за это Маленький Клаус! Убью его!
А у Маленького Клауса как раз умерла старая ба-
бушка; она не очень-то ладила с ним, была злая, но он
все-таки пожалел её и положил на ночь в свою тёплую
постель – авось отогреется и оживет, – а сам уселся в
углу на стуле: ему не впервой так ночевать.
Ночью дверь отворилась, и вошел Большой Клаус с
топором в руках. Он знал, где стоит кровать Малень-
кого Клауса, подошёл к ней и ударил по голове того,
кто на ней лежал. Он ударил пять раз обухом прямо
по темечку, да два раза ещё отходил лезвием прямо
по лицу, да так, что у бабушки от лица осталось кро-
вавое месиво и оба глаза скатились на пол.
– Вот тебе! Не будешь меня дурачить! – сказал
Большой Клаус, думая, что убил Маленького Клауса
и пошёл домой.
– Ну и злодей! – сказал Маленький Клаус, рассмат-
ривая изувеченный труп своей бабушки. – А ведь это
он меня хотел убить! Хорошо, что бабушка-то была
мёртвая, а то бы ей не поздоровилось! Да и борозды
от моего ремня на шее у бабушки уже никто не заме-
тит – хихикнул он.
Потом он одел бабушку в праздничное платье, по-
просил у соседа лошадь, запряг её в тележку, хоро-
шенько усадил старуху на заднюю скамейку, чтобы
она не свалилась, когда поедут, и покатил с ней через
лес. Да вот беда: по пути труп бабушки всё время па-
дал на скамейку, и Клаусу пришлось прибить бабушку
гвоздями к сиденью телеги. Так они и поехали даль-
ше. Когда солнышко встало, они подъехали к большо-
му постоялому двору. Маленький Клаус остановился
и пошёл спросить себе чего-нибудь выпить да заку-
сить.
У хозяина постоялого двора было много-много де-
нег (говорят, он убивал и грабил своих постояльцев),
а сам он был человек очень добрый, но такой горячий,
точно весь был начинен перцем и табаком. Вот и ре-
шил Маленький Клаус, по старой привычке, заняться
вновь вымогательством.
– Здравствуй! – сказал хозяин Маленькому Клау-
су. – Чего ты нынче спозаранку расфрантился?
– Да вот, – отвечал Маленький Клаус, – надо с ба-
бушкой в город съездить; она там, в тележке, осталась
– ни за что не хочет вылезать. Пожалуйста, отнесите
ей туда стаканчик мёду. Только говорите с ней погром-
че, она глуховата!
– Ладно! – согласился хозяин, взял большой стакан
мёду и понёс старухе, а та сидела в тележке прямая,
как палка.
– Вот, внучек прислал вам стаканчик медку! – ска-
зал хозяин, подойдя к тележке, но старуха не ответи-
ла ни слова и даже не шевельнулась.
– Слышите? – закричал хозяин во все горло. – Ваш
внук посылает вам стакан мёду!
Еще раз прокричал он то же самое и ещё раз, а она
всё не шевелилась; тогда он рассердился и запустил
ей стаканом прямо в лицо, так что мёд потек у нее по
носу, а сама она опрокинулась навзничь – Маленький
Клаус халтурно прибил её гвоздями.
– Что ты наделал? – притворно завопил Малень-
кий Клаус, выскочил из дверей и схватил хозяина за
ворот. – Ты мою бабушку убил! Погляди, какое у неё
месиво вместо лица! – и он показал хозяину работу
Большого Клауса.
– Вот беда-то! – заохал хозяин, всплеснув руками. –
И все это из-за моей горячности! Маленький Клаус,
друг ты мой, я тебе целую мерку денег дам и бабушку
твою похороню, как свою собственную, только молчи
об этом, не то мне отрубят голову, а ведь это ужасно
неприятно!
И вот Маленький Клаус получил целую мерку де-
нег, а хозяин схоронил его старую бабушку, точно свою
собственную.
Маленький Клаус вернулся домой опять с целой
кучей денег и сейчас же послал к Большому Клаусу
мальчика попросить мерку.
– Как так? – удивился Большой Клаус. – Разве я не
убил его? Надо посмотреть самому!
И он сам понёс меру Маленькому Клаусу.
– Откуда это у тебя такая куча денег? – спросил он
и просто глаза вытаращил от удивления.
– Ты убил-то не меня, а мою бабушку, – сказал Ма-
ленький Клаус, – и я её продал за мерку денег!
– С барышом продал! – закричал от счастья Боль-
шой Клаус, побежал домой, взял топор и убил свою
старую бабушку таким же зверским способом, каким
расправился с бабушкой Маленького Клауса. Потом
положил её в тележку, приехал с ней в город к аптека-
рю и предложил ему купить мёртвое тело.
– Чьё оно, и где вы его взяли? – спросил аптекарь.
– Это моя бабушка! – ответил Большой Клаус. –
Я убил её, чтобы продать за мерку денег! Не хотите
брать всё, то хотя бы почку купите! Сейчас почки в це-
не.
– Господи помилуй! – воскликнул аптекарь. – Вы са-
ми не знаете, что говорите! Смотрите, ведь это может
стоить вам головы!
И он растолковал Большому Клаусу, что он такое
наделал, какой он дурной человек и как его за это
накажут. Большой Клаус перепугался, опрометью вы-
скочил из аптеки, сел в тележку, хлестнул лошадей
и помчался домой. Аптекарь и весь народ подумали,
что он сумасшедший, и потому не задержали его. Ба-
бушку же Клаус скинул в овраг неподалёку от дерев-
ни.
– Поплатишься же ты мне за это, поплатишься, Ма-
ленький Клаус! – сказал Большой Клаус, выехав на
дорогу, и, как только добрался до дому, взял большу-
щий мешок, пошел к Маленькому Клаусу и сказал:
– Ты опять одурачил меня? Сперва я убил своих
лошадей, а теперь и бабушку и не заработал ни мо-
неты! Все это по твоей милости! Но уж больше тебе
меня не дурачить!
И он схватил Маленького Клауса, избил его и за-
сунул в мешок, а мешок завязал, вскинул на спину и
крикнул:
– Пойду, утоплю тебя!
До реки было не близко, и Большому Клаусу стано-
вилось тяжеленько тащить Маленького. Дорога шла
мимо церкви; оттуда слышались звуки органа, да и
молящиеся красиво пели хором. Большой Клаус по-
ставил мешок с Маленьким Клаусом у самых церков-
ных дверей и подумал, что не худо было бы зайти в
церковь, прослушать псалом, а потом уж идти дальше
– ведь Большой Клаус был человек добрый душой и
набожный. Маленький Клаус не мог вылезти из мешка
сам, а весь народ был в церкви. И вот Большой Клаус
зашёл в церковь.
– Ох, ох! – вздыхал Маленький Клаус, ворочаясь в
мешке, но, как он ни старался, развязать мешок ему
не удавалось. В это самое время мимо проходил ста-
рый, седой как лунь пастух с большой клюкой в руках;
он погонял ею стадо. Коровы и быки набежали на ме-
шок с Маленьким Клаусом и повалили его.
 – О-ох! – вздохнул Маленький Клаус. – Такой я
молодой ещё, а уж должен отправляться в царство
небесное!
– А я, несчастный, такой старый, дряхлый и всё не
могу попасть туда! – в шутку сказал пастух.
– Так развяжи мешок, – закричал Маленький
Клаус. – Полезай на моё место – живо попадёшь туда!
– С удовольствием! – снова в шутку сказал пастух и
развязал мешок, а Маленький Клаус мигом выскочил
на волю.
– Теперь тебе смотреть за стадом! – сказал старик
и влез в мешок, так и думая, что всё это шутка.
Но Маленький Клаус быстро завязал его, старик хо-
тел было выбраться, но куда там – Клаус стукнул ста-
рика по лбу палкой, так что тот потерял сознание, и
погнал стадо дальше, похихикивая над глупым пасту-
хом.
Немного погодя вышел из церкви Большой Клаус,
взвалил мешок на спину, и ему сразу показалось, что
мешок стал гораздо легче, – Маленький Клаус весил
ведь чуть не вдвое больше против старого пастуха.
«Ишь как теперь легко стало! А все от того, что я
прослушал псалом!» – подумал Большой Клаус (ведь
он был очень набожный), дошёл до широкой и глубо-
кой реки, бросил туда мешок с пастухом и, полагая,
что там сидит Маленький Клаус, закричал:
 – Ну вот, вперёд не будешь меня дурачить!
После этого он отправился домой, но у самого пе-
репутья встретил… Маленького Клауса с целым ста-
дом!
– Вот тебе раз! – вскричал Большой Клаус. – Разве
я не утопил тебя?
– Конечно, утопил! – сказал Маленький Клаус. –
Полчаса тому назад ты бросил меня в реку!
– Так откуда же ты взял такое большое стадо? –
спросил Большой Клаус.
– А это водяное стадо! – ответил Маленький
Клаус. – Я расскажу тебе целую историю. Спасибо те-
бе, что ты утопил меня, теперь я разбогател, как ви-
дишь! А страшно мне было в мешке! Ветер так и за-
свистел в ушах, когда ты бросил меня в холодную во-
ду! Я сразу пошёл ко дну, но не ушибся, – там внизу
растет такая нежная, мягкая трава, на неё я и упал.
Мешок сейчас же развязался, и прелестнейшая де-
вушка в белом как снег платье, с венком из зелени на
мокрых волосах, протянула мне руку и сказала: «А,
это ты, Маленький Клаус? Ну вот, прежде всего бери
это стадо, а в миле отсюда, на дороге пасется другое,
побольше, – ступай, я тебе его дарю».
Тут я увидел, что река была для водяных жителей
всё равно что дорога: они ездили и ходили по дну от
самого озера и до того места, где реке конец. Ах, как
там было хорошо! Какие цветы, какая свежая трава!
А рыбки шныряли мимо моих ушей точь-в-точь как у
нас здесь птицы! Что за красивые люди попадались
мне навстречу, и какие чудесные стада паслись у из-
городей и канав! – тут Маленький Клаус остановился,
поняв, что уже совсем заврался.
– Почему же ты так скоро вернулся? – спросил
Большой Клаус. – Уж меня бы не выманили оттуда,
если там так хорошо!
– Я ведь это неспроста сделал! – сказал Малень-
кий Клаус. – Ты слышал, что водяная девушка велела
мне отправиться за другим стадом, которое пасётся
на дороге всего в одной версте оттуда? Дорогой она
называет реку – другой дороги они ведь там не зна-
ют, – а река так петляет, что мне пришлось бы сделать
здоровый круг. Вот я и решился выбраться на сушу да
пойти прямиком к тому месту, где ждёт меня стадо;
так я выиграю почти полмили!
– Экий счастливец! – сказал Большой Клаус. – Как
ты думаешь, получу я стадо, если спущусь на дно?
– Конечно! – сказал Маленький Клаус. – Только я не
могу тащить тебя в мешке до реки, ты больно тяже-
лый. А вот, коли хочешь, дойди сам, да влезь в мешок,
а я с удовольствием тебя сброшу в воду!
– Спасибо! – сказал Большой Клаус. – Но если я не
получу там стадо, я тебя изобью, так и знай!
 – Ну-ну, не сердись! – хихикнул Маленький Клаус, и
они пошли к реке.
Когда стадо увидело воду, оно так и бросилось к
ней: скоту очень хотелось пить.
– Погляди, как они торопятся! – сказал Маленький
Клаус. – Ишь, как соскучились по воде: домой, на дно,
знать, захотелось!
– Но ты сперва помоги мне, а не то я тебя изобью! –
сказал Большой Клаус и влез в большой мешок, кото-
рый лежал на спине у одного из быков. – Да положи
мне в мешок камень, а то я, пожалуй, не пойду ко дну!
– Пойдёшь! – сказал Маленький Клаус, но всё-та-
ки положил в мешок большой камень, крепко завя-
зал мешок и столкнул его в воду. Бултых! И Большой
Клаус пошёл прямо ко дну. Маленький Клаус немного
волновался, когда сталкивал Большого в воду – ему
ведь раньше никогда не случалось совершать убий-
ства (старая бабка не в счёт, он тогда пьяный был).
Но потом он успокоился – это в первый раз страшно,
а дальше-то всё пойдёт как по маслу!
– Ох, боюсь не найдет он там ни коров, ни быков! – с
улыбкой сказал Маленький Клаус и погнал своё стадо
продавать: он верно подметил, что люди найдут ста-
рого пастуха в мешке и решат, что разбойники угнали
их стадо, а пастуха убили. Такой вот был хитрец этот
Маленький Клаус.
 Все своим деньги Маленький Клаус снёс в банк и
стал респектабельным гражданином, каких полно в
наших городах.
«Ну, и в чём здесь мораль?» – спросят мои любо-
пытные читатели. Да кто ж его знает, в чём здесь мо-
раль, может её и нет вовсе. Хотя, если позадуматься,
говорят, многие богатели также как Маленький Клаус.
Впрочем, мало ли что в народе брешут…
 Два друга
Давайте внесём порядок в наши
безумства.
Д.А.Ф. де Сад

Недалеко от Копенгагена, в маленьком городочке,

жили-были два друга. Одного из них звали Карлом,
а второго наоборот – Клаусом. Жили они по разные
стороны центральной площади – один по одну, второй
по другую и были такие друзья, что не разлей вода.
Карл так и не женился, а у Клауса была прелестни-
ца дочка, которая, как подросла и вышла замуж, ро-
дила двух вихрастых мальчуганов, двух внуков. Жили
Клаус с дочерью, зятем и внучатами одной дружной
семьёй. Карл заходил часто к Клаусу и дочка его, и
внуки были Карлу как родные. Да и они его звали не
иначе как «папой» да «дедушкой».
И вот однажды вечером, когда сидели Карл и Клаус
за кружкой доброго пива и колбасками, завёлся у них
такой разговор.
– Прекрасный наш город, – сказал Клаус, – но что
омрачает меня, так это смертная казнь, которую так и
не отменил наш король. Разве можно жить в городе,
где чтобы объяснить тебе, что нельзя убивать, – уби-
вают? Где, чтобы отвратить кого-нибудь от мысли во-
ткнуть мне нож в живот, меня подвергают риску быть
повешенным из-за ошибок наших премилых судей?
– Вот уж глупости! – сказал Карл, – что ты придумал
такое! Смертная казнь – воздаяние равным за равное,
что может быть справедливее?
– Учёные говорят, что когда люди заключали меж-
ду собой общественный договор, то они не предавали
обществу своё право на жизнь. Это право священно,
право на жизнь ненарушимо. Не общество дало мне
жизнь, не ему и забирать её!
Это заявление от души развеселило Карла, и он так
хохотал, что Клаус даже немного обиделся. Карл ска-
зал:
– Ну, тогда дай-ка мне ещё разок почитать тот об-
щественный договор, о котором ты толкуешь, а то я
запамятовал, что там записано. Давно заключал, не
помню уже…, – Карл в этом месте особенно веселил-
ся, – может там оговорочка какая есть…
– Не смешно. Сам же знаешь о чём я.
– Знать-то знаю, да только ерунду ты говоришь,
Клаус! Почему один человек может совершить убий-
ство, а группа людей (читай: общество) нет? Где логи-
ка? Почему жизнь ненарушима? Где доказательства?
И нужно совершенно забыть тысячи лет жизни наро-
дов, чтобы решиться утверждать, что человеческая
жизнь свята и ненарушима, – с этими словами Карл
отправил себе в рот четвертинку пряной колбаски.
– Смертная казнь действует пагубным образом на
нравы народа! – вскричал Клаус, – на людей, наде-
лённых развитым умом, которые не способны к пре-
ступлению, исполнение смертного приговора произ-
водит болезненные впечатления. Пинель, Эскироль,
Матеи, Жорже и Прост собрали достаточное количе-
ство случаев, когда вид смертной казни вызывает по-
мешательство!
– Посмотри на меня, – парировал Карл, – я сам при-
сутствовал на смертных казнях не раз, и, как видишь,
здоров.
– И совершенно иным образом действует она на ту-
пую массу, – словно не слыша, продолжал Клаус, –
для них это повод для развлечения и болтовни.
– Ну, это проблемы, связанные с публичностью каз-
ни, – махнул рукой Карл, – здесь я согласен. Приговор
должен приводиться в исполнение вдалеке от люд-
ских глаз. Уберите публичность, и этот довод отпадёт
сам собой, поскольку он не против смертной казни,
а против способа её совершения, – и Карл отправил
ещё один кусочек колбаски себе в рот.
– Но смертная казнь отнимает возможность исправ-
ления! Быть может кто-то станет на путь истинный,
раскается, будет служить обществу!
 Карл чуть не подавился от смеха:
– А ну, Клаус, покажи-ка мне такого молодца, кото-
рый раскаялся и стал служить обществу. Такое только
в елейных проповедях бывает. Смертная казнь нынче
даётся за такие тяжкие преступления, что надежды на
раскаяние малы. Будь у них хоть грамм совести, они
таких преступлений не совершили бы…
– Но смертная казнь не устрашает, в чём тогда её
смысл? Известно ведь, что в странах, где её отмени-
ли, количество преступлений не увеличилось! Значит,
и смысла в ней нет.
– Ну наконец-то, серьёзный аргумент! – притворно
закатил глаза Карл, – да только опять мимо цели. Ви-
дишь ли, Клаус, эти два явления никак между собой не
связаны. Повспоминай-ка, дружище, где у нас отменя-
ли смертные казни? Те государства, где их отменяли –
благополучны. В них нет дикости и преступлений ма-
ло. Поэтому только и отменили смертную казнь, что
нравы мягки. К тому же, смертная казнь не устраша-
ет… – Карл хмыкнул, – а тюрьма будет устрашать?
Если нет – будем последовательны, отменим и катор-
гу и тюрьму. Чем заменим? Давайте штрафом! Ах, и
он не устрашает? Ну, тогда давайте отменим все на-
казания и будет всем нам счастье…
Клаус почесал в затылке и спросил:
– Ну, а что если будет судебная ошибка и накажут
невиновного? Ведь это уже не исправить!
Карл повертел кружку с пивом на столе и сказал:
– Это действительно проблема. Как бы ни был дото-
шен в разборе дела судья, он может ошибиться. Неви-
новный может пострадать… Но, понимаешь, если су-
дья будет думать, что пусть лучше девяносто девять
виновных уйдут от ответственности, чем пострадает
один невиновный, если судья будет назначать смерт-
ную казнь только в исключительных случаях, если су-
дья будет открыт для общества, если он будет прин-
ципиален в рассмотрении дела, если он будет честен,
наконец, то вероятность осуждения невиновного бу-
дет равна практически нулю. Конечно, это серьёзный
аргумент против смертной казни, но и он не говорит
однозначно о необходимости её отмены…
Клаус был польщён, что хоть один его аргумент не
был высмеян Карлом. Но у самого Клауса аргументы,
к сожалению кончились… Посидев пару минут, он от-
кинулся на стуле, заложил руки в карманы и посмот-
рел на Карла.
– Ну, уж если и все эти аргументы тебя не убежда-
ют, милый Карл, то тогда надо быть откровенными до
конца, – усмехнулся Клаус, – тогда надо повешенье
производить в вечернее время. Пригласить всех на
лобное место, что у нас за городом, на ужин, да на-
лить всем по доброй чарке! Очень важно, чтобы зри-
тели сидели за столом: треск ломающейся шеи, шу-
мы в брюшной полости и непродолжительное суче-
ние ногами должны хорошо сочетаться с глотатель-
ными движениями (зрителей, я имею ввиду). А казнь,
копчением вершимую, следует применять таким об-
разом, чтобы осужденный пошкворчал подольше, –
может статься, это совпадёт с шипением яичницы с
беконом на костре.
– Тьфу ты, гадость, – Карл бросил обратно в тарел-
ку кусочек колбаски, которую только-только хотел от-
править в рот, – и придёт же в голову такое!
– Ладно тебе, – рассмеялся Клаус, – я пошутил. Се-
годня уже поздно и мои внучата, и дочка с мужем уез-
жают к свекрови в соседнюю деревню, а завтра при-
ходи, посидим и за кружкой пива продолжим разговор.

На следующий день Карл проснулся поздно, и, по-

тягиваясь, смотрел в окно. А там был погожий летний
денёк, солнце светило ласково и даже и не думало
припекать кому-нибудь макушку, воробьи дрались на
ветках и устроили праздничный гвалт, от всего этого
Карлу совсем не хотелось вылезать из кровати. Но,
наконец, он встал и минут через десять уже потяги-
вался на крыльце.
– Хороший сегодня денёк! – крикнул он пробегав-
шей мимо кухарке. Она сделала страшные глаза:
 – Ты что, ничего не знаешь?
– Нет, а что?
– Так клаусовы-то дочь с ребятишками, поехали
вчера на ночь глядя… горе-то какое, горе, – она
всплеснула руками и заплакала…
– Ну, не тяни, рассказывай толком! – закричал Карл.
– Ну, и напала на них ночью голь да пьянь из со-
седнего лесу… Никого не пожалели… и дочку Клау-
са, и мужа её, и ребятишек… всех погубили… – она
вдруг перестала плакать и шёпотом сказала, – а как
раз в это время там отряд солдат проезжал. Ну, этих
душегубцев тёпленькими и взяли… Ой, горе-то какое
– снова запричитала кухарка и пошла прочь.
Карл не помнил, как он оказался на другой стороне
площади. Он хотел постучать, но дверь была открыта.
Карл тихо прошёл в большую комнату. Там, как ране-
ный тигр в клетке, метался Клаус. Он что-то бормотал
себе под нос, то вцепляясь в волосы руками, то под-
нимая кулаки к небу. Наконец он увидел Карла и бро-
сился к нему. Карл не знал, что сказать, да и что мож-
но было сказать? Неправду только говорят, что муж-
ская слеза скупая.

***

На следующий день Карл пошёл посмотреть на

убийц. Он сам не знал, зачём пошёл. Их держали в
тюрьме на окраине города. Зарешёченное окно каме-
ры, где они сидели, выходило в сад, и Карл заглянул в
него. Там сидели четверо оборванцев, голь да пьянь.
Кто был в дырявых башмаках, кто и вовсе босиком,
все в грязных штанах и рубахах и с грязными изгры-
зенными ногтями. Жалкое зрелище. Тут один из них
увидел, что Карл заглядывает в окно и подошёл к ре-
шётке. Карл отпрянул, ему было неприятно смотреть
на этого человека, и было неприятно, что тот смот-
рит на него. Неприятно было не потому, что они убили
клаусовых внучат, а потому что имели такой мерзкий,
отталкивающий вид, какой может иметь только помо-
ечный алкоголик. Карл упёрся спиной в дерево и смот-
рел, как оборванец ищет его глазами из-за решётки.
Наконец тот увидел Карла и хриплым голосом позвал:
– Братишка! Слышь, братишка!
– Что?
– Дай поесть.
– У меня нету.
– Вон там, под деревом стол стоит, там солдаты
хлеб оставили…
Карл подал, тот схватил своей грязной рукой, и хлеб
исчез за решёткой. Сейчас же из камеры послыша-
лась возня, брань, шум драки – они стали делить
хлеб…
 Карл отвернулся и побрёл домой.

***

Суд был скорым, доказательства были несомнен-

ны. И вот однажды утром Карл обнаружил на площади
виселицу с четырьмя петлями. Вокруг стояли солда-
ты. Карл дознался у них, что вешать будут тех убийц,
что погубили клаусово семейство.
– Вы что, совсем сдурели, чертяки? Здесь же жен-
щины, дети. Почему не на лобном месте?
– Приказ короля, – сухо ответил капитан, сидевший
верхом на коне, и крикнул куда-то в сторону: – а ну,
пошевеливайтесь, за час управиться надо!
На площади показались четверо арестантов, кото-
рых прикладами подгоняли солдаты.
«Клаус совсем с ума сойдёт!» – мелькнуло у Кар-
ла, и он помчался в дом к своему другу. Карл думал,
что Клаус в дальних комнатах, окна которых выходи-
ли в сад, чтобы не видеть картину повешенья. Но на-
шёл его на кухне, окна которой выходили прямиком
на центральную площадь. Клаус стоял у окна и прямо
перед окном кухни на площади располагался эшафот.
– Вот ведь недоумки, надо же было придумать –
казнь на площади устраивать, – сказал запыхавшийся
от бега Карл Клаусу, – будто обычного места им ма-
ло. Пойдём отсюда подальше, пойдём в сад, – он взял
Клауса под руку.
– Это я попросил короля, чтобы казнили на площа-
ди, – не двигаясь сказал Клаус.
Карл потерял дар речи. В это время солдаты затал-
кивали осужденных по лестнице на эшафот, а перво-
му уже начали примерять верёвку. Клаус достал боль-
шую сковороду, поставил её на большую железную
конфорку, под которой горело жаркое пламя, и спро-
сил Карла:
– Ты яичницу будешь?
 Принцесса на горошине
T.A.Vitali. Chaconne g-moll.

I
Жил-был принц, и хотелось ему взять за себя тоже
принцессу, только настоящую. Вот он и объездил весь
свет, а такой что-то не находилось. Принцесс-то было
вволю, да были ли они настоящие? До этого он никак
добраться не мог; так и вернулся домой ни с чем и
очень горевал, – уж очень ему хотелось достать на-
стоящую принцессу.
Раз вечером разыгралась непогода: молния так и
сверкала, гром гремел, а дождь лил как из ведра; ужас
что такое!
Вдруг в городские ворота постучали, и старый ко-
роль пошёл отворять.
У ворот стояла принцесса. Боже мой, на что она бы-
ла похожа! Вода бежала с её волос и платья прямо в
носки башмаков и вытекала из пяток, а она всё-таки
уверяла, что она настоящая принцесса!
«Ну, уж это мы узнаем!» – подумала старая короле-
ва, но не сказала ни слова и пошла в спальню. Там
она сняла с постели все тюфяки и подушки и поло-
жила на доски горошину; поверх горошины постлала
двадцать тюфяков, а ещё сверху двадцать пуховиков.
На эту постель и уложили принцессу на ночь.
Утром её спросили, как она почивала.
– Ах, очень дурно! – сказала принцесса. – Я почти
глаз не сомкнула! Бог знает, что у меня была за по-
стель! Я лежала на чём-то таком твёрдом, что у меня
всё тело теперь в синяках! Просто ужасно!
Тут-то все и увидали, что она была настоящею
принцессой! Она почувствовала горошину через со-
рок тюфяков и пуховиков, – такою деликатною особой
могла быть только настоящая принцесса.
И принц женился на ней. Теперь он знал, что берёт
за себя настоящую принцессу! А горошину отдали в
кунсткамеру; там она и лежит, если только никто её
не украл.
Знай, что история эта истинная, потому что дальше
случилось вот что.
 II
Старая королева была злющей ведьмой. В тайном
месте у неё была книга, написанная одним колдуном.
Королева прочла в ней, что если взять живое серд-
це настоящей принцессы и прочесть особое заклина-
ние из этой книги, то можно приобрести себе не толь-
ко вечную жизнь, но и вечную молодость. Вот почему
старая королева заставляла принца искать себе в жё-
ны непременно настоящую принцессу!
И вот однажды ночью принц проснулся и услышал
в коридоре звук шагов. Он выглянул в коридор и уви-
дел старую королеву, которая шла в сторону спаль-
ни принцессы. В тусклом свете свечи, которую держа-
ла королева, принц разглядел нож и понял, что ведь-
ма пошла забрать у принцессы сердце. Уж кто как не
принц знал свою мать и тот нож, что она держала в
руке! Этим ножом королева доставала у спящих серд-
це и подвешивала его в тайном месте в холщёвом
мешочке, а эти бедолаги утром просыпались уже без
сердца и все вокруг поражались, почему это они стали
вдруг такими холодными и злыми всего за одну ночь!
Как только королева скрылась за углом, принц
быстро оделся и побежал другим путём к принцессе,
чтобы увести её до прихода королевы. Он очень боял-
ся опоздать, потому что путь, которым он бежал, был
длиннее, но когда принц вбежал в спальню к принцес-
се, то старой королевы там не было, а принцесса си-
дела у зеркала и расчёсывала свои волосы гребеш-
ком.
– Скорее! – закричал принц так тихо, как только
мог, – сейчас сюда придёт старая королева, она заду-
мала отнять у тебя сердце!
Принцесса вся задрожала от страха, и как была,
в тонком, расшитом золотом пеньюаре, выбежала с
принцем из спальни.
– Я знаю место, где она тебя не найдёт, – сказал
принц, и они побежали вниз по лестнице в тёмный
подвал. Дверь в тёмный подвал закрывали огромные
дубовые двери, и принц хорошо помнил, как их с тру-
дом открывали семеро дюжих слуг, но тут, видимо,
страх придал им силы, и как только они с принцессой
толкнули двери, те без труда распахнулись, а затем и
без труда закрылись.
В подвале было холодно. Принцесса, всё ещё дро-
жа, села в углу на кушетку. Принц, чтобы осветить по-
мещение, пошёл открывать тяжёлые гардины на ма-
леньких окнах под потолком, которых было ровно две-
надцать. Лунный свет понемногу стал освещать ком-
нату.
– Чем я обидела королеву? – спросила, вся дрожа,
принцесса.
– Ничем, – ответил принц, – просто она ведьма. Та-
ких не обязательно чем-то обижать, чтобы они захо-
тели вырвать у тебя сердце…
– Зачем ей моё сердце? – принцесса заплакала на-
взрыд.
– О, это долгая история, – сказал принц, открывая
очередную гардину, – дело в том, что у старой коро-
левы есть старая магическая книжка. Это самая силь-
ная магия, какая только есть на белом свете! В кни-
ге есть множество магических заклинаний, о каких не
знают и самые мудрые колдуны. Среди них есть одно,
которое страстно желает исполнить королева.
– Какое? – с дрожью в голосе спросила принцесса.
– Это заклинание даст ей вечную жизнь и веч-
ную молодость. Но его довольно трудно осуществить.
Там, видите ли, нужно обязательно живое сердце на-
стоящей принцессы! Именно настоящей! Ты не пред-
ставляешь, сколько принцесс она лишила сердца и
всё без толку – принцессы оказались не настоящие.
А сколько было радости, когда обнаружилась настоя-
щая принцесса!
– Что же теперь будет? – спросила принцесса.
– Я тебя ей не отдам…
– Спасибо, мой милый принц! – сказала принцес-
са, – а не скажешь ли ты мне о той книге…
 – Это же надо было придумать, – принц её не слу-
шал, он пытался отдёрнуть последнюю гардину, кото-
рая никак не хотела открываться, – вечная жизнь, веч-
ная молодость и красота! Да кому они нужны? Эта ста-
рая дура думала, что ради её молодости можно ис-
тратить сердце настоящей принцессы! Мы так долго
его искали… Нет! – принц яростно дёргал гардину, –
нет!
– О чём это ты, милый? – принцесса опять начала
плакать…
Наконец, гардина подалась, и принц повернулся к
принцессе:
– В этой книге есть другое заклинание и для него,
представь себе, тоже нужно сердце настоящей прин-
цессы. Это заклинание вечной жизни и невероятного
могущества! – крикнул принц и потряс сжатыми кула-
ками в воздухе, – да! Я буду управлять всем миром и
ты, дорогуша, послужишь этой великой цели, – он на-
клонился прямо к лицу принцессы, – Но ты не волнуй-
ся, будешь живёхонька – здоровёхонька, только без
сердца. Такое случается.
Принц подошёл к комоду, где хранились его вол-
шебные инструменты, за ножом. Нужен был такой же,
какой был в руках у старой королевы – лишь нож, из-
готовленный колдунами с белой бородой, мог вынуть
из человека сердце так, чтобы тот и не заметил. В ми-
ре существовали только два таких ножа и оба они в
тайне хранились в королевском замке – один у коро-
левы, второй у принца. Нож нельзя было просто взять
из комода, его нужно было собрать из разных вещиц,
каждая из которых была похожа на какой-то обыкно-
венный предмет, о котором ничего магического и не
подумаешь – одна была похожа на транспортир, вто-
рая на пчелиное жало, третья на обломок коровьего
рога, а что ещё использовал принц, собирая свой нож,
мы даже и не догадываемся…
– Что же это за книга-то такая? – всхлипывала в уг-
лу принцесса.
– Эта книга существует в мире в одном экземпля-
ре, – рассеяно бормотал принц, собирая нож, – напи-
сана древним колдуном. Многие даже не знают о её
существовании, а многие из тех, кто о ней знает, дума-
ют, что это вымысел и книги по-правде не существует.
Более того, – книгу нужно уметь читать. Вот старый
король, например, случайно заглянул в неё и съехал
с катушек – сейчас считает себя привратником и от-
крывает городские ворота… впрочем, это и к лучше-
му. Только я и старая королева знаем не только то,
что она существует и как её читать, но и то… – принц
с усилием приладил последнюю деталь и полюбовал-
ся на результат своей работы, – но и то, что эта книга
хранится у нас в замке. Эта книга называется…
 – … эта книга называется Tertium Organum, – закон-
чила фразу принцесса.
 III
Принц аж подпрыгнул от неожиданности! Его
неприятно поразило не то, что принцесса знает о су-
ществовании книги, а тон, которым она это сообщила.
Принцесса сказала так холодно и уверенно, будто это
она хотела вынуть у принца сердце, а не наоборот.
Принцесса в развивающемся, вышитым золотом
тонком пеньюаре, вышла из угла, в котором плака-
ла (притворно, как теперь понимал принц) и про-
шла к массивному дубовому столу, на котором лежал
Tertium Organum. Она провела руками по мягкому ко-
жаному переплёту, прикоснулась ладонями к страни-
цам и закрыла глаза:
– Бог мой, как же я долго искала её!
Принц стоял у комода совершенно растерянный,
прижавшись к стене, и не знал, что ему делать. Он по-
смотрел на нож, который держал в руке.
– Даже не думай, – принцесса сделала лёгкое дви-
жение рукой и нож, только что так прилежно собран-
ный принцем, снова рассыпался.
– Славно, что вы с королевой нашли её и сберег-
ли. Что я только не делала, чтобы заполучить её, но
самым верным способом оказалось – выйти замуж за
принца! – принцесса рассмеялась.
 – Кто ты? – спросил принц.
– Я та, что ищет истину. В поисках её я побывала
на небе, на земле и под землей. Но нигде не нашла.
Только здесь, – она снова провела руками по книге,
словно обнимая её, – только здесь я могу её найти.
Это мой последний шанс. Вечная красота, вечное мо-
гущество – детский сад, честное слово! Вы хотели ис-
пользовать Tertium Organum, чтобы получить вечную
красоту или править миром?! Это всё равно, что ко-
лоть орехи королевской короной…
– Там нет такого заклятия, я знаю эту книгу от корки
до корки.
Принцесса возвела глаза к потолку и состроила кис-
лую мину, словно хотела сказать: «и с такими людьми
мне приходится жить под одной крышей!»
– Ты даже представить себе не можешь, что таит в
себе Tertium Organum. Я тебя расстрою, милый принц,
вы с королевой так и не смогли прочесть эту книгу…
Ну да ладно, это неважно. Я вижу, ты хочешь выйти…
Принц утвердительно замотал головой. Принцесса
с лёгкостью схватила его за шиворот, другой рукой от-
крыла дубовые двери (так вот почему они так легко
открывались! – подумал принц) и вышвырнула его на
ступени лестницы, ведущей из подвала. Принц упал и
ударился головой, всё вокруг поплыло. Как в тумане
он видел что к нему подошла принцесса, держа в ру-
ках нож, изготовленный колдунами с белой бородой
(как это она успела так быстро его собрать? – мельк-
нуло у принца), вынула у него сердце и положила его
в холщовый мешочек… пройдя к столу принцесса до-
стала откуда-то второй точно такой же мешочек, под-
няла их и, широко раскинув руки над книгой, стала чи-
тать заклинания. В приоткрытые двери принц видел,
как от книги начал подниматься белый дым. Вскоре
дым обрёл образ огромной фигуры… Принцесса что-
то спрашивала, фигура отвечала односложно… Прин-
цесса спрашивала вновь и вновь, ответ был тем же…
Принц потерял сознание.
 IV
Очнулся он громкого стука – это дубовые двери
раскрылись с такой силой, что послетали с петель,
ударившись о стену. Принцесса была в ярости. Поза-
ди неё над столом всё так же беспристрастно покачи-
валась белая фигура.
– Поднимайся, принц, – принцесса провела рукой у
принца над головой и тот почувствовал, как его тело
само выполняет приказы принцессы, хотя он этого во-
все и не хотел. Они с принцессой пошли по замку, каж-
дый в свою спальню. Принц шёл и надеялся увидеть
старую королеву, уж ей-то он смог бы подать знак, она
бы ему помогла. Но королевы нигде не было.
Принц обнаружил, что ему даже не надо думать, как
выполнять приказы принцессы: его тело всё делало
само – само одевалось, само любезно разговаривало
со слугами, само принимало ванну и кланялось прин-
цессе. Он даже не мог спросить у слуг, где старая ко-
ролева. Принц понял, что это конец.
Принцесса вскоре стала королевой и затеяла много
войн. Она правила дерзко и беспощадно, но так было
не всегда, – в моменты, когда она оставалась одна,
принц видел в глазах у принцессы слёзы…
Вот так и закончилась эта история…
 Ах, да! Мы ведь чуть было не забыли про старую
королеву! Через неделю после всего этого происше-
ствия принц всё же дознался, что с ней произошло –
случайно подслушал разговор двух слуг.
– Ох, и натерпелся же я! – жаловался один друго-
му, – раз иду я по коридору ночью и вижу: бежит ста-
рая королева из коридора, где спальня принцессы, во-
лосы взлохмачены, платье сбилось на бок, а глаза та-
кие, что они мне теперь каждую ночь снятся! Проле-
тела она мимо и меня даже не заметила…
– А куда ж она убежала? – спросил второй.
– А Бог её знает, куда-то в сад. Надо бы посмот-
реть сходить, так ведь теперь про неё и разговаривать
нельзя… Вот беда-то!
Принц на следующее утро вышел погулять (это ему
разрешалось) и нашёл старую королеву в заброшен-
ной части сада. Королева лежала на земле, платье её
превратилось в комья грязи, волосы в огромные кол-
туны. Королева смотрела в пустоту перед собой и всё
время бормотала: «У неё нет сердца! У неё нет серд-
ца!».
 Гадкий утёнок
Liberté, Egalité, Fraternité.

Хорошо было за городом!

Стояло лето. Золотилась рожь, зеленел овёс, сено
было смётано в стога; по зеленому лугу расхаживал
длинноногий аист и болтал по-египетски – этому язы-
ку он выучился у матери.
За полями и лугами тянулись большие леса, а в ле-
сах были глубокие озёра. Да, хорошо было за горо-
дом!
Прямо на солнышке лежала старая усадьба, окру-
жённая глубокими канавами с водой; от стен дома до
самой воды рос лопух, да такой большой, что малень-
кие ребятишки могли стоять под самыми крупными
листьями во весь рост. В чаще лопуха было глухо и
дико, как в самом густом лесу, и вот там-то сидел на
яйцах заяц.
Он должен был выводить зайчат, и ему это поряд-
ком надоело, потому что сидел он уже давно и его ред-
ко навещали – его друзьям больше нравилось пла-
вать по канавам, чем сидеть в лопухах да крякать с
ним. Наконец яичные скорлупки затрещали.
– Пип! Пип! – запищало внутри. Все яичные желтки
ожили и высунули головки.
– Кряк! Кряк! – сказал заяц. Зайчата быстро выка-
рабкались из скорлупы и стали озираться кругом под
зелёными листьями лопуха; мать не мешал им – зе-
лёный цвет полезен для глаз.
– Ах, как велик мир для таких маленьких утят! – ска-
зали они. Еще бы! Тут было куда просторнее, чем в
скорлупе…
– Вы не утята, вы – зайчата, а то и ещё кто – сказал
им мать. У нас свободное общество и тут каждый мо-
жет быть тем, кем хочет! Я, например, не утка, а заяц.
И хотя я вам и мать, но я мужчина. Так – то вот!.. Ну
что, все вы тут?
И он встал.
– Ах нет, не все. Самое большое яйцо целёхонько!
Да когда же этому будет конец! Я скоро совсем поте-
ряю терпение.
И заяц уселся опять.
– Ну, как дела? – спросил старый кабан, который
приплыл его навестить.
– Да вот с одним яйцом никак не управлюсь, – ска-
зал заяц. – Всё не лопается. Зато посмотри-ка на ма-
люток! Просто прелесть! Все, как один, – в отца.
– А кто у нас отец? – прищурившись, спросил ста-
рый кабан. Весь заячий выводок лихо молотил пере-
пончатыми лапками по воде, играя в догонялки в за-
пруде.
– Варан, конечно, – сказал заяц.
– А ну-ка покажи мне яйцо, которое не лопается, –
сказал кабан, – Наверняка это акулье яйцо. Вот точно
так же и меня однажды провели. Ну и было же мне с
этими акулятами хлопот, скажу я тебе! Никак не мог
заманить их в воду. Уж я и крякал, и толкал – не идут,
да и только! Ну-ка, покажи яйцо. Так и есть! Акулье!
Брось его, да ступай учи деток плавать!
– Посижу уж ещё! – сказал заяц. – Столько сидел,
что можно и ещё посидеть.
– Как угодно! – сказал кабан и уплыл.
Наконец лопнуло и большое яйцо.
– Пип! Пип! – пропищал зайчонок и вывалился из
яйца. Заяц оглядел его.
– Ужасно велик! – сказал он. – И совсем не похож
на остальных! Уж не акулёнок ли это, в самом деле?
Ну да в воде-то он у меня побывает, силой да загоню!
– Кряк! Кряк! – позвал мама заяц, и зайчата один
за другим тоже побултыхались в воду. Сначала вода
покрыла их с головой, но они сейчас же вынырнули и
отлично поплыли вперед.
Лапки у них так и работали, и даже некрасивый се-
рый зайчонок не отставал от других.
– Какой же это акулёнок? – сказал заяц. – Вон как
славно гребет лапками! И как прямо держится! Нет,
мой он, мой родненький… зайчонок…
– Мама, я… утёнок… – неуверенно сказал млад-
ший.
– Нет, дурашка, ты – зайчонок, – сказал мать и по-
гладил его по голове. Тот посмотрел на свои крылья,
свой хвостик и лапки с перепонками и упрямо ска-
зал: – да нет же, я утёнок!
– А ну, цыц! Сам не знаешь, что говоришь, – мать
рассердился, – А ну, живо, живо за мной! – крикнул
он всем, – сейчас я введу вас в общество, представ-
лю вас на скотном дворе. Только держитесь ко мне
поближе, чтобы кто-нибудь не наступил на вас, да бе-
регитесь кошек!
Скоро добрались и до скотного двора. Батюшки!
Что тут был за шум!
Два козлиных семейства дрались из-за одной го-
ловки угря, а кончилось тем, что головка досталась
кошке.
– Вот видите, как бывает на свете! – сказал заяц и
облизнул язычком клюв – он и сам был не прочь отве-
дать угриной головки.
– Ну-ну, шевелите лапками! – сказал он зайчатам. –
Крякните и поклонитесь вон тому дикому бизону! Он
здесь знатнее всех. Он испанской породы и потому та-
кой жирный. Видите, у него на лапке красный лоскут.
Как красиво! Это высшее отличие, какого только мо-
жет удостоиться бизон. Это значит, что его не хотят
потерять, – по этому лоскуту его узнают и люди и жи-
вотные. Ну, живо! Да не держите лапки вовнутрь! Бла-
говоспитанный зайчонок должен выворачивать лапки
наружу, как отец и мать. Вот так! Смотрите! Теперь на-
клоните голову и скажите: "Кряк!"
Так они и сделали. Но другие оглядели их и сказали
громко:
– Ну вот, ещё целая орава зайцев! Как будто нас
мало было?
– Не беспокойтесь, – сказал младший, – мы утята,
мы вам ничем не навредим!
Что тут началось! Какой шум поднялся! Все крича-
ли на него, ругались и обзывали отсталой деревенщи-
ной… А одна утка даже подлетела и пнула его копы-
том.
– Оставьте его! – сказал заяц-мать. – Ведь он вам
ничего не сделал!
– Положим, но с такими рассуждениями он натво-
рит делов! Заяц, ты понимаешь, что наша свобода
быть кем хочешь под угрозой? – ответила утка и трях-
нула бородой. – Ему надо задать хорошенько.
– Славные у тебя детки! – сказал дикий бизон с
красным лоскутом на лапе. – Все славные, вот только
один… Слишком уж он не по-нашему думает! Хорошо
бы его переделать!
 – Это никак невозможно, ваша милость! – ответил
заяц-мать. – Он дуралей, но у него доброе сердце. А
плавает он не хуже, смею даже сказать – лучше дру-
гих. Я думаю, со временем он изменится. Он слишком
долго пролежал в яйце, оттого и не совсем удался.
И он почесал у младшего в затылке и огладил пе-
рышки.
– Остальные зайчата очень, очень милы! – сказал
дикий бизон. – Ну, будьте как дома, а найдете угриную
головку, можете принести её мне.
Вот зайчата и устроились как дома. Младшего все
не любили, ему сказали – раз ты такой упрямый и хо-
чешь быть утёнком, то будем звать тебя Гадкий Утё-
нок. Его все клевали, толкали и дразнили.
Все звери на скотном дворе были теми, кем хотели
быть. Любой мог стать любым зверем в одно мгнове-
ние, стоило ему снять хобот и нацепить его позади, и
вот уже слон превращался в мышь! Как это им нрави-
лось! Жители двора упивались своей свободой, пре-
вращаясь в кого угодно когда кому вздумается. Толь-
ко кошка оставалась кошкой, она сидела на заборе
и грелась на солнышке, оглядывая через прищурен-
ные глаза скотный двор. Поговаривали, что однажды
кошка утащила и съела голубого кита, поэтому Гадкий
Утёнок старался держаться от неё подальше.
На скотном дворе жили и две утки. Раньше их было
трое, но одна потонула, пока они учились плавать: по-
сле этого утки плавание забросили, здраво рассудив,
что главное – это быть уткой в душе. Они надевали
накладные ласты на копыта и важно расхаживали по
двору, тряся бородами и ссорясь из-за того, кому се-
годня быть селезнем. Иногда они подбегали к Гадко-
му Утёнку и пытались ткнуть его рогами.
А индейский петух, который имел тридцать три
складки на животе и потому воображал себя импера-
тором, когда видел Гадкого Утёнка всегда надувался
и, словно корабль на всех парусах, подлетал к Утёнку,
глядел на него и сердито хрюкал; розовые ушки его
тряслись от гнева, а заплывшие жиром глазки так и
наливались кровью.
Бедный Утёнок так и не решил, в кого же он бу-
дет превращаться, и поэтому просто не знал, что ему
делать, куда деваться. И надо же ему было уродить-
ся таким глупым, что весь скотный двор смеётся над
ним!..
Так прошел первый день, а потом пошло ещё хуже.
Все гнали бедного Утёнка, даже братья и сестры сер-
дито говорили ему:
– Хоть бы кошка утащила тебя, несносный урод!
А мать прибавляла:
– Глаза бы на тебя не глядели!
Утки пинали его, куры кусали, а девушка, которая
давала птицам корм, толкала ногою.
Не выдержал Утёнок, перебежал двор – и через из-
городь! Маленькие птички испуганно вспорхнули из
кустов.
«Это оттого, что я такой глупый!» – подумал Утёнок,
закрыл глаза и пустился дальше.

К ночи добежал он до одной избушки.

В избушке жила старуха с котом и курицей. Кота она
звала сыночком; он умел выгибать спину, мурлыкать и
даже пускать искры, если погладить его против шер-
сти.
У курицы были маленькие, коротенькие ножки, по-
тому её и прозвали Коротконожкой; она прилежно
несла яйца, и старушка любила её, как дочку.
Утром чужого утёнка заметили. Кот замурлыкал, ку-
рица заклохтала.
– Что там? – спросила старушка, осмотрелась кру-
гом и заметила Утёнка, но по слепоте приняла его за
жирную утку, которая отбилась от дому.
– Вот так находка! – сказала старушка. – Теперь у
меня будут утиные яйца, если только это не селезень.
Ну, да увидим, испытаем!
И Утёнка приняли на испытание.
Настоящим хозяином в доме был кот, а хозяйкой –
курица, и оба всегда говорили:
 – Мы и весь свет!
Они считали самих себя половиной всего света, и
притом лучшей половиной.
Правда, Утёнок полагал, что можно быть на этот
счет и другого мнения. Но курица этого не потерпела.
И Утёнок сидел в углу нахохлившись.
Кот постоянно валял дурака. Он залазил на кури-
ный насест, где курица откладывала яйца. Пока кот
мурлыкал в своё удовольствие на мягкой соломе, ку-
рице приходилось искать себе другое место, правда
делала она это безропотно, объясняя всё тем, что
каждое животное имеет равные права, и кот тоже мо-
жет сидеть на насесте, хоть яиц и не несёт. Наваляв-
шись вдоволь, кот прыгал к старушке, которая сиде-
ла за прялкой, выхватывал веретено и начинал гонять
его по всему полу. Несмотря на то, что половину ни-
ток приходилось потом выбрасывать, старушка нико-
гда не бранила кота, потому что считала, что любое
существо имеет право прясть, если ему вздумается,
хоть оно этого делать и не умеет.
– Понимаешь, у нас тут равенство, – сказал кот, ва-
льяжно развалившись на насесте и закинув ногу на
ногу. Он только что налопался сметаны из хозяйской
крынки и его уши ещё были в белых сметанных поло-
сах. – Почему только курица имеет право сидеть на
насесте? Чем я хуже?
 – Но ты ведь не умеешь нести яйца, а насест для
этого приспособлен, – сказал Гадкий Утёнок.
– Ой, не дури голову! – засмеялся кот, – при чём
здесь умею – не умею. Я имею такое же право сидеть
на насесте, как и курица независимо от того, что я
умею. И работать с прялкой имею право. А кто меня
не пустит за прялку, тот сатрап, душитель свободы и
ксенофоб, – кот покосился на старушку, которая сто-
яла у стола и выбирала кошачьи волосы из сметаны.
– Всё равно не понимаю, зачем лезть к прялке, если
у тебя даже лапы к этому не приспособлены…
– Дурак ты, – сказал кот, перевернулся на спину и
сладко потянулся, растопырив когти. Потом свернул-
ся клубочком и заснул.
– Вы меня не понимаете, – сказал Утёнок. – Я ду-
маю, мне лучше уйти отсюда куда глаза глядят.
– Ну и ступай себе! – отвечала курица.
И Утёнок ушел.

Плохо приходилось бедному Утёнку одному. Раз,

под вечер, когда солнышко еще сияло на небе, из ку-
стов поднялась целая стая прекрасных больших птиц,
Утёнок никогда еще не видал таких красивых: все бе-
лые как снег, с длинными, гибкими шеями.
Это были лебеди.
Издав странный крик, они всплеснули великолеп-
ными большими крыльями и полетели с холодных лу-
гов в тёплые края, за синее море. Высоко-высоко под-
нялись лебеди, а бедного Утёнка охватила непонят-
ная тревога.
Волчком завертелся он в воде, вытянул шею и то-
же закричал, да так громко и странно, что сам испу-
гался. Ах, он не мог оторвать глаз от этих прекрасных
счастливых птиц, а когда они совсем скрылись из ви-
ду, нырнул на самое дно, вынырнул и был словно не
в себе. Не знал Утёнок, как зовут этих птиц, куда они
летят, но полюбил их, как не любил до сих пор никого
на свете.
Красоте их он не завидовал; ему и в голову не при-
ходило, что он может быть таким же красивым, как
они. Он был бы рад-радёхонек, если б хоть утки не
отталкивали его от себя.
Бедный Гадкий Утёнок!
Зима настала холодная-прехолодная. Утёнку при-
ходилось плавать без отдыха, чтобы не дать воде за-
мёрзнуть совсем, но с каждой ночью полынья, в кото-
рой он плавал, становилась всё меньше и меньше.
Морозило так, что даже лёд потрескивал. Без уста-
ли работал лапками Утёнок, но под конец совсем вы-
бился из сил, замер и весь обмёрз.
Было бы слишком печально описывать все беды и
несчастья Утёнка за эту суровую зиму. Когда же сол-
нышко опять пригрело землю своими тёплыми луча-
ми, он лежал в болоте, в камышах.

Запели жаворонки. Пришла весна!

Утёнок взмахнул крыльями и полетел. Теперь в
крыльях его гудел ветер, и они были куда крепче преж-
него.
Не успел он опомниться, как очутился в большом
саду. Яблони стояли в цвету; душистая сирень скло-
няла свои длинные зелёные ветви над извилистым
каналом.
Ах, как тут было хорошо, как пахло весною!
И вдруг из чащи тростника выплыли три чудных
белых лебедя. Они плыли так легко и плавно, точно
скользили по воде.
Утёнок узнал прекрасных птиц, и его охватила ка-
кая-то непонятная грусть.
– Полечу-ка к ним, к этим величавым птицам. Они,
наверное, заклюют меня насмерть за то, что я, такой
глупый, осмелился приблизиться к ним. Но пусть! Луч-
ше погибнуть от их ударов, чем сносить щипки уток и
кур, пинки птичницы да терпеть холод и голод зимою!
И он опустился на воду и поплыл навстречу пре-
красным лебедям, которые, завидя его, тоже поплыли
к нему.
– Убейте меня! – сказал бедняжка и низко опустил
голову, ожидая смерти, но что же увидел он в чистой,
как зеркало, воде? Свое собственное отражение. Но
он был уже не гадким темно-серым утёнком, а лебе-
дем. Не беда появиться на свет в заячьем гнезде, ес-
ли ты вылупился из лебединого яйца! Теперь он был
рад, что перенес столько горя и бед, – он мог лучше
оценить свое счастье и окружавшее его великолепие.
– Так мы и поступим, если сейчас же не скажешь,
откуда взялся! – один лебедь ткнул его крылом в
грудь.
И Гадкий Утёнок всё им рассказал, как его обижали
на скотном дворе, как он бежал, жил у старухи и зи-
мовал на озере…
– Не переживай, – лебеди пожалели Гадкого Утён-
ка, – мы поможем тебе.
Созвали всю стаю, и Гадкий Утёнок рассказал во
всех подробностях как его били, кусали и клевали на
скотном дворе. Лебеди от возмущения громко кри-
чали и хлопали крыльями. «Позор!», кричали одни,
«месть!», кричали другие. Гвалт стоял страшный.
– Вот что я вам скажу! – слово взял Главный Ле-
бедь, – это позор! Исстари все животные были са-
ми собою, лебедь был лебедем, утка – уткой, а за-
яц – зайцем. Но скотный двор разрушил все веко-
вые устои. Он втоптал Матушку Природу в грязь! Эти
ренегаты со скотного двора запрещали нашему бра-
ту быть лебедем, запрещали ему быть самим собой!
Этому надо положить конец! Отомстим за нашего бра-
та! Отомстим за поруганную Природу!
Лебеди загалдели пуще прежнего и напрасно Гад-
кий Утёнок кричал, что он не хочет никакой мести, что
скотный двор не такие уж и плохие ребята, и что их
он давно простил, – никто его не слушал, только Глав-
ный, мимоходом похлопав его по спине, заметил, что
Утёнок сам не понимает, что говорит и что это всё
последствия психологической травмы, полученной на
скотном дворе.

Атака началась на рассвете. На подлёте стая раз-

делилась: левое крыло занялось птичьим амбаром,
правое, более опытное – свиньями и козами. Всех
обитателей скотного двора лебеди клевали, таскали
за уши и хвосты до тех пор, пока те не признавались,
кто они есть на самом деле. Только кошку никто не
трогал, потому что, во-первых, она и так была кошкой,
а во-вторых, все видели, как один лебедь попытался
клюнуть её в макушку, после чего надолго вышел из
строя, щипля лечебную травку в овраге.
Гадкий Утёнок, вначале не испытывавший особого
энтузиазма и вообще чувствовавший себя неуверен-
но, вскоре поддался общему куражу и стал с увлече-
нием гоняться за курами и утками, отрывая от них на-
кладные хвосты, уши, хоботы… ну, в общем, всё, что
не было явно родным. Шум и гам стоял страшный. Де-
вушка, обычно кормившая птиц, спряталась в доме и
боялась даже выглянуть в окно. Среди общей сума-
тохи Гадкий Утёнок заприметил утку, в панике бегав-
шей посреди двора. На утке были накладные заячьи
хвост и уши. Старые воспоминания ударили в голову,
Утёнок кинулся к ней и прижал ногами к земле. Утка от
страха била крыльями, заячьи уши болтались на шее.
– Говори кто ты! Немедленно! – закричал Гадкий
Утёнок.
– Заяц я, заяц!
– Неправда, вспоминай!
– Я не помню! – утка от страха и правда всё попере-
забыла, в голове у неё всё спуталось. Она дико хло-
пала крыльями и думала лишь о неминуемой гибели.
– Ты утка! Понимаешь, – утка! Не заяц, а утка!!! –
Утёнок задыхался от ярости.
– Гадкий Утёнок?
– Господи Боже, как я устал от всего этого, – Утёнок
сел на землю и закрыл глаза крыльями.
Утка отряхнулась, поправила уши и сказала:
– Ты пришёл отомстить, я знаю. Но нашу свободу
тебе не убить!
Гадкий Утёнок ничего не ответил, он так и сидел,
обхватив голову крыльями.
 – Ненормальный, – утка в последний раз окинула
его взглядом и, быстро замахав крыльями, улетела.
Битва закончилась, и Главный Лебедь созвал всех
в обратный путь. Прилетев на пруд, лебеди поздрав-
ляли друг друга с победой и долго произносили хва-
лебные речи. Празднование продолжилось и на сле-
дующий день.
Но никто так и не заметил, что Гадкого Утёнка с ни-
ми нет.
 Сказка о дожде
I wish that I could swim and sleep like a shark
does I'd fall to the bottom and I'd hide 'til the end
of time In that sweet cool darkness Asleep and
constantly floating away
R.Nielson

– Знаешь, бывают такие «везучие» дни, когда всё

удаётся. С утра встал, идёшь по улице, все друг дру-
гу почему-то улыбаются и говорят «спасибо» или «из-
вините», ну, если на ногу наступил нечаянно. Потом
идёшь к кондитеру за своими любимыми пирожны-
ми, а у него, бах! – оказывается, новинка! Какое-ни-
будь… какое-нибудь, скажем, заварное… но, только,
не с обычным кремом, а… ну, с яблочным муссом, на-
пример…
– И со скидкой ещё.
– Нет, не бывает новинок со скидками…
– Ещё как бывают …
– Ну хорошо, со скидкой. Три заварных.
– Тогда лучше шесть. Три ещё назавтра останут-
ся…
– Хорошо, шесть. Вот… Идёшь домой, а навстречу
тебе знакомый, славный малый, но вы уже года три не
виделись. А у него улыбка до ушей, он тебя увидел,
да как заорёт: «А у меня сегодня сын родился!!!», а
ты ему в ответ тоже как заорёшь: «Поздравляю!!!». Я-
то и не знал даже, что он женился, а у него, гляди-ка,
сын родился! Потом ты приходишь домой, а тебе го-
ворят, что бабушка твоего друга, которому ты обещал
помочь, передумала ехать за город и завтра (а завтра
суббота) её везти никуда не надо. Ты ужинаешь, ешь
заварное и… и полное блаженство… Потом садишься
с трубкой слушать как воробьи чирикают под окном и
вечерняя прохлада натягивает летний дождик…
Мальчик слушал, как отец рассказывает матери про
«везучие» дни, ему нравилось быть рядом со взрос-
лыми когда они разговаривали, слушать и, лёжа на
животе, болтать ногами в воздухе.
– Папа, а «невезучие» дни бывают?
– Бывают.
– Это когда с кем-то произошло что-то плохое?
– Нет, когда с кем-то происходит что-то плохое –
это несчастье. А «невезучие» дни, это такие дни, ко-
гда всё не клеится. Вот я, например, в прошлое вос-
кресенье договорился с цирюльником, пошёл к нему,
несмотря на то, что дождь лил как из ведра, а он раз-
болелся и не работал в этот день. Пришлось идти об-
ратно нестриженному и небритому. Пока дошёл, про-
мочил ноги и замерз как собака. Решил попить чаю,
чтобы согреться, и разбил свою любимую чашку…
Кстати, а кто хочет чаю?
– Я! – сказал мальчик.
– И я! – сказала мать, – я принесу.
Вскоре мать вернулась с тремя чашками чая и отец
начал помогать расставлять чашки на стол, а мальчик
двигал матери стул из дальнего угла – шутка ли, ему
шёл восьмой год и он должен быть учтивым с дамами!
– Сахар закончился, но есть шоколад. На, возьми, –
мать подала мальчику кусочек.
Мальчик взял кусочек в рот, откинулся на спинку
стула и прислушался. Все знают, что когда прислу-
шаешься, то шоколад начнёт рассказывать тебе сказ-
ки. Взрослые говорили о чём-то, что-то обсуждали, а
мальчик слушал только шоколад. Тот рассказал, что
где-то далеко-далеко есть жаркая страна. Кажется,
она называется Африка. Солнце там стоит прямо у
тебя над головой и чтобы увидеть его, нужно смот-
реть прямо ввысь, задрав голову так, чтобы на шее
сзади образовались складки кожи. А ещё там есть мо-
лочные речки, даже не молочные, а сливочные, с са-
харом… Мальчик отпил чаю и шоколад продолжил –
сливочные речки текут, текут. Солнце такое жаркое,
что сливки становятся топлёными сами по себе. А
по берегам растут стручки ванили – такие мальчик
видел в лавке у кондитера. Их становится всё боль-
ше и больше, они растут вперемешку с тропически-
ми фруктами. А мальчик всё плывёт и плывёт по этой
речке с топлёными сливками… Плывёт и плывёт…
– Э-э-э-э! Кому-то пора на боковую! – сказал отец.
Мальчик встрепенулся. Было уже поздно и, похоже,
он уснул прямо за столом.
– Давай-ка в постель, – сказала мать.
– Я не хочу спать, я ещё посижу немножко!
– Давай в постель, – сказал отец, – а завтра мы
отправимся в цирк, посмотрим на акробатов и купим
марципану. Договорились?
– Честно-честно?
– Честно-честно.
Через пять минут мальчик уже спал в своей комна-
те и видел, как он кружится под куполом цирка с ак-
робатами, у каждого из которых была в руке упаковка
марципана… Каждый акробат отдаёт ему по упаковке
и вот уже их столько, что они вываливаются из рук.
Мальчик мысленно делит их на три части – это папе,
это – маме, это – себе…
Родители остались в комнате и вели неспешный
разговор, на столе горела свеча. Отец вышел на бал-
кон покурить трубку и в этот момент раздался гром.
Летний дождик забарабанил по крыше. Шлёп-шлёп-
шлёп – послышался дробный топот босых ножек из
детской, мальчик юркнул на диван, к матери под бок.
– Что случилось? – спросила мать.
 – Я боюсь.
– Чего?
– Темноты.
– Не бойся, малыш. Тебя, наверное, гром разбу-
дил, – мать крепко обняла его и укрыла пледом, – спи.
– Папа! – спросил мальчик сквозь сон.
– Да? – отец всё ещё сидел на балконе и курил труб-
ку.
– Я хочу, чтобы у нас были только «везучие» дни.
Отец помедлил с ответом.
– Это, конечно, было бы здорово… но скучно.
«Невезучие» дни придают особую пикантность «везу-
чим».
– Ну, – сказал мальчик, – тогда пусть будет в неделю
один «невезучий» день, а остальные «везучие».
– Хорошо, – сказал отец. Подумав, добавил, – пусть
«невезучим» будет понедельник.
– Да, пусть будет понедельник.
Некоторое время родители сидели молча и слуша-
ли дождь. Мальчик, казалось, уснул.
– Мама!
– Что?
– А сегодня «везучий» день?
– Без сомнения, – сказала мать и поцеловала его в
вихрастую макушку, – спи.
И мальчик уснул. А летний дождик всё барабанил и
барабанил по крыше.
 Волшебный сундучок
Aide-toi, le ciel t`aidera

Жил-был король… Так начинаются многие сказки,

где есть король, почему бы не начаться и этой? Но нет,
про короля в этой сказке ничего говорить не будем,
потому что, что же можно сказать о короле – король,
как его ни крути, и есть король, больше уж ничего не
скажешь. Нет, лучше начнём не так…
В одной далёкой – предалёкой стране… Это, конеч-
но, получше, но кто ж её знает, далёкая это была стра-
на или близкая… А может она и вовсе у нас под носом,
а это уж совсем никуда не годится, что это за сказка
такая…
Или вот так: жили-были трое приятелей. Ну вот, уже
гораздо лучше…
Итак, жили-были трое приятелей. И, надо сказать,
были эти приятели не дураки почесать языками. Не
то чтобы они несли полный вздор, нет, но и мудрыми
их речи тоже не назовёшь. И уж шибко они любили
пообсуждать местного короля.
Вот раз сидели они в таверне, да обсуждали – по-
чему это их король принимает такие несправедливые
решения. Уж они и обсуждали – обсуждали, и шуме-
ли, и кричали, а всё никак не могли договориться. И
тут один из них хлопнул себя по лбу и говорит:
– Да ведь и не нужно нам знать, почему король при-
нимает такие решения. Нам нужно знать как это ис-
править!
Начали думать как исправить и надумали вот что.
Решили сделать малюсенький сундучок и упихать
в него все справедливые правила на все случаи жиз-
ни. Сундучок этот следовало потихоньку засунуть ко-
ролю в парик и, как только король хотел бы принять
несправедливое решение, из сундучка бы выскакивал
маленький молоточек и бил бы короля прямо в темя.
Уж и радовались они своей мысли! Один из них
был мастер делать всякие крохотки, ему-то и поручи-
ли изготовить сундучок. А двое других пошли соби-
рать справедливые правила.
Долго ли, коротко ли, а однажды утром встретились
приятели в таверне.
– Вот! – сказал счастливый мастер, и, лучась улыб-
кой, вытащил на стол малюсенький – премалюсень-
кий сундучок. До чего же он был красив! Сам он был
весь серебряный, с гравированными завитушками, а
по бокам красовалась надпись, сделанная золотыми
буквами: «Pereat mundus sed fiat justitia!». А уж как
ловко выскакивал из сундучка молоточек!
– Вот! – сказали его бледные приятели и устало по-
казали на три стола, заставленных доверху листами.
На листах мелким почерком были написаны все спра-
ведливые правила и все справедливые исключения
из справедливых правил и все справедливые исклю-
чения из справедливых исключений из справедливых
правил и все справедливые правила использования
справедливых правил и все справедливые разъясне-
ния справедливых правил и все справедливые разъ-
яснения справедливого использования справедливых
исключений из справедливых правил… и ещё много
чего справедливого…
– Ох ты, батюшки! – ахнул третий, – но ведь это всё
никаким образом не засунуть в мой сундучок!
– Меньше никак нельзя, – сказали они, – это самый
минимум правил. Ты у нас мастер по разным крохо-
тулькам, вот и придумай что-нибудь.

Понял тогда третий приятель, что без волшебства

ему никак не обойтись. Пошёл он искать волшебни-
цу, которая поможет ему в этом деле. Он обошёл всех
фей, всех волшебниц, всех ведьм во всём королев-
стве, но никто не смог ему помочь. Все они с изумле-
нием смотрели на маленький сундучок, затем с ужа-
сом на огромную кипу бумаг, а потом вздыхали и раз-
водили руками.
И вот брёл он как-то по лесу от очередной феи до-
мой и встретил в лесу старика с вязанкой хвороста.
Сел наш приятель на пенёк отдохнуть и старик неда-
леко примостился – сидел на своей вязанке и раску-
ривал трубку. Разговорились, и приятель рассказал
старику о своей беде. Старик расхохотался:
– Прямо в парик хотели засунуть?
– Да.
– И чтоб молоточком в темя?
– Ну да…
– И тогда всё будет справедливо?
– Справедливо, – буркнул приятель. Ему было до-
садно, что старик смеётся над их идеями, а тот хохо-
тал пуще прежнего. Хотел было приятель уйти, но ста-
рик поманил его пальцем и сказал:
– А ведь я могу помочь, – он хитро прищурился и
смерил его взглядом, словно хотел получше рассмот-
реть.
– Я знаю, как нужно искать настоящую волшебницу.
Только такая тебе и может помочь.
И старик рассказал:
– Её можно узнать так: она носит плащ с капюшо-
ном, а из-под капюшона у неё выбиваются рыжие кур-
чавые волосы. Ходи-броди по городу, пока не заме-
тишь такую. Но, как только приметишь, не теряйся,
живо иди за ней, да смотри не отставай. Как только
она юркнет в свой дом, смело заходи к ней, да толь-
ко смотри, не споткнись на третьей ступеньке… А как
зайдёшь, дай ей один золотой и попроси поколдовать,
уж будь спокоен, она это умеет!
Старик помолчал, а потом добавил:
– Да только смотри, не ломись в дом со всей ду-
ри-то, а то напугаешь – исчезнет и не найдёшь боль-
ше никогда…
Поблагодарил приятель стрика и пошёл домой. А
на следующий день отправился искать волшебницу.
«Рыжие волосы… смотри не отставай… смотри не
споткнись… смотри не напугай… какая морока с эти-
ми волшебницами!» – думал приятель, бродя по горо-
ду. Долго бродил и совсем уже отчаялся, как вдруг за-
приметил в дальнем конце улицы женщину в капюшо-
не, из-под которого виднелись ярко-рыжие кудряшки.
Наш приятель рванул за ней и, слава Богу, заметил,
куда скрылась волшебница.
«Так… главное – собраться с мыслями», – думал
он, несясь по улице. Вот уже и дом близко. «Сейчас
я зайду, поклонюсь, протяну золотой и скажу: милая
волшебница…», – и с этими мыслями он загремел
вниз по ступеням – лестница была деревянная и тре-
тья ступень, как назло, не была прибита…
Въехав головой вперёд, наш приятель немало по-
веселил волшебницу, которая от души хохотала, пока
он вставал и неловко извинялся…
 – Третья ступенька… – сквозь смех сказала она.
Волшебница откинула капюшон и приятель увидел
перед собой молодую рыжеволосую девушку. А до че-
го же она была хорошенькая! Тут он, конечно, пере-
забыл все слова, которые репетировал пока бежал, и
медленно покрылся румянцем.
– Что вам угодно? – спросила волшебница, и прия-
тель сбивчиво, часто отводя глаза, поведал, для чего
он здесь и как её нашёл.
Волшебница окинула его взглядом и засмеялась:
– Я – волшебница? Ну-у-у… – протянула она, – до-
пустим. И что же я должна вам дать?
– Волшебное зелье, я полагаю. Я думал, вы разби-
раетесь в этих вещах, – он протянул золотой.
Волшебница взяла золотой, подбросила его на ла-
дони и сказала:
– Конечно, разбираюсь! Я тут как раз собиралась
готовить одно зелье. Садитесь-ка вон туда! – она ука-
зала на скамью возле большого дубового стола. По-
мещение, в которое въехал приятель, похоже, было
кухней в большом доме, вдоль стены стоял очаг, боль-
шой стол и множество разных баночек.
– Нужно взять белый… э-э-э… магический плод, –
волшебница комментировала все свои действия, ша-
гая по кухне. Магический плод походил на варёный
картофель, – потом берём мясо… м-м-м… летучей
мыши и нарезаем соломкой…
– Летучей мыши? – поморщился приятель.
– Да, да, именно летучей, обычная домашняя не го-
дится… Так… дальше, берём… кровь… белого ось-
минога, – волшебница достала нечто, внешне похо-
жее на майонез, – добавляем волшебных трав (ка-
ких – не скажу), окропляем Мёртвой Водой, – она взя-
ла бутылку и побрызгала зелье чёрной жидкостью с
резким уксусным запахом, – добавляем немного Кро-
вавой Соли, – она достала из солонки соль розового
цвета, – почти готово!
Приятель наблюдал, как волшебница колдует у
плиты, быстро переставляя баночки с зельями, тра-
вами, тонко нарезая магические ингредиенты. Осо-
бенно ему нравилось как она заправляет за ухо свои
непослушные кудряшки, когда нужно что-то понюхать
или попробовать на вкус у плиты.
– Теперь берём воронье яйцо.
– Воронье? – он поймал её хитрый взгляд.
– Да… Пошируем его…
– Что делаем?
– Не важно, это магический термин, забудь.
– Хорошо.
– Готово!
Волшебница поставила перед ним тарелку с зе-
льем.
 – Это волшебное зелье?
– А то! У меня тарелка такого же, – она поставила
на стол хлеб, – мы оба его съедим, а потом я буду тебе
передавать через него магические флюиды.
Приятель нехотя взял вилку: воронье яйцо, Мёрт-
вая вода, Кровавая Соль… Есть не хотелось. Он на-
давил вилкой на яйцо, желток расплылся, медленно
протекая вниз… Он подцепил на вилку всё, что попа-
лось, закрыл глаза и мужественно сунул зелье в рот…
– Вкусно! – с удивлением сказал он.
Волшебница улыбнулась и великодушно хмыкнула.
Через пару дней на пороге у волшебницы снова по-
явился наш приятель:
– Не… не подействовало… – он смущённо протя-
нул золотой, – можно ещё раз?

Много ли времени прошло или нет, мы не знаем, вот

сидел как-то раз наш приятель у себя дома.
– Папа, папа, – маленькая дочурка неловко влезла
на табуретку, в руках у неё была тарелка, – мы приго-
товили твоё любимое блюдо!
– С Кровавой Солью? – он сделал испуганный вид.
– Да! И с вороньим яйцом… – дочурка сделала лицо
пострашнее, а потом звонко рассмеялась и её рыжие
кудряшки попали прямо в тарелку: – ой!
Волшебница стояла рядом, она тоже засмеялась и
добавила:
– Да, и с Мёртвой Водой…
В это время на кухню забежал сын:
– Папа, посмотри, что я нашёл! – он поставил на
стол серебряный сундучок, – у него внутри есть моло-
точек! А что это?
Приятель ухмыльнулся, повертел сундучок в руках.
– Это волшебный сундучок. Он должен был пря-
таться в парике у короля и стукать его по темечку, ко-
гда тот принимает несправедливые решения. Только
я никак не смог придумать, как в это сундучок поло-
жить справедливые решения.
– А я могу помочь?
– Конечно, можешь. Только подрасти сначала, да
наберись ума, а уж потом хорошенько подумай про
этот сундучок.
– Хорошо. А что нужно будет сделать?
Приятель ухмыльнулся, откинулся на стуле, поду-
мал с минуту и сказал:
– А сделать нужно будет вот что. Для этого дела
нужна будет тебе настоящая волшебница. Только та-
кая и сможет тебе помочь…
 Экзорцист
Все совпадения случайны

В одном городе завелась ведьма.

И, надо сказать, это была довольно странная ведь-
ма: её не интересовала ни потрава посевов, ни падёж
скота, ни сокращение надоя… В общем, все обычные
ведьмины гадости она не делала. Интересовали её
только мальчики.
Ловила ведьма малчуганов и такое с ними вытво-
ряла, что ни в сказке сказать, ни пером описать! А кто
ей особо приглянётся, бывало по нескольку раз лови-
ла, а были и такие, с которыми она по нескольку лет
забавлялась.
Вот прознали про это люди и схватили ведьму. При-
вели её на суд.
– Признавайся немедленно! – закричал судья и за-
барабанил судейским молотком по столу.
Ведьма призналась.
– Мне нужны подробности! – кричал судья и стучал
молотком по столу, – я не могу выносить приговор, ко-
гда не знаю, что произошло! Живо, всё до мельчайших
подробностей!
Ведьма рассказала, всё до самых пикантных по-
дробностей.
Тогда встал адвокат (да, да! у неё был адвокат, так
полагается) и сказал, что она не виновата, потому что
одержима бесами.
Решили позвать экзорциста, чтобы тот сказал,
правда ли это.
В назначенный день экзорцист явился в судебное
заседание. Привели ведьму. Ведьмой была щуплень-
кая женщина лет тридцати, с чёрными как смоль рас-
пущенными волосами.
– Ещё раз повторите показания, во всех подробно-
стях! – закричал судья и застучал молотком.
Ведьма начала рассказывать. По мере того, как
история обрастала подробностями, глаза судьи всё
больше округлялись, лицо искажала странная грима-
са, а сам он так напирал грудью на стол, прислуши-
ваясь к показаниям, что, казалось, тот вот-вот разва-
лится. Экзорцист уже и не слушал ведьму, а только
смотрел на судью – ему казалось что глаза у судьи
лопнут если ещё немного вылезут из орбит… Вдруг
судья откинулся в кресле, гримаса рассосалась, глаза
посоловели и минуты две он блаженно смотрел в од-
ну точку на потолке. Потом подскочил, замолотил по
столу пуще прежнего и заорал:
– Довольно! Всё ясно! Господин экзорцист, у вас
есть вопросы?
 – Нет, господин судья, к ведьме у меня вопро-
сов нет. Случай понятный, он достаточно подробно
описан в литературе… Но мне хотелось бы задать
несколько вопросов потерпевшим мальчикам. Нельзя
ли их привести?
Сидевшая через проход от него дама вспыхнула и
гневно сказала:
– Что вы имеете ввиду? Вот потерпевший, – она
указала на рослого детину, сидевшего рядом с ней, –
мой бедный мальчик… Каким несчастьям он подверг-
ся!
Экзорцист был несколько озадачен.
– Позвольте вопрос. Сколько вам лет? – спросил он
у детины. Тот хмуро глядел в пол.
– Что за грязные намёки? – вскочила мать, – он ещё
несовершеннолетний, ему всего семнадцать!
Тут она пустила слезу:
– Он так отдалился от меня из-за всего этого! Мне
стало не о чем с ним поговорить… – она промокнула
глаза платочком и села, бросая гневные взгляды на
экзорциста. Детина упрямо глядел в пол.
– У меня нет вопросов, ваша честь, – сказал экзор-
цист.
– Всё ясно, – судья помолчал, несколько секунд бе-
гая глазами туда-сюда, а потом заорал, стуча молот-
ком, – двадцать лет тюрьмы! Всё!
 Он встал и направился к выходу. Все присутствую-
щие тоже поднялись и стали собираться.
– Извините, господин судья, – крикнул ему вдогонку
экзорцист, – но как же вопрос об изгнании бесов?
Судья посмотрел на него так, как будто первый раз
увидел:
– А я почём знаю? Хочешь – изгоняй. Ты же экзор-
цист, а не я, – и вышел.

***

Прошла пара месяцев и экзорцист решил наве-

стить ведьму, на то у него были свои причины.
– Камера 101, – мрачно сказал охранник.
Экзорцист повертелся, не зная куда идти, и спро-
сил:
– Вы не проводите?
– Нет, – всё так же мрачно ответил тот, – направо,
потом налево и снова направо. На двери камеры но-
мер написан.
– К ней из охраны вообще никто не ходит?
– Особо желающих нет.
– Почему?
– Целоваться лезет… Сначала всем смешно было,
по расписанию к ней бегали… Сейчас уже сил нет…
да и жёны прознали, нам по начальству попало…
 Экзорцист открыл дверь ключом, полученным у
охранника. Камера была тёмная, казалось пустая.
– Новенький? – послышалось откуда-то из темно-
ты, и на свет медленно вышла ведьма. Он приглядел-
ся – ведьма была чуть ниже его, с острыми чертами
лица и весьма красивая. Её стройное тело и гордели-
вую осанку не изуродовала даже казённая одежда, –
экзорцист с удивлением отметил, что тюремная роба
смотрится на ней великолепно. Наверное, она не ис-
пытывала особых сложностей в своих ведьминых де-
лах, подумал он.
– Хорошенький, – ведьма обошла его кругом, при-
стально оглядывая, – и попка упругая, – она со всего
размаху шлёпнула его по заду. Экзорцист отпрыгнул
и встал спиной к стене.
– Я вообще-то по делу…
– Готова ознакомиться с твоими делами, – ведьма
подошла к нему вплотную, – как начнём знакомиться?
Он скользнул по стене и встал подальше:
– Пожалуй, начнём с разговора.
Ведьма кокетливо откинула в сторону свои распу-
щенные волосы, наклонила голову и посмотрела на
него.
– Я – экзорцист. Я был на вашем процессе, может
быть, помните. У меня есть интересная методика из-
гнания бесов, и я мог бы её вам предложить. Эта ме-
тодика новая…
– Новая методика! Мне казалось, я испробовала
все методики. Продолжай, – ведьма улыбнулась и
стала подходить ближе.
– Э-э-э-э… я бы желал опробовать её.
– Да, я тоже желаю опробовать твою новую мето-
дику, – ведьма подошла вплотную и взъерошила ему
волосы, – и как можно скорее…
– Тут необходимо ваше согласие, ваше доброволь-
ное желание участвовать… – экзорцист сделал шаг
назад.
– Почему обязательно согласие? – спросила она
наступая, – я же в тюрьме, нет ничего проще – нужно
просто привязать меня и хорошенько отшлёпать… –
ведьма толкнула его в сторону кровати, но экзорцист
снова выскользнул из её рук и встал у двери.
Разговор явно не клеился.
– В общем, если вас заинтересовало предложение,
дайте знать, – сказал он и захлопнул дверь.

Долго ли, коротко ли, позвали экзорциста в тюрьму.

Сказали, мол, ведьма желает видеть.
На этот раз ведьма тихо сидела в углу кровати, об-
хватив ноги руками, и молча смотрела в одну точку.
Экзорцист присел рядом и минуты две оба молча-
ли.
 – Вы готовы? – спросил он.
– Да.
– Хорошо.
Ещё помолчали.
– Если бы ты только знал, как я измучилась… Я всю
жизнь куда-то бегу, кого-то ищу. Я объездила полми-
ра, училась в трёх университетах, испробовала всех
мальчиков, которые были рядом. Когда они заканчи-
вались в одном городе, я ехала в другой… И так до
бесконечности. Хочу покончить с этим раз и навсе-
гда… я так устала…
Экзорцист молчал.
– Это будет больно?
– Что вы! Мы просто поговорим, и изгоним ваших
бесов… Я приготовлюсь, и завтра начнём…
Назавтра экзорцист пришёл в камеру со стулом и
листом бумаги.
– Это что, все инструменты? – удивилась ведьма.
– Нет, ещё есть вот что, – он вытащил из кармана
карандаш.
Затем сел и сказал:
– Ну, начнём. Начнём с детства…
– С детства? – ведьму передёрнуло, – почему имен-
но с него?
– Надо же с чего-то начать…
Они разговаривали долго, экзорцист пришёл на
следующий день, потом ещё и ещё, и так ходил с раз-
говорами целую неделю. И вот однажды всю тюрьму
потряс страшный душераздирающий женский крик.
Казалось, он вырывался из самых глубин человече-
ской души и сотрясал до основания всю тюрьму, и да-
же земля заколыхалась от той невероятной боли и
одиночества, которые вырвались вместе с этим ужас-
ным воплем. Все заключённые забились поглубже в
углы в своих камерах, а охранники, мокрые от ужаса,
теряя фуражки, бежали к камере 101.
На полу камеры лежала ведьма. Лицо её обезобра-
зила ужасная гримаса, кулаки были сжаты, тело вы-
гнулось дугой, оно было напряжено до такой степе-
ни, что, казалось, звенело. Начались конвульсии, ру-
ки и ноги совершали какие-то невероятные движения,
а через несколько секунд ведьма затихла.
Экзорцист стоял, прижавшись к стене. Минуты две
все стояли молча, потом экзорцист посмотрел на
охранников и сказал:
– Мы закончили…
На утро ведьма проснулась в полном здравии. Эк-
зорцист приходил ещё несколько раз, чтобы спра-
виться о самочувствии, смотрел ведьме в глаза, щу-
пал пульс и через неделю пришёл к выводу, что она
полностью здорова.
 ***

Бесы были изгнаны и больше её не беспокоили, по-

этому экзорцист направил отчёт в судебный депар-
тамент, и ведьме заменили отбывание в тюрьме ка-
ким-то более лёгким наказанием. Правда, ведьма из
тюрьмы совсем не ушла, а осталась там работать на
кухне. Она превратилась в хорошую повариху, пото-
му что раньше, когда моталась по миру, она училась в
кулинарной школе Le Cordon Bleu, в Париже, и умела
готовить первоклассные вкусности. Здесь, в тюрьме,
конечно, не было подходящих условий, чтобы развер-
нутся всем её умениям, но выходило всё равно так,
что пальчики оближешь.
Примерно через полгода экзорцист навестил её –
нужно было кое-что уточнить, он писал книгу о своём
новом методе. Раньше бесы высасывали из неё все
соки, а теперь ведьма потолстела раза в три, больше
уже не подводила глаза, лака на ногтях тоже не было.
Чёрные волосы были забраны в тугой хвостик.
– Как дела?
– Нормально, – ответила ведьма.
– Ничего не беспокоит? Как самочувствие?
– Хорошо.
– Сон спокойный?
 – Да.
– Что снится?
– Ничего.
– Ясно. Ну, чем занимаетесь, расскажите.
– Готовлю, – ведьма обвела рукой кухню.
– Я слышал, вы оканчивали кулинарную школу в
Париже?
– Было дело. Здесь, конечно, нет и десятой доли
тех продуктов, которые мы готовили, но хороший по-
вар и из ничего шедевр сделает, – она улыбнулась.
– Вы не думали в Париж перебраться? Там бы ваши
знания больше пригодились.
– Нет, как-то не думала.
– Как аппетит?
– А то не видно! – она засмеялась и похлопала себя
рукой по животу.
– Ясно. Что ещё интересного?
Ведьма пожала плечами.
– Ясно… – он походил ещё по кухне, ведьма приня-
лась за готовку, которую прервала, когда пришёл эк-
зорцист.
– Ну, а так, вообще, ничего не беспокоит? – он по-
нял, что ходит по кругу…
– Нет, всё нормально.
Он постоял минуту в дверях, глядя, как она нареза-
ет овощи.
 – Ладно, я пойду, всего вам хорошего.
– Пока, – ведьма улыбнулась и махнула рукой.
Экзорцист ещё постоял в дверях и ушёл…

Книга о новом методе изгнания бесов наделала

немало шума. Коллеги поздравляли экзорциста с
успехом, за неполных два года со дня выхода её в
свет он стал почётным профессором десятка универ-
ситетов, объехал с лекциями полмира.
Однажды один из его учеников спросил, а не име-
ет ли смысла проследить дальнейшее развитие жиз-
ненного цикла пациентов в динамике, с помощью дис-
кретного наблюдения, чтобы составить исчерпываю-
щую картину его метода?
– Это хорошая мысль, – сказал экзорцист и решил
проведать ведьму.
На следующий день он пришёл в тюрьму, но угрю-
мый охранник ответил:
– Померла она…
– Как это? – экзорцист не поверил своим ушам, – ей
было всего-то тридцать с лишним лет… А от чего?
– Да почём я знаю, померла и всё. У тюремного вра-
ча спросите.
Тюремный врач долго вспоминал, а потом сказал:
– Ах да, повариха! Помню, конечно, помню. Но от
чего умерла не знаю, вроде и не болела ничем. Про-
сто жила, жила, а потом умерла. Знаете, бывают та-
кие люди, живут тихо и умирают незаметно, вроде как
и не было их.
– Живут тихо? Вы, наверное, недавно здесь рабо-
таете…
– Да, не так давно, – сказал врач и почему-то сму-
тился, – но если хотите, могу поискать что-нибудь, но
данных о причине смерти точно нет. Вы её родствен-
ник?
– Нет, я… я… был её лечащим врачом… когда-то…
– А, коллега значит!
– Коллега, да…
– Ну, может быть, тогда вы скажете, чем она боле-
ла? Чем-то ведь болела?
– Болела… мы все болеем. Но у неё не было таких
болезней, с летальным исходом, знаете ли…
Тюремный врач понимающе покачал головой.
Экзорцист попрощался и ушёл. Он медленно шёл
по улице, и лоб его морщился, а губы недовольно кри-
вились, как у человека, который силится изо всех сил,
но никак не может поймать за хвост какую-то мысль;
она вертится, вертится, вертится в голове, но посто-
янно ускользает… Он дошёл до своей клиники и дол-
го стоял перед дверью, прежде чем войти.

С той поры прошло много лет и, говорят, его клини-

ка процветает.
Но только сам экзорцист не практикует, а когда
его принимаются расспрашивать о его замечательном
методе, то он недовольно хмурится и отправляет всех
читать книгу, в которой всё описано в мельчайших по-
дробностях…
Вот такие дела.
 Снежная королева
Сказка в семи историях
И сам он любил далеко не достаточно: ибо
иначе он меньше бы негодовал на то, что его
не любят.
Ф. Ницше

История первая
Зеркало и его осколки
Ну, начнём! Дойдя до конца нашей истории, мы
будем знать больше, чем теперь. Так вот, жил-был
тролль, злющий-презлющий; то был сам дьявол.
Раз он был в особенно хорошем расположении ду-
ха: он смастерил такое зеркало, в котором всё доброе
и прекрасное уменьшалось донельзя, всё же негод-
ное и безобразное, напротив, выступало ещё ярче, ка-
залось ещё хуже. Прелестнейшие ландшафты выгля-
дели в нём варёным шпинатом, а лучшие из людей –
уродами или казались стоящими кверху ногами и без
животов. Лица искажались до того, что нельзя было
и узнать их; случись же у кого на лице веснушка или
родинка, она расплывалась во всё лицо.
Дьявола всё это ужасно потешало. Добрая, благо-
честивая человеческая мысль отражалась в зеркале
невообразимой гримасой, так что тролль не мог не хо-
хотать, радуясь своей выдумке. Все ученики тролля
– у него была своя школа – рассказывали о зеркале,
как о каком-то чуде.
– Теперь только, – говорили они, – можно увидеть
весь мир и людей в их настоящем свете!
И вот они бегали с зеркалом повсюду; скоро не
осталось ни одной страны, ни одного человека, кото-
рые бы не отразились в нём в искаженном виде. На-
последок захотелось им добраться и до неба, чтобы
посмеяться над ангелами и самим творцом. Чем вы-
ше поднимались они, тем сильнее кривлялось и кор-
чилось зеркало от гримас; они еле-еле удерживали
его в руках. Но вот они поднялись ещё, и вдруг зерка-
ло так перекосило, что оно вырвалось у них из рук, по-
летело на землю и разбилось вдребезги. Миллионы,
биллионы его осколков наделали, однако, ещё боль-
ше бед, чем самое зеркало. Некоторые из них были
не больше песчинки, разлетелись по белу свету, по-
падали, случалось, людям в глаза и так там и остава-
лись. Человек же с таким осколком в глазу начинал ви-
деть всё навыворот или замечать в каждой вещи од-
ни лишь дурные стороны, – ведь каждый осколок со-
хранял свойство, которым отличалось самое зеркало.
Некоторым людям осколки попадали прямо в сердце,
и это было хуже всего: сердце превращалось в кусок
льда. Были между этими осколками и большие, такие,
что их можно было вставить в оконные рамы, но уже
в эти окна не стоило смотреть на своих добрых дру-
зей. Наконец, были и такие осколки, которые пошли
на очки, только беда была, если люди надевали их
с целью смотреть на вещи и судить о них вернее! А
злой тролль хохотал до колик, так приятно щекотал
его успех этой выдумки. Но по свету летало ещё много
осколков зеркала. Послушаем же, что было дальше!
 История вторая
Юноша и девушка
В большом городе, где столько домов и людей, что
не всем и каждому удается отгородить себе хоть ма-
ленькое местечко для садика, и где поэтому большин-
ству жителей приходится довольствоваться комнат-
ными цветами в горшках, жили двое бедных молодых
людей, но у них был садик побольше цветочного горш-
ка. Родители их жили в мансардах смежных домов.
Кровли домов почти сходились, а под выступами кро-
вель шло по водосточному жёлобу, приходившемуся
как раз под окошком каждой мансарды. Стоило, таким
образом, шагнуть из какого-нибудь окошка на желоб,
и можно было очутиться у окна соседей.
У родителей было по большому деревянному ящи-
ку; в них росли коренья и небольшие кусты роз – в
каждом по одному, – осыпанные чудными цветами.
Родителям пришло в голову поставить эти ящики по-
перек желобов; таким образом, от одного окна к друго-
му тянулись словно две цветочные грядки. Горох спус-
кался из ящиков зелеными гирляндами, розовые ку-
сты заглядывали в окна и сплетались ветвями; обра-
зовалось нечто вроде триумфальных ворот из зелени
и цветов. Так как ящики были очень высоки, то парень
с девушкой часто ходили друг к другу прямо по крыше
в гости и сидели на скамеечке под розами.
Зимою это удовольствие прекращалось, окна зача-
стую покрывались ледяными узорами. Но они нагре-
вали на печке медные монеты и прикладывали их к
замерзшим стеклам – сейчас же оттаивало чудесное
кругленькое отверстие, а в него выглядывал весёлый,
ласковый глазок, – это смотрели, каждый из своего ок-
на, Кай и Герда. Летом они одним прыжком могли очу-
титься в гостях друг у друга, а зимою надо было сна-
чала спуститься на много-много ступеней вниз, а за-
тем подняться на столько же вверх.
На дворе перепархивал снежок.
– Это роятся белые пчелки! – говорила старушка
бабушка, – и представь, у них тоже есть королева, как
у настоящих пчёл!
Но Кай только рассмеялся – он уже давно не верил
в бабушкины сказки.
– Есть! – отвечала бабушка. – Снежинки окружают
её густым роем, но она больше их всех и никогда не
остается на земле, вечно носится на чёрном облаке.
Часто по ночам пролетает она по городским улицам
и заглядывает в окошки; вот оттого-то они и покрыва-
ются ледяными узорами, словно цветами!
Однажды вечером, когда Кай был уже дома и по-
чти совсем разделся, собираясь лечь спать, он сел
на стул у окна и поглядел в маленький оттаявший
на оконном стекле кружочек. За окном порхали сне-
жинки; одна из них, побольше, упала на край цветоч-
ного ящика и начала расти, расти, пока наконец не
превратилась в девушку, укутанную в тончайший бе-
лый тюль, сотканный, казалось, из миллионов снеж-
ных звёздочек. Она была так прелестна, так нежна,
вся из ослепительно белого льда и всё же живая! Гла-
за её сверкали, как звезды. Она кивнула Каю и пома-
нила его рукой. Он испугался и отпрянул от окна; а ми-
мо окна в этот миг промелькнуло что-то похожее на
большую птицу.
На другой день был славный морозец, но затем
сделалась оттепель, а там пришла и весна. Солнышко
светило, цветочные ящики опять были все в зелени,
ласточки вили под крышей гнезда, окна растворили, и
опять можно было сидеть в своем маленьком садике
на крыше.
Розы цвели всё лето восхитительно. Герда выучила
псалом, в котором тоже говорилось о розах: она пела
его Каю, думая при этом о своих розах, и он подпевал
ей:

Розы цветут… Красота, красота!

Скоро узрим мы младенца Христа.
 Они пели, взявшись за руки, целовали розы, смот-
рели на ясное солнышко и разговаривали с ним, – им
чудилось, что с него глядел на них сам младенец Хри-
стос. Что за чудное было лето, и как хорошо было под
кустами благоухающих роз, которые, казалось, долж-
ны были цвести вечно!
Обычно Герда и Кай сидели и читали книжки; но
сейчас мысли Кая были далеко отсюда, он думал о
женщине за окном, ему казалось, что она снова манит
его к себе…
Раз зимою, когда перепархивал снежок, он явился
с большим зажигательным стеклом и подставил под
снег полу своей синей куртки.
– Погляди в стекло, Герда! – сказал он.
Каждая снежинка казалась под стеклом куда боль-
ше, чем была на самом деле, и походила на роскош-
ный цветок или десятиугольную звезду. Чудо что та-
кое!
– Видишь, как искусно сделано! – сказал Кай. – Это
куда интереснее настоящих цветов! И какая точность!
Ни единой неправильной линии! Ах, если бы они толь-
ко не таяли!
Немного спустя Кай явился в больших рукавицах,
с санками за спиною, и, смеясь, убежал кататься на
большой площади.
На площади каталось множество людей. Те, что бы-
ли посмелее, привязывали свои санки к крестьянским
саням, чтобы прокатиться как следует. Веселье так и
кипело. В самый разгар его на площади появились
большие сани, выкрашенные в белый цвет. В них си-
дел человек, весь ушедший в белую меховую шубу и
такую же шапку. Сани объехали кругом площади два
раза; Кай живо привязал к ним свои санки и покатил.
Большие сани понеслись быстрее и затем свернули с
площади в переулок. Сидевший в них человек обер-
нулся и дружески кивнул Каю, точно знакомому. Кай
несколько раз порывался отвязать свои санки, но че-
ловек в шубе кивал ему, и он ехал дальше. Вот они вы-
ехали за городские ворота. Снег повалил вдруг хло-
пьями, стемнело так, что кругом не было видно ни зги.
Кай поспешно отпустил веревку, которою зацепился
за большие сани, но санки его точно приросли к боль-
шим саням и продолжали нестись вихрем. Кай громко
закричал – никто не услышал его! Снег валил, санки
мчались, ныряя в сугробах, прыгая через изгороди и
канавы. Кай весь дрожал, хотел прочесть «Отче наш»,
но в уме у него вертелась одна таблица умножения.
Снежные хлопья всё росли и обратились под конец
в больших белых кур. Вдруг они разлетелись в сто-
роны, большие сани остановились, и сидевший в них
человек встал. Это была высокая, стройная, ослепи-
тельно красивая девушка – Снежная королева; и шу-
ба и шапка на ней были из снега.
– Славно проехались! – сказала она. – Но ты со-
всем замерз? Полезай ко мне в шубу!
И, посадив Кая к себе в сани, она завернула его в
свою шубу; Кай словно опустился в снежный сугроб.
– Все ещё мерзнешь? – спросила она и поцеловала
его в губы. У! Поцелуй её был холоднее льда, прони-
зал его холодом насквозь и дошел до самого сердца.
Одну минуту Каю казалось, что вот-вот он умрет, но
нет, напротив, стало легче, он даже совсем перестал
зябнуть.
– Мои санки! Не забудь мои санки! – спохватился
он.
И санки были привязаны на спину одной из белых
кур, которая и полетела с ними за большими санями.
Снежная королева поцеловала Кая еще раз.
Кай взглянул на неё; она была так хороша! Более
умного, прелестного лица он не мог себе и предста-
вить. Теперь она казалась ему совершенством, и в тот
же миг Снежная королева взвилась с ним на тёмное
свинцовое облако, и они понеслись вперед. Буря вы-
ла и стонала, словно распевала старинные песни; они
летели над лесами и озёрами, над морями и твердой
землёй; под ними дули холодные ветры, выли волки,
сверкал снег, летали с криком чёрные вороны, а над
ними сиял большой ясный месяц.
 История третья
Цветник женщины,
умевшей колдовать
А что же было с Гердой, когда Кай не вернулся? Ку-
да он девался? Никто не знал этого, никто не мог со-
общить о нём ничего. Рассказали только, что видели,
как он привязал свои санки к большим великолепным
саням, в которых сидела красивая белокурая девуш-
ка. Сани потом свернули в переулок и выехали за го-
родские ворота.
Никто не знал, куда он девался. Много было проли-
то о нём слёз; горько и долго плакала Герда. Днями
напролёт меряя свою комнату шагами она думала о
том, как это подло, низко, мерзко бросить её, уехать
с первой попавшейся красавицей. А может быть не с
первой? Может быть, он давно это планировал, они
встречались втайне и наконец решили сбежать? О!
Герда была вне себя от гнева! По мере того, как в её
мыслях становилось больше восклицательных знаков
и шаги её становились всё быстрее и шире.
Наконец порешили, что он умер, утонул в реке, про-
текавшей за городом. Со временем Герда и сама в
это поверила, потому что если путь от окна до стены
ещё можно было пройти, то обратный путь был просто
невыносим – окно Кая смеялось ей прямо в лицо…
Так жить было нельзя и Герде пришлось поверить.
Долго тянулись мрачные зимние дни. Но вот наста-
ла весна, выглянуло солнышко.
– Кай умер и больше не вернётся! – сказала Герда.
– Не верю! – отвечал солнечный свет.
– Он умер и больше не вернётся! – повторила она
ласточкам.
– Не верим! – ответили они.
Под конец и сама Герда перестала этому верить.
– Надену-ка я свои новые красные башмачки – Кай
ни разу ещё не видал их, – сказала она однажды
утром, – да пойду к реке спросить про него.
Было ещё очень рано; она поцеловала спящую ба-
бушку, надела красные башмачки и побежала одна –
одинёшенька за город, прямо к реке.
– Правда, что ты взяла моего Кая? Я подарю тебе
свои красные башмачки, если ты отдашь мне его на-
зад!
И девушке почудилось, что волны как-то странно
кивают ей; тогда она сняла свои красные башмачки,
первую свою драгоценность, и бросила их в реку. Но
они упали как раз у берега, и волны сейчас же вынес-
ли их на сушу, – река как будто не хотела брать у де-
вочки лучшую её драгоценность, так как не могла вер-
нуть ей Кая. Герда же подумала, что бросила башмач-
ки недостаточно далеко, влезла в лодку, качавшуюся
в тростнике, стала на самый краешек кормы и опять
бросила башмаки в воду. Лодка не была привязана
и оттолкнулась от берега. Герда хотела поскорее вы-
прыгнуть на сушу, но, пока пробиралась с кормы на
нос, лодка уже отошла от берега на целый аршин и
быстро понеслась по течению.
Герда ужасно испугалась и принялась плакать и
кричать, но никто, кроме воробьёв, не слышал её кри-
ков; воробьи же не могли перенести её на сушу и толь-
ко летели за ней вдоль берега да щебетали, словно
желая её утешить: «Мы здесь! Мы здесь!»
Лодку уносило всё дальше; Герда сидела смирно, в
одних чулках; красные башмачки её плыли за лодкой,
но не могли догнать её. Берега реки были очень кра-
сивы; повсюду виднелись чудеснейшие цветы, высо-
кие, раскидистые деревья, луга, на которых паслись
овцы и коровы, но людей не было ни души.
«Может быть, река несёт меня к Каю?» – подума-
ла Герда, повеселела, встала на нос и долго-долго
любовалась красивыми зелёными берегами. Но вот
она приплыла к большому вишнёвому саду, в котором
приютился домик с цветными стёклами в окошках и
соломенной крышей. У дверей стояли два деревян-
ных солдата и отдавали ружьями честь всем, кто про-
плывал мимо. Герда закричала им – она приняла их
за живых, – но они, понятно, не ответили ей. Вот она
подплыла к ним еще ближе, лодка подошла чуть не
к самому берегу, и девушка закричала ещё громче.
Из домика вышла молодая красивая женщина в соло-
менной шляпе с большими полями, расписанной чу-
десными цветами. На женщине было короткое пляж-
ное платье и тёмные очки, она собиралась почитать в
шезлонге, сидя на песчаном берегу реки.
– Ах ты, бедная крошка! – сказала женщина. – Как
это ты попала на такую большую быструю реку да за-
бралась так далеко?
С этими словами она вошла в воду, зацепила лодку,
притянула ее к берегу и высадила Герду. Герда была
рада – радёшенька, что очутилась наконец на суше.
– Ну, пойдем, да расскажи мне, кто ты и как сюда
попала? – сказала женщина.
Герда стала рассказывать ей обо всем, а та пока-
чивала головой и повторяла: «Гм! Гм!». Но вот Герда
кончила и спросила женщину, не видала ли она Кая.
Та ответила, что он ещё не проходил тут, но, верно,
пройдет, так что ей пока не о чем горевать – пусть луч-
ше попробует вишен да полюбуется цветами, что рас-
тут в саду: они красивее нарисованных в любой книж-
ке с картинками и все умеют рассказывать сказки! Тут
женщина взяла Герду за руку, увела к себе в домик и
заперла дверь на ключ. Окна были высоко от полу и
все из разноцветных – красных, голубых и жёлтых –
стёклышек; от этого и сама комната была освещена
каким-то удивительным, ярким, радужным светом. На
столе стояла корзинка со спелыми вишнями, и Гер-
да могла есть их сколько душе угодно; пока же она
ела, женщина расчесывала ей волосы золотым гре-
бешком. Волосы вились кудрями и окружали свежень-
кое, круглое, словно роза, лицо девушки золотым си-
янием.
– Давно мне хотелось иметь такую миленькую де-
вушку! – сказала женщина. – Вот увидишь, как ладно
мы заживем с тобою!
И она продолжала расчёсывать кудри, и чем доль-
ше чесала, тем больше Герда забывала Кая, – жен-
щина умела колдовать. Она вовсе не была злою кол-
дуньей и колдовала только изредка, для своего удо-
вольствия; теперь же ей очень захотелось оставить у
себя Герду. И вот она пошла в сад, дотронулась до
всех розовых кустов, и те, как стояли в полном цвету,
так все и ушли глубоко-глубоко в землю, и следа от
них не осталось. Женщина боялась, что Герда при ви-
де её роз, вспомнит о своих, а там и о Кае, да и убе-
жит от неё.
Сделав своё дело, она повела Герду в цветник. У
той и глаза разбежались: тут были всевозможные цве-
ты и притом всех времён года. Что за красота, что за
благоухание! Герда прыгала от радости и лежала в
шезлонге среди цветов, пока солнце не село за высо-
кими вишневыми деревьями.
Тогда женщина уложила её в свою чудесную по-
стель с красными шёлковыми перинками, набитыми
голубыми фиалками; девушка заснула, и ей снились
такие сны, какие видят разве только в день своей сва-
дьбы.
Так прошло много дней. Женщина учила Герду кол-
довать, показывала ей кое-какие приёмы. Герда лю-
била играть с цветами, она знала каждый цветочек в
саду, но как ни много их было, ей все-таки казалось,
что какого-то недостаёт, только какого же? Раз она си-
дела и рассматривала шляпу женщины, расписанную
цветами; самым красивым из них была как раз роза, –
женщина забыла её стереть, когда загнала живые ро-
зы в землю.
– Как! Тут нет роз? – сказала Герда и сейчас же по-
бежала искать их по всему саду – нет ни одной!
Тогда она опустилась на землю и заплакала. Теп-
лые слёзы упали как раз на то место, где стоял
прежде один из розовых кустов, и как только они смо-
чили землю – куст мгновенно вырос из неё, такой же
свежий, цветущий, как прежде. Герда обвила его рука-
ми, принялась целовать розы и вспомнила о тех чуд-
ных розах, что цвели у неё дома, а вместе с тем и о
Кае.
– Как же я замешкалась! – сказала она, – Мне ведь
надо искать Кая!.. Не знаете ли вы, где он? – спроси-
ла она у роз. – Верите ли вы тому, что он умер и не
вернётся больше?
– Он не умер! – сказали розы. – Мы ведь были под
землею, где лежат все умершие, но Кая меж ними не
было.
– Спасибо вам! – сказала Герда и пошла к другим
цветам, заглядывала в их чашечки и спрашивала: «Не
знаете ли вы, где Кай?» Но каждый цветок грелся на
солнышке и думал только о собственной своей сказке
или истории; их наслушалась Герда много, но ни один
из цветов не сказал ни слова о Кае.
Что же рассказала ей огненная лилия? Слышишь,
бьет барабан? Бум! Бум! Звуки очень однообразны:
бум, бум! Слушай же заунывное пение женщин! Слу-
шай крики жрецов!.. В длинном красном одеянии сто-
ит на костре индийская вдова. Пламя вот-вот охватит
её и тело её умершего мужа, но она думает о живом
– о том, кто стоит здесь же, о том, чьи взоры жгут её
сердце сильнее пламени, которое сейчас испепелит
ее тело. Разве пламя сердца может погаснуть в пла-
мени костра!
– Ничего не понимаю! – сказала Герда.
 Что рассказал вьюнок? Вот влюблённая девушка
стремится догнать своего возлюбленного. Она бежит
за ним босиком, через снежные поля, леса, горы. Она
жаждет встречи с ним, она хочет им обладать, страсть
и уязвлённая любовь гонят её всё дальше и дальше
по следам юноши. Но ждёт ли он её так же страстно?
– Ты говоришь про Кая? – спросила Герда.
– Я рассказываю свою сказку, свои грёзы! – отвечал
вьюнок.
Что рассказал крошка подснежник? Вот влюблён-
ная пара, они танцуют, они убежали от всего мира и
скрылись в неприступном замке. Они кружат в снеж-
ном вихре вальса, и никто во всём мире им не нужен.
Но они не знают, что счастье их недолговечно, что
вскоре мир ворвётся к ним и разобьёт их счастье как
кусочки льда.
– Ты говоришь всё это таким печальным тоном! И
опять ни слова о Кае! Что скажут гиацинты? Дале-
ко-далеко жили двое, – молодой человек и девушка.
Они любили выращивать цветы и любовались ими
каждое лето. Окна их комнаток смотрели прямо друг
на друга, и они из своих окон часто смотрели друг на
друга. Так дружно жили они, пока одному из них не по-
пал в сердце осколок зеркала, изготовленного злым
троллем. С тех самых пор они в разлуке, но что будет,
когда они встретятся вновь?
 – Вы навели на меня грусть! – сказала Герда. – Вы
говорите о нас с Каем? Значит, ему попал в сердце
осколок волшебного зеркала? – и Герда заплакала.
– Динь-дан! – зазвенели колокольчики гиацинтов. –
Мы звоним свою собственную песенку; другой мы не
знаем!
Герда пошла к золотому одуванчику, сиявшему в
блестящей, зеленой траве.
– Ты, маленькое, ясное солнышко! – сказала ему
Герда. – Скажи, не знаешь ли ты, где мне искать моего
Кая?
Одуванчик засиял еще ярче и взглянул на неё. Ка-
кую же песенку спел он ей? Увы! И в этой песенке ни
слова не говорилось о Кае! На белом зимнем поле,
под мрачным небом, пел одуванчик, стоят две девуш-
ки. У обоих в руках мечи. Обе они хотят владеть од-
ной и той же любовью. Звенят мечи, ни одна не хо-
чет уступить. Долго длится битва, и лишь одна из них
устоит. Но разве можно так завоевать любовь?
– О ком ты говоришь, – спросила Герда у одуванчи-
ка.
– Ни о ком, я просто пою свою песенку, – ответил
одуванчик.
Герда поняла, что большего ей от цветов не до-
биться, и она подвязала юбочку повыше, чтобы удоб-
нее было бежать, но когда хотела перепрыгнуть через
желтую лилию, та хлестнула ее по ногам. Герда оста-
новилась, посмотрела на длинный цветок и спросила:
– Ты, может быть, знаешь что-нибудь?
И она наклонилась к нему, ожидая ответа.
Что же рассказала желтая лилия? Я вижу себя! Я
вижу себя! Я вижу только себя! Чтобы не случилось
в этом подлунном мире, всё должно вертеться вокруг
меня!
– Да мне мало до этого дела! – сказала Герда. –
Нечего мне об этом и рассказывать!
И она побежала из сада. Дверь была заперта лишь
на задвижку; Герда дернула ржавый засов, он подал-
ся, дверь отворилась, и девушка так, босоножкой, и
пустилась бежать по дороге! Раза три оглядывалась
она назад, но никто не гнался за нею. Наконец она
устала, присела на камень и огляделась кругом: лето
уже прошло, на дворе стояла поздняя осень, а в чу-
десном саду женщины, где вечно сияло солнышко и
цвели цветы всех времен года, этого и не было замет-
но!
– Господи! Как же я замешкалась! Ведь уж осень
на дворе! Тут не до отдыха! – сказала Герда и опять
пустилась в путь.
Ах, как болели её бедные, усталые ножки! Как хо-
лодно, сыро было в воздухе! Листья на ивах совсем
пожелтели, туман оседал на них крупными каплями и
стекал на землю; листья так и сыпались. Один тернов-
ник стоял весь покрытый вяжущими, терпкими ягода-
ми. Каким серым, унылым казался весь белый свет!
 История четвертая
Принц
Пришлось Герде опять присесть отдохнуть. На сне-
гу прямо перед ней прыгал большой ворон; он дол-
го-долго смотрел на девочку, кивая ей головою, и на-
конец заговорил:
– Кар-кар! Здррравствуй!
Чище этого он выговаривать по-человечески не мог,
но, видимо, желал Герде добра и спросил её, куда это
она бредет по белу свету одна-одинёшенька? Слова
«одна-одинёшенька» Герда поняла отлично и сразу
почувствовала всё их значение. Рассказав ворону всю
свою жизнь, она спросила, не видал ли он Кая?
Ворон задумчиво покачал головой и сказал:
– Может быть, может быть!
– Как? Правда? – воскликнула девушка и чуть не
задушила ворона поцелуями.
– Потише, потише! – сказал ворон. – Я думаю, что
это был твой Кай. Но теперь он, верно, забыл тебя со
своей принцессой!
– Разве он живет у принцессы? – нахмурившись,
спросила Герда.
– А вот послушай – сказал ворон. – Только мне
ужасно трудно говорить по-вашему! Вот если бы ты
понимала по-вороньи, я рассказал бы тебе обо всём
куда лучше.
– Нет, этому меня не учили! – сказала Герда. – Ба-
бушка – та понимает даже птичий язык! Хорошо бы и
мне уметь!
– Ну, ничего! – сказал ворон. – Расскажу, как сумею,
хоть и плохо.
И он рассказал обо всем, что только сам знал.
– В королевстве, где мы с тобой находимся, есть
принцесса, такая умница, что и сказать нельзя! Она
прочла все газеты в свете и уж позабыла всё, что про-
чла, – вот какая умница! Раз как-то сидела она на тро-
не, – а веселья-то в этом ведь немного, как говорят
люди – и напевала песенку: «Отчего ж бы мне не вый-
ти замуж?» – «А ведь и в самом деле!» – подумала
она, и ей захотелось замуж. Но в мужья она хотела
выбрать себе такого человека, который бы сумел от-
вечать, когда с ним заговорят, а не такого, что умел бы
только важничать, – это ведь так скучно! И вот созвали
всех придворных дам и объявили им волю принцессы.
Все они были очень довольны и сказали: «Вот это нам
нравится! Мы и сами недавно об этом думали!»
– Всё это истинная правда! – прибавил ворон. – У
меня при дворе есть невеста, она ручная – от неё-то
я и знаю всё это. Невестою его была ворона – каждый
ведь ищет жену себе под стать.
 – На третий день явился человек, не в карете, не
верхом, а просто пешком, и прямо вошел во дворец.
Глаза его блестели, как твои; волосы у него были
длинные, но одет он был бедно.
– Это Кай! – обрадовалась Герда. – Так я нашла его!
– За спиной у него была котомка! – продолжал во-
рон.
– Нет, это, верно, были его саночки! – сказала Гер-
да. – Он ушёл из дома с санками!
– Очень возможно! – сказал ворон. – Я не разглядел
хорошенько. Так вот, моя невеста рассказывала мне,
что, войдя в дворцовые ворота и увидав гвардию в се-
ребре, а на лестницах лакеев в золоте, он ни капельки
не смутился, кивнул головою и сказал: «Скучненько,
должно быть, стоять тут, на лестнице, я лучше войду
в комнаты!» Залы все были залиты светом; вельможи
расхаживали без сапог, разнося золотые блюда, – тор-
жественнее уж нельзя было! А его сапоги так и скри-
пели, но он и этим не смущался.
– Это, наверно, Кай! – воскликнула Герда. – Я знаю,
что на нём были новые сапоги! Я сама слышала, как
они скрипели, когда он приходил к бабушке!
– Да, они таки скрипели порядком! – продолжал во-
рон. – Но он смело подошёл к принцессе; она сиде-
ла на жемчужине величиною с колесо прялки, а кру-
гом стояли придворные дамы и кавалеры со своими
горничными, служанками горничных, камердинерами,
слугами камердинеров и прислужником камердинер-
ских слуг. Чем дальше кто стоял от принцессы и бли-
же к дверям, тем важнее, надменнее держал себя.
На прислужника камердинерских слуг, стоявшего в са-
мых дверях, нельзя было и взглянуть без страха, та-
кой он был важный!
– Вот страх-то! – сказала Герда. – А Кай все-таки
женился на принцессе?
– Не будь я вороном, я бы сам женился на ней, хоть
я и помолвлен. Он вступил с принцессой в беседу и
говорил так же хорошо, как я, когда говорю по-воро-
ньи, – так, по крайней мере, сказала мне моя невеста.
Держался он вообще очень свободно и мило и заявил,
что пришел не свататься, а только послушать умные
речи принцессы. Ну и вот, она ему понравилась, он ей
тоже!
– Да, да, это Кай! – сказала Герда. – Ах, проводи же
меня во дворец!
– Легко сказать, – ответил ворон, – да как это сде-
лать? Постой, я поговорю с моею невестой, она что-
нибудь придумает и посоветует нам. Ты думаешь, что
тебя вот так прямо и впустят во дворец? Как же, не
очень-то впускают таких девушек!
– Меня впустят! – мрачно сказала Герда. – Только
бы Кай услышал, что я тут, сейчас бы прибежал за
мною!
– Подожди меня тут, у решетки! – сказал ворон,
тряхнул головой и улетел.
Вернулся он уже совсем под вечер и закаркал:
– Карр! карр! Моя невеста шлёт тебе тысячу покло-
нов и вот этот маленький хлебец. Она стащила его в
кухне – там их много, а ты, верно, голодна!.. Ну, во
дворец тебе не попасть: ты ведь босая – гвардия в се-
ребре и лакеи в золоте ни за что не пропустят тебя.
Но не плачь, ты всё-таки попадешь туда. Невеста моя
знает, как пройти в спальню принца с черного хода, и
знает, где достать ключ.
И вот они вошли в сад, пошли по длинным алле-
ям, усыпанным пожелтевшими осенними листьями, и
когда все огоньки в дворцовых окнах погасли один за
другим, ворон провёл Герду в маленькую полуотво-
ренную дверцу.
О, как билось её сердечко от страха и радостно-
го нетерпения! Она точно собиралась сделать что-то
дурное, а ведь она только хотела узнать, не здесь
ли ее Кай! Да, да, он, верно, здесь! Она так живо
представляла себе его умные глаза, длинные волосы,
улыбку… Как он улыбался ей, когда они, бывало, си-
дели рядышком под кустами роз! А как обрадуется он
теперь, когда увидит её, услышит, на какой длинный
путь решилась она ради него, узнает, как горевали о
нём все домашние! Ах, она была просто вне себя от
страха и радости.
Но вот они и на площадке лестницы; на шкафу го-
рела лампа, а на полу сидела ручная ворона и осмат-
ривалась по сторонам. Герда присела и поклонилась,
как учила её бабушка.
– Мой жених рассказывал мне о вас столько хоро-
шего, барышня! – сказала ручная ворона. – История
вашей жизни – как это принято выражаться – также
очень трогательна! Не угодно ли вам взять лампу, а
я пойду вперед. Мы пойдем прямою дорогой, тут мы
никого не встретим!
– А мне кажется, кто-то идет за нами! – сказал Гер-
да, и в ту же минуту мимо неё с легким шумом промча-
лись какие-то тени; лошади с развевающимися грива-
ми и тонкими ногами, охотники, обнажённые дамы и
кавалеры верхами.
– Это сны! – сказала ручная ворона. – Они являют-
ся сюда, и мысли высоких особ уносятся с ними на
охоту. Тем лучше для нас – удобнее будет рассмот-
реть спящих! Надеюсь, однако, что, войдя в честь, вы
покажете, что у вас благодарное сердце!
– Не о чем тут и толковать! Само собою разумеет-
ся! – сказал лесной ворон.
Тут они вошли в первую залу, всю обтянутую розо-
вым атласом, затканным цветами. Мимо Герды опять
пронеслись сны, но так быстро, что она не успела и
рассмотреть всадников. Одна зала была великолеп-
нее другой – просто оторопь брала. Наконец они до-
шли до спальни: потолок напоминал верхушку огром-
ной пальмы с драгоценными хрустальными листьями;
с середины его спускался толстый золотой стебель,
на котором висела кровать в виде лилий, и в ней Гер-
да надеялась найти Кая. Она слегка отогнула один из
красных лепестков и увидела темно-русый затылок.
Это Кай! Она громко назвала его по имени и поднес-
ла лампу к самому его лицу. Сны с шумом умчались
прочь; принц проснулся и повернул голову… Ах, это
был не Кай! Принц походил на него только с затылка,
хотя был так же молод и красив. Принц проснулся и
спросил, что случилось. Герда заплакала и рассказа-
ла всю свою историю, упомянув и о том, что сделали
для неё вороны.
– Ах ты бедняжка! – сказал принц и похвалил ворон.
Ворон только каркнул от удовольствия – он знал, что
за каждую девушку, приведённую им из леса, принц
хорошо награждает, нужно только уметь держать язык
за зубами.
Принц помог Герде принять ванну и уложил в свою
постель (ну, постель-то была одна!), больше он пока
ничего не мог для неё сделать.
На следующий день принц переодел Герду в муж-
ское платье, он не хотел, чтобы по замку пошли кри-
вотолки о том, что ночью к нему пришла какая-то де-
вушка.
– Тебе нужно научиться хорошо обходится с оружи-
ем, – сказал принц, когда Герда рассказала ему о том,
что она ищет Кая, – сдаётся мне, что он в таких ме-
стах, что туда без боя не прорвёшься.
И принц начал обучать Герду всему, что знал сам,
а знал он, надо сказать, не так уж и мало.
– Кто этот новенький, с которым вы постоянно
упражняетесь? – спросила однажды принцесса, но
принц ответил, что этот молодой человек постоянно
жил во дворце, просто принцесса его раньше не за-
мечала.
Принц научил Герду фехтовать на шпагах, сражать-
ся на мечах, стрелять из лука и арбалета. Они занима-
лись весь день. Принц очень горевал, что не мог по-
дарить Герде свой знаменитый клинок Кладенец, по-
тому что этот меч был украден разбойниками много
лет назад.
Наконец, Герда попросила дать ей повозку с лоша-
дью и пару башмаков, – она опять хотела пуститься по
белу свету разыскивать Кая. Принц сшил специально
для Герды прочный кожаный костюм, который плотно
облегал тело девушки и надёжно защищал её от вет-
ра, дал ей удобные кожаные сапожки и тёплую мехо-
вую мантию. А ещё в придачу чудесную тёплую муф-
ту! На другой день, когда она простилась с принцем,
к воротам подъехала золотая карета с сияющими как
звёзды, гербами принца и принцессы; у кучера, лаке-
ев и форейторов – ей дали и форейторов – красова-
лись на головах маленькие золотые короны. Принц
сам усадил Герду в карету и пожелал ей счастливого
пути. Лесной ворон, который уже успел жениться, про-
вожал её первые три мили и сидел в карете рядом с
нею, – он не мог ехать к лошадям спиною. Ручная во-
рона сидела на воротах и хлопала крыльями. Она не
поехала провожать Герду, потому что страдала голов-
ными болями с тех пор, как получила должность при
дворе и слишком много ела. Карета битком была на-
бита сахарными крендельками, а ящик под сиденьем
– фруктами и пряниками.
– Прощай! – закричал принц.
Так проехали они первые три мили. Тут простился и
ворон. Тяжёлое было расставание! Ворон взлетел на
дерево и махал черными крыльями до тех пор, пока
карета, сиявшая, как солнце, не скрылась из виду.
 История пятая
Маленькая разбойница
Вот Герда въехала в тёмный лес, но карета блесте-
ла, как солнце, и сразу бросилась в глаза разбойни-
кам. Они не выдержали и налетели на неё с криками:
«Золото! Золото!» Схватили лошадей под уздцы, же-
стоко убили маленьких форейторов, кучера и слуг и
вытащили из кареты Герду.
– Ишь, какая славненькая. Орешками откормле-
на! – сказала старуха разбойница с длинной жесткой
бородой и мохнатыми нависшими бровями. – Ну-ка,
какова на вкус будет?
И она вытащила острый, сверкающий нож. Вот
ужас!
– Ай! – закричала она вдруг: её укусила за ухо её
собственная дочка, которая стояла у неё за спиной и
была такая необузданная и своевольная, что любо!
Дочку все звали по привычке маленькой разбойницей,
хотя она была уже взрослой девушкой.
– Ах ты дрянная девчонка! – закричала мать, но
убить Герду не успела.
– Она будет играть со мной! – сказала маленькая
разбойница. – Она отдаст мне свою муфту, и будет
спать со мной в моей постели.
 И она опять так укусила мать, что та подпрыгнула и
завертелась на одном месте. Разбойники захохотали:
– Ишь, как скачет со своей девчонкой!
– Я хочу сесть в карету! – закричала маленькая раз-
бойница и настояла на своём – она была ужасно из-
балована и упряма.
Они уселись с Гердой в карету и помчались по пням
и по кочкам в чащу леса. Маленькая разбойница бы-
ла ростом с Герду, но сильнее, шире в плечах и гораз-
до смуглее, хотя возрастом она была Герде под стать.
Глаза у неё были совсем чёрные, но какие-то печаль-
ные.
Она обняла Герду, поцеловала её в губы и сказала:
– Они тебя не убьют, пока я не рассержусь на тебя!
Ты, верно, принцесса?
– Нет! – отвечала Герда и рассказала, что пришлось
ей испытать и как она любит Кая.
Маленькая разбойница серьёзно поглядела на неё,
слегка кивнула головой и сказала:
– Они тебя не убьют, даже если я рассержусь на
тебя, – я лучше сама убью тебя!
И она спрятала обе руки в мягкую и тёплую муф-
точку. Вот карета остановилась; они въехали во двор
разбойничьего замка. Он весь был в огромных трещи-
нах; из них вылетали вороны и вороны; откуда-то вы-
скочили огромные бульдоги и смотрели так свирепо,
точно хотели всех съесть, но лаять не лаяли – это бы-
ло запрещено.
Посреди огромной залы, с полуразвалившимися,
покрытыми копотью стенами и каменным полом, пы-
лал огонь; дым подымался к потолку и сам должен
был искать себе выход; над огнём кипел в огромном
котле суп, а на вертелах жарились зайцы и кролики.
– Ты будешь спать вместе со мной вот тут, под наве-
сом возле моего маленького зверинца! – сказала Гер-
де маленькая разбойница.
Девушек накормили, напоили, и они ушли в свой
угол, где был сооружён навес из ковров. Повыше
навеса сидело на жердочках больше сотни голубей;
все они, казалось, спали, но когда девушки подошли,
слегка зашевелились.
– Все мои! – сказала маленькая разбойница, схва-
тила одного голубя за ноги и так тряхнула его, что
тот забил крыльями. – На, поцелуй его! – крикнула
она, ткнув голубя Герде прямо в лицо. – А вот тут си-
дят лесные плутишки! – продолжала она, указывая на
двух голубей, сидевших в небольшом углублении в
стене, за деревянного решеткой. – Эти двое – лесные
плутишки! Их надо держать взаперти, не то живо уле-
тят! А вот и мой милый старичина бяшка! – И она потя-
нула за рога привязанного к стене северного оленя в
блестящем медном ошейнике. – Его тоже нужно дер-
жать на привязи, иначе удерёт! Каждый вечер я ще-
кочу его под шеей своим острым ножом – он смерть
этого боится!
С этими словами маленькая разбойница вытащила
из расщелины в стене длинный нож и провела им по
шее оленя. Бедное животное забрыкалось, а она за-
хохотала и потащила Герду к постели.
– Пожалуй, и тебя надо связать, а не то удерёшь! –
разбойница взяла толстые верёвки и прижала Герду
своим телом к полу, устланному мягким красным ков-
ром.
– Разве ты спишь с ножом? – спросила её Герда,
покосившись на острый нож, пока разбойница связы-
вала её руки за спиной.
– Всегда! – отвечала маленькая разбойница. – Как
знать, что может случиться! Но расскажи мне ещё раз
о Кае и о том, как ты пустилась странствовать по белу
свету!
Герда попросила снять свой костюм – под навесом
было очень жарко. Разбойница сняла с Герды костюм
и разделась сама. Герда ещё раз рассказала свою ис-
торию. Лесные голуби в клетке тихо ворковали; дру-
гие голуби уже спали.
Наконец, Герда попросила развязать ей затёкшие
руки и показать, как у разбойницы получается так здо-
рово орудовать верёвками, такому приёму принц её
не учил. Освободившись, Герда в свой черёд связала
разбойнице руки за спиной.
Через некоторое время маленькая разбойница об-
вила одною рукой шею Герды – в другой у нее был
нож – и заснула, но Герда не могла сомкнуть глаз, и
всё время думала о Кае. Она видела через вход в на-
весе как разбойники сидели вокруг огня, пели песни и
пили, а старуха разбойница кувыркалась.
Вдруг лесные голуби проворковали:
– Курр! Курр! Мы видели Кая! Белая курица несла
на спине его санки, а он сидел в санях Снежной коро-
левы. Они летели над лесом, когда мы, птенчики, ещё
лежали в гнезде; она дохнула на нас, и все умерли,
кроме нас двоих! Курр! Курр!
– Что вы говорите? – воскликнула Герда. – Куда же
полетела Снежная королева?
– Она полетела, наверно, в Лапландию, – там ведь
вечный снег и лёд! Спроси у северного оленя, что сто-
ит тут на привязи!
Герда оделась и вышла из-под навеса.
– Да, там вечный снег и лёд, чудо как хорошо! – ска-
зал северный олень. – Там прыгаешь себе на воле по
огромным, блестящим ледяным равнинам! Там рас-
кинут летний шатер Снежной королевы, а чертоги её
ещё дальше – у Северного полюса, на острове Шпиц-
берген!
 – О Кай, мой милый Кай! – вздохнула Герда.
Утром Герда рассказала ей, что слышала от лесных
голубей. Маленькая разбойница серьезно посмотре-
ла на Герду, кивнула головой и сказала:
– Ну, так и быть!.. A ты знаешь, где Лапландия? –
спросила она затем у северного оленя.
– Кому ж ни знать, как не мне! – отвечал олень, и
глаза его заблестели. – Там я родился и вырос, там
прыгал по снежным равнинам!
– Так слушай! – сказала Герде маленькая разбойни-
ца. – Видишь, все наши ушли; дома одна мать; немно-
го погодя она хлебнёт из большой бутылки и вздрем-
нет – тогда я кое-что сделаю для тебя!
Тут разбойница подскочила, обняла мать, дёрнула
ее за бороду и сказала:
– Здравствуй, мой миленький козлик!
А мать надавала ей по носу щелчков, так что нос
у девочки покраснел и посинел, но все это делалось
любя. Потом старуха хлебнула из своей бутылки и за-
храпела.
Тогда маленькая разбойница взяла Герду за руку и
показала на плиту в полу:
– Подними плиту и увидишь там меч Кладенец.
– Это тот самый меч, который украли у принца! –
воскликнула Герда.
– Да, и это сделала я, – гордо сказала разбойница, –
это оказалось не трудно, нужно было всего лишь про-
никнуть к принцу в спальню под видом заблудившей-
ся в лесу девушки. Он это обожает.
Герда взяла в руку Кладенец. Меч был очень кра-
сив, он был сделан из волшебной стали, лезвие его
никогда не тупилось и с лёгкостью рассекало любой
камень и железо. Рукоять и гарда цвета снега были
усыпаны бриллиантами.
Маленькая разбойница подошла к северному оле-
ню и сказала:
– Еще долго-долго можно было бы потешаться над
тобой! Уж больно ты бываешь уморительным, когда
тебя щекочут острым ножом! Ну, да так и быть! Я от-
вяжу тебя и выпущу на волю. Ты можешь убежать в
свою Лапландию, но должен за это отнести ко дворцу
Снежной королевы вот эту девушку. Ты ведь, конеч-
но, слышал, что она рассказывала? Она говорила до-
вольно громко, а у тебя вечно ушки на макушке.
Северный олень подпрыгнул от радости. Малень-
кая разбойница подсадила на него Герду, крепко при-
вязала её, ради осторожности, и подсунула под неё
мягкую подушечку, чтобы ей удобнее было сидеть.
– Теперь тебе надо смотреть весело! – сказала ма-
ленькая разбойница. – Вот тебе еще два хлеба и око-
рок! Небось не будешь голодать!
И то и другое было привязано к оленю. Герда, в
знак благодарности, подарила разбойнице свою муф-
ту. Затем маленькая разбойница отворила дверь, за-
манила собак в дом, перерезала своим острым ножом
веревку, которою был привязан олень, и сказала ему:
– Ну, живо! Да береги, смотри, девчонку!
Герда попрощалась с нею. Северный олень пустил-
ся во всю прыть через пни и кочки, по лесу, по болотам
и степям. Волки выли, вороны каркали, а небо вдруг
зафукало и выбросило столбы огня.
– Вот моё родное северное сияние! – сказал
олень. – Гляди, как горит!
И он побежал дальше, не останавливаясь ни днем,
ни ночью. Хлебы были съедены, ветчина тоже, и вот
Герда очутилась в Лапландии.
 История шестая
Битва на трескучем морозе
Олень остановился у жалкой избушки; крыша спус-
калась до самой земли, а дверь была такая низень-
кая, что людям приходилось проползать в неё на чет-
вереньках. Дома была одна старуха лапландка, жа-
рившая при свете жировой лампы рыбу. Северный
олень рассказал лапландке всю историю Герды, но
сначала рассказал свою собственную – она казалась
ему гораздо важнее. Герда же так окоченела от холо-
да, что и говорить не могла.
– Ах вы бедняги! – сказала лапландка. – Долгий же
вам ещё предстоит путь! Придется сделать сто миль
с лишком, пока доберетесь до Финмарка, где Снеж-
ная королева живет на даче и каждый вечер зажига-
ет голубые бенгальские огни. Я напишу пару слов на
сушёной треске – бумаги у меня нет, – а вы снесете
её финке, которая живет в тех местах и лучше моего
сумеет научить вас, что надо делать.
Когда Герда согрелась, поела и попила, лапландка
написала пару слов на сушёной треске, велела Герде
хорошенько беречь её, потом привязала Герду к спи-
не оленя, и тот снова помчался. Небо опять фукало
и выбрасывало столбы чудесного голубого пламени.
Так добежал олень с Гердой до Финмарка и постучал-
ся в дымовую трубу финки – у нее и дверей-то не бы-
ло.
Ну и жара стояла в её жилье! Сама финка, низень-
кая грязная женщина, ходила полуголая. Живо стащи-
ла она с Герды всю одежду и сапоги – иначе ей было
бы чересчур жарко, – положила оленю на голову кусок
льда и затем принялась читать то, что было написано
на сушёной треске. Она прочла всё от слова до сло-
ва три раза, пока не заучила наизусть и потом сунула
треску в котел – рыба ведь годилась в пищу, а у финки
ничего даром не пропадало.
Тут олень рассказал сначала свою историю, а по-
том историю Герды. Финка мигала своими умными
глазками, но не говорила ни слова.
– Ты мудрая женщина! – сказал олень. – Я знаю,
что ты можешь связать одной ниткой все четыре вет-
ра; когда шкипер развяжет один узел – подует попут-
ный ветер, развяжет другой – погода разыграется, а
развяжет третий и четвертый – подымется такая буря,
что поломает в щепки деревья. Не изготовишь ли ты
для Герды такое питьё, которое бы дало ей силу две-
надцати богатырей? Тогда бы она одолела Снежную
королеву!
– Силу двенадцати богатырей! – сказала финка. –
Да, много в этом толку!
 С этими словами она взяла с полки большой кожа-
ный свиток и развернула его: на нём стояли какие-то
удивительные письмена; финка принялась читать их
и читала до того, что её пот прошиб. Олень опять при-
нялся просить за Герду, а сама Герда смотрела на
финку такими умоляющими, полными слёз глазами,
что та опять заморгала, отвела оленя в сторону и, пе-
ременяя ему на голове лёд, шепнула:
– Кай в самом деле у Снежной королевы, он впол-
не доволен и думает, что лучше ему нигде и быть не
может. Но беспокоит меня не Кай. Я беспокоюсь за
Герду. Я не могу заглянуть в её сердце, оно закрыто.
Письмена из кожаного свитка тоже мне ничего не ска-
зали. Но я чувствую, что её сердечко не такое невин-
ное, как было раньше. Сильнее же, чем она есть, я
не могу её сделать. Не видишь разве, как велика её
сила? Не видишь, что ей служат и люди и животные?
Если она сама не сможет проникнуть в чертоги Снеж-
ной королевы, то мы и подавно ей не поможем! В двух
милях отсюда начинается сад Снежной королевы. От-
неси туда Герду, спусти у большого куста, покрытого
красными ягодами, и, не мешкая, возвращайся обрат-
но!
С этими словами финка подсадила Герду на спину
оленя, и тот бросился бежать со всех ног. Олень до-
бежал до куста с красными ягодами; тут он спустил
Герду, и по щекам его покатились крупные блестящие
слёзы. Затем он стрелой пустился назад.
Герда осталась одна на трескучем морозе. Это
странно, но ей было совсем не холодно, она даже не
пыталась закутаться в свою меховую мантию.
Герда увидела впереди маленькие белые точки.
Они начали расти и вот уже навстречу ей несся це-
лый полк снежных хлопьев, но они не падали с неба –
небо было совсем ясное, и на нём пылало северное
сияние, – нет, они бежали по земле прямо на Герду
и, по мере приближения, становились всё крупнее и
крупнее. Герда вспомнила большие красивые хлопья
под зажигательным стеклом, но эти были куда боль-
ше, страшнее, самых удивительных видов и форм и
все живые. Это были передовые отряды войска Снеж-
ной королевы. Одни напоминали собой больших без-
образных ежей, другие – стоголовых змей, третьи –
толстых медвежат с взъерошенною шерстью. Но все
они одинаково сверкали белизной, все были живыми
снежными хлопьями.
Герда принялась творить «Отче наш»; было так хо-
лодно, что её дыхание сейчас же превращалось в гу-
стой туман. Туман этот всё сгущался и сгущался, но
вот из него начали выделяться маленькие, светлые
ангелочки, которые, ступив на землю, вырастали в
больших грозных ангелов со шлемами на головах и
копьями и щитами в руках. Число их всё прибывало, и
когда Герда окончила молитву, вокруг неё образовал-
ся уже целый легион.
И битва началась.
Ангелы принимали снежных страшилищ на копья,
и те рассыпались на тысячу кусков. Но и страшили-
ща без страха кидались на ангелов: ежи выпускали
в них свои иглы, которые летели звеня, точно смер-
тоносные стрелы. Стоголовые змеи могли разом уку-
сить сто ангелов, а толстые медвежата хватали анге-
лов своими руками и пытались их переломить попо-
лам. Ангела, конечно же, нельзя убить, но те из них,
кто получал рану, казавшейся для простого челове-
ка смертельной, снова становились маленькими анге-
лочками и кружили над полем битвы, не зная чем по-
мочь милой Герде.
Сама Герда без устали рубила Кладенцом; вско-
ре она уже стояла на большом сугробе, состоявшем
из кусков снега, на которые разваливались повержен-
ные страшилища.
Наконец, все страшилища были побеждены. Но и
легион ангелов сильно поредел. Те же, кто остались
в строю, трижды вскинули руки с копьями и трижды
крикнули «ура!» их смелой предводительнице.
Но рано они праздновали победу, потому что в это
время земля задрожала и из-под сугробов появились
огромные ледяные монстры. Они были такие боль-
шие, что заслоняли собой полнеба. Когда она шагну-
ли к Герде, то земля заколыхалась и северное сия-
ние треснуло пополам. Монстры разверзли пасти и
издали такой страшный рёв, что звёзды осыпались с
неба. Из их рта полетели миллионы острых как бритва
льдин. Герда спряталась за щитом одного из ангелов
и льдины не причинили ей вреда. Тогда ангелы доста-
ли свои огненные мечи и с боевым криком кинулись
в бой. Долго длился бой, острые льдины с лёгкостью
пробивали щиты ангелов на близком расстоянии, а
сами монстры были столь огромные, что ангелам при-
шлось туго. Они рубили своими огненными мечами,
Герда снова без устали орудовала Кладенцом, и ко-
гда гиганты были повержены, она с огорчением уви-
дела, как мало осталось с ней ангелов. Оставшиеся
же снова трижды вскинули руки с копьями и трижды
крикнули «ура!» Герде. Но самый страшный враг был
впереди.
Герда и её оставшееся войско подошли к чертогам
Снежной королевы. Прямо перед входом стояла бе-
локурая девчушка с ясными голубыми глазами. Герда
не знала, кто это и приказала ей посторониться, ибо
они желали войти. Но ангелы узнали её, потому что
это была сама грозная Метель собственной персоной!
Её одной хватило бы, чтобы справиться с десятью ле-
гионами ангелов. Тот, что стоял поближе, шепнул Гер-
де:
– Беги в чертоги и найди Снежную королеву!
– Что? – не поняла Герда, но тут на них напала
Метель. Рассыпавшись на множество снежинок, она
с лёгкостью разрывала ангелов пополам и они под-
нимались в небо маленькими светлыми ангелочками.
Огненные мечи ангелов не причиняли Метели никако-
го урона.
Герда скользнула в чертоги и накрепко заперла за
собой дверь. Метель, быстро разобравшись с ангела-
ми, кинулась за Гердой, но не тут-то было! Она гро-
мыхала дверьми, пытаясь их выбить, но куда там! То
были двери чертогов самой Снежной королевы!
 История седьмая
Что случилось в чертогах
Снежной королевы
Герда двинулась вперёд. Сотни огромных, осве-
щенных северным сиянием зал, тянулись одна за
другой; самая большая простиралась на много-мно-
го миль. Посреди самой большой пустынной снежной
залы находилось замёрзшее озеро. Лёд треснул на
нём на тысячи кусков, ровных и правильных на диво.
Посреди озера стоял трон, а перед ним стояла Снеж-
ная королева. В руке её сверкал ледяной меч. Его ру-
коять и гарда, как и у Кладенца, были усыпаны брил-
лиантами.
– Верни мне Кая! – сказала Герда.
Снежная королева рассмеялась:
– Что значит «верни мне Кая»? Он не твой! Зачем
ты вообще пришла? Ты проделала такой долгий путь
и всё напрасно. Кай любит только меня! Ты ему не
нужна.
Клинки зазвенели в воздухе. Противницы не усту-
пали друг другу в мастерстве владения мечом. Они
проводили различные обсессии, привязи и инвазии с
такой скоростью и техникой, что им позавидовал бы и
самый искусный боец из мужчин.
– Стойте! Остановитесь! – вдруг раздался крик.
Снежная королева, услышав голос Кая, оберну-
лась, и в этот момент Герда нанесла ей смертельный
укол прямо в сердце. Снежная королева охнула и упа-
ла на колени. В это время из дальнего конца залы к
ним со всех ног мчался Кай.
Герда повернулась в его сторону и улыбнулась, ду-
мая, что он бежит к ней. Но Кай и не смотрел на Гер-
ду, он подхватил падающую Королеву и со слезами в
глазах воскликнул:
– Что ты наделала, Герда!
Герда подумала, что это всё из-за того, что в серд-
це Кая попали осколки волшебного зеркала. Поэтому
он забыл её и плачет по этой злой и противной коро-
леве…
Снежная королева в последний раз посмотрела
Каю в глаза, провела рукой по его щеке и умерла. Тело
её начало таять и вскоре от неё ничего не осталось,
кроме небольшой лужицы чистой родниковой воды и
короны, сделанной из цельного алмаза. Рядом сидел
Кай и плакал навзрыд.
– Кай, милый Кай, успокойся, – Герда присела ря-
дом, – всё будет хорошо. Это всё из-за противных
осколков, которые попали в твоё сердце. Знаешь, что
рассказали мне гиацинты? – Герда взяла в ладошки
его лицо и заглянула в глаза, – они знают о нас, они
сказали, как чудно мы жили, «пока одному из них не
попал в сердце осколок зеркала, изготовленного злым
троллем». Вот так. Мы вытащим его, Кай.
– Я слышал эту историю, Герда, – ответил Кай, от-
вернувшись, – я знаю о ней. Но, скажи, может ли че-
ловек с осколком злого зеркала в сердце любить так,
как я любил Снежную королеву? Может ли такой че-
ловек плакать, как я оплакиваю потерю своей люби-
мой? Нет, Герда, в моём сердце нет осколка.
Сначала Герда не поняла смысла сказанного, но
потом на её лице отразился ужас.
– Нет. Нет! Этого не может быть… – Герда попяти-
лась, – ты лжёшь! – крикнула она, и эхо разнесло её
голос по всем залам. Герда не могла стоять, она поис-
кала глазами место, куда можно сесть, но вокруг ни-
чего не было, кроме трона Снежной королевы. Сев,
Герда долго молчала. Наконец она сказала:
– Уходи, Кай. Иди до Финмарка, там найдешь жи-
лище финки. Скажи, что тебя прислала Герда и тебе
нужно добраться до дома. Она всё устроит.
Кай поднялся и, не глядя на неё, побрёл к выходу.
Герда не помнила, как долго она сидела, глядя в
пространство перед собой. Вдалеке, у входа в черто-
ги появилась фигура. Сначала Герда подумала, что
Кай возвращается, но это к ней шла Метель. Метель
подошла к трону, опустилась на одно колено и протя-
нула Герде корону Снежной королевы.
 За сыром
Вообще.
Г.-Ф. Пухта.

Однажды один человек решил купить сыру. Он на-

дел шляпу, пальто, взял трость, вышел на улицу и по-
шёл в самую лучшую сырную лавку в окру́ге. Человек
пошёл вдоль широкой улицы, на которой жил, затем
свернул налево в проулок и через него вышел на дру-
гую широкую улицу. Чуть прошёл прямо, снова свер-
нул налево, перешёл через мостик над каналом и ока-
зался прямо у сырной лавки.
Внутри сыру было видимо-невидимо! На прилавках
стояли, лежали, громоздились друг на друга, толка-
ли друг друга разные разнообразные сыры. Сырные
головки были большие и маленькие, круглые и пира-
мидальные, жёлтые, коричневые и даже чёрные. И
столько было всего, что у человека глаза разбежа-
лись.
– Слушаю? – вдруг из-под прилавка вынырнул
улыбчивый продавец.
«Ишь, как чёртик из табакерки», – подумал чело-
век. Набриалиненные волосы продавца были зачёса-
ны назад, вздёрнутые усишки светились радостью.
 – А отрежь-ка мне, дружище, сыру, – сказал чело-
век.
– Какого изволите?
Человек задумался. Дело в том, что он ничегошень-
ки не понимал в сырах, а показывать своё незнание
не хотелось.
– А какой у вас хороший?
– Все хороши. Вам для чего? Что-нибудь запечь или
для бутерброда? Или с просто с вином откушать?
– Всё это сразу… я полагаю…
– Прямо такого универсального нету. Возьмите то-
гда три разных. Вот этот даёт замечательный гратен, –
он ткнул рукой на прилавок, – вот этот, – он показал
в другую сторону, – хорош на бутерброд. Ну, а к вину
подбирать, это нужно знать какое вино будете пить.
«Какой хитрюга! – подумал человек, – хочет мне по-
больше сыру сплавить! Не поддамся на его штучки».
– Ну что ж, тогда давай на бутерброд.
– Отличненько! – улыбнулся продавец.
«Чего это он так обрадовался? – подумал чело-
век, – наверное, какой-то неходовой товар продать хо-
чет!»
Продавец выставил на прилавок несколько сыров.
– Вот на этот обратите внимание. Кремовый цвет,
вкус с цветочными сладкими нотками…
– А почему он дырявый весь? Да дыры-то какие
большие! Не мыши ли поели?
Лицо у продавца вытянулось от удивления:
– Нет, что вы! Это такая технология изготовления.
«Зубы заговаривает. Технология, как же!», – поду-
мал человек.
– А вот посмотрите, – продавец открыл баночку, –
Чудо как хорош! Сладковатый сливочный вкус, иде-
ально на бутерброд.
– Да, хорош, хорош… – сказал человек, а сам поду-
мал: «да это и не сыр вовсе, а сметана какая-то… на
что мне сметана?»
– Или вот, извольте попробовать, – продавец выта-
щил маленькую головку сыра, покрытую белым пуш-
ком, – недельки через две созреет, так прямо ложкой
есть можно, а вкус-то каков! Как цветочная полянка. С
ореховым послевкусием.
– Ну, хорошо, хорошо. Отрежь мне половинку тако-
го.
– Половинку нельзя. Ежели его разрезать, то зреть
сразу перестанет. Мы такие только головками прода-
ём.
«Вот же жмот! Так и думал, что он побольше мне
продать захочет. Не буду брать», – подумал человек
и сказал:
– Ну, ладно… А для вина, ты говорил, что-то есть.
– А как же, есть! Вы какое вино предпочитаете?
 – Не знаю, – в вине человек тоже был не мастак, –
что-нибудь послаще.
– Сотерн? Или токайское?
– Да, пожалуй, токайское, – человек пожал плеча-
ми.
– Тогда вот извольте попробовать…
– Фу, он же заплесневел весь! – человек отпрянул
от прилавка и подумал: «Ну и ну, теперь он мне про-
сроченный сыр сбывает! Дожили!»
– Да что вы! Это благородная голубая плесень! Спе-
циально разводится, для особого вкуса. Но это дей-
ствительно, на любителя, согласен.
– А просто для красного вина есть что-нибудь?
– А вот, чудесный экземпляр, stravecchio – прода-
вец указал на большую головку сыра, стоявшую на от-
дельном столике рядом с прилавком, – нарежу, сколь-
ко захотите. Подадите к нему изюм и орехи.
Человек, уже порядком уставший от всей этой про-
цедуры выбора сыра, окинул взглядом сырную голо-
ву, ничего подозрительного в ней не нашёл, и сказал:
– Вот и давай-ка мне его. Грамм, думается, две-
сти… а может быть и триста…
– А может полкило? – спросил продавец, – хорошо
хранится.
«Ну уж нет, дудки!», – подумал человек:
– Двести давай.
 – Сию минуту!
Продавец схватил какой-то странный треугольный
ножичек и с видимым усилием отковырял кусочки сы-
ра, ровно двести грамм.
С пакетом в руке человек шёл от лавки и думал:
«за всеми глаз да глаз нужен! Так и норовят обмануть
– чуть плесень не подсунул! Этот вот вроде ничего,
хотя что это он там такое сказал? Какой-то вехио, или
векьо? По-иностранному, что ли?»
Он встал на мосту и начал перебирать в памяти все
иностранные слова, какие знал, и вдруг вскинул руки
и воскликнул:
– Ну, конечно! «Веккьо» – это значит «старый»!
Он открыл пакет и пощупал кусочки сыра:
– Так и есть! Вон старый какой, совсем затвердел.
Продавец, видать, случайно проговорился! Вот ведь!
…
И он, рассердившись, запустил мешочек с сыром
прямо в канал.
– Буль-буль! – сказал сыр и пошёл ко дну.
А человек пошёл домой. Он свернул направо и по-
шёл по широкой улице, путь его лежал мимо мясной
лавки. Человек посмотрел внутрь и увидел, что в глу-
бине, на горках льда лежат отбивные. Рядом лежали
нарезанные кубиками кусочки мраморной говядины
для гуляша, потом кусочки для поджарки. Были там
и колбаски и фисташковый фарш и буженина, а под
потолком висели окорока. Человек повертелся около
лавки пару минут, потом взял трость двумя руками и
со всей злости треснул ей по мостовой.
Затем развернулся и в совершенно дурном настро-
ении побрёл домой.
 Общество красивой феи
Ехал Грека через реку,
видит Грека в реке рак;
сунул Грека руку в реку,
рак за руку греку цап…
Скороговорка

Стояла чёрная ночь. Ветер выл в трубах и хлопал

ставнями. Потоки дождя лились с крыши через водо-
сточные трубы и бурлящими потоками утекали в бур-
лящее море… Говорят, так начинаются все дурные ро-
маны. Ну и пусть, а мы вот возьмём и тоже так начнём
нашу сказку.
Короче говоря, непогода была страшная. Двое дру-
зей, как назло, условились поехать именно в этот ве-
чер, и переменить ничего уже было нельзя. Они кое-
как тащились в закрытом фиакре по мокрому Копен-
гагену, поминутно останавливаясь на всех углах – то
лошадь не шла, то бурлящий поток не давал свернуть
на улицу, и приходилось делать крюк… то ещё какая
неприятность. Извозчик только потому и согласился
везти, что обещали ему дать втрое больше обычного,
но сейчас он уже проклинал всех и вся и эту тройную
оплату, на которую он купился…
– И это ещё что, – говорил Карл Клаусу, сидя в фи-
акре, – а вот представь себе, если труп попал в воду.
Ну, утонул, например. Если он долго лежит в воде, то
начинается так называемое омыление. Это когда ли-
цо, руки покрываются таким налётом, похожим на мы-
ло. Не знаю толком, отчего это происходит, но это так,
сам видел один раз…
– Фу, – поморщился Клаус.
– А ещё лицо могут объесть рыбы. Представь, ле-
жит себе труп, а к нему подплывает рыбка и откусы-
вает кусочек щеки, потом вторая… и так пока череп
не появится…
– Бе-е-е, – Клауса передёрнуло.
– А ещё бывает, что утопленники всплывают, пото-
му что их раздувает трупными газами и они становят-
ся легче воды…
– Фу, гадость.
– Вот то-то и оно, что гадость.
Клаус не мог отвечать ничего членораздельного,
только морщился и фукал. За всё это время, что они
проехали, Карл успел рассказать, что происходит с те-
лами после смерти, если их просто закопать в зем-
лю, если их оставить в сухом проветриваемом поме-
щении, если их оставить на морозе, если их случайно
раздавить каретой, если на голову упало что-то очень
тяжёлое, если что-то очень тяжёлое упало не на го-
лову, а на остальную часть тела… Успели поговорить
даже про пластинатов, которые после смерти добро-
вольно вытаскивают свои кишки на всеобщее обозре-
ние… Все эти разговоры мало воодушевляли Клау-
са, но он внимательно слушал потому, что собирался
вступать в Общество красивой феи.
– Вот для этого мы и создали наше тайное обще-
ство, – продолжал Карл, – Общество красивой феи.
Мы хотим умереть красиво. Я не хочу, чтобы после
смерти мой мозг съел какой-нибудь червь.
– Бр-р-р, – сказал Клаус.
– Если уж наши тела после смерти всё равно пре-
вращаются в прах, то пусть превращаются в прах сра-
зу, без всяких переходных стадий типа разложения.
Для этого мы придумали знаешь что?
– Что?
– Огонь!
– Вы придумали огонь?
– Да нет, – Карл всплеснул руками, – огонь приду-
мали не мы, мы придумали, что идеальный вариант –
это испепелять тела после смерти огнём.
– Это называется крематорий. Его тоже уже приду-
мали…
– Да, крематорий, но разница принципиальна. Во-
первых, нужно всё делать быстро, потому что разло-
жение начинается сразу же после смерти. Мы долж-
ны оставаться красивыми, человечными, а не гнить
как куча… не знаю чего. А общество вряд ли воспри-
мет эту идею. Всем же нужно попрощаться. С кем
прощаться-то? С хладным трупом? Раньше всё нуж-
но было говорить, когда человек слышал ещё, правда
же?
– Точно, – поддакнул Клаус Карлу. Клаусу не хоте-
лось ничего говорить. Все эти разговоры про смерть,
буря… Он посмотрел на Карла, который задумчиво
смотрел в окно, приложив руку ко рту. Тот всегда умел
быть элегантным. Шёлковый цилиндр, идеальная ба-
бочка на шее, фрак по мерке из дорогущей ткани. По-
нятно, что ему хотелось оставаться красивым до кон-
ца. Клаус не испытывал такого энтузиазма по поводу
красивой смерти, но ему, конечно, тоже не нравилось
всё то, что не нравилось Карлу. Поэтому он и принял
приглашение от Общества красивой феи. Поэтому он
и трясся сейчас в холодной и мокрой повозке.
– А во-вторых?
– Что во-вторых? – не понял Карл.
– Ты сказал «во-первых». А что во-вторых?
– А, во-вторых… Во-вторых, некоторые из нас не
хотят дожидаться своего часа. Некоторые хотят уйти
молодыми. Уйти гордо, с высоко поднятой головой.
Уйти в огонь.
– Как это?
– Ну, способы ещё обсуждаются. Я вот думал о вул-
кане.
– Ты?!
– Да, я. Не хочу быть дряхлым и немощным. Иде-
альным вариантом был бы, наверное, дракон. Можно
было бы выйти на него в рыцарских доспехах… и по-
гибнуть как герой в драконьем пламени. Но драконы
не водятся в наших краях…
Карл не успел договорить, потому что ветер с та-
кой силой ударил в бок фиакра, что он накренился,
стёкла задрожали. Клаус выглянул в окно: они ехали
по дороге, проходящей вдоль берега Эресунна. Залив
бушевал, огромные мрачные волны падали на берег
совсем близко от повозки. Клаус хотел было крикнуть
извозчику, чтобы тот быстрее свернул в город, но тут
ветер ударил с новой силой и они завалились на бок.
Со звоном посыпались стёкла, Карл, прорвав верхний
тент, вылетел из фиакра и упал прямо на берег зали-
ва. Клаус успел ухватиться за дверь, которая кое-как,
за одну петлю, ещё держалась. Он боялся даже при-
поднять голову – у берега ветер был такой силы, что
мог унести его в залив как щепку. Он оглянулся и по-
искал глазами Карла – тот пытался подняться, но вол-
ны падали прямо на него, вот-вот они его утащат под
воду. Клаус кричал, чтобы Карл не вставал, но тот не
слышал его, буря ревела, заглушая всё вокруг.
Послышался страшный треск – это колесо от повоз-
ки, которое яростно тряслось на ветру, наконец отло-
милось и дикими прыжками понеслось прямо в залив.
Клаус только и успел сжаться, и как можно сильнее
впечатался в берег. Когда он снова оглянулся, Карла
на берегу уже не было…

***

– Буря утянула Карла в море. Нашли его только че-

рез неделю. Все его родственники жили далеко и ме-
ня, как близкого друга, пригласили на опознание. Это
было ужасное зрелище: тело распухло так, что даже
руки не сходились на груди, пол-лица было объеде-
но рыбами, а когда-то модный фрак свисал грязными
лохмотьями… В Общество красивой феи я тоже не
попал, я не знал кто ещё туда входит, кроме Карла, не
знал к кому можно обратиться. Так что пришлось жить
до старости. И вот теперь я стар стал, да немощен, и
дни мои подходят к концу.
Клаус лежал на своей постели. Рядом сидел его лю-
бимый внук, которому он и рассказывал всю эту исто-
рию. В комнату зашла младшая дочь Клауса, поста-
вила чашку с бульоном. Молча провела рукой по его
голове. Глаза красные, наверное плакала. Но время
неумолимо и ему пора. Клаус поднял свою руку и по-
смотрел на неё: старые кости, обтянутые пергамент-
ной кожей… Да, когда-то он был молод.
– И всё-таки жаль, что я так и не попал в Общество
красивой феи, – сказал он.
– Я это сделаю, – вдруг сказал внук. Лицо его было
сосредоточено, рассказ деда породил какие-то пото-
ки мысли, которые теперь, видимо, пришли к своему
логическому завершению, – Я найду и вступлю в Об-
щество красивой феи… Ты и Карл – вы были правы, –
он покачал головой, – нельзя чтобы мы гнили после
смерти как куча… не знаю чего…
– Даже не думай! – Клаус аж подпрыгнул на крова-
ти, когда представил, как его внук добровольно шага-
ет в жерло вулкана, – с ума сошёл? Выбрось это из
головы!
– Но ты же сам…, – внук был откровенно удивлён
такой реакцией.
– Ну да, сам… сам…, – Клаус не нашёлся что от-
ветить, – ну, иди, иди, занимайся своими делами, что
сидеть со стариком…
Несколько озадаченный таким резким поворотом
мысли, внук встал. В дверях он помедлил и посмот-
рел на Клауса. Клаус разглядывал свою руку: старые
кости, обтянутые пергаментной кожей… «И всё-та-
ки жаль, что я так и не попал в Общество красивой
феи?», – подумал Клаус.
 Сундук – самолёт
Мне смешно, когда женщины, случается,
называют мужчин вероломными
и обвиняют их в непостоянстве.
Они были бы правы, когда б могли
доказать,
что, клянясь им в верности,
мы уже пытаемся эту верность
нарушить.
Дж. Дж. Казанова

Жил-был купец, такой богач, что мог бы вымостить

серебряными деньгами целую улицу, да ещё переулок
в придачу; этого, однако, он не делал, – он знал, ку-
да девать деньги, и если тратил скиллинг, то наживал
целый далер. Уж такой он был купец! Но вот он умер,
и все денежки достались его сыну.
Весело зажил сын купца: каждую ночь – в маска-
раде, пускал змеев из кредитных бумажек, а круги по
воде – вместо камешков золотыми монетами. Не муд-
рено, что денежки прошли у него между пальцев и
под конец из всего наследства осталось только четы-
ре скиллинга, и из платья – старый халат да пара ту-
фель. Друзья и знать его больше не хотели – им ведь
тоже неловко было теперь показаться с ним на улице;
но один из них, человек добрый, прислал ему старый
сундук с советом: укладываться! Отлично; одно горе
– нечего ему было укладывать; он взял да и уселся в
сундук сам!
А сундук-то был не простой. Стоило нажать замок
– и сундук взвивался в воздух. Купеческий сын так и
сделал. Фьють! – сундук вылетел с ним в трубу и по-
нёсся высоко-высоко, под самыми облаками, – толь-
ко дно потрескивало! Купеческий сын поэтому крепко
побаивался, что вот-вот сундук разлетится вдребезги:
славный прыжок пришлось бы тогда совершить ему!
Боже упаси!
Но вот он прилетел в Турцию, зарыл свой сундук
в лесу в кучу сухих листьев, а сам отправился в го-
род, – тут ему было нечего стесняться своего наряда:
в Турции все ведь ходят в халатах и туфлях. На улице
встретилась ему кормилица с ребенком, и он сказал
ей:
– Послушай-ка, турецкая мамка! Что это за боль-
шой дворец тут, у самого города, ещё окна так высоко
от земли?
– Тут живёт принцесса! – сказала кормилица. – Ей
предсказано, что она будет несчастной по милости
своего жениха; вот к ней и не смеет являться никто
иначе, как в присутствии самих короля с королевой.
– Спасибо! – сказал купеческий сын, пошёл обратно
в лес, уселся в свой сундук, прилетел прямо на крышу
дворца и влез к принцессе в окно.
Принцесса спала на диване и была так хороша со-
бою, что он не мог не поцеловать её. Она просну-
лась и очень испугалась, но купеческий сын сказал,
что он турецкий бог, прилетевший к ней по воздуху, и
ей это очень понравилось. Они уселись рядышком, и
он стал рассказывать ей сказки о её глазах: это бы-
ли два чудных тёмных озера, в которых плавали ру-
салочки-мысли; о её белом лбе: это была снежная го-
ра, скрывавшая в себе чудные покои и картины; нако-
нец, об аистах, которые приносят людям крошечных
миленьких деток. Под утро он улетел, но обещал вер-
нуться. Так летал он много раз к принцессе, пока, на-
конец, та не объявила ему, что беременна.
Вот уж на это купеческий сын никак не рассчитывал.
Пообещав прилететь на следующий день свататься,
он вскочил в свой сундук и поминай как звали.
Принцесса весь следующий день прождала на кры-
ше, но её возлюбленный так и не явился, что и неуди-
вительно – ведь он был уже так далеко. Проплакав
всю ночь, принцесса прокляла купеческого сына са-
мым страшным проклятием, какое она только знала.
А тот знай себе летал по всему миру в своём сун-
дуке-самолёте, нигде особо не задерживаясь. Деньги
он воровал, залетая в окна домов, и еду покупал се-
бе так же, на лету. А иногда просто со смехом хватал
хлеб, вино и финики у нерасторопных торговцев.
Но вот однажды решил он вылезти из своего сунду-
ка-самолёта. И то верно, не всю же жизнь проводить в
воздухе, птицы и те садятся на ветки, чтобы передох-
нуть. Хотел купеческий сын спрыгнуть на землю, и уже
вытащил одну ногу из сундука, как вдруг упал с него
нечаянно тапочек и как только коснулся земли, тут же
превратился в пыль. Удивился купеческий сын, бро-
сил второй тапочек – и тот в пыль превратился. Тогда
он подлетел поближе к земле и попытался дотронуть-
ся до неё пальцем ноги, но как только он попытался
встать, то место, которое касалось земли, превраща-
лось в пыль! Где он только не пытался вылезти из сун-
дука – на горной вершине, в озере, на сухих листьях,
на мокрых камнях – всё одно, только он дотрагивал-
ся до земли, как превращался в пыль! Так подейство-
вало страшное проклятие принцессы. Понял купече-
ский сын, что летать теперь ему в сундуке-самолёте
до скончания веков.
Постепенно, день за днём, купеческий сын всё
больше и больше привыкал к сундуку. Сначала у него
в дно сундука вросли ноги, а сам сундук начал подчи-
няться велениям его мысли. Теперь стоило только по-
думать, куда нужно лететь, как сундук уже брал вер-
ное направление. Потом в бока сундука вросли руки
и купеческий сын мог на лету хватать еду с прилавков
руками. Но это требовалось только в самом начале,
потому что постепенно, чем больше купеческий сын
становился сундуком, а сундук купеческим сыном, тем
меньше ему требовалась еда. И вот настало время,
когда стало непонятно, где кончается сундук, а на-
чинается человек: глаза его таращились с переднего
края сундука, по бокам торчали руки, а ног и вовсе не
было, зато было толстое дно, и оно не трещало как
раньше!
Говорят, этот жуткий сундук и по сей день где-то ле-
тает. Как только опускается ночь, он влетает в окна к
вероломным молодым людям, которые обещали де-
вушкам жениться на них и нарушили своё обещание.
Он хватает их за ноги, засовывает внутрь и улетает
невесть куда!
И всё это чистая правда.
 Дюймовочка
А. Бородин. Квартет
для струнных № 2 ре-мажор,
Notturno: Andante

Жила-была женщина; ей страх как хотелось иметь

ребёночка, да где его взять? И вот она отправилась
к одной старой колдунье. Та уложила её на красную
кушетку, взяла блокнот, карандаш и спросила, какая
нелёгкая привела её сюда. Женщина сказала ей:
– Мне так хочется иметь ребёночка; не скажешь ли
ты, где мне его взять?
– И это всё? – сказала колдунья. – Проще пареной
репы!
Она отложила блокнот, карандаш и пошарила в ко-
моде:
– Вот тебе ячменное зерно; это не простое зерно,
не из тех, что растут у крестьян на полях или бросают
курам; посади-ка его в цветочный горшок, – увидишь,
что будет!
– Спасибо! – сказала женщина и дала колдунье
двенадцать скиллингов; потом пошла домой, посади-
ла ячменное зерно в цветочный горшок, и вдруг из
него вырос большой чудесный цветок вроде тюльпа-
на, но лепестки его были ещё плотно сжаты, точно у
нераспустившегося бутона.
– Какой славный цветок! – сказала женщина и по-
целовала красивые пёстрые лепестки.
Тогда что-то щёлкнуло, и цветок распустился со-
всем. Это был точь-в-точь тюльпан, но в самой ча-
шечке сидела крошечная девочка, и за то, что она бы-
ла такая нежная, маленькая, всего с дюйм ростом, её
прозвали Дюймовочкой.
Блестящая лакированная скорлупка грецкого ореха
была её колыбелькой, голубые фиалки – матрацем,
а лепесток розы – одеяльцем. На стол женщина по-
ставила тарелку с водою, а на края тарелки положи-
ла венок из цветов; длинные стебли цветов купались
в воде, у самого же края плавал большой лепесток
тюльпана. На нём Дюймовочка могла переправлять-
ся с одной стороны тарелки на другую; вместо вёсел
у неё было два белых конских волоса. Всё это было
прелесть как мило!
Но Дюймовочку всё это мало занимало. Она люби-
ла лежать в своей скорлупке и смотреть на то, как бе-
гут по небу облака, а по ночам – на луну. Она сле-
дила, как медленно, но непреклонно небесное тело
перебирается по небосклону от одной точки к другой.
Днём она любила смотреть на метаморфозы, которые
происходят с облаками когда они катятся по голубому
небу. Это единственное, что занимало её, так она мог-
ла лежать не двигаясь целыми днями и ночами напро-
лёт. Только когда мать звала её покататься на лодочке
или попеть для её гостей, Дюймовочка вздыхала, на-
девала улыбку и каталась на лодочке, пела, плясала
и всячески умиляла присутствующих. А, отбыв эту по-
винность, она снова отправлялась в свою скорлупку.
Раз ночью, когда она лежала в своей колыбельке
и смотрела на луну, через разбитое окно пролезла
большущая жаба, мокрая, безобразная! Она вспрыг-
нула прямо на стол, где лежала Дюймовочка.
– Вот жена моему сынку! – сказала жаба, взяла оре-
ховую скорлупу с девочкой и выпрыгнула через окно
в сад.
Там протекала большая, широкая река; у самого
берега было топко и вязко; здесь-то, в тине, и жила
жаба с сыном. У! Какой он был тоже гадкий, против-
ный! Точь-в-точь мамаша.
– Коакс, коакс, брекке-ке-кекс! – только и мог он
сказать, когда увидал прелестную крошку в ореховой
скорлупке.
Старая жаба начала готовиться к свадьбе: прита-
щила листьев для постели, наловила мух для празд-
ничного ужина и созвала всех знакомых жаб праздно-
вать. Гадкий сынок её топтался вокруг и заглядывал
мамаше за плечо – это он называл помогать в при-
готовлениях. Он был безумно счастлив, что отхватил
такую невесту, красавицу, да ещё и блондинку. Хотя
мы-то знаем, что в этом не было ни капли его заслуги!
– Что б вертеться тут под ногами, лучше сходил бы
к невесте, пригласил бы её на танцы – сказала жаба.
– Был уже, – буркнул сынок. – Вот, – он показал
шишку на голове, – была бы она «двухдюймовочка»,
точно голову проломила бы…
– Ничего, – ответила жаба, – выйдет замуж – обра-
зумится.
Саму Дюймовочку вся суета со свадьбой не волно-
вала. По сути, какая разница, быть ли женой или хо-
дить в девицах, – лишь бы не лезли. Она лежала в
скорлупке и всё так же сутками напролёт наблюдала
за движением облаков и луны.
В ночь перед свадьбой жабий сынок ходил на маль-
чишник и вернулся такой, что еле держался на но-
гах. С тысячной попытки он забрался на лист кувшин-
ки, где стояла скорлупка с Дюймовочкой. Сынок ка-
тастрофически икал, и Дюймовочке стоило больших
трудов понять его.
– Ты чего… это… и-и-и-ик… всё время лежишь, а?
Дюймовочка закатила глаза и откинулась на подуш-
ку: потопчется и сам уйдёт, подумала она.
– Ну же… вот скажи же мне, пжжжлалуста… как я
тебя… и-и-и-к… предъявлю друзззям… ты же даже не
выходишь из своей… и-и-и-к… этой… скорлупы… а?
Поехали на тан… танцы, а?
– Ты чего пристал? – Дюймовочке ужасно надоел
этот пьяный разговор. – Иди, спи. Завтра у тебя сва-
дьба.
Жабий сынок сконфузился от слов «у тебя сва-
дьба», как будто у Дюймовочки её не было… Он пы-
тался что-нибудь сообразить, но думалось туго, по-
этому он просто стоял, тихо покачиваясь вместе с ли-
стом кувшинки. Дюймовочка лежала и смотрела на
луну.
«Плюх!» – вдруг послышалось рядом. Она по-
смотрела – на листе никого не было. «Наконец-то,
ушёл», – подумала она с облегчением.
Наутро старая жаба начала искать сынка, чтобы
одеть его к свадьбе, но нигде не могла его найти. По-
други жабы, которые пришли пораньше, искали под
всеми кувшинками, в каждом затоне, облазили все
топкие места, но всё напрасно. Наконец старый май-
ский жук нашёл тело жабьего сынка на дне водоёма –
оказалось, он тогда не ушёл от Дюймовочки, а просто
свалился с листа и, будучи абсолютно пьяным, уто-
нул.
Старая жаба очень горевала и обвиняла во всём
Дюймовочку, она считала, что если бы та пошла с её
сынком на танцы, то смогла бы уберечь его от несча-
стья. Дюймовочка скоро поняла, что добром эти пре-
тензии не кончатся, и упросила рыбок, что жили в во-
доёме, помочь ей бежать. Рыбки столпились внизу, у
стебля, на котором держался лист, и живо перегрызли
его своими зубами; листок с девочкой поплыл по те-
чению, дальше, дальше… Дюймовочка плыла по реке
всё дальше и дальше, и маленькие птички, которые
сидели в кустах, увидав её, пели:
– Какая хорошенькая девочка!
А листок все плыл да плыл, и вот Дюймовочка по-
пала за границу. Красивый белый мотылёк всё время
порхал вокруг неё и наконец уселся на самый листок –
уж очень ему понравилась Дюймовочка! А она ужасно
радовалась: гадкая жаба не могла теперь догнать её,
а вокруг всё было так красиво! Солнце так и горело
золотом на воде! Дюймовочка сняла с себя пояс, од-
ним концом обвязала мотылька, а другой привязала
к своему листку, и листок поплыл ещё быстрее. Ми-
мо летел майский жук, увидал девочку, обхватил её за
тонкую талию лапкой и унёс на дерево, а зелёный ли-
сток поплыл дальше, и с ним мотылёк – он ведь был
привязан и не мог освободиться.
Жук уселся на самый большой зелёный лист, напо-
ил Дюймовочку сладким цветочным соком и сказал,
что она прелесть какая хорошенькая, хоть и совсем
не похожа на майского жука. Потом к ним пришли с
визитом другие майские жуки, которые жили на том
же дереве. Все они принадлежали к высшему обще-
ству и очень этим гордились.
Когда все собрались, жук перелетел на соседний
лист, заложил лапки за спину и начал говорить.
– Наша главная миссия – управлять поляной, – ска-
зал он и обвёл лапкой полянку, на которой они сиде-
ли. – Это очень важно. Важнее всего на свете. Что
есть общество? И что есть родовая аристократия (то
есть майские жуки)? – спросил в воздух майский жук
и сам же ответил: – Мы есть благо. Без нас поляна
обречена. Общество, все эти гусеницы, бабочки, бо-
жьи коровки и другие, они как слепые овцы – нужда-
ются в мудрых поводырях. Голод, холод, страх и бед-
ствия – вот что ожидает эту милую, залитую солнцем
поляну, если мы только на миг забудем о том, кто мы
есть, – майский жук расхаживал по соседнему листу,
а остальные жуки одобрительно кивали головами, –
под словом «мы», я конечно имею ввиду майских жу-
ков, – снисходительно пояснил он Дюймовочке.
Жук продолжал вещать, вышагивая по листу, а
Дюймовочка откинулась на спину и смотрела, как лучи
солнца пробиваются через листья дерева над её го-
ловою. Солнце мягко светило сквозь лист, медленно,
но как всегда верно, клонилось от одного края листа
к другому, и уже готовилось перебраться на соседний
лист, как вдруг майский жук спросил:
– Ну, так что?
Дюймовочка встрепенулась, так как вопрос был яв-
но адресован ей:
– А что?
– Ты всё прослушала, – укоризненно сказал май-
ский жук. Тут бы ему следовало рассердиться и за-
топать ногами, но Дюймовочка была такая хорошень-
кая, что у него нога не поднялась…
– Да нет же, я всё слышала. Бабочки – это овцы и
им нужны овчарки…
– Им нужны поводыри, – стальным голосом попра-
вил жук, – я предлагал тебе стать моей первой дамой
и участвовать в управлении этой милой поляной, –
он снова обвёл полянку лапкой. – Конечно же, основ-
ные и самые тяжкие обязанности я с себя не снимаю.
Твоя задача – украшать наши публичные мероприя-
тия, быть образцом милосердия и высокой морали,
укреплять душу общества, так сказать. Ты будешь на-
шим прекрасным флагом…
Тут пришла очередь Дюймовочки приобрести сталь
в голосе:
– Merci beaucoup, конечно, но Вы, уважаемый жук,
переоцениваете мои способности. Боюсь я не смогу
справиться с такой огромной ответственностью.
Жук обиженно посмотрел в сторону. Он не ожидал
отказа. На листе стало тихо, остальные жуки ждали
развязки. Дамы уничижительно смотрели на Дюймо-
вочку, а жуки-мужчины ехидно поглядывали на май-
ского жука.
Майский жук ещё раз обиженно обвёл взглядом по-
лянку, потопал ногой и наконец сказал:
– Хорошо. Продолжим разговор завтра. Вас обес-
печат всем необходимым, – и с этими словами улетел.
Остальные жуки потянулись за ним.
Дюймовочке было очень хорошо на этой полянке,
если бы только не это досадное недоразумение с май-
ским жуком, который вдруг почему-то решил сделать
её первой дамой и «прекрасным флагом»…
В это время на листе с другой стороны дерева со-
брались жуки-мужчины в своём мужском клубе.
– Нет, нет, – говорили лучшие приятели майского
жука, – это решительно невозможно. Как она может
быть первой дамой, если она не разделяет наших
убеждений? Нет, нет, это решительно невозможно, –
и они мотали головами.
Майский жук снова ходил взад-вперёд по листу.
– Я пытался позаботиться об общем благе! Она
могла бы стать нашей путеводной звездой, – он пы-
тался свой личный конфуз перевести в общественную
плоскость.
– Нет, нет, – всё так же мотали головами приятели.
 Жук остановился у стола, постоял, затем залпом
выпил чашечку нектара и сказал:
– Ну, хорошо. Так тому и быть.
На следующий день посланники майского жука
объявили Дюймовочке, что жук принял её отказ, и что
она может остаться, если пожелает, но только на дру-
гой стороне полянки. Дюймовочка несказанно обра-
довалась, чем несколько удивила посланников.
Целое лето прожила Дюймовочка в своё удоволь-
ствие в лесу. Она сплела себе колыбельку и подвеси-
ла её под большой лопушиный лист – там дождик не
мог достать её. Ела крошка сладкую цветочную пыль-
цу, а пила росу, которую каждое утро находила на ли-
сточках. Все дни она посвящала своему любимому за-
нятию – лежать на спине и наблюдать за облаками, а
ночью – за луной. Так прошли лето и осень; но вот де-
ло пошло к зиме, длинной холодной зиме. Все певу-
ньи птички разлетелись – кусты и цветы увяли, боль-
шой лопушиный лист, под которым жила Дюймовоч-
ка, пожелтел, весь засох и свернулся в трубочку. Са-
ма крошка мерзла от холода: платьице её всё разо-
рвалось, а она была такая маленькая, нежная – дол-
го ли тут замёрзнуть! Пошёл снег, и каждая снежинка
была для нее то же, что для нас целая лопата снега;
мы ведь большие, а она была всего-то с дюйм! Она
завернулась было в сухой лист, но он совсем не грел,
и бедняжка сама дрожала как лист.
Возле леса, куда она попала, лежало большое по-
ле; хлеб давно был убран, одни голые, сухие стебель-
ки торчали из мёрзлой земли; для Дюймовочки это
был целый лес. Ух! Как она дрожала от холода! И вот
пришла бедняжка к дверям полевой мыши; дверью
была маленькая дырочка, прикрытая сухими стебель-
ками и былинками. Полевая мышь жила в тепле и до-
вольстве: всё помещение было битком набито хлеб-
ными зёрнами, кухня и кладовая у неё были на загля-
дение! Дюймовочка стала у порога, как нищенка, и по-
просила подать ей кусочек ячменного зерна – она два
дня ничего не ела!
– Ах ты бедняжка! – сказала полевая мышь: она бы-
ла, в сущности, добрая старуха. – Ступай сюда, по-
грейся да поешь со мною!
Девочка понравилась мыши, и мышь сказала:
– Ты можешь жить у меня всю зиму, только убирай
хорошенько мои комнаты да рассказывай мне сказки
– я до них большая охотница.
И Дюймовочка стала делать всё, что приказывала
ей мышь, и зажила, в сущности, неплохо. Но ей бы-
ло ужасно скучно потому, что она очень редко выби-
ралась на улицу (там же была зима!) и не могла смот-
реть на облака и луну. Остальные занятия казались
ей скучными и блёклыми, а самое главное – бессмыс-
ленными, хотя она выполняла все поручения полевой
мыши очень ответственно.
– Скоро, пожалуй, у нас будут гости, – сказала как-
то полевая мышь. – Мой сосед обычно навещает ме-
ня раз в неделю. Он живёт куда лучше меня: у него
огромные залы, а ходит он в чудесной бархатной шу-
бе. Вот если бы тебе удалось выйти за него замуж!
Ты бы зажила на славу! Беда только, что он слеп и
не может видеть тебя; зато ты должна рассказать ему
самые лучшие сказки, какие только знаешь.
Но девочке мало было дела до всего этого: ей во-
все не хотелось выйти замуж за соседа – ведь это был
крот. Он в самом деле скоро пришёл в гости к поле-
вой мыши. Правда, он носил чёрную бархатную шубу,
был очень богат и учён; по словам полевой мыши, по-
мещение у него было в двадцать раз просторнее, чем
у неё, но он совсем не любил ни луны, ни прекрас-
ных облаков и отзывался о них очень дурно – он ведь
никогда не видел их. Девочке пришлось петь, и она
спела две песенки: «Майский жук, лети, лети» и «Бро-
дит по лугам монах». Дюймовочка специально выбра-
ла самые страшные песни, какие только знала, вра-
ла мелодию, забывала слова, но напрасно: у неё всё
равно вышло это так мило, что крот сразу в неё влю-
бился. Правда, он не сказал ни слова – он ведь был
такой степенный и солидный господин, поэтому Дюй-
мовочка с облегчением вздохнула, когда крот ушёл.
Но вскоре оказалось, что скучный сосед в бархатной
шубе всё же посватался за неё.
– Хочет жениться?! Господи, да что же им всем ней-
мётся! Я не хочу замуж! Мне не нужно кротовье богат-
ство, что я с ним буду делать? – сказала Дюймовочка,
но полевая мышь ничего и слушать не захотела.
– Тебе придется готовить себе приданое! – сказала
ей мышь. – Надо, чтобы у тебя всего было вдоволь, а
там выйдешь замуж за крота и подавно ни в чём нуж-
даться не будешь! – И девочке пришлось прясть по
целым дням, а старуха мышь наняла ещё четырех па-
уков для тканья, и они работали день и ночь.
Крот недавно прорыл под землей новую длинную
галерею от своего жилья к дверям полевой мыши
и позволил мыши и девочке гулять по этой галерее
сколько угодно. Галерею крот завёл для того, чтобы
собирать разные произведения искусства, поклонни-
ком которых он стал в последнее время. Он, прав-
да, ничего в них не понимал, особенно в картинах,
которые он не мог видеть. Но это его не останавли-
вало, потому что каждое культурное животное обяза-
но духовно развиваться, для чего просто необходимо
иметь в доме какую-нибудь вазу или статую. И крот
тратил огромные деньги на консультантов, картины,
скульптуры, он даже выучил два умных слова: «пер-
фоманс» и «инсталляция» и ловко ими орудовал, пы-
таясь произвести впечатление на Дюймовочку.
Крот просил только не пугаться мертвой птицы, ко-
торая лежала там. Это была настоящая птица, с пе-
рьями, с клювом; она, должно быть, умерла недавно,
в начале зимы, и её закопали как раз там, где крот про-
рыл свою галерею. Крот хотел её захоронить, но по-
том решил сделать из неё «инсталляцию», показыва-
ющую преимущества подземного мира перед миром
небесным.
Крот взял в рот гнилушку – в темноте это ведь всё
равно, что свечка – и пошел вперед, освещая длин-
ную темную галерею. Когда они дошли до места, где
лежала мёртвая птица, крот проткнул своим широким
носом в земляном потолке дыру, и в галерею пробрал-
ся дневной свет. В самой середине галереи лежала
мёртвая ласточка; хорошенькие крылья были крепко
прижаты к телу, ножки и головка спрятаны в перышки;
бедная птичка, верно, умерла от холода.
– Небось не свистит больше! Вот горькая участь ро-
диться пичужкой! Слава богу, что моим детям нечего
бояться этого! Этакая птичка только и умеет чирикать
– поневоле замёрзнешь зимой! – сказал крот.
– Да, да, правда ваша, – сказала полевая мышь. –
Какой прок от этого чириканья? Что оно приносит пти-
це? Холод и голод зимой? Много, нечего сказать!
 Дюймовочка не сказала ничего, но, когда крот с мы-
шью повернулись к птице спиной, нагнулась к ней и
прислушалась. Сердце птицы ещё билось.
Крот заткнул дыру в потолке и проводил дам обрат-
но. Но девочке не спалось ночью. Она встала с по-
стели, сплела из сухих былинок большой славный ко-
вер, снесла его в галерею и завернула в него птичку;
потом отыскала у полевой мыши пуху и обложила им
всю ласточку, чтобы ей было потеплее лежать на хо-
лодной земле, а потом сбегала принесла листок мя-
ты, которым покрывалась вместо одеяла сама, и по-
крыла им голову птички.
На следующую ночь Дюймовочка опять потихонь-
ку пробралась к ласточке. Птичка совсем уже ожила,
только была ещё очень слаба и еле-еле открыла гла-
за, чтобы посмотреть на девочку, которая стояла пе-
ред нею с кусочком гнилушки в руках, – другого фона-
ря у неё не было.
– Благодарю тебя, милая крошка! – сказала боль-
ная ласточка. – Я так славно согрелась. Скоро я со-
всем поправлюсь и опять вылечу на солнышко.
– Ах, – сказала девочка, – теперь так холодно, идёт
снег! Останься лучше в своей теплой постельке, я бу-
ду ухаживать за тобой.
И Дюймовочка принесла птичке воды в цветочном
лепестке. Ласточка попила и рассказала девочке, как
поранила себе крылышко о терновый куст и потому не
могла улететь вместе с другими ласточками в тёплые
края, как упала на землю и… Да больше она уж ничего
не помнила и как попала сюда – не знала.
Всю зиму прожила тут ласточка, и Дюймовочка уха-
живала за ней. Ни крот, ни полевая мышь ничего не
знали об этом – они ведь совсем не любили птичек.
Когда настала весна и пригрело солнышко, ласточка
распрощалась с девочкой, и Дюймовочка ототкнула
дыру, которую проделал крот. Солнце так славно гре-
ло, и ласточка спросила, не хочет ли девочка отпра-
виться вместе с ней, – пускай сядет к ней на спину, и
они полетят в зелёный лес!
– Конечно, милая ласточка! – сказала девочка и ла-
сточка отнесла её в зелёный лес, «подальше от этого
ужасного любителя инсталляций», как сказала она.
Наконец-то Дюймовочка смогла вернуться к тому
единственному занятию, которое она любила всей ду-
шой – следить за движением облаков и луны. Снова
она зажила припеваючи в зелёном лесу. Но, как из-
вестно, за летом всегда приходит осень, а за ней зи-
ма. Дни снова стали короче, а ночи холоднее.
– Скоро придет холодная зима, – сказала однажды
Дюймовочка ласточке, – и я знаю, что ты улетаешь
далеко, в тёплые края. Можно ли мне лететь с тобой?
Я могу сесть тебе на спину – только привяжу себя по-
крепче поясом, – и мы улетим с тобой далеко за синие
моря, за высокие горы, в тёплые края, где солнышко
светит ярче, где всегда лето и цветут чудные цветы!
– Конечно, полетим со мной, милая крошка! Ты ведь
спасла мне жизнь, когда я замерзала в тёмной, холод-
ной яме.
Дюймовочка села птичке на спину, упёрлась нож-
ками в её распростертые крылья и крепко привязала
себя поясом к самому большому перу. Ласточка взви-
лась стрелой и полетела над тёмными лесами, над
синими морями и высокими горами, покрытыми сне-
гом. Тут было страсть как холодно; Дюймовочка вся
зарылась в мягкие перья ласточки и только одну го-
ловку высунула, чтобы видеть чудесные места, над
которыми она пролетала.
Но вот и тёплые края! Тут солнце сияло уже гораз-
до ярче, небо стояло выше, а около канав и изгородей
вился чудесный зелёный и чёрный виноград. В лесах
зрели лимоны и апельсины, пахло миртами и души-
стой мятой, а по дорожкам бегали прелестные ребя-
тишки и ловили больших пёстрых бабочек.
Но ласточка летела всё дальше и дальше, и чем
дальше, тем было всё лучше. На берегу чудесного го-
лубого озера, посреди зелёных кудрявых дерев стоял
старинный белый мраморный дворец. Виноградные
лозы обвивали его высокие колонны, а наверху, под
крышей, лепились ласточкины гнезда. В одном из них
и жила ласточка, которая принесла Дюймовочку.
– Вот мой дом! – сказала ласточка. – А ты выбери
себе внизу какой-нибудь красивый цветок, я тебя по-
сажу в него и ты заживешь как нельзя лучше!
– Ах, как чудесно! – сказала крошка. Внизу лежа-
ли большие куски мрамора, – это свалилась верхушка
одной колонны и разбилась на три куска, а между ни-
ми росли чудеснейшие крупные белые цветы. Ласточ-
ка спустилась и посадила девочку на один из широких
лепестков. Но вот диво! В самой чашечке цветка си-
дел маленький человечек, беленький и прозрачный,
точно хрустальный. На голове у него сияла прелест-
ная золотая корона, за плечами развевались блестя-
щие крылышки, а сам он был не больше Дюймовочки.
Это был эльф. В каждом цветке живет эльф или
эльфа, а тот, который сидел рядом с Дюймовочкой,
был сам король эльфов.
Маленький король совсем перепугался при виде
ласточки. Он был такой крошечный, нежный, и она по-
казалась ему огромным страшилищем. Зато он очень
обрадовался, увидав нашу крошку, – он никогда еще
не видывал такой хорошенькой девочки! И он снял
свою золотую корону, надел ее Дюймовочке на голову
и спросил, как её зовут и хочет ли она быть его женой,
царицей цветов?
 Дюймовочка покосилась на него:
– Выйти за Вас замуж? – она помолчала несколько
секунд, потирая виски и обдумывая ответ, поскольку
замуж ей не хотелось вовсе, но и не хотелось повто-
рения истории с майским жуком, потому, что то место,
куда её принесла ласточка, было просто замечатель-
ным. Потом она встала с цветка, надела корону об-
ратно королю на голову, сделала книксен и сказала:
– Vous êtes très gentile! Только позвольте мне хоро-
шенько подумать, поскольку замужество пока не вхо-
дит в мои планы, – она ещё раз сделала книксен и со-
биралась уйти, но тут эльфийский король соскочил с
цветка и пал на одно колено перед ней.
– Милая девушка, – сказал он, – не думайте обо
мне ничего дурного. Моё предложение – это вовсе не
желание обладать красавицей женой или записать в
свой архив очередную победу. Одного Вашего взгля-
да хватило, чтобы зажечь в душе моей пожар любви.
Но любовь, что зажглась во мне так внезапно, есть
любовь платоническая, та, что движет солнца и све-
тила…
– Я учту, – перебила его Дюймовочка и хотела снова
сделать книксен, но король эльфов взял её за руку:
– Позвольте, милая девушка, я кое-что Вам покажу.
Они зашли во дворец, в одну из зал и король пока-
зал девочке огромную библиотеку. Там были древние
папирусы и свитки, инкунабулы и просто старинные
книги.
Дюймовочка очень заинтересовалась книгами, и
тогда король пояснил, что началось всё с того, что ко-
гда-то давным-давно им удалось спасти из горящей
неподалёку библиотеки множество свитков (а алек-
сандрийцы-то думали, что всё сгорело!), они их пере-
несли в этот заброшенный дворец. Затем всё аккурат-
но перевели на эльфийский (а переводчик у эльфов
– это самая почитаемая профессия:) и подогнали под
свой формат (эльфы ведь такие крохи!) Они даже со-
хранили форму книги – если переводили с папируса,
то изготавливали папирус, если оригинал был на пер-
гаменте, то аккуратно изготавливался точно такой же,
только меньше. С тех самых пор эльфы постоянно по-
полняли своё собрание.
– Эльфы – образованный народ с древней культу-
рой, – сказал король эльфов, – это Вам не какие-ни-
будь…
– Жабьи сыночки, – подсказала Дюймовочка.
– Вот именно.
Тут король эльфов сделал драматическую паузу
специально для того, чтобы Дюймовочка смогла оце-
нить достоинства библиотеки. И она оценила. Дюймо-
вочка прошлась несколько раз вдоль стеллажей, пе-
ребирая книги пальцами и ощупывая свитки.
 – Ну как?
– Здорово, – искренне ответила она. Дюймовочка
вытащила первый попавшийся свиток и начала чи-
тать. Эльфийский король набрался терпения и сел на
диванчик неподалёку, пока Дюймовочка читала, при-
слонившись к книжному шкафу. Минут через десять
она удивлённо посмотрела на короля и сказала:
– Но ведь я всё это знаю! – она с удивлением пока-
зала свиток, – это же «Страна» Лаптона! Тут говорит-
ся о том, как нам обустроить правильно страну… Есть
философы, они управляют. Есть воины, они охраня-
ют. Есть ремесленники, они создают вещи…
Король эльфов был удивлён не меньше. Он подо-
шёл, взял свиток в руки и сказал:
– Верно. Вы, видимо, раньше читали этот свиток.
– Нет.
Дюймовочка взяла с полки первую попавшуюся
книгу и полистала её:
– Это «Критика светлого разума» Маккиавелиуса о
том, что нужно поступать в соответствии с требовани-
ями формальной логики, – Дюймовочка взяла другую
книгу, – а это «Критика тёмного разума» Аквината о
том, что нужно поступать в соответствии с требовани-
ями божественной логики…
Дюймовочка всё брала и брала книги с полки и с
удивлением обнаруживала, что содержание всех этих
книг ей знакомо, хотя она ни разу не держала их в ру-
ках:
– «Как управляться с бритвой, чтобы стать непо-
бедимым. Руководство для философов»; «Как вы-
ращивать цветочки», руководство брата Франциска;
«Жизнь и необычайные приключения Ульриха в стра-
не Какании»; «Печальная история Анны, или преле-
сти семейной жизни»; «Рассказы» Вохеча; «Краткая
история обретённого времени» в восьми томах…
Дюймовочка всё быстрее и быстрее перебирала
книги. Тогда король эльфов взял лестницу и залез на
самую верхнюю полку. Он подумал, что ту книгу, кото-
рую он достал, Дюймовочка точно знать не может: ма-
ло кто знает, что она вообще существует, но то, что у
этой книги есть продолжение – об этом вообще никто
не ведает, кроме короля эльфов и одного волшебника
с белой бородой…
– Tertium Organum, второй том, – Дюймовочка
вкратце пересказала содержание, – надо же… Такая
редкость!
Король эльфов совсем пал духом. Он вышел из
дворца и сел на ступеньках. Дюймовочка ещё долго
ходила по библиотеке, в тишине иногда раздавались
её возгласы, вроде «О, у вас и это есть!» или «Тут в
книге последних страниц не хватает. В них говорится,
что…» и тому подобное…
 А король эльфов сидел и думал, что же он может
предложить этой милой девочке, которую он так на-
ивно хотел удивить своей библиотекой? Перебрав в
уме все возможные предложения, он представил се-
бе, что на них ответит Дюймовочка.
Внезапно она появилась в дверях и спросила:
– А кто сказал такую фразу… она довольно длин-
ная, но Вы послушайте: «мы не можем решить, есть
ли то, что мы зовём истиной, подлинная истина, или
это только так нам кажется. Если верно последнее,
то истина, которую мы здесь собираем, после нашей
смерти не существует более, и всё стремление при-
обрести достояние, которое следовало бы за нами в
могилу, тщетно. Если остриё этой мысли не затронет
твоего сердца, то улыбнись над другим человеком,
который чувствует себя глубоко пораненным в сво-
ём интимнейшем святилище. Моя единственная, моя
высшая цель пала, и у меня нет другой»?
– Генрих фон Клейст.
Дюймовочка подняла указательный палец кверху:
– Точно! – и снова скрылась в библиотеке.
Тогда король эльфов снял корону, уткнулся себе в
ладошки и горько заплакал…
А Дюймовочка всё же осталась жить у эльфов. Она
жила в прекрасном цветочке на полянке и эльфы её
очень любили. Иногда она приходила к ним на празд-
ники, пела и плясала вместе со всеми. Король эльфов
тоже часто бывал у неё, они пили вместе утреннюю
росу (в тех местах она особенно хороша) из малень-
ких росяных сервизов, болтали и смеялись. А когда
король замечал, что Дюймовочка начинала присталь-
но рассматривать облака, он раскланивался и тихо
уходил.
Между прочим, Дюймовочка до сих пор там живёт.
Не верите? А вы поезжайте и посмотрите!
 Дубль
Ecce homo

Доктор Карл был очень занятым человеком, и, что-

бы его не отвлекали разные посторонние дела, он со-
здал себе дубля. Доктор был сведущ в магии и из
одной книжки, написанной Чудесными Братьями, он
узнал, что можно создать точную копию себя, наделив
её нужными свойствами. Доктор создал дубля забот-
ливым и поручил ему мелкую, но нудную работу по
дому – оплачивать счета, забивать гвозди в стены и
тому подобное.
Много ли времени прошло, мы не знаем, но в один
день отправился доктор Карл к нашему Создателю, а
дубль остался жить в доме и помогал жене доктора
по хозяйству. В доме дубль чувствовал себя уютно,
его никто не обижал, и хозяйка заботилась о нём. Всё
было хорошо, но ему не очень нравилось, что жена
доктора зовёт его просто «дубль» или «эй». Он хотел,
чтобы у него было человеческое имя.
– Но ты ведь не человек, – после некоторой паузы
сказала жена доктора.
– Но я ведь точная копия доктора Карла, ты можешь
звать меня Карлом.
 – Ну нет, ты не Карл, ты только его копия. Ты ведь
даже не стареешь! – ответила хозяйка, – посмотри-ка,
моя кожа покрылась морщинами, а ты всё так же мо-
лод, как Карл сорок лет назад. Ты не человек, поэтому
я не могу звать тебя человеческим именем. Ты просто
дубль. Не обижайся.
– А как стать человеком?
– Веди себя по-человечески и станешь им.
– Ясно. Нужно совершить какое-нибудь доброе де-
ло или подвиг! – сказал дубль.
Жена доктора от души посмеялась, сказав, что в та-
ком случае будет звать его Пиноккио! Но дубль был
настроен серьёзно и, как ни жаль было его отпускать,
всё же хозяйка разрешила ему уйти на поиски подви-
га.

Шёл он, шёл и пришёл в одну деревню, жители ко-

торой боялись злого чернокнижника. Надо сказать,
что дубль тоже знал магию, хотя и не так хорошо, как
доктор Карл. Он сказал, что поможет им и прогонит
мага. Жители деревни показали дублю дом, стоящий
за лесом и рассказали, что самого чернокнижника ма-
ло кто видел, раз или два, да и то издалека. Несколь-
ко самых смелых деревенских парней хотели было
забраться к нему в дом, чтобы прогнать, но когда за-
лезли, оказалось, что чернокнижник прячется в своих
чёрных книгах, которые расставлены по всему дому,
и найти его не так-то просто. А потом он нагнал на них
такой жути, что они от страха еле ноги унесли.
– Ладно, – сказал дубль и направился к чернокниж-
нику. Дом был старый и мрачный, хотя, нужно отдать
должное, сложен крепко. За коридором начинались
комнаты, сплошь уставленные книгами. Правда они
были совсем не чёрные, как рассказывали в деревне,
а самые что ни на есть обыкновенные. Книги были не
только в книжных шкафах, высившихся от пола до по-
толка вдоль всех стен, они лежали на столах, стульях,
комодах, диванах, даже на полу стояли высокие стоп-
ки, готовые рухнуть от невежливого прикосновения.
Дубль достал из-за пояса небольшое птичье перо,
которое в его руке превратилось в острый стилет. В
книгах было что-то живое, он чувствовал движение,
хотя и не видел его. Оно перемещалось внутри книг,
прыгало с полки на полку, и дубль осторожно шёл сле-
дом.
Он только потом понял свою ошибку – дом обладал
собственной волей. Он яростно сопротивлялся, пока
ковёр, на котором он стоял, вдруг, ни с того ни с сего
приобрётший с десяток рук и огромную пасть, затяги-
вал его внутрь. Стилет выпал из рук и снова оказался
за поясом в виде бесполезного пёрышка…
Когда дублю удалось-таки сотворить заклятие, он
оказался уже ниже уровня пола. Взрывная волна рас-
кидала куски ковра, и дубль грохнулся в подвал. При-
дя в себя, он побежал по лестнице, но выход вёл на-
ружу и он вновь оказался там, откуда начал – у вхо-
да в дом. Но не тут-то было! От входной двери на
этот раз отделилась огромная тварь с горящими гла-
зами, острыми как сабли клыками, покрытая зелёной
шерстью. Дубль еле успел увернуться! Зрители, кото-
рыми оказались самые смелые жители деревни, при-
шедшие тайком поглядеть, как дубль расправится с
чернокнижником, с криками спрятались в ближайший
околоток. Раз, два, три! Несколько лёгких кульбитов,
и тварь рухнула на всей скорости наземь, проделав
широкую борозду на земле. Сопровождаемый востор-
женными взглядами деревенских, дубль лёгкой по-
ходкой подошёл к поверженном врагу и вытащил из
шеи стилет. Также победоносно подошёл он к двери и
открыл её со всей силы ногой. Чернокнижник стоял в
прихожей. Он был огромного роста, лысый череп с зи-
яющими глазницами упирался в потолок, руки с длин-
ными острыми когтями были скрещены на груди. Из-
под кожаного плаща виднелись башмаки с загнутыми
носами.
– Чего ты хочешь, человечишко?! – прогрохотал
чернокнижник, – Убирайся, а не то я тебя раздавлю
как муху!
 Дубль внимательно посмотрел на него, и тихо ска-
зал:
– Я ещё не человек… Пока…, – затем прошёл в ком-
нату и крикнул: – Где ты?! Покажись!
В книгах снова началось движение, но на этот раз
дубль был проворнее, он кинулся на полку и вытащил
чернокнижника из книги, крепко обхватив его руками.
Полка треснула, шкаф накренился, и книги посыпа-
лись веером на пол, противники грохнулись прямо на
эту кучу. Чернокнижник больно стукнул дубля каблу-
ком по ноге, но, получив хорошего тумака в нос, ре-
шил не сопротивляться, а быстро отполз в угол, за-
крываясь огромным фолиантом.
– Молись своим богам, чернокнижник! – прорычал
дубль и занёс стилет для удара, но… рука его дрогну-
ла.
Чернокнижник был молодым, на вид не более два-
дцати лет, худощавым юношей с чёрными как смоль
волосами, доходившими ему до самых плечей. Одет
он был, как и полагалось чернокнижнику, во всё чёр-
ное – чёрные туфли, узкие чёрные брюки и чёрная во-
долазка. В руке он всё так же держал свой фолиант,
пытаясь закрыться им от стилета. Дубль снова занёс
руку для удара, но снова остановился…
Дубль отошёл на несколько шагов назад. Черно-
книжник бросил свой фолиант, тот был слишком тя-
жёл. Пытаясь унять текущую из носа кровь, он шмы-
гал носом и вытирал её руками. Дубль проследил за
его взглядом, подошёл к столу у окна, и кинул ему пач-
ку носовых платков.
– Спасибо, – тихо сказал чернокнижник и стал про-
мокать кровь платками, бросая быстрые взгляды на
своего противника. Дубль подошёл чуть ближе, отчего
чернокнижник напрягся, и ногой отодвинул все книги,
чтобы тот не смог убежать.
– Ты виновен… – дубль начал вспоминать, о каких
тёмных делах рассказывали ему деревенские жите-
ли, но так и не вспомнил, – ты виновен в применении
чёрной магии!
– Я никому не причинял зла, – запротестовал чер-
нокнижник.
– Это отговорки!
– Нет, это правда! Я вообще редко выхожу отсюда.
Я живу в своих книгах, – чернокнижник показал на пол-
ки. – Там моя настоящая жизнь. А в деревне я ни разу
не показывался… Что я вам такого сделал?
– Это всё отговорки! Я не верю ни единому твоему
слову!
Чернокнижник хотел ещё что-то добавить, но поняв,
что всё это бесполезно, махнул рукой.
Вот, ещё немного, думал дубль, и я не только из-
бавлю мир от нечистой силы, но и стану человеком,
совершив это доброе дело. И всего-то, думал он, на-
до сделать одно движение… Но… Какое-то душев-
ное беспокойство не давало ему сделать решающий
удар. Чёрт возьми!
– Да чтоб тебя!!! – дубль в ярости на самого себя
треснул по стоявшему рядом столу так, что тот под-
прыгнул. Книги посыпались со стола, чернокнижник
закрылся рукой и ещё глубже вдавился в угол. Дубль
опустил стилет и с минуту подумал.
– Вот что. Я обещаю сохранить тебе жизнь, если ты
дашь мне слово, что никогда не побеспокоишь жите-
лей деревни своими тёмными делами!
– Да я же говорил тебе, что я никогда… – начал чер-
нокнижник, но осёкся, посмотрел на стилет, и понуро
сказал: – обещаю.

– Больше он вас никогда не побеспокоит! Я его по-

бедил! – говорил дубль жителям, стоя на центральной
площади у колодца. Жители радостно гудели, – но! –
звуки смолкли, – вы никогда не должны подходить к
его дому, иначе дух этого злодея может вернуться!
– Да не очень-то и хотелось, – крикнул кто-то из тол-
пы, – ура победителю нечистой силы!
Толпа радостно загалдела. Ура! Дубль улыбался и
победно махал рукой, но на душе у него скребли кош-
ки. Он не убил чернокнижника, а значит не сделал
доброго дела, а значит не станет человеком. А значит
и весь этот бой был напрасен и нужно снова отправ-
ляться в путь. А ведь он был так близок к цели!
Дубль хотел уйти, но его уговорили остаться ещё
на три дня, чтобы отпраздновать избавление деревни
от нечистой силы. Он с радостью повторял эпизоды
своей геройской битвы, забравшись на бочку, которую
поставили в центре столов на большой поляне. С каж-
дым разом победная история обрастала всё новыми
и новыми подробностями.
– И вот вижу я перед собой чернокнижника, кото-
рый принял облик огромного огнедышащего дракона!
Как же с этим малюсеньким стилетом убить его, ду-
маю я? – дубль вытащил перо из-за пояса и показал в
сотый раз, как оно превращается в стилет, в сотый раз
сорвав аплодисменты, – и тут я как прыгну на него сза-
ди! Дракон взревел и давай быть крыльями, пытаясь
скинуть меня наземь. А я в это время пробрался по его
чешуе к самому горлу и вонзил нож прямо ему в серд-
це. Взвыл дракон и пал бездыханный на дно глубо-
кой ямы, которая разверзлась под домом чернокниж-
ника. Тогда я наложил на его хладный труп семь пе-
чатей и поставил семь самых сильных заклятий, что-
бы чернокнижник не смог ожить! – в это время взгляд
дубля упал на здорового бородача, сидевшего за са-
мым дальним столом. Раньше он его никогда не ви-
дел. Дубль осёкся и замолчал.
– Ну, а что было потом? – спросил кто-то.
– Что?… А, потом… – дубль не сводил глаз с боро-
дача, – ну, потом я пришёл сюда… к вам… и это… со-
общил об итогах…
– Чего?
– Ну, рассказал всё как было, чего-чего…, – дубль
слез с бочки и сел обратно за стол.
– А, понятно…
Бородач вызывал очень неприятные ощущения. Он
был на две головы выше дубля, широк в плечах,
взгляд имел сальный и наглый; руки выдавали при-
страстие к спиртному – красные и припухшие, с гряз-
ными ногтями. Немытые волосы были завязаны в ту-
гую косу. За спиной виднелась рукоять здорового дву-
ручного меча, а сам бородач зачем-то всё время сплё-
вывал себе под ноги. А когда дубль рассказывал про
дракона, он криво ухмылялся.
– Кто это? – спросил дубль у сидящего рядом. Тот
глянул, но сразу же отвёл глаза в пол и страшным шё-
потом прошипел:
– Это охотник за головами!
– Как это?
– Ну, когда добрые феи добились от нашего короля
создания совета по магии, туда избрали, ясно дело,
только добрых волшебников. И когда король объявил,
что за головы злых магов объявляется награда, по-
явилось много таких вот охотников за головами. Они
борются с нечистой силой, а за каждую голову злого
колдуна или ведьмы, доставленную ко двору, король
платит золотом.
– Ясно.
– Но тут он явно опоздал! – засмеялся сидевший
рядом парень и похлопал дубля по плечу.
Весь вечер дубль наблюдал за бородатым, а когда
тот собрался уходить, тоже сослался на усталость и
ушёл с поляны. Дубль крался за охотником до тех пор,
пока его догадка не подтвердилась – тот шёл к дому
чернокнижника.
Дубль нагнал охотника на лесной тропинке:
– Эй, погоди!
Охотник обернулся, криво усмехнулся и сплюнул на
траву.
– Тебе незачем туда ходить, я победил чернокниж-
ника!
– Чё, боишься что все узнают что ты их ******1? Сам,
поди, в штаны наложил, когда чернокнижника увидал,
а? – бородатый засмеялся. – Иди отсюда, понял? – он
снова сплюнул и пошёл дальше.
– Я убил его! Слышишь?! Эй! – дубль догнал охот-
1
В рукописи использовано нецензурное слово, означающее «обма-
нул», «обвёл вокруг пальца».
ника и схватил его за руку. Охотник резко развернулся
и двинул дублю в челюсть.
– Ты чё, *****2 хочешь? А, козёл? – он вытащил меч,
но не успел сделать и взмаха.
Стилет вошёл ему прямо в сердце и охотник за го-
ловами, хрипя ругательства, повалился в траву. Дубль
приложил пальцы к его грязной шее – охотник был
мёртв.

***

В общем, всё пошло вкривь и вкось. Он должен был

избавить народ от тёмной силы, а сам отпустил чер-
нокнижника. Больше того, он убил того, кто хотел сде-
лать то, чего он не смог! Бородатый охотник за голо-
вами, сам, конечно, был виноват, нечего было выхва-
тывать меч, оправдывался дубль перед собой, – он
ведь хотел только отговорить его ходить туда.
Расстроился дубль ужасно. Он подумал, что нико-
гда не быть ему человеком, раз делает всё как попа-
ло. Дубль вернулся в свой город, но стал жить не у же-
ны доктора Карла, а снял узкую комнатёнку на окра-
ине города, где и поселился. Показываться на глаза
2
В рукописи использовано нецензурное слово, смысл фразы с исполь-
зованием данного слова означает: «Ты хочешь, чтобы тебя жестоко из-
били?»
хозяйке ему было стыдно.
Но жена доктора узнала, что дубль вернулся, и при-
шла спросить, в чём, собственно, дело – у неё он не
показался, как прошёл его поход ничего не рассказал,
ну и дела! Дубль сначала покраснел, когда увидел хо-
зяйку и наотрез отказывался что-либо говорить. По-
том они пили чай с ватрушками (дубль прекрасно их
готовил) и, наконец, сгорая от стыда, он поведал ей
всю свою историю. Хотя к середине истории дубль
немного развеселился, пересказывая байки, которые
сочинял на празднике, но к концу он снова поник го-
ловой и закончил фразой: «вот так, хозяйка, не стать
мне никогда человеком!»
Жена доктора Карла отставила чашку, стряхнула
крошки с платья, затем встала и сказала:
– Не зови меня больше хозяйкой.
Дубль очень испугался – неужели она не хочет
больше его знать после всего, что произошло? Лучше
бы он вообще ничего не рассказывал!
– Да нет, ты меня неправильно понял! – засмеялась
она, – просто у людей нет хозяев. У людей есть дру-
зья, есть враги. А хозяев нет.
Дубль удивлённо посмотрел на неё, а она похлопа-
ла его по плечу и сказала:
– Я даю тебе имя Клаус. Тебе нравится имя Клаус?
Дубль, точнее, уже Клаус, растерянно развёл рука-
ми – конечно, ему нравилось имя Клаус! Но… он ни-
чего не понимал, мысли летали у него в голове как
мушки-дрозофиллы, мелко, быстро и беспорядочно.
Жена доктора заулыбалась, глядя на него, потом
сказала:
– Заходи к нам в субботу. Придут дети с внуками.
– Да, и захвати свои ватрушки, – крикнула она уже
с улицы, – очень вкусные!
Клаус помахал ей рукой, но потом ещё долго стоял
в дверях и смотрел в ту сторону, куда ушла жена док-
тора Карла…
 Игра
Давайте перестанем нести
трансцедентальную чепуху, когда всё
просто, как удар в челюсть.
Л. Витгенштейн

– Ну, в общем, это такая игра.

– Ага, давай…
– Вот. Тебе даётся такой замечательный пустой гор-
шочек и ты должен его наполнить.
– Чем?
– Чем пожелаешь.
– А чем можно?
– Да хоть чем.
– Ну… скажем, вот этим можно?
– Да.
– А этим?
– Я же говорю, хоть чем!
– Ну, ладно. А как узнать что выиграл?
– Никак. Никто не знает толком, выиграл он или про-
играл.
– Так в чём же суть игры?
– Наполнить горшочек.
– Ну вот, представим, что я наполнил его, и что?
– Молодец, вот что.
 – И всё?
– А что, этого мало?
– Ну… как-то, да, маловато… Должен же быть
смысл в игре.
– Какой?
– Да хоть какой!
– Ну, например? Какой здесь смысл?
– Не знаю…
– Вот видишь!
– Тьфу ты, что ты меня путаешь?! Это я тебе вопро-
сы задаю, а не ты мне. Ты отвечаешь.
– Ладно.
– А если я не стану наполнять горшочек?
– Да, и так можно сыграть.
– Нет, не сыграть, а я не стану играть! Я откажусь
наполнять его и всё.
– Ну, так я и говорю, что можно сыграть и так, что у
тебя горшок будет всё время пустой!
– Разве это игра? В игре же нужно наполнять гор-
шок?
– Верно. А если ты не наполняешь, то ты так и иг-
раешь: тебе нужно наполнять, а ты как бы движешься
в обратную сторону… А что, тоже вариант, многие так
играют.
– Хорошо. А лучше его наполнять чем-нибудь сто-
ящим или можно набрасывать что попало?
 – Оба варианта. К тому же, как ты определишь, что
стоящее, а что нет? Тебе кажется нужная вещь, а мне,
например, – ерунда…
– Хорошо. А если мне покажется, что я выиграл?
– Значит, ты выиграл!
– А если мне покажется, что я выиграл, а другим так
не кажется?
– Значит, с твоей точки зрения ты выиграл, а с их –
нет. Всё просто.
– По-моему, всё как-то не просто…
– Это только на первый взгляд так кажется, если
присмотришься, то всё просто… Смотри-ка, те двое,
как серьёзно играют. Вот молодцы!
– А это серьёзная игра или шуточная?
– А как ты думаешь, наполнение пустых горшков –
это серьёзно?
– Ой, вот как ты говоришь, так это совсем не серьёз-
но…
– Тут всё сложно.
– Ты же только что говорил, что всё просто?
– На самом деле просто, но оттого всё и сложно,
что всё просто…
– Тебя не поймёшь… Ну что, наполняю?
– Давай… Ой, нет, это не клади!
– Ты что, с ума сошёл?! Сам же сказал, что можно
класть всё что хочешь?!
 – Да, можно. Только это не надо, а то горшок запач-
каешь…
– И что будет?
– Как что будет? Горшок грязный будет, что же ещё!
– Ну и что, будет грязный горшок, и что?
– Тебе что, нравятся грязные горшки?
– Причём здесь нравятся или не нравятся?!
– Ты чего сердишься, я же тебе просто советую…
– Хорошо, не буду класть. А вот это можно?
– Я же говорю, всё можно.
– Ааааааааааааааааа… я сейчас взорвусь…
– Какой-то ты нервный сегодня…
– Так, ладно… А вот представим, что я бы подошёл
и не стал играть? Что тогда?
– А так не бывает. Если ты подошёл, то уже игра-
ешь…
– А я не играю, и всё тут!
– А как это?
– А вот так!
– Если подошёл, то играешь. Хочешь наполняешь,
хочешь нет, всё равно игра.
– А если подошёл и издалека просто смотрю?
– Такая манера игры тоже бывает.
– А если рядом сижу?
– Причём здесь это?
– Ну да, действительно… А если развернулся и
ушёл?
– Ну, вот если ушёл, то уже не играешь! Как же ты
будешь играть, если ты ушёл?
– Ага! Вот видишь! Значит можно взять и не играть!
– Конечно можно. Я же не говорил, что играют веч-
но.
– А если ушёл, горшки куда девать потом?
– Здесь оставляй.
– А если кто-нибудь заберёт?
– Ну и пусть берут. Тебе он зачем, ты же ушёл?
– Ну да, не тащить же его с собой…
– Ладно, наигрался?
– Нет ещё. Хочу ещё вот это красиво уложить…
 Стойкий оловянный солдатик
– К чёрту дверь! – крикнул он.
– Есть, сэр! – отозвались двое или трое.
Р.Л. Стивенсон

Было когда-то двадцать пять оловянных солдати-

ков, родных братьев по матери – старой оловянной
ложке; ружьё на плече, голова прямо, красный с си-
ним мундир – ну, прелесть что за солдаты! Первые
слова, которые они услышали, когда открыли их до-
мик-коробку, были: «Ах, оловянные солдатики!» Это
закричал, хлопая в ладоши, маленький мальчик, ко-
торому подарили оловянных солдатиков в день его
рождения. И он сейчас же принялся расставлять их
на столе. Все солдатики были совершенно одинако-
вы, кроме одного, который был об одной ноге. Его от-
ливали последним, и олова немножко не хватило, но
он стоял на своей одной ноге так же твердо, как дру-
гие на двух; и он-то как раз и оказался самым замеча-
тельным из всех.
На столе, где очутились солдатики, было много раз-
ных игрушек, но больше всего бросался в глаза чудес-
ный дворец из картона. Сквозь маленькие окна мож-
но было видеть дворцовые покои; перед самым двор-
цом, вокруг маленького зеркальца, которое изобража-
ло озеро, стояли деревца, а по озеру плавали и любо-
вались своим отражением восковые лебеди. Всё это
было чудо как мило, но милее всего была барышня,
стоявшая на самом пороге дворца. Она была одета в
юбочку из тончайшего батиста; через плечо у неё шла
узенькая голубая ленточка в виде шарфа, а на груди
сверкала розетка величиною с лицо самой барышни.
Барышня стояла на одной ножке, вытянув руки, – она
была танцовщицей, – а другую ногу подняла так вы-
соко, что наш солдатик совсем не мог видеть её, и по-
думал, что красавица тоже одноногая, как он.
«Вот бы мне жена! – подумал он. – Только она, как
видно, из знатных, живёт во дворце, а у меня только и
есть, что коробка, да и то в ней нас набито двадцать
пять штук, ей там не место! Но познакомиться всё же
не мешает».
И он притаился за табакеркой, которая стояла тут
же на столе; отсюда ему отлично было видно прелест-
ную танцовщицу, которая всё стояла на одной ноге,
не теряя равновесия.
Поздно вечером всех других оловянных солдатиков
уложили в коробку, и все люди в доме легли спать.
Теперь игрушки сами стали играть в гости, в войну
и в бал. Оловянные солдатики принялись стучать в
стенки коробки – они тоже хотели играть, да не мог-
ли приподнять крышки. Щелкунчик кувыркался, гри-
фель плясал по доске; поднялся такой шум и гам, что
проснулась канарейка и тоже заговорила, да ещё сти-
хами! Не трогались с места только танцовщица и оло-
вянный солдатик; она по-прежнему держалась на вы-
тянутом носке, простирая руки вперед, он бодро сто-
ял под ружьем и не сводил с неё глаз.
Пробило двенадцать. Щёлк! – табакерка раскры-
лась. Там не было табаку, а сидел маленький чёрный
тролль; табакерка-то была с фокусом!
– Оловянный солдатик, – сказал тролль, – нечего
тебе заглядываться! – Оловянный солдатик будто и
не слыхал.
– Ну постой же! – сказал тролль.
Утром дети встали, и оловянного солдатика поста-
вили на окно. Вдруг – по милости ли тролля или от
сквозняка – окно распахнулось, и наш солдатик поле-
тел головой вниз с третьего этажа, – только в ушах за-
свистело! Минута – и он уже стоял на мостовой кверху
ногой: голова его в каске и ружьё застряли между кам-
нями мостовой. Мальчик и служанка сейчас же выбе-
жали на поиски, но, сколько ни старались, найти сол-
датика не могли; они чуть не наступали на него но-
гами и всё-таки не замечали его. Закричи он им: «Я
тут!» – они, конечно, сейчас же нашли бы его, но он
считал неприличным кричать на улице; он ведь носил
мундир!
Начал накрапывать дождик; сильнее, сильнее, на-
конец хлынул настоящий ливень. Когда опять прояс-
нилось, пришли двое уличных мальчишек.
– Гляди! – сказал один. – Вон оловянный солдатик.
Отправим его в плавание!
И они сделали из газетной бумаги лодочку, посади-
ли туда оловянного солдатика и пустили в канавку.
Сами мальчишки бежали рядом и хлопали в ладоши.
Ну и ну! Вот так волны ходили по канавке! Течение так
и несло, – не мудрено после такого ливня!
Лодочку бросало и вертело во все стороны, так что
оловянный солдатик весь дрожал, но он держался
стойко: ружьё на плече, голова прямо, грудь вперед!
Лодку понесло под длинные мостки; стало так темно,
точно солдатик опять попал в коробку.
«Куда меня несёт? – думал он. – Да, это все штуки
гадкого тролля! Ах, если бы со мною в лодке сидела
та красавица, – по мне, будь хоть вдвое темнее!» В
эту минуту из-под мостков выскочила большая крыса.
– Паспорт есть? – спросила она. – Давай паспорт!
Но оловянный солдатик молчал и только крепко
держал ружьё. Лодку несло, а крыса плыла за ней
вдогонку. У! Как она скрежетала зубами и кричала
плывущим навстречу щепкам и соломинкам:
– Держи, держи его! Он не внес пошлины, не пока-
зал паспорта!
Но течение несло лодку всё быстрее и быстрее,
и оловянный солдатик уже видел впереди свет, как
вдруг услышал такой страшный шум, что струсил бы
любой храбрец. Представьте себе, там, где кончались
мостки, канавка впадала в большой канал! Это было
для солдатика так же страшно, как для нас нестись на
лодке к большому водопаду.
Канал был уже совсем близко и остановиться было
нельзя. Лодка с солдатиком скользнула вниз; бедня-
га держался по-прежнему в струнку и даже глазом не
моргнул. Лодка завертелась… Раз, два – наполнилась
водой до краев и стала тонуть. Оловянный солдатик
очутился по горло в воде; дальше больше… вода по-
крыла его с головой! Тут он подумал о своей красави-
це: не видать ему её больше. В ушах у него звучало:

Вперед стремись, о воин,

И смерть спокойно встреть!

Бумага разорвалась, и оловянный солдатик пошел

было ко дну, но в ту же минуту его проглотила рыба.
Какая темнота! Хуже, чем под мостками!
– Вот он, здесь! – сказал кто-то, и оловянный сол-
датик увидел слабый огонёк свечи. Когда огонёк при-
близился, из мрака показалось лицо существа, очень
похожего на человека, только маленького:
– Ну, привет…, – а потом человечек сказал куда-то
в темноту: – Берите его, ребята!
Несколько пар рук подхватили его, несколько пар
ног зашлёпали по воде. Потом в кромешной темноте
открылась дверь, и солдатика внесли в ярко освещён-
ное помещение.
– Кто вы такие? – спросил, наконец, оловянный сол-
датик, который до этого момента в нашей сказке не
вымолвил ни слова…
Но никто ему ничего не ответил.
Солдатик встал в угол и огляделся. Помещение, в
которое он попал, не имело окон, но было ярко осве-
щено какими-то кристаллами, располагавшимися че-
рез равные промежутки на стенах. На столах стояли
разные приборы, весы, стеклянные чашки, лежали пи-
петки … Всё это походило на научную лабораторию.
Существа, которые его принесли, и правда походили
на людей, но были маленькие, ростом с солдатика,
с острыми ушками и носили зелёные остроносые ша-
почки. Само помещение не сильно, но постоянно ка-
чалось в разные стороны, похоже было, что оно всё
время двигается. Через некоторое время перед оло-
вянным солдатиком появился гамак и один из чело-
вечков похлопал по нему, жестом показав, что солда-
тику пора отдохнуть. Свет кристаллов начал тускнеть.
 Но оловянному солдатику не спалось. Он покрутил-
ся, покрутился и решил сходить осмотреться. Качание
стихло, кристаллы тускло мерцали, как ночные свеч-
ки. Солдатик аккуратно вылез из гамака и как можно
тише подошёл к двери. Не шуметь у него, конечно,
не очень получалось, ведь он был оловянный, а полы
везде были железными!
Солдатик вышел за дверь и пошёл, оглядываясь,
вдоль по длинным коридорам. Во всех коридорах бы-
ло темно, кристаллы светили в ночном режиме. Сте-
ны коридора, пол, потолок – всё было железное. Так
он дошёл по круглой железной двери и тихонько при-
отворил её. Внутри было темно, оловянный солдатик
просунул голову.
– Не спится? – откуда шёл голос он сначала не мог
понять, но тут один из кристаллов загорелся чуть ярче
и солдатик увидел, что в противоположном конце по-
мещения сидит человечек, такой же, как те, что при-
несли его сюда, но с бородой.
– Заходи.
Оловянный солдатик вошёл.
– Хочешь выпить? Первоклассный нектар! – чело-
вечек покрутил бокал с какой-то жидкостью.
– Спасибо, я не пью. Я же оловянный.
– Жаль… Первоклассный нектар! – он снова покру-
тил бокал, а потом указал на кресло рядом с собой.
 Солдатик сел и осмотрелся. Они с человечком си-
дели на вращающихся креслах перед широким сто-
лом, который огибал полукруглую комнату. На сто-
ле было видимо-невидимо разных кнопочек, палочек,
дырочек, рукоятей… На стене перед окном было два
огромных окна, в которые, впрочем, ничего не было
видно, снаружи явно была ночь.
– Это рубка, – сказал человечек.
– Это корабль?
– Да, только подводный. Мы специально сделали
его в виде рыбы, чтобы не привлекать внимание. Сей-
час мы на дне Эресунна. Ночь, команда отдыхает, я на
вахте. Хотя обычно командир не несёт ночную вахту,
но сегодня у меня оставались ещё дела.
– Ты командир корабля?
– Ну да… Раз уж ты всё равно не спишь, давай по-
говорим о делах, если ты не сильно устал, конечно.
– Я тебя слушаю.
– Ты оказался здесь не случайно. Мы давно следи-
ли за домом, и когда ты вывалился из окна, решили,
что это наш счастливый шанс. Оставалось только по-
добрать тебя, и мы уже пустили за тобой железную
птицу. Но тут мальчишки, будь они неладны, решили,
что тебе пора поплавать… В общем, так или иначе,
ты у нас.
– У «вас» это у кого?
 – Действительно, с этого-то и надо было начать, –
человечек покрутил бокал и допил нектар, – мы – эль-
фы.
– Никогда не слышал про таких…
– Тем не менее, мы существуем, – эльф показал на
себя руками.
– Я заметил.
– А тролли – наши заклятые враги. Вражда нача-
лась давным-давно, а из-за чего все уже позабыли.
Впрочем, это и не важно. Главное вот что – трол-
ли разрабатывают какое-то новое оружие, против ко-
торого эльфы не устоят. Но мы не знаем подробно-
стей…
Эльф принёс магический шар, поставил его на
пульт управления и крутанул:
– Посмотри.
В шаре показалась картинка, и оловянный солдатик
увидел тролля, того самого, что вылез из табакерки,
разодетого в пух и прах – он был во фраке, с пышным
белоснежным жабо и в чёрных лакированных туфлях
с золотой пряжкой. Тролль делал книксены и пытал-
ся ухаживать за бумажной танцовщицей. Он бегал во-
круг и что-то всё время говорил, заискивающе глядя
ей в глаза, но танцовщица его и слушать не хотела.
Она всё так же гордо стояла на одной ножке и только
иногда отворачивалась, когда тролль подносил своё
лицо слишком близко. Чем дальше, тем сильнее сер-
дился тролль…
– Тролли не терпят отказа, – эльф уловил беспо-
койство на лице солдатика.
– Вы можете вернуть меня обратно?
– Да, но у меня есть предложение получше. Ты по-
можешь нам, а мы поможем тебе. Мы научим тебя
сражаться. Хоть ты и солдатик, но пока не умеешь это-
го делать. Мы дадим тебе оружие, потому, что твоё
оловянное ружьё никуда не годится. И вот тогда ты
сможешь спасти танцовщицу. Без умений и оружия у
тебя нет шансов устоять против тролля, поверь мне.
– Что взамен?
– Взамен ты должен будешь выяснить, где находит-
ся логово тролля. Видишь это? – эльф постучал по
магическому шару в том месте, где виднелась таба-
керка, – это не просто табакерка. Это проход. Но от-
крывается он только в двенадцать ночи. Если загля-
нуть туда в любое другое время, то ничего не уви-
дишь. Тебе нужно будет пробраться туда ровно в две-
надцать и узнать, где находится его логово. Сами мы
пробраться в табакерку не можем. Все проходы в ло-
гово троллей специально заколдованы так, чтобы ни
один эльф не смог к нему подойти, а если мы приме-
няем магию, чтобы его открыть, то такие проходы про-
сто разрушаются и всё. Поэтому нам нужен кто-то, кто
не-эльф. Кто-то вроде тебя.

Со следующего дня стойкий оловянный солда-

тик начал изнурительные тренировки: он бегал, пры-
гал, подтягивался, отжимался, учился кулачному бою,
владению ножом и стрельбе из ружья. Эльфы не да-
вали ему продыху и, если бы солдатик не был оловян-
ный, можно было бы сказать, что тренировался он до
седьмого пота…
Однажды в спортзал зашёл командир и позвал сол-
датика с собой. Они зашли в лабораторию, в ту са-
мую, куда впервые принесли его эльфы. Командир по-
дошёл к одному из шкафов и нажал на стеклянную
дверку, дверка с лёгким шипением отъехала в бок.
– Что скажешь? – спросил он солдатика. Тот глазам
поверить не мог: в шкафу была такая же нога как у
него, но только не такая…
– Сплав на основе титана, – командир похлопал на
ней рукой, – лёгкий, удивительно прочный, жаростой-
кий. Устойчив к агрессивным средам. Сверху покрыт
специальной краской, имитирующей чёрный сапог.
– Это мне? – не поверил солдатик.
– Надень-ка.
Солдатик с помощью эльфов приладил свою новую
ногу.
– Но главное, как обычно, то, что внутри, – сказал
командир. Внутри оказалось куча всего: в ноге бы-
ла встроена пружина и можно было подпрыгивать на
несколько метров ввысь, было там и пневматическое
ружьё, которое стреляло абсолютно бесшумно, была
небольшая пила, которой можно было быстро пере-
пилить всё, что угодно, был даже маленький магиче-
ский шар, который помогал быстро связываться с эль-
фами и передавать срочные сообщения…
Переброска в дом планировалась через неделю, и
всю неделю стойкий оловянный солдатик затратил на
обучение премудростям обращения с новой ногой.
В день переброски солдатика подняли ранним
утром, проверили работоспособность ноги и вручили
ружьё, по виду такое же, как было у него раньше, но
только настоящее, стреляющее пулями. Ружьё было
эльфийской работы и било точно в цель. Наконец,
солдатик был загружен во внутренности большой ры-
бы («нужно потерпеть», – сказал капитан) и рыба бы-
ла доставлена эльфами прямиком на кухню того до-
ма, где жил солдатик под видом свежей покупки.
Внутри было сыро и гадко, к тому же ужасно воня-
ло. Но тут блеснул свет и кто-то закричал: «Оловян-
ный солдатик!». Кухарка взяла оловянного солдати-
ка двумя пальцами за талию и понесла в комнату, ку-
да сбежались посмотреть на замечательного путеше-
ственника все домашние.
 Он очутился в той же самой комнате, только ма-
ленькой танцовщицы нигде не было. Поздно вечером,
когда все опять улеглись, оловянных солдатиков сно-
ва сложили в коробку. Они принялись галдеть и упра-
шивали стойкого оловянного солдатика рассказать о
своих приключениях, но ему было не до того, он толь-
ко спросил, куда подевалась танцовщица. Солдати-
ки заохали и закачали головами – оказалось, что про-
шлой ночью танцовщицу утащил злой тролль. Тогда
солдатик тихо открыл коробку, и выбрался наружу. Во-
круг было темно, а часы на каминной полке показы-
вали двенадцать. Вдруг табакерка снова открылась,
и оттуда выскочил тролль. Ну и злющий же он был!
Пока тролль рыскал по комнате, солдатик незамет-
но запрыгнул в табакерку и очутился в длинном зем-
ляном туннеле. Туннель не был освещён и солдатик
пошёл на ощупь. Он двигался очень медленно, совер-
шенно не понимая куда он идёт и придёт ли он та-
ким образом куда-нибудь вообще. Вдруг позади что-то
шлёпнулось и солдатик замер. Сначала слышалось
только сопение, а потом появился тусклый свет и сол-
датик увидел тролля – он держал в одной руке ма-
гический кристалл, которым освещал себе дорогу, а
во второй руке у него был пучок пряных трав с кухни.
Тролль зашагал прямо в его сторону и солдатик очень
испугался, не зная, что же предпринять. Он вжался
в стену, но, не доходя до солдатика нескольких ша-
гов, тролль вдруг толкнул стену и в стене открылась
дверь. Тролль зашёл, захлопнул дверь, и туннель сно-
ва погрузился во тьму. Выждав пару минут, солдатик
на ощупь отправился в то место, куда только что за-
шёл тролль. Он долго-долго шарил по земляной сте-
не руками и уже было отчаялся, решив, что этот про-
ход тоже заколдован, как вдруг часть стены подалась
и дверь открылась.
Солдатик осторожно просунул голову и увидел сла-
бо освещённое огромное помещение, заставленное
лесами, в которых раньше, видимо, держали что-
то очень большое. Дверь была под самым потолком
и солдатик долго спускался по шаткой деревянной
лестнице, стараясь не шуметь. Снизу леса казались
особенно огромными, часть из них была перелома-
на. Огромные стволы, казалось, были сломаны од-
ним ударом и острые щепы торчали в разные сторо-
ны. Солдатик заметил у одной из стен маленький при-
строенный домик. Согнувшись, он тихо подкрался и
заглянул в тускло освещённое окно. За столом сиде-
ли тролль и та самая крыса, что требовала с него пас-
порт, когда он проплывал в бумажной лодке по канаве.
Грязный стол был засыпан горохом, подгнившими яб-
локами и окурками. Крыса сидела, развалившись на
скрипучем стуле, и отправляла в рот яблоки, одно за
другим.
– Ты дурак, – говорила крыса с набитым ртом, – нян-
чишься с ней… А она на тебя плюёт. Вон травок при-
тащил – для романтического ужина поди-кась, – кры-
са начала хихикать.
– Ни для какого ни для ужина, – со злобой отвечал
тролль, – просто я люблю готовить повкуснее… а ты
дура сама!
Крыса хихикала и чавкала яблоками.
– О деле совсем забыл, – продолжала она, – смот-
ри, не успеешь… расстреляют свои же… если, конеч-
но, наперёд всех вас эльфы не выпотрошат…
– Ну тебя к чёрту, – тролль встал и собрался вы-
ходить, крыса тоже поднялась. Солдатик повертелся,
ища убежище, и юркнул в пристроенную к помещению
подсобку, дверь которой была настежь раскрыта.
Тролль собрался идти куда-то «вниз», как он вы-
разился, но крыса решила завернуть в подсобку за
спиртным. Она стояла, наполовину зайдя в помеще-
ние, и переругиваясь с троллем, поставила уже одну
ногу совсем близко к стойкому оловянному солдатику.
Солдатик затаился и взвёл курок на ружье…
Наконец крыса вошла и вытаращилась на него. Она
ничего не могла сказать от неожиданности, только
молча стояла, выпучив глаза. Солдатик спустил курок.
Звук выстрела утонул в страшном грохоте, который
раздался со всех сторон. Стены, пол, потолок – всё
заходило ходуном, откуда-то сверху посыпалась зем-
ля, а в помещении упала часть лесов. Земля гудела,
словно страшное огромное чудовище.
– Скорее, он просыпается! – завопил тролль и бро-
сился бежать; он не услышал выстрела и не заметил,
как упала крыса.
Солдатик сидел всё в том же положении, с ружьём в
руках и смотрел на крысу, которая дёрнулась несколь-
ко раз в конвульсиях и затихла. Никогда ему ещё не
приходилось видеть мёртвых тел, тем более убивать
самому. На груди у крысы остался круг красной ис-
пачканной кровью шерсти, в центре которого была
страшная маленькая тёмно-красная точка, из неё со-
чилась кровь. Крыса лежала на куче какого-то мусо-
ра, досок, старых бутылок, открыв глаза и осклабив
зубы. Одна рука была странно заломлена назад, са-
ма она лежала на спине, скособочившись направо, и
солдату казалось, что крыса ещё живая. Но нет, крыса
была мертва, просто смерть ещё не успела изменить
её тело, и сейчас можно было подумать, что она про-
сто задумалась, прямо вот так, лёжа на этой стран-
ной куче и вперив глаза куда-то в угол. Солдатику бы-
ло страшно, но он не мог оторвать от неё взгляда. Он
даже зачем-то посмотрел на то место, куда смотрели
мёртвые глаза крысы и ничего там не увидел. Звуки
стихли, всё закончилось, но солдатик не мог пошеве-
литься. Ему всё казалось, что как только он двинет ру-
кой в этой тишине, крыса сразу тоже задвигает лапа-
ми, начнёт облокачиваться на доски, которые поедут
под её тяжестью, и посмотрит на него… хотя разум
подсказывал ему обратное. Раньше, когда он смотрел
на крысиные лапы или чьи-то ноги, он никогда и по-
думать не мог, что эти лапы могут вот так вот, очень
близко и беспомощно лежать рядом с ним. Их даже
можно коснуться, стоит чуть протянуть руку.
Так сидел он, голова его была совершенно пуста, он
смотрел на лапы крысы и не мог сделать ни движения.
Всё же через некоторое время солдатику пришлось
сделать над собой усилие и подняться.
Стараясь не смотреть на тело и уж тем более его не
касаться, он начал заваливать крысу всем, что попа-
далось под руки. Но всё равно, когда он кидал доски,
кирпичи и пустые бутылки, он почти физически ощу-
щал, как они ударяются о мёртвое тело, которое было
ещё теплым и мягким, и, чуть отскочив, застывают на
месте… А ведь минуту назад это тело ело яблоки и
совсем не думало о смерти. Наверное, даже гипоте-
тически не думало, что может когда-то умереть. Тако-
ва природа всех живых существ.
Когда на крысу уже было навалено множество раз-
ного мусора, её тело под тяжестью вдруг перекати-
лось на спину, как перекатываются во сне те, кому не
очень удобно лежать. Из-под досок выглянула лапа.
Это было уже слишком, и солдатик выскочил из под-
собки. Он стоял за углом и глубоко дышал, выгоняя
вредные мысли и пытаясь сосредоточится на зада-
нии. Это не помогало – перед глазами вертелась од-
на и та же картина: пустая бутылка из зелёного стек-
ла отскакивает от грязного меха и, испачканная маз-
ками красной липкой крови, катится, катится и падает
на шею крысе; а та всё смотрит куда-то в угол…
Неизвестно, сколько времени прошло, пока стой-
кий оловянный солдатик стоял так, подперев собой
стену. Наконец, он собрался с мыслями, тряхнул го-
ловой и отправился разыскивать танцовщицу. У него
был такой план: найти танцовщицу, затем найти вы-
ход из логова и вместе с ней убежать.
В земляной стене позади дома была открытая
дверь, наверное её оставил тролль, думая что крыса
побежит за ним. Заглянув, солдатик увидел коридор
со множеством дверей. В каждой двери было неболь-
шое оконце, забранное решёткой. Было похоже, что
он попал в тюремные камеры. В одном из окошек был
свет и солдатик заглянул в него. Его радости не было
предела, потому что там он увидел танцовщицу!
Оловянный солдатик начал возиться с замком, как
вдруг у него перед глазами всё завертелось, и он рух-
нул прямо на землю. Ружье вылетело из рук.
Над ним стоял тролль и глаза его сверкали неверо-
ятной яростью; в руке он держал огромную дубину, ко-
торой и огрел солдатика по голове. Пока тот не успел
опомнится, он быстро схватил его за ноги и оттащил в
соседнюю камеру. Танцовщица кричала, умоляла его
пощадить солдатика, но тролль только жутко ругался.
Заперев солдатика в камере, тролль увёл куда-то
танцовщицу. Дождавшись, пока все звуки стихнут,
солдатик открыл на своей титановой ноге пилу и на-
чал выпиливать замок в двери. Дверь оказалась сде-
лана на славу, поэтому он провозился довольно дол-
го.
Наконец, выбравшись из своей камеры, он пошёл
отыскивать танцовщицу. Тюремный коридор заканчи-
вался лестницей, которая вела как наверх, так и вниз.
Солдатик начудачу пошёл наверх и оказался в боль-
шой ярко освещённой зале с колоннадой. Слышались
чьи-то голоса.
Он спрятался за одну из колонн и осторожно выгля-
нул – в центре залы стоял шикарно накрытый стол со
множеством блюд, посреди стола стояли три огром-
ных тяжёлых подсвечника, в которых было по пять
свечей в каждом, а на противоположных коротких кон-
цах стола сидели тролль и танцовщица. Тролль си-
дел спиной к солдатику и рассказывал танцовщице
какую-то невероятно уморительную историю, над ко-
торой сам и смеялся, а танцовщица смиренно гляде-
ла в пол.
Стойкий оловянный солдатик высунулся из-за ко-
лонны так, чтобы танцовщица могла его видеть, и при-
ложил палец к губам. Он хотел подкрасться к троллю
сзади и схватить его, но тролль уловил движение, ещё
когда солдатик только начал выходить из-за колонн,
и резко развернулся на стуле. Он несколько секунд
смотрел, не понимая, как тот оказался в зале, а потом
вскочил, отбросил стул и пошёл на него, жутко руга-
ясь.
Тролль был на целую голову выше солдатика и го-
раздо шире в плечах, но стойкий оловянный солдатик
не боялся его, вот какой он был смелый!
Однако, когда противники уже приготовились к ру-
копашной, произошло нечто абсолютно неожиданное
для них обоих. Танцовщица легко и бесшумно вы-
порхнула из-за стола и, в одно мгновение оказавшись
рядом с троллем, схватила со стола подсвечник и на-
несла троллю сокрушительный удар по голове. Всё
произошло мгновенно, движения танцовщицы были
настолько быстрыми, лёгкими и точными, что солда-
тик даже не успел измениться в лице от неожидан-
ности, да так и остался стоять в боевой позе, пока
тролль закатывал глаза и падал носом в пол.
 – Быстрей! Быстрей! – танцовщица тянула солда-
тика за руку.
– Ты знаешь где выход? – спросил он, едва поспе-
вая за ней.
– Да, но это будет очень сложно.
Танцовщица быстро побежала вниз по лестнице,
солдатик за ней. Они пробежали уровень с тюремны-
ми камерами и оказались внизу в длинной низкой за-
ле, слабо освещённой светом кристаллов. Пол посе-
редине имел огромную длинную и глубокую яму из ко-
торой по всей длине торчали какие-то палки и бугры…
– Это их новое оружие – дракон, – сказала танцов-
щица. Стойкий оловянный солдатик присмотрелся –
бугры и палки – это оказалась шкура дракона! Спина
его была чуть ниже уровня пола, а сам он занимал всю
нишу в помещении. Дракон был огромный и уродли-
вый, о таких пишут – «ущербный плод помрачённого
сознания». Это был продукт магической инженерии:
красное тело с вшитыми белёсыми крыльями и торча-
щими отовсюду шипами, наклонившимися как гнилой
лес, заканчивалось огромной булавой с одной сторо-
ны и такого же размера головой с другой. Дракон спал.
– Нам надо туда, – танцовщица показала на проти-
воположную часть залы, где у стены был виден узкий
парапет. А для этого нужно было перебраться через
дракона и огромную яму, в которой он лежал!
 В это время послышался топот на лестнице – это
бежал тролль и клялся всеми силами ада, что уничто-
жит негодяев. Но как только он показался в дверном
проёме, он получил ещё несколько точных и чётких
ударов от танцовщицы и свалился на землю. Солда-
тик, уже севший на камень и приготовившийся стре-
лять из пневматического ружья, которое, как мы пом-
ним, было у него в его новой ноге, так и застыл с под-
нятой ногой, глядя на неё.
Не было времени на вопросы и стойкий оловянный
солдатик, подхватив танцовщицу, прыгнул через дра-
кона на другую сторону ямы. Он использовал пружи-
ну, скрытую в титановой ноге, но её энергии не хвати-
ло и они приземлились прямёхонько на спину драко-
на, и только потом с неё – на противоположную сто-
рону залы.
Дракон зашевелился, зала задрожала, с потолка
посыпалась пыль. Танцовщица побежала со всех ног,
солдатик за ней, – он, наконец, увидел проход, – в кон-
це залы, около головы дракона, солнце пробивалось
сквозь неплотно пригнанные доски в огромных воро-
тах, в которые, видимо, должен был вылетать этот
монстр.
В это время тролль уже пришёл в себя, и, вскочив
на ноги, сыпал им вслед проклятьями и камнями.
– Вам нас не сломить! – вопил тролль, в ярости
швыряя камни им вслед, – мы не рабы! Мерзкие эль-
фы! Ненавижу вас всех!
До беглецов камни не долетали, но попадали в дра-
кона, который начинал ворочаться всё активнее и че-
рез пару мгновений уже поднял голову, открыл глаза
и нанёс по стене такой удар, что зала заходила хо-
дуном, а оловянный солдатик с танцовщицей полете-
ли прямо на спину дракону. В следующее мгновение
дракон резко рванул и, выбив головой дверь, взвился
в небо.
Всё произошло настолько молниеносно, что тан-
цовщица и солдатик некоторое время летели молча
ровно в тех же самых позах, что упали на спину дра-
кона. Наконец, они пришли в себя и разместились бо-
лее безопасно. Длинные шипы на спине позволяли
им крепко держаться и солдатик, открыв специальный
отсек в своей ноге, крутанул волшебный шар. Внутри
появилось изображение капитана эльфов.
– Мы пытаемся тебя засечь, – без приветствий на-
чал капитан, потом внимательно посмотрел на солда-
тика: – где ты находишься? На вершине? Я вижу силь-
ный ветер…
– Не совсем на вершине, – солдатик с трудом пы-
тался перекричать ветер, у него перехватывало дыха-
ние, – это… это дракон…
– Дракон? Какой дракон? – не понял капитан.
 – Не знаю, я в них не разбираюсь, мы его нашли в
пещере тролля и летим на нём!
Капитан молчал несколько секунд, вытаращив гла-
за, а потом сказал:
– Опрометчиво.
– Случайно вышло, – кричал стойкий оловянный
солдатик.
– Ясно. Мы тебя нашли, высылаем птицу! – сказал
капитан и отключился.
Дракон начал уставать, взмахи становились всё ре-
же и, наконец, он спикировал на лесную поляну, где
устало уронил голову и крылья, да так и остался ле-
жать, тяжело сопя и закатывая глаза.
Стойкий оловянный солдатик и танцовщица спря-
тались за большим камнем на краю поляны, и устало
вытянули ноги.
Посидев с минуту, солдатик вдруг подскочил и по-
вернулся с удивлённым лицом к танцовщице, желая
задать естественный вопрос, но она его перебила:
– Да – да, я понимаю, что ты хочешь спросить… Всё
сложнее, чем казалось на первый взгляд, правда?
Солдатик развёл руками.
– Меня, – продолжала танцовщица, – король по-
слал узнать, какое оружие готовят тролли. Люди при-
стально наблюдают за многовековой борьбой эльфов
и троллей. Потому, что если эта война выйдет из-под
контроля, то она начнёт угрожать и миру людей. С
этим заданием я и была отправлена в дом, где нахо-
дилась табакерка с проходом… ну, а дальнейшее ты
знаешь. Эльфам ничего не говори.
Они помолчали пару минут, потом солдатик сказал:
– Интересно, найдут ли эльфы проход, из которого
выломился наш дракон?
– Думаю, найдут, это не сложно. Можно проследить
по траектории движения дракона, к тому же ты вышел
на связь совсем недалеко от логова тролля, а не за-
метить такой пролом трудно…
– Вот здорово! Тогда эльфы найдут логово троллей
и разобьют их!
Танцовщица внимательно посмотрела на солдати-
ка и спросила:
– Ты не любишь троллей?
– Нет конечно! Они же злые и мерзкие… А что? Ты
что-то знаешь про них? Что-то хорошее?
– Нет, не интересовалась никогда… Хороший – пло-
хой… Не знаю… – она пожала плечами.
Они помолчали. Потом танцовщица спросила:
– А эльфы хорошие?
– Конечно! Они мне ногу новую дали, посмотри! –
он повертел ногой, – раньше у меня была одна нога,
помнишь?
– Да, помню… – она как-то особенно посмотрела на
солдатика и смутилась, потому что подумала, что сол-
датик подумает, что она запомнила его, потому что он
ей понравился. Солдатик тоже смутился, потому что
когда он сказал «помнишь?» это выглядело так, будто
он помнил все минуты, что был рядом с ней, потому
что она ему нравится. Она быстро отвернулась, а он
посмотрел вниз на траву и зачем-то поёрзал по ней
ногой. Молчание нарастало и становилось неуютным,
оба чувствовали, что нужно что-нибудь сказать… Их
спас грохот в небе: это летела железная птица эль-
фов.
Птица села на поляну, сзади у неё откинулся же-
лезный трап и оттуда высыпали эльфы. Они быстро
связали лежащего дракона и начали готовить его к
транспортировке через специальный волшебный про-
ход, который мастерили тут же, на краю поляны.
К стойкому оловянному солдатику подошёл капи-
тан и поблагодарил за работу:
– Это превзошло все наши ожидания, ты не только
нашёл проход в логово, но и доставил образец нового
оружия троллей! Молодец! – капитан пожал солдатику
руку, – ты будешь представлен к награде!
Капитан пошёл руководить транспортировкой, а
оловянный солдатик и танцовщица сидели на камне
и наблюдали за суетой вокруг дракона. Вдруг к ним
быстрой походкой подошёл капитан эльфов.
 – Наша разведка проникла в логово тролля, им уда-
лось найти и другие входы, – сказал капитан. – Выяс-
нилось, что этот дракон недоделанный, он ещё плохо
летает и не заряжен. Но другие тролли продвинулись
намного дальше и готовы пустить в ход своё новое
оружие. Поэтому мы должны атаковать немедленно.
Все подразделения подняты по тревоге. Я предлагаю
тебе командование взводом в составе моего батальо-
на. Если согласен, грузись в птицу, я представлю тебя
солдатам.
Оловянный солдатик не ожидал такого предложе-
ния, он посмотрел на танцовщицу.
– Не переживай, с ней будет всё в порядке, она уй-
дёт через проход с нашими, – он показал рукой на про-
ход – эльфы в это время уже почти полностью вкати-
ли дракона, виднелся только хвост.
Находясь в птице, оловянный солдатик выглянул в
окно, надеясь увидеть танцовщицу. Она шла к прохо-
ду вместе с эльфами и, перед тем как войти, посмот-
рела на птицу, ища кого-то глазами. Она не увидела
солдатика и, отвернувшись, шагнула в проход.
Птица взлетела. На борту оловянный солдатик по-
лучил купол для высадки и оружие – настоящее эль-
фийское ружьё. Прижав ружьё к себе, он сидел, глядя
в окно, и думал о танцовщице.
Через пару минут в небе начали показываться дру-
гие железные птицы и капитан объявил полную бое-
вую готовность. Вдруг одна из птиц взорвалась прямо
в воздухе. Огромный огненный шар вспыхнул посреди
её тела, хвост, крылья, голова полетели в разные сто-
роны, а из её чрева в стороны разлетелись маленькие
чёрные точки – это были эльфы. Кто-то успел открыть
купол, но большинство просто шлёпнулись на землю,
а может быть, погибли ещё в воздухе.
– Мы атакованы! – взревел капитан, – всем приго-
товиться к высадке!
Брюхо птицы раскрылось, и эльфы полетели вниз.
Падая, оловянный солдатик заметил в небе огром-
ных драконов, на голове у каждого виднелась фигур-
ка тролля. Драконы изрыгали из своей пасти огром-
ные огненные шары, которые разносили птиц просто
в клочья. Птицы, сбросив эльфов, тут же устремились
в атаку на драконов, завязался настоящий воздушный
бой.
Приземлившись, эльфы сбросили купола и капитан
скомандовал:
– В атаку!
Оловянный солдатик оглядывался вокруг, он был
совершенно сбит с толку внезапно начавшейся сума-
тохой. Сверху ревели драконы, грохотали железные
птицы, взрывы огненных шаров были такой силы, что
земля вибрировала вокруг. Из-за холма, на который
они бежали, был слышны звуки выстрелов, крики и ру-
гань. Всё это смешивалось в ужасающую какофонию.
Взлетев на холм, солдатик на мгновение опешил –
перед ним открылось широкое поле, где кишели сотни
троллей и эльфов, стреляющих, режущих, колющих,
кусающих друг друга. Все немного опешили, но капи-
тан был тёртый калач, он закричал «в бой!» и первый
ринулся в атаку. Атака была сложной, потому что эль-
фы и тролли уже успели потерять боевой порядок и
бились на поле вперемешку. Чтобы выстрелить, оло-
вянному солдатику приходилось постоянно останав-
ливаться и прицеливаться, не то он мог бы попасть в
эльфа!
Когда оловянный солдатик снова прицелился, кто-
то подбежал справа и выбил у него ружьё – это ока-
зался тот самый тролль, в логово которого проник
солдатик. Тролль давно его заприметил и специально
шёл, чтобы отомстить.
Рукопашная продолжалась с переменным успехом,
всё же мы помним, что тролль был гораздо силь-
нее стойкого оловянного солдатика! Сначала тролль
оседлал его и лупил куда только мог дотянуться, по-
том солдатику удалось выскользнуть и уже он оказал-
ся сверху… Наконец тролль сильным ударом сбро-
сил оловянного солдатика прямо на траву и, быст-
ро нагнувшись поднял чьё-то ружьё, валявшееся ря-
дом. Солдатик вжался в землю – это конец! – только
и успел подумать он. Но курок щёлкнул, а выстрела
не раздалось – ружьё оказалось без патронов. Тролль
взвыл и кинулся к другому, но стойкий оловянный сол-
датик уже успел открыть пневматическое ружье в сво-
ей ноге и в тот момент, как тролль развернулся, чтобы
выстрелить, пуля попала ему прямо в сердце.
Солдатик вскочил и нашёл своё ружьё. Он повер-
нулся, чтобы снова вернуться в гущу борьбы, но вдруг
остановился. Пока они дрались с троллем, они забра-
лись на самую вершину холма, того, с которого и на-
чалась атака их батальона. Но сейчас оловянный сол-
датик стоял в нерешительности и смотрел на битву,
на тела поверженных троллей и эльфов, разбросан-
ные среди сражающихся. Он видел, как все они с ис-
кажёнными лицами бьются друг с другом. У него пе-
ред глазами снова запрыгало видение бутылки, кото-
рая отскакивает от грязного меха и, испачканная маз-
ками красной липкой крови, катится, катится и падает
на шею крысе; а та всё смотрит куда-то в угол… А по-
том он вспомнил про танцовщицу. Она искала его гла-
зами перед тем, как зайти в волшебный проход, но так
и не нашла. Это было очень давно, много лет назад…
Много лет назад? Нет, это было сегодня! Несколько
часов назад. А может быть даже и часа не прошло…
Оловянный солдатик не сразу понял, что кто-то сто-
ит рядом с ним и что-то кричит. Он повернул голову –
это был капитан.
– Некогда думать! – капитан орал во всё горло, ста-
раясь перекричать шум боя, – нельзя останавливать-
ся!
– Что? – не сразу сообразил оловянный солдатик.
– Ты не должен думать! Если ты отпустишь себя, то
ты погиб! Если ты задумался – ты погиб! Ты солдат, и
ты должен стрелять! – он показывал пальцем на по-
ле боя. – Ты командир! Отпустишь себя, и погибнешь
не только ты, но и твои солдаты! – капитан показал
куда-то за спину солдатику. Он обернулся – там стоял
его взвод и ждал приказаний.
Капитан смерил его грозным взглядом и рванул
вниз по склону.
Оловянный солдатик увидел, как тот врубился в от-
ряд троллей и молотил их прикладом направо – нале-
во. Солдатик повернулся и крикнул своему взводу:
– В атаку! – но в этот момент вокруг него всё заго-
релось и он быстро-быстро куда-то понёсся…
…………………….
Белые облака. Они очень быстро бегали вверх-
вниз, так что порой сливались в белые полосы, и из-
давали странный шум. Он просто пытался уловить их
движения, совершенно не задавая себе вопрос о том,
как они здесь появились, что делают и, главное, зачем
они это делают. Только спустя какое-то время солда-
тик понял, что лежит навзничь и смотрит на небо. Об-
лака перестали бегать. Он поднялся. Первое, что ему
бросилось в глаза – это странный цвет его тела, оно
было не красное с синим, как обычно, а чёрное с под-
палинами. Почему? Он не знал.
Он огляделся и тут вспомнил, что недавно стоял
на вершине холма. Вершины не было, вместо неё зи-
яла огромная тлеющая воронка. Память вернулась
к нему, солдатик вспомнил что произошло. Один из
троллей, управляющих драконом, видимо, заметил
группу эльфов и не мог не воспользоваться шан-
сом. Весь взвод солдатика погиб, у него самого была
огромная вмятина на груди.
Он кое-как взобрался на то, что осталось от холма,
и огляделся. Слух постепенно возвращался. Бой под-
ходил к концу; тролли поняли, что проигрывают и на-
чали отступление; эльфы их не преследовали, пото-
му что сами были измотаны.

Убитых и раненых погрузили в оставшихся птиц.

Стойкий оловянный солдатик лежал на полу на ка-
кой-то шинели, он всё ещё не очень хорошо себя чув-
ствовал – шутка ли, выдержать прямое попадание ог-
ненного шара! Хорошо, что шар взорвался, и его вы-
кинуло взрывом, а не то он расплавился бы, и оста-
лась бы от него только маленькое оловянное сердеч-
ко!
Рядом сел капитан. Он не сказал ни слова, только
похлопал солдатика по плечу.
– Мы победили? – спросил солдатик.
Капитан пожал плечами:
– Трудно сказать. В рукопашной мы сильнее трол-
лей, но в воздухе в этот раз у них было преимуще-
ство. Нам нужно будет увеличить расходы на оборону
в связи с последними событиями. Ладно, отдыхай, те-
бя порядком потрепало сегодня. У нас впереди много
дел!
И капитан ушёл. А стойкий оловянный солдатик за-
крыл глаза и в ушах у него прозвучало:

Вперед стремись, о воин,

И смерть спокойно встреть!
Эльф розового куста
Вместо эпиграфа.
Разбирая архивы моего безвременно
ушедшего друга, я натолкнулся на записи об
одном таинственном происшествии. Позже
я припомнил, что он несколько раз пытался
заговорить со мной про какую-то странную
историю, случившуюся у него в медицинской
практике. Однако постоянно было то не
время, то не место, и эта история
так и осталась нерассказанной. Записки
произвели на меня сильное впечатление, и
поначалу я отложил их подальше, решив
больше к ним не возвращаться и не делать
достоянием общественности, чтобы не
быть обвинённым в распространении
неподтверждённой информации. Но после
долгих раздумий я всё же решил их издать,
здраво рассудив, что столь странное
происшествие не должно оставаться
тайной, а уж как относиться к тому, что
написано – пусть решают сами читатели.
Одно могу сказать точно – мой друг был
чужд вранья, имел аналитический ум и всегда
смеялся над гороскопами, спиритизмом,
россказнями о привидениях и тому подобным,
называя всё это не иначе, как «чепухой».
Г.Х.Андерсен
 Однажды поздней осенью 18** года меня срочно
вызвали к пациенту. Я уже готовился ко сну, когда в
дверь постучали. За дверью оказался растрёпанный
лакей одного знатного и богатого семейства, указы-
вать фамилию коего я не стану, дабы не бросить тень
на других членов семьи, к сей истории непричастных.
Узнав о симптомах болезни, поразивших молодо-
го отпрыска знатных родителей, я хотел было выпи-
сать порошки, оставив посещение на утро, но лакей
сказал, что матушка больного умоляла меня приехать
сейчас же. По дороге лакей рассказал, что молодой
человек заболел сегодня ночью, ему снились кошма-
ры. К вечеру состояние резко ухудшилось, и он уже не
приходил в сознание.
Ночи в это время года уже были холодные, и я
порядком продрог в карете, пока мы добирались до
шикарного особняка в пригороде Копенгагена. Каре-
та остановилась и, закутавшись в пальто, я быстро
прошёл к входу. Мать больного, одетая во всё чёрное,
лично встречала меня; она была бледна и издёрга-
на, с красными от слёз глазами. Нервно отправив при-
слугу, мать лично повела меня тёмными коридорами
господского крыла. Неровный свет свечей, которые
она несла, выхватывал из темноты богатое убранство
с узорными тяжёлыми обоями и дубовыми дверьми.
Стояла гробовая тишина, – создавалось впечатление,
что мы одни во всём доме; шаги наши гулко раздава-
лись по коридорам.
Повернув очередной раз за угол, она медленно от-
крыла одну из дверей, вошла в комнату и подошла
к кровати, на которой лежал мужчина. Издалека воз-
раст определить было очень сложно, мужчина был
укрыт простынёй до подбородка, волосы взлохмаче-
ны, глаза не мигая смотрели в потолок.
Мать поставила свечу на прикроватный столик и се-
ла рядом, что-то шепча и гладя мужчину по руке. Не
могу объяснить, почему я не вошёл сразу к больному,
возможно, мне казалось, что прежде нужно пообщать-
ся матери, сейчас уже трудно вспомнить; но я неко-
торое время не переступал порог, разглядывая муж-
чину, как вдруг краем глаза увидел в конце коридора
фигуру. Я повернул голову и с удивлением обнаружил
красивую девушку, лет двадцати от роду. Она стояла
в самом конце коридора, там, где заканчивался ряд
зажжённых в коридоре свечей, и была наряжена в чу-
десное платье из зелёной парчи, расшитой мелкими
цветными узорами. Лицо и руки её были очень блед-
ны, я бы сказал даже, – прозрачны. Меня очень уди-
вило то, что никто не расслышал шума её шагов, хотя
в полнейшей тишине каждый наш шаг звучал как по-
ступь великана.
Несмотря на всё своё удивление, я быстро собрал-
ся с мыслями и поклонился ей. Но девушка не отве-
тила на моё приветствие, она медленно повернулась
и совершенно беззвучно ушла.
– Ну что Вы стоите, проходите скорее, – раздался
раздражённый голос матери.
Я зашёл и принялся осматривать больного. Он весь
горел, каждую минуту по всему телу пробегали судо-
роги, а взгляд был всё так же неотрывно направлен
в одну точку. Диагноз было поставить очень сложно,
поскольку сам больной был в ступоре, а мать давала
только обрывочные сведения.
Удалось выяснить, что после смерти отца сын при-
нял все дела, связанные с морской торговлей, был
загружен целыми днями, хотя это и давало результа-
ты: выручку удалось удвоить. Сегодня у него начались
галлюцинации: утром он утверждал, что все вещи из
гардероба ночью поворачивали к нему свои головы и
обвиняли в чём-то, в каком-то преступлении. Правда,
добиться от него в каком именно, не удалось. Днём
он бросился с кулаками на розовый куст, что растёт
прямо здесь, за окнами. Все решили, что молодой че-
ловек переутомился. Видения продолжали его мучить
целый день, он боялся тёмных углов и говорил, что за
ним по пятам ходят тени. Всё произошло очень быст-
ро, кошмары нарастали как снежный ком, не прошло
и дня, после того как…
 – После того, как что? – спросил я.
– Это не важно, так… привязка к дате, – ответила
мать, – в общем, болезнь развилась в считанные ча-
сы.
– До начала болезни были ли какие-то события, ко-
торые могли произвести на больного особенно силь-
ное впечатление?
– Да, – помедлив, с неохотой ответила мать, – на-
кануне умерла его сестра, моя дочь…
– Что послужило причиной смерти?
– Врачи не смогли определить точно.
– Вот как? Но что-то же они всё равно сказали? Не
была ли это инфекция?
– Нервное расстройство.
– По какому поводу?
– Это не относится к делу, – раздражённо сказала
мать.
– Позвольте мне определять, что относится к делу,
а что нет, – сухо ответил я.
– У неё погиб возлюбленный. Он вышел в море и
не вернулся. Не знаю, как Вам поможет эта информа-
ция, – так же раздражённо сказала она.
Я достал свою походную аптечку и дал больному
несколько порошков, сообщив матери, что утром сы-
на необходимо будет отправить в больницу. Через
некоторое время жар спал, его перестало лихора-
дить, больной уснул.
Прошло около получаса. Я сидел на краю постели
и считал пульс, мать дремала в кресле напротив. Во-
круг стояла всё та же звенящая тишина, свечи туск-
ло освещали комнату. Я глядел в пол, думая о чём-
то своём, как вдруг почувствовал, как мою руку кто-то
схватил ледяными пальцами. Я чуть не вскрикнул от
неожиданности: больной очнулся, он схватил одной
рукой меня, а второй показывал куда-то в сторону ок-
на. Глаза его были совершенно безумны. Я обернулся
посмотреть, куда показывает его палец и увидел, что
внимание больного приковано к горшку с жасмином,
который стоял на подоконнике.
– Они шевелятся! – молодой человек начал кусать
себе кулаки от страха.
– Это просто поток воздуха, – тихо ответил я, стара-
ясь не разбудить мать, – ложитесь, отдыхайте. Я за-
крою окно.
Каково же было моё удивление, когда я подошёл
к окну и обнаружил, что оно закрыто. Я снова по-
смотрел на цветок жасмина, ни один лепесток не ше-
лохнулся. Я решил, что мне, под воздействием слов
больного, просто почудилось, будто цветок шевелит-
ся, вот и всё… Но тут я бросил взгляд в окно и у меня
волосы встали дыбом от страха…
Конечно, я потом пытался найти рациональное
объяснение этой страшной фигуре, стоявшей за ок-
ном. Возможно, кто-то из прислуги случайно забрёл к
окну и оно так исказило его черты, а может быть, мне
это вообще почудилось, – когда ты долгое время си-
дишь в гнетущей тишине посреди ночи, в час, в кото-
рый обычно находишься в объятиях Морфея, может
всякое померещиться. К тому же всё происходило в
считанные мгновения… Но тем не менее, до сих пор я
как наяву вижу эту огромную жуткую фигуру в плаще
с капюшоном, с горящими красными глазами, которая
стояла в холодном лунном свете почти прислонив го-
лову к стеклу.
Молодой человек издал душераздирающий вопль.
После полной тишины, в которой мы находились, этот
крик как бритвой резанул меня, вызвав почти физиче-
скую боль. Я поморщился и на мгновение обернулся:
мать с дико выпученными глазами вскочила с кресла
и ещё ничего не понимала, а её сын, забившись в угол
кровати, трясущимся пальцем показывал на окно.
Я снова обернулся к окну и увидел, как фигура, раз-
вернувшись, плавно скользит по воздуху прочь от ок-
на. Долетев до розового куста, она, словно облако,
растворилось в нём.
– Не отдавайте меня ему! – больной бился в исте-
рике, – Он убьёт меня! Не надо!
Мы с матерью пытались придавить его к кровати, но
тот извивался как уж, пинал воздух, кричал что-то бес-
связное про какого-то «эльфа розового куста» и моло-
тил руками. Так продолжалось некоторое время, но,
наконец, он затих и, как мне показалось, уснул. Мать
рыдала в голос, и мне пришлось увести её в сосед-
нюю комнату.
Она попросила меня остаться до утра, да я и сам
думал об этом, поскольку состояние больного было
слишком нестабильно, и самой матери, похоже, то-
же могла потребоваться помощь. Решили, что мы оба
займём соседние комнаты с комнатой больного, я ле-
вую, дальше по коридору, а мать – правую. Я спро-
сил, не следует ли позвать кого-нибудь из прислуги
или девушку, которую я видел в коридоре, она, навер-
ное, находится где-то рядом. Когда я упомянул о де-
вушке, мать побледнела и заявила, что в этом крыле,
кроме нас троих, никого нет.
– Я сам видел девушку, вот здесь, в конце коридора.
В платье из зелёной парчи, – удивленно ответил я. Но
упоминание про платье плохо подействовало на мать,
она задрожала, ещё больше побледнела, но при этом
всё так же отрицала наличие посторонних. Я пожал
плечами и вышел, пожелав ей спокойной ночи.
Про фигуру за окном я матери ничего говорить не
стал, так как не был вполне уверен в том, что мне это
всё не привиделось.
 В своей комнате я обнаружил свечу, умывальник,
платяной шкаф и мягкую постель – всё, что нужно,
чтобы переждать ночь. Я уже собирался умыться, что-
бы лечь спать, как вдруг увидел в коридоре чью-то
тень. Дело в том, что, видимо от усталости, я забыл
прикрыть за собой дверь в комнату, и гремел тазами
на весь коридор. Я подумал, что разбудил мать и хо-
тел извиниться. Но, сделав шаг к двери, я понял, что
тень имеет какой-то странный вид: это было похоже
на тень человека в капюшоне. Я осторожно выглянул
в коридор. Но там никого не было. Видимо свечи, до-
горая, создавали странные блики на полу.
Тут я повернул голову и увидел в другом конце ко-
ридора ту же самую девушку в зелёном платье. Я сно-
ва поклонился, извинившись за свой вид – я уже был
без сюртука и галстука, с закатанными рукавами. Но
девушка так же молча развернулась и пошла вдоль
коридора.
– Извините, пожалуйста, я хотел бы задать Вам во-
прос, – она меня заинтриговала своим молчанием, и
я решил во что бы ни стало заговорить с ней. Девуш-
ка не обернулась и не замедлила шага, тогда я быст-
ро схватил свечу из своей комнаты и пошёл следом.
Она завернула за угол, но когда я повернул туда же,
в коридоре уже никого не оказалось. Мне это показа-
лось странным, потому что прошло не больше двух-
трёх секунд, как я повернул вслед за ней. Я не слы-
шал, чтобы хлопнула дверь и на всем протяжении ко-
ридора, докуда доставал свет свечи, никого не было.
Озадаченный, я вернулся в свою комнату, закрыл
на замок дверь, зачем-то проверил крепко ли закрыты
окна и повалился на кровать прямо в одежде, забыв
про всякое умывание. Всю ночь мне снилась какая-то
гадость про убийства, отрезанные головы, и всё это
непременно сопровождалось огромной фигурой в ка-
пюшоне. Так бывает, когда неудобно спишь, да ещё
перед сном насмотришься всякой ерунды…

Утром я проснулся абсолютно разбитым.

Погода была ясная, двор проснулся, и, хотя в гос-
подском крыле было по-прежнему тихо, издалека до-
носились звуки голосов прислуги, где-то щебетали
птицы. Звуки утра вкупе со светившим прямо в окно
солнцем заставили меня забыть обо всех странных
происшествиях минувшей ночи и поверить, что день
будет удачным. Тело моё, однако, после дурного сна
было иного мнения, и мне пришлось сделать несколь-
ко физических упражнений, чтобы разогнать застояв-
шуюся кровь.
Я ещё не закончил одеваться, как вдруг услы-
шал истошный женский крик. Это кричала мать. Она
проснулась раньше и пришла проведать сына.
 Первое, что меня поразило, когда я вбежал в ком-
нату, – это дурманящий запах жасмина. Я не помню,
чтобы я вообще замечал запах цветка накануне, те-
перь же он забивал весь нос, и от него кружилась го-
лова. Но то, что я увидел на кровати, заставило меня
забыть обо всём. Зрелище было поистине устрашаю-
щим.
Молодой человек был мёртв. Из его уха сочилась
кровь, язык распух, вывалился изо рта и был покрыт
множеством кровоточащих точек, а открытые глаза
выражали совершеннейший ужас…
Я схватил бьющуюся в истерике мать и быстро вы-
вел из комнаты.

Полиция приехала минут через двадцать. Мы с ма-

терью вернулись в комнату к покойнику, так как нас по-
звал инспектор. Крыло теперь ожило, повсюду снова-
ла прислуга с печальными лицами. Полиция уже успе-
ла открыть окна, чтобы выветрить невозможный за-
пах.
Инспектор задал мне несколько вопросов и тогда я
понял то, что следовало бы понять уже давно – мы
с матерью оказались под подозрением в убийстве.
И действительно, смерть произошла при довольно
странных обстоятельствах, а на трупе имелись телес-
ные повреждения. Тот факт, что нас подозревают, да
ещё и в совершении убийства, неприятно поразил ме-
ня.
Пока мы отвечали на вопросы инспектора, в комна-
ту умудрился залететь невесть откуда взявшийся рой
пчёл. Они сначала кружили над трупом, и прислуге по-
надобилось много времени, чтобы отогнать их отту-
да, а затем переместились к цветку жасмина. Види-
мо, его благоухание действовало на них как дурман.
Я сказал прислуге, чтобы они выгоняли пчёл полотен-
цами, а сам взял горшок с цветком, чтобы вынести его
из комнаты. В это время одна из пчёл укусила меня в
руку и я от боли выронил цветок. Горшок, ударившись
об пол, с треском разбился и оттуда вместе с землей
выпал человеческий череп…

С той злополучной ночи прошло уже больше полу-

года. За это время полиция меня изрядно помотала,
поскольку возникло подозрение, что молодой человек
был отравлен каким-то неизвестным науке ядом. Ин-
спектор всегда подозрительно щурился, ведя допрос,
и раз за разом пытался вытянуть из меня ещё что-ни-
будь, но мне действительно нечего было добавить –
я рассказал всё, что знал.
Поскольку версия с ядом не получила категориче-
ского подтверждения, а мотивов совершения убий-
ства ни у меня, ни у матери не было, расследование
затихло, перейдя в ряд тех странных происшествий,
которые через некоторое время забываются в пыль-
ных архивах.
Хорошо помню, как в первые дни после происшед-
шего я ломал голову, пытаясь понять нить событий и
соединить имеющиеся скупые факты. Но мозаика ни-
как не складывалась. И вот, когда я уже почти забыл
обо всей этой истории, ответы на все мои вопросы
неожиданно нашлись.

Однажды, гуляя по Копенгагену, я забрёл в книжную

лавку посмотреть новинки. Моё внимание привлекла
большущая, богато оформленная книга с описанием
фамильного древа правящей династии. Я не особый
любитель генеалогических изысканий, и мне понрави-
лось, в первую очередь, оформление издания. Я ли-
стал книгу, как вдруг моё внимание привлекла одна из
фотографий – это был тот самый молодой человек,
что погиб при столь странных обстоятельствах. Но ка-
ково же было моё удивление, когда рядом я увидел
фотографию той самой девушки, ускользавшей от ме-
ня в тёмных коридорах старого особняка! Она была
одета в своё чудесное парчовое платье в мелкий цве-
точек. Но только на фотографии она не была печаль-
ной, а улыбалась и была бесконечно весела, как мо-
жет быть весела только та, у которой впереди счаст-
ливая долгая жизнь.
– Печальная история, да? – сказал продавец, заме-
тив, чьи снимки я разглядываю.
– Что именно?
– Вы не слышали про них? – удивился он.
– Только обрывки.
– А! А я-то знаю из первых рук! – он светился от со-
знания своей исключительности, – у меня сестра за-
мужем за инспектором, который вёл это дело. – Про-
давец отвернулся и сделал драматическую паузу, что-
бы придать себе ещё больше значимости. Но его все-
го распирало от желания поделиться историей, ко-
торую он, конечно же, знал лучше всех, поэтому он
быстро повернулся обратно и, понизив голос, загово-
рил:
– Всё дело в том, что брат-то, – он показал паль-
цем на изображение молодого человека, – считал, что
у них голубая кровь, и когда сестра, – он ткнул паль-
цем в фотографию девушки, – объявила, что собира-
ется замуж за парня без роду, без племени, он, понят-
ное дело, взбунтовался и отправил этого парня на од-
ном из своих кораблей далеко-далеко. Но через неко-
торое время обнаружили, что парень и не уплыл во-
все, а был убит, причём зверским способом – кто-то
его зарезал и отрезал голову, нашли только обезглав-
ленный труп под липой. А сестра очень любила этого
парня и от тоски умерла. И, представьте себе, на сле-
дующий же день после её смерти обнаружили мёрт-
вым и её брата, причём при довольно странных об-
стоятельствах – у него весь язык был исколот чем-то
острым, а перед этим его мучили кошмары, да такие,
что те, кто видели его труп, никак его узнать не мог-
ли, так он изменился! Но зато смерть брата открыла
тайну убийства возлюбленного – когда осматривали
дом, то случайно разбили один из горшков с цветком,
в котором обнаружили голову того парня, которую так
долго искали. Только она уже успела истлеть, остался
один череп. Тут все увидали череп убитого и поняли,
что убийцей был брат.
Продавец замолчал. В лавке на некоторое время
воцарилась тишина. Потом я также молча закрыл кни-
гу и подал ему. Он поставил её на полку и, не обора-
чиваясь ко мне, добавил:
– Говорят, его убил сильный запах цветов. Но моя
жена считает, что его убили духи. Духи цветов. Он пе-
ред смертью очень боялся эльфа розового куста.
В лавке снова повисла тишина.
– Я не верю в духов, – наконец сказал я; но голос
мой прозвучал неуверенно.
– Я тоже, – ответил продавец и наши взгляды встре-
тились. Он был тоже не уверен.
 Оле-Лукойе
N.Paganini. Capriccio No. 13, B-dur

Никто не знает столько сказок, сколько знает их

Оле-Лукойе. Вот мастер-то рассказывать! Вечером,
когда дети преспокойно сидят за столом или на своих
скамеечках, является Оле-Лукойе. В одних чулках он
тихо-тихо подымается по лестнице; потом осторожно
приотворит дверь, неслышно шагнет в комнату и слег-
ка прыснет детям в глаза сладким молоком. В руках у
него маленькая спринцовка, и молоко брызжет из неё
тоненькой-тоненькой струйкой. Тогда веки у детей на-
чинают слипаться, и они уж не могут разглядеть Оле,
а он подкрадывается к ним сзади и начинает легонько
дуть им в затылки. Подует – и головки у них сейчас
отяжелеют. Это совсем не больно, – у Оле-Лукойе нет
ведь злого умысла; он хочет только, чтобы дети уго-
монились, а для этого их непременно надо уложить в
постель! Ну вот он и уложит их, а потом уж начинает
рассказывать сказки. Когда дети заснут, Оле-Лукойе
присаживается к ним на постель. Одет он чудесно: на
нём шёлковый кафтан, только нельзя сказать, какого
цвета – он отливает то голубым, то зелёным, то крас-
ным, смотря по тому, в какую сторону повернется Оле.
Под мышками у него по зонтику: один с картинками,
который он раскрывает над хорошими детьми, и тогда
им всю ночь снятся чудеснейшие сказки, а другой со-
всем простой, гладкий, который он развертывает над
нехорошими детьми: эти спят всю ночь как чурбаны,
и поутру оказывается, что они ровно ничего не вида-
ли но сне! Послушаем же о том, как Оле-Лукойе на-
вещал каждый вечер маленького мальчика и расска-
зывал ему сказки! Это будет целых семь сказок, – в
неделе ведь семь дней; сказки расскажут мальчугану
о разных существах, чудных и не очень, о людях, ко-
торые прожили каждый свой день. Каждый как умел.
Каждый как хотел.
 Понедельник
Как-то так получилось, что К. угораздило родиться
в мире машин. Чёрт его знает, почему так произошло,
но очевидно, что вышло ужасное недоразумение.
Положа руку на сердце скажем, что К. от этого
не сильно-то страдал, потому что он сам был маши-
ной, ну, в смысле – находился в теле машины. Все
его части и отростки были приспособлены к жизни
на этой планете, он живо передвигался по поверхно-
сти, умел доставать топливо, осуществлять коммуни-
кацию и так далее… Но это явно был не его мир, а
чей-то чужой.
И это ему досаждало.
Что же можно сказать о мире машин?
Ну, во-первых, в каждой машине была заложена
одинаковая программа поведения, которая, однако,
могла быть модифицирована. Но в любом случае про-
граммы в машинах оставались базовыми, несмотря
ни на какие модификации, что имело очень большой
положительный эффект, а именно – делало возмож-
ным централизованный выпуск официальных моди-
фикаций и подновлений, а самое главное – давало
возможность предсказывать поведение каждой еди-
ницы, что, в свою очередь, делало возможным управ-
ление миром машин.
Во-вторых, внешняя конструкция машин также бы-
ла типовая, приспособленная к ландшафту обитания.
Конструкция имела небольшие модификации, но эти
модификации были вызваны только фактом рассре-
доточенности производства машин по всей планете.
Когда-то все модели были неотличимы друг от друга,
но каждый новый выпуск со временем всё больше и
больше отходил от первого оригинала, и в конце кон-
цов вышло так, что конструкция-то базовая, но одного
взгляда на машину уже хватало, что понять где она
выпускалась.
Стандартная конструкция, как и стандартная про-
грамма, тоже имела немало преимуществ. К числу та-
ковых относились возможность массовой починки ме-
ханизмов, изготовление защитных кожухов, помеще-
ний для хранения и прочих типовых предметов.
Вот, в сущности, и всё, что можно сказать.
Сейчас К. выглядывал из своего помещения, где
он преимущественно хранился, и рассматривал дви-
жение машин на открытом пространстве. Это было
его любимым занятием – смотреть и предугадывать
их действия. При наличии базовой программы это со-
всем несложно…
Он кстати вспомнил об одном недоразумении. Де-
ло в том, что возможность модификации базовых про-
грамм поведения создавала в мыслительных отсеках
некоторых машин ложные логические ряды, суть ко-
торых сводилась к тому, что каждая машина, якобы,
уникальна. «Нет, это просто смешно, – отвечал обыч-
но К., – модификации базовых программ в рамках ти-
повых изменений выдавать за уникальность!» Но его
не слушали.
Ну и пусть. К. подстроил окуляры и стал анализи-
ровать поступающую информацию. Так, посмотрим,
сказал он себе, что, например, сделает машина, ко-
торой случайно под колёса чуть не попала другая
машина? Из-за включения рефлекторных программ
сейчас испуг трансформируется в агрессию, которая
трансформируется в звук и аннигилируется. Всё про-
сто: раздражитель – действие. Короче говоря, начнёт
орать… Ну вот, готово, орёт. Что сделает потерпевший
механизм? То, что предусмотрено его программой ли-
бо тоже начнёт орать, аннигилируя агрессию, либо уй-
дёт. Этот ушёл. Впрочем, пошёл недалеко – другая
машина тоже издавала громкие звуки неподалёку. По-
смотрим почему… Ах, у неё топливо не запихивалось
в топку и упало, размазавшись по поверхности плане-
ты, став непригодным для дальнейшего потребления.
Всё просто: несчастный случай с топливом привёл к
его невосполнимой потере, проблема решена быть не
может, сработал механизм аннигиляции отрицатель-
ной ситуации, и она была переработана в звук.
Так, что у нас тут ещё? Ага, вот этот не рассчи-
тал скорость, выскакивая из своего помещения, и на-
ткнулся на другую машину, перевернув транспортиру-
емый груз. Что ж, предскажем и это. Ситуация регули-
руется программой поведения в конфликтных ситуа-
циях, эта программа имеет целью предотвратить слу-
чаи, когда одна машина разбирает на винтики другую.
Если программа работает хорошо, то сейчас начнёт
помогать собирать груз, если плохо… Ага, начал со-
бирать… но почему-то быстро скрылся в своём поме-
щении… Ладно, сбои в программе тоже бывают, это
случается, не страшно.
К. наскучила эта суета и он решил отключиться для
подзарядки, хотя звезда, освещавшая планету, была
ещё высоко. Переместившись вглубь комнаты, К. за-
тенил отверстия в помещении, расположился на спе-
циальном месте и запустил отключение своей про-
граммы. Программа начала медленно сворачиваться,
переходя в режим ожидания. В таком состоянии она
часто производила фантомы в мыслительном отсеке,
и К. увидел много удивительных вещей.
Вот К. видит, как он находится в чьём-то чужом те-
ле и скачет верхом. Взойдя на нагую скалу, в пьяном
счастье, в тоске безотчётной, К. достаёт стрелу и пус-
кает её прямо в солнце. Он не помнит ни чинов, ни
имён и способен дотянуться до звёзд, не считая, что
это сон. С шашкой наголо К. бросается с высоты об-
лаков на ряды чудищ и рассеивает их. Потом берёт в
правую руку свой меч и взмахивает им. Бедная, угне-
тённая земля, страдавшая от издевательств, теперь,
благой волею К., покрывается зелёной травой и голу-
быми цветами. Он берёт меч в левую руку, взмахива-
ет, и повсюду вырастают леса и голубые озёра.
Он – Хранитель земли. Он стоит и дышит полной
грудью. Ибо всё на свете важно и всё имеет значение.
Ибо ничто не пропадает втуне.
Ибо каждая капля – необходима.
 Вторник
Старик ненавидел этот город, он готов был грызть
его зубами и топтать ногами в припадке злой ярости,
этот серый, покрытый пылью город. Серые дома, на-
валившиеся друг на друга боками и гнусный фонтан
на площади, который всё время булькал и пах тиной.
Иногда старик выбирался из своей коморки под
крышей и шаркал к соседнему овощному рынку. Он
глядел только вниз, на серые камни под ногами, по-
тому что это лучше, чем смотреть на грязные лица
соседей. На рынке он, до хрипоты торгуясь, покупал
немного грязной картошки, вялую морковь, дряблую
свеклу и варил их в соседней таверне, потому что в
его каморке не было даже камина. Повара его недо-
любливали, он видел это по их кислым физиономи-
ям, когда в очередной раз просился к котлу. Потом он
тщательно сливал отвар в горшок и нёс всё это домой.
Овощей хватало на несколько дней, а потом всё на-
чиналось сначала.
Старик ненавидел этот город.
Раз в неделю к нему приходила внучка. Она прино-
сила ему масла, сыра и немного денег на хлеб. Внучка
ставила лукошко на стол, забирала такое же, но уже
пустое, оставшееся с её прошлого визита, и стара-
лась побыстрее убежать, поскольку старик был свар-
лив и раздражался по малейшим пустякам.
Деньги, которые приносила внучка, он тратил толь-
ко на хлеб. Это единственное, что радовало его в жиз-
ни. За хлебом ему, можно сказать, даже нравилось
спускаться по утрам. Он покупал маленькую хрустя-
щую булку, приносил её к себе в каморку и, прежде
чем дотронуться, тщательно мыл руки и протирал
стол от пыли. Потом он клал хлеб на стол и не спеша
отламывал самый кончик. Булка аппетитно хрустела
и стреляла крошками во все стороны. Он брал в ру-
ки шершавый краешек так, чтобы обхватить его всей
ладонью и наслаждался этими ощущениями. Потом
закрывал глаза и нюхал его, вдыхая ароматы свеже-
выпеченного хлеба. Затем начинал потихоньку отла-
мывать маленькие кусочки и отправлял их в рот. Это
было единственное время, когда старик улыбался и
морщился от удовольствия. Жёлтый батончик с печё-
ными бочками заменял старику старое пыльное солн-
це, которое светило в окно его коморки.
Доев ломтик, старик сел в своём ободранном крес-
ле и уставился в окно. Звуки площади долетали до
него сквозь дыры в рамах, – оттуда доносился шум
фонтана и голоса гуляющих, кричал извозчик на нера-
дивого пешехода, плакал ребёнок. Всё это его раздра-
жало. Блёклые фасады домов на противоположной
стороне площади уже настолько взъелись ему в гла-
за, что старик даже перестал их ненавидеть. Он про-
сто воспринимал их унылый вид как серую данность,
как нудную ежедневную картину, и смотрел на них, по-
тому что больше смотреть было не на что. Он запом-
нил каждый штришок каждого дома, каждую пыльную
трещину, каждое грязное пятно на фасаде. Дома, ка-
залось, также безрадостно каждый день смотрели на
старика своими окнами. У них было неоспоримое пре-
имущество – старик их буравил всего двумя глазами,
а они его – десятком. Но это их, наверное, не радова-
ло, потому что вид их счастливей не становился. Се-
годня, правда, кое-что изменилось. Кто-то додумался
взгромоздить на угол дома странную чёрную фигуру
кота с пушистым хвостом. Кот стоял на двух лапах и
держал руки в боки совсем по-человечески.
Идиотская выдумка, подумал старик и подошёл к
окну, чтобы разглядеть кота поближе. Но за то вре-
мя, что он шёл, за те три шатких старческих шага, кот
умудрился чудесным образом переместиться аж че-
рез три крыши налево, и теперь уже стоял на углу
другого дома, всё также подперев бока руками. Ста-
рик нахмурился – он не одобрял такой чертовщины.
Теперь, уже не отпуская кота глазами, старик сделал
шаг к окну и тот, словно дразня его, запрыгал на кры-
ше как-то странно, подлетая невысоко и медленно
опускаясь…
Тут старика посетила догадка об истинной сущно-
сти этого кота, и он потёр окно рукой. Кот остался на
месте. Тогда он открыл соседнюю раму и потёр окно
пальцем с внешней стороны. Кот исчез, зато на паль-
це появился комок грязи. Старик растёр комок между
пальцами, и на пол посыпалась серая пыль, а сами
пальцы стали грязными, особенно в тех местах, где
сгибаются фаланги. Он с минуту рассматривал свою
испачканную руку, а затем бросил взгляд на окно – кот
исчез, но оставил после себя след. Даже не след, а
мазок. И этот мазок сделался чудесным, он окрасил
красками тот дом, на котором прыгал хитрый кот. Ока-
зывается, дом был совсем даже не блёклым, а имел
весёлый розовый оттенок.
Старик очень удивился.
Он снова высунул руку в открытую раму и про-
вёл ладонью ещё один, уже широкий мазок. Затем
снова посмотрел в окно. Теперь цвет приобрели уже
несколько домов. Второй был такой же розовый, а
третий – жёлтого яичного цвета…
Ну и ну!
Старик бросился к столу, схватил тряпку и начал
остервенело тереть стекло, потом отскочил на шаг на-
зад и внимательно посмотрел. Цвет был у всех домов!
И это был не тусклый цвет беспросветной тоски, как
обычно, это были здоровые цвета жизни – жёлтые, ро-
зовые, оранжевые дома бодро стояли вокруг площа-
ди, словно подперев руками бока, как это делал пару
минут назад кот. Они говорили старику – ну что, удив-
лён?
Конечно удивлён! Старик выглянул в открытую
часть окна и удивился ещё больше – как же здоро-
во на улице! Вон люди, пьют пиво за столиком у вхо-
да в таверну, а за соседним столиком сидит явно до-
вольный жизнью молодой человек в каких-то хитрых
пижонских штанах. Да ведь сколько столиков-то пона-
ставлено, вот бы посидеть сейчас со стаканом вина!
Он посмотрел на официантку, принимающую заказ.
Наверное, красивая. Сейчас повернётся, уловлю чер-
ты её лица, наверное, вздёрнутый носик и хитрые ка-
рие глазки. А может быть наоборот тонкие черты и го-
лубые глаза? Но девушка юркнула обратно в таверну,
так и не удовлетворив любопытства старика. Сколько
лет он не пил вина? Два года? Три? Или десять? И
фонтан уже не булькал, а весело журчал. А вон идёт
повар из таверны, у которого он всегда просился к кот-
лу, несёт ящик. Увидев старика, он улыбнулся и пома-
хал рукой. Старик помахал в ответ и поразился, как
неуверенно рука сделала два-три движения. Было по-
хоже, что его тело совсем отвыкло от радостных при-
ветствий. Он с удивлением посмотрел на свои руки –
что же с ними такое произошло?
В это время раздался неуверенный стук в дверь, а
затем сама дверь в его коморку медленно приоткры-
лась и в щёлку осторожно протиснулась испуганная
молодая девушка. Эта была его внучка. Старик рас-
сматривал её и не верил своим глазам: что это, свет-
лая тугая коса до пояса? Пухлые румяные щёчки? Да
не может быть, его внучка серая и унылая, во всяком
случае казалось таковой. Он подбежал и схватил её
за плечи, та со страху хотела вырваться и убежать,
но старик не отпускал и тряс её как грушу, рассказы-
вая, как же он её рад видеть! Видеть не как всегда,
бросая косые взгляды из кресла, а по-настоящему, ви-
деть свою любимую внучку…
Она сдавленно улыбалась, пытаясь осознать про-
исходящее, а старик всё не мог понять, где же он ви-
дел эти глаза? Что-то до боли знакомое, погребён-
ное под огромным слоем вечного недовольства… Он
вспомнил. Впервые эти глаза он увидел много-много
лет назад, у себя дома, тогда он ещё жил в своём до-
ме, не в этой комнатушке. Несколько часов он то рас-
хаживал под дверью, то сидел за столом, обхватив го-
лову руками. Боялся – вдруг что пойдёт не так? На-
конец ему подали что-то завёрнутое в неглаженную
пелёнку. Он взял свёрток на руки и медленно поднял
верхний край. Да, да, тогда-то он и увидел в первый
раз эти голубые глаза, он вспомнил, чьи это глаза…
– Пошли! – закричал старик.
– Куда?
– К маме! Мне нужно срочно видеть твою маму!
Он тащил свою внучку вниз по лестнице и тарато-
рил без умолку. Как мать? Чем занимается? Не боле-
ет? Что говорит? Денег-то, небось, не хватает? А отец
твой что? Он задавал вопросы не дожидаясь ответов.
– Ай-яй! – старик покачал головой: перед подъез-
дом женщина собирала в корзинку овощи и фрукты,
которые раскатились по площади. Он тоже кинулся
собирать, – как же тебя так угораздило-то, а?
Женщина с удивлением смотрела на него, не тот ли
это самый старик, что приходит к ней за овощами? Тот
какой-то мрачный, всё бубнит про дороговизну и не
смотрит в глаза… Нет, точно не тот.
А старик живо носился вокруг корзины, комменти-
руя каждый фрукт и овощ, который находил вокруг:
– А помидорки-то! Просто загляденье! Свёкла-то,
глянь, какова! Ох, зайду я к тебе, хозяйка, завтра, да
скуплю всё! – Тут он выпрямился и задумчиво повер-
тел в руках очередную находку: – А это… что это?..
ой, это же ххххххх3! Вот это да! Сто лет их не видел!
Собрав корзинку, старик помчался дальше, всё так
же таща за собой удивлённую внучку. У него было
3
В рукописи название плода написано неразборчиво.
много важных дел: нужно было забежать в булочную,
чтобы купить хлеба, которым нужно было обязатель-
но угостить дочку; ему нужно было выпить со всей
семьёй кофе и послушать их рассказы. И, да, самое
главное, – ему нужно было обязательно обнять свою
любимую дочь и всех своих любимых внуков и ска-
зать, что ему было очень-очень одиноко и плохо без
них… Старик радостно нёсся по улице вперёд, к сво-
ему забытому светлому прошлому.
 Среда
Громадный Клаус проснулся в своей утлой кроват-
ке. Клаус был настолько огромным, что весь дом за-
дрожал, когда он потянулся и зевнул. Неимоверная,
исполинская сила жила в нём. Он сегодня проснулся
поздно, и солнце уже подбиралась к зениту. Оно про-
бралось в комнатушку и теперь заглядывало ему пря-
мо в лицо, отчего Клаус морщился и щурил глаза.
Надо бы передвинуть солнце, решил он. С его ис-
полинской силой это было плёвым делом. Клаус вла-
дел всеми тайнами жизни, ему повиновались звёзды и
сферы, он был хозяином ключей от всех миров. Он не
знал, как и почему это происходит, но он знал, что это
так. Клаус мог приказать любой звезде полететь куда
ему вздумается и звезда не могла ослушаться. Он мог
приказать галактикам вращаться в обратную сторону
и галактики покорно повиновались. Он, в принципе, и
солнцу мог приказать передвинуться, но Клаусу захо-
телось поразмяться…
Как можно осторожней он поставил ногу на пол, но
дом всё равно заходил ходуном. Согнувшись в три по-
гибели, чтобы не сломать крышу, Клаус встал и акку-
ратно зашагал вниз по лестнице. Лестница стонала и
скрипела, кряхтела и жаловалась, что пришёл-таки её
смертный час. Аккуратненько, одним мизинцем, что-
бы не сорвать с петель, он открыл дверь и протиснул-
ся наружу. Широко раскинув ноги, он хотел было про-
тянуть руки к солнцу и схватить его, но тут на него на-
летела жена зеленщика, которая несла овощи на ры-
нок. Корзина выпала у неё из рук, и овощи покатились
по площади. Женщина всплеснула руками и наклони-
лась собирать их. И Клаусу бы оставить без внима-
ния столь незначительное событие, но тут взгляд его
упал на нечто, выпавшее из корзинки. Судя по всему,
это был какой-то овощ, но Клаус его не узнавал. Он
не узнавал его, он, Клаус, владеющий всеми тайнами
мира!
– Что это? – спросил Клаус.
– В каком смысле «что это»? – она сердилась на
него, – Клаус, болван, смотри куда прёшь! А ну, помо-
гай мне собирать!
– Что это?! – закричал в ужасе Клаус, тряся у неё
перед носом незнакомым предметом. Весь мир ру-
шился, Клаус сжимался прямо на глазах. Какой же он
исполин, если он даже не знает о существовании это-
го… этого овоща… или что это?
Он тряс в руках эту штуковину, призывая на помощь
все галактики и знакомые ему миры, но те только по-
жимали плечами и с грустью глядели на муки своего
господина.
 Но Клаус уже не был господином. Он был раб. Он
был червь. Он был ничтожество, ничего не знающее
даже о соседнем рынке. Клаус бросил овощ в корзин-
ку и со слезами побежал домой. Огромное солнце те-
перь смеялось над ним и больно жгло спину. Кое-как,
навалившись спиной, давя обеими ногами, приоткрыл
он тяжеленную дверь, и начал забираться по ступе-
ням обратно к себе в комнату. Ступени были огром-
ные, ему приходилось вскарабкиваться на каждую,
заливаясь горючими слезами. Протиснувшись в щёл-
ку приоткрытой двери, он влез на кровать и, всхлипы-
вая, зарылся лицом в огромную пуховую подушку.
 Четверг
В пещерах под городом жили-были два дракона.
Однажды один зашёл к другому и спросил:
– Ты что, опять рисуешь?
– Да, – испуганно ответил второй, – а что?
Первый подошёл, заглянул в мольберт – там был
вид на городскую площадь. Он плюнул (огнём!) и
ушёл к себе.
Через десять минут снова пришёл:
– Я есть хочу.
– Ну, полежи на золоте, – пройдёт… – неуверенно
сказал второй: такие предложения обычно вызывали
вспышки ярости. Первый снова ушёл и принялся чем-
то греметь в своей пещере. Потом всё стихло и по-
слышалось шлёпанье лап по лестнице, ведущей на-
верх. Второй дракон вышел в коридор:
– Ты с ума сошёл, там уже светает! – сказал он.
– Разберусь, – буркнул первый и вылез.
Дело в том, что драконы, как только оказывались на
поверхности земли, сразу приобретали вид обычных
людей. И, хотя они маскировались довольно искус-
но, всё равно, присмотревшись можно было их распо-
знать: у некоторых кожа была ромбиками, как чешуя,
кого-то выдавали змеиные глаза, а было так, что один
дракон всё никак не мог избавиться от своего хвоста,
приходилось прятать его под плащ и изображать гор-
буна… В общем, именно поэтому все драконы стара-
лись как можно реже выползать на улицу при свете
дня.
Да, кстати говоря, этого и не требовалось вовсе.
Драконам очень повезло: они могли не спать, не
есть, им не нужно было работать. В общем, делай
что хочешь, никаких ограничений! Только обязатель-
но должна быть хоть горстка золота: лёжа на золоте
драконы набирались сил и бодрости.
Оба дракона жили в пещерах, которые находились
в разветвлённой сети подземных ходов. Прошло до-
вольно много времени, когда вдалеке одного из про-
ходов послышалось шлёпанье драконьих лап. По-
явился первый дракон, он шёл счастливый, клыка-
стая морда расползлась в злорадной ухмылке. В пе-
редней лапе у него болтался меховой комочек, кото-
рый при приближении оказался маленьким пописки-
вающим щенком.
– Съем на ужин, – злорадно заявил первый и скрыл-
ся в своей пещере.
Второму дракону стало жалко щенка. Он заглянул
и спросил:
– Может, стейк хочешь? Могу достать. И даже при-
готовлю, мне не трудно.
 Первый удивлённо обернулся, а второй поспешил
добавить:
– Без трюфелей! – в прошлый раз он готовил биф-
штекс «Веллингтон», у первого оказалась такая изжо-
га от трюфелей, что чуть пещеру не спалил.
– Что, завидуешь? – ухмыльнулся первый. – Нет, не
хочу.
– Просто спросил. Никто тебя не раскусил? При
свете дня-то…
Первый дракон помолчал, а потом спросил:
– Слушай, а в чём твоя слабость?
– В смысле?
– Ну, вот, у всех что-то есть, по чему можно заме-
тить, что он дракон, а не человек, а у тебя что? – он по-
дошёл вплотную и наглым взглядом начал его осмат-
ривать, – я сколько раз с тобой вместе выходил, ни-
чего не заметил…
Второй пожал плечами:
– Я к себе не присматривался, – сказал он и ушёл.
Он вернулся в свою пещеру, походил туда-сюда,
взял кисточки, палитру… Но не рисовалось, поэтому
он решил тоже сходить в город.
Выход на поверхность, которым они пользовались,
был в самом углу какой-то жутко грязной подворотни.
Это удобно, потому что мало людей. Первым делом
второй дракон, оглядываясь, пробрался к мосту через
небольшой канал, вытащил из-за пазухи щенка и по-
садил его на траву:
– Беги, беги, – сказал он тихо.
Потом отправился на площадь – нужно было уточ-
нить несколько деталей для своей картины.
Проходя мимо одной из витрин, дракон увидел
своё отражение и остановился. Модный сюртук, гал-
стук-бабочка, белые манжеты, и совершенно пижон-
ские штаны! Действительно, а в чём его недостаток?
Что не так? Что отличает от остальных людей? Он по-
вертелся у витрины, разглядывая себя и так и сяк –
человек и человек, ничего особенного. А ведь отличие
обязательно должно быть!
Дракон пожал плечами и пошёл уточнять компо-
зицию. Он стоял, приглядываясь к разноцветным до-
мам, запоминая детали, чтобы перенести их на свою
картину, как вдруг его что-то сильно толкнуло в плечо,
и он упал.
Это оказалась лошадь, тянувшая фиакр. Кучер ку-
да-то спешил и не заметил его, а сам он, естествен-
но, не видел ничего кроме своей композиции. Драко-
ну, конечно, не было больно, всё же он дракон. Но ку-
чер очень испугался и начал орать, глаза, мол, повы-
лазили, ничего не видишь куда прёшь и так далее…
Из фиакра высунулся бледный молодой человек и по-
торопил кучера.
 Дракон не стал спорить и отошёл, хотя кучер был,
всё же, сам виноват. Фиакр умчался.
Он принялся снова рассматривать дома, запоми-
ная все их чёрточки, чтобы потом перенести на холст:
розовый, жёлтый… он долго стоял на одном месте,
впитывая детали…
Опять ему мешали. Он повернулся и сначала по-
морщился от неприятных звуков, но потом ему стало
жалко малыша, который уронил только что купленное
мороженое, – теперь над вафельным рожком видне-
лась только маленькая физиономия мальчугана, ко-
торый горько-горько плакал. Дракон огляделся вокруг,
пытаясь найти мать, но её нигде не было. Тогда он
присел рядом:
– Что, убежал от тебя колобок? – малыш посмотрел
на него и заревел пуще прежнего, – ну ничего, давай
мы другого позовём.
Дракон взял у малыша рожок и сказал:
– Смотри-ка, – он быстро крутанул рожок вокруг ру-
ки и на нём появился новый шарик фисташкового мо-
роженого (конечно, ведь драконы волшебные суще-
ства!)
Малыш так удивился, что разом перестал плакать.
Он стоял, не веря своему счастью, а дракон вложил
в его руку рожок с мороженым, похлопал по плечу и
ушёл, сказав на прощанье:
 – Не урони.
Он не хотел возвращаться домой. Уточнив всё, что
требовало уточнения, дракон принялся бродить по го-
роду – посидел за столиком у таверны, обошёл пло-
щадь раз пять, рассматривая витрины магазинов, по-
бродил по переулкам, походил по мостам, постоял
над водой, снова посидел за столиком. Наверху было
прелесть как хорошо.
Когда начало темнеть, дракон спустился в пещеры.
А там его уже поджидал злющий-презлющий пер-
вый дракон:
– Ты сожрал моего щенка! – зарычал тот и бросился
на него.
– Не ел я его! Я не люблю щенков! – уворачивался
второй от клыкастой пасти.
– Врёшь! Кроме тебя здесь никого не было!
– Не вру! – второй решил сказать правду: – я его
отпустил.
– Зачем? – опешил первый.
– Не зачем, просто так, взял и отпустил, жалко ста-
ло!
– Врёшь! – снова заорал первый, – драконы не ве-
дают жалости! Никто не делает ничего для других про-
сто так, ни дракон, ни человек! Говори, где он! Съел?!
Убью!!!
Первый дал задний ход, чтобы получше разбежать-
ся. Второй решил избежать лобового столкновения
и дунул от него вдоль ходов, виляя змеёй. Первый
взвыл и рванул за ним. Они заскочили в систему ка-
нализации, которая соединялась с драконьими хода-
ми, второй дракон выскочил в попавшийся на пути
люк, захлопнул железную решётку и придавил её ру-
ками и коленями. Первый, двинув раза два по решёт-
ке головой, отошёл назад и запустил такой столп огня,
что у второго волосы дыбом встали. Он обернулся –
не заметил бы кто! Оказалось, что он выскочил пря-
мо на городскую площадь, по которой бродил утром.
Было поздно, тускло освещённая площадь была пу-
ста, только перед домом на противоположной сторо-
не стоял фиакр, тот самый, что чуть его не задавил.
Дракон стоял на четвереньках и держал решётку, на-
валившись всем весом, а первый с разбегу бил по
ней головой, причём раз за разом всё сильнее – раз!
два! бабах! Следующий раз точно не выдержу, поду-
мал второй. Первый отошёл назад, чтобы посильнее
разбежаться и на мгновение исчез в трубе.
Второй зажмурился и изо всех сил и всех сухожилий
надавил на решётку.
Так прошло некоторое время, но удара не было…
Второй открыл глаза и аккуратно заглянул вниз. Там
было темно, кое-где догорали ветки и листья, подо-
жжённые драконьим пламенем. Он подождал ещё с
минуту – ничего.
Чувствуя какой-то подвох, дракон решил не спус-
каться в люк. Он отошёл чуть дальше и подождал
– ничего… Тогда он отправился в подворотню, что-
бы попасть в пещеры обычным ходом. Медленно, как
можно тише спустившись, он оказался у своей пеще-
ры, потом заглянул в пещеру первого – его нигде не
было.
Тогда дракон пошёл тем путём, каким они оба нес-
лись всего пятнадцать минут назад и к своему ужасу
обнаружил в трубе, ведущей к люку на площади, без-
дыханное тело первого дракона.
Оказалось, что того хватила кондрашка от чрезмер-
ной злобы.
 Пятница
Немолодой мужчина, лет за пятьдесят, сидел за
уличным столиком в одном трактире, расположенном
на площади в одном городе. На столе рядом с ним
стояла небольшая коробка, обёрнутая бумагой. А что
было в этой коробке, мои дорогие читатели узнают в
свой черёд.
Мужчина ждал женщину, которую не видел уже бо-
лее тридцати лет; дама опаздывала, и он развлекал-
ся, разглядывая окружающих.
Вокруг было: площадь, небольшая, провинциаль-
ная, окружённая разноцветными домами; посреди
площади цвиркал худенький фонтан; вокруг фонта-
на сновали праздные зеваки. За всё то долгое время,
что он здесь сидел произошло только два значитель-
ных события: извозчик пытался задавить прохожего
и у фонтана пронзительно верещал мальчуган… Всё
остальное мужчине, привыкшему к столичной жизни,
показалось сонно и непримечательно.
Ах, какая хорошенькая, вдруг подумал он, глядя на
официантку. Она принимала заказ неподалёку. Сара-
фан идеально подчёркивал её идеальную фигуру, зо-
лотые волосы до плеч были распущены; официантка
стояла спиной, и наш герой вертелся и так и сяк, пы-
таясь уловить черты лица, пока она поворачивалась
то к одному, то к другому посетителю. Но всё впустую,
девушка быстро юркнула в таверну. Мужчина затаил-
ся на стуле и стал ждать возвращения – уж тогда он
точно ухватит своим взглядом черты её лица…
Но охота была прервана той самой дамой, которую
он так долго ждал. Много лет назад они расстались не
очень хорошо (а точнее – очень нехорошо), поэтому
после взаимных приветствий и поклонов за столиком
повисла тишина.
– Путешествуете инкогнито? – наконец осведоми-
лась дама.
– Да, не люблю таскать с собой свиту, обременяет.
А без свиты королю нельзя. Вы, как я понимаю, тоже…
– Да, да! И по тем же причинам, – она улыбнулась.
Их разговор не был похож на придворный, когда нуж-
но смотреть сверху вниз, цедить слова и напускать на
себя скучающий вид. Сейчас они могли позволить се-
бе побыть людьми.
– Вы просили меня о встрече. Я Вас слушаю.
– Даже не знаю, с чего начать… – мужчина смущён-
но посмотрел вниз.
– Я Вас простила, – просто и прямо сказала она.
Мужчина вспыхнул (а, надо признать, с королями это
случается крайне редко!) – Сначала я хотела Вас чет-
вертовать. Потом просто повесить. Потом осталась
только досада. А потом не осталось и досады. Я слов-
но посмотрела на всё со стороны, словно смотришь
на одну и ту же картину сотню раз и только на сто пер-
вый понимаешь, что же хотел сказать художник… Это,
конечно, не вполне точное сравнение, – Вы и худож-
ник, в том смысле, что Вы не творили произведение
искусства… но что-то вы натворили, это уж точно…
Мужчина был ей очень благодарен за то, что она
первая начала разговор, переведя его в откровенное
русло вот так сразу, не заставляя придумывать кучу
вводных пустячков, ведущих к основной теме; когда
ты хочешь поговорить о чём-то важном, это так мучи-
тельно – искать подворотни, которые выведут на глав-
ную дорогу.
Помолчали.
– Я хотел бы отдать вам то, что по праву Ваше, – он
подвинул даме коробку.
Она зашелестела бумагой, но, открыв коробку, тут
же бросила её обратно на стол, отвернулась и покрас-
нела (что, признаем, с императрицами случается ещё
реже, чем с королями!)
– Простите, пожалуйста, я хотел предварить всё
объяснениями, но что-то совсем сбился. Не поймите
превратно…
– Я вообще не понимаю как это понимать!
– Я много думал, возвращаясь к событиям того дня.
Мы знаем, что хорошо, а что плохо, к чему следует
стремиться, а чего следует избегать. Какие цели есть
у человечества, видите ли, каждый из нас знает на-
верняка. А когда мы знаем что-то наверняка, то сразу
бросаемся менять мир и творить добро, совершенно
не понимая, что берём на себя миссию, которой недо-
стойны – миссию делить мир на хорошее и плохое, на
добро и зло.
– Я не вполне Вас понимаю…
– Это потому, что я говорю совсем не то, что репе-
тировал. Я вот что хотел сказать: я был неправ, когда
говорил, что Вы ничего не поняли ни в соловье, ни в
розе, зато могли целовать за безделки свинопаса…
– Прошу Вас, не напоминайте мне об этих словах, –
резко сказала дама и нахмурилась.
– Извините, извините… Я хочу сказать, что я не
имел права Вас судить. Ну и что с того, что не поняли?
Что с того? Заставлять человека жить по моим пра-
вилам – это непростительная ошибка. С какой стати
я решил, что мои мысли о том, что считать высокими
проявлениями духа должны разделять другие?
– В каком смысле? Вы хотите сказать, что писать
картины маслом и спать в выгребной яме – одно и то
же?
– Я хочу сказать, что мы не вправе вытягивать че-
ловека из выгребной ямы и заставлять его писать кар-
тины маслом.
– Серьёзно? Мне тут на помилование подали про-
шение одного убийцы, что ж, пожалуй, отпущу его,
пусть вспарывает животы дальше. Мы же не вправе
заставлять его жить другой жизнью?
– Ну, знаете, это очень грубый пример! Я совсем не
то хотел сказать!
Дама вдруг рассмеялась:
– Нет, вы только подумайте! Вы защищаете меня
тридцатилетней давности, а я – Вас!
Они засмеялись, а потом замолчали, думая каждый
о своём.
Затем дама, так же молча, сунула руку в коробку
и вынула оттуда трещотку. Она рассматривала её с
минуту, а потом крутанула:

Ах, мой милый Августин,

Всё прошло, прошло, прошло!

– запела трещотка.
– Чёрт, – пробормотала дама, – именно та самая
песня… – и положила трещотку обратно в коробку.
Они ещё помолчали.
– Однако я в тот раз не до конца расплатилась с
Вами.
– Со скидкой, – махнул рукой мужчина, а потом, спо-
хватившись, подскочил: – прошу Вас, не подумайте,
что мне было бы неприятно, если…
– Оставьте, – властно сказала дама, – я уже не де-
вочка и всё понимаю.
Она внимательно посмотрела на него:
– Знаете, тот случай очень изменил меня. Не посту-
пи Вы тогда со мной подобным образом, я до сего дня
так и осталась бы пустышкой, считающей, что благо-
получие, радость и сладости валятся на меня прямо
с неба.
Она встала и взяла коробку:
– Я не знаю, какие у Вас сейчас идеалы, но точ-
но знаю одно: никто не может знать, как его мысли и
поступки отразятся на других. Тот, кто желает блага,
может обнаружить, что принёс вред. А тот, кто счита-
ет свой поступок опрометчивым, вдруг обнаруживает,
что он дал благие всходы. Тот факт, что Вы не можете
нащупать твёрдую почву под ногами, совсем не озна-
чает, что Вам некуда двигаться, – дама внимательно
посмотрела на мужчину ещё раз, – засим прощайте.
Мужчина встал, они оба, как и требовал этикет, при-
нуждённо раскланялись, и дама ушла, оставив наше-
го героя наедине со своими мыслями.
Оставим его и мы.
 Суббота
Два брата, – старший и младший, решили встре-
титься в выходной день пораньше. У них были неот-
ложные дела: у младшего были некоторые неприят-
ности, и старший брат специально приехал, чтобы вы-
тащить младшего из этих самых неприятностей.
А дело было вот в чём.
Младший брат был врачом. Он исследовал тай-
ны человеческого мозга. Однажды он узнал, что учё-
ный из России открыл тайну человеческого гипофи-
за. Однако эксперимент не увенчался успехом, и то-
гда младший решил повторить его, учтя ошибки кол-
лег. Но для эксперимента ему потребовался, ни мно-
го, ни мало, мозг Бенедикта Спинозы, известного фи-
лософа. Достать мозг, это понятно, оказалось делом
трудным.
Мозг после смерти философа был тайно изъят и
подвергся глубокой заморозке. Его тайно перевезли
в Альпы, где спрятали в труднодоступной пещере.
Те, кто это сделал, надеялись каким-то образом со-
хранить для человечества то наследие разума, ту яс-
ность, моральную честность, прямоту и оригиналь-
ность мысли, которую являл собой философ при жиз-
ни. Однако должного способа заново восстановить
всё это не было, до тех пор, пока…

– Чепуха какая-то, – сказал старший.

– Я тоже так думал, пока сам не увидел! – восклик-
нул младший, потом понизил голос, перегнулся через
стол и засверкал глазами: – ты знаешь, что Спинозу
хоронили дважды? А как ты думаешь, почему? Пото-
му что они не сразу узнали, что он умер, и требова-
лась эксгумация под благовидным предлогом, чтобы
извлечь мозг…
– Во-первых, неправдоподобно. Во-вторых, если
допустить, что так и было, то ты уверен, что это был
мозг Спинозы? На нём же не написано.
– Да, уверен. На все сто, судя по тому, что произо-
шло дальше.

Так, вот, должного способа вернуть разум Спинозы

к жизни не было, пока в России не была открыта тай-
на человеческого гипофиза. И здесь в дело вступил
младший брат, который подошёл к мозгу, так сказать,
с другого конца и с другими интересами.
Слухи о замороженных мыслях философа вовсю
циркулировали в народе. Однако найти хоть какие-то
нити оказалось очень сложно. Он объехал всю Евро-
пу, побывал на всех туристических маршрутах в Аль-
пах, нашёл добрую сотню человек, предлагавших ему
достать мозг Спинозы «в течение часа, ещё даже тёп-
ленький», но всё впустую. Разочарованный резуль-
татами своих многомесячных поисков он вернулся в
родной город, где возобновил врачебную практику в
местной клинике.
И вот однажды на приём к нему пришёл пациент.
Это был его постоянный клиент, мужчина в годах; он
был интеллигентен, одет опрятно, спокоен, рассуж-
дал разумно. Но при этом был поразительно докуч-
лив, появился на приёме уже с десяток раз, жалуясь
то на звон в ушах, то на головные боли, то глаз у него
побаливал… Однако после исследований неизменно
оказывалось, что пациент абсолютно здоров. На при-
ёме он без умолку болтал, расспрашивая о новых ве-
яниях в медицине, о поездках по Европе, постоянно
чем-то интересовался.
Младший, увидев мужчину в дверях, инстинктивно
поморщился и потёр виски. Надо бы ему аккуратно
предложить сходить к психиатру, подумал он.
– Ну-с, как здоровье? Что тревожит на этот раз?
– Мозг.
– Мозг? – младший рассмеялся, листая историю
болезни и глядя на того исподлобья, – что не так с ва-
шим мозгом?
– С моим всё в порядке. За Спинозу переживаю, –
улыбнулся пациент.
 Младший аж подпрыгнул…

– Ты хоть знаешь, кто это? – спросил старший

брат, – кто это такие? Ты их называешь «они», но кто
они? Кто этот «пациент»?
Младший посмотрел под ноги:
– Я не очень интересуюсь всеми этими тайными об-
ществами, не мой профиль. Мой профиль медицина.
Старший покачал головой, что означало «как это
на тебя похоже, младший, связаться с какими-то
людьми, даже не выяснив кто это!». Но вслух он ни-
чего не сказал.

Дальше всё развивалось в геометрической про-

грессии.
Младший со своим пациентом (будем звать его так,
ибо настоящее имя не известно) оказались в Альпах,
где пациент провёл его какой-то страшной горной тро-
пой на самую вершину Монблана. Там, в тайной пе-
щере, вмороженный в глыбу прозрачного льда, нахо-
дился мозг великого философа.
Младший брат осмотрел его со всех сторон и на-
шёл, что материал в отличном состоянии.
Пациент во время осмотра тёрся рядом. В ка-
кой-то момент он неуверенно подошёл поближе, тро-
нул младшего за рукав и сказал:
 – Послушайте… Я – хранитель; но моя миссия не
только охранять это сокровище от посягательств. По
правилам я должен послужить ещё и донором. Это ве-
ликая честь для меня, знать, что Спиноза оживёт во
мне, пусть сам я даже исчезну.
Младший внимательно посмотрел на пациента, но
ничего не сказал.
Пациент проживал в доме у подножия горы, и они
аккуратно спустили глыбу льда в дом для дальнейшей
работы. Предложение пациента быть донором было
вежливо отклонено…

– Фу-у-у-у… – облегчённо вздохнул старший брат, –

я уж думал, ты ему череп вскрыл!
– Ну, я всё-таки не убийца, – ответил младший, –
донором выступил альпийский сурок…
– Сурок?
– Ну да. Marmota marmota, альпийский сурок. Их
много в тех краях. Эукариоты, животные, хордовые,
млекопитающие… Этого достаточно.
Старший от души смеялся.

Операция прошла успешно, гипофиз был переса-

жен удачно, отторжения тканей не произошло. Даль-
нейшие процессы развивались так же, как было опи-
сано при первой операции – выпадение меха, вытяги-
вание конечностей, развитие речи и проч.
Через неделю было замечено, что существо, в ко-
торого превратился сурок, стало интересоваться бук-
вами.
– «Р-р-р-р-р»… – говорил ему младший брат, пока-
зывая на букву, существо повторяло:
– «Р-р-р-р-р»…
– А теперь всё вместе: «Р-р-р-ы-ы-ы-ы б, б, б, а-а-
а-а-а»… «Рыба»…
– Рыба.
Существо произнесло это слово быстро и уверено.
Младший вскинул удивлённые глаза на пациента и
сказал:
– Оно читает!
Пациент быстро схватил с полки первую попавшую-
ся книгу (это оказались «Упанишады») и положил пе-
ред существом. Существо начало складывать буквы в
слова, всё быстрее и быстрее, и вскоре его речь при-
обрела плавный характер, а через некоторое время
оно замолчало, потому что стало читать про себя.
Существо глотало одну книгу за другой, благо, что
у пациента их было вдоволь. Через несколько дней
младший брат вынужден был уехать, а когда через
месяц отлучки вернулся, то был поражён свершив-
шейся переменой.
Существо уже нельзя было назвать «существом»,
это был полноценный человек. Правда, внешне пыт-
ливый глаз обнаруживал в нём явные черты его пред-
ка – сурка. Но взгляд его был настолько осмыслен-
ным и очеловеченным, что младшему в этот раз и в
голову не пришло почесать его за ухом или погладить
по голове, как он, бывало, это делал. Он молча про-
тянул человеку руку и улыбнулся. Тот ответил; рука у
него была сухой, рукопожатие смелым, крепким и от-
кровенным.
Через некоторое время человек принёс книгу, кото-
рую написал за предшествующий месяц, это был труд
о корнях закона достаточного основания. Младший не
был силён в логике, но стиль и зрелость выводов оце-
нил по достоинству.
– Сейчас я пишу свой главный труд, – сказал че-
ловек, – он будет называться «Мир как желание и об-
раз»…
Пациент всё время ходил кругами вокруг человека
и лучился от удовольствия, от осознания того, что его
миссия реализовалась как нельзя более удачно.
Решено было переправить человека в соседнее ко-
ролевство и пристроить в какой-нибудь университет,
поскольку держать взаперти такой могучий разум –
это как минимум преступно.
Друзья пациента взяли на себя эти заботы и устрои-
ли всё как нельзя лучше. Младший брат получил воз-
можность посещать человека и изучать дальнейшее
развитие его способностей. Он хотел написать труд о
своей операции и опубликовать его.
Но этому не суждено было случиться.
Человеку дали имя, выправили документы, даже
заочно, задним числом присвоили звание доктора фи-
лософии (скажем прямо, – он этого заслуживал).
Однако созданный человек оказался настолько че-
стен, прямолинеен и правдив, что тут же в универси-
тете поругался с главным королевским философом,
о котором, конечно, шептались, что он философству-
ет абсолютную чепуху, прикрывая её наукообразными
словами, но вслух этого никогда не говорили! А чело-
век прямо и без обиняков сказал всё что думал и о
философе, и о его философии, и послал того на иш-
какхиай; его и всю его родню… Дошло до того, что он
начал читать свои лекции обязательно в то же вре-
мя, что и королевский философ, чтобы публично под-
черкнуть – или философия, или лизоблюдство. Выби-
райте.
И вот в один день, когда младший снова приехал
навестить человека, к нему в гостиницу, где он остано-
вился, пришли пятеро вооружённых людей из тайной
полиции и тут же, не говоря ни слова, начали обыск.
Четверо ходили по комнате, переворачивая всё вверх
дном, а пятый присел рядом на диван и начал рас-
спрашивать.
Младший был настолько растерян, что плохо сооб-
ражал что происходит, только хлопал глазами; в голо-
ве носились какие-то мысли; он вертел головой, на-
блюдая сразу за четверыми, ходившими туда-сюда по
гостиничному номеру, а в это время пятый дёргал его
за рукав, задавая кучу вопросов; младший отвечал с
трудом, иногда понимая, что несёт какую-то околеси-
цу…
Через пятнадцать минут он остался в номере один,
сидя на диване с раскинутыми в стороны руками и ту-
по смотря на закрытую дверь, за которой так же вне-
запно, как и появились, исчезли полицейские. Ещё че-
рез пять минут мысли его прояснились и суть собы-
тий, наконец, дошла: гомункула создали вы?.. Да, но
это не вполне гомункул, гомункул маленький, в про-
бирке, и гомункул это не совсем научное… Это неваж-
но; каким образом закладывалась воля, порядок мыс-
лей в это существо?… Да они и не закладывались во-
все, это всё уже было в гипофизе, не знаю как бы это
объяснить… Не надо ничего объяснять, этот экспери-
мент ваш – антинародная деятельность хуже терро-
ризма, он не просто подрывает устои общества, он
подрывает устои философии и направлен против ко-
роля!.. Да нет, что вы… Ваши заметки об операции
мы изымаем. У вас 24 часа чтобы покинуть пределы
страны, власти страны проживания будут уведомле-
ны о вашей антиобщественной деятельности…

– Да, уведомлены, – мрачно сказал старший, – я

навёл справки, они идут по твоему следу и, по моей
информации, как только найдут, тюрьма тебе обеспе-
чена. Они думают, что ты собрался пачками произво-
дить мыслителей.
– Что за бред? Но даже если бы я стал создавать
их пачками, и что? Не солдаты же…
– Когда много мыслителей, сам знаешь, управлять
трудно…
Помолчали.
– Так, – решительно сказал старший, – что известно
о тех ребятах, которые притащили тебя к этому само-
му мозгу? Сперва нужно понять с кем ты связался…
– Послушай, меня никто никуда не тащил, я сам ис-
кал этих возможностей!
– Ладно, ладно, не кипятись.
– Они дали мне кольцо, – младший похлопал себя
по карманам, – где-то здесь оно у меня, сейчас найду.
Сказали адрес, куда нужно прийти в случае неприят-
ностей, показать кольцо, они помогут.
Наконец младший выудил из кармана кольцо, кото-
рое хранил без должного почтения, потому, что особо
на их помощь не рассчитывал…
 Старший покрутил его:
– Иврит. Здесь буквы на иврите.
– Да? Я не разглядывал особо, – младший махнул
рукой.
– «Братство амореев…», что-то о «хранителях ла-
медвовников»… а, ясно. Я что-то слышал о них краем
уха. Это тайное братство, они разыскивают по всему
свету ламедвовников, коих должно быть непременно
36, ни больше ни меньше, и всячески оберегают их.
– Кого разыскивают? Первый раз о таком слышу…
– Я читал о ламедвовниках, – сказал старший, – в
«Книге вымышленных существ». Это праведники, на-
значение коих – оправдывать мир перед Богом. Они
наши спасители, хотя и не знают этого. Они не знают
друг друга, и не знают даже, что они ламедвовники.
Как только такой человек узнаёт, что он ламедвовник,
он тут же умирает. Если они исчезнут или их станет
меньше 36-ти, Бог уничтожит наш мир…
– Наверное, Спиноза был этим самым «ламед-
вовником»?
– Я же говорю, я читал это в «Книге вымышлен-
ных существ». Нет никаких ламедвовников, чепуха
это всё. Держи, – старший подал младшему кольцо, –
у меня есть план, как тебя вытянуть из этой передря-
ги, вот послушай… Что такое?
Младший не слушал его, он внимательно, сдвинув
брови, смотрел куда-то за спину старшему.
– Эй! – крикнул он кому-то, – ты что делаешь?
Старший обернулся и мельком увидел человека,
завернувшего за угол, который нёс в руке что-то
странное, он не успел разобрать. Младший вскочил и
двинулся вслед за ним.
– Постой! – крикнул старший брат, – ты куда?!
– Он щенка схватил за шкирку и куда-то потащил, –
развёл руками тот, – явно с нехорошими намерения-
ми!
– Тебе сейчас не до щенков. Вернись, пожалуйста,
обратно, – оглядываясь по сторонам, негромко, но на-
стойчиво сказал старший брат.
Младший колебался несколько секунд, а потом
махнул рукой, мол, ну и пусть, и рванул в пере-
улок, в котором только что скрылся мужчина. Старший
всплеснул руками и кинулся за ними, он бежал и ду-
мал, что устроит младшему головомойку, когда дого-
нит…
До поворота в переулок было с десяток шагов, но к
тому моменту, когда старший вбежал в него, там уже
никого не было. Сначала это его несколько озадачи-
ло, но он сообразил, что погоня ушла куда-то в более
узкие и более грязные подворотни, которые змеились
в разные стороны. Старший прислушался и побежал
в сторону, где раздавались дробные звуки двух пар
ног. Всё ближе и ближе, вот, наконец, ещё поворот и
он чуть не наступил на лежащего на земле младшего
брата. Тот лежал навзничь, раскинув руки, и часто ды-
шал, на его рубашке, в области сердца, расплылось
пятно крови.
Старший заметил краем глаза, что тот тип, за ко-
торым гнался младший, шмыгнул в арку неподалёку,
но перед тем, как скрыться, он повернулся и посмот-
рел на них. Морда его, да-да, именно морда, иначе это
нельзя было назвать, расплылась в огромной улыб-
ке, выставив два ряда острых зубов; в темноте арки
мелькнул его жёлтый змеиный глаз, и тип скрылся…
Старший упал на колени и приподнял голову:
– Ничего, ничего, – руки и голос его тряслись, – сей-
час, доберёмся до больницы…
Младший с трудом поднял голову и посмотрел на
рану.
– Крови почти нет, – сказал старший, – всё будет
хорошо…
– Нет, – сказал младший и голова его снова упала, –
не будет хорошо… кровь в перикарде…
Старший помчался со всех ног по извилистым под-
воротням за фиакром, чуть не заплутал пару раз и,
наконец, выскочил на площадь, где ещё пять минут
назад они с братом мирно сидели за столиком у та-
верны. Он чуть не сбил с ног какого-то мужчину, про-
гуливавшегося по площади.
– Что с вами? – спросил тот, – вам нужна помощь?
– Мне нужен экипаж!
– Вон там! – он показал рукой в сторону широкой
улицы, ведущей с площади, и старший умчался. Его
не было довольно долго. Через некоторое время он,
весь бледный и нервный, вернулся на фиакре. Кучер
оценил ширину подворотни и заявил, что никоим об-
разом туда не пройдёт.
Мужчина, которого чуть не сбил старший, стоял всё
ещё тут же и охотно согласился помочь. Они оба по-
бежали по подворотням. Увидев лежащего на земле
младшего брата, мужчина ахнул и всплеснул руками.
Затем они быстро подняли младшего и понесли к эки-
пажу. Кровь у младшего брата была почти не видна
и люди на площади либо не предали значения всей
этой суматохе с погружением в экипаж, либо укориз-
ненно качали головами, что означало, мол, с утра уже
пьян…
Фиакр медленно поехал по площади, ежесекундно
наталкиваясь на гуляющих и переругиваясь с прохо-
жими… Старший всё торопил и торопил кучера как
мог, всё ещё надеясь на счастливый исход, которого,
впрочем, никак не могло быть…

Кстати, если бы младший брат был в сознании, то

он сразу узнал бы мужчину, который помогал нести
его к экипажу. Это был тот самый человек, которого в
нашей сказке зовут «пациентом».
Когда фиакр уехал с площади, пациент прошёл по
переулкам до того места, где лежал младший брат.
Он постоял, оглянулся и что-то подобрал с земли. Это
было выпавшее из кармана младшего брата кольцо,
то самое, которое он хранил без должного почтения…
 Воскресенье
– К Вам красивая дама, – консьерж загадочно поки-
вал головой вниз по лестнице.
Карл спустился.
– Ты сильно рискуешь, приходя ко мне, – сказал он
и, обернувшись, посмотрел на консьержа: тот усилен-
но делал вид, что занимается своими делами.
– Ах, оставь! – Клара махнула рукой, – я сегодня не
вернусь домой.
Консьерж был прав, Клара была действительно
красива. Утончённые аристократичные черты лица
выгодно оттеняли её живой ум, сводя с ума тех муж-
чин, которые ценили в женщинах не пышность, но
благородство; стройное тело Клары магнитило взоры
на всём видимом расстоянии.
День рождения подруги, пояснила Клара. Всё про-
сто отлично, особенно шампанское. Поэтому домой
она сегодня не поехала, а поехала к нему, к Карлу.
Клара уверенным жестом отдала ему зонтик и при-
слонилась к косяку.
Муж не ценил и не любил её, а потому смотрел на
её увлечения сквозь пальцы, она платила ему тем же.
Но всё равно, являться на ночь глядя к чужому мужчи-
не было рискованно. Карл глянул через широкие стек-
лянные двери подъезда на площадь перед домом –
слава Богу, она была пуста, сегодня воскресенье, все
разошлись пораньше, если не считать какого-то пьян-
чужку, стоявшего на четвереньках над люком канали-
зации и экипаж, на котором приехала Клара.
Рядом с фиакром неуверенно мялся кучер. Ясно,
Клара забыла заплатить. Карл вышел и расплатил-
ся, а вернувшись в подъезд обнаружил, что она уже
поднялась наверх, оставив на гостевом столике свою
шляпку.
Когда он, со шляпкой и зонтиком в руках, появился
в своей квартире, Клара уже успела зацепиться за од-
ну из его многочисленных книг, и внимательно читала,
прислонившись к книжному шкафу. Карл остановился
в тени коридора и, скрытый портьерой, любовался ею
некоторое время. Наконец он вошёл, положил шляпу
с зонтиком на кресло; Клара, заметив его, прочла:

Пускай сирокко бесится в пустыне,

Сады моей души всегда узорны.

– она провела пальцем по закладкам сверху, – это

твои любимые?
Карл немного смутился, взял из её рук книгу и по-
ставил на полку:
– Это… личное…
 Клара отвела глаза и тихо сказала:
– Я тоже… твоё личное.
Карл вспомнил, как они познакомились: мокрые
бульвары, мокрые зонты, он так и не понял, как они
оказались рядом. В кафе Клара угощала его своим
вкусным шоколадом, а он ей заказывал клубнику и
миндальный крем. Это был Париж, тогда они ещё пу-
тешествовали поодиночке, и это было чудно – всю
жизнь прожить в одном и том же городе, а познако-
миться случайно в Париже.
Конечно, Клара была «его личным», но Карл всё
время боялся сказать ей это напрямую, он боялся, что
от слов узорный сад сразу потускнеет или разрушит-
ся совсем.
Клара оттолкнулась от книжного шкафа и приня-
лась бродить по комнате, трогая руками все предме-
ты; те, которые её особенно интересовали, вроде ма-
леньких египетских статуэток из его собрания, Клара
вертела в руках, задавая кучу вопросов. Она была
первый раз у него дома; по воскресеньям Карл отпус-
кал прислугу, и Клара это знала.
– Хочешь что-нибудь выпить?
– Только не вина… – ответила она, – и ещё мне нуж-
на ванная комната.
Ванная комната у Карла была холостяцкая, без вся-
ких разных кремов и пен, но в самой ванне уже была
налита вода, которую он готовил для себя в надежде
полежать там с бокалом вина.
Он побулькал рукой и сказал:
– Теплая, как раз. Прошу!
Клара повернулась к нему спиной:
– Помоги, пожалуйста.
Он помог развязать многочисленные завязочки,
ленты, шнурочки, и, когда, наконец, победил всё это и
собрался уходить, Клара окликнула его:
– Карл!
– Да?
Клара стояла совершенно нагая в ванной; она при-
няла соблазнительную позу и послала ему воздуш-
ный поцелуй. Карл засмеялся и невольно остановил-
ся, наслаждаясь видом.
– Ну всё, иди, иди… – засмеялась она и Карл, под-
хватив её одежду, вышел.
Он возился на кухне с кипятком, когда услышал, что
Клара зовёт его.
– А у тебя есть халат? – спросила она.
– Халат? Кажется нет… Сейчас посмотрю.
Халата, конечно, не было. В гардеробной он на-
шёл свою тёплую рубашку, которую торжественно и
вручил; Клара посмеялась над «халатом», но всё же
надела принесённую Карлом рубашку (которая, ска-
жем откровенно, ничего особо не прикрывала, а толь-
ко подчёркивала), и аккуратно вышла из ванны.
– Холодный пол, – пожаловалась Клара и протяну-
ла к нему руки. Карл взял её на руки; Клара пахла ла-
вандой и мускусом. Карл удивлённо оглянулся на ван-
ну и увидел там хлопья пены:
– У меня есть пена для ванн?
– Да. Ты что не знал?
– Забыл, наверное, – сказал Карл, и они засмея-
лись.
Карл донёс Клару до кровати и вернулся с чаем.
– Что это?
– Это зелёный чай. Говорят, на ночь пить нельзя,
но ничего другого нет. Друг из Китая привёз. Между
прочим контрабандой.
– О!
– Называется как-то типа «Дракон ныряет в коло-
дец… перед дождём» или что-то в этом духе.
– Дракон ныряет в колодец? – Клара от души за-
смеялась, поставила чай на столик, поудобнее устро-
илась на подушках и внимательно посмотрела на Кар-
ла.
– Скажи мне что-нибудь.
– Что?
– Не знаю.
– Ну-у-у… – Карл немного смутился, – ты краси-
вая…
 – Я знаю.
– Ты красивая и умная одновременно, а это редкое
сочетание…
Клара улыбалась и молчала, пока Карл не сдался:
– Ну, я не знаю, правда! Про что сказать?
Клара засмеялась и сказала:
– Я знаю твои любимые места, – она откинула во-
лосы на бок и провела пальцем по шее от мочки уха
до плеча. Карл пересел на кровать, обнял её сзади и
провёл пальцем там же, а потом сказал:
– Ты вся – моё любимое место…
Они лежали некоторое время, обнявшись, потом
Клара сказала:
– Ты так ничего и не сказал.
– Наверное, мне нечего сказать…
Клара улыбнулась:
– Может быть, и правда нечего…Я про тебя всё
знаю.
– Да я, в общем-то, ничего и не скрываю. Спраши-
вай…
– Нет нужды, – глаза Клары начали слипаться, и
речь её становилась всё медленнее и медленнее, –
я всё вижу… Я вижу как ты держишь чашку… Как
пьёшь чай… Что спрашиваешь… Как споришь… На
что смотришь дольше, чем обычно… Каким людям ис-
кренне улыбаешься, а каким нет… Сегодня я увидела
твою библиотеку…
Она лежала с закрытыми глазами и слова её текли
медленно и лениво.
– Как же мне попасть в твой сад? – сквозь сон спро-
сила она. Карл провёл подушечками пальцев по её
шее, – там, где он её целовал, кожа была ещё чуть
влажной. Он не мог ничего ответить, потому, что сло-
ва всегда всё разрушают…
Клара спала глубоким сном, Карл убрал с её лица
волосы и укрыл одеялом.
В отличие от Клары на него чай подействовал обод-
ряюще. Он походил по комнате, навёл порядок в ван-
ной, на кухне, а потом вернулся к своей трубке, наби-
той ещё до прихода Клары и теперь верно ждущей его
на подставке. Карл вышел на балкон, сел на плетёный
стул и не торопясь закурил. Он посмотрел на небо –
звёзды мерно и ярко светили. Говорят, звёзды мерца-
ют; говорят это связано с движением потоков воздуха
или что-то в этом роде. Но Карл ни разу в жизни не
замечал этого, сколько ни смотрел, – ему всегда каза-
лось, что они светят ровно и гладко.
Он сидел, смотрел на звёздное небо и думал. Он
думал, что это небо существовало задолго до нас, и
будет существовать ещё долго после нас. Сколько че-
ловек, которых мы не знаем, и о существовании ко-
торых даже не догадываемся, смотрели на это же са-
мое небо; сколько глаз за сотни и тысячи лет смотрели
вот на эту самую звезду, на которую смотрит он сей-
час? Да и те, о которых мы знаем, это только записи в
книгах. Ты не можешь поздороваться за руку с фарао-
ном или перекинутся парой фраз с Сократом или, ска-
жем, помахать рукой Карлу Великому. Но ты можешь
посмотреть на ту же самую звезду, что смотрели они.
Не на «такую же», а на ту же самую. Карл вспомнил
своё чувство в музее, когда смотришь на вещь и пред-
ставляешь, что её брал в руку какой-нибудь торговец,
живший давным-давно; наверное, держал её вот за
этот самый изгиб. И ты тоже можешь протянуть руку
и взять её за этот же самый изгиб и получится, что
ты словно взял за руку того самого человека, который
жил давно, и ни сном ни духом не знал о твоём су-
ществовании… Так и тут, посмотрел на звезду и слов-
но пожал руку фараону или поболтал с Сократом или
помахал рукой… кого мы там вспоминали? Вылетело
имя из головы… неважно, скажем, Бэкону Верулам-
скому (кто это, кстати?)…
Скоро небо стало затягивать тучами, и закрапал
редкий дождь. Карл вытащил плед, на котором сидел,
закутался в него и придвинулся под козырёк балкона.
Он поджал ноги и ещё долго сидел, попыхивая труб-
кой…
Вот бы так продолжалось вечно…
 Ночь с воскресенья
на понедельник
Сон, вызванный пришедшей будить матерью; за се-
кунду до пробуждения.
Чудовище выглянуло из-за дерева и уставилось на
меня. Я понимаю, что оно смотрит именно на меня,
хотя по его морде это трудно определить – морда со-
стоит сплошь из длинных и острых, как осиновые ко-
лья, зубов. Я бросился бежать, а оно неспешно, на
своих волосатых копытах вышло из-за дерева и, пру-
жиня в коленях, зашагало следом. Оно не торопи-
лось, нет, даже, наверное, стояло на месте, ведь в
нём было метров пять роста и догнать меня ему со-
всем не трудно. Ноги ватные, я бегу-бегу, а всё на
месте. Кошмар, паника, ужас! Я чую, что оно позади,
а ноги не слушаются! Они двигаются медленно-мед-
ленно и вместо того, чтобы отталкиваться от земли,
увязают в ней, как в вате…
Боже мой! Я боюсь оглядываться! Краем глаза ви-
жу, как справа его огромное копыто выбивает пыль из
старой листвы, покрывающей ковром весь лес. Жуки,
комары, бабочки-крылышками-бяк-бяк, полевые мы-
ши, кроты, ярусами рассевшиеся вокруг малюсенькой
полянки, и не собираются помогать мне! Они пришли
посмотреть, как меня сожрёт чудовище. Я рыдаю от
ужаса, и каким-то непостижимым образом оказыва-
юсь на высоченной ели, в глазах всё дрожит, руки хо-
дят ходуном от страха. А чудовище стоит рядом и, хо-
тя оно гораздо меньше того дерева, на котором сижу
я, его жуткая зубатая морда колышется прямо перед
моими глазами.
– ТЫ НИЧТОЖЕСТВО! – ревёт чудовище. Я тоже
реву, но потоком слёз. Они капают мне на руки, на
ноги и оставляют на них следы как на бумаге, капли
мгновенно впитываются и расплываются по коже тём-
ными мокрыми кругами.
– ТЫ ПУСТОЕ МЕСТО! – ревёт чудовище на весь
лес и медленно протягивает ко мне свою лапищу с
длиннющими острющими когтями.
Зрители на полянке валяются давно мёртвые, жи-
воты у кротов впали, торчат рёбра, зубы оскалились;
от бабочек остался только крошащийся хитиновый по-
кров и засохшие крылья, готовые сломаться от малей-
шего прикосновения…
Мысли и сердце моё начинают бешено колотиться,
а чудовище всё тянет и тянет ко мне лапу и кажется
этому не будет конца.
Чудовище своим острым когтём проводит по моей
руке и рука рвётся, как тонкая бумага под грубым пе-
ром, оставляя полоску из смятых треугольников… Я
смотрю в разрывы и вижу, что тело моё пусто, и под
бумажной кожей ничего нет…
Мальчик закричал и сел на постели, проснувшись…
 Смерть Карла-Клауса
F.Chopin. Sonate pour piano
№ 2 en b-moll, op.35

J.Pachelbel. Kanon für 3

Violinen mit Generalbaβ, in D

Тётушка повертела лист бумаги и сказала:

– Посмотри, как странно! – она похихикала, – два
листа, сплошь исписаны, и все строчки зачёркнуты,
кроме трёх последних!
Вторая тётушка заглянула ей через плечо и прочла:

Солнце нос мне щекочет.

В постели нежась,
Радуюсь новому дню…

– Нескладушки какие-то… В топку!

Листки полетели в камин, в огонь к другим ненуж-
ным, по мнению тётушек, бумагам, оставшимся от по-
койного Карла-Клауса, их бестолкового племянника…
Тётушки сразу с похорон племянника завернули в
его квартиру и теперь бодро вышагивали по комна-
там, своей весёлой болтовнёй бесцеремонно разбив
ту печальную тишину, которая остаётся после смер-
ти человека в его жилище. Они по-хозяйски хлопали
ящиками, открывали нарастопашку шкафы, вертели
в руках вещи, принадлежавшие усопшему, смелыми
движениями ворошили бумаги на столе…
Вещи тихо сопротивлялись вторжению; бумаги
вздрагивали от прикосновений, как вздрагивает чело-
век с ожогом, когда кто-то не зная или забыв, нетак-
тично притрагивается к воспалённой коже; ящики ко-
модов, легко шуршавшие под хозяйской рукой, теперь
напрочь застревали в пазах; стулья, когда их выдёр-
гивали за шкирку из-под стола, безвольно повисали
и скрипели по полу ножками; чашки в комоде падали
набок и наотрез отказывались вставать, а одна даже
разбилась под нетерпеливой тётушкиной рукой…
Глаза тётушек уже давно просохли и они хозяйским
взглядом осматривали обстановку – это выбросить,
это ещё может пригодиться, это… ну, посмотрим, вряд
ли… на тряпки пойдёт…
Но тут их ждал неприятный сюрприз.
В квартиру зашёл немолодой тучный мужчина с
внешностью, выдававшей в нём любителя выпить. Он
с порога предъявил купчую на квартиру (в руки, прав-
да, не дал, издалека определив в тётушках исключи-
тельных скандалисток, способных, прямо таки и сло-
пать бумаги, лишь бы отстоять квартирку). Выясни-
лось, что Карл-Клаус перед смертью успел продать и
квартиру и всю обстановку в ней. Тётушки, уяснив по-
ложение дел, переглянулись, и в глазах их читалось:
«вот тебе и племянничек! Экий прохвост!»
А дальше пошло-поехало: дамы наотрез отказыва-
лись покидать квартиру, голосили и грозили мужчи-
не всеми муками ада; мужчина краснел как помидор,
обещая наслать на них адвокатов, бегал за полицей-
скими и с улицы грозил кулаком… Но оставим их, по-
тому, что наша сказка совсем не об этом.

***

Бог весть, почему родители дали ему двойное имя.

Такая манера есть, кажется, у французов. Но в их кра-
ях никто не называл детей двойными именами. А его
назвали.
Карл-Клаус был малышом смышлёным, но немного
застенчивым. В учёбе был хорошистом, хотя звёзд с
неба и не хватал. Проще говоря, после того, как он ро-
дился, Карл-Клаус рос-рос и вырос… Дальше, по об-
щему плану, он должен был состариться, но произо-
шло одно очень неприятное событие, которое не поз-
волило ему это сделать.
Однажды Карл-Клаус почувствовал себя нехорошо.
Через свою тётушку, работавшую сестрой у одного хо-
рошего врача, Карл-Клаус записался на приём.
В назначенный день он шёл по улице. Шёл он до-
вольно медленно, потому, что, несмотря на утро уже
очень устал. И, приближаясь к назначенному месту,
заметил двух женщин – одну помоложе, вторую по-
старше. Они явно только что вышли из клиники и те-
перь стояли на тротуаре, разговаривая. Та, что моло-
же, плакала, что-то рассказывая второй. Лица второй
он не видел, она стояла спиной к нему, но было вид-
но, что она пытается не смотреть молодой женщине в
глаза, голова её поворачивалась то вправо, то влево,
а чаще – вниз. Карл-Клаус догадался о мотиве разго-
вора и ускорил шаг, чтобы пройти пару быстрее, ему
было бы крайне неприятно услышать то, что говори-
ла женщина. Он даже сделал побольше крюк, чтобы
обойти их, как бы из вежливости.
В клинике он разделся и довольно долго ждал при-
ёма. Потом он ходил ещё по каким-то процедурам, хо-
дил на дополнительные осмотры, и, в конце концов,
ему было сказано прийти на следующий день. Карл-
Клаус надеялся получить быстренько рецепт и даль-
ше заниматься своими делами, но, видимо придётся
идти ещё раз. Он огорчённо вздохнул и ушёл.
На следующий день врач, отводя глаза, сообщил
ему неприятную новость под названием чахотка. За-
пущенный случай. Назначил какие-то порошки, поезд-
ку на воды и т. п.
Стоп, стоп, стоп… Карл-Клаус сначала не мог по-
нять смысла сказанного и некоторое время просто
молча сидел. Как так? Это не ошибка?.. Нет, не ошиб-
ка.
Он встал. Тут же сел.
Но ведь это же опасное заболевание, так ведь?
Доктор вздохнул.
Минут пять Карл-Клаус сидел молча. А потом он
вдруг понял всё по глазам доктора и зачем-то чест-
но спросил: а есть ли смысл? Тогда врач впервые по-
смотрел ему в глаза и ответил: его профессиональ-
ный долг назначить лечение. Статистика показыва-
ет, что в подавляющем большинстве случаев лечение
не помогает. Но надежда всегда остаётся. Карл-Клаус
понял, что ответ – нет.
Новость ошеломила его и в мгновение ока перевер-
нула все мысли.
Выйдя от доктора, он кое-как натянул пальто и ока-
зался на улице. Двигаться не хотелось никуда. Теперь
он клял себя и думал: зачем он честно спросил? Мож-
но было бы оставаться в неведении, так было бы луч-
ше.
А потом случилось то, от чего он пытался все-
гда убежать: он вдруг почувствовал, что значит
смерть. Ему стало дико, до ужаса страшно. Ладони
и спина вспотели, в голове было пусто, только вер-
телось это страшное слово: смерть, смерть, смерть,
смерть, смерть… Карл-Клаус всегда гнал от себя это
слово и все связанные с ним однокоренные и не одно-
коренные слова. Но сейчас оно прочно впечаталось в
его мозг. И перевернуло всё.
Теперь повозки по проспекту ехали не так, как
обычно. Женщины на бульваре смеялись не так, как
обычно. Особенно дети – они бегали совсем не так,
как обычно, потому что они были дальше всех от
смерти. Они все словно говорили Карлу-Клаусу: «ну
всё, дальше мы уж как-нибудь без тебя». Без тебя…
Мимо, не замечая его, прошла пара: молодые муж-
чина и женщина. Женщина кокетливо смотрела ку-
да-то вдоль улицы, делая вид, что ей совершенно не
интересно, что говорит её спутник, а молодой человек
заглядывал ей в лицо и что-то улыбаясь говорил… Так
они шли, толкаясь с прохожими, а Карл-Клаус стоял и
зачем-то смотрел как они удалялись. Они и не знали
о его беде, хотя прошли всего в нескольких сантимет-
рах, а если бы и знали, то сделали бы, наверное, крюк
побольше, чтобы обойти Карла-Клауса. Он смотрел
на удаляющиеся спины, на прекрасно сшитое паль-
то, на шлицу с двумя пуговицами. Даже эти пуговицы
были рады жизни, они смотрели на него и говорили:
«слушай, Карл-Клаус, судя по лицу, у тебя что-то при-
ключилось, что-то нехорошее… о, нет, рассказывать
не надо, а то ещё нам настроение испортишь… а у нас
всё хорошо, да… ничего страшного, мы уж как-нибудь
без тебя обойдёмся…»
Было до того горько и обидно от нахлынувшего
вдруг чувства одиночества, что он чуть не расплакал-
ся прямо на улице.
Так он стоял некоторое время, не помнил сколь-
ко. Потом развернулся и поплёлся домой. Он смотрел
под ноги, на повторяющийся рисунок мостовой, голо-
ва его гудела пустотой. Через некоторое время он об-
наружил, что идёт совсем в другом направлении, раз-
вернулся и пошёл в сторону дома. Прямо напротив
его подъезда была разбита клумба с цветами. Сейчас
ранней весной трава и цветы только начинали проби-
ваться и он вспомнил, как любил смотреть на разно-
цветный ковёр со своего балкона. Сейчас это всё не
радовало, и он досадливо пнул молодой газон.
«Почему я? Почему так рано? Это несправедли-
во!» – думал он, и с каждым словом в нём закипала
злость. Дома он прямо в одежде бросился на кровать
и так лежал некоторое время, а потом резко вскочил
на ноги. Теперь он был в бешенстве.
«Почему? Почему? Почему?» – единственный во-
прос вертелся у него в голове. Он бегал по комнате
как тигр в клетке, когда её вывозят на арену цирка.
Проходя мимо стола он каждый раз с размаха обру-
шивал на него свой кулак. Кулак вообще в эту минуту
играл у него ключевую роль: он долбил им по столу,
двинул один раз по шкафу. Он грозил кулаком небе-
сам и преисподней, как по отдельности, так и обоим
сразу. Он сжимал в кулаках волосы. Наконец он про-
сто сидел на своей кровати, плакал и что-то говорил
в кулак, что-то сообщал самому себе.
В этот вечер он здорово напился. Утром голова гу-
дела, и он продолжил пить до обеда, пока ему не ста-
ло совсем плохо. Зелёного цвета, он выполз кое-как
из туалета и проспал до следующего утра.

***

Утром Карл-Клаус открыл глаза. Солнце светило

ему прямо в лицо, в постели было тепло и уютно, не
хотелось вылезать. Он пошевелил ногами и сладко
потянулся…
И тут на него опустилась серая безнадёжность. Он
ведь умирает, как он мог забыть об этом… Все краски
вокруг поблекли, само солнце уже не светило, а про-
сто освещало окружающие предметы, зелёная тоска
придавила его к кровати. Он лежал и смотрел в пото-
лок, долго-долго лежал…
Ему даже некому поплакаться в жилетку. Есть две
тётки, но они были совсем не его характера, при од-
ном только их виде Карла-Клауса передёргивало… А
ведь он хотел жениться, все его знакомые уже попе-
реженились, некоторые детей завели… Может и ему
ещё не поздно? Нет, поздно, поздно… А что, месяц,
наверное, ещё остался, можно успеть. А что невесте
сказать? «Знаешь, я через месяц или два…». А может
ничего не говорить? Потом узнает. Обмануть? Ты что,
спятил совсем? Ну, так мне же теперь всё равно…
Преодолевая слабость он поднялся, кое-как напя-
лил на себя одежду и вышел на улицу. Ему было всё
равно.
Он бродил по улице, стоял над водой на своём лю-
бимом мостике, но его ничего не радовало. Он сто-
ял, облокотившись на перила, и смотрел на воду. По-
зади раздался шум, Карл-Клаус обернулся: какая-то
старушка уронила корзину, овощи рассыпались. Карл-
Клаус нахмурился – что это такое? Странные фрук-
ты-овощи, я не знаю их названий… Да какая, по сути,
разница? Может помочь собрать? Ну её к чёрту, пусть
сама собирает…
Он отвернулся и снова принялся смотреть в воду.
В воде он ничего не видел, кроме скорбного покачи-
вания. Карл-Клаус развернулся и медленно пошаркал
ногами прочь. Вся улица была наполнена тоской-то-
щищей, куда не поверни. Раньше, если ему станови-
лось неуютно или грустно, он выходил на улицу или
заходил к знакомым и за пейзажами или хорошим раз-
говором всё терялось, грусть уходила. Теперь иное:
куда бы ты не пошёл, всюду тоска. Ты плывёшь в ней,
как в огромном океане, и выплыть не суждено. Так и
умрёшь в тоске, таков всеобщий конец.
Он издалека увидел у подъезда своих тётушек.
Пришли добить своим присутствием. Хуже уже не бу-
дет, подумал он, и со злости пнул какого-то дворового
кота, который сидел на дороге и мыл подмышки.
– Ах, Карлуша! – запричитала одна.
– Ах, Клаусик, – запричитала вторая.
Карл-Клаус почувствовал себя мертвецом. Он мол-
ча прошёл мимо них, тётушки засеменили вслед за
ним по лестнице.
В квартире он завалился в одежде на кровать и
уставился в потолок. Тётушки мелькали рядом, зала-
мывали руки и тоскливыми голосами говорили что-
то про порошки и минеральные воды, между прочим
спросили и про завещание.
Когда ему стало уже совсем тошно, он сел на по-
стели и посмотрел на них. Тётушки нависали с обо-
их сторон, смотрели на него жалобными глазами. От
них широкими потоками источалась какая-то тоскли-
вая забота об умирающем, он видел такое не раз –
это когда с печальным видом подносят чашечку воды,
разговаривают в полголоса и стараются нешумно пе-
редвигаться по квартире. Пришедшего навестить сра-
зу хватают за руку с и красными глазами сообщают,
что сегодня-де «попил немножко, да откушал полбу-
лочки… ночью стонал». Все взъерошенные, потому
что всю ночь сидели с грустным видом подле крова-
ти. У Карла-Клауса сразу встала перед глазами при-
торная картина, которую он видел в каком-то музее,
с названием «Плоды хорошего воспитания» или что-
то вроде того. Это там, где все печально и тошнотвор-
но-участливо собрались вокруг какого-то паралитика
или умирающего… Хуже горькой редьки, честное сло-
во.
Карл-Клаус резко встал и, пожимая тётушкам руки
и благодаря за участие, стал теснить их к выходу. Тё-
тушки в это время без умолку тараторили, печально
склонив головы набок и предлагая разные услуги: по-
сидеть, сходить, отнести, устроить…
Когда тётушки, наконец, были выпровожены, Карл-
Клаус опустил руки, упёрся лбом в косяк и стоял так,
обездвиженный полной безнадёжностью. Он вспом-
нил соседку, умершую недавно. Он тогда зашёл по
просьбе её родственников, что-то нужно было по-
мочь перетащить. Когда Карл-Клаус проходил мимо
постели умирающей, она вдруг схватила его за руку,
и с умоляющими глазами крикнула: «Да сделайте же
что-нибудь! Вы не видите, я умираю!». Карл-Клаус в
страхе отшатнулся, он не ожидал такого. «Помогите
мне!» – плакала она. «Да чем же я могу помочь?» – в
ужасе говорил он, пытаясь вытянуть руку. Тут подбе-
жали родственники, отцепили её.
«И я также буду?» – подумал он. Он вспомнил, что
у Цезаря однажды спросили, как он хочет умереть и
тот ответил: быстро. Цезарь знал, о чём говорил, и
его мечта сбылась. Но, говорят, он в момент смерти
инстинктивно закрывался тогой от мечей, будто ткань
могла спасти его от стали. Всё равно боялся, да! Он
такой же, как все. Как все.
Карл-Клаус прошёл в комнату и посмотрел в зерка-
ло. Волосы сальные, торчат во все стороны. Щетина.
Мятое пальто, грязная рубашка без галстука, пустой
взгляд.
«Во что же я превратился…» – спросил он у себя.
И себе же ответил:
«В умирающего человека».
«Неужели всё так страшно кончится? Неужели и я
буду хватать за руки проходящих мимо и безнадёжно
молить спасти от неминуемой смерти?»
«Да, кончится всё именно так страшно.»
 ***

Наутро Карл-Клаус выглядел ещё хуже: волосы

сальнее, щетина длиннее, взгляд пустее. Спал он не
раздеваясь, и сейчас брюки и рубашка выглядели
бесформенной грязной тряпкой. Он стоял перед зер-
калом и тупо смотрел на своё отражение. Он стоял в
носках и под ногами хрустели какие-то крошки. Похо-
же, он вчера жевал что-то от голода… Он не помнил.
«Если собаке или кошке сказать, что через ме-
сяц-два они умрут, – думал Карл-Клаус, – то они ниче-
го не поймут и будут всё равно бегать, как ни в чём не
бывало. А человек знает о смерти. Так в чём же пре-
имущество быть человеком? Одни недостатки. Сидел
бы сейчас как тот кот, вылизывал подмышки…».
Карл-Клаус провёл руками по волосам, ладони сде-
лались сальными. Он посмотрел на них, посмотрел на
ногти с траурными полосками грязи вокруг…
И тогда он сказал. Самому себе. Сказал он так:
«Вот что, друзья мои. Мне, конечно, тоже нужно по-
мыть подмышки. Но, всё же я человек, а не кот. А это
к чему-то обязывает!»
Он решительно прошёл в ванную комнату, набро-
сал полешек в бойлер и сел ждать, пока нагреется во-
да. Потом он помылся, побрился, переоделся, и через
час из зеркала на него глядел уже совсем другой че-
ловек. Это был чисто выбритый и чисто вымытый мо-
лодой человек, стройный, с осмысленным взглядом,
в белой рубашке и свежих брюках. Цвет лица был
несколько болезненный, но это ничего.
Какого-то особого плана у него не было. Что делать
дальше, он не знал, но одно решил твёрдо: он не даст
себе умереть пошло и страшно, в тоске и безнадёж-
ности. Он человек, а это к чему-то обязывает!
Он вспомнил, что когда-то в молодости хотел пи-
сать стихи. Ему это очень нравилось, он даже напи-
сал книжечку. Правда, пока он искал издателя (а про-
шёл год-два), он снова их перечитал и в ужасе спалил
рукопись в камине.
Карл-Клаус решительно двинулся на улицу, нашёл
торговца недвижимостью и продал ему квартиру со
всей обстановкой и с отсрочкой перехода права соб-
ственности на полгода (а если что-то случится с Ва-
ми, спросил торговец; ну давайте допишем «или сра-
зу после смерти», сказал обрадованный Карл-Клаус).
Обеспечив себя деньгами, Карл-Клаус нанял жен-
щину, которая за небольшую плату отдраила ему весь
дом и перестирала бельё. В повседневных заботах
страх смерти отошёл на второй план и сделался блёк-
лым. Прежней тоски уже не было.
Через два дня Карл-Клаус принёс в свою чистую
квартиру букет цветов, поставил его в вазу на столе
и уселся за столом так, чтобы смотреть в окно, где в
это время медленно выплывало из-за домов солнце.
Страхи, тоска, безнадёжность в нём перегорели и ста-
ли воспоминаниями. Он знал о ней всё и уже её не
боялся. Смерть теперь для него была близкая и ка-
кая-то родная, что ли.
Он сходил в ресторан, на который всегда жалел де-
нег. Он угостил самым дорогим шампанским своего
хорошего знакомого. Он даже, преодолевая слабость
и постоянный кашель, сходил в горы. Он нашёл и на-
кормил того кота, которого так безобразно пнул, пото-
му что хотел загладить свою вину. Всё же он человек,
а это к чему-то обязывает!
Но чаще всего он сидел дома перед окном или на
улице и смотрел вокруг. Иногда он выбирался за город
и смотрел на горы, лес, смотрел как растёт трава. Но-
чью он следил за передвижением луны. Он знал, что
скоро попрощается со всем этим. Навсегда.
Однажды он вспомнил про стихи. Ему всегда нра-
вилась японская поэзия, раньше, ещё в школе, Карл-
Клаус сильно увлекался ею. И он начал писать хокку.
Он, конечно, был не поэт и хокку выходили не очень.
Ему они, во всяком случае, не нравились. Он их за-
чёркивал и снова писал. Потом зачёркивал и снова.
И снова. Раз за разом получалось лучше, но, конеч-
но, не шедевр… Да, не шедевр. Он вспомнил как ча-
сто, ещё до болезни, он просыпался по утрам от того,
что солнце светило ему прямо в лицо. Если дело бы-
ло весной или летом, то на деревьях чирикали птич-
ки, а по улице бегали дети и во что-то играли… А он
в это время лежал в постели и кожей чувствовал но-
вый светлый и радостный день. А иногда он чуть-чуть
приоткрывал глаза и смотрел на радугу в ресницах.
Об этом он и написал. Это хокку ему тоже не очень
понравилось, но он не стал его зачёркивать, оно вы-
зывало в нём целый поток приятных, как тёплые сол-
нечные лучи, воспоминаний.
Он раздобыл книжечку японских трёхстиший и ино-
гда выбирался на природу почитать. Но ходить ему
раз за разом было всё сложнее, поэтому раз за разом
его маршруты становились всё короче.
В последние дни Карл-Клаус сильно похудел и не
выходил из дому дальше клумбы. Он постоянно каш-
лял и завёл себе кучу платков, которые не стирал, а
жёг в бойлере. Но, несмотря ни на что, ежедневно с
утра он принимал ванну, тщательно брился и надевал
ослепительно белую сорочку. Он делал это для себя.
Иногда, читая за столом, Карл-Клаус поворачивался
и смотрел на своё отражение в зеркале. Ему нрави-
лось то, что он видел. Да, не то, что в первые дни.
Он слегка улыбался, удовлетворённо качал головой и
возвращался к чтению.

***

Карл-Клаус умер во сне.

Наверное, он заслужил такую привилегию. Потому
что, несмотря ни на что, из всей этой схватки он вы-
шел победителем.