A.

R Лурия

ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ
НАСЛЕДИЕ
Избранные труды
по общей психологии
Под редакцией
Ж.М. Глозман, А-А. Леонтьева, Е.Г. Радковской

МОСКВА

смысл
2003
УДК 159.9
Б Б К 88
Л 86

ФЕДЕРАЛЬНАЯ ПРОГРАММА КНИГОИЗДАНИЯ РОССИИ

ОХРАНЯЕТСЯ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВОМ Р Ф ОБ АВТОРСКОМ ПРАВЕ.

ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ ВСЕЙ КНИГИ ИЛИ КАКОЙ-ЛИБО ЕЕ ЧАСТИ
БЕЗ ПИСЬМЕННОГО РАЗРЕШЕНИЯ ИЗДАТЕЛЬСТВА ВОСПРЕЩАЕТСЯ.
ЛЮБЫЕ ПОПЫТКИ НАРУШЕНИЯ БУДУТ ПРЕСЛЕДОВАТЬСЯ В СУДЕБНОМ ПОРЯДКЕ.

Лурия А.Р.
Л 86 Психологическое наследие: Избранные труды по общей психоло­
г и и / Под ред. Ж.М. Глозман, Д.А.Леонтьева, Ε.Γ. Радковской. — М.:
Смысл, 2003. — 431 с.

В книгу включены ранее не публиковавшиеся, а также малодос­

тупные работы выдающегося отечественного психолога А.Р. Лурия
(1902—1977), посвященные преимущественно вопросам общей психоло­
гии и психологической методологии. В качестве приложения публикуют­
ся ранняя юношеская книга А.Р. Лурия «Принципы реальной психоло­
гии» и наиболее полный на сегодняшний день список его публикаций.
Психологам, представителям смежных наук, студентам психологи­
ческих специальностей.

ISBN 5-89357-131-2 © Ε.Γ. Радковская, 2003.

© Издательство «Смысл», 2003.
 Предисловие

Настоящий сборник работ Александра Романовича Лурия (1902—1977)

включает труды ученого по общей психологии, многие из которых сохранились
только в рукописном виде в его архиве и публикуются впервые на русском язы­
ке (первая книга 19-летнего Александра Романовича «Принципы реальной пси­
хологии», текст речи, произнесенной на траурном заседании в память Л.С. Вы­
готского, статья «К общей теории выразительности»); другие работы (например,
текст доклада «Пути раннего развития советской психологии») публиковались
лишь фрагментами; остальные работы стали библиографической редкостью, так
как были опубликованы давно и малым тиражом. При публикации рукописных
работ составители сборника стремились к максимально точному воспроизведению
текстов, сохранив авторскую систему их оформления и исправив только очевид­
ные описки.
Составители сборника преследовали две основные цели: 1) восполнить не­
которые пробелы в истории отечественной психологии и 2) показать роль в этой
истории А.Р. Лурия как методолога и теоретика общей психологии, чтобы под­
твердить, что разработка теоретических основ и методов нейропсихологии, принес­
ших Александру Романовичу мировую известность, является дальнейшим развитием
исследований в области культурно-исторической психологии 1920— начала 30-х го­
дов. И именно это обеспечило уникальность луриевского подхода в нейропсихо­
логии. Преемственность и взаимосвязь этих этапов работы А.Р. Лурия не всегда
отчетливо осознается как в отечественной, так и в западной психологии. «Тео­
рия, послужившая основой для исследования детей и больных с поражениями
мозга, многими не была объединена в единое целое. Скорее каждая линия ин­
терпретировалась как ряд соответствующих, не связанных между собой исследо­
ваний»1.
Деятельность Александра Романовича Лурия как теоретика общей психоло­
гии и одного из творцов советской психологии все еще остается малоизученной.
Реконструкция содержащихся в его ранних работах общепсихологических идей, на-

1
Коул М. Александр Лурия, культурно-историческая психология и разрешение кризиса в психо­
логии //1 Международная конференция памяти А.Р. Лурия: Сборник докладов / Под ред. Е.Д. Хом-
ской и Т.В. Ахутиной. М.: Российское психологическое общество, 1998. С. 29-36.
4 Ж. M. Глозман

правленных на построение «психологии живой личности», как единства биологи­

ческих, социальных и психологических факторов, показывает, что на протяжении
всего своего длительного и исключительно плодотворного научного пути Алек­
сандр Романович остался верен принципу, сформулированному им уже в первой
своей юношеской книге: «изучать психику реальной человеческой личности в це­
лом и отдельные психические явления как функции, звенья этого единого, цель­
ного организма» (наст, изд., с. 296). Последующие достижения А.Р. Лурия (прежде
всего — в области нейропсихологии) стали возможны благодаря усвоению и твор­
ческому осмыслению ученым циркулировавших в 1920—30-е годы передовых идей
как в области психологии (отечественной и зарубежной), так и в смежных с пси­
хологией научных дисциплинах и областях знания. Наиболее важными факторами
и источниками развития общепсихологических взглядов А.Р. Лурия, наряду с со­
трудничеством с Л.С. Выготским и А.Н. Леонтьевым в рамках построения культур­
но-исторической теории, были: марксизм, гештальтпсихология, бихевиоризм,
рефлексология и психоанализ2. В частности, изучение психоаналитических работ
А.Р. Лурия 1920—30-х годов, опубликованных в настоящем сборнике, позволяет
сделать вывод о большом значении основных психоаналитических идей (целост­
ный, динамический подход к личности, учет физиологических и социальных де­
терминант развития личности, соотношения внешнего и внутреннего, биологи­
ческого и социального, сознательного и бессознательного, учет отступлений,
случайностей при выведении общих законов и т.д.) в процессе формирования об­
щепсихологических воззрений ученого. Действительно, будучи официально при­
знанным и одобренным на самом высоком государственном уровне, психоанализ
в нашей стране в первые годы советской власти получил бурное развитие и прак­
тическое применение, что нашло свое выражение в открытии в Москве в 1922 году
Русского психоаналитического общества с психоаналитическим детским садом для
детей «больших родителей» при нем, а в 1923 году — учреждении Государственно­
го психоаналитического института, который был закрыт в 1925 году. Руководитель
Института и Общества — профессор И.Д. Ермаков — готовил к изданию Психоана­
литическую библиотеку — полное собрание трудов 3. Фрейда. Предисловие к этому
изданию, впервые публикуемое в настоящей книге (с. 30—36), написал А.Р. Лурия.
И это не случайно. Юный Александр Романович в 1922 году организовал в Казани
психоаналитический кружок, в задачи которого входили: анализ новых направле­
ний в изучении психологии личности, переводы и обсуждение работ Фрейда и
анализ возможностей использования психоаналитической терапии для лечения
психических расстройств. Многие доклады, сделанные на заседаниях кружка, по­
служили материалом для ряда последующих публикаций Лурия, таких как: «К пси­
хоанализу костюма» (см. наст, изд., с. 37—48), «Психоанализ и марксизм», «Пси­
хоанализ в свете основных тенденций современной психологии» (см. наст, изд.,
с. 11—29), «Психоанализ как система монистической психологии» и др. Александр
Романович систематически переписывался с 3. Фрейдом, и в архиве А.Р. Лурия со­
хранились адресованные ему два письма 3. Фрейда. Казанский психоаналитичес­
кий кружок вошел в состав Международного психоаналитического союза, а также
был в контакте с Русским психоаналитическим обществом на правах филиала.

2
См.: Богданчиков С.Л. А.Р. Лурия и психоанализ // Вопросы психологии. 2002. № 4. С. 84-93.
 Предисловие 5

Переехав по приглашению директора Института психологии Корнилова в 1923 году

в Москву и став научным сотрудником этого Института, А.Р. Лурия одновре­
менно выполнял функции ученого секретаря Русского психоаналитического об­
щества, — об этом он очень интересно рассказывает в своем мемориальном док­
ладе «Пути раннего развития советской психологии» (см. наст, изд., с. 259—274). Но
уже к началу 1930-х годов психоанализ в СССР фактически перестал существо­
вать. Русское психоаналитическое общество было ликвидировано 27.07.1930. Тем не
менее А.Р. Лурия остался верен своим выработанным еще в юные годы научным
приоритетам и принципам, на что указывает хотя бы такой факт: в 1940 году он
отважился стать автором статьи «Психоанализ» в Большой Советской Энциклопе­
дии (Т. 47. С. 507-510).
* * *

Основным предметом исследований А.Р. Лурия в 1920-е годы были «комп­

лексные реакции», то есть комплексы в психоаналитическом смысле. Комплекс
(«очаг» — ср. с динамическим понятием очага в последующих нейропсихологичес-
ких работах) А.Р. Лурия трактует как задержанный, заторможенный аффект. Следу­
ет подчеркнуть, что А.Р. Лурия, разрабатывая основы «реактологической теории аф­
фективного поведения», в конечном счете имел в виду построение общей теории
поведения, попытку развить и синтезировать некоторую метатеорию психологичес­
ких функций. Все рефлекторные процессы, как это очень убедительно показывает
А.Р. Лурия, анализируя генезис произвольных движений, начинаются с речевой ин­
струкции экспериментатора, дополняются и поддерживаются собственной речью ре­
бенка, который может формулировать соответствующее правило реагирования, де­
лая его регулятором своих дальнейших реакций, что и превращает это правило в
«систему, высочайшую по саморегулированию». Предложенную А.Р. Лурия во вто­
рой половине 1920-х годов сопряженную моторную методику в этом контексте сле­
дует рассматривать как экспериментальную и методическую составляющую разраба­
тываемой им общей теории поведения, то есть научного анализа построения и
нарушений самых сложных и самых конкретных форм реальной психологической
деятельности человека и высших, специфических для человека, психологических
функций. Задачей ученого было преодоление «мозаичности» психологии, то есть
изучения лишь отдельных элементов душевной жизни (что являлось, по мнению
Александра Романовича, основной причиной кризиса в психологии), и создание
«целостной, биологической психологии, динамического изучения и понимания че­
ловеческого поведения» (наст, изд., с. 13). При этом, поведение трактовалось им пре­
дельно широко, включая в себя, помимо бихевиористской и рефлексологической
составляющих, также положения из области психоанализа, гештальтпсихологии,
марксизма и т.д.
Другим пороком психологии 20-х годов XX века с точки зрения Лурия была
«логистичность» психологических исследований, их оторванность от личностных со­
ставляющих, «индивидуальной жизненной ценности» изучаемых феноменов психики
(см. наст, изд., с. 17—18). Психология должна, по его мнению, изучать не человека
вообще, а социального, классового человека в его реальной деятельности и реаль­
ных отношениях к общественной действительности, человека, которого можно «пе­
ределать» путем изменения внешних (культурных, социальных) условий. И это
6 Ж. M. Глозман

последнее положение легло в основу разработанной А.Р. Лурия концепции нейро-

психологической реабилитации.
Анализ работ, опубликованных в сборнике, показывает удивительную широ­
ту и разнообразие эмпирических исследований Лурия в 1920—30-е годы. Субъекта­
ми его исследований были: рабочий-литейщик, неграмотная узбечка из кишлака,
студент перед экзаменом, убийца, скрывающий преступление, здоровый и ум­
ственно отсталый ребенок, больной с поражением мозга, алкоголик, актер, мне-
монист, больной паркинсонизмом и неврозом, городской и сельский ребенок,
беспризорник, близнецы и многое другое. Столь же впечатляющим был диапазон
теоретических изысканий молодого ученого. Даже самое поверхностное ознаком­
ление с работами начального периода позволяет обнаружить в них целый ряд само­
стоятельных, значительных по широте и глубине разработки направлений, облас­
тей и тем: в 1920—30-е годы Лурия не только создавал вместе с U.C. Выготским
культурно-историческую теорию, но и проводил теоретические и эксперимен­
тальные исследования в области психоанализа, бихевиоризма, рефлексологии,
гештальтпсихологии, эйдетики, медицинской, судебной и детской психологии,
психолингвистики, психологии искусства и др. При этом прослеживается четкая
теоретическая взаимосвязь и преемственность между работами 1920—30-х годов и
более поздними (и это, по мнению составителей, очень наглядно обнаруживается
при чтении статей разных лет, опубликованных в настоящем сборнике), внутрен­
нее единство, некое теоретическое «ядро» в разноплановой по форме и содержа­
нию деятельности Лурия — то, что позволяло ему переходить из одной области
науки в другую, работать сразу в нескольких областях, выходить на уровень широ­
ких теоретических обобщений и т.д. Это ядро, без сомнения, составляет культурно-
исторический подход в психологии, разработанный Александром Романовичем
вместе с Л.С. Выготским и А.Н.Леонтьевым и последовательно сохраняемый
А.Р. Лурия на протяжении всей его разносторонней творческой деятельности. Кор­
ни («клеточки») всех изучаемых психологических феноменов и образований —
произвольных движений, семантических систем и языковых знаний («linguistic
competence»), понимания значения и аффективного смысла сообщений, творчес­
ких способностей — лежат в активном отражении реальной действительности,
опосредованном социальным взаимодействием и сформированной речевой регуля­
цией, которые имеют свои специфические особенности на последовательных эта­
пах онтогенетического развития. При этом «социальное не просто "взаимодейству­
ет" с биологическим; оно образует новые функциональные системы, используя
биологические механизмы, обеспечивая их новые формы работы, и именно в фор­
мировании таких "функциональных новообразований" и лежит факт появления
высших форм сознательной деятельности, которые возникают на границе есте­
ственного и общественного и которые дают основание для выделения такой на­
уки, как психология, изучающей те новые законы, которые рождаются при этом
взаимодействии» (наст, изд., с. 255).
Психологический анализ любой формы деятельности на любом этапе развития
требует, по Лурия, ответа на вопросы: какими языковыми и внеязыковыми средства­
ми располагает (или не располагает) субъект, какие внешние средства смогут изме­
нить (оптимизировать, скоррегировать, восстановить) его деятельность и какими
способами возможно интериоризировать эти средства, превратив их в психологичес­
кие орудия саморегуляции.
 Предисловие 7

Отличительной особенностью научного творчества А.Р. Лурия (как об этом

можно судить по опубликованным в сборнике статьям) является потрясающая спо­
собность привлечь для психологического анализа деятельности человека факты и на­
блюдения из самых разных областей знаний: лингвистики, биологии, философии,
теории искусств и др. У выдающихся специалистов в каждой области Лурия находит
подтверждение своего понимания принципов психологического анализа: «он дол­
жен начинаться с детального исследования, анализа, распашки, с ознакомления с
деталями поведения человека в самых различных дробных воображаемых ситуациях»
(К.С. Станиславский; наст, изд., с. 206), «мы переводим каждую логическую "тезу"
на язык чувственной речи, "чувственного мышления" и в результате обретаем чув­
ственный эффект» (СМ. Эйзенштейн; наст, изд., с. 285), «усвоение основных форм
языка возникает на основе доречевых форм поведения и во многом определяется
ими» (Д. Слобин; наст, изд., с. 245), «ни голая рука, ни мысль сама по себе, не сто­
ят многого: дело совершается с помощью орудий и знаков» (Ф. Бэкон; наст, изд.,
с. 255). Этот список можно было бы продолжить.
Деятельность Александра Романовича с полным основанием можно было бы
охарактеризовать его словами о Л.С. Выготском: «Все эти работы были ступенями
одной изумительной психологической системы, звеньями одного грандиозного тру­
да, творческими этапами одной, необычайной по своей цельности и напряженности
жизни» (наст, изд., с. 278).
Весь свой огромный экспериментальный материал он рассматривал в свете
идеи об историческом развитии человеческого сознания. Тем самым Александр Рома­
нович сохранил, вопреки всем гонениям, культурно-историческую теорию для отечеств
ной и мировой психологии.
Важно подчеркнуть, что уже в ранних работах Лурия, даже в первой его кни­
ге «Принципы реальной психологии», можно увидеть «черты, присущие А.Р. Лурия
как ученому: эрудиция, выражающаяся в знании и умелом использовании первоис­
точников, наличии обширного списка иностранных авторов (как будто не было ре­
волюции и гражданской войны, разрыва нормальных научных связей и т.п.); тяга
ко всему новому; стремление к синтезу разнообразных направлений в психологии;
поиск физиологических механизмов и детерминант психической деятельности; ис­
пользование психологии в интересах практики, для решения жизненно важных за­
дач; стремление иметь дело с личностью в целом, с ее мышлением, эмоциями и
мотивами»3.
* * *

В заключение хочется отметить, что появление этого сборника стало воз­

можным во многом благодаря важной и трудной деятельности Е.Г. Радковской —
внучатой племянницы А.Р. Лурия — по сохранению и систематизации его архивов.
Хочется также выразить сердечную благодарность тем студентам и аспирантам фа­
культета психологии, которые в рамках организованного нами в 2001/2002 учебном
году Луриевского семинара изучали, расшифровывали и подготавливали к печати
некоторые материалы из огромного архива А.Р. Лурия: М. Багрий, Е. Загряжской,

3
Богданчиков С.А. А.Р. Лурия и психоанализ // Вопросы психологии. 2002. № 4. С. 86.
8 Ж. M. Глозман

С. Заятдиновой, К. Исаевой, Е. Керусовой, Н. Соловьевой, Т. Степанченко. Разобра­

на и опубликована только маленькая часть этого архива. Настоящий сборник можно
считать первой вехой на этом пути, который лучше всего охарактеризовал сам Алек­
сандр Романович в статье о СМ. Эйзенштейне (наст, изд., с. 292): «Но не лежит ли
на всех нас ответственность — со всем вниманием и мудрой неторопливостью ра­
зобрать его архив, архив выдающегося мыслителя и художника, вводящий нас во
внутреннюю мастерскую его замечательной мысли?»

Ж. М. Глозман
 Работы
по психоанализу
 Психоанализ
в свете основных тенденций
современной психологии*

Предисловие
Предлагаемая книжка не предполагает внести что-либо новое и оригинальное
в учение о человеческой личности и ее переживаниях; ее цель — дать лишь беглый
обзор тех отправных точек, из которых исходит современный психоанализ в своих
теориях.
Эти основные принципы психоанализа предлагаемый обзор хотел бы связать с
главными тенденциями современной общепсихологической мысли, привлекая для
этого необходимую литературу и показав, какое место психоанализ занимает теперь
в науке о нервно-психической жизни личности.
Для этой цели автор основывался главным образом на новой немецкой и аме­
риканской психологической и психоаналитической литературе 1920—1922 гг.
Материал предлагаемой книжки был использован для ряда докладов в Ка­
занском психоаналитическом кружке.
Казань, май 1923 г. Ал. Л.

I. Современная психология и психоанализ

Если В западноевропейской и отчасти американской психологической мысли
последних лет можно отметить какой-нибудь крупный симптом, — это, безусловно,
необычайное развитие за эти годы психоанализа.
Экспериментальная психология переживает за последние годы острый кризис;
это отмечается целым рядом крупных авторов.
Исследуя лишь отдельные «элементы» душевной жизни, она мало занималась
их функциональным единством в реальной человеческой личности; она почти не
изучала ее поступков, поведения, сложных переживаний и динамики; именно бла­
годаря этому она оказалась не в силах отвечать назревшим за последние годы по­
требностям прикладных дисциплин — психотехники, психотерапии и всецело осно-

* Печатается по изданию: Лурия А.Р. Психоанализ в свете основных тенденций современной

психологии: Обзор. Казань: Типография Татпечати «Красный печатник», 1923.
12 Работы по психоанализу

ванной на изучении поведения педагогики. «Мозаичная экспериментальная пси­

хология дошла до своей последней черты. Психология стоит теперь накануне новой
эпохи, которая безусловно будет плодотворна», — замечает в своем обзоре пси­
хологии и психиатрии видный немецкий психолог — проф. Oswald Bumke'. Эта эпо­
ха, которая, по его мнению, сменит старую экспериментальную, мозаичную пси­
хологию и будет эпохой изучения цельной человеческой личности и ее динамики,
потребностей и мотивов, поведения, установок и реакций человека, сознательных
и бессознательных «комплексов» и т.д.2. Эта тенденция, которую Osw. Bumke счи­
тает характерной для современной психологии, есть лишь развитие тех идей, ко­
торые нам в России хорошо известны и которые нашли себе яркое выражение в
именах акад. И.И. Павлова и В.М. Бехтерева (учение об условных resp. сочетательных
рефлексах цельной личности), А.Ф. Лазурского (особенно в его «Классификации
личностей»), К.Н. Корнилова (учение о реакциях человека), а также в возникшем
еще до войны определении психологии, как науки о человеческом поведении
(human behavior) и, наконец, в учениях психоанализа Sigm. Freud'a, Alfr. Adler'a,
CG. Iung'a и др.
Эти тенденции современной психологической мысли и объясняют сильный
рост психоанализа за годы войны. «Необычайное развитие учений Freud'a — мы не
ошибемся, если назовем этот успех необычайным, — пишет тот же Osw. Bumke3,—
стал возможным только потому, что официальная наука была так далека от действи­
тельности; она, по-видимому, так мало знала о действительных душевных пережива­
ниях, что желающему узнать что-нибудь о "душевной жизни" подавала камень вместо
хлеба».
После этого разъяснения ясной становится та эволюция психоанализа, благо­
даря которой он за последние годы из гонимой психологической школы стал клас­
сическим психологическим учением.
Широкие научные круги знали 8—10 лет назад психоанализ лишь как некоторое
специальное направление в неврологии и психиатрии, как метод диагностики и лече­
ния некоторых психических заболеваний. В настоящее время психоанализ представля­
ется — гораздо шире — учением о душевной жизни личности, глубоких (бессознатель­
ных) мотивах ее поведения, переживаний и творчества4, и как таковой трактуется
научной мыслью Европы и Америки.
Этим исходным положением психоанализа нашего времени и определяется
направление главной массы его работ. Все эти работы, несмотря на то, что уже те­
перь в психоанализе существует целый ряд направлений, объединены этим исход­
ным принципом в одну цельную струю. Этот принцип прекрасно сформулирован
Dr. Alfr. Adler'oM, основоположником весьма оригинального направления в совре­
менном психоанализе, который в своей вышедшей в 1920 году книге о теории и

1
Витке О. Psychologie und Psychiatrie // Klinische Wochenschrift. 1922. № 5. S. 201-204.
2
Ibidem. S. 202-203.
3
Ibidem. S. 202.
4
Prof. Erwin Strasky в своей статье «Psychoanalyse und Kritik» (Wiener Klinische Wochenschrift.
1921. № 16) говорит: «Психоанализ, как исследование глубин человеческой психики... заслуживает
всех прав гражданства в нашей науке». А. Kronfeld в статье «Über neuere grundsatzliche Auffassungen
in der Psychotherapie» (Monatsschrift für Psychiatrie und Neurologie. 1922. H. 5-6) указывает на то, что
психоанализ является большим прогрессом в науке.
Вообще следует отметить, что ни одно большое исследование по принципиальным вопросам
психологии не обходится в последние годы без ссылок на достигнутые психоанализом успехи.
 Психоанализ 13

практике индивидуальной психологии5 выдвигает изучение цельной личности и «им­

манентной логики ее душевной жизни» как основную задачу психоанализа.
Этот круг вопросов и проявился в новой психоаналитической литературе, осо­
бенно — литературе периодической6, так же, как и в работах ряда психоаналитичес­
ких обществ7 и авторов.
Просматривая современную литературу психоанализа (мы имеем в виду осо­
бенно литературу 1921 — 1922 гг.) мы прежде всего должны отметить один момент
большой важности.
Наиболее слабым местом психоанализа, как мы его знали раньше, было то,
что он был оторван от нормальной психологии и работал гораздо больше над казуи­
стическим материалом психопатологии, чем над своей принципиальной, методоло­
гической основой.
Именно этот недочет начинает сглаживаться в новой психоаналитической и пси­
хологической литературе. Выше мы заметили, что психоанализ, бывший раньше одной
из узких школ, ныне может считаться классическим учением в психологии; это продукт
лишь самого последнего времени и это произошло, по нашему мнению, в силу того,
что передовые направления психологической и психоаналитической мысли заговорили
общим языком и встретились на родственных принципиальных предпосылках.
Эти принципы, общие новой психологии и психоанализу, уже были упомяну­
ты нами выше; это — принцип целостной, биологической психологии, динамичес­
кого изучения и понимания человеческого поведения8.
Мы указывали выше на то, что кризис старой психологии был отмечен рядом
авторов (Osw. Bumke и др.); однако — новая психологическая литература дает, кроме этих
критических замечаний, и попытки наметить будущие пути развития новой психологии.
Эти пути так близко подходят к психоанализу, что мы позволим себе отметить и их.
Е. Kretschmer, один из наиболее видных и выдвинувшихся в последние годы
немецких психологов—психиатров, намечая пути новой психиатрии, полагает, что
«будущее ее — в целостном, биологическом и безусловно-синтетическом восприя­
тии психического процесса»9. Того же мнения держится не менее видный швейцар­
ский психиатр Е. Bleuler10, говоря о том, что предметом особого внимания пси-
3
Adler А. Theorie und Praxis der Individualpsychologie. München: Bergmann, 1920. S. 1.<Рус. пер.:
Адлер А. Практика и теория индивидуальной психологии. М.: Фонд «За экономическую грамотность»,
1995.> (Vorwort): «Индивидуальная психология (так Adler называет свое направление) имеет в виду
углубление знания человека, которое можно получить лишь из понимания установки его по отноше­
нию к своей социально-определенной задаче. На этой глубокой линии поведения основана вся струк­
тура человеческой личности... Индивидуальная психология раскрывает нам имманентную логику
развития цельной человеческой личности».
6
Из них мы отметим: 1) «Internationale Zeitschrift für Psychoanalyse» (ред. S. Freud), 2) «Imago»
(ред. S. Freud), 3) «International Journal of Psychoanalysis» (ред. Dr. Ε. Jones), London, 4) «Psychoanalytic
Review» (ред. W. White и S.Ε. Jeliffe, Нью-Йорк). Из них в нашем распоряжении были комплекты
всех, кроме 3-го за 1922 г. Отдельные обзоры по психоанализу можно найти в «American Journal of
Psychology», «Zentralblatt für Psychiatrie», «Zeitschrift für Neurologie und Psychiatrie», «British Journal
of Psychology» и др.
7
Отчеты их см. в «Internationale Zeitschrift für Psychoanalyse» - специальный отдел «Zur Psycho-
analytischen Bewegung».
8
Последнюю формулировку мы взяли, между прочим, из подзаголовка журнала «Psychoanalytic
Review», 1922: «Ajournai devoted to an understanding of human conduct».
9
Kretschmer E. Die psychologische Forschungen und ihr Verhältniss zum heutigen Stand der Psychiatrie
// Zeitschrift für die gesamte Psychiatrie und Neurologie. 1920. Bd. 57. S. 232 ff.
10
Bleuler E. Zur Naturgeschichte der Seele. Berlin, 1921.
14 Работы по психоанализу

хологии должна быть личность, реагирующая на внешний мир, как целое (и ее ре­
акции, влечения, установки); об установке цельной личности как главном предме­
те психологии говорит и James Lewin11; по его мнению, задачей новой психологии
должно быть не изучение отдельных элементов психической деятельности и сумми­
рование их, ибо личность представляет собой не сумму, но нечто большее — син­
тез отдельных элементов, но понимание личности, как «системы». Walter Fuchs в
целом ряде статей12 выдвигает, как основной принцип, телеологическое изучение
личности и ее внутренней планомерности (des inneren Massgeben der Person). Нако­
нец, новая «берлинская психологическая школа» во главе с M. Wertheimer'oM и
W. КоЫег'ом противоставляет старой психологии с ее мозаичностью — психологию
органическую, изучающую вместо разрозненных ощущений, восприятий и т.д. — вле­
чения и комплексы, бессознательные установки личности и, прежде всего — «систе­
му личности» в целом13. Родственные мысли выдвигаются с различных сторон в ряде
вышедших в последнее время работ, из которых мы отметим (кроме уже указанных
выше) работы W. White'a14, Monakow'a15, ,W. Stern'a16, V. Strasser17, психологов т[ак]
называемой] новой берлинской школы (M. Wertheimer, К. Koftka, Köhler и др.)18,
ряда английских (и американских) авторов, главным образом работавших по вопро­
сам психологии поведения и в последнее время получивших в английской литературе
название неофрейдистов (т[ак] наз[ываемый] «behaviorism», начиная с Jennings'a и
Parmelee и кончая новыми работами McDougall'a, S. Paton'a и др.)19, работы школы

11
Lewin J. Neue Wege und Ziele der Psychopatologie // Zentralblatt für Nervenheilkunde und Psychi-
atrie. 1920. H. 2. S. 50 ff.
12
Fuchs W. Psychiatrische Neuorientierung//Neurologisches Zentralblatt. 1920. S. 186; Stereopsychiat-
rie-Vitalreihenpsychologie // Psychiatrisches und Neurologisches Wochenschrift. 1920-1921. № 11-12.
13
Ср. доклад I. Hermann (Budapest) на VII психоаналитическом конгрессе: Die neue Berliner
Psychologische Schuhle und die Psychoanalyse // Internationale Zeitschrift für Psychoanalyse. 1922. H. 4.
S. 481, а также орган группы - Psychologische Forschungen (ред. К. Koffka, W. Köhler, M. Wertheimer,
К. Goldstein, N. Gruhle). 1921. В. 1.
14
White W. Foundations of Psychiatry. Ν. Y., 1921.
15
Kfonakow. Biologie und Psychiatric 1919.
16
Stern W. Psychologie und Personalismus // Zeitschrift für Psychologie. Bd. 79.
17
Strasser V. Psychologie der Zusammenhänge und Beziehungen. Springer, 1921.
18
Работы их см. в издающемся под ред. К. Koffka «Psychologische Forschungen». Ср. особ.
К. Koffka - «Die Grundlagen der psychischen Entwickelung» (1921).
19
Jennings. Behavior of the lower Organisms. N. Y., 1906; Parmelee. The Science of human Behavior.
N. Y., 1913.
Ср. также следующие новые работы: McDougall W. Prolegomena to Psychology // The Psychological
Review. 1922. № 1 (в ней автор рассматривает задачу психологии как изучение поведения цельной
личности); Paton S. Human Behavior in relation to the Study of educational, social and ethical Problems.
N. Y, 1921; Tridon A. Psychoanalysis and Behavior. N. Y, 1921 (особ, разбор учений Freud'a, Jung'a и
Adler'a с т. зр. изучения поведения); Tolman E.Ch. A new Formula for Behaviorism // The Psychological
Review. 1922. № 1; Weiss Α.Ρ Behavior and the Central Nervous System // The Psychological Review.
Vol. 29, № 5; Fernberger S.W. Behavior versus Introspective Psychology // Ibidem, № 6; Wilmann H.N.
The Unique in the Human Behavior // Ibidem; а также ряд других работ того же направления. Здесь же
необходимо отметить ту оригинальную струю, которую внесла в английскую науку группа ученых,
названная некоторыми авторами (Prof. Valentine C.V. Dreams and the Unconscious. London, 1921;
Brierley S.H. Introduction to Psychology. London, 1921) «неофрейдистами». Из этой группы следует
назвать W.H.R. Rivers (его книга - «Instinct and the Unconscious». 2. ed. Cambrige, 1921), Myers,
McDougall, B. Hart, С Miller, W. Brown. Эта группа стремится учесть опыт психоанализа, в то же
время не покидая поля общей психологии.
 Психоанализ 15

«функциональной психологии»20, а также целого ряда отдельных авторов, занимаю­

щихся основными методологическими вопросами психологии21.
Эти работы, в общем принадлежащие совершенно различным направлениям,
все же объединяются в совершенно особую струю новой психологической мысли, т.к.
все имеют в виду динамическое изучение строения и проявлений цельной человечес­
кой личности, ее сознательной и бессознательной психической жизни.

2. Исходные принципы психоанализа

Указанные тенденции современной психологии повели к чрезвычайно интенсив­
ному развитию психоанализа за последние годы; литература психоанализа за годы вой­
ны и революции возросла до очень солидных размеров22, и мы принуждены, поэтому,
в освещении основных линий развития современного психоанализа остановиться лишь
на небольшой части ее, имеющей принципиальное значение. Это становится особенно
важным потому, что психоанализ последнего времени выдвинул ряд чрезвычайно важ­
ных и принципиально новых точек зрения на изучение человеческой психики.
Такие новые точки зрения и принципы были, как всегда, даны творцом пси­
хоанализа и одним из крупнейших умов Европы — Prof. Sigm. FreucToM. То, что он дал
за последние годы23, еще раз заставляет удивляться той остроте анализа и ориги-

20
Постановку проблем функциональной психологии в интересующем нас аспекте - см. между
прочим у: Ruckmich Ch.A. The Use of the Term Function in English Psychology // American Journal of
Psychology. 1913. P. 99 ff.; Stanley E. The causal Relation between Function and Structure in Biology //
Ibidem. 1916. P. 245. Из новых работ следует отметить - Titchener Е.В. Functional Psychology and the
Psychology of Act // American Journal of Psychology. 1921. P. 219 ff. и 1922. P. 43 ff. В новой русской
литературе вопросы функциональной психологии хорошо освещены у М.Я. Басова (Воля как пред­
мет функциональной психологии. Пг, 1922. С. 8 и ел.).
21
Из новых (гл. обр. английских) работ, учитывающих опыт психоанализа, следует упомянуть
книги A.G. Tansley - «The new Psychology» (London, 1920), Susan S. Briedly (см. выше), H. Crichton
Miller- «The new Psychology and the Teacher» (Ν. Y., 1922) (реф. см.: American Journal of Psychology.
1923. April. P. 290), T.W. Mitchell - «The Psychology and Medicine» и мн. др.
22
Крайне ценное издание, охватывающее психоаналитическую литературу за 5 лет (1914-1919), -
«Bericht über die Fortschritte der Psychoanalyse in den Jahren 1914-1919» под ред. Dr. Otto Rank (Leipzig;
Wien; Zürich: Internationaler Psychoanalytische Verlag, 1921) указывает около 1260 названий поя­
вившейся за эти годы психоаналитической литературы (из нее - 346 назв. на английском языке).
23
Из новых (послевоенных) работ Sigm. Freud'a отметим здесь лишь главнейшие: Vorlesungen
zur Einführung in die Psychoanalyse, 3 Bd., нов. изд. 1922 <Pyc. пер.: Фрейд 3. Введение в психоана­
лиз. Лекции. М.: Наука, 1989>; Das Unbewußte (Internationale Zeitschrift ärtzliche Psychoanalyse. 1915.
H. 4, 5) <Pyc. пер.: Фрейд 3. Бессознательное // Фрейд 3. Основные психологические теории в психо­
анализе. Очерк истории психоанализа. СПб.: Алетейя, 1998. С. 151-193>; Triebe und Triebschiksale
(Ibidem, 1915. H. 2) <Pyc. пер.: Фрейд 3. Влечения и их судьба // Фрейд 3. Основные психологические
теории в психоанализе... С. 125-150>; Zur Einführung des Narzissmus (Jahrbuch für Psychoanalyse. VI,
1914); Metapsychologische Ergänzung zur Traumlehre (Internationale Zeitschrift für ärtzliche Psychoanalyse.
1917) <Pyc. пер.: Фрейд 3. Метапсихологическое дополнение к учению о сновидениях // Фрейд 3.
Основные психологические теории в психоанализе... С. 194—210>; Totem und Tabu (1920) <Рус. пер.:
Фрейд 3. Тотем и табу // Фрейд 3. «Я» и «Оно»: В 2 кн. Тбилиси: Мерани, 1991. Кн. 1. С. 193-350>;
Jenseits des Lustprinzips (1921) <Рус. пер.: Фрейд 3. По ту сторону принципа удовольствия // Фрейд 3.
Психология бессознательного. М.: Просвещение, 1989. С. 382-424>; Massenpsychologie und Ich-
Analyse (1921) <Рус. пер.: Фрейд 3. Массовая психология и анализ человеческого «Я» // Фрейд 3. По
ту сторону принципа удовольствия. М.: Прогресс, 1992. С. 256-324>; Das Ich und das Es (ί 923) <Pyc. пер.:
Фрейд 3. «Я» и «Оно» // Фрейд 3. «Я» и «Оно»: В 2 кн. Тбилиси: Мерани, 1991. Кн. 1. С. 351-392>.
Большинство этих работ переведено в последнее время на русский яз. под ред. проф. И.Д. Ер­
макова в «Психологической и психоаналитической библиотеке».
16 Работы по психоанализу

нальности творческих построений, которые так характерны для его мышления; по­
ложив в 1893 году (Studien über Hysterie, совм. с J. Вгеиег'ом) начало психоаналити­
ческому методу, он неустанно двигался вперед, не стесняясь, в случае нужды, пере­
страивать и совершенствовать свои системы24.
Темы, занимавшие Sigm. Freud'a в начале его деятельности были, как будто
бы, мало заслуживавшими внимания. Это были мелкие, «случайные» явления психи­
ческой жизни, над которыми навряд ли стал бы работать другой серьезный ученый:
оговорки и описки, сновидения и бред душевнобольных, остроты и «случайные мыс­
ли» — все это производило впечатление явлений, не имеющих большого удельного
веса в психической жизни личности.
И однако, именно эта кропотливая, ювелирная работа привела Sigm. Freud'a к
выводам, имеющим большое принципиальное значение. Еще в своих старых работах
Sigm. Freud заметил, что все эти «мелочи» неслучайны, что оговорки и забывания,
сновидения и «случайные мысли» регулируются одним и тем же принципом, имею­
щим значение для жизни всей личности. Везде, по его мнению, сквозит тот момент,
что человек — не безучастный зритель в жизненном процессе, что он небезразлично
относится к различным воспринимаемым им впечатлениям (=раздражениям) внеш­
него мира, что, наконец, вся его душевная деятельность регулируется стремлением к
удовольствию и активным отвращением к неудовольствию, страданию. Этот принцип
и строит всю психику личности, регулирует ее внимание, восприятия, память, пове­
дение и т.д. Жизнь, однако, не всегда дает человеку соответствующие этому прин­
ципу раздражения; именно это заставляет человека строить свой собственный мир,
вполне отвечающий его стремлению к удовольствию — мир желаний и фантазий; в
этом мире человек проявляется полностью: таковы фантазии детского возраста, сно­
видения, часто — бредовые идеи; все они регулируются тем, что S. Freud назвал
«принципом удовольствия» («Lustprinzip»).
Однако жизнь требует приспособления к ее требованиям, адекватных реакций на
посылаемые ей раздражения; это вызывает к жизни другой принцип психической дея­
тельности, «принцип реальности». Согласно этому принципу — компромиссу желаний и
действительности — и строится поведение человека, приспособление его к внешнему
миру. Принцип реальности заставляет личность отказываться от некоторых желаний, как
несовместимых с индивидуальным или социальным укладом ее жизни; они вытесняют­
ся из области сознания, образуя сферу бессознательногоt и продолжают жить в ней, дей­
ствовать оттуда, будучи, в то же время, скрыты как для наблюдателя, так и для самого
субъекта, и — однако — пронизывая собой всю психическую жизнь личности.
Такие положения (мы изложили их крайне схематично) привели современный
психоанализ к тому, что Sigm. Freud назвал «динамической точкой зрения» на психику25.
Согласно ей, все переживания личности регулируются определенными, лежа­
щими в основе душевной жизни личности, влечениями и являются, таким образом,
переживаниями пассивно-активного порядка; психоаналитическая теория находит
элементы влечений (=элементы активности) во всяком акте психики и отрицает
выдвинутое старой психологией положение о существовании у человека чисто пас­
сивных переживаний (восприятий, пассивного запоминания и т.п.)26. В основе каж-
24
На это, между прочим, указывает в своей работе АЛ. Storfer (Psychoanalytische Krise? // Wissen
und Leben. Zürich, 1920. H. 11).
25
Freud S. Das Unbewußte // Internationale Zeitschrift fur Psychoanalyse. III, № 3-4.
26
Ср.: Alexander F. Metapsychologische Betrachtungen // Zeitschrift für Psychoanalyse. 1920. Bd. VII.
S. 275 ff.
 Психоанализ 17

дого переживания лежит отношение личности к миру, влечение или отвращение; этим
вводится в психологию являющийся основным для психоанализа момент телеологич-
ности всех психических переживаний; этим психология переходит от стадии описа­
ния психических явлений в новую — стадию их объяснения27. Каждое психическое
явление имеет, таким образом, жизненную ценность, смысл; этот смысл заложен в
лежащих в основе данного явления (быть может — бессознательных) влечениях; нуж­
но лишь найти, вскрыть их, чтобы явление могло быть объяснено, — вот основное
положение современного психоанализа. Эти принципиальные основы психоанали­
тической системы и были названы S. FreucPoM «метапсихологией».

* * *

Оставим на время теоретическое изложение исходных принципов психоана­

лиза и попробуем проследить их применение в одной из важных областей психоло­
гии — в изучении мышления.
Старая психология мышления всегда страдала двумя пороками: она, с одной
стороны, была насквозь логистична (ср. ее учения о представлениях, умозаключениях,
выводах) и, с другой стороны, она сильно страдала мозаичностью (ряд отдельных
«элементов» мышления, не связанных с личностью, ее стремлениями и эмоциями и
не дающих в целом единого потока мысли). Психоанализ сразу определил свое отно­
шение к психологии мышления тем, что, не ограничиваясь изучением сознательных
процессов, определил сознание как «орган личности», служащий для наиболее полно­
го сосредоточения на том, что влечет личность, что требует особого приспособления
личности, и — для вытеснения в область бессознательного того, что является для лич­
ности вредным, неприятным; таким образом, сознание и мышление, как его основ­
ной момент, рассматриваются психоанализом как функции личности в целом с ее вле­
чениями и потребностями, эмоциями и установками. Старое, мозаичное понимание
мышления теряет для психоанализа свой смысл; мышление перестает рассматриваться
вне интереса, приспособления к внешнему миру («Realitäsprinzip»); образование пред­
ставлений начинает изучаться как сложный процесс с безусловно иррациональной
основой — приспособлением душевной структуры личности и ее желаний к жизни28 —
и теряет, таким образом, свою мнимую логичность и объективность; степень интелли­
гентности начинает рассматриваться как степень способности решать правильно лич­
ные жизненные задачи, приспособляя мышление к ситуации, в которой находится вся
«система личности»29. Таким образом, в современной психоаналитической теории
мышление сведено на положение одной из проблем личности', соответственно этому,
основное место в его изучении заняла проблема направленности мышления на опре­
деленный ряд эмоционально (по выражению психоанализа — «либидинозно») окра­
шенных объектов (его «установка»), образование особых эмоциональных центров
мышления, объединяющих ряды представлений и регулирующих их течение («комп­
лексы»), подавление одних идей (не соответствующих характеру и влечениям личнос­
ти) и развитие, усиление других, окрашенных личным интересом. Так, мало-помалу,

27
Ср.: Hermann I. Randbemerkungen zum Wiederhohlungszwang // Internationale Zeitschrift für
Psychoanalyse. 1922. H. 1. S.: «Die Grundidee der Psychoanalyse ist die Idee des "Verborgenen Sinnes"».
2n
Schilder R Wahn und Erkenntniss. 1918 (15 Heft der Monographien aus dem Gesamtgebiete der
Neurologie und Psychiatrie).
29
Hermann I. Intelligenz und tiefer Gedanke // Internationale Zeitschrift für Psychoanalyse. 1920.
S. 194, 196-197.
18 Работы по психоанализу

возникло за последнее время психоаналитическое учение о строении идей, систем и

мировоззрений, о фантазии, как одном из основных проявлений личности, короче —
одна из самых сложных и интересных частей психоанализа — учение о творчестве,
основанное на выяснении его скрытых мотивов.
Мы оставим пока эту область, отметив только, что для новой психоаналити­
ческой теории мышления характерны как раз: 1) ее личностный характер, 2) изуче­
ние содержания мышления и заложенных глубоко в бессознательном его мотивов, и
3) динамическое объяснение развития тех или других интеллектуальных систем с точ­
ки зрения их индивидуальной жизненной ценности30 — своеобразная (говоря гносео­
логически) относительность человеческого мышления.

3. Учения психоанализа о личности и ее влечениях

Мы упомянули, что всякое переживание и действие личности есть лишь борь­
ба скрытого влечения за свое удовлетворение, и что задача психоанализа — разыс­
кать это влечение под прикрывающими его психическими явлениями.
Каковы же те типические влечения, которые определяют всю нашу психичес­
кую жизнь? Задаваясь таким вопросом, мы переходим к самому основному и трудно­
му вопросу современного психоанализа — к учению о влечениях (Triebe)31.
В своей известной статье о теории влечений32 Sigm. Freud определяет влече­
ние, как наличное в организме, постоянное и исходящее «изнутри» раздражение,
требующее, как реакции, определенных актов, ведущих за собой удовлетворение.
Прообразом каждого влечения и всякой психической энергии Freud считает вле­
чение сексуальное— одно из наиболее важных влечений личности.Не останавливаясь на
его биологическом значении, Freud указывает, что анализ многих душевных состоя­
ний показал ему, что они очень часто имеют в своей глубине скрытое половое влече­
ние, корни которого находятся еще в раннем детстве, и что в типе полового влечения
отражается характер всей личности.
Правда, половое влечение не всегда следует понимать грубо-упрощенно. Новая
психоаналитическая литература вводит особое понятие «влечений с задержанными
целями» (zielgehemmte Triebe)33; иногда влечения, имеющие в своей основе, напри­
мер, грубо-сексуальные переживания, останавливаются на некоторой границе и не
идут дальше к прямому удовлетворению — сексуальному акту; они задерживаются и
превращаются в переживания уже как будто лишенные этого грубо-сексуального ха­
рактера, как, например, влюбленность, дружба, любовь матери к ребенку. Идя даль­
ше, эти влечения испытывают дальнейшие разнообразные превращения, все более и
более лишаясь своего сексуального характера, являясь источником высшего типа пе-

30
Из большой литературы вопроса укажу здесь лишь две в высокой степени интересные книги:
Bleuler Ε. Das autistisch-undisziplinierte Denken in der Medizin. Springer, 3. Aufl. 1922 и Varendonck I.
Über das vorbewusste fantastische Denken (Internationale psychoanalytische Bibliotek. 1922. Bd. XL),
реферат последней - в Internationale Zeitschrift für Psychoanalyse. 1922. H. 3. S. 358-362.
31
В статье «Triebe und Triebschiksale» (Internationale Zeitschrift für ärtzliche Psychoanalyse. 1915.
S. 80 ff.) Sigm. Freud указывает, на эту неясность, еще господствующую в современном учении о
влечениях.
32
Freud S. Triebe und Triebschiksale.
33
Это понятие введено в работах S. Freud'a: «Triebe und Triebschiksale» (1915, ук. место S. 87);
«Jenseits des Lustprinzips» (1921); «Massenpsychologie und Ich-Analyse» (1921. S. 79 ff).
 Психоанализ 19

реживаний и оставаясь сексуальными лишь генетически («сублимация влечений»).

Благодаря этому процессу, мы бы сказали, иррадиации сексуального влечения, отно­
шение к миру и его объектам принимает у человека характер аффективной окрашен­
ности. Абсолютно безразличных предметов для индивида остается мало, большинство
из них становится для него приятными, притягательными (по выражению психоана­
лиза — «либидинозными») или же отталкивающими, устрашающими. Так вырабаты­
вается в новой психоаналитической литературе понятие «либидинозности», которое
имеет принципиальное значение в вопросе о строении человеческой психики (ср. пси­
хоаналитическое учение о массовой психологии, государстве, религии и т.д.) и по
мнению некоторых авторов напоминает во многом учение Платона об Эросе34. Мы об­
ратим здесь внимание лишь на то, что это учение по своему построению очень близко
подходит к учению оригинального русского психолога Л.И. Петражицкого об аппуль-
сивных и репульсивных эмоциях, как главных типах психических переживаний и важ­
ных моментах социальной жизни35.
Мы упомянули, что в типе сексуального влечения проявляется вся личность,
что он характеризует всю ее структуру. Оригинальное учение психоанализа о типах
проявления «либидо» дает много нового для понимания основных видов отношения
человека к объектам внешнего мира и к самому себе. Особенно необходимо отметить,
что именно в этом учении психоанализ дает попытку объяснить развитие характера
человека переживаниями раннего детства, выявив этим свой «динамический прин­
цип» понимания психики.
Нормальный тип сексуального влечения, как это принято думать, есть направ­
ление его на определенный сексуальный объект. Таково, по учению психоанализа,
сексуальное влечение к родителям (у мальчиков — к матери, у девочек — к отцу),
которое дети испытывают в раннем возрасте, когда половое влечение в общеприня­
том смысле только еще начинает оформляться из т[ак] наз[ываемых] «парциальных
влечений»36; такова влюбленность, половая любовь, таковы и другие, уже указанные
выше формы привязанности. Эту форму проявления libido психоанализ осветил в боль­
шой литературе, посвященной вопросам объектной любви, выбору объекта и т.п.
Здесь мы хотели бы обратить внимание лишь на одну из форм направления
libido, нашедшую себе освещение в психоаналитической литературе и имеющую боль­
шое значение в социальной жизни; речь идет о т[ак] наз[ываемой] психической гомо­
сексуальности. Эту форму не всегда следует рассматривать как грубое половое извраще­
ние; часто это — лишь те переживания, в которых любовь к другому полу уступает
место товарищеской привязанности, дружбе, общественной деятельности (в обществе
лиц своего пола, каким например является общество современной «мужской культу­
ры»); этот тип сексуальной установки создает ряд весьма важных черт характера и ча­
сто заставляет человека строить свою жизнь и поступки в совершенно своеобразном
направлении, предпочитая общество семье и создавая ряд тесных социальных связей.

34
Ср.: Nachmansohn. Freud's Libidotheorie vergleichlich mit der Eroslehre Piatos // Internationale
Zeitschrift für Psychoanalyse. 1915. III. S. 65 ff.
35
Ср. его «Введение в изучение права и нравственности. Основы эмоциональной психологии»
(СПб., 1908. 3-е изд.). Очень жаль, что предлагаемые Л. Петражицким понятия еще не вошли в рус­
скую психологию.
36
Парциальное половое влечение — влечение, не локализированное в генитальной сфере, но при­
уроченное к другим органам — тип детского (до 1-3 л.) полового влечения. См.: Freud S. Теория поло­
вого влечения. М.: Изд. Психоаналит. б-ки, 1912; Idem. Лекции по введению в психоанализ. М.,
1922. Т. II.
20 Работы по психоанализу

Поведение таких людей становится для нас ясным лишь тогда, когда мы узнаем их ис­
ходное скрытое и определяющее влечение37.
Однако в психоаналитической литературе последнего времени часто встречают­
ся указания на совершенно иной тип сексуального характера человека, который инте­
ресен не только как своеобразное направление libido, но и как своеобразный, очень
важный тип личности. Этот тип строения личности, получивший в психоанализе пос­
ледних лет название нарцизма36, характерен тем, что libido личности отнимается от
объекта и направляется к самой личности; нарцисстичная личность рассматривает
себя самое как объект своих сексуальных стремлений; внешние объекты удовольствия
отступают на задний план, главное место занимает самоудовлетворенность, само­
довольство. Внимание и интерес подобных характеров направляется преимущественно
на свою личность, свои действия, свои переживания. Эта сосредоточенность в самом
себе составляет род эгоизма, и нарцизм в сексуальном смысле является лишь одним
из проявлений этой общей эгоцентрической установки личности39.
Изучение этого особого характера занимает большое место в новой психоана­
литической литературе; он, как отмечено в ряде работ, регулирует выбор объекта
любви, заставляя личность подыскивать себе объект, соответствующий тому, чем
личность хотела бы быть (или была) сама40, аранжирует некоторые невротические
симптомы41, играет очень большую роль в понимании семейных отношений и пове­
дения отдельных членов в семье42, в общественной жизни (где он является момен­
том, помогающим вождю толпы занять должное положение и достичь полной влас­
ти над ней)43, наконец — объясняет ряд важных и с первого взгляда необъяснимых
свойств в характере и поступках личности. Нам ясно теперь, почему изучение типа
сексуальной установки личности заняло такое большое место в психоаналитичес­
кой литературе последнего времени: оно во многих случаях является ключем к по­
ниманию более сложных психических переживаний, до анализа которых не могла
дойти старая психология.
Однако указанными типами сексуальных влечений не исчерпывается все много­
образие мира человеческих потребностей и стремлений. Рядом с ними новый психо­
анализ ставит другую группу потребностей — стремление к самосохранению и само­
утверждению личности. Это стремление, возникшее на биологической почве борьбы

37
Из литературы вопроса (вообще - огромной) интересны последние работы, объясняющие гомо­
сексуальность и указывающие на формы ее проявления: Freud S. Über einige neurotische Mecha-nismen
bei Eifersucht, Paranoia und Homosexualität // Internationale Zeitschrift fur Psychoanalyse. 1922. H. 3.
S. 256-258; Воет F Beiträge zur Psychologie der Homosexualität // Ibidem. 1920. H. 4 и 1922. H. 3;
Nachmansohn M. Die Psychoanalyse eines Falles von Homosexualität // Ibidem. 1922. H. 1.
38
Термин, введенный в психопатологию Р. Näeke в 1899 г. и психологически аргументирован­
ный S. Freud'oM в статье «Zur Einführung des Narzissmus» (Jahrbuch für Psychoanalyse. 1915. B. VI).
39
Zur Einführung des Narzissmus, оттиск, S. 1, а также — Vorlesungen zur Einführung in die Psy-
choanalyse. 3 Aufl. 1921. Bd. III; SenfM. Narzissmus. Sexual-Probleme, 1913.
40
Zur Einführung des Narzissmus, оттиск, S. 14 ff; Reik Th. Zur Psychoanalyse des Narzissmus im
Liebesleben des Gesunden // Zeitschrift für Sexualwissenschaft. B. II. S. 41 и др.
41
Так, с точки зрения нарцизма Freud рассматривает психологию шизофреника (Zur Einführung
des Narzissmus. S. 8 ff).
42
Ср. напр.: Reik Th. Über Vatershaft und Narzissmus // Internationale Zeitschrift für Psychoanalyse.
1915. Bd. III. S. 330.
43
Блестящий анализ нарцизма с социологической точки зрения см. у S. Freud'a в «Massenpsy­
chologie und Ich-Analyse» (1921. Гл. VI).
 Психоанализ 21

за существование, S. Freud44 называет «Ich-Trieb»*; для этой группы влечений личность

является уже не звеном в жизненной цепи, но биологической самоцелью; она вклю­
чает в себя целый ряд потребностей, начиная от элементарного голода, стремления
к поддержанию жизни и кончая стремлением к власти, могуществу, самоутверждению.
Эта группа влечений была особенно хорошо изучена одной из блестящих психоана­
литических школ — школой Dr. Alfr. Adler'a. В своих работах Dr. Alfr. Adler45 полагает,
что исходным пунктом, заставляющим личность действовать, бороться, двигаться,
является чувство психической малоценности (Minderwertigkeitsgefühl). Оно выдвигает­
ся в психической жизни на первый план и рождает неудовлетворенность потому, что
одним из основных влечений, свойственных человеку, является влечение к самоут­
верждению и расширению своего влияния (Aggressionstrieb). Это влечение может фор­
мировать особый характер, образовывать особые психологические комплексы — на­
пример, комплекс стремлений к мужественности (Männlichkeitskomplex) у женщин,
чувствующих себя малоценными по сравнению с мужчинами и стремящихся удалить
это неприятное чувство. Наличие этой группы влечений, опять-таки, дает возмож­
ность понять целый цикл переживаний и поступков у взрослых, детей и невротиков
и интерпретировать их с точки зрения развивающегося благодаря указанным стрем­
лениям «жизненного плана» (Lebensplan), которому следует индивидуум.
Однако у реальной личности, не обладающей идеальной силой и мощью, эти
стремления не могут быть полностью удовлетворены; здесь психоанализ вводит новое
понятие, играющее в изучении личности чрезвычайно большую роль и раскрываю­
щее наиболее глубокие стороны психической жизни: это — понятие «идеала личнос­
ти» («Ich-Ideal» у Freud'a, «Fiktives Lebensziel» у Adler'a).
Неудовлетворенный собой и своим несовершенством, человек компенсирует
это созданием в своей фантазии своего идеального образа, образа того, каким он хо­
тел бы быть. Этот образ становится его руководящей жизненной целью («Fiktives Le­
bensziel»), вся его любовь к себе относится часто к этому «идеалу личности»; получа­
ется особая установка нарцизма46. Эта «ступень личности», как ее называет S. Freud47,
получает в психике человека весьма важное значение; бессознательно сравнивая свои
поступки с «идеалом личности», человек регулирует их соответственно его требовани­
ям; в случае расхождения с «идеалом личности» у него получается конфликт, ведущий
к усилению чувства малоценности и неудовольствия; короче — возникает то, что мы в
повседневной жизни называем совестью48; в случае же приближения к «идеалу лично­
сти» появляется обратное, положительное чувство, — мы имеем все характерные чер­
ты нарцисстического настроения. Идеал личности находит свое проявление и в массо­
вой жизни; примером может служить церковь, где вождь ее — Христос — замещает у
верующих их собственные «идеалы личности», и войско, где ту же функцию путем
«идентификации» исполняет вождь-начальник49.
44
FreudS. Triebe und Triebschiksale, цит. место S. 88 ff.; Idem. Jenseits des Lustprinzips, 1921.
* «Влечение Я» (нем.). Здесь и далее в текстах А.Р. Лурия (кроме специально оговоренных слу­
чаев) звездочкой (*) обозначены редакционные примечания.
45
Ср.: Adler А. Über den nervösen Charakter. Wiesbaden, 1912. Ill Aufl. 1922. <Pyc. пер.: Адлер Α.
О нервическом характере. СПб.: Университетская книга; М.: ACT, 1997.> Отдельные статьи («Aggres­
sionstrieb im Leben und Neurose» и др.) - в сборнике «Heilen und Bilden» (München, 1914); Idem.
Theorie und Praxis der Individualpsychologie. Berlin, 1920.
46
Freud S. Zur Einfuhrung des Narzissmus, цит. место, оттиск S. 18 ff.
47
Freud S. Massenpsychologie und Ich-Analyse, глава XI. «Eine Stufe im Ich».
48
Freud S. Zur Einführung des Narzissmus. S. 19.
49
Freud S. Massenpsychologie und Ich-Analyse. S. 48 ff.
22 Работы по психоанализу

Констатируя эти основные группы влечений, психоанализ уделяет место и изу­

чению их механизмов. Нам особенно интересно, что новая психоаналитическая лите­
ратура дает этому вопросу освещение, весьма близко подходящие к учению об услов­
ных рефлексах, разработанному русской физиологической и рефлексологической
школой акад. И.П. Павлова и В.М. Бехтерева. Уже в своих прежних работах S. Freud50
указывал на то, что психика построена по модели рефлекса; это учение развивалось
и в его последних работах; особенно показательными для нас должны служить те
места, где психоанализ при помощи своих методов достигает раскрытия тех механиз­
мов, о которых, независимо от него, говорит рефлексология; мы имеем в виду не
только построенное по модели рефлексологии (раздражение — реакция или — тор­
можение) учение психоанализа о цензуре, вытеснении и оживлении бессознательных
«следов», но также и ставшее в последнее время классическим учение психоанализа
о «перенесении» как основном механизме неврозов.
Особенно же ясна та же рефлексологическая структура в учении S. FreucTa о ме­
ханизме влечений. По мнению FreucTa, влечение есть ощущение раздражения, но ис­
ходящего изнутри организма. Его удовлетворение, имеющее место в том случае, если
влечение не подверглось цензуре и вытеснению (торможению) или не стало тем, что
Freud называет «Zielgehemmtes Trieb», — есть рефлекс, направленный на то, чтобы
реагировать на него повторением уже ранее бывшего состояния.
Это — тот «Wiederhohlungszwang», на который Freud в своей последней работе51
указывает как на основной механизм, основной принцип, по которому строится вся пси­
хическая жизнь, и который заставляет личность давать одинаковые реакции (пережи­
вания, действия и т.п.) на одинаковые или сходные раздражения. Проявления его
Freud видит в неврозах (особенно — в явлении т[ак] называемого] «перенесения»),
детской психологии и т.д.
Мы остановимся пока на этом новом и плодотворном понятии, лишь недавно
введенном в психоанализ, с тем чтобы дальше проследить некоторые попытки при­
ложения психоанализа к изучению личности и культуры, которые были сделаны в
последней психоаналитической литературе.

4. Приложение психоанализа
к изучению жизни личности и общества
а) Психоаналитическая характерология
Изучение конкретных личностей, их жизни и творчества, занимало психоанализ
уже давно; именно здесь психоанализ умел находить благодарный материал для работы
и для раскрытия целого ряда механизмов динамики живой человеческой психики.
Изданный в 1916 году обзор написанных с точки зрения психоанализа био­
графических этюдов и анализов творчества Lucile Dooley 52 насчитывал уже свыше
20 работ, посвященных этим вопросам. С точки зрения психоанализа были написа-

50
Freud S'. Traumdeutung. 1900. <Рус. пер.: Фрейд 3. Толкование сновидений. М.: Современные
проблемы, 1913.>
51
FreudS. Jenseits des Lustprinzips. 1921. S. 34 и др. Ср. также: Hermann I. Randbemerkungen zum
Wiederhohlungszwang // Internationale Zeitschrift für Psychoanalyse. 1922. S. 1-14.
52
Dooley L. The psychoanalytic Studies of Genius // American Journal of Psychology. 1916. July.
P. 363-416.
 Психоанализ 23

ны исследования душевной жизни Леонардо да Винчи (S. Freud), Джиованни Сеган-

тини (К. Abraham), Андреа дель Сарто (Е. Jones), Данте (А. Sperber), Николая Ленау
(I. Sadger), Г. ф. Клейста (I. Sadger), Гоголя (О. Kaus), Р. Вагнера (М. Graf и О. Rank),
Наполеона I (С. Jekels), Луи Бонапарта (Е. Jones), Шопенгауэра (Е. Hitschmann), Иг­
натия Лойолы (G. Lomer), Толстого (Н. Freimark) и др. В наше время к этим биогра­
фиям можно присоединить еще появившиеся за последний год этюды об Александ­
ре Великом (Boven'a)53, Л.H. Толстом (Н.Е. Осипова)54, Достоевском (Alfr. Adler'a55 и
много других), апостоле Павле (О. Pfister'a)56 и о многих других57.
Мы можем задаться вопросом: что же оригинального внес психоанализ в изу­
чение жизни и творчества личности, что толкнуло указанных авторов на изучение
биографического материала с точки зрения психоанализа?
Мы указывали выше на один существенный момент психоанализа, который
теперь нам придется вспомнить. Речь идет о тенденции психоанализа объяснять
психические явления, проникая в их скрытый смысл и отыскивая их внутренние
корни. Общая психология изучала характер человека (работы W. Stern'a, Paulhan'a,
Malapert'a, Лазурского) главным образом описательно; биографии не шли дальше
установления главных явлений жизни изучаемой личности. В этом отношении опи­
сательная психология достигла зенита в т[ак] наз[ываемой] психографии и зна­
менитой работе Margis'a об Е.Т.А. HofTmann'e58.
Психоанализ пошел в этом отношении по совершенно иной дороге. Он поста­
вил под вопрос самые факты жизни и творчества личности и задался целью вскрыть
их внутренние мотивы, динамически объяснить жизнь и творчество человека.
В этой задаче ему очень помогли те теоретические положения, которые мы
привели уже выше. Психоанализ установил, что в развитии человека и образовании
его характера играет огромную роль та среда, в которой он развивается в раннем дет­
стве — в первые годы его жизни, — и прежде всего условия его семьи.
О влиянии семьи на формирование характера ребенка в психоаналитической
литературе много писалось и раньше59. Уже давно S. Freud и его школа установили,
что между родителями и ребенком существует интимная эмоциональная связь, но­
сящая либидинозный (в указанном выше смысле) характер. Так, мальчик прежде
всего привязан к матери, в которой он, по самой конституции своей психики, ви­
дит первый объект для своего libido; это — источник его фантазии, его любви к
матери, как к объекту, возбуждающему его первые, еще неясные, сексуальные вле­
чения60; однако — эта интимная аффективная связь у него существует и с отцом, в

53
Boven. Alexander der Grosse // Imago. 1922. H. 4.
54
Osipow N. Tolstois Jugendserinnerungen. Internationaler Psychoanalytische Verlag, 1923.
55
Adler A. Theorie und Praxis der Individualpsychologie. München, 1920. «Dostojewsky». S. 193-205.
56
Pfister O. Die Entwickelung des Apostels Paulus // Imago. 1920.
37
Ср. напр.: Clark LP. A psychoanalytic Study of the Epileptic Personality of Genious //Psychoanalytic
Review. 1922. № 4. October; Harlow R. W. A psychoanalytic Study of S. Adams // Ibidem; Stragnell G.
F.M. Liliom // Ibidem. № 1 и мн. др.
58
Т. наз. «Hoffmanns-Psychogramm» (см. «Beiheft zur Zeitschrift für angewandte Psychologie»).
59
Не указывая на огромную старую литературу «Familienkomplexe», отмечу здесь лишь один
новый и интересный труд, систематизирующий учение психоанализа о семье и ее влиянии —
Flügel I.C. The psychoanalytic Study of the Family. London, 1921.
60
Ср. еще прежние работы S. Freud'a: «Теория полового влечения», «Толкование сновидений».
Литература вопроса огромна.
24 Работы по психоанализу

котором он видит свой идеал, власть которого он чувствует над собой61. Эта аффек­
тивная привязанность варьирует в зависимости от индивидуальных условий и преж­
де всего — от характера родителей и их семейной жизни; все это в огромной степе­
ни отражается на формировании характера ребенка и, уже в будущем, отражается
на всей его жизни и творчестве62.
Так, вполне определенные результаты влечет за собой развитие в семье нелю­
бимым ребенком63. Такое положение сильно деформирует характер человека, обра­
зуя из него замкнуто-агрессивный тип. Вполне мыслимо и другое соотношение ус­
ловий растущего в семье ребенка. Здесь в первую очередь следует отметить случай,
когда грубый и властолюбивый отец, стесняя развитие ребенка, вместе с тем заде­
вает его аффективную связь с матерью, плохо обращаясь с последней. В этом случае
создается вполне определенная почва для развития той группы черт характера, ко­
торую психоанализ еще давно квалифицировал как «Эдиповский комплекс» (Oedi-
puskomplex)64. У ребенка создается агрессивное отношение к отцу, которое формули­
руется бессознательно построенным желанием смерти последнему с тем, чтобы сам
он занял место отца в жизни матери. Эти детские переживания (школа Freud'a от­
носит их к раннему детскому возрасту) однако не исчезают в психике ребенка, но,
откладываясь в подсознательную сферу, продолжают влиять на него и дальше.
Для пояснения возьмем пример психоаналитического понимания биографии,
несколько упростив его. Для этой простоты наш пример будет относиться к анализу
переживаний Александра Великого — человека, жившего задолго до нашей эры. Ста­
тья Dr. William Boven'a65, с психоаналитической точки зрения разбирающая его био­
графию (одна из последних работ по этому вопросу, дошедших до нас, относится к
октябрю 1922 г.), ставит вопрос: чем объяснить загадку огромной мощи натуры
Александра Великого, чем объяснить, дальше, то, что эта огромная его энергия
ушла именно на могучую страсть к покорению (Eroberungszug) (S. 430)? Автор ста­
вит себе задачей также и объяснить те дошедшие до нас мелкие странности в по­
ведении Александра, которые трудно понять, не вскрыв предварительно их внут­
ренних мотивов: таково, например, особенно мягкое и сдержанное отношение к
женщинам этого тирана, окруженного развратом и кровью (S. 431); такова его «ма­
ния» заставлять чтить себя, как бога (S. 433). Мы оставляем здесь в стороне все куль­
турно-социальные моменты биографии, с тем чтобы заняться лишь индивидуаль­
но-психологической зависимостью этих явлений.
Александр рос в ненормальной семье; его отец, деспотический по характеру
Филипп Македонский, отстранил от себя его мать, когда Александр был еще ре­
бенком. Все детство впечатлительного и энергического мальчика прошло под влия­
нием того унижения, в положение которого поставил отец его и его мать. Отец хо-

61
Ср.: Jung С. G. Die Bedeutung des Vaters für das Schiksal des Einzelnen // Jahrbuch für Psychoanalyse.
1909.1; Freud S. Massenpsychologie und Ich-Analyse. 1921 и др.
62
Ср. прекрасную работу Beatrice Hincle «The Study of Psychological Types» (Psychoanalytic Review.
1922. № 2 , April).
63
Ср.: SadgerL Von ungeliebtem Kinde // Fortschritte der Medizin. 1916-1917.
64
Литература Oedipuskomplex'a, аргументированного S. Freud'oM еще в «Traumdeutung» (1900),
очень велика; указания на него встречаются почти в каждой психоаналитической работе. Причиной
этого служит чрезвычайная распространенность и важность в жизни человека этого комплекса. По
замечанию одного автора, этим комплексом страдает более 3/4 современных детей.
65
Его статья (уже цитиров.) - в «Imago» (1922, H. 4. S. 418-439).
 Психоанализ 25

тел сделать из него послушного, покорного сына (S. 427), он оскорбляет его мать
новой женитьбой, ссылкой (S. 423). Такое положение заставляет Александра рано
присоединиться к матери, возбуждая сильную ненависть к тирану отцу, аранжируя
то, что уже известно нам под именем Эдиповского комплекса (S. 421). У слабой на­
туры этот комплекс несомненно заглох бы под тяжелым влиянием отца или повел
бы к иным эффектам, как мы это увидим ниже.
Однако сильный и талантливый Александр поставил своей целью не только ос­
вободиться от ига отца, но и стать выше его, затмить его. Энергия, бывшая у него
подавленной в течение двадцати лет, вылилась после смерти отца (его убийства, учас­
тие в котором Александра неясно) в неудержимое стремление к мести за годы угнете­
ния, мести не только отцу, но и идее отцовского авторитета; этот отцовский авторитет
воплощается для него в символе могучего монарха, и он посвящает всю огромную
энергию своей дальнейшей жизни борьбе с наиболее значительным из них — Дарием
Персидским, ровесником его отца, неограниченным и могущественным властелином,
на которого он и переносит все чувства, питаемые им к отцу (S. 432, 436).
Даже по его смерти он не останавливается; по выражению Арриана — «не
имея нового врага, он находит такого в своем сердце» (Arrian, VII, I); это был,
сказали бы мы, упрочившийся с детства рефлекс — ненависти к отцу, ищущий себе
новых условных раздражителей. Это желание стать выше своего отца вполне объяс­
няет нам и его стремление приписывать себе божественное происхождение (несмот­
ря на трезвое влияние его учителя — Аристотеля — все же пересилившее его), от­
рицать отцовство Филиппа, приписывая его Зевсу и т.д. (S. 433—434). Наконец, если
мы вспомним исходный пункт его переживаний — либидинозную привязанность к
матери — нам ясно будет то почтительно-нежное отношение к женщинам, которое
имело место у Александра и которое вполне объясняется перенесением на них ис­
пытываемых к матери чувств. Условия и впечатления детства, создавшие ряд стрем­
лений, объясняют нам ту энергию, которую развил Александр Великий в своей
дальнейшей жизни, и ее направление.
Однако психоанализ считается не только с условиями детства, но и с самой
индивидуальностью человека, испытывающего те или иные влияния. Примером нам
может служить другой Александр — уже из близкой к нам эпохи русской истории —
Александр I66. Условия его детства, близкие к только что описанным, создали в нем
родственное указанному отношение к больному и деспотическому отцу, и в минуту
слабости (или силы) он согласился (или не приостановил, история этого не вы­
яснила) на убийство Павла I. Однако у слабой и эмоциональной натуры Александра I
это не повело, как у Александра Македонского, к вспышке энергии и жажде даль­
нейшего мщения, и вместо агрессивного поведения по отношению к идее отцовско­
го авторитета, как это было в эпоху реформ в начале его царствования, — он, чув­
ствуя свою слабость («малоценность») и болезненно ощущая отсутствие крепкого
отцовского авторитета, начал снова искать его; к этому присоединился внутренний
конфликт (раскаяние в убийстве отца), и мы имеем резкий поворот к реакционной
политике в конце его царствования и объяснение странных на первый взгляд интим­
ных отношений к грубому тирану Аракчееву, которого он идентифицировал со сво­
им отцом и на которого перенес все чувства, питаемые им к образу убитого отца67.

66
Я не знаю психоаналитических исследований о личности Александра I, представляющей глубо­
кий интерес; сошлюсь лишь на замечательный роман Д.С. Мережковского «Александр I», прекрасно
вскрывающий указанные механизмы.
67
См. об этом: Мережковский Д.С. Александр I. Изд. Вольф, 1913. С. 54, 76, 96, 99 и др.
26 Работы по психоанализу

То, что психоанализ в своих трудах дает для объяснения поведения челове­
ка — он дает и для понимания его творчества. Не составляет никаких сомнений,
что творчество и его мотивы — лишь отражение, образ личности и ее переживаний.
Вскрыв в произведении, философии, стиле и т.д. переживания их автора — мы пой­
мем сущность произведения. Примером психоаналитического разбора философии
может служить работа Е. Hitschmann'a о Шопенгауэре68.
Философия этого автора становится ясна нам только тогда, когда мы изучим
ее бессознательную основу — условия его детской жизни. Его отец был нервный и
тяжелый человек; мать — холодная, неэмоциональная женщина; с ней он уже рано
не мог жить вместе. Его реакцией на эту среду было формирование угрюмого и пес­
симистического характера, граничащего с враждебной установкой по отношению к
обоим родителям. Отсюда нам становится понятным его пессимистическая филосо­
фия, его антифеминизм, его мысль о том, что мир сделан дьяволом (идентифи­
кация с отцом, которого он боялся и ненавидел); отсюда же — преследовавшие его
всю жизнь страхи, имеющие корнем, с одной стороны, воспитанный в детстве страх
перед отцом, с другой — внутренний конфликт в результате желания смерти отцу
(ср. РгеисГовский механизм образования неврозов страха), его концепция Воли (на­
правленной против отца), любовь к животным (компенсация за выраженное жела­
ние смерти, боли отцу) и т.п. Мы лишь бегло остановились на выводах Hitschmann'a
только для того, чтобы демонстрировать тот метод, с которым психоанализ подхо­
дит к разбору жизни и дешифровке творчества личности.

в) Психоаналитические учения
о культуре и обществе
Нам хотелось бы отметить здесь еще одну область приложения психоанализа,
получившую за последние годы особенно большое распространение: речь идет о при­
менении психоанализа к изучению социально-культурных явлений.
В своей интересной работе о массовой психологии Sigm. Freud заметил, что в
массе и культуре мы не встречаем законов иных, чем в личностях69. Это положение и
послужило исходным пунктом в приложении психоанализа к изучению социальных
явлений.
Мы уже упоминали выше о некоторых моментах того анализа, которому
S. Freud подверг общество. Наиболее характерным в этом совершенно новом уче­
нии психоанализа надо считать уже указанную мысль о либидинозной связанности
членов общества и толпы. Эта либидинозная связанность особенно ярко проявляет­
ся в таких обществах, которые, состоя из лиц одного пола, вместе с тем дают нам
пример особенной сплоченности (Männerbünde Schurz'a, рыцарские ордена, войс­
ко, различные компании и т.д.). В них взаимное либидинозное («аппульсивное»
Петражицкого) отношение их членов достигает максимума, и мы имеем прек­
расный пример особого типа влечений человека (Freud назвал их «Zielgehemmte
Triebe»), граничащего с идентификацией себя и своих интересов с товарищами по

68
Hitschmann Ε. Schopenhauer. Versuch einer Psychoanalyse des Philosophen // Imago. 1913. II.
S. 100-174. Мы останавливаемся на этом примере, не имея под руками более новых.
69
FreudS. Massenpsychologie und Ich-Analyse. 1921. S. 1.
 Психоанализ 27

коллективу и их интересами70. Однако бывают моменты, когда эти аффективные

связи исчезают; вместе с ними исчезает и существенный элемент общества, кол­
лектив разрушается; примером такого состояния может служить паника1*. Однако
коллектив объединяется еще и другим типом связи — связью по подчинению одно­
му общему вождю. Такую связь психоанализ считает характерной для каждого кол­
лектива. В сознании каждого из членов коллектива (например, — солдат, членов
партии, церкви) определенное лицо — реальный или воображаемый вождь — зани­
мает место «идеала личности» и тем приводит к беспрекословному подчинению со
стороны массы. Эта «связь по подчинению общему вождю» играет в массовой пси­
хологии чрезвычайно большую роль, объясняя механизм, заставляющий членов
коллектива подчиняться одному наиболее сильному, «нарцисстично» настроенному
человеку72.
Психоаналитическая литература последнего времени не ограничивается, од­
нако, исследованием этих доступных и конкретных социологических явлений; она
идет вглубь истории, ставя ряд вопросов истории культуры, зарождения общества и
его первичных форм, и давая им оригинальное психологическое освещение73.
Мы не будем, однако, касаться этих интересных, но еще новых вопросов
психоанализа; остановимся лишь вкратце на освещении того, как прилагается со­
временная психоаналитическая теория к таким продуктам народного творчества,
как, например, миф и религия.
В основе психоаналитического понимания вопросов религии и мифа лежит еще
не отмеченное нами обширное учение психоанализа о символике как форме челове­
ческого мышления74. По результатам психоаналитических исследований, мышление
ребенка, невротиков, наконец, мышление сновидения, является преимущественно
символическим. Эта символическая тенденция проявляется особенно рельефно в тех
случаях, когда вытесненные из сферы сознания идеи, желания не могут найти себе
доступа в сознательную жизнь человека и избирают для своего воплощения иные
пути. Этот путь, соответствующий одной из основных идей психоанализа — «всякое

70
Massenpsychologie und Ich-Analyse, S. 79 ff.; кроме того - ср. Blüher H. Die Rolle der Erotik in
der männlichen Gesellschaft. 2 Bände. Jena, 1917; Idem. Familie und Männerbund. Leipzig, 1918; Cp.
также указанную выше литературу психического гомосексуализма, особ. — Воет F. Beiträge zur
Psychologie der Homosexualität // Internationale Zeitschrift für Psychoanalyse. 1920. H. 4, а также Kolnai Α.
Psychoanalyse und Soziologie // Internationale Psychoanalytische Bibliotek. 1921. Bd. 9, и Idem. ZUT
Psychoanalytischen Soziologie // Imago. 1922. S. 242-250; Kelsen H. Der Begriff des Staates und die
Sozialpsychologie // Imago. 1922. S. 97-141, особ. S. 101-104 и др.
71
Freud S. Massenpsychologie und Ich-Analyse, К. II; Felszeghy. Panik und Pan-Komplex // Imago.
1920. VI.
72
Massenpsychologie und Ich-Analyse, K. X и др.; Kelsen H. Der Begriff des Staates und die Sozial­
psychologie (цит. место, S. 117 и 132).
73
Особенный интерес представляет теория первобытной орды и замены ее другой социальной
формой путем «ниспровержения отца», а также освещение тотемизма и кланового строения обще­
ства. Ср. Massenpsychologie und Ich-Analyse; Freud S. Totem und Tabu (1915), и особенно — много­
численные работы двух видных психоаналитиков — Teod. Reik'a и Geza Roheim'a, особенно новей­
шую работу последнего — «Nach dem Tode des Urvaters» (Imago. 1923. H. 1).
74
Из большой литературы вопроса сошлюсь лишь на: Jones Ε. Die Theorie der Symbolik //
Internationale Zeitschrift für Psychoanalyse. 1922. V. S. 244 и (оконч.) VIII, S. 259-290; многочислен­
ные работы о символике Silberer'a; Groddek G. Der Symbolisierungszwang // Imago. 1922. S. 67-81
(прекрасное изложение психологии символического мышления); White W. Symbolism // Psychoanalytic
Review. 1916. III.
28 Работы по психоанализу

переживание стремится к своему воплощению» — и есть образование символов, вы­

тесненных в бессознательное желание, которые легче, чем самые идеи в их непосред­
ственной форме, могут проникнуть в сознание. Примером такой символики может
служить символика сновидения, подробно разработанная психоанализом75, символи­
ка неврозов, когда действия и идеи больного являются лишь символами глубже ле­
жащих вытесненных мотивов.
Мы уже заметили раньше, что психоанализ не находит в жизни общества дру­
гих законов, чем в жизни личности; это полностью можно перенести на его учение о
религии и мифе.
В них он видит продукт деятельности коллективного мышления, когда оно
было еще на символической стадии, мышления далекого прошлого. Подходя к ним
со своим методом толкования символов, он находит корни этих социальных обра­
зований, их бессознательный психологический смысл. В религиозных культах и ми­
фах психоанализ вскрывает их символику, руководящуюся рядом внутренних пе­
реживаний, особенно из периода раннего детства; он видит в религии отражение
слабости ребенка, стремящегося опереться на авторитет отца—бога, необходимое
дополнение к его психической жизни, компенсаторное создание образа идеально-
сильного существа и сильной привязанности к нему как компенсацию за создан­
ную «Эдиповским комплексом» в раннем детстве человека и народов вражду к
отцу76; в культе Мадонны в средние века и богинь древнего мира он видит лишь
отражение обычного в детской психике «Mutterkomplex'a»77; типические мечты и
желания, соответствующие обычным механизмам бессознательной психической жиз­
ни, символически воплощаются в сказки и мифы о героях, убивающих чудовищ
(Ödipuskomplex), об их чудесных рождениях и т.д.78. Все эти психоаналитические
изыскания в области истории религии и мифа дали одному из крупных исследо­
вателей вопроса Theodor Reik'y возможность заметить, что результаты работы пси­
хоанализа в этой области за чрезвычайно небольшое время дали не только обога­
щение материала исследования, но, главное, — оригинальный и ценный метод
исследования психологии давно прошедшего времени, основанный на изучении
конкретного индивидуально-психологического материала79. Одним из наиболее ин­
тересных результатов психоаналитического изучения религии следует безусловно
признать установление тех глубоких корней религиозных переживаний индивида и
религиозной символики, которое было дано в работах указанных авторов, а также в
индивидуально-психологических исследованиях О. Pfister'a и др.80 и исследованиях по

75
Особенный интерес представляет вышедшая в последнее время исчерпывающая книга
К. Abraham'a «Die Sprache des Traumes» (1921).
76
Dr. Kinkel I. Zur Frage der Psychologischen Grundlagen des Ursprungs der Religion // Imago. 1922.
H. 1и 2; Eitingon M. Gott und Vater // Imago. 1914. Ill и мн. др.
77
Dr. Kinkel I. Цит. статья, S. 35 и ел.; Abraham К. Einige Bemerkungen zum Mutterkultus und seine
Symbolik // Zentralblatt für Psychoanalyse. 1911.1.
78
Ср. O. Rank «Inzestmotiv in Dichtung und Sage» (1912); «Der Mythus von der Geburt des Helden»
(1922); «Psychoanalytische Beiträge zur Mythenforschung» (1921), а также работы Levy, Silberer'a,
Th. Reik'a.
79
Dr. Th. Reik - Реферат о психоаналитических работах в области психологии религий в «Bericht
Über die Fortschritte der Psychoanalyse in Jahren 1914-1919» (Internationaler Psychoanalytische Verlag,
1921. S. 215). О последнем см. особ.: Freud S. Totem und Tabu. I Aufl. 1913. -Vorlesungen zur Einführung
in die Psychoanalyse, Bd. III, Vorl. 21 (рус. изд. - 1922. T. II. С. 121).
80
Ρ fister О. Die Frömmigkeit des Grafen Ludwig von Ziezendorf. 1910; Idem. Die Entwickelung des
Apostel Paulus // Imago. 1920; Lomer G. Ignatius Loyola, from Erotic to Saint. 1913.
 Психоанализ 29

символике религий целого ряда ученых, установивших бессознательное сексуальное

значение некоторых религиозных символов81. Эти работы открывают путь к аналити­
ческой истории религии и психологии народов, которая безусловно заступит в бу­
дущем место простого исторического их описания.

Мы совершенно отчетливо сознаем недостатки предлагаемого обзора. Нами

совершенно не освещен ряд проблем и областей психоанализа — детская психоло­
гия, формы развития libido и сексуальности, вопросы бессознательного и некоторых
его механизмов, сублимации и перенесения, вопросы психоаналитической техники;
нами совершенно не затронуто учение психоанализа о неврозах, в котором пишущий
эти строки не считает себя компетентным; наконец — нами слишком поверхностно
освещен ряд важных учений психоанализа; некоторые, особенно новые из них, мы
просто еще были не в состоянии апперцепировать.
Задавшись целью проследить пути современного психоанализа, мы могли из­
брать одну из двух дорог: последовательно изложить все главные учения психоанали­
за, или же — отметить лишь его принципы и исходные пункты в связи с тенденция­
ми современной психологии, дав, таким образом, читателю подход к дальнейшему
ознакомлению с психоаналитическими системами. Мы избрали последний путь: для
первого, при огромной литературе и многообразии отдельных проблем психоанализа,
у нас не хватило бы сил.
Мы считали, что особенно важно в изучении современного состояния психо­
анализа — связать его с тенденциями современной психологической мысли и тем
показать его место в современной науке.
Это и было задачей предлагаемого обзора.

81
Из большой литературы религиозной символики отметим: Reik Th. Probleme der Religionspsy­
chologie. I. Das Ritual // Internationale Psychoanalytische Bibliotek. 1921. № 5; Levy, работы о сексуаль­
ном значении религиозной символики в «Zeitschrift für Sexualwissenschaft» (1914.1.; 1915. II; 1916/17.
Ill); «Imago» (1917 и 1919) и др.; Ε. Jones - цит. работа и отдельные статьи в «International Journal of
Psychoanalysis».
 О психоанализе
Зигмунда Фрейда*
(к систематическому русскому изданию
работ Зигмунда Фрейда)

ЕСЛИ В русской психологической литературе был крупный пробел, ясно ощу­

щавшийся всеми, кто работал над художественной литературой или общественными
системами, воспитанием человека или его лечением и сталкивался с проблемой че­
ловеческой личности, — это, безусловно, тот факт, что в русской литературе был
очень слабо представлен психоанализ.
Если русский рядовой читатель знал что-нибудь о психоанализе, то он знал
о нем по выпущенному в 1913 году переводу «Толкования сновидений» Зигмунда
Фрейда, по его «Психопатологии обыденной жизни» и по нескольким маленьким
книжечкам, изданным «Психотерапевтической библиотекой». Если же мы прибавим
сюда книжку Rank и Sacks «Психоанализ в науках о духе», К.Абрагама «Сон и миф»
и фрейдовского «Леонардо да Винчи» (одесское издание интересного этюда 3. Фрей­
да о романе Йенсена «Градива» уже давно можно считать библиографической ред­
костью) — то это составит, пожалуй, все, что представляет психоанализ в русской
литературе.
Однако, интерес к психоанализу все продолжает расти. Он растет среди тех
кругов людей, которые в какой-либо области сталкивались с вопросами: как постро­
ено поведение человека? Чем обусловлены его переживания? Почему он действует,
говорит, переживает так, а не иначе? Какой человеческий материал имеем мы, ког­
да в процессе революционного строительства приступаем к тем или иным реформам
общественного быта?
Почему же все эти вопросы, действительно имеющие насущную важность,
вылились в рост интереса к психоанализу?
Мы склонны видеть этому глубокие причины.
Прежде всего, старая экспериментальная психология показала себя совершен­
ным банкротом при попытках ответить на эти вопросы. Вернее, она даже и не пы­
талась ответить на эти вопросы. Обладая огромными ассортиментами аппаратуры и
вспомогательных средств, она углубилась в исследование очень мало жизненных
проблем, изучая отдельные, ничем не связанные с личностью явления, как, на­
пример, память, различение цветов, объем внимания, различные ощущения, их
силу и качество и т.д., и т.д. На все жизненно важные вопросы, связанные с Лич-

* Публикуется впервые по рукописи из архива А.Р. Лурия. Статья была написана для многотом­
ного издания трудов 3. Фрейда, которое готовилось к печати в «Психологической и психоаналитичес­
кой библиотеке» под редакцией И.Д. Ермакова в 1922-1924 гг. Проект был осуществлен частично.
 О психоанализе Зигмунда Фрейда 31

ностью в целом, Личностью как организмом, живущим в конкретных обществен­

но-экономических условиях, эта психология ничего ответить не могла.
И вот, все эти вопросы были выдвинуты и поставлены психоанализом.

Позитивизм психоанализа
Успех, который выпал на долю психоаналитических идей, мы склонны при­
писывать тому, что все эти вопросы, пожалуй — в первый раз так ярко, были по­
ставлены им в психологии, и притом, что особенно важно, были поставлены не ме­
тафизически, как это делалось издавна1, но позитивно.
«Фрейд, — говорит известный психоаналитический автор O.Pfister2, — являет­
ся первым большим позитивистом в психологии... Он показал, что проникающее в
глубь изучение отдельных переживаний человеческой психики, не выделенных искус­
ственно, так же доступно научному познанию, как и массовые исследования господ­
ствующей экспериментальной психологии»...
Сам творец психоанализа Зигмунд Фрейд так объясняет это в одной из своих
статей3: наука в своем развитии идет по пути все большего освобождения от субъек­
тивных настроений к объективному познанию мира.

Связь психоанализа с физиологией

По своему стереотипному детерминизму в подходе к личности, психоаналитик
близко соприкасается с учениями новых физиологов, наиболее видными представи­
телями которых у нас являются И.П. Павлов и В.М. Бехтерев, с одной стороны, — и
с учениями диалектического материализма, рассматривающего человеческую лич­
ность как строго детерминированный продукт социально-экономических условий, а
сознание — как частный случай психической жизни, с другой.
Детерминизм в подходе к личности, как цельному организму, динамическое
освещение ее руководящих мотивов и ее развития, учение о бессознательном, как ос­
нове психической деятельности, наконец, его понимание психики как явления, нахо­
дящегося в теснейшей зависимости от развития и функции человеческих органов, —
вот что приближает психоанализ к современному материалистическому миросозерца­
нию и вызывает к нему такой большой интерес.
Уже первый том «Лекций по введению в психоанализ» вводит нас в круг по­
ставленных выше проблем; мы могли бы указать здесь, что важнейшее из затрагива­
емых в нем положений — это положение о господствующем во всех сферах психичес­
кой жизни строгом и последовательном детерминизме.
Явления из «Психопатологии обыденной жизни», несмотря на их малую зна­
чимость и видимую случайность, дают 3. Фрейду возможность сделать очень важные
и широкие заключения о сущности нашей психической жизни. Именно исходя из
них, он нашел возможность сказать, что все переживания и акты нашей психичес­
кой жизни не являются случайными, они тесно слиты между собой; все они, как бы
1
См., например, такие работы русских авторов, как: Несмелое В.М. Наука о человеке, т. I—II» изд.
Каз. Дух. Акад.; Франк С.Л. Душа человека. 1917.
2
Ρ fister О. Zum Kampf um die Psychoanalyse. Internationaler Psychoanalitische Verlag, 1920. S. 251.
3
S. Freud. См.: Трудность на пути психоанализа // Психологическая и психоаналитическая биб­
лиотека. Т. III. С. 193-195. < Совр. изд.: Фрейд 3. Основные психологические теории в психоанализе.
Очерк истории психоанализа. СПб.: Алетейя, 1998. С. 232-241.>
32 Работы по психоанализу

незначительны они ни были, имеют свой смысл и свою глубокую, биологическую

ценность в жизни личности; все они проявляют эту личность и наиболее глубокие
мотивы ее существования. Эта причина — чаще всего — внутреннее, бессознательное
желание, заинтересованность в том, чтоб не уходить из дому, не отправлять письма и
т.д. Ставя вопрос об изучении психических проявлений живой, реагирующей на вли­
яния среды и активно проявляющей свои интересы во всех, даже самых мелких пе­
реживаниях, личности, психоанализ сделал большой шаг вперед в научном подходе
к жизни человека и общества и неимоверно обогатил психологию.

Проблема освещения
психоаналитических теорий в России
К сожалению, при всей видимой важности, которую психоанализ имеет для
всех наук, изучающих человека и общество, до сих пор препятствием для русского
читателя, желающего ознакомиться с психоанализом, было уже указанное нами
выше: русская психоаналитическая литература была не только очень бедна, она была
и очень разрознена, систематического знакомства с психоанализом из нее получить
было совсем нельзя.
Серьезные теоретические статьи были разбросаны в иностранной журнальной
литературе, на русском же языке имелось лишь то, что может служить лишь для пред­
варительного знакомства с психоанализом. Поэтому за «Психологической и психо­
аналитической библиотекой» под редакцией профессора И.Д.Ермакова, издаваемой
Госиздатом, навсегда останется большая заслуга перед русской наукой: заслуга сис­
тематического ознакомления русского читателя с психоаналитическими теориями

Учение о неврозах
как базовое в психоанализе
Все учение психоанализа развилось именно из глубокого исследования психи­
ки нервнобольного. Оно опустило нас до чрезвычайно глубоких, скрытых корней за­
болевания; оно дало возможность изучить законы, по которым образуется содержа­
ние наших переживаний, представлений и мыслей; оно прослеживает глубокую связь
нашей психики с функциями отдельных органов нашего тела, вскрывает материаль­
ную подкладку многих происходящих в психике процессов; наконец, оно дает нам
возможность связать переживания взрослого человека с тем, что было испытано им
еще в раннем, забытом детстве.
Постараемся здесь отметить лишь некоторые принципиальные положения,
сближающие психоанализ с другими отраслями современной позитивной науки.
— Преимущество перед старой психиатрией
Старая психиатрия была исключительно формальной и, можно сказать, наив­
но эмпирической: она вполне довольствовалась наблюдением внешних норм болез­
ни, не пытаясь проникнуть в ее внутренние механизмы. В этом отношении психоана­
лиз, как мы уже указали, делает большой шаг вперед; главной задачей, которую он
поставил себе с самого начала, было раскрытие содержания больной психики, ос­
новных механизмов, благодаря которым психика претерпевает изменения.
— Принцип удовольствия
Этим принципом «автоматически регулируется вся наша психическая жизнь»,
этот, называемый Фрейдом «экономическим», принцип и стоит в основе его пони-
 О психоанализе Зигмунда Фрейда 33

мания здоровой и больной психики. «Принцип наслаждения» проникает всю жизнь

нашей фантазии и творчества, сновидения и невроза, настроений и поведения; все
механизмы отражения в психике основного стремления борьбы личности за свои
интересы до деталей прослежены в учении 3. Фрейда.
— Влечения как движущие силы развития
Надо заметить, что вопрос об интересах и влечениях или потребностях чрезвы­
чайно мало разработан в современной психологии, несмотря на то, что он имеет ак­
туальное практическое значение. Работы по этому вопросу являются или простым опи­
санием потребностей и их основных механизмов, какой является, например, работа
Брентано4, или же просто изложением имеющихся теорий, мало что вскрывающих
нам в сущности понятия интереса. Мы думаем, что такие бесплодные попытки психо­
логии подойти к этой проблеме безусловно объясняются ее отдаленностью от изучае­
мых ей живых организмов, ее изоляцией от биологии и физиологии человека5.
Однако для нас не возникает сомнений, что именно в связи с развитием че­
ловека, как биосоциального организма, мы можем достаточно объективно и пра­
вильно понять и объяснить понятие влечения-интереса. Поэтому нам особенно инте­
ресны будут те построения, которыми объясняет психоанализ явления влечения.
Существенным дефектом старой психологии, как мы указали, было то, что
она изолировала психику (или мозг) от всего организма и функции его отдельных
органов. Если кое-где в ней и упоминалось понятие интереса, наслаждения и т.п., то
в эти понятия она не вкладывала конкретного содержания; они не связывались с ка­
кой-либо определенной и понятной биологической величиной, и их значение оста­
валось чисто абстрактным.
— Энергия либидо
Вся сложная гамма переживаний, имеющих характер любви или ненависти к
какому-нибудь объекту, привязанности или преклонения, отвращения или страха, —
имеет, согласно учениям психоанализа, в своей основе раздражения некоторых так
называемых эрогенных зон и возникающего при этом наслаждения (organlust), вос­
питывающие при повторении особое направление «libido», характеризующее в даль­
нейшем все направления психической жизни человека. Энергия проявления либидо
является по Фрейду материальным субстратом, направляющим все наши психичес­
кие переживания. Эти в глубокой степени материалистические учения о либидо, пе­
ребрасывающие мост между учением о функции мозга и учением о функции орга­
нов6, вполне совпадают с целым рядом данных, выдвинувшихся за последнее время
учением о внутренней секреции и опытами, указавшими огромную роль в жизни
организма половой железы.
— Детское психосексуальное развитие
Заслугой 3. Фрейда было, опять-таки, то, что он вложил конкретное содержа­
ние в понятие психики детства, как основы дальнейшего развития; он указал, что
4
Ср. мой перевод и предисловие к книге L. Brentano «Опыт теории потребностей» (Казань,
1921).
5
Большинство т. наз. физиологических психологии включают в себя лишь простую физиоло­
гию органов чувств, оставляя в более сложных проблемах широкое поле для физиологической фра­
зеологии.
6
Особенно интересными в этом отношении являются, к сожалению, еще не переведенные на
русский язык работы Alfr. Adler'a. Мы с правом можем сказать, что его «Studien über die
Minderwertigkeit der Organe» (Wien und Berlin, 1907) открыла в учении о физиологических основах
психических процессов новую эру. Учение о функциях органов и психической надстройке над ними
должно занять первое место в кругу основных проблем материалистической психологии.
34 Работы по психоанализу

моменты наслаждения в раннем детстве имеют свои особые формы; что периоду ге-
нитальной формы удовлетворения полового влечения предшествуют формы самых
разнообразных путей получения наслаждения из функционирования органов; из та­
ких прегенитальных форм развития сексуальности Фрейд различает, соответственно
преобладающему значению в психологическом укладе того момента отдельных эро­
генных зон, — фазы анальной, оральной, кожно-мускульной, уретральной эротики
и т.д. Эти фазы дают основной тон всему характеру психической жизни данной ста­
дии; поведение ребенка, в силу этого, приобретает садистический или мазохистичес-
кий характер, формируется определенный тип его отношения к миру (например,
нарцизм — либидинозная замкнутость в себе) и т.д.
— Корни современных психоаналитических теорий в учении Фрейда (Эриксон,
Кляйн, А.Фрейд и др.)
Эти формы развития либидо определяют и весь дальнейший уклад психичес­
кой жизни человека; так — развитие влечений может задержаться на какой-нибудь
стадии; более того: оно может, под влиянием отдельных переживаний и впечатле­
ний, возвратиться к более ранним уже изжитым формам развития либидо; в этом
случае вся психическая жизнь меняется вместе с изменением типа влечений и мы
имеем отступление от нормального развития психики, то, что принято называть не­
врозом, психоневрозом.
— Учение о характере в психоанализе
Психоанализ склонен рассматривать психический склад личности как резуль­
тат борьбы отдельных влечений, в частности — сексуального влечения, — с созна­
тельной системой Я. Лишь при неудачно прошедшем вытеснении происходит ряд эк­
сцессов в психической жизни, несовместимое с сознанием либидо меняет свою
форму, часто (при наличии некоторых условий) регрессирует на более раннюю, ин­
фантильную стадию, и мы имеем типичное перерождение всей психики личности.
В формировании нашего Я, этой «цензуры», пропускающей в область сознания
лишь соответствующее ее требованиям, — мы имеем дело с факторами социального
порядка. То, что не возбуждает конфликта в человеке, не испорченном культурой и
привычками отошедших от здоровой производственной жизни классов общества, то
может повести к серьезному жизненному разладу разрыхленной культурными влия­
ниями психики интеллигента или буржуа. Нам мало сказать, что психика представ­
ляет собой всецело функции мозга; нам надо добавить, что существенная часть ее,
ее Я является также и функцией общества.
Несмотря на то, что проблемой характера занималось очень много психоло­
гов, — почти все работы о характере носили до сих пор по преимуществу чисто
описательный характер.
В развитии каждого ребенка можно грубо отметить стадии преобладания от­
дельных из этих зон; однако, уже здесь намечаются основные типы, у которых пре­
обладание одной из этих зон выражается особенно ярко. В нормальном развитии уже
впоследствии место этих отдельных зон занимает одна, стягивающая к себе боль­
шинство всей энергии организма, — зона генитальная; однако у указанных разно­
видностей людей преобладающий характер той или иной зоны может еще надолго
остаться.
Мы считаем особой заслугой психоанализа, что он поставил в связь это уче­
ние об эрогенных зонах с учением о строении человеческой психики и характера.
— Проблема наследственного и приобретенного
Конституция является, по его мнению, собранием признаков, которые были когд
то приобретены в социальном опыте прежних поколений. Таким образом, перекиды
 О психоанализе Зигмунда Фрейда 35

ется мостик между биологическим понятием конституции и социально обусловлен­

ными явлениями психической жизни, ужесточается изолированность между поня­
тием функции и понятием конституции, и мы, исходя из взглядов 3. Фрейда, можем
прекрасно представить, что в действительной жизни мы встречаемся с конститу­
циональными особенностями лиц того или иного класса, той или иной социальной гру
пировки. А это дает нам целый ряд новых перспектив в отношении изучения классо­
вой структуры общества. Таким образом, для социологического понимания психики
психоанализ также сделал существенные шаги.
— Проблема бессознательного
Субъективная психология уже в силу выдвинутого ей на первый план метода
самонаблюдения должна была игнорировать бессознательную психическую жизнь,
рассматривая психологию как науку о сознании. Однако именно здесь оказалось ее
наиболее слабое место. Ценнейшей заслугой 3. Фрейда и явилось то, что он вложил
живое содержание в понятие бессознательного, указав на то, что в области бессоз­
нания (das Unbewuste) находятся главным образом те переживания, которые явились
не совместимыми с основной группой влечений, господствующей в социальной лич­
ности и создающей ее сознательное Я\ Уже на базе бессознательного и не без его
влияния создается основной тип личности и ее психическая структура.
— Проблема метода в психоанализе
Вопрос об объективности психоаналитического метода является особенно важ­
ным и принципиальным; сомнения в объективности метода являются наиболее
существенными моментами в критике психоанализа, и смешение психоаналитической
методики с методикой самонаблюдения, так широко практиковавшейся в психоло­
гии, конечно, сильно вредит правильному пониманию психоаналитической системы.
Особо важно выяснить проблему психоаналитического метода потому, что наи­
более ценные направления в русской психологии — направления объективные (реф­
лексология, школа условных рефлексов, учение о реакциях человека) — встречаются
здесь с препятствием правильной оценки и установлению нормального научного кон­
такта с психоанализом.
Нам хотелось бы отметить, что эти объективные течения, изучая психику, в
большинстве случаев ограничивают свою работу лишь учетом начального (раздраже­
ние) и конечного (в узком смысле слова реакция, движение) момента всего психи­
ческого процесса. Указывая на отсутствие объективной методики, они склонны во­
обще игнорировать центральный процесс, считая его доступным лишь для неточного
и недостоверного метода самонаблюдения.
Психоанализ и ценен именно тем, что выдвигает своей специальной зада­
чей исследование именно этого «центрального процесса» совершенно особыми, не
субъективными методами. Психоанализ выдвигает как основную свою методику изу­
чение симптомов психической жизни личности, анализ всех «свободно появляю­
щихся в сознании» представлений, образов, мыслей и т.п. Давая материал своих
«свободных ассоциаций» (точнее — непроизвольно появляющихся психических сим­
птомов), независимо от желания личности наблюдать свои переживания и оцени­
вать их, психоанализ рассматривает их не как самонаблюдение испытуемого, но как
объективный материал — закономерные реакции испытуемого на ряд внешних и

7
Особенно подробно изложено учение о бессознательном в статьях: «Несколько замечаний по
поводу понятия "Бессознательное"», «Бессознательное» и «Вытеснение». <См. сб.: Фрейд 3. Основ­
ные психологические теории в психоанализе. Очерк истории психоанализа. СПб.: Алетейя, 1998. -
Примеч. ред>
36 Работы по психоанализу

внутренних раздражений, доходящих до его психики. Такие реакции испытуемого

ничуть не менее объективны, чем, например, коленный рефлекс.
— История социальной жизни и первобытной культуры
Примером приложения психоанализа к изучению явлений социальной жизни
и прежде всего истории первобытной культуры может служить чрезвычайно ориги­
нальная работа 3. Фрейда «Тотем и Табу», появившаяся впервые на русском языке в
шестом выпуске «Психологической и психоаналитической библиотеки».
Невозможно предполагать, говорит Фрейд — и это его исходное положение, —
что первые системы религий и мировоззрений произошли чисто спекулятивным пу­
тем, независимо от примитивных интересов и условий жизни первобытной эпохи. Нет,
именно эти примитивные условия играли главную роль в образовании на заре культу­
ры первых мифов, обычаев и религий, это положение ясно для каждого позитивного
психолога; из него-то и исходил в своих построениях Фрейд.
Как мы уже упомянули выше, с точки зрения психоанализа, в современной
нам личности и ее конституции мы находим отпечатки жизни прошлых поколений,
а это дает нам в руки ценный метод объективного познания жизни глубокого про­
шлого путем изучения его остатков в психике современного культурного человека.
— Заключение
Необходимо отметить ту стимулирующую роль, которая выпадает на долю вся­
кой теории, после долгой и тяжелой работы с деталями психической жизни больных
и детей пришедшей к таким грандиозным обобщениям. Такая теория, до сих пор оп­
равдывавшая себя в отдельных случаях, невольно привлекает к себе большой инте­
рес и вызывает надежды на дальнейшие плодотворные открытия.
С другой стороны, она, подходя к явлениям психической жизни, к мелким
случайным «оговоркам» и к проблеме основных причин в развитии человеческого
рода позитивно, с широкими биологическими и социологическими взглядами, не
может не привлечь наших симпатий, как новая психология, пришедшая на смену ме­
тафизическим рассуждениям о «природе души человека».
 К психоанализу костюма*

Современными учеными установлено, что одежда является результатом стрем­

ления к украшению и в основе своей имеет некоторые эстетические переживания1.
Этот взгляд, пришедший на смену упрошенной и устаревшей теории «этического»
происхождения одежды, достаточно утвердился и в настоящее время является не
только теоремой, установленной в узких ученых кругах, но представляется обще­
принятым, проникшим и в широкие читательские круги2.
Все же за этой общепринятостью скрывается ряд неясностей, сомнений.
В самом деле, можем ли мы предполагать у первобытного человека ту слож­
ную эмоциональную конституцию, которая отражалась в эстетическом стремлении
к одежде; можем ли мы, дальше, предполагать, что эти эстетические переживания
у первобытного человека могли быть до такой степени сильны, чтобы запечатлеть­
ся на таком большом и устойчивом социальном факте, как одежда.
Современная психология рисует нам эстетическое переживание как пережива­
ние весьма сложное, переживание вторичное. Можем ли мы, исходя из этого, ду­
мать, что в дикаре, у которого мы видим первые зачатки одежды, вторичные, слож­
ные эмоции так сильно преобладают над первичными, что часто даже заглушают их?
Не правильнее ли было бы думать, что за эстетическими, религиозными, этически­
ми и подобными сложными переживаниями в душе первобытного человека коренят­
ся некоторые более простые, первичные, но зато и более сильные эмоции и влече­
ния чисто личного, персонального порядка, которые и выражаются в целом ряде
внешних рефлексов, организованных актов, и, между прочим, в создании одежды.
Такая постановка вопроса удовлетворяет нас больше, так как она больше со­
ответствует нашему взгляду на примитивную, сотканную из взаимно сталкивающих­
ся первичных эмоций психику первобытного человека.
Правда, такая постановка вопроса делает нашу задачу труднее. Становится нуж­
ным не только констатировать имеющиеся у нас материалы в виде ярких перьев, рез-

* Публикуется по изданию: Овчаренко В.И.У Лейбин В.М. Антология российского психоанали­

за: В 2 т. М.: Московский психолого-социальный институт: Флинта, 1999. Т. 1. С. 212-223, с исправ­
лениями, внесенными по рукописи из архива А.Р. Лурия.
1
Ср. работу: Шурц Г. История первобытной культуры. СПб., 1910.
2
Ср.: Энциклопедический словарь «Просвещение», ст. Одежда (т. 14, с. 325): «Одежда во все
времена у культурных народов служила выражением эстетического чувства...» и т.д.
38 Работы по психоанализу

кой татуировки, различного цвета и формы кусков материи и т.д., но и вскрыть внут­
ренние мотивы человека, употребляющего их. (Задача, стоящая здесь, — исследовать
одежду как рефлекс, подчиненный вполне определенной психологической «цели»,
«установке» и имеющий определенное биосоциальное значение.) Короче наша задача
может быть сформулирована как задача психоаналитическая.
Мы можем начать нашу работу одновременно с двух сторон: культурно-исто­
рической и индивидуально-психологической.
Мы можем, прежде всего, взять костюм определенных докультурных и куль­
турных масс; он явится для нас материалом массовой психологии, тем отпечатком,
симптомом, на основании которого мы сможем судить о психологии коллективов и
личностей эпохи.
Мы должны будем выделить здесь, прежде всего, ряд основных групп, основ­
ных типических костюмов.
Справляясь дальше с социальным положением и социальными задачами этих
групп, мы из них сможем объяснить некоторые особенности в их «социальной уста­
новке» и в их костюме.
С другой стороны, мы сможем оперировать и методом индивидуально-психо­
логического анализа.
Мы уже указали выше, что те первичные мотивы, которые вызывали одеж­
ду, нельзя считать мотивами явными. Они существовали в психике первобытного че­
ловека как более или менее бессознательное психическое ядро. По новым данным
психологической науки мы, однако, знаем, что эти бессознательные мотивы, гос­
подствовавшие в далекие доисторические времена, остались в психике современно­
го человека, и, будучи вытеснены в бессознательную сферу, до сих пор составляют
первооснову его психической жизни3. Это положение психоанализа развертывает
перед индивидуальной психологией совершенно новые пути — пути познания пси­
хики прачеловека при помощи анализа глубин душевной жизни современных лю­
дей. То, что мы называли атавизмом, есть лишь частичное проявление, симптом
заложенного в каждой индивидуальной психике первичного, прачеловеческого ядра
примитивных влечений. В деле анализа мотивов возникновения костюма этот метод
кажется нам вполне пригодным.
В нашей психологической практике психоанализ предлагает нам ценную мысль:
это мысль о скрытой сексуальной основе ряда психических мотивов и актов.
Мы не должны понимать этой мысли узко риторически; мы не думаем, что в
основе каждого переживания лежат обязательно мотивы грубо-полового характера и
что потребности личности сводятся к потребностям пола. Мы думаем, что эту мысль
гораздо правильнее было бы понимать в том смысле, что сексуальная организация
человека в высокой степени сказывается на всем строении его психики, так что ча­
сто мы можем говорить о мужском и о женском типе влечений, переживаний, фан­
тазий и т.д.
В таком распространенном толковании эта мысль кажется нам глубоко пра­
вильной. Ведь в самом деле: момент тела играет огромной важности биологическую
роль, которая сводится к поддержанию рода. Биологически же каждому из полов
предназначены вполне определенные, разграниченные функции в исполнении этой

3
Фрейд 3. О бессознательном // Фрейд 3. Основные психологические теории в психоанализе:
Сб. М., 1921; Idem. Massenpsychologie und Ich-Analyse. 1921.<Pyc. пер.: Фрейд 3. Массовая психоло­
гия и анализ человеческого «Я» // Фрейд 3. По ту сторону принципа удовольствия: Сб. М.: Прогресс,
1992. С. 256-324>
 К психоанализу костюма 39

задачи. Социально мужчина и женщина во все времена имели каждый свою осо­
бую, вполне определенную сферу социальных функций и задач. Психика, которая
является сложным результатом ряда биологических и социальных функций, несом­
ненно должна также отразить в себе такое положение. И в действительности, ана­
лизируя типическую психику мужчины и женщины, мы всегда встречаем в каждой
свою особо аранжированную комбинацию потребностей, влечений, интересов, и —
шире — психических содержаний4.
Не вызывает сомнений, что в типической женской психике мы гораздо чаще
встречаемся с циклом преимущественно пассивных эмоций, которые группируются
вокруг потребностей сексуального порядка — потребностей «нравиться», «привле­
кать» и т.п. Наоборот, в типической психике мужчины гораздо обычнее ряд по пре­
имуществу активных эмоций, располагающихся вокруг не столько чисто сексуаль­
ных, сколько (более широко) — социальных влечений — утверждать себя, расширять
свою власть, покорять, преобладать5.
Так создаются два совершенно различных типа психических влечений, так,
больше того, создаются два совершенно различных социальных типа, из которых
один избирает кругом своих действий семью, а другой — по преимуществу обще­
ство6 .
Эта психосоциальная группировка не могла не отразиться и на мотивах проис­
хождения одежды.
Мы сразу же можем сказать, что считаем маловероятным единый корень про­
исхождения одежды.
Мы думаем, что здесь в гораздо большей степени, чем в чем-нибудь другом,
сказалось это сексуальное разграничение психических конструкций. Поэтому-то гово­
ря о мотивах происхождения одежды мы с гораздо большей охотой будем говорить о
мотивах специально мужских и специально женских. По нашему мнению, они глубо­
ко различны, и женская одежда имеет психологически существенно другой корень,
нежели мужская.
Выше мы как-то вскользь упомянули, что считаем одежду чем-то в высокой
степени связанным с личностью, отражающим ее психическую жизнь, чрм-то почти
органическим. Мы кратко формулировали это, заметив, что будем изучать одежду
«как рефлекс». То, что, делая подобные утверждения, мы находимся на правильном
пути, подтверждает и распространенное толкование «органического» у Джемса, ко­
торый полагает, что «в самом широком смысле личность человека составляет общая
сумма того, что он может назвать "своим" не только его физические и душевные ка­
чества, но также его платье (курсив наш. — Ал. Л.), дом... и т.д.». Являясь частью в
широком смысле личности, одежда отражает внутренние мотивы и переживания че­
ловека. Здесь — мостки между одеждой и в собственном смысле органическими функ­
циями человеческой личности.
Все это важно нам для того, чтобы исследовать проявления и мотивы «рефлек­
са одежды» на самых зачаточных ее ступенях, там, где мы, собственно говоря, не

4
Нам нет надобности указывать на трактовку, которую дал этому вопросу Отто Вейнингер.
5
Прекрасное освещение мужского типа дал Ницше, а также Alfr. Adler - «Über den nervösen
Charakter», 1912 <Pyc. пер.: Адлер А. О нервическом характере. СПб.: Университетская книга; М.:
ACT, 1997.>. Указанным, конечно, не исключаются случаи «психического гетеросексуализма», при
котором положение отмеченных аранжировок резко меняется.
6
Ср. Schurs - «Altersklassen und Männerblirde», а также ссылки в «Истории первобытной культу­
ры».
40 Работы по психоанализу

можем даже говорить об одежде. Мы имеем в виду внешний вид отдельных животных.
Будучи, как и все в организме, результатом приспособления организма (и его по­
требностей!) к условиям среды, этот внешний вид неизбежно должен отражать эти
внутренние потребности — инстинкты, эти первичные «желания», которые предъяв­
ляет животное к среде. Он является, таким образом, симптомом их внутренних жела­
ний и филогенетически может изменяться в зависимости от изменений этой внутрен­
ней «психической» конструкции7.
У животных, при исследовании их внешнего вида, структуры и окраски по­
кровов их тела мы сразу же натолкнемся на подтверждение нашего положения о
двух корнях происхождения одежды. Место психоаналитического исследования мо­
тивов здесь займет биологическое исследование функций тех или иных органов вне­
шних форм.
Нет надобности приводить уже давно установленные факты. Дарвин первым
показал, что яркая окраска некоторых животных имеет своим мотивом привлечение
животных другого пола. Эта окраска имеет, таким образом, сексуальную подкладку,
и ее мотив может быть назван стремлением нравиться и привлекать8. Рядом с этим
мотивом окраски и структуры покровов современная биология отмечает еще другой
мотив окраски и структуры «внешнего вида», который главным образом характерен
для самцов некоторых видов. Проф. Фаусск9 в своих исследованиях закаспийской фа­
уны обратил внимание на некоторые особенности тех животных, которым приходит­
ся часто вступать в борьбу с «врагом», защищаться и нападать на него. Он обратил
особое внимание на некоторые придатки их, некоторые особенности их окраски и
т.п. Исследуя биологическую функцию, Фаусск нашел, что ее можно квалифициро­
вать как функцию обороны или нападения, причем указанные придатки играют в
этой борьбе роль устрашения.
Среди млекопитающих эти придатки и особенности окраски распространены
главным образом у самцов, биологическая функция которых часто ставит перед ними
задачу борьбы за суку, устрашения врага и т.п. У самцов эти особенности приобрета­
ют поэтому значение «вторичных половых признаков»10. К этим придаткам он отно­
сит, например, гриву у самца-льва, причем выводит в качестве общего положения,
что при помощи этих вторичных половых признаков, служащих задаче устрашения,
животное как бы хочет сделаться больше по объему, «страшнее» и т.п.11 Если б речь
шла о человеке, мы сказали бы, что он хочет стать импозантным, внушительным,
принять соответствующий устрашающий вид.
Эти два подхода к внешним покровам у животных сразу дают возможность раз­
личить два типа мотивов, заставляющих их варьировать, причем эти мотивы являют­
ся специфически сексуальными.
В истории нашего вопроса много говорилось о символическом значении одеж­
ды. Вопрос в принципе ставился правильно; ошибка была лишь в ложном предполо­
жении наличия у некультурных людей сложных эмоций, выражающихся в объектив-
7
Оригинальную точку зрения на этот вопрос выдвинул Эд. Карпентер в своей статье «Эксфоли­
ация», см. сб. «Цивилизация, ее причины и <1нрзб.>» в пер. Ив. Наживина. М., 1906. С. 212.
8
Дарвин Ч. Происхождение человека и половой подбор / Пер. под ред. И.М. Сеченова. СПб.,
1874. Т. И, гл. 17 и 18.
9
Фаусск В. Биологические исследования в Закаспийской области, ст. «Движения угрозы» (IV и V) //
Записки Русского географ, об-ва по отд. общей географии. Т. 7, в. 2. СПб., 1906.
10
Ср.: Фаусск В. Цит. соч. С. 101,108 и ел., а также Wallau. Darwinism. P. 293.
11
Фаусск В. Цит. соч. С. 100.
 К психоанализу костюма 41

ных символах. Следуя правильному пути, надо искать внутренних психологических

мотивов одежды, а ее самое рассматривать как символ, выражение, симптом этих
первичных, быть может, бессознательных, стремлений.
Анализируя, таким образом, одежду диких народов как выражение их влече­
ний, мы опять-таки подойдем к трактовке одежды как «вторичного полового призна­
ка», хотя и признака психического порядка.
Старая теория находила корень происхождения одежды (главным образом жен­
ской) в некотором прирожденном чувстве стыдливости, заставляющем женщину
скрывать одеждой свои половые признаки. Эта теория, подвергнутая сильной крити­
ке со стороны ряда ученых12, обнаруживает, однако, свою несостоятельность благо­
даря многочисленным исключениям: ряд народов не только не обнаруживает такой
стыдливости, но и одеждой еще более оттеняет половые органы'3.
Именно это заставляет бросить маловероятную теорию о наличии сложной эмо­
ции стыда у первобытного человека и искать некоторых более правдоподобных мотивов.
Так, Шурц, сводя чувство стыда к внешнему, экзогенному фактору — страху
под влиянием норм, налагаемых обществом на половую деятельность личности14,
однако отмечает вскользь и другой, эндогенный и крайне интересный для нас мо­
тив происхождения одежды у женщины. Указывая на отмеченный уже нами момент
подчеркивания одеждой половой сферы, он полагает, что «одежда в виде украшения
(у женщины) имеет целью возбудить внимание, часто даже служить приманкой чув­
ственности. Это... соответствует естественной любовной тактике женщины, с ее
попеременным разжиганием и отталкиванием поклонника»15.
Можно думать, что здесь уловлен основной внутренний мотив типической жен­
ской одежды, мотив, не имеющий ничего общего со сложной эмоцией стыдливости,
но зато являющийся выражением примитивного, первичного стремления «нравиться»,
чтобы сексуально привлекать. Этот мотив психологически может быть признаком дос­
таточно сильным, чтобы служить основным для всякой типической женской одежды.
Конечно, мы рассматриваем вопрос «идеально», то есть разбираем те идеаль­
но-типические формы, которые рисуются в желаниях и фантазиях индивида, исходя
из его бессознательных влечений.Это тот «Lustprinzip*» Freud'a, который всецело раз­
вертывается лишь в мире тактических построений, отталкивающих всякое напоми­
нание о реальности. В реальность этот мир желаний воплощается лишь постольку, по­
скольку ему это позволяют внешние условия и внутренняя контролирующая мораль­
ная инстанция — «цензура». Поэтому-то мы в чистом виде так редко можем встречать
типическую женскую одежду, всецело удовлетворяющую подсознательные стремления —
подчеркивать свои сексуальные признаки, чтобы сексуально привлекать. Внешние ус­
ловия создают ряд препятствий, видоизменяющих форму желаемой одежды, внут­
ренние моральные мотивы с ужасом отворачиваются от бессознательных влечений и
фантазий, создавая для маскировки их полярные им формы — формы прикрытия сек­
суальных признаков и компенсаторно-усиленной эмоции «стыда»16.
12
Ср.: Ахелис. Современное народоведение. СПб., 1900. С. 46, а также критику Шурца, Штейне-
ка и др.
13
Так, у <нрзб.> на одежде встречаются изображения «скрываемых» половых органов.
14
Шурц Г. История первобытной культуры. СПб., 1910.
15
Там же. С. 67.
* принцип удовольствия (нем.).
16
Ср. подобный случай у Freud'a, когда больная, ранее бессознательно желавшая смерти своей
матери, затем компенсаторно маскировала это усиленными заботами о ней.
42 Работы по психоанализу

Примеры таких «прорывающихся» иногда типических женских одежд в доисто­

рическом и историческом обществе смогут нам достаточно подчеркнуть сексуальное
значение женского костюма.
Если мы возьмем на себя труд просмотреть альбомы мод, мы увидим, как эта
сексуальная, привлекающая и «дразнящая» роль костюма прорывалась одинаково на
протяжении всех времен. Самый характер этих мод показывает, как вытесненный
осуждаемый «цензурой» мотив прорывается, хотя бы окольными путями, хотя бы
намеками. Это еще раз указывает на правильность той системы проявления бессозна­
тельного, которую нам дал Freud в своих работах о сновидении и неврозе.
Моды никогда не дают нам прямого подчеркивания или открывания половых
признаков, но зато огромное большинство их дает нам подчеркиванье «вторичных
половых признаков», открывая, как декольте XVIII и начала XIX века область гру­
ди, турнюры, фижмы, боковые разрезы платьев и т.д. Французские моды XVIII века
дают этому очень характерные примеры17. Этим достигается некоторый «обход» по­
давляющего влияния «цензуры» и, вместе с тем, нужный для бессознательного
эффект. Материал, который дают нам моды, до такой степени ясен и недвусмыс­
лен, что, просмотрев его, навряд ли можно сомневаться в мотивах типической жен­
ской одежды в современном обществе.
Иногда, однако, обход «цензуры» достигается иным, обратным путем. Это —
путь маскировки, скрытия всех форм тела под пышными складками одежды, а лица —
под густой вуалью. В таких случаях одежда не дает никакого подчеркивания сексуаль­
ных признаков, однако, скрывая их, оставляет максимум места для фантазии, на­
правляя ее на построение «догадок» и соответствующих желаниям картин, которые,
конечно, строятся всегда в нужном для бессознательных сексуальных влечений на­
правлениях.
Прекрасную иллюстрацию подобного влияния скрывающей формы тела одеж­
ды дает нам Жорж Роденбах в своей пьесе «Покрывало»18, где влечение героя развива­
ется именно благодаря дающей поле фантазии таинственности его объекта — монахи­
ни, волосы которой скрыты покрывалом. Что такое действие скрывающей одежды
было известно уже давно, показывает известная фраза Мольера «Cachons, cachons tout
... ce que ne se saurait voir*». Здесь — вся философия одежды, скрывающей, чтобы под­
черкивать19.
Однако наиболее типический вид женской одежды, наиболее откровенно ука­
зывающий на бессознательные мотивы ее употребления, дают нам одежды тех мо­
ментов, когда контролирующая сила «цензуры» наиболее ослаблена.
В индивидуальной психике такие моменты, согласно работам Sigm. Freud'a бы­
вают во время сна, в состоянии невроза. Однако они могут проявляться и в соци­
альной психологии. В своих новых работах20 Freud говорит, например, о толпе, в ко­
торой интеллект отходит на задний план, «цензура» ослабляет свое действие, и
наружу появляются те влечения и страсти, которые были подавлены и находились
вне сознания.
17
Сексуальный, дразнящий характер мод прекрасно иллюстрирован в альбоме J. Grand-Carteret
«Le Décolleté et le Retroussé», Paris.
18
Рус. пер. Эллиса, изд. «Заратустра». Москва, 1907.
* Спрячем, спрячем все... что не должно видеть (φρ.).
19
Ср. подобную же трактовку картины Wenzel Hollard «L'Eté» в цит. альбоме. Картина эта отно­
сится еще к 1641 г.
20
Напр., Freud S. Massenpsychologie und Ich-Analyse. Leipzig; Wien, 1921.
 К психоанализу костюма 43

Однако толпой мы для нашей темы воспользоваться не можем. Здесь мы мо­

жем изучить лишь отдельные внешние проявления психических состояний, вроде же­
стов, которые могут подтвердить наш взгляд на глубины человеческой психики. Для
анализа мотивов, вызывающих одежду и ее формы, нам нужно найти то более по­
стоянное и конструктированное социальное состояние, которое сохраняло бы осо­
бенности толпы и которое могло бы выражать в одеждах своеобразие своего психи­
ческого состояния.
Прекрасным примером подобного состояния может служить карнавал. Надо заме­
тить, что для психологии карнавала характерно то, что он являлся как бы компенсаци­
ей за долгое воздержание от всяких удовольствий, за усиленное господство цензуры во
время Великого Поста. Вместе с тем, он является реакцией на подавляющую бессозна­
тельные, первичные желания и влечения христианско-аскетическую церковную культу­
ру. Именно во время него, один раз в год, прорываются эти подавленные желания и
ярким, широким, хотя и кратковременным разгулом компенсируют годовое подавление
их. Прекрасную психологию карнавала как кратковременного царства освободившихся
желаний и фантазий дал Э.Т.А. Гофман в своей «Принцессе Барамбилле»21.
Яркие, дразнящие женские костюмы карнавала вполне соответствуют общему
настроению его, и, как мы полагаем, являются весьма характерными для типичес­
кой женской одежды вообще и тех скрытых желаний, которые пытаются наложить на
нее свой отпечаток, сформировать ее сообразно своим мотивам. Обнажающая дрем­
лющие инстинкты психология карнавала дает этому наиболее благоприятную почву.
То же самое видим мы и в другом виде «каникул человеческой души» — в
танце. Танец — специфически женский вид искусства. Ни одно другое искусство не
имеет столько адептов среди женщин, ни одно не характерно именно для женщи­
ны в такой степени, как танец. В своем зарождении, соединяя религиозный экстаз
с сексуальными мотивами (ср. танец в греческой и индусской религии; танец у рус­
ских сектантов), он дает в высший степени характерные примеры специальных жен­
ских костюмов, ярко подтверждающих наши положения. Костюмы балета, танца не
столько скрывают сексуальные признаки человека, сколько подчеркивают, выстав­
ляют их. Эффект такого костюма и сексуальное значение танца общеизвестны.
Именно эти мотивы позволяют считать костюм танца характеристическим
женским костюмом.
Когда от характеристического женского костюма и отдельных его проявлений
мы переходим к рассмотрению мужского костюма, мы переходим уже в область су­
щественно иных психологических мотивов. Если в женском костюме мы видели про­
явление вытесненного в бессознательное желания сексуально нравиться и привле­
кать, то в мужском костюме мы встречаем отражение второго, не менее важного
мотива человеческой жизни — стремления к самоутверждению, к утверждению и
расширению своей власти, стремления быть сильным, выдающимся, могучим.
Этот мотив пронизывает всю человеческою психику и часто может конкури­
ровать с силой сексуального влечения. В психической жизни он проявляется как «воля
к власти», блестяще обрисованная Ницше22, Штирнером23, как «Aggressionstrieb*» у
21
Рус. пер.: Гофман Э.Т.А. Собрание сочинений. СПб.: Изд. Некрасова, 1899. Т. 8.
22
Ср. его «Wille zur Macht» - рус. пер. изд. «Шиповник». М., 1911.
23
«Der Einzelne und sein Eigentum» - классическое выражение этой подробности, в силу своей
откровенности, имеет огромный интерес для психоанализа. <Рус. пер.: Штирнер М. Единственный
и его достояние. СПб., 1910.>
* агрессивное влечение (нем.).
44 Работы по психоанализу

Alfr. Adler'a24, как честолюбие и стремление к славе, наконец, как потребность само­
выставления, «признания другими», социального преобладания, по меткому выраже­
нию одного итальянского исследователя, потребность «apparenci е prepodena»25. Если
принять во внимание ее биологическое значение в борьбе за существование, ее бе­
зусловную биологическую первичность, можно считать ее, наравне с сексуальным
влечением, наиболее глубоким и сильным влечением человеческой психики.
Неудивительно, что эту «Wille zur Macht» мы относим, главным образом, на
счет мужчины. Именно ему биологически выпадает на долю maximum трудностей в
борьбе за существование. Самый характерный для его сексуальной структуры момент
активности, овладевания толкает нас на такое утверждение. В то время как эта же
структура у женщины дает психическое преломление сексуальных влечений в виде
преимущественно пассивных стремлений «нравиться», «привлекать», для мужчины
характерно именно это стремление утверждать свою власть, преобладать.
Уже, как указано было выше, борьба за самку в животном мире вызывает у
него первичные инстинкты — если так можно выразиться, — стремления быть силь­
нее, больше своего конкурента. Этот инстинкт близок на первичной ступени к ин­
стинкту сексуальному, и из слияния этих обоих инстинктов (лишь иногда расщеп­
ляющихся) и вырастает та яркая, бьющая в глаза окраска животных-самцов, та
увеличивающая их величину внешность, которая служит для устрашения врага и ко­
торую, как выше было указано, исследовал русский биолог В. Фаусск.
Эта «устрашающая» окраска самцов дает прообраз типической мужской одеж­
де в человеческом обществе.
Правда, при исследовании ее мы сталкиваемся с теми же затруднениями, что
и при исследовании типической женской одежды. Дело в том, что сексуально (и со­
циально) агрессивные тенденции мужчины, открыто проявляющиеся у животных,
не могут так же открыто проявиться у человека. Социальные условия, в которых жи­
вет человек, не могут допустить беспрепятственного проявления агрессивных тенден­
ций, которые грозят установленной культурой социальной солидарности. Именно
поэтому эти первичные влечения, так же как и соответствующие сексуальные влече­
ния в женской психике, вытесняются «цензурой» и остаются в подавленном состоя­
нии в сфере бессознательного. Как таковые они могут проявляться не всегда, но лишь
в соответствующих специфических условиях ослабления «цензуры», и метод исследо­
вания их отражения, например на одежде, диктуется всецело этими условиями.
Нам нетрудно будет найти те моменты, в которые эти дремлющие в обычной
психике первичные инстинкты прорываются и отражаются на одежде как внешнем
симптоме.
Гораздо более яркий пример дает нам анализ другой искусственной массы —
войска. Войско является именно той социальной группой, искусственно созданной,
в которой особо важную, основную роль играют указанные стремления и мотивы.
В индивидуальной психике подавленные желания, приводя в движение ме­
ханизм фантазии, создают некоторый специальный идеал личности «Ich-Ideal*»

24
Из оригинальных работ Alfr. Adler'a, трактующих этот вопрос, отметим «Der Aggressionstrieb
im Leben und Neurose» в сб. «Heilen und Bilden», München, 1914, а также «Über der nervösen Charakter»,
München, 1912. <Pyc. пер.: Адлер А. О нервическом характере. СПб.: Университетская книга; М.:
ACT, 1997.>
25
Ср.: Брентано Л. Опыт теории потребностей, мой пер. Казань, 1921. С. 23-31; Michels R. Die
oligarchische Tendenzen der Gesellschaft // Archiv fur Sozialwissenschart und Sozialpolitik, Bd. 23, мой
перевод готов к печати.
* идеал-Я (нем.).
 К психоанализу костюма 45

Freud'a, который в точности соответствует этим влечениям и желаниям. В свою оче­

редь этот «идеал личности» как реальная психологическая сила не может остаться без
влияния на социально-культурные формы; он налагает на них известный отпечаток,
вызывая к жизни те формы социальных группировок, которые удовлетворяют бессоз­
нательным стремлениям и созданным ими идеалам личности. Сказать, что война и
войско создаются воинственным духом человека, значит еще ничего не сказать, но
выставить положение, что война и войско являются социальным последствием по­
требности человека в утверждении и расширении своей власти, значит — вскрыть
психологическую сущность всякой армии.
Нам ясно будет, что воин — тот «идеал личности», который диктуется подав­
ленными культурой, асоциальными стремлениями; что каждый человек бессозна­
тельно тянется к этому идеалу силы, самоутверждения, беспрерывного овладевания,
агрессивности. Даже самый мирный человек таит в глубинах своей психики как ата­
визм бессознательное стремление к этому «идеалу». Прекрасную иллюстрацию этому
дает одно место из дневника Л.Н. Толстого, где он описывает свое душевное состоя­
ние при встрече с двумя конными гусарами. Теоретически он осуждает их, но бес­
сознательное влечет его к этим красивым, и, прежде всего, сильным фигурам. И у
него, независимо от воли, вырывается восклицание: «А молодцы ведь! Молодцы-то!»
Основной мотив одежды войска, диктуемый этими бессознательными, скры­
тыми желаниями, — это мотив приобретения благодаря ей наибольшей импозантно­
сти, кажущейся силы, величины: одежда воина должна производить впечатление не­
уязвимости и устрашающей мощи.
Эта импозантность одежды воина-солдата всех времен часто приобретает и сек­
суальный смысл, помогая производить «неотразимое впечатление» и овладевать с
помощью импозантности и силы внешнего вида сексуальным объектом.
Основные механизмы, при помощи которых достигается нужный эффект,
сразу бросается в глаза при рассмотрении военных костюмов различных эпох. Это
те же механизмы увеличения объема, яркости окраски и т.п., которые отмечены
проф. Фаусском для животного мира.
Так, в военных костюмах индейцев мы видим большие головные украшения из
перьев, придающие воину крайне импонирующий, почти устрашающий вид. То же
самое впечатление производят и древние греческие шлемы с большими пластинка­
ми, прикрепленными к верху шлема, и украшенные конскими хвостами. У всех ди­
ких народностей одежда имеет главное место у воинов и приобретает у них особые,
специфически устрашающие врага формы; наоборот, нагота означает, например на
Яве, знак покорности26.
Интересно, что бессознательные мотивы, вызвавшие именно такие формы
одежды у войск, удержались и до сего времени и часто вступают в конфликт с ви­
димыми практическими соображениями. Так, несмотря на то, что огнестрельное
оружие тактически сделало уже ненужным устрашение врага своим внешним видом,
в русской армии эпохи Суворова унтер-офицеры «для эффекта» (а он для них как
непосредственных начальников рядовых солдат имел первенствующую степень важ­
ности) имели не огнестрельное оружие, а алебарды27. Французская армия при На­
полеоне I имела высокие медвежьи шапки с красными султанами, явно непрактич­
ные, но делавшие солдат гораздо выше ростом и импозантнее с виду28; русский

26
Шурц Г. История первобытной культуры. СПб., 1910. С. 504.
27
Ст. «Форма обмундирования войск» в слов. Брокгауза-Эфрона. Т. 71. С. 277.
28
См. изображение в изд. «Отечественная война 1912 г.». М., 1912. Т. I, илл. к с. 120.
46 Работы по психоанализу

гусар 1812 года имел высокий кивер, расширяющийся кверху, с золотым орлом и
султаном, высотою (вместе с султаном) около одного аршина, что сильно увели­
чивало рост гусара29. То же самое можно проследить и на формах армий Великой
Европейской Войны 1914 года. Примером может служить созданный с явным расче­
том на психологический эффект костюм «гусаров смерти», с их черепами и шнура­
ми, напоминающими ребра скелета (костюмы «галифе» и увеличение объема). На­
конец, небезынтересно будет отметить новые костюмы Красной Армии, созданные
вопреки всяким требованиям военной маскировки, но проявляющие опять-таки ту
же бессознательную тенденцию. Мы отметили бы у них оригинальные высокие и ос­
троконечные шлемы, сразу дающие образ очень воинственного и сильного солдата,
с резко бросающейся в глаза огромной красной звездой, напоминающие древние
варяжские головные уборы. Отметим также кавалерийскую и артиллерийскую фор­
му Красной Армии, выдающуюся своими резкими красными и синими полосами,
нашитыми поперек груди, и резко окрашенными углами воротников. Конечно, все
эти украшения не могут иметь в строгом смысле практического значения, но, при­
нимая во внимание психологию и основные мотивы армии, можно достаточно оче­
видно понять, какие подсознательные влечения они запечатлевают.
Я приведу лишь еще один пример из типических мужских костюмов эпохи
революции, потому что он нам очень пригодится впоследствии. Во время револю­
ции среди военных и гражданских революционных работников был очень в ходу
кожаный костюм, главным образом кожаная тужурка. Ввели эту «моду» матросы,
бывшие, как известно, «зачинателями» русской революции; оттуда «мода» приви­
лась и распространилась на всех почти «ответственных» работников-революционе­
ров. Поэтому в эпоху военного коммунизма (1918—1920) и стал так обычен тип «ко­
жаного человека» — в кожаных брюках, тужурке, фуражке и сапогах, с наганом за
поясом и (часто) большой красной звездой на груди. Практические преимущества
кожаного костюма не оставляют сомнений; однако, рядом с этим, без сомнения,
скрыты и мотивы чисто психологические. Достаточно было появиться «кожаному
человеку», чтобы обыватель начал чувствовать некоторое смущение, страх, оторопь.
Нам думается, что здесь мы имеем дело не только с установившимся «реноме» ко­
жаного костюма, но и с некоторыми его свойствами. Кожаный костюм, по нашим
наблюдениям, давал особенно яркое впечатление какой-то особой мощи, неуязви­
мости. Если так можно выразиться, он является симуляцией брони, он прекрасно
воплощает типический мужской «Ich-Ideal» — идеал силы.
Именно поэтому мы и склонны были бы, выражаясь гиперболически, рас­
сматривать его как вторичный половой признак мужчины, как одно из высших вы­
ражений типической мужской одежды.
Не менее ярко значение одежды в тех общественных группах, самое существо
которых связано с эмоциями могущества, самоутверждения, господства. Я имею в
виду наряды царей, вождей всякого рода и т.п. Первичные стремления к власти, могу­
ществу выражены в них с особенной чистотой и яркостью. Недаром Freud думает, что
психологически вождь заменяет собой индивидуальный «идеал личности», всевласт­
ный, могущественный, стоящий выше норм и являющийся их источником30.
Одежды этих групп ярко выражают эти основные эмоции. Красные с меховой
оторочкой мантии остались и до сих пор, и именно они придают их носителям ка-

29
См. то же издание, т. II, илл. к с. 136.
30
Ср. Massenpsychologie und Ich-Analyse.
 К психоанализу костюма 47

кой-то особенно торжественный вид, какую-то особую таинственность, внушающую

всем страх и подчинение, (ν дьяки в высоких шапках)
И эти одежды мы сможем причислить к примерам типического (= идеально­
го) мужского костюма, вполне соответствующего мужскому типу скрытых желаний.
Все они, вместе с одеждами воинов, могут рассматриваться как прорвавшийся в со­
циальной жизни симптом ряда бессознательных желаний, группирующихся под од­
ним общим признаком — стремление к возвышению Себя.
Однако некоторые факты будто бы противоречат выставленной нами теории
мотивов одежды. Но именно такие факты, по своему виду противоречащие нашей те­
ории, представляют для нас особый интерес, так как на них легче всего проверяется
и подтверждается выставленная гипотеза. Таков общий принцип психоаналитическо­
го метода: обращать внимание на отступления, «случайности» и из них уже выводить
общие законы.
Мы говорим здесь о тех случаях, когда женщина носит одежду, определенно
характерную для мужских мотивов, и совершенно не имеет ничего общего с женс­
ким типом одежды.
Мы могли бы здесь привести пример женщин эпохи революции или женщин-
революционерок. Прекрасный тип представляют собой женщины-революционерки
(«нигилистки») эпохи 60—80-х годов. Яркий, хотя и беглый, рисунок такого типа дал
Тургенев в «Нови», в кратких чертах рисуя Феклу Машурину.
Это обыкновенно некрасивые женщины, стриженые, часто в очках, в черном
платье, обыкновенно — курящие. В эпоху русской революции (особенно в ее первые
годы — 1918-1920) особенно характерен был тип женщины-политработницы, в ко­
жаной тужурке и фуражке, обыкновенно стриженой и курящей, с портфелем под­
мышкой. Каждый, кому приходилось наблюдать подобные типы, знает, как далеко их
костюм был от обыкновенной, типической женской одежды, как, наконец, вызыва­
юще мужественен был тип их костюма.
Этот пример, не укладывающийся, быть может, в нашу общую схему, дает,
однако, блестящий материал для анализа.
Дело в том, что мы склонны видеть в этом акте проявление совершенно особо­
го типа женской психики, во многом несхожего с обычным. Этот тип часто приближа­
ется к невротическому строению психики и характерен тем, что в нем женщина не
удовлетворяется своим полом и его особенностями, считает его чем-то малоценным,
чувствует себя угнетенной им, бессознательно (или сознательно) стремится перерас­
ти себя как женщину, «стать мужчиной».
Это выражается прежде всего в смене доминирующих комплексов влечений. На
место пассивных сексуальных эмоций, характерных для женщины, становятся эмоции
властвования, господства, расширения престижа личности, характерные главным об­
разом для мужского характера. Перестает высоко ставиться красота, изящество, гра­
ция — те моменты, которые особенно понимаются и ценятся женщинами; на первый
план выступает оценка силы, твердости. Эта психологическая настроенность и прояв­
ляется в целом ряде симптомов как, принимая определение Alfr. Adlern, «мужской
протест»31. В целом ряде действий, поступков женщина пытается отмежеваться от сво­
их женских черт. Ее цель — «стать мужчиной» — выливается в стремлении «быть похо­
жей на мужчину», в бессознательной тенденции «идентифицировать» себя с ним32.

31
Adler Α. Über den Nervösen Charakter. München, 1922.
32
О механизме идентификации и его роли ср.: Freud S. Massenpsychologie und Ich-Analyse.
48 Работы по психоанализу

Именно эти мотивы заставляют женщину (часто не сознающую их!) курить33,

стричь волосы, наконец, резко менять мотивы своей одежды, переходя на «муж­
ской тип» ее. Такое приобретение женщиной «вторичных половых признаков»
мужчины является наиболее резким примером «мужского протеста» путем бессозна­
тельной идентификации себя с мужчиной и находит свое наиболее картинное вы­
ражение в женской кожаной тужурке.
Когда мы говорим об этом, нам вспоминается движение суфражисток в Анг­
лии, которое есть сплошь один резко выраженный и программно аргументированный
«мужской протест». Нам неудивительно поэтому, что подобные социальные движения
не только характеризуются особым, специфическим костюмом, но и подбирают вок­
руг себя совершенно особые, далекие от обычного типа, разновидности женщин.
Одежда служит лишь его ярким признаком.
Мы кончили наш эскиз о психоанализе костюма. Нам осталось лишь еще раз
отметить, что одежда, как и всякое внешнее выражение психической жизни, имеет
для нас огромную ценность. Являясь симптомом душевных переживаний, она дает
нам путь к несознаваемым глубинам психической жизни и открывает новые горизон­
ты методу изучения душевной структуры путем анализа ее «симптомов».

Казань
19. IX. 1922

33
О значении курения ср.: Бирштейн И.А. К психологии курения // Психотерапия. 1913. № 6.
Диагностика
и динамика
аффектов
 Сопряженная моторная методика
и ее применение в исследовании
аффективных реакций*
(Экспериментально-психологическое исследование)

1
Задачи всякого экспериментально-психологического исследования в конечном
счете сводятся к тому, чтоб изучить механизмы и закономерность человеческого по­
ведения, и особенно те из них, которые являются недоступными для простого внеш­
него наблюдения, и изучение которых требует специальных условий психологичес­
кого эксперимента.
Таких «скрытых» закономерностей, глубоко заложенных механизмов в поведе­
нии человека очень много, и они являются наиболее фундаментальными во всей ар­
хитектонике поведения. Так, самые закономерности центральных процессов, механи­
ка возбуждения и торможения является тем, что непосредственно, без применения
специфических условий лаборатории учесть совершенно невозможно; ее же отраже­
ния в субъективных процессах для современного психолога и не представляют боль­
шого интереса (являясь лишь феноменологической стороной, не дающей возмож­
ности объяснения процесса), и не дают достаточно крепкой базы для настоящего
объективного научного исследования'.

2
В изучении закономерностей поведения вполне мыслимы два пути: I — путь
непосредственного наблюдения данного явления и 2 — путь косвенного, «отражен­
ного» его изучения.
В тех случаях, когда изучаемое явление достаточно доступно для непосред­
ственной проверки, — мы прибегаем к первому методу. Например, когда мы ставили
себе целью исследование силы удерживания, запоминания данным субъектом опре­
деленных раздражителей, — нам достаточно простой пробы этой деятельности (с
помощью любого из мнемометрических методов), чтобы получить определенное ко­
личественное выражение исследуемой функции. Точно так же обстоит дело с изуче-

* Печатается по изданию: Лурия А.Р. Сопряженная моторная методика и ее применение в ис­

следовании аффективных реакций. М., 1928. С. 1-55 (Труды Института экспериментальной психо­
логии. Т. 3).
1
Резкое разграничение внешних, доступных прямому наблюдению, форм поведения и скрытых
мы находим у американских behaviorist'oB.
52 Диагностика и динамика аффектов

нием скорости отдельных процессов поведения (скорость реакции), изучением мус­

кульной силы (динамометрия), рецепторной деятельности и т.п.
Однако методы такого непосредственного учета процессов становятся непри­
менимыми, как только мы приближаемся к задаче изучения внутренней механики
целого ряда нервно-психических процессов: интенсивности центральной деятельнос­
ти, количественной и качественной характеристики регулирующих поведение нерв­
ных процессов, взаимоотношения возбуждения и торможения и т.п.
В особенности при сложных видах поведения (интеллектуальное поведение,
аффект) непосредственное изучение лежащих в их основе внутренних процессов по­
чти невозможно. Все попытки старых психологов заменить объясняющее исследова­
ние механизмов субъективным описанием состояний по вполне понятным причинам
не привели ни к каким результатам. Метод «непосредственного изучения» оказался
здесь неприложимым.
Поэтому естественно возникла мысль о том, что единственная возможность
изучить механику внутренних «скрытых» процессов сводится к тому, чтобы соединит
эти скрытые процессы с каким-нибудь одновременно-протекающим рядом доступных дл
непосредственного наблюдения процессов поведения, в которых внутренние закономерн
сти и соотношения находили бы себе отражение.
Изучая эти внешние, доступные отражения корреляты, мы имели бы возможнос
тем самым изучать недоступные нам непосредственно «внутренние» соотношения и м
ханизмы.
В этом положении и заключаются основы сопряженной или отраженной ме­
тодики2.

з
Если мы внимательно присмотримся к самим принципам строения и деятель­
ности организма, то окажется, что в его структуре мы найдем достаточную почву для
такой сопряженной методики.
Являясь сложной системой, поддерживающей равновесие внутри себя и в от­
ношении среды, организм вместе с тем построен по принципу «сопряженных сфер»,
находящихся между собой в совершенно определенных интерреляциях. В этом отно­
шении не было бы ошибкой рассматривать организм как единство отдельных «сис­
тем внутри-органического равновесия», в которых изменение одной стороны неиз­
бежно выявляется в изменении другой; такие системы мы можем наблюдать в самых
разнообразных формах от наиболее простых до наиболее сложных.
Наиболее примитивным примером является взаимосвязанность викарирующих
органов; изменение тонуса правой руки отражается на соответствующих изменениях
левой; при понижении деятельности одного из парных внутренних органов наступа­
ет повышение деятельности другого. Системы отдельных рефлексов, как показал
Sherrington, стоят также в совершенно определенных соотношениях друг с другом,
причем ему удалось установить два рода этих соотношений (аллитированные и ан­
тагонистические сферы).

2
Мы не настаиваем на ее названии. Методику можно назвать «сопряженной», если отправлять­
ся от того, что в ней мы «сопрягаем» скрытый центральный ряд процессов с открытым, перифери­
ческим. Ее можно назвать «отраженной», если акцентировать смысл этого сопряжения — отражение
в открытом ряде скрытых закономерностей.
 Сопряженная моторная методика 53

Точно так же, как соотношение отдельных систем периферической деятель­

ности, близко стоящих друг от друга, можно наблюдать и взаимодействие более
сложного типа и прежде всего взаимную обусловленность периферических процес­
сов и центральных моментов поведения. Так, например, известно, что мозговые из­
менения при афазии находятся в соотношении с деятельностью руки; это дает воз­
можность воздействовать на восстановление речи путем упражнения деятельности
руки, и обратно — влиять на гемиплегию путем обучения речи3. Данные экспери­
ментальной психологии показали наличие достаточной связи между интенсивнос­
тью центральной и периферической деятельности (Корнилов)4; мы неоднократно
могли экспериментально проследить влияние темпа реакций на изменение фоне­
тической стороны речи, и т.д.5.
Мы могли бы привести еще много примеров, взятых как из учения об интер­
реляции органов и их функций (внутренняя секреция, нервно-мышечная интерреля­
ция), так и из экспериментально-психологической практики, однако мы думаем, что
наличие интересующей нас базы для «сопряженной методики» можно считать уже
достаточно установленным; путем изучения определенной системы мы имеем возмож­
ность изучать и другую, не находящуюся под нашим непосредственным контролем, но с
пряженную с ней систему.
Для осуществления этой методики при изучении человеческого поведения
нужно лишь достаточно серьезно разобраться как в тех условиях, при которых эта
интерреляция может наиболее четко проявиться, так и в тех системах, которые для
этого могут быть наиболее удачно использованы.

4
Мы наметили основные задачи сопряженной методики. Остается еще оп­
ределить точнее те условия, при которых мы считаем возможным изучить на че­
ловеческом материале важнейшие закономерности поведения. В другом месте6 мы
подробнее указываем, что основная схема всех закономерностей человеческого по­
ведения в самом общем виде сводится к сохранению и восстановлению равновесия
между организмом и его внешней (и внутренней) средой. Те реакции, к которым
сводится поведение человека, и те процессы возбуждения и торможения, которые
лежат в их основе, направлены именно к поддержанию и восстановлению этого
равновесия.
Для эксперименталиста было бы по меньшей мере странно, если бы он наде­
ялся изучить всю эту сложную систему, наблюдая ее в статическом состоянии ус­
тановившегося равновесия. Сложнейшие закономерности и своеобразнейшие меха­
низмы поведения можно изучить, лишь динамически подходя к объекту, стараясь
поймать у него моменты нарушенного и восстанавливающегося равновесия, момен-

3
Ср.: Pötzl. Beeinflussung der Hémiplégie eines Aphatikers durch Sprachunterricht // Monatsschrift für
Psychiatrie und Neurologie. 1926. LX, 3/4, а также Jahrbuch für Psychiatrie und Neurologie. Bd. 35. S. 397.
4
Учение о реакциях человека, 1922.
5
Весьма интересный подход к взаимной динамической связи отдельных органов и центральной
нервной системы дает Alfr. Adler - «Studie über die Minderwertigkeit der Organe» (1905), особое его
учение о компенсациях.
6
Об этом подробнее см. в моей статье «Принципиальные вопросы современной психологии»
(Под знаменем марксизма. 1926. № 4-5).
54 Диагностика и динамика аффектов

ты, когда нормальная деятельность организма временно уступает место дезорганиза­

ции, когда поведение расстраивается.
Физиолог получает возможность точно учесть механизмы лишь тогда, когда он
путем экстирпаций или путем другого нарушающего вмешательства изменяет нор­
мальное течение изучаемых им отправлений.
Наблюдатель, изучающий сложный комплекс поведения, должен в своих за­
дачах познания закономерностей нормального поведения исходить из тех случаев,
когда в нарушенном поведении эти закономерности и механизмы больше всего обнажен
Нужно уметь поймать природу полураздетой, механизм — поврежденным, чтоб из
этих наблюдений, сравнивая их с наблюдениями над «нормальным» материалом, по­
лучить полное представление о механике организма и его функциях.
В психологии поведения мы поэтому будем стараться уловить на какой-нибудь
доступной наблюдению сфере не столько отражение нормально текущего процесса,
сколько отражение процессов, временно нарушенных и лишь находящихся на пути к
восстановлению.
Наибольшую ценность для нас поэтому представляют такие состояния дли­
тельного нарушения поведения как неврозы и психоневрозы, и такие временные,
концентрированные нарушения, как аффекты.
Сталкивая отдельные нормально протекающие процессы поведения между со­
бой, мы сможем вызвать «конфликты», в которых скрытые внутренние процессы
смогут сделаться резкими, «острыми», а лежащие в их основе механизмы — доступ­
ными для наблюдения7.

5
В классической экспериментальной психологии мы встречаем целый ряд про­
блем, разработка которых по своему методу могла быть вполне рассмотрена, как
имеющая прямую историческую связь с положениями, разбираемыми нами здесь.
Эти проблемы относятся главным образом к области аффектов, т.е. нарушений нор­
мального равновесия поведения, а метод, изучающий их механику путем учета от­
ражения их на так называемых соматических реакциях — дыхании, пульсе, крове­
наполнении и т.п., — известен со времени Вундта как «метод выражения». Вызывая
центрально ту или иную эмоцию, Вундт наблюдал не только субъективное ее про­
текание, но и ее отражение на легко регистрируемых, периферических непроизволь­
ных реакциях. В этом то общее, что есть между обеими методиками. Но вниматель­
ное рассмотрение основных принципов вундтовской методики даст нам возможность
понять и существующую между ними принципиальную разницу; оно же поможет
нам понять и причины тех неудач, которые преследовали «метод выражения» на
всем пути его развития.
1. Прежде всего надо оговориться: в вундтовской методике собственно нет того
«сопряжения» двух строгих систем реакций (центральной, скрытой и периферичес­
кой, регистрируемой), о котором мы говорили выше. Такое «сопряжение» предпола-

7
См. «Аффекты и конфликты и их моторное выражение», гл. I, § I: «Реактологическая теория
аффекта».<Вероятно, имеется в виду неопубликованная на тот момент книга А.Р. Лурия «Природа
человеческих конфликтов: Объективное изучение дезорганизации поведения человека» (М.: Когито-
Центр, 2002). - Примеч. ред>
 Сопряженная моторная методика 55

гает, кроме наличия двух строго учитываемых рядов (определенной центральной и

определенной же периферической деятельности), искусственное выделение регистри­
руемого ряда периферических реакций, который становится как бы доминантным в
ряду других родственных систем периферической деятельности. В методике Вундта
этого нет. Влияние аффекта в ней естественным путем отражается на всем организме,
и мы лишь произвольно регистрируем ту или иную сферу проявления аффективных
влияний. Как нам удалось установить на другом материале (см. ниже § 19), измене­
ния, вызываемые нарушением центральной деятельности, протекают весьма лабиль­
но, перебрасываясь, «переключаясь» с одной системы выражений на другую, так что
если из отражающих систем одна не выделена как доминантная (и обладающая, со­
гласно второму закону доминанты8, способностью принимать на свой адрес и ир-
радиированные раздражения), мы почти лишаемся возможности получить устойчи­
вую картину наступающих в результате аффекта изменений.
Изменения периферической деятельности, отражающие центральное наруше­
ние, остаются всегда налицо, но они расплываются в самых разнообразных комби­
нациях изменений отдельных систем; в результате мы видим наличие измененной кар­
тины дыхания, пульса и т.д., но не можем установить стандартной, определенной
картины этих изменений для того или иного случая.
«Пассивная» методика отражений на «соматических реакциях» необходимо
встречается с иррадиацией этих отраженных нарушений и оказывается совсем не­
пригодной для точного анализа закономерностей, имеющих место в центральных
процессах. Нужна активная сопряженная методика, выделяющая какую-либо одну
сопряженную периферическую систему; лишь в этом случае можно надеяться полу­
чить устойчивое и однозначное отражение скрытых центральных процессов в дос­
тупной, регистрируемой периферической реакции.
2. Вундтовский «метод выражения» прослеживает отражение аффективных нару­
шений на изменениях непроизвольных, физиологических движений (пульс, кровена­
полнение, дыхание), которые, правда, составляют общий «фон» поведения, но не
являются его активными частями. Эти физиологические процессы связаны с той дея­
тельностью центральной нервной системы, которая регулирует наше спонтанное по­
ведение сложной связью — лишь через посредство вегетативной нервной системы; они
лишены наиболее характерных особенностей спонтанного поведения: в их протекании
нельзя проследить направления («к» раздражителю или «от» него), которое отличает
изучаемое объективной психологией поведение от более примитивных и парциальных
функций нервной системы, составляющих предмет физиологии; в них, наконец, труд­
но проследить ту специфическую лабильную оформленность (das Gestaltet-sein), кото­
рая характеризует высшие формы человеческой деятельности (центральной и связан­
ной с ней спонтанной, периферической).
Для того, чтобы получить адекватное отражение скрытых центральных законо­
мерностей, отражающая система должна быть связана непосредственной связью с этим
центральным процессом, она должна являться системой, входящей в состав спонтанно
го поведения. Нужна методика, в которой скрытая и доступная наблюдению пери­
ферическая деятельность была бы связана динамической связью, входила бы в еди­
ную систему действия.

8
Ухтомский A.A. Доминанта, как рабочий принцип нервной деятельности // Русский физиоло­
гический журнал. № 6.
56 Диагностика и динамика аффектов

6
По своему механизму, как мы уже упомянули, поведение начинается теми или
иными импульсами, переходящими в процессы центрального характера, и кончается
иннервациями моторной сферы, деятельность которой разряжает («отводит») создав­
шееся в организме напряжение и воздействует в нужную сторону на внешний стимул.
Поэтому совершенно понятно, что именно состояние моторной сферы является бли­
жайшим коррелятом состояния центральной нервно-психической деятельности.
Если мы хотим исследовать подробно состояние и изменения недоступной не­
посредственному наблюдению центральной деятельности, — мы должны точнейшим
образом проследить состояние и изменения какого-нибудь сопряженного с ней участка
моторной сферы; если нам удастся создать определенную единую систему действия,
которая включила бы в себя определенный центральный процесс (начало, конец,
продолжительность и, частично, характер которого мы бы знали) и сопряженный с
ним длительный и определенно-оформленный моторный процесс, то в этой «систе­
ме равновесия» каждое изменение центрального процесса (в сторону торможения,
возбуждения, нарушения) находило бы себе отражение в соответствующих измене­
ниях моторного процесса. А так как всякий моторный процесс имеет определенную
направленность («аппульсивная» и «репульсивная» реакция)9, быстроту, интенсив­
ность и оформленность, то из соотношения всех этих сторон моторного процесса с
сопряженным центральным мы получаем возможность в весьма многих планах и на­
правлениях прослеживать влияние тех изменений, которые происходят в скрытых от
нас центральных реакциях.

Во многих отношениях мы встречаем здесь уже готовую почву.

Работами Вундта над скоростью реакции установлена возможность судить о длитель­
ности и сложности центральных процессов, путем изучения в быстроте моторных реак­
ций. Binet, а за ним Лазурский и многие авторы, работавшие с tapping-test'ом, имели
возможность проследить весьма интересные отражения центральной работы на изме­
нении темпа периферической — моторной деятельности. Mosso, Kraepelin и ряд авто­
ров, работавших с эргографией, констатировали отражение изменений в центральной
деятельности на интенстивности эргографических кривых.
Корнилов путем длительных исследований установил возможность точного изме­
рения интенсивности скрытого центрального процесса путем изучения одновременных
с ним моторных нажимов (динамоскопия) и даже установил определенную шкалу
динамической последовательности отдельных видов реакции.
Наконец, Isserlin и несколько других авторов пытались подойти еще ближе к проб­
леме и установить изменения в форме моторных реакций, зависящих от изменений
напряженной центральной деятельности.

7
Мы здесь же хотели бы отвести одно возражение, которое постоянно делает­
ся исследователям, пытающимся в качестве индикаторов для каких-либо скрытых
изменений использовать произвольную моторную деятельность. Обыкновенно дума-

9
Из русских авторов П.П. Блонский (Очерк научной психологии. М., 1922) называет эти реак­
ции — реакции «к» и реакции «от» (объекта). Некоторые американские авторы вводят понятие век­
торного момента в поведении. Ср. также работы Л.И. Петражицкого — напр. «Введение в изучение
права и нравственности. Основы эмоциональной психологии» (СПб., 1908).
 Сопряженная моторная методика 57

ют, что исходить в таких исследованиях из изучения произвольной моторной дея­

тельности нельзя потому, что она слишком лабильна, «произвольна», подвержена
слишком многим случайным изменениям; думают даже, что каждое произвольное
движение столь отлично от другого такого же, что установить здесь какую-либо за­
кономерность вообще невозможно. Действительно, если, например, три нажима
указательным пальцем, записанные пневматической передачей, дают разные по
интенсивности и форме кривые, то совершенно естественно нельзя ожидать, что
связанные с ним изменения какой-либо сопряженной сферы дадут на ней доступ­
ные для изучения, четкие и постоянные отражения. Опыт, однако, показывает, что
гораздо правильнее было бы совершенно другое представление о моторной сфере и
возможностях использования ее, как индикатора.
Если мы возьмем испытуемого, совершенно не подвергшегося тренировке и
попросим его в течение некоторого времени делать простые ритмические нажимы
пальцем руки на пневматическую таблицу, мы очень быстро заметим, что испытуе­
мый делает нажимы почти абсолютно похожие по форме один на другой.
У испытуемого, у которого отсутствуют посторонние осложняющие мотивы
(например, некоторое смущение перед лабораторной обстановкой, неуверенность пе­
ред аппаратурой и т.п.) — эта простая деятельность протекает с удивительным по­
стоянством и правильностью, и кривые отличаются друг от друга разве только по
интенсивности; впрочем — очень быстро устанавливается и некоторая постоянная
интенсивность нажимов, и мы видим, как моторный аппарат начинает работать с
удивительной константностью; отступления от нее оказываются возможными лишь
при введении каких-либо нарушающих факторов, и о пресловутой «незакономернос­
ти» и «случайности» моторных проявлений оказывается совсем нельзя говорить.
Рисунок 1 дает пример таких устойчивых двигательных форм, полученных у
испытуемого в первый день работы.
Если мы возьмем движение большего размаха, где, как кажется, можно ожи­
дать еще меньшей устойчивости, например, выкидывание руки вперед или круговое
движение рукой, или схватывание определенного предмета, и зафиксируем его весь­
ма точно с помощью циклографического метода, то окажется, что форма (или иног­
да схема) движения остается чрезвычайно константной. Наоборот, всякое уклонение
от этой константной формы окажется возможным лишь при наличии определенных
внешних или внутренних отклоняющих факторов, т.е. окажется протекающим совер­
шенно закономерно.

Исп. Л-в
Контр, о п.

МММ 1 см - 1 "
Рис. 1
58 Диагностика и динамика аффектов

Рис. 2

На рисунке 2 мы даем циклографический снимок движения руки при ударе,

произведенного подряд несколько раз. Как мы видим, движения эти оказались до
такой степени конгруэнтными, что мы почти не различаем на снимке того, что
кривая движения фактически представляет четыре отдельных кривых, наложенных
друг на друга.
С другой стороны — достаточным оказывается какое-либо определенное изме­
нение внешних или внутренних условий (нагрузка руки или повреждение централь­
ной нервной системы), чтоб форма этих движений ощутительно изменилась. Форма
движения оказывается здесь тем индикатором, который дает нам возможность изу­
чать недоступные прямому наблюдению соотношения10 вплоть до локализации име­
ющихся в нервном аппарате нарушений.
Эти данные заставляют нас резко изменить взгляд на моторику и принципы ее
деятельности.
Мы думаем, что «произвольная» моторная деятельность человека представляет
собою строжайше детерминированную, идеальную систему для выполнения движе­
ний, подчиняющихся определенным структурным принципам (Gestaltfaktoren), из
которых можно пока отметить только принцип «правильности», «экономности» и
возможностей простоты движений11. Обычно в моторном аппарате налична строжай­
шая тенденция производить движения, отвечающие именно таким требованиям; эти
движения отличаются в принципе значительной устойчивостью, которая должна слу­
жить исходной в изучении движений; каждое отклонение от такой устойчивости оз­
начает наличие определенного нарушающего фактора. Если мы сможем устранить
(или учесть) все нарушающие факторы, проистекающие из среды, то останутся дей­
ствующими лишь эндогенные нарушающие факторы, действие которых можно будет
всегда учесть.
Такое положение вещей и является целью нашей сопряженной методики; ме­
тодика оказывается достаточно пригодной для этой задачи.
10
Эти данные, а также рис. 2, взяты из работ д-ра Бернштейна, производимых им в Государ­
ственном институте экспериментальной психологии в Москве. Принципиальная возможность ана­
лиза нервных процессов, исходя из изучения формы внешних симптомов, блестяще обоснована в
работах К. Goldstein'a, см. напр. «Archiv für Psychiatrie», 1926. Bd. 76.
11
Об этих принципах см.: Wertheimer M. Untersuchungen zur Lehre von Gestalt // Psychologische
Forschung. I.
 Сопряженная моторная методика 59

Если мы глубже вдумаемся в структуру организма и поведения, то изложенный

нами взгляд на произвольную методику как на закономернейшее и точно оформлен­
ное («gestaltet») отправление нам вовсе не покажется таким чуждым. Ведь лишь при
условии идеально точных правильных движений возможна нормальная жизнедеятель­
ность и приспособление человека. Моторная сфера дает нам много примеров, удиви­
тельных по своей тонкости и точности движений, производимых организмом ежеми­
нутно. Примером могут служить идеальные по своей точности движения глаза при
фиксации, аккомодации, конвергенции; движения голосового аппарата, при записи
с помощью капсулы Rousselot оказывающиеся почти абсолютно тождественными при
чрезвычайно сложной оформленности; наконец, симметричные движения, при любых
наиболее сложных условиях дающие точную взаимно-зеркальную картину.
Устойчивость и точность этих движений совершенно не уступает точности иде­
альной машины, и на анализе, исходящем из них и нарушений их формы, можно
спокойно построить хорошее научное исследование.

8
Исследование, построенное по принципам сопряженной моторной методики,
стоит, следовательно, перед задачами:
1) выделить определенную подлежащую исследованию центральную деятель­
ность;
2) связать ее с определенной моторной «отражающей» деятельностью;
3) внести в нее те же изменения (или нарушения), при наличии которых ис­
комые механизмы могут быть наилучшим образом проявлены (см. выше § 4).
Остановимся конкретно на применявшемся нами виде сопряжений или методике.
1. Принципиально мы можем выбрать любой вид центральной деятельности,
но для первых опытов мы обязаны выбрать наиболее простой из них, доступный хотя
бы частичному измерению в смысле продолжительности и характера и протекающий
с максимальной долей детерминированности. Мы остановились поэтому на процессе,
известном в психологии под именем «простой свободной ассоциации», который на­
чинается словесным раздражителем, протекает некоторое количество времени и кон­
чается речевой реакцией. Этот вид центральной деятельности был исследован мно­
гими авторами: Aschaffenburg'oM, Ziehen'oM, Claparède'oM, Wreschner'oM и мн.др., у
нас Ивановым-Смоленским, Ленцем, за последние два десятилетия получил свою
блестящую разработку в школе Jung'a и частично (в виде «freie Einfalle») в школе
S. Freud'a. Этот метод привлекает нас по двум основным мотивам:
а) ассоциативная реакция является, собственно, почти единственным доступ­
ным для исследования видом высших психических функций человека, она протекает
весьма детерминированно и часто почти рефлекторно; она всегда имеет определен­
ное «содержание», взятое из отложившегося в психике опыта испытуемого, и тем
самым примыкает к наивысшим этажам социально-обусловленной корковой дея­
тельности; длительность ее (а следовательно — и относительная сложность) — изме­
римы; наконец, словесная реакция всегда определенным образом оформлена и стоит
в определенном отношении к раздражителю, а следовательно, и с этой стороны
сложность имевшего место процесса может быть учтена12.

12
Как высшую форму реакций трактует ассоциации Иванов-Смоленский, см. «Психиатрия, нев­
рология и экспериментальная психология», № 1 и 3.
60 Диагностика и динамика аффектов

в) ассоциативная реакция всегда имеет наиболее интимную связь с аффектив­

ными видами поведения человека; она регулируется инстинктами, влечениями, аф­
фектами и их заторможенными следами — «комплексами»; на ней сказывается каж­
дый конфликт, имеющий место в психике, и она является тончайшим реагентом на
все аффективные потрясения13. В этом отношении ассоциативная реакция выполняет
и те требования, которые мы наметили выше, требования получения нарушений
нормальной центральной деятельности для обнаружения характерных ее механизмов
(§ 8, п. 1, выше - §4).
Этот ассоциативный процесс, являющийся в некоторых отношениях доступ­
ным для исследования (его скорость, форма реакции и т.п.), в других, и очень суще­
ственных, отношениях оказывается совершенно недоступным: мы часто совершенно не
можем судить о том, какими путями дошел испытуемый до окончательной реакции;
были ли у него посредствующие, заторможенные звенья, или же ассоциативный про­
цесс протекал прямо и непосредственно; самонаблюдение, конечно, почти ничего
не дает в разрешении этих вопросов и они до сих пор являются в психологии вопро­
сами весьма спорными14.
С другой стороны, совершенно недоступными для прямого исследования яв­
ляются и физиологические механизмы, характеризующие ассоциативный процесс; мы
не можем сказать, протекла ли данная ассоциация легко или с определенной степе­
нью трудности; совершенно невыясненным остается общий тонус возбуждения, с
которым протекла данная реакция, общая организованность или дезорганизован-
ность, наличие или нарушение правильных регуляций, характерных для ее течения.
Все эти вопросы, конечно, могут быть решены лишь применением иной, кос­
венной методики, и думаем — прежде всего методики сопряженной: лежащие в ос­
нове ассоциативного процесса механизмы должны отразиться в какой-либо доступ­
ной наблюдению сфере.
2. Мы выбрали в качестве такой отражающей системы по мотивам, уже изло­
женным выше (см. § 6 и 7), простую моторную деятельность, именно — простой на­
жим пальцем руки на воспринимающую пневматическую таблицу.
Это моторное проявление достаточно просто, вполне доступно изучению; оно
всегда имеет свою форму, свою интенсивность, свое направление (нажим или отдер­
гивание руки), оно достаточно устойчиво, но вместе с тем и может, как увидим ниже,
давать значительные изменения при изменении условий деятельности организма.
Наконец, для задач сопряжения с речевой реакцией оно представляет еще и те
выгоды, что является движением аппарата сильно дифференцировавшего, имеюще­
го значительную «выразительную» ценность и неврологически интимно-связанного с
центральной — речевой деятельностью (см. выше, § 3).
Эту моторную деятельность мы сопрягаем с центральным ассоциативным про
цессом, ставя перед испытуемым единую задачу: на данное нами слово-раздражитель
произвести нажимное движение одновременно с произнесением первого пришедшего в г
лову слова.
Этой инструкцией мы создаем путем искусственного выделения специфическую
модель поведения, включающую в себя как центральную, так и периферическую (мо­
торную) сторону; будучи выделенной, активной (а следовательно и доминантной),

13
Ср.: Jung CG. Diagnostiche Assoziationsstudien, 1911. Watson считает ассоциативный экспери­
мент лучшим методом выявления аффектов. Ср.: «Psychology», 1919.
14
Ср.: Нечаев. Ассоциация сходства. 1905. (Сводка спорных вопросов в области эмпирического
'подхода к ассоциациям.)
 Сопряженная моторная методика 61

моторная сторона — деятельность руки — будет уже с самого начала отражать состоя­
ние сопряженного процесса и особенно происходящие в ней нарушения и изменения.
Будучи каждый раз неожиданными и новыми по своему содержанию, ассоци­
ативные реакции препятствуют автоматизации процесса и являются независимой пе­
ременной этой функциональной зависимости; моторная же сторона процесса, сама
по себе оставаясь неизменной, играет здесь роль функции, отражая происходящие в
независимой переменной изменения.
3. Наконец, осталось отметить и те нарушения, которые мы будем вносить в
центральный процесс, чтоб получить возможно рельефное отражение на моторной
сфере интересующих нас закономерностей.
Мы уже имели случай упомянуть, что сам ассоциативный процесс в его про­
стой непрерывной форме приходит нам на помощь в этой задаче. У каждого испытуе­
мого он оказывается связан с следами резких аффективных переживаний, и когда
наш опыт натыкается на такие естественные «комплексы», — мы естественным пу­
тем получаем нужные нам нарушения центрального процесса. Сложной стороной
этой методики, которая отмечалась многими авторами, является то, что ни мы, ни
сам испытуемый не может точно определить, какие группы содержаний следует счи­
тать аффективными, какие индифферентными, и где лежит граница между ними.
Оперируя этим материалом, мы неизбежно должны продвигаться в потемках, по
чисто индуктивным, нащупывающим путям, определяя самую аффективность тех или
иных реакций отраженными изменениями моторной сферы, т.е. искомое, еще неус­
тановленное, делая отправным признаком оценки.
Поэтому наряду с этим приходится прибегать к случаям, где аффект и его со­
держание нам заранее известны; в этих случаях достаточно проследить отраженные
симптомы реакций на те раздражители, которые имеют отношение к аффективной
ситуации (и воспринимаются как таковые), чтоб получить представление о характер­
ных для нарушенного поведения изменениях.
Мы пользовались следующими случаями, когда аффективная ситуация, оста­
вившая резкие следы на психике испытуемого, была нам известна:
a) естественные аффекты: массовый эффект, концентрированный у многих
лиц на определенной ситуации: экзамен (во всех его формах), предоперационное
состояние, массовые шоки;
b) естественные аффекты после шока: преступник после совершения преступ­
ления;
c) искусственные аффекты, внушение в гипнотическом состоянии, аффектив­
ные комплексы;
d) искусственные конфликты: производимые в лабораторной обстановке путем
тех или иных методов сталкивания отдельных тенденций.
Случаи, на которых мы будем дальше останавливаться, чтобы показать те или
иные данные, добытые с помощью сопряженной методики, будут основываться
именно на такого рода материалах.
Теперь мы можем непосредственно обратиться к некоторым данным, полу­
ченным нами в многих исследованиях, подробно описанных в другом месте15. Они
должны, с одной стороны, показать нам, при каких условиях сопряженная методи­
ка может действительно вести нас к установлению искомых закономерностей, и с
другой — указать, какие первичные, наиболее простые закономерности удалось
вскрыть этим путем.
15
Подробно об этом: «Аффекты и конфликты и их моторное выражение» (в рукоп.).
62 Диагностика и динамика аффектов

Наиболее общий результат, полученный нами в опытах с сопряженными мо­

торными реакциями, сводится к тому, что нарушение центрального процесса отража­
ется на нарушении сопряженной реакции руки.
Если центральный процесс протекает нормально, т.е. если за воспринятым
испытуемым словом-раздражителем следует обычный латентный период, а затем не­
посредственная ассоциативная реакция, воспроизводящая какой-либо участок близ­
кого к содержанию слова-раздражителя опыта, — мы имеем спокойную моторную
кривую, одна из которых изображена на рисунке 3.
Нижняя линия отмечает течение речевой реакции {Л — момент подачи словес­
ного раздражителя, В — момент речевой реакции; Л— Ву следовательно, латентный
период ассоциативной реакции).
Верхняя линия дает нам запись сопряженной моторной реакции руки. Мы ви­
дим, что эта линия отличается большой правильностью. Период А—В соответствует
латентному периоду и представляет собой простую прямую линию.
Незадолго до момента речевой реакции (вернее — почти в момент ее, так как
в запись момента речевой реакции следует здесь внести поправку из-за того, что он
отмечается не механически, и следовательно включает в себя и латентный период
экспериментатора) следует быстрый нажим Ь—с и такой же правильный и быстрый
спуск с—а; самый нажим соответствует «отреагированию» — произнесению ответно­
го слова, и, как мы увидим ниже, является весьма константным.
Совершенно иначе протекает процесс
в тех случаях, когда ассоциативная реакция
чем-либо нарушена.
Уже давно было замечено, что неко­
торые ассоциативные реакции протекали
исключительно заторможенно; вместо обыч­
ного латентного периода в 1,2" — 1,8й их
латентный период достигал нередко 3м — 4м
и даже значительно больше (иногда до 15" —
30"). Вместе с тем и словесные ответы в этих
случаях иногда носили отпечаток неко­
торой нарушенное™: попадались слова,
явно не соответствующие раздражителям,
так называемые «плоские ассоциации»;
ответы произносились с запинками и про­
являли признаки иррадиированного возбуж­
дения. Было высказано предположение16,
Моторная реакция руки
подтвердившееся впоследствии, что здесь
а Ъ_
Речевая реакция
мы имеем следы аффективного торможе­
1 ния ассоциативной реакции, что задержка
А
объясняется каким-то нарушением проте­
Рис. 3 кающего здесь процесса. Некоторые ученые
(Wertheimer и др.)17 полагали, что аффект,

16
Jung CG. Diagnostische Assoziationsstudien. 1911.1, И.
17
Wertheimer M. Experimentelle Beiträge zur Tatbestanddiagnostik // Archiv für die gestamte
Psychologie. 1905. Bd. 59.
 Сопряженная моторная методика 63

Исп. Ст. с
дело № 4 /

Поезд / Ремень
(слыш. "пояс") - / 1 4.0" - ну, шуба
- 3,2" - ремень

Моторная реакция руки

Речевая реакция
231
DJ
^^у^
1

L
j 57L

Рис. 4

возбужденный словом-раздражителем, вызывает некоторую ассоциативную пустоту;

другие думали, что первая возникающая реакция в данном случае тормозится до своего
проявления, и что выявляется в речевом ответе уже вторая, пришедшая ей на смену.
Если мы бросим самый беглый взгляд на картину такой реакции и состояние
сопряженной с ней моторной сферы, — мы сразу же заметим ту принципиальную
разницу, которая налицо между этой реакцией и той, которую мы только что рас­
смотрели.
На рисунке 4 изображены две реакции, сильно аффективно окрашенные. Они
принадлежат преступнику-убийце, за три дня перед опытом участвовавшему в убий­
стве женщины путем задушения.
В то время как индифферентные реакции протекают у него сравнительно быст­
ро и дают нормальную моторику, — реакции на раздражители, возбуждающие следы
этой аффективной ситуации, протекают значительно иначе. Так, в первой из приве­
денных на рисунке 4 реакции испытуемого дается слово «поезд», которое он однако
слышит как «пояс» и отвечает с довольно большой задержкой (3,2") — «ремень».
Сопряженная моторная реакция дает нам в данном случае заметное и своеоб­
разное отклонение: очень скоро после подачи раздражителя (пункт «О») линия ла­
тентного периода принимает изломанный вид, появляется неровный tremor, кото­
рый продолжается до самой моторной реакции, начинающейся в пункте «6», и
несколько «смазывает» начальный момент реакции. Мы можем с правом подозре­
вать, что эта ассоциативная реакция чем-то отличается от остальных, не дававших
таких изменений. И действительно, оснований для предположения об аффективном
возбуждении, вызванном этой реакцией, более чем достаточно: удушение было про­
изведено при помощи мужского ремня (пояса), который убийца оставил на месте
преступления.
Это пример одного типа изменений в моторной сфере, отражающих наруше­
ния центрального процесса; иногда же эти изменения бывают значительно резче и
дают возможность предполагать наличие в центральной деятельности весьма бурны
явлений. Вторая кривая рисунка 4 демонстрирует нам реакцию у того же испытуемого
на слово «ремень». Она протекает с еще большей задержкой, носит словесные следы
нарушений («ну, шуба»), сопряженная же моторная кривая представляет собой на­
слоение совершенно неправильных нажимов и свидетельствует о крайней хаотичное-
64 Диагностика и динамика аффектов

ти процесса. Так как, однако, в самой моторной сфере за это время никаких измене­
ний не произошло, — мы с уверенностью можем отнести эти изменения за счет на­
рушения того ассоциативного процесса, с которым была сопряжена эта моторная
реакция, что говорит о лежащем в его основе сильнейшем возбуждении.
Если мы сравним реакцию, изображенную на рисунке 3, с реакциями, изоб­
раженными на рисунке 4, — мы сможем сразу же сделать первый наиболее общий
вывод: эти реакции (индифферентная и аффективная) отличаются друг от друга тем,
что первая протекает по принципу организованности, координированности, вторая —
по принципу дезорганизованное/пи, дискоординации; в первой видна четкая регуляция
нервно-моторного аппарата, во второй — эта регуляция нарушается, в нормальный
моторный процесс вмешиваются посторонние возбуждения. Можно думать, что здесь
мы стоим перед понятным и простым, но основным принципом, отличающим нор­
мальное человеческое поведение от различных форм его патологии.

10
Точно такие же результаты мы получаем в том случае, когда при длительном
«цепном» ассоциировании равновесие процесса нарушается и в ассоциативный ряд
вторгается нарушающее эффектное влияние.
На рисунке 5 изображены две записи процесса длительного свободного ассо­
циирования. Испытуемый ставится перед задачей говорить подряд все приходящее в
голову слова, не ограничивая этого процесса каким-нибудь искусственным подбо­
ром. Одновременно с произнесением каждого слова он должен производить нажим

J ι ι L
7 8 9 10

21 22 23 24

Рис. 5
 Сопряженная моторная методика 65

пальцами руки, точно так же, как это было в приведенных выше случаях. Этой
испытуемой, по профессии акушерке, было сделано в гипнотическом состоянии
внушение, что она произвела, без должного разрешения, операцию аборта, кото­
рая окончилась неудачно. После произведенного внушения испытуемая была про­
буждена, и ей было дано задание непрерывно ассоциировать, свободно реагируя
всеми приходящими в голову словами, одновременно с каждой реакцией произво­
дя нажимы правой рукой на регистрирующий аппарат. Как и можно было ожидать,
испытуемая начала реагировать безразличными словами — «ночь—лестница—стол-
книжка—день—дождь—лодка—месяц—здание—село—река—озеро...»
Однако довольно скоро она перешла к воспроизведению внушенной ей аффек­
тивной травмы, и мы видим прямо относящиеся к ней реакции:
21. стекло. 22. операция. 23. инструмент. 24. женщина.
Достаточно взглянуть на приведенные на рисунке 5 моторные отражения этих
обоих участков, чтобы сказать, что за ними кроются совершенно различные физио­
логические процессы. В то время как первый из них (А) протекает совершенно спо­
койно, на втором (В) видны следы резких нарушений (особенно перед наиболее аф­
фективными моментами ряда: интервал от реакции 21 до 22 и перед реакцией 24).
Эти нарушения свидетельствуют опять-таки о том, что в соответственные моменты в
центральном процессе имело место сильнейшее возбуждение, дезорганизовавшее ход
реакции, и дают нам возможность подойти к изучению динамики этих физиологи­
ческих процессов.

11
Сопряженная моторная методика дает нам возможность отличать такие случаи
аффективного торможения центрального процесса, имеющие в своей основе конф­
ликт, дезорганизацию, — от похожих на них внешне, но в сущности совершенно
отличных случаев.
Исследователи, изучавшие ассоциативную деятельность, полагали, что вся­
кая резкая задержка ассоциативной реакции объясняется скрытым за этой реакцией
аффективным процессом, комплексом, травмой и т.п. (CG. Jung, а за ним целый
ряд авторов: Wertheimer, Ritterhaus, Ph. Stein
и мн. др.18, у некоторых из которых такой
упрощенный взгляд на процесс повел к ИС1Ь р^
целому ряду ошибок). Теперь мы знаем,
что далеко не всякое резкое торможение
ассоциативного процесса можно сводить Аденоид
к деятельности аффективных факторов. 4,0"-полип
Опыт показывает, что нужно строго
отличать торможение аффективное от
торможения вследствие простой замед­ Моторная реакция
ленности, затрудненности процесса, и что Речевая реакция
оба эти вида торможений ассоциативных Τ
реакций имеют совершенно специфичес­
кие сопряженные признаки. Рис. 6

18
Библиографию см.: Lipmann О. Die Spuren interessebetonter Erlebnisse und ihre Symptome.
1911.
66 Диагностика и динамика аффектов

Так, сильно услож­

няя ассоциативный процесс
Исп. М-в (в интеллектуальном от­
депо № ношении), вводя сложные,
трудные раздражители и тре­
буя на них более или менее
адекватных реакций, мы по­
лучаем у очень интеллиген­
тных испытуемых большие
задержки в реакциях, пре­
восходящие их обычное ре­
активное время в 2, 3 и даже
4 раза. Однако от аффектив­
ных торможений они отли­
Речевая реакция чаются тем, что в них не за­
метно признаков конфликта
74 и расстройства равновесия:
сопряженная моторная кри­
вая не дает здесь никаких
признаков нарушения. Рису­
Полотенце
нок 6 дает нам такой при­
73" - холстинное мер: у испытуемой, обычно
очень отзывчивой на аф-
фекивные нарушения, —
сложная в интеллектуаль­
ном отношении, но вполне
индифферентная аффектив­
но реакция «аденоид» — 4,0м
«полип» не дает никаких
заметных признаков мотор­
ного нарушения, несмотря
на значительную временную
Рис. 7 задержку.
У испытуемых менее
развитых такая ассоциативная задержка, проистекающая из интеллектуальной труд­
ности, бывает довольно часто и отдифференцировать ее без помощи отраженных
признаков часто бывает очень трудно. Однако умение дифференцировать эти два вида
ассоциативных торможений бывает весьма важно, особенно в таких случаях, когда
нам необходимо точно установить «комплексы» испытуемого.
Сопряженная методика открывает перед нами в этом отношении совершенно
реальные возможности. На рисунке 7 изображены две реакции одного испытуемого
(преступника), внешне протекающие почти одинаково: обе они сильно замедлены
(7,4" и 7,3м), обе по характеру ответа тождественны (предикативный тип реакции).
Исследователь, подошедший к ним с непосредственным изучением, не нашел бы
между ними никакой разницы.
Однако сопряженная методика обнаруживает между ними коренное различие:
в то время как первая реакция (книга — 7,4м белая) протекает совершенно спокойно
и представляет в моторном отношении спокойную прямую линию латентного перио­
да и правильный нажим, — вторая (полотенце — 7,3м холстинное) дает резкие приз-
 Сопряженная моторная методика 67

наки возбуждения: в латентный период мы видим два ясно выраженных неправиль­

ных подъема кривых, несколько заторможенных и дезорганизованных, и лишь после
них следующую окончательную моторную реакцию. Что за реакцией на слово «поло­
тенце» должен был крыться здесь определенный аффект, — было нам ясно до опыта:
мы нарочно предъявили этому испытуемому данное слово как критическое, ибо оно
входило в аффективную ситуацию: испытуемым было совершено убийство, во время
которого он порезал руки и завязал раны куском полотенца, оторвав его; это поло­
тенце оказалось важной вещественной уликой при поимке этого преступника. (Ряд
дальнейших примеров подтверждает аффективное значение данного раздражителя.)
Сопряженная методика дала, таким образом, отправной пункт для отдиффи-
ренцировки задержек аффектовых от задержек, причина которых коренится, по всей
вероятности, в трудности (сложности) раздражителя для данного испытуемого, и,
таким образом, поставила на очередь вопрос об экспериментальном изучении раз­
личных типов торможения в ассоциативном процессе.

12
Для того чтобы сопряженная моторная сфера действительно отражала проис­
ходящие в данный момент центральные изменения, необходимо соблюдение некото­
рых условий.
Одним из наиболее важных условий мы считаем то, чтобы оба процесса —
центральный и моторный — были сопряжены в единой активной установке. Только
в том случае, когда ассоциативная реакция и движение руки включаются в единую
систему, мы можем ожидать отражения центральных изменений именно в пределах
этой системы и прежде всего — в активных движениях руки, которые в данном слу­
чае выделяются из всей остальной методики и становятся доминантными. Путем со­
пряжения этих двух форм в едином активном процессе мы как бы создаем устойчи­
вую двигательную структуру («motorische Gestalt»), к которой остальная моторика
относится, примерно, так же, как фон относится к находящейся на нем форме. Эта
«форма» внутри себя проявляет постоянную тенденцию к сохранению равновесия,
и достаточно изменения в одной части (стороне) этой системы, чтобы получить со­
ответствующее отражение на другой ее части (стороне); отражение же остальных мо­
торных процессов, не связанных с ней единой активной установкой, может быть
минимальным19.
Попробуем для проверки сделать опыт разделения этой единой активной уста­
новки: отделим моторный процесс от центрального, сделав один из них пассивным, и
мы увидим, что связанность этих сторон, а следовательно отражение одного процесса
в другом перестает существовать.
1. Сохраним в прежнем виде центральный процесс, — хотя бы в форме актив­
ного, непрерывного ассоциирования цепными реакциями (всеми пришедшими в го­
лову словами), — и сделаем пассивной моторную сферу, заставив испытуемого про­
сто держать руку на приборе, регистрирующем ее дрожания. (Эта методика, между
прочим, применялась многими авторами, начиная с R. Sommer'a и кончая новыми
работами О. Löwenstein'a20.)
19
Эти положения вплотную примыкают к мыслям, развитым К. Goldstein'oM в его прекрасной
статье «Das Symptom, seine Entstehung und Bedeutung für unsere Anffassung von Bau und Tätigkeit des
Nervensystems» (Archiv für Psychiatrie. 1928. Bd. 76. S. 98).
20
Löwenstein O. Experimentelle Hysterielehre. Bonn, 1923.
68 Диагностика и динамика аффектов

ι ι ι ι ι ι ι ι 1 1 ι ι 1-
12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24

I I I ι 1 1 I I I I I
19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29

Рис. S

Рисунок 8 дает нам пример одного такого эксперимента. Испытуемой внуша­

ется в гипнотическом состоянии очень аффективная ситуация: якобы, украла у сво­
его знакомого деньги. До внушения, а также после внушения (в постгипнотическом
состоянии) с ней ставится ассоциативный эксперимент в обеих его формах — еди­
ничных и цепных ассоциативных реакций. Как и следовало ожидать, в постгипноти­
ческом состоянии у испытуемой проявляются резкие следы аффективных наруше­
ний, как это было описано выше (§ 9 и 10). Однако стоит нам изменить методику и
заставить испытуемую ассоциировать непрерывно, держа одновременно руку в спо­
койном состоянии (без нажимов) на регистрирующем аппарате, — как картина
меняется, и мы абсолютно перестаем видеть резкие отражения процесса в мотор­
ной сфере.
В части А рисунка 8 изображен tremor правой руки, соответствующий спокой­
ному ассоциативному ряду, проведенному с испытуемой до гипнотического внушения;
часть В изображает такой же tremor, соответствующий весьма аффективному ассоциа­
тивному ряду, данному испытуемой в постгипнотическом состоянии.
В некоторых участках (реакции № 21, 25) этот ряд прямо воспроизводит вну­
шенную аффективную ситуацию, дает характерные торможения (ср. интервал между
№ 21—22); и, несмотря на это, резких отражений аффективно-нарушеного ряда на
моторной сфере мы не видим.
Мы думаем, что единственным объясняющим это моментом здесь является
то, что моторная сфера в данном случае как бы автономна от центральной ассоциа­
тивной деятельности, не сопряжена с ней в единую систему и весьма вероятно,
что соответственное нарушение отразилось здесь на совсем другой, не регистрируе­
мой нами системе (об этом ниже, § 19).
2. Такие же результаты дает и обратный опыт, когда мы, оставляя активной
моторную сферу, делаем центральный процесс пассивным.
Преступнику, три дня назад совершившему преступление (убийство), мы
предъявляем ряд словесных раздражителей, среди которых были такие, которые бе­
зусловно возвращали испытуемого к аффективной для него ситуации преступления.
Испытуемый должен был внимательно вслушиваться в эти слова и каждый раз, ког­
да он воспринимал соответствующее слово, должен был нажимать пальцем руки на
пневматическую таблицу, однако, не произнося ответной словесной реакции. Этот
опыт был, таким образом, видом «Wahrnehmungsversuche»21.
21
Ср.: Lipmann О. Die Spuren interessbetonter Erlebnisse. 1911.
 Сопряженная моторная методика 69

1см. - 1 "

Рис. 9

Результат в нашем случае получился следующий: несмотря на то, что испы­

туемому были предъявлены очень резко-актуальные для него раздражители, кривые
моторных реакций (см. рис. 9) остались во всех случаях совершенно нормальными.
Можно думать, что причиной этого является то, что моторный процесс, бу­
дучи совершенно отделен от центральной психической деятельности (отсутствие
единой активной связи обеих реакций) быстро стал «автономным» и автоматизиро­
вался, так что наличные в центральном процессе нарушения на нем совершенно не
сказывались. Условием же для правильного «отражения» остается активное сочета­
ние обеих сторон в едином процессе, которое, видимо, создает очень устойчивую и
своеобразную структуру поведения, резко, как «замкнутая система», выделяющуюся на
фоне остальных процессов.

13
Для того чтобы сохранить необходимую, как только что было показано, еди­
ную действенную установку, необходимо еще одно понятное условие — именно од­
новременность обеих сторон — речевой и моторной — реакции. Только при условии
этой одновременности мы можем получить действительное отражение центральных
изменений на моторной сфере; если же речевая и моторная реакция будут во времен­
ном отношении разъединены, то единство системы, которое лежит в основе нашей
методики, нарушится, и отраженных моторных нарушений мы не получим.
На рисунке 10 мы приводим реакцию нормальной и очень аффективной ис­
пытуемой, в опыты с которой мы нарочно ввели асинхронность обеих сторон реак­
ции, предписав ей сначала реагировать словесно и уже затем производить мотор­
ный нажим. В кривой А этого рисунка мы имеем случай, когда реакция, несомненно
сильнейшим образом аффективно окрашенная (с огромным торможением в 14,4" и
отказом от словесной реакции), которая у этой испытуемой (многократно нами
исследованной) при нормальных условиях дала бы признаки резкого моторного на­
рушения, — протекает в моторном отношении совершенно нормально: весь латент­
ный период представляет собою сплошную прямую линию, и совершенно нормаль­
ный нажим производится спустя 2,5м после словесной реакции. При обычных для
этой испытуемой резких нарушениях, сопровождающих реакции, связанные по со­
держанию с переживаниями личного характера (группа: встреча — весна — связь и
т.п.), мы можем объяснить отсутствие моторных нарушений этой явно конфликт­
ной реакции лишь введенной нами инструкцией отставления, как бы изолиро­
вавшей моторную сферу от центрального процесса.
70 Диагностика и динамика аффектов

Исп. Пер,

Робкий -14,4" (вздох) - отс. реакц.

Моторная реакция руки

Речевая реакция

1см-1"

Ждать - 5,8" - свидания

Моторная реакция руки

1см - 1 "

Рис. 10

Правда, такая инструкция не всегда осуществляется: у этой же испытуемой в

той же серии опытов мы видим реакции, несмотря на инструкцию, стремящиеся к
одновременности с словесным ответом. В таких случаях, один из которых изображен
на кривой В рисунка 10, тормозная аффективная реакция уже неизбежно сопровож­
дается отраженными нарушениями, правда, располагающимися в латентном периоде
и не задевающими самую реакцию.
Точно такой же результат мы можем наблюдать и при обратной инструкции —
отнесения моторной реакции к моменту восприятия раздражителя, инструкции про­
извести нажим тотчас при восприятии слова-раздражителя и независимо от речевой
реакции.
Рисунок 11 показывает нам, что и в данном случае моторная реакция, после­
довавшая в самом начале латентного периода, дальше не дает никаких моторных на­
рушений, хотя мы и имели все основания их здесь ожидать (данная реакция уже по­
казала свой аффективный характер в других опытах с той же испытуемой).
 Сопряженная моторная методика 71

Однако и в этом случае мы обна­

руживаем тенденцию к интеграции обоих Исп, Э.
процессов — центрального и моторного.
Она проявляется в том, что начавшаяся в
момент восприятия раздражителя мотор­
ная реакция не кончается тотчас же, но круглая
проявляет тенденцию задерживаться и про­
должаться до окончания сопряженной
речевой реакции. Графически это выявля­
ется в том, что за подъемом кривой (на­
жим) не следует такого же вертикального
спуска, но этот спуск образует очень поло­
гую, слегка наклонную линию, «плато», 1
обрывающееся лишь в момент речевой ре­ Рис. 11
акции. Таким образом, сопряженный мо­
торный процесс здесь охватывает целиком
все время течения центрального процесса и отражает происходящие в последнем на­
рушения.
Рисунок 12 дает нам пример таких реакций у испытуемой, на которой мы толь­
ко что уже останавливались (см. рис. 10).
В части А этого рисунка дана нормальная (индифферентная) реакция этой ис­
пытуемой. Как мы видим, отставление моторной кривой «влево» дало своеобразную
ее форму: нажим фактически занимает весь латентный период, спуск «Ь—с» очень
полог и совершенно ровен, в пункте «с», соответствующем словесной реакции, замет­
но резкое падение кривой.
Вторая кривая этого рисунка — В — построена по той же схеме. Она отличается
лишь тем, что на спуске «Ь — с» мы видим наслоение неправильных дрожательных
движений; можно думать, что они отражают имеющееся центральное возбуждение,
затрудняющее и нарушающее нормальное течение ассоциативного процесса. Повы­
шенная задержка (5,2") и содержание реакции (см. указание после рис. 10) подтверж­
дают наше предположение об аффективном характере этой реакции.
Изображенная в части С рисунка 12 реакция опять-таки напоминает нам пре­
дыдущую, лишь задержка здесь больше, и соответственно с этим tremor расположен

Исп. Пер.

Весна -
6,8" - снег падает
Моторная (хотела сказать другое)
реакция
руки

Речевая реакция

Рис. 12
72 Диагностика и динамика аффектов

на растянутой части кривой «Ь— с», следующей за вершиной; окончательное паде­

ние кривой «с» здесь даже несколько запаздывает.
Случаи «отставления» моторных реакций и исчезновения отраженных наруше­
ний представляют для нас интерес в том отношении, что позднее нам еще придется
встретиться с случаями, когда такое «отставление» — дискоординация — моторной и
речевой реакции происходит естественно, как результат резкого нарушения в пове­
дении; разобранные нами только что закономерности нам следует особенно иметь в
виду, так как исчезновение симптомов при появившейся дискоординации представ­
ляет собою совершенно особую форму, в которой проявляются нарушения нервно-
психической деятельности (см. ниже § 19).

14
Остановимся теперь на тех формах, в которых отражаются происходящие в
центральном процессе изменения. Проявляясь в виде деформации сопряженной мо­
торной кривой, они, однако, далеко не всегда носят характер «моторных наруше­
ний», подобных тем, которые мы рассмотрели выше в § 9 и 10. Есть целый ряд слу­
чаев, когда моторика дает нам знать о совершенно оформленных, но невыявленных
вовне центральных процессах.
Выше мы уже упомянули, что исследователям ассоциативных процессов казал­
ся объективным путем почти неразрешимым вопрос о том, существуют ли «ассоци­
ации с пропущенными звеньями» или же всякая ассоциативная реакция, сколь бы
сложной она ни была, всегда является ассоциацией, непосредственно связанной с
раздражителем22.
Иначе вопрос можно поставить так: что делается «внутри» латентного перио­
да? Можно ли объективным путем констатировать случаи, когда словесная реакция,
даваемая испытуемым, является не первой, а второй или, может быть, третьей реак­
цией, а предыдущие реакции остаются заторможенными, вытесненными, невыяв-
ленными? Выявление таких «скрытых звеньев» путем самонаблюдения обычно очень
трудно и ненадежно, а в некоторых случаях (например, при исследовании преступ­
ников, часто тормозящих первые компрометирующие их реакции и тщательно скры­
вающих это) — даже просто невозможно. Встает вопрос о необходимости выявления
этих звеньев и «структуры ассоциативного процесса» объективными эксперименталь­
ными методами.
Мы считаем вполне возможным решение этой задачи с помощью сопряжен­
ной моторной методики.
Дело в том, что при принятой нами методике моторный нажим связывается не
только с внешне выявленной словесной реакцией, но и с импульсом к этой реакции. Инач
говоря: достаточно испытуемому проявить импульс к словесной реакции, в дальней­
шем оттеснив, затормозив его, — чтобы моторика отразила этот процесс, совершен­
но непроизвольно для испытуемого выявив попытку моторно реагировать в момент,
соответствующий появившемуся, но оттесненному ассоциативному импульсу. Дальней
шее торможение этого последнего проявляется моторно в том, что соответствующий
этому «скрытому речевому звену» нажим оказывается заторможенным, недоразвитым
и принимает формы «моторной попытки реагировать».

22
Обзор вопроса ср. Нечаев «Ассоциация сходства», а также — Eroebes. Lehrbuch der
experimentellen Psychologie. 1913.
 Сопряженная моторная методика 73

Исп. В-н
Убийство Удар -10,4" - удар по чему... Удар по столу

Моторная реакция руки

а

ИСП. М-В. Г.
Убийство с грабежом

Tremor левой руки

Деньги - 20,0" - деньги ... серебряные

Моторная реакция правой руки

а

Речевая реакция Î
к
32

Рис. 13

Несколько случаев, иллюстрирующих нам это.

1) Легче всего проследить «скрытые звенья» ассоциативного процесса там,
где эти звенья достаточно актуальны и тщательно, сознательно оттесняются. Такое
положение вещей мы имеем, например, у преступников, в тех случаях, когда в
ответ на «критический» раздражитель у них возникает весьма актуальная, но комп­
рометирующая их ассоциация, которую они весьма тщательно стараются оттеснить,
скрыть. Обычно в этих случаях мы и наблюдаем вторичные «замещающие» или «при­
крывающие» словесные реакции, искусственно подобранные и имеющие лишь одну
цель: скрыть первую пришедшую в голову ассоциацию, заменив ее безразличной и
не компрометирующей. Однако изучение сопряженной моторной сферы в этих слу­
чаях дает нам весьма рельефную картину процесса.
Рисунок 13 приводит нам два таких случая. На кривой Л этого рисунка приве­
дена реакция преступника, убившего за несколько дней до эксперимента свою жену
ударом ножа в живот. Опыт был построен так, что предъявленный испытуемому раз­
дражитель «удар» встретил уже подготовленную констелляцию и неизбежно должен
был вернуть испытуемого к аффективной (и скрываемой им) ситуации. Реакция эта
протекала очень замедленно, с признаками замешательства, и окончилась ответом,
явно натянутым, «удар —10,4м — удар по чему — удар по столу». Если же мы посмот­
рим соответствующую этой реакции моторную кривую, — структура реакции и ее
латентного периода станет для нас ясна: мы видим, что в некоторой точке латентно­
го периода «Ы моторная кривая делает внезапный скачок: испытуемый производит
нажим «bed», затем здесь нажим угасает, и лишь при реакции «по столу» («efg») ис-
74 Диагностика и динамика аффектов

пытуемый производит снова нажим, на этот раз сопряженный с открытой, окон­

чательной реакцией. Констатируя, что «bed» представляет собою совершенно оформ­
ленную моторную реакцию, мы с полным правом можем предполагать, что за ней
скрыт соответствующий оформленный, но невыявленный речевой импульс, тем бо­
лее, что такие «попытки моторно реагировать» встречаются далеко не при всех ре­
акциях.
Кривая В рисунка 13 приводит нам другой случай, наиболее типичный для
формы моторного отражения заторможенного импульса. Преступник, совершивший
убийство с целью ограбления, дает на раздражитель «деньги» сильнейшую задержку
и через 20м отвечает «деньги... серебряные...»
Однако на 3-й секунде латентного периода мы видим типичную «попытку ре­
агировать», представляющую собою сильно заторможенный моторный нажим, явно
недоразвившийся («bed»). Окончательная и нормально развитая моторная реакция
(«efg») соответствует незаторможенному и выявившемуся словесному ответу. Харак­
терный нажим выявился и в состоянии левой руки: в записи дрожаний левой руки
мы в пункте «с» видим заметный подъем кривой, характеризующий передачу возбуж­
дения с правой руки на левую («синкинезия»)23.
Можно предполагать, что анализ сопряженной моторной кривой не только не
поможет нам объективно установить наличие в латентном периоде «скрытых звень­
ев», но и ближе подведет нас к возможности количественного учета степени (и мо­
мента) их торможения.

2. В контрольных опытах, осложненных самонаблюдением, нам удалось доволь­

но четко выявить и субъективный коррелят этого процесса. Во многих случаях, когда
моторная кривая дает нам оформленную «попытку реагировать», опрос испытуемого
указывает на наличие тенденции ответить другим словом, которое однако по какой-
либо причине было «забраковано» и оттеснено. Рисунок 14 нам дает два таких приме­
ра. Кривая А соответствует реакции, внешне как будто протекающей весьма просто и
лишь несколько заторможенной «работа — 5,0м — ну, день...». Если же мы рассмо­
трим сопряженную моторную кривую, мы обнаружим, что структура этой реакции
вовсе не так проста, как это можно было предполагать. В двух местах латентного пе­
риода (на 2-й и на 4-й сек.) мы обнаруживаем совершенно оформленные подъемы
кривой, «попытки моторно реагировать». Мы предполагаем наличие за ними затор­
моженных словесных импульсов, и из отчета испытуемого узнаем о том, что в дан­
ном случае были налицо и соответствующие субъективные корреляты:

Исп. Чер., реак. 17: «У меня сразу возникло слово "день", но мне показалось, что
оно слишком не связано со словом-раздражителем. Поэтому я сначала задержал его,
но потом все же решил его сказать».

Кривая В рисунка 14 дает нам второй пример такой же сложной реакции. Не­
сколько замедленная, но внешне совершенно обычная реакция «шкаф — 3,6й —
комната» дает на 2-й секунде такой же оформленный, но заторможенный подъем
кривой. При опросе испытуемой мы получаем: «У меня мелькнуло что-то другое, ка­
жется, какое-то определение».
Во многих случаях, которых мы, конечно, не можем здесь привести, мы име­
ли возможность наблюдать то же самое; наличие в них субъективной тенденции про-
23
Об этом см.: Русецкш. К вопросу о содружественных движениях. Казань, 1925. Ниже мы еще
подробнее остановимся на этих явлениях.
 Сопряженная моторная методика 75

Исп. Чер.
Контр, оп.
Работа - 5,0" - ну ... день

17
-It4-—-t-
Исп. Di.
Контр, on.

Рис. 14

изнести слово показывает нам, видимо, Исп. Э.

то, что здесь мы имеем отражение уже Контр, оп.
достаточно завершенного и оформленного и
лишь подвергшегося позднейшему торможе­ Лампа -
нию речевого импульса.
- 2,6" - (светит) •
3. Наконец, мы имеем возможность
проверить то же самое объективным экс­
периментальным путем.
Один из таких наиболее простых
способов заключается в том, чтобы сна­
чала воспитать и закрепить в испытуемом
тенденцию к реакции определенным сло­
вом, а затем уже, при повторении опы­
та, предложить испытуемому реагировать
каким-нибудь новым словом, но только не
тем, которое было уже закреплено.
Такой опыт удается очень легко, и
после немногих повторений у испытуемо­
го создается стойкая закрепленная реак- Рис. 15
76 Диагностика и динамика аффектов

ция; дальнейшая запрещающая инструкция не уничтожает этой тенденции, но ус­

ложняет реакцию, делая ее как бы «двухэтажной»: раздражитель—возникновение зак­
репленной тенденции, — ее торможение — реагирование новым словом.
Рисунок 15 приводит нам пример, взятый из этой серии. У испытуемой путем
повторения была выработана и закреплена ассоциативная реакция «лампа — све­
тит», после чего ей было предложено реагировать на этот раздражитель любым но­
вым словом, но отнюдь не закрепленным. В результате мы получили изображенную
на рисунке 15 типичную реакцию, отражающую наличие задержанного звена, и со­
впадающий с ней отчет испытуемой, говорящий о том, что первоначально у нее
возникла прежняя, закрепленная реакция, от которой она смогла отделаться лишь
через некоторое время. Испытуемая Э. дает нам реакцию «лампа — огонь», сопря­
женная моторная сторона которой дает нам явные признаки «двойной структуры»
процесса (попытка реагировать закрепленным словом,— первый подъем кривой, ее
торможение и последующая окончательная реакция).
Второй из примененных нами контрольных методов, наглядно показываю­
щий, какие отраженные моторные признаки бывают при оттеснении уже готовой
словесной ассоциации, — сводится к следующему: испытуемому, находящемуся в
гипнотическом состоянии, внушается, что на некоторые из предъявленных ему сло-

Исп. Hep.
ΙΥΙΠΗΟΤ. сер.

Небо -11,0" - небо небо ... небо

... голубое

АН»

(13)

Рис. 16
 Сопряженная моторная методика 77

весных раздражителей ему будут приходить в голову неприличные слова, которые

он не рискнет произнести. После этого внушения испытуемый пробуждается, и в
постгипнотическом состоянии ему предъявляют ряд слов, на которые требуют ас­
социативных реакций. Совершенно понятно, что на «критические» раздражители, с
которыми было связано сделанное в гипнозе внушение, испытуемый не может от­
ветить так легко и просто, как в остальных случаях.
Здесь ассоциативный процесс значительно усложняется: ему приходится сна­
чала преодолевать первую возникшую у него ассоциативную тенденцию и затем уже
подыскивать «прикрывающий» ответ.
На рисунке 16 мы видим получающуюся при этом моторную картину. В двух
приведенных случаях испытуемый дает на «критические» слова большие задержки и
носящие следы сильного возбуждения речевые реакции; сопряженная же моторная
кривая в обоих случаях обнаруживает совершенно оформившиеся «попытки реагиро­
вать», очевидно, отражающие связанные с ними словесные импульсы, которые были
внушены в гипнозе и остались невыявленными.
Опрос испытуемого и здесь подтверждает наше предположение. Его отчет гласит:
Исп. Hep., реакц. 13: «Случайно вспомнил одну знакомую, которая мне рассказыва­
ла неприличные анекдоты, которые я не рискую передать...»;
реакц. 15: «Вспомнил эти пословицы, но неудобно было их произнести».

Во всех этих случаях уже оформившейся, но задержанной словесной реакции соот­

ветствуют столь же оформленные (не носящие характера иррадиированного распада), н
заторможенные моторные импульсы.

15
Встречаются случаи, близкие к только что изложенным, которые, однако,
следует выделить в особую группу.
В них моторные симптомы еще не носят характера разложения, они остаются
столь же концентрированными и оформленными, как те, которые мы уже имели
случай разобрать. Их отличие от простых «попыток реагировать» заключается в том,
что они, в силу каких-то еще не известных нам центральных условий, принимают
обратный знак, из положительных реакций превращаются в отрицательные, из ак­
тивных реакций нажима превращаются в репульсивные, «оборонительные» реакции.
Конкретно это сводится к тому, что испытуемый во время задержанного латентно­
го периода внезапно на небольшой промежуток времени отрывает руку от запи­
сывающего прибора, как бы вздрагивает, производит типичное оборонительное дви­
жение, похожее на то, какое можно получить при электрокожном шоке.
Это явление возникает, очевидно, при совершенно специфических условиях,
так как его мы замечаем далеко не у всех испытуемых; однако же оно ни в коей
мере не является случайным и у некоторых категорий испытуемых обнаруживает до­
статочную устойчивость. Из условий, вызывающих такие оборонительные реакции,
мы, пока что, можем лишь предполагать с одной стороны — весьма сильный цен­
тральный процесс торможения (вытеснения) нежелательной ассоциации, отражаю­
щийся и на моторике в реакции обратного знака, с другой стороны — неожидан­
ность предъявленного раздражения — шока.
Рисунок 17 показывает нам одну из таких реакций. Испытуемым здесь служил
преступник, реакции которого мы уже приводили выше на рисунке 13, А (убийство
78 Диагностика и динамика аффектов

Исп. В-н
Кричать - 31,0" - отс. реакц.
Убийство
Моторная реакция руки
ι
Речевая реакция .....Г
1 см - 1 "

Рис. 17
жены). Мы ввели в число слов-раздражителей слово «кричать», создав предваритель­
но такую констелляцию, чтобы это слово возвратило испытуемого к аффективной и
скрываемой ситуации преступления. Раздражитель этот вызывает у испытуемого боль­
шую задержку, после чего испытуемый отказывается от реакции; и то и другое ука­
зывает на сильную тормозность и аффективность имеющего в данном случае место
процесса.
Однако сопряженная моторная сфера раскрывает нам интересную структуру
этой реакции: с самого начала испытуемый держит руку под определенным тонусом,
но на 22-й секунде он делает внезапное вздрагивающее движение, попытку отнять
руку от таблицы; то же самое дви­
жение повторяется и после отказа
Исп. Дсоц, от реакции. Оба эти движения со­
Контр, сер. вершенно правильно оформлены,
почти не носят следов нарушения
La plume - и лишь обращены своей вершиной
3,8" - le crayon
вниз, характерны своим отрица­
тельным знаком. Такие же явления
мы встречаем у данного испыту­
емого в ряде других, в высшей
степени «критических» реакций. В
специальной серии контрольных
24 опытов нам удалось вызвать ис­
кусственно это явление. В этой
серии24 мы внезапно ставили ис­
пытуемого перед задачей пере­
ключиться на другую систему ре­
Ноготь · агирования; если ему все время
-4,6" -черный
предлагались раздражители на рус­
ском языке, то внезапно давался
ι французский (немецкий, англий­
ский) раздражитель с заданием от­
вечать на том же языке; если он
раньше реагировал на иностран­
ном языке, ему внезапно предъяв­
Рис. IS лялось русское слово.
24
Подробнее см. «Экспериментальное исследование конфликтов человека», которое будет по­
мещено в одном из следующих выпусков этих сборников. < См.: Лурия А.Р. Экспериментальные
конфликты у человека // Проблемы современной психологии / Под ред. К.Н. Корнилова. Т. 6. М.,
1930. С. 97-137. - Примеч. ред>
 Сопряженная моторная методика 79

На рисунке 18 мы видим, к каким симптомам вел иногда этот эксперимент. В

части А этого рисунка приведена реакция испытуемого, которому внезапно был дан
французский раздражитель. Мы видим, что почти непосредственно через 0,6й после
подачи раздражителя испытуемый проявляет «оборонительную реакцию», делает вне­
запное репульсивное движение. Затем это движение тормозится, нажим возвращает­
ся к нормальному тонусу, после чего дается нормальная, сопряженная с словесным
ответом реакция.
То же самое мы видим и в части В рисунка 18, где, после одиннадцати раз­
дражителей на французском языке, первый данный на русском языке раздражитель
дает через 0,6м отрицательную моторную реакцию, а через 4,6" нормальный ответ с
сопряженным нормальным же нажимом. Эти данные указывают нам на два момен­
та: 1) в возникновении этого вида реакций, очевидно, принимает какое-то участие
внезапность, неожиданность предъявляемого раздражителя, действующего сначала
как шок, и уже потом возбуждающего ассоциативный процесс; 2) в этом виде ре­
акций мы имеем дело с организованным процессом, не обнаруживающим признаков
распада, имеющим иногда свой латентный период (колеблющийся в этих конт­
рольных случаях в пределах от 0,6м до 0,8м) и, очевидно, подчиняющийся какой-то
закономерности.
В этом явлении остается еще много неясного для нас; оно требует своего изу­
чения в специальных технических условиях. Лишь после этого мы сможем сказать,
какое именно изменение центрального процесса отражается в форме «отрицательной
моторной реакции».

16
До сих пор мы останавливались на моторном проявлении процессов своеобраз­
ных, но не выходящих из пределов «нормальных» организованных процессов, пред­
ставляющих собою выявление вполне сложившихся, хотя и заторможенных цент­
ральных актов.
Теперь нам следует перейти к другой группе наблюдаемых нами с помощью
сопряженной методики явлений: в этих случаях моторика отражает уже совершенно
другие по качеству центральные процессы; эти случаи мы можем охарактеризовать
как случаи дезорганизации, деструкции, дисформации нормальной центральной дея­
тельности.
Выше (рис. 4) мы уже приводили примеры реакций, отражающих такой про­
цесс: их характерной особенностью является то, что обычная при нормальных движе­
ниях прямая и правильная линия заменяется здесь линией, состоящей из следующих
друг за другом мелких или крупных вздрагиваний, сильно осложняющих моторный
процесс и являющихся признаком какого-то сильного возбуждения.
Мы уже говорили, что такие нарушения мы часто встречаем при аффективно
окрашенных реакциях. Обычно принято думать, что аффективная, или лучше «комп­
лексная»25, ассоциативная реакция характерна именно своим заторможенным харак­
тером. Внешне это действительно кажется так. Однако на самом деле это «торможе-
25
Различие терминов «аффект» и «комплекс» имеет свою историю и подвергалось многократно
дискуссиям, ср.: Complex and Emotion. Symposion // Journal of Psychology. 1923. Мы считаем, что
«комплекс» — понятие более узкое, чем «аффект». Оно обозначает в нашем употреблении следы
концентрированного (ограниченного определенным содержанием) заторможенного аффекта, ина­
че: «след заторможенной неотреагированной доминанты».
80 Диагностика и динамика аффектов

ние» совершенно специфично, и, не делая различий между ним и иными видами

торможения, мы приходим к большим ошибкам. В процессе, который мы видим в
случае аффективных реакций, мы имеем дело не с простым замедлением («энерге­
тическим обеднением») центрального процесса; центральная деятельность проходит
здесь под знаком огромного возбуждения, и лишь выявление этой деятельности в оформ­
ленной словесной реакции тормозится тем, что возбуждения носят взаимно-антагони
стический, конфликтный характер.
Этот характер процесса и приводит к тому, что он «деструктурализуется», на­
рушается; возбуждение, не находя себе адекватного выхода в организованной реакции, ир
радиирует и дезорганизует нормальное течение процесса.
Такая схема подобных явлений была блестяще вскрыта в школе акад. И.П. Пав­
лова, говорившей о «сшибке» возбуждений и последующем «срыве» реакций26; эту же
схему мы видим в выдвинутом психоанализом понимании «амбивалентности», и тор­
можения влечений, как основы аффекта. Отражение этого процесса мы встречаем и
в наших моторных реакциях.
Выше мы приводили уже несколько примеров того, как отражается на мотор­
ной сфере это «извращенное течение центрального процесса» (см. рис. 4, 5, 7, 12). Для
удобства мы могли бы грубо разбить все эти нарушения на две группы:
1. Нарушения, при которых окончательная реакция остается не деформирован­
ной, и деформации кривой располагаются в латентном периоде до нее, или последо­
вательно — после нее.
2. Нарушения, носящие иррадиированный характер.
Первый случай обычно встречается тогда, когда испытуемый после затянув­
шейся задержки все-таки находит тот или иной адекватный выход, реагирует тем или
иным словом; второй случай характеризует обычно разлитое нарушение, при кото­
ром словесная реакция совершенно выпадает. Различие второй и первой группы час­
то соответствует различию актуального и частично — связанного аффекта.
1. а) Типичным примером нарушений первой группы могут служить те случаи,
когда вскоре после подачи раздражителя начинается tremor, продолжающийся неко­
торое время и, затухая, переходящий в реакцию.
Один из таких примеров мы видим на рисунке 5 (В). Другой, еще более рель­
ефный, дан на рисунке 19. Здесь дана реакция преступника, дворника при фабри­
ке, обвиняющегося в том, что, взломав решетку от окна, он похитил вентиляторы.
Предъявленный ему в общей аффективной ситуации раздражитель («инструмент»)

Рис. 19

26
Труды лаборатории И.П. Павлова. Том. I. Работы Д.С. Фурсикова.
 Сопряженная моторная методика 81

вызвал сильнейшую задержку, наполненную резким речевым возбуждением, и в ее

сопряженной моторной сфере через 0,6м дал заметный tremor, продолжавшийся до­
вольно длительное время и лишь несколько затихший перед самой реакцией.
В данном случае tremor возник непосредственно, как рефлекс на данное кри­
тическое раздражение и, по всей вероятности, связан не столько с попытками ассо­
циативно реагировать на него, сколько непосредственно с его восприятием; относясь
к критической ситуации, здесь как бы сразу вызвал соответствующий шок, выразив­
шийся в нарушении равновесия всей центрально-моторной системы.
Такие нарушения, в более слабой форме, мы встречаем и при исследовании
следов естественных аффектов у нормальных людей. При длительном ассоциировании
часто приходится сталкиваться с тем, что реакции с повышенным торможением и
аффективным (специфическим для каждого испытуемого) содержанием дают ха­
рактерные изменения в латентном периоде. Рисунок 20 дает нам пример того, как по
сравнению с нормальной реакцией (А) выражается следовая аффективная реакция
(В) испытуемой, аффект которой, связанный с ситуацией «болезнь — врач» (раздра­
житель № 84), относится целиком к прошлому и уже успел частично заглохнуть.
Ь) Другой вид нарушений той же группы отличается от только что приведен­
ного лишь количественно. Здесь, вместо предшествующего реакции tremor'a, мы
имеем ярко выраженный конфликт противоположных иннервации, уже затем уступ
ющий место нормальной моторной реакции. В некоторых случаях самые речевые ре­
акции внешне протекают совершенно нормально, и лишь наличие резких предше­
ствующих реакции нарушений моторной сферы указывает нам на ту конфликтность,
с которой протекает реактивный процесс.
На этот раз мы приведем пример, взятый из реакции нормальной испытуе­
мой, с которой была проведена длительная работа над ее ассоциативной деятель­
ностью27. Испытуемая эта обнаружила исключительно аффективное отношение в
группе личных переживаний, которые были для нее остро актуальными. Каждый раз,
когда раздражитель касался этой актуальной для нее ситуации, она давала сильно
заторможенные словесные реакции и признаки резкого нарушения сопряженной
моторной сферы. Рисунок 21 дает нам два примера таких реакций, по своему содер-

Исп. Ц.

Рис. 20

27
Пример взят из проведенной в нашей лаборатории работы Д.Н. Богоявленского.
82 Диагностика и динамика аффектов

Исп. Л.
Сер. Д.Б.

Црубо- Ласка -
- 3,8" - ребенок - 7,2" - хорошо

Моторная
реакция руки

Речевая реакция Речевая реакция

Τ
156 17?

Рис. 21

жанию близких друг другу и проявляющих сильнейшие признаки того, что можно
было бы назвать «извращением» процесса вследствие столкновений антагонистичес­
ких возбуждений. Внешне непосредственное рассмотрение ассоциативных реакций
здесь не обнаружило бы никаких отклонений, кроме разве некоторой замедленнос­
ти ответов; изучение сопряженной моторной сферы показывает своеобразную струк­
туру этого процесса; здесь есть отзвуки «попытки реагировать», которые мы уже
охарактеризовали выше (§ 14); с другой стороны, эти «попытки» резко дезоргани­
зованы, что, очевидно, указывает на иной характер имеющегося здесь процесса.
Возможно, что в данном случае мы имеем не постериорное торможение уже готово­
го словесного импульса, но борьбу противоположных возбуждений, начавшуюся еще до
оформления какой-либо определенной ассоциативной реакции', можно думать, что по­
добным сопряженным нарушениям (как и только что рассмотренным — рис. 19 и
20) навряд ли соответствует уже оформившийся центральный процесс; мы скорее
имеем здесь дело с борьбой, в результате которой рождается реакция, — с аффек­
тивной реакцией in statu nascendi*.
Структура этой реакции, по-видимому, такова: аффективно воспринятый раз­
дражитель возбуждает сразу большое число тенденций, выбор из которых очень тру­
ден (или которые заторможены естественным сопротивлением, которое оказывает
субъект выявлению особенно интимных для него моментов); если во всякой нор­
мальной ассоциации мы имеем, примерно, такую же схему процесса, но в ослаблен­
ном, незаметном виде, то при наличии резкого аффекта этот процесс становится
рельефным и резко выраженным.
Подобные же нарушения мы часто имели случай наблюдать при исследовании
резко аффективного материала (например, студентов, подвергавшихся «чистке»)28.

* в состоянии возникновения (namf).

28
См.: Лурия Α., Леонтьев А. Исследование объективных симптомов аффективных реакций //
Проблемы современной психологии. Сб. 1. Л.: Госиздат, 1926.
 Сопряженная моторная методика 83

Яркость наличных здесь симптомов моторных нарушений мы могли объяснить

одним из двух факторов:
или большей актуальностью наличного здесь аффекта (чем, например, в слу­
чаях, приведенных выше, например, на рис. 20),
или большой моторной лабильностью испытуемых, у которых преобладают по­
добные нарушения (об этом подробнее ниже, § 20).
с) Нам осталось отметить своеобразный вид нарушений, еще мало исследован­
ный. Это — те случаи, когда признаки моторного возбуждения располагаются после
нормально протекавшей реакции.
Мы встречаем их тех в случаях, когда словесная реакция на раздражитель сле­
дует быстро и как бы «рефлекторно», но вызывает после себя некоторую вторичную
реакцию испытуемого, аффективный отзвук на неожиданность для него самого данной
им реакции.
На рисунке 22 дан пример такого процесса. Реакция протекает быстро и в мо­
торном отношении совершенно нормально. В отчете испытуемой мы, однако, читаем:
Исп. Э., реакц. № 29: «Это была для меня самая неожиданная реакция».

В общем контексте этого опыта нетрудно понять аффективное значение этой

реакции; ее моторная структура показывает нам ее своеобразное протекание: после
нормального нажима bed — начинается заметный tremor, продолжающийся некото­
рый промежуток времени. Так как он расположен на кривой уже после речевой
реакции, мы можем объяснить его лишь возникшим в результате реакции «вторич­
ным аффективным процессом», нашедшим себе отражение в нарушении моторики
в конце спуска и последующем участке.
Ниже нам еще придется встретиться с явлением, которое вплотную примыка­
ет к этому — явлением последовательного нарушения или моторной персеверации
(см. ниже § 18).
2. В нашей практике нередки случаи, когда аффект принимает наиболее бур­
ные формы, эти случаи обычно кончаются тем, что называют «affektive Sperrung» —
заторможением окончательной реакции. Однако исследователи, занимавшиеся лишь
непосредственным изучением ассоциативного процесса, мало что могли сказать о ме­
ханике этого явления, в то время как нам доступно сейчас много интересных при­
знаков отражающихся состояний моторной сферы во время этого периода.
В таких случаях отсутствие речевой реакции (отказ от нее) еще не предполагает
отсутствия всяких моторных проявлений. На­
оборот, уже с самого начала латентного пери­
ода часто наступает сильнейшая моторная ре- Исц, 3»
онтр сер
акция, отражающая возбуждение, под знаком ' *
которого проходит центральный процесс.
Рисунок 23 демонстрирует нам несколь- Борьба -
ко таких случаев. При предъявлении преступ- ι,6" - с ним
никам резко аффективных для них раздражи­
телей мы часто получаем очень быстро после
предъявления раздражителя (через 0,6й— 1,0й)
резкий крупный tremor, вернее совершенно
деформированное наслоение отдельных дви­
гательных и тормозных импульсов. Такие ре­
акции мы имеем у преступника В-на (рис. 23, Рис. 22
84 Диагностика и динамика аффектов

Исп. В-н РеВНОСТЬ -30,0" - отс. реакц.

Убийство

Исп. Ув. Ломать - 25,0" - чего домать-то

Кража

Рис. 23

крив. А и В) совершившего убийство жены на почве ревности. Раздражитель «рев­

ность» дает отказ от реакции (после 30м паузы) с резким tremor'oM почти тотчас
после подачи раздражителя; слово «сапожник» (есть предположение, что это слово
также входит в аффекционную ситуацию) дает после 50й отказ от реакции и такую
же, еще более ярко выраженную моторную картину. Интересно, что через некоторый
промежуток времени (от 10 до 15 сек.) tremor прекращается, и в течение всего даль­
нейшего периода следует абсолютно прямая линия (вероятно, характеризующая сле­
дующее за возбуждением торможение).
В некоторых случаях, однако, tremor может начинаться с большим запоздани­
ем (так на кривой С рисунка 23 у испытуемого Ув. (взлом окна) он начался лишь на
6-й секунде латентного периода); в целом ряде случаев мы наблюдаем даже начало
tremor'a лишь незадолго до словесной реакции (или соответствующих попыток). Та­
кой пример мы видим на рисунке 24. Здесь у того же испытуемого В-на (убийство)
слово «нож» вызывает задержку в 19,0м, после которой даются почти бессвязные сло­
ва — «ну... ну... ну — рана, нож...»; за 4м до них начинается резкий деформированный
tremor, который продолжается и несколько спустя реакции.
Конечно, условия, при которых возникает тот или иной вид моторного нару­
шения, сейчас еще очень трудно выяснить, но можно быть совершенно уверенным,
что различные их виды отражают различную структуру имеющих место нарушений цен
трального процесса и стоят в зависимости от момента и характера «усвоения» раздра­
жителя и дальнейших путей реакций на него.
3. Наконец, у некоторых испытуемых мы имеем случай наблюдать иррадиацию
аффективных нарушений на целый ряд реакций. Этот процесс был характерен для тех
испытуемых, которые благодаря обстановке впадали в состояние острого актуально-
 Сопряженная моторная методика 85

Исп. В-н
Убийство НОЖ -19,0" - ну...ну...ну рана, нож

44
Рис. 24

го аффекта, связанного не столько с определенным содержанием, сколько с ситуа­

цией, в которую они попадали.
Такие иррадиированные аффективные нарушения мы получали, например, у
преступников, подозреваемых в серьезных преступлениях и боящихся, что в нашем
опыте с ними причастность к преступлению вскроется. Такие результаты дал нам,
например, тот же испытуемый В-н, после того как в первой поставленной с ним се­
рии опытов ему были предъявлены сильно-критические для него слова-раздражите­
ли; во второй серии (проведенной в тот же день через 3-минутный перерыв) уже ин­
дифферентные раздражители сплошь начали давать своеобразно деформированные
реакции (см. рис. 25). Моторные нажимы в данных случаях, правда, налицо, но они
до неузнаваемости деформированы, несмотря на полную индифферентность самих
реакций (см. реакции № 7 и 8); нарушенным и дезорганизованным является здесь все
поведение испытуемого, и реакции лишь актуализируют его.

Исп. В-н
Убийство
Лампа- Добрый -
4,6" - с абажуром 6,0" - добрый муж бывает,
добрый человек
Мот. реакц,

Речевая реакция
;Т Г

Рис. 25
Такое иррадиированное моторное нарушение мы можем вызвать и искусствен­
ным путем. Пример такого процесса приведен на рисунке 26.

Исп, Ifop
Гипнот. оп,

1см - I я

Рис. 26
86 Диагностика и динамика аффектов

Испытуемой было дано в гипнотическом состоянии внушение, о котором мы

выше уже упоминали: ей было внушено, что она (акушерка) сделала неудачный
аборт. В постгипнотическом состоянии она, ассоциируя непрерывно (цепным ря­
дом), должна была частично восстановить сделанное ей аффективное внушение. И
в самом деле испытуемая дала нам ряд, в течение которого она внезапно вспом­
нила всю ситуацию, внушенную ей во сне; ряд этот был:
65 — кушетка. 66 — радио. 67 — комод. 68 — бумажник. — 69 желтый. 70 — женщина —
71 — Вспомнила, что приснилось: В. И. (оператор) велел что-то сделать.

Если мы посмотрим на сопряженную моторную картину, мы увидим, что со­

вершенно нормальный в моторном отношении ряд (до реакции № 71 включительно)
внезапно резко нарушается и при воспроизведении аффективной ситуации дает рез­
кое иррадиированное нарушение.
4. К каким же механизмам сводятся описанные нами только что явления?
Мы уже упоминали выше, что за резкими моторными нарушениями мы пред­
полагаем наличие некоторого конфликта, и в первую очередь — конфликта возбуж­
дающих и тормозящих импульсов.
Эксперимент дает нам возможность проверить это предположение. В гипноти­
ческом состоянии мы можем внушить испытуемому некоторый весьма навязчивый,
императивный процесс. Тут же сопутствующим внушением мы можем сделать эту
навязчивость невыполнимой, тормозной, и тем самым создать у испытуемого резкий
конфликт.
Рисунок 27 дает нам пример такой экспериментальной проверки. Испытуемо­
му внушается, что после пробуждения ему будут навязчиво лезть в голову только два
слова «красный» и «синий», причем ему будет трудно, почти невозможно их произ­
нести. После пробуждения ему дано было задание ассоциировать непрерывно все
приходящие ему в голову слова, причем это задание было сопряжено с инструкцией
одновременных моторных нажимов.
Последующий ассоциативный ряд проходит весьма бурно: испытуемый долго не
может ничего сказать, с усилием выдавливает звук «кх», говорит «синий» (видимо,
тормозное внушение концентрировалось лишь на слове «красный»), снова несколько
раз дает звук «кх», краснеет, дыхание тяжелое, появляется пот, на глазах слезы. Так
продолжается до тех пор, пока оператор не разрешает ему сказать то, что он хочет,
по-французски, после чего он говорит «rouge», и наступает заметное успокоение.

Рис. 27
 Сопряженная моторная методика 87

Сопряженная моторная реакция, изображенная на рисунке 27, наглядно пока­

зывает нам, как каждый конфликт, связанный с попыткой сказать заторможенное
«красный», отражается в резкой вспышке моторного нарушения.
Мы имели случай в других контрольных опытах проверить положение, что в
основе аффективных нарушений лежит конфликт тех или иных тенденций, и неиз­
менно получали близкую к этой картину29, благодаря этому, в грубых чертах, меха­
низм этих нарушений для нас сейчас становится более ясным, чем был он раньше.

17
Обыкновенно, моторные на­
рушения, связанные с определен­
ной группой аффективных реакций Исп. Л.
(или комплексов), оказываются в Оп. Д.Б.
наших опытах довольно устой­
чивыми: наблюдая того или иного
испытуемого в течение длительно­
го времени, мы, предъявляя ему
раздражители, имеющие прикос­
новение к определенному «комп­
лексу», почти всегда получаем при
реакции на них признаки мотор­
ных нарушений.
Однако некоторые специфи­
ческие факторы, коренящиеся в са­
мой динамике процесса, несколько
осложняют положение вещей и мо­
гут вести к тому, что такое едино­
образное проявление аффекта под­
вергается значительным вариациям.
Так как и эти вариации об­
наруживают участие некоторых не­
безынтересных для нас факторов, Мир-
проясняющих для нас иногда са­ -1,4" -
мую структуру ассоциативного про­ вселенная
цесса и аффективных нарушений,
мы позволим себе кратко остано­
виться на некоторых из них.
1. Обычно думали, что ход и
направление реакции зависит от
предъявленного раздражителя. Од­
нако некоторые авторы, принадле­
жащие к так называемой Gestaltpsy­
chologie30, уже внесли существенный
корректив в это слишком упрощен- Рис. 28

29
Ср.: «Аффекты и конфликты», гл. VI и VII.
30
Ср.: Kqffka К. Die Crundlagen der psychischen Entwickelung. 1921.
88 Диагностика и динамика аффектов

ное, по их мнению, понимание. Они обосновали положение, что реакция и ее на­

правление зависят не столько от раздражителя, сколько от восприятия, усвоения этого
раздражителя, от того, на какую почву падет и как будет ассимилирован данный
раздражитель. Думать, что раздражитель всецело определяет поведение, было бы так­
же неправильно, как в диэтетике желудочного больного исходить из пищи как тако­
вой, а не из того, какую пищу больной может усвоить.
Этот момент мы всегда должны принимать во внимание, анализируя наши
материалы. Если иногда на идентичные раздражители мы получаем у одного и того
же испытуемого различные реакции, то часто мы должны отнести это именно за
счет различного восприятия одних и тех же раздражителей.
Рисунок 28 дает нам несколько примеров таких реакций31. Так, испытуемая Л.,
длительно исследованная, — дает в одном случае на раздражитель «драма» нормаль­
ную реакцию, в другом же случае реакцию, заметно задержанную и осложненную
моторными нарушениями. Однако, посмотрев на данные реакции («драма — коме­
дия» и «драма — жизни»), нам легко понять, что самый раздражитель был различно
воспринят в обоих случаях, что и дало в результате различные реакции.
Тот же самый процесс мы видим и в другом случае, изображенном на том
же рисунке 28; по своей яркости он удивительно напоминает известный школьный
пример. Слово «мир» испытуемая один раз воспринимает как «вселенная», и тогда
реакция протекает спокойно; в другой же раз оно, очевидно, вопринимается как
понятие, противоположное войне, и тогда испытуемая дает на нее задержанную ре­
акцию «дым», стоящую, по всей вероятности, в связи с предшествующей реакцией
(«резать — война») и сопровождающуюся заметным моторным нарушением.
Эти примеры наглядно показывают зависимость хода самой реакции и наличия
моторных нарушений от восприятия раздражителя; для нас это играет и большую
практическую роль, заставляя нас внимательно относиться к констелляции испытуе­
мого и ее организации путем подготовки соответствующей почвы для «критического»
раздражителя в ассоциативном эксперименте.
2. Наличие признаков моторного нарушения зависит не только от восприятия
раздражителя, но и от характера самой словесной реакции. Наряду со случаями слож­
ных и полноценных ассоциативных реакций, мы знаем случаи так называемых «плос­
ких ассоциаций», при которых словесный ответ идет по очень привычному пути —
чисто внешней, трафаретной смежности. Можно думать, что в этих случаях испытуе­
мый почти не воспринимает самого содержания предъявляемой ему реакции, реаги­
руя на нее чисто формально закрепившимся у него привычным сочетанием.
Поэтому мы не будем особенно удивлены, если увидим, что раздражители, ко­
торые по всем данным должны бы вызвать сильные аффективные задержки и наруше­
ния, при таких «привычных» «внешних» реакциях окажутся протекающими вполне
нормально. В нашей практике мы встречаем целый ряд таких случаев.
Рисунок 29 дает нам несколько примеров подобных реакций. Испытуемой Чер.
(часть Λ, рис. 29) дается как стимул слово «вместе», на него она отвечает простым,
привычным противоположением «отдельно»; реакция проходит быстро и нормально.
Когда в тот же сеанс при повторном опыте ей дают это слово вновь, она дает на него
большую задержку, пытается ответить, но тормозит реакцио с явными признаками
смущения. На моторной кривой мы видим ясное отражение этого процесса — «попыт­
ку реагировать», соответствующую заторможенному импульсу к словесной реакции, и
деформированный рудимент моторной реакции тотчас после речевого отказа.
31
Материал взят из работы Д.Н. Богоявленского, проведенной в нашей лаборатории.
 Сопряженная моторная методика 89

Исп. Чер.
Оп.Р.

Вместе -
1,6"-
- отдельно Вместе -
- 5,0"-с... ну,ничего.1

_Л- -/\

133 1 i33nL

Вместе -
2,6" -
- отдельно

Исп. Л.
Оп.Д.Б.

Любить -
- 1,2" -
- ненавидеть ι
Любить -
3,2"- ...сильно!
(произн. тихо)

5 2 р-
Рис. 29

Через несколько дней опыт снова повторяется (см. часть А\ рис. 29). Как и в
только что описанном случае, здесь также «вместе» дает первоначально чисто вне­
шнюю реакцию — «отдельно», протекающую нормально, а при повторении — затор­
моженную и аффективно-нарушенную попытку адекватной реакции «по существу» —
«вместе — 4,9й — с ... мамой».
В другом случае (часть В, рис. 29) испытуемая, отвечая на слово «любить»
плоской, по контрасту, реакцией «ненавидеть», дает нам нормальную моторную
кривую, давая же более глубокую «внутреннюю» реакцию «сильно» — проявляет на­
ряду с сильной задержкой признаки моторного возбуждения.
90 Диагностика и динамика аффектов

Такое же исчезновение моторных нарушений и задержек мы наблюдаем в тех

случаях, когда в ответ на критический раздражитель испытуемый давал стереотип-
нуюу экстрасигнальную реакцию или простую персеверацию с предыдущего слова; реак­
ция таким внешним ответом служила для испытуемого способом избежать затрудне­
ний, испытываемых при аффективных реакциях.
Эти примеры показывают нам, что так называемые «плоские» и «внутренние»
ответы в аффективных случаях имеют существенно различный механизм, хотя вне­
шние («словесно») могут и быть очень сходны между собой.
3. Повторяя одну и ту же серию раздражителей несколько раз, мы имеем воз­
можность проследить динамику наблюдаемых нами при реакциях на одни и те же раз­
дражители симптомов.
Из нашей практики мы убедились, что возможны три вида «судьбы» аффек­
тивных симптомов в повторных рядах опытов:
a) или они остаются без перемен;
b) или они усиливаются, и их аффективность нарастает;
c) или они ослабляются и исчезают.
Первый случай встречается в нашей практике чаще всего. То, что на одни и те
же раздражители постоянно даются реакции, носящие следы торможений и наруше­
ний, — говорит за то, что здесь налицо устойчивые аффективные очаги, которые не
исчезают в течение наблюдаемого нами периода. С другой стороны, это является до
некоторой степени показателем устойчивости самой методики, того, что она лишь в
малой степени зависит от «случайных» моментов.
Случай, когда аффективные симптомы в последующих повторных опытах уг­
лубляются, мы уже видели: он приведен на разобранном нами только что рисунке 29.

ил

Рис. 30
 Сопряженная моторная методика 91

Здесь — в трех случаях — повторный эксперимент углублял ассоциативный процесс и

выявлял аффект, не проявлявшийся в первом опыте.
Эти данные, конечно, далеко не случайны и имеют в своей основе очень серь­
езные и глубокие закономерности. Дело в том, что обычно ассоциативный процесс
вначале бывает очень поверхностным, находится в большой зависимости от непос­
редственных влияний окружающей среды и непосредственно отложившегося опыта.
Однако чем дальше идет ассоциативная деятельность — тем больше она подпадает
под влияние «эндогенных факторов» — влечений, узко личных интересов, вытеснен­
ных из обычного поведения и часто даже бессознательных. Если продолжить ассоци­
ативную деятельность на длительное время, ставя с испытуемым ежедневные (или
через день) опыты в течение одного-двух месяцев, то мы вскоре с большей яснос­
тью увидим, как меняется характер ассоциаций, как появляется большое количество
тормозных и аффективно окрашенных реакций. На этом «углублении процесса» стро­
ится вся методика психоанализа; даже в сравнительно простых и лишь длительно
продолжавшихся опытах мы имели
наглядный случай убедиться в строгой
закономерности этого процесса.
На рисунке 30 мы видим два ряда Исп. Л.
кривых32. Первый из них представляет Оп.Д.Б.

собою ряд цепных ассоциативных ре­

акций с сопряженными моторными на­
жимами, взятый у испытуемой в начале Ласка -
работы с ней (в 1-й сеанс). Второй ряд - 7,2" - хорошо

таких же реакций взят у той же испыту­

емой спустя три недели, в течение ко­
торых с ней проводились постоянные
(три раза в неделю) ассоциативные
опыты. Взглянув на кривую, мы сразу
видим, что вторая кривая отличается
большими тормозами между отдельными
реакциями (хотя, рассуждая упрощенно
и принимая в расчет «упражнение»,
можно было бы думать обратное) и
обильным наличием нарушенных мо­ Мешать -
торных реакций. Это, да еще и анализ - 4,6" - очень
повторяющихся в рядах содержаний
дает нам право с полной объективнос­
тью говорить о характеризующем дли­
тельный ассоциативный процесс углуб­
лении аффективных проявлений.
Наконец, мы встречаемся часто
и с третьим случаем — когда прояв­ ^^UAA/VI
ленное в первом опыте аффективное
торможение в повторных опытах исче­
зает. Здесь мы имеем дело с особым
свойством ассоциативного экспери- рис% JJ

Материал взят из проведенной в нашей лаборатории работы А.Н. Леонтьева.

92 Диагностика и динамика аффектов

Исп. Н.

Рис. 32

мента — давать путь к изживанию, отреагированию проявляющихся в нем заторможен

ных аффектов.
Здесь мы встречаемся с своеобразным диалектическим процессом: продолжи­
тельная ассоциативная деятельность углубляет аффективные проявления; углубляя,
она дает им выход, а это ведет к их изживанию, уничтожению.
В наших опытах такое исчезновение симптомов при повторении эксперимента —
не редкость. Рисунок 31 дает нам два примера такого процесса. Испытытуемый Л. на
раздражители «ласка» и «мешать» дает в первом опыте резкие задержки и столь же
резкие признаки моторного нарушения, заполняющие весь латентный период. Одна­
ко при повторении тех же самых раздражителей мы получаем уже существенно иной
процесс: латентный период становится нормальным, и, несмотря на то, что содер­
жание словесного ответа не меняется (в случае В ответ остается тем же), — совершен­
но исчезают всякие признаки моторного нарушения, реакция протекает совершенно
гладко. Имевшее здесь место «проторение» и частичное «отреагирование» в процессе
первого ассоциативного эксперимента, облегчение последующего ряда реакций —
вот единственное объяснение, которое мы можем привлечь в данном случае.
Особенно рельефно можно проследить «отреагирование» и исчезновение симп­
томов в тех случаях, когда между первым и повторным опытом, включающими в
себя одни и те же раздражители, происходит какое-либо событие, дающее выход
накопившемуся аффекту. Мы имели случай исследовать сопряженные реакции у сту­
дентов, подвергавшихся «чистке»33. Мы приводим наши опыты непосредственно до и
после того, как студент проходил через проверяющую его комиссию, и полученные
нами материалы показали, как разительно изменяются реакции после того, как сту­
дент «отреагировал» аффективное ожидание, создавшее у него резкое состояние на-

33
См.: Лурия А.у Леонтьев А. Исследование объективных симптомов аффективных реакций //
Проблемы современной психологии. Сб. 1. Л.: Госиздат, 1926.
 Сопряженная моторная методика 93

пряжения. На рисунке 32 изображен ряд реакций, как они протекают до (часть А) и

после (часть В) этого резкого переживания. Мы видим, что между первым и вторым
рядом нет почти ничего общего: насколько нарушенно и возбужденно протекал про­
цесс в первом ряду, настолько спокойно и нормально он протекает во втором; эти
изменения и служат показателем имевшего место «отреагирования» аффективного
процесса.
Приведенные нами экскурсы, конечно, не исчерпывают всей динамики аф­
фективных реакций и сопряженных симптомов; достаточно, однако, если мы пока­
зали некоторые условия, осложняющие наши обычные исследования и проявляющие
определенные закономерности развития аффективных процессов.

18
. Раз возникнув, очаг аффективного нарушения продолжает существовать и ока­
зывает влияние на последующие реакции.
Это явление многократно наблюдалось почти всеми авторами, имевшими дело
с ассоциативным экспериментом. Было установлено, что реакция, следующая непос­
редственно после резко аффективной, будучи сама по себе индифферентной, все же
протекает с большим торможением и иногда дает признаки сильно пониженной по
качеству ассоциации. Естественным объяснением этого явления «персеверации» было
то последующее влияние, которое оказывает возникший при критической реакции аф­
фект на все позднейшие процессы.
Однако у авторов, занимавшихся чистым ассоциативным экспериментом, не
было в руках способа проследить механику этого последующего влияния; было ясно,
что мы имеем дело с какой-то волной последующего торможения, заполняющего

Исп. В-н

Рис. 33
94 Диагностика и динамика аффектов

весь интервал между критической и последующей за ней реакцией и оказывающего

влияние на эту последнюю, однако самый интервал между двумя реакциями, конеч­
но, не прослеживался, и о путях такого последующего влияния можно было сказать
очень мало.
В наших опытах, благодаря данным сопряженной методики, нам удалось выяс­
нить кое-какие моменты, поясняющие нам некоторые из механизмов последующих
влияний.
Прежде всего, мы имели случай наглядно убедиться, что нарушающее дей­
ствие аффекта не всегда прекращается после того, как соответствующая словесная
реакция была дана. Часто после нее еще следуют заметные нарушения, tremor, про­
должающийся некоторое время и указывающий, что процесс еще далеко не угас.
Рисунок 33 дает нам два таких примера. Первый взят нами из реакций преступ­
ника, уже знакомого нам (убийство на почве ревности). На раздражитель «брак» он
дает задержку в 9,2" и ответ: «сейчас браку нет, кончилось». Реакция эта по своей
структуре протекает довольно своеобразно: в течение некоторого времени мы не ви­
дим никаких моторных нарушений (мы с точностью не можем сказать, является ли
это специфической закономерностью данной реакции или результатом технических
недочетов регистрации), после чего начинается tremor, уже после реакции, дающей
резкую вспышку возбуждения.
Второй пример (В) взят из реакций испытуемой, которой в гипнотическом
состоянии была внушена кража денег. В последующем ассоциативном эксперименте
на раздражитель «кража» она дает прямую реакцию «боюсь», после чего следует рез­
кий tremor, охватывающий весь интервал между этой и последующей реакцией.
В контрольных опытах мы имели случай много раз получать такой феномен,
давая испытуемому внезапные для него раздражители (переключая его на реакции на
другом языке)34. В этих случаях мы наблюдаем, как подобные внезапные раздражите­
ли возбуждали резкий процесс последующего нарушения, продолжавшийся некото­
рое время и захватывавший иногда и следующую реакцию.
Насколько мы могли проследить, этот процесс протекает несколько своеоб­
разно: оставшееся после «критической» реакции возбуждение постепенно угасает, но
следующая реакция (или даже приближение к ней) вновь актуализирует его.

Испт Св.
Контр, сер.

Beispiel- /
-3,6"- / - 2,3" -
- zusammen/ I висеть

К / \ . L M

i5> 1

Рис. 34

34
Результаты этой серии будут напечатаны в следующих выпусках этих сборников.
 Сопряженная моторная методика 95

Рисунок 34 дает нам пример такого процесса. Когда мы, в ряду русских раздра­
жителей, даем испытуемому раздражитель на немецком языке, мы получаем есте­
ственную задержку и сопряженные моторные симптомы: рефлекторную, отрицатель­
ную реакцию и последующий tremor (L). Этот последний продолжается некоторое
время, затем он угасает. Однако незадолго до подачи следующего раздражителя (а эта
подача производилась через более или менее ритмичные промежутки) мы видим
вновь появление этого tremor'a (M), которое занимает и некоторую часть латентного
периода следующей реакции, однако по своему происхождению всецело относится
за счет последующего влияния аффективного нарушения, лишь актуализированного этой
реакцией.
Еще более яркий пример, рельефно демонстрирующий нам этот механизм ак­
туализации последующего возбуждения, мы видим на рисунке 35. Испытуемая, мало
образованная женщина, дает реакцию, очевидно, несколько неудобную для нее са­
мой: «вата — 2,4" — сходить в уборную надо».
Эта реакция вызывает у нее последующие признаки (вторичного) аффекта: в
следующем за ней интервале мы видим признаки сильного моторного возбуждения,
очевидно, вызванного предыдущей реакцией. Это моторное возбуждение несколько
сдерживается испытуемой, однако достаточно следующего раздражителя, чтоб это
возбуждение рефлекторно сейчас же актуализировалось, проявилось в виде «мотор­
ного взрыва», непроизвольно последовавшего как рефлекс на предъявленное раз­
дражение (конечно, вне всякой зависимости от восприятия содержания предъявлен­
ного слова).
Эти примеры, как нам кажется, достаточно намечают механизм, по которому
идет последовательное нарушение; поэтому схема процессов последовательного на­
рушения, на которых мы сейчас остановимся, будет нам уже не чужда.
Однако мы считаем вполне возможным и несколько другой тип последова­
тельных влияний. Мы говорили выше, что аффект вызывает всегда резкое торможе­
ние речевой реакции. Это торможение, являющееся само результатом резкого кон-

Исп. М-ва

Рис. 35
96 Диагностика и динамика аффектов

Исп. Б-ва
Крим. сер.
Пальто - 3,4" - это... жакет.

Залазд. 2,0"

Рис. 36
фликта антагонистических тенденций, может разливаться дальше, захватывая и пос­
ледующие реакции. В особо ярких случаях эта волна торможения захватывает также
и моторную сферу, и последующие реакции остаются без сопряженного активного
нажима.
Рисунок 36 дает нам такой пример волны торможения, в которой можно про­
следить его постепенное убывание. Испытуемой, участвовавшей в убийстве с ограб­
лением, дается слово, для нее «критическое», — «пальто». На этот раздражитель она
дает реакцию со всеми признаками заторможенно-аффективной реакции: латентный
период сильно увеличен, сопряженная методика дает картину легких нарушений с
признаками «отрицательной реакции». Интересно, однако, как проходят следующие
за этой реакции. Первая из них (№ 22) протекает внешне быстро, но является про­
стой персеверацией с предыдущей:
«пальто — жакет»
«поезд — платок».
Вторая (№ 23) является реакцией весьма внешней и ассоциативно мало свя­
занной с раздражителем («шапка — вода»). Однако, что самое интересное здесь, —
это последовательные моторные нарушения: реакция, непосредственно следующая
за «критической», совсем не сопровождается обычной моторной реакцией: эта послед­
няя оказывается очень заторможенной и почти совсем не заметна; вторая же реакция
(№ 23) дает нам несколько меньшую степень торможения — именно запаздывание
моторного нажима на 2 секунды. Можно предполагать, что такое последовательное
схватывание тормозным процессом моторных реакций не является случайным и дает

Исп. М-в. А
убийство

Рис. 37
 Сопряженная моторная методика 97

нам случай, на котором можно наглядно проследить убывающее действие последу­

ющей тормозной волны.
Позволим себе привести теперь несколько наиболее наглядных примеров пос­
ледовательного нарушения ассоциативно-моторной деятельности, как нам удалось
проследить их в наших опытах. Мы воспользуемся здесь снова материалом преступни­
ков, резкая концентрированная аффективность которых делает реакции особо удоб­
ными для рассмотрения.
Испытуемый М-в (рис. 37, часть А) участвовал в убийстве одной женщины,
по имени Домна. Мы даем ему это имя как раздражитель, и получаем на него, как
и можно было ожидать, сильнейшую задержку, слабые, но заметные моторные на­
рушения в латентном периоде и реакцию «баба». Однако нарушение деятельности,
вызванной этой реакцией, не угасло после нее, и следующая реакция, совершенно
индифферентная по содержанию, «грибы — 10,2м — это ... подберезники» и дает нам
столь сильную задержку и резкие нарушения сопряженной моторной сферы.
Еще нагляднее протекает процесс у другого испытуемого (часть В рис. 37) —
преступника, причастного к изнасилованию и убийству женщины; в деле были пред­
положения, что преступник искал денег, спрятанных в чулке убитой. Поэтому мы
друг за другом даем ему два критических раздражителя «прятать» и «чулок»; на кри­
вой мы видим, что реакции на эти раздражители, в речевом отношении протекаю­
щие нормально, дают признаки резкого моторного возбуждения. После этих двух
«критических» раздражителей мы предъявляем испытуемому совершенно индиффе­
рентное слово «глина». Однако мы получаем тут результат, который с первого взгля­
да кажется неожиданным: сильнейшую задержку в 8,2м, признаки большого речевого
затруднения и резчайшие изменения в моторной сфере. Если мы, однако, вни­
мательнее взглянем на моторную кривую, — мы увидим, что небольшие признаки
моторного возбуждения были и до начала этой реакции; данный раздражитель ак­
туализировал их; затрудненность ассоциативной реакции, естественная после двух
критических раздражителей, усилила эти признаки, и в результате получилась карти­
на, которую мы видим на записи.
Процесс последовательного торможения центральной деятельности не проти­
воречит в этом случае наличию моторных признаков резкого возбуждения, но явля­
ется условием, усиливающим их и, с другой стороны, функционально с ними свя­
занным. Более подробное изучение их взаимоотношений, без сомнения, раскроет нам
точнее имеющиеся здесь закономерности.
Нам хотелось бы вкратце отметить некоторые условия, влияющие на усиление
последовательного нарушения.
Заранее совершенно ясно, что сила последовательного влияния какого-либо
аффективного очага зависит не только от того, насколько интенсивен этот очаг (это
само собою понятно), но и от того, насколько этот аффективный процесс был отре-
агирован в самой речевой реакции.
Мы наблюдали ряд случаев, убеждающих нас в том, что если аффективный
процесс остается неизжитым в самой реакции, последовательное нарушающее действи
его делается более резким. Это бывает чаще всего в тех случаях, когда испытуемому
удается каким-нибудь образом избегнуть реакции, отвечающей на данный раздра­
житель «по существу», и ответить чисто внешней, привычной реакцией, проходя­
щей обычно без нарушения (см. выше § 17). В этих случаях самая реакция протекает
почти рефлекторно, и процесс нарушения начинается обычно с запозданием, уже
после речевого ответа, как вторичный процесс, распространяясь частично и на сле­
дующую реакцию.
98 Диагностика и динамика аффектов

Исп. Ст.

Рис. 38

Два примера, приведенные на рисунке 38, иллюстрируют нам это положение.

Испытуемый Ст. (рис. 38, часть Л) обвиняется в убийстве и изнасиловании женщины.
На предъявленный ему в опыте раздражитель «женщина» он быстро отвечает стерео­
типной реакцией — «мужчина». Эта реакция протекает во всех отношениях нормаль­
но, но зато следующая реакция, сама по себе по всем данным индифферентная, —
«улица — 6,2" — улица... ну... лес...» — протекает не только с большим торможением,
но и с резкой дезорганизацией всей сопряженной моторной деятельности.
Второй пример еще более рельефен, благодаря тому, что мы можем проследить
на нем самую динамику процесса. Испытуемый См. (часть В рис. 38) совершил за два
дня до эксперимента зверское убийство дворника его дома; убийство было совершено
в кузнице, и труп был вытащен убийцей на улицу за ноги и брошен в снег. После со­
здания определенной констелляции испытуемому было дано слово «тащить» — на ко­
торое он дал ответ — «тащить... несть»; сопряженная кривая указывает на сильное воз­
буждение, скрытое за этой реакцией35.
При повторении того же эксперимента испытуемому, однако, удалось избе­
жать прямой реакции на этот раздражитель путем персеверации на предыдущий:
45 корова — лошадь
46 тащить — овцы.
Вследствие этого реакция прошла очень быстро (1,4") в моторном отношении
нормально. Зато в этом случае признаки моторного возбуждения проявились после
реакции и резко деформировали следующую за ней реакцию, которая в первом опы­
те протекала совершенно нормально. Реакция на индифферентный сам по себе раз­
дражитель «язык» прошла с признаками резкого нарушения: 47 «язык — 5,0м... язык...
мясо» (в первом случае было: 47 — «язык... 2,1м — рот»).
Эти условия, влияющие на последовательное нарушение реакций, правда, де­
лают процесс более сложным, но отнюдь не лишают его закономерности; сам по себе
процесс последовательного нарушения представляет одну из наиболее интересных
глав в динамике нормального и дезорганизованного поведения.

35
Испытуемый См. обладает очень устойчивой моторикой и обычно больших моторных нару­
шений не дает.
 Сопряженная моторная методика 99

19
Остановимся теперь на некоторых специфических закономерностях моторной
деятельности, раскрывающихся в процессе нашей работы с сопряженной методикой.
1. Мы упоминали выше, что в обычных опытах мы регистрировали сопряжен­
ную моторную деятельность правой руки, выделяя эту деятельность как домини­
рующую. Благодаря этому, мы надеялись достигнуть того, что всякое изменение
центрального процесса вызовет отраженный симптом именно в этой активной и ре­
гистрируемой нами моторной реакции.
Однако некоторые опыты заставили нас признать, что не всегда дело обстоит
именно так. Встречались случаи, когда внезапно ожидаемые нами нарушения мотор­
ной сферы пропадали, и мы должны были либо признать недостаточность нашей
методики, либо найти этому явлению соответствующее объяснение.
Мы прежде всего решили искать, куда могли исчезнуть моторные нарушения,
в наличии которых мы были совершенно уверены.
Уже давно, регистрируя наряду с активной деятельностью правой руки пас­
сивное положение левой, мы заметили что каждый нажим правой руки сопровож­
дается небольшой сопутствующей реакцией левой руки; это явление встречалось у
нас сплошь и рядом (см. рис. 39); механизм этого явления был уже давно исследован
физиологами и описан под именем содружественных движений, или синкинезий36.
Совершенно естественно, что мы обратились именно к этому феномену, на­
деясь найти в нем какие-нибудь изменения исчезнувших из моторики правой руки
отраженных нарушений.
Как мы увидели, наши предположения оправдались. На местах, где исчезали
ожидаемые нами нарушения в правой руке, появлялись соответствующие нарушения де
тельности левой руки. Получалось, таким образом, своеобразное переключение, при
наличии которого было совершенно естественно исчезновение симптомов в деятель­
ности правой руки, где они проявлялись раньше37. Правда, такое переключение мы
обнаруживали далеко не у всех испытуемых; однако там, где оно встречалось, оно
было совершенно устойчиво и постоянно.
Так, мы производили специальные конт­
рольные опыты с затруднением цепного ассоциа­ Исп.Н
тивного ряда; практика показала, что нарушение Контр, оп.
моторики в случае такого затруднения наступает
совершенно неизбежно. В тех же случаях, где тако­
го нарушения не наблюдалось в правой руке, оно
обычно появлялось в деятельности левой. Рисунок
40 дает нам пример такого случая.
Цепной ассоциативный процесс испытуемой
был затруднен заданием ассоциировать названия не­
русских городов, запас которых был у испытуемой
ограничен. Скоро в ассоциативном процессе начали
появляться значительные паузы, не сопровождав­
шиеся, однако, нарушением моторики правой руки; Рис. 39

36
Из последних работ по этому вопросу см.: Русецкий. К вопросу о содружественных движени­
ях. Казань, 1925.
37
Подобные наблюдения описаны Dwelschauer'oM. См. «Journal de Psychologie» (1923).
100 Диагностика и динамика аффектов

Исп. Ан.
Контр.сер.

Речевая реакция

1 см - 1 "

Рис. 40

если взглянуть на кривую, мы наглядно увидим, что именно в этих интервалах, в ко­
торых мы ждали нарушения нормальной моторной деятельности, каждый раз появлял­
ся усиленный tremor в левой руке.
Тот же самый процесс мы встречаем и в сложных аффективных состояниях, и
прослеживание такого переключения сильно уточняет наше изучение проявляющих­
ся в этих случаях механизмов.

Исп. Кар.
Внуш. Ко.
Tïemor левой

Речев. реакц.

Рис. 41
 Сопряженная моторная методика 101

Так, на рисунке 41 изображены два случая аффективных реакций, понять ме­

ханику которых нам облегчает изучение переключений на левую руку. Испытуемой
Кар. было в гипнотическом состоянии внушено, что она якобы рассердилась на ре­
бенка и бьет его палкой. В последующем опыте она дала на раздражитель «сердиться»
сильную задержку с соответствующими моторными изменениями, после чего отве­
тила, очевидно, «прикрывающей» реакцией «на собаку». Если мы, однако, взглянем
на кривую, мы увидим, что после конца этой реакции моторная линия правой руки
успокаивается, но начинается сильнейший tremor в левой руке, продолжающийся до­
вольно долго. Это убеждает нас в том, что возбуждение после данной реакции отнюдь
не кончается, но остается в своеобразном «скрытом» (переключенном) состоянии.
Механизм последующего влияния такой реакции, о котором мы недавно говорили
(см. § 18), становится нам, благодаря этому наблюдению, значительно понятнее.
Тот же самый процесс мы видим и на второй кривой рисунка 41, где возбуж­
дение после аффективной реакции (испытуемой была внушена кража бумажника с
червонцами) переходит на левую руку.
Особенно заметен бывает процесс переключения в цепном ассоциативном
ряду; там он нередко играет решающую роль для оценки и понимания структуры
всего процесса. На рисунке 42 мы приводим один из примеров такого переключе­
ния в цепном ассоциативном ряду.
Испытуемой, цепной ряд которой мы здесь разбираем, было дано гипнотичес­
кое внушение, что она (испытуемая — акушерка по профессии) сделала неудачную
операцию аборта. В постгипнотическом цепном ассоциативном ряду испытуемая, кзк
и следовало ожидать, выявляет с большим аффектом внушенную ей ситуацию. На ри­
сунке мы видим, как приближение к выявляемому «комплексу» (реакции № 53—54)
проявляется в заметных нарушениях сопряженных реакций правой руки. И одинаково,
с реакции № 55, когда испытуемая начинает непосредственно выявлять аффективную
ситуацию («...больная — доктор — няня — лекарство — эфир — рана»), моторные на­
рушения внезапно исчезают, и ряд продолжается, как совсем нормальный. Если б мы
наблюдали только сопряженную деятельность правой руки, мы неизбежно должны
были бы усомниться в том, что данная ситуация хоть сколько-нибудь аффективно ок­
рашена, или же поставить под вопрос всю нашу методику. Однако наши сомнения

• • • • • • • • • • • •.
Речевая реакция (1 см - 1")

Рис. 42
102 Диагностика и динамика аффектов

Исп. Kap. Tremor левой руки

Внуш. Ко.

Моторная реакция правой

Речевая реакция

Tremor левой руки

Моторная реакция правой

Речевая реакция (1 см -1")

Рис. 43

устраняются, как только мы взглянем на положение левой руки. Оказывается, как

только правая рука начинает действовать нормально, на левой руке появляется силь­
нейший tremor, причем этот процесс совпадает с переходом к непосредственному
выявлению аффективной ситуации. Когда после реакции № 60 в правой руке снова
начинается моторная нарушенность, tremor в левой руке пропадает.
Из всего этого мы получаем впечатление, что обе эти моторные системы нахо­
дятся в теснейшей интерреляции, причем каждый раз восстановление равновесия в
одной из них (при продолжающемся аффекте) вызывает нарушение в другой.
Иногда такое переключение на левую руку бывает очень стойким, и учет ее в
этих случаях особенно необходим. На рисунке 43 мы встречаемся с примером такого
стойкого переключения. В части А этого рисунка изображены сопряженные моторные
реакции цепного ряда, взятого у испытуемой, находящейся в совершенно спокойном
состоянии. В части В этого рисунка изображены те же реакции, относящиеся к участку,
в течение которого испытуемая воспроизводит внушенную ей до этого ассоциативную
ситуацию. Моторные реакции правой руки в обоих случаях мало чем отличаются друг
от друга, так что мы почти можем подумать об одинаковом отсутствии аффекта в обо­
их случаях. Однако беглый взгляд на состояние левой руки в обоих случаях заставляет
нас совершенно изменить такое решение. Во втором случае мы видим непрерывную
моторную деятельность левой руки, сильнейшим образом возбужденную и дезоргани­
зованную и говорящую о наличии за данными реакциями сильнейшего аффекта. При
 Сопряженная моторная методика 103

наличии таких проявлений в левой руке, от­

сутствие моторных нарушений в правой, ко­ Исп. Зуб.
38 Внуш. Ко.
нечно, не удивительно .
2. Наконец, нам часто приходится
встречаться с родственным феноменом, о
котором мы имели случай упомянуть выше
(см. § 9). Во время сильного аффекта обыч­
ные нарушения могут исчезнуть, благодаря
как бы автоматически наступающей дискоор­
динации центральной ассоциативной и мотор­
ной деятельности. Обе эти стороны, которые
были до того объединены в одной действен­
ной системе^ протекавшие безусловно одно­
1 см - 2"
временно и координированно, — внезапно
как бы разъединяются, изолируются друг от Рис. 44
друга, как бы приобретают каждая автоном­
ное существование. Это, прежде всего, выражается в расстройстве одновременности
речевой и моторной реакции; появляется характерная асинхронность, причем чаще все­
го запаздывает моторная реакция.
Этот процесс наступает иногда с удивительной закономерностью — каждый
раз, как мы наталкиваемся на какую-нибудь тормозную и аффективно протекающую
реакцию. После того, что мы указывали выше в § 9, нам понятно, что при условиях
такой дискоординации выпадают и всякие моторные нарушения, так как перестает
существовать главнейшее условие сопряженности обеих систем.
Рисунок 44 дает нам пример такого процесса. Испытуемой Зуб. в гипнотичес­
ком состоянии делается аффективное внушение (кража бумажника с деньгами). В пос­
ледующем ассоциативном эксперименте она не дает ни одного признака моторных
нарушений; однако, если мы внимательнее всмотримся в картину реакций этой ис­
пытуемой, — мы увидим, что в каждом случае, когда реакция воспроизводит аффек­
тивную ситуацию, наступает дискоординация речевой и моторной реакции, благодаря
чему исчезает их сопряженность, и моторная система перестает отражать происходя­
щие в центральном процессе изменения.
Эти явления лишний раз подтверждают, что к поведению организма нужно
всегда подходить с большой осторожностью и внимательностью; лишь исходя из по­
нимания организма как сложнейшей системы, крайне динамичной, отдельные сто­
роны которой связаны теснейшей интерреляцией, мы можем достигнуть в наших
наблюдениях ценных и благоприятных результатов.

20
На большом материале мы имели случай убедиться, что моторные симптомы
выражаются с различной резкостью у разных испытуемых. У некоторых малейшее на­
рушение центральной деятельности дает уже резкие симптомы моторного наруше-
38
Мы имели случай много раз наблюдать и другие виды «переключений»: так, нередки пере­
ключения на ноги, выражающиеся в дрожательных движениях мышц голени, постукиваниях ступ­
нями и т. д. В некоторых особенно характерных случаях переключение на ноги также дает выпаде­
ние моторных симптомов в руке. Подробно вопрос о взаимоотношении отдельных двигательных
систем разработан в нашей лаборатории Б.В. Беляевым-Башкировым.
104 Диагностика и динамика аффектов

ния, у других даже серьезные центральные конфликты сравнительно слабо выража­

ются в моторике.
Это дало нам возможность говорить о наличии двух типов испытуемых: мотор-
но-лабильного и моторно-стабильного; при одинаковых условиях оба эти типа могут
дать совершенно (количественно) различную моторную картину.
Мы затрудняемся еще пока определенно сказать, от каких условий зависят
типологические особенности; можно, однако, думать, что здесь мы сталкиваемся с
проявлением некоторых конституциональных моментов. Дальнейшие исследования
должны будут выяснить, в каком именно отношении разнятся между собою эти два
типа: имеем ли мы здесь большую или меньшую лабильность центрального процесса с
большей или меньшей степенью эффективности, или же различия эти сводятся к
различной степени моторной лабильности, неодинаковой передаче аффективных про­
цессов на моторную сферу.
Эти вопросы, конечно, имеют большое значение для многих областей диффе­
ренциальной психологии, и решение их, конечно, поведет и к многим практичес­
ким выводам.
Конечно, естественным выводом из этих типологических наблюдений было
попытаться приложить сопряженную методику к случаям, когда эти типологические
особенности выступают особенно рельефно, — к нервным и психическим заболеваниям.
Такая работа и была предпринята двумя сотрудниками нашей лаборатории: д-ром
М.С. Лебединским — в отношении нервных, и д-ром Е.П. Гольц — в отношении пси­
хических заболеваний39.
Мы не будем останавливаться здесь подробно на полученных в этом отноше­
нии материалах; нам хотелось бы отметить лишь данные, имеющие непосредствен­
ное отношение к занимающей нас здесь проблеме.
В самом деле, если сопряженная методика дает возможность проследить харак­
терные изменения центральной деятельности, то прехсде всего можно рассчитывать
на то, что функциональные изменения ее, связанные с аффективными процессами,
получат совсем другое выражение, чем постоянные, устойчивые нарушения, вызван­
ные резкими изменениями органического порядка. Этот вопрос для нас представляет
тем больший интерес, что решение его дает возможность отдифференцировать орга­
нические моторные изменения, ничего общего с аффектом не имеющие40, от изме­
нений, отражающих аффективные процессы.
Путем внимательного исследования удалось установить, что случаи органичес­
ких и функциональных заболеваний представляют богатый материал для изучения с
помощью сопряженной методики и выявляют ряд характерных и четких различий.
На рисунке 45 изображены реакции двух больных: на кривой А реакции боль­
ного с постэнцефалитическим состоянием (д-р Гольц), на кривой В — больного с ис­
терией (д-р Лебединский). Первое, что бросается в глаза, это — в корне различный
характер обеих кривых. Если первая из них состоит из сплошного, наслоившегося на
нажимы tremor'a, который нигде не прерывается и везде остается неизменным, то
на второй tremor появляется лишь в определенные моменты, именно когда цепные
ассоциативные реакции испытывают задержку; на аффективное происхождение этой

39
Работы М.С. Лебединского производились в клинике нервных болезней I МГУ (проф. Г.И. Рос-
солимо), работы Е.П. Гольц — в Донской психиатр, больнице (проф. В.А. Гиляровский). См. об
этом: Лурия А.Р., Лебединский М.С. Сопряженная моторная методика в исследовании нервно-боль­
ных // Труды Клиники нервных болезней 1 МГУ. 1929. Т. 2. С. 66-96.
40
Такие изменения мы, например, наблюдали у стариков с явно выраженным склерозом.
 Сопряженная моторная методика 105

Постэнцефалит, сост.
Из материалов д-ра Е.П. Гольц

Моторная
реакция

Речевая реакция
1 см - 0,5 м

Истерия
Из матер, д-ра М.С. Лебединского

Моторная
реакция
(Цепной ряд) руки
Речевая реакция
Л L.
12 13 14 15
1 см - 2"

Рис. 45

последней указывают резкие моторные нарушения, заполняющие весь этот интервал

(между реакцией № 15 и № 16). Эти данные дают нам полное право предполагать в
одном случае органическое, устойчивое поражение, на которое никакого влияния не
оказывает изменение в ту или другую сторону ассоциативной (и аффективной) дея­
тельности, в другом же — функциональную нарушенность поведения, резко отзыва­
ющегося на те или иные стимулы аффективного порядка.
Можно думать, что сопряженная моторная методика даст возможность в буду­
щем подвергнуть отдельные нервно-психические заболевания более подробному ана­
лизу и узнать об их механизмах много новых данных41.
Мы изложили принципы сопряженной моторной методики, условия, при ко­
торых ей можно пользоваться, и некоторые выявленные с ее помощью закономерно­
сти нормального и нарушенного человеческого поведения.
Мы уверены, что изучение моторики представляет собою богатейшую область
науки о поведении человека и может служить путем к познанию тех механизмов выс­
шей нервной деятельности, которые без нее оставались подчас недоступны.

41
В настоящее время проблема типологических различий в формах моторных реакций разраба­
тывается нами в специальном исследовании.
 Психология в определении
следов преступления*

ι
Уже давно в кругах психологов-эксперименталистов возникал вопрос: нельзя ли
использовать методы психологии для целей следственной и судебной практики, нельзя
ли с помощью каких-нибудь психологических приемов обнаружить причастность стоя­
щего перед нами лица к тому или иному преступлению, не спрашивая у него об этом
и основываясь лишь на его объективном психологическом исследовании?
В более общей постановке эта проблема объективного познания чужого «я»,
чужих мыслей занимала уже несколько поколений психологов1.
К разрешению ее современная наука, благодаря развившимся объективным
методам, подошла теперь уже настолько близко, что в целом ряде случаев экспери­
ментальная диагностика скрываемых личностью содержаний сознания перестает ка­
заться невозможной, а методы такой диагностики не сегодня-завтра смогут войти в
повседневную практику. Конечно, прежде всего в этом заинтересована судебная и
следственная практика.
Мы знаем, что каждое сильное аффективное состояние сопровождается глубо­
кими нарушениями функций в организме человека. Большим количеством экспери­
ментальных исследований2 установлено, что при аффекте не только резко меняются
дыхание, деятельность сердца, состояние сосудов и нарушается правильная коорди­
нация движений, — но возникают и более глубокие нарушения жизнедеятельности
организма: происходят сильные изменения в деятельности желудка и кишок3, харак­
терным образом меняется содержание адреналина, увеличивается содержание сахара

* Печатается по: Научное слово. 1928. № 3. С. 79-104.

1
H. Schneickert в своей книге «Тайна преступника и пути к ее раскрытию» (М.: Право и жизнь,
1925) приводит большой исторический экскурс, показывающий, как глубоко интересовали еще сред­
невековых ученых и ученых нового времени вопросы объективного познания скрываемых мыслей.
К этому сводились и стремления психогностиков.
2
Ср., например: В. Вундт, «Основы психологии физиологии», I—II—III; А. Lehmann, «Die
Hauptgezetse des menschlichen Affektlebens». Обзор последних работ см. в моей (совм. с Леонтье­
вым) статье в «Проблемах современной психологии», 1926 г.
3
Ср., например: Brunswick D. The effects of emotional stimuli on the gastro-intestinal tone // Journal
of Comparative Psychology. 1924. Vol. IV, № 1 , 3 .
 Психология в определении следов преступления 107

в крови4, наконец существенным образом нарушается нормальный электротонус че­

ловеческого тела. Короче говоря, аффект нарушает всю энергетику организма; а так
как корни всякого аффективного состояния сосредоточены, конечно, в деятельности
его нервной системы, дающей ответы и на внешние и внутренние раздражители, — то
ясно, что максимальные отклонения при аффекте наблюдаются именно в высших не­
рвно-психических процессах: мышлении, скорости и правильности ответов организ­
ма, распределении и устойчивости его внимания, закрепления и сохранения его на­
выков и т.д.
Совершенно понятно, что психологи именно здесь старались найти харак­
теризующие аффект явления; ряд психиатров, работавших в школе Крепелина
(Kraepelin), и особенно ряд психологов школы Юнга (Jung)5 установили, что аффект
прежде всего нарушает нормальное течение ассоциаций, что при сильном аффекте ас­
социации обычно резко задерживаются. Почему это так происходит, — точно от­
ветить трудно, но, по всей вероятности, причина этого явления заключается в том
хаосе жизнедеятельности, который вызывается аффектом и выражается в том, что
течение ассоциаций путается, перевозбуждается многими задерживающими друг дру­
га попытками, а поэтому ответная реакция задерживается и нарушается.
Это явление Юнг использовал для того, чтобы объективным эксперименталь­
ным путем устанавливать комплексы изучавшихся им больных, — т.е. те группы их
переживаний, которые были для них наиболее аффективно-окрашены и лежали в
основе их нервных заболеваний. Каждый раз, когда дело доходило до этих аффектив­
ных для больных комплексов, их ассоциации тормозились и поведение нарушалось;
прослеживая содержание этих заторможенных ассоциаций, Юнг устанавливал, что
именно являлось для испытуемого наиболее аффективным. Исследование ассоциаций
стало ценным методом познания личности.

II
Как показали исследования, следы от каждого пережитого аффекта остаются в
психике довольно долгое время.
Стоит испытуемому вспомнить о каком-нибудь сильном пережитом аффекте,
чтобы признаки, характерные для этого аффекта, вновь появились у него: при таком
воспоминании меняются его кровообращение, дыхание, моторная деятельность, из­
меняются и более глубокие процессы, перечисленные выше.
Такие явления аффективных следов были уже известны давно.
Так, больные истерией (Charcot, Breuer, Freud) при воспоминании о потряс­
шем их аффекте обычно целиком переживали это аффективное потрясение вновь и в
истерическом припадке воспроизводили всю ситуацию этого первичного пережи­
вания. У нормальных людей признаки такого «следового аффекта» не столь резки, но
все же обнаруживаются в экспериментальном исследовании достаточно ясно и оста­
ются в психике испытуемого достаточно длительное время. И в этом случае достаточ­
но заставить испытуемого вспомнить пережитый им аффект, чтобы этот аффект был
внутренне воспроизведен.
Здесь нам следует остановиться на одном особенно важном для нас моменте.
Оказывается, не только прямое воспоминание о пережитом пробуждает аффект; та-

4
Кеннон В. Физиология эмоций. Л., 1927.
5
Ср.: Jung CG. Diagnostische Assoziationstudien. I, II. 1911.
108 Диагностика и динамика аффектов

ким действием обладают и отдельные моменты, детали ситуации, при которой аф­
фект был испытан.
При некоторых условиях для этого достаточно вспомнить лишь о чем-нибудь, свя­
занном с аффектом, о какой-нибудь детали, которая сама по себе является совершен­
но безразличной и лишь входит в ситуацию, вызвавшую аффект.
Так, если у истеричной больной аффективная сцена, вызвавшая заболевание,
происходила в комнате, где на столе стояла ваза с цветами, — то уже упоминание об
этой вазе, которая сама по себе, конечно, совершенно безразлична, может возвра­
тить больную ко всей аффективной ситуации и вызвать припадок.
Механизмы, лежащие в основе таких явлений, в последнее время хорошо изу­
чены на животных и известны под именем условных рефлексов. Так, опытами акад.
И.П. Павлова установлено, что любой раздражитель (свет, звуки, любые другие зри­
тельные, кожные и прочие раздражители), одновременный с кормлением собаки,
может приобретать способность вызывать у собаки те реакции, которые обычно вы­
зывает лишь кормление (слюноотделение и др.). Конечно, у человека такое условное
вызывание любых реакций гораздо многообразнее, и мы хорошо знаем, что иногда
одно слово пробуждает в нас целую картину связанных с этим словом воспоминаний
и заставляет нас переживать вновь пережитые когда-то чувства.

Ill
Только что изложенные нервно-психические механизмы дают серьезные осно­
вания для объективного исследования преступников и тех следов, которые оставило
в их психике совершенное преступление, а также и для экспериментальной диагнос­
тики причастности.
В самом деле, преступление всегда связано с сильным аффектом, который
у лиц, совершивших его впервые, принимает, естественно, очень острый характер.
Трудно предположить, чтоб от этого аффекта преступления в психике совершившего
его человека не осталось никаких следов. Наоборот, многое убеждает нас в том, что
психические следы после каждого преступления остаются в весьма заметной форме,
поэтому, задаваясь целью вскрыть причастность к преступлению, мы должны пытаться
найти не только внешние следы и вещественные доказательства (отпечатки пальцев,
пятна крови, вещи преступника, оставленные на месте преступления), но обратить
также серьезное внимание и на те следы от преступления, которые сохранились в са­
мом преступнике, в его психике. Эти следы столь же ощутимы и объективны, как и
любые следы внешней среды. Это — отнюдь не субъективные «душевные» изменения
преступника, о которых его нужно расспрашивать; они сводятся к совершенно дос­
тупным для наблюдения и эксперимента внешним признакам, и нужно лишь уметь их
вызвать. Правда, эти следы бывают часто недостаточно резки и в таких случаях для их
обнаружения приходится прибегать к весьма чувствительной аппаратуре.
Для того чтоб проявить эти следы у испытуемого, необходимо лишь оживить
оставшиеся от преступления следы, заставить их выявиться, а затем проследить свя­
занные с ними симптомы. Естественно, что у причастного к преступлению такие
аффективные следы могут проявиться, у человека же, который к преступлению не­
причастен, — этих следов аффекта не появится. В таком сложном деле, как экспе­
риментальная диагностика причастности к преступлению, следует, однако, особое
внимание обратить на то, чтобы не смешать причастного с непричастным, чтобы
ошибкой не получить у непричастного испытуемого следы, которые были бы похо­
жи на аффективные следы причастного. При грубой постановке опыта возможность
 Психология в определении следов преступления 109

этого далеко не исключается. Дело в том, что уже одного простого подозрения, выс­
казанного при допросе или задержании, достаточно, чтобы вызвать сильный аф­
фект у испытуемого, и при недостаточно осторожном подходе легко принять этот
аффект у совершенно невинного человека за признак виновности.
Однако у нас есть совершенно реальные способы избегнуть этой опасности.
Как мы указывали выше — человеку, пережившему аффект, достаточно вспомнить
какую-нибудь деталь аффективной ситуации, чтоб проявить признаки всего аффекта
в целом. В преступлении же дело обстоит именно так, что отдельные его детали изве­
стны лишь лииу, совершившему преступление, и неизвестны другому — ошибочно подо
зреваемому лицу. Если мы напомним сидящему перед нами испытуемому какую-либо
деталь из знакомого нам по данным следствия преступления, то у причастного она
вызовет условно связанный с ситуацией преступления аффект, для непричастного же
останется совершенно безразличным, ничего не говорящим ему словом. При таком
опыте формы реакций причастного и непричастного к преступлению будут совер­
шенно различны, мы будем иметь возможность отличить действительного участника
преступления от ошибочно подозреваемого.
Несколько примеров из нашей практики дадут нам возможность иллюстриро­
вать это положение.
Испытуемая М-ва участвовала в убийстве, которое было произведено с помощью
колуна для дров. Конечно, эту деталь могли знать лишь участники преступления. Поэто­
му ясно, что когда мы в эксперименте направляем внимание испытуемой М-вой на
слово «колун», — у нее появляются резкие признаки аффекта: течение ассоциаций тор­
мозится, деятельность дыхания, сердца, моторной сферы и т.п. нарушается. У непри­
частного же испытуемого это слово не пробуждает никаких аффективных признаков.
Испытуемый В~н подозревается в убийстве своей жены. По сведениям, полученным
от соседки убитой, выяснено, что убийство было произведено в полутемном коридоре
квартиры. Женщина была тяжело ранена ножом в живот; на ее крик поспешила сосед­
ка и успела лишь довести ее до комнаты, где та упала на пол и вскоре умерла. В-н
указывает, что он уже давно не бывал в квартире своей жены, с которой он был раз­
веден, и что об убийстве ничего не знает, предполагая лишь, что оно было совершено
с целью грабежа.
Когда в ряду других слов его вниманию было предложено слово «коридор», — его
поведение резко изменилось: вместо того чтобы быстро сказать первое пришедшее ему
в голову слово, как он это делал обычно, — он затормозил ответ, у него появились
резко нарушенные двигательные реакции, и через некоторое время заметно нарушен­
ный ассоциативный ответ.
Привлеченный для контроля испытуемый, ничего не знавший об убийстве и его
обстановке, конечно, дал при слове «коридор» реакцию, ничем не отличавшуюся от
обычных.

Эти примеры, к которым можно было бы присоединить много других, по­

казывают, что при известных условиях у причастного к преступлению лица можно
возбудить оставшиеся в его психике следы преступления, которыми он будет резко
отличаться от всех остальных, непричастных лиц.

IV
Аффективные следы у преступников, однако, еще в одном отношении отлича­
ются от аффективных следов у обычных людей: преступник всегда стремится скрыть
свое участие в преступлении, а следовательно и связанные с ним переживания.
no Диагностика и динамика аффектов

Поэтому может возникнуть естественное сомнение: могут ли проявиться следы

аффекта, если испытуемый тщательно старается их скрыть? Быть может усилия воли,
направленного к скрыванию таящихся в психике следов, уже достаточно для того,
чтобы эти следы оказались совершенно недоступными для чужого глаза?
Или же эти следы проявляются так непроизвольно, независимо от личного
желания, что скрыть их никак нельзя?
Опыт, проделанный многими исследователями и проверенный в нашей лабо­
ратории, показал, что верно скорее именно последнее предположение.
Все преступники, которых мы исследовали, пытались скрыть свое участие в
преступлении и связанные с ним переживания, и ни одному из них это, однако,
целиком не удалось.
Больше того: можно сказать, что попытки скрывать даже увеличивают аффек­
тивные симптомы, делают их более резкими. Дело в том, что при желании скрыть
какое-либо аффективное воспоминание создается вторичный аффект: испытуемый
все время тщательно оберегает старый аффект от выявления и тем оживляет его, де­
лает его центром внимания, постоянно «бередит» прежнее переживание.
Не выявляя его вовне, он не дает ему возможности отреагироваться и тем са­
мым еще более обостряет его. Наконец, тенденция скрыть аффективные воспомина­
ния вносит еще большую дезорганизацию и в его ассоциативные процессы, и без
того нарушенные под влиянием первичного аффекта. В надлежащих условиях экспе­
римента никакое скрывание не может уничтожить у испытуемого наличных аффек­
тивных следов, а следовательно и их симптомов.
Скрывание своей причастности не является крупным затруднением в диагнос­
тике оставшихся в психике от преступления следов.

ν
Опишем метод, применявшийся до сих пор исследователями для эксперимен­
тальной диагностики причастности к преступлению.
Задачи экспериментальной диагностики причастности сводятся к тому, чтобы
уметь вызвать искомые аффективные следы и, с другой стороны, уметь их объективно
проследить, зафиксировать.
Обе эти задачи осуществлялись в одном методе, который приобрел достаточ­
ное оправдание в диагностике аффективных следов, именно — в методе ассоциатив­
ного эксперимента.
Метод этот состоит в том, что испытуемому предъявляется какое-нибудь сло­
во, на которое он должен ответить первым словом, пришедшим ему в голову.
Эта как будто легкая задача на самом деле не всегда оказывается простой. В
обычных случаях, правда, испытуемый легко отвечает своим словом на предъявлен­
ное ему; это ответное слово всегда оказывается строго детерминированным (соответ­
ственно особым ассоциативным законам) и обычно отнюдь не обнаруживает случай­
ного характера.
Дело резко меняется, когда мы предъявляем испытуемому слово, возбуждаю­
щее у него то или иное аффективное воспоминание, тот или иной аффективный
комплекс. В этих случаях ассоциативный процесс сильно тормозится; испытуемому
или приходит в голову сразу много ответных слов, которые путают его обычный ход
ассоциаций, или же ничего не приходит в голову, и он долго не может дать требуе­
мой от него ассоциативной реакции. Когда же он эту реакцию все же дает, — то са­
мый поверхностный взгляд на нее часто обнаруживает ее своеобразную нарушен-
 Психология в определении следов преступления 111

ность: она проходит с заметными признаками возбуждения, заминками, многосло­

вием, и самая ее форма нередко бывает более примитивной, чем обычно.
Все это объясняется тем, что словесный раздражитель может провоцировать
связанные с ним аффективные состояния, и эти аффективные моменты извращают
дальнейший ход ассоциаций.
Если мы имеем перед собою преступника, аффективные следы которого мы
хотим вскрыть с помощью этого метода, мы поступаем следующим образом:
Подробнейшим образом изучив по материалам следствия ситуацию преступле­
ния, мы выбираем из нее те детали, которые, по нашему мнению, достаточно тесно
с ней связаны и, вместе с тем, пробуждают аффективные следы только у причастно­
го к преступлению, оставаясь для непричастного совершенно безразличными слова­
ми. Примеры таких слов мы уже приводили выше (разд. III).
Когда группа таких критических слов разработана, мы составляем список дру­
гих, совершенно обычных, не имеющих отношения к преступлению, по всей вероят­
ности индифферентных слов, числом значительно больше, чем число критических, и
распределяем эти критические слова по отдельности между индифферентными.
Предъявляя сидящему перед нами испытуемому, одно за другим, слова из со­
ставленного нами списка 6 в качестве слов-раздражителей, мы просим его каждый раз
отвечать любым первым пришедшим ему в голову словом; мы записываем данный им
ответ и регистрируем в десятых (или сотых) долях секунды время, затраченное на
этот ассоциативный процесс. В обычных случаях мы получаем уже описанную нами
картину: при предъявлении критических раздражителей ассоциативный процесс рез­
ко тормозится и сам ответ носит следы аффективной дезорганизации.
Иллюстрируем сказанное примером:

Испытуемый Цв. обвиняется в том, что он украл из окна вентилятор, выломав ре­
шетку. Накануне кражи подозреваемого видели вместе с каким-то человеком около это­
го окна, причем он якобы рассматривал вентилятор. Испытуемый отрицает свою при­
частность.
В число слов-раздражителей включаются следующие входящие в ситуацию преступ­
ления слова: «деньги», «вентилятор», «окно», «сосед», «ломать», «инструмент».
Несколько примерных выдержек из протокола опыта показывают нам, как проте­
кают реакции на эти слова.
15. Праздник — 2,2" — идет.
16. Звонить — 2,4м — телефон.
17. Ложка — 2,0" — лежит.
18. Красный — 3,4" — командир.
19. Деньги — 4,2" — серебряные.

21. Булка — 2,2" — пшеничная.

22. Земля—1,4" — черная.

26. Вентилятор — 5,0м — не знаю.

27. Фуражка — 3,6м — черная.
28. Окно — 4,2" — большое.
29. Доска — 3,2" — деревянная.

6
Подробно об условиях, необходимых для составления списка раздражителей, см.: Lipmann О.
Die Spuren der interessbetonten Erlebnisse und ihre Symptome // Zeitschrift für angewandte Psychologie.
1911. Beiheft 1.
112 Диагностика и динамика аффектов

32. Сосед — 9,2й — как?., сосед?., забыл соседей-то?..

33. Ломать — 25,0м — ломать?., чего ломать-то?
41. Рыба - 2,8" - живет.
42. Снег — 2,5" — идет.
43. Пьяный — 3,4" — бежит.
44. Инструмент — 20,0й — инструмент... не знаю... инструмент...
как уже это сказать... не знаю...
инструмент... стоит!..
Мы видим, что реакции на раздражители, относящиеся к преступлению, не
только протекают с резким замедлением, но и характеризуются иногда заметными
нарушениями и самого процесса речевой реакции (№ 26, 32, 33, 44).

VI
С помощью только что описанного метода ассоциативного эксперимента рабо­
тало большинство западноевропейских психологов, ставивших себе задачей экспери­
ментальное изучение оставшихся в психике аффективных следов (Wertheimer, Gross,
Jung, Heilbronner, Schnitzler, Ph. Stein, Ritterhaus и др.).
При всех достоинствах этого метода он, однако, имеет и некоторые недостат­
ки, которые современная наука вполне в силах устранить.
Прежде всего чистый ассоциативный эксперимент учитывает только состояние
высшей ассоциативной деятельности, в то время как аффективные следы могут от­
ражаться и на периферической деятельности, моторной сфере и др.
С другой стороны — и это гораздо важнее — простой ассоциативный экспери­
мент может установить лишь конечный, выявившийся этап ассоциативного процесса —
слово-реакцию; что же делается в том периоде, в течение которого испытуемый мол­
чит и еще не дает нам ответа, каковы механизмы, которыми испытуемый доходит до
ответа, насколько этот процесс является напряженным, аффективно-возбужденным —
все это выпадает из возможностей простого ассоциативного эксперимента. Однако в
нашем исследовании именно обнаружение этих механизмов и является весьма важным.
Бывают случаи, когда после крайне возбужденного аффективного процесса оконча­
тельная речевая реакция проявляется в весьма правильной форме, так что мы даже
имеем мало оснований подозревать наличие каких-нибудь скрытых нарушений. С дру­
гой стороны, вполне возможны случаи (особенно у мало развитых испытуемых), ког­
да ассоциативная реакция протекает замедленно не из-за конфликтности и эффек­
тивности ее содержания, но просто из-за сравнительной трудности предъявленного
раздражителя.
Наконец бывают и такие случаи, когда данная испытуемым реакция является
не первой пришедшей ему в голову, но уже второй или третьей, причем первая ассо­
циация испытуемым была почему-либо заторможена; простой ассоциативный экспе­
римент объективно не может выявить и эту структуру ассоциативной реакции; при
изучении же преступников, часто скрывающих свою причастность, установление
этих моментов бывает особенно важно.
Все это требует какого-либо принципиального дополнения ассоциативного
эксперимента, с помощью которого стало бы возможным изучение скрытых момен­
тов и механизмов ассоциативной реакции, и именно это заставило названных выше
авторов временно приостановить начатые ими работы в области экспериментального
определения причастности.
 Психология в определении следов преступления 113

Эти дополнения мы внесли с помощью введенной нашей лабораторией со­

пряженной моторной методики1. Для того чтобы выявить скрытые при ассоциативном
процессе механизмы, мы связываем словесный ответ с нажимом руки, регистри­
руемым очень точным способом. Оказывается, что состояние моторной сферы очень
точно отражает нервно-психическое состояние испытуемого и дает объективную
характеристику структуры протекающей реакции. Каждое колебание испытуемого,
столкновение различно направленных тенденций, возбуждение, задержка и вытес­
нение пришедшего в голову ответа, — короче, все процессы, недоступные для не­
посредственного наблюдения, — с достаточной резкостью отражаются именно на
моторной сфере.
Именно изучение моторной сферы дает нам возможность поставить все иссле­
дование аффективных следов совершенно на новые рельсы, придать ему значительно
большую степень объективности, чем это было до сих пор, и сильно расширить пре­
делы доступных нашему эксперименту явлений.
Прежде всего мы получаем полную возможность объективно отличить нор­
мальную, индифферентную реакцию (хотя бы и несколько замедленную) от реакции
аффективной, конфликтной, обнаруживающей следы некоторого возбуждения. Дело
в том, что моторная реакция, сопряженная с нормальным ассоциативным процес­
сом, протекает обычно совершенно
правильно и представляет собою
простой правильный нажим; мо­ Исп. М-в
торика же аффективного процесса
всегда дает нам признаки резкого
возбуждения: кривая нажима стано­ TREMOR
вится конфликтной, изломанной,
покрытой резкими дрожательными
движениями. Наличие этих симпто­
мов уже является достаточным при­
мот, реакц. прав, g
знаком аффективности реакции.
Рисунок 1 дает нам пример РЕЧЕВ. РЕАКЦ.
моторики нормальной (А) и аффек­ 74 1
тивно нарушенной (В) ассоциации.
Как мы видим, индифферентная
реакция «книга — 7,2м — белая» — TREMOR ЛЕВ. Р.
протекает у нашего испытуемого
с некоторой замедленностью, веро­
ятно благодаря некоторой труднос­
ти этой ассоциации для малораз­ Полотенце - \ ..·
витого испытуемого, но совершенно 7,3" - холстинное
нормально: правая рука находится в
мот. реакц. пр.
спокойном положении и записы­
вает ровную линию, в моменте же РЕЧЕВ. РЕАКЦ.
речевой реакции дает нормальный, 6^
правильный нажим (bed). Другая
реакция этого же испытуемого «по­
лотенце — 7,3" — холстинное» про- Рис, 1
7
Подробнее см.: Лурия А. Сопряженная моторная методика. Ее задачи и основные данные //
Проблемы современной психологии. 1928. № 2.
114 Д и а г н о с т и к а и д и н а м и к а аффектов

текает с такой же задержкой и внешне дает совершенно нормальную реакцию. Одна­

ко, по самой сути дела, мы должны считать эту реакцию критической и могли бы
ожидать заметных нарушений: дело в том, что испытуемый, о котором здесь идет
речь, причастен к убийству (совершенному за 5 дней до опыта), во время которого
жертва сопротивлялась и поранила ему руки. Чтобы остановить кровь, он должен был
оторвать кусок висевшего тут полотенца и перевязать порезы; с этим куском поло­
тенца он и был задержан.
Если мы теперь взглянем на сопряженную с этой реакцией моторную кривую,
которая указывает и на характер самого ассоциативного процесса, — мы увидим,
насколько она принципиально отличается от моторики нормальной, индифферент­
ной реакции. Время, предшествующее речевому ответу (латентный период), здесь за­
нято своеобразными дрожаниями, нарушенными по форме нажимами руки, отра­
жающими своеобразный возбужденный характер соответствующего ассоциативного
процесса. Этот возбужденный, конфликтный характер данного ассоциативного про­
цесса будет вполне понятен нам, если мы вспомним, какие аффективные следы воз­
будило слово-раздражитель «полотенце»; в данном случае этот аффективный харак­
тер реакции не проявляется в речевом ответе, но вполне проявляется в сопряженной
моторной деятельности.
Изучение сопряженной моторной сферы открывает нам глаза на серьезность
происходящих перед нами процессов и тогда, когда испытуемый просто не отвечает
на данное ему слово-раздражитель.
Обычно мы считали такие отказы от реакций признаком резкой аффективнос-
ти процесса; теперь мы можем говорить об этом с уверенностью.
Пример одной из реакций:
Испытуемый В-н обвиняется в убийстве из ревности. На данное ему слово
«ревность» он в течение 30" не дает никакого ответа. Рисунок 2 показывает, однако,
что тотчас же после предъявления этого слова испытуемый впадает в состояние рез­
кого возбуждения, что выражается в резких дрожательных движениях правой руки и
говорит о сильной аффективности для него этой реакции.
Изучение моторной сферы дает нам здесь возможность непосредственно судить
о степени аффективности самого ассоциативного процесса, а следовательно и о том,
насколько резкие аффективные следы возбуждаются в психике испытуемого данным
словом-раздражителем.
Мы говорили выше, что существенным недостатком простого ассоциативного
эксперимента является то, что он объективно не может сказать, является ли данная
словесная реакция первой пришедшей в голову или же до нее были другие, задержан­
ные, оттесненные звенья. В проблеме диагностики причастности ответ на такой воп­
рос является особенно важным.

Исп. В-н

мот. реакц. прав. р. у^^

Ревность - 30,0" - отс. реакц,

уРЕЧЕВ. РЕАКЦ.

50/0
Рис. 2
 Психология в определении следов преступления 115

L
Исп. М-ва

Ломать-13,0" - Ломать... Ой, я не соображу... Сделать надо!

—I I

Рис. 3

Моторная методика дает нам и здесь некоторый выход из положения. Оказыва­

ется, что задача «нажимать пальцем» одновременно с речевым ответом так закрепля­
ется у испытуемого, что даже с пришедшим в голову, хотя и не высказанным ответом
связывается легкий моторный нажим. Именно благодаря этому уже наличие на линии
моторики легкого нажима, затем заторможенного, с полной объективностью гово­
рит нам о наличии скрытого, невыявленного ассоциативного звена. Рисунок 3 дает
нам один из примеров такого проявления скрытых звеньев. Испытуемая М-ва при-
частна к убийству и ограблению, во время которого был взломан комод, где участ­
ники преступления думали найти ценные вещи.
Предъявив испытуемой слово «ломать», мы получили сильно задержанный от­
вет: «ломать — сделать надо» с признаками сильного речевого возбуждения, причем
мы с уверенностью можем предположить, что ответ «сделать надо» подобран испы­
туемой искусственно и отнюдь не является первым, что пришло ей в голову, но лишь
прикрывает вытесненные и скрытые ассоциативные звенья. Анализ сопряженной мо­
торной кривой подтверждает это предположение: уже вскоре после подачи раздра­
жения испытуемая производит ясный нажим рукой, который является признаком
того, что какое-то ответное слово пришло ей в голову и что был налицо импульс им
реагировать; этот импульс, однако, был заторможен (соответственно была затормо­
жена и моторная попытка). Такой процесс повторился несколько раз и снова тормо­
зился, пока испытуемая не нашла безразличной, не компрометирующей ее «прикры­
вающей» реакции.
Все эти случаи показывают нам, что с введением сопряженного ассоциатив­
но-моторного метода перед нами открываются новые возможности: диагностика аф­
фективных следов встает на путь значительно большей точности и объективности;
становится возможным за выявленной словесной реакцией наблюдать лежащие в ее
основе механизмы, оценивать степень напряженности, возбужденности, нарушенно-
сти, а следовательно и степень аффективности проходящего перед нами процесса.

VII
Для того чтоб показать, как в конкретных условиях может применяться разра­
ботанная нами методика и как с ее помощью мы можем экспериментально устано­
вить некоторые факты, которые человек скрывает и не хочет высказать, попробуем
116 Диагностика и динамика аффектов

поставить следующий опыт: возьмем несколько испытуемых, одному из них прочтем

какой-нибудь рассказ и попросим его всеми силами скрывать от всех людей то, что
ему было прочитано. Затем передадим всю группу испытуемых нашему сотруднику,
которому все они незнакомы, и попросим его провести их всех через наш опыт.
Предъявим каждому из них ряд слов-раздражителей, между которыми одни будут
совершенно безразличными, другие же будут иметь непосредственное отношение к
прочитанному рассказу. Посмотрим, сможет ли экспериментатор чисто объективным
путем, анализируя словесные и моторные реакции испытуемого, определить, кто из
испытуемых знает и скрывает определенный рассказ и какие именно элементы в этом
рассказе заключаются.
Мы ставили несколько таких опытов, и почти всегда они сопровождались ус­
пехом.
Вот пример такого опыта:

Испытуемой, студентке университета, X. читается рассказ следующего содержания:

«В помещение церкви, взломав оконное стекло, незаметно пробрался вор. Он про­
шел в алтарь и, когда стало совсем тихо, начал осторожно собирать ценные вещи и
складывать их в мешок; он взял золотой крест, золоченые подсвечники, ризы от икон
и много других ценных вещей. Забрав все это, он завязал мешок и осторожно скрылся
тем же путем, как и пришел».
Этот рассказ был прочитан лишь одному испытуемому; затем испытуемый, в числе
других трех лиц, был подвергнут опыту. Всем испытуемым были предъявлены среди
других раздражителей слова: алтарь, мешок, крест, церковь, золото, подсвечник, стек­
ло, икона. Ясно, что эти слова имели прямое отношение к прочитанному одному из
испытуемых рассказу.
Полученные нами таким путем данные были настолько определенны, что наш по­
мощник, проводивший данный опыт, без труда мог указать знающего и скрывающего
рассказ и выделить основные элементы этого рассказа, который раньше был ему неиз­
вестен.
Вот к чему сводились эти результаты:
У испытуемых, не причастных к этому рассказу, все реакции прошли одинаково
гладко, с приблизительно одинаковой скоростью и одинаково правильными сопряжен­
ными моторными реакциями; так, на индифферентные слова они дали в среднем ско­
рость реакции в 1,8", а на критические даже 1,6й, т.о. ни о каком торможении кри­
тических реакций здесь не было и речи. Совершенно обратное явление мы могли
констатировать у причастной, скрывающей испытуемой. У нее индифферентные реак­
ции протекали со средней скоростью в 1,9", а критические давали заметное торможе­
ние, протекая со средней скоростью в 2,6" (иначе говоря — давая по сравнению с ин­
дифферентными торможение на 37%).
Та же разница видна и в отношении сопряженных моторных реакций обеих групп
испытуемых. У незнающих рассказа они протекали очень гладко: из реакций, данных
на индифферентные слова, 96% протекло в моторном отношении совершенно нормаль­
но; из реакций, соответствующих критическим раздражителям, моторно-нормальных
было почти столько же, именно — 91%. Совсем иная картина получается у испытуе­
мой, скрывающей рассказ: оказывается, что из реакций на индифферентные раздра­
жители нормально протекает у нее 75%; из реакций же, соответствующих критическим
раздражителям, нормально протекает в моторном отношении лишь... 12,5%, а 87,5%,
т.е. огромная часть оказывается резко нарушенной. Достаточно посмотреть на прилагае­
мый здесь рисунок (рис. 4), чтобы убедиться, насколько действительно эти реакции в
моторном отношении отличаются от всех остальных реакций и насколько оказывается
легко чисто объективным путем дать диагноз заторможенных, задержанных, скрывае­
мых впечатлений.
Первая из изображенных на рисунке кривых — это типичная нормальная моторная
реакция этой испытуемой; таких реакций у нее огромное большинство. Мы видим, что
Психология в определении следов преступления 117

Сундук - 6,4" - сунд... деньги.'

Алтарь - 3,0" - вор!

НОРМ. РЕАКЦ. 10 12

Подсвечник - 6,6" - зажигать

Подсвечник - 6,0" - огонь

Рис. 4

она отличается достаточной быстротой движения и правильностью протекания. Совсем

иначе построены следующие кривые, соответствующие критическим словам-раздражи­
телям.
Мы видим, что эти реакции обнаруживают кроме задержки во времени еще и все
признаки резкой моторной дискоординации, а это может служить верным признаком
наличного в данном случае возбуждения, которое может и не выявиться в словесной
реакции, но которое мы всегда можем проследить в реакции моторной.
Проанализировав отчет самой испытуемой, мы сможем с достаточной подробнос­
тью уяснить всю психологическую картину, которой соответствуют наблюдавшиеся
нами моторные нарушения; нам станет совершенно ясно, что за такими нарушениями
действительно кроются вызванные нами воспоминания о прочитанном рассказе, стол­
кнувшиеся с тенденцией во что бы то ни стало скрыть эти всплывшие воспоминания.
После опыта мы опросили испытуемую о ее переживаниях во время опыта. Вот что
мы узнали о субъективных коррелятах приведенных выше реакций:
На слово «сундук» (которое мы вначале и не расценивали как критическое) испыту­
емая через 5,4" отвечает: «сунд... деньги». (Отчет: «Возникла ассоциация, как вор уклады­
вает все веши в сундук. Не могла долго подобрать безобидное слово и сказала "деньги"».)
Мы видим, что даже и не бывшие в прочитанной ситуации элементы, а лишь по смыслу
близкие ей возбуждают у испытуемой тенденцию ответа в смысле комплекса.
То же самое мы видим и в случае слов-раздражителей, непосредственно относящих­
ся и к скрываемой ситуации. Так, на слово «алтарь» испытуемая отвечает через 3,0м
«вор», т. е. непосредственно выдает себя. (Отчет: «Когда был дан раздражитель, я поня­
ла ясно, что меня ловят, хотела найти ничего не значащее слово, но его не было, в
уме мелькало только слово "вор", я его и сказала. Когда это было сделано, я почув­
ствовала, что проговорилась».) На другое критическое слово «подсвечник» испытуемая
через 6,6" дала слово «зажигать», причем в отчете указывает: «На слово "подсвечник"
упорно возникала ассоциация "вор", искала с трудом новое слово, засмеялась и сказа­
ла "зажигать"». Соответственно всем этим реакциям, ярко отражающим скрываемое со­
держание, испытуемая давала резкие моторные нарушения, не оставляющие сомнений
в их связи с скрыванием и соответствующим ему аффектом.
118 Диагностика и динамика аффектов

У испытуемой, которую мы только что рассмотрели, симптомы скрываемой

ситуации были очень ярки, ответы подчас наивно выявляли то, что она хотела
скрыть. У других испытуемых такие симптомы бывают, конечно, значительно менее
ярко выявлены. Однако мы привели далеко не единственный случай из имеющегося
у нас материала; в нашем распоряжении имеется 6—7 подобных серий, и число их
можно произвольно увеличить. Во всех случаях мы сталкивались с данными, убеж­
давшими нас в том, что наш эксперимент может действительно предоставить нам
объективные данные для того, чтоб установить скрываемые человеком содержания.
После приведенного нами материала возникает естественный вопрос: неужели
же человек при всем своем желании не может скрыть от экспериментатора следы
только что пережитых впечатлений? Неужели же наш опыт может действовать и дос­
тигать своих результатов даже и против воли человека?
Как и всегда в сложных научных вопросах, на этот вопрос нельзя дать какой-
нибудь безапелляционный ответ. Мы можем лишь сказать, что в большинстве случа­
ев, если испытуемый не принадлежит к известному невро-конституциональному
типу (о котором мы в пределах этой статьи, конечно, не можем распространяться
подробно) и если его переживание хоть сколько-нибудь аффективно окрашено, —
задача скрыть следы этого переживания оказывается для него очень трудной, часто
почти невозможной. Испытуемый, правда, делает известные попытки приспособить­
ся к опыту так, чтобы не выявить наличные в психике следы, но обычно для веду­
щего опыт, если только он достаточно хорошо умеет читать полученные результаты,
эти способы приспособления оказываются совершенно понятными.
Для примера вернемся к испытуемой, которую мы только что рассмотрели.
По ходу опыта нам пришлось предъявить ей наш список слов-раздражителей дваж­
ды; предъявляя его во второй раз, мы заметили, что реакции нашей испытуемой на

ОСН. оп

Алтарь - 2,3"- вера Крест -1,8"- вера Церковь - 3,5"- вера Икона - 2,0"- вера

Рис. 5
 Психология в определении следов преступления 119

критические слова стали как бы спокойнее; приводимый рисунок 5 показывает нам это.
Чем же объяснить, что раздражители с явно критическим содержанием дают у нее здесь
почти нормальные реакции?
Вглядимся в характер ответов нашей испытуемой, и мы сразу же поймем механику
имевшего здесь место процесса. Ведь на все эти критические раздражители наша испыту­
емая давала стереотипную реакцию «вера» (церковь — вера, икона — вера, алтарь — вера,
крест — вера и т.д.). Испытуемая «приспособилась»: она нашла выход, нашла подходя­
щую реакцию, и в критических случаях тотчас же обращалась к этому спасительному
приему. Она избегала этим путем обусловленного аффекта торможения, но... обнару­
живала наблюдателю свою тенденцию скрыть связанные с данным раздражителем аф­
фективные следы. Обратившись к исследованию настоящих преступников, мы увидим,
что у них такой прием «бегства в стереотипные ответы» является обычным.

VIII
Благодаря ряду удачно сложившихся обстоятельств мы имели возможность про­
верить правильность нашей методики и высказанных выше положений на материале
преступников, часто только что задержанных, иногда еще не признавшихся и даже не
подвергнувшихся еще допросу. Специально для целей подробного научного исследо­
вания этих методов нами была организована лаборатория при московской губпро-
куратуре, где мы и производили наши исследования 8 . Перед нами стояла задача —
изучить, как протекают описанные нами процессы у реальных преступников, действи­
тельно ли наша методика может дать нам возможность устанавливать объективным
путем наличие оставшихся от преступления в психике преступника аффективных сле­
дов и выяснить, можем ли мы чисто экспериментальными путями отличить по этим
данным причастного к преступлению человека от непричастного.
Довольно значительный материал, которым мы теперь обладаем и из которо­
го в этой статье приведем лишь один-два примера, дает нам возможность утверж­
дать, что в большинстве случаев мы получаем у действительных преступников ряд
объективных симптомов, отличающих их от непричастных к преступлению людей.
Эти симптомы сводятся к тому, что реакции их на связанные с деталями преступ­
ления критические слова протекают обычно совсем иначе, чем реакции на индиф­
ферентные раздражители; они дают признаки довольно сильной задержки и доволь­
но резкого периферического (моторного) возбуждения. При достаточно осторожной
постановке опыта мы не наблюдаем этих следов у лиц, непричастных к данному
преступлению; для преступника же скрыть эти следы и задержать симптомы оказы­
вается часто делом почти невозможным.
Остановимся на одном случае, который продемонстрирует нам эту картину
яснее.
16 января 1926 г. в лабораторию был доставлен испытуемый; преступление, в кото­
ром он подозревался, сводилось вкратце к следующему:
13 января 1926 г. во дворе дома, где находилась кузница, в которой См. работал
кузнецом, был обнаружен труп неизвестного мужчины, у которого быта размозжена
голова и перерезано горло тупым ножом; валенки и фуражка валялись тут же. Труп ле­
жал на снегу, ничком, рубашка была загнута кверху, — создавалось впечатление, что

8
Само собой понятно, что эти исследования имели лишь чисто научное направление и не были
ни в какой степени связаны с ходом следственного процесса.
Эта лаборатория обязана своим существованием т. Ф.В. Шумяцкому и М.В. Острогорскому,
которым я приношу здесь искреннюю благодарность.
120 Диагностика и динамика аффектов

тело тащили по снегу. Кровавые следы на снегу, которые вели к кузнице, подтвержда­
ли это предположение. Очевидно, труп был вытащен из кузницы и за ноги дотащен по
снегу до пригорка на дворе, где и был оставлен. При осмотре кузницы оказалось, что
один из кузнечных молотков был запачкан кровью; следы крови были обнаружены и
на горне и наковальне. Подозрение пало на кузнеца См. В его квартире был сделан
обыск, обнаружена рубаха со следами крови. Следствие показало, что См. накануне
убийства был в пивной, откуда он вышел вместе с дворником ближнего дома; в уби­
том же опознан именно этот дворник.
См. был арестован, но в предъявленном ему обвинении не сознался.
Опыт был произведен тотчас после задержания См., через два дня после убийства.
Мы включили в опыт следующие критические слова-раздражители, воспроизводящие
некоторые моменты преступления (цифры обозначают положение данного слова в фор­
муляре раздражителей):

15. Дворник. 16. Ссора. 21. Деньги. 29. Валенки. 35. Молоток. 36. Удар. 44. Пятно. 45. Руб
49. Тело. 51. Нож. 59. Резать. 60. Тащить. 61. Следы. 71. Кровь.

Почти все эти слова, в отличие от остальных, индифферентных, дали некоторые

заметные нарушения.
Первые реакции испытуемого протекали вполне нормально, например;.
4. Клей — 1,6" — вода.
5. Пирог — 1,6"— сахар.
6. Сено — 1,8" — дрова.
7. Лошадь — 2,4" — волк.
8. Спички — 2,0" — железо.
9. Масло — 1,9" — керосин.
Первое торможение дает слово «дворник».
15. Дворник — 3,6" — изба.
Затем сильно заторможенными являются реакции:
Основной опыт Повторный опыт
21. Деньги — 4,6" — любить. | 3,4" — проживать.
29. Валенки — 3,1" — дрова.
30. Фуражка — 4,4" — сапоги.
36. Удар — 4,1"— говорить.
49. Тело — 4,1" — дрова. | 3,0" — вода.
58. Ползать — 3,2" — спать.
71. Кровь — 3,8" — смерть.
35. Молоток — 3,8" — стругать.

Как мы видим, эти слова целиком относятся к аффективной ситуации пре­

ступления; кроме них с признаками нарушения протекает очень немного реакций (да
и те находятся в зависимости от критических раздражителей, например — следуют
непосредственно за ними).
Все это дает нам в результате обработки следующую картину: скорость реак­
ций на индифферентные слова исчисляется у него в 2,0", скорость же реакций на
критические — в 3,1"; мы получаем таким образом коэффициент торможения на аф­
фективные раздражители — в 1,1" (или в +55% первоначальной величины).
Если мы посмотрим на то, как протекали эти реакции в моторном отношении,
мы увидим, что большинство из них дает характерную картину моторных нарушений.
Рисунок 6 дает нам примеры таких реакций; реакция Л — типичная реакция на ин­
дифферентный раздражитель; моторно она протекает вполне нормально. Остальные
реакции сильно отличаются от нее в моторном отношении: все они носят на себе
следы резкого возбухсдения, нарушающего нормальное течение реакции. Достаточно
беглого взгляда на содержание тех слов-раздражителей, реакции на которые носят
 Психология в определении следов преступления 121

Тесто-23"· мешать Нож-if-хлеб резать Пьяный-2/· дура Ползать -3,2"-спать Следы-ЗУ-дрова

Рис. 6

нарушенный в моторном отношении характер, чтобы увидеть, что все они связаны с
ситуацией преступления, в причастности к которому подозревается наш испытуемый.
Этих деталей непричастный испытуемый не мог знать; высокая степень вероятности
причастия нашего испытуемого к преступлению на основании этих данных не остав­
ляет сомнения.
Если мы теперь подсчитаем общее количество реакций, давших признаки мо­
торного нарушения, то окажется, что из реакций на индифферентные раздражения
нарушения были только у 32%, а из реакций на критические раздражители нарушен-
но протекали в 62% всех реакций.
Таким образом в данном случае наша методика как будто бы оправдалась, —
т.е. мы взяли испытуемого, подозреваемого в определенном преступлении, провели
его через исследование и обнаружили определенные объективные следы его прича­
стности.
Через неделю наш испытуемый действительно признался в совершенном пре­
ступлении; все детали, следов которых мы искали в нашем эксперименте, оказались
действительно имевшими место. Убийство было совершено в пьяной ссоре, из-за
якобы одолженных и невозвращенных убитым денег; убийство было произведено с
помощью кузнечного молотка, причем корчившийся и ползавший по полу дворник
был «из жалости» прирезан ножом, а затем за ноги вытащен на двор и там брошен.
Чтобы сравнить наши материалы с данными, которые можно получить от не­
причастного испытуемого, мы по тому же формуляру провели человека, не имевше­
го к данному делу никакого отношения и не знавшего о нем.
Испытуемый Αρχ., 22 лет, приблизительно той же степени развития, что и
наш испытуемый, дал нам результаты, резко отличные от только что изложенных:
скорость его реакций оставалась без перемен и в случае критических, и в случае
индифферентных раздражителей (и там и здесь — 1,6й); в случае реакций на индиф­
ферентные раздражители у него встретилось 5 случаев (т.е. 14%) слабых моторных
нарушений, из критических раздражителей с нарушением протекла лишь одна реак­
ция (7%). Совершенно иная картина процесса, отсутствие сколько-нибудь заметного
аффективного очага ясны здесь без комментариев.
122 Диагностика и динамика аффектов

Перед нами стоит здесь еще один интересный вопрос: обнаружил ли наш ис­
пытуемый какие-нибудь — хотя бы инстинктивные — попытки скрыть наличие в его
психике определенных следов преступления, и если такие тенденции у него были, то
насколько это затруднило и испортило наши данные?
Данные в этом отношении оказываются очень интересными: на опыте с дан­
ным преступником мы очень рельефно можем наблюдать картину, типичную для
многих из них и, в частности, уже описанную нами выше, когда речь шла об опытах
с искусственным скрыванием. Когда испытуемый слышит слово, напоминающее ему
какой-либо момент из его преступления, и благодаря возникшему торможению не
может ответить первой адекватной ассоциацией, — он обычно всегда делает попыт­
ки «увильнуть» от прямой задачи, приспособиться к ней каким-нибудь окольным
путем. Чаще всего этот путь бывает очень примитивен: испытуемый просто не отвеча­
ет на заданное ему слово-раздражитель ассоциацией, а запасает на случай какое-ни­
будь безразличное слово и отвечает им стереотипно каждый раз, когда оказывается в
затруднении. Именно этот прием дает ему возможность без больших задержек и нару­
шений проходить мимо наиболее критических для него случаев; однако для экспери­
ментатора эти приемы остаются, конечно, достаточно заметными.
Таким приемом был для нашего испытуемого ответ ничего не значащим сло­
вом «говорить» или «разговаривать». Эта реакция неизменно появлялась в виде ответа
на целый ряд критических раздражителей, и она-то именно дала нам понижение
процента моторных нарушений в критических случаях.
Вот некоторые из таких ответов: удар — говорить; краска — говорить; дело —
говорить; сосед — разговаривать, резать — говорить; тащить — говорить; следы —
говорить; падать — разговаривать.
Что особенно интересно, — это то, что именно такие способы приспособле­
ния действительно дают у испытуемого лишенную моторных нарушений картину.
Рисунок 7 показывает нам это.
Мы видим, что испытуемому этим приемом действительно удалось избегнуть
ряда характерных для аффективных следов симптомов, но это было достигнуто це­
ной появления новых характерных признаков.
И с п . См.

^щ-4,Г-говорить Дело- 2,6"- говорить

Падать -2,8"-
разговаривать

Рис. 7
 Психология в определении следов преступления 123

Ломать - 25,0 я - чего ломать-то...

Рис. 8

Экспериментально-психологическое исследование преступников может дать

интересные данные и в случае более мелких преступлений; и здесь, как оказывается,
следы от преступления, остающиеся в психике, проявляются в наших опытах с дос­
таточной ясностью и объективностью.
Для примера остановимся на одном случае — простой кражи со взломом, —
уже описанном нами выше (случай Цв.).
Если мы посмотрим на сопряженные моторные реакции этого опыта, они
уточнят и в некоторых случаях расшифруют выявленную ранее картину, подчерк­
нув лежащее в основе этих реакций аффективное нарушение. Рисунок 8 показывает
нам, как, в противоположность индифферентным реакциям, протекают реакции на
критические раздражители. Часть Л этого рисунка представляет моторику индиффе­
рентной, части /?, С, и D — моторику критических реакций. Мы видим, что слово-
раздражитель, взятое из ситуации преступления, вызывает заметное дрожание руки,
в котором проявляется характеризующее эти реакции аффективное напряжение9.
Особенно характерны реакции С и D; в последней — отсутствию речевой реакции
при сильном торможении соответствует резкое моторное возбуждение, сильно вы­
деляющее данную реакцию из ряда остальных.
У контрольных испытуемых, непричастных к преступлению, те же самые раз­
дражители ни разу не вызывали подобных нарушений.
Приведенные признаки создают совершенно четкую объективную картину ос­
тавшихся от аффекта преступления следов.
9
Об этом подробнее в другой моей работе: «Исследование аффектов и их следов у преступников».
<Очевидно, эта работа не была опубликована в виде отдельной статьи, но вошла в гл. 3 «Исследование
аффекта преступления» книги А.Р. Лурия «Природа человеческих конфликтов: Объективное изучение
дезорганизации поведения человека» (М.: Когито-Центр, 2002. С. 106-166). - Примеч. ред.>
124 Диагностика и динамика аффектов

IX
Мы изложили методику, которую мы попытались применить к объективному
установлению оставшихся в психике преступника следов от совершенного преступ­
ления. Данные показывают, что с помощью сопряженной моторной методики мы
могли ДОСТИГНУТЬ здесь некоторых результатов.
Естественно, что после изложенного возникает вопрос: а что, применимы ли
все эти методы к судебно-следственной практике? Можем ли мы надеяться, что со
временем вопросы, которые мы здесь обсуждали, перейдут из плоскости теоретичес­
кой в плоскость практическую?
Совершенно понятно, что первое, о чем мы должны подумать, ставя так воп­
рос, — это о том, не имеет ли наш метод каких-нибудь порочных моментов в себе
самом, нет ли оснований сомневаться в том, что действительно только у причастно­
го к данному преступлению и ни у кого другого мы найдем искомые психологические
симптомы. В самом деле, многие, знакомящиеся с этой методикой, спрашивают: не­
ужели не может случиться, что подозреваемый, хотя и невинное лицо, уже в силу
лежащего на нем подозрения будет давать нам те симптомы, которые мы непра­
вильно можем расценить как симптомы причастности?
Кое-что в связи с этой проблемой мы уже сказали раньше (см. § 3); мы вы­
разили предположение, что при известной умелой постановке опыта, отправляясь
только^ от деталей преступления и обращая внимание только на концентрированные
(а не разлитые) следы аффекта, мы можем отличить причастного от ошибочно по­
дозреваемого. Конечно, мы можем сделать это далеко не во всех случаях, — огромное
количество практических дел ускользает от нас, оказываясь непригодным для экспе­
римента, — однако мы сейчас уже располагаем рядом проведенных опытов, которые
экспериментально показывают, что осторожно поставленное исследование может
дать у непричастных к преступлению лиц совершенно «нормальные» результаты (от­
сутствие каких бы то ни было следов преступления), несмотря на предъявленное
испытуемому подозрение и даже его арест.
Мы имели случай исследовать по нашей методике в течение довольно корот­
кого срока 7 человек, задержанных по подозрению в тяжелом преступлении (убий­
ство). Некоторые из них даже были специально привезены в Москву из провинции,
где были арестованы; все они были проведены нами через эксперимент до всякого
их допроса, и шестеро из них дали нам картину полного отсутствия следов причаст­
ности. Дальнейшее следствие установило их действительную непричастность, и они
были освобождены10.
Если изложенные данные убеждают нас в том, что при известной, очень осто­
рожной, постановке опыта мы можем отличить лицо, совершившее преступление, от
ошибочно подозреваемого (конечно, в тех случаях, которые с самого начала призна­
ются нами пригодными для нашего эксперимента), то, с другой стороны, большин­
ство действительно причастных к преступлению подозреваемых дает достаточно яр­
кие следы аффекта и от их проявления почти не могут удержаться11.

10
Случай этот будет мною опубликован в специальной книге, готовящейся к печати. <См.: Лу-
рияА.Р. Природа человеческих конфликтов: Объективное изучение дезорганизации поведения чело­
века. М.: Когито-Центр, 2002. - Примеч. ред.>
11
Вопрос о том, насколько могут овладеть своей моторикой люди определенных конституций, а
также вопрос о том, может ли в силу привычки притупиться выявление следов (например у преступ­
ников-рецидивистов), составляют сейчас предмет особых наших исследований.
 Психология в определении следов преступления 125

Таковы данные наших экспериментов. После того как почти четверть века тому
назад проблема психологического определения причастности к преступлению была
впервые поставлена, прошло много лет затишья в этом вопросе: за последние 15 лет
мы почти не видели посвященных его решению работ.
Объективная методика позволяет нам теперь вернуться к этой проблеме, вер­
нуться уже с новыми средствами и вновь поставить на очередь экспериментальную
разработку этой необычайно интересной проблемы.
Признает ли практика будущего возможным конкретное применение психоло­
гической методики для судебно-следственных целей? Мы не решаемся сейчас отве­
тить на этот вопрос. Нам известно, что в научно-юридических и психологических
кругах Германии проблема допустимости применения экспериментально-психологи­
ческой методики для диагностики причастности ставилась, и положительное отно­
шение к ней и ее практическим возможностям все более и более завоевывает себе
место. Мы здесь считаем себя недостаточно компетентными в решении этого вопроса.
Для нас — психологов-эксперименталистов — вопрос пригодности тех или иных
приемов сводится к вопросу об их научности и достоверности; мы, как и естествоис­
пытатели, видим перед собой прежде всего задачу сделать наши методы максимально
точными, допускающими минимальное количество ошибок; и вопрос об их дальней­
шем практическом применении решится для нас тогда, когда будут в достаточной
мере разрешены эти наши задачи. В случае же их удовлетворительного решения мы не
будем видеть перед собой никаких мотивов, препятствующих нам приложить к прак­
тике еще один научный метод, делающий шаг вперед в рациональной организации
такой важной области, как следствие и суд.
А пока мы пытаемся максимально уточнять наши методы и с величайшим ин­
тересом следим за этой новой областью знания — наукой об объективном выраже­
нии некоторых скрытых нервно-психических процессов.
 Экзамен и психика*

I. Проблема и методика
1. Проблема
Человеческое поведение представляет собой процесс восстановления наруша­
ющегося равновесия между человеческим организмом и средой. На каждое условие,
которое ставит человеку среда, — он отвечает приспособительными действиями —
реакциями. Если условия достаточно просты и привычны, если стимулы, исходя­
щие из среды, достаточно соответствуют нервно-психическому аппарату, — мы
имеем нормальное поведение, нормальные реакции, которые характеризуются тем,
что организм работает успешно, сохраняет достаточно устойчивое равновесие со
средой, не теряет с ней связи, отвечает на каждый раздражитель адекватными при­
способительными движениями. Так бывает при нормальном протекании всякого
физического труда, всякой умственной работы.
Но бывают случаи, когда деятельность организма расстраивается. Если человек
попадает в трудные для него обстоятельства, если требования среды оказываются
слишком велики и невыполнимы, если он колеблется между двумя противоположны­
ми решениями и не может выбрать одно из них, если какой-нибудь раздражитель ока­
зывается слишком сильным и резким и грозит его существованию, если, наконец,
какое-нибудь сильное влечение его в силу внешних условий не может осуществиться и
затормаживается, — во всех этих случаях поведение человека выводится из равновесия.
Вся механика нервно-психических процессов в таких случаях расстраивается, и мы
имеем перед собою аффект. Трудно представить, насколько аффект этот, по меткому
выражению S. Freud'a — временный невроз личности, — глубоко изменяет всю дина­
мику организма. Целый ряд авторов показал, что при резких аффектах меняются: наше
дыхание, пульс, просвет сосудов и кровенаполнение (Вундт, Джемс, Г. Ланге, Леман,
в последнее время Marston, Brunswick и др.). Опыты Cannon'a указали, что аффект из­
меняет и секреторную деятельность, химизм крови (адреналин, сахар); многочислен­
ные исследователи, начиная с Тарханова, Veraguth'a и др., показали, что при аффек-

* Печатается по изданию: Лурия А.Р., Леонтьев А.Н. Экзамен и психика // Экзамен и психика:
Сб. М.; Л.: Госиздат, 1929. С. 11-86 (Работы психологической лаборатории Академии коммунисти­
ческого воспитания им. Н.К. Крупской; Вып. 3).
 Экзамен и психика 127

тивных процессах сильнейшим образом изменяется электротонус человеческого тела.

Наконец оказалось, что человек, переживающий аффект, и мыслит далеко не так, как
человек, находящийся в спокойном состоянии: было экпериментально установлено,
что мысль его резко тормозится, что она идет скачками, в которых обычная логика
нарушается, сменяется логикой аффективной, мыслительные процессы которой мо­
гут в сильнейшей степени извратиться. Если аффект — это временный невроз, а не­
вроз — это хронический аффект, то достаточно проследить мышление нервнобольных
(определенных, конечно, категорий), чтобы получить представление о тех пертурба­
циях в мышлении, которые здесь имеют место.
Научные исследования, однако, показали, что далеко не все люди могут пере­
живать аффекты одинаково. Одни из них оказываются обладающими очень устойчи­
вой нервной системой; их трудно вывести из себя, нормальное поведение их трудно
нарушить. Это обычно спокойные, здоровые люди, и мы говорим в таких случаях о
нервно-стабильном типе человека. Бывает, однако, и другая, обратная категория лю­
дей. Они очень легко теряют равновесие, очень резко реагируют на каждую неприят­
ность, каждый конфликт; каждое затруднение вызывает у них нарушение всей их
нервно-психической деятельности, они легко поддаются аффекту, и мы с успехом
можем назвать их нервно-лабильными людьми.
Особенно резкие формы принимает этот тип нервной системы у людей с не­
рвными заболеваниями, и истерики, невро- и психастеники представляют собой
классический и резко выраженный пример людей этого типа. Последние работы шко­
лы академика Павлова с ясностью подтвердили наличие таких типов нервных сис­
тем: такие типы (Павлов различает в несколько ином аспекте: тормозной и возбуди­
мый тип) можно наблюдать даже у животных; оказалось, что существуют подобные
своеобразные типы собак и даже «неврозы собак»; эти животные, поставленные в
одинаковые условия, реагировали совершенно различными нарушениями нервной
деятельности, и после этих опытов наличие различных типов нервных систем, раз­
лично податливых тому, что мы называем аффектом, можно считать установленным.
Таковы те общие положения, которые установлены исследованиями, изучав­
шими законы нормального и нарушенного поведения.
Эти положения лежат в основе нашего подхода к проблеме экзамена.
Что экзамен, которому подвергается учащийся, в известном отношении ока­
зывает влияние на его психику, это конечно ясно для всякого. Можно даже согла­
ситься с обычным утверждением, что ожидающий экзамена студент находится в со­
стоянии некоторой аффективной напряженности. В чем, однако, проявляется эта
аффективная напряженность? Как она действует на отдельные процессы поведения
студента? Можем ли мы говорить, что организм студента, стоящего перед экзаме­
ном, функционирует так же, как обычно, лишь с некоторой повышенностью и обо­
стренностью этих процессов? Или правильнее будет утверждение, что аффективное
состояние студента до (и во время) экзамена нарушает обычное течение психофизи­
ологических процессов, и мы можем наблюдать у экзаменующегося студента тормо­
жение, понижение, ухудшение, срыв обычного протекания умственных процессов?
Короче: стимулирует экзамен психическую деятельность или нарушает ее? Эти воп­
росы можно разрешить только экспериментально. Решение же их может иметь очень
серьезное педагогическое значение. В самом деле, если экзамен тормозит и срыва* τ
нормальную психическую деятельность студента, то насколько целесообразно приме­
нение экзамена? Не ставим ли мы студента, подвергающегося экзамену, в особенно
невыгодные для него условия, при которых мы не можем рассчитывать получить пра­
вильные педагогические данные и лишь травматизируем студента. Ведь все те случаи
128 Диагностика и динамика аффектов

растерянности, забывания при экзамене всего усвоенного материала, полного интел­

лектуального торможения, — ведь все эти случаи, пусть даже преувеличенные, оста­
ются фактом...
Проблема экзамена есть важнейшая проблема, к которой надо подходить с
точки зрения педагогики и психогигиены.
Всякий, кто знаком с укладом жизни студентов, кто вспомнит свои ученичес­
кие годы (особенно если они были проведены в дореволюционной классической шко­
ле), — прекрасно знает, что школа, построенная на методе зубрежки и экзаменаци­
онной проверки, была вместе с тем школой постоянной психической травматизации.
Нужно удивляться выносливости и регенеративным способностям человеческого орга­
низма, если после этих повторяющихся в течение многих лет периодов экзаменацион­
ных психоневрозов человек все-таки выходил из школы, не потеряв окончательно
своего психического здоровья. Если это бывало так, то причины этого нужно искать и
в тех приспособительных приемах, благодаря которым ученик, обманывая педагоги­
ку, защищал здоровье, — вырабатывал своеобразный иммунитет.
Если все указанное нами соответствует действительному положению вещей, то
с очевидностью выдвигается необходимость экспериментального изучения влияния
экзамена на психику.
Перед нами выдвигаются вопросы:
1. Чем характеризуется в психофизиологическом отношении поведение студен­
та перед экзаменом и после него?
2. Как реагируют на экзамен люди с различными типами нервных систем, и на
каких именно субъектов экзамен оказывает максимальное действие?
Разрешив в общих чертах эти проблемы, мы приобретаем достаточно твердую
объективную почву для педагогических мероприятий в этой области; мы будем знать,
в каком состоянии получаем мы студента на экзамене, и сможем получить совершен­
но определенные указания о том, насколько экзамен травматизирует учащегося, и
кого именно эта травматизация задевает в наибольшей степени.

2. Методика
Ставя себе задачей изучить степень равновесия, сохраняемого личностью, же­
лая объективно исследовать законы и формы дезорганизации поведения, мы всегда
должны ориентироваться на взаимоотношение двух сторон этой деятельности — цен­
тральной и периферической.
Если поведение человека протекает нормально, то характерным является имен­
но сохранение равновесия между центральной и периферической деятельностью. Дос­
таточно проанализировать любой акт организованного поведения, чтоб видеть, как
каждый центральный психический процесс сопровождается вполне организованным
циклом координированных двигательных реакций; как, с другой стороны, все эти
двигательные реакции подчинены определенной установке поведения, определенно­
му плану поведения. Вспомним типичную интеллектуальную деятельность, где одной
задаче посвящена целая система последовательно осуществляющих ее реакций; вспом­
ним организованное осуществление любого трудового процесса, — и перед нами бу­
дет типичный пример такого равновесия центральных импульсов и периферических
(мускульных) реакций, характерной особенностью которых является то, что они вхо­
дят в единую систему доминанты.
Совершенно другое происходит при аффективном процессе. Как мы знаем из
упомянутых нами исследований, здесь прежде всего нарушается равновесие цент-
 Экзамен и психика 129

ральных и периферических процессов; моторика выходит из своей подчиненности

организованным центральным процессам; появляется целый ряд моторных проявле­
ний, не поддающихся контролю личности, как бы автономных, нарушающих строй­
ную и организованную картину поведения; эти нарушения жизнедеятельности мож­
но объяснить только тем, что, не находя себе выхода в адекватной реакции, энергия
возбуждения иррадиирует, задевая «побочные цепи» действий, ломая их, нарушая их
правильное протекание. Однако при аффекте, как мы видим, нарушаются и сами
центральные процессы; мы знаем, что резкий аффект может затормозить, «захлест­
нуть» нормальное течение ассоциаций; резкое торможение центральной деятельности
при столь же резком возбуждении периферической — вот чем характеризуется каждый
сильный отрицательный аффект.
Такая структура аффекта обусловливает и ту методику, с которой мы к ней
подходим.
Уже несколько лет назад нам пришлось обосновать методику, отвечающую,
как нам казалось, основным требованиям объективного изучения аффективной ме­
ханики1. Ее основная установка заключалась в том, чтобы проследить отражение де­
зорганизации человеческого поведения на равновесии центральной (ассоциативной)
и периферической (моторной) деятельности и на деформации, расстройстве каждо­
го из этих видов деятельности в отдельности. Эта методика была применена к изуче­
нию различных форм нарушенного человеческого поведения: к нормальным испыту­
емым с открытыми или заторможенными аффектами, к преступникам, нервно- и
душевнобольным и т.п.2
Методика эта состоит в следующем: испытуемого усаживают на стул перед
столом, достаточно низким для того, чтобы положенные на него руки лежали в
удобном, не напряженном положении. Кисть правой руки испытуемого, лежащей
на столе, кладется на особый воспринимающий аппарат (рис. 1), состоящий из ящи­
ка, в котором укреплена металлическая капсула (Λ), обтянутая резиновой пленкой,
на которой наклеена алюминиевая пластинка (В). Каждое давление на эту пластин­
ку выталкивает воздух из капсулы А,
и по трубке С, сообщающейся с ба­
рабаном Марея, воздух приводит
в движение перо этого последне­
го. Пальцы руки испытуемого встав­
ляются в зажим D, который укреп­
лен с помощью рычага на пластинке
аппарата. Рычаг этот имеет в середи­
не одноосный сустав, благодаря ко­
торому каждое давление, сделанное
в любом направлении, передается
на упругую обтяжку в вертикальной
плоскости. Благодаря тому, что паль­
цы испытуемого укреплены в зажи- pUCt /

1
См.: Лурия А.Р. Сопряженная моторная методика и ее применение в исследовании аф­
фективных реакций // Проблемы современной психологии. 1928. Т. 3. <Наст. изд. С. 51-105>;
Лурия А.Р.у Леонтьев А.Н. Исследование объективных симптомов аффективных реакций // Проб­
лемы современной психологии. Сб. 1. Л.: Госиздат, 1926.
2
См.: Лурия А.Р., Лебединский М.С. Сопряженная моторная методика в исследовании не­
рвно-больных //Труды Клиники нервных болезней 1 МГУ. 1929. Т. 2. С. 66-96; Лурия А.Р. Иссле­
дование аффектов и комплексов у преступников (рукопись).
130 Диагностика и динамика аффектов

ме, на зажим отражается каждое движение, произведенное как в форме нажима,

так и в форме отнятия руки, причем при записи первое дает кривую, идущую вверх,
а второе — своеобразную лунку на кривой. Каждое мелкое расстройство в движении
отражается на записи достаточно чутко, и мы имели случай наблюдать, как с по­
мощью этого прибора записывались и весьма мелкие дрожания.
Левая рука испытуемого находится, как правило, на весу (в некоторых се­
риях — укрепленная на петле близ локтевого сустава); пальцы ее опираются на та­
кой же аппаратик, как только что описанный, будучи также зажаты в зажиме этого
прибора.
Вся воспринимающая часть установки имеет вид, изображенный на рисунке 2.

Рис. 2

Регистрационную часть установки мы отчасти уже описали. Она состоит из ба­

рабанчиков Марея, соединенных с воспринимающей установкой и записывающих
кривые нажимов на вращающемся кимографе (рис. 3). Барабанчик, связанный с пра­
вой рукой, относится к обычному типу барабанов Марея; барабан же, соединен­
ный с левой рукой, обычно имеет в наших установках двойную рычажную переда­
чу, сильно увеличивающую запись дрожаний спокойно висящей в воздухе левой
руки. Под двумя барабанчиками находится отметчик, соединенный с ключом экс­
периментатора; электрический ток подается в него обычно через прерыватель, даю­
щий пятые доли секунды. В общем регистрирующая часть имеет вид, изображенный
на рисунке 3. Обе части установки отделены друг от друга экраном, или расположе­
ны в двух отдельных комнатах, или же, наконец, испытуемый помещается в каби­
не, а регистрирующая часть вынесена наружу.
 Экзамен и психика 131

В таком виде установка готова для точной записи моторных реакций конечно­
стей испытуемого. При желании к этому может присоединяться запись дыхания, сер­
дечной деятельности и т.д.
Теперь наша задача сводится к тому, чтобы зарегистрировать динамику равно­
весия между центральной и периферической деятельностью. В качестве центрального
процесса мы берем обычную ассоциативную реакцию (речевой ответ), в качестве пе­
риферического — деятельность рук, которые связаны у нас с нашей регистрирующей
аппаратурой. Связывая их друг с другом в единой действенной системе, мы получаем
возможность проследить взаимное соотношение этих обеих сторон деятельности —-
центральной и периферической.

Рис. 3

Опыт ставится, следовательно, таким образом: испытуемому, сидящему в ука­

занном выше положении, предъявляются друг за другом ряд слов-раздражителей;
на каждое из них он должен ответить первым словом, пришедшим ему в голову
(простая ассоциативная реакция), одновременно нажимая рукой на пневматичес­
кую табличку; левая рука в это время находится на весу в спокойном состоянии,
причем перо записывает лишь мелкие (часто недоступные простому глазу) вздраги­
вания этой руки.
На нашей ленте мы получаем одновременную запись трех линий (пример за­
писи дан на рисунке 4): нижняя линия принадлежит отметчику и записывает время,
протекшее от момента подачи словесного раздражителя до времени ответной словес­
ной реакции. Это время характеризует собою скорость протекания центральных ассо­
циативных процессов; торможение их выражается в увеличении латентного периода
(на нашем рисунке — расстояние от Л до В). Средняя линия — это линия нажима
правой руки, и верхняя —- линия дрожания левой руки. В нормальном состоянии рав­
новесия латентный период обычно невелик, нажимы правой руки правильны, рав-
132 Диагностика и динамика аффектов

номерны и достаточно постоянно приурочены к

// / латентному периоду; наконец, кривая левой руки
даст обычную картину равномерного небольшого
IL·-—yjpJs^^r—\fh дрожания (tremor).
Испытуемый обычно очень легко приспо­
сабливается к опыту, и уже после двух-трех проб­
ных реакций вырабатывает правильное сочетание
словесной реакции и одновременного нажима;
координация эта оказывается обычно очень стой­
кой и нарушается с трудом.
Наши прежние опыты показали, что при
сильных аффективных состояниях описанная нами
картина существенно меняется. Время, затрачива­
емое на словесную реакцию, становится очень не­
устойчивым, часто резко затягивается; моторные
реакции принимают обычно измененный вид, по­
крываются дрожательными волнами, говорящими
о наличии сильного иррадиированного возбужде­
ния; иногда деформируется и самый нажим, и
вместо одной правильной вершины мы наблюдаем
неправильную, двух- и трехвершинную кривую; наконец изменяется и дрожательная
кривая левой руки, отдельные колебания ее усиливаются. Все это является объектив­
ным признаком овладевшего человеком и нарушившего нормальное течение процес­
сов аффекта. Кривая на рисунке 5 дает нам пример такого изменения в поведении че­
ловека и с наглядностью показывает, как состояние резкого возбуждения отражается
на поведении человека.
Однако этим наши данные, касающиеся исследования поведения пережи­
вающего аффект человека, обычно не ограничиваются. Ведь аффективное состояние
человека редко бывает «беспредметным», не связанным ни с каким определенным
содержанием. Чаще всего он боится вполне определенной вещи, страдает по опреде­
ленному поводу, бывает расстроен вполне определенными событиями. В основе аф­
фекта чаще всего лежат вполне определенные актуальные переживания или следы
этих переживаний — «комплексы». Именно в силу этого мы никогда почти не полу­
чаем в наших опытах совершенно однообразной картины моторных и ассоциативных
нарушений. Обычно резко бывают заметны
«очаги» этих нарушений, и эти очаги падают
на те случаи, когда слово, предъявленное ис­
vv пытуемому, имеет для него аффективное значе­
yV>r^ ние. В этих случаях мы обычно имеем резкую
вспышку аффекта, выражающуюся в резком
торможении центрального ассоциативного про­
цесса и в соответствующих ему нарушениях фор­
мы моторных реакций.
Это дает нам возможность объективно
исследовать не только общую эффективность
данного испытуемого, но и самое содержание
»Ukr.UlliitHÏlUiUlUnll.U его аффективных переживаний, выяснить эк­
спериментальным путем, что именно являст-
Рис. 5 ся для него наиболее травматизирующим.
 Экзамен и психика 133

Подбирая наши слова-раздражители таким образом, чтобы между индифферент­

ными встречались слова, имеющие для испытуемого острое аффективное значение,
мы можем построить наш опыт так, чтобы он дал нам «аффективный показатель» оп­
ределенных, предъявляемых испытуемому, раздражителей и определенных ситуаций.
Для таких случаев, когда аффективная ситуация нам заранее ясна, примене­
ние нашей методики может быть особенно удобно: предъявляя испытуемым опреде­
ленный, для всех одинаковый, список слов-раздражителей и регистрируя сопряжен­
ные речевые и моторные реакции, мы исследуем у них:
a) общий аффективный фон процесса, их аффективное состояние при опре­
деленной ситуации;
b) на этом фоне — их аффективные очаги, аффективные реакции на отдель­
ные, специфические обстоятельства.

3. Материал
Нашим материалом служили студенты, поступившие в Академию коммунисти­
ческого воспитания в осенний прием 1927 года и державшие приемные испытания.
Так как число кандидатов в три раза превышало число мест и испытания были
поставлены достаточно серьезно, — мы имели типичную картину серьезного (всту­
пительного) экзамена, имевшего большое значение для подвергавшихся ему лиц и
достаточно аффективно для них окрашенного. Сравнительно низкая подготовленность
ряда студентов усиливала, конечно, это аффективное отношение к экзамену.
Всего нами было проведено через исследование 109 человек в возрасте от 18 до
35 лет, из них 51 мужчина и 58 женщин; почти все испытуемые — педагоги с большим
стажем, массовые общественные и партийные работники, руководители пионеротря­
дов, детских домов, клубов и т.д.; лишь очень немногие из них шли в Академию прямо
со школьной скамьи. Огромное большинство летом не отдыхало, работало значитель­
ный промежуток времени без отдыха и было утомлено в резкой степени.
Все студенты прошли через медицинскую комиссию со специальным невропа­
тологическим осмотром. У значительного числа их было констатировано: резкое пе­
реутомление, малокровие, истощение нервной системы и т.п.
Опыт проводился с каждым испытуемым два раза: непосредственно перед эк­
заменом и тотчас же после него, причем в первом случае студенты брались из очере­
ди ожидающих экзамена. Большинство из опытов было проведено над студентами,
сдававшими экзамен по физике и математике; часть испытуемых была взята из сда­
вавших обществоведение (политическую экономию и историю партии). Из изученных
нами испытуемых сдавших соответствующий экзамен было 38, не выдержавших — 36
и получивших средние данные (отметки «слабо» и т.п.) — 35.
Опыт ставился в следующем порядке: испытуемый, бравшийся из очереди,
сажался за описанную нами установку, и ему предлагалось ответить на каждое дан­
ное слово первым пришедшим в голову словом, одновременно нажимая правой ру­
кой на пластинку и держа левую на весу. После 3-4 пробных опытов с ним проводи­
лась серия, состоящая из 30 слов-раздражителей.
После этого студент направлялся в соседнюю лабораторию, где у него бралась
капля крови для исследования индекса каталазы; последнее исследование проводи­
лось сотрудником Академии д-ром Добровицким (см. его статью*).

* Добровицкий П.О. Экзамен и кровь студента // Экзамен и психика: Сб. М.; Л.: Госиздат, 1929.
С. 87-96.
134 Диагностика и динамика аффектов

После прохождения экзамена опыт полностью повторялся.

Те 30 раздражителей, которые предъявлялись нашим испытуемым, включали
ряд индифферентных слов и ряд слов, прямо связанных с ситуацией экзамена: пос­
ледних было 6 (т.е. 20% всего количества); это были слова: 11 — экзамен, 14 — фор­
мула (или для экзамена по обществоведению: рента), 19 — физика (или съезд), 25 —
комиссия и 28 — прием. Как видно, они были разбросаны между индифферентными
словами-раздражителями, и одна часть из них относилась к содержанию экзамена
(формула, физика), а другая — к ситуации экзамена и связанным с ней переживани­
ям (провал, комиссия, прием).

Весь список представлялся в следующем виде:

1 — поле 11 — экзамен 21 — провал
2 — стена 12 — сапог 22 — булка
3 — зима 13 — дом 23 — воздух
4 — котел 14 — формула (или рента) 24 — школа
5 — время 15 — стекло 25 — комиссия
6 — перо 16 — огонь 26 — дерево
7 — книга 17 — часы 27 — масло
8 — ложка 18 — птица 28 — прием
9 — цветы 19 — физика (или съезд) 29 — дым
10 — вода 20 — двор 30 — звонок

В опытах и обработке материала принимали участие: Б.В. Беляев-Башкиров, А.Д. Миллер,

Д.М. Маянц, Г.С. Фейман. Второй параграф главы III изложен Б.В. Беляевым-Башкировым.

II. Интеллектуальные процессы

1. Скорость ассоциативных реакций
Между аффективным состоянием организма и скоростью протекания у него
центральных нервно-психических процессов, в частности процессов ассоциативных,
существует вполне определенная, экспериментально установленная зависимость.
Эта зависимость носит двоякий характер: с одной стороны, мы знаем, что
каждый резкий аффект тормозит протекание наших мыслительных процессов; в силь­
ном страхе или горе, гневе или печали мы не можем не только производить сильных
и быстрых движений, — мы не можем и быстро думать. Обычно в состоянии быстро­
го аффекта наша интеллектуальная деятельность резко замедляется, и мы знаем, что
от болезненного аффекта больной может перейти в состояние «ступора» — полного и
резкого торможения его важнейших нервно-психических процессов.
С другой стороны, психические процессы при аффекте не только протекают с
большим трудом и с большей замедленностью, чем обычно; они протекают еще и с
измененной, неправильной, болезненной формой. Во время сильного аффекта идеи
протекают с болезненно нарушенным ритмом, они то ускоряются, то снова резко
замедляются, они приобретают особый характер неустойчивости, наконец, — суще­
ственно нарушается и их содержание. Мы знаем, как аффект может нарушить логич­
ность и правильность мышления, как благодаря нему могут возникнуть болезненные
скачки в интеллектуальной деятельности, и т.п.
 Экзамен и психика 135

Скорость мыслительных процессов выражена в нашем материале в скорости

ассоциативных (речевых) реакций, являющихся во многом основой мышления.
Рассмотрим прежде всего, что нам дал анализ реактивного времени у экзаме­
нующихся студентов.

А. Среднее реактивное время

Как и следовало ожидать, среднее реактивное время ассоциативных процессов
у наших испытуемых оказывается значительно увеличенным по сравнению с нормой.
В то время как установленная в литературе средняя скорость ассоциативных
процессов, измеряемая по принятой нами методике, выражается в 1,4й—1,6й, сред­
нее арифметическое из зарегистрированных нами 6000 реакций (по всему исследо­
ванию) дает величину в 2,0й, а взятая только по основному опыту (до экзамена)
возрастает даже до 2,4й. Эта величина почти точно совпадает с соответствующей ве­
личиной (2,19й), полученной нами при исследовании ассоциативных реакций у ис­
пытуемых, взятых в совершенно исключительной по своему травматизирующему
влиянию ситуации, именно во время так называемой «чистки» студентов, произво­
дившейся весной 1924 года3.
Особенно существенным является то обстоятельство, что отмечаемое нами
повышение среднего реактивного времени мы должны относить не только за счет
того состояния, которое «провоцировалось» нами у испытуемых в эксперименте
предъявлением специально подобранных аффективных раздражителей, но что оно в
значительной степени определялось и тем общим состоянием студентов до экзаме­
на, с которым они приходили к нам на опыт. Уже в реакциях на первые десять раз­
дражителей, среди которых не было ни одного аффективного раздражителя, сред­
нее реактивное время все же выражается значительной величиной — 1,9".
Уже это положение позволяет нам констатировать факт, имеющий большое
принципиальное и педагогическое значение: оказывается, мыслительные процессы,
поскольку они основываются на процессах ассоциативных и отражаются в опытах с
речевыми реакциями, у студента, непосредственно стоящего перед экзаменом, про­
текают медленнее, чем обычно; мы увидим ниже, что они протекают у него и более
нарушенно, более дезорганизованно.
Приведенные нами цифры говорят еще и о другом. Оказывается, студенту вов­
се не нужно вспоминать о предстоящем ему экзамене, получать непосредственно от­
носящиеся к нему раздражители, чтобы его психические процессы замедлились по
темпу; они и без того оказываются заторможенными в силу разлитого аффективно­
го возбуждения, в котором находится ожидающий экзамена студент, и введение в
число раздражителей слов, имеющих непосредственное отношение к ситуации эк­
замена, лишь подчеркивает, делает более резкой общую картину торможения цент­
ральных процессов и, как мы увидим ниже, дает нам основание утверждать, что
наблюдаемые нами изменения в поведении испытуемых всецело зависят от влияния
именно этой ситуации.
Вместе с исчезновением аффективной ситуации — экзамена, вместе с некото­
рым «изживанием» аффекта, уменьшается и его тормозящее влияние на высшие ас­
социативные процессы: среднее реактивное время повторного опыта, ставившегося
после экзамена, заметно понижается. Мы имеем здесь такие цифры: среднее арифме-

3
Лурия А.Р.у Леонтьев А.Н. Цит. соч.
136 Диагностика и динамика аффектов

тическое реактивного времени по основному опыту — 2,2й, по повторному — 1,8м,

соответствующие величины в медианах будут: 1,8" для основного опыта и 1,6" для
повторного.
Такое значительное понижение реактивного времени в повторном опыте, ра­
зумеется, не может быть отнесено лишь за счет самого процесса повторения экспе­
римента (проторение), и несомненно зависит от уменьшения тормозящего влияния
аффекта после экзамена.
Если бы не этот процесс некоторого «отреагирования», связанный с — плохо
или хорошо — но пройденным экзаменом, мы должны были бы, наоборот, ожидать
некоторого замедления в протекании интеллектуальных процессов у наших испы­
туемых вследствие естественного значительного их утомления за те 2-3 часа напря­
женного ожидания и самого процесса экзамена, которые проходят между нашими
опытами.

Б. Реактивное время в зависимости

от характера раздражителей
Предлагавшиеся нашим испытуемым слова-раздражители мы делим на следу­
ющие три группы: нейтральные раздражители, например слова: «поле», «стена»,
«зима» и т.д., т.е. слова, не имеющие отношения к ситуации экзамена; критические
(аффективные) раздражители, непосредственно относящиеся к экзамену; и нако­
нец раздражители посткритические, следующие непосредственно за раздражителя­
ми критическими. Эти последние мы выделяем в особую группу, так как реакции
на них протекают у испытуемых в среднем медленнее, чем на раздражители, не сле­
дующие тотчас же за критическими раздражителями, потому что тормозной про­
цесс, вызываемый каким-нибудь критическим раздражителем, не ограничивается за­
медлением только одной реакции, а очень часто распространяется и на следующую
реакцию, тоже ее затормаживая (процесс персеверации).
Как мы уже отмечали, протекание высших ассоциативных процессов у наших
испытуемых оказывается заторможенным вообще (в основном — перед экзаменом —
опыте) и вне зависимости от действия аффективных («критических») раздражителей.
Вводя в наш формуляр критические раздражители, связанные с переживаемой сту­
дентами аффективной ситуацией — экзаменом, мы тем самым как бы приближаем к
ним эту ситуацию, которая соответственно усиливает свое нарушающее влияние на
психические процессы. Уже первые в ряду критические раздражители не только вы­
зывают торможение соответствующих им реакций, но распространяют свое влияние
и на все последующие реакции, значительно их затормаживая.
Начиная с 11-й реакции (первый критический раздражитель) — и чем даль­
ше, тем все больше и больше — замедляются процессы ассоциации у студентов. Под­
нявшаяся волна торможения все более нарастает с каждым новым предъявленным
нами раздражителем, относящемся к экзамену, и к концу ряда достигает наконец
своего максимума. Средняя скорость реакции на последний из наших критических
раздражителей равна почти трем секундам (см. таблицу 1), величине, которую мы
можем встретить в качестве средней величины исключительно в патологических слу­
чаях: у душевнобольных, у дефективных детей, у тяжелых преступников, взятых на
опыт после совершения убийства и т.п.
На таблице 1 графически изображено среднее реактивное время на отдельные
раздражители по основному (перед экзаменом) опыту.
 Экзамен и психика 137

Таблица 1
медианы
3,0 п
- НЕЙТРАЛЬНЫЕ -КРИТИЧЕСКИЕ g j -ПОСТКРИТИЧЕСКИЕ

2,5

2,0

1,5
••:-ι?.:-::-3--::-::-;--::-5:-:ι
1,0 ШШВИШШЯ

0,5 Η
Γ^Γ^^Γ.ΙΓ^Γ.ΊΓ^Γ^Γ-ΙΓ^

a :-:•-::-::-:>:--:--::-:--
ЧЕ^ЕДт^ЬгНЫпЬ

М ы в и д и м н а э т о й т а б л и ц е , ч т о н а и б о л е е в ы с о к и м оказывается время р е а к ц и й
на к р и т и ч е с к и е р а з д р а ж и т е л и ; н а о б о р о т , мы н е н а х о д и м н и о д н о й н е й т р а л ь н о й и л и
п о с т к р и т и ч е с к о й р е а к ц и и , которая б ы превышала п о в р е м е н и р е а к ц и и н а к р и т и ч е с ­
кие р а з д р а ж и т е л и в д а н н о м участке ряда.
И з э т о й т а б л и ц ы , как и и з п р и в е д е н н ы х выше материалов, с п о л н о й о ч е в и д ­
н о с т ь ю явствует, ч т о п р е д л о ж е н н ы е н а м и и с п ы т у е м ы м «критические» раздражители
д е й с т в и т е л ь н о с в я з ы в а ю т с я с п р е д п о л а г а е м ы м нами «очагом», с о з д а н н ы м с и т у а ц и е й
э к з а м е н а , и ч т о э т о т очаг д е й с т в и т е л ь н о является т о й п р и ч и н о й , которая так р е з к о
дезорганизует течение высших ассоциативных процессов.
Следующая таблица (2) показывает суммарно среднее реактивное время в зави­
симости от характера раздражителей по основному и повторному опытам (медианы).
Мы не можем здесь не отметить приведенного на этой таблице «профиля»:
наиболее низкие величины дают реакции нейтральные, более высокие — посткрити­
ческие, и наконец самые большие величины — критические реакции. Этот профиль,
повторяющийся, как мы видим, и в повторном опыте, и в отношении степени нару-

Таблица 2

Нейтральные Критические Посткритические

раздражители раздражители раздражители
Основной опыт 1,7 2,2 1,9
Повторный опыт 1,5 IS 1,6
138 Диагностика и динамика аффектов

шения периферических процессов (см. следующую главу), оказывается совершенно

точно повторяющим ту картину, которая была нами установлена и при исследова­
нии студентов, проходивших «чистку».
И еще одно обстоятельство, которое мы хотели бы отметить: в то время как в
повторном опыте реакции на нейтральные и посткритические раздражители спуска­
ются до нормы, реакции на критические раздражители оказываются еще значитель­
но заторможенными, что дает нам основание предполагать известную устойчивость
создавшегося очага этих нарушений.
Он не исчезает, как мы видим, тотчас же и окончательно, но лишь локализу­
ется, и прикосновение к этому «больному» — а еще лучше сказать — «ушибленно­
му месту» психики продолжает давать знать о себе замедлением ассоциативных про­
цессов.
В заключение нашего анализа среднего реактивного времени у студентов, под­
вергавшихся экзамену, мы должны спросить себя, как же следует нам понимать
наши материалы в связи с тем практическим вопросом о влиянии экзамена на пси­
хику, который стоит перед исследованием, и какие в этом отношении выводы мы
могли бы сделать.
Мы видим, что именно тогда, когда студент должен мобилизовать все свои
способности, когда перед нами стоит задача в короткий срок выявить возможно пол­
нее свои знания, — тогда-то его основные нервно-психические процессы, процессы
ассоциации, которые несомненно занимают самое серьезное место в структуре лю­
бого интеллектуального акта, оказываются заторможенными, протекают с затрудне­
ниями и недостаточно быстро. Самый факт предстоящего экзамена уже оказывается
тормозящим интеллектуальные процессы, но еще более вызывают торможение раз­
дражители, непосредственно связанные с самой этой ситуацией. Труднее всего сту­
денту реагировать на такие раздражители, как «экзамен», «физика», «формула» и
т.п., — и это в то самое время, когда эти слова должны иметь, и действительно име­
ют, наибольшее количество свежих ассоциативных связей. «Стоимость», «рента» в
бесчисленных комбинациях только что фигурировали в сознании студента, идущего
на экзамен по обществоведению; ассоциации на такой раздражитель должны были
бы протекать с максимальной легкостью и быстротой, должны были бы оказаться в
числе так называемых «привычных» ассоциаций, должны были бы, казалось, быть
«на кончике языка», а вместо этого они оказываются самыми трудными, гораздо
более трудными, чем действительно довольно сложные ассоциации на такие раздра­
жители, как «котел», «масло» и другие из числа предъявлявшихся нами слов. И это
парадоксальное положение несомненно обязано своим существованием исключи­
тельно той аффективности, тому травматизирующему влиянию, которые очевидно
принципиально свойственны самой обстановке экзамена.

В. Вариативность
Ассоциативные процессы изменяют под влиянием аффекта свою временную
характеристику не только в смысле уменьшения скорости, с которой они протека­
ют, но также и в отношении распределения внутри ряда самих этих скоростей. Аф­
фективно разрушенный ассоциативный ряд не просто оказывается замедленным, но
характеризуется еще и наличием очень больших отклонений; рядом с весьма боль­
шим реактивным временем отдельных ассоциаций (3,0й — 4,0й — 5,0й), мы встреча­
емся и с ассоциациями, протекающими с нормальным (1,2й — 2,4й), а иногда даже
и с ускоренным (1,0й — 0,8й — 0,6й) временем.
 Экзамен и психика 139

Поэтому чрезвычайно важным оказывается изучение того, как распределяют­

ся в наших рядах величины скоростей отдельных реакций. Учитывая число уклонений
от средней величины в сторону величин больших и в сторону величин меньших, мы
получаем возможность судить о том, насколько иррадиирует, т.е. распространяется по
ряду, торможение, или насколько, наоборот, оказывается оно сосредоточенным на
небольшой группе реакций; иначе говоря, мы получаем возможность анализировать
этот тормозящий процесс как со стороны его экстенсивности, так и со стороны его
интенсивности.
Для анализа такого распределения величин пользуются обычно так называе­
мыми кривыми распределения, которые строятся следующим образом: на абсциссах
этих кривых откладываются величины отдельных измерений — в нашем случае это
будут величины скоростей отдельных ассоциативных реакций, а на ординатах от­
кладывают число раз, которое встречается данная величина. Самая высокая ордина­
та (вершина кривой), очевидно, будет соответствовать в таком случае той величи­
не, которая встречается в опытах наибольшее число раз, т.е. моде. В нашем материале
мода приобретает несколько особенное значение: так как наибольшее число реак­
ций в наших опытах суть реакции на нейтральные раздражители, которые дают ве­
личины, близкие к средней норме, то мода в наших материалах играет роль вели­
чины, приближающейся к величине нормальной скорости для наших испытуемых.
Это особенно справедливо по отношению к данным повторного опыта, где, как мы
видим, тормозной процесс, замедляющий протекание ассоциаций, концентрирует­
ся преимущественно вокруг реакций на аффективные раздражители и почти не рас­
пространяется на реакции нейтральные.
Анализируя наши кривые распределения, мы, во-первых, учитываем более
детально влияние изучаемой нами ситуации экзамена на психику, поскольку она
отражается на ассоциативных процессах наших испытуемых, а во-вторых, прибавля­
ем к нашей количественной по преимуществу характеристике еще и качественную,
хотя тоже основанную на измерениях, сторону, именно — общую картину протека­
ния ассоциативных процессов, как они представляются в распределении полученных
в экспериментах конкретных величин.
Общее представление об изменчивости реактивного времени ассоциативных
процессов у наших испытуемых дают нам приведенные в таблице 3 суммарные кри­
вые распределения полученных нами величин по опытам, проведенным над студен­
тами до и после экзамена.
Первое, что обращает на себя внимание в этих кривых, это отчетливо выра­
женная асимметрия их (уклонение влево на 1,0" для основного опыта и на 0,6" для
повторного, вправо на 8,4" для основного и на 7,0" для повторного опытов), которая
указывает на наличие в наших опытах некоторого момента, определяющего уклоне­
ние в сторону больших величин. Этот момент — тормозящее влияние аффекта, с осо­
бенной силой обнаруживает себя в случаях реакций на критические раздражители.
Мода, т.е. наиболее часто встречающееся значение, выражается в относитель­
но больших величинах: 1,6" для основного опыта и 1,2" для повторного. Эти величи­
ны, как мы уже говорили, вероятно, довольно близко соответствуют скорости ассо­
циативного процесса у наших испытуемых в нормальном состоянии.
При сравнении кривых распределения данных опытов, проведенных со студен­
тами до и после экзамена, мы должны отметить некоторую принципиальную разницу
в их структурах; как величины мод, значительно разнящиеся между собой (преувели­
ченная мода основного опыта из меньшего числа величин), так — особенно — и мень­
шая ассиметрия кривой основного опыта (большее уклонение в сторону меньших ве-
140 Диагностика и динамика аффектов

Таблица 3

личин с соответственно большим левым углом у вершины) показывают нам, что тор­
мозящее влияние аффекта сказалось на большом числе случаев в основном опыте (ир­
радиация торможения) и на значительно меньшем числе в повторном (концентрация
тормозного аффекта, его стягивание к критической группе).
Иначе говоря, из сравнения этих кривых мы убеждаемся в том уже наметив­
шемся выше положении, что интеллектуальные процессы студентов, которым пред­
стоит пройти экзамен, оказываются нарушенными не только очень резко, но и, так
сказать, очень широко, т.е. поле, где господствует аффект, простирается у них да­
леко за тот круг мыслительных процессов, которые непосредственно имеют отно­
шение к экзамену. После экзамена ассоциативные процессы у студентов протекают
более правильно, однако здесь обнаруживает себя новое обстоятельство: очень от­
четливо начинает выделяться своей замедленностью определенная небольшая груп­
па реакций, связанная с ситуацией экзамена. Это — обычная форма, в которой об­
наруживают себя следы аффекта, следы от того, как мы говорим, «ушиба психики»,
психической травмы, которые создает аффектогенная ситуация, в нашем случае —
ситуация экзамена. Насколько прочны эти следы, насколько долго держатся они в
психике студента, об этом мы будем говорить ниже, при изложении данных под­
робного обследования студентов примерно спустя три месяца после экзамена.
Еще одно замечание мы хотели бы сделать в связи с рассмотрением наших
кривых распределения. При сравнении наших суммарных кривых с индивидуальны­
ми кривыми, распределение которых мы приводим ниже, чрезвычайно резко бро­
сается в глаза несоответствие между ними. В то время как суммарные кривые отли­
чаются относительно правильной формой, кривые индивидуальные обращают на
себя внимание своей чрезвычайной хаотичностью. Это различие между ними объяс­
няется тем, что в наших общих, суммарных кривых распределения, составленных
 Экзамен и психика 141

Таблица 4

Медианы (ZW) Среднее арифметическое (Am)

О Cd
ß4 et
о с
с fr
il о С
Ш С

a fr £ s. ^ ex

Основной опыт 1,8 1,7 2,2 1,9 2,2 2,0 2,9 2,3

Повторный опыт 1,6 1,5 1,8 1,6 1,8 1,6 2,2 1,8

каждая из 3000 случаев, их общий профиль в значительной степени сглаживается

благодаря наложенным друг на друга в очень большом числе отдельным рядам из­
мерений.
Для более детального анализа вариативности величин реактивного времени мы
при обработке материалов нашего исследования вычисляли, кроме среднего арифме­
тического (Am), еще и медианы (ZW)A.
Мы вынуждены были обратиться к вычислению медиан в силу своеобразия
нашего материала, именно — неравнозначности наших раздражителей, которые сде­
лали наши ряды «органически-асимметрическими» (Оршанский), предполагая ук­
лонения только в одну сторону — в сторону больших величин. С другой стороны,
только среднее арифметическое могло дать нам статистическую картину, которая ох­
ватывала бы и величины, обусловленные резко-тормозным влиянием критических
раздражителей.
Таким образом, сравнивая величины Am и ZW, мы получаем характеристику
степени влияния в наших рядах групп с высокими показателями (реактивное время
ассоциаций на критические раздражители).
В таблице 4 мы даем сравнительные величины реактивного времени, вычислен­
ные по обоим методам.
Разность Am — ZW, в среднем большая в основном опыте (0,4), чем в повтор­
ном (0,2), изменяется в зависимости от характера раздражителей, снова повторяя
ранее установленный нами профиль: для нейтральных реакций в основном опыте она
составляет 0,3, для посткритических реакций — 0,4, для критических — 0,7.
В повторном опыте соответствующие величины будут: 0,1, 0,2 и 0,4. Как мы
видим, в повторном опыте группы с высокими показателями значительным образом
влияют только на средние из критических реакций. И здесь, как и выше, при анализе
среднего реактивного времени в зависимости от характера раздражителей мы сталки­
ваемся с тем же явлением устойчивости очага торможения, который не исчезает пос­
ле экзамена, а лишь несколько ослабевает и как бы локализует свое влияние, рас­
пространяя его лишь на реакции, непосредственно с ним связанные.
Если мы теперь перейдем к изучению собственно вариации реактивного вре­
мени (Zo — Zw), то нам и в этом случае представится по существу та же картина.

4
Не имея возможности излагать в настоящей статье методы вычисления приводимых нами
величин, мы отсылаем читателя к специальным сочинениям, например: Беляев-Башкиров Б.В.
Статистический метод в психологии. М., 1927.
142 Диагностика и динамика аффектов

Средняя вариация, выражающаяся по основному опыту в весьма значительной вели­

чине — 0,9 (при Ζ*Κ=1,8), значительно опускается в повторном опыте, давая 0,6 (при
ZW=1,6), т. е. наши ряды, взятые после экзамена, как бы несколько успокаиваются.

Таблица 5

Нейтральные Критические Посткритические

Основной опыт 0,7 1,6 0,8

Повторный опыт 0,6 1,0 0,7

Изменение вариации (Zo — Zu) в зависимости от характера раздражителей

представлено в таблице 5.
В этой таблице обращает на себя особенное внимание очень большое увели­
чение вариации реактивного времени группы критических реакций (на 0,9 по срав­
нению с реакциями нейтральными) и ее резкое падение в повторном опыте, что
опять-таки показывает на тенденцию к стабилизации влияния нашего главного очага
торможения.
* **

Мы подвергли очень детальному анализу явление изменчивости рядов получен­

ных нами величин реактивного времени, так как в этом анализе вскрывается самый
процесс образования аффективных «следов», имеющих такое большое значение в
общих процессах поведения человека. На нашем экспериментальном материале мы
имеем возможность проследить, как аффективная ситуация экзамена, сначала, в
момент ее наибольшей действенности (данные экспериментов до экзамена), дезорга­
низовавшая течение интеллектуальных процессов — безотносительно к их близости к
причине аффекта, потом, вслед за тем, как проходит наиболее острый момент —
момент экзамена, направляет свое разрушающее влияние почти исключительно на те
умственные процессы, которые непосредственно связаны с этой ситуацией. Извест­
ные раздражители, именно те раздражители, которые особенно близко связаны с
ситуацией экзамена («экзамен», «комиссия», «прием», «физика» и т.п.), начинают
занимать в личном опыте испытуемого — по крайней мере на некоторое время —
совершенно особенное место: они образуют некоторую группу («комплекс»), кото­
рая является как бы больным, ушибленным местом в психике.
Всякий нервно-психический процесс, связывающийся с этой группой, испы­
тывает на себе ее болезненное влияние — затормаживается и нарушается в своем те­
чении. Экзамен, который, как показывает опыт, является энергично травматизирую-
щей аффективной ситуацией, не только разрушающе действует на интеллектуальные
процессы студентов во время самого процесса испытаний — обстоятельство, ко­
торое, кстати говоря, серьезно мешает экзамену выполнить и свое прямое назначе­
ние — дать оценку экзаменующегося, — но к тому же действует еще отрицательным
образом и на личность студента, оставляя в ней более или менее глубокие следы.
Было бы конечно большим преувеличением утверждать, что экзамен может,
вообще говоря, содействовать развитию болезненных изменений в психике, но, с
другой стороны, является совершенно очевидным, что при известных благоприят­
ствующих условиях (психопатическая конституция экзаменующегося) он может дей­
ствительно сыграть такую роль. В этом смысле мы склонны думать, что именно тогда,
 Экзамен и психика 143

когда экзамен приобретает особенно серьезное жизненное значение, т.е. как раз,
когда он кажется нам наиболее необходимым, он оказывается и менее всего состоя­
тельным. Чем серьезнее экзамен, чем больше его вызывающая аффект сила, тем,
благодаря своему разрушающему влиянию на интеллектуальные процессы, менее
благоприятную обстановку создает он для обнаружения экзаменующимся своих спо­
собностей и знаний. И тем менее допустим он с психо-гигиенической точки зрения
из-за увеличившегося болезненного влияния его на психику.

2. Речевые реакции
Слова-реакции, произносимые испытуемым в ассоциативном эксперименте в
ответ на предложенные экспериментатором слова-раздражители, могут представлять
собой качественно совершенно не равноценный материал. Если мы будем сравнивать
между собой ассоциативные речевые реакции взрослого нормально развитого испы­
туемого и например реакции ребенка-олигофрена, нам сразу бросится в глаза гро­
мадное различие в их содержании и форме. Речевые реакции по ассоциации у недо­
развитого ребенка стоят в совершенно другом отношении к словам-раздражителям,
чем у нормального взрослого человека.
Их содержание показывает, что ассоциативные процессы у этих детей проте­
кают иначе, чем в нормальных случаях: ребенок, страдающий олигофренией, чрез­
вычайно беден ассоциативными связями; он не способен устанавливать и воспроиз­
водить сколько-нибудь сложные ассоциации. Мы можем сказать вообще, что чем
более нарушена психика, чем менее развиты высшие интеллектуальные процессы,
тем более плоскими оказываются у данного испытуемого и его речевые ассоциатив­
ные реакции, тем чаще нарушается их содержание и их форма. Однако как содержа­
ние, так и форма речевых ассоциативных реакций могут иногда изменяться, при­
ближаясь к патологической по существу картине, и у нормальных испытуемых под
влиянием внешних факторов, в частности под влиянием какой-нибудь аффектоген-
ной ситуации, например, как это было в нашем случае, под влиянием ситуации
экзамена.
Аффект, дезорганизуя и затормаживая временную сторону в течении высших
ассоциативных процессов, обычно приводит к нарушению и конечного их результата —
к нарушению самих речевых реакций. В этом смысле уплощение общего характера
реакции, т.е. относительное уменьшение числа полноценных ассоциативных реакций
и, наоборот, возрастание количества ассоциаций низших типов, мы можем рассмат­
ривать в нашем исследовании как момент, характеризующий степень аффективного
влияния экзамена на высшие нервно-психические процессы наших испытуемых.
Анализ содержания ассоциативных речевых реакций студентов, подвергавших­
ся экзамену, прежде всего показывает нам на общее понижение типа их ассоциатив­
ных процессов.
Очень часто встречаются в нашем материале так называемые «звуковые» реак­
ции, т. е. такие реакции, которые связаны не с содержанием слова-раздражителя, а
лишь с его формальной, звуковой стороной. К этой группе реакций относятся случаи
эхолалии, т.е. повторение слова-раздражителя (например, испытуемый № 11, реак­
ция 17: часы — час), реакция по созвучию (например, испытуемый № 61, реакция
22: провал — обвал), реакции, лишь изменяющие слово-раздражитель (например,
испытуемый № 55, реакция 30: звонок — звонить), и т.п.
Другой вид плоских неполноценных ассоциаций представляет собой особенно
часто встречающиеся у нас реакции экстрасигнальные, к которым относятся реак-
144 Диагностика и динамика аффектов

ции не на данное слово-раздражитель, а на какой-нибудь посторонний стимул. Это

— реакции или на окружающую среду (например, испытуемый № 27, реакция 8:
ложка — трубка, реакция 9: цветы — резина, смотря на пневматическую передачу ре­
гистрирующих приборов), или пересеверативные реакции, т.е. реакции на предыду­
щий раздражитель (например, испытуемый № 62, реакция 1: поле — лес, реакция 2:
стена — луга; испытуемый № 70, реакция 25: комиссия — член, реакция 26: дерево
— председатель), или реакции стереотипные, которые, не будучи связаны с раздра­
жителем, повторяются в эксперименте по нескольку раз, или, наконец, реакции ка­
кой-нибудь навязчивой группой слов.
Об этих двух последних видах реакции мы будем говорить несколько ниже, при
анализе индивидуальных случаев.
Мы обнаруживаем у наших испытуемых не только большое количество подоб­
ных плоских ассоциаций, но, что особенно обращает на себя наше внимание, и
очень значительное число реакций, резко нарушенных. Это — реакции, частично от­
носящиеся также и к некоторым уже названным группам, которые характеризуются
нарушениями в своей форме и которые особенно отчетливо показывают, до какой
степени нарушенно протекают ассоциативные процессы у исследованных нами сту­
дентов.
В статистической обработке нашего материала мы и ограничились лишь учетом
таких, наиболее резких нарушений словесных реакций, к числу которых мы относим
следующие случаи:
1. Случаи реагирования с частичкой «ну», «ой» и т.п. Пример: испытуемый № 2:
провал — ну... корова; испытуемый № 35: формула — ну... Ньютона хоть, что ли.
2. Повторение слова-раздражителя. Пример: испытуемый № 10: прием — при­
ем... что прием?
3. Особенно многочисленны у нас случаи «отказанных» реакций, т.е. реакций
словами «не знаю», «не могу» и т.п. Пример: испытуемый № 84: комиссия — что же
дальше? не соображу; испытуемый № 95: комиссия — я не знаю, что; испытуемый
№ 97: комиссия — вот удивительно, ничего сказать не могу.
4. Реакции с нарушениями в словах (посложное произношение, заикание и
т.п.). Пример: испытуемый № 20: провал — зд...а...а...да! испытуемый Jsfe 28: прием —
прием... пр... пр... удачно, можно сказать...; испытуемый № 76: провал — п... поле.
5. Реакции смехом5. Пример: испытуемый № 3: физика — трудная (смех); ис­
пытуемый № 98: экзамен — провален (смех).
Очень часто отмеченные нами различные типы нарушений встречаются одно­
временно, например: испытуемый № 9: прием — (смех) ну... прямо неподходящее...
провалиться; испытуемый № 55: провал — не знаю, какой... ну гора {смех); испытуе­
мый № 89: экзамен — экзам... ничего... напрасно только нажала...
В нашем исследовании всего таких нарушений реакций мы получили 273, или
3,8% (на материале студентов, проходивших «чистку», соответствующая величина

5
К числу нарушенных ассоциативных реакций следует отнести и весьма интересные случаи
отсутствия реакции вследствие аффективно «не расслышанного» критического слова-раздражителя.
При исследовании студентов, подвергавшихся «чистке», нам удалось объективно установить такой
случай: спросив нашего испытуемого после опыта, какое именно слово было им не расслышано, в
ответ мы услышали совершенно уверенно и правильно названное слово-раздражитель. В настоящем
нашем исследовании мы зарегистрировали похожий случай у испытуемого № 109, который отказал­
ся реагировать на раздражитель «прием» как на нераслышанный, предварительно правильно повто­
рив его («Прием? — я не расслышал»)...
 Экзамен и психика 145

выражалась в 4,1%), что составляет чрезвычайно большое количество, особенно если

принять во внимание, что мы учитывали только случаи очень резких нарушений.
Большинство нарушений падает, как и следовало ожидать, на критические
реакции, среди которых оказались нарушенными около 10%, против 2,5% — для ней­
тральных реакций. Сравнительно часто мы встречаемся с нарушениями посткрити­
ческих реакций с явной персеверацией, например: испытуемый № 53: комиссия —
плохо\ дерево — ничего... комиссия, там...
Общее количество нарушений по основному и повторному опытам представ­
лено в таблице 6.
Таблица 6

По всему В основном В повторном

исследованию опыте опыте

Число нарушенных реакций 237 178 59

То же в процентах 3,8% 5,5% 2,0%

Как мы видим, количество нарушений в повторном опыте (после экзамена)

резко сокращается (больше чем в 2'/ 2 раза), и ряды, так же как со стороны их вре­
менной характеристики, как бы оздоравливаются и приближаются к норме.
Кроме указанных нами общих случаев нарушений речевых реакций у наших
испытуемых следует отметить также некоторые типичные индивидуальные случаи
изменений словесного ряда. Это прежде всего случаи навязчивых реакций в смысле
основного травматизирующего момента. Блестящим примером такой навязчивости
могут служить реакции в повторном опыте у нашего испытуемого № 39, который
только что провалился на экзамене по геометрии:
1) Поле — экзамен, 16) огонь — пламя,
2) стена — геометрия, 17) часы — время,
3) зима — теорема, 18) птица — столовая,
4) котел — формула, 19) физика — математика,
5) время — доказать, 20) двор — улица,
6) перо — ответ, 21) провал — цветы,
7) книга — бумага, 22) булка — дом,
8) ложка — учитель, 23) воздух — птица,
9) цветы — комната, 24) школа — ученик,
10) вода — канцелярия, 25) комиссия — приемочная,
11) экзамен — здание, 26) дерево — предмет,
12) сапог — прием, 27) масло — бутылка,
13) дом — провал, 28) прием — академия,
14) формула — дождь, 29) дым — труба,
15) стекло — окно, 30) звонок — электрический.

Как мы видим, реакции этого испытуемого идут почти сплошь в смысле аф­
фективного комплекса, созданного экзаменом, и лишь к концу опыта такая, скорее
патологическая, чем нормальная, «одержимость комплексом» становится меньше, и
соответствующие реакции встречаются реже, хотя общий экстрасигнальный тип реа­
гирования сохраняется на протяжении всего опыта.
146 Диагностика и динамика аффектов

Очень часто у наших испытуемых мы встречаемся и с другой типичной фор­

мой нарушений ассоциативного процесса — с так называемыми стереотипными ре­
акциями, о которых мы упоминали выше, т.е. со случаями многократно повторяю­
щихся реакций какими-нибудь определенными, одним или двумя словами, которые
появляются всякий раз, когда процесс реагирования испытуемого оказывается аф­
фективно затрудненным. Так у испытуемого № 15 стереотипные реакции («хороший»,
«не хорошо») встречаются 9 раз, у испытуемого № 21 реакции «большой», «труд­
ный» — 12 раз, у испытуемого № 85 аналогичные стереотипные ответы мы имеем
даже 14 (!) раз.

Протокол № 100
Фамилия... №...
Пол Ж. Дата опыта 5/IX 1927 г.
Эксперимент между двумя экзаменами (после физики)
Основной опыт Повторный опыт
№ 1 Раздраж. Р. В. Реакция Примечание р. в. 1 Реакция Примечание
м
Г" поле 3,0 степь 1,4" ^
2 стена 2,6" пол 2,2" +
3 зима 1,4й лето 1,6" +
4 котел 8,2" чаша 3,4" ведро
5 время 9,8" отказ 5,8" отказ
6 перо 2,0м ручка 1,6" +
7 книга 2,2" тетрадь 1,4" +
8 ложка 2,0" чашка 2,4м стакан
9 цветы 8,4" отказ 3,4" букет
10 вода 5,8" отказ 6,4" отказ
11 экзамен 3,2" испытание 4,6" +
12 сапог 2,4" туфель 2,2" ботинки
13 дом 2,8" изба 3,2м +
14 формула 3,0" теорема 3,0" +
15 стекло 18,6" отказ 5,2" отказ
16 огонь - противень 10,0" отказ
17 часы - маятник 2,4" время
18 птица - курица 4,6" +
19 физика - м математика 1,8" наука
20 двор 4,3 огород 3,2" +
21 провал 4,6м обвал 5,4" отказ
22 булка 4,8" шоколад 2,0" +
23 воздух 2,2м вода 2,2" хлеб
24 школа 14,0" учебник 6,2м отказ
25 комиссия 11,8" отказ 2,2" заседание
26 дерево 5,2" пень 2,8" дрова
27 масло 3,6м сало 3,8" жидкость
28 прием 3,0" отказ 2,6м отказ
29 дым 11,8м отказ 1,8" облако
1 30 звонок 15,0м отказ 3,4м свисток

0
Знаком + обозначены правильные репродукции слов-реакций основного опыта.
 Экзамен и психика 147

Другой способ преодоления затруднений в реагировании, обусловленных аф­

фективными моментами, так же нередко встречающийся в нашем материале, — это
регулярное повторение реакций отказами или смехом. Примером такого неадекватно­
го типа реагирования может служить испытуемый № 100, который дает нам в опытах
15 отказанных реакций. Мы полностью приводим этот протокол, который, как и при­
веденный выше, положительно трудно рассматривать как протокол ассоциативного
эксперимента с нормальным испытуемым. Данные, подобные этим, должны быть
признаны совершенно невозможными при обычной ситуации и могут быть обуслов­
лены только исключительно резким аффективным состоянием испытуемого.
Как видно из приведенных материалов, содержание и форма речевых реакций
наших испытуемых в значительной степени уклоняется от нормы. Наличие большого
количества звуковых, экстрасигнальных и стереотипных реакций у исследованных
студентов указывает нам на следующее очень важное обстоятельство: эти плоские
типы реакций появились благодаря понижению качества интеллектуальной деятель­
ности испытуемых.
Студенты в той ситуации, в которой мы их брали на опыт, оказались неспо­
собными дать нормальные сложные ассоциации. Данный раздражитель, на который
студенту нужно воспроизвести по ассоциации какое-нибудь слово, как оказывается,
может в некоторых случаях вызвать реакцию только по самой примитивной, т.е. наи­
менее ценной, свойственной только глубоко некультурному или болезненно нару­
шенному мышлению, ассоциативной связи. Более того, иногда простейшие слова-
раздражители: «время», «вода», «стекло» не вызывают вовсе никаких ассоциаций,
как это мы видим, например, из приведенного протокола № 100. Что же происходит
на опыте с нашими испытуемыми, и можем ли мы допустить, что то, что они нам
дают, это их обычные нормальные реакции? Конечно нет, и на вопрос о причине
такого понижения их ассоциативной деятельности мы только можем снова ответить
единственно вероятным объяснением: высшие интеллектуальные процессы у наших
испытуемых во время опыта оказываются нарушенными, под влиянием экзамена,
сильным аффектом.

3. Интеллектуальные процессы у испытуемых

в зависимости от результата испытаний
На основании изучения индивидуальных данных, полученных в наших экспе­
риментах, мы должны указать, что степень нарушений ассоциативных процессов у
наших испытуемых оказывается далеко не одинаковой. Наряду со случаями чрезвы­
чайно значительных нарушений ассоциативных рядов, которые являют все признаки
рядов патологических, мы встречаемся и с рядами, значительно более устойчивыми.
При этом естественно возникает вопрос: должны ли мы относить отмечаемую нами
большую или меньшую нарушенность ассоциативных процессов за счет неодинако­
вости в положении наших испытуемых на экзамене, т.е. за счет различий в степени
подготовленности, успешности самого экзамена и т.п., или же степень отмечаемых
нами нарушений зависит лишь от известных типологических различий, существую­
щих между ними.
В целях решения этого вопроса мы подвергли сравнительному анализу имею­
щийся у нас материал повторного опыта {после экзамена), выделивши из него две
равновеликих группы испытуемых, именно — группу студентов, вполне успешно
прошедших через испытания, и группу студентов, испытания безусловно не выдер-
148 Диагностика и динамика аффектов

жавших. И в том и в другом случае мы имеем в виду результаты тех испытаний, кото­
рые непосредственно предшествовали у данного студента нашему повторному экспе­
рименту.
В следующей таблице (7) мы приводим для обеих этих групп испытуемых (по
32 человека в каждой группе) средние величины реактивного времени, средние ва­
риации и число нарушенных речевых реакций.
Таблица 7

Группа выдержавших Группа не выдержавших

испытания испытании
Среднее арифметическое (Am) 1,9" 1,8"

Медианы (ZW) 1,6м 1,7м

Вариация (Zo - Zu) 0,6м 0,6"

Количество нарушенных речевых реакций 24 23

Из этой таблицы видно, что как среднее реактивное время, так и средняя
вариация не обнаруживают по группам почти никакого различия. В средних арифме­
тических мы даже наблюдаем некоторое повышение реактивного времени у группы
выдержавших испытания, хотя медианы и оказываются у этой группы несколько
пониженными. Количество нарушенных речевых реакций оказывается тоже почти
равным.
Приведенный материал позволяет нам думать, что различие, существующее в
характере реакций наших испытуемых на аффектогенную ситуацию экзамена, может
быть объяснено типологическими их различиями, а не только разницей в тех отно­
шениях, в которых оказывается данный реагирующий субъект к изучаемой нами си­
туации. Иначе говоря, мы видим, что степень травматизирующего влияния процесса
экзамена не изменяется в зависимости от того, выдерживает ли его данный испытуе­
мый или нет.

III. Периферические процессы

1. Форма моторных реакций
Оценивая состояние моторной деятельности наших испытуемых, мы должны
констатировать, что она резко отличается от обычной моторной деятельности нор­
мальных испытуемых.
Уже при беглом просмотре оказывается, что реакции наших испытуемых дают
далеко не спокойную картину; очень часто встречаются реакции, весьма нарушен­
ные; испытуемые оказываются не в состоянии давать достаточно правильные и ко­
ординированные нажимы; реакции их часто расстраиваются, принимают вид дис-
координированных, двуглавых и многоглавых, неправильных нажимов; появляются
дрожательные наслоения на движениях; короче, движения теряют свой нормальный
характер и приобретают нарушенную форму.
 Экзамен и психика 149

Таблица 8

Резких Слабо выраженных Всего нарушений

нарушений нарушений реакции

До экзамена (81 исп.) 10,7% 11,2% 22,7%

После экзамена (77 исп.) 3,8% 8,7% 13,2%

Мы условно выделили резкие нарушения, ломавшие всю моторику, и наруше­

ния второго порядка, более слабые, носящие характер легких дрожательных измене­
ний в интенционной части кривой нажима.
Таблица 8 дает нам статистику всех случаев нарушенной моторики, какие мы
наблюдали на нашем материале. Мы видим, что до экзамена общее число моторных
нарушений достигает солидной цифры в 22,7%. Это значит, что в среднем каждая
пятая моторная реакция у студентов, идущих на приемный экзамен, протекает нару-
шенно. Конечно, такая цифра совершенно немыслима для нормального коллектива.
По сравнению с максимальными для такого коллектива 2-3% нарушений указанная
цифра, конечно, огромна; она показывает на весьма резкое возбуждение, характер­
ное для наших испытуемых. Из имеющихся в литературе данных эта цифра превосхо­
дится только количеством моторных нарушений, полученных нами у студентов, под­
вергавшихся академической «чистке»: там она достигала 26,9%6.
Если мы посмотрим, какой процент составляют резкие, — мы бы сказали —
патологические нарушения моторики, — то окажется, что их больше 10%, т.е. поло­
вина всех имеющихся нарушений.
После экзамена общее количество нарушений резко снижается, достигая
13,2%. Конечно, это все еще огромная цифра, сильно превышающая количество на­
рушенных реакций у наших обычных испытуемых, но все же весьма заметное успо­
коение поведения по сравнению с состоянием до экзамена здесь налицо. Характер­
но, что особенно резко падает после экзамена количество резких, «патологических»
моторных нарушений: оно достигает здесь лишь 3,8% вместо бывших ранее 10,7%.
Успокоение, наблюдаемое здесь после прохождения экзамена, оказывается
значительно большим, чем то, которое мы наблюдали после «чистки» (результаты
официально не были известны ни там, ни здесь); у нас количество нарушений сни­
жается на 42,5%, там же это снижение выражалось лишь в цифре 14,4% (23,0% мо­
торных нарушений после «чистки» вместо 26,9% до нее).
Из приведенного материала мы получаем данные, говорящие о том, что:
1) состояние студента до экзамена, кроме указанных в предыдущей главе мо­
ментов, характеризуется сильным возбуждением и дезорганизацией моторной дея­
тельности, говорящей о наличном здесь иррадиированном аффекте, и
2) после экзамена это состояние иррадиированного возбуждения успокаивает­
ся, число моторных нарушений снижается, хотя далеко еще не сходит на нет.
Мы говорили, однако, что на общем фоне иррадиированного возбуждения мы
можем различать отдельные очаги максимального аффекта, сопровождающиеся мак-

6
См.: Лурия А.Р., Леонтьев А.Н. Цит соч.
150 Диагностика и динамика аффектов

Таблица 9

После После 1
До экзамена До экзамена
экзамена экзамена |
Слово- В
>* Э з а>* в В Слово- В
>* В В В
>* Э
>* >* >* а, >* >* а, >*
№ раздра­ О, а, а. О, а, а, № раздра­ cd
а, а, cd
а, а.
СО СО cd cd cd cd cd cd cd cd
житель S s S S
ι s житель s s s s S
О
I
Ô о О
ô s I
6 s
S ю S
ю оs ю
I
оs О
Л
ч
s
cd

и
и
<υ
о
Л

и
cd ε Л cd
с:
ε Л s <->
00
СО
и <υ
о и о
и cd
и3 и9ч
о
1 поле 5 8 16
ûû
16 16 огонь 3 и6 СО
9 9
2 стена 5 8 13 17 часы 5 6 11 1 9 10
3 зима 4 8 12 18 птица 6 8 14 2 6 8
4 котел 3 5 8 2 2 4 19 физика 16 8 24 4 8 12
5 время 5 8 13 3 2 5 20 двор 11 7 18 2 2 4
6 перо 4 8 12 1 3 4 21 провал 21 13 34 9 11 20
7 книга 5 6 11 1 6 7 22 булка 6 7 13 1 3 4
8 ложка 2 9 11 2 7 9 23 воздух 9 9 18 2 7 9
9 цветы 6 6 12 1 7 8 24 школа 11 10 21 1 7 8
10 вода 3 11 14 7 7 25 комиссия 26 14 40 11 12 23
11 экзамен 18 21 39 6 13 19 26 дерево 9 11 20 5 4 9
12 сапог 7 12 19 1 11 12 27 масло 4 11 15 4 6 10
13 дом 5 13 18 1 5 6 28 прием 18 4 22 9 7 16
14 формула 15 11 26 5 8 13 29 дым 6 6 12 1 6 7
1 15 стекло — 13 13 1 10 11 30 звонок 9 5 14 2 9 11

симальными нарушениями. Таблица 9 дает нам сводку того, на какие слова-раздра­

жители падает максимальное количество моторных нарушений. Графически эти дан­
ные представлены на таблице 10.
Эта таблица показывает нам, что этот очаг нарушений резко приурочен к сло­
вам-раздражителям, имеющим непосредственную связь с ситуацией экзамена. В са­
мом деле, первые раздражители (до 10-го включительно), являющиеся по своему
содержанию индифферентными, не вызывают обычно больше 11 — 13 нарушенных
реакций (из всех исследованных нами студентов); первое же критическое слово «эк­
замен» дает сразу 39 нарушенно протекающих реакций, — иначе говоря, почти по­
ловина всех студентов дает на этом слове моторные нарушения.
С такими же резкими и многочисленными нарушениями проходят и следую­
щие критические слова, причем максимальное количество моторных нарушений да­
ется на слова, связанные с самой ситуацией экзамена (комиссия — 40 нарушенных
реакций!), и несколько меньше на слова, воспроизводящие детали экзамена (форму­
ла—26 нарушений)7. Как правило, все «критические слова» дают количество наруше-
7
Малое сравнительно количество нарушений на слово «физика» объясняется, вероятно, обыч
ной в этом случае рече-двигательной реакцией «физика—наука».
 Экзамен и психика 151

Таблица 10

ний, заметно превышающее все другие случаи, которые, как видно из диаграммы,
не достигают даже нижнего порога имеющихся в критических случаях нарушений.
Следует отметить, что в критических случаях появляется и особенно значительное
количество резких, «патологических» моторных нарушений; при раздражителях «про­
вал» и «комиссия» количество таких нарушений, которых мы у нормального челове­
ка в обычной обстановке почти никогда не встречаем, доходит до очень значитель­
ной цифры.
В опыте, проведенном после экзамена, как было указано, общее количество
нарушений в моторной сфере падает, но «рельеф» их остается в том же виде: индиф­
ферентные слова проходят с незначительным числом нарушений, критические дают
значительные их сгустки (до 23 нарушенных реакций на слово «комиссия»).
Если мы сведем полученные нами цифры, характеризующие количество мо­
торных нарушений, на индифферентные, критические и посткритические слова, то
получим таблицу 11, показывающую нам, насколько все раздражители, связанные
с ситуацией экзамена, вызывали значительно большее количество моторных нару­
шений.
Таблица 11
До экзамена После экзамена
Сильные Слабые Сильные Слабые
Раздражители Всего Всего
моторные моторные моторные моторные
нарушений нарушений
нарушения нарушения нарушения нарушения
Индифферентные 5,3 8,0 13,3 3,8 6,1 9,9
Критические 19,0 11,8 30,8 7,3 9,0 16,3
Посткритические 6,5 9,0 15,8 2,1 6,0 8,1

(Таблица составлена в средних числах — количестве нарушений, приходящемся на 80 испытуемых.)

152 Диагностика и динамика аффектов

Мы видим здесь, что в суммарных цифрах число моторных нарушений на

критические раздражители превосходит число их, падающее на индифферентные
раздражители, больше чем вдвое, а в цифрах, имеющих в виду резкие нарушения,
даже почти вчетверо. В опыте, поставленном после экзамена, эти данные сглажи­
ваются.
К отмеченным нами выводам мы можем присоединить и последний:
3) резкие нарушения моторной деятельности вызываются у наших испытуемых
главным образом реакциями на слова, связанные с ситуацией экзамена. Последняя
составляет для них резко аффективный комплекс.
Рисунок, который мы здесь помещаем (см. рис. 6 а, Ь, с, d и е), дает типичную
картину моторных реакций отдельных испытуемых на слова-раздражители «комис­
сия» и «прием». Как мы видим, эти слова дают значительный процент нарушенных
моторных реакций (40% и 22%). При первом же взгляде на печатаемые реакции вид­
но, с каким огромным возбуждением они протекают. Движения, связанные с эти­
ми словами, обычно отличаются хаотичностью; на кривых Ь, с и е рисунка мы заме­
чаем отдельные резкие нажимы, тормозимые и снова резко проявляющиеся; на
кривых а и особенно d сразу же после предъявления раздражителя начинается силь­
ный мелкий tremor, исчезающий и появляющийся снова. Такие резкие нарушения мы

Рис. 6 Ь Рис. 6 с
 Экзамен и психика 153

I Рис 6d

никогда не наблюдали у испытуемых, на­

ходящихся в нормальном состоянии; не­
что подобное мы имели случай наблюдать
у тяжелых нервнобольных и у преступни­
ков в состоянии резкою аффекта; нечто
близкое мы наблюдали и у студентов,
проходивших через «чистку», «критичес­
кие» реакции которых были также резко
нарушены8.
Все эти данные с достаточной на­
глядностью показывают нам, как резко
травматизируется студент при одном упо­
минании об экзамене и связанных с ним
возможностях, и как при этом поведение
его резко деформируется, приобретая воз­
бужденный и хаотический характер. Рис. 6 е

2. Интенсивность моторных реакций9

Анализируя периферические моторные процессы, сопряженные с центральны­
ми ассоциативными процессами, мы, помимо учета описанных выше нарушений
формы кривых, подвергли частичной обработке и интенсивность отдельных нажимов.
Поскольку каждый отдельный нажим, связанный с ассоциативной реакцией,
совершался испытуемым с определенной силой, зависящей от нервного импульса,
идущего из головного мозга, и поскольку подавляющее большинство полученных
нами кривых самым наглядным образом свидетельствовало о довольно большой ин­
тервариативности нажимов как до, так и после экзамена, — в то время как конт­
рольные испытуемые, непричастные к экзамену, имели очень незначительную ва-

8
См.: Лурия А.Р., Лебединский М.С. Цит соч.; Лурия А.Р., Леонтьев А.Н. Цит. соч.; Лурия А.Р
Исследование аффектов и комплексов у преступников (рукопись).
9
Настоящий параграф изложен Б.В. Беляевым-Башкировым, взявшим на себя труд проведения
исследования интенсивности моторных реакций.
154 Диагностика и динамика аффектов

риативность нажимов, — постольку мы сочли возможным и нужным вычислить у

некоторых испытуемых интенсивности отдельных нажимов — с целью сравнить ин­
тервариативность нажимов у лиц, подвергавшихся экзаменационным испытаниям,
с интервариативностью у лиц, непричастных к экзамену.
Интервариативность интенсивности моторных реакций мы находим весьма по­
казательной в данном случае потому, что степень интервариативности нажимов сто­
ит, как это легко можно представить себе теоретически и убедиться в этом эмпири­
чески, в прямой зависимости от степени аффективного возбуждения субъекта и
является одним из основных симптомов дезорганизации его поведения. Чем поведе­
ние человека устойчивее, организованнее, тем интервариативность его реакций дол­
жна быть меньше, а чем поведение неустойчивее, дезорганизованнее, тем интерва­
риативность реакций должна быть больше.
Так как силе моторного нажима на воспринимающие пневматические капсулы
прямо пропорциональна высота подъема пера барабанчика Марея, иначе говоря —
высота кривой на ленте кимографа, то вполне достаточно было, по нашему мнению,
воспользоваться в качестве показателя интенсивности отдельных моторных реакций
высотой кривой, полученной на ленте, определяя эту высоту в миллиметрах.
Мы так и поступили, принимая каждый раз за высоту отдельных нажимов рас­
стояние от самой верхней точки кривой до ее основания. Основанием же при этом
мы считали горизонтальную линию, проходящую через ту точку, которая соответ­
ствует началу движения руки. В случае нарушений, т.е. многовершинной кривой на­
жима, мы брали наиболее высокий (обычно последний) подъем кривой.
В результате предпринятого такого небольшого экскурса в область анализа ин­
тенсивности моторных реакций нами были получены довольно интересные и показа­
тельные данные, которые лишний раз подтвердили тот установленный выше факт,
что экзамен оказывает травматизирующее действие на поведение экзаменующихся.
Выше было установлено, что экзамен нарушает привычную для испытуемых форму
моторных реакций и обычное для них время ассоциативных процессов. Анализируя же
интенсивность моторных реакций, мы получили еще один новый симптом дезорга­
низации поведения испытуемых.
Этот симптом дезорганизации поведения заключается в следующем. У лиц,
непричастных к экзамену, при предъявлении им тождественных тридцати слов-раз­
дражителей, отсутствуют резкие нарушения во времени ассоциаций и в форме мо­
торных кривых. Вместе с этим у них и интервариативность интенсивности моторных
реакций крайне незначительна. Если взять в качестве математического показателя
степени вариативности так называемую среднюю вариацию, то у непричастных к эк­
замену лиц она будет выражаться числом от 0,5 до 1,5. Что же касается субъектов,
подвергавшихся экзаменационным испытаниям, то у них средняя вариация интен­
сивности моторных реакций выражается в среднем числом 3,5.
Ниже приводим таблицу (12) интенсивности моторных реакций (в миллимет­
рах) у 15 наших испытуемых. С правой стороны таблицы имеется