Richard Mackenney

Sixteenth Century Europe

Expansion and Conflict
Ричард Маккенни

XVI
ВЕК
ЕВРОПА
Экспансия
л? конфликт
Palgrave
Macmillane
2002

Москва
РОССПЭН
2004
J
ББК 63.3(0)4 М 15
Данное издание выпущено в рамках проекта «Translation Project» при поддержке Института
«Открытое общество» (Фонд Сороса) Россия и Института «Открытое Общество» — Будапешт
Впервые опубликовано на английском азыке Palgrave Macmillan Ltd.
Перевод с английского С. Б. Володиной
Маккенни Р.
М 15 XVI век. Европа. Экспансия и конфликт / Пер. с англ. — М.: «Российская политическая
энциклопедия» (РОССПЭН), 2004. - 480 с.
Немногие столетия отмечены столь крупными историческими сдвигами, как XVI век в истории Европы. По
крайней мере четыре важнейших явления — Ренессанс, Реформация, контр-Реформация и экспансия претендуют
на внимание историка в этот период. В этой книге автор, Ричард Маккенни, поднимает базовые вопросы, которые
объясняют, почему XVI век имеет особое значение для современного общества: почему общество было таким, а
не иным? Каковы были самые характерные воззрения той эпохи? Из-за чего разыгрывались главные войны и что
определяло их исход? Р. Маккенни получил образование в Королевском колледже Кембриджского университета и
в настоящее время является старшим преподавателем истории в Эдинбургском университете. Книга, по его
словам, писалась им «в искренней надежде, что чтение ее доставит удовольствие. Тем не менее автор считал себя
обязанным помнить, что для многих читателей она станет первой встречей с шестнадцатым веком, а для
некоторых — единственной».
Книга рассчитана как на тех, кто избрал для себя историческую специальность, так и на массового читателя. В
равной мере будет полезна преподавателям истории на всех уровнях.
ISBN 5-8243-0420-3
© «Российская политическая энциклопедия», 2004 © Richard Mackenney 1993
Хронология важнейших событий 1500-1599
1500 Кабрал высаживается на бразильский берег и объявляет его португальским. Испанец
Винсенте Пинсон достигает устья Амазонки.
Людовик XII завоевывает Милан.
Гранадский договор: соглашение Франции и Испании о разделе Италии.
Папа Александр VI провозглашает крестовый поход против турок.
Альд Мануций основывает Венецианскую академию для изучения древнегреческих трудов.
1501 Франция и Испания завоевывают Неаполь. Типография Альда издает Вергилия.
Принц Артур заключает брак с Екатериной Арагонской.
1502 Четвертая экспедиция Колумба к Вест-Индским островам. Насильственное обращение в
христианство кастильских мавров.
Веспуччи и Коэльо совершают плавание на юг вдоль восточного побережья Южной Америки.
1503 Гибель Пьеро де Медичи при Гарильяно (победа испанцев над французами).
Смерть Александра IV; Пий III умирает спустя менее месяца; римским папой становится Юлий П.
Леонардо начинает работу над «Моной Лизой». Микеланджело, «Давид».
1504 Кончина Изабеллы; восшествие на престол Кастилии Хуаны Безумной.
Лионский договор: Франция уступает Неаполь Испании.
1505 Лютер поступает в монастырь в Эрфурте.
Уложением «Никаких нововведений» (Nihil novi) в Польше вся законодательная власть передана
дворянской ассамблее. Португальцы учреждают торговые конфессии на востоке Африки.
1506 Смерть Колумба.
Фердинанд Арагонский становится регентом при своем внуке Карле.
1507 Юлий II объявляет о раздаче индульгенций жертвователям на строительство собора
св.Петра.
На карте мира, составленной Вальдзеемюллером, впервые появлятся название «Америка».
1508 Камбрейская лига: европейская коалиция против Венеции.
Микеланджело начинает работу над фресками Сикстинский капеллы.
1509 Битва при Аньяделло: Камбрейская лига разбивает венецианцев.
Кончина Генриха VII, восшествие на престол Генриха VIII и его женитьба на Екатерине
Арагонской, вдове брата. Морская победа португальцев над арабами при Диу. Первые
португальские поселенцы на Суматре. Эразм Роттердамский, «Похвала глупости». Маттиас
Грюневальд, Изенгеймский алтарь.
1510 Альбукерке устанавливает португальский контроль над Гоа.
1511 Альберт Гогенцоллерн становится Великим магистром Тевтонского ордена.
Первое известное упоминание о Бермудских островах.
Петр Англериус пишет труд по истории испанских завое-
вани.
В Ватикане Рафаэль начинает работать над «Афинской
школой».
1512 Битва при Равенне: победа французов над войсками Испании и папы.
Медичи возвращаются к власти во Флоренции. Взятие Милана швейцарцами.
1513 «Битва шпор»: победа армии Генриха VIII над французами при Гингейте.*
Битва при Флодцене: победа англичан над шотландцами. Джованни Медичи становится папой
Львом X. Макиавелли, «Государь», «Рассуждения». Испанский мореплаватель Понсе де Леон
исследует побережье Флориды; открытие Гольфстрима. Васко Бальбоа пересекает Панамский
перешеек и выходит к Тихому океану. Португальцы основывают торговую факторию в Диу.
'«Битва шпор» — сражение французской армии (на стороне шотландцев) с англо-австрийскими союзными
войсками при Гингейте; стремительность бегства французов послужила основанием для вошедшего в историю
названия. (Не путать с «Битвой золотых шпор» 1302 г. между французами и фламандцами при Куртре. — Прим.
пер.)
1514 Иоганн Тецель начинает торговлю индульгенциями. Молдавия становится турецкой
провинцией. Битва при Чалдыране: победа турок над персами.
1515 Кардинал Уолси становится канцлером Англии. Кончина Людовика XII: престол
переходит к Франциску I. Битва при Мариньяно: французы одерживают верх над
швейцарцами и возвращают себе Милан.
Испанец Диас де Солис достигает Ла-Платы.
1516 Кончина Фердинада Арагонского; престол переходит к Карлу I (в 1519 г. он становится
императором Карлом V) Болонский конкордат подтверждает «галликанские свободы»*.
Т. Мор, «Утопия».
Лудовико Ариосто, «Неистовый Роланд».
Эразм издает Новый Завет на греческом языке.
Барбаросса захватывает Алжир.
Испанцы, обосновавшиеся на Кубе, высаживаются на
Юкатане.
Португальцы достигают Китая.
1517 Лютер формулирует 95 тезисов.
Турки завоевывают империю мамлюков и вступают в войну с португальцами. «Черный май» в
Лондоне: подмастерья восстают против иноземных торговцев.
1518 Лондонский мир: благодаря Уолси создан европейский альянс против турок.
В Аугсбурге Лютер отказывается отречься от своего учения. Тициан, «Успение Богоматери».
1519 Кончина Максимилиана, императором избран Карл V. Восстание ремесленников в
Валенсии (общество «Хер-мания»).
Лейпцигский диспут между Лютером и Экком. Кортес высаживается в Мексике. Сессель,
«Французская монархия».
1520 «Поле золотой парчи» (Франциск I и Генрих VIII). Восстание «комунерос».
Отлучение Лютера от церкви.
Так называемые галликанские свободы были сформулированы в Прагматической санкции, изданной в 1498 г. в
Бурже (см. Гл. 3), и означали право французской церкви независимо от папы управлять своим светским
имуществом и отклонять папские назначения на вакантные церковные должности. Болонский конкордат 1516 г.
пересмотрел эти положения и дал королю право выдвижения кандидатов в епископы; за церковью же оставалось
их освящение. Права папы никак не расширились. (Прим. пер.)
Лютер, «Обращение к христианскому дворянству немецкой нации», «Вавилонское
пленение», «Христианская свобода». Восшествие Сулеймана Великолепного на
османский престол.
Магеллан достигает Чили, открывает пролив, впоследствии названный его именем, и входит в
Тихий океан.
1521 Сулейман завоевывает Белград. Кортес берет Мехико.
Вормсский рейхстаг объявляет Лютера еретиком. Магеллан погибает на Филиппинах.
Португальцы торгуют на Молуккских островах. Густав Ваза становится во главе шведского
восстания против датчан.
1522 Битва при Бикокке: победа испанцев и немцев над французами и швейцарцами.
Возвращение экспедиции Магеллана под руководством Себастьяна дель Кано — завершение
первого в мире кругосветного путешествия. Учение Реформации достигает Бремена. Лютер издает
Новый Завет на немецком языке. Орден иоаннитов изган с Родоса турками.
1523 Филипп Гессенский присоединяется к Реформации. Поражение Рыцарского восстания.
Конец Кальмарской унии: Густав Ваза избран королем
Швеции.
Лефевр д'Этапль издает Новый Завет на французском языке.
Европейцы изгнаны из Китая.
1524 Учреждение Совета по делам ближней и дальней Индии. Испанцы завоевывают Гватемалу,
Гондурас и Никарагуа. Писарро, начав плавание в Панаме, исследует побережье Южной Америки
и высаживается на территории современного Эквадора.
Начало Крестьянской войны в Германии.
1525 Битва при Франкенхаузене: Швабская лига наносит немецким крестьянам сокрушительное
поражение.
Битва при Павии: победа имперских войск над французами; Франциск I захвачен в плен.
Секуляризация Тевтонского ордена в Пруссии (Восточная Пруссия становится вассальным
государством Польши) Тиндейл завершает перевод Библии на английский язык.
1526 Мадридский договор между Франциском I и Карлом V. Коньякская лига (Франция,
Флоренция, Венеция, Милан и папство) выступают против Карла V.
В Цюрихе вводится смертная казнь за перекрещение.
Первый Шпейерский рейхстаг.
Битва при Мохаче: победа турок над венгерскими войсками; гибель Ласло II; престол
оспаривается Фердинандом Габсбургом и Яношем Запольяи. Писарро достигает Перу.
1527 Генрих VIII пытается аннулировать свой брак с Екатериной Арагонской.
Разграбление Рима императорскими войсками.
Медичи изгнан из Флоренции.
Кончина Макиавелли.
Реформаторское учение принято в Швеции (Вестерос-
ский рейхстаг).
В Базельском университете Парацельс читает лекцию о
«новой медицине».
1528 В Вене сожжен на костре предводитель австрийских анабаптистов Хубмайер.
Кастильоне, «Книга о придворном».
1529 Падение Уолси; канцлером становится Мор. Реформаторское учение принимается в
Гамбурге. Неудачная попытка Лютера и Цвингли преодолеть разногласия по вопросу о евхаристии
на Марбургском коллоквиуме. Второй Шпейерский рейхстаг: протест князей против религиозной
политики императоров.
1530 Протестантские государства Германии основывают Шмаль-кальденскую лигу.
Меланхтон готовит «Аугсбургское исповедание». Медичи возвращается во Флоренцию. Кончина
Уолси.
Впервые упоминается венерическое заболевание под названием сифилис.
1531 Цвингли убит в битве при Каппеле.
В Англии вводится наказание розгами для нищих, просящих милостыню без специального
разрешения. Карл V запрещает реформаторское вероучение в Нидерландах.
Фердинанд Богемский становится «королем римлян» и наследником императорского титула. В
Португалии вводится Инквизиция. Экспедиция Диего де Ордаса к реке Ориноко. Писарро
переходит Анды. Элиот, «Правитель».
1532 Сулейман вторгается в Венгрию; неудачная осада Гюнса. В Нюрнберге заключен
религиозный мир: вплоть до созыва Вселенского собора протестанты обещают военную
10
помощь императору в обмен на веротерпимость.
Акт о запрещении аннатов (против епископских выплат
Риму); подчинение английского духовенства светской
власти.
Писарро захватывает в плен и убивает вождя инков
Атахуалыгу; взятие Куско.
Рабле, «Пантагрюэль».
1533 Акт о запрете обращений.
Тайное венчание Генриха VIII с Анной Болейн. Иван IV, впоследствии прозванный Грозным, в
возрасте 3 лет восходит на Московский престол. Хольбейн, «Послы».
1534 Генрих VIII становится главой английской церкви. «День плакатов» в Париже.
Игнатий Лойола основывает «Общество Иисуса», впоследствии ставшее орденом иезуитов.
Анабаптистское «царство» в Мюнстере. Сулейман берет Багдад.
Жак Картье совершает плавание к заливу Св.Лаврентия. Рабле, «Гаргантюа».
1535 Милан оказывается под властью испанцев. Генеральным викарием становится Томас
Кромвель; епископ Фишер и Мор казнены.
Альмагро совершает поход в Чили. Писарро основывает город Лиму.
1536 Кончина Екатерины Арагонской; казнь Анны Болейн; Генрих VIII женится на Джейн
Сеймур; роспуск монастырей; «Благодатное паломничество».
Менно Симоне вводит анабаптизм во Фрисландии. «Церковные установления» Кальвина
публикуются на латыни.
Второе путешествие Картье: Канада провозглашена владением Франции. Гвиччардини начинает
работу над «Историей Италии».
1537 Учреждение лютеранской церкви в Дании. Экспедиция Франсиско Сесара в Антиохию
(Колумбия), основание Асунсьона.
Рождение принца Эдуарда; кончина Джейн Сеймур.
1538 Кальвин и Фарель изгнаны из Женевы.
Экспедиция Беналькасара в Боготу; появление мифа об Эльдорадо.
1539 Хольбейн, «Анна Клевская». Восстание против Карла V в Генте.
Ковердейл издает «Большую Библию» в честь Генриха VIII.
11
1540 Утверждение папой Ордена иезуитов. Сулейман вторгается в Венгрию.
Неудачный брак Генриха VIII и Анны Клевской; падение Кромвеля.
Женитьба Генриха VIII на Екатерине Говард. Иоанн III Португальский направляет иезуитских
миссионеров на Дальний Восток. Испанцы достигают Калифорнии.
1541 Регенсбургский рейхстаг пытается восстановить единство Церкви.
Генрих VIII принимает титул короля Ирландии.
Микеланджело, «Страшный суд».
Кальвин возвращается в Женеву и установливает там
теократический режим; Нокс начинает Реформацию в
Шотландии.
Турки завоевывают Венгрию.
Вальдивия исследует Чили; основание Сантьяго.
1542 Битва при Солуэй-Мосс: победа англичан над шотландцами.
Казнь Екатерины Говард; Генрих VIII женится на Екатерине Парр.
Павел III возрождает в Риме Инквизицию. Отмена индейского рабства в испанских колониях в
Америке.
Лас Касас, «Кратчайшая история разрушения Западных Индий».
1543 Коперник, «Об обращении небесных сфер». Везалий, «О строении человеческого тела».
Португальцы достигают берегов Японии.
1544 Открытие серебряных рудников Потоси, Перу.
1545 Начало работы Тридентского собора католической церкви.
Графство Пфальц принимает протестантизм.
1546 Смерть Мартина Лютера.
Открытие серебряных шахт Сакатекас, Мексика.
1547 Смерть Генриха VIII; восшествие на престол Эдуарда VI.
Смерть Франциска I; восшествие на престол Генриха .11. Нокс выслан во Францию.
Битва при Мюльберге: победа Карла V над Шмалькаль-денской лигой.
1548 Аугсбургский интерим: попытка Карла V найти урегулирование религиозных разногласий.
Игнатий Лойола, «Духовные упражнения».
12
1549 Новый часослов; восстание Кета в Норфолке. Франсиско Хавьер достигает Японии.
1550 Свержение протектора Сомерсетского графом Нортумберлендом.
1551 Открытие второй сессии Тридентского собора. Мориц Саксонский вышел из союза с
императором. Джованни Палестрина руководит церковным хором в соборе св.Петра.
1552 Шамборский договор между Генрихом II и немецкими протестантами.
Взятие Казани Иваном ГУ Грозным.
1553 Неудачная осада Меца Карлом V.
Смерть Эдуарда VI; 9-дневное правление леди Джейн Грей; вступление на престол Марии Стюарт.
Уиллоуби и Ченслер предпринимают экспедицию в поисках северо-восточного морского пути.
1554 Восстание Уайатта; казнь леди Джейн Грей; брак Марии с Филиппом Испанским; отмена
Акта о Супрематии; кардинал Пол назначен папским легатом в Англии. Ченслера принимает в
Москве Иван Грозный.
1555 Кардинал Караффа становится папой римским под именем Павла ГУ.
Мария Стюарт начинает репрессии; в Оксфорде сжигаются на костре Ридли и Латимер.
Аугсбургский религиозный мир: утверждение в Священной Римской империи принципа «чья
страна, того и вера» («cuius regio, eius religio»). Образование Московской компании.
1556 Сожжение Крэнмера. Отречение Карла V. Смерть Игнатия Лойолы.
Взятие Астрахани Иваном Грозным.
1557 Банкротство Испанской короны.
Битва при Сен-Кантене: победа испанцев над французами.
Первое коммерческое предприятие Московской компании под руководством Энтони
Дженкинсона. Португальские купцы высаживаются в Макао.
1558 Французы возвращают себе Кале; Генрих II выходит из союза с немецкими протестантами.
Брак дофина Франции с Марией Стюарт, королевой
Шотландии.
Беза издает кальвинистское «Вероисповедание».
Смерть Марии Тюдор; восшествие Елизаветы I.
13
Смерть Карла V. Дженкинсон достигает Бухары.
1559 Договор в Като-Камбрези: конец войн Габсбургов и Валуа.
«Акт о Супрематии» и «Акт о единообразии богослужения»: разрыв Англии с Римом и
установление протестантизма.
Смерть Генриха II; восшествие на престол дофина Франции Франциска П. Королева Шотландии
Мария становится королевой Франции.
Маргарита Пармская становится наместницей в Нидерландах. Павел IV издает «Индекс
запрещенных книг».
1560 Реформированная церковь установлена в Шотландии. Провал кальвинистского заговора в
Амбуазе. Смерть Меланхтона.
Смерть Франциска II, восшествие Карла IX с Екатериной Медичи в качестве регента.
1561 Филипп II переносит столицу в Мадрид.
Мария, королева Шотландии, овдовев, возвращается в
Шотландию.
Коллоквиум в Паусси; попытка примирения католиков и
протестантов во Франции.
1562 Сен-Жерменский эдикт о признании протестанизма во Франции; резня гугенотов в Васси;
гражданская война во Франции.
Новая сессия Тридентского собора.
Челлини, «Автобиография».
Начало вывоза рабов из Западной Африки в Вест-Индию.
Первая экспедиция Хокинса в Вест-Индию.
1563 Закрытие Тридентского собора.
Убийство герцога Гиза; Амбуазский эдикт, положивший конец гражданской войне во Франции.
Филипп II заказывает строительство Эскориала.
1564 Смерть Кальвина.
Смерть императора Фердинанда; восшествие Максимилиана II. Отставка кардинала Гранвелы.
1565 Мария, королева Шотландская, заключает брак с лордом Дарили.
Осада Мальты: турки остановлены рыцарями св.Иоанна. Брейгель, «Осень» и «Зима».
1566 Смерть Сулеймана. Иконоборческие восстания в Нидерландах.
14
Карло Борромео становится архиепископом Миланским. Убийство Риццио в Холируде по приказу
Дарнли. Сэр Томас Грэшем основывает Королевскую Биржу.
1567 Восстание в Нидерландах; решимость Альбы его подавить; создание Совета по делам о
мятежах.
Убийство Дарнли.
Мария Стюарт заключает брак с Ботуэллом и вынуждена
отречься от престола.
1568 Договор Лонжюмо — конец гражданской распре во Франции.
Испанская Инквизиция объявляет всех жителей Нидерландов еретиками, заслуживающими
смертной казни; казнь Эгмонта и Горна.
Суда, доставляющие жалование войскам Альбы, захвачены Елизаветой I.
Арест и смерть наследника Филиппа II, Дона Карлоса. Мятеж морисков в Гранаде. Иезуиты
получают теплый прием в Японии. Работорговый флот Хокинса атакован испанцами при Сан-
Хуан-де-Улуа.
Себастьян Португальский отменяет торговлю рабами-индейцами в Бразилии.
1569 Победы католиков во Франции в битвах при Жарнаке (гибель Конде) и Монконтуре.
Восстание северных графств против Елизаветы I. Восстание Фицмориса в Ирландии
(продолжалось до 1574 г.) Турки-османы захватывают Йемен.
1570 Турки захватывают Кипр.
Елизавета I отлучена от церкви и объявлена самозванкой.
Первая экспедиция Дрейка в Вест-Индию. Козимо I становится Великим герцогом Тосканским.
Ортелий, «Театр Мира» (первый современный атлас).
1571 Битва при Лепанто: победа Священной лиги (созданной Пием V) над турками.
Гугенотский синод в Ла-Рошели; голландский кальвинистский синод в Эмдене. Заговор Ридольфи
против Елизаветы I. Испанцы завоевывают Филиппины, основывают Манилу. Первая
португальская колония в Анголе.
1572 Убийство Колиньи; Варфоломеевская ночь. Захват Бриля «морскими гезами».
Дрейк впервые достигает Тихого океана.
15
1573 Выход Венеции из Священной лиги против турок. Болонский договор — конец войн во
Франции. Отман, «Франкогаллия».
На место Альбы назначен Рекезенс.
1574 Смерть Карла IX, вступление на престол Генриха III. Колонизация Анголы португальцами.
1575 Испанская корона объявляет себя банкротом. Вильгельм Оранский основывает Лейденский
университет.
1576 Разграбление Антверпена испанцами; Гентское умиротворение; смерть Рекезенса.
Мирный договор в Монсье: конец католического восстания под предводительством герцога
Алансонского. Смерть Максимилиана II, восшествие Рудольфа П. Датский астроном Тихо Браге
создает обсерваторию в Ураниборге.
Фробишер пытается найти северо-западный морской путь. Португальцы основывают Луанду.
Воден, «Шесть книг о государстве».
1577 Дон Хуан Австрийский становится генерал-губернатором Нидерландов.
Дрейк начинает плавание, ставшее кругосветным.
1578 Битва при Жамблу: победа Дон Хуана и Алессандро Фар-незе над голландскими
мятежниками.
Смерть Себастьяна Португальского в крестовом походе в
Морокко.
Гилберт отправляется в северо-западную экспедицию и
достигает бухты Фробишера на острове Баффин.
1579 Восстание графа Десмонда в Ирландии. Утрехтская уния основывает Соединенные
провинции.
1580 Армия Филиппа II (под командованием Альбы) вторгается в Португалию для утверждения
его притязаний на престол.
Монтень, «Опыты».
1581 Дрейк совершает второе после Магеллана кругосветное плавание.
Вильгельм Оранский, «Апология».
1582 Гилберт основывает первую английскую колонию на Ньюфаундленде.
1583 Галилей открывает параболическую природу траекторий.
1584 Убийство Вильгельма Оранского; Парма (Фарнезе) берет Брюгге и Гент.
Договор в Жуанвиле между Филиппом II и герцогом Гизом. Смерть Ивана Грозного; регентство
Бориса Годунова; начало Смутного времени.
1585 Договор в Нонсуче: Елизавета обещает помощь голландским мятежникам; Лестер
направлен в Нидерланды и становится генерал-лейтенантом.
Фарнезе завоевывает Брабант и Фландрию.
Восстание Католической лиги во Франции (Генрих III
капитулирует и подписывает Немурский договор.)
1586 Филипп II начинает создание Непобедимой Армады для завоевания Англии.
Лестер становится «абсолютным губернатором и генералом» в Нидерландах.
Заговор Бабингтона против Елизаветы I с предполагаемым участием Марии Стюарт. Эль-Греко,
«Погребение графа Оргаса».
1587 Казнь Марии Стюарт.
Недовольство в Нидерландах; Лестер отозван в Англию.
Дрейк совершает нападение на испанский флот в бухте
Кадис.
Монтеверди сочиняет первую книгу мадригалов.
1588 Поражение Непобедимой Армады.
День Баррикад в Париже; убийство герцога Гиза по приказу короля. Восшествие на персидский
престол шаха Аббаса I.
1589 Смерть Екатерины Медичи; убийство Генриха III; спорное вступление на престол Генриха
IV.
Мориц Нассауский становится во главе Соедненных провинций. Гаклойт, «Основы навигации».
1590 Битва при Иври: Генрих IV наносит поражение Жуан-вил ьской лиге; Парма вторгается во
Францию для снятия осады Парижа.
Последняя битва корабля Гренвилла «Ревендж» («Мстительный») у Азорских островов. Галилей,
«О движении тел» Спенсер, «Королева фей».
1591 Филипп II подавляет восстание в Арагоне.
1592 Парма снимает с Руана англо-французскую осаду; смерть Пармы.
Шекспир, «Генрих VI», «Ричард III».
Марло, «Доктор Фаустус».
Мариана, «Тридцать книг испанской истории».
1593 Генрих ГУ отказывается от кальвинизма и принимает католицизм: «Париж стоит мессы».
Мюрад III планирует войну против Рудольфа II. Шекспир, «Ричард II».
1594 Лион, Руан и Париж сдаются Генриху IV; Генрих вступает в Париж; коронация в Шартре;
изгнание иезуитов из Франции.
Баренц совершает плавание из Амстердама до Карского моря.
1595 Генрих IV объявляет войну Испании. Восшествие султана Мехмеда III. Восстание графа
Тирона в Ирландии. Шекспир, «Сон в летнюю ночь». Голландцы начинают торговлю в Вест-
Индии.
1596 Банкротство испанской короны.
Магнаты Католической лиги сдаются Генриху IV. Эрцгерцог Альберт становится генерал-
губернатором Нидерландов. Смерть Дрейка.
1597 Гугеноты предпринимают неудачную попытку помочь Генриху IV в осаде Амьена,
находящегося в испанских руках.
Бэкон, «Опыты,или Наставления нравственные и политы -
ческие».
Хукер, «Законы церковного устройства».
1598 Нантский эдикт. Вервенский договор. Смерть Филиппа П.
Восстание в Ирландии под предводительством О'Нила и
Тирона.
Спенсер, «О современном состоянии Ирландии».
Избрание Бориса Годунова на царствие.
1599 Граф Эссекс предан опале после неудачного подавления восстания Тирона.
Яков VI, «Царский дар».
Шекспир, «Как вам это понравится», «Генрих V», «Много
шума из ничего», «Двенадцатая ночь».
Крупнейшие европейские правители XVI века
Римские папы
Александр VI (Родриго Борджа), 1492—1503 Пий III (Франческо Тодескини-Пикколомини),
сентябрь-октябрь 1503
Юлий II (Джулиано делла Ровере), 1503—1513 Лев X (Джованни Медичи), 1513—1521
Адриан VI (Адриан Флоренс), 1522—1523 Климент VII (Джулио Медичи), 1523—1534 Павел
III (Алессандро Фарнезе), 1534—1549 Юлий III (Джованни Мария Чокки дель
Монте), 1550-1555
Марцелл II (Марчелло Червини), апрель 1555 Павел IV (Джанпьетро Карафа), 1555—1559 Пий
IV (Джованни Анджело Медичи), 1559—1565 Св.Пий V (Антонио Микеле Гислиери), 1566—
1572 Григорий XIII (Уго Бонкомпаньи), 1572—1585 Сикст V (Феличе Перетти), 1585—1590
Урбан VII (Джамбаттиста Кастанья), сентябрь 1590 Григорий XIV (Никколо Сфондрати),
1590—1591 Иннокентий IX (Джованни Антонио Факкинетти), октябрь—декабрь 1591
Климент VIII (Ипполито Альдобрандини), 1592—1605
Императоры Священной Римской империи
Максимилиан I, 1493—1519 Карл V, 1519-1556 Фердинанд I, 1556—1564 Максимилиан И,
1564—1576 Рудольф II, 1576-1612
Короли Испанской монархии
Изабелла I Кастильская, 1474—1504, и Фердинанд V Католик, 1479-1516
Карл I (Император Священной Римской империи Карл V), 1516-1556
Филипп II, 1556-1598
19
Короли Франции
Карл VIII Слабый, 1483-1498 Людовик XII, Отец народа, 1498—1515 Франциск I, 1515—1547
Генрих II, 1547-1559 Франциск И, 1559-1560 Карл IX, 1560-1574 Генрих III, 1574-1589 Генрих
IV, 1589-1610
Короли Англии
Генрих VII, 1485-1509 Генрих VIII, 1509-1547 Эдуард VI, 1547-1553 Мария I, 1553-1558*
Елизавета I, 1558—1603
Турецкие султаны династии Османов
Баязид 11,1481-1512
Селим I Явуз («Угрюмый»), 1512—1520
Сулейман I Кануни («Великолепный»), 1520—1566
Селим II «Пьяница», 1566—1574
Мурад III, 1574-1595
Мехмед III, 1595-1603
* Автор опускает как незначительное 9-дневное правление в 1558 г. леди Джейн Грей, свергнутой Марией I.
(Прим. пер.)
От автора
Работа над этой книгой велась в течение 10 лет, и невозможно оценить всю помощь, какую
автору оказывали на протяжении столь долгого периода его друзья и студенты. Огромный
объем информации я почерпнул из трудов других ученых. Надеюсь, никто из них не будет
разочарован тем, как я ее использовал. Широчайший спектр материалов мне удалось найти и
изучить в превосходных библиотеках Эдинбурга — Шотландской национальной библиотеке,
Новой университетской библиотеке и более всего — библиотеке Эдинбургского
университета, а некоторые редкие источники были обнаружены в библиотеке Кембриджского
университета, где я работал летом 1992 г. Многие мысли, изложенные в этой книге, родились
в результате дискуссий с великим множеством студентов, которым я благодарен за стимул к
дальнейшим исследованиям. Хотел бы также выразить признательность Робу Барт-летту и
Джону Стивенсу за вдумчивые консультации на ранней стадии проекта, а Морису Ларкину —
за комментарии к уже почти завершенному труду. Я глубоко признателен профессору Дж. Р.
Элтону за его бесценные рекомендации, касающиеся отдельных вопросов главы 3. Оуэну
Дадли Эдвардсу хочу выразить свою благодарность за помощь в освещении истории
Ирландии той эпохи, а Майклу Линчу и Джону Дэрки-ну — за такое же содействие
касательно Шотландии. Я в высшей степени признателен Майклу Бэри за искусствоведческие
консультации и рекомендации. При разработке испанской темы неизмеримую помощь
оказали Ангус Маккей и Джеффри Паркер, с которыми у меня сложились теплые отношения и
с которыми мы провели столько содержательных дискуссий. Люди, читавшие первоначальные
и промежуточные варианты книги, проявили заинтересованность и скрупулезность в больших
и малых вопросах, и во многом я мог бы назвать Брайана Пуллана и Боба Скрибнера моими
соавторами. Я крайне признателен им за их помощь. Особо хочу сказать о Брайане, перед
которым я просто в неоплатном долгу. За окончательную сверку текста я благодарен ректору
и профессорам Колледжа Сент-Кэтрин в Кембридже, которые создали мне наилучшие
условия для научной работы и размышлений. Не знаю, как
21
выразить признательность моим друзьям Полу и Венди Хартл и Стивену Лизу. Терпеливыми
редакторами оказались Сара Махэффи и Ванесса Каучман, а Брюс Хантер избавил меня от
необходимости вести какие-либо переговоры. Отдельная благодарность — Ванессе Грэм,
которая с таким пониманием и терпением отнеслась к переносу сроков сдачи рукописи. На
заключительном этапе работы над изданием она и ее сотрудники приложили титанические
усилия к ее благополучному завершению. Особую признательность я хотел бы выразить
Элизабет Блэк, Кейт Пови и Нэнси Вильяме, которые не просто сообщали мне график, но по-
настоящему вели эту работу вместе со мной. Если же в тексте остались какие-то ошибки, то
они все мои.
Неловко таким образом обязанным быть своим детям, но я должен выразить признательность
Джорджу и Франческе, которые были вынуждены мириться с моей занятостью все шесть лет
и три года — соответственно. Линда, в ущерб собственной работе, посвятила себя им и тем
самым позволила мне довести проект до завершения. Работа над этой книгой продолжалась
практически столько, сколько длится наш брак — а временами казалось, что она будет идти
до бесконечности. Всю признательность участию и помощи, проявленным Линдой, я
попытался с любовью выразить в посвящении, хотя это нельзя признать адекватным.
Ричард Маккенни Эдинбургский университет
Ноябрь 1992
Студентам и преподавателям на заметку
Книга писалась в искренней надежде, что чтение ее доставит удовольствие. Тем не менее
автор считал себя обязанным помнить, что для многих читателей она станет первой встречей с
шестнадцатым веком, а для некоторых — единственной. Не вижу причин, почему научный
труд должен отличаться от обычного чтения с точки зрения его заумности, и надеюсь, что
книга будет не менее полезна для массового читателя и студентов, не специализирующихся в
истории, чем для тех, кто избрал для себя историческую специальность в университете. В
равной мере, надеюсь, она будет полезна и преподавателям истории на всех уровнях, которые
редко бывают узкими специалистами по той или иной проблематике. С учетом всего
сказанного тематика, освещаемая на страницах книги, имела целью поставить в фокус нашего
внимания те базовые вопросы, которые объясняют, почему шестнадцатый век имеет особое
значение для нашего нынешнего общества: Почему общество было таким, а не иным? Каковы
были самые характерные воззрения той эпохи? Из-за чего разыгрывались главные войны и что
определяло их исход? Насколько было возможно, я старался избегать дискуссии с
историками, чье видение не совпадает с моим, а частые ссылки на источники тех времен
призваны стимулировать дальнейшее обсуждение и выводы, которые вполне могут
отличаться от высказанных мною. Некоторые такие фрагменты будут сложны для восприятия,
поскольку там, где возможно, я использовал старинный перевод. Это сделано осознанно,
чтобы приблизить читателя к реалиям эпохи посредством ее изучения буквально в ее
выражениях.
Поскольку многие читатели будут работать над текстом систематически, я постарался
организовать повествование как можно более равномерно: книга состоит из двенадцати
близких по объему глав, а также Вступления и Заключения, которые в сумме равнозначны
еще одной главе. Это позволит размеренно работать над предметом на протяжении учебного
года. Библиография намеренно составлена таким образом, чтобы стимулировать дальнейшие
изыскания читателя, а не просто подтверждать сформулированные автором доводы.

ВСТУПЛЕНИЕ
Основное содержание эпохи: экспансия и конфликт
Тематика, хронология, география
Любой взятый произвольно исторический период протяженностью в сто лет ставит перед ученым,
изучающим европейскую историю, три фундаментальных проблемы, или точнее — три комплекса
проблем, которые можно обозначить как тему, хронологию и регион1. Каков главный предмет
рассмотрения? Каким образом те или иные события знаменуют начало и окончание исторического
процесса? Какие страны должны находиться в фокусе внимания? Для XVI в. характерно
постоянное смещение структурного центра тяжести — этот век отличается изменчивым балансом
сил и непрестанными переменами вообще. Нет региона, который можно было бы назвать центром
культурного прогресса — подобно Италии для XV в. Ни одна модель общества не может
считаться устойчивой — как произошло со «Старым порядком» (Ancien Regime) в XVII в. Но это
не означает, что история XVI в. сложнее для анализа, чем история любой предшествующей или
последующей эпох. Мы просто хотим подчеркнуть, что люди, чья жизнь целиком или частично
пришлась на период между 1500 и 1600 гг., находились под давлением целого комплекса
нестабильных и неопределенных факторов. Новые воззрения на мир и место в нем человека,
сформировавшиеся в Италии в XV в., распространились на другие части континента, то служа
смазочным материалом для социальных перемен, то становясь клином в общественных
механизмах, там — олицетворяя потребность в духовной опоре, тут — составляя противовес
священникам. После того, как Средиземноморье перестало быть «центром Вселенной», для
европейцев перевернулся весь мир: «индейцы» в Мексике и Перу гнули спины под угрозой мечей,
выкованных в Толедо, а пушки, отлитые во Фландрии для португальцев, держали в повиновении
гавани Гоа и Макао2.
Итак, в XVI в. обнаруживаются несколько крупных тем для исследования. Первая — Ренессанс,
это необычайное возрождение классических ценностей в изобразительном искусстве и литературе,
уходящее корнями во Флоренцию XV в. Позднее, по мере того, как центрами творчества все более
становились дво-
26
ры правителей (а не города), ценности и культура городской среды начинали адаптироваться к
потребностям и желаниям монархов, способствуя после 1500 г. распространению итальянской
культуры за Альпы. Кроме того, методы научного исследования (Кеннет Кларк как-то сравнил
флорентийские библиотеки с грандиозными лабораториями ядерной эпохи3), сорвавшие
оболочку средневекового знания, чтобы открыть гармонию античного мира, были применены
к Библии, где не обнаружилось упоминания ни о монахах или аббатах, ни об убранстве, делав-
шем Церковь столь обременительным институтом для общества. И в этом, естественно,
заключается вторая наша тема — Реформация, но следует с осторожностью воспринимать
тезис о наличии непременной связи между достижениями гуманистов и наступлением
протестантизма. Эразм Роттердамский был готов убрать часть церковной обстановки, но не
сжигать до основания все здание. Изначально и в основе своей Реформация была явлением
немецким, а легко воспламеняемой Германию сделало именно наследие Средневековья в
сочетании с нововведениями Возрождения. Начиная с XIV в. новые философские направления
пробуждали к жизни новые политические направления. Уильям Оккам*, Марсилий
Падуанский**, Джон Уиклиф"* и Ян Гус пробудили в общественном сознании
неудовлетворенность церковной иерархией и местом, какое в ней занимала власть. В Англии
бремя церковных поборов с мирян облегчил Эдуард I, выступивший против папского на-
логообложения, а во Франции — Филипп Красивый, чьи адвокаты в черновике одного, так и
не отправленного, письма насмешливо обращаются к папе римскому: «Ваше Всебессмыс-
лие»4. Позднее, причем более ощутимо, церковные поборы были снижены в Испании, где
католические монархи**** учре-
Оккам Уильям (ок. 1290—ок.1347) — английский теолог и философ-схоласт, францисканец. Выступал за
независимость государства от церкви и верховенство светской власти. Первый теоретик конциляризма. (Прим.
пер.)
" Марсилий Падуанский (между 1275 и 1280 — ок. 1343) - итальянский политический мыслитель. Отстаивал идею
общественного договора, выступал против притязаний папства на светскую власть. (Прим. пер.)
'"Джон Уиклиф (ок. 1330—1384) — английский церковный реформатор, идеолог бюргерской ереси,
предшественник Реформации. Выступал за секуляризацию церковных земель, отвергал необходимость папства и
ряда таинств. (Прим. пер.)
"** Католические монархи (reyes catolicos) - Изабелла I Кастильская и Фердинанд V Католик (арагонский король
Фердинанд II). Правили 1474— 1516. 27 декабря 1480 г. официально учредили инквизиционный трибунал,
первоначально заседавший в доминиканском монастыре в Севилье. (Прим. пер.)
27
дили Инквизицию, действовавшую по воле короны в качестве государственного института.
В Германии, однако, это бремя не было облегчено: имперская власть ослабла, и светское
общество осталось без защитника. Именно эту ситуацию изменил Лютер. Он двинулся в
наступление на папство и монастыри с целым арсеналом идейных воззрений, от имени
Германии они были обращены против поборов со стороны чуждых латинян. Эти идеи стали
детонатором общественного недовольства: если священники не хотят чудесным образом
изменить обряд евхаристии", с какой стати платить им десятину? Таким образом далекие
абстракции теологической полемики достигли народа в форме вполне материального
недовольства церковью.
Реакцию латинского мира на перемены на севере чаще всего, хотя и не вполне точно, принято
называть Контрреформацией, которая образует третью крупную тему исторических ис-
следований. Корни реформаторского движения на юге лежали в переменах в религиозном
сознании, произошедших в XV в. С последовательным отторжением протестантской
доктрины на Тридентском соборе" и отождествлением духовного возрождения с
могуществом испанской короны реформаторское движение обрело новый характер.
Достаточно мощный в Европе, этот альянс Церкви с испанской монархией оказался еще более
значительным для судьбы заморских территорий, ибо всегда за конкистадорами следовала
Церковь. Четвертой темой столетия, таким образом, становятся великие географические
открытия. Этот процесс начался в XV в. с энергичных испанских экспедиций, и в XVI в.
испанский империализм подпитывался серебром с перуанских шахт. Фундамент европейского
владычества был заложен крестоносцами, а не капиталистами, что объясняет социальные и
политические перемены в самой Европе.
По каждой из обозначенных тем имеется обширная научная литература, и любая из них могла
бы стать организующим стержнем для книги по истории XVI в. Но сами темы не
укладываются целиком в столетний отрезок времени и, очерчивая границы века, мы должны
подходить к хронологии комплексно. Как значение этих тем меняется во времени? Если про
Возрождение можно сказать, что в XVI в. оно пришло из Италии, то сама Италия в
* Евхаристия — причащение, один из главных обрядов христианской церкви. (Прим. пер.)
" О Тридентском соборе римско-католической церкви см. подробно в
28
тот период переживала политический закат. На протяжении войн, бушевавших на
Аппенинском полуостров с 1494 по 1559 гг*., «отсталые» и «варварские» монархии
«феодальной» Европы доказали свое военное преимущество над итальянскими князьями. Это
один из уроков, о которых пишет Макиавелли в своей книге «Государь*^. Шанс образовать
подобие федерации из итальянских государств во главе с Медичи, с центрами во Флоренции и
Риме, был упущен. В 1527 г. Макиавелли умер — как раз в год, когда осада Рима
продемонстрировала военное превосходство империи. Событие это для многих оказалось
подлинной катастрофой, сопоставимой с разрушением города готами за тысячу лет до него, и
во многих отношениях именно оно положило конец Возрождению (см. ниже, с. 322).
К тому времени Реформация вот уже десять лет как шла полным ходом, и, пожалуй, есть все
основания считать окончанием «века гуманизма» 1517 год, когда Лютер выступил со своими
«Девяноста пятью тезисами»6. Однако сама по себе эта публикация не была чем-то
революционным, и до Вормсского рейхстага 1521 г.7 реальной угрозы мировому господству
Церкви не существовало. Живучесть новой ереси отчасти можно объяснить тем простым
обстоятельством, что в 1518 г., в самый критический момент, скончался император
Максимилиан, чей молодой преемник оказался слишком занят своими отношениями с
французами и турками, чтобы сосредоточиться на дел ах в самой Германии (см. ниже, Гл. 11 и
12).
Карл настоял на созыве специального собора по реформированию Церкви, однако в большей
степени атака на ересь, известная под названием Контрреформации, связана с правлением
Филиппа II (1555—1598) и могуществом его Испанской монархии. Войны, которые Филипп
вел с голландцами и турками, и угроза его владычества над английскими и французскими
династиями стали доминирующими мотивами конца столетия, вплоть до кончины в 1598 г.
окончательно разорившегося испанского монарха. Мерилом могущества Испании можно
считать ее огромные заморские владения, и из всех перечисленных нами тем самой широкой
хронологии требует как раз история открытия европейцами других частей света, которую
необходимо проследить от крестовых походов до империализма XIX в.8
Неудивительно, что в некоторых важнейших трудах по истории XVI в. собственно тематика
исследования отступает перед тщательно детализированной периодизацией. В одной ти-
* Так называемые Итальянские войны. (Прим. пер.)
29
пичной работе справочного характера три массивных тома посвящены хронологии 1493—
1610 гг., которые, тем не менее, не дают достаточного представления о динамике
экономической жизни той эпохи. Этой теме посвящена самостоятельная серия исследований.
Другой известный цикл трудов блистально рассматривает историю 1480—1598 гг. в трех
разделах, но опять же без экономической истории, причем Британские острова остаются за
кадром: истории английской политической жизни, английской экономики и англиканской
Церкви посвящен самостоятельный цикл исследований9. Есть еще несколько превосходных
исследований, подтверждающих единство периода, ограниченного серединой XVI и
серединой XVII вв., который, по разным определениям,.образует «Золотой век», «Век метал-
ла» или «Эру преобразований». Другая теория относит XVI в. к раннему Новому времени,
которое может включать, а может и не включать XVIII в., в зависимости от того, насколько
близка авторам концепция «долгого» XVI в., продолжавшегося с 1450 по 1620 г. — весьма
привлекательная теория периодизации с точки зрения экономической истории10.
Таким образом, центральные темы этого столетия сложно определить по наиболее очевидным
и важным датам, и наоборот. Одна из причин — сами эти темы и поворотные моменты
соотносятся по-разному в контексте разных европейских регионов. Иными словами, и
понятию Европы, и столетию, являющимся предметом нашего рассмотрения, одинаково
трудно дать однозначное определение.
Объем литературы, написанной по истории разных стран и отдельных их регионов, за
последние три десятилетия возрос необычайно. По Англии, Шотландии, Ирландии, Италии и
России опубликовано значительное количество работ. Имеются многочисленные
хрестоматийные труды по истории Франции, Испании, Германии и Швеции, охватывающие
либо XVI в. отдельно, либо период, его включающий. А недавно нас наконец познакомил с
особенностями швейцарской истории настоящий исторический шедевр11. Очевидный пробел
являет собой Центральная (Восточная, как говорили раньше) Европа, но и он, несомненно, в
скором времени будет восполнен, по мере того как историки все глубже постигают корни
национального самосознания, составлявшего основу политики «железного занавеса».
Если говорить о Средиземноморье, то историю Италии можно разбить на два этапа — до и
после осады Рима, а судьбу Испании надлежит рассматривать в контексте союза Католиче-
ских монархов (reyes catolicos) 1469 г., явившегося кульминацией
30

многовековых приграничных войн, в которых чаша весов еще в 1212 г., при Лас Навас де
Тулуза, склонилась в пользу христиан. В первой половине столетия Испания была связана с
владениями Габсбургов в Центральной Европе через наследство Карла V, но после его
отречения у двух ветвей правящего дома оказались не совсем схожие интересы. Аналогичный
интервал возникает во Франции в середине века, где могущество монархии, вновь было
расцветшей после Столетней войны, внезапно пошатнулось в гражданских конфликтах после
1559 г. Англию эпохи Тюдоров часто рассматривают как особый случай, в силу того, что
отлаженная государственная машина этой страны позволяла поддерживать определенную
стабильность вопреки династической сумятице и кардинальным переменам в религиоз-
31
ной жизни. Несомненно раннее формирование британской государственности оттенялось,'
однако, вялым развитием экономики, первые признаки оживления которой появились лишь к
70-м годам. Специфика английской истории, которую исследователи подчас склонны
преувеличивать, находит параллели в других странах — например, в Шотландии, Сканди-
навии, России. Зато Турцию зачастую принято отодвигать на задворки европейской истории, в
то время как ее присутствие на континенте на самом деле играло важнейшую роль.
Стоит историку пристальней вглядеться в эти регионы, как они распадаются на множество
фрагментов, тысячи отдельных крупных и мелких регионов — каждый со своей историей — и
понятие «национальной истории» лишается всякого смысла. «Германия» объединяла порядка
300 полуавтономных государств и состояла в неопределенных отношениях со Швейцарской
Конфедерацией. «Голландия» была всего лишь одной из провинций монархии и управлялась
как часть Испанских Нидерландов. «Италия» включала пять крупных государств (Милан,
Венецию, Флоренцию, Рим, Неаполь) и множество мелких образований, «Франция» состояла
из массы самых разных административных единиц (см. Карту 1.1), и пестрота ее терри-
ториального деления усугублялась влиятельными очагами власти религиозных объединений
— гугенотов на юге и западе, католиков на севере и востоке.
Карта Европы, составленная в XVI в., показывает, что границы между государствами — но не
между нациями — были едва различимыми, а это делает опасным обобщение само по себе...12
О чем еще может мечтать ученый, имеющий перед собой столь сложный предмет и столь
обширное поле для исследования?
Экспансия и конфликт 1500—1598 гг. — век Испании
Быть может, пора раскрыть карты и рассказать о заманчивом предложении автору от издателя
— сделанном так давно, что неловко и вспоминать, — и, конечно, об амбициях молодого ис-
торика, в которых тем легче сознаться, что само начинание уже принесло плоды и состарило
автора? Конечно, эта книга не ставит целью заменить собой труды, посвященные более
узкому периоду или конкретной исторической теме, как не может претендовать и на тот
объем информации, который содержит уже всеми признанная книга, охватывающая тот же
материал13.
32
Тем не менее — возможно, из-за обилия деталей и нюансов — что-то в этой работе оказалось
упущенным, а многое осталось недосказанным. В чем состоит главное значение XVI в. для
развития современной Европы? С точки зрения дня сегодняшнего, следует особо выделить два
обстоятельства. Когда XVI в. только начинался, кругосветных плаваний еще не было. К началу
XVII в. такие путешествия с коммерческими целями уже стали возможны для купцов — хотя еще
не были вполне обыденным делом14. В 1500 г. едва ли кто рассуждал о «государстве» как о
политической реальности — даже Макиавелли употребляет этот термин в несколько размытом
смысле. К началу XVII в. идея государственности стала расхожей темой каждодневных разговоров
на уровне лавочников15. Таким образом, за столетие европейцы активизировали свое общение с
остальным миром и обрели о нем более полное представление, а разграничение между
государствами внутри самой Европы стало более ясным и жестким.
В XV в. самым значительным проявлением экспансии было распространение итальянской мысли
за пределами страны; в XVII-M экспансия стала феноменом экономическим, преимущественно
связанным с атлантическими экономиками стран северо-западной Европы16. В XVI в. экспансия
приобрела общий характер и стала проявляться во множестве форм. Это была экспансия
демографическая: рост населения разрушил границы социального мира южногерманского
крестьянина — а заодно позволил Жану Бодену* объяснить причины роста цен (см. ниже, с. 55,
69). Стало много бродяг, большинство которых перемещалось в города, где рынки зерна, сукна,
пряностей и материалов для строительства судов связали Средиземноморье, Балтику и Атлантику
в один огромный рынок. Этот рынок был наполнен товарами, которые все чаще оплачивались се-
ребряной монетой (см. ниже, с. 88—89 и Гл. 4). Если говорить о политической жизни, то
средневековый монарх теперь облачился в одежды государя эпохи Возрождения, великолепие его
двора повергало подданных в трепет, а мощь войска утверждала его могущество в сознании
соседей (ниже, см. Гл. 3). Новый полет мысли и воображения раздвинул границы интеллекту-
альной и духовной жизни за пределы средневекового христи-
*Жан Воден (1530—1596) — видный французский историк, политолог и экономист XVI в. Главные труды —
«Шесть книг о государстве», «Метод легкого познания истории» и др. В частности, был основоположником
изучения денежного обращения и ценообразования. См. несколько подробнее о нем и его трудах в Гл. 3. (Прим.
пер.)
33
анского сознания, и разросшаяся и усложнившаяся Европа разделилась во вред себе самой.
Что было нового в конфликтах XVI в.? Насилие и войны — это константы европейской истории,
однако в XVI в., подогреваемые самой экспансией, они обрели новый и невероятный масштаб.
Династические споры по-прежнему часто приводили к войнам, но никогда прежде армии и пушки
не использовались с такой жестокостью и размахом, как в Итальянских войнах Габсбургов и
Валуа, на фоне которых еще более «донкихотским» выглядел поединок Франциска I с Карлом V в
1528 г.17 Еще были живы традиции войны, ведущейся по правилам крестовых походов, но
Средневековье не знало таких масштабных сражений, как морская битва при Лепанто в 1571 г.,
когда 200 с лишним христианских галер сокрушили еще более многочисленный флот Османской
империи ценой жизни 15 тысяч христиан и 30 тысяч турок (см. ниже, с. 349—350).
Беспрецедентная потребность в мобилизации людских и материальных ресурсов тяжелым
бременем ложилась на общества, переживавшие и собственные локальные конфликты — не
между классами, а между католиками и протестантами, держателями земли и безземельными,
хозяевами и наемными работниками.
Экспансия — экономическая, интеллектуальная и духовная, равно как и собственно
географическая, — и конфликт — социальный, религиозный и международный — проходят крас-
ной нитью через все столетие, объединяя в единое целое перемены, связанные с Возрождением,
Реформацией, Контрреформацией и географическими открытиями. На заре столетия население
Европы переживало рост, а испанцы, вслед за португальцами, начинали свои великие морские
экспедиции. Главным театром конфликта на тот момент была Италия, чьи возрожденческие
города попали в жернова войн Габсбургов и Валуа. Эти конфликты частично совпали по времени с
войнами в Германии, которые начались с наступлением Реформации в 20-е годы XVI в. и с
некоторой долей успеха разрешились Аугсбургским религиозным миром 1555 г. Идея, выражаемая
общей формулой «cuius regio, eius religio» («чья страна, того и вера»*), позволяла государю делать
выбор между лютеранством и
* Лат: regio — страна, область; religio — вера, религия. Встречается и другой перевод этой фразы — «чья власть,
того и вера», однако более точным и стилистически удачным представляется вариант, издавна принятый в отече-
ственной исторической науке (см., напр., фундаментальный 10-томный труд АН СССР «Всемирная история»
общим объемом более 1000 п. л., т. ГУ, М., 1958, с. 187 и далее). Этот оборот употребляется также во многих
современных исторических и справочных изданиях. В любом случае, расхождение
34
католичеством в отношении своих подданных. Для кальвинизма, зародившегося и
распространявшегося из Женевы, адаптируясь по ходу дела к чаяниям французов, шотландцев
и голландцев (в первую очередь горожан), места не оставалось. Хотя кальвинизм не был чем-
то однородным, у его оппонентов были все основания воспринимать его именно таким. (Ведь
наличие в современном мире множества разновидностей терроризма не отменяет подхода к
нему как к проблеме общего характера.) Попытки Филиппа II уничтожить протестантскую
ересь как социальную и политическую силу в финансовом отношении подкреплялись
притоком серебра из Нового света, а в идейном — авторитарной идеологией
Контрреформации. Последовавшая битва за сердца и умы продолжалась до конца столетия, но
в 1590-х годах экономическое истощение ослабило решимость участников противостояния, и
это мрачное десятилетие окрасилось атмосферой «конца эпохи» (fin de siecle), сохранявшейся
и в первые годы XVII в. Появившиеся растерянность и неловкость продолжали ощущаться
вплоть до возобновления конфликта в виде Тридцатилетней войны, когда экспансия уже шла
на убыль.
Если избрать темами нашего рассмотрения экспансию и конфликт, то решение проблем
хронологии и географии находится само. С точки зрения хронологии решающим моментом,
ознаменовавшим начало нового столетия, можно считать документ 1500 г., содержащий
указание португальского короля Мануэла одному из капитанов-первопроходцев его флота,
Педро Альваресу Кабралу. Речь шла о том, как вести бой с мусульманским флотом в
Индийском океане: «Вы не должны подходить к ним близко, если можете уклониться, а
пушечным огнем вынудить их капитулировать». Таким образом «эту войну можно вести бо-
лее безопасными методами и с меньшими потерями».
Документ свидетельствует, что к 1500 г. европейские мореплаватели уже применяли тактику
артиллерийской подготовки, а именно это сыграло решающую роль в отношениях Европы с
остальным миром18. Сама Европа невелика по территории, но описанная тактика со временем
сделала европейцев хозяевами морей, занимавших две трети земной поверхности. В авангарде
этого процесса шли иберийские державы, и после 1578 г., когда Филипп II занял
освободившийся португальский трон, их усилия объединились. На протяжении десяти лет мир
как будто лежал у ног Испании. Однако после краха Непобедимой
двух версий перевода скорее относится к области стиля и едва ли может стать причиной серьезных научных
разногласий. (Прим. пер.)
35
Армады, а вместе с нею и испанских планов в Нидерландах последние годы правления
Филиппа ознаменовались разорением и депрессией. Мы можем с уверенностью сказать, что в
1598 г., после смерти кастильского правителя, оказавшегося в одном шаге от мирового
господства, наступил конец целой эпохи, хотя мечта об этом мировом господстве
окончательно изжила себя лишь в 1640 г.
Таким образом, державой, направлявшей европейскую экспансию и генерировавшей
европейский конфликт, была Испания. Во многих отношениях Испания определяет и
географические границы нашего исследования. Сама Испания представляла собой комплекс
несхожих регионов под владычеством Кастилии, но некоторые общие замечания мы все же
позволим. Принято считать, что закат Испании был предопределен ее неспособностью к
переменам, но в этой книге испанцы предстают несколько в ином свете. Пионеры в области
географических открытий (благодаря их приверженности идеологии крестового похода), на
раннем этапе — авторы модели отношений Церкви и государства, не обязательно
предполагавшей открытый разрыв с Римом, с их способностью к непрестанной военной
кампании, — испанцы меняли всю картину европейского мира, неся с собой «очищенное»
Слово Господне и одновременно с легкостью управляясь с безжалостным мечом. То
обстоятельство, что другие европейцы чернили и отказывались признавать их претензии на
заокеанское господство, исказило оценку влияния Европы на остальной мир и породило
представление о том, что на смену испанской тирании пришло нечто лучшее. Испанская
«тирания» во многом была более самокритичной и ориентированной на локальные интересы в
Европе и за океаном по сравнению с имперской политикой компактных суверенных
государств, пришедших ей на смену. При всех издержках эту довольно пеструю по составу
монархию (monarquia) можно считать одним из самых удачных экспериментов в области
федерализма.
Конечно, книга эта не только об Испании. Ее задача — осмыслить то, что происходило в
Европе и с Европой в XVI в., и представить в трех разделах, в которых разные регионы
занимают неодинаковое место19. Часть I не так имеет отношение к земле, как к воде, ибо
могущество Европы можно оценить лишь в контексте великих торговых зон Средневековья,
Балтийской и Средиземноморской, и новых безграничных возможностей, открывавшихся в
Атлантике в западном, южном и северном направлениях. Часть II посвящена наступлению
протестантизма из Германии на юг, которое было ос-
36
тановлено и обращено вспять возрождением католицизма в ходе процесса, практически
расколовшего надвое Францию и Польшу. Выбор темы Части III был определен степенью уча-
стия разных государств Европы в освоении заморских колоний и в великих религиозных
восстаниях. В центре внимания — Испания и Италия на юге, Франция и Германия на севере, а
Британские острова, Скандинавия и Центральная Европа — на периферии. Московия
выступает в роли отдаленного наблюдателя, Османская империя — могущественного и
грозного агрессора, причем обе призваны оттенить четкость социальной и политической
структуры в более западных областях континента.
По сравнению с тщательным исследованием конкретного региона или детальным
воссозданием деятельности отдельной магистратуры настоящее исследование может
показаться схематичным. Но более всего я старался воспроизвести тот мир, который не только
исполнен большого значения для нас, но и людьми той эпохи воспринимался как свой. Они не
пытались уместить свои суждения в узкие рамки категорий наподобие «экономическое»,
«социальное», «политическое» и «культурное», но они знали, что их Мир страстно внемлет
Слову и страшится Меча. Как часто случается, лучшее вступление к этой теме мы находим у
Лютера:
«Господь установил два рода управления людьми, а именно — духовное, истинное Слово, без
меча способное сделать человека набожным и справедливым? и право насаждения этой
праведности он вверил священникам, и второе — управление силой меча, в результате чего
все, кто не пожелал стать набожным и справедливым в силу Слова, тем не менее будут
принуждены этим управлением стать таковыми перед осем миром»20.
Конфликты, усилившиеся на волне лютеранства, вызвали к жизни и обнажили глубокую
пропасть между протестантским Севером и католическим Югом. Тем не менее, как бы
глубоки ни были эти различия, нарастало восприятие общности, характеризуемой понятием
«Запад». Это осознание служит до некоторой степени оправданием тому, что в центре нашего
внимания оказываются преимущественно западные области континента. Для того, чтобы
понять влияние Европы на остальной мир, отправной точкой следует избрать самую западную
ее оконечность, а именно — Иберию. В восточных областях отличительной чертой Запада
было турецкое владычество, и мы не
37
стали рассматривать Восточную Европу как ряд самостоятельных регионов, а сделали акцент
на колоссальном могуществе Османской империи (см. Гл. 11). Такой подход применил анг-
лийский пуританин сэр Эдвин Сэндис в своем труде 1599 г. «Отношения государства и
религии», причем именно к «нескольким государствам этих Западных областей мира», на что
специально указал в подзаголовке.
Испания, эта «новая планета Запада», была «нацией, откровенно стремящейся к
единовластному господству над всем Западом». На Востоке православные государства
оказываются за чертой исследования сэра Сэндиса,
«хотя известно, что они превосходят другие в размерах, однако они так сильно порабощены
турецкой тиранией, либо так отдалены (как Московия и некоторые другие), что не могут быть
полезны для исследования природы того могущества, о котором мы ведем речь».
Точно так же он исключил из поля своего зрения и Центральную Европу — «Польшу и
Трансильванию, с Валахией и остатками Венгрии», «по причине их близкого и опасного со-
седства с Турцией». Однако еще более удивительна в этих странах
«многочисленность исповедуемых в них религий, особенно в Польше, про которую даже есть
поговорка в том смысле, что тот, кто потерял свою веру, наверняка найдет ее в Польше, либо
окончательно убедится в ее исчезновении с лица земли».
Заключает сэр Сэндис тем, что «все равно о могуществе этих стран говорить не имеет
смысла»21.
С этим выводом можно не соглашаться, но в устах английского пуританина он наводит на
мысль о существовании единой точки зрения и интереса к взаимосвязи этих «западных облас-
тей» с остальным миром. Мир, Слово и Меч в западных регионах Европы, тевтонских и
латинских, на протяжении всего столетия — вот лейтмотив книги. Три раздела, ее
составляющие, последовательно рассматривают особенности экспансии, развития
интеллектуальной и духовной сферы и войны. С точки зрения охвата материала этот подход
вполне традиционен, ибо анализу подвергаются как раз явления, обычно ассоциирующиеся с
XVI в.: «подъем капитализма», Реформация, Религиозные войны. Быть может, менее
традиционными будут вытекающие из канвы
38
событий XVI в. взаимоотношения между социальными переменами, религией и войной. В
Части I доказывается, что экспансия не разрушила, если можно так выразиться, социальной
матрицы. «Феодализм» как комплекс ценностей и система права оставался незыблем, он не
поддался натиску «капитализма». «Феодальные» ценности в приграничных войнах должны
были сделать европейскую экспансию неотделимой от конфликта, поскольку речь шла о
смещении границ. Это — ключевой момент для понимания социального контекста
Реформации. Как показано в Части II, новые варианты Слова не представляли угрозы власти
аристократии, но они подорвали позиции первого сословия, духовенства, чье социальное
превосходство оказалось поставлено под серьезное сомнение. Однако, в условиях слабого
Рима и исчезающих монастырей, Тридентский собор и новый орден иезуитов обратили волну
вспять, против протестантизма. Достигнув успеха в религиозном противостоянии в самой
Европе, иезуиты превратились в неотъемлемый фактор заокеанской экспансии. Отсюда —
новый взгляд на войны XVI в., которые становятся предметом рассмотрения в Части III. Здесь
в центре внимания оказываются действия не протестантов и буржуа, а «феодалов» и ярых
католиков — испанцев. Их способность вести тяжелую и кровопролитную войну любой ценой
представляет еще одно связующее звено между экспансией и конфликтом как темами нашей
книги.
Представляется уместным более детально объяснить организацию материала по главам. Часть
I посвящена социальным и экономическим явлениям столетия. Она открывается рас-
смотрением одной из редких для XVI столетия констант — социального превосходства знати
(Гл. 1). Далее показана связь дворянского господства с проявлениями экспансии в социальной
жизни той эпохи, великими географическими открытиями и демографическим ростом (Гл. 2).
Эти темы рассматриваются именно на том этапе, поскольку географические открытия отчасти
возвращают нас в XV столетие, а демографический подъем имеет фундаментальное значение
для XVI в. в целом. Соответственно, в хронологическом и методологическом отношении эти
темы предшествуют анализу политической динамики, в центре которого оказывается теория
государства и практическое воплощение государственной власти (Гл. 3). Города (Гл. 4),
сыгравшие столь важную роль в качестве колыбели Реформации, также служат естественным
мостиком к Части II, основной задачей которой было представить как можно полнее идеи
главных религиозных реформаторов в контексте Возрождения. Избранный нами подход, быть
может, и не является са-
39
мым современным, однако некоторые последние труды, раскрывающие суть
«конфессионализма» и других теорий, либо принижают роль идей как таковых, либо исходят
из предположения, что читатель с этими идеями уже знаком21. С другой стороны,
нежелательно и неверно было бы анализировать идеологию в отрыве от ее социального
контекста. Соответственно, главы Части II последовательно рассматривают Возрождение в
его соотношении с гуманизмом и изобразительным искусством (Гл. 5), антимонастырское
движение ранней Реформации (Гл. 6), прогресс реформ — либо отсутствие такового (Гл. 7) —
и возрождение католицизма (Гл. 8). Каждая из этих глав разбита на 4 части, и в каждом случае
четвертая часть посвящена социальному значению новых идей и тому, как эти идеи
уживались с социальной средой и видоизменялись под ее воздействием. С таких позиций
рассматривается связь образования с гуманистическим мышлением (Гл. 5), значение Рефор-
мации для освящения брака (Гл. 6), силы, снижавшие социальное воздействие доктрины
протестантизма (Гл. 7) и, напротив, поднимавшие значение католического возрождения (Гл.
8). Далее следует анализ взаимосвязи идеологического противостояния в обществе в целом с
главными военными конфликтами эпохи, которые являются предметом исследования в Части
III. Сами войны рассматриваются на фоне бурной и полной опасностей социальной среды,
нестабильность которой усугубляется политической централизацией (Гл. 9). Династические
войны первой половины столетия (Гл. 10) представлены как промежуточный этап между
папско-имперскими конфликтами Средневековья и Религиозными войнами. Прежде, чем
перейти к анализу последних, мы рассмотрим формирование Запада как идентифицируемой
общности в современном смысле, причем этот анализ дается через призму противостояния с
Османской империей и вытекающих из него культурных контрастов (Гл. 11). Последняя, 12
глава, посвящена гражданским конфликтам внутри самого христианского мира, а в
Заключении делается упор на гигантских достижениях Испании и ее парадоксальной роли для
будущего Европейского континента как мировой цивилизации.
Все это не означает, что после 1550 г. европейская цивилизация вступила в эпоху
триумфального прогресса. Представленный анализ истории XVI в. избавлен от детерминизма.
Социальные структуры не обязательно должны были развиваться в определенном
направлении, идеи — не обязательно оказывать влияние на развитие общества, а главное —
войны отнюдь не имели заранее предопределенного исхода. Перед данным иссле-
40
дованием ставились две основополагающие задачи: 1) прошлое должно само говорить за себя
историку, 2) историк должен помочь этому прошлому высказаться, адресуясь к сегодняшнему
времени. С этой целью в работе часто приводятся цитаты из трудов той эпохи. Это — лучшие
свидетельства того огромного значения, какое имеет шестнадцатый век для людей конца два-
дцатого, значения любой истории для любого времени.

ЧАСТЬ I. МИР
1. Власть феодалов
Сфера материального
Обширный комплекс перемен, имевших место между 1500 и 1600 гг., зачастую трактуется как
решающий этап перехода Европы от «феодализма» к «капитализму». Иными словами, общество, в
котором главенствовала знать, чье превосходство оправдывалось собственностью на землю и
предоставлением военной защиты крестьянству, превратилось, или было на пути к превращению,
в общество, где господствовал торговый капитал. За симптомы этой важной эволюции
принимаются коммерциализация сельского хозяйства и рост городов, то есть изменения, которые
заложили основу европейских колониальных империй. В соответствии с этим тезисом, развитие
«мировой капиталистической системы» сопровождалось «подъемом буржуазии». В этом смысле
XVI в. стал эпохой частичного перехода от сословного общества к классовому. Иными словами,
эта эволюция происходила от сельского и сеньориального мира, в котором статус определялся
социальными функциями (молитва, война или труд), к миру городов, где принадлежность к тому
или иному классу зависела от отношения к средствам производства1.
Вряд ли можно сомневаться в том, что XVI в. пережил крутые перемены в экономике, что
подтверждают убедительные примеры из тогдашней жизни. Томас Мор говорил о государстве как
о «некоем сговоре богатых». Характеризуя процесс огораживания общинных земель, сгонявший
крестьян с земли и приведший к бедственному положению мелких арендаторов, Т. Мор образно
говорит о том, как кроткие овечки «стали столь прожорливыми и дикими, что пожирали все
подряд и проглотили даже самих людей». Один из современников Мора, Джек Ньюберри
(названный по своему происхождению), основал суконную мануфактуру, которая к 1530 г.
разрослась до масштабов фабрики:
Внутри большого помещенья Стоят станков две сотни мощных; На них ткачей две добрых сотни В
труде склонились неустанном.
44
При каждом — симпатичный мальчик
Патрон уточный подправляет,
В другом же месте, тоже рядом,
Чесальщиц сотня, как не больше,
Всё пряжу чешут энергично,
И звонко песню напевают.
А по соседству в помещенье
Две сотни девушек-работниц
В передниках алее мака
И во чепцах белее снега
Сидят в каком-то ожиданье...
Если верить одной только поэме, то выходит, что не считая ткачей, ворсильщиц и
прядильщиц, на предприятии трудились еще 150 детей-щипачей, 50 стригалей, 80
чесальщиков, 40 красильщиков и 20 валяльщиков.
В Германии владельцами впечатляющего состояния были знаменитые банкиры Футгеры из
Аутсбурга. Сын ткача, Якоб Фуггер сколотил капитал на пряностях, шелках и шерсти, после
чего стал пускать деньги в дело, давая их в рост расточительным правителям. За период
между 1511 и 1527 гг. его прибыль составила 927 процентов. Именно его деньгами Карл I
Кастильский мостил себе дорогу к титулу императора Карла V. В 1523 г. сын ткача напомнил
властелину доброй половины мира, что «хорошо известно и ясно как день, что без моей
помощи Вашему Императорскому Величеству никогда не удалось бы получить римской
короны». Более того, «если бы я остался в стороне от Дома Австрийского и пошел на службу
Франции, то получил бы большую выгоду и много денег, которые мне тогда предлагались».
Фуггер просил, «чтобы проценты были выплачены без дальнейших отлагательств». В
заключение он не без иронии заверял: «Остаюсь вечно преданным слугой Вашего
Величества»2. Крах Фуггеров наступил вместе с банкротством Кастильского двора в 1557 г.,
но их место занял банковский дом Гримальди из Генуи, который принял на себя заботу о
казне сына Карла, Филиппа II, и умножил собственный капитал с 80 тысяч дукатов в 1515 г.
до 5 миллионов в 1575 г. В том году они прекратили ссужать наличностью находящегося в
трудном положении Филиппа, чьи войска в Нидерландах ответили на невыплату жалования
осадой Антверпена.
Контраст подобным необычайным историям финансового успеха являл собой процесс,
который можно определить как разорение знати. Ее господство в обществе было подорвано
прогрессом в сельскохозяйственом производстве, а состояния съедались неэффективным
управлением имениями, что и в Англии и во Франции, и привело в конечном итоге к
«кризису» слоев, традиционно занимавших высшее положение в обществе.
45
Следует, однако, с осторожностью относиться к отождествлению перемен в характере
экономической жизни с изменением в структурах общества. Важно понимать, что
существовала четкая социальная иерархия внутри каждого из трех сословий «феодального»
общества — тех, кто молился, кто воевал и кто работал. В первом сословии — духовенстве —
между богатым кардиналом и бедным приходским священником, могущественным князем-
епископом и ищущим духовного успокоения монахом лежал целый мир. В свою очередь,
понятие «знать» включало и бедных рыцарей, промышлявших набегами, и могущественных
лендлордов регионального уровня, и продвигающихся по служебной лестнице царедворцев
(среди которых были и карьеристы — arrivistes), и принцев крови. Внутри многочисленного
третьего сословия различия были еще более впечатляющими. В городах особняком стояли
ученые-гуманитарии, купцы были влиятельнее простых лавочников, ремесла также
различались по уровню квалификации. В 1549 г. в Руане проходила торжественная церемония
в честь Генриха II, и состав ее участников дает наглядное представление о тогдашней
иерархии городского общества. Впереди процессии шли лучники адмиралтейства, за ними —
духовенство (во главе с представителями четырех нищенствующих орденов, за которыми
двигались дьяконы, капелланы и приходские священники). Затем шествовали королевские и
городские чиновники и предводители ремесленных цехов. Представителей городской знати и
буржуазии насчитывалось несколько сотен. Почетный караул образовывали 627
ремесленников, представлявших ни много ни мало 72 профессии — кузнецы-шпорники
отдельно от изготовителей шорных изделий. В балтийском городе Ревеле в начале XVI в. у
ремесленников существовала своя благотворительная организация под названием гильдия св.
Кнуда, а у подмастерьев была своя — гильдия св. Олая. Купцы образовывали закрытую
Великую Гильдию, не допускали «посторонних» к торговле солью и зерном или пивоварению.
Если купцов того времени можно охарактеризовать как «буржуа», то квалифицированных
мастеров-ремесленников и даже неквалифицированных подмастерьев тоже никак не отнесешь
к неимущему пролетариату. В сельской местности термин «крестьянин» мог относиться и к
мелкому землевладельцу, и к безземельному батраку — иными словами, как к
капиталистическому собственнику, владевшему средствами производства, так и к проле-
тарию, не имевшему ничего, кроме своих рабочих рук, и эта особенность сохранилась вплоть
до конца XVII в. Крестьянин-землевладелец и безземельный батрак обозначали собою
46
крайние позиции в весьма размытом спектре сельского населения, в который также входили и
арендаторы, и батраки, и владельцы постоялых дворов и трактиров, мельники, хуторяне, ре-
месленники и барская прислуга3.
Состояние само по себе еще не означало положения в обществе, которое зависело от
комплекса ценностей, отождествлявшихся с аристократией. И те люди XVI в., кому удавалось
сделать состояние, употребляли его на приобретение себе места в этом привилегированном
кругу.
Стремление историков докоцаться до истоков капитализма, возможно, привело к искажению
нашего понимания того, где находились зоны давления и напряжения в обществе XVI в. Ре-
формация предполагала яростную, хотя и не вполне успешную, атаку на исключительное
положение первого сословия — духовенства, и это наступление зачастую встречало
поддержку со стороны знати. С другой стороны, концентрация рабочей силы под контролем
одного работодателя, владевшего средствами производства, судя по всему, проявлялась более
наглядно в отсталой, «феодальной» части Европы к востоку от Эльбы, где сервы трудились в
поместьях знатных феодалов. Если задать вопрос, существовал ли в Европе XVI в. настоящий
капиталист, который расходовал бы колоссальные средства на массовый найм рабочей силы,
то первым и очевидным примером станет государство и его войско. Самой первой
разновидностью не привязанной к постоянному месту жительства наемной силы следует
считать швейцарских наемников, причем, когда им переставали платить, они устраивали
забастовки: «Point d'argent, point de Suisse» («Нет денег — нет швейцарцев»). Как нельзя более
знакомые примеры противостояния «администрации» и «профсоюзов» можно обнаружить не
в цехах Джека Ньюберри и даже не на шелконабивных фабриках Лиона, а во Фламандской
армии, в которой солдатские мятежи фактически означали протест наемных работников. В си-
лу того, что эта разновидность капиталистического накопления — владение не средствами
производства, а средствами разрушения — требовала высоких налоговых поступлений, то и
сопротивление ей оказывали в первую очередь городские «буржуа». В 1508 г. Венецианская
Республика собрала на нужды армии почти четверть миллиона дукатов — причем 100 тысяч
из них предназначались одному-единственому кондотьеру. На следующий год купец Мартино
Мерлини с раздражением писал:
«Мне кажется, если эта Проклятая война продлится еще год, мы потеряем все и будем
разорены расходами на питание и налоговыми платежами»4.
47
В самом деле, будь у нас возможность вернуться в XVI в. (что мы попробуем сделать на этих
страницах), то мы увидели бы не эпоху, близкую к нашей в экономическом и социальном
плане, а скорее были бы поражены ее самобытностью. Человека XX столетия, оказавшегося в
XVI в., больше потрясли бы не признаки нарождающегося Нового времени, а необычайно
неспешное течение экономической и социальной жизни. Но это была бы инерция тревожного
ожидания, но не покоя. Для большинства людей в большинстве стран фундаментальные
реалии материальной жизни и социальной структуры оставались неизменными. Нас поразило
бы фактическое отсутствие изделий массового производства в повседневной жизни. Монеты и
книги выпускались большими партиями и тиражами, но если для нас они вполне привычны,
то для многих людей XVI в. оставались редкостью. И в городе, и на селе главной заботой
была мысль об урожае. Хватит ли крестьянской семье зерна? — этот вопрос сильнее других
волновал в июне, в пору жатвы. В сентябре ситуация с урожаем — избыток или недостаток —
выражалась в ценах. Недород в полной мере давал себя знать в период между декабрем и
мартом. Чаще всего продовольствия не хватало. В Лангедоке после 1526 г. разразилась
«пшеничная трагедия»: на будущий год из-за неблагоприятной погоды был потерян весь
урожай, и череда голодных лет продолжалась целое десятилетие. Общая тенденция к
ухудшению материальных условий жизни в области резко обострилась в 1580-х гг. В 1585 г. в
Виваре хлеб нельзя было раздобыть ни за какую цену, и местные жители были:
«вынуждены есть желуди, дикие коренья, жмыхи кожуру плодов, кору других деревьев,
скорлупу лесных орехов и миндаля, черепки и осколки кирпича, перемешанные с
несколькими горстками ячменя, овса или молотых отрубей».
Какова могла быть цена хлеба — или размер ломтя — для ремесленника и его иждивенцев?
Почти наверняка можно сказать, что даже в таком процветающем городе, как Венеция, в годы
кризиса — как в 1575 или 1591 — в году не хватало рабочих дней, чтобы позволить
поденщику на стройке купить достаточно хлеба на семью из четырех человек. В Лионе после
1560 г. цены ползли вверх, в 1570-х гг. они поднимались, а в 1585 — 1600 гг. — стремительно
взлетали вверх.
Помимо зерна, другими продуктами, в которых общество нуждалось в больших количествах,
были лес (на дрова, как материал для строительства и предметов обихода — бочек, кадок,
48
ложек, мебели), кожа (в Лондоне к 1600 г. было около 3 тысяч сапожников) и шерсть (почти
доподлинно известно, что в Англии при Генрихе VIII овец было больше, чем людей). Необы-
чайной концентрацией рабочей силы отличалась горнодобыча: так, на медных рудниках
Фалькенштейна трудилось порядка
7 500 горняков. Разительным контрастом оставались мелкие предприятия по переработке
сырья в готовую продукцию. Фабричному производству еще предстояло прийти на смену
ремесленным цехам. Слово «промышленность» (industry) означало «тяжелый труд», «наука»
(science) была синонимом «знанию»5.
Этот мир, при всей его ненадежности в плане обеспечения основополагающих жизненных
потребностей, был бы для нас пределом мечтаний с точки зрения неспешности, с какой про-
исходил обмен товарами и информацией между разными областями, а также с точки зрения
юного возраста его обитателей.
8 результате соотношение между пространством, временем и продолжительностью жизни в
корне отличалось от знакомого нам. Некоторые регионы находились так далеко, что казались
не тронутыми христианством: зачем было плавать в Вест-Индию, когда в миссионерах
нуждались Корнуолл, Альпы или Астурия, эта «Индия, которая есть у нас в Испании» (unas
Indias que tenemos dentro en Espana>? Порой деловая переписка тех времен напоминает
реплики, сказанные по телефону, только происходил обмен товарами и информацией весьма
неспешно. В Венецию из Лиссабона или Дамаска письмо в ту пору шло не менее четырех
недель. Венеция, сердце средиземноморской экономики, находилась на расстоянии целого
месяца от ее периферии. Настойчивость, с какой Филипп II лично управлял империей, быть
может, отчасти сглаживала проблемы расстояния, но в любом случае письмо, отправленное из
Кастилии в Перу, шло восемь месяцев. Казалось, целая вечность отделяет владения вице-
короля Неаполя от Эскориала, и, «если бы смерть шла из Испании, нам была бы уготована
вечная жизнь»6.
И на дубление шкуры, и на ответное письмо могла уйти жизнь целого поколения — сама
жизнь была коротка и полна опасностей. Выживание при рождении не было гарантировано: из
каждой тысячи младенцев порядка 200 умирали, не дожив до года, а половина населения не
достигала двадцатилетнего возраста. Понятия детства как такового не существовало, и
обучение грамоте предполагалось только для отпрысков знатных фамилий, купечества и
богатых ремесленников. Детей приучали к труду, и очень рано, либо в самой семье, либо отда-
вали мастеру-ремесленнику. Браки, судя по всему, заключались поздно — шекспировскую
Джульетту, которую выдают за-
49
муж в 14 лет, не встретишь в приходских регистрационных книгах. Однако характерной
особенностью XVI в., быть может, в силу того, что авторитет священника вытеснился
авторитетом отца семейства, стало возрастание роли семейных связей и родственной
солидарности. В некотором смысле, по крайней мере в протестантской части Европы, «дом»
вышел на первый план по сравнению с монастырем и обителью. В рамках семейной среды
всякий намек на равенство между мужчиной и женщиной стал исчезать, и заметно усилился
авторитет мужчины как патриарха, как отца семейства.
Борьба за выживание перемежалась отправлением религиозного культа, строгостью
протестантского дня отдохновения, обильными возлияниями во время масленицы7. Смерть
неизменно снимала обильную жатву, ибо у этого жнеца была коса о трех полотнах: война,
голод и чума. Войны велись в невиданных доселе масштабах (см. ниже, Гл. 9), и прямой
ущерб от военных кампаний был весьма ощутим. Итальянские войны 1494—1529 гг. не
сводились к одной осаде Рима (см. ниже, с. 319). Антверпену так и не удалось оправиться
после разграбления 1576 г. А вдобавок общество испытывало бремя расквартирования войск и
налогов на их содержание. Французские крестьяне еще в 1484 г. жаловались:
«Постоянный приход и уход вооруженных людей, живущих за счет бедняков, то кадровые
части, то господские рекруты, то свободные лучники, а иногда алебардщики, а в иные времена
— швейцарцы и пиконос-цы, и все они причиняют народу нескончаемый вред? Бедному
труженику приходится платить и прислуживать тем, кто его бьет, гонит из собственного дома,
заставя-лет спать на земле, лишает его имущества? А что касается невыносимого бремени
таллажа и налогов, которые бедные люди сего королевства не сумели снести, ибо это было
совершенно невозможно, и под тяжестью которого они умирали и гибли от голода и нищеты,
то простое описание тяжести этих поборов могло бы вызвать непреходящую скорбь...»
С поправкой на риторику, призванную подчеркнуть тяжесть бедствий, картина все равно
предстает безрадостная, и это при том, что она лет на десять предвосхищает куда более
масштабную мобилизацию ресурсов для Итальянских войн. Поскольку высокая политика и
идеологическая абстракция, как правило, занимают доминирующее место в разговоре о
французских Ре-
50
лигиозных войнах, то, пожалуй, стоит остановиться подробнее на страданиях сельского
общества в этой истерзанной стране. В 1578 г. Клоду Атону довелось быть свидетелем того,
как герцог Анжуйский собирал войско в Монтрё перед походом на Фландрию:
«То были сплошь бродяги, воры и убийцы — люди, отринувшие Господа заодно со своим
земным долгом. Эти убийцы были отбросы войны, испещренные оспой, по ним плакала
виселица. Умирая с голоду, они пустились по дорогам и полям, чтобы грабить, нападать,
обездоливать людей в городах и селах, кто попадал к ним в лапы, где бы они ни оказались».
Когда в Перигоре в 1594 г. кроканы (croquants)* восстали против господства Католической
лиги", причины ни у кого не вызывали сомнений:
«Равнина была полностью опустошена огромными ордами бандитов. Бедные крестьяне, без
конца страдавшие от расквартированной солдатни — то с одной стороны, то с другой, —
оказались на грани голода. Их жен и дочерей изнасиловали, а скот увели. Им приходится
оставлять свою землю невозделанной и умирать с голоду, в то время как многие из них
томятся в тюрьмах за неспособность вносить многочисленные налоги и платежи, которыми их
обложили обе стороны».
Поразительно, что в этом противостоянии никак не проявляло себя государство, и две
враждующих стороны наперебой грабили крестьянство, предвосхищая то опустошение,
которое Германия переживет в Тридцатилетнюю войну"". Окончание войны не принесло
мира, зато распущенное войско обрушилось крестьянам на голову. Судя по одному
документу, большие опасения у парижан в 1525 г. вызывало то, что «пешие солдаты и все, кто
вернулся из означенной армии, и под их
* Наименование происходит от лозунга восставших крестьян Aux croquants! — «На грызунов!». Такую кличку
восставшие дали сборщикам налогов и откупщкам. Позднее название перешло к ним самим. (Прим, пер.)
См. подробнее Гл. 12. (Прим. пер.)
*** Тридцатилетняя война (1618—1648) — серия военных столкновений, в результате которых противоречия между
католиками и протестантами и внутригерманские разногласия переросли в европейский конфликт. (Прим. пер.)
51
крылом, всякие дурные люди, воры, бродяги и праздношатающиеся сколачивают большие
банды»8.
Присутствие солдат либо обложение населения налогами на содержание армии обостряло
нехватку продовольствия в сельской местности — в некоторых районах Германии вплоть до
крестьянской войны 1525 г. голод ощущался практически непрерывно. В городах в голодные
годы люди просто умирали на улицах. Пустые желудки делали людей более восприимчивыми
и к заболеваниям: в среднем раз в десять лет на Европу обрушивалась чума, которая могла
поражать лимфатические железы (бубонная), легкие (легочная) либо вести к заражению крови
(первично-септическая); постоянную опасность представляли корь, тиф, оспа плюс бич в виде
завезенного из Нового Света сифилиса. Медицина давала массу объяснений, но мало
надежных лекарств, и не удивительно, что люди искали причину своих бед во враждебном
отношении сверхъестественных сил. Окружающая среда была исполнена волшебства. Беда
была карой Господней либо бесовским промыслом, который вводил людей и в ересь: в любом
случае зыбкие границы земного существования непрерывно отступали перед вечностью.
Лютер утверждал, что Господь «желает смешать небо и землю воедино и сотворить новый
мир». Кальвин — фактический диктатор города со среднестатистической
продолжительностью жизни не более 23 лет — пережил с женой утрату троих детей в
младенческом возрасте. Не будет преувеличением предположить, что ему для сохранения
рассудка действительно потребовалась вера в предначертание свыше, иначе столь горькие
утраты могли заставить его усомниться в воле Господа, дарующего жизнь, чтобы ее так
внезапно отнять:
«Господь показывает, словно в зеркале, частые и внезапные изменения в мире, которые
призваны нас пробудить от оцепенения, так чтобы никто из нас не смел обещать себе нового
дня, или даже нового часа, или нового мига»9.
При всей ненадежности, один принцип социального устройства оставался определенным и
прочно установленным — главенствующее положение знати. Нельзя отрицать, что вели-
чайшие перемены этого столетия были связаны с постановкой под сомнение господства
определенной части церковных феодалов, вплоть до низложения, но сам по себе статус
господина, отождествлявшийся с благородным происхождением, был чем-то таким, с чем
люди считались или жаждали для себя. Власть аристократии редко встречала сопротивление,
ее нико-
52
гда не смещали, это было господство, которое признавало общество и вынуждено было
уважать государство. Социальное превосходство знати складывалось веками, и стоит сделать
небольшое отступление и оценить всю силу традиции не в последнюю очередь — потому, что
это превосходство было не столько превосходством монолитного класса, сколько опреде-
ленного образа жизни.
Начиная с XI в. служители церкви пропагандировали модель общества, в котором воюющие
обеспечивали защиту трудящимся, и это соотношение одобрялось молящимися. Постепенно
высокая цена воинского вооружения, в первую очередь, коня и доспехов, привела к тому, что
функция воина оказалась прерогативой богатых. Вассалы стали рыцарями, рыцари — знатью:
воины превратились в социальный слой, принадлежность к которому определялась
рождением.
Социальная модель из трех сословий, которую отличали от структуры власти в любой другой
части света критерии вассальной верности феодалу и отношения к земельной собственности,
обычно определяется термином «феодализм»10. Хотим мы или нет воспользоваться этим
противоречивым термином (а историки раннего Средневековья сегодня стараются обходить
его вовсе), мы вынуждены признать, что ключевые столетия европейской истории
характеризовались становлением комплекса взаимосвязей, основанных на признании
господства на земле. Эти взаимосвязи проявлялись в нарезании фьефов в окрестностях
господских маноров — исходя из роли господина как воина и защитника. Такая структура
оказалась поразительно эластичной. Она пережила кризисы XIV в., когда Черная Смерть
ослабила зависимость сервов, одновременно сократив число держателей (что, в свою очередь,
снизило ценность ренты) и резервы рабочей силы (что подняло цену труда). Знать подавляла
недовольство работников — как, например, во время крестьянского восстания в Англии 1381
г. — и обращали себе на пользу кардинальную перемену в условиях, сложившихся еще в
середине XV в. Примерно с этого времени рост населения начал усиливать потребительский
спрос и вести к росту цен, а кроме того, создавать избыток рабочей силы, что влекло за собой
снижение уровня заработной платы. Какую бы часть Европы мы ни взяли, будь то восток,
центр или запад — всюду мы видим подъем господствующего класса. Иногда его власть
носила локальный и чисто экономический характер, иногда сосредоточивалась в центре и в
сфере культуры. Универсальным было ее законодательное закрепление. Наличие разных форм
господства ни в коей мере не могло отменить факта самого его существования.
53
Дворяне-землевладельцы в Восточной Европе
Наиболее заметные и кардинальные выгоды от экономических перемен получила знать на
востоке Европы11. К концу XV в. рост населения Западной Европы заставил искать новые
источники зерна. Частичным решением проблемы нехватки продовольствия стали балтийские
земли. В 1460-х гг. Польша и Литва экспортировали около 2 500 ластов ржи в год. К 1560-м
гг. эта цифра возросла до 40 тысяч, что равнялось примерно 35 процентам от общего объема
местного производства. Соответственно, резко возрос и объем судоходства на Балтике. В 1497
г., согласно сохранившимся записям, через Датский пролив прошло 795 судов, в 1557 г. эта
цифра составляла 2 251, а к концу столетия — 5 500. В 1656 г. из Данцига было отгружено 90
тысяч тонн ржи. В 1593 г. в Ливорно было привезено с Балтики 16 тысяч тонн зерна. То был
особенно плохой год на фоне ужасного десятилетия в целом, но становилось все более
очевидно, что Сицилия и Андалусия не могут навечно оставаться житницами
Средиземноморья. Спрос на хлеб в Западной Европе был столь велик, что в Пруссии во
второй половине столетия цены удвоились — рожь подорожала на 147 процентов, ячмень —
на 87 процентов, овес — на 85 процентов. Причем спрос не ограничивался одним зерном.
Венгрия поставляла скот в Вену и даже Венецию, и за период 1548—1558 гг. на Запад было
отправлено порядка 550 тысяч голов скота, то есть почти 90 процентов всего венгерского
экспорта.
Не будем заблуждаться: поставщиками в этих случаях выступали не восточные купцы, а
восточные помещики. Поскольку сей факт не очень вписывается в теорию «перехода от
феодализма к капитализму», то этот процесс получил громоздкое наименование «капитализм
в феодальных рамках». Это мало что нам дает, поскольку феодализм как военная служба в
обмен на землю был далеко не универсальным явлением: например, на обширной территории
Литвы этот принцип не действовал вовсе. Новый феномен — и в этих регионах он вовсе не
теряется в тумане Средневековья — состоял в наложении сервильных повинностей. В Чехии
крестьяне были привязаны к земле в 1487 г., в Польше — в 1495 г., в Венгрии — в 1514 г., в
Пруссии — в 1526 г., в Силезии и Бранденбурге — в 1528 г., Верхней Астурии — в 1539 г.,
Ливонии — в 1561 г. Поражает в этом наступлении господского владычества то, что оно было
подкреплено законодательно, а это стало возможно благодаря наличию в руках у знати
мощных политических рычагов. На Востоке главные элементы утверждения власти господ —
рас-
54
ширение владений (то есть земли в непосредственной собственности господина) и нарастание
трудовых повинностей крестьян, ограничение передвижения и имущественных прав дер-
жателей, присвоение держаний, — как правило, насаждались силой законодательных актов,
надлежащим образом изданных и надлежащим образом претворенных в жизнь. В Венгрии,
Польше, Бранденбурге, Пруссии и Богемии местные парламенты — представительные органы
— состояли исключительно из знати: они были ограждены от посягательств государства или
городов. Фактическая монополия на органы общественного управления была у дворян
Пруссии уже в 1540-х гг., Померании — с 1560 г., Богемии — с 1564 г. В Польше знать имела
эту привилегию еще в конце XIV в. В 1505 г. уложение «Никаких нововведений» («Nihil
novi»)* запретило королю издавать указы касательно знати, а в 1565 г. сейм — дворянский
парламент — наложил запрет на поездки польских купцов за товаром за границу, и
действительно, в Данциге транзитная торговля с портами Атлантики контролировалась
голландцами. В Бранденбурге в 1518 и 1536 гг. были изданы законы, ограничивающие
передвижение крестьян, в Пруссии аналогичные нормы датируются 1526, 1540 и 1577 гг.
Право господ лишать крестьян собственности в этих областях закреплялось соответ-
ствующими законами 1540, 1550 и 1572 гг., и XVI в. был отмечен не подъемом буржуазии, а
«постепенной феодализацией территории государства» юнкерами. В 1514 г. в Венгрии дворя-
не отобрали у крестьян право наследования. В том же году отработки на помещичьем поле
исчислялись одним днем, а в 1570 г. в Краснагорке помещик «заставил их делать всю работу,
какая есть». Господа имели привилегию производить вино, а с 1570 г. это стало их
исключительной прерогативой. Они даже имели право насильно привлекать крестьян к
строительству укреплений против турок. Аристократические сообщества Восточной Европы
были «обществами без государства», в которых сопротивление со стороны крестьян было
практически невозможным. В результате сформировались экономические комплексы
колониального типа, экспортировавшие сырье и ввозившие готовую продукцию. Восточная
Европа поразительным образом подпитывала прогресс Запада своей усугублявшейся
отсталостью и делала реку Эльбу, в глазах некоторых историков, «самым главным социально-
экономическим водоразделом в Европе».
* Документ известен также под названием Радомской конституции. (Прим. пер.)
55
Феодалы и крестьяне в Германии эпохи Реформации
Следует, однако, проявлять осторожность и не преувеличивать этого различия, ибо к западу
от Эльбы рост городов и развитие государства не означали отмены господства дворянства, а
лишь породили большее разнообразие его форм. Это видно на примере Священной Римской
империи, которая охватывает оба региона, с таким упорством противопоставляемых
историками. Некоторые западные области Империи, действительно, резко контрастируют со
студеными помещичьими имениями на востоке. На северо-западе помещики владели не
столько крестьянами, сколько землей; на Рейне наличие семейств городов с их традициями
свободы сокращало возможность возрождения в том или ином виде крепостной зависимости;
в центральной Германии личная свобода и свободное держание составляли основу
процветания, а следовательно, и гарантию налоговых поступлений — посягательство на эти
институты было не в интересах феодалов. В то же время на юго-западе, в Тюрингии, Швабии
и Франконии, картина была более сложной.
После Черной Смерти эти области пережили сначала ограничение власти феодалов, а затем ее
возрождение. В течение XV в. крестьяне Верхней Швабии утратили право на общинную
землю, лесные угодья, охоту. На них было возложено бремя трудовых повинностей и податей.
Зависимость крестьян углублялась, они ограничивались в передвижении, и многие имения
знати обретали форму мелких абсолютистских образований, которыми землевладельцы
управляли самым деспотичным образом — как это было к востоку от Эльбы.12
В отличие от восточных земель, в юго-западной Германии существовала традиция
крестьянского сопротивления, а в соседней Швейцарской конфедерации имелся еще и опыт
победоносных выступлений крестьян. Сопротивление набрало силу в последнюю четверть XV
в. В 1476 г. в Вюрцбурге, который, по всей видимости, оказался под влиянием гуситского
движения в соседней Богемии, крестьяне прошли маршем протеста в поддержку
таинственного «Никлассхаузенского волынщика», против вымогательств со стороны князя-
епископа. Последнее десятилетие века ознаменовалось крестьянскими восстаниями
«Башмака» под предводительством Иоса Фрица, проходившими под знаменем с
изображением кожаного башмака — Bundschuh. Другой всплеск крестьянских выступлений
имел место в Шпейере в 1502 г. — и снова против поборов со стороны епископа. В 1514 г.
нищета и угнетение стали причиной восстания в Вюртемберге в защиту «бедного Конрада».
Период
56
1517—1524 гг. был отмечен непрерывным голодом, и в 1525 г. гром не замедлил грянуть. Как
и в конце XIV в., беспорядки воспринимались как обычное явление, и критически настроен-
ный хронист Себастьян Франк сокрушался по поводу «крупного крестьянского восстания,
охватившего всю Европу». Но даже он был вынужден признать глубинные причины
происходящего: «конкретно это восстание выросло из недовольства гнетом десятины, пошлин
на наследство, подневольного труда, податей, процентов по долгам и тяжких бедствий». Это
общее восстание «простого человека» встретило яростную реакцию, и «до конца своих дней
нашим крестьянам придется терпеть условия худшие, чем те, против которых они выступали».
Есть некоторое искушение изобразить такой конфликт как классовую войну — один лозунг
восставших крестьян чего стоил: «Дворянина — в навоз!». Но более резонным объяснением
ему представляется ненависть к привилегированным сословиям. Социальный протест
подкреплялся более позитивной идеологией, черпавшей вдохновение в идеях Лютера.
«Свобода христианина», «духовенство всех верующих», важное значение Слова Божия в
Писании как основы социального обновления — то были принципы, отражавшие материаль-
ные лишения крестьян и вооружавшие их языком для выражения своего протеста. К примеру,
в Библии ничего не говорится о крепостной зависимости. Мечтательный вождь Томас
Мюнцер* дошел до того, что объявил власть феодалов противоречащей христианству, а
Михаил Гайсмайер** проповедовал тысячелетнее равенство. Однако сами крестьяне исходили
из более материальных мотивов, нежели пламенная риторика. Они сочиняли ясные и
понятные петиции, методично перечисляя все свои горести — эти жалобы предвосхищают
cahiers"" 1789 г. Будьте Штюлинген или Люпфен, Аль-гой или Кемптен — жалобы будут все
те же: несправедливость крепостничества и налога на наследство, новых трудовых по-
винностей, ограничений на охоту и рыбную ловлю, отмены права на общинную землю;
неспособность господ обеспечить своим людям судебную защиту. Кроме того, жалобы
крестьян
* См. подробнее в Гл. 9. (Прим. пер.)
** Михаил Гайсмайер — один из руководителей крестьянской войны 1524—1526 гг. в Германии, автор «Земского
устройства» — программы кроенных преобразований в Тироле. Убит в 1532 г. наемником, подосланным
австрийскими властями. (Прим. пер.)
*** Так назывались наказы третьего сословия Генеральным Штатам во Франции. (Прим. пер.)
57
на поборы со стороны церкви, которая также выступала в роли феодала, придавали их
протесту специфический антиклерикальный оттенок. Гневный протест против тирании епи-
скопов, капитулов и аббатств вылился в разграбление 70 обителей в Тюрингии и 52 — во
Франконии. Это восстание можно считать широкомасштабным массовым выступлением,
возможно, самым крупным в Европе до 1789 г.
И феодалы — клирики и миряне — его сокрушили. Считается, что в бою при Франкенхаузене
погибло около 100 тысяч крестьян. На стороне князей было неоспоримое военное пре-
восходство, а профессионализация военного дела, проходившая с конца XV в., начисто
лишала необученные массы каких-либо шансов на успех в противостоянии
профессиональным солдатам. Все, что мог противопоставить Мюнцер княжеской коннице и
артиллерии при Франкенхаузене, — это ловить ядра в рукав своего плаща13. Но военная мощь
противника лишь отчасти объясняет сокрушительное поражение крестьян. Отношение
Лютера к знати и его реакция на крестьянское восстание очень ясно показывают: если первое
сословие — молящиеся — испытало в XVI в. беспрецедентное ущемление своих привилегий,
то в отношении второго сословия — воюющего — не было и речи ни о каком ослаблении, и
его привилегии воспринимались как гарантия самого порядка. Антиклерикализм Лютера
носил неистовый, воинственный характер. Стоит взглянуть на один его манифест 1520 г., из
которого явственно видно, чем было вызвано недовольство крестьян:
«Называть попов, епископов, проповедников, монахов и монахинь религиозным братством, а
князей, знать, ремесленников и крестьян — светским сословием — это лишь уловка,
придуманная отдельными приспособленцами; но это никого не должно пугать, и вот по какой
причине. Ибо все христиане до единого на самом деле истинно принадлежат к религиозному
братству, и нет между ними никакой разницы за исключением той, что они делают разную
работу... Отсюда мы заключаем, что по сути нет никакой другой разницы между мирянами,
священниками, князьями, епископами или, выражаясь латинской терминологией, между
людьми церковными и светскими, кроме их рода занятий и должности, а вовсе не их
церковного положения... Башмачник, кузнец, землепашец — у каждого есть свое занятие и
своя работа; и тем не менее все одновременно годятся на роль священника или епископа...»
58
Есть даже прямое указание на слияние трех сословий общества — за которым следует
неожиданное изменение позиции:
«Следовательно, попу и его приверженцам говорят: Ти ога, «Ты молись»; императору и его
министру — Ти protege, «Ты защищай»; а простому человеку — Ти labora, «Ты трудись». Не так,
чтобы молитва, и защита, и труд были долгом каждого человека, ибо кто выполняет возложенное
на него, и молится, и защищает, и трудится; но каждому должна даваться особая функция...»
Но так ли уж было необходимо первое сословие?: «Лучше обойтись без обители, если только во
главе ее не стоит прелат истинно духовного склада, преданный вере христианской».
И тем не менее автор, столь неистовый в своих нападках на духовенство, не хотел иметь ничего
общего с восстанием:
«всякий человек, про кого может быть доказано, что он подстрекатель, стоит вне закона Господа и
Империи, так что первый, кто сможет его убить, поступит правильно и хорошо. Ибо когда
начинается пожар, лучше всех оказывается тот, кто первым его потушит. Ибо восстание не есть
обыкновенное убийство, а подобно великому пожару, который обрушивается на целую страну и
опустошает ее... Следовательно, пусть всяк кто может карает, убивает, режет тайно или открыто и
помнит, что не может быть ничего более ядовитого, вредоносного или дьявольского по сравнению
с повстанцем. Это все равно что убить бешеного пса; если ты его не ударишь, он нападет на тебя, а
вместе с тобой — на всё вокруг...
Я не выступлю против правителя, даже не терпящего Евангелия, если он сокрушит и накажет этих
крестьян, не давая им разобраться в суде... Если он может покарать их и не делает этого — пусть
даже кара означает забрать жизнь и пролить кровь — то тогда он виновен во всем этом
смертоубийстве и во всем зле, что творят эти люди, ибо, осознанно пренебрегая божественным
промыслом, он позволяет им проявлять свое коварство, тогда как может этому воспрепятствовать
и обязан это сделать. Сейчас не время спать, не время проявлять терпение или милосердие.
Пришло время меча, л не милосердия.
Правители должны двинуться на неразумных, сознательно бить их, пока не остановится их
сердце... Колите, рубите, бейте, все кто может...»
59
Фрагмент, показывающий антиклерикализм Лютера, был обращен «К христианскому дворянству
немецкой нации». Его призывы к истреблению мятежников взяты из трактата «Против кре-
стьянских убийц и грабителей^. Революция Лютера — не будем подвергать сомнению размах его
деятельности — заключалась в атаке на существовавшее в обществе деление на клир и мир, но не
в устранении различий между знатью и простолюдинами. Больно читать слова осуждения
крестьян под пером Лютера, но не следует расценивать эти напыщенные призывы как показатель
социального или политического «консерватизма». Идеи Лютера были революционными, но он
признавал, что единственный способ подорвать положение первого сословия — это вступить в
союз со вторым. Он полагал, что власть в обществе должна принадлежать феодалам. И в
правильности такого взгляда мы легко убедимся, если отвлечемся от положения крестьян на
востоке Европы или реформаторской Германии и обратим свой взор на страны, лежавшие
западнее. В этих регионах ни «подъем буржуазии», ни экспансия государства не представляли
угрозы социальному господству знати. Разнообразие форм, в каких проявлялось превосходство
аристократии, не делало его менее выраженным.
Господство феодалов в Западной Европе: экономическое, политическое,
культурное
В экономическом плане господство феодалов в сельских областях Запада на протяжении всего
столетия укреплялось. В южной Италии, которую от урбанизированного севера Апеннин отделяла
целая пропасть, эксплуатация земельных ресурсов посредством усиления зависимости крестьян,
выражавшегося в изъятии баронами-латифундистами излишков зерна с помощью низких
заработков и мер принуждения — создавали под солнцем Средиземноморья социальные условия,
которые можно сравнить с существовавшими к востоку от Эльбы. Экономически этот регион
управлялся менее эффективно, чем восточные поместья, из-за специфической привычки западной
знати к «неумеренному потреблению». В начале XVII в. Том-мазо Кампанелла так описывал
порочный круг эксплуатации и расточительности:
«Бароны... приезжают в Неаполь, и ко двору, и там тратят свои деньги беспечно и щедро, на какое-
то время производя впечатление... а в конечном итоге, истратив все, возвращаются нищими домой
и превращают в свою
60
добычу все, что ни попадется, дабы вернуть растраченное, после чего вновь возвращаются ко
двору; и снова все повторяется по тому же кругу, причем в таких масштабах, что земли этих
мужей более опустошены и голы, чем земли короля Италии; и все — по вине самих
баронов»15.
На юге Франции, в Лангедоке, расхождение между уровнем заработка и ценами в пользу
феодалов было колоссальным. В 1480 г. работник фермы мог рассчитывать на 20 ливров в год,
что было эквивалентно 30 сетье (468 л) пшеницы. Спустя 100 лет заработок батрака возрос до
30 ливров, но уже на эту сумму можно было купить лишь 8 или 10 сетье пшеницы. Кроме
того, снизилось как качество хлеба, так и объем натуральных выплат. В то же самое время,
судя по имеющимся данным, в Беарне, например, представители старинных
аристократических родов совершенствовали управление своими имениями. Возвышение
местной столицы По никак не было связано с подъемом буржуазии. Это был просто очень
большой рыночный город посреди обширного лоскутного одеяла земель, находившихся в
руках у сенешалей и виконтов. Судя по всему, во Франции земельные владения аристократии
увеличивались за счет продажи церковных земель, хотя размах этого процесса до конца не
ясен. В Англии последствия такого явления более знакомы, и независимо от того, росло или
таяло богатство знати,
«елизаветинская аристократия в целом сохраняла свои земли, и эти земли, порой меньшей
площади, но большей ценности, служили для их потомков базой благосостояния и власти на
долгие времена».
Отсюда понятно, почему стремление к аристократической жизни сохранялось и в
Викторианскую эпоху и после нее.16
Во Франции и рост городов, и их богатство подкрепляли моральный кодекс аристократии. В
случае Тулузы можно говорить о том, что миграция городского капитала в сельскую ме-
стность означала замену сельским населением «аристократических защитников» на
«буржуазных хозяев», однако для Лиона такое противопоставление было бы слишком резким.
Между 1554 и 1561 гг. в окрестностях Лиона было зарегистрировано 87 случаев покупки
земли, причем в 61 из них покупателями выступали адвокаты и купцы. Но затем эти
представители «буржуазии» обзаводились прислугой и начинали вести аристократический
образ жизни. Лион был одним из самых ярких примеров развития городов в XVI в., и все же
со временем «ка-
61
питализм» оказался преходящим феноменом, тогда как привлекательность дворянского образа
жизни сохранилась. Даже если дворянство не было дано происхождением или монаршей
волей, кто мог это знать, если человек вел вполне аристократический образ жизни? На
собрании Генеральных Штатов в Орлеане в 1560 г. Франсуа Гримоде с сарказмом заметил:
«Есть бесчисленное множество таких поддельных дворян, чьи отцы и праотцы совершили
свои воинские подвиги и демонстрировали рыцарскую доблесть, торгуя зерном, вином и
тканями либо управляя мельницами и поместьями своих сеньоров; тем не менее, стоит им на-
чать говорить о своей родословной — и такое впечатление, что все они королевской крови и
произошли от Карла Великого, Помпея или Цезаря».
Как бы то ни было, неверно было бы считать, что влияние распространялось только в одну
сторону — от города к селу. Если в западных городах явные примеры дворянского
предприни-манительства отсутствуют — в отличие, скажем, от Киля — то структура
производства высококачественных и дорогих предметов роскоши, находившегося в ведении
гильдий, показывает, что оно было приспособлено под вкусы знати — быть может, той самой,
что наслаждалась лондонским светским сезоном и роскошествовала в Париже и Мадриде.
Богатые горожане, остававшиеся в городе, стремились к тому же идеалу — правда, законы,
касающиеся расходов, не позволяли чрезмерной экстравагантности в одежде и сдерживали
стремление следовать моде, соответствующей иному социальному положению. И есть явные
примеры того, как люди благородного происхождения, не уступая в предпринимательском
инстинкте буржуазии, открывали для себя новые источники доходов. Так, в Голынтейне
предприниматели-дворяне проявляли активность в производстве, торговле и даже
ростовщичестве. В Лукке торговцы становились дворянами, в Барселоне гражданство давало
освобождение от налогов и статус «рыцаря города-государства». Кто мог позволить себе
одолжить Филиппу II 8 тысяч дукатов в год на беспроцентной основе, имел привилегию
являться в ратушу при мече и кинжале. В Севилье, как писал в 1587 г. Томасо де Меркадо,
«открытие Вест-Индских островов повлекло такие возможности к обретению несметных
богатств, что знать Севильи поддалась искушению коммерции, когда увидела, какие прибыли
можно из этого извлекать».
62
В южнонемецких городах есть свидетельства «феодализации городского купечества» и
«обуржуазивания знати». Подобно росту городов, развитие государства демонстрирует
незыблемость власти господ, но не ее упадок. В местных общинах власть по большей части
оставались в частных руках. Связь крестьянина с его господином была крепче любой связи
между крестьянином и государством. Превосходство знати было «естественным», и ее
защитная функция простиралась от обороны королевства до защиты благополучного
существования села: господин был источником справедливости и милосердия.
Предполагалось, что благородный человек должен «поддерживать прочие сословия»
(«soutenir les autres etats»), или, как писал в 1510 г. в своих корявых стихах Семфорьен
Шампье:
Порядок дан человеку не затем,
чтобы он любил только свой порядок, но и чужой.
Ибо любить один порядок и ненавидеть другой
означает не любить порядка вообще,
так как Господь не создает такого порядка,
который бы противоречил другому17.
Можно сказать, что развитие государства в большей степени определялось узами личной
преданности, нежели некоей абстракцией, которую надлежало любить и укреплять своей
верностью и службой, или от планомерного строительства институтов власти. В XVI в. ядром
политического господства был двор, а он держался силой рыцарской верности. Придворная
культура и политика особенно наглядно демонстрируют превосходство знати, так как
показывают, что верхушка государства подчинялась системе дворянских ценностей, даже
если ее носители и апологеты не являлись крупными землевладельцами. Связь между
традиционной властью феодалов и государственным управлением зачастую цементировалась
(как признавал сам Кастильо-не) особыми рыцарскими орденами, на которых строилось ин-
тернациональное единство европейской знати — «ибо эти рыцари всегда пользуются почетом
при великих дворах». «Подвязка» в Англии, «Звезда» во Франции, «Саламандра» в Австрии,
«Кушак» в Кастилии, «Крест» на Сицилии — эти знаки отличия символизировали значимость
дворян в делах государственных и являлись «составной частью символического ореола
монархии XVI в.». Наиболее почетным был, пожалуй, бургундский орден Золотого руна.
Степень интернационального единства знати, создававшегося рыцарскими орденами, видна из
эпизода собора членов ордена Золотого руна в Утрехте в 1546 г., накануне кампании
императора против немецкого протестантизма. В Утрехт съехались Козимо де Медичи,
Великий герцог Тосканский,
63
Эммануэль Филиберт Савойский, герцог Альба, его будущий заклятый враг граф Эгмонт.
Кульминацией кампании явился раз-Фом протестантских войск при Мюльберге. Триумф
империи отображен в величественном конном портрете кисти Тициана, на котором Карл V
представлен при знаках отличия ордена Золотого руна. В самом деле, членство в том или
ином рыцарском ордене часто играло важную роль в дипломатических отношениях: когда
французский король Карл IX был в 1564 г. награжден орденом Подвязки, он ответил
вручением эрлу Лестеру и герцогу Норфолкскому ордена Св. Михаила18.
Несмотря на то, что «революция в военном деле» (см. ниже, Гл. 3) вела к ограничению
независимой военной власти дворян, заставляя их отдавать предпочтение загородному
имению, а не замку и ограничиваться дуэлью вместо гражданской войны, в полной мере ее
значение выявилось лишь к концу XVII в. В XVI в. традиционная привычка к насилию еще
вполне действовала в масштабах, способных представлять угрозу самому государству,
особенно в делах веры.
В Северной Англии местные лорды возглавили Благодатное паломничество", и
североанглийские графы дали восстанию свое название". Участниками восстания были старые
воинственные кланы, известные со времен Войны Алой и Белой Розы — Перси, Невиллы,
Дакры, Дарси, — а локальные оплоты власти через фигуру папского кардинала были связаны
с делом Вселенской Церкви. Во Франции независимая военная власть сохраняла такую же
реальную силу, хотя здесь сочетание «сюзерен и вассал» уступает место другому — «патрон и
клиент». Сторонники принца Конде документально подтвердили свою приверженность его
делу в коллективном соглашении 1562 г. Еще и в 1595 г. Тремуйи сумели собрать за свой счет
войско из 500 дворян и 2 тысяч пеших воинов. В годы гражданских войн крупнейшие
феодальные вассалы расширяли свое влияние за пределы исконных вотчин: Монморанси —
Лангедока, Гизы — Бургундии. Религиозным войнам часто приписывают формирование
идеологии революции и государства Нового времени. Однако в тяжелый 1572 г., год
Варфоломеевской ночи, как раз перед синодом гугенотов в Ла-Рошели, протестанты ясно
заявили о един-
* «Благодатное паломничество» - восстание северных графств Англии, в котором участвовали представители
разных слоев общества. (Прим. пер.)
** Северное восстание, или Восстание северных графств (1569) — вооруженное выступление в Англии против
Елизаветы I, имевшее целью утвердить католицизм и возвести на престол Марию Стюарт. Было разгромлено,
около 400 участников казнены. (Прим. пер.)
64
стве своих устремлений, когда Гаспар де Колиньи, с подчеркнутой официальностью, принес
феодальную клятву верности Генриху Наваррскому, став тем самым «его вассалом» (а не
клиентом или креатурой), за что получил не книгу по теории сопротивления, но золотой шлем и
шпоры*. В Нидерландах, которые часто становились исключением из общеевропейских тен-
денций, восстание, приведшее к свержению испанского господства, по крайней мере на начальном
этапе черпало силу из отказа дворян от лояльности Филиппу II в знак протеста против
неисполнения им своей части обязательств по договору феодальной верности — обязанностей
«добровосовестного» сюзерена. Когда в 1574 г. штаты Голландии и Зеландии выступили против
налогообложения, они сформулировали свое недовольство следующим образом:
«Наши предки оставили нам законы инвеституры, предусматривающие, что если король,
присутствующий здесь собственной персоной, будет продолжать нынешнюю линию правления, то
он не сможет долее оставаться суверенным, а подданные будут освобождены от своих
обязанностей и присяги до тех пор, пока он не откажется от такого способа правления, как
неразумного и абсолютно противоречащего его обещаниям, и не проявит готовность править
разумно и в соответствии с обещанным. Наши предки проявили исключительное благоразумие,
когда в качестве одного из условий его торжественного признания добивались от суверена со-
гласия принять отказ в службе в случае его ненадлежащего правления».
Подчеркнем, что в данном (пусть редком) случае Нидерланды не были исключением, а для этого
вспомним, что Филипп сталкивался с аналогичными препятствиями и в своем Испанском
королевстве — за пределами Кастилии. Вот ворчливая клятва верности, которую традиционно
давали арагонские дворяне:
«Мы, столь же добродетельные, сколь и ты, клянемся тебе, не более добродетельному, чем мы, что
признаем тебя нашим королем и суверенным господином, при условии что ты гарантируешь наши
свободы и законы; если же нет — то нет»19.
* См. о Колиньи в Гл. 12. (Прим. пер.)
65
Из всех признаков господства феодалов в Европе XVI в., пожалуй, самыми красноречивыми
являются и самые абстрактные, а именно — факторы их превосходства в культурном отношении.
Повсюду, за исключением Швейцарии и Балкан, мы встречаем целый комплекс воззрений и
суждений, определяющих дворянский образ жизни как вышестоящий. Следует оговориться, что
«приобщение к дворянству» — вовсе не то же самое, что «возвышение буржуазии». Кроме того,
превосходство знати на Западе ограничивало социальную мобильность, в противоположность
делению общества по меритократическому принципу, существовавшему в Османской империи
(см. ниже, с. 334), и абсолютно застывшей социальной иерархии Московии. По поводу последней
Джайлс Флетчер* заметил, что простолюдин «не имеет средств подняться сколь-нибудь выше»,
ибо «нет вознаграждения либо продвижения, ради коего он мог бы направлять свои устремления и
прилагать усилия, с тем, чтобы поднять свое сословное положение»20.
В Европе люди стремились завоевать почет и репутацию — как отличительные признаки
дворянства, которые надлежало поддерживать любой ценой. В своем руководстве для лизоблюдов
1517 г. под названием «Книга о придворном» (The Book of the Courtier) Кастильоне**
обнаруживает некоторую склонность придать больше значения личным заслугам как основанию
для продвижения на службе у государя — но та же самая книга подчеркивает необходимость для
придворного в целом отделять себя от общества — речью, одеждой, манерами и воспитанием,
культивировать в себе манеру безразличия и презрения — иными словами, быть не таким, как все.
«В людях низкого происхождения можно воспитать те же добродетели, что и в дворянах. Но?
поскольку наша задача заключается в формировании Придворного без малейшего изъяна и
достойного всяческого восхищения, я считаю необходимым представить его дворянином, как во
многих других отношениях, так и в общем представлении, все более склоняющемся к
благородству».
Исконную функцию воина надлежит сохранять и совершенствовать:
* Джайлс Флетчер (ок. 1549—1611) — английский дипломат, в 1588—1589 гг. посол в Москве. Автор сочинения
«О государстве Русском». (Прим. пер.)
** Бальдассаре Кастильоне — итальянский писатель XVI в., 1478—1529. (Прим. пер.)
66
«Я полагаю, что главной и истинной профессией Царедворца должны быть воинские подвиги,
которым я бы советовал ему обучаться превыше всего другого, и создать себе славу
доблестного воина благодаря одержанным победам и верности, явленной тому, кому он
служит».
При этом у него должны быть достойные противники, «ибо не видано, чтобы дворянин
присутствовал лично и участвовал в подобном деле в деревне, где свидетелями его доблести и
участниками будут люди низкого происхождения», так что поединок с простолюдином
должен сопровождаться пренебрежительной уверенностью в победе:
«и надлежит (каким-либо образом) излучать уверенность в своем превосходстве, иначе не
следует связываться с каждым и всяким, ибо слишком больно смотреть, слишком мерзко и
недостойно, когда дворянин уступает извозчику, и особенно в поединке»21.
Самым неприступным оплотом дворянских ценностей была Кастилия, центр Испанской
монархии (monarquia) — наиболее могущественного политического образования XVI в. Это
был регион, который, подобно Литве, в Средние века не знал «феодализма» в смысле
получения земли в награду за военную службу. Тем не менее здесь так же не подвергалось
сомнению социальное превосходство господ и их ценностей. Как замечает мальчик-слуга в
плутовском романе Ласарильо де Тормеса,
«у тебя, о господин, есть великие тайны, неведомые простым людям. Кого не введет в обман
его манера, его роскошный плащ и камзол, кто станет думать, будто благородный господин
провел весь вчерашний день без маковой росинки во рту, если не считать той жалкой хлебной
крошки, которую его слуга Лазаро протаскал полтора дня за пазухой, изрядно загрязнив, а
сегодня, умыв лицо и руки и не имея полотенца, был вынужден утереться подолом рубахи?
Никому и во сне такого не привидится. А сколько по всему миру мужей, подобно ему,
страдающих во имя своей нелепой чести так, как ни за что не стали бы страдать за тебя?»
Однако честь вовсе не была объектом насмешек. Для Карла V война являлась своеобразной
формой «показного» потреб-
67
ления*: к войне относились как к обязанности, считая вульгарным подсчитывать ее цену.
Вспомним также Филиппа II, чье чувство долга пересилило соображения политического
благоразумия, которые требовали повременить с отправкой в бой Непобедимой Армады и
довести флот до полной готовности:
«Если флот останется в Корунне, то он ничем не будет способствовать нашему престижу в
любых переговорах о мире, если таковые будут вестись? Держать флот на привязи и безо
всякой отдачи было бы позором? из-за которого мы лишились бы и преимущества, и ре-
путации».
Франциск I был захвачен в плен в битве при Павии в 1525 г.", не пожелавший отступить во
избежание «позора и бесчестья». Во Франции XVI в. «не иметь понятия, как себя вести, чтобы
не уронить репутации», было признаком выскочки22. Короче говоря, репутация была важнее
мира, а порой и самой жизни. И репутация была признаком знати. При всех перипетиях XVI в.
власть господ переживала возрождение во всем своем величии.
В последующих главах мы проследим множество сложных и изнурительных процессов
перемен; власть феодалов как факт социальной жизни пережила их всех. Господство в
обществе этого принципа сохранялось независимо ни от значительного роста населения, ни от
деморализующей перечеканки монет; и традиции насилия со стороны воинского сословия
стали главным импульсом европейской экспансии за океан.
* «Показное» потребление (англ, conspicuous consumption) — экономический термин, применяемый для
обозначения практики использования предметов потребления с целью произвести впечатление на
окружающих. (Прим. пер.)
** В феврале 1525 г. 28-тысячное войско Франциска, осадившее г. Па-вию, приняло бой 23-тысячной армии
Священной Римской империи и было разбито. Тем самым было положено начало периоду испанского кон-
троля над Италией. См. подробнее Гл. 10. (Прим. пер.)
2. Симптомы экспансии
Экспансия глазами современников
На протяжении XVI в. основополагающий принцип социальной организации, а именно —
господство феодалов, сохранялся неизменным, но происходило его утверждение на все более
обширной территории земного шара. В самой Европе эта социальная структура охватывала
все большее число людей, причем имущественное расслоение среди них усиливалось. Таким
образом, можно выделить три отчетливых признака европейской экспансии, характерных для
этого века: географические открытия, рост населения и инфляция. Сочетание этих явлений со
временем сместило центр тяжести европейской экономики с юга на северо-запад, то есть из
Средиземноморья к Атлантике1. Удивительно, насколько ясно порой сами современники
видели суть всего происходящего. Флорентийский историк Франческо Гвиччарди-ни в своем
труде, датируемом приблизительно 1540 г.*, проявил прекрасное понимание того, какое
значение имело открытие морского пути на Восток вокруг мыса Доброй Надежды для сре-
диземноморской торговли пряностями, где традиционно первенствовали венецианцы:
«Но в силу того, что португальцы ходили морем из столицы королевства Лиссабона в далекие
страны, состояли в союзе с королями Каликута и других близлежащих областей, проникали
тем самым все дальше и строили крепости в удобных местах, благодаря чему могли
заручиться дружбой определенных городов и стран и силой оружия и подавления добиваться
покорности от других, они получили доступ к торговле пряностями, прежде находившейся в
руках александрийских купцов: и привозя их в Португалию морем, они морем же развозили
их по тем же самым королевствам и странам, где первоначально торговали венецианцы».
Уже к 1568 г. французский философ Жан Воден, высказываясь по поводу событий в самой
Европе, усматривал четкую
* Франческо Гвиччардини (1483—1540) — автор «Истории Италии» (1537-1541), изд. в 1561—1560. (Прим. пер.)
69
взаимосвязь между инфляцией и количеством золота и серебра в обороте, между бурным
подъемом благосостояния и демографическим ростом:
«Я заключаю, что высокие цены, какие мы сегодня наблюдаем, имеют четыре или пять
причин. Главная и едва ли не единственная (на которую до сих пор никто не указывал)
состоит в обилии золота и серебра, количество которых в этом королевстве сегодня намного
превышает то, что было 400 лет назад, не говоря уже о более давних временах... Другая
причина богатства, снизошедшего на нас за последние сто двадцать, а то и сто тридцать лет,
— в королевстве сильно возросла и достигла огромных размеров численность населения».
Современники вполне ясно сознавали, что мир меняет очертания, общество расширяет свои
границы, проявлением чего, в частности, служит рост цен. Корреляция этих трех явлений
сложна и противоречива. Безусловно, особняком стоят географические открытия. Они
предшествовали демографическому росту, а повышение цен, по-видимому, явилось следст-
вием давления численности населения на пищевые ресурсы (но не на товары). Это
несоответствие наталкивает на мысль, что приток богатств из Нового Света не играл такой уж
большой роли в качестве фактора инфляционного давления. Однако, если рассматривать все
эти явления как совокупные признаки общего процесса, а не по отдельности в контексте их
частных причин, то поражает, а порой и озадачивает то обстоятельство, что в этом растущем
вширь обществе существовала единая оценка происходящей экспансии. При этом осознание
того, что жемчужины мира лежат в европейской раковине, в равной степени проистекало из
воззрений далекого прошлого и сложившейся в XVI столетии новой ситуации.
Новые горизонты
Едва ли можно переоценить значение прихода европейцев в другие части света, и все же
истоки его остаются для нас туманными, а место в традиционном течении истории не вполне
ясным. Причем эта неопределенность была очевидна уже и в XVI в. В 1552 г. Лопес де Гомара
писал своему господину Карлу V, что открытие Ост- и Вест-Индии стало «крупнейшим со-
бытием после сотворения мира, если не считать пришествия и
70
кончины его Создателя»2. Тем же годом датируется автобиография Карла V, в которой, однако,
нет даже упоминания об Америке. Пожалуй, в некотором смысле новизна и традиционность были
составляющими одного процесса: границы Европы раздвигались в новом направлении, но природа
их расширения по существу оставалась прежней.
Если в Средние века в общем и целом освоение новых территорий происходило главным образом
на Востоке и на суше (достаточно вспомнить Марко Поло), то в рассматриваемый нами период
самые значительные открытия были сделаны на западе и за океаном. Это происходило даже в тех
случаях, когда предпринималась разведка удобных маршрутов на восток: так, португальцы искали
морской путь через Атлантику и достигли Японии. В этот процесс, однако, были вовлечены не все
атлантические державы, и менее всего — расположенные на северо-западе континента, то есть в
регионе, которому суждено было пережить бурное развитие в XVII в. Достижения англичан до 70-
х годов XVI в. ограничивались разрозненными эпизодами и весьма скромными масштабами;
французам, занятыми своими междоусобными войнами сначала династийного, затем внутри-
политического свойства, было просто некогда обратить взор к внешнему миру, а голландцам еще
только предстояло включиться в колониальное соперничество. Имперские завоевания XVI
столетия стали явлением иберийским — да, именно иберийским, ибо, говоря о достижениях
испанцев, мы не должны забывать португальцев. Влияние, какое Иберия оказала на другие
регионы мира, было неравномерным. На Дальнем Востоке португальцы стали одним среди
множества завоевателей. В особенности это касалось Японии и Китая. Нельзя сказать, чтобы они
прочно обосновались в Африке. В 1586—1587 гг. Мир Али-Беи оттеснил португальцев с
побережья Западной Африки, оставив им в качестве последнего оплота Малинди. С другой
стороны, было ясно, что резкие перемены вряд ли могут носить продолжительный характер. После
открытия морского пути вокруг мыса Доброй Надежды, венецианцы, опасаясь конкуренции в
торговле пряностями, вступили в переговоры о строительстве канала в Суэце, который позволил
бы сохранить значение средиземноморского торгового пути. Результатом явилось оживление
традиционного средиземноморского маршрута торговли пряностями в середине XVI в.3 Тем не
менее португальские фактории на Востоке приобрели исключительную значимость в качестве
опорных баз. Что касается европейского влияния во всем остальном мире, незамедлило сказаться
испанское присутствие в Центральной и Южной Америке.
71
Иберийцы плохо подходили на роль лидера, который привел (или мог бы привести) европейцев к
мировому господству. По европейским меркам Португалия являлась бедной страной, с населением
не более миллиона, без больших процветающих городов (за исключением Лиссабона), и по самым
максимальным оценкам португальская империя расселила по миру от Бразилии до Японии не
более 10 тысяч своих подданных. Испанская монархия, конечно, имела значительно более много-
численное население, тем не менее ее традиции мореходства заметнее ощущались на
Средиземноморье (в частности, в порту Барселоны), нежели в тех ее областях, которые имели
выход на запад, в Атлантику. Ни в одной из этих двух стран не получила всплеска характерная для
эпохи Возрождения жажда познания, несмотря даже на то, что среди самых прославленных
первых испанских мореплавателей были итальянцы по происхождению — генуэзец Христофор
Колумб, флорентиец Амери-го Веспуччи. Бессмысленно усматривать истоки колониальной
политики в контексте прагматичного предпринимательства, поскольку Португалия едва ли являла
собой центр развития буржуазных отношений. Кастильские купцы с вожделением смотрели в
сторону северного Антверпена, а Севилья своим процветанием была обязана генуэзцам. И тем не
менее... Начиная с завоевания Сеуты в северной Африке в 1415 г.* португальцы продвигались на
юг вдоль западного побережья Африки, с неиссякаемой энергией предпринимая все новые экспе-
диции, во главе которых становились личности, чьей предприимчивости и талантам было тесно в
рамках общего социально-экономического процесса. Благодаря необъяснимому энтузиазму
принца Энрике — Генриха Мореплавателя (ум. 1460) — в 1434 г. они достигли мыса Бохадор, а
десятью годами позже через Мадейру и Азорские острова добрались до Зеленого Мыса. Конец
столетия ознаменовался грандиозными успехами: в 1482 г. португальцы достигли Западного
Судана, на следующий год — Конго. В 1487 г. Бартоломеу Диаш обогнул мыс Доброй Надежды.
Десятилетием позже Васко да Гама доплыл до Каликута. В сжатом виде о значении этих событий
сорок лет спустя поведал все тот же Гвиччардини:
«Несомненно, это плавание поистине замечательно, ибо имело протяженность восемь тысяч
французских лье через неизведанные моря, под другими звездами, под
* Сеута — крепость на африканском берегу Гибралтарского пролива. Первая португальяская колония в Африке.
(Прим. пер.)
72
другими небесами, ведомые другими ориентирами: после пересечения линии экватора они
более не ориентировались по Полярной звезде, а также остались без помощи адаманского
камня; к тому же в столь длительном путешествии они долго не могли пристать к берегу, на-
ходясь в чужих краях, с чужими языками, религией, обычаями; краях, населенных
варварскими и недружелюбными народами. И все же, невзирая на множество преград, со
временем они сделали этот маршрут настолько привычным, что там, где прежде рассчитывали
совершить плавание за десять месяцев, они теперь управлялись менее чем за шесть, и
опасностей стало меньше, и само плавание намного менее рискованным. Но куда
замечательней мореходство испанцев...»
Испанцы в поисках Индии совершали плавания на запад: два похода Колумба 1492 и 1493 гг.
стали прологом к основанию Санто-Доминго на острове Гаити (Эспаньола) в 1496 — 1497 гг.
К тому времени папа Александр VI по Тордесилъясскому договору 1493 г. поделил мир между
двумя империями*. Это позволило первооткрывателям не распылять усилий, и начало XVI в.
ознаменовалось необычайной активностью. В 1510 г. экспедиция д'Албукерке закрепила
португальскую монополию на торговлю пряностями, построив форт в Гоа. Еще два форта — в
Малакке и Омрузе — были построены вскоре после этого (в 1511 и 1515 гг.). Последний
открывал путь в Макао, а оттуда в Японию. К этому времени португальцы ежегодно
продавали уже по 70 тысяч квинталов (центнеров) пряностей, из которых 20 или 30 тысяч
составлял перец, столь необходимый в европейской мясной кухне в качестве приправы и
консерванта.
Один из подчиненных д'Албукерке, усомнившись в перспективах своей карьеры, в 1517 г.
перешел на службу к испанцам**. Его экспедиция в составе пяти кораблей двинулась даль-
* На самом деле 1493 г. датируется не Тордесильясский договор, а решение папы Александра VII о разделе сфер
владения в Западном полушарии на основе условной демаркационной линии, идущей через полюса: земли к
востоку от линии признавались португальскими, к западу — испанскими. Решение вызвало споры сторон, под
которыми подвел черту Тордесильясский договор 7 июня 1494 г. между Испании и Португалией: линия была
сдвинута на 370 лиг (ок. 1850 км) к западу от островов Зеленого Мыса. В 1506 г. договоренность была утверждена
папой, а в 1529 г. пересмотрена Сарагосским договором, по которому Португалия получала Молуккский
архипелаг. (Прим. пер.) ** Речь идет о Магеллане. (Прим. пер.)
73
ше на запад, обогнула мыс Горн и, потеряв один корабль в крушении и еще один вследствие
дезертирства, пробилась через проливы, из которых один и по сей день носит имя командора.
В Тихом океане команда терпела ужасные лишения:
«В среду, 28 ноября 1520 г., мы вышли из этого пролива в открытое Тихое море. Вот уже три
месяца и двадцать дней мы не получали никакой свежей пищи. Мы питались печеньем,
которое уже не было таковым, а превратилось в бисквитную крошку, кишевшую червями. От
этого крошева разило крысиной мочой. Мы пили зажелтелую воду, которая уже много дней
как протухла. Мы съели часть бычих шкур, которым покрывали верх грот-мачты, чтобы она
не терлась о ванты, и которые под воздействием солнца, ветра и дождя невообразимо
задубели. Мы по четыре-пять дней вымачивали их в море, затем на несколько минут выкла-
дывали на горячие угли, после чего съедали; нередко мы даже ели опилки. Крысы шли по
подцуката за штуку, и при этом их все равно было невозможно раздобыть. Но хуже всех
несчастий было то, что у некоторых распухли верхние и нижние десны, так что они вовсе не
могли принимать пищу и умирали с голоду»4.
Какое-то облегчение от цинги наступило, когда экспедиция достигла островов, названных
Филиппинами. Это была первая земля после Патагонии. Однако командор оказался вовлечен в
распрю местных вождей и пал в бою вместе с сорока членами команды. Останки доставил на
родину Себастьян д'Элькано. Совершив кругосветное плавание, Магеллан ввел в орбиту
европейцев весь мир. Португалец на службе испанской короны, Магеллан, замкнул круг,
объединивший маршруты восточных плаваний своих соотечественников и экспедиций,
предпринимавшихся в западном направлении страной, которой он служил. Факт постоянного
европейского присутствия получил дополнительное подтверждение после того, как в 1519 г.
Эрнан Кортес отправился с Кубы в Мексику и покорил ее: на смену открытиям пришло
господство.
Все это стало возможным благодаря сочетаниям в разных пропорциях конкретных
навигационных и военных навыков и твердой убежденности в праведности завоевания как
такового, как бы далеко оно ни простиралось. Иными словами, корни европейского мирового
господства носили технологический и идеологический характер. Следует подчеркнуть, что
речь не идет о цивилизационном превосходстве вообще: разве иберий-
74
скую цивилизацию можно ставить на одну доску с утонченным миром ислама, изысканностью
и величием Китая, имперским великолепием ацтеков? Португальское владычество на Востоке
покоилось на пушках и парусах. Наличие иллюминаторов давало португальским галионам и
каракам значительные преимущества, позволяя вести маневренный огонь, что и было проде-
монстрировано ими в сражениях с мусульманским флотом при Диу в 1509 г., а также при
обороне Гоа и Чаула в 1571 г.* Многое из сказанного было справедливо и для более
отдаленных восточных районов. В 1584 г. глава португальской фактории в Макао Жеронимо
Роман отмечал недостатки китайского военного флота. Он писал, что джонки
«снаряжены маленькими железными пушками, но на них нет ни одной бронзовой; и порох у
них плохой... Их аркебузы так плохо сделаны, что ядро не пробьет и обычной кирасы,
особенно если учесть, что они не умеют целиться. Оружием им служат бамбуковые пики, не-
которые — с железными наконечниками, другие обожжены для прочности; есть также
короткие и тяжелые сабли; а защищены они кирасами из железа или олова. Порой можно
видеть сотню суденышек, пытающихся взять в окружение единственный капер; те, кто
находится с подветренной стороны, кидают в противника растертым в порошок лимоном для
ослепления, и поскольку их очень много, то они порой добиваются успеха. Это один из
главных их стратегических принципов».
Китайцы признавали превосходство европейцев в этой конкретной сфере:
«Невиданная со времен сотворения неба и земли ярость движет этими людьми, наделенными
разумом и волею: от этой ярости у них волосы на голове встают дыбом, вздымая шапки. И все
потому, что величайшая страна земного шара... сегодня все еще управляется низкорослыми
варварами... Почему они столь малы и все же сильны? Почему мы большие, но слабые?.. От
этих дикарей нам надлежит перенять только одно — крепкие корабли и мощные пушки».
* Диу, Гоа и Чаул — опорные пункты на западном побережье Индии. (Прим. пер.)
75
Это сетование не на «буржуазную эксплуатацию» со стороны купцов, а на превосходящую
мощь чужого флота. Но самое примечательное с точки зрения европейского превосходства в
морском и военном искусстве — то, что эти китайские оценки относятся не к XVI, а к
середине XIX в.
Аналогичные корни имело превосходство Кортеса в его сухопутных экспедициях в Мексике.
О том, что ацтеки уступали испанцам в материальном плане, не может быть и речи. Кортес
лично писал Карлу V о богатствах столицы Монтесумы Теночтитлана:
«Сам город не уступает по размеру Севилье или Кордове... Особенно примечательна одна
площадь, которая вдвое больше, чем в Саламанке, и со всех сторон окружена аркадами; на ней
ежедневно бывают более шестидесяти тысяч продавцов и покупателей... Что может быть
поразительнее, чем то, что такой правитель-варвар, как он [Монтесума], имеет из золота, се-
ребра, драгоценных камней и перьев изображения всего, что только можно встретить в этих
краях, да такие совершенные, что на всей земле не сыскать такого золотых или серебряных
дел мастера, кто бы мог сработать лучше, так же, как невозможно понять, каким инстру-
ментом обработаны камни; что до изделий из перьев, то равных им не сыщешь ни в воске, ни
в вышивке — до того это тонкая работа... Мне думается, что такой роскошью и великолепием
не окружали себя даже султаны или какие-либо другие восточные правители».
Мнение Кортеса разделяет и его подчиненный, идейный оппонент, Берналь Диаш, нашедший
среди ацтеков «таких великолепных художников и резчиков, что, доведись им жить в древние
времена Апеллеса либо в нашу эпоху Микеланджело или Берругвете, они бы стали с ними в
один ряд». Примечательно, что доблесть ацтеков в бою и имевшиеся у них запасы оружия
делали их грозными противниками. В арсеналах Монтесумы Диаш увидел:
«Двуручные мечи с лезвиями из кремня, которые разят намного лучше наших мечей, и пики
длиннее наших с пятифутовыми клинками, составленными из множества лезвий... У них были
отменные луки и стрелы, обоюдоострые и односторонние дротики, а также метательные
дубинки и множество пращей с округлыми
76
камнями, обработанными вручную, кроме того, неведомый нам тип щита, который можно
сложить, когда ты не в бою, чтобы не мешал, а в сражении раскрыть так, чтобы он закрывал
все тело от головы до пят... Не знаю, почему пишу об этом так спокойно, ведь трое или чет-
веро наших солдат, прошедших службу в Италии, много раз клялись Господом, что никогда
не бывали в столь жестокой схватке, даже в христианских войнах [!], ни в сражениях против
королевской французской артиллерии, ни против Великого Тюрка; и не доводилось им видеть
людей такой доблести, как эти индейцы, идущие в бой сомкнутыми рядами».
Разница проявилась в том, как Кортес гениально распознал, что превосходство его
крошечного войска состоит, помимо орудий, не в парусах, а в лошадях:
«Да будет вам известно, господа, я уверен, что индейцы больше всего страшатся коней. Они,
похоже, считают, что сражались с одними лошадьми и пушками, и я придумал, как утвердить
их в этой вере...»
Индейским послам было объявлено, что если они откажутся сотрудничать, то испанские
железные демоны разгневаются и из них извергнется нечто страшное. В этот миг был
произведен тяжелый залп из пушки, после чего одного жеребца специально возбудили
запахом кобылы, и он начал биться и ржать. Кортес изобразил дело таким образом, будто ему
подвластны оба «существа», и индейцы были усмирены5.
Способность извлекать максимальное преимущество из более прогрессивной технологии
вопреки неизмеримому превосходству противника в живой силе (а весь отряд Кортеса насчи-
тывал не более 600 человек) вытекает из самой психологии конкистадоров. И географические
открытия, и установление своего господства имеют общие корни в истории пиренейских
государств — это были приграничные войны во имя установления христианского правления
над мусульманами и язычниками. В Сеуте победа португальцев в 1415 г. была чем-то из ряда
вон выходящим, но их открытия в Западной Африке во многих отношениях стали следствием
того, что продвигаться прямо на юг они не могли в силу могущества мусульман в северной
части континента, и они стали искать слабые места с флангов. Под знаменем духовно-
рыцарского ордена Иисуса (основанного в 1319 г. на месте ордена тамплиеров) и с
благословения

78
папских булл 1452, 1455 и 1456 гг. португальцы предпринимали свои экспедиции на юг.
Мусульманская империя ни в коей мере не была пассивной или вялой, и ее могущество в
Северной Африке с 1520 по 1590 гг. ширилось и крепло (см. Карту 2.1). С этой точки зрения
крах сахарской кампании Себастьяна Португальского, завершившейся его гибелью при
Альказакви-вире в 1578 г., как ни парадоксально, не столько явился провалом попытки
реализовать давнюю мечту, сколько деянием, достойным преемника Генриха Мореплавателя6.
В случае с испанцами продвижение на запад также стало продолжением вековых войн с
исламом. На протяжении 700 лет испанцы не знали иной цели, кроме как разгромить мавров.
Севилья, служившая воротами на пути к Северной и Южной Америке, некогда входила в
состав мусульманского государства в Андалусии — Аль-Андалуса. Западной оконечностью
христианской части Пиренеев в Средние века и главным объектом крестоносных притязаний
являлся Сантьяго-ди-Компо-стелла. К 1541 г. расширение границ христианского мира озна-
меновалось основанием Сантьяго-дель-Нуэво-Эстремо, ныне столицы Чили. Грубые
авантюристы типа Кортеса и Писарро были наследниками caballeros villanos, рыцарей-
простолюдинов, сражавшихся вместе с Родриго де Биваром, оставшимся в истории под
именем Эль Сида. Они жаждали добычи и земельной собственности и, как в случае
средневековых священных войн, делали это с благословения Церкви. Кортес взял с собой
францисканских миссионеров и объявил себя орудием в руках Господних в деле обращения
неверных в веру Христову. Он победил под знаменем Христовым, о чем оставил запись
очевидец тех событий Берналь Диаш:
«Затем он повелел изготовить два штандарта и знамена с золотым королевским гербом и
крестом с каждой стороны, а также текстом: «Братья и товарищи, да последуем мы за Святым
Крестом в вере истинной, ибо под этим знаком ждет нас победа».
По свидетельству Диаша, Кортес делал особый упор на то, что «с того момента, как мы вошли
в эту страну, в каждом городе, через который пролегал наш путь, мы усиленно проповедовали
нашу святую веру и убедили аборигенов разрушить идолов». Когда в городе Мехико стало
ясно, что Монтесума не допустит водружения креста над храмами своих богов, испанцы в два
дня построили церковь. И невзирая на то, что предназначенное для службы вино было
израсходовано в медицинских целях,
79 •
«мы все равно ходили в церковь каждый день и преклоняли колена перед алтарем и ликами
святых, во-первых, потому что это был наш долг христиан и славный обычай, а во-вторых,
затем, чтобы Монтесума и все его капитаны видели нас в молитве, коленопреклоненными
перед крестом — в особенности, когда мы пели Аве Марию — и могли склониться к тому,
чтобы последовать нашему примеру».
Из рассказа Диаша следует, что испанцы твердо держались своей веры и мужественно
сражались, страшась попасть в плен и оказаться принесенными в жертву индейским богам.
Исполинские ритуальные храмы Монтесумы распространяли леденящее душу зловоние, что,
возможно, отчасти и подвигло испанцев на те зверства в отношении индейцев, какими
сопровождалось их покорение. Примером служит, в частности, истребление восставших
туземцев в Чолуле:
«Думаю, читатели уже достаточно наслышаны об этой истории Чолулы, и мне хочется
поскорее покончить с данной темой. Но не могу не упомянуть о клетках из крепких брусьев,
которые мы увидели в этом городе: они были забиты мужчинами и мальчиками, которых
откармливали для последующих жертвоприношений, когда должна была поедаться их плоть.
Мы сломали эти клетки, и Кортес приказал вернуть содержавшихся в них пленников в родные
селения. Затем под страхом кары он повелел индейским вождям (касикам), капитанам и отцам
города не заточать отныне индейцев ни под каким видом и не употреблять в пищу человечьей
плоти.7
В сознании конкистадора самосохранение и пропаганда христианства были неотделимы от
жажды материальных благ. Кортес вел своего рода пограничную крестовую войну и рас-
считывал на вполне земное вознаграждение как проявление милости Всевышнего. Цель
завоевания была ясна с самого начала — живой товар («пожалования индейцами») и золото.<