/

'■

A.

ПОЭТИЧЕСКІЯ

ВОЗЗРЪНІЯ СЛАВЯНЪ
НА

ПРИРОДУ.
I
 J ­/

ПОЭТИЧЕСКІЯ

­ШЗРѢНІЯ СІАВЯНЪ
НА

природ ѵ

ОПЫТЪ СРАВНИТЕЛЬНАЯ ИЗУЧЕНІЯ СЛАВЯНСКИХЪ ПРЕДАН1Й

И ВѢРОВАНІЙ, ВЪ СВЯЗИ СЪМИѲИЧЕСКИМИ.СКАЗАНІЯМИ ДРУГИХЪ
.——— ­— пщгттнгитдур. НАРОДОВЪ

А. АѲАВАСЬЕВА.

ТОМЪ ПЕРВЫЙ.

Пзданіе Б. Солдатенкова.

%?' '«эй °°

МОСКВА.

1865.
 ,,­iaa

БвШЗТШ CiiGP
jt*. .8. 'i. ЛЕНИНА

2007066624

Тяпогра­ия Грачеоа в Комп. у Прсчнстенскихъ воротъ, д. Миляпова.

 Предлагаемое сочиненіе отчасти уже знакомо публикѣ;
на обработку его авторъ посвятилъ много годовъ, и по мѣрѣ
того, какъ трудъ подвигался впередъ, нѣкоторыя отдѣльныя
его части были печатаемы въ разныхъ повремениыхъ изда­
ніяхъ. Такъ статья «Вѣдупъ и вѣдьма» помѣщена въ альма­
нахѣ «Комета» 1851 года, изслѣдованія о «ЗооморФическихъ
божествахъ у славяпъ»—въ Отечественныхъ Запискахъ1852
года (№№ I— III), «Нѣсколько словъ о соотношении языка
съ народными повѣрьяыи» — въ Извѣстіяхъ Академіи Наукъ
по отдѣленііо русскаго языка и словесности 1853 г., замѣтки
о «Миѳической связи понятій: свѣта, зрѣнія, металловъ, ору­
жія и жолчи»—въ Архивѣ историко­юрпдическихъ свѣдѣній,
—этнтяпцихея­ до Россіи, 1364 года, и такъ далѣе. Въ насто­
ящемъ изданіи всѣ эти статьи пересмотрѣиы вновь, пополне­
ны и исправлены согласно съ тѣми выводами, какіе въ но­
вѣйшео время добыты общими усиліями европейскихъ уче­
ныхъ: Макса Мюллера, Куна, Маишардта, Шварца, Пикте и
другихъ. Сверхъ сего, считаю нужнымъ прибавить, что, не
смотря на все мое желаніе собрать и пояснить народныя
славянскія повѣрья съ возможно­бблыпею полнотою, цѣль
эта не могла быть достигнута мною вполнѣ; причина та, что
книги и ученые журналы^ издаваемые въ славянскихъ зем­
ляхъ, къ сожалѣиію почти не доходятъ до Москвы и добыва­
ются од^оЬ не иначе, какъ съ большими затрудненіями, для
преодолѣнія которыхъ не всегда достаточно доброй воли.

А. А.
 }

I.
/ ч
ПРОИСХОЖДЕНШ МИѲА, МЕТОДЪ И СРЕДСТВА ЕГО
ИЗУЧЕНІЯ.

Богатый и можно сказать — единственный источникъ раз­

нообразныхъ миѳическихъ представленій есть живое слово че­
ловѣческое, съ его метафорическими и созвучными выраже­
ніями. Чтобы показать, какъ необходимо и естественно созда­
ются миоы (басни), надо обратиться къ исторіи языка. Изуче­
ніе языковъ въ разныя эпохи ихъ развитія, по уцѣлѣишимъ
литературиымъ памятниками привело фплологовъ къ тому
справедливому заключение, что матеріальное совершенство'
языка, болѣе или меиѣе воздѣланнаго, находится въ обратномъ
отношеніп къ его историческимъ судьбамъ: чѣмъ древнѣе изу­
чаемая эпоха языка, тѣмъ богаче его матеріалъ и <і>ормы и бла­
гоустроеннѣе его организмъ; чѣмъ болѣе станешь удаляться
въ эпохи позднѣіішія, тѣмъ замѣтнѣе становятся тѣ потери и
увѣчья, которыя претерпѣваетъ рѣчь человѣческая въ своемъ
строеніи. Поэтому въ жизни языка, относительно его организ­
ма, наука различаетъ два различные періода: періодъ его обра­
зовала, постепеннаго сложенія (развитія Формъ) и періодъ
упадка и разчлеиенія (прев pa щеній). Первый періодъ быва­
 6

етъ продолжителенъ; онъ задолго предшествуем такъ назы­

ваемой исторической жизип народа, и едннственныыъ памят­
никомъ отъ этой глубочайшей старины остается слово, запе­
чатлѣвающее въ своихъ первозданныхъ выраженіяхъ весь вну­
тренній міръ человѣка. Во второй періодъ, слѣдующій непо­
средственно за первымъ, прежняя стройность языка нару­
шается, обнаруживается постепенное паденіе его Формъ и за­
мѣна ихъ другими, звуки мѣшаются, перекрещиваются; этому
времени по преимуществу соотвѣтствуетъ забвеніе кореннаго
значенія словъ. Оба періода оказываютъ весьма значитель­
ное вліяніе на созданіе баснословныхъ представленій.
Всякой, языкъ начинается съ образованія корней или тѣхъ
основпыхъ звуковъ, въ которыхъ первобытный человѣкъ обо­
значалъ свои впечатлѣнія, производимый на него предметами
и явленіями природы; такіе корни, представляющіе собою без­
различное начало и для имени и для глагола, выражали не бо­
лѣе, какъ признаки, качества, общіе для многпхъ пред­
метовъ и потому удобно­прилагаемые для обозначенія кажда­
го изъ нихъ. Возникавшее понятіе пластически обрисовывалось
словомъ, какъ вѣрнымъ и мѣткпмъ эпитетомъ. Такое пря­
мое, непосредственное отношеніе къ звукамъ языка и послѣ
долго живетъ въ массѣ простаго, необразованна™ населенія.
Еще до сихъ поръ въ нашихъ областныхъ парѣчіяхъ и въ па­
мятникахъ устной народной словесности слышится та образ­
ность выраженій, которая показываетъ, что слово для просто­
людина не всегда есть только знакъ, указывающій на пзвѣ­
стное понятіе, но что въ тоже время оно живошісуетъ самые
характеристически оттѣнки предмета и яркія, картинный осо­
бенности явленія.Приведемъ примѣры: зыбунъ —неокрѣплый
грунтъ земли на болотѣ, пробѣжь —проточная вода, л ей (отъ
глагола лить) — проливные дожди, сѣногной — мелкой, но
продолжительной дождь, листодёръ­­осенній вѣтръ, по­
 7

ползуха— мятель, которая стелется низко по землѣ, од­

ранъ— тощая лошадь, лизунъ— коровій языкъ, куроцапъ
­­ястребъ, каркунъ—воронъ, холодянка—лягушка, по­
лозъ— змѣй, изъѣдуха— злобный человѣкъ, ипроч.; особен­
но богаты подобными рѣченіями народныя загадки: мигай—
глазъ, сморкало, сопаіі и нюхъ— носъ, лепетайло—
языкъ, зѣвало и ядало—ротъ, грабплки и махалы—
руки, понура—свинья, лепета— собака, живулечка—
дитя, и многія другія,въкоторыхъ находимъ прямое, для всѣхъ
очевидное указаніе на источникъ представленія. 1 ) Такъ какъ
различные предметы и явленія легко могутъ быть сходны не­
которыми своими призпаками и въ этомѣ отношеніи произво­
дить на чувства одинаковое впечатлѣніе, то естественно, что
человѣкъ сталъ сближать ихъ въ своих.ъ представленіяхъ и
придавать имъ одно и тоже назвакіе, или по крайней мѣрѣ на­ __
званія, производный отъ одного корня. Съ другой стороны каж­
дый предметъ и каждое явленіе, смотря по различію своихъ
свойствъ и дѣйствій, могли вызвать и въ самомъ дѣлѣ вызы­
вали въ душѣ человѣческоіі не одно, а многія и разнородный
впечатлѣнія. Отъ того, по разнообразно признаковъ, одному и
тому­же предмету или явленію придавалось по нѣскольку раз­
личныхъ названій. Предметъ обрисовывался съ разныхъ сто­
ронъ, и только во множествѣ синоним ическихъ выраже­
ній получалъ свое полное опредѣленіе. Но должно замѣтить,
что каждый изъ этихъ синонимовъ, обозначая извѣстное ка­
чество одного предмета, въ тоже самое время могъ служить и
для обозначенія подобнаго­же качества многихъ другихъ пред­
метовъ, и такимъ образомъ связывать и^ъ между собою.
Здѣсь­то именно кроется тотъ богатый родникъ метаФори­

') „Виса висотъ, хода ходить, виса впала, хода съѣла" гово­
ритъ народная загадка про древесный плодъ (яблоко, грушу, же­
лудь) и свинью— Черниг. Г. В. 1855, 21.
 8

ческихъ выражѳній, чувствнтелышхъ къ самымъ тонкимъ

оттѣнкамъ Физическихъ явленій, который поражаетъ насъ сво­
ею силою и обиліемъ въ языкахъ древнѣйшаго образоваиія и
который впослѣдствіи, подъ вліяніемъ дальнѣйшаго развитія
племенъ, постепенно изсякаетъ. Въ обыкновенныхъ санскрит­
скихъ словаряхъ находится 5 названій для руки, 11 для свѣ­
та, 15 для облака, 20 для мѣсяца, 26 для змѣп, 35 для огня,
37 для солнца, и т. д. ') Въ незапамятной древности значе­
ніе корней было осязательно, присуще сознанію народа, кото­
рый съ звуками роднаго языка связывалъ не отвлеченный мы­
сли, а тѣ живыя впечатлѣнія, какія производили на его чув­
ства видимые предметы и явленія. Теперь представимъ, ка­
кое СЫѢПіеНІе ПОНІІТІЙ, Какая путаница иредоіавле­пгй дгаяши.
были произойдти при забвеніп кореннаго значенія словъ; а та­
кое забвеніе рано или поздно, но непремѣнно постигаетъ на­
родъ. То сочувственное созерцаніе природы, которое сопровож­
дало человѣка въ періодъ созданія языка, впослѣдствіи, ког­
да уже перестала чувствоваться потребность въ новомъ твор
чествѣ, постепенно ослабѣвало. Болѣе и болѣе удаляясь
отъ первоначальныхъ впечатлѣній и стараясь удовлетворить
вновь­возникающимъ умственнымъ потребностямъ, народъ об­
наруживаетъ стремленіе обратить созданный имъ языкъ въ
твердо­установившееся и послушное орудіе для передачи соб­
ственныхъ мыслей. А это становится возможнымъ только
тогда, когда самый слухъ утрачиваетъ свою излишнюю чут­
кость къ произносимымъ звукамъ, когда силою долговременна­
го употребленія, силою привычки слово теряетъ наконецъ
свой исконный живописующій характеръ, и съ высоты поэти­
ческаго, картиннаго изображенія нисходптъ на степень абстракт­
наго наименованія — дѣлается пичѣмъ болѣе, какъ Фонетиче­­

') Ы. Ыюллеръ: Чтенія о языкѣ, 293.

 9

скимъ знакомъ для указанія на извѣстный предметъ или яв­

леніе, въ его полномъ объемѣ, безъ исключительна™ отношенія
къ тому или другому признаку. Забвеніе корня въ сознаніи
народномъ отнимаетъ у всѣхъ образовавшихся отъ него словъ
— ихъ естественную основу, лишаетъ ихъ почвы, а безъ это­
го память уже безсильна удержать все обиліе словозначеній;
вмѣстѣ съ этимъ связь отдѣльныхъ представленій, державша­
яся на родствѣ корней, станопптся недоступною. Большая
часть названій, данныхъ народомъ подъ наитіемъ художествен­
наго творчества, основывалась на весьма­смѣлыхъметаФорахъ.
Но какъ скоро были порваны тѣ исходный нити, къ которымъ
онѣ были прикрѣплены изначала, метаФоры эти потеряли свой
ло<гтпчеоіиГі сіііыслъ и стали приниматься за ііростыя, непе­
реносныя выраженія, и въ такомъ впдѣ переходили отъ одно­
го поколішія къ другому. Понятиыя для отцовъ, повторяемый
по привычкѣ дѣтьми, онѣ явились совершенно­неразгаданны­
ми для внуковъ. Сверхъ того, переживая вѣка, дробясь по мѣ­
стиостямъ, подвергаясь различнымъ геограФическимъ и исто­
рическпмъ вліяніямъ, народъ и не въ состояніи былъ уберечь
языкъ свой во всей неприкосновенности и ііолнотѣ его на­
чальная богатства: старѣли и вымирали нрежде­употребіітель­
ныя выраженія , отживали вѣкъ грамматпческія Формы, одни
звуки замѣнялпсь другими родственными, старымъ словамъ
придавалось новое значеніе. Вслѣдствіе такнхъ вѣкомыхъ утратъ
языка, превращенія звуковъи подиовленія понятій, лежавшнхъ
въ словахъ, исходный смыслъ древнихъ рѣченій становился
все темнѣе и загадочнѣе, и начинался непзбѣжный ироцессъ
мпоическпхъ оболыценін, которыя тѣмъкрѣпче опутывали умъ
человѣка, что дѣйствовали на него неотразпмыии убѣжденія­
мп роднаго слова. Стоило только забыться, затеряться перво­
начальной связи понятій, чтобы метафорическое уподобленіе
получило для народа все значеніе дѣйствптельнаго Факта и
 10

послужило поводомъ къ созданію цѣлаго ряда баснословныхъ

сказаній. Свѣтила небесныя уже не только въ ііереиосномъ,
поэтическомъ смыслѣ именуются »очами неба», но въ самомъ
дѣлѣ представляются народному уму подъ этимъ жнвымъ об­
разомъ, п отсюда возникаютъ миоы о тысячеглазомъ, неусып­
номъ ночномъ страяіѣ — Аргусѣ и одноглазомъ божествѣ солн­
ца; извивистая молнія является огненнымъ змѣемъ, быстро­
летные вѣтры надѣляются крыльями, 'владыка лѣтнихъ грозъ
— огненными стрѣлами. Въ началѣ народъ еще удерживалъ
сознаніе о тождествѣ созданныхъ имъ поэтичеі кихъ образовъ
съ явленіями природы, но съ теченіемъ времени это сознаніе
болѣе п болѣе ослабѣвало и наконецъ совершенно терялось;
миоическія предетавленія отделялись отъ свопхъ стихпганъа
основъ и принимались какъ нѣчто особое, независимо отъ
нихъ существующее. Смотря на громоносную тучу народъ уже
не усматривалъ въ ней Перуноной колесницы, хотя п продол­
жалъ разсказывать о воздушныхъ поѣздахъ бога­громовника и
вѣрилъ, что у него действительно есть чудесная колесница.
Тамъ, гдѣ для одного естественнаго явленія существовали два,
три и болѣе названій,—каждое изъ этихъ именъ давало обык­
новенно поводъ къ созданію особеннаго, отдѣльнаго миоиче­
скаго лица, и обо всѣхъ этихъ лицахъ повторялись совершен­
но­тождественныя исторіи­ такъ напр. у грековъ рядомъ съ
Фебомъ находимъ Геліоса. Нерѣдко случалось, что постоян­
ные эпитеты, соединяемые съ какимъ­иибудь словомъ, в>іѣ­
стѣ съ ннмъ прилагались и къ тому предмету, для котораго
означенное слово служило метафорой: солнце, будучи разъ на­
звано львомъ, получало него когти, и гриву, и удерживало эти
особенности даже тогда, когда позабывалось самое животненное
уподобленіе. ') Подъ такимъ чарующимъ воздѣнствіемъ зву­

') М. Ыюллеръ, 64­65.

 11

ковъ языка слагались и религіозныя, и нравственный убѣжде­

нія человѣка. «Человѣкъ (сказалъ Бэконъ) думаетъ, что умъ
управляетъ его словами, но случается также, что слова пмѣ­
ютъ взаимное и возвратное вліяніе на нашъ разумъ. Слова, по­
добно татарскому луку, дѣйствуютъ обратно на самый мудрый
разумъ, сильно путаютъ и извращаютъ мышленіе.» Высказы­
вая эту мысль, знаменитый философъ конечно не предчувство­
валъ, какое блистательное оправданіе иайдетъ она въ иеторіи
вѣрованій и культуры языческихъ народовъ. Если переложить
нростыя, общепринятый нами выраженія о различныхъ про­
явленіяхъ силъ природы на языкъ глубочайшей древности, то
мы увпдимъ себя отовсюду окруженными миоами, пспо.інен­
пі>Гті яркихъ противорѣчіп и несообразностей: одна и та­же
стихійная сила представлялась существомъ и безсмертнымъ
и умирающимъ, и въ мужскомъ и въ женскомъ полѣ, и супру­
гомъ извѣстной богини и ея сыномъ, и такъ далѣе, смотря
по тому, съ какой точки зрѣнія посмотрѣлъ на нее чело­
вѣкъ и какія поэтическія краски придалъ таинственной
игрѣ природы. Ничто такъ не мѣшаеть правильному объ­
яснение миоовъ, какъ стремленіе систематизировать, же­
ланіе подвести разнородныя нреданія и иовѣрья подъ отвлечен­
ную философскую мѣрку, чѣмъ по преимуществу страдали
прежніе, нынѣ уже отжившіе методы миоотолкованія. Не нмѣя
прочныхъ опоръ, руководясь только собственною, ничѣмъ не
сдержанною догадкою, ученые, подъ вліяніемъ присущей че­
ловѣку потребности уловить въ безсвязныхъ и загадочныхъ
Фактах ъ сокровенный смыслъ и норядокъ, объясняли миоы —
каждый по своему личному разумѣнію; одна система смѣияла
другую, каяідое новое Философское ученіе рождало н новое
толкованіе старинныхъ сказаній, и всѣ эти системы, ьсѣ эти
толкованія также быстро падали, какъ и возникали. Миоъ есть
древпѣйшая поэзія, и какъ свободны и разнообразны могутъ
 12

быть поэтическія воззрѣнія народа на міръ, также свободны

и разнообразны и созданія его Фантазіи, живописующей жизнь
природы въ ея ежедневныхъ и годпчныхъ превращепіяхъ.
Живой духъ поэзіи нелегко поддается сухому Формализму ума,
желающему все строго разграничить, всему дать точное опре­
дѣленіе и согласить всевозможный протииорѣчія; самыя любо­
пытный подробности преда ній остались для него неразгаданны­
ми или объяснены съ помощію такихъ хптрыхъ отвлеченно­
стей, который нисколько не вяжутся съ степенью умственна­
го и нравственнаго развитія младенческихъ народов!.. Новый
методъ миоотолкованія потому именно и заслужпваетъ довѣрія,
что ирнступаетъ і;ъ дѣлу безъ напередъ­составленныхъ вы­
водовъ и всякое свое положеніе основываетъ на прямыхь со;:
дѣтельствахъ языка: правильно попятыя, свидетельства эти
стоятъ крѣпко, какъ правдивый и неопровержимый памятникъ
старины.
Слѣдя за происхояіденіемъ миоовъ, за ихъ исходнымъ, пер­
воначальнымъ значеніемъ, изслѣдователь постоянно долженъ
имѣть въ виду и ихъ дальнѣншую судьбу. Въ историческомъ
развптіи своемъ мноы подвергаются значительной переработ­
ке. Особенно важны здѣсь слѣдующія обстоятельства: а) раз­
дробленіе миоическихъ сказаній. Каждое явленіе при­
роды, при богатстве старпнныхъ метаФорическихъ обозначеній,
могло изображаться въ чрезвычайно­разнообразныхъ Формахъ;
Формы эти не везде одинаково удерживались въ народной па­
мяти: въ разныхъ ветвяхъ населенія выказывалось преиму­
щественное сочувствіе къ тому или другому сказанію, кото­
рое и хранилось какъ святыня, тогда какъ другія сказанія за­
бывались и вымирали. Что было забываемо одною отраслью
племени, то могло уцелеть у другой, и наоборотъ что продол­
жало жить тамъ, то могло утратиться здесь. Такое разъедине­
ніе темъ сильнее заявляло себя, чемъ более помогали ему
 13

геограФИческія и бытовыя условія, мѣшавшія близости и по­

стоянству людскихъ сношеній. b) Низведеніемиѳовъна
землю и прнкрѣпленіе ихъ къ извѣстной мѣстно­
сти и историческимъ событіямъ. Тѣ поэтическіе обра­
зы, въ какихъ рисовала народная «кантазія могучія стихіи и
ихъ вліяніе на природу, почти исключительно были заимству­
емы изъ того, что окружало человѣка, что по тому самому
было для него и ближе и доступнѣе; изъ собственной житей­
ской обстановки бралъ онъ свои наглядный уподооленія и за­
ставлялъ божественный существа творить тоже на небѣ, что
дѣладъ самъ на землѣ. Но какъ скоро утрачено было настоя­
щее значеніе метаФорпческаго языка, старинные миоы стали
ПОВИЛ, "'Г ­ ОЛ буілгальпо, л боги малп ПО МЯЛу УНИЗИЛИСЬ ДО Чв­
ловѣческихъ нуждъ, заботъ и увлеченій, и съ высоты воздуш­
ныхъ пространств!, стали низводиться на землю, на это ши­
рокое поприще народныхъ подвиговъ и занятій. Шумныя бит­
вы ихъ во время грозы смѣнились участіемъ въ людскихъ
войнахъ; ковка молніеносныхъ стрѣлъ, весенній выгонъ дож­
дсвыхъ облаковъ, уподобляемыхъ доіінымъ коровамъ, борозды,
проводпмыя въ тучахъ громами и вихрями, и разсыпаніе пло­
доноснаго сѣмени=:дождя заставили видѣть въннхъкузнецовъ,
пастуховъ и пахарей; облачные сады и горы и дождевые по­
токи, вблизи которыхъ обитали небесные боги и творили свои
славныя дѣянія, были приняты за обыкновенные земные лѣса,
скалы и источники, и къ этимъ послѣднимъ прикрѣпляются
народомъ его древнія миоическія сказанія. Каждая отдѣльная
часть племени привязываетъ миоы къ свопмъ ближайшпмъ
урочищамъ, и чрезъ то налагаетъ на нпхъ мѣстной отнеча­
токъ. Низведенные на землю, поставленные въ условія чело­
вѣческаго быта, воинственные боги утрачиваютъ свою недо­
ступность, нисходятъ на степень героевъ и смѣшиваются съ
даьчо­усопшпми историческими личностями. Мпоъ и нсторія
 14

сливаются въ народномъ сознаніи; событія, о яоторыхъ повѣ.

ствуетъ послѣдняя, вставляются въ райки, созданный пер.
вымъ; поэтическое преданіе получаетъ историческую окраску
имиоическій узелъ затягивается еще крѣпче. с) Нравствен­
ное (этическое) мотивированіе миѳическихъ сказа­
ній. Съ развитіемъ народной жизни, когда въ отдѣльныхъ вѣт­
вятъ населенія обнаруживается стремленіе сплотиться во еди­
но, необходимо возннкаютъ .государственные центры, кото­
рые вмѣстѣ съ тѣмъ дѣлаются и средоточіями духовной' жиз­
ни; сюда­то приносится все разнообразіе миѳическихъ сказа­
ній, выработанныхъ въ различныхъ мѣстностяхъ; несходства
и противорѣчія ікъ бросаются въ глаза, и рождается есте­
ственное желаніе ПрИМИрИТЬ ВО* зямѣпопцчяпооппло^Іп ТаКОв
желаніе, конечно, чувствуется не въ массахъ простаго народа,
а въ средѣ людей, способныхъ критически относиться къ пред­
метамъ вѣроианія, въ средѣ ученыхъ, поэтовъ и жрецовъ. При­
нимая указанія миѳовъ за свидѣтельства о действительной
жизни боговъ и ихъ творческой деятельности, и стараясь по
возможности устранить все сомнительное, они изъ многихъ
однородныхъ редакцій выбпраютъ одну, которая наиболѣе со­
отвѣтствуетъ требованіямъ современной нравственности и ло­
гики; избранный преданія они приводятъ въ хронологическую
послѣдовательность и связываютъ ихъ въ стройное ученіе о
происхожденіи міра, его кончннѣ и судьбахъ боговъ. Такъ
возникаетъ канонъ, устрояющій царство безсмертныхъ и
опредѣляющій узаконенную Форму вѣрованій. Между богами
усыновляется іерархическій порядокъ; они дѣлятся на выс­
шихъ и низшихъ; самое общество ихъ организуете» по образ­
цу человѣческаго, государственнаго союза, и вотлавѣ его ста­
новится верховный владыка съ полною царственною властію.
Степень народной культуры оказываетъ несомнѣнное вліяніе
на эту работу. Новыя идеи, вызываемый историческ^йъ
 15

движеніемъ жизни и образованіемъ, овладѣваютъ старымъ ми­

ѳическимъ матеріаломъ и мало по малу одухотворяютъ его:
отъ стихійнаго, ыатеріальнаго значенія представленіе боже­
ства возвышается до идеала духовнаго, нравственно­разумнаго.
Такъ могучій Одинъ изъ властителя бурь и грозъ переходитъ
въ представителя народнаго германскаго духа; облачныя дѣвы
(норны и музы) получаютъ характеръ мудрыхъ вѣщательницъ
судебъ, надѣлякщихъ смертныхъ дарами предвѣдѣнья и поэти­
ческаго вдохновенія. *)
Итакъ зерно, изъ котораго выростаетъ миоическое сказа­
ніе, кроется въ первозданномъ словѣ; тамъ слѣдовательно и
ключъ въ разгадкѣ басни, но чтобы воспользоваться имъ, не­
обходимо пособіе сравнительной филологіи. Наука о
языкѣ сдѣлала въ послѣднее время огромные успѣхи; въ ши­
рокой, разнообразной и измѣнчивой области человѣческаго сло­
ва, гдѣ еще недавно видѣли или необъяснимое чудо, сверхъ­
естественный даръ, или искусственное изобрѣтеніе, она ука­
зала строгіе, органическіе законы; въ прихотливыхъ разливахъ
языковъ и нарѣчій, на которыхъ выражается человѣчество,
опредѣлиіа группы болѣе или менѣе родственныхъ потоковъ,
изшедшихъ изъ одного русла, и вмѣстѣ съ этимъ начертила
вѣрнно картину разселенія племенъ и ихъ кровной близости.
Такъ называемые иидоевропейскіе языки, къ отдѣлу которыхъ
принадлежать инарѣчія славянскія, суть только разнообразный
видоизмѣневія одного древнѣишаго языка, который былъ для
нихъ тѣмъ­же, чѣмъ позднѣе для нарѣчій романскихъ­ былъ
языкъ латинскій,—съ тою однакожъ разницей, что въ такую
раннюю ;шоху не было литературы, чтобы сохранить намъ
какіе­нибудь остатки этого пра­языка. Племя, которое гово­
рило на этоиъ древнѣйшемъ языкѣ, называло себя аріями, и

') Die Gotterwelt, 39—46.

 16

отъ него­то, какъ многоплодныя отрасли отъ родоначальнаго

ствола, произошли народы, населяющіе почти всю Европу и
значительную часть Азіи. Каждый изъ новообразовавшихся
языковъ, развиваясь исторически, многое терялъ изъ своихъ
первичныхъ богатствъ, но многое и удерживалъ, какъ залогъ
своего родства съ прочими аріискими языками, какъ живое
свидѣтельство ихъ былаго единства. Только путемъ сравни­
тельная пзученія можно доискаться дѣйствительныхъ корней
словъ и съ значительною точностію опредѣлить ту сумму рѣ­
ченій, которая принадлежала еще отдаленному времени арі­
евъ, а съ тѣмъ вмѣстѣ опредѣлить кругъ ихъ понятіи и са­
мый бытъ; ибо въ словѣ заключена внутренняя исторія чело­
вѣка, его взглядъ на самого себя и природу. Принято тѣ пред­
ставленія, какія у всѣхъ или большинства индоевропеііскихъ
народовъ обозначаются родственными звуками, относить къ
той давней эпохѣ, когда означенные народы существовали такъ
сказать въ возможности, когда они сливались еще въ одно праро­.
дительское племя. Послѣ того, какъ племя это раздробилось на от­
дѣльныя вѣтви и разошлось въ разныя стороны, каждая вѣтвь,
согласно съ вновь­возннкавшпми потребностями, продоля;ала
создавать для себя новыя выраженія, но уже налагала на иихъ
свою особенную, національную печать. Одинъ и тотъ­же
предметъ, съ которымъ познакомились народы послѣ сво­
его разобщеиія, они начпнаютъ называть разными именами,
смотря по тому, какое примѣненіе давалось ему здѣсь и тамъ
въ жптейскихъ нуждахъ, или по тому, какія изъ его призна­
иовъ наиболѣе поражали народное воображеніе. Первыя стра­
ницы исторіи человѣчества навсегда бы остались бѣлыми,
если бы не явилась на помощь сравнительная филологія, ко­
торая, по справедливому замѣчанію Макса Мюллера, дала уче­
нымъ въ руки такой телескопъ, что тамъ, гдѣ прежде могли мы
видѣть одни туманныя пятна, теперь открываемъ опредѣлен­
 17

ные образы. Анализируя слова, возводя ихъ къ начальнымъ

корнямъ и возстановляя забытый смыслъ этихъ послѣднихъ,
она открыла намъ ыіръ допсторическій, дала средства разга­ 1
дать тогдашиіе нравы, обычаи, вѣрованія, и свидетельства ея
тѣмъ драгоцѣннѣе, что старина выражается ипередъ нами тѣ­
ыи­же самыми звуками, въ какихъ нѣкогда выражалась она
первобытному народу. Хотя наука и далека еще отъ тѣхъ
окончательныхъ выводовъ, на которые имѣетъ несомнѣнное
право, тѣмъ не менѣе сдѣлано много. Замѣчательная попытка
возстановить, по указаніямъ, сбереженнымъ въ архивѣ языка,
стародавній бытъ аріевъ принадлежит^ Пикте; задачѣ этой
онъ посвятилъ два большихъ, превосходно­суоставленныхъ тома
«Les origines Indo­europeeimes ou les Aryas primitifs». Тща­
тельный разборъ словъ, происхожденіе которыхъ относится
къ арійскому періоду, свидѣтельствуетъ, что племя, геніемъ
котораго они созданы, обладало языкомъ вполнѣ­образовав­
шимся и чрезвычайно­богатымъ, что оно вело жизнь на поло­
вину пастушескую, кочевую, па половину земледѣльческую,
осѣдлую, что у него были прочныя семейныя и общественны я
связи и извѣстная степень культуры: оно умѣло строить се­
ла, города, пролагать дороги, дѣлать лодки, приготовлять хлѣбъ
и опьяняющіе напитки, знало употребленіе металловъ и ору­
жія, знакомо было съ нѣкоторыми ремеслами; изъ звѣрей —
быкъ, корова, лошадь, овца, свинья и собака, изъ птицъ —
гусь, пѣтухъ и курица уже были одомашнены. Большая часть
миоическихъ иредставленій индоевропейскихъ народовъ восхо­
дптъ къ отдаленному времени аріевъ; выдѣляясь изъ общей
массы родоиачальнаго племени и разселяясь по дальнимъ зем­
лямъ, народы, вмѣстѣ съ богато­выработаннымъ словомъ, уно­
сили съ собой и самыя воззрѣнія и вѣрованія. Отсюда понят­
но, почему народныя преданія, суевѣрія и другіе обломки
старины необходимо изучать сравнительно. Какъ отдѣль­
2
 18

ныя выраженія, такъ и цѣлыя сказанія и самые обряды нѳ

вездѣ испытываютъ одиу судьбу: искаженные у одного народа,
они иногда во всейсвѣжести сберегаются удругаго; разрознен­
ный ихъ части, уцѣлѣвшіявъразныхъмѣстахъ, будучи сведены
вмѣстѣ, очень часто поясняютъ другъ друга и безъ всякаго
насилія сливаются въ одно цѣлое. Сравнительный методъ да­
етъ средства возстановить первоначальную Форму преданій, а
потому сообщаетъ выводамъ ученаго особенную прочность и
служить для нихъ необходимою повѣркою. При такомъ пзуче­
ніи миоа весьма важная роль выпадаетъ на долю санскрита
и Ведъ. Вотъ что объ этомъ говорить Максъ Мюллеръ: «къ
«сожалѣнію въ семьѣ арійскихъ языковъ ни одинъ не имѣетъ
«такого значенія, какое для романскихъ языковъ имѣетъ языкъ
«латинскій, съ помощію котораго мы можемъ опредѣлить, въ
«какой степени первообразна Форма каждаго слова въ язчкахъ:
«французскомъ, итальяискомъ и испанскомъ. Санскритъ нель­
«зя назвать отцемъ латинскаго и греческаго (равно какъ и
«другихъ родственныхъ) языковъ, какъ латинскій можно на­
«звать отцемъ всѣхъ романскихъ нарѣчій. Но хотя санскритъ
«только братъ между братьями, тѣмъ не менѣе брать старшій,
«потому что его грамматическія Формы дошли до 'насъ въ
«дрѳвнѣйшемъ, болѣе первобытномъ видѣ; вотъ почему, какъ
«скоро удастся прослѣдпть видоизмѣненія какого­нибудь гре­
«ческаго или латинскаго слова до соотвѣтствующей ему Фор­
«мы въ санскритѣ, это уже почти всегда дастъ намъ возмож­
«ность объяснить егопостроеніе и опредѣлить его первоначаль­
«ное значеніе. Это имѣетъ особенную силу въ примѣненіи къ
«пменамъ миоологпческимъ. Для ­того, чтобы какое­нибудь
«слово получило миоологическій смыслъ, необходимо, чтобы въ
«языкѣ утратилось или затемнилось сознаніе первоначальнаго,
«собственна™ значенія этого слова. Такимъ образомъ слово,
«которое въ одиомъ языкѣ является съ мпоологическимъ зна­
 19

«ченіемъ, очевь часто въ другомъ имѣетъ совершенно­простой

«и общепонятный смыслъ», или по крайней мѣрѣ легко можетъ
быть объяснено припомощп уцѣлѣвшихъ въ немъ рѣченій, про­
изводныхъотъ того­же корня. «Такъ называемая индусская ми­
«оологія имѣетъ мало или вовсе не имѣетъ значеніядля сравни­
«тельныхъ изслѣдованій. ВсѣсказаніяоШивѣ, Вишну, Магадевѣ
«и нр. поздняго происхожденія: они возникли уже на индійской
«почвѣ (т. е. уже послѣ выдѣленія индусовъ изъ обще­арійской
«семьи). Но между тѣмъ, какъ позднѣйшая миѳологія Иуранъ и
«эпическихъ поэмъ не представляетъ почти никакого матеріала
«для занимающегося сравнительной миѳологіей, въ Ведахъ со­
«хранился цѣлыйміръ первобытной, естественной и удобопонят­
«ной миоологіи. Миоологія Ведъ для сравнительной миоологіи
•имѣетъ тоже самое значеніе, какое санскритъ—для сравни­
«тельной грамматики. Къ счастію въ Ведахъ миоологія не успѣ­
«ла еще сложиться въ определенную систему. Одни и тѣ­же
«рѣченія употребляются въ одномъ гпмнѣ какъ нарицательный,
•въ другомъ — какъ имена боговъ; одно ито­же божество зани­
«маетъ разныя мѣста, становится то выше, то ниже осталь­
оныхъ боговъ, то уравнивается съ ними. Все существо ведій­
«скихъ боговъ, такъ сказать, еще прозрачно; первоначальныя
«представленія, изъ которыхъ возникли эти божественные ти­
«пы, еще совершенно ясны. Родословныя и брачныя связи бо­
«говъ еще не установились: отецъ иногда оказывается сыномъ,
«братъ —мужемъ; богиня, которая въ одномъ миоѣ является
«матерью, въ другомъ играетъ роль жены. Мѣнялись представ­
«ленія поэтовъ— мѣнялись свойства и роли боговъ. Нигдѣ такъ
«рѣзконе чувствуется огромное разстояніе, отдѣляющее древнія
«позтическія сказанія Индіи отъ самыхъ раннихъ начатковъ
«греческой литературы, какъ при сравненіи еще неуспѣвшихъ
«установиться, находящихся еще въ процессѣ развитія ведій­
«скихъ миоовъ съ достигшими полнаго, окончательнаго разви­
2е
 20

«тія и уже разлагающимися миѳами, на которыхъ основана по­

«эзія Гомера. Настоящая оеогопія арійскихъ племенъ — Веды,
«между тѣмъ какъ Ѳеогонія Гезіода не болѣе, какъ искажен­
«ная каррикатура первоначальнаго образа. Чтобы убѣдиться,
«въ какой степени духъ человѣческій неизбѣжно подчиняется
«неотразимому вліянію языка во всемъ, что касается сверхъ­
«естественныхъ и отвлечешіыхъ представленін, слѣдуетъ чи­
тать Веды. Если хотите объяснить индусу, что боги, кото­
«рымъ онъ покланяется, — не болѣе, какъ названія явленій
«природы, названія, который мало по малу утратили соб­
ственный, первоначальный смыслъ, олицетворилпсь, наконецъ
«были обоготворены, заставьте его читать Веды.» ') Свидѣ­
тельства, сохраненный гимнами Ведъ, освѣтили запутанный
лабиринтъ мпопческихъ представленій и дали путеводныя ни­
ти, съ помощію которыхъ удалось проникнуть въ его таин­
ственные переходы; лучшіе пзъ современныхъ ученыхъ посто­
янно пользуются этимъ богатымъ псточникомъ при своихъ из­
слѣдованіяхъ, и пользуются небезплодно: значительная часть
добытыхъ ими результатовъ стоитъ уже внѣ всякихъ со­
мнѣній.
Постепенность, съ которою развѣтвлялись индоевропейскія
племена, не должна быть оставляема безъ вниманія; указывая
на большую или меньшую близость родства между различными
народами и ихъ языками, она въ тоже время можетъ до извѣст­
ной степени руководить при рѣшеніп вопроса объ относитель­
ной давности народныхъ сказаній: сформировались лионинапоч­
вѣ арійской, или въ какой­нибудь главной племенной вѣтви, до
раздѣленіяея нановыя отрасли, или наконецъ образовались въ
одной изъ этихъ послѣдшіхъ? Въ первомъ слу чаѣ сказаніе повсю­
ду удерживаетъ болѣе или менѣе тождественный черты не толь­

') М. Мюллеръ, 66—68.

 21

ко въ основѣ, но и въ самой обстановкѣ; во второмъ случаѣ

— тождественность эта будетъ замѣчаться только у народовъ,
пропсшедшихъ отъ главной вѣтвп, а въ послѣднемъ—у народовъ,
составляющихъ побѣги одиой изъ вторпчныхъ отраслей родо­
словнаго древа. Чѣмъ позднѣе редакція сказанія, тіиіъ тѣснѣе
границы ея распространена, и тѣмъ явствениѣс отражаются на
ней національныя краски. Славяне, о которыхънамъпрійдется
говорить преимущественно предъ всѣмп другими пародами, —
славяне, прежде, нежелп явились въ исторіикакъ самобытное,
обособившееся племя, жили единою, нераздѣлыюю жизнію съ
литовцами; славяно­литовское племя выдѣлплось изъ общаго
потока гериано­славяно­литовской народности, а эта послѣдп я
составляетъ особо­отдѣлипшуюся вѣтвь аріевъ. Итакъ хотя
славяне и состоятъ въ родствѣ со всѣми индоевропейскими
народами, по ближайшія кровныя узы соедпняютъ ихъ съ пле­
менами иѣмецкимъ и еще болѣе — литовскимъ
Изо всего сказаннаго очевидно, что глаішѣйшііі нсточннкъ
для объаснепія миоическихъ представленій заключается въ
языкѣ. Воспользоваться его указапіями — задача широкая и не­
легкая; къ допросу должны быть призваны и литературные
памятники прежнпхъ вѣновъ, и современное слово, во всемъ
разнообразіи его мѣстныхъ, областиыхъ отлпчін. Старина от­
крывается изслѣдователго не только въ пропзведеиіяхъ древ­
ней письменности; она и доныпѣ звучптъ въ потокахъ свобод­
ной, устной рѣчи. Областные словари сохраняютъ множе­
ство стародавнихъ Формъ и выраженій, который столько­же
важны для исторической грамматики, какъ и для бытовой архе­
ологіи; положительно можно сказать, что безъ тщательнаго
изученія провинціалыіыхъ особенпостей языка многое въ исто­
ріи народныхъ вѣрованій и обычаевъ останется темнымъ и
неразгаданными Сверхъ того, какъ часто выраженіе обиход­
ное, общеупотребительное, повпдпмому ничтожное для науки,
 22

при болѣе внимательномъ разборѣ его — даетъ любопытное

свидетельство о давно­позабытомъ, отжпвшемъ представленіи.
Просвѣщеніе, подвинутое христіанствомъ, могло одухотворить
матеріальный смыслъ тѣхъ или другихъ словъ, поднять ихъ
до высоты отвлеченной мысли, но не могло измѣнить ихъ
внѣшняго состава; звуки остались тѣже, и съ помощію учена­
го анализа позднѣйшая мысль, наложенная на Слово, можетъ
быть снята и первоначальное его значеніе возстановлено.
Особенною силою и свѣжестыо дышетъ языкъ эпическихъ ска­
заній и другихъ памятнпковъ устной словесности; памятники
эти крѣпкими узами связаны съ умственными и нравственны­
ми интересами народа, въ нихъ запечатлѣны результаты его
духовнаго развптія и заблужденій, а потому, вмѣстѣ съ живу­
щими въ иародѣ преданіямп, повѣрьямп и обрядами, они соста­
вляютъ самый обильный матеріалъ для миѳологическпхъ из­
слѣдованій. Лѣтописныя свидѣтельства о дохристіанскомъ бы­
тѣ славянъ слншкомъ незначительны, и ограничиваясь ими,
мы никогда не узнали бы родной старины» тогда какъ указан­
ные источники даютъ возможность начертить довольно­полную
и вѣрную ея картину. Поэтому счптаемънебезполезнымъ пред*
послать нѣсколько краткпхъ замѣтокъ о памятшікахъ народ­
ной литературы, свидетельствами которыхъ прійдется намъ
постоянно пользоваться.
1. Загадка. Народныя загадки сохранили для насъ облом­
ки старпннаго метач­орическаго языка. Вся трудность и вся
сущность загадки именно въ томъ и заключается, что одинъ
предметъ оиа старается изобразить чрезъ посредство другаго,
какой­нибудь стороною аналогическагосъ первымъ. Кажущее­
ся безсмысліе многихъ загадокъ удивляетъ насъ только пото­
му, что мы не постигаемъ, что могъ найдти народъ сходнаго
между различными предметами, невидимому столь непохожи­
ми другъ на друга; но какъ скоро поймемъ это уловленное
 23

народомъ сходство, то не будетъ ни странности, нибезсмыслія.

Приведемъ нѣсколько примѣровъ: «черненька собачка, свер­
нувшись, лежптъ: ни лаетъ, ни кусаетъ, а въ домъ не пуска­
етъ» (замокъ); «лежитъ баранъ—не столько шерсти на немъ,
сколько ранъ» (колода, на которой дрова рубятъ); «въ хлѣву
у быка копна на рогахъ, а хвостъ на дворѣ у бабы въ рукахъ»
(ухватъ съ горшкомъ); «сивая кобыла по полю ходила, къ
намъ пришла— по рукамъ пошла» (сито); «сквозь лошадь и
корову свиньи ленъ волокутъ» (точать сапоги). ') Съ
перваго взгляда кажется нелѣпостыо назвать замокъ—собакою,
колоду­ бараномъ, ухватъ­ быкомъ, сито — кобылою; но если
вглядимся пристальнѣе, то увидимъ, что, собака послуя^ила
метафорой для замка, потому что она также сторожитъ хозяй­
ское добро, какъ и запертой замокъ; крѣпкой ударъ бараш.яго
лба заставилъ уподобить этому животному деревянныя орудія,
употреблявшіяся въ старину для разбнтія стѣнъ и оградъ, а
потому и всякая свая, колода могла назваться бараномъ; ухватъ
своими распорками (вилами) папомипаетъ рога быка, почему
въ нѣкоторыхъ областныхънарѣчіяхъонъ называется рогач ъ;
сито приготовляется изъ конскаго волоса, и въ приведенной
загадкѣ цѣлое поставлено вмѣсто части; тоже и въ загадкѣ,
означающей «точать сапоги»: сквозь лошадь и корову, т. ѳ.
сквозь конскую и коровью кожи (подошву и юфть), свиньи,
т. е. щетина на концѣ нити, лёнъ волокутъ. Загадка: «царь
Костя ігтинъ гонитъ кони черезъ тынъ» (гребешокъ) по­
кажется болѣе, нежели странною, если не обратимъ вниманія
на ея малорусскіе варіанты: «зубчатый костянъ черезъ гору
свиии гнавъ», или: «маленьке­костяненьке хочь зъ я кого
лѣсу густого скотъ выжене», т. е. гребешокъ вычесываетъ изъ
волосъ вшей; названъ онъ царемъ Константиномъ по созвучію

') Послов. Даля, 656—8, 662; Этн. Сб. VI, 54.

 24

этого имени съ словомъ «костяной». ') Подобно тому вѣникъ

получилъ въ загадкахъ названіе Митя, по созвучію этого сло­
ва съглаголомъ мести, мету: «туда Митя, сюда Митя (перво­
начальная Форма, конечно, была: туда метё, сюда метё), и
подъ лавку ушелъ». 2 )
Въ то время, когда корни словъ затемняются для народнаго
сознанія, богатый метаФорическій языкъ древнѣйшей эпохи,
сроднпвшій между собой разнообразные предметы и явленія,
дѣлается для большинства малодоступнымъ, загадочнымъ,
хотя и надолго удерживается въ иародѣ силою привычки и со­
чувствіемъ къ старинному выраженію. Только избранные,
вѣщіе люди могут.ъ объяснить его смыслъ; но съ теченіемъ
времени и они мало по малу теряютъ исходную нить и забы­
ваютъ тѣ мотивы, которыми руководствовалась оантазія при
создапіп тѣхъ или другихъ метаФорпческихъ названій. Связь
между извѣстнымъ предмстомъ или явлеиіемъ и его образ­
нымъ представленіемъ память народная удерживаетъ цѣлыя
столѣтія, но истинный смыслъ этой связи, какъ и почему она
возникла? —утрачивается, и уловить его безъпособія науки не­
возможно. Стройный эпическій' складъ народныхъ загадокъ,
необыкновенная смѣлость сближеній, допускаемыхъ ими, и
та наивность представленій, которая составляетъ ихъ наибо­
лѣе характеристическое свойство, убѣднтѳльно свидѣтельстлу­
ютъ за ихъ глубокую древность. Хотя и въ позднѣйшее время
сочинялись, по образцу старпнныхъ загадокъ, новыя; но въ
нихъ нетрудно уже замѣтнть большее или меньшее отсутствіе
художественнаго такта и творческой силы. Такъ какъ пронс­
хожденіе загадокъ тѣсио связано съ образованіемъ метаФорп­
ческаго языка, то понятно, какой важный матеріалъ представ­
ляютъ онѣ для изслѣдованін миоологнческихъ, и особенно тѣ

») Старосв. Банд., 233. — г) Этн. Со VI, 43.

 25

изъ нихъ, который наименѣе доступны непосредственному по­

ниианію, а требуютъ для своего разъяененія ученаго ана­
лиза. Въ нихъ запечатлѣлъ народъ свои старинный воззрѣ­
нія на міръ божій: смѣлые вопросы, заданные пытливымъ
умомъ человѣка омогучихъ силахъ природы, выразились имен­
но въ этой Формѣ. Такое близкое отношеніе загадки къ миоу
придало ей значеніе таинственнаго вѣдѣнія, священной мудро­
сти, доступной преимущественно сущестпамъ божественнымъ.
У грековъ задаетъ загадки чудовищный сфинксъ; въ сканди­
навской Эдд'Ь боги и великаны состязаются въ мудрости, за­
давая другъ другу загадки мпоическаго содержанія, и побѣж­
денный долженъ платить своей головою. Славянскія преданія
загадыванье загадокъ приписываютъ бабѣ­ягѣ, русалкамт. и
виламъ; какъ лужицкая полудница наказываетъ смертію того,
кто не съумѣетъ отвѣчать на ея мудрёные вопросы, такъ и
наши русалки готовы защекотать вся наго, кто не разрѣшитъ
заданной ими загадки. Отвѣты древшіхъ оракуловъ, поученія
кельтскихъ друидовъ, предсказан! я вѣщихъ людей обыкновен­
но облекались въ этотъ таинственный языкъ, и въ краткихъ
нзрѣченімхъ ходили въ иародѣ, какъ выраженія высшаго разу­
ма и правдиваго взгляда на жизнь и природу. Ученая разра­
ботка загадокъ доставитъ пзсл ідователю много драгоцѣнныхъ
указаній па языческую старину, которыми рано или поздно
наука неиремѣнно воспользуется; но само собою разумеется,
что, трудясь надъ раскрытіемъ истиннаго смысла загадочныхъ
выраженій, должно постоянно имѣть въ виду связь ихъ со
всѣми другими преданіями и повѣрьямп, и съ устного народ­
ною рѣчыо. Все это можетъ показаться сомнптелыіымъ толь­
ко тому, кто привыкъ видѣть въ загадке одну пустую забаву,
въ которую обратилась она въ позднѣйшее время. По вѣдь и
другіе остатки язычества изъ религіознаго обряда и мпоиче­
скаго сказанія выродились въ праздную забаву и досужую
 26

игру, подобно тому, какъ нѣкогда­обоготворенные прекрасные

истуканы Аполлона и Афродиты въ наше время не болѣѳ,
какъ изящныя пропзведенія , назначенный украшать сады
и залы. Впрочемъ нашъ простолюдшіъ не всегда забав­
ляется загадками: бываетъ въ году пора, когда онъ счпта­
етъ обрядовымъ долгомъ задавать загадки и разрѣшать ихъ —
это праздникъ Коляды. Хитрое припираніе загадками состав­
ляем любимый эппческій пріемъ у всѣхъ младенческихъ на­
родовъ; на немъ основаны многія произведенія старинной книж­
ной литературы, народный сказки, пѣсии и знаменитый стихъ
о голубиной книгѣ, исполненный любопытныхъ космогониче­
скихъ преданій ').
2. Пословицы, поговорки, присловья, прибаут­
ки мало представляютъ осязательныхъ намёковъ на языческія
вѣрованія; но онѣ важны, какъ выразительные, мѣткіе, по са­
мой Формѣ своей наименѣе подверженные искаженію, образцы
устной народной рѣчи и какъ памятники издавна­сложившихся
воззрѣній на жизнь и ея условія. Разработкѣ этихъ любопыт­
ныхъ матеріаловъ была посвящена г. Буслаевымъ подробная
статья (во 2­й книгѣ Архива нсторико­юридическихъ свѣдѣній
о Россіи), въ которой онъ, опираясь на свидѣтельства поело­
вицъ п поговорокъ, съумѣлъ выяснить многія черты старин­
наго быта пастушескаго и земледѣльческаго. А потому не
повторяя уже высказаннаго прежде насъ, мы замѣтимъ толь­
ко, что пословицы и поговорки сливаются со всѣмн другими
краткими изрѣченіями народной опытности или суевѣрія,
какъ­то: клятвами, прим ѣ та ми, истолкованіями с но­
видѣній и врачебными наставленіями. Эти отрывоч­
ный, нерѣдко утратившія всякой смыслъ изрѣченія примыка­

>) Н. Р. Ск. II, 20 и стр. 335— 7; Y, 49; YI, 41 — 44; VIII, стр.
455­463.
 27

ютъ къ общей суммѣ стародавнихъ преданій, п въ связи съ

ними служатъ необходимымъ пособіемъ при объясненіи раз­
личных ъ миоовъ.
L Примѣта всегда указываетъ на какое­нибудь соотношеніе,
большею частію уже непонятное для парода, между двумя яв­
леніями міра Физическаго или нравственнаго, изъ которыхъ
одно служить предвѣстіемъ другаго, непосредственно за нпмъ
слѣдующаго, должеиствующаго сбыться въ скоромъ времени.
Главнымъ образомъ примѣты распадаются на два разряда:
а) во первыхъ— примѣты, выведенный изъ дѣйствительныхъ
наблюденій. По самому характеру первоначальная быта па­
стушеско­земледѣльческаго, человѣкъ всецѣііо отдавался ма­
тери­ природѣ, отъ которой зависѣло все его благосостояніе,
всѣ средства его жизни. Попятно, съ какимъ усиленнымъ впи­
маніемъ долженъ былъ онъ слѣдить за ея разнообразными яв­
леніями, съ какою неустанною заботливостью долженъ былъ
всматриваться въ двнженіе пебесныхъ свѣтилъ, ихъ блескъ и
потуханіе, въ цвѣтъ зари и облаковъ, прислушиваться къ уда­
рамъ грома и дуновенію вѣтровъ, замѣчать векрытіе рѣкъ,
распусканіе и цвѣтепіе деревьевъ, прилетъ и отлетъ птицъ,
и проч. и проч. Живое воображеніе на лету схватывало впе­
чатлѣнія, посылаемыя окружающпмъ міромъ, старалось уло­
вить между ними взаимную связь и отношенія, и искало въ
нихъ знаменій грядущей перемѣиы погоды, приближенія вес­
ны, лѣта, осени и зимы, наступленія жаронъ или холода, за­
сухи или дождевыхъ ливней, урожая или безплодія. Не зная
естественныхъ закоповъ, народъ не могъ понять, почему из­
вѣстныя причины вызываютъ всегда извѣстныя послѣдствія;
онъ впдѣлъ только, что между различными явленіями и пред­
метами существуетъ какая­то таинственная близость, и ре­
зультаты своихъ наблюденііі, своей впечатлительности выра­
зилъ въ тѣхъ краткихъ изрѣченіяхъ, который такъ незамѣт­
 28

но переходятъ въ пословицы и такъ легко удерживаются па

мятью. Примѣты эти болѣе или менѣе вѣрны, смотря по сте
пени вѣрности самыхъ наблюденііі, и многія изъ нпхъ превос
ходно обрисовываютъ бытъ поселянина '). Приведемъ нѣ
сколько примѣровъ: если въ то время, когда пашутъ землю
подымается пыль и садится на плеча пахаря, то надо ожидаті
урожайнаго года, т. е. земля рыхла и зерну будетъ прпвольні
въ мягкомъ ложѣ. Частыя сѣверныя сіянія предвѣщаютъ мо
розы; луна блѣдна — къ доя;дго, свѣтла—къ хорошей погодѣ
красновата—къ вѣтру; огонь въ печп красенъ — къ морозу
блѣденъ — къ оттепели; если дымъ стелется по землѣ,' то зп
мою будетъ оттепель, лѣтомъ — дождь, а еелп подымаетсі
вверхъ столбомъ — это знакъ ясной погоды лѣтомъ и мороз:
зимою г ): большая или меньшая яркость сѣверныхъ сіяніп
цвѣтъ луны и огня и направленіе дыма опредѣляются сте
пенью сухости и влажности воздуха, отчего завпсятъ такжі
и ясная погода или ненастье, морозы или оттепель. На томъ­
же основаніи паденіе тумановъ на землю сулить непогоду, а ту­
маны, подымающееся кверху, предвѣщаютъ вёдро. Если зажжен­
ная лучина трещитъ и мечетъ искры— ожидай ненастья 3 ),
т. е. воздухъ влаженъ и дерево отсырѣло.
b) Но, сверхъ того, есть множество прнмѣтъ суевѣрныхъ,
въ основаніи которыхъ лежитъ не опытъ, а миоическое пред­
ставленіе, такъ какъ въ глазахъ язычника, подъ вліяніеигь
старинныхъ метаФорпческихъ выраженій, все получало своі
особениый, сокровенный смыслъ. Между этими прнмѣтами,
на который наталкивали человѣка его вѣрованія и самыі
языкъ, и примѣтами, порожденными знакомствомъ съ приро­

') Си. статью Стаховнча: ­Народный прпмѣты въ отношеніп къ

погодѣ, земледѣлію и домашнему хозяйству»— въ Вист. Р. Г. 0.
1851, П. ­ •) О. 3. 1848, У, 22; Нар. ел. раз., 145­7; Оп. Румян.
Муз., 551.—») Иллюстр. 1846, 246
 29

дою, таится самая тѣсная связь. Древнѣйшее язычество состо­

яло въ обожаніи природы, и первый познанія объ ней человѣ­
ка были вмѣстѣ и его религіей; поэтому дѣйствительныя на­
блюденія часто до того сливаются въ народныхъ примѣтахъ
съмнопческими воззрѣиіями, что довольно трудно опредѣлить,
что именно слѣдуетъ признать здѣсь за первоначальный ис­
точнпкъ. Многія примѣты, напримѣръ, вызваны невидимому
наблюденіемъ надъ нравами, привычками и свойствами домаш­
нихъ и другихъ животныхъ. Нельзя совершенно отрицать
въ животныхъ того тонкаго инстинкта , которымъ они
заранѣе предчувствуютъ атмос<і>ерныя перемѣны ; предчув­
ствіе свое они заявляютъ различно: передъ грозой и бурей
рогатый скотъ глухо мычитъ, лягушки начинаютъ квакать,
воробьи купаются въ пыля, галки съ крикомъ носятся стая­
ми, ласточки низко ширяютъ въ воздухѣ, и т. дал. Еще те­
перь поселяне довольно вѣрно угадываютъ измѣненія погоды
по хрюканью свиней, вою собакъ, мычанью коровъ и блеянью
овецъ '). Народы пастушескіе и звѣроловные, обращаясь по­
стоянно съ міромъ животныхъ, не могли не обратить вшша­
нія на эти признаки, и должны были составить изъ нихъ для
себя практическая примѣты. Но съ другой стороны если взять
въ соображеніе ту важную роль, какую играютъ въ миѳологіи
зооморфическія олицетворенія свѣтилъ, бури, вѣтровъ и гро­
мовыхъ тучъ, то самъ собою возникаетъ вопросъ: не явились
ли означенный цримѣты плодомъ этихъ баснословныхъ пред­
ставленій? О нѣкоторыхъ примѣтахъ, соединяемыхъ съ пти­
цами и звѣрями, положительно можно сказать, что онѣ нима­
ло не соотвѣтствуютъ настоящимъ привычкамъ и свойствамъ
животныхъ, а между тѣмъ легко объясняются изъ миѳиче­
скихъ сблпженій, порожденныхъ стариннымъ мета<і>орическимъ

') Херсон. Г. В. 1852, 17.

 30

языкомъ; такт. напр. рыжая корова, идущая вечеромъ вперед!

стада, предвѣщаетъ ясную погоду на слѣдующій день, а чор­
ная— ненастье.
Древность народныхъ примѣтъ подтверждается и ихъ не­
сомнѣннымъ сродствомъ съ языческими вѣрованіями, и свидѣ­
тельствомъ старинныхъ памятниковъ, которые причисляютъ ихг
къ ученію «богоотметному», еретическому. «Се бо не погав­
ски ли живемъ, говоритъ Несторъ, аще усрѣсти (въ стрѣчю)
вѣрующе? аще бо кто усрящеть черноризца, то възвращается,
ли единець, ли свинью (или конь лысъ); то не погань скы
ли се есть? Се бо по дьяволю наученью кобь сію держать,
друзіи же и закыханыо вѣрують, еже бываеть на здравье гла­
вѣ. Но сими дьяволъ лстить и другыми нравы, всячьскымя
лестьми превабляя ны отъ Бога» '). Лѣтописи часто упомпна­
ютъ о примѣтахъ по свѣтиламъ и другимъ явленіямъ приро­
ды, прибавляя, что знаменія зти«овы бываютъ на добро, а овы
на зло». Въ словѣ Кирилла Туровскаго о мытарствахъ ска­
зано: «15­е мытарство — всякая ересь, иже вѣруютъ в стрѣ­
чю, и в чохъ, и в полазъ, и во птичей грай, и в ворожбу» 3 ).
Въ славянскомъ дополненіи къ древнему переводу слова Григо­
рія Богослова чптаемъ: »овъ присягы костьми чловѣчами тво­
рить s ), овъкобени пътичь смотрить, овъ сърѣтенія сдмьнить­
ся» *). Подобный указанія продолжаются въ памятникахъ раз­
ныхъ вѣковъ до позднѣйшаго времени; но самое полное ис­
численіе суевѣрныхъ примѣтъ встрѣчаемъ въ статьѣ, извѣст­
ной подъ названіемъ «о книгахъ истинныхъ иложныхъ». Боль­
шинство списковъ этого индекса относится къ XVI 'и XVII
столѣтіямъ; здѣсь осуждаются: «сонникъ, волховнпкъ — волх­
«вующе птицами и звѣрьми, еже есть се: стѣнотрескъ (вар.

») П. С. Р. Л. I, 73; Карам. И. Г. Р. II, примѣч. 113. ­

2) Рукописи гр. Уварова, 112. — 8) Вѣроятно: клянется костями
предковъ. — ») Изв. Ак. Н. IY, 310.
 31

«храмъ трещптъ), ухозвонъ, вранограі, курокликъ (т. е. крикъ

«вороновъ и пѣніе пѣтуховъ), окомигъ, огнь бучитъ, песъ вы­
«етъ, мышепискъ, мышъ поръты изгрызетъ', жаба вокоче (вар.
«воркочетъ, квогчетъ), мышца подрожать, сонъстрашенъ,слѣп­
«ца стряцетъ (встрѣтитъ), изгоритъ нѣчто, огнь пищитъ, ис­
«кра изъ огня (прянетъ), кошка мявкаетъ, падетъ человѣкъ,
«свѣща угаснетъ, конь ржетъ, волъ на волъ (вскочетъ),
«птичникъ (вар. поточникъ различныхъ птпцѵ, теченіе — по­
«летъ), пчела поетъ, рыба вострепещетъ, трава шумитъ, дре­
«во о древо скрыпитъ, листъ шумитъ, сорока пощекочетъ, дя ­
«телъ, жолна, волкъ выетъ, гость пріидетъ, стѣнощелкъ, по­
«латнпчикъ (вар. лопаточникъ), путникъ­кн^га, въ ней­же
«есть писано о стрѣчахъ и ноби всяческая еретическая о ча­
сѣхъ о злыхъ и о добрыхъ...» і )

') Русской расколъ старообрядства, Щапова, изд. 1859, 451 — 2;

Іоаннъ, экзархъ болгар., 211; Лѣтоп. ванптіи Археогр. Ком. I,
43, 53. Сличи въ сборникѣ XYIII столѣтія: „и пса слушаютъ, и
кошки ыявкаіотъ, или гусь кокочетъ, или утица нрякнетъ, и петелъ
стоя поетъ, и курица поетъ — худо будетъ, конь ржетъ, волъ ре­
ветъ, и мышъ порты грызетъ, и хорь порты портитъ, и тарака­
новъ много — богату быти, и сверыцковъ — такожде, и мышъ ?ъ
жнивѣ высоко гнѣздо совіетъ — и снѣгъ великъ будетъ и погода
будетъ, кости болятъ и подколѣнкп свербятъ—путь будетъ, и дла­
ни свербятъ — пѣнязи имать, очи свербятъ— плакати будутъ, и встрѣ­
ча добрая и злая—и скотьская, и птичія, и звѣриная, и человѣче­
свая; изба хре(у)ститъ, огнь бучитъ, и искра прянетъ, и дымъ вы­
соко въ избѣ ходитъ — къ погодію, и берегъ подымается, и море
дичится, п вѣтры сухіе или мокрые тянутъ, и обдаки дождевыя и
снѣжныя и вѣтренныя, и громъ гремитъ, и буря вѣетъ, и лѣсъ шу­
митъ, и древо о древо скрыпаетъ, и волки воютъ, и бѣлки ска­
чютъ — моръ будетъ и война встанетъ, и вода пребудетъ, и плодовъ
въ лѣтѣ въ коемъ не будетъ иди умножится, и зори смотрятъ, не­
бо дряхлуетъ (?) — вёдро будетъл и пчолы шумятъ—рой будетъ, и
у яблони хвостики колотятъ, да яблоки будутъ велики.... Сіе тво­
ряще да будутъ прокляти" (Оп. Румян. Муз., 551—2).
 32

Когда метаФорическій языкъ утратилъ свою общедоступ

ную ясность, то для большинства понадобилась помощь вѣщихі
людей. Жрецы, поэты и чародѣи явились истолкователям!
разнообразных ъ знаменій природы, глашатаями воли богові
отгадчиками и предвѣщателями. Они не только слѣді
ли за тѣми прпмѣтами, которыя посылала обожествленная при
рода независимо отъ желапій человѣка, но и сами допрашивал
ее. Въ важныхъ случаяхъ жизнп, когда народъ или отдѣл
ныя лица нуждались въ указаніяхъ свыше, вѣщіе люди при
ступали къ религіознымъ обрядамъ: возжигали огонь, творплі
молитвы и возліянія, приносили жертву и по ея внутренне
стямъ, по виду и голосу жертвеннаго животнаго, по пламен
огня и по направленію дыма заключали о будущемъ; или вы
водили посвященныхъ богамъ жпвотныхъ, и"дѣлалп заключв
нія по ихъ поступи, ржанію или мычанью; точно также т
лётъ нарочно­выпущеиныхъ священныхъ птицъ, ихъ крпкі
принятіе и непринятіе корма служили предвѣстіями успѣя
или неудачи, счастія или бѣды. Совершалось и множест»
другихъ обрядовъ, съ цѣлію вызвать таинственный знаменіі
грядущихъ событій. Подобно тому, какъ старинное метач­ор»
ческое выраженіе обратилось въ загадку, такъ эти религіо»
ные обряды перешли въ народный гаданія и ворожбу. С»
да же относпмъ мы и сновидѣнія: это таже примѣта, толь
ко усмотрѣнная не на яву, а во снѣ; метаФорическій языю
загадокъ, нримѣтъ и сновидѣній одинъ и тотъ­же. Сонъ был
олицетворяемъ язычниками, какъ существо божественное, і
все видѣнное во снѣ почиталось внушеніемъ самихъ богові
намёкомъ на что­то невѣдомое, чему суждено сбыться. Поэт»
му сны нужно разгадывать, т. е. выраженія метач­ориче
скія переводить на простой, общепонятный языкъ. Необ.\о
димо однако замѣтить, что изслѣдователи должны съ крайне»
недовѣрчивостью и осторожностью пользоваться такъ назы
 33

ваемыми «сонниками», и даже лучше — совсѣыъ отъ нихъ от­

казаться. Если бы издатели сонниковъ потрудились собрать
дѣйствительно­живущія въ народѣ объясненія сновидѣній, это
былъ бы драгоцѣнный матеріалъ для науки, по важному зна­
ченію для нея тѣхъ метаФорическихъ сближеній, на которыхъ
собственно и держится истолковаше сновъ. Но, вмѣсто того,
изданіе сонниковъ всегда было дѣломъ 'спекулянтовъ, расчи­
тывавшихъ на людское невѣжество и простодушіе; составляя
свои объемистый книги, они не думали собирать того, чему
въ самомъ дѣлѣ вѣрилъ народъ, а выдумывали отъ себя, лга­
ли и не останавливались ни передъ какимъ вымысло.чъ, толь­
ко бы захватить въ кругъ своихъ объясненііі возможло­болѣе
житейскихъ мелочей и на каждый случай дать особенный от­
вѣтъ. Вѣра въ пророческое значеніе сновидѣпій и желаніе раз­
гадывать ихъ давали ходъ этимъ книгамъ въмалообразованныхъ
классахъ общества, и онѣ въ свою очередь могли распростра­
нить въ народѣ разныя нелѣпости, неоправдываемыя ни пре­
даніями старины, ни свидетельствами языка. Потому собира­
тель сиотолкованій преимущественно и даже исключительно
должепъ обращаться въ тѣ уединенныя мѣстности, куда не про­
никала еще грамотность и гдѣ старина сохраняется въ боль­
шей неприкосновенности.
Чтобы" нагляднѣе показать то важное вліяніе, какое имѣли
на созданіе примѣтъ, гаданій, сиотолкованій и вообще повѣрій,
языкъ и наклонность народиаго ума во всемъ находить анало­
гию, мы приведемъ нѣсколько примѣровъ. Самые примѣры
выбираемъ такіе, смыслъ которыхъ ясенъ и безъ особенныхъ
ученыхъ розысканій:
а) Не должно кормить ребенка рыбою — прежде, нежели
минетъ ему годъ; въ противномъ случаѣ онъ долго не станетъ
говорить: такъ какъ рыба нѣма, то суевѣріѳ связало съ
рыбиою пищею представленіе о долгой нѣмотѣ ребенка. Ь) Не
3
 34

должно ѣсть съ ножа, чтобы не сдѣлаться з лымъ J ) — посва

зи понятій убійства, рѣзни и кровопролитія съ острымъ не
жемъ. с) Если при весеннемъ разливѣ ледъ не тронется сі
мѣста, а упадетъ на дно рѣки или озера, то годъ будетъ тя
желый; отъ тяжести потонувшаго льда поселяне заключа
ютъ о тяжело мъ вліяніи грядущаго лѣта: будетъ или неу
рожай, безкормица, или большая смертность въ стадахъ, ші
другая бѣда. Вообще паденіе сулптънесчастіе, такъ какъсло
во падать, кромѣ своего обыкновеннаго значенія, употребляет
ся еще въ смыслѣ умереть: падёжъ скота, падаль. Есл
упадетъ со стѣны образъ — это служитъ знакомъ, чті
кто нибудь умретъ въ домѣ. d) При разсадкѣ капусты хозяі
ка хватаетъ себя за голову и произноситъ: «дай же, Боже
часъ добрый! щобъ моя капусточка пріймалась ивъголовкі
складалась, щобъ изъ кореня була коренистая, а изъ лис
ту головистая!» ІІотомъ присѣдаетъ наземь со словами
«щобъ не росла высоко, а росла широко!» Посадивъ стебель
придавливаетъ гряду колѣномъ: «щобъ була туга, якъ коли
но!» Докончивъ посадку, въ начальномъ краю гряды ставит;
большой горшокъ дномъ кверху, накладываетъ на него камееі
и покрываетъ бѣлымъ платкомъ, съ приговоромъ:«щобъ капу
ста була туга, якъ каминецъ, головата якъ горщокъ
а бѣла якъ платокъ!» 2 ) Въ день, посвященный памяті
Уеѣкновенія главы Іоанна Предтечи, крестьяне не срѣ
зываютъ и не рубятъ капусты; по ихъмнѣпію, еслі
приняться за эту работу, то на сѣчкѣ или ножѣ выступил
кровь 3 ). А при посѣвѣ проса не совѣтуютъ браться зі
голову и чесатьсі, чтобы не было между всходами головні
(сорной травы) *). е) На святой недѣлѣ стелятъ на лагг

') Совр 1856, XI, 8 — а ) Рус. Бес. 1856, III, ст. Мпксиыое
85 — 86; Номис, й; Цебриковъ, 264 — ») Шев. Г. В. 1850, 22. ­
«) Чсрниг. Г. В. 1856, 22.
 35

ку полотенце, на которое ставятся принесенные нзъ церкви

образа; по окончаніи обычнаго молитвословія, хозяйка проситъ
священника вскинуть это полотенцена крышу избы,
чтобы ленъ родился долгой (высокой); если полотенце не
скатится съ крыши, то ленъ уродится хорошій. Въ Герианіи,
при посѣвѣ льна, хозяйка взлѣзаетъ на столъ и прыгаетъ на
полъ: «so hoch sie niedersprang, so hoch sollte der Flachs wach­
sen.» *) У литовцевъ на праздникѣ, послѣ уборки хлѣба, рос­
лая дѣвушка становилась на скамью на одной ногѣ, и под­
нявши лѣвую руку вверхъ, призывала бога Вайсганта: «воз­
расти намъ такой­же длинный ленъ, какъ высока я теперь,
чтобъ мы не ходили голые ! » За недобрую примѣту почита­
лось, еслибы она пошатнулась при этомъ обрядѣ 2 ). f ) Не долж­
но варить яицъ тамъ, гдѣ спдитъ насѣдка; иначе за­
родыши въ положенныхъ подъ нее яйцахъ также замру тъ,
какъ и въ тѣхъ, который сварены. Сходно съ этимъ,
кто испечетъ луковицу прежде, чѣмъ собранъ лукъ съ
грядъ, у того онъ весь засохнетъ 3 ). g) Въ случаѣ по­
рѣза обмакиваютъ бѣлую вѣтошку въ кровь и просушиваютъ
у печки: какъ высыхаетъ тряпица, такъ засохнетъ,
т. е. затянется, и самая рана. Сушить вѣтошку надо слегка,
не на сильномъ огнѣ, а то рана еще пуще разболится. Въ бы­
лое время даже врачи не совѣтывали тотчасъ послѣ кровопус­
канія ставить кровь на печку или лежанку, думая, что отъ
этого можетъ усилиться въбольномъвнутренній жаръ, воспа­
леніе *). h) Когда невѣста моется передъ свадьбою въ ба­
нѣ и будутъ въ печи головешки, то не слѣдуетъ бить ихъ
кочергою; не то молодой мужъ будетъ бить свою суженую.
Для поясненія этой примѣты, прибавимъ, что пламя очага из­

') Ворон. Г. В. 1851, 11; D. Myth., 1189. — г ) Рус. Сл. 1860, Y,

34—35. — ') Нар. сл. раз., 158—9. — *} Шлюстр. 1845, 504.
3*
 36

древле принималось за эмблему домашняго быта и семеііна­

го счастія. Подруги раздѣваютъ невѣсту, моютъ и парятъ ее,
избѣгая всякаго шума и приговаривая: «какъ тихо моется ра­
ба божія (такая­то), такъда будетъ тиха ея жизнь замужняя!»
Въ Литвѣ думаютъ, что вымытыя дѣтскія пеленки не должно
катать на скалкѣ, а потихоні,ку перетирать въ рукахъ, что­
бы не мучили ребенка желудочный боли '). і) Два челове­
ка столкнутся нечаянно головами — знакъ, что имъ
жить вмѣстѣ, думать за­одно( ворон, губ.). Принимая часть за
цѣлое, народныя примѣты соединяютъ съ волосами предста­
вленіе о головѣ: не должно бстрижеиныхъ волосъ жечь или
•кидать зря, какъ попало; отъ этого приключается головная
боль. Крестьяне собираютъ свои остриженные волоса, свер­
тываютъ вмѣстѣ и затыкаютъ подъ стрѣху или въ тынт . Чьп
волоса унесетъ птица въ свое гнѣздо, у того будетъ колтунъ,
т. е. волоса на головѣ собьются также плотно, какъ въ
птичье мъ гнѣздѣ г ). Вмѣстѣ съ тѣмъ, волоса сдѣла­
лись эмблемою мысли, думы и самаго характера человѣна.
Именно такое значеніе придается имъ въ чарахъ на любовь; по
свидѣтельству малороссіііской пѣсни, цыганка ворожнтъ дѣ­
вицѣ:
Ой уризала русой косы
Да казака накурыла,
Уризала чорнаго чубу
И дивчыну накурыла,

т. е. заставила казака и дѣвицу думать другъ о другѣ 3 ). У

кого жостк и волоса, у того, по примѣтѣ, жосткоп (крутой,
сварливый) нравъ, и наоборотъ мягкіе волоса говорятъ о
мягкости, кротости характера. Какъ съ волосами, такъ и

1 ) Черты литов. нар., 95. — ") Иллюстр. 1846, 172; Этн. Сб.,
II, 127. — 3) Метлинск., 87—88.
 37

съ шапкою, назначенною покрывать голову, слѣдуетъ обра­

щаться осторожно: кто играетъ своей шапкою, у того забо­
лптъ голова, к) Нога, которая прпближаетъ человѣка къ
предмету его желанііі, обувь, которою онъ при этомъ сту­
паетъ, и слѣдъ, оставляемый имъ на дорогѣ, играютъ весь­
ма значительную роль въ народной символикѣ. Понятіями
двпженія, поступи, слѣдованія опредѣлялись всѣ нрав­
ственный дѣйствія человѣка; мы привыкли называть эти дѣй­
ствія поступками, привыкли говорить: войдтп въ сдѣлку,
вступить въ договоръ, слѣдовать совѣтамъ старшііхъ, т.е.
какъ­бы идти по ихъ слѣдамъ; отецъ ведетъ за собою дѣтей,
мужъ — жену, которая древле даже называлась водимою, и
смотря по тому, какъ они шествуютъ за своими вожатыми,
составляется приговоръ о ихъ по­веденіи; нарушеніе уста­
вовъ называемъ про­ступкомъ, пре­ступленіемъ, пото­
му что соедиияемъ съ нимъ идею совращенія съ настоящей
дороги и переступанія законныхъ границъ: кто не слѣдуетъ
общепрпнятымъ обычаямъ, тотъ человѣкъ без­путный, не­
путёвый, заблуждающійся; сбившись съ дороги, онъ
осужденъ блуждать по сторонамъ, идти не прямымъ, а околь­
нымъ путемъ. Выраженіе: «переіідти кому дорогу» до сихъ
поръ употребляется въ смыслѣ: повредить чьему­либо успѣху,
заградить путь къ достижению задуманной цѣли. Отсюда при­
мѣта, что тому, кто отправляется изъ дому, не должно пере­
ходить дороги; если же это случится, тоне жди добра ').
Можетъ быть, здѣсь кроется основа повѣрья, по которому
перекрестки (тамъ, гдѣ одна дорога пересѣкаетъ другую)
почитаются за мѣста опасныя, за постоянныя сборища нечис­
тыхъ духовъ. Въ тотъ день, когда уѣзжаетъ кто­нибудь изъ
родичей, поселяне не метутъ избы, чтобы не замести ему

*) Маяяъ, XI, 21.

 38

слѣда, по которому бы могъ оііъ снова воротиться подъ род­

ную кровлю *). Какъ мятель н вихри, заметая проложенные
слѣды и ломая поставленныя вѣхи, заставляютъ плутать до­
рожныхъ людей; такъ стали думать, что, уничтожая въ дому
слѣды отъѣхавшаго родича, можно помѣшать его возврату. По
стародавнему вѣрованію коядунъ можетъ творить чары «на
слѣдъ­; «повредить или уничтожить слѣдъ» означало метафо­
рически: отнять у человѣка возможность движенія, сбить его
съ ногъ, заставить слечь въ постель. И на Руси, и въ Герма­
ніи чара эта совершается одинаково: колдунъ снпмаетъ шпро­
кимъ ножемъ слѣдъ своего противника, т. е. вырѣзываеп
землю или дёрнъ, на которомъ стояла его нога, и вырѣзанныі
комъ сжигаетъ въ печи или вѣшаетъ въ дымовой
трубѣ: какъ сохнетъ дернъ и земля, такъ высохнетъ=
исчахнетъ и тотъ несчастный, на чей слѣдъ творится чара;
лошадь, по нѣмецкому повѣрью, можетъ охромѣть, если
воткнуть гвоздь въ ея свѣжій слѣдъ а ). Литовцы выну­
тый слѣдъ зарывали накладбпщѣ и вѣрпли, что человѣкг
ради этого долженъ умереть въ скоромъ времени, т. е. от­
правиться по своему слѣду въ жилище усопшихъ 3 ). До­
пускалось еше слѣдующее примѣненіе: подобно тому, какг
охотникъ добирается по слѣдамъ до звѣря, такъ злой врап
можетъ добраться по свѣжпмъ слѣдамъ до человѣка и причи­
нить ему гибель; поэтому, спасаясь отъ колдуна или вѣдьмы,
должно бѣжать задомъ напередъ («пятиться»), чтобы обмануть
ихъ обратнымъ направленіемъ ступни 4 ). Въ народныхъ гада­
ніяхъ и примѣтахъ нога и обувь вѣщаютъ о выходѣ пзъ отечѳ­
скаго дома: «подколѣнки свербятъ — путь будетъ» сказано вг
старпнномъ сборникѣ при исчисленіи различныхъ суевѣріі

') Зш:і.жи Авдѣсв., 116. ­ ­) Сахаров., I, 37; D Myth., 1047. ­

Рус. Од. 1860, Y, 27. ­ «)H. P. Ск., VII, стр. 253
 39

На святкахъ дѣвицы бросаютъ свои башмаки (или лапти) и

потомъ присматриваются: въ какую сторону упалъ башмакъ
носкомъ — въ той сторонѣ быть замужемъ. Если башмакъ
ляжет ъ носкомъ къ ворота мъ, это предзнаменуетъ ско­
рое замужество, выходъ въ чужую семью 1 ). Ворота указы­
ваютъ на предстоящій отъѣздъ; тоже предвѣщаніе соединяютъ
и съ дверями. У лужичанъ дѣвпца, становясь посреди избы,
бросаетъ свои башмакъ черезъ лѣвое плечо къ двёрямъ, и если
онъ вылетитъ вонъизъ комнаты — то быть ей вскорѣ
просватанной, а если нѣтъ— то оставаться при отцѣ­при ма­
тери г ). На Руси мать завязываетъ дочери глаза, водптъ ее
взадъ ивпередъ по избѣ, и затѣмъ пускаетъ идти, кудахочетъ.
Если случай приведетъ дѣвушку вь большой уголъ или къ
дверямъ — это служитъ знакомъ близкаго замужества, а если
къ печкѣ — то оставаться ей дома, подъ защитою роднаго оча­
га. Большой уголъ потому предвѣщаетъ свадьбу, что тамъ
стоятъ иконы и оттуда достается образъ, которымъ благосло­
вляютъ жениха и невѣсту SJ. Сваха, являясь съ предложені­
емъ къ родителямъ певѣсты, старается усѣсться на лавку
такъ, чтобы половица изъ­подъ ея ногъ шла прямо къ
двери; думаютъ, что это содѣйствуетъ успѣху дѣла, что
родители согласятся выдать невѣсту *). Кто выходя йзъ дому,
зацѣпится въ дверяхъ, или споткнется на порогѣ, о
томъ думаютъ, что его что­то задерживаетъ, притягиваетъ къ
этому дому, и потому ожидаютъ его скораго возврата 5 ).

О Сахаров., I, 68; D. Myth., 1072 — '•) Volkslieder der Wen­

den, II, 259. — 3j О. 3. 1848, Y, смѣсь, 9 — 10. — *) Москв. 1855.
VII, 68. Дѣвицы во время святочныхъ вечеровъ слушаютъ нодъ
окнами сосѣдей; если гадающей послышится слово: иди — знакъ,
что она въ томъ­же году выйдетъ замужъ; слово сядь озна­
чаешь, что сидѣть ей въ дѣвкахъ, а слово ляжь — лежать
во гробу (Чернигов, губ.). — 5) Нар. ел. раз., 143; D. Myth., 1071.
 40

Любопытна еще слѣдующая прпмѣта: передъ поѣздомъ к­

вѣнцу невѣста, желающая, чтобы сестры ея поскорѣе выіщ
замужъ, доляіна потянуть за скатерть, которою щ
крытъ столъ '). МетаФорическій языкъ уподобляетъ дорог
разостланному холсту; еще донынѣ говорится: полотно ді
роги. Народная загадка: «ширинка—всему свѣту не скатать
означаетъ «дорогу»; въ святочномъ гаданіи кому вынетсі
платокъ, тому скоро въ путь ѣхать; тоже предвѣщаегы
подблюдная пѣсня: «золота парча развивается, кто­то въ путі
собирается» а ). Когда кто нибудь изъ членовъ семейств
уѣзжаетъ изъ дому, то остающіеся на мѣстѣ махаютъ ем
платками, чтобы «путь ему лежалъ скатертью»—былъбы;
ровенъ, и гладокъ. «Потянуть скатерть» означаетъ следователь
но: потянуть за собою въ дорогу и другихъ родичей. Подобныі
представленія должны были заявить себя и въ юридической оо
становкѣ быта. По древнегерманскому праву слуга, переход]
во власть новаго господина, и невѣста, вступающая въ брач
ныйсоюзъ, обязаны были «in den Schuh des Gebieters Irelen»­
въ ознаменованіе того, что они будутъ шествовать одною сі
нимъ жизненною дорогою, ходить вслѣдъ за нимъ, т. е. поко
ряться его волѣ и съ нею сообразовать свои поступки. Я
Гриммъ указываетъ на обрядъ, въ силу котораго кающійся ві
грѣхахъ наступалъ на правую ногу исповѣдника, изъяв
ляя тѣмъ свою готовность идти по его праведнымъ стопамъ3 )
У насъ замѣчаютъ: кто изъ молодой четы — женихъ илі

') Опис. олонец губ., Дашкова, 208. — Въ нѣкоторыхъ дерев

няхъ сваха прежде, нежели отправится на переговоры съ родвте­
лями невѣсты, берется за угодъ стола и сдвигаетъ его съ иѣста
съ такимъ приговоромъ: «сдвину я столечницу, сдвину и сер­
дечную» (т. е. подвину и невѣсту къ замужеству) — Арханг. Г. В.
1843, 29; Совр. 1857, I, смѣсь, 54. — г) Сахаров., I, 12; Потеби,
149. — s) Die Gotterwelt, 99; D. Myth., 1061.
 41

невѣста вступить во время вѣнчанін прежде на разостланный

платъ, тотъ а будетъ властвовать въ.домѣ; здѣсь какъ­бы рѣ­
шается вопросъ, кто изъ новобрачныхъ за кѣмъ будетъ слѣдо­
вать по жизненному пути. О мужьяхъ, послушныхъ женамъ
говорится, что они сподъ башмакомъ», «подъ туфлею». Въ
крестьянскомъ быту донынѣ совершается на свадьбахъ древ­
ній обрядъ разуванія жениха невѣстою (см. ниже). 1) Если
чешутся глаза— прійдется плакать, если лобъ—кланяться
съ пріѣзжимъ, губы—кушать гостинецъ, ладонь — считать
деньги, ноги — отправляться въ дорогу, носъ — слышать о
новорожденномъ или покоііникѣ; понятія «слуха» и «чутья»
отождествляются въ языкѣ: малор. чую — слышу, наоборотъ
великоруссы говорятъ: «слышу запахъ»; у кого горятъ уши
—того гдѣ­нибудь хулятъ или хвалятъ, т. е. прійдется ему
услышать о себѣ худую или хорошую молву, т) Кто, хочетъ
избавиться отъ бородавок ъ, тотъ долженъ навязать на нит­
кѣ столько­же узелковъ, сколько у него бородавокъ, и за­
копать ее въ землю: когда сгніетъ нитка, вмѣстѣ съ нею
про паду тъ и болячки. Или, вмѣсто этого, доляіенъ бросить
на улицу такое­же число горошин ъ: кто ихъ подыметъ и
съѣстъ, на того перейдутъ и болячки 1 ). Опираясь на внѣш­
нее сходство, народное воззрѣніе сблизило бородавки съ шари­
ками узелковъ и горошинами; бросая послѣднія, человѣкъ какъ­
бы сбрасываетъ съ себя самыя бородавки — и тотъ невольно
прииимаетъ ихъ на себя, кто рѣшится поднять кинутыя зерна.
Передача болѣзни есть одно изъ самыхъ обыкновенныхъ
средствъ народной медицины. Такъ чтобы избыть чесотку,
берутъ кусокъ холста, утираются имъ и бросаютъ на доро гу ;
кто подыметъ холстъ, на того перейдетъ и болѣзнь 3 ). Боль­

') Нар. ел. раз., 150; Карман, книжка дли любит, зеіілевѣд , 319 —
а )Ворон. Г. В. 1851, 12.
 42

ные лихорадкою дѣлаютъ на палочкѣ столько нарѣзокъ, сколько

было параксизмовъ, и потомъ кидаютъ ее на дорогу, или идутг
на перекрестокъ въ томъ самомъ платьѣ, въ какоыъ почув­
ствовали впервые болѣзнь, и оставляя тамъ свое платье,
возвращаются домой нагишомъ; поднявшій брошеиную палочку
или одежду подвергается лихорадкѣ, а больной выздоравлпва­
етъ. Вмѣстѣ съ одеждою снимается и самая хворь, и вмѣ­
стѣ съ нею передается она другому. Страдающій курпною слѣ­
нотою пдетъ на перекрестокъ, садится наземь и притворяется,
будто пщетъ чего­то. На вопросъ прохожаго: «что ищешь?» должно
отвѣчать: ­что найду, то тебѣ отдамъ!» и при этихъ словахъ
утереть глаза рукою и махнуть па любопытного; этого
достаточно, чтобы болѣзнь оставила одного и перешла на дру­
гаго '). іі ) Большой урожай рябины бываетъ къ оспѣ:
прпмѣта, основанная на созвучіи словъ: рябина — нзвѣстиое
дерево и рябина — знакъ, оставляемый на тѣлѣ оспою 2 ).
о) На подобномъ­же созвучіи основано лѣченье глазнаго
ячменя ячменнымъ з е р н о м ъ. Бер утъ это зерно, колютъ
слегка больное мѣсто и причитываютъ: «ж и тина, жйтина!
(^ячменное зерно) возьми свою жйчину (=глазной яч­
мень)» и вслѣдъ за тѣмъ отдаютъ зерно пѣтуху; эта нѣког­
да­священная птица, съѣдая ячменное зерно, вмѣстѣ съ нимъ
истребляетъ и ячмень глаза 3 ). р) Если мертвецъ лежитъ
съ открытыми глазами, если гроб ъ для покойника сдѣ­
ланъ великъ, если западетъ могила, т. е. образуется въ
ней яма, — всѣ эти примѣты служатъ предвѣщаніемъ, что веко­
рѣ еще кто­нибудь умретъ въ семьѣ. Объ открытыхъ глазахъ

') Сахаров., I, 54. — ­) Послов. Даля, 1033. .,ѣшь кашу

дочиста, не оставляй на тарелкт, зеренъ, чтобы женпхъ не
былъ рябой "(пли: невѣста — ряба); „мети избу чище, чтобы же­
нихъ бьиъ хорошій"~чисты й лицолъ и душею (Архивъ ист.­
юрид. свѣд., I, ст. Кавелина, 11). — s) Послов. Даля, 428.
 43

покойника думаютъ, что они выематриваютъ, кого бы

увести съ собой на тотъ свѣтъ, и потому на Руси и въ Лптвѣ
закрываютъ умершему вѣки и иакладываютъ на нихъ мѣдныя
монеты; гробъ великъ— значитъ: есть еще мѣсто для дру­
гаго покойника, а яма въ могилѣ— знакъ, что она требуетъ
новой жертвы; крестьяне, какъ только замѣтятъ, что моги­
ла запала, тотчасъ­же засыпаютъ ее снова и заравниваютъ ').
q) Если мужъ бьетъ жену, то надо положить подъ мертве­
ца осколокъ того орудія, которымъ онъ дрался, и тогда онъ
едѣлается кроткимъ (калужс. губ.)'­ злоба его скоычает­
ея. Если мужъ распутенъ, то жена должна взять съ какой­;/
нибудьмогилыщепоть земли, всыпать ее въ напитокъ и попод­
чивать мужа: распутство въ немъ замретъ навсегда 8 ).
Кто прикасался къ мертвому, тотъ не долженъ сѣять:
зерно замретъ въ его рука.ѵь и не дастъ всходовъ. Мыло,
которымъ обмывали покойника, называется у знахарей мерт­
вымъ; этимъ мыломъ они очерчнваютъ у человѣка, поражен­
наго сибирскою язвою, больныя мѣста; натираютъ нмъ шнуры,
изъ которыхъ делаются петли для ловли зайцевъ; намазы ва­
ютъ капканы, приготовляемые на волковъ и другихъ звѣрей.
Смыслъ тотъ, что дѣііствіемъ «мертваго мыла» сибирская язва
замираетъ = унпчтожается, а петли и капканы пріобрѣта­
ютъ мертвящую силу: нопавшіііся звѣрь уже не вырвется!
3. Заговоры суть обломки дрсвнихъ языческнхъ молитвъ
и заклинаній, и потому представллютъ одипъ изъ наибо.іѣе
важныхъ и пнтересныхъ матеріаловъ для нзслѣдователя до­
исторической старины. Безъ сомнѣнія, они не могли дойдтп и не
дошли до насъ во всей своей свѣжести, нолнотѣ и неизмѣнно­
сти; наравнѣ съ другими устными памятниками, и они под­

') Нар. ел. раз., 137; Черты литов. нар., 112: Записки Авдѣвв.,
142­3. ­ *) 0 з. 1848, т LYI, 205.
 44

верглись значительнымъ искаженіямъ— отчасти вслѣдствіе со

крушптельнаго вліянія времени, отчасти вслѣдствіе того разры
ва, какой произвело въ послѣдовательномъ развитіи народных]
убѣжденій прпнятіехристіанства. Не смотря ua это, заговоры со
хранили намъдрагоцѣнныя свидѣтельства. Въ нихъ встрѣчаемі
мы много страннаго, загадочнаго, необъяснима™ съ первап
взгляда, что близорукіе любители народности привыкли приш'
мать забезполезный хламъ, но что при болѣе серьёзной критик!
оказывается отголосками поэтическпхъ воззрѣній глубочайшеі
древности. Кто приступить къ изученію заговоровъ сравни
тельно съ ведаическими гимнами, того непремѣино поразіш
замѣчательное согласіе въ представленіяхъ, допускаемыхъ т*
ми и другими. Различіе только въ томъ, что въ гимнахъ Вел
представленія эти не утратили еще ни своей ясности, ни вза­
имной связи; а въ заговорахъ смыслъ ихъ уже окончательно
затерянъ для народа. Такая вѣковая прочность заговорнаго
слова условливалась самымъ значеніемъ его въ народной жпз'
ни. Въ то время, какъ загадки, пѣсни и сказки сдѣлалпсі
средствомъ развлеченія, усладою досуга, цизошли съ своей эпП'
ческой высоты, и потому удобнѣе могли быть подновляемы ш
языкѣ и въ обстановки главнаго содержанія, —заговоры удержа
ли за собою тотъ строгой характеръ, который не дозволяетъ пика
кпхъ намѣренныхъ отступленій и проч>анаціи. Они непригодна
для забавы, и какъ памятники вѣщаго, чародѣйнаго слова, вмѣща
ютъ въ себѣ страшную силу, которую не слѣдуетъ пытаті
безъ крайней нужды; иначе наживешь бѣду. Заговоры поэтом!
вышли изъ общаго употребленія, п составили предметъ тайна^
го вѣдѣнія знахарей, колдуновъ, лѣкарокъ и ворожеекъ; кі
нимъ и обращается народъ въ тѣхъ случаяхъ, когда необходи
мо прибѣгнуть къ помощи старинныхъ заклятій. Могучая си­
ла заговоровъ заключается именно въ извѣстныхъ эпическпхі
выраженіяхъ, въ издревле­узаконенныхъ Формулахъ; какъ ско­
 45

ро позабыты или измѣнены Формулы ­ заклятіе недѣйствп­

тельно. Это убѣжденіе заставило съ особенною заботливостію
оберегать самое слово заговора, хранить его какъ святыню.
Въ помощь памяти стали заносить заговоры на тетрадки, и
рѣдкой народный лѣчебникъ или травникъ найдется безъ заго­
воровъ; подобный рукописи, ппсанныя большею частію безгра­
мотно, составляютъ истинный кладъ для науки. Къ сожалѣ­
нію, онѣ не восходятъ ранѣе XVIII столѣтія; допетровская
Русь сурово относилась къ народному суевѣрію, и вмѣстѣ съ
колдунами и вѣдьмами жгла и ихъ волшебный тетрадки.
■4. Изъ отдѣла народныхъ лирическихъ пѣсенъ для из­
слѣдователя старины особенно важны обрядов ы я, названныя
такъ потому, что ими сопровождаются семейные и празднич­
ные обряды. Это пѣсни свадебныя, иохоропныя заплачки и
причитанія, колядки, веснянки, тропцкія, купальскія и т. под.
Онѣ служатъ пеобходимымъ поясненіемъ различныхъ церемо­
ній и нгрищъ, совершаемыхъ въ томъ или другомъ случаѣ, и
сохраняютъ любопытный указанія на старинный вѣрованія и
давно­отжпвшій бытъ. Впрочемъ такихъ указаніи пемного, по­
тому что пѣсни эти подверглись значительному подновлеш'ю;
большая часть изъ шіхъ, очевидно, поздпѣйшаго происхожденія
и ничего не даютъ для науки. Причина такого явленія заклю­
чается въ подвижности, измѣнчивости личнаго чувства, кото­
рымъ главнымъ образомъ опредѣляется содержаніе лириче­
скихъ пѣсень. Другое должно сказать о пѣсняхъ эпнческихъ —
богатырскихъ, состоящихъ въ самой тѣсной связи съ на­
родными преданіями и сказками. Основа ихъ — древнее миѳи­
ческое сказаніе, и если станемъ ближе въ нихъ всматриваться
и сличать ихъ варіаціп, живущія тамъ и здѣсь у народовъ
родственныхъ, то необходимо убѣдпмся, что вліяніехристіан­
ства и дальнѣйшей исторической жизни коснулось только
именъ и обстановки, а не самаго содержанія: вмѣсто миѳиче­
 46

скихъ героевъ подставлены историческія личности или еві

тые угодники, вмѣсто демоническихъ силъ — названія вран
дебныхъ народовъ, да въ нѣкоторыхъ мѣстахъ прибавлеві
позднѣйшія бытовыя черты. Но самый ходъ разсказа, его зі
вязка и развязка, его чудесное остались неприкосновенным!
Древнія эпическія сказанія чужды личнаго произвола; ош
не были собственностію того или другаго поэта, выраженіея:
его псключительныхъ воззрѣній на міръ, а напротивъ был
созданіемъ цѣлаго народа. Вотъ что, въ течении долгихъ ві
ковъ, оберегало народный эпосъ отъ окончательнаго паденіяі
давало ему необыкновенную живучесть. Дѣйствптельнымъ по
этомъ былъ народъ; онъ творилъ языкъ и миеы, и такимъ оі
разомъ давалъ все нужное для художественнаго произведенія­
и Форму, и содержаніе; въ каждомъ назваиіи уже запечатлЪ
вался поэтическіи образъ и въ каждомъ миѳѣ высказывалас;
поэтическая мысль. Отдѣльныя лица являлись только пере
скащиками или пѣвцами того, что создано народомъ: одарев
ные отъ природы способностью хорошо разсказывать или пѣть
они передавали въ своихъ повѣстяхъ и пѣсняхъ давно всѣм
извѣстное и знакомое. Даже въ выборѣ словъ и оборотовъ ові
не были совершенно свободвы; народный пѣвецъ постоят
чувствовалъ неудержимо­влекущую его силу преданія: харак
теристическіе эпитеты, мѣткія уподобленія, картинныя ом
санія— все это, однажды созданное творческимъ геніемъ uapo
да, тотчасъ­же обратилось въ общее достояніе и стало повто
ряться безъ малѣйшей перемѣны. Множество готовыхъ выра
женій и цѣлыхъ стиховъ значительно облегчали трудъ состаі
ленія пѣсни и дѣлали ее, при самомъ ея рожденіи, для всѣи
близкою, родною. Неразлучнымъ товарищемъ эпической пѣсш
были у славянъ гусли, до сихъ поръ составляющіе необходи
мую принадлежность почти каждаго дома въ гористыхъ м!
стахъ Сербіи, Босніи, Герцеговины и Черногорья; у малорос
 47

сіянъ для этого служитъ бандура. Старинный поэтическія

сказанія возглашались подъ звуки музыкальныхъ инстру­
ментовъ; размѣръ стиховъ и напѣвъ постоянно оставались не­
измѣнными, а чуткость уха, любовь къ мелодіи заставляли
дорожить каждыиъ словомъ '). Изученіе эпическихъ пѣсней,
такъназываемыхъ былинъ, тогда только приведетъ къ проч­
нымъ выводамъ, когда изслѣдователи будутъ держаться срав­
нительнаго метода, когда путемъ обстоятельнаго сличенія раз^
личныхъ варіантовъ былины съ родственными памятниками
и преданіями другихъ народовъ они опредѣлятъ позднѣйшія от­
мѣны, съимутъ историческіе наросты ивозстановятъ древнѣй­
шій текстъ сказанія. Тогда раскроются настоящія основы бас­
ни, а вмѣстѣ съ этимъ и самой эстетической критикѣ будетъ
дана та твердая опора, безъ которой она обращается не болѣе,
какъ въ паборъ Фразъ и мнѣній, оправдываемыхъ развѣ од­
нимъ темнымъ сочувствіемъ или несочувствіемъ къ народпой
поэзіи. Толковать о художественвомъ достоинствѣ тѣхъ обра­
зовъ и нрасокъ, смыслъ которыхъ остается невѣдомымъ, —
все равно, что разсуждать о меткости и живописности выра­
женій незнакомаго намъ языка: смѣлость, которую ничѣмъ
нельзя извинить въ наукѣі Именно такою смѣлостыо отлича­
ются эстетическіе приговоры нашихъ критиковъ, разсуждав­
шихъ о народныхь былипахъ Въ литературѣ высказаны ими
два противоположный и равно­бездоказательныя мнѣнія. Одни
хотѣли видѣть въ богатырскихъ типахъ идеалы доблести, ве­
ликодушия и добрыхъ нравовъ русскаго земства, и проводя
этотъ взглядъ, вынуждены были многія стороны народнаго
эпоса или вовсе оставить безъ вниманія, или объяснять ихъ
внѣшнііми вліянінми, преимущественно татарскимъ игомъ.

*) О 3 1851. VIII. ст Буслаева; Щ.иб къ Ж. М Н П. 1845,

ст. П рейса: „Объ апичѵсіі. поэзіи сербовъ«.
 48

Другіе, наоборотъ, увидѣли въ богатырскихъ пѣсняхъ толы

избытокъ грубой, матеріальной силы, возведенной до чудовш
ныхъ размѣровъ, и приписали его грубости самаго народа
отсутствію въ немъ эстетическихъ и нравственныхъ элемеі
товъ. Подобный же приговоръ былъ произнесенъ нашими кр
тиками и надъ финнскою поэмою Калевалою, хотя Якоі
Гриммъ, котораго никакъ нельзя упрекнуть въ отсутств
художественна™ пониманія, прпзналъ за нею высокое поэт
ческое достоинство, и хотя прекрасная статья его, посвящеіщ
Калевалѣ уже за нѣсколько лѣтъ до того была переведена і
русскій языкъ въодномъ изъученыхъ журналовъ. Наслажден
народнымъ эпосомъ никому не дается даромъ; оно бываетъш
домъ всестороннего, чуждаго предубѣжденій пзученія, стан
вптся возможным!» не прежде, какъ будутъ сняты таинства
ные покровы съ древняго сказанія и объясненъ дѣйствительни
: смыслъ его поэтическихъ образовъ. Народные эпическіе ij
рои— прежде, чѣмъ низошли до человѣка, его страстей, го[
и радостей, прежде чѣмъ явились въ исторической обстаноі
кѣ— были олицетвореніямп стнхійныхъ силъ природы; отсю]
объясняются и тѣ громадные размѣры, и та сверхъестественні
сила, которые придаются имъ въ былинахъ и сказкахъ; и і
этомъ нѣтъ ничего страннаго, антихудожественнаго: поэтнчі
скій образъ создавался Фантазіей согласно съ громадностью
могуществомъ естественныхъ явленій и надолго удерживал
за собою ихъ существенные признаки. Воспѣвая подвиги к
гатырей, народный эпосъ разсказываетъ, какъ единымъ взш
хомъ меча­кладенца побиваютъ они несчетный рати и как
за единый духъ выпиваютъ чару зелена вина — въ полтор
ведра. Видѣть въ этихъ подробностяхъ апооеозу грубаго насі
лія и пьянства можетъ только тотъ, кто не потрудился впш
нуть въ миоическія основы сказаній, живонисующихъ переді
нами борьбу бога­громовника съ демоиическими силами до»'
 49

деносвыхъ тучъ. Какъ въ Ведахъ Индра, а въ Эддѣ Торъ, бо­

гатыри наши поражаютъ враждебный рати несокрушимымъ
мечемъ­молніей и не въ мѣру упиваются дождемъ, который
метафорически назывался медомъ и виномъ. На древнія миѳи­
ческія основы сказаній и у славянъ, какъ у всѣхъ другихъ
народовъ, историческая жизнь накладываетъ свое клеймо. Хра­
нимое въ памяти народа, передаваемое изъ поколѣнія въ поко­
лѣніе, эпическое преданіе необходимо заимствуетъ частныя,
отдвльныя черты изъ дѣйствительнаго быта и сливаетъ ихъ
съ стародавнимъ содержавіемъ ; вмѣсто облачныхъ духовъ
Фантазія заставляетъ своихъ богатырей сражаться съ полчи­
щами татаръ и другихъ кочевниковъ, и самаг9 богатыря, пред­
ставителя весеннихъ грозъ, подставляетъ какимъ­нибудь про­
славленнымъ витяземъ или героемъ изъ козацкой вольницы.
Тѣмъ не менѣе старина ярко выступаетъ изъ­за этихъ новыхъ
представленій, которыя далеко не приходятся ей по мѣркѣ.
Изслѣдователь обязанъ отдѣлить такія разновременный на­
слоенія и каждой эпохѣ отдать свое. Какъ бы ни были отры­
вочны и случайны позднѣе­привнесенныя въ народный эпосъ
черты, онѣ далеко не лишены значенія, и историкъ вправѣ
ими воспользоваться; но принимать былины, во всемъ ихъ
объемѣ, за матеріалъ, свидѣтельствующій о дѣйствительныхъ
событіяхъ и дѣйствительномъ бытѣ, и навязывать то характе­
ру стариннаго козачества и отношеніямъ русскаго населенія
къ азіатскимъ кочевникамъ, что было плодомъ миѳическаго
творчества, — значитъ: поступать вопреки законовъ историче­
ской критики ').

') Такой недостатокъ заиѣчается въ XIII томѣ Исторіи про*.

Соловьева, который въ поэтическихъ изображеніяхъ народныхъ
былинъ видитъ прямыя свидѣтельства о нравахъ и бытѣ допетров­
скаго времени; богатырь и козакъ, по его ынѣнію, названія од­
нозначащая, >,и наши древнія богатырскія пѣсни въ тоыъ ви­
4
 50

Народішя духовный пѣсни, нзвѣстныя на Руси подъ щ

немъ стиховъ, могутъ дать полезный указанія для разъясі
иія миоовъ, такъ какъ мотивы христіанскіе болѣе или мені
сливаются въ нихъ съ древне ­языческими. Хотя пѣснп si
сложились подъ несомнѣянымъ вліяніемъ апокрифической і
тературы, но это не умаляетъ ихъ важности для науки; і
тому что самые апокрифы явились, какъ необходимый резуі
татъ народнаго стремленія согласить преданія предковъ съті
ми священными сказаніями, какія водворены хрнстіанствог
Откуда бы ни были принесены къ намъ апокриФическія си
ненія — пзъ Византіи или Болгаріи, суевѣрныя подробной
примѣшанныя ими къ библейскпмъ сказаніямъ, большею часті
коренятся въ глубочайшей древности — въ воззрѣніяхъ арі
скаго племени, и потому должны были найдтп для себя pt
ственный отголосокъ въ преданіяхъ нашего народа. Этимъо}
ясняется и то особенное сочувствіе, какое издавна питалъ t
родъ къ статьямъ « отреченнымъ» : онѣ были для него доси
нѣе, ближе, не шли въ разрѣзъ съ его вѣрованіями и дѣйст»
вали на его воображеніе знакомыми ему образами. Изъ чис;
духовныхъ пѣсень, сбереженныхъ русскимъ народомъ, наі
лѣе важное значеніе оринадлежитъ стиху о голуб и ні
книгѣ, въ которомъ что ни строка— то драгоцѣяный нами
на древнее миѳическое представленіе. Нѣкоторыя изъ при
ній, занесенныхъ въ означенный стихъ, встрѣчаются въ й
ринныхъ болгарскихъ рукописяхъ апокриФическаго характер
появившихся на Руси послѣ прпнятія христіанства; но закл
чать отсюда, что преданія эти чужды были русскимъ слаі

дѣ, въ какомъ онѣ дошли до насъ, суть пѣсви козацкія, о in

кахъ" (стр. 173). Если бы авторъ отдѣлилъ въ этихъ пѣсвв
все, что принадлежитъ русскому народу наравнѣ съ другими иіі
европейскими племенами, какъ ихъ общее наслѣдіе, то увидѣлъі
какъ немного останется на долю дѣнствительнаго козачества!
 51

намъ и проникли] къ нимъ только чрезъ посредство литера­

турныхъ памятников?., было бы грубою ошибкою. Суевѣрныя
сказанія, передаваемыя стихомъ о голубиной книгѣ, состав­
ляютъ общее достояніе всѣхъ индоевропейскихъ народовъ,
находятъ свое оправданіе въ псторіи языка, и совершенно сов­
падаютъ съ древнѣйшимп миѳами индусовъ и съ показаніямп
Эдды: свидѣтельство въ высшей степени знаменательное!
Происхожденіе ихъ, очевидно, относится къ арійскому періо­
ду, и рукописные памятники могли только подновить въ рус­
скомъ народѣ его старинный воспоминанія. Самая Форма, въ
какой передается содержаніе стиха — Форма вопросовъ или
загадокъ, требующихъ разрѣшенія, отзывается значительною
давностью. Какъ въ Эддѣ владыка боговъ Одинъ задавалъ муд­
рые вопросы великану ВаФтрудниру: откуда создались земля
и небо, мѣсяцъ и солнце, ночь и день, и что будетъ при кон­
чинѣ міра? — такъ и въ нашемъ стихѣ предлагаются и разрѣ­
шаются подобные­же космогоническіе вопросы царемъ Дави­
домъ и Волотомъ Волотовичемъ, имя котораго означаетъ вели­
кана; позднѣе оно замѣнено имеиемъ князя В.тадиміра. Пово­
домъ къ такому разговору послужило чудесное явленіе голуби­
ной книги: со восточной стороны восходила туча грозная, изъ
той тучи выпадала книга голубиная. Народная Фантазія пзо­
бражаетъ ее въ такихъ чертахъ:
Приподнять книгу—не поднять будетъ,
На рукахъ держать—не сдержать будетъ,
А по книгѣ ходить—всю не выходить,
По строкамъ глядѣть— всю не выглядѣть. 1 )
Эпизодъ этотъ считаемъ мы за позднѣіішую приставку, со­
чиненную подъ вліяніемъ книжной литературы; источникомъ
ея былъ греческій апокриФЪ объ «Откровеніи Іоанну Богосло­
ву» г). У церковныхъ писателей очень обыкновенно уподобле­
') Кадѣки Пер. II, 342—355. — г) Разборъ книги «Кадѣки
Перехошіе» г. Тихонравова, 13—14.
4*
 52

ніе небеснаго свода раскрытому свитку, на которомъ боже­

ственный перстъ начерталъ таинственный письмена о своемъ
величіи и бытіи міра. Изъ старинныхъ рукописей метафора
эта перешла въ народъ, что доказывается живущею въ устахъ
его загадкою о звѣздномъ небѣ:
Написана грамотка
По синему бархату;
Не прочесть этой грамотки
Ни попамъ, ни дьякамъ,
Ни умнымъ мужпкамъ. •)
Небесный сводъ наводидъ человѣка на вопросы: откуда
солнце, луна и звѣзды, зори утренняя и вечерняя, облака,
дождь, вѣтры, деньі и ночь? и потому съ народнымъ стихомъ,
посвященнымъ космогоническимъ преданіямъ, соединено сказа­
ніе о гигантской книгѣ, ьъ которой записаны всѣ міровыя
тайны и которой ни обозрѣть, ни вычитать невозможно. Съ
этимъ представленіемъ неба книгою слилась христіанская
мысль о священномъ писаніп, какъ о книгѣ, писанной Св. Ду­
хомъ и открывшей смертнымъ тайны созданія и кончины мі­
ра; такъ какъ голубь служптъ символомъ Св. Духа, то не­
объятной небесной кпигѣ было присвоено названіе голу­
биной:
Выпадала книга голубиная,
Божественная книга евангельская. ")
Отсюда становится понятнымъ и то глубокое уваженіе, кото­
рымъ пользуется стихъ о голубиной книгѣ между старовѣ­
рами и скопцами. 3)

| ) Эта Сб. VI, 29. Таже загадка у болгаръ: «Господь книга

написалъ, а не може и самъ да я прочесте» (изъ рукописи, сборн.
г. Каравелова). — 2 ) Въ житіи .Аврааиія Смоденскаго, сочинен­
номъ въ XIII стол., сказано, что онъ былъ обвиняемъ въ ереси,
„а иніи глаголаху нань — глубинны я книгы почитаетъ" (Истор.
рус. церкви Макарія, еписк. винницкаго, III, 269). — ) Изслѣд.
 53

5 . До послѣдняго времени существовалъ нѣсколько стран­

ный взглядъ на народный сказки. Правда, ихъ охотно соби­
рали, пользовались нѣкоторыми сообщаемыми ими подробно­
стями, какъ свидѣтельствомъ о древнѣйшихъ вѣрованіяхъ, цѣ­
нили живой и мѣткій ихъ языкъ, искренность и простоту
эстетическаго чувства; но въ тоже время въ основѣ сказочныхъ
повѣствованій и въ ихъ чудесной обстановкѣ впдѣли праздную
игру ума и произволъ <і>антазіи, увлекающейся за предѣлы
вѣроятности и дѣйствительности . Сказка — складка, пѣсня —
быль, говорила старая пословица, стараясь провести рѣзкую
границу между эпосомъ сказочнымъ и эпосомъ историческнмъ.
Извращая дѣйствптельный смыслъ этой пословицы, принима­
ли сказку за чистую ложь, за поэтическійобманъ, имѣющій еди­
ною цѣлью занять свободный досугъ небывалыми и невозможны­
ми вымыслами. Несостоятельность такого воззрѣнія уже
давно бросалась въ глаза. Трудно было объяснить, какимъ
образомъ народъ, вымышляя Фаитастпческія лица, ставя ихъ
въ извѣстныя ноложенія и надѣляя ихъ разными волшебными
диковинками, могъ постоянно и до такой степени оставаться
вѣренъ самому себѣ, и на всемъ протяженіп населенной имъ
страны повторять одни и тѣже представленія. Еще удивитель­
нѣе, что цѣлыя массы родственныхъ народовъ сохранили
тождественный сказанія, — сходство которыхъ, не смотря на
устную передачу ихъ въ теченіи многихъ вѣковъ отъ поколѣ­
нія къ поколѣнію, не смотря на позднѣйшія примѣси и на
разнообразіе мѣстныхъ и нсторпческихъ условій, обнаружи­
вается не только въ главныхъ основахъ преданія, но и во
всѣхъ подробностяхъ и въ самыхъ пріемахъ. Что творится
произволомъ ничѣмъ­несдержанной Фантазіи, то не въ состоя­

о скопч. ереси, Надеждина, 291; Ч. О. И. и Д. 1864, IV, 78; въ

такъ называемыхъ скопческихъ «Страдахъ» чнтаемъ: ей дастся
теОѣ книга голубина отъ Божьего Сына.»
 54

ніи произвести такого полнаго согласія и не могло бы уцѣлѣть

въ такой свѣжести; творчество не остановилось бы на скучноыг
повтореніи однпхъ и тѣхъ­же чудесъ, а стало бы выду­
мывать новыя. Доказательствомъ служатъ всѣ искуствен­
ныя поддѣлки подъ народные разсказы, поддѣлкн, въ которыхг
чудесное близко граничитъ съ нелѣпицей и безсмысліемъ. И кг
чему народъ сталъ бы беречь, какъ драгоцѣнное наслѣдіе ста­
рины, — то , въ чемъ самъ бы впдѣлъ только вздорную за­
баву ? Сравнительное изученіе сказокъ, живущпхъ въ устахг
индоевропейскпхъ народовъ, приводитъ къ двумъ заключе­
ніямъ: во­1­хъ, что сказки создались на мотивахъ, лежащпхг
въ основѣ древнѣйшихъ воззрѣній арійскаго народа на приро­
ду, и во 2­хъ, что, по всему вѣроятію, уже въ эту давнюю
арійскую эпоху были выработаны главные типы сказочнаго
эпоса и потомъ разнесены раздѣлившпмпся племенами въ раз­
ныя стороны — на мѣста нхъ ноііыхъ поселеній, сохранены же
народною памятью— какъ н всѣ повѣрья, обряды и мноиче­
скія представленія. Итакъ сказка не пустая складка; въ ней,
какъ и вообще во всѣхъ созданіяхъ цѣлаго народа, не могло
быть и въ самомъ дѣлѣ нѣтъ ни нарочно­сочиненной лжи, ни
намѣреннаго уклоненія отъ дѣйствительнаго міра. Точно
также старинная, пѣсня не всегда быль; она, какъ уже замѣ­
чено выше, большею частію переноситъ сказочныя преданія
на историческую почву, связываетъ ихъ съ извѣстнымп со­
бытіями народной жизни и прославившимися личностями, и
чрезъ то вставляетъ стародавнее содержаніе въ новую рамку
и придаетъ ему значеніе дѣйствптельно­ прожитой былины.
Сказка же чужда всего историческаго; предметомъ ея повѣст­
вованій былъ ни человѣкъ, ни его общественный тревоги п
подвиги, а разнообразный явленія всей обоготворенной природы.
Отъ того она не знаетъ ни опредѣленнаго мѣста, ни хроноло­
гіи; дѣйствіе совершается въ нѣкое время— въ три дев я­
 55

томъцарствѣ, въ тридесятомъ государствѣ; герои

ея лишены личныхъ, исключительно имъ принадлежащихъ
характеристическихъ призиаковъ, и похожи одипъ на другаго,
какъ двѣ капли воды. Чудесное сказки есть чудесное могу­
чихъ силъ природы; въ собственномъ смыслѣ оно нисколько
не выходитъ за предѣлы естественности, и если поражаетъ
насъ своею певѣроятиостыо, то единственно потому, что мы
утратили непосредственную связь съ древними преданіями и
ихъ живое пониманіе.
Какъ народная пѣсня, такъ и сказка не разъ обращалась
къ христіанскимъ представленіямъ, н отсюда почерпала мате­
ріалъ для новой обстановки своихъ древннхъ повѣствованій.
Запмствованіе событій и лицъ изъ библейской исторіп, са­
мый взглядъ, выработашіііся подъ вліяніемъ свящеиныхъ
книгъ и отчасти отразившійся въ иародныхъ пропзведеніяхъ,
придали этимъ послѣднимъ интересъ болѣе высокій, духов­
ный; пѣсия обратилась въ стихъ, сказка въ легенду. Разу­
мѣется", и въ етихахъ, и въ легендахъ заимствованный мате­
ріалъ передается далеко не въ должной чистотѣ . Это во пер­
выхъ потому, что источниками, изъ которыхъ бралъ народъ
данныя для своихъ легендарныхъ сказаній, были по преиму­
ществу сочинеыія апокриФііческія, составлявшія его любимое
чтеніе; а во вторыхъ — потому, что иовыя христіанскія чер­
ты, налагаемый на старое давно­созданнре содержаиіе, долж­
ны были подчиняться требованіямъ народной Фантазіи и со­
гласоваться съ преданьями и повѣрьнмп, уцѣлѣвшпми отъ
эпохи доисторической .
Подробный разборъ и объясненіе различныхъ памятниковъ
народнаго творчества читатель найдетъ въ текстѣ послѣдую­
щихъ главъ.
 56

II.

СВѢТЪ И ТЬМА.

Язычеекія представленія имѣютъ свою исторію; они создают

ся не вдругъ, а постепенно—выѣстѣ съ поступательнымъ дви­
женіемъ народной жизнп, съ ыедленнымъ усвоеніемъ уму и па­
мяти внѣшнлхъ явленій природы. Всякое развитіе начинаете»
аЪ оѵо; какъ изъ непримѣтпаго зародыша выростаетъ цѣлыі
организмъ, такъ изъ едва­уловиыыхъ зачатковъ мысли обра­
зуется мало по малу разнообразная система народныхъ вѣрова­
нііі. Первый шагъ на этомъ пути долженъ былъ состоять ві
смутно­зароднвшнхся въ человѣкѣ попятіяхъ объ отношенів
его къ міру окружающему: онъ почувствовалъ, что есть что­то
могучее, постоянно вліяющее на его собственное существова­
ніе. Отдѣлпвъ себя отъ остальнаго міра, человѣкъ увидѣлг
всю свою слабость и ничтожность предъ тою неодолимою сп­
лою, которая заставляла его испытывать свѣтъ п мракъ, жарі
и холодъ, надѣляла его насущною пищею или карала голодолъ,
посылала ему и бѣды и радости. Природа являлась то нѣжиою
матерью, готовою вскормить земныхъ обитателей своею грудью,
щ то злою ыачихой, которая вмѣсто хлѣба подаетъ твердый ка­
мень, и въ обоихъ случаяхъ всесильною властительницею,
требующею полнаго и безотчетнаго подчиненія. Поставленный
въ совершенную зависимость отъ внѣшнихъ вліяній, чело­
вѣкъ призналъ ее за высочайшую волю, за нѣчто божествен­
ное, и повергся передъ нею съ смиреннымъ младенческим!
благоговѣніемъ. Въ таинственныхъ знаменіяхъ природы, въ ея
спокойно­торжественныхъ и грозныхъ проявленіяхъ видѣлг
 57

онъ одно великое чудо; слово «божество», вылетѣвшее изъ его

устъ, обняло собою все богатство многоразличныхъ естествен­
ныхъ силъ и ббразовъ. Съ дальнѣйшими пріобрѣтеніями ума,
какія необходимо условливались новостью ежедневно­вознпка­
ющихъ впечатлѣній и наклонностью человѣка наблюдать и ана­
лизировать, онъ болѣе и болѣе знакомился съ разнообразіемъ
естественныхъ явленій; Фантазія вызывалась къ работѣ, понятіе
о божествѣ дробилось, и это возрастающее многобожіе указы­
вало на большую или меньшую развитость племени, въ не­
запамятную эпоху первоначальна™ язычества. Слѣдить за та­
кимъ процессомъ созданія религіозныхъ ббразовъ и связанныхъ
съ ними повѣрій чрезвычайно трудно и почти невозможно. Ми­
ѳологія не зн;>етъ хронологіи; хотя несомнѣнно — сказанія о
богахъ слагались постепенно и требовали не малаго времени,
но память о старинѣ, доносимая намъ въ устныхъ предаиіяхъ
и символическихъ обрядахъ, слпваетъ всѣ частности во едино,
и разомъ, въ нелегко­разрываемоіі связи, передаетъ то, что
должно было создаваться въ теченіи многихъ и многпхъ лѣтъ.
На раннемъ утрѣ своего допсторическаго существованія,
пра­народъ, отъ котораго произошли индоевропенскія племеиа
(въ томъ числѣ и славяне), былъ погруженъ въ ту простую,
непосредственную жизнь, какая установляется матерью­приро­
дою. Онъ любилъ природу и боялся ея съ дѣтскимъ простодуші­
емъ, и съ напряженнымъ вииманіемъ слѣднлъ за ея знаменія­
ми, отъ которыхъ зависѣли и которыми опредѣлялись его жи­
тейскія пужды. Въ ней находилъ онъ живое существо, всег­
да готовое отозваться и на скорбь и на веселье. Самъ не со­
знавая того, онъ былъ поэтомъ; жадно вглядывался въ карти­
ны обновляющагося весною міра, съ трепетомъ ожидалъ вос­^
хода солнца и долго засматривался на блестящія краски утрен­
ней и вечерней зари, на небо, покрытое грозовыми тучами,
на старые дѣвственные лѣса, на поля, красующіяся цвѣтами
 58

и зеленью. Намъ, по замѣчанію Макса Мюллера, ') кажути

дѣтскими встрѣчающіяся въ Ведахъ выраженія: «взойдетъ лі
солнце? возвратится ли заря, нашъ давнишній благодѣтельі
восторжествуетъ ли божество свѣта надъ темными спламі
ночи?» И когда наконецъ восходило солнце, изумленный зрптел
задавалъ себѣ вопросы: «какимъ образомъ, едва родившись, оні
является столь могучпмъ, что, подобно Геркулесу, еще въ ко
лыбели одерживаете побѣду надъ чудовищами ночи? каи
идетъ оно по небу? отчего нѣтъ пыли на его дорогѣ? отчеп
не скатится внпзъ съ своего небеснаго пути?» Но всѣ эи
вопросы понятны и трогательны по своей искренности ві
устахъ народа, еще незнакома™ съ міровыми законами. Длин
ныіі рядъ послѣдовательиой смѣны дня и ночи долженъ былі
успокоить взволнованное чувство, и взоры человѣка прпвьшв
встрѣчать восходъ солнца по утру и провожать его закаті
вечеромъ. Но за то рѣдко­повторяющіяся затмѣнія долгіе го
ды, даже до позднѣйшаго времени, пробуждали въ народахі
смутное чувство ужаса и сомнѣніи: можетъ быть благотворное
свѣтпло дня погибнетъ навѣки п никогда болѣе не озарпті
своимъ свѣтомъ земли и неба. ІТервыя наблюденія человѣка
первые опыты ума принадлежали міру Физическому, къ кои
рому потому тяготѣли и его религіозныя вѣрованія и en
начальный познанія; и тѣ и другія составляли одно цѣлое і
были проникнуты однимъ пластическимъ духомъ поэзіи,
или прямѣе: религія была поэзіей и заключала въ себѣ вен
мудрость, всю массу свѣдѣній и первобытнаго человѣка і
природѣ. Отъ того въ наивныхъ вредставленіяхъ старим
и въ сказаніяхъ, вознпкшихъ изъ миоическихъ основі.
такъ много изящнаго, обаяте.іьнаго для художника. Такое о»
шеніе къ природѣ, какъ къ существу живому, нисколько ні
зависѣло отъ произвола и прихоти ума. Всякое явленіе, созер
') Стр 85
 59
цаелое въ природѣ, дѣлалось понятнымъ и доступнымъ чело­
вѣку только чрезъ сближеніе съ своими собственными ощу­
щеніями и дѣііствіями, и какъ эти послѣднія были выраженіемъ
его воли, то отсюда онъ естественно долженъ былъ заклю­
чить о бытіи другой воли (подобной — человѣческоіі), кроющейся
въ сплахъ природы. Иной образъ мышленія, который могъ
бы указать ему въ природѣ тѣ бездушныя стихіи, какія мы
видпмъ въ ней, былъ невозможенъ; ибо требуетъ для себя
уже готоваго отвлеченнаго языка, который бы не властвовалъ
надъ Фантазіей, а былъ бы покорнымъ орудіемъ въ устахъ че­
ловѣка. Но такой языкъ, какъ извѣстно, создается медленны­
ми усиліями развитія, цивилизаціп; въ ту­же отдаленную
эпоху всякое слово отличалось матеріальнымъ, живописующимъ
характеромъ. Мы и доселѣ выражаемся: солнце восходи тъ
или садится, буря в о е т ъ , вѣтеръ свистит ъ, громъ у д а­
ряе'тъ, пустыня молчитъ (сравни нѣмецкіе обороты: der
Wind rast или tobt, das Meer /unit, das Feld schweigt uud
ruht и проч.); доселѣ говоримъ о силахъ природы, какъ о
чемі.­то свободно ­дѣйствующемъ, п только благодаря совре­
меннымъ научиымъ свѣдѣніямъ, не придаемъ этпмъ старпн­
нымъ, освященнымъ привычкою выраженіямъ— букваль­
ного смысла. Мы низвели эти и тысячи другихъ метаФори­
ческпхъ рѣченій, ежедневно новторяющихся въ живой рѣчи,
до значенія простыхъ Формулъ, обязанных!, указывать на
то или другое явленіе неодушевленной природы, и произно­
ся ихъ, никому и въ голову не прнходптъ, чтобъ солнце обла­
дало ногами для ходьбы, чтобъ оно возсѣдало на престолѣ,
чтобы вѣтеръ производилъ свистъ губами, громъ бросалъ мол­
ніи рукою, а море дѣйствителыю могло чувствовать гнѣвъ, и
такъдалѣе. Нетаково было положеніе нашихъ доисторическихъ
предковъ; на сущность ихъ мысли языкъ оказывалъ чарую­
щее вліяніе; для нпхъ достаточно было, слѣдуя замѣченному
 I
сходству явленій, сказать: «буря воегъ», «солнце восходщ;
какъ тотчасъ­же возникали въ мысляхъ и тѣ орудія, приі
средствѣ которыхъ совершаются подобиыя дѣйствія чѳлі
комъ и другими животными. Слѣдовательно при самомъш'
лѣ творческаго созданія языка силамъ природы уже придан,
ся личный характеръ. Такой способъ выраженія мы пш
емъ поэтическимъ, и въ метаФорахъ его видимъ преувел^
ніе; но для тѣхъ, которые создавали языкъ, ничего не т{
быть простѣе и естественнѣе. Чтобы лишить природу еяа,
ваго, одушевленнаго характера, чтобы въ быстро­несущ^
облакахъ видѣть одни туманный испаренія, а въ разящей і}
ніи— электрпческія искры, нужно насиліе ума надъ сазц
собою, необходима привычка къ реФлексіи, а слѣдоват. до і
вѣстной степени искуственное образованіе. Потому­то и и
и простолюдинъ неспособны къ отвлеченному созерцание, і
слятъ и выражаются въ наглядныхъ пластическихъ сбразаі
Ушибется ли ребенокъ о какую­нибудь вещь, въ умѣ его 1
часъ­же возникаетъ убѣжденіе, что она нанесла ему уда|
и онъ готовъ отплатить ей тѣмъ­же; катящійся съ прпгор
камень кажется ему убѣгающимъ, журчаніе ручья, шелк
листьевъ, плескъ волпы—ихъ говоромъ. Первобытный чеі
вѣкъ, по отношенію къ окружающему его міру, былъ так
дитя и пспытывалъ тѣже психическія обольщепія. Прнбав»
къ этому, что въ древнѣйшихъ языкахъ каждое изъ ішенъі
ществптельныхъ имѣетъ окопчаніе, обозначающее мужсЕ
или женской родъ (пмена средняго рода позднѣйшаго обраі
ваиія и отличаются отъ мужскихъ и женскихъ Формъ ooj
шею частію только въ именительномъ падежѣ), а ато долг
было породить въ умѣ соотвѣтственную идею о полѣ, такъ ч
названія, придаьаемыя различнымъ явленіямъ природы, boj
чали не только личной, но и половой типъ. Послѣдствіемъо
ло то, что пока въ языкѣ продолжался процессъ творчесті
 61

до тѣхъ поръ невозможно было говорить объ утрѣ или вечерѣ,

"веснѣ или зимѣ и другихъ подобныхъ явленіяхъ, не соединяя
"съ этими понятіями представленія о чемъ­то личномъ, живомъ
% дѣятельномъ. 1 ) Итакъ и языкъ, и тѣсно­связанный съ нимъ
иобразъ мышленія, и самая свѣжесть первоначальныхъ впе­
івчатлѣній необходимо влекли мысль человѣка къ олицетво­
"реніямъ, играющимъ такую значительную роль въ образова­
вши миоовъ. Человѣкъ невольно переносилъ на божественный
!01стихіи Формы своего собственнаго тѣла или знакомыхъ ему
!животныхъ, разумѣется, Формы болѣе совершенный, идеаль­
'ныя, соотвѣтственно дѣйствительному могуществу стихій. По­
нятно, что въ воззрѣніяхъ древнѣйшаго народа, не могло быть
% не было строгаго различія между побужденіями и свойства­
ми человѣческими и приписанными остальной природѣ; въ его
■миоахъ и сказаніяхъ вся природа является исполненного разум­
ной жизни, надѣленною высшими духовными дарами: умомъ,
Чувствомъ и словомъ; къ ней обращается онъ и съ своими ра­
достями, и съ своимъ горемъ и страданіями, и всегда находитъ
[сочувственный отзывъ. По нашимъ народнымъ преданіямъ,
[сохранившимся донынѣ и тождественнымъ съ преданіями всѣхъ
другихъ племенъ, звѣри, птицы и растенія нѣкогда разговари­
вали, какъ люди; поселяне вѣрятъ, что наканунѣ новаго года
ідомашній скотъ получаетъ способность разговаривать между
собою по­человѣчески,что пчелы во всякое время могутъ раз­
говаривать съ маткою и другъ съ другомъ, что дятелъ стучптъ
въ дерево съ отчаянія, и т. д. Въ пѣсняхъ и сказкахъ цвѣты,
деревья, насѣкомыя , птицы, звѣри и разные неодушевленные
предметы ведутъ между собою разговоры, предлагаютъ чело­
вѣку вопросы и даютъ ему отвѣты. Въ шопотѣ древесныхъ
яистьевъ, свистѣ вѣтра, плескѣ волнъ, шумѣ водопада, тре­
екѣ распадающихся скалъ, жужжаніи насѣкомыхъ, крикѣ и
. ') М. Мюллеръ, 48, 51.
 62

пѣніи птицъ, ревѣ и мычаніи животныхъ—въ каждомъзв;

раздающемся въ природѣ, поселяне думаютъ слышать ті
ственный разговоръ,выраженія страданій или угрозъ, смысл
торыхъдоступѳнъ только чародѣйному знанію вѣщихълюдеі
Противоположность свѣта и тьмы, тепла и холо
весенней жизни и зимняго омертвенія —вотъ что омі
но должно было поразить наблюдающій умъ человѣка. Чущ
роскошная жизнь природы, громко звучащая въ милліоі
разнообразныхъ голосовъ и стремительно развивающаясі
безчислениыхъ «юрмахъ, обусловливается силою свѣта и і
ла; безъ нея все замираетъ. Подобно другимъ народамъ, і
праотцы обоготворили небо, полагая тамъ ея вѣчное царе
ибо съ неба падаютъ солнечные лучи, оттуда блистаютъ и
на и звѣзды и проливается плодотворящій дождь. Въ болі
части языковъ слова, означающія небо, въ тоже время <
жатъ и названіями бога 2 ). Въ нашихъ заговорахъ слыш
такія молитвенный обращенія: «ты, Небо, слышишь! ты,
бо, видишь!» Во всѣхъ религіяхъ небо — жилище божек
его сѣдалище, престолъ, а земля—подножіе. Галицкая ш
вица говоритъ: «знае (или: бачить) Богъ съ неба, щов
треба»; а русскія поговорки утверждаютъ, что «до Богаі
соко» и «который Богъ замочитъ (дождемъ), тотъ и ш
шитъ (солнцемъ)»; въ народной пѣснѣ встрѣчаемъ слѣдуи
выраженіе: «а ему якъбогови, що живе высоко на небі'
Народная Фантазія, создавшая для разнообразныхъ явл«

») Москв. 1846, XI— XII, 153; Костомар. С. М., 60. — 2) Ь

Ѳеог = санскр. DyAus, финск. Jumaln, китайсн. tien, Я
tengri, мордовск. skei, остяцкое es, самоѣдск. num — У
А. Н. 1852, IV, 498—9, 500—6; еврейск. Цебаотъ ил
чтенію LXX Саваоѳъ— Сбоев., 102. — 3) Нотис, 2; Бодямі
народи, поэз. слав, племенъ, 129. Сербы и чехи говорятъ: ктоі
нетъ на небо, тому плевотпна на лицо упадетъ—Архив, ист.­ю;
свѣд., II, стат. Буслаева, 33.
 63

связанныхъ съ небомъ, различный поэтическія олицетворенія,

представляла ихъ и въ единомъ, нераздѣльномъ образѣ.
Варуна, божество неба, по индѣйскимъ преданіямъ, устро­
яетъ свѣтъ и времена, выводитъ въ путь солнце и звѣзды;
солнце— его глазъ, а вѣтеръ, колеблющій воздухъ— его дыха­
ніе. По литовскому преданію, божество ьто олицетворялось
въ женскомъ образѣ королевы Каралуни. Каралуни — богиня
свѣта, юная, прекрасная дѣва; голову ея вѣнчаетъ солнце; она
носптъ плащъ, усѣянный звѣздамп и застегнутый на правомъ
плечѣ мѣсяцемъ; утренняя заря — ея улыбка, дождь— ея сле­
зы, Піідающія на землю алмазами '). По указаніямъ, сохранен­
нымъ для насъ въ высшей степени любопытнымъ стихомъ о
«голубиной книгѣ», такое воззрѣніе, общее всѣмъ пндоевропеи­
скимъ народамъ, не чуждо и славяиамъ: солнце красное (чи­
таемъ въ этомъ стихѣ) отъ лица божьяго, младъ свѣтёлъ мѣ­
сяцъ отъ грудей божіихъ, звѣзды частыя отъ ризъ божіихъ,
зори бѣлыя отъ очей господнихъ, ночи темныя отъ опашня
Всевышняго, вѣтры буйные отъ его дыханія, громы отъ его
глаголовъ, дробенъ дождикъ и росы отъ его слёзъ. 2 ) По дру­
гимъ свидѣтельствамъ свѣтила суть очи небеснаго божества,
молніи —его огненный стрѣлы, оружіе, которымъ оно разптъ
демоновъ, облака и тучи— его кудри или облекающая его одеж­
да. Народъ до сихъ поръ повторяетъ, что «небо — нетлѣнная
риза господня» 3 ). Представляя ночное небо, усыпанное бле­
стящими звѣздами, божьего ризою, мѣсяцу въ этомъ поэтиче­
скомъ изображеніи Фантазія придала значеніе запонки, кото­
­ 1 ) Черты литов. нар., 88; Москв. 1846, XI— XII, 251.— г) Ва­
ріантъ: мѣсяцъ отъ бѣлой груди или отъ затылка, зори отъ ризъ,
ночи темныя отъ волосъ, вѣтры отъ устъ божіихъ. — ») Калѣки
Пер., II, 355 — 6; Совр. 1836, II, 182: у вотяковъ солнце— престолъ
божій, небо— одежда. Сравни санскр. а мбара — облаченье, платье
н небо: аыбаранта— яебосклонъ и края одежды — Мат. сравн.
ллов., II, 285.
 64

рою пристегивается небесная мантія на груди высочаііпш

владыки. Отсюда, когда возникъ вопросъ о происхождения 1
pa, стали вѣрить, что небо съ яркими звѣздами создано т '
божественной ризы, а мѣсяцъ отъ грудей господнихъ: прел '
ніе глубокой древности, ибо еще у пндѣйцевъ изиѣстенъ мне
о созданіи мѣсяца изъ грудей Брамы J ).
Литовское сказаніе о Каралуни, изображая небо — дѣвоі
очевидно слпваетъ всѣ его аттрпбуты съ прекраснымъ обра
зомъ богини Зори и Лѣта; собственно же, по обще­арійсш
представлевію, небо олицетворялось въ мужскомъ полѣ. Et
очевидное для всѣхъ вліяніе на земные роды (урожаи) невод
но возбуждало въ умѣ мысль о супружескомъ союзѣ отца Hi
ба съ матерью Землею: pit;1 Dyihis и mala Prithivi. Небо дѣі
ствуетъ, какъ мужская плодотворящая сила, проливая на зе»
лю свои согрѣвающіе лучи и напояющій дождь, издревле упо'
добляемый плотскому сѣмени; а земля принимаетъ весеннюі
теплоту и дождевую влагу въ свое лоно, и только тогда чрева
тѣетъ и даетъ плодъ. Согласно съ этимъ, небо обозначалосі
словами мужескаго, а земля — женскаго рода: оираѵб? и ^,
Zsoj (Ѳе<к, Dyaus), Юпитеръ («sub Jove» — подъ небомъ) i
terra, der Himmel и die Erde; слова средняго рода (какъ в*
ше небо, родственное съ латнн. nu bes— облака) образовали»
позднѣе. У славянъ отецъ Небо получилъ названіе С вар on;
онъ верховный владыка вселенной, родоначальникъ прочий
свѣтлыхъ боговъ, прабогъ. Подмѣчая различный проявленіи
элемента тепла я свѣта, анализируя ихъ, умъ человѣческіі
долженъ былъ раздробить блестящее, свѣтлое небо и присущіе
ему аттрибуты на отдѣльныя божественныя силы. Такое ді­
леніе, вносимое познающею способностью, не противорѣчилс
поэтическому чувству, которое стремится облекать все ві
живые образы. Дѣло ума поэтически выразилось въ естествен'
*) Mytholog. Forsch. und Sammlung. Менцеля, 1832,5 — 6.
 65

ной Формѣ рожденія новыхъ боговъ отъ Сварога. Въ Ипатьев­

ской лѣтониси находимъ вставку изъ греческой хроники Ма­
лалы, гдѣ Геліосъ переводит си Дажьбогоыъ: «и послѣ (по­
слѣ Сварога) царствова сынъ его именемъ Солнце, е г о­же
наричють Дажьбогъ... Солнце­царь, сынъ Сваро­
говъ, еже есть Да/жьбогъ, бѣ бо мужь спленъ» '). Дажь­
богъ, упоминаемый тіесторомъ, Словомъ о полку и другими
памятниками Л) въ числѣ славянск'пхъ боговъ, есть слѣдова­
тельно солйце, сынъ неба, подобно тому, какъ Аполлонъ по­
читался с/ыномъ Зевса; сербская пѣсня называетъ солнце —
чадомъ божіимъ. Слово дажь есть прилагательное отъ дагъ
(гот^к. dags, нѣмец. tag, санскр. ahan вместо dahan) —
день, ;свѣтъ, родственнаго съ санскр. корнемъ dah — жечь и
литрвлк. глаголомъ degu — горю 3 ). Другой сынъ Сварога­
неба былъ огонь = молнія (Агни = Индра), о которомъ выра­
жается непзвѣстпый христолюбецъ: «погневи молятся, зовутъ
его Сварожичемъ». На новыхъ боговъ, рожденныхъ отцемъ­
Небомъ, переносятся его различные аттрибуты и признаки;
вмѣстѣ съ этимъ пмъ присвояется и владычество надъ мі­
ромъ; Сварогъ, по древнему сказанію, предается покою, предо­
ставляя творчество и управленіе вселенною свопмъ дѣтямъ.
Обожаніе солнца славянами засвидѣтельствовано многими
преданіямп и памятниками. Кириллъ Туровскій, прославляя
') П. С. Р. Л., II, 5; Ч. О. И. и Д., годъ 1­й, I, 31­33, стат­
ШаФарика. Старинный переводчвкъ хроники Малады поясняетъ имя
Гефеста "Htpatoros) — Сварогомъ, а Геліоса (Юла) —Дажьбогомъ; са­
мый переводъ относятъ къ X вѣку, когда языческія вѣрованія были
еще живы и свѣжи въ славянскомъ населеніи— Лѣтоп. Переясл., XVI.
г ) П. С. Р. Л., Г, 34; Лѣт. рус. лит., т.ГѴ, отд. 3, 108: ,: а
друзіи вѣруготь въ... Дажьбога". 3) Ж. М. Н. П. 1846, YII, ст.
Срезнев., 52; Жзв. Ак. Н., I, 114­5; О. 3. 1855, IX, 53; М. Июл­
леръ, 80—81. ГеограФическія названія мѣстностей: Дацьбогп(Да­
дзибоги) въ Ыазовшѣ, Дашдьбогъ въ мосальск. уѣздѣ — Р. И. Сб.,
VII, ст. Ходак., 150; Ч. О. И.иД., годъ 2­й, III, слов. Макарова, 16.
5
 66

принятіе христіанства, радостно замѣчаетъ: «уже бо не в:

кутся богомъ стихіа, ни солнце, ни огнь»; другіе nponoBtj
кп увѣщевали: «не нарицайте соОг. бога ни въ солнци, ш
лунѣ; луце же ли поклонятися лучю Вдрькнущему, нежь
чю безсмертному?» ') Молитвы и зак^ятія народъ прові
ситъ, обращаясь на востокъ г ). Въ словацкой пѣснѣ ш
присвоенъ эпитетъ божье: «то боже слігсчко но неби ев
га« *); въ малорусской пѣснѣ оно прямо называется бого
«и къ сонечку промовляе: поможъ, боже, чоловику!» 4 ) Пі
ской пословицѣ: «do kogo sl'orice, do tego i lucizi» (i
«komu sionce swieci, temu i gwiazdy bfyszcza^a
вѣтствуетъ наші: «закогоБогъ, за того и добрые лк
польская клятва: «jak sl'oiice па nebie» равносильна!
ской: «какъ Богъ на небѣ!» Чехи, хорутане и сербы кщ
ся солнцемъ 5 ), а русскіе простолюдины свѣтомъбоі
имъ: «чтобъ мнѣ свѣту божьяго не взвидѣть!» Такая зан!
солнца— богомъ весьма знаменательна. Исчезающее вечери
какъ­бы одолѣваемое рукою смерти, оно постоянно каждое'
ро снова является во всемъ блескѣ и торжественномъ велш
что и возбудило мысль о солнцѣ, какъ о существѣ неувя)
момъ, беземертномъ, божественномъ. Какъ свѣтило вѣчно­
стое, ослѣпительное въ своемъ сіяніи 6), пробуждающее з

^Москв. 1844, 1, 243; Памят. XII в., 19; Ж. М. Н. П. 1846, VII, Зі

*) Арабскій писатель X в. Масуди, описывая храмы славянъ (і
кихъ? — неизвѣстно), замѣчаетъ, что въ одномъ изъ нихъ бі
сдѣланы въ кровлѣ отверстія для наблюденія первыхъ лучей і
ходящаго солнца—Ч. О. И. и Д., годъ 2­й, III, ст. Срезнев., і
Германцы, давая присягу, поднимали руку противъ солнца — D. Щ
667. — 3) Бодянск. О народи, поэз. слав, племенъ, 73. — *) Метлви
57. — s) У чеховъ: ne zlob se па slunce (или: па soha, па si
tych), ale па sebe (па certa); у хорутанъ: sonce mi in Boga! (в
у насъ: „ей Богу!"); у сербовъ: „тако ми сунца!" („тако ми неі
ca! u) — 6J «На солнце во всѣ глаза не взглянешь!» говорятъ Ц
скіе поселяне, а по сербской пословицѣ: хотя оно и проход
 67

ную жизнь, солнце почиталось божествомъ благимъ, милосер­

дымъ; имя его сдѣлалось синонимомъ счастія. Галицкая по­
говорка: «и въ мое оконце засвѣтить сонце» («колись и на
насъ сонечко гляне»), русская: «взойдетъ солнце и къ намъ на
дворъ» (вар. «прійдетъ солнышко и къ нашимъ окошечкамъ»),
польская: «bedzie i przed naszemi wrotami slonce»,
сербская: «doiT fie сунце и пред наша врата», хорутанскія:
«razswetli se sonce i na wratich mojich», «sonce moje schaja»
имѣютъ значеніе: будетъ и на нашей сторонѣ счастье! Напро­
тивъ: «sonce mi je pomerknelo» (хорутан.), «pomirklo mii
je sunce» (хорват.) значить: померкло, закатилось мое
счастье і). Отсюда объясняется миѳическая связь солнца съ
Судьбою, въ рукахъ которой людское счастье. Галицкая пого­
ворка: «передъ бог ом ъ сонцемь судице царице» и чеш­
ская сказка о златовласомъ дѣдѣ­Всевѣд ѣ, подъ именемъ
котораго выводится солнце, указываютъ на древнѣйшее пред­
ставленіе его божествомъ судьбы 2 ). Народъ русской даетъ
ему названіе праведённышко 8 ); на Украйнѣ клянутъ:
«щобъ ти не диждавъ сонечка праведного побачити!» ( — на
сонечко праведнее дивитись!) «Щобъ надъ тобою свитъ не
свитавъ и сонце праведне не сходило!» *) Солнце —творецъ
урожаевъ, податель пищи, и потому покровитель всѣхъ бѣд­
ныхъ и сирыхъ; сербскія пословицы: «сунце на исток, а Бог
на noMoti», «да ни]'е сирота, не би ни сунце rpnja.w» 5 ) соот­
вѣтствуютъ нашимъ: «дё соньце, тамъ и самъ Господь», «за
сиротою Богъ съ калитою» '). Дѣтское причитанье, обращен­
ное къ солнцу, молитъ:
грязными мѣстами (т. е. освѣщаетъ своими лучами и грязь и лу­
жи), но само не марается— О. 3. 1851, VIII, 71.
') Ж. М. Н. П. 1846, VII, 40—45; Послов. Даля, 24; Номис,
95; Срп. н. поел., 69.—г ) Эрбенъ, 4— 9; Архивъ ист.­юрид. свѣд ,
II, ст. Бусл , 3.— 8) Доп. обл. ел., 209. — »} Номис, 73. — 5 ) Срп.
н. поел, 53, 296.— в) Ж. М. Н. П. 1846, VII, 39.
5*
 68

Солнушковёдрушко!
Выглянь въ окошечко; ')
Твои дѣтки пдачутъ,
Ѣсть­пить просятъ. а)
Въ литовской пѣснѣ солнце говоритъ о себѣ, что оно обі
регаетъ дѣтей­спротъ и грѣетъ бѣдныхъ пастуховъ; °) по1
ти у всѣхъ славянъ названіе бѣдныхъ напоминаетъ бога: уб(
г ой, серб, болтан, хорут. богецъ, малорус, не бога. В
народныхъ сказкахъ къ солнцу, мѣсяцу н звѣздамъ обраща
ются герои въ трудныхъ случаяхъ жизни, и божество дня
сострадая несчастію, поыогаетъ имъ 4). Вмѣстѣ съ этимі
солнце является fl: карателемъ всякаго зла, т. е. по первою
чаліному воззрѣнію— карателемъ нечистой силы мрака и хо
лода, а потомъ и нравственнаго зла — неправды и нечестія,
Съ этою стороною миѳическаго представленія слилася мыслі
о вредоносномъ вліяніи жаровъ, производящихъ засуху, пстре
бляющихъ жатвы и влекущихъ за собою неурожай и моры,
Губительное дѣнствіе зноя приписывалось гнѣву раздражен'
наго божества, наказующаго смертныхъ своими огненным
стрѣлами=жгучими лучами. Выраженіе: «воспылать гнѣ­
вомъ» указываетъ, что чувство это уподоблялось пламени, й­
мыя названія солнца, указываются на понятія огня, горѣнія,
порождали въ умѣ мысль о его разрзшительныхъ свойствах*:
какъ въ разведенномъ пламени видѣли сожираніе горючий
') Т. е. просвѣти изъ­затучъ или ночной темноты. — г) Номпс,
7: «Сонечко­сонечко! впглянь у виконечко; твои дитонькі
плачуть, JHCTOHbKH хочуть. » т­ '■>) Черты литов. нар., 128:
Лѣт. рус. лит., к. III, отд. 3, 55: «Солнышко, божья дочь, гді
такъ долго зашѣшкалась?" — За моремъ, подъ горой оберегала я,
обильная дарами, сиротокъ, пригрѣвала паотушвовъ. — *) Скаі
Грим., 25, 88; Срп. припов., 10; Zeitsch. fur D. М., 1,312. Свѣтил
небесныя, являясь въ сказкахъ живыми, дѣйствующими существам,
сохраняютъ свои стихіВныя свойства: Мѣсяцъ пальцемъ своию
освѣщаетъ въ щель темную баню; Солнце ставитъ себѣ на го­
лову сковороду и по джар иваетъ оладьи— Н. Р. Ск.,Ш, 1; IV, 39.
 69

матеріаловъ всеистребляющимъ огнемъ (слова горѣть и

жрать Филологически тождественны), такъ нерѣдкои солнце
въ народныхъ преданіяхъ представляется готовымъ пожрать
тѣхъ сказочныхъ странниковъ, которые приходятъ къ нему
съ вопросами. Вотъ почему возникли клятвы, призывающія на
голову виновнаго или супротивника карающую силу солнца: га­
лицкая — «соньце­бъ тя побило!» украин. — «щобъ ти скризь
сонце пройшовъ!» болгар. — «да ма изгори слжнце­то! (или:
Господь)»; серб. — «тако ми оне жраке небеске!» «тако ми што
cja!» (т. е. солнце); хорв. — «sunee te oswetilo» (чтобъ тебѣ
солнце отомстило!) 1 ) Поэтическое заклятіе, обращенное
Ярославною къ солнцу, дышетъ этою древнею вѣрою въ кара­
ющее могущество дневнаго свѣтила: «свѣтлое и тресвѣглое
Слънце! всѣмъ тепло и красно еси; чему, господине, про­
стре горячюю свою лучю на ладѣ вой, въ полѣ безводнѣ жіж­
дею имь лучи (луки) съпряже, тугою имъ тули затче?»3 ) Сход­
ное съ этимъ мѣсто находимъ и въ Краледворекой рукописи:
Аі ty Slimce, ai Slunecko!
Ту Ii si zaloslivo,
Ceniu ly swielis na ny,
Na bicdne ludi? «)
Въ русскомъ простонародьи есть любопытное сказаніе о томъ,
какъ нѣкогда божество наказало за непочтеніе къ солнцу. Это
было давно, у Бога еще не было солнца на небѣ и люди жили
съ потемкахъ. Но вотъ, когда Богъ выпустилъ изъ­за
пазухисолнце, дались всѣ диву; смотрятъ на солнышко и
ума не приложатъ... А пуще бабы! повынесли онв рѣшета, да­
вай набирать свѣта, чтобы внести въ хаты да там ь посвѣ­
тить; хаты еще безъ оконъ строились. Поднимутъ рѣшето къ
солнцу, оно будто и наберется свѣта полнымъ­полно, черезъ
') Ж. М. Н. П. 1846, VII, 39, 45; Каравел., 25; Срп. н. поел , 303­7;
Ноыас, 72.­2) Рус. Д0ст .,ш, 219.­3) Ж. М. Н. П. 1840, XII, 118­
 70

край льется, а только что въ хату— и нѣтъ ничего! А божье

солнышко все выше да выше подымается, уже припекаті
стало. Вздурѣли бабы, силы,о притомились за работой, хоті
свѣта и не добыли, а тутъ еще солнце сжетъ—и вышло та
кое окаянство: начали на солнце плевать! Богъ прогнѣвалсі
и превратилъ нечестивыхъ въ камень ').
Изъ прпведенныхъ свидѣтельствъ старинныхъ памятнпковг,
называющихъ солнце господином ъ и Дажьбогомъ, ясно
что свѣтило это олицетворялось въ мужскомъ полѣ; но ря­
домъ съ этпмъ встрѣчаемъ не менѣе яркія указанія, изъ т
торыхъ впдно, что оно было олицетворяемо и въ образѣ боги'
ни. Чрезвычайно раженъ для миѳологіи вопросъ объ образо­
ваніи мужскаго и женскаго рода въ языкахъ. Ясный и общего­
нятный* въ примѣненіи къ живьшъ существамъ, имѣющиш
тотъ или другой полъ, вопросъ этотъ представляетъ большія
трудности для рѣшенія относительно предметовъ неодушевлен­
ныхъ, безполыхъ. Что мужской или женской родъ извѣстнаго
представленія долженъ былъ оказать несомнѣнное вліяніе на
его миѳическое олицетвореніе — объ этомъ не можѳтъ быть
спора; но какимъ путемъ возникаетъ идея о томъ или другомг
родѣ въ примѣненіи къ предметамъ неодушевленнымъ — это
далеко еще не разъяснено. Тѣмъ пе менѣе въ основаніи тако­
го половаго различенія, выражаемаго грамматическими Фор­
мами, необходимо должна была лежать опредѣленная мысль,
вытекавшая изъ самаго воззрѣнія на предметъ; по различно
этого воззрѣнія, одно и тоже понятіе могло принимать и Фор­
му мужескаго рода и Форму женскаго. Обращаясь къ солнцу,
мы замѣчаемъ колебаніе между тѣмъ и другимъродомъ.Наше
солнце (отъ санскр. s и — рождать, творить; s и г — блистать,
разбрасывать лучи; surya — солнце и богъ дневнаго свѣти­

') Русск. Рѣчь 1861, № 41, стр. 600.

 71

ла •) въ первоначальной Формѣ своей было женскаго рода; въ

Остромпровомъ евангеліи оно пишется слъньцеи сълънь­
це а); це есть окончание существительныхъ ласкательныхъ
и уменьшительныхъ; отбрасывая его,получаемъ первообраз­
ныя женскія Формы слънь и сълънь, или по современному
выговору слонь и солонь (сличи: долонь, длань), удер­
жавшіяся доселѣ въ выраженіяхъ: посолонь (по солнцу),
солоноворотъ (поворотъ солнца) и чешек, слунь 3 ). Съ
этимъ свидѣтельствомъ языка вполнѣ согласно народное пре­
даніе, общее славянамъ съ нѣмцами и литовцами, которое изо­
бражаем солнце въ видѣ прекрасной богини. Литовск. saule
и нѣмецк. die sonue (др.­сѣв. sol) женскаго рода, но ср.­
вер.­нѣм. sun не колеблется между обоими родами; а готская
ФормазаиіІ — мужескаго рода, точно также, какъ греч. fjXioc:,
лат. sol, Франц. soleil *). Соединяя съ понятіемъ солнца пло­
дородящую силу, древній человѣкъ или сливалъ идею творче­
ства съ самымъ актомъ рожденія, и потому давалъ верховно­
му небесному свѣтилу женскій полъ, или смотрѣлъ на него,
какъ на божество, которое не само рождаетъ, но воздѣйстві­
емъ лучей своихъ оплодотворяетъ мать сырую землю, и та
уже производптъ изъ своихъ нѣдръ, слѣдов. олицетворялъ
солнце въ мужскомъ полѣ. Народная загадка, означающая солн­
це, представляетъ его красною (т. е. блестящею) дѣвою:
«красная дѣвушка въ окошко глядитъ» (= свѣтитъ на зарѣ:
окно = утренній восходъ, см. гл. IV) 5 ); нѣмцы называютъ его

О Ч. О. И. и Д., годъ 1­й, II, ст. Бодянск., 13; Маннгардт. Die

Gottcrwclt, 60: sunu (sohii, сынъі, т. е. произведенный, рожден­
ный. Персид. Митра былъ изображаемъ двуполыыъ— Ж. М. Н. П.
1838, XI, 342. — г) Первая Форма— церковнославянская, вторая—
древнерусская.— 3) Архивъ ист.­юрид. свѣд., I, ст. Бусл , 45—46.
*) D. Myth., 667. —5) Варіанты: „красна дѣвица по небу ходитъ"; „ба­
рыня на дворѣ, а рукава въ избѣ", т. е. солнце на небѣ, а въ избѣ
свѣтъ (рукигглучи,см. ниже)— Послов. Даля, 1061;Этн. Сб., VI, 111.
 72

«Fru Sole» (Frau Sonne) и «heilige Frau» (sancta domina), ц

въ средніе вѣка повело къ смѣшенію этой древней богини і
пречистою Дѣвою *).
Ночныя свѣтила: мѣсяцъ и звѣзды, какъ обитатели нем
наго свода и представители священной для язычника свѣтош
ной стихіи, были почитаемы въ особенныхъ божественны]
образахъ. Галицкая пословица выражается: «мѣсяцъ наі
божокъ, а кто­жъ намъ буде бог о ват и, якъ его не «
не?» г ) Увидѣвши молодой мѣсяцъ, простолюдины нашиі
сихъ поръ крестятся и сопровождают этотъ обрядъ разлі
ными причитаньями на счастье и здоровье 3 ); у германца
же было въ обьіЧ)Эѣ преклонять колѣна и обнажать головы в
редъ новорожденным ъ мѣсяцемъ *). Наравнѣ съ солнцеш
въ заговорахъ находимъ частыя обращенія и къ звѣздамг
къ мѣсяцу: «мѣсяцъ ты красный! звѣзды вы ясныя! солныі
ко ты привольное! сойдите и уймите раба божьяго (отъ запоя)
«мѣсяцъ, ты мѣсяцъ! сними мою зубную скорбь» и проч. Оі
готвореніе свѣтилъ и ожиданіе отъ нихъ даровъ плодород»
низаогылаемаго небомъ, влекли простодушныхъ пахарей и ші
туховъ древнѣйшей эпохи къ усиленнымъ наблюденіямъі
ними. По справедливому замѣчанію Якова Гримма, измѣнені
или Фазы мѣсяца уже въ глубочайшей древности должны 6і
ли обратить на себя особенное вниманіе, и такъ какъ по нш
гораздо легче, сподручнѣе было считать время, чѣмъ по сол
цу, то естественно, что первоначальный годъ былъ лунныі
состояний изъ тринадцати мѣсяцевъ 5 ); недѣли и мѣсяш
опредѣлялись лунными Фазами, и въ нашемъ языкѣ слово «иі
сяцъ» заключаетъ въ себѣ понятія: и luna, и mensis; сам
слово это (санскр. mas и masa отъ корня та— мѣрить) уй

•) Маннгардт. Die Gottmvelt, 105, 313—4; Ск. норв., I, стр. 206.­

г) Архивъ ист.­юрид. свѣд., II, ст. Бусл., 33. — 3) Маякъ 184J
VII. — *3 D. Myth., 667. — »j Ibidem, 671.
 73

дительно доказываетъ, что луна служила издревле для измѣ­

ренія времени, была (по выраженію М. Мюллера) золотой
стрѣлкою на темномъ циФерблатѣ неба *). Русскіе поселяне
узнаютъ время ;НОчи по теченію звѣздъ, преимущественно по
Большой Медвѣдицѣ, и создали себѣ много разныхъ замѣчаній
о погодѣ и урожаяхъ по сіянію звѣздъ и мѣсяца: яркой свѣтъ
ихъ сулитъ плодородіе а ). У германцевъ былъ обычай: отхо­
дя вечеромъ ко сну, посылать прощальный привѣтъ звѣздамъ,
съ чѣмъ согласно новогреческое обыкновеніе: исправлять пе­
редъ сномъ молитву не прежде, какъ взойдетъ вечерняя звѣз­
да 3 ). Сербская пѣсня говоритъ о молитвѣ, обращенной къ
деннпцѣ; рано вставала дѣвица "
И даницу BJepHy моли:
"О данице, о сестрице!
Iloflaj мене св]етлост твсуу,
Да наресим младост Mojy." *)
Въ одномъ изъ русскихъ заговоровъ читаемъ: «встахомъ
заутра и помолихсе Господу Богу и дьнницѣ.» 5 )
И у насъ, и у нѣмцевъ простолюдины, завидѣвъ падающую
звѣзду, творятъ молитву, будучи убѣждены, что всякое жела­
ніе, высказанное въ то короткое время, пока„звѣзда катится,
непремѣнно исполнится. Кометы причислялись также къ звѣз­
дамъ и назывались хвостатыми звѣздами или зирками
съ метлою, у нѣмцевъ schweifstern, haarstern (волоса­
тая звѣзда) и pfauenschwanz(naBjHHifi хвоетъ) "); литов
') М. Мюллера: Лекціи о язынѣ, 4—5 —*) Подобно тому, какъ
въ разные дни года выходятъ крестьяне смотрѣть на игру восходя­
щаго солнца, 5­го іюля они наблюдаютъ за игрою мѣсяца, у кото­
раго тогда бываетъ свой праздникъ: то скрываясь за облака, то
выходя изъ­за нихъ, онъ мѣняетъ свой цвѣтъ, и это служитъ
предвѣстіемъ хорошаго урожая ­Сахаров., II, дневн., 43.—8) Моск.
Наблюд. 1837, ч. XI, 521; D. Myth., 684­5 — *j Срп. н. njecMe,
I, 50. — 5) Архивъ ист.­юрид. свѣд., II, полов. 2, 50. — ") D
Myth., 685.
 74

скія нѣсни уноминаютъ о кометахъ, какъ о старцахъ съ длі

ныли бородами, появленіе которыхъ предвѣщаетъ что­і
будь чрезвычайное '). Такимъ образомъ на основаніи разлі
ныхъ уподобленій свѣтовой полосы, отбрасываемой ядромъ
меты, языкъ придаетъ ей хвост ъ, метлу или бороду. Pi
кое явленіе кометъ заставило непривычный къ нимъ нарі
соединять съ этими хвостатыми звѣздами мысль о божеств
номъ предвѣщаніи грядущихъ бѣдъ за людскіе грѣхи ион
зывѣ смертныхъ къ покаянію. Любопытенъ отзывъ, сдѣл
ный патріархомъ Никономъ при отъѣздѣ въ 1664 году
Воскресенскій монастырь. Садясь ночью въ сани, онъ нача
отрясать прахъ «тъ своихъ ногъ, припоминая извѣстныя ее
гельскія слова: «идѣ же аще не пріемлютъ васъ, исходя і
града того—и прахъ, прилипшій къ ногамъ вашимъ, отрясі
во свпдѣтельство на ня.» Стрѣлецкій полковникъ, наряжене
провожать Никона, сказалъ: мы этотъ прахъ подметемъ!—
размететъ Господь Богъ васъ оною божественною метле
иже является на дни многи! возразилъ ему Никонъ, указыі
на горѣвшую на небѣ комету 2 ). Гумбо льдтъ въ своемъ «К
мосѣ» 3 ) указываетъ на тѣ поэтическія представленія, котор
въ древнія времена соединялись съ кометами: въ нихъ вид!
косматыя звѣзды и горящіе мечи.
Солнце и Мѣсяцъ были представляемы въ родственной с
зи—или какъ сестра и братъ, или какъ супруги 4). У Г(
ода, Гомера и другихъ писателей "НХюс и 2sXt;vyj — бра
и сестра 5 ); итальянская сказка выводитъ Солнце и А]
( Sole и Luna) дѣтьми одной матери 6 ). Въ Эддѣ Sonne и Mi
') Черты литов. нар., 69.—
69.—а) Соловьев. Истор. Росс, XI, 344
з) Второе издан, русскаго перевода, I, 91, 100. — ') Воззрі
это встрѣчаемъ даже у египтянъ, ыексиканцевъ,гренландцевъ и \
гихъ народовъ— D. Myth., 666.— 5) Шварцъ: Sonne, МошІ u. Ster
160— 1. — 6) Во Французской версіи этой сказки, вмѣсто этихъв
тилъ, говорится о Днѣ и Аврорѣ, т. е. о богѣ дневнаго свѣта (=соі
цѣ) и зарѣ.
 75

(So и Mani) — сестра и братъ, дѣти миѳическаго Mimdilfori;

нѣмцы до позднѣйшаго времени употребляли выраженія frau
Sonne и herr Mond. Другое германское сказаніе представля­
етъ ихъ женою и мужемъ; но Мѣсяцъ былъ холодный любов­
никъ, что раздражало его пылкую супругу; богиня Солнце по­
билась однажды объ закладъ съ своимъ мужемъ: кто изъ нихъ
раньше проснется, тому достанется право свѣтить днемъ, а
лѣнивому должна принадлежать ночь. Рано утромъ Солнце за­
жгло свѣтъ міру и разбудило соннаго мужа. Съ той поры они
разлучились и свѣтятъ порознь: Солнце днемъ, а Мѣсяцъ ночью;
оба сожалѣютъ о своей разлукѣ и стараются опять сблизить­
ся. Но сходясь во время солнечнаго затмѣнія, они шлютъ
другъ другу упреки; ни тотъ, ни другая не соглашаются на
уступки и снова разстаются. Преисполненный печали, Мѣсяцъ
изсыхаетъ отъ тоски — умаляется въ своемъ объемѣ, до тѣхъ
поръ, пока пе оживитъ его надежда на будущее примиреніѳ;
гогда онъ начинаетъ выростать, и потомъ съ новымъ при­
іадкомъ тоски опять умаляется. ') По литовскому преданію
Заиіе (солнце) — «божья дочка» представляется женою Мѣсяца
[Menu); звѣзды — ихъ дѣти. Когда невѣрный супругъ началъ
ухаживать за румяной Денницею (Аушрине — утренница,
тланета Венера), богиня Солнце (по другой варіаціи это сдѣ­
іалъ самъ громоносецъ Перкунъ) выхватила мечь и разсѣк­
іа ликъ Мѣсяца пополам ъ. Такъ поетъ объ этомъ литов­
зкая пѣсня: «Мѣсяцъ женился на Солнцѣ. Тогда была первая
зесна— Солнце встало очень рано, а Мѣсяцъ, устыдясь, со­
крылся. Онъ влюбился въ Денницу и блуждалъ одинъ по небу;
і разгнѣвался Перкунъ, разрубилъ его мечемъ: зачѣмъ ты
іставилъ Солнце? зачѣмъ влюбился въ Денницу? зачѣмъ таска­
лпься одинъ по ночамъ?» г ) Преданіе въ высшей степени поэти­
) D. Myth., 666—7; Маннгардт. Die GOtterwelt, 104—5. г) Черты
іитов. народа, 68, 125, 128; Ж. М. Н. П. 1844, IV, 13, ст.
 76

ческое! Художественная Фантазія передала въ немъ по

шія ее естественный явленія природы: когда восходе
утру солнце — мѣсяцъ исчезаетъ въ его яркомъ свѣтѣ;
да удаляется оно вечеромъ — мѣсяцъ выступаетъ на иі
передъ самымъ утреннимъ разевѣтомъ онъ дѣйствш
одинъ блуждаетъ по небу съ прекрасною денницею. Б,
матовый1 свѣтъ мѣсяца постоянно возбуждаетъ въ по
грустныя ощущенія, и потому съ именемъ луны не разд
эпитетъ печальной («печальная луна»). Форма полук
невольно наводила Фантазію на думу о разсѣченномъ его
въ нашихъ областныхъ нарѣчіяхъ умаляющійся послѣ і
лунія мѣсяцъ называется перекрои (отъ кроить —pt
Безлреетанныя измѣненія, замѣчаемыя въ объемѣ ні
породили мысль объ его измѣнчивомъ характерѣ, о непос
ствѣ и невѣрности въ любви этого обоготворенааго ей
такъ какъ и нарушеніе супружескихъ обѣтовъ выраж
словомъ измѣна. Въ ярко­багряномъ дискѣ восходящаго
да видѣли пламенѣющій гнѣвомъ ликъ небесной царицы; \
та солнечнаго блеска возбуждала представленіе о дѣвстк
чистотѣ богини, выступающей на небо въ пурпуровой oj
зари и въ сіяющемъ вѣнцѣ лучей, какъ богато­убраш
вѣста. Въ славянскихъ преданіяхъ мы находимъ черты,'
нѣ соотвѣтствующія литовскому сказанію. Олицетворяя'
це въ женскомъ образѣ, русское повѣрье говоритъ, чг
декабрѣ мѣсяцѣ, при поворотѣ на лѣто, оно наряжаете
праздничной сараФанъ и кокошникъ и ѣдетъ въ теплыя 1
вы; а на Ивановъ день (24 іюня) Солнце выѣзжаетъ гоі
его чертога на встрѣчу къ своему супругу Мѣсяцу, пл
и разсыпаетъ по небу огненные лучи: этотъ день полнап

Боричевск.; Вѣст. Р. Г. О. 1857, IV, 247; Моск. Наблюд. .

XI, 581.
 77
пор
)ДІ1гитія творческихъ силъ лѣтней природы представляется какъ­
|. .ы днемъ брачнаго союза между Солнцемъ и Мѣсяцемъ. ')
щ!ъ польскомъ ягыкѣ мѣсяцъ — хіеіус (белорус, ксен­
виііичъ— княжичъ); въ малорусскомъ заговорѣ отъ зубной
j оли дѣлается такое обращеніе къ нему: «Мѣсяцю, молодый
щ; няже!» ~) Въ черниговской губ. сохранилась пѣсня, наме­
кающая на любовныя отношенія свѣтилъ дня и ночи:
ул| Ой, тамъ за лиоомъ­за боромъ,
За синеньнимъ езбромъ,
Таыъ Солнычко играло,
° f СъМисяцомъразмовлядо:
рІ „Пытаю цебе, Мисяцу!
Ml Чи рано зходишь, чи позно заходишь?
— Ясное мое Солнычко!
А что тоби до тово—
До зыходу мово?
Я зыйду (взойду) свитаючи,
А зайду змеркаючи.

Далѣе слѣдуетъ сравнительный разговоръ парубка съ дивчи­

ной, которая допытывается: есть ли у него кони, и зачѣмъ ея
DJie навѣщаетъ? По народному повѣрью, Солнце и Мѣсяцъ съ
„іервыхъ морозныхъ /шей (съ началомъ зимы, убивающей зем­
іое плодородіе, и такъ сказать— расторгающей брачный союзъ
золнца) расходятся въ разныя стороны, и съ той поры нѳ
^стрѣчаются другъ съ другомъ до самой весны; Солнце пе
,знаетъ, гдѣ живетъ и что дѣлаетъ Мѣсяцъ, а онъ ничего не
вѣдаетъ про Солнце. Весною же они встрѣчаются и долго раз­
сказываютъ другъ другу о.своемъ житьѣ­бытьѣ, гдѣ были,
что видѣли и что дѣлалп. При этой встрѣчѣ случается, что у

) Сахаров., II, дневн., 69; Терещ., V, 75. Хорваты увѣряютъ,

что въ этотъ день солнце пируетъ въ небесныхъ чсртогахъ и раз­
брасываетъ свои лучи стрѣлами (ігиграетъ) —Ж. М. Н. ГГ. 1846,
VII, 45. — £ ) Малор. и червон. думы, 100; Вѣст. Р. Г. О. 1853,
IV, 9 — Бѣлорус. повѣрья.
 78

нихъ доходитъ до ссоры, которая всегда оканчивается at

і трясеніемъ; наши поселяне называютъ Мѣсяцъ гордыни
дорнымъ, и обвиняютъ его, какъ зачинщика ссоры. Вет
между Солнцѳмъ и Мѣсяцемъ бываютъ поэтому и добрі
худыя: первыя обозначаются ясными, стѣтлыми днями,
слѣднія —туманными и пасмурными '). Замѣтимъ, чтовъв
нихъ грозахъ, сопровождающих!, возчратъ солнца изъдалі
странствовали въ царствѣ зимы, воображенію древнѣі
народовъ рисовались: съ одной стороны брачное торжі
природы, поливаемой сѣменемъ дождя, а съ другой ссо
битвы враждующихъ боговъ; въ громовыхъ раскатахъ, ш
сающихъ землю, слышались то клики свадебнаго весель
воинственные призывы и брань. Бракъ солнца и мѣсяц:
указанію литовской пѣсни, совершается первою весною,
ударахъ громовника Перкуна, слѣдов. въ грозовой обстан
Затмѣніе солнца при встрѣчѣ съ мѣсяцемъ и ихъ взав
перебранкѣ, о чемъ говоритъ нѣмецкое преданіе, первона
но означало потемнѣніе дневнаго свѣтила грозовою тучею,
бовь МЬсяца къ Деняицѣ также не позабыта въ нашихън
ныхъ сказаніяхъ. Вотъ свпдѣтельство бѣлорусской пѣсв
Переборъ­Мисячекъ, переборъ!
Всѣхъ зирочекъ г) перебралъ,
Одну себѣ зирочку сподобалъ:
Хочъ она и маленька,
Да ясненьиа,
Меаъ всѣхъ зирочекъ значненька 3).

Въ сербской пѣснѣ Мѣсяцъ укоряетъ Денницу: «гдѣ ты і

звѣзда Денница? гдѣ была, гдѣ дни губила?» *)

') Сахаров., II, 21—22.— г) Зирка— ввѣзда. — s) Нар. бѣл

пѣсни Е. П., 57; сличи съ малорусскою пѣснею въ сочиненіи В
марова «Объ истор. знач. нар. рус. поэзіи», стр. 164, въ ко
сказано, что мѣсяцъ перебираетъ всѣ звѣзды, а полюбить на
одну „зировьку вечирнюю" (Венеру). — 4) Срп. н. njecMe, II,
 79

Какъ по литовскому, такъ и по славянскимъ преданіямъ

ітъ божественной четы Солнца и Мѣсяца родились звѣзды.
Далорусскія колядки, изображая небесный сводъ великимъ
іертогомъ или храмомъ, называютъ видимыя на немъ свѣ­
ила: мѣсяцъ — домовладыкою, солнце — его женою, а звѣз­
,ы—ихъ дѣтками.
Ясне сонце —то господыня,
Ясенъ мисяць—то господаръ,
Ясни зирки —то его диткы ').

Ілѣдующая пѣсня, изображающая тоже родственное отноше­

ііе звѣздъ кь солнцу, особенно любопытна потому, что окра­
іиваетъ древнее преданіе христіанскими красками и тѣмъ
амымъ указываетъ на существовавшее нѣкогда обожаніе не­
«сныхъ свѣтилъ:
Стоялъ костёлъ новый, незр'убленый,
А въ томъ костёли три оконечки:
У першомъ океньцы ясное сонце,
А въ другоиъ океньцы ясенъ мисяцъ,
А у третёмъ океньцы ясныя зироньки.
Не есть воно ясное сонце,
Але есть вонъ саиъ Господь Богь;
Не есть вонъ ясный мисяцъ,
Але есть вонъ Сынъ Божій;
Не есть воны ясныя зироньки,
Али есть воны божіе дити г).

Іъ липецкоіиъ уѣздѣ, тамбовской губ., уцѣлѣла замѣчатель­

ая пѣсня о томъ, какъ дѣвица просила перевощика перепра­
ить ее на другую сторону:

ІЦесец кара звиіезду Даницу:

„fje си била, зви]езда Данице?
»|.е си била, |.е си дангубила,
Дангубила три би]ела дана?"
1) Метлинск , 342­3. — 2) Кальки Пер., IV, 41; Изв. Ак. Н., 1, 165.
 80

ее Перевощикъ, добрый молодецъ!

Первези меня на свою сторону.»
— Я первезу тебя — за себя возьму.
Въ отвѣтъ ему говорить красная дѣвица:
«Ты спросилъ бы меня,
Чьего я роду, чьего племени?
Я роду ни большаго, ни малаго:
Мнѣ матушка — красна Солнушка,
А батюшка — свѣтблъ Мѣсяцъ,
Братцы у меня — часты Звѣздушки,
А сестрицы — бѣлы Зорюшки.»
По одной литовской пѣснѣ ( амая Денница является уа
соперницею Солнца, а его дочерью ').
Эти родствениыя отношенія не были твердо установ:
они мѣнялись вмѣстѣ съ тѣми поэтическими воззртл
подъ вліяніемъ которыхъ возникали въ умѣ человѣка п I
рыя въ эпоху созиданія миѳическихъ представленій были
богато­разнообразны и легко­подвижны, пзмѣнчивы. Назі
придаваемый мѣсяцу и звѣздамъ, также колебались м
мужескимъ и женскимъ родомъ, какъ и названія солнца. I
мѣсяцъ, санскр. mas, готск. тепа, нѣм. mond, лит
menu (meneselis) — мужескаго рода, но греч. (jlt^v/j (~й
женскаго, и въ латинскомъ возлѣ мужеской Формы lunus
яла женская Форма luna, употребительная и въ нашемъ
кѣ, хотя «мѣсяцъ» и оспливаетъ еевъ народной рѣчп. Ед
можпо утверждать, что слово «луна» занесено къ славя
путемъ чисто­литературнымъ; ибо нашъ простолюдпнъ :
ляки доселѣ соединяютъ съ нимъ общее значеиіе свѣта,
указываетъ на сочувственное отношеніе къ его древнѣііі
коренному значенію: польск. lima, dona— зарево, от]
ніе свѣта; области, великорус, лупиться — свѣтать, 61
(= lucere); лунь — тусклый свѣтъ, бѣлпзна («сѣдъ
') Черты литов. нар., 125—6.
 81

уиь») '). Какъ мѣсяцъ представляется мужемъ богини солн­

а, такъ луна, согласно съ женскою Формою этого слова, есть
олнцева супруга­ жена Дажьбога. «Солнце — князь, луна —
нягиня»: такова народная поговорка, усвояющая солнцу тотъ­
;е эпитетъ князя, который у насъ употребляется для обозна­
енія молодаго, новобрачнаго супруга, а въ польскомъ языкѣ
ерешелъ въ нарицательное имя мѣсяца 2 ). Еще у скпоовъ
уна была почитаема сестрою пп супругою бога солнца (Sva­
ius) и называлась тѣмъ­же именемъ, какое придавалось и
;олнцу, только съ женскимъ окончаніемъ — Vaitashura
vaita — охота, пастбище, и shurus — быстрый, то­же что
.ародное русское суръ 8); vaitashurus— охотнпкъ). Этпмъ
:азваніемъ скиоскій богъ солнца роднится съ греческимъ
:ребролукимъ Аполлономъ, а богиня луны съ его сестрою —
Ѵртемидою (Діаною). 4 )
Солнце постоянно совершаетъ свои обороты: озаряя землю
інемъ, оставляетъ ее ночью во мракѣ; согрѣвая весною и лѣ­
гомъ, покидаетъ ее во власть холоду въ осенніе и зимніе мѣ­
іяцы. Гдѣ же бываетъ оно ночью? спрашивалъ себя древній
человѣкъ, куда скрываются его животворные лучи въ зимнюю
половину года? Фантазія творитъ для него священное жили­
ще, гдѣ божество это успокопвается послѣ дневныхъ трудовъ
и гдѣ скрываетъ свою благодатную силу зимою. По общесла­
вянскимъ преданіямъ, сходнымъ съ литовскими и нѣмецкими,
Злаготворное свѣтпло дня, красное Солнце, обитаетъ на восто­
кѣ— въ странѣ вѣчнаго лѣта и плодородія, откуда разносятся
весною сѣмена по всей землѣ; тамъ высится его золотой дво­
рецъ, оттуда выѣзжаетъ оно поутру на своей свѣтозарпой ко­
лесницѣ, запряженной бѣлыми, огнедышащими лошадьми, и

5) Доп. обл. ел., 104; Толков, слов., I, 873. — ■) Послов. Даля,

300, 1029; Снегпр. Рус. въ св. поел. * IV, 41. — 3) Кирша Дан.,
271. — *) Лѣт. рус. лит., кн. I, отд. 3, 133—5.
6
 82

совершаетъ свой обычный путь по небесному своду. Пщ

грекамъ, сербы представляютъ Солнце молодымъ и краев
юнакомъ; по ихъ сказаніямъ, царь­Солнце живетъ въ си.
ночъ царствѣ, возсѣдаетъ на златотканомъ, пурпуровой
столѣ, а подлѣ него стоять двѣ дѣвы— Зоря Утренняя и
Вечерняя, семь судей (планеты) и семь вѣстииковъ, л
щихъ по свѣту въ образѣ «хвостатыхъ звѣздъ»; тутъ­жеі
сый дядя его — старый Мѣсяцъ. Въ нашихъ ­сказкагы
Солнце владѣетъ двѣнадцатью царствами (указаніе на дві
цать мѣсяцевъ въ году или на двѣнадцать знаковъ зоді
самъ онъ живетъ въ солнцѣ, а сыновья его въ звѣі
(русск. звѣзда, зирка, лат. stella, готск. stairno,
сѣв. stiarna—женскаго рода; но современное нѣмец. si
др.­вер.­нѣм. sterno, англос. steorra, греч. datTfjp—g
скаго) '); всѣмъ имъ прислуживаютъ солнцевы дѣвы, у
ваютъ ихъ, убираютъ и поютъ имъ пѣсни г ). G
ки говорятъ, что Солнцу, какъ владыкѣ неба и землп, при
живаютъ двѣнадцать дѣвъ — вѣчно­юныя и п рек]
ныя 3 ). Упоминаемыя сербскими пѣснями солнцевы
стры, конечно, тождественны съ этими дѣвами. О красш
дѣвушкахъ сербы выражаются: «кано да je сунчева сег
или: «кано да сунцу косе плете, а міесецу дворе
те 4). Согласно съ вышеприведенной русскою пѣснею (
рёвощикѣ и солнцевой дочери, сербская пѣсня разсказыва
Извирала студена водица.
На водицу сребрна столица,
На столицу ли.іепа Ѣево|ка,
Жуте су joj ноге до кол(ь)енах,
А злапене руке до раменах,
Коса joj je кита ибришима.
') U. Myth., 838. — ­) Пѣсня, напечатанная Сахаровым
47 — 48), которую будто бы поютъ солнцевы дѣвы при бракі
неннаго зыѣя, очевидно поддѣльная. — 3 ) Ж. М. Н­ П. 1846,
ст. Срезнев , 38—39,43, 46. — *) Ibidem, 47; Срп. н. ajeciie, I,
 83

[Истекала студеная вода, на водѣ серебреной престолъ, на

арестолѣ красавица дѣвица — но колѣно ноги въ сіяніи [соб­
ственно: желты я], по локоть руки въ золотѣ, коса шелками
увита.) Прислалъ паша сватать дѣвипу; отвѣчала она сва­
тамъ:
Фала Богу, чуда великога!
Да ли je се паша помаиио?
Kora хоііе да узле за л(ь)убу,
Да он узме Сунчеву сестрицу,
JIjece4eey првобратучеду,
Даничину Богом посестриму!

[Хвала Богу — чудо великое! или паша съ ума сошелъ? кого

хочетъ за любу взять— солнцеву сестрицу, мѣсяцеву племян­
ницу, денницыну посестриму! ) Вынула три золотыхъ яблока
у подбросила ихъ вверхъ; кинулись сваты ловить яблоки (яб­
локо у сербовъ служптъ эмблемою брачнаго союза), но уда.
рили съ неба три молніи («тр:і мук>е од неба пукоше») и
поразили жениха и сватовъ 1 j. По указанію этой пѣсни Мѣ­
еяцъ— дядя Солнца; посвидѣтельству же другой сербской пѣс­
іи, также миѳическаго содержанія, у Бога было чадо —ясное
Солнце, а у Солнца братомъ былъ—Мѣсяцъ, сестрою — Звѣз­
іа­преходница, т. е. планета, подвижная звѣзда. Спорила дѣ­
войка съ Солнцемъ: «яркое Солнце! я красивѣй тебя, и твоего
эрата яснаго Мѣсяца, и твоей сестрицы Звѣзды­преходни­
цы» а ). Солнце шлетъ жалобу Богу: «Боже! какъ мнѣ быть
съ проклятою дѣвицей?» А Богъ отвѣчалъ ему кротко: «яркое
Солнце, мое чадо дорогое! 3 ) будь весело, не сердися; легко

') Срп. н. njecne, I, 157—9.

а) JapKO сунце! лепша сам од тебе,
И од тебе и од брата твога,
Од твог брата, cjaJHOra Месеца,
Од сестрице Звезде­преоднице.
3) Japito сунце, Moje чедо драго!
6*
 84

сдѣлаться съ проклятою дѣвпцей: ты засіяй, чтобъ за

ея лицо, а я дамъ ей худую долю» 4 ). Звѣзда­преходнпці
на быть Венера, потому что въ другпхъ пѣсняхъ с
Мѣсяца называется Денница; она устраиваетъ свадьбу
брата и испрашиваетъ съ неба молнію:
Радуе се зв^езда Данпца,
Женп брата cjaJHOro М,)есеца,
Испросила мун(ь)у од облака
Свадьба слѣдоват. совершается при весенней грозѣ,
творяющей землю дождевыми ливнями; свадебные чи
этомъ брачномъ торжествѣ исправляли самъ Гоеиодь
тые угодники, а свадебными дарами были: Богу — н
высь, св. Іоанну — зпмніе холода, св. Николѣ— воды,
лу Петру — лѣтніе жары, Огненной Маріи — живоі
Ильѣ­пророку — громовые стрѣлы г ). Дѣвойка, bctj
въ споръ о красотѣ съ самимъ Солнцемъ, конечно, пр
житъ къ одному разряду съ златорукою. дѣвою, такъг
покаравшею своихъ сватовъ. Съ тѣми­же мпоическші
ми встрѣчаемся и въ литовскихъ пѣсняхъ: «Подъ клен
четъ студенецъ; сюда приходятъ божьи сынки nj
при лунно мъсвѣтѣ съ божьими дочками. П{
(дѣвпца) къ источнику умыться; какъ вымыла лицо б
упало мое колечко въ воду. И пришли божьи сынки, л
ли мое колечко изъ глубины водъ; пріѣхалъ добрый ш
на вороиомъ коиѣ съ золотыми подковами: поди сюда,!
поди сюда, молодая! скажемъ другъ другу словечко, і
емъ думочку — гдѣ рѣчка поглубже, гдѣ любовь любі
Выраженіе «иёлѵо dukleli» (божьи дочки) имѣетъ п[
варіантъ: «sanies dukry te » (солнцевы дочки). «Куда д1
божьи кони? спрашиваетъ пѣсня, и отвѣчаетъ: божіе с
нихъ поѣхали. Куда поѣхали божіе сыны? Искать л
•J Срп. н. njecne, I, '305. — 2j Ibid., 155­6
 85

рлнца.» Литовская поговорка такъ выражается объ излишней

ізборчивости: «ему п солнцева дочь не угодитъ!» ') Кто эти
,/лнцевы дѣвы— сестры и дочери? Хотя преданіе и спитаетъ
,ѣзды дѣтьмп солнца, тѣмъ не менѣе миѳическая обстановка,
> которой являются солнцевы дѣвы, не позволяетъ считать
;ъ за олицетвореніе этихъ свѣтилъ; напротивъ все говоритъ
тождество пхъ съ водными нимфэми (эльфами, вилами, ру­
лкамя), въ образѣ которыхъ языческая древность воплотила
істролетучія грозовыя облака. Онѣ показываются при сту­
^цахъ (старинная метафора дождевыхъ тучъ), низводятъ
> неба молнію, поютъ пѣснп, танцуютъ съ божьими сынами
;вступаютъ съ ними въ любовный связи. Замѣтимъ, что въ
;истѣ вѣтровъ и воѣ бури простодушному язычнику слыша­
ісь пѣсни духовъ, а въ прихотлпвомъ поліітѣ облаковъ и въ
>утящихся вихряхъ видѣлись ихъ пляски и свадебное ве­
лье 2 ). Солнцевы дѣвы умываютъ солнце и расчесыва­
гъ его золотыя кудри (лучи), т. е. разгоняя тучи и проли­
ія дождь, онѣ прочищаютъ ликъ дневнаго свѣтнла, даютъ
іу ясность. Тотъ­же смыслъ заключается и въ преданіи, что
іѣ метутъ дворъ мѣсяца, т. е. разметаютъ впхремъ потем­
іюіція его облака. Обладая безсмертнымъ напиткомъ (живою
ідою дождя) солнцевы дѣвы сами представляются вѣчно­пре­
тснымп и никогда­нестарѣющими.
Зоря олицетворялась у славянъ въ образѣ богини и называ­
ть сестрою Солнца, какъ это видно нзъ пѣсеинаго къ ней
іращенія:
Зоря­ль, мол Зоринька,
Зоря, солнцева сестрица!

•) Чорты литов. нар., 128—134, 148; Вѣст. Р. Г. О. 1857, IV,

18. — г) Въ одной литовской пѣснѣ (Черты лит. н , 125 — 6)
еркунъ рубитъ зеленый дубъ (:г тучу) и кровью его (~ дож­
мъ) мараетъ свадебные уборы солнцевой дочери.
 86

Въ заговорахъ, которые обыкновенно произносятся на

токъ — при восходѣ солнца, ее называютъ красною j
цею: «Зоря­Зоряница, красная дѣвица, полунощііица»
рано­пробуждаюш,аяся , предшествующая дневному рази
Подобно богпнѣ­Солнцу, она возсѣдаетъ на золотомъ е
разстилаетъ по небу свою нетлѣнную розовую ч>ату ш
зу 1 ), и въ заговорахъ доселѣ сохраняются обращеищ
ней мольбы, чтобъ она покрыла своею Фатою отъ волшеі
чаръ и враждебныхъ покушенііі (см. гл. V). Какъ ут|
солнечные лучи прогоняютъ нечистую силу мрака, ночи;
вѣрили, что богиня Зоря можетъ прогнать всякое зло, и
ляли ее тѣмъ­же побѣдоноснымъ оружіемъ (огненными
лами), съ какимъ выступаетъ на небо свѣтило дня; вяѣс
/этимъ ей приписывается и та творческая, нлодоро,;.яща«
\І какая разливается на грироду восходящпмъ солнцемъ. К
яне выставляютъ сѣмена (хлѣбъ, назначенный для посѣ
три утреннія зори, чтобъ они дали хорошій урожай г ). С
но съ нагляднымъ, ежедневно­повторяющимся указаніем;
роды, мпоъ знаетъ двухъ божественныхъ сестеръ— 3oj
реннюю и Зорю Вечернюю; одна предшествуем восходу
ца, другая провожав іъ его вечеромъ на покой, и обѣ т
образомъ постоянно находятся при свѣтломъ божестві
прислужпваютъ ему." Утренняя Зоря выводитъ на неб
сводъ его бѣлыхъ коней, а Вечерняя принпмаетъ ііхъ,
оно, совершивши свой дневной поѣздъ, скрывается на а
Въ Каринтіп утреннюю зорю называютъ дъжнпда 3 )­
во, тождественное съ именемъ звѣзды денницы или у
няцы и родственное съ древнимъ названіемъ солнца I
богомъ (отъ dah— горѣть). Въ сербскихъ пѣсняхъ :

') У грековъ Зоря также возсѣдада на золотомъ тронѣ і

надась въ багряную, золотистую одежду (Гомеръ)­ — г) Саі
II, 14. — 3) ж. М. Н. П. 1846, VII, ст. Срсзнев., 52.
 87

синица слыветъ сестрою Солнца, какъ у насъ Зоря ­, въ об­

|(стныхъ нарѣчіяхъ деннпцѣ даютъ названіе зарница (въ
|ілорсс. зоря означаетъ вообще звѣзду), а у литовцевъ она
(рситъ имя Auszrine (=прплагательное «утренняя», заста­
вляющее предполагать при себѣ существительное «звѣзда») —
^ного пропсхожденія съ cancKp.Us has (зоря, безсмертная и
щаженная дочь неба), греч. 'Нш? и латпн. Aur­ora '), отъ
&Ь — горѣть, свѣтпть, блистать 2 ). Итакъ названія зори
,іразовалпсь отъ тѣхъ­же корией, отъ которыхъ произошли
юва, означающія день и утро. Нѣмцы говорятъ: der Мог­
Г'П tagt (tagen) — разсвѣтать: сравни санскр. aliau—день и
аііана — заря 3). Соотвѣтственно метафорическому предста­
іенію солнца горящпмъ свѣтильникомъ, Аушрине разводила
^ннимъ утромъ богинѣ­Солнцу огонь, а Вакарине (вечерняя
іѣзда— другое названіе Венеры) гасила его и стлала для уто­
ленной богини постель: поэтическая картина, совпадающая
b содержанію съ слашшскпмъ преданіемъ о выводѣ солнце­
ахъ коней Утренней Зорею и уводѣ ихъ Вечернею Зорею.
эстолцевъ возженіемъ и иогашеніемъ солнцева свѣтильни­
і завѣ^ываютъ Зорп> Верховный богъ­прадѣдъ, по сотвореніи
іра, поручилъ своей дочери принимать захо,:ящее Солнце,
іводить его на покой, и хранить его свѣтильникъ въ продол­
еніи ночи, а сыну своему— снова возжигать зтотъ свѣтнль­
икъ при наст\пленіп утра и отпускать Солнце въ дневное
го странствованіе. Весною, когда на сѣверѣ дни бываютъ са­
ые долгіе и утро почти сливается съ вечеромъ, сестра, при­

') Звукъ г образовался изъ s.— 2) Die Goltciwelt, 60; Лѣт. рус.
ат., кн. III, отд. 3, 56; Пикте, II, 672—3: ush— сжатая Форма
)рня v;is, отъ котораіо произошло названіе весны. — G) Въ древне.
зглійскомъ день назывался dnwc (z;d;iy), л новѣйшеиу англ,
л\ѵп
л\ѵп— свѣтать еоотвѣтствуетъ англосакс, dagian (:=lagen) — M.
лоллеръ, 80—81; Пикте, I, 156­7.
 88

нвмая свѣтпльнпкъ солнца, должна тотчасъ­же передавал

пзъ рукъ въ руіш своему брату. При одной изъ этихъ вст[
они пристально взглянули другъ другу въ очи, пожали в$
но руки и коснулись устами. «Будьте счастливыми с|
гамп!» сказалъ имъ отецъ; но дѣти просили не нарушай
дости стыдливой любви и оставить пхъ вѣчно женихи
невѣстою. Съ тѣхъ поръ, когда они встрѣчаются весне
сливаютъ свои уста въ сладкомъ поцѣлуѣ — румянещ
крываетъ щеки певѣсты и отражается по небу
зовымъ блеском ъ, пока женихънезажжетъ днеі
го свѣти льннка. Время этой встрѣчи празднуетъ вся ;
рода; земля убирается въ зелень и роскошные цвѣты, ар
оглашаются пѣснями соловьевъ '). Итакъ мпѳъ отождеиі
етъ зорю съ звѣздой денницею, по сходству пздревлеі
своенныхъ имъ названій, или правильнѣе — переносиц
планету Венеру представленія, созданный поэтическою <№
зіей о зорѣ.
Въ гимнахъ Ведъ и въ миѳическихъ сказаніяхъ грекові
ря изображается то матерью, то сестрою, то супругою
возлюбленною Солнца. Матерью она представлялась поті
что всегда предшествуетъ восходу солнца, выводптъ его bcj
за собою и такимъ образомъкакъ­бы рождаетъ его каждое у
По изслѣдованіямъ Макса Мюллера, простое, естественное»
ніе, что при восходѣ солнца зоря гаснетъ, скрывается,­
метаФорическомъ языкѣ аріевъ превращалось въ поэтиче
сказаніе: прекрасная дѣва Зоря бѣжитъ отъ восходящаго С
да и умираетъ отъ лучезарныхъ объятій и жаркаго дыі
этого пламеннаго любовника. Такъ юная Да*на убѣгаегь
влюбленнаго Аполлона и умираетъ въ его объятіяхъ, т. е.
чахъ, ибо въ числѣ другихъ уподобленіи лучи солнечны!
зывались также золотыми руками. Тотъ­же смыслі
') Сказ. Грим., I, стр. XXXYI—VII; Ж. М.Н.П. 1849, V, 57
 89

ключается и въ слѣдующихъ метаФорическпхъ выраженіяхъ:

«солнце опрокинуло колесницу зори», «стыдливая зоря скры­
ваетъ свое лице при впдѣ о б на жен наг о супруга ­ Солнца».
Ярко­сіяющее солнце казалось обнаженныиъ, въ противополож­
ность другой метаФорѣ, которая о солнцѣ, закрыто мъ тем­
ными облаками, говорила, какъ о божествѣ, накинувшемъ
на себя одежды (об лаченіе, по крыв ало). Покинутое Утрен­
ней Зорею, одинокое Солнце совершало свое шествіе по небу,
напрасно отыскивая свою подругу, и только приближаясь къ
предѣ.іамъ своей дневной жизни, готовое погаснуть ( = умереть)
на западѣ, оно снова, на краткія мгновенія, обрѣтало Зорю,
блиставшую дивной красотою въ вечернемъ сумракѣ ').
Приведенный свидѣтельства наглядно говорятъ, что въ то
древнее время, когда надъ всѣмъ строемъ жизни владычество­
вали патріархальныя, кровныя связи, человѣкъ находилъ зна­
комый ему отношенія и во всѣхъ естественныхъ явленіяхъ;
боги становились добрыми семьянинами, были — отцы, супру­
ги, дѣти, родичи. Олицетворяя божественный силы природы
въ человѣческихъ образахъ, онъ перенесъ на нихъ и своп бы­
товыя Формы. Но такія родственный связи боговъ были пло­
домъ не сухой, отвлеченной реФлексіи, а живаго, поэтпческа­
го воззрѣнія на природу, и смотря потому, какъ мѣнялось это
воззрѣніе —мѣнялпсь и взаимный отношенія обоготворенныхъ
свѣтилъ и стихій: одно и то же божество могло быть то 'от­
цемъ, то сыномь другаго, быть рожденнымъ отъ двухъ и бо­
лѣе матерей, и т. д. Вотъ почему даже тамъ, гдѣ подъ вліяні­
емъ успѣховъ народной культуры вызвана была дѣятельность
ума къ соглашенію различныхъ мпоическихъ представленій
(напр. у грековъ), даже тамъ поражаетъ насъ запутанность

*) М. Мюллеръ, 73­76, 81, 92; Orient und Occid. 1863, в II,

256­8.
 90

и протпворѣчіе миоовъ. Очевидно, что у народовъ, стоявшпхъ

на значительно­низшей ступени развитія.ещеявственнѣе долж­
ны выступать черты, указывающія на неопредѣленность и
неустановившееся б] оженіе мысли. Уже отсутствіе у славян­
скпхъ племенъ такихъ названін для мѣсяца, утренней и вечер­
ней зори и звѣздъ, которыя бы изъ нарпцательныхъ, съ тече­
ніемъ времени, обратились въ собственный, иелегко­распозна­
ваемыя въ своемъ первоначальномъ коренномъ значеніп, свпдѣ­
тельствуетъ, что мы иміемъ дѣло съ эгохою самыхъ широкихъ
и свободныхъ поэтическихъ представлепій, присутствуемъ
такъ сказать при еамомъ зарожденіи миопческпхъ сказаній.
'Гаже творческая, плодородящая сила, какую созерцалъ
язычникъ въ яркихъ лучахъ лѣтпяго солнца, видѣлась ему
и въ лѣтнихъ грозахъ, проливающихъ благодатный дождь на
жаждущую землю , освѣжающихъ воздухъ отъ удушливаго
зноя и дающихъ нивамъ урожай. Множество разнообразныхъ
повѣрій, преданій и обрядовъ несомнѣнно свпдгтельствуетъ
о древнѣйшемъ поклоненіи славянъ небеснымъ громамъ н мол­
ніямъ. Торжественно­могучее явленіе грозы, несущейся въ воз­
душныхъ пространствахъ, олицетворялось ими въ божествен­
номъ образѣ Перуна­Сварожича, сына прабога Неба; мол­
ніи были его оружіе — мечь и стрѣлы, радуга— его лукъ, ту­
чи— одежда, или борода и кудри, громъ — далекозвучащее
слово, глаголъ божій, раздающійся свыше, вѣтры и бури —
дыханіе, дожди— оплодотворяющее сѣмя. Какъ творецъ не­
беснаго пламени, рождаемаго въ громахъ, Перунъ признается
и богомъ земнаго огня, принесеннаго имъ съ небесъ въ даръ
смертнымъ; какъ владыка дождевыхъ облаковъ, изд| евле упо­
доблявшихся воднымъ источникамъ, получаетъ нэзваніе бо­
га морей и рѣкъ, а какъ верховный распорядитель вихрей и
бурь, сопровождающихъ грозу, — названіе бога вѣтровъ (см.
ниже). Эти различный названія придавались ему первона­
 91

чально, какъ его характеристические эиитеты, но съ тече­

ніеиъ времени обратились въ имена собственный; съ затем­
нѣніемъ древнѣйиихъ воззрѣній, они распались въ сознаніи
народномъ на отдѣльныя божескія лица, и единый владыка
грозы раздробился на боговъ грома и молній (Перунъ), огня
(Сварожпчъ), воды (Морской царь) и вѣтровъ (Стрибогъ).
Вмѣстѣ съ низведеніемъ миопческихъ пгедставленій и сказа­
ній о небесномъ пламени молній на земной огонь, о дождевыхъ
потокахъ на земные источники, с.амо собой возникло обожа­
ніе домашняго очага, рѣкъ, озеръ и студенцовъ.
Въ такнхъ образахъ поклонялся славянинъ всесозндаю­
щимъ силамъ природы, которыя для живаго существа суть
благо, добро и красота. Человѣку естественно чувствовать
привязанность къ жизни и страхъ къ смерти. Обоготворивъ,
какъ благое, все связанное съ плодородіемъ, развитіемъ,
онъ долженъ былъ инстинктивно, съ тревожною боязнію от­
ступить отъ всего, что казалось ему противнымъ творческому
дѣлу жизни. Съ закатомъ дневнаго свѣтила на западѣ какъ­
бы пріостанавливается вѣчная деятельность природы, молча­
ливая ночь охватываетъ міръ, облекая его въ свои темныя
покровы, и все погружается въ крѣпкій сонъ — знаменіе на­
всегда­усыпляющей смерти; съ помраченіемъ яркихъ лучей
солнца зимними туманами и облаками начинаются стужи и
морозы, небо перестаетъ блистать молпіями и посылать дож­
ди, земная жизнь замираетъ и человѣкъ осуждается на тя­
желые труды: онъ долженъ строить жилище, селиться у до­
машняго очага, заготовлять пищу и теплую одежду. У пер­
вобытныхъ племенъ сложилось убѣжденіе, что мракъ и хо­
лодъ, враждебные божествамъ свѣта и тепла, творятся дру­
гою могучею силою— нечистою, злою и разрушительною.
Такъ возникъ дуализмъ въ религіозныхъ вѣрованіяхъ; въ на­
чалѣ онъ пстекалъ не изъ нравственныхъ требованій духа че­
 92

ловѣческаго, а изъ чисто­Фпзическихъ услэвій и ихъ разллч­

наго воздѣііствія на живые организмы; человѣкъ не имѣлъ дру­
гой мІ;ркп,кромѣ самого себя, своихъ собственныхъвыгодъ п не­
выгодъ. Нравственный основы вырабатываются позднѣе и при­
крѣпляютсяуже къготовымъ положеніямъ дуализма, порожден­
наго древнѣйшимъвоззрѣніемъ на природу '). Такимъ образоиг
отдаленные предки паши, кругъпониманіякоторыхъ необходимо
ограничивался внѣшнею, матеріальною стороною, все разнообра­
зие естествеішыхъ явлеиіп рдздѣлили на двѣ противоположный
силы. У западныхъ славянъ это двойственное воззрѣніе на міръ
божій выразилось въ поклоненіи Бѣлбогу и Чернобогу,
представителямъ свѣта и тьмы, добра и зла. Въ хроникѣ Гель­
мольда читаемъ: «est autem Siavorum mirabilis error, nam in
conviviis et compotationibus suis pateram circumferunt, in quam
conferunl non dicam consecrationes, sed execralionis verba, sub
nomine deorum boni scilicet atque mali, omnem
prosperam fortunam a bono deo, ad vers am amalo di­
rigi profitentes; ideo etiam malum deum sua lingua diabol
sive Zcerneboch, id est nigrum deum, appelant.» 2 )
Уцѣлѣвшія геограФическія названія и народный преданія свп­
дѣтельствуютъ, что вѣрованіе въ Бѣлбога и Чернобога было
нѣкогда общпмъ у всѣхъ славянскихъ племенъ, въ томъ чи­
слѣ и русскихъ: Belbug —островъ съ монастыремъ на Регѣ
') Это между прочимъ доказывается существованіемъ подобныхъ­
же вѣрованій у народовъ, стоящихъ на весьма низкой ступени раз­
витія, каковы племена финнскіп и татарскія— Казане. Г. В. 1852.
40; Сбоев., 101—2; Вѣст. Р. Г. О. 1859, VII, 100­6; Ж. М. В Д.
1858, IV, 62; Фуксъ, 139. — 2) Макуш., 88. Переводъ: Удивитеіь­
но суевѣріе славянъ, ибо они на своихъ празднествахъ и пирахъ
обносятъ круговую чашу, возглашая надъ нею слова — не скажу:
благословенія, но проклятія, во имя боговъ добраго и злаго, такт.
какъ ожидаютъ отъ добраго бога счастливой доля, а отъ злаго—
несчастливой; поэтому злаго бога даже называютъ на свосмъ язы­
вѣ дьпволомъ или чернымъ богомъ (Чернебогъ).
 93

(въ Помераніи); Бялобоже и Бялобожница— въ Поль­

шѣ; Бѣлые боги— урочище у большой дороги отъ Москвы
къ Тропцѣ, не доѣзжая туда 15 верстъ; Троицке Бѣлбож­
скій монастырь—въ костромск. эпархіи; Чернобожье— въ
порховскомъ уѣздѣ, Чернобожна— въ Буковинѣ, Черно­
божскій городокъ— въ Сербіи; въ землѣ лужичанъ, близь Бу­
дишина, есть гора Чернобогъи недалеко отъ нея другая —
Бѣлбогъ, о которыхъ сохранилось преданіе, какъ о ыѣстахъ
языческаго богослуженія '). Въ Бамбергѣ былъ найденъ
идолъ Чернобога, изображеннаго въ видѣ звѣря, съ рунической
надписью, начертанной такъ, какъ произносятъ славяне по­
вюрскіе: Царни бу; объ этомъ открытів написалъ въ свое
время ученое пзслѣдованіе покойный ШаФарпкъ г ). Согласно
съ показаиіемъ Гельмольда, люнебурскіе славяне до позднѣй­
шей эпохи называли дьявола Чернобогомъ "). По разска­
зу Густинской лѣтописи (подъ 1070 годомъ) старинные волх­
вы были убѣждены, что «два суть бози: едпнъ небесный, дру­
гой во адѣ» 4 ); бессарабскіе переселенцы на вопросъ: пспо­
вѣдаютъ ли они христіанскую вѣру? отвѣчали: «мы покло­
няемся истинному Господу нашему — бѣлому Богу» 5 ), а
на Украйнѣ уцѣлѣла клятва: «щобъ тебе чорній богъ
убивъ!» в ) О древнемъ Бѣлбогѣдоселѣ сохраняется живая память
въ бѣлорусскомъ преданіи о Бѣлунѣ. Бѣлунъ представляет­
ся старцемъ съ длинною бѣлою бородою, въ бѣлой одеждѣ

') Срезнев., 12—13; Volkslieder der Wenden, II, 26i>— 6; Ж. M.

H. П. 1838, V, ст. Прейса, 231—8; Р. И. Сб., стат. Ходаковск.,
I. 78­80; VII, 7, 314; Слов. Геогр. Щекатова, VI, 350. —
2) Р. И. Сб., I, 51 — 81. Шаоарикъ поклоненіе Чернобогу при­
писываетъ венедамъ и грубо­сдѣланное изображение его приниыаетъ
за льва; но справедліівѣс полагать, что это волкъ, ыиѳическій
представитель ночи, темныхъ тучъ и зимы. —3) Срезнев., 12, Вѣст.
Евр. 1826, IV, 259.—*) П. С. Р. Л., II, 273. — 5) Вѣст. Евр. 1827,
X, 153. ­ 6 ) Ноыис, 73.
 94

и съ посохомъ въ рукахъ; он ъ является только днемі,

и путнпковъ, заблудившихся въ дремучемъ лѣсу, выводпті
на настоящую дорогу; есть поговорка: «ценна у лѣсѣ безі
Бѣлуна». Его почитаютъ подателемъ богатства и плодородія,
Во вреия жатвы Бѣлунъ присутствуетъ на нпвахъ и помо
гаетъ жнецаиъ въ нхъ работѣ. Чаще всего онъ показываем
въ колосистой ржи, съ суиою денегъ на носу, нанитъ какого
нибудь бѣдияка рукою и просптъ утереть себѣ носъ; когда
тотъ исполнптъего просьбу, то изъ суны посыплются деньги,
а Бѣлунъ псчезаетъ. Поговорка: «иусиць посябрывся (до.№
но быть подружился] з' Бѣлуномъ» употребляется въ смысгё:
его посѣтило счастье d ). Это разсыпаніе Бѣлуноиъ богатствт,
основывается на древнѣйшемъ представлеиіи солнечнаго свЪ
та золотоиъ.
Филологія превосходно подтвержу аетъ такой дуалистпчѲ'
скій взглядъ славянскпхъ племенъ на явленія природы. Сло­
ва, означаю щія свѣтъ, блескъ и тепло, вмѣстѣ съ тѣиъ послу­
жили и длі выраженія понятій блага, счастія, красоты, здо­
ровья, богатства и плодородія; напротивъ слова, означающія
иракъ и холодъ, объеилютъ собою понятія зла, несчастія, безо­
бразія, болѣзни, нищеты и неурожая: а) прилагательное
бѣлой (Бѣл­богъ) собственно значитъ: свѣтлый, ясный.
Сближая слово свѣтъ (svjet, swiat) съ родствеиныип Фор­
мами индоевропейскихъ языковъ, мы находпиъ въ санскрптѣ
сѵёІа = бѣлый, эпитетъ, придаваемый божеству солнца ").
При возведеніи живописующаго признака, выразившегося въ
а) Приб. къ Ж. М. Н. П. 1846, 7 — 8 Количество денегъ, кото­
рыма награждаешь Бѣлунъ бѣдняка, бываетъ больше и меньше
смотря по тому, чѣмъ утрешь ему носъ: если рукою, то золота
высыпится изъ сумы столько, сколько можно забрать въ горсть;
если платкомъ или полою одежды, то сколько можетъ въ ннхъ по­
ыѣститься. Объясненіе этого преданія см ниже въ главѣ о вѣдь­
иахъ. — г) М. Мюллеръ, 88; корень с,ѵі, gvit— nlbum esse.
 95

опредѣленныхъ звукахъ, до общаго понягія о предметѣ, пер­

воначальная изобразительность елова дѣлается нечувствитель­
ною для слуха и потому подновляется обыкновенно зпптетонъ,
который и остается за нимъ, какъ «постоянный». Такой эпи­
тетъ находимъ мы въ выраженіяхъ: бѣлый свѣтъ и бѣ­
лый день; изъ нихъ первое получило смысл ъ вселенной,
т. е. всего впдимаго, озареннаго небеснымъ свѣтомъ; литов.
swietas и др.­прус. switai также употребляются въ обо­
ихъ смыслахъ—и какъ міръ, и какъ стпхія свѣта '). Вы­
раженіе, встрѣчаемое въ галицкой пѣснѣ г ): бѣлый мѣсяцъ
соотвѣтствуетъ обыкновенной эпической Формѣ: свѣтёлъ
или ясный мѣсяцъ; въ заговорахъ упоминается бѣлъ­го­
рючъ камень алатырь; колесницу Солнца возили бѣлые кони.
Согласно съ этимъ древппмъ значеніемъ, съ корнемъ бѣл=
бил соединяется идеяплодородія, пзо­билія: у Нестора волх­
вы обвиняютъ женъ, «яко си жито или обилье держать.» 3 )
Опираясь на приведенный указанія языка, приходимъ къ
заключение, что Бѣлбогъ долженъ быть тождественъ съ
Спѣ(я)товитомъ, богомъ дневнаго и весенняго [ = ясного) не­
ба; безъ сомнѣнія, первоначально это были только Фонети­
чески­различныя, но существенно ­равносильный прозванія од­
ного и того­же божества. Въ дальнѣйшемъ ходѣ развитія за
Свѣтовитомъ удержано древнѣйшее представленіе владыки
неба, который не только блпстаетъ солнечнымъ свѣтомъ, но
и творитъ весенніе грозы, сражаясь съ темными тучами; а
съ именемъ Бѣлбога, кажется, по преимуществу сочеталось
понятіе дневнаго свѣта = солнца. Такое положеніе подкрѣ­
пляется извѣстнымъ въ нѣмецкой миоологіи, соотвѣтствен­
нымъ славянскому Бѣлбогу, названіемъ: Baldag, Beldeg
(сложное изъбѣл и dag, dag, tag) — богомъ свѣта, бѣлаго
') D. Myth., 754^*) ч. о. И. и Д., 1864, I, 20. — «) П. С.
Р. Л , I, 75; Radioing, slov., 2.
 96

дня, сыномъ Одіша. Я. Гриммъ намекаетъ на связь этогі

названія съ именеиъ Ва1(1г(англос. Bealdor, Bald о г; en
небесное жилище исполнено ослѣпптельнаго блеска и не тер
пптъ ничего нечистаго; ср. литов. baltas, лет. baits — бѣлыі
красивый =готск. b alps; mare Balticum собственно «бѣла
море») п указываетъ при этомъ, что у кельтовъ весенніі
майскій праздникъ назывался la bealtine или beiltine, bel
teiu; la день, teine, tine — огонь иВеаІ (Beil, Benl
Beli) —имя верховнаго божества свѣта, др. ­кельт. Веіеши
Belinus, азіат. Belus, Bel, Bal '). Солнце уподобляли
блестящему вѣнцу, коронѣ на главѣ небеснаго бога (см. и
V); оно называлось царемъ, властителемъ свѣта и дня, і
подобно тому какъ впослѣдствіи въ народномъ эпосѣ « крася*
солнышко» служило предикатомъ князю Владиміру, такъи
договорѣ Олега упоминаются свѣтлые князи ~) и в:
народѣ доселѣ говорится: бѣлый царь, т. е. отъ небесш
го владыки эпитетъ переносится на земнаго. Точно таи
англос. bealdor, bal dor получило значеніе князя, корол
господина 3 ). Подъ вліяніемъ воззрѣиій, заставлявших!, в
стихіи свѣта видѣть высочайшее благо и красоту, выраженіі
«мои свѣтъ, свѣтикъ» и «красное солнышко » стали ласкатм
ными прпвѣтствіями.
Ь) Слова свѣтъ (свѣтить) и святъ (святить) фил*
логически тождествешіы; по древнѣйшему убѣжденію святоі
(серб, свет, илл. svet, чешек, swat у, пол. swiety.ni
szwentas, szwyntas, др.­прус. swints, летт. sw ehtsi
зенд. cpenta) есть свѣтлой, бѣлоп 4 ); ибо самая сия
свѣта ееть божество, нетерпящее ничего темнаго, нечистак
въ позднѣйшемъ смыслѣ—грѣховнаго. Понятія свѣт.іаго, 6д
гаго божества и святости неразлучны, и послѣднее — прямо
l ) D. Myth., 202­8, 579. — г ) П. С. Р. Л., I, 13 — 14. — 3J О
Myth., 201. — *) Изв. Ак. Н., III, 175; Пикте, II, 694.
 97

выводъ изъ перваго. Такъ отъ санскр. div — свѣтить, бли­

стать, играть лучами образовались греч. Zeu? (родит. Діос),
лат. deus — богъ, divus — божественный, святой, dives —
богатый, dies — день, сиби р. дивно — много, изобильно,
богато (сравни: сухмень — засуха, сушь — жаркое время
и сухо— много, несмѣтно), дивны й— чудесный, славный,
красивый; на тоже совпадете понятій, какое встрѣчаезіъ въ
лат. deus и dives, указывает!» наше богатой, производное
отъ богъ '); слова «свѣтъ» и «день» сопровождаются у насъ
эпитетомъ божій, а «искра» называется святою: «свиту
божого не видно», «свята искра» ­).
с) Красный первоначально означало: свѣтлой, яркой,
блестящій, огненный; прилагательное это стоитъ въ родствѣ
съ словами: крѣсъ — огонь, крѣсины — время лѣтняго пово­
рота солнца, крѣсникъ — іюнь мѣсяцъ, когда этотъ пово­
ротъ совершается. Какъ постоянный эпитетъ, подновляющій
коренной емыслъ словъ, принятыхъ за названія небесныхъ
свѣтплъ и солнечнаго сіянія, прилагательное это употре­
бляется въ слѣдующихъ эпическпхъ выраженіяхъ: красное
солнце, красная зоря, красный день (ясный, солнечный день
называется также украсливымъ, хорошая погода—укра­
сливая), красный мѣсяцъ, красная весна, красное лѣто,
Красная Горка — весенній праздникъ, въ поученіи Мономаха
«красный свѣтъ» s); свѣтлая, съ большими окнами изба на­
зывается красною (=свѣтлицею) и окно со стеклами,
въ отличіе отъ волоковаго, слыветъ краснымъ. Въ яро­
славск. губ. красить употребляется въ смыслѣ: свѣтить,
сіять: «поглядзи­тко ты въ восточную сторонушку, не краситъ
ли красное солнышко?» Отъ понятія о свѣтѣ слово «красный»
перешло къ означенно яркой краски, точно такъ, какъ при­
*) D. Myth., 176—7; Обл. Сл., 47, 222; Мат. сравн. слов., I, 346. —
») Номис, 9, 14. ­ 3) п. С. Р. Л., I, 102.
7
 98

лагательное жаркой употребляется въ областномъ язык!

въ смыслѣ: оранжевой, а въ пермской губ. ягода клюква
ради еякраснаго цвѣта, называется жаравихой. Восходяще
солнце, озаряя своими лучами міръ, даетъ возможность №
зерцать вее его великолѣаіе; теплые дни, приводимые весеі
нимъ солнцемъ, согрѣваютъ землю и наряжаютъ ее, слови
невѣсту, роскошными цвѣтами и зеленью. Естественно, |
съ представленіями свѣта и солнца должна была сочетать»
идея красоты: пре­красный, красовптый, красові
тушко — привѣтствіе милому, любимому человѣку, сравві
су грѣво—тихая, теплая погода и сугрѣвушка — ласи
тельное названіе, даваемое женщинѣ; о проясняющейся погоі:
въ архангельской губ. выражаются глаголомъ прохорі
шиваться, и наоборотъ о нарядной дѣвицѣ пѣсня говорил

Убиралася, наряжалася,
До церкви пишла— якъ зоря зііішла,
У церковь війшла та ­ft засіяла.

Малорос. гарный — славный, хорошій родственно съ словак

грѣть=горѣть, серб. rpnjaTH (свѣтить и согрѣвать). 1
Слѣдующія выраженія указываютъ, что съ стихіей свѣта соед
нялись и понятія о счастіи и весельи: красоваться— жи
въ довольствѣ, весело, красная жизнь — счастливая, крі
ситься — играть, гулять 2 ); «быть на кресу» — щщ
ствовать, получить желаемое.
d) Слово чистый однозначптельно съ «свѣтлымъ», и та
же совмѣщаетъ въ себѣ понятія небеснаго сіянія и св:ітосіі
иебо чистое, небо прочищается, облает, чисть — то»
чтб ясень (вёдро): «на небѣ такая чисть!» 3 ) чистое з.»
и серебро (сравни: красное золото), П ре­чист а я Д№

') Потебн., 37. — t) Обл. Сл, 92, 182, 219, 238; Вибл для»
1848, X, 118; Radic. ling, slov., 38, 41.— 3) Обл. сл, 258.
 99

очищеніе было религіозиымъ обрядомъ, состоявшимъ въ

прыганіи чрезъ зажженные костры, въ окуриваніи и омовеніи
ключевой водою: огонь — еимволъ небесной молніи, вода —
символъ дождя. Какъ весенняя гроза выводить изъ­за тучъ и
тумановъ яркое солнце, прочищаетъ небо, такъ дѣйствіемъ
огня и води прогоняются отъ человека темныя, враждебный,
демоническая силы; позднѣе обрядъ этотъ получилъ значеніе
нраветвеннаго очищенія отъ грѣховъ (чисти лище, очи­
стительная молитва и присяга, чистота душевная). Съ
отрицаніемъ не —нечистый есть названіе дьявола; нечи­
стая сила — сила мрака, холода и всего враждебнаго чело­
вѣку; подобно тому и слово черный, противоположность кб­
тораго «бѣлому» такъ рѣзко запечатлелась въ преданіи о
'Іернобогѣ и Бѣлбогѣ, употребляется какъ эпнтетъ злыхъ
духовъ. Въ заговорахъ упоминаются «черные духи, нелюди,
мые» и творятся заклятія «отъ черныхъ божіихъ людей» і );
а Густинская лѣтопись приводитъ показанія старинныхъ ку­
десниковъ а ): «наши бозп живутъ въ безднахъ, видомъ чер­
ни, крилаты, з' хвостами, летаютъ подъ небо слушающе ва­
шихъ боговъ.» Сербск. поговорка: «ако je црн, HHJe 1(аво» 3j;
въ словацкой пѣсаѣ: «с iernj certi»; самое слово чортъ(сегІ,
cart) Колляръ нроизводитъ отъ «черный»: съ приданіемъ
корню сег Формующей буквы t образуется cert (8а г t
pschwarz), а съ приданіемъ буквы п— ёегп (Cernbog,
чернь). 4) Въ духовныхъ сочиненіяхъ дьяволъ име­
нуется «княззмъ тьмы»; у нѣмцевъ чортъ называется —
der schwarze, др.­сак. m irk i — tenebrosus (сравни съ
нашимъ мракъ; «er was swarz als ein rale» 5 ).
Народная загадка, означающая дымъ, уподобляетъ его

') Сахаров, I, 26, 30. — 2) п. С. Р. X, И, 273.­3) срп. н.

поел., 5. — 'j Nar. zpiewanky, I, 8, 413—4. — 5) D. Myth., 945.
7*
 100

чо рту: «чортъ голеііаетъ, выгибаться гораздъ» '); во ива

гихъ преданіяхъ разсказывается, какъ черти, превращаясь!!
тонкой дымъ, мгновенно исчезаютъ: «бѣсъ же изыде аві
тьма изъ сосуда» •). За темнотою до сихъ поръ удерживай
ся въ простонародьи представленіе чего­то таинственно­cTpas
наго; обычная замѣтка: «не къ ночи будь сказано» есть рвд
заклятія, чтобы неосторожно­сказанное вечеромъ слово ые вы
звало какой бѣды 3 ); темною комнатой старыя няни пугаіго
дѣтей; нечистые духи разгуливаютъ поночамъ и вомракѣтк
рятъ людямъ и животнымъ зло, солнечныхъ же лучей они»
ятся и тотчасъ разбѣгаются при утреннемъ разсвѣтѣ 4 ). Те
ное царство демоновъ (= адъ) представлялось на западѣ­
тамъ, гдѣ заходитъ солнце, гдѣ потухаютъ его свѣтлые ли
(см. гл. IV). Такъ какъ мракъ скрываетъ все подъ своей і
проницаемой пеленою, то злому духу приписываются евойсті
и названія укрывателя, таителя, хищника.
Съ свѣтлыми, бѣлыми божествами славянинъ чувствоваі
свое родство, ибо отъ нихъ низпосылаются дары плодородіі
которыми поддерживается существованіе всего живаго на за
лѣ; народъ называетъ хлѣбъ—даромъ божіимъ; нашежнто­
по польски zboze— одного корня съ словами: живот ъ (жизи
и Жива — богиня весны. Слово о полку говорить о слан
нахъ, какъ о внукахъ солнца—Дажьбога. Представители тм|
чества и жизни, боги свѣта были олицетворяемы Фантам
въ прекрасныхъ и большею частію въ юныхъ образахъ; съя
ми связывались идеи о высшей справедливости и благѣ. ft
противъ съ темною силою природы, съ черными божества»

') Этн. Сб., VI, 54. — ­) Пов. и пред., 175; Чети­мннеи*

сентябрь. — ') Ж. М. Н. П. 1842, т. XXXIII, 110. Въ перцев*
губ. при разсказахъ о покойникѣ, колдунѣ и чортѣ оговаривают^
„будь не къ ночи помянутъ!" — *) Сказ., Грим, II, стр. 519; а
ниже о крикѣ пѣтуха.
 101

было соединяемо все старое, безобразное, лукавое и злое; они

враждебны жизни и ея нравственнымъ основамъ. Черная
душа означаетъ человѣка безчестнаго, криводушнаго; мрась
—негодяй ')); черный день —день бѣдствія, несчастія 2 ).
Главнымъ олицетвореніемъ нечистой силы была Мо(а)рена
или М о (а) р а н а отъ санскр. m г і—умираю (польск. m а г z а п а,
рус. смерть, лат. mors) — богиня смерти, зимы и ночи,
имя, родственное съ словами: мракъ (=морокъ, моръ —
повальная болѣзнь, мііра — тьма, марать, мары— носилки
для покойниковъ, мара—призракъ, нечистый духъ, мерекъ
или мёретъ —чортъ, мерещиться—темнѣть, смеркать­
ся, мерковать— ночевать, м ё р к о т ь — ночь, потемки, м е­
рекать—мало знать, собственно: не распознавать за темно­
тою; сравни «темный человѣкъ»; помора— отрава, помор­
щина — большая смертность, смрадъ, смердѣть, малор.
хм ара съ постояннымъ эпитетомъ «черная» — туча, великор.
хмара—густой туманъ, хморъ, хмора —туманное, дождли­
вое время, польск. chmura, и рус. смурый — темный,
пасмурный) и морозъ (= мразъ, польск. marzn ас,
чешек, mrznaut­i) "). Краледворская рукопись сравниваетъ
Смерть съ ночью и зимою. Здѣсь кроется между прочимъ
основаніе той тѣсной связи, въ какую поставила народная *ан­
тазія болѣзни, особенно повальный, съ нечистою силою, поче­
му она олицетворяетъ ихъ въ безобразныхъ, уродливыхъ *ор­
махъ, и почему простолюдины до сихъ поръ почптаютъ неду­
ги испорченностію, насланною при содѣйствіи злыхъ духовъ,
а животныхъ, родившихся съ какимъ­нибудь Физическимъ не­
достаткомъ, — порожденіемъ той­же демонической силы. Меж­
ду народными клятвами извѣстны: «побій тебе морока!»

) Обл. Сл., 117. — г) Поговорка: „береги денежку на черный

день". — а ) Обл. Сл., 111, 113, 169; Доп. обл. сл., 113; D. Myth ,
733, 801; Потебн., 50.
 102

«щобъ на тебе прошла чорна (вар. лиха) година!» ') Всѣ ц

ры, при совершеніи которыхъ призываются злые духи, исі
бираніе волшебныхъ зелій, на пагубу людей и животныхт>,с;
вершаются въ п о л н о ч ь. Ненавистница жизни, исконный враг
праведныхъ свѣтлыхъ боговъ, нечистая сила, по русскому ц
вѣрью, не знаетъ семейныхъ узъ, этихъ единственныхъ Форл
который у племенъ патріархалыіыхъ поддерживали и воин
тывали нравственный отношенія; она блуждаетъ по свѣту,і
имѣя мирнаго пристанища 2 ). Понятно, почему Чернобогъд
свидѣтельству Гельмольда, отождествлялся съ дьяволомъ;!
именемъ его народныя вѣрованія славянъ должны были си
тать предстгвленія ночи, зимы и потемняющнхъ небо т
съ которыми сражается молніеносиый Перунъ.
Между богами свѣта и тьмы, тепла и холода происходи
вѣчная, нескончаемая борьба за владычество надъ мірог
День и Ночь представлялись первобытнымъ иародаі
высшими, безсмертными существами; какъ День — пер
начально верховное божество евѣта = солнце, съ которьи
слово это тождественно и по названію, такъ Ночь — божесі
мрака. Въ нашемъ языкѣ уцѣлѣла эпическая Форма: «божі
день», у­нѣмцевъ—der heilige lag, у грековъ tepov yjfjiap. Зі
да повѣствуетъ, что День родился отъ Ночи, что согласно!
древне­греческимъ миоомъ о рожденіи восходящего Соли
изъ темныхъ нѣдръ Ночи 3 ) и съ русскимъ преданіемъ, ч(
впервые Солнце явилось изъ пазухи божіей: представ!
ніе, прямо снятое съ природы 4). Показываясь раннизгь JI

') Номис, 73.­ sj Сахаров , II, 16, 20. — з) М. Мюллеръ, 73­

*) Болгарская загадка говорить о Ночи, капъ матери Дня: ч
маііка­та око­то— и гледа, и не гледа, а на сина­тъ си сякуга ввді
т. е. у матери Ночи око = мѣсяцъ глядитъ и не глядитъ, ауйЛ
Дня гдазъ == солнце всякаго видитъ (изъ рукописи, сборн. г. Ь
равелова).
 103

ронъ на краю неба, одѣтаго ночною пеленою, Солнце казалось

какъ­бы рождающимся изъ тьмы; наоборотъ захожденіе его
вечеромъ уподоблялось смерти: скрываясь па западі;, оно от­
давалось во власть Морены, богини ночи и смерти. Великанъ
No'rvi, говорптъ Эдда, имѣлъ черную дочь по имени Nott (готск.
nachls, др.­вер.­нѣм. naht, апглос. niht, лат. пох, греч.
ѵй;, лит. nactis, дет. nakts, др.­слав. нощь, санскр. nakta);
у ней было нѣсколько мужей и послѣдній былъ изъ рода свѣт­
лыхъ боговъ (асовъ) и назывался De llingr, т. е. богъ днев­
наго разсвѣта, полумрака, предшествующего дню; отъ ьтого
брака родился Dagr (tag, день), прекрасный п свѣтлый— въ
отца, а не въ мать. Верховный владыка вселенной (Allvater)
взялъ къ себѣ Ночь и ея сына, посадилъ ихъ на небесахъ, и
каждому изъ нпхъ далъ по коню и колесницѣ, на которыхъ
они обязаны поочередно объѣзжать вокругъ земли. Конь Ночи
называется das lhauma'hiiige toss, ибо съ гривы его пада­
етъ на землю ночная роса; а конь Дня— das glanzmahnige,
такъ какъ блестящая грива его озаряла все небо. По другимъ
сказаніямъ, распространенны мъ почти у всѣхъ арійскихъ на­
родовъ, само Солнце объѣзжаетъ небесный сводъ, мѣняя ло­
шадей: на свѣтлыхъ пли бѣлыхъ гуляетъ оно днемъ, на чер­
пыхъ или вороныхъ—ночью. Утренняя и Вечерняя Зори или
День и Ночь запрягаютъ ему тѣхъ и другихъ коней въ колес­
ницу. Я. Гриммъ приводить народную загадку, изображающую
годовое время подъ символическимъ образомъ колесницы, ко­
торую возятъ семь коней бѣлыхъ и семь черныхъ (т. е. дни
и ночи недѣли). ') У славянъ День и Ночь, согласно мужеско­
му роду одного слова и женскому другаго, олицетворялись
какъ братъ и сестра. Народная загадка, означающая >годъв,
произносится такъ: «я старъ, отъ меня родилось двѣнадцать
сыновей (мѣсяцы), у каждаго изъ нихъ по тридцати сыно­
') D. Mjth., 697—9; Die Gottenvelt, 28.
 104

вейкрасныхъ, по тридцати дочерей черныхъ (днщ

ночи)»; другая загадка, означающая «ночь и день», выражаец
мысль .свою въ этой Формѣ: «сестра къ брату въ госц
идетъ, а братъ отъ сестры пятится» (или: «въ лѣсъ прячеі
ся»). ') Въ гимнахъ Ригъ­Веды Ночь сестра Зори 2 ). Не см
тря на родство, въ которое ставитъ Фантазія День п Hois
они въ ііреданіяхъ, какъ и въ самой природѣ, другъ друп
враждебны; народная загадка называетъ ихъ раздорникаш
(т. е. ссорющимися): «двое стоячихъ (небо и земля), двое |
дячихъ (солнце и мѣсяцъ), да два здорника (день и ночь)« !)
Еще прямѣе выражено это въ слѣдующей загадкѣ, занесений
въ одну старинную рукопись: «кои два супостата препирадо
ся?—День и Ночь.» 4 ) И по нѣмецкимъ преданіямъ Дены
Ночь стоятъ во взаимной борьбѣ; они постоянно сражаются,:
то одинъ, то другая побѣждаетъ. Вечерняя Звѣзда выступаеи
въ небѣ, какъ герольдъ Ночи, несущій ея знамя; а Звѣзл
Утренняя почиталась вѣстникомъ Дня. Одолѣвая въ вечерни
пору своего противника, Ночь налагаетъ на него оковы; Дев
лежитъ связаннымъ плѣнникомъ, и не прежде можетъ явп»
ся очамъ смертныхъ по утру, какъ разорвавши наложеі
ныя на него узы. Венгерская сказка повѣствуетъ о борьй
Утренней Зори и Ночи, которая не хотѣла дозволить своеі
сопернпцѣ взойдти на небесный сводъ, и упоминаетъ о том,

') Сахаров., I, 103; Эти Сб., YI, 46, 86. Въ этомъ­же выпускѣЭи
Сборника, на стр. 52, приведена загадка, въ которой нарушено у«і
правильное отношеніе къ роду олицетворяемыхъ понятій: «двѣ cet
тры — одна свѣтлая, а другая темная»; сличи съ болгарскою: яВИ
двѣ сестри: една­та бяла, друга­та черна" (день и ночь). Смутвм
воспоминаніе о Ночи, какъ о живомъ существѣ, сохранилось ві
пѣснѣ, записанной въ бирюченскомъ уѣздѣ: Де ты, Ниченька, сі
ни(о)чь ночувала?— Та ночувала пидъ дубочкоыъ, и т. д. —Маяйі
XI, 67. — 2) Orient und Occid. 1863, вып. И, 258. — з) Сахаров.
I, 103 — 4) Архивъ ист.­юрид свѣд., I, ст. Бусл., 48.
 105

какъ сказочный герои ев я за л ъ Зорю, чтобы продлить время

ночи. Тотъ­же мотивъ повторяетъ и новогреческая сказка *).
Романскіе языки опредѣляютъ разсвѣтъ дня словами, означаю­
щими — колоть, ткнуть: «>ран. poind re, исп. punt а г, итал.
spun tare; нѣмцы называютъ разсвѣтъ— tagesanbruch (отъ
brechen— переломить, сбивать), слово, заключающее въ се­
бѣ понятіе разрыва, треска; тотъ­же смыслъ и въ латин. с г е­
р u s с и 1 и m — разсвѣтъ, отъ crepare — трещать, лопнуть,
расколоться 2 ). У насъ областное брезгъ — утренній раз­
свѣтъ, брезжиться — объ огнѣ и свѣтѣ: мерцать, чуть вид­
нѣться, о зорѣ: заниматься, бре(я)зжать — бренчать, тре­
щать, ворчать на кого; брязгъ— стукъ, звонъ, брякотня 3 ).
Въ самой природѣ разсвѣтъ дня сопровождается свѣжимъ вѣ­
яніемъ утреиняго вѣтра, прохладнымъ колебаніемъ воздуха, и
это обыкновенное явленіе принималось поэтически­настроен­
ною Фантазіею древняго народа за шумъ при разрывѣ наложен­
ныхъ ночною богиней узъ и за шелестъ шаговъ бога дня, ше­
ствующаго по воздушнымъ пространствамъ. Сбросивъ съ себя
путы, День разрывалъ темный покровъ Ночи и гналъ ее
съ неба. Гриммъ приводитъ старинныя выраженія, который
уподобляютъ дневной разсвѣтъ, поборающій ночную тьму, —
хищной птицѣ, терзающей свою добычу, или хищному звѣрю,
гонящему трепетную лань: «sine klawen (klauen) (lurch die
wolken sint gestagen, er stiget uf mit grozer kraft; ich sih in
grawer den tac.» — «Der tac sine cla hete geslagen durch die
naht» (т. е. вонзая свои когти въ облака, онъ [разсвѣтъ] стре­
мительно [съ великою силою] восходитъ вверхъ; я вижу въ
мерцаніи День.— День вонзаетъ свои когти въ Ночь). Но позд­
нимъ вечеромъ снова побѣждаетъ Ночь. Судя по нѣкоторымъ
выражевіямъ, она является быстро, низпадаетъ на землю;
•) Штиръ, стр. 3­5; Ганъ, I. стр. 287.— г) D. Myth., 706—8,
713. — з) Толков, слов., I, 112.
 106

французы говорятъ: «!а nuit tombe», яѣмцы: «sie bricht ein,

iiberfallt». Обороты эти стоятъ въ связи съ короткостью су
мерокъ; въ южныхъ странахъ ночь дѣйствнтелыіо являете
вдругъ, разомъ, и сумерокъ почти не бываетъ; напротивъ, ш
сѣверѣ они продолжптельнѣе, и у насъ большею частію гово
рится: ночь настала, низошла на землю. Нѣмецкое выра
женіе einbreehen— разломиіь, ворваться, вломиться (е it
bruch — нападеніе, покража со взломомъ н наступленіе ноч
наго времени) указываетъ на представленіе Ночи — враждеб
ною силою, подобно вору врывающеюся въ чужой домъ. Ht
мецкая пословица выражается о ней, какъ о существѣ демо­
ническомъ: =.<die nacht i.st keines menscheii freimu»; съ нею нерм­
дѣльны понятія печали, горя, какъ съ днемъ — радости: «do
tag bringe wonne, die nacht trailer»' 1 ). Въ сербскихъ пѣсшш
находимъ такія сближенія: «темная ночь! полна ты мрака, і
сердце мое еще полнѣе печали.» Эпитеты таван, црн (те»
ный, черный), въ примѣненіи къ человѣку, получаютъ смысл:
печаленъ, грустенъ; малорос. сумный (печальный) собствев­
но значитъ: темный (сумрный; р выброшено для благозву­
чія 3 ).
У словаковъ разсказывается такое знаменательное преданіе
когда Солнце готово выйдти изъ своихъ чертоговъ, чтобы со­
вершить свою дневную прогулку по бѣлому свѣту, то нечиста!
сила собирается и выжидаетъ его появленія, надѣясь захва­
тить божество дня и умертвить его. Но при одномъ приблме­
ніи Солнца она разбѣгается, чувствуя свое безсиліе 3J. Bi
этой поэтической Формѣ разсказано, какъ первые солнечны!
лучи, прорѣзавшіе темный горизонтъ, прогопяютъ мракъ но­
чи; будто испуганный, бѣжитъ онъ и прячется въ разщелияи

») D. Myth., 705, 711—3. — 2) Потебн., 50— УЗ. — з) Въ Ж

М. Н. П. 1846, VII, 43—44, преданіе это разсказано нѣскольв)
иначе.
I
107

скалъ, подземный пещеры и глубокія бездны. Каждый день

повторяется борьба, и каждый разъ побѣждаетъ царь­Солнце,
почему скандинавскіе поэты даютъ ему эпитеты: «радость на­
родовъ и страхъ тьмѣ». По общему германскому и славянско­
му повѣрью собирать лѣчебныя травы, черпать цѣлебную во­
ду и произносить заклятія противъ чаръ и болѣзней л\ чше
всего на восходѣ яснаго солнца, на ранней утренней зорѣ, ибо
съ первыми солнечными лучами уничтожается вліяніе злыхъ
духовъ и рушится всякое колдовство; извѣстпо, что кракъ
пѣтуха, нредвозвѣщающій утро, такъ страшенъ нечистой сп­
лѣ, что она тотчасъ­же исчезаетъ, какъ только его заслы­
шитъ.
Подобно тому, какъ дневной свѣтъ и жаръ, ночная тьма и
прохлада опредѣлялись суточнымъ двлженіемъ солнца '),
такъ лѣтняя ясность и теплота, зимніе туманы, помрачающіе
небо, и всё­мертвящіе морозы — годовымъ его движеніемъ.
Какъ съ утромъ соединялось представленіе о пробуждающем­
ся солнцѣ, о благотворной росѣ, падающей на нивы, поля и
дубравы, о воскресающей повсюду дѣятельности; такъ съ вес­
ною связывалась мысль о воскресеніи согрѣвающей силы солн­
ца, о появленіи грозовыхъ тучъ, проливающихъ на землю
дождь, о возстаніи природы отъ зимняго сна: земля наряжает­
ся въ зелень и цвѣты, изъ далекихъ странъ прилетаютъ пти­
цы, міръ насѣкомыхъ наполняетъ воздухъ и животныя, под­
верженный спячкѣ, встаютъ изъ своихъ норъ. Съ другой сто­
роны, и во время яснаго лѣтняго дня собирающіяся на небо
тучи вдругъ помрачаютъ солнечный свѣтъ и какъ­бы превра­
щаютъ день въ ночь, и пока не будутъ разбиты могучимъ
оружіемъ гнѣвнаго Перуна — задерживаютъ въ своихъ затво­
рахъ золотые лучи солнца и драгоцѣнную влагу дождевыхъ
') Білражаеися такъ, сдЪдуп народному уоѣжденію, что не зем­
ля, а солнце движется.
 108

ливней. Эти аналогическіе признаки, запечатлѣеные въ языеі

родственными названіями (сличи сумерки, мракъ ночной і
морокъ — облако, туманъ, тьма ночная, темень — тучі,
туманъ и мн. др.), послужили къ сближенію и даже ото»
дествленію въ миоическихъ представленіяхъ всѣхъ означен­
ныхъ явленій. Весеннее просвѣтленіе солнца и явленіе ей
изъ­за мрачныхъ тучъ стали уподобляться утреннему разсві­
ту, весна и богиня лѣтнихъ грозъ— утренней зорѣ или восхо­
дящей дѣвѣ солнца, а зима и тучи— темной ночи; таже борь­
ба, какую созерцалъ человѣкъ въ ежедневной смѣнѣ дня вш
чи, впдѣлась ему и въ смѣнѣ лѣта и зимы, и въ громозвучный
ударахъ Перуна, умолкающихъ на зиму и снова раздающихсі
съ приходомъ весны. По чешскому повѣрыо, Солнце ве­
детъ постоянную войну съ злою стригою (вѣдьмою, npej­
ставительницею ночнаго мрака, тейныхъ тучъ и зимы),
побѣждаетъ ее, но п само терпитъ отъ ранъ, наносимый
ею 1 ]. «Зимѣ и лѣту союзу нѣту» говоритъ народъ w
словицею г ), и въ пластическихъ обрядахъ изображает!
ихъ взаимную борьбу (см. ниже въ главѣ о народн. праздне­
ствахъ). Въ іюнѣ­мѣсяцѣ, въ пору самаго полнаго развптіі
творческой дѣятельноети природы, Солнце, слѣдуя непремен­
ному закону судебъ, поворачиваетъ на зимній путь, дни по­
степенно умаляются, а ночи увеличиваются; власть царствен­
наго свѣтила мало по малу ослабѣваетъ и устунаетъ Зиміі.
Въ ноябрѣ Зима уже «встаетъ на ноги», нечистая сила вьш­
дитъ изъ пропастей ада, и своимъ появленіемъ производит!
холода, мятели к вьюги: земля застываетъ, воды оковываются
льдами, и жизнь замираетъ. Но въ декабрѣ, когда повидиио­
му Зима совсѣмъ побѣдила, Солнце «поворачиваетъ на лѣто»,
и съ этого времени сила его снова нарождается, дни начина­
ютъ прибывать, а ночи умаляться. Какъ­бы чувствуя возра­
») Ж. М. Н. П. 184G, VII, 43. — 2) р ус . Въ св. поел., II, 5.
 109

стающее могущество врага, Зима истощаетъ всѣ свои губи­

тельный средства на борьбу съ приближающимся лѣтомъ: на­
стаютъ трескучіе морозы, страшные для садовъ и озимыхъ
поеѣвовъ, умножаются простудный болѣзни и падежи скота.
Вотъ почему наканунѣ Крещенія простолюдины на всѣхъ os­
нахъ и дверяхъ выжигаютъ огнемъ (или чертятъ мѣломъ)
кресты, чтобы нечистые духи не имѣли доступа къ ихъ дво­
рамъ; въ нѣкоторыхъ мѣстахъ носятъ при этомъ два пирога,
что, можетъ быть, намекаетъ на древнѣйшее жертвоприноше­
ніе. Передъ Рождествомъ крестьяне до сихъ поръ подчуютъ
Морозъ киселемъ, съ просьбою не касаться ихъ засѣянныхъ
полей 'J. Тщетно Зима напрягаетъ усилія; въ свое время
является весна, воды сбрасываютъ ледяные оковы, воздухъ
наполняется живительной теплотою, согрѣтая солнечными лу­
чами земля получаетъ даръ производительности и возрожден­
ная природа предстаетъ въ чудномъ великолѣпіи лѣтнихъ
уборовъ, пока новый поворотъ солнца не отдастъ ее снова во
власть злой Зимы. Возвратъ весны сопровождается грозами;
въ ихъ торжественныхъ знаменіяхъ всего ярче представлялись
Фантазіи тѣ небесныя битвы, въ какія вступало божество вес­
ны, дарующее ясные дни, плодородіе и новую жизнь, съ демона­
ми стужи и мрака. Въ черныхъ тучахъ признавали нечистую
силу, затемняющую ясный ликъ солнца и задерживающую
дожди; подобно ночи, туча въ поэтическихъ сказаніяхъ народа
есть эмблема печали, горя и вражды. Въ томской губ., ожи­
дая несчастія, говорятъ: «Господи! пронеси тучу морокомъ» 2 );
когда кого­нибудь постигаютъ бѣдствія, бѣлоруссы выража­
ются въ такой эпической Формѣ: «собралися тучки въ кучки!» 3 )
а на Украйнѣ: «якъ хмара нанасъ спала!» *) Въраскатахъ гро­

] ) Сахаров., II, 65; Маякъ, XY, 22. — г) Этн. Сб., П, S1.—

8) Приб. къ Изв. Ак. Н., I, 68. — *) Номис, 42. Въ думѣ о На­
ливайкѣ военная гроза, собирающаяся надъ Украиною, сравнивается
 no
ма слышались древнему человѣку удары, наносимые Перунол
демойамъ­тучамъ, въ молніяхъ впдѣлся блескъ его несокру,
шимой палицы и летучихъ стрѣлъ, въ шумѣ бури —воинствен
ные клики сражающихся. По русскому повѣрыо, черти бьют
ся на кулачки въ полночь, т. е. нечистая сила выступ»
етъ на борьбу во мракѣ тучъ, подобныхъ черной ночи '). Богі
громовникъ разитъ ее своими огненными стрѣлами, и торже
ствуя побѣду, возжигаетъ свѣтпльникъ солнца, погашении!
лукавыми демонами (туманами иоблаками). Оба явленія: сіяніі
лѣтняго солнца и блескъ молніп возбуждали такъ много сход­
ныхъ, одинаковыхъ впечатлѣній, что необходимо должны был
сливаться въ миоическихъ представленіяхъ. Солнце растпті
нивы, отъ него столько­же зависятъ урожаи, какъ и отъ дож­
дей, изливаемыхъ владыкою молній; засуха, потребляющая
нивы, столько­же приписывалась жаркимъ лучамъ солнца,
какъ и Перуну, скрывающему дождевыя облака; значеніе бо­
жества карающаго равно прилагается и къ дневному свѣтилу,
которое своими лучами, словно стрѣлами, прогоняетъ ночь а
туманы, и къ громовнику, поражающему мрачныя тучи; по­
этическія выраженія объ утреннемъ разсвѣтѣ, какъ о трескі
разрываемыхъ божествомъ дня цѣпей, нашли соотвѣтствующее
себѣ представленіе — въ звукахъ громовыхъ ударовъ, разов­
вающихъ зимніе оковы: сличи нѣм. Donar, англос. Thunor,
лат. tonus, t onitrus. По древнегерманскому миѳу и Дены
Донаръ произошли отъ Ночи а ); лат. dies, какъ уже указано,
одного корня съ именемъ Зевса, а греч. ^(лар, ^[xspoc соли­
съ тучею; въ другихъ пѣсняхъ встрѣчаемъ такін сопоставлевія:
„за тучами гроиовими сонечко не сходить, за вражими ворогами
ній милій не ходить"; „туманно красное солнышко, туманно, что
краснаго солнышка не видно; кручинна красная дѣвица, печальна,
никто ея кручинушки не знаетъ."— Потебн., 50—52; Малор. и черное,
думы, 80 — ») Терещ., VII, 183. ­ «) Отъ Ночи родилась IOrd,
супруга Одина и мать Тора.
 Ill

жается Я. Гриммомъ съ нтмец. himins, him И *): Въ этихъ

воззрѣніяхъ таится основлніе, во первыхъ, той неопредѣлен­
ности, подъ вліяніемъ которой верховное владычество въ мірѣ
приписывалось язычниками то солнцу, то грому и молніи, а
во вторыхъ той тождественности, какая замѣчается въ культѣ
того и другаго божества; отсюда же объясняется, почему
вражда съ тучами присвоена народными преданіями не только
Перуну, но и солнцу. Такъ въ сербской приповѣдкѣ Солнцева
мать говоритъ сказочной героинѣ: «ето иде Сунце уморно
(усталое), а може бити да су га и облаци нал(ь)утили,
пак ти у л(ь)утини може што учинити, веіі се прита]и, дік
се оно не одмори.» s ) Нѣмцы выражаются: «die Sonne bricht
hervor или zertheilt die Wolken (den Nebel)» 3 ). Тѣсная связь
вэсенняго солнца съ грозою выразилась въ томъ род^твѣ,
въ какое поставилъ его миѳъ въ отношеніи къ облачнымъ
нимФамъ, извѣстнымъ у литовско­славянскаго племени подъ
именемъ солнцевыхъ дочерей и сестеръ.
Въ противоположность дневному свѣтилу, Мѣсяцъ — пред­
ставитель ночи *), а такъ какъ ночь принималась за мета­
форическое названіе темныхъ, грозовыхъ тучъ, то на него бы­
ли перенесены аттрибуты бога­громовника. При весенней
встрѣчѣ своей' съ Солнцемъ онъ бываетъ зачинщикомь ссоры,
которая потрясаетъ землю. Діану(з=Артемиду) представля­
ли съ новолуніеиъ на головѣ, вооруженною лукомъ и стрѣла­
ми, и почитали страстною охотницею; несущаяся по небу гро­
за уподоблялась дикой охотѣ (см. главу XIV), и потому
какъ весеннее солнце, такъ и луна являлись воображенію
древнихъ народовъ — съ охотничьимъ характеромъ (см. выше
стр. 81).

') D. Myth, 697­8. — з) Срп прппов., 70 — 3j Шварцъ: Son­

ne, Mond und Sterne, 222. — ') У нѣкоторыхъ народовъ мѣсяцъ
называется солнцемъ ночи.
 112

Солнечный и лунныя затмѣнія были объясняемы тою­ц

борьбою свѣтлыхъ боговъ съ темными, какъ и небесныя грози
Эти чрезвычаііныя, рѣдкія явленія, къ которымъ нетакълм.
ко могъ привыкнуть человѣкъ, какъ къ ежедневному захожд.
нію солнца и къ естественной смѣнѣ годовыхъ временъ, т
стоянно возбуждали тревожное чувство страха: нечистая сил
нападала на божественное свѣтило, захватывала его въ свои
пасть и готовилась пожрать предъ очами смущеннаго язычм
ка. «Погибе, съѣдаемо солнце!» вотъ обычное выражеше,
съ которымъ старинные лѣтоппсцы относились къ солнечно»;
затмѣнію. Въ затмѣніяхъ солнца и луны до самаго позднѣшш
го времени видѣли «недобрыя знаменія».
Такое двойственное воззрѣніе на природу, въ царствѣ кок
рой дѣйствуютъ и добрыя и злыя силы, должно было на*
жить свою неизгладимую печать на всѣ религіозныя предел
вленія. Поклоняясь стихійнымъ божествамъ, человѣкъ одниі
тѣже явленія различалъ по мѣрѣ участія ихъ въ созданіи і
разрушеніи міровой жизни, по степени ближайшей или отда
леннѣйшей связи ихъ съ элементами свѣта и тепла. Такъ опт
стошительныя бури и зимнія вьюги почитались порожденіеш
нечистой силы=рыщущими по полямъ бѣсами, тогда каи
весенніе вѣтры, пригоняющіе дождевыя облака и очищающіі
воздухъ отъ вредныхъ испареній, признавались благодатным
спутниками Перуна, его помощниками въ битвахъ съ злыш
духами; изъ далекой страцы вѣчнаго лѣта они приносили н>
своихъ крыльяхъ сѣмена плодородія на землю, навѣвали въ сер}
ца юношей и дѣвъ горячую любовь и своимъ дыханіемъ возда
новляли здоровье болящихъ '). У болгаръ сѣверный вѣтръ на

') 28 апрѣля поселяне выходятъ съ ладонкаии на перекрестки'

дожидаются теплаго вѣтра; такія ладонки, обвѣянныя весенний
вѣтромъ, почитаются особенно­цѣлебными отъ разныхъ болѣзнеі
— Сахаров. II, 26.
 113

зываютъ чорнымъ, а южный — бѣлымъ. *) Мартовскому

снѣгу приписывается цѣлебное свойство—только потому, что
онъ выпадаетъвъ первый мѣсяцъ весны. Согрѣтыя лучами лѣт­
няго солнца облака, какъ вмѣстилища плодотворной влаги дож­
дя, представлялись прекрасными, полногрудыми женами, люб­
ви которыхъ такъ страстно ищетъ богъгромовникъ; но тѣже
облака, какъ омрачители яснаго неба, приносптелп града и снѣ­
га, рисовались воображенію въ образахъ демоническихъ.

') Показалецъ Раковскаго, 1, 21.

8
 114

III.

НЕБО И ЗЕМЛЯ.

Небо, видимое очами смертнаго, представляется огромш

блестящимъ куполомъ, обнимающимъ собою и воды и суп
круглою прозрачною чашею, опрокинутою надъ землею. Поі
му обыкновенно оно называется а) небеснымъ сводог
въ БеовульФѣ употреблено выраженіе «шатеръ неба» —Ьіпш
kautr; лат. coelum и Фран. сіе I, по объясненію М. Мюлле;
указываютъ на сводъ или кровъ земли *). Отсюда сама соі
возникала мысль о небѣ, какъ о священномъ храмѣ, гдѣ і
вутъ свѣтлые боги и высокая кровля котораго сведена чр
нымъ куноломъ. Въ старинной апокрифической рукописи си
но: «небо круговидно ко марою» 2 ). Скандинав. Ііеішг­
mundus, domus родственно съ him inn, hi mil "); rfi
of x oujjlIv 7] — вселенная происходптъ отъ olxoz — ди
обитель; равнымъ образомъ славян, міръ первоначальное)!
чало миръ семейный, тишину домашняго жилища, а въсел
на я намекаетъ на воднореніе (=вселеніе) семьи у дои
няго очага, подъ роднымъ кровомъ. По народному воззри
небо — теремъбожій, а звѣзды —очи взпрающихъ отту:
• ангеловъ; эпическая поэзія воспользовалась этими данным»

*) М. Мюллеръ: Чгенія о языкѣ, 288; Полев. Опытъ сравнит. овс;

древн. пан. нпр. поэзіи, II, 49 — г) Паи. отреч. лит., II, 350.'
3) D. Mylh., 753—4.
 115

цаетъ прекрасное изображеніе космоса теремомъ, а небесныхъ

свѣтилъ— обитающею тамъ семьею (см. выше, стр. 79).
Чудо въ теремѣ показалося:
На небѣ солнце —въ теремѣ солнце,
На небѣ мѣсяцъ— въ теремѣ иѣсяцъ,
На небѣ звѣзды— въ теремѣ звѣзды,
На небѣ зоря — въ тереыѣ зоря
И вся красота поднебесная ').

Округло выпуклая Форма небеснаго свода послужила осно­

ваніемъ, опираясь на которое—доисторическая старина уподо­
била его съ одной стороны черепу человѣческой голо­
вы, а съ другой — высокой блестящей горѣ:
Ь) Индѣйскій миѳъ утверждаетъ, что небо создано изъ че­
репа Брамы, а по сказанію Эдды оно произошло изъ черепа
великана Имира, съ чѣмъ аналогично греческое преданіе
объ Атласѣ, который па своей головѣ держитъ небесный
сводъ. Подобный представленія извѣстны и у другихъ наро­
довъ востока. г ) Вмѣстѣ съ этиыъ облака и тучи были упо­
доблены мозгу, наполняющему гпгантскій черепъ = небо,
или покрывающпмъ его волосамъ. Безоблачное, ясное
небо — въ религіозпыхъ воззваніяхъ сибирскихъ шама­
новъ удержпваетъ за собою знаменательный зпитетъ лы­
са го; при жертвоприношеніяхъ они обращаются къ небу
съ такою молитвою: «Отецъ лысое Небо! младшій сынъ
плѣшиваго Неба! сдѣлайте, чтобы я (имярекъ) былъ богатъ
скотомъ, счастливъ въ промыслахъ и имѣлъ бы большую
семью.» 3 ) Припомнимъ наши обиходныя выраженія: «плѣшь
просвѣчиваетъ», «лысина свѣтится» и народную загадку о
') Щаповъ, статья 3­я, 89; Кирша Дан., 8. Сравни въ Одиссеѣ, IV,
45—46, и VII, 84—85: „все лучгзарно, какъ на небѣ свѣтлое солн­
це иль мѣсяцъ, было въ палатахъ царя Менелая (Алкиноя)". —
) и. Myth., 535 — 6. Будда созд.ілъ небо изъ великанскаго черепа.
3) Прпб. къ Ж. М, Н. П., 1846, 55—56.
8*
 116

мѣсяцѣ: «лысый жеребецъ черезъ прясла глядитъ», т. е.

мѣсяцъ (въ миоическомъ образѣ коня), не затемненный
облаками, свѣтитъ на дворъ. Бѣлое пятно на лбу живот­
ныхъ (лошадей и коровъ) называется лысиной или звѣз­
дочкой. ') Сербы величаютъ мѣсяцъ старымъ лысыщ
дѣдушкою ~), т. е. круглый блестящій дпскъ полиолувія
упо.юбляютъ лысой головѣ старика. Какъ обломки древнихг
миоическихъ представленій, въ нашемъ народѣ уцѣлѣли на­
званія: «лысый бѣсъ» 8J и «лысая гора», на которую слетаются
вѣдьмы и нечистые духи творпть чары и которая есть не что
иное, какъ самое небо. Въ областномъ говорѣ владимірсш
губ. за лысиваться значитъ: проясняться: «кажись на не­
бѣ залысивается.» 4) Дымъ, застилающій небо, въ народноі
загадкѣ сравнивается съ кудрявыми волосами: «мать—гладу­
ха, дочь—красуха, сынъ — к у ч е р я в ы й» (печь, огонь и дымъ);
а очи, закрытыя рѣсницами и бровями=нахму ренныя,
русской языкъ уподобляе'тъ небеснымъ свѣтиламъ, помрачен­
нымъ тучами; сравни хмура и хмара. Народная поэзія сво­
бодно пользуется этою метафорою, какъ можно видѣть изі
слѣдующей бѣлорусской пѣсни:

Какъ тебѣ, соднійко,

Съ зирками (звѣздаыи) разойтися,

») Толков, слов., I, 876. — а ) Ж. М. И. П. 1846, VII, 46. ­

3) Г. Буслаевъ (О вліян. христ. на ел. яз., 27) производить слово
бѣсъ отъ санскр. bhas — свѣтить; но Пикте (II, 639) указыва­
етъ другой корень b h t— timere, bhtsh'ay — terrere, откуда I)hisha
— ужасъ, bhishana— страшный, b bis lima— здой.духъ, литов. b( :
sas —') Доп. обл. ел., 58. Существуетъ повѣрье, что во время сил
ныхъ морозовъ должно насчитывать какъ можно болѣе плѣшивыхі
и лысыхъ, чтобы „морозъ т[ еснулъ" іНар. ел. раз., 149; Ноішс,
5) Въ основѣ этого повѣрья скрывается мысль, что зимніе холоді
теряютъ свою силу, какъ скоро озарится небо яркими лучами вв'
сенняго солнца.
 117

Съ мѣсячкомъ разстрѣтися?
— По залѣсейку пойду,
Хмаркойнапущуся,
Дожди к о м ъ оболью с я,
Съ зирпаии разойдуся,
Съ мѣсячкомъ разстрѣпуся!
Какъ тебѣ, дѣвочка,
Съ батюшкомъ разойтися, .
Съ матушкой разстрѣтися?
— По застолсйку пойду,
Косками напущуся,
Слёзками оболью с я,
Съ батюшкомъ разойдуся,
Съ матушкой разстрѣнуся! ')

Распущенные волоса, какъ эмблема дожденосиыхъ тучъ

(дождь;=слезы), сдѣлались символическимъ знаменіемъ пе­
чали; потому женщины, причитывая похорониыя воззвания,
припадаютъ къ могиламъ съ распущенными косами. 8 ) Въ ста­
рину опальные бояре отращивали волос­ы и распускали ихъ по
лицу и плечамъ. 3 ) Въ Черногоріи матери и сестры умерша­
го отрѣзываютъ свои косы и кладутъ ихъ въ могилу вмѣстѣ
съ дорогимъ покоиникомъ, и нѣсколько днеіі послѣ того ходятъ
съ непокрытыми головами. *) Такъ какъ съ тучами соеди­
нялись идеи плодсродія и богатства, то обиліе волосъ прини­
мается за счастливую примѣту: срослись ли у кого брови, или
грудь его обросла густыми волосами— это вѣрпый знакъ, что
онъ уродился счастлпвцемъ. "') На Руси волосы слывутъ «чест­
ными» и «святыми» и теперь еще суевѣры берегутъ свои
остриженный кудри и кладутъ ихъ съ собою въ гробъ, твердо
вѣруя, что на томъ свѣтѣ Богъ потребуетъ отчета въ каждомъ
волоскѣ. 6 ) При произнесеніи клятвенныхъ обѣщаній у мно­
') Нар. бѣлор. пѣсни, собр. В. П., 79—80.— ") Сахаров., II,
94. — 3) Успенскаго: Опытъ о древн., I, 53. — 4) Терещ., III, 95.—
ь ) Оренбур. Г. В. 1851, 9. — в ) Снегир. Рус. въ св. поел., II, 47;
Вѣст. Евр. 1810, VII, 225; Москв. 1855, III, 49.
 118

гихъ народовъ было въ обычаѣ прикасаться рукою къволосамъ

на головѣ или къ бородѣ. j)
Скандинавскііі миоъ, свидѣтельствукщій о созданіинебаіщ
черепа Имира, утверждаетъ, что облака и туманы были сотво­
рены изъ мозгу этого великана. Согласно съ этимъ, стіщ
о голубиной книгѣ разсказываетъ, что

Ночи темны я (—помраченное тучами небо) отъ д у м ъ

бож і ихъ,
Дожди сильные отъ мыслей божіихъ,

и обратно:
Наши помыслы отъ облацъ небесны ихъ 2).

Означенное иреданіе встрѣчается еще въ латинской приписке

къ одной рукописи Х­го вѣка, въ пѣмецкон поэмѣ ХІІвѣкаі
въ древне­славянскихъ апокрнФахъ (сербскихъ и болгарский)
духоборцы донынѣ исповѣдаютъ, что мысли человѣческія созда­
лись отъ вѣтра, а благодать отъ облака. 3 ) Соотвѣтсівев­
но уподобленію черныхъ тучъ—волосамъ, стихъ о голубшюі
книгѣ, въ другихъ своихъ варіантахъ, говоритъ: ночи теи­
ны я отъ волосъбожіихъ пли отъ опашня (сравни о б л
ко — облаченіе) божьяго 4). Метафорическое сближеиіі
дождевыхъ облаковъ съ мозгомъ отразилось и въ самомъ язы­
кѣ: мо згъ —cerebrum и дождливая погода (нсковск.и тверск,',
м зга ­худая, мокрая погода и плакса, мозглый, мозгл
вый и мозглявый— дождливый, пасмурный, мозгнуть­
дѣлаться мозглою (о погодѣ), памозгнуть, намозглявѣл
— киснуть, загнивать 5). Вмѣсто выраженія: «чтотызад)'

') D. Rechlsalt., 147. — ") Ч. О. И. и Д., годъ 3, IX, 188; Ка­

лѣки Пер., II, 355 — 6. — 3) О влінн. христ. на ел. яз., 77, й
Архпвъ ист.­юрид. свѣд., I, 21­ 22; Нам. отреч. лит., II, 433,444­
*) КалѣкиПер., II, 307, 330, 355. — ■'') Доп. обл. ел., 113­5; ТолкШ
слов., 1, 1030.
 119

мал с я?» доселѣ говорится: «что ты отуманился?» По за­

мѣчаиію Я. Гримма: «Denn das hirn bildet den sitz des denkens
und wie wolken iiber den himmel, lassen wir sie noch heute
durch die gedanken Ziehen, umwb'lkte stirn heisst uns eine
naclidenkliche, schwermiitige, tiefsinuende, Grimnismal w ird den
wolken das epithet der hartmiitigen erth e i It.» ') Въ
этой связи мозга и его духовныхъ отправленій съ дождевыми
тучами лежитъ зародышъ того знаменательнаго миѳа, равно­
принадлежашаго всѣмъ аріііскимъ племенамъ, который съ жи­
вою водою дождя (нектаромъ) сочеталъ дары поэтическаго
одушевленія, краснорѣчія и премудрости (см. главу VII).
с) Сравнивая небо съ горою, народная Фантазія породнила эти
разнородный понятія и въ языкѣ и въ миѳѣ. Слово горѣ (ма­
лорос. вгору, болгар, згоре) значитъ: вверхъ, къ небу; бѣло­
русская пѣсня поетъ: «сонце колесомъ у гору идзетсь» 2 );
въ народной загадкѣ, означающей "дымъ», небо называется
горою: «безъ ногъ, безъ рукъ на гору дерется» 3 ); у бѣло­
руссовъ есть поговорка: «горе научиць глядзѣць къ­горѣ»
т. е. на небо = горе обращаетъ къ Богу *); у чеховъ гора
называется верхомъ (vrch); сравни прилагательный горный
и горній (небесный): «переселиться въ горняя» значитъ___
умереть, отойдти къ Богу. Точно также греч. ойраѵб? сближает­
ся съ оиро?, Зро? (гора). Въ нѣмецкой миѳологш извѣстенъ
lliminbiorg (llimmelbtrg), откуда идетъ мостъ­радуга, по
которому боги съѣзжаютъ съ неба па землю 3 ). Наши поселяне
разсказываютъ, что на концѣ міра, гдѣ небо сходится
съ землею, можно прямо съ земли взобраться на выпуклую по­
верхность небеснаго свода; живущія тамъ бабы затыкаютъ
свои прялки и вальки за облака 6). Въ апокриФѣ о св. Макаріи

') D. Myth , 533. — 3) Терещ. II, 470. — з) Сементов., 41. —

*) Приб. къИзв. Ак. Н., I, 59. — '­) D. Myth., 213, 312. — 6j Тульск.
Г. В. 1852, 26.
 120

(рукопись XIY в.) находимъ тоже представленіе: «пошли есиы,

да быхомъ видѣли, гдѣ прилежитъ небо къ земли.» ')
У славянъ до сихъ поръ живо старинное преданіе о томъ,
что души умершихъ должны взбираться на какую­то крутую,
неприступную гору. Въ разныхъ мѣстностяхъ русской земд
крестьяне увѣряютъ, что обрѣзывая ногти, не должно кидать
ихъ, а напротивъ собирать и прятать эти обрѣзки за пазу­
ху; на томъ свѣтѣ они пригодятся: по смерти каждому прій­
дется взлѣзать на высокую крутую гору, столь­ же
гладкую, какъяйцо. Съ помощію сбереженныхъ ногтеі
это можно будетъ сдѣлать и удобнѣе, и скорѣе. По бѣлорус­
скому повѣрыо, кто прячетъ обрѣзанные ногти за пазуху, у то­
го по смерти всѣ эти обрѣзки очутятся на пальцахъ крѣпко­
сросшимися и помогутъ ему взобраться на желѣзную го­
р у, на которой стоитърай 3 ); въ Подоліи разсказываютѵ
остеклянойгорѣ, на которую надо будетъ «драпатьсяі
на томъ свѣтѣ I). Въ другихъ мѣстахъ убѣждены, что большіе
ногти всякому необходимы по смерти для того, чтобы лѣзи
на небо или въ царство небесное — на Сіонску»
гору 4 ): очевидно, что гора и небо здѣсь тождественны. Рас­
кольники, между которыми долѣе и живѣе сберегаются старпн­
ныя суевѣрія, донынѣ носятъ въ перстшіхъ и ладонкахъ об­
рѣзки собственныхъ ногтей и когти фил и на. 5 ) Древніе
литовцы также вѣрили, что тѣни усопшихъ, отправляясь
на тотъ свѣтъ, должны карабкаться на неприступио­высокув
и круглую гору (Anafielas), на вершинѣ которой возсѣдаеп
верховное праведное божество, судитъ души покойниковг,
и сообразно съ ихъ земною жизнію — опредѣляетъ пмъ ту ил

') Паи. отрсч. лит., II, 64; Паи. стар. рус. литер , III, 136. ­
г) Нар. ел. раз., 160; Сыиъ Отеч. 1839, т. VIII, 84. — 3 ) Быте
подолянъ, II, 24. — 4) Маякъ XII, 7; Послов. Даля, 1036. ­
5) Иллюстр. 1846, 262, 332—3.
 121

другую участь. Чѣмъ добродѣтельнѣе была жизнь человѣка,

тѣмъ легче душа его возносится на эту гору, и наоборотъ;
отчаяпныхг грѣшниковъудрученныхъ тяжестью грѣховъ, пожи­
раетъ драконъ у самой' подошвы горы. Кромѣ того, у литовцевъ
есть и другое сказаніе, что верховное божество вызоветъ нѣкогда
изъ могилъ весь родъ человѣческій, соберетъ его на высо­
кую гору и произнесетъ надъ каждымъ свой неумытный
судъ. Па погребальныхъ кострахъ, вмѣстѣ съ трупомъ, литов­
цы сожигали лапы хищныхъ звѣрей, когти разныхъ
птицъ, рысьи и медвѣжьи, чтобы покойнику легче было
взбираться на гору вѣчнаго блаженства; съ тою­же цѣлью те­
перь сожигаютъ оии обрѣзки собственныхъ ногтей, а больные,
ожидающіе смерти, нарочно отращиваютъ у себя ногти, не
касаясь до нпхъ ножницами. Думаютъ, что сожженные ногти
улетаютъ вмѣстѣ съ дымомъ къ иебу, и что по смерти каж­
дый нолучитъ ихъ обратно. ') Загробная страна блажен­
ныхъ называлась у германцевъ, кромѣ другихъ именъ, еще
saeldenberc=wonnenberg, fremlenberg. ~)
Въ одномъ заговорѣ читаемъ слѣдующую заклинательную
Формулу: «ѣду на гору высокую, далекую, по облакамъ
и водамъ, а на горѣ высокой стоитъ теремъ боярской, а во
теремѣ боярскомъ спдитъ красная дѣвица (=Зоря)... За­
крой ты, дѣвица, меня своею Фатою отъ силы вражіей, отъ
пищали, отъ стрѣлъ, отъ борца, отъ кулачнаго бойца.» 3 ) Эта
высокая гора, на которую надо ѣхать по облакамъ и водамъ
(=дождевымъ источникамъ), есть небесный сводъ. Тоже пред­
ставлеиіе греки соединяли съ Олимпомъ, на вершинахъ кото­
раго безсмертные боги основали своп обители (Аіоя ow (ua);
Гомеръ называетъ эту гору свѣтлою, блестящею и прямо —
Ч Кгопісл polska, litewskn, cle. Стріііковскаго, изд. 1846 г., I,
144; Ж. М. Н. II. 1844, IV, 36; Иллюстр. 1648, № 26; Семеньск.,
30; Черты литов. нар., 97.—=, D. Myth.; 780 — ■•) Сахаров., 125.
 122

великимъ небомъ; о богинѣ Зорѣ поэтъ выражается, что от

восходитъ на Олимпъ, возвѣщая своимъ приходомъ утренніі
свѣтъ. ') Итакъ небо представлялось горою. Эта миоическаі
гора часто упоминается въ сказочныхъ преданіяхъ славянъі
германцевъ. Соотвѣтственно впечатлѣнію, производимому не.
беснымъ сводомъ, она называется стекля ною или х ру­
стальною (glasberg, spiegelberg): старинный апокриФъ (ш
рукописи проф. Григоровича) говорнтъ, что Богъ создалъ щ
бо хрустальное на столпѣхъ желѣзныхъ.» 8 ) Разсказыі
стекляной горѣ извѣстны въ Польшѣ, Бѣлоруссіи и «/limt;
на ней стоять золотыя палаты, ростетъ дерево съ золоти
ми яблоками, кожица которыхъ мгновенно заживляетъ рани:
живая вода (=дождь) бьетъ ключами, а золото, серебро і
драгоцѣнныя каменья лежатъ тамъ въ і.есмѣтномъ и
личествѣ. Въ солнцѣ, мѣсяцѣ и звѣздахъ древній человѣп
видѣлъ сіяющія въ небесномъ чертогѣ драгоцѣнные камня і
золотыя или серебрения украшенія; блескъ неба, озаренвап
яркими лучами солнца, напоминалъ ему блескъ металловъ,і
финнскій эпосъ сообщаетъ преданіе, что небесный сводъ был
выкованъ хнтрымъ кузнецомъ божественной породы. У Го­
мера небо называется мѣднымъ: въ мпоическихъ представ!
ніяхъ блестящая мѣдь и золото имѣютъ тождественное зш
ніе. 3) Названіе небесной горы — желѣзною указываете и
М Иліада, I, 497; II, 48 — 49. — ­j Сравни въ ст. Пыпина— Рус &
1862, II, 53: „буди небо по хрусталю на воздусѣ сотворено". Ві
„пнигѣ, глаголемой КосмограФІн 1­ упоминаются „горы стеклянныяпон
востокомъ солнца" —Времен., XVI, 7. — 8) Въ одной червоноруі­
ской сказкѣ повѣствустсн о мѣдной горѣ, которая была тай
гладка и крута, какъ стѣна, а высока столько, что шапка валил'1
съ головы, когда посмотришь на ея вершину— Пар. ел. раз.. 124­1"
Въ Ведахъ и Пуранахъ упоминается о золотой горѣ Меру, о коп­
рой Магабарата говорить: „Меру — золотая гора, сіяющая подий*
солнцу и бездымному огню; по сторонамъ ен чистыя убѣжища, rjt
яіивутъ счастливые смертные"— Ж. М. Н. П. 1837, VII. 10.
 123

отуманенное, потуекнѣлое небо, какимъ оно обыкновенно бы­

ваетъ въ ненастную осень и зимнюю пору: въ современной
рѣчи мы навыкли называть его «свинцовымъ». О зимѣ, запираю­
щей дождевые источники, миѳъ выражается, что она налага­
ешь на облака желѣзные оковы (см. гл. XI). Никто изъ про­
стыхъ смертныхъ не въ состояніи достигнуть вершины сте­
кліной горы даже на сильномъ, остроподкованномъ конѣ;
смѣльчакъ, рѣшившіііся подняться на нее, падаетъ при нача­
лѣ пути и платить жизнію за безразсудную отвагу. Были од­
нако молодцы, которые взбирались на гору, прпкрѣпляя къ
рукамъ и ногамъ когти рыси; взлетали на нее на крыльяхъ
сокола, на волшебномъ конѣ или ко врѣ­самолётѣ: все
это (какъ будетъ объяснено въ слѣдующихъ главахъ) — мноиче­
скіе образы быстролетныхъ облаковъ, вихрен и грозы. ') Въ
лубочной сказкѣ *о золотой горѣ» или «трехъ царствахъ: мѣд­
номъ, серебреноиъ и золотомъ» повѣствуется о томъ, какъ
царевичъ, отправляясь въ означенный царства, достигъ до
страшно­высокой и крутой горы и взлѣзъ на нее съ помощію
желѣзныхъ когтей, ирикрѣпленныхъ къ ногамъ и ру­
камъ. г ) Олицетворяя грозовыя явленія хищными птицами и
звѣрями, Фантазія, сблизившая молніи съ острыми стрѣлами,
начішаетъ видѣть въ зтнхъ стрѣлахъ— желѣзные когти; толь­
ко вооруженный такими когтями, сказочный герой (=древній
громовникъ) можетъ взойдти на небо и освободить изъ­подъ
власти злыхъ демоновъ чудную красавицу — богиню весны.
Любопытна словацкая сказка объ одномъ бѣднякѣ, который,
желая укрыться отъ зимняго холода, вздумалъ пойдти на
стекляную гору, гдѣ горитъ вѣчный огонь, т. е.
солнце. Издалека завидѣлъ онъ великое пламя, вокругъ кото­

') Пов. и пред., 1S9­144, 184; Н. Р. Ск., VII, 25; VIII, стр.641;
Сказ. Грим., I, стр. 159, 463; II, стр. 52, 233, 301; Ск. Норв , I, 21.
2) Н. Р. Ск., 1­И, стр. 128.
 124

раго сидѣли двѣнадцать мужей: это были слуги царя годовьщ

временъ (царя «nad casern»), т. е. двѣиадцать Мѣсяцевъ. 'j
Другая словацкая сказка сообщаетъ предаиіе о гордомъ корол
наказанномъ за то, что хотѣлъ приравняться Богу и устроав
для себя стекляное небо, украшенное алмазами и золоты­
ми звѣздами 8 ).
Кромѣ сбереженія ногтей, которые должны были помогаті
усопшему подняться на высокую гору небесъ, для той­же ці­
ли, по народному убѣжденію, могли служить и лѣстницы,
Но свидѣтельству житія князя Константина Муромскаго, в*
стѣ съ умершими полагались въ могилу сплетенныя пзъ ре»
ней лѣстницы: с и по мертвыхъ ременныя плетенія дре­
волазиая съ ними въ зеилю погребающе» 3 ). Еще допый
въ нѣкоторыхъ уѣздахъ родственники умершаго, собираясь
въ сороковой день послѣ его кончины творить поминки, ста­
вятъ на столъ, вмѣстѣ съ блинами и кануномъ, нарочно­
сдѣланную изъ тѣста л ѣ се и к у; а выходя за ворота прово­
жать душу покойника, выносятъ съ собой испеченный лѣсеіш
и думаютъ, что по нпмъ душа восходить на небо=ві
рай 4 ). Въ воронежской губ. въ самый день похоронъ приго­
товленная изъ пшеничнаго тѣста и запеченная лѣстница,
величиною въ аршинъ, ставится при выносѣ гроба, чтобы усоп­
шей душѣ легче было взойдти иа небо 5 ). Въ курской губ.
поминальные пироги съ макомъ и медомт называются лѣс­
товки. На праздникъ Вознесенія, въ память возшествія Спа­
сителя на небо, крестьяне пекутъ большіе продолговатые пи­
роги, верхняя корка которыхъ выкладывается роперёгъ пе­
»J Slov. pohad , стр. 19—28; сличи Н. Р. Ск., І­ІІ, стр 326—331.­
2) Slov. polliul., сказка: Cest.i k slimcu. — 3) Карам. И. Г. P., I.
примѣч. 236.—4) Этн. Сб., I, 226; Г, 19,82 („Бытъ курск. кр. ь]і
Послов. Даля, 299. До сорока дней, по смерти, душа остается на
землѣ, а по истеченіи этого срока вдетъ на тотъ свѣтъ — 5) Ворон,
Бесѣда, 210; Ворон Лит. Сб., 389.
 125

рекладипами: пироги эти называютъ лѣсенками. Ихъпри­

носятъ въ церковь, и послѣ молебна часть отдаютъ священ­
нику и причту, а другую нищимъ. ') Въ нѣкоторыхъ де­
ревняхъ приготовляемый на Возпесенье лѣсенки имѣютъ семь
ступеней, что стоитъ въ связи съ сказаніемъ о седьми не­
бесахъ; послѣ обѣдни, крестьяне всходятъ на колокольню и
бросаютъ ихъ оттуда на землю, замѣчая: какъ упадетъ лѣсен­
ка— вдоль или поперегъ къ церкви, останется цѣла, надло­
мится или вовсе разобьется, и поэтому дѣлаютъ свои заклю­
ченія, на какое небо попадутъ они по смерти. Если всѣ семь
ступеней останутся цѣлы— быть въ раю, а разобьется лѣст­
ница въ дребезги— это знакъ великихъ грѣховъ, заграждаю­
щихъ путь въ царство небесное. а ) Мазовецкая легенда раз­
сказываетъ, какъ одинъ паломникъ, отправившись на покло­
неніе гробу господню, заблудился между скалъ и долго не
находилъ выхода; наконецъ увидѣлъ онъ висячую лѣст­
ницу, сдѣланную изъ птичьихъ перьевъ, три мѣся­
ца взбирался по ней идостигъ райскихъ садовъ, въ которыхъ
росли желѣзныя, мѣдныя, серебреныя и золотыя деревья;
на соснахъ иглы были изъ чпстаго золота, а шишки изъ
самоцвѣтныхъ камней: но что всего чудеснѣе, деревья эти
знали все прошлое и предвѣщали будущее. 3 )
Наконецъ приведемъ любопытное свидѣтельство старии­
наго памятника (ХІѴвѣка), полагающего рай на горѣ. Новго­
родскій архіепископъ Василій, въ посланіи своемъ къ тверско­
му владыкѣ Ѳедору ппшетъ: «слышахъ, брате, что повѣствуе­
«ши: рай ногыблъ, въ немъ­же былъ Адамъ; ино, брате, о
«того есмя погибели не слыхали... А Ефросинъ св. былъ въ
«раю, и три яблока принесъ изъ рая и далъ игумену своему,
«отъ нихъ­же изцѣленія многа быша... А то мѣсто
Ч Рязан. Г. В. 1846, 16; Саратов. Г В 1846, 40,—г) Ж. М.
Н. П. 1851, Х(Обозр. губ вѣд), 8— 9— 3) Пов. и пред, 16—18.
 126

«святаго рая находидъ Моиславъ иовгородець и сынъ его Яковъ,

«и всѣхъ было ихъ три юмы, и одина огъ нихъ погибла много
« блудивъ, а двѣ ихъ потомъ долго носило море вѣтромъ и при­
«несло ихъ къ высокимъ горамъ, и видѣша на горѣ той
«написанъ дѣисусъ лазоремъ чуднымъ и вельми издивленъ
«паче мѣры, яко не человѣческыма рукама творенъ, но бо­
«жіею благодатію, и свѣтъ бысть въмѣстѣ томъ самосіяненъ,
«яко не мощи человѣку исповѣдатп. И пребыша долго время
«на мѣстѣ томъ, а солнца не видѣша; но свѣтъ бысть много­
«частный, свѣтлуяся паче солнца, а на горахъ тѣхъ ликова­
« нія многа слышахуть и веселіе гласы вѣщающа. И повелѣша еди­
«ному другу своему взитти пошеглѣ на гору ту видѣти свѣтъ
«и ликованія гласы, и бысть, яко взиде на гору ту —и абіе
«всплеснувъ руками, засмѣяся, побѣже отъ друговъ свэихъ къ
«сущему гласу. Они же велми удивлешеся и другаго послаша,
«запретивъ ему, да обратився скажетъ имъ: что есть бывшее
«на горѣ. И той такоже створи, нимало взвратився къ своимъ,
«но съ великою радостію побѣже отъ нихъ. Они же страха
«наполнишеся и начата размышляти къ себѣ, глаголюще: аще
«ли и смерть случится, но видѣли бѣхомъ свѣтлость мѣста
«сего — и послаша третіяго на гору, привязавъ ужищемъ за
«ногу его. Такоже и той створити хотѣ, всплескавъ радосіьно
«и побѣже, въ радости забывъ ужище на нозѣ своей; они же
«сдернута его ужищемъ, и въ томъ часѣобрѣтеся мертвъ.» 1)
Рядомъ съ сейчасъ­указанными представленіями неба, какъ
блаженной обители боговъ и праведныхъ, оно (какъ уже замѣ­
чено во ІІ­й главѣ) было олицетворяемо и въ живомъ боже­
ственномъобразѣ.Плодотворящая сила солнечныхъ лучей и дож­
девыхъ ливней, низнадающихъ съ небеснаго свода, возбужда­
етъ производительность земли, и она, согрѣтая и увлаженная,
роститъ травы, цвѣты, деревья, и даетъ пищу человеку и
1 ) П С. Р. Л., VI, 87­89.
 127

животнымъ. Это естественное и для всѣхъ наглядное явленіе

послужило источникомъ древнѣйшаго миѳа о бранно мъ со­
юзѣ Неба и Земли, при чемъ Небу приданъ воздѣйствую­
щій, мужской типъ, а Землѣ — воспрпнимающій, женской.
Лѣтнее Небо обнимаетъ Землю въ своихъ горячихъ объятіяхъ,
какъ невѣсту или супругу, разсыпаетъ на нее сокровища сво­
ихъ лучей и водъ, и Земля становится чреватою и несетъ
плодъ; несогрѣтая весеннимъ тепломъ, ненапоенная дождями,
она не въ силахъ ничего произвести. Въ зимнюю пору она ка­
менѣетъ отъ стужи и дѣлается неплодного; съ приходомъ же
весны Земля, по народному выраженію, «принимается за свой
родъ». «Не земля родитъ, а небо» выражается пахарь посло­
вицею, обозначая тѣмъ, что безъ вліянія благопріятныхъ усло­
вій, посылаемыхъ небомъ, земля безсильна дать урожай. *)
Почти во всѣхъ языкахъ землѣ даются имена женскаго рода.
Гимиы Ригъ­Веды предетавляютъ Небо и Землю безсмертною
супружескою четою 3 ) и называютъ ихъ pita (pa tar) Dyaus
=отецъ Небо и mata (ma tar) Prithivi =мать Земля. Слово
malar у древнихъ аріевъ имѣло значеніе «производительницы»,
отъ корня та —творить. s ) Dydus (родит. Divas) есть
богъ блестящаго, свѣтлоголубаго небеснаго свода, отъ div—
свѣтлое, сіяющее (т. е. небо). Это было древнѣйшее всеобщее
названіе божества у племенъ пндоевропейскихъ: санскритско­
му (Іеѵѵасоотвѣтствуютълат. deus, гр. Ѳебс;(эол oso?), лит.
dewas, лет. dews, др. ­прус, deiws, ирійс. dia, корн, duy,
сканд. ti\ а г (во множ. числѣ — боги); отъ того­же корня обра­
зовались лат. dies, литов. die па, слав, день и санскр. din а,
divan— собственно: творящін, подающій свѣтъ. У звндскаго
племени пменемъ девовъ названы существа враждебный, демо­
нпческія (армян, dev и новоперс. div— злой духъ); подобно
') Снегир. Рус въ св. поел., IV, 40.—г) Orient und Осс'к!.. годъ
2, вып. II, 235, 247— SJ) М. Мюллеръ, 22.
 128

тому и у славянъ дивъ означаетъ великана, дракона, т. е.

темную тучу (см. гл. XX). Такая существенная перемѣна значе­
нія совершилась подъ вліяніемъ взгляда на небесный сводъ,
какъ на царство облаковъ и тумановъ; этотъ взглядъ ярко
отразился въ самомъ языкѣ: наше небо роднится съ лат. ne­
bula и nubes — тумпнъ, облако, мгла. Старинные памятники
впрочемъ упоминаютъ бога Дыя (Дива) наравнѣ съ Перуиомъ
и Хорсомъ: «овъ Дыю жьретъ, а другыи Див ни»; «требу
кладутъ... Дивѣ (жен. Форма), Перуну, Хорсу». ') Названіе
неба — отцемъ и земли — матерью общи всѣмъ аріискпмъ
народамъ. У грековъ рядоиъ съ тсах^р Zeus стоитъ Hij
|хтг|Т7]р (Дѵ] — [i^TTjp, Деметра); у римлянъ Юнитеръ (Diu­
piter = Di v pater; «sub Jove» самими римлянами, употребля.
лось въ смыслѣ: подъ небомъ) и Tellus (terra) mater; у
германцевъ Tius (сѣв. Туг z= Dyaus) и Fulda (сѣв. Fold)
—богиня земли. И другія имена, придаваемый небу и землѣ,
постоянно связываютъ ихъ, какъ супружескую чету. Такъ
Ураносъ(небо), по греческому сказанію, облежитъ Гею (землю)
въ любовномъ вожделѣніи, и такимъ образомъ оба эти божества
являлись одаренными чувствами и половыми принадлежностя­
ми человѣческои природы; таже идея воплощена въ супруже­
скомъ союзѣ Кроноса и Реи, а затѣмъ въ лицѣ ихъ дѣтей,
смѣнившихъ родителей, и какъ ни много создано было олице­
твореній матери земли — всѣ эти богини представлялись
въ брачномъ союзѣ съ владыкою неба Зевсомъ; позднѣе, когда
начали приводить въ систему разнообразныя поэтическія ска­
занія, то изъ многихъ богинь одну признали за настоящую его
жену, а другихъ за любовницъ, и связь его съ ними стали объ­
яснять невѣрностью бога. По свидетельству Геродота, скиѳы

') Лѣт. рус. лит., кн V, отд. 2, 5; т. IV, 99; Библ. листы Кеп.
пена, 88 (вставка въ древній переводъ слова Григорія Богослова
XI вѣка).
 129

(родство которыхъ съ германскими и славянскими племенами,

послѣ изслѣдованій Бергманна, почти несомнѣнно) признавали
Апію (землю) женою Дива (неба), и первую почитали вели­
кою матерью, а послѣдняго отцемъ боговъ и людей. Лонгобар­
ды и другія нѣмецкія племена, по словамъ Тацита, чтили
Нерту, какъ мать­землю: «Nerthum, id est Terrain matrem co­
lunl». Богиня Io'rdh (erde, гот. airpa, др.­вер.­нѣм. erda,
англос.еоиіііе, др.­сѣв. ib'rd, греч.зра; Nerthus, roT.Nair
thus, др.­сѣв. Niordhr) — супруга Одина, владыки бурныхъ
грозъ. Литовцы называютъ землю mahte, mahmina— мать ');
нашъ простолюдинъ небо иазываетъ отцемъ, батюшкою, а
землю — матушкою, кормилицею г ); въ эпическомъ язы­
ки сказокъ и пѣсень постоянно­повторяющееся выраженіе:
мать сыра земля означаетъ—землю увлаженную, оплодотво­
ренную дождемъ, и потому способную стать матерью. Слово
природа (natur а = рождающая), употребляемое теперь какъ
понятіе отвлеченное, собственно указываетъ на землю, мате­
ринская утроба которой­ не устаетъ рождать отъ начала міра
и до нашихъ дней. Идея плодородія такъ тѣсно слилась съ пред­
ставленіемъ о богинѣ Землѣ, что, по литовскому сказанію, она
не можетъ оставаться равнодушною при мысли, что у ней есть
соперница: изъ зависти къ одной матери, одаренной чудеснымъ
свойствомъ рождать дѣтей изо всѣхъ частей тѣла, Земля втя­
нула ее въ трясину—и несчастная женщина превратилась въ
вербу.
Небо удревнихъ славянъ олицетворялось въмужскомъ обра­
зѣ Сварога. Названіѳ это, по значенію своему, равносильно
имени Dyaus; оно пропсходитъ отъ снк. sur— блистать (sura —
богъ, т.е. блистающііі, свѣтлый = (1е\ѵа, deus); черезъ подиятіе
звука гвъ а г явилась Форма suar = svar—небо (т. е. свѣтлое,
') Die Gottmvelt, 22, 57­58, 316; D. Myth., 175, 229—233; У. 3.
2­го отд. А. Н., VII, в. II, 9. — ­) Послов. Даля, 1029.
9
 130

блестящее), и въ болѣе тѣсноыъ смыслѣ: зодіакъ, солнечный

путь; въ Mater verborum др.­ чешское zuor (svor) объяснено
также словомъ: zoiliacus. Съ приставкою на концѣ ga (=иду­
щій, движущійся) образовалось слово svarga— coelum Indri,
aetlier, т. е. небо подвижное, ходячее=облачное, въ которомъ
властвует ъ громовникъ­Индра; сравни русское эпическое вы­
раженіе: «ходячія облака» и сейчасъ­указанное сближеніе
славян, неба съ латин. словами, означающими: облака и ту­
маны. Скиѳскому Диву придавался эпптетъ Pirchunis—сло­
во, въ которомъ пзслѣдователи подозрѣваютъ связь съ пменемъ
Перуна; Зевсъ и Юпитеръ въ миоологіп грековъ и рнмлянъ по
преимуществу выступаютъ, какъ боги­громовержцы; ибо въ
явленіяхъ небесныхъ ничто такъ сильно не поражало вообра­
женія древнягочеловѣка, какъ громозвучная, молніеносная гро­
за. Потому и изшъ Сварогъ въ Ипатьевской лѣтописи сбли­
жается съ громовникомъ ГеФестомъ: «II бысть по потопѣ и по
раздѣленьи языкъ почацарьствовати первое Местромъ(Менесъ)
отъ рода Хамова, по немъ Еремія (Гермесъ), по немъ Феѳ­
ста, иже и Зварога (вар. Соварога) парекоша егуптя­
не... Тъи же Феоста законъ устави женамъ заединъ мужъ по­
сягатп... сего ради прозваша и богъ Сварогъ (въ греч. текстѣ
Малалы: тоѵ ое абтбѵ e H<pafetov Ѳеоѵ ekc&ouv.)» Отъ того ­же
корня sur произошли: греч: ^Хюс, лат. sol, готск. sau і 1, Фр.
soleil, литов. saule, нашесолонь(солнце), въ которыхъ бук­
ва I по извѣстному грамматическому закону смѣнила звукъ г,
остающійся въ сяк. s.firis, suryas, греч. osfptoc, aetp,
лат. sirius; иногда обѣ эти буквы опускаются, откуда обра­
зовалась другая санскр. Форма s й на s, sunus, готск. snnna,
snnno, нѣм. sonne. Въ связи съ этими данными слово «svar­
ga» употреблялось и въ смыслѣ прозванія Солнца, какъ
свѣтлаго,блестящаго бога, шествующаго по небесному своду. ')
') Ч. О. И. и Д., годъ 1, I, ст. Ша*арика, 33 — 34; II, ст. Во­
 131

Сварогъ, какъ олицетвореніе неба, то озареннаго солнечными

лучами, то покрытаго тучами и блистающаго молніями, по ука­
занно нашихъ памятниковъ, признавался отцемъ солнца и огня.
Во мракѣ тучъ онъ возжигалъ пламя молній, итакпмъ образомъ
являлся творце мъ небеснаго огня; земной же огонь, по древ'
нему преданію, былъ божественный даръ, низведенный на зем­
лю въ впдѣ молній; отсюда понятно, почему слявянинъ молил­
ся огню, какъ сыну Сварога. Далѣе: разбивая громовыми стрѣ­
лами тучи, Сварогъ выводилъ изъ­за нихъ ясное солнце, или
выражаясь метаФорическимъ языкомъ древности: возжигалъ
свѣтильникъ солнца, погашенный демонами тьмы; это картин­
ное, поэтическое представленіе прилагалось и къ утреннему
солнцу, выходящему нзъ­зачерныхъ покрововъ ночи, такъ какъ
ночной мракъ постоянно отождествлялся съ потемняющими
небо тучами. Съ восходомъ солнца, съ во*зженіемъегосвѣтиль­
нпка, соединялась мысль о его возрожденіи (см. гл. IV,)
п потому Сварогъ есть божество, дающее жизнь Солн­
цу=рождающее Дажьбога.
Теперь мы должны обратить внпманіе на тѣ немногія мѣста
памятниковъ, въ которыхъ ученые наши, подъ вліяніемъ хри­
стіанскихъ воззрѣній, думаютъ видѣть свидетельство, что, ря­
домъ съ поклоненіемъ божествамъ стихіинымъ, славяне вѣро­
валп въ единаго верховнаго Бога, и что въ этомъ вѣрованіи
высказывается темное сознаніе о единомъ истинномъ Творцѣ
вселенной. Мнѣніе это, въ подтвержденіе котораго ссылаются
на Ирокопія, Гельмольда и договоры первыхъ русскихъ князей
съ греками, не можетъ быть прішято наукою. Славяне, конеч­
но, не могли составлять въ даніюмъ случае страннаго исклю­
ченія пзъ общей семьи родственныхъ имъ ппдоевропейскихъ

Дянск., 13;Овліпн. христ. на ел. яз., 50. Объяснение имени Сваро­

га, предложенное Эрбеномъ (Рус. Бес. 1857, IV, 108); не имѣетъ
нрочной ученой основы.
9*
 132

народовъ. Ирокопііі (VI вѣка) выражается такъ: «Ѳеоѵ jtlv

•yap Iva, tov tJjs бЬтрсигі}5 от^іврубѵ, аттаѵтшѵ xupwv
tiovov auxov vojjit;tiotv eTvixt», т. е. только одного бога, произ­
водителя молніи, иочитаютъ они (славяне) единственнымъ
владыкоювселенной. Вслѣдъ за этимъ сказано, что они
поклонялись также рѣкамъ, нпмфэмъ и другимъ божествамъ.
Что этотъ богъ, творецъ молніи, не былъ Перунъ, доказатель­
ствомъ тому прнводятъ извѣстіе Гельмольда, который зналъ
Перуна и между тѣмъ отличаетъ его отъ верховнаго бога бо­
говъ. " Между различными божествами (говорнтъ онъ), во вла­
сти которыхъ состоятъ поля и лѣса, печали и паслаждевія,
славяне не отрицаютъ и единаго богана небесах ъ, нове­
лѣвающаго прочими. Онъ самый могущественный, заботит­
ся только о небесномъ; а прочіе боги, исполняющіе возло­
женный на ннхъ обязанности, происходить отъ его крови, и
чѣмъ кто зиатнѣе, тѣмъ ближе къ этому богу боговъ.»
На тоже разлпчіе указываютъ договоры Игоря и Святослава съ
греками (X в.): «и елико ихъ (Руси) есть нехрещено, да
не имуть помощи отъ Бога, ни отъ Перуна» — «да будетъ клятъ
отъ Бога и отъ Перуна» — «да пмѣемъ клятву отъ Бога, въ
него­же вѣруемъ, въ Перуна и въ Волоса» 1 ). По всему вѣроятію,
словомъ Богъ переводчики, перелагаввііе текстъ договоров!
съ греческаго подлинника, перевели греческое Ѳ е о ?, которое,
какъ мы видѣли, означало небо и потомъ вообще бога. Почти
у всѣхъ народовъ слова, означавшія небо, обратились въ на­
рицателышя названія божества; слѣдоват. наоборотъ, говоря о
богѣ, древніе язычники могли исключительно разу мѣть вер­
ховнаго представителя и владыку небеснаго свода. Отсюда са­
мо собой вытекаетъ заключеніе, что «Богъ«, упоминаемый до­
говорами Игоря и Святослава, есть гречесьій Зевсъ, славян­
скій Дивъ или Сварогъ; именно объ этомъ божествѣ говорить
') П. С. Р. Л., I, 20, 23, 31.
 133

Гельмольдъ, приписывая ему владычество надъ небомъ; о немъ

же говоритъ п Прокопій, какъ о правителѣ вселенной и созда­
телѣ молній. Это богъ боговъ, ихъ родопачальнпкъ, или какъ
доныпѣ называютъ его славяне— великі и (=старѣйшій '),
старый богъ, прабогъ (сравни: пра­дѣдъ, пра­щуръ)=
отецъ Небо, pita Dyaus, тостер Zeus, нѣмецкій der alte Gott, der
alteVater ~), въ отношепіи къ которому всѣдругія стихійпыя
божества представлялись его дѣтьмп, прибогами (т. е. млад­
шими, отъ пего происшедшими; сравни: при­городъ 3 ). Отъ не­
го родились богн солнца, молній, облаковъ, вѣтровъ, огня и
водъ (первоначально: дождевыхъ потоковь).
Въ другомъ мѣстѣ своей хроники Гельмольдъ иазываетъ
богомі боговъ Святовита: «Zuantewil deus lerrae Rugiauorum
inter omnia numina Slavorum primatomobtinuit./.non solum Wa­
girensis terra, sed et omnes Slavorum provinciae... ilium deum
deorum esse profitentes», т.е. Святовптъ, богъ земли руянской,
получилъ первенство между всѣми славянскими божествами;
не одна вагрская страна, но всѣ славянскія области признаютъ
его богомъ боговъ. Въ сравнепіи съ нимъ, прибавляетъ Гель­
мольдъ, всѣхъ прочихъ боговъ счптаютъ какъ­ бы полубога­
ми (quasi semideij. 4) Свято­ илиСвѣто­витъ — имя, образо­
вавшееся но той­же <юрмѣ, какъ и другія названія языческпхъ
боговъ: Поревитъ, Яровитъ, Ру]евитъ; посдѣдиін слогъ соста­
вляем суФФиксъ (сравни прилагательный: яро­витый, плодо­
виты іі, ядо­вптый), оспова же имени (святъ=свѣтъ) 5 ) указы­
') Таково, первоначальное значеніе слова: >великій»; въ этомъ
именно смыслѣ употребляютъ его лѣтопнсцы, когда говорятъ: Вла­
дпміръ великій/ Яроелавъ великій; Слово о полку даетъ соотвѣт­
ственныя выраженін: старый Владиміръ, старый Ярослапъ. — 3 ) D.
Myth., 19.— ■■) Мавуш., 70­76;'Срезнсв , 2—11; Им. А». П. , III, 283.—
4) Макуш., 85—88. —6) Ходнковскій сойралъ ынояісство геограои­
ческихъ названій (Р И. Сб., VII, 303­6), образовавшихся отъ
этого слова и безъ сомнѣнія состонвшнхъ никогда въ связи съ
куіьтомъ Святовита.
 134

ваетъ въ Святовитѣ божество, тождественное Диву (di ѵ — d i­

vinus) и Сварогу: это только различный прозванія одного и
того­же высочайшего существа. По свидѣтельству Саксона­
грамматпка въ богатомъ арконскомъ храмѣ стоялъ огромный
идолъ Святовита, выше роста человѣческаго, съ четырьмя бо­
родатыми головами на ' отдѣльныхъ шеяхъ, обращенными
въ четыре разныя стороны; въ правой рукѣ держалъ онъ
турій рогъ, наполненный виномъ. Тутъ­же висѣли принадле­
жащіе богу сѣдло, мундштукъ и огромный мечь; сверхъ того,
ири храмѣ содержался посвященный Святовиту бѣлый конь,
на которомъ онъ выѣзжалъ по ночамъ разить враговъ славян­
скаго племени. Въ 1851 году сдѣлался извѣстнымъ ученому
міру открытый на Збручѣ Святовитовъ пстуканъ, .грубой ра­
боты, съ четырьмя лицами; все, что было посвящено Святови­
ту арконскому, на этомъ пстукаиѣ изображено въ рпсункѣ
(чертами): на одной сторонѣ богъдержитъ въ правой рукѣ рогъ;
на другой— внсптъ у пояса мечъ, а подъ нимъ видно изобра­
женіе коня съ подбрюшникомъ. ') Четыре головы Святовита,
вѣроятно, обозначали четыре стороны свѣта и поставленный
съ ними въ связи четыре времени года (востокъ и югъ— цар­
ство дня, весны, лѣта; западъ и сѣверъ—царство ночи и зи­
мы); борода — эмблема облаковъ, застилающпхъ небо, мечь —
молнія, поѣзды на конѣи битвы съ вражьими силами — поэти­
ческая картина бурно­иесущейся грозы; какъ владыка небес­
ныхъ громовъ, онъ выѣзжаетъ по ночамъ т. е. во мракѣ
ночеподобныхътучъ, сражаться съ демонами тьмы, разить ихъ
молніями (Mater verborum: «Svatov it — Ares, bellum») u upo­
ливаетъ па землю дождь. Съ этимъ вмѣстѣ онъ необходимо
признается и богомъ плодородія; къ иему возсылались мольбы
объ изобиліи плодовъ земныхъ; по его рогу, наполненному ви­
*) О. 3. 1851, YII, смѣсь, 69­71; Зап. арх. общ., Y, ст. Срез­
невск., 163—196.
 135

номъ (вино=спмволъ дождя), гадали о будущемъ урожаѣ. Та­

кимъ образомъ у славянъ, какъ и у прочихъ арійскихъ наро­
довъ, съ верховнымъ божествомъ неба связывались представле­
вія ожесточониой борьбы съ демонами и благодатнаго плодоро
дія, разливаемаго имъ по землѣ; вотъ почему время зимняго
поворота солнца, предвѣщающее грядущее торжество Святови­
та надъ нечистою силою, получило названіе святокъ, а ве­
сенній праздникъ пробужденія природы, появленія молніенос­
ны\ъ облаковъ и дождевыхъ ливней—названіе святой или
свѣтлоп недѣлп. Тѣ­же самый представленія соединяла фэн­
тазія и съ отдѣльнымъ олпдетвореніемъ бога­громовника (Пе­
руна); такъ какъ именно въ весенней грозѣ вядѣлъ древній че­
ловѣкъ— источникъ жизни, начало міроваго творчества, то по­
нятно, что воинственный громовержецъ долженъ былъ выдви­
нуться въ его сознаніп впередъ и занять первостепенное, по­
четнѣйшее мѣсто между другими богами. Вмѣстѣ съ главнѣй­
шнмн аттрибутамп божества Неба, на него переносится и по­
нятіе о старѣйшииствѣ; онъ является творцемъ иправите­
лемъ вселенной, получаетъ имя дѣ да (см. ниже) и предста­
вляется въ видѣ бородатаго старца.

Признавая Небо и Землю супружескою четою, первобытный

племена — въ дождѣ, падающемъ съ воздушныхъ высотъ иа
поля и нивы, должны были увидѣть мужское сѣм я, изливае­
мое небеснымъ богомъ на свою подругу; воспринимая это сѣ­
мя, оплодотворяясь имъ, Земля чреватѣетъ, порождаетъ изъ
своихъ нѣдръ обильные, роскошные плоды и питаетъ все на
ней сущее. Латин. pluo — дождить, малорос. п лютка — не­
настье, чешек, pluta— потоки дождя, plu.st — дождь (отъ кор­
ня плю­ти, плу­ти, плы­ти въ значеніи: литься — «свѣча
плыветъ»; съ сл­овомъ плыть сродно плевать, плюнуть:
народная загадка такъ выражается о коровьихъ соскахъ и по­
 136

доііникѣ: «чотири пашючки въ одну дучку [ямку] плюютъ») ')

роднятся съ прилагател. полонъ, старослав. плъ­нъ=нали­
тоіі и существ, плоть — мужское сѣмя. а ). Мелкой и частой
дождь поселяне называютъ сѣвень; народная пѣсия выра­
жается о дождѣ, что онъ пли ситпчкомъсѣетъ, иливедромъ
поливаетъ; слѣдов. дождевыя капли уподобляются хлѣбнымъ
зернамъ, бросаемымъ въ мать­сыру землю на будущій урожаи.
Слово сѣмя озиачаетъ въ нашемъ языкѣ: п зерно растптель­ ^
наго царства, и оплодотворяющіе сокп человѣка и животныхъ;
съ другой стороны и понятіе зерна распространяется отчасти
на царство животное, ибо о рыбахъ говорится, что онѣ «мечутъ
зерно»; жидкой пкрѣ дается названіе «зернистой». Въ Ведахъ
весьма часто высказывается мысль, что въ впдѣ дождя небо
проливаетъ свое животворное сѣмя; такъ наприм. въ гимнѣ
j Ригъ­Веды, обращеиномъ къ богу­громовпику, находпмъ слѣ­
дующее любопытное мѣсто: «бушуетъ вѣтръ, блпстаетъ мол­
нія, распускаются злаки, небо изливается, вся тварь получа­
етъподкрѣпленіе, когда Парьянья (=славяиск. Перунъ) оплодо­
творяетъ землю своимъ сѣменемъ». s ) Отъ небесііыхъ, дожде­
выхъ потоковъ релпгіозііое обожаніе перешло и па земные ис­
точники и рѣки; воды Нила, ежегодно разлпвающіяся на всю
окрестную страну и папояющія ее плодоносного влагою, почи­
тались у египтянъ за мужское сѣмя Озириса; когда рѣка эта­
выступала нзъ береговъ— на изображенія Изпды навѣшивались
амулеты въ зпакъ ея беременности. По народной примѣтѣ,
если дождь смочптъ молодую чету въ самый день брака, или
случится гроза во время вѣнчальнаго обряда, то это нредвѣща­
етъ повобрачнымъ чадородіе и богатство. 4 ) При такомъ воз­
зрѣніи на дождь, какъ на родительское сѣмя, понятно, что въ
') Сеыентов., 28; сличи: слюна и слякоть. — 2) Потебн., 94 —
3) Orient шкі Occid., 1861, в. II, ст. Бюлера, 225 — *) Иллюстр.
1846, 332.
 137

молпіи, разящей тучи п чрезъ то низводящей на землю небес­

ный воды, Фантазія первобытныхъ народовъ узнавала мужской
дѣтородный члеиъ; понятно также, что оплодотворяющая сила
веба почти­исключительно присвоялась божествамъ весеннихъ
грозъ— у германцевъ Водэну и Тору, у славянъ — Перуну: къ
нпмъ обращались съ молитвами объ урожаѣ, въ честь . ихъ
совершались на пашнлхъ и жиивахъ религіозиые обряды, отъ
пхъ непосредственнаго участія завпсѣлп успѣхи земледѣлія.
Древнѣіішее чествованіе Фалюса ярко засвидѣтельствовано
предаиіями и обрядами восточныхъ народовъ, культомъ Діони­
са (Вакха), Фрейра и Ярила (см. гл. "VIII"). Вмѣстѣ съ предста­
вленіемъ весенней грозы въ мужскомъ образѣ бога оплодотво­
рителя, въ ту­же незапамятную старпну и подъ тѣмъ­же влія­
ніемъ поэтическихъ сравпеній п метаФорпческаго языка возник­
ло представлеиіе о богииѣ облачнагонеба, которая иоситъ въ
своей утробѣ (— тучахъ)зародышп юной жизни и съ которою
богъ­громовннкъ вступаетъ въ брачный союзъ въ благодатное
время весны; своимъ молніепоснымъ фэлюсомъ онъ лпшаетъ
ее дѣвственности. Такой переходъ къ женскому типу — въ
мпоологіи класспческпхъ народовъ выразился въ образѣ Юно­
ны пли Діаны (Juno —Jo vino — Djovino —Diana, женская
Форма имени Зевсъ^Юпптеръ '), соотвѣтствующемъ славян­
ской богипѣ Дивѣ или Дивіп (см. выше, стр. 128 ). Рядомъ
съ Торомъвъ германскпхъ сказаніяхъ выступаетъ супруга его
Зпфэ, точно также какъ возлѣ Водана стоитъ Frau Gwode
пли Wode, а имени Фрейра отвѣчаетъ Фрея; у славянъ эта
богиня весны называется Прія или Сива. Носясь надъ землею,
она разсыпаетъ па нее обиліе своихъ даровъ, поитъ ее росой
и дождями и воспнтываетъ жатвы. Какъ богиня, творящая
земные урожаи, какъ супруга небеснаго бога, носителя молній
и проливателя дождей, она мало по малу слилась въ народномъ
') D* Mjth , 177.
 138

сознаніп съ плодородящею матерью Землею, супругою Неба.

Яковъ Гриммъ совершенно вѣрно указалъ на лингвистическое
сродство имени Прія съ санскр. mala Prithivi '). Другое
названіе Сива, созвучное съ словами сѣять, по­сѣвъ, скрѣ­
пило эту связь чарующею сплою языка; въ глоссахъ Mat. ver­
bor. Siva объясняется: nlea frumeiiti, Ceres». Она научила воз­
дѣлывать землю, сѣять, жать и обработывать ленъ. Въ этомъ
новомъ отождествленіи золотые волоса богини, первоначально
означавшіе яркой блескъ весенняго солнца (см. гл. Y), сдѣла­
лись метафорою зрѣлыхъ=желтѣющпхъко.юеьевъ на нп­
вахъ земледѣльца; въ золотистыхъ волнахъ жатвъ греки п
римляне видѣли волоса Деметры или Цереры г ); блестящее
ожерелье Фреи, названное Brisingamen (сличи: brising—
огонь, возжигаемый на Ивановъ день), переходптъ въ предста­
вленіе наряда, носимаго богинею Землею—Iardliar men: въ
лѣтиюю половину года она красуется въ своемъ роскошиомъ
уборѣ, а на зиму снимаетъ его и погружается въ сонъ. ')
Нѣмецкія саги о бѣлыхъ дѣвахъ (weisse jungfrauen), въ кото­
рыхъ олицетворяются весеннія облака, разсказываютъ, что
онѣ любятъ расчесывать свои косы и оставшіеся на гребнѣ
волоса дарятъ встрѣчнымъ путникамъ; волоса эти потолъ пре­
вращаются въ золотые колосья. 4 )
На древнемъ поэтическомъ языкѣ травы, цвѣты, кустарнп­
ки и деревья назывались волосами земли 5 ). Признавая
землю за существо живое, самодѣйствующее (она родптъпзъ
своей материнской утробы, пьетъ дождевую воду, судорожно
дрожитъ при землетрясеніяхъ, засыпаетъ зимою и про­
буждается съ возвратомъ весны), первобытный племена
сравнивали шпрокія пространства суши съ исполинскнмъ тѣ­

') Ibid., 280. — я) Ibid., 286, 534 — ») Ibid., 283, 589, 609; Манн­
гардтъ: Die Goltcrwelt, 272. — *) D. Myth., 918.—5j Oiienl uni
Occid., юдъ 1, в. IY, 594.
 139

ломъ, въ твердыхъ скалахъ и камняхъ видѣли ея кости, ')

въ водахъ — кровь, въ древесныхъ корняхъ — жилы, и нако­
нецъ въ травахъ и растеніяхъ — волоса. По преданію индѣй­
скихъ брахмановъ, земныя воды создались изъ соковъ Брамы,
камни — изъ его костей, и растеиія —изъ волосъ. г ) Сканди­
навскій миоъ о происхожденіи міра утверждаетъ, что земля
сотворена изъ мяса убитаго первозданнаго великана Имира,
море — изъ иотоковъ его крови, горы, скалы и утесы — изъ
костей и зубовъ, лѣса — изъ волосъ. 3 ) Наоборотъ преданія
о происхожденіи человѣка, равно­прпнадлежащія всѣмъ индо­
европейс кимъ народамъ, въ томъ числѣ и славяиамъ, говорятъ
что тѣло человѣческое взято отъ земли и въ нее­же обращает­
ся по смерти, кости— отъ камня, кровь — отъ морской воды,
потъ— отъ росы, жилы—отъ корней, волоса— отъ травы. 4 )
Вѣровапіе это такъ высказано въ стихѣ о голубиной книгѣ:
Тѣлеса наши отъ сырой земли,
Кости крѣпкія взяты отъ камени,
Кровь­руда отъ черна моря 5).

') Кости и камни сближены Фантазіей ради ихъ одинаковой крѣ­

пости; санск. aslhi (asiilhi)— кость, косточка плода (перс, aslah,
осет. astcg, лат. о s— ossis, албан. asbti) и asthtla — камень
(Пикте, I, 515 — 6); выражения окаменѣть п окостенѣть употре­
бляются, какъ синонимы. Горы и скалы поэтому представлялись
крѣпкими костями, сплачивающими земное тѣло; одно изъ названій
горы въ санскритѣ означаетъ: держащая зем л к>—бу­дара (Рус.
Вѣстн. 1862, III, 46).—8) MytKblogischeForschiingen und Sammlung.
1832, 5­6. — 3) D. Myth., 526—7; сличи съ этпмъ слѣдующее
мѣсто „Луцидаріуса": „Земля сотворена яко человѣкъ; каменіе яко
тѣло имать, вмѣсто костей кореніе имать, вмѣсто жилъ древеса и.
травы, вмѣсто власовъ быліе" (Лѣт. рус. лит., кн. I, 54). — ') D.
Myth., 531 — 3, 536; Пам. отреч. лит, II, 433­4; Пам. ста'р. рус.
литер., Ill, 12, 169; О вліпн. ^рист. на ел. яз., 84 (духоборцы при­
няли означенный преданія въ свой догматъ). У Даніила заточника
читаеиъ: „тѣло основывается жилами и дубъ крѣнится множествомъ
коренія".— s ) Калѣки Пер., II. 356.
 140

Пародныя загадкп метафорически называютъ волоса— лѣсомъ,

а траву —волосами: «ой, на гори гай, пидъгаемъ мигай, пидъ
мигаемъ сопай, пидъ сопаемъ хопай» (голова, волоса, очи,
носъ и ротъ); «густый лисъ, Чистополе, два соболи, два
стекла, труба и лепетайло» (волоса, лобъ, брови, очи, носъ
и языкъ) 1 ); «подъ лѣсомъ­лѣсомъ колеса съ повѣсомъ»
(подъ спущенными косами висятъ серьги); «летѣла тень
(=дзень, звукъ ударяющей косы) на Петровъ день, стала пла­
кать, ажъволосы вянутъ» (=трава, которую скосили); «крас­
на дѣвипа сидитъ въ темницѣ (=морковь пли свекла въ зем­
лѣ), а коса (—зелень) наружѣ». г ) Подобными сблпжепіямп
пользуется и народная пѣсня, особенно если рѣчь идетъ о пре­
вращеніяхъ: такъ утопая въ волнахъ, говорила дѣвпца брату:
«не коси, братець, шелковой травы; шелкова трава — то моя
русая коса!» 3) Въ сербской пѣспѣ хвалится дѣвица:
Moja снтнакоса — зелена ливада,
Moje чарне очи — два бистра кладенца 4).

Въ стихѣ о Егоріи Храбромъ сказано, что у его сестёръ

«власы, какъ кавыль­трава». Сербы называютъ лѣсъ — шу­
ма, потому что въ немъ слышится постоянный шелестъ лпсть­
евъ (малорос. пѣсня: «шумъ ходить по диброви»); а чешек,
о sume ti отъ первоначальиаго значенія: лишиться листьевъ,
срываемыхъ вѣтромъ, перешло въ понятіе: олысѣть. 5 ) Съ
указанными метафорами тѣсно связывается повѣрье о зеле­
ны хъ волосахъ русалокъ, водяныхъ и лѣшихъ, и тотъ
часто­встрѣчаемый въ народпыхъ сказкахъ мотивъ, по которо­
му щетка, кинутая героемъ во время бѣгства отъ враждеб­
ныхъ преслѣдователей, превращается въ лѣсъ: изъ каждаго
') Варіантъ: „... на маковицѣ­то лѣс ъ (волоса), въ лѣсу­то звѣри
(вши)".— 2 ) Сементов ., 9; Москв. 1852, XXIII, 100; Эгн. Сб., VI, 70,
81,102.­3) Кіев. Г.­ В. 1845, 16; Пасек., I, 109. — *) Срп. н. njecue.
I, 171. — 6) Филолог. Зап., годъ 3, III, 156.
 141

волоска выростаетъ дерево '). Русалки, какъ водяныя ним­

фы, надѣлены зелеными косами, подобно римскимъ божествамъ
рѣкъ и Финнскому царю волнъ (Alito), которые представлялись
съ травяными бородами; т. е. зелень, растущая по бере­
гамъ рѣкъ п псточниковъ, разсматривалась, какъ волосы во­
дяныхъ боговъ и богинь. г ) Малорусская загадка, означаю­
щая «камышъ», изображает ъ это растеніе въ такомъ поэтиче­
скомъобразѣ: «стоить дидъ надъ водою, колыхае бородою» 3 ).
Отъ санскр. vrdli — расти происходятъ лат. barba (вмѣсто
bardlia), нѣм. bart и славян, брада; слѣдоват. уже самый
языкъ, назвавшій бороду — растущею, павпдилъ Фантазію на
это метафорическое уподобленіе. 4) Доселѣ уцѣлѣлъ обычаи
связывать, во время жатвы, пукъ несрѣзанныхъ колосьевъ и
оставлять его на нивѣ въ честь древняго бога плодородія; это
называется: завивать Волосу бороду.

Богиня земнаго плодородія, вступающая въ бракъ съ богомъ

небесныхъ грозъ въ счастливое время весны, теряетъ своего
супруга въ періодъ холодной зимы и прекращаетъ свои роды;
отсюда создалось у германцевъ прекрасное сказаніе о томъ,
какъ Фрея, въ бѣлой развивающейся одеждѣ, плача и жалуясь,
шеетвуетъ черезъ горы и долы, неустанно ищетъ своего скрыв­
шегося мужа, находитъ его, и потомъ снова теряетъ и прини­
мается за тѣ­же поиски. Мноъ этотъ развитъ во миогихъ на­
родныхъ сказкахъ. У грековъ благодатная свадьба Зевса и Ге­
ры праздновалась каждую весну 5 ). Въ зимнюю пору и жар­
кпмъ лѣтомъ, во время засухп=бездождія, Земля являлась во­
ображение древняго человѣка—печальною вдовою; воззрѣніе
это высказано въ народномъ стихѣ, гдѣ Христосъ вѣщаетъ

') Пов. и пред., 10'іі.—3 ) Ж. М. Н. П. 1846, III, ст. Я. Гримма,

184.— 3) Сементов., 35. — ») Изв. Ак. II, ІУ,:89. — ь ) Маннгардтъ:
Dio Gatterwclt, 272.
 142

смертнымъ: если не послушаете моихъ заповѣдей, то сотворю

небо мѣднымъ (=жгучимъ), а землю желѣзною:
Отъ неба мѣднаго росы не воздаыъ,
Отъ земли желѣзной плода не дарую,
Поморю васъ гладомъ на землѣ;
Еладязи у васъ пріусохнутъ,
Источницы пріоскудѣютъ,
Не будетъ на землѣ травы,
Ни на древѣ скоры:
Будетъ земля яко вдова 1 )

Изъ всего сказаннаго очевидно, что рядомъ съ поклоненіемъ

небу должно было возникнуть и утвердиться религіозное по­
читаніе земли. Слѣды этого обоготворенія сохранились и у
славянъ. Старинный проповѣднпкъ возстаетъ противъ нарица­
нія земли — богомъ ~). Галицкіе русины и малороссы назы­
ваютъ ее святою; такъ въ эпическомъ привѣтствіц («здрави­
цѣ») говорится: «бувай здорова якъ рыба, гожа якъ вода, ве­
села якъ весна, а богата якъ земля святая!» или въ поговор­
кѣ: «не годенъ того, же го земля святая на собѣ носить!»
Малорусскія клятвы: «щобь тебе, • окоянного, земля не приня­
ла!» «земля­бъ его святая не пріймалаЬ и сербская: «тако
ми земл(ь)а кости не взметала!» согласны съ великорусскимъ
повѣрьемъ, что земля не прішимаетъ въ свои нѣдра умершпхъ
еретиковъ, колдуновъ и великихъ грѣшииковъ, и выбрасыва­
етъ наверхъ ихъ трупы или кости. Потому, высказывая доброе
пожеланіе покойнику, малоруссы выражаются: «щобъ ему зем­
ля перомъ (лежала!)» Есть и другія клятвы землею: «щ;бъ
тебе сира земля иожерла!» «щобъ пидъ нимъ и надъ нимъ зем­
ля горила на косовій сажень!» «о, щобъ надъ тобою земля тря­
слась!» серб, «тако ми земл(ь)е у Kojy hy!» 3 ) Апокрич>ическія
') Калѣки Пер., VI, 72. — ­) Москв. 1844 I, 243. — з; Н омис,
73 — 74, 89; Архив7^ ист.­юрид. свѣд., II, ст. Бусл., 44: Срп. я.
поел. 301.
 143

сочиненія, запрещая хульныя «матерныя» слова, прибавляютъ,

что этотъ грѣхъ не будетъ прощенъ, ибо такими словами по­
носится мать­сыра земля '). «Не бей земли, говорятъ слова­
ки,—не дастъ тебѣ хлѣба!» 2 ) ВъХІѴ столѣтіи новгородскіе
стригольники учили каяться въ грѣхахъ не священнику, а
землѣ, почему константинопольскій патріархъ, обличая ихъ,
писалъ: «еще же и сіго ересь прилагаете, стригольници, вели­
те къ земли каятпсячеловѣку, а не къ попу. Не слышите ли
«Господа глаголюща: исповѣдаите грѣхы своя, молптеся другъ
«за друга, да исцѣлѣете? Яко же бо болный человѣкъ об ъ­
«явпть врачю вредъ своп, и врачь приложить ему зеліе, по
«достоянію вреда того, и исцѣлѣетъ: такоже и духовному от­
«цу исповѣдаетъ грѣхы своя человѣкъ, и духовный отець отъ
«грѣха того престати по велить, и противу грѣха того въздаеть
«ему еиитемыо понести; того дѣля ему Богъ отдастъ грѣха
«того. А кто исповѣдается къ земли, то псповѣданіе нѣсть ему
«ві. псповѣдапіе: земля бо бездушная тварь есть, и не слышптъ
«и не умѣетъ отвѣчати». 3 ) Но для простаго, иеразвитаго на­
рода, воспитанного на старинныхъ эпическихъ преданіяхъ,
земля вовсе не была бездушною; онъ надѣлялъ ее чувствами
и волею. Богатыри, поражающіе лютыхъ змѣевъ, въ ту мину­
ту, когда имъ грозптъ опасность быть затопленными кровью
чудовища, обращаются къ землѣ съ просьбою: «ой, ты еси мать­
сыра земля! разступися на четыре стороны и пожри кровь змѣ­
пную» — и она разступается и поглощаетъ въ себя потоки кро­
ви. 4) Старовѣрческіе толки: безпоповщина и нѣтовщина до
поздиѣйшаго времени продолжали слѣдовать стриголышкамъ
и псповѣдывали своп грѣхи, зря на небо или припадая къ зем­
лѣ 5 ). Старообрядцы передъ обѣдомъ и ужиномъ, за неимѣні­

\) Кальки Пер., ѴГ, 96. — ­') Ганушъ, 29. — 3) Ак. Ист., I, 6.—
) См. стихи о Георгіи Храбромъ и Ѳедорѣ Тиронѣ.— *) Поли, ист­
пзвѣстіе о старообрнд. Андрея Іоаннова, нзд. 3, 12.
 144

емъ воды, умываютъсебѣ руки землею, слѣдоват. при­

писываютъ ef такую­же очистительную силу, какъ и водѣ ft,
Весною, когда земля вступаетъ въ брачный союз'ъ съ небощ,
поселяне празднуютъ въ ея честь Духовъ день; они не пропз­
водятъ тогда никакихъ земляныхъ работъ, не пашутъ, не бо­
ронять, не роютъ земли и даже не втыкаютъ кольевъ, вслѣд­
ствіе повѣрья, что въ этотъ день земля — пмянинница и сото­
му надо дать ей отдыхъ. 2 ) Больные лихорадкою отправляют­
ся на то мѣсто, гдѣ, по ихъ мнѣнію, пристала къ нимъ бо­
лѣзнь, посыпаютъ вокругъ себя ячменной крупою, и кланяясь
на всѣ стороны, говорятъ: «прости, сторона­мать сыра зем­
ля! вотъ тебѣ крупицъ на кашу» и увѣрены, что земля про­
сти тъ ихъ и избавить отъ лихорадки 3 ). «Выздоровѣть, не­
цѣлиться отъ болѣзнн» на старинномъ языкѣ выражалось сло­
вами: получить отъ Бога црощеіііе. Иногда выходяті
больные на перекрестокъ, падаютъ ницъ и просятъ мать­сыру
землю исцѣлить ихъ отъ недуга. Въ нижегородской губ.
крестьяне, получившіе при паденіи наземь какое­нибудь повреж­
деніе или ушибъ, ходятъ прощаться на то мѣсто, гдѣ упа­
ли, т. е. молить наказующую землю о прощеніи. Въ разный
сторонахъ Руси жницы, окончивъ работу, катаются по ни­
■вѣ, приговаривая: напвка­пивка! отдай мою силку, что я тебя
жала, силку роняла». 4 ) Эта обращенная къ землѣ просьба:
воротить силу, потраченную на жнптвѣ, напоминаетъ грече­
ское сказаніе о велпканахъ, которые, падая въ пылу битвы,
какъ только прикасались къ матери­землѣ, тотчасъ­же возста­
вали съ повою силою. На вешній Юрьевъ день также въ обы­
чаѣ у нашихъ крестьянъ кататься по шівамъ; 5 ) болгары і
сербы, заслышавъ первый громъ весною, валяются по зезпі
и трутся спинами, чтобы кости не болѣли; тоже соблюдаете»
•)Вѣст. Евр.1828, IV, 253.—=) Совр. 1856, XI, сиѣсь, 7. — 3) Сахаров.,
И, 14. — ')Терещ., IV, 134; Цебриковъ, 286.— s ) Кіев. Г., В. 1850,20,
 145

л въ Германіи '). Земля, смоченная слюнею (метаФора дож­

дя), признается средствомъ, заживляющимъ раны; г ) при го­
ловной боли берутъ изъ родника песку и прикладываютъ
къ головѣ съ приговоромъ: «какъ здорова земля, такъ бы
моя голова была здорова!» 3 ) Какъ всеобщая кормилица,
земля есть источнпкъ силъ и здоровья; оаа же роститъ и цѣ­
лебныя травы. Тотъ, кто приступаетъ късобиранію лѣкарствен­
ныхъ зелій и кореньевъ, должеьъ пасть ничкомъ наземь и
молпть мать­сыру землю, чтобъ она благоволила нарвать съ
себя всякаго снадобья; мольба эта обращается къ ней въ та­
кой эпической <юрмѣ:

Гой, земля еси сырая,

Земля матерая,
Матерь намъ еси родная!
Всѣхъ еси насъ породила,
Воспоила, воскормила
И угодьемъ надѣлила;
Ради насъ, своихъ дѣтей,
Зелій еси народила,
И злакъ всякій напоила
Польгой бѣса отгоняти
И въ болѣзняхъ помогати.
Повели съ себя урвати
Разныхъ надобьевъ, угодьевъ,
Ради полый на животъ. (нижегор. губ.)

Чтобы нечистая сила не поселилась въ нивахъ и не выжила

съ пастбища стадъ (т. е. не повредила бы тѣмъ и другпмъ),
хозяева въ августѣ­мѣсяцѣ выходятъ раннею зарею на поля
съ коноплянымъ масломъ, и обращаясь на востокъ, говорятъ:
«мать­сыра земля! уйми ты всяку гадину нечистую отъ при­
ворота и лихаго дѣла»; затѣмъ выливаютъ на землю часть

') Срп. речник, 103; Каравед., 241; Die Goltcrwelt, 197. Земля,
взятая съ могилы, умиряетъ скорбь по усопшему — Нар. ел. раз.,
158. — г) Украпн. ыелодіп Маркевича, 108.—3) Послов. Даля, 429.
10
 146

прпнесеннаго масла. Обращаясь назападъ, продолжаютъ: мать­

сыра земля! поглоти ты нечистую силу въ бездны кипучія,
въ смолу горючую»; на югъ произносятъ: «мать­сыра земля!
утоли ты всѣ вѣтры полуденные со ненастью, уйми ­пески
сыпучіе со мятелью» и наконецъ на сѣверъ: «мать­сыра земля!
уйми ты вѣтры полуночные со тучами, содержи (сдержп)
морозы со мятелямп.» За каждымъ обращеніемъ льютъ масло,
а въ заключеніе бросаютъ и самую посудину, въ которой оно
было принесено '). У лптовцевъ въ эпоху язычества было
обыкновеніе приготовлять осенью (послѣ уборки хлѣба) ппво
и часть его выливать на землю съ такою мольбою: «Zemenyle
ziedekle, pakylek musu ranku darbus!», т. е. цвѣтущая Земля!
благослови дѣло рукъ нашихъ г ). Это жертвенное возліяніе
масла и вина имѣло символическое значеніе влаги, пролива­
емой небомъ и дарующей нивамъ урожай; ибо и «масло» и «пп­
во» были метафорическими названіями дождя. Увлаженная
дождемъ земля сулила обиліе, богатство и счастіе; потому,
при избраніи кошеваго, если на ту пору случалось быть не­
настью, казаки мазали голову избраннаго грязью, по­
читая это за доброе предзнаменованіе. 3 )
По свидетельству Дптмара (­J­ 1018 г.), славянскіе жрепы,
нашептывая какія­то слова, раскапывали пальцами землю, п
по встрѣчающимся примѣтамъ гадали о будущемъ 4 ). Народ­
ный русскія сказки упоминаютъ о старинномъ обычаѣ: про­
износя клятву, ѣсть землю, чтобы такпмъ дѣйствіемъ еще
тверже скрѣпить нерушимость произносима™ обѣта или спра­
ведливость даваемаго показанія. 5 ) По словамъ Вадима Пас­
века, на Украйнѣ бывали прпмѣры, когда клятва скреплялась

») Сахаров., II, 47.—г) D. Myth., 231—s ) Ч О. И. и Д., годъ

2, VI, 18: „Исторія о казакахъ запорожскихъ». — *) Ыакуш., 102. —
5) Н. Р. Ск., IV, стр. 8; Эрленвейвъ, стр. 165.
 147

цѣлованіемъ земли, и такая клятва почиталась самою священ­

ною. Онъ приводить примѣръ, какъ одииъ украинецъ требо­
валъ отъ своего сильно­обиженнаго противника: «цѣлуй землю
и клянись, что ты не будешь мнѣ мстить и что мы останем­
ся друзьями.» Тотъ поцѣловалъ землю и остался вѣренъ сво­
ему обѣщанію. ') Хроника Дитмара говорптъ, что славяне
при утвержденіи мирныхъ договоровъ подавали пучокъ сорван­
ной травы или клокъ обрѣзанныхъ волосъ; трава, какъ волосы
матери земли, и волоса, какъ метафора травы, употреблялись
здѣсь за символическія знамен!.1: самой богини — въ удостовѣ­
реніе того, что миръ будетъ соблюденъ свято п границы чу­
жихъ владѣній останутся неприкосновенными. 2 ) Въ стари­
ну на Руси, вмѣсто обыкновенной присяги, долгое время ьъ
спорныхъ дѣлахъ о землѣ и межахъ употреблялся юридически­
признанный обрядъ хожденія по межѣ съ глыбою
земли: одипъ изъ тяжущихся клалъ себѣ на голову кусокъ
земли, вырѣзанный вмѣстѣ съ растущею на ней травою на са­
момъ спорномъ полѣ, и шелъ съ нимъ по тому направленно,
гдѣ должна была проходить законная граница; показаніе это
принималось за полное доказательство. Въ древле­славяискомъ
переводѣ слова Григорія Богослова, относящемся къ XI вѣку,
сдѣлана весьма важная вставка о языческихъ суевѣріяхъ, о
которыхъ не упоминается въ подлинникѣ; здѣсь между про­
чпмъ замѣчено: «овъ же дьрьнъ (дернъ) въскроущь (отъ
кроить — рѣзать) на главѣ покладая присягж творить» 3).
Митрополптъ Евгеній указалъ на свидетельства XVII вѣка
изъ писцовыхъ кнпгъ, данныхъ Соль­вычегодскому монасты­
рю на покосы и пожни: «и въ томъ (спорѣ) имъ (тяжущимъ)
данъ судъ, и съ суда имъ учинена вѣра, и отвѣтчикъ Окин­
оенко далъ истцу Олешкѣ на душу. И Олешка, по лож а
4) Путев. Записки, 151— 2.—3J Макуш., 155.—3) Изв. Ак. Н.,
IV, 310.
10*
 148

земли себѣ на голову, отвелъ той пожнѣмежу».—

«И съ суда дана имъ вѣра, и отвѣтчикъ Ероѳѣенко въ томъ
далъ на душу старцамъ и слугамъ (служкамъ); и монастыр­
ской служка Пронька Михайловъ, положа земли на голову,
ту спорную землю обшелъ, и межу имъ впередъ учини­
ли, куда шелъ Пронька Михайловъ.». Память объ этомъ обычаѣ
удержалась съ народі; до позднѣйшаго времени. Покойный
Макаровъ разсказываетъ такой случай: въ рязанской губ.
одинъ простолюдпнъ, оспаривая принадлежность луга, вырѣ­
залъ дернину, положилъ ее на голову, и оградись
крестом ъ, клялся, передъ свидетелями, что еслиправо
свое на покосъ онъ утверждаетъ ложно, то пусть сама
мать­родная земля прпкроетъ его на вѣки. л) Ко­
нечно, тотъ­же смыслъ грядущаго наказанія (=смерти), на­
сылаемаго богинею Землею за ложную клятву, соединялся!
съ описанныиъ обрядомъ хожденія по межѣ. За его религіоз­
ный характеръ прямо говоритъ та замѣна, упоминаемая въ
юридическихъ актахъ XVI вѣка и узаконенная потомъ въ
Уложеніи, слѣдуя которой обходъ спорныхъ полей совершался
съ иконою на голов ѣ, а не съ землею идерномъ. Преиму­
щественно носили икону Богородицы, которая въ христианскую
эпоху смѣнила въ народныхъ вѣрованіяхъ древнюю богиню
земнаго плодородія, и это технически называлось: «отводить
землю по Пречистой» а ). Обычай присягать, держа на головѣ
кусокъ земли, извѣстенъ и у другихъ племенъ. Существова­
ніе его въ Венгріи засвидетельствовано документомъ 1360
года, гдѣ онъ такъ описанъ: «Ѳома и Михаилъ Хапы, разувъ
ноги и распоясавшись, положили себѣ на голову глыбу земля

') Вѣст. Евр. 1813, XIII, 28—39; Рѣчь Колмыкова о спыволвз­

мѣ права— при Крат, отчетѣ о состоян. Спб. университета за 1837—8
академ. годъ, 81 — 84; Труды и Лѣт. О. И. и Д., IY, 197—8.­
2) Юрид. Ак., 16, 18, 20, 32; Уложеніе, гл. X, стат. 236—7.
 149

и клятвенно подтвердили, что та самая земля, которую они

обошли и отвели по означеннымъ межамъ, принадлежитъ къ
ихъ владѣнію.» Въ Оппельнскомъ земекомъ устав і; 1562 года
сказано: присяга должна быть принимаема на межахъ по древ­
нему обычаю, и затѣмъ постановлено для крестьянъ:. "кресть­
яне должны раздѣться до рубахи, стать на колѣип въ ямѣ,
вырытой па одинъ локоть въ глубину, держать на головѣ
дернъ, не имѣть при себѣ­ни ножа, ни оружія, и такимъ обра
зомъ произносить присягу.» Взлтая съ поля глыба и дёрнъ
были символами матери­земли, а съ тѣмъ вмѣстѣ и поземель­
ной собственности; по всему вѣроятію, какъ было у другихъ
народовъ, тавъ и у насъ — при уступкѣ и продажѣ полей и
пашней кусокъ земли или дёрнъ передавался изъ рукъ въ ру­
ки отъ продавца покупщику, какъ видимый знакъ перехода
права владѣнія отъ одного лица къ другому. На это указыва­
ет!, старинное выраженіе: продать въ дерн ь илподереиь,
т. е. продать въ полную и вѣчную собственность. У римлянъ,
въ случаѣ тяжбы о поземельномъ владѣніи, противники отпра­
влялись на спорное поле, брали изъ него глыбу и приносили
къ претору, который долженъ былъ разсудить ихъ; у герман­
цевъ въ подобномъ случаѣ также вырывали глыбу изъ спор­
ной земли, приносили предъ Феодала, и вступая въ судебный
поединокъ, прикасались къ ней своими мечами. *) Отъ обща­
го представленія о Землѣ народъ земледѣльческій переноситъ
свое рѳлигіозное почитаніе на отдѣльные родовые участки,
подобно тому какъ культъ огня склонился къ обоготворе­
нію домашняго очага; земля, на которой селился родъ, которая
воздѣлывалась его руками и которая дѣйствительно была его
кормилицей, стаповилась ему родною. Уходя на чужбину,
древніе предки наши брали съ собою горсть родной земли и
хранили ее, какъ святыню: обычай, доселѣ соблюдаемый бол­
')Рьчь Калмыкова, 76—77, 80, 86—90; D. Rechtsalt, 110­121.
 150

тарами. ') Къ ней тягот ѣли общіе интересы родичей; даруя

имъ необходимый средства жизни, она тѣмъ самымъ привязы­
вала ихъ къ опредѣленноіі мѣстности, и тѣснѣе скрѣпляла се­
меііныіі союзъ. Самая торжественная клятва побратимства у
скандинавовъ произносилась съ колѣнопреклоненіемъ подъ по­
лосою вырѣзаннаго дерна : чрезъ этотъ обрядъ чужеродцы ста­
новплпсь братьями, какъ­бы вскормленные одною матерью.
Съ словомъ землякъ до спхъ поръ соединяется у насъ что­
то родственное, близкое.

') Миладин., 525

 151

IV.

СТИХІЯ СВѢТА ВЪ ЕЯ ПОЭТИЧЕСКИХЪ ПРЕД­

СТАВЛЕНІЯХЪ.

Солнечный свѣтъ даетъ возможность видѣть и различать

предметы окружающего насъ міра, ихъ Формы и краски; а тем­
нота уничтожаетъ эту возможность. Подобно тому зрѣніе позво­
ляетъ человѣку осматривать и распознавать внѣшнюю при­
роду, а слѣпота погружаетъ его въ вѣчяый мракъ: безъ глазъ
также нельзя видѣть, какъ и безъ свѣта. Отъ того стихія свѣ­
та и глаза, какъ орудіе зрѣнія, въ древнѣйшемъ языкѣ обозна­
чались тождественными названіями: а) зрѣть, взоръ, зор­
кой, зорить — присматриваться, наблюдать, прицѣливаться,
зорька— прицѣлъ на ружьѣ, об зариться— промахнуться
изъ ружья, зырить—зорко смотрѣть, зйр ять— оглядывать­
ся, зпркъ—глядь, зирокъ=зрачокъ, зорный— имѣющій
хорошее зрѣніе, и зо(а)ря, зирка (малор.)— звѣзда, зирка
съ метлою— комета, зо(а)рница (зирныця, зарянка) —
утренняя или вечерняя звѣзда, планета Венера; зарница—
отдаленная молнія=малор. блискавиця, которой приписы­
ваютъ вліяніе насозрѣваніе нивъ и которую потому назы­
ваюсь хлѣбозоркою (глаголъ «зрѣть, со­зрѣвать» указыва­
ем на мысль, что поспѣвающіе хлѣба, окрашиваясь въ жел­
тый, золотистый цвѣтъ, чрезъ то самое уподобляются сол­
нечному блеску; з р ѣ л о й — собственно: свѣтлой, блестящій) ; з о­
рить— о молніп: сверкать и помогать выз{)ѣванію нивъ; зо­
 152

рить— прочищать, прояснять, наприм. «зорить масло»—дать

ему отстояться, очиститься (зазорить — зажечь, засвѣтпть
свѣчу, зарный (свѣто­зарный) — горячій, страстный, заре­
во— отраженіе пламени, зор ко (вятск.) —ясно; дозоръ — при­
смотръ и дозоры (перм.) — зарница. Слово зракъ, означаю­
щее у насъ глагъ, у сербовъ значить: солнечный лучъ, подоб­
но тому какъ у нѣмцевъ stern— и звѣзда и зрачокъ глаза.
Въ Краледворской рукописи: «z ira (свѣтитъ) jasne slunecko»;
литов. zereti —блестѣть, сіять. *)Ь) Видѣть и серб, видне­
ло—свѣтъ; с) малор. бачыть— смотрѣть и санскр. bhSs—
блистать и видѣть a j; d) другой малор. глаголъ дивитьця—
смотрѣть и санскр. корень его di ѵ— свѣтить, divan— день. На
эту древнѣйшую связь понятій свѣта и зрѣнія въ словѣ «ди­
витьця» указываетъ народная загадка о мѣсяцѣ, въ которой
почти каждое слово есть метаФора: «лысый вилъ кризь заборъ
дывитця (вар. загляда)» 5 ), т. е. мѣсяцъ, въ видѣ быка, смо­
тритъ или проще — свѣтитъ сквозь заборъ. е) Въ слѣдующемъ
повѣрьи слово глядѣть употребляется въ значеніи «свѣтить»:
если, замѣчаютъ крестьяне, новый мѣсяцъ обглядится
до трехъ дней, то во все время до слѣдующаго нарожденія это­
го свѣтила будетъ стоять ясная погода; а если на новый мѣ­
сяцъ польетъ дождь и тучи помѣшаютъ ему оглядѣться,
то въ продолженіи четырехъ недѣль погода будетъ дождливая.
Въ заговорахъ находимъ такое обращеніе къ звѣздѣ: «ты за­
глянь, звѣзда ясная, на дворъ къ рабу божьему». 4 ) і") Бѣль­
мы—глаза, отъ слова бъ л ы й=свѣтлый; зѣница (ока=зра­
чокъ), зѣнки, зѣнькй—глаза и зѣнка— стекло 5 ) отъ гла­
гола зѣ(і)ять— блистѣть: здѣсь глазъ сближается со стек­

•) Обл. Сл., II, 66, 70—72, 248; Доп. обл. ел., 56. 68; Вѣст. Р.
Г. О. 1852, Y, 20; О. 3. 1850, X, крит., 45—46; Изв. Ак. Н., IV,
413. —2) Мат. сравн. слов., I, 409. — 3J Сементов., 5— 6. — ') Ворон.
Бесѣда, 204; Сахаров., II, 14, дневн.—5) Обл.Сл., 19, 72.
 153

лоиъ на томъ­же основаніи, на какомъ ясное небо названо бы­

ло «стекляною горою». g)Лyнa, луниться —свѣтать, бѣ­
лѣть илунить — хлопать глазами. ^Постоянный эпитетъ,
сопровождающій очи—ясныя, свѣтлыя; малоруссы гово­
рятъ: асвитить очима» г ), а въ литературной и разговор­
вой рѣчи обыкновении выраженія: сверкать глазами, посыпа­
лись пскры изъ очей, и т. п.
Изъ такого сродства понятій свѣта и зрѣнія, во первыхъ,
возникло миоическое представленіе свѣтилъ небесныхъ — оча­
ми, а во вторыхъ родилось вѣрованіе въ чудесное происхожде­
ніе и таинственную силу глазъ. Представленіе свѣтилъ оча­
ми равно принадлежитъ народамъ и стараго и новаго свѣта.
Во многпхъ языкахъ восточнаго архипелага названія, даваемыя
солнцу, означаютъ: око дня. 3 ) Скандинавскіе поэты солнце,
луну и звѣзды называютъ глазами неба, и наоборотъ глаза
человѣка уподобляютъ солнцу и лунѣ, а лобъ (черепъ) его —
небесному своду, что встрѣчается и въ нашихъ стариниыхъ ру­
кописяхъ: «якона небеси свѣтила солнце и луна, грочъ
вѣтръ, сице и въ человѣкѣ во главѣ очи, и гласъ, иды­
ханіе, и мгновеніе ока, яко молнія.» 4) Вышемы привели
болгарскую загадку, которая о солнцѣ и мѣсяцѣ выражается,
какъ оглазахъ дня и ночи (см. стр. 102). Это уподобленіе долж­
но было занять подобающее ему мѣсто въ антропоморфиче­
скихъ олицетвореніяхъ неба и его явленій. Въ Ведахъ солнце
называется глазомъ Варуны ( = неба), самое божество дневна­
го свѣта (Savitar) именуется златоглазымъ, а въ нѣ­
которыхъ гимнахъ солнце и луна представляются двумя
очами неба 5 ). Верховный богъ германцевъ Одинъ (Вуотанъ)

') Доп. обл. сл„ 104. — 2) Номис, 67. — 3) Тоже у татаръ: кюнь­
кар агы— солнце, до слова: глазъ дня — Казан. Г. В. 1852, 40.—
4) Щапов, стат. II, 2. — 5) Кунъ, 53; Orient und Occid., годъ 1,
черев. Ригъ­Веды, 30, 54, 405, 604.
 154

называется одноглазымъ: въ человѣческомъ образѣ его

олицетворено дышащее бурями, грозовое небо, съ высоты
котораго солнце, словно громадное всемірное око, озйраетъ
землю. Подобно тому у персовъ оно представлялось глазомъ
Ормузда, у египтянъ — Деміурга, у грековъ Зевса. ')
Отсюда въ среднія вѣка явилось то обычное изображеніе
божества въ видѣ всевидящаго ока, испускающего
изъ себя кругомъ солнечные лучи, которое вошло въ церков­
ную символику и удержалось до настоящаго времени'; на ико­
нахъ оно донынѣ рисуется среди облаковъ. Эпитетъ «всези­
дящаго» придавался солнцу еще индусами 2 ), и эта характери­
стическая черта постоянно соединяется съ нимъ въ народиыхъ
сказаніяхъ, на которыя укажемъ нѣсколько ниже. Первобыт­
ный племена обожали въ стихіяхъ ехъ живую творческую си­
лу; и какъ въ самой прпродѣ различный явленія неразрывно
связаны между собою и сопутствуютъ другъ другу, такъ и въ
Миѳическихъ представленіяхъ они нерѣдко сливаются въ одно
цѣлое. Религіозное чувство древнпго человѣка по преимуще­
ству обращалось къ весеннему небу, которое являлось его во­
ображенію во всемъ божественномъ могуществѣ: одѣтое грозо­
выми тучами, оно вѣщало въ громахъ, разило въ молніяхъ,
изливало сѣмена плодородія въ дождѣ, и взирая съ высоты
на дольній міръ ясиымъ солнцемъ, пробуждало природу къ но­
вой жизни. Яркіе лучи весенняго солнца возвращались міру
вмѣстѣ съ дождями п молніями, и вмѣстѣ съ ними похища­
лись на зиму злыми демонами; отъ того и въ народныхъ по­
этическихъ сказаніяхъ миѳы солнечные и грозовые взаимно

>) D. Mylh., 534—6, 665; Симрокъ, 6, 336; Ж. М. Н. П.

1839, VI, 200. Греческій миѳъ знаетъ еще Зевса трехглаза­
го: два глаза составляютъ естественную принадлежность человѣ­
ческаго олицетворенія, а третій во лбу есть солнце. —2) Ж. М. Н.
П. 1845, XII, 136—7.
 155

переплетаются и спутываются. Таково греческое сказаніе объ

нсполпнскихъ одноглазыхъ циклопахъ; ізъ образѣ великановъ
арійскіе народы представляли теыныя тучи, громоздящіяся по
небесному своду; такъ какъ громовые удары уподоблялись
стуку кузнечныхъ молотовъ, а молніи— стрѣламъ, то о ци­
клопахъ разсказывается, что они куютъ Зевсу молніеносныя
стрѣ/.ы. Въ этой грозовой обстановкѣ солнце представляется
какъ глазъ во лбу великана; самое имя циклоповъ указыва­
етъ на круглый дискъ солнца — vjXtoo xoxXos 1 ). Собствен­
но древнѣпшее представленіе должно было всѣмъ циклопамъ
вмѣстѣ дать одпнъ глазъ, какъ едино на небѣ солнце, и воспо­
ыпнаніе объ этомъ сохранила норвежская сказка. Давно ког­
да­то, повѣствуетъ сказка, заплутались двое дѣтей въ лѣсу,
развели огонь и сѣлп грѣться. Вдругъ послышался страшный
трескъ и затѣмъ показались три великана, вышиной съ дере­
во; у всѣхъ трехъ бы.іъ одинъ глазъ, и они пользовались пмъ
по очереди: у каждаго великана было во лбу отверстіе, куда
и вставлялся общіи всѣмъ глазъ. Ловкія дѣти успѣли одного
йзъ великановъ ранить въ ногу, а другихъ напугать, такъ что
тотъ, который держалъ глазъ во лбу, уронилъ его наземь;
иальчпкъ тотчасъ­же подхватплъ его. Глазъ былъ такъ великъ
что не уложить и въ котёлъ, и такъ прозрачепъ, что мальчикъ
видѣлъ сквозь него все, будто въ свѣтлый день,
хотя и была темная ночь. а ) Преданіе это совпадаетъ съ
греческпмъ сказаніемъ о трехъ сестрахъ— старухахъ Грай­

J) Кунъ, 68; о представденін солнца колесемъ смотри въ Ѵ­й

главѣ. — г) О. 3. 1860, X, ст. Бусл., 662; въ другой норвеж­
ской сказкѣ [I, 24] говорится о старой одноокой бабѣ, у которой
сказочный герой дважды иохищаетъ глазъ и заставлнетъ выкупать
его за дорогія диковинки. Сыыслъ приведеннаго преданія тотъ,
что малюті.имолніи, поражая велпкановъ­тучи, освобождаютъ пзъ
ихъ власти солнце; подвигъ совершается ночью, т. е. въ то время,
когда дневной свѣтъ затемненъ облаками.
 156

яхъ (ypoaai), названныхъ такъ по ихъ сѣдымъ (т. е.

дымчатымъ, облачнымъ) волосамъ; онѣ имѣли только
одинъ глазъ=солнце и одинъ зубъ=молнію и также поль­
зовались ими поочередно; Персеи отнялъ у нихъ то и дру­
гое, и возвратилъ не прежде, какъ выпытавъ отъ нихъ свѣ­
дѣнія, необходимый для дальнѣйшихъ его подвиговъ *). Не­
обходимо однако замѣтить , что поэтическая Фантазія перво­
бытныхъ народовъ относилась къ явленіямъ природы съ не­
сравненно­большею свободою, нежели какую въ правѣ себѣ доз­
волить современный поэтъ. Если съ одной стороны она отож­
дествляла совершенно­отдѣльныя явленія, по сходству нѣко­
торыхъ ихъ признаковъ, за то съ другой — единое явленіе дро­
била на разные образы, по различію производимыхъ имъ впе­
чатлѣній. Какъ въ періодическихъ Фазахъ луны древній чело­
вѣкъ усматривалъ погибель с та par о мѣсяца и нарожденіе но­
ваг о, такъ въ закатѣ солнца видѣлъ его смерть, а при утрен­
немъ восходѣ привѣтствовалъ рожденіе новаго бога; въ есте­
ственной смѣнѣ годовыхъ временъ представлялась ему смѣна
одного солнца другимъ: зимнее солнце уступало весеннему,
весеннее— лѣтнему, майское — іюньскому, и т. дал. Въ этпхъ
воззрѣніяхъ, по мнѣнію Шварца, нашла себѣ опору и басня о
многихъ циклопахъ, изъ которыхъ каждый имѣетъ свой
глазъ во лбу а ). Нреданія объ одноглазыхъ великанахъ со­
ставляють общее достояніе всѣхъ инлоевропейскихъ народовъ,
а потому не чужды и славянамъ. 3 )
Итакъ дневное, озаренное солнцемъ небо олицетворялось
въ образѣ божества, во лбу котораго горитъ единственный
глазъ; наиротивъ ночное небо, усѣянное безчисленными звѣз­
дами (Обраѵос яатер&Еі?), греки представляли многогла­

') Urspiung der Myth., 192­4. — г ) Sonne, Mond und Sterne,

155. — 3; h. p. Ck., Ill, 14 и стр. 134­9; YIII, стр. .256­262.
 157

з ы м ъ А р г у с о м ъ. Убитый Гермесомъ, онъ былъ превращенъ

Герою въ павлина: миѳъ, возникшій изъ поэтическаго уподо­
бленія звѣздиаго неба великолѣпному, блистающему яркими звѣз­
дочками хвосту павлина. ') По древне­германскому сказанію,
когда свѣтлые асы убили великана Thiassi, Одинъ взялъ его
глаза и забросплъ на небо, откуда кажутся они двумя звѣзда­
ми; если допустить догадку Я. Гримма, то эти глаза сіяютъ въ
созвѣздіп Блпзнецовъ. 2 ) Но еще чаще звѣзды принимались
за очи небесиыхъ карликовъ, въ образѣ которыхъ древній миѳъ
воплотилъ обптающія въ облакахъ молніи. Такъ какъ ночной
мракъ сравнивался съ темными тучами, а звѣзды— съ блестя­
щими въ нпхъ молніями, то отсюда понятенъ переходъ къ пред­
ставление звѣздъ очами карликовъ. Въ среднія вѣка мѣсто
этихъ послѣднихъ заступили ангелы; въ ночные часы они крот­
ко взираютъ на землю изъ своихъ небесныхъ чертоговъ и охра*
няютъ мирный сонъ человѣка; въ Германіи запрещаютъ дѣтямъ
указывать пальцемъ на звѣзды, чтобы не уколоть очей своему
ангелу­хранителю. 3 ) Изъ глазъ убитаго мальчика миѳическій
кузнецъ Yoliiiidr выковалъ драгоцѣнные камни, что стоитъ въ
связи съ уподобленіемъ звѣздъ самоцвѣтнымъ каменьямъ, раз­
сыпаннымъ по небесному своду 4 ) ; разгоняя облака и туманы,
богъ­громовнпкъ какъ­бы куетъ эти богатыя улрашенія и при>
крѣпляетъ ихъ своимъ мблотомъ къ высокому небу. Селенѣ
(лунѣ) греки давали эпитетъ свѣтлоокой^­^ссохштги.
Стпхъ о голубиной книгѣ повѣдаетъ, что зори утреннія и
вечернія, свѣтёлъ мѣсяцъ и частыя звѣзды зачались отъ очей
божіпхъ, или по другому варіанту — что свътъ у насъ свѣтит­
ся отъ господнихъ очей 5 ); съ этимъ согласно любопытное
крапнекое сказаніе: «Iz pocetka ne bia.se nista nego Bog, i Bog

') Sonne, Mond u. Sterne, 279. — a) D. Myth., 686. — s ) Sonne,

Mond u. Sterne, 145.—*) D. Myth., 1168.— 5 ) Калѣки Пер., II, 287,331
—6, 355; сличи Па м. стар, рус.іит., II, 307: сБесѣда Іерусалимская".
 158

spavase i snivase. Vieke vjekova mil taj sail trajase. Nu sudjeno

bi, da se probudi. Prenuv se iza sna ozirase se i svaki
pogled mu sepromieni u zviezdu».1 ) По нндѣйскому пре­
данію солнце создано изъ глазъ Брамы. 8 ) Утренняя зоря пред­
шествуетъ восходящему солнцу, точно такъ, какъ вечерняя
провожаетъего при закат в; она есть только отблескъ отъ сія­
нія его божественнаго ока. Потому сербы «восходъ солнца»
называютъ прозоромъбожіимъ;въ народной пѣснѣ поется,
что Богъ заповѣдалъ тремъ ангеламъ соіідтп на землю
од божи]'ег' прозора,
од сунчевог' потока 8).
Слово п р о з о р (болг. прозорецъ, прозорче) им ьетъ одпнъ
корень съ словами з о р я, з р а к ъ, п р о­з р ѣ т ь, и означаетъ:о к по.
Вънашемъ языкѣ окно (уменьш. окошко, оконце), какъ от­
верстіе, пропускающее свѣтъ въ избу, лингвистически тожде­
ственно съсловомъ о ко (снк. aksha совмѣщаетъобазначенія4 );
окно слѣдоват. есть глазъ избы. Въ южной Сибири словоаъ
очко называютъ маленькое окошечко въ питейныхъ домахъ,
черезъ которое подаютъ водку. Народная загадка, означающая
«глазъ», говоритъ: «стоитъ палата, кругомъ мохната, одно ок­
но, и то мокро» 5 ). Съ восходомъ солнца небо, до той мішу­
1 ) Эрбеиъ, 257. Переводъ: Изначала небыло ничего, кромѣ Бога,
и Вогъ покоился и спалъ. Вѣка вѣковъ продолжался тотъ сонъ. Но
суждено было ему пробудиться. Очнувшись отъ сна, онъ стахь
озираться, и всякой взглядъ его превращался въ звѣзду.— г) Mylli.
Forsch. and. Sammlun. 1832,5—6. — 3j Срп. н. njecMe, I, 128—9,­
*) Пикте, II, 254; Rod. ling, slov.,59. — 5) Манкъ, т. VI, 49 и дал.;
Сарат. Г. В. 1844, 6: «для празднованія Семика выбираютъ лучпгій
домъ въ селѣ, ставни оконъ (котораго) выкрашены зеленою крас­
кою, и по широтѣ ставней намалевано черною краскою подобіѳ
лица: это изображеніе солнца... Замысловатая русская символика:
въ этомъ изображен»! видите отношеніе окна къ солнечному свѣту,
входящему въ домъ черезъ окно". Малорусская загадка обозна­
чаетъ окно, дверь п печь въ слѣдующихъ выраженіяхъ: одно
просить: с витай Боже! друге просить: смеркай Воже! трете мовить:
иени все одно, якъ въ день, такъ въ ночи!" (Сахаров., II, 107)­
 159

ты погруженное въ ночной мракъ, прозрѣваетъ; на востокѣ

вспыхпваетъ красная зоря и вслі;дъ за нею показывается са­
мое свѣтпло. Появляясь на краю горизонта, оно какъ будто
выглядываетъ въ небесное окно, открытое ему богинею
Зорею. Болгарская загадка о ночномъ времени выражается:
«у Господа едииъпрозорецъ, а презъ него той не гледа» 1 );
а русская о восходящемъ сол^цѣ: «красная дѣвушка въ окош­
' коглядитъ». По словамъ чешской сказки, Солнце къ вече­
ру ворочается домой западнымъ окномъ, а поутру выхо­
дитъ странствовать по свѣту восточны мъ окномъ 2 ).
Германцы вѣрили, что богъ Вуотанъ озпраетъ землю изъ
окна своего небеснаго чертога 3 ), и потому знаетъ все, что
творптся между людьми. У Гомера сказано, что Геліосъ все
видитъ и все вѣдаетъ 4 ). Солнце, Мѣсяцъ и Звѣзды — зор­
кіе небесные стражи, отъ глазъ которыхъ ничто не укроет­
ся; къ нпмъ обращаются герои народныхъ ' сказокъ съ рас­
просамп во всѣхъ трудныхъ случаяхъ жизни: «вы, говорятъ
они, свѣтите во всѣ щели, вамъ все вѣдомо!» Въ одной нѣ­
мецкой сказкѣ добрый молодецъ отправляется искать поте­
рянную сестру и приходитъ къ красавицѣ­Солнцу («eine scho­
пе Frau—das war die. Sonne»). Она принпмаетъ его дружелюб­
но и даетъ обѣщаніе посмотрѣть на другой день попрпсталь­
нѣе — «und am andcn tage bat die Sonne geschienen so hell
nnd so heiss, class die blatter nnd das gras verdorrt sind» 5 ). У
') Изъ рукописи, сборн. Каравелова. — •) Въ чисдѣ другихъ
ииенъ, присвоенныхъ солнцу въ санскратѣ, оно называется также
«окномъ небесныхъ пщювъ"— О. 3. 1852, XI, ст. Бусл., 38. —
) Лонгобардская сага разсказываетъ, что вандалы молили Гводана
о побѣдѣ надъ винилани; богъ отвѣчалъ, что даруетъ ее тѣмъ, кото­
рыхъ прежде увидитъ при своемъ пробужденіи. Покровительствуя
виниламъ, Фрея научила ихъ, чтобы рано поутру обратились они
навостокъкъ о к ну, изъ котораго обыкновенно смотритъ Гводанъ —
Die GOtterwelt, 133.—*) Одиссея, XI, 109.­ 5) Zeitsch. fur D. M.,
I, 312.
 160

всѣхъ народовъ существуетъ убѣжденіе, что небесные боги

взпраютъ съ высоты на землю, наблюдаютъ за поступками
смертныхъ, судятъ и наказуютъ грѣшниковъ 1 ). Изъ этвхг
данныхъ объясняются сказочныя преданія: а) очудесномъ двор­
цѣ, изъ оконъ котораго видна вся вселенная, а вла­
дѣетъ тѣмъ дворцомъ прекрасная царевна (—Солнце), отъ взо­
ровъ которой нельзя спрятаться ни въ облакахъ, ни на суші,
ни подъ водами; Ь) о волшебномъ зеркальцѣ, которое откры­
ваетъ глазамъ все—и близкое и далекое, и явное и сокровен­
ное. Тамъ, гдѣ въ русской сказкѣ завистливая мачнха допра­
шиваетъ волшебное зеркальцо, въ подобной­же албанской сказ­
кѣ она обращается прямо къ Солнцу = ). Народный загадки
уподобляютъ глаза человѣческіе зеркаламъ и стекламъ: «сто­
ятъ вилы (ноги), на вилахъ коробъ (туловище), на коробѣ
гора (голова), на горѣ два стекла (или зеркала = глаза)» 3 );
сличи: глядильцо— зрачокъ глаза и глядѣлка, глядѣль­
це — зеркало 4 ); тоже сродство означенныхъ понятій обнару­
живается и словомъ зеркало (^зерцало, со­зерцать).
Въ древности зеркала были металлическія; а потону миѳиіе­
ское представленіе солнца зеркаломъ, извѣстное еще грече­
скпмъ философэмъ, совпадало съ уподобленіемъ его золотому
щиту 5 ), о чемъ будетъ сказано въ слѣдующей главѣ. Рас­
кольники увѣряютъ, что въ зеркало по ночамъ смотрится
нечистая сила"), т. е. во время ночи блестящій щитъ солнца
закрывается демонами мрака. Вѣроятно, и примѣта, что раз­
битое зеркало предвѣщаетъ несчастіе или смерть, указы­

') D. Myth, 124—5; Н.. Р. Лег., стр. 183­9. Въ средневѣковоиъ

сказаніи объ Александрѣ Македонскоыъ приведены слова Дейдаиія:
„Богъ все вѣдаетъ, предъ нииъ ничто не утаено; солнце, мѣсяцъи
звѣзды суть очи его"—Моск. Телегр. 1832, ХХІУ, 561 —2) Н. Р.
Ск., VII, 41; VIII. стр. 655­9 и 565—6; Ганъ, I, 51; II, стр. 138.­
3) Сличи Сеыентов., 9.—4) Обл. Он., 38. — s) Sonne, Mond u.
Sterne, 13—<■) Воронеж. Г. В. 1850, 21.
 161

ваетъ на солнечное затмѣніе, когда, но народному воззрѣнію,

нечистая сила нападаетъ на это свѣтило и стремится уничто­
жить его *).
Не только съ солнцемъ, но и съ мѣсяцемъ и звѣздами сое­
динялась мысль о небесныхъ окнахъ. Небо, по народному вы­
раженію, — теремъ божій, а звѣзды — окна, изъкото­
рыхъ смотрятъ ангелы 3 ). Связывая это представленіе
съ вѣрою въ зависимость судьбы человѣческой отъ звѣздъ,
поселяне наши утверждаютъ: какъ только народится человѣкъ,
то Господь тотчасъ­же велитъ нрорубить въ небѣ окошечко
и посадитъ къ нему ангела наблюдать задѣлами и поступками
новорожденнаго, въ продолженіе всей его жизни; ангелъ смо­
тритъ и записываетъ въ книгу, а людямъ кажется, что то
звѣзда свѣтится. А когда человѣкъ умретъ— окно запирается
и звѣзда исчезаетъ = падаетъ съ неба 3 ). Малорусскія коляд­
ки изображаютъ свѣтила дня и ночи— окнами въ небесномъ
храмѣ:
Церкву ставлять, викна будують:
Одно виконце —ясне сонце, ­
Друге виконце—ясный ыисяцъ,
Трете виконце— ясны зирки *).
Въ первый день Свѣтлой недѣли, встрѣчая весну, крестья­
не выходятъ въ поле смотрѣть съ пригорковъ на игру лучей
восходящего солнца, и какъ скоро оно покажется на краю го­
ризонта, начинаютъ причитывать:
Солнышко­вёдрышко,
Выгляни въ окошечко!
Причитанье это обращаютъ къ солнцу и тогда, когда тем­
ныя тучи заволокутъ небо и настанетъ ненастье; на Украйнѣ
говорятъ: «Сонечко, Сонечко! одчини, боже, виконечко» *).
') Пузин., 164.—г) Послов. Даля, 300, 1029.— 3) Смолен. Г. В.
1853, 7.­4) Кіев. Г. В. 1851, 17; см. во II глав*, стр. 79.­
5 )Номис, 7; Вѣст. Евр. 1821, III, 199.
11
 162

Въ народной сказкѣ, замѣчательной по свѣжести древне­зщ

ѳическнхъ представленій, Иванъ­царевичъ, будучи преслѣду­
еыъ злою вѣдьмою скачетъ къ теремамъ Солнцевой сестры
(=Зори) и проситъ укрыть его: «Солнце, Солнце! отворп окон­
це » *) Приготовляя съ вечера опару для поминальныхъ блшювъ,
крестьянки становятся противъ мѣсяца и шлютъ къ нему та­
кое воззваніе: «Мѣсяцъ, ты Мѣсяцъ, золотые твои рожки! вы­
глянь въ окошко, подуй на опару». г ) По преданно русскаго
народа, самъ Богъ научплъ человѣка дѣлать окна. Долго люди
не знали, какъ­бы предохранить себя отъ непогоды и стужи;
наконецъ чортъ ухитрился и выстроилъ для нихъ избу: всѣмъ
бы хороша — и тепло, и уютно, да темно хоть глазъ выколи!
Сколько не возился лукавой, а этому горю не помогъ. Но явил
ся Господь и прорубилъ окно; съ тѣхъ поръ люди стали стро­
ить избы съ окнами 8). Это одпнъ изъ древнѣйшпхъ мпоовъ,
примѣненный позднѣе, при забвеніи метаФорическаго языка,
къ жилью человѣка. Въ грядахъ зимнихъ облаковъ нечистая
сила созидала свои постройки, помрачающія свѣтлое небо (см,
гл. XXI); но весною являлся богъ­громовнпкъ, рубилъ молніяя
тучи идавалъ міру свѣтъ, пли, выражаюсь метафорически, про­
рубалъ окно въ небесномъ чертогѣ.
Называя солнце глазомъ, народъ невольно долженъ был
соединить съ его закатомъ мысль о снѣ, смежающемъ очи, а
съ восходомъ — мысль о пробужденіи. У пндѣйцевъ скверной"
Америки встрѣчаемъ слѣдующее любопытное повѣрье: когда
богъ Солнце закрываетъ свои очи, тогда, наступа­
етъ темная ночь *), подобно тому, какъ человѣкъ, зажму­
рившій глаза, лишается свѣта и возможности видѣть, раз­
личать предметы. У насъ это представленіе выразилось въ

•) Н Р. Ск., VI, 57 — г) Сахаров., II, 72. ­ 2) Н. Р. Лег., стр.

153; Лът. рус. лит., кн II, 101; Основа 1861, VII, 60. — *) Сказ.
Грим., I, стр. XXXI.
 163

пословпцѣ: «чѣмъ чортъ не шутитъ, когда богъспитъ»,

т. е. ночью, когда перестаетъ свѣтить солнце п всѣмъ овла­
дѣваетъ нечистая сила мрака '). Малоруссы о солнцѣ, скрыв­
шемся на западѣ, говорятъ: «сонце с почил о» а ); по посло­
вицѣ «солнце днемъ работаетъ.а ночью отдыхъ берет ъ» 3 ).
Сербы убѣждены, что не слѣдуетъ говорить: солнце зашло
или сѣло, а «смирило се (легло на покой) сунце» 4 ). «Съ
Успеньева дня (15 авг.), говорятъ великорусскіе крестьяне,
солнце засыпается» 5 ), т. е. ночь удлиняется, а день
становится меньше. Выраженіе: «солнце садится», употреби­
тельное и въ другихъ языкахъ, указываетъ на стулъ, сѣда­
лпще, на которомъ отдыхаетъ божество отъ дневиыхъ заботъ;
закатъ солнца въ др.­вер.­нѣмецкомъ — sedalkanc, англос.
set el gong; на ряду съ словомъ sedal Гриммъ ставитъ вы­
раженія kadam, ср. вер.­нѣм. gaden — cubiculum. Утомлен­
ное Солнце жаждало къ вечеру успокоенія и не только сади­
лось, но и возлегало на постель и предавалось сну: «muss doch
zuriiste (слово это означало: и покой, и захожденіе солнца)
gehen, so oft es abend wird, der schone himmelsschild»; простой
народъ въ Германіи боялся въ старину говорить о солнцѣ, что
оно заходптъ, а выражался: «sie gieng zurost imd gnaden».
По литовскому сказанію, Вечерняя Звѣзда, заступающая мѣ­
сто Зори, приготовляла богу дневнаго свѣта мягкое ложе. По­
утру Солнце пробуждается — erwacht, и греческая Эосъ
(утренняя зоря) встаетъ съ постели (Іх Хгугшѵ) Тиоона,
своего безсмертнаго супруга "). Наоборотъ мѣсяцъ и звѣзды
бодрствуютъ ночью и удаляются на покой съ началомъ дня;
болгары, завидя передъ утреннимъ разсвѣтомъ падающія звѣз­
Д_ы. думаютъ, что онѣ отправляются спать 7 ).
') Послов. Даля, 944. — г) Старосв. Ванд., 206. — 3) Архивъ
вст.­юрид. свѣд., П, ст. Бусл., 3 — *) Срп. ріечнпк, 695. —
s) Послов Даля, 993 — «) D. Myth.; 700—2, 710. ­ 7 ) Кара­
вел., 240.
И*
 164

Какъ свѣтъ уподоблялся зрѣнію, такъ въ свою очередь

зрѣніе нерѣдко получало значеніе свѣга. Изъ древне­языче­
скихъ преданій о создаиіи человѣка видно, что сродство этихъ
понятій послужило осповою весьма знаменательна™ миѳа о
происхожденіи человѣческихъ глазъ. По свидѣтельству ста­
ринныхъ славянскихъ и нѣмецкихъ памятниковъ, восходящихъ
до XII столѣтія, очи человѣческія создались отъ
солнца:, вѣрованіе зто извѣстно было идревнимъ индусамъ. ')
Въ средневѣковыхъ сказаніяхъ находимъ баспю, что когда
орелъ состарится и потеряетъ зрѣніе, онъ возлетаетъ пре­
выше облаковъ — къ самому солнцу и тѣмъ самымъ исцѣ­
ляетъ свою слѣпоту 2 ). Если рукописный свидѣтельства
говорятъ о происхожденіи глазъ отъ солнца, то слѣдующія
слова одного изъ записанныхъ мною заговоровъ приписывают!
это творческое дѣло звѣздамъ: «Господи Боже, благослови
(принять) отъ синя моря —силу, отъ сырой земли— рѣзвоты,
отъ частыхъ звѣздъ— зрѣнія,отъ буйна вѣтра— храбро­
сти.» У разныхъ пародовъ уцѣлѣли любопытный преданія о
томъ, что глазъ человѣческій не только видитъ, но свѣтптъ
и жжетъ. Народная загадка выражается о «глазахъ»: <два
вузлика все поле освитять». Интересенъ варіантъ этой за­
гадки: «двомя узликами все поле засію» 3 ); очи засѣваютъ
своимъ свѣтомъ (=зрѣніемъ) поле, т. е. сразу обнимаютъ все
видимое пространство. 4 ) Стремительность свѣта, скорый по­
летъ птицы и мгновенная передача предметовъ глазомъ порож­
дали одно общее понятіе о быстротѣ, и потому какъ солн­
') D. Myth , 532 — 3; Архивъ ист.­юрид. свъд., I, 21 — 22; О вліия
христ. на ел. яз., 77— 78; Паи. отреч. лит., II, 433, 444; апокриФъО
сотвореніи Адама: «поиде Господь Еогъ очи имати отъ солнца» —
Паи. стар. рус. литер., III, 12,— 2) О. 3. 1861, ст. Буслаева о лу­
бочн. картин.,' 40 — 3) Сементов., 9, 39. —4) „Что всего удалѣйна
свѣтѣ? — Очи; куда ни взглянешь, все въ иигъ увидишь 1­ — Н. Р­
Ск., YIII. стр. 458.
 165

це олицетворялось въ видѣ птицы, такъ и «глаза» народная

загадка изображаете въ такой метаФорѣ: «сидитъ птица, безъ
крыльевъ, безъ хвоста; куда ни взглянетъ—правду ска­
жетъ.» ') Одна пряха, разсказываетънѣмепкаясага, повсгрѣча­
ла разъ богиню Перхту (Perclila), и глядя на ея свиту, начала
громко сыѣяться; раздраженная богиня быстро приблизилась,
дунула ей въ очи— инасмѣшнпца въ ту­же минуту ослѣпла.
Цѣлоіі годъ оставалась она въ этомъ печальномъ состояніи и
кормилась милостыней. По истеченін годоваго срока явилась
къ ней Перхта и кротко сказала: «voriges jalir blies ich hier
e in paar lichtl tin aus, so will ich heuersie wiener
anb las en»; съ этими словами она дунула ей въ лицо и слѣ­
пая прозрѣла а ). Въ смѣлой поэтической картинѣ живопи­
суетъ русская сказка ночь, блестящую звѣздными очами: злая
мачиха посылаетъ падчерицу за огнемъ къ бабѣягѣ. Позд­
нпмъ вечеромъ приходитъ она къ йзбушкѣ вѣдьмы; вокругъ
пзбы— заборъ, на заборѣ торчатъ человѣческіе черепа, а въ
тѣхъ черепахъ блестятъ глаза и озаряютъ поляну; къ утру
глаза потухаютъ, а съ вечера снова зажигаются и свѣтятъ
во всю ночь. Дѣвувіка сняла одпнъ черепъ съ горящими очами,
вздѣла его на палку, и освѣщая передъ собою дорогу пусти­
лась назадъ. Воротившись домой, она вошла въ горницу; а
глаза изъ черепа такъ и глядятъ на мачиху и ея родныхъ
дочерей, такъ ижгутъ огнемъ: куда ни прятались бѣдныя, гла­
за вездѣ находили, и къ утру превратили ихъ въ черный
уголь. 3 ) Разсказъ этотъ живо напоминаетъ намъ прекрасный
образъ трубадура Бертрама даль­Борніо въ Дантовомъ Адѣ:
онъ несетъ за волосы свою собственную голову, отдѣленную
отъ туловища, и освѣщаетъ ею путь, какъ Фонаремъ. 4] Самое

') Сахаров., I. 99; сличи у Сементов. загадку подъ № 41. —

2) D. Myth., 254. — 3) Н Р. Ск., IV, 44.—*) Дант. Адъ въ пе­
реводѣ Мина, пѣснь XXYIH
 166

происхожденіе огня старинный апокрпФЪ возводить къ очамъ

божіимъ: "вопросъ: како огнь зачася? отвѣтъ: архангедъ Ми­
хаилъ за (з) же огнь отъ зкница господня пснѣсе на
землю» '), т.е. земной огонь пропзошелъ отъ божествен­
наго глаза = солнца.
Такое сближеніе понятій свѣта и зрѣнія проведено въ на­
родной рѣчи до мельчайших ъ подробностей. Такъ криваго че­
ловѣка, лишившагося одного глаза, называютъ нолуевѣтье;
ибо понятіе полнаго свѣта соединяется съ двумя глазами.
Иаоборотъ о солнцѣ, когда оно начинаетъ опускаться къ за­
паду, говорятъ, что оно косится. Кромѣ того умаленіе днев­
наго свѣта, когда заходитъ солнце, или тучи заволакиваютъ
небо, уподобляется нахмурепнымъ, полузакрытымъ очамъ:
а) сумерки(су­мракъ) — время солнечнаго заката, тоже
что сутёмки, сутемёнки (оть тьма, по­тёмки); морокъ
(обморок ъ) — мгла, туманъ, облака, паморокъ (пгі мо­
рока, нгіморка) — пасмурная погода съ мелкимъ дождемъ,
мор очный и паморочный — пасмурный, туманный, замо­
рочило—небо покрылось тучами или туманами, и Ь) моро­
ком ъ— незамѣтно, невидимо, сум бритье я— нахмуриваться,
надвигать брови на глаза, сумёря — ктосмотритъ нахмурясь,
сердито; подобно тому невыглядъ — угрюмый человѣкъ г ).
Слово мерещиться значитъ: и темнѣть, и плохо, слабо
видѣть: «тебѣ видно такъ померещилось!?. Мизйкать —изда­
вать слабый свѣтъ, а мизюкать(мизюрить ) — худо ви­
дѣть, смотрѣть полуоткрытыми глазами s ). Не менѣе
знаменательно свидѣтельство слѣдующихъ рѣченій: а) х мо­
ра — туманъ съ мелкимъ дождемъ, хмар а и хмура —
туча, облако, густой туманъ, хмарно — туманно, пасмурно,
х м а р и т ъ— дѣлается ненастье, собираются тучи, нахмарило
») Has;, отроч. лит., II, 455. ­ 2) Обл. Сл., 65, 126, 152, 220­
2.­ 3 ) Ibid., 113—4.
 167

— солнце скрылось за тучами, и Ь) хмуриться— опустить

брови, что прпдаетъ лицу суровый, «пасмурный» впдъ; на­
хмариться — сдѣлаться угрюмымъ, «мрачнымъ», нахмару
— въ дурномъ расположеніи духа, хмурно — худо, хмара
(х м ы р а, х м у р а, н а х м у р а, х м у р о и) — угрюмый, невесе.і ый
человѣкъ; жмурить — закрывать глаза, жмурки— игра съ
завязанными глазами '). До сихъпоръ слышится въ разговорной
рѣчи выраженіе: смотрѣть или нах муриться сентяб­
ремъ, т. е. смотрѣть изъ подлобья, надвинувъ на глаза брови.
Такой суровый взглядъ уподобляется сентябрьскому солнцу,
отуманенному осенними облаками. ІІаоборотъ о иенастной по­
годѣ, предвѣщающей дождь, говорятъ: небо хмурится;
слѣдов. облака и тучи, издревле­ названный на метаФориче­
скомъ языкѣ волосами, здѣсь сравниваются съ бровями и
рѣснпцами, а солнце — съ глазомъ. Сличи также: моргать,
моргай — человѣкъ, закрывающие глаза=жмура, и мор га сіін­
цица — сумрачная, осенняя погода съ мелкимъ дождемъ, мор­
гаситься — накрапывать мелкому дождю г ). Слова эти ука­
зываютъ на поэтическое уподобленіе небесиыхъ свѣтилъ, без­
ирестанно­потемііяемыхъ бѣгущими облаками, моргающимъ
очамъ. Въ связи съ приведенными данными стоить народное
повѣрье, что слезы прочищаю тъ недобрыя (косыя,
чорныя и съ нависшими бровями) очи и отымаютъунпхъ
злую силу— подобно тому, какъ дождь очищаетъ небо отъ
теыяыхъ тучъ"). Рядомъ съмиопческимъпредставленіемъ обла­
еовъ бровями и рѣсницами, слезы стали метаФорическимъ на­
званіемъдождяи росы; по свидетельству стиха о голубиной
книге, который такъ много даетъ миоическихъ представленій,
дожди дробные и роса создались отъ слёзъ божіихъ *); въросѣ
древній человѣкъ видѣлъ слезы, ронсемыя богиней Зорею.
Ч Ibid , 125, 248; Доп. обл. ел., 292; Мат. сравн. слов., II, 189.—
г ) Доп. обл. ел., 116.— 3 ) Пов. и пред., 173.—*) Калѣки Пер., II, 356.
 168

Языкъ не только сближаетъ умаленіе свѣта съ ослабле­

ніемъ зрѣнія, но ивъсовершенномъ отсутствіи перваго узнаетъ
слѣпоту: тем не с ь, темь—ночной мракъ, темень—тучп,
и т ё м н о й —слѣпой, т е м н я к ъ— пасмурный, невеселый чело­
вѣкъ, тем и уха — нелюдимая женщина, отемнѣть — ослѣп­
нуть, туман ъ и т ума т;і — слѣпота 1 ). Утрата зрѣнія прирав­
нивается темнымъ тучамъ и непроглядной ночи. Вмѣстѣ съ
этимъ, какъ шумно­пролившійся дождь выводить изъ­за тучъ
ясное солнце, или говоря миѳпческимъ языкомъ: возвращаетъ
способность зрѣнія этому всесвѣтному глазу, и какъ роса, па­
дающая на утренней зорѣ, предвѣщаетъ скорое пробужде­
ніе солнца; такъ думали и вѣрили, что весениій дождь и
утренняя роса могутъ исцѣлять слѣпоту очей. Народная рус­
ская сказка сообщаетъ намъ преданіе о живой водѣ, возвра­
щающей слѣпому царю зрѣніе: въ основѣ этого преданія кроет­
ся древнѣйшій мпоъ о весенпемъ дождѣ, въ ливняхъ кото­
раго умывается пробужденный отъ зимняго сна царь­Солн­
це г ). Въ другой сказкѣ (« о правдѣ и кривдѣ») упоминается
гремячій ключъ, надѣленный чудесною силою возстановлять
потерянное зрѣніе 3 ). «Гремячими» источниками называют­
ся тѣ, которые, по народному повѣрью, произошли отъ удара
молніи: въ первоначальномъ значеніи это ­ дождевые потоки.
Нѣмецкая сказка говоритъ о подобномъ­же источникѣ: едва
двѣ капли воды, взятой изъ него, коснулись глазныхъ впа­
динъ слѣпаго, какъ онъ тотчасъ­же прозрѣлъ *)• Тоже цѣлеб­
ное свойство приписывается славянскими и нѣмецкими пре­
даніями росѣ 5 ) и слезамъ "). Въ духовномъ стихѣ «Со.

') Обл. Сл., 146, 227, 233. — «) н. Р Ск., VIII, стр. 577­8 ­
3; Ibid., I, 10.­4}Сказ. Грим, II, стр. 199. ­ 5) Ibid, стр. 123­4;
Вольфъ, 160; Гальтрихъ, стр. 36— 37.— к ) Сказ Грим., I. стр.78:
какъ только упали двѣ слезы въ глазныи впадины слѣпаго— въ
этихъ ямкахъ вновь заблистали ясныя очи.
 169

рокъ каликъ со каликою» 1) находимъ слѣдующій эпизодъ:

когда Михайло­Потыкъ Ивановпчъ былъ оклеветанъ въ по­
кражѣ княжеской чаши, то калики «ясны очушки у него повы­
шали» и бросили несчастнаго въ раз.юльице­чисто поле. Ми­
хайло­ Потыкъ Ивановичъ подползъ къ сыру дубу;
Прилетѣла птица райская,
Садилась на тотъ на сырой дубъ,
Пѣла она пѣсни царскія:
„Кто въ эту пору­времячко
Помоется росою съ этой шелковой травы,
Тотъ здравъ будетъ.'с

Михайло догадался, умылся росою, и въ тотъ же лигъ заро­

сталпсь его раны кровавыя, сталъ онъ молодцемъ по­прежне­
му. Въ хорутанской сказкѣ указываютъ на цѣлебную росу
вилы (облачныя дѣвы): «і dosle su vile i spominjale su se, da bi
ov clovek znal da bi zorjinum rosum'(pocoio на зорѣ) oci na­
mazai, mam bi pregledal». 2 ) Наши поселяне до сихъ поръ на
Юрьевъ и Ивановъ дни собнраютъ росу, какъ спасительное
средство отъ глазныхъ болѣзней, и моютъ ею хворыя очи при
чтеніи заговора. 3 ) Въ оренбургской и другихъ губ. умыва­
ютъ больные глаза водою, взятою изъ святаго колодца 4);
въ калужской и смежныхъ губ. страдающій глазами пдетъ къ
роднику, бросаетъ въ него копѣйку, какъ жертву водяному
божеству, и почерпаетъ въ склянку воды, приговаривая: <гкакъ
чиста эта вода, такъ были бы чисты и мои очиі» 5 ) Потомъ
достаетъ со дна источника горсть песку, съ пригопоромъ: «какъ
здорова эта земля, такъ были бы здравы и мои очи!" Иесокъ
этотъ прпкладываютъ къ больнымъ глазамъ, а водою промыва­
ютъ ихъ три раза въ сутки. Обычай лѣчить глаза ключевой

') Рыбник., 1, 240.— ­) Сб. Валявца, 36­37.—s j Кіев. Г. В. 1850,

16; Маркевич., 6; Этн. Сб., V, 76 („Опис. гор. Котельнича"). —
4) Оренб. Г. В. 1847, 52.—г>) Послов Даля, 429.
 170

водою засвидѣтельствованъ и въ житіи Константина Муром­

скаго. *)
Не одни небесныя свѣтила, но и самая молнія казалась
древнему человѣку­ зрячею. Часто­мелькающая зарница,
которая то озаритъ небо мгновеннымъ блескомъ, то спрячется
за темными тучами, была сближаема съ мигающимъ глазомъ,
который то взглянетъ, то закроется вѣказш: сравни мигалы
— глаза, вѣки, и м и г а т ь— заступать свѣтъ, и говоря о молніп;
сверкать г ); нѣм.Ыіски blitz (древняя Форма обоихъ словъ:
Ыіс=взглядъ, блескъ, молнія). Малоруссы называютъ зар­
ницу—мор г а вк ою (отъ моргать), и глядя на ея отблескъ,
говорятъ: «моргни, моргни, моргавко!» 3J Сказки чеховъ и
словаковъ разсказываютъ о велнканѣ Быстрѳзоркомъ (Bys­
trozraky или Zavooky), отъ всевпдящихъ и острыхъ взглядовъ
котораго воспламеняется ошемъ все, что только можетъ го­
рѣть, а крѣпчаіішія скалы трескаются и разсыпаются въ
песокъ (подобно тому, какъ распадаются столбы отъ взоровъ
іотуна въ одной изъпѣсень Старой с)дды 4 ), и потому онъ
вынужденъ носить на своихъ глазахъ повязку 5 ). У нѣм­
цевъ великанъ э'тотъ извѣстенъ подъ именемъ tier Scharfaugi:
ge. ") Наши сказки 7 ) знаютъ могучаго старика съ огромны­
ми бровями и необычайно­длинными рѣсницами; брови н
рѣсницы такъ густо у него заросли, что совсѣмъ
затемнили зрѣніе; чтобы онъ могъ взглянуть на міръбо­
жій, для этого нужно нѣсколько силачей, которые бы смогли
поднять ему брови и рѣсницы желѣзными вилами. Этотъ чуд­

') Старинный лѣчебннкъ (Паи. отреч. лит., II, 425) совѣтуотъ:

«аще у кого будетъ бѣльио на глазѣ, (возьми) коб.ылье лолоко
съ медомъ, помпжи онѣми бѣльыо, и сгонитъсъ ока". Кобылье
молоко и медъ — мотаооры дождя (см. ниже). — 2) Доп. обл. ел.,
113. — =) Номис, 12—13. — *) Симроиъ, 47. — ») ЭрОенъ, 7­14;
Slov. pohnd., 605—618; VVestsl. ЩѵсЪ., 130— 140.— °) Сказ. Грим,
34. — 7 ) Н. Р. Ск., VII, 3; VIII, 13.
 171

нып старикъ напомиваетъ малороссійскаго вія— миѳпческое

существо, у котораго вѣки опускаются до самой земли, но ес­
ли поднять ихъ вилами, то уже ничто не утаится отъ его взо­
ровъ; слово віи означаетъ: рѣсницы. Народное преданіе о віѣ
знакомо всякому, кто только читалъ Гоголя; замѣтпмъ однако,
что нѣкоторыя любопытный черты не вошли въ его поэтиче­
скій разсказъ. Въ Подоліи, напрпм., иредставляютъ вія, какъ
страшнаго истребителя, который взгляд омъ свои м ъ уби­
вает ъ людей и обра щаетъвъпепелъ города и дерев­
ни; къ счастію, убійственный взглядъ его закрываютъ густыя
брови и близкоприльнувшія къ глазамъ вѣки, и только въ
тѣхъ случаяхъ, когда надо уничтояіпть вражескія рати пли
зажечь непріятельскій городъ, подппмаютъ ему вѣкп вилами. *)
Въ такомъ грандіозномъ образѣ народная Фантазія рисовала се­
бѣ бога­громовника (Дѣда Перуна); изъ подъ облачныхъ бровей
и рѣсницъ мечетъ онъ молпіеносные взоры и посылаетъ смерть
и пожары. a j Зевсу стоптъ только кивнуть своими черными
бровями, какъ весь Олпмпъ (небо) потрясается; когда Торъ
гвѣвается, онъ нахмуриваетъ свои брови 3 ). Человѣкъ съ
густыми, сросшимися бровями у южныхъ славянъ называется
волчьимъ глазомъ *), точно также, какъ облачному
Зевсу давался апптетъ лпкейскаго (т. е. во.ічьяго): оба про­
званія возникли изъ древнѣйшаго олицетворенія тучи волкомъ
(см. гл. XIY). Иногда, вмѣсто длинныхъ рѣсніщъ и бровей, за­
ь'рывающпхъ глаза громовника, служитъ ему повязка, т. е.
облачный покровъ. Тождественныя представленія, созданныя
'! О. 3 1851, VII, юмѣсь, 68; D Mylh., 1054: Sliganrii имѣлъ
всічістребляющіе взоры; когда онъ попался въ плѣнъ, на голову его
падѣли мѣшокъ, но ему достаточно было небольшой дыры въ мѣш­
•*, чтобы взглядомъ своимъ спалить все зеленое поле. — 2) Подъ
скалами и замками, падающими отъ взглядовъ громовника, разумѣ­
ются тучи (см. гл. XVIII). ­ 3) D. Myth., 299. ­ ") О. 3.1853,
VIII, иностр. литер., 86.
 172

Фантазіей для «ночи» и «грозы»1, повели къ сліянію этихъ раз­

личныхъ явленій природы въ области миѳа. Какъ темное небо
ночи блистаетъ безчисленными очамн­звѣздами, такъ из­ь
мрака ночеподобныхъ тучъ сверкаютъ многоочитыя молніи;
и тѣ, и другія равно погасаютъ, какъ скоро на просвѣтленномі,
небѣ появится торжествующее солнце. Въ утреннемъ разсвѣ­
тѣ видѣли ту­же самую борьбу свѣта и тьмы, что и въ весен­
ней грозѣ, и вотъ почему стоглазоіі Аргусъ погиб ъ отъ ру­
ки Гермес а, какъ гибнутъ демоны­тучи подъ ударами громо­
вержца. Съ нашими преданіями о віѣ и тѣхъ страшныхъ чере­
пахъ, изъ которыхъ гліідятъ пожигающія очи, родственно гре­
ческое сказаніе о головѣ Медузы: это была одна изъ трехъ
сестеръГоргонъ(отъсанскр. gar j — рыкать, выть, гремѣть 1);
всякой, на кого упадалъ ея взоръ, дѣлался жертвою смерти
(=преврзщался въ камень); Персей отсѣкъ Медузѣ голову, и
голова эта явилась потомъ на щитѣ Аопны, воинственной бо­
гини­громовнпцы. ~)
Иодъ вліяніемъ метаФорическаго языка глаза человѣческіе
должны были получить таинственное, сверхъестественное зна­
ченіе. То, что прежде говорилось о небесныхъ очахъ, внослѣд­
ствіи понятое буквально — перенесено человѣкомъ на самого
себя. Знойный блескъ солнечнаго ока производитъ засуху, не­
урожаи и болѣзни; сверкающіе взоры Перуна посылаютъ смерть
и пожары: таже страшная сила усвоена и человѣческому зрѣ­
нію. Отсюда родилась вѣра въ призоръ или сглазъ, общая
всѣмъ индоевропейски мъ народамъ; у нѣмцевъ противъ глаз'
ныхъ очарованій (entselien — сглазить) прибѣгали къ предохра­

1 , Der Urspning tier Myth., 85 —~) Горгоны жили на запад*, У

великаго окіана, въ сосѣдствѣ Ночи и Гесперидъ (т. е. во мров*
дождевыхъ тучъ), изображались крылатыми и съ змѣями вмѣсто
волосъ: крылья — символъ бурныхъ солстовъ, а змѣи — извивающихся
молиій (см. ниже гл. X и XX).
 173

нительному средству — носили при ссбѣ лапу слѣпаго кро­

та '.)■ «ДУР 110""' «недобрый» глазъ распространяетъ свое влія­
ніе на все, чего только коснется его взглядъ: посмотритъ ли
на дерево — онототчасъ засыхаетъ 3); глянетъ ли на свинью
съ поросятами — она навѣрпо ихъ съѣстъ; полюбуется ли на
выведенныхъ цьшлятъ — и они сутокъ въ двое переколѣютъ
всѣ до еДииаго 8 ), п т. дал. Недобрый глазъ влечетъ за со­
бою болѣзнп, убытки и разнаго рода несчастія, и такое дѣй­
ствіе его не зависать даже отъ воли человѣка. Недобрыми оча­
ми считаются: а) косыя, Ь) выглядывающія изъ­за
большихъ, нахмуреиныхъ бровей, с) черныя (бойся
чернаго да караго глаза»; черный глазъ — опасный» 4 )и (Г)гла­
за, чрез мѣрно выкатившіеся илиглубоко­впавшіе. 5 )
Косые глаза придаютъ лицу непріятное выраженіе; старин­
ному человѣку онп напоминали, солнечный закатъ, умалеиіе
дневнаго свѣта, близящееся торжестве нечистой силы Пото­
му слову прикосъ дается значеніе «сглаза» (оприкосить
—сглазить, оприкослпвый — боящійся дурнаго глаза, пор­
чи; ­коситься на кого­ смотрѣть непріязненно); въ загово­
рахъ просятъ защиты «отъ уроковъ и прикосовъ». Способ­
ностью зрѣнія, по понятіямъ язычниковъ, надѣляли человѣка
боги свѣта и добра; съ недостаткомъ и еще болѣе съ отсутстві­
емъ этого дара соединялась мысль о нравственноиъ несовершен­
ствѣ, лукавствѣ и злобѣ. Отъ того косой употребляется въ
смыслѣ дьявола: «косой те возьми!» Идти въ прикосъ—по­
ступать нечестно, лукавить; на косыхъбыть— не ладить*);
сравни: кривой (съ однимъ глазомъ) и кривда, кривость
­ неправда, зло, обида; отемнѣть — ослѣппуть и потёма—
скрытный, лукавый человѣкъ; обморочить ­ обманывать

Ч D Myth , 1053­4 ­ 2 j Сеиеньек., 130­1. ­ 3 j Абев.. 285, 307.—

*) Послов. Даля, 1038 — 5 ) Пов. и пред., 173. — 6) Обл. Сл.,
142> 177; О. 3. 1848, Y, омѣсь, 17.
 174

обомаротъ — обманщикъ, 6 л морокъ — бранное слово '.);

віалор. завязать свѣтъ (=очп) — сдѣлать кого несчаст­
нымъ а ). ■ Между другими зловѣщими примѣтами издревле
признавалась и встрѣча съ слѣпцемъ 3 ). Еще теперь слѣаота
нерѣдко принимается за вѣрный признакъ связей съ нечистою
сплою: отъ слѣпаго знахаря ограждаются заклят іями; о
нечуй­травѣ разсказываютъ, что ее могутъ находить только
слѣпые отъ рожденія— въ глухую полночь подъ Василь­
евъ вечеръ, когда нечистые духи, гуляя по рѣкамъ и озе­
рамъ, разбрасываютъ эту волшебную траву. *) Литовцы на­
зываютъ чорта aklatis­слѣпой. 5 ) Чистый и в;ѣми обожае­
мый Бальдуръ, по сказанію Эдды, погибъ отъ слѣпаго Гё>
ра (Нбчіг), т. е. зпмніе туманы (=тьма, слѣпота) похитили
блескъ солнца. ") Нахмуренный брови, какъ метафора потел­
няющихъ небо облаковъ, и глаза, свѣтящіеся изъ­за этпхъ
бровей —изъ глубокихъ впадинъ, или глаза черные, на выкатѣ,
яркой блескъ которыхъ особенно живо напоминалъ молвію
(припомнпмъ выраженія: «сверкающій взоръ», «молніеносвыіі
взглядъ», «метать стрѣлы изъ глазъ»), должны были получить
тотъ­же демоиическій характеръ, какой обыкповенно соедпнял­
ся съ тучами. У колдуновъ и вѣдьмь, заправляющихъ грозами
и бурями, по народному повѣрью — «недобрый» глазъ 7). Нѣмец­
кія саги человѣку съ густыми, сросшимися бровями прішнсы­
ваютъ необычайное могущество: по своей волѣ онъ можеті
выеылатьпзъ себя духа (эльФа=молнію, см гл. XXIV), который
вылетаетъ изъ бровей въ видѣ бабочки п причиияеть
смерть сонному врагу 8 ); по сербскому преданію, въ видѣ ба­
бочки вылетаетъ злой духъ изъ вѣдьмы. У поляковъ разсказы­
1; Обл. Сл., 93­94, 134, 141.— г) Старосв. Банд., 514.—3). D. МуШ.'і
1079; статья о лояшыхъ книгахъ въ чпслѣ суевѣрій упоминаетъ:
«слѣпца стрѣтить." — *) Сахаров., I, 44—45. — 5) D. Myth., 980 —
ej Ibid., 204. — 7) Этн. Сб., V, ст. о кашубахъ, 73.—8) D. Sagen,
№ 80.
 • 175

вается слѣдующая любопілтиая повѣеть: жилъ­былъ панъ, и

были у него недобрыя очи. Бѣда тому, на кого онъ посмотритъ
— непримѣнно заболѣетъ и даже умретъ; отъ его взглядовъ
засыхали деревья и на вбдѣ поднималась буря. Всѣ
люди бѣжали отъ него. Панъ остался одинъ; съ отчаянья
онъвырвалъ свои очи и зарылъ ихъ въ землю. Когда впослѣд­
ствіи слуга откопалъ зарытыя очи, они гор ѣ л и, какъ двѣ
свѣчи въ ночномъ мракѣ, и едва свѣтъ ихъ коснулся его
лица — слуга вздрогнулъ и упалъ бездыханный. *) Недобрыя
глаза считаются завистливыми, потому что зависть невольно
обнаруживается вов зорахъ, прпстально­обращенныхъ на пред­
метъ желанія; почему зариться означаетъ: сильно желать,
завидовать, зазорный — завидливый; глазаразгорѣлись,
т. е. жадно смотрятъ; «у него черный глазъ» =онъ полонъ
зависти а ).
II сонъ и смерть равно смежаютъ очи, равно лпшаютъ ихъ
дневиаго свѣта. Признанные въ миоическихъ представленіяхъ
какъ родные братья, Сонъ и Смерть дали обильный матеріалъ
для сравненія естественныхъ явленій природы съ спящимъ и
умпрающимъ человѣкомъ. Мы уже указали, что въ закатѣ солнца
предки наши усматривали его сонъ, а въ восходѣ— пробужденіе;
но рядомъсъатимъ существовало и другое воззрѣніе, будто солн­
це, нарождаясь ежедневно, восходить поутру прекраснымъ
младенцемъ, муя;аетъ въ полдень и къ вечеру умираетъ дрях­
лымъ старикомъ (см. ниже стр. 180).
Очевидная для всѣхъ аналогія небеснаго свѣта съ свѣтомъ
ооыкновеннаго огня повела ко мнопшъ весьма зиаменатель­
ныиъ миѳпческимъ сближеніямъ, которыя главнымъ образомъ
и придали стихіи земнаго огня священный характеръ. Солнце,
луна, звѣзды, зоря и молніи протпводѣйствуютъ тьмѣ подъ
небеснымъ сводомъ— точно также, какъ горящая лампада или
') Пов. и пред., 42—52. — =) Обл. Сл., 62; Доп. обл. ел., 299
 176 ­

свѣча подъ домашнею кровлею. Языкъ роднитъ и отождествля­

етъ эти понятія: свѣтъ, свѣтило, свѣтокъ— утренній раз­
свѣтъ, и свѣтло—огонь £«вздуй свѣтло!»), свѣча, свѣтецъ
—ночникъ, разсвѣтить — зажечь лучиву, свѣтка­ пламя
зажженной' лучины или сухихъ пней '); лучъ и лучина;
всполохъ (сполоха, сполохи) — сѣверное сіяніе, и споло­
хи­ зарница, отъ стариинаго полохъ=поломя (пламя) 3 ).
Заходитъ ли солнце, закрываютъ ли его тучи, заслоняетъ лі
что огонь— все это обозначается одинаково: темень —тучи,
тёмнитьс я—смеркаться, темнит ь —загораживать свѣчу 3).
Въ санскритѣ солнце называется «всемірное, пли воздушное
пламя», а огонь—«солнце домовъ» 4 ); сербское ватра— огонь
родственно съ нашимъ вёдро —ясная погода, свѣтлое небо, а
солнце обзываютъ сербы огненнымъ: «сунце огіьевпто» 5 ).
Вотъ основаніе, почему и солнце, и луна, и звѣзды въ отдален­
ный времена язычества разсматривались, какъ небесные свѣ­
тильники, налитые горючимъ веществомъ и возжигаемые для
освѣщенія вселенной. Греки, даже въ позднѣйшую эпоху про­
цвѣтанія наукъ, считали солнце и луну—тѣламп, наполнен­
ными огненною матеріей, которая истекаетъ изъ нпхъ
черезъ круглыя отверстія; когда отверстія эти закрываются,
тогда наступаетъ солнечное или лунное затмѣніе; къ вечеру
солнце погашается—и наступаетъ ночь, поутру оно зажи­
гается снова— и рождается день. О мѣсяцѣ и звѣздахъ гово­
рили наоборотъ, что они возжигаются вечеромъ и гасятся ут­
ромъ. °) Между нашими поселянами существуетъ повѣрье, въ
которомъ нельзя не признать отголоска глубокой древности,
что каждое свѣтило имѣетъ своего ангела: одинъ ангелъ но­

') Обл. Ст., 188, 200. — "J Ibid., 213.—3 ) Ibid., 227.— 4j 0.3.1852,
XI, от. Бусл., 38; Мат. сравн. слов , 11, 242: агира— огонь и солн­
це. — 5) Срп. н. njecMC, I, 155. — ») Ж М. Н. П. 1839, III, ст.
Летронна, 320—1.
 177

ситъ но небу солнце, другіе луну и звѣзды; вечеромъ вся­

кой ангелъ зажигаетъ свою звѣзду, какъ лампаду,
а передъ разсвѣтомъ тушитъ ее. ') Звѣзды простой
народъ называетъ божьими огоньками; согласно съ этимъ
Виргилій даетъ имъ эпитетъ огненныхъ, а Эдда утверждаетъ,
что онѣ образовались изъискръ (feuerfunken), который въ на­
чалѣ міра излетѣли изъ Muspelheim'a, страны тумановъ и об­
лаковъ 2 ). Такимъ образомъ Эдда сближаетъ ночныя звѣзды
съ блескомъ молній, разсыпаемыхъ темными тучами. Въ рус­
скомъ языкѣ до сихъ поръ удерживаются выраженія: «звѣзды
зажгли с я, звѣзды погасли или потухли на небѣ». О мѣ­
сяцѣ народная загадка говоритъ: »за моремъ (пли: на небѣ)
огонь добро­ясно горитъ» 3 ), а поэты продолжаютъ на­
зывать луну «ночною лампадою». Въ одной піснѣ тоскующая
дѣвица умоляетъ Бога засвѣтитьнанебесахъ восковую
свѣчу, чтобы ея милой могъ переправиться черезъ Дунай­
рѣку 4 ). Старинное поученіе увѣряетъ, что солнце, луна и
звѣзды сотворены Богомъ«изъневещественнаго, рекше: негаси­
ыагоогня» 5 ). «Что безъ огня горитъ?»спрашиваетънарод­
ная загадка, и отвѣчаетъ: солнце '); а сказки повѣствуютъ,
какъ ходилъ добрый молодецъ къ Солнцевой матери за разрѣ­
шевіемъ заданныхъ ему вопросовъ, и какъ вынужденъ былъ
спрятаться въ ея теремахъ подъ золотое корыто, чтобъ не
сожгло его солнце, воротившееся изъ дневнаго странствова­
нія. 7 ) Ссрбскія загадки изображаютъ солнце міровымъ свѣ­
тильникомъ: ^една чаша масла свему свщету доета» или
« j е д н а груда воска ци]елому свщету доста 8 ); въ расколь­

') О. 3. 1842, VI, ст. Мельникова, 51. — ­) Sonne, Mond и.

Sterne, 91­92. ­ 3) Этн. Сб., VI, 23, 82. ­ 4) Ж. М. Н. П. 1834,
IV, 22. — ■■) Лѣт.рус. лит., т. Y, 101. — в) Сахаров., I, 91.—
91.—77 )Н.
■"• Ск., VIII, стр. 623 — 4;Срп. припов., 70: Солнцева мать топитъ печь
я голыми руками огонь выгребаетъ. — 8 ) Сахаров., II, 110.
12
 178

ничьихъ книгахъ находимъ такое опредѣленіе: «лицо божіе

—свѣча горитъ предъ образомъ», а по свидѣтельству стп­
ха о голубиной книгѣ: «солнце красное отъ лица божьяго» '),
и на Украйпѣ думаютъ, что Богъ «свитлость свою огнемъ до
точивъ» 2 ). Въ БеовульФѣ солнце названо всемірною свѣчею—
woruld­candel s ). Финны принииаютъ это свѣтило — за золо­
тое кольцо, въ котороыъ заключена огненная матерія 4). Эс­
тонцы разсказываютъ, что прадѣдъ боговъ, создавши вселен­
ную, поручилъ своей дочери (Вечерней Зорѣ) принимать по
вечерамъ солнце и хранить его огонь въ продолженіе ночи, а
сыну (Утру, утренней зорѣ) при наступленіи дня снова воз­
жигать свѣтильникъ солнца и отпускать его въ обычный (днев­
ной) путь 5 ). Литовцы возженіе восходящаго солнца прнпп­
сываютъ утренней звѣздѣ Anszrine, какъ видно изъ словъ пѣс­
ни: «милое солнышко, божья дочка! кто тебѣ утромъ раскла­
дываетъ огонь, а вечеромъ стелетъ ложе? — Денница раскла­
дываетъ огонь, Вечерница (Wakarine) стелетъ ложе.» Въ дру­
гой пѣснѣ дѣвица ищетъ свою пропавшую овечку: пошла спра
шивать къ Деннипѣ — Денница сказала: я должиа поутру раз
водить солнцу огопь; пошла къ Вечерней Звѣздѣ—а та отве­
чала: я должна готовить вечеромъ постель солнцу в). Словад­
кія сказки сообщаютъ любопытное преданіе о странствовапіп
гонимой мачихою падчерицы на вершину горы (= небо), на
которой пылаетъ огонь, а вокругъ него сидятъ двѣнадцать Ш­
сяцевъ; каждый изъ ни\ъ въ свое опредѣленное время въ го­
ду занимаетъ первое мѣсто, держа въ рукахъ правительствен­
ный жезлъ, и смотря по тому, какой Мѣсяцъ властвуетъ—ве­
') Поѣздка въ Кирилло­бѣлозер. мон., 1,133; Ч. О. И. и Д., годъЗ,
IX, 188, стихи Кирѣевск. — 2) Номис, 9. — 3) Полев. Опыта
сравнит, обозр. др. паыят. нар. поэз. II, 50. — *) Sonne, МошІ U.
Sterne, 90 —■•) Ж. М. Н. П. 1849, V, 57 — 58; Сказ. Грим., I, стр.
XXXVI­ VII.—") Черты литов. нар., 68, 128; Вѣст. Р. Г. О. 1857,
IV, 247.
 170

сенній, лѣтній, осенній или зимній — пламя горитъ тс ярче, то

блѣднѣе, и вмѣстѣ съ тѣмъ то животворнѣе, то слабѣе вліяетъ
на производительность земли. 1 ) Костры, возжигаемые при
солнечныхъ поворотахъ, служили эмблемою небеснаго огня
Дажьбога.
Молніи также уподоблялись горящимъ свѣточамъ. Народ­
ная загадка изображаетъ «грозу» въ такой поэтической карти­
нѣ: «гробъ плыветъ, мертвецъ поетъ, ладонь пышитъ п свѣ­
чи горятъ»; гробъ— туча, пѣснь — громъ(см.ниже), свѣчи—
молніи. Блескъ молній, по финнскому повѣрью, происходить
отъ того, что Укко высѣкаетъ огонь; какъ ударъ стали
(кресала) рождаетъ изъ кремня искру, такъ богъ­громов­
никъ высѣкаетъ огонь (крѣсъ) изъ скалы­тучи. Финны при­
писываютъ этому богу власть надъ огнемъ и надѣляютъ его
огненною рубашкою (= грозовое облако) и такими­же стрѣ­
лами, мечемъ и лукомъ г ). Тоже огненное оружіе даютъ сла­
вяне своему Перуну.
Понятіе теплоты, соединяемое равно и съ свѣтилами и съ
огнемъ, обозначается въ языкѣ родственными словами: теп­
леть— теплая погода, тепло (тяпло, тёплышко)— горя­
чііі уголь, огонь: «вздуй тепло!» тепленка — огонь, разведен­
вый въ овинѣ; теплить—протапливать овинъ; теплина —
теплое время и огонь, зажженная лучина; степлиться —
оводѣ: согрѣться отъ лучей солнца, и объогнѣ: горѣть;о звѣз­
дахъ говорятъ, что онѣ теплятся^свѣтятъ 8 ). Слово пе­
четъ — въ архангельской г. употребляется вмѣсто свѣтитъ. 4 )
Съ свѣтомъ и теплотою первобытные народы связывали
идею жизни, а съ отсутствіемъ того и другаго— идею смерти.
При вечернемъ закатѣ, при наплывѣ тучъ и во время затмѣній
') Slov. pohnd., 19­28; Н. Р. Ск., II, стр. 326­331.— 2) У. 3.
■А. Н. 1852, IV, 519, 522.­ 3) Обл. Сд.,215, 228, 235; Дон. обл. с*.,
266 ­'J О. 3 1848, У, ст. Харитон., 6.
12*
 180

солнце казалось потухающимъ; а когда огонь гаснетъ— это и

есть для него смерть. Въ области. словарѣ гасить означаетъ:
истребить, уничтожить. Ночь, санскр. пакіаотъ корня нас
— регіге, inter ire, т. е. время, когда день умираетъ '); нѣи.
untergehen зпачитъ: заходить, садиться солнцу, и поги­
бать. Отсюда возникло: во первыхъ, уподоблініе жизни —
возженному свѣтильнику, а смерти — потухшему (смо­
три главу XXIV), и во вторыхъ, уподобленіе восходящего,
утренняго солнца— новорожденному ребенку, а заходящаго, ве­
черняго — умирающему старцу. Въ Ведахъ встающее поутру
Солнце (Arusha) представляется прекраснымъ младенцемъ, а
Утренняя Зоря — богинею, которая каждый день снова нарож­
дается 2 ); у грековъ Зоря называлась Протогенея — перво­
рожденная, и Солнце разсматривалось, какъ сынъ, рождае­
мый Небомъ и Зорею (или Ночью). Сербская пѣсня заставляем
молодца будить на разсвѣтѣ свою любу: ­устан', срдце, ро­
дило се с унце!» 3 ). Герой чешской сказки, посланный кг
Дѣду­Всевѣду за тремя золотыми волосами, ьрнходитъ въ зо­
лотой дворецъ. Тазіъвстрѣтила его вѣщая старуха (судица) и
сказала: «Ded — Vseved jemuoj syn—jasne Slunce: rano jepacho­
latkem, v poledne muzem avecer staiym dedem». Вечеромъ при­
летѣло въ свѣтлицу западны м ъ окномъ Солнце — star/
dedecek se zlatou hlavou; послѣ ужина склонило оно голову
на колѣна къ матери и заснуло. «Kranu strhl se zas venku vilr
а на kline sve stare malicky probudilo se, mislo starocka, kras­
ne zlatovlase dile bo'zi Slimecko, dalo matce s Buhem a ^ychod­
nim (восточнымъ) oknem vyletelo yen» 4 ). Въ сказкахъ
словацкой и венгерской добрый молодецъ отправляется къ
Солнцу и спрашиваетъ: зачѣмъ оно къ полдню подымается все

«) Пикте, II, 587. — ­) Orient mid Oceid , годъ 2, в. II, 257. ­

3) Срп. н. njecjie, I, 565; III, 521: „откуда се jacHO сунце раІ)а и . —
*j Эрбенъ, 4—6.
 181

выше да выше и грѣетъ сильиѣй и сильнѣе, а къ вечеру спу­

скается все ниже да ниже, и грѣетъ слабѣй и слабѣе? «Эхъ,
милой! отвѣчало Солнце, спроси у твоего господина, отчего
онъ со дня рождеиія все болѣе и болѣе выросталъ въ тѣлѣ и
въ силахъ, и отчего въ старости ослабѣлъ и пригнулся къ
землѣ? Тоже самое и со мной: моя мать каждое утро рождаетъ
меня прекраснымъ младенцемъ и каждый вечеръ хоронитъ хи­
лымъ старикомъ.» ') Русская загадка говоритъ о «днѣ: «къ
вечеру умираетъ, къ утру оживаетъ» а ). Чешек, «ze
mne since zapada» — уже близится моя смерть.
Дневное движеніе солнца играло весьма важную роль въ
древмѣйшихъ вѣрованіяхъ, отголосокъ которыхъ замѣчаемъ въ
доселѣ­уцѣлѣвшемъ пристрастіп раскольниковъ кь церков­
нымъ выходамъ (съ евангельемъ и дарами) посолонь и въ
нѣкоторыхъ народныхъ обычаяхь и примѣтахъ На свадьбахъ
женихъ и невѣста, ихъ родичи и гости выходятъ изъ за стола
«по солнцу» 3 ); купленную скотину покупщикъ трижды обво­
дить около столба «по солнцу­, чтобы она пришла къ нему
на счастье *); гадая о чемъ­нибудь, подымаютъ на пальцахъ
ржаной хлѣбъ и смотрятъ: въ какую сторону станетъ онъ вер­
тѣться? если «по солнцу» — задуманное сбудется, и нѣтъ —
если «противъ солнца' 5 ). Солнечнымъ движеніемъ опредѣ­
лились страны свѣта: а) востокъ (области, веток ъ, стокъ)
отъ глагола теку — иногда замѣняется словами всходъ и
еолновосходъ, изъ которыхъ послѣднее означаетъ также
«утро» •). Это сторона, гдѣ рождается солнце, откуда не­
сетъ оно дневной свѣтъ и жизнь міру, и потому сторона —

') Slov. poharl . 447—455; Westsl. March , 36—40; Штиръ, 17.—

!l Этн. Сб., YI, 52.— s) Арханг. Г. В. 1843, 29 ­■*) Карман книж­
кп для любит зеылевѣд. '1848, 314.—5) Зам о Сибири, 63.—") Срав­
чв: «die sonne gehtauf>, <sunna firrlnnit> (linnnn— ринуться, бѣаать)
­D Hylh., 700.
 182

счастливая, благодатная. Сербы говорятъ: «солнце на восходъ,

а Богъ на помощь!» Пословица: «взойдетъ солнце и къ намъ
на дворъ» у всѣхъ славянъ употребляется въ смыслѣ: будетъ
и намъ счастье! (см. выше стр. 67). На востокъ обращались
и продолжаютъ обращаться съ молитвами и заклятіями; заго­
воры большею частію и начинаются этою Формулою: «на зарѣ
было на утренней, на востокѣ красна солнышка». На востокъ
строятся храмы; въ старину покойниковъ полагали лпцомъ
къ востоку — въ ожиданіи велпкаго утра всеобщаго воскресе­
нія мертвыхъ, знамеиіемъ котораго служилъ ежедневный вое­
ходъ(=пробужденіе) наканунѣ­почившаго солнца. ') «Зашедшю
солнцю, говоритъ памятникъ XII вѣка, не достоить мертвеца
хоронити, но тако погре(б)сти, яко еще высоко: то бо послѣд­
нее видить солнце до общаго воскресенія.» 2) Въ волошскихъ
же деревняхъ не хоронятъ никого до полудня, потому что
родные желаютъ направить душу усопшаго въ загробный мірі
вмѣстѣ съ отходящимъ на покой солнцемъ. 3 ) Съ востокоиъ
соединялось представленіе рая, блаженнаго царства вѣчной
весны, неизсякаемаго свѣта и радостей. НаобороіъЬ) западъ
(отъ глагола: за­падать) называютъ заходъисолносядъ,
и связываютъ съ нимъ идею смерти и ада, печальнаго цар­
ства вѣчной тьмы. Гдѣ умирало солнце, туда— казалось древ­
нему человѣку— удалились и всѣ усопшіе предки, тамъ ожп­
даетъ судьба и его по смерти. Въ поучительномъ словѣ Ки­
рилла Туровскаго читаемъ: «и потомъ сведеть ю ( душу умер­
шего) въ пропасть, идѣже затворены суть душа(п) грѣшныхъ
отъ вѣка, показаеть ей мѣста, идѣже имь мучитися, понеже
мука далече міра есть на за па дѣ.» 4) По скйзанію ІосііФа
Волоцкаго о ереси жидовствующихъ, новгородскій архіепн­

') Обычай этотъ соблюдался и норманнами— Ч. О. И. и Д I860,

IV", соч. Стриннгольма, 350.—­) Памят. XII в. („Вирашаніс Кю­
риково"), 184.­ 3) Шоттъ, 302.—') Памят. XII в., 97.
 183

скоііъ Геннадій приказалъ посадить уличенныхъ еретиковъ на

коней — лицомъ кълошадинымъ хвостамъ, «нко да зрятъ на за­
падъ въ уготованный имъ огнь». ') Въ иосланіи другаго
новгородскаго архіенископа — Василія сказано, что рай былъ
насажденъ на востокѣ, «а муки и нынѣ суть на запад ѣ». 3 )
Любопытна народная примѣта: когда корова принесетъ теленка,
то прежде всего обращаютъ вниманіе, какъ онъ лежитъ: если
голова его обращена къ вое току — теленокъ выро­
стетъ, а если на западъ — то непреыѣнно падетъ. 3 )
с) Ю г ъ крестьяне называютъ солнопёкъ(солно|печны и—
знойный, солнопека и иекунство — мѣсто, открытое для
солнечныхъ лучей) и полдень: это сторона, гдѣ полуденное
солнце блеститъ наиболѣе­яркимъ свѣтомъ и откуда вѣютъ
теплые весенніе вътры. Паисіевскій сборникъ (въ «словѣ св.
Григорія»), указывая на требы, совершаемыя огню, какъ эм­
олемѣ солнца («огнь творитъ спорыню,*сушитъ и зрѣетъ»нивы),
прибавляетъ: «того ради окаянніи полудепьчтуть и кланяються
на полъд(е)нь обратившеся» 4 ). tl) Сѣверъ же — сторона
шодныхъ ьѣтровъ, зимней вьюги и ночнаго мрака; на област­
іюмъ языкѣ она называется полночь и ейверъ; сравни съ
словами: сиверко— холодно, ейверъ и ейверикъ — холод­
ный, рѣзкой вѣтеръ, сиверка — вѣтренная, сырая погода. 5 )
Какъ востокъ противополагается западу, такъ югъ — скве­
ру; подобно западу, сѣверъ въ народныхъ преданіяхъ представ­
ляется жилнщемъ злыхъ духовъ; по повѣрью, не должно ста­
вить воротъ на полночь, не то нечистая сила выживетъ изъ
дому. »)
Съ разсвѣтомъ дня соединяется все благое, все предвѣща­

') Др. Рос. Вивліоѳ., XIY, 134. ­ 2) Соф. Времен , I, 332.­ 3) Цебри­
ков., 264.­4) Лѣт. рус. лит., т. IV, отд. 3, 97.—5) Обл. Сл., 30, 68,
136, 154, 168, 202,210,216; полуночникъ— сѣверовостокъ, обѣд­
никъ (полдень— время обѣда)— юговостокъ.—6) Абев., 290.
 184

ющее жизнь, урожай, прибытокъ, а съ закатомъ солнца, съ

ночью — все недоброе: смерть, безплодіе, убытокъ, несчастіе.
Отсюда объясняется и поговорка, такъ часто повторяемая въ
нашихъ сказкахъ: утро вечера мудренѣе, т. е при сол­
нечномъ восходѣ всякое дѣло, всякой подвнгъ совершаются
удачнѣе «Ночь меркнетъ, заря­свѣтъ запала, ыъгла поля покры­
ла» говорить авторъ Слова о полку, желая въ этой картинѣ
солнечнаго заката, въ этомъ торжествѣ тьмы надъ свѣтомъ
— указать на грядущее торжество враждебныхъ ратей надъ
русскими воинами '). Наоборотъ «Слово о вел. князѣ Димитріп
Ивановичѣ» пользуется эпическимъ выраженіемъ: «солнце ему
на востокъ(ѣ) сіяетъ и путь повѣдаетъ» — въ смыслѣ: все ему
сулитъ успѣхъ, побѣду. а ) Народныя примѣты даютъ обильныя
свидѣтельства: солнышкозакатилось — не бросай на ули­
цу сора,пробросаешьсяі=разоришься; не починай тогда и новой
ковриги, а то хлѣбъ будетъ не споръ, да пожалуй и все хо­
зяйство разстроптся. Если уже необходимо приняться за ужи­
номъ за цѣлый хлѣбъ, то первую отрѣзанную горбушку не
ѣдят і , а послѣ трапезы приставляютъ ее къ початой коврпгѣ,
чтобъ она казалась нетронутою. 3) Отдавать деньги к ъ н о ч и—
не хорошо, не будутъ водиться; по захожденіи солнца кресть­
яне, изъ боязни обѣднѣть, не сводить счетовъ, не ссужаютъ
въ долгъ и не даютъ йзъ дому никакой вещи. Въ одной изъ
старинныхъ рукописей Кирилло­бѣлозерскаго монастыря объ
этомъ замѣчено: «но заходу солнца не даютъ ничтоже отъ до­
му своего — ни огнь, ни съсудъ нѣкаковь или требованіе нѣ­
что» 4 ). Не гляди въ окно до утренней зори — грѣшно; не
оставляй на ночь на столѣ ножъ — лукавый зарѣжетъ s ).
Если яіеребенокъ (сосунъ) рѣзвится на пастбищѣ вечеромъ,

') Рус. Дост., III, 46. — 2j Времен., XIY, 4.— 3j Этн. Сб , II, 57.­
*) Поѣздка въ Кирилло­бѣлозер. мон., II, 22; Послов. Даля, 1046 —
5) Архивъ ист.­юрид. свѣд., I, ст. Кавел., 8, 11.
 185

ври закатѣ солнца, то его непремѣнно въ теченіи года

съѣстъ волкъ; а если играетъ онъ поутру, при восходѣ
солнца, то будетъ хорошо рости и уцѣлѣетг отъ хищнаго
звѣря 'J. Когда мать купаетъ ребенка на ночь, то не долж­
на выливать воды до утренняго разсвѣта; несоблюденіе
этого правила может ь повредить ребенку 8 ). На ночь слѣ
дуетъ покрывать кадку съ водою и кринки съ яствами, чтобы
не нагадилъ въ нихъ нечистый 3 ). Эдда не совѣтуетъ всту­
пать въ битву по захожденіи солнца 4 ). По глубоко­вкореие і­
ному убѣжденію язычниковъ, война была судомъ божіимъ, а
дневное свѣтило являлось свидѣтелемъ людской правды. Оно
должно было взирать съ высоты на состязаніе враждующихъ
племенъ и склонять вѣсы правосудія на сторону правз.го. У
древиихъ народовъ какъ скоро заходило солнце — судъ закры­
вался (такъ предписано законами XII таблицъ), и вообще вся­
кая юридическая сдѣлка, заключенная" въ ночное время, была
недѣйствительна; заимодавецъ могъ требоиать уплаты долга
только днемъ, пока не сѣло солнце; судебные поединки должны
были заканчиваться съ наступленіемъ сумерокъ 5 ).
По солнечному движенію человѣкъ опредѣлилъ и свое соб­
ственное отншіеніе къ окружающему виру; что очевидно изъ
совпаденія понятій лѣваго съ сѣвернымъ и праваго съ
южнымъ; въ санскр. dakshina (греч. Se^t^;, лат. dexter,
наше десной и десница) значитъ: и правой, и южный, а
слово сѣверъ (лат. saevis или saevus — свирепый, лютый,
литов. szaure — сѣверный) лингвисты сближаютъ съ санскр.
savya (зенд. havya, haoya, слав, шуй­ца) — лѣвой я ), такъ
какъ древній человѣкъ обращался всегда для молитвы къ вос­
току, и слѣдовательно съ правой руки имѣлъ полуденный

') Этн Сб., ТІ, 255. — 2) Черты литов нар., 95 — 3, Оренбур.

Г. В. 1851, 9.­*) Симрокъ, 160 — 5) Сынъ От. 1831, т XXIII,
221, ст. Грим. О поэзіи въ правѣ — в) Пикте, II, 486­490, 495.
 186

югъ, а съ лѣвой — полночный сѣверъ. Указанная протннопо­

ложность юга и сѣвера сочеталась въ народныхъ повѣрьяхъ и
съ сторонами правой и лѣвой. По убѣжденію простолюдина,
съ правой руки человѣка стоитъ добрый ангелъ, а съ лѣ­
вой— злой; не плюй направо, чтобы не отогнать отъ себя
ангела­хранителя; плюнешь на л ѣ во — попадешь въ чорта '),
и потому совѣтуютъ, вставая поутру съ постели, плевать въ
лѣвую сторону и растирать слюну ногою: этимъ средствоаіъ
прогонишь нечистаго, и въ тотъ день онъ уже не будетъ за­
писывать за тобою грѣхн 2 ). Спать на правомъ боку почи­
таютъ за грѣхъ, ибо можно задивить ангела­хранпіеля (пол­
тав. губ.) Вставать съ постели должно правою ногою, вста­
нешь л ѣв ою­ весь день будешь не въ духѣ: брюзгливъ и не­
веселъ 3 ); обуваясь и снимая обувь, слѣдуетъ начинать съ
правой ноги; кто, входя въ домъ, ступить папередъ правою
ногою, того ждетъ хорошій нріемъ; при древнихъ гадаиіяхъ
славяне наблюдали, какою ногою переступитъ священный конь
черезъ положенным жерди — правой или лѣвой, и въ пер­
вомъ случаѣ ожидали успѣха, въ послѣднемъ — неудачи; кто
упадетъ на правой бокъ— тому не будетъ помѣхи въ дѣлахъ,
а кто на лѣвой — того ждетъ бѣда 4 ). Литвинъ, при посѣвѣ
огородовъ, боится пересыпать сѣмена изъ правой руки въ
лѣвую, чтобы пе повредить будущимъ всходамъ 5 ). Увидать
народившуюся луну съ правой стороны— знакъ, что полу­
чишь неожиданную прибыль, или въ нродолженіе цѣлаго меся­
ца будешь счастливъ во всѣхъ предпріятіяхъ; а кто усмотритъ
ее слѣва, тотъ испытаетъ неудачи "). Крикъ и полетъ вѣ­
') Нар. ел. раз., 163. —2) Подобное повѣрье существуетъ у евре­
евъ и между кавказскими племенами— Обряды еврейск. или Онисаніе
церем. и обрядовъ, наблюд. евреями, Орслъ, 1830 г., 7, 43; Совр­
1854, XI, смѣсь, 2.­ s) Иллюстр. 1846, 333; Херсон. Г. В 1852, 17.­
*) Эти. Сб., II, 57.—5) Черты литов. нар., 96— ") Архивъ ист.­юрид.
свѣд., I, ст. Кавел., 8.
 187

щей птицы съ правой руки принимался у славянъ, нѣмцевъ,

грековъ и у другихъ народовъ за счастливую примѣту, и на­
оборотъ, если предвѣщаніе шло съ лѣвой стороны '). Чешет­
ся правой глазъ —на милаго смотрѣть, лѣвой— къ плачу 2 );
чешется правая ладонь — получать деньги (прибыль), лѣ­
вая— отдавать (убытокъ); правое ухо горитъ— слышать до­
брыя вѣсти или похвалу, лѣвое — слышать худыя вѣсти и
брань; въ правомъ ухѣ звенитъ — вспоминаютъ друзья, въ
лѣвомъ — корятъ недруги, и т. дал. 3 ) Подъ вліяніемъ
эшхъ воззрѣній слово правой получило значеніе всего нрав­
ственно­хорошаго, справедлпваго, могучаго (право, правда,
правило, правило, управа; тоже соотношеніе понятій за­
печатлѣно и въ языкахъ нѣмецкомъ и Французскомъ: recht,
die rechte hand, richtig, droit и droite).
Поэтическія представленія о рожденіи и смерти солнца бы­
ли прилагаемы и къ судьбамъ его въ теченіи года. Потеря
солнцемъ плодотворной теплоты и помраченіе его блеска въ
осенпіе и зпмніе мѣсяцы послужили основою миѳа, что свѣти­
ло это, съ окончаніемъ лѣтняго времени утрачиваетъ свои си­
лы и погнбаетъ (= гаснетъ). Съ поворотомъ на зиму (въ
іюнѣ) оно видимо старѣетъ и начинаетъ уступать демонамъ
тьмы: дни сокращаются, ночи увеличиваются; одряхлевшее,
оно умираетъ. Но при слѣдующемъ поворотѣ (въдекабрѣ), вмѣ­
сто стараго солнца, нарождается новое: sol novus, какъ
называли его римляне. Съ его рожденіемъ (па ti vitas so lis

') Volkslieder der Wendeii, II, 259­260; D. Myth., 1081­2; Одисс,

XXIV, 311— 2;Иліада, XXIV, 292— 4.— ­) Чешется правая бровь—
свиданіе съ пріителемъ пли родичемъ, а лѣвая — съ врагомъ. — s) Нар.
м. раз., 142; Эти. Сб. II, 56; Херсон Г. В 1852, 17; Архивъ ист.­
юрид. |свѣд., I, ст. Кавед., 9; Записки Авдѣев., 143; D. Myth., 1071.
Нечвстые (лѣшіе, водяные и пр.) нослтъ шубы, запахивая лѣвой
полою поверхъ правой; православный же людъ долженъ правую
полу закидывать на лѣвую.
 188

invicti) дни начинали прибывать, ночи умаляться. Это радост­

ное событіе встрѣчали особеннымъ празднествомъ, которое
въ эпоху христіанекую было пріурочено ко времени Рожде­
ства Христова и донынѣ извѣстно между поселянами подъ
именемъ Коляды. Повторяя слова старинной обрядовой пѣснп,
вародъ безсознательно продолжаетъ воспьвать новорожденное
солнце:
Уродилась Коляда
Наканунѣ Рождества.

Рядомъ съ указаннымь представленіемъ о возрожденіи солн­

ца было другое, совершенно­аналогичное съ пераымъ, что при
поворот в на лѣто оновоскресаетъ къ новой жизни. Какъ
слово погаснуть метафорически означаетъ: умереть, такъ
выраженіе «возжечь пламя» должно было получить значеніе:
ожить, возстать отъ смерти, что и подтверж іается на са­
момъ дѣлѣ; ибо воскресать (въскрѣшати, крьснятв,
крѣсити) происходить отъ крѣсъ—пламя, огонь. Въ одномь
рукописномъ прологѣ слова крѣсъ и крѣсины употреблены
именно въ значеніи небеснаго свѣта, возженнаго ари поворотѣ
солнца на лѣто: «въ дьни слъньчнаго крѣса, егда с»
наплъньшимъ годинамъ сльньце възвратить крѣсины, да
ношть мьняеть (уменьшается), а дьни да прибываеть» ').
Вновь народившееся или воскресшее свѣтию постепенно крѣп­
нетъ въ своихъ силахъ; божественный младенецъ ростетъ в
мужаетъ, и при началѣ весны является прекрасным ь и могу­
чими юношею. Съ весеннимъ солнцемъ нераздѣльно понятіе
молодости; народныя сказаиія изображаюсь его въ грозовой
обстановкѣ: оно купается въ жиной водѣ дождевыхъ пото­
ковъ, очищается въ блескѣ молній, и просвѣтленное несеть
міру дары плодородія. Когда солнце закрывается бѣлыми =
лѣтними облаками, оно, по народному выраженію, замоло­
А ) Lexic. linguae Sloven, ѵеегі dialect), Миклошача.
 189

дѣло '). Въ грозѣ видѣли его благодатное обновленіе: по­

гашаемый демонами мрака (=тучами), свѣтильникъ солнца
«нова возжигается молніеноснымъ Перуномъ, разгоняющимъ
враждебный рати нечистыхъ духовъ. Финнск й эпосъ застав­
ляем громовника Укко зажигать въ облакахъ искры (мол­
ніи), чтобы освѣтить чрезъ то вселенную новымъ солнцемъ
и новымъ мѣсяцемъ 3 ).
Не менѣе любопытны тѣ мпоическія предстагленія, какія
соединяла Фантазія съ обычными измѣненіями луны. Въ пер­
вой четверти мѣсяцъ называется новымъ (новецъ, пол.
now, чешек, novvy, англос. niwe топа, сканд. nymani,
др.­нѣм. ninmani, греч. vs6[a­/]v, лат. novilunium), моло­
дымъ (молодикъ, на молоду — въ новолуніе, серб, мла­
дина, илл. raladi miesez), народившимся («новый мѣ­
сяцъ народился»); въ слѣдующіе затѣмъ дни — подполнь;
потомъ наступаетъ полнолуніѳ (серб, пуна, слов, роіпа,
пол. pefnia, илл. pun miesez, литов. pilnatis, санскр.
purnamasi, греч. TrXYjpoasXvjvov, лат. pleniiunium,
■англос. fu 11m ѳ па, др.­нѣм. [oiler іпапо), занимъ пере­
крой — первые дни послѣ полнолунія («на перекроѣ») и
старой пли ветхой мѣсяцъ («на ветх у», luna senescens) 3 ).
Итакъ по древнѣйшему воззрѣнію, закрѣплеиному въ языкѣ,
луна рождается, выростаетъ (= полнѣетъ), бываетъ молодою,
старѣетъ и умираетъ, и затвмъ возрождается снова. Народная
загадка такъ живописуетъ это свѣтило: «когда я молодъбылъ—
свѣтло свѣтилъ, подъ старость сталъ — меркнуть сталъ» *).
•Слѣдя за постепенно­умаляющимся ликомъ полной луны, древ­
ній человѣкъ объяснялъ себѣ это явленіе или губительнымъ
вліяніемъ старости, или дѣйствіемъ враждебной силы, кото­
рая наносила мѣсяцу ущербъ и какъбы урѣзывала его
') Доп. обл. ел , 59. — 2) Sonne, Mond п. Sterne, 94. — 3) Обл"
**­i 120, 123, 129, 155, 164; Пикте, II, 597­8.­*) Эти. Сб., VI, 83.
 190

острымъ ножемъ: перекрой отъ кроить — рѣзать, откуда

и край, краюха, крома. Народная загадка уподобляетъ не­
полный мѣсяцъ краюшкѣ хлѣба: «постелю рогожку (небесный
покровъ), посыплю горошку (звѣзды), положу окрайчикг
хлѣба (мѣсяцъ)» или: «взгляну въ окошко, раскину рогожку,
посѣю горошку, положу хлѣба краюшку» 1 ); «у насъ надъ
дворомъ краюха виситъ« '). На Руси и въ Германіи суще­
ствуетъ повѣрье, что старой мѣсяцъ Богъ крошитъна
звѣзды 3 \. Въ Литвѣ есть поэтическое преданіе о полумѣся­
цѣ: Перкунъ, раздраженный тѣмъ, что Мѣсяцъ ухаживалг
по ночамъ за Денницею, выхватилъ мечь и разсѣкъ ему лицо
пополамъ.
Евреи праздновали день новолунія, возжигая на холмагь
огни, какъ символическое знаменіе вновь­народившагося све­
тила ночи *). У насъ до сихъ поръ въ нѣкоторыхъ деревняхъ
крестьяне выходятъ встрѣчать новый мѣсяцъ и обращаются къ
нему съ мольбами о счастіи, здоровьи и урожаѣ; иные угова­
риваются съ священниками освящать у нихъ на дому воду въ
первый воскресный день по новолуніп, въ продолженіи цѣлаго
года (черниг. губ.). Какъ съ восходомъ солнца связывались
добрыя предвѣщанія, а съ закатомъ— худыя, такъ и мѣсяцт
придано счастливое значеніе въ періодъ его возрастанія
(отъ рожденія до полнолунія), и несчастливое — въ періодъ
ущерба. Когда увидптъ въ первый разъ молодой мѣсяцъ, то
нарочно хватаются за карманъ, или вынимаютъ оттуда деньги
и «кажутъ ихъ мѣсяцу»; вѣрятъ, что послѣ этого богатство
станетъ возростать, и деньгамъ перевода не будетъ 5 ). О ре­
') Сементов., 7; Сахаров., I, 92. — 2) Послов. Даля, 106І. —
*) Рус. въ св. поел., IV, 41; Sonne, Mond u. Sterne, 155. — 4) Об­
ряды евр. или Опис. цереионій, 115—7 — 5) Ввст. Р. Г. О 1853,
II, 54; Иллюстр. 1846, 333. Въ Персіи былъ обычай обсыпать себя
деньгами на мартовское новолуніе—Времен., XV, 14: >0 ходу въ
персид. царство».
 191

бенкѣ, родившемся въ новолуніе, думаютъ, что онъ долговѣ­

ченъ. На Украйнѣ, глядя на молодой мѣсяцъ, приговариваютъ:
«тоби на уповня (на пополнение), мени на здоровья!» 1 ) Время
возрастанія луны считается у нашихъ креетьянъ наиболѣе­
удачнымъ для начала работъ и предпріятій, а время ущерба —
менѣе или и совсѣмъ­неблагопріятнымъ, что, по свидѣтель­
ству Тацита, признавали и древніе германцы. Свиней стара­
ются рѣзать въ полно лун іе — въ томъ убѣжденіи, что тогда
туши бываютъ полн ѣе, а во время ущерба умаляются.
И всякую другую скотину лучше колоть въ пол нолуніе; на
лсходѣже мѣсяца она бываетъ худѣе и въ костяхъ ея мень­
ше мозга г ). При старѣющемъ мѣсяцѣ. а равно и въденьлун­
наго и солнечнаго затмѣнія, не начинаютъ посѣвовъ. 3) «Добро
сѣять въ полномъ мѣсяцѣ»; если мужикъ сѣетъ на нов­
цу (въ новолуніе), то хотя хлѣбъ растетъ и зрѣетъ скоро, но
колосъ будетъ не богатъ зернами; а хлѣбъ, посѣянный въ пол­
нолуніе, хотя ростетъ тихо и стеблемъ коротокъ, за то ядрёнъ
и обшенъ зерномъ 4). Въ этомъ повѣрьи ростъ хлѣба постав­
ленъ въ прямое соотношеніе съ возрастаніемъ луны, а полно­
та зерна — съ полнотою ея блестящаго круга. Тоже утверж­
даютъ и о посѣвѣ льна: чтобы ленъ уродился полный в* зер­
нѣ, надо сѣять его въ полнолуніе; а чтобы уродился долгой и
волокнистый— надо сѣять на молодой мѣсяцъ 5 ). Постройку
избы не совѣтуютъ начинать во время луннаго ущерба — не
будетъ добра "); рубить строевой лѣсъ и хворостъ для плет­
ня и складывать печи должно въ новолуніе: тогда червь не
будетъ точить дерева, хата будетъ тепла и не станетъ гнить 7).

"3 Номнс, 5. — г) Ворон. Г. В. 1851, И; Владии. Г. В. 1844,

50 Иллюстр. 1843, 251; Послов Даля, 1049: ана молодоыъ мѣсяцѣ
рыба клюетъ» ­ 3) Цебриков., 267; Вятск. Г. В. 1852, 18.—*) О. 3.
1848 V, ст. Харитонова, 15. — 5) Чернигов Г. В. 1856, 22. —
") 0. 3. 1848, У, смѣсь, 4. — 7)Послов Даля, 1048
 192

Отдѣлъ сыновей на особое житье совершается обыкновенно во

время новолунія — для того, чтобы имущество новаго хозя­
ина также прибывало и увеличивалось, какъ увеличивается
молодой мѣсицъ. Въ старинномъ поученіи (XVII в.), направ­
ленномъ противъ народныхъ суевѣрій, возстаетъ проповѣдникъ
и на указанный нами примѣты и обычаи: «мнози неразумніл
«человѣцы, говорить онъ, опазливымъ своимъ разумомъ вѣру­
«ютъ въ небесное двизаніе, рекше во звѣзды и въ мѣсяцъ, и
«разчитаютъ гаданіемъ, потребныхъ ради и миролюбивый
«дѣлъ, роженіе мѣсяцу, рекше — мол оду; иніи­жь усмо­
«тряють по л наго мѣсяца, и въ то время потребная своя со­
«творяютъ; иніп­жь изжидають ветхаго мѣсяца .. И мнози
«неразумніи человѣцы увѣряютъ себѣ тщетною прелестью, по­
«неже бо овіи дворы строятъ въ нароженіе мѣсяца, иніи же
«храмины созидати начинаютъ въ наполненіе мѣсяца; иніи бо
«въ тажь времена женитвы и посяганія учреждаютъ. И мяо­
«зи бэснословіемъ своимъ по тому­жъ мѣсячному гаданію і
«земная сѣмена насаждаютъ и многія плоды земныя устроя­
«ютъ» '). Подобный повѣрья встрѣчаемъ и у нѣмецкихъ п.іе­
менъ: заключать браки, начинать постройки, переходить на но­
воселье, собирать цѣлебныя травы и росу, стричь волоса и
обрѣзывать ногти (чтобы лучше росли) должно въ новолуиіе;
на исходе же стараго мѣсяца хорошо расторгать брачныя узы,
ломать домъ, рубить лѣсъ и косить траву: лѣсъ и трава нуж­
ны сухіе, и потому при рубкѣ перваго и косьбѣ второй имѣ
лось въ виду, чтобъ они высохли также скоро, какъ усыхаеті
(умаляется) луна; плоды, растущіе надъ землею, лучше сѣяті
при возрастающей лунѣ, а которые растутъ подъ землею (мор
ковь, рѣдька и пр.) и слѣдоват. не любятъ свѣта — при лун
номъ ущербѣ; больные, смотря на умаляющійся мѣсяцъ, гово
рятъ: «wie du abnimmst, mogen meine schmerzen abnelimeii'
') Лѣт. рус. лит., т. У, 90—100.
 193

и наоборотъ, когда луна возростаетъ: «du magst zunehmen, mein

iibel mag abnehmen!» J )
О звѣздахъ также думаютъ, что болѣе­яркой блескъ ихъ
сулптъ плодородіе. Ясное, звѣздное небо 24­го декабря обѣща­
етъ въ будущее лѣто изобиліе ягодъ и грибовъ; на Рождество,
Новый годъ и Крещеніе звѣзды яркимъ сіяніемъ предвѣщаютъ
хорошее роенье пчелъ и урожайный годъ; особенно же сіянію
звѣздъ приписываютъ урожай гречихи и приплодъ овецъ. Есть
даже поговорка: «ярки звѣзды породятъбѣлыя ярки (ягнята)»,
на созданіе которой оказалъ несомнѣнное вліяніе языкъ. Яр­
кой блескъ звѣздъ пророчитъ плодовитость (ярость— похоть):
урожай ярова го хлѣба, счастливое роенье ярыхъ пчелъ и
умноженье ягнятъ(яр окъ). Въ половинѣ Февраля овчары окли­
каютъ звѣзды: «ты освѣти, звѣзда ясная, негасимымъ огнемъ
бѣлоярыхъ овецъ у раба (имярекъ). Какъ по поднебесью звѣз­
дамъ пѣсть числа, такъ бы у раба (имяр.) уродилось овецъ бо­
лѣй того.» г )
Тѣсная связь, въ какую поставилъ языкъ понятія небесна­
го свѣта и земнаго огня, выразилась въ миѳѣ о родствѣ этихъ
стихій. Небо имѣло двухъ дѣтей: Солнце и Огонь. По свидѣ­
тельству Ипатьевской лѣтописи, указанному впервые Шэфэ­
рикомъ, у Сварога (неба) былъ сынъ Дажьбогъ (солнце); а въ
словѣ хрпстолюбца сказано: «и огневи молятся, зовутъ его Сва­
рожичемъ». Эта отечественная Форма указываетъ, что Огонь
былъ также принимаемъ за сына Сварога. Въ сербской пѣс­
нѣ солнце называется чадо божье, а въ малорос. языкѣ огонь
обозначается словомъ богачъ, въ которомъ г. Буслаевъ 8)
подозрѣваетъ отечественную Форму (сынъ бога); но съ этимъ
ішѣніемъ ученаго профессора нельзя согласиться. Названіе

') D. Myth., 675­8.­=) Терещ., VII, 38­39, 49; Этн­ Сб., II,
S3; Рус. въ св. поел., IV, 20; Сахаров., II, 13—14; Иллюстр. 1846
US— 7. — 3) о вліян. христ. на ел. яз., 49.
13
 194

богачъ (или богатье) придано огню, ради миѳической связи

его съ золотомъ и потомъ вообще съ богатствомъ. ') Изъ того­
же источника создалось другое миѳическое сказаніе о происхож­
деніи земнаго огня от ъ зеницы господней (см. стр. 166),
т. е. отъ всевидящаго ока=солнца, почему у финновъ на язы­
кѣ рунъ огонь есть «дитя солнца­матери» г ); древніе миоы го­
ворятъ о похищеніи огня съ неба (см. гл. XV).
Мы видѣли, что небесныя свѣтила и сверкающія молніи упо­
доблялись очамъ. Отождествляя земной огонь съ небесны»
свѣтомъ, Фантазія усвоила за нимъ тоже самое уподобленіе
глазу. Народная загадка: «днемъ спптъ, ночью глядитъ» 3 )
означаетъ «огонь отъ свѣчиэ. Болотные (блуждающіе) огни бѣ­
лоруссы представляютъ одноглазыми малютками: глазки
лхъсверкаютъ,какъ о г о н е к ъ *). Наоборотъ другія пре­
данія, уже приведенный выше, разсказываютъ о глазахъ, ко­
торые свѣтятъ въ ночной тьмѣ и производятъ пожары.
Одинаковое впечатлѣніе, производимое на глазъ съ одной сто­
роны сіяніемъ небесныхъ свѣтилъ, молніи и огня, а съ дру­
гой блескомъ нѣкоторыхъ металловъ, породило понятіе о свя­
зи свѣта съ золотомъ, серебромъ и мѣдыо. По словамъ Макса
Мюллера 5 ): «въ готскомъ guld, gold открывается сходство съ
«слав, злато, рус. золото, греч. /риаоси санск. hiranyara;
«только въ окончаніяхъ значительная разница. Общіи корень
«былъ, кажется, harat, откуда снк. harit— цвѣтъ солв­
«ца и зари, какъ и въ латинскомъ слова aurora (зоря) я
«aurum (золото) также имѣютъ одинъ общій корень.» Бли­
жайшая Форма къ слав, зла­то есть зендское z ага (золото); снк.

') Отечественная Форма была бы: божичъ, б о говичъ. — ~) Кунъ,

112—3. — 3) О „печкѣ" народн. загадка выражается: „зимой все
жретъ (ігггоритъ, пожираетъ дрова), а лѣтомъ спитъ (не топпі
ея)". — *) Сахаров., I, 99; Приб. къ Ж. М. Н. П. 1846, 101. ­ 5) М­
Мюллеръ, 39.
 195

hira na, hiranya, Ьагапа=зенд. zara, zaranya: звукъ h no

общему закону переходить въ z; корень, по мнѣнію Пикте, ghr,
gh­ar— lucere, splendere), которое справедливо сближаютъ съ
словами: зоря, зрѣть и зракъ (=солнечный лучъ). Какъвъ
нѣмец. нарѣчіяхъ замѣчается слѣдующій переходъ понятій:
gelb, ср.­нѣм. gihve, galle (bilis), гот. gulth, скан. gull
—go Id (aurum); такъ наше желтый, чешек. г!иіу,лит. gel­
tas, geltonas (flavus) переходить въ жолчь, въ Остром,
еванг. злъчь, зълъчь, и въ злато (пол. zloto, летт. z е 1 1 s).
Золото производило впечатлѣніе желтаго блеска, серебро —
бѣлаго: санскр. radzata, лат. argentum, греч. аруо­
рос (схруй? .— свѣтлый, ясный, бѣлый), кельт, airgiod;
корень rag, а^ = блестѣть бѣлымъ блескомъ. Наше се­
ребро (сребро), лит. sidabras, латыш, ssudrabs, др. ­пр.
sirabras (sir ab las), гот. silubr, сл&дуя Потту, сближаютъ
съ снк. cubhra — splendidus, albus, отъ cubh — splendere; дру­
гіе, принимая мнѣніе БенФея, разлагаютъ его на два слова:
савскр. cveta— бѣлый, свѣтлый и abb г а — золото. Эпитеты,
придаваемые этимъ металламъ, стоятъ въ близкой связи съ по­
нятіемъ свѣта; такъ въ сербской народной поэзіи говорится:
сухое злато, бѣло е серебро; унасъ красно золото (въ Эддѣ:
gull raut), чисто серебро, въ бѣлорусской пѣснѣ: рыже зо­
лото '); послѣдній эпитетъ встрѣчаемъ и у другихъ славянъ:
ryze slato, ryze stribro. Сравни: красное солнце, бѣлый
свѣтъ, не­чистая сила и проч. «Сухое злато»— этимъ выра­
женіемъ приписывается золоту изеушающая сила огня и сол­
нечнаго зноя, чтй подтверждается и тѣмъ знаменательнымъ за­
клятіемъ, какое записано у Нестора: «да будемъ золоти, яко зо­
лото», т. е. да будемъ желты, какъ золото=да изеушитъ насъ
небесное пламя; произнося это заклятіе, полагали передъкуми­

') Калѣки Пер., У, 231.

13*
 196

рами золото. ') Въ сербскихъ клятвахъ эпитетъ «сухой» при­

дается и карающей молніи: «тако ме су в а муіьа не остуди­
ла!» а ) Въ санскритѣ gush —arescere, siccare, c.ush­ma—sol,
ignis, lumen, splendor. Рыжій, по значенію, тождественно съ
словами: русый и красный («рыжій красный» — выраженіе
тавтологическое), и подобно имъ заключало въ себѣ первона­
чально понятіе свѣтлаго, блестящего. 3 )
Уподобленіе небеснаго свѣта блеску ыеталловъ повело къ
созданію разнообразныхъ миѳическихъ представленій. Всѣгь
свѣтлыхъ боговъ своихъ человѣкъ надѣлилъ золотыми п сере­
бреными аттрпбутами, потому что боги эти обитали на небе­
сахъ и олицетворяли собою блестящія свѣтила и сверкающія
молніяии облака. Эпитеты «золотой» и «серебреный­ остаются за
ними привсѣхъ превращеніяхъ: приметъ ли божество образъ бы­
ка— оно является туромъ­золотые рога; если обернется ко­
немъ— то непремѣнно златогривы мъизлатохвостымъ,
если вепремъ—то съ золотою и серебреной щетиною,
если птицею —то съ з о л о т ы м и перьями (жар ъ­птицею),
и такъ дал. Подобный представлеиія неразлучны съ предані­
ями всѣхъ народовъ индоевропейской семьи; но тоже самое
встрѣчаемъ и у другихъ племенъ, потому что одинаковыя впе­
чатлѣнія производили и одинаковыя послѣдствія. У перуав­
цевъ, напримѣръ, были храмы, посвященные солнцу и луиѣ;
въ этихъ храмахъ изображеніекруглоликаго солнца, испускаю­
щаго изъ себя пламенные лучи, было сдѣлано изъ чистаго зо­
лота, а такое­же изображеиіе луны, согласно съ ея блѣднымъ
серебристымъ свѣтомъ, —изъ чистаго серебра. Финнская Кале­
вала разсказываетъ о томъ, какъ божественный кузнецъ Иль­

') Въ 1485 году князья югорскіе, заключая миръ, для вящаго

укрѣпленія даваемой клятвы, пили по своему обычаю воду съ зо­
лота—Истор. Росс. Соловьева, У, 95. — 2 ) Срп. н. поел., 299.—
8) О вліян. христ. на ел. яз., 11 — 16.
 197

иариненъ сковалъ солнце и луну изъзолота и сере­

бра; по словамъ этой поэмы, «золото и серебро также стары,
какъ солнце и луна». і ) Въ старинную рукопись, содержащую
переводъ хроники Малалы, занесено нѣсколько свѣдѣній о ли
товскихъ повѣрьяхъ, и между прочимъ сказано: «сію прелесть
Совій въведе въ нѣ, ижъ приноспти жрътвоу сквернымъ бо­
гомъ Андаеви и Перкунови, рекше грому, .. и Телявели и съ
коузнею, сковавше емоу солнце, яко свѣтити по
земли и възвергыпю емоу на небо солнце.» г ) О восходящемъ
поутру солнцѣ гимны Ведъ говорятъ, какъ о «золотомъ сокро­
вищѣ", которое хотѣли было утаить духи тьмы (ночи), но бо­
гиня Зоря находитъ его и приноситъ обрадованному міру. 3 )
По нѣмецкому выраженію: die sonue geht ver goldet (de sua­
ne ging to golde 4); morgenslunde hat gold im munde (послови­
ца); въ псковской и тверской губ. вмѣсто: «зоря занимается»
говорятъ: золочитъ, золочйтся • 5 ), т. е. зоря золотитъ
небо. 6 ) Въ этомъ отождествленіи неизсякаемаго богатства
солнечнаго свѣта каждое утро вновь возраждающагося на го­
стокѣ, съзолотомъ—кроется основаніе вѣры въ «церазмѣнныіі
червонецъ», который сколько ни трать— онъ все цѣлъ. Ана­
логичное съ этимъ повѣрьемъ преданіе о «непсчерпаемомъ
кошелькъ(или кошелькѣ­самотрёсѣ), изъ котораго сколько ни
бери онъ всеполонъ золотомъ 7 ), объясняется изъ поэтическаго
представленія тучи, закрывающей небесныя свѣтила и разсы­
пающей золотистый молніи, сумкою или мѣшкомъ (см. ниже).
Русскія народныя загадки выражаются — о солнцѣ: «за лиса­
1 ) Эманъ, II, 56 — 58.— 2) Лѣтоп. Переясл., XXI.— s) Маннгардтъ:
Die Goltciwelt, (it.—*) D. Mylh., 703.— г') Доп. обл. ел., 68. —
'} Поговорки: «зоря деньгу родитъ (или куетъ)», >заря озолотить»,
■зоря золотомъ осыплетъ», потерявши миѳическое значеніе, стали
прилагаться къ крестьянскииъ работаиъ: кто встаетъ съ зорею и тот­
часъ­же принимается за работу, тотъ обогатится (Толков, слов.,
I, 561). _ ?) н. Р. Ск. VII, 16; YIII, 25
 198

ми, за горами золота дижа кисно (или: горить '); о сол­

нечны х ъ л у ч а х ъ: «изъ окна въ окно (=изъ небеснаго окна,
открываема™ Зорею, въ окно избы) золото бревно (или: ве­
ретено г ); о мѣсяцѣ: «серёдъ дворалежитъ червона ско­
ворода» °), «насередь болота лежитъ кусокъ золота» 4); о
звѣздахъ: «разсыпался соборъ (или: горохъ) на двѣнадцать
стороиъ, никому не собрать— ни шшамъ, ни дьякамъ, ни сере­
бре н ни камъ; одинъБогъ соберетъ, въ коробочку складетъ»,
т. е. восходящее солнце спрячетъ звѣзды (пермск. губ.); «за
лисомъ­за пролисомъ золотіи клубки висять» 5 ).
Народныя сказки, изображая блаженную страну весны, го­
ворятъ о садахъ съ золотыми яблоками, объ источникахъ,
текущихъ серебромъ и золотомъ, о дворцахъ мѣдномъ,
серебреном ъ и золотомъ, хранящихъ несмѣтныя сокро­
вища. По славя нскимъ преданіямъ Солнце живетъ на востокѣ
въ золоты хъ палатахъ;на праздникъ Купалы оно выѣзжаеті
на небесный сводъ на трехъ коняхъ: серебреномъ, золо­
томъ и брилліантовомъ. Красная дѣвица Зоря, по свидѣ­
тельству заговоровъ, возсѣдаетъ на золотомъ стулѣ, дер­
жа въ рукахъ серебреное блюдо (=солнце); древніе гре­
ки давали ей названіе златотронной — уриоб&роѵо?. За­
родышъ этого поэтическаго образа кроется въ глаголѣ, кото­
рымъ издревле обозначали солнечный закатъ. Трудность обра­
зовала имеиъ и глаголовъ съ отвлеченнымъ значеніемъ, ка­
кую испытывалъ человѣкъ въ эпоху творчества языка, заста­
вляла его о многихъ явленіяхъ природы выражаться иетаФО­
рически. Скрывающееся на западѣ солнце казалось ему отхо­
дящимъ къ покою послѣ вдевнаго странетвованія; вечеромъ

') Сахаров., II, 107; Номис, 291.— ^Сахаров , I, 94: Маякъ, VI,
49 и дал. — 8) Номис, 291. — *) Вѣнокъ Русинамъ на обжинки,
изд. Ив. Головацкимъ, Вѣна, 1847,11,281—314. — 5) Номис, 291.
 199

оно, по выраженію нашего языка, садится (западъ=с о л н о­

сядъ; англ. the sun sets), а поутру встае тъ и пускаетсявъ
путь= во сходить. Потому въ германской миѳологіи солн­
цу дѣйствительно дается сѣдалище или тронъ, а сербы раз­
сказываютъ о его златоткано мъ, пурпуровом ъ пре­
столѣ, что согласуется съ обычпымъ представленіемъ солн­
ца могучимъ царемъ, владыкою міра. *)
Къ мѣсяцу русскіе заговоры обращаютъ такое воззваніе­
«мѣсяцъ,мѣсяцъ­серебрецыерожки, золотые твои нож­
ки!» г ) По выраженію пѣсни, «у младаго мѣсяца первозо­
лоты рога» 3 ) На основаніи внѣшняго сходства, въ око­
нечностяхъ молодаго, серповиднаго мѣсяца Фантазія признала
его золотая ноги пли рога, — точно также, какъ въ лучахъ,
бросаемыхъ восходящпмъ солнцемъ, усматривала она прости­
раемый изъ мрака руки, которыми дневное свѣтило силится
захватить небо. Въ Ведахъ однимъ «и тѣМъ­же словомъ оз­
начается рукаилучь, а солнцу дается названіе златору­
каго. Блестящій богъ дневнаго свѣта (Savitar) возноситъ по­
утру свои золотыя руки надъ соннымъ міромъ и гонитъ демо­
новъ ночи. У Гомера богиня Зоря (Эосъ) называется fiooo­
odxxuXoi (розоперстая): ея розовые пальцы, отпечатываясь
на небѣ и облакахъ, охватываемыхъ предразсвѣтными или ве­
черними лучами солнца, озаряютъ ихъ чуднымъ пурпуровымъ
блескомъ. Таже метафора прилагалась и къ молніи, которою
богъ­громовникъ, словно мощною рукою, наноситъ удары ту­
чамъ; отсюда развился миоъ о золотой рукѣ Индры, данной
ему въ замѣну той, которой онъ лишился въ борьбѣ съ своими
врагами. Греческій Аполлонъ также имѣлъ золотыя руки *).
Наши сказочныя преданія о герояхъ, у которыхъ по локоть

') М. Мюллеръ, 67; D. Myth., 124—5, 663; Сахаров., I, 18; Терещ.,

V, 75.—2) Сахаров., I, 22—8) Вятск. Г. В. 1846,11 —*) Die Gotter­
wclt, 59­60; М. Мюллеръ, 66; D. Myth., 710.
 200

руки възолотѣ, поколѣни ноги въ сёребрѣ, находятъ

объясненіе именно въ этихъ миопческихъ сближеніяхъ ').
Какъ золото и серебро служили для обозначенія небесный
свѣтилъ п молніи, такъ съ другой стороны этимъ металламъ
были придаваемы свойства, принадлежащія свѣту и огню. «Не
все то золото, що ся свѣтить» (серб, «ни все злато, што
cja») говорптъ пословица, приписывая золоту способность све­
тить. Народная загадка спрашиваетъ: «что гори тъ безъ пла­
мен и?» и отвѣчаетъ: золото или деньги; другія загадки
прибѣгаютъ къ тоіі­же метаФорѣ: «чернець­молодець по колѣ­
на въ золоти стоить» — горшокъ въ жару; «полна коробочка
золотыхъ воробышковъ» — горячіе уголья въ печкѣ; «си­
дитъ курочка на золотыхъ яичкахъ, а хвостъ деревянный»—
сковорода нагорячихъ угольяхъ и сковородникъ; «вышла
туторья изъ подполья, зачала золото загребать» — помело и
жаръ въ печи; «колокольня нова, колокольня бѣла, подъ ма­
ковкой черно, маковка золота» или «горенка нова, головка
черна, шапочка золоченая»— зажженная свѣча; «на улиц*
анбаръ, въ анбарѣ сундукъ, въ сундукѣ синь платъ, въ си­
немъ плату золото»—домъ, печь и огонь 2 ); серб, «сави
злато, разви злато» — огонь подъ пепломъ s ). Малоруссы
называютъ огонь— богатье и богачъ, и даже считаютъ за
грѣхъ называть его другимъ именемъ; а деньги на поэтиче­
скомъ языкѣ Эдды — glodh­raudha fe = пламенно­красное
богатство (raudhr — рдѣть) *); мы и понынѣ говоримъ, что
деньги жгутся (бѣлорус. поговорка: «деньги горячи»), но
уже соединяемъ съ этимъ выраженіемъ новую мысль о труд­
ности добывать ихъ. Въ народныхъ же преданіяхъ они въ са­

') Н. Р. Ск , VI, 68, 69; YIII, стр. 553­9. — а) Сементов., 13,

17, 40; Ч. О. И. и Д. 1864, I, 83; Срп. н. поел., 223; Послов. Да­
ля, 654, 658, 661, 663. — 3) У Сахарова, II, 112, загадка эта не­
порчена. — *} Атеней, 1858, XXX, 200.
 201

момъ дѣлѣ обладаютъ этою силою. Въ одной изъ русскихъ

сказокъ, копѣйка, заработанная долгою и трудною службою,
горитъ пламенем ъ, такъ что отъ нея можно зажечь свѣ­
чу; въ другой сказкѣ чортъ даетъ человѣку кулёкъ жару, а
потомъ въ кулькѣ оказывается чистое золото. Наоборотъ въ
другпхъ народныхъ разсказахъ деньги, полученныя отъ нечи­
стаго, превращаются въ уголья ') На Украйнѣ можно услы­
шать повѣсть о томъ, какъ баба­повитуха принимала ребен­
ка у чорта. Когда покончила она свое дѣло, нечистый сказалъ:
«поіідемъ въ комору, я тебѣ за трудъ заплачу»; а новорожден­
ный чертенокъ толкнулъ бабу и шепнулъ ей на ухо: «не бери,
бабушка, золото; бери калёные уголья!» Пришла баба до комо­
ры; смотритъ — надъ дверями виситъ шкура, и какой черте­
нокъ ни идетъ туда, всякой хватается лапой сперва за шкуру,
а потомъ за своп глаза. Вотъ и баба тоже сдѣлала: дотрону­
лась рукой до шкуры и ухватилась за правой глазъ; вошла въ
колору, и что­же? Диво, да и только! что лѣвому ея глазу
представляется свѣтлыми дукатами, то правому сдается
горячими угольями, и обратно: гдѣ лѣвой глазъ видитъ
горяч е уголья, тамъ правому кажутся свѣтлые дука­
ты г ). Извѣстна еще на Украйнѣ легенда, какъ одинъ бѣд­
някъ въ Свѣтлое Воскресенье хотѣлъ затеплить свѣчу передъ
ііконами, и не найдя въ печіі огня, пошелъ въ поле попросить
у чумаковъ, которые сидѣли у костра и варили себѣ кашу.
Чумаки нагребли жару руками и насыпали ему въ полу. Во­
ротившись домой, онъ затеплилъ свѣчу, а жаръ высыпалъ на
прппечекъ; смотритъ и очамъ своимъ не вѣритъ: вмѣсто огня

') Н. Р. Ск., V, 32; УШ,стр. 400—4; Кулишъ, II, 44­45; Черниг.

Г­ В. 1854, 17. — ~) Lud Ukrnin , II, 25—29 Шкура — иотаФора
ДОждеваго облака; въ варіантѣ этого разсказа черти проиывмотъ
свои глаза чудесною водою, т. е. дождь просвѣтлпотъ небо и выво­
дить изъ­за тучъ горящее золото солнечныхъ лучей.
 202

передъ нимъ явилась цѣлая куча золота '). У нѣмцевъ су­

ществуют^ подобный же преданія: портной и золотыхъ дѣлъ
мастеръ попали нечаянно къ карликамъ; малютки наполнили
ихъ сумки угольемъ, которое превратилось въ золото. Но
такъ какъ золотыхъ дѣлъ мастеръ обнаружилъ при этомъ жад­
ность, то забранное имъ золото опять стало угольемъ. Дру­
гой разсказъ: мужикъ, работая въ полѣ, увидѣлъ въ сумерки
кучу горячихъ угольев ъ, на верху которой сидѣлъ чортъ.
«Вѣдь ты сидишь на сокровищѣ?» сііроснлъ крестьянина—Да,
отвѣчалъ чортъ, здѣсь серебра и золота больше, чѣмъ
ты во всю жизнь видѣлъ. «Это сокровище прпнадлежитъ мнѣ,
потому что лежитъ на моемъ полѣ!» Чортъ соглашается отдать
серебро и золото только въ такомъ случаѣ, если мужикъ усту­
питъ ему за два года половину того, что родптъ поле. Мужикъ
обманываетъ нечистаго при раздѣлѣ урожая и овладѣваетъ
кладомъ 2 ). И нѣмцы, и славяне равно убѣждены, что клады,
заключающее въ себѣ золото, серебро, деньги и разныя драго­
цѣнности, испускаютъ отъ себя огненный блеск ъ; на томъ
мѣстѣ, гдѣ зарытъ подъ землею кладъ, всегда горитъ ого­
нек ъ или свѣча. Разсказываютъ, что многіе, которымъ уда­
валось находить кладъ, решались брать себѣ золото, иовмѣ­
сто денегъ приносили домой одни уголья. Собственно преда­
нія о кладахъ составляютъ обломки древнихъ миѳическихъ
сказаній о иебесныхъ свѣтилахъ, скрываемыхъ нечистою си­
лою въ темныхъ нещерахъ облаковъ и тумановъ; но съ тече­
ніемъ времени, когда народъ утрахилъ живое пониманіе мета­
Форическаго языка, когда мысль уже не угадывала подъ золо­
томъ и серебромъ блестящихъ свѣтилъ неба, а подъ темными
пещерами — тучъ, преданія эти были низведены на землю и
получили значеніе дѣйствительныхъ фэктовъ. Такъ было и со
множествомъ другихъ вѣрованій: небесная корова замѣнплась
») О. 3. 1857, X, 430. — 2) Сказ. Грим., 182, 189.
 203

простою бурёнкою, вѣдьма­туча—деревенскою бабою, и т. дал.

(см. ниже).
Подобно тому, какъ въ солнечномъ и лунномъ затмѣніяхъ
видѣли недобрыя знаменія, такъ тоже предвѣщаніе связывали
и съ серебреными и золотыми вещами, оставленными
любимымъ человѣкомъ при отъѣздѣ его въ чужедальнюю сто­
рону: когда металлъ тускнѣлъ, это принималось за вѣрный
знакъ, что дорогМ странникъ погибъ смертію, или ему гро­
зить великая опасность ] ).
Въ народныхъ представленіяхъ адскихъ мукъ, при распре­
дѣленіи грѣшникамъ соразмѣрныхъ наказаній, жадные ростов­
щики, загребавшіе въ сей жизни серебро и золото, на томъ
свѣтѣ караются по закону возмездія тѣмъ, что обязаны загре­
бать голыми руками жаръ 3 ).
Въ связи съ указанными данными стоятъ повѣрья о «воспа­
лительныхъ» болѣзняхъ. Чѣмъ древнѣе, первоначальнѣе пре­
даніе, тѣмъ оно живѣе переноситъ насъ въ глубь наивныхъ
младенческихъ воззрѣній язычника, тѣмъ полнѣе и ярче обна­
руживается могущественное вліяніе слова. Болѣзни, рождаю­
щія въ человѣкѣ сильный внутренній жаръ и сыпь по всему
тѣлу, народная <і>антазія сблизила съ «огнемъ»; на такое сбли­
женіе навело самое свойство того болѣзненнаго ощущенія, ко­
торому подвергается захворавшій. К pa сны я пятна сыпи назы­
ваются у насъ огонь, огневики; горячка (отъ горѣть)
уже названіемъ своимъ указываетъ на возбуждаемый ею жаръ;
въ областныхъ нарѣчіяхъ ей придаются слѣдующія синоними­
ческія названія: огнёва (огнёвка, огневица) и палячка
(отъпалить, палючій) 3 ); точно также «летучая лихорадка»
слыветъ подъ именемъ огни *), а въ заговорахъ упоминается
«седьмая» лихорадка—огненная: «та есть злая, лютая и про­

') Н. Р. Ск., VIII, 8. — г) Н. Р. Лег., стр. 125. — !) Обл.

С*­, 137, 152. — *) Доп. обл. ел., 155.
 204

клятѣе всѣхъ» *). Сравнивая дѣйствіе воспалительныхъ бо­

лѣзней съ пожигающимъ огнемъ, народъ необходимо долженъ
былъ сблизить ихъ съ «золотомъ» и сочетать съ ними эпите­
ты: желтый и красный, такъ какъ понятія огня, свѣта
и золота отождествлялись и въ языкѣ и въ миоѣ. Одна изъ се­
ми сестеръ­лихорадокъ (именно: пятая) въ заговорахъ назы
вается златеница й желтыня (желтуха, желтая); бо­
лѣзнь золотуха извѣстна между крестьянами еще подъ слѣ­
дующими именами: красуха, огника, бгница 2 ). По на­
родному повѣрыо, смерть отъ оспы должно почитать за осо­
бенное счастіе: кто умретъ отъ оспы, тотъ будетъ на толъ
свѣтѣ ходить въ золотыхъ рпзахъ 3 ); каждая осаинкз на
его тѣлѣ обратится въ блестящую жемч ужину (нижегор.
губ.). Потому во многихъ губерніяхъ крестьяне, особенно ста­
ровѣры, считаютъ за грѣхъ прививную оспу и называютъ ее
антихристовою печатью; неразъ случалось, что отцы и матери
откупа.іись деньгами, чтобы только не видѣть на свопхъ д{­
тяхъ привитой оспы, или тотчасъ послѣ прививки смывали ее
въ банѣ *). Этимъ взглядомъ на воспалительный болѣзни оире­
дѣлились и употребляемый противъ нихъ врачебныя сред­
ства. Когда покажется на тѣлѣ сыпь, берутъ кремень и ог­
ниво и высѣкаютъ надъ болячками огонь, съ приговором:
«Огонь, Огонь! возьми свой огникъ.» 5 ) Глубочайшая древность
этого обряда свидѣтельствуется тѣмъ, что въВедахъ находится
подобное ­же заклятіе противъ болѣзни такманъ воспаляюща"
го свойства: «ты все тѣло творишь желтымъ, мучишь паля­
щимъ огнемъ. А гни! прогони такманъ» "). Агни —uep­

') Объизжогѣ простолюдинъ выражается: „у меня душп го­

ритъ!" — 2) Обл. Сл., 92; Доп. обл. ел., 1S5. — 8) Этн. Сб.,
I, 53, 68; Иллгостр. 1846, 648; Ворон. Г. В. 1851, 12. ­ *) °
3. 1848, т. LIX, сиѣсь. — 5 ) Этн. Сб., V, 92 (Вытъ курс, крест.);
Послов Даля, 430. — °) Архивъ ист. юрид. свѣд., II, отд. 4, 38.
 205

воначально богъ небеснаго пламени, возжигаемаго въ грозо­

выхъ тучахъ, и потомъ богъ земнаго огня; искры, высѣкае­
мыя изъ кремня, были эмблемою его сверкающихъ молній (см.
гл. VI). Метатель убійственныхъ стрѣлъ, онъ каралъ смерт­
яыхъ, отмѣчая ихъ своими огненными знаками (язвами) и
зажигая въ ихъ тѣл.ѣ жгучее пламя болѣзни, и потому къ не­
му обращается молитва затушить внутренній жаръ больнаго =
взять назадъ свой огникъ. Въ нѣмецкихъ земляхъ высѣкані­
емъ огня лѣчили рожу (rothlauf, die rose; сравни: рожа —
названіе цвѣтка, рыжій, rouge) '). Отъ золотухи въ калуж­
ской губ. чнтаютъ заговоръ, обращенный къ Зорѣ: «Зоря­Зо­
рянпца, красная дѣвица! поди ко мнѣ на помочь; помоги мнѣ,
Господи, изъ раба (имярекъ) золотуху выговорить... Золо­
туха­красуха! поди изъ раба (имяр.) въ чистыя поля, въ
синія моря: как ъ чистыя звѣзды съ неба сыплются,
такъ бы золотуха изъ раб а (имяр.) выкатилась». Крас­
ныя = золотыя пятна болѣзнп сближаются здѣсь съ ясны­
ми звѣздами, и вся сила заклятія состоитъ въ Формулѣ, что­
бы золотушная сыпь также безслѣдно исчезла съ тѣла, какъ
ясчезаютъ по утру небесный звѣзды. Богиня утренней зори
гаситъ ночные огни; она же призывается погасить и огни не­
дуга. Согласно съ поэтическими представленіями, что зоря
золотптъ небо, что восходящее солнце есть золотое коль­
цо, возникъ суевѣрный обычай лѣчпть золотуху сусальскпмъ
зо л ото мъ, которое даютъ больному ѣсть, или золотымъ
кольцомъ, которымъ обводятъ больныя мѣста г ). Вовремя
кори (нѣм. rotheln) 3 ) и оспы глаза болінаго обводятъ
также золотымъ кольцомъ — съ тѣмъ, чтобы недугъ не
могъ повредить его зрѣнію; поводъ къ такому лѣченію скры­
вается въ уподобленіи солнца — всевидящему оку: оно прого­
■3 D. Myth., Ш2, 1118. — ­) Ж. М. И. П. 1851, X, 3 („Обозр.
губ. вѣдом."). _ 3) D . Mytlb) 1108 _
 206

няетъ ночную слѣпоту, а потому и кольцо, какъ его эмблема,

владѣетъ тою­же цѣлебною силою. Въ архангельской губ. глаз­
ные недуги лѣчутъ такъ: берутъ кременьиогниво и вы­
сѣкаютъ искры въ больной глазъ, произнося эти зна­
менательный слова: «огонь огнемъ засѣкаю!» т. е. небес­
нымъ пламенемъ молніи, которая сѣчетъ темныя тучи и вы­
водитъ изъ­за нихъ ясное солнце, просвѣтляю огонь глаза, оту­
маненнаго болѣзнію *).

') Владим. Г. В. 1844, 50; Карнан. книжка для любит, земле­

вѣд. 1848, 319; Эти. Сб., I, 98; V, 92 („Бытъ курок, крест.").
 207

V.

СОЛНЦЕ И БОГИНЯ ВЕСЕННИХЪ ГРОЗЪ.

Кругловидная Форма солнца заставляла древняго человѣка

ввдѣть въ немъ огненное колесо, кольцо или щитъ. Ко­
лесо, старин, коло, означаетъ: кругъ ( около —вокругъ );
уменьшит, кольцо — звѣно цѣпи, металлическій кружокъ,
носимый на пальцѣ; коло у насъ употребляется въ значеніи
колеса (въ машинахъ), а у другихъ славянъ въ значеніи хо­
роводной пляски —точно также, какъ слово кругъ означаетъ
въ областныхъ нарѣчіяхъ: и колесо и хороводъ, почему и хоро­
водныя нѣсни называются круговыми; ') колесо елужитъ
метафорою и для серьги: «подъ лѣсомъ­лѣсомъ (=волосами)
колёса съ повѣсомъ.» Впечатлительная Фантазія первобыт­
наго народа быстро схватывала всякое сходство. Колесо, обра­
щающееся вокругъ оси, напоминало ему движущееся по небес­
ному своду солнце, которое въ одной народной загадкѣ названо
птпцею­вертеницею г ), а въ другой — шаромъ вертлян­
скимъ: «по зарѣ зарянской катится шаръ вертлянско й;
никому его не обойдти и не объѣхати.» 3 ) О наступленіи ночи
до сихъ поръ выражаются: «солнце закати лося»; въ старин­
номъ апокрііФѣ сказано, что «триста ангеловъ солнце воро­
тятъ». 4) Въ народныхъ пѣсняхъ встрѣчаемъ слѣдующія вы­
раженія:
Колесомъ­колесомъ
Сонычко въ гору йде,
А вже­жъ наша Галичка
Изъ­пидъ винця йде.

') Обл. ел., 87, 94. —•) Семеятов., 5. — 3) Послов. Даля, 1061.—
') Щапов., 8.
 208

Сонце колесомъ у гору идзетсь,

А дзѣвухна з' винца въ двиръ идзетсь. ')
Эти указанія тѣмъ болѣе заслуживаютъ внпманія, что они под­
тверждаются преданіями всѣхъ индо­европейскихъ народовъ.
Кунъ указалъ на ведаическое представленіе солнца колесомъ
и справедливо замѣтилъ, что отсюда, а не обратно, возникли
сказанія о поѣздахъ бога Солнца на чудесной колесниц ѣ.
Демоническій змѣй Ahi, надвигающій на небо сплошныя массы
облаковъ и рождающій въ воздухѣ томительный зной (то, что
у насъ обозначается глаголомъ: пгіритъ), является въ Ведахъ
съименемъСивЬ па(изсушитель): онъ задерживаетъ дожде­
вые потоки, овладѣваетъ колесомъ солнца и распростра­
няетъ на поля и лѣса губительный жаръ. Въ гимнахъ, обра­
щенныхъ къ Индрѣ, восхваляютъ этого громовержца за то, что
онъ поражаетъ своею молніеносною палицею змѣя, проливаетъ
дождь, и срывая съ вершины облачнаго неба солнечное ко­
лесо, умиряетъ зной. 2 ) Силы природы, въ пхъ вредныхъ
вліяніяхъ, обыкновенно приписывались демоническимъ чудо­
вищамъ, тогда какъ съ другой стороны тѣ­же самыя силы,
ради ихъ благодѣтельныхъ вліяніи, принимались за дѣйствія
добрыхъ боговъ; между демонами и богами шли нескончаемый
битвы за владычество. Такъ въ знойную пору песьпхъ дней
Индра сражался съ змѣемъ ­ изсушителемъ, Торъ съ велика­
номъ жаровъ (mil glutriesen Geirrodhr). Смѣна годовыхъ врѳ­
менъ особенно­рѣзко выставляла то благодатный , то разру­
шительный свойства обоготворенныхъ стихій. Божество, щед­
рое на дары и дружелюбное въ лѣтнюю половину года, въ зпм­
ній періодъ являлось съ другимъ. недоброжелательнымъ (де­
моническимъ) характеромъ, и потому въ представленіяхъ на­
родной Фантазіи оно распадалось на два отдѣльныхъ, враждеб­

') Ворон. Г. В. 1856, 40; Терещ., II, 470, 521;. Ч. О. II п Д­

1864, I, 102. — 2) Кунъ, 56—58, 65.
 209

ныхъ другъ другу образа, которые спорили между собою и въ

извѣстное время осиливали одинъ другаго *). О борьбѣ лѣтня­
го солнца съ зимнимъ сохранила любопытное свидетельство
словацкая сказка. Борьба эта совершается въ шумѣ грозы и
происходить между зимнимъ похитителемъ солнца и весен­
нимъ его освободителемъ; представленія, принадлежащія солн­
цу и громовнику, сливаются во едино. Когда соперники поло­
мали свои мечи, весенній герой сказалъ: «обернемся лучше
колесами и покатимся съ горы: чье колесо будетъ разбито,
тотъ и побѣжденъ!» Оборотились оба колесами и покатились
съ горы; колесо избавителя налетѣло на своего противника и
раздробило его; но тотъ, перекинувшись молодцемъ, заявилъ,
что врагъ размозжилъ ему только пальцы, а не побѣдилъ. Съ
своей стороны онъ предложилъ оборотиться въ бѣлое и крас­
ное пламя: чьепламя осилитъ другое, тотъ и побѣдитъ. Похити­
тель солнца оборотился бѣлымъ пламенемъ, а соперникъ его
краснымъ. Долго они палили другъ друга, и ни который не
могъ одолѣть. На ту пору шелъ мимо старый нищій съ длин­
ною бѣлою бородою. «Старикъ! воскликнуло бѣлое пламя, при­
неси воды и залей красное пламя; я тебѣ подарю грошъ.» А
красное пламя перебило: «старикъ! я тебѣ дамъ черво­
нецъ, только залей бѣлое пламя.» Старикъ принялъ
сторону послѣдняго, за которымъ и осталась побѣда 2 ). И ко­
лесо, и пламя — символы солнца. Удаляясь на зиму, оно утра­
чнваетъ свой яркой блескъ, становится блѣднымъ, что и про­
должается до тѣхъ поръ, пока съ возвратомъ весны ни иску­
пается оно въ дождевой водѣ: только тогда станетъ солнце—
"красное" и заблеститъ на небѣ золотым ъ червонце мъ.
') Маннгардтъ: Die Golterwelt, 31—32, 55—56. Датская сага раз­
личаете дѣтинго Однна отъ зимннго (МЦб(ІЬіпп); во время зимы
настоящій Одинъ находится въ ссылкѣ, а на тронѣ его возсѣдаетъ
похититель; съ приходомъ же весны роли ихъ ыѣняются.— г ) Slow
"olmd., 215—229.
14
 210

Поэтическое представленіе солнца огненнымъ колесомъ вы­

звало обычай зажигать въ извѣстные годовые праздники ко­
лёса —обычай, доселѣ соблюдаемый между нѣмецкими и сла­
вянскими племенами. Это бываетъ: а) въ началѣ весны (на
масленицѣ или на Свѣтлои недѣлѣ), когда возженіе колеса
служитъ символомъ возрожденія солнца, послѣ зимней его
смерти, и Ь) на Ивановъ день, когда солнце, достигнувши выс­
шей точки своего теченія, поворачиваетъ съ лѣта на зи­
му '). Въ разныхъ сторонахъГерманіиприготовляютъ тогда де­
ревянные кружки со спицами, обкладываютъ ихъ соломою,
обмазываютъ дегтемъ, и потомъ зажигаютъ. Зажженный кру­
жокъ утверждается на такой подставкѣ, что если ударить по
ней съ другаго конца, то онъ взлетаетъ высоко на воздухъ,
описывая въ ночной темнотѣ огненную дугу. Въ Швабіи въ
день св. Вита берутъ старое телѣжное колесо, обвертываютъ
соломою, смазываютъ дегтемъ, и установпвъ въ землю столбъ,
въдвѣнадцать Футовъ вышины, втыкаютъ на него приготовлен­
ное колесо ступицею и зажигаютъ въ сумерки. Взирая на яркое
пламя, повторяютъ изрѣченіе: «да возведутся горѣ и взоры п
длани, и да сложатся руки для моленііі!» Въ странѣ, орошаемой
Мозелемъ, чествуется Ивановъ день слѣдующимъ обрядомъ:
каждая семья доставляетъ связку соломы на вершину ближай­
шей горы, куда къ вечеру сходятся старики и юноши; этою
соломою обвязываютъ огромное колесо, такъ что почтл
совсѣмъ не видать дерева; въ средину его продѣваютъ крѣпкііі
шестъ, Фута на три выдающійся съ обѣихъ сторонъ; изъ остат­
ковъ соломы дѣлаютъ много неболышіхъ Факеловъ, и по дан­
ному знаку слѣдуетъ возженіе колеса, которое въ ту­же мину­
ту, съ помощію продѣтаго сквозь него шеста, приводится въ
движеніе и скатывается съ горы въ рѣку. Тутъ поды­
') По нѣкоторымъ мѣстамъ обрядъ этотъ совершается и въ дру­
гіе чтимые народомъ дни, ближайшіе къ Иванову празднику.
 211

мается радостный крикъ, всѣ махаютъ по воздуху горящими

Факелами; часть мужчинъ остается на верху, а другая спѣшитъ
внизъ за пылающимъ колесомъ. Часто оно потухаетъ прежде,
нежели достигнетъ Мозеля ; но если упадетъ въ воду объя­
тое пламенемъ — это, по народному мнѣнію, предвѣщаетъ
урожай винограда. Средпевѣковые писатели прямо говорлтъ,
что колесо это принималось за священное изображеніе
солнца *). Подобный обрядъ спусканія съ горы огненнаго ко­
леса (kolo ohnive) свершается у хорутанъ; о томъ­же обык­
новеніи упоминаетъ Сарторій въ путешествіи своемъ въ Ка­
ринтію;въГалиціиеще недавно (въ 1844г.) спускали зажжен­
ное колесо въ Днѣстръ. 2 ) Русскіе поселяне, встрѣчая во вре­
мя масленицы весеннее солнце, возятъ сани, по срединѣ ко­
торыхъ утвержденъ столбъ, а на столбѣ надѣто вертящее­
ся колесо. Въ Сибири сажаютъ на это колесо парпя, наря­
женнаго въ женское платье и кокошник ъ, что согласно
съ нашими народными преданіями, олицетворяющими солнце
въ женскомъ образѣ; въ виленскомъ повѣтѣ, вмѣсто того, при­
вязываютъ къ колесучучело, которое и вертится на
немъ. Поѣздъ сопровождается пѣснями и музыкой; въ иныхъ
мѣстахъ славятъ при этомъ Коляду, т. е. новорожденное
солнце, и паля тъ солому. s ) Въ воронежской губерніи на
Троицынъ день крестьяне Солдатскаго села, мѣняясь вѣнками,
поютъ пѣсню:
Криво колесо
Куда катишься?
— Я катюсь­валюсь
По это село,
По это село

') Кунъ, 38­51, 95­97; D. Myth, 578, 586­7, 594 — =) Га­

вУшъ, 185­6; D. Myth., 590. — 3) Маякъ, XYII, 51; Сахаров.,
П, 73­74; Рус прост, правдн., II. 127­8; Вѣст. Р. Г. О 1851,
I, 41­43.
14*
 212

По Солдатское,
Закотельное ').

Въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ Малороссіи существуетъ обы­

чай, который состоять въ томъ, что на праздникъ Купалы от­
катываютъ отъ зажженнаго костра колесо, выражая
такимъ символическимъ знакомъ поворот ъ солнца на зи­
му = ). Тоже выражалось и сейчасъ­опнсаннымъ скатыва­
ніемъ огненнаго колеса въ рѣку: послѣ поворота своего лѣтнеѳ
солнце начинало спускаться съ вершины небесной горы, и го
рячіе лучи его точно также погашались въ дождевыхъ пото­
кахъ наступавшей осени, какъ пламя спущеннаго съ горы ко­
леса умирало въ волнахъ рѣкіі. Разводимые на Иванову ночь
костры нерѣдко возжигаются пламенемъ, парочно добывав­
мымъ чрезъ треніе сухаго дерева о старое колесо 3 ). Купаль­
скіе или Ивановы огни слыли у германцевъ огнями солнеч­
наго поворота (buiiwent.sfeuer) и небесными (himmels­
feiier). Эдда даетъ солнцу названіе fagrahvel (прекрасное,
блестящее колесо); сканд. hvel (колесо), англос. hveol, вел.
1) і о 1, швед, и дат. h j u 1 (отъ котораго j u;l, j о 1= праздникъ зим­
няго поворота солнца), англ. wii eel, Фриз, fia) сближаются
съ готск. liveila, др. верх. нѣм. Ііиі1а:=впередъ­идущее, об­
ращающееся время 4 ). Болгары называютъ декабрь — коло­
жегъ 5 ), т. е. мѣсяцъ возженія солиечнаго колеса=время,
когда нарождается солнце. Греки, говоря о солнцѣ, допуска­
ли выраженія: rt \(oo хбхХос, acpoctpa или ofazoc, а римля­
не solis rota и orb is. Прометей, славный похищеніемг
небеснаго огня, запалилъ свой Факелъ отъ колеса солнце­
вой колесницы. Слова у.бхкод и orbis прилагались и кг пол­

!) Ворон. Г. В. 1850, 8. — •) Рус. иросг. сграздн., IV, 44; Укра­

инск. Вѣст. 1824, XII, 312­324. — ?) Ж. М Н. П. 1841, т.
XXXI, ст. Сабинина, 24. ­ *) D. Myth., 664; Die GOltervvcIt, Ш,
235. ­ 5 ) Каравел., 270.
 2П

ной лунѣ; наязыкѣ скальдовъ мѣсяцъ— hver fandi hvel (вер­

тящееся колесо), идо сихъ поръ въ ОберпФальцѣ ополнолуніи
говорятъ: «der mond ist voll, wie ein pflugrad» ').
Кромѣ описанныхъ нами праздничныхъ обрядовъ, можно ука­
зать и на другіе слѣды суевѣрнаго уваженія къ колесу, какъ
вмблемѣ солнца. Въ ишимскомъ уѣздѣ уцѣлѣла поговорка:
«жили въ лѣсу, молились колесу» 2 ). Во время скотскаго
падежа нѣмецкіе крестьяне, чтобы отвратить бѣду, зажигаютъ
костёръ и перегоняютъ черезъ него свои стада; этотъ цѣлеб­
ный огонь (nolfeuer) добывается вращаніемъ и треніемъ
оси, вставленной въ ступицу колеса 3 ). Въ тамбов­
ской губ. протаскиваютъ маленькпхъ щенковъ сквозь жерло
колеса, для того, чтобы онп не могли впослѣдствіи сбѣсить­
ся; а въ смоленской губ. ни за что не станутъ жечь въ печи
старыхъ изломанныхъ колесъ, чтобы овцы не страдали кру­
женіемъ, вертячкою (извѣстная болѣзнь у овецъ) *). За­
болѣвшихъ «куриного слѣпотою» заставляютъ сыотрѣть
въ ступицу стараго колеса и надѣются, что чрезъ это
возстановптся утраченная сила зрѣнія: всепросвѣтляющій, ко­
лесу подобный глазъ­солнце гізбавитъ больнаго отъ слѣпоты
— также, какъ избавляетъ онъ міръ отъ ночной тьмы *).
Санскр. aksha, родственное нашему око и лат. oculus, озна­
чаетъ: глазъ, ось и колесо, а въ двойственпомъ числѣ (akshi)
— солнце и мѣсяцъ 6 ). Какъ колесо помогаетъ отъ куриной
слѣпоты, такъ золотое кольцо охраняетъ зрѣніе отъ вред­
нагодѣйствія оспыикори (см. стр.205). Оба слова: «колесо» и
«кольцо» лингвистически тождественны, и въ означенномъ по­
вѣрьи золотое кольцо есть символъ солнца. Финны принима­

*) Sonne, Mond u. Sterne, 6—9; D. Myth., 664 —г) Послов. Да­

ля, 748. — з, Кунъ, 45.­4) Цебриков., 264. — ") Этн. Сб., V,
91 (пВытъ курск кр.") — в) Мат. сравн. слов , II, 270, 273.
 214

ютъ солнце за металлическое кольцо, въ средииѣ котораго за­

ключена огненная матерія. Вотъ слова финнской пѣсни, обра­
щенный къ солнцеву сыну: «вознеси огонь на небо въ средину
золотаго кольца, пусть оно свѣтитъ днемъ и покоится но­
чью, восходить поутру и закатывается вечеромъ» '). На этой
ыетаФорѣ, уподобившей дневное свѣтило золотому кольцу, ос­
нованы преданія о волшебномъ кольцѣ (wimschring), которое
обладаетъ чуднымъ свойствомъ удовлетворять всѣ желанія
своего счастливаго владѣльца; такъ какъ, сверхъ того, солнце
представлялось драгоцѣннымъ камнемъ, то, въ замѣну кольца,
народныя сказки говорятъ иногда о волшебномъ перстнѣ г ).
Блестящія небесныя свѣтила: солнце, луна и звѣзды каза­
лись поэтической Фантазіи древняго человѣка дорогими само­
цвѣтными каменьями, украшающими сводъ небеснаго чертога.
Жилища боговъ, по мнѣнію язычниковъ, сіяли злаіомъ, се­
ребромъ и алмазами. У нндѣйцевъ солнце — свѣтлый, горящіі
камень дня: dinamani (=діамаитъ) или aharmaui; тоже воз­
зрѣніе раздѣлялось и народами классическаго міра: греками и
римлянами, какъ доказываютъ свидѣтельства памятниковъ,
собранный Шварцімъ. Илиній говоритъ: «sol is gemma Can­
dida est et ad speciem sideris in orbem fulgeutes sparsil radios».
Скандинавскіе поэты называли солнце — gimsteinn — gemma
coeii. О звѣздахъ и мѣсяцѣ встрѣчаются подобный же выра­
женія, какъ о небесныхъ камняхъ 3). Русская народная загад­
ка изображаетъ мѣсяцъ и солнце двумя яхонтами 4 ).
Въ сказочномъ эносѣ, столь богатомъ древнѣйшими миѳиче­
скими представленіями, находим ь любопытный разсказъ о
героѣ, который отправляется въ подводное царство ( =дожде­

•) Der Ursprung der Myth., 241. — г) H. Р. Ск., YI, 67; ѴШ,

стр. 540—553. — 3) Кунъ, 251; D. Myth., 665, 1168; Sonne, Mond
u. Sterne, 1 — 3. —4) Послов. Даля, 1060: „ноле полеванское... и два
яхонта 1­ (вебо, луна и солнце).
 215

выя облака) и добываетъ оттуда драгоцѣиный камень, превра­

щают^ своимъ сіяніемъ темную, непроглядную ночь въ ясный
день '). Камень этотъ соотвѣтствуетъ блестящему карбун­
кулу (karfunkei) нѣмецкихъ сагъ, о которомъ разсказываютъ,
что въ мрачныхъ пещерахъ (=облачныхъ горахъ) карликовъ
онъ озаряетъ все яркимъ дневнымъ свѣтомъ. Вмѣстѣ съ оли­
цетвореніемъ божественныхъ силъ природы въ человѣческихъ
образахъ, блестящія свѣтила стали разсматриваться, какъ
драгоцѣнные наряды: солнце явилось чудеснымъ перстнемъ
на рукѣ бога, ночное небо— великолѣпною мантіей, усыпанной
брилліантами­звѣздами и застегнутой на груди запанкою­мѣ­
сяцелъСсм. стр. 6 В); богиня Весна, срывая туманные покровы,
облекающіе міръ въ зимнюю половину года, убирается въ одеж­
ды, украшенныя золотомъ, серебромъ и самоцвѣтнымп кам­
нями 2 ). Такъ понятія совершенно различный, будучи сближе­
ны между собою ради сходства только нѣкоторыхъ призна­
кпвъ, взаимно переплетаются и ведутъ къ сложнымъ и запу­
таннымъ предстаі'леніямъ въ области народныхъ вѣрованій.
Древніе поэты любили изображать солнце блестящимъ, не­
беснымъ щитомъ; у Овидія оно называется clypeus Phoebi
въ Эддѣ — der sclione himm el ssc hi Id; тоже названіе дает­
ся ему и въ санскритѣ 3). Глазъ Одина (=солнце) уподоблял­
ся то движущемуся колесу, то круглому воинскому щиту,
сравнивали со щитомъ и одинокой глазъ циклопа. По скиоско­
му преданію отъ Солнца (Targitavus — блестящій дискъ) роди­
лось три сына, и между ними одинъ назывался князь Щитъ
(Hleipok?ais) 4 ) . Въ старинной русской сказкѣ о богатырѣ
Ерусланѣ выведенъ на сцену вольный царь ОгненныйЩитъ,
выѣзжающій на восьминогомъ конѣ, подобно скандинавскому

') Н. Р. Ск., V, 31. — 2 ) Ibid., VIII. стр. 504. — 3 ) D. Myth.,

•665; О. 3. 1852, XI, 38. — *) Лѣт. рус. лит., т. I, 127.
 216

Одину, у котораго былъ превосходный конь Слейпниръ о вось­

ми ногахъ. Вотъ это замѣчательное преданіе: во время отсут­
ствія Еруслана, пришелъ въ его родную землю врагъ, разо­
рилъ города, взялъ въ плѣнъ отца Ерусланова и двѣнадцать
другихъ богатырей, выкололъ имъ глаза и посадилъ въ тем­
ницу. Когда Ерусланъ узналъ о такомъ несчастіи, онъ поѣхалъ
за.тихія воды, затеплыя моря— къ вольному царю
Огненному Щитуи Пламенному Копію. Царь этотъ,
по свидѣтельству сказки, ни въ огнѣ не горитъ, ни въ водѣ не
тонетъ; онъ испускаетъ изъ себя пламя и пожигаетъ своихъ
враговъ. На картинѣ, оттиснутой въ лубочномъ изданіи сказ­
ки, вольный царь изображенъ на конѣ; голова его увѣнчана
короною, въ рукахъ— круглый щитъ, подобно солнцу испуска­
ющій во всѣ стороны огненные лучи, и копье, на остріѣ ко­
тораго горитъ пламя. На пути Ерусланъ досталъ себѣ слав­
ной, богатырской мечь, тѣмъ мечемъ разсѣкъ вольнаго царя
надвое, вспоролъ у него могучую грудь и вынулъ жолчь; со­
вершивши подвигъ, онъ возвращается назадъ, мажетъ добы­
тою жолчью слѣпые глаза своему отцу и его двѣнад­
цати богатырямъ — и они тотчасъ­же прозрѣваютъ Ц.
Всѣ эти сказочныя подробности не оставляютъ ни малѣйша­
го сомнѣнія, что подъ именемъ вольнаго царя выведено здѣсь
древнее божество грозоваго, облачнаго неба, тождественное
съ греческимъ Зевсомъ и нѣмецкимъ Одиномъ; живетъ онъ
за теплыми морями=дождевыми тучами, молнія — его пла­
менное копье, а солнце — его огненный щитъ. Во время гро­
зы, которая обыкновенно уподоблялась битвѣ, солнце, охва­
ченное облаками, казалось браннымъ снарядомъ въ рукахъ
небеснаго бога. Тѣмъ­же щитомъ вооружаются и другіе

») Н. Р. Ск., II, стр. 397—405; Лѣт. рус лит., кн. IY, 100­128;
Лам. стар. рус. литер., II, 325—339.
 217

миѳпческіе представители грозовыхъ тучъ; такъ въ одной

русской сказкѣ баба­яга, преслѣдуя своихъ враговъ, палитъ
огненнымъ щитомъ на всѣ на четыре стороны ').
Рядомъ съ указанными представленіями, сказка объ Еру­
сланѣ воспользовалась и другими поэтическими образами,
созданными Фантазіей подъ непосредственнымъ вліяніемъ ме­
таФорическаго языка, и сплотила ихъ въ одно цѣлое. Сіяніе
солнца и блескъ золота производятъ тоже впечатлѣніе жел­
таго цвѣта, какъ и жолчь, и это послужило основаніемъ ихъ
лингвистической и миѳической связи: желтый, жолчь=въ
Остромировомъеванг.злъчь, зълъчь, чешек, zl'uty и злато;
слово же золото (зенд. zara), какъ указано выше (стр. 195),
родственно съ рѣченіями: зоря, зрѣтьи зракъ 2 ). Отсюда
«жолчь» стала метафорой для солнечнаго свѣта. Когда дневное
свѣтпло закрывалось тучами и погружало весь міръ въ слѣпоту
(=вомракъ)— воображенію древняго человѣка оно представля­
лось жолчыо, скрытою въ нѣдрахъ могучаго царя, владыки облач­
наго неба. Чтобы добыть этой жолчи и возвратить міру свѣтъ
зрѣнія, нуженъ былъ несокрушимый мечь Перуна, т. е. мол­
нія, разбивающая тучи и выводящая изъ за нихъ солнце. Та­
кой подвигъ сказка приписываетъ свѣторусскому богатырю
Еруслану,надѣляя его сверхъестественною сплою бога громов­
ника. Съ необыкновенною смѣлостью и художественнымъ так­
томъ съумѣла она соединить въ одной поэтической карти­
не три различный уподобленія солнца — всевидящему глазу,
небесному щиту и жолчи, и въ этомъ сочетаніи разнородныхъ
представленій особенно­ярко заявила ту прихотливую игру
творческой Фантазіи, которой мы обязаны созданіемъ многихъ
миоовъ. Изъ одного источника съ разобранною нами баснею

) Н Р. Ск., VII, 30. — 2) Въ санскр. лцпі — огонь, жолчь и

волото (Мат. ерпвн. слов., II, 242).
 218

возникло и народное новѣрье, признающее жолчь за лучшее

лѣкарство въ глазныхъ болѣзняхъ ')'.
Круглый дискъ солнца уподобляли еще человѣческому ли­
цу. Стихъ о голубиной книгѣ говоритъ, что «солнце красное
создалось отъ лица божьяго»; согласно съ этимъ и самъ
бѣлый свѣтъ (первоначально свѣтъ солнечныхъ лучей, а
потомъ уже— міръ, озаряемый небеснымъ евѣтомъ= вселен­
ная) зачался отъ лица божьяго, т. е. отъ солнца, и on
луны, какъ сказано въ одномъ варкштѣ того же стиха г ). Это
представленіе солнца ликомъ божества, созерцающего съ не­
бесной высоты землю, извѣстно было и классическимъ наро­
дамъ, и нѣмецкимъ племенамъ. Полная луна возбуждала въ
умѣ поді бну'ю­же мысль, что подтверждается нѣмецкииъ вы­
раженіемъ vollmondsgesicht (или ­antlitz) и литовікилі
преданіемъ о Перкунѣ, разрубившемъ ликъ мѣсяца пополам
(см. стр. 75). Календарное обозначеніе солнца и луны человѣче­
скими лицами коренится въ преданіяхъ глубочайшей древно­
сти 3 ). Яркіе лучи, испускаемые солнцемъ, породили представ­
леніе о свѣтломъ нимбѣ, которымъ окруженъ его прекрас­
ный ликъ, или о б л е с т я щ е й к о р о н ѣ, которая вѣнчаетъ го­
лову небеснаго бога. Танъ какъ въ солнцѣ съ одной стороны
видѣли драгоцѣнный камень, украшающій небо, а съ другой—
верховнаго властелина міровой жизни, царя вселенной, то ни­
чего не было проще и естественнѣе, какъ дать ему золотой
царской вѣнецъ, убранный дорогими, самоцвѣтными камнями.
Обращаясь къ солнцу, греки называли его: «б ­fjXio? £j3w(­
Хеие!»; рано поутру оно надѣвало на голову свѣтозарный вѣ­

*) См. выдержки изъ стлринниіо лѣчебника (XVII в ), совѣту­

ющіе въ этоыі слуааѣ употреблять жолчь совы, лебедя, козы ий
коровы — Перм. Сб., II, XXXIII. — •) Калѣки Пер., II, 355. ­
3) D Myth, 666; Sonne, Mond u. Sterne, 139­140.
 219

нецъ, и какъ герой выѣзжало на небо въ колесницѣ '). Ког­

да Фаэтонъ испросилъ позволеніе выѣхать на солнцевой ко­
лесницѣ, Геліосъ прежде, чѣмъ возложнлъ на него свой вѣ­
нецъ, намазалъ го.іову юноши чудеснымъ сокомъ, чтобы онъ
ыогъ снести жгучее пламя блестящего убора. У Овидія встрѣ­
чается выраженіе nitidum caput sol is; солнечное сіяніе рим­
ляне обозначали словомъ jubar, которое равно прилагалось и
къ металламъ икъ драгоцѣннымъ каменьямъ (jubar solis, luuae,
argenli, gemmarum) 2 ). Литовскіи миѳъ о небесной богннѣ Ка­
ралуни называетъ солнце — ея вѣнцомъ (см. стр. 63). Въодной
взъ сербскихъ пѣсень выраженія: *од злата коруна» и «cjaJHO
«унце» употреблены, какъ синонимы 3 ); другая пѣсня обращает­
ся къ царю съ этими словами:
Светли царе­огріфіно сунце!
Светли царе­круно позлапена! *)
— что напомипаетъ нашего князя Владиміра­красное солныш­
ко. Такъ какъ святой собственно означаетъ: свѣтлой.бле­
стящіи, то у Кирилла Туровскаго и друіихъ старннныхъ
проповѣдниковъ говорится, что въ день страшнаго суда тѣ­
леса нраведниковъ просвѣтятся. Народный стихъ о страш­
воиъ судѣ высказываетъ ту же мысль: «у праведныхъ лице
просвѣтится солнцемъ праведнымъ, а у грѣшниковъ
лице будетъ помрачено, какъ тьма ночная» 5 ). Въ
скопческомъ пророчествѣ о кончинѣ міра читаемъ: «по правой
рукѣ идутъ души праведныя— въ лицахъ всѣ свѣт лѣютъ,
по лѣвой идутъ души грѣшныя—в ъ лицахъ всѣ темнѣ­
]°_т_ъ» в ). Ы ебесныя свѣтила: солнце, луна и звѣзды явились
') Сравни псал. Давида XVIII, 6: „и той (солнце) яко женихъ
ясходяй отъ чертога своего, возрадуется яко исполинъ (въ нѣ­
*ец. перевод*: герой) тещи путь". — 2) Sonne, Mond u. Sterne,
J40­2, 215. ­ з, Срп . H . nj ec „e) п, 83. — *) Ibid., I, 159­160.­
) Калѣки Пер., Y, 127. — "J Надеікдииа: Изслѣд. о скоич. ере­
<*> П5.
 220

символами­ нравственной чистоты и духовнаго свѣта '); опи­

раясь на это, средневѣковое христіанское искусство стало
изображать святыхъ и ангеловъ съ сіяніемъ или золо­
тымъвѣнчикомъ вокругъ головы. Такое сіяніе въ се­
верной Германіи называлось rod ha (ruota) 3 ).
Смотря по различнымъ уподобленіямъ солнца, мѣнялись и
поэтическія представленія , соединяемый съ его лучами: и
солнцѣ­колесѣ лучи казались блестящими спицами (лат.
radius — лучь и спица у колеса), а въ примѣненіи и
солнцу божьему лику — не только свѣтлымъ нимбомъ, но и зо­
лотыми волосами (jubar и jubatus —имѣющій гриву).
Почти у всѣхъ индоевропейскихъ народовъ солнцу дается эпи­
тетъ златокудраго. Темное воспоминаніе о кудряхъ солнца
сохранила сербская пѣсня: '

Aj тіево]'ко, душо jioja!

Што си тако .іеднолика
И у пасу танковита?
Кан'да с'сунцу косе плела.
А aijeceiiy дворе мела 3).

Въ сказаніяхъ народнаго эпоса *) часто встрѣчаются героя

и героини съ золотыми и серебреными волосами. Русская т­
зочная царевна Золотая коса, Непокрытая краса, поды­
мающаяся изъ волнъ океана, есть златокудрый Геліосъ. Эпи­
ческое выраженіе: «золотая коса, непокрытая краса» весьма
знаменательно. Выше объяснено (стр. 97), что слово краса
первоначально означало: свѣтъ («красное солнце»), и уже впо­
слѣдствіи получило то эстетическое значеніе, какое мы те­

*) Патерикъ Печерскіи о св. Антоніп говоритъ: „радуйся, солнце!

аки отъ востока — отъ святыя горы", св. Ѳеодосія называетъ віо­
рымъ свѣтплоиъ (луною) русского неба, а учениковъ его — звез­
дами, просвѣтившими ночь невѣрія. — 2) D. Myth , 300. — 3) Срп
н. njeciie, I, 161. — *) Н Р. Ск„ VII, стр. 599—613.
 221

перь съ нимъ соединяемъ, такъ какъ для младенческаго наро­

да .не было въ природѣ ничего прекраснѣе дневнаго свѣтила,
дающаго всему жизнь и краски. Потому­ то сказочная царевна­
Солнце въ преданіяхъ всегда является ненаглядной и неопи­
санной красавицей. «Непокрытая краса» т. е. незатемненная
туманами и тучами, которые принимались за покровы, и по­
тому именно блистающая своею золотою косою. Соотвѣтственно
колебаніямъ въ древнѣйшнхъ представленіяхъ солнца то юно­
шею, то дѣвою, — и въ народныхъ сказкахъ оно является не
только царевною­золотыя кудри, но и златовласымъ добрымъ
молодцемъ. Обще­распространенный миѳъ, что Солнце, рожден­
ное поутру прекраснымъ ребенкомъ, ввечеру погружается въ
океанъ дрях.шмъ старцемъ, выразился въ русскомъ народномъ
зпосѣ созданіемъ Дѣдушки­золотойго ловушки, серебре­
ной бородушки');у чеховъонъизвѣстенъподъимеиемъзла­
товласаго Дѣда­Всевѣда(см.180).О косѣ королевны Злато­
власки сказка выражается такъ: когда она сняла покровъ, то
«zlate vlasy plynuly ji hustymi prameny s hlavy az na zcm, a
bylo od nich tak jasno, jako kdy'z rano slunecko vyjde.» 3 ). До
чего ни дотронется она рукою— тотчасъ все превращаетъ въ
золото, т. е. все золотитъ яркими солнечными лучами 3 ). Нѣм­
цы въ хвостѣ кометы видѣли блестящіе волоса (см. 73) *).
Въ древнѣйшую эпоху созданія языка лучи солнечные, въ
которыхъ Фантазія видѣла роскошные волоса, должны были
уподобляться изолотымъ нитям ъ; ибо оба понятія: и во­
лоса, и нити языкъ обозиачалъ тождественными названіями.
Сравни: кудель (кужель, куделя) —могокъ льна, приго­
товленный для пряжи, икудеря —кудря, кудло— длинная
шерсть, кудлатый— человѣкъ съ всклокоченными волосами,

') Ibid. VII, 4U; ѴШ, 2. — ­) Эрбенъ, 18. — 3) Slov. pohnd ,

стр 370— 8, 573—582.— *) Созиѣздіе Илелдъ въ простонародыі на­
 223

ку ж ля вый — курчавый; волосёнь— шерстяная пряжа, ове­

чья шерсть '); въ томск. губ. пучокъ льну— почесокъ (оп
чесать; очески — волоса, остающіеся на гребнѣ) г ); пря­
ди волосъ— выраженіе" доселѣ общеупотребительное Смѣлоіі
Фантазіи первобытныхъ народовъ солнце, восходящее поутру
изъ волнъ воздушнаго океана и погружающееся туда вечеромъ,
представлялось разсыпающпмъ своп свѣтлыя кудри или пря­
дущимъ изъ себя золотыя нити, — какое представленіе
отозвалось и въ языкѣ: пряжа и пр я ж ити —поджаривать на
сковородѣ (пряжены й, пряженецъ) 3 ). Древле­названное
вертящимся колесом ъ, солнце въ этой новой обстановкѣ при­
нято за колесо прялки (spinn­rad), а лучи его —за ни­
ти, наматыііаемыя на веретено. Народная загадка прямо упо­
добляетъ солнечный лучь веретену: «изъ окна въ окно готово
веретено» 4 ). У финновъ — таже метафора: «явись ты, о
божье солнце! осг.ѣти, веретено Творца, бѣдныхъ пастуш­
ковъ!» 5 ) Въ славянскихъ сказкахъ сохранились воспомпна­
нія о чудесной самопрялкѣ, прядущей чистое золо­
то, о золотыхъ и серебрен ыхъ нитях ъ, спускающихся
съ неба в ). Изъ этихъ то солнечныхъ нитей и приготовлялась
та чудная розовая ткань, застилающая небо, которую называ­
емъ мы зорею. Одна изъ сербскихъ сказокъ говоритъ о д*­
вѣ, свѣтлой какъ самое солнце, которая, сидя надъ озе­
ромъ, вдѣвала въ иглу солнечные лучи и вышивала ими по
основѣ, сдѣланной изъ юнацкихъ волосъ; а въ другой упоми­
нается про бердо съ нитями изъ солнечныхъ лучей и про

зываютъ Во л осож ар ы, т. е. горнщіе — свѣтлые волоса (Доп обл.

ел., 25); у лужичанъ Косы — имя, придаваемое то Большой Медв*­
дпцѣ, іо созвѣздію, извѣстному подъ названіемъ „Волосъ Верони­
ки" (Volkslieder der Wenden, II, 27t). — ') Обл. Сл., 93; Доп. обл.
ел., 25, 94, 97, 317. — 2) Эгн. Сб.. VI, 31. — •) Старосв. Банд,
494. — *) Послов. Даля, 1062. — 5 ) Sonne, Moud ц. Slerne. 12.­
•) Эрбенъ, 69; Нар. сл. раз, 78­81.
 223

утокъ—звезды да мѣсяцъ (су жице жраке сунчане а потка

звфзде и Mj'eceu») '), На пути на свою родину Вейиемейненъ,
какъ разсказываетъ Калевала, услыхалъ вверху надъ своей
головою стукъ колеса. самопрялки; взглянулъ, а на обла­
кахъ, озаренныхъ солнцемъ , сіяла великолѣпная радуга ; на
той радугѣ, словно на скамейкѣ, сидѣла красавица; одежда ея
блистала яркими звѣздами, а руки работали надъ пряжею:
быстро кружилось золотое веретзно, и то подымаясь, то
опускаясь — обматывалось тонкой серебре и ойниткою. Это
была дочь вѣщей Лоухи — та самая, чтб обѣщалась вставать
вмѣстѣ съ Солнцемъ, но всякое утро его предупреждала: Солн­
це еще только выглядываетъ глазкомъ изъ­за лѣсу, а она ужь
встала и одѣлась въ свои дорогіе уборы. Въ такомъ поэтиче­
скомъ образѣ рисовало воображеніе финновъ утреннюю зорю,
каждый день являющуюся передъсамымъвосходомъ солнца. Въ
нашихъ заговорахъ на унятіе крови находимъ слѣдующія лю­
бопытны я. обращені я къ богинѣ Зорѣ: «на морініа океанѣ (мо­
ре = небо) сддитъ красная дѣвнца, швея­мастерица,
держитъ иглу булатную, вдѣваетъ нитку шелко­
в У юі рудожелтую, зашиваетъ раны кровавыя.» —
«На морѣ­на океанѣ, на островѣ на Буянѣ лежитъ бѣлъ­го­
рючъ камень; на семъ камнѣ... стоитъ столъ престольной, на
семъ столѣ сидитъ красна дѣвица. Не дѣвпца сіе есть, а
мать пресвятая Богородица; шьетъ она —вышиваетъ зо­
лотой иглой, ниткой шелковою. Нитка оборвись,
кровьзапекись!» ­«Наморѣ на океанѣ. ..мать пресвятая Бо­
городица шелковы я нитки (вар. самоцвѣтные шелк и)
потает ъ, кровавыя раны зашиваетъ; нитка оторва­
лась—руда унялась!­ или: «на морѣ­на океанѣ, на встро­
ена Буянѣ дѣвица краснымъ шелкомъ шила; шить

О Срп. припов., 23, 31

 224

не стала — руда перестала.» Одинаковое впечатлѣніе,

производимое цвѣтомъ крови и зори (Слово о полку: «вельыа
рано кровавый зори свѣть повѣдаютъ» ') сблизило .эта
понятія нъ языкѣ: рудый — рыжій («рыже золото»), руда—
кро::ь и металлы въ подземныхъ жилахъ, рудѣть=ръдѣти,
рдяной; санск. rudhira, гр. ёри&рб?, гот. rauds, сканд.
raudr, др.­вер.­нѣм. rot, литов. nidas, raudonas имѣютъ
значеніе краснаго цвѣта 2 ); унѣмцевъзоря — morgen (abend)­
rot he. Эпитетъ красный равно прилагается къ солнцу,
зорѣ, золоту и крови; на области, говорѣ кровь называется­
краска 3). Потому «кровь» стала метафорою ярко­рдѣющщ
лучей солнца. Розоперстая богиня Зоря тянетъ «рудоже.пую>
нитку и своей золотою иглою вышиваетъ по небу розовую, кро­
вавую пелену; испрашивая у ней помощи отъ разныхъ неду­
говъ и вражьихъ замысловъ, заговоры выражаются такъ: «Зо­
ря­Зоряница, красная дѣвица, полуночница! покрой мои скорб­
ные зубы своею Фатою; за твоимъ покровомъ уцѣлѣютъ мои
зубы»; «покрой ты, дѣвица, меня своею Фатою отъ силы вра­
жіей, отъ пищалей и стрѣлъ; твоя Фата крѣпка, какъ горючі
камень­алатырь!» Этой Фатѣ даются эпитеты: вѣчнол, чи­
стой и нетлѣнной 4). Потухающая зоря заканчиваем, свои
работу, обрываетъ рудожелтую нитку, и вмѣстѣ съ тѣмг не­
чезаетъ съ неба ея кровавая пелена, почему народное по­
вѣрье и присвоило ей силу останавливать текущую кровь и
зашивать действительный раныГ «нитка оборвись — кровь за­
пекись!» или по другому выраженію: «какъ вечерняя и утр№
няя зоря станетъ потухать, такъ бы у моего друга милаш
всѣмъ недугамъ потухать.» Изъ приведепныхъ заговоровъ №■

') Рус. Дост., Ш, 56; сличи въ гилнахъ Ригъ ­ Веды — Orienl

nnd Occid., годъ 2, в. II, 257. — 2) Пикте, I, 175 — 3І Обл. №
92— 'J Сахаров., 18,~22—27; 0.3. 1848. т. LVI, 206; Щаповъ, 56;
Рус. Вѣст. 1859, XI, 120; Ворон, лит. сб., 383.
 225

но суевѣрное усвоеніе древне­языческихъ представленій о бо­

гинѣ Зорѣ — пречистой Дѣвѣ Богородицѣ ; такое смѣшеніе,
очень обыкновенное въ народныхъ сказаніяхъ, возникло само
собою, подъ вліяніемъ тѣхъ тождественныхъ названій, избѣ­
жать которыя не было никакой возможности. Дѣва(отъсанскр.
div, по закону поднятія звука і въ долгое е или ѣ) означаетъ:
свѣтлая, блистающая, чистая , а позднѣе непорочная = дѣв­
ственная; въ санскритѣ Dewa (=Дива нашихъ старинныхъ
памятниковъ) — небесное божество. Древнѣйшее значеніе это­
го слова, затемнившееся съ теченіемъ времени, было поднов­
лено постояннымъ эпитетомъ: красная. Согласно женскому
олпцетворенію Зори и ея чистѣйшему блеску, она называется
въ заговорахъ «красною дѣвицей», нерѣдко даже безъ указа­
нія на ея нарицательное имя. Нетлѣнная пелена дѣвы ­ Солн­
ца (= утренней или вечерней зори), спасающая отъ всякихъ
бѣдъ и недуговъ, въ понятіяхъ двоевѣрнаго народа отожде­
ствилась съ покровомъ пресв. Богородицы. Праздникъ
Покрова (1 октября) установленъ въ царствованіе императора
Льва, въ память видѣнія Богородицы, которая явилась на воз­
духѣ и распростерла надъ Царьградомъ свой покровъ, какъ
знаиеніе небесной защиты города отъ сарацынъ (сравни: по­
кровъ.и покровительство). Этому церковному преданію
новообращенные славяне придали свои народный краски. У бол­
гаръ существуетъ такая легенда: въ давнее время, когда Бо­
городица ходила еще по землѣ, случилось зайдти ей въ одну
Деревню, гдѣ жили люди безбожные, немилостивые. Проситъ
она ночлега, и отовсюду слышитъ отказъ: «мы не пускаемъ
къ себѣ странниковъ.» Такое жестокосердіе раздражило Илью­
пророка: онъ явился съ громомъ и мо.ініей, сталъ бросать
копья, стрѣлы и градъ «като глави» (величиной съ голову) и
пустилъ сильный дождь, чтобы потопить печестивыхъ. Но
«свѣта Богородичка», по пеизрѣченной ея благости, разверну­
15
 226

ла свое богатое платье и покрыла имъ деревню. Съ той поры,

говоритъ легенда, жители сдѣлались добрыми и гостепріпи­
ныли, а Пречистую Дѣву стали писать на иконахъ покрыва­
ющею людъ божііі своею одеждою. *) Въ такой христіанской
обстановкѣ передаютъ болгары древній мпѳъ о прекрасной бо­
гинѣ лѣтняго солнца: вслѣдъ за грозою, разсѣявшею темный
тучи, надвинутый Перуномъ, она покрываетъ небо своею све­
тозарною пеленою, т. е. озаряетъ его своими ясными лучами,
точно также, какъ утренняя зоря показывается всегда вслѣдъ
за ночныиъ мракомъ.
Весна на поэтическомъ языкѣ есть утро года; подобно зорѣ,
выводящей ясное солнце изъ темныхъ затворовъ ночи, она вы­
водить его изъ­за тумановъ зимы. 2 ) Ночь, тучи п зима по­
стоянно отождествляются въ языкѣ и въ миоическихъ сказа­
ніяхъ, и потому та­же богиня, которая лучами восходящаго
солнца прогоняетъ ночную тьму, являлась народной Фантазіп
и въ битвѣ весеннихъ грозъ, дарующихъ побѣду солнечному
.свѣту надъ зимними сумерками. Только искупавшись въ ут­
ренней росѣ или въ дождевыхъ потокахъ, солнце обрѣтало
утраченный блескъ и восходило на небо несказанной красави­
цей. Подъ вліяніемъ такихъ воззрѣній, дѣва Зоря или весеннее
Солнце получила характеръ богини громовницы, разящай тучи
и проливающей дожди, какъ это очевидно изъ преданій о Фреѣ
и другихъ родственныхъ миѳовъ. По нѣмецкимъ сказаніямъ,
супруга Одина Фригга работала на золотой прялкѣ, кото­
рую усматривали въ созвѣздіи Оріона; народъ называлъ это со­
звѣздіе— Friggerock (Friggs rocken), позднѣе: Maria'rocl;
таже замѣна древней богини Богородицею допускается и въ
названіяхъ травъ: Freyjuhar, Frueliaar, Venusgras (са­
pillus Veneris; травы = волоса Фреи, какъ богини весны) и
') Каравел., 257.— я ) Названія зори, утра и весны произошли
отъ одного корня (см. ниже— въ главѣ о народныхъ праздниках*)'
 227

Mariengras. Съ именемъ Freyja (Frea, Frija, Fria,

Frigg, Frikk) соединяются понятія любви, брачнаго союза и
плодородія: fr eyen (frijen, friggen) — сватать, женить,
freyer—любимый, женпхъ, готск. frijon—любить, frijonds
(freund) —другъ, сканд. fri—procus (сватающійся), raaritus,
freia, шв. frija, дат. frie; сканд. frefk'r — бнзстыдный, im­
pudens, friof — сѣмя, friofr — плодовитый, foecundus. Фреѣ
еоотвѣтствуетъ славянская богиня Прія отъсанскр.ргІ (зенд.
fri)— любить, prijas — любимый человѣкъ, супругъ, откуда
наше прі ятель (прі ятный), чешек, pi­jtel, пол. przyia­
ciel J ). Въ Mater verborum Прія названа Афродитою, а Вене­
ра переводится именемъ Лады. Въ народныхъ пѣсняхъ ладо
до сихъ поръ означаеі ъ нѣжно любимаго друга, любовника,
женпха, мужа, а въ женской Формѣ (лада) — любовницу, не­
вѣсту и жену 2 ); съ тѣмъ­же значеніемъ слово это встрѣчает­
ся и въ пзвѣстномъ причитаніи Ярославны и въ другомъ мѣс­
тѣ сказаніяопоходѣ сѣверскихъ князей: «жены рускія въепла­
кашась, аркучи: уже намъ своихъ милыхъ ладъ (мужей) ни
мыслію смыслити, ни думою сдумати, ни очима съглядати» 3).
Въ областныхъ говорахъ: ладить— жить съ кѣмъ согласно,
любовно, «въ ладу»; ладъ — супружеское согласіе, любовь, въ
музыкѣ: гармонія 4); ладковать — сватать л примирять, ла­

») D. Myth., 193, 199, 276­283, 1212;'Die GOtterwelt, 271— 2, 307;

Пикте, II, 340—1. — 2) Въ свадебной пѣснѣ „молодая" просится
погулять, а свекровь отвѣчаетъ: „хоть я пущу, ладо не пуститъ!"
Въ другихъ пѣсняхъ: ..Ищу ль я, ищу ласкова ладу (жениха)...
Доброй молодчикъ будь мопмъ ладой."— ­Ищу себѣладу милую...
Будь ты мнѣ лада невѣстой, а я тебѣ женихомъ" (Сарат. Г. В. 1844,
Ь Зим. о Сибири, 97; Ж. М. Н. П. 1851, X, Обзор, губ. вѣд., 4;
Примѣчан. на Слово о полву И. Г ) — ■') Рус. Дост., III, 100. —
) Пословицы: „коли у мужа съ женой ладъ, не нуженъ и кладъ"—
ягД* у мужа съ женой ладъ, тамъ и божья благодать"; бѣлоруссы
говорить: „не з дадомъ мужъ или жена", когда бракъ состоялся
не по любви. — Приб. къ Ж. М. П. Н. 1846, 15.
15*
 228

ды — помолвка, ладило ­ сватъ, лад инк и — уговоръ о прн­

даномъ, ладканя (галицк.) — свадебная пѣсня, ладный— хо­
рошііі, польс. J'adny — красивый, прпгожін, i'adnosc■ — кра­
сота '). Чехи также соединяютъ съ ладою идею красоты, а
у словаковъ слово это обратилось въ названіе распутной жен­
щины. 2 ) Приведенный свпдѣтельства языка убѣждаютъ въ
тождествѣ Фреп, Пріи и Лады (въ мужскомъ олицетвореніи
Фрейръ, Ладъ или Ладо): это была богиня весны, въ образѣ
которой слились вмѣстѣ представленія дѣвы яснаго солнца и
облачной нимфы. Съ одной стороны нарядъ Фреи сіяетъ ослѣ­
шітелънымъ блескомъ солнечныхъ лучей, красота ея очаро­
вательна, а капли утренней росы называются ея слезами; съ
другой — она выступаетъ воинственной героинею, носится въ
буряхъ нгрозѣ по небеснымъ пространствамъ и гонитъ дожде­
выя тучи. °) Тѣ­же черты приппсываютъ наши преданія ска­
зочной Царь­дѣв ицѣ. Въ весеннюю пору прекрасная богиня
вступала въ брачный союзъ съ могучимъ громовникомъ, слала
на землю благодатное сѣмя дождей и оживляла природу. Въ
этомъ смыслѣ, какъ Фрея у нѣмцевъ, такъ Лада у славянъ п
литовцевъ *) почиталась покровительницею любви и браковъ,
богинею юности, красоты и плодоро_дія, всещедрою матерью.
Заклиная красную весну, обращались къ ней съ такилъ при­
вѣтомъ:
Благослови, мати,
Ой мати Лада, мати!
Весну закліуіати 5). "
Въ подольской губ. около Межибожья на ираздникъ Пасхи
(свѣтлаго воскресенія природы) поселяне еще недавно
воспТ.вали царевну Ладу, а подъ Брестомъ Л втовскимъ — ко­
ролевну Ладу в ); 29­го іюня крестьяне, выходя на прнгоркя
»j Обл. Сл., 100. ­*) Ганушъ, 173. ­ s) Die GOlterwclt, 70, 270 —
*) Ж. M. И. II. 1844, IV, ст. Боричивск., 9.— •'•) Костоиар. С. М.
­ 27, 74.—") Рус. прост, праздн., III, 27.
 229

смотрѣть, какъ играетъ восходящее солнце, сопровождают^

слова обрядовой пѣсни припѣвомъ: ой Ладо! 1 ) У сербовъ
дѣвицы , который, празднуя приходъ весны, накануне или
утромъ Юрьева дня надѣваютъ на головы вѣнкп и ходятъ по
селу съ пѣснями, называются ладовпцамп 2 ); кроаты, во
время лѣтняго солнцестоянія, поютъ:
Lepi Ivc terg;i roze
Tebi Lndo, sveti boie.
Lado, slu.s.ij nas Lado! 3 )

Литовская пѣсня прямо называетъ солнце Ладою: «пасу, пасу

мои овечки; тебя, волкъ, не боюсь! богъ съ солнечными
кудрями вѣрно тебя недопустптъ. Ладо, Ладо­солнце!» 4 )
По преданію, занесенному въ Спнопспсъ, богу Ладу прино­
сили жертвы «готовящіися къ браку, помощію его мня­
ше себѣ добро веселіе и любезно житіе стяжатп... Ладу по­
юще: Ладо, Ладо! и того идола ветхую прелесть діавольскую
на брачиыхъвеселіяхъ, рукамд плещуще и о столъ біюще, вос­
пѣваютъ.» 5 ) У германцевъ бездѣтные родители молили ода­
рованіи потомства богиню Фриггу в ). Замечательно, что тра­
вѣ, пзвѣстной у насъ подъ именемъ зори (смолен, любимъ,
малорус, любистокъ — ligusticum levislicum), приписывает­
ся сила возбуждать любовь:
Чи ты въ любистку купався,
Шо такъ мини сподобався (полюбился)? ")

') Сахаров., 11,41—42.—­) Срп. р.іочник, 320.—SJ Nai\ zpiewanky

h 417.—*) Черты литов. пар., 130.­­'') Сравни Густішскую лѣто­
ппсь (ГГ. С. Р. Л., II, 257): „Ладо — богъ я;енптвы, веселія, утѣше­
нія и RCHKaro благополучін; сему и;сртвы приношаху хотящіи жени­
тися, дабы его помощію бракъ добрый н любовный былъ". Пазванія
географпческія, стоящія въ связи съ именемъ Лада, см. въ Р. И.
Сб., VII, 232—4. — °j Die GOtterwelt, 307. — ') Объ нстор. зн. н.
поэз., 34. Настоемъ этой травы умываются отъ загара, чтобы лицо
было чистое, бѣлое— Этн. Сб., YI, 126.
 230

Orchis odoratissima, salyrium albidum — растенія, изъ кото­

рыхъ варятъ любовный напитокъ, называются по исландски
Friggjargras или hionagras (herba conjugalis). ')
Извѣстно, что Венерѣ или Фреѣ былъ посвященъ шестой
день недѣли — пятница, dies Veneris, Vendredi, Frialac,
Frigetac, Freytag); у краинцевъ пятница называется Si fa­
ne dan, т. е. день, посвященный богянѣ Си вѣ (лит. See w а)
— имя, сближаемое Я. Гриммомъ а ) съ супругою Тора Зп­
фою. Готе, sibja, др.­вер.­нѣм. sippia, sippa, англос. sib
(gen. sibb e) означаютъ согласіе, дружбу, родство; отсюда имя
богини Sibja, Sippia, Sib, сканд. Sif, которая, подобно
Фреѣ, есть представительница красоты, любви и семейныхъ
узъ. Эдда пазываетъ ЗиФу прекрасноволосою; злой Локи обрѣ­
залъ ея роскошныя косы, и чтобы избѣжать мщенія грознаго
Тора, заказалъ подземнымъ карликамъ выковать ей новые во­
лосы изъ чистаго золота, что и было исполнено. Золотые
волоеы=блестящіе лучи богини Солнца: демопъ черныхъ тучъ
и тумановъ похищаетъ ея свѣтъ^обрѣзываетъ чудныя косы,
но когда беретъ верхъ сила громовника — миѳическіе кузнецы­
карлики, въ образѣ которыхъ Фантазія олицетворила молніи,
куютъ ей громовьшъ молотомъ золотыя кудри, т. е. гроза
разбиваетъ тучи, разсѣеваетъ туманы, и солнце снова пока­
зывается во всемъ своемъ блескѣ. Самое имя богини указы­
ваетъ въ ней существо свѣтлое, блестящее: малор. сивый­
сѣдой, бѣлый, сивѣти —становиться сѣдымъ 3 ). Собствен­
но древнѣйшее значеніе, принадлежащее корню сив, было: сія­
ющій; выраженіе «сивой соколъ» равносильно эпической Фор­
мѣ: «свѣтъ­ясёнъ соколъ»; народныя загадки называютъ мѣ­
сяцъ сивкою и сивац (серб.). Указанный выше понятія
красоты, любви и проч. суть производныя, возникшія вслѣд­
ствіе древняго воззрѣнія на стихію свѣта, какъ на источник
') D. Myth., 279. — ■') Ibid., 286. — 3) Старосв. Банд., 516.
 231

всего прекраснаго и нравственно­чистаго. Не одни солнечные

лучи уподоблялись золотымъ волосамъ и нитямъ; таже мета­
Фора прилагалась и къ ыолніямъ (см. гл. XXI), и потопу есте­
ственно было въ блескѣ сверкающихъ молній призпать рабо­
ту искусныхъ карликовъ, приготовляющихъ богинѣ золотыя
кудри. Сходное съ германскимъ миѳоыъ сказаніе находимъ въ
хорутанской сказкѣ: злая старуха (=зима)обрѣзываетъ золо­
тую косу вилыплишаетъ облачную дѣву золотистыхъ мол­
ній, и тѣмъ самымъ разлучаетъ ее на долгое (зимнее) время
съ милымъ любовникомъ '). Златовласое весеннее солнце,
выступающее въ свптѣ дождевыхъ облаковъ, даетъ землѣ пло­
дородіе, одѣваетъ ее цвѣтамп и зеленью, и принимается за бо­
гиню земледѣлія и урожаевъ; вотъ почему Сива въ старин­
ныхъ глоссахъ названа: tlea frumenli (см. стр. 138).
Культомъ Фреп=Сивы объясняется суевѣрное уваженіе,
питаемое русскими простолюдинами къ пятни цѣ, какъ дню,
посвященному этой богинѣ. Кто въ пятницу дѣло начинаетъ,
у того оно, по пословиц!;, будетъ пятиться 2 ). Во многихъ
мѣстностяхърусскаго царства по пятницамъбабы не прядутъ,
не варятъ щелока, не стираютъ бѣлья, не выносятъ изъ печи
золы, а мужики не папіутъ и не боронятъ, почитая эти работы
въ означенный день за большой грѣхъ. Въ народномъ стихѣ
душа, прощаясь съ тѣломъ, обращается къ нему съ такимъ
напозшнаніемъ былыхъ грѣховъ:
Мы по середаиъ, по пятницамъ платье золовади,
Платье золовали, мы льны прядовали 3).

Особенно­же уважаются въ народѣ издревле двѣнадцать пят­

нпцъ, которыя бываютъ передъ большими праздниками: а) пе­
') Сб. Валявца, 21 — 24, 29—30. — 2) Послов. Даля. 1031. —
3) Терещ., VI, 56; Ворон. Г. В. 1851, 11; Ч. О И и Д., годъ 3,
IX, 210, 221—4: „По середамъ пыли не пылится, По пятницамъ
золы не золится.1­
 232

редъ Благовѣщеньемъ, Ь) первая и с) десятая послѣ Воскре­

сенія Христова, d) передъТропцею, е) Успеніемъ Богородицы,
f) Ильиным ъ днемъ, g) празднпкомъ Усѣкновенія главы Іоан­
на Предтечи, h) Воздвиженьемъ, і) Покровомъ, к) Введеніеиъ
во храмъ иресв. Богородицы, 1) Рождествомъ и т) Крещені­
емъ. До сихъ поръ хранятъ и переписываютъ старинное ска­
заніе о двѣнаднати пятницахъ, почитаемое раскольниками на­
равнѣ съ свящ. писаніемъ f ). Ыа Вагѣ въ прежнее время еже­
годно праздновали пятокъ первой недѣлп великаго поста у ча­
совни, куда совершался для этого крестный ходъ. Во время не­
урожаевъ, засухи и сильныхъ дождей, вредныхъ
дляпосѣвовъ, а равно по случаю скотскаго падежа и по­
явленія червей — были празднуемы «обѣтныя» пятницы; въ
XVI вѣкѣ писались въ такихъ случаяхъ цѣлымъ міромъ запо­
вѣдныя записи. Такъ крестьяне тавренской волости (въ 1590
— 1598 г.) сговорились промежъ себя и учинили заповѣдьна
три года, чтобы «въ пятницу ни толчи, ни молоти, ни каменія
не жечи»; а кто заповѣдь порушитъ, на томъ доправить 8 ал­
тынъ и 2 деньги. Константинопольскій патріархъ окружною
грамотою 1589 года къ литовско­русскимъ епископамъ за­
прещалъ праздновать день пятницы наравнѣ съ воскре­
сеньемъ а).
Стоглавъ свидетельствуете что въ его время ходили «по
погостомъ и по селомъ и по волостемъ лживые пророки, му­
жики и жонки и дѣвки и старыя бабы, наги и. босы, и волосы
отрастивъ и распусти, трясутся и убиваются, а сказываютъ,
что имъ являются св. Пятница и св. Анастасія (имя это
— греческое и значптъ воскресеніе; первый день недѣли,
названный въ христіанскую эпоху во'скресеньемъ, у языч­
никовъ былъ посвященъ солнцу — dies solis, somitag), и велятъ
') Правосл. Собес. 1859, II, 188; Калѣки Пер., VI, 120—174. ­
2) Ак. Юрид., 358; Ак. З.ш. P., 1Y, 22.
 233

пмъзаповѣдати хрестьяномъ каноны завѣчивати; они же заповѣ­

даютъ крѣстьянамъ въ среду и вг пятницу ру чнаго дѣла не
дѣлати и жевамъ не прясти, и платья не мыти, и каменья не раз­
жигати, и иныезаповѣдаютъ богомерзскіе дѣла творити». По на­
родному объясненію по пятницамъ не прядутъ и не пашутъ,
чтобы незапылитьматушку­Пятницу и не засорить
ей кострикою и пылью глазъ. Если бабы вздумаютъ
прясть и шить въ этотъ день, то св. Пятница накажетъ ихъ
ногтоѣдою, заусеницею («черти будутъ драть съ пальцевъ лы­
ки»), или болѣзнею глазъ. Есть народная легенда о томъ, какъ
одна баба не почтила пятпицы, стала въ этотъ день чесать ку­
дель, и вотъ обуялъ ее соиъ—явилась св. Пятница въ бѣлои
одеждѣ, набрала въ горсть кострики и запорошила ей очи;
съ этого времени несчастная страдала глазами, и болѣзнь про­
должалась до тѣхъ поръ, пока не смиловалась Пятница и ие
очистила ея зрѣнія отъ колючей кострики , ). По словамъ ду­
шнаго регламента, суевѣры увѣряли, что «Пятница гнѣвает­
ся на непраздиующихъ (ея дня) и съ великимъ на оныхъ угро­
женіемъ наступаетъ». Въ иѣкоторыхъ деревняхъ въ пятницу
не засиживаются долго при огнѣ, потому что въ этотъ день
щитъ по домамъ «ев Пятинка» и караетъ всѣхъ, кого заста­
нетъ неспящимъ. Въ Малороссіи разсказываютъ, что Пятница
ходитъ по селамъ вся исколотая иглами и изверченная вере­
тенами, такъ какъ много есть на землѣ нечестивыхъ женщинъ,
которыя шыотъ и прядутъ въ посвященные ей дни 3 ). Име­
немъ св. Пятницы въ простонародьи называется мученица
Параскева. Въ четьяхъ­минеяхъ пОвѣствуется, что родители
ея всегда чтили пятницу, какъ день страданій и смерти Спа­
сителя, за что и даровалъ имъ Господь въ этотъ день дочь,

') Р. Н. Лег., 13. — 2) Сахаров., II, 97, 101; Рус. Прост, праздн.,
I, 188­9; Терещ, VI, 56; Маякъ, XII, 7; Вѣст. Р. Г. 0. 1853, III.
5; Подтав. Г. В. 1845, 24; Абев., 275.
 234

которую они назвали Шросахгрт;, т. е. Пятницей; въ преж­

нихъ нашпхъ мѣслцесловахъ при имени св. Параскевы упоми­
налось и названіе Пятницы; церкви, освященныя въ честь ея
имени, до сихъ поръ называются пятницкими '). 28­го октя­
бря, когда чтится память св. Параскевы, поселяне кладутъ
подъ ея икону разные плоды и хранятъ ихъ до слѣдующаго
года. Въ «обѣтныя» пятницы, собираясь праздновать въ одно
назначенное мѣсто, онивыносятъ образъ Параскевы­мученицы,
обвѣшанный платками и лентами. На дорогахъ, при распуті­
яхъ и перекресткахъ, издавна ставятся на столбахъ не­
большія часовни съ иконою св. Параскевы; часовни эти также
называются «пятницами» 2 ). Въ другихъ мѣстностяхъ покѣрья,
соединяемыя съ матушкою Пятницею, относятъ къ Пречистой
Дѣвѣ; такъ бабы не прядутъ по пятницамъ, чтобы не запы­
лить Богородицы, которая ходитъ тогда по избамъ; еще
наканунѣ, поэтому подметаютъ въ избахъ полы 3 ). Равнымъ
образомъ запрещается прясть и въ дни праздничные —это грѣхъ
неотмолимыіі; но сматывать и сучить нитки не считается за
грѣхъ. На воскресенье и другіе праздники женщииы не остав­
ляютъ прядева на веретенахъ, чтобы не рвались нитки; а на
масляной недѣлѣ не прядутъ, чтобы мыши не грызли нитокг
и чтобы холсты не вышли гнилыми *).
Итакъ, подъ вліяніемъ христіанства, воспоминаніе о языче­
ской богинѣ Фреѣ или Сивѣ слилось съ священными пред­
ставленіями новой религіи. Подобно тому, какъ аттрибуты Пе­
руна переданы были Ильѣ пророку, а поклоненіе Волосу пере­
несено на св. Власія, — древняя богиня весенняго плодородія
смѣнилэсь св. Параскевою и Богородицею. Въ дни, когда ше­
ствуетъ эта свѣтлая богиня по землѣ, избѣгають работъ, по­
') Правосл. Собес. 1859,11, 196. — °~) Рязан. Г. В. 1846, 6; Рус
Предан. Макарова, I, 22­26; Терещ , IV, 58—59. — 3) Идлюстр.
1846, 648; Ворон. Г. В. 1851, И. — «) Вѣст. Р. Г. О. 1853, I, 60;
Иллюстр. 1846, 262; Ворон. Г. В 1851, 11; Пузнн., 154.
 235

дьгшошихъ ііыль: нельзя чесать и прясть ленъ, мыть

бѣлье, сверлить колеса, рыть, пахать и боронить зем­
лю, мести полы, толочь кирпичь, очищать навозъ *). Избѣ­
гаютъ этихъ работъ, чтобы не запылить свѣтозарнаго лика и
зорки хъ глазъ богини. Солнце, какъ мы знаемъ, представля­
лось божьимъ лицомъ, всевидящимъ окомъ и огненнымъ коле­
соыъ, а въ потемняющихъ его грозовыхъ тучахъ древній че­
ловѣкъ видѣлъ работу непріязненныхъ вѣдьмъ, которыя, но­
сясь по воздуху, вспахиваютъ облачное небо, метутъ его по­
леломъ­вихремъ, чешутъ и прядутъ облачныя кудели, разсти­
лаютъ по небесному своду туманный ткани, моютъ нхъ въ дож­
девыхъ потокахъ(см.гл. ХІиХХѴІ), ирмѣстѣ сътѣмъ отыма­
ютъ зрѣніе у солнца, выкалываютъ его колесу­подобный глазъ.
Въ высшей степени любопытна слѣдующая галицкая пѣсня,
подтверждающая связь преданій о Пятницѣ съ солнцемъ:
Эй скаржило ся (жаловалось) свѣтле Сонейко, »
Свѣтле Сонейко милому Богу:
„Не буду, Боже, рано сходжатн,
Рано сходжати, свѣтъ освѣчати,
Бо злы газдове (хозяева) понаставали,
Въ нодѣлю (воскресенье) рано дърва (дрова) рубали,
А и н (мнѣ) до личка трески нърскали (щепки попадали)*.
— Свѣти, Соненку, якъ есь свѣтило!
Буду я знати, якъ ихъ карати
На таытимъ свѣтѣ— на страшнішъ судѣ.
Снова жалуется Солнце милому Богу и не хочетъ освѣщать
міръ:
„Во зли гоздыііѣ (хозяйки) понаставали,
Въ пятнойку рано хусты зваряли (бучили бѣлье),
А ми на лице золу выливали";
а злыя дѣвойки
„Въ недѣлю рано косы чесали,
А ми до личка волоса метали"

'j Тѣ­же повѣрья и у нѣмцевъ— D. Myth., 248.

 236

—и получаетъ тотъ­же отвѣтъ '). Въ болгарской пѣснѣ Пре­

чистая Дѣва Марія и св. Марія Магдалина роняютъ слезы
(= дождь) на свои злато­свѣтлыя лица, и на вопросг
Ильи­громовника о причинѣ печали отвѣчаютъ:
Богъ да біетъ легенскн хрпстяни!
Не си д/Кржатъ пет к а и неделя;
Во свѣта неделя метатъ ­
Лице й напр аш иле,
На свѣта неделя печееки —
Очи іі из горел е г ).

Въ Литвѣ, приготовляясь къ С в ѣт л ому празднику, посе­

ляне стараются прибрать и вычистить своп избы до страстна­
го четверга, асъ этого дня до самой Пасхи не принимаются за
метлу, боясь, чтобы лежащему во гро бѣ Христу не за­
сорить глаз ъ; въ тоже время старательно прячутъ вере­
тена и прялки и перестаютъ заниматься пряжею я ). Христосъ
въ церковныхъ пѣсняхъ называется «праведпымъ солнце»,
и праздники Рождества и Воскресенія Христова слились въ
народныхъ преданіяхъ съ воспоминаніями о рожденін солнца
на Коляду и возженіи его свѣтильника при началѣ весны; вь
прпведенномъ литовскомъ повѣрьи глѣдовательно выражается
боязнь засорить воскресающее съ весною небесное око­солнце.
Древнія поэтическія уподобленія, понятыя позднѣе буквально,
вызвали суевѣрные запреты, направленные противъ занятіі,
которыми можно запорошить свѣтлые взоры божества. Заме­
чательно, что и самое наказаніе за нарушеніе этихъ запретовъ
караетъ именно очи виновного.
Вмѣстѣ съ замѣною древней языческой богини св. Параске­
вою и Богородицею, народъ приписалъ имъ и влінніе на браки
и земное плодородіе. На праздникъ Покрова дѣвицы, желаю­
') Маякъ, XI, 51. О представленіи тучъ —деревьями, которая ру­
битъ богъ­гроыовникъ, и волосами, которые онъ расчесываетъ, си.
ниже. — 3) Миладин., 26. — 3 ) Черты литов. н.­ір., 93.
 237

щія выйдти замужъ, обращаются съ мольбою о томъ къ Пят­

ницѣ: «матушка Пятница Параскева! покрой меня (иди: по­
шли женишка) поскорѣя.» Въ вологодской губ. девятой пят­
ни цѣ (т. е. на икону Покрова пресв. Богородицы) взрослыя
дѣвицы строятъ «обыденную пелену»: собравшись вмѣстѣ,
онѣ теребятъ ленъ, прядутъ, ткутъ — и оканчиваютъ работу
въ одни сутки 1 ). Выше было указано, что розовая пелена зо­
ри отождествлялась съ покровомъ Богородицы; но таже мета­
Фора «небеснаго покрывала» прилагалась и къ тучамъ (см. гл.
X), и когда весеннее солнце закрывалось дождевыми облака­
ми — о немъ говорили, какъ о стыдливой дѣвѣ, накинувшей
на свою златокудрую голову женскую Фату и готовящейся всту­
пить въ брачный союзъ съ богомъ­громовникомъ. Поэтому ла­
тпн. mibere (отъ nubes — облако) — покрываться получи­
ло еще другое значеше: выходить замужъ; греч. ѵёср о я— об­
лако и vuficpv;, vu'fi.cpipc —невѣста и женихъ; чешек, snau­
biti, snubiti — сватать, snaubce— d ziewoslab Юнгманнъ
сближаетъ съ лат. nub ere, а по мнѣиію г. Потебни вѣрнѣе въ
шетнческомъ отношеніи допустить сравненіе съ nimbus —
фата, покрывало и облако. Покрывало, которымъ окручиваютъ
голову невѣсты, ея Фата, есть символическое знамсніе того
облачнаго покрова, подъ которымъ являлась прекрасная боги­
ня весны, разсыпающая на всю природу богатые дары плодоро­
дія. Польская свадебная пѣсня поетъ: PrzykryIosi§ niebo ob­
iokami, Przykrylasie Marysia rabkami г ). Покрытіе голо­
вы сдѣлалось нризнакомъ замужства. Только дѣвпца можетъ
ходить съ открытою головою и красоваться своею русою ко­
сою; замужнимъ строго запрещается выказывать хотя одинъ
волосокъ изъ­подъ платка или кички — быть простоволо­
сою 3 ). Мптрополніъ Спмонъ въ посланіи своемъ 1501 года,
') Послов. Даля, 1031.— 2j Ч. О. И. и Д. 1865, II, 82.— 3) 0.3.
1849, IV, ст. Небольсина, 230; бренб. Г. В. 1851, 9. Съ открытой
 238
■

возвышая голосъ свой противъ разныхъ отступленій отъ цер.

ковиыхъ уставовъ.прибавляетъ: «а жены ваши ходятъ просто­
власы непокровенными главами, ино то чините не по зако­
ну христіанскому» 1 ). Какъ «простовласіе» считается за грѣхъ
для замужнихъ, такъ «самокрутье» (убирать голову по бабьи)—
для дѣвицъ. Въ послѣднія времена передъ кончиною мірй;
когда настанетъ общій разврать, бабы будутъ — простово­
лоски, а дѣвки—самокрутки 8 ). Арабскій писатель XIII
вѣка такъ описываетъ брачный обрядъ уславянъ: «если кто
чувствовалъ склонность къ какой­нибудь дѣвпцѣ, то на бра­
сы вал ъ ей на голову покрывало — и она безпрекослов­
но становилась его женою.» Тоже воззрѣніе высказывается
въ словѣ покрытка, которымъ въ Малороссіи клеймятъ цЪ­
вицу, потерявшую невинность. Окручиваніе невѣсты состав­
ляло въ старину существенную часть свадебнаго обряда; въ
захолустьяхъ русскихъ деревень и донынѣ невѣста, во врем
вѣнчанія, стоитъ покрытая съ головы до ногъ 5 ). Пока весен­
нее Солнце не вступаетъ въ бракъ съ богомъ грозовыхъ тучъ,
оно является прекрасною невѣстою, блистающею золотыми ку­
дрями на радость всему міру; чистота его сіянія намекала древ­
нему человѣку на чистую, незапятнанную дѣвственность, по­
добно тому, какъ туже идею сочеталъ онъ съ неугасаемым?,
пламенемъ Весты. Поэтому распущенная, открытаяк о­
са принята за символъ дѣвственности, и послѣ вѣнчанія ее
навсегда покрываетъ бабья кичка; свадебные обряды наглядно
указываютъ на такое значеніе косы: женихъ обязанъ купить
косу невѣсты, и сама невѣста прощается съ своею косою, на­
зывая ее «красой дѣвичыо». Вотъ почему отрѣзать у дѣвпцы

головой женщинѣ не слѣдуетъ молиться: „безъ сборничка нехорошо

предъ образа стать" — Архивъ ист.­юрид. свѣд., II, ст. Бусі., 183. —
л ) Ак. Ист., I, 112 (И). ­ 2 ) Биб для Чт. 1848, X, ст. Гуляева,
134. ­ 3) У. 3. 2­го отд. А.Н., VII, в. 2, 12­14.
 239

косу значптъ: ее обезчестить. Въ одной пѣснѣ жалуется

дѣвица на жену своего милаго:
Хочетъ дѣвушку безчестить во глаза —
Русу косыньку отрѣзать у меня ').
Въ былое время помѣщики наши наказывали такъ своихъ сѣн­
ныхъ дѣвушекъ, неустоявшихъ противъ внушеній любви.
Необоримая сила языка, вліявшая на созданіе человѣческихъ
вѣрованій, обнаруживалась всюду, гдѣ только былъ къ тому
малѣйшій поводъ. Снѣгъ, устилающій поля въ зимніе мѣсяцы,
возбуждалъ представленіе о бѣломъ покров ѣ, въ который
одѣвается земля. Народныя загадки называютъ снѣгъ — ска­
тертью: «у насъ на молоду (при началѣ зимы) скатерть б ѣ­
ла весь міръ застлала (или: одѣла)»; «матушкина столечни­
ка не скатаешь». Согласно съ представленіемъ, что зима есть
смерть природы, покровъ этотъ называется саваномъ: «ни хи­
лѣла, ни болѣла, а саванъ надѣла» (земля и снѣгъ) г ). Нѣм­
цы о падающемъ снѣгѣ выражаются: «Frau ЫоІІе sclilage ihrem
Meissen mantel au.seinander» 3 ;. Такъ какъ снѣгъ большею
частію выпадаетъ около 1­го октября, когда празднуется По­
кровъ пресв. Богородицы, и такъ­какъ около того­же времени
устраиваются и крестьянскія свадьбы, то естественно было
сблизить брачное покрывало небесной богини съ снѣжнымъ
пологомъ. Указанная выше мольба о замужствѣ, обращенная
къ Пятницѣ, нерѣдко замѣняется слѣдующими воззваиіями къ
Богородицѣ: «Покровъ­пресвятая Богородица! покрой мою по­
бѣдную голову жемчужнымъ кокошникомъ, золо­
тым ъ подзатыльником ъ». 4) — «Мать­Покровъ! покрой
') Нар. пѣсни вологод. и олонец. губ. Студицк., 100. — г) Са­
харов., П, 106; Послов. Даля, 1063—4: г Летѣлъ порханъ (отъ
порхать) но всѣмъ торгамъ, бѣлъ балохонъ — безъ полъ каф­
танъ, безъ пуговицъ" (снѣгъ). — 3) Die Gutlerwclt, 276. — *) Или:
*1ы, Покровъ­Богородица! покрой меня дѣвушку пеленой своей
ветлѣнною— пдти на чужую сторону! Введень е­мать Богородица!
 240

землю снѣжкомъ, меня молоду платкомъ (или: же­

нишкомъ)». Въ Бѣлоруссіи дѣвушки ставятъ свѣчи передъ
иконою Божьей Матери и молятъ: «святой Покровъ! покрывъ
землю и воду, покрый и меня молоду!» Отсюда объясняет­
ся поговорка: «придетъ Покровъ, дѣвкѣ голову покроетъ» и
примѣта: если снѣгъ выпадетъ 1­го октября, это предвѣщаетъ
много свадебъ, а снѣгъ, надающій въ день вѣнчанія, сулитъ
молодымъ счастіе '). Когда забеременѣетъдѣвушка,объ этомъ
шутя говорится: «снѣжина попала» 3 ).
По народному убѣжденію, отъ Пятницы зависятъ обильные
роды земли; ее молили объ отвращеніи засухи, проливным
дождей, неурожаевъ; въ даръ ей приносили земные плоды.
При началѣ жатвы въ калужской губ. одна изъ старухъ, из­
вѣстная легкостью своей руки, выходитъ ночью въ поле, на­
жинаетъ снопъ, связываетъ его, и до трехъ разъ то кладетъ,
то ставитъ на землю , причитывая: «Пятница­ Параскева ма­
тушка! помоги рабамъ божіимъ (такимъ­то) безъ скорби и бо­
лѣзни окончить жатву; будь имъ заступница отъ колдуна я
колдуницы, еретпка и еретицы.» Затѣмъ, взявши снопъ, она
старается пройдти до двора пикѣмъ незамѣченною. Во время
падежей, моровой язвы и другихъ бѣдствій служатъ св. Пят­
ницѣ общественные молебны; въ народѣ даже ходятъ суевѣр­
ныя молитвы, сочиненный въ ея честь; написаниыя на клочкѣ
бумаги, онѣ носятся на шеѣ отъ недуговъ или привязываются
къ головѣ больнаго. При совершеніи различныхъ церковный
обрядовъ прежде выносили икону св. Параскевы , убранную
лентами, монистами, цвѣтами и душистыми травами: эти цвѣ­
ты и травы оставались въ церкви, и отваръ ихъ давали шггь

введи меня на чужую сторонушку! Стрѣтенье­мать Богорода­

ца! встрѣть меня на чужой сторонушкѣ!" — ') Послов. Даля, 825,
839­40, 997; Сахаров., II, 00; Терещ , II, 209, 225­6, 473; Нар.
ел. раз., 143. — г) Доп. обл. ел., 249.
 241

безнадежно­больнымъ, какъ вѣрнѣйшее средство къ исцѣленію.

Кто соблюдаетъ пятницы, къ тому, по общему повѣрью, не
пристанетъ лихорадка. ') Духовный регламента Петра В. упо­
минаетъ о совершавшемся въ народѣ символическомъ обрядѣ,
п которомъ нельзя не признать обломка стариннаго языче­
скаго культа, хотя и подновленнаго христіаискою обстановкою.
«Слышится (сказано въ этомъ законодательномъ памятникѣ),
что въ Малой Россіи въ полку стародубскомъ въ день уречен­
ныіі праздничный водятъ жонку простое ласу ю, подъ иие­
неиъ Пятницы, а водятъ въ ходѣ церковномъ, и при церкви
честь оной отдаетъ народъ съ дары и со упованіемъ
иѣкія пользы.» По болгарскимъ сказаніямъ, свѣта Петка­На­
рашкева носитъ на головѣ лучезарный вѣнокъ, очень
добра и охотно помогаетъ женщинамъ въ ихъ домашнихърабо­
тахъ; 28 апрѣля старухи оставляютъ ей на дворѣ хлѣбъ и
крашеное яйцо, съ полнымъ убѣжденіемъ, что она придѳтъ
ночью и съѣстъ тотъ и другое; а 28 октября сбираютъ со
всѣхъ домовъ хлѣбъ, вино и медъ, и послѣ молебствія празд­
нуютъ св. Пятницѣ. 3 )
Наравнѣ съ Пятницею, и другіе дни недѣли: воскресенье и
среда представляются въ народныхъ преданіяхъ и повѣрьяхъ—
въ живыхъ олицетворепіяхъ. Въ сказкахъ малорусскихъ, серб­
скихъ, хорутанскихъ и иѣмецкихъ святаяНедѣлька 3 ) и
(ler heilige Sonntag часто являются дѣііствующими лицами
и помогаютъ странствующимъ героямъ и героинямъ своими
мудрыми совѣтами и сверхъестественными дарами; такъ въ

') Рус прост, праздн., I, 48; IY, 118; Вѣст. Р. Г. О. 1853, I,

60­ — 2) Каравел., 220, 263. — 3) Не дѣ ля := воскресенье, день
праздничный, когда оставляются всѣ работы (ничего не дѣлаютъ);
имя это впослѣдствіп стало означать седьмицу, такъ какъ воскрес­
ный день быдъ первымъ днемъ недѣли и по немъ вели счетъ седь­
ыпцамъ.
16
 242

одной сказкѣ св. Недѣлька даетъ молодцу волшебнаго коня. '),

Въ извѣстномъ апокриФическомъ сочиненіи о хожденіп Бого­
родицы по адскимъ мукамъ, въ числѣ другихъ угодниковъ,
названы святаяНедѣляи святая Петка, точно также,
какъ въ вышеприведенной выпискѣ изъ Стоглава рядомъ съ
Пятницею стоитъ св. Анастасія. Въ­Паисіевскомъ сборникѣ
помѣщено слово, которое возстаетъ противъ суевѣрнаго обожа­
нія Недѣли и совѣтуетъ чествовать не самый день, а соединя­
емую съ нимъ память о воскресеніи Христа. Сербы до сии
поръ думаютъ, что Недѣля есть святая жена, а «света
Петка— Нед]елпна ма]'ка» (т. е. богиня Зоря — мать Солнца);
обѣ онѣ изображаются на иконахъ ").
Въ сборникѣ великорусскихъ сказокъ г. Худякова сообще­
но слѣдующее преданіе о Средѣ: молодая баба пряла поздно
вечеромъ; уже было за полночь, когда вздумала она оставить
работу, положила гребень и молвила: «матушка Середа! помо­
ги мнѣ завтра пораньше встать и допрясть мои початки.» Ра­
нёхонько еще до свѣту слышитъ она: кто­то въ избѣ возится,
Открыла глаза — въ свѣтцѣ лучина горитъ, печка затоплена,
а по избѣ ходитъ и прибираетъ немолодая женщина, покры­
тая сверхъ кички бѣлымъ полотенцемъ. Подошла къ хозяйкѣ.
«вставай! говорптъ, Я— Середа, пришла помогать тебѣ; нпткп
я отпряла, холсты выткала, теперь давай золить. Пока печка
топится, сходи­ка на рѣку да принеси воды!» Баба взяла вёд­
ра, но отправилась посовѣтоваться съ старухой­сосѣдкой. «Не­
хорошо! сказала старуха, на томъ холстѣ она тебя уда­
ви тъ.» — Что­же мнѣ дѣлать? «А ты постучись въ избу и за­
кричи: на морѣ Серединскія дѣти погорѣли! Она выскочптъ

l ) Slov. pohad., 478—496; VVestsl. Miiih., 144­155; Сб. Вадявца,

lit—
lit—6; Шоттъ, 11; Zcitschr. fur D. M., I, 42; H. P. Ск., VI, стр. 214;
Ч. О. И. и Д. 1865, III, 221—2. — а) Лѣтоп. занятіГі Apxeorp.
Кои., II, 3—5.
 243

посмотрѣть, а тѣмъ временемъ ты запрись и закрести дверь.»

Баба послушалась совѣта, и достались ей холсты даромъ *).
Изъ народныхъ повѣрій видно, что запрещеніѳ прясть, ткать
и золить холсты по пятнпцамъ — распространяется отчасти и
на среду, можетъ быть ради того тождественная значенія, ка­
кое придано средѣ и пятницѣ христіанскою церковью, какъ
днямъ воспоминанія страданііі и смерти Спасителя. У герман­
цевъ среда былъ день, посвященный Одину (др.­сѣв. Odins­
dagr, швед. Onsdag, англос. Vodenestag, анг. Wednesday), къ
свитѣ котораго принадлежали небесныя пряхи и ткачихи —дѣ­
вывалькиріи г ). Опираясь на это, мы думаемъ, что русской раз­
сказъ о Середѣ, приготовляющей холстъ съ цѣлію удавить не­
осторожную труженицу, можетъ быть объясненъ преданіями
о паркахъ, которыя (какъ извѣстно) прядутъ нить человѣче­
ской жизни и посылаютъ смерть (см. гл. XXV); пожаръ на
морѣ (т. е. въ воздушномъ океанѣ) — метафора утренняго
разсвѣта, прогоняющаго ночную гостью.

') ­Худяк., 106. ­ s ) D. Myth., 114­5.

16*
 244

VI.

ГРОЗА, ВЪТРЫ И РАДУГА.

Усматривая въ свѣтилахъ и молніяхъ блескъ металловъ,

изъ которыхъ приготовлялись воинскіе снаряды, Фантазія пер­
вобытнаго народа признала въ нихъ то небесное оружіе, ка­
кимъ свѣтлые боги сражались съ демонами тьмы. Такъ въ
сіяющемъ дискѣ солнца она видѣла золотой щитъ (стр. 215),
въ хвостатыхъ кометахъ — пламенные мечи и копья (стр.
74), въ молодомъ мѣсяцѣ — мечь или серпъ; въ созданіп
этихъ представленій Фантазія руководилась подмѣченнымъ ею
внѣшнимъ сходствомъ Формъ. Въ лѣтописи подъ 911 годолъ
встрѣчаемъ извѣстіе о звѣздѣ, явившейся копейпымъ
образомъ 4 ), т. е. о кометѣ, хвостъ которой уподоблялся
копью; съ явленіемъ кометъ издревле и донынѣ соединяются
въ народѣ предвѣстія грядущей войны. Въ языкѣ нашемъ упо­
требительно выраженіе « серпъ мѣсяца », произнося которое—
мы уподобляемъ новорожденную луну земледѣльческому серпу;
точно также нѣмцы говорятъ « sichel des mondes». Наоборотъ
лат. lunatus получило значеніе: дугообразный 2 ), и въ народ.
ной русской загадкѣ молодой мѣсяцъ служитъ метафорой
для «серпа»: «мѣсяцъ­новецъ днемъ на полѣ блестѣлъ, къ
ночи на небо слетѣлъ». А въ галицкой пѣснѣ говорится о мѣ­
сяцѣ, какъ о небесномъ мечѣ: «чимъ­же тебе порубано?» спра­
шиваетъ дѣвица своего милаго, и слышитъ въ отвѣтъ: «я с­
нымъ мечемъ, якъ мисяцемъ!» 3 ).

') П. С. Р Л., III, 121. — 2) Sonne, Mond u. Sterne, Ю. ­

3) Ч. О. И. и Д. 1863, III, 82.
 245

Но преимущественно воинскія представленія связывались

съ лучами восходящего солнца, прогоняющими ночной мракъ,
и съ молніями, разящими темныя тучи. Стремительность, съ
какою распространяется солнечный свѣтъ и упадаетъ съ не­
ба молнія, и быстрота, съ какою летитъ пущенная съ лука
стрѣла; страшные удары молніи, несущей убійства и пожары,
жгучіе лучи солнца, производящіе засуху и истребляющіе жат­
вы, и на смерть поражающее остріе стрѣлы или копья, гро­
хотъ грома и вой бури во время грозы, свистъ летящей стрѣ­
лы, шумъ ринутаго сильной рукою копья и звонъ оружія въ
битвѣ: всѣ эти аналогическія явленія заставили сблизить сол­
нечный лучь и молнію съ копьемъ, стрѣлою и другимъ ору­
жіемъ, извѣстнымъ въ древности. Снк. sfiris, sunas — солн­
це отъ sur — блистать, разбрасывать лучи, метать стрѣлы
пли копья; а въ имени Сварога находятъ филологе сродство
съ санскр. svaru— стрѣла, у кельт, chwarel. Въ древне­
славянскомъ языкѣ стрѣла означала и лучь, и стрѣлу въ
собственномъ смыслѣ: «slrel se virsene» — radiorum autem ictus;
нѣм. stral— лучь, strala— стрѣла 1 ). Въ областномъ говорѣ
слово это до сихъ поръ употребляется въ значеніи молніи: «с тр ѣ­
ла­бътебя убила!» г ). Народная загадка выражается о «мол­
ніи»: «летитъ мѣдная стрѣла, никто ее не поймаетъ — ни
царь, ни царица, ни красная дѣвица» 3), а въ заговорахъ она
называется огненной, громовой стрѣлою *); Отъ корня
as— jacere, lucere образовались санскр. astra, asana, asta —
sagiita, гр. da­nrjp, datpov, лат. astrum, зенд. actar, перс,
astar — свѣтило, бросающее свои лучи какъ стрѣлы, и рус.
острый; а съ утратою начальнаго а—ведаическоѳ star, лат.

') 0. 3. 1851, VII, 6—7; Москв. 1841, I, критика, 33; О вліяніи

христ. на ел. яз., 24. — г) Обл. Сл., 218. — ») Эти. Сб., VI,
128. _ ») Щапов., 59.
 246

stella, гот. stairno—звѣзда, слав, стрѣла, англос. strael,

др.­нѣм. st г st la *). Въ словахъ заговора: «покроюсь .(отъ не­
дуга) небесами, подпояшусь свѣтлыми зорями, обложусь час­
тыми звѣздами, чтб вострыми стрѣлами» слышит­
ся отголосокъ этого лингвистическаго сродства стрѣлы съ звѣз­
дою. У болгаръ шип ъ— копье и молнія 2 ). Итакъ солнечные
лучи представлялись славянину стрѣламиДажьбога,а молніи—
стрѣлами бога­громовника. Яркими лучами своими солнце
гонитъ поутру ночь и разсѣеваетъ туманы, разбиваетъ при на­
чалѣ весны льды и снѣга, караетъ въ лѣтніе жары землю и
ея обитателей. Къ нему обращалися съ заклятіями поразить
ненавистнаго врага («сонце­бъ тя побило!»), и Ярославна не­
даромъ молила «тресвѣтлое солнце» не простирать своихъ горя­
чихъ лучей на воиновъ ея мужа (см. стр. 69). Скиѳскій Targi­
tavus (богъ Солнце) былъ искусный стрѣлокъ, и одинъ изъ сы­
новей его назывался Arpo­ksais =: князь Стрѣла. Греческіі
Аполлонъ носилъ за плечами серебреный лукъ и пускалъ смер­
тоносный стрѣлы; уже въ дѣтствѣ онъ поразилъ дракона (мракъ)
стрѣлами, полученными отъ Вулкана; его гнѣву приписыва­
лась моровая язва: въ знойную пору лѣта (въ песьи дни) онъ
натягивалъ свой лукъ, слалъ губительные удары — и жертвы
падали за жертвами 3 ).
Типъ небеснаго воителя главнымъ образомъ усвоялся богу­
громовержцу, и солнце въ этомъ отношеніи уступаетъ ему
первенство — въ большей части народныхъ сказаній, идущихі
отъ глубочайшей древности. По свидѣтельству Ведъ, Ивдра
обладалъ мѣднымъ и золотымъ оружіемъ; сверкающія молніи
называются въ гимнахъ золотыми копьями 4) Юпитеръ и До­

1 ) Пикте, II, 209—210; Мат. сравн. слов., II, 244: санскр. агни­
5 и к' а (буквально: съ остріемъ огня, насквозь пробивающій ог­
немъ) — стрѣла и пламя. — г) Каравел., 323. — 3) D. Myth., 305. —
4) Orient unil Occid., годъ 1, в. I, 15; III, 407; IV, 592.
 247

наръ вооружены были стрѣлами *); Перунъ, по преданію, со­

хранившемуся у бѣлоруссовъ, въ лѣвой рукѣноситъ колчанъ
стрѣлъ, а въ правой лукъ; пущенная имъ стрѣла поражаетъ
тѣхъ, въ кого бываетъ направлена, и производитъ пожары. Бѣ­
дорусскіе поселяне убѣждены, что на мѣстѣ пожара, произве­
денная) ударомъ молніи, и вообще послѣ грозы можно находить
чудесную стрѣлку 2 ). И въ другихъ ыѣстностяхъ Россіи до­
селѣ живо повѣрье о громовой стрѣлкѣ. По этому по­
вѣрью стрѣлы громовыя, низпадая изъ тучъ, входятъ далеко
въ глубь землп; а черезъ три или семь лѣтъ возвращают­
ся на ея поверхность въ вндѣ чернаго или темносѣраго про­
долговатаго камышка: это — или сосульки, образующіяся въ
пескахъ отъ удара молніи и сварки песку, или белемниты, из­
вѣстные въ народѣ подъ именемъ «громовыхъ стрѣлокъ» и по­
читаемые за вѣрное предохрапительное средство противъ уда
ровъ грозы и пожаровъ 3 ). «Кормчая» и «Домострой» попа
Сильвестра 4 ) осуждали вѣру въ громовыя стрѣлки и
топорки, о которыхъ въ старинномъ переводѣ книги «Луци­
даріусъ» находимъ такое толкованіе: «откуду бываетъ громъ и
'молнія? Учитель рече: сіе бываетъ отъ сраженія обла­
«ковъ; егда четыре вѣтры отъ моря придутъ и сразятся на
«аеръ и смѣсится огнь вкупѣ и бываетъ буря силна, еже и
«воздухъ разтерзати, и бываетъ стукъ великъ, его­же мы слы­
«шимъ — громъ; бываетъ же въ то время молнія и исходятъ
«на землю падающе стрѣлки громныя и топорки сѣро­
«видны» s ). Тоже повѣрье извѣетно въ Сербіи в ) и у нѣмцевъ,
которые приписываютъ Донару бросаніе изъ облаковъ, вмѣстѣ
съ пламенными молніямп, завострённыхъ камней, проникаю­

') D. Myth., 163 ­ =) Приб, къ Ж. М. Н. П. 1846, 17­18. —

3) Терещ., VI, 50; Иллюстр. 1845, 41. — ') Времен., I, 38. —
s) Лѣт. рус. лит., кн. I, 34, 57. — с) Срп. [речник, 102.
 248

щихъ глубоко въ землю; въ теченіи семи лѣтъ они выхо­

дятъ на поверхность. Камни эти называются donnersteine,
strahlsteine, donnerkeile, donneraxte и donnerham­
m e г (у финновъ Ukonkiwi — камень громовника Укко); каж­
дый домъ, гдѣ они сберегаются, безопасенъ отъ молніи '),
Чтобы объяснить приведенный названія, уподобляющія молнію
камню, стрѣлѣ, палицѣ, топору и молоту, мы должны войди
въ подробный изслѣдованія о Перунѣ.
Слово Перунъ восходитъ къ древнѣйшей зпохѣ аріевъ.
Между прочими прозваніями Индры было Parjanya=par­
ganya — молніеносная туча отъ корня prg (= pre) — разв­
евать, окроплять, прыскать. Parjanya слѣдовательно такой­же
эпитетъ Индры, какъ Jupiter pluvius et to nans г ). По сви­
дѣтельству гимновъ Ригъ­Веды, Parjanya дѣлаетъ небо чре­
ватымъ дождемъ, побиваетъ стрѣлами злыхъ духовъ и пролп­
ваетъ на землю водные потоки; онъ—творецъ и питатель всего
сущаго, роститъ нивы, посылаетъ плодъ злакамъ и деревьямъ,
умножаетъ стада коровъ и коней и даруетъ женамъ дѣтей ! ).
У славяно­литовскаго племени прозваніе это взяло верхъ надъ
всѣми другими, и при распаденіи означеннаго племени на раз­
ный вѣтви образовало слѣдующія Формы: рус. Перунъ, пол.
Piorun, чеш. Peraun, словац. Регоп и Parom, въ слов*
христолюбца *) — Перенъ (у полабовъ четвергъ, день, по­
священный богу­громовнику , называется Perendan — Перу­
новъ AeHb = dies Jovis — jeudi, iDonnerstag, др.­сѣв. Thoralagr,
швѳд. Thorsdag, дат. Torsdag, авг. Thursday), литов. Perkunas,
летт. Pehrkons, др.­прус. Perkunosjo громовомъ грохот*
и ударахъ литовцы выражаются: «Perkunas grauja», «Perkunas

*J D. Myth, 163—5, 1171. — 2) Пикте, I, 128. — s) Orient und

Occid., годъ I, в. II, ст. Вюлера: Zur Mythologie des Rig­Veda,
218—9, 226 — *) On. Румян. Муз., 229.
 249

miisza» '). Въ тейлые дни весны Перунъ являлся съ своими

молніями, оплодотворялъ землю дождями и выводилъ изъ­за раз­
сѣянныхъ тучъ ясное солнце; его творческою силою пробуж­
далась природа къ жизни и какъ­бы вновь созидался прекрас­
ный міръ. По литовскимъ сказаніямъ, нечуждымъ и другимъ
индоевропейскимъ народамъ, верховный владыка громовъ со­
здалъ вселенную дѣйствіемъ теплоты, ибо весенняя теплота
есть источникъ жизни, а зимній холодъ — смерти: «Perkunas
wis iszperieje.» Глаголъ peri eti (наст. вр. регіи)озна­
чаетъ: производить посредствомъ теплоты, высиживать, рож­
дать, творить; «ka paperieje sunu ar dukteri?» — кого она ро­
дила сына или дочь? Слово это состоптъ въ родствѣ съ лат.
рагіои рус. области. парить— высиживать яйца,парунья —
насѣдка. Въ санскритѣ корень par сохранился въ двухъ про­
ішодныхъ словахъ, близкихъ по значенію съ литов. periu:
partr — хранитель и рііпі — солнце, огонь, теплота; сравни
рус. паръ, парить— о томительно ­знойномъ воздухѣ пе­
редъ грозою, прѣть и пару нъ — жара, зной. Но миѣнію г.
Мнкуцкаго отъ этого корня произошли двѣ извѣстныя у сла­
вянъ Формы: одна дѣйствительная — Пер­уяъ, т. е. произ­
водитель, творецъ 2 ), другая страдательная — пар ­ень, т. е.
произведенный, рожденный, сынъ, въ какомъ смыслѣ слово
это донынѣ употребляется въ пермской губ. 3 ) Но допуская
такое производство имени Перуна, г. Микѵцкій не пояснилъ,
откуда могло явиться вставное к въ литовскомъ Perkunas? —
почему и мнѣніе его не можетъ быть признано состоятель­
нымъ передъ лицомъ науки.

') D. Myth., 114­5, 118, 156; Ыоскв. 1851, V, ст. Срезнев., 64. —
г) Въ подтвсржденіе указано на лит. глаголъ kurti, kuriu — со­
зидать, творить, зажигать, откуда kuriejis — эпптетъ Перуна и
солнца и названіе жреца—сожигателя жертвенныхъ приношеній. —
3) Изв. Ак. Н., I, 114­5; Обл. Сл., 153.
 250

Въчешскихъ глоссахъ «Mater verborum» (1202г.) слово Ре­

run истолковано: Jupiter; въ древнеславянскомъ переводѣ грете­
скаго сказанія объ Александрѣ Македонскомъ имя Зевса пере­
ведено Перуномъ *); въ апокрифической бесѣдѣ трехъ святи­
телей чігтаемъ: «отчего громъ сотворенъ бысть? Василііі рече:
два ангела громная есть: елленскій старецъ Перунъ н
Хорсъ жидовинъ—два еста ангела молніина» в ). Сверхъ того
именемъ Перуна обозначалось небо, какъ царство громонос­
ныхъ, дождевыхъ облаковъ; такъ въ одной рукописи Погодин­
скаго древлехранилища, принадлежащей XV вѣку, на вопроси
«колико есть небесъ?» встрѣчаемъ такой отвѣтъ: «перунъ
есть многъ» 3 ). Въ Малороссіи разсказываютъ, что Богъ воз­
сѣдаетъ на томъ небѣ, гдѣ блистаютъ молніи 4 ). Обращаясь
отъ старинныхъ памятниковъ къ свпдѣтельетвамъ живаго язы­
ка, находимъ, что въ польскомъ языкѣ piorun доселѣ упо­
требляется въ смыслѣ молніи и громоваго удара (сравни рус.
выраженіе: «метать перуны»), piorunek— громовая стрел­
ка— тоже, что у истрійскихъ хорватовъ переница, въ Кур­
ляндіи Perkuhnstein, Perkuhnakmens; у словаковъре­
г on—громъ, а молнію они называютъ Паромовой стрѣлою.
Старинная русская поговорка: «ѣдетъ божокъ съ перищенъ,
стучит ъ колес ом ъ» 5 ) намекаетъ на поѣздъ бога ­громов­
ника; грохотомъ его колесницы арійскія племена объяснял
себѣ громозвучные раскаты грозы; ѣдетъ онъ вооруженный
пер­ищемъ—страшнымъ орудіемъ, съ помощію котораго на­
носитъ стремительные, все­раздробляющіе удары: прати, не­
рж (напирать, переть, пороть) — стремиться, тѣснить,
разить, побивать; бѣлорус. праць, пяру — колотить валь­

') Лѣтоп. Переясл., XVI. — г ) Щапов., 8; Изв Ак Н., IV, 134.—

3) Времен., XV, 91. — *) Маякъ, XVIII, 105—6. — s) Архив*
ист.­юрйд. свѣд., II, ст. Бусл., 10, 157.
 251

комъ, мыть бѣльѳ (прачка); «пере рубанцемъ»— бьетъ полѣ­

номъ, чешек, «shmce реге»— солнце сильно сжетъ — разитъ
своими лучами; попры —прыть, скачь, парко —шибко, ско­
ро, сильно, праща (пол. pro с а) —метательный снарядъ, ко­
торымъ въ древности бросали каменья '). Перунъ— божество
победоносное, карающее, явленіе котораго возбуждаетъ страхъ
и трепѳтъ (гроза, грозить, угроза; schauer — вьюга,
громъ съ ливнемъ и ужасъ, содраганіе); огненными стрѣлами
овъ поражаетъ демоновъ мрака (тучи) и наказуетъ всякое нѳ­
честіе. Въ псковской губ. и Бѣлоруссіи еще теперь слышатся
клятвы: «сбей тебя Перунъ!» «кабъ цябё Перунъ узявъ, или:
треснувъ!» а ) у словаковъ: «Parom ie Irestal (metal, zabil, wzal);
Peron te zabil; aby ich Paromowa strela; Peronowa slrela ta
zabila; paromtalo te!» 3 ) Какъ жгучіе лучи лѣтняго солнца, по­
рождающее засуху, безплодіе и моръ, дали представленіе о раз­
гнѣвапномъ Солнцѣ­метателѣ губительныхъ стрѣлъ, такъ то­
же представленіе должно было сочетаться и съ богомъ­громо­
вержцемъ; насылая градъ, бури и безвременные ливни, онъ
каралъ смертныхъ неурожаемъ, голодомъ и повальными болѣз­
нямп (повѣтріемъ). Въ ржевскомъ уѣздѣ говорятъ: «схвати
тебя перуномъ!» въ смыслѣ: да постигнетъ тебя недугъ,
прппадокъ 4). Сибирская брань: «чтобъ тебя язвило!» связы­
ваетъ вышеприведенный клятвы Перуномъ и его стрѣлами съ
понятіемъ о моровой язвѣ; сравни: разить и зараза.
Называя молнію — небеснымъ оружіемъ, древнѣйшій на­
родъ­прародитель народовъ пндоевропейскихъ необходимо огра­
ничивался въ своихъ уподобленіяхъ тѣми воинскими снаряда­

') Обл. Сл., 153; Изв. Ак. Н.і IV, 414. — *) Когда начинается
гроза, бѣлоруссы спѣшатъ укрыт7>ся въ домахъ, восклицая: „ай, Пе­
РУнъ зпбье!" — Маякъ, XYH, 42. — «) Приб. къ Ж. М. Н. П.
ІЩ 18; Архив, ист.­юрид. свѣд., II, ст. Бусл., 137, 142, 153; Slov.
Pohad., 68; Nar. zpiewanky, I, 407. ­ *) Этн. Сб., I, 245.
 252

ми, какіе только знала современная ему культура. Прежде,

чѣмъ были открыты металлы, орудія, служившія для напа­
денія и защиты, приготовлялись изъ дерева, камня, кости іі
рога. Подземный находки такъ называемаго каменнаго вѣка
показали, что въ борьбѣ съ дикими животными и въ житей­
ски хъ распряхъ человѣку помогало не одно простое верженіе
каменныхъ осколковъ рукою пли пращею, что грубо­обитые
камни служили ему на войнѣ и охотѣ —молотами или топора­
ми, а заострённые кремни употреблялись для наконечнпковъ
стрѣлъ и копій. Вслѣдъ за этими первобытными орудіями по­
явились металлическія, приготовляемыя изъ смѣси мѣди съ
оловѳмъ и цинкомъ, извѣстныя подъ именемъ бронзовыхъ; зо­
лото показалось почти одновременно съ мѣдью; знакомство съ
серебромъ также принадлежитъ давней эпохѣ, но желѣзо от­
крыто значительно иозднѣе Нослѣ открытія металловъ камен­
ный орудія не тотчасъ были вытѣснены и долго еще остава­
лись въ общемъ употребленіи наравнѣ съ металлическими '),
Хотя арійское племя до раздѣленія своего на отдѣльныя вѣт­
ви, уже знало мѣдь, серебро и золото и умѣло ихъ обработы­
вать, тѣмъ не менѣе несомнѣнно, что и оно должно было про­
жить свой каменный періодъ. Отсюда легко объясняется, по­
чему въ громѣ слышались древнему человѣку удары, наноси­
мые каменнымъ молоюмъ грознаго божества, а находимые на
землѣ остроконечные камни (белемниты) названы громовыми
стрѣлками. Каменный или металлическій крестообразный но­
лотъ— необходимый аттрибутъ бога­громовника у всѣхъ арііі­
скихъ народовъ. Индра, сверхъ другаго оружія, владѣлъпно­
лотомъ (vajra); римляне чтили Юпитеровъ камень; особенно
же любопытны въ этомъ отношеніи сказанія Эдды о скандп­
навскомъ Торѣ: Tliorr (сокращенная Форма имени Thunar,
') Статья Вера: О первоначал, состоянии человѣка въ Ввропѣ ­
въ Мѣсяцесловѣ на 1864 г.
 253

Thonar = donner — громъ) держитъ въ рукѣ всесокрушающій

молотъ Mjolnir, и бросаетъ его въ своихъ враговъ; ринутый
огучимъ громовникомъ Mjolnir никогда не даетъ промаха, по­
ражаетъ смертію тѣхъ, въ кого былъ пущенъ, и потомъ самъ
собою возвращается въ руки Тора; тоже самое свойство приписы­
вается и молніеносной, многозубой палицѣ Индры. Полетъ чу­
деснаго молота, называемаго также prudh­hamar [starker
hammer; ham а г— собственно значитъ: камень, а потомъ уже
молотокъ; Пикте *) полагаетъ первоначальную «норму ahm аг =
санскр. ac­mara — lapideus; снк. acman=acani означаетъ и
камень и молнію, что соотвѣтствуетъгреч. ахцшѵ, которымъ
былъ вооруженъ Зевсъ], сопровождается грохотомъ грома и
блескомъ молніи; въ случаѣ нужды онъ дѣлается столь ма­
лымъ, что его можно спрятать и носить за пазухой (= въ нѣд­
рахъ тучи). «Громовыя стрѣлки», какъ указано выше, до сихъ
поръ слывутъ молотками—donnerhammer, blitzba'mmer, а клят­
ва: «der dormer schlage dicli!» нерѣдко замѣняется другою: der
hammer schlage dicli!» Въ началѣ XII вѣка на одномъ изъ швед­
скихъ острововъ были принимаемы за святыню необыкновен­
ной величины мѣдные молоты, которые назывались Thors­
lia'm m е г (m a 1 1 ѳ i J о ѵ і а 1 е s). Я. Гриммъ основательно сбли­
жаетъ слово mjolnir съ готе, muni, серб, муіьа, рус. мол­
нія отъ млѣть (со­млѣть — покраснѣть)— раскалиться до­
красна; лужиц, milina — сѣверное сіяніе; отсюда и млатъ
молотъ. Mjelnir представлялся въ Формѣ креста, подобно
стрѣлѣ, которую держитъ Индра; онъ совершенно тождественъ
съ огненнымъ топоромъ (axt), какой дается иногда Тору въ
замѣнъ молота. Но преданію, засвидѣтельствованному Геродо­
томъ, въ числѣ другихъ божественныхъ аттрибутовъ, чти­
мыхъ скиоами, была и золотая сѣкира, упавшая съ неба.
Молотъ признавался германцами за священное орудіе: имъ
Ч Пикте, II, 680.
 254

клялись при судебныхъ спорахъ, имъ освящали жертвы, по­

гребальные костры п новобрачную чету; бросаніемъ молота
или просто камня узаконивалось право на поземельное владѣ­
ніе 'J; даже до позднѣйшаго времени судья, созывая общину
на вѣче, возвѣщалъ о томъ, заставляя носить по селенію но­
лотокъ г ). Финнскій Укко имѣетъ не только огненный лукъ и
огненный стрѣлы, но и молотъ 3 ). У литовцевъ пользовался
особеннымъ уваженіемъ огромный священиыіі молотъ, съ по­
мощію котораго великанъ (Перкунъ?) освободилъ солнце изъ
заточенія (изъ­за темиыхъ тучъ). Ниже мы увидимъ, что по­
добное представленіе молніи не чуждо было и славянамъ, ко­
торые, по свидѣтельству Краледворской рукописи, и на бит­
вы выходили вооруженные молотами:

I chopi Znboi svdi mini....

о
I wrze po wrnze.
Letie mint, roskoci sic scit,
Za scitem sie roskocista Ludiekovva prsi *).

Богъ­громовникъ, разбивая своимъ молотомъ облачныя ска­

лы, высѣкаетъ изъ нихъ небесное пламя молніи, точно также,
какъ сильнымъ ударомъ о кремень высѣкаются изъ камня ле­
тучія искры. Слово кре­мень (сравни: еух­мень, стре­
ме нь) имѣетъ въ санскритѣ корень kr—бить, ударять, pa­
пить, убивать, и могло совмѣщать въ себѣ двоякое значевіе:
это — или орудіе, которымъ наносится ударъ, или предмет!,

') Владѣніе землею освящалось также и другими символами им­

ніи— стрѣлою и жезломъ (палкою) — Сынъ Отеч. 1831, XXIII, ст.
Грвыма: О поэз. въ правѣ, 159. — ») D. Myth., 164­6; 1171; nie
Gottervvelt, 64, 190, 207—8; Сиырокъ, 59; D. Rechtsalt., 64, 162­3. ­
3) У. 3. A.H. 1852, IV, 513, 522. — 4) Переводъ: И схватилъ За­
бой свой молотъ и бросилъ на врага; полетѣдъ молотъ, пробил
щитъ, а за щитомъ — Людекову грудь (Ж. М. Н. П. 1840, XII, ст­
Срезн., 131—2).
 255

по которому ударяютъ , высѣкая огонь ; отъ того­же корня

крѣсъ — огонь, вызванный ударомъ грома, т.е. а) молнія и
Ь) блескъ солнца, выведеннаго изъ­за тучъ, какъ­бы вновь­
возженнаго богомъ­громовникомъ (стр. 188); крѣсить, кре­
сать, пол. krzesac, словен. kresali—высѣкать огонь изъ
кремня и обтачивать камень (жерновъ), кресало=огниво;
ис­кра (области. згра = съ выкинутымъ для благозвучія р:
зга; <зги божіей ue видать» ') того­же пропсхожденія а ).
Таящіяся въ камиѣ искры огня породили извѣстное въ нашемъ
простонародьи сказаніе о томъ, что первосозданныя и враждеб­
ныя другъ другу стихіи огонь и вода долго спорили между со­
бою, и вотъ когда вода начала осиливать и уже совсѣмъ зали­
вала пламя—огонь укрылся отъ нея въ кремень, изъ котораго
впослѣдствіи люди стали вызывать его ударомъ желѣза. 3 )
Народная загадка даетъ «огню» слѣдующее живописное опре­
дѣленіе: «въ камнѣ спалъ, по желѣзу всталъ, по дереву по­
шелъ— какъ соколъ полетѣлъ». *) По нѣмецкимъ преданіямъ,
Торъ, высѣкая искры молній, разрушаетъ мрачные вертепы
облаковъ и возжнгаетъ па небѣ ясный свѣтильникъ солнца;
для этого есть у него трехгранный камень (feuerstein) и кре­
сало (stahl), выкованное карликами; съ одной стороны камень
бѣлаго цвѣта, съ другой — желтаго, съ третьей — краснаго;
ударяя въ бѣлую сторону, богъ вызываетъ бурю съ градомъ;
ударяя въ красную— производитъ громъ и молнію, а ударомъ
по желтой сторонѣ даруетъ яркіе солнечные лучи, отъ кото­
рыхътаютъ льды и снъта. Торъ можетъ забросить свой камень
и кресало, куда захочетъ, но при первомъ требованіи они тот­
часъ­же возвращаются въ его руки. 5 ) Другое поэтическое

) Обл. Сл., 69. — ­) Архивъ нст.­юрид. свѣд., II, пол. 2, 8—10.

а«скр. krg­йпи — огонь, krg­fiku — сожжсніе (Мат. сравн. слов., I,
293, 405). — з) Рус. Бес. 1856, III, ст. Максимов, 95. — ') Послов.
Д«ля, Ю65. ­ *•> Die Gotteiwelt, 207.
 256

представленіе заставляетъ бога­громовиика, разъѣзжая ио об­

лачному небу, творить молніи ударами коііскихъ копытъ. Под­
новляя древній языческій миѳъ въ христіанскомъ духѣ, въ Ба­
варіи объясняютъ громъ и молнію тѣмъ, что Господь и св.
Дѣва ѣздятъ по небу и во время этой прогулки кони ихъ уда­
рами свопхъ подковъ высѣкаютъ изъ камней огненный ис­
кры. 1 ) По указанно Стрійковскаго, истуканъ Перкуна дер­
жалъ въ рукѣ камень, сдѣланный на подобіе молніи, а передъ
нимъ постоянно пылалъ священный огонь («w r§ku zas trsymal
kainieii na ksztai't pioruna pad'ajacego, ktoreinu na czes6 i na chwa­
i'e ogien debowy, ktory wieczuym zwano...» 2 ) Въ Густинскоі
лѣтописи извѣстіе это передано такъ: «Перконосъ, си естъ
Перунъ, бяше у нихъ старѣйшый богъ, созданъ на подобіе че­
ловѣче, ему­же въ рукахъ бяше камень многоцѣнныйакп
огнь; ему­же... огонь неугасающій з' дубоваго древія непре­
станно паляху». 3 ) Если пламя по чему­либо угасало, то для
возженія костра высѣкали огонь изъ камня, находившагося въ
рукахъ идола. *) Финны называютъ кремень «огневымъ кал­
немъ бога Укко» (Ukon kivi, Ukon ріі); изъ него высѣкаеп
онъ молнію. 5 ) Въ русской сказкѣ герой бросаетъ въ колду­
на, несущагося по воздуху черной тучею, кремень и огниво,
и отъ того рождается пламя, въ которомъ и гибнетъ злой вол­
шебникъ. в )
Народный русской эпосъ даетъ сказочнымъ героямъ и ми­
ѳическимъ змѣямъ богатырскую палицу. Слово это отъ поня­
тія простой дубинки=палки перешло въ названіе кованнаго,

») Ibid,, 188. — г) Стр. 143. — ?) П. С. Р. Л., II, 257. — ') Ковев.

Г. В. 1847, 27. — 5 ) У. 3. А. Н. 1852, IY, 512­3; 519. У лопа­
рей былъ деревянный идолъ Тіермеса (громовникъ) съ молотой
въ рукѣ, съ кремнеиъ и стальныыъ гвоздеыъ на головѣ, которыми, по
народному повърыо, высѣкалъ онъ огонь — Вѣст. Р,. Г. О. loSOi
IV, 317. ­ °) Чудинск., 14.
 257

металлическаго браннаго орудія; и здѣсь замѣчаемъ туже связь

между пожигающимъ огнемъ (^карающей молніей) и нобиваю­
щимъ оружіемъ: палица отъ палити (пламя, запалить
въного ыячемъ— ударить, паля —ударъ по рукѣ линейкою),
подобно тому какъ жезлъ(жьзлъ)отъ жегу(жгу)= ожогъ
—деревянная кочерга ' ); глаголы ожечь, жигануть упо­
требляются не только въ значеніп обжога, но и вообще удара
и укола; отъ того­же корня дѣтское жижа — огонь и облает,
жигалка — свѣчка; сравни: лучь и лучина (^облает, лу­
ча) 2 ). Какъ изъ камня огонь вызывается ударомъ кресала,
таъ изъ дерева вызывается онъ треніемъ; такой огонь, до­
бываемый изъ дерева и донынѣ извѣстный подъ назвапіемъ
жпваго, служилъ на землѣ эмблемою небеснаго огня молніи
(ем. гл. XV); соотвѣтственио тому дождь, низводимый на землю
громовникомъ, назывался живою водою. Русское преданіе
надѣляетъ Перуна палицею; любопытный разсказъ объ этой
палицѣ занесенъ въ наши лѣтописи: «и пріиде (но крещепіи
•св. Владиміра) къ Новугороду архіепископъ Якимъ, и треби­
«ща разори, и Перуна посѣче и повелѣ воврещи въ Волховъ.
•И повязавше ужи, влечахуть й по калу, біюще жезліемъ и
«ппхающе, и въ то время вшелъ бѣ въ Перуна бѣсъ, и нача
«кричати: о горе, горе мнѣ! достахся немилостивымъ симъ ру­
«камъ! И вринупіа его въ Волховъ. Онъ же, пловя сквозѣ ве­
ликий мостъ, верже палицю свою и рече: на семъ мя по­
«минаютъ новгородскыя дѣти, ею­же и нынѣ безумніи убиваю­
«щеся, утѣху творять бѣсомъ.» — «Порази же слѣпотою новго­
«родцовъ, яко оттолѣ въ коеждо лѣто на томъ мосту люди со­
«бираются и раздѣлшеся на двое, играюще, убиваются». 3 )
Соборныя правила митрополита Кирилла (1274г.)осуждаютъ

') Radio. ling, slov., 30, 61. — 3 ) Доп. обл. ел., 105. — 3) П. С
Р' Д., II, 258; Ш, 207; V, 121.
17
 258

обычай «въ божествьныя праздникы позоры некакы бесовскыя

творити съ свистаніемъ и съ кличемъ и съ воплемъ, сзыва­
юще ыѣкы скаредныя пьяница, и быощеся дрекольеыъ до саыыа
смерти и взимающе отъ убиваемыхъ порты.» ') Древнѣіішіе
религиозные обряды большею частію возникли, какъ подражааіе
тѣмъ дѣйствіямъ, какія созерцалъ человѣкъ въ небесной соерѣ;
въ грозѣ представлялась ему битва Перуна и подвластный ему
духовъ съ полчищами облачныхъ демоновъ, — и вотъ, когда
наступала весна и приводила съ собой дождевыя тучи, предки
наши прпвѣтствовали ихъ появленіе играми, символически оз>
начавшими борьбу стпхін, и были убѣждены, что воинскими
кликами и стукомъ оружія они пробуждаютъ бога­громовника
на его творческій подвигъ; во время лѣтней засухи тотг­же
обрядъ вызывалъ Перуна начать битву съ тучами и пролить
на поля освѣжающііі дождь. Перуновой палпцѣ соотвѣтствуеп
нѣмецкій doimerketile (keil — клинъ, keule — дубинка) —клино­
образная, заострённая палица Тора, которой не можетъ проти­
востоять никакая броня "•), п окрыленный жезлъ Гермеса,
Зевсова посланника (Лео? аууаХос:); крылья приданы этому
жезлу, какъ эмблема быстраго полета молніп. s ) Палица, какі
знаменіе карающаго божественнаго орудія, сдѣлалась символов
власти и перешла въ царской скипетръ, жреческой и судей­
ской жезлъ.
Сухое дерево, треніемъ котораго добывается «жпвоі
огонь», получило възаговорахъ символическое значеніе молніі,
донынѣ называемой сербами сухо ю=палящею (см. стр. 196).

О Рус. Дост., I, 114; Sartor. Gescli. der Urspr. der. Dout. Hanse:
въ Новгородѣ между нѣмецкнми дворами злирещалось играть ві
дреколья. — г ) Die GOtterwelt, 208. — 3) Кунъ, 238—9. Представлв'
иіемъ молніи — палицею объясняется одно мѣсто Краледворской IT
копией о сражающихся шестахъ, подъ звуки чародѣйныхъ пѣссвь
(Ж Ц. II. II. 1840, XII, 119).
 259

Такъесли покажется на тѣлѣ вередъ или чирей, тоочсрчиваютъ

больное мѣсто сосновымъ сукомъ или безъимяннымъ паль­
цемъ '), приговаривая: «какъ сукъ сохнетъ, такъ бы
сохъ у раба божія (имярекъ) чирей!» 2 ) Иногда, вмѣсто того,
обводятъ безъимяннымъ пальцемъ правой руки сукъ у двер­
наго пли оконнаго косяка съ прпговоромъ: «какъ сохнетъ
п высыхаетъ сукъ, такъ сохни и высыхай вередъ.
Отъ перста ни огня, отъ чирья ни ядра!» s ) Когда нападутъ
на стадо черви, крестьяне берутъ одного изъ такихъ червей,
обвертываютъ шерстью и кладутъ въ разщелину засох шаго
дерева — такъ, чтобы онъ не могъ вылѣзть; послѣ того, по
народному повѣрью, всѣ черви посохнутъ и пропадутъ (ка­
луж. губ.). Если мы припомнпмъ, что въ воспалительпыхъ бо­
лѣзняхъ высѣкаютъ надъ болячками о гонь(см. стр.204)
плііпрнкдадываютъ къ нимъ «громовыя стрѣлкп» (новгор.губ.),
то для насъ не останется ни малѣйшаго сомнѣнія насчетъ на­
стояіцаго смысла указаниыхъ обрядовъ: прикосновеніемъ су­
хаго дерева, т. е. силою Перуновой палицы прнсыхаютъ болѣз­
яенные нарывы и гибнутъ вредныя насѣкомыя. Не бей ребенка
лучиною, совѣтуетъ народная примѣта; не то онъ изсох­
нетъ.какъ эта лучина=впадетъ въ сухотку 4 ). Не долж­
но также разбалтывать приготовляемой похлебки луч иною; не
то разоришься— изсохнетъ ипойдетъпрахомъ все богат­
ство (арханг. губ.). Интересно сблизить съ этими повѣрьямп
мѣдующій обрядъ очистительной клятвы у чувашей." подозрѣ­
вая кого­нибудь въ совершопномъ проступкѣ, они заставляютъ
его перешагнуть черезъ сухую, зажжеиную съ обоихъ
концовъ палку. Переступая черезъ нее, заподозрѣнный

J О пальцѣ, какъ метафорѣ молніи, сы. ниже; громовая стрѣл­

канпзывается чортовымъ пальцеиъ.— а) Библ. для Чт. 1848, IX ,
53, 58, ст. Гуляева.. — •'') О. 3., т. ХІЛГ, смѣсь, 51. — ») Архивъ
аст.­юрид. свѣд., I, ст. Кавел., 10; Абев., 232; Нллюстр. 1846, 172.
17*
 260

долженъ сказать: «да буду я также сухъ, какъ эта пал­

ка, если показалъ неправду!» ') Значеніе этпхъ словъ тоже
самое, что ивъ древне русской клятвѣ золотомъ (см. стр. 195),
т. е. да поразить меня за неправду небесный огнь! (молнія).
Пламя молній изсушаетъ дождевыя тучи, и такъ какъ дождь
на метаФорическомъ языкѣ назывался кровью, то отсюда воз­
никло повѣрье: чтобы остановить идущую кровь (чтобы она
запеклась), надо зажать сучокъ на бревенчатой стѣнѣ 2 ),
Въ числѣ метаФоръ, уподобляющихъ молнію оружію, встрѣ­
чаемъ также блестящій мечь. Слово это древнѣйшаго аріііска­
го происхожденія: др.­слав. и рус. мечь, пол. miecz, ш.
mac, лит. meczius, гот. meki, др. ­сак. maki, англос. те­
се, техе, сканд. maekir, перс, так, тик, ведаич. такііа
(сражающійся), и­ можетъ быть лат. mucro 3 ) Скиоы чти­
ли своего молніеноснаго Дива (Pirchunis) подъ символомъ ста­
раго желѣзнаго меча, воткнутаго въ землю передъ судьею,—
чтб напомпнаетъ «мечь, карающій кривду» чешской пѣсни о Лю­
бушішомъ судѣ. *) Объ аланахъ говоритъ Марцелинъ, что они, по­
добно рнмлянамъ, чтили своего Марса подъ тѣмъ­же символом!. 5)
По свидѣтельству Эдды, уфрейра былъ сіяющій мечь; а
финны даютъ своему громовнику мечь съ огненнымъ лезвіемъ:
стоитътолько махнуть имъ, какъ тотчасъ­же заблеститъ яркая
молнія. «Укко, близкій сосѣдъ громовыхъ тучъ! взываетъ въ
Калевалѣ Випуненъ, дай мнѣ свой огненный мечь, чтобы
я могъ наказать обидчика.» Къ этому богу обращался и Вей­
немейненъ съ просьбою прогнать могучимъ, искрометным!
мечемъ губительный болѣзпи, наслапныя владычицей Похъіо­

*) Сбоев., 73—74. — 2) Послов. Даля, 430. Если зажать пальцем»

въ стѣнѣ или на лавкѣ сучокъ, то колдунъ торяетъ свою чародѣіі.
ную силу (воронеж. губ.). — 3) Пикте, II, 221; Мысли объ истор.
яз., 145 — 6. — *) Русск. пословица: „повинную голову и мечь не
сѣчетъ." — 5) D. Mylh., 183­5; Лѣт. рус. лит., кн. I. 132.
 261

ли. *) Русскія преданія надѣляютъ пламеннымъ ыечемъ

Илыо­пророка, на котораго перенесено въ христіанскую эпоху
древнее поклоненіе Перуну.
Тоже миѳическое значеніе соединяется повѣрьями и съ
острымъ ножемъ. Ыа Украйнѣ вѣрятъ: если окропить ножъ
св. водою (метафора дождя) и бросить въ вихрь, поднятый
дьявольской пляскою, то ножъ упадетъ на землю обагренный
кровью нечистаго г ), т. е. молнія поразптъ демона­тучу. Есть
еще разсказъ о колдунѣ, который вбилъ подъ порогомъ одной
избы новый острый ножъ—и вслѣдъ за тѣмъ поднялся страш­
ный вихрь, подхватилъ его недруга и семь лѣтъ носилъ по
воздуху 3 ): предаиіе, основанное на связи Перунова оружія
съ вихрями, сопровождающими грозу. Въ астраханской губ.
когда приходптъ священникъ исповѣдывать трудно­больнаго,
то нарочно кладутъ на столъ ножъ, чтобы явившаяся за ду­
шею Смерть (= нечистая сила) устрашилась и отступила отъ
своей жертвы.
Огненныя стрѣлы, копья, молотъ, топоръ, палица и мечь
служатъ богу­громовнику для борьбы съ великанами тучъ и
зішинхъ тумановъ; поражая ихъ, онъ низводитъ на жаждущую
землю дождевые потоки и даетъ просторъ ясному солнцу. По
сказаніямъ Ведъ, благодѣтельнымъ стихійнымъ божествамъ
противостоять толпы мрачныхъ демоновъ, которымъ приписы­
ваются всѣ вредныя вліянія на жизнь природы; они затяги­
ваютъ облачными покровами блестящія свѣтила и страшными
заклятіями задерживаютъ наденіе' дождя; они­же въ знойные
дни лѣта, похищая небесныя стада дожденосныхъ облаковъ,

') У. 3. А. II. 1852, IY, 512—3, 519—20; Эманъ, 16­17, 47.

Калевала говоритъ о мечѣ, сдѣланномъ изъ золота, серебра п стали;
»а концѣ его свѣтилъ мѣсяцъ, а на руконткѣ— солнце: подробность,
напоминающая эпическое выраженіе Эдды: „на копьяхъ лучи сто­
ять". _*) Пов. и пред., 176. — 3) Ibid., 76—80.
 262

рождаютъ губительную засуху. Это враждебные асуры (рак­

шасы); во главѣ ихъ стоитъ Ѵаіа или Vritra (отъ ѵг—по­
крывать, облачать, задерживать), т. е. облачитель, скрываю­
щіп благодатное сѣмя дождя и золото солнечныхъ лучей ві
темныхъ пещерахъ тучъ; въ качествѣ производителя лѣтнпи
засухъ ему дается имя Cuslina. Съ особенною силою проявляет­
ся его могущество въ теченіи семи зимнихъ мѣсяцевъ, когда
воды сковываются льдами, дождь не орошаетъ земли и блескъ
солнца помрачается туманами; въ это безотрадное время out
строитъ крѣпкіе города, заключаетъ въ нихъ небесныхъ ко­
ровъ (=дождевыя облака) и прячетъ золотое сокровище (сол­
нечные лучи). Весною и лѣтомъ «богатый побѣдамп» Индра
поражаетъ Врптру и разгоняетъ тучи, почему ему прпсвояют­
ся эпитеты vrtrahari (убивающій Вритру) и golrabhid (раз*
евающій стадо коровъ). Своей палицей оиъ разбиваетъ города
Врптры, буравитъ облачиыя скалы, проливаетъ па ноля скры­
тый въ нихъ воды и возжигаетъ свѣтильникъ солнца. Такда
обрлзомъ онъ является въ вѣчныхъ битвахъ съ Врнтрою, ко­
торый нослѣ всякаго поражеиія возстаетъ всегда съ новою сп­
лою п опять вызываетъ его на битву. Помощниками и спут­
никами Индры въ этой нескончаемой борьбѣ съ демонами бы­
ли Маруты (вѣтры) и другія божественный существа, олнце­
творявшія собой грозовыя явленія '). Какъ низводитель дож­
дей, онъ назывался «подателемъ пищи», богомъ­ оплодотвори­
телемъ=Раг]ануа; это представленіе неразлучно съ богомъ­гро­
мовнпкомъ п у другихъ народовъ. Зевсу давали эпптетъ дож­
дящаго; къ Доннару обращались язычники съ молитвою о низ­
посланіп дождя, и вѣрили, что вмѣстѣ съ Вуотаномъ онъ бла­
гословляетъ жатвы г ); финны молили своего Укко пагнатьвѣт­
рами дожденосныя облака и оросить поля и нивы 3 ). Славян­
') Die Gotlervvelt, 55—56, 65—66 — 2) D. Myth., 152—3, 159­161­
3J Эяанъ, 17, 36, 76.
 263

скія преданія свидѣтельствуютъ о томъ­же; не касаясь мно­

жества повѣрій, о' которыхъ будетъ сказано въ друглхъ гла­
вахъ этого труда, обращаемъ вниманіе на доселѣ­уцѣлѣвшую
поговорку: «подлѣ дождичка въ четвергъ». Въ четвергъ, посвя­
щенный Перуну, язычникъ ожпдалъ грозы, и почпталъ этотъ
день особенно­ счастливымъ, легкимъ для начала всякаго пред­
пріятія, обѣщающпмъ исполненіе желанія и успѣхъ; позднѣе,
когда пали древнія вѣрованія, означенной поговоркою стали вы­
ражать сомнѣніе: когда­то еще сбудется! ') По народному
представление, во время грозы разгѣзжаетъ по небу въ колес­
ниц!; разгнѣванный Богъ и преслѣдуетъ молніеносньши стрѣ­
лами дьявола. Въ апокрифической рукописи XVI в. такъ объ­
ясняется громъ п молнія: «Вопросъ: что суть громъ и что суть
«молнія #блистающась? Отвѣтъ: громъ есть оружіе ан­
гельское: ангелъ господень дьявола гонитъ, а молнія суть
«одежда архангела Наоанаила. И егда дождъ идетъ, тогда дья­
«волъ станетъ предъ дождемъ — да не грядетъ на
«землю, того, ради ангелъ господень гонитъ того.
«Вопросъ: что тако молнія секутца? Отвѣтъ: то бо есть тогда
«архаигели со гнѣвомъ зри(я)тъ на дьявола» 2 ). Варіантъ:
«что есть громъ и молнія? Толкъ: ангелъ господень летая бі­
етъ крплома и гонитъ дьявола...» я ). ««/Іуцндаріусъ» объясня­
етъ грозу «сраженіемъ облаковъ», мечущпхъгромовыя стрѣлы
и топоры, — «п сіе бываетъ на устрашеніе демономъ,

') Вѣст. Евр. 1813, X, ст. Саларева, 153; Рус. Прост. Приздн., I
133. Особенное уваженіе связывается на Руси съ чистымъ чет­
вергомъ (на страстной недѣлѣ), при началѣ весны, вогда про­
буждается Иерунъ отъ знмняго сна. Въ чистый четвергъ считаютъ
поутру деньги, чтобы не переводились круглой годъ (іісры. губ.),
стригутъ у себя, дѣтей и скотины по нѣскольку волосъ, чтобъ
они росли лучше и вообще на здравіе (Абев., 316). — •) Пам.Д
отреч. лит., 11,455. — 3) Щаповъ, 8.
 264

зане бо демони наблюдаютъ тогда: на кую страну Богъ казнь

напуститъ» 1 ). Ратуя противъ языческпхъ суевѣрій, Кормчая
такъ выражается о громовыхъ стрѣлкахъ: «стрѣлкы, топоры
громовныи —нечестивая богомерзкая вещь; аще недугы и под­
сыванія (?) и огненныя болести лѣчитъ, аще и бѣсы изго­
няет ъ и знаменія творитъ — проклята есть» 2 ). Эти свидѣ­
тельства дѣлаютъ совершенно­яснымъ смыслъ старинной посло­
вицы: «жри, чортъ, кременье!» и другой, изъ которой вид­
но, что нечистый извергаетъ изъ себя кремни, какъ
пометъ 3 ) — точно также, какъ конь­туча питается жаромъ,
а задомъ головешки бросаетъ (см. гл. XII). Особенно­ярко ска­
залось отождествлеиіе чорта съ тучею въ малороссійской сказ­
кѣ: занялъ мужикъ у чорта деньги съ условіемъ отдать тогда,
когда со всѣхъ дубовъ поспадаютъ листья. Пришла, поздняя
осень, опали листья съ простыхъ дубовъ, а вѣчнозеленый дубъ
стоитъ въ прежнемъ убранствѣ. «Що тутъ робить? пишовъ вид­
ный чортъ у лисъ, давай прикидатьця то бурею, то
дощемъ, щобъ тильки листъ пооблитавъ, та ба! ничого не по­
моглось.» По народной поговоркѣ, «есть и на чорта громъ!» 4 ).
Русскіе, сербы, поляки, литовцы и нѣмцы одинаково убѣжде­
ны, что молнія есть стрѣла божія и всегда бьетъ въ то мѣсто,
гдѣ бываетъ дьяволъ; во время грозы нечистый заботится
только объ одномъ, какъ­бы укрыться отъ ея пламеннаго острія:
онъ спѣшитъ въ горы или въ лѣсъ, прячется тамъ подъ де­
ревья, залѣзаетъ въ пустое дупло, а нерѣдко ищетъ убѣжпща
и въ жилыхъ домахъ; этимъ объясняютъ, почему громовые
удары всего болѣе падаютъ на высокія деревья и строепія.
Отъ грома небеснаго дьяволъ и за иконой не спрячется 5 ).

') Лѣт. рус. лит., кн. I, 57. — 2) Очеркъ домашн. жизни и нрав,
велик, нар. Костомарова, 194. — s) Архивъ ист.­юрид. свѣд., И,
ст. Бусл., 8. — *) Послов. Даля, 227. — 5) Терещ., VI, 35, М\
Абев., 161; Сахаров., II, 45; Этн. Сб., VI, 118.
 265

Приводимъ любопытный разсказъ, записанный въ Малорос­

сіи: «якъ громъ гримить, то то Богъ ;іиздпть по неби и кала­
«чи возить. Оцежъ­то Богъ калачи везе, а' чортъ и лита по­
«шідъ небомъ и перекривляетця, якъ той грукае по хмарахъ.
«Богъ розсердитця и пуска въ его Громову стрилу. Чортъ якъ
«побачпть, то такъ и вдира!.. Якъ сбираетця на дощъ, то чор­
«ти вже знають и заране ховаютця въ лисъ. Хто не бачивъ,
«якъ вихоръ одинъ за другииъ съ поля та все въ лисъ ти­
«кають: отожъ то сами чорти видъ грому ховаютця. Та й тамъ
«пхъ постигне кара божа — громъ, и дуба подробить и чорта
«вбъе. Шо нигдѣ не знаходять убитого чорта, то видъ того,
«шо винъ смолою (т. е. дождемъ — см. ниже) розливает­
«ця, якъ громъ его вдарить, а смола въ землю ввій­
«дё». У сербовъ есть поговорка: «узврдао се као tjaBO испред
грома» 1 ) —завертѣлся, какъ чортъ передъ громомъ. Нѣмецкія
п славянскія племена выраяшотся о громѣ: «tier liebe Golt
ziirnt» г ); «Бозя сварится! (гнѣвается)» 3); въ Помераніп
говорятъ: «nun schlagGott denteufel tod t» въ смыслѣ:
вотъ разразится громовой ударъ!­ 4 ), а на Украйиѣ употреби­
тельны клятвы: «хай его побъе те, що въ хмари гуде!» «бій
тя сила божа!» «хай его гнив ъ божін побъе!» 5 ). Боязливые
и набожные хозяева опрокидываютъ во время грозы порожнюю
утварь (горшки, кадки) и затворяютъ двери и окна, чтобы
злые духи, гонимые молніеносными стрѣлами, не спрятались
въ пзбѣ и не привлекли на нее громоваго удара. Въ Литвѣ
разсказываютъ, какъ однажды при сильномъ дождѣ и громѣ
вбѣжалъ въ избу запыхавшійся чортъ, сѣлъ у огня, отдохнулъ
неміюго, и уходя наказалъ хозяйкѣ выбросить стулъ, на ко­
торомъ онъ сидѣлъ; только успѣла она выбросить стулъ, какъ

') Срп. н. поел., 329. — ­) D. Myth., 152. — 3) Номис, 12. —

') Der heat. Volksglaube, 6. — г>) Номис, 73—74.
 266

ударила въ него молиія и разбила въ дребезги '). По литов­

скому повѣрью, если молиія разобьетъ дерево—такъ, что оно
засохнетъ, то не должно къ нему прикасаться, потому что
здѣсь, у самаго корня, пригвожденъ небесною стрѣлою злой
духъ, и дотрогпваясь до такого дерева, можно нехотя осво­
бодить иечистаго. Если же дерево, разбитое молніей, не за­
сохнетъ— это знакъ, что злой духъ ускользнулъ отъ громовой
стрѣлы. Рыская по землѣ и выискивая себѣ болѣе безопасна­
го убѣжища, черти (какъ думаютъ на Руси и въ Литвѣ) укры­
ваются въкосматыхъ животиыхъ, преимущественно
въ собакахъ и кошкахъ г ), и потому когда бываетъ гро­
за— и тѣхъ, и другихъ выгоняютъ язъ хаты, чтобы пзбѣжать
небеспаго пламени s). Такой взглядъ на грозу, какъ на божью
кару, вызываемую дьяволомъ, отразился и въ одномъ изъ серб­
скихъ церковныхъ служебниковъ, гдѣ помѣщена молитва, си­
лою которой прогоняются нечистые духи, вызывающее градъ
и громы; тотъ­же характеръ замѣчается и въ молитвѣ: «егда
громъ гремитъ», заиесенной въ рукописные сборники XV вѣка
(Кприлло­бѣлозерскаго и соловецкаго монастырей): «высокып
царю, ходяй в громоу, обладаяимолніями, призывая водоуморь­
скоую, проливая на лице всен земля дождь, о велпкыіі и
страшный боже! самъ соуді и врагоу діаволоу.» (Варіантъ по
списку XVII вѣка: «самъ казни врага своего діявола».) 4 ) '
Напш простолюдины вѣрятъ, что убитый грозою человѣкъ
очищается отъ своихъ грѣховъ, потому что бываетъ невинною
жертвою укрывшагося за нимъ дьявола; такъ разсказываютг
объ этомъ малороссы: «шобъ якъ­нибудь викрутптись видъ

') Семеньск. 115; Иллюстр. 1848, Л? 28. — ­) Въ образѣ этііхъ жи­

вотныхъ миѳъ олицетворялъ громовыя тучи и вихри— см. гл. XII
и XIV.— 3) Черты литов. нар., 98. — *) У. 3. 2­го отд. А. Н., YH)
в. 2, 29; Щапов., 17; Приложен, къ рѣчн г. Буслаева: О народ,
поэзіи въ др. ­рус. лнтерат., 18.
 267

кари, чортъ перекидаетця чимъ зможе и ховаетця пидъ чоло­

вика, бо знае, шо Богъ чоловика любить; да Богъ и чоловика
не пожалуе — вбъе, аби й чорта згубити. Кого з' людей громъ
убъе, то счасливій у Бога чоловпкъ, бо ему вси грпхп про­
щаютця» ')• Въ Литвѣ всякой предметъ, въ который ударила
молнія, почитается священнымъ, а человѣкъ, убитый громомъ,
признается за святаго г ). Гроза называется въ народѣ божь­
ей милостью и божьимъ милосердіемъ: «загорѣлось
отъ божьей милости», «его убило божьей милостію», «поставь­
те свѣчу къ образамъ да молитесь, дѣтушки! божья милость
заходптъ» 3 ). Заслыша громъ, крестьянинъ спѣіиитъ пере­
креститься 4). Въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ гасить пожары,
пропсшедшіе отъ грозы, считается за грѣхъ: въ этомъ видятъ
сопротивленіе волѣ божіеіі 5 ). Отводить грозу заклинаніями,
по мнѣнію фпнновъ, есть величайшее беззакоиіе 6 ). Звуки
грома и блескъ молиіи удаляютъ злыхъ демоновъ и мѣшаютъ
ихъ чарамъ, и потому принимались греками и другими наро­
дами за счастливое предвѣщаніе успѣха 7 ). Болѣзни, издревле
признаваемый за дѣйствіе нечистой силы, прогоняются «гро­
мовыми стрѣлками»; вода, въ которую брошена «громовая стрѣ.т­
ка», получаетъ животворящее свойство весенняго дождя, и
употребляется въ деревняхъ для опрыскпвапья и облпванья
недужныхъ. Такъ называемая прострѣлъ­трава, стебель
которой, по народному суевѣрію, пронзила небесная молнія,

') Изъ неизданныхъ матеріаловъ журнала „Основы". — ­) Черты

литов. нар., 9. — S) Обл. Сл., 12; Доп. обл. ел., 10. По древне­
еврейскому вѣрованію, убитые громомъ Бога узрятъ — Der heut.
Volksglaube, 107. — *] Пословицы: „громъ не грянетъ, мужикъ не
перекрестится"; „чимъ дуще громъ гряпе, тыііъ пуще хреститься
веякъ стане". — 5) Этн. Сб., Y, 85 („Вытъ курс, кр."); Вѣст. Р. Г. О
1853, Ш, 6. — «) У. 3. А. Н. 1852, IV, 519. — 7 ) D. Myth., 165J
Одиссея, XX, 100­5.
 268

служитъ для заживленія ранъ 1 ). Въ Германіи больнымъпри­

вязываютъ на шею бумажку, съ начертапнымъ на ней знакомг
молота, а хворую скотину поятъ цѣлебнымъ снадобьемъ не
иначе, какъ въ четвергъ г ). Въ нижегородской губ. во вре­
мя заразы, когда несутъ хоронить умершаго, одна пзъ жен­
щинъ беретъ косырь и нѣсколько разъ ударяетъ имъ по до­
рогѣ, чтобы пересѣчь путь, ведущій на кладбище, и пре­
кратить дальнѣіішее развитіе мора 3 ). Въ Литвѣ каменные мо­
лоты и клины кладутся у порога избъ, чтобы предохранить
строеніе отъ ударовъ грозы; хозяйки опускаютъ ихъ въ кваш­
ню, думая, что отъ этого лучше испекутся хлѣбы *).
Демоны, съ которыми сражается богъ­громовникъ, олице­
творялись въ чудовищныхъ образахъ великановъ и драконовъ
(змѣевъ); какъ представители грозовыхъ тучъ, они съ одной
стороны боятся Торова молота, а съ другой сами состязаются
тѣмъ­же оружіемъ. По нѣмецкимъ сагамъ великаны кидаготъ
въ своихъ нротивнпковъ steinhammer и a'xte, а змѣи нашего
сказочнаго эпоса—огромныя палицы 5 ).
Преданія народный часто вспоминаютъ о чудесномъ по­
бѣдоносномъ оружіи, и почти у всѣхъ племенъ языче­
скіе боги представляются вооруженными воинами, при­
нимающими участіе въ геройскихъ битвахъ. Такими Иліада
изображаетъ боговъ греческихъ, а Эдда — скандпнавскпхъ.
Одинъ, верховный властитель весеннихъ бурь и грозь, назы­
вается отцемъ побѣдъ — Sigfo'dlir (Siegvater); битва на языкѣ
скальдовъ—Odhins spiel, Odhins wetter, а мечь— Odhins wan­
denfeuer; сѣверный миоъ даетъ ему блестящее копье Gi'mgnir,
столь­же страшное, какъ копье, потрясаемое Палладою; бу­

') Терещ., VI, 50; Иллюстр 1845, 41; Записки Авдѣев., 138;
Абев., 161­2; D. Mylli., 164. — 2) Die Gfltterwelt, 198. ­ 3) Этн.
Сб., 1,51. — *) Тышневича: Курганы въ Литвѣ и Зап. Руси, 91. —
5) D. Myth., 510
 269

дучи ринуто, оно наносить гибельный ударъ и тотчасѵ­же

возвращается назадъ въ руки бога­воителя. Одинъ снабжаетъ
этимъ копьемъ своихъ любимыхъ героевъ, и тогда побѣда ихъ
несомнѣнна: враги, на которыхъ направлено остріе божествен­
наго оружія, не избѣгнутъ смерти. Въ золотомъ шлеыѣ и сія­
ющихъ латахъ, на осьминогомъ конѣ, несется онъ въ пылъ
сраженій и возбуждаетъ въ ратникахъ дикія страсти и суро­
вое упорство. Всѣ падшіе въ битвахъ, по свидѣтельству Эдды,
прпнадлежатъ: благородные— Одину, аподвластные — Тору; по
другому сказанію, Одинъ дѣлитъ падшихъ въ бою съ воин­
ственной Фреею. Соименный этой богинѣ Фрейръ обладалъ
зііаменитымъ мечемъ, который самъ собою поражалъ груди
велпкановъ (reifriesen) 1 ). Въ .поэтическихъ сагахъ герман­
цевъ гроза, движущая тучами, изображается неистовымъ, бѣ­
шеинымъ войскомъ (wulendes beer), несущимся въ воздуш­
ныхъ пространствахъ, во главѣ котораго скачетъ Одинъ или
Фрея; въ раскатахъ грома слышится стукъ небеснаго оружія,
въ воѣ бури — звуки военныхъ роговъ, а въ блескѣ мол­
ній свѣтятся искры отъ ударовъ мечей г ). Бурная гроза
постоянно сближается съ битвою («der himmel fiihrt krieg»),
и иаоборотъ: въ Нибелунгахъ и Кудрунѣ sturm употребляет­
ся въ значеніи битвы, въ БеовульФѣ gfidhe­raes — буря бит­
вы, чешек, глаголъ bufiti, говоря о войскѣ, значить: устре­
миться, преслѣдовать 3 ); у насъ допускается выраженіе: воз­
жечь пламя войны. Слово о полку сравниваетъ приближе­
ніе враждебныхъ ратей съ несущимися тучами: «черныя тучя
съ моря идутъ, хотятъ прикрыти четыре солнца (= князей
русскихъ), а въ нихъ трепещуть синіи млъніи; быти грому
великому, иттп дождю стрѣлами съ Дону великаго: ту ся

') Ibid:, 121—2, 134, 153, 171, 196; Die Gotterwelt, 162­3; Спм­
ровъ, 28.— 2) D. Myth, 871. — 3) Полев. Опытъ сравн. обоз, памяти,
нар. поэз., II, 51.
 270

копіемъ приламати, ту ся саблямъ потручяти о шеломы поло­

вецкыя» '). Въ «Словѣ о в. кн. Димитріи Ивановичѣ» такъ
обрисована куликовская битва: «на томъ полѣ сильным тучи
ступпшася, п изъ нихъ часто сіялп ыолыньи и загремѣлп гро­
мы велицыи: то тп ступишася русскіе удальцы съ погаными
татарами за свою великую обиду» г ). Греч. Аресъ, рим. Мареъ,
нѣм. Zio, заправлявшіе прежде небесными битвами, стали впо­
слѣдствіи исключительно завѣдывать людскими бранями, изъ
боговъ стихійныхъ переродились въ олицетворенія отвлечен­
ныхъ понятій воины и ея кровавыхъ ужасовъ. Тѣже миоп­
ческія представленія встрѣчаемъ и у славяиъ Боги весеннихъ
грозъ, тучъ и вихрей, каковы: Святовптъ, Радигастъ, Сваро­
жичъ и Яровитъ (=Ярило, Руевптъ?), отличаются воинствен­
нымъ характеромъ. Г. Срезневскій въ статьѣ своей: «Объ обо­
жаніп солнца у древішхъ славянъ» s ) считаетъ всѣ эти имена
за различный прозванія божества солнца, удержанный отдѣль­
ными славянскими племенами. Справедливо, что по различію
признаковъ одно и тоже божественное олицетвореніе обозна­
чалось на древнѣіішемъ языкѣ р'азомъ нѣсколькими названія­
мн; справедливо и то, что такія названія первоначально упо­
треблялись, какъ описательные эпитеты, а потомъ уже обра­
щались­въ имена собственный, и что на этомъ основаніп еди­
ное божество не только могло называться различными имена­
ми, но съ теченіемъ времени, при забвеніи стародавнихъ пре­
данііі, дробилось даже на особые самостоятельные, хотя въ
сущности и совершенно ­тождественные образы. Такой про­
цессъ необходимо долженъ былъ происходить тамъ, гдѣ одно­
родное племя, распадаясь на вѣтви, расходилось въ разныя
стороны, и каждая вѣтвь удерживала въ памяти какое­нибудь

') Рус. Дост./іІІ, 58­60. — г) Времен., XIV, 5. — 3) Ж. М. Н.

П. 1846, VII.
 271

одно назваіие. Тѣмъ не мені;е предположеніе г. Срезневскаго

о тождествѣ вышеприведеиныхъ именъ съ Дажьбогомъ не имѣ­
етъ за себя прочныхъ положительныхъ доказательствъ. Ояъ
ограничился указаніемъ только нѣкоторыхъ признаковъ, об­
щихъ озиаченнымъ богамъ съ солнцемъ, забывая, что, подъ
вліяніемъ жпвыхъ впечатлѣній природы, миоъ живописуетъ
одинаковыми красками и яркіе лучи дневнаго свѣтила и бле­
стящія молніи громовника. Наши изслѣдованія привели къ
другпмъ заключеніямъ: Святовитъ, какъ объяснено выше '(стр.
133) тождественъ съ Зевсомъ, представителемъ облачнаго
неба; Яровитъ олицетворялъ собою оплодотворяющую силуве­
сенняго Перуна, Сварожичъ — тоже, что ведаическій Агни:
первоначально небесное пламя, возжигаемое громовиикомъ, по­
томъ земной огонь; тоже значеніе, кажется, соединялось и съ
Радпгастомъ (см. гл. XV). Дитмаръ называетъ богомъ войны и
побѣдъ — Сварожпча, Адамъ Бременскій — Радигаста, Гель­
мольдъ, Саксонъ грамматикъ, Вацерадъ — Святовпта, жизне­
описаніе св. Оттона — Яровита. Арконскій идолъ Святовпта
диѣлъ при себѣ огромный мечь; ночью (=во мракѣ тучъ)
богъ этотъ садился на коня и поражалъ мечемъ непріятелей
славянскаго племени. Въ честь его содержали въ Арконѣ 300
вооруженныхъ всадииковъ, которые безпрестанно дѣлали на­
бѣги на сосѣдей и награбленную добычу посвящали грозному
богу. Въ каппщѣ Святовпта хранилось большое цвѣтное знамя,
которое выносили при открытіи войны, и это служило знакомъ,
что раздраженное божество разрѣшаетъ опустошать въ непрія­
тельской землѣ города, разорять олтари и предавать все мечу
и огню. Идолъ Руевита былъ вооруженъ семью мечами, при­
вязанными съ боку въ нояшахъ, а восьмой мечь держалъ въ
правой рукѣ наголо. У Яровита былъ большой щптъ, покры­
тый золотомъ, почитаемый за святыню; были у него и своп
знамена; съ этимъ щптомъ и знаменами выступали въ воен­
 272

ные походы. Радигастъ держалъ сѣкиру о двухъ остреяхъ;

другіе славянскіе боги изображались въ шлемахъ и латахъ.
Пѣсни Краледворской рукописи воспѣваютъ, какъ боги помог­
ли Воймиру и Честмиру въ битвѣ противъ Власлава, а Забою
противъ Людека. При религіозныхъ гаданіяхъ употреблялись
копья. Саксонъ грамматикъ говорить о третьей части воен­
ной добычи, "а СеФридъ о десятой ея долѣ, поступавшей въ
собственность храма ').
О русскихъ кумирахъ дошли до насъ такія скудныя извѣ­
стія, что объ оружіи ихъ, исключая Перуновой палицы, ни­
чего нельзя сказать положительнаго; за то лѣтописецъ упомп­
наетъ о клятвахъ оружіемъ передъ кумирами: «а
Ольга водиша и мужій его на роту; по русскому закону
кляшася оружьемъ своимъ и Перуномъ... и Волосомъ»; «а
некрещенная Русь пологають щиты своя и мечѣ
своѣ наги (обнаженные), обручѣ своѣ ппрочая оружья,
да кленутся о всемъ»; «заутра призва Игорь слы, и прпде
на холмъ, кдѣ стояше Перунъ, покладоша оружье своей
щиты и золото, и ходи Игорь ротѣ и люди его, елико по­
ганыхъ Руси.» На нарушителей клятвы призывалось мщеніе
громовника: да будутъ они кляты отъ бога и отъ Перуна и да
погибнутъ отъ собственныхъ своихъ мечей г ). Въ народныхъ
заговорахъ выраженія «помолюсь» и «покорюсь»— синонимы 3 );
эта покорность волѣ боговъ заявлялась не только преклоне­
ніемъ обнаженной головы («бить челомъ») и паденіемъ на ко­
лѣна, но и сложеніемъ передъ ними, какъ передъ владыками
побѣдъ, — оружія и добычи. «Боги даровали намъ побѣду! гово­
рить Забой въ пѣснѣ Краледворской рукописи; надо принести

») Срезнев., 11, 48­56; Костомар. С. М., 5­6.— 2) П. С. Р. !•.

I, 13, 22—23. — 3) „Пойду на востокъ, и помолюся, и покорюся";
„прихожу къ тебѣ съ покорищемъ" (вмѣсто: съ мольбою) —Архивъ
ист.­юрид. свѣд., II, смѣсь, 53; Сахаров., I, 26.
 273

имъ яства, возгласить къ нимъ ласковыя слова «i iim oruzie ро­

bilych wrahdw» '). ПроФессоръ Рейцъ разсказываетъ о томъ
удивленіи, въ какое онъ былъ приведенъ, когда при рѣшеніи
одного спорнаго дѣла между двумя русскими крестьянами—
одинъ изъ нпхъ предложилъ присягнуть на евангеліи или на
оружіи 2J. Клятвы оружіемъ донынѣ живутъ въ устахъ сер­
бовъ , чеховъ и словаковъ: «да Бог да ми рука с пушком
(ружьемъ) усахла!» «тако ме пушка не убила, да не речем ни
jaox!» «такоместри]еланеудрила!» «такоме турска сабл(ь)а не
поразила!» «тако ми ова пушка срце не пони]'ела!» «at' sobe
sam utne ruku!» «bodejz to ma na k'rku (на шеѣ), со ma \v nice,
pro pet ran do Mawy»; sekerou hazeti (бросать сѣкиру) зна­
чить: клясться 3 ). У болгаръ клятва утверждается цѣлова­
иіемъ сѣкиры (топора); берутъ сѣкиру, хлѣбъ­соль и уголь, и
цѣлуютъ первую съ слѣдующпми словами: кто не устоитъ въ
правдѣ, «да не сѣ слеитъ како желѣзо­то, да оцхриитъ како
вжглен­отъ, и лѣб­отъ (хлѣбъ) да ѣ Фатитъ очи­те!» 4 ) Гер­
манцы, клянясь оружіемъ, прикасались къ нему рукою s ).
Отсутствіе лѣтописныхъ свидѣтельствъ объ оружіи, какимъ
вадѣлялп русскіе славяне своихъ стихійныхъ боговъ, можно
отчасти восполнить изъ народныхъ сказаній. Богиня Зоря вы­
водить поутру солнце и его яркими, стрѣловидными лучами
поражаетъ мракъ и туманы ночи; она же выводитъ его весною
взъ­за темиыхъ облачныхъ покрововъ зимы, дѣйствуя за одно
събогомъ­громовникомъ(стр. 226); потому въ народныхъ заго­
ворахъ она является воинственною, сильно­вооруженною дѣвою.
Обращаясь къ ней съ мольбою о защитѣ, произносятъ такое
заклпнаціе: «вынь ты, дѣвица, отеческій мечь­кладе­

') Ж.М. Н. П. 1840, XII 133.—г ) Калмыкова: О спмволизмѣ права,

86 ­ 3 ) Изв. Ак. Н , III, 293; Срп. речник, 274; Срп. н. поел.
299­300, 302.­4) Миладпн., 522.­5 ) D. Myth., 184­5; D. Rechts­
*і 896, 899.
18
 274

нецъ, достань панцырьдѣдовскі и, шлем ъ богат ыр

скій, отопри коня ворона; выйди ты въ чистое поле, а во чпс
томъ полѣ стоитъ рать могучая, а въ рати оружій нѣтъ cut­
ты. Закрой ты, дѣвица, меня своею Фатой отъ силы вражьей,
отъ пищали, отъ стрѣлъ, отъ борца, отъ кулачнаго бойца, отъ
дерева русскаго и заморскаго... отъ кости, отъ желѣза, on
уклада, отъ стали и мѣди.» По свидѣтельству заговоровъ, Зо­
ря держитъ въ рукахъ булатные ножички и иглу, кото
рыми очищаетъ и зашиваетъ кровавыя раны; се молятъ за­
бить непріятельскія ружья наглухо и избавить отъ смерти вг
бою. Основной смыслъ преданія тотъ: одолѣвая демонпческія
рати, Зоря растилаетъ по небу свою свѣтлую Фату^очпща­
етъ его острыми лучами весенняго солнца, и тѣмъ самымі
прекращаетъ грозовую битву, запираетъ громы и останавліі­
ваетъ дождевые потоки. ') Герои народнаго эпоса — могучіе
богатыри соверпіаютъ свои славные сверхъестественные
подвиги сплою чудеснаго оружія. Сказанія объ этпхъ герояи
суть болѣе или мепѣе однообразныя варіаціи древнѣйшаго мл­
ѳа о Перунѣ, побѣждающемъ демоновъ зимы и тучъ п осво­
бождающемъ красавицу Весну=лѣтнее солнце; самое слово бо­
гатырь (отъ слова богъ чрезъ прилагательное богатг;
сравни лат. deus, dives, divus) указываетъ на существо,
надѣленное высшими, божескими свойствами. Русскія сказки
говорятъ о топорѣ­саморубѣ и дпковпнной палицѣ (ду­
бинка­самобой, кій­бій), которые, по приказу своего обла­
дателя, устремляются на враждебные полки, побпваютъ не­
смѣтныя силы, и покончивъ дѣло, — подобно Торову молоту,
возвращаются назадъ въ его руки: г ) въ нихъ нетрудно уга­
дать поэтическое изображеніе молніи. Мѣсто дубинки и топора

') Сахаров., I, 18, 23, 26­27,— 2) Н. Р Ск., I—II, стр. 323­4,

332­3; VII, 4.
 275

занпмаетъ иногда мечь­самосѣкъиликладенецъ, одниыъ

взмахомъ поражающій цѣлое войско, помело (=вихрь, don­
nerbesen, см. гл. XI) и клюка: гдѣ махнетъ помело — тамъ
п непріятельскоіі рати улица, чтб ни захватитъ клюка — то
и въ плѣнъ волочетъ '). Мечь­кладенецъ обыкновенно выка­
пывается богатыремъ изъ­подъ высокой горы (=:тучп),гдѣ онъ
лежитъ скрытый отъ людскнхъ взоровъ, какъ драгоцѣнныі
к ладъ; въ этой­же горѣ таятся и золотые клады миоическихъ
велпкановъ, змѣевъ и карликовъ. По словамъ одного заговора
богатырская збруя сберегается огненнымъ змѣемъ; добыть ее
весьма трудно: нужны чрезвычайнныя усилія и чародѣйная
помощь; но за то счастливецъ, которому удастся овладѣть бо­
гатырскою збруею, становится непобѣдпмымъ— его ие тронутъ
ни пищаль, ни стрѣлы. При дальнѣйшей работѣ Фантазіи эти
простые первоначальиые образы сливаются съ другими миоп­
ческими представленіями, и подъ вліяніемъ той или другой
обстановки обыденной жизни человѣка порождаютъ болѣе­ис­
кусственнын и сложныя сказанія. Чудесная дубинка уже не
прямо сама поражаетъ враговъ, а получаетъ волшебное свой­
ство вызывать цротивъ нихъ такія­же или еще большія пол­
чища свопхъ ратниковъ. Стбитъ только махнуть или ударить
ею, какъ тотчасъ словно изъ земли выростаетъ цѣлое воин­
ство *). Точно также п стукъ молота выставляетъ несмѣт­
ные полки вопновъ. Въ одной русской сказкѣ выведены мнои­
ческіе кузнецы, напоминающіе циклоповъ, занимавшихся ков­

') Ibid, VII, 22, 42, 43; Сборн. рус. дух. стиховъ Баренцева, 99;
Пыппнъ, 225 (сказаніе о кородевичѣ Брунцвикѣ чешскія земли);
Wests]. Miirch., 1; Пов. и пред., 149. Народная пѣсня (Рыбник.
III, 221) говоритъ о пораженіи вражьей рати: «какъ метлой пах­
нули (вымели) силу поганую». Пока въ доыѣ есть покойникъ,
крестьяне не метутъ избы, чтобы не вымести и другихъ жильцовъ
(Эти. Сб., II, 91).­*) Н. Р. Ск., VI, 56.
18*
 276

кою Зевсовыхъ стрѣлъ. Кузнецы эти калятъ желѣзо и бьюп

его м&лотами: что ни ударъ, то и солдатъ готовъ — съ ружь­
емъ, съ саблею, хоть сейчасъ въ бніву! 1 ) Любопытное пре­
даніе,доселѣ живущее въ Заонежьи, разсказываетъ: когда Гос­
подь (=:Перупъ) создалъ землю, то нечистый духъ пзрылъее
непроходимыми пропастями и высокими горами. Господь
ударилъ молоткомъвъ камень п создалъ свое воин­
ство, и началась между ними великая воина. 2 ) Здѣсь кроет­
ся объясненіе греческаго мпоа о Язонѣ. Герои этотъ вспахалъ
поле мѣдпыми быками, сдѣлаинымп Вулкаиомъ, пзвергавншш
изъ ноздрей и ртовъ пламя, п посѣялъ драконовы зубы, пзъ
которыхъ выросли желѣзные люди въ шлемахъ, съ коиьямііи
мечами; они устремились иа битву, и поражая другъ друга,
всѣ до единаго погибли 3 ). Если принять во вниманіе, что гро­
мовыятучи, подревнѣйшимъ представленіямъ аріііцевъ, уподоб­
лялись быкамьи коровамъ.а молніи —острымъ зубамъдранона
(см. гл. XIII и XIV), то смыслъ преданія будетъ совершенно­
ясенъ. Другой греческій миоъ представляетъ воинственную
Аѳину рождающеюся пзъ головы Зевса, т. е изъ грозовой
тучи 4 ), въ полномъ бранномъ всеоружіи; ГеФестъ пли Про­
метей разрубилъ ему голову топоромъ (по другой версіп рас­
колото было облако, а не голова Зевса), и богиня явилась на
свѣтъ съ молніеноснымъ копьемъ вь рукѣ. 5 ) Несчетныя вой­
ска создаются также стуком ъ въ волшебиый боченокъ,

■) Ibid., VII, 7; Худяк., в. III, стр. 31. — 2 ) ­День» 1862, № 52,

стр. 13. — s i О Кадмѣ разсвазывали, что онъ свялъ драконовы зу­
бы, по совѣту Аѳины. — *) Представленіе тучи — головою встрѣ­
чаомъ въ мпѳахъ о годовѣ Горгоны и головѣ Мимира и въ рус­
скомъ преданіи о золотой или огненной головѣ, дарующей пло"
дородіе (см гл. XVI); представленіе это равносильно уподобленію гро­
зовыхъ тучъ — катающимся шпраиъ или клубкамъ. — 6) Пс Ur­
sprung der Mylll , 87. Гриммъ (D. Myth , 362) указываетъ на сход­
ное нѣмецкое прсданіе о Hlodhr'*, рожденномъ въ шлемѣ и съ мечеиъ.
 277

пгрою въ рогъ и вызовомъ пзъ сумы (торбы, ранца): стукъ

и звуки рога— метафора грома и завывающихъ вѣтровъ, боче­
ноеъ п сума(=мѣшокъ) —метао>ора облака (см. ниже). Внутри
тучи, этого дождеваго мѣшка или дождевой бочки, лежитъ
спрятанная громовая палица и вызывается оттуда только сту­
комъ грозы и напѣвамн бури; послушная такому зову, она тот­
часъ вылетаетъ изъ своего убѣжища и начинаетъ разить не­
пріятельскія рати, пли вмѣсто того, въ болѣе сложиомъ пред­
став.іеніп, выскакиваетъ изъ сумы (боченка) нѣсколько мо­
лодцевъ, вооруженныхъ всесокрушающими дубинками­ ') Въ
нѣмецкпхъ сказкахъ извѣстна таже метафора — «kuiipprl aus
Jem sack». Топоръ­саморубъ строитъ корабли и города: тяпъ
да ляпъ— и готовъ корабль! ударь лезомъ по землѣ— станетъ
дворецъ пли городъ, ударь обухомъ—нѣтъ ничего! И корабль,
и городъ означаютъ здѣсь тучу, облако (см. гл. XI и ХѴШ);
потому понятно внезапное появленіе и быстрое исчсзаніе тѣхъ
сказочныхъ городовъ и кораблей, постройка которыхъ припи­
сывается чудеснымъ свойствамъ топора­саморуба. Венгерскія
сказки 2 ) говорятъ о молотѣ, который самъ собою разбнваетъ
стѣны и башии замковъ. Отсюда легко объясняется, почему въ
одной русской сказкѣ топоръ­саморубъ и дубинка­самобой яв­
ляются вслѣдъ за ударомъ огппва о кремень, т. е. тѣмъ­жѳ
путемъ, какимъ богъ­громовникъ творитъ молніи. SJ Диковин­
ки эти добываются сказочными героями отъ лицъмиоическпхъ,
олпцетворяющпхъ собою грозовыя явленія природы: велика­
новъ, лѣшихъ, чертей и вихрей." ■
Преданіео Перуновой палнцѣ, въ пріімѣнеиіи къ новѣйшнмъ
воеішымъ снарядамъ, породило народные разсказы о чудесномъ
ружьѣ, стрѣляющемъ безъ промаха; такое ружье, по малорус­

') Н. Р. Ск., II, 18, 19; VIII, 26; Эрленвеіін., стр. 81; Штиръ,
стр. 71 _ г, Штиръ, стр. 181­2. ­ 3 ) II. Р. Ск., VI, 68, (!; VII,
2 "; VIII, 25, Ь.
 278

скому повѣрью, можно достать отъ чорта '). Съ другой сто­

роны вѣрятъ, что чорта можно убить наповалъ только еереб­
.реною или золотою пулею 8), т. е. молніей 3 ).
Обаятельная сила старинныхъ преданій долгое время властво­
вала надъ умами нашихъ предковъ; въ атмосФерныхъ явле­
ніяхъ она рисовала воображенію ихъ картины ожесточенной
борьбы и заставляла видѣть въ нихъ пророческія знаменія гря­
дущпхъ войнъ, побѣдъ и пораженій. Въ сказаніи о Мамэевомъ
побоищѣ повѣствуется, что одпнъ изъ ратниковъ, поставлен'
ныхъ вел. княземъ на стражѣ, видѣлъ «на высоцѣ облакъ из­
рядно идяше отъ востока, изъ него­же изыдоша два юноши
свѣтлы, имуще въ обоихъ рукахъ мечи остры». — «Се же слы­
шахомъ отъ вѣрнаго самовидца, глаголюще: во шестую годину
сего дни видѣвъ надъ ними небо отверсто, изъ него­же пзы­
де облакъ, яко ранняя зоря, и надъ ними низко держащиея, и
тоіі­же облакъ исполненъ рукъ человѣческихъ: кояждо рука
держащи оружіе, и отпустпшася отъ облака того на главы хрп­
стіански» *). Валахи если замѣтятъ предъ восходомъ солнца—
тамъ, гдѣ оно должно показаться, или послѣ заката — тамъ,
гдѣ оно сѣло, розовое облачко въ видѣ серпа , то ожпдаюп
войны. 5 ) Свѣтлые столбы, видимые, во время сильныхъ мо­
розовъ около солнца, принимаются крестьянами за предвѣстіе
воины. Кровавый цвѣтъ зари и преломленныхъ въ облакахъп
туманахъ лучен солнца наводилъ на мысль о проливаемые
потокахъ крови (см. стр. 224). Подъ вліяніемъ указанный
сближеній воздушныхъ грозъ съ обыкновенными битвами, боге
стали нисходить съ высокаго неба на землю, принимать учас­

') О. 3. 1840, II, смѣсь, 46 — 4У; Wests!. Mflrch., 124­7. ­

­) Пов. и пред., 82, 176 — 3) Въ нѣмецкой сказкѣ (сборн. Грин­
Ill) обладатель волшебнаго ружья выведенъ побѣдителемъ велика­
новъ. — ») Р. И. Сб., III, 48, 57; сравни примѣч. 79 къ V т. И Г.
Р. Карай. — 3) Ж. М. Н. П. 1846, VII, ст. Сцезнев., 42­43.
 279

тіе въ людскихъ распряхъ п собственнымъ оружіемъ помогать

свопмъ поклонникамъ противъ чуждыхъ имъ иновѣрцевъ, отъ
которыхъ нельзя ждать ни жертвъ, ни моленій. Въ христіан­
скую эпоху это содѣнствіе древнихъ боговъ успѣхамъ войны
было перенесено на ангеловъ и святыхъ угоднпковъ (Георгія
Побѣдоносца, Бориса и Глѣба, Александра Невскаго и др.).
Тѣсная связь въ какую древнѣншія вѣрованія, общія всѣмъ
индоевропейскимъ народамъ, поставили стихійныхъ боговъ въ
отношеніи къ металламъ и кованному оружію, заставляетъ
предполагать, что аріиское племя, еще до распаденія своего на
отдѣльныя вѣтвп, умѣло розыск пвать руду и знало искус­
ство ковать. Свидѣтельства языка обращаютъ это предполо­
женіе въ твердо­доказанный ч>актъ. Въ названіяхъ мѣди (брон­
зы), серебра и золота сходится большинство индоевропейскихъ
языковъ, и слѣдовательно знакомство съ этими металлами долж­
но отнести къ эпохѣ, предшествовавшей раздѣленію праро­
двтельскаго племени. Замѣчательно, что и термины ковки,
литья, кузнечнаго дѣла одинаковы у самыхъ отдаленныхъ на­
родовъ арійскаго происхожденія, какъ очевидно изъ пзслѣдова­
ній Пикте. Но желѣзо было узнано позднѣе, такъ какъ руда
желѣзная не находится въ безпрпмѣсномъ состояніп,требуетъ
особенныхъ розысковъ, и процессъ выдѣленія изъ нея чистаго
металла довольно труденъ; въ названіяхъ, данныхъ желѣзу,
каждое племя заявило свое частное воззрѣніе, отпечатало
свое національное клеймо '). Называя тучи горами, небесныя
свѣтпла— серебромъ и золотомъ, разящую молнію — палицей
и молотомъ, древній человѣкъ невольно прпшелъ къ созданію
поэтическнхъ сказаній, по смыслу которыхъ богъ­громовникъ
и грозовые духи (великаны и карлики) суть рудокопы и

) Древности, труды иоск. археол. общ., ст. Котляревскаго, стр.

59­62.
 280

кузнецы. Своими острыми палицами овп роютъ облачные

горы и пзвлекаютъ пзъ нихъ небесныя сокровища; своими ми­
лотами они бьютъ по камнямъ­ или скаламъ­тучамъ, какъ по
твердымъ наковальнямъ'), иприготовляютъ для боговъ золотыя
и серебрения украшенія и блестящее оружіе. По свпдѣтель­
ству Ведъ золотую палицу, стрѣлы и громовый молотъ ковали
могучему Индрѣ Tvashtar (=искусный художнпкъ)и духимол­
ніи (Ribhus). 2 ) У грековъ такпмъ художникомъ былъ богъ­
кузнецъ ГеФестъ (римск. Вулканъ), сынъ Зевса, его пред­
ставляли съ молотомъ въ одной рукѣ п съ клещами въ дру­
гой"; въ темныхъ пещерахъ горъ онъ раздувалъ мѣхамп
(=:впхрями) пламя и, вмѣстѣ съ буйными циклопами, ков&лъ
для Зевса молніеносныя стрѣлы, и чудесное оружіе для дру­
гпхъ боговъ и героевъ 3 ). Гефесту приписывали изобрѣтеніе
кузнечнаго мастерства, каковое иреданіе занесено п въ Ипать
евскую лѣтопись: «царствующу сему Феостѣ... спадоша кле­
щѣ съ небес ѣ, нача нова т и оружье». 4 ) Эдда разсказы­
ваетъ, что свѣтлые боги (асы), построивъ свою высокую оби­
тель, поставили горнила и стали ковать пзъ руды
клещиидругія орудія. 5 ) Въ нѣмецкихъ сагахъ добьишіе
металловъ и ковка оружія присвояется хитрымъ карликамъ;
молотъ Тора былъ произведеніемъ ихъ искусства; относитель­
но­жъ великановъ существуютъ у нѣмцевъ весьма немногія
преданія подобнаго рода: такъ одинъ великанъ засіавлялъ сво­
его сына учиться у карликовъ ковальному ремеслу, а другой
самъ приходилъ къ асамъ, называясь кузнецомъ 6 ). Финнскііі
эпосъ знакомптъ насъ съ славнымъ кузнецомъ Ильмариненомъ

') Первыми наковальнями у арійскаго народа были камни (Пик­

те, II, 145). — г) Кунъ, 123; Die GOtterwelt, 64 — =) Иліада,
XVIII; Одисс, IX. — «J П. С. Р. Л., II, 5. — 5) Сиярокъ, 4. ­
"j D. Myth., 514.
 281

(отъ ilma­ воздухъ),богомъ вѣтровъ п молній 1 ): тяжелымъ

иолотомъ онъ выковалъ небесный сводъ, при чемъ
впхри раздували ему огонь; изъ серебра и золота сдѣ­
лалълунун солнце, и подобно Гефесту нзготовлялъразныя
драгоцѣнности изъ металловъ г ). Тѣже поэтпческія сказанія
встрѣчаемъ и у народовъ индоевроиейскихъ: греки называли
свѣтлый, озаренный солнечными лучами сводъ иеба мѣднымъ
(­oluyaXy.o;), слѣдовательно считали его выкованнымъ изъ
блестящаго металла; литовцы вѣрили, что луна и солнце сли­
ты изъ серебра и золота. Скрытыя, затемиенныя тучами, не­
бесный свѣтила являются послѣ грозы какъ­бы заново сдѣлан­
ныя богомъ­громовішкомъ: при содѣйствіи бурныхъ вѣтровъ,
раздувающихъ пламя грозы , небесный ковачь куетъ щитъ­
солнце, серпъмѣсяцъ, золотые свѣтильники дня и ночи, мечь­
зюлнію и лукъ­радугу. Греко­римское представленіе звѣздъ
блестящими головками гвоздей, вбнтыхъ въ кристальный сводъ
неба, доселѣ существуетъ въ Швабіи; оно подтверждается и
нашими сказками, которыя въ чпслѣ диковпнокъ, помогающихъ
странствующей героинѣ обрѣсти своего супруга(=миоъ о Фреѣ,
ищущей при началѣ весны бога­громовника"), упоминаютъ зо­
лотой молотокъ и брилліантовые гвозди. ") Весною
Гедостъ разводитъ кузнечные горны и свопмъ молотомъ нрп­
бнваетъ на небѣ ясныя свѣтила. Согласно съ уподобленіемъ
ночи—мраку грозовыхъ тучъ, въ блпстающихъ звѣздахъ Фан­
тазія признавала то очи кузнецовъ­карликов і , то искры, ле­
тящія изъ горновъ громовника, то наконецъ гвозди, которыми
') Вратъ его Вейнемейненъ выковалъ себѣ коня (згмолнію, см.
иже), легка го, какъ соломинку, на которомъ можно ѣяднть и
по водамъ н по сушѣ Близкое сродство этого бога съ громоверж­
цеиъ Укко, создателемъ желѣза и носителемъ мѣдныхъ стрѣлъ,
Доказано Я. Гриымомъ; въ пѣсняхъ онп нерѣдко принимаются одинъ
«а другаго. — 2) ж. Ы. Н. П. 1846, III, ст. Грим., 178­181. —
3) Н. Р. Ок., VIII, стр. 563.
 282

онъ скрѣпляетъ небесный сводъ. ѵ) По глубоко­укорененному

убѣжденію древнпхъ народовъ, боги научили человѣка ковать
металлы, приготовлять оружіе и другія ыеталлическія подѣл­
ки и пользоваться ими въ домашнемъ и общественномъ быту.
Указанный преданія не чужды и славянамъ, хотя и сохрани­
лись у нихъ не въ такой свѣжести (см. ниже о святыхъ ко­
вачахъ Борисѣ и Глѣбѣ, Кузьмѣ и Демьянѣ). Народный эпосъ,
изображая грозу— кузнечного работою, заставляетъ сказочныхъ
героевъ сажать чертей въ суму­облако, и кладя ее на нако­
вальню — бить желѣзнымъ молотомъ; ничего такъ не боятся
черти, какъ этой сумы и этого молота: завидя ихъ, они съ
ужасомъ убѣгаютъ въ преисподнюю и наглухо запираютъ ад­
скія ворота. г ) Моравская легенда старинный подвигъ Перуна
возлагаетъ на ангела, который является въ кузницу н бьетъ
дьявола кузнечнымъ мблотолъ. 3 )
Ломанная линія сверкающей молніи уподоблялась изви­
вающейся змѣѣ или вере вкѣ: оба представлеііія родствен­
ны (ужъ, ужище, г­ужъ) 4 ). Отсюда возникли миѳиче­
скія сказанія о молніи — во первыхъ, какъ о золото мъ рем­
нѣ, на которомъ качается облако (въ финнскомъ эпосѣ), и во
вторыхъ, какъ о бичѣ, сильными ударами котораго богъ­гро­
мовникъ казнитъ демоновъ тучъ; хлопанье этого бича произ­
водив оглушающіе раскаты грома. Въ гимнахъ Ригъ Веды
Индра, нагоняя Вритру, бичуетъ его огненною плетыо о
тысячѣ остроконечныхъ и узловатыхъ хвостахъ 5 ). Нѣмец­

') Sonne, Mondu. Sterne, 85, 103—5.­­) II. P. Лег,, стр. 65­66,
H Р. Си., VI, 43; Москв. 1843, I, 132—140; D. Myth.. 963; Шлей­
херъ, 108—115; Ск. норв , I, 21. — з) Кульда, I, 72 ­») Въ еги­
петском?, культѣ змѣя символически обозначалась веревкою; въ
американской сагѣ рпзсказывпется о созданіи змѣй изъ веревокъ—
Der Ursprung dei Myth., 45. — s) Orient und Occid. 1863, в. II,
238—9.
 283

кія саги о дикой охотѣ представляютъ Одина несущимся въ

бурѣ на пламенной колесницѣ и огнедышащихъ коняхъ; кони
управляются бичемъ, отъ ударовъкотораго сыплют­
ся искры; этимъ бичемъ, напомпнающимъ [хааті; гомерпче­
скаго Зевса, богъ ослѣпляетъ очи любопытнымъ '). Прусская
сага впдитъ въ грозѣ божество, преслѣдующее чорта синпмъ
бнчемъ (mit der blauen peitsche verfolgt den teufei). Си­
ній (одного корня съ словомъ сіятъ) есть древнѣпшій эпи­
тетъ молніи, блескъ которой отождествлялся съ синими огонь­
кали, перебѣгающими по краснымъ угольямъ догорающего
очага. Въ Словѣ о полку встрѣчаемъ выраженіе: «трепещуть
спніи млъніи»; сербы говорятъ: »пуче као сини гром» ~).
Синее пламя почиталось въ древности по преимуществу­свя­
щеннымъ, и Яковъ Гриммъ приводитъ указанія, что нѣкогда
вмъ клялись 3 ). Въ церковно­служебныхъ книгахъ слово с fl­
ue цъ употребляется въ значеніи бѣса 4 ). На одномъ изъ ста­
рниныхъ амулетовъ, которые носились на Руси для предо­
храненія отъ нечистой силы, изображенъ святой, прогоняю­
щііі бичемъ дьявола (см. гл. XX). Нѣмецкая сказка даетъ дра­
шу­чорту бпчь, ударыкоторагоразсыпаютъ золото,
т. е. рождаютъ искры золотистой молніи 5 ); хлопая чудесной
плетью, сатана потрясаетъ пекельное царство, вызываетъ не­
чпстыхъ духовъ на трудныя работы и творитъ безчисленныя
рати "). Воспоминаніе о Перуновой плети удержалось у насъ
въ обрядовомъ прпчитаніл на Васильевъ день (1­го января).
Встрѣчая новый годъ, дѣти поселянъ ходятъ по домамъ посы­
пать хлѣбными сѣменамн и при эгомъ причитываютъ:
Ходнтъ Илья (гггромовникъ, сы. гд. IX)
На Васидья,

') Der heut. Volksglaubef 82.—2) Срп. н. поел., 267.— s) D. Myth ,

162. — «) Словарь Акад. Рос , Y, 452. — 5) Сказ. Грим., II, стр.
218­9. — «) Гальтрнхъ, 26.
 284

• Носптъ пугу
Житяную;
Дё замахне —
Жито росте.
Роди. Боже!
Жпто, пшеницю,
Всяку пашницю,
У полѣ ядро,
А въ домѣ добро. ')
Или: Да була маты весела,
Да родыда сына Васыля
II носила его пидъ небеса,
Дала ему пужк у­житянку:
Куды пужка махне —
Туды жито росте,
Куды покивае —
Туды полегае. а)

Потрясая бичемъ, богъ­громовнпкъ вступаетъ въ брачный

союзъ съ землею, разсыпаетъ по ней сѣмя дождя и даетъ уро­
жаи. Этимъ древнпмъ представленіемъ объясняется, почему
въ свадебныхъ обрядахъ плеть получила такое важное зііаче­
ніе: дружка, обязанный охранять молодую чету отъ нечистой
силы, враждебной плодородію, сопровождаетъ свои зак.штш
хлопаньем ъ бича; тотъ­же смыслъ имѣетъ и стрѣльба изъ ру­
жей и пистолетовъ во время свадебнаго поѣзда 3 ).
Въ такихъ поэтическихъ образахъ рисовались Фантазіп свер­
кающая молніи; теперь мы должны указать на тѣ метаФорьь
какими обозначались громъ и вихри, обыкновенно сопровож"
дающіе ихъ явленіе. Усматривая въ грозѣ присутствіе гнѣвна­
го божества, древніи человѣкъ въ громѣ слышалъ его звуча"
щій голосъ, его вѣщіе глаголы, а въ буряхъ и вѣтрахъ при­

Ч Сахаров., II, дневн., 3. — '­') Чернигов Г. В 1853, 13. ­

3) Библ. для Чт. 1848, IX, ст. Гуляева, 42—45. Осетины дѣлаютъ
залпы изъ ружей, чтобы прогнать злаго духа отъ родильницы —
Совр. 1853, XI, 19.
 285

знавалъ его мощное дыханіе; тамъ, гдѣ мы наблюдаемъ есте­

ственные законы природы, онъ видѣлъ свободное дѣло жнваго
существа. Въ псалмахъ Давида, полпыхъ поэтическаго оду­
шевленія, читаемъ: «и возгремѣ съ небесе Господь, и Вышній
даде гласъ свой... и явишася источнпцы водніи и открышася
основанія вселенныя отъ запрещенія твоего, Господи, отъ дох­
новенія духа гнѣва твоего» (XVII, 14, 16); «гласъ грома
твоего въ колеей (въ колесницѣ), освѣтпша молнія твоя все­
ленную» (LXXYI, 19). Космогоническія преданія аріпскихъ
народовъ свидѣтельствуютъ за древнѣіішее отождествленіе
грома съ словомъ и вѣтра съ дыханіемъ.
Оттого у насъ въ зеаілѣ вѣтры пошли —
Отъ святаго духа Саваоѳова,
Отъ здыханія отъ господняго;
Оттого у насъ въ землъ громы пошли —
Отъ глаголъ пошли отъ господніихъ,
сказано въ стихѣ о голубиной книгЬ. Слова дуть и дышать
одного корня; д ухъ употребляется въ значеніи вѣтра:

Отчего у насъ духи боипе?

Духи божіе отъ устовъ его,
Самаго царя, Христа небеснаго ').

«Вѣтеръ — духъ божій» утверждаетъ галицкая поговорка 2 ),

согласно съ древие­индѣискимъ представленіемъ вѣтровъ ды­
ханіемъ Варуны (облачнаго неба) 3). Сливая въ одно пред­
ставленіе метафору грома, какъ торжественно­звучащаго сло­
ва господня, съ метафорой молніи, издревле уподобляемой

') Калѣпи Пер , II, 287, 307, 314. Индѣйское преданіе о проис­
хождении міра изъ разрозненныхъ частей Враны говоритъ, что
««духъ созданъ отъ носа, какъ оріана дыханія (Mythol. Forsch.
"«'I Sammlung. 1832, 5 — 6).—2) Архивъ ист. юрид. свѣд., II, ст.
усл., 44.—s) Di e Windgotlbeifcn l>ei den indogeimnn. Volkcrn, von
Genlhc, 3.
 286

огненному языку (см. гл. XIV), старинная апокрифическая

статья («Свитокъ божественныхъ книгъ») говоритъ: «Бон,
сидптъ на востоцѣ въ вель(еіі)­лѣпотѣ превыспренней славы
своея, и седьмъ небесъ словомъ свопмъ сотворилъ Господь...
громъ — гласъ господень, въ колесницѣ огненной
утвержденъ, амолнія — слово господне, изъ устъ
божіпхъ исходит ъ» '); Такъ какъ молнія въ тоже время
представлялась пламеннымъ мечемъ, то отсюда объясняется
пзвѣстное въ церковной живописи символическое изображеніе
Христа: «гласъ его яко гласъ водъ многъ, и изъ устъ его
мечь обоюдуостръ пзостренъ исходяй» (Апок., I, 15 — 16).
Въ гимнахъ Ведъ, Слово (языкъ) возведено на степень боже­
ства; къ нему обращались съ молитвами и ему приписывали
мощное содѣйствіе богу громовъ (Рудрѣ): въ битвахъ съ де­
монами, оно натягивало его воинственный лукъ 2 ). Эстонцы
выражаются о громѣ: vanna issa hiiab, miirristab — дѣдъ kjb­
ч e t ъ, в о p ч и т ъ; на туже мысль у казываютъ и эпитеты, давае­
мые богу Укко въ пѣсняхъ Калевалы: puhki pilvien puhuja,
halki ilman haastelia — говорящій изъ облаковъ, вѣщающій чрезі
воздухъ 8). Итакъ громъ есть слово божіе, которымъ Пе­
рунъ пробуждаетъ природу отъ зимней смерти = творптъ но'
вый весенній міръ,а вѣтръ— духъ, исходящій изъ его откры­
тыхъ устъ. Старинные граммотники, сравнивая человѣка сг
космосомъ, находили между ними полное соотвѣтствіе: «ві
горней части его (читаемъ въ одпомъ рукописномъ сборнпкѣ),
яко на небеси свѣтила солнце и луна, громъ, вѣтръ, спде
и въ человѣкѣ во главѣ очи, и гласъ, идыханіе, п мгно
веніе ока — яко молнія» *). Изъ этихъ миѳическихъ основі

') Рус. Сл. ­1862, ст. Пышіна; II, 53. — г) Іекціп о языкѣ М.
Мюллера, 58 — 3) У. 3 А. Н. 1852, ІУ, 519.—*) Щаповъ, стат.
3­я, 2.
 I
287

образовались преданія, занесенный въ старыя рукописи, что

дыхаиіе (=душа) человѣка создано отъ вѣтра, а теплота или
плоть ( =пламя страсти) отъ огня(=плодотворящей молніи) ').
Уподобленіе грома слову человѣческому повело къ тому любо­
пытному осложненію миѳовъ, по которому всѣ баснословные
звѣрп и птицы, въ какихъ только олицетворялись Громовы я
тучи, получили характеръ вѣщихъ, т. е. одаренныхъ способ­
ностью говорить и мыслить.
Сверхъ того, раскаты грома возбуждали въумѣ человѣка мно­
жество другпхъ самыхъ разнообразныхъ еравненіи. Все, что толь­
ко издавало сильный, оглушающій звукъ, служило въ данномъ
случаѣ богатымъ источникомъ для метафоры и миѳическихъ
представленіи. Мы уже замѣтили, что стукъ оружія въ
битв ѣ, звонкой ударъ молота по наковальнѣ и хлопа­
нье бича принимались за метаФорическія обозначенія грома;
въслѣдующихъ главахъ, при разборѣ зооморѳическихъ олице­
твореній грозовыхъ тучъ, увидимъ,что громъ уподоблялся гро­
хоту быстро­ѣдущей колесницы, топоту и ржанію
конеіі, мычанью коровъ и т. дал., а теперь укажемъ
на нѣкоторыя другія не менѣе важныя въ области народной
поэзіи и древнихъ вѣроваиій сближения.
Одинаковое впечатлѣніе, производимое на слухъ раската
мп грома, стукомъ кузнечныхъ молотов ъ, мельнич­
поіі толчеи и молотильныхъ цѣповъ, и мысль о на­
воспмыхъ ударахъ, соединяемая со всѣми этими различными
представлеш'ямп, сблизили ихъ между собою и породили цѣлый
рядъ баснословныхъ сказаній. Отъ корня mal — раздроблять,
толочь, рушить образовались слова: мблотъ (млатъ, пол.
міоі, лат. malleus, сканд. тр1піг:=молнія, области.

) Паи. отреч. лит., II, 433; Архивъ ист.­юрид. свѣд., I, ст.

Бусл , 22.
 i
288

молонья) молбть, молотить (др. ­слав, млѣти — ыѣлю,

млатити), молотило— цѣпъ, мельнпца = млинъ; срав­
ни санскр. malana — иолонье, толченье, перс, malidan,
греч. [хиХХш, [лиХт;, [аоХш ѵ, лат. molo, mola.molina,
гот. malau (malvjaii), энглос. mylen(milu, m у 1 1), me­
Іен, сканд. mala, mylna, теі(тібі), др.­вер.­нѣм. ю a I a d ,
muli, melo, литов. malti (malu), malunas, miltai
(plur.) — слова, означаются: молоть, жорновъ, мельница и
мука !). Грозовыя тучи уподоблялись не только работающей
кузницѣ, но и молотильному току, и ступѣ, въ которой тол­
кутъ хлѣбныя зерна для превращенія ихъ въ муку. Нѣмецкая
сказка «Der dreschflegel vom himmeb разсказываетъ объ ан­
гелахъ, которые на небѣ молотятъ овесъ цѣпа­
ми :}; русскіе поселяне видятъ небесный молотильный
цѣпъ въ созвѣздіи Плеядъ или Оріона, какъ свидѣтельствуетъ
придаваемое имъ областное названіе К ичига, означающее:
цѣпъ и валёкъ 3). И у нѣмцевъ и у славянъ существует!
легенда о чудесной мялотьбѣ огнемъ: странствующіе по
землѣ Спаситель и апостолы заходятъ ночевать къ одному
крестьянину и на другое утро помогаютъ ему въ работѣ; они
укладываютъ токъ необмолоченными снопами и зажигаютъ
ихъ: солома сгораетъ, а зерно остается нетронутьгаъ и бле­
ститъ въ золотыхъ кучахъ 4 ). Основной смыслъ преданія
тотъ: пламя грозы, возженное божествомъ, пожираетъ снопы­
тучи, и на просвѣтленномъ небѣ начинаютъ блистать ясные
лучи солнца, о мнѳической связи которыхъ съ золотистыми
колосьями зрѣлыхъ нивъ сказано было выше (стр. 138). Въ
архангельской губ. совершается слѣдующій обрядъ гаданіяо

<) Пикте II, 119.—*) Сказ. Грим., II, стр. 156 — 3) Обл. Сл., 83;
Сахаров., II; 62— 4) Н. Р. Лег., 1; Westsl. March., 87 —88; SIov.
pohnd., 199—200; Zeitsch. fiir D. M„ I, 41—42, 471—2; II, 13 — 16;
IV, 50­54.
 289

будущемъ урожаѣ: на новый годъ собираются крестьяне на

гумно, принося съ собою ножъ и парус ъ; всѣ садятся по
срединѣ гумна, ограждаютъ себя круговою линіей, начертан­
ною ножемъ, и накрываются парусомъ; ножъ тутъ­же вты­
кается въ землю. Если послышится имъ шумъ бросаемыхъ
сноповъ и стукъ молотящихъ цѣповъ, то наступающій годъ
будетъ изобильный, и наоборотъ тишина предвѣщаетъ неуро­
жай. Молотятъ въ это время нечистые духи, и если
бы кто изъ гадающихъ не досидѣлъ въ круговой чертѣ до
окончанія демонской работы— такого смѣльчака они непремѣн­
но заколятъ ножемъ '). Парусъ есть эмблема облачнаго по­
крова (см. ниже), ножъ — молнія. Замкнутые очарованнымъ
кругомъ и покрытые парусомъ, гадальщики недоступны и не­
зримы нечистой силѣ, и безопасно присутствуют при ея ра­
ботѣ; но тотъ, кто обнаружитъ себя, подвергается разящему
удару молніи.
Въ глубочайшей древности зёрна не мололись, а толклись,
для чего служили простой выдолбленный камень — толчея
(ступа) и толкачъ илипестъ (санскр. peshana — руч­
ная мельница отъ pish — тереть, дробить, pishta — мука,
лат. pis о— иготь, pins о— толочь въ ступѣ и мѣспть квашню,
pistor — мельникъ, хлѣбникъ, pistrina — толчея, мельница,
pistillum — толкачъ = литов. pesta); ступу замѣнилъ потомъ
ручной жорновъ (гот. quaimus, англос. cweorn, cwern,
сканд. quorn, quern, др.­вер.­нѣм. quirn, литов. girna,
вомнож. числѣ girn 6s—мельница; корень gr, gar—тереть,
толочь г ), и въ свою очередь долженъ былъ уступить вѣтре­
ной и водяной мельницѣ. Жернова и мельница обозначаются
въ народныхъ загадкахъ тѣми­же самыми метафорами, какими
живописуются и грозовыя тучи s ); сближая эти различный
') 0. 3. 1848, Y, смѣсь, 11. — 2) Пипте, II, 119­120. — ») Такъ
иукъ мельничныхъ колссъ и жернововъ уподобляется лаю собакъ,
19
 290

понятія, народъ выражается о «громѣ»: «стукотыть, гурко­

тыть, якъ сто коней бижить», а объ мелышцѣ: «стукотыть,
гуркотыть (или: громотыть), сто копен бижить; треба встати,
погадати, що имъ ]'исты дати» J ). Представленіе грѳзовой ту­
чи—мельничнымъ снарядомъ ярко засвидѣтельствовано швед­
скимъ названіемъ облака mo In (на островахъ шведсшъ
muli, mulle, molne, дате. mulm=: буквально: «мелющее»).
Очевидно, что, подъ вліяніемъ этого поэтическаго воззрѣнія,
дождь, градъ и снѣгъ, разсыпаемые тучами, должны бы­
ли казаться тѣми небесными дарами, какіе мелетъ облач­
ный жорновъ. И дѣйствительно въ снѣгѣ, который уже
своей бѣлизною и рыхлостью напоминаетъ смолотой хлѣбъ,
видѣли падающую съ неба муку, и на скандинавскомъ на­
рѣчіи снѣгъ назывался mjo'll (мука). До сихъ поръ, говоря
о падающемъ снѣгѣ, въ нѣкоторыхъ странахъ Германіи вы­
ражаются: «da schlagen sich backer und miiller» 2 ). Выражееіе:
«den windeu brot geben», относимое къ бурной мятели, озна­
чаетъ: кормить жадные, голодные Вѣтры, и чрезъ то уиѣ­
рять ихъ злобу. Чтобы ослабить разрушительное дѣйствіе

реву медвѣдя, топоту и ржанью коней, мычанью быка: „залаяш

собачка на Мурнанскоиъ, заревѣлъ ыедвѣдь на Романовскомъ, за­
топали кони на Кириловомъ полѣ" (Сахаров., I, 101); „быкъ (пли
корова) реветъ, къ верху хвостъ деретъ»; „быкъ бурчитъ, старикъ
стучитъ; быкъ побѣжитъ— пѣна повалитъ"; „въ темной избѣ мед­
вѣдь реветъ"; „стоитъ на берегу кобыла, глядитъ на рѣку, ржетъ
и жеребенка къ себѣ зоветъ." Крылья вѣтреной мельницы заста­
вили уподобить ее птицѣ, въ образѣ которой олицетворялись н
быстролетный облака: „птица­Юстрица на девяти ногахъ стоить
на вѣтеръ глядитъ, крыльями машетъ, а улетѣть не мошетъ" (Этн.
Сб., YI, 41, 44, 55 —56). Сходныя метафоры употребляются и для
обозначения молотьбы: „на Гурьевскомъ полѣ затопали кони"; „я­
тятъ гуськи­дубовы носки" или: „летѣли птицы, несли въ зубам
по спицѣ"—цѣпы (ibid., 80, 122— З).—1) Сеиентов , 8, 26. ­2) Die
GOtterwelt, 94.
 291

приближающегося вихря существуетъ у нѣмцевъ обычай вы­

тряхать на вѣтеръ мѣшокъ с ъ мукою (мѣшокъ=старин­
ная метафора облака) '}. У насъ въ областныхъ говорахъ:
бусъ— мелкій дождь и мучная пыль, бусить — идти дождю
съ снѣгомъ, моросить и пылить мукою 2 ); мелкій градъ на­
зывается крупою, а мельница для обработки гречихи, проса
и ячменя— крупорушкою. У бвлоруссовъ сохранилось зна­
менательное повѣрье, что горные духи (гора=туча), под­
чиненные Перуну и вызывающіе своимъ полетомъ вѣтры ѵ
бурю, возятъ на себѣ громовой жорновъ, на кото­
ромъ возсѣдаетъ самъ Перунъ съ огненнымъ лу­
комъ въ рукахъ s ). Баба­яга и вѣдьмы летаютъ на
свои сборища по воздуху въ желѣзной ступѣ, погоняя
пестомъ (толкачемъ, клюкою) и заметая слѣдъ поме­
ломъ. Бѣлоруссы говорятъ, что яга погоняетъ огненною
метлою воздушны я силы, который приводятъ въ дви­
жете ея ступу; когда она ѣдетъ —земля стонет ъ, вѣтры
свищутъ, звѣри воютъ, нечистые духи ревутъ 4 );
самой ступѣ они даютъ названіе огненной 5 ). Баба­яга и
вѣдьмы, какъ облачный жены (см. гл. XXVI), свободно распо­
ряжаются естественными силами природы; ихъ быстрые поле­
ты, обладаніе волшебными конями изаметаніе слѣда помеломъ
указываютъ на вихри и мятели; ступа и пестъ тождествен­
ны съ тѣмъ мпоическимъ жорновомъ, на которомъ разъѣзжалъ
богъ­громовникъ, и съ его палицей. Ступа — это грозовое
облако, а пестъ или толкачъ, ударомъ котораго баба­яга точно
также побиваетъ педруговъ, какъ Перунъ своею дубинкою, —
') Ж. М. Н. П. 1846, III, ст. Гримыа, 188. — 2) Обл. Сл., 18.
Млечный путь, въ которомъ древнія пленена угадывали слѣды
продптаго молока (ггдождя), въ нѣкоторыхъ областяхъ Германіи на­
зывается Mehlweg, Mtihlenvveg (Sonne, Mond u. Sterne, 282).—
s) Прпб. къ Ж. М. Н. П. 1846, 87. — *) Ibid., 19—20; Н. Р. Ок.,
VIII, 6, а.—5) Москв. 1853, V, науки, 15.
19*
 292

извѣстная намъ метафора молніи. Тотъ­же миѳъ развитъ п въ

германскомъ преданіи о чудесной мельницѣ короля Фроди.
Фроди былъ безмѣрно богатъ, такъ какъ онъ, облачась однаж­
ды въ кожу быка, убилъ дракона, который сторожилъ въ пе­
щерахъ блестящее золото: подробность, указывающая въ его
личности бога­громовника, поражающего тучу. Онъ владѣлъ
исполинскою мельницею (riesenmfihle), которая имѣла чудное
свойство молоть все, что только душѣ желалось; къ ней были
приставлены двѣ вѣщія великанки (Fenja и Menja), осужден­
ный на безпрерывную работу. Мельница называлась Grotti; это
былъ ручной жорновъ, состоявшій изъ двухъ мельнпчныхъ
камней, которые^ вращались на вставленной въ средину пгь
оси и мололи своему хозяину золото, счастіе и покой. Морской
царь (МуБищг)унесъ ночью эту мельницу на свой корабль и
заставилъ ее молоть соль; но она работала такъ усердно, что
корабль разломился отъ тяжести и чудесный жорновъ погру­
зился на дно моря: съ той поры море сдѣлалось соленымъ. ')
Громовый жорновъ, дробя дождевыя облака, гибнетъ наконецъ
въ ихъ шумныхъ потокахъ, или тонетъ въ дождевомъ морѣ;
забывая настоящіі? смыслъ преданія, Фантазія воспользовалась
имъ для объясненія соленаго вкуса морской воды. Нѣмецкія
сказки и пѣсни сохраняютъ воспоминаніе о мельницѣ, которая
мелетъ серебро, золото и любовь; наши сказки также зна­
ютъ чудесные жорновки, которые добываются съ неба и
мелютъ своему хозяину муку или кормятъ его готовыми
яствами: чтб ни поверни ручкою, то и блинъ съ пнрогомъ! 2 )
Въ Моравіи разсказываютъ о черномъ мельникѣ, который мо­
лолъ свѣтлые дукаты. 3 ) Проливая дожди, богъ­громов­

*) Die Gotterwclt, 244—5. Норвежская сказка (II, 20) разска­

зываетъ о подобной­же ыельницѣ, потонувшей въ морскихъ во­
дахъ: донынѣ стоитъ она на днѣ моря и прододжаетъ молоть соль. —
2) Н. Р. Лег., 33; Худяков., 66.— 8) Кульда, II, 35.
 293

викъ даетъ землѣ силу плодородія и выводитъ изъ­за тучъ

золотые лучи солнца; поэтому съ его жорповомъ Фантазія сое­
днняетъ сверхъестественныя свойства молоть благородные ме­
таллы и надѣлять человѣка насущною пищею. Вмѣстѣ съ яс­
ными днями лѣта и общимъ изобиліемъ водворяется на землѣ
счастіе, мчръ и любовь: эти благодатные дары разсыпаются
на смертныхъ тѣмъ­же славнымъ жорновомъ. Уже Я. Гриммъ
сближалъ мельницу Grotti съ финнскимъ Сампо, и дѣлалъ
это не напрасно. Сампо J ) было сковано Ильмариненомъ г );
работая надъ нимъ, онъ созвалъ со всѣхъ четырехъ сторонъ
вѣтры и заставилъ раздувать огонь въ горнилѣ. Въ тотъ­же
самый день, когда оно было сдѣлано, Сампо намололо три ко­
роба хлѣба: одинъ коробъ на расходъ, другой на запасъ, тре­
ти! на продажу. Лоухп, владычица мрачной Похъіолы, прячетъ
это дивное изобрѣтеніе въ нѣдра каменной горы, подъ замокъ
съ девятью задвижками, и укрѣпляетъ его корни на девяти­
саженной глубинѣ: одинъ въ землѣ, другой въ водѣ, третій
въ «горѣ родины». Сампо — для всѣхъ желанное сокровище;
оно приноситъ съ собой вёдро, урожай и счастіе. Вейнемей­
венъ, узнавши, что въ Похъіолѣ живется привольно, что тамъ
пашутъ, сѣютъ и собирэютъ изобильные урожаи, и что ис­
точнпкомъ такого довольства — Сампо , уговариваетъ брата
Ильмаринена во что бы ни стало овладѣть сокровищемъ. Они
') Слово это донынѣ остается необъясненнымъ; мнѣніе г. Шиф­
нера (У. 3. А. Н. 1862, I, 134— 144)— не болѣе, какъ догадка. —
) Богъ­кузнецъ сковалъ его изъ лебяжьяго пера, травы, называ­
емой по финнски villan kylki (по мвѣнію Гримма, это «ickerwolle,
ярестовникъ), ячиеннаго зерна и куска веретена; другія пѣсни при­
бавляютъ еще кость ягненка и молоко яловой коровы. Пухъ и
перья лебедя— метаоора снѣга, молоко — дождя, ячмень — символъ
опьяняющаго напитка , древле­приготовляемаго изъ этого зерна
(=живая вода); трава, вероятно, =donnerruthe (разрывъ­трава), а
Тчастіе веретена объясняется изъ представления облаковъ пряде­
воиъ и тканями.
 294

успѣшно отворяютъ крѣпкіе запоры, отрываютъ корни и уно­

сятъ Сампо на свою ладью, и затѣмъ пускаются въ обратный
путь. Но Вейнемейненъ слишкомъ рано затягиваетъ побѣдную
пѣсню; Лоухи узнаетъ о похищеніи, бросается въ погоню и
умоляетъ Укко поднять бурю — и тотъ исполняетъ ея жела­
ніе. Сама чародѣйка превращается въ громаднаго орла, однвмъ
крыломъ облака зацѣпляетъ, другиыъ бороздитъ воды, и въ
борьбѣ съ похитителями роняетъ Сампо въ море, гдѣ оно раз­
бивается въ дребезги. Одна часть обломковъ потонула въ глу­
бинѣ п наполнила море драгоценностями, а другая выброшена
бурею на берегъ Калевалы; Вейнемейненъ собралъ уцѣлѣвшіе
куски и засѣялъ ими землю: отъ того урожаи и богатство въ
этой странѣ, а въ Похъіолѣ нищета и голодъ. ') Смыслъ пре­
данія ясенъ: Сампо — весенняя туча=жорновъ, низводящій на
засѣянныя поля дожди и дарующій смертнымъ ясные дни, пло­
дородіе и довольство. Злая вѣдьма Лоухи — олицетвореніе хо­
лодной зимы; ея мрачное, туманное царство (перенесенное
впослѣдствіи на суровую и безплодную мѣстность Лапландш)
насылаетъ на землю голодъ, болѣзни и разныя бѣдствія. Она
прячетъ громовой жорновъ въ нѣдрахъ облачной скалы, замк­
нутой зимнею стужею; три корня, которыми прикрѣпляется
Сампо, соотвѣтствуютъ корнямъ міровон ясени скандинавом­
го миѳа (см. ниже преданія о деревѣ­тучѣ). Но приходить
время, когда наступающая весна вызываетъ на гіодвигъ боговъ
грома и бурь; подъ ихъ ударами падаютъ зимніе затворы, и
вотъ начинается шумная гроза, въ которой гибнетъ разбитое
на куски Сампо: туча, разрываемая вѣтрами и разимая мол­
ніями, низпадаетъ на землю дождемъ, осѣменяетъ еѳ и даетъ
урожай. Въ борьбѣ Вейнемейнена и его брата­кузнеца съ враж­
дебной Лоухи изображена картина небесной битвы; пѣсня
Ч Ж. М. Н. П. 1846, III, ст. Грии., 160—2, 171—3; Совр. 1840,
III, 65.
 295

Вейнемейнена—вой бури, громадный ореяъ, въ котораго пре­

вращается Лоухи,— общераспространенный миѳическій образъ
весенней грозы (см. гл. X).
Именно въ этомъ представденіи тучи — жорновомъ кроется
основа преданія очортовой мельниц ѣ, доселѣ живущаго
между нашими поселянами. Извѣстно, что суевѣріе ставить
всѣхъ мельниковъ въ близкую связь съ водянымъ (=дождя­
щііі Перунъ, см. гл. XVI) и нечистою силою; въ малорусскихъ
разсказахъ черти представляются въ видѣ миропшиковъ '):
нерѣдко садятся они на столбахъ разрушенной мельницы или
плотины, зазываютъ мужиковъ съ зерновымъ хлѣбомъ, ме­
лютъ скоро и безплатно, но мѣшаютъ съ мукою песокъ 2 ).
Въ народныхъ сказкахъ, въ числѣ трудныхъ подвиговъ, воз­
лагаемыхъ на богатыря, побѣдителя многоглавыхъ змѣевъ
(=древняго громовника), упоминается также о посѣщеніи имъ
чортовой мельницы, запертой двѣнадцатыо желѣзными дверя­
ми 3 ): въ зимнюю пору демоническая сила овладѣваетъ гро­
мовою мельницей и налагаетъ на нее свои замки, которые от­
пираются только съ приходомъ богатыря, какъ отворяются об­
лачный скалы отъ удара Перуновой палицы. Въ одной сказ­
кѣ 4) о баснословной мельницѣ говорится, что она сама ме­
летъ, сама вѣетъ и на сто верстъ пыль мечетъ. По нѣмец­
кимъ преданіямъ, черти строятъ на горахъ мельницы и сами
жепхъ разрушаютъ 5 ). Три различный представленія грозы—
молотьбою, кузнечнымъ мастерствомъ и мельничной работою
соединены вмѣстѣ въ словацкой сказкѣ о борьбѣ трехъ бога­
тырей съ змѣями: одинъ изъ нихъ Valibuk (=Вернидубъ), дру­
гой Skalimej (отъ скала = Горыня 6 ), третій Zelezomej
т. е. кузнецъ. Этотъ послѣдній дѣлаетъ себѣ и своимъ това­