ТАНЕЦ С ПРАГОЙ

Город, о мостовые которого я сносила пару сапог и сердце. 

Город окрыляющий. 
Город, чья тайна неисчерпаема, чья сила – невероятна, красота – неописуема, а служение
неизмеримо.
Город, о котором я писала стихи и который видела во сне. 
Город, открывший новое во мне и подаривший возможность стать на шаг ближе к себе
самой.
Город, где я НЕ хотела бы остаться навсегда.
……………….2007

     1.

     Между N и Прагой. Поезд – тук-тук, клац-клац, сигареты и музыка, музыка и сигареты.

Курю в тамбуре, подпеваю плееру. Петь в тамбурах вагона – равно что в ванной,
удовольствие то же, плюс возможность внезапно обзавестись слушателями. Курю.

     Размышляю. Что я взяла с собой в дорогу, что хочу привезти обратно... Почему многое
повторяется в моей жизни с настойчивостью, которую нельзя не заметить? Почему я
позволяю повторяться тому, что я уже не раз отвергала – и каждый раз иду навстречу этому
только из-за того, что оно завернуто в другой фантик? Я привлекаюсь на обертку, я хватаю
фантики, а Жизнь-то дает именно конфеты. Причем – подозрительно одинаковые на вкус!
И это я тоже знаю, но фантики – такие пестрые, такие притягательные... Для того чтобы
взять фантик – приходится съесть и конфету. А зубы между тем портятся, живот болит... Но
я сама виновата, что не задалась распробовать на вкус, до конца распробовать первую,
вторую конфету, а глотала их не жуя, чтобы получить фантики, фантики, побольше
фантиков... И я вдруг понимаю, что и за это благодарна Жизни. Ведь обертки все же
красивые! И сладко-то все-таки было? Да. Живот болит? Значит, по крайней мере, я живая.
Не плохая, не хорошая – это не важно! – а именно живая. И еще я понимаю, что следующую
конфету я приму совсем по-другому, уже зная, что хоть фантик тоже важен, но не в нем
суть. Я изменилась. И я еду в Прагу не за новыми фантиками, но чтобы измениться еще
глубже.

     Ночные города. У каждого – свое лицо, а может быть, маска. Шикарные вокзалы,
подметенные ветром перроны, пустые, пропитанные желтым больничным светом
проспекты и эстакады – все такие разные, но так одинаково обращенные к зрителю в
тщательно продуманном ракурсе, будто считая своим предназначением остановить взгляд
человека, курящего глубокой ночью в выстуженном тамбуре скорого. Запомнила особняк на
холме – в нем было что-то мистическое, как в декорации, выставленной в пустом павильоне.
Его вид будто говорил, что этот дом не терпит в себе людей; иллюминированный и ярко
освещенный снаружи – внутри он пуст, точнее, наполнен только собой. Глубокая ночь,
безлюдье, сомнамбулический поезд, к которому обращены цепкие глаза темных окон под
внешней маской равнодушия.

     В полусне пришла паническая мысль: а вдруг со мной в Праге не случится ничего
чудесного? Что можно успеть за 3 дня? Вдруг все пройдет мимо меня, или это я опять
пройду мимо... И снова, уже в который раз, слышу неслышимое: доверься Жизни, не жди
ничего, но будь готова ко всему.

     2.

     Заграница. Вот уже 300 метров как заграница, «ах, как же здесь красиво, все не так, как у
нас»! (Болото – такое же, как 300 метров назад, снег и грязь, но при этом – чудесный
желтенький заборчик. Заграничный, не иначе!) По родине тоски пока не ощущаю, уж
больно родное и знакомое болото, но лицемерно восторгаюсь. Европа – это вам не дизель
чихнул!

     Польша. Архитектура постсоветской глубинки. Трогательные саженцы пихт и елочек –

на полях, в палисадниках, везде. Устрашающие глаз и живот порции в придорожном кафе –
но где наша не пропадала! И капуста, кругом капуста – квашеная, тушеная и озимая. Целые
поля озимой капусты.... Солят они ее, что ли?.. Ну и солят, конечно.

     Во Вроцлаве наконец-то почувствовала себя за границей – весьма своевременно, а то

пейзажи тянулись настолько родимые, что в этом ощущался подвох. «А стоило ли сваливать
из дома?»

     3.

     Прага! Наконец-то Прага!!! Я физически почувствовала себя на пороге (праг, порог), аж

по коже жар полыхнул. Отчаянная просьба: пусть Город примет меня, разрешит мне
переступить этот порог – не просто порог нового Города, но... Перед дорогой я читала
историю Праги, историю ее людей, пыталась понять ее жизнь, ее смысл. И мне было чем
соприкоснуться с ней при встрече, чем переступить с поклоном ее порог... Шаг. Все. Здесь и
сейчас.

     Это очень большой город. Почти час мы колесили в поисках гостиницы, заехали даже в
совершенно крымский лес на крутой горе, и все мое благоговение перед Городом не
удержало меня от пары коронных высказываний в стиле «позвоните в отель, пусть выпустят
сигнальную ракету». Соседи по автобусу насторожились и отодвинулись. Прага подмигнула
мне: гостиница наша канула между двумя районами – Страхов и Смехов. Уже в номере с
девчонками допили остатки «Куантро». Сдвинутые стальные стаканчики прозвучали
вполне по-чешски: «шсчок»... Доброго утра!

     4.

     День первый – экскурсия по городу. Открытый рот и клацанье затвора моего

фотоаппарата. Клацанье моего отрытого рта. Клацанье моих когтей по мостовым Праги.
Это я, конечно, преувеличиваю. Снимаю все – вывески, канализационные люки, машины,
голубей, лестницы, стены и фонари. Шум, шуршание подошв, топоток. Собор святого
Витта, который полностью называется, кстати, кафедральный собор святых Вацлава,
Войтеха и Витека, ехидные горгульи, кажущие нездоровые языки с зеленым налетом окисла,
и толпы, несметные тысячи, тучные стада туристов.

     На площади играет контрабасист, людей на парапетах – как голубей; сидят, воркуют.
Мой мега-шарф, черная простыня размером почти с площадь, становится по очереди
палантином, плащом, палаткой и чадрой для Марьянки. А ветер – талантливый дизайнер-
модельер. Я начинаю танцевать с Прагой, мне плевать – смотрят ли на меня другие. Это
первый танец, узнавание друг друга. Я танцую не на площади – я танцую внутри себя.
Лариса говорит, что я – «ужас, летящий на чем попало». Мне нравится! Позируем с
Марьянкой под «черным плащом» - и полетели!

     5. 

     Сбылась мечта моей гармонично развитой личности. Так вот ты какое, Печено Вепрево
Колено! Хватило на четверых одной порции, хотя гарсон и пытался нас обмануть,
изображая ладошками что-то маленькое и невесомое, как цыпленок. «Вы что, и эта малость
весит почти кило? У вас тут вепри из тяжелого урана, что ли?!» Явлено вожделенное колено,
при нем оказалась капуста, красная от стыда за свою капустную суть. Я резво принимаюсь за
текилу, отвергая традиционный «подколенный» вариант. Хочется быть оригинальной – к
приезду домой заготовлена небрежная фраза: «В Праге я не сделала ни глотка пива».

     Чтобы сразу закрыть гастрономическую тему, скажу, что в Праге занималась

массированным истреблением всего живого. В качестве трофеев – вепрь, хрюшка, бычок,
кролик, утка... И капуста, будь она неладна. Капуста сопровождала меня всю дорогу, я
насмотрелась на капусту во всех ее проявлениях на 2 жизни вперед. Причем, как только я
оказывалась лицом к лицу с капустой, за моей спиной тут же вставали 2 колоритных
виртуальных персонажа, некто Кекс и некто Серж, и начинали хором скандировать «давай-
давай», кривляясь, как Коровьев. К чести моей будь сказано, – ни разу не подавилась. Потом
им, видимо, надоело, и когда я в последний день уничтожала утку с капустой в кабаке «У
Швейка», никакие призраки меня не беспокоили, непотребств не учиняли.

     6. 

     Ночь. Собор Святого Витта. Ночью здесь никого. Иногда только на площади, ставшей
вдруг камерной, появляются люди: шорох шагов, тихие голоса, чужой язык.

     Меня подхватывает ветер. Сильный, теплый. Живой. Ветер удивительно пахнет –

свежестью, пылью, камнем, рекой, в этом запахе еще что-то неуловимое, и именно это,
неуловимое, несет в себе жизнь. Ветер трогает мой шарф и волосы, заглядывает в блокнот,
но писать не мешает – может быть, ему нравится, что я пишу о нем. 

     Как я очутилась тут? Я пришла на звук. Меня вели трамвайные пути. Меня вели пустые
аллеи с рядами фонарей, направляли изгибы и повороты стен, но шла я именно на этот звук
– ровное, сдержанное биение, от которого почти неощутимо вздрагивали мостовые.
Сдержанное биение, таящее невероятную силу. Я шла на этот звук и пришла сюда... Собор –
Сердце Города.

     Собор огромен, но он не подавляет высотой, а наоборот – как будто указывает путь в

высоту, помогает подняться. Я не могу отвести глаз от его башен и шпилей, я следую
линиям, устремленным вверх, дух захватывает... Это похоже на то состояние, когда над
тобой раскрывается купол парашюта, погасив звук моторов «аннушки», и сердце после
мгновенной остановки резко расширяется в мгновенно наступившей тишине. В тишине. И
ты обретаешь новый взгляд – на землю, на себя, на всю жизнь, – новый ракурс, новую точку
зрения: с той высоты, на которую никогда не поднимался раньше. Это ощущение полета,
чувство восторга усиливает окружающий меня незатихающий ветер.

     Что во мне рождается, когда я смотрю на Собор – под музыку Dead Can Dance? Что во мне
рождается, когда я смотрю на Собор – под шелест иностранной речи? Что во мне рождается,
когда я сижу одна, ночью, на ступенях у его ног с блокнотом на коленях, а ветер становится
крепче и его крылатые руки на моих плечах тяжелеют? Я чувствую спиной тепло, идущее от
стен Собора, я чувствую себя под его защитой. Возможно, мне это кажется. Возможно. Я не
могу уйти отсюда, пока не узнаю, что родилось во мне, что означает присутствие того
большего, Кто смотрит через мое плечо в листы блокнота и читает в нем, Кто смотрит через
мои спутанные мысли и смутные чувства мне в сердце и читает в нем.

     Я хочу слиться с музыкой, с ветром, стать частью Собора – частью Сердца Города. Я
танцую под Dead Can Dance. Ночью. Одна на площади. Перед Собором Святого Витта.

     7. 

     Дальше. Вдоль и поперек трамвайных путей, сквозняком по пустым скверам, срезая углы
пустых площадей. Ночь не звучит тысячами шагов – она шелестит колесами редких машин,
прозванивает голосами редких трамваев, уносится бликами на их красных боках.

     А вот и человек! В неярком свете офисной лампы, за огромным окном дизайн-бюро
(поверим вывеске), последнем в ряду стекол, складывающих фасад здания. В Праге день
начинается рано, и после пяти все работающие горожане уже расходятся по домам или по
пивным. И в этом одиноком «авральщике», покрытом щетиной, воспаленными глазами
ласкающем монитор и судорожно клацающем по «клаве» в пустом полуночном офисе, я,
вспомнив разом свое рекламное прошлое, почуяла несказанно родную душу. Умилилась.
Погасила желание «остановить мгновенье» с помощью фотоаппарата (это было бы нечестно
по отношению к privacy человека). С трудом пресекла порыв сгонять за пивом и
бутербродами для терпельца (а вот это, наверное, зря)…

     Пешком, пешком, ногами, – буквально до физического слияния с ночными улицами, я

хочу прочувствовать этот Город, хочу узнать его близко. Дневная Прага манит одними
тайнами, ночная – скрывает совсем другие. Другое измерение. Нигде никого. В глиняных
плошках у дверей кафе и харчевен горит ароматное масло. Средневековье. Звуки моих
шагов возвращаются ко мне от стен домов – приглушенные. Брожу в поисках своей
женственности, но чувствую себя почему-то Дон Жуаном... Странно, и где моя шпага? Да,
ночью Прага открывает одни свои тайны, но тут же создает новые.

     Шпаги не нашла, нашла светофор с кнопкой. Не смогла отказать себе в удовольствии

дождаться одинокой машины, перед чьим носом и открыла для себя зеленую улицу. Я уже
давно перешла мостовую, а зеленый все еще горел. Машина стояла... А вот зачем было
давать мне приют между Страховым и Смеховым?! ...Переключился. Добрый путь!

     8. 

     После бала. Я дома? Я – дома. Сижу на окне, как Наташа Ростова, и пытаюсь понять, чьей
руки не могла отпустить, с кем я танцевала почти до рассвета. Что это было? Что же такое
Прага, куда я так хотела попасть много лет?

     Вот, я здесь, и я хотела бы остаться здесь – надолго, но не навсегда. Ровно настолько,

чтобы узнать хотя бы часть тайн этого Города, чтобы исполнить хотя бы одно из его
желаний. Кто-то сказал, что сюда нужно приезжать вдвоем с тем, в кого влюблен – и тогда
все краски Праги заиграют эффектней, ярче, гармоничней... Нет. Этот Город не может быть
всего лишь рамой для картины, красивым фоном для парного портрета... И его тайны не
откроются двоим. Или нет – откроются, но это будут совсем другие тайны.

     Здесь чувствуется источник невероятной силы. Силы, которая буквально перепахала всю
Европу. Прага – точка, через которую шла мощнейшая творческая инициация. Здесь
рождались политические реформы и реформы образования, здесь было средоточие новой
науки, магии и алхимии, здесь по-новому открывались грани творчества, происходили
мистерии... Все притягивалось сюда и здесь трансформировалось, все исходило – отсюда. 

     Я почувствовала этот Город, я услышала его сердце – оно там, где стоит собор, который
возводился 600 лет. И прикоснувшись к сердцу, я поняла, что это за Источник, в чем сила
этого Города и его жизнь. Источник не отделен, нет пробела, разрыва, вакуума – жизнь
передается из рук в руки. Она не прерывается только потому, что малые жизни людей стоят
как посредники. Это не абстрактное «место силы» – над Прагой держат покров живые души
тех, кто вставал на свое место – и совершал. Они приходили на зов – и совершали. Они
находили здесь прибежище, обретали возможность совершить – и совершали. И совершив,
уходили, но именно их исполненные дела стали ступенями восхождения этого Города, его
жизнью и покровом. Совершенное тогда есть жизнь сейчас, так исчезает, замыкаясь на себя,
время.

     Стоя у Собора, я слышала звук, в котором сливались мощь и красота, как могут слиться
воедино камень и тепло, сила и любовь, твердыня и воздух. Какая это Красота! Я счастлива,
что способна увидеть ее, что во мне есть то, что откликается на такую красоту. Собор – весь
цельный, но не замкнутый, не ограниченный трехмерным пространством. Он есть Высота –
он стремится в небо, не заканчиваясь шпилями, но продолжаясь – и продолжая человека. И
он есть Корни – под ним похоронены те, кто строил этот Храм, этот Город, кто делал
возможность - жизнью. Собор вырастает из их тел, и он же воплощает и возносит их Дух,
стоя в этой растяжке, удерживая собой поток жизни, он являет собой «Древо, растущее
корнями вверх», потому что корень и есть Источник! Здесь, перед Собором, я снова
почувствовала, как пронизывает меня этот двунаправленный, но нераздельный поток, мое
сердце отозвалось сердцу Города как камертон.

     Что все-таки родилось во мне? Я поняла, что такое место силы и что это за сила. Ее
невозможно черпать для себя одной. Это не просто отвлеченная, энергетическая мощь – это
жизни, это братство. И подойти к такому месту можно только с поклоном. Я только
коснулась края, но... Сила огромна, она не подчиняет, но востребует ответа – для чего. Для
чего? Я могу и я должна исполнить то возможное, может пройти в мир только через меня. И
я должна постоянно искать этот источник жизни, чтобы «звучать как натянутая струна».
Чтобы стать целостной. Чтобы смогла произойти Жизнь. Но этому источнику необходима я
- так же, как он необходим мне. Гид Эля на Карловом мосту повторила слова, обращенные
Господом к целителям-бессеребренникам Косьме и Дамиану: «Вам дано без платы, идите и
делайте без платы». Делать без платы – значит, неопосредованно, непосредственно из сердца,
для всех, кто нуждается, кто ищет прибежища. Собор строился 600 лет - Храм строится всю
Жизнь. Непрестанно.

     9. 

     Джаз. Дождь. Весь день дождь – какой-то мягкий, просветленный... The gentle rain, the soul
rain. Все в жемчужной дымке, в рапиде. День чувственных удовольствий, отсыревших
спичек, поиска подарков. К особо утонченным удовольствиям отнесу насквозь мокрые
мокасины. Уютный день, уютный дождь – вода уже течет по животу за пояс джинсов, но мне
тепло, мне просто хорошо... Сушу спички и волосы в кафешках и ресторанчиках, пью
горячее вино, а в промежутках брожу по улицам и антикварным лавчонкам, встречаю
удивительных персонажей.

     В одном магазинчике две девушки в готических нарядах и с крашеными черными

губами-ногтями при виде меня быстро убрали ноги с инкрустированного столика и
затушили папиросы, дым которых суматошно развеяли крыльями полдесятка щеглов в
подвешенной к балке вычурной клеточке. А я уже было приняла позы и мундштуки
девушек за элемент антуража. В другой «лавке древностей» приобрела себе латунное
кольцо у архиважнейшего, устрашающей рокерской наружности, молчаливого как
картофель дядьки с немереным «ливером». Я трещала как пулемет, а дядька отвечал
исключительно игрой мимических мышц, при этом состоялся совершенно полноценный
диалог!

     Купила бутылку абсента. Человека, с которым мы беседовали почти час, язык не

поворачивается назвать «продавцом». Персонаж Диккенса: в годах, носатый, с длинным
лицом, седыми бакенбардами, облаченный в темный костюм и белую рубашку (так и хочется
написать – в манишке), держащийся очень прямо, но непринужденно, с изящной и остро
отточенной манерой речи. И руки – удивительные, белые, летучие. Его пронзительное
внимание и сдержанное достоинство скорее наводило на мысль о том, что передо мной –
Волшебник, чье хобби – иногда постоять за прилавком и поддержать неспешный разговор.
Он рассказывал мне про абсент, про любителей абсента Ван Гога и Кафку, про то, как и с
кем надо пить абсент, про удивительную далекую страну Сибирь, а я рассказывала ему о
своих далеких друзьях.

     Джаз, джаз... Мокрые мосты, мокрые стены, мостовые, рельсы, деревья. Фуникулер, белка
в парке на Петершинском холме... Светлый тюль дождя, закрывающий Город. В харчевне
под скакательный сустав кролика («тушено кроличе колено») попросила абсенту. Гадость
гадостью, зеленый самогон. Конечно же, мне понравилось! В очередном баре, добавивши,
свистнула у бармена из-под носа лайм. Он тактично отвернулся. Поразительного действия
напиток...

     В метро развеселило расположение сидений – по два полукруга кресел напротив друг
друга. Тут же неудержимо захотелось рассказать всем сидящим со мной в «кругу»
попутчикам о своих скрытых комплексах и о том, что меня зовут Нина и я алкоголик.
Только мое незнание чешского языка спасло мирных пассажиров от участия в
психотренинге.

     10. 

     Остатки готической крепости. Вышеград, самое древнее место Праги. И именно здесь мне
снова пришла мысль о корнях. Перед изваяниями героев старинных легенд Праги и ее
основателей меня буквально пронзило чувство со-родства. Я смотрела не в слепые глаза
памятников. Я встретилась с живым, пытливым взглядом людей, моих братьев и сестер. Их
лица были спокойны, но не бесстрастны, я видела в них... вопрошание? Налетали с юго-
востока тяжелые тучи, снова их тела вспарывало солнце – и лица, обращенные ко мне,
меняли выражение, вздрагивали складки у губ, дрожали веки. Они дышали, они смотрели
мне в глаза – и я не могла и не хотела разорвать эту протянутую издревле живую нить, – не
могла отвести глаз.

     Почему до сих пор я даже не думала о том, что и чехи, и русские происходят от
древнейших славян, произрастают из единого корня? Они жили тогда, я живу сейчас – но
мы есть листья одного древа, которое «не перестает быть». Они стояли тогда, я стою здесь
сейчас – но это не смена времен и поколений: это смена караула. И те, кто был раньше – не
ушли, но и сейчас они здесь – как покровители приходящих вновь. Здесь и сейчас. Эти
корни – они же есть и источник, тот, откуда происходит и раскрывается жизнь. Снова –
образ Древа, растущего корнями вверх.

     Обходя готический собор Петра и Павла, я оказалась на кладбище. Слегка растерявшись,

только хотела обернуться состоянием сдержанной скорби – как поняла, что это совершенно
неуместная маска. Потому что все здесь, среди надгробий, звучит такой силой жизни! Да,
памятники – ушедшим, но... Ушли те, кто прожил свою жизнь, кто сделал свое дело и тем
принес что-то в этот мир, в жизнь единую. И память о них – по делам их, а не по телам, а
смерти – нет.

     Вспомнила, как была удивлена, увидев Польшу – ну не почувствовала я грани, даже

грешила на свою «нечуткость»... Я ожидала, что заграница будет «заграницей». Но сейчас я
знаю – нет никаких границ! Условность это. Есть люди вокруг; есть города, в которых люди
воплощают задачи своей жизни; есть «места силы» – те точки, в которых этот труд, эта
работа особенно интенсивна. И есть вечный двунаправленный поток, который на самом
деле един и соединяет всех нас – то, что и есть Жизнь.

     11. 
     Прага. Город огромный – и в то же время маленький, как Москва, здесь все так же близко,
все рядом. От Вышеграда два взмаха крыльев до Новоместа, оттуда – рукой подать до
Староместской ратуши, а там – через Карлов мост – Мала Страна, чуть вверх – и вы уже на
Градчанах. И словно выводит тебя Прага, гоняя, как шарик по желобку в лабиринте стен,
улиц и улочек, выводит со стопроцентной вероятностью туда, куда ты должен попасть. 

     Как объяснить, что ночью я несколько раз пыталась попасть на Злату улочку – и просто
не смогла найти вход туда на том месте, где видела его днем? Я упорно возвращалась к
Собору и шла искать дорогу вновь, я прошла по всем переулкам, обошла всю площадь –
глухие стены, ни одного проема, хотя я помнила, что они должны быть здесь. Вернувшись
сюда же на третий день, я пораженно созерцала три возможных прохода к улице алхимиков,
причем один из них – прямо с площади – шириной с двухполосное шоссе. 

     Несколько раз со мной случалось и такое – я кружила по улицам до изнеможения с

чувством, что Город просто смеется надо мной. Обескураженная и уже не на шутку
сердитая, я десятый раз проходила по одному и тому же переулку, пытаясь вырваться из
«ведьминого кольца». И когда раздражение и растерянность, доходя до абсурда, взрывались
смехом, мгновенно делая меня легкой, только тогда – окончательно потерявшую
ориентацию в пространстве и времени и полностью освобожденную от самости, меня вдруг
выносило, как волной, в то место, куда я так стремилась попасть. И волна эта,
подозрительно похожая на улыбку Чеширского кота – чеширская улыбка Праги – таяла за
моей спиной, а я еще несколько минут не могла прийти в себя, не могла поверить, что я
наконец-то в нужном месте, и только трясла гривой... 

     Бывало и наоборот – смутное желание, мелькнувшее где-то на задворках сознания, – и я,

бездумно идущая «куда глаза глядят», спустя какое-то время вдруг обнаруживаю, что они
глядят именно на этот дом, на эту синагогу, или на интернет-кафе, мысль о котором даже
не была толком оформлена и занесена в реестр.

     Приехав в Прагу, первым делом выбросьте все карты. Все равно Город приведет вас туда,
где вы должны оказаться, и вы никогда не попадете, куда вам не суждено, как бы вы ни
хотели и ни стремились. Я поняла, в чем притягательность этого Города – он ведет, он
сильнее меня. Сильнее не потому, что может справиться со мной, но именно потому, что я
смогла довериться ему, отдаться течению его улиц, течению его жизни. Довериться, не
пытаться управлять событиями.

     12. 

     Поговори со мною, рыба! Не хочет. Пучит глазищи, маячит бледным рябым пузом,
поворачивается задом. Ну и вали под свою корягу... Эти строчки я чуть было не начала
писать латиницей с чешским акцентом. Сижу в интернет-кафешке, общаюсь с рыбой в
аквариуме. Пришлось на этот раз заказать текилу – слишком уж интимны манипуляции с
ложечкой, сахаром и спичками... Абсент – дело личное. Опять же, охота мне, чтобы рыба
смеялась над моими неумелыми шаманскими действиями? Пусть ее плавает спокойно, а я
лимон жую. Вот дома потренируюсь с огнем, тогда можно и на люди. 

     Только что милые моему сердцу товарищи попросили меня покинуть чат. Здесь уместно
рассказать о трех причинах, мешающих мне остаться здесь навсегда. Первая – тут слишком
много туристов. Вторая – капуста, национальное блюдо... А третья – чешская раскладка
клавиатуры. Именно из-за нее я была изгнана с позором и просьбами о пощаде из родимого
чата. Все буковки в наборной раме клавиатуры перепутаны так, будто наборщик годами
кушал не безобидную текилу, но исключительно абсент без закуски, а в перерывах отрезал
себе уши.
     В этом же зальчике буйно пировала банда грозных байкеров. Как водится – косая кожа,
банданы, бороды, огромные животы, громокипящие голоса. Мышкой проскользнула мимо
них к выходу (сердце зашлось – не дай Б-г еще почтят вниманием), выскочила за дверь – и
села на ступеньки от хохота: вместо предполагаемых «Харлеев»-мастодонтов, привязанные к
деревцам, на полянке мирно паслись стреноженные... велосипеды. Да как только они
хозяйский вес выдерживают?

    13. 

     Я прощаюсь с Городом. Я прощаюсь с горгульями Собора, с удивительно живым ветром

на Площади. Прощаюсь с изломанной закатом и прорастающей шпилями башен линией
горизонта. Последний степ на мостовой Кармелитской улицы, последний бег мимо
освещенных витрин на ратушной площади, бег по ночным мостам над выходящей из
берегов Влтавой. Я прощаюсь? – Я НЕ прощаюсь!

     Я не прощаюсь с Городом, о мостовые которого я сносила всего лишь пару простых сапог,
а хотела бы – семь пар железных башмаков. С Городом, где суровый рашпиль готики
прошелся по мне, сдирая ороговевшее – до живого. С Городом, который нельзя
фотографировать со вспышкой, где ходят краснобокие трамваи 26-го маршрута, где я
впервые почувствовала себя по-настоящему красивой. Я увидела свои глаза и нос, неровно
обрезанные волосы, поворот головы на старинных монастырских рисунках, и лишь сейчас
поняла, что всегда хотела для себя красоты – другой, не своей. Тогда как мое лицо было
просто вырванным из контекста. Но здесь его неправильные черты стали совершенными.

     Последний ночной рейд в краснобоком двадцать шестом. Последние пражские сны

между Страховым и Смиховым. Мне нечего «паковать» – все дары Города прорастают в
моем сердце, и будут раскрываться еще долгое время после моего возвращения.

     14. 

     Снова дорога. Спасаюсь музыкой, причем заметила за собой, что чем громче волна в
ушах, тем крепче я засыпаю, и самый сладкий сон наступает в момент, когда грохот из моих
наушников начинает будить окружающих.

     Ночь в маленьком городке Бланско, где есть вокзал, ратуша «и две цирюльни». На
высказанную мысль, а не попросить ли мне политического убежища в этом чудном
городишке, школьник-змей из Ларисиного класса ответил с заднего сидения: «Ага, а через год
все местные стены покроет граффити, откроется куча пабов, интернет-кафе и два публичных
дома, и в результате город будет стерт с лица земли…» Кажется, я недооценивала Ларисиных
детишек!

     Это даже не дорога, а просто перемещение в сторону дома. Сделать первый шаг – значит
уже оказаться в пункте назначения… Автобус, растерзанная пограничная электричка,
пятичасовое ожидание поезда на вокзале в Брно, больше напоминавшем преддверие
концлагеря…А затем – вагонные разговоры, снова сон рывками да урывками, снова
сигареты и музыка в тамбуре – и цветок Праги в сердце, цветок с острыми краями листьев и
пульсирующими гибкими лепестками – нежный, живой и сильный.