Воспоминания
Санкт-Петербург • Москва
ТРОИЦКАЯ ШКОЛА
СИБИРСКАЯ БЛАГОЗВОННИЦА
2007
ББК 86.372
УДК 271.2
Л93
ISBN 5-86983-100-8
ISBN 5-88879-044-3
"Каталогизация перед публикацией", РНБ
ББК 86.372
С
толпница и странница, юродивая Христа
ради и пророчица, молитвенница и стро-
гая подвижница, практически всю свою
долгую жизнь проведшая в миру, но оставшая-
ся неоскверненной от мира,— удивительным
образом в этой скромной согбенной старице
сочетались столь разные и редкие в наше время
дарования и подвиги. Многие и многие знали ее
под именем блаженной Любушки, Любушки
Сусанинской — это имя, такое тихое и ласковое,
так естественно сочеталось с внешним обликом
кроткой и любовной ко всем молитвеннице. Но
в этой кротости и любви немощного физически
человека ощущалась и какая-то невыразимая
духовная сила, заставлявшая испытывать неволь-
ное благоговение. Это была ощутимая для всех
сила праведности.
Появление праведника на земле — это всег-
да чудо. Чуден Промысл Божий, ведущий Свое-
го избранника по дорогам жизни, созидающий
его душу и сохраняющий его житие. Чудесны те
силы, которые являет через боголюбивую душу
Господь, и каждый, кто соприкасался с ними,
ощутил это действие чуда в своей жизни. Чуден
сам образ такого человека, его внутренняя кра-
сота, часто такая внешне скромная и трудно вы-
разимая через слово, но оставляющая глубокий
след в душе каждого, кому довелось повстре-
чаться с ним. Память такой встречи долго еще
благоухает в душе ароматом подлинного, живого
христианского духа, который хочется сохранить
навсегда.
Поэтому так востребовано множество книг с
жизнеописаниями праведников и святых нашего
времени, которые выходят сейчас в различных пра-
вославных и даже светских издательствах. Конеч-
но, печатное слово не может сохранить и передать
в полноте благоухание живой святыни, как засу-
шенный в гербарии цветок лишь очень отдаленно
говорит о красоте и аромате живого растения. Но
все же, если раскрывший книгу почувствует хотя
бы тонкое дуновение благоухания святости, труд
написания и издания будет оправдан.
Сейчас, по прошествии нескольких лет со
дня кончины блаженной старицы Любови, хо-
чется собрать и сохранить все, что осталось в
памяти многих из знавших ее людей, ныне еще
здравствующих. Конечно, большая часть воспо-
минаний носит личный характер. Это память о
встречах со старицей в то время, когда она рке
поселилась в Сусанино и несла свой подвиг окор-
мления приходивших к ней людей. О ее жизни
в предшествующий период сохранилось не так
много сведений, часто к тому же несколько гада-
тельных и отрывочных, а целые десятилетия не-
ведомых миру подвигов и молитв и вовсе скрыты
от нашего слабого человеческого зрения, остава-
ясь ведомыми только Богу. Но и крупицы этих
сведений драгоценны.
6
Вначале мы помещаем небольшой очерк с
жизнеописанием блаженной Любушки, насколь-
ко оно нам известно в настоящий момент. А во
второй части следуют воспоминания о ней раз-
ных людей, повествующие о конкретных случа-
ях из их жизни, связанных с именем блаженной.
Поскольку в этих воспоминаниях присутствуют и
очень личные моменты, по просьбе тех, кто этого
пожелал, имена остались скрытыми. Вероятно, со
временем станет возможным и более откровен-
ное упоминание об этих людях, в жизни которых
встреча с Любушкой оставила глубокий след.
Некоторые из ранее публиковавшихся вос-
поминаний помещены нами в сокращении, в ос-
новном в той их части, которая содержит общие
сведения, вошедшие в предлагаемый ниже очерк
с жизнеописанием. Мы также позволили себе ис-
ключить из них то, что показалось нам не вполне
достоверным, поскольку память почти о каждом
праведнике обычно быстро обрастает всякого рода
легендарными подробностями. Недосказанность
рождает предположения, предположения быстро
становятся фактом лсития, и нам хотелось бы по
возможности избежать этих человеческих домыс-
лов, превращающих житие в легенду. Хотя, конечно,
вряд ли возможно избежать ошибок и неточностей
в такого рода труде, поэтому заранее просим про-
щения у читателей за невольные огрехи.
Просим также всех, чьи воспоминания не
вошли в печатавшиеся о Любушке статьи и кни-
ги, поделиться ими для составления более пол-
ного жизнеописания старицы.
ЖИЗНЕОПИСАНИЕ
БЛАЖЕННОЙ
СТАРИЦЫ ЛЮБОВИ
(ЛАЗАРЕВОЙ)
ГОДЫ ДЕТСТВА
И НАЧАЛО ПОДВИГА
Л
юбушка родилась в благодатной среде
русского крестьянства, самим сослов-
ным именем своим свидетельствовав-
шего подвиг непрестанного крестоношения
и любви ко Христу. Неслучайно с такой сокру-
шительной силой обрушилась на него злоба
богоборцев XX века— из столетия в столетие
русское крестьянство приносило плод земной и
плод небесный — хлеб пахаря, меч воина и мо-
литву праведника, будучи силой Русской Земли.
Одним из этих удивительных небесных плодов
на древе, так печально угасшего в наши дни рус-
ского крестьянства явилась блаженная матушка
Любовь.
Любушка появилась на свет 17 сентября
(4-го по старому стилю) 1912 года, когда церковью
празднуется память святого пророка и боговидца
Моисея и иконы Божией Матери «Неопалимая
Купина». Местом рождения ее была деревня Ко-
лодези в Калужской губернии, недалеко от города
Сухиничи. Семья Ивана Степановича и Евдокии
Ивановны Лазаревых, родителей матушки, была
очень религиозной. Иван Степанович исполнял
обязанности старосты храма в своем селе. У них
было несколько детей, Любушка была младшей.
Помимо родителей на воспитание ее много по-
влияли четыре тети, «вековые девы», как сама
матушка впоследствии о них говорила. Звали их
Анисия, Мавра, Мария и Варвара, они приходи-
лись родными сестрами Евдокии Ивановне. Тети
любили брать девочку с собою в паломничества к
окрестным святыням и монастырям, которыми
так была богата тогдашняя Калркская земля: Оп-
тина и Тихонова пустыни, Шамординский жен-
скиймонастырь, обитель преподобного Пафнутия
Боровского. Высокий и чистый голосок девочки
раздавался на клиросе и в палолшических хорах,
к церковному пению и слркбам она всегда отно-
силась с самозабвенной любовью. До конца своей
жизни матушка очень любила церковное пение и
певчих, всегда особенно молилась за всех слрка-
щих и поющих. Для нее было большим утешени-
ем, когда приезжавшие пели для нее церковные
песнопения.
Но годы ее раннего детства были последни-
ми годами религиозной свободы для православ—
ного населения гибнущей Российской Империи.
Скоро все переменилось в жизни семьи Лазаре-
вых, как и в жизни их родной страны. Когда ма-
тушке было пять лет, умерла ее мама, Евдокия
Ивановна. Еще через несколько лет арестовали
отца как верующего человека и церковного ста-
росту. После нескольких лет заключения Иван
Степанович вышел на свободу и снова женился
на благочестивой женщине, пекшей для храма
хлебцы. Однако прожил он со своей новой же-
ной недолго, так как скоро заболел и умер — ви-
димо, сказались проведенные в суровых услови-
ях заключения годы.
Оставшаяся без родителей Любушка была
взята на воспитание тетей. В эти голодные труд-
ные годы пожилая женщина решила поскорее
«определить» племянницу. Как только та при-
шла в девический возраст, тетя стала торопиться
с устройством замужества. Однако ей пришлось
встретить неожиданный решительный отказ са-
мой предполагаемой невесты, твердо сказавшей,
что она избрана Богом для другой жизни и замрк
не пойдет. Удивительно, что еще в том возрасте,
когда большинство девушек мечтают о женихах
или просто следуют обычному укладу жизни и ее
обстоятельствам, Любушка уже так ясно видела
свой путь и имела такую непоколебимую реши-
мость во что бы то ни стало следовать ему. На-
сколько она была цельной и последовательной в
своем подвиге, можно судить по ее собственно-
му признанию о том, что за всю жизнь она не
приняла ни одного блудного помысла и не брала
никаких вещей ни от одного мужчины. Конечно,
это было возможно только по особенному дару
благодати, бережно хранимому матушкой всю
ее долгую жизнь.
Чтобы не быть в тягость тете и не подвер-
гаться ее новым настойчивым попыткам устро-
ить семейное счастье племянницы, Любушка
оставила деревню и ушла в Ленинград. Здесь
она поселилась в семье старшего брата Алексея,
12
жившего вместе с женой Ксенией в доме 46 по
Тамбовской улице, в районе знаменитой Лигов-
ки, фабричной окраины города. Брат помог ей
устроиться галошницей на завод «Красный тре-
угольник», выпускавший различные резиновые
изделия. Тут, в 5-м цехе она проработала один-
надцать лет, с 12 июня 1931 по 20 марта 1942
года, как значится в архивной справке, выданной
в 1978 году.
13
Но и здесь для молодой подвижницы жизнь
была полна трудностей и скорбей. Непросто
следовать строгим правилам иноческой жиз-
ни, живя посреди мира. В этой обычной жизни
обычных людей такой человек всегда будет чуж-
дым, поскольку для сохранения духовных бо-
гатств своей души ему придется избегать даже
того, что по мирским меркам и грехом-то не счи-
тается. И кто мог знать, какие сокровища соби-
рались в это время в душе скромной работницы
завода «Красный треугольник», отказывавшейся
дома от мясных супов, старательно избегавшей
знакомств с молодыми людьми и отдававшей
полагавшееся «за вредность» молоко многодет-
ным сослуживцам?
Неподалеку от Тамбовской улицы находит-
ся Волковское кладбище, где стоит небольшая
церковь в честь святого праведного Иова — один
из немногих храмов, действовавших в советские
времена в Ленинграде. Любушка была прихо-
жанкой этого храма. Около 10 лет она, стараясь
не пропустить ни одной службы, молилась здесь
перед образом Божией Матери «Скоропослуш-
ница», стоящим в киоте слева от Царских Врат,
перед солеей. Образ этот довольно необычен и
очень почитается верующими. Богородица на
нем изображена одна, без Богомладенца, по
грудь. Голова Ее несколько склонена к левому
плечу, а правая рука прижата к груди напротив
так называемого «сердечного места» — именно
в таком положении отцы-исихасты советуют
пребывать занимающимся умносердечной мо-
14
литвой по «Добротолюбию». Святитель Григо-
рий Палама открывает нам в своих беседах, что
Матерь Божия достигла совершенства в делании
умносердечной молитвы. И блаженная Любуш-
ка в своих духовных подвигах в храме праведно-
го Иова следовала Пречистой Деве в этом мо-
литвенном искусстве.
Но чем более укреплялся дух, тем немощ-
ней становился сосуд болезненной плоти. Осо-
бенно трудно приходилось ей в посты. Она не
могла употреблять скоромную пищу в завод-
ской столовой, дома Ксения тоже варила молоч-
ное и мясное, а готовить себе самой было неког-
да — придя с работы, она тут же спешила в храм.
Поэтому всю ее пищу зачастую составляли лишь
кипяток да хлеб. Стала беспокоить слабость в
груди, но к врачам обращаться она не спешила.
В таких трудах и скорбях прошло десять лет. А
впереди ждали Отечественная война и голод ле-
дяных зим ленинградской блокады.
Здоровье матушки повредилось настолько,
что пришлось искать более легкую и посильную
работу, чем на заводе. При плановой флюоро-
графии, которую делали всем работникам в ходе
медицинской проверки на производстве, обна-
ружилось затемнение в легких, возникло подо-
зрение на туберкулез. Врачи настояли на уходе с
вредной для здоровья работы. Да у нее и самой,
видимо, на исходе первой блокадной весны рке
не было никаких сил оставаться на заводе.
Удалось устроиться на бельевую фабрику
кастеляншей, но и здесь надолго задержаться
15
не пришлось, на этот раз уже из-за неприят-
ностей с начальством. В первые же дни началь-
ница проверила аккуратно сделанную работу
своей новой подчиненной и заявила, что та не
умеет работать и сделала все неправильно. «А
почему?— спросила та.— Что я не так сдела-
ла? Скажите, научите!» И получила ответ: «Вот
простынь можно разделить на две части, подо-
деяльник можно на две части и сделать хотя бы
еще 2—3 штучки белья». Конечно же, такого
рода «трудовая деятельность» для матушки ока-
залась неприемлемой. Более всего хранившая
свою совесть подвижница не могла согласиться
на эти постоянные обманы, когда ее принуж-
дали заниматься приписками, рвать пополам
простыни, чтобы из каждой получалось две.
Слишком честной работнице предложили уво-
литься с работы «по-хорошему». Это означало
скудный «иждивенческий» паек хлеба с отру-
бями зимой-весной 1941—1942 годов.
Но в эти трудные блокадные годы стал
уже явно проявляться дар прозорливости бла-
женной. Очевидцы вспоминали случаи, подоб-
ные следующему. Как-то при начале обстрела
на одной из ленинградских улиц остановился
трамвай. Находившиеся в нем люди бросились
к бомбоубежищу, которое располагалось ря-
дом, в шестиэтажном доме. Одна Любушка,
как стояла у набережной Невы, так и продол-
жала стоять, не торопясь куда-нибудь скрыть-
ся. Облокотившись о гранитный парапет, она
водила пальчиком правой руки по раскрытой
16
ладошке левой, будто листала книгу. Подошед-
ший патруль схватил ее за руку: «Что стоишь,
не видишь, куда люди бегут? Такой обстрел
сейчас! Беги в убежище!» Однако Любушка
отказалась идти и осталась стоять на месте,
так что патрульный даже рассердился на нее:
«Ну и подыхай здесь!» Но снаряд попал прямо
в дом с убежищем, он обрушился, и все нахо-
дившиеся в убежище погибли, а стоявшая на
набережной блаженная осталась жива. Так,
именно то место, которое по внушению Духа
выбирала она во время бомбежек и обстрелов,
всегда было самым безопасным, и Любушка
своим примером показывала другим людям,
где лучше всего было оставаться.
Сколько времени провела матушка в осаж-
денном городе, нам неизвестно. Есть сведения,
согласно которым она через некоторое время
была вывезена в эвакуацию, после же войны сно-
ва вернулась в Ленинград. Но и в послевоенное
время условия, в которых она несла свой подвиг,
не стали намного легче.
Скудная жизнь, слабое здоровье привели,
к тому, что однажды Любушка прямо на улице
потеряла сознание и упала. Прохожие вызвали
карету «скорой помощи». Приехавший тера-
певт осмотрел ее и сказал: «Это не моя больная,
надо вызывать другого врача». Так она очутилась
в психиатрической лечебнице. Надо думать, что
пребывание в этой больнице оказалось для нее
серьезным испытанием, так как вскоре матушка
решилась на побег. Впоследствии она сама рас-
17
сказывала, как сделала из полотенец и простыней
веревку, по которой ей удалось спуститься через
окно и убежать. Паспорт остался в больнице, у
нее на руках оказалась лишь справка, выданная
исполкомом Алнерского сельсовета на ее родине
в том, что она «действительно таковая». Имея на
руках только такой документ, было почти невоз-
можно поступишь на какую-либо работу. С этой
справкой она и прожила до конца жизни.
После ухода из больницы она осталась без
крова и пропитания. Так прошло три дня. Го-
лодная и потерянная, с одной лишь обычной
своей сумочкой в руках, плача, стояла она на
18
улице одна и молилась в недоумении о том,
как ей жить дальше: «Господи, подскажи, что
мне делать, куда мне идти? Кушать хочу, идти
не могу, отощала и стыдно просить — кто мне
даст? Молодая девушка, скажут — иди, рабо-
тай...» В таком положении ее увидела прохо-
дившая мимо пожилая женщина, пожалела и
спросила, о чем она так горько плачет. Услы-
шав, что Любушка голодна, но стыдится про-
сить, она сказала ей: «Так это не позор. Ты не
стесняйся ничего. С каждым человеком все мо-
жет случиться. Так что иди, не стесняйся. Пой-
дем, я тебя накормлю». Она привела ее к себе
в дом, накормила, дала с собой на дорогу еды и
советовала не стесняться просить Христа ради.
Эту встречу Любушка приняла как указание
Свыше вступить на путь странничества во имя
Христово. Так наступили для нее годы странс-
твий, о которых нам почти ничего не известно.
Сама матушка рассказывала, что странс-
твовала она, главным образом, по лесам и другим
безлюдным местам, только время от времени
выходя к человеческим селеньям за пропитание
ем. Чаще всего ее путь пролегал вдоль полотна
железных дорог. Однажды на одном из таких
пустынных железнодорожных перегонов ей
повстречался мужчина с недобрыми намерени-
ями, которого она очень испугалась. Она стала
молиться и, когда на путях появился товарный
состав, перебежала перед ним на другую сторо-
ну путей, успев скрыться от этой опасной встре-
чи за проходящим поездом.
19
Еще матушка говорила, что в начале своих
странствий ходила везде босиком, в любую пого-
ду и в любое время года. При этом она совсем не
ощущала холода и ноги ее ничуть не мерзли. Она
даже совсем не обращала на это внимания и не
думала об этом. Но однажды ей пришел помысел
о том, что вот она ходит босиком и не мерзнет.
И после этого она вдруг сразу начала ощущать
холод. Возможно, так Господь оберегал ее душу
от опасности тщеславия, соблюдая ее смиренно-
мудрие от помыслов гордыни.
Сейчас в некоторых изданиях можно встре-
тить утверждения о том, что Любушка являлась
ученицей и духовной дочерью преподобного
старца Серафима Вырицкого. Однако достовер-
ных известий о том, был ли у матушки духовный
руководитель, у нас нет. В Ленинграде она обыч-
но ходила на Волковское кладбище и в Николо-
Богоявленский собор. Вполне возможно, что ма-
тушка, как особенная избранница Божия, еще
в раннем возрасте самостоятельно вставшая на
путь подвижнической жизни, в те трудные годы
духовного разорения не имела каких-то посто-
янных духовных наставников, будучи наставляе-
ма Самим Богом, избравшим ее для особенного
служения.
Она почитала каждого священника как
благодатного служителя алтаря и совершителя
святых Таинств. По крайней мере, в последние
годы своей жизни она исповедовалась у любых
священников. Делала она это часто, перед каж-
дым причастием (а причащалась она при любой
20
возможности), и всегда очень просто и кратко,
называя только сам грех и не пускаясь в рассрк-
дения и пояснения. Так же она советовала пос-
тупать и обращавшимся к ней людям. Обычно
она спрашивала, где человек живет и есть ли в
тех местах храм и священник, и говорила: «Вот,
туда и ходи». Простота этого совета очень час-
то вступала в контраст с настроением многих
современных христиан, по высокоумию стре-
мящихся найти себе какой-то необыкновенный
храм или особенного священника, «духовными»
отношениями с которым они смогут придать
себе значимости и в собственных глазах, и в гла-
зах окружающих.
Конечно, есть некоторые сведения о духов-
ной связи блаженной и с преподобным стар-
цем Серафимом Вырицким, и с ленинградской
подвижницей блаженной монахиней Марией
(Марией Павловной Маковкиной, 1884—1971),
подвизавшейся при Николо-Богоявленском со-
боре. Но насколько эти отношения были близки
и можно ли считать, что Любушка пользовалась
именно духовным руководством кого-либо из-
этих подвижников, сказать с достоверностью за-
труднительно.
В годы жизни в Вырице она чаще ходила
молиться в церковь святых апостолов Петра и
Павла, чем в Казанский храм, где был похоро-
нен преподобный Серафим, но, конечно, не-
редко бывала и в этом храме. Здесь ее однажды
встретил отец Василий Швец, ныне митрофор-
ный протоиерей, заштатный клирик Псков-
21
ской епархии. Любушка стояла в притворе и
скромно молилась перед застекленными дверь-
ми в церковь. «Что же ты в храм не пойдешь,
Любушка?» — спросил ее отец Василий, на что
блаженная тихо ответила: «Не хочу никому ме-
шать». Уроженка Вырицы Е. А. Комарова вспо-
минала таюке, что в 1950-е годы матушку часто
можно было видеть вместе с другим Вырицким
блаженным, Феодором.
Любушка проводила в те годы жизнь нищей
странницы, не имея ни постоянного пристанища,
ни средств к существованию, кроме милостыни
от добрых людей. Ночь проводила большей час-
тью в молитве, и Господь изливал Свое благоволе-
ние на приютивших странницу. Она не гнушалась
никем. Бывало, стоит около какого-нибудь дома,
а ей говорят знакомые прохожие: «Любушка, что
же ты стоишь здесь? Не видишь разве, кто тут
живет — одна пьянь!» Но матушка молилась и за
таких людей, отвечая: «Может, они мне милость
окажут, а за это и их Господь помилует!» Так сама
ее немощь и нищета становились средством слу-
жения делу спасения человеческих душ.
Но наступило время, когда стал сказываться
возраст и перенесенные лишения. Возникла не-
обходимость в более постоянном месте житель-
ства и помощи других людей. И по смотрению
Промысла Божия матушке предстояло стать не
безвестной странницей, а старицей, помощни-
цей и наставницей множества людей, которые
теперь должны были узнать ее как прозорливую
Любушку Сусанинскую.
22
ГОДЫ ЖИЗНИ В ВЫРИЦЕ
И СУСАНИНО
Н
ебольшой поселок Вырица, располо-
женный неподалеку от Петербурга в
нынешнем Гатчинском районе, вряд
ли был бы кому-нибудь известен, если бы не
слава одного из его жителей — преподобного
старца Серафима Вырицкого. И чем больше
времени проходит со дня его блаженной кон-
чины, тем все больше людей узнают о святом
старце, сделавшем место своих подвигов и мо-
литв известным и дорогим для многих право-
славных христиан по всей России и далеко за
ее пределами. Так и маленькое Сусанино, что в
шести километрах от Вырицы, более двадцати
лет притягивало в свои пределы людей со всего
мира, ехавших на эту маленькую станцию, что-
бы встретиться с блаженной Любушкой. Здесь
провела она годы открытого и явного служе-
ния своим ближним. Смотрением Божиим эти
годы прошли в доме благочестивой вдовы Лу-
кии Ивановны Мироновой. Но первое их зна-
комство случилось в Вырице.
Лукия Ивановна Миронова, в девицах Мед-
ведева, родилась в 1913 году в селе Остолопово
Кирилловского уезда Новгородской губернии
(ныне Вологодская область). В 1935 году, чтобы
не вступать в колхоз, она переехала в Ленинград
к брату, устроилась работать буфетчицей. В Ле-
нинграде вышла замуж, родила двоих детей. Но
23
семейная жизнь не сложилась счастливо. Мужа
призвали на войну, с которой он не вернулся,
первенец умер в начале войны. Лукии Ивановне
пришлось одной воспитывать дочь Галину.
Несмотря на гонения, Лукия Ивановна со-
храняла привитую с детства веру в Бога. Несколь-
ко раз в те годы она посещала иеросхимонаха Се-
рафима Вырицкого. И когда дочь вышла замуж,
Лукия Ивановна оставила город и поселилась в
Вырице. Здесь и произошла ее назначенная Бо-
гом встреча с блаженной Любушкой, часто по-
сещавшей тогда эти же места. Приведем рассказ
об этой встрече самой Лукии Ивановны.
«Ее уже тогда за прозорливую считали. Она
была особенная, от всех отличалась. Мы жили
в Вырице примерно два года, много слышали о
ней, но знакомы еще не были.
И вот наступило 11 июля 1974 года. Я и Галя
пошли на всенощную в Петропавловскую цер-
ковь под престольный праздник Петра и Павла.
Год я помню точно, потому что внуку Павлику
было два месяца, он в первый раз в жизни был
именинником. Служил владыка Ленинградский
Никодим (Ротов), было очень много народу, и
мы с Галей в толчее растерялись.
Когда после службы встретились, она сказа-
ла, что и под помазание к владыке подошла, и с
Любушкой, когда вышла из церкви, поговорила.
"Видишь, все успела", — сказала я ей.
Назавтра вечером, часов в семь, я пошла к
соседке. Ей дали новую квартиру в пятиэтажном
доме, и она, переезжая, предложила мне взять
24
стол, который был ей не нужен, а мне был в самый
раз, чтобы поставить в сарай под закрутки. По-
грузила я этот стол на коляску и везу. Дорога удоб-
ная, шоссейная. Смотрю, впереди стоит Люба,
молится. "Что это там такое катится?" — громко
сказала она. Когда я поравнялась с ней, спроси-
ла: "Где ты живешь, с кем?" Я ответила: "Сейчас
с дочкой и внуками, а вообще живу одна". — "А
можно у тебя переночевать?" — "Можно, толь-
ко у меня внуки маленькие, шумят, плачут, вам,
наверное, неудобно будет".— "Я детей не бо-
юсь», — сказала Любушка, и мы пошли к нам на
Баркановскую улицу. Заходим— Галя кормит
грудью Павлика. Любушка сразу ее узнала: "И
ты здесь живешь?" — "Живу вот", — улыбнулась
Галя. "И я тоже теперь буду здесь жить", — ска-
зала Любушка. Мы грешные, не знали, куда до-
рогую гостью посадить, как приветить... Пришла
в наш дом с сумочкой, где была пара белья и ку-
сочек хлеба».
Вот так, даже не спросив, можно ли, Лю-
бушка просто поставила хозяев перед фактом:
буду у вас жить, и точка. Дочь Лукии Ивановны-
Галина Сафонова вспоминала об этом памятном
в их жизни событии: «Мы спросили, не удобнее
ли ей будет у бабушки Тани, где она прежде но-
чевала, но Любушка отказалась. Чем-то ей наш
дом понравился. Мы решили: пусть остается, не
выгонишь же человека на улицу, да и маме весе-
лее будет, зимой ведь она совсем одна— будут
жить две старушки. Любушке тогда было 62 года.
У нее ничего не было — ни одежды, ни вещей, ни
25
паспорта. Мы все вместе прекрасно помещались
в 25-метровой комнате: мама, муж, я, двое детей
и Любушка. Сначала ей поставили раскладушку,
потом купили кроватку. Некоторыми случаями
Любушка давала нам понять, что она не простая.
Я хотела купить себе полдома в Вырице, чтобы и
у меня было загородное жилье. Однажды почти
оформила, нужна была только подпись хозяйки,
но она лежала в больнице. Любушка сказала: "Ты
здесь ничего не купишь, купишь в Сусанино". Я
сначала не поверила, ведь дело почти сладилось,
но, в конечном счете, сделка не состоялась, все
вышло по ее словам...»
Через год Любушка предложила Лукии:
— Люся, пойдем с тобой странствовать.
— Любушка, не то время, теперь много ху-
лиганства, куда же мы с тобой пойдем? Давай в
доме у нас жить, храм рядом.
— Ладно, давай у тебя жить...
Дважды Любушка звала Лукию странство-
вать вместе с ней, но, получив отказ, и сама ос-
тавалась дома. Жили они сначала в Вырице, но
потом старица уговорила Лукию дом там про-
дать, а купить в Сусанино. Произошло это, как
рассказывала об этом Лукия, внешне по очень
будничному поводу: «Однажды в Вырице из про-
дажи вдруг пропала сметана. Смотрим — идет
навстречу женщина, несет трехлитровую банку
сметаны. Мы спросили: "Откуда?" Она ответи-
ла: "Из Сусанино". Мы все вместе поехали туда
за сметаной. На столбе прочитали объявление о
продаже дома. Моя дочь и Любушка вдруг захо-
26
Дом Лукии Ивановны Мироновой в Сусанино,
в котором проживала Любушка
27
Церквь Казанской иконы Божией Матери в Сусанино
28
По субботним, воскресным и праздничным
дням, когда в храме были службы, Любушку
можно было застать в церкви Казанской иконы
Божией Матери в Сусанино. Здесь она испове-
довалась и причащалась за каждой литургией, а
после службы принимала приезжавших к ней.
Ехали отовсюду, не только из Питера, но даже
из-за рубежа. В обычные дни те, у кого была не-
обходимость, могли прийти к матушке домой, и
если она не болела, то принимала прямо у себя
дома. Многие ехали за исцелением от недугов, за
советом в сложной ситуации, благословением,
молитвами.
На первый взгляд Любушка казалась обыч-
ной согбенной старушкой. Одевалась она во все
старенькое, поношенное, но выглядела аккурат-
ной. На голове всегда носила простой ситцевый
платочек, передний край которого выдавался да-
леко вперед, прикрывая глаза как схимнический
куколь. Когда было холодно, сверху еще повязы-
вала теплый платок или шаль. На ногах носила
тапочки, зимой— валенки. Лукия Ивановна
вспоминала, как кто-то из богомольцев дал ма-
тушке новую кофту с начесом. В то же время
у самой Лукии была такая же, только рке ста-
ренькая. И Любушка вдруг говорит: «Люся, да-
вай поменяемся, я хочу твою носить». Пришлось
поменяться с блаженной, не желавшей носить
новую вещь, в то время как ее близкий человек
ходит в старой. «Не нужно было никаких рас-
сказов о ее прозорливости и других духовных
Дарах,— пишет современница,— нужно было
29
только увидеть эти глаза, согбенную фигуру, убо-
гую одежду, мешки с хлебом и почувствовать:
"Да, это святость". Вот что такое святой человек.
И за что нам такой дар — встреча с настоящей
1
святостью?»
В храме узнать ее было легко даже незна-
комому человеку. Придя в церковь, она обычно
сразу принималась обходить все иконы, перед
каждой останавливаясь и «беседуя» на одной ей
лишь понятном языке. При этом она время от
времени начинала часто и громко прикладывать-
ся к иконе, будто бы приветствуя хорошо зна-
комого и любимого друга. Особенной внешней
чертой ее молитвы был и памятный для всех, кто
знал матушку, жест. Она быстро водила пальчи-
ком правой руки по раскрытой левой ладошке,
словно листая невидимую книгу или же что-то
записывая. Иногда она вдруг могла начать отма-
хиваться и отплевываться от кого-то невидимо-
го, при этом как бы растирая правой ножкой по
полу несуществующий плевок. Порою при этом
ее тихий голосок становился грозным и гневным,
и можно даже было разобрать обращенные к лу-
кавому слова: «Уходи! Убирайся!»
Закончив обход и целование икон, Любуш-
ка обычно становилась где-нибудь в уголке и
стояла там до конца службы. После отпуста все
повторялось вновь, матушка опять обходила все
иконы, словно прощаясь до следующей встре-
чи со своими друзьями. «Кого люблю, того це-
1 Здесь и выше: Переводчица (так называла Любушка автора статьи).
Любушка// Православный Санкт-Петербург. 1997. № 10 (64). С. 3.
30
Крестный ход. Любушка у стены храма
31
рожке или во дворе. В разные годы это были раз-
ные люди, обычно присылаемые на время своими
духовниками. Последние несколько лет это была
раба Божия Раиса, после Любушкиной смерти
принявшая монашеский постриг с именем Лю-
бовь. Но даже в эти годы немощи плоти Любуш-
ка никогда не садилась в храме во время службы.
Все богослужения, как бы продолжительны они
ни были, матушка выстаивала на ногах. Когда
она рке жила в Николо-Шартомском монасты-
ре Ивановской епархии, отец наместник монас-
тыря, архимандрит Никон однажды спросил ее:
«Матушка, отчего Вы никогда не присядете, хотя
бы на кафизмах? Вон, братия у нас, хоть и моло-
дые, а даже на часах садятся». И получил от бла-
женной твердый ответ: «Плоть жалеть нельзя!»
Но помимо молитвы на богослужениях в
храме, которая не могла быть в Сусанино еже-
дневной, так как маленький приходской храм
открывался лишь по праздникам и выходным
дням, Любушка, конечно же, много молилась
дома, келейно. Она знала наизусть много ака-
фистов и молитв, напевала тропари и велича-
ния праздникам. Ее любимым тропарем был
тропарь Лазаревой субботы: «Общее воскре-
сение...». Молитва ее, к которой она всегда
стремилась всей душою, превращалась в на-
стоящий подвиг столпничества, которому она
отдавала не только дневные, но и ночные часы.
Обычно она с вечера некоторое время отды-
хала, ночью же поднималась на молитву до са-
мого утра и лишь иногда дремала стоя, обло-
32
Кровать Любушки
33
следствие жизни в доме, построенном на песке
2
(Мф.7:26-27)» .
Именно молитва и рождаемая ею чисто-
та души были источниками тех дарований Лю-
бушки, ради которых к ней приходило отовсюду
множество людей. Сохранилось большое число
воспоминаний о случаях молитвенной помощи,
об исцелениях, совершенных по ее молитвам, о
ее прозорливости. Блаженная Любушка несла,
можно сказать, пророческое служение. К ней
приходили, в первую очередь, затем, чтобы уз-
нать Волю Божию в тех или иных обстоятель-
ствах.
Спрашивать Любушку лучше всего было
так, чтобы получить простой, односложный от-
вет на конкретно поставленный вопрос. Ска-
жем, «Хорошо ли будет поехать туда-то за тем-
то?» или «Хорошо ли будет сделать то-то и то-
то?» И Любушка отвечала: «Хорошо, хорошо»,
или: «Нет-нет, не надо, не хорошо», или: «Как
хочешь». Если она говорила «как хочешь», то
лучше было не делать — как правило, это хотя
не приносило большого вреда, но и пользы осо-
бой тоже не было. Она часто пользовалась таки-
ми простыми, детскими определениями: «хоро-
шо», «плохо», из ее уст можно было услышать:
«Отец такой-то хороший. Владыка хороший.
Матушка хорошая. Там хорошо». Это не зна-
чит, конечно же, что она всех только хвалила.
При необходимости матушка могла и обличить
34
человека, могла сказать в ответ на его недоуме-
ния о жизненных трудностях: «Это гнев Божий,
гнев Божий!» Но даже в таких случаях ее сло-
ва были простыми и кроткими, чувствовалось,
что сама она не осуждает человека, но сопере-
живает ему. Примечательны ее слова об одной
женщине с тяжелым характером: «Она хочет
спастись, но у нее не получается — она не зна-
ет как». Каждый, кто общался с матушкой, мог
заметить эту ее удивительную деликатность по
отношению к людям.
Иногда Любушка говорила совершенно не-
разборчиво. Человек переспрашивал, но снова
не мог разобрать ответа. Это значило, что ему не
нужно знать ответ на этот вопрос — не полезно,
воли Божией нет. Как-то приехал один священ-
ник с тайным желанием записать Любушку на
магнитофон, который был спрятан в сумке. На-
чал задавать вопросы, Любушка отвечает совер-
шенно отчетливо. Он потихоньку сунул руку в
сумку и включил запись. Тут же речь Любушки
стала неразборчивой — как камушек в рот по-
ложила. Выключил с тайной досадой магнито-
фон — опять Любушка разборчиво говорит. Он
вновь включил — опять ничего непонятно. Так и
не смог ее записать — видно, не было на то по-
зволения блаженной.
Может быть, причиной такой неразбор-
чивости ее речи, действительно, были если не
камушки, то абрикосовые косточки, которые
матушка всегда по нескольку штук носила в
кармашке и время от времени держала во рту.
35
Но, скорее всего, это могло быть лишь внешней
причиной. Иногда бывало так, что Любушка
после вполне ясно произнесенной фразы вдруг
переходила на свой непонятный окружающим
«блаженный» язык. Видимо, не все, что открыва-
ется людям облагодатствованным, должно быть
понятно и известно всем. Апостолу Иоанну Бо-
гослову голос с неба велел скрыть и не писать в
свою книгу того, что говорили семь таинствен-
ных громов (Откр. 10:4).
Любушкины слова казались всегда такими
простыми, незамысловатыми, но в них была бла-
годатная сила. Они попадали «в самую точку» и
часто становились путеводными на многие годы.
Господь открывал ее внутреннему взору обстоя-
тельства жизни человека, и то, что было наибо-
лее важным для него в тот жизненный момент.
Порою матушка заранее знала, кто к ней едет,
откуда, с каким вопросом, даже сама выходила
встречать.
Много приезжало и людей, страждущих от
каких-либо недугов. Советы, которые матушка
давала болящим, были очень просты: молиться
Божией Матери, св. великомученику Пантелеи-
мону Целителю, брать масло из горящих перед
их иконами лампад и с молитвою помазывать
больное место. Сама же начинала молиться за об-
ратившегося к ней человека, и молитва ее имела
великую, часто чудодейственную силу. Матушка
Ольга (Соколова), игуменья Свято-Успенского
монастыря в селе Дунилово Ивановской облас-
ти, рассказывала случай, произошедший рке в
36
то время, когда Любушка жила в Николо-Шар-
томском монастыре.
К матушке Ольге однажды приехали ее
знакомые, врачи четвертой городской больни-
цы города Иваново, муж и жена. У мужа при-
знали рак горла четвертой стадии, их состояние
было близко к отчаянию. Как врачи, они хорошо
понимали, что значат врачебные заключения, и
скрывать что-либо от них было бессмысленно.
Надеясь на помощь Божию, они приехали в мо-
настырь за советом. «Так что же вы ко мне-то
приехали! — сказала игуменья, когда обо всем
3
узнала. — Езжайте скорее в Шартом , к Любуш-
ке!» ОНИ поехали, попали к блаженной, приняв-
шей их с ласковостью.
— А у тебя иконочка дома есть?—спросила
она.
— Есть.
— А лампадочка перед ней?
— Нет, лампадочки нет.
— Ты возьми лампадочку, поставь перед
иконочкой, маслица налей и зажигай, пускай
горит. Молись, бери маслица и мажь горлышко,
все пройдет.
И она показала, как это нужно делать.
Врачи поехали обратно и рассказали, что
велела делать блаженная. Матушка Ольга на ра-
достях подарила им и лампадку, и целую канис-
тру масла — только жги!
37
Через некоторое время они приехали опять
в женский монастырь, сияя от радости. К вели-
кому удивлению, после того как они последовали
матушкиному совету, болезнь полностью исчез-
ла! Они не знали, как благодарить игуменью, но
та отвечала им: «Не меня благодарите, а Господа
Бога и Любушку!»
К Любушке приезжало много монашеству-
ющих из мужских и женских монастырей, мно-
гих молодых людей она благословляла поступать
в обители. Ездили с Валаама, из Свято-Троицкой
Сергиевой Лавры, Оптиной Пустыни, из Дивее-
ва, из Коломенского Ново-Голутвина монастыря,
из Суздаля, из Свято-Успенского Дуниловского
монастыря и из многих других. К ней за советом
приезжали и архиереи, и настоятели обителей, и
опытные духовники. Матушка очень любила мо-
нашествующих, хотя сама монашество не при-
няла, несмотря на то что по своей жизни была
«из монахинь монахиня».
Многие настоятели и игумении, и даже
архиереи, оказались на своих высоких постах,
будучи напутствуемы и наставляемы молитва-
ми и благословением блаженной старицы. Так,
например, наместник Оптиной Пустыни ар-
химандрит Венедикт принял свое послушание
при непосредственном участии Любушки. Вна-
чале ей показали список с именами возможных
кандидатов на наместничество, и из нескольких
имен она выбрала именно отца Венедикта, быв-
шего в то время в числе братии Троице-Сергие-
вой Лавры. Затем и сам отец Венедикт, которо-
38
му в то время предлагался выбор между местом
духовника в Дивеево и наместника в Оптиной,
услышал матушкино благословение на труды по
возрождению прославленной своими великими
старцами обители.
Один послушник посетил блаженную и
спросил, будет ли он монахом и диаконом.
— Будешь, будешь — ответила она.
— А иеромонахом?
— Будешь!
— А архимандритом? — решился спросить
осмелевший послушник.
— И архимандритом будешь!
«Была не была!» — подумал послушник, и
спросил:
— А епископом буду?
— Как хочешь! — ответила ему Любушка.
В скором времени этого послушника, дейс-
твительно, постригли в монашество, затем руко-
положили в иеродиакона Спустя совсем немного
времени он был уже иеромонахом и архиманд-
ритом, настоятелем большого собора. Затем не-
ожиданно встал вопрос о хиротонии во епископа,
и он вспомнил слова блаженной, узнав о которых,
Святейший принял решение о его посвящении.
Сейчас он трудится в епископском сане, управляя
одной из епархий Русской Православной Церкви.
Благодаря своей чистоте и внутренней сво-
боде от страстей матушка могла давать ответы на
самые непростые вопросы современной жизни, и
слово ее звучало с той твердой уверенностью, ко-
торую может дать только благодать Духа Однаж-
39
ды режиссер Давид Гиоргобиани, автор фильмов о
православных чудесах (читатели, возможно, пом-
нят его по фильму Тенгиза Абуладзе «Покаяние»,
где он сыграл роль художника Сандро Баратели),
посетил с супругой Мананой и друзьями блажен-
ную Любушку в Сусанино. Об этом посещении он
вспоминал так «Зная, что Любушка благодатный
человек и сможет ответить от Господа, я спросил
ее: "Объясните, в какой из Церквей, в Московской
Патриархии или в Русском Зарубежье присутству-
ет Дух Святой и истинные таинства?" — "И там,
и там есть благодать", — сказала блаженная, водя
пальчиком по руке, как бы невидимую книгу пе-
релистывая. Как все, оказывается, просто, мудро!
Мы — одна Русская Церковь, и как больно, что до
сих пор АЛЫ не имеем молитвенного общения, не
понимаем друг друга Ответив на вопрос, Любуш-
ка вдруг заюродствовала. Некоторые соблазнились
о ней, а я еще крепче утвердился в Божьей милос-
ти старицы, она дала ответ от Бога на важнейший
вопрос современности и тут же поступила шоки-
рующе, чтобы мы ее не возвеличили. Вечная па-
мять блаженной Любушке!»
Таковы были благодатные труды блажен-
ной старицы, на многие годы обосновавшейся
в тихом и неприметном местечке Сусанино. Но
подвиг странничества, принятый ею на себя еще
в ранней юности, не был оставлен матушкой и в
годы глубокой старческой немощи. И в восьми-
десятилетнем возрасте она, как ветхозаветный
Авраам, оставила место своего вселения для того,
чтобы отправиться в новое странствие.
40
ПЕРЕСЕЛЕНИЕ
В НИКОЛО-ШАРТОМСКИЙ
МОНАСТЫРЬ
Н
а этот раз она выбрала для жительства
Свято-Николо-Шартомский мужской
монастырь, расположенный в селе Вве-
денье Шуйского района Ивановской области.
Вернее будет сказать, что не сама матушка вы-
брала эту обитель, а, скорее, покорилась Про-
мыслу Божию, приведшему ее туда. Сама она
однажды выразилась о своем пребывании в мо-
настыре следующим образом: «Я за всю жизнь
ни одного блудного помысла не приняла, а меня
Господь на старости лет к мужикам упек!»
Несмотря на эти слова, Любушка, на са-
мом деле, очень любила братию монастыря. Ко-
нечно, ее пребывание в стенах молодой возрож-
дающейся из разрухи обители было утешением
и великим даром Свыше, укрепившим только
еще начинавшее складываться монастырское
братство. Большая часть сведений о ее жизни в
Николо-Шартомском монастыре содержится в
записках одного из иноков этой обители4, здесь
же мы только кратко расскажем о монастыре и
сравнительно недолгом пребывании в его стенах
блаженной старицы.
Свято-Николо-Шартомский мужской мо-
настырь— древняя обитель, к концу XX века
Полный текст этих записок будет помещен нами во второй части
книги.
41
Свято-Николо-Шартомский мужской монастырь
42
ной иконы святителя Николая. Это произошло
на берегу реки Шартомы, от которой основан-
ная в честь великого угодника Божия обитель и
получила свое именование.
Дальнейшая продолжительная история
Шартомского монастыря как в зеркале отра-
жает перипетии истории Государства Россий-
ского. То он процветает: Великие Князья и Цари
дарят ему новые земли и «несудимые грамоты»,
привечают настоятелей-архимандритов в сво-
их дворцах и палатах, а монастырские синоди-
ки пополняются все новыми именами знатных
благотворителей— бояр и князей, многие из
которых в схимническом чине находят здесь и
последнее свое упокоение. То обрушиваются на
обитель бедствия: грабят ее разбойные казаки
да «воры» в лихолетье Смутного времени, жгут
пожары, разоряют реформы Екатерининского
века. То шумят у ее стен Никольские ярмарки,
то, с изменением торговых путей, оказывается
она на отшибе церковной и светской жизни.
К концу XIX века обитель превращается в
третьеклассный (самый низший класс) монас-.
тырь, со штатом в 12 монахов, управлявшийся
уже не архимандритами, а игуменами. Он даже
не имел возможности поддерживать благолепие
зданий и неоднократно вынужден был обращать-
ся за помощью в Святейший Синод и к право-
славным жертвователям и благотворителям.
Но даже лишенный былого величия, монас-
тырь продолжал существовать. Братия, в боль-
шинстве — бывшие жители окрестных сел, за-
43
нимались хлебопашеством и животноводством,
выращивая лошадей и крупный рогатый скот.
А в храме не прерывалась молитва, с колоколь-
ни разносился благовест над сохранившимися
в монастыре древними святынями. В их числе,
помимо двух чудотворных образов— святите-
ля Николая и Казанской иконы Божией Мате-
ри, — почитали также образ Николая Чудотвор-
ца, написанный на камне, и редкую по красоте
Грузинскую икону Богородицы. Серебряный
напрестольный крест с мощами св. апостола и
евангелиста Луки и св. первомученика архидиа-
кона Стефана был, по преданию, оставлен в бла-
гословение монастырю святителем Алексием,
митрополитом Московским, посетившим его во
время своего путешествия в Орду для исцеления
слепой ханши Тайдулы.
Революция прервала жизнь древней обите-
ли. В начале 1920-х годов Николо-Шартомский
монастырь был закрыт, ценная утварь и иконы
реквизированы, библиотека и оставшаяся часть
икон сожжены. Большинство местных жителей,
однако, не поддерживали этих действий новой
власти. В 1925 году крестьяне соседних с монас-
тырем сел Введения и Пупки, собравшись на
сходку, решили, что монастырь им нужен, и по-
тому постановили ходатайствовать перед влас-
тями о его открытии. Конечно же, поддержки со
стороны власти это решение не получило и было
подвергнуто в местной печати резкой критике
и осмеянию, а среди крестьян соответствующие
органы провели «воспитательную работу». В пос-
44
ледующие годы строения монастыря использо-
вались частично под зернохранилище и склады,
частично под жилье.
Однако святитель Николай не оставил сво-
ими молитвами это место. Осенью 1990 года
древний Свято-Николо-Шартомский монас-
тырь был возвращен Церкви. К этому времени
часть зданий уже превратилась в руины. Очень
много потребовалось трудов, чтобы поднять из
разрухи то, что столько лет находилось в «мер-
зости запустения». Наместником был назначен
молодой иеромонах Никон (Фомин), в 1992 году
возведенный в сан архимандрита. Монастырь
начал преображаться прямо на глазах молитва-
ми святителя Николая, трудами насельников и,
конечно, помощью благотворителей. Постепен-
но число братии возросло приблизительно до
150 человек, открылось полтора десятка подво-
рий в Иваново, Шуе, Палехе, Юрьевце и других
местах Ивановской епархии. С самого открытия
ежедневно стало совершаться богослркение по
монастырскому уставу. К 1996 году, времени пе-
реселения блаженной Любушки в Николо-Шар-
томский монастырь, здесь уже были восстанов-
лены все храмы, отреставрированы монастыр-
ские корпуса, строился новый братский корпус.
Каковы были причины, заставившие бла-
женную предпринять в свои преклонные годы
переселение в мужской монастырь, ведает, на-
верное, только Господь. Мы знаем лишь то, что
все, что бы она ни делала, совершалось всегда
по Его святой воле. Раз блаженная отправилась
45
Территория Свято-Николо-Шартомского мужского монастыря
46
«Швейный домик», в котором проживала Любушка
47
против алтаря. Молилась она также по-своему,
как и всегда: водила пальчиком по руке, то ли за-
писывая, то ли листая, время от времени прини-
маясь отгонять невидимую для других нечисть.
Причащалась она каждый день. В те дни, когда
не могла быть на литургии из-за недугов, ее при-
чащал чередной иеромонах на дому, в келье.
Старшей келейницей оставалась та же са-
мая Раиса, которая ухаживала за ней несколько
последних лет в Сусанино. Любушка очень при-
вязалась к ней, звала Раечкой и не позволяла уда-
лять ее от себя, как бы этого ни хотелось иногда
некоторым посетителям, тяготившимся порою
строгим обращением с ними келейницы матуш-
ки. Помогали Раисе ухаживать за старицей сес-
тры формировавшейся тогда вблизи монастыря
женской общинки. Любушка сама благословила
создание при монастыре этой общинки, кото-
рая должна была со временем превратиться в
женскую обитель. Она говорила, что сестер там
будет немного, но они должны быть из наиболее
серьезных, испытанных.
Как и в Сусанино, на новом месте к матуш-
ке потянулось множество паломников. Монас-
тырскому привратнику приходилось быть наго-
тове даже ночью пустить в монастырь запоздав-
ших посетителей блаженной. Правда, в швей-
ный домик можно было попасть только с бла-
гословения наместника. Но каждый, кто в этом
нуждался, мог спокойно подойти к матушке во
время богослужения и задать все свои вопросы.
Можно было сделать это и по пути, провожая ее
48
Комната Любушки
49
Любушка прожила в Николо-Шартомском
монастыре ровно год — от Недели по Богоявле-
нии 1996 до Недели по Богоявлении 1997 года
Никто из братии, конечно, не хотел, чтобы она
уезжала, все молились, чтобы она осталась. Но
Промысл Божий вел старицу в новые странствия.
Несколько раз Любушка выезжала из монас-
тыря по святым местам. Она посещала Дивеев-
ский монастырь, Бородинский. Но ей было угото-
вано последнее земное пристанище в другом мес-
те. Игуменья Феодора, согласно желанию старицы,
увезла ее в Вышневолоцкий Богородице-Казан-
ский женский монастырь Тверской епархии.
ПОСЛЕДНИЕ МЕСЯЦЫ
ЖИЗНИ БЛАЖЕННОЙ
В ВЫШНЕВОЛОЦКОМ
КАЗАНСКОМ МОНАСТЫРЕ
И ЕЕ КОНЧИНА
К
азанский монастырь, куда прибыла бла-
женная Любушка, обитель с не столь
древней, но по-своему замечательной ис-
торией. У ее истоков стоит чудотворная Казан-
ская икона Божией Матери — святой образ, ко-
торый сопровождал все земное странствие бла-
женной. Любушка подвизалась в граде святого
Петра, основание которого была благословлено
чудотворным Казанским образом, она часто мо-
лилась в Казанском храме Вырицы, в Сусанино
50
местом ее молитвы был также Казанский храм.
Б Николо-Шартомском монастыре Любушка
ходила для молитвы в монастырский храм XVII
века в честь Казанской иконы, и в Вышний Воло-
чек она приехала в монастырь Казанской иконы
Божией Матери, которому сркдено было стать
ее последним пристанищем.
История Казанской обители вкратце тако-
ва. В 1758 году в городе Вышний Волочек про-
изошел пожар, и деревянная церковь на посаде,
посвященная Казанской иконе, сгорела дотла.
Однако храмовый образ неожиданно явился в
двух верстах от города в месте пустом и безлюд-
ном на древесном пне близ колодца. Радости жи-
телей не было предела, но тут же возник вопрос:
что делать с иконой? Оставить ее на месте, кото-
рое избрала Сама Пречистая, или перенести в но-
возданный храм? Две версты от города — далеко
и неудобно, но, с другой стороны, благочестивые
паломники ходят на поклонение святыням и на
более дальние расстояния. Матери Божией уго-
ден подвиг любви, подъятый во имя Ее, и посад-
ские люди решили соорудить здесь часовню, а в
известное время приносить икону в городской
собор, чтобы люди могли приложить к ней.
Сначала часовня была деревянная, в 1852
году воздвигли каменную. Сюда стекалось много
богомольцев не только из Вышнего Волочка, но
из Старицы, Зубцова, Ржева, Осташкова, окрест-
ных уездов. Место было пустое, болотистое, ле-
том близ часовни пасли скот, зимой здесь бегали
собаки и волки, однако святыня никогда не под-
51
вергалась нападению лихих людей, и никому не
приходила в голову мысль поселиться здесь.
В середине XIX века поклониться Казанской
иконе Божией Матери прибыли три насельни-
цы Рыбинского Софийского монастыря. «Когда
мы вошли в часовню, — вспоминала потом одна
из них, — страх напал на нас. Такое сокровище
в каком небрежении! Грязно и нет славословия
Божией Матери! Горько заплакали мы тут; и как
бы кто-то точно говорил, что тут надо быть мо-
настырю, чтобы имя Царицы Небесной слави-
5
лось пред чудотворным Ее образом».
Промысл Божий устроил так, что по внут-
реннему желанию избранниц Божиих и по ука-
занию прозорливых пастырей— митрополита
Филарета Московского, старца-утешителя Вар-
навы Гефсиманского и отца Петра Томаницко-
го, юродствующего священника из Входоиеру-
салимской слободы близ Углича, — на пустыре
начала строиться маленькая обитель во славу
Казанской иконы Царицы Небесной. Одну из
рыбинских паломниц, Александру Васильевну
Салтыкову (впоследствии мать Досифею) старец
Варнава благословил быть игуменьей будущего
монастыря, прибавив: «Если вздумаешь отказы-
ваться, Бог тебя накажет!»
В 1874 году боголюбивые паломницы ис-
полнили послушание, приобрели земельный
участок близ часовни и возвели деревянную ке-
лью. «Сестры приходить начали, просить при-
5 Сказания о Казанской женской общежительной обители близ
г. Вышнего Волочка Тверской епархии. Тверь, 1890. С. 45.
52
нять, — рассказывала мать Досифея, возглавив-
шая обитель по старческому благословению. —
Я говорила: "Что вы проситесь? Ведь ничего еще
нет, ни утверждения общины, ни у меня капи-
талу; и не знаю, будет ли обитель; а я сюда ре-
шилась прийти на смерть, а не жить. И если вы
хотите жить со мной, так думайте, что и вы при-
шли на страдания ради своего вечного спасения.
Если хотите, живите со мной, будем молиться
Богу единодушно и просить Царицу Небесную
о помощи". Соглашались, неотступно просились.
6
И было нас рке 30 человек».
Сестры правили службу по монастырскому
уставу, молились больше по ночам, потому что
боялись разбойников. С 11 часов вечера начинали
всенощное бдение, которое продолжалось до 4-х
часов утра. Когда читали, светили лампадкой —
свечек не было. При такой материальной скудос-
ти нужно было искусно поддерживать дух сестер,
и мать Досифея всячески старалась их ободрять.
Помощь Царицы Небесной ощущалась с самого
начала во всех делах подвижниц Когда кончались
деньги и нечего было кушать, мать Досифея воз-
носила упование к небесам: «А Царица-то Небес-
ная не оставит! Вся надежда моя на Пречистую
Деву Богородицу. Если здесь было пустое место,
Да Царица Небесная не оставила, неужели после
оставит? Только была бы любовь между сестрами,
тогда будет все, для них нужное». И ни разу она не
постыдилась в уповании своем.
53
В том же 1871 году была построена пер-
вая домовая церковь с престолом в честь Казан-
ской иконы Божией Матери. Когда сестер стало
больше, храм расширили — так возникла теплая
трехпридельная церковь с главным престолом в
честь Боголюбской иконы Божией Матери. Мно-
гие жертвователи с любовью и усердием прино-
сили свои дары в юную обитель. На их средства
возвели летний соборный храм Казанской ико-
ны Божией Матери с девятнадцатью куполами,
освященный в 1882 году. Один из красивейших
в России, Казанский собор и поныне украшает
Вышневолоцкую обитель. Постепенно обитель,
возникшая в чистом поле, разрослась в град Бо-
жий, где непрестанно славословилось имя Цари-
цы Небесной. Безлюдная местность обратилась
в духовный вертоград: «Пустыня процвела, яко
крин». По великолепному соборному храму,
множеству монастырских зданий, большому
числу инокинь и послушниц обитель в Вышнем
Волочке уподобилась величественной лавре.
В Казанском монастыре подвизались духо-
носные старицы, умерщлявшие плоть постом
и бдениями, день и ночь поучавшиеся в зако-
не Господнем. Яркой личностью в созвездии их
была схимонахиня Пелагия. Царица Небесная
много дивного творила по молитвам ее: схимни-
ца окропляла святой водой болящих, и они ис-
целялись.
Пречистая Матерь Божия одарила монас-
тырь явлением двух Своих икон — Казанской и
Греческой Андрониковой, по преданию писан-
54
ной рукой апостола и евангелиста Луки. Этот об-
раз был приобретен для монастыря его ктитром
Е. Н. Сивохиным. Воистину дивными путями до-
стигла эта древняя икона тихого пристанища в
юной обители Казанской.
Она принадлежала к келейным святыням
греческого Императора Андроника III Палеоло-
га и была пожертвована им в 1347 году обители
города Монемвасии. Вместе с иконой Импера-
тор Андроник даровал Монемвасийской Церкви
и герб Византийской Империи с изображением
двуглавого орла, поддерживаемого с двух сторон
львами, в удостоверение, как значится в грече-
ской подписи под гербом, что эта икона действи-
тельно одна из трех икон Богоматери, писанных
евангелистом Лукой.
Здесь икона пребывала до начала XIX века.
Когда в 1821 году турки напали на греческие
города и селения, в том числе на Монемвасию,
Преосвященный Агапий, епископ Монемвасий-
ский, оставив всю церковную утварь в руках вра-
гов, спас одно сокровище— икону Богоматери
и вместе с ней скрылся в городе Патрас. Здесь -
он передал святыню русскому консулу Николаю
Ивановичу Власопуло. Сложными путями, через
Одессу и Петербург, чудотворная икона попала
наконец в Казанскую обитель почти через шесть-
десят лет странствий. В честь Андрониковой
иконы был учрежден ежегодный крестный ход
1 мая из всех церквей Вышнего Волочка в монас-
тырь в память принесения греческой святыни из
Петербурга.
55
Сохранился список с Андрониковой ико-
ны, который находится у нынешней настоятель-
ницы игуменьи Феодоры. На обороте надпись
первой игуменьи монастыря матери Досифеи.
Икона небольшого размера, Пречистая изобра-
жена на ней без Предвечного Младенца.
Матерь Божия послала обители и друго-
го дивного попечителя и молитвенника в лице
святого праведного Иоанна Кронштадтского,
который своим деятельным участием основал и
упрочил многие женские обители, в том числе
Вышневолоцкий монастырь. Он и прежде помо-
гал этой обители, но с тех пор как началась пос-
тройка теплого собора в честь Высокой Гостьи,
усугубил свои жертвы. В 1906 году на месте Бо-
голюбского храма на его средства был возведен
новый трехпрестольный, гораздо более обшир-
ный храм с центральным приделом во имя ико-
ны Божией Матери Андрониковской— един-
ственный в России престол, освященный в честь
этого святого образа. При большом стечении
народа собор был освящен святым праведным
Иоанном Кронштадтским, который являлся
ревностным почитателем этой малоизвестной
чудотворной иконы Пренепорочной.
В советские годы, как и другие монастыри,
Вышневолоцкая Казанская обитель была закрыта
и поругана, в уцелевших постройках была разме-
щена воинская часть. В 1991 году бывшая игуме-
нья Горненского монастыря в Иерусалиме Феодо-
ра (Пилипчук), вернувшись со Святой Земли в Рос-
сию, приехала к Любушке. Старица благословила
56
Комната Любушки в Казанской обители
57
Таин, отсюда ее и проводили в «путь всея земли».
Здесь, в Иоанновском храме, до сих пор можно
видеть Казанскую икону, перед которой любила
матушка молиться и которую сестры называют
«Любушкиной».
Любушка говорила, что это место благо-
словлено ей Самой Матерью Божией и нахо-
дится под особым Ее попечением. Один запре-
щенный в священнослужении в своей епархии
иеромонах хотел остаться при Вышневолоцком
монастыре, хотя бы в положении алтарника, а
затем, по разрешении от запрета, может быть и
священствовать там. Игуменья, поддержав его
в этом намерении, пошла к Любушке за благо-
словением: «Матушка! Пусть он у нас пока оста-
нется. Лампадки будет в храме зажигать, алтар-
ничать!» Любушка ответила: «У вас здесь Сама
Матерь Божия лампадки зажигает! Не надо ему
здесь оставаться!»
Матушка давно уже молилась о даровании
ей кончины, говоря, что она очень устала. Но чада
молились о продлении жизни и здравии старицы,
удерживая и не желая отпускать духовную мать.
Как говорил тогда архимандрит Наум (Байборо-
дин): «Мы молимся о здравии, а она — за упокой.
Чья молитва превозможет?»
Уже весной, в начале апреля 1997 года, Лю-
бушка сильно заболела. У нее открылась полная
кишечная непроходимость, врачи предполагали
опухоль прямой кишки. Предлагали операцию,
но она отказалась, хотя страшно мучилась десять
дней, кричала от боли как младенец и часто те-
58
ряда сознание. Никакие лекарственные средства
не помогали, живот очень надулся, тело потемне-
ло, видимо, началась интоксикация. С трепетом
ждали конца. Но все же было, наверное, еще не
время— Господь смилостивился. Ее состояние
еще долго продолжало быть тяжелым, но все же
появилась ощутимая надежда на выздоровление.
Она понемногу приходила в себя.
Но хотя Любушка и вышла из кризиса,
который мог стать последним, однако болезнь
только отступила на время. Старица сама, как
59
кажется, захотела ускорить ее ход. Для ЭТОГО
она просто стала питаться, как питается обыч-
ный человек. Кишечная непроходимость уси-
ливалась. Страдала матушка от нее временами
очень сильно, мучения продолжались около двух
месяцев, если не более. Собирались консилиу-
мы, предлагали обследование и операцию. Один
врач, Яков Григорьевич Шульман, хотя и был
тогда некрещеным, но очень привязался душою
к Любушке. Вероятно, ради спасения его души
матушка принимала эту врачебную помощь и
даже согласилась на операцию, сказав ему: «Вот
приедешь из Америки и прооперируешь меня!»
(Он собирался уехать на время в Америку.) Врач
этот, благодаря влиянию Любушки, покрестился
и, вернувшись из Америки, положил матушку на
операцию, когда состояние ее было уже крити-
ческим. Операция представлялась безнадежной,
обычно больные в таком состоянии умирают на
операционном столе. По любви к матушке Яков
Григорьевич делал всю многочасовую операцию
сам, не подпуская никого к столу. Оказалось, что
у матушки причиной непроходимости была не
опухоль прямой кишки, как это вначале предпо-
лагали, а врожденная аномалия кишечника. Сиг-
мовидная кишка оказалась от рождения значи-
тельно увеличенной, она перекрутилась вокруг
своей оси и служила причиной непроходимости.
Толстая кишка от скопления отвердевших масс
была очень увеличена, внутренние слои ее даже
уже рвались.
60
После этой, как казалось, безнадежной опе-
рации, матушка тем не менее осталась жива и
даже, более того, довольно скоро пришла в себя.
К полному изумлению врачей, на девятый день
после операции она уже сидела и сама ходила
немного по палате, что в ее возрасте после такой
операции казалось просто немыслимым и неве-
роятным. Все это вдохнуло надежду на ее выздо-
ровление, но матушка попросила отвезти ее в
монастырь, сказав, что хочет умирать там.
На праздник Усекновения Главы Иоанна
Предтечи она причастилась. Хотя лечение про-
ходило на удивление благополучно, все же ин-
токсикация организма зашла рке очень далеко.
Матушка потемнела телом и находилась в беспа-
мятстве. Около четырех часов дня мать Феодора,
почти безотлучно пребывавшая при Любушке,
заметила, что лицо ее вдруг начало быстро свет-
леть. Мать Феодора почувствовала, что Любушка
кончается, и сказала об этом келейнице блажен-
ной Раисе. Та побежала за священником, а мать
Феодора начала молиться у одра умирающей.
На ее глазах матушка тихо испустила последний
вздох в 16 часов 5 минут, в праздник Усекнове-
ния Главы Иоанна Предтечи и накануне памяти
св. благоверного князя Александра Невского —
29 августа/11 сентября, всего несколько дней не
Дожив до своего восьмидесятипятилетия. Когда
вернулись мать Раиса с монастырским священ-
ником отцом Александром, Любушка уже скон-
чалась. Сразу стали читать отходную.
61
В первые же часы после Любушкиной кон-
чины были оповещены все монастыри, где были
матушкины чада, вскоре узнали об этом и мно-
гие из ее чад, живших в миру.
ПОХОРОНЫ БЛАЖЕННОЙ
62
бираться многочисленные духовные чада и по-
читатели матушки для заупокойной молитвы
о ней. Отпевание назначили на третий день,
13 сентября, это была суббота.
Одними из первых проститься с Любуш-
кой прибыли наместник Николо-Шартомско-
го монастыря архимандрит Никон (Фомин) с
братским хором и несколькими иеромонахами.
После литургии в день памяти святого Алексан-
дра Невского, отслуженной отцом Никоном в
сопровождении братского хора, была соверше-
на заупокойная панихида. К панихиде присо-
единился митрофорный протоиерей Василий
(Швец), удивительным стечением обстоятельств
оказавшийся в этот день в монастыре. Он прихо-
дился ровесником блаженной старице и знал ее
с первых послевоенных лет. Его рассказы о ней и
проповеди очень скрасили печаль тех дней.
Вечером была совершена заупокойная
служба с чтением семнадцатой кафизмы. Моля-
щихся в храме заметно прибавилось, стали при-
езжать люди из Москвы, Петербурга, Твери, Сер-
гиева Посада и других мест.
На следующий день было совершено по-
гребение Любушки. Храм оказался почти по-
лон приехавшими проститься с ней. Прибыло
около двадцати человек духовенства из разных
месг, несколько игумений со своими сестрами:
Ксения, игуменья Коломенского Ново-Голутви-
на монастыря, игуменья Ольга из Дуниловского
Свято-Успенского монастыря, Свято-Покров-
ского Суздальского монастыря игуменья София,
63
игуменья Спасо-Бородинского монастыря Се-
рафима, игуменья Олимпиада из Свято-Покров-
ского монастыря г. Хотькова, игуменьи Иули-
ания и Евпраксия из Свято-Екатерининского
и Вознесенского Оршина монастырей Твери.
Пели два хора: на правом клиросе — братский
хор Шартомского монастыря, на левом — свод-
ный хор сестер женских монастырей под управ-
лением игуменьи Ксении (Зайцевой).
В алтаре оказалось так тесно, что даже
трудно было пройти. Причащение продолжа-
лось очень долго — несколько иереев стояли на
исповеди, к Чаше приступили едва ли не все из
числа бывших в храме. Отец Василий говорил
слово. Он рассказал, что готовится прославле-
ние преподобного Серафима Вырицкого, будут
подниматься его святые мощи, и «помяните мое
слово — настанет время, и Любушкины будем
мощи поднимать, будет еще ее прославление!»
После Литургии началось отпевание. Пред-
стоятелем был архимандрит Никон (Фомин),
священство стояло вдоль гроба двумя длинными
шеренгами. Запаха тления не ощущалось, не-
смотря на довольно теплую погоду, множество
горящих свечей и многолюдство.
Разрешительную молитву читал архиман-
дрит Гурий из Кингисеппа. В конце отпевания
духовенство подняло гроб на плечи и крестным
ходом двинулось к месту упокоения — могила
была приготовлена слева от входа в Казанский
собор монастыря. Исполнилось давнее предска-
зание блаженной старицы о том, что Матерь Бо-
64
жия Казанская придет и заберет ее. Теперь она
навеки упокоилась у стен храма, посвященного
Казанской иконе Пресвятой Богородицы, как
бы у подножия Той, Кому всю жизнь приносила
свои теплые молитвы.
Погребальная процессия с матушкиным
телом вышла на улицу. Погода стояла пасмур-
ная, моросил легкий серый дождик. Пройдя с
пением заупокойного «Трисвятого» вокруг со-
бора, остановились у места погребения и все ста-
ли прощаться с дорогой матушкой. Людей было
много, все хотели припасть ко гробу, прижаться
еще раз к белой матушкиной ручке, приклады-
вали к ее телу свечки, иконки, четки, вещи на
благословение, брали из гроба лежавшие в нем
цветы. Неоднократно пытались закрыть гроб, но
всякий раз люди начинали роптать, что не все
еще успели приложиться. Вдруг хор запел сти-
66
хиры Пасхи и тропарь «Христос Воскресе!» без
счета. У всех на глазах были слезы, но какие-то
удивительные— скорбные и радостные одно-
временно, на душе было необъяснимо светло.
Вспоминались слова святителя Игнатия (Брян-
чанинова):«.. .можно узнать, что почивший нахо-
дится под особенной милостью Божией по тому,
что скорбь об утрате при его похоронах смеши-
вается с какой-то непостижимой радостью и
утешением». Именно эти чувства переживались
при матушкином погребении.
Наконец, все, кто хотел, простились. Гроб
закрыли крышкой и опустили в могилу. Полете-
ли первые комья земли. Священники, а за ними
и остальные бросали горсть земли в могилу, так
что очень скоро над ней показался холмик. За-
тем был установлен временный простой дере-
вянный крест, к которому тут же стали прикла-
дываться, молясь об упокоении блаженной и
прося, чтобы и она не оставила своими молит-
вами любящих ее.
Потом начались поминки. В трапезной был
приготовлен поминальный обед, за которым MO-
литвенно вспоминали Любушку. Пришли теле-
граммы от Святейшего, знавшего и почитавшего
блаженную старицу, от многих Владык и духов-
ных лиц. Клавдия Григорьевна Петруненкова из
Петербурга, много лет знавшая Любушку, гово-
рила о том, что многие из здесь присутствующих
еще детьми были у матушки, и она предрекала
их будущее: «Сколько сидит игумений сейчас за
столом, а ведь многих из них к матушке приво-
67
зили еще детьми. Вот Ирочка сидит. Она еще ма-
ленькой девочкой была у Любушки, и Любушка
сказала, что это будет игуменья. И вот — видите
сами, перед вами — игуменья Ксения! А сколь-
ко священников по ее молитвам приняли сан.
Вот сидит отец Николай Мочалкин, о котором
матушка молилась, чтобы он был священником,
вот еще отец Николай!»
Возгласили еще раз «Вечную память» усоп-
шей и стали разъезжаться. Многие ехали обрат-
но с таким чувством, будто побывали у живой
Любушки. Один из очевидцев этого события пи-
сал: «Как раньше уезжал от нее человек облас-
канным и обогретым, явно чувствуя в душе бла-
годатное утешение и свет, так и теперь мы как
будто увозили с собой частицу гревшего нас в эти
годы солнца. Печаль о кончине дорогого челове-
ка не жалила и не жгла, но казалась ожиданием
будущей встречи, ощущаясь непрерывающимся
общением в молитве!»
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В
от то немногое, что нам удалось собрать о
жизни блаженной старицы Любови (Ла-
заревой) для составления ее далеко еще не
полного жизнеописания. Надеемся, что вторая
часть нашего издания, содержащая воспомина-
ния отдельных людей, существенно дополнит
краткость первой. Хотя и в этих воспоминани-
ях часто встречается замечание о том, что жизнь
68
блаженной очень трудно передать. В ней
не так уж много чего-то внешнего, поражающе-
го воображение. Намного драгоценнее для при-
ходивших к блаженной было нечто, едва пере-
даваемое словами. Это была особенная духовная
атмосфера, прикоснувшись к которой однажды,
человек вновь и вновь стремился пережить это
благодатное ощущение общения со святостью.
Теперь мы уже не можем, как раньше, по-
ехать к блаженной Любушке, задать волнующие
нас вопросы, согреться благодатным теплом ее
праведной души. Нам остаются лишь воспоми-
нания о ней, молитвенная память, укрепляемая
упованием на то, что мы не лишились неизмен-
ного предстательства блаженной за нас, что она
и теперь слышит обращаемые к ней с земли го-
лоса. Остается место ее погребения в Вышнево-
лоцком Казанском монастыре, где над могилой
Любушки рядом с Казанским храмом рке воз-
ведена часовня. Здесь покоится тело старицы,
а рядом с ней нашла место своего упокоения
другая великая подвижница нашего времени —
схимонахиня Мария (Матукасова). На половине
дороги между Москвой и Петербургом стоит
часовня с телом блаженной, чтобы каждый, по
пути в ту или другую столицу, мог остановиться
для молитвы в этом благодатном месте.
А нам остается лишь попросить у читате-
лей снисхождения к нашему труду и молитв в
надежде, что удалось хоть отчасти передать на
этих страницах светлый образ блаженной стари-
цы Любови.
69
ВОСПОМИНАНИЯ
О БЛАЖЕННОЙ
СТАРИЦЕ ЛЮБОВИ
ВОСПОМИНАНИЯ ИНОКА
НИКОЛО-ШАРТОМСКОГО
МОНАСТЫРЯ
О
Любушкеявпервыеузналосенью 1991 го-
да, уже живя в монастыре. Собрав-
шись улаживать некоторые оставшиеся
в Питере дела, я пошел перед отъездом к отцу
Моисею, бывшему тогда духовником монасты-
ря, попросить молитв и благословения. Он-то
и посоветовал мне найти в поселке Сусанино
блаженную Любовь. В Питере мне то же самое
посоветовал сделать отец Николай на Волковс-
ком кладбище, чтобы узнать и у нее, есть ли воля
Божия, чтобы мне жить в монастыре.
В Сусанино надо было ехать рано утром на
электричке с Витебского вокзала в сторону Вы-
рицы. Ехать пришлось немногим меньше часа. В
электричке толпился народ, из тамбура тянуло
табаком и доносились аккорды гитары. Начи-
навшийся день был полон пронзительного, хо-
лодного ноябрьского света, пробивавшегося из-
за серых низких туч. За окном тянулись осенние
поля с жухлым разнотравьем, торчащими вдоль
обочин бурыми зонтиками борщевика в мороз-
ной паутине инея. Было как-то волнительно -—
72
Свято-Николо-Шартомский мужской монастырь
73
многочисленных еще прихожан — не угадаю ли
в ком-нибудь Любушку? Начал робко расспра-
шивать какую-то бабушку, по виду — местную.
Бабушка оказалась словоохотливая, сказала, что
Любушки еще нет — она придет позже, а пос-
ле слркбы с ней можно будет поговорить в сто-
рожке при храме.
Пока мы говорили, народу прибавилось. «А
вот она, вот она — Любушка-то!» Любушка ока-
залась очень невысокой согбенной старушкой.
Одета она была в простенькое платьице и мехо-
вую кацавейку. На голове — белый платочек, по-
вязанный как у послушниц и далеко выдающий-
ся передним краем вперед, — должно быть, что-
бы глубоко скрыть всегда потупленные глаза. Ее
вели под руки хожалки, подводя к иконам, возле
некоторых Любушка надолго останавливалась и
начинала жалобно что-то им рассказывать, буд-
то своим хорошим знакомым, время от времени
принимаясь часто и громко их целовать. Людей
она как будто не замечала и всю почти службу
молилась вслух. Слов, впрочем, разобрать было
нельзя. Это скорее были то жалобное причита-
ние, то светлая и тихая, но дерзновенная молит-
ва-благодарение, угадываемые по меняющимся
интонациям. Вообще Любушкина молитва напо-
минала скорее тихое курлыканье голубя. Часто
можно было заметить очень характерный жест,
сопровождавший моление, — она начинала быс-
тро водить указательным пальцем правой руки
по распростертой ладошке левой — то ли что-то
читая, то ли записывая, то ли перелистывая од~
74
ной ей ведомые и видимые страницы. Иногда
она вдруг начинала как бы отплевываться куда-
то влево и будто растирала незримый плевок но-
гой, отмахиваясь при этом от кого-то невидимо-
го ручкой и гневно что-то приговаривая своим
кротким и тихим голубиным голоском — словно
старалась отогнать надоедливого приставалу.
В храме на матушку никто не обращал
особого внимания — видно, давно уж привык-
ли. Пожилой батюшка, седенький и довольно
плотный, с величественным видом служил, певу-
че подавая со старомодной, очень патетической
интонацией положенные возгласы. О здравии и
упокоении поминал он долго, много, старатель-
но, то скороговоркой прочитывая имена, то на-
певно и грустно растягивая некоторые из них.
Хор, в основном женский, под руководством по-
жилой высокой монахини в полном облачении,
громко и не слишком стройно голосил в ответ.
Видно было, что певчие очень довольны собой и
стараются изо всех сил.
Я то и дело поглядывал потихоньку на
Любушку. Она вся была погружена в молитву^
и сопровождавшую ее, не вполне понятную
мне деятельность. Когда батюшка вышел на
исповедь, она кратенько исповедалась ему, за-
тем причастилась Св. Тайн. После причастия
она также стояла у правой стороны храма, как
и во время службы, но уже время от време-
ни улыбалась в ответ на улыбки подходивших
к ней людей, видимо часто бывавших здесь и
чувствовавших себя довольно свободно с ней.
75
Я дождался, пока Любушку уведут в сто-
рожку, куда пошли и немногочисленные в этот
день ее посетители. Сторожка была помеще-
нием, смежным с притвором храма, туда вела
обитая коленкором дверь. Я постучался и тоже
зашел. Сторожка оказалась довольно простор-
ной, с высоким потолком, с печкой в углу и со
старенькой мебелью. Сквозь окно пробивался
студеный осенний свет, падавший на завален-
ный приношениями с канона стол. Вокруг стола
суетились две пожилые Любушкины хожалки,
разогревавшие похлебку и потчевавшие старицу
пирожками. Сама она сидела в полутемной глу-
бине сторожки на диванчике.
Глянув на меня, одна из хожалок спросила,
откуда я. Я ответил. Она громко пересказала стари-
це, перевирая сложное название монастыря. Лю-
бушка закивала головой. «Матушка, меня о. Наум
благословил в монастырь! Хорошо ли мне быть в
монастыре?» — спросил я, вспомнив наставление
отца Николая. Любушка еще чаще закивала голо-
вой, махнула ручкой: «Батюшка Наум благосло-
вил— и хорошо! Слушайся батюшку Наума!» Я
попросил молитв за себя и родных и вышел.
Возвращался на станцию вместе с сорока-
летней женщиной, также бывшей у Любушки.
Она приехала к ней как к «бабке», принимая ее
за «знахарку», к которой ей посоветовали обра-
титься, чтобы узнать о пропавшем сыне. Я по-
пытался объяснить ей разницу, но, наверное, не
преуспел. К Любушке приезжало довольно мно-
го таких случайных, суеверных людей.
76
Это было мое первое знакомство с Любуш-
кой. Потом я был в Сусанине и встречался с ней
еще несколько раз — всегда, когда приезжал в
Питер.
Сейчас даже трудно объяснить, что же так
поражало и притягивало к Любушке. Она была
очень скромной и непритязательной, говорила
мало и просто. В ней не было ничего, рассчитан-
ного на, что называется, «внешний эффект». Од-
нажды я по глупости спросил у нее: «Матушка,
дайте мне какое-нибудь наставление!» Она тут
же ответила: «Я ничего не знаю, ничего не знаю!»
У нее никогда не было времени на учительство,
и она вся была погружена в молитву, находилась
в мире горнем. Как-то я приехал рке в замороз-
ки. Несмотря на это, после службы ее кормили
почему-то не в сторожке, а на улице. На лавке
под елями были разложены снеди. Вокруг, как
всегда, суетились хожалки, а Любушка стояла в
своей кацавейке и платочке, легко одетая, каза-
лось не замечая ничего вокруг. В руке у нее был
пирожок, она то откусывала от него, то опять
углублялась в молитву. Вдруг она как будто оч-
нулась, повела вокруг широко открытыми глаза-
ми и сказала: «А ведь холодно сегодня!» В голосе
было удивление, как будто она только что вышла
на улицу, а не шла рано утром на службу и не
стояла легко одетая перед храмом рке порядоч-
ное время. Ей, видимо, было не до погоды, и она
вот только что обратила на это внимание.
Обычно Любушка всегда была согбенной,
глаза прятала под платком, но иногда, когда ста-
77
рица поднимала взгляд, он поражал своей чис-
тотой. Однажды мы были у Любушки с одним
молодым человеком — совсем еще новичком в
церковной жизни. Он еще не бросил курить, с
детской непосредственностью и восторженнос-
тью болтал, и речь его дышала свежими воспо-
минаниями страстей, которые он только начал
осознавать. После посещения матушки он сов-
сем другим, рке серьезным тоном поделился
своим ощущением: «Я хотел ее о чем-то спро-
сить, но тут она подняла на меня глаза. У нее та-
кой чистый и глубокий взгляд, что я даже расте-
рялся и забыл, о чем хотел говорить. Я никогда
такого взгляда не встречал. Я сам себе показался
совсем меленьким. У меня возникло такое ощу-
щение, что ей не надо ничего говорить, она и так
все знает!»
Она действительно многое знала наперед,
еще до того, как ее спрашивали. Вот, например,
некоторые случаи.
В Петербурге в начале 90-х годов жили два
православных брата-башкира, в крещении — Ге-
оргий и Александр. Старший был художником,
младший — реставратором. Жили они в одной
из комнат трехкомнатной коммунальной квар-
тиры в новостройках в районе станции метро
«Пионерская». В этой же квартире жили про-
ститутки, молодые иногородние девчонки. По-
нятно, временами там был дым коромыслом, но
братья старались на соседей не обращать внима-
ния. Как-то к младшему, которому тогда было
около двадцати, пристала одна из проституток
78
по имени Ольга. Ей нужна была прописка, и она
просила Александра вступить с нею в фиктивный
брак, обещая за это деньги и прочие удовольс-
твия. Александр отказывался: «Не надо мне ни
брака, ни денег твоих, ничего — ты не видишь
разве? Я же верующий!» Она приняла поначалу
его слова за шутку и продолжала приставать, но
со временем заметила — действительно верую-
щий. В храм ходит, молится, книги духовные чи-
тает, посты соблюдает. Ей это стало интересно.
Стала заходить, спрашивать о вере, брать книги
почитать, Евангелие. Старший советовал Алек-
сандру «не связываться с ней», но он продолжал
помогать ей в постижении веры. Месяца через
три она уже ходила в храм, осознала, что вести
такую жизнь, какую ведет она, нельзя.
Тем временем Александр собрался ехать до-
мой, а по пути заехать в Троице-Сергиеву лавру к
отцу Науму. Видя ее мучительно-противоречивое
внутреннее состояние, он предложил и ей съез-
дить вместе с ним к отцу Науму. Она согласилась.
Приехали к старцу, исповедались, и старец благо-
словил Ольгу бросать все и ехать в М-ский жен-
ский монастырь. Она очень обрадовалась тому,
что все так сложилось, Саша, конечно, тоже. В
тот же день он уехал к родителям в Башкирию.
Погостил у родителей, приехал домой. Через не-
сколько дней появляются на квартире здоро-
венные «жлобы» — бывшие Ольгины сутенеры,
хватают Сашу за грудки, поднимают и давай его
трясти: «Где Ольга?» — «Не знаю». Помяли его и
в милицию, обвинив в убийстве Ольги.
79
Сашу отправили на ОВС (отделение вре-
менного содержания), а Георгий, его старший
брат, поехал скорее к Любушке. Приезжает в
Сусанино, заходит к Любушке в домик, а она, не
дав ему и слова сказать, поворачивается к нему
и говорит: «Ольга найдется. Все будет хорошо.
Ольга приедет!» Георгий от изумления не мог и
слова вымолвить.
Продержали Сашу в отделении, милос-
тью Божией, всего несколько часов. Следова-
тель попался толковый, Саша рассказал ему все
как есть. Следователь видит — парень простой,
деревенский, верующий, да и состава преступ-
ления нет — ни тела, ничего. Отпустили его. А
через несколько дней приезжает и сама Ольга.
Оказалось, что она не в М., а где-то в Карелии,
в женском монастыре. Когда она была у стар-
ца, на следующий день после Сашиного отъезда
приехала игуменья этого монастыря, и старец
благословил Ольгу ехать с ней. В монастыре ей
очень понравилось, и она решила остаться там.
Только на несколько дней она снова приехала
в Питер, чтобы уладить оставшиеся дела, бла-
годаря чему братья и смогли узнать о случив-
шемся с ней, как предсказывала блаженная.
Впоследствии оба брата приняли монашество и
священный сан, также при участии в их жизни
блаженной Любушки.
Один инок, оставивший место своего по-
стрига, много лет не мог найти себе пристани-
ща. Везде его ждали скорби. Часто он встречал
неприязненное отношение к себе, а кроме того,
80
имел тяжелый, неуживчивый характер и силь-
ный навык к страстям, полученный еще в мир-
ской жизни. Один питерский священник, видя
его не слишком монастырское устроение, посо-
ветовал ему вернуться в мир. «Впрочем, — ска-
зал он, — съезди сначала к Любушке, что она
тебе посоветует». По дороге в Сусанино, сидя в
электричке, инок начал рассркдать сам с собой
о том, в какие грехи и соблазны он может впасть,
если вернется в мир. «Вот это наверняка будет.
Ну, пожалуй, и это может случиться. А, может,
еще и это будет! Ну, а это вот, даст Бог, не случит-
ся». Приезжает он в Сусанино. Любушка встре-
чает его у своего домика и говорит, отвечая на
его мысли: «Все у тебя будет, все будет! Не ходи в
мир — езжай к отцу Науму!»
При Сергиевой лавре довольно долгое вре-
мя, говорят, около двадцати лет, жил рабочий-
кровельщик, мастер своего дела. Он был чадом
отца Наума. Пришло время, и старец ему го-
ворит: «Ну, хватит с тебя вольной жизни! Пора
тебе монашество принимать, готовься к постри-
гу!» — и назначил время. Кровельщик пошел, ку-
пил пачку папирос, водки, закуски — весь вечер
выпивал. Утром встал — и больше ни разу ни к
табаку, ни к спиртному в жизни уже не.притро-
нулся, как отрезал.
Постригли его с именем Феодор. Раньше
всю жизнь отличался здоровьем молодецким,
а после пострига напали болезни, хвори одоле-
ли - и геморрой, и поясница, и то, и се — лежит,
встать почти не может. Пожаловался о. Науму, а
81
тот ему говорит: «Ничего, вот поедешь на Афон,
там все твои болячки исчезнут. Там райское мес-
то!» Тут уж о. Феодор совсем смутился, взяли его
сомнения, начал отказываться — где, мол, ро-
дился, там и пригодился. «Ну, смотри. Раз сму-
щаешься, съезди к Любушке, узнай у нее — есть
ли тебе воля Божия на Афон ехать». Приезжает
о. Феодор к Любушке, сказать еще ничего не ус-
пел, а она р к ему говорит: «Блаженны вы, еду-
щие на Афон по благословению!»
82
В августе 1995 года я опять был в Питере,
ездил к Любушке. Был и в храме св. праведно-
го Иова на Волковском кладбище. Я уже знал,
что Любушка когда-то была прихожанкой это-
го храма. Вечерняя служба в этот теплый и сол-
нечный августовский день закончилась рано.
Мы с отцом Николаем (Мочалкиным) решили
пешком пройтись до станции метро «Литов-
ский проспект», через Тамбовскую улицу и мес-
то бывшего матушкиного дома— этим путем
она ходила, наверное, много раз. По пути я поп-
росил батюшку рассказать о том, что ему извест-
но из матушкиной жизни — он ведь знал ее уже
довольно давно, часто ездил к ней.
Отец Николай рассказал о двух случаях,
когда он на этом месте получал благодатную по-
мощь молитвами блаженной. Один раз его от-
правляли служить в Пасху на дальний сельский
приход. Он очень заскорбел о вынужденной
разлуке с любимым храмом и прихожанами и
несколько часов не мог освободиться от брани
уныния и ропота. Проходя мимо бывшего дома
матушки, он мысленно призвал ее молитвы и в
тот же момент почувствовал, что брань оставила
его. Через некоторое время выяснилось, что не-
обходимость в его отъезде отпала.
В другой раз он спешил пешком от метро
на раннюю литургию. Когда он проходил по Там-
бовской улице, за ним увязались два пьяных ве-
ликовозрастных хулигана, вероятно принявших
священника за хиппи. Они с угрозами погнались
за ним: «Ну, ты че, волосатый? Ты че волосы от-
83
растил?» Отец Николай, не оглядываясь, ускорил
шаг. Преследовавшие приближались. «Ты куда,
волосатый? Постой, мы тебе сейчас покажем!»
Однако, видя, что он не обращает никакого вни-
мания, кричали уже не так настойчиво. Проходя
мимо Любушкиного дома, отец Николай при-
звал: «Боже, молитвами праведной матушки на-
шей Любушки, спаси и помилуй мя грешнаго!»
Затем он обернулся навстречу догонявшим его,
остановился и сказал: «Да в храм я тороплюсь,
на службу — молиться! Хочешь — пойдем со
мной!» Оторопевшие от такого поворота собы-
тий мужики тоже остановились и совсем уже
смягченно ответили: «Не-е. Мы уж в другой раз!
Мы сейчас выпивши». Батюшка же опять поспе-
шил своей дорогой, благодаря Бога за то, что Он
молитвами Любушки не попустил случиться ис-
кушению перед Божественной службой.
Любушка жила в этом доме до и после вой-
ны. Говорят, что в годы войны она некоторое
время провела в осажденном Ленинграде, а за-
тем уехала в эвакуацию и якобы, живя на юге,
имела общение с кавказскими подвижниками.
Точно это неизвестно.
К Любушке приезжало много монашеству-
ющих из мужских и женских монастырей, мно-
гих молодых людей она благословляла поступать
в обители. Ездили с Валаама, из Свято-Троицкои
Сергиевой лавры, из Дивеева, из Коломенского
Ново-Голутвина монастыря, из Суздаля, из Свя-
то-Успенского Дуниловского монастыря и мно-
гих других. Матушка очень любила монашеству-
84
юших, но сама монашество не приняла, хотя по
жизни была, конечно, из монахинь монахиня. За
всю свою жизнь она не приняла ни одного блуд-
ного помысла, как сама о себе свидетельствовала.
Целомудрие ее было таким, что она даже не бра-
ла никаких вещей от мужчин всю свою жизнь.
У нас в монастыре жил иеродиакон Симе-
он, молодой, но очень болезненный. Он ездил к
Любушке и даже жил у нее по нескольку дней со
своей мамой. Любушка любила его за кротость
и целомудрие, звала его «Семен-хороший». Отец
Симеон как-то попросил Лукию рассказать ка-
кой-нибудь случай исцелений по матушкиным
молитвам. Лукия сказала, что таких случаев было
очень много, и поведала об одном из последних.
К Любушке приехал человек, маленькая
дочь которого почти совсем не могла двигаться
из-за детского церебрального паралича. С вели-
кой скорбью он просил матушку помолиться о
больном ребенке. Любушка помолилась и сказа-
ла, что все будет хорошо. Через неделю этот че-
ловек приехал снова, очень благодарил матушку,
сказав, что ребенок начал двигаться, только хо-
дит еще не очень хорошо. Матушка помолилась
опять и говорит ему: «Ну, езжай — она к тебе
навстречу сама выбежит!» Обрадованный муж-
чина поспешил домой и больше не приезжал —
значит, действительно дочка к нему выбежала, а
то бы приехал опять.
Этот же отец Симеон, несший одно время
в монастыре швейное послушание, рассказывал,
как Однажды он заметил, что у Любушки совсем
85
ветхая юбка. Он попросил Лукию: «Матушку
спросите у Любушки — если я сошью ей юбоч-
ку, она будет носить?» Лукия передала старице
вопрос, на который та ответила: «Хоть Семен и
чистый (он был девственник), но я ни от одного
мркчины никогда ничего не взяла!» Таким был
подвиг целомудрия матушки — она не прини-
мала никаких вещей от мужчин. Отец Николай
(Мочалкин) однажды хотел подарить матушке
кофту, благословленную ему отцом Наумом. Но
Любушка сразу спросила: «Это не от мужчины?
Я от мужчин ничего не беру!»
И вот произошло то, о чем сама Любушка
говорила так: «Я за всю свою жизнь ни одного
блудного помысла не приняла, а Господь меня
под старость лет к мужикам упек!» Она посели-
лась в нашем Свято-Николо-Шартомском мо-
настыре. Произошло это так.
Любушка уже давно начала говорить при-
езжавшим к ней из наших мест: «Я ведь к вам
приеду! Я у вас буду!» Я как-то раз сказал об этом
отцу Никону, но он недоуменно ответил: «На-
верное, она имеет в виду, что она духом всегда
с нами»,— настолько невероятной казалась
мысль, что она действительно приедет сюда,
расставшись с привычным для всех Сусанином.
Хотя до этого уже был случай, когда Любушка
хотела переехать оттуда куда-то в Тверскую об-
ласть, однако потом она все же осталась на пре-
жнем месте.
В конце января 1996 года, после Богояв-
ления, отец Никон собрался съездить в Питер
86
вместе с Сергеем Викторовичем Грачевым, бла-
готворителем монастыря. В Питере у них были
какие-то дела, но, главным образом, хотелось от-
дохнуть, отоспаться. Дни перед этим были очень
напряженные, а в монастыре отдохнуть не по-
лучится, не дадут. Поэтому билеты на поезд они
взяли с таким расчетом, чтобы провести в Пите-
ре три дня.
По пути они были у отца Наума, и он бла-
гословил их заехать к Любушке в Сусанино. Они
не придали этому благословению большого зна-
чения, решив, что это только возможность лиш-
ний раз посетить блаженную. Никаких особен-
ных вопросов к ней у них не было, и поэтому они
поехали в Сусанино с единственною целью —
выполнить благословение и затем ехать по сво-
им делам. Но когда они зашли к Любушке в до-
мик, она сразу засуетилась, стала собираться и
говорит отцу Никону: «Я к тебе поеду! Возьмешь
меня к себе жить?» — «Возьму, конечно!» — в
совершенной растерянности ответил не ожи-
давший такого поворота событий отец Никон.
Любушка еще больше засуетилась, стала сама
что-то складывать, собирать вместе со своей хо-
жалкой Раисой.
Все надежды о. Никона на отдых в Пите-
ре, конечно же, в одночасье рухнули. Пришлось
срочно ехать со старицей на Московский вок-
зал, покупать новые билеты и менять старые.
Народу в очереди за билетами множество, на
Иваново в этот день билеты не достать. Что де-
лать? Вышел отец Никон из кассового павильона
87
и вдруг увидел надпись: «Воинские кассы. Биле-
ты для военнослужащих». «А что, — подумалось
ему, — я ведь тоже воин. Только Христов». По-
шел в воинские кассы, там очереди нет. Спросил
у кассира: «Можно билеты до Иванова на сегод-
ня?» — «Можно». — «Купе отдельное взять мож-
но?» — «Пожалуйста!» Просто чудо какое-то!
Сели в поезд, едут. Старице с хожалкой,
конечно, уступили все купе— не будешь же
вместе с ними в одном купе ехать. Сам отец
Никон разместился с Сергеем Викторовичем в
коридоре. «Ладно, думают, как-нибудь и в кори-
доре доедем!» На станциях садятся новые пас-
сажиры, постепенно занимают все оставшиеся
места. Только соседнее с Любушкой купе все
время остается свободно. Пошли к начальнику
поезда.
— У Вас такое-то купе свободно?
— Свободно.
— А взять можно?
— Пожалуйста!
Весь состав полон, а соседнее с Любушки-
ным купе будто специально для них припасено!
В монастырь приехали во время литургии в
Неделю по Богоявлении. Братия не могла пове-
рить своим глазам, когда отец Никон, бережно
поддерживая под руку, ввел старицу в храм Ка-
занской иконы Богоматери. Ее сразу же причас-
тили, и весь год, который она прожила в монас-
тыре, она причащалась каждый день. Если была
в силах, то выстаивала службу сама, если болела,
то ее причащали дома.
88
Поселили Любушку за оградой монастыря
вместе с сестрами строившегося за рекой Мо-
лохтой женского монастыря, в одноэтажном
бревенчатом домике, бывшем до этого швейной
мастерской. Домик так и назывался «швейная».
Отсюда ее каждый день потихоньку водили в
храм по дорожке мимо старой бани, пруда и на-
веса над тракторами. В Казанском храме матуш-
ка всегда стояла и молилась в большой притвор-
ной части у столпа посередине, прямо напротив
Царских Врат. Чтобы она не простужалась у ка-
менной стены, столп с ее стороны на высоту рос-
та обили войлоком и ковролином. Когда служба
была в надвратном Преображенском храме, она
стояла там у правой колонны, ближе к Царским
Вратам.
На службе она вела себя обычным образом:
целовала иконы и разговаривала с ними, «чита-
ла», водя пальцем по руке и что-то приговари-
вая. Иногда она начинала «воевать», особенно
на первых службах, когда переезжали из храма
в храм. Она как будто от кого-то отбивалась, гро-
зила кому-то, можно было разобрать восклица-
ния: «Уходи! Убирайся отсюда! Пошел прочь!»
У братии становилось радостно на душе оттого,
что есть кто-то, кто может так дерзновенно об-
ращаться с бесами. А однажды перед престоль-
ным праздником Казанского храма матушка ра-
достно сказала сестрам, что в храме только что
была Сама Божия Матерь и всех благословила.
Говорила она о таких вещах как-то очень естест-
венно, просто. Например, сидя однажды в келье
89
у себя в «швейной», она вдруг сказала: «А здесь
сейчас Божия Матерь была! Да, была! Говорит,
пускай девки не плачут, что они не в черненьком
ходят. Пускай ходят так! Воли Божией нет пока,
Матерь Божия не велит!» Говорила она это о сес-
трах для строящегося на другом берегу Молохты
Свято-Введенского монастыря, сгоревшего еще
до революции. Об этом строящемся монастыре
Любушка говорила, что он будет небольшой —
20 монахинь из наиболее проверенных, серьез-
ных сестер. Восстановление шло медленно, сес-
тры долго ходили в послушницах без пострига.
Некоторые, видимо, тяготились этим.
И братия, и сестры очень любили и почи-
тали матушку как живую святыню. Как только
она приближалась к храму, бросались открывать
настежь двери, помочь подняться по лестнице,
многие подходили к ней с просьбой помолить-
ся, спрашивали о каких-нибудь своих затруд-
нениях. Любушка молилась обо всех, особенно
о служащих и поющих. После причастия, когда
она уходила из храма, ей обычно давали кусочки
булки. Она ломала их прямо на ходу, будто бы не
замечая, что большие крошки падали из пальцев.
Братья бежали за ней и подбирали эти крошки
прямо с земли, как голуби, чтобы принять их как
Любушкино благословение.
Как только стало известно местопребыва-
ние старицы, в монастырь потянулись много-
численные паломники, ищущие от нее совета
и молитв. Когда матушка чувствовала себя хо-
рошо, она принимала их в келье, но в домик к
90
ней пускали только с благословения отца Ни-
кона.Принеобходимости можно было просто
подойти к ней в храме. Из монастыря матушка
никуда не уезжала, только раз или два съездила
в Дивеево. Говорят, ее там спрашивали: «Отчего
ты Любушка, не хочешь к мощам преподобно-
го Серафима приложиться!» А она отвечала: «А
что к ним прикладываться? Вот он сам здесь все
время ходит!» Один раз она пробыла там больше
недели, но остаться совсем не захотела.
Эта ее естественная связь с духовным ми-
ром проявлялась довольно часто. Для нее как
будто не было прошлого и будущего, все было
открыто. Однажды, в самом начале осени 1996
года, погожим сентябрьским деньком она вышла
на крылечко, посмотрела вокруг и сказала: «Дев-
ки! А ведь хорошо, что снега-то долго не будет!»
Сестры, все занятые своими делами-послушани-
ями, особо и внимания на ее слова не обратили:
«Ну, хорошо и хорошо». А снега не выпало в этот
год до конца ноября, и держалась удивительно
теплая погода. В конце октября еще можно было
ходить за грибами. А главное — благодаря теплу
успели отстроить новый двухэтажный братский
корпус.
Отец игумен Мануил (Шварцман), одно
время бывший в числе братии Шартомского мо-
настыря, рассказывал, что когда он приезжал в
монастырь к Любушке и дожидался встречи с
ней,с ним вместе ждал ее и пожилой священник.
Священник этот поделился: «Вы знаете, я сейчас
только вспомнил. Я ведь был у Любушки трид-
91
цать лет назад, еще мирянином. Она мне сказа-
ла тогда: "Мы ведь с тобою еще увидимся. Ты ко
мне приедешь через тридцать лет священником,
а я буду жить в Ивановской области, в мужском
монастыре — в избушке за оградой».
Еще Любушка говорила о будущем: «Когда
я умру, будет год холодный, голодный и крова-
вый». «Когда я умру, вам будет тяжело. А когда
отец Наум умрет, вам будет совсем трудно!» Го-
ворят, что она пророчествовала о войне с Кита-
ем, что война эта будет недолгой, всего пять ме-
сяцев, но очень кровопролитной. Китайцы дой-
дут до Урала, полезут и дальше, но их отобьют (я
сам, правда, не слышал этих ее слов).
Одно время она очень беспокоилась за отца
Никона, все восклицала: «У бьют! Убьют родимо-
го!» После этого на братском правиле стали петь
сорок раз «Святый Боже». На жизнь отца намест-
ника действительно были покушения. Отца Ни-
кона матушка очень любила. Когда мы, бывая у
нее еще до ее переезда к нам, сообщали, что при-
ехали от него или из Шартомского монастыря,
она, бывало, сразу начинала говорить, вспоминая
его маму и сестру: «А, Никон, Никон, знаю, знаю!
У него еще матушка Серафима в деревне, у них
Маша в Иерусалиме, коровка у них...»
Однажды после литургии на День Ангела
старицы братия с отцом наместником во главе
пришли поздравить ее с праздником и имени-
нами. Попели, повеличали святых мучениц Веру,
Надежду, Любовь и матерь их Софию, помно-
голетствовали имениннице. Раиса говорит, на-
92
клоняясь к уху старицы: «Отец Никон пришел!
Слышишь, Любушка? Отец Никон пришел, с
братией — поздравляют тебя!» Любушка отве-
тила: «Отец Никон? Да он кушать хочет, пускай
садятся скорее, кушают!» Это была сущая прав-
да. Завтрак в тот день был очень скудный, одна
пустая каша, и братья были, конечно, голодны.
Тем паче что сестры приготовили прекрасный
стол, надеясь и сами со старицей отметить ее
именины. «Эх,— смущенно засмеялся отец
Никон, — и правда ведь, проголодались что-то!
Налетай, братья!» С заметным воодушевлением
братия пропела «Отче наш», и бедным сестрам
пришлось на этот раз смириться с тем, что им
достались лишь остатки их кулинарных трудов.
Так матушка, сама будучи постницей, как забот-
ливая мать прозорливо снисходила братским не-
мощам и нуждам.
Но бывали, конечно, у братии и немощи
посерьезней. Так, однажды зимой 1996 года
Любушка исцелила отца Никона. У него в тот
день были какие-то скорби, и, чтобы развеять-
ся, он поехал к монастырской лесной бригаде
поработать на лесоповале. Валят лес, трелюют.
Отец Никон прицепил тросом с чикером одно
срубленное и очищенное от сучков дерево к
трелевщику, а сам пошел следом. Но свален-
ная лесина зацепилась верхней тонкой частью
(хлыстом) за другое дерево, согнулась, напряг-
лася, натягиваемая трелевщиком, как лук, и за-
тем резко распрямилась, ударив отца Никона
верхней частью по ноге. Он упал, к нему под-
93
бежали братья. Сразу видно — дело плохо, как
минимум — перелом. Посадили на «Буран» и
скорее повезли в монастырь. В монастыре он не
стал даже заходить к врачу, а сразу направился к
Любушке. Боль сильная, в сапоге как будто хлю-
пает кровь. А Любушка уже его словно ждала,
хлопочет: «Раиса, давай скорее масло!» Усадила
отца Никона в кресло, стала молиться и крес-
тить ногу, потом помазала маслом. Постепенно
боль стихла, и через некоторое время больной
уже сам встал и своими ногами спокойно по-
шел в келью. На другой день боли как не быва-
ло, а на месте ожидавшегося перелома даже не
было видно синяка.
Примечательно, что через несколько лет,
зимой 2002 года, с отцом Никоном опять про-
изошел точно такой же случай на лесоповале.
Но на этот раз Любушки уже не было, некому
было исцелить. Оказалось порвано сухожилие,
сломана кость, и отец Никон несколько месяцев
провел в гипсе. Может быть, одной из причин
случившегося была и необходимость несомнен-
ного уверения в том, насколько чудесным было
исцеление в 1996 году.
В монастыре жил один послушник, которо-
го Любушка очень любила и жалела. Как только
у него что-нибудь случалось — он сразу бежал
к ней. У этого послушника была очень трудная
жизнь до монастыря — детдом, наркотики, бан-
дитизм, три «ходки» в зону. Потом он покрестил-
ся, ушел в монастырь, но характер его оставался
очень сложным и прошлое давало о себе знать.
94
В то время у него было послушание на ко-
ровнике и конюшне. И вот он повадился драз-
нить монастырского быка, даже стучал ему по
носу, когда тот был привязан. Бык, который был
злопамятен, конечно, ничего не забыл. Однаж-
ды летом, в какой-то праздник, послушник этот
причастился и с хорошим настроением пошел
на конюшню и на речку. По пути привычно под-
разнил пасшегося быка. Но бык на этот раз ока-
зался свободным и все ему припомнил. В одно
мгновение послушник уже лежал на земле, а бык
бил его рогами и копытами. К счастью, недалеко
оказались братья пастухи, отбившие его у быка.
Весь избитый, чуть дыша, поспешил он скорее к
Любушке. На теле везде следы от ударов, ребра
повреждены. Любушка успокоила его, стала мо-
литься, крестить ушибленные места и помазы-
вать их маслом от лампады. Очень скоро невы-
носимая боль притихла, на следующий день была
уже много слабее и в течение трех дней прошла.
Тот же послушник, работая на конюшне,
однажды получил сильный удар от жеребца,
бросившегося к кобыле. Конь ударил его грудью
в голову, он отлетел в сторону и сильно ударил-
ся спиной о железный столб ограды. На следу-
ющее утро он буквально не мог встать с постели
от сильной боли. С большим трудом он добрался
до Любушкиного домика и пожаловался стари-
це на свою беду. «А ты помолись преподобному
Сергию, возьми маслица от лампадки перед его
иконой и помажь спину», — ответила ему ста-
рица. Послушник исполнил данный ему совет
95
и на следующий день пришел к блаженной со-
вершенно здоровым, чтобы поблагодарить ее за
молитвы.
Инок Александр рассказывал о том, как
однажды его сильно мучила каменная болезнь в
почках. Временами он катался от боли по полу
и кричал. После одного из таких болезненных
приступов ему случилось от изнеможения за-
дремать. И вот он видит стоящих рядом с ним
Любушку и отца Наума, смотрящих на него.
Улыбаясь, Любушка подходит к нему поближе,
протягивает ладошку, открывает ее, и Александр
видит лежащие на ней маленькие камешки, по-
нимая вдруг, что это те самые камни, которые
мучили его все это время. Проснулся он не чувст-
вуя никакой боли, не повторялись приступы и
впоследствии — камни вышли. Александр пое-
хал к отцу Науму и рассказал ему обо всем про-
исшедшем с ним. Старец послал его к матушке,
узнать, что мог означать этот сон и не был ли он
вражиим искушением. Услышав рассказанное
ей Александром, Любушка сказала: «Хороший
сон! Хороший сон!» Интересно, что приступы
болезни продолжались у Александра в течение
полутора месяцев. После исцеления он вскоре
отправился в паломничество во Святую Землю,
в котором пробыл также полтора месяца — ров-
но столько же, сколько и проболел.
Уместно, наверное, упомянуть и о покой-
ном схимонахе Феогносте (Сухове), история ко-
торого тоже имела непосредственное отноше-
ние к Любушке.
96
В миру он звался Владимир. Детство при-
шлось на военные и первые послевоенные годы,
воспитывался в детдоме. В армии служил в Мос-
кве, в роте, несшей почетные караулы, так как
был высок и крепок. После армии остался в
Москве, женился, родились две девочки. Работал
таксистом. В тридцать пять лет жизнь вдруг кру-
то повернулась: разошелся с женой, уехал в Си-
бирь. Началась кочевая жизнь. «Шабашничал»,
строил, пас отары овец в Калмыкии. Два раза
по пьяной глупости отсидел. Один раз за то, что
по пьяному делу залез в магазин, разбил витри-
ну, да так там и заснул. В конце восьмидесятых
осел в Заволжье, пас колхозных коров. Зараба-
тывал хорошо, тем более что мастер был на все
руки — и плотник, и столяр, и слесарь. Обзавел-
ся домом, хозяйством, телевизор купил. В начале
девяностых стали по телевизору говорить, что
открываются монастыри, а однажды сообщили,
что в Ивановской области недалеко от Шуи от-
крылся Свято-Николо-Шартомский монастырь.
Думал-думал Владимир, а потом подарил свой
дом вместе с телевизором соседям-беженцам,
собрал два здоровых баула инструментов и пое-
хал в село Введенье Шуйского района. Было это
летом 1991 года. Сначала его отправили в только
чтo открытый женский монастырь в село Ду-
нилово. Пробыл он там два года на послушании
конюха Постепенно отучился пить и ругаться
матом, воцерковился. Через два года его пере-
вели опять в монастырь. Это был высокий, чуть
сутулившийся старик, еще очень крепкий телом
97
и работящий. Русые, почти без седины волосы
его отросли ниже плеч, он стягивал их в косу на
затылке. Борода рыжеватая, торчком в два кон-
ца. Лицо, покрытое глубокими морщинами, то
было хмурым и сосредоточенным, а взгляд ста-
новился колючим, напористым, то становилось
детски-озорным. Старческий рот с редко торча-
щими зубами открывался в улыбке, глаза весело
щурились, и под ними румянились яблочками
круглые щеки.
Он очень полюбил духовные книги, особен-
но «Псалтирь», восхищался творениями святите-
ля Игнатия (Брянчанинова) и жалел, что память
уже ослабела. Через несколько лет пребывания в
монастыре в качестве трудника он все же сумел
бросить курить, хотя курил больше тридцати лет,
и вскоре ему благословили носить подрясник.
К весне 1996 года он стал чувствовать себя
все хуже и хуже, начал сильно слабеть, тяжело ды-
шать — казалось, не хватает воздуха. Его отвезли
в Иваново на обследование и привезли обратно
с диагнозом: саркома легких. В монастыре в это
время был новый врач — Александр. Увидев Вла-
димира и его диагноз, он про себя подумал: «Ну,
месяц от силы походит, а там похороним».
Великим постом больного послушника Вла-
димира постригли в мантию с именем Трофим в
честь святого мученика Трофима (память 18/31
марта). На его пострижении присутствовала и
Любушка. Ему благословили причащаться каж-
дый день, что он и делал в течение трех месяцев
и, кроме этого, нес еще и послушание приврат-
98
ника-довольно хлопотное и нелегкое в его
возрасте. Его свозили к отцу Науму, который дал
ему схимническое правило— 1600 Иисусовых
молитв ежедневно. После Пасхи, в мае, в Москву
привезли главу св. великомученика Пантелеймо-
на, и отца Трофима несколько раз возили к этой
святыне. За болящего монаха Трофима постоян-
но молилась и Любушка.
Непрерывное причащение Св. Таин, пред-
стательство великомученика и молитвы старцев
совершили чудо. Приехав в начале лета с по-
дворья в монастырь, я застал отца Трофима не в
привратницкой, а бодро таскающим на пилора-
ме доски и на вопрос: «Ты как?» — получил ответ,
подтверждаемый делом: «Здоров как лошадь!»
Еще более полутора лет со времени уста-
новления диагноза, на удивление врачам и всей
братии, прожил монах Трофим. Умер он рке
после Любушкиной кончины. С середины 1997
года он вновь стал слабеть, кашлять, переместил-
ся на жительство в монастырскую больничку.
Где-то за неделю до кончины приехал Владыка и
постриг его в схиму с именем Феогност. Болезнь ,
очень смирила его раздражительный характер.
Незадолго до смерти он часто говорил ухаживав-
шему за ним иеродиакону Кириллу: «Только те-
перь я понял, как надо относиться к людям! Как
надо их любить!» Понимая, что умирает по при-
чине своего многолетнего пристрастия к табаку,
он говорил слабым голосом, указывая на окно, за
которым был виден проселок: «Когда вижу, что
идет кто-то и курит, мне кричать ему хочется:
99
"Милый-дорогой, что ж ты делаешь?! " А сил уж
нет!»
Причащали его запасными Дарами каж-
дую ночь. Он все время был в здравом уме и
памяти, слушал читаемое ему правило и тянул
четку. Лицо его, как многие отмечали, сделалось
чем-то очень похожим на Любушкино. Умер он
за послушание. Отец Никон сказал ему как-то:
«Смотри, отец, до моего дня ангела не умирай!»
Схимонах Феогност скончался в самый день
памяти преподобного Никона Радонежского
17/30 ноября, перед началом чтения часов, при-
частившись ночью Святых Таин. Приехавший
Владыка сразу же отслркил литию по новопре-
ставленному. Я у него был за двадцать минут до
смерти, он был в совершенном уме, только очень
слаб. Я ему сказал: «Отец! Молись за нас там!» Он
тихо ответил: «За всех... Если буду там, то за всех
буду молиться!» Через двадцать минут он уже
тихо отошел во время чтения акафиста.
Незадолго до смерти о. Феогноста отец
Никон сказал ему: «Когда умрешь, обязатель-
но приди, скажи, как нам спасаться!» Не знаю,
приходил отец Феогност или нет, но на 40-й день
после его смерти отец Никон тяжело заболел.
Наверное, это и было ответом на вопрос о том,
как спасаться: скорбями и болезнями. Похоро-
нили схимонаха Феогноста слева от Никольско-
го храма, поставив большой деревянный крест
под растущими там высокими елями.
Любушка прожила у нас ровно год— от
Недели по Богоявлении 1996 до Недели по Бо-
100
гоявлении 1997 года. Никто, конечно, не хотел,
чтобы она уезжала. Звонили блаженной Наталье
в Рязанскую область, чтобы узнать, есть ли воля
Божия Любушке уезжать, молились, чтобы она
осталась.
Когда игуменья Феодора приехала за Лю-
бушкой первый раз, матушка собиралась ехать
с нею. Она уже вышла к дверям и стояла, обло-
котившись рукой о дверной косяк. В это время
к ней подбежала одна из сестер, поцеловала ее
старческую ручку, тихо попросила: «Любушка,
не уезжай!» — и положила земной поклон. Ник-
то этого не видел, все куда-то вышли. Любушка
повернулась обратно, проговорив: «Девки, назад!
Девки, назад!» — и никуда в этот раз не поехала.
Только недели через две приехала игуменья Спа-
со-Бородинского монастыря мать Серафима и
все-таки Любушку забрала. Сначала она отвезла
старицу в свой монастырь, а затем, по ее насто-
янию, в Вышний Волочек. В то время у монас-
тыря не было постоянного священнослужите-
ля, поэтому кто-нибудь из нашей братии ездил
туда служить. Это был радостный повод еще раз
встретиться с матушкой, испросить ее благодат-
ных молитв.
Как-то, Великим Постом 1997 года, на Сед-
мице Ваий, нам пришлось ехать в командиров-
ку в город Сланцы, за Питер, — для тепличного
хозяйства монастыря потребовалась сланцевая
замазка Поехали на грузовой «Газели»: отец
Д за рулем, я — как сопровождающий, более-
менее ориентирующийся в Питере. Мне показа-
101
лось, что не слишком душеполезно ехать в Питер
Великим постом, но на деле поездка оказалась
весьма промыслительной.
Выехали мы ранним утром, затемно. Люди
еще спали, лес вдоль обочин жил своей ночной
жизнью — через дорогу перед машиной метну-
лась лисица, блеснув зеленоватыми искрами глу-
боких глаз. Было начало апреля, земля дышала
первым теплом. В лесах и кое-где в поле лежал
еще сугробами сжавшийся снег, но дорога была
уже сухой. Машина шла легко, верста за верстой
«домахали» мы до Москвы, нырнули через ут-
реннюю, зацивилизованную и изрекламленную,
болезненно-суетливую Первопрестольную на
Ленинградское шоссе. Так же бодро проскочили
Подмосковье, Тверь. И тут доселе добросовест-
но гудевший мотор жалобно всхлипнул, машина
стала глохнуть и сиротливо прижиматься к обо-
чине.
Отец Д. залез в капот, покопался там, и ста-
ло понятно, что ситуация наша не из лучших.
Примерно как в песне: «Вперед — пятьсот, на-
зад — пятьсот». «Заглохли» мы у селенья с лас-
ковым названием Марьино, из которого в ско-
ром времени появился некий всклокоченный
любвеобильный «абориген» в традиционном
состоянии души и тела. Он с усердием принялся
тыкаться в мотор, размахивая руками, подавая
советы и всячески пытаясь помочь управиться с
упрямой железкой, нимало не смущаясь холод-
ным отношением к его доброхотным усилиям
со стороны отца Д. Не вынеся в конце концов
столь настойчивой участливости, о. Д. попросил
его все же «уйти ради Бога», что он через неко-
торое время и сделал, исчезнув вместе с какой-то
достаточно полезной в моторе гайкой, видимо в
качестве компенсации за свои неоцененные тру-
ды. Заметив пропажу, о. Д. только сокрушенно
рукой махнул: «Что поделаешь! Они ведь этим
и живут! "Загонит" где-нибудь — похмелиться
ведь надо!»
Через час наших копаний в моторе машина
завелась и поехала, но, правда, не слишком дале-
ко — стала опять за деревней. Отец Д. снова по-
лез в мотор, для меня потянулись казавшиеся ча-
сами минуты ожидания. Солнышко пригревало,
отец Д., откинув крышку капота, возился в мото-
ре, временами вытирая со лба пот рукавом изма-
занного маслом подрясника, я тянул четки. Вдруг
недалеко от нас остановилась машина, хлопнула
дверцей, и к нам вразвалку подошел пожилой
седоватый грузин с вываливающимся из расстег-
нутой пестрой рубашки животом. Неопреде-
ленно поинтересовавшись нашей поломкой, он
начал просить у отца Д. «атвертку крэстом», так
как у него, «панимаэшь, фхарсунка засорылас!»
Я вылез из кабины и стал от нечего делать при-
слушиваться к их беседе, уставившись в мотор
(как будто что-нибудь там понимаю). Что-то за-
ставило меня обернуться назад, и первое, что я с
недоумением увидел, — это наши сумки, стояв-
шие на земле. Подкравшийся сзади к открытой
кабине молодой грузин интересовался их содер-
жимым, пока его пожилой спутник заговари-
ЮЗ
вал нам с отцом Д. зубы своими «фхарсунками»
и «атвертками». Ничего не успев по первости
в увиденном понять, я только с недоумением
проговорил: «Д., смотри! Что это он делает?» За-
метив, что его «любознательность» привлекла к
себе внимание, молодой грузин схватил дипло-
мат отца Д. и бросился наутек, так же внезапно
исчез и его спутник. Отец Д. оказался сообрази-
тельнее меня, бросил гаечный ключ и закричал:
«Бежи! Бежи за ними!» Я ринулся вдогонку, да
где там! Оба кавказских проходимца скользнули
в свою иномарку и дали газу, а мы с Д. бежали за
ними, нелепо и бесполезно размахивая руками.
«Епитрахиль! Там епитрахиль дедушкин!» — го-
рестно кричал отец Д., в похищенном дипломате
которого оказалась старинная епитрахиль, до-
ставшаяся ему от дедушки, бывшего игуменом
монастыря. Поняв, что дальнейшее преследова-
ние скоростной иномарки бессмысленно, мы ос-
тановились. Отец Д. скорбно махнул рукой, пе-
рекрестился и сказал: «Матерь Божия, помоги!»
И тут случилось нечто неожиданное. Уда-
ляющаяся машина вдруг сбавила ход, приот-
крылась дверца, и из нее вылетел на обочину
дипломат отца Д., блеснув на солнце коричневой
кожей. Машина тут же снова набрала скорость
и скрылась, а мы кинулись со всех ног к дипло-
мату. Открыли его и — о, радость! — епитрахиль
была на месте, как и все документы, лежавшие
в нем. Видимо, жуликам нужны были деньги, а
их в дипломате предусмотрительный о. Д., с пят-
надцати лет начавший самостоятельную жизнь,
104
не носил. «Слава Богу, епитрахиль дедушкин на
месте!» — обрадованно повторял он.
— А я поначалу-то и не понял, что он делает
у наших вещей. Я как-то в монастырях отвык от
такого, — говорю я.
— Это, брат, дорога! В дороге всякое бывает!
— Но это же все-таки грузины. Я думал, что
все грузины честные. Я их так всех уважал!
— Грузины бывают всякие! — назидатель-
но заметил отец Д. и снова полез в мотор.
Наконец при помощи каких-то хитростей
ему удалось устранить неисправность, заменив
пружинки резиночками и еще что-то в этом
роде, — в общем, типично русская техническая
изворотливость. Потеряли мы с этими дорож-
ными приключениями часа три, если не больше.
Передаю в таких подробностях наши при-
ключения лишь с одной целью. Еще при под-
готовке к поездке я предложил о. Д. заехать по
пути в Вышний Волочек к Любушке. «Это вряд
ли получится!— сказал тогда он.— Слишком
много времени потеряем!» Теперь, когда мы и
так потеряли столько времени, переволновались
в наших маленьких напастях и несколько при-
уныли, мы как-то решили все же заехать к Лю-
бушке в Вышний Волочек. Ну, наверное, чтобы
поддержать себя, да и никуда мы уже не успева-
ли по делам.
Немного покружив, нашли поворот с трас-
сы к монастырю. Первое, что поразило еще на
подъездах,— величественный розовый краса-
вец собор, высившийся среди щербатых, ветхих
корпусов, как былинный добрый молодец среди
беззубых и морщинистых старух-богомолок. Уз-
нав, откуда мы, привратница пропустила нас в
высокие железные ворота.
Мать Феодора встретила нас очень радуш-
но, но сказала, что Любушку повидать нам вряд
ли удастся, так как она очень плоха. Они с Ра-
исой, матушкиной келейницей, рассказали нам,
что Любушка сильно мучилась последние десять
дней. У нее открылась полная кишечная непро-
ходимость, врачи предполагают опухоль пря-
мой кишки. Предлагали операцию, но она от-
казалась, хотя кричала от боли, как младенец, и
часто теряла сознание. Никакие лекарственные
средства не помогали, живот очень надулся, тело
потемнело, видимо началась интоксикация. С
трепетом ждали конца. Но все же было, навер-
ное, еще не время — Господь смилостивился. О
Любушкиной болезни узнал лечащий врач отца
Кирилла (Павлова) — восьмидесятилетний ста-
ричок-травник. Он прислал из Москвы свою дочь
с двумя лекарствами: одно — какое-то химиче-
ское, а другое — эликсир из пятидесяти трав. Эти
лекарства оказали прямо-таки чудодейственный
эффект, функции кишечника стали восстанавли-
ваться, и Любушка прямо ожила. Хотя состояние
ее было еще пока тяжелое, но все же появилась
ощутимая надежда на выздоровление.
Нам предложили остаться и подождать на
тот случай, если матушке вдруг станет лучше и
она сможет нас принять. Мы осмотрели впечат-
ляющую своими размерами территорию монас-
Ю6
тыря с высокими красивыми храмами, корпу-
сами и скотным двором с конюшней и птични-
ком. Напились воды из источника св. праведного
Иоанна Кронштадтского. Поднялись в домовый
храм в честь св. Иоанна Кронштадтского. Храм
длинный, с непривычно плоским потолком, с по-
читаемою Казанской иконою, украденной и сно-
ва чудесно возвращенной обители. В этом храме
сркдено было Любушке молиться в последние
дни ее земной жизни.
Все же нас пригласили к Любушке. Она по-
лулежала на кровати, откинувшись на высоко
поднятых подушках, глаза ее были закрыты —
она была без сознания. Обычно очень светлое,
почти совсем белое, лицо ее действительно вы-
глядело много темнее обыкновенного.
Келья, в которой жили Любушка и Раиса,
была просторной, светлой, с высоким потолком
и большим окном, с изразцовой печью. Посреди
стоял большой круглый стол, заваленный в бес-
порядке книжками, иконками, булками, варе-
ньем в банках, всякой снедью, привозимой боль-
ной старице. Вокруг стола стояли какие-то ведра-
и склянки, явно больничного назначения. Слева
у стены стояла большая кровать, на которой ле-
жала матушка. Над кроватью висели иконки и
портреты старцев. Полдню, что был портрет отца
Наума и седобородого монаха, довольно крепко-
го на вид, в клобуке, с крестом с украшениями,
как оказалось — духовника игуменьи Феодоры,
схиархимандрита Серафима откуда-то из-под
Липецка.
107
Мы посидели в Любушкиной комнате,
посудачили о разных монастырских делах с Ра-
исой— новостях, общих знакомых. Раиса го-
ворила, что Любушке здесь очень хорошо, мать
Феодора ее очень любит и бережет. Условия на-
много лучше, чем в Шартоме. Домовый храм в
честь св. праведного Иоанна Кронштадтского
находится прямо в том же корпусе, где живет
матушка, в двух шагах от ее кельи. Теперь ей не
нужно, как это было у нас, в снег, холод или сля-
коть медленно добираться каждый раз до храма,
отчего она часто простужалась. Помещение хо-
рошее: теплое, светлое, с высокими потолками и
хорошо проветриваемое, не то что та матушки-
на «швейная», в которой она жила в Шартоме:
низкая, бревенчатая, с вечно ревущими и коптя-
щими под окнами тракторами. В общем, Раиса
была весьма довольна их новым положением, и
приходилось признать, что во многом она была
права.
В продолжение разговора Любушкино
лицо постепенно стало светлеть, и, когда мы рке
собирались уходить, она вдруг открыла глаза и
пришла в себя. Раиса склонилась над ней, стала
спрашивать о ее самочувствии, потом сообщи-
ла о нашем приезде. Мы подвинулись поближе.
Сели рядом с ней, поздравили с прошедшим
Благовещеньем, приближающейся Лазаревой
субботой и Неделей Ваий. Раиса предложила
нам спеть Любушке. Мы спели на два голоса
«Архангельский глас», тропарь и кондак Благо-
вещенья, любимый Любушкин тропарь — «06-
108
щее Воскресение». Было заметно, что матушка
очень умилилась и утешилась любимыми пес-
нопениями. Мы стали просить матушкиных
молитв, она кивала головой и мягко улыбалась.
Я попросил матушку помолиться о моих грехах
и испросить мне преуспеяния в молитве. В от-
вет Любушка быстро заговорила, смысл ее слов
был о необходимости принятия мною священ-
ства (я был иеродиаконом). Сказала она и еще
нечто, но я не разобрал что. Придя в волнение
от неожиданности, я стал переспрашивать ее о
непонятом, она повторила, но я снова ничего не
разобрал, хотя она была совсем близко. Это был
единственный раз, когда матушка произносила
что-то невразумительное для меня, до этого она
всегда говорила ясно. Видимо, открывшаяся ей
воля Божия по неким Божиим Судам, Ему ведо-
мым, не могла стать известной мне. А ее слова о
священстве в свое время очень укрепили меня, и
надеюсь, что матушкиными молитвами пронесу
возложенное на меня по воле Божией послуша-
ние до конца.
Отец Д. и Раиса в это время отвлеклись
разговором и не слышали ничего, что говорила
мне старица. Матушку нельзя было слишком
утомлять, мы вскоре попрощались и ушли. На
прощанье Раиса дала нам только что изданную
книжку — житие иеросхимонаха Серафима Вы-
рицкого, в котором упоминалась Любушка как
его духовная дочь и великая молитвенница.
На прощанье радушная мать Феодора на-
кормила нас удивительно вкусным и плотным
109
для Великого поста обедом. Мы распростились и
уехали, с некоторой тревогой ожидая от маши-
ны очередных поломок.
Однако опасения наши оказались напрас-
ны, машина летела всю дорогу как птичка, ни
разу не остановившись. Мы и сами тоже как
будто летели — так полна была душа идущим
от матушки светом, будто солнышко в себе
увезли.
Без приключений добрались р к е ночью до
Питера, немного поплутали по ночному городу,
подрагивавшему сквозь мелкую плотную морось
огнями фонарей и реклам. Заночевали, на другой
день съездили в Сланцы. На обратном пути мы
уже не смогли заехать в Волочек — торопились
в монастырь. Только из оконца проводили взгля-
дом мелькнувший в стороне от дороги могучий
контур розового собора в казавшемся рке как
бы родным из-за Любушкиного в нем присут-
ствия монастыре.
Это был последний раз, когда я видел Лю-
бушку живой в ее земном, тогда р к е очень не-
мощном старческом теле.
В последние годы своей жизни в Сусанино
Любушка частенько повторяла: «Матерь Божия
Казанская придет и меня заберет!» Ее келейни-
цы и хожалки, быстро привыкавшие брать на
себя роль толковательниц ее слов, объясняли эти
слова как пророчество о том, что матушка умрет
на Казанскую. Все, разумеется, с трепетом жда-
ли каждой Казанской, надеясь, что и на этот раз
обойдется, и матушка останется с нами.
110
В действительности же все, конечно, имело
совсем иное значение, прояснившееся впослед-
ствии. Вначале матушка уехала из Сусанино в
Свято-Николо-Шартомский монастырь, где поч-
ти целый год молилась в храме Казанской иконы
Божией Матери. А затем она попала в Богороди-
це-Казанский Вышне-Волоцкий монастырь, рке
давно назначенный ей Самой Пречистой в мес-
то упокоения, там до сих пор показывают сто-
явшую в Иоанновском храме Казанскую икону,
перед которой любила молиться матушка и ко-
торую сестры называют «Любушкиной». Умер-
ла же она вовсе не на Казанскую, а в день памяти
великого постника, девственника и молитвенни-
ка св. Предтечи Иоанна, житию которого подра-
жала всю свою жизнь.
Матушка давно рке молилась о даровании
ей кончины, говоря, что она очень устала. Но чада
просили о продлении ее жизни, удерживая и не
желая отпускать духовную мать. Как говорил
тогда о. Наум: «Мы молимся о здравии, а она —
за упокой. Чья молитва превозможет?»
После успения старицы нам позвонили
практически тотчас же. Отец Никон отдал рас-
поряжение собрать братский хор и вечером
ехать в Волочек, а сам уехал в Сергиев Посад, на-
мереваясь выехать оттуда ранним утром.
Я был в Шуйском Воскресенском соборе, в
подвальном помещении рядом с трапезной, ког-
да зазвонил стоящий там телефонный аппарат.
Я снял трубку. Звонили из монастыря с сообще-
нием о матушкиной кончине и о том, что поздно
\\\
вечером за АЛНОЙ И певчим В. (он теперь служит
диаконом в Ярославской епархии) заедет маши-
на, направляющаяся на погребение матушки в
Волочек.
Служба уже шла. Я поднялся в храм, вошел
в алтарь и сказал вынимавшему частицы перед
жертвенником отцу А., чтобы он помянул ново-
преставленную рабу Божию Любовь. Отец А. пе-
респросил: «Как? Любушка умерла? — и, опус-
тив руки на жертвенник, грустно сказал: — Ну,
все — теперь суши сухари!»
После литургии сразу же отслркили по Лю-
бушке соборную панихиду. Мы с В. собрались и
с некоторым волнением ожидали машину: вдруг
не хватит места и нас не возьмут? Всем, конечно,
очень хотелось проститься с матушкой, послед-
ний раз увидеть ее лицо.
Уже стемнело, когда перед воротами собо-
ра остановилась желтая монастырская «газель-
тандем» с шестью пассажирскими местами, не
считая сиденья, и кунгом для грузов. За рулем
сидел Вадим, все места были заняты певчей бра-
тией. Мы залезли в кунг, где на матрасах лежа-
ли уже несколько человек. Машина тронулась.
В монастыре вся братия так хотела поехать на
погребение, что многие готовы были добираться
хоть на крыше, если бы это было возможно.
Машина, мерно раскачиваясь, неслась в
ночь, мы задремали на матрасах. Проснулись
в Клину, когда начинало уже светать. «Газель»
стояла— в двигателе оказалась какая-то неис-
правность. Поменялись местами с сидевшими в
112
салоне, чтобы и они могли отдохнуть. Через не-
которое время удалось потихоньку тронуться в
путь. Непонятную неисправность полностью ус-
транить не удалось, время от времени приходи-
лось останавливаться. Шофер копался в откры-
том капоте, ворчал, и мы снова понемногу ехали
дальше. Уже не слишком далеко от Волочка мы
опять остановились, и нас нагнала машина отца
Никона. Вышли отец Никон и Сергей Викторо-
вич, узнали, как у нас дела, посмотрели в мотор
и уехали, сказав, чтобы мы ехали следом, как уж
сможем, а они пришлют за нами помощь, если
будет такая возможность. Вадим попробовал за-
вести «Газель», и она легко и ровно, как и пре-
жде, до поломок, понеслась в Волочек. «Вишь
ты, — хмыкнул Вадим, — не лезь наперед намест-
ника — вот в чем дело-то!»
Въехали на просторный монастырский
двор, где уже стояла машина отца Никона, под-
нялись в храм. Гроб с Любушкиным телом сто-
ял посреди храма, кругом были цветы. Матушка
была беленькая-беленькая, накрытая по грудь
погребальным покрывалом, в белом платочке и
синеньком платьице в мелкий цветочек. Мы ос-
торожно приложились ко лбу и руке, словно бы
к святым мощам. Шла утреня. Служил молодой
священник о. Александр (как мы впоследствии
узнали), пели две инокини. «Слава в вышних
Богу, и на земли мир, в человецех благоволение.
Хвалим Тя, благословим Тя...»
Отец Никон с отцом Макарием собирались
служить, пономарил отец Иннокентий. Литур-
гию пели мы, хором из 8—10 человек. Прошла
она довольно ровно и молитвенно, несмотря на
дорожную усталость. Народу в храме было сов-
сем немного: никто еще не успел приехать.
В самом конце литургии, перед причаще-
нием, в храме вдруг появился очень старень-
кий согбенный священник с длинною белою
бородой и наперсным крестом с украшениями.
Лицо его было в глубоких морщинах, с мягкой
улыбкой и обращенным куда-то внутрь себя
взглядом выцветших голубоватых старческих
глаз. Под руку его вел высокий молодой чело-
век. Старец приложился к иконам и зашел в
алтарь. Мы видели в отверстые Царские Врата,
как он прикладывается к Престолу, лобызает-
ся с отцом Никоном. Ему нашлось облачение,
и он вышел вместе со всеми служить заупокой-
ную литию к Любушкиному гробу. Отец Ни-
кон уступил ему предстоятельство. Отец Мака-
рий прогудел ектенью, старец взял трясущейся
рукою кадило и начал нараспев читать «Боже
духов»: «...Сам, Господи, упокой душу усопшей
рабы Твоей... Как звать-то?» — «Кого?» — не-
доуменно спросил о. Никон. — «Ну, новопре-
ставленную-то рабу Божию?» — «Любушка-
Любовь!» — «Упокой душу усопшей рабы Тво-
ей Любови... Любови?! — вдруг с испугом пере-
спросил он, чуть не выронив кадило от изумле-
ния. — Какой Любови? Любушка!» Он побежал
ко гробу, всмотрелся в лицо почившей и произ-
нес с тревожным изумлением: «Любушка! Это
она! Подруга моя!»
114
Оказалось, что это был отец Василий Швец,
известный митрофорный протоиерей, из воспо-
минаний которого во многом составлена книга
о преподобном Серафиме Вырицком. С замет-
ным волнением старец закончил литию, затем с
крестом в руках встал на солее и рассказал, что
он вовсе не знал о кончине блаженной. Он ехал
в Петербург из Москвы на машине своих ду-
ховных чад венчать дочку какого-то начальни-
ка железной дороги. Проезжая мимо Волочка,
он сказал своему спутнику: «В этом монастыре
живет Любушка, моя старая знакомая. Давай
сюда заедем!» — «Да нет, батюшка, она где-то в
Ивановской епархии, в монастыре!» — «Нет, я
слышал, что она здесь — давай заедем!» Так он
попал к Любушкиному гробу. Ни на какое вен-
чание он уже не поехал, но, узнав, что на следу-
ющий день будет погребение старицы, остался
в монастыре.
Отец Василий приходился Любушке ро-
весником, в 1997 году он отмечал свое 85-ле-
тие и 35-летие служения в священном сане. До
войны учился у знаменитого физиолога акаде-
мика Павлова. Некоторые из учеников акаде-
мика Павлова приняли священный сан, в их
числе — и отец Василий. Он прошел всю войну,
закончив ее в Германии. После войны работал
врачом-хирургом, преподавал в Медицинской
Академии, стал профессором. Будучи глубоко
верующим человеком, он окормлялся у препо-
добного Серафима Вырицкого, затем у препо-
добного иеросхимонаха Симеона Псково-Пе-
115
черского, по благословению которого принял
священный сан.
Любушку он знал с 1947 года по Вырице,
где она частенько жила и нередко ходила на
службы в Казанский храм. Молилась она обычно
в притворе храма. На вопрос: «Что ты, Любуш-
ка, здесь стоишь, отчего в храм не зайдешь?» —
тихо отвечала: «Не хочу никому мешать!» Мож-
но было встретить ее и в лесу, где она под видом
прогулки на свежем воздухе предавалась трудам
молитвенного уединения. Все это отец Василий
рассказал нам в конце литургии, стоя с крестом
на солее после отпуста.
После литургии мы, по приглашению игу-
меньи Феодоры, спустились в трапезную, где был
приготовлен обеденный стол. Здесь отец Василий
снова предался воспоминаниям, очень увлекся и
проговорил часа два. Слушать его было весьма
занимательно. Рассказывал он живо и интерес-
но, иногда даже выходя из-за стола и показывая
в лицах различные сцены. Было очень тепло, ран-
няя осень щедрилась солнечными, яркими дня-
ми бабьего лета, не успев еще превратиться в се-
рую и холодную плаксивую старуху. Окна были
настежь раскрыты, за ними переливались золо-
тым и зеленым шелестящая зелень листвы и сол-
нечные блики. Над вазами с фруктами кружили
золотистые хищные осы. Сказывалась усталость,
мы расслабились — хотелось так и сидеть...
Недавно прошло Успение, в памяти еще
были свежи песнопения праздника, и у меня все
время пелись внутри слова светильна: «Апостоли,
116
от конец совокупльшеся зде, в Гефсимании по-
гребите тело Мое...» В какой-то момент я ощутил,
что это неслучайно, ведь матушка, наша духовная
мать, собрала нас такими удивительными судьба-
ми здесь, на месте своего упокоения. Наверное,
мы все же переживали нечто подобное тому, о
чем поется в песнопениях службы Успению Пре-
святой Богородицы. Хотя мы, конечно, не дерзну-
ли бы сравнить себя с апостолами, но тем не ме-
нее как-то понятнее стало, что происходило тогда
с ними, почти две тысячи лет тому назад.
На следующий день было погребение Лю-
бушки. Храм был полон приехавшими про-
ститься с ней. Прибыла еще одна машина из
монастыря с отцами Митрофаном и Варнавой,
послушником Игорем и Сережой К., которо-
го взяли прямо с монастырской посудомойки.
Видимо, молитва его дошла до Бога и усердие
к почившей старице оказалось вознаграждено.
Приехали отец Николай Мочалкин, архиманд-
рит Гурий из Кингисеппа, еще человек 15 духо-
венства из Питера, Твери, Москвы, которых я не
знал. Приехали несколько игумений со своими
сестрами: мать Ксения из Коломны, Ольга из
Дунилова, София из Суздаля, Серафима, Мария,
Олимпиада из Хотькова и другие, не все были
мне знакомы. Мне благословили служить литур-
гию. Отец Макарий слркил за первого диакона,
я был вторым, третьим— молодой диакон из
Твери, кажется, отец Евгений.
Пели два хора: на правом клиросе был
наш, братский хор, певший на этот раз очень
117
прилично. На левом клиросе пел сводный хор
сестер женских монастырей под управлени-
ем игуменьи Ксении. Ее высокую, мощную
фигуру с властными, решительными движени-
ями несложно было узнать и со спины. «Ми-
лость мира» в их исполнении прозвучала вели-
колепно.
Отец Никон всей братии благословил
причащаться, в результате чего в алтаре оказа-
лось так тесно, что даже трудно было пройти.
Причащение продолжалось очень долго — не-
сколько иереев стояли на исповеди, к Чаше
приступили едва ли не все из числа бывших в
храме. Отец Василий говорил слово. Он сказал:
«Сейчас готовится прославление преподобно-
го Серафима Вырицкого, будут подниматься
его мощи, и — помяните мое слово — наста-
нет время, и Любушкины будем мощи подни-
мать, будет еще ее прославление!»
После литургии началось отпевание.
Предстоятельствовал опять отец Никон, свя-
щенство стояло вдоль гроба двумя длинными
шеренгами. Мы стояли по бокам и кадили,
на время произнесения священнических за-
упокойных молитв «Боже духов» передавая
кадила очередным иереям. Запаха тления от
матушкиного тела не ощущалось, несмотря на
довольно теплую погоду, множество горящих
свечей и многолюдство. Бывший тогда с нами
монастырский врач послушник Владимир го-
ворил впоследствии, что обычно к больным с
таким диагнозом, как у Любушки (общая ин-
118
токсикация организма), еще при жизни невоз-
можно бывает близко подойти из-за смрада,
не то что после смерти.
Разрешительную молитву читал архиман-
дрит Гурий из Кингисеппа. В конце отпевания
духовенство подняло гроб на плечи и крестным
ходом двинулось к месту упокоения. Место это
выбрал накануне поздно вечером отец Никон.
Сначала мать Феодора предполагала похоронить
матушку где-то в другом месте, которое отцу
Никону не понравилось. Он стал вечером ходить
по монастырю в молитвенном раздумье и, оста-
новившись близ собора, справа от входа в него,
сердцем почувствовал, что матушка должна ле-
жать здесь, будто кто-то сказал ему об этом. Он
позвал отца Василия и мать Феодору, и они со-
гласились, что похоронить матушку нужно здесь.
За ночь наш монастырский шофер Вадим вырыл
могилу.
Крестный ход с матушкиным телом вышел
на улицу. Погода испортилась, моросил легкий
серый дождик. Пройдя с пением заупокойного
«Трисвятого» вокруг собора, остановились у мес-
та погребения и стали прощаться с дорогой ма-
тушкой. Людей было много, все хотели припасть
ко гробу, прижаться еще раз к белой матушки-
ной ручке, прикладывали к ее телу свечки, икон-
ки, четки, вещи на благословение, брали из гроба
лежавшие в нем цветы. Несколько раз хотели
закрыть гроб, но всякий раз люди начинали роп-
тать, что не все еще успели приложиться. Вдруг
хор запел стихиры Пасхи и тропарь «Христос
119
Воскресе!» без счета. У всех на глазах были слезы,
но какие-то удивительные — скорбные и радост-
ные одновременно, на душе было необъяснимо
светло. Хотелось петь вместе со всеми «Христос
Воскресе!», но, как только начинал петь, горло
перехватывало от слез умиления, и я видел, что
то же самое происходило со многими. Вспоми-
нались слова святителя Игнатия (Брянчанино-
ва): «Можно узнать, что почивший находится
под особенной милостью Божией по тому, что
скорбь об утрате при его похоронах смешивает-
ся с какой-то непостижимой радостью и утеше-
нием». Именно эти чувства мы переживали при
матушкином погребении в очень сильной, как
мне казалось, степени.
Наконец, все, кто хотел, простились с ма-
тушкой. Гроб закрыли крышкой, заколотили и
опустили в могилу. Полетели первые комья зем-
ли. Священники прямо в облачении брали лопа-
ты и по очереди кидали землю из рыжеватого
отвала в могилу. За ними становились и брали
лопаты все желающие, так что очень скоро над
свеженасыпанной могилой показался холмик и
был установлен временный простой деревянный
крест, к которому тут же стали прикладываться,
молясь о упокоении блаженной и прося, чтобы и
она не оставила нас своими молитвами. Землю с
могильного бугорка тоже сразу же стали разби-
рать с собой.
Потом были поминки. В трапезной был
приготовлен прекрасный поминальный обед,
за которым опять молитвенно вспоминали
120
Любушку. Пришли телеграммы от Святейше-
го, знавшего и почитавшего блаженную стари-
цу, от других Владык и духовных лиц. Клавдия
Григорьевна из Петербурга, много лет знавшая
Любушку, говорила о том, что многие из здесь
присутствующих еще детьми были у матушки
и она предрекала их будущее: «Сколько сидит
игумений сейчас за столом, а ведь многих из них
к матушке привозили еще детьми. Вот Ирочка
сидит. Она еще маленькой девочкой была у Лю-
бушки, и Любушка сказала, что это будет игу-
менья. И вот, видите сами, перед вами — игу-
менья Ксения! А сколько священников по ее
молитвам приняло священство. Вот сидит отец
Николай Мочалкин, о котором матушка моли-
лась, чтобы он был священником, вот еще отец
Николай (отец Никон)!»
Возгласили еще раз «Вечную память» усоп-
шей и стали разъезжаться. Ехали обратно мы с
таким чувством, будто были у Любушки живой.
Как бывало когда-то, едешь от нее обласканный
и обогретый, явно чувствуя в душе благодатное
утешение и свет, так точно и теперь, мы как буд-
то увозили с собой частицу гревшего нас в эти
годы солнца. Печаль о кончине дорогого челове-
ка не жалила и не жгла, но казалась ожиданием
будущей встречи, ощущаясь непрерывающимся
общением в молитве.
На сороковой день я поехать в Волочек
не смог. Приехавшие с сороковин братья рас-
сказали, что отец Никон после панихиды впер-
вые решился рассказать о том, что было с ним
121
в Сусанино. Я как-то переспросил о. Никона об
этом случае, и он опять подтвердил, что все так
и было.
Когда он был еще молодым иеродиаконом
и собирался ехать в отпуск, отец Наум благо-
словил его заехать в Сусанино и послужить
там. Отец Никон за послушание сделал это, не
ожидая ничего особенного. Когда он, стоя на
амвоне, произносил ектенью, что-то изнутри
заставило его посмотреть назад через плечо. Он
увидел, что всегда согбенная, невысокого роста
Любушка стоит, возвышаясь над всей окружа-
ющей ее толпою людей. Она молится, и от нее
исходит несказанное, в самое сердце прони-
кающее сияние. Это продолжалось несколько
мгновений. Отец Никон отвел взгляд, закончил
ектенью и зашел в алтарь. Но в душе его за эти
мгновения все перевернулось. Православие,
веру, молитву — все он теперь стал восприни-
мать совершенно по-иному, у него в душе заро-
дилась Живая вера.
Многое из того, что говорила и делала Лю-
бушка, очень трудно передать и описать. Все это
было так просто и в то же время так тонко, ког-
да совсем простые ее слова и действия говорили
очень много тем, для кого были предназначены,
порою спасая от серьезных ошибок и падений.
Но все это невозможно описать, ведь невозмож-
но косными человеческими словами изобразить
на бумаге все сложные и объемные человеческие
переживания, из которых, собственно, и состо-
ит жизнь. Это все равно что пытаться фигурами
122
из пальцев дать представление о музыке Баха.
Описать можно только наиболее яркое, при-
метное, легко поддающееся изображению, но
ведь это — только малая часть, доступная глазу.
Все остальное — это, главным образом, молит-
вы блаженной, совершаемые в тайной клети ее
глубокого сердца, и наши немощные, младен-
ческие молитвенные попытки удержаться за ее
высокую жизнь, подобно детям, крепко держа-
щим руку матери, чтобы ходить. Но ведь все это
не опишешь. Как можно описать молитву? Да и
не надо вовсе этого делать, по слову Господа, осу-
дившего всяческое «являтельство» как духовную
слепоту и фарисейство.
Надо просто жить этим, что нам и остает-
ся после матушкиной кончины, упокоившей ее
во Христе. Эта жизнь и есть Православие. При
встрече с одним из наших братьев, последним
из всех бывшим у нее недели за две до кончи-
ны, когда он уже уходил, матушка вдруг выпря-
милась, подняла руки и произнесла: «Держите
Православие! Держите Православие!» Я думаю,
что эти слова были обращены ко всем нам, об-
ращены в наше будущее как завет нам и тем,
кто придет за нами, буде таковые обрящутся.
Это то, что связывает нас со святыми в Церк-
ви Торжествующей, с которыми, верим, соеди-
нилась и блаженная Любушка. Даст Бог, по их
молитвам, соединимся и мы, недостойные. Сие
буди, буди!
Господи, молитвами блаженной старицы
Любови, спаси и помилуй души наша!
123
РАССКАЗЫВАЕТ
ПРОТОИЕРЕЙ ИОАНН
(ВАРЛАМОВ)
(город Всеволожск
Санкт-Петербургской епархии)
М
ы знаем Любушку с 1972 года. Пое-
хали в Сусанино с Екатериной. Она
подсказала: «А ведь Любушку надо
причащать». С того времени я стал приезжать
с запасными Дарами, приобщал ее Святых
Христовых Таин. Иногда нам удавалось побе-
седовать. Много людей приезжало к Любушке
с просьбами, чтобы она за них помолилась. Со-
глашаться на операцию или нет, покупать дачу
или нет? Она по ладошке почитает, попишет и
даст ответ. Вот и нас благословила купить дачу
во Всеволожске.
Я четверть века прослужил в Александро-
Невской Лавре, а во Всеволожскую церковь по-
пал случайно, хотя ничего случайного у Господа
не бывает. Батюшка, который служил со мной
в Лавре, как-то после всенощной предложил:
«Вас подвезти на машине?» — «Нет, я живу во
Всеволожске на даче», — ответил я, а он запом-
нил. И когда перед владыкой Санкт-Петербург-
ским и Ладожским Владимиром встал вопрос,
кого назначить во Всеволожскую церковь, тот
священник вспомнил наш разговор и подска-
зал: «А направьте отца Иоанна, у него там дом».
Раньше я в поселковом храме даже не бывал,
124
все в Лавре да в Лавре, но пути Господни неис-
поведимы, и уже три года я служу здесь. Вот как
повернулось Любушкино благословение.
ВСПОМИНАЕТ
МАТУШКА ОТЦА ИОАННА,
РАБА БОЖИЯ ВАЛЕНТИНА
К
Любушке мы ездили всей семьей. Она
благословила нас покупать дачу, приба-
вив: «Домик хороший, живите, будет вам
на многие годы».
Однажды заболел мой внук Георгий: сочится
гной, стафилококк. Я к Любушке: «Георгий уми-
рает!» Она помолилась и сказала: «Будет жить».
И все обошлось. Потом дочь заболела краснухой,
и опять по молитвам Любушки болезнь прошла.
Как-то глубокой осенью я даже дышать не
могла, в носу были полипы. Мы приехали к Лю-
бушке. Я рассказала ей о своей болезни. «Молись
Богу и получишь помощь от Матери Божией, от
Спасителя и Николая Угодника», — сказала Лю-
бушка. Я до платформы дойти не успела, как нос
задышал нормально.
У одной знакомой умирала дочь. Она при-
везла Любушке хлеб, чтобы та молилась за боля-
щую Екатерину. «Положи на панихидный сто-
лик», — сказала Любушка. Вскоре дочь отошла
ко Господу.
Еще помню, Любушка советовала: «Запа-
сайте хлебушек, сухарики, год холодный, год го-
125
лодный». Что это означало, сказать затрудняюсь.
Молилась она по руке. Пальчиком ведет и повто-
ряет имена. Все ее духовные чада записаны у нее
на руке — все мы, вся Россия. Для нашей семьи
она была духовной «скорой помощью» и сей-
час незамедлительно помогает, только попроси.
Хоть Господь призвал ее к вечному блаженству,
Любушка не оставляет нас, убогих, она всегда
живая с нами.
ПРОТОИЕРЕЙ
НИКОЛАЙ (ГОЛУБЕВ)
(храм Казанской Божией Матери
в городе Тосно)
У старцев нужно учиться молитве
Н
аше поколение— молодежь семиде-
сятых годов— было очень активным,
духовно ищущим. Мы искали истину,
искали людей, которые могут показать путь к
истине. Когда мы пришли в Церковь, то почти
все питерские прихожане молодого поколения
(а было нас тогда не так уж много) знали друг
друга, если что-то открывалось в духовной жиз-
ни, старались поделиться. А когда узнавали о ду-
ховно опытных людях, старались к ним съездить,
чтобы учиться правильной духовной жизни. Так
мы ездили в Каменный Конец к отцу Василию
Швецу, к блаженной Любушке, к отцу Пав-
лу Груздеву, к отцу Науму в Троице-Сергиеву
Лавру. Архимандрит Наум стал моим духовни-
126
ком. И оказалось, что все священники, с кем мы
встречались, к кому ездили за советом, очень по-
читают протоиерея Николая Гурьянова с остро-
ва Залит. Почитали его как опытного и в то вре-
мя по возрасту самого старшего из духовников
и как молитвенника — потому что сами условия
его жизни располагали к молитвенному подвигу.
Вот мы на приходах в основном ремесленники, к
нам народ идет с требами, мы постоянно в этой
круговерти, а отец Николай много лет жил в та-
ких условиях, что люди его особенно не донима-
ли, и он имел возможность молиться.
Я поехал к отцу Николаю именно с вопро-
сом о молитве. Впервые тогда прочитал книгу
С. Большакова «На высотах духа», где рассказы-
вается о том, как православный мирянин учился
молитве у подвижников, «собирал мед духов-
ный», ездил к разным подвижникам именно для
того, чтобы научиться правильно молиться. По-
тому что от этого все в жизни зависит. Нужно
исполнять свою меру, это как на работе: хоро-
шо работаешь, норму выполняешь— хорошо
тебе платят; плохо работаешь — ничего не полу-
чаешь, Так и в молитве: если прибавляешь или
убавляешь, молитва превращается в забаву. И за
это расплачиваешься. Чем? Болезнями, жизнен-
ными неприятностями. Правильно и хорошо
молишься — и жизнь твоя течет в нужном рус-
ле. У меня тогда были проблемы в личной жиз-
ни, я понимал, что что-то не так с молитвой, и
потому поехал к старцу Николаю. Кроме того, я
чувствовал необходимость пересмотра жизнен-
127
ного пути. Я был в то время геодезистом, работал
заведующим лабораторией в Горном институте,
много путешествовал по стране, но р к е чувство-
вал духовную неудовлетворенность, душа искала
иных путей.
Очень мне запомнилась та первая поездка
к батюшке. Я доехал до Пскова, сел на «Ракету».
На острове вышли три человека: двое местных и
я. Я направился вглубь острова, а навстречу мне
батюшка. А я даже не знал, как он выглядит. Несу
в подарок арбуз и два батона. Спрашиваю его:
— А вы не знаете отца Николая?
— Так ведь он в Москве.
— А как бы ему гостинец передать?
— Да ладно уж, заходи.
Зашли мы в келью, присели к столу с много-
ведерным самоваром. За занавеской — спальня,
на стене — икона Страшного Суда. Разговари-
вали мы очень долго. Я спрашивал о своих жиз-
ненных проблемах, но в основном мы говорили
о молитве.
Считаю, что к духовным людям с этим и
нужно ездить: «Батюшка, научи молиться!» А не
то что: «Вот фотография, скажите, батюшка, хо-
роший это человек или плохой, нужно за него за-
м р к выходить?» Или, как бывает обычно, спра-
шивают: «А если так?» — «Ну, помолись». — «А
если так?» — «Помолись». — «А если вот так?»
Так что же, старец — гадалка?
Потому-то старец и отвечает некоторым
однозначно, что не видит в человеке готовнос-
ти на труд духовный. Не видит, что человек сам
128
способен поразмышлять, молитвенно поискать
воли Божией.
Про себя скажу, что в мои первый приезд
старец Николай не дал мне никаких житейских
советов. Он также только сказал: «Молись». И
наставил о молитвенном правиле, как и сколько
я должен молиться. И потом это принесло пло-
ды: я стал служить в церкви, сначала алтарником,
потом псаломщиком, потом дьяконом, а потом
уже Господь меня сподобил священства. И с се-
мейными делами у меня все, слава Богу, устрои-
лось. Не сразу, не без искушений, постепенно, но
устроилось.
И потом я понял главное — учиться нужно
всегда у Церкви. То есть жить церковной жиз-
нью, ровно, последовательно, и все будет устраи-
ваться, открываться постепенно, без рывков, без
надрыва.
Потом я ездил к старцу еще раз, чтобы ут-
вердиться в том, что я иду правильно. То есть в
миру оставаться или служить в Церкви? Я скло-
нялся к последнему, но хотел узнать мнение
старца. Он благословил меня готовиться к цер-
ковному служению. Но именно готовиться, а
не искать, не вымогать. Так старец Николай дал
мне направление духовной работы на всю жизнь,
этим путем я и иду.
Потом, когда уже к старцу поехали толпы, я
на остров не ездил. Я ездил к матушке Любушке,
Бог дал и причащать ее уже в Вышнем Волочке,
часто ездил к старцу Павлу Груздеву на Ярослав-
Чину.
129
И из общения с этими молитвенниками я
понял, что нужно уметь правильно задавать воп-
росы. Вот сейчас слышишь: «Старец Николай
благословил, а так не получилось. Благословил на
брак, а он развалился. Благословил на священ-
ство, на монашество — и одно искушение вышло
из этого. Как же так?» А дело вовсе не в том, что
старец ошибся. А в том, что к старцу подходили
как к оракулу, как к волшебнику. И это не толь-
ко к старцу Николаю относится.
Так как я к старцу в последние годы не ез-
дил, приведу аналогичный пример с матушкой
Любушкой. Приехала ко мне на приход какая-
то женщина и давай меня учить духовной жиз-
ни. Я ее спросил: «Кто тебя на это поставил?» —
«Матушка Любушка». — «А как?» — «Я ей рас-
сказала о своих откровениях, духовных снах. О
том, что хочу людей учить. А она сказала: "Как
хочешь"». И вот человек делает, как хочет.
К старцу идут с вопросом, заранее ожидая
ответ. Он видит, что человек не слышит его, по-
вторяет ему его же намерение — пусть шишки
набивает и через это учится мудрости духовной.
Духовные вещи необъяснимы, тут нельзя с гру-
бой логикой лезть. Если ты идешь к старцу, то ты
должен подготовиться к этому и ловить каждое
его слово, а не думать о своем. Например: «Жена
в церковь не идет, не хочет. Венчаться не хо-
чет». — «Захочет. Привези ее ко мне, я с ней по-
говорю». Она так и не захотела к старцу ехать и
в церковь ходить не захотела, но венчалась, прав-
да, не потому, что захотела, а только потому, что
130
ее уговорили. И брак тут же распался. Так что
>ке, старец в этом виноват? Надо было внима-
тельно слушать. И выполнять его благословение
в той последовательности, которую он открыл, а
не механически.
И теперь ясно, что многое из того, что при-
писывают старцу, не он говорил, а от него го-
ворили. Не искали воли Божией, а ехали уже с
определенным решением: «Я знаю, что надо де-
лать, чтобы было хорошо». Ну вот, старец и бла-
гословлял, видя такую внутреннюю установку, а
потом человек набивал шишки и начинал учить-
ся серьезной духовной жизни, в которой нет ни-
чего механического. Часто люди ехали именно с
такой формулировкой: «Батюшка, помолитесь,
чтобы...» А может, молиться нужно совсем о дру-
гом? «Батюшка, благословите на то-то и то-то».
А может, нужно сначала спросить: «А нужно ли
мне это делать?» Но человек рке заранее убеж-
ден, что «его дело правое», нужно только благо-
словение получить. Поэтому старец часто на все
вопросы отвечал только: «Помоги вам, Господи,
спаси, Господи», то есть как Бог Сам все устроит,
так и будет.
Опять приведу пример из жизни Любушки
Сусанинской. Однажды мы приехали к ней с од-
ним студентом Духовной академии, у него был
вопрос, где ему найти духовника. Она ему от-
ветила: «Выбирай: отец Николай Кузьмин, отец
Богдан из Никольского и отец Василий с Сера-
фимовского». И я спросил: «А мне духовника?» К
отцу Науму уже редко приходилось ездить — я
131
был рукоположен и послан в деревенский при-
ход, там было очень много забот, не выбраться
было в Лавру. И Любушка мне ответила: «А ты у
Бога спрашивай». Я был в недоумении: «Как это,
у Бога спрашивать? Руки к небу воздымать, ан-
гелы к тебе спустятся и будут тебя учить? Что-то
не то!» А потом со временем, по жизни до меня
дошло: «Читай Евангелие каждый день и смотри,
как Он поступал, так и ты старайся. Так и учись
постоянно. Ситуации ведь одни и те же. И пре-
жде люди голодали, болели, были у них семейные
неурядицы, с властями неприятности были». Так
нужно постоянно учиться вере. Все мы еще по-
настоящему не верующие люди, если бы я веро-
вал, то я бы уже по воде ходил...
А старцы, подвижники — они верующие
люди. Но их слова, их советы обычной логикой
не познаются. Продолжу тот пример, о котором
рассказывал. Тот семинарист (теперь он священ-
ник), который спрашивал Любушку о духовни-
ке, пошел к отцу Василию Ермакову, а через него
к нему потом пришел и я. Отец Василий и реко-
мендовал меня на священство, у него на Серафи-
мовском кладбище служил я целый месяц после
рукоположения в священники. Так все в духов-
ной жизни совершается постепенно, не вдруг.
По молитве Бог все устраивает.
А то мы святых превращаем в мифы, их
слова, их жизнь истолковываем по-своему. И
внимание обращаем в основном на внешнее: во
что одевался, где был, каких людей привечал, а
главное — не это, главное — как молился святой.
132
Как, например, отец Павел Груздев учил молить-
ся. Так, как будто ты упал в колодец и видишь,
кто-то мимо идет. Ты ведь не будешь говорить:
«Кидай веревку, где ты раньше был?» Нет, ты бу-
дешь упрашивать: «Спаси меня, помоги мне».
Старцы, подвижники— это те, кто пра-
вильно молится. И Бог дает им Свои дары. А мы
все умничаем. Вопросы любим задавать, хотим,
чтобы у нас в жизни все поскорее да получше
разрешалось. А нужна верная основа жизни
для каждого человека — правильная молитва, и
учиться всю жизнь у Церкви нужно, остальное
приложится.
ПРОТОИЕРЕЙ
ЕВГЕНИЙ БОБЫЛЕВ
(г. Алма-Ата)
Л
ля меня Любушка — мое начало жизни
в Церкви. Это был 1988 год, год Тысяче-
летия Крещения Руси. Я ничего еще не
знал, только недавно покрестился, когда первый
раз к Любушке попал. Меня владыка Евсевий к
ней отправлял, я тогда был у него иподиаконом и
келейником. Он сам очень любил Любушку, ез-
дил к ней, поэтому и меня послал. У меня тогда
была сложная ситуация, непонятно было, что со
мной делать: молодой человек, семейный, с вы-
сшим образованием. У Владыки, видимо, были
на мой счет сомнения, кто я и что я, «к нам или
от нас», непонятно. И вот он, чтобы проверить,
133
решил меня пустить в такую «кругосветку»: в
Почаев съездить, в Киев съездить, туда, туда и
потом заехать к Любушке. А он смотрел на ре-
зультаты — чем все кончится.
И вот мы поехали с Колей-скрипачом, он
был молоденький совсем парнишка, высокий,
худенький. Приехали в Питер, у Любушки оказа-
лись как раз ко 2 августа, на пророка Илию. Нас,
как полагается, «закрутило», мы проскочили на
электричке мимо Сусанино, и когда приехали в
храм, там уже шла служба, читались часы. Пом-
ню первое впечатление: храм такой светлый,
солнышко, и батюшка такой же, по-моему, юро-
дивый, как и Любушка, старенький такой.
Мне показывают— вот Любушка ходит,
вот она идет! Помню, одета она была во что-то
ободранное, жилетка на плече порвана — такой
у нее был внешний вид. Она ходит по храму и все
водит пальчиком по ладошке. Мне потом сказа-
ли, что это она свой поминальник так читает. Не
знаю, что она там читала, но вот ходит, пальчи-
ком водит так и все шепчет что-то тихонечко.
Пойдет к иконке, к одной, ко второй, а сама
пальчиком водит, водит по ладошке. Посмотрит
на иконочку, посмотрит сюда, туда и все водит,
шепчет. Кто-то к ней подходит, что-то спраши-
вает. И нам тоже говорят: «Подходите и вы к
Любушке». А мы смущенные стоим, испуган-
ные — мы у блаженных никогда не были. Нам
говорят: «Подходите сейчас, потому что когда
она причастится, она вообще никого не примет.
Она не отвечает, когда причащается!» Я говорю:
134
«Коля, иди, спрашивай!» Коля подошел к ней,
что-то спросил. Отходит ошарашенный, пожи-
вает плечами: «Она, — говорит, — сказала: ниче-
го не знаю!» Я, конечно, испугался. Говорю Коле:
«Ну, давай, иди второй раз!» Он опять подошел к
ней, вернулся и говорит: «Она снова сказала, что
ничего не знает!». И мне тут и стыдно стало, и
страшно: как я к Владыке-то вернусь? Владыка
ведь меня послал с делом, с конкретным вопро-
сом. Я тоже подхожу к ней, начинаю спраши-
вать: «Любушка, вот...» А она и слушать не стала,
сразу мне говорит: «Я ничего не знаю, ничего не
знаю!» Мне стало еще страшнее. Ну, тут я упер-
ся уже. Я не знал еще, что надо упираться. Но я
уперся — не уеду, пока не добьюсь ответа!
Мы отстояли службу, акафист. Батюшка
акафист читал, а я только понимал одно: «Ра-
дуйся, Илие пророче», все остальное — это было
что-то непонятное. А перед акафистом, когда все
причащаться подходили, Любушка тоже подо-
шла. И я первый раз увидел, как она причаща-
лась. Батюшка берет из чаши полную лжицу с
горкой. Она стоит— открытый рот. Мне уже
потом рассказывали, что, оказывается, ее прича-
щали до тех пор, пока она рот не закрывала и не
отходила. Тогда я подумал, что это во имя Пре-
святой Троицы батюшка ее три раза причастил.
Три полные лжицы, с горой — столько этих час-
тиц! И она стояла так тихо в это время.
И вот после службы все разошлись, а мы
в уголочке стоим, хоть нам и сказали, что после
причастия уже нет шансов поговорить с Любуш-
135
кой. А она бродит по храму, вышла на крылечко.
И, смотрю, там к ней женщина подходит, обни-
мает ее, видимо, хорошо с ней знакома, и слышу,
они разговаривают, и Любушка ей отвечает. Я
тоже подхожу, она спокойно спрашивает: «Ну,
что у тебя?» Я объясняю ей кратко свою ситуа-
цию: о хиротонии, о моих семейных отношени-
ях. И она мне совершенно ясно отвечает, что мне
делать, — четко, ясно, только тихо: так, мол, и вот
так. Я еще переспросил, правильно ли понял, и
она опять мне все повторила. И я поехал домой.
Это было первое мое посещение Любушки.
Второе мое посещение было в 1989 году, я
рке был священником. У меня тоже был слож-
ный вопрос, и батюшка, видимо, в подтверж-
дение, чтобы я не колебался, отправил меня к
Любушке. В вагоне с нами ехали в Сусанино еще
одна монахиня и женщина церковного вида с
двумя дочерьми. По ним было видно, что ник-
то из них не знает, куда едут, в смысле, не зна-
ют, что их там ждет. Они все испуганно друг на
друга смотрят и молчат. А я ехал благодарный.
Я помнил, что Любушка в первый раз мне силь-
но помогла. И когда я приехал в Питер, то стал
думать: что ей подарить? А я еще, по сути, сов-
сем светским был тогда человеком. Вот, думаю,
не знаю, что святому человеку можно подарить?
Ну, подарю самое дорогое для меня, то, что бы я
сам себе подарил, — цветы! И я бегал по всему
Питеру, искал цветы. Нашел около метро напро-
тив Александро-Невской Лавры. Там, в Питере,
мало цветов, и цветы-то никудышные, не то что
136
у нас, на юге. Но я самые лучшие, самые дорогие
выбрал. И вот я еду в облачении, в белом подряс-
нике и с цветами в руках. Эти женщины церков-
ного вида ехали в передней части вагона, а вы-
шли мы все на одной станции. Разговорились и
поняли, что все идем к Любушке.
Познакомились, выяснилось, что женщи-
ну зовут Елена (сейчас она монахиня О.). Доч-
ки ее обе тоже сейчас в монастыре, в Коломне.
Младшая, теперь монахиня Т., тогда еще была
девочкой лет семнадцати, звали ее Татьяна. Мне
она тогда показалась дерзкой такой девчонкой,
москвичка такая «вся из себя». Я подумал про
себя, что она горденькая, заносчивая. А монахи-
ня потом оказалась в Дуниловском монастыре,
ей тогда было лет двадцать пять. Потом мы все
еще несколько раз пересекались по жизни. Ну,
а тогда мы, пока шли, все обсуждали, куда идем,
волновались. Это ведь был 89-й год, время еще
нехорошее было, боялись. Писали условно в за-
писной книжке, куда ехать.
Помню улочку прямую, домики ровнень-
кие стоят. Нашли дом 55, вошли внутрь. Нас
встретила Лукия, сказала, что Любушки пока
дома нет, но разрешила зайти и дождаться. Про-
вела нас внутрь, посадила покушать. Увидела, что
у меня в руках цветы, говорит осторожно, боясь
обидеть, я ведь священник: «А цветы Любушка,
наверное, не возьмет. Она обычно не берет ни-
когда цветы».
Пока ждали Любушку, я немного осмот-
релся в доме. Две комнатки, в углу в левой ком-
137
нате шкаф стоит, печка. А в правой комнатке,
где жила Любушка, стояла кроватка, и над ней
висело много-много бумажных иконочек.
Ждем, волнуемся, в окно поглядываем —
страшновато. И тут вдруг зашла Любушка. В та-
кой же ободранной жилетке, как в тот раз (Лу-
кия говорила, что сколько ее ни одеваешь, все
равно обдерется). Увидела народ, встала в двер-
ном проеме, прислонясь к косяку, и смотрит на
нас. Лукия говорит: «Ну, подходите, спрашивай-
те!» А как? Как спрашивать, при всех? У каждого
ведь свои личные вопросы, семейные проблемы,
при всех неудобно.
Первой решилась подойти Елена. Спра-
шивает: «Любушка, а вот у меня такая ситуация
сложная, как мне быть: расходиться с мужем или
нет?» Любушка ей отвечает — мол, делай так и
так. Я сейчас уже не помню, что она говорила, но
говорила она тихо, внятно, понятно. Елена стоит,
и лицо у нее делается испуганным. Она говорит:
«Любушка, я не поняла!» Я про себя думаю: «Вот
дура, чего ты не понимаешь, все понятно!» Лю-
бушка ей второй раз отвечает то же самое. Ком-
натка ведь маленькая, деваться некуда — нам все
слышно. А Елена опять ничего не поняла. Она в
третий раз переспросила, уже совсем испуганно
говорит: «Любушка, я не поняла!» Она ей в тре-
тий раз то же самое повторяет. Елена испуган-
ная, смущенная отходит, и по ее лицу видно, что
она и в третий раз ничего не поняла.
Потом подошла Ксения, старшая дочь Елены.
Не помню, что она спрашивала, что ей Любушка
138
отвечала. Потом молодая монахиня, Любушка с
ней тоже поговорила. И моя очередь подошла.
Я подхожу, даю ей цветы — она их берет. Лукия
удивилась: «Смотри-ка, взяла!» Я от всей души да-
рил, искренне, как ребенок, — видимо, поэтому
она и взяла. И я задаю свой вопрос «Любушка,
вот у меня такая-то и такая ситуация». Она отве-
чает, говорит тихо, но такое у меня впечатление,
что каждое в отдельности слово я понимаю, а
сложить их в одно целое не могу! Я говорю: «Лю-
бушка, я не понял!» Она мне повторяет — та же
самая история! Я оказался в такой же ситуации,
как и Елена. Отошел смущенный, в голове каша.
Все слова, которые она говорила, я понял, расслы-
шал. Некоторые говорят, что Любушка камешки
в рот клала Я пять раз ездил к Любушке, но этого
не замечал. Но со мной было вот как: она говорит,
я все слышу, но ничего не понимаю.
Я потом, когда обо всем этом думал, кажет-
ся, стал понимать, что виновато во всем мое мне-
ние. Получается, что ты как бы заранее уже го-
товишь для себя тот ответ, который сам хочешь
услышать. А святые ведь непредсказуемые, ими
управлять нельзя. Она отвечает не то, чего ты
ждешь, на что настраиваешься. И поэтому, когда
она тебе отвечает, получается, что ты не можешь
собрать ее ответ в одно целое. У тебя все внутри
противится, и ты ничего не понимаешь. Потом,
когда я отошел от нее, в уме у себя слепил как-то
все, что услышал. Кое-как заставил себя слепить
все, что она сказала, и мне показалось, что я при-
мерно, более или менее понял.
139
Иконы в домике Любушки
140
понимает ее. Я был просто ошарашен тем, как
просто они между собой воркуют и о чем-то раз-
говаривают.
И вот проходит время. Через год я встреча-
юсь с Татьяной. Я приезжаю в Коломну по сво-
им делам, к тому времени уже два или три года
священником был. И тут Татьяна мне навстречу
бежит. Ей тогда сказали— мол, тебе рано еще
об этом думать, а она рке в монастыре! И бежит
такая радостная, кричит: «О, отец Евгений! Как у
вас дела?» Я говорю: «Татьяна, ты здесь?» Она от-
вечает: «Да, меня Любушка благословила, я рке
здесь, все нормально! А у вас?» Я говорю: «Ну, у
меня такая-то и такая ситуация...» И пересказы-
ваю ей ту ситуацию, о которой год назад спраши-
вал Любушку. Но сам в это время понимаю, что
получается, что я сделал все не так, как Любушка
мне тогда сказала. Я это в тот момент понимаю и
знаю. Татьяна говорит: «Батюшка, а как же так,
Любушка вам говорила...» — и она осекается. А у
меня в голове мысль о том, что Татьяна тогда сто-
яла и все понимала, что говорила мне Любушка.
Так же, как и я в случае с ее матерью, со стороны
она тоже все слышала и все понимала. Для меня
это был урок колоссальный — как общаться со
святыми. Но меня только потом удивило, когда я
прочел у архимандрита Софрония в книге о стар-
це Силуане то место, где он пишет, что святые не
говорят дважды. Любушка, видимо, такая милос-
тивая была, что говорила и дважды, и трижды.
Потом я еще трижды приезжал к Любушке
по каким-то конкретным делам. Я чуть ли не каж-
141
дый год подряд к ней ездил, батюшка часто посы-
лал. Так было все гладко, и Любушка отвечала, всег-
да отвечала. Все хорошо было. А когда в последний,
пятый раз я ехал, там около нее появилась какая-
то странная, как мне говорили, келейница. Это, на-
верное, был уже год 1995-й или 1996-й. Велись вся-
кие разговоры непонятные о ней, что не пускает к
Любушке, что ревнует, что она не духовная. Я ког-
да все это пересказал батюшке, он сказал — мол,
какое тебе дело вообще, чего ты лезешь не в свои
дела. «Обрубил» меня, и я перестал думать о том,
кто она, что она
Приехал к Любушке, она была в храме, вер-
нее, в какой-то комнатке при храме. У нее была
жуткая температура, 38—39°, в этот момент она
сильно болела И тем не менее я решил задать ей
свои вопросы. А среди вопросов, которые батюш-
ка задал, был еще вопрос, касающийся меня. Ба-
тюшка мне сказал менять квартиру на дом. А моя
матушка туда ни в какую не хотела! Мы только из
дома переехали в квартиру. Тот дом, в котором
мы раньше жили, был недостроенный, и она на-
маялась в нем. Батюшка пожалел ее, что она так
маялась в этом недостроенном доме, и, снисходя
к матушке моей, благословил переехать на кварти-
ру. И тут вдруг батюшка говорит, что эту квартиру
надо менять на дом. А матушка уже и так напугана
всей этой жизнью в частном доме, она и слышать
не хотела о переезде, и я не знал, что ей сказать.
И батюшка послал меня к Любушке. Я Любушке
говорю: «Любушка, вот батюшка сказал, что надо
нам в дом переходить!» Она отвечает: «Да, да, тебя
142
дом такой хороший ждет, около храма!» И начала
мне описывать в подробностях этот хороший дом,
как будто его видит. Я ей говорю: «Любушка, ну вот
моя матушка, она не хочет, она не поедет в этот
дом жить!» И стал как бы оправдываться за себя
и за свою матушку. И Любушка резко прекратила
говорить об этом доме. Как только она почувство-
вала мое внутреннее сопротивление — как обруби-
ла, больше ничего не стала говорить. И я вопросов
никаких больше о доме не задавал. Мне, конечно,
еще горше тогда стало от того, что вот я понимаю,
что не слушаюсь, а все равно поступаю по-своему.
И дом ушел, нет дома. Где-то он ждал меня, но воля
Божия тоже меняется, видимо.
Когда я вернулся к батюшке и начал рас-
сказывать, батюшка спрашивает: «Ну, как там
Любушка?» Я говорю: «Батюшка, она вот такие
и такие ответы дает!» А он меня тоже так с го-
речью прервал, и говорит: «Она же болеет! Как
она себя чувствует?» А я и не спросил, как она
себя чувствует, как будто ничего и не заметил.
А его волновало не то, что она сказала, а то, как
она себя чувствует. Я тогда впервые его видел та-
ким — так горько он говорил!
Это был последний раз, когда я был у Лю-
бушки. Она умерла 11 сентября 1997 года, на
Усекновение Главы Иоанна Крестителя. Я как раз
в этот день был в Иерусалиме. Нам там сообщили
о ее смерти тут же, в этот же день. Мы как раз но-
чью служили на Гробе Господнем, а вечером нам
уже сообщили, и мы стали молиться об упокое-
нии рабы Божией блаженной старицы Любови.
143
ИГУМЕН ГЕРМАН
(ПОДМОШЕНСКИЙ), БРАТ
ИАКОВ БАРФИЛЬД
К
огда журнал «Русский паломник», изда-
ваемый Валаамским обществом Амери-
ки, решил напечатать житие блаженной
Матроны Московской, достать текст поручили
брату Иакову Барфильду. За благословением он
поехал к отцу Науму в Троице-Сергиеву Лавру.
«А отец Наум говорит, — вспоминает брат Иа-
ков: — "Это не я должен давать благословение,
а блаженная Любушка, которая является живой
продолжательницей блаженной Матроны"». И
он благословил ехать в Сусанино просить благо-
словения на это. Со мной отец Наум послал двух
своих учениц сопровождать меня. Мы поехали
поездом. В ту ночь был ужасный ураган. После
многих злоключений добрались до маленького
села Сусанино. Постучали в дверь, нам открыли,
и с изумлением я увидел массу народа в малень-
кой русской деревенской избе. Я приветствовал
келейницу, по ошибке думая, что она и есть Лю-
бушка, что вызвало дружный смех. Было поздно,
и нас оставили ночевать в доме. Я был изнурен от
усталости и раздражен из-за всех препятствий и
трудностей и думал о том, как бы поскорее от-
делаться от этого. Вдруг из глубины комнаты я
услышал робкий голос рыдания, который исхо-
дил с другой стороны русской печи. Этот плач
проник в глубину моей души и влил в мое сердце
144
надежду и веру в Бога. Он продолжался всю ночь.
Я всю ночь не спал.
Рано утром начал сходиться народ к Лю-
бушке. Она вышла к нам и сказала: «"Русский
паломник"? Это неплохо». Она благословила
нас и сказала, что все у нас будет благополучно.
Интересно то, как выяснилось позже, что в тот
самый день и час, когда она благословила нас на-
печатать житие блаженной Матроны в журнале
«Русский паломник», в Американскую миссию в
Москве явился человек и принес от отца Наума
манускрипт, ради которого мы проделали этот
долгий путь! Это не случайно. С тех пор я про-
должаю научаться тем, что она сказала мне в ту
ночь ее слезной молитвой!
Любушка живет в Сусанино уже 20 лет.
Сусанино известно теперь каждому в право-
славной России. К ней едут издалека за советом
и благословением. Ей открыт весь свет, она все
видит. Говорит она притчами, не каждый сразу и
разберет. Ее келейница и близкие духовные чада
помогают, разъясняют ее слова посетителям.
Келейница рассказала, как матушка известила
ее о тяжелой болезни ее брата, жившего далеко
отсюда, в Вологодской области. Ночью ей было
видение, и она не спала, все повторяла: «Кирил-
лов, Кириллов...» (это название города, где жи-
вет брат). А на другой день келейница получила
письмо с известием о том, что брат ее в больнице
в тяжелом состоянии: ушиб позвоночника, груд-
ной клетки. Так она видела, что с ним произо-
шло. Другому ее брату она предсказала скору
145
смерть за 7 месяцев до того, как это произошло.
А он был совершенно здоров в то время.
Привели мы все это как для общей картины
жизни современных духоносных христиан, так
и для того, чтобы наш читатель, где бы он ни был,
знал и твердо помнил, что святость на Руси не
иссякла, что потусторонний мир просвечивает
благодатью Божьего мира сквозь современный
гнусный туман ядовитых испарений индустри-
ализации... Русь, поскольку она дорожит своим
исконным наследием, еще полна отечественны-
ми подвижниками благочестия. И православный
человек, какого бы он ни был происхождения,
7
унаследует Царство Христово не от мира сего .
В
1991 году на Западной Украине, откуда я
родом, было гонение на Православие. И
меня, как верующего, власти решили вы-
слать в Израиль. Пока оформляли визу, я поехал
к отцу Науму в Троице-Сергиеву Лавру, а тот
направил меня к Любушке. «Матушка, меня вы-
сылают в Иерусалим», — сказал я. А она как за-
хлопает в ладоши, как воскликнет с радостью: «В
Иерусалим! В Иерусалим!» Я понял, что такова
воля Божия, и с легким сердцем покинул роди-
ну. Грек архимандрит Дионисий постриг меня в
146
Святогробском братстве с наречением имени в
честь Законоучителя Моисея.
Вернувшись в Россию, я поспешил с дру-
зьями к Любушке. Она повела нас в церковную
сторожку: «Буду вас кормить». И все накладыва-
ла, накладывала, мы уже не можем кушать, а она
все насыпает: «Ешьте». Это большой дар, когда
старец или старица тебя кормит — значит, бла-
годатью делится.
В другой раз отец Василии Швец послал нас
в Санкт-Петербург, сказав: «Побываете у бла-
женной Ксеньюшки, потом на Карповке, потом
поедете к Любушке». Мы стали искать ночлег,
нашли с трудом, а утром отправились в Сусани-
но. Когда вошли, старица строго заметила: «Вам
же было сказано: к блаженной Ксении, потом на
Карповку и только потом ко мне». Мы поняли,
что нарушили последовательность благослове-
ния: указание духовного отца надо соблюдать
дословно, без изменений.
ИГУМЕНЬЯ ЕВПРАКСИЯ
(ИНБЕР),
настоятельница Свято-Вознесенского
Оршина монастыря Тверской епархии
О
блаженной Любушке я услышала, впервые
в начале 80-х годов и с тех пор все мечтала
у нее побывать. Точнее будет сказать, даже
и не мечтала, потому что слышала: «Батюшка наш
почитает за честь дрова у нее колоть!»
147
И вот однажды архимандрит Наум, как
всегда окруженный по утрам множеством лю-
дей, вдруг подозвал меня к себе и познакомил с
пожилым почтенным человеком, который стоял,
ожидая благословения на дорогу, и сказал: «Вот
ты его и проводишь к Любушке!» И сам напи-
сал адрес: Сусанино, Шестая линия, 55 — «Там
найдете!»
Оказалось, что этот человек организовывал
«двадцатку» для открытия храма в Струнино (то
было время, когда государство только-только на-
чинало возвращать первые церкви, а о монасты-
рях еще не было и речи). Мы договорились с ним
о встрече на Ленинградском вокзале, и по дороге
домой я зашла в Перовский универмаг — что-ни-
будь купить Любушке в подарок. Тогда еще в ма-
газинах было как-то скромно и тихо. Я шла вдоль
прилавков и ничего не могла выбрать, все было не
то, ни к чему душа не лежала. И вдруг возле пла-
точного отдела, как будто услышала: «Купи мне
платочек». И я сразу увидела этот платочек — бе-
лый, ситцевый, в мелкий синий горошек, с синей
каемочкой, в каких стоят в церкви старушки.
Дома я приготовила еще несколько подар-
к о в — небольшие иконки, редкие фотографии
старцев, не помню уже что, но что-то еще нашла,
и мы поехали в Ленинград. Там на метро добра-
лись до Купчино, сели в электричку на «Посе-
лок», миновали Царское Село, Павловск — вот и
Сусанино.
Любушкин дом мы нашли сразу. Отвори-
ли калитку, поднялись на крыльцо. Дверь нам
148
открыла хозяйка дома — Люция. И мы не успе-
ли еще ничего сказать, как услышали откуда-то
из-за перегородки Любушкин голос: «Ой, стру-
нинские приехали!» — а потом уже и увидели в
правом — иконном — углу комнаты, в глубине,
маленькую согбенную фигурку блаженной Лю-
бушки — она словно замерла перед иконами.
Слева от двери стоял стул, и я начала по по-
рядку выкладывать на него свои подарки, с огор-
чением слышала из угла на каждую вещь что-то
вроде «это не возьму», пока не достала заветный
платочек и, уже потеряв надежду, спросила: «А
платочек возьмете?»— «Платочек возьму»,—
был ответ, и тут появилась Любушка, вся радость,
внимание, вся — любовь и святость, и с тех пор
и навсегда к Любушке я шла со страхом и тре-
петом, потому что здесь было то, чего не бывает
уже на свете. Это была сошедшая с иконы живая
святая. И мы все это знали и чувствовали, это не-
возможно было не понять. Вот тогда я впервые
увидела, как молилась Любушка — будто писала
пальчиком по ладошке — отправляла телеграм-
мы на небо.
Кажется, в тот день она взяла нас с собой
в церковь. Или это было в другой мой приезд?
Помню, как она ходила вокруг меня и словно да-
вила ногой на полу невидимых гадов, тихо при-
говаривая: «Нельзя, нельзя». Тогда она и научила
меня сначала прикладываться к иконам, а уже
потом подходить к ней со своими вопросами.
Она медленно обходила храм, благоговейно при-
кладываясь ко всем образам, а я — как она мне
149
тогда благословила— шла вслед за ней, потом
вдруг обернулась ко мне: «Всегда клади денежку
в церкви!» Вот и теперь, в Любушкиной часовне,
я сначала покупаю свечи и ставлю перед икона-
ми и только после этого встаю на колени перед
ее белой гробницей.
Однажды, когда я собиралась в Сусанино
с какими-то своими очередными бедами, моя
любимая подруга Татьяна наказала мне про-
сить у Любушки святых молитв, чтобы решился
вопрос — как ей дальше строить свою жизнь. У
нее как-то все зашло в тупик, ее духовный отец
уже измучился с ней. Вроде решили наконец, что
она поедет в Ригу, в монастырь (а тогда женские
монастыри были только «за границей» — Рига,
Пюхтицы, Корец...). Она поехала брать билеты и
по дороге упала и сломала руку. «Ну, тогда сиди
дома! Не знаю, что с тобой делать», — огорчился
ее батюшка. Тут она и попросила меня замол-
вить словечко блаженной Любушке, чтобы как-
то все устроилось.
Любушка, как обычно, записала мою про-
сьбу пальчиком на ладошке, — а надо сказать,
что подруга моя никогда у Любушки не была.
И вот через две недели она слышит от своего
духовника: «Все, решено! Поедешь в Дивеево и
будешь там жить». И поехала она туда работать
медсестрой в больнице, молиться и ухаживать за
старенькими дивеевскими монахинями. Купила
себе по смехотворной цене крохотный домик
рядом с ними, и я до сих пор радуюсь, что в этот
домик отправились к преподобному Серафиму
150
Гробница Любушки
151
какие-то мои вещички — коврики да старень-
кий холодильник. Так появлялись в Дивеево пер-
вые сестры.
Через год я снова приехала к Любушке.
Сколько людей побывало у нее за это время!
Сколько бед и сколько просьб! А ведь я никогда
не была особенно близким для нее человеком, со-
таинником или духовным чадом. Я как-то всегда
боялась слишком занять ее драгоценное время
или слишком обременить чем-то. Бог давал всегда
чувствовать огромную дистанцию между нами.
Помню, какой радостью было доесть ка-
кой-нибудь кусочек, который оставался от ее
нехитрого обеда, и она сама пододвигала ко мне
поближе то корочку хлеба, то свою тарелку с ос-
татками какой-нибудь каши...
Но близким для нее человеком я никогда не
была. Тем более удивительным было то, что через
год она неожиданно среди разговора вдруг спро-
сила: «Ну, как там твоя Татьяна, которая сейчас
у преподобного Серафима?» А ведь я и забыла
поблагодарить ее и, конечно, ничего не рассказа-
ла ей, как все устроилось тогда по ее молитвам.
Кстати, потом я поняла, почему Любушка
отказалась тогда от всех моих икон и фотогра-
фий: она особым образом молилась каждому
святому, чья икона была у нее в иконном углу. С
каждым таким подарком был связан молитвен-
ный труд еще и за всех, кто ей что-нибудь дарил,
и каждый такой подарок непомерно усугублял
этот труд. Как-то раз она подвела меня к столику
возле окна и показала лежащие там иконочки,
152
открытки, святыньки, и назвала имена всех, кто
ей что-нибудь подарил, по порядку.
Обычно Любушка благословляла нас перед
отъездом непременно побывать у блаженной
Ксении и Иоанна Кронштадтского. Уезжая, мы
обязательно брали у нее благословение на дорогу,
и билеты на поезд всегда появлялись, даже если
их вообще не было ни в одной кассе на несколь-
ко дней вперед.
Помню ее всегда в одной и той же одежде:
в простой широкой юбке и ситцевой ИЛИ бай-
ковой кофте навыпуск — так одета блаженная
Ксения на всех иконах.
Как же хорошо было рядом с ней!
Кто-то говорит, что ничего нельзя было по-
нять из того, что она говорила — только через
хозяйку-«переводчицу». Ничего подобного! Да,
действительно, она часто что-то лепетала на не-
ведомом своем ангельском языке (но тут ника-
кая переводчица и не помогла бы — бесполез-
но), и вдруг пронзительно и с любовью взглянет
на тебя, и скажет все, что нужно, и никогда ни
одного лишнего слова, каждое — на вес золота.
Помню, как я переживала, когда уходила в
монастырь. Уже было принято решение, и как
всегда, когда предстояло что-нибудь важное, по-
воротное в жизни, батюшка отправил меня к Лю-
бушке, наверное, за подтверждением решения и
за молитвенной помощью и благословением.
«Ничего не бойся, не смущайся, иди в мо-
настырь, и родители так быстрее к вере при-
дут», — сказала она мне в ответ на мои пере-
153
живания о моих, можно сказать, некрещеных
родителях, которых я оставляла в Москве. По
горячности веры я их сама недавно покрестила
по краткому, «мирскому» чину, но они не были
миропомазаны, да и верующими тогда еще не
были.
Молился о них батюшка, молилась блажен-
ная Любушка.
На 9 марта намечен был мой отъезд в мо-
настырь. А 8 марта я в последний раз, рке безна-
дежно (после нескольких резких отказов в ответ)
спросила маму, которая не подозревала еще, что
ждет ее завтра, не хочет ли она покреститься, и
вдруг услышала невероятное: «С удовольствием!»
А вскоре она уже стала приезжать ко мне
в монастырь и даже как-то получила послуша-
ние — чистить подсвечники в храме Ксении бла-
женной и по-детски радовалась, когда ее хвалили
за хорошую работу. Так что теперь я каждый год
8 марта поздравляю маму с праздником — днем
ее полного крещения, миропомазания и первого
Причастия.
А потом и отец постепенно обрел веру, по-
крестился, повенчался с мамой и через несколь-
ко лет тяжкой болезни, которую он безропотно
переносил, мирно отошел от сей многотрудной
жизни, надеюсь, в Светлые Обители.
Так и жили мы тогда между батюшкой и
Любушкой, как по радуге ходили. И это было
для нас естественно — «обыкновенное чудо».
Прошло почти три года моей монастыр-
ской жизни, и вот к концу третьего года овладе-
154
ла мною «охота к перемене мест». Так враг бук-
вально начал гнать меня за ворота, что когда я в
таком «разобранном» состоянии появилась у ба-
тюшки, дерзновенно предлагая ему свои вариан-
ты моей будущей жизни, батюшка горестно по-
смотрел на меня и отправил к Любушке — «Как
она скажет!» — почти смирившись с тем, что
придется определить меня в другой монастырь.
Как обычно, вокруг батюшки было очень
много людей, и он выбрал еще троих из окру-
жавших его — это была монахиня Никона из
Рижского монастыря и мои хорошие знакомые,
Кира и Наталья: «Вот все вчетвером и поедете. И
будет у вас монашеское купе!» Монахиней из нас
четверых тогда была одна мать Никона.
На Ленинградском вокзале у билетных
касс мы отстояли огромную очередь. Какое там
купе — едва взяли билеты в общий вагон. А ког-
да сели в поезд — ужаснулись, сколько народу
толпилось в нашем вагоне, — оказалось, что на
каждое место было продано по два билета.
Сначала решили смириться и как-то дотер-
петь это все до утра. А потом подумали — раз -
сказано, что будет монашеское купе, значит, надо
его найти. И мы, оставив с вещами мать Никону
и Киру, пошли с Натальей по вагонам.
В следующем вагоне было пусто. Ни од-
ного человека. Грохочущий тамбур. Еще ва-
гон — опять пустой. И так — вагон за вагоном.
Все пустые. «Поезд забронирован», — объясня-
ют проводники, и все отказывают нам в приюте.
А мы идем и идем, пока не дошли до последне-
155
го — тоже пустого — вагона. И, уже отчаявшись,
просим проводницу смилостивиться над нами:
«С нами монахиня, ну как же она в такой дав-
ке поедет!» — «Да приходите, приходите, жду. Я
вам пока чай приготовлю».
Выдали нам постели, напоили чаем, и пое-
хали мы вчетвером в совершенно пустом вагоне.
И получился у нас монашеский вагон вместо мо-
нашеского купе. Даже, как теперь выяснилось,
игуменский: и мать Никона, и Кира, и я, недо-
стойная, теперь игумении монастырей, а Ната-
лья пока подвизается в Троице-Сергиевой Лав-
ре, игумениям книжки продает.
Еще почему-то запомнилось, как уже на
вокзале, в Ленинграде, мать Никона попросила
меня купить огурцов — шел пост, надо же что-
то есть. А я, увидев, сколько они стоят, как-то
мало их купила — тогда только начиналась пе-
рестройка, и мы, монастырские, через несколько
лет жизни за оградой, чувствовали себя в мага-
зинах как отроки эфесские — так нам трудно
было научиться ориентироваться в новой систе-
ме постоянно растущих цен.
Ведь для нас с детства — и, думалось, на-
всегда— спички стоили 1 копейку, а ябло-
ки — рубль тридцать килограмм. Почему-то я
запомнила, как потом переживала свою ошиб-
ку, все хотелось купить еще огурцов и привез-
ти Любушке, а они уже по дороге больше не
попадались. Кажется, в тот день я и научилась
обращаться с этими новыми — меняющими-
ся — деньгами.
156
Мать Никона ехала к Любушке с вопро-
сом— принимать ли ей послушание стать на-
стоятельницей вновь открывающегося женско-
го монастыря. Моя знакомая Кира заканчивала
Московский университет и собиралась посту-
пать в монастырь. Третьей из нас, Наталье, долж-
ны были вскоре делать операцию — у нее что-то
случилось с глазами. В поезде ей приснилась Лю-
бушка и пригрозила: «Я тебе дам операцию!»
По дороге мы разговорились с матерью Ни-
коной, и она, услышав мою невеселую историю,
вдруг сказала: «А знаешь, так Богу нужно. Так бы-
вает иногда, когда совершаются промыслитель-
ные вещи». Это меня хоть немного успокоило.
Вскоре мы уже стояли в Сусанино, в Казан-
ской церкви, и по очереди подходили к блажен-
ной Любушке.
Мать Никона получила благословение при-
нимать новое послушание.
Кире — я случайно услышала, так как ока-
залась рядом, — Любушка сказала: «Игуменьей
будешь. Хорошей игуменьей».
А мне Любушка сказала: «Поживи пока».
«Поживи пока» — был ее ответ мне, и, что таи-
лось за этими ее словами, было тогда совсем не-
понятно. Одно было понятно — что надо ехать
назад и терпеть. Терпеть свою немощь, терпеть
все скорби, которыми неизбежно исполнена в
монастыре жизнь любого новоначального, тем
более уже немолодого человека, а значит, не
обладающего душой юношески гибкой и не-
изломанной укоренившимися страстями. И
157
сколько продлится это «пока» — может быть
до холмика!
«Все! И чтобы полгода ко мне не приезжа-
ла!» — услышала я от измученного моими мета-
ниями старца, когда привезла ему ответ от Лю-
бушки.
За эти полгода у меня в жизни изменилось
все. Что-то случилось с душой за это «пока», и
появилась спокойная радость, когда не страшно
стало даже умереть на послушании. Не страш-
но не успеть прочитать непрочитанные книги,
не услышать долгожданные лекции, вместо ко-
торых месишь бетон под палящим солнцем и
пытаешься при этом учить наизусть псалтирь и
не понимаешь, как же случилось, что так тихо и
радостно внутри и так близко небо, хотя и труд
не по силам, казалось бы...
И ничего внешне не изменилось, а только
вместо бури — солнце, покой и какой-то посто-
янный внутренний свет.
Вот тут, чтобы душа не слишком воспарила и
не залетела бы в какую-нибудь прелесть, Господь
и управил так, что с этого самого фундамента —
прямо от бетономешалки— отвели меня «под
белы рученьки» во град Тверь — восстанавливать
из руин древний пустынный монастырь, настоя-
тельницей которого была неожиданно назначена
моя теперешняя подруга — та самая Кира, с ко-
торой мы приехали к Любушке в монашеском ва-
гоне. «Тверь — хорошо!» — услышала она от Лю-
бушки, когда вскоре опять оказалась у нее, чтобы
спросить о грядущих переменах в своей жизни.
158
Полгода продолжалось Любушкино «пока»,
те самые полгода, когда закрыта была для меня
дорога в мою любимую Лавру.
Оказавшись в Твери, мы иногда приезжали
в Вышневолоцкий Казанский женский монас-
тырь и там познакомились с одним из благодете-
лей этой обители, который рассказал нам свою
историю. Он был каким-то важным человеком
в областной администрации, дела шли успешно,
как вдруг он заболел, да так, что к блаженной
Любушке его привели на костылях. А ушел он
от нее своими ногами. И с тех пор возымел ве-
ликую к ней веру и стал еще больше помогать
монастырю, благодаря которому оказался у Лю-
бушки. И даже построил вокруг монастыря ог-
ромный забор — бетонную стену. А вскоре всю
Тверь потрясло известие о том, как прямо на ко-
ляску с младенцем рухнула старая красного кир-
пича стена в центре города, вдоль которой гуляла
женщина с ребенком. В коляске была его внучка.
Так враг отомстил ему за благодеяние обители.
«Но дивным образом, молитвами блаженной
старицы, ребенок уцелел, хотя и пришлось по-
том его долго лечить», — вспоминает теперь ие-
рей Владимир — бывший раб Божий Владимир,
благодетель монастыря.
Прошло еще несколько лет, и вдруг мы
узнаем, что блаженная Любушка— в Нико-
ло-Шартомском монастыре. Несколько раз ба-
тюшка благословлял меня ездить туда к ней с
разными монастырскими вопросами. А потом
она уже оказалась совсем рядом, в Казанском
159
монастыре, в Вышнем Волочке, и, памятуя биб-
лейские строки: «Аще обрел премудрого, обивай
пороги кельи его», я старалась бывать у старицы
как можно чаще.
«Ну что ты все ездишь, без тебя, что ли, лю-
дей у нее мало», — сердилась ее келейница, но я,
с Божьей помощью, всегда попадала к Любущ-
ке, а она уже сама пододвигала ко мне поближе
свою тарелку с остатками каши.
Однажды она сказала:
— Какой хороший крестик! — и вдруг стала
часто-часто целовать мой настоятельский жел-
тый крест. Так я и не поняла ничего, крест как
крест, такой же, как и у всех.
— Любушка, что мне надо изменить в сво-
ей жизни? На что обратить внимание?
— Покаяние и поклоны.
— Любушка, а сколько осталось до конца,
чего нам ждать?
— Верхи гуляют. Молись за гулящих! —
скорбно ответила она.
Однажды приходит ко мне матушка Веро-
н и к а — супруга священника, который служил
тогда в Екатерининском монастыре, и просит
найти ей в Москве хорошего детского невропа-
толога — в Твери никто не может вылечить ее
полуторагодовалого мальчика. Ребенок ходит на
полусогнутых ножках — они у него до конца не
разгибаются. Родовая травма.
«Матушка, говорю, подождем с невропато-
логом, поезжайте-ка в Вышний Волочек, к бла-
женной Любушке, она там недавно появилась.
160
д уж если она не поможет — тогда и поедем к
врачам!»
И вот взяла матушка Вероника всех своих
четверых детей, младшего под мышку и, с авто-
буса на автобус, добралась до Казанского монас-
тыря. Поднялась на второй этаж. Дети остались
в коридоре, даже, кажется, на лестничной пло-
щадке, а она у Любушки в келье пробыла четыре
часа. О чем они там говорили, осталось для меня
тайной. Знаю только, что Любушка ее накорми-
ла, и даже положила на свою постель, и много-
много ей всего сказала, в том числе и о том, что
ее, эту матушку, в будущем ожидает. А когда она
вышла из Любушкиной кельи, по коридору бе-
гал ее мальчик, подбрасывая ножками, как будто
в футбол играл — куда девалась болезнь! И еще
знаю, что с тех пор никого для матушки Верони-
ки дороже Любушки на этой земле нет.
Однажды в Тверском Екатерининском мо-
настыре испекли вкусный отрубной хлеб, и ма-
тушка настоятельница отправила с этим огром-
ным хлебом в Вышний Волочек к Любушке Еле-
ну, сестру одной своей инокини. И вот сидит та на
диванчике в коридоре возле Любушкиной кельи
и ждет, когда ей разрешат войти, — пока нельзя,
Любушка в келье обедает. А через дверь доно-
сится ее разговор с келейницей, точнее, громкий
голос келейницы: «Какой хлеб, Любонька? Нет у
нас никакого другого хлеба! Только этот вот, на
столе, да нет никакого другого хлеба!»
А когда Елену пригласили и она отдала Лю-
бушке монастырский хлеб, Любушка положила
его на свою подушку, села на кровать и гладила
его рукой, как ребенка по голове, что-то лепеча
небесным своим языком.
Еще помню, как пришел к нам однажды
наш знакомый, Николай, простой, работящий,
глубоко верующий человек, у которого попала
в беду жена: начальница по работе (и родствен-
ница) уговорила ее подписать пустые бланки
приходных ордеров: «Тебя завтра не будет, мы
их сами заполним». А потом выяснилось, что че-
рез эти бланки начальство воровало казенные
деньги, а все списали на нее. Дело было практи-
чески безнадежным, тюрьма уже маячила свои-
ми решетчатыми окнами.
«Все обойдется», — сказала им Любушка и
посоветовала, как исправить свою жизнь. И все
обошлось, как всегда. Потому что ее молитвы
шли прямо на Небо. Надо было только добрать-
ся до этого самого порога, а там уже все устра-
ивалось по Богу, и кривые пути выпрямлялись,
и хромые ходили, и глухие слышали, и слепые
видели.
Однажды, после очередной встречи с Лю-
бушкой, я рке выходила из ворот Казанского
монастыря, как вдруг услышала, что бежит за
мной Любушкина келейница: «Мать Евпраксия!
Мать Евпраксия! Иди скорее, Любушка зовет.
Говорит, догони ее и проси — у нее две лошади
есть».
А лошадей-то у нас в монастыре нет. Был
когда-то Орлик, но его давно убили, от него в ов-
раге нашли одни копыта. Есть два Tpaктopa, но
162
это вряд ли, да и жалко их отдавать. Но если Лю-
бушка говорит, что лошади есть, значит, они есть.
И вдруг вспомнила — год тому назад отец Олег
из-Ржева позвонил нам и предложил лодарить
двух лошадей. А мы его попросили подержать их
у себя, пока не построим конюшню, и благопо-
лучно обо всем забыли. «Звоните, — говорю игу-
мении Феодоре, — во Ржев, там наши лошади»;
Позвонили. Действительно, живут там
наши лошади и ждут. «А мне все равно, — отве-
чает отец Олег, — кому дарить лошадей, вам или
в Волочек. Присылайте машину». И поехали эти
две лошадки к Любушке, и перепахали весь мо-
настырь. То-то все там у них растет, как на Укра-
ине, и словно не несколько сестер в монастыре, а
сто человек, и все на грядках.
Зато стало понятно значение любого обе-
щания: слово сказано, и на Небесах записано, и
это уже не твое, а тому принадлежит, кому здесь
обещано. Вот так «Господь намерения целует».
163
Потом она заболела.
Помню, как она грелась в келье возле печ-
ки — то спиной, то боком, то животом присло-
нится к теплой стене большой белой вышнево-
лоцкой печки — печки там особенные, таких я
больше нигде не видела.
— Надо что-то делать, Любушка! Может, я
Вам хороших врачей привезу?
А она вдруг отошла от меня, встала в левом
углу комнаты, лицом к стене:
— Не вози ко мне мужиков, у меня Яков
есть!
Любушке становилось все хуже и хуже.
Первого сентября мы узнали, что Любушка
наша лежит в 4-й городской больнице после тя-
желейшей полостной операции. Врача, который
ее оперировал, звали Яков.
Рассказывали, что к нему даже страшно
было подойти после операции, он очень пере-
живал, был весь белый как полотно — ведь Лю-
бушка попала на операционный стол только
через три недели после того, как у нее случился
заворот кишок, в животе было что-то ужасное,
кишки уже лопались, начинался перитонит.
Батюшка сразу отправил к ней своих духов-
ных чад, они на следующий день были уже в Твери,
и мы поехали в больницу. Нас пустили в реанима-
цию, архимандрит Ефрем причастил там блажен-
ную Любушку и отслужил водосвятный молебен.
А потом потянулись мучительные дни ее
тяжкой болезни. Тверские сестры дежурили
возле нее и делали все, что могли. Так Господь
164
сподобил нас, недостойных, немного послужить
Любушке хотя бы в последние дни ее земной
жизни.
Помню, как через два-три дня доктор ска-
зал: «Ну вот и все, кишечник остановился, это
конец!» И мы с игуменией Иулианией на ночь
глядя поехали в Лавру просить святых молитв
нашего старца. Но вечером нам рке ничего не
удалось ему сообщить, сколько ни ходили мы
возле проходной, а когда рано утром оказались
у него в приемной, сразу услышали: «Две мо-
нашки под окном пели поздно вечерком». И дал
нам бутылочку с маслом от тридцати святынь, с
очень сильным ароматом розового масла, чтобы
мы растерли им Любушке все тело.
Когда мы днем вернулись в больницу, врач
сразу сказал нам, что произошло невероятное —
ночью у Любушки заработал прооперированный
кишечник. Она и выглядела уже по-другому. На-
кануне была совсем бледная, осунувшееся изму-
ченное лицо, заострившийся нос, а тут — щеки
розовые, лицо опять округлилось.
В палате у Любушки была игумения Феофа-
ния, настоятельница Московского Покровского
монастыря. Святейший послал ее проведать Лю-
бушку, передал, что вынимает за нее частицу.
И вот мы с пением Трисвятого (втроем
пели!) бережно помазали Любушку, всю, с ног до
головы, батюшкиным розовым маслом, и, когда я
помазала ей лицо, она тихо сказала: «Хватит». А
мы так и не понимали тогда, что происходит, все
надеялись на исцеление. И все очевидные указа-
165
ния на ее неизбежную скорую смерть были за-
крыты, мы их не видели — или не хотели видеть.
Одна была цель — что-то сделать, чтобы она еще
пожила. Вот так бывает закрыто зрение— на
очевидные, казалось бы, вещи.
166
Благословение у нас было.; Но мотобот, в
который мы уселись, оказался в воде по самые
кромки бортов, а тут еще волнение поднялось
на озере, как только мы выплыли из тихой реки.
Озеро огромное, другого берега не видать, так и
называют его — Псковское море.
«Не шевелитесь. Мотобот переполнен»,—
отчетливо произнес моторист. Вот уж пришлось
помолиться святителю Николаю! Было очень
страшно, но с Божьей помощью доплыли, и все
пассажиры мотобота быстро пошли в одном на-
правлении, а мы поспешили за ними и вскоре
оказались во дворе дома отца Николая. Помню
этот двор, вытоптанный и утрамбованный сот-
нями ног до состояния асфальта — ни травинки,
одни деревца. Стоим и ждем.
И вот открывается дверь. Точнее, приот-
крывается. Выглядывает батюшка, отец Нико-
лай, обводит нас взглядом: «Здравствуйте, мои
дорогие! Ну, Ангела Хранителя вам на дорогу!»
И скрывается за дверью.
И что же теперь делать? Это все?
А через какое-то время снова открылась
старая крашеная дверь, и батюшка вышел на
крыльцо. В одной руке у него был прозрачный
пенициллиновый пузырек с маслом, а в дру-
гой — большая разогнутая канцелярская скреп-
ка. И запел:
Прошел мой век как день вчерашний,
Как сон промчалась жизнь моя\
И двери смерти страшно тяжки
У ж недалеко от меня.
167
Вы простите, вы простите,
Друг и ближний человек,
Меня грешного помяните,
Ухожу от вас пока не навек!
Говорят, что иногда батюшка пел эту песню
со словами: «Ухожу от вас навек», и тогда все на-
чинали плакать, а он говорил: «Ну ладно-ладно,
пока не навек».
Тут мы испугались, что сейчас он снова уй-
дет и закроет дверь, и я как-то дерзко сразу к
нему подошла, уже без очереди. Поняла по его
лицу, что это его покоробило, сама сразу смути-
лась и стала просить прощения за свою выходку,
но услышала: «Ну, говори, что у тебя!»
Сначала я попросила его святых молитв о
блаженной Любушке. А он ответил: «Это уже не
мой вопрос». И опять я сразу ничего не поня-
ла — все надеялась, что она еще поживет. Потом
спросила, как быть с деньгами за дом, и услы-
шала: «Ну, добавьте, добавьте. Пусть она купит
домок-то».— «Благословите,— говорю,— ба-
тюшка, просим Ваших святых молитв, чтобы это
получилось, ведь денег у нас совсем нет!»
У меня в руках был еще список вопросов.
Он взял записку, но читать не стал, сложил ее по-
полам и перекрестил: «Ну что, я же вам все уже
сказал, а с этим пусть все будет так, как вы хо-
тите! Езжайте, езжайте, не задерживайтесь, а то
опоздаете!» — проводил нас старец и перед этим
внимательно помазал скрепкой из флакончика.
Времени до отправления мотобота остава-
лось еще несколько часов, он отплывал от при-
168
стани в 3 часа дня. И мы зашли к батюшкиной
келейнице, с которой были хорошо знакомы, на
чашку чая — решили, что все успеем. Когда мы
с ней в половине третьего не спеша подошли к
пристани, то увидели наш мотобот где-то вдали,
в волнах Псковского озера. Он удалялся. Делать
было нечего. По берегу бродили два лодочника.
Оба были навеселе. Мы выбрали наименее пья-
ного, и он смело поплыл наперерез волнам. Они
становились все выше и выше, а я еще не забыла
рассказ отца Алексия про то, что бывает с теми,
кто по этому озеру плывет без благословения.
Но ничего с нами не случилось, и мы верну-
лись в Тверь.
169
бус, а доктор позвонил своему другу, просто по-
делиться с ним происходящим. Друг в это время
ехал на машине в Шереметьево— у него был
билет в Испанию. Другом был тот самый раб
Божий Владимир, который построил стену во-
круг Казанского монастыря. Он все выслушал и
положил трубку. Потом подумал: «Какая Испа-
ния? Любушка умирает!» Развернулся и полетел
в Тверь на своем «шестисотом» мерседесе.
Пока мы сигуменией Иулианией и суздаль-
ской игуменией Софией разбирались, как же
довезти Любушку до Волочка, черный мерседес
уже остановился у дверей больницы. На заднем
сиденье постелили Любушке постель. «Сколько
градусов установить? 23?» — и Любушку, осто-
рожно уложив, отправили в последнее ее земное
путешествие.
Сначала она чуть не плакала— «Поеду до-
мой, поеду домой!» — как будто боялась, что ее
отвезут в другое место, но на полпути к Волочку
успокоилась и стала широко креститься и мо-
литься за доктора Иакова.
Когда мы на суздальской «Оке» добрались,
наконец, до Вышнего Волочка, Любушка уже по-
лулежала в белой горе подушек на своей кровати
и, улыбаясь, тихо пела тропарь «Боголюбивой»,
смотря в окно, из которого был виден храм Бо-
голюбивой иконы Царицы Небесной. Возле нее
сестры пели ее любимые песнопения, а мы стоя-
ли в дверях и молчали.
— Ничего, все будет хорошо, все обойдется!
— Любушка, у кого?
170
— УЛюбахи.
А на пятый день Любушка умерла Это слу-
чилось 11 сентября 1997 года, в четверг. В день
Усекновения Главы Иоанна Крестителя.
Говорят, все блаженные — Ивановны. А
Любушка и была Ивановна, Любовь Ивановна
Лазарева.
171
ше не нужно — дом на острове теперь стоит не
40, а 35. А еще 5 мы наберем, наверное, фински-
ми марками — матушкина мама приезжала не-
давно из Финляндии и привезла финские марки
еще примерно на 5. Попросила у нее прощения,
да и забыла о своей просьбе.
На следующий день было воскресенье.
Литургия в нашем пустынном монастыре — в
храме никого, кроме нескольких сестер, холод-
но и бесприютно как-то. И вдруг появляется
человек, которого я увидела тогда второй раз в
жизни. В первый свой приезд он совершенно
случайно оказался у нас — заблудился. Познако-
мился с нами, осмотрел собор, да и уехал сразу.
«Я вчера вечером сидел у телевизора и вдруг по-
думал— зима приближается, надо им помочь.
Вот возьмите!» — и протянул мне упакованную
крест-накрест пачку. На упаковке написано: «10
млн». А одиннадцатый он положил в ящик для
пожертвований и сразу уехал. Потом мы узна-
ли, что это его манера. И что это были послед-
ние его большие деньги. Только через несколько
лет приручили мы его, наконец, оставаться у нас
иногда на трапезу.
Вечером, уже в Твери, мы посчитали фин-
ские марки — их оказалось, конечно, не на пять
миллионов, а на четыре — ведь 11 у нас уже было.
И мы успели, с Божьей помощью, отправить
нашу соседку на Залит с последним паромом.
В прошлом году 11 сентября мы встрети-
лись в Вышнем Волочке с бывшей Любушкиной
келейницей Раисой. Она очень изменилась, из
172
крепкой и властной превратилась в худенькую и
тихую. Мы вместе поехали с ней в Тверь, и она
по дороге рассказывала мне о Любушке.
Любушка родилась в 1912 году, примерно в
40 км от Калуги. Отец Любушки был церковным
старостой. В семье у них было шестеро детей.
Братьев ее звали: Николай, Алексей, Василий,
Петр и Павел. У Любушки были четыре тети, все
очень благочестивые — «векозые девы». Зимой
они часто ездили в Оптину пустынь молиться и
брали с собой Любушку, а летом все занимались
огородами.
Когда Любушке было пять лет, умерла ее
мама. Отец умер, когда ей исполнилось двенад-
цать лет. После смерти отца Любушка переехала
в Петербург к старшему брату Алексею. И, как
сказала Раиса, по послушанию Матери Божией
Казанской, Любушка начинает странствовать в
землях вырицких. Где только она не жила — в
подвалах, в срубах домов...
Тогда и сподобилась она дара прозорливос-
ти от Господа. А во время войны Любушка ушла
пешком в Краснодарский край, там она тоже-
странствовала. «Почти всегда, — вспоминает Ра-
иса, — раздетая, в рваненьком. Ведь все, что при-
возили ей, шло в монастыри, в храмы. И по мо-
литвам ее Господь исцелял смертельные болез-
ни. Вот я — показала она на себя, — перед вами
живой пример». Раиса была смертельно больна,
когда познакомилась с Любушкой.
Господь исполнял любую просьбу Любуш-
ки. Она сидела и молилась, вымаливала каждого
173
человека В Сусанино, напротив ее дома,жили
немолодые люди, они выпивали. Любушка как-то
стала просить у них кусочек хлеба, просила-про-
сила, а они не дали. «Я хотела через кусочек хлеб-
ца помочь их душам спастись, — сказала она по-
том, — сказала бы: Господи, они мне дали хлебца,
она мне дали булочку, прости их и спаси!»
Любушка всегда старалась быть в тех мес-
тах, где нужна была ее помощь. «Ой, надо, Раеч-
ка, нам с тобой в Питер поехать. Как там пло-
хо! Там батюшки уходят. Я должна ему помочь»
(это было время, когда сменился митрополит на
Питерской кафедре).
О себе она как-то сказала: «Я, Любушка, ни-
щая Христа ради».
Ботики у нее суконные, подошва тонкая,
как газета. Я хоть травки туда напихаю, а она ее
выбрасывает.
— Любонька, ну зачем ты так себя муча-
ешь?
— Нельзя. Боженька не услышит!
А когда вымолит чей-то грех, уже в лежку
лежит.
В Шартоме Любушка как-то сидела на кро-
вати и вспоминала по именам всю свою родню.
— А как же ты оказалась такая?
— А у меня,— отвечает, — по родству, по
матери, очень благочестивый род. Четыре тети —
вековые девы, возили меня в Оптину.
«Ой, Раечка! — как-то воскликнула она. —
Если бы ты могла видеть, что делается!» Ей было
открыто все, что делается в мире.
174
Однажды она вошла в Никольский собор
и сказала: «Николай Чудотворец и Иоанн Крон-
штадтский, живые, ходят по храму».
Рассказывали, как один архимандрит в быт-
ность свою диаконом во Владимирской области
приехал в Казанский храм и попросил разреше-
ния там послужить. Посмотрел он на Любуш-
ку — старенька1Я, маленькая: «Ничего я в ней не
нахожу». Только подумал так, как вдруг увидел:
Любушка стоит на воздухе, выше всех людей, и
молится.
А одна девушка собиралась замуж, уже и
свадьба была назначена. Но она успела приехать
за благословением к Любушке, и что же она ус-
лышала? — «Ой, как хорошо в монастыре! Как
хорошо!» Теперь эта девушка — игумения боль-
шого московского монастыря.
«Перед смертью Любушку в монастыре
причащали три дня подряд. Уже пошли у нее
по телу черные пятна. Вот она лежит и стонет,
а все водит пальчиком по кроватке — молится!
И вдруг — гляжу на нее — она лежит беленькая,
вся сверкает, никаких пятен нет, смотрит в по-'
толок и улыбается. Кожица вся натянулась, ста-
ла розовая — больше семнадцати-восемнадцати
лет и не дашь!»
Много еще всего рассказывала тогда Раиса, но
еще не время об этом писать, а может, и не надо.
175
Вскоре после блаженной кончины стари-
цы матушка Вероника рассказала мне, как вто-
рого сентября 1997 года, вечером, пришла она
на слркбу в Вознесенский собор в Твери и уви-
дела нас с игуменией Иулианией у святых мо-
щей владыки Фаддея. Был как раз канун памяти
небесного покровителя владыки Фаддея — св.
апостола Фаддея, и мы, конечно, как могли, мо-
лились у мощей о блаженной Любушке — как
же иначе, если ей только что сделали операцию!
Так вот, она ясно увидела, что стоим-то мы
втроем, что между нами стоит сама блаженная
Любушка!
Матушка Вероника, по ее словам, еще тогда
очень удивлялась: «Ничего не понимаю — Лю-
бушка в храме, и никто к ней не подходит!» Но
и сама на это не осмелилась, постояла в стороне,
да и ушла домой, к детям. И только потом рке
узнала, что Любушка в это время лежала в реа-
нимации.
176
ка их отменилась, и я поехала к Любушке одна,
а сестры передали со мной приготовленные для
нее сумки: там были молочные продукты и хлеб.
Еще у меня были для Любушки письма от пюх-
тицких сестер.
В Пюхтицах говорили, что половина сестер
в монастыре — отца Наума, а другая половина —
отца Кирилла. "У тебя монашеское лицо, — ска-
зала мне одна из сестер, — иди в монастырь. Тебе
надо съездить к отцу Науму!" Она его очень ува-
жала. Тогда я впервые услышала имя батюшки.
Она же меня и отправила к Любушке.
Я доехала на автобусе до Ленинграда, а
дальше на электричке до Сусанино. Отправили
они меня рано утром, а приехала я в Сусанино,
когда уже совсем стемнело. Нашла Любушкин
дом — обычный деревянный дом за низеньким
забором. Меня встретила женщина— Лукия
Ивановна, и сразу провела в комнату. За круглым
столом, ближе к окошку, сидели р к е Любушки-
ны гости. А Любушку я сразу не увидела — она
была за перегородкой. Лукия Ивановна сказала
Любушке, что пюхтицкие сестры передали ей
продукты. Вышла Любушка— маленькая, ху-
денькая. Мне запомнились ее руки — очень мо-
лодые — длинные тонкие пальчики, длинные но-
готки. Любушка как начала плакать: "Зачем они
мне все это принесли, у них у самих ничего нет!"
(А тогда у них еще все было.)
Потом сели за стол, и хозяйка говорила: "Ешь,
Любушка, ешь!" — а она все плакала, пока мы
ели. Было рке поздно, и нас сразу уложили спать.
177
Меня определили на печку за перегородкой, на-
против блаженной Любушки. Любушка сидела
на своей кровати — кровать у нее была высокая,
и Любушкины ножки не доставали до пола. Ря-
дом иконный угол, книжки. Мы уже легли спать,
а Любушка плакала и плакала. Я вся дрожу, а она
плачет. Потом я уснула. Я запомнила, как она пла-
кала: она кулачки складывала и кулачками терла
глазки. Ночью я просыпалась, а она все плакала.
Я видела— у нее в чулках были камешки.
Простые коричневые чулки, хлопчатобумажные.
Она, сидя на кровати, наклонялась и залезала ру-
кой в чулок, доставала камешки и раскладыва-
ла их на коленях — маленькие, гладенькие, как
галька, размером с копеечную монетку. Она эти
камешки клала за щеку или вынимала и склады-
вала в чулок. В Иерусалиме есть одна монахиня,
она подтвердила, что видела у Любушки этот чу-
лок, эти камешки.
Утром я проснулась, когда все еще спали. Я
сидела на печке, а Любушка уже стояла в крас-
ном углу с закрытым молитвословом в руках и
водила пальчиком по обложке. Потом хозяйка
сказала, что она все молитвы знает на память.
Любушкины гости решили все дела и уе-
хали на электричке раньше меня, а я еще оста-
лась — у меня ведь были письма от сестер, да
и свои вопросы. Я зашла к Любушке за пере-
городку и сказала про письма, а Любушка бла-
гословила, чтобы я ей сама их прочитала. Она
выслушала одно письмо, а остальные слушать
не стала.
178
А потом я спросила у нее, поступать ли мне
в монастырь или выходить замуж. "А ты сама-то
как хочешь?" — спросила меня она, Я сказала, что
хочу в монастырь. И сама удивилась, почему так
ответила ей, ведь в то время у меня еще не было
никакого твердого решения. Потом она спроси-
ла меня, кто я по профессии, и я сказала, что мне
остались только выпускные экзамены в медучи-
лище. "Будешь в Пюхтицах фельдшером!" А по-
том еще добавила: "Поезжай к отцу Науму, и что
он скажет, то и сделаешь!" А я вовсе не знала, кто
это такой и где я буду его искать, я же была тогда
совсем невоцерковленным человеком.
И что интересно — все было решено, я боль-
ше ничего у Любушки и не спрашивала. Помню
это движение — пальчиком по ладони. Она сто-
яла маленькая, в платочке, и я стояла. В тот день
она рке не плакала. Лукия Ивановна сказала мне,
что накануне она весь вечер плакала, потом стала
плакать за пюхтицких сестер. А потом, может, и
меня оплакивала — такая жизнь у меня была...
Я шла и все думала — как же мне найти
отца Наума?
Приехала на Карповку, к отцу Иоанну
Кронштадтскому, приложиться к мощам, спус-
тилась в подземную церковь и вдруг встретила
там вчерашних Любушкиных гостей. "Ну, что она
тебе сказала?" — спросили они. И, узнав, что меня
благословили к отцу Науму, решили взять меня с
собой — они как раз к нему и собирались ехать.
На следующий день было 5 февраля, у
Любушки мы были 4-го. А 5-го — накануне
179
Ксении блаженной — Любушкина гостья, ма-
тушка Татьяна, позвонила Клавдии Георгиев-
не, и мы поехали к ней домой. Она нас корми-
ла вкусной геркулесовой кашей с брусникой.
И много-много нам рассказывала о блажен-
ных Петербурга, про Любушку, но я была еще
невоцерковленная и почти ничего не могла
запомнить. Клавдия Георгиевна подарила мне
книжку про митрополита Николая (Яруше-
вича), духовной дочерью которого она была.
(Она умерла недавно — в постриге схимона-
хиня Клавдия.) Позвонила по телефону, спро-
сила, служит ли сегодня Святейший Патриарх
на Смоленском кладбище, куда мы собирались
вечером на службу. Сказали, что не служит.
Но мы все равно поехали туда, и в 5 часов уже
стояли на праздничной службе у блаженной
Ксении, а после помазания нам нужно было
торопиться на вокзал. Я взяла билет на поезд,
который приходил в Москву через полчаса пос-
ле того поезда, на котором уехали мои новые
знакомые. Мы договорились, что они меня по-
дождут немного, и мы вместе поедем в Лавру.
Батюшка еще принимал на старом месте, и
мы сразу зашли в маленькую комнатушку втро-
ем и ждали батюшку минут двадцать. Потом
он пришел, и стал расспрашивать их о поезд-
ке. "А это кто?" — увидел он меня. "У Любуш-
ки была!" — я опустилась на колени, и он начал
меня исповедовать.
"Поезжай в Коломну, — благословил меня
батюшка, — у матушки Ксении сегодня День Ан-
180
гела. Надо что-то ей подарить! — И снял со сте-
ны какую-то картину: — Вот, ей и передашь!"
Когда я все исповедовала — а мне так было
стыдно после этой исповеди! — он повернулся к
матушке Татьяне и сказал: "Какая чистая, какая
хорошая!" И мне еще больше стало стыдно за
себя. Батюшка подарил мне Псалтирь большого
формата в мягкой желтой обложке, потом достал
из-под стола мешок, покопался в нем и подарил
мне желтые четки из этого мешка, Я плакала, про-
сила разрешения поехать домой ("Мама ждет!"),
говорила, что мне нужно еще получить диплом,
но батюшка поручил матушке Татьяне отвезти
меня в Коломну: "У матушки спросишь, нужно
ли тебе получать диплом", — и дал мне еще ма-
ленькую книжечку — "Пятисотницу". Так и на-
чалась тогда моя новая — монашеская — жизнь.
Не все шло ровно и гладко, было о чем плакать
Любушке, но никакой другой жизни для себя я
теперь не хочу!»
Так закончила свой рассказ моя знакомая
инокиня.
181
приезд к ней со старостой Струнинской церкви.
Я вспомнила один удивительный сон, который
после этого рассказа показался мне еще более
значимым.
Он приснился мне в самые первые годы
моего знакомства с батюшкой Наумом. Однаж-
ды летом я поехала на дачу к своей сестре и, весь
день провозившись на грядках, легла спать без
вечерних молитв. Помню, рке засыпая, я слов-
но увидела вдалеке батюшку, который как бы
обличал меня за леность, но я все равно не вста-
ла и не открыла молитвослов. Следующий день
закончился так же. Я прекрасно помнила стро-
гий батюшкин вчерашний силуэт в монашеском
облачении, но снова легла спать, не прочитав
вечерние молитвы, и даже подумала, что, если
надо, батюшка мне уже как следует приснится
и все скажет, что мне нужно услышать. Вот тут
и увидела я этот сон, который помню рке мно-
го-много лет. Очень большая комната — зал для
свиданий с родственниками, из зала ведут двери,
их много и все без ручек, как и полагается, по-
тому что это сумасшедший дом. И небольшими
группами стоят по залу люди, больные со своими
родственниками, и я в одной из них. Батюшка —
в полном облачении — подошел ко мне, я упала
на колени и, обливаясь слезами, исповедовалась,
а он, уже поднимая меня, снимая с моей бедной
головы епитрахиль, сказал: «Ты живешь так, как
будто никогда не умрешь! Тебе нужно класть
много поклонов! Ну, все, некогда мне больше
тут с тобой, видишь, сколько их еще!» — и по-
182
казал на эти группы людей. «Вот иди к ней, она
с тобой займется!» — и тут возле меня оказалась
маленькая незнакомая старушка с ясным и мо-
додым, круглым лицом. Она сказала мне: «Не
можешь молиться по четкам —клади поклоны
по камешкам, из кармана в карман переклады-
вай!» — и насыпала мне в протянутую ладонь
горсть маленьких круглых камешков.
Я проснулась. Этот сон; как бывает в таких
случаях, был ярче яви.
Днем я вернулась домой и все вспоминала
этот сон. На кухне стоял стакан черной сморо-
дины. Ягоды были примерно такого же размера,
как камушки, которые я видела во сне. Я насы-
пала такую же горсть смородины и посчитала
ягоды в ладонях — их было ровно 200.
На следующее утро я уже была в Лавре. У
батюшки, как всегда, сплошной стеной толпился
народ во всех маленьких комнатках его старой
приемной, а я все хотела рассказать ему этот сон
и спросить, сколько же поклонов он благословит
мне теперь класть. А он в дальней келье с кем-то
тихо разговаривал, и вдруг я через головы стоя-
щих передо мною десятков людей ясно услы-
шала голос батюшки. Он обращался к стоящей
перед ним на коленях девушке: «Будем считать,
что ты теперь нареченная монахиня. Поклонов
клади от тридцати до трехсот. Больше трехсот
не нужно, а меньше тридцати — и спать не ло-
жись!» И больше ничего уже не было слышно.
Как-то стало понятно тогда, что старец таким
образом ответил мне на мой вопрос. В тот день
183
я так и не попала к Батюшке, но ведь на самом
деле очень даже попала — ответ на свой вопрос
получила!
Вернулась я домой, и вечером пришел по-
мысел: а почему это я решила, что батюшка мне
ответил? Мало ли что услышала, он ведь не со
мной разговаривал! И я на следующее утро опять
поехала в Лавру. На этот раз батюшка подозвал
меня к себе, и я с внутренним трепетом спроси-
ла его только о поклонах, не рассказав почему-то
свой сон. А он ответил: «Я же тебе уже сказал. От
тридцати до трехсот».
В тот же день я поехала в Москву к моей
близкой подруге Светлане. Очень хотелось поде-
литься с ней тем, что произошло. Но не успела
я еще начать свой рассказ, как она вдруг сама
опередила меня: «Ты представляешь, какую уди-
вительную вещь я сегодня прочитала?! Оказыва-
ется, существует древний иноческий способ мо-
литвы — "по камушкам"!»
Так вот когда батюшка познакомил меня с
блаженной Любушкой! Это была именно она!
Юродивая, нищая Христа ради, блажен-
ная врачевательница наших больных и скорбя-
щих душ, безумно забывающих о том, что каж-
дый день может стать для них последним! Она
плакала, пока мы смеялись, замерзала, пока мы
загорали, постилась и молилась, пока мы ели и
спали. Ослепшая от слез, вымаливала у Матери
Божией нам время на покаяние, зрячая среди
слепых.
По имени твоему и житие твое!
184
«Ой, Раечка, если бы ты могла видеть, что
делается!»
ИЗ РАССКАЗОВ ИГУМЕНЬИ
ОЛЬГИ (СОКОЛОВОЙ),
настоятельницы Свято-Успенского
женского монастыряв
с. Дунилово Ивановской епархии
К
огда встал вопрос о кандидатуре игуме-
ньи для нашей недавно открывшейся
обители, то сначала предполагалось по-
ставить игуменьей монахиню Ольгу из Иванова.
185 з
Но та наотрез отказалась и в скором времени
скоропостижно умерла. Тогда отец Наум пос-
лал меня к Нине, будущей суздальской игуме-
нье Софии, жившей тогда в Песочном, рядом с
Толгои. Я приехала к ней и стала говорить, что
батюшка благословил ей быть у нас игуменьей,
но она и слушать ничего не хотела. «Я — игуме-
ньей? Ни за что!» Я поехала к батюшке и сказа-
ла, что Нина ни за что не хочет быть игуменьей.
Тогда батюшка мне говорит: «Ну, ты съезди еще
к ней, встань на колени и проси ее быть игуме-
ньей. Предложи ей к Любушке съездить — уз-
нать волю Божию!»
Я поехала опять к Нине, захожу в дом, а
она лежит в кровати больная, с температурой.
Я говорю: «Ты, мать, прости, но меня батюшка
опять к тебе прислал, просить, чтобы ты была
у нас игуменьей. Я сейчас на колени встану и
буду просить тебя, пока ты не согласишься.
Если хочешь, поедем к Любушке, спросим у
нее, есть ли тебе воля Божия быть игуменьей».
И встала на колени. Нина видит, что делать не-
чего, — поднялась с постели, хоть и больная, за
послушание. «Ну, — говорит, — ладно. Поедем
к Любушке».
Приехали мы с ней в Сусанино, прихо-
дим к Любушке в домик. Нина начинает ма-
тушке объяснять, что старец благословляет ей
принять игуменство в Дунилове. А Любушка
говорит: «Игуменья? Так вот же дуниловская
игуменья! Вот она стоит!» — и показывает ру-
кой на меня, а я стою в сторонке. «Вот она и
5 186
есть дуниловская игуменья!» Я чуть не ахнула:
совсем этого не ожидала! А Нина обрадова-
лась и говорит: «Вот и хорошо! А я домой по-
еду!» Так, Любушкиными молитвами и благо-
словением я и стала игуменьей. А мать Нина
все-таки не избежала своего креста: стала игу-
меньей Свято-Покровского Суздальского мо-
настыря. Приехала потом к нам, посмотрела:
«Какая у вас тут тишина! Какая благодать! А
я-то отказалась! Вот сейчас и мучаюсь в Суз-
дале!» Там ей и правда, бедной, беспокойно,
с этими иностранцами, туристами и расколь-
никами!
И еще. Однажды у нас в Дунилове нача-
лась прямо какая-то полоса искушений. Сес-
тры ходят, ропщут, вот-вот будет смута. Да и
я сама приболела. Никому ничего не сказала,
собралась и поехала к Любушке. Приехала и
стала жаловаться на искушения, попроси-
ла молитв. Любушка выслушала меня, подо-
шла к окну и говорит, будто обращаясь там к
кому-то: «Архистратиг Михаил! Архистратиг
Михаил! Не дай сестер в обиду! Не дай сестер
в обиду!» Меня такая радость охватила — зна-
чит, над нашим монастырем сам Архистратиг
Михаил стоит!
Приехала радостная к себе — смуты как
не бывало. Сестры ходят веселые, приветливые:
«Матушка приехала!»
Любушка предсказывала, что в Дунилове
будет сто двадцать сестер. Говорила: «Я ведь к
вам приеду!»
187
ВОСПОМИНАНИЯ СЕСТЕР
ЖЕНСКОЙ ОБЩИНЫ
села Введенье Ивановской области
К
огда блаженная старица Любушка жила
в Николо-Шартомском монастыре, в ее
келью в «швейном» домике за монастыр-
ской оградой часто приходили сестры женской
общины создававшегося поблизости в селе Вве-
денье женского монастыря. Иногда сестры по-
могали ухаживать за недугующей старицей, во-
дили ее под руки в храм. Любушка очень любила
сестер, старалась их ободрить, утешить. Здесь мы
приводим воспоминания некоторых из них.
МОНАХИНЯ ЛЮБОВЬ
(СОБКИНА)
К
огда блаженная Любушка жила в нашем
домике, то мы к ней иногда заходили в
келью. Она всегда нам очень радовалась.
Иногда мы ей что-нибудь пели: молитвы, канты,
тропари. Бывало, она сама нас просила спеть ей
то или иное песнопение. Особенно ей нравился
тропарь Казанской иконе Божией Матери, она
этот образ очень любила. Она нам говорила, что
раньше, когда была помоложе; знала наизусть не-
сколько акафистов. И вот, когда мы пришли к ней
в очередной раз, она с такой радостью и восторгом
сразу стала нам рассказывать (а голосочек у нее
188
был тоненький-тоненький, как детский): «Ко мне
приходила Матерь Божия! Она стояла вот здесь! —
и Любушка показала в келье место, где стояла Пре-
святая Богородица. — Матерь Божия мне говорит:
"Ходите в храм!" А я ей говорю: "У нас нет мона-
шеской одежды!" Тогда Матерь Божия говорит
"Одевайте платочки и ходите в храм!"». Чувство-
валось, что это посещение Пресвятой Богородицы
произвело большую радость в душе блаженной
старицы. Об этом событии Любушка рассказыва-
ла нам много раз. Наверняка, «ходить в храм», как
велела Матерь Божия, касается не только именно
нас, но и всех, кто желает спастись.
Еще Любушка рассказывала, как являлся
ей Иисус Христос в образе Младенца Она так
умилительно про Него рассказывала, что у нее
лицо становилось светлым (я даже не знаю, как
и сказать об этом). Она говорила: «Я видела Ии-
суса-Младенца. Какой Он красивый. Он такой
сладкий-сладкий!»
Любушка очень любила нашего батюш-
ку — архимандрита Никона. Она нам говорила:
«Слушайте батюшку, и вы спасетесь!»
МОНАХИНЯ МАРИЯ
(ЕЛИСТРАТОВА)
Н
а литургии я обычно всегда старалась
идти на причастие за старицей Любуш-
кой. И однажды, когда я шла за ней на
причастие, подумала, что Господь меня не при-
189
частит, так как я недостойна этого. И в этот мо-
мент Любушка мне вслух сказала: «Причастит».
Любушка носила в карманах кофты белый
хлеб. Сестры часто просили у нее этого благодат-
ного хлеба, и она раздавала им. Мне тоже очень
хотелось этого хлеба, но мне всегда не доставалось.
Однажды, когда мы шли к кресту после литургии,
я, как обычно, старалась идти за ней и мысленно
просила ее, чтобы она мне бросила на пол кусочек
хлеба. И она духом почувствовала мою просьбу, и
когда приложилась к иконочке, то бросила мне к
ногам хлеба. Так было два раза. Я благодарю Гос-
пода и Матерь Божию, что сподобилась пожить с
такой старицей Любушкой. Молюсь за нее и всег-
да обращаюсь к ней и прошу ее молитв за греш-
ную рабу Божию монахиню Марию.
А однажды у меня вдруг появилось жела-
ние сходить к Любушке в келью, и я пошла к ней.
Ее келейница пропустила меня с условием, что с
Любушкой я не буду разговаривать, так как она
устала. Я обещала ей это и вошла в келью. Лю-
бушка сидела на кровати, а я села напротив нее
на табурете. Она начала со мной разговаривать,
но речь ее была непонятна. И вдруг она ясно и
четко сказала: «Храм хороший, служба хоро-
шая!» Я удивилась — к чему эти слова, если я на-
хожусь в монастыре и не собираюсь никуда уез-
жать? Но случилось так, что меня благословили
уехать, и мне пришлось несколько месяцев жить
в миру. Я ходила там в храм в честь святителя
Митрофания Воронежского. Храм старинный,
очень благодатный, в нем хранится чудотворная
190
Казанская икона Божией Матери. Настоятелем
храма оказался очень духовный священник. Я
вспоминала Любушкины слова: «Храм хороший,
служба хорошая!»
МОНАХИНЯ Е.
191
мя заблудшую! Господи Иисусе Христе Сыне
Божий, прости грехи! Господи Иисусе Христе
Сыне Божий, спаси меня недостойную!» И она
несколько раз так повторила, чтобы мы запом-
нили, добавив при этом: «Если холодно в сердце,
сделай двадцать Иисусовых молитв с земными
поклонами — и будет тепло! А если тебе нехо-
рошо на душе, то подойди к иконочкам и скажи:
"Господи! Матерь Божия! Что-то нехорошо мне
на душе, скучно — помоги!" — и будет легко!»
Враг сильно нападал на нее, она даже пла-
кала. Ругалась на него, называла собакой, гоняла,
махала рукой, давила словно кого-то ногой, го-
ворила: «Уходи! Я не твоя, я Божья!» Все время
молилась, плакала о ком-то, называла хорошим,
что-то говорила вслух сама с собой или устрем-
ляла свой светлый взор куда-то вдаль, ей одной
видимую, махала ручкой, то кому-то грозила.
Все ее богатство были иконочки, она называ-
ла их по-детски «Боженька». Они были заверну-
ты в платочек и хранились под подушкой. Бывало,
зайдешь к ней, и она, сидя на кроватке, достанет
их из-под подушки и начнет целовать. А Раиса, ее
келейница, скажет: «Любушка, девки пришли, им
тоже дай поцеловать иконочки!» Любушка ска-
жет своим голоском: «Девочки!» И мы подходим,
и целуем с ней ее иконочки и ручку старицы. И
рады были — так с ней рядом хорошо было, на
душе и на сердце какая-то тихая радость!
Как-то находясь в своей комнате, она стала
нас звать: «Девочки, скорее сюда!» Мы все сбежа-
лись к ней, а она стала рассказывать: «Приходила
192
Матерь Божия и сказала: девочки, ходите в храм!
А я ей сказала — у нас нет монашеской одежды!
А она говорит — в платочках ходите, и так хоро-
шо!» Любушка часто нам это вновь и вновь пере-
сказывала. Все сестры были тогда еще послушни-
цами, некоторые только приехали в монастырь,
скорбели, что нас не постригают.
Вера ее была великая. Двух сестер она исце-
лила от тяжелых недугов, а скольким она помога-
ла молитвой! Немногословная, ничего не скажет,
только спросит имя и сразу начинает молиться.
И Господь слышал молитвы своей угодницы и
посылал помощь.
Часто можно было видеть и слышать в хра-
ме и дома, как она, высоко подняв свою ручку,
махала ею куда-то вдаль, говоря: «Не трогайте ба-
тюшку, не смейте!», или: «Сюда везите, сюда, нам
картошка нужна!» Или говорила кому-то далеко-
му: «Иди скорей туда, там деньги дают!» Не знаю,
что это за деньги имелись в виду. Однажды сестры
были в домике, а она приоткрыла свою дверь и,
стоя на пороге, стала громко говорить: «Девочки,
скорее на улицу, там деньги дают!» Мы, смеясь,
выскочили на улицу — там играло солнышко.
Любушка часто вспоминала Сусанино и как-
то собралась ехать туда Раиса рке собирала вещи.
Сестры были у нее, и такая на нас скорбь нашла,
мы стали так неутешно плакать, сев возле Любуш-
ки, что она сказала: «Девочки, что же вы плачете, я
же здесь с вами и никуда не уезжаю!» И рассме-
ялась. Мы от радости бросились к ней, а она нас
обняла, сидя в своей кроватке, и говорит: «Помоги
193
вам Господи быть хорошими матушками!» И она
действительно в Сусанино тогда не поехала.
Любушка, помолись за нас, грешных, в
Царствии небесном!
МОНАХИНЯ М.
194
красть?» А она мне отвечает: «Когда готовишь
что-нибудь, всегда молись Матери Божией, свя-
тителю Николаю, Архангелу Михаилу и все вре-
мя Боженьку проси, чтоб помогал никого не
обижать и не ругать!» "
Когда она собралась уезжать, мы просили ее:
«Любушка, оставайся у нас до лета!» Но она так
серьезно ответила: «Нет. Матерь Божия не велит!»
Мы просим: «Ну, хоть еще на недельку останься!»
Но она опять отвечает: «Нет. Матерь Божия веле-
ла сегодня ехать, и такая строгая! Слушайтесь во
всем батюшку Никона — и спасетесь! У вас тут
райский уголок! Если бы Матерь Божия не благо-
словляла уезжать, я бы осталась тут!»
МОНАХИНЯ МАГДАЛИНА
(ПАВЛОВА)
(Покрова Богородицы
Хотьковский женский монастырь)
П
ервый раз мы поехали к Любушке где-
то в конце 80-х годов, еще до праздно-
вания Тысячелетия Крещения Руси. Мы
ездили втроем: отец Рафаил (Шейн) с его матуш-
кой Галиной и я. Приехали в Сусанино, пошли к
домику, где жила блаженная. Любушку встрети-
ли еще по дороге, когда она шла из храма. Весна
была, все таяло, везде грязь, лужи. Помню, у нее
на ногах была обувка — ботинки такие старень-
кие, кирзовые. Она подошла к луже и помыла их
195
аккуратненько, потом зашла домой потихоньку,
ни на кого не смотрит, голову не поднимает. Мы
постояли у дверей домика, подождали, потом
тоже зашли. Сказали, откуда мы, нас приняли,
покормили, оставили ночевать.
Вечером, когда стали укладываться спать,
матушку Галину и меня положили вдвоем на ди-
ван или большую кровать напротив Любушки. А
ее кроватка со старинными железными спинка-
ми стояла у стеночки за печкой. Она вечером как
легла рано-рано, так все спит и спит, даже хра-
пит. Я думаю: когда же она проснется? Мы так
и не дождались, легли, а она потом среди ночи
встала и так всю ночь просидела. Мы все не мог-
ли уснуть: непривычно на новом месте, да и тес-
но вдвоем на одной кровати, жарко. Я все время
просыпалась ночью. И как ни проснусь, всякий
раз вижу, что матушка не спит: все сидит на сво-
ей кроватке, прислонясь к стеночке, все кланяет-
ся, молится по руке.
Утром стали разбирать подарки, которые
мы привезли Любушке от батюшки и от других
людей. Каждый подарок она брала в руки — возь-
мет, поцелует и всех обязательно по имени по-
минает, кто ей что-нибудь прислал. И потом еще
снова всех опять перечисляет: «Батюшка такой-
то, тот или тот». Иногда поминала как будто бы
по книжке, но только по-своему, по-блаженно-
му: возьмет любую книжку, и кажется, что чита-
ет по ней. Да только книжка у нее в руках может
быть закрыта, а то и вовсе вверх ногами. И она по
этой книжке «читает» задом-наперед — просто
196
по книжке водит пальчиком и молится за всех.
Она всех запоминала, кто к ней приезжал или
присылал что-либо. Потом уже и времени много
проходит, а она опять и опять начинает за них
молиться и снова всех перечисляет по именам.
В это наше посещение мы видели, как Лю-
бушка выгоняет из дома бесов. Вот она ходит
по дому взад-вперед, молится. Потом подойдет,
откроет дверь на улицу — сначала понемножку,
потом настежь и ругает их так сильно, что в лице
даже меняется, кричит, рукой машет! Потом
закроет дверь и опять ходит-ходит по дому, все
молится, водит пальчиком по руке. Потом опять
открывает дверь, и все повторяется снова. Видно
было, что она не просто так это делала, а с напря-
жением, что она борется. А Лукии, видимо, все
это надоедало, она говорила, что Любушка спе-
циально так делает, чтобы тепло вышло. Лукия
потерпит, а потом начинает ругать ее: «Зачем
дверь открыла— тепло уходит!» Любушка не
обижается, только знай делает свое дело, и снова
так же все и идет. Опять подходит, дверь при-
откроет и начинает гонять бесов. Лукия опять
ее ругает за то, что холод в дом идет. А Любуш-
ка так спокойно, кротко с ней разговаривает,
ничуть не обижаясь, будто ничего не случилось:
«Люсенька, а давай кушать!» — или еще что-ни-
будь в этом роде ей говорит, с такой же любовью.
Бывало, что она еще заранее перед чьим-то при-
ездом начинала отгонять бесов. Лукия говорила,
что часто уже знала, когда кто-то должен был
скоро приехать, потому что Любушка начинала
197
беспокоиться, выходить на улицу, грозить кулач-
ком, отгоняя от путников козни нечистой силы.
Иногда она прямо говорила, что сегодня кто-то,
скажем, должен приехать из Москвы.
Мы заметили еще, что кушала она так — ей
скажешь: «Любушка, покушай Христа ради» —
будет есть, не скажешь — не возьмет, не будет
кушать. Во рту она все время носила камушек.
Если садится поесть, камушек вытащит изо рта,
положит рядом и кушает, и все камушек трога-
ет, чтобы никто не брал.
В то первое посещение мы были в Сусани-
но два или три дня. Потом я еще ездила к ней
несколько раз.
В 1989 году я еще жила в Сергиевом Посаде,
но уже мы хлопотали об открытии нашего Хоть-
ковского монастыря. У нас возникли какие-то
очередные проблемы или вопросы, и меня бла-
гословили ехать за разрешением их к Любушке.
Но сказали, чтобы ехала я не одна, а взяла с со-
бой еще кого-нибудь. Только кого же взять? Кто
работает, никак не уехать, да и людей тогда было
немного. Пришлось брать с собой Юлю, с кото-
рой мы вместе тогда жили в одном доме, — бла-
гословили ее, она одна была свободна. Свободна-
то, свободна, но у нее температура высокая, под
сорок, она лежит больная. Ну, ничего страшного
нет, что температура сорок, в нашем доме всег-
да так: надо быть в строю, жалеть себя нельзя.
Благословили — значит надо ехать. Радости, ко-
нечно, она никакой не испытывала: ей и так ни
до чего было, а тут еще и в путь! Всю дорогу она
198
была такая недовольная: человеку ведь не то что
сидеть, ей лежать надо было! Кое-как доехали
мы с ней, я рке дорогу знала.
Приехали в Сусанино, пришли к матушке
домой. Сходили все вместе в храм на литургию,
Любушка причастилась. Потом вернулись со
слркбы, поели и стали наши вопросы задавать.
И так хорошо нас Любушка приняла, так мно-
го с нами говорила! Чтобы ничего не забыть, мы
постарались все наши вопросы заранее записать.
Прямо по списку все их задали, она нам на все
ответила. И потом стоит, к спинке своей крова-
ти прислонилась, смотрит на нас, улыбается и все
спрашивает: «А еще чего вам сказать?» Мы уже
и не знали, о чем еще ее спрашивать. Тогда она
еще хорошо слышала и говорила, не надо было
никому ей на ухо кричать.
Все вопросы решили, она говорит: «Надо
еще их покормить, они сейчас поедут! Сейчас
езжайте к Ксеньюшке!» Лукия ей отвечает: «Да
они же не успеют, время уже полчетвертого, а в
четыре там закрывается!» «Нет, — матушка гово-
рит, — они успеют, поезжайте! Вот сейчас прямо
поедете и успеете! Еще и масличка им дадут!»
Раз она говорит — надо сразу ехать. Поели,
и бегом на электричку. Приехали на Смолен-
ское кладбище — вот чудо — успели! Оказалось,
что туда издалека приехал какой-то батюшка
и ради него задержали закрытие часовни. Ну, и
нас тоже вместе с ним пустили! Только успели
мы приложиться, и тут же часовню стали закры-
вать, нас попросили уйти. Мы вышли, двери за
199
нами закрыли, а мы стоим перед часовней — все
как-то не хочется уходить. Выходят служащие и
говорят: «Может, вам масличка дать, вы же изда-
лека, не местные?» И в точности как Любушка
сказала, дали нам еще и масла со святых мощей.
Мы еще вокруг кладбища походили, погуля-
ли и поехали домой. В тот раз мы даже не ноче-
вали: приехали и уехали одним днем. Когда ехали
в Сусанино, у нас и еда с собой была, а обратно
ехали — ничего у нас нет, а нам даже и есть не
хочется. Температура высокая у Юли куда-то ис-
чезла, она даже и забыла про свою болезнь! И та-
кие летели мы оттуда радостные, окрыленные!
МОНАХИНЯ КИРИЛЛА
(ЧЕРВОВА)
М
онахиня Кирилла родом из Карелии,
в миру была профессиональным жур-
налистом. Мантийный постриг приня-
ла от своего духовного отца архимандрита Гер-
могена в Снетогорском Рождества Богородицы
монастыре. Спасалась в Свято-Иоанновском
монастыре г. Санкт-Петербурга. В октябре 1995
года по благословению старца Николая Гурья-
нова с острова Залит и блаженной Любушки, а
также правящего архиерея она приехала в Воло-
годскую епархию для восстановления Горицкого
монастыря. Здесь мы с некоторыми сокращени-
ями помещаем ее воспоминания о блаженной
Любови, написанные для газеты «Вера-Эском».
200
Странница Любушка
...Мы знали ее как блаженную Любушку из
Сусанине Ехали к ней чаще всего с горем или в
переломные моменты жизни — узнать волю Бо-
жию, попросить святых молитв.
Она — невысокая, хрупкая, одетая как ей
нравилось, но чисто — поднимала на нас свои
большие и добрые небесно-голубые глаза, выслу-
шивала. А затем начинала что-то писать и читать
по своей ручке, ей одной ведомое. Водила паль-
цем правой руки по ладошке левой, и открыва-
лась ей воля Господня.
С замиранием сердца ждешь, что скажет
блаженная старица в ответ на твой вопрос. «Хо-
рошо» — значит, Божие благословение. «Как хо-
чешь» — воля своя, не Господня... Остальное го-
ворилось малопонятно, приходилось переводить
келейнице. А привезенные гостинцы, за исклю-
чением хлеба, Любушка брала редко — смотря
из чьих рук. От денег всегда отказывалась, а ког-
да ей пытались их навязать, клала в церковную
кружку.
Любушка была воплощением любви Хрис-'
товой, которой нам всем так не хватает в этой
жизни. Этим даром Божиим, данным ей свыше
как избраннице, она щедро делилась со всеми,
кто нуждался в утешении и помощи. Мы уезжа-
ли из Сусанино от Любушки, согретые любовью
Христовой, укрепленные молитвами блаженной
и Божией благодатью, которая незримо исходила
от нее. На душе становилась легко и радостно.
201
Господу было угодно, чтобы верующие роди-
тели назвали ее, самую младшую в семье, именно
Любовью, хотя она появилась на свет Божий за
две недели до своего дня Ангела — 17 сентября
1912 года. <..> Господу было угодно, чтобы Лю-
бушка приняла на себя подвиг юродства Христа
ради. Так она и жила всю жизнь — без паспорта.
Хотя и на земле, но в неземном, особом измере-
нии, как живут близкие ей по духу избранники
Божий— блаженные юродивые Христа ради.
Ночами она молилась и почти не спала, чаще
всего сидела, укутавшись в одеяло.
С 13 лет она имела дар прозорливости. Гос-
подь хранил Свою избранницу на всех путях ее
многотрудной скитальческой жизни, помог ей
пережить время, когда Ленинград был в блокаде.
Молись Казанской!
Самая памятная моя встреча с Любушкой,
которая произошла в первых числах июня 1992
года, оказалась последней встречей с ней живой.
Ехала я тогда в Сусанино, чтобы узнать волю Бо-
жию, разрешить мучившие меня сомнения, где
мне спасаться по воле Божией. Жила я тогда по-
слушницей в одном монастыре, звали в другой, а
душа рвалась в третий... Был полдень. У знакомой
калитки, словно поджидая кого-то, стояла сама
Любушка, держа в руках букетик первых поле-
вых цветов.
— Христос Воскресе!— по-пасхальному
поздоровалась я с Любушкой.
202
— Воистину Воскресе! — отвечала Любуш-
ка, спросив меня, с чем к ней пожаловала. Она, к
моему удивлению, не стала привычно читать по
ладошке, а вполне ясно вдруг сказала, что можно
поехать в монастырь, куда меня приглашают, на
ответственное и нелегкое послушание. Неожи-
данно у меня сорвался вопрос, который я и не
собиралась ей задавать, но который тревожил
душу: «Любушка, есть такое место на вологод-
ской земле — Горицы, там разрушенный монас-
тырь... Душа почему-то рвется именно туда. Что
мне делать? Как воля Божия?» Она как-то разом
переменилась лицом, стала радостная, заулыба-
лась, казалось, вот-вот в ладоши захлопает:
— Лучше в Горицы! Поезжай в Горицы, я к
тебе приеду...
Я растерялась от недоумения:
— Но это так далеко, Любушка!
К дому подошла женщина с мальчиком-
подростком: «Любушка, мы к тебе...»
— Вы идите в дом, а мы с Татианой пойдем
в храм, — сказал им Любушка.
Мы вышли на улицу. Я медленно вела ее
под руку и о многом расспрашивала, стараясь
не пропустить ни одного слова блаженной, все
запомнить. На все вопросы Любушка отвечала
внятно и сразу, словно ей заранее была открыта
вся моя жизнь. У храма Любушку ждали люди,
и немало, но, войдя в ограду, блаженная остано-
вилась и стала кормить хлебом невесть откуда
прилетевших голубей. Они, похоже, тоже ждали
Любушку. Никто из богомольцев не осмелил-
203
ся подойти, пока небесные гости трапезничали.
Вдруг она довольно громко сказала: «Дайте Та-
тиане покушать».
Откуда что взялось. Не прошло и пяти ми-
нут, как мы с Любушкой сидели вдвоем на ска-
мейке, и она заботливо угощала меня свежими
огурцами, килькой в томате, чаем из термоса,
подкладывая кусочки сахара и хлеба... Все тер-
пеливо ждали, когда закончится наша трапеза.
Между тем к храму стали подходить только что
приехавшие Любушкины почитатели. Видимо,
из проходящей электрички. Стало неудобно и
неловко отнимать у Любушки драгоценное для
всех время.
— Так что же мне делать, Любушка? Ждать,
когда откроется в Горицах монастырь? — задаю
ей свой последний вопрос.
— А ты молись Царице Небесной, Она по-
может, — отвечала старица, указывая на Казан-
скую икону Божией Матери, что на паперти, над
церковными входными вратами.
По благословению духовного отца я моли-
лась Царице Небесной, просила управить мой
иноческий путь по воле Божией.
С той памятной встречи с Любушкой про-
шло чуть больше года. Летом 93-го года с моей
келейной Казанской иконой Божией Матери,
подаренный духовной сестрой — пюхтинской
послушницей,— случилось чудо. Она, ранее
темная, вдруг вся обновилась, сама по себе за-
светилась, засияла, словно ее только что позо-
лотили.
204
Прошло еще время. Неожиданно узнаю,
что Любушкина верная спутница и келейница
Лукия Ивановна — родом с Вологодчины, из тех
мест, где Горицы, и что Любушка ей не раз го-
ворила: «Люся, поехали к тебе на родину!» А за
два месяца до кончины она спрашивала у Лукии:
«Люся, в Горицах-то монастырь открыли?»
Присутствие и молитвенное предстатель-
ство блаженной Любушки Лукия Ивановна и
Галина ощущают здесь, на Вологодчине.
205
и в Ферапонтово, и в Аксеново, и в Горицах —-
ближе к Горицкому монастырю, об открытии
которого предсказывала и молилась Любушка.
А купили в деревеньке на берегу озера, ближе к
Кирилло-Белозерскому монастырю, куда они ез-
дят молиться, ближе к тому месту, где родилась
Лукия. Дом купили осенью, на Казанскую офор-
мили документы.
В мае прошлого года Лукия Ивановна вер-
нулась на родину, почти через 70 лет. Приехала,
припала к родной земле и не смогла удержаться
от слез. Плакала от радости, что наконец верну-
лась домой. Благодарила Господа. Кажется, она
мигом бы обежала, как в детстве, все любимые
места, лесные тропочки, поклонилась святы-
н я м — да ноги уже не те. Возраст дает о себе
знать, ей уже 87-й год идет. <..> Господь дает ей
силы и дома молиться, и бывать на монастыр-
ских богослужениях в Кирилло-Белозерской
обители. По молитвам Любушки, считает она,
Господь дает ей силы жить. К врачам она, как
и Любушка, обращаться не любит, считает, что
один у нас врач — Господь Иисус Христос, на все
Его святая воля. <...>
206
храм рядом».— «Ладно, давай у тебя жить...»
Она дважды звала меня странствовать. Пришла
в наш дом с сумочкой, где была пара белья и ку-
сочек хлеба. На ногах — тапочки. Кто-то из бо-
гомольцев дал ей новую кофту с начесом. У меня
была такая же, только уже старенькая. Она мне
вдруг говорит: «Люся, давай поменяемся, я хочу
твою носить». Поменялись.
К нам в Вырицу частенько приезжала го-
рицкая монахиня Клавдия, мы с ней с детства
дружили. Кроткая такая, смиренная. У нее было
единственное платье, сатиновое, темно-синее, в
белую крапинку. Однажды Любушка ей говорит:
«Клава, отдай мне платье!» Гостившая у нас моя
сестра Анна стала уговаривать мать Клавдию не
делать этого — самой, дескать, не в чем ходить.
Но Клаша — так мы ее звали — не послушалась,
отдала платье Любушке, сама надела чужое. Лю-
бушка взяла платье, крутила-вертела его, три
раза примеряла и вдруг говорит: «Люся, возьми
это платье, носи и никому не отдавай». Я храню
это платье по сей день...
Мы жили по ее благословению и святым,
молитвам. Любушка однажды сказала, что я уже
трижды должна была умереть, но Господь хра-
нил. Это могло случиться во время блокады, кото-
рую пережила в Ленинграде, или после тяжелей-
шей операции, когда чудом выжила... Бог весть...
Только думаю, что по Любушкиным молитвам
Господь даровал мне такую долгую жизнь.
По благословению Любушки мы купили
дом в Сусанино, рядом с храмом Казанской ико-
207
ны Божией Матери, которую она особо чтила.
Эту покупку она нам предсказала заранее, за три
года.
Любушка много молилась, особенно по но-
чам. Она знала наизусть много акафистов. В Су-
санино к ней все чаще стали обращаться люди,
особенно в беде, в горе. Она за всех, кто к ней об-
ращался, молилась, говорила им волю Божию —
ей было открыто. Она чаще всего по своей ручке
читала, словно книгу жизни открывала. Молитва,
конечно, ее, праведницы, доходила до Бога. Мно-
гих людей Любушка отправляла молиться в мо-
настырь на Карповку к святому праведному Ио-
анну Кронштадтскому или к блаженной Ксении.
Она их очень почитала.
В последние годы не было дня, чтобы к нам
не приезжали люди, бывало, что и ночью, и не
только миряне, но и монашествующие, духо-
венство. Отец Наум, архимандрит из Троице-Се-
ргиевой Лавры, часто к нам своих чад отправлял.
Он и сам не раз бывал у нас, в Сусанино. Помню,
предлагал Любушке постричь ее в монашество,
но она упорно отказывалась. Она говорила всег-
да: «Я странница, так меня и поминайте...»
Любушка никогда не осркдала ни священ-
ство, ни вообще кого-либо, всех жалела. Не раз
говорила мне, что умрет у Казанской.
Молилась Любушка необычно и трогатель-
но. И в храме, и дома она разговаривала с икона-
ми на своем языке, обращаясь к образу на иконе
как к живому. Иногда слезно просила о чем-то,
иногда радовалась. Молилась она за всех, кто к
208
ней обращался, молилась за Петербург, за Рос-
сию. Как-то сказала, что если люди будут всё так
>ке грешить и не будут каяться в грехах, насту-
пит страшное время.
Она особо почитала Матерь Божию. Лю-
бушка, сирота, любила Ее всем сердцем, всей ду-
шою, как свою родную мать. И тоже в сердечной
простоте по-своему с Ней говорила. Любушка
рассказывала мне, что Царица Небесная неод-
нократно к ней являлась. Впервые она загово-
рила об этом еще в Вырице. Однажды Любушка
молилась на дороге, недалеко от храма. И видит,
как прямо на нее идет по дороге стая волков —
почему-то черных, страшных. Это были бесы.
Через несколько дней на том месте, у дороги, она
увидела на сосне Саму Царицу Небесную в голу-
бом красивом одеянии...
Запомнился случай в Сусанино. Мы толь-
ко что купили дом и задолжали. Я высаживала
травку и ездила в город продавать. У Любуш-
ки был ключ от дома, но она без меня домой не
шла, ждала, когда приеду. Однажды я задержа-
лась, а она, как потом мне рассказывала, стала
переживать, что меня долго нет. Стоит у хра-
ма и молится Царице Небесной: «Владычица,
Матушка, куда мне идти ночевать, Люси долго
нет...» И вдруг слышит голос. Она поняла, что
отвечает ей Сама Владычица: «Иди к Люсе, она
уже дома». Любушка схватила свою сумочку,
с которой никогда не расставалась, она в ней
хлеб птичкам носила, и радостная пошла к нам.
Я была уже дома.
209
Однажды она стояла у храма, молилась и
вдруг видит Матерь Божию совсем недалеко, в
нескольких шагах. Царица Небесная словно с
иконы сошла. Она стояла и смотрела на угодницу
Божию Любушку, утешала ее Своим явлением.
210
Господа и Любушку — за то, что она не оставля-
ет нас своим попечением.
Однажды в Сусанино я спросила у Любуш-
ки, спасусь ли я и как мне спасаться.
— В храм будешь ходить и спасешься, — от-
ветила блаженная».
Будем считать, что это наказ нам всем —
8
всем, кто стремится спасти свою душу .
А. ИЛЬИНСКАЯ
В Любушкином домике
211
Захожу в сусанинскую церковь. Невысокая,
она утопает в соснах. Как и вырицкая, церковь
была освящена в честь Казанской иконы Божи-
ей Матери, но четырьмя годами раньше, в 1910
году. Заложил ее настоятель царскосельского со-
бора протоиерей Афанасий Беляев. Сегодня там
служит протоиерей Василий Бутыло. Ему за семь-
десят, он один из старейших клириков епархии.
Восемь лет на его глазах проходил подвиг блажен-
ной Любушки. В сусанинскую церковь приезжали
люди со всех концов земли — из Австралии, Ис-
пании, Америки. «А теперь пусто», — с горечью
говорит батюшка. Он благословляет трудящихся
в храме женщин рассказать мне о Любушке.
Первой откликнулась уборщица Анна Пав-
ловна, которая припомнила, что сначала Любуш-
ка жила в Вырице, была бездомная: «"Где ж ты
там, милая, спала? " — бывало, спрошу ее. — "В
брошенных домах, а случалось, и в срубах". Когда
она приехала из Вырицы, ходила в калошах на
босу ногу, а в Сусанино стала ходить в валеноч-
ках. В последние годы ее часто брали священни-
ки на день, на два — возьмут и привезут. А потом
навсегда увезли нашу родимую. Мы ей уж и до-
мик построили, чтоб было куда вернуться, а ее
и след простыл. Так и не побывала в своем гнез-
дышке ни разу. В Осташкове один благодетель
тоже пожертвовал ей дом, хотел поселить там ее
и Лукию, но Любушке дом не понравился. Одну
только ночку переночевали — и назад.
Однажды я своими глазами видела: ходит
Любушка по церкви, целует иконки, как самых
212
Трудницы храма в Сусанино
213
храма и церкви Иова Многострадального. Это
памятник любви к Любушке. Одна келья здесь
предназначалась блаженной. В настоящее время
там устроена молитвенная комната.
Это светелка с двумя окошками, они при-
крыты крркевными накрахмаленными занаве-
сочками. Их слегка колышет дыхание ветра из
форточки. Кажется, что занавески похрустыва-
ют — такие тугие. Здесь все блестит от чисто-
ты. Чем-то эта комнатка напомнила мне келью
преподобного Амвросия в Оптинском скиту, где
тоже устроена молельня.
На аналое лежит Казанская икона Божией
Матери и раскрытая Псалтирь, в красном углу —
образ Николая Чудотворца. На стене большой
Любушкин портрет с пальчиком у губ, рядом
икона блаженной Ксении Петербургской. На
другой стене Страстная икона Божией Матери,
Николай Угодник с четырьмя святыми, препо-
добномученица Елисавета Феодоровна, святые
Сергий и Герман Валаамские. На столике у сте-
ны образ преподобного Серафима Саровского,
Введение Богородицы во храм, Иверская Цари-
ца Небесная.
Любушка говорила, что иконы — не репро-
дукции, не фотографии, это сами живые святые
пред нами стоят. Здесь царит сосредоточенный
молитвенный дух — рать небесная славит Госпо-
да. «Дух Святой есть любовь; и любовь эта разли-
та во всех душах святых небожителей, и тот же
Дух Святой на земле в душах, любящих Бога. В
Духе Святом все небеса видят землю, и слышат
214
наши молитвы, и приносят их Богу» (преподоб-
ный Силуан Афонский).
Хотя ножки блаженной никогда не пере-
ступали порог этой кельи, кажется, что и она в
сонме небожителей стоит у аналоя, водит паль-
чиком по ладошке, читает свою таинственную
«грамотку», поминая живых и усопших. И я
присоединяю свою немощную молитву к ее
неслышному, но такому ощутимому сердцем
молитвенному воздыханию: помоги написать
о тебе, Любушка, приоткройся, Любушка, хоть
чуть-чуточку!..
Стук в дверь — зовут на трапезу. В соседнем
помещении кухня, там вдоль стены вытянулся
покрытый цветастой клеенкой стол. От обеда
осталось немного постной пищи. По правилу
старца Серафима Вырицкого после обычных мо-
литв перед трапезой читаем «Небесных воинств
Архистратизи» и тропарь Николаю Угоднику.
Какая милость Господня: не только в келейку
допустила, но и накормила старица Любушка,
напитала силой духовною, угощеньем благодат-
ным, сладостным!
На другом конце стола сидит регент Анна
Петровна с клирошанками. Они готовятся к ве-
черней службе — через несколько часов начнет-
ся утреня Великой Пятницы. Анна Петровна
также поделилась своими воспоминаниями о
Любушке.
«Однажды блаженная стояла на паперти
и вдруг говорит: "Там убивают, не ходи, туда хо-
дить не надо". — "Куда, Любушка?" — удивилась
215
я, но она не объяснила. Вскоре на моего мужа
Ивана напали, чуть не убили. Она всегда притча-
ми говорила, наше дело было разуметь. Питалась
скромно, брала не от всех. Как-то я себя плохо
почувствовала и попросила: "Любушка, помолись
за меня". — "Молюсь, молюсь". — "Плохо мне,
худо, Любушка". — "Пой Господу, пока ножки
ходят". Вот я и пою. Сама она все время на па-
перти стояла, и все на ножках, на ножках — си-
деть не любила. Великой души была человек!»
Раба Божия Валентина, трудящаяся в суса-
нинской церкви, была немногословна: «Много
говорить не стану, Любушка мне всего три слова
сказала, и я всю жизнь выполняю их». — «И что
же это за слова?» — «Ходи в церковь...»
Женщины рассказали, что в сусанинской
церкви работала свечницей раба Божия Фаина.
Она была у Любушки как бы переводчицей, ведь
зачастую понять блаженную было трудно, у нее
не только слова, но и все жесты что-то значили:
пальчик к губам приложит— одно значение,
платок поправит— другое. Этот язык жестов
хорошо понимала Фаина и разъясняла его посе-
тителям. Она относилась к Любушке очень тер-
пеливо, бережно. Теперь, когда блаженной не
стало, Фаина несет послушание в Николо-Бого-
явленском соборе, где подвизалась схимонахиня
Мария.
Поблагодарив сусанинских жен-мироно-
сиц, рядом с которыми столько лет жила бла-
женная Любушка, спешу на электричку, возвра-
щаюсь в Петербург и прямо с Витебского вокза-
216
ла отправляюсь в Никольский собор. В верхнем
храме рке читают 12 Евангелий, стоят люди со
свечками в руках.
Я нашла Фаину в нижнем храме, где в свое
время уснула в алтаре вечным сном матушка
Мария. Фаина чистила залитые воском подсвеч-
ники. Наша беседа состоялась в двух шагах от
иконы Божией Матери, похожей на образ «Аз
есмь с вами, и никтоже на вы», перед которым
в годы гонений на Православие молился старец
Серафим Вырицкий.
Фаина — женщина нестарая, думаю, ей око-
ло сорока лет. В ней чувствуется большая внут-
ренняя скромность, порядочность. Спокойное
лицо без страстей дышит умиротворенностью,
сдержанностью. Отвечая на вопросы, не спеши-
ла выговаривать сокровенное. Чувствовалось, что
с Любушкой ее до сих пор связывает нечто та-
кое дорогое и трепетное, что нельзя открыть по-
стороннему человеку без ущерба для души, без
потери чего-то важного, на что опирается твое
сердце, что дает тебе силы жить. Поэтому разго-
вор с Фаиной был соткан из однозначных слов,
а больше из молчания. Оно не было неловким,
тягостным, напряженным, просто временами
мы замолкали, давая право голоса тишине. Ее за-
полняли слова страстных Евангелий, доносящи-
еся из верхнего храма. У меня свечи в руке не
было, моей свечой была мысль о Любушке, она
тихо теплилась в душе. Я стояла рядом с Фаиной,
которая чистила подсвечники, и мы вместе мол-
чали о Любушке, и это было выше всяких слов.
218
Целомудренное молчание дорогой «переводчи-
цы» было красноречивее всех на свете словесных
излияний...
Чем больше я встречалась с людьми и рас-
спрашивала их о блаженной Любушке, тем яс-
нее становилось, что они не могут рассказать
много не потому, что хотят что-то скрыть, а от-
того, что не могут осознать и выразить — столь
тонко и неуловимо все связанное с сусанинской
старицей. В ее судьбе нет четкого сюжета — все
прикровенно, на уровне тончайших духовных
движений, которые не поддаются словам, таким,
в данном случае, неуклюжим. Все отчетливее ста-
новилась необходимость ехать к Лукии Иванов-
не Мироновой, рядом с которой Любушка про-
жила более двадцати лет. Другие люди воспри-
нимали блаженную несколько односторонне, в
связи со своими личными нуждами и проблема-
ми, а для Лукии Ивановны она была сестрой во
Христе, близкой подругой, сотаинницеи, членом
ее семьи. Вся Любушкина жизнь проходила на
глазах Лукии Ивановны, до самых интимных
сторон, которые есть у каждого человека. И вот
мой путь лежит на север, откуда родом Лукия
Ивановна и куда она год назад вернулась, чтобы
упокоиться в земле своих дедов и прадедов.
Дочь Галина встречает меня как старую
знакомую, хотя мы видимся в первый раз — вол-
шебные слова «я к Любушке» сразу открывают
двери этого гостеприимного дома. Галя ведет
меня на огород: «Пойдемте, познакомлю вас с
мамой».
219
Ровные ряды грядок, над ними с мотыгой
склонилась пожилая женщина. Издалека мне
кажется, что это Любушка, по крайней мере, та-
кой я представляю ее себе — благообразная ста-
рушка в платочке. Лукия Ивановна выпрямля-
ется, отирает пот со лба, приветливо улыбается.
Они и на лицо похожи, словно единоутробные
сестры. Немудрено: когда люди более двадцати
лет живут вместе, изо дня в день видят друг дру-
га, они неизбежно становятся похожи.
Заходим в дом. Это традиционная деревен-
ская изба-пятистенок. Внутри, кроме подсобных
помещений, одна большая комната и кухонька с
русской печкой. На кухне в уголке стоит желез-
ная кроватка с шариками — на ней обычно, за-
кутавшись в одеяло, сидя отдыхала Любушка. Те-
перь здесь спит Галина. В комнате занавесочкой
огорожен молитвенный уголок Лукии Ивановны.
Ситцевые шторки слегка отодвинуты. На стене
виднеются портреты иеросхимонаха Серафима
Вырицкого и Любушки — такой же, как в келье
ее несостоявшегося сусанинского домика.
Красный угол украшают иконы, которые
висели у Любушки. Когда Лукия Ивановна и Галя
только въехали в этот дом, он был совершенно
пуст, лишь на стене висела храмовая икона святи-
теля Николая, которого очень почитала Любуш-
ка. Николай Угодник как бы сам встретил их и
благословил на новое житье. Они сочли это за Бо-
жий знак, и Любушкин образ Николая Чудотвор-
ца, тоже большой, в богатой ризе, пожертвовали в
Кирилло-Белозерский монастырь для укрепления
220
В доме у Любушки
221
воскресшего. В первый миг я не поняла, где я, на
небе или на земле, Ангел Божий поет или Лю-
бушка? Что-то неотмирное в этом было...»
«Многое мне открылось только после ее
кончины — и поступки, и тайный смысл ее
слов, — продолжает Галина. — При жизни мы
многое не понимали. Помню, только приду до-
мой, как она р к е говорит маме: "Люся, Галя
пришла, корми скорее, она есть хочет". Еда на ее
языке означала "духовная пища".
Человек редко имеет свой язык, это дар
Божий — Любушка этого дара сподобилась. С
некоторыми говорила четко, конкретно, с дру-
гими — косноязычно, ничего не поймешь.
Иногда можно услышать, что Любушка не-
верно предсказывала. Дело в том, что она имела
разумение, кому что можно сказать. Однажды
пришел старик, лет под 80, плачет: сын пропал,
милиция ищет, найти не может. "Он вернет-
ся", — утешила Любушка. Отец ушел с надеж-
дой. "Где же он скрывается, Любушка?" — спро-
сила я. "Да его уже нет давно", — перекрести-
лась она. И в самом деле, сказать правду старику
было слишком жестоко, это значило убить его на
месте. Любушкины слова дали ему силу жить, а
истину он, возможно, так никогда и не узнает. И
она не солгала, ведь для Бога мертвых нет...
Одно время люди спрашивали у Любушки
про ваучеры, получать ли их? Каждому она отве-
чала по-разному. Одному: "Бери, долги отдашь ,
другому: "В храм отнесешь", а про меня сказа-
ла: "Гале эту бумагу брать не надо". Еще, помню,
222
говорила: "Запасай соль, Галочка, без сахарного
песка проживешь, а без соли нет". И еще: "Без
площади в наше время оставаться нельзя".
Когда она уезжала от нас, я чувствовала, что
это навсегда — Ангел Хранитель известил меня. С
большой скорбью мы ее провожали. "Наверное,
больше не увидимся, Любушка, ты уезжаешь на-
совсем". — "Нет, я только помолюсь и приеду. Я
вас всех поминаю", — и, водя пальцем по ладони,
поименно перечислила за здравие и за упокой
всех наших близких и дальних родственников, а
это не меньше тридцати имен. И я в который
раз убедилась, что Любушка помнит всех, кто
когда-либо обращался к ней за молитвенной по-
мощью, и теперь на небесах молится за каждого.
Прости, родная, не сберегли мы тебя...»
«Именно Любушка благословила нас сюда
переехать,— открыла семейный секрет Лукия
Ивановна.— Однажды возьми и скажи: "Люся,
как бы нам с тобой на твоей родине пожить?" —
"Так все рке поумирали, Любушка, никого не ос-
талось". А она надоумила подыскивать здесь дом.
В конце жизни совсем старенькая стала,
видела плохо, идет— стукается лбом о дверь,
о стены. Мы ее за руки водили, сами ножки не
шли. Без посторонней помощи она рке ходить
не могла.
Причащали ее два батюшки: отец Иоанн из
города Всеволжска (Любушка его особенно лю-
била) и отец Николай из храма Иова Многостра-
дального на Волковском кладбище. Ей давали две
лжицы Святых Животворящих Страшных Хрис-
223
товых Тайн. Каждый год к нам приезжал старец
Наум. Старца Кирилла Любушка тоже почитала:
"Божий человек".
После кончины, еще и сорока дней не было,
Любушка дважды приходила ко мне во сне, жа-
ловалась: "Люся, дай мне свое ватное одеяло, я
замерзаю. Вещи свои там оставлю, а сама у тебя
жить буду". А какие у нее могут быть вещи: гроб
да покров.
Как-то я ей во сне сказала:. "Люба, ты не-
сколько слов промолвишь и убегаешь". — "Не-
когда мне сидеть", — был ответ. Значит, в Царст-
вии Небесном у нее много дел, надо помогать
людям — так я понимаю эти слова. Еще она го-
ворила: "Я теперь с родителями живу". Из это-
го я делаю вывод, что она в чине мученическом,
ведь ее отец — страстотерпец за веру. Любушка
даже адрес мне давала, я попыталась его запи-
сать, но не сумела, буквы не получались, а утром
уже ничего не могла вспомнить.
Потом она мне приснилась и сказала: "Там,
где я лежу, строят часовню, туда сойдет Святой
Дух". А я тогда и не знала, что в монастыре затея-
ли строительство часовни, позже люди подтвер-
дили: так и есть».
Я спросила у Лукии Ивановны, почему
Любушка не была пострижена, ведь по духу и
подвигам она схимница? «Нам с ней несколько
раз предлагали, обеим, но Любушка от мона-
шества отказывалась, как бы пророчествуя, что
и без пострига в наше время можно спастись.
Я считаю, что я, грешница, недостойна принять
224
ангельский образ. Примешь, а обеты не выпол-
нишь, грех один».
Я спросила, почему Любушка звала ее Лю-
сей? «Ну как почему: от Гликерии уменьшитель-
ное имя Луша, от Людмилы Люда, а от моего
имени Люся, вот Любушке оно и полюбилось».
В доме Лукии Ивановны тепло, уютно, и в
какой-то момент я понимаю, что Любушка жи-
вет здесь по-прежнему, как открыла она во сне
своей Люсе. Она не оставляет свою духовную
сестру ни на мгновение. Со многими людьми го-
ворила я о Любушке, многих посещала, но нигде
еще не ощущала Сусанинскую старицу так силь-
но, как в святом Белозерье, где Любушка хотела
пожить на закате дней. В жизни не получилось,
но она пребывает здесь духом...
ЛЮДМИЛА АЛЕКСАНДРОВНА
ИЛЬЮНИНА
(Санкт-Петербург)
225
не только для простых людей, но и для иерархов?
Почему кончина ее была такой мучительной и
столько несправедливости перенесла она в кон-
це жизни? Эти вопросы, думается, на земле так
и останутся без ответа.
Для меня лично, как и для тысяч людей,
приезжавших к ней под Ленинград в поселок
Сусанино, навсегда в памяти останется свет,
лившийся из ее глаз. Когда я взглянула в ее глаза
в первый раз, слезы сами полились — из ее зем-
ных очей смотрело Небо. От нее проистекали
любовь, смирение, сострадание. Не нужно было
никаких рассказов о ее прозорливости и других
духовных дарах, нужно было только увидеть
эти глаза, согбенную фигурку, убогую одежду,
мешки с хлебом, чтобы понять: вот он, святой
человек.
Мне приходилось приезжать к Любушке
часто, привозить паломников, иногда иностран-
цев, за что она дала мне прозвище Переводчи-
ца. Но вот прошло время, и теперь я понимаю,
что это было прозорливым наименованием мо-
его труда вообще — вот уже 20 лет мне прихо-
дится (и устно — на лекциях и на экскурсиях, и
письменно — в статьях и книгах) пересказывать
мысли, слова, рассказывать о подвигах святых.
То есть, по сути дела, быть как бы «переводчи-
цей» — с высокого языка переводить на разго-
ворный, доступный большинству (и мне самой).
Особенно памятной поездкой к Любушке было
сопровождение протоигумена Горы Афонской
в 1992 году. При встрече и прощании батюшка
226
просил записать его имя для молитвенной памя-
ти и дважды услышал потрясший его ответ: «Не
надо писать. Я знаю отца Афанасия». Это «знаю»
было произнесено с тем выражением, с каким
она не раз говорила об отдаленных от нее не
только расстоянием, но и временем молитвен-
никах. Так она беседовала со святыми на иконах
в сусанинском храме Казанской иконы Божией
Матери и дома в своем «святом уголке». Роди-
телям одного больного мальчика, посылая их в
монастырь на Карповку, она сказала: «Забери из
больницы и иди к отцу Иоанну, мы с ним вместе
молиться будем».
Матушка видела все духовным взором. Не-
даром она спрашивала у приходящих к ней: «А
где ты живешь? А в каком районе? А на какой
улице?» И было ощущение, что она видит все
обстоятельства жизни человека, видит место, в
котором он живет. Так, я была свидетельницей
удивительного устроения судьбы моей близкой
подруги.
Поехала она к Любушке по просьбе сестры,
которая собиралась продавать квартиру в Моск- .
ве и эмигрировать в Америку. Подруга должна
была спросить Любушку, нужно ли ей это делать.
А услышала привычное: «А ты где живешь?» А
потом — потрясшие ее слова: «Ей в Америку не
надо, тебе надо. Тебе там будет хорошо». На сле-
дующий день моя подруга играла в своем оркес-
тре концерт вместе с приехавшими на гастроли
американцами. Старик-импрессарио (выходец
из России) после концерта подошел к ней: «Я
227
хочу вас пригласить на стажировку в Америку.
Я вышлю вам приглашение и билет». Она от-
неслась к этим словам как к проявлению мимо-
летных эмоций. Но буквально через неделю или
через две ей позвонили и сообщили, что привез-
ли приглашение и билет до Нью-Йорка Подру-
га опять поехала к Любушке и снова услышала:
«Поезжай в Америку. Тебе там будет хорошо.
Только отслужи молебен святителю Николаю в
Никольском соборе». Она исполнила наставле-
ние, и, когда пришла в американское консуль-
ство, все прошло как по маслу: ей дали визу сразу
на полгода, в то время как другие одинокие жен-
щины вообще получали от ворот поворот.
Я, конечно, не могу тут до конца рассказы-
вать об обстоятельствах жизни моей подруги, но
спасти ее, духовно спасти, могло только бегство
из города, из страны. В Америке же все сложи-
лось на редкость благоприятно: она поселилась
в городе Наяке, где живут русские эмигранты
преимущественно первой волны. А приютило ее
семейство Волконских. И стала она петь в цер-
ковном хоре, — по сути дела, вернулась в рке ос-
тавленную ею в России церковь. А потом устро-
илась на работу по специальности, что тоже —
крайняя редкость для эмигрантов. И счастливо
вышла замрк. На этот брак она успела получить
благословение от Любушки.
Вместе с подругой мы однажды присут-
ствовали при Любушкиной молитве дома, в
ожидании ответа на вопрос о ее судьбе. Это было
умилительно и страшно. Она брала принесен-
228
ный ей хлеб, откусывала от него кусочки и плача,
по-детски, простыми словами молилась о при-
носящих. Потом остатки этого хлеба она брала
с собой к сусанинскому храму и кормила ими
голубей. Молитвы эти Любушка совершала не
только днем, но, по свидетельству живших с ней,
и ночью, не позволяя себе не только прилечь, но и
присесть. Можно сказать, это был подвиг столп-
ничества, который Любушка творила долгие
годы, после того как перестала странствовать.
Разговаривая с человеком, Любушка часто
«писала по руке»: водила пальчиком по ладошке
и, как бы считывая то, что там написано, отве-
чала — иногда понятными словами, иногда зага-
дочно, а часто, видимо зная, что человек все рав-
но не выполнит сказанное: «Как хотите. Делайте,
как хотите». Так она отвечала и даже раз «про-
коловшимся» — тем, кто не исполнял ее благо-
словения и опять приходил за советом.
И от скольких бед она всех нас спасала! Мы
говорим тут не об отдельных людях, но о городе
в целом. Приведем только один пример. Может
быть, многие уже забыли о серьезной аварии^
на сосновоборской ЛАЭС в 1991 году. События
развивались по той же схеме, что и в Чернобыле.
Любушка накануне очень волновалась, говорила:
«Огонь, огонь!» Крестила дорогу к городу, совсем
не спала, молилась — и беды не произошло.
Но наряду с особым заступничеством ста-
рицы можно говорить и о сокровенном знании
ею и приятии грозных Судеб Божиих. Так, на-
кануне трагедии в Оптиной на Пасху 1993 года
229
один из братии монастыря, постоянно получав-
ший письма с угрозами, спросил у нее, что его
ждет, и услышал: «Убьют, но только не тебя».
Матушке были открыты и изменения воли
Божией. Так, она могла сказать: «Как хорошо,
что нет детей». Но, услышав через короткое вре-
мя от того.же человека об ожидании ребенка,
могла захлопать в ладоши и воскликнуть: «Слава
Богу! Слава Богу! Он будет хороший». Определив
тем самым и пол будущего ребенка. Вообще та-
кое детское определение из уст Любушки при-
ходилось слышать не раз: «Отец Иннокентий
хороший. Владыка хороший. Матушка хорошая.
Там хорошо».
Но приходилось слышать и обличения. В
домике часто собиралось много народа, даль-
ние оставались ночевать. При этом у человека
не спрашивали никаких свидетельств благона-
дежности — матушка все прозревала. Однажды
в потоке многолюдства приехали две женщины,
вошли в избушку и тут же услышали: «А вы из
Большого дома9?» Вместо ответа одна другой в
потрясении сказала: «Она святая».
Ее благословение обычно соединялось с
указанием на того святого, которому надо было
особо молиться, отслужить молебен или читать
акафист. Сугубо Любушка благословляла ставить
свечи, говорила об этом как об очень важном
деле. Да и вообще, людям, которые приходили
с запутанными семейными и служебными про-
230
блемами, советовала просто: «Читайте молитвы
дома. Учите детей молиться». И на самом деле, в
жизни этих людей не хватало важной основы, а
проблемы были уже «приложением».
...Много лет назад, работая в газете «Пра-
вославный Санкт-Петербург», я попросила че-
рез газету читателей присылать воспоминания
о блаженной Любушке Сусанинской. Откликов
было совсем немного, это показалось странным.
Ведь я точно знала (и по своему опыту, который
описала в той же газете), что Любушка многим
помогала, что к ней ездили в последние годы тол-
пы паломников.
Ездила я после кончины блаженной в Суса-
нино, чтобы записать воспоминания прихожан,
певчих, настоятеля храма. И тоже — ничего осо-
бенного не услышала. Самыми ценными были
только воспоминания матушки Лукии, у кото-
рой Любушка прожила более двадцати лет жиз-
ни, но и они были не особенно пространными.
И потом, встречаясь с теми, кто хорошо
знал Любушку, я тоже слышала только очень ко-
роткие рассказы. В них большую часть составля-
ло повествование о собственной судьбе и пере-
давались краткие слова Любушки. Так же было
и на вечере памяти блаженной старицы, кото-
рый проходил в годовщину со дня ее кончины,
в музее Ф. М. Достоевского. Все вспоминали об
одном и том же: как Любушка водила пальчи-
ком по ладошке, когда отвечала на вопрос, как
она прикладывалась к каждой иконе в сусанин-
ском храме, как она кормила голубей, как пла-
231
кала все ночи напролет, как часто говорила: «Как
хочешь», — и почти обо всех: «Он хороший», как
посылала служить молебны на Карповку, к бла-
женной Ксении или в Никольский собор, как
просила не забывать домашнюю молитву и час-
то ставить свечи в церкви.
Почему нет каких-то особенных, ярких вос-
поминаний о старице? — хотелось понять тогда.
А потом в редакцию газеты пришло письмо, в
котором содержался ответ на мой чисто журна-
листский, писательский вопрос. Вот отрывок из
этого письма: «Любушка вышла с послушницей.
Мне сразу стало ее очень жалко, так как она была
очень глубокой старушкой и немного напомина-
ла мне наших бабушек в больнице. В простоте
сердечной я предложила подлечиться Любушке
у нас в больнице.
...Пришли в церковь и встретились с Лю-
бушкой на паперти, она кормила голубей. Я ре-
шилась подойти. Посмотрела в ее глаза, и впечат-
ление первое ушло. Давно я не видела чистых, го-
лубых, небесных, открытых и каких-то кротких
глаз. Она улыбалась, и мне стало радостно. На все
мои вопросы Любушка молчала, но это не было
просто молчание, равнодушие. Я чувствовала,
что она молится и отвечает на мои слова и даже
на то, о чем я не умела сказать. День клонился к
вечеру, и мы стали собираться в путь. Любушка
все молилась, а мы в этом дивном молчании по-
ехали домой. Конечно, жизнь моя не сразу стала
меняться, но я уже знала силу христианской мо-
литвы».
232
Святую молитвенную тишину трудно пе-
редать словами. И страшно потерять то, что
было получено в общении со святым человеком,
разменяв это достояние на слова. Нельзя все
предавать гласности. Блаженные живут уже не
в нашем многословном мире. И тот, кто ближе
всего к ним стоит, меньше всего будет разгла-
гольствовать.
Коротко, мало я рассказала о блаженной
старице, потому что ограничилась только лич-
ными воспоминаниями или тем, что мне расска-
зывала ее «сокелейница» — матушка Лукия. Но
дело не в словах, а в силе духовной, которая до
сих пор изливается на душу при поминании до-
рого имени странницы Любови.
Любовь не умирает и за гробом. И если мы
продолжаем любить ту, которая жалела нас при
жизни, то будем просить, чтобы ее святыми мо-
литвами Господь простил нам наши прегреше-
ния и помог исправиться.
ВСПОМИНАЕТ ПИСАТЕЛЬ
НИКОЛАЙ КОНЯЕВ
Л
ет пять назад многие петербуржцы езди-
ли в Сусанино, на небольшую железно-
дорожную станцию, не доезжая Выри-
цы. Здесь жила Любушка.
Была Любушка старицей, многое было от-
крыто ей, многое происходило, как говорили, по
ее молитвам...
233
Рассказывали, что однажды на праздник
Казанской иконы Божией Матери пропала Лю-
бушка из дома. Встревожились женщины, жив-
шие со старицей. Куда пойти могла, если и по
избе едва двигалась? Отправились искать и на-
шли в церкви.
— Добрела-то такую дорогу как? — удивля-
лись.
— Так не одна шла... — ответила Любуш-
ка. — Богородица пособила.
Много таких историй про Любушку рас-
сказывали, а ездили к ней за советом, за молит-
вою. Любушка послушает гостя, потом пошеве-
лит пальцами, будто книгу листает, и ответ даст.
От многих я слышал, что советы эти помогали
жизни наладиться.
Однажды я тоже поехал к Любушке в
компании православных поэтов. Было это зи-
мой. День выдался морозный, чистый. Сверка-
ли на солнце заиндевевшие ветки. Было тихо.
Громко, на весь поселок, скрипел снег под но-
гами.
Дом Любушки нашли легко. Ее в поселке
знали все.
По утоптанной тропиночке вошли во
двор и поднялись на крыльцо. Потом долго
стояли в небольшой комнатке возле жарко
натопленной печи — ждали, пока позовут к
Любушке.
Женщина, назвавшая себя грешницей Ан-
фисой, взяла продукты, которые мы принесли, и
как-то сразу расположилась к нам.
234
— Ходят-то, ходят-то... — вздохнув, пожало-
валась она. — А ведь разные люди... Матушке-то
тяжко очень, когда не одни приходят...
— Так мы тоже вроде как целой компани-
ей...— засмущались мы. — Мы не знали...
— Это ничего, что компанией...— сказа-
ла грешница Анфиса. — Главное что — одни. Я
чувствую ведь... А та, — она кивнула на дверь в
комнату, — не одна пришедши...
И, повернувшись к иконам, перекрести-
лась.
Наконец дверь в комнату, где находилась
Любушка, отворилась, и из нее вышла женщина
лет тридцати. На щеках — красные пятна, гла-
за — неспокойные.
Женщина, похоже, занималась какой-то
издательской деятельностью. Порывшись в су-
мочке, извлекла целую пачку бумажных ико-
нок.
—Любушке хотела оставить...— сказала
она. — Это мы выпускаем...
—Нет-нет!— замахала руками грешница
Анфиса. — Заберите. Не надо нам.
Когда женщина ушла, я все-таки не удер-
жался и спросил у Анфисы, почему отказалась от
иконок. Разве иконы могут быть лишними?
— Дак не знаю... — простодушно ответила
Анфиса— Вся стена иконками увешана. Лю-
бушка у нас ведь как говорит: что вы думаете? —
это нарисовано? Нет... Это не рисунки, не фото-
графии. Это сами святые и стоят... Это для других
икона — картинка, а для Любушки нет. Сколько
235
ни будет икон, а каждой она поклонится. Хоть и
нету сил-то, и так едва на ногах стоит... Да ведь и
закрепить такую иконку не знаешь как. Того и
гляди упадет... Не знаю уж, чего бумажками ико-
ны печатают... А Любушка плачет потом.
На этом разговор с грешницей Анфисой
прервался. Меня позвали к Любушке.
Растерявшись, я вошел в комнату, вся стена
которой действительно была завешана икона-
ми, и увидел низенькую сгорбленную старушку.
Опираясь на клюку, неподвижно стояла она воз-
ле стула, на который мне и велела сесть присут-
ствующая в комнате женщина.
— Вы громче спрашивайте!— сказала
она. — Совсем плохо слышит матушка.
И совсем растерялся я. Только теперь и со-
образил, что не знаю, чего спрашивать. Можно
было придумать какой-нибудь праздный вопрос,
только зачем спрашивать то, что самого не слиш-
ком волнует? А что волнует?
Если честно, то больше всего занимал меня
вопрос, отчего я так переживаю порою, как вы-
глядел в глазах того или иного человека, и при
этом почти не думаю, как выгляжу в Очах Божи-
их? Впрочем, и это не вопрос, поскольку ответ
на него известен наперед. Понятно, что если че-
ловек живет праведно, то ему и хочется, чтобы
Бог видел его. А коли грешишь, то не только не
хочется этого, но хочется, чтобы Бога как бы и не
было вообще.
Нет... Что-нибудь надо было, конечно, спро-
сить. Я бы и спросил. Во весь голос прокричал бы,
236
если бы знал, о чем спрашивать. Но не сообра-
зить было нужного вопроса в этой комнате, где,
бесчисленные, смотрели на тебя со стен святые.
—Помолитесь за меня, пожалуйста, — еле
слышно проговорил я.
Что-то неразборчивое проговорила Лю-
бушка.
— Что? — спросил я.
— Имя ваше она спрашивает... — сказала
женщина.
— Николай.
Любушка что-то перевернула в своей неви-
димой книжке и, опустив голову, беззвучно за-
шевелила губами. Я вышел.
И так и осталась Любушка в памяти —
сгорбленная, маленькая, с беззвучной МОЛИТВОЙ
на устах, окрркенная СТОЯЩИМИ вокруг нее свя-
тыми.
Это многие видели, многие такой ее и запом-
нили... Множество петербуржцев ездило годами к
Любушке. А потом уехала Любушка из Сусанино.
«Уезжаю... — как передавали, сказала она. — Ник-
то не молится здесь, только говорят...»
Год или два не слышно было ничего про
Любушку, пока, незадолго до кончины, не вер-
нулась она.
Вот теперь-то и надо было бы поехать,
спросить: неужто и там, где она странствовала,
тоже только говорят, а не молятся? Только не
спросишь уже. Преставилась Любушка...10
10 Коняев Николай. Любушка// Горница. Собрание православных
писателей. 1999. № 8. С 3.
237
А. ИЛЬИНСКАЯ
Никольский храм —
плод молитв блаженной Любушки
С
ело Климентьево, ныне окраина Сергие-
ва Посада, возникло 580 лет назад. Исто-
рия села связана с именем преподобного
Сергия Радонежского, первооснователя города,
где сегодня находится жемчужина Правосла-
в и я — всемирно известная Троице-Сергиева
Лавра, а также с именами защитников обители
Шилова и Слоты, живших некогда в Климентье-
ве. Затем по русской земле пронеслись полчища
поляков и литовцев под руководством Сапеги
и Лисовского, уничтожившие Климентьево, но
село отстроилось.
Рядом пролегает трасса на Москву, носящая
имя проспекта Красной Армии. Некогда он был
главной магистралью Сергиева Посада. По обы-
чаю, здесь проезжал императорский кортеж на
поклонение в Лавру преподобного Сергия, про-
ходили пешком паломники. В Климентьеве они
останавливались, отдыхали, готовясь к встрече со
Святыней, поэтому село называли «воротами в
Лавру».
В Климентьеве находился Никольский
храм. После революции он был закрыт. Здесь
размещался хлебозавод, потом церковь долго
стояла ничейная, разваливалась, разрушалась. В
1991 году храм передали Русской Православной
Церкви. Возглавил приход преподаватель Мос-
238
ковских Духовных школ протоиерей Владимир
Кучерявый.
Отец Владимир преподает студентам дог-
матическое богословие. В былые годы он был
помощником ректора МДА, заведующим ака-
демической библиотекой. Член Богослркебной
комиссии, автор слркб родителям преподоб-
ного Сергия преподобным Кириллу и Марии,
священномученику митрополиту Киевскому и
Галицкому Владимиру, Патриарху Иову, Свя-
тейшему Патриарху Тихону.
Прошло восемь лет, и храм восстал из запус-
тения. Центральный престол освящен в честь Ус-
пения Божией Матери, почему храм официаль-
но называется Успенским, северный придел —
во имя святителя Николая, южный — Иоанна
Предтечи. Это единственный в Сергиевом Поса-
де храм, где есть престол святителя Николая, по-
этому его, чтобы не путать с Успенским собором
Лавры, в народе величают Никольским.
Мало кто знает, что Никольский храм в селе
Климентьеве, являющийся украшением родно-
го города, — плод молитв блаженной Любушки,
которая благословила отца Владимира Кучеря-
вого на этот подвиг.
Мы в доме у отца Владимира. Матушка
Людмила разливает чай, со стен смотрят пресвя-
тые лики.
— Когда отец Владимир принял храм, он
чувствовал себя очень плохо,— начинает свой
рассказ матушка. — В храме тогда ни потолка,
ни пола не было, выбоины, колдобины. Когда он
239
слркил молебен святителю Николаю и кадил, у
него кружилась голова, он боялся упасть. Насто-
ятельство на старости лет он принял доброволь-
но, сознательно, желая послужить Церкви, хотя
это крест нелегкий. «Кто же, если не я?» — ска-
зал он себе. Да и живем мы неподалеку. Но по
силам ли пожилому человеку такой подвиг? И я
поехала на совет к блаженной Любушке. Ко мне
присоединилась приятельница.
Вот и Сусанино. Поскольку адреса мы не
знали, пошли в местный храм Казанской иконы
Божией Матери. Слркбы не было. Встретила нас
сторож Аннушка — чудесный человек, сама лю-
бовь. Мы сказали, что ищем блаженную Любуш-
ку. «Подождите в храме, она обязательно придет
сюда молиться», — посоветовала Аннушка. Мы
послушались, ждем.
Наконец блаженная появилась. Меня сразу
поразило ее сходство с нашей матушкой Ксенией
Петербургской, словно Любушка сошла с ее ико-
ны. Такая же маленькая, в платочке, даже прядка
волос справа, как на иконописном изображении,
выпадает. Одета она скромно, но аккуратно —
старенькое пальтишко, мех с воротника спорот.
— Мой батюшка взял храм, а здоровья
нет, — сказала я Любушке.
— Поставит, поставит храм и награду боль-
шую получит, — ответила блаженная.
И что бы вы думали? Вскоре после этой
встречи мужу позвонил из Москвы знакомый
благочинный и говорит: «Отец Владимир, у тебя
машина есть?» — «Нет, не было и не будет».
240
Оказалось, в Москве есть какой-то боголюби-
вый предприниматель, который подарил благо-
чинному машину и спросил, не знает ли он еще
священника, которому нужна машина. Тот по-
звонил к нам в Сергиев Посад, хотя в Москве у
него столько знакомых. Так у отца Владимира
появились свои «Жигули». Это ли награда, кото-
рую предрекала Любушка, не знаю...
Потом я спросила блаженную о сыне, кото-
рый тогда слркил в армии, а в начале 90-х годов
время, помните, было очень тревожное.
— Придет, придет из армии, — радостно
заверила Любушка.
— А куда ему потом идти учиться, в инсти-
тут или в семинарию?
— И туда, и туда хорошо, — сказала Лю-
бушка.
И действительно, сын вернулся из армии,
жив-здоров, поступил в медицинский институт.
И приятельница о чем-то своем спросила.
Все вопросы выяснены, надо и честь знать. «Де-
вочки, не уходите, сейчас Любушка молиться бу-
дет», — прошептала Аннушка. А нам неудобно,
человек молится, хорошо ли подглядывать. «Не
уходите», — настояла Аннушка, и мы остались.
Любушка ходит от иконы к иконе, по ла-
дошке пальчиком водит, словно чьи-то имена в
невидимый помянничек заносит и пред Богом
свою записку читает.
На аналое лежала икона, какая — не пом-
ню, наверное, Рождества Богородицы, ведь дело
было во второй половине сентября. Вдруг Лю-
241
бушка рукой как замашет, ногой как оттолкнет
кого-то, а людей в храме никого. «Врага отгоня-
ет», — пояснила Аннушка.
После того как Любушка помолилась, сто-
рож пригласила нас в свою каморку попить чай-
ку, прибавив, что вообще-то блаженная чай пьет
редко, чаще только кипяточек. У Любушки была
с собой сумочка, там оказалась вареная карто-
шка, огурцы. Она молча протянула нам по огур-
чику. Аккуратненько разломила картофелину,
опрятно скушала.
Помню, я удивилась: Любушке было под 80
лет, а какие у нее красивые руки, совсем не стар-
ческие, интеллигентные, благородные. Все в ней
было пристойно, чистоплотно: ножки в тапоч-
ках, чулочки простые, но чистые, не спущенные,
не протертые, как иногда можно видеть у ста-
рушек. Много не говорила, но ее молчание было
красноречивее всех речей. Сила блаженной была
не в словах, а в чем-то ином, что выше слов.
Собираясь в Сусанино, я набрала продук-
тов: в Ленинграде тогда все было по талонам, а
денег, я знала, Любушка не берет. Гостинчик был
прост: килограмм вермишели в упаковке, кило-
грамм гречки, что-то еще в этом же роде. «Это
вам, матушка». — «Что там?» — с детским любо-
пытством спросила Любушка, заглянула в сумку
и осталась довольна. Всего понемножку, но ноша
получилась увесистая, а она старенькая. «Давай-
те, матушка, отнесу, куда скажете», — предложи
ла я. «Отнеси, отнеси», — согласилась Любушка
и назвала адрес.
242
Тут в храм зашла еще какая-то женщи-
на.— упала в ноги Любушке, о чем-то своем
спрашивает. Мы стали уходить. Только вышли
за дверь, как вослед нам Аннушка: «Смотрите,
девочки, Любушка хочет вас проводить». Мы
обернулись и видим: блаженная оставила свою
посетительницу, стоит на крыльце, нам рукой
машет. Мы шли по длинной тропинке спиной
к калитке, лицом к матушке, и все кланялись,
кланялись ей. Машем и машем молитвеннице
нашей, глаз отвести не можем, и, лишь когда
ступили за калитку, она вернулась обратно в
храм.
Мы отнесли гостинцы по указанному ад-
ресу матушке Людмиле Ивановне и вот едем на
электричке в Санкт-Петербург, словно на кры-
льях летим. Такое счастье переполняло нас, та-
кая радость неизреченная. На душе был мир и
покой, жизнь казалась справедливой, спаситель-
ной. Вот что такое встреча со святостью. Редко
кому доводится испытать это в наше время, но
кто испытал — не забудет вовеки...
А вот еще случай, он произошел не со
мной, поэтому я не стану называть имя этой
женщины. Ее муж был священник, скончался
рано, оставив двух сыновей. С одним из них
случилась беда: он без родительского благосло-
вения стал встречаться с неверующей, некре-
щеной девушкой, без венца впал с ней в грех и
упорствовал в своем падении. Каково было ей,
вдове уважаемого священника, вынести это, как
людям в глаза смотреть? Поехала к блаженной
243
Любушке, рассказала про свою беду. Любуш-
ка внимательно выслушала и сказала: «Гриша
был хороший и будет хороший, все будет хоро-
шо». Там еще одна женщина была с подобной
проблемой, но ей Любушка ничего не сказала,
промолчала, видать, ничего утешительного бед-
ную не ждало. А с моей знакомой вышло все по
Любушкиным словам: одумался Григорий, по-
любил православную девушку, сочетался с ней
законным браком. Теперь у них трое детей, они
прихожане нашего храма, каждое воскресенье
впятером на службу приходят. Так и вымалива-
ла Любушка людей. Как ей это удавалось, уму
непостижимо, но просьбы ее были угодны Богу,
нам же, людям, доставались только плоды ее
молитв. Не случайно Господь сказал, что всякое
дерево познается по плоду своему и не собира-
ют ни смокв с терновника, ни винограда с кус-
тарника (см.: Лк. 6,44).
Пока матушка вспоминала блаженную,
отец Владимир молча сидел и слушал. Потом
сказал:
— Сам я не сподобился видеть живую Лю-
бушку, но определенной харизмой она несомнен-
но обладала. Как только Любушка сказала, что я
подниму храм и получу награду, на меня навали-
лись болезни, разбил инсульт. Теперь вот, видите,
с палочкой хожу. Я думаю, предреченная ею на-
града совсем не машина, нет — одна награда нам,
христианам, от Господа: болезни и скорби.
244
РАССКАЗЫВАЕТ
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА
ПТАШИНСКАЯ
(город Хотьково Московской области)
М
ой сын служил в армии на севере,
близилась демобилизация. Я мечта-
ла, чтобы он стал монахом. Поехала к
Любушке просить святых молитв за него, она
неожиданно сказала: «Сейчас не женится — сов-
сем не женится». Я приехала домой радостная
и говорю своему мужу, протоиерею Николаю:
«Отец, Любушка открыла мне, что если он сей-
час не женится, то совсем не женится. Надо нам
беспрерывно читать Псалтирь, чтобы слова ее
исполнились». И в самом деле, где он там, на се-
вере, невесту себе найдет?
Через три дня телефонный звонок. «Мама,
ты получила мое письмо?» А я три дня вынимала
почту и, не разбирая, складывала — недосуг было.
Смотрю, а там письмо от сына. Он сообщает, что
ходил в увольнение, встретил девушку, решил на
ней жениться.
Я опять к Любушке: «Беда-то какая, сын
женится неизвестно на ком!» — «Она хорошая,
хорошая матушка будет»,— сказала Любуш-
ка. Потом я узнала, что когда он познакомился
со своей будущей женой, увидел, что девушка
чистая, неиспорченная. Спросил ее: «Ты креще-
ная?» — «Нет». И сын повел ее в местный храм
245
креститься. Священник не допустил его стать
восприемником, хотя он хотел: «Вдруг ты же-
ниться на ней надумаешь». Сын тогда и не по-
мышлял об этом, но Промыслом Божиим уже
все было определено. Впоследствии крестилась
вся семья этой девушки. Из нее и вправду вышла
хорошая жена священника. У них родилось че-
тыре дочки, а они мечтали о сыне, как в царской
семье. Поехали к Любушке. Она пообещала, как
Паша Саровская: будет сын. И сбылось по слову
ее — у них родился мальчик.
А вот еще случай. Моя дочь Надя познако-
милась с семинаристом, он сделал ей предложе-
ние. «Я верю только Любушке, если она благосло-
вит, пойду», — сказала Надя, и мы с ней поехали
в Спасо-Бородинский монастырь к игуменье
Серафиме, где, как нам сказали, тогда гостила
Любушка. Мать Серафима сказала, что Любуш-
ка была у них проездом, даже не переночевала, а
сейчас уехала к матушке Феодоре в Вышний Во-
лочек. Мы поспешили туда.
Приехали глубокой ночью, в темноте идем
по городу, ищем Казанский монастырь. Нако-
нец привели нас к матушке нашей родненькой.
Мы перед ней на колени. «Любушка, выходить
ли мне замрк?» — спрашивает Надя. «Он хоро-
ший», — ответила Любушка. «Будет ли он свя-
щенником?» — «Будет». Раз Любушка так ска-
зала, Надя сразу дала согласие. Возвращались до-
мой счастливые, Наденьку замуж благословили,
решилась ее судьба, сама игуменья Феодора ей
кольцо подарила.
246
Решили мы купить молодым жилье в Сер-
гиевом Посаде. Денег у нас было ровно на
однокомнатную квартиру. Надя опять обра-
тилась к Любушке, как она скажет? «Берите
двухкомнатную», — сказала Любушка. А как
мы возьмем, если денег нет? Скрепя сердце
сговариваемся на однокомнатную, уже и ва-
риант нашли. Совсем было заключили сделку,
как хозяйка говорит: «Подождите немного, я
вещи вывезу». Надя сразу поняла: «Нету на это
Любушкиного благословения». И мы отказа-
лись от этой затеи.
Взяли газету, смотрим, какие продаются
двухкомнатные квартиры, и нашли одну прямо
около Лавры. Я стала звонить знакомым, собра-
ла денег взаймы, и мы ее купили. Молодые так и
называют ее: «Любушкина квартира». Зять долго
был диаконом, а теперь он иерей Ярослав, слу-
жит у отца Владимира Кучерявого в Никольском
храме в Климентьеве.
Моя подруга жила в коммуналке. Сосед у нее
был пьяница, комната угловая, сырая. Пошла она к
Любушке с вопросом, как бы ей получить другую
квартиру. Любушка слушает, не отвечает. Потом
сказала: «Молись» — и больше ни слова Вскоре
ей повстречалась женщина, которая переезжала
в двухкомнатную квартиру, а свою бывшую одно-
комнатную решила отдать кому-нибудь из веру-
ющих. Подруга за неделю собрала все документы
и переехала. Придя к Любушке, удивилась: она
никогда не видела, чтобы блаженная так весело,
заразительно смеялась. Смеется и повторяет: «На
247
четвертом этаже и окна во двор!» Тогда-то она и
поняла, кто ей вымолил эту квартиру.
В открытии нашего хотьковского монастыря
Любушка помогла нам как никто. Как мы хлопота-
ли тогда, в начале 90-х, сколько натерпелись! В За-
горском исполкоме перед нами двери закрывали,
слушать не хотели, заявлений не принимали. «Что
нам делать, Любушка?» — «Поезжайте в Москву».
Мы ездили в Министерство культуры, в Мособлис-
полком, каждый шаг с ней обговаривали, на все
благословение брали, и наконец наш монастырь
открылся. Здесь почивают мощи родителей пре-
подобного Сергия — преподобных Кирилла и Ма-
рии. Это произошло по Любушкиным молитвам.
Как-то я приехала в Сусанино. Думала, лягу
спасть на террасе, а Любушка благословила: «Ло-
жись в большой комнате, а на террасе пусть ля-
жет Галя (дочка хозяйки)». Я говорю матушке Лу-
кии: «Неудобно мне выживать вас, но и Любушку
не могу ослушаться». Сделали, как она сказала.
Ночью приехали два монаха с духовными чадами,
мы с Лукией всю ночь их принимали, а Галя спо-
койно спала на веранде, и никто ее не тревожил.
Один человек, не буду называть его имя, не
хотел ехать на новое место назначения. Любуш-
ка сказала ему: «Поезжай к Патриарху». Он сми-
рился и поехал, куда его направили. Сейчас это
очень большой человек.
Матушка сокровенно управляла людски-
ми судьбами, да так, что никто не догадывался
и не подозревал, что это она. Однажды мы с Лю-
бушкой были вдвоем в сусанинском храме. Я
248
протирала иконы, она молилась. Вдруг заходит
девушка, молоденькая, накрашенная, плачет,
косметика размазалась, по лицу текут черные
слезы. «Любушка, у меня подруга замуж вышла,
и я осталась одна. Ребята сейчас по-плохому гу-
ляют, родители у меня неверующие, что делать,
Любушка, как жить, на что опереться?» — «Иди
к Царице Небесной», — сказала блаженная.
Девушка приложилась к иконе Божией
Матери, а сама плачет, остановиться не может.
Любушка ей на меня указывает: «А теперь по-
дойди к ней». Я думаю: чем же я ей помогу? Но
раз Любушка посылает — значит, я должна ее
выслушать, успокоить, так я рассудила. Сказа-
ла: «Приезжай к нам в Сергиев Посад. Деньги
займи, а по приезде мы тут же долг по почте вы-
шлем. Устроим тебя в регентский или иконопис-
ный класс». Честно говоря, сама в это не верила,
говорила просто для утешения. Думала, ну при-
едет, мы ее обогреем, обласкаем, исповедуется,
причастится, к старцам сходит и поедет обратно.
Она обрадовалась, спросила, как там меня найти.
Я объяснила: через знакомую в иконной лавке.
И вот уже осенью, на Воздвиженье, стою на
клиросе в Успенском соборе. Вдруг подходит ко
мне моя знакомая и говорит, что меня разыскива-
ет девушка из Сусанино. Я не думала, что она ре-
шится приехать. Что же с ней делать? Подошла к
батюшке, все ему рассказала Он подумал и гово-
рит «Значит, душа у нее чистая, раз она не может
безбоязненно грешить, сердцевина здоровая, это
хорошо. Ко мне завтра одна игуменья приезжает,
249
я с ней поговорю». Устроили мы ее на ночь к веру-
ющей женщине, а назавтра игуменья забрала ее к
себе в монастырь. Девушка поехала с ней, вся сияет.
Потом я узнала, что к ней приезжали родители и
брат — вся семья через нее к Богу пришла. Вот как
наша Любушка устраивала судьбы людские. Все ей
было открыто, кого и к кому направить и что из
этого получится. Выглядело все просто, можно ска-
зать — обыденно, а последствия судьбоносные.
Однажды Любушка вдруг как застучит поло-
тенцем по окошку: «Не трожьте отца Николая!» Я
запомнила: это был четверг, три часа дня. Приехав
домой, спросила мужа, что с ним было в это вре-
мя? «Кто тебе рассказал?» — удивился он. Оказы-
вается, именно в этот час его поджидала большая
опасность, враг восстал на него через людей, и Лю-
бушка издалека молитвенно помогла ему. Все зна-
ла, все видела, все чувствовала. И хозяйка Лукия
Ивановна говорила: «Любушке все было откры-
то». Обьино в церкви стоит, а слева рукой кого-то
отгоняет, бесов видела, это всем известно.
Я думала: мы спрашиваем ее о своих житей-
ских делах, а нам надо бы смотреть, как молится
эта угодница Божия, пока она еще рядом с нами,
на земле. Однажды Любушка долго молилась, по-
том подошла и сказала мне два греха, о которых
никто, кроме меня, не знал: «Отмаливай, иначе
Господь на Страшном Суде взыщет».
В другой раз мы снова остались двое в храме.
И вот пришли трое, бритоголовые лбы, в кожаных
куртках, золотых цепях. Они стали каяться Лю-
бушке в своих преступлениях. Я отошла подальше,
250
чтобы не услышать лишнего, не быть невольным
свидетелем. Любушка им что-то сказала, «Идите к
кресту, просите у Господа прощения», — донеслось
до меня. Они подошли, опустились на колени, на-
клонили бритые головы, неумело перекрестились...
Приехали в Сусанино двое, мужчина лет
тридцати и молодая женщина за двадцать. Он
остался на улице, она зашла, протянула Любуш-
ке гостинчик — гречку, рис, сахар, а та оттолк-
нула, даже швырнула на стол. «Любушка, почему
ты у меня не берешь?» — огорчилась молодая
женщина. «Они не велят», — ответила блажен-
ная, указывая на иконы.
Потом строго спросила: «Почему с мркем не
живешь?» Оказалось, что муж этой посетительни-
цы психически больной, а сама она иконописица.
Ее послали учиться в Санкт-Петербург. Она стала
брать уроки иконописи у того человека, что остал-
ся стоять во дворе, и влюбилась в него. Они приеха-
ли решить свою судьбу. «Мрк тебе не изменяет, ты
должна вернуться к нему, ходить с ним в церковь.
Причащайтесь' вместе, и он исцелится».
Наконец, в дом вошел мркчина. Любушка,
прямо сказала ему: «Ты должен быть в монас-
тыре». Я, невольная свидетельница, подумала:
интересно, так сразу и в монастыре. Оказалось,
он был уже в рясофоре, Любушка сразу прозрела
это и повторила: «Ее м р к поправится, а ты воз-
вращайся к себе в монастырь». Какой р к тут мо-
жет быть брак. Они ушли расстроенные...
К Любушке часто приходили люди, родные
которых пропали без вести, приносили фотогра-
251
фии. В таких случаях Любушка благословляла слу-
жить молебны святителю Николаю, ставить свечи.
Некоторым сразу говорила: «Он рке не найдется».
Каждый день в полдень Любушка приходи-
ла в храм молиться, у нее и ключик свой был. От
иконы к иконе ходила, прикладывалась, пальчи-
ком по ладошке писала, кого-то отмаливала.
Приехала к ней за советом одна женщина-
«бизнеследи», в короткой юбке, а Любушка вдруг
задрала свое платье, как мини. Женщина подума-
ла: «К кому я пришла, это сумасшедшая какая-
то». Через несколько дней ее с позором сняли с
работы, и она уразумела смысл Любушкиного
пророчества. Во второй раз она пришла рке по-
другому, одетая пристойно, как полагается хрис-
тианке, смиренная, с сокрушенным сердцем.
Ездили к ней покойный отец Иннокентий
(Просвирнин) и владыка Владимирский Евло-
гий. Выходя от Любушки, последний сказал: «Та-
кими людьми мир держится».
Одной моей знакомой Любушка присни-
лась на 40-й день после своей блаженной кон-
чины. Удивительно, что она была не старенькой,
а молодой, красивой, лет тридцати. Обеими ру-
ками зовет ее, манит. И как раз знакомые ехали
на могилку к Любушке помянуть ее, и у них в
машине было одно место.
Один священник, придя из армии, поехал
к Любушке. Вначале он подумал, что это простая
старушка. А потом в храме узрел видение: Лю-
бушка вверху над миром, она держала в руках
длинный плат, как на иконе Покрова Богороди-
252
цы, и понял, что это за человек. Ее молитвы всех
нас покрывают. И когда мне бывает трудно, я
призываю Любушку, и она всегда откликается.
ЕЛЕНА АЛЕКСАНДРОВНА
КОМАРОВА
П
ока жив был отец, у нас в доме часто
11
бывали нищие . Я хорошо помню су-
санинскую Любушку с блаженным Фе-
дором, они часто навещали нас. Любушке было
тогда лет сорок, но рке тогда она производила
впечатление старицы, была маленького роста,
сутулая, сгорбленная. Завидев ее, мама обычно
обращалась к отцу с таким возгласом: «Вон твоя
Любушка почтенная идет!» Мама и сама ходила
к Любушке, водила к ней людей.
К Любушке меня в 1993 году направил пер-
вый вырицкий летописец Андрей Новиков. Он
по благословению Любушки крестился в Суса-
нино, часто посещал блаженную. Она предсказа-
ла ему, что он станет священником. Сейчас Анд-
рей женился на Инне, с которой они приезжали
ко мне, и служит священником где-то в Белорус-
сии. И вот в 1993 году я поехала в Сусанино.
За годы, что я не видела Любушку, она мало
изменилась. Было впечатление, что это человек
без возраста, который живет вне времени, — че-
ловек из Вечности.
253
Любушка вышла из-за печки, что-то за-
бормотала. В ее руках было много мелочи. Она
сосредоточенно пересыпала монетки из одной
руки в другую. Губы ее шевелились. Помню, что
на стене висел большой портрет отца Серафима
Вырицкого. Говорила Любушка непонятно, кос-
ноязычно, лишь отдельные слова различались.
Кое-что из ее слов мне «перевела» Фаина.
В тот день я встретила в доме Лукии Ива-
новны женщину, которая приехала к Любушке с
большой скорбью. Лицо ее было черное от горя. Ее
сын-бизнесмен исчез при загадочных обстоятель-
ствах О нем давно нет ни слуху ни духу, розыски
милиции оказались тщетными, и родные не знают,
как за него молиться. Она приехала к Любушке, а
блаженная говорит, что он жив и поминать его
надо за здравие. Мать не теряет надежды, говорит,
что будет молиться за него по всем монастырям.
Прошло два года, и я вновь в Сусанино со
своими проблемами. На этот раз встреча с Лю-
бушкой произошла в церкви. Помню, что она
покупала охапками свечи, ходила и ставила их
перед всеми иконами, приговаривая: «За Любу,
за Любу». К своему удивлению, я увидела в храме
ту же женщину, которая скорбела о пропавшем
сыне. Она улыбалась, глаза ее излучали радость.
Мы обнялись, расцеловались.
Она рассказала, что по благословению Лю-
бушки горячо молилась за пропавшего без вес-
ти сына, и в один прекрасный день мимо нее
медленно проехала машина, за рулем которой
сидел он сам. И головы не повернул, смотрел
254
прямо перед собой, ни один мускул в его лице не
дрогнул, но как бы нарочно ехал очень медлен-
но, словно давая ей возможность рассмотреть
его и убедиться, что с ним все в порядке. Жен-
щина поняла, что по каким-то причинам сын ее
вынужден скрываться, но он жив и здоров, а что
еще матери надо? Она поспешила поблагодарить
свою спасительницу. Теперь часто приезжает
в Сусанино, жертвует на церковь, где молится
Любушка. У меня где-то записан телефон этой
женщины, если нужно, она сама сможет все это
засвидетельствовать.
БЛАЖЕННАЯ ЛЮБУШКА
НАПРАВЛЯЕТ К ИОАННУ
КРОНШТАДТСКОМУ12
255
Родители мальчика, ударившего Констан-
тина, пригласили на дом к болящему священни-
ка из церкви Святого Иова Многострадального,
отца Николая. Родные же самого Константина
были тогда мало верующими и нецерковными
людьми, но все же согласились на то, чтобы отец
Николай пособоровал их сына.
После таинства соборования Костя впервые
за два дня поел и даже встал, но через некоторое
время у него поднялась температура. Тогда свя-
щенник благословил вызвать «Скорую помощь».
Мальчик был положен в реанимацию с сильней-
шим воспалением, грозившим заражением крови.
В течение недели он находился под капельницей,
дважды ему очищали кровь, сделали переливание
крови, но ничто не помогало. Наконец ему хотели
делать пункцию в месте ушиба
Тогда родители Константина позвонили
отцу Николаю с тем, чтобы взять благословение
на пункцию, но он направил их к старице Лю-
бушке в Сусанино (под Петербургом). Выслушав
родителей больного, блаженная старица сказала:
«Мальчик хороший, жить будет, мажь масли-
цем», а затем неожиданно выкрикнула им вслед:
«Резать не давай, забери из больницы и иди к
Иоанну, мы с ним вместе молиться будем». Веря
в заступничество отца Иоанна, они впервые
пришли в монастырь на Карповке, где монахи-
ни посоветовали им читать Акафист святому в
течение сорока дней, что и было исполнено, а
мать ребенка, кроме того, читала еще и Акафист
Иверской иконе Божией Матери.
;
256
После посещения усыпальницы св. Иоанна
Кронштадтского мальчика перевели из реанимации
в отделение, где он находился еще долгое время. Его
пришлось учить садиться, ходить. Уповая более на
помощь Божию, нежели человеческую, и памятуя
слова блаженной Любуппси, родители отгказались
от предложенной врачами операции, но все время
мазали сына маслицем от мощей, молились за него,
пригласили священника, который причастил ребен-
ка в больнице (за что получили выговор от врачей).
Через некоторое время первый диагноз—остеоми-
елит — был снят, и врачи при осмотре обнаружили
лишь «последствия после ушиба». Сейчас Костя —
живой, подвижный мальчик
Свое письменное свидетельство родители
чудесно исцеленного отрока завершают таки-
ми проникновенными словами: «Наш мальчик,
слава Богу, жив и здоров. Но, самое главное, его
страданиями, его болью мы обрели веру в Бога.
Мы все стали исцеляться душой — вся наша се-
мья. Теперь у нас есть наш приход, наш духов-
ный наставник. Необыкновенно добрые люди
стали окружать нас. Вот так, благодаря святому
Иоанну Кронштадтскому мы исцеляемся».
ИСЦЕЛЕНИЕ ЛЮБОВИ
от опухоли
Ч
асто болезни тела— следствие наших
грехов, поэтому исцеление даруется че-
ловеку после искреннего, глубокого пока-
яния. Вот один из таких случаев.
257
Женщина из Москвы по имени Любовь, 45
лет, летом 1996 года приехала в монастырь благо-
дарить батюшку и рассказала о своем спасении.
Около полутора лет перед тем врачи нашли
у нее опухоль и сказали, что ей срочно, в течение
трех дней, нужно делать операцию. Но Любовь ре-
шила отложить врачебное вмешательство на две
недели, с тем чтобы по-христиански подготовить-
ся к ней — причаститься, собороваться. По бла-
гословению своего духовного отца она поехала на
исповедь к архимандриту Амвросию (Юрасову),
духовнику Свято-Введенского монастыря в г. Ива-
ново. Там она принесла очень подробную исповедь,
в ходе которой пересмотрела всю свою жизнь. С
помощью о. Амвросия она исповедалась во всех
забытых грехах и причастилась Святых Христовых
Тайн. Затем она отправилась к блаженной Любуш-
ке, которая посоветовала ей не делать операцию,
а взять св. масла от мощей святого Иоанна Крон-
штадтского и мазать место опухоли.
Когда Любовь сообщила врачу, что отказы-
вается от операции, он назвал ее «несерьезным»
человеком, видимо сочтя за полусумасшедшую.
Миру, далекому от Бога, всегда кажется безумной
жизнь по Христовым заповедям! С верой, поло-
жившись всецело на волю Божию, Любовь стала
ежедневно мазать больное место маслицем. При-
мерно через две недели она ощутила, что внутри
у нее словно что-то разорвалось, после чего стала
чувствовать себя сразу лучше. Вскоре исчезли оте-
ки, пропали все признаки заболевания. К врачам
Любовь больше не обращалась — настолько яв-
258
ным было чудесное исцеление по молитвам Ба-
тюшки Иоанна и блаженной Любушки.
ЕЛЕНА РОМАНОВНА
СТРЕЛЬНИКОВА
(село Ферапонтово Вологодской области)
М
ой сын Михаил после школы решил
поступать в семинарию. Духовник ска-
зал ему: «Сначала в армии послужи», —
но он ни в какую, стоит на своем. Тогда батюшка
благословил его поехать к блаженной Любушке.
Мы нашли ее в Сусанино у церкви. Я по-
дошла, говорю: сын хочет поступать в семина-
рию. Блаженная ответила что-то невразумитель-
ное: «Человек шесть или семь... икон там будет
много...» Я говорю Мише: «Ничего не понимаю,
иди, спрашивай сам». Он подошел, они побесе-
довали. Возвращается счастливый: «Любушка
благословила!» На следующий день сдал доку-
менты в Санкт-Петербургскую семинарию.
В глубине души я не верила, что его примут:
мальчик, жизни не знает, окончил деревенскую
школу в Ферапонтово, какие у него могут быть
знания? А он сдал экзамены на отлично. Его оп-
ределили в общежитие. В комнате было шесть
человек, он седьмой, и там было много икон —
все так, как предсказывала Любушка. Однако
проучился недолго, пришла повестка из воен-
комата — не упало на землю и слово духовника.
Вернувшись из армии, завершил учебу. Сегодня
259
отец Михаил служит в Спасо-Преображенском
соборе в Санкт-Петербурге. Так блаженная Лю-
бушка определила его судьбу.
ГАЛИНА ШЕЙН
(Владимирская область)
О
днажды я сильно заболела, и такое было
у меня уныние, что думала — скоро умру.
Приехала в Лавру и получила благосло-
вение съездить к блаженной Любушке. Это была
моя первая встреча с ней. Я стала просить ее, что-
бы она помолилась за меня, потому что я очень
сильно болею. Она начала водить пальчиком по
руке своей и молиться на своем языке. Я все при-
слушивалась и не могла понять, как она молит-
ся. Любушка помолилась, а потом говорит уже
ясно, что все будет хорошо, не умрешь. Сказала,
чтобы я отслркила молебен Спасителю, Матери
Божией и Ангелу Хранителю. Чтобы больше мо-
лилась и просила помощи у Бога. Я побыла возле
Любушки всего несколько часов, а такое получила
облегчение, радость. Дух уныния прошел. Столь-
ко силы появилось, что я и по святым местам к
блаженной Ксении, св. Иоанну Кронштадтскому
поехала, а раньше еле ходила, такой был упадок
сил. И на душе была великая радость. Вот как Лю-
бушка сразу помогала нам, грешным.
Милостью Божией сподобилась я еще раз
побывать у блаженной Любушке. Меня мучила
бессонница, и я поехала за помощью к Любуш-
260
ке. Когда приехала, она меня сразу же уложи-
ла на свою постель, я крепко уснула, проспала
3 часа, а Любушка все это время молилась на сво-
ем языке, время от времени подходя к кровати,
на которой я лежала. Это мне потом мои попут-
чики рассказали. И так Любушка меня исцелила.
А уезжала от нее — как на крыльях летела, столь-
ко силы было. По святым местам в Санкт-Петер-
бурге бегом бегала, столько появилось радости и
энергии. И каждый раз так не хотелось расста-
ваться с Любушкой, ведь так было хорошо и легко
возле нее, что забывались все беды и скорби!
К Любушке всегда шло очень много наро-
да, и она всех принимала, молилась, утешала. С
вечера она немного засыпала, а ночью до само-
го утра молилась и, бывало, временами громко
плакала, кричала, забывалась, часто отмахива-
лась, возбужденно говорила на своем языке —
видимо, воевала с темной силой. Ее было так
жалко в эти моменты! Какую борьбу вела она с
темной силой, молясь за душу человеческую!
Еще Любушка говорила, что надо часто в
храм ходить, молиться Богу, Матери Божией,
своему Угоднику, имя которого носишь, ставить
свечку Ангелу Хранителю. Особенно хорошо бы-
вать на Литургии. Сама Любушка каждый день
ходила в храм, молилась перед каждой иконой
подолгу, причащалась за каждой литургией. Пе-
ред Причащением она вся уходила в молитву,
это ее состояние можно было видеть со стороны.
И имя-то ей дали Любушка — она вся была одна
Любовь к Богу и людям!
261
АННА П.
(Сергиев Посад)
Э
то было году в 1991—1992-м. Мы с моей
подругой собрались поехать к Любушке.
Перед поездкой мы взяли благословение
у нашего духовника на то, чтобы после посеще-
ния Любушки съездить во Владимир, так как из
Петербурга есть прямой поезд на Нижний Нов-
город, который останавливается во Владимире. В
Сусанино мы переночевали, а утром, после завтра-
ка, начали собираться в путь, хотя поезд отправ-
лялся в 6 часов вечера. Это было накануне празд-
ника Благовещения Пресвятой Богородицы, и мы
решили всенощную отстоять во Владимирском
храме, а к литургии приехать во Владимир. Со-
брались, подошли к Любушке за благословением
на дорогу. А она благословляет и говорит: «Как бы
не опоздать!» Мы подумали про себя: «Как можно
опоздать, если времени еще только десять часов
утра, а поезд отходит в шесть вечера?»
Мы подумали, что не так поняли, снова
спрашиваем: «Любушка, благослови, мы поеха-
ли!» А она вновь благословляет и говорит: «Как
бы не опоздать!» Мы опять ничего не понимаем,
и когда уже оделись, то подошли к ней с теми же
словами, и она снова, благословляя нас в дорогу,
повторила сказанное прежде.
Пришли на станцию Сусанино, и тут на-
чались странные неожиданности: по громкого-
ворителю объявили, что все электрички на бли-
262
жайшие полтора часа отменяются. Мы не очень
огорчились, ведь до поезда времени было еще
достаточно, а от Сусанино до Санкт-Петербурга
ехать электричкой приблизительно сорок ми-
нут. Дождались электрички, приехали в город и
все делаем не спеша: немного погуляли, сходили
в храм и поехали на вокзал за билетом. Заняли в
кассу очередь, стоим, и вдруг во всех кассах по
непонятным причинам отключилось электри-
чество. Они, конечно, прекратили работу. До от-
правления нашего поезда оставалось 30 минут,
но мы стоим — не может же долго не быть све-
та! Чтобы не терять времени, я попросила свою
подругу сходить в камеру хранения за вещами.
Она ушла и вдруг через две минуты прибегает и
говорит: «А вещи-то у нас на Витебском вокза-
ле!» Мы совсем забыли, что собираемся уезжать
с Московского вокзала, а вещи оставили на Ви-
тебском, так как оттуда отправлялись в Суса-
нино! Мы так и ахнули и побежали брать такси
в надежде, что успеем съездить туда и обратно.
Но, как на зло, никто из таксистов не соглашался
ехать: слишком близко, им это невыгодно. При-
шлось бежать в метро. Кажется, совсем близко,
всего-то две станции, но пока переход, пока под-
нимаешься из метро, пока дойдешь до камеры
хранения — время уходит. Мы бежим, волнуем-
ся, что не успеем, и правда — приехали обратно
на Московский вокзал, а наш поезд отошел пять
минут назад! Пришлось нам купить билет на
Москву и возвращаться в Сергиев Посад. Види-
мо, внимательнее надо было отнестись к словам
263
блаженной Любушки, подумать. Но мы были
молодые, легкомысленные, нам казалось — как
же мы опоздаем, если еще столько времени впе-
реди! Нет бы задуматься, что блаженные просто
так ничего не говорят!
Зато в другой раз, примерно в те же годы,
с нами произошел еще один случай, тоже имев-
ший отношение к поездам. Мы тогда поехали к
Любушке с моей сестрой на 7—8 ноября. У меня
было свободное время, а сестре надо было сроч-
но возвращаться обратно. Мы были у матушки,
и, когда моя сестра собралась в обратный путь, к
Любушке приехал из Питера один семинарист.
Любушка поговорила с ним, а затем попросила
его проводить девушку до вокзала и посадить на
поезд.
Как впоследствии рассказывала моя сестра,
когда они с семинаристом приехали на вокзал,
оказалось, что там полный зал отъезжающих,
поскольку все после праздников стремились
вернуться домой. Билетов не оказалось ни в од-
ной кассе. Только каким-то чудом, видимо за мо-
литвы блаженной, им удалось достать билет на
ближайший поезд, и она уехала.
Я все это время волновалась за сестру, зная,
что по причине праздников уехать ей будет
очень трудно. Никаких мобильных телефонов
ведь в то время не было, и мне было никак не
узнать, удалось ли ей купить билет или она сидит
на вокзале. Вечером я спросила у Любушки, уе-
хала ли моя сестра, и получила от нее совершен-
но спокойный и уверенный ответ: «Да, уехала!»
264
Она сказала это так просто и уверенно, как буд-
то сама видела мою сестру садящейся в вагон, и
я сразу же успокоилась.
АЛЕКСАНДРА ИГНАТЬЕВНА
ВОРОНОВА
(Сергиев Посад)
П
ервый раз я попала к Любушке так.
Пришла к своему духовнику, а он мне
говорит: «Ты у Любушки была?» Я от-
вечаю, что вообще у блаженных не была. Он го-
ворит: «Ну вот и поезжай с Надеждой!» А у меня
была высокая температура, я стала отказывать-
ся, говорить, что болею. Но он говорит: «Ничего,
ляжешь в поезде на полку, всю дорогу проспишь.
Поезжай!» Пришлось ехать.
Приехали в Сусанино, пришли в дом, где
жили Любушка и Лукия. Любушка подошла ко
мне, посмотрела и сразу отошла. А у меня в это
время сильно болела голова. Уложили нас спать,
я лежу, мучаюсь. И посреди ночи Любушка вдруг
мне говорит: «Шура, а ты укутай голову плат-
ком!» Я укутала, и мне сразу стало легче. А утром
встала, пошла на улицу, и у меня открылась рво-
та. Любушка увидала это и говорит: «Шура, по-
чему ты не сказала, что с тобой так нехорошо? Я
бы тебе хлебушка дала, ты бы закусила, и у тебя
это все прошло бы!»
Был Великий пост, в храме в тот день служи-
лась литургия Преждеосвященных Даров. Мы
265
все вместе пошли в храм. Все время, пока были в
церкви, Любушка часто ко мне подходила. Сто-
ит, молится, потом подойдет ко мне — читает,
читает что-то и опять отойдет.
И так мы стали часто к ней ездить вместе с
Надеждой. Любушка была всегда нам очень рада.
Когда мы приехали во второй раз, она мне гово-
рит: «Шура, ой как от тебя пахло, ведь я сразу от-
бежала от тебя!» А потом ходила, ходила по дому,
все пальчиком водила по ладошке, помолилась,
приходит и говорит: «Шура, ты уходи с работы!
Скажи батюшке и уходи, а то прямо на работе
помрешь! А когда приедешь — открой все окна,
двери — пусть все из дома выйдет! И скажи ба-
тюшке, чтобы он сам молебен отслужил у тебя!»
Я тогда работала на производстве. И дейст-
вительно, стала себя плохо чувствовать. Потом
выяснилось, что, оказывается, мне на работе
очень «делали». Там была девушка из Ростова-
на-Дону, вроде бы верующая, знала владыку Ио-
асафа. И вот она-то, как оказалось, и делала мне
разные колдовские пакости.
А выяснилось это так. Я как-то пришла к
духовнику, а он меня спрашивает: «Ты на рабо-
ту?» Я отвечаю: «Да». Он вдруг, ни с того ни с сего,
дает мне пачку папирос и говорит: «Ну, вот, на
тебе папиросы!» Я за послушание положила их в
карман и пошла на работу. Одежду мы держали
каждая в своем шкафу, а они у нас не запира-
лись. И вот как-то подходит ко мне та девушка и
говорит: «Шура, ты что, куришь?» Я говорю: «Не
курю, а чего ты по карманам лазаешь?» Она сму-
266
тилась: «Да я хотела у тебя кое-что взять». Я ду-
маю про себя: «Тут что-то не так!» Потом однаж-
ды она опоздала на работу, а тогда было строго,
тридцать третья статья, и ее увольняют. И вот,
видимо, ее стала обличать совесть. Перед тем как
увольняться, она пришла, упала мне в ноги и со-
зналась: «Прости, Шура, это я тебе "делала"!»
Это, я считаю, у меня в жизни было главное
исцеление по Любушкиным молитвам. Любуш-
ка ведь не случайно говорила: «Уходи, а то ум-
решь на работе!» Она видела, что мне там вредно
работать — и от людей искушения, и для здоро-
вья тяжело. К ней вообще много ездило людей,
многим она помогала, исцеляла их.
Я по ее благословению ушла с производ-
ства, устроилась уборщицей в медицинское учи-
лище, а заработок совсем маленький. Она и гово-
рит: «Ой, Шура, да что ж у тебя такой заработок
маленький?» Я говорю: «Любушка, ну помолись
тогда, чтоб мне прибавили!» Она потом помоли-
лась, и мне, правда, немного прибавили зарплату.
А потом я ее спрашиваю: «Любушка, а можно
мне принять монашество?». Она отвечает: «Нет,
когда на пенсию уйдешь». Я говорю: «Любушка,
но все равно за меня Юля с Ангелиной работа-
ют!» Это у меня в доме тогда жили две молодые
девушки. Они тоже к Любушке ездили, Любуш-
ка их любила. Она: «Ну и что, все равно ты счи-
таешься на казенной работе. А девчонки пусть
работают, они молодые, сильные!» Я когда при-
езжала, всегда на колени встану и спрашиваю о
них: «Любушка, будут ли они монашками?» Она
267
всегда отвечала: «Будут! А ты себя тоже жалей,
береги! У них ведь мама есть, а у тебя никого
нет!» Великим постом они всегда болели. Я и го-
ворю однажды: «Любушка, сейчас пост, они бо-
леют!» А она отвечает: «Они молодые, им надо
болеть!» Потом они обе действительно приняли
монашество. Она их очень любила, всегда про
них спрашивала. А мне она все время говорила:
«Когда уйдешь на пенсию, будешь монашкой!
Вот как будет тебе молиться хорошо тогда!» Так
все и молюсь, без монашества.
О себе Любушка мне рассказывала тоже.
Если ее спросить, она не отказывалась, бывало,
что-нибудь о себе рассказать. Но это все сейчас
уже в основном всем известно: как она в Пи-
тере появилась, как работала на фабрике, как
ее оттуда забрали, положили в больницу за то,
что она не захотела обманывать с бельем, как ее
учили. Ее из-за этого в психиатрическую боль-
ницу забрали. Рассказывала, как она из больни-
цы ушла: из полотенец и простыней связала ве-
ревку и в окошко спустилась. Многие говорят,
что Любушка не могла такого сделать: как, мол,
она могла на такое решиться, но я от нее самой
об этом слышала. Рассказывала, как после этого
пошла она странствовать. Она говорила: «Шура,
знаешь, как я странствовала? Я босиком зимой
ходила!» Стоим с ней, и как раз снег идет. «И ты
знаешь, я не мерзла! А потом я подумала: как же
так я не мерзну? Все, сразу стала мерзнуть! Да,
странствовала я. Матерь Божия меня хранила.
Я в основном знаешь где странствовала, Шура?
268
По лесам! Старалась идти по железной дороге.
И вот один раз иду, а навстречу идет мужик.
Что делать? Матерь Божия, что делать? Вдруг с
той стороны поезд товарный. Я думаю — куда
он сейчас? Поезд в одну сторону, я — в другую
и убежала!» Так вот она нам такими отрывками
о себе иногда говорила.
Такой вот у нее был подвиг: девство хра-
нила, босой ходила. И открыто ни у кого ниче-
го не просила, что ей подадут, то и ела. Она мне
говорила о себе: «Шура, я же странница! Я если
куда приду, что мне подадут, то я и кушаю. Я вот
сейчас в таком-то доме была и ела там куриный
бульон. Мне что дадут, то я и кушаю!» Она спа-
сала тех, к кому приходила, — чтобы люди через
милость к ней, страннице Божией, спасались.
Она всю жизнь была странницей. Когда
Любушка уже в Иваново была, я как-то раз к
ней приехала. А она собралась в Дивеево и при-
глашает меня с собой странствовать: «Шура, по-
ехали с нами!» Я говорю: «Да у меня там дом, де-
вки!» Она говорит: «Да девки без тебя сами спра-
вятся!» Но я все же с ней не поехала, да и она из
Дивеево уехала быстро.
Я хочу сказать, что общение с Любушкой —
это нам было подкрепление и утешение за святые
молитвы нашего духовника. Он ведь старец, он не
мог нам дать такого внимания, любви и ласки. Он
все время перегрркен, у него всегда народ. И по-
том, он же мужского пола, и как мы, такие блуд-
ные, страстные, воспримем от него утешение?
Может возникнуть пристрастие к духовншсу как
269
к человеку. Поэтому он меня всегда очень смирял.
А за утешением посылал к ней. А Любушка нас не
смиряла, она только все с лаской, любовью: «Шу-
рочка! Шурочка!» Как-то я приехала одна и плачу.
Она спрашивает: «Шура, что ты все плачешь?» Я
говорю: «Любушка, вот он меня все ругает и руга-
ет!» Она и говорит: «А ты когда придешь к нему,
он тебя начнет ругать — ты так ручки сложи и
скажи: "Прости меня!" — и сразу беги!» Я один
раз к ней приехала и говорю: «Любушка, мы тебя
сейчас в рюкзак посадим и увезем!» Она как за-
смеется: «Шура! Ну, Шура!» Я батюшке рассказа-
ла, а он говорит «А что, думаете только вы любите
внимание? Нам тоже это приятно!»
А потом, когда был наместником архиманд-
рит Алексий (Кутепов), было как-то сильное при-
теснение на нашего духовника Очень тогда мно-
го у него было недоброжелателей в Лавре, и очень
на него восставали. Он послал нас с Надеждой в
Сусанино, чтобы отец Константин специально
отслужил за него литургию. Отец Константин был
настоятелем храма в Сусанино. Мы потом однаж-
ды были там в то время, когда он умер. Он поехал
причащать кого-то в Дом престарелых, а Любуш-
ка ему и говорит: «Батюшка, не надо, не езди!» Но,
как говорится, «пророка в своем отечестве нет»,
он не послушался и поехал. И вот, где-то посколь-
знулся в автобусе, упал, и у него, по-моему, случил-
ся разрыв сердца Мы были на его отпевании, ко-
торое совершал Владыка Арсений, а похоронили
его за алтарем сусанинского храма. Он был очень
хороший батюшка.
270
А тогда духовник послал нас к отцу Констан-
тину, и мы поехали. Приехали, сразу пришли к
нему, а он послал нас к старосте и казначею. Они
такие важные были, но к нам очень хорошо отно-
сились. Сразу заказали просфоры для литургии. И
на другой день была специально обедня за нашего
отца духовного, присутствовали только «свои». И
Любушка пришла молиться. Это что было! Весь
храм был в крике, начиная от «Иже Херувимы»
и до «Тебе поем»! Она дралась с ними, с бесами!
Ей все говорят: «Потише!» А она по всему храму
мечется, молится так по-своему. Так она с ними
воевала за него! Да, она боролась, отгоняла их от
него! Так вот помолились. В этот же вечер поехали
и везде за него заказали — у блаженной Ксении,
у отца Иоанна Кронштадтского, у святителя Ни-
колая. И, по милости Божией, стало потом тише
как-то, гонение потихоньку прекратилось. Отца
Алексия сделали епископом, перевели на кафед-
ру, все более-менее улеглось.
Так он нас посылал к Любушке, и это было
в основном утешением для нас. Он сам вопро-
сы задавал. Мы писали эти вопросы в записочку,
а она на них отвечала. Как-то он послал меня с
записочками, где были отмечены братья, соби-
равшиеся ехать на Афон, было их тринадцать.
Их отправляли для пополнения числа братии
Пантелеимонова монастыря. Они все пережи-
вали — и на Афон ехать хотели, но боялись, что
больше никогда не приедут в Россию. А она го-
ворит: «Нет, Шура, в отпуск все приедут, пусть
едут!» И все сейчас там, кроме главного келей-
271
ника наместника, отца Ефрема. Отец наместник
его не отпустил, так он и остался здесь.
Как-то раз приехали в Сусанино, и приехал
Иосиф, который сейчас на Афоне, вместе с отцом
Макарием. Отец Макарий сейчас духовник Рус-
ского Пантелеимонова монастыря на Афоне. Она
нам велела их накормить: «Шура, Надя, давайте
угощайте батюшек!» Сама она никогда вместе с
отцами не садилась, всегда кушала только отдель-
но. И все продукты, что ей приносили, отдавала
Лукии. От нас она брала только святыню из Лав-
ры, а все остальное — «Люсе!» Возили мы туда два
раза отца Спиридона (он теперь в Аносинском
монастыре), когда подсобное хозяйство поднима-
ли. Возили его брата отца Николая, когда решался
вопрос — жениться ему или нет. Как-то привез-
ли Машу, сестру отца Тимофея, который сейчас в
Турции. Она подарки какие-то привезла, вопросы
задает. А Любушка берет крестик и говорит: «Вот
еще один крест. Сколько их у меня (духовных
чад)! Как я уже устала!»
Всех, кого принимала из Москвы, она спра-
шивала: «Вы у отца Наума были?» Такой случай
однажды был при мне. Приехал один человек,
она спрашивает его: «У отца Наума был?» Он от-
вечает: «Нет». — «Ты сначала езжай к отцу Нау-
му, а потом сюда!»
Один раз мы с Лидией Ивановной Шахи-
ной поехали к Любушке. Это было на майские
праздники, числа первого-второго. Приезжаем,
а Лукия поехала к сестре в Питер, ее дома нет.
Мы сходили с Любушкой в храм, вернулись из
272
храма, задали свои вопросы. А она вдруг и гово-
рит: «Лидия, а я к вам поеду, давайте собирайте
сумку!» Собираем ее вещи, и вдруг приезжает
Лукия: «Ну, собирайтесь, собирайтесь, сколько
раз такое было! Сейчас дойдет до вокзала и вер-
нется обратно». Мы собрались, идем. Подходим
к станции, и она садится с нами в электричку.
Доехали до города, спустились в метро, чтобы
ехать на вокзал. Она с нами, но говорит: «Вы в
метро больше не ездите, ездите до города, а там
сразу на поезд!» Она метро не любила. Приехали
на Московский вокзал, я с ней осталась стоять
в вестибюле, а Лидия Ивановна пошла в кассы,
взяла для нас целое купе. Любушка надела очки
и ходит по вокзалу, а глаза у нее закрыты. Подо-
шел к ней один мужчина и говорит: «Бабушка, ты
чего?» Она отвечает: «Воля Божья! Воля Божья!»
Объявили посадку, мы зашли в свой вагон. Она за
всю дорогу ни разу не легла, все сидела и ничего
не кушала, а только молилась.
Приехали в Сергиев Посад, взяли такси и
сразу поехали в Лавру, к отцу Науму. Привели ее
в приемную келью, он так обрадовался! Дал ей
скуфейку, а она не взяла: «Нет, нет, Шуре отдай,
Шуре!» Он на меня посмотрел, скуфейку поло-
жил на место: «Ну, идите, — говорит, — отды-
хайте с дороги!»
Поселилась она у меня дома. Вот у меня в
комнате кровать, там ей и постелили. И как по-
шел к ней народ, целыми толпами! Каждое утро
она причащалась, каждый день водили ее к отцу
Науму. Отец архимандрит Николай встретил ее
273
с такой любовью, всюду ее по Лавре водил, в Се-
рапионову палату, везде. Нам было очень с ней
хорошо. Я даже мало о чем ее спрашивала. Я как
приду к ней — мне так легко, отрадно! У меня
только один вопрос был: будут ли мои девчонки,
Юля с Ангелиной, монашками?
Она у нас была три ночи, и каждый день
столько народу приходило к ней! Потом приеха-
ли Раиса, Лидия Ивановна, Эмилия и увезли ее в
Струнино, к Раисе-чувашке. Она хотела еще вер-
нуться, но вдруг ни с того ни с сего говорит: «Ве-
зите меня обратно!» И даже не осталась в Стру-
нино ночевать. Даже вещи у нее здесь остались,
я потом возила.
Она потом сказала: «Я специально приехала
посмотреть на вашего наместника, на отца Алек-
сия». Она о наместнике ничего не говорила, не об-
личала. А вообще она иногда людей обличала, но
очень деликатно. Как-то я видела, приехали к ней
двое людей, и уж какая она была добрая, а гово-
рит: «Выгоняйте их!» Ходила от одного окна к дру-
гому и говорила: «Не ходите сюда, я вам сказала,
не ходите!» — и все по окнам пальцем грозила!
Мы один раз приехали к ней и говорим:
«Любушка, как же мы тебе надоели!» Она го-
ворит: «Нет, если бы вы знали, как мне с вами
хорошо и легко, если бы вы остались!» Любушка
любила, чтобы ей из Лавры возили артос. И спе-
циально отцы наши, они еще на Афон не уехали,
снимали ей головку, верхнюю часть артоса. Один
раз мы поехали с Надей Г., повезли Любушке
артос. Мы набрали яичек красивых, и я Наде в
274
поезде говорю: «Посмотри, какое яичко краси-
вое отец дал!» У Надежды глаза загорелись: «Вот
бы мне Любушка его подарила!» Приезжаем к
ней домой, все выкладываем, а яичка этого нет! А
Любушки дома в это время как раз не оказалось.
Она была у Пелагеи, одной благочестивой вдовы,
жившей в Сусанино за железнодорожной лини-
ей. Она ее очень любила, к ней приходила мыться,
стираться. Она никому не доверяла стирать свое
белье. А мылит как! Люся все ей выговаривала:
«Любушка, ну что ты столько мылишь?!» И мы
решили ей мыло хозяйственное возить. Мылась
она дома, в баню не ходила. Целлофан большой
постелет на пол, корыто поставит, тазик и моет-
ся. И никто будто ничего не видит, вот вроде бы
ты здесь же, а кажется, что ничего и не видал! И
только она разрешала Лукии потереть себе спи-
ну. Постирает, развесит белье и караулит, пока
оно высохнет. Потом снимет, сложит аккуратно
и на свой стульчик кладет. Так она мылась, сти-
ралась. И вот, вернулась Любушка, я ей и говорю:
«Любушка, прости, такое вот яичко было, но оно
куда-то пропало!». А она как рассмеялась: «Вот и
хорошо!» Как она все видела, слышала, чувство-
вала — не высказать! Она даже чувствовала рас-
положение духа человека.
Один раз мы приехали к ней на День Ан-
гела с Надеждой (теперь она монахиня Ф.). На
другой день она посылает нас в город, а у Надеж-
ды были планы с ней побыть наедине, и она не
послушалась, осталась в Сусанино. Мы приехали
в Петербурге в Никольский храм — устали, сил
275
нет! Сели прямо на ковры и просидели так до
елеопомазания. Приезжаем обратно, а Любуш-
ки дома нет и даже ночевать не пришла. Оста-
лась на ночь у Нины, которая работала в храме,
она ее тоже очень любила. А Наде говорит: «Не
ходи со мной, ты чего с ними не поехала?» Она
очень не любила, когда не слушались!
Как-то в одно из наших посещений Сусани-
но к Любушке приехала молодая чета в большом
горе. Дело у них оказалось такое— когда они
были на даче, их дочка, маленькая девочка, вышла
ненадолго на улицу и не вернулась, пропала. Они
бросились ее искать, расспрашивали соседей,
всех, кто мог ее видеть. Им сказали, что была здесь
машина, вышла из нее женщина, забрала девочку
и уехала. Они приехали со своей бедой и спраши-
вают «Любушка, ну она жива?» Она им отвечает:
«Воля Божья! А вот она бегает в розовом платьиш-
ке!» И сама спрашивает: «А вы венчались, испове-
довались? Вы ведь теперь в храм ходите, да»? Ведь
эта беда была им попущена для того, чтобы они
через свою скорбь познали Бога и стали ходить в
храм. Они ушли, а я спрашиваю: «Любушка, а что
с ней, с этой девочкой?» Любушка говорит: «А она
у Боженьки!» Я опять спросила: «А почему в ро-
зовом платье?» И Любушка мне ответила: «А она
же мученица!» Тогда рке начались все эти безоб-
разия сатанистов, стали детей красть.
Как-то я к ней приехала накануне памяти
Александра Невского. Собралась уезжать, а она
пошла провожать меня до электрички, она всег-
да нас провожала. И вдруг говорит: «Шура, ты к
276
мужикам не ходи!» Я удивилась и спрашиваю: «К
каким мужикам, Любушка?» Она опять: «Шура,
ты к мужикам не ходи!» Ничего я не поняла, по-
ехала в Петербург в надежде, что еще успею в
Александро-Невскую Лавру на службу. Приеха-
ла я еще не поздно, и вот бегу по вокзалу на ра-
достях, что успеваю ещё на помазание в Лавру. И
на вокзале случайно пробежала мимо поворота
и прямо попала в мужской туалет! Мне говорят:
«Женщина, вы куда это?» Я глаза подняла: «Гос-
поди, вот искушение-то какое!» — и скорее оп-
рометью из него! Вся в смущении, бегом в метро
и в Александро-Невскую Лавру!
Любушка очень любила Лешку, сына отца
Рафаила. Он по Любушкиной молитве и родился.
У них с матушкой Галиной долго не было детей.
Они очень скорбели, молились. Ну, наш духов-
ник однажды и говорит: «Вези их к Любушке!»
Поехали. Всегда, когда к ней отцы ездили — бра-
ли с собой Запасные Дары, причащали ее — там
ведь служба была не каждый день. И в этот раз
причастили ее, поговорили, помолились, а по-
том, как всегда, поехали к блаженной Ксении, к
Иоанну Кронштадтскому.
После этой поездки через некоторое время
гляжу— матушка Галина все ходит и семечки
грызет, все ее подташнивает. Мы, конечно, до-
гадались, в чем дело, и у Любушки спрашиваем:
«Кто у них будет?» Она не отвечает, молится по
ручке, а потом так, как бы в сторону говорит: «У
них такой бойкенький будет, такой бойкенький!»
Ну, все понятно, что это за «бойкенький»! Так и
277
родился Алеша. Она всегда его по головке гладила
и говорила: «Хороший будет, хороший будет!»
Однажды батюшка послал меня к ней на-
кануне первой седмицы Поста, я там заболе-
ла и осталась на всю седмицу. Мне так тяжело
было стоять на службе — то сяду, то встану, не
могу! Смотрю вокруг — бабушки все стоят, ни
разу не присели! Идем домой, я и говорю: «Лю-
бушка, мне так стыдно! Бабушки все стоят, а
я сижу!» Она мне говорит: «Шура, они только
телом стояли, только телом!» Как вернемся до-
мой, я все на лежанке. А Любушка ходит, хо-
дит по комнате и вдруг говорит: «Люся, а ты
что нас не кормишь?» Лукия удивилась: «Лю-
бушка, так ведь один раз в день только по уста-
ву положено!» А Любушка ей: «Ты нас корми, а
то мы с Шурой ослабнем!» Вот она нас вечером
и кормила, и Любушка тоже садилась кушать.
Когда Хотьковский монастырь восста-
навливали, однажды возник очень срочный
вопрос. И мы поехали к Любушке с Наталь-
ей Хотьковской. А это было на Страстной, на
вынос Плащаницы. Там у них на приходе все
сразу служат: и чтение двенадцати Евангелий,
и у Плащаницы. Мы приехали, службу постоя-
ли, стали задавать наши вопросы. Она нам от-
вечает на все, как что нужно сделать, сказала,
чтоб у нас обязательно была своя котельная в
монастыре, и так далее. А потом она говорит:
«Я бы с вами поехала, но в такие дни никуда
не ездят!» Так вот она деликатно нас обличи-
ла. Не стала говорить, что вот, мол, зачем вы
278
приехали в такое время, не стала возмущаться.
Просто сказала: «Я бы с вами поехала, но в та-
кие дни никуда не ездят!» Но мы все поняли.
И мы пошли на вокзал, а там — ни одного
поезда! Обычно всегда так пусто бывало, спо-
койно — берешь билет и едешь. А тут — ни од-
ного места свободного! А мне так плохо было!
Я пришла на вокзал и упала в кресло и встать
не могу, прямо без сознания! Такая тяжесть на
меня навалилась! Так и сидели, слава Богу, на
другой день уехали скорым сидячим поездом!
Вот что значит — нельзя в такие великие дни
никуда ездить!
Когда Любушка умерла, я ничего не знала.
Вдруг ночью, под утро, вижу: стоит Любушка,
только молодая, юная совсем, и зовет меня. Ли-
цом она была как будто девочка лет двенадца-
ти-пятнадцати, но я как-то почувствовала, что
это она. Стоит и зовет меня, что-то говорит,
но не разобрать: «С Раечкой, с Раечкой!» — а
что — непонятно! Я думаю — что такое случи-
лось? И вдруг поздно вечером приезжает отец
Никон и говорит: «Любушка сегодня умерла!
Мы едем на похороны». Я говорю: «Меня возь-
мешь?» Он отвечает: «Конечно!» И приезжаем
мы туда одни из первых. Келейница Любуш-
кина Рая взяла меня в ту келью, где они с Лю-
бушкой жили, положила на Любушкину кро-
вать, подарила Любушкину рубашку. Потом
стали все съезжаться на отпевание. Но вот так
она мне открылась сама, сама позвала, можно
сказать, на свое отпевание!
279
ТАТЬЯНА Б.
(Сергиев Посад)
Я
тогда жила во Владимире и работала на
просфорне при соборе. И вот у меня
заболела нога, появилась опухоль, ста-
ла расти, и чем дальше, тем сильней. Дошло до
того, что пролежала целый месяц дома, не мог-
ла на работу ходить. Такая большая опухоль вы-
росла на ноге — ни сидеть не могу, ни стоять,
ничего. И вот батюшка мне говорит — поезжай
к Любушке. Я поехала, да только думаю — как
же мне ехать? А он сказал, чтобы я еще по пути
заехала к мощам преподобного Серафима. Это
был 1991 год, тогда в Москву мощи преподоб-
ного Серафима Саровского привозили. Купила
на Ярославском вокзале билет до Ленинграда и
поехала в Богоявленский собор. Приложилась,
помазала больную ногу маслом от мощей, как
мне батюшка наказал, и отправилась в Суса-
нино. Прихожу в вагон, а там сидячие места и
полный вагон народу. «Ой, думаю, преподоб-
ный, как же я поеду? Я ведь сидеть не могу!»
И оказалось, что весь вагон забит людьми, а у
меня — свободное место, все сиденье не занято!
Я прилегла на бочок и так доехала.
Приехала в Сусанино, Любушка меня так
встретила хорошо! Я говорю ей: «Любушка, ты
меня помнишь, я из Владимира?» Она отвеча-
ет: «Помню, помню, ты была у нас!» Я говорю:
«Любушка, у меня очень болит нога!» Она гово-
280
рит мне: «Танечка, пойдем с тобой в церковь!»
Пришли к церкви, она стала в дверь стучать, а
там, внутри, Тоня была. Она тоненьким своим
голосочком зовет: «Тоня, это я!» Открыли нам
дверь, и Она говорит этой Тоне: «Тоня, я сейчас
буду молиться, а ты Тане мажь ногу!» Мы все
вместе три раза все иконочки обошли, Любушка
за меня у каждой молилась, а Тоня брала масло
из лампадок, которые висели перед иконками,
и мне мазала ногу. Когда пришли домой, Лю-
бушка меня положила на диванчик, и я уснула.
А когда проснулась, то забыла, что у меня нога
болит.
Опухоль не исчезла, но по молитвам Лю-
бушки боли у меня не стало, и я опять бойко ра-
ботала на просфорне. Через год мне эту опухоль
удалили, но боли у меня прошли с того самого
дня. Еще она предсказала смерть моего отчима.
Я приехала, а она поет «Святый Боже». Я думаю:
«Что такое? К чему это?» А вскоре умер отчим.
Она вообще очень любила петь. Мы ког-
да приезжали, всегда с ней пели: «Царице моя
Преблагая», «Заступница Усердная». У нее та-
кой голосочек был приятный! С кем я приез-
жала, все почти сейчас уже в монастырях. А вот
она мне про монастырь никогда ничего не гово-
рила, только все: «Танечка, в своем доме хоро-
шо!» Наверное, потому что я человек больной, я
бы не вынесла монастыря.
281
ВЕРА ЛИТВИНОВА
(г. Москва)
В
се мои подруги уже давно у Любушки по-
бывали, а меня наш батюшка почему-то
никогда не благословлял к ней поехать.
Сама же я не смела попросить: да и зачем? Если
надо — сам скажет, никто из наших по своему
желанию туда не ездил. Но мне, конечно же, хо-
телось посмотреть на живую святую: ведь даже
при жизни Любушки в ее святости никто не
сомневался.
Как-то я приехала к батюшке зимой. В тот
день батюшка уделил мне достаточно внимания,
на все мои вопросы ответил, и я уже собралась
было отойти от него, как вдруг батюшка, помол-
чав немного и всматриваясь в то, что видимо
было только ему, неожиданно сказал:
— Вот, ты там и помолишься: и блаженной
Ксении, и всем мученикам!
— Батюшка, так мне что, в Петербург ехать
надо? — ахнула я.
Батюшка заулыбался:
— Да, да, поезжай, приложишься к мощам
мучеников, к Ксении сходишь. Возьми с собой
еще двоих. Сейчас прямо, да? У тебя деньги есть
на дорогу?
— Батюшка, да мне завтра на работу!
— А тебя подменят!
— Батюшка, а можно я завтра поеду? — я
все еще продолжаю сопротивляться, а сама мыс-
282
ленно прикидываю, как звонить буду, с кем до-
говариваться о подмене и что скажу мужу.
— Ну, хорошо, завтра! — и батюшка встал,
давая понять, что разговор окончен.
Я отошла в сторонку и думаю: а к Любуш-
ке-то мне можно заехать или нет? В это время
около батюшки оказалась какая-то женщина и
о чем-то спросила его, а он сказал ей в ответ, ки-
вая в мою сторону:
— Вот она едет к Любушке, пусть спросит,
как вам быть!
Женщина подошла ко мне и спросила:
— Вы едете к Любушке?
— Значит, еду, раз батюшка сказал!
— Передайте ей вот эту записку, спросите,
что сестре делать: переезжать к сыну в Москву или
нет? Тут телефон записан, потом мне позвоните!
И на следующий день я уже ехала со своими
знакомыми Татьяной и Мариной в Петербург.
Перед отъездом позвонила отцу Сергию, брату
нашего зятя, тоже священнику, и спросила, как
Любушку найти: он совсем недавно у нее был.
— Только вы сразу же с вокзала к ней поез-
жайте! — предупредил отец Сергий.
— А я собиралась сначала устроиться в Пе-
тербурге, а потом уже в Сусанино ехать.
— Нет, нет, обязательно прежде к Любуш-
ке, а в Питер потом!
Ну что ж, приняла как волю Божию. Так
мы и поступили: как только приехали, сразу
же на электричку и в Сусанино. И вот мороз-
ным февральским утром мы вышли втроем на
283
незнакомой станции. Я, конечно, знала про ле-
нинградские белые ночи, но что там бывают и
темные дни, об этом я как-то не думала. И уж
никак не ожидала, что в десять утра нас встре-
тит глубокая ночь, и ни одного фонаря на улице,
ни одного человека. Дошли в полной темноте
до храма, там нам, конечно же, объяснили, как
найти Любушкин дом. Дом-то найти оказалось
просто, а вот попасть в него значительно слож-
нее: калитка закрыта и собака предупреждает
приближающихся к дому злобным баском. Что
делать? И тут мы увидели Раису, Любушкину
келейницу, которая шла от колодца с полны-
ми ведрами. Но не успели мы и слова сказать,
как она набросилась на нас: «Ну, и что вы сто-
ите? Приехали, принимай вас тут! А у меня и
печь еще не топлена, и обед не сварен. Ждите,
пойдет в два часа в храм, тогда и поговорите с
ней!» И Раиса, резко отвернувшись от нас и рас-
плескивая воду, скрылась за калиткой. А мороз
все крепче. Да если бы не ноги, я, может быть,
и не роптала бы, но ноги, которые простуже-
ны за годы стояния в холодных, разгромленных
храмах, фрагменты которых (а что? так и есть,
это не преувеличение!) наконец-то милостиво
вернули Церкви. «Нет уж, я не собираюсь здесь
стоять до двух! — все более раздражаясь, думаю
я. — Так совсем без ног останешься!»
«Поехали в Петербург, а потом снова при-
едем!» — бросила я своим попутчицам и реши-
тельно пошла от Любушкиного домика, а за
мной, конечно же, и все остальные. И когда толь-
284
ко перестанем поддаваться на вражьи уловки?!
Водит нас на веревочке, а мы думаем, что свобод-
но выбираем, что хотим!
Прошли несколько метров, и вдруг ноги
как бы сами стали разворачивать нас в обратную
сторону, и мы не заметили, как снова оказались
на прежнем месте. А дальше что? По-прежнему
глухо закрыта калитка, и собака урчит за забо-
ром. Видим, идет женщина, мы к ней:
— Подскажите, пожалуйста, как к нам к
Любушке попасть!
— Ой, к ней столько народу ездит, а знает
она что или нет, неизвестно!
— Давайте сейчас об этом не будем гово-
рить, посоветуйте лучше, что делать!
— А что делать? Вы к ней приехали?
— Ну да, к ней!
— Так и идите, постучите в окошко, вам от-
кроют!
Действительно, как просто, надо только по-
стучать в окошко — и все. Но кто будет стучать?
Вот в том-то и дело! И тут я вспомнила батюшки-
ны слова: «Вот ты там и помолишься — и Ксении
Блаженной, и всем святым». И как только я стала
молиться, в окошке сразу появилась Любушка.
Она стояла перед иконами, и ее беленький пла-
точек все склонялся и склонялся. «Ксеньюшка,
помоги нам, ты тоже блаженная, помоги нам по-
пасть к Любушке, она такая же, как и ты... Лю-
бушка, помоги!». И вдруг ногам моим, которые я
уже перестала ощущать от холода, стало так теп-
ло, как будто я оказалась на горячей печке. И при-
285
лив неожиданной радости охватил: «Да я теперь
здесь хоть до ночи буду стоять!» И тут открылась
калитка, вышла Раиса и закричала: «Ну и долго
вы тут стоять будете?!! Смотрят, как ангелы. А я,
по-вашему, кто? Вы что, к родной бабушке при-
ехали, что ли?» — «Ну, конечно, — радостно по-
думала я, — конечно, к родной бабушке, к кому
же еще? К самой что ни на есть родной!» И вдруг
Раиса ласково посмотрела на нас и тихо сказала:
«Проходите, пожалуйста, собаку не бойтесь, она
не тронет». И повела за собой.
Мы оказались на небольшой кухне с множест-
вом икон. Нас посадили за стол, покрытый ста-
ренькой клеенкой, дали по стакану горячего(!) чая,
предложили печенье и белый хлеб. Я грела о ста-
кан руки... «Она сейчас выйдет и встанет вот здесь,
а вы будете сидеть», — сказала хозяйка дома Лукия
Ивановна. А мне рке ничего не надо, потому что
рке все случилось: здесь была полнота. И времени
никакого не было, оно остановилось, свернулось и
растворилось в вечности. Какое тысячелетие, какая
страна, век? Вот что такое, оказывается, «насто-
ящее»: это и прошлое и будущее одновременно,
берегов не видно, поэтому и нет никаких ориенти-
ров. От сотворения мира всегда все «современно»
и все всегда «своевременно». Так вот что значит «в
мире сем, но не от мира сего».
«Сейчас она выйдет, вот из этой двери, толь-
ко она ничего не видит и не слышит, надо громко
кричать», — продолжала свой «инструктаж» Лу-
кия Ивановна. Как это «кричать»? И что «кри-
чать»? Мои попутчицы хоть вопросы подготовили,
286
а я даже не знаю, что спрашивать, мне батюшка
всегда на все отвечает... Любушка стоит, держась
за спинку стула, на который мы садимся по оче-
реди, а Лукия повторяет ей то, что мы говорим, и
«переводит» Любушкины ответы. Пока мои зна-
комые по очереди садятся на Любушкин стул, я
смотрю на Любушку. Да, конечно, я приехала к
своей родной бабушке, любимой моей бабушке,
которая умерла двадцать пять лет назад и без ко-
торой, кажется, не было бы у меня никакого де-
тства, и можно также уткнуться ей в юбку и все
выплакать, как когда-то бабушке. Только глаза го-
раздо больше. Я, пожалуй, таких глаз и не видела:
в пол-лица, глаза-озера, уводящие в вечность. Да
все она видит и слышит: то почти беззвучно ше-
велит губами и что-то произносит неразборчиво,
а то вдруг ясно и четко начинает говорить: видит
и слышит сердцем? Я все смотрю на нее, а Лю-
бушка молится за больную дочку моей попутчи-
цы, которая учится во вспомогательной школе
из-за тяжелых генетических отклонений (потом
матери рассказали, что в это время девочка встала
у икон и начала вполне осознанно молиться, хотя
прежде никогда этого не делала). Молится, водя
пальчиком по ладошке, записывая в своем сердце
все наши имена на «вечную память».
«Ну, что ты молчишь? Говори, говори! — то-
ропит Лукия Любушку. — Они же к тебе приеха-
ли!» — «Не мешайте ей, пожалуйста, видите, она
молится!» — прошу я. «А-а, она день и ночь мо-
лится. Все, больше не могу, как хотите!» — и Лу-
кия, махнув рукой, уходит, оставив нас наедине с
287
Любушкой. И как раз моя очередь. «Она ничего не
видит и не слышит, надо кричать» — а мне ничего
не хочется «кричать», только плакать и плакать от
недостоинства той Любви, которая захлестывает
и от которой немеешь. «Дочь скоро должна ро-
дить, — проходят в голове мысли, — очень трево-
жимся. .. Мрк, надо бы спросить о нем, сказать, что
приглашают деканом в Православный универси-
тет: соглашаться или нет? А о себе? Да вроде бы
и нечего». Но я почему-то кричу: «Помолитесь за
некрещеного раба Божия Булата». Почему вдруг
вспомнила об Окуджаве? Ведь так давно не виде-
ла и вряд ли теперь когда увижу... (Какой тайной,
неведомой жизнью живет наша душа, жизнью,
которую мы далеко не всегда можем осознать?)
Любушка водит и водит по ладошке пальчиком, и
на душе покойно и радостно: мы все теперь запи-
саны в ее вечном помянничке.
«Мрк хочет ребеночка, а я боюсь рожать!» —
плачет Любушке рке кто-то из вновь приезжих, а
Раиса, которая подоспела к нам на помощь, «пе-
реводит» Любушке: «А ты ей, Любушка, скажи:
вот что надумала, время-то какое страшное, ско-
ро конец света, какие еще дети?» Любушка что-
то невнятно бормочет, а потом: «Молись своей
святой, все хорошо будет!» Тут и я «очнулась»:
— За дочку очень боимся, скоро роды!
— Пусть чаще в храме бывает.
— А вот записка от женщины...
— Если хочет, пускай переезжает...
— А мужу моему идти в деканы? — спра-
шиваю я, уже совсем тихо.
288
— Как может, как может, — только и ска-
зала Любушка...
...Мы едем в Петербург и останавливаем-
ся у Инны, которую я знаю уже много лет. Она
тогда жила со своей мамой (ее мама, монахиня
Анастасия, скончалась почти одновременно с
Любушкой). «Инна, батюшка сказал, чтобы мы
святым мученикам помолились».— «К сожа-
лению, ничего не получиться. Раньше мощевик
всегда стоял в соборе, а теперь он в алтаре, так
что не удастся приложиться»,— огорчает нас
Инна. «Как же так, а батюшка сказал, чтобы мы
около них помолились...» Мы все-таки идем в
собор. Оказалось, что это был как раз тот день,
когда митрополит Владимир вступал на кафедру.
И в честь этого события мощевик был вынесен
из алтаря. Если бы мы задержались в Москве, не
сумели бы приложиться13.
Больше мне так и не пришлось побывать у
Любушки. Да она вскоре и уехала из Сусанино
странствовать. Но между Любушкой и нашим ба-
тюшкой была такая духовная связь, что, казалось,
все, что говорил батюшка, было освящено и ее
молитвой. Когда Господь по какой-то причине не
открывал батюшке Свою волю и батюшка сом-
невался, что сказать вопрошающему, он, бывало,
посылал к Любушке, чтобы получить подтверж-
дение своим рассуждениям. И если батюшкино
мнение не совпадало с мнением Любушки, ба-
289
тюшка всегда советовал поступать по Любушки-
ным словам. В этом молитвенном созвучии, в этой
удивительной способности ощущать себя частью
Православного Предания, где каждый является
лишь смиренным послушником воли Божией,
которая открывается через людей, живущих бла-
годатью Святого Духа, и заключается тайна бла-
гочестия и Церковного Предания. Именно в пос-
лушании Божественной воле, по словам архиман-
дрита Софрония Сахарова, и сокрыто «единст-
венное условие для восприятия живого Преда-
ния». Иначе Священное Предание, «текущее из
поколения в поколение», для нас пресечется, и
мы окажемся вне соборного сознания Церкви,
«от жажды умирая над ручьем». Поэтому-то так
утешительно и радостно знать, что есть люди, ко-
торые живут Церковным Преданием, храня тай-
ну послушания, открывающуюся тому, кто ищет
ее чистым и простым сердцем...
И все-таки, почему батюшка посылал меня
к Любушке? Чтобы мое имя и имена моих близ-
ких были вписаны в таинственный помянничек
или мне и моим попутчицам необходима была ее
молитвенная помощь? Конечно, сказать об этом с
уверенностью вряд ли возможно. Правда, кое-что
я потом, думаю, все-таки поняла: то, чего так дол-
го добивался от меня батюшка, наконец-то стало
возможным после Любушкиных молитв, и через
неделю после моей встречи с ней меня пригласи-
ли преподавать в Православный университет.
Батюшка как-то сказал: «Вот сделают вам
добро, вы радуетесь и говорите: мы будем за вас
290
всегда молиться. А потом забываете. А блажен-
ные не так!» А как? Как они «помнят» каждого,
кто к ним обращается за помощью, даже если
этот человек у них ни разу и не был?
Наш знакомый священник отец Владимир
очень хотел попасть к Любушке. Да все не по-
лучалось выбраться. И когда я перед поездкой
спрашивала у своей подруги номер Любушки-
ного дома, она сказала мне:
— Не знаю, я на номер внимания как-то не
обращала. А ты спроси у отца Владимира, он не-
давно был у нее, может, он знает?
— Да ты, наверное, путаешь! Он ни разу
еще не был, только собирается поехать.
— Как же не был? Любушка недавно спра-
шивала: «Как там ваш отец Владимир из Твери?»
И даже фамилию его назвала, хотя никогда фа-
милиями не интересуется!
Я все-таки спросила потом у отца Владими-
ра про Любушку. Ну, конечно же, батюшка не
был у нее: разве от храма и от маленьких детей
так просто уедешь? У него тогда их уже шестеро
было. Он очень стал переживать, когда услышал
об этом: «Неужели Любушка за меня молится?
А я за нее всегда частички вынимаю!»
Прошло полтора года с той моей памятной
поездки, и я узнала от моих тверских подруг-игу-
мений о кончине Любушки. «Мне завтра надо
обязательно в Вышнем Волочке быть — Любуш-
ку хоронят! Понимаешь, надо ехать сейчас, если
поеду утром, не успею», — волнуюсь я, заранее
предполагая неутешительный для меня ответ.
291
«Никуда не поедешь!» — отрезает муж. «Ну
почему, почему?» — бьется мысль, и не только
эта. С какой стати не пускает?.. Все равно пое-
ду, мне обязательно надо проститься с ней. «Ну,
хорошо», — наконец смиряюсь я и иду в свою
комнату. Закрываю за собой дверь, встаю перед
иконками на колени и плачу: «Любушка, ты ви-
дишь, я никуда не еду. А я хочу с тобой простить-
ся. Ты столько чудес творила при жизни, сотвори
чудо после смерти: сделай так, чтобы я оказалась
завтра у твоего гроба!» Молюсь, а сама думаю:
«Глупо просить об этом: последний поезд на
Вышний Волочек уходит в 19 часов, а сейчас без
пяти семь... Любушка, помоги!» Встаю с колен и
иду к своим друзьям-соседям, с которыми мы
живем как в коммунальной квартире — наши
двери совсем рядышком. «Вот, — говорю, — сей-
час без пяти семь, отходит последний поезд, ут-
ренний придет уже после погребения, а я прошу
Любушку, чтобы она что-нибудь придумала, и я
оказалась бы завтра около нее. Глупо, да?» Сосе-
ди сочувственно молчат. И тут в дверь позвони-
ли. Это мой муж: «Пошли скорее: наш зять при-
ехал!» — «Неужели зять? Не может быть!» Я бы,
конечно, не стала об этом вспоминать, но тогда
не будет понятно, почему я так удивилась. Дело в
том, что мы с зятем были в ссоре. И поссорились
мы очень серьезно, «на всю жизнь». Ни до, ни
после ничего подобного (слава Богу!) не проис-
ходило, потому что мы очень любим своего зятя,
надеемся, что и он нас тоже. (Старшей внучке не
нравится слово «зять»: «Почему зять? Он же ваш
292
сыночек!») «Я к вам не хотел ехать!» — с порога
встречает меня наш сыночек. «Понятно, — ду-
маю, — не хотел!» — «Приехал по делам, да
мама очень просила для В. И. кое-что передать.
Она потом заберет». А надо сказать, что наши
дети живут в 230 км от Москвы, в Тверской гу-
бернии, на деревенском приходе, восстанавлива-
ют разрушенный храм и пытаются заниматься
сельским хозяйством. Приезжают к нам крайне
редко, к тому же всегда предварительно сооб-
щив о приезде.
— Ты сейчас куда? — спрашиваю.
— Домой, конечно, я свою тетю привез, она
у нас гостила. А мама велела к вам заехать.
— Ты даже не представляешь, что значит
для меня твой приезд! Едем в Вышний Воло-
чек — завтра Любушку отпевают! Ты знаешь об
этом?
— Знаю, конечно, но не могу: я завтра дол-
жен быть в тюрьме: заключенные готовятся к
Причастию.
— Ничего, пусть еще подготовятся, пожа-
луйста, давай к Любушке поедем, а то мне никак
не попасть!
Зятю, конечно, тоже хочется в Волочек.
Любушка дважды молилась за его жену (и нашу
дочь), чтобы она благополучно родила. Первый
раз наша сватья к Любушке ездила, просила ее
молитв: родить дочери было не просто. Да и брат
его, отец Сергий, в то время там служил. «Пое-
хали!— решается наконец зять.— Только со-
бирайся быстрее!» — «Да я быстренько, за пять
293
минут!» — и смотрю на мужа. А он улыбается:
«Поезжай, поезжай!» А потом я узнала, что тот
семичасовой поезд, на который я так рвалась,
отменили. И если бы я не послушалась мужа, не
попала бы на отпевание.
И вот мы рке мчимся с зятем, примирен-
ные Любушкой, в Вышний Волочек. По дороге я
вспоминаю, как ездила в Сусанино, и всплывает в
памяти вопрос Раисы: «Вы что, к родной бабушке
приехали, что ли?» И вдруг до меня «дошло»: да
ведь как раз сегодня, в день отпевания Любушки,
13 сентября, умерла моя любимая бабушка Ма-
рия! Я смогу подать записочку о ее упокоении, и
все будут молиться и за Любушку, и за нее...
Храм, где лежала наша Любушка, небольшой
и тесный. Но вот что удивительно: народу там со-
бралось столько, сколько храм мог вместить, ник-
то не остался за порогом. О кончине Любушки
специально не извещали: кто узнал, тот и приехал.
А приехал, наверное, тот, кого она сама пригласи-
ла. Да так и было на самом деле. Все наши знако-
мые говорили, что попали на отпевание каким-то
чудом. Отец Василий Швец, например, в прощаль-
ном слове рассказал, как он услышал вдруг от хо-
зяина машины, в которой он ехал из Петербурга в
Москву: «Вышний Волочек проезжаем, а ведь Лю-
бушка сейчас здесь». — «Да, нет, не может быть,
она в Шартоме, ты что-то путаешь».— «Здесь,
здесь, я точно знаю. Может, заедем?» — «Ну, да-
вай, заедем». Приехали в монастырь, вошли в
храм и увидели гроб. «Кого отпевают?» — спросил
о. Василий и услышал: «Любушку!» Так он прово-
294
дил в последний путь ту, с которой был связан ду-
ховным родством с юных лет.
Храм жарко натоплен. Любушка третий
день как скончалась, заморозки, конечно, ника-
кой не было, а запаха тления не слышно. Кто-то
говорил, что даже слышал благоухание. Я не слы-
шала, но как радостно было прикасаться губами
к ее беленькому 'платочку, к ее ручкам! Не по-
тому ли Любушка не хотела принимать постриг,
чтобы доставить нам эту радость: посмотреть на
нее в последний раз и поцеловать — ведь усоп-
шим монахам закрывают мантией лицо.
Я три раза была в часовне, которую любящие
чада воздвигли над гробом блаженной Любушки.
И каждый раз этот приезд не был запланирован
заранее, хотя я всегда стремилась побывать там.
Первый раз это было, когда АЛЫ приехали с мужем
и нашими маленькими внучками, вымоленными
Любушкой, к игуменьям тверских монастырей —
моим самым близким подругам. Мы приехали, а
они стоят около машины: «Мы сейчас в Вышний
Волочек едем, хотите с нами?» — «Конечно, хо-
тим!» У часовни мои подрркки говорят: «Мы
всегда записочки пишем и кладем на надгробную
плиту, пока молимся, они лежат. Ты тоже, если
хочешь, напиши. Стараемся, правда, чтоб никто
не видел, а то обвинят еще в каком-нибудь суе-
верии». — «При чем здесь суеверие? Господь ведь
сказал: "По вере вашей будет вам!"» — «Правда,
правда, все дается. Мы один раз — только никому
не рассказывай! — положили на гроб письмо, ко-
торое нам категорически отказывались подписы-
295
вать. И что ты думаешь? На следующий же день
под ним уже стояли и подпись, и печать!»
.. .Мы молимся, а наши записочки-просьбы к
Любушке лежат на краешке гробницы. И вдруг
ухнули раскаты грома. Выходим из часовни, сол-
нышко рке успело расплескаться по куполам хра-
ма и слегка разбавило голубизну неба Небо ясное,
прозрачное. Откуда же гром? И тут я вспоминаю,
что так рке было однажды, в дни моей юности,
и я запомнила этот день — третье августа. «А ты
знаешь, какое сегодня число?»— спрашивает
матушка Евпраксия. «Неужели, третье августа?
Да ведь завтра, то есть, собственно, рке сегодня,
память Марии Магдалины — именины моей ба-
бушки. И выходит, мы приехали на бабушкины
именины!» Какое это все-таки счастье, что рядом
мои подрркки, которые могут все мое «ценное»
оценить и порадоваться вместе со мной!
Второй раз мы оказались у Любушки вмес-
те с Выдропусской иконой Божией Матери, в
день памяти этой святыни. В тот день мы при-
ехали помолиться перед чудотворным образом в
Выдропусский храм. После крестного хода отец
Георгий объявил, что собирается повезти сейчас
икону к Любушке: «Пусть и она порадуется, я
давно уже хотел, чтобы икона к Любушке при-
шла!» Он пригласил с собой и нас.
И в третий раз я попала к Любушке совсем
неожиданно. За день до этого я поскользнулась
около деревенского дома, где живут наши дети,
села с размаху на камень и так сильно ударилась
о ворота спиной, что едва добралась до постели.
296
«Ну, думаю, даже если ничего не сломала, все
равно это теперь надолго!» А на следующий день
подкатили к дому наши матушки (как все-таки
хорошо, что их монастыри так близко от нашей
деревни!): «Поедешь с нами к Любушке?» —
«Какое там, я болеть собралась: так вчера сильно
ушиблась, что с трудом с постели встаю!» — «По-
ехали, мы тебя дотащим до машины, как-нибудь
доедем!» И правда —доехали. Стали молиться,
слышим за спиной шум: неркели дождь? Небо
ведь было совсем ясное. Точно — дождь, да еще
какой!— плотной стеной, ничего не видно. За
всех я тогда помолилась, а о себе почему-то за-
была попросить. Вышли на улицу — и снова ни
облачка. Откуда только дождь пролился? «Ой, а
сегодня-то ведь опять день памяти Марии Маг-
далины. Представляете, опять именины моей ба-
бушки! Теперь рядом с Любушкой лежит недав-
но почившая оптинская старица, которую звали
так же, как и мою бабушку: Мария Ивановна.
Может, и ее именины сегодня?»
И только через два дня я поняла, что у меня
ничего не болит, совсем ничего!
Вот еще один известный мне случай. Моя
приятельница Н., с которой меня познакомил
наш батюшка, отец Наум, сказав мне при этом:
«Вот, будешь ей помогать», — жила с семьей в
небольшом поселке. У нее было четверо детей,
которых она с детства старалась воспитывать в
православной вере. Но муж был неверующим, да
к тому же партийным и занимал руководящий
пост, а значит, активно боролся с Православием,
297
то есть с попытками Н. приучить детей молить-
ся Богу. Муж постоянно внушал детям то, что
обычно можно было услышать от неверующих
людей вплоть до девяностых годов: в церковь
ходят только темные, неграмотные люди. Отца
дети уважали, мать тоже обижать не хотелось,
но уж больно им не хотелось быть «темными» —
вот поедут они куда-нибудь, может быть, даже в
Москву, учиться, и все увидят их «отсталость» и
«дремучесть». Матери оставалось только плакать
да акафисты читать. Она их, наверное, рке все
наизусть знала. Н., бывало, жаловалась мне: «Не
знаю, за кого и молиться: усиливаешь молитву за
одного, у другого не ладится!»
Наконец, дети выросли, две дочки р к е бла-
гополучно замрк вышли и воспитывали своих
детей, но младшие сын и дочь жили еще в ро-
дительском доме. Особенно болело сердце за
младшую дочку, за А.: уж больно она красивой
была. Бывало, уйдет к подррккам, а Н. мне зво-
нит: «Нет А. дома, а рке девять! Я два акафиста
Матери Божией прочитала, и канон молебныи
Пресвятой Богородице — помню, Вы говорили,
что он очень помогает. Помолитесь и Вы тоже,
прошу Вас, очень беспокоюсь! Сами знаете, ка-
кое время, как бы не случилось что!» А через
полчаса снова раздавался звонок: «Слава Богу,
пришла, пришла!» И так все время, пока дочка
в старших классах училась. А как восемнадцать
ей исполнилось, мать совсем покой потеряла.
«Вот, — говорит, — ее девчонки совсем затрави-
ли, все смеются, что у нее парней нет! Сами рке
298
не одного сменили, а она еще девица. Вот они и
дразнят ее. С парнями держится неприступно,
а домой придет — и в слезы: "Это ты все, мамка,
виновата, что у меня никого нет, все из-за тво-
их молитв, ко мне даже подойти боятся!"» И
мне А. тоже жаловалась: «Вот Вы говорите, что
надо чистоту хранить и молиться, чтобы Господь
хорошего мужа послал, а мои неверующие по-
дружки уже все замуж повыходили, одна уже ко-
ляску возит, а я все одна!» — «А давно они замуж
вышли?» — спрашиваю. «Ну, кто полгода назад,
кто год». — «Подожди, — отвечаю ей, — через
три года поговорим».
«Мам, а ведь права была твоя подруга, — го-
ворила она вскоре Н., — все их мркья уже пораз-
бежались!» А однажды пришла А. домой, упала на
диван и разрыдалась. У матери сердце оборвалось:
«Неркели, согрешила?» Но сколько ни расспра-
шивала, ничего не смогла добиться: дочка только
плакала и все. Вот Н. и поехала к Любушке за по-
мощью. Но только успела сказать: «Замучилась я,
у меня ведь их четверо, сама все время болею, осо-
бенно за младшую, за А, страшно!» — как Любуш-
ка ее перебила: «Ой, девочка-то какая хорошая!
Девица, девица! Глупенькая, боится, что замуж не
выйдет! Да ей везде хорошо будет, и замркем, и в
монастыре. Такая девочка!»
Мать с легким сердцем приехала домой.
Рассказала все дочери, а та обиделась: «Мамка,
ты специально ездила, чтобы узнать, девица я
или нет! Как ты мне, мамка, надоела!» И только
спустя пять лет дочь все-таки рассказала Н., по-
299
чему в тот вечер она так сильно плакала. Оказы-
вается, она понравилась парню, с которым мно-
гие из ее подруг мечтали бы встречаться. Ну, он,
конечно, и пользовался тем, что ему трудно было
отказать. А вот А. он даже пригласить погулять
не смел. «Она не такая, как вы», — говорил он ее
подругам. А тем, конечно, обидно было это слы-
шать. И вот однажды одна из подруг пристала к
А.: «Скажи, у тебя было с ним что-нибудь, было?»
И А., для того чтобы та только отстала, отмахну-
лась: «Ну, было!» И вдруг услышала в ответ: «Вот,
ты теперь стала такой же, как мы!» — «Мама,
ты даже не представляешь, каким злорадством
вспыхнули при этом ее глаза! А ведь я считала
ее своей самой лучшей подругой! И знаешь, что
я ей ответила? "А ты-то чему радуешься? Сама
знаешь, какой он. Вон, уже с Т. «любовь» кру-
тит! "» — «Вот видишь, доченька, — облегченно
вздохнула Н., — а если бы у тебя действительно
что было, ты бы еще не так переживала!» — «Ма-
мочка, я теперь все поняла! Какая же я была глу-
пая! Если Богу угодно, я выйду замуж, если нет —
в монастырь пойду!» Теперь А. читала вместе с
матерью акафисты. И отец стал верующим и хо-
дил с ними в храм.
А через два года Господь послал А. жениха,
именно такого, о котором она молилась: и веру-
ющий, и красивый, и детей любит, и на работе на
хорошем счету. Когда в Москву к мужу переез-
жала (ему помогли на работе квартиру купить),
даже не сказала ничего подругам. «Зачем? Будут
страдать, завидовать. Не хочу я этого!»
300