Языки мира. Новые индоарийские языки - 2011 PDF

Ранее в рамках издания «Языки мира»
были опубликованы следующие тома:
• Уральские языки
• Тюркские языки
• Монгольские языки. Тунгусо-маньчжурские языки.
Японский язык. Корейский язык
• Палеоазиатские языки
• Иранские языки. I. Юго-западные иранские языки
• Иранские языки. II. Северо-западные иранские языки
• Иранские языки. III. Восточноиранские языки
• Дардские и нуристанские языки
• Кавказские языки
• Германские языки. Кельтские языки
• Романские языки
• Индоарийские языки древнего и среднего периодов
• Славянские языки
• Балтийские языки
• Семитские языки. Аккадский язык.
Северозападносемитские языки
• Древние реликтовые языки Передней Азии
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ ЯЗЫКОЗНАНИЯ
Новые индоарийские
языки
Москва
2011
УДК 811.1 Издание осуществлено при финансовой поддержке
ББК 81.2.3. Российского гуманитарного научного фонда
И 60 (проекты №№ 03-04-00247а, 07-04-00140а, 11-04-16098д)
и Минобрнауки РФ (государственный контракт № 02.740.11.0595)
Издание «Языки мира» основано В.Н. Ярцевой

Главный редактор издания «Языки мира» — А.А. Кибрик
Группа «Языки мира»: О.И. Беляев, В.Ю. Гусев, Ю.Б. Коряков, Ю.В. Мазурова,
Е.Б. Маркус, Н.В. Рогова, О.И. Романова
Языки мира: Новые индоарийские языки / РАН. Институт языкознания. Ред. колл.:
Т.И. Оранская, Ю.В. Мазурова, А.А. Кибрик, Л.И. Куликов, А.Ю. Русаков. ― М.:
Academia, 2011. — 896 с.
Очередной том многотомного энциклопедического издания «Языки мира», которое создается в
Институте языкознания РАН, посвящен новым индоарийским языкам, входящим (наряду с
мертвыми языками) в индоарийскую группу индоевропейской языковой семьи. Основная об-
ласть распространения этих языков — страны Южной Азии: Индия, Пакистан, Бангладеш, Не-
пал, Бутан, Шри-Ланка и Мальдивская Республика. Том включает также раздел об индо-
арийских по происхождению цыганских языках и диалектах, отделившихся от основного ин-
доарийского ареала. В данный том, помимо описаний крупных языков, включены очерки о
малых индоарийских языках и диалектах, в том числе бесписьменных и вымирающих; описа-
ния некоторых из них публикуются здесь впервые. Статьи написаны в соответствии с единой
типологически ориентированной схемой, которая применяется во всех томах издания «Языки
мира». Она обеспечивает сопоставимость структурных характеристик различных языков и
включает также социолингвистические сведения. Статья о письменностях индоарийских язы-
ков и языковые карты являются важным дополнением к грамматической информации. Том
представляет собой одновременно и фундаментальный труд, содержащий научное описание
языков, и издание с широким кругом адресатов, включающим лингвистов различной специа-
лизации, историков, этнографов, преподавателей, студентов и аспирантов, а также всех инте-
ресующихся индоарийскими языками.
ISBN 978-5-87444-394-8
Languages of the World: New Indo-Aryan Languages. Edited by Tatiana I. Oranskaia, Yulia V.
Mazurova, Andrej A. Kibrik, Leonid I. Kulikov, Aleksandr Y. Rusakov. ― Moscow: Academia,
2011. ― 896 pp.
This book continues the encyclopedic multi-volume series “Languages of the World”, which is be-
ing prepared at the Institute of Linguistics, Russian Academy of Sciences. This volume is dedicated
to the New Indo-Aryan languages which, along with their now extinct relatives, comprise the Indo-
Aryan group of the Indo-European language family. These languages are primarily spoken throughout
South Asia, including India, Bangladesh, Pakistan, Nepal, Bhutan, Sri Lanka, and the Maldives. The
volume also includes information about the languages and dialects that separated from the main Indo-
Aryan area, particularly Romani. Apart from the descriptions of the major Indo-Aryan languages, this
volume also contains information on many minor languages and dialects of the region, including un-
written and endangered languages. Systematic grammatical descriptions of some of these are pub-
lished here for the first time. Each essay follows the typologically oriented template maintained
throughout the “Languages of the World” series. This template imposes a uniform sociolinguistic and
synchronic structural characterization upon the individual languages and thereby ensures the compa-
rability of the descriptions of the different languages. This volume also contains an article on the writ-
ing systems used for these languages and a set of language maps. The volume is intended both as a
fundamental linguistic study and as a reference source. It is addressed to a wide audience of linguists
of various specializations, historians, cultural anthropologists, teachers and students, and all those in-
terested in Indo-Aryan languages.
© Институт языкознания РАН, 2011 г.
СОДЕРЖАНИЕ
Об издании «Языки мира» ........................................................................................... 9

Предисловие ................................................................................................................ 11
Г.А. Зограф, Т.И. Оранская, Л.И. Куликов, П. Пандей.
Новые индоарийские языки ................................................................................... 14
Центральные индоарийские языки

Г.А. Зограф, Т.И. Оранская. Хинди язык .................................................................. 47
А.И. Коган. Авадхи язык .......................................................................................... 105
А.И. Коган. Брадж язык ............................................................................................ 119
Г.А. Зограф, Ю.В. Мазурова. Урду язык ................................................................. 131
Г.А. Зограф. Раджастхани язык................................................................................ 139
Д. Краса. Банджари/ламбади язык........................................................................... 146
М. Вайнрайх. Домааки язык ................................................................................... 165
Языки пахари
К.П. Цоллер. Пахари языки ...................................................................................... 195
К.П. Цоллер. Бангани язык ....................................................................................... 219
Г.А. Зограф, Ю.В. Мазурова. Непальский язык ..................................................... 262
Б. Прасайн, T. Поудел, Й.П. Ядав. Боте язык.......................................................... 282
Бх. Бхандари, Г. Банджаде, Й.П. Ядав. Данувар язык .......................................... 291
Д.Н. Дхакал, Й.П. Ядав. Дараи язык........................................................................ 299
Бх.Л. Гаутам, К.П. Параджули, Й.П. Ядав. Кумал язык...................................... 305
Бх. Бхандари, М.К. Чаудхари. Тхару язык .............................................................. 310
Языки бихари
Г.А. Зограф. Бихари языки ....................................................................................... 317
Й.П. Ядав. Майтхили язык ....................................................................................... 322
М. Варма. Бходжпури язык ...................................................................................... 335
Ш. Варма. Магахи язык............................................................................................ 351
С. Киран, Дж. Петерсон. Садани/садри язык........................................................ 367
Восточные индоарийские языки

Г.А. Зограф. Ассамский язык ................................................................................... 380
Ш. Маханта. Ассамские диалекты ......................................................................... 392
Г.А. Зограф, Е.Р. Крючкова, Ю.В. Мазурова. Бенгальский язык.......................... 396
М. Тулмин. Раджбанши/камта язык (в Индии и Бангладеш) ................................. 429
Т. Поудел, Й.П. Ядав. Раджбанши язык (в Непале)................................................ 439
Г.А. Зограф. Ория язык............................................................................................. 446
6 Содержание
Северо-западные индоарийские языки

Л.В. Хохлова. Панджаби язык .................................................................................. 456
А.И. Коган. Потхохари язык..................................................................................... 516
Х. Рехман, М.А. Робинсон. Хиндко язык................................................................. 527
Г.А. Зограф, А.И. Коган. Синдхи язык ................................................................... 537
Г.А. Зограф, Т.И. Оранская. Парья язык............................................................... 559
Юго-западные индоарийские языки

П.Дж. Мистри. Гуджарати язык ............................................................................. 565
Я.Р. Смит. Саураштра язык..................................................................................... 584
Г.А. Зограф, Н.Г. Краснодембская. Маратхи язык ................................................ 596
Дж. Петерсон. Конкани язык.................................................................................. 616
Островные индоарийские языки

Н.Г. Краснодембская. Сингальский язык ............................................................... 638
Л.И. Куликов. Мальдивский/дивехи язык ............................................................... 662
Цыганские языки
А.Ю. Русаков. Цыганский язык (цыганские диалекты Европы)........................... 680
Я. Матрас. Домари язык .......................................................................................... 775
В.С. Восканян. Ломаврен язык ................................................................................ 811
Ю.Б. Коряков. Письменности новых индоарийских языков................................. 819

Авторский коллектив................................................................................................ 851
Принятые сокращения .............................................................................................. 854
Список типичных аналитических глагольных структур
новых индоарийских языков................................................................................ 857
Указатель названий индоарийских языков и диалектов........................................ 859
Приложение: Типовые схемы статей ...................................................................... 886
Ю.Б. Коряков. Карты индоарийских языков и диалектов ..................................... 888
CONTENTS
About the publication “Languages of the World”........................................................... 9

Preface........................................................................................................................... 11
G.A. Zograph, T.I. Oranskaia, L.I. Kulikov, P.K. Pandey.
The New Indo-Aryan Languages.............................................................................. 14
Central Indo-Aryan languages

G.A. Zograph, T.I. Oranskaia. Hindi ............................................................................ 47
A.I. Kogan. Awadhi..................................................................................................... 105
A.I. Kogan. Braj .......................................................................................................... 119
G.A. Zograph, Yu.V.Mazurova. Urdu.......................................................................... 131
G.A. Zograph. Rajasthani............................................................................................ 139
D. Krasa. Banjari/Lambadi ......................................................................................... 146
M. Weinreich. Domaaki ............................................................................................. 165
Pahari languages
C.P. Zoller. Pahari....................................................................................................... 195
C.P. Zoller. Bangani.................................................................................................... 219
G.A. Zograph, Yu.V. Mazurova. Nepali ...................................................................... 262
B. Prasain, T. Poudel, Y.P. Yadava. Bote ................................................................... 282
Bh. Bhandari, G. Banjade, Y.P. Yadava. Danuwar..................................................... 291
D.N. Dhakal, Y.P. Yadava. Darai ................................................................................ 299
Bh.L. Gautam, K.P. Parajuli, Y.P. Yadava. Kumal ...................................................... 305
Bh. Bhandari, M.K. Chaudhari. Tharu ....................................................................... 310
Bihari languages
G.A. Zograph. Bihari................................................................................................... 317
Y.P. Yadava. Maithili .................................................................................................. 322
M. Verma. Bhojpuri..................................................................................................... 335
Sh. Verma. Magahi...................................................................................................... 351
S. Kiran, J. Peterson. Sadani/Sadri ............................................................................. 367
Eastern Indo-Aryan languages

G.A. Zograph. Assamese............................................................................................. 380
Sh. Mahanta. Assamese dialects ................................................................................. 392
G.A. Zograph, E.R. Kryuchkova, Yu.V. Mazurova. Bengali ....................................... 396
M. Toulmin. Rajbanshi/Kamta (in India and Bangladesh) .......................................... 429
T. Poudel, Y.P. Yadava. Rajbanshi (in Nepal) ............................................................ 439
G.A. Zograph. Oriya.................................................................................................... 446
8 Contents
North-Western Indo-Aryan languages

L.V. Khokhlova. Punjabi.............................................................................................. 456
A.I. Kogan. Pot(h)ohari ............................................................................................... 516
Kh. Rehman, M.A. Robinson. Hindko ......................................................................... 527
G.A. Zograph, A.I. Kogan. Sindhi ............................................................................... 537
G.A. Zograph, T.I. Oranskaia. Parya ......................................................................... 559
South-Western Indo-Aryan languages

P.J. Mistry. Gujarati .................................................................................................... 565
I.R. Smith. Saurashtra .................................................................................................. 584
G.A. Zograph, N.G. Krasnodembskaya. Marathi ........................................................ 596
J. Peterson. Konkani ................................................................................................... 616
Insular Indo-Aryan languages

N.G. Krasnodembskaya. Sinhala................................................................................. 638
L.I. Kulikov. Maldivian/Dhivehi ................................................................................. 662
Romani and other separated Indo-Aryan languages

A.Yu. Rusakov. Romani (Romani dialects of Europe)................................................. 680
Ya. Matras. Domari..................................................................................................... 775
V.S. Voskanyan. Lomavren ......................................................................................... 811
Yu.B. Koryakov. Writing systems of the New Indo-Aryan languages......................... 819
Authors........................................................................................................................ 851
Abbreviations .............................................................................................................. 854
List of analytical forms of the New Indo-Aryan languages ................................. 857
Index of New Indo-Aryan languages and dialects ...................................................... 859
Appendix: Templates ................................................................................................... 886
Yu.B. Koryakov. Maps of New Indo-Aryan languages and dialects............................ 888
ОБ ИЗДАНИИ «ЯЗЫКИ МИРА»
Многотомное энциклопедическое издание «Языки мира» подготавливается одно-

именной рабочей группой в Институте языкознания РАН в течение ряда лет. Целью
издания является описание возможно большего числа естественных языков. Главная
идея издания состоит в том, что описание всех языков, независимо от их генеалоги-
ческой принадлежности и социального статуса, выполняется в сопоставимой форме,
по единым стандартам. Таким образом, издание «Языки мира» формирует базу дан-
ных для любых сопоставительных и типологических исследований.
Статьи об индивидуальных языках и языковых группах написаны в соответствии с
типовыми схемами (см. Приложение к настоящему тому). Статьи включают общую и
социолингвистическую характеристику языков, сведения о диалектах, письменности
и истории языков, внутриструктурное описание фонетики, грамматики и лексики, а
также основную литературу. Схемы статей являются типологически обоснованными
и приложимы к языкам самых различных типов.
В перспективе нескольких ближайших лет готовятся к публикации тома, посвя-
щенные, главным образом, языкам Евразии. Статьи группируются в тома по генеало-
гическому принципу, а в тех случаях, когда это невозможно или неудобно, — по аре-
альному принципу. Ранее были опубликованы тома: «Уральские языки» (М.: Наука,
1993), «Тюркские языки» (Бишкек: Издательский дом Кыргызстан, 1997; М.: Индрик,
1997), «Палеоазиатские языки» (М.: Индрик, 1997), «Монгольские языки. Тунгусо-
маньчжурские языки. Японский язык. Корейский язык» (М.: Индрик, 1997), «Иран-
ские языки. I. Юго-западные иранские языки» (М.: Индрик, 1997), «Дардские и нури-
станские языки» (М.: Индрик, 1999), «Кавказские языки» (М.: Academia, 1999),
«Иранские языки. II. Северо-западные иранские языки» (М.: Индрик, 2000), «Иран-
ские языки. III. Восточноиранские языки» (М.: Индрик, 2000), «Германские языки.
Кельтские языки» (М.: Academia, 2000), «Романские языки» (М.: Academia, 2001),
«Индоарийские языки древнего и среднего периодов» (М.: Academia, 2004), «Славян-
ские языки» (М.: Academia, 2005), «Балтийские языки» (М.: Academia, 2006), «Се-
митские языки. Аккадский язык. Северозападносемитские языки» (М.: Academia,
2009), «Древние реликтовые языки Передней Азии» (М.: Academia, 2010).
Вслед за настоящим томом в первую очередь должны выйти следующие тома:
«Семитские языки. Эфиосемитские языки»;
«Семитские языки. Арабский язык. Южноаравийские эпиграфические языки.
Современные южноаравийские языки»;
«Дравидийские языки»;
«Языки манде»;
«Реликтовые языки Европы»;
«Индоевропейские языки Передней и Центральной Азии»;
«Австроазиатские языки».
10 Об издании «Языки мира»
В порядке подготовки к публикации «Языков мира» ранее были изданы следу-

ющие коллективные монографии:
Принципы описания языков мира. М.: Наука, 1976.
Теоретические основы классификации языков. М.: Наука. Т. 1, 1980. Т. 2, 1982.
Языки и диалекты мира. М.: Наука, 1982.
Журинская М.А., Новиков А.И., Ярославцева Е.И. Энциклопедическое описание
языков. Теоретические и прикладные аспекты. М.: Наука, 1986.
На формирование концепции «Языков мира» оказали влияние многие ученые, од-
нако в первую очередь необходимо упомянуть вклад В.А. Виноградова, М.А. Журин-
ской, В.П. Калыгина, И.Ш. Козинского, А.А. Королёва, В.Я. Порхомовского и
Я.Г. Тестельца, разработавших типовые схемы, лежащие в основе статей. Разумеется,
создание томов «Языков мира» не было бы возможно без огромной творческой рабо-
ты авторов, представляющих различные научные центры, города и страны, без труда
редакторов и технических работников, обрабатывавших материалы томов на самых
разных этапах. Всем, кто прямо или косвенно способствовал подготовке издания
«Языки мира», редакционная коллегия выражает самую искреннюю признательность.
Редакционная коллегия тома и группа «Языки мира» благодарят Российский гума-
нитарный научный фонд за финансовую поддержку издания.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Настоящий том многотомного энциклопедического издания «Языки мира», по-

священный новым индоарийским языкам, имеет долгую историю. Работа над ним
началась еще в конце 1980-х гг., вскоре после разработки единых типовых схем опи-
сания языков и диалектов. Выдающийся советский индолог Георгий Александрович
Зограф (1928–1993) написал черновые варианты статей по крупным официальным
языкам, таким как хинди, урду, ория, панджаби, маратхи, синдхи, непали и др., а
также очерк о новоиндоарийской группе в целом. Кроме того, среди материалов,
присланных им в редакцию, были наброски к статьям о некоторых неофициальных и
малых языках этой группы, в том числе парья, догри, подгруппа бихари. Со скоропо-
стижной кончиной Г.А. Зографа, ставшей тяжелой утратой для отечественной индо-
логии, работа над томом прервалась почти на десятилетие и возобновилась уже в XXI в.
Изменения, произошедшие в мире за это время, сказались на состоянии изучения
индоарийских языков, на методах лингвистического исследования, а также на воз-
можностях сотрудничества ученых. Для настоящего тома эти обстоятельства имели
большое значение. Внимание индологов-лингвистов стали все больше привлекать
малые бесписьменные языки, диалекты и вариативность языков. Появились описания
идиомов разного статуса, в том числе основанные на полевых исследованиях, учиты-
вающие новые результаты общелингвистической теории и использующие новые ме-
тоды анализа.
Значительные результаты были получены в области описания малоизученных
языков, распространенных, в частности, в труднодоступных районах Южной Азии.
В этой изменившейся ситуации потребовалось добавление описаний языков, карди-
нальная переработка и дополнение редакторами — а в ряде случаев и новыми авто-
рами — написанных Г.А. Зографом статей и, в конечном счете, существенное расши-
рение (более чем в три раза!) изначально запланированного объема тома.
В настоящем томе представлены все национальные и официальные новые индоа-
рийские языки за исключением догри, а также ряд менее значительных по количест-
ву носителей и статусу, в том числе малые бесписьменные языки. Часть книги по-
священа цыганским языкам и диалектам. Выбор языков, не имеющих официального
статуса, по понятным причинам не был подчинен единому принципу: включены те из
них, специалистов по которым удалось найти и привлечь к сотрудничеству. В ре-
зультате проект приобрел статус международного, а задача координации и редакти-
рования статей существенно усложнилась.
Сотрудничество исследователей новых индоарийских языков c разных концов све-
та стало возможным благодаря электронным средствам связи. Помимо ряда россий-
ских лингвистов в число авторов статей вошли зарубежные специалисты — ученые
из Индии, Непала, Пакистана, стран Западной Европы, Канады, США и Австралии.
Для некоторых авторов исследуемый язык является родным, что особенно ценно при
12 Предисловие
описании малоизученных языков как, например, магахи или хиндко. Редколлегия не

без гордости может отнести к своим заслугам то, что в состав тома входят первые в
истории всемирной индологии публикации, систематически — хотя и очень кратко —
описывающие грамматику нескольких языков. Это малые языки восточной части
Гималайских предгорий (боте, данувар, дараи, кумал, тхару) и уникальный по арха-
ичности лексики бангани, на котором говорят в одной из горных долин западных
Гималаев.
Новыми материалами и разнообразием взглядов на грамматические явления на-
стоящий том обязан в значительной мере интернациональному составу авторов. Од-
нако виртуальное объединение ученых, находящихся на расстоянии тысяч километ-
ров друг от друга и от редакторов, имеет наряду с несомненными преимуществами и
отрицательные стороны. Никакие самые совершенные средства связи не могут заме-
нить непосредственного общения автора и редактора, возможности, сидя рядом, об-
судить текст. Достаточно жесткая структура описания, принятая в серии «Языки ми-
ра», предполагает общность теоретических позиций, навыков представления мате-
риала и терминологии. При том пестром авторском коллективе, трудами которого
создан настоящий том, достичь структурного единства описаний было крайне слож-
но. Эта задача усугублялась проблемами перевода на русский с английского и немец-
кого языков. Проблемы эти были порождены, в частности, терминологическими рас-
хождениями. Следует отметить, что при редактировании статей стало особенно оче-
видно, какой удручающий разнобой царит в грамматической терминологии. Это
касается даже терминов, употребляемых российскими индологами, не говоря уже о
различиях в интернациональном сообществе лингвистов, занимающихся индоарий-
скими языками. Поскольку собственно русские термины и термины на латинской ос-
нове далеко не всегда соотносятся по содержанию один к одному, пришлось пойти на
использование в томе гетерогенной терминологии.
Неодинаковое употребление терминов объясняется также совмещением в много-
уровневых аналитических формах разных категорий, таких, например, как вид и вре-
мя, вид и наклонение, их сочетания с разными типами представления характера дей-
ствия и пр., которые разные исследователи трактуют по-разному. Невероятное разно-
образие вариантов грамматических форм, характерное в первую очередь для
бесписьменных языков, препятствует единообразному толкованию их семантики, тем
более что множество идиомов плохо или вообще не изучено. Состояние исследова-
ния письменных, прежде всего национальных и официальных, языков дает основания
для значительно более высокой оценки, однако и оно оставляет желать лучшего.
Значительная работа по унификации формата описаний включала, в частности,
унификацию фонологической транскрипции — область, где в индологической лите-
ратуре также существует разнобой. Однако в некоторых статьях сохранена традици-
онная транскрипция, поскольку уровень изученности ряда языков не позволяет вы-
явить фонологический состав.
Отсутствие надежных сведений о ряде языков усугубляет сложности создания ге-
неалогической классификации внутри новоиндоарийской группы. Редакторы, однако,
не ставили перед собой этой, вероятно, неразрешимой задачи. Объединение языков в
группы и последовательность групп, определяющая структуру тома (см. Содержа-
ние), ни в коей мере не претендует на отражение генеалогических связей, но следует
сугубо географическому принципу, который у соседствующих языков, как правило,
поддерживается более сильным типологическим сходством.
Предисловие 13
Центральная роль в координации работы над томом, типологическом редактиро-

вании, техническом оформлении и переводе англоязычных статей принадлежит сотруд-
нице Сектора ареальной лингвистики Института языкознания РАН Ю.В. Мазуровой.
Сбор статей и редактирование с позиций индологии осуществляли члены редак-
ционной коллегии тома — специалисты по индоарийским языкам Т.И. Оранская,
Л.И. Куликов и А.Ю. Русаков (цыганские языки и диалекты), общее руководство
проектом взял на себя главный редактор издания А.А. Кибрик.
Данный том представляет собой, с одной стороны, фундаментальный труд, содер-
жащий научное описание языков и диалектов, а с другой — издание, рассчитанное на
широкий круг читателей, включая не только лингвистов разных специальностей, но и
историков, этнографов, политологов, преподавателей вузов и школ.
Как и во всех томах энциклопедии «Языки мира», здесь представлены статьи об
отдельных новых индоарийских языках, написанные по типовым схемам II (основ-
ная) и IV (сокращенная), о группах языков и диалектов (схема I), а также статья, со-
держащая общую и типологическую характеристику новоиндоарийских языков (схе-
ма I). В справочный аппарат тома входят указатель названий языков и диалектов,
схемы статей, список сокращений названий языков и диалектов, список сокращений
лингвистических терминов.
Книга включает также статью Ю.Б. Корякова о письменностях индоарийских язы-
ков и снабжена составленными им же языковыми картами.
Выход этого тома — дань светлой памяти Георгия Александровича Зографа, пер-
вого автора многих статей в нем.
Не довелось увидеть эту книгу опубликованной еще одному автору — Маниндре
Варме, скончавшемуся 1-го мая 2011 г. Светлая память!
Редакционная коллегия выражает признательность всем, кто участвовал в подго-
товке тома, и благодарит Российский гуманитарный фонд за финансовую поддержку
проекта (исследовательские проекты № 03-04-00247а, 07-04-00140а, издательский про-
ект № 11-04-16098д). На заключительном этапе исследовательская работа поддержи-
валась также грантом Минобрнауки РФ, государственный контракт № 02.740.11.0595.
Редколлегия
НОВЫЕ ИНДОАРИЙСКИЕ ЯЗЫКИ
Г.А. Зограф, Т.И. Оранская, Л.И. Куликов, П. Пандей

НОВЫЕ ИНДОАРИЙСКИЕ ЯЗЫКИ
1. Название новые индоарийские или новоиндоарийские (англ. New Indo-Aryan,

нем. neuindoarische, франц. indo-aryenne) языки отражает три характеристики
этой группы: хронологически новые противопоставлены древним и средним ин-
доарийским языкам; слово «арийские» (от др.-инд. ā́ rya, др.-иран. airya ‛благо-
родный’) объединяет их c иранскими языками, вместе с которыми индоарийские
языки образуют индоиранскую ветвь индоевропейской языковой семьи; наконец,
«индо-» определяет основную область их распространения — Индийский суб-
континент. Дардские языки, которым вместе с нуристанскими языками в серии
«Языки мира» был посвящен отдельный том, не включены в настоящее описа-
ние. Настоящий том следует как по содержанию, так и по времени публикации
за томом «Языки мира: Индоарийские языки древнего и среднего периодов»
(2004 г.), все статьи в котором (за исключением статьи о письменности) были на-
писаны выдающимся индологом и лингвистом Татьяной Яковлевной Елизарен-
ковой (1929–2007).
2. Основная область распространения новых индоарийских языков (Н.и.я.) —
Индийский субконтинент. Этот регион, определяемый геополитически как Юж-
ная Азия, включает Индию, Бангладеш, Пакистан, Непал, Бутан, Шри-Ланку и
Мальдивскую Республику. Афганистан также относится к Южной Азии со вре-
мени его вступления в 2007 г. в Южноазиатскую ассоциацию регионального со-
трудничества, но основные языки в этой стране — иранские. На Н.и.я. (напри-
мер, хиндко) в Афганистане говорит незначительное число этнических мень-
шинств; часть населения, преимущественно мужчины, владеет урду.
Отдельные, крайне малочисленные группы носителей Н.и.я. оказались в Юго-
Восточной Азии, на Ближнем Востоке и в Африке, очевидно, еще в Средневеко-
вье. Однако широкое распространение этих языков по всему миру началось в
ХIХ в., преимущественно в результате трудовой миграции. Индийцы, которых
вывозили чаще всего принудительно, для работы на плантациях в английских,
французских, голландских и португальских колониях, принесли свои языки в
Юго-Восточную Азию, Африку, Южную Америку, в Меланезию, на Маккарен-
ские и Антильские о-ва. Географическое распределение Н.и.я. за пределами Ин-
дийского субконтинента в определенной мере отражает место происхождения и
характер деятельности ранних эмигрантов. Так, бходжпури, относящийся к под-
группе бихари, был преимущественно языком рабочих на плантациях (например,
Маврикий, Гайана, Суринам); на гуджарати (например, Южная и Западная Аф-
рика) говорил в основном торговый люд; панджаби в истории Сингапура связан
со служившими там индийскими солдатами, главным образом сикхами. Языки
колониальной миграции, разумеется, подверглись изменениям, но до сих пор со-
хранились. Н.и.я являются также основой некоторых креольских языков (напри-
мер, креол морисьен на Маврикии) и пиджинов (например, фиджийский пиджин).
Г.А. Зограф, Т.И. Оранская, Л.И. Куликов, П. Пандей. Новые индоарийские языки 15
Особенно интенсивной стала эмиграция из Южной Азии, в первую очередь из

Индии, в последние десятилетия ХХ в. Ее основные направления определяются
языковым наследием колониального периода: принимающими странами являют-
ся главным образом англоязычные Великобритания, США и Австралия. Растет
число говорящих на Н.и.я. и в континентальной Европе.
В южноазиатских диаспорах ведется активная деятельность, направленная на
сохранение родных языков. Этой цели служат радио- и телеканалы, газеты и
журналы на Н.и.я. Культурные ассоциации эмигрантов из Южной Азии органи-
зуют для детей из южноазиатских семей занятия по изучению языка страны их
предков. Культурные ассоциации нередко организованы по языковому признаку,
сопряженному с культурной, а для некоторых языков, как, например, панджаби
или урду, и с религиозной принадлежностью. Между диаспорой и странами ис-
хода поддерживаются тесные связи.
Почти все Н.и.я. сформировались на основной территории их сегодняшнего
бытования, в северной и срединной части Индийского субконтинента. Здесь, от
Гималайских предгорий почти до середины Деканского плоскогорья (16° с. ш. на
западе и 18° с. ш. на востоке), сплошным массивом, лишь местами разрываемым
небольшими вкраплениями дравидийских, тибето-бирманских (сино-тибетская
семья) и мунда (австроазиатская семья) языков, представлена наиболее значи-
тельная подгруппа индоарийских языков — северноиндийская. В нее входят 13 ли-
тературных языков официального статуса (хинди, урду, панджаби/пенджабский,
синдхи, непали/непальский, догри, маратхи, конкани, гуджарати/гуджаратский,
майтхили, бенгали/бенгальский, ория, ассами/ассамский) и около 500 средних и
малых языков и диалектов, частью подводимых под перечисленные выше языки,
а частью объединяемых по геолингвистическим признакам в отдельные группы,
среди которых наиболее значительны бихари, раджастхани, пахари и лахнда/
ленди (западный панджаби). Цифра 500 достаточно условна, как условна (и, до-
бавим, разноречива и неравномерно для разных районов ареала изучена) сама
стратификация форм речевого общения, представляющих здесь диалектно-
языковой континуум. Соответственно, когда речь идет о идиомах, не имеющих
статуса официального или литературного языка, особенно о малых, термины
«язык» и «диалект» употребляются в настоящем томе, в том числе в названиях
статей, также условно, повторяя то определение идиома в отношении этих кате-
горий, которое обычно используется в научной литературе.
К северному новоиндоарийскому континууму географически примыкают ма-
лые Н.и.я. и диалекты, бытующие на территории Афганистана, а также дардские
языки. В Таджикистане и Узбекистане бытует язык парья. В Среднюю Азию его
носители пришли в XIX в. из Афганистана, где, возможно, осталась часть этой
этнической группы.
Значительно дальше, как географически, так и по лингвистическим признакам, от-
стоят от Н.и.я., существующих в Южной Азии в настоящее время, цыганские язы-
ки. Группы их носителей, вероятно, мигрировали в последние века I тыс. н. э. из
западных районов Индийского субконтинента и шли разными путями, которые
привели большинство из них в Европу, где в основном и распространены сейчас
цыганские языки и диалекты. В других частях света, главным образом в Америке,
носители цыганских языков оказались в результате поздней миграции из Европы.
16 Новые индоарийские языки
В островных государствах Южной Азии основными официальными Н.и.я. яв-

ляются сингальский язык на Шри-Ланке и мальдивский язык, или дивехи, в
Мальдивской Республике. Последний, распространенный также на о-ве Миникой
в группе Лаккадивских о-вов (Индия), генетически тесно связан с сингальским.
Н.и.я. формируются с начала II тыс. н. э. в процессе структурных преобразова-
ний средних индоарийских языков путем последовательного расщепления в XI–
XV вв. ранее существовавших языковых общностей (см. 5.). Для Н.и.я. весьма
существенны их ареальные характеристики: они входят в южноазиатский языко-
вой союз вместе с дравидийскими, сино-тибетскими и австроазиатскими языками,
черты которых проявляются в подгруппах Н.и.я. как субстратные. Взаимодействие
между этими языками и Н.и.я. продолжается и поныне, сказываясь наиболее очевид-
но на идиомах, находящихся на границах индоарийского языкового континуума.
3. Согласно оценке на 2001 г., число говорящих на Н.и.я. составляло примерно
один миллиард человек. Эта оценка основана на переписях населения 2001 г., а
для тех стран, где перепись в указанном году не проводилась, — на данных более
ранних переписей. Подавляющее большинство составляют носители северноин-
дийских языков — 97%, сингальского — 1,5%, цыганского — примерно 1% (ста-
тистических данных нет; существующие оценки колеблются между 2,5 и 8 млн.).
Среднегодовой прирост населения в Южной Азии составил в последнее десяти-
летие (2001–2011) примерно 1,6% (ср. данные, опубликованные на сайтах
https://www.cia.gov/library/publications/the-world-factbook/fields/2002.hml и http://
censusindia.gov.in/2011-common/censusdataonline.html), что дает основания для
весьма приблизительной оценки числа говорящих на сегодняшний день в
1,17 млрд. чел., включая носителей Н.и.я. за пределами субконтинента.
До периода европейской колониальной экспансии индоарийские языки зани-
мали крайнее южное и крайнее восточное положение по отношению к другим
языкам индоевропейской семьи. Распространение английского языка в Новое и
Новейшее время изменило эту геолингвистическую ситуацию. В настоящее вре-
мя на Н.и.я. помимо исконной территории их обитания — Южной Азии — гово-
рят во всех остальных частях света. Южноазиатская диаспора, история которой
насчитывает уже почти два столетия, переживает период особенно бурного роста
в последние десятилетия. Результатом миграций, вызванных в первую очередь
экономическими причинами, стало распространение Н.и.я. и связанной с ними
культуры, включая литературу и средства массовой информации, по всему миру.
Социально-политические и культурные изменения второй половины XX в. —
начала ХХI в. в странах Южной Азии тесно связаны с процессами глобализации,
а именно с резко усилившимся политическим и экономическим давлением, ока-
зываемым центрами современного развития цивилизации на традиционные об-
щества. В результате перехода значительных масс молодых носителей средних и
малых языков на языки более высокого статуса происходят существенные изме-
нения социолингвистической ситуации в этом регионе и, как следствие, в языко-
вой структуре многих Н.и.я. В первую очередь процессом разложения вследствие
смешения с доминирующими языками затронута, естественно, лексика, однако
Н.и.я. претерпевают изменения и на других уровнях системы. Три высших сту-
пени с точки зрения престижности языка представлены соответственно 1) ан-
глийским языком, находящимся, несмотря на относительную малочисленность
населения, владеющего им как родным, на вершине социально-языковой пира-

миды, так как он дает доступ к лучшему образованию и более широким эконо-
мическим возможностям; 2) государственными/национальными языками на на-
циональном уровне; 3) официальными языками провинций/штатов на субнацио-
нальном уровне.
Статус языка зависит от числа его носителей по отношению к общей числен-
ности населения страны, а также от его культурного значения в настоящем и
прошлом. Эти факторы, в значительной мере определяющие этнополитическое
сознание его носителей, сказываются на языковой и образовательной политике
государств, их геоадминистративной структуре, а в обратном направлении — от
политики к языку — на номенклатуре языковых единиц. В результате деятельно-
сти социально-политических и культурных национальных движений, особенно
активизировавшихся с конца XX в., ряд идиомов получили официальный статус
языков. Так, вместо 18 языков, которые значились в Восьмом списке Приложе-
ния к Конституции Индии между серединой 1960-х гг. и концом ХХ в., список
официальных языков включает ныне 22 индийских (из них 15 индоарийских —
санскрит и 14 новоиндоарийских, в том числе один дардский язык — кашмири),
а также английский язык. Некоторые из них являются также государственными
языками соседних стран (бенгальский в Бангладеш, урду в Пакистане, непаль-
ский в Непале) или официальными языками административных единиц (напри-
мер, панджаби, синдхи) .
Только в Индии в настоящее время еще 33 идиома претендуют на признание в
качестве официальных языков. Весьма вероятно, что в результате политико-
языковых движений, рассматриваемых как составная часть демократического
процесса, еще ряд языков стран Южной Азии, в том числе индоарийских (напри-
мер, тхару в Непале, сирайки в Пакистане), будут признаны средством админи-
стративно-культурной коммуникации на субнациональном уровне.
Индоарийские языки, которые по численности говорящих определяются как
средние и малые, подвержены в настоящее время особенно сильному «типологи-
ческому выравниванию» по грамматическим моделям административно и куль-
турно доминантных языков. Этот процесс вызван не только естественным по-
глощением малых языков их более сильными соседями, но и, как это ни парадок-
сально, развитием в прямо противоположном направлении, а именно — с дея-
тельностью определенных групп, направленной на сохранение малых идиомов.
Эта деятельность отчасти связана с резко усилившимися в последние 10–15 лет
центробежными тенденциями во внутренней политике, которые проявляются,
например, в образовании новых штатов в Индии и в региональных движениях за
культурно-политическую автономию в Индии, Непале и Пакистане. Ряд средних
и малых языков и диалектов, прежде вообще не употреблявшихся в официальной
коммуникации, используется теперь как средство массовой информации в преде-
лах общностей, пользующихся этими языками (например, садри, майтхили, рад-
жбанши, бундели и др.). Этому в значительной мере способствует распростране-
ние информационных технологий, дающих возможность публикаций в интернете
и дешевого производства печатной продукции. Существование электронных ва-
риантов всех индийских шрифтов и компьютерных программ на официальных
языках стран Южной Азии позволяет использовать их для издания печатных га-
зет и журналов и — в еще большей мере — для создания страниц в интернете на

языках, прежде не имевших собственной письменности. Некоторые официальные
языки в традиционной графике используются в мобильных телефонах.
Благодаря новым техническим средствам и росту образовательного уровня у
формирующейся «этнической» интеллигенции возникает стремление фиксиро-
вать тексты на своих языках. Для малых и средних Н.и.я. используется по боль-
шей части шрифт деванагари (например, для языков кумал, данувар), что ведет к
искажениям в представлении фонологических систем. К отрицательным с лин-
гвистической точки зрения результатам этого процесса относится выработка
грамматического стандарта, ориентированного на близкородственные языки, в
которых такой стандарт уже имеется (хинди, непали, маратхи и др.).
Многим Н.и.я., как и языкам других семей в Южной Азии, грозит вымирание.
В первую очередь это касается малых бесписьменных языков и диалектов, не
имеющих официального статуса, однако процесс распада затрагивает и литера-
турные языки. Интенсивные изменения в лексике и грамматике Н.и.я. под влия-
нием доминирующих языков региона являются очевидным признаком этого про-
цесса. Правительство Индии, самой большой страны субконтинента, на террито-
рии которой находится основная масса Н.и.я., предпринимает попытки сохранить
свое языковое богатство. Речь идет, с одной стороны, о развитии языков путем
повышения их культурно-социального статуса, с другой — о планомерной, но
быстрой документации (включая тексты устной традиции) нестабильных и исче-
зающих языков, а также их реабилитации. Проекты, направленные на эту цель,
включены в 11-й пятилетний план государственного развития 2007–2012 гг. (Ин-
дия сохранила пятилетки и после открытия рынка в 90-х гг. XX в.), и на них вы-
делены средства. В числе этих проектов составление речевых баз данных хинди,
бенгальского и непали, частотных словарей хинди и бенгальского в Центральном
институте индийских языков в Майсуре (см. http://www.ldcil.org/publications.aspx),
поддержка публикаций на малых языках/диалектах, а главное — деятельность,
направленная на их использование как языка обучения в начальной школе и их
преподавание как отдельного предмета в средней школе в районах их распро-
странения. Эта деятельность интенсифицировалась после публикации устра-
шающих статистических данных, в том числе по Индии (198 нестабильных и вы-
мирающих языков) и другим странам Южной Азии, в последнем выпуске «Атла-
са вымирающих языков», издаваемом организацией ЮНЕСКО (UNESCO Atlas of
the World’s Endangered Languages 2010). Следует отметить, что значительное
число Н.и.я. языков, которым грозит исчезновение, в этом атласе не учтено, на-
пример, ангика, бхили, каччхи, кхандеши, бундели, раджбанши и многие другие.
При подготовке 12-го пятилетнего плана Индии (2012–2017) предусматривается
необходимость более активно и последовательно продолжать деятельность по
сохранению и возрождению языков. Исчезновение грозит и Н.и.я., бытующим за
пределами Индийского субконтинента (парья, цыганские диалекты). К сожале-
нию, современные социокультурные и — что еще важнее — экономические ус-
ловия дают мало поводов для оптимизма: вероятность того, что малые Н.и.я. со-
хранятся в ХХII в., невелика.
4. Генеалогической — в строгом смысле термина — классификации Н.и.я. нет
и, очевидно, быть не может, поскольку почти все Н.и.я. (за исключением языков
небольших групп, мигрировавших за пределы Южной Азии) всегда существова-

ли в соседстве друг с другом. При отсутствии затрудняющих контакты географи-
ческих препятствий постоянное взаимодействие между ними никогда не прекра-
щалось, и в засвидетельствованный исторический период в основной области
распространения Н.и.я. наряду с дивергентными шли и встречные, конвергент-
ные процессы, наиболее заметные в центральной части этой области. Помимо
географического смешения языков картину родственных отношений между ними
затемняют, хотя и в меньшей степени, заимствования из более ранних языковых
слоев, стимулируемые преемственностью культуры. Древнеиндийские грамма-
тические и лексические элементы постоянно вовлекались и продолжают вовле-
каться в новые средства языкового выражения.
Все классификации Н.и.я. опираются в первую очередь на структурные при-
знаки, которые соотносятся с географическим распределением членов этой язы-
ковой группы на территории Южной Азии. Это соотношение наглядно представ-
лено в исследовании К. Масики: классификационные схемы языков наложены на
упрощенный до геометрических форм абрис Индийского субконтинента. В клас-
сификациях выделяется от четырех до пяти подгрупп Н.и.я., в каждой из которых
есть «стержневые» языки, относимые во всех классификациях (за исключением
классификации Г.А. Зографа) к одной и той же подгруппе: северо-западные —
лахнда и синдхи; восточные — ассамский, бенгальский и ория; южные — ма-
ратхи (включая конкани) и сингальский (включая мальдивский); устойчивый
член центральной подгруппы — западный хинди. Остальные языки в зависимо-
сти от классификации могут относиться к разным подгруппам, непременно, од-
нако, соседствующим географически. Так, например, в разных классификациях
панджаби перемещается из центральной в северо-западную подгруппу; языки
пахари либо выделяются в отдельную северную подгруппу, либо причисляются к
центральным или к северозападным языкам и т. д. Следует отметить, что смеше-
ние структурных признаков отличает, как в случае с панджаби, даже крупные
языки, имеющие литературную норму, не говоря уже о малых, а тем более бес-
письменных языках.
Из ранних попыток представить отношения между Н.и.я. как генеалогическое
древо следует упомянуть классификацию Р. Хёрнле (1880), в основу которой
легла идея о двух последовательных волнах арийской миграции в Индию. Клас-
сификация Дж. Грирсона в «Обзоре языков Индии» (Linguistic Survey of India,
1903–1928) тоже основана на этом тезисе, но Дж. Грирсон, развив идею своего
предшественника, разделил Н.и.я. не на две, а на три ветви: внешнюю (языки,
связанные с первопришельцами) и внутреннюю (языки, восходящие к речи вто-
рой волны ариев, «раздвинувших» первопришельцев и оттеснивших их на окраи-
ны ареала) с промежуточной между ними. Эта классификация в упрощенном ви-
де, соотнесенная со схематически представленными географическими очерта-
ниями Индийского субконтинента, заимствована, как и следующая за ней
классификационная схема, на основании работ Р.Л. Тёрнера, из монографии
К. Масики (1991).
Схема на основе классификации

Д ж. Г р и р с о н а в «О б з о р е я з ы к о в И н д и и»
С х е м а н а о с н о в е р е к о н с т р у и р о в а н н о й К. М а с и к о й
к л а с с и ф и к а ц и и Р. Л. Т ё р н е р а:
Нужно отметить, что выделение «внутренних» и «внешних» языков, от кото-

рого первым отказался, очевидно, С.К. Чаттерджи (1926), не было признано и по-
следующими исследователями (Р.Л. Тернер, Ж. Блок, Д. Паттанаяк, Г.А. Зо-
граф). Тем не менее идея бинарного членения в генеалогии Н.и.я. и в наши дни
не полностью отвергнута и нашла продолжение в недавних исследованиях
Ф. Саутворта.
Классификация Г.А. Зографа (1976), учитывающая только морфологические и
морфосинтаксические признаки, исключает генеалогический подход. Однако
представленные в ней соотношения между структурными характеристиками
Н.и.я. могут быть, очевидно, проецированы на диахроническую ось. Эта морфо-
логическая классификация отчасти сходна с классификациями Р. Хёрнле и
Дж. Грирсона, но на ее верхнем уровне противопоставляются не внешняя и внут-
ренняя ветви, а «западный» и «восточный» типы северноиндийских Н.и.я.; цы-
ганский и сингальский (к которому редакция добавила мальдивский) вынесены
за пределы основной классификационной схемы. Такое графическое представле-
ние, соответствующее географической отдаленности этих двух языков от прочих
Н.и.я., отражает их обособленность по морфосинтаксическим характеристикам.
На следующем уровне выделяются четыре группы: западные, центральные, пере-
ходные и восточные языки. Из них две первые группы относятся к «западному»
типу, восточные языки — к «восточному», а переходные языки занимают, соот-

ветственно, промежуточное положение между двумя типами.
Ниже приведена схема, отражающая морфологическую классификацию
Г.А. Зографа.
Северноиндийские языки
I («западный») тип II («восточный») тип
Западные Центральные Переходные Восточные
синдхи (лахнда) панджаби восточные диалекты хинди ория
конкани хинди (с западными языки Бихара бенгальский
маратхи диалектами) непальский ассамский
раджастхани
гуджарати
цыганский сингальский и мальдивский
Сходную классификацию, из которой, однако, исключена «переходная» груп-

па, предложил Дж. Кардона.
Выбрать из этого множества классификаций одну, которая была бы принята
всеми или хотя бы большинством авторов тома, невозможно. Разработка новой
классификации (если исходить из того, что генеалогическая классификация
принципиально возможна) — задача, которая в настоящей статье не ставится. По
этой причине классификационная принадлежность языков, описываемых в отдель-
ных статьях тома, определяется в зависимости от точки зрения авторов статей.
5. Расчленение северноиндийских языков на подгруппы может быть отнесено
к среднеиндийскому периоду их истории (середине I тыс. до н. э.), а выделение
современных языков в этих подгруппах — уже к новоиндийской эпохе. Так, от-
деление ория от бенгальско-ассамского можно отнести к Х–ХII вв., разделение
бенгальского и ассамского — к ХV в. (по мнению С.К. Чаттерджи; ср. исследо-
вания Д.П. Паттанаяка); окончательное расчленение гуджарати и раджастхани
(марвари) произошло, по мнению Л.П. Тесситори, в XVI в. Вместе с тем на со-
временном этапе изучения истории Н.и.я. можно с большими основаниями су-
дить об относительной хронологии их разделения, чем об абсолютной, поскольку
для надежных датировок недостаточно материала.
Cингальский, генетическая соотнесенность которого с каким-либо из родст-
венных языков на материковой части Южной Азии неясна, отделился от прочих
индоарийских языков, очевидно, еще в раннесреднеиндийский период, во второй
половине I тыс. до н. э. Согласно преобладающей точке зрения (например,
С. Гипперт-Фриц), к этому же периоду относится начало формирования тесно
связанного с ним генетически мальдивского языка.
Принято считать, что цыганские языки отделились от северноиндийских язы-
ков на ранненовоиндийском этапе развития — на рубеже I тыс. н. э.
Язык парья отделился от основного индоарийского массива, очевидно, не
раньше XVII в. Он тяготеет к панджаби и раджастхани — языкам центральной
группы, граничащим с северо-западными (по классификациям Дж. Грирсона и
Г.А. Зографа).
6. Грамматические и лексические системы Н.и.я. сложились в результате про-

должавшихся многие века изменений исходной древнеиндоарийской субстанции
под влиянием чрезвычайно интенсивных языковых контактов. Многие струк-
турные черты Н.и.я. вызваны влиянием дравидийских языков. Оно объясняется,
во-первых, тем, что последние существовали на основной территории распро-
странения древнеиндийских диалектов до прихода ариев на субконтинент и яви-
лись субстратом для древнеиндийского, а во-вторых — непрекращающимися
разноуровневыми контактами между представителями двух языковых семей. Ре-
зультатом явилась перестройка грамматической системы, ранние следы которой
заметны уже в ведийских текстах. Среднеиндийский период характеризуется
усилением тенденций, ведущих от флективного строя к агглютинативному и от
синтетизма к аналитизму. В Н.и.я. смешаны элементы этих типов. Соотношение
типологических характеристик в разных Н.и.я. неодинаково; грамматические яв-
ления в Н.и.я. в большей мере, чем фонологические признаки, дают основания
для классификации этих языков (см. 4.).
Следует также отметить, что в некоторых Н.и.я. стандартный литературный
(высокий) и разговорный (низкий) варианты настолько различаются, что многие
грамматические категории таких языков выражаются двумя или более спосо-
бами. Бенгальский и сингальский являются яркими примерами языков с ди-
глоссией.
Контактное взаимодействие Н.и.я. с другими языками никогда не прекраща-
лось, оно продолжается и в наши дни, различаясь в разные периоды происхожде-
нием и, соответственно, характеристиками взаимодействующих языков. Почти с
самого начала своего существования Н.и.я. подверглись влиянию персидского и
арабского языков, принесенных на Индийский субконтинент мусульманскими
завоевателями. Персидские и арабские слова входят в лексический состав всех
языков Южной Азии, их корни и аффиксы могут сочетаться с индоарийскими
морфемами. Наиболее значительным результатом явилось возникновение урду
как следствие использования арабо-персидских лексических и словообразова-
тельных элементов в грамматических структурах.
Начиная с XIX в. Н.и.я. подвергаются влиянию английского — языка британ-
ских колонизаторов. Вопреки идеям о ведущей роли собственных языков после
освобождения от колониального господства, сопровождавшим борьбу за незави-
симость, английский сохранил свои позиции в Южной Азии. Более того, его
влияние на Н.и.я. усиливается, затрагивая их в той или иной мере практически на
всех уровнях системы и на всех социальных уровнях. И в этом случае возможны
гетерогенные структуры на основе грамматики Н.и.я., включающие индоарий-
ские или арабо-персидские элементы в сочетании с английскими.
Отдельные характеристики индоевропейского языка-основы, сохранившиеся в
древнеиндийском лучше, чем в прочих родственных ему древних языках, про-
должают существование в ряде Н.и.я. К ним относятся, в частности, оппозиция
звонких аспирированных и неаспирированных смычных; фонологическое проти-
вопоставление долгих и кратких гласных; трехчленная оппозиция по граммати-
ческому роду (в гуджарати, маратхи и конкани), а также главные принципы
строения сложноподчиненных предложений.
Некоторые языковые подсистемы прошли циклическое развитие, восстановив

древнеиндоарийский тип. Так, др.-инд. дифтонги ai, au, упростившиеся в средне-
индийский период, возникли в Н.и.я. вторично из соответствующих гласных,
оказавшихся рядом в результате падения интервокальных звонких смычных в
среднеиндийских языках; в сингальском исконные долгие гласные были утраче-
ны, а новые возникли из последовательностей гласных. Случаем циклического
развития является также вторичная именная флексия в некоторых Н.и.я. (восточ-
ная подгруппа, непали), явившаяся результатом стяжения агглютинативных па-
дежных показателей с именем, или формирование новых падежей на основе кон-
струкций с послелогами или сложных слов (как в сингальском и других Н.и.я.).
Большинство наследственных признаков характерно для языков, занимающих
срединное положение на территории континуума новоиндоарийских языков.
Очевидное объяснение этому явлению заключается в том, что конвергенция на
границах языкового континуума сильнее, чем в его внутренних частях. Разумеет-
ся, эта закономерность не абсолютна, о чем свидетельствует, например, упомяну-
тая выше трехчленная оппозиция по грамматическому роду в языках западной
части субконтинента, причем два из них — маратхи и конкани — соседствуют с
дравидийскими языками, не имеющими грамматического рода.
Приводимые ниже фонологические и грамматические характеристики касают-
ся в первую очередь основного массива Н.и.я., т. е. языков, распространенных в
материковой части Южной Азии.
Ф о н о л о г и ч е с к и е с в е д е н и я.
В области фонологии и фонетики Н.и.я. различаются в большей мере, чем в
области грамматики. Именно фонетические и фонотактические различия в пер-
вую очередь являются, наряду с лексическими расхождениями, основным пре-
пятствием к межъязыковому взаимопониманию. Вместе с тем можно выделить
ряд общих принципов в организации новоиндоарийских фонологических систем.
Следует отметить, что фонология Н.и.я. изучена еще хуже, чем более высокие
уровни языковых систем. Разнобой в описаниях поразителен: даже в одной и той
же работе могут встретиться противоречащие друг другу факты. Это относится,
как правило, к средней части в системах вокализма, фонологическому значению
назализованности гласных, к сонорным и периферийным согласным.
В вокалических системах Н.и.я. выделяется от шести (ория) до тринадцати
(сингальский) чистых гласных. Необходимо отметить, что, во-первых, количест-
во фонем определяется для языкового стандарта в языках, таковым обладающих,
а для прочих — в зависимости от диалектных данных, использованных в каждом
конкретном исследовании. То же относится к назализованным гласным: число
звукотипов, составляющих фонемный контраст с чистыми гласными, определя-
ется разными исследователями по-разному даже для таких сравнительно хорошо
исследованных крупных официальных языков, как хинди или панджаби. Для ря-
да языков нет единого мнения о трактовке количественного признака (например,
конкани). Обобщая определяющие признаки, можно выделить два основных типа
вокалических систем: восточную — с минимальным набором фонем, и цен-
тральную — с десятью чистыми фонемами, наиболее близкую классической
древнеиндийской системе. Последняя приведена в таблице.
Гласные
Ряд
Подъем
Передний Средний Задний
i: ĩ: u: ũ:
Верхний
ɪ ɪ͂ ʊ ʊ͂
Средний закрытый е ẽ o õ
Средний открытый ɛ ɛ͂ ɐ ɐ͂ ɔ ɔ͂
Нижний ɑ: ɑ̃:
Дифтонги редки. Маратхи, бходжпури и магахи имеют по два дифтонга — [əɪ̯ ]

и [əʊ̯]. Сочетания гласных, относящихся к одному слогу, встречаются в ряде язы-
ков (например, кумал [sə.bəɪ̯ ] ‛все’, [dhoʊ̯.lək] ‛вымытый’), но из описаний неяс-
но, являются ли они истинными дифтонгами.
В системе вокализма Н.и.я. объединяет организация гласных по четырем ос-
новным ступеням раствора (позиция нижне-среднего подъема может замещаться
дифтонгами), наличие только одного гласного нижнего подъема (исключение —
ассамский), неогубленность гласных переднего и среднего рядов при огубленно-
сти гласных заднего ряда, наличие в ряде языков фонологического признака на-
зализации. Важнейшее различие заключается в противопоставлении по долготе
(напряженности) — краткости (ненапряженности) «периферийных» и «централь-
ных» гласных в языках центра и северо-запада, представляющее собой классиче-
ский вариант вокализма Н.и.я. Оно утрачено в восточных языках и стирается в
промежуточной зоне и на юго-западе. К числу языков, в которых отмечена ней-
трализация оппозиции гласных (или некоторых из них) по количественному при-
знаку, относятся ассамский, бенгальский, боте, гуджарати, данувар, дараи, кон-
кани, кумал, майтхили, маратхи, ория, раджбанши и садри. Языки, где эта оппо-
зиция присутствует, делятся на две подгруппы: те, где долгих гласных больше,
чем кратких (например, хинди, урду, панджаби, синдхи, догри, лахнда), и те, в
которых количество долгих и кратких одинаково или кратких больше (все ос-
тальные языки). Вокалические системы первой группы, возможно, находятся на
пути нейтрализации оппозиции между долгими и краткими.
Частные отклонения в заполнении позиций системы гласных демонстрируют
прежде всего ория и ассамский; возможны они в диалектных подсистемах и на
западе региона. Характерная историческая изоглосса — сохранение общеиндо-
арийского *а, реализующегося как [ɐ], [ʌ], или [ə] на западе и в центре, но пере-
ход его в [ɔ] или [o] на востоке (включая частично диалекты непальского и паха-
ри). В некоторых системах (например, ория) центральный среднего подъема от-
сутствует, в других (например, в бенгальском) может находиться в отношении
дополнительной дистрибуции с огубленным заднего ряда среднего подъема.
Почти все Н.и.я. имеют назализованные гласные. В большинстве из них про-
тивопоставление назализованный/неназализованный фонематично и охватывает,
хотя и неравномерно, все гласные. В языках с симметричной системой вокализ-
ма, таких как хинди и панджаби (см. табл. выше), краткие назализованные нахо-
дятся на периферии системы. В восточных языках и некоторых соседствующих с
ними идиомах, таких как, например, диалекты непали, нет назализованного о.
Тенденция к назализованному произношению всех гласных, характерная, на-

пример, для бундели (один из западных диалектов хинди), резко снижает фоне-
матичность этого признака.
В языках юго-западного и южного региона (маратхи, саураштра, бхили) наза-
лизованных гласных меньше, чем неназализованных. В некоторых языках, таких
как например, кумал, боте, данувар, фонематическая назализация является, со-
гласно описаниям, периферийным явлением.
В гуджарати отмечена смыслоразличительная роль придыхательной фонации,
являющейся следствием падения [ɦ], ср. [baɾ] ‛двенадцать’ и [bɑ̤ɾ] ‛снаружи’
(< [bɑɦɐɾ]). То же явление присутствует при нормальном темпе речи и в других
языках, ср. хин. [ʃe̤ ɾ] ‛город’ (< [ʃəɦəɾ]) и [ʃeɾ] ‛тигр’. Специального графического
отражения придыхательные гласные не имеют, но могут быть со значительной
долей вероятности определены по наличию знака для /h/ ([ɦ]) между гласными и
по их характеристикам. Падение /h/ в интервокальной позиции может вести к на-
зализации гласного, в котором слились гласные, прежде им разделяемые, напри-
мер, пар. [pā͂ɽ] ‛гора’ < [pəɦāɽ].
Гласные Н.и.я. имеют многочисленные аллофоны, связанные с фонотактиче-
скими и просодическими условиями, в том числе с тоном — в языках, где тон
фонологичен. Вариации сопряжены как с качественными, так и с количествен-
ными изменениями: понижение или повышение ступени подъема, передвижение
по ряду, сокращение и удлинение, а также полугласный приступ перед гласными,
открывающими слог (например, в бхили). Наиболее устойчивы к изменениям по
степени раствора гласные самого верхнего ([i]) и самого нижнего подъема ([ɑ]);
количественные изменения затрагивают, очевидно, все гласные. В ассамском за-
свидетельствована позиционная дифтонгизация гласных, за исключением [i].
В ряде Н.и.я. действует гармония гласных, например в конкани, майтхили. Как
правило, ее действие ограничено морфологически и/или фонетически.
Представление о типичной для центральных Н.и.я. системе консонантизма да-
ет хинди (см. таблицу на с. 27). Как и система гласных, она ближе древнеиндий-
ской, чем прочие новоиндоарийские системы согласных.
Характерны пять основных локальных рядов, в основе каждого лежат по четы-
ре взрывных (в палато-альвеолярном — аффрикаты), различающихся глухостью/
звонкостью и непридыхательностью/придыхательностью, дополняемые фрика-
тивными и сонорными. Индийскую специфику составляют согласные ретроф-
лексного ряда и аспираты.
Важнейшие расхождения проявляются в следующем:
— панджаби, догри и гуджри не имеют звонких аспират;
— в синдхи представлены звонкие инъективные, расширяющие пучки смыч-
ных до пяти членов;
— в маратхи появился шестой ряд — переднеязычных аффрикат, которые от-
мечены также в диалектах ория и пахари;
— в ряде восточных языков (ассамский, диалекты бенгальского — читтагонг-
ский и майменсингский — в Бангладеш) ретрофлексные слились с зубными в
альвеолярные;
— в кумал, боте и некоторых других малых языках Непала место ретрофлекс-
ных занимают, согласно имеющимся описаниям, альвеолярные (скорее всего,
апикально-альвеолярные) смычные;
Согласные хинди
По месту образования
Губные Переднеязычные
Средне- Задне- Глот-
По способу
образования губно- губно- зуб- ретро- палато- языч- языч- таль-
альвео-
губные зубные ные флексные лярные ные ные ные
Гл. Непридых. p t ʈ k
Взрыв- Придых. ph th ʈʰ kʰ
ные Зв. Непридых. b d ɖ g
Придых. bʰ dʰ ɖʰ gʰ
Шумные
Гл. Непридых. ʧ
Аффри- Придых. ʧʰ
каты Зв. Непридых. ʤ
Придых. ʤʰ
Фрика- Гл. (f) s [ȿ] ʃ h
тивные Зв. (z)
Носовые m n [ɳ] [ɲ] [ŋ]
Сонорные
Боковые l
Дрожащие и Непридых. ɾ (ɽ)
одноударные Придых. (ɽʰ)
Глайды υ j
П р и м е ч а н и я: В круглых скобках даны периферийные фонемы, реализующиеся пре-

имущественно в заимствованиях или (иногда за одним-двумя исключениями) в одном единст-
венном фонетическом контексте; в квадратных — для удобства транслитерации — позицион-
ные варианты фонем, имеющие графические соответствия. Фонемы, встречающиеся исключи-
тельно в заимствованиях (как правило, это арабские, персидские и древнеиндийские фонемы),
в таблицу не включены. Спирант [h] обычно определяется как глоттальный. Поскольку вопрос
о том, глухой он или звонкий, трактуется по-разному и фонологически несуществен, этот зву-
котип обозначается здесь для простоты как глухой. Лишь в отдельных случаях, когда этот при-
знак фонетически значим, используется знак звонкого [ɦ]. Отметим, что в некоторых исследо-
ваниях спирант этого типа описывается как фарингальный [ħ].
— в ассамском среднеязычные аффрикаты перешли в переднеязычные сиби-

лянты;
— мальдивский — единственный из Н.и.я., в котором есть гортанная смычка
(аллофон t и ś).
Оппозиция по признаку «дентальный/ретрофлексный» выдерживается непо-
следовательно в языках без литературного стандарта, таких как, например, па-
рья, бундели. Противопоставление v и b, характерное для всей западной части
субконтинента (в меридиональном направлении), ослабляется начиная уже с за-
падных диалектов хинди, в восточных языках v и b сливаются в b.
Частные различия касаются состава фрикативных и сонантов: в бенгальском
исторические сибилянты реализуются как [ʃ], в ассамском — как [x], тогда как
зубные фрикативные являются новообразованием вследствие упрощения пала-
тальных аффрикат ([s] < [ʧ], [ʧʰ] и [z] < [ʤ], [ʤʰ]), в маратхи и гуджарати есть и
[s], и [ʃ], в остальных — исторические сибилянты отражены как [s]. В маратхи, а

по некоторым сведениям, также в диалектах раджастхани и центрального и за-
падного пахари, ретрофлексный ṣ имеет фонемный статус. В отдельных диалек-
тах гуджарати глухие сибилянты отражены в глухом [h]. Варьирует по языкам
набор и фонологический статус носовых согласных: например, ретрофлексный
[ɳ] является фонемой в ассамском, непали, гуджарати, панджаби и др., но алло-
фоном [n] в хинди и маратхи; в бходжпури, маратхи, конкани и других языках
есть придыхательные носовые, а для хинди тот же фонетический сегмент интер-
претируется как сочетание носового смычного с [h].
В большинстве Н.и.я. есть альвеолярный одноударный (англ. tap), в некоторых
же, например, в бхили, ряде диалектов синдхи, ту же позицию в системе занима-
ет многоударный дрожащий (trill). Последний может выступать как аллофон од-
ноударного, например, в маратхи и, очевидно, в ряде других языков. Уникальный
случай фонематического противопоставления одноударного и многоударного
сонорных звуков в Н.и.я. являет каччхи — один из диалектов синдхи. Это фоно-
логическое противопоставление встречается также в некоторых дравидийских
языках.
Второй тип ротацизма в Н.и.я. — ретрофлексный, звук также одноударный.
Только в мальдивском языке отмечен многоударный ретрофлексный сонорный.
В маратхи в ряду ретрофлексных вместо [ɽ] имеется латеральный аппроксимант [ɭ],
противопоставленный альвеолярному. Эта оппозиция присутствует еще в неко-
торых Н.и.я. (например, панджаби, ория, ламани и др.), значительно реже иссле-
дователями отмечается противопоставление альвеолярных латеральных по при-
дыхательности/непридыхательности (например, бходжпури, саураштри, конкани).
Наиболее существенными признаками, отличающими аллофоны согласных от
их основных вариантов, являются долгота (языки северо-запада, в меньшей мере
хинди, а также ассамский и бенгальский), огубленность (ассамский), спирантиза-
ция (ассамский, бенгальский, догри) и — практически во всех Н.и.я. — ассими-
ляция носовых следующими смычными. Сдвоенные (долгие) согласные харак-
терны в первую очередь для панджаби и лахнда, синдхи и гуджри, в которых со-
хранились среднеиндийские геминаты, тогда как в большинстве Н.и.я. они
сократились с компенсирующим удлинением предшествующего гласного.
П р о с о д и ч е с к и й с о с т а в. Большинство исследователей признают в
Н.и.я. наличие словесного ударения, включающего динамическую составляющую.
Носителем ударения является слог. Место ударного слога определяется соотно-
шением слогов в слове по тяжести. При равновесных слогах наиболее сильна по-
зиция предпоследнего слога.
Важная просодическая особенность панджаби, лахнда, гуджри и догри — раз-
витие системы смыслоразличительных тонов, компенсирующих утрату звонких
аспират или звука [h]. Предполагается существование фонологических тонов и в
отдельных граничащих с этими языками диалектах раджастхани и пахари. Не ис-
ключено, что это явление присутствует еще в некоторых Н.и.я.
П о з и ц и о н н а я р е а л и з а ц и я ф о н е м. Конечные краткие гласные
редуцируются и практически утрачены повсеместно, кроме синдхи, языков биха-
ри, ория, сингальского и некоторых диалектов конкани. Гласные в исходе слова,
графически обозначенные как краткие, в быстром и нормальном темпе речи фо-
нетически мало отличаются от долгих, которые в конечной позиции теряют дол-

готу. Хиатус допускается.
С л о г. Вершиной слога в Н.и.я. всегда является гласный, основной тип слого-
вой структуры (C)V(C), независимо от количества гласного.
Более сложные слоговые структуры, включающие группы согласных (CVCC,
CCVC, CCVCC, CCCVCCC), возможны только в заимствованиях из санскрита и
английского. Последняя модель даже в санскритских словах встречается лишь в
считанных случаях.
Группы согласных в слоге почти всегда организованы по принципу возрас-
тающей сонорности для начала слога и убывающей сонорности в коде. Соответ-
ственно, начальные консонантные группы представляют собой чаще всего соче-
тания взрывной + сонорный: хин. grām ‛деревня’, klānt ‛утомленный’. В коде
этот порядок следования соответственно меняется: хин. mārg ‛дорога’, майтх.
surj ‛солнце’; возможны два сонорных хин. kāry ‛дело’, два взрывных хин. śabd
‛слово’, носовой + взрывной ank ‛число’. Исключениями из правила сонорности
являются начальные группы шипящий + взрывной, которые также ограничены
заимствованиями: из скр. strī ‛женщина’, из англ. sṭeśan ‛вокзал’. Группы соглас-
ных в пределах одного слога реализуются только в тщательном произношении у
людей, получивших хорошее языковое образование, владеющих литературным
стандартом одного из официальных языков. В произношении подавляющего
большинства носителей Н.и.я. группы согласных упрощаются, вследствие чего
увеличивается количество слогов в слове, причем слоги структурно соответст-
вуют основному типу: surj [su.ruj], kāry [kā.ri.ya], strī [is.trī], [ti.rī], sṭeśan [is.
ʈe.śan], [ʈi.san] и т. д.
Слоговая граница в многосложных словах проходит перед согласным, в груп-
пах согласных — после первого согласного; геминаты распределяются между
слогами, составляя коду предшествующего и начало следующего слога.
Бхили и мальдивский имеют асимметричную структуру слога для начальной и
неначальной позиции.
М о р ф о н о л о г и ч е с к и е с в е д е н и я.
В части дистрибуции фонем Н.и.я. продолжают среднеиндийскую тенденцию
избегать консонантных кластеров, которые возможны только в заимствованных
словах, а в исконной лексике — на стыке морфем. Группы согласных обычно
представляют собой сочетание смычного с сонантом или сибилянтом; в началь-
ной позиции возможна трехчленная группа s + смычный + сонант. Ограничения
на двуконсонантные сочетания в исходе слова относительно немногочисленны,
строже всего в ламани: только -st. В разговорной речи группы согласных, как
правило, разобщаются редуцированным гласным или упрощаются эпентезой,
например, марат. [səpəʂʈə], графически spaṣṭ. Большинство Н.и.я. допускает дол-
гие согласные в середине слова, но в исходе слова они возможны (с ограниче-
ниями) только в панджаби и синдхи (в диалекте каччхи).
Одиночные согласные в конечной позиции чаще всего носовые и шипящие.
Внутреннее сандхи ведет к возникновению алломорфов: марат. dāṭ-tānā ру-
гать-ДЕЕПР.НЕСОВ > dāṭ-ṭānā, bas-śīl садиться-БУД.2ЕД > baś-śīl, хин. laṛkī-ā͂ де-
вочка-МН.ПРЯМ > laṛkiy-ā͂/laṛki-yā͂ (возможны обе морфологические интерпрета-
ции). Изменение формы слова может вести к количественному изменению глас-
ного (марат. mūl ‛дитя’ — mul-a ‛дети’), а в случае краткого a — к его элизии
(хин. saṛak ‛улица’ — saṛk-e͂ ‛улицы’). Фузионные процессы в санскритских за-
имствованиях и при образовании новых композит из древнеиндийских лексем по
древнеиндийским морфонологическим правилам здесь не рассматриваются. От-
метим только, что неосанскритские образования возникают в результате и фузии,
и конкатенации.
Корневые морфемы в новоиндоарийских словах чаще оканчиваются закрытым
слогом: хин. ghar ‛дом’, ā͂kh ‛глаз’, марат. misaḷ- ‛смешивать’, maṭar ‛горох’, ор.
ās- ‛приходить’; эта тенденция особенно сильна в существительных. Аффиксаль-
ные морфемы могут быть представлены одним согласным, гласным или одним
слогом, в котором нет стечения согласных. Именные флективные морфемы вы-
ражены чистыми и носовыми одиночными гласными или -n, которому предшест-
вует краткий гласный (например, в брадже, авадхи косв. п. мн. ч. -(a)n, -un, тогда
как в других языках то же значение выражено назализованным гласным -ā͂, -o͂ ).
Флективными показателями глагольной парадигмы могут быть и гласные (хин.
kar-ū͂ делать-СОСЛ.1ЕД, kar-e͂ делать-СОСЛ.1МН), и согласные (марат. kar-t-o-s де-
лать-НАСТ-М.ЕД-2ЕД).
Последовательного фонологического противопоставления различных типов
морфологических единиц не засвидетельствовано. Служебные морфемы отлича-
ются от корневых тем, что они могут быть представлены одним согласным: ма-
рат. kar-t-o-s делать-НАСТ-М.ЕД.-2ЕД, один из суффиксов номинатива множест-
венного числа существительных женского рода в домааки -ŋ. Корни, состоящие
из одного согласного, имеет, по-видимому, только вспомогательный глагол
«быть»: h-, th-, ch- и др., а также некоторые местоимения, включая союзы место-
именного происхождения, и частицы, например, синг. -t ‛тоже’, некоторые по-
слелоги (например, хин. k-ā ГЕН-М.ЕД.ПРЯМ, бандж. r-o, то же).
Т и п ы ч е р е д о в а н и й. Чередования в Н.и.я. относятся преимуществен-
но к глагольному формообразованию и характерны, в первую очередь, для обра-
зований, связанных с изменением валентности. Фонологически они чаще всего
выражаются в аблауте по степени подъема (хин. khul- ‛открываться’ ~ khol-
‛открывать’, синг. pæle- ‛разбиваться’ ~ pala- ‛разбивать’), по долготе/краткости
(гудж. ughaḍ- ‛открываться’ ~ ughāḍ- ‛открывать’, хин. piṭ- ‛быть битым’ ~ pīṭ-
‛бить’), реже в чередования вовлечены разные гласные, что связано изначально
со степенью подъема (хин. khā- ‛есть’ ~ khi- ‛кормить’, бенг. pɔṛ- ‛падать’ ~ pāṛ-
‛бросать’). Случаи лениции редки и сопровождают аблаут, например, хин. chūṭ-
‛отправляться’ ~ choṛ- ‛покидать’. Эти явления могут быть связаны с изменением
количества морфем (сир. mār- ‛бить’ ~ mar-īj- ‛быть побитым’, хин. khā- ‛есть’ ~
khi-lā- ‛кормить’, ṭūṭ- ‛ломаться’ ~ tuṛ-vā- ‛(заставлять) ломать’), а в отдельных
случаях — с противопоставлением грамматических форм (хин. kar-t-ā
‛делающий’ ~ ki-y-ā ‛сделанный’).
В новоиндоарийском именном словоизменении чередование гласных является
скорее исключением, например, домааки им. п. ед. ч. póo ‛нога’ ~ ген. п. paáye.
Разнообразные чередования в лексических подсистемах Н.и.я., выполняющие
роль морфонологических средств словоизменения и словообразования в языках-
источниках заимствований, здесь не рассматриваются. Ограничимся нескольки-
ми примерами из хинди с указанием происхождения лексики: из скр. sundar
‛красивый’ ~ saundarya ‛красота’, из араб. mulk ‛страна’ ~ muluk ‛страны’, из

перс. (rah-)gīr ‛путник’, букв. ‛(дорогу) берущий’ ~ (ke) gir-ift (mẽ) ‛(в чьем-либо)
владении’, букв. ‛(в) хватке’.
С е м а н т и к о - г р а м м а т и ч е с к и е с в е д е н и я.
Типологически Н.и.я. характеризуются смешением флексии и агглютинации,
синтетизма и аналитизма. Как неоднократно отмечалось в литературе, в частности,
в работах Г.А. Зографа и К. Масики, явления флексии и синтеза сильнее выражены
в западной части континуума Н.и.я., тогда как на востоке этой территории более
отчетливы агглютинативные и аналитические черты. Это связано отчасти с ос-
лаблением грамматической категории рода в направлении с запада на восток — в
восточных языках она отсутствует. Такое географическое распределение типоло-
гических признаков охватывает и именную, и глагольную систему. Для глагола
наличие/отсутствие категории рода в языке релевантно, поскольку значительная
часть личных форм включает причастия или развилась на основе причастий.
Для именной системы Н.и.я. в целом типичны послеложные показатели па-
дежных значений, для которых в последнее время утвердилось расплывчатое
обозначение «клитики». С некоторыми оговорками они могут рассматриваться
как агглютинативные показатели. В этом томе они, однако, считаются служеб-
ными словами и конструкции с ними, соответственно, — аналитическими. Ср.
гудж. (запад) chokr-u͂ ребенок-СР.ЕД.ПРЯМ ~ chokr-a=ne ребенок-СР.ЕД.КОСВ=ДАТ
‛ребенку’ и ор. (восток) pila ребенок:ЕД.ПРЯМ ~ pila=ku ребенок:ЕД=ДАТ
‛ребенку’. Существительное в примере гуджарати принимает перед послелогом,
выражающим падежное значение, форму первичного (флективного) косвенного
падежа, тогда как в ория присоединение послелога к существительному не вызы-
вает в последнем никаких изменений. Это различие свидетельствует о более вы-
сокой степени аналитизма в восточных Н.и.я. Кроме того, восточные Н.и.я. отли-
чаются от западных наличием ряда агглютинативных показателей числа, опреде-
ленности/неопределенности, а также детерминантов, сходных по функции с
маркерами именных классов.
В глагольной системе аналитические структуры часто используются для вы-
ражения аспектуально-временных значений и значений способа действия.
Система ч а с т е й р е ч и в Н.и.я. в целом может быть представлена так:
именные части речи (существительные, прилагательные, числительные), наре-
чия, местоимения (включающие подклассы, соответствующие по морфологиче-
скому членению и синтаксическим функциям трем из вышеназванных частей ре-
чи, исключая числительные), глаголы, частицы (послелоги, собственно частицы,
союзы), междометия. Все классы выделяются по морфологическим и семантиче-
ским свойствам, а также по синтаксическим функциям. Между всеми частями
речи существуют зоны пересечения по формальным и/или функциональным при-
знакам. Наиболее тесно связаны, с одной стороны, существительные, прилага-
тельные и наречия, а с другой стороны, неличные формы глагола. Наречия, ис-
ключая небольшую группу неизменяемых слов адвербиальной семантики, при-
мыкают к прилагательным. В сингальском числительные имеют специфические
морфологические признаки.
Грамматические категории для северноиндийских языков достаточно универ-
сальны, больше расхождений дает их наполнение, т. е. состав охватываемых ка-
тегорией граммем, но основные различия связаны с типом и материальной реали-

зацией категориальных значений (см. статьи о конкретных языках).
В хинди, панджаби, синдхи, раджастхани, западном и центральном пахари по-
следовательно различаются два р о д а, в гуджарати, маратхи и конкани — три.
В этих языках согласование по роду проявляется в определительных синтагмах,
если определение выражено изменяемым словом, а также в причастиях, входя-
щих в состав большинства личных форм глагола, и во временных формах, исто-
рически восходящих к причастиям (аорист, именуемый также претеритом или
простым прошедшим, некоторые формы вспомогательного глагола «быть»).
Категория рода утрачена восточными языками, практически отсутствует в
группе бихари, в непальском и других языках восточной подгруппы пахари, а в
диалектах, особенно восточных диалектах хинди, грамматическое противопос-
тавление по роду реализуется нерегулярно. Во всех этих языках род проявляется
лексически и присущ существительным, обозначающим живые существа: маг.
buṛh-ā ‛старик’ — buṛh-iyā ‛старуха’. Ограниченное согласование по роду на-
блюдается в именных группах, в которых и прилагательное, и существительное
женского рода являются санскритскими заимствованиями, а также в редких соче-
таниях санскритских прилагательных с несанскритскими существительными, ср.
санскритское прилагательное, в котором выражен род определяемого, и бенгаль-
ское существительное: śundor-i meye красивый-Ж девочка ‛красивая девочка’, но
śundor mukh красивый лицо ‛красивое лицо’ (род не выражен). Предикативные
формы этих языков не имеют согласования по роду.
Противопоставление по грамматическому роду может быть также связано с
величиной обозначаемого предмета (гудж. cəmc-o ложка-М ‛(большая) ложка’ —
cəmc-i ложка-Ж ‛маленькая ложка, ложечка’) или с оценочным значением (гудж.
nɔkr-i работа-Ж ‛работа’ — nɔkr-ũ работа-СР ‛плохая, непрестижная работа’).
В гуджарати наблюдается необычное расхождение между биологическим по-
лом и грамматическим родом: формы среднего рода множественного числа оп-
ределения и сказуемого употребляются как гонорифические по отношению к
женщине.
Всем Н.и.я. присуща категория п е р с о н а л ь н о с т и, не вполне четко от-
деляемая от категории о д у ш е в л е н н о с т и и в некоторых языках совпа-
дающая по форме выражения с категорией определенности. Выражается она в
предпочтительном оформлении персонального прямого объекта направительным
показателем (неперсональный в равных условиях имеет тенденцию оставаться
неоформленным). Следует подчеркнуть, что речь идет о тенденции, а не о прави-
ле, и двоякое оформление существительного, обозначающего человека, в роли
прямого объекта, как правило, возможно:
(1) марат. tyāne͂ cor/ cor-ā lā dhar-l-ā
он:ЭРГ вор:ЕД.ПРЯМ/ вор-КОСВ АКК хватать-ПРОШ.СОВ-М.ЕД
‛Он поймал вора’.
В восточных языках категория одушевленности определяет выбор аффиксов
множественности и классификаторов, например, в ория для обозначения людей
jɔṇɔ, букв. ‛человек’ (после числительного), -mane: ḍaktɔr-mane врач-МН.КЛАСС
‛врачи’, ḍaktɔr dui jɔṇɔ врач два КЛАСС ‛два врача’, тогда как для обозначения не-
одушевленных объектов используются -guḍakɔ, -ṭa, -ṭi: bɔhi-guḍakɔ книга-МН.КЛАСС
‛книги’. Показатели неодушевленных объектов могут использоваться и при су-

ществительных, обозначающих людей, привнося пейоративное значение: ḍaktɔr-
guḍakɔ ‛какие-то там (плохие) врачи’, но употребление классификаторов со значени-
ем ‛человек, люди’ при неодушевленных объектах невозможно: *bɔhi-mane ‛книги’.
Сингальскому и цыганскому свойственна категория одушевленности, прояв-
ляющаяся в различии парадигм склонения.
Иерархия имен по а к т и в н о с т и проявляется в наборе их синтаксических
и семантических ролей, а на морфологическом уровне — в сочетаемости с теми
или иными падежными показателями. Так, в эргативных конструкциях семанти-
ческие субъекты выражены, за редким исключением, существительными, обо-
значающими существа, чаще всего людей, и имеют роль агенса. Существитель-
ные, обозначающие неодушевленные объекты, в форме эргативного падежа
встречаются редко. Семантические субъекты предложений, выраженные оду-
шевленными именами в формах косвенных падежей (за исключением эргативно-
го, так называемые неноминативные субъекты), сигнализируют об отсутствии
контроля над ситуацией (конструкции типа «мне холодно», «у него есть жела-
ние», «нет в ней того, чтобы…» и т. п.). К этому типу относятся также конструк-
ции с модальными значениями, такими как «ему нужно», «тебе следует», «мне
придется» и т. п. Из неноминативных субъектов наибольшим количеством ти-
пичных для этой синтаксической функции признаков обладает субъект в форме
дательного падежа, он чаще других встречается в такого рода конструкциях.
Классифицирующие глаголы в Н.и.я. не отмечены. Прилагательные подразде-
ляются морфологически на изменяемые, в которых выражено согласование с оп-
ределяемым именем по роду, числу и падежу, и неизменяемые. В Н.и.я., не
имеющих категории рода, изменяемых прилагательных нет, если не считать сан-
скритских заимствований в форме женского рода. По семантическим признакам
полнозначные прилагательные бывают только качественными. Значения, прису-
щие относительным и притяжательным прилагательным, передаются определе-
нием, выраженным родительным падежом определяющего существительного,
например, хин. skūl-k-e bacc-e (школа-ГЕН-М.МН ребенок-М.МН) букв. ‛школьные
дети’, т. е. ‛школьники’; конк. ʃejary-a-č-ĩ bhurg-ĩ (сосед-М.ЕД.КОСВ-ГЕН- СР.МН.ИМ
ребенок-СР.МН.ИМ) ‛соседские дети’. Во всех Н.и.я. есть притяжательные место-
имения. Атрибутивное значение передается также, в зависимости от происхож-
дения лексики, примыканием или сложными словами.
Все Н.и.я. различают два ч и с л а. В западных и центральных языках эта ка-
тегория в именах выражается по преимуществу флективными показателями, на
востоке — агглютинативными. Флективные морфемы со значением множествен-
ности могут сочетаться со следующими за ними агглютинативными показателя-
ми (например, в гуджарати), а также с классификационными показателями, со-
храняющими лексическое значение имени, на основе которого они сложились:
хин. bacc-e log-o͂ =ko ребенок-М.МН.ИМ люди-МН.КОСВ=ДАТ ‛детям’. В личных
местоимениях 1-го и 2-го лица число выражается супплетивными основами, в
3-м лице (личные местоимения 3-го лица одновременно являются указательными
местоимениями) единственное и множественное число в прямом падеже могут
формально не различаться.
Оппозиция инклюзивных и эксклюзивных местоимений отмечена на западе
(маратхи, гуджарати, некоторые диалекты раджастхани) и в ория.
Число служит также средством выражения категории г о н о р а т и в н о -

с т и, передающейся специальными формами местоимений 2-го и 3-го лица; зна-
чение множественного числа выражается при них морфологически и/или синтак-
сически — в сказуемом.
В западных и центральных языках личные глагольные формы согласуются в
числе с подлежащим в предложениях номинативной конструкции или с прямым
объектом в предложениях эргативной конструкции. В предикатах, включающих
причастие и вспомогательный глагол, а также в будущем времени, число в фор-
мах мужского и среднего рода выражено дважды (в отличие от форм женского
рода, где эта категория не дублируется):
(2) марат. sohan kāl dewḷāt ge-l-ā ho-t-ā
Сохан:М.ЕД.ИМ вчера деревня уходить-ПЕРФ-М.ЕД быть-ПРОШ-М.ЕД
‛Сохан вчера ходил в деревню’.
(3) хин. ham likh-ẽg-e
мы писать-БУД.М.1МН-М.МН
‛Мы напишем/будем писать’.
В восточных языках категория числа выражается нерегулярно, в некоторых из
них согласование по числу отсутствует. Так, в бенгали числовое значение под-
лежащего не выражено в сказуемом. В ория, напротив, число выражено в сказу-
емом, даже если форма подлежащего в числовом отношении нейтральна:
(4) ор. pila kheḷ-uch-ɔnti
ребенок играть-ПРОГР-НАСТ.3МН
‛Дети (сейчас) играют’.
Немаркированное существительное может быть нейтрально по числу в гуджа-
рати, где наблюдается сходное с ория распределение числовых показателей в
главных членах предложения — либо в имени, либо в личной форме глагола. По
большей части маркировано множественное число, но может быть маркировано
и единственное, как, например, в ория, где счетные показатели выражают значе-
ния единичности и неопределенности: bɔhi-ṭe книга-НЕОПР ‛одна книга’.
Счетная система в Н.и.я. — децимальная. Некоторые языки, например парья,
сохранили элементы вигезимальной системы счета. Ч и с л и т е л ь н ы е, вклю-
чающие единицы и десятки, как правило, продолжают среднеиндийские сложные
числительные, вследствие чего относящиеся к разным разрядам числительные в
их составе на синхронном уровне выделяются неотчетливо. Такие числительные
могут замещаться новообразованиями по типу: разряд десятков + и + разряд еди-
ниц («пятьдесят и два»), как в конкани. Разряды числительных начиная от сотни
обозначаются существительными, причем до ста тысяч каждая следующая сте-
пень десяти имеет лексическое выражение; следующий разряд, обозначенный
отдельным словом — десять миллионов, затем — миллиард.
Наиболее распространенные лексемы, обозначающие дроби: «четверть», «по-
ловина», «три четверти», а для сочетаний полных единиц с неполными — «с чет-
вертью» и т. п., а также «полтора» и «два с половиной». Порядковые числитель-
ные по морфологическим свойствам представляют собой прилагательные. Чис-
лительные сингальского языка отличаются специфическими морфологическими
характеристиками.
П а д е ж н ы е значения основных актантов в большинстве Н.и.я. зависят от

переходности/непереходности глагола и — при переходном глаголе — от его ас-
пектуальной формы. (Ср. ниже описание структуры простого предложения.)
Субъекты непереходных глаголов и неперфективных форм переходных глаголов
являются формальным подлежащим, т. е. оформляются соответственно прямым
падежом (номинативом). Перфективная форма переходного глагола в предикате
требует оформления агенса косвенным падежом (в большинстве языков сочета-
ется с эргативным послелогом); глагол согласуется с объектом. Если объект мар-
кирован как определенный/одушевленный, он принимает форму косвенного па-
дежа, вследствие чего глагольное согласование, как правило, нарушается. Кос-
венный падеж не препятствует глагольному согласованию лишь в некоторых
языках: с объектом — в гуджарати, раджастхани и некоторых диалектах маратхи,
с субъектом — в непальском. В восточных языках падеж субъекта не зависит от
переходности/непереходности глагола. Ряд глаголов со значениями восприятия,
чувственного и физического состояния требуют оформления семантического
субъекта — экспериенцера — дательным падежом (ср. выше, иерархия имен по
активности). Субъект может принимать также показатели других косвенных па-
дежей, в том числе инструменталиса. При так называемых двойных каузативах
инструменталис маркирует непосредственного исполнителя действия.
В Н.и.я. нет глагола «иметь». Типичным способом выражения з н а ч е н и я
п р и н а д л е ж н о с т и являются форма родительного падежа существитель-
ного и притяжательные местоимения. Это справедливо для случаев, когда посес-
сивные отношения относятся к известной информации в предложении, см. (5).
Если отношение принадлежности составляет новую информацию (т. е. является
основным содержанием предложения), то обладаемое становится формальным
подлежащим при сказуемом, выраженном глаголом «быть», тогда как обладатель
оформляется в зависимости от типа посессивных отношений. При отношении
неотчуждаемой принадлежно сти обладатель оформляется так же, как в
первом случае, родительным падежом, см. (6). В некоторых Н.и.я. вместо роди-
тельного падежа может употребляться дательный, см. (7). Значение отчужда-
емой принадлежно сти передается средствами выражения пространственной
семантики — граммемами со значением «у», «рядом», см. (8).
(5) хин. merī / naukar=kī beṭī udhar ga-ī
мой:Ж / слуга=ГЕН.Ж дочь туда идти-ПРОШ.СОВ.Ж
‛Моя дочь / дочь слуги туда пошла’.
(6) хин. merī / naukar=kī beṭī hai
мой:Ж / слуга=ГЕН.Ж дочь быть:НАСТ.3ЕД
‛У меня / слуги есть дочь’.
(7) бандж. tamēn tīn bhen cha
вы:ДАТ три сестра быть:НАСТ.3ЕД
‛У вас (есть) три сестры’.
(8) хин. mer-e / naukar=ke pās baig hai
мой-КОСВ / слуга-ГЕН рядом сумка есть
‛У меня / слуги есть сумка’.
Энклитические местоимения в тех языках, где они имеются, замещают облада-

теля (почти всегда анафорически) и присоединяются к обладаемому, обозначая
известный факт принадлежности: пар. beṭo=so сын=его/ее ‛его/ее сынʼ. Поссес-
сивное отношение может выражаться в предложении также местоименными
суффиксами, присоединяющимися к глаголу-сказуемому (например, в магадхи,
майтхили). Падежные значения в существительных выражаются тремя ярусами
форм. Первичные — флективные — падежные формы сохраняются на западе и в
центре региона. Универсальным здесь является противопоставление прямого и
косвенного («припослеложного») падежей, третьим членом оппозиции на западе
обычно выступает звательный падеж, который может совпадать с общекосвен-
ным. В отдельных языках, особенно на западе региона, рудиментарно, для строго
ограниченных семантически и формально подклассов имен, сохраняются синте-
тические формы локатива, инструменталиса и аблатива: гудж. ghar-e ‛дóма’
(лок. п.), ор. sɔkaḷ-u ‛утром’ (абл. п.). Чаще всего они обнаруживают тенденцию к
лексикализации и переходу в наречия, реже генерализуются и включаются в сис-
тему вторичных падежей (например, инструменталис-агенс в гуджарати) или
вступают с ними в дополнительное распределение (инструменталис-локатив на
-е/-у в бенгальском). Второй ярус представляют формы с первообразными (или
«простыми») послелогами, наращивающимися обычно на общекосвенный падеж.
В результате их стяжения с именем возникли вторичные падежные формы в язы-
ках восточной подгруппы, непальском, сингальском и некоторых других. Тот же
процесс заметен и в западной части новоиндоарийского языкового континуума,
например в гуджарати. Для западных и центральных языков специфична «адъек-
тивная» форма, образующаяся присоединением послелога, изменяемого по пара-
дигме прилагательного. В качестве третьего яруса формальных показателей вы-
ступают производные (или «сложные») послелоги, сочетающиеся с именем через
адъективный (реже — какой-либо иной) послелог или присоединяемые непо-
средственно к форме косвенного падежа.
В прилагательных и в морфологически тождественных им образованиях (при-
тяжательные местоимения, причастия) падеж выражается только в изменяемых
словах и только первичными формами.
Качественные глагольные классификации, такие как л и ц о и в р е м я, пе-
редаются в Н.и.я. только личными формами глаголов, все прочие имеющиеся в
каждом данном языке категории в большей или меньшей степени релевантны и
для неличных форм.
П е р е х о д н о с т ь / н е п е р е х о д н о с т ь, как правило, в сочетании с ас-
пектом глагола-сказуемого, определяет в большинстве Н.и.я. тип структуры пред-
ложения (см. ниже). Эта категория не имеет регулярного морфологического вы-
ражения, хотя различие в валентности однокоренных переходных и непереходных
глаголов обычно явствует из их формы. Некоторые языки, например бенгали,
практически утратили синтетические способы передачи этой категории. Для пе-
реходных сложно-отыменных глаголов характерно использование образующего
глагола со значением «делать», противопоставленного глаголу «быть» в соответст-
вующих непереходных: бенг. mukto kɔra ‛освобождать’ (букв. ‘свободным делать’) —
mukto hɔwa ‛свободным быть, освобождаться’ и т. п. Особые морфологические
признаки имеют каузативы, составляющие подгруппу переходных глаголов.
Почти во всех Н.и.я. имеется регулярная формальная оппозиция активного и

пассивного з а л о г о в. Чаще всего пассивный залог выражается аналитически
сочетанием причастия совершенного вида смыслового переходного глагола с
глаголом «идти» в качестве вспомогательного:
(9) пандж. mænū͂ pasãd nahī͂ kītā giā
я:АКК нравящийся ОТР делать:ПРИЧ.СОВ идти:ПРОШ.СОВ
‛Меня невзлюбили’.
Бенгальский, в котором регулярная залоговая оппозиция отсутствует, исполь-
зует в аналитическом пассиве глагольное имя:
(10) бенг. bɔy kena jay
книга покупать:ГЛАГ.ИМЯ идти:НАСТ.3
‛Можно купить книгу/книги’.
Потенциальное значение, явствующее из последнего примера, может выра-
жаться аналитическим пассивом, но в большей мере характерно для синтетиче-
ского пассива, сохранившегося и иногда сосуществующего с аналитическим в
ряде Н.и.я. Примеры синтетического пассива: неп. mār-i-yo убить-ПАСС-
ПРОШ.3ЕД ‛убит’, гудж. khərid-a-śe купить-ПАСС-БУД-3ЕД ‛будет куплен’ в значе-
нии ‛может быть куплен’. Суффиксы синтетического пассива включают гласный
переднего ряда верхнего (синд. -(i)j-, pадж. -īj-, неп. -i-, брадж -i-/-iy-), среднего
(синг. -е-) или нижнего подъема (гудж., бих. -ā-, марат. -av- и др.). Модальное
значение присуще также структурно тождественным пассиву формам непереход-
ных глаголов, большей частью с отрицанием, обозначающим в этом случае не-
способность субъекта к совершению действия (инабилитив). В таких конструк-
циях субъектная позиция, за редким исключением, заполнена, что, в частности,
отличает их от «истинного» (т. е. образуемого переходными глаголами) пассива,
в котором субъект выражается относительно редко, зачастую с помощью иного
показателя, чем при непереходных глаголах.
В Н.и.я. имеются контактные и дистантные к а у з а т и в ы. Первый тип име-
ет значение «побуждать кого-либо сделать что-либо»; значение второго типа —
побуждение к действию через третье лицо. Этому семантическому различию,
выражающемуся в неодинаковом наборе актантов, может соответствовать раз-
ное количество суффиксов каузативных глаголов. Помимо суффиксации средст-
вом выражения каузативности служит аблаут, который в редких случаях сопро-
вождается леницией: потх. ṭur- ‛гулять’ — ṭor- ‛выводить на прогулку’, конк.
kɵr- ‛делать’ — kɵrɵi- ‛заставлять делать’, пандж. ut̩ h-āu-ṇā ‛поднимать (само-
му)’ — ut̩ h-w-āu-ṇā ‛велеть поднять’. Суффиксация может сочетаться с аблаутом:
потх. vec- ‛продавать’ — vicā- ‛заставлять продавать, продавать через посредни-
ка’. Первый тип может по морфологическим признакам пересекаться с переход-
ными, но некаузативными глаголами, например хин. choṛ- ‛оставлятьʼ, banā- ‛де-
лать’, ‛создавать’.
Средствами сокращения числа валентностей являются аблаут и/или уменьше-
ние (в считанных случаях — увеличение) числа суффиксов.
В большинстве Н.и.я. имеется трехчленная оппозиция по в и д y: совершен-
ный/несовершенный/прогрессив. В описаниях некоторых Н.и.я. категория вида
интерпретируется как четырехчленная, включающая также общий, или ней-
тральный, вид. В языках с бинарной оппозицией отсутствует прогрессив, кото-

рый грамматикализовался в составе новоиндоарийской видовой подсистемы зна-
чительно позже двух других. Эта форма, как правило, аналитическая, маркирова-
на по отношению к другим членам оппозиции. Вид выражен в личных и нелич-
ных глагольных формах. Наиболее типичные носители контрастивных видовых
значений — причастия и деепричастия. Видо-временная система Н.и.я. зиждется
на видовых различиях. Некоторые синтетические временные и модальные фи-
нитные формы глаголов почти полностью совпадают с лежащими в их основе
причастиями, отличаясь от последних — и то не всегда — лишь одним членом
парадигмы (например прошедшее или общее совершенное, отрицательные фор-
мы несовершенного вида, условное/ирреальное наклонение).
Для причастий несовершенного вида характерны суффиксы, представленные
дентальными смычными, ср. хин. -t-: khā-t-ā, в западных -(n)d-: пандж. khã-d-a
есть-ПРИЧ.НЕСОВ-М.ЕД ‛едящийʼ, в сингальском в этой роли выступает носо-
вой — na-, -nnā-. Суффиксы совершенного вида на востоке, а также в маратхи и
один из суффиксов с этим значением в гуджарати включают -l-, либо одиноч-
ный, либо в сочетании с предшествующим гласным (например, садри mil-ʌl
‛нашедшийсяʼ); в остальных языках суффикс совершенного вида -y-/-0-. Алло-
морф -y- присоединяется к основам с исходом на гласный, -0- — на согласный.
На основе видовых сложился ряд личных форм глагола, в которых те же показа-
тели служат выражению временных или модальных значений.
Система личных глагольных форм конструируется из широкого круга анали-
тических и менее многочисленных синтетических. В числе синтетических выде-
ляются первичные, собственно флективные, и вторичные, образуемые присоеди-
нением аффиксов агглютинативного типа к первичным формам или же к прича-
стным основам. Примеры первичных форм: бенг. kin-i покупать-НАСТ.1ЕД ‛(я)
покупаюʼ, конк. pʌrt-ʌt изменяться-СОСЛ.3ЕД ‛(если) изменится/будет менятьсяʼ;
примеры вторичных форм: хин. likh-e-g-ā (писать-3ЕД-БУД-М.ЕД) ‛(он) напишет/
будет писатьʼ, майтх. kəir-t-əhũ (делать-УСЛ-2ГОН) ‛(если бы) Вы сделали/делалиʼ.
Аналитические формы также можно разделить на первичные и вторичные.
Первичные образуются вспомогательным глаголом-связкой, присоединяющимся
к причастиям, передающим значение вида, реже к спрягаемым формам; вторич-
ные образуются довольно широким кругом глаголов, передающих в сочетании с
формами смыслового глагола ф а з о в ы е значения и значения г л а -
г о л ь н о й м н о ж е с т в е н н о с т и. Эти две группы значений могут пере-
даваться личными и неличными формами. Так, например, инфинитив смыслово-
го глагола в сочетании с личной формой глагола со значением «прилагаться,
примыкать» выражает инхоатив, а в сочетании с некоторыми послелогами —
терминатив. Континуатив может передаваться аналитической личной глагольной
формой, сочетающей причастие несовершенного вида смыслового глагола с гла-
голом «оставаться», ср. (11), а может быть выражен редупликацией причастных
или деепричастных форм:
(11) пандж. ó jāg-d-ā rǽ-ā
он бодрствовать-ПРИЧ.НЕСОВ-М.ЕД оставаться:ПРОШ.СОВ-М.ЕД
‛Он продолжал бодрствовать’.
Сходные формальные типы используются для итератива (в индологической

традиции употребляется термин «фреквентатив»). Значения глагольной множе-
ственности присущи неоднородной категориальной группе «способ действия»,
включающей разнообразные аналитические формы. В некоторых неличных фор-
мах это значение выражается их полной или частичной редупликацией.
Видо-временная форма перфекта может в определенных контекстах рассмат-
риваться как один из способов выражения терминативности. Результативное зна-
чение, присущее перфективным формам, может маркироваться дополнительно,
сообщая смысл «состояние».
Наиболее типичным средством выражения терминативного значения являются
лексико-грамматические образования, включающие более одного (как правило,
два) глагола, в русской терминологии «сложно-интенсивные» (англ. compound
verbs). Они сочетают основу или деепричастие смыслового глагола с лексически
ослабленными функциональными глаголами движения и перемещения, как пе-
реходными, так и непереходными: хин. chūṭ ga-y-ā отправляться:ОСН уходить-
ПРОШ.СОВ-М.ЕД (СЛ-ИНТ)) ‛отправилсяʼ, paṛh li-y-ā читать:ОСН брать- ПРОШ.СОВ-
М.ЕД (СЛ-ИНТ) ‛прочел (до конца)ʼ.
В и д о - в р е м е н н а я система и система н а к л о н е н и й складываются
из совокупности синтетических и первичных аналитических форм, которые мо-
гут быть организованы в схему по двум параметрам: 1) форма смыслового глаго-
ла (непричастная, причастие несовершенного, несовершенного или прогрессив-
ного вида) и 2) форма вспомогательного глагола-связки (или соответствующий
тип окончаний значащего глагола). В Н.и.я., представленных как центральные в
морфологической классификации Г.А. Зографа (см. 4.), эта схема допускает
функциональную интерпретацию: по типу причастия дифференцируется несо-
вершенный, совершенный, а во многих языках также прогрессивный вид, тогда
как непричастные формы понимаются как общий вид; по связке и окончаниям
дифференцируются настоящее, прошедшее, будущее время изъявительного на-
клонения и сослагательное, предположительное и условное наклонения.
В остальных Н.и.я. эта схема варьирует либо за счет редукции ее частей (не-
дифференцированность форм совершенного и несовершенного вида в ассамском;
отсутствие общеиндийских форм условного наклонения там же, а также в синдхи
и лахнда и пр.) или, напротив, усложнения (маратхи, непальский, бихари). За-
метны различия в структуре и материальном оформлении основных компонентов
этой схемы. Так, причастным компонентам аналитических форм западных и цен-
тральных языков в восточных соответствуют деепричастные. В гуджарати, раджа-
стхани, пахари вместо причастного компонента в настоящем времени (а иногда и
в имперфекте) выступает личная форма (сослагательного наклонения). Причас-
тие несовершенного вида в предикативном употреблении повсеместно выступает
как форма условного наклонения и/или прошедшего обычного, но в синдхи —
как форма будущего. Вторичные личные окончания при формах причастной эти-
мологии обычны на западе и востоке, но не в центре. К сингальскому и цыган-
скому эта схема вообще неприложима. Более частные отличия даны в статьях по
конкретным языкам.
М о д а л ь н о с т ь выражается личными формами косвенных наклонений,
различающих в общем случае три степени вероятности действия: высокую
(предположительное наклонение), среднюю (сослагательное наклонение) и нуле-

вую (ирреалис, или условное наклонение), а также повелительными формами,
различающими от двух (например, хиндко) до пяти степеней вежливости. Если в
языке специально выражается вежливое побуждение, то для него используется
форма оптатива, исторически связанная с пассивом. Побуждение, выраженное
сослагательным наклонением, в том числе сослагательным пассива, передает еще
более высокий уровень вежливости.
Возможность (при отрицании — невозможность) может быть выражена кон-
вербом (например, в конкани), сложным глаголом, включающим в качестве обра-
зующего модальный глагол со значением «мочь», а также формами пассива. То-
ждественные пассивным формы непереходных глаголов с отрицанием выражают
неспособность субъекта к совершению действия.
Категория э в и д е н ц и а л ь н о с т и отмечена в непальском и сингальском
языках.
Выражение л и ц а в имени и глаголе присуще всем языкам, но полнота ма-
нифестации этой категории в глаголе варьируется. Оно нейтрализуется: 1) в имен-
ных предикативных формах, восходящих к причастиям; таковы формы прошед-
шего совершенного (в иной теминологии также претерит или аорист), аналитиче-
ские формы прошедшего времени и формы условного наклонения в центральных
и западных Н.и.я. (кроме синдхи, маратхи и некоторых диалектов); 2) там же по-
всеместно в формах совершенного вида переходных глаголов (не имеющих субъ-
ектного согласования).
В организации системы местоимений, изначально достаточно единообразной,
наиболее яркое отличие представляет категория г о н о р а т и в а в восточных
языках, включающая четыре степени вежливости и находящая последовательное
выражение в противопоставлении не только форм местоимений 2-го и 3-го (а от-
части и 1-го) лица, но и соответствующих форм глагола. Особенность майтхили
и магахи представляет согласование переходных глаголов по лицу и степени
вежливости:
(12) майтх. ham torā mār-b-au
я тебя:ФАМ бить-БУД-1ЕД.СУБ-2ФАМ.ОБЪЕКТ
‛Я тебя побью’.
Глагол может включать до трех личных аффиксов. В северо-западных синдхи
и лахнда актантные позиции также отражаются в структуре предиката, где они
заполнены местоименными энклитиками.
На западе и в центре противопоставление по гоноративности ограничено сфе-
рой местоимений 2-го лица: единственное число — фамильярное, множествен-
ное число — нейтральное, возвратное — почтительное.
Для Н.и.я. характерно использование указательных местоимений для выраже-
ния 3-го лица.
Категория о п р е д е л е н н о с т и отражается в имени во всех северноин-
дийских языках в предпочтительном оформлении определенного прямого объек-
та направительным показателем (послелогом или вторичным падежным аффик-
сом), тогда как неопределенный объект (обычно и неличный — см. выше) такого
оформления не имеет. Кроме того, в языках восточной подгруппы существует
система специальных показателей, как универсальной (kā и т. п.), так и избира-

тельной сочетаемости, аффигируемых к основе существительного (в дополни-
тельном распределении к агглютинативным показателям множественности) или
к числительному. В сингальском и мальдивском, напротив, имеется аффикс не-
определенной формы существительного -(e/а)k, тогда как определенная форма
никак не маркирована. Указанные значения повсеместно могут передаваться и
лексически: определенность — префиксацией указательных местоимений, нео-
пределенность — неопределенными местоимениями или числительным «один».
Выражению п р о с т р а н с т в е н н о й о р и е н т а ц и и служат указа-
тельные местоимения двух, реже трех, степеней удаления: ближнего плана, даль-
него плана и соотносительные (они же анафорические); последние две ступени
нередко совмещаются. В сингальском различаются четыре степени удаления.
К лексическим средствам пространственной ориентации относятся наречия,
местоименные наречия, а также сочетания указательных местоимений с сущест-
вительными пространственной семантики, например, хин. u-s taraf тот/та-КОСВ
сторона ‛в той стороне, в ту сторонуʼ. Все местоименные разряды, кроме личных
местоимений, включают слова с пространственным значением. Послелоги пере-
дают основные типы локативных значений.
Все Н.и.я. различают три абсолютных в р е м е н и: настоящее, прошедшее и
будущее. Согласование времен отсутствует. Таксис выражается различными ти-
пами сочетаний личных, последовательностью неличных, а также порядком рас-
положения личных и неличных глагольных форм.
Значительное разнообразие наблюдается в способах выражения о т р и ц а -
н и я. Наиболее универсальна частица nа, выступающая в препозиции к глаголу
(в ассамском ее гласный обычно ассимилируется гласному корня). Наряду с ней
распространены частицы типа хин. nahī̃, ор. nāhĩ, бенг. nāi и т. п., развившиеся из
отрицательной формы связки (в маратхи и лахнда сохраняют остаточное спряже-
ние и поныне) и употребительные преимущественно при видо-временных фор-
мах индикатива. Заслуживает внимания асимметрия утвердительных и отрица-
тельных конструкций аналитического презенса (реже — имперфекта) в гуджара-
ти, раджастхани, пахари, парья, где первые опираются на личную форму
значащего глагола (т. е. иррегулярны с общей новоиндоарийской точки зрения), а
вторые — на причастную (т. е. «восстанавливают» регулярную конструкцию).
В соответствии со сказанным, обычная с т р у к т у р а и м е н н о й с л о -
в о ф о р м ы центральных и западных языков отличается от таковой в восточ-
ных Н.и.я. В центральных и западных Н.и.я. на основу существительного нара-
щиваются: 1) флективный показатель числа и падежа (иногда также агглютина-
тивный показатель множественности с необходимой флексией); 2) первообразный
послелог или адъективный показатель; 3) производный послелог. В восточных
языках основа последовательно присоединяет: 1) показатель определенности или
множественного числа; 2) (вторичный) падежный аффикс; 3) (производный) по-
слелог. В обоих случаях развертывание формы в целом линейно.
Наращением служебных элементов к основе развертывается и г л а г о л ь -
н а я с л о в о ф о р м а, но последовательно линейный порядок соблюдается
здесь лишь в ограниченных пределах. Непосредственно к основе присоединяют-
ся либо первичные личные окончания, либо непредикативные (причастные, дее-
причастные) аффиксы; на последние могут наращиваться вторичные личные

окончания. Образованные таким путем (но чаше всего — равные причастиям или
деепричастиям) формы присоединяют первичный вспомогательный глагол, в
свою очередь, оформляющийся одним из описанных выше способов (т. е. лич-
ным или непредикативным аффиксом). Дальнейшее развертывание — образова-
ние вторичных аналитических форм — происходит как бы «вклиниванием» со-
ответствующих вспомогательных глаголов, которые могут быть определены как
вторичные, между смысловым и всеми словоизменительными компонентами
словоформы: к основе значащего глагола присоединяется непредикативный аф-
фикс, выбор которого диктуется вторичным вспомогательным глаголом, а сам
этот глагол принимает на себя всю необходимую цепочку описанных выше син-
тетических и первичных аналитических показателей.
Обычные способы с л о в о о б р а з о в а н и я — суффиксация и словосло-
жение. Префиксация наблюдается почти исключительно в заимствованиях.
С и н т а к с и ч е с к и е с в е д е н и я.
Основной порядок слов в Н.и.я. SOV. Отсюда вытекает обычная препозиция
определения и послеложное управление именем. В языках суб-подгруппы за-
падный пахари может доминировать порядок слов с глаголом во второй позиции,
типичный для соседствующих с ними дардских языков.
Порядок слов в предложении Н.и.я. допускает высокую степень варьирования.
Изменению порядка слов сопутствуют, как правило, изменения в коммуника-
тивной структуре. С точки зрения коммуникативной структуры предложения
наиболее сильная позиция — это позиция перед предикатом, которую при пере-
ходных глаголах обычно занимает объект, а при эмфатическом выделении —
член предложения, находящийся в фокусе высказывания. Возможны и другие ва-
рианты инверсии. Той же цели служат эмфатические частицы; личные и указа-
тельные местоимения имеют эмфатические формы.
Для строя большинства Н.и.я. характерно смешение аккузативного и эргативно-
го типов. Расщепленная эргативность более отчетливо представлена в центральных
и западных Н.и.я., где эргативная конструкция используется при наличии в ска-
зуемом перфективной формы переходного глагола, тогда как при имперфектив-
ной форме конструкция предложения номинативная. При непереходных глаголах
эргативная конструкция в принципе исключена (однако в некоторых вариантах
западного пахари отдельные непереходные глаголы вызывают построение пред-
ложения по модели, которая интерпретируется как эргативная). Субъект (агенс)
эргативной конструкции стоит в косвенном падеже и оформляется либо специаль-
ным послелогом агенса (хинди, панджаби, парья), либо инструментальным (гуджа-
рати, маратхи, непали), либо не присоединяет послелога (синдхи, ассамский, мар-
вари). Прямой объект (пациенс), как уже указывалось, может стоять либо в прямом
падеже, либо в косвенном с направительным послелогом (выбор формы диктуется
не глаголом, а персональностью/неперсональностью и определенностью/неопре-
деленностью объекта). Если при объекте нет послелога, глагол-сказуемое с ним
согласуется, при объекте, оформленном послелогом, — принимает несогласо-
ванную (абсолютную) форму, совпадающую с единственным числом мужского
(в отдельных языках среднего рода. Исключение составляют гуджарати и диа-
лекты раджастхани, где глагол согласуется с объектом независимо от его формы.
Примеры эргативной конструкции.

Сказуемое согласуется с объектом:
(13) пандж. tarkhān-ne kursi-ā̃ banā-ī-ā̃
плотник-ЭРГ стул:Ж-МН.ПРЯМ делать-ПРОШ.СОВ-Ж.МН
‛Плотник сделал стулья’.
Объект маркирован дательно-винительным послелогом, глагол-сказуемое
употребляется в нейтральной форме, совпадающей с мужским родом единствен-
ного числа:
(14) пандж. jasbīr-ne āpṇī pæ̀ ṇ-nū̃ wekh-i-ā
Джасбир-ЭРГ своя сестра-АКК/ДАТ видеть-ПРОШ.СОВ-НЕЙТР.ЕД
‛Джасбир увидел свою сестру’.
В непальском субъект переходного глагола-сказуемого оформлен как агенс
(инструментальным падежом) не только при перфективных формах глагола: гла-
гол согласуется с субъектом, несмотря на то, что он оформлен косвенным паде-
жом; объектного согласования нет. В ассамском последовательно различаются
формы субъекта (агенса) переходных и непереходных глаголов. Синдхи и лахнда
(в одной форме также маратхи) являют в эргативной конструкции двойное —
субъектное и объектное — согласование:
(15) синд. ciṭī likh-ī ho-mi
письмо:Ж.ЕД писать-ПРИЧ.СОВ.Ж быть:3ЕД-1ЕД
‛(Я) написал письмо’.
В ряде языков, как, например, в стандартном бенгальском, садри, ория, а также
в сингальском эргативности нет.
В конструкциях долженствования датив — типичный падеж субъекта, кото-
рый, однако, может иметь ту же форму, что и агенс, например, в пакистанском
урду — показатель -ne:
(16) пакист. урду salīm-ne jānā hai
Салим-ДАТ.АГЕНТ идти:ИНФ быть:НАСТ.3ЕД
‛Салиму надо идти’.
Ср. хинди и стандартный индийский урду: salīm=ko (ДАТ) jānā hai с тем же
значением.
Совпадение формы агенса и субъекта конструкции долженствования отмече-
но, в частности, в западном пахари. В конструкциях чувственного восприятия
субъект также принимает дательно-винительный (изредка — инструментальный
или генитивный) показатель, но не эргативный.
Возможность двоякого оформления объекта (пациенса) — постоянная харак-
теристика Н.и.я., сохраняющаяся и при пассивной трансформации (дает вариан-
ты типа: «он побит» и «его побито»; позиция агенса при этом часто остается не-
заполненной. Агенс конструкции с пассивным значением, в которой действие
выражено не личной формой, а причастием совершенного вида переходного гла-
гола, предстает в форме посессора: mā̃ -kā banā-y-ā khānā мать-ГЕН готовить-
ПРИЧ.СОВ-М.ЕД.ПРЯМ еда:М.ЕД ‛еда, приготовленная матерьюʼ. В этом случае
субъект имеет ту же форму, что и посессор при значении неотчуждаемой при-
надлежности (см. выше).
В о п р о с и т е л ь н ы е предложения по структуре в основном не отличают-

ся от повествовательных. В побудительных предложениях позиция субъекта за-
мещается редко, и замещение имеет дополнительные коммуникативные функции.
В с л о ж н ы х предложениях — как сложносочиненных, так и сложнопод-
чиненных — сохраняется порядок слов простого предложения. Большинство ти-
пов придаточных предложений, как правило, предшествуют главному. И в слож-
носочиненных, и в сложноподчиненных предложениях преобладает союзная
связь. В разговорном языке и в неофициальном стиле письменного языка союзы,
вводящие придаточные, часто опускаются, однако союз, вводящий главное пред-
ложение, практически обязателен. Не опускаются также относительные место-
имения, вводящие придаточные определительные и являющиеся их членом. Они
коррелируют с указательным местоимением в главном предложении:
(17) хин. jis kamre=mẽ sāmān rakkhā hai
который:ОТНОС.КОСВ комната=в багаж положенный быть:НАСТ.3ЕД
us=ko band kar do
он:3ЕД=АКК закрытый делать давать:СЛ-ИНТ.ИМП
‛Запри комнату, в которой сложен багаж’.
В ряде случаев придаточные предложения могут быть «свернуты» в обороты с
неличными глагольными формами: придаточные определительные трансфор-
мируются в причастные, временные — в деепричастные или инфинитивные
обороты.
Более подробные сведения о языках, упомянутых в настоящем обобщенном
представлении новоиндоарийской группы, читатель найдет в статьях этого тома.
ЛИТЕРАТУРА
Актуальные проблемы изучения языков Юж- Елоева Ф.А., Русаков А.Ю. Проблемы язы-
ной Азии: Материалы конференции. М., 1987. ковой интерференции: Цыганские диалекты
Бабакаев В.Д. Ассамский язык. М., 1961. Европы. Л., 1990.
Быкова Е.М. Бенгальский язык. М., 1966. Захарьин Б.А. Типология языков Южной
Вентцель Т.В. Цыганский язык: Северно- Азии. М., 1987.
русский диалект. М., 1964. Зограф Г.А. Языки Индии, Пакистана, Цей-
Выхухолев В.В. Сингальский язык. М., 1964. лона и Непала. М., 1960.
Дымшиц З.М. Грамматика языка хинди: Зограф Г.А. Морфологический строй новых
В 2-х кн. М., 1986. индоарийских языков. М., 1976.
Дымшиц З.М. Грамматика языка урду. М.,
Зограф Г.А. К классификации индоарий-
2001.
ских языков // Теоретические основы класси-
Егорова Р.П. Язык синдхи. М., 1966.
Елизаренкова Т.Я. Эргативная конструкция фикации языков мира: Проблемы родства. М.,
в новоиндийских языках // Эргативная конст- 1982.
рукция предложения в языках различных ти- Зограф Г.А. Языки Южной Азии. М., 1990.
пов. Л., 1967. Катенина Т.Е. Язык хинди. М., 1960.
Елизаренкова Т. Я. Исследования по диа- Катенина Т.Е. Язык маратхи. М., 1963.
хронической фонологии индоарийских язы- Карпушкин Б.М. Язык ория. М., 1964.
ков. М., 1974. Королёв Н.И. Язык непали. М., 1965.
Елизаренкова Т.Я. Индоарийские языки // Куликов Л.И. К типологии индоарийского
Сравнительно-историческое изучение языков каузатива // Актуальные проблемы изучения
разных семей: Современное состояние и про- языков Южной Азии: Материалы конферен-
блемы. М.,1981. ции. М., 1987.
Оранская Т.И. Условные конструкции в Chatterji S.K. The Origin and Development of
языке хинди // Типология условных конст- the Bengali Language. Calcutta, 1926, pt. I-II.
рукций / Ред. В.С. Храковский. СПб., 1998. Dhongde R.V., Wali K. Marathi. Amsterdam,
Оранская Т.И. Язык парья // Языки Россий- 2009.
ской Федерации и соседних государств: Эн- Ferguson C.,Chowdhury M. The Phonemes of
циклопедия: В 3-х т. М., 2001, т. II (К–Р). Bengali // Language, 1960, vol. 36.
Проблемы истории языков и культуры на- Fritz S. The Divehi Language: A Descriptive
родов Индии: Сб. ст. памяти В.С. Воробьева- and Historical Grammar of the Maldivian and its
Десятовского. М., 1974. Dialects. Würzburg, 2002.
Савельева Л.В. Язык гуджарати. М., 1965. Ghai V.K. Studies in Phonetics and Phonol-
Смирнов Ю.А. Язык ленди. М., 1970. ogy. New Delhi, 1991.
Толстая Н.И. Язык панджаби. М., 1960. Goswami G.C. An Introduction to Assamese
Чаттерджи С.К. Введение в индоарийское Phonology. Poona, 1966.
языкознание. М., 1977. Grierson G.A. (ed.) Linguistic Survey of India.
Языки Азии и Африки. I. Индоевропейские Vol. I. Part I: Introduction. Calcutta, 1927.
языки: хетто-лувийские языки, армянский Hoernle R. A Comparative Grammar of the
язык, индоарийские языки. М., 1976. Gaudian Languages. London, 1880.
Языки Азии и Африки. II. Индоевропейские Kachru Y. Hindi. Amsterdam, 2006.
языки: иранские языки, дардские языки. Дра- Kelkar A.R. The Phonology and Morphology
видийские языки. М., 1978. of Marathi: PhD Dissertation. Ithaca; New York,
Языки мира: Дардские и нуристанские язы- 1958 (Cornell University).
ки. М., 1999. Kelkar A.R. Studies in Hindi-Urdu. I: Intro-
Языки мира: Индоарийские языки древнего duction and Word Phonology. Poona, 1968.
и среднего периодов. М., 2004. Masica C.P. Defining a Linguistic Area: South
Almeida M. A Description of Konkani. Panaji, Asia. Chicago, 1976.
1989. Masica C.P. The Indo-Aryan Languages.
Beames J. A Сomparative Grammar of the Cambridge, 1991.
Modern Aryan Languages of India. London, Masica C.P. (ed.) Grammar and Semantics of
1872–1879, vol. I–III. Indo-Aryan Languages, Delhi, 2007.
Bhaskararao P. and Karumuri V.S. (eds.) Non- Modi B.V. Rethinking of “Murmur in Guja-
nominative Subjects. 2 vol. Amsterdam, 2004. rati” // Indian Linguistics, 1986, vol. 47.
Montaut A. A Grammar of Hindi. München,
Bhatia T.K. Punjabi: A Cognitive-Descriptive
2004.
Grammar. London; New York, 1997.
Neukom L., Patnaik M. A Grammar of Oriya.
Bloch J. L’indo-aryen du Veda aux temps
Zürich, 2003.
modernes. Paris, 1934.
Ohala M. Aspects of Hindi Phonology. Delhi,
Bloch J. Application de la cartographie à
1983.
l’histoire de l’indo-аryеn. Paris, 1963.
Pandey P.K. Word Accentuation in Hindi //
Breton R.J.-L. Atlas of the Languages and
Lingua, 1989, vol. 77.
Ethnic Communities of South Asia. Wallnut Pandey P.K. Developments in Indian Linguis-
Creek, CA, 1997 [Subedition: Sage Publications tics 1965–2005: Phonology. New Delhi, 2005.
(CA) 1997]. Pandharipande R.V. Marathi. London; New
Bughio M.Q. Sociolinguistics of Sindhi: Study York, 1997.
of Language Variation and Change in Sindhi Pattanayak D.P. A Controlled Historical Re-
Spoken in Sindh, Pakistan. München, 2001. construction of Oriya, Assamese, Bengali and
Bykova E.M. The Bengali Language. Moscow, Hindi. The Hague; Paris, 1966.
1981. Rusakov A. The North Russian Romani Dia-
Cardona G. A Gujarati Reference Grammar, lect: Interference and Code Switching // Circum-
Philadelphia, 1965. Baltic languages. Vol. I: Past and Present / Ed.
Cardona G. and Jain D. (eds.) The Indo- by Ö. Dahl and M. Koptjevskaja-Tamm. Am-
Aryan Languages, London; New York, 2007. sterdam; Philadelphia, 2001.
Chandralal D. Sinhala. Amsterdam, 2010.
Singh R. et. al. (eds.) The Yearbook of South Apabhramça and to Gujarati and Marwari // In-
Asian Languages and Linguistics. Berlin; New dian Antiquary, 1914–1916, 43–5.
York, 1998–2006. Turner R.L. A Comparative Dictionary of the
Singh R. et. al. (eds.) Annual Review of South Indo-Aryan Languages. London, 1966.
Asian Languages and Linguistics. Berlin, 2007; Verma M.K., Mohanan K.P. (eds.) Experiencer
2008; 2009; 2011. Subjects in South Asian Languages. Stanford, 1990.
Southworth F.C. Linguistic Archaeology of Verma M.K. Complex Predicates in South
South Asia. Oxford, 2005. Asian Languages. Delhi, 1993.
Tessitori L.P. Notes on the Grammar the Old Yadav R. A Reference Grammar of Maithili.
Western Rajasthani with Special Reference to Delhi, 1996.
ЦЕНТРАЛЬНЫЕ ИНДОАРИЙСКИЕ ЯЗЫКИ
Г.А. Зограф, Т.И. Оранская

ХИНДИ ЯЗЫК
1.1.0. Общие сведения.

Хинди (Х.я.) — один из пяти крупнейших языков мира. Его носители живут
ныне не только в Южной Азии, но во всех частях света.
1.1.1. Хинди (hindī, англ., нем. Hindi, фр. hindi), как и более ранние этимологи-
чески родственные названия хиндави, хиндустани, значит «индийский». Термин
«хинди» в узком смысле обозначает главный официальный и важнейший литера-
турный язык Индии, в основе которого лежит диалект кхари боли. В этом, отчас-
ти функциональном, понимании его наряду с многочисленными территориаль-
ными диалектами относят к языковой общности, также носящей название хинди,
которое в этом случае интерпретируется в широком смысле, а именно как конти-
нуум родственных языков и диалектов (так называемый «пояс хинди», англ. Hin-
di belt), нередко не имеющих современного литературного стандарта и достаточ-
но близких хинди, чтобы их носители приняли его в качестве официального язы-
ка. Взаимопонимание между носителями диалектов на западной и восточной
границах этого континуума практически отсутствует (см. 1.2.1.). С точки зрения
грамматической системы и основной лексики язык урду (см. статью «Урду язык»
в наст. издании) тоже входит в эту языковую общность, однако в официальной
статистике ему по политическим соображениям — как национальному языку Па-
кистана — отведена отдельная графа. В настоящей статье дается грамматическое
описание Х.я. в узкой интерпретации этого термина.
1.1.2. Х.я. принадлежит к центральной подгруппе индоарийской группы языков.
1.1.3. Основную область распространения Х.я. составляют в Индии штаты Ут-
тар-Прадеш, Харияна, Мадхья-Прадеш и союзная территория Дели. Он служит
официальным и основным письменным языком также в «поясе хинди», а именно
в штатах Раджастхан, Химачал-Прадеш, Уттаракханд, Бихар и Чхаттисгарх
(см. 1.2.1.). В той или иной мере он используется на всей остальной территории
страны, а также в других странах Индийского субконтинента, в первую очередь в
Непале, в меньшей степени в Пакистане и Бангладеш. В форме дакхини (см. ста-
тью «Урду язык» в наст. издании) он употребителен в Индии в штате Андхра-
Прадеш. В XIX в. выходцы из Индии принесли Х.я. в Юго-Восточную Азию,
в Южную и Западную Африку и в Южную Америку, в том числе на Антильские
острова. В результате миграционных потоков из Южной Азии, особенно уси-
лившихся в конце XX–XXI вв., Х.я. распространился на все континенты. За пре-
делами Индии наибольшее число говорящих на нем живет в Великобритании
(преимущественно в Англии) и других англоязычных странах: США, Канаде,
Австралии, Новой Зеландии, а также в Республике Фиджи.
В силу отмеченной широты понятия Х.я. число носителей этого языка опреде-
ляется неоднозначно, и конкретные цифры зависят от различий в интерпретации
исходных данных. По результатам переписи населения Индии 2001 г., Х.я. явля-
48 Центральные индоарийские языки
ется родным языком для 258 млн. чел., хинди в широком смысле — для 422 млн.,
что составляло на момент переписи 41% населения страны. Общее число жите-
лей Индии, понимающих Х.я. и способных на нем объясняться, оценивалось в
2001 г. в 700 млн. чел. Предварительные данные переписи населения Индии
2011 г. позволяют оценить прирост населения за последние 10 лет на территории
распространения хинди в широком понимании этого термина в 21,6%. Это дает
основания для грубой оценки числа носителей хинди в Индии в 513 млн. чел.
Сюда следует добавить хиндиязычную часть обширной индийской диаспоры,
сколько-нибудь надежные статистические сведения по которой, к сожалению,
отсутствуют.
1.2.0. Лингвогеографические сведения.
1.2.1. Понятие Х.я. охватывает две основные группы локальных диалектов:
— западный хинди, куда входят кхари боли (он же каурави), харияни/хариянви
(он же бангару, или джату), брадж (он же антарбеди, см. статью «Брадж язык» в
наст. издании), канауджи и бундели (он же бунделкханди);
— восточный хинди, куда входят авадхи (он же косали, или байсвари, см. ста-
тью «Авадхи язык» в наст. издании), багхели (багхелкханди, он же риваи) и чхат-
тисгархи (он же лария, или кхалтахи).
Следует еще раз подчеркнуть, что ряд идиомов, обозначенных выше как диа-
лекты, могут считаться отдельными языками. На них существует богатый фольк-
лор. На брадже и авадхи были созданы важные индуистские литературные тек-
сты Позднего Средневековья, относящиеся к традиции бхакти. Важнейшим па-
мятником средневековой литературы на брадже является «Сур Сагар» («Океан
поэзии Сур Даса», по имени поэта Сур Дас, ХVI в.), на авадхи — «Рамачарита-
манас» («Море подвигов Рамы») поэта Тулси Даса (ХVI–ХVII в.). Особенно зна-
чительную роль в истории литературы Северной Индии играл брадж, который
оставался главным языком поэзии хинди до 30-х гг. ХХ в., тогда как в прозе уже
с конца ХIX в. господствовал литературный хинди на основе диалекта кхари бо-
ли. На всех диалектах, преимущественно на брадже, авадхи и бундели, создаются
современные литературные произведения, транслируются телевизионные и ра-
диопрограммы. Этой культурной деятельности присуще также политическое из-
мерение, которое особенно очевидно в случае бундели. Утверждение культурно-
языковой специфики региона Бунделькханд поддерживается и используется по-
литическими силами, стремящимися к созданию на этой территории штата с тем
же названием.
Четких границ между диалектами нет; они представляют континуум языковых
черт, который включает ряд субдиалектов. Трудности взаимопонимания возни-
кают, как было отмечено выше, между крайними пределами очерченной области.
Несмотря на тенденцию к возрождению и культурно-политическому утвержде-
нию диалектов в районах их распространения, значение стандартного хинди как
основного языка всего региона продолжает расти. Растет и его влияние на ло-
кальные диалекты, вследствие которого их грамматические структуры замеща-
ются функционально аналогичными структурами Х.я.; локальная специфическая
лексика вытесняется из обихода. Язык городов на территориях существования
диалектов — это так называемый микс, в котором соотношение языковых харак-
теристик локального идиома, хинди и английского варьирует, как правило, в за-
Г.А. Зограф, Т.И. Оранская. Хинди язык 49
висимости от социально-культурного статуса говорящих: чем выше статус, тем

ниже содержание диалектных черт в речи, тем выше степень грамматической
стандартизации хинди и доля английских языковых элементов.
В переписи населения Индии 2001 г. названы 49 языков и диалектов, подпа-
дающих под обобщающее название хинди. Кроме того, к нему относятся языки и
диалекты, объединенные обозначением «прочие» — число носителей каждого из
них меньше 10 000 чел. В 2004 г. догри и майтхили, прежде учитывавшиеся в
рубрике «хинди» в его широком значении, получили статус официальных языков
и вошли в Восьмой список приложения к Конституции Индии. Эти меры языко-
вой политики, возможно, скажутся в непропорциональном сокращении числа но-
сителей хинди в статистических данных переписи 2011 г.
Доля дву- и многоязычных носителей Х.я., по оценке, превышает 3/4 от их
общего числа.
Следствием широкого распространения Х.я. как средства межязыкового обще-
ния являются его территориальные формы, обильно включающие элементы кон-
тактных языков. Из многочисленных (территориально-)функциональных форм
Х.я. следует в первую очередь упомянуть бамбайя или мумбайя хинди (бомбей-
ский/мумбайский хинди) и хинглиш — пиджинизированный хинди, неограни-
ченно использующий английские лексемы и синтаксические сочетания, включая
предложения. В случае бамбайя/мумбайя хинди речь идет о смешении кодов раз-
ных новоиндоарийских языков, на которых говорят в метрополисе Мумбаи, штат
Махараштра, и английского. Переключение и смешение хинди и английского ко-
дов, особенно интенсивное в больших городах, — неотъемлемое явление индий-
ской языковой действительности.
1.3.0. Социолингвистические сведения.
1.3.1. Х.я. в письменной форме на деванагари служит официальным языком
Республики Индия и официальным языком ряда ее штатов (см. 1.1.3.), где он ис-
пользуется в административной, общественной и культурной жизни. Служащие
центрального государственного аппарата и государственные служащие в хинди-
язычных штатах должны предъявить официальное свидетельство знания хинди.
Действует трехступенчатая система экзаменов и подготовительных курсов к ним,
в том числе посредством электронного обучения. Однако, несмотря на то что
хинди пользуется государственной поддержкой, он уступает английскому языку
в ключевых сферах политической, административной и экономической деятель-
ности. Намеченная Конституцией Индии 1950 г. цель — перейти к 1965 г. от ис-
пользования английского как основного и хинди как вспомогательного языка
деятельности парламента и делопроизводства в государственных учреждениях к
использованию хинди как единственного официального языка государства — не
была достигнута. Через 15 лет после принятия конституции хинди и английский
официально поменялись ролями, и хинди получил статус основного языка в ука-
занных выше сферах деятельности, однако общественное значение и престиж
английского языка, который с 1965 г. значится как вспомогательный, не только
не снизились за более чем 60 лет независимости Индии, но неизменно возраста-
ют. Английский остается к тому же языком законодательной власти и судопроиз-
водства на уровне Верховного суда Индии (Supreme Court of India) и высших ор-
ганов судебной власти штатов Индийского союза и союзной территории Дели
(High Courts). Согласно Конституции Индии, ее текст, равно как и все поправки к
ней, существуют в английском оригинале и в переводе на Х.я.
Процесс глобализации, прежде всего вследствие сопровождающего его рас-
пространения английского языка, играет амбивалентную, но преимущественно
отрицательную роль в развитии Х.я. Социально-экономические преимущества
владения английским ведут к тому, что дети представителей многочисленного
индийского среднего класса, включая отчасти даже его низшие слои, учатся в
школах с преподаванием на английском. Зачастую это уже второе, а нередко и
третье или даже четвертое поколение, обучающееся на языке бывших колониза-
торов. В этих условиях совершенно естественна интенсивная пиджинизация Х.я.
(как и других языков Южной Азии) или замещение его как первого языка анг-
лийским. Одновременно Х.я. как самый большой и значительный язык не только
Индии, но и всего Индийского субконтинента, вытесняет локальные языки, а
также официальные языки индийских штатов и даже Непала из ряда социальных,
экономических и культурных сфер употребления. С одной стороны, увеличение
числа говорящих и геополитическое распространение Х.я. сказывается положи-
тельно на его статусе, с другой стороны, смешение кодов в результате этого про-
цесса также ведет к дестабилизации его грамматической и лексической систем.
В немалой степени благодаря обширной индийской диаспоре, особенно эмиг-
рации начиная с предпоследнего десятилетия ХХ в., возросло международное
значение Х.я. Для образованных, влиятельных и экономически состоятельных
индийцев-эмигрантов Х.я. является языком культурного наследия и важным при-
знаком культурной связи с родиной. Многие из них поддерживают знание Х.я. в
семье и в своем кругу и участвуют в общественной деятельности, направленной
на пропаганду Х.я. В диаспоре действуют любительские театральные группы,
ставящие спектакли на Х.я., на нем создаются литературные произведения и из-
даются журналы. Например, Уша Приямвада, известная писательница на хинди,
живет в США. В США находится также центр Viśva hindī nyās (World Hindi
Foundation, Всемирный фонд хинди) — международной организации, содейст-
вующей распространению Х.я. Ей принадлежит ежеквартальный литературно-
публицистический журнал Hindī jagat («Мир хинди»), выходящий с 2000 г. Ряд
такого рода организаций, к сожалению, не свободен от идеологии «хиндутва»,
определяемой как индусский национализм.
Диаспора связана с Индией многими нитями. В числе мероприятий, направ-
ленных на международную пропаганду Х.я., в организации которых выходцы из
Индии принимают активное участие, следует назвать Всемирные конференции
хинди. Начиная с 1975 г. они проводятся каждые три или четыре года в Индии
или странах массовой миграции индийцев. Тесные связи с Индией сохраняют
Гайана и особенно Маврикий, где находится центр Всемирного Секретариата
хинди (World Hindi Secretariat). В исполнительный комитет Секретариата входят
члены правительств Индии и Маврикия. Основная цель Секретариата — способ-
ствовать распространению Х.я. как средства международного общения и его при-
знанию как официального языка ООН. Для достижения этих целей Секретариат
действует сообща с правительством Индии, при котором в 2003 г. был учрежден
Комитет по подготовке предложения признать Х.я. одним из официальных язы-
ков ООН. Преодолеть политические и финансовые трудности на этом пути пока
не удалось. В международной политике Индии Х.я. официально отводится место

рядом с английским: тексты международных договоров готовятся на обоих язы-
ках, представитель Индийской делегации в ООН теоретически может держать
речь на хинди (в истории ООН известен лишь один такой случай) и т. п.
1.3.2. Еще в Средние века, начиная с ХII–ХIII вв., на основе диалекта кхари
боли начал складываться межобластной разговорный язык — лингва франка Се-
верной Индии, известный первоначально как хиндави (хиндуи), а позднее как
хиндустани (хиндостани, хиндустхани, индустани, гиндустани). Этот язык про-
ник частично и в Южную Индию; его южная разновидность носит название дак-
хини — «южный» (см. статью «Урду язык» в наст. издании).
На хиндустани опираются два литературных стандарта — Х.я. (современный
литературный хинди; он известен также как śuddh hindī ‛чистый хинди’ — вари-
ант, описанный в этой статье) и урду, оформившиеся в XIX в. Ныне они офици-
ально квалифицируются как разные языки. Оба значатся в Конституции Индии в
списке официальных языков государства. Х.я., получивший после раздела коло-
ниальной Индии в 1947 г. статус официального языка Индийского союза, и урду,
ставший национальным языком Пакистана, мало различаются фонетически и
грамматически, расхождения между ними связаны по преимуществу с заимство-
ванной лексикой, поэтому структурно они рассматриваются лингвистами как
один язык. А. Келкар предложил для него наименование «хирду», которое долж-
но было заменить прежнее название «хиндустани», ставшее после образования
двух государств политически некорректным. Новое наименование, однако, не
привилось, а термин «хиндустани» продолжает, хотя и нечасто, употребляться
для обозначения чисто языковой субстанции, в смысле, исключающем культур-
но-политическое противопоставление. В последнее время в индийской публици-
стике и литературе, в том числе научной, появляются критические замечания по
поводу языковой политики, навязывающей искусственное, противоречащее ис-
тории языка и культуры страны, разграничение хинди и урду.
Х.я. и урду расходятся словарным составом в части, выходящей за пределы
обиходной лексики: религиозно-философской, социально-политической, научно-
технической и прочей терминологии, а также лексики, связанной с традиционной
культурой. Это расхождение, подкрепленное различием письма, постепенно уси-
ливается вследствие пополнения словарного состава в названных сферах на ос-
нове санскритской лексики для Х.я., тогда как источником пополнения соответ-
ствующей лексики урду является преимущественно арабский. Одновременно
идет процесс в противоположном направлении: общий для обоих языков лекси-
ческий слой расширяется вследствие освоения английских заимствований, широ-
ко используемых в рекламе и средствах массовой информации.
Произведения, относимые специалистами к ранней литературе хинди, создава-
лись на языках, которые ныне считаются диалектами Х.я. (авадхи, брадж, бундели)
или подпадают под широкое понятие хинди. К последним относятся, в частности,
героические баллады (расо). Их язык ближе всего современным языкам раджастха-
ни, что не мешает относить их к истории литературы хинди. Автор самой значи-
тельной из них, «Притхвираджрасо», по имени Чанд Бардаи повествует о собы-
тиях XII в., но язык письменных текстов относится ко времени не раньше XV в.
Формирование литературного языка на основе диалекта кхари боли неразрыв-
но связано со становлением современной литературы хинди во второй половине
XIX в. Этот процесс, отразивший изменения в общественном сознании населения

Северной Индии в результате колонизации страны Англией, был стимулирован
политикой колониальных властей, противопоставлявших индусское население
мусульманскому. Литературный хинди сложился как язык индусов в противопо-
ложность языку индийских мусульман — урду. В первой половине XX в. вождь
движения за независимость Индии, Махатма Ганди, пытался преодолеть разли-
чие этих культурно-религиозных форм, сделав общий язык хиндустани знаменем
языковой политики. Возобладала, однако, политика, основанная на выдвинутой
М.А. Джинной идее «двух наций», т. е. индусов и мусульман Индии. Разделение
страны на Индию и Пакистан в 1947 г., сопровождавшее освобождение от анг-
лийского колониального господства, стимулировало дальнейшее расхождение
Х.я. и урду, исключив термин хиндустани из политического обихода.
1.3.3. В хиндиязычных штатах Индии преподавание на Х.я. ведется на всех уровнях
системы образования. В государственных школах он является языком преподава-
ния. В частных школах, число которых быстро увеличивается, языком преподавания
служит английский, тогда как Х.я. преподается в качестве отдельного предмета.
В высшем образовании Х.я. используется почти исключительно в сфере гумани-
тарных и социальных наук. Языком преподавания точных, естественных, техни-
ческих и некоторых социальных наук (например, экономики) является английский.
Центры научного исследования Х.я. в Индии находятся в Дели, Агре, Варана-
си, Аллахабаде, Лакхнау, Майсуре, Хайдарабаде, Кочине и многих других горо-
дах. За пределами Индии он наиболее активно изучается в странах с большим
числом индийских иммигрантов — США и Великобритании, а также в России,
почти во всех странах Европы (прежде всего в Германии), в ряде государств
Азии (Япония, Корея, Узбекистан и др.) и Африки, в Австралии и Новой Зелан-
дии и многих других странах мира.
1.4.0. Для Х.я. используется алфавит деванагари, о происхождении которого
см. статью «Письменности индоарийских языков» в наст. издании. Каждый из
основных знаков алфавита передает слог: одиночный гласный или согласный,
сопровождаемый гласным а. Все другие гласные в сочетании с согласными рас-
сматриваются как результат замещения ими а.
Знаки гласных: अ а, आā, इ i, ई ī, उ u, ऊ ū, ऋ r̥ , ए e, ऐ аi, ओ o, औ аu
ऋ r̥ встречается только в заимствованиях из санскрита, в котором он обознача-
ет слогообразующий дрожащий. В стандартном произношении Х.я. ему фонети-
чески соответствует сочетание [ɾɪ] ri.
Знаки согласных:
क kа ख khа ग gа घ ghа ङ ŋа
च cа छ chа ज jа झ jhа ञ ñа
ड ḍа ढ ḍhа
ट ṭа ठ ṭha ण ṇа
ड़ ṛа ढ़ ṛhа
त tа थ thа द dа ध dhа न na
प pа फ phа ब bа भ bha म ma
य yа र rа ल lа व va
श śа ष ṣа स sа ह hа
Остальные знаки, традиционно интерпретируемые как обозначения гласных при

согласном, — так называемые матры гласных — имеют следующие начертания
(пунктирный кружок является здесь условным знаком для графемы согласного):
◌ा ā (का kā), ि◌ i (िक ki), ◌ी ī (की kī), ◌ु u (कु ku), ◌ू ū (कू kū), ◌ृ r (कृ kr̥ ), ◌े e (के ke),
◌ै ai (कै kai), ◌ो o (को ko), ◌ौ au (कौ kau).
Отсутствие гласного при согласном обозначается значком «вирам» ◌् (напри-
мер, क् k) или слиянием знаков согласных в лигатуру (क्त kta); гоморганный но-
совой, предшествующий неносовому согласному, — лигатурой или значком
«анусвара» ◌ं (надстрочная точка), который может интерпретироваться как ŋ, ñ, ṇ,
n или m (ср. разные написания слова «хинди»: िहंदी hiṃdī и िह दी hindī, первое с
анусварой, второе — с лигатурой nd произносятся одинаково — [hindī]); назали-
зация гласного — значком «анунасика» ◌ँ Ṽ , который может подменяться «анус-
варой», например एं вместо एँ ẽ и т. п.
Графемы арабского письма, обозначающие отсутствующие в хинди или заим-
ствованные из персидского звуки, передаются в письме деванагари дополнитель-
ными знаками — с точкой внизу: क़ [qɐ] qa, ख़ [χɐ] ͜kha, ग़ [ʁɐ] g͜ ha, ज़ [zɐ] za, फ़ [fɐ]
fa. В заимствованиях из английского краткий открытый гласный заднего ряда /ɒ/
обозначается графемой деванагари для долгого ā с надстрочным значком ◌ॉ
(डॉक्टर /ɖɒkʈɐɾ/ ‛доктор’) . Использование описанных выше дополнительных зна-
ков не обязательно.
1.5.0. Принято считать, что среднеиндийской основой Х.я. явился шаурасена
апабхранша, развившийся из пракрита шаурасени, восходящего к древнеиндий-
скому языку. История собственно Х.я. начинается с XI–XII вв., однако по сохра-
нившимся источникам трудно проследить ее более или менее прямолинейно. Де-
ло в том, что средневековый период истории литературы хинди (до конца
XVIII в.) характеризуется неоднократным перемещением основных центров ее
развития, в соответствии с чем менялась диалектная основа популярной для той
или иной эпохи или направления формы литературного языка. Так, эпико-геро-
ические поэмы раннего периода (XIII–XV вв.) создавались преимущественно на
западных диалектах, относящихся, строго говоря, к раджастхани (дингал), поэзия
бхакти кришнаитского толка (XVI–XVII вв.) — на брадже, а рамаитская поэзия
того же периода — на авадхи.
Для восстановления преемственной линии развития современных Х.я. и урду,
опирающихся на диалект кхари боли, особый интерес представляет творчество
суфиев, проповедовавших в Западной Индии и на Декане (XIV–XVI вв.), свет-
ская поэзия на дакхини, культивировавшаяся при дворах деканских княжеств
Биджапур и Голконда (конец XVI–XVII вв.), и ранние образцы делийской поэзии
на урду, или рехта (XVIII в.), а также отдельные произведения авторов-
индуистов, языковая основа которых определяется как кхари боли. Немалое зна-
чение в этой связи имеет, несмотря на свою диалектальную неоднородность, со-
хранившееся наследие популярнейшего северноиндийского поэта-реформатора
конца ХV в. — начала ХVI в. Кабира, а также его последователя, основателя
сикхской общины Нанака (1469–1538), признаваемого одним из основоположни-
ков панджабской литературы. Здесь уместно заметить, что для успешного иссле-
дования ранней истории хинди-урду привлечение панджабского материала пред-
ставляется необходимым ввиду присущих хиндустани (кхари боли) черт, обособ-

ляющих его от таких характерных диалектов западного Х.я., как брадж и кана-
уджи, и сближающих его с панджаби.
Структурные изменения в средневековом Х.я. сводятся прежде всего к форми-
рованию современной системы аналитических форм имени и, главное, глагола, а
также к утрате некоторых архаичных синтетических форм (например, пассивных).
Современный период истории Х.я. (с XIX в.) непосредственно связан с разви-
тием прессы и книгопечатания, способствовавших стандартизации прозаических
литературных форм языка — современного литературного хинди и урду (до на-
чала XIX в. проза как на диалектах Х.я., так и на раннем урду практически не
культивировалась и представлена единичными памятниками, занимающими изо-
лированное положение в общем потоке литературы). В этот период происходит и
существенное разобщение хинди и урду.
Индуистская традиция явилась прямым продолжением линии развития древ-
неиндийской культуры, давшей стране ее основной классический язык — сан-
скрит, который употреблялся в «высокой» литературе вплоть до нового времени,
а в ограниченной степени культивируется и поныне. В этом русле шло развитие
средневековой литературы на локальных диалектах Х.я., среди которых до XIX в.
особенно выделялся брадж, перешагнувший свои локальные границы и ставший
важнейшим поэтическим языком Северной Индии.
В то же время, начиная с ХII–ХIII вв., в результате установления в Северной
Индии господства мусульманских династий, пришедших с территории Афгани-
стана и Средней Азии, здесь находит распространение и другая литературная
традиция — классическая персидская. Персидский язык стал не только основным
придворным языком, но и языком официального делопроизводства. На нем была
создана богатая литература, известная под названием «индо-персидской». Таким
образом, он занял положение второго «классического» языка средневековой Се-
верной Индии, пользовавшегося к тому же официальной поддержкой властей.
Именно эта традиция влияла сильнее, чем старая — санскритская, на хиндустани,
когда тот начал проникать в литературное употребление.
Когда в XIX в. основное литературное творчество перешло на живые местные
языки, началось бурное обогащение их словаря за счет «классических» языков.
Различие источников заимствований для Х.я. и урду (санскрит для первого и
персидский, а через него и арабский — для второго) обусловило их дальнейшее
расхождение.
Таким образом, Х.я. в ходе своего литературного развития подвергся значи-
тельному внешнему воздействию со стороны санскрита, в меньшей мере — пер-
сидского, а в последнее время и английского языка. Однако в том, что касается
самого строя языка, это воздействие можно охарактеризовать как поверхностное.
Основных фонологических противопоставлений оно практически не коснулось:
заимствованные звуки функционируют на периферии системы, преимущественно
как варианты фонем, присущие подчеркнуто «ученому» произношению. В мор-
фологии влияние санскрита и персидского сказалось прежде всего в области сло-
вообразования, касаясь в первую очередь гомогенного этимологического мате-
риала и лишь в относительно небольшой мере давая «гибридные» производные и
сложные слова.
1.6.0. Как и другие новые индоарийские языки, Х.я. претерпел существенные

внутриструктурные изменения под влиянием более ранних внешних воздейст-
вий, начавших сказываться еще на древне- и среднеиндийском этапах развития
данной языковой группы в целом. Такое воздействие субстратного характера ин-
доарийские языки испытали со стороны языков дравидийских и мунда, а на
крайнем северо-востоке — и тибето-бирманских. Среди явлений, которые могут
быть объяснены контактным влиянием, в первую очередь заслуживают внимания
следующие: появление специфического ряда ретрофлексных согласных; форми-
рование системы послеложного управления именем на основе закрепления по-
рядка слов SOV и препозиции подчиненного члена синтагмы; широкое распро-
странение грамматических сочетаний («сложных форм»), особенно глагольных,
приведшее к преобладанию аналитического словоизменения, а отчасти и слово-
образования.
2.0.0. Лингвистическая характеристика.
2.1.0. Фонологические сведения.
2.1.1. Фонемный состав.
Гласные
Ряд
Подъем
Верхний ɪ ɪ͂ i: ĩ: ʊ ʊ͂ u: ũ:
Средний закрытый e ẽ oõ
Средний открытый ɛ ɛ͂ (æ) ɐ ɐ͂ ɔ ɔ͂
Нижний ɑ: ɑ͂:
П р и м е ч а н и я: 1. Противопоставление по долготе/краткости нерелевантно для гласных

среднего подъема. «Центральные» гласные верхнего и нижнего подъема /ɪ/, /ʊ/, /ɐ/ противосто-
ят «периферийным» /i/, /u/, /ɑ/ не только качественно, но и количественно — как краткие дол-
гим. Поскольку долгота является сопутствующим фактором, присущим гласным группы «пе-
риферийных», ее обозначение в фонематической транскрипции избыточно, и в примерах опу-
щено, т. е. /i/, /u/, /ɑ/ обозначают /i:/, /ɑ:/, /u:/. В примерах, приведенных в транслитерации,
долгота гласных, естественно, обозначена.
2. Фонемный статус кратких назализованных вызывает сомнения: выступая только в пре-
консонантной позиции, они могут трактоваться как сочетания чистых /ɪ/, /ɐ/ и /ʊ/ с носовым
согласным (/n/ или его аллофонами). Крайне незначительное число минимальных пар, к тому
же, как правило, различающихся двумя звуками, свидетельствует о фонологической слабости
назализованных кратких гласных (см. примеры ниже).
3. /æ/ может иметь статус периферийной фонемы, в частности, в словах английского проис-
хождения, например /kæʃ/ cash ‛наличные (деньги)’, или выступать как аллофон фонемы /ε/.
4. /ɐ/ характеризуется промежуточной ступенью подъема, варьируя между средним и ниж-
ним; имеет аллофон /ə/.
Противопоставление долгих и кратких в конце слова последовательно реали-

зуется фонетически только при тщательном произношении. При нормальной и
высокой скорости речи долгота гласных в исходе слова нейтрализуется. Гласные
среднего ряда, как закрытые, так и открытые, считаются фонематически долги-
ми. Краткие [ĕ] и [ə] являются аллофонами /ɐ/ перед /h/: /jɐh/ [jĕ] ‛это, этот’,
/pɐhɐn/ [pəhən] ‛надевать’.
Примеры минимальных пар: /kɑm/ ‛работа’ — /kɐm/ ‛мало’, /din/ ‛религия’ —

/dɪn/ ‛день’, /sukʰɑ/ ‛сухой’ — /sʊkʰɑ/ ‛суши’, /bɛl/ ‛вол’ — /bel/ ‛раскатывай (тес-
то)’ — /bol/ ‛говори’, /moɽ/ ‛поворот’ — /mʊɽ/ ‛повернись’, /bɔnɑ/ ‛карлик’ —
/bonɑ/ ‛сеять’, /ɐ͂k/ ‛оценка’ — /ɑ͂knɑ/ ‛оценивать’, /mʊ͂h/ ‛рот’ — /mu͂ g/ ‛вид бобо-
вых’, /me͂ / ‛в’ — /mɛ͂/ ‛я’.
Истинные дифтонги в стандартном Х.я. относятся к фонологической перифе-
рии. Это остаточное явление, унаследованное от др.-инд. дифтонгов ai̯ , au̯ , из ко-
торых развились открытые гласные среднего подъема. Дифтонги бывают только
нисходящими. Они существуют в лексических заимствованиях, например, /tɐj/
‛решенный’ (перс.-араб.), /bʰɐj/ ‛страх’ (др.-инд.) или перед /j/ в новоиндоарий-
ских словах, например, /bʰεɪjɑ/, /bʰεɪjjɑ/ ‛братишка’ < /bʰɑi/ ‛брат’ (редкий случай
аблаута). Для восточных районов области Х.я. характерно дифтонгиальное про-
изношение открытых /ε/ и /ɔ/ — соотвественно [εɪ̯ ] и [ɔʊ̯].
Согласные
По способу Губные Переднеязычные
образования ретро- палато- языч- языч- таль-
губно- губно- зуб-
флекс альвео- ные ные ные
губные зубные ные
ные лярные
Шумные
Придых. ʤʰ
Фрика- Гл. (f) s (ȿ) ʃ h
тивные Зв. (z)
Носовые m n (ɳ)
Сонорные
Боковые l
Дрожащие и Непридых. ɾ (ɽ)
одноударные Придых. (ɽʰ)
Глайды υ j
П р и м е ч а н и я: 1. По мнению некоторых исследователей, основной вариант фрикатив-

ного согласного, образующегося в верхних дыхательных путях, является не глоттальным, как
он представлен в таблице согласных, а фарингальным.
2. Носовые /ɲ/, /ŋ/ — варианты /n/ в сочетаниях с гоморганным смычным. Как правило, это
относится и к /ɳ/, который, однако, в «санскритизованном» произношении противопоставляет-
ся /n/. Аналогичен фонологический статус /ȿ/, который встречается в «санскритизированном»
произношении, а также в консонантных группах перед ретрофлексными смычными. На этом
основании /ɳ/ и /ȿ/ рассматриваются как периферийные фонемы.
3. В индоарийской лексике Х.я. /ɽ/, /ɽʰ/ являются позиционными (неначальными и не в соче-
тании с носовым) вариантами /ɖ/ (за единственным исключением: /ɖʰū͂ɖʰnɑ/ [ɽʰū͂ɽʰnɑ] ‛искать’).
Однако в англицизмах /d/ последовательно реализуется как /ɖ/, что может служить дополни-
тельным основанием для фонемного противопоставления смычного и одноударного.
4. Губно-губной сонант [w] является вариантом губно-зубного фрикативного /υ/. Для него
характерна неначальная позиция: [ɐnʊbʰɐw] ‛восприятие’.
По месту образования согласные распределены по пяти основным рядам: губ-

ные, переднеязычные, среднеязычные, заднеязычные и глоттальные. Средне-
язычные и глоттальные представлены каждый одним фрикативным. Палато-
альвеолярные представляют собой смешанный ряд между передне- и средне-
язычными. В пределах основных рядов можно выделить пять подгрупп, каждая
из которых включает четырехчленный пучок смычных (взрывных, а в палаталь-
ном ряду — аффрикат), противостоящих по звонкости/глухости и придыхатель-
ности/непридыхательности. У смычных согласных, раствор которых сопровож-
дается придыханием, оно различается по фонации в зависимости от глухо-
сти/звонкости согласного. В отличие от глухих смычных этого типа, которые
определяются как аспирированные, соответствующий признак звонких соглас-
ных специалисты по фонетике определяют термином «придыхательный голос»
(breathy voice). Это различие, однако, не сказывается на системе фонологических
оппозиций и поэтому в приведенной выше таблице согласных, как и в транскри-
бированных примерах, не отражено.
Примеры фонематических противопоставлений согласных: /pɑnɑ/ ‛получать’ —
/pʰɑnɑ/ (диал.) ‛вид злаковых’ — /bɑnɑ/ ‛основа (текстиль)’ — /bʰɑnɑ/ ‛нравить-
ся’ — /tɑnɑ/ ‛насмешка’ — /tʰɑnɑ/ ‛полицейский участок’ — /dɑnɑ/ ‛зерно’ (ед. ч.) —
/dʰɑnɑ/ ‛быстро продвигаться вперед’ — /ʈʰɑnɑ/ ‛решаться’ — /ɖʰɑnɑ/ ‛нагру-
жать’ — /kɑnɑ/ ‛одноглазый’ — /kʰɑnɑ/ ‛еда’ — /gɑnɑ/ ‛петь’ — /ʧʰɑnɑ/ ‛просеян-
ный’ — /ʤɑnɑ/ ‛уходить’ — /mɑnɑ/ ‛признанный’ — /nɑnɑ/ ‛дед по материнской
линии’ — /lɑnɑ/ ‛приносить’ — /ɾɑnɑ/ ‛рана’ (титул феодального правителя).
Две пары звуков — /s/ и /ʃ/, а также /υ/ и /b/ образуют минимальные пары в
крайне редких случаях. Их противопоставление выдерживается более или менее
последовательно в речи носителей стандартного Х.я. и части носителей других
языков и диалектов «пояса хинди», научившихся нормативной артикуляции:
/sɐkne/ sakne ‛мочь’ (инф. косв. п.) — /ʃɐk ne/ śak=ne ‛сомнение’ (ед. ч. эрг.).
В речи большей части носителей Х.я. /s/ и /ʃ/ сливаются в один из этих звуков, /υ/
и /b/ — в /b/: /bo/ < /υo/ ‛этот’, ‛он’, /kɐbi/ < /kɐυi/ ‛поэт’.
Звуки, свойственные заимствованной персидско-арабской лексике:
/z/ и /f/ могут иметь фонемный статус, преимущественно в речи образованных
носителей, например, /zɐmɑnɑ/ ‛период времени’ — /ʤɐmɑnɑ/ ‛скапливать, сгу-
щать’, /fɐn/ ‛искусство’ — /pʰɐn/ ‛капюшон кобры’. Однако обычно они заменя-
ются звуками /ʤ/ и /ph/ соответственно, например, /mɐʤduɾ/ < /mɐzduɾ/, /mɑpʰi/ <
/mɑfi/. В идиолектах /f/ и /рh/ чередуются в положении перед гласными, но перед
согласными /f/ сохраняется: ср. индоарийские слова с чередованием /f/ ~ /pʰ/:
/fɪr/ ~ /pʰɪɾ/ ‛опять’, /pʰɐʈɑpʰɐʈ/ ~ /fɐʈɑfɐʈ/ ‛немедленно’, но, например, в /dɐftɐɾ/
‛контора’ придыхательный смычный невозможен (*/dɐpʰtɐɾ/). В просторечии /f/ в
исходе слова может быть замещен /p/, что сопровождается разбиением группы
согласных: [sɪɾɐp] < /sɪɾf/ ‛только’. Обычно /f/ сохраняется в англицизмаx: /foʈo/
photo. Увулярные /q/, /χ/ и /ʁ/ мы не рассматриваем как фонемы хинди (ср. ста-
тью «Урду язык» в наст. издании). Они реализуются редко, в произношении лю-
дей, владеющих персидским или арабским языком, а в Х. я. замещаются фонема-
ми /k/, /kh/, /gʰ/ соответственно.
Гиперграмотность проявляется в замене «правильных» /ʤ/ и /b/ на «непра-
вильные» /z/ и /υ/ соответственно: например /υoɾɑ/ вместо /boɾɑ/ ‛мешок’.
В Х.я. противопоставление одиночных согласных геминированным (долгим), в
ряде случаев играет смыслоразличительную роль, например /pɐkɑ/ ‛спелый’ в от-
личие от /pɐkkɑ/ ‛прочный’.
В части диалектной лексики наблюдается нейтрализация отдельных фоноло-
гически релевантных признаков за счет утраты аспирации, ретрофлексности,
смешения /ɾ/ и /l/, /ɾ/ и /j/, преимущественно назализованного произношения
гласных и некоторых других признаков, например, диал. [pɐɽ] — станд. хин.
/pɐɽʰ/ ‛читать’, диал. [pɐɾ], как и станд. хин. /pɐɽ/ ‛падать’, диал. [ɖɑɾ] — станд.
хин. /ɖɑl/ ‛бросать’, диал. [hɐmɑye] — станд. хин. /hɐmɑɾe/ ‛наши’.
2.1.2. Наличие словесного ударения в Х.я. не является безусловно признанным
фактом. Оно подтверждается результатами традиционного слухового анализа,
хотя экспериментальными исследованиями просодии его фонетических корреля-
тов не выявлено. Здесь представлена наиболее часто встречающаяся в граммати-
ческих описаниях точка зрения, которую авторы настоящей статьи в основном
разделяют.
Ударение Х.я. чисто динамическое (силовое), причем динамическая состав-
ляющая крайне слаба. Ударение не имеет фонологического значения и преиму-
щественно связано со слоговой структурой слова. Для наиболее вероятного оп-
ределения его места удобно различать слоги по тяжести (см. 2.1.4.). Как правило,
оно приходится на самый тяжелый слог слова: /ʊt.'sʊk.tɑ/ ‛нетерпение’,
/prɐ.'sɐnn.tɑ/ ‛удовлетворение’, /ɑ.'lɪn.gɐn/ ‛объятие’, [ɑʃ.'ʧɐɾ.jə] ‛удивление’,
/kɪ.'tɑb/ ‛книга’, /gɐ.'ɾib/ ‛бедный’, /ɑ.'ɾɐmbʰ/ ‛начало’. При равновесных слогах
ударение падает на тот из них, который ближе к началу слова: /'dʊl.hɐn/ ‛невеста’,
/ɑ.'lɪn.gɐn/ ‛объятие’. Компоненты сложного слова, как правило, сохраняют свое
ударение. Суффиксы типа -'wālā, -'hār, -'kār, -'dār могут являться просодически
полновесными единицами. Не исключено, что носителем ударения является весь
слог, а не только его гласный, и распределение силы слогов зависит от их поло-
жения в слове, а также от количества и характеристик входящих в них звуков,
как согласных, так и гласных. Следует учитывать и факторы, в ряде случаев за-
трудняющие определение места ударения. К ним относятся разнобой в произно-
шении носителей разных диалектов и особенности индивидуального произноше-
ния, неустойчивость слоговых границ (см. ниже), а также взаимодействие сло-
весной и фразовой просодии. Последним фактором объясняется мнение о
смыслоразличительной роли ударения в Х.я., для подтверждения которого при-
водятся омографические пары типа /'ʧɐ.lɑ/ ‛пошел’, ‛двинулся’ (аорист м. р.
ед. ч.) — /ʧɐ.'lɑ/ ‛двинь’, ‛запусти’ (например, мотор) (пов. накл. 2-е л. ед. ч.).
Однако в данном случае речь идет не о словоформах, а о предложениях, разные
просодические контуры которых определяются их разной модальностью.
Повествовательное предложение характеризуется понижающимся интонаци-
онным контуром, вопросительное — повышающимся. Повышение тона между
границами интонационного контура всего предложения соответствует информа-
ционному фокусу, занимающему при нормальном порядке слов позицию перед

сказуемым (ср. 2.5.3.). Согласно последним исследованиям, просодическая
структура простого предложения Х.я. стабильна и слабо связана с вариациями
его синтаксической структуры. Мелодика предложения формируется распреде-
лением тонов, соотносящихся с просодическими синтагмами, и практически не
отражает его актуальную структуру.
Для некоторых диалектов, например бундели, характерно назализованное про-
изношение гласных, что, естественно, снижает фонематическую релевантность
назализованных гласных.
2.1.3. Большинство фонем реализуется во всех позициях в слове — начальной,
срединной и конечной. Кратким гласным несвойственна конечная позиция. Ис-
ключениями являются: некоторые существительные, допускающие в исходе /ɪ/
(/vɪnɐti/ ~ /vɪnɐtɪ/ ‛просьба’); слова, в конце которых за группой согласных следу-
ет нефонематический [ɐ]/[ə], который в соединении с последним согласным об-
разует конечный открытый слог ([ɑʃ.'ʧɐɾ.jə] ‛удивление’, графически āśсary), не-
сколько односложных служебных слов типа отрицания /nɐ/ ‛не’, сочинительного
союза /ʋɐ/ ‛и’, подчинительного союза /kɪ/ ‛что’. Долгие гласные в словах собст-
венно Х.я. необычны в антепенультиме и предшествующих ему слогах, что при
словообразовании находит частичное отражение в орфографии (см. 2.2.3.). Тен-
денция фонетического сокращения долгих гласных в таких позициях распро-
страняется и на заимствованные слова, но в написании их, как правило, не отра-
жается. Гласный /ɐ/ перед /h/, а в некоторых случаях и после /h/, реализуется как
[ə] ([ʃəhəɾ] ‛город’) или [ĕ] при падении /h/, например, в лично-указательном ме-
стоимении единственного числа ближнего плана [jĕ] (граф. yah) ‛это, этот, эта’,
‛он(а)’. Нестандартно также соотношение графической и фонетической формы
соответствующего местоимения дальнего плана [ʋŏ] (граф. vah) ‛то, тот, та’, он(а)’.
При морфологических изменениях, ведущих к перестройке слоговой структу-
ры слова, /ɐ/, оказавшийся в положении между двумя тяжелыми (двуморными)
слогами, редуцируется: /sɐ.ɾɐk/ ‛улица’ (ед. ч. прям. п.) > /sɐɾ.ko͂ (=pɐɾ)/ ‛(на) ули-
цах’ (мн. ч. косв. п.; послелог /=pɐɾ/ просодически нерелевантен); /bɐ.ɾɐs.nɑ/ ‛идти
(о дожде)’ > /bɐɾ.sɑ/ ‛прошел (дождь)’.
Фонологические признаки проявляются особенно отчетливо в начальной по-
зиции. В конечной позиции противопоставление придыхательных согласных не-
придыхательным, а также долгих гласных кратким ослаблено и может нейтрали-
зоваться.
Конечные звонкие в полном стиле произношения не оглушаются.
В Х.я. допустимо зияние, которое может быть заполнено полугласным /j/. Та-
кие пары могут включать равноправные варианты, различие между которыми
носит сугубо фонетический характер (например, /ɑi/ ~ /ɑji/ ‛пришла’), а могут от-
ражать грамматические оппозиции, например /ɑe/ ‛пусть придет’ (сосл. накл.
3 л. ед. ч.) противопоставлено /ɑje/ ‛пришли’ (прош. вр. мн. ч. м. р.). В настоя-
щее время в орфографии Х.я. преобладает тенденция не заполнять зияние гра-
фически.
2.1.4. Преобладающая структура слога, характерная для слов индоарийского
происхождения: V (ā ‛приходи’), VC (ū͂ṭ ‛верблюд’), CV (do ‛дай’), CVC (kān
‛ухо’). В заимствованиях персидского, арабского и английского происхождения и
особенно в санскритских словах допустимы группы согласных в начале и в коде

слога. В Х.я. исходные слоговые структуры типа (CCC)VCC, CCV(CCC) и
CVCCCC перестраиваются. Они отражены в графической форме, но в произно-
шении подавляющего большинства носителей упрощаются в соответствии с пра-
вилами фонотаксиса Х.я., которые в основном согласуются с универсальной иерар-
хией сонорности и принципом ее нарастания в консонантных группах в начале
слога при убывании в консонантных группах коды. (Степени сонорности в по-
рядке нарастания: смычные, фрикативные, носовые, плавные, полугласные, глас-
ные.) Возможны такие группы как /kɾ/, /kʃ/, /gl/, /sʋ/ [sw], /ʃɾ/, /ʈɾ/, например,
/kɾɪ.jɑ/ ‛глагол’, /kʃetɾ/ ‛поле’, /glɑ.nɪ/ ‛печаль’, [swɐpnɐ] ‛сон’, /ʃɾi/ ‛почтенный’,
[ʈɾɛʲn] ‛поезд’. В конечной позиции подобные группы разбиваются гласным, что
свидетельствует о том, что между составляющими их согласными проходит сло-
говая граница, более или менее четкая в зависимости от положения — срединно-
го или конечного — и силы гласного, например, [mɪʃ.ɾɐ] ~ [mɪʃ.ʃɾɐ] ‛Мишра’ (имя
собств.), [hɾɐs.sʋɐ] ~ [hɾɐs.ʋɐ] ‛краткий’, [swɐ.pən] ‛сон’ < [swɐpn], [pɐ.təɾ] ‛лист’ <
/pɐtɾ/, /ʋɐ.kət/ ‛время’ < /ʋɐqt/. Такие же изменения претерпевают, как в началь-
ной, так и в конечной позиции, и более сложные консонантные группы, напри-
мер с последовательностью трех согласных: [ɪs.tɾi] ~ [ɪs.tɪ.ɾi] ‛женщина’ (граф.
stɾī), /ɪs.kul/ ‛школа’ (граф. skūl), причем сочетание /st/ и /sk/, если оно не разде-
лено протезой по разным слогам, нарушает иерархию сонорности. Примеры бо-
лее чем двучленных групп согласных в конце слова: [ɾɑʂ.ʈɾɐ] ~ [ɾɑʂ.ʈəɾ]
‛государство’ (граф. raṣṭr) и крайне редкий случай /ʋɐɾ.tsjɐ/ ‛альвеолярный’,
(граф. vartsy). Впрочем, в просторечном произношении разбиваются и двучлен-
ные начальные группы, не противоречащие иерархии сонорности: [kɪ.ɾɪ.jɑ] <
/kɾɪ.jɑ/ ‛глагол’, [sɪ.ɾi] < /ʃɾi/ ‛почтенный’.
В геминатах слоговая граница проходит между одинаковыми согласными:
/pɐk.kɑ/ ‛прочный’, /mɐ.ɾɐm.mɐt/ ‛ремонт’.
Необходимо отметить, что существуют и другие мнения относительно слого-
вого членения в Х.я. Так, не исключено, что по крайней мере некоторые группы
согласных, занимающих срединное положение, не разбиваются по разным сло-
гам, а составляют начало слога. Возможно, что в таких случаях их первый со-
гласный удлиняется, и слоговое членение подобно тому, что действует в гемина-
тах, т. е. начальная артикуляция звука закрывает слог, а конечная открывает сле-
дующий за ним: [ɑʃ.ʃʧɐɾ.jə] ‛удивление’ (ср. выше варианты слогоделения
[mɪʃ.ʃɾɐ], [hɾɐs.sʋɐ]).
Слоги в Х.я., как и в других индоарийских языках, традиционно делятся на
легкие, средние и тяжелые в зависимости от долготы гласного и открыто-
сти/закрытости слога (см. также статью «Новые индоарийские языки» в наст. из-
дании). Открытый слог с кратким гласным — легкий, открытый слог с долгим
гласным или закрытый с кратким гласным — средний, закрытый слог с долгим
гласным — тяжелый. Эта классификация слогов соотносима, как легко заметить,
с определением слогов по количеству мор. Назализация гласного и увеличение
количества согласных в коде утяжеляют слог, но эти явления просодически реле-
вантны только в случаях равновесных слогов в пределах одного слова. То есть,
например, легкий слог с назализованным гласным легче среднего слога, но тяже-
лей легкого с чистым гласным.
2.2.0. Морфонологические сведения.

Иллюстративный материал дается в общепринятой индологической трансли-
терации (см. 1.4.0.).
2.2.1. Прямого соотношения между слогом и морфемой нет: последняя может
быть как частью слога, так и включать более одного слога. Флективные оконча-
ния имени и глагола представляют собой одиночный гласный, образующий от-
дельный слог либо самостоятельно, либо в сочетании с предшествующим со-
гласным: ā.-e приходить-СОСЛ.3.ЕД, ki.tā.b-ẽ книга-Ж.МН.НОМ. Формообразующие
и деривационные аффиксы имеют разнообразные звуковые и, соответственно, сло-
говые структуры: kar.-n-ā делать-ИНФ-ПРЯМ, kar.-t-ā делать-ПРИЧ.НЕСОВ-М.ЕД.ПРЯМ
‛делающий’, kar.-n-e.-vā.l-ā делать-ИНФ-КОСВ-ДЕЯТ-М.ЕД.ПРЯМ ‛делающий, наме-
ревающийся делать’, ka.r-e.g-ā делать-БУД.3ЕД-М.ЕД ‛сделает, будет делать’.
Явление фузии Х.я. несвойственно. Оно может проявляться только при слово-
образовании на базе санскритских корневых и деривационных морфем (напри-
мер, vidyopārjan ‛приобретение знаний’ < vidyā + upārjan), но и здесь наблюдает-
ся тенденция к конкатенации (например, vidyā-upādhi ‛ученая степень’), нередко
с эвфоническими y, v между гласными (см. 2.2.3.).
Возможные наборы фонем и их стечений в разных позициях в слове, равно как
и стыковые явления, определяются структурой слогов (см. 2.1.4.).
2.2.2. Регулярных фонологических противопоставлений морфологических еди-
ниц и категорий не наблюдается.
2.2.3. Основные типы чередований следующие.
1. Характерные преобразования на стыке морфем, первая из которых оканчивает-
ся, а следующая начинается на гласный (при словообразовании и словоизменении):
ī, i + V > iyV: beṭī + ā̃ > beṭiyā̃ ‛дочери’ (в глагольных основах, как альтерна-
тивный вариант, ī + V > īvV: pī + e > pīve и pīye ‛выпил бы’);
ū + V > uV: ḍākū + õ > ḍākuõ (=ko) ‛разбойникам’;
e + e > eve: se + e > seve ‛услужил бы’;
o + e > ove/oу: bo + e > bove / boy ‛посеял бы’;
ā + V > ā[v/y]V: jā + ẽ > jāẽ / jāvẽ / jāyẽ ‛пошли бы’.
2. Иррегулярные преобразования на стыке морфем при словоизменении глаго-
лов denā ‛давать’, lenā ‛брать’, karnā ‛делать’, pīnā ‛пить’, jānā ‛идти’, honā
‛быть’, ‛становиться’;
de-, le- + V (окончаний сослагательного наклонения и императива) d-, 1- + V:
de + e > de, ‛дай-ка’, le + o > 1o ‛возьми(-те)’;
de-, le-, kar-, pī- + -iye (показатель оптатива) > d-, l-, k-, p- + -ījiye: de + iye >
dījiye ‛извольте дать’;
de-, le-, kar-, jā- + -ā, -e, -ī, -ī̃ (показатели причастия совершенного вида и пре-
терита) > a) di-, li-, ki-, ga- + -yā, -ye и б) d-, 1-, k-, ga- + -ī, -ī̃: de + ā > diyā (diye,
dī, dī̃) ‛дал (-a, -и)’; ho- + -ā, -e, -ī, -ī̃ > hu- + -ā, -e, -ī, -ī̃: ho + ā > huā (hue, huī, huī̃)
‛был (-а, -и)’, ‛стал (-а, -и)’.
3. Утрата безударного а (ə) при словоизменении и словообразовании:
[C]VCaC + V > [C]VCCV: lahar + ẽ > lahrẽ ‛вóлны’, samajh + ā > samjhā
‛понял’.
4. Чередование гласных антепенультима в корне при словообразовании (ныне
не имеют строго обязательной силы):
ā > а: mānnā ‛соглашаться’ > manānā ‛убеждать’;

ī, e (ai) > i : mīṭhā ‛сладкий’ > miṭhāī ‛сладость’, beṭī ‛дочь’ > biṭiyā ‛дочурка’;
ū, o > u: būṛhā ‛старый’ > buṛhāpā ‛старость’, bolnā ‛говорить’ > bulānā ‛звать’
(возможны иррегулярные случаи: ā > i: khānā ‛есть’ > khilānā ‛кормить’).
5. Выбор суффикса каузатива (-ā-/-lā-, -vā-/-lvā-):
CVC + -ā-, -vā- > CV1Cā, CV1Cvā (возможные чередования гласных V > V1 см.
выше); как вариант в отдельных случаях допустимо CV1Clā, CV1Calvā, напри-
мер: baiṭhnā ‛сидеть’ > biṭhānā / baiṭhānā (biṭhlānā / baiṭhlānā); biṭhvānā / baiṭhvānā
(biṭhalvānā) ‛усаживать’;
CV + -ā-, -vā- > CV1lā, CV1lvā: sonā ‛спать’ > sulānā, sulvānā ‛усыплять’ (ис-
ключение: lenā ‛брать’ > livānā ‛велеть взять’).
2.3.0. Семантико-грамматические сведения.
Х.я — язык по преимуществу аналитического типа. Вместе с тем он сохранил
небольшое число флективных форм, играющих значительную роль в именном и
глагольном словоизменении.
2.3.1. Грамматически, в первую очередь синтаксически, а также семантически
слова Х.я. достаточно четко подразделяются на три основные группы: 1) слова
самостоятельные, или полнозначные; 2) слова служебные и 3) слова «внеграмма-
тические», т. е. не включающиеся в синтаксическую структуру предложения.
Самостоятельные слова членятся далее на имена, наречия и глаголы. Глаголы
опознаются по присущей им парадигме спряжения, включающей личные и не-
личные формы; последние для Х.я. целесообразно признавать именно словоиз-
менительными формами, а не самостоятельными разрядами слов, ввиду строгой
регулярности их образования и той активной роли, какая принадлежит им в сис-
теме аналитического глагольного словоизменения (см. ниже). Словарной формой
глагола служит инфинитив (показатель -пā).
В классе имен выделяются разряды существительных, прилагательных, числи-
тельных и местоимений; по синтаксическим признакам числительные близки
прилагательным. Граница между существительными и прилагательными не
вполне четка ввиду отсутствия как у тех, так и у других каких-либо универсаль-
ных выделяющих их формальных признаков, а кроме того, вследствие относи-
тельной свободы субстантивации прилагательных (ср. например: sainik rizarv
‛воинский резерв’, но rizarv sainik ‛солдат-резервист’; būṛh-ā ādmī ста-
рый-М.ЕД.ПРЯМ человек ‛старый человек’, но ais-e būṛh-õ=ke sāth такой-М.КОСВ
старый/старик-МН.КОСВ=ПОСЛ вместе ‛с такими стариками’) и, напротив, распро-
страненности прямого соположения существительных, при котором предшест-
вующее служит определением (приложением) к последующему (см. 2.5.3.). Тем
не менее объективным подтверждением не только синтаксического, но и морфо-
логического разбиения имен на названные разряды служит способность прилага-
тельных изменяться в роде (присуща только изменяемым прилагательным, со-
ставляющим статистическое меньшинство членов разряда, отличающееся, одна-
ко, повышенной частотностью) и отсутствие у прилагательных формы
общекосвенного падежа множественного числа (на -õ), свойственной существи-
тельным (кроме неисчисляемых).
Нечетка и граница между прилагательными и наречиями. Непроизводные
(первичные) наречия в Х.я. крайне немногочисленны. Большинство членов раз-
ряда составляют производные (функциональные), соотносимые с именами суще-

ствительными (в беспослеложных или послеложных формах), прилагательными
и, реже, глаголами (в форме деепричастия). Наречия, производные от неизменяе-
мых прилагательных, формально тождественны им (ṭhīk ‛правильный’ и ‛пра-
вильно’); производные от изменяемых принимают либо «абсолютную» форму —
общекосвенного падежа (pahle ‛сперва’ от pahlā ‛первый’), либо форму прямого
падежа единственного числа мужского рода (acсhā ‛хороший’ и ‛хорошо’). В по-
следнем случае в определенных контекстах такое наречие (т. е. приадъективное
или приглагольное определение) может изменяться по парадигме прилагательно-
го, согласуясь с определяемым, с субъектом или с объектом: например, фраза
bаṛī-bаṛī lahrẽ ū̃cī uṭhākar большие-большие волны:Ж.МН высокие:Ж подни-
мать:АБС ‛высоко вздымая огромные волны’ иллюстрирует согласование как
препозитивного, так и постпозитивного, адвербиально функционирующего при-
лагательного с объектом — существительным женского рода lahrẽ ‛волны’. К на-
речиям относятся также формы косвенных падежей некоторых существитель-
ных: sāmnā ‛противостояние’, косв. п. sāmne ‛перед, напротив’.
В каждом из именных разрядов, а также в разряде наречий выделяется закры-
тый подразряд местоимений. Местоимения-существительные обособляются от
знаменательных существительных не только семантически — обобщенно-
указательным значением, но и морфологически — некоторыми особенностями
словоизменения (супплетивизм основ; наличие синтетической формы направи-
тельного падежа, отсутствующей в общеименной парадигме, и др., см. 2.5.1.);
они разделяются на личные (1-го и 2-го лица; в функции местоимений 3-го лица
используются указательные) и неличные. Все местоимения-прилагательные,
кроме притяжательных, и местоимения-наречия относятся к неличным. Сово-
купность неличных местоимений образует систему, организованную по двум па-
раметрам: 1) по морфологическим разрядам, а внутри них — по более узким се-
мантическим подразрядам, таким как «признак», «количество», «место», «на-
правление», «время», «образ действия»; 2) по пяти функциональным разрядам,
члены которых опознаются по начальной фонеме корня и имеют практически
идентичные парадигмы: указательные ближнего плана, указательные дальнего
плана, относительные, вопросительные и неопределенные. Последний разряд, чле-
ны которого могут трактоваться как производные от вопросительных, выступает
рядом с другими неполным; сохранились также некоторые местоимения разряда
соотносительных, сомкнувшиеся с указательными дальнего плана; большинство
из них ныне воспринимаются как архаичные или как диалектные. За пределами
этой системы остаются некоторые индоарийские слова, как, например, sab ‛все’
(общекосв. п. мн. ч. sabhõ), а также заимствованные местоимения.
Среди служебных слов функционально различаются послелоги, союзы и час-
тицы.
Послелоги разделяются на первообразные, или простые, и производные, или
сложные, которые сочетаются с существительным обычно через первообразный
послелог и лишь в очень небольшой своей части могут альтернативно присоеди-
няться к нему непосредственно. К послелогам примыкают устойчивые послело-
гообразные сочетания (типа =kī xidmat mẽ ПОСЛ.ГЕН.Ж служба:Ж ПОСЛ.ЛОК
‛для <кого-либо>’), главный значащий компонент которых имеет регулярное по-
слеложное оформление. Среди первообразных послелогов выделяется адъекти-

вирующий, или генитивный, обладающий парадигмой изменяемого прилагатель-
ного. Образования с ним могут рассматриваться как адъективная форма имени.
С союзами (основные из них перечислены в 2.5.4.) смыкаются союзные слова
подчинительного характера, в значительной своей части опирающиеся на отно-
сительные и указательные местоимения.
К частицам относятся приглагольные отрицания (па, nahī̃, запретительная таt)
и постпозитивные выделительные слова: hī ‛именно’, ‛только’, bhī ‛и’, ‛тоже’,
‛даже’, tak ‛даже’, ‛включая и’ (от омонимичного послелога tak ‛до’ отличается
тем, что сочетается с существительным в форме прямого, а не общекосвенного
падежа), bhar ‛только’, ‛весь’, ‛целый’, to ‛-то’, ‛ведь’.
Как служебное слово особого класса можно рассматривать связку honā ‛быть’,
участвующую также в качестве первичного вспомогательного глагола в образова-
нии широкого круга аналитических глагольных форм (см. 2.3.5. и 2.5.1.). С мор-
фологической точки зрения от остальных глаголов ее обособляет наличие про-
стых форм настоящего и прошедшего времени изъявительного наклонения. Не-
которые глаголы выступают и как полнозначные, и как вспомогательные
(функциональные, или легкие) в аналитических конструкциях и сложных глаго-
лах. К словам «внеграмматическим» относятся междометия, слова утверждения,
частица общего вопроса и вокативные частицы.
2.3.2. Основная классифицирующая категория существительного — р о д
(мужской и женский). Морфологически он выражается в различиях парадигмы
синтетических (первичных) форм. Наиболее характерна форма прямого падежа
множественного числа женского рода (окончание -ā̃ — для типа имен на -ī, -iyā;
окончание -ẽ — для прочих типов), которую в этом смысле можно признать ди-
агностической: laṛkī ‛девочка’ — мн. ч. laṛkiy-ā͂; bahū ‛ невестка’ — мн. ч. bahu-ẽ.
По роду с существительным согласуются изменяемые прилагательные, адъек-
тивные формы существительных (с послелогом kā (м. р.) / kī (ж. р.)) , причастия и
ряд личных форм глагола. Прямая (словарная) форма существительного последо-
вательно выраженных признаков рода не имеет, хотя для лексики собственно
Х.я. (тадбхава — см. 2.6.0.) можно выделить, вводя ряд ограничений, так назы-
ваемые тематические типы существительных: мужского рода — на -ā и женского
рода — на -ī. Эти же окончания присущи согласуемым в роде адъективным и
глагольным формам. Гласный -ā в исходе первичных форм мужского рода един-
ственного числа прямого падежа является флексией, тогда как противостоящий
ему -ī женского рода является флексией только в согласуемых формах, а в суще-
ствительных входит в основу: ср.
acch-ā laṛk-ā хороший-М.ЕД.ПРЯМ мальчик-М.ЕД.ПРЯМ
acch-e laṛk-е=ko хороший-М.ЕД.КОСВ мальчик-М.ЕД.КОСВ=ДАТ/ВИН, но
acch-ī laṛkī хороший-Ж.ЕД.ПРЯМ девочка:Ж.ЕД.ПРЯМ
acch-ī laṛkī=ko хороший-Ж.ЕД.(КОСВ) девочка:Ж.ЕД.(КОСВ)=ДАТ/ВИН
(в скобках указаны имплицитные грамматические значения).
Агглютинативные (вторичные) показатели множественного числа (см. ниже)
могут рассматриваться как признак стертой системы классификаторов.
Категория п е р с о н а л ь н о с т и (или л и ч н о с т и) проявляется в раз-
личном оформлении прямого дополнения: наименования лиц обычно выступают
в форме общекосвенного падежа с направительным послелогом ko, наименова-

ния предметов и животных — в форме прямого падежа. Использование того же
формального признака для различения конкретизованного (принимает послелог
ko) и неконкретного (стоит в прямом падеже) объекта, а также тенденция избе-
гать в рамках одного предложения повторения аналогичного оформления при
функционально отличных именных членах (дательно-аккузативный послелог
ko — регулярный показатель адресата) нарушают последовательность манифе-
стации названной категории. Интерпретация этой категории как о д у ш е в -
л е н н о с т и опирается, очевидно, на случаи персонификации отдельных на-
именований животных, а также на их употребление в функции конкретизованно-
го объекта.
Категория личности проявляется в еще одном, достаточно редком синтаксиче-
ском контексте — при обозначении действия, за которым немедленно следует
другое: gāṛī rukte hī ‛как только поезд остановился’, mohan ke rukte hī ‛как только
Мохан остановился’. Как явствует из этих двух примеров, имена в роли субъекта,
обозначающие личность, принимают в этих сочетаниях форму родительного па-
дежа, тогда как неодушевленные стоят в номинативе.
2.3.3. Категория ч и с л а (единственное/множественное) присуща существи-
тельным и прилагательным, в том числе местоименным, а также глаголам. У су-
ществительных она выражается последовательно в именах женского рода, а также
в косвенном падеже множественного числа всех существительных (показатель
-õ) независимо от типа склонения (см. 2.4.0.). В других формах существительных
мужского рода на флективном уровне противопоставление по числу не выражено
однозначно. У существительных тематического типа (окончание прямого падежа
единственного числа -ā) совпадают формы косвенного падежа единственного
числа и прямого падежа множественного числа: м. р. ед. ч. прям. п. kamr-ā ‛ком-
ната’ — ед. ч. косв. п. и мн. ч. прям. п. kamr-e; у всех прочих существительных
мужского рода совпадают три формы, числовые различия проявляются в анали-
тических формах. Существуют также вторичные (агглютинативные) показатели,
сохраняющие собственное лексическое значение совокупности лиц или — значи-
тельно реже — предметов: log, jan ‛люди’, gaṇ ‛скопление’, ‛множество’ и т. п.,
например kisān-log и kisān ‛крестьяне’ от kisān ‛крестьянин’. Возможно, особенно
в просторечных и жаргонных подсистемах языка, избыточное выражение числа
показателями обоих типов одновременно (например, сele-log и cele ‛ученики’ от
celā ‛ученик’).
Прилагательные (изменяемые) выражают значение числа только в формах
прямого падежа мужского рода, в косвенном падеже и в женском роде формаль-
ное противопоставление по числу у них нейтрализуется. Наиболее полное выра-
жение категория числа находит в глагольных формах, как финитных (кроме
форм адвербиальной репрезентации), так и нефинитных. Характерно при этом,
что финитные формы причастной этимологии (в отличие от нефинитных форм
этого типа и прилагательных, словоизменение которых они повторяют) противо-
поставлены по числу и в женском роде (ср. laṛkī āī ‛девочка пришла’ и laṛkiyā͂ āī̃
(прош. сов) ‛девочки пришли’, но laṛkī āī hai девочка приходить:ПРИЧ.СОВ.ЕД/МН
быть:ВСПОМ.НАСТ.3ЕД ‛девочка пришла’ и laṛkiyā͂ āī hãi девочки прихо-
дить:ПРИЧ.СОВ.ЕД/МН быть:ВСПОМ.НАСТ.3МН (перфект) ‛девочки пришли’; ср. с
формой прилагательного: ассh-ī laṛkī ‛хорошая девочка’ — ассh-ī laṛkiyā͂ ‛хоро-

шие девочки’). Таким образом, в предложении глагольное (а в случае с изменя-
емыми прилагательными — и адъективное) согласование позволяет опознать
число существительного, когда его собственная форма не содержит соответст-
вующих указаний (прямой падеж мужского рода при атематическом типе слово-
изменения). Напротив, число нейтрализуется у прилагательных в тех случаях, ко-
гда оно последовательно выражено в форме существительного (косвенный па-
деж, женский род), а в компонентах глагольной формы — когда оно передается
другим ее компонентом. Этим обеспечивается экономия средств формального
выражения при сохранении возможности эксплицитной передачи значения в
пределах словосочетания или предложения.
Числительные. В системе числительных исходными служат количествен-
ные, представленные простыми (наименования единиц, десятков, сотни, тысячи,
ста тысяч, десяти миллионов), сложными (от 11 до 99; название единиц предше-
ствует названию десятка, причем оба компонента претерпевают фонетические
изменения, не укладывающиеся в регулярную схему) и составными (от 101;
строятся от высших разрядов к низшим путем соположения, без использования
соединительных средств).
К простым числительным относятся числительные первого десятка, обозначе-
ния десятков, а также слова sau ‛сто, сотня’, saikṛā ‛сотня’, hazār ‛тысяча’, lākh
‛сто тысяч’, kroṛ ‛десять миллионов’, arab ‛миллиард’.
Количественные числительные первой сотни

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
0 ek do tīn cār pā̃ c chah [tʃhə] sāt āṭh nau das
10 gyārah bārah terah caudah pandrah solah satrah aṭhārah unnīs bīs
20 ikkīs bāīs ṭeīs caubīs paccīs chabbīs sattāīs aṭṭhāīs untīs tīs
30 iktīs battīs taĩtālīs caũtīs paĩtīs chattīs saĩtīs aṛtīs untālīs cālīs
40 iktālīs bayālīs tatālīs cavālīs paĩtālīs chiyālīs saĩtālīs aṛtālīs uncās pacās
50 ikāvan bāvan tirpan cauvan pacpan chappan sattāvan aṭṭhāvan unsaṭh sāṭh
60 iksaṭh bāsaṭh tirsaṭh cãusaṭh pãisaṭh chiyasaṭh saṛsaṭh aṛsaṭh unhattar sattar
70 ikhattar bahattar tihattar cauhattar pachattar chihattar sathattar aṭhhattar unāsī assī
80 ikāsī bayāsī tirāsī caurāsī pacāsī chiyāsī sattāsī aṭhāsī navāsī navve
90 ikānve bānve tirānve caurānve pãcānve chiyānve sattānve aṭhānve ninānve sau
Сложные числительные не строятся на синхронном уровне из слов хинди, а

прошли путь этимологического развития как целые слова. В них, однако, легко
отделить начальные части, обозначающие единицы, от десятков. Последнее чис-
лительное в каждом десятке, за исключением 89 и 99, представляет собой не
сложение девяти и предшествующего десятка, но означает следующий десяток без
единицы, например un-tīs ‛без (одного)-тридцать’, т. е. 29. Сложные числитель-
ные чаще других заменяются английскими. Существует также тенденция использо-
вать в печатных изданиях на деванагари арабские цифры в их европейской форме.
Порядковые числительные относятся по словоизменительному типу к прила-
гательным. Их характерными суффиксами являются -vā̃ (-vẽ, -vī̃); нерегулярно
образуются: pahlā ‛первый’, dūsrā ‛второй’, tīsrā ‛третий’, cauthā ‛четвертый’,

chaṭhā ‛шестой’. Суффикс -gunā (-gune, -gunī) оформляет множительные числи-
тельные (pā̃ cgunā ‛пятикратный’), суффикс -õ — собирательные первого десятка
(tīnõ ‛трое’) и формы неопределенной множественности от наименований основ-
ных счетных единиц — круглых чисел (hazārõ ‛тысячи’, ‛тысячами’; saikṛõ ‛сотни’,
‛сотнями’).
2.3.4. П а д е ж н ы е значения выражаются формами, образуемыми иерархи-
ей показателей, последовательно постфигируемых к существительному. Эти по-
казатели можно определить как первичные (флективные окончания), вторичные
(первообразные, или простые послелоги) и третичные (производные, или слож-
ные послелоги).
С помощью первичных образуются формы общекосвенного падежа (в дру-
гих интерпретациях падежной системы она трактуется как «косвенная основа»
или «основа косвенных форм») и звательного падежа. Форма общекосвенного
падежа служит той формой существительного, к которой присоединяются перво-
образные и (альтернативно) некоторые производные послелоги: kamr-e=mẽ ком-
ната-КОСВ=В:ПОСЛ ‛в комнате’; kamr-e=k-e pās комната-КОСВ=ГЕН-М.КОСВ рядом
‛рядом с комнатой’. Самостоятельно употребляется она редко, главным образом
в локативном значении. Сочетание простого послелога (по большей части адъек-
тивирующего, т. е. послелога родительного падежа) в косвенной форме со сле-
дующим элементом, как правило, наречного происхождения (здесь pās) рассмат-
ривается как производный послелог. Форма звательного падежа практически
реализуется лишь для некоторых имен. Третьим членом в противопоставлении
первичных форм выступает прямой падеж, являющийся в Х.я. словарной формой
имени. Эта форма выполняет функции субъекта при сказуемом, выраженном не-
переходным глаголом или формами несовершенного вида переходного глагола, а
также неличного и/или неконкретизованного прямого объекта. Формы прямого и
«непрямых» падежей последовательно противопоставлены во множественном
числе существительных, у которых в общекосвенном падеже используется уни-
версальный показатель -õ; в единственном же числе они различаются только у
имен тематического типа мужского рода (на -ā), причем определяются как тако-
вые только в более широком контексте (минимум с послелогом), позволяющем
отличить их от форм прямого падежа множественного числа. На несовпадение
первичных показателей и опирается различие характерных именных словоизме-
нительных типов (см. 2.4.0.).
В т о р и ч н ы е показатели, традиционно определяемые как «простые послело-
ги» (а в последние десятилетия также морфологически бессодержательным тер-
мином «энклитики»), универсальны для всех типов существительных. Присоеди-
няясь к форме общекосвенного падежа как единственного, так и множественного
числа, они передают следующие значения: 1) агенса при сказуемом, включаю-
щем форму совершенного вида переходного глагола, что влечет его оформление
эргативным падежом (ne); 2) личного и/или конкретизованного прямого объекта
(и соответствующего пациенса в пассивной конструкции), субъекта долженство-
вания и экспериенцера, адресата и шире — цели и направления (ko ‛к’);
3) орудийное, социативное и отложительное (se ‛с’, ‛от’); 4) внутренне-местное и
соответствующее направительное (тẽ ‛в’); 5) нахождение на поверхности и соот-
ветствующее направительное (par ‛на’); 6) предела во времени и пространстве, а

также логического предела (tak ‛до’).
В этот же ряд принято ставить так называемый адъективирующий показатель,
выполняющий атрибутивную функцию: образования с ним эквивалентны, с од-
ной стороны, родительному падежу существительных, а с другой — притяжа-
тельным или относительным прилагательным: bāp k-ā ghar отец ПОСЛ:ГЕН-
М.ЕД.ПРЯМ дом:М.ЕД.ПРЯМ ‛дом отца’ и ‛отцов(ский) дом’. От остальных после-
логов он формально обособлен присущей ему парадигмой регулярного словоиз-
менения по типу прилагательного (м. р. ед. ч. прям. п. kā, м. р. ед. ч. косв. п. и
м. р. мн. ч. прям. п. ke, ж. р. kī). Интерпретация сочетаний с простыми послело-
гами в качестве падежных форм является наиболее распространенной, однако ее
принимают не все исследователи. Одним из аргументов против этой интерпрета-
ции служит специфический формальный статус образования с kā, которое пред-
лагается считать особой адъективной формой существительного. В настоящей
статье послелог kā (ke, kī) рассматривается как показатель генитива. Это, однако,
не препятствует тому, чтобы определять сочетание существительного с ним в
части контекстов как адъективную форму.
На эту форму опирается подавлявшее большинство третичных форм суще-
ствительного, образуемых производными послелогами, которые уточняют и кон-
кретизируют пространственные, временные и различные абстрактные отноше-
ния, соответствуя предлогам русского и других европейских языков. Двухкомпо-
нентность подобных аналитических показателей, включающих наряду с
собственно значащим еще и адъективирующий компонент, породила их наиме-
нование «сложные послелоги». Адъективирующий компонент в большинстве
случаев выступает в форме косвенного падежа мужского рода — ke (с послело-
гами andar, bhītar ‛внутри’, ‛внутрь’; bīc ‛посреди’; bāhar ‛вне’; ūраr ‛на’, ‛над’;
nīce ‛под’, ‛внизу’; āge ‛впереди’; sāmne ‛перед’, ‛около’; pahle, pūrv ‛перед’, ‛до’;
bād, paścāt ‛после’; pīche ‛позади’; pās ‛у’, ‛около’; kāraṇ, sabab ‛по причине’;
māre ‛из-за’, ‛вследствие’; liye, vāste ‛для’, ‛ради’; sāth ‛с’; badle ‛вместо’; sivā
‛кроме’; binā, bagair ‛без’ и многими другими). В такого рода сочетания вовле-
каются и английские наречия: ke aupaziṭ ‛напротив’.
В послелогах, вторая часть которых восходит к существительным женского
рода, адъективирующий послелог имеет форму kī (or, taraf ‛к’; apekṣā, ba-nisbat
‛по сравнению с’; tarah, bhā̃ ti ‛подобно’; jagah ‛вмeсто’ и некоторыми другими).
В выражениях сравнения альтернантом ke может выступать se (с pahle, pūrv
‛перед’, ‛до’, āge ‛впереди’). Отдельные послелоги сочетаются с формой обще-
косвенного падежа существительного либо непосредственно, либо через ke
(dvārā ‛посредством’, tale ‛под’, bād, upаrānt ‛после’, ‛спустя’). Послелоги binā и
bagair ‛без’ при герундии употребляются с его косвенным падежом, но без адъ-
ективирующего компонента, причем могут стоять в препозиции к управляемому
им словосочетанию (особенно часто binā): binā dāl-roṭī khā-ye без горох-лепешка
есть-ГЕР.КОСВ = dāl-roṭī khā-ye bagair ‛нe поев гороха и лепешек’, т. е. вообще не
поев. Пополнение класса производных послелогов идет за счет послелогообраз-
ных сочетаний, где значащий компонент оформлен первообразным послелогом
(чаще всего mẽ или se) и представляет собой существительное или неличную
форму глагола: se hokar сквозь быть:АБС ‛через’ (географический пункт, место —
при описании маршрута), ko lekar об брать:АБС ‛о, касательно’.
Существуют также немногочисленные составные послелоги, образуемые соче-

танием простого или сложного послелога с se или tak, например: par se
‛с <поверхности>’, mẽ se ‛изнутри’, ke andar tak ‛до <самой> середины’.
Формы c первичными показателями (синтетические) присущи как субстанти-
вам, так и адъективам; формы со вторичными и третичными — только субстан-
тивам, включая наряду с существительными и местоимениями глагольные фор-
мы субстантивной репрезентации. Адъективы могут в ограниченных контекстах
присоединять некоторые простые послелоги; как правило, присоединение вто-
ричных и третичных показателей к основе прилагательного свидетельствует о
субстантивации последнего.
Типичный способ выражения значения п р и н а д л е ж н о с т и — форма
родительного падежа существительного и притяжательные местоимения. Это
справедливо для случаев, когда посессивные отношения относятся к известной
информации, см. (1). Если отношение принадлежности составляет новую инфор-
мацию (то есть является основным содержанием предложения), то обладаемое
выступает как формальное подлежащее при сказуемом, выраженном глаголом
«быть», тогда как обладатель оформляется в зависимости от типа посессивных
отношений. При отношении неотчуждаемой принадлежности обладатель оформ-
ляется так же, как в первом случае, родительным падежом или адъективиру-
ющим послелогом, см. (2), который, однако, преимущественно в нестандартном
языке, может быть рассогласован с определяемым, см. (3). Значение отчуждае-
мой принадлежности основано на пространственной семантике, посессор оформ-
ляется послелогом ke pās ‛рядом’, ‛у’, см. (4) (т. е. конструкция сходна с рус-
ской «у Х есть Y»).
(1) mer-ī (mohan=k-ī) bahin kal āegī
мой-Ж (Мохан=ГЕН-Ж) сестра завтра приходить:БУД.Ж
‛Моя/Мохана сестра завтра придет’.
(2) mer-ī (mohan=k-ī) bahin hai
мой-Ж (Мохан=ГЕН-Ж) сестра быть:НАСТ.3ЕД
‛У меня (Мохана) есть сестра’.
(3) mer-e (mohan=k-e) tīn beṭiyā͂ haı͂
мой-М.МН (Мохана=ГЕН-М.МН) три дочери быть:НАСТ.3МН
‛У меня (Мохана) три дочери’.
(4) mer-e (mohan=ke) pās yah kitāb hai
мой-КОСВ (Мохан=ГЕН.КОСВ) у эта книга быть:НАСТ.3ЕД
‛У меня (Мохана) есть эта книга’.
Сочетания имен, в том числе глагольных, с послелогами могут выступать как
адвербы: śām=ko вечер=ПОСЛ (со значением направления) ‛вечером’, ā-n-e=par
приходить-ИНФ-КОСВ=на:ПОСЛ ‛по приходе’. В редких случаях существительные
могут использоваться адвербиально и без послелога: subah ‛утро’ и ‛утром’, is ta-
rah этот:КОСВ способ ‛таким образом’, jaldī ‛быстрота’ и ‛быстро’.
2.3.5. Большинство категориальных значений глагола находит выражение в
развитой системе аналитических форм. Синтетические формы словоизменения
немногочисленны. П е р е х о д н о с т ь / н е п е р е х о д н о с т ь глаголов не
имеет регулярного морфологического выражения (ср. ниже каузативы). Эта кате-
гория опирается в Х.я. не только на валентностные характеристики глагола (его

способность или неспособность принимать прямое дополнение), но и на разли-
чие в строении предикативных конструкций. Сказуемое, включающее переход-
ный глагол в форме совершенного вида, требует построения предложения по эр-
гативной конструкции, противопоставленной номинативной, диктуемой формой
переходного глагола несовершенного вида в сказуемом. Ср.:
(5) mohan kitabẽ likh-t-ā hai
Мохан:М.ЕД.НОМ книга:Ж.МН.ПРЯМ писать-ПРИЧ.НЕСОВ-М.ЕД быть:НАСТ.3ЕД
Мохан пишет книги’.
(6) mohan=ne kitabẽ likh-ī haı͂
Мохан:М.ЕД=ЭРГ книга:Ж.МН.ПРЯМ писать-ПРИЧ.СОВ-Ж быть:НАСТ.3МН (ПЕРФЕКТ)
‛Мохан написал книги’.
Поскольку в такой конструкции сказуемое может согласоваться только с не-
оформленным объектом, а объект, выраженный личным местоимением, в силу
присущих ему категориальных черт личности и определенности (ср. выше) все-
гда оформлен послелогом ko или имеет функционально равнозначную синтети-
ческую форму (см. 2.4.0.), частная парадигма форм совершенного вида пере-
ходных глаголов реализуется не полностью — в ней отсутствуют формы 1-го и
2-го лица.
Следует отметить, что граница членения глаголов на переходные и непереход-
ные по названному грамматическому признаку не вполне совпадает с их чисто
валентностным членением (по способности принимать объект). Число таких по-
граничных глаголов невелико, и они объединяются в следующие группы:
1) могут иметь объект, и в этом случае используется альтернативно либо эрга-
тивная, либо активная конструкция: jītnā ‛выигрывать’, ‛побеждать’, hārnā ‛про-
игрывать’, ‛терпеть поражение’, samajhnā ‛понимать’, jannā ‛рождать’, baknā
‛болтать’, bolnā ‛говорить’;
2) могут иметь объект, но не требуют эргативной конструкции: bhūlnā
‛забывать’, lānā ‛приносить’ и некоторые другие. Не употребляется эргативная
конструкция со сложными глаголами, если хотя бы один из ее компонентов не-
переходный.
В обширной группе сложноименных глаголов противопоставление по пере-
ходности/непереходности связано с валентностными характеристиками обра-
зующих глаголов, от которых зависит и форма субъекта предложения. Наиболее
обычные глагольные составляющие сложноименных глаголов — karnā ‛делать’
(переходный) / honā ‛быть’ (непереходный), кроме того переходные denā ‛давать’,
rakhnā ‛держать’: prayukt karnā ‛употреблять’ — prayukt honā ‛употребляться’;
viśvās karnā, viśvās rakhnā — viśvās honā ‛верить’.
Категория з а л о г а проявляется в противопоставлении активных и пассив-
ных форм во всех временах и наклонениях. Пассивные формы образуются при-
соединением спрягаемых форм вспомогательного глагола jānā ‛идти’ к изменя-
ющейся в роде и числе форме причастия совершенного вида значащего глагола:
(7) vah pustak-ẽ likh-t-ā hai
он книга-Ж.МН.ПРЯМ писать:ПРИЧ.НЕСОВ-М.ЕД быть:НАСТ.3ЕД
‛Он пишет книги’.
(8) pustak-ẽ likh-ī jā-t-ī hãi

книга-Ж.МН.ПРЯМ писать:ПРИЧ.СОВ.Ж идти-ПРИЧ.НЕСОВ-Ж быть:НАСТ.3МН
‛Книги пишутся’.
Субъект, если он присутствует, принимает послелог ke dvārā ‛посредством’,
оформление субъекта пассивной конструкции инструментальным послелогом se
в стандартном хинди неприемлемо. Причастия совершенного вида переходных
глаголов имеют пассивное значение. Субъект оборотов, в которых такие причас-
тия выступают в функции определения к объекту, оформляется адъективирую-
щим послелогом: us kī likhī kitābẽ ‛им (букв. его) написанные книги’. Единствен-
ным исключением из правила, согласно которому причастия совершенного вида
переходных глаголов пассивны, являются причастия глаголов, обозначающих
изменение видимых признаков субъекта:
(9) eṛī-vāl-e jūt-e pahn-ī hu-ī aurat
каблук:АДЪЕКТ-М.МН туфель-М.МН надевать-ПРИЧ.СОВ.Ж ВСПОМ:РЕЗТ-ПРИЧ.СОВ.Ж женщина
‛женщина в туфлях на каблуке’ (букв. ‛надевшая’).
Характерно, что отрицательные пассивные формы могут выражать также не-
желание или невозможность совершения действия. В этом случае конструкция,
глагольная форма которой формально совпадает с пассивной, образуется и от не-
переходных глаголов. Это, как правило, инабилитивная конструкция, т. е. выра-
жающая физическую или психологическую неспособность потенциального субъ-
екта совершить действие. Смысловой глагол не имеет объекта, выступает в фор-
ме не причастия, а герундия, субъект — в отличие от пассива — обычно выражен
и имеет форму инструментального падежа:
(10) mujh se rah-ā nahī̃ jā-t-ā
я:КОСВ ИНСТР жить-ГЕР ОТР идти-НЕСОВ-М.ЕД
‛Я <больше> не могу’ (букв. ‛мной не живется’).
Без отрицания эта форма употребляется редко:
(11) calā jā-e
идти:ГЕР идти/уходить-СОСЛ.М.ЕД
‛Пошли!’
По валентностному признаку выделяются к а у з а т и в н ы е глаголы, грам-
матически представляющие подкласс переходных. Следует учитывать, что про-
изводные одной и той же формальной структуры воспринимаются как переход-
ные или как каузативные в зависимости от непереходности или переходности ис-
ходной глагольной основы: ban- ‛быть делаемым’ — ban-ā- ‛делать’: второй член
пары переходный, но не каузативный; kāṭ- ‛резать’ — kaṭ-vā- ‛побуждать к тому
чтобы резать’: второй член этой пары — каузативный глагол. Переходность кау-
зативных глаголов можно практически всегда определить по морфологической
структуре, которая в некоторых случаях отражает также их валентностные ха-
рактеристики. Максимальное количество валентностей четыре: инициатор, по-
средник, исполнитель, объект, см. пример (12), где мать — инициатор, няня —
посредник, ребенок — исполнитель, молоко — объект:
(12) mā͂ ne āyā se bacce ko dūdh pi-l-vā-y-ā
мать ЭРГ няня ИНСТР ребенок ДАТ/АКК молоко:М.ПРЯМ пить-КАУЗ-КАУЗ-ПРОШ.СОВ-М
‛<По указанию> матери няня напоила ребенка молоком’.
Такого рода предложения, хотя и грамматически правильные, в реальном язы-

ковом употреблении почти невероятны. Позиция реального исполнителя дейст-
вия на практике заполняется крайне редко; обычно каузативным конструкциям
присущи два именных члена — инициатор действия (субъект) и объект. Это
справедливо для обеих теоретически выделяемых ступеней каузации: первичных
(контактных) и вторичных (дистантных) каузативов. При каузативах 2-й ступени
производности, теоретически обозначающих «побуждение через посредника к
исполнению кем-то действия над чем-то», чаще всего практически реализуются
те же две валентности. Различию в наборе валентностей может соответствовать
различие в морфологической структуре каузативных основ. Асимметрия системы
каузативных производных вместе с отсутствием строгой формальной регулярно-
сти и возможностью непредсказуемых лексико-семантических девиаций диктует
предпочтительность отнесения их к словообразованию, а не к словоизменению.
Совокупность формально выражаемых в и д о в ы х и связанных с ними зна-
чений представляет в Х.я. достаточно сложную картину, чем порождаются зна-
чительные расхождения в предлагаемых толкованиях категории вида в этом язы-
ке. Все формы, определяемые в различных описаниях Х.я. как видовые, могут
быть по их строению разделены на три группы: 1) первичные словоизменитель-
ные; 2) вторичные словоизменительные; 3) словообразовательные (лексические).
Здесь необходимо предварительно оговорить наше представление глагольных
форм Х.я. Подавляющее большинство видо-временны́х форм глагола представлено
в Х.я. аналитическими образованиями, складывающимися из той или иной не-
предикативной формы значащего глагола и различных вспомогательных глаголов.
Сочетания со вспомогательным глаголом honā ‛быть’ (он же — связка), несущим
чисто грамматическое значение и неизменно занимающим конечную позицию в
любом аналитическом сочетании (сложно-интенсивный глагол ho jānā ‛стать’ мы
относим к лексическим образованиям, см. 2.5.2.), признаются первичными. Они
составляют ядро регулярной словоизменительной парадигмы глагола. Структуры
со вспомогательными глаголами, включаемыми в аналитическую словоформу ме-
жду значащим глаголом и первичным вспомогательным, признаются вторичными.
Первичные аналитические формы опираются на три типа причастий значащего
глагола: несовершенного вида с суффиксом -t- (м. р. ед. ч. -tā: likh-t-ā), совер-
шенного вида с суффиксом -0-/-y-; -0- при основах с исходом на согласный, -y- —
при основах с исходом на гласный (м. р. ед. ч. -ā-/-yā-: likh-0-ā писать-ПРИЧ.СОВ-
М.ЕД, khā-y-ā есть-ПРИЧ.СОВ-М.ЕД) и продолженного (или прогрессивного) вида с
аналитическим показателем rah-, представляющим собой основу глагола со зна-
чением ‛оставаться’ (м. р. ед. ч. rah-ā: likh rah-ā писать:ОСН ВСПОМ:ПРОГР-М.ЕД).
Основную видовую оппозицию образуют несовер шенный (имперфектив-
ный) и совер шенный (перфективный) вид. Их частотность значительно вы-
ше и сфера употребления шире, чем продолженного (пр огр ессивного) вида,
который сложился в Х.я. позже двух других. Сферы употребления видовых форм
частично пересекаются. К причастиям присоединяется один и тот же набор форм
первичного вспомогательного глагола. Такие образования принято трактовать
как формы морфологического (словоизменительного) выражения вида: несовер-
шенного, совершенного и продолженного/прогрессивного (см. 2.4.0.).
Причастия, являющиеся основными носителями значения грамматического
вида в Х.я., входят в личные формы, см. (13), (14), (15), выступают в роли опре-
деления, см. (16), (17), (18), а в значении несовершенного вида используются

также адвербиально наряду с деепричастиями, см. (19), (20). Деепричастия со-
вершенного и несовершенного вида являются формой, производной от причас-
тий, отличаясь от них неспособностью к словоизменению (исход на -е). Еще одна
форма, выражающая значение совершенного вида, — абсолютив, который выра-
жает действие, предшествующее другому действию. Остальные неличные формы
либо нейтральны по грамматическому виду, либо их видовое значение стерто.
Примеры на выражение грамматического вида в сказуемом (см. также 2.3.6.,
примеры (41)–(43)).
(13) mer-ī bahin hameśā khūd khānā banā-t-ī hai
мой-Ж сестра всегда сам еда:М.ПРЯМ делать-НЕСОВ-Ж быть:НАСТ.3ЕД
‛Моя сестра сама готовит еду’.
(14) āj mer-ī bahin khūd khānā banā rah-ī hai
сегодня мой-Ж сестра сам еда делать:ОСН ВСПОМ:ПРОГР-Ж быть:НАСТ.3ЕД
‛Сегодня моя сестра сама готовит еду’.
(15) āj mer-ī bahin ne khūd khānā banā-y-ā hai
сегодня мой-Ж сестра ЭРГ сам еда:М готовить-СОВ-М быть:НАСТ.3ЕД
‛Сегодня моя сестра сама приготовила еду’.
Выражение грамматического вида в определительной конструкции:
(16) jalt-e cūlh-e k-e pās mat ānā
гореть-М.КОСВ очаг-М.ЕД.КОСВ ГЕН-КОСВ рядом ЗАПР подойти:ИМП
‛Не подходи к горящему очагу!’
(17) jal rah-e dīye se dhuā͂ nikal
гореть:ОСН ВСПОМ:ПРОГР-М.КОСВ светильник из:ПОСЛ дым:М.ЕД выходить:ОСН
rah-ā th-ā
ВСПОМ:ПРОГР-М быть:ПРОШ-М.ЕД
‛От горящего светильника шел дым’.
(18) jal-ī hu-ī ũglī par marham
гореть-ПРИЧ.СОВ.Ж ВСПОМ:РЕЗТ-Ж палец:Ж на:ПОСЛ пластырь
lagā do
прикладывать:ОСН давать:ИМП
‛Наложи пластырь на обожженный палец’.
Выражение грамматического вида в адвербиальных оборотах:
(19) bāgaṛ k-e gal-e se jhuṅkī khol-t-ī
козел ГЕН шея-М.ЕД.КОСВ от:ПОСЛ колокольчик отвязывать-ПРИЧ.НЕСОВ-Ж
(khol-kar) campiyā bol-ī...
(отвязывать-АБС) Чампия:Ж говорить-ПРОШ.СОВ.Ж.ЕД
‛Снимая (сняв) колокольчик с шеи козла, Чампия сказала...’
(20) ṭī vī dekh-te dekh-te bacc-e so
телевизор смотреть-ДЕЕПР.НЕСОВ РЕДУПЛ дитя-М.МН.ПРЯМ спать:ОСН
ga-e
идти-ПРОШ.СОВ.М.МН
‛Дети смотрели, смотрели телевизор и уснули’.
Вторичные аналитические формы, относимые к категории вида, обозначают

с п о с о б п р о т е к а н и я действия, или с о в е р ш а е м о с т ь (Aktionsart).
Выделение этой категории, несомненно, рационально, однако условно, посколь-
ку, во-первых, формальные отношения между ее членами не парадигматичны, а
во-вторых, они во всех контекстах факультативны. В их образовании участвуют
разные неличные формы смыслового глагола и разные функциональные глаголы.
Сюда относятся формы, обозначающие следующие способы действия: длитель-
ный, или дуративный (причастие несовершенного вида + глагол rah- ‛оставаться’),
см. (21); длительно-прогрессивный, или дуративно-прогрессивный (причастие
несовершенного вида + глагол jā- ‛идти, уходить’; при обозначении действия,
предшествующего моменту речи и развивающемуся вплоть до него, используется
глагол ā- ‛приходить’), см. (22); многократный, или фреквентатив (герундий +
глагол kar- ‛делать’), см. (23), а также 2.4.0., таблицу «Характерные вторичные
аналитические формы глагола».
(21) cācā jī bol-t-e rah-e
дядя ГОН.ЧАСТ говорить-НЕСОВ-М.МН ВСПОМ:ДУР-М.МН
aur maı͂ sun-t-ā rah-ā
а я слушать-ПРИЧ.НЕСОВ-М.ЕД ВСПОМ:ДУР-ПРОШ.СОВ.М.ЕД
‛Дядя продолжал говорить, а я продолжал слушать’ или ‛Дядя все говорил
(и говорил), а я все слушал (и слушал)’.
(22) berozgārī baṛh-t-ī jā rah-ī hai
безработица:Ж расти-ПРИЧ.НЕСОВ-Ж идти:ОСН:ДУРПРОГР ВСПОМ:ПРОГР-Ж быть:НАСТ.3ЕД
‛Безработица (все время) растет’.
(23) laṛke mohan ko pīṭā kar-t-e th-e
мальчики Мохан ДАТ/АКК бить:ГЕР делать:ФРЕКВ-ПРИЧ.НЕСОВ-М.МН быть:ПРОШ-М.МН
‛Мальчики постоянно били Мохана’.
И н х о а т и в выражается помимо лексических средств (сложно-именные
глаголы со значением «начало делать») сочетанием косвенной формы инфинити-
ва с глаголом lag- ‛прилагаться’:
(24) laṛkī ha͂ s-n-e lag-ī
девочка смеяться-ИНФ-КОСВ прилагаться-ПРОШ.СОВ.Ж
‛Девочка засмеялась’ (т. е. ‛начала смеяться’).
Средством выражения т е р м и н а т и в н о с т и являются сложные (так
называемые сложно-интенсивные) глаголы, представляющие собой переходное
явление между словоизменением и словообразованием. Они образуются присо-
единением к основе (или, что этимологически более точно, к совпадающему с ней
усеченному деепричастию) значащего глагола спрягаемых форм относительно
небольшой группы глаголов, определяемых как «векторные», «модифициру-
ющие», «образующие» и пр., которые подвергаются процессам десемантизации и
грамматикализации, однако сохраняют остаточную собственную семантику (см.
2.5.2.). Векторными они называются потому, что всем им присуща сема движе-
ния, и одно из типичных, хотя и необязательных, значений, которые они сооб-
щают, — направление действия и/или его влияние на участников ситуации. Тер-
мин «модифицирующие» отражает, однако, их функции точнее других. Наиболее
обычны в этой роли глаголы jā- ‛идти, уходить’, de- ‛давать’, ā- ‛приходить’, le-
‛брать’, ḍāl- ‛бросать’. Большинство простых глаголов нейтрально по термина-

тивности и противостоит сложно-интенсивным, однозначно выражающим эту
категорию, ср. (25) и (26). В (25) сказуемое, выраженное простым глаголом со-
вершенного вида, допускает двоякую интерпретацию: действие либо доведено до
своего логического предела, т. е. книга прочитана до конца, либо прервано, т. е.
Мохан не дочитал книгу. В (26) эта двузначность снимается сложно-интенсив-
ным глаголом: Мохан прочел книгу до конца.
(25) mohan ne is kitāb ko paṛhā
Mохан ЭРГ этот:КОСВ книга ДАТ/АКК читать:ПРОШ.СОВ
‛Мохан читал эту книгу’.
(26) mohan ne is kitāb ko paṛh liyā
Mохан ЭРГ этот:КОСВ книга ДАТ/АКК читать:ОСН брать:ПРОШ.СОВ
‛Мохан прочел эту книгу’.
Помимо чисто грамматического сложно-интенсивным глаголам присуще вы-
раженное экспрессивное содержание, что определяет широкое использование их
в разговорной речи. Сложно-интенсивные глаголы могут выступать не только в
словоизменительных формах совершенного вида, которые наиболее обычны для
них, но и в некоторых формах несовершенного вида, обозначая в этом случае по-
следовательность повторных разовых действий:
(27) mohan apnī mā͂ ko ciṭṭhiyā͂ likh detā hai
Мохан своя мать ДАТ/АКК письма писать давать:ПРИЧ.НЕСОВ быть:НАСТ.3ЕД
‛Мохан пишет письма своей матери’.
Сложно-интенсивные глаголы несовместимы с инхоативным значением, фор-
мами продолженного вида, дуративного и дуративно-прогрессивного способа
действия, практически не употребительны во фреквентативе. За редкими исклю-
чениями они не употребляются с отрицанием. Основной принцип сочетаемости
значимых и модифицирующих глаголов — совпадение по переходности/непере-
ходности. Этот принцип иногда нарушается, придавая глагольному композиту
дополнительное экспрессивное значение. Сложно-интенсивные глаголы являют-
ся переходными, если оба их члена переходные.
Сходные сочетания двух глаголов, первый из которых, несущий основную
смысловую нагрузку, выражен основой, образуются регулярно на грамматиче-
ском уровне и зачастую представляют собой сериальные глагольные конструк-
ции, в которых основа проявляет свое исходное значение абсолютива. Различить
эти грамматические образования и в определенной мере лексикализованные
сложно-интенсивные глаголы не всегда возможно.
Значение терминативности выражается также сложным глаголом, состоящим
из основы смыслового глагола и непереходного образующего комплетивного
cuknā ‛заканчивать(ся)’, неспособного употребляться самостоятельно: mohan is
kitāb ko paṛh cukā hai ‛Мохан эту книгу (уже) прочел’.
Значения в р е м е н и и н а к л о н е н и я выражаются средствами одного
порядка — типом личных окончаний синтетической формы или вспомогательно-
го глагола, образующего аналитическую форму. В личных формах изъявительно-
го наклонения темпоральные характеристики связаны с аспектуальными по тому
же структурному принципу, который объединяет модальные и аспектуальные в
косвенных наклонениях, исключая императив и оптатив. Выражение побуждения

структурно обособлено от прочих спрягаемых форм: императив и оптатив не ук-
ладываются в общую симметричную систему. Их выделяет не только неполнота
парадигмы словоизменения по лицам (только 2-е лицо), но и отсутствие аналити-
ческих форм. С местоимением 2-го лица единственного числа соотносится форма
глагола, равная основе, выражающая грубое приказание или ласковое побужде-
ние и противостоящая нейтральной форме, соотносимой с местоимением 2-го
лица множественного числа, ср.:
(28) (tū) yahā͂ se jā
(ты) отсюда ПОСЛ уходить:ИМП.2ЕД
‛Пошел вон /иди отсюда!’
(29) (tum) yahā͂ se jāo
(ты/вы:МН) отсюда ПОСЛ уходить:ИМП.2МН
‛Уходи/уходите (вы все) отсюда!’
В роли императива множественного числа используется также инфинитив,
обозначающий побуждение к немедленному действию, соответственно, менее
вежливое чем нейтральная форма на -о. К императиву примыкают формы повы-
шенной вежливости (оптатив) на -iye и почтительная форма на -iyegā (формально
3-го лица), соотносящаяся с местоимением āр ‛Вы’, а также устаревшая форма на
-iyo (-iyoge), соотносящаяся с tum ‛вы’.
М о д а л ь н о с т ь. Для выражения эпистемической модальности использу-
ются предположительное, сослагательное и условное наклонения, противосто-
ящие изъявительному, которому, в отличие от непрямых наклонений, присуща
дейктическая категория времени (см. 2.3.6.). Они перечислены здесь в порядке
убывания вероятности действия: от высокой, выражаемой предположительным
наклонением, до ее отсутствия, выражающегося условным, или ирреальным, на-
клонением. Их парадигмы включают простые (синтетические) формы, нейтраль-
ные по виду, и аналитические, в которых вид выражается, как и в изъявительном
наклонении, причастиями, а модальность, лицо и число — вспомогательным гла-
голом. В первичных аналитических формах это глагол «быть». Формы продол-
женного вида и вторичные аналитические формы со значением способа действия
в непрямых наклонениях встречаются реже, чем в изъявительном. Формы всех
наклонений подвергаются пассивизации. Основная сфера употребления сослага-
тельного и условного наклонений — сложноподчиненные предложения с услов-
ным придаточным (см. 2.5.4.).
Предположительное наклонение тесно связано с будущим временем. По-
скольку его простая форма совпадает с формой будущего, эта часть его парадиг-
мы представлена лишь несколькими случаями использования глагола ho- ‛быть’
в предположительном значении: ab do baje hõge ‛Сейчас, должно быть, два часа’,
букв. ‛будут’. Вспомогательный глагол, несущий в сложных формах значение
предположительной модальности, также совпадает с формой будущего времени.
Примеры несовершенного (30), совершенного (31) и продолженного (32) вида:
(30) mohan ab apne gā͂v mẽ rah-t-ā h-og-ā
Мохан теперь свой:КОСВ деревня в жить:ПРИЧ.НЕСОВ быть-ПРЕДП.3ЕД-М.ЕД
‛Мохан теперь, скорее всего, живет у себя в деревне’.
(31) cācā jī ne inhẽ das hazār rupaye pakṛā-e

дядя ГОН.ЧАСТ ЭРГ они:ДАТ десять тысяч рупий:М.МН вручать:ПРОШ.СОВ.М.МН
h-õg-e
быть-ПРЕДП.МН-М.МН
‛Дядя им тысяч десять рупий вручил’.
(32) mā͂ so rah-ī h-og-ī
мама спать:ОСН ВСПОМ:ПРОД-Ж быть-ПРЕДП.3ЕД-Ж
‛Мама <сейчас>, должно быть, спит’.
Сослагательное наклонение передает возможность совершения действия
(допустимое будущее), пожелание, намерение, в осуществлении которого гово-
рящий не уверен, опасение, неопределенность, предположительность, редко так-
же нереальность. Синтетические формы, в том числе вспомогательного глагола
«быть», имеют специальный набор личных окончаний (см. 2.4.0.). Приведенные
выше формы предположительного наклонения легко перевести в сослагательное
путем замены вспомогательного глагола в (30) и (32) на ho сослагательного на-
клонения 3-го лица единственного числа, в (31) — на hõ сослагательного накло-
нения 3-го лица множественного числа. Значения пожелания, вежливой просьбы,
опасения, см. (33), неопределенности, в том числе неограниченной дистрибутив-
ности, см. (34), свойственны только сослагательному наклонению; чаще всего
оно употребляется в условных сложноподчиненных предложениях.
(33) kahī͂ baccā bīmār na paṛ jā-e
где-то ребенок больной ОТР падать:ОСН идти-СОСЛ.3ЕД
‛Как бы ребенок не заболел’.
Отметим, что в этой конструкции возможны только сложно-интенсивные гла-
голы, выражающие терминативное значение (ср. соответствующее употребление
глаголов совершенного вида в русском языке).
(34) jo ā-e use andar ā-n-e
кто:ОТНОС.ПРЯМ приходить-СОСЛ.3ЕД он:ДАТ/АКК внутрь приходить-ИНФ-КОСВ
do
давать:ИМП.2МН
‛Впускай каждого, кто придет’.
Синтетические формы усло вного наклонения совпадают (за исключением
формы множественного числа женского рода) с причастием несовершенного ви-
да. Соответственно, в аналитических формах значение условной модальности
(действие, которое мыслится как вообще нереальное или не осуществившееся)
передает вспомогательный глагол ho-t-ā (-e, -ī, -ī͂ ), в окончаниях которого выра-
жены род и число. В простых предложениях значение условного наклонения —
неосуществимое желание или сожаление о чем-то невозможном, как правило,
сопровождается междометием kāś ‛о, если бы!’ в начале предложения, ср. (35) —
пожелание, противоречащее действительности, т. е. сегодня очень жарко:
(35) kāś āj itnī garmī na ho-t-ī
если.бы сегодня такая жара:Ж ОТР быть-УСЛ-Ж.ЕД
‛Вот бы сегодня не было такой жары!’
Интенционально сть выражается помимо простой формы сослагательного
наклонения (maĩ khiṛkī kholū͂ ‛Я, (пожалуй), открою окно’) сочетанием косвен-
ного падежа инфинитива с показателем -vāl-, присоединяющим родо-числовые

окончания:
(36) maĩ unke pās jā-n-e-vāl-īhū͂
я они:АДЪЕКТ.КОСВ рядом идти-ИНФ-КОСВ-ИНТ-Ж
‛Я собираюсь пойти к ним’.
Возможность выражается, помимо сослагательного наклонения и (ин)аби-
литативной конструкции, также сложным глаголом, включающим основу смы-
слового глагола и вспомогательный глагол saknā ‛мочь’, см. (37). В этом случае
модальность обусловлена качествами личности или внешними обстоятельствами.
Аналогично saknā употребляется глагол pānā ‛получать’ (преимущественно с отри-
цанием), изменяющий в этом случае свои лексические и грамматические свойства.
(37) sītā baṛhiyā khānā banā sak-t-ī hai
Сита превосходная еда делать:ОСН мочь-ПРИЧ.НЕСОВ-Ж быть:НАСТ.3ЕД
‛Сита может/умеет превосходно готовить’.
Основным средством выражения необходимости служит герундив (причас-
тие необходимости). Он использует тот же суффикс -n-, что и инфинитив, за ко-
торым следуют родо-числовые окончания, определяющиеся при переходных гла-
голах теми же правилами согласования, что и в эргативной конструкции, тогда
как при непереходных глаголах герундив совпадает по форме с инфинитивом
(исход на -nā). В конструкциях необходимости субъект стоит в форме дательного
падежа, герундив вступает в сочетания с а) cāhiye — неизменяемой формой гла-
гола cāhnā ‛хотеть, любить’, см. (38), б) глаголом honā ‛быть’, см. (39), в) глаго-
лом paṛnā ‛падать’, см. (40). Различия в значении: а) действие полезно для субъ-
екта; б) нейтральное отношение субъекта к действию, «осознанная необходи-
мость»; в) принуждение, действие вопреки желанию субъекта. Эти конструкции
выступают в разных временны́х и модальных формах.
(38) mohan ko jānā cāhiye
Мохан ДАТ/АКК идти:ГЕРВ/ИНФ хотеться
‛Мохану надо идти’.
(39) mohan ko jaldī ciṭṭhī likh-n-ī th-ī
Мохан ДАТ/АКК быстро письмо:Ж писать-ГЕРВ-Ж быть:ПРОШ-Ж
‛Мохану надо было срочно написать письмо’.
(40) mohan ko jaldī tīn lekh likh-n-e
Мохан ДАТ/АКК быстро три статья:М.МН.ПРЯМ писать-ГЕРВ-М.МН
paṛ-e
падать-ПРОШ.СОВ.М.МН
‛Мохану пришлось срочно написать три статьи’.
Условное и уступительное значение выражаются преимущественно соответст-
вующими типами сложноподчиненных предложений (см. 2.5.3.). Возможность
выражения условного значения неличными глагольными формами зависит от их
семантического соотношения со сказуемым. Уступительное значение является
производным от отношений таксиса, выраженных инфинитивом или дееприча-
стием в сложной форме (сообщает дополнительное стативное значение) с части-
цей ‛даже’: sun-ne par bhī слышать-ИНФ.КОСВ на:ПОСЛ даже ‛даже услышав’, sun-
te hu-e bhī слышать-ДЕЕПР.НЕСОВ быть:СТАТ даже ‛даже слушая’.
2.3.6. Категория л и ц а, присущая глаголу, выражается в первичных синте-

тических формах императива, сослагательного наклонения и будущего времени,
а в аналитических формах настоящего и будущего времени, а также сослагатель-
ного и предположительного наклонений — через вспомогательный глагол.
В прошедшем времени и в условном наклонении это противопоставление ней-
трализуется, равно как и в формах, требующих эргативной конструкции. В имени
категория лица представлена личными местоимениями (1-го и 2-го лица; в функ-
ции 3-го выступают указательные).
Категория в е ж л и в о с т и (г о н о р а т и в н о с т и) проявляется в упо-
треблении местоимений 2-го лица и соответствующих глагольных, в первую оче-
редь побудительных (см. 2.3.5.) форм: tū ‛ты’ — фамильярное; tum ‛ты’, ‛вы’ —
нейтральное, глагол при нем имеет форму 2-го лица множественного числа; āр
‛Вы’ — почтительное, согласуется с глаголом в 3-м лице множественного числа.
Категория о п р е д е л е н н о с т и в имени находит непосредственно грам-
матическое выражение только через форму прямого дополнения, принимающего
послелог ko в случаях, когда подразумевается определенный (конкретизирован-
ный) объект, в противовес неоформленному неопределенному. Она затемняется,
однако, аналогичным оформлением персональных имен, противостоящих непер-
сональным (см. 2.3.2.). Перифрастическим средством выражения определенности
служат указательные местоименные прилагательные yah ‛этот’ и vah ‛тот’; неоп-
ределенности — местоимение koī ‛какой-то’ и числительное ek ‛один’.
Помимо синтаксических (см. 2.5.3.) и просодических средствами выражения
э м ф а з ы и ф о к у с а служат частицы, располагающиеся за словом, которое
они выделяют (mohan hī āyā ‛Именно/только Мохан пришел’), эмфатические
формы местоимений, повтор и пр.
Средствами п р о с т р а н с т в е н н о й о р и е н т а ц и и служат местоиме-
ния и наречия ближнего (уah ‛этот’, yahā͂ ‛здесь’, ‛сюда’, idhar ‛сюда’) и дальнего
плана (vah ‛тот’, vahā͂ ‛там’, ‛туда’, udhar ‛туда’). К этой группе слов можно отнес-
ти некоторые прилагательные и производные от них наречия, в том числе входя-
щие в состав сложных послелогов (см. 2.3.1.): dāyā͂/dāyẽ ‛правый/справа’, bāyā͂/
bāyẽ ‛левый/слева’, ke nīce ‛под’ (< nīce ‛низко’ < nīcā ‛низкий’), ke sāmne ‛впере-
ди’ (< косв. п. sāmnā ‛противостояние’), глаголы ānā ‛приходить’, jānā ‛уходить’
и др. Простые послелоги mẽ ‛в’, par ‛на’ обозначают местонахождение и движение.
А н а ф о р и ч е с к и м и средствами являются указательно-личные и отно-
сительные местоимения, а также их производные. Переключение референции
Х.я. не свойственно; редкие употребления такого рода принято объяснять влия-
нием английского языка.
Х.я. различает три абсолютных в р е м е н и: настоящее, прошедшее, буду-
щее. Для настоящего и прошедшего характерны структурно аналогичные наборы
первичных аналитических форм, в которых причастия обозначают видовые ха-
рактеристики действия, а временнóе значение выражается вспомогательным гла-
голом. В примерах (41), (42), (43) видовое значение совмещено альтернативно с
настоящим и прошедшим временем вспомогательного глагола:
(41) mer-ī bahin hameśā khūd khānā banā-t-ī hai (th-ī)
моя сестра всегда сам еда:М.ПРЯМ делать-НЕСОВ-Ж быть:НАСТ.3ЕД (ПРОШ-Ж.ЕД)
‛Моя сестра всегда сама готовит (готовила) еду’.
(42) āj mer-ī bahin khūd khānā banā

сегодня моя сестра сама еда делать:ОСН
rahī hai (th-ī)
ВСПОМ:ПРОГР-Ж быть:НАСТ.3ЕД (ПРОШ-Ж.ЕД)
‛Сегодня моя сестра сама готовит (готовила) еду’.
(43) mer-ī bahin ne khūd khānā banā-y-ā hai (th-ā)
моя сестра ЭРГ сама еда:М готовить-СОВ-М быть:НАСТ.3ЕД (ПРОШ-М.ЕД)
‛Моя сестра сама приготовила еду’.
Видо-временные формы: в (41) настоящее/про шедшее о бщее, т. е. дейст-
вие, регулярно совершающееся или совершавшееся; в (42) настоящее/пр о -
шедшее продолженное, т. е. действие представлено как процесс, ограничен-
ный во времени; в (43) настоящее совершенно е (перфект) и предпр о -
шедшее (плюсквамперфект), свидетельствующие о том, что выделяются два
уровня прошедшего времени. В прагматическом дискурсе две формы в послед-
нем примере требуют разных обстоятельств времени или контекстов. Употребле-
ние формы настоящего совершенного предполагает, что результат действия —
приготовленная еда — имеется в момент говорения или из этого действия выте-
кают какие-либо релевантные для настоящего или будущего последствия. Уме-
стно, например, наречие āj ‛сегодня’. Форма предпрошедшего времени нуждает-
ся в отнесенности к отдаленному прошлому, например:
(44) tīn sāl pahle ham merī bahin ke ghar ga-e
три год раньше мы моя:Ж сестра АДЪЕКТ:КОСВ дом идти-ПРИЧ.СОВ.М.МН
th-e
быть:ПРОШ.М.МН
‛Три года назад мы были у моей сестры’.
(45) tab us-ne khūd khānā banā-y-ā th-ā
тогда он(а)-ЭРГ сам еда:М готовить-ПРИЧ.СОВ-М быть:ПРОШ-М.ЕД
‛Тогда она сама готовила /приготовила еду’.
Прошедшее совершенное представлено синтетической формой, совпадающей
с причастием совершенного вида (за исключением выраженного в ней множест-
венного числа женского рода) и лишенной собственно временны́х показателей:
kutt-ā ā-y-ā (м. р. ед. ч.) ‛Пёс пришел’, kutt-e ā-e (м. р. мн. ч.) ‛Псы пришли’, billī
ā-y-ī (ж. р. ед. ч.) ‛Кошка пришла’, billiyā͂ ā-ī͂ (ж. р. мн. ч.) ‛Кошки пришли’. В са-
мостоятельном употреблении эта форма обозначает действие, законченное в
прошлом, тогда как в условных придаточных она передает не временной план, а
таксисное отношение — предшествование сказуемому главного предложения
(см. 2.5.4., пример (64)). Вторая синтетическая форма в сфере настоящего и про-
шедшего совпадает с причастием несовершенного вида (также за исключением
формы множественного числа женского рода), имеет родо-числовую — но не
временную — флексию, выражает хабитуальное значение, относимое к обоим
временным планам, но по большей части к плану прошлого. Смысловое отличие от
простой формы условного наклонения определяется исключительно контекстом.
Будущее время имеет только синтетическую (простую) форму, поскольку
аналитические конструкции, которые могли бы быть соотнесены с ним по соста-
ву (и которые описываются как будущее в некоторых грамматиках Х.я.), имеют
модальное значение и выделяются в предположительное наклонение (см. 2.3.5.).

Синтетическая форма будущего времени (основа + показатель будущего време-
ни, лица, числа + родо-числовое окончание: likh-ū͂g-ā/ī писать-БУД.1ЕД-М/Ж.ЕД
likh-eg-ā/ī писать-БУД.2/3ЕД-М/Ж.ЕД и т.д.), строго говоря, нейтральная по аспек-
ту, воспринимается в первую очередь как совершенная.
Т а к с и с. Относительные темпоральные отношения между не одновремен-
ными действиями могут выражаться иконически — последовательностью лич-
ных глагольных форм (rām (ном.) āyā aur usne (эрг.) kahā... ‛Рам пришел и ска-
зал...’), или же действия, предшествующие сказуемому, передаются абсолютивом
(rāmne (эрг.) ākar kahā ‛Придя, Рам сказал...’), инфинитивом с послелогом par
‛на’ (āne par ‛по приходе’), а также деепричастием несовершенного вида с огра-
ничительно-выделительной частицей hī, что обозначает незамедлительное следо-
вание одного действия за другим (āte hī rām ne kahā ‛Как только Рам пришел, он
сказал...’), реже в этой функции используются еще некоторые неличные формы.
Последовательность личных глагольных форм обычна, если они разносубъектны.
При одном и том же субъекте предшествующее действие редко выражается лич-
ной формой (как в приведенном выше примере при глаголе ānā), обычным сред-
ством выражения таксиса в этом случае служит абсолютив. Действие, одновре-
менное главному, выражается деепричастием несовершенного вида.
Глагольное словоизменение в целом отличается в Х.я. весьма высокой регу-
лярностью, что позволяет рассматривать как словоизменительные все неличные
формы глагола — субстантивные, адъективные и адвербиальные. Это тем более
целесообразно, что на них опираются в значительной своей части аналитические
личные формы.
О т р и ц а н и е. Морфологическая реализация отрицания ограничена конст-
рукцией с послелогами (ke) binā, (ke) baghair ‛без’ при герундии (binā ПОСЛ:без
dāl-roṭī горох-лепешка khā-ye есть-ГЕР.КОСВ = dāl-roṭī khā-ye bagair ПОСЛ:без ‛нe
поев гороха и лепешек’, т. е. вообще не поев), а также заимствованными, пре-
имущественно из санскрита и персидского, отрицательными префиксами, кото-
рые иногда встречаются в сочетании с лексически значимыми морфемами, отно-
сящимися к новоиндоарийской части словаря Х.я. (тадбхава): скр.-хин. an-paṛh
не-читать:ОСН ‛неграмотный’, перс.-хин. be-ghar без-дом ‛бездомный’.
Общее отрицание — nahī̃ ‛нет’. Оно же употребляется приглагольно, обычно
препозитивно, при формах изъявительного наклонения, при этом первичный
вспомогательный глагол часто опускается, особенно в прошедшем времени. За-
прет выражается частицами mat (категоричный), na (нейтральный); использова-
ние при вежливой форме частицы mat противоречит правилам нормативного Х.я.
Частица па употребляется только препозитивно, постпозитивное употребление
nahī̃ и mat является средством эмфазы. Отрицательные формы косвенных накло-
нений используют ту же отрицательную частицу na, что и нейтральная и вежли-
вая побудительные формы. nahī̃ при косвенных наклонениях противоречит нор-
мативному употреблению, но может употребляться при них как эмфатическое
отрицание. Отрицание двух однородных членов предложения выражается час-
тицей na, которая может стоять либо перед каждым из них, либо только перед
вторым: bacce ne (na) dūdh piyā na khicṛī khāī ‛Ребенок ни молока не пил, ни ка-
ши не ел’.
2.3.7. В соответствии со сказанным выше в Х.я. выделяются следующие се-

мантико-грамматические разряды слов (части речи):
— имена: существительные, прилагательные, числительные;
— наречия;
— местоимения, грамматически повторяющие структуру именных разрядов и
наречий;
— глаголы, включая их регулярные неличные формы;
— служебные слова: вспомогательный глагол-связка и частицы, к которым от-
носятся послелоги, союзы, собственно частицы (утвердительные, отрицательные,
эмфатические);
— междометия.
Существительным и прилагательным присущи категории рода, числа и паде-
жа. В сочетании с числительными существительные со значением меры, как пра-
вило, не реализуют форму косвенного падежа множественного числа: do mīl kī
dūrī par ‛на расстоянии в две мили’, тогда как соотношение чисто грамматиче-
ских категорий требует do mīlõ kī. Не принимает форму косвенного падежа мно-
жественного числа и первое слово в парных сочетаниях синонимичных или
близких по значению существительных. Это значение выражено только у суще-
ствительного, стоящего непосредственно перед послелогом, относящимся к обо-
им членам сочетания: laṛk-e laṛkiy-õ ko юноша-МН.ПРЯМ девушка-МН.КОСВ
ДАТ/ВИН ‛юноше и девушке’. Это правило действует и в том случае, если сущест-
вительные соединены союзом. Послелоги (в первую очередь эргативный) могут
быть отделены от существительного, к которому они относятся, придаточным
предложением.
В с р а в н и т е л ь н о й конструкции «эталон», с которым ведется сравне-
ние, оформлен обычно послелогом se, а качественное прилагательное выступает
предикативным членом: hāthī ghoṛe se baṛā hai ‛Слон больше лошади’; yah
imārat sab se ū̃ cī hai ‛Это здание выше всех’. В первом случае это — сравнитель-
ная конструкция, во втором по той же модели выражена превосходная степень
прилагательного: отправным пунктом сравнения являются «все» объекты того же
лексического класса, т. е. ‛все <здания>‘. Вместо местоимения эталоном сравне-
ния может служить то же самое прилагательное: ū̃cī se ū̃cī высокое от высокого
‛самое высокое’. Ограниченно используются также суффиксы степеней сравне-
ния, заимствованные из санскрита (-tar, -tam), и, естественно, соответствующие
формы санскритских и персидских прилагательных.
Х.я. отличается многообразием н е л и ч н ы х ф о р м г л а г о л а. Они ис-
пользуются в составе личных аналитических форм и в функциях, определяющих-
ся их категориальными характеристиками, общими с именами. Имеется два гла-
гольных существительных — инфинитив и герундий, три аспектуальных типа
причастий (совершенное, несовершенное и продолженное/прогрессивное), ге-
рундив, деепричастия совершенного и несовершенного вида, а также абсолютив.
Деепричастия и герундий морфологически связаны с причастиями, инфинитив —
с герундивом. Лишь абсолютив стоит формально особняком, но используется в
ряде контекстов, общих с деепричастием совершенного вида. Причастия совер-
шенного и несовершенного вида имеют простую форму и сложную, включаю-
щую как второй элемент причастие совершенного вида вспомогательного глаго-
ла honā ‛быть’, маркирующее причастие совершенного вида как результативное,

а причастиe несовершенного вида как стативное: mez ke nīce paṛā pen / paṛā huā
pen ‛под стол упавшая ручка’ / ‛под столом лежащая ручка’, сложное (результа-
тивное) причастие передает состояние, длящееся после действия, т. е. «ручка
упала и осталась лежать»; sotā / sotā huā baccā ‛спящий ребенок’, сложное при-
частие подчеркивает продолжительность действия.
Возможно, следует выделять помимо герундия, формально близкого причас-
тию совершенного вида (на -ā), второй герундий, совпадающий с косвенной
формой причастия (или с деепричастием) несовершенного вида. Эта форма на -te,
за которой следует ограничительно-выделительная частица hī, употребляется в
одном-единственном контексте, обозначая действие, немедленно предшествую-
щее другому (см. 2.3.2.). Субъект-личность является определением к этой форме:
mā͂ ke andar āte hī мама ГЕН внутрь входить:ПРИЧ.НЕСОВ.КОСВ ЧАСТ ‛как только
мама вошла’, неодушевленные субъекты стоят в прямом падеже. Следует отме-
тить, что в этой конструкции форма несовершенного вида обозначает завершен-
ное действие. Ср. сходное употребление причастной формы несовершенного ви-
да в значении совершенного: ham cāy pīte jāẽge ‛Выпив чаю, мы пойдем’, что
возможно в некоторых случаях, определяющихся, видимо, глагольной семанти-
кой. Выделяется еще один тип оборотов с причастиями (или деепричастиями),
имеющими самостоятельный субъект: mujhe yahā̃ paṛhte do varṣ ho gaye ‛Уже
два года прошло, как я здесь учусь’, букв. ‛Мне здесь учась...’. Широко употре-
бительные в Х.я. обороты с непредикативными формами глагола в большинстве
случаев могут рассматриваться как развернутые эквиваленты соответствующих
членов предложения. Неличные формы часто используются в адвербиальной
функции.
Н а р е ч и я в Х.я., как уже отмечалось (см. 2.3.1.), малочисленны, и обстоя-
тельственные значения часто выражаются адвербиализованными формами при-
лагательных, существительных и глаголов. Местоименные наречия объединяют-
ся в один разряд по функционально-синтаксическим свойствам, расходясь фор-
мально в зависимости от семантики, пространственной или временной:
— наречия места: yahā͂ ‛здесь’, vahā͂ ‛там’, jahā͂ ‛где’ (относительное), kahā͂
‛где’ (вопросительное), yahī͂ ‛именно здесь’, vahī͂ ‛именно там’ (эмфатические),
kahī͂ ‛где-то’ (неопределенное);
— наречия времени: ab ‛сейчас’, ‛теперь’, tab ‛тогда’, jab ‛когда’ (относитель-
ное), kab ‛когда’ (вопросительное), abhī ‛сейчас же’, tabhī ‛именно тогда’ (эмфа-
тические), kabhī ‛когда-то’ (неопределенное).
Несмотря на некоторые различия, в целом морфологический параллелизм оче-
виден и распространяется также на другие местоименные разряды (ср. 2.4.0., таб-
лица «Система неличных местоимений»). Интересно, что эмфаза и неопределен-
ность выражаются общим показателем, связанным с ограничительной частицей
hī. Отрицательных местоимений нет, в этом значении употребляются неопреде-
ленные, которые входят в сферу предикатного отрицания: kahī͂ nahī͂ ‛нигде’, kabhī
nahī͂ ‛никогда’. Дистрибутивное значение придает относительным и неопреде-
ленным местоимениям частица bhī ‛и’, ‛даже’: jahā͂ bhī ‛где бы ни’, kahī͂ bhī ‛где
бы то ни’, ‛повсюду’. Широко употребительно заимствованное из персидского ме-
стоимение har ‛каждый’, ‛всякий’. Относительные и указательные местоимения
функционируют как координирующий состав в сложноподчиненных предложени-

ях, соответственно относительные — в придаточных, указательные — в главных.
Хотя местоимения представляют собой непродуктивный закрытый класс, в
словообразовательном плане не лишена интереса та высоко симметричная сис-
тема производных, которую образуют неличные местоимения. Значение комму-
никативных разрядов неличных местоимений может быть в целом определено по
их начальной фонеме: неогубленный гласный или среднеязычный глайд — ука-
зательное ближнего плана, огубленный гласный, губно-зубной или переднеязыч-
ный согласный — указательное дальнего плана; палато-альвеолярная аффрика-
та — относительное; заднеязычный — вопросительное.
Рефлексивное местоимение āp ‛сам’ совпадает в прямом падеже с вежливым
местоимением āp, имеющим с ним общее происхождение. У вежливого место-
имения эта форма используется и как номинатив, и как основа косвенных паде-
жей. Рефлексивное āp в соединении с послелогами принимает притяжательную
форму в косвенном падеже (apnе ko ‛себя’), которая часто дополняется прямым
падежом āp: apne āp ko ‛самого себя’. Рефлексивность соотносится с субъектом в
эргативном, прямом и дательном падежах; она действует только в пределах про-
стого предложения.
Устаревшее в стандартном Х.я., но сохранившееся в диалектах указательное
местоимение to перешло в класс союзов (соотносительный) и частиц (контра-
стивно-выделительная). Высоким универсализмом отличается сравнительная
частица -sā (или -jaisā), квалифицируемая также как послелог уподобления,
«сравнительная частица-послелог». В сочетании с существительным (в общекос-
венном падеже или в адъективной форме) она передает значение сходства
(‛похожий на’), с качественным прилагательным — ослабляет его значение (ср.
рус. -оват-), но с количественным наречием — усиливает, например bahut ’мно-
го’ bahut-sā ’очень много’.
2.4.0. Образцы парадигм.
Существительное
1 1а 2 3 3а 4
Падеж Единственное число
‛конь’ ‛дым’ ‛дом’ ‛дядя’ ‛кобыла’ ‛старушка’ ‛ночь’
Прям. ghoṛ-ā dhu-ā̃ ghar cācā ghoṛī buṛhiy-ā rāt
Общекосв. ghoṛ-e dhu-ẽ ghar cācā ghoṛī buṛhiy-ā rāt
Зват. ghoṛ-e/ā [ghar] cācā ghoṛī buṛhiy-ā [rāt]
Множественное число
Прям. ghoṛ-e dhu-ẽ ghar cācā ghoṛiy-ā̃ buṛhiy-ā̃ rāt-ẽ
Общекосв. ghoṛ-õ dhu-õ ghar-õ cācā-õ ghoṛiy-õ buṛhiy-õ rāt-õ
Зват. ghoṛ-o [ghar-o] cācā-o ghoṛiy-o buṛhiy-o [rāt-o]
Прилагательное
kālā ‛черный’, bāyā̃ ‛левый’, lāl ‛красный’
М. р. Ж. р.
Падеж
Ед. ч. Мн. ч. Ед. и мн. ч.
Прям. kāl-ā bāy-ā̃ lāl kāl-e bāy-ẽ lāl kāl-ī bāy-ī̃ lāl
Косв. kāl-e bāy-ẽ lāl kāl-e bāy-ẽ lāl kāl-ī bāy-ī̃ lāl
Зват. kāl-e bāy-ẽ lāl kāl-e bāy-ẽ lāl kāl-ī bāy-ī̃ lāl
Местоимения
Личные
Падеж 1 л. 2 л. 3 л. Почтительное Возвратное
Единственное число
Прям. mãi (mãi hī) tū (tū hī) vah (vahī) āp (āp hī) Āp
Общекосв. mujh (mujhī) tujh (tujhī) us (usī) āp (āp hī) Apne
Направит. mujhe, mujh ko tujhe, tujh ko use, us ko āp ko apne ko
Форма агенса mãi ne tū ne us ne āp ne [āp ne]
Адъект. форма merā terā us kā āp kā Apnā
Прям. ham (hamī̃) tum (tumhī̃) ve, vah (vahī̃) (āp log и т. д.)
Общекосв. ham (hamī̃) tum (tumhī̃) un (unhī̃)
Направит. hamẽ, ham ko tumhẽ, tum ko unhẽ, un ko
Форма агенса ham ne tum ne unhõ ne
Адъект. форма hamārā tumhārā un kā
П р и м е ч а н и е: В скобках приведены эмфатические формы.

Неличные
Указательные Соотно- Отно- Неопре-
Класс, Вопроси-
ближнего дальнего ситель- ситель- делен-
форма тельные
плана плана ные ные ные
Существительные и прилагательные
Ед. ч. прям. п. yah (yahī) 1 vah (vahī) [so] jo kaun kyā 2 koī kuch
косв. п. is (isī) us (usī) [tis] jis kis kisī
Мн. ч. прям. п. yah, ye (yahī) vah, ve (vahī) [so] jo kaun kyā
косв. п. in (inhĩ) un (unhī̃) [tin] jin kin
Прилагательные
Качественные aisā vaisā [taisā] jaisā kaisā,
kaunsā
Количественные itnā utnā jitnā kitnā
Наречия
Места yahā̃ (yahī̃) vahā̃ (vahī̃) jahā̃ kahā̃ kahī̃
Направления idhar udhar jidhar kidhar
Времени ab (abhī) tab jab kab kabhī
(tabhī)
Образа действия yõ (yõhi) aise võ (võhi) vaise tyõ, [tõ] jyõ kyõ [kar]
[taise] jaise kaise
П р и м е ч а н и я: 1. В круглых скобках приводятся эмфатические формы, в квадратных

скобках — устаревшие и малоупотребительные. 2. Вопросительные и неопределенные разли-
чают в прямом падеже местоимения kaun ‛кто?’ и kyā ‛что?’, koī ‛кто-то’ и kuch ‛что-то’; ме-
стоимения-прилагательные: kaisā ‛какой?’, kaunsā ‛который?’.
Глагол
Непредикативные фор мы
calnā ‛идти’, ‛двигаться’
Наименование Словоизме-
и структура Показатель1 Пример нительный Функция
формы класс
Инфинитив -n-ā calnā сущ. субстантивная — имя дейст-
вия; императив; член пер-
миссивной, инхоативной и
др. глагольных конструкций
Герундий -ā2 calā сущ. субстантивная — имя дейст-
вия; с karnā обозначает мно-
гократный способ соверше-
ния действия; с cāhnā — ин-
тенциональность; с послело-
гами binā, baghair — отри-
цание действия, предшест-
вующего главному
Герундив -n-ā calnā прил. в оборотах долженствования3
Продолжение таблицы
Причастие -t-ā caltā прил.4 предикативная (как самосто-
несовершенного ятельно, так и в аналитиче-
вида ских формах); адъективная
Cложное при- t-ā hu-ā caltā huā прил.4 Адъективная
частие несовер-
шенного вида
Причастие (0)-ā calā прил.4 употребляется в личных
совершенного аналитических формах; ад-
вида5 вербиальная; адъективная
Cложное при- (0)-ā hu-ā calā huā прил.4 употребляется в результа-
частие совер- тивных аналитических фор-
шенного вида мах; адъективная
Причастие rah-ā cal rahā прил. употребляется в личных
дуративное аналитических формах;
адъективная (редко)
Деепричастие/ -kar6 calkar (cal, наречие предикативно-адвербиаль-
абсолютив calke) ная (предшествующее и
сопутствующее действие)
Имя деятеля -n-e vāl-ā calne vāl-ā прил. субстантивная; адъективная,
Причастие пер- в том числе в составе
спективное предиката
П р и м е ч а н и я: 1. Показатели присоединяются к основе глагола. 2. Иррегулярные обра-

зования см. 2.2.3. 3. Также при сказуемых типа śurū karnā ‛начинать’, manzūr karnā ‛согла-
шаться’. 4. Имеют неизменяемую («абсолютную») форму на -e (ср. наречия, производные от
изменяемых прилагательных), несущую вербально-адвербиальную функцию сопутствующего
действия (calte, cale; calte hue, cale hue). 5. В отличие от причастия совершенного вида от гла-
гола jānā ‛уходить’ эта форма образуется регулярно (jāyā, ср. gayā). 6. Также -0/-ke (редко).
Л и ч н ы е о к о н ч а н и я п е р в и ч н ы х (с и н т е т и ч е с к и х)
форм глагола
Повелительное Сослагательное Будущее время
наклонение, оптатив наклонение (м. /ж. р.)
1 л. -ū̃ -ū̃g-ā/-ī
2 л. -0 -e -eg-ā/-ī
3 л. -e -eg-ā/-ī
1 л. -ẽ -ẽg-e/-ī
2 л. -o -o -oge/-ī
3 л. -iye(gā)1 -ẽ -ẽg-e/-ī
П р и м е ч а н и е: 1. Приведенные формы противопоставлены как подчеркнуто фамильяр-

ная (ед. ч.) и нейтральная (мн. ч.). Вежливая форма/оптатив (согласуется с āр ‛Вы’) формально
является формой 3-го лица множественного числа, функционально — 2-е лицо множественно-
го числа. Вежливая форма имеет окончание -iye, почтительная — -iyegā: caliye(gā).
П е р в и ч н ы й в с п о м о г а т е л ь н ы й г л а г о л (с в я з к а)
ho- ‛быть’
Изъявительное накл. Сослага-
Условное
тельное
Наст. вр. Прош. вр. Буд. вр. накл.
накл.
Ед. число
м. р. ж. р. м. р. ж. р. м. р. ж. р.
1 л. hū̃ thā thī hū̃gā (hoū̃gā) hū̃gī (hoū̃gī) hõ (hoū̃) hotā hotī
2 л. hai thā thī hogā hogī ho (hove) hotā hotī
3 л. hai thā thī hogā hogī ho (hove) hotā hotī
Мн. число
1 л. hãi the thī̃ hõge hõgī hõ (hovẽ) hote hotī̃
2 л. ho the thī̃ hoge hogī ho (hoo) hote hotī̃
3 л. hãi the thī̃ hõge hõgī hõ (hovẽ) hote hotī̃
П р и м е ч а н и е: В скобках даны устаревшие формы.
Система первичных аналитических

личных глагольных форм
Причастие
Вспомогательный Несовершенного вида Совершенного вида Продолженного
глагол (caltā) (calā) (прогрессивного) вида
(cal rahā)
0 Обычное (хабитуалис); Прошедшее —
вневременная форма, совершенное
чаще прошедшее (претерит, аорист)
caltā calā
Настоящее время Настоящее общее Настоящее совер- Настоящее
hai caltā hai шенное (перфект) продолженное
calā hai cal rahā hai
Прошедшее время Прошедшее общее Предпрошедшее Прошедшее
thā caltā thā (плюсквамперфект) продолженное
calā thā cal rahā thā
Будущее время / Предположительное Предположительное Предположительное
предположительное наклонение, наклонение, наклонение, продол-
наклонение несовершенный вид совершенный вид женный вид cal rahā
hogā caltā hogā calā hogā hogā
Сослагательное Сослагательное Сослагательное Сослагательное
наклонение наклонение, наклонение, наклонение,
ho несовершенный вид совершенный вид продолженный вид
caltā ho calā ho cal rahā ho
Условное Условное наклонение, Условное наклонение, Условное наклонение,
наклонение несовершенный вид совершенный вид продолженный вид
hotā caltā hotā calā hotā cal rahā hotā
П р и м е ч а н и е: Приводятся формы 3-го лица единственного числа мужского рода гла-
гола calnā ‛идти’, ‛двигаться’.
Характерные вторичные аналитические формы

глагола
Форма значащего Вспомогательный
Основное
глагола глагол Примеры
значение
(1-й компонент) (2-й компонент)
Причастие jānā ‛уходить’ длительно- vah likhtā jātā hai ‛Он все
несовершенного ānā ‛приходить’ прогрессивный пишет и пишет’.
вида (-tā) способ действия
длительно- ham yah bāt sālõ se sunte
ретроспективный āye hãi ‛Мы слышим это
способ действия многие годы’.
Причастие несовер- rahnā ‛оставаться’ длительный способ vah rotī rahī ‛Она
шенного вида (-tā) действия продолжала плакать’.
Причастие jānā ‛уходить’ пассивное (от пере- vah (или us ko) mārā gayā
совершенного ходных глаголов); ‛Он побит’ (‛Его побили’);
вида (-ā) (ин)абилитивное us se na rahā gayā
(от непереходных ‛Он не стерпел’.
и переходных mujh se yah nahī̃ dekhā jātā
глаголов) ‛Я не могу этого видеть’.
Герундий (-ā) karnā ‛делать’ многократный спо- vah gāne gāyā karte hãi
соб действия ‛Они постоянно поют
песни’.
Основа saknā ‛мочь’ pānā потенциальное vah uṭh nahī saktā hai ‛Он
‛получать’ не может подняться’.
Основа cuknā ‛кончаться’ комплетивное vah khā cukā ‛Он поел’
(букв. ‛кончил есть’).
Герундий (-ā) cāhnā ‛хотеть’ интенциональное gaṛī jāyā cāhtī hai
‛Поезд отправляется’
(букв. ‛готов пойти’).
Инфинитив (-n-ā/-e) дезидеративное vah likhnā cāhte hãi
‛Они хотят написать’.
Инфинитив lagnā ‛прилагаться’ инхоативное vah bolne lagā
(косв.) (-ne) ‛Oн начал говорить’.
denā ‛давать’ разрешительное jāne denā
‛позволить уйти’
Герундив honā ‛быть’ paṛnā облигаторное mujhe davā pīnī hai ‛Мне
(-n-ā/-e/-ī) ‛падать’ cāhiye надо принять лекарство’.
‛нужно’ mujhe davā pīnī paṛegī
‛Мне придется принять
лекарство’.
mujhe davā pīnī cāhiye
‛Мне нужно принять ле-
карство’.
2.5.0. Морфосинтаксические сведения.

2.5.1. С у щ е с т в и т е л ь н о е. Регулярные формы словоизменения суще-
ствительного (включая аналитические) строятся в Х.я. по схеме последователь-
ного наращения следующих показателей: R (+x)+F + Postp' (+F) + Post'' (где R —
корень, x — суффикс, F — флексия, Postp — послелог). Каждый шаг наращения
дает законченную форму, употребляемую самостоятельно. Исключение состав-

ляют формы общекосвенного падежа, во множественном числе самостоятельно
не встречающиеся вообще, а в единственном употребляемые редко (например,
kone baiṭhnā ‛сидеть в стороне’).
Первообразные послелоги универсальны для всех существительных (их спи-
сок с указанием основных значений см. 2.3.4.). Сочетаемость производных по-
слелогов диктуется семантическими факторами.
П р и л а г а т е л ь н о е. Изменяемые прилагательные (исконные, оканчи-
вающиеся на -ā, ā̃ : kālā ‛черный’, bāyā̃ ‛левый’) повторяют в упрощенном виде
(без обособленных форм звательного падежа, а также общекосвенного во множе-
ственном числе) парадигму первичного словоизменения существительных тема-
тических типов.
М е с т о и м е н и е. Первичное словоизменение местоимений-существитель-
ных обладает помимо супплетивизма основ следующими структурными особен-
ностями: 1) синтетической формой направительного падежа (он же — объект-
ный), служащей альтернантом аналитической формы с послелогом ko; 2) несоот-
ветствием в ряде случаев формы, сочетающейся с послелогом агенса пe, обычной
форме косвенного падежа, выступающей при других первообразных послелогах;
3) синтетической адъективной формой (у местоимений 1-го и 2-го лица и воз-
вратного), на которую опираются третичные формы (с производными послело-
гами); 4) наличием стяженных эмфатических форм с аффиксами единственного
числа -ī (ср. также hī) и множественного числа -ī̃. Функцию местоимения 3-го
лица выполняет указательное дальнего плана (vah).
Г л а г о л. Типичная синтетическая словоформа глагола (I) в Х.я. строится по
следующей схеме:
I. R(+x)+F, например, kar(+ā)+e, исключительный случай — форма будущего
R(+x)+F+y+F, например, kar(+ā)+e+g+ā.
Первичные аналитические формы (II) образуются присоединением к опреде-
ленным непредикативным формам значащего глагола синтетических предика-
тивных форм первичного вспомогательного глагола (основы ho-, h-, th-), образо-
ванных описанным выше образом. Вторичные аналитические формы (III) обра-
зуются присоединением к тем или иным непредикативным формам значащего
глагола синтетических и аналитических предикативных форм ряда вторичных
вспомогательных глаголов.
Развертывание аналитической глагольной формы осуществляется не последо-
вательным линейным наращением иерархически возрастающих компонентов, а
их «вклиниванием» между основой значащего глагола (плюс непредикативный
показатель и именная флексия) и предикативным (видо-временны́м) показателем
формы, носителем которого чаще всего оказывается первичный вспомогатель-
ный глагол. Схематически это выглядит так:
II. R (+x1+x2)+y+F+R'+F', где x1+ x2 — факультативные суффиксы основы,
y — суффикс непредикативной формы, F — именная флексия, далее воспроизво-
дится модель I: R' корень первичного вспомогательного глагола «быть», F'' гла-
гольная (в настоящем времени изъявительного, сослагательном или предположи-
тельном наклонении) или именная (в прошедшем времени изъявительного и ус-
ловном наклонении) флексия вспомогательного глагола.
III. R (+x1+ x2)+y+F+R''+ (y'') +F'' , где ′′ маркирует части формы, оформлен-
ной по моделям I или II.
2.5.2. Словообразование Х.я. характеризуется крайне ограниченной ролью
префиксации и относительно малой продуктивностью новоиндоарийских суф-
фиксов (тадбхава). Более продуктивными в сфере современного терминотворче-
ства оказываются суффиксы, заимствованные из санскрита и сочетающиеся с
санскритскими же корнями. Но и здесь значительное место занимают «новые»
суффиксы, развившиеся из наиболее употребительных конечных компонентов
сложных слов, присоединение которых не связано с морфонологическими пре-
образованиями в корне и на стыке морфем, диктуемыми правилами санскритско-
го словообразования. Это отражает общую тенденцию отхода современного ли-
тературного Х.я. от таких моделей словообразования, которые предусматривают
какие-либо изменения корня (в частности, чередование гласных антепенульти-
ма — ср. 2.2.3.). Примеры: sundar-tā ‛красота’ < скр. sundara ‛красивый’; protsā-
hit (pra+ut-sāh-it) ‛воодушевленный’ < ut-sāh ‛воодушевление’ с санскритским
префиксом, суффиксом перфективного причастия; samāj-vād ‛социализм’ < скр.
samāja ‛собрание’, ‛общество’ + скр. -vād суффикс ‛говорить’. Морфемы в словах
Х.я. могут происходить из разных языков, например, kūṛe-dān хин.-перс. ‛урна
для мусора’, be-ghar перс.-хин. ‛бездомный’.
Тем более значительна роль, которую играет словосложение. Здесь также час-
ты отклонения от канонических классов сложных слов, выделявшихся примени-
тельно к санскриту. В сложных словах также могут сочетаться лексемы, проис-
ходящие из разных источников: rail-gāṛī англ. ‛рельс’ + хин. ‛повозка’ > ‛поезд’,
vidyut-balb скр. ‛молния’ > ‛электричество’ + англ. ‛лампочка’ > ‛электрическая
лампочка’. Наряду со сложными словами в собственном смысле широко распро-
странены различного рода сочетания слов, связанные настолько тесным семанти-
ческим единством, что их можно считать своего рода аналитическими лексема-
ми. Сюда входят как сочетания полнозначных слов с некоторыми служебными,
обычно трактуемыми как частицы, так и сочетания двух полнозначных слов —
существительных, прилагательных, глаголов, одно из которых теряет или ослаб-
ляет свое прямое лексическое значение, выступая модификатором значения вто-
рого, или же все сочетание приобретает новое по сравнению со слагающими его
компонентами значение. В качестве примера можно привести сложно-интенсив-
ные глаголы: ho jānā быть + уходить ‛стать’, cal basnā идти + поселиться
‛умереть’.
Существительные и прилагательные. Среди префиксов относительной продук-
тивностью и способностью сочетаться с этимологически разнородными основа-
ми обладают те, которые образуют прилагательные со значением отрицания: скр.
an-, перс. be-, араб. gair- и некоторые другие. Ряд префиксов иного значения
встречается в заимствованных словах и в новообразованных санскритизмах.
В числе продуктивных суффиксов существительных прежде всего можно на-
звать суффиксы абстрактных имен (-pan, перс. -ī, скр. -tā, -tv), а также суффиксы
имен женского рода (-ī, -in, -nī). Среди суффиксов прилагательных, образующих
также имена деятеля, наиболее продуктивны: -vālā, перс. -dār и -ī (в последнем
совместились функционально близкие суффиксы собственно хинди, санскрита,
персидского и арабского). Первый же из них наряду с адъективирующим после-
логом kā является наиболее универсальным средством образования относитель-

ных прилагательных от существительных и глаголов (инфинитивов). Обращает
на себя внимание то, что -vālā и -dār, подобно kā, сочетаются с именем в форме
общекосвенного падежа: gā-n-e-vāl-ī laṛkī петь-ИНФ-КОСВ-АДЪЕКТ-Ж ‛поющая де-
вочка’, ṭhān-e-dār полицейский.участок-КОСВ-АДЪЕКТ/ДЕЯТ ‛начальник полицей-
ского участка’, букв. ‛держащий полицейский участок’. Распространены разного
рода повторы — синонимические, тавтологические (bāl-bacce ‛дети’: первый
элемент от скр. bāla, второй — новоиндоарийский) и аллитерационные с измене-
нием в редуплицированном элементе первого согласного значимой лексемы
(bacce-vacce ‛дети’, kāghaz-vāghaz ‛бумаги, документы’). Они имеют либо усили-
тельное, либо дистрибутивное значение, нередко служат средством эмфазы. И
все же некоторые из них, в первую очередь синонимические, тоже можно отне-
сти к словообразованию.
Глаголы. В словообразовании глагола сохранились два суффикса: -ā/-lā («кау-
затив I») и -vā/-lvā («каузатив II»). С их помощью от непереходных основ обра-
зуются переходная и каузативная, от переходных — первая и вторая каузативные
(см. 2.3.5.; примеры также в 2.2.3.).
Образование отыменных глаголов путем прямой постфиксации к именной ос-
нове глагольных аффиксов (по типу vicārnā ‛думать’ от скр. vicār ‛мысль’) не-
продуктивно. Активное отыменное словообразование осуществляется сочетани-
ем с именами вспомогательных глаголов, прежде всего karnā ‛делать’ и hoпā
‛быть’, например, vicār karnā мысль делать ‛думать’, prayog karnā использование
делать ‛использовать’, anumān lagānā представление прилагать ‛предполагать’,
dhyān denā внимание давать ‛обращать внимание’. Глагольно-именные сочетания
практически полностью проницаемы для лексики любого происхождения: ара-
бо-перс. intizām ‛система’ + англ. arganāyz (organise) ‛организовывать’ + хин.
karnā ‛делать’ дает сложный глагол со значением ‛организовывать’. Часть такого
рода сочетаний является словарными единицами. Они, однако, открыты для ши-
рокого употребления в них имен и даже словосочетаний, что свидетельствует о
их лексико-грамматической природе.
К словообразованию правомерно отнести и так называемые сложноинтенсив-
ные глаголы — сочетания (как правило, избирательные) основы значащего гла-
гола с небольшим кругом вспомогательных: jānā ‛уходить’, ānā ‛приходить’,
denā ‛давать’, lenā ‛брать’, rakhnā ‛класть’, choṛnā ‛оставлять’, ḍālnā ‛бросать’,
раṛпā ‛падать’, uṭhnā ‛вставать’, ‛подниматься’, baiṭhnā ‛садиться’. Эти глаголы
модифицируют значение основного, внося оттенки интенсификации, эмоцио-
нальной окрашенности или направленности действия, например, kahnā
‛говорить’ — kah denā ‛высказать’, kah ḍālnā ‛ляпнуть’ (ср. 2.3.5.).
2.5.3. Синтаксический строй Х.я. характеризуется р а с щ е п л е н н о й
э р г а т и в н о с т ь ю. При наличии в составе сказуемого формы совершен-
ного вида перехо дно го глагола предложение строится по эргативной
конструкции: агенс принимает особую форму эргативного падежа, выражаемую
послелогом =ne. Объект может иметь форму прямого или дательно-винительного
падежа (см. 2.3.4.). (Поскольку прямой падеж оформляет как субъект, так и объ-
ект, мы называем для удобства номинативом его субъектную функцию, тогда как
термин «прямой падеж» используется для определения формы объекта.) Если
объект неопределенный и неличный, то он, как правило, оформлен прямым па-

дежом, и сказуемое с ним согласуется, как в (46), (47), (48). При определенном
или личном объекте, маркированном послелогом дательно-винительного падежа
=ko, происходит рассогласование: сказуемое принимает так называемую абсолют-
ную форму с окончанием -ā, как в мужском роде единственного числа, см. (49).
Если сказуемое включает перехо дный глагол в форме несовершенно-
го вида, предложение имеет номинативно -аккузативную конструкцию:
агенс в форме номинатива, оформление объекта такое же, как в эргативной кон-
струкции, см. (50), (51), (52). Субъекту непер еходных глаголов присуща по
большей части форма но минатива, и он является формальным подлежащим
предложения, что выражается в субъектном согласовании сказуемого.
(46) laṛk-e ne ciṭṭhī likh-ī hai
юноша-М.КОСВ ЭРГ письмо:Ж.ЕД.ПРЯМ писать-ПРИЧ.СОВ.Ж быть:НАСТ.3ЕД
‛Юноша написал письмо’.
(47) laṛk-e ne upanyās likh-ā hai
юноша-М.КОСВ ЭРГ роман:М.ЕД.ПРЯМ писать-ПРИЧ.СОВ.М.ЕД быть:НАСТ.3ЕД
‛Юноша написал роман’.
(48) laṛkī ne upanyās likh-ā hai
девушка:Ж ЭРГ роман:М.ЕД.ПРЯМ писать-ПРИЧ.СОВ.М.ЕД быть:НАСТ.3ЕД
‛Девушка написала роман’.
(49) laṛk-e ne is ciṭṭhī ko likh-ā hai
юноша-М.КОСВ ЭРГ это:КОСВписьмо:Ж.ЕД ДАТ/АКК писать-ПРИЧ.СОВ.М.ЕД быть:НАСТ.3ЕД
‛Юноша написал это письмо’.
Изменение рода и числа агенса в (46)–(49) не сказывается на форме сказуемо-
го. Иной механизм синтаксических связей в предложениях (50), (51), (52).
(50) laṛkā ciṭṭhiyā͂ likh-t-ā hai
юноша-М.НОМ.ЕД письмо:Ж.МН.ПРЯМ писать-ПРИЧ.НЕСОВ-М.ЕД быть:НАСТ.3ЕД
‛Юноша пишет письма’.
(51) laṛk-e in ciṭṭhiy-õ ko likh-t-e
юноша-М.НОМ.МН эти:КОСВ письмо:Ж-МН.КОСВ ДАТ/АКК писать-ПРИЧ.НЕСОВ-М.МН
haı͂
быть:НАСТ.3МН
‛Юноши пишут эти письма’.
(52) laṛkī upanyās likh-t-ī hai
девушка:Ж.ЕД.НОМ роман:М.ЕД/МН.ПРЯМ писать-ПРИЧ.НЕСОВ-Ж быть:НАСТ.3ЕД
‛Девушка пишет роман’.
В зависимости от синтаксической роли, определяющейся сказуемым, семан-
тический субъект может принимать также формы датива, как в (53), (54), генити-
ва (55), инструменталиса (57), (58) и локатива (56), (59) (ср. 2.3.4.). Различие в
формах субъекта в той последовательности, в которой они приведены здесь, в
целом соответствует степени его контроля над действием/ситуацией (в порядке
убывания).
В конструкции долженствования согласование объектное, если глагол сказуе-
мого переходный:
(53) laṛk-e ko ciṭṭhī likh-n-ī hai

юноша-М.КОСВ ДАТ/АКК письмо:Ж.ЕД.ПРЯМ писать-ГЕРВ-Ж быть:НАСТ.3ЕД
‛Юноше надо (на)писать письмо’.
Аффективная конструкция:
(54) laṛk-e ko sardī lag rah-ī hai
юноша-М.КОСВ ДАТ/АКК холод прилагаться:ОСН ВСПОМ:ПРОД-Ж быть:НАСТ.3ЕД
‛Юноше холодно’.
Типы посессивной конструкции (ср. 2.3.4.):
(55) laṛk-e kī likhī huī ciṭṭhī
юноша-М.КОСВ ГЕН писать:ПРИЧ.СОВ.Ж РЕЗТ.Ж письмо:Ж.ЕД.ПРЯМ
bhej do
отправлять:ОСН давать:ИМП.2МН
‛Отправь письмо, написанное юношей’.
(56) laṛk-e ke pās gilās th-ā
юноша-М.КОСВ ГЕН:КОСВ у стакан быть:ПРОШ-М.ЕД
‛У юноши был стакан’.
Инволитивная конструкция:
(57) laṛk-e se gilās ṭūṭ gay-ā
юноша-М.КОСВ ИНСТР стакан:М.ЕД разбиться:ОСН идти:ПРОШ.СОВ-М.ЕД
‛Юноша (нечаянно) разбил стакан’.
(Ин)абилитивная конструкция (ср. 2.3.5., там же пассивная конструкция):
(58) laṛk-e se uṭh-ā nahī͂ gay-ā
юноша-М.КОСВ ИНСТР встать-ГЕР.М ОТР идти:ПРОШ.СОВ-М.ЕД
‛Юноша не смог встать’.
В экзистенциальных предложениях сказуемое выражено существительным,
прилагательным (или какими-либо их эквивалентами) в сочетании со вспомога-
тельным глаголом «быть», который, как и предикативный член адъективного ти-
па, согласуется с субъектом: mohan vidyārthī hai ‛Мохан — студент’; dukān baṛī
hai ‛Лавка — большая’. В следующем предложении выражется значение посто-
янного свойства субъекта-локуса:
(59) laṛk-e mẽ sāhas hai
юноша-КОСВ в:ПОСЛ отвага быть:НАСТ.3ЕД
‛(Он) отважный юноша’.
Грамматический порядок слов в предложении — SOV. Это распространяется и
на те случаи, когда логический субъект не является грамматическим подлежа-
щим (см. выше). Хинди — ветвящийся влево язык. Соответственно, определение,
независимо от его типа, предшествует определяемому, причем сложное отстоит
от определяемого дальше, чем простое: laṛkī ke lambe bāl девочка ГЕН длинные
волосы ‛девочка с длинными волосами’. Как разновидность определительной
конструкции, тесно смыкающейся со сложными словами определительного типа,
может рассматриваться соположение двух и более существительных, где каждое
предшествующее служит неоформленным определением к следующему, напри-
мер: vidyut balb (и vidyut-balb) ‛электрическая лампочка’ (‛электричество’ + ‛лам-
почка’), koylā khanan udyog (и koylā-khanan-udyog) ‛угледобывающая промыш-

ленность’ (‛уголь’ + ‛копание’ + ‛промышленность’). Косвенный объект предше-
ствует прямому. При двухобъектном управлении первый обычно оформлен по-
слелогом, второй сохраняет форму прямого падежа. Обстоятельство образа дей-
ствия тяготеет к предикату, обстоятельства времени и места (первое обычно
предшествует второму) либо следуют за субъектом, либо выносятся в начало
предложения. Их позиция обычно связана с актуализацией. Порядок следования
обстоятельств — от более широкого объема понятия к более узкому: is sāl janvarī
mẽ teīs tārīkh ko этот год январь в двадцать третье число ДАТ/АКК ‛23 января этого
года’. Члены глагольной группы располагаются слева направо в порядке убыва-
ния лексической наполненности. Если в предикате есть глагол-связка, он стоит в
крайней правой позиции.
Вопросительные предложения сохраняют обычный порядок слов, отличаясь
интонацией — восходящей к концу. Помимо интонации общий вопрос выража-
ется вопросительной частицей (ослабленное вопросительное местоимение) kyā
‛что?’, ‛ли’, открывающей предложение; частный вопрос — вопросительным ме-
стоимением, замещающим соответствующий член предложения, например: kyā
tum yahā̃ rahte ho? ‛<Что,> вы здесь живете?’; tum kahā̃ rahte ho? ‛Где вы живе-
те?’ Для вопросительных слов более обычна позиция перед сказуемым, что объ-
ясняется коммуникативной структурой предложения хинди (см. ниже). Побуди-
тельные предложения отличаются тем, что в них обычно отсутствует субъект.
Его наличие либо конкретизирует исполнителя, либо смягчает побуждение.
В предложении может быть только одно отрицание. Отрицание, относящееся к
высказыванию в целом, располагается перед сказуемым или — в зависимости от
его структуры — вклинивается между его составляющими. В первичных анали-
тических глагольных конструкциях оно может замещать глагол-связку настояще-
го и прошедшего времени, ср.: mohan is ghar mẽ rahtā hai ‛Мохан в этом доме
живет (живущий есть)’ и mohan is ghar mẽ nahī͂ rahtā ‛Мохан в этом доме не
живет (не живущий)’.
Х.я. допускает широкое варьирование порядка слов. При нормальном порядке
слов самая сильная коммуникативная позиция — перед сказуемым, которую при
переходном глаголе занимает объект; при непереходном, в зависимости от соста-
ва предложения, либо субъект, либо обстоятельства, типично — обстоятельство
образа действия. Такое расположение соответствует обычной темо-рематической
структуре, в которой тематические элементы (известная информация) тяготеют к
началу предложения, рематические (новая информация), связанные, как правило,
со сказуемым, — к его концу. Этой синтаксической структуре соответствует ин-
тонационная. Повышение тона между границами интонационного контура пред-
ложения приходится на информационный фокус, занимающий, как правило, по-
зицию перед сказуемым (ср. 2.1.2.). В эту позицию помещается член предложе-
ния, подлежащий коммуникативному выделению, ср. mohan āj āegā ‛Мохан
сегодня придет’ и āj mohan āegā ‛Сегодня Мохан придет’. Эта же позиция ха-
рактерна для вопросительных слов в частном вопросе: is ghar mẽ kaun rahtā hai?
‛Кто живет в этом доме?’. В варианте kaun rahtā hai is ghar mẽ?, где порядок
слов формально соответствует русскому предложению, эмфаза на вопроситель-
ном слове. Эмфатически выделенные члены предложения оказываются в началь-
ной позиции вследствие вытеснения из нее тематических элементов, которые пе-

ремещаются за правую границу предложения, образуемую финитной формой в
составе сказуемого. Это частое явление в разговорной речи, особенно характер-
ное для вопросов, ср. нейтральный порядок слов usne kyā kahā? ‛Он что сказал?’
(соответствует рус. ‛Что он сказал?’), с инвертированным kyā kahā usne? ‛Что
сказал он?’. Последнее предложение отличается не только стилистически — ха-
рактеристиками неформального регистра, но, главное, изменением темо-
рематических отношений вследствие нарушения нормального порядка слов. Ре-
зультатом этой инверсии является усиленная эмфаза на вопросительном место-
имении. Изменение порядка слов, служащее эмфатическому выделению, часто
мотивируется актуальным членением предложения, в том числе в сложноподчи-
ненных предложениях (см. 2.5.4.).
Сравним нормальный порядок слов (60 а) с инвертированными вариантами
(60 б), (60 в); эмфатически выделенные члены предложений маркированы жирным
шрифтом. Возможны и другие варианты инверсии. В (60 а) нормальный порядок
слов, и объект, располагающийся непосредственно перед сказуемым, является
информационным фокусом. В (60 б) объект (laimp) переходит в тематическую
часть, его выделение имеет контрастивное значение (на что-то другое были по-
трачены деньги из иного источника). Предложение (60 в) имеет двоякую интер-
претацию: 1) вследствие переноса обстоятельства за глагол и перераспределения
интонационно-ритмической структуры предложения объект, занимающий обыч-
ную сильную позицию, получает дополнительное выделение; 2) обстоятельство,
перенесенное за сказуемое, становится коммуникативным фокусом высказывания.
(60) а. mohan ne bace hue rūpayõ se laimp
Мохан ЭРГ сбереженные РЕЗТ деньги ИНСТР лампа:М.ЕД.ПРЯМ
kharīdā
покупать:ПРОШ.СОВ.М.ЕД
б. laimp mohan ne bace hue rūpayõ se kharīdā
в. mohan ne laimp1) kharīdā bace hue rūpayõ se2)
‛Мохан купил на сэкономленные деньги лампу’.
Наряду с изменением порядка слов средством экспрессии служат эмфатиче-
ские частицы.
При нескольких субъектах (или объектах) разного рода, объединенных копу-
лятивной связью, сказуемое либо согласуется с ближайшим к нему (т. е. послед-
ним) членом копулятивного сочетания, либо принимает форму множественного
числа мужского рода. По ближайшему (в этом случае — по первому) согласуется
определение, общее для нескольких определяемых. При нескольких глагольных
сказуемых, имеющих форму совершенного вида, но различающихся по переход-
ности/непереходности, субъект оформляется так, как того требует ближайшее к
нему сказуемое. Если глагол первого сказуемого переходный, а следующего —
непереходный, то субъект сохраняет форму эргативного падежа для всех сказуе-
мых. Если же глаголы-сказуемые расположены в обратном порядке, то происхо-
дит так называемая ломка конструкции: номинатив субъекта первого, непереход-
ного, сказуемого, как правило, замещается эргативным падежом при следующем
переходном сказуемом, требующем объектного согласования; субъект выражен
повторно анафорическим местоимением.
2.5.4. Сложносочиненные предложения образуются из простых, связанных

союзами, реже — бессоюзно. Основные сочинительные союзы: aur, tathā, evam
‛и’; varan/varnа, balki ‛не только, но и’; уā, athavā, kimvā, vā ‛или’; par, parantu,
kintu, lekin, magar ‛но’.
Основные типы сложноподчиненных предложений различаются прежде всего
по способу включения придаточного. Порядок следования частей соответствует
актуальному членению: первое предложение чаще составляет тему, следую-
щее — рему.
Весьма характерны для Х.я. придаточные относительные (определительные, а
также подлежащные, сказуемостные и обстоятельственные), которые вводятся
посредством относительных местоимений разных морфологических классов (см.
2.4.0.); их коррелятами в главном предложении служат соответствующие указа-
тельные (соотносительные) местоимения: jo soyā so khoyā ‛Кто проспал, тот по-
терял’; jahā̃ gul hai vahā̃ kā̃ ṭā bhī hai ‛Где есть роза, там есть и шип’, ср. также
(62) и (63). Если придаточное предложение такого типа включается в главное
(при определяемом слове) или следует за ним, соотносительное слово не обяза-
тельно, см. (61).
(61) kamr-e mẽ sofā paṛā thā j-is par
комната-КОСВ в диван:М.ЕД находившийся был который-КОСВ на
kālīn bichā thā
ковер постеленный был
‛В комнате стоял диван, который был застлан ковром’.
Сложноподчиненные предложения с придаточными определительными (62) и
(63) различаются линейными структурами, которые связаны с различием в их ак-
туальном членении:
(62) jo laṛkī darvāze ke pās baiṭhī hai
которая:ОТНОС девушка дверь АДЪЕКТ у сидящая есть
voh mohan kī bahin hai
она Мохан ГЕН сестра есть
‛Девушка, которая сидит у двери, — сестра Мохана’.
(63) mohan kī bahin voh laṛkī hai jo darvāze ke pās
Мохан ГЕН сестра та девушка есть которая:ОТНОС дверь АДЪЕКТ у
baiṭhī hai
сидящая есть
‛Сестра Мохана — та девушка, которая сидит у двери’.
Близки к относительным по структуре условные и уступительные предложе-
ния. Они предшествуют главному. Условные союзы yadi, agar, jo ‛если’ (которые
могут опускаться) придаточного предложения соотносятся с союзом to ‛то’ в
главном, который практически обязателен. Главные предложения без союза
крайне редки. Сходным образом строятся временные сложноподчиненные пред-
ложения. В обоих типах предложений союзы (или относительное местоимение)
придаточного могут опускаться, особенно в разговорной речи, а также переме-
щаться с обычной начальной позиции вправо, как правило, за первый или второй
член предложения: (jab/agar) mohan jab/agar yahā͂ āegā tab/to bāt karẽge
‛Когда/если Мохан сюда придет, тогда/то поговорим’. Наиболее типичны в ус-
ловных предложениях сослагательное и условное наклонения, их формы в глав-

ном и придаточном сочетаются в разных комбинациях, в том числе с формами
изъявительного наклонения. Характерно использование в придаточном прошед-
шего совершенного при будущем времени в главном для передачи уверенности
говорящего в том, что при осуществлении условия непременно осуществится и
следствие:
(64) agar avakāś mil-ā to mãi
если свободное.время:М.ЕД встретиться-ПРОШ.СОВ.М.ЕД то я
ā-ū̃g-ā
приходить-БУД.1ЕД-М.ЕД
‛Если будет свободное время, то я приду’.
При уступительных союзах yadyapi, cāhe ‛хотя’ союзы главного предложе-
ния — соотносительные to bhī, tathāpi ‛все же’.
Аналогично включается придаточное предложение причины с союзом cū̃ki
‛так как’, которому в главном соответствует isliye ‛поэтому’.
Придаточные изъяснительные (дополнительные, причины, цели, сравнитель-
ные и др.) вводятся (обычно после главного) союзом ki ‛что’ и некоторыми дру-
гими (jo ‛что’, kyõki ‛потому что’, tāki ‛чтобы’, jaise ki, mānõ ‛как’, ‛словно’).
Главное предложение может содержать соотносительные слова isliye ‛поэтому’,
is tarah, is kadar, itnā ‛так’, ‛настолько’ и т. п. Союзом ki вводится также прямая
речь. Косвенной речи в Х.я. нет.
В компонентах сложных предложений соблюдается нормальный порядок слов.
2.6.0. Новоиндоарийская лексика Х.я., в традиционной санскритской терми-
нологии «тадбхава» (tadbhava ‛происходящее от того’, т. е. от санскритского сло-
ва), составляет значительно менее половины современного активного словаря,
употребляемого в художественной литературе и прессе. Кроме того, выделяется
небольшая группа лексики, именуемая «деши» (deśī, deśya ‛местный’). К ней от-
носятся слова, происхождение которых полностью или частично (отдельные
морфемы) неясно, а также такие слова, форма которых отклоняется от установ-
ленных закономерностей исторического развития.
Основным источником внешних заимствований для стандартного Х.я. служит
санскрит. Оттуда практически неограниченно черпаются не только готовые сло-
ва, но также корни и деривационные морфемы, используемые в новом слово-
творчестве, особенно терминотворчестве. Эта лексика носит наименование «тат-
сама» (tatsama ‛такое же, как то’, т. е. как санскритское слово). Существует весь-
ма ограниченный круг ранних (средневековых) заимствований из санскрита,
претерпевших не только фонетические (что в какой-то мере свойственно многим
татсама), но и орфографические изменения; эти заимствования известны как
«ардхататсама» (ardhatatsama ‛наполовину такое, как то’).
Заимствования из неиндийских языков, определяемые как «видеши» (videśī
‛иностранный’), также играют весьма активную роль в современном словаре Х.я.
Здесь выделяются прежде всего арабско-персидские и английские слова. Заимст-
вования из персидского и через него из арабского языка принадлежат к широко-
употребительной обиходной лексике, обросли богатой фразеологией и чаще все-
го не осознаются как чужеродные. Пуристические попытки их вытеснения, пред-
принимавшиеся особенно активно в 50-х гг. XX в., не принесли видимого успеха.

Весьма обширна и группа заимствований из английского, через который в Х.я.
входит международная общественно-политическая и научно-техническая терми-
нология. Особенно употребительны слова, связанные с реалиями европеизиро-
ванного быта, понятиями европейской культуры, техники и науки. Небольшими
группами представлены в Х.я. заимствования из других европейских языков
(португальского, французского, русского), тюркских, а также некоторых родст-
венных индоарийских.
Параллельное функционирование в литературном Х.я. больших групп разно-
родной лексики порождает обилие и разнообразие синонимов и открывает широ-
кие возможности стилистического варьирования.
2.7.0. Численность носителей диалектов Х.я. может быть указана лишь самым
приблизительным образом. Ежедекадные переписи отражают число носителей
диалектов Х.я. совершенно произвольно. Из престижных соображений говоря-
щие на диалектах обычно показывают себя носителями Х.я., а потому данные о
диалектах выглядят крайне заниженными.
Западные диалекты структурно близки к стандартному Х.я., сложившемуся на
основе диалекта кхари боли. Они отличаются от него и друг от друга главным
образом материальной реализацией именных и глагольных словоизменительных
показателей, служебных слов (послелогов, форм вспомогательного глагола) и
местоимений и лишь изредка самим строением словоформ. Отличают их также
некоторые лексические особенности.
Восточные диалекты, напротив, структурно обособлены, что проявляется на
всех основных языковых уровнях: фонетическом, морфологическом и синтакси-
ческом.
Диалекты группы «з а п а д н ы й х и н д и».
Кхари боли. Распространен севернее Дели в двуречье Ганга и Джамны от
Амбалы на западе до Рампура на востоке. Наиболее близок к стандартному хин-
дустани, хотя и не совпадает с ним полностью.
Хариани. Локализован в штате Хариана и прилегающих сельских районах
союзной территории Дели. Обнаруживает некоторые черты сходства с панджаби:
окончание общекосвенного падежа множественного числа -ā̃ ; послелог адресата
и личного и конкретизованного объекта пe; аффикс причастия несовершенного
вида -dā; вспомогательный глагол настоящего времени sā̃ и др.
Брадж. Распространен к югу и востоку от Дели в обширном районе, центром
которого может быть принята Матхура (охватывает юго-западную часть штата
Уттар-Прадеш, включая правобережье Джамны вплоть до пограничных районов
Раджастхана и Мадхья-Прадеш; на востоке доходит до линии Бадаюн — Итава).
Брадж — наиболее характерный представитель группы «западный хинди». Его
отличительный признак — именное окончание мужского рода -o (-аи), соответ-
ствующее -ā литературного Х.я. Выделяется также показателями общекосвенно-
го падежа множественного числа -an, причастия несовершенного вида -tu, -at,
причастия совершенного вида -у- (+ -o/-аи); аффиксом будущего времени -ih-,
присоединяющимся к глагольной основе перед первичными окончаниями
(calihãu ‛я пойду’, calihai ‛ты пойдешь’ и т. д.); формами первообразных после-
логов (эргатив пẽ, nãi; направительный kū̃, kãu; отложительный и орудный sõ, tẽ;
адъективирующий kau) и вспомогательного глагола (прошедшее время ho, на юге

hato); косвенными основами личных местоимений (1 л. тo-, 2 л. to-), дифферен-
циацией указательных местоимений в роде (м. р. уo, vo; ж. р. уā, vā) и др. (см.
также статью «Брадж язык» в наст. издании).
В Позднем Средневековье брадж культивировался как основной литературный
язык кришнаитской поэзии. Как глава поэтической школы особенно известен
Сур Дас (1483–1563). Среди последующих поэтов выделяется Бихари Дал (1603–
1663). В ХX в. брадж, как язык лирики, уступил место литературному Х.я.
Канауджи. Распространен к востоку от браджа (заходит несколько восточнее
Канпура) и по строю смыкается с ним настолько близко, что может квалифици-
роваться как группа его говоров (в самостоятельный диалект он выделяется глав-
ным образом по обиходной традиции).
Бундели. Распространен к югу от браджа и канауджи, покрывая центральную
часть штата Мадхья-Прадеш. Наиболее сильные отличия его от браджа и кана-
уджи лежат в области фонологии.
Диалекты группы «в о с т о ч н ы й х и н д и».
Авадхи. Занимает обширную полосу от Непала на севере до р. Джамны на
юге; западная граница ее проходит к востоку от Канпура, восточная — к востоку
от Илахабада. Это наиболее значительный и характерный диалект группы «вос-
точный хинди»; он распадается на ряд говоров.
В авадхи последовательно действует правило сокращения гласного в антепе-
нультиме не только при словообразовании, но и при словоизменении. Варьиру-
ются по долготе и гласные некоторых послелогов — в соответствии с фонетиче-
ской структурой присоединяющего их имени. Это дает основания полагать, что
долгота гласных из фонологической (смыслоразличительной) превратилась здесь
в фонетическую (позиционную). В западных говорах авадхи сохраняются конеч-
ные неслогообразующие «шепотные» (Б. Саксена) гласные i̥ , e̥ , u̥ .
Грамматически авадхи существенно отклоняется от западных диалектов Х.я.,
причем отклонения эти касаются не только формальных средств выражения, но в
какой-то мере и самой категориальной структуры. Источник этого лежит в рас-
паде первичного (флективного) именного словоизменения, причем интенсивность
этого процесса возрастает при движении с запада на восток. Флективные оконча-
ния множественного числа в прямом падеже либо отмирают, заменяясь агглюти-
нативными показателями (-log, букв. ‛люди’, для персональных существительных
и -pañc, -рā̃ c, букв. ‛пять’, для личных местоимений), либо в этой функции уни-
версализуется -ai (на востоке). В результате именное словоизменение превраща-
ется в монотипное, где исходной форме существительного противостоит единст-
венная флективная производная — общекосвенного падежа множественного числа
(на -an, -n). Круг изменяемых прилагательных (на -ā) в западных говорах заметно
сужен по сравнению со стандартным Х.я., а на востоке прилагательные полностью
утрачивают словоизменение. Аналогичным образом адъективирующий послелог,
изменяемый на западе (прям. п., м. р. kā, kar; косв. п. ед. ч., прям. и косв. п. мн. ч.
м. р. ke, kere; ж. р. kī, kerī), имеет тенденцию унифицироваться на востоке (kar,
kai). He изменяются и адъективные (притяжательные) формы личных местоиме-
ний (тor, tor, hamār, tumār). Причастные формы несовершенного вида лишены
изменяемого окончания (имеют аффикс -at, -t); в разной мере в говорах утрачи-
вает регулярность и изменение причастий совершенного вида (на -ā). Все это
приводит к заметному сужению сферы манифестации категории рода, теряющей
здесь устойчивость (особенно на востоке), хотя ее консервации должно в какой-
то мере содействовать влияние литературного Х.я., служащего основным языком
письменного и формального устного общения для носителей авадхи.
Существительные имеют краткую и долгую формы (ghoṛā и ghoṛavā ‛лошадь’;
naddī и nadiyā ‛река’), последняя носит эмоциональную окраску и воспринимает-
ся как фамильярная.
Простые послелоги выступают в полной (при именах структуры CV̅ , CVC и
CVCV) и краткой (при прочих) формах: kā, ka — направительный; se (sene), se̯ и
te (tene), te̯ — орудийно-социативно-отложительный; тā, та — внутренне-
местный; par, pa — внешне-местный.
От литературного Х.я. авадхи отличает и структура глагольных форм.
Формы претерита присоединяют личные окончания, причем парадигмы пере-
ходных и непереходных глаголов не совпадают, ср., например, формы 1 л. ед. ч.
непереходного глагола marab ‛умирать’ и переходного dekhab ‛видеть’: mareũ:М,
mariũ:Ж — dekheũ:М/Ж.
Парадигма форм, образованных от причастия несовершенного вида (условное
наклонение), наиболее универсальна:
Ед. ч. Мн. ч.
1 л. dekhatiũ dekhaten (dekhiti̯ )
2 л. dekhati̯ dekhatiu
3 л. dekhati̯ dekhatī̃
Формы будущего времени структурно сходны с наблюдаемыми в брадже

(суффикс -ih-), но в 1-м лице множественного числа они имеют суффикс -ib-
(dekhibā, dekhib ‛мы увидим’), а в 3-м лице единственного числа вообще лишены
специального временнóго показателя (dekhī ‛он/она увидит’).
Вспомогательный глагол прошедшего времени образуется от основы rah- и
спрягается аналогично вспомогательному глаголу настоящего времени (основа h-).
Аналитические формы совершенного вида могут быть образованы двояко: ли-
бо, аналогично литературному Х.я., присоединением к неспрягаемой форме при-
частия спрягаемых форм вспомогательного глагола, либо сочетанием показанных
выше спрягаемых форм претерита с неизменяемой формой вспомогательного
глагола (в 3 л. ед. ч.), например: mai dekhe hãu или mai dekheũ hai ‛я увидел’.
Помимо аналитического страдательного залога, структурно подобного опи-
санному для литературного Х.я. (помимо jāb ‛уходить’, в качестве вспомогатель-
ных выступают глаголы āvab ‛приходить’ и parab ‛падать’), авадхи имеет синте-
тические формы с суффиксом -ā-, образующиеся от ограниченного круга глаго-
лов (преимущественно глаголов восприятия), например, dekhāb ‛видеться’.
Эргативная конструкция авадхи несвойственна. Показатель агенса здесь от-
сутствует, но встречается факультативное употребление субъекта при сказуемом,
выраженном переходным глаголом совершенного вида, в форме не только пря-
мого, но и общекосвенного падежа множественного числа; согласование при
этом сохраняется субъектное, например: bamhanan (или bāmhan) sab kāmu̥ bigāri̯
dilīni̯ ‛Брахманы испортили все дело’ (см. также статью «Авадхи язык» в настоя-
щем издании).
Как и брадж, авадхи в Средние века служил литературным языком. На нем
создавалась преимущественно поэзия рамаитского толка. Наиболее известные
авторы — Джаяси (1499–1542) и Тулси Дас (1532–1623).
Багхели. Распространен к югу от авадхи в центральной и северо-восточной
части штата Мадхья-Прадеш. По строю весьма близок к авадхи.
Чхаттисгархи. Распространен в штате Чхаттисгарх, юго-восточной части
штата Мадхья-Прадеш и на севере Ориссы. Как принципами строя, так и основ-
ными грамматическими показателями мало отличается от авадхи. Распад пер-
вичного словоизменения зашел в этом диалекте дальше: можно говорить о пол-
ной нивелировке здесь грамматического рода и окончательной утрате флектив-
ных падежных форм.
Баранников П.А. Проблемы хинди как на- Кокова Ю.Г., Крылова О.Н., Цветкова С.О.
ционального языка. Л., 1972. Начальный курс языка хинди. СПб., 2007.
Баранников А.П., Баранников П.А. Хинду- Липеровский В.П. Категория наклонения в
стани (хинди и урду). М., 1956. современном литературном хинди. М., 1964.
Бархударов А.С. Словообразование в хин- Липеровский В.П. Сложные предложения в
ди. М., 1963. хинди. М., 1972.
Бескровный В.М. (ред.). Русско-хинди сло- Липеровский В.П. Именные части речи язы-
варь. М., 1957. ка хинди. М., 1978.
Бескровный В.М. (ред.). Хинди-русский сло- Липеровский В.П. Глагол в языке хинди.
варь в двух томах: Около 75 000 слов. М., 1972. М., 1984.
Бескровный В.М. Очерки функциональных Липеровский В.П. Синтаксис современного
стилей хинди. М., 1984. хинди. М., 1987.
Вопросы грамматики языка хинди. М., 1962. Оранская Т.И. Условные конструкции в
Гуру К. Грамматика хинди. М., 1957, ч. I; языке хинди // Типология условных конструк-
1962, ч. II [Изд. 2-е, стереотип. М., 2004]. ций / Под ред. В.С. Храковского. СПб., 1998.
Елизаренкова Т.Я. Об асимметрии в систе- Оранская Т.И. Почему глагол jā- ‛идти’ ис-
ме каузативных глаголов в языке хинди // Во- пользуется как вспомогательный в пассиве
просы грамматики языка хинди. М., 1962. хинди? // Индоиранское языкознание и типо-
Елизаренкова Т.Я. Об эмфатических место- логия языковых ситуаций: Сб. памяти про-
имениях в хинди // Вопросы языкознания, фессора А.Л. Грюнберга (1930–1995) / Отв.
1975, №2. ред. М.Н. Боголюбов. СПб., 2006.
Елизаренкова Т.Я. О морфонологии хинди Ульциферов О.Г. Словосочетания в хинди.
(К постановке проблемы) // Вопросы языко- М., 1971.
знания, 1988, №1. Ульциферов О.Г. Современный русско-хин-
Захарьин Б.А. Введение в историю языка ди словарь. М., 2004.
хинди. М., 1978. Ульциферов О.Г. Учебник языка хинди:
Захарьин Б.А. Теоретическая грамматика Основной курс второго и третьего годов обу-
языков хинди и урду: фонология, морфология чения. М., 2006.
глагола, синтаксис главных членов предло- Ульциферов О.Г. Учебник языка хинди для
жения. Изд. 2-е, испр. и доп. М., 2008 (Языки студентов III–IV курсов. 2-е изд., испр. и доп.
народов мира). М., 2007.
Зограф Г.А. Хиндустани на рубеже ХVIII и Ульциферов О.Г., Горюнов В.И., Дымшиц З.М.
XIX вв. М., 1961. Учебник языка хинди: Учебник для вузов (пер-
Катенина Т.Е. Язык хинди. М., 1960. вый год обучения). 3-е изд., испр. М., 1999.
Хинди и урду: Вопросы лексикологии и Ed. by M. Butt, T.H. King, G. Ramchand. Stan-
словообразования / Отв. ред. В.М. Бескровный. ford, 1994.
М., 1960. Féry C. Indian Languages as Intonational 'Phrase
Хохлова Л.В. Подлежащные свойства имен- Languages' // Problematizing Language Studies.
ных групп в эргативоидных языках Западной Cultural, Theoretical and Applied Perspectives:
Индии // Вестник МГУ, серия Востоковеде- Essays in Honor of Rama Kant Agnihotri / Ed.
ние, 1989, №4. by S.I. Hasnain, Sh. Chaudhary. Delhi, 2010.
Чернышев В.А. Синтаксис простого пред- Fornell I., Li G. Hindī bolo: Hindi für Deutsch-
ложения в хинди. М., 1965. sprachige. Bremen, 2010.
Чернышев В.А. Диалекты и литературный Gaeffke P. Untersuchungen zur Syntax des
хинди. М., 1969. Hindi. The Hague, 1967.
Чернышев В.А. Динамика языковой ситуа- Gatzlaff-Hälsig M. Handwörterbuch Hindi-
ции в Северной Индии. М., 1978. Deutsch. Hamburg, 2002.
Abbi A. Semantic Grammar of Hindi: A Study Gatzlaff-Hälsig M. Grammatischer Leitfaden
of Reduplication. New Delhi, 1980 (Series in In- des Hindi. 5. Aufl. Hamburg, 2003.
dian Languages and Linguistics, 10). Gatzlaff-Hälsig M. Wörterbuch Deutsch-
Agnihotri R.K. Hindi: An Essential Grammar. Hindi. 6. unveränd. Aufl. Hamburg, 2007.
L.; N. Y., 2007. Grierson G.A. Linguistic Survey of India. Cal-
Bahl K.Ch. A Reference Grammar of Hindi: cutta, 1905, vol. VI: Indo-Aryan Family, Mediate
A Study of Some Selected Topics in Hindi Group. Specimens of the Eastern Hindi Lan-
Grammar. Chicago, 1967. guage; 1916, vol. IX: Indo-Aryan Family, Cen-
Bahri H. Hindi Semantics. Allahabad, 1959. tral Group. Part. I: Specimens of Western Hindi
Bahri H. Learners’ Hindi-English Dictionary. and Panjabi. Calcutta.
Delhi, 1989. Gurtu M. Anaphoric Relations in Hindi and
Bahri H. Hindī: udbhav, vikās aur rūp. 22. English. New Delhi, 1992.
saṃskaraṇ (Хинди: возникновение, развитие и Hacker P. Zur Funktion einiger Hilfsverben
структура. 22-е изд.). Ilāhābād, 2008 [на хинди]. im modernen Hindi. Wiesbaden, 1958.
Bhatia T.K. A History of the Hindi Grammati- Hindī śabdasāgar (Океан слов хинди). Kāśī,
cal Tradition: Hindi-Hindustani Grammar, Gram- 1926–1930 [на хинди].
marians, History and Problems. Leiden, 1987. Hobbs S. Fiji Hindi-English, English-Fiji Hindi
Bhatia T.K. Colloquial Hindi: the Complete dictionary. Suva, 1985.
Course for Beginners. L., 2008. Hook P.E. The Compound Verb in Hindi. Ann
Bhāṭiyā K. Rājbhāṣā hindī (Главный офици- Arbor, 1974.
альный язык хинди). New Delhi, 2002 [на хинди]. Jaiswal M.P. A Linguistic Study of Bundeli.
Caturvedi M. A Practical Hindi-English Dic- Leiden, 1962.
tionary. Delhi, 1970. Kachru Y. An Introduction to Hindi Syntax.
Choudhary K.K. Incremental Argument Inter- Urbana, 1966.
pretation in a Split Ergative Language: Neuro- Kachru Y. On Relative Clause Formation in
Physiological Evidence from Hindi. Leipzig, 2011. Hindi-Urdu // Linguistics, 1978, vol. 16, iss. 207.
Damsteegt Th. The Present Tense in Modern Kachru Y. Experiencer and Other Oblique
Hindi Fiction. Groningen, 2004. Subjects in Hindi // Experiencer Subjects in
Das P.K. Grammatical Agreement in Hindi- South Asian Languages / Ed. by M. Verma and
Urdu and Its Major Varieties. München, 2006 (Lin- K.P. Mohanan. Stanford et al., 1990 (Center of
com Studies in Indo-European Linguistics, 33). the Study of Language and Information).
Davison A. Phrasal Predicates: How N Com- Kachru Y. Hindi. Amsterdam; Philadelphia, 2006.
bines with V in Hindi/Urdu // The Yearbook of Kelkar A.R. Studies in Hindi-Urdu. I: Intro-
South Asian Languages and Linguistics / Ed. by duction and Word Phonology. Poona, 1968.
R. Singh in coop. with T. Bhattacharya. Berlin; Kellogg S.H. A Grammar of the Hindi Lan-
N. Y., 2005. guage. L., 1893.
Dwivedi V. Topicalization in Hindi and the Kidwai A. XP-Adjunction in Universal Gram-
Correlative Construction // Theoretical Perspec- mar: Scrambling and Binding in Hindi-Urdu.
tives on Word Order in South Asian Languages / Oxford; N. Y., 2000.
Kostić S. A Syntagmaticon of Hindī Verbo- Orsini F. The Hindi Public Sphere 1920–1940:
Nominal Syntagmas. 2nd ed. Prague, 2009. Language and Literature in the Age of National-
Koul O.N. Modern Hindi Grammar. Spring- ism. Oxford; N. Y., 2002.
field, VA, 2008. Pandit I. Hindi English Code Switching:
Kuczkiewicz-Fraś A. Perso-Arabic Hybrids in Mixed Hindi English. Delhi, 1986.
Hindi: The Socio-Linguistic and Structural Patil U., Kentner G., Gollrad A., Kügler F.,
Analysis. New Delhi, 2003. Féry C. and Vasishth S. Focus, Word Order and
Kumar R. Negation and Licensing of Negative Intonation in Hindi // Journal of South Asian
Polarity Items in Hindi Syntax. N. Y., 2006. Linguistics, 2008, vol. 1, №1. Режим доступа:
Kumar U. Status of Hindi in India. New Delhi, http://tiger.sprachwiss.uni-konstanz.de/~jsal/ojs/
2009. index.php/jsal/index
Lienhard S. Tempusgebrauch und Aktionsarten- Platts J.T. A Dictionary of Urdu, Classical
bildung in der modernen Hindi. Stockholm, 1961. Hindi and English. L., 1884 (и др.).
Mahabir K. Dictionary of Common Trinidad Pořízka V. Hindština: Hindi Language Course.
Hindi. 3rd ed., rev. San Juan, 2004. Praha, 1972.
McGregor R.S. The Oxford Hindi-English Schumacher R. Untersuchungen zum Absolutiv
Dictionary. Oxford; N. Y., 2003. im modernen Hindi. Frankfurt am Main, 1977.
McGregor R.S. Outline of Hindi Grammar. 3rd Shapiro M.C. Hindi // The Indo-Aryan Lan-
ed., rev. and enl., 7th imprint. Delhi, 2006. guages / Ed. by G. Cardona, D. Jain. Oxon;
Miltner V. Theory of Hindi Syntax: Descrip- N. Y., 2007 [1st ed. 2003].
tive, Generative, Transformational. The Hague; Sharma A. A Basic Grammar of Modern Hindi:
Paris, 1970. English Version. Agra, 1958 (Government of India,
Ministry of Education and Scientific Research).
Mohanan T. Argument Structure in Hindi.
Shlomper G. Modality in Hindi. München, 2004.
Stanford, 1994.
Sinha K. Konversationskurs Hindi. Hamburg,
Montaut A. Aspects, voix et diathèses en hindi
2010 (inklusive CD) [1. Aufl., 2007].
moderne: syntaxe, sémantique, énonciation,
Smith R.C., Weightman S. Introductory Hindi
Leuven; Paris, 1991 (Bibliothèque de l’Informa-
Course. Mussoorie, 2003.
tion grammaticale, 20).
Snell R. Complete Hindi: Level 4. L., 2010.
Montaut A. A Grammar of Hindi. München,
Snell R., Weigtman S. Teach Yourself Hindi:
2004 (Lincom Studies in Indo-European Linguis-
Complete Course Package (Book + 2 Audio
tics, 2). CDs). 1st ed. N. Y., 2003.
Morphophonology of Hindi // Linguistics. Stasik D. Podręcznik Języka Hindi. Warszawa,
A Soviet Approach / Ed. by Andronov M.S., 2008, część I [4-е изд., испр.]; 2007, część II
Mallik Bhakti P. et al. Indian Journal of Linguis- [2-е изд., испр.].
tics. Calcutta, 1988. Subbarao K.V. Complementation in Hindi
Nardella U. Glossary of Hindi, Urdu and English Syntax. Delhi, 1984.
Linguistic Terminology. 2 vol. New Delhi, 2008. Tivārī Bh. Hindī bhāṣā kā antarrāṣṭrīy san-
Nespital H. Das Futursystem im Hindi und darbh (Хинди на международной арене). Dillī,
Urdu. Wiesbaden, 1981. 1987 [на хинди].
Nespital H. Lokabhāratī Hindī kriyā-koś (Dic- Tivārī Bh. Hindī bhāsā kā itihās (История
tionary of Hindi Verbs: Containing All Simple языка хинди). Naī Dillī, 1987 [на хинди].
and Compound Verbs, Their Lexical Equivalents Topics in Hindi linguistics // Ed. by
in English and Illustrations of Their Usage). Al- O.N. Koul, U.S. Bahri. Chandigarh, 1981–1999,
lahabad, 1997. vol. 1–4.
Oberlies T. A Historical Grammar of Hindi. Trivedī G.M. Gaṅgā ke nicle doāb kā bhāṣā-
Graz, 2005. sarvekṣaṇ (Обзор языков в нижнем течении
Ohala M. Aspects of Hindi Phonology. Delhi, доаба Ганга). Kalkatta, 1997 [на хинди].
1983. Varmā R. et al. (eds.). Mānak hindī koś (Cтан-
Oranskaja T.I. Conditional Constructions in дартный словарь хинди). Rev. ed. 5 vol. Ilāhābād,
Hindi // Typology of Conditional Constructions / 1990 [на хинди] [1-e изд. Prayāg, 1962–1966].
Ed. by V. Khrakovskij. München, 2005 (Lincom Varma V.K. Hindī aur uskī upabhāṣāẽ: ek
Studies in Theoretical Linguistics, 25). saṃkṣipt sarvatomukhī sarvekṣaṇ (Хинди и его
А.И. Коган. Авадхи язык 105
диалекты: Подробный обзор). New Delhi, http://rajbhasha.nic.in/ (страница Отдела

1995 [на хинди]. главного официального языка в Министерст-
Varma V.K. Studies on Hindi: A Comprehen- ве внутренних дел Индии).
sive Bibliography. Varanasi, 2007. http://smartlinkcorp.com/translation-software/
Vasishth S. Working Memory in Sentence about.html (Smart Link Corporation Translation
Comprehension: Processing Hindi Center Em- Software. Компьютерный перевод).
beddings. N. Y., 2003. http://translator.imtranslator.net/default.asp?lo
Verma S. A Course in Advanced Hindi. Delhi,
c=hi (на начальном этапе разработки).
1997.
http://www.columbia.edu/cu/lweb/indiv/southasia
Э л е к т р о н н ы е р е с у р с ы: (SARAI: South Asia Resource Access on the
http://dsal.uchicago.edu (Digital South Asia Internet).
Library). http://www.e-mahashabdkosh.cdac.in/Interface.
http://dsal.uchicago.edu/dictionaries (ряд хин- asp (электронный двуязычный и толковый
ди-, а также хиндустани- и урду-английских хинди-английский и англо-хинди словарь
словарей, существующих в виде печатных (/e-mahashabdkosh)).
книг, опубликован в электронном виде на http://www.nyu.edu/gsas/dept/mideast/hindi
сайте Чикагского университета). http://www.slovarus.info/hin.php (русско-
http://dict.hinkhoj.com/words/ (хинди-англий- англо-хинди словарь: 700 единиц).
ский и англо-хинди). http://www.Sprachenlernen24.de/hindi-
http://pustak.org/home.php?mean=27179 sprachkurs-download
(толковый словарь).
А.И. Коган
АВАДХИ ЯЗЫК
1.0. Авадхи язык (А.я.), другие названия: косали, пурби; англ. Awadhi, другие
варианты: Abadhi, Abadi, Abohi, Ambodhi, Avadhi, Kojali, Kosali; самоназвание
avadhī, производное от названия исторической области Ауд (Аудх, Авадх,
Awadh), где он распространен.
2.0. А.я. распространен в Северной Индии, главным образом в центральных и
восточных районах штата Уттар-Прадеш (округа Лакхнау, Аллахабад, Лакхим-
пур, Ситапур, Джаунпур, Рай-Барели и др. — историческая область Ауд). Неко-
торое количество носителей А.я. проживает в штатах Бихар и Мадхья-Прадеш, а
также на юго-западе Непала (561 тыс. чел., перепись 2001 г.). Согласно переписи
Индии 2001 г., носителями А.я. себя заявили 2,5 млн. чел., однако по некоторым
оценкам, население региона, говорящего на авадхи, составляло около 48 млн. чел.
в 2001 г. и около 58 млн. чел. в 2011 г., или примерно 3/5 всех носителей восточ-
ного хинди. Сильное занижение числа носителей в переписи связано с тем, что
официально А.я. считается диалектом хинди, и именно как хинди определяет
свой родной язык подавляющее большинство его носителей.
3.0. Традиционно А.я. включают в число диалектов восточного хинди. При этом,
однако, вопрос о его месте в кругу индоарийских языков продолжает оставаться
дискуссионным. Часть исследователей относят восточный хинди к центральной
подгруппе (Р.Л. Тёрнер, С.М. Катре, Дж. Кардона, Р. Нигам), часть — к восточ-
ной (С.К. Чаттерджи), часть — считают отдельной, промежуточной подгруппой
(Р. Хёрнле и Дж. Грирсон). Согласно морфологической классификации Г.А. Зогра-

фа, они характеризуются как переходные от западного языкового типа к восточному.
4.0. На А.я. создана богатая литература, представленная главным образом по-
этическими произведениями. Расцвет литературного творчества на А.я. прихо-
дится на XVI–XVII вв. Начиная с XIX в. А.я. начинает активно вытесняться из
литературного употребления стандартным хинди. К настоящему времени по-
следний стал основным письменным языком в регионе. Тем не менее художест-
венные произведения на А.я. (как поэтические, так и прозаические) продолжают
появляться. А.я. использует письмо деванагари.
5.1.0. Выделяют следующие гласные фонемы.
Гласные
Ряд
Подъем
Верхний i ĩ i: ĩ: u ũ u: ũ:
Средний закрытый e ẽ o õ
Средний открытый ɛ ɛ͂ ɐ ɐ͂ ɔ ɔ͂
Отмечают также шепотные гласные i̥ , u̥ , e̥ и дифтонги ai и au, фонологически

противопоставленные сочетаниям гласных aї и aü. В некоторых описаниях отме-
чен нейтральный гласный ă. Все гласные, кроме нейтрального, могут быть наза-
лизованными.
Согласные
Переднеязычные
По способу
образования Губ- ретро- палато- Средне- Задне- Глот-
ные зуб- флекс- альвео- язычные язычные тальные
ные
ные лярные
Непридых. p t ʈ k
Гл. h h
Взрыв- Придых. p t ʈʰ kʰ
ные Непридых. b d ɖ g
Зв.
Шумные
Непридых. ʧ
Гл.
каты Непридых. ʤ
Зв.
Придых. ʤʰ
Фрикативные s h
Непридых. m n
Носовые
Сонорные
Придых. mh nh
Боковые l
Дрожащие и одноударные r ɽ
Глайды w j
У фонемы n отмечен заднеязычный аллофон [ŋ] в позиции перед заднеязыч-

ными согласными и среднеязычный аллофон [ɲ] в позиции перед палато-альвео-
лярными согласными.
5.1.1. Структура слога не изучена.
5.1.2. Отмечены чередования гласных при образовании глагольных основ, в
частности, отыменных: dubarā- ‛худеть’ при dūbar ‛худой’, kadarā- ‛терять при-
сутствие духа’ при kādar ‛пугливый’, pitarā- ‛портиться (о продуктах в латунной
посуде)’ при pītari ‛латунь’, а также при образовании основ с переходным, в ча-
стности, каузативным, значением: mar- ‛умирать’ — mār- ‛убивать’, phir- ‛пово-
рачиваться’ — pher- ‛поворачивать’, khul- ‛открываться’ — khol- ‛открывать’.
5.2.0. Морфология.
5.2.1. Язык преимущественно флективного строя с элементами агглютинации.
5.2.2. Выделяются следующие части речи: существительные, прилагательные,
числительные, местоимения, наречия, глаголы, послелоги, частицы, союзы.
Категория р о д а (мужской/женский) у существительных обычно выражает-
ся их принадлежностью к разным типам склонения. К склонениям II и III отно-
сятся только существительные мужского рода, к склонениям IV и V — только
существительные женского рода. Склонение I включает существительные обоих
родов. Ряд одушевленных существительных различает род при помощи противо-
поставления разных типов основ (ср. bheṛā ‛баран’ — bheṛī ‛овца’, ū ṭ̃ ‛верблюд’ —
ũṭini ‛верблюдица’, telī ‛маслодел’ — telin ‛жена маслодела’, caudharī ‛староста’ —
caudhrāin ‛жена старосты’, hāthī ‛слон’ — hāthinī ‛слониха’, siyār ‛шакал’ —
siyārini ‛самка шакала’). У прилагательных, порядковых числительных, части ме-
стоимений и некоторых нефинитных форм глагола категория рода — словоизме-
нительная. Она выражается при согласовании с существительным видом основы
и типом склонения (ср. kũār ‛холостой, неженатый’ — kũāri̥ ‛незамужняя’, baṛā
‛большой’ — baṛī ‛большая’, pahilā ‛первый’ — pahilī ‛первая’, tuhār ‛твой’ —
tuhāri̥ ‛твоя’, apanā ‛свой’ — apanī ‛своя’, baiṭhā ‛севший’ — baiṭhī ‛севшая’).
Для некоторых говоров А.я. характерно наличие категории рода у указательных
местоимений. У глаголов-связок в прошедшем времени род вместе с числом и (в
некоторых случаях) лицом выражается в специальных окончаниях. Непереходные
глаголы в форме претерита выражают совместно род, число и лицо. Кроме того,
в ряде аналитических форм род субъекта отражается в окончании причастия.
Словоизменительная категория ч и с л а (единственное/множественное) у су-
ществительных, прилагательных, порядковых числительных, причастий и части
местоимений выражается совместно с категорией падежа в парадигме склонения.
У существительных I склонения в прямом падеже противопоставление по числу
остается невыраженным (ср. bhāī ‛брат’ и ‛братья’, bāt ‛дело’ и ‛дела’, parī ‛фея’
и ‛феи’).
Число у личных местоимений выражено лексически (ср. mai ˜ ‛я’ — ham ‛мы’).
В ряде говоров А.я. противопоставление личных местоимений по числу утрачи-
вается или утрачено: местоимения ham и tum, исторически являвшиеся место-
имениями множественного числа, употребляются в единственном числе, вытес-
няя (а в отдельных говорах полностью вытеснив) более старые личные место-
имения единственного числа mai ˜ ‛я’ и tui/twai/tai
˜ ‛ты’. (Косой чертой здесь и
далее разделены формы, характерные для разных говоров.) У притяжательных
местоимений число выражается как лексически (число субъекта обладания), так

и грамматически (число объекта обладания): mōr ‛мой’ — hamār ‛наш’.
В глаголе число выражается совместно с лицом личными окончаниями, а в
аналитических формах — также и формой причастия.
Словоизменительная категория п а д е ж а, представленная прямым и косвен-
ным падежом, характерна для существительных, прилагательных, порядковых
числительных, большинства местоимений и некоторых нефинитных глагольных
форм (герундия, перфективного причастия, глагольного прилагательного, имени
деятеля). У существительных она выражается в падежных окончаниях совместно
с категорией числа. Различаются пять основных типов склонения. К типу I отно-
сятся существительные как мужского, так и женского рода, к типу II — сущест-
вительные мужского рода, оканчивающиеся в прямом падеже единственного
числа на гласный u̥ , к типу III — существительные мужского рода, оканчива-
ющиеся в прямом падеже единственного числа на ā, к типу IV — существитель-
ные женского рода с нулевым окончанием в прямом падеже единственного чис-
ла, к типу V — существительные женского рода, оканчивающиеся в прямом па-
деже единственного числа на гласный i̥ .
Прилагательные, порядковые числительные, перфективные причастия, часть
местоимений выражают совместно категории падежа, числа и рода. Все эти слова
имеют особую (адъективную) парадигму склонения, отличную от парадигмы
склонения существительных (см. ниже). Во множественном числе (а в форме
женского рода на -ī также и в единственном) противопоставление по падежу в
этой парадигме остается невыраженным.
У личных местоимений выделяют три падежа: прямой, общекосвенный и объ-
ектный, у относительных и соотносительных в некоторых говорах — также три:
прямой, общекосвенный и винительно-дательный. Неопределенные местоимения
обычно не различают падежных форм.
Существительные в прямом падеже выполняют функцию субъекта и прямого
объекта. Форма косвенного падежа в свободном употреблении может передавать
обстоятельственное значение: khyāt-an ‛на поля’ (ср. khyāt ‛поле’), wahi din ‛в тот
день’ (ср. ū din ‛тот день’). Отмечена она и в значении неопределенной множест-
венности: baras–an huїge год-КОСВ проходить.ПРОШ ‛прошли годы’. Кроме того,
в восточных говорах А.я. эта форма (особенно косв. п. мн. ч.) маркирует субъект:
gaї-yan khaї-haї̃ корова-КОСВ есть-БУД.3МН ‛коровы будут есть’. Обычно сущест-
вительное в косвенном падеже выступает перед послелогами. Фонетический об-
лик многих послелогов существенно различается в разных говорах А.я. Основ-
ные послелоги: mā /̃ mā/m(a)/maїhā ̃ ‛в’, te/tẽ/ti/tene/tere ‛от’, se ‛от’, par/parihā ̃ ‛на’,
pa(i)/pe ‛на’, tak/talak ‛до, вплоть до’, tar ‛под’, sahit(i) ‛с’. Послелог kā /̃ kā/k(a)/
˜ имеет направительное значение. Он же маркирует прямой и непрямой
kaїhā /̃ kahai
объект. Особняком стоит адъективирующий послелог ker(ā)/kyār/kar/kā. Его ва-
рианты с вокальным исходом изменяются по родам и склоняются по адъективной
парадигме. Наряду с простыми послелогами в А.я. имеются также составные и
сложные послелоги, состоящие из двух компонентов. Составные послелоги пред-
ставляют собой сочетание простых (ср. mā ̃ se в + из ‛из, изнутри’). Первым ком-
понентом сложных послелогов всегда является адъективирующий послелог в
форме косв. п. м. р. ke/kere/kai или ж. р. kī: kī alãg ‛к, в направлении к’, ke hiyā ̃ ‛у,
при’, ke nīre ‛около, возле’, kere khātir ‛ради, для’.
Словоизменительная категория л и ц а у глагола выражается совместно с ка-

тегорией числа в личных окончаниях. В аналитических формах лицо либо выра-
жено только у глагола-связки (настоящее общее время, настоящее продолженное
время, одна из форм прошедшего общего времени, аналитические формы буду-
щего времени, в исключительных случаях — прошедшее продолженное время),
либо не выражено вовсе (прошедшее продолженное время, одна из форм про-
шедшего общего времени).
Личные местоимения имеются в формах 1-го и 2-го лица: mai ˜ ‛я’, ham ‛мы’,
˜ ‛ты’, tum ‛вы’. Как уже говорилось, во многих говорах личные
tui/twai/tū /̃ tū/tai
местоимения единственного числа вытесняются соответствующими местоиме-
ниями множественного числа. Функцию личных местоимений 3-го лица выпол-
няют указательные местоимения ī/iu/yū/yahu/yā ‛этот’ и ū/ō/wai/wahu/wah ‛тот’.
В говорах, где указательные местоимения имеют категорию рода, отмечены спе-
циальные формы женского рода, например, в лакхимпурском диалекте yā/yah
‛эта’ при iu/yahu ‛этот’ и wā/wah ‛та’ при ū/wahu ‛тот’.
Категория з а л о г а. В А.я. имеются аналитические конструкции с инактив-
ным (пассивным) и аффективно-пассивным значением. Инактивные (пассивные)
конструкции представляют собой сочетание перфективного причастия или дее-
причастия (в краткой форме) основного глагола и одной из видо-временных
форм глагола jā- ‛идти’. Аффективно-пассивная конструкция образуется только
от трех глаголов: dēkh- ‛смотреть’, sun- ‛слушать, слышать’, jān- ‛знать’. Она
строится путем сочетания краткой формы деепричастия этих глаголов с одной из
видо-временных форм вспомогательного глагола paṛ- ‛падать, случаться’, ср.
dēkhi paṛ- ‛виднеться’, suni paṛ- ‛слышаться’, jāni paṛ- ‛казаться’.
Категория н а к л о н е н и я у глагола выражается противопоставлением
форм изъявительного, сослагательного, условного и повелительного наклонения.
Простая форма сослагательного наклонения образуется флективно и продолжает
древнеиндийский презенс: 1 л. ед. ч. -aü̃, 2 л. ед. ч. -aї, 3 л. ед. ч. -aї, 1 л. мн. ч. -ī,
2 л. мн. ч. -aü, -ō (для глаголов с основой на гласный -a, -ā, -ē или -ō), 3 л. мн. ч.
-aї̃. Набор личных окончаний нередко различается в разных говорах А.я. Форма
условного наклонения представляет собой имперфективное причастие, ослож-
ненное одной из флексий: 1 л. ед. ч. -iũ, 2 л. ед. ч. -i̥ , 3 л. ед. ч. -i̥ , 1 л. мн. ч. -i̥ , -en,
2 л. мн. ч. -iu, 3 л. мн. ч. -ı̄ .̃ Повелительное наклонение засвидетельствовано толь-
ко во 2-м лице. В единственном числе эта форма имеет показатель -u (у глаголов
с основой на гласный -ā, -ē или -ō) или равна глагольной основе, а во множест-
венном числе — показатель -aü: dēkhu ‛смотри!’, dēkhaü ‛смотрите!’. Имеется
также специальная форма повелительного наклонения будущего времени ед. ч.
-ē, мн. ч. -eu, ср. dēkhē ‛смотри!’, dēkheu ‛смотрите!’. В локальных говорах А.я.
отмечены также показатели повелительного наклонения -yo, -o, -ayo, -ā, -eh.
Категории в и д а и в р е м е н и выражаются совместно в видо-временных
формах глагола при помощи разных типов основ, личных окончаний или формы
связки. Наибольшее разнообразие видо-временных форм обнаруживается в изъ-
явительном наклонении. Формы настоящего общего и прошедшего общего вре-
мени образуются от имперфективного причастия и глагола-связки в форме соот-
ветственно настоящего и прошедшего времени. Претерит образуется флективно.
Исторически его формы восходят к перфективному причастию, осложненному
личными окончаниями.
Различаются парадигмы спряжения переходных и непереходных глаголов.

У непереходных наряду с лицом и числом во флективных окончаниях выражает-
ся род. Окончания непереходных глаголов: 1 л. ед. ч. м. р. -eũ, 1 л. ед. ч. ж. р. -iũ,
2 л. ед. ч. м. р. -ā, 2 л. ед. ч. ж. р. -ī, 3 л. ед. ч. м. р. -ā, 3 л. ед. ч. ж. р. -ī, 1 л. мн. ч.
м. р. -en, 1 л. мн. ч. ж. р. -en, 2 л. мн. ч. м. р. -eu, 2 л. мн. ч. ж. р. -iu, 3 л. мн. ч.
м. р. -ē, 3 л. мн. ч. ж. р. -ı̄ .̃ Окончания переходных глаголов: 1 л. ед. ч. -eũ, 2 л.
ед. ч. -ē, -isi̥ , 3 л. ед. ч. -isi̥ , 1 л. мн. ч. -en, 2 л. мн. ч. -eu, 3 л. мн. ч. -ini̥ . (Набор
личных окончаний различается в разных говорах А.я. Приведенные здесь пара-
дигмы характерны для лакхимпурского говора.)
Перфект и предпрошедшее время представляют собой сочетания формы пре-
терита или перфективного причастия с глаголом-связкой в форме настоящего и
прошедшего времени соответственно. В ряде говоров А.я. в перфекте глагол-
связка выступает неизменно в форме 3-го лица единственного числа в том слу-
чае, если смысловой глагол располагает личным окончанием (см. ниже). Формы
продолженного вида (настоящее продолженное время и прошедшее продолжен-
ное время) образуются от краткой формы деепричастия смыслового глагола, со-
четающейся с перфективным причастием от глагола rah- ‛оставаться’ и глаго-
лом-связкой. В настоящем продолженном времени глагол-связка выступает в
форме настоящего времени, в прошедшем продолженном времени — в форме
прошедшего времени. Будущее простое время строится флективно от специаль-
ной основы, образуемой при помощи суффикса -ih-. В 1-м лице множественного
числа основа образуется особым способом — при помощи суффикса -b-. (Такая
ситуация характерна для части западных говоров А.я., в частности для лакхим-
пурского. На востоке ареала суффикс -b- имеет гораздо более широкое распро-
странение. С другой стороны, в некоторых западных говорах А.я. он отсутствует
вовсе.) Личные окончания в основном совпадают с личными окончаниями сосла-
гательного наклонения. Исключение составляют показатели 3 л. ед. ч. -ī и 1 л.
мн. ч. -ā или -0. Помимо будущего простого распространены также аналитиче-
ские формы будущего времени: будущее имперфективное, будущее перфектив-
ное, будущее продолженное. Модель их образования аналогична таковой для на-
стоящего общего времени, перфекта, и настоящего продолженного времени со-
ответственно, однако глагол-связка выступает в форме простого будущего
времени.
Образцы парадигм. Через косую черту даются варианты, встречающиеся в
разных говорах А.я.
Существительные
Падеж Ед. ч. Мн. ч.
Тип I: cwār ‛вор’ (м. р.), parī ‛фея’ (ж. р.)
Прям. cwār, parī cwār, parī
Косв. cwār, parī cwāran, parin
Тип II (м.р.): hāthu ‛рука’
Прям. hāthu hāth
Косв. hāth(u) hāthan

Тип III (м. р.): larikā ‛мальчик’
Прям. larikā larikai
Косв. larikā larikan
Тип IV (ж. р.): dewāl ‛стена’
Прям. dewāl dewālai
Косв. dewāl dewālan
Тип V (ж. р.): ā k̃ hi̥ ‛глаз’
Прям. ā k̃ hi̥ ā k̃ hī
Косв. ā k̃ hi ā k̃ hin
kũār ‛холостой, неженатый’, baṛā ‛большой’
м. р. ж. р. м. р. ж. р.
Прям. kũār, baṛā kũāri, baṛī kũārē, baṛē kũārī, baṛī
Косв. kũārē, baṛē kũārī, baṛī kũārē, baṛē kũārī, baṛī
Личные
1 л. 2 л.
Падеж
Ед. ч. Мн. ч. Ед. ч. Мн. ч.
Прям. ˜
mai ham ˜
tū/tū /̃ twai/tai tum
Косв. mah/m(w)ohi/mō ham toh/tuhi/toh tum
Объектн. ˜
hamai/hamẽ/ham(m)ai ˜
tuhẽ/tuhai tumhẽ
Указательные
Прям. ī/yahu ‛этот’, ū/wahu ‛тот’ ī/ē/yaї, ū/ui/waї
Общекосв. ī/yā/ehi/yahi/ē, ui/wahi/(w)ō ī/in(h)/en/inī, un(h)/on(h)/wan
Относительные
Прям. jō/jē/jī/jaün/jawan ‛который’, ‛тот, кто’ jō/jaün/jawan/jē/jī
Косв. jī/jē/jeh(i)/jahi jin(h)/jen(h)
Вин.-дат. jinhaї 1
П р и м е ч а н и е: 1. Форма характерна лишь для части говоров.

Соотносительные
Прям. sō/sē/tē/taün/tawan ‛тот, то’ sō/tī/tē/taün/tawan
Косв. tī/tē/tehi/tahi/tawanē tin(h)/ten(h)/tawanen
Вин.-дат. tinhaї 1
П р и м е ч а н и е: 1. Форма характерна лишь для части говоров.

Вопросительные

Прям. kō/kē/kaün/kaūn/kawan ‛кто? какой?’ kō/kē/kaün/kaūn
Общекосв. kī/kē/keh(i)/kohi kin(h)/ken(h)
Прям. kē/kā(h)/kāu ‛что?’
Общекосв. kāhe
Неопределенные
Прям. п. koī/koū/kou ‛кто-то’
Косв. п. kohū/kohu/ke(h)u/kihū/kuhū ̃
Прям. п. ku(c)ch(u)/kachu/kichu ‛что-то’
Косв. п. kāheu/ket(t)hū/ketthyau/kethau/kathū
П р и м е ч а н и е: Приведенная здесь парадигма характерна только для части говоров А.я.

В большинстве говоров неопределенное местоимение, указывающее на референта-лицо, не
различает падежных форм.
Глагол
Спряжение глаголов-связок
Все глаголы-связки, за исключением ho-, имеют дефективную парадигму.
Глагол-связка ho- ‛быть’
Настоящее время
Ед. ч. Мн. ч.
1 л. haü̃ han
2 л. haї haü
3 л. haї haї̃
П р и м е ч а н и е: Личные формы глагола-связки ho- в настоящем времени различны для

разных говоров А.я. Приведенная здесь парадигма характерна для лакхимпурского говора.
Прошедшее время
Ед. ч. Мн. ч.
м. р. hatā hate
ж. р. hatī hatı̄ ̃
Будущее время
Ед. ч. Мн. ч.
1 л. hoihaü̃ hoib(ā)
2 л. hoihaї/hōī hoihaü
3 л. hōī hoihaї̃
Нефинитные формы
Герундий: hob (косв. п. hoy, hoibe)
Инфинитив: hon
Имперфективное причастие: hot(i)
Перфективное причастие: bh(aw)ā
Деепричастие: hoi, hoikai / hoike / hoika / hoikaihā ̃ / hoikehā ̃
Глагольное прилагательное: hoiwālā
Глагол-связка настоящего времени bāṭ- ‛быть’
Ед. ч. Мн. ч.
м. р. bāṭyeũ bāṭī
1 л.
ж. р. bāṭiũ bāṭin
м. р. bāṭē/bāṭas/bāṭes/bāṭ bāṭew/bāṭyō/bāṭyē
2 л.
ж. р. bāṭis bāṭiw
м. р. bāṭai bāṭē ̃
3 л.
ж. р. bāṭai bāṭı̄ ̃
Глагол-связка настоящего времени ah- ‛быть’

Ед. ч. Мн. ч.
м. р. aheũ ahī
1 л.
ж. р. ahiũ ahin
м. р. ahē/ahas(i)/ahes ahew/ahyō/ahē /̃ aha
2 л.
ж. р. ahis ahiw
м. р. (a)hai/ā/āy ahı̄ /ahaı
̃ ̄̃
3 л.
ж. р. ahaī ahaı̄ ̃
Глагол-связка прошедшего времени rah- ‛быть’

Ед. ч. Мн. ч.
м. р. raheũ rahē/rahā
1 л.
ж. р. rahiũ rahī
м. р. rahes/rahis raheu/rahā
2 л.
ж. р. rahis rahı̄ ̃
м. р. rahai/rahā/rahes/rahis ˜
rahen/rahin/rahē/rahai
3 л.
ж. р. rahī rahı̄ ̃
Глагол mar- ‛умирать’

Настоящее общее время
Ед. ч. Мн. ч.
1 л. м. р. marati̥ haü̃ mariti̥ han
ж. р. marati̥ haü̃ mariti̥ han
2 л. м. р. marati̥ haї marati̥ haü
ж. р. marati̥ haї maratī haü
3 л. м. р. marati̥ haї marati̥ haї̃
ж. р. marati̥ haї maratī haї̃
Настоящее продолженное время

Ед. ч. Мн. ч.
1 л. м. р. mari rahā haü̃ mari rahē han
ж. р. mari rahī haü̃ mari rahī han
2 л. м. р. mari rahā haї mari rahē haü
ж. р. mari rahī haї mari rahī haü
3 л. м. р. mari rahā haї mari rahē haї̃
ж. р. mari rahī haї mari rahī haї̃
Прошедшее общее время

Ед. ч. Мн. ч.
1 л. м. р. marati̥ hatā mariti̥ hate
ж. р. marati̥ hatī mariti̥ hatı̄ ̃
2 л. м. р. marati̥ hatā marati̥ hate
ж. р. marati̥ hatī maratī hatı̄ ̃
3 л. м. р. marati̥ hatā marati̥ hate
ж. р. marati̥ hatī maratī hatı̄ ̃
Прошедшее продолженное время

Ед. ч. Мн. ч.
м. р. mari rahā hatā mari rahē hate
ж. р. mari rahī hatī mari rahī hatı̄ ̃
При образовании прошедшего общего и прошедшего продолженного времени

возможно использование как глагола-связки ho-, так и глагола-связки rah-. Этот
последний омонимичен глаголу rah- ‛оставаться’, функционирующему в качест-
ве вспомогательного при образовании продолженных времен.
Прошедшее совершенное время

Непереходный глагол mar- ‛умирать’
Ед. ч. Мн. ч.
1 л. м. р. mareũ/marā maren
ж. р. mariũ/marī maren
2 л. м. р. marā mareu
ж. р. marī mariu
3 л. м. р. marā marē
ж. р. marī marı̄ ̃
Переходный глагол dēkh- ‛видеть’

Ед. ч. Мн. ч.
1 л. dēkheũ dēkhen
2 л. dēkhē/dēkhisi̥ dēkheu
3 л. dēkhisi̥ dēkhini̥
Настоящее совершенное время (перфект)

Ед. ч. Мн. ч.
1 л. м. р. mareũ haї/marā haü̃ maren haї/marē han
ж. р. mariũ haї/marī haü̃ maren haї/marī han
2 л. м. р. marā haї mareu haї/marē haü
ж. р. marī haї mariu haї/marī haü
3 л. м. р. marā haї marē haї̃
ж. р. marī haї marı̄ ̃ haї̃

Ед. ч. Мн. ч.
1 л. dēkheũ haї dēkhen haї
2 л. dēkhisi̥ haї dēkheu haї
3 л. dēkhisi̥ haї dēkhini̥ haї
Предпрошедшее время
Ед. ч. Мн. ч.
1 л. м. р. mareũ hatā/marā hatā maren hate/marē hate
ж. р. mariũ hatī/marī hatī maren hatı̄ /marī
̃ hatı̄ ̃
2 л. м. р. marā hatā mareu hate/marē hate
ж. р. marī hatī mariu hatı̄ /marī
̃ hatı̄ ̃
3 л. м. р. marā hatā marē hate
ж. р. marī hatī marı̄ ̃ hatı̄ ̃

Ед. ч. Мн. ч.
1 л. м. р. dēkheũ hatā dēkhen hate
ж. р. dēkheũ hatī dēkhen hatı̄ ̃
2 л. м. р. dēkhisi̥ hatā dēkheu hate
ж. р. dēkhisi̥ hatī dēkheu hatı̄ ̃
3 л. м. р. dēkhisi̥ hatā dēkhini̥ hate
ж. р. dēkhisi̥ hatī dēkhini̥ hatı̄ ̃
В ряде говоров в парадигме предпрошедшего времени личное окончание мо-

жет присоединяться к глаголу-связке: kīnh hatisi ‛(он) сделал’. При образовании
предпрошедшего времени часто используется глагол-связка rah-.
Будущее простое время

Ед. ч. Мн. ч.
1 л. marihaü̃ marib(ā)
2 л. marihaї marihaü
3 л. marī marihaї̃
Сослагательное наклонение (простая форма)

Ед. ч. Мн. ч.
1 л. maraü̃ marī
2 л. maraї maraü
3 л. maraї maraї̃
Условное наклонение (простая форма)

Ед. ч. Мн. ч.
1 л. marătiũ marăten/mariti̥
2 л. marati̥ marătiu
3 л. marati̥ marătı̄ ̃
Повелительное наклонение
Ед. ч. Мн. ч.
2 л. maru maraü
Повелительное наклонение будущего времени

Ед. ч. Мн. ч.
2 л. marē mareu
Герундий: marab (косв. п. marai, marabe)
Инфинитив: maran
Имперфективное причастие: marat(i̥ )
Перфективное причастие: marā
Деепричастие: mari, marikai/marike/marika/marikaihā /̃ marikehā ̃
Глагольное прилагательное: maraiwālā
5.2.3. Основным способом именного словообразования является суффиксация.

Имеется весьма большое количество суффиксов, не всегда продуктивных, образу-
ющих производные существительные и прилагательные, в том числе и от других
частей речи. Роль префиксации в именном словообразовании менее значительна.
Словообразовательные префиксы характерны прежде всего для заимствований из
санскрита. В системе глагола переходные основы регулярно образуются при по-
мощи суффикса -ā-, а каузативные – также и при помощи суффикса -wā-.
5.3.0. Синтаксис
5.3.1. В отличие от ряда соседних языков и диалектов, для А.я. нехарактерно
противопоставление эргативной и номинативной конструкций предложения. По-
следняя характерна для всех предложений вне зависимости от видо-временной
формы глагола-сказуемого. Тем не менее рудименты существовавшей в прошлом
эргативной конструкции обнаруживаются в целом ряде говоров А.я. К таким ру-
диментам относится употребление существительных и местоимений в форме
косвенного падежа множественного числа в функции субъекта при переходных
глаголах, а также использование в той же функции существительного с флектив-
ным показателем -e или -ai вместо -ā в единственном числе (исторически это
форма косвенного падежа единственного числа). Отмечены случаи маркирования
субъекта заимствованным из литературного хинди послелогом ne (зафиксирован
также фонетический вариант nai).
Порядок основных членов предложения — SOV. Определение всегда предше-
ствует определяемому.
5.3.2. Сложные предложения обычно строятся при помощи союзов. Наиболее
употребительные союзы: au ‛и’, aur(u) ‛и’, mudā ‛но’, yā ‛или’, ki ‛или; что, чтобы’,
cahaї ... cahaї ‛или … или’, jau ‛что’, ‛если’, agar ‛если’, jau … to ‛если … то’,
jaun ‛чтобы’, kāhe te ‛потому что, так как, ибо’, cāhai ‛хотя’. В сложноподчинен-
ных предложениях с ограничительными придаточными определительное прида-
точное предложение предшествует главному и вводится относительным место-
имением. Главное предложение часто вводится соотносительным местоимением:
(1) jauni dhotī cāhau tauni pahiri lew

который:Ж дхоти/сари хотеть:СОСЛ.2МН тот:Ж надевать:ДЕЕПР брать:ИМП.2МН
‛Надень какое хочешь сари’.
Косвенная речь в А.я. отсутствует, прямая вводится союзом ki.
5.4.0. В лексике А.я. обычно выделяют четыре этимологических пласта:
1) слова тадбхава (исконные слова, чье историко-фонетическое развитие поэтап-
но прослеживается от древнеиндийского до современного языкового состояния);
2) слова татсама (заимствования из санскрита); 3) слова видеши (заимствования
из неиндийских языков); 4) слова деши (субстратная лексика). Иногда выделяют
также слова ардхататсама (т. е. «полутатсама») — заимствования из санскрита,
претерпевшие некоторые фонетические изменения.
Исконная индоарийская лексика составляет основу словаря. Отчасти она явля-
ется общей для А.я. и литературного хинди, а также других индоарийских языков,
однако некоторые лексические элементы не встречаются за пределами ареала А.я.
Слова татсама составляют весьма значительную часть культурной лексики А.я.
Основная масса их характерна и для литературного хинди: rājā ‛царь’, pati ‛муж’,
sēwā ‛служба’, ānand ‛радость’, prem ‛любовь’, dayā ‛милосердие’, bhagawān ‛бог’,
pāp ‛грех’, bhojan ‛пища’, santān ‛потомство’. В некоторых говорах слова татсама
мужского рода могут присоединять характерное для А.я. окончание прям. п.
ед. ч. -u: lābhu ‛польза’ (ср. хинди lābh), nāṭaku ‛пьеса, драма’ (ср. хин. nāṭak).
Среди заимствований из неиндийских языков наиболее многочисленны пер-
сидские и арабские лексические элементы. Их проникновение в А.я. является
следствием многовекового господства в Северной Индии мусульманских дина-
стий. Иранизмы и проникшие через персидское посредство арабизмы представ-
лены в самых разных семантических пластах лексики: jawāb ‛ответ’, dalīl ‛довод,
аргумент’, mālik ‛хозяин’, majāl ‛сила, способность’, bakharā ‛доля, часть’, darajā
‛степень’, dil ‛сердце’, dukān ‛лавка, магазин’. Фонетический облик заимствова-
ний нередко изменяется в соответствии с особенностями фонетики и фонологии
А.я.: dusaman ‛враг’ (кл. перс. dušman), bakhatu̥ ‛время’ (кл. перс. vaqt), daphā
‛раз’ (кл. перс. dafā). Как и в случае с санскритизмами, у слов мужского рода от-
мечено появление окончания -u: nuksānu ‛убыток’ (кл. перс. nuqsān), sālu ‛год’
(кл. перс. sāl). Вторую по значимости группу заимствований составляют англи-
цизмы, активно проникающие в А.я., начиная с XIX в. В основном это термины,
а также названия современных и европейских реалий: mem ‛мадам, госпожа’
(< англ. ma’am), painṭ ‛брюки’ (< англ. pants), hoṭal ‛гостиница’ (< англ. hotel), si-
nemā ‛кинотеатр’ (< англ. cinema), ḍipāṭ ‛департамент, ведомство’ (< англ. de-
partment), mainejar ‛управляющий’ (< англ. manager), ḍipṭī ‛представитель, депу-
тат’ (< англ. deputy). Отмечены и отдельные заимствования из других языков, в
частности из португальского.
6.0. А.я. характеризуется наличием весьма большого количества локальных
говоров. Относительно классификации этих говоров у исследователей нет единого
мнения. Некоторые ученые делят их на три группы: западную, центральную и вос-
точную. Иногда в качестве четвертой группы выделяют южный говор багхели.
Целесообразность включения последнего в число говоров А.я. признается, однако,
не всеми, обычно он считается отдельным наречием восточного хинди. В части
работ предлагается деление говоров А.я. на западные, восточные и байсвари —
А.И. Коган. Брадж язык 119
отдельную группу говоров района Байсвара (территория, расположенная между

реками Сай и Ганг). Расхождения между отдельными говорами обнаруживаются
на всех уровнях языка, однако наиболее заметны они в морфологии и лексике.
Липеровский В.П. Очерк грамматики со- Specimens of Eastern Hindi Language. Delhi,
временного авадхи. М., 1997. 1968 (2nd ed.).
Grierson G.A. Linguistic Survey of India. Saksena B. Evolution of Awadhi. Delhi, 1971
Vol. VI: Indo-Aryan Family. Mediate Group. (1937).
А.И. Коган
БРАДЖ ЯЗЫК
1.0. Употребительны следующие названия: брадж (Б.я.) (англ. Braj), брадж-

бхаша (Braj-Bhasha), брадж-бхакха (Braj-Bhakha), реже — фонетический вариант
бридж-бхаша (Brij-Bhasha). Вторая часть в трех последних названиях значит
«язык». Язык называется по исторической области Брадж, примерно совпадающей
с ареалом его распространения. Название аntarvedī/аntarbedī, англ. Antarvedi/
Antarbedi, также соотносится с историческим географическим названием: аntar-
vedа ‛средние пределы (Индии)’.
2.0. Б.я. распространен в Северной Индии в обширном регионе к югу и юго-
востоку от Дели, преимущественно в западной части штата Уттар-Прадеш (окру-
га Матхура, Агра, Алигарх, Барели и др., историческая область Брадж), а также в
прилегающих районах штатов Харияна, Раджастхан и Мадхья-Прадеш. Согласно
переписи Индии 2001 г., носителями Б.я. себя заявили 574 тыс. чел., однако по
некоторым оценкам население региона, говорящего на брадж, составляло около
33 млн. чел. в 2001 г. и около 40 млн. чел. в 2011 г. Значительное занижение ре-
ального числа носителей в переписи цифр связано с тем, что официально Б.я.
считается диалектом хинди, и именно как хинди определяет свой родной язык
подавляющее большинство жителей области Брадж.
3.0. Традиционно Б.я. относят к центральной подгруппе индоарийских языков
и включают в число диалектов западного хинди.
4.0. До сравнительно недавнего времени Б.я. являлся литературным языком.
Литература на Б.я. представлена главным образом поэтическими и некоторыми
прозаическими произведениями — как художественными, так и религиозно-
философского характера. В период Позднего Средневековья (XV–XVI вв.) рели-
гиозно-философская поэзия на Б.я. приобрела широкую известность по всей Се-
верной Индии и создавалась не только в области Брадж, но и за ее пределами.
Однако с XIX в. Б.я. начинает активно вытесняться из литературного употребле-
ния стандартным хинди. Этот процесс в целом завершился в первой половине
XX в., вследствие чего в настоящее время Б.я. употребляется главным образом в
сфере устного бытового общения. Для переизданий старых текстов на Б.я. и из-
дания незначительного количества современных литературных произведений ис-

пользуется письмо деванагари.
5.1.0. Выделяются следующие гласные фонемы.
Гласные
Ряд
Подъем
Средний закрытый e ẽ ɐ ɐ͂ oõ
Кроме того, отмечены дифтонги ai и au. Долготные противопоставления глас-

ных фонологичны.
Согласные
ные лярные
Шумные
Придых. ʤʰ
Фрика- Гл. s ʃ h
тивные Зв. v
Носовые m n
Сонорные
Боковые l
Дрожащие и одноударные ɾ (ɽ)
Глайды j
У фонемы n отмечен заднеязычный аллофон [ŋ] в позиции перед заднеязыч-

ными согласными и среднеязычный аллофон [ɲ] в позиции перед среднеязычны-
ми согласными.
5.1.1. Структура слога не изучена.
5.1.2. Отмечены чередования гласных при образовании глагольных основ с пе-
реходным (в частности, каузативным) значением: mar- ‛умирать’ — mār- ‛уби-
вать’, bãdh- ‛быть связанным’ — bā d̃ h- ‛связывать, завязывать’, ruk- ‛останавли-
ваться’ — rok- ‛останавливать’, gir- ‛падать’ — ger- ‛бросать’. Иногда такое че-
редование сопровождается также чередованием конечного согласного корня:
chūṭ- ‛освобождаться, избавляться’ — choṛ- ‛выпускать, покидать’, phūṭ- ‛разби-

ваться, разламываться’ — phoṛ- ‛разбивать, разламывать’.
5.2.0. Морфология.
5.2.1. Язык преимущественно флективного строя с элементами агглютинации.
5.2.2. Выделяются следующие части речи: существительные, прилагательные,
числительные, местоимения, глаголы, наречия, послелоги, частицы, союзы.
Категория р о д а (мужской/женский) у существительных выражается их
принадлежностью к разным типам склонения. Так, к склонениям I и II (см. ниже)
относятся только существительные мужского рода. Все существительные жен-
ского рода относятся к склонению III. К склонению III относятся также и некото-
рые существительные мужского рода. Это позволяет считать соотношение рода и
типа склонения в Б.я. более размытым, нежели в целом ряде других индоарий-
ских языков. Многие одушевленные существительные различают род при помо-
щи противопоставления разных типов основ, ср. chorā ‛мальчик, сын’ — chorī
‛девочка, дочь’, kvārau ‛холостяк’ — kvārī ‛незамужняя женщина’, cau ˜ kharau
‛крыса (самец)’ — cukhariyā ‛крыса (самка)’, gadhā ‛осел’ — gadhaiyā ‛ослица’,
pujārī ‛жрец’ — pujārin ‛жрица’, hātī ‛слон’ — hātinī ‛слониха’, seṭh ‛купец’ —
seṭhānī ‛жена купца’. У изменяемых прилагательных, порядковых числительных,
некоторых разрядов местоимений и ряда нефинитных глагольных форм катего-
рия рода — словоизменительная. Она выражается при согласовании с существи-
тельным ср. baṛau ‛большой’ — baṛī ‛большая’, chaṭhau ‛шестой’ — chaṭhī
‛шестая’, merau ‛мой’ — merī ‛моя’, apanau ‛свой’ — apanī ‛своя’, jīmatau
‛живущий’ — jīmatī ‛живущая’, gayau ‛ушедший’ — gaī ‛ушедшая’. Для отдель-
ных говоров Б.я. характерно наличие категории рода у указательных местоиме-
ний. У глаголов в форме будущего времени А род и число субъекта совместно
выражаются в родо-числовых окончаниях. В аналитических глагольных формах
род субъекта или прямого объекта выражается в причастии.
Словоизменительная категория ч и с л а (единственное/множественное) у су-
ществительных, изменяемых прилагательных, порядковых числительных, причас-
тий и некоторых разрядов местоимений выражается совместно с категорией па-
дежа в парадигме склонения. У существительных III и (факультативно) II скло-
нения в прямом падеже противопоставление по числу остается невыраженным
(ср. ā k̃ hi ‛глаз’ и ‛глаза’, ādamī ‛человек’ и ‛люди’, kumar ‛сын’ и ‛сыновья’).
Число у личных местоимений выражено лексически (ср. mai ˜ ‛я’ — ham ‛мы’),
у притяжательных — лексически (число субъекта обладания) и грамматически
(число объекта обладания): terau ‛твой’ — tumhārau ‛ваш’. У вопросительных
местоимений kahā и kā ‛что?’ противопоставление по числу не выражено.
В глаголе число выражается совместно с лицом личными окончаниями, а в
аналитических формах — также формой причастия.
Словоизменительная категория п а д е ж а, представленная прямым и косвен-
ным падежом, характерна для именных частей речи (существительных, изменяе-
мых прилагательных, числительных), большинства местоимений и ряда нефи-
нитных глагольных форм (инфинитива, герундия, причастий, глагольного прила-
гательного, имени деятеля). У существительных она выражается в падежных
окончаниях совместно с категорией числа. Различаются три основных типа скло-
нения (парадигмы см. ниже). К типу I относятся существительные мужского ро-
да, оканчивающиеся на дифтонг au, к типу II — существительные мужского рода

с нулевым окончанием или оканчивающиеся на гласный u, к типу III — прочие
существительные мужского рода и все существительные женского рода.
У изменяемых прилагательных, порядковых числительных и причастий в
форме мужского рода, а также у части местоимений совместно выражаются кате-
гории падежа, числа и рода. В форме мужского рода все эти части речи склоня-
ются аналогично существительным I склонения, в форме женского рода — ана-
логично существительным III склонения. Имперфективное причастие в мужском
роде может также принимать окончание -u и изменяться по парадигме существи-
тельных II склонения. Кроме того, имперфективное причастие способно обходить-
ся без выраженной флексии и таким образом выступать как неизменяемая форма.
У личных местоимений выделяют четыре синтетических падежных формы:
прямой, общекосвенный, агентный и объектный; у указательных, относительного
и соотносительного (в субстантивном употреблении), а также вопросительных
местоимений ko и kaun ‛кто?’ три падежа: прямой, общекосвенный и объектный,
у вопросительных местоимений kahā и kā ‛что? какой? что за?’ – два: прямой и
общекосвенный (парадигмы см. ниже).
Количественные числительные образуют косвенный падеж при помощи пока-
зателей -aun и -n. Форма на -n встречается реже.
Существительные в прямом падеже выполняют функцию субъекта в предло-
жении с номинативной конструкцией (то есть с непереходными глаголами во
всех временах и с переходными глаголами во всех временах кроме перфектных)
и прямого объекта. Форма косвенного падежа в свободном употреблении доста-
точно редка. Она может маркировать объект переходного глагола, а также пере-
давать обстоятельственное значение (ср. tumāre pā ỹ -an ваши нога-МН.КОСВ
‛к вашим ногам’, bin din-ān тот день-МН.КОСВ ‛в те дни’). Обычно существитель-
ное в косвенном падеже выступает перед послелогами. Основные послелоги: mẽ
‛в’, pai ‛на’, tar ‛под’, sunnā (sunnā )̃ ‛с’, lai ‛с’, te ‛от’, sū ̃ ‛от’, tak/talak ‛до, вплоть
до’, а также nẽ, kū ,̃ ai, kau. Послелог nẽ маркирует субъект в предложении с эрга-
тивной конструкцией, то есть с переходными глаголами в перфективных време-
нах. Личные местоимения принимают перед этим послелогом форму агентного
падежа. Объект может маркироваться послелогом kū .̃ Этот послелог имеет также
направительное значение. Во многом аналогично послелогу kū ̃ функционирует
послелог ai. Особняком стоит адъективирующий послелог kau. Он изменяется по
родам и склоняется подобно изменяемым прилагательным. Наряду с простыми
послелогами в Б.я. имеются также сложные послелоги, состоящие из двух ком-
понентов. Первым компонентом всегда является адъективирующий послелог в
форме косв. п. м. р. ke или ж. р. kī, ср. ke kājẽ ‛для’, kī taraph ‛(по направлению)
к’, ke binā ‛без’, kī ṭhaur ‛вместо’. В разных говорах Б.я. системы послелогов за-
метно различаются.
Словоизменительная категория л и ц а у глагола выражается совместно с ка-
тегорией числа в личных окончаниях. В аналитических формах лицо либо выра-
жено только у глагола-связки (в настоящем общем времени А, настоящем про-
долженном времени, прошедшем общем времени А, прошедшем общем време-
ни В, прошедшем продолженном времени А, настоящем совершенном времени,
предпрошедшем времени А), либо не выражено вообще (в прошедшем общем
времени Б, прошедшем продолженном времени Б, прошедшем совершенном

времени, предпрошедшем времени Б).
Личные местоимения имеются в 1-м и 2-м лице: hū ̃ / hau ˜ / mai
˜ ‛я’, ham ‛мы’,
˜ / tai ‛ты’, tum ‛вы’ (косой чертой здесь и далее разделены формы, ха-
tū ̃ / tū / tai
рактерные для основных говоров Б.я.). Функцию личных местоимений 3-го лица
выполняют указательные местоимения ji / ī / yai / yi / je / gi ‛этот’ и bu / ū / vau /
vu / bo / gu ‛тот’.
Категория з а л о г а. В Б.я. имеется аналитическая пассивная конструкция,
состоящая из перфективного причастия основного глагола и видо-временных
форм глагола jā- ‛идти’, ‛уходить’.
Категория н а к л о н е н и я у глагола выражается противопоставлением форм
изъявительного, сослагательного, условного, предположительного и повелитель-
ного наклонения. Простая форма сослагательного наклонения образуется флек-
тивно и продолжает древнеиндийский презенс: 1 л. ед. ч. -ū ,̃ au ˜ , 2 л. ед. ч. -ai, 3 л.
ед. ч. -ai, 1 л. мн. ч. -ai ˜ , 2 л. мн. ч. -au, 3 л. мн. ч. -ai
˜ . Простая форма условного
наклонения совпадает с имперфективным причастием. Единственное отличие в
парадигме наблюдается в форме женского рода множественного числа, где флексией
является -ı̄ ̃ (в отличие от причастия, не различающего формы единственного и
множественного числа женского рода, показателем которых является -ī). Сочетание
глагола-связки в будущем времени может сочетаться с имперфективными и пер-
фективными причастиями, образуя таким образом аналитические формы, выража-
ющие значение предположительного действия. Повелительное наклонение засви-
детельствовано только во 2-м лице. В единственном числе эта форма либо равна
основе глагола, либо образуется от основы при помощи суффиксов -i и -ai, во
множественном числе окончанием является -au (ср. khol ‛Открой!’ — kholau ‛От-
кройте!’, cali ‛Ступай!’ — calau ‛Ступайте!’, rukai ‛Остановись!’ — rukau ‛Оста-
новитесь!’). Имеется также форма императива с окончаниями -iyo, -iyau, -iyõ,
-iyau ˜ , используемая для выражения настоятельной просьбы. Окончание -iyo харак-
терно для единственного числа, остальные окончания — для множественного числа.
Категории в и д а и в р е м е н и выражаются совместно в видо-временных
формах глагола при помощи разных типов основ, личных окончаний или формы
связки. Наибольшее разнообразие форм обнаруживается в изъявительном накло-
нении.
Формы настоящего общего времени А и прошедшего общего времени А обра-
зуются от имперфективного причастия и глагола-связки в форме настоящего и
прошедшего времени соответственно.
На базе имперфективного причастия строится также прошедшее общее время Б.
От собственно причастия эта форма отличается двумя родо-числовыми оконча-
ниями: ед. ч. м. р. -o и мн. ч. ж. р. -ı̄ .̃
Достаточно редкой формой является прошедшее общее время В. Она пред-
ставляет собой сочетание особой нефинитной формы с суффиксом -ai, присоеди-
няемым к глагольной основе, и глагола-связки.
В образовании форм прошедшего совершенного времени, настоящего совершен-
ного времени, предпрошедших временных форм А и Б участвует перфективное
причастие. Прошедшее совершенное время формально совпадает с последним за
исключением формы множественного числа женского рода, оканчивающейся на -ı̄ .̃
Предпрошедшее время Б отличается от прошедшего совершенного флексией

-o в единственном числе мужского рода.
Настоящее совершенное и предпрошедшее время А (плюсквамперфект) пред-
ставляют собой сочетания перфективного причастия с глаголом-связкой в форме
настоящего и прошедшего времени соответственно.
Формы продолженного вида (настоящее продолженное время и прошедшее
продолженное время А) образуются от краткой формы деепричастия предшест-
вования смыслового глагола, сочетающейся с перфективным причастием от гла-
гола rah-/raih- ‛оставаться’ и глаголом-связкой. В настоящем продолженном
времени глагол-связка принимает форму настоящего времени, в прошедшем
продолженном времени — форму прошедшего времени.
К флективным формам относится настоящее общее время Б, а также два бу-
дущих времени: будущее А и будущее Б. Настоящее общее время Б представляет
собой сочетание формы сослагательного наклонения смыслового глагола с гла-
голом-связкой в настоящем времени. Будущее время А образуется от формы со-
слагательного наклонения путем прибавления к ней суффикса -g-, за которым
следует родо-числовое окончание. В ряде говоров Б.я. личные окончания сосла-
гательного наклонения в позиции перед суффиксом -g- претерпевают фонетиче-
ские изменения.
Будущее время Б является флективной формой от специальной основы, обра-
зуемой при помощи суффикса -ih-. Личные окончания будущего времени Б сов-
падают с личными окончаниями сослагательного наклонения.
О б р а з ц ы п а р а д и г м. Через косую черту даются варианты, встре-
чающиеся в разных говорах Б.я.
Тип I: cūlhau ‛очаг’
Прям. cūlhau cūlhe
Косв. cūlhe cūlhen
Тип II: magaru ‛крокодил’
Прям. magar(u) magar
Косв. magar magaran
Тип III: ā k̃ hi ‛глаз’
Прям. ā k̃ hi ā k̃ hi
Косв. ā k̃ hi ā k̃ hin
acchau ‛хороший’, kurangā ‛блеклый’
м. р. ж. р. м. р. ж. р.
Прям. acchau, kurangā acchī, kurangī acche, kurange acchī, kurangī
Косв. acche, kurange acchī, kurangī acche, kurange acchī, kurangī
Личные
1 л. 2 л.
Падеж Ед. ч. Мн. ч. Ед. ч. Мн. ч.
Прям. ˜ / mai
hū ̃ / hau ˜ ham ˜
tū / tū ̃ / tai / tai tum
Общекосв. mo ham to tum
Агентн. ˜
mai ham / haman ˜ / tū
tai / tai tum/tuman
Объектн. moi / moy ˜
hamẽ / hamai toi / toy ˜
tum(h)ẽ / tumai
Прям. ji ‛этот’, bu ‛тот’ je / ye, be
Общекосв. j(y)ā / yā, b(v)ā jin / in, bin / un
Объектн. j(y)āi / yāi, b(v)āi ˜ / inai
jinai ˜ , binai
˜ / unai
˜
Относительное
Прям. jo ‛который, тот кто’ jo / je
Общекосв. j(y)ā jin
Объектн. jāy / jāi ˜
jinai
Соотносительное
Прям. so ‛тот, то’ so / te
Общекосв. tā tin
Объектн. tāy / tāi ˜
tinai
Вопросительные
Прям. ko / kaun ‛кто? какой?’ ko / kaun
Общекосв. kā / kaun kin
Объектн. ˜
kāy / kāe, kaunẽ / kaunai ˜
kinai
Прям. kahā / kā ‛что?’
Общекосв. kā(h)e / kāye
Неопределенные
Прям. koī / koū ‛кто-то’ koī/koū
Косв. kā(h)ū / kāī kinaū ̃
Прям. kachū ‛что-то’ kachū
Косв. kachū kachūn
Числительные
Прям. п. dvai ‛два’, sāt ‛семь’
˜ n, sātaun
Косв. п. donau
Глагол
Связка hau- ‛быть’
Настоящее время
Ед. ч. Мн. ч.
1 л. ˜
(h)ū ̃ / (h)au ˜
(h)ai
2 л. (h)ai (h)au
3 л. (h)ai ˜
(h)ai
Прошедшее время
Ед. ч. Мн. ч.
М. р. (h)o / hato (h)e / hate
Ж. р. (h)ī / hatī (h)ı̄ ̃ / hatı̄ ̃
Будущее время
Ед. ч. Мн. ч.
м. р. h(o)uṅgo / hõgo huṅge / ho(i)ṅge / hõyṅge / hoṅge
1 л.
ж. р. h(o)uṅgī / hõgī huṅgī / ho(i)ṅgī / hõ(y)ṅgī
м. р. hogau / hoigau / hoygau ho(u)ge
2 л.
ж. р. ho(i)gī / hoygī hougī / ho(u)gı̄ ̃
м. р. hogau / hoigau / hoygau huṅge / ho(i)ṅge / hõyṅge / hoṅge
3 л.
ж. р. ho(i)gī / hoygī huṅgī / ho(i)ṅgī / hõ(y)ṅgī
Сослагательное наклонение
Ед. ч. Мн. ч.
1 л. hoũ / hauū ̃ ˜ / hõ / ha͠u˜i
hoĩ / hõy / homai
2 л. hoi / hoy / homai / hobai / ho hou
3 л. hoi / hoy / homai / hobai / ho ˜ / hõ / ha͠u˜i
hoĩ / hõy / homai
Герундий: haibau
Инфинитив: haunau (краткая форма haun)
˜ tau, hautu / hau
Имперфективное причастие: hautau / hau ˜ tu
Перфективное причастие: bhayau, huyau / huvau
Деепричастие сопутствующего обстоятельства: bhayẽ
Деепричастие предшествования: hai, haikai
Глагольные прилагательные: haibebārau, haunbārau, haunhārau
baiṭh- ‛садиться, сидеть’

Настоящее общее время А
Ед. ч. Мн. ч.
1 л. м. р. ˜ / baiṭhatū ̃
baiṭhatu ū ̃ / au ˜ / baiṭhatai
baiṭhat(a) ai ˜
ж. р. ˜ / baiṭhatyū ̃
baiṭhati ū ̃ / au ˜ / baiṭhatyai
baiṭhati ai ˜
2 л. м. р. baiṭhatu ai / baiṭhatvai baiṭhat(a) au / baiṭhatau
ж. р. baiṭhati ai / baiṭhatyai baiṭhati au / baiṭhatyau
3 л. м. р. baiṭhatu ai / baiṭhatvai ˜ / baiṭhatai
baiṭhat(a) ai ˜
ж. р. baiṭhati ai / baiṭhatyai ˜ / baiṭhatyai
baiṭhati ai ˜
Настоящее общее время Б

Ед. ч. Мн. ч.
1 л. ˜ (h)au
baiṭhū ̃ (h)ū ̃ / baiṭhau ˜ ˜ (h) ai
baiṭhai ˜
2 л. baiṭhai (h)ai baiṭhau (h)au
3 л. baiṭhai (h)ai ˜ (h) ai
baiṭhai ˜
Настоящее продолженное время

Ед. ч. Мн. ч.
1 л. м. р. baiṭhi rahyau ū ̃ ˜
baiṭhi rahe ai
ж. р. baiṭhi rahī ū ̃ ˜
baiṭhi rahī ai
2 л. м. р. baiṭhi rahyau ai baiṭhi rahe au
ж. р. baiṭhi rahī ai baiṭhi rahī au
3 л. м. р. baiṭhi rahyau ai ˜
baiṭhi rahe ai
ж. р. baiṭhi rahī ai ˜
baiṭhi rahī ai
Прошедшее общее время А

Ед. ч. Мн. ч.
м. р. baiṭhatu (h)o / baiṭhatau baiṭhat(a) (h)e / baiṭhate
(h)o (h)e
ж. р. baiṭhati (h)ī / baiṭhatī (h)ī baiṭhati (h)ı̄ ̃ / baiṭhatī (h)ı̄ ̃
Прошедшее общее время Б

Ед. ч. Мн. ч.
м. р. baiṭhato baiṭhate
ж. р. baiṭhatī baiṭhatı̄ ̃
Прошедшее общее время В

Ед. ч. Мн. ч.
м. р. baiṭhai (h)o baiṭhai (h)e
ж. р. baiṭhai (h)ī baiṭhai (h)ı̄ ̃
Прошедшее продолженное время А

Ед. ч. Мн. ч.
м. р. baiṭhi rahyau (h)o / baiṭhi rahyau hato baiṭhi rahe (h)e / baiṭhi rahe hate
ж. р. baiṭhi rahī (h)ī / baiṭhi rahī hatī baiṭhi rahī (h)ı̄ ̃ / baiṭhi rahī hatı̄ ̃
Прошедшее совершенное время

Ед. ч. Мн. ч.
м. р. baiṭh(y)au baiṭhe
ж. р. baiṭhī baiṭhı̄ ̃
Настоящее совершенное время (перфект)

Ед. ч. Мн. ч.
1 л. м. р. ˜
baiṭh(y)au (h)ū ̃ / baiṭh(y)au (h)au ˜
baiṭhe (h)ai
ж. р. ˜
baiṭhī (h)ū ̃ / baiṭhī (h)au ˜
baiṭhī (h)ai
2 л. м. р. baiṭh(y)au (h)ai baiṭhe (h)au
ж. р. baiṭhī (h)ai baiṭhī (h)au
3 л. м. р. baiṭh(y)au (h)ai ˜
baiṭhe (h)ai
ж. р. baiṭhī (h)ai ˜
baiṭhī (h)ai
Предпрошедшее время А
Ед. ч. Мн. ч.
м. р. baiṭh(y)au (h)o / baiṭh(y)au hato baiṭhe (h)e / baiṭhe hate
ж. р. baiṭhī (h)ī / baiṭhī hatī baiṭhī (h)ı̄ ̃ / baiṭhī hatı̄ ̃
Предпрошедшее время Б
Ед. ч. Мн. ч.
м. р. baiṭh(y)o baiṭhe
ж. р. baiṭhī baiṭhı̄ ̃
Будущее время А
Ед. ч. Мн. ч.
1 л. м. р. ˜ go / baiṭhuṅgo / baiṭhaṅgo
baiṭhau ˜ ge / baiṭhiṅge / baiṭhaṅge
baiṭhai
ж. р. ˜ gī / baiṭhuṅgī / baiṭhaṅgī
baiṭhau ˜ gī / baiṭhiṅgī / baiṭhaṅgī
baiṭhai
2 л. м. р. baiṭhaigau baiṭhauge
ж. р. baiṭhaigī baiṭhaugī
3 л. м. р. baiṭhaigau ˜ ge / baiṭhiṅge / baiṭhaṅge
baiṭhai
ж. р. baiṭhaigī ˜ gī / baiṭhiṅgī / baiṭhaṅgī
baiṭhai
Будущее время Б
Ед. ч. Мн. ч.
1 л. ˜
baiṭhihau ˜
baiṭhihai
2 л. baiṭhihai baiṭhihau
3 л. baiṭhihai ˜
baiṭhihai
Сослагательное наклонение (простая форма)

Ед. ч. Мн. ч.
1 л. ˜
baiṭhū ̃ / baiṭhau ˜
baiṭhai
2 л. baiṭhai baiṭhau
3 л. baiṭhai ˜
baiṭhai
Условное наклонение (простая форма)

Ед. ч. Мн. ч.
м. р. baiṭhatau baiṭhate
ж. р. baiṭhatī baiṭhatı̄ ̃
Повелительное наклонение
Ед. ч. Мн. ч.
2 л. baiṭh / baiṭhi / baiṭhai baiṭhau
Повелительное наклонение со значением настоятельной просьбы

Ед. ч. Мн. ч.
2 л. baiṭhiyo / baiṭhiyau ˜
baiṭhiyõ / baiṭhiyau
Герундий: baiṭhibau
Инфинитив: baiṭhanau (краткая форма baiṭhan)
Имперфективное причастие: baiṭhatau, baiṭhatu
Перфектное причастие: baiṭh(y)au
Деепричастие сопутствующего обстоятельства: baiṭhai˜
Деепричастие предшествования: baiṭh(i), baiṭhikai
Глагольные прилагательные: baiṭhibebārau, baiṭhanbārau, baiṭhanhārau.
5.2.3. Основным способом именного словообразования является суффиксация.

Помимо отмеченных выше суффиксов -ī, -iyā, -aiyā, -nī, -in и -ānī, служащих для
образования одушевленных существительных женского рода, в Б.я. имеется так-
же весьма большое количество суффиксов, образующих производные сущест-
вительные и прилагательные, в том числе и от других частей речи. Вопрос о про-
дуктивности этих суффиксов в современном языке не вполне ясен. Роль префик-
сации в именном словообразовании незначительна. Обычно (хотя и не всегда)
словообразовательные префиксы обнаруживаются в заимствованиях из санскри-
та. Для глагола характерно образование переходных (в частности, каузативных
основ) при помощи суффиксов -ā- и -(b)bā-. Как и в случае с именем, отмечен
ряд непродуктивных или малопродуктивных словообразовательных суффиксов.
5.3.0. Синтаксис.
5.3.1. Язык смешанного номинативно-эргативного типа. Для предложений с
переходными глаголами в перфектных временах (прошедшем совершенном, на-
стоящем совершенном, предпрошедших А и Б) характерна эргативная конструк-
ция предложения: субъект оформляется косвенным или (если он выражен место-
имением) агентным падежом и послелогом nẽ, объект — прямым падежом, гла-

гол согласуется с объектом. Прямой объект, выраженный именем собственным,
местоимением или же существительным, наделенным признаком определенно-
сти, может маркироваться послелогом kū .̃ Существительное или местоимение
при этом принимает форму общекосвенного падежа. Сочетание местоимения в
общекосвенном падеже с послелогом kū ̃ может заменяться местоимением в объ-
ектном падеже без послелога. В таких конструкциях перфективное причастие
всегда стоит в форме единственного числа мужского рода, а глагол-связка — в
форме 3-го лица единственного числа.
Для остальных (имперфективных) видо-временных форм характерна номина-
тивная конструкция предложения. Порядок основных членов предложения —
SOV. Определение всегда предшествует определяемому.
5.3.2. Сложные предложения обычно строятся при помощи союзов. Наиболее
употребительные союзы: aur ‛и’, par ‛но’, yā ‛или’, cā ỹ ... cā ỹ ‛или … или’, nā ...
nā ̃ ‛ни … ни’, kai ‛что’, agar ‛если’, jo ‛если’, jo … tau ‛если … то’, jāte ‛чтобы’,
kyõki ‛потому что, так как, ибо’, hālā k̃ i ‛хотя’. В сложноподчиненных предложе-
ниях с ограничительными придаточными определительное придаточное предло-
жение предшествует главному и вводится относительным местоимением. Глав-
ное предложение часто вводится соотносительным местоимением:
(1) jo mā g̃ ai so duṅgo
что требовать:ПРОШ.СОВ.2ЕД то отдавать:БУД.1ЕД
‛Что (ты) потребуешь, то (тебе) отдам’.
(2) jā ke khet paryau nāı̄ ̃ gobar
кто:КОСВ ГЕН поле падать:ПРОШ.СОВ ОТР навоз
tā kisān kū ̃ ˜
jān-au dobar
тот:КОСВ крестьянин АКК считать-ИМП.2МН никудышный
‛Считайте никудышным того крестьянина, чье поле осталось неунавоженным’.
Косвенная речь в Б.я. отсутствует, прямая вводится союзом kai.
В (1) значение будущего времени в протазисе определяется формой глагола
главного предложения (ср. статью «Хинди язык» в наст. издании).
5.4.0. Традиционно в лексике многих индоарийских языков, включая и Б.я.,
выделяют четыре этимологических пласта: 1) слова тадбхава (исконные индо-
арийские слова, чье историко-фонетическое развитие поэтапно прослеживается
от древнеиндийского до современного языкового состояния); 2) слова татсама
(заимствования из санскрита); 3) слова видеши (заимствования из неиндийских
языков); 4) слова деши (субстратная лексика). Иногда выделяют также слова
ардхататсама (т. е. «полутатсама») — заимствования из санскрита, претерпевшие
определенные фонетические изменения.
Исконная индоарийская лексика составляет основу словаря Б.я. Часть ее явля-
ется общей для Б.я. и литературного хинди, а также для многих других индо-
арийских языков, однако многие исконные лексические элементы обнаруживают
этимологические параллели только в соседних диалектах.
Санскритизмы в Б.я. весьма многочисленны. В основном они относятся к
культурной лексике, ср. vidyā ‛наука’, sundartā ‛красота’, santoš ‛удовлетво-
рение’, āšīrvād ‛благословение’. Часть санскритских заимствований проникла в
Г.А. Зограф, Ю.В. Мазурова. Урду язык 131
Б.я. через литературный хинди. Из последнего было усвоено немало новосанск-

ритизмов — новообразований (преимущественно в области терминологии), со-
зданных в современном языке из санскритских элементов или же путем пере-
осмысления реально существовавших санскритских слов, ср. adhunik ‛совре-
менный’, sthiti ‛ситуация’, kāryakartā ‛функционер, активист’.
Заимствования из других языков представлены главным образом словами пер-
сидского, арабского и английского происхождения. Персидская и арабская (усвоен-
ная через персидское посредство) лексика проникла в Б.я. в средние века, когда Се-
верная Индия, включая и область Брадж, находилась под властью завоевателей-
мусульман, использовавших персидский язык в качестве официального. Иранизмы
и арабизмы весьма многочисленны и разнообразны с точки зрения семантики, ср.
dukān ‛лавка’, hukamu ‛приказ’, nisānu ‛знак, метка’, hālati ‛положение, состоя-
ние’, pardā ‛занавеска’, tasvīr ‛картина’. Усвоение Б.я. английских заимствований
началось в XIX в. и продолжается до сих пор ввиду сохраняющегося господства
английского языка в целом ряде сфер общественной жизни Индии. Англицизмы
представлены главным образом различными терминами и названиями современ-
ных реалий, ср. sipaṭṭaru ‛инспектор’ (< англ. inspector), pilasan ‛пенсия’ (< англ.
pension), bāīsikil ‛велосипед’, ḍerīphāram ‛молочная ферма’, rivālvar ‛револьвер’.
6.0. Для Б.я. характерна весьма значительная диалектная расчлененность.
Обычно выделяют восточный, западный и южный брадж, а также периферийные
диалекты на юге: джадобати, сикарвари, бхукса, дунгар-вара и др. Эти разновид-
ности также не являются внутренне едиными: каждая из них делится на целый
ряд говоров и подговоров. Кроме того, отмечаются определенные различия в ре-
чи представителей разных каст. Расхождения между отдельными диалектами и
говорами обнаруживаются на всех языковых уровнях. Нередко они бывают на-
столько велики, что исключают взаимопонимание носителей разных локальных
разновидностей Б.я.
Липеровский В.П. Очерк грамматики со- Part I: Specimens of Western Hindi and Punjabi.
временного браджа. М., 1988. Delhi, 1968.
Grierson G.A. Linguistic Survey of India. Varma D. La langue braj. Paris, 1935.
Vol. IX: Indo-Aryan Family. Central Group.
Г.А. Зограф, Ю.В. Мазурова

УРДУ ЯЗЫК

Язык урду́ — национальный язык Пакистана, один из официальных языков
Индии, распространен в Непале, Афганистане, Бангладеш и многих других
странах.
1.1.1. Урду, англ. Urdu (исторически Ordu), франц. urdu, нем. Urdu, является
одной из двух — урду и хинди — стандартизованных форм языка хиндустани,
сложившегося на основе диалекта кхари боли.
Возникновение У.я. (в переводе ‛(язык) армии, лагеря, базара’) связано с за-

воеванием мусульманами Северной Индии в XI–XIV в.: это был разговорный
язык, служивший средством общения местного населения с завоевателями.
1.1.2. У.я. принадлежит к центральной подгруппе индоарийской группы
языков.
1.1.3. В Индии на У.я. говорят в регионах и городах, где проживают или про-
живали мусульманские меньшинства: в некоторых районах штата Уттар-Прадеш,
в городах Дели, Мумбаи, Морадабад, Биджнор, Рампур, Алигарх, Бхопал, Хайде-
рабад, Колката (Калькутта), Майсор, Патна, Аджмер, Ахмедабад и др. Согласно
переписи 2001 г., в Индии насчитывается более 51 млн. носителей У.я. (5% насе-
ления), по оценке на 2011 г. — 59 млн. чел. В Пакистане У.я. является родным
для 10 млн. чел. (7% населения, перепись 1998 г.), в том числе 6,4 млн. чел. в
Синде, 3,3 млн. чел. в Пенджабе. По оценке на 2011 г. — около 13,5 млн. чел.
Ещё около 83% населения (около 147 млн. чел.) владеет им в качестве второго
языка. По данным переписи 2001 г., в Непале на У.я. говорит 175 тыс. чел. По
данным 16-го издания справочника “Ethnologue”, на У.я. говорят также в Афга-
нистане (320 тыс. чел.), Бангладеш (650 тыс. чел.), Бахрейне (80 тыс. чел.), Сау-
довской Аравии (382 тыс. чел.), Объединенных Арабских Эмиратах (600 тыс. чел.),
Омане (90 тыс. чел.), Катаре (70 тыс. чел.), Маврикии (74 тыс. чел.), Южной Аф-
рике (170 тыс. чел.), Великобритании (400 тыс. чел.), США (350 тыс. чел.), Кана-
де (156 тыс. чел.), Германии (50 тыс. чел.), Норвегии (27,7 тыс. чел.), Франции
(20 тыс. чел.), Испании (18 тыс. чел.), Швеции (10 тыс. чел.). Всего в мире насчи-
тывается более 75 млн. чел., для которых У.я. является родным, и еще около
150 млн. знают его как второй или третий язык.
1.2.1. В У.я. выделяются два основных региональных диалекта: северный урду,
грамматически и в части бытовой лексики практически не отличающийся от
хинди, и дакхини, букв. «южный», бытующий на Деканском плато (в индийских
штатах Махараштра, Карнатака, Андхра-Прадеш и Тамил-Наду). Дакхини имеет
ряд специфических грамматических и лексических характеристик. На основе се-
верного урду городов Дели и Лакхнау сложился литературный стандарт совре-
менного языка, используемый в Индии и Пакистане. Кроме того, отмечается ва-
риант под названием пинджари.
На развитие У.я. в Пакистане, носители которого составляли на момент обра-
зования государства в 1947 г. 3% его населения, оказал влияние урду мигрантов-
мусульман из Индии.
1.3.1. У.я. наряду с английским является официальным языком Пакистана и
средством межнационального общения для более чем 150 млн. жителей этой
страны, хотя родным У.я. является не более чем для 8% населения. В Пакистане
распространены также индоарийские языки панджаби, синдхи, потхохари, хинд-
ко, пахари, сирайки; иранские — белуджский и пушту, а также многие другие;
всего насчитывается более 70 языков и диалектов. У.я. используется в образова-
нии, литературе, официальных документах, судопроизводстве, средствах массо-
вой информации. В Индии У.я. объявлен одним из 22 официальных языков, в ка-
честве официального он используется в Дели и в штатах Андхра-Прадеш, Бихар,
Джамму и Кашмир, Уттар-Прадеш. Начиная со второй половины ХХ в. он рас-

пространился за пределы Южной Азии, прежде всего в районы наиболее много-
численной южноазиатской эмиграции — Англию, Северную Америку (США и
Канаду), Ближний Восток (главным образом ОАЕ), а также континентальную,
преимущественно Западную, Европу. На У.я. существует обширная светская и
религиозная литература, в разных странах выходят периодические издания.
В исламском мире У.я. также играет большую роль: в священных для мусуль-
ман городах Мекке и Медине информация для приезжающих дается в основном
на трех языках: арабском, английском и урду.
1.3.2. Начиная с ХII–ХIII вв. на основе диалекта кхари боли (район Мератх —
Агра) начал складываться разговорный язык — лингва франка Северной Индии,
известный первоначально как хиндави (хиндуи), а позднее как хиндустани (хин-
достани, хиндустхани, индустани, гиндустани). На хиндустани опираются два
литературных стандарта — современный литературный хинди (см. статью «Хин-
ди язык» в наст. издании) и урду. Первоначально локальные варианты У.я. силь-
но различались, но с усилением административной политической и экономиче-
ской централизации Индии он постепенно стандартизуется, принимает единую
норму. Поскольку в Северной Индии сложились две крупные религиозно-
культурные традиции — индуизм и ислам, каждая со своим языком культа, то
развились и две стандартизованные разновидности разговорного хиндустани —
хинди и урду. Постепенно начинают складываться две литературные традиции.
Хинди, продолжая литературную традицию классического санскрита, использует
деванагари и большое количество санскритских элементов. Урду же, наследуя
арабскую и персидскую литературные традиции, принял арабско-персидскую
графику, что способствовало массовому проникновению в язык соответствую-
щей лексики. Тем не менее между У.я. и хинди сохраняется высокая степень
взаимопонимания.
Становление У.я. как литературного языка приходится на период XIII–
XVIII вв. Первым значительным поэтом, писавшим на У.я., считают Амира Хос-
рова (1253–1325). Непрерывная литературная традиция на У.я. начинается с
XVI в. на Декане. До конца XVIII в. литература на У.я. была преимущественно
поэтической, затем появляются первые прозаические произведения. Большой
вклад в развитие прозы внес великий поэт Мирза Галиб (1797–1869). В XIX в.
Ост-Индская компания принимает У.я. (то есть хиндустани в арабско-персидской
графике) как официальный язык общения с Могольским двором и дворами про-
чих местных правителей. Еще в 1800 г. англичане основали Колледж в форте
Вильям (Калькутта), сыгравший значительную роль в становлении прозаическо-
го языка и стандартизации У.я. В 1836 г. в Дели начала печататься первая газета
на У.я., и с этого момента периодические издания регулярно выходят во всех
крупных городах Северной Индии. Королева Виктория, в 1876 г. получившая ти-
тул императрицы Индии, знала У.я. и вела на нем дневник. Во второй половине
XIX в. важную роль сыграли творчество и общественная деятельность публици-
ста и реформатора Саида Ахмад-хана (1817–1898), привнесшего в национальную
культуру новые формы. В начале XX в. литература урду развивается под влияни-
ем произведений выдающихся русских и западноевропейских писателей-
реалистов. Ярким примером общности языковой основы хинди и урду может
служить творчество великого индийского писателя-реалиста Прем Чанда (1880–

1936), писавшего на обоих языках.
В числе литераторов, сыгравших важную роль в развитии У.я., следует в пер-
вую очередь назвать идеолога Пакистана — мусульманского государства в Юж-
ной Азии — Мухаммада Икбала (1877–1938), крупнейшего поэта урду ХХ в. Пи-
сатели и поэты, переселившиеся в Пакистан вскоре после его образования в
1947 г., обогатили литературный язык нового государства. Среди них выдающий-
ся поэт Фаиз Ахмад Фаиз (1911–1984), прозаик Саадат Хасан Манто (1912–1955)
и др. Значительные произведения литературы на У.я. создаются и в Индии, где
следует отметить творчество писательницы Куррат-ул-Айн Хайдар (1927–2007).
Между индийским и пакистанским У.я. существуют незначительные различия,
главным образом в лексике, особенно заметные в публицистическом стиле. Они,
однако, не препятствуют взаимопониманию.
1.3.3. В Пакистане на У.я. ведется преподавание в средней школе, он является
обязательным предметом и в школах, где преподают на английском языке. В ре-
зультате миллионы носителей других региональных языков Пакистана умеют чи-
тать и писать только на У.я. В Индии У.я. преподается в школах тех штатов, где
он имеет официальный статус. В некоторых высших учебных заведениях Паки-
стана и Индии также ведется преподавание на У.я.
У.я. изучается в университетах Европы и Америки. В высших учебных заведе-
ниях России У.я. изучается и преподается начиная с XIX в.
1.4.0. У.я. использует арабско-персидскую графику с добавлением трех знаков
для обозначения ретрофлексных звуков и знака, используемого в конце слова для
[e], [ɛ], чтобы отличать их от [ī] (см. статью «Письменности индоарийских язы-
ков» в наст. издании). Всего в алфавите 38 знаков. Направление письма справа
налево, цифры пишутся слева направо.
1.5.0. Прообразом раннего урду можно считать язык придворной поэзии де-
канских княжеств Биджапур и Голконда (конец XVI — XVII вв.), обладающий
рядом диалектных особенностей. Собственно У.я. в его классической форме за-
печатлен в поэзии XVIII–XIX вв. С начала XIX в. складывается и прозаический
стиль языка, окончательно стандартизовавшийся к началу XX в.
1.6.0. Структурные особенности У.я., отличающие его от хинди, обусловлены
воздействием классического персидского языка, а через него и арабского.
2.1.1. Фонемный состав в основном совпадает с системой фонем в хинди (см.
статью «Хинди язык» в наст. издании). Периферийные фонемы в заимствованной
персидско-арабской лексике /q/, /γ/, /χ/, /z/, /f/ в литературной норме произноше-
ния У.я. дифференцируются от их индоарийских коррелятов, соответственно /k/,
/gh/, /kh/, /j/, /ph/, более последовательно, чем в разговорном языке и в хинди.
Глоттальному смычному классического арабского [ʔ] в высоком произноситель-
ном стиле урду может соответствовать (как в персидском) глухая гортанная
смычка с неслышным раствором [ʔ˺], воспринимающаяся как короткая пауза.
Отличия от хинди наблюдаются преимущественно на фонетическом уровне и
выражаются в особенностях позиционной реализации некоторых фонем, прежде
всего центральных гласных. Краткий гласный, предшествующий гортанной смыч-
ке, переходит на более низкую ступень подъема: śuʽbah [ʃǒʔ˺ba:] ‛отдел’, ‛депар-
тамент’; краткий а в такой позиции реализуется обычно как долгий: maʽlūm
[ma:lu:m] ‛известный’. Краткие /i/, /u/ претерпевают сходные изменения перед
/h/: muhammad [mǒɦəmmɐd].
Здесь и в дальнейшем для У.я. используется не транслитерация, а грубая транс-
крипция, в которой не различаются знаки арабского письма, обозначающие разные
фонемы классического арабского, которым в урду соответствует одна фонема
(например, ‫ث‬, ‫س‬, ‫ ص‬обозначаются буквой s). Графические варианты знака ‫( ھ‬hā-e
hawāz) в конце слова передаются по-разному (-ā или -h), отражая произношение.
2.1.2. Правила постановки ударения в основном те же, что описаны для хинди.
2.1.3. Позиционная реализация фонем и просодем в У.я. не отличается от хинди.
2.1.4. Слоговая структура слов аналогична хинди.
2.2.1. Четкого соотношения между слогом и морфемой нет.
2.2.2. Фонологического противопоставления морфологических единиц и кате-
горий в У.я. не отмечено.
2.2.3. Основные типы чередований — те же, что отмечены для хинди.
2.3.1. Разряды слов и грамматические категории в У.я. те же, что и в хинди. Не
отличаются и регулярные парадигмы именного и глагольного словоизменения.
Вместе с лексикой в У.я. заимствованы некоторые персидские и арабские слово-
изменительные модели.
2.3.2. Поскольку грамматический р о д заимствованных неодушевленных и
абстрактных имен существительных определяется в первую очередь их формаль-
ной структурой, в У.я. встречается варьирование типа м. р. iśārā — ж. р. iśārat
‛знак’, а также локальное варьирование taraśśuh ‛просачивание’ — ж. р. в Дели,
но м. р. в Лакхнау. Арабские имена действия второй породы в У.я. являются су-
ществительными женского рода, например, tasvīr ‛картина’, tahrīk ‛движение’:
acch-ī tasvīr хороший-Ж картина ‛хорошая картина’.
Рудиментом арабского словоизменения прилагательных в У.я. являются фор-
мы женского рода на -ā, образующиеся только от арабских основ: ʽāqil
‛умный’ —ʽāqilā ‛умная’, muttahid ‛объединенный’ — muttahidā ‛объединенная’
и т. п. Отсюда и субстантивы типа hasīnā ‛красавица’. Однако значение женского
рода у таких адъективов стерто, и они нередко выступают определениями при
существительных мужского рода. Интересна тенденция к распределению обоих
типов не по роду определяемого, а по синтаксическим позициям самого адъекти-
ва: прилагательные на -ā употребляются чаще в функции определения, прилага-
тельные без него — в функции предикатива. Возможно также использование ро-
да для дифференциации разных семантических отттенков: hāzir ‛присутству-
ющий (-ая)’ — hāzirā ‛современный (-ая)’, причем исходный род, как в
последнем случае, нейтрализуется.
2.3.3. Помимо регулярных форм множественного ч и с л а, общих с хинди, в
У.я. существительные, заимствованные из персидского и арабского языков, мо-
гут принимать формы, свойственные им в этих языках. Персидские окончания -ā̃
(< -ān — для одушевленных существительных), -hā (для неодушевленных суще-
ствительных) используются редко: birādar-ā̃ ‛братья’, banda-gā̃ /banda-hā̃ ‛рабы’,
sāl-hā ‛годы’ и т. п. Более употребительно арабское окончание -āt (превратив-

шееся в У.я. из окончания имен женского рода в универсальное): xidmāt ‛услуги’,
idārāt ‛издательства’, ījādāt ‛изобретения’. Наряду с этим встречается окончание
-īn, служащее в арабском окончанием косвенных падежей: nāzir-īn ‛зрители’.
Наиболее распространены формы внутренней флексии (так называемого ломано-
го множественного), образующиеся по многочисленным моделям: ед. ч.
lafz ‛слово’ — мн. ч. alfāz, ед. ч. hakīm ‛мудрец’ — мн. ч. hukmā, ед. ч. maqsad
‛цель’ — мн. ч. maqāsаd. Во многих случаях такие формы выражают не столько
множественность, сколько собирательность, вследствие чего могут синтаксиче-
ски оформляться как единственное:
(1) wārd-āt huī hai
наличествующий-МН случай быть:НАСТ.3ЕД
‛Случилось одно происшествие’.
Заимствованные формы множественного числа не различаются в прямом и
косвенном падеже множественного числа, то есть они не принимают окончание
косвенного падежа множественного числа -õ: ср. in lafz-õ=se ‛из этих слов’, но in
alfāz=se (с тем же значением). Исключение составляют формы множественного
числа со значением единственного, как, например, axbār ‛газета’, букв. ‛новости’
от xabar ‛новость’: axbār-õ=mẽ ‛в газетах’.
Заслуживает внимания сохранение в У.я. немногочисленных арабских слово-
форм двойственного числа, представляющих здесь лексикализовавшиеся обозна-
чения парных предметов: taraf-ain ‛стороны’ (в суде), vālid-ain ‛родители’ и др.
Большее распространение, чем в хинди, в У.я. имеют нумеративы, среди которых
много персидских и арабских по происхождению. Обычно нумератив, обозначающий
класс исчисляемых предметов, предшествует существительному, называющему эти
предметы, и стоит в форме единственного числа: sau rās ghoṛe сто НУМ лошадь
‛сто голов лошадей’. Если нумератив употребляется в форме множественного
числа, он требует оформления исчисляемого адъективирующим послелогом, в
результате образуется определительная конструкция с инверсией ее членов, ср.:
(2) pacās jild kitāb-ẽ
50 том:ЕД книга-Ж.МН
(3) pacās jild-ẽ kitāb-õ kī
50 том-Ж.МН книга-АДЪЕКТ ПОСЛ
‛пятьдесят томов книг’
2.3.4. Заимствованные арабские косвеннопадежные формы выступают в У.я.
только в лексикализованном виде. Таковы формы винительного неопределенного
(-an) и винительного определенного (al-), ставшие в У.я. наречиями: faur-an
‛быстро’, ittifāq-an ‛случайно’, al-batta ‛конечно’, al-garaz ‛вкратце’ и т. п. Ана-
логичным образом были переосмыслены предложные сочетания, как арабские
(bilkul ‛целиком’, fīlhaqīqat ‛действительно’, hattalimkān ‛по мере возможностей),
так и персидские (ba-xuśī ‛охотно’, ср. xuśī se, bar-vaqt ‛вовремя’, ср. vaqt par).
Арабская форма косвенных падежей множественного числа -īn утратила свое па-
дежное значение, сохранив значение числа.
Лексикализованы также и формы сравнительной и превосходной степеней при-
лагательных, образуемые как по персидской (сравн. ст. -tar, превосх. ст. -tarīn),
так и по арабской (типы afʽal и fuʽlā) моделям. Они образуются только от заимст-
вованных прилагательных, причем персидские суффиксы могут присоединяться
к арабским основам, включая их производные степени: aʽlātarīn ‛наивысочайший’.
Значения сравнительной и превосходной степеней у них стираются — они упо-
требляются в качестве обычных определений или именных членов сказуемого.
В пределах собственно индоарийской грамматической системы можно указать
на отличие урду Пенджаба от стандартногo У.я. (и хинди), которое заключается в
употреблении послелога субъекта эргативной конструкции =ne также при субъ-
екте долженствования. Это объясняется влиянием других языков этого региона.
В стандартном У.я. и хинди та же синтаксическая роль оформляется дательным
падежом. Ср. сев.-пакист. урду alī=ne (станд. урду =ko) jānā hai Али=ЭРГ (/=ДАТ)
идти:ИНФ быть:НАСТ.3ЕД ‛Али надо идти’.
2.3.5. Глагольная система У.я. отличий от хинди не обнаруживает.
2.3.6. В системе местоимений обращает на себя внимание специфическая реа-
лизация указательных yeh и voh. В У.я. они, в отличие от хинди, не имеют формы
множественного числа и используются в обоих числовых значениях. Другие осо-
бенности У.я. касаются большей употребительности заимствованных местоиме-
ний: возвратного xūd ‛сам’, определительных kul ‛весь, все’, fulān, fulānā ‛такой-
то’, неопределенных bāz, bāze ‛некоторые’, cand ‛несколько’. Наблюдается также
использование персидских указательных местоимений īn ‛этот’, ān ‛тот’ и их
производных cunīn/cunī̃ ‛такой (как этот)’, cunānī/cunā̃ ‛такой (как тот)’, hamīn/
hamī̃ ‛этот самый’. Нейтральные местоимения 1-го и 2-го лица могут в высоком
стиле замещаться полнозначными словами разной степени вежливости: уничи-
жительными (для 1-го лица) — bandā ‛раб’, kamtarīn ‛ничтожнейший’, fidvī ‛жерт-
ва’ и почтительными (для 2-го лица) — janāb, sarkār ‛господин’ и др.
2.3.7. Семантико-грамматические разряды слов те же, что выделяются в хинди.
2.4.0. Отклонений в парадигмах от приведенных для хинди нет.
2.5.1. Типичная структура словоформы в У.я. такая же, как в хинди.
2.5.2. Основные способы и правила словообразования совпадают с хинди в
том, что касается новоиндоарийских деривационных элементов. Кроме того, в
У.я. функционирует большое число суффиксов и префиксов, заимствованных из
персидского и арабского языков. Эти аффиксы могут присоединяться как к заим-
ствованным, так и к исконным словам. Например, из персидского: bāġ-bān
‛садовник’, zamiīn-dār ‛землевладелец’, guzar-gāh ‛проход’, āmāda-gī ‛готовность’,
aql-mand ‛умный’, nīm-jān ‛полуживой’; из арабского: intizam-iā ‛администрация’,
muallim-ā ‛преподавательница’, adam-adāegī ‛неуплата’, ġair-qānūniyat ‛беззако-
ние’. Аффикс и корень не обязательно происходят из одного языка, ср. ḍak-khane
‛аптека’, phul-dān ‛ваза’ (урду + перс.), sayns-dān ‛ученый’ (англ. + перс.).
2.5.3. Основным отличием У.я. в синтаксисе является более частая, чем в хин-
ди, инкорпорация управляемого имени между элементами сложного послелога
(bād ek sāat ke после один час ПОСЛ ‛через один час’). Инверсия определения мо-
жет рассматриваться как калька с используемых в У.я. конструкций персидского
и арабского изафета, где определение находится в постпозиции: ср. перс. xāne-ye
pedar дом-ИЗАФ отец ‛дом отца’, араб. dār-ul-ulūm дом-ИЗАФ наука:МН ‛дом наук’
(‛университет’). Большинство изафетных сочетаний представляют собой терми-
нологические (реже — поэтические) клише. Инкорпорация управляемого имени

возникла на основе копирования конструкций с персидскими вторичными иза-
фетными предлогами и касалась прежде всего именно их коррелятов в У.я., на-
пример, basabab badaqlī ke ‛по глупости’, из basabab-e badaqlī, ср. также badaqlī
ke basabab, но затем распространилась и на некоторые другие, тоже, как правило,
заимствованные.
В У.я., особенно классическом, находят употребление практически все персид-
ские предлоги и целый ряд арабских. Они выступают как в основной своей функ-
ции — синтаксической, вводя те или иные члены предложения, так и в словооб-
разовательной — в роли приставок или соединительного элемента словосочета-
ний-клише.
2.5.4. Свободно употребляются в У.я. многие заимствованные сочинительные
союзы: o ‛и’, va ‛и’, nīz ‛тоже’, yā ‛или’, lekīn ‛но’, magar ‛но, разве’, balki ‛(не
только) но и’. Среди подчинительных союзов особенно широкие функции вы-
полняет ki ‛что’, который вводит дополнительные, обстоятельственные и, реже,
определительные придаточные предложения, прямую речь, заменяет раздели-
тельный союз, а также входит в большое число производных союзов: сū̃ki
‛потому что’, kyõki ‛так как’, azbaski ‛так как’, hālānki ‛хотя’, tāki ‛чтобы’, joki
‛который’, jabki ‛когда’; другие заимствованные союзы: agar/gar ‛если’, agаrci
‛хотя’, harcand ‛несмотря на’ и др.
2.6.0. В результате длительного взаимодействия с иранскими языками, осо-
бенно персидским, который довольно долго был официальным языком при дворе
делийских правителей, а с конца XV в. по начало XIX в. и языком местного ад-
министративного управления, школы, науки, литературы, философии, религии и
искусства, в У.я. закрепилось значительное количество лексики из иранских, а
через них и слов арабского языка. Арабский — язык Корана — является также
языком культа. Число заимствований из тюркских языков незначительно.
И р а н с к и е слова занимают главное место среди заимствованной лексики и
имеют самую разнообразную семантику: ābādī ‛население’, āsmān ‛небо’, zamīn
‛земля’, dil ‛сердце’, dost ‛друг’, bāġ ‛сад’.
Т ю р к с к и е заимствования вошли в У.я. в основном через устную речь и
довольно немногочисленны: ḳulī ‛носильщик’, cāḳū ‛нож’, coġā ‛плащ’, top
‛пушка’.
А р а б с к и е слова проникли в У.я. в основном через иранские, в меньшей
степени — через тюркские языки и через тексты религиозного содержания: asar
‛влияние’, ijāzat ‛разрешение’, ḳurān ‛Коран’, jawāb ‛ответ’, zarūr ‛конечно’, śurū
‛начало’, savāl ‛вопрос’, hukm ‛приказ’.
П о р т у г а л ь с к и е и ф р а н ц у з с к и е заимствования относятся к
XVI–XVII вв. Они вошли в язык через устное общение, доля их незначительна:
из португальского kamrā ‛комната’, girjā ‛церковь’, cābī ‛ключ’, pīpā ‛бочка’; из
французского kārtūs ‛патрон’, kūpon ‛купон’, brauc ‛брошь’.
А н г л и й с к а я лексика начинает проникать в индийские языки с XVI в.
Особенно сильным стало влияние с объявлением английского языка официаль-
ным после подавления национального восстания 1857–1859 гг. Таким образом, за
период господства англичан в У.я и другие индийские языки проникло большое
количество слов, связанных с административным управлением, государственным
Г.А. Зограф. Раджастхани язык 139
устройством, прессой, системой образования, наукой, техникой, армией и раз-

ными сферами общественной жизни: ārṭist ‛художник, артист’, aspatāl ‛госпи-
таль’, afsar ‛офицер’, eṭam ‛атом’, eḍiṭar ‛редактор’, ṭren ‛поезд’, pūlīs ‛полиция’,
iskūl ‛школа’, yūnīvarsaṭī ‛университет’ и т. п. Влияние английского усиливается,
английские слова, словосочетания и короткие фразы используются все шире,
причем не только те, что обозначают понятия, принесенные из западных стран,
но и как заместители собственной лексики У.я.
2.7.0. Различия между диалектами У.я., в основном лексические и фонетиче-
ские, обусловлены различным языковым окружением носителей У.я. и влиянием
второго и третьего языков у мультилингвов. Дакхини (дакани, деккани) распро-
странен на Деканском плоскогорье на юге Индии. В его лексике заметно влияние
языков маратхи и телугу, а также следы исторически обусловленного влияния
панджаби. Кроме того, присутствуют арабские, персидские и тюркские слова,
которых нет в стандартном У.я. Звук /q/ в дакхини произносится как [kh].
Баранников А.П. Хиндустани (урду и хин- Шаматов А.Н. Классический дакхини (юж-
ди). Л., 1934. ный хиндустани XII в.). М., 1974.
Городникова С.К., Кибиркштис Л.Б. Учеб- Barker M.A.R. Spoken Urdu: A Course in
ник языка урду. М., 1969, т. 1. Urdu. Ithaka; N.Y., 1975.
Давидова А.А. Учебник языка урду. М., Butt M. Complex Predicates in Urdu // Com-
1970, т. 2. plex Predicates / Ed. by A. Alsina, J. Bresnan,
Дымшиц З.М. Грамматика языка урду. М., P. Sells. Stanford, 1997.
Kelkar A.R. Studies in Hindi-Urdu. I: Intro-
2001.
duction and Word Phonology. Poona, 1968.
Захарьин Б.А. Теоретическая грамматика
Matthews D.J., Dalvi M.K. Complete Urdu:
языков хинди и урду. М., 1989. Teach Yourself. L., 2010.
Зограф Г.А. Хиндустани на рубеже XVIII и Schmidt, R.L. Dakhini Urdu: History and
XIX веков. М., 1961. Structure. New Delhi 1981.
Оранская Т.И. Язык урду // Квантитативная Schmidt, R.L. Urdu – An Essential Grammar.
типология языков Азии и Африки / Касе- N. Y.: Routledge, 1999.
вич В.Б., Яхонтов С.Е. (ред.). Ленинград, 1982. Schmidt, R.L. Urdu // The Indo-Aryan Lan-
Хинди и урду. Вопросы лексикологии и guages / Ed. by G. Cardona, D. Jain. Oxon;
словообразования. М., 1960. N. Y., 2007 [1st ed. 2003].
Г.А. Зограф
РАДЖАСТХАНИ ЯЗЫК
1. Под названием «раджастхани» (rājasthānī) (Р.я.) объединяется обширная

группа диалектов и говоров, распространенных в Индии на территории истори-
ческой области Раджастхан, или Раджпутана (ныне — штат Раджастхан), откуда
и пошло общее наименование этой группы (описываемой в наст. статье по схеме I).
Несмотря на многообразие диалектов, существует представление о языковой
общности, сопутствующей характерным культурным чертам, объединяющим эту
территорию. Р.я. является официальным языком штата Раджастхан.
2. Р.я. распространен в Индии в штате Раджастхан, а также штатах Гуджарат,

Харьяна и Панджаб. Некоторые носители Р.я. проживают в Пакистане и Непале.
В «Обзоре языков Индии» Дж. Грирсон разделил диалекты Р.я., которых он
насчитывал около двух десятков, не включая сюда мелкие говоры, на следующие
группы: 1) группу марвари (или западный раджастхани), занимающую более по-
ловины штата Раджастхан (от его западных границ до 76º восточной долготы) и
включающую собственно марвари, мевари, а также биканери, багри и шекхавати;
2) восточную — джайпури и хараути; 3) северо-восточную — мевати и ахирвати
(хирвати); 4) малви — на крайнем юго-востоке Раджастхана и в прилегающих
районах штата Мадхья-Прадеш. К Р.я. он отнес также нимади, занимающий изо-
лированное положение юго-западнее малви, в языковом окружении бхили, но со-
храняющий с малви тесную структурную близость, и ряд кастовых или племен-
ных диалектов, используемых выходцами из Раджастхана за пределами этого
штата. Среди них нужно в первую очередь назвать ламбади, или банджари (см.
статью «Банджари язык» в наст. издании) — диалект касты носильщиков, рассе-
лившихся по Южной Индии (штаты Махараштра, Андхра-Прадеш, Карнатака,
частично Тамилнаду), и гуджри (гуджари, годжри), носители которого живут на
северо-западных окраинах Индии (главным образом в штате Джамму и Кашмир)
и в Пакистане, но который тем не менее сохраняет структурно полное сходство с
мевати. С.К. Чаттерджи предлагал относить к собственно Р.я. из упомянутых
выше групп только первую (как западную его разновидность) и третью (как вос-
точную), тогда как вторую и четвертую он сближал с диалектами «западного
хинди» и откладывал решение вопроса об их принадлежности к тому или иному
языку до дальнейших, более глубоких исследований.
Справочник “Ethnologue” выделяет в Р.я. группу марвари с диалектами дхатки,
гоариа, лоарки, марвари в Пакистане и дхундари, годвари, марвари, мевари и
шекхавати в Индии, а также отдельные диалекты — багри, гуджри, гургула, ха-
дотхи, ламбади, лохар, малви и нимади, не объединяемые в группы.
3. Справочник “Ethnologue” дает цифру более 30 млн. носителей диалектов
группы марвари и почти 20 млн. носителей остальных диалектов Р.я. во всех
странах. Перепись населения Индии (2001 г.) оценивает количество говорящих
на Р.я. в 50 млн. чел., по некоторым оценкам, количество носителей во всех стра-
нах может достигать 80 млн. чел.
4. Место Р.я. в индоарийской группе не установлено окончательно: Дж. Грир-
сон относит его вместе с хинди к центральной подгруппе, С.К. Чаттерджи —
к западной (вместе с гуджарати). Генетически более оправданным представляет-
ся второе решение, так как расхождение гуджарати и Р.я. произошло, согласно
Л.П. Тесситори, в ХV в., т. е. заведомо позднее отделения их обоих от «цен-
тральной» формы индоарийского языка, представленной ныне хинди. Однако это
справедливо в первую очередь для марвари. Диалектный континуум Р.я. весьма
осложняет однозначное решение вопроса.
5. Самые ранние письменные памятники на старом западном раджастхани
(марвари), носившем тогда название «дингал», восходят к ХIV в. Л.П. Тесситори
установил хронологию перехода от ступени апабхранша к новоиндоарийской
(ХIII–ХIV вв.) и расчленения раджастханско-гуджаратской языковой общности
(ХV в.). Параллельно в качестве литературного языка в Раджастхане в ХIV–
XVII вв. употреблялся и старый хинди (брадж), носивший местное наименование

«пингал».
После обретения независимости и образования штата Раджастхан началась ин-
тенсивная литературная деятельность на раджастхани, повысился научно-
филологический и и общественный интерес к нему. Художественная литература
на литературном раджастхани представлена разными жанрами: поэзией, драма-
тургией, новеллистикой; более «молодыми» жанрами являются романы и эссе.
После того как в 1971 г. раджастхани был включен в число литературных языков
страны, признаваемых и поддерживаемых Литературной академией Индии, суб-
сидируемой правительством, значительно увеличилось число переводов на рад-
жастхани с других языков: санскрита, современных новоиндийских, английского,
немецкого и др. На раджастхани также ведутся радиопередачи и снято несколько
кинофильмов.
Опорным диалектом литературного Р.я. является диалект марвари, прежде
всего — говор Джодхпура. Особая роль марвари объясняется, во-первых, тем,
что на нем говорит большинство носителей Р.я., во-вторых, марвари является lin-
gua franca, связывающим различные области Раджастхана. С давних времен он
служил языком общения на еженедельных базарах в крупных деревнях и на ре-
гулярных городских ярмарках. Активными распространителями марвари издавна
были кочевавшие по всему Раджастхану коробейники-«банджара» и представи-
тели торгово-ростовщических каст «марвари» и «бания». Наконец, этническая
самоидентификация наиболее тесно связана с родным языком прежде всего у но-
сителей марвари, которые предпринимают усилия для сохранения своего языка и
расширения его общественных функций, при этом пользуются марвари во всех
сферах неофициального общения.
В официальном общении преобладает хинди, который является официальным
языком штата Раджастхан и широко используется в административном делопро-
изводстве, средствах массовой коммуникации, народном образовании и т.д.
Для Р.я. используется письменность деванагари, а также различные модифи-
кации построенной на общих с ней принципах скорописи махаджани (см. статью
«Письменности индоарийских языков» в наст. издании).
6. Ф о н о л о г и я. Инвентарем фонем и основными просодическими харак-
теристиками Р.я. в целом сходен с хинди, хотя по диалектам наблюдаются те
или иные вариации, большей частью указывающие на их связи с соседними
языками.
Обычная десятичленная симметричная модель вокализма (см. статью «Хинди
язык» в наст. издании) может деформироваться. Например, в хараути (В. Аллен)
ее симметрия нарушена отсутствием /ι/ и сдвигом /ε/ к центру. Назализация глас-
ных фонологична.
Особенность консонантизма — наличие ретрофлексного /ḷ/ и отсутствие [ɽh].
В марвари неаспирированные звонкие взрывные (но не /j/) обычно реализуются
как инъективные (ср. синдхи), за исключением начального /b/, соответствующего
/v/ других диалектов и таких языков, как хинди, но не исконного. В северо-
западном марвари аффрикаты реализуются как переднеязычные /ts/, /tsh/, /dz/,
/dzh/, а в южном мевари индоарийские глухие аффрикаты перешли в /s/; и тут и
там различаются звонкий (исконный) и глухой придыхательный.
Некоторые специфические особенности позиционной реализации и дистрибу-

ции демонстрируют придыхательные смычные: звонкие придыхательные (и /ɦ/)
сохраняются только в начальной позиции; в неначальной позиции они дезаспи-
рировались, причем аспирация могла перейти на предшествующий глухой смыч-
ный; глухие придыхательные возможны во всех позициях, но не после другого
придыхательного (т. е. в слове допустим только один придыхательный).
Особенность северо-западных говоров марвари — наличие смыслоразличи-
тельных тонов в слове (ср. панджаби).
М о р ф о л о г и я. По морфологическому типу диалекты Р.я. сходны между
собой и мало отличаются от хинди. В них преобладают аналитические формы
словоизменения при относительно скромной роли старых флективных.
Составом морфологических категорий и общими принципами строения форм
диалекты Р.я. также достаточно единообразны и не обнаруживают принципиаль-
ных отличий от хинди. Основные особенности их заключаются в иной реализа-
ции целого ряда конкретных формантов. Немногочисленные структурные отли-
чия будут специально оговорены ниже.
Диалекты Р.я. различают два рода (мужской и женский), два числа (интересен
агглютинативный суффикс множественности hor в малви) и три основных паде-
жа (прямой, общекосвенный, агентивный). Характерное окончание имен темати-
ческого типа мужского рода -о (общекосв. п. ед. ч. и прям. п. мн. ч. -ā;
агент./эрг. п. ед. ч. -е/-ai или аналитический — с послелогом ne); у прочих имен
мужского рода названные производные формы совпадают с исходной — прямого
падежа. Имена женского рода принимают во множественном числе окончание -ā̃
(в марвари может стягиваться с конечным -ī основы в -е). Форма общекосвенного
падежа множественного числа у всех типов имен имеет универсальное окончание
-ā̃ ; она же служит формой агенса (как с послелогом ne, так и без него). Прилага-
тельные изменяемого типа (м. р. на -о) склоняются по сильному тематическому
типу существительных: общекосв. п. м. р. -ā/-е (встречается также форма агенса
на -е (мн. ч. м. р. -ā; ж. р. -ī):
(1) kāḷe ghoḍe lāt mār-ī
черный:М.ЕД.КОСВ конь:М.ЕД.ЭРГ удар.ногой:Ж.ЕД бить-ПРОШ.СОВ.Ж.ЕД
‛Черный жеребец лягнул’.
В предикативной позиции возможно и согласование в числе, например в джай-
салмерском марвари:
(2) ε ghoṛiã ghəniã bhəliã ãĩ
этот:МН кобыла:Ж.МН очень:Ж.МН хороший:Ж.МН оказаться:ПРОШ.СОВ.Ж.МН
‛Эти кобылы очень хороши’.
Конкретизация косвеннопадежных значений выражается послелогами, среди
которых особенно важны: направительно-объектный — марвари, мевати nai,
джайпури nai/kai, малви ne/ke; отложительный — марвари sū̃/ū̃, малви те же и se,
джайпури sū̃/sãĩ, мевати sãĩ/tãĩ; агентивный (эргативный) — хараути, малви, ме-
вати ne, nai (в марвари более употребительна синтетическая форма — см. выше);
адъективирующий — марвари ro (rā, rī), джайпури и мевати ko (kā, kī), малви
ro/ko (в марвари отмечен также архаичный hando — ср. синдхи). Вторичные по-
слелоги — обычных для близкородственных языков типов.
В части выражения глагольных категорий, в целом общих с хинди (см. статью

«Хинди язык» в наст. издании), обращает на себя внимание следующее.
В марвари употребительна синтетическая форма пассива с суффиксом -īj- (ср.
синдхи, панджаби).
Парадигмы синтетических форм императива и сослагательного наклонения
сходны с показанными для хинди (в последней обращает на себя внимание окон-
чание 1-го лица множественного числа -ā̃ и частое отсутствие назализации в
окончании 3-го лица множественного числа).
Значительным своеобразием выделяется будущее время, образуемое различ-
ными способами. В марвари превалирует будущее время с суффиксом -s- (или
-h-; в мевари замещается повышением тона и удлинением гласного) и первичны-
ми окончаниями, восходящий к древнеиндийской модели (jāsū̃ ‛пойду’ и т. д.; ср.
статью «Гуджарати язык» в наст. издании); наряду с ним в говорах Биканера
употребляются формы, производные от сослагательного наклонения с изменяе-
мым по адъективному типу наращением -lo (-lā, -lī). Аналогичные формы с изме-
няемым -go употребляются в хараути (в отличие от хинди они во множественном
числе не имеют согласования в роде — jāvā̃ gā ‛мы пойдем’ для обоих родов).
В отдельных говорах мевари и малви наращение неизменяемо (-lā и -gā соответ-
ственно).
Формы настоящего несовершенного времени во всех диалектах образуются
присоединением форм вспомогательного глагола «быть» не к причастию несо-
вершенного, а к спрягаемой общей форме настоящего времени (сослагательного
наклонения), как в гуджарати, например, calū̃ hū̃ ‛я иду’. Прошедшее несовер-
шенное в большинстве диалектов — отпричастное (мевари jāvto ho ‛я шел’), но в
джайпури, хараути и мевати причастие заменяется неизменяемым компонентом
на -ai (jāvai ho/cho).
Вспомогательный глагол настоящего времени имеет форму hū̃ и т. п. в боль-
шинстве диалектов (в мевати также sū̃), но chū̃ в джайпури и хараути; кроме того,
в джайсалмерском марвари он выступает неизменяемым — -i (ср. связку ãĩ). Для
прошедшего времени употребляется ho (so), tho, в джайпури и хараути cho, изме-
няющиеся по адъективной парадигме.
Наряду с инфинитивом на -no/-nu повсеместно имеются формы на -bo (-wo).
Последняя служит эквивалентом неизменяемого глагольного имени хинди на -а,
выступая в формах фреквентатива: jābo karṇo ‛хаживать’. Косвенный падеж ин-
финитива на -ṇo усеченный, как в брадже: karaṇ lāgṇo ‛начинать делать’. При-
частие совершенного вида имеет адъективную форму, образующуюся присоеди-
нением изменяемого окончания -ṛo.
Рядом особенностей отличается и система местоимений. Из структурных осо-
бенностей следует отметить, во-первых, различение эксклюзивных (mhe, me,
mhẽ; мевати ham, hamā) и инклюзивных (арā̃ ) форм в 1-м лице множественного
числа; во-вторых, различение форм мужского и женского рода у неличных (глав-
ным образом указательных) местоимений в прямом падеже единственного числа:
yo (o) ‛этот’ — уā (ā) ‛эта’; vo (bo, ū) ‛тот’ — vā (bā, ā) ‛та’; в-третьих, различение
степеней вежливости — например, в центральном марвари для агенса и общекос-
венного падежа во множественном числе по две формы 1-го и 2-го лица: mhe, the
как почтительные для единственного числа (при обычных mhãĩ ‛я’ и thãĩ ‛ты’) и
mhā̃ , thā̃ как собственно множественные.
В словоизменении личных местоимений система мевати очень похожа на ту,
что можно наблюдать в хинди и его диалектах. В остальных диалектах обычны
формы: 1 л. ед. ч. mhū̃, hū̃, mū̃ (джайпури mãĩ), общекосв. п. mha, mhā, mā, mai;
мн. ч. mhe, me, mhẽ, общекосв. п. mhā̃ , mā̃ ; 2 л. ед. ч. tū̃, thū̃ (джайпури tū), обще-
косв. п. tha, thā, tãĩ; мн. ч. — the, tame, thẽ, общекосв. п. thā̃ , tamā̃ .
Отрицанием при аналитических формах глагола служит konai, koni и др., не-
изменяемое в марвари, но спрягаемое в хараути как отрицательная форма связки
(koinū̃, koinai и т. д.). Отрицательное значение имеет также сочетание причастия
несовершенного вида со вспомогательным глаголом rahṇo ‛оставаться’ (gāto
rahṇo ‛не петь’, ср. хинди gātā rahnā ‛продолжать петь’).
С и н т а к с и с. С синтаксической точки зрения диалекты Р.я. занимают про-
межуточное положение между хинди и гуджарати, соединяя в себе черты строя
обоих языков. Отметим важнейшие отличия от хинди.
Структура простого предложения в общем сходна с описанной для хинди. Ос-
новные особенности касаются правил субъектно-объектного согласования в слу-
чае, когда сказуемое выражено формами совершенного вида переходных глаголов.
Для эргативной или, точнее, эргативообразной конструкции здесь характерно не-
соблюдение требования особой формы (не равной форме прямого падежа) для
субъекта при сказуемом. Как было отмечено выше, послелог агенса в одних слу-
чаях необязателен, в других его употребление обусловлено классом и словоизме-
нительными характеристиками самого имени (например, он предпочтителен при
формах множественного числа), в третьих (в хараути, мевати, малви) он совпада-
ет с направительно-объектным. Синтетическая форма агентивного падежа, обычно
идентичная общекосвенному падежу, обособлена от прямого у имен мужского
рода на -о и у местоимений, хотя в последнем случае и не всегда последовательно.
С другой стороны, остальные диалекты, имеющие эту конструкцию, требуют,
как и гуджарати, объектного согласования не только при неоформленном, но и
при оформленном направительным послелогом прямом объекте:
(4) chorī chorā-nai dekhyo
девушка:Ж.АГЕНТ юноша:М.ЕД.ОБЩЕКОСВ-АКК видеть:ПРОШ.СОВ.М.ЕД
‛Девушка увидела юношу’.
(5) chorai chorī-nai dekhī
юноша:М.АГЕНТ девушка:Ж.ЕД.ОБЩЕКОСВ-АКК видеть:ПРОШ.СОВ.Ж.ЕД
‛Юноша увидел девушку’.
Таким образом, «нейтральная» форма сказуемого возможна лишь в случае
безобъектного предложения: bain kanyo сестра:Ж сказать:ПРОШ.М ‛сестра сказа-
ла’. Интересна возможность двойного согласования, отмеченного В. Алленом в
одном из говоров центрального марвари (причастный компонент сказуемого со-
гласуется в роде и числе с объектом, а связка — в лице с субъектом):
(6) mhãĩ / mhe / mhā̃ o kām kīno hā̃
мы:КОСВ тот работа:М.ЕД делать:ПРИЧ.СОВ.М.ЕД быть:НАСТ.1МН
‛Я / мы (агенс) сделал(и) то дело’.
Пассивные конструкции, как синтетические, так и аналитические (появившие-

ся здесь, видимо, под влиянием хинди), передают не только страдательное, но и
потенциальное значение (в последнем случае обычно выступают с отрицанием,
выражая невозможность).
Правила построения сложных предложений в принципе те же, что и в хинди.
Основу словарного состава Р.я. представляет исконная лексика (тадбхава), не-
сколько отличающаяся от таковой в родственных языках фонетическим обликом,
а отчасти и самим выбором индоарийских корней. Заимствования из внешних
источников — персидского, английского и т. п. — представлены здесь в мень-
шем объеме, чем в хинди. Санскритская лексика проникала в традиционную
раджастханскую поэзию в ограниченной мере еще в Средние века, ныне приток
ее усилился за счет современной общественно-политической, административной
и т. п. терминологии, поступающей главным образом через хинди.
Хохлова Л.В. Социолингвистический ана- Allen W.S. Aspiration in the Hārautī Nominal //
лиз форм вежливости в языке раджастхани // Studies in Linguistic Analysis. Oxford, 1957.
НАА, 1973, №2. Allen W.S. Notes on the Rājasthānī Verb // In-
Хохлова Л.В. Синтаксическая интерферен- dian Linguistics, 1960, vol. 21.
ция отпричастных конструкций в диалектах Bahl K. Ch. Ādhunik rājasthānī kā saṃrac-
раджастхани // Вестник Моск. ун-та. Сер. nātmak vyākaraṇ. (Теоретическая грамматика
XIV. Востоковедение, 1974, №2. современного раджастхани). Jodhpur, 1989.
Хохлова Л.В. К вопросу о языковой ситуа- Grierson G.A. (ed.). Linguistic Survey of India.
ции в штате Раджастхан // Социолингвисти- Vol. IX, pt II. Specimens of Rājasthānī and Guja-
ческие проблемы развивающихся стран. М., rātī. Calcutta, 1908; Vol. IX, pt IV. Specimens of
Наука, 1975. the Pahārī languages and Gujurī. Calcutta, 1916.
Хохлова Л.В. Синтаксическая эволюция за- Gusain L. Bagri Grammar. Munich, 2000.
падных новоиндийских языков в 15–20 в. Orien- Gusain L. Mewari Grammar. Munich, 2005.
talia et Classica: Труды Института восточных Gusain L. Mewati Grammar. Munich, 2003.
культур и античности. Выпуск XI. Аспекты Gusain L. Shekhawati Grammar. Munich, 2001.
компаративистики 2, ред. И.С. Смирнов. М.,
Gusain L. Wagri Grammar. Munich, 2008.
2007.
Gusain L. Dhundhari Grammar. Munich, 2006.
Хохлова Л.В. Эволюция аналитических и
Gusain L. Harauti Grammar. Munich, 2007.
синтетических пассивных конструкций в ин-
Gusain L. Marwari Grammar. Munich, 2004.
доарийских языках Западной Индии. Вопро-
сы филологии, 2008, № 2 (29). Jāńgir Rādheśyām. Dhūndhārī bolī // Rājast-
Хохлова Л.В. Эволюция результативных hānī bhāṣā aur uskī boliyā̃ (Диалект дхундхари.
конструкций в новоиндийских языках Запад- Язык раджастхани и его диалекты.) / Ed. by
ной Индии (XIV– XX вв.) Вестник МГУ, се- Kothārī. Udaypur, 1991.
рия 13, Востоковедение, 2008, №3. Jāvliyā Brajmohan. Mewārī bolī // Rājasthānī
Хохлова, Л.В. Каузативные глаголы в За- bhāṣā aur uskī boliyā̃ (Диалект мевари. Язык
падных новоиндийских языках. Вестник МГУ, раджастхани и его диалекты.) / Ed. by Kothārī.
серия 13, Востоковедение, 2010, №3. Udaypur, 1991.
Agravāl Kailāś C. Śekhāvātī bolī kā varnāt- Kellogg S.H. A Grammar of the Hindī Lan-
mak adhyayan. (Исследование фонологиче- guage. 3rd ed. L., 1938.
ской системы диалекта шекхавати). Lakhnau, Khokhlova L.V. Stative Participles in Western
1964. NIA Languages (Hindi, Urdu, Punjabi, Gujarati
Allen W.S. Some Phonological Characteristics and Rajasthani) // Vidyopaasanaa: Studies in
of Rājasthānī // Bull. of the School of Oriental Honour of Harivallabh C. Bhayani / Ed. by P.J.
and African Studies, vol. 20, 1957, p. 7–11. Mistry, Bharati Modi. Mumbai-Ahmedabad, 1999.
Khokhlova L.V. Ergativity Attrition in the His- Smith John D. An Introduction to the Lan-
tory of Western New Indo-Aryan languages guage of the Historical Documents from Rājast-
(Panjabi, Gujarati and Rajasthani) // The Year- hān. Modern Asian Studies, 1975, vol. 9, №4.
book of South Asian Languages and LInguistics. Smith John D. Epic Rājasthānī // Indo-Iranian
Berlin, N. Y., 2001. Journal, 1992, 35.
Lālas Padmaśri Sītaram. Rājasthānī bhāṣā, sā- Stroński K. History and Distribution of the Er-
hitya evam vyākaran (Язык раджастхани: лите- gative Pattern in Selected NIA Dialects: Rajast-
ратура и грамматика). Jodhpur, 1994. hani // Synchronic and Diachronic Aspects of
Lālas Padmaśri Sītaram. Rājasthānī vyākaran. Ergativity in Indo-Aryan. Poznań, 2011.
(Грамматика раджастхани) Rājasthānī śodh Swāmī Narottamdas. Sankṣipt rājasthānī vyā-
sansthān. 1997. karan. (Краткая грамматика раджастхани) Bī-
Magier D. Topics in the Grammar of Marwari. kāner, 1960.
PhD Diss. Berkley, 1983 (University of Califor- Tessitori L.P. On the Origin of the Dative and
nia). Genitive Postpositions in Gujarati and Marwari //
Pandit B.S. The Syntax of the Past Tense in Journal of the Royal Asiatic Society, 1913.
Old Rājasthānī. Bulletin of the School of Orien- Tessitori L.P. Notes on the Grammar of the
tal Studies, 1936, vol. 8, №2/3. Old Western Rajasthani with Special Reference
Śarmā Kanheyālāl. Pūrvī rājasthānī: udbhav to Apabhraṁça and Gujarati and Marwari // In-
aur vikās (Восточный раджастхани: возникно- dian Antiquary, vol. XLIII–XLV, Bombay,
вение и развитие). Jaypur, 1991. 1914–1916.
Д. Краса
БАНДЖАРИ/ЛАМБАДИ ЯЗЫК
1.1.0. Банджари (Б.я.) — основной разговорный язык некоторых (нынешних и

бывших) кочевых и полукочевых племен, живущих в удаленных областях Рес-
публики Индия. В узком смысле лингвистический термин «банджари» применя-
ется как наименование общего языка племени банджара, однако в более широком
смысле он обозначает совокупность близкородственных диалектов и наречий,
которые большей частью представляют собой «языковые острова», разбросанные
по территории Индии.
1.1.1. В число многочисленных вариантов названия языка входят: банджари,
банджара, банджори, банджури, бринджари, ламбади, ламани, ламади, ламбани,
лабхани, ламбара, лавани, лемади, лумадале, лабхани мука, гохар-херкери, гула,
кора, сингали, сугали, сукали, танда, ванджари и ванджи. Название «банджара»
происходит, по-видимому, от санскритского слова vaṇijya (точнее, незасвиде-
тельствованного варианта *baṇijya) со значением «торговля». Банджара — это
одно из племен (не каста), живущих торговлей. Название «ламбади», распро-
страненное прежде всего на территории плато Декан, вероятно, также происхо-
дит из санскрита, где lavana обозначает «соль», и может относиться к одному из
занятий этноса в прошлом — доставке соли. Однако название «ламбади», кото-
рое используется современными лингвистами, воспринимается большинством
банджара как негативное. Сами банджара называют себя gormatī или gorvaṭ
‛светлокожие’, а свой язык — gor bolī ‛язык светлокожих’.
Д. Краса. Банджари/ламбади язык 147
1.1.2. В составе индоарийской группы языков банджари входит в центральную

подгруппу новых индоарийских языков и близкородствен ряду наречий, таких
как раджастхани (прежде всего его диалектам марвари, малви, багри, хараути
и др.). В области лексики Б.я. обнаруживает определенные сближения с раджаст-
хани; тем не менее ошибочно было бы считать его диалектом раджастхани.
В ходе исследований о происхождении банджари были установлены опреде-
ленные связи с происходящими из Индии европейскими цыганами (синти и ро-
ма). Хотя язык этих народностей, т. е. цыганский, также относится к североин-
дийским языкам, определенно говорить о прямой связи между цыганским и Б.я. в
лингвистическом смысле все же нельзя.
1.1.3. Данные о числе говорящих сильно разнятся, но реалистичной представ-
ляется оценка числа говорящих на Б.я. как на родном языке в 6–10 млн. чел. По
данным переписи 2001 г., Б.я. назвали родным 2,7 млн. чел. Банджара живут
главным образом племенами и родами в поселениях (tāṇḍē) на окраинах деревень
или в качестве кочующих (сезонных) рабочих, все чаще появляются также во
многих городах.
Большинство банджара живут в настоящее время в штате Андхра-Прадеш
(около 20%), Карнатака (около 15%) и Махараштра (около 17%). Помимо этого,
значительное число говорящих отмечено в штате Бихар, Чхаттисгарх, Гоа, Гуд-
жарат, Химачал-Прадеш, Джхаркханд, Мадхья-Прадеш, Орисса, Раджастхан, Та-
милнад, Уттаранчал и Уттар-Прадеш.
1.2.1. Лингвистические сведения о Б.я. в целом немногочисленны; детальных
исследований различных диалектов не предпринималось вовсе. Приведем тем не
менее некоторые основные факты.
Широкое географическое распространение Б.я. объясняет многочисленность
диалектов этого языка, которые, однако, ни в лексическом, ни в грамматическом
плане не обнаруживают серьезных различий, затрудняющих общение носителей
различных диалектов.
Наиболее существенные диалектные различия обнаруживаются на фонетиче-
ском уровне. Во многих случаях они объясняются влиянием контактных языков,
таких как маратхи, урду/хинди, телугу или каннада (см. 2.1.1.).
В области лексики также можно констатировать влияние контактных языков.
В этом отношении особенно интересны диалекты штата Карнатака и Тамилнад,
где значительное количество дравидийских слов надежно утвердилось в разго-
ворном языке.
1.3.1. Б.я. считается языком, однако не имеет официального статуса ни на го-
сударственном, ни на региональном уровне (в административном, образователь-
ном или культурном смыслах). После провозглашения независимости Индии
банджара квалифицировались как лишенная привилегий этническая группа, в
связи с чем им оказывалась официальная помощь и поддержка (впрочем, в раз-
ной степени в зависимости от штата). Акты о перечнях каст и племен от 1950,
1956 и 1976 гг. и связанное с ними укрепление основных прав слаборазвитых
каст и племен в конституции вели к непрерывному улучшению общих условий
для банджара. Благодаря этому во многих штатах страны (прежде всего в Андх-
ра-Прадеш, где банджара пользуются рядом привилегий в качестве зарегистри-

рованного племени) укреплялось этническое самосознание представителей этой
народности, которое проявлялось как в культурном, так и в языковом плане. Эн-
тузиасты и сторонники движения банджара находятся в первую очередь в штате
Андхра-Прадеш и Карнатака, несколько меньше их в штате Махараштра, так как
в этих трех штатах созданы значительные законодательные предпосылки для
равноправной интеграции банджара.
1.3.2. Банджари не является литературным языком, и тем не менее в самое по-
следнее время обнаруживается явная тенденция к созданию письменности и свя-
занная с этим нормализация языка. Эта тенденция, однако, находится пока на на-
чальной стадии и часто подвергается влиянию иностранных организаций, напри-
мер, христианских миссий (при переводе Нового Завета). Какой поддержкой эта
нормализация будет пользоваться среди банджара, на настоящий момент неиз-
вестно.
1.3.3. Б.я. не имеет статуса официального языка и не стандартизован, поэтому
не используется в сфере образования.
Научные работы о Б.я. немногочисленны. Центры, где проводятся исследова-
ния Б.я. находятся в Индии в г. Пуна (Деканский колледж), г. Хайдарабад (Ос-
манский университет Хайдарабада), г. Ченнай (Аннамалайский Университет) и
г. Майсур (Центральный институт индийских языков).
1.4.0. Для передачи Б.я. на письме обычно используется алфавит деванагари.
Наряду с алфавитом деванагари используются также, хотя и реже, алфавиты те-
лугу (в Андхра-Прадеш) и каннада (в Карнатака). Употребление обоих алфави-
тов, однако, сокращается в пользу деванагари.
1.5.0. Б.я., так же как и другие индоарийские языки, восходит к древнеиндий-
скому языку, пройдя в своем развитии ступени санскрита и пракритов. Струк-
турно и в плане лексики он наиболее близок наречиям Раджастхана (прежде все-
го марвари) и гуджарати, поэтому вполне вероятно, что Б.я., так же как и эти два
новоиндийских языка, восходит к «старому западному раджастхани». Эта гипо-
теза поддерживается тем фактом, что сами банджара называют себя потомками
раджпутов, происходящих из области современного Раджастхана. Правда, неяс-
но, когда часть их покинула свою прежнюю родину. Предполагается, что банд-
жара покинули Западную Индию между 800 и 1000 гг. н. э., среди прочего, воз-
можно, из-за наступления мусульманских войск. В это же время, вероятно, поки-
нули Индию предки цыган, направляясь на запад.
В наши дни поселения банджара обнаруживаются почти во всех штатах Юж-
ной, Западной и Северной Индии. Это может обуславливаться в первую очередь
их традиционными занятиями. С самой ранней своей истории (достоверных до-
кументов об этом, к сожалению, нет) банджара отвечали за перевозку товаров
(прежде всего бобовых, зерна, соли и т. д.) на п-ове Индостан. В империи Вели-
ких Моголов (1526–1858), а также после — под британским владычеством
(с конца XVIII в.) — внутренняя индийская торговля и перевозка военного иму-
щества велась в значительной степени именно банджара с их повозками, запря-
женными быками, мулами и верблюдами. Только со строительством железных
дорог (вторая половина XIX в.) и после запрета британцами кочевничества (закон
«О преступных кастах», 1871 г.) все больше банджара становились оседлыми.
Большинство банджара вследствие технического прогресса потеряли свою ис-

конную сферу деятельности в качестве перевозчиков грузов, и поэтому на сего-
дняшний день среди них практически не осталось кочевников. Банджара работа-
ют в сельском хозяйстве наемными рабочими, занимаются сезонными работами
на стройках, в рудниках и в тяжелой промышленности; в связи с сезонностью их
занятий многие семьи вынуждены вести полукочевой образ жизни.
1.6.0. Как и в других новых индоарийских языках, в Б.я. проявляется сущест-
венное структурное влияние неиндоарийских языков. В первую очередь это
влияние дравидийских языков, причем здесь следует различать два исторических
этапа. Во-первых, структурный, приведший, как это было со всеми остальными
новоиндийскими языками, к различным звуковым и структурным изменениям —
например, к возникновению ретрофлексных согласных, изменению грамматиче-
ского статуса имен в сочетании с предлогами и послелогами, появлению сочета-
ний глаголов с аналитической флексией и отчасти к инновациям в словообразо-
вании.
Второй этап касается недавнего лексического влияния дравидийских языков
на наречия Б.я., распространенные на юге Индии — это многочисленные заимст-
вования из телугу, каннада или тамильского.
В штатах, где в качестве языков общения наряду с Б.я. используются другие
индоарийские языки, также обнаруживается значительное лексическое влияние
доминирующих языков.
2.1.1. Гласные в Б.я. могут быть назализованными и неназализованными. Раз-
личаются долгие и краткие ā/a, ī/i, ū/u, причем как в произношении, так и на
письме имеет место четкое разграничение между ними. Гласный o фонетически
долгий и не противопоставлен краткому.
Гласные
Ряд
Подъем Передний Средний Задний
Неогубленные Огубленные
Средний e ẽ ε ε̃ ɐ ɐ͂ o õ ɔ ɔ͂
Наряду с «классическими» гласными в некоторых вариантах языка встреча-

ются кроме того дифтонги ai или aĩ, а также ə и сверхдолгиe ē и ō. Это связано
прежде всего с произносительными моделями контактных языков. Так, ai или
aĩ употребляется преимущественно среди тех говорящих, которые владеют
маратхи, ə —среди тех, кто владеет западными диалектами хинди и раджа-
стхани. Сверхдолгиe ē и ō обнаруживаются в диалектах, подвергшихся влия-
нию телугу.
В Б.я. имеется 30 согласных фонем.
Согласные
ные лярные
Шумные
Придых. ʤʰ
Фрикативные s ʃ h
Носовые m n (ɳ)
Сонорные
Непридых. l
Боковые
Придых. lh
Дрожащие и одноударные ɾ
Глайды υ j
В системе согласных можно установить диалектные различия, которые объ-

ясняются контактными влияниями. Так, у групп, проживающих в областях рас-
пространения маратхи, телугу и каннада, иногда различаются [ʧ] и [ʦ] или [ʤ]
и [ʣ].
Увулярные звуки типа [q], [γ] и [χ], а также [z] и [f] встречаются исключитель-
но в арабо-персидских заимствованиях. Говорящие на Б.я., однако, часто заме-
щают эти звуки звуками [k], [g], [kh], [ʤ] и [ph] соответственно.
2.1.2. Ударение в Б.я. является слабым динамическим и, как следствие, может
падать на разные слоги в слове. В двусложных словах ударение обычно падает на
первый слог: 'rā.jā ‛король’, 'mo.tī ‛жемчужина’. Если в многосложном слове
гласный предпоследнего слога является долгим, то ударение падает на него:
si.'kā.ṇu ‛учить (кого-либо)’, a.'mā.vas ‛новолуние’. Если гласный предпоследнего
слога краткий, а последний — долгий, то ударение падает на последний слог:
bhag.'vān ‛бог’, na.'sīb ‛рок, судьба’. Если гласные двух последних слогов крат-
кие, ударение падает на первый слог: 'has.ta.gat ‛полученный, приобретенный’.
Исключение составляют немногочисленные заимствования и морфемы, несу-
щие ударение на первом слоге, например, различные абстрактные существитель-
ные, заимствованные из санскрита: 'niś.cal.tā ‛простота’, и слова с редупликаци-
ей, например, 'bul.bu.lā ‛пузырь’, в которых на первый слог падает главное уда-
рение. Кроме того, суффигируемые конечные компоненты слова часто являются
носителями главного ударения (ударные суффиксы типа -vāḷo, -hār, -kār, -dār).
2.1.3. Большинство фонем реализуется во всех позициях в слове — начальной,
срединной и конечной. Центральным (кратким) гласным несвойственна конечная
позиция (исключение — несколько односложных слов например, отрицание na

‛не’, личное местоимение ma ‛я’, подчинительный союз kι ‛что’, а также оконча-
ние инфинитива -ṇu). Как и в хинди, долгие гласные в словах редко употребля-
ются в третьем слоге от конца и предшествующих ему слогах. Тенденция фоне-
тического сокращения долгих гласных в таких позициях распространяется и на
заимствованные слова.
2.1.4. Наиболее часто встречающиеся варианты структуры слога: V (ī ‛он, она,
оно’), VC (āv ‛подойди’), CV (tū ‛ты’), CVC (kān ‛ухо’).
В Б.я. группы согласных в заимствованных санскритских, персидских, араб-
ских и английских словах, например, (С)VCC: vakt ‛время’, рatr ‛список’; CCVС,
CCCV, CVCCC: śram ‛работа’, stri ‛женщина’, raśṭr ‛государство’, при произно-
шении разбиваются эпентетическими гласными: vakt/vakit, рatr/patar, patrə,
śram/śaram, stri/stiri, sitiri.
2.2.1. Фонологическая структура морфемы в Б.я. не изучена.
2.2.2. Регулярных фонологических оппозиций, зависимых от морфологических
единиц и классов, не наблюдается.
2.2.3. Сандхи на стыках морфем встречаются в Б.я. редко. В некоторых случа-
ях на стыке гласных фонологических изменений не происходит:
ā + o > āo! (‛подойди!’)
pi + o > pio! (‛пей!’)
В других случаях между следующими друг за другом гласными вставляется
согласный, и тогда может изменяться первый гласный. Многие нерегулярные
причастные формы иллюстрируют такого рода изменения.
ā + V > ā(v/y)V: ā + o > āyo ‛пришел’;
ē + V > idV: lē + o > lido ‛взявший’;
ī, i + V > idV: pi + o > pido ‛выпивший’;
o + V > utV: so + o > suto ‛уснувший’.
При словообразовании может происходить чередование гласных корня: ā > а:
māṅgṇu ‛спрашивать, просить’ > maṅgāṇu ‛посылать, посылать спросить’.
При образовании некоторых каузативных глаголов наблюдается удвоение ко-
нечного согласного основы (см. 2.3.5.).
VC + āv > VCCāv: ūṭ + āv > ūṭṭāv ‛буди’;
CVC + āḍo > CVCCāḍo: sij + āḍo > sijjāḍo ‛вскипяти’, sav + āḍo > savvāḍo ‛усыпи’.
Б.я. — преимущественно агглютинативный язык. Вместе с тем в нем сохрани-
лось некоторое число флексий, играющих важную роль в склонении и спряже-
нии. В глаголе существует развитая система аналитических форм, синтетические
формы редки.
2.3.1. В Б.я. выделяются самостоятельные и служебные части речи. Знамена-
тельные части речи: глаголы, имена существительные, имена прилагательные,
наречия и числительные.
Глаголы выделяются прежде всего на основании морфологических критериев,
по свойственным им парадигмам спряжения (2.4.0.).
Граница между существительными и прилагательными расплывчата. Прилага-
тельные делятся на изменяемые и неизменяемые; синтаксически они использу-
ются в атрибутивной функции или как именные части предиката. Также нет чет-
ких морфологических критериев разграничения прилагательных и наречий. На-
речия в большинстве случаев образуются от прилагательных путем конверсии и
выступают в роли обстоятельств при глаголах (а также при причастиях и абсо-
лютивах), прилагательных и других наречиях.
Различаются личные (для 1-го и 2-го лица) и неличные местоимения. Место-
имения 3-го лица совпадают с указательными местоимениями.
К служебным словам относятся простые и составные послелоги. Управляемое
послелогом существительное и его определения оформляются косвенным падежом.
Кроме того, к служебным словам относят междометия, слова, выражающие
утверждение и отрицание, общие вопросительные слова и вокативная частица.
Отрицательная частица na употребляется препозитивно, другие, такие как bi
‛тоже’, ‛даже’, to ‛то’, ‛же’ — постпозитивно.
2.3.2. Различают два р о д а: мужской и женский. У существительных, обо-
значающих живые существа, грамматический род совпадает с естественным. Для
других существительных могут быть сформулированы лишь приблизительные
правила определения грамматического рода. Существительные могут иметь или
не иметь окончание. Существительные мужского рода, как правило, оканчивают-
ся на -o, -ā или согласный (kukḍo ‛петух’, chorā ‛мальчик’, kor ‛мужчина, не при-
надлежащий к народу банджара’), женские — на -i/-ī (kukḍī ‛курица’, chorī
‛девочка’, korī ‛женщина, не принадлежащая к народу банджара’). Существи-
тельные обеих родовых групп могут иметь, однако, и другие окончания (gurū
‛учитель’, mātā ‛мать’ и т. д.).
По роду с существительным согласуются изменяемые прилагательные (moṭ-o
kukḍ-o большой-М петух-М ‛большой петух’, dhoḷ-ī kukḍ-ī белый-Ж курица-Ж ‛бе-
лая курица’), адъективирующий послелог (родительного падежа) ro/rī (lavār
ro ghar кузнец:М ПОСЛ:М дом ‛дом кузнеца’), причастия и ряд личных глаголь-
ных форм.
В Б.я. преобладают неизменяемые адъективные (притяжательные) формы ме-
стоимений. Наряду с ними встречаются формы на -o (ж. р. -ī), которые ведут себя
как изменяемые прилагательные: māro tāṇḍo мой:М поселение:М ‛мое поселение’,
tārī goṇī твой:Ж жена:Ж ‛твоя жена’.
2.3.3. У имен существительных, прилагательных и глаголов различаются два
ч и с л а: единственное и множественное.
Существительные мужского рода на -o образуют формы множественного чис-
ла опущением конечного -o (ghoḍ ‛жеребцы, кони’). Существительные женского
рода с окончанием на согласный образуют форму множественного числа с по-
мощью окончания -ē (bhēnē ‛сестры’). У остальных существительных форма
множественного числа омонимична форме единственного числа (pitā ‛отец’ или
‛отцы’, ghar ‛дом’ или ‛дома’, bheḍī ‛волчица’ или ‛волчицы’).
В некоторых говорах Б.я. есть специфические формы множественного числа.
У существительных женского рода на -ī, -i — -iye: kānī > kāniye ‛слепые женщи-
ны’; у существительных мужского рода на -ū, -u — -uvũ: vetḍu > vetḍuvũ ‛женихи’;
у существительных мужского рода на -ā — -ā[v/y]V: chorā > chorāvũ (или chorāũ)
‛мальчики, парни’.
Наряду с этим для образования множественного числа персональных сущест-

вительных используются специальные служебные слова со значением совокуп-
ности лиц или предметов: lok ‛люди’, jan ‛люди’ или gaṇ ‛скопление, сборище,
масса’ (kisān-lok ‛крестьяне, фермеры’, при ед. ч. kisān ‛крестьянин’).
Изменяемые прилагательные выражают число только в форме мужского рода
прямого падежа (moṭ khēt ‛большие поля’). В женском роде число нейтрализуется
(nāṅkyī bhēnē ‛молодые сестры’).
Сходным образом в простых глагольных формах число различается только в
мужском роде: āyo приходить:ПРОШ.М ‛он пришел’, chorā āē парень:МН прихо-
дить:М.МН ‛парни пришли’, но āī ‛она пришла’ или ‛они (ж. р.) пришли’. При
употреблении аналитических глагольных форм с глаголом-связкой различие по
числу в женском роде сохраняется, ср., āī chī приходить:ПРОШ ВСПОМ:Ж.ЕД ‛ты
пришла’ и āī cho приходить:ПРОШ ВСПОМ:Ж.МН ‛вы (ж. р.) пришли’.
В Б.я. есть отдельные формы для порядковых и количественных числитель-
ных. В системе количественных числительных присутствуют лексемы для сле-
дующих разрядов: единицы, десятки, сотни (sau), тысячи (hajār), сотни тысяч
(lākh), десять миллионов (karoḍ), миллиарды (arab) и сто миллиардов (kharab).
В сложных числительных от 11 до 99 единицы предшествуют десяткам. В слож-
ных числительных постоянно обнаруживаются нерегулярные фонетические из-
менения. Начиная с 101 сложные числительные снова образуются в обычном по-
рядке (от высшей категории к низшим).
Порядковые числительные образуются от количественных прибавлением суф-
фикса -vo (pāñcvo ‛пятый’); есть исключения: pehlā ‛первый’, dūsro ‛второй’, tīsro
‛третий’, cauthā ‛четвертый’ и cheṭhvo ‛шестой’. Порядковые числительные ведут
себя как изменяемые прилагательные и согласуются по роду и числу с существи-
тельным.
2.3.4. Различаются три п а д е ж а (синтетические формы): прямой, косвен-
ный и звательный. В прямом падеже выступают подлежащее в номинативной
конструкции, прямой объект (безличный и/или неконкретный) и именная часть
составного сказуемого. Кроме того, прямой падеж оформляет агенс в эргативной
конструкции, см. 2.5.3.
Косвенным падежом оформляется имя, управляемое послелогом. Генитивный
послелог (-ro/-rē/-rī), согласующийся по роду и числу с управляемым существи-
тельным, также присоединяется к форме косвенного падежа. Формы вокатива в
единственном числе соответствуют формам прямого падежа. Во множественном
числе они оформляются показателем -o (bhāīo! ‛о братья!’).
2.3.5. В Б.я. существуют два з а л о г а — активный и пассивный. Пассив об-
разуется при помощи перфективного причастия смыслового глагола, согласуемо-
го по роду и числу с объектом (выступающим как формальное подлежащее) и
спрягаемых форм вспомогательного глагола jāṇu ‛идти’.
В и д о - в р е м е н н а я система Б.я. в индикативе состоит из следующих
граммем: настоящее общее, настоящее продолженное, прошедшее совершенное
(претерит), прошедшее общее, прошедшее продолженное, настоящее совершен-
ное (перфект), предпрошедшее (плюсквамперфект), будущее I, а также редко —
будущее II и будущее III. Система наклонений включает граммемы императива,
оптатива, индикатива, конъюнктива и кондиционалиса (используется редко).
В императиве различается 1-е и 2-е лицо, а также единственное и множествен-

ное число. Форма единственного числа совпадает с основой глагола (kar!
‛Делай!’). Формы множественного числа: 1 л. -ā̃ (karā̃ ! ‛Давайте сделаем!’), 2 л.
-o (karo! ‛Делайте!’).
К а у з а т и в н ы е глаголы образуются суффиксами -ka, -āv, -āḍo, -ra, -lāk и
-āro, прибавляемыми к глагольной основе. Они добавляют к значению переход-
ных глаголов оттенок побуждения или поручения. В целом глагольное словоиз-
менение в Б.я. чрезвычайно регулярно (исключения составляют причастные
формы).
Формы п а с с и в а (который употребляется редко) образуются от переход-
ных глаголов с помощью простого перфективного причастия, к которому добав-
ляются соответствующие временны́е формы глагола jāṇu ‛идти’ в изъявительном
или сослагательном наклонении. Подлежащее пассивной конструкции (соответ-
ствующее объекту действия, или пациенсу) стоит в прямом падеже или, как па-
циенс, в косвенном падеже.
2.3.6. Категория л и ц а выражается в синтетических глагольных формах им-
ператива, конъюнктива и будущего времени, а также в формах вспомогательных
глаголов. В условном наклонении и в аналитических конструкциях с перфектив-
ным причастием категория лица не имеет выражения.
Местоимения в Б.я. различают три степени в е ж л и в о с т и: tū ‛ты’ — фа-
мильярная, tam ‛ты’, ‛вы’ — нейтральная, āpaṇ ‛Вы’ — вежливая форма. Ней-
тральная и вежливая формы согласуются с глаголом во множественном числе.
П р о с т р а н с т в е н н ы й д е й к с и с выражается при помощи указа-
тельных местоимений ближнего и дальнего плана ī ‛этот’ и ū ‛тот’ и их произ-
водных форм.
Глагольное о т р и ц а н и е выражается с помощью морфем ni, koni, konti, na
и mаt; все эти показатели, кроме na, обычно располагаются после отрицаемого
глагола. Морфема ni используется с формами презенса: ma mās khāū̃ ni я мясо
есть:НАСТ ОТР ‛Я не ем мяса’. Перфектные формы, а также нередко и будущее
время, используют морфему koni: mār bhāī āyo koni мой брат приходить:ПРОШ
ОТР ‛Мой брат не пришел’. Морфема na является слабой отрицательной части-
цей, которая используется с инфинитивом и кондиционалисом: na karṇu ‛не дол-
жен делать’. С формами императива употребляется отрицание mat:
(1) dāru pi mat!
спиртное пить:ИМП не
‛Не пей спиртного!’
2.3.7. В Б.я. различаются имена существительные, прилагательные (включая
числительные) и наречия, местоимения, глаголы, послелоги, союзы, междо-
метия.
2.4.0. Образцы парадигм.
Склоне- 1 (-o) 2 (-0) 3 (-ā) 4 (-u/-ū) 5 (-a) 6 (-ī) 7 (-0)
ние (м. р.) (м. р.) (м. р./ж. р.) (м. р./ж. р.) (м. р./ж. р.) (ж. р.) (ж. р.)
Падеж Ед. число
‛конь’ ‛дом’ ‛мальчик’ ‛учитель’ ‛правда’ ‛кобыла’ ‛ночь’
Прям. ghoḍ-o ghar chorā gurū satya ghoḍ-ī rāt
Общекосв. ghoḍ-ē ghar-ē chorā gurū satya ghoḍ-ī rāt-ē
Зват. (ghoḍ-o) (ghar) chorā gurū (satya) (ghoḍ-ī) (rāt)
Мн. число
ghoḍ-ē / ghoḍ-ī /
Прям. ghar chorā gurū saty-e rāt-ē
ghoḍ ghoḍ-iyē
chorā/
Общекосв. ghoḍ-ē ghar-u gurū saty-e ghoḍ-ī rāt-ē
chorāu
(ghoḍ-ē /
Зват. (ghar-o) chorā-o gurū-o (saty-e) (ghoḍ-ī) (rāt-o)
ghoḍ)
kāḷo‛черный’, halkā ‛легкий’, bēkār‛глупый’
М. р. Ж. р.
Падеж Ед. ч. Мн. ч. Ед. и мн. ч.
Прям. kāḷo (kāḷ); halkā; bēkār kāḷē; halkā; bēkār kāḷī; halkī; bēkār
Общекосв. kāḷ; halkā; bēkār kāḷē; halkā; bēkār kāḷī; halkī; bēkār
Зват.
Личные местоимения
Падеж 1 л. 2 л. 3 л. Почтительное Возвратное
Прям. ma tū (tū̃)1 ī, ū (vū) āpaṇ āp
Общекосв. ma to ē (yē), o (vo) āpaṇē —
Направит.2 mana tona ēna (yēna), ona āpṇēna —
(vona)
Адъект. ф. mār tār ēr (yēr), or (vor) āpēr (āpaṇēr) apṇo
Прям. ham, tam ē (yē), o (vo) (āpaṇ lok) —
hām
Общекосв. hamē͂ tamē͂ (tamṇē) īndū, ūndū — —
Направит. hamēna tamēna īndūna, ūndūna — —
Адъект. ф. hamār tamār īndūr, ūndūr — —
П р и м е ч а н и я: 1. Некоторые личные местоимения имеют диалектные варианты, кото-

рые указаны в скобках. 2. Часто встречаются также сокращенные формы без -a на конце (man,
ton и т. д.).
Неличные местоимения
Относи- Вопроси- Неопреде-
ближнего дальнего тельные тельные ленные
плана плана
Существительные и прилагательные
Прям. п. ī ū (vū) jē, jako kuṇ, kā̃ ī, ko, kuṇso kuṇī, kā̃ ī, koī
Ед. ч.
Косв. п. ē (yē) o (vo) jē, jako kā̃ ī kē —
Прям. п. ē (yē) o (vo) jē, jako kuṇ, kā̃ ī, kuṇsē ko kuṇī, kā̃ ī, koī
Мн. ч.
Косв. п. īndū ūndū jē, jako kā̃ ī kē —
Качественные aso kaso —
Количественные atrā (avḍā) vatrā jatrā katrā, katrāk (kavḍā) —
Наречия
jat (jata),
Места at (ata) ot (vata) kat (kata), kima katī, kimī
jima
Направления ēvaḍī (var) ovaḍī (par) jevaḍī kevaḍī —
Времени ab to, ato janā kanā kabī, kanāī
Образа действия hãi (nu) hãyu (hanu) jũ kũ kũī
П р и м е ч а н и е: В скобках приведены диалектные формы.
Числительные
‛один’ ‛два’ ‛три’ ‛четыре’ ‛пять’
‛ноль’ ēk dī tīn cār pāñc
10 gyārah bārah tērah cauvad pandrah
20 ēkkīs bāvīs tēvīs caubīs paccīs
30 ēktīs battīs tēntīs cauñvtīs pēntīs
40 ēktālīs bayālīs taintālīs cavālīs paintālīs
50 ēkāvan bāvan tirpan caupan pacpan
60 ēksaṭh bāsaṭh tirsaṭh cauṁsaṭh paiṁsaṭh
70 ēkahattar bahattar tihattar cauhattar pacahattar
80 ēkyāsī bayāsī tirāsī caurāsī pacāsī
90 ēkyānavē bānavē tirānavē caurānavē pacānavē
‛шесть’ ‛семь’ ‛восемь’ ‛девять’ ‛десять’

‛ноль’ choh sāt āṭh nau das
10 soḷ satrah aṭhārah vagṇīs vīs
20 chēbbīs sattāvīs aṭṭhāvīs vantīs tīs
30 chēttīs saintīs aḍtīs vancālīs cāḷīs
40 chēyālīs saintālīs aḍtālīs vancās pacās
50 chēppan satāvan aṭhāvan vansaṭh sāṭh
60 chēsaṭh saḍsaṭh aḍsaṭh vanhattar sattar
70 chēhattar satahattar aṭhahattar vanāsī assī
80 chēyāsī satāsī aṭhāsī vannāvad nauvad
90 chēyānavē satānavē aṭhānavē nanyānavē (ēk) sau
Глагол
Словоизменительный
Название Показатель Пример
тип
Инфинитив -ṇu существительное calṇu ‛идти’
Герундив -u неизменяемо calu
Имперфективное причастие -to прилагательное calto
Перфективное причастие -o прилагательное calo
Глагольное имя -ē неизменяемо calē
Причастие будущего времени -ē-vāḷo прилагательное calēvāḷo
Причастие дуратива ro прилагательное cal ro
Деепричастия (конвербы) -tāṇin неизменяемо caltāṇin
конъюнктива -an неизменяемо calan
-ī неизменяемо calī
Финитные формы
Повелительное
Конъюнктив I Будущее I Будущее II
наклонение
Ед. число
1 л. -ũ (calũ) -yũ (calyũ) -ēvāḷo (calēvāḷo)
2 л. 0 (cal) -ēs (calēs) -īs (calīs)2 -ēvāḷo/-ēvāḷī (calēvāḷo/ī)
3 л. -a (cala) -ya (calya) -ēvāḷo/-ēvāḷī (calēvāḷo/ī)
Мн. число
1 л. calā̃ -ā̃ (calā̃ ) -yā̃ (calyā̃ ) -ēvāḷē/-ēvāḷī (calēvāḷē/ī)
2 л. calo -o (calo) -yo (calyo) -ēvāḷē/-ēvāḷī (calēvāḷē/ī)
3 л. -a (cala) -ya (calya) -ēvāḷē/-ēvāḷī (calēvāḷē/ī)
Вспомогательный глагол-связка
Конъ- Герундий в имперфек-
Презенс Перфект Будущее Имперфект
юнктив тивном употреблении
Ед. число
м. р. ж. р. м. р. ж. р. м. р. ж. р.
1 л. chū̃ viũ vũ
2 л. chī to tī vīs vēs huo huī vēto vētī
3 л. cha via (viya) va
Мн. число
1 л. chā̃ viā̃ vā̃
2 л. cho tē tī vio vo huē huī vētē vētī
3 л. cha via (viya) va
Синтетические и первичные аналитические глагольные формы

calṇu ‛идти’, ‛двигаться’
Настоящее Настоящее Настоящее Прошед- Прошед- Прошед- Предпро-
общее продол- совершен- шее шее про- шее совер- шедшее
женное ное общее должен- шенное (плюс-
(перфект) ное (претерит) квам-
перфект)
Ед. число
1 л. calũ chũ cal ro chũ calo chũ calto to cal ro to calo calo to
2 л. calīs chī cal ro chī calo chī calto to cal ro to calo calo to
3 л. cala cha cal ro cha calo cha calto to cal ro to calo calo to
Мн. число
1 л. calā̃ chā̃ cal rē chā̃ calē chā̃ caltē tē cal rē tē calē calē tē
2 л. calo cho cal rē cho calē cho caltē tē cal rē tē calē calē tē
3 л. cala cha cal rē cha calē cha caltē tē cal rē tē calē calē tē
П р и м е ч а н и е: Указываются только формы мужского рода. Образование форм женско-

го рода описано в 2.3.5.
Вторичные аналитические формы

Форма зна- Вспомогатель-
чащего гла- ный глагол Основное
Пример
гола (1-й (2-й значение
компонент) компонент)
Основа jāṇu ‛уходить’ Законченность или ū so jā ro cha
завершенность он спать идти оставаться:СОВ.М
ВСПОМ:3ЕД
‛Он сейчас идет спать’.
Основа paḍṇu ‛падать’ Внезапность или tū dharas paḍo chī
случайность ты войти падать:СОВ.М.ЕД
ВСПОМ:2ЕД
‛Ты неожиданно вошел’.
Основа dēṇu ‛давать’ Действие по направ- mana ke de!
лению от деятеля к я:КОСВ.ДАТ сказать дать
бенефицианту ‛Скажи мне!’
Основа lēṇu ‛брать’ Действие в пользу śarāb pī lē!
производителя дей- вино пить брать
ствия ‛Пей вино!’
Основа lāṇu Добавляет значение mana bādlī bhar lā
‛приносить’ ‛приносить’ к глав- я:КОСВ.ДАТ ведро наполнить при-
ному глаголу нести
‛Наполни ведро и принеси его мне’.
Основа mēlṇu ‛класть, Добавляет значение dukān vāḷēna tār nokar kē mēl
посылать’ ‛помещать, класть, магазин владелец:ДАТ твой слу-
посылать’ к значе- жащий сказать класть
нию главного гла- ‛Пошли своего служащего сказать
гола это владельцу магазина’.
Продолжение таблицы
Основа nākṇu ‛бросать’ Полностью закон- ū kām kar nāka cha
ченное действие он работа делать бросать:НАСТ
ВСПОМ:3ЕД
‛Он сделал всю работу’.
Основа lē jāṇu ‛идти Усиление mācḷī pakaḍ lē jā
брать’ рыба ловить идти брать
‛Иди лови рыбу’.
Основа + -ē lāgṇu Начинательность karē lāgo cha
‛казаться’ делать:КОСВ казаться:СОВ.М
ВСПОМ:3ЕД
‛Он начал что-то делать’.

2.5.1. Стандартная словоформа имени существительного в Б.я. имеет следую-
щий вид: исходная форма (совпадает со словарной для всех типов), аффикс, меня-
ющийся в зависимости от числа и падежа, простой послелог, составной послелог.
Комбинации существительных с аффиксами или послелогами строятся в соот-
ветствии с двумя следующими схемами:
1) исходная форма + суффикс общекосвенного падежа -ē + простой послелог
(na ‛к’, ti ‛из’, ma ‛в’, par ‛на’, посессивный показатель ед. ч. м. р. ro / мн. ч. rē /
общекосв. п. rē / ж. р. rī / общекосв. п. rī);
2) исходная форма + суффикс общекосвенного падежа -ē (+ посессивный пока-
затель -r, сокращение от ro) + составной послелог (āṅg ‛перед’ (пространственное
значение), agaḍiyā ‛перед’ (временнóе значение), ūpar ‛над, через’, kan ‛при, у’, jū̃
‛как’, ḍhā̃ ī ‛вблизи от’, paca ‛после’ (временнóе значение), pāc ‛за, сзади’, baṅgar
‛без’, bār ‛снаружи’, bārē mā ‛по отношению к’, māī ‛внутри’, mūṇāṅg ‛перед’
(пространственное значение), lār ‛вместе с ’, vaḍī ‛в направлении’, sām ‛в направ-
лении’, sārū ‛для’, sivā ‛кроме’, heṭ ‛под’, vac ‛между’, vāsa ‛для’.
Склоняемые формы косвенного падежа соответствуют формам, представлен-
ным в 2.4.0. Сочетаемость производных послелогов определяется семантически-
ми факторами. При этом послелог -r обязателен не во всех комбинациях: gharēr
māī ‛внутри дома’, но gharē māī ‛ внутренняя часть дома’.
Изменяемые прилагательные повторяют в упрощенном виде парадигму пер-
вичных флексий существительных тематических типов (см. 2.4.0.). Таким обра-
зом, окончание прилагательного прежде всего выражает род и лишь при формах
мужского рода — падеж: kāḷē gharē ma ‛в черном доме’, kāḷē gharu ma ‛в черных
домах’. Остальные прилагательные (например, bekār ‛глупый’) не изменяются.
Первичное словоизменение местоимений имеет сложную структуру (см. 2.4.0.).
Прямой падеж личных местоимений совпадает с формой агенса. От косвенного
падежа производны две формы; во-первых, «настоящие» объектные падежи (пря-
мого и косвенного объекта, аккузатив и датив, соответственно), к которым прибав-
ляется послелог -na. (Суффиксация -ro приводит к сокращению этого послелога:
mār вм. māro. С -na тоже часто можно наблюдать такое сокращение: man вм. mana.)
Наряду с этим имеется генитив, образующийся при помощи послелога -r. К это-
му сочетанию присоединяются также сложные послелоги (mār sārū ‛для меня’).
Стандартная словоформа глагола состоит из следующих компонентов: основа

глагола (соответствует словарной форме без окончания -ṇu), к которой могут
прибавляться различные окончания; первичное глагольное окончание, перед ко-
торым также могут стоять характерные для будущего времени окончания; аф-
фикс аспекта (-0, -t, -ṇ, -tāṇin, -an, -ī, -ēvāḷ), комбинирующийся с флексиями рода,
числа и падежа (для отглагольных имен); см. 2.4.0.
Основной глагол может быть дополнен вспомогательным, который также об-
разуется путем прибавления к своей основе аспектуального аффикса и/или пер-
вичного глагольного окончания.
2.5.2. В Б.я. новые слова чаще всего заимствуются (из санскрита, персидского
и арабского языков, часто не напрямую, а через контактные языки), а не создают-
ся на базе исконных элементов. Существуют четыре вида сложных слов: с сочи-
нительной, подчинительной и посессивной связью между компонентами, а также
составные наречия.
Наряду с абстрактными словами в узком смысле слова есть различные типы
сложных слов, которые на основании семантического сходства можно объеди-
нить в группу аналитических лексем. При этом встречаются как комбинации
знаменательных слов с частицами, так и комбинации двух знаменательных
слов — существительных, прилагательных или глаголов. В отличие от ситуации
со всеми остальными словоформами, при словообразовании существительных и
прилагательных префиксация играет немалую роль. К важнейшим относятся
префиксы со значением отрицания, отсутствия: an- (из санскрита), bē- (из пер-
сидского) и некоторые другие. Бóльшая часть других префиксов заимствованы из
санскрита.
Для суффиксации существительных имеются прежде всего абстрактные суф-
фиксы, такие как: -ī (из персидского), -pan, или -tā и -tv (из санскрита). Есть так-
же суффиксы, характерные только для определенного рода, например, типичные
для женского рода (-ī, -in, -nī). К словообразовательным суффиксам прилагатель-
ных относятся -vāḷo, -dār (из персидского) и -ī, с помощью которых образуются
прилагательные, используемые для обозначения лиц. Как -vāḷo, так и -dār соче-
таются с именами, стоящими в косвенном падеже.
Наряду с этими суффиксами следует упомянуть «суффикс уподобления» -so
(aso ‛так, как’) и эмфатический суффикс -ī (ājī ‛именно сегодня’).
Хотя местоимения формируют закрытый класс, в словообразовании неличных
местоимений проявляется чрезвычайно симметричная система (см. 2.4.0.).
В словообразовании глаголов сохраняется несколько продуктивных суффиксов:
-ka, -āv, -āḍo, -ra, -lāk и -āro. С их помощью образуется каузатив: āṇu ‛прихо-
дить’ — ākaṇu ‛дать прийти’, soṇu ‛спать’ — savvāroṇu ‛уложить спать, усыпить’.
Словообразование глаголов осуществляется при помощи прибавления к суще-
ствительным глагольных аффиксов (по типу vicārṇu ‛думать’ от скр. vicāra ‛спо-
соб, мысль’). Регулярной является словообразовательная модель, по которой гла-
гольная форма образуется соединением имен существительных со вспомогатель-
ными глаголами, прежде всего с karṇu ‛делать’ и veṇu ‛быть’ (например, vicār
karṇu ‛думать’).
Другими важными при образовании аналитических форм глаголами являются,
среди прочих: jāṇu ‛уходить’, āṇu ‛приходить’, dēṇu ‛давать ‛, lāṇu ‛приносить’,
lēṇu ‛брать’, melṇu ‛класть’, nākṇu ‛бросать’, chuṭṇu ‛оставлять’, gālṇu ‛класть’,
раḍṇu ‛падать’, uṭṇu ‛вставать’, ‛подниматься’, besṇu ‛садиться’. Эти глаголы час-
то меняют свое значение в сочетании с другими глаголами (те в такой ситуации
чаще всего стоят в косвенном падеже): например, jāṇu ‛идти’ — jāe dēṇu ‛каузи-
ровать/заставлять идти’.
2.5.3. В области синтаксиса Б.я. обнаруживает признаки, присущие большин-
ству новоиндийских языков. Порядок слов в предложении SOV. Это верно также
для тех случаев, когда логический субъект не совпадает с грамматическим, как,
например, в конструкциях долженствования, чувственного восприятия или при-
надлежности.
Б.я. — язык с расщепленной эргативностью: с переходными глаголами в видо-
временных формах, образующихся с помощью перфективного причастия (прете-
рит, перфект, плюсквамперфект), используется эргативная конструкция, в ос-
тальных случаях язык следует номинативной стратегии.
В номинативной конструкции подлежащее стоит в прямом падеже, глагол со-
гласуется с подлежащим.
(2) ādmī khiḍkī khola cha
мужчина окно открывать:НЕСОВ ВСПОМ:НАСТ.3ЕД
‛Мужчина открывает окно’.
В эргативной конструкции переходный глагол согласуется в роде и числе с
объектом.
(3) ādmī khiḍkī kholī
мужчина окно:Ж открывать:ПРОШ.СОВ.Ж
‛Мужчина открыл окно’.
(4) ādmī bākal kholo
мужчина дверь:М открывать:ПРОШ.СОВ.М
‛ Мужчина открыл дверь’.
Если объект выражен одушевленным существительным, то он чаще всего
оформляется послелогом -na. С точки зрения структуры граница между прямыми
и косвенными дополнениями довольно расплывчата, так как и те, и другие могут
употребляться с послелогом -na:
(5) mār mātā-na bemārī āv gī
мой мать:КОСВ-ДАТ болезнь:Ж приходить идти:ПРОШ.СОВ.Ж
‛Моя мать заболела’.
При непереходных глаголах со значением чувственного восприятия логиче-
ский субъект принимает форму косвенного падежа, как правило, с дательно-
направительным послелогом -na. Объект переходных глаголов может принимать
форму прямого падежа, либо косвенного падежа с послелогом -na. Прямое до-
полнение всегда следует за косвенным:
(6) ū chorī=na ek pattar lak ro cha
он девочка:КОСВ=ДАТ один письмо писать оставаться:ПЕРФВ.М ВСПОМ-3ЕД
‛Он сейчас пишет девочке письмо’.
Определение (прилагательное, адъективное местоимение, числительное, при-
частие и существительное) стоит перед тем членом предложения, к которому от-
носится. Интересна сравнительная конструкция с двумя существительными и по-

слелогом -ti:
(7) hātī ghoḍē=ti moṭo cha
слон лошадь:КОСВ-от большой ВСПОМ-3ЕД
‛Слон больше, чем лошадь’.
Обстоятельства времени располагаются обычно перед подлежащим или после него:
(8) ma kālē gāmē=na goto
я вчера деревня:КОСВ=ДАТ ходить:НЕСОВ
‛Я вчера ходил в деревню’.
Обстоятельства места, как правило, стоят после подлежащего:
(9) mār bhāī or dostēr kan cha
мой брат его друг:КОСВ.ГЕН около ВСПОМ-3ЕД
‛Мой брат у своего друга’.
Обстоятельства образа действия располагаются в основном перед сказуемым и
после прямого дополнения:
(10) ī chorī ghaṇo kharāb gā rī cha
этот девочка очень плохо петь оставаться:ПРОГР.Ж ВСПОМ-3ЕД
‛Девочка поет очень плохо’.
Канонический порядок слов меняется, если говорящий хочет выделить опре-
деленные фрагменты предложения и потому ставит их либо в начало, либо в ко-
нец предложения:
(11) vāñctu mana āē ni!
читать:ГЕР я:КОСВ.ДАТ прийти-3ЕД ОТР:ВСПОМ-3ЕД
‛Я не могу читать!’
Простые вопросительные предложения следуют в большинстве случаев кано-
нической модели, но отличаются восходящей интонацией на конце предложения.
(12) tū bemār chī
ты болен ВСПОМ-2ЕД
‛Ты болен?’
Кроме того, к обычным утвердительным высказываниям может присоединять-
ся вопросительная частица kā̃ ī ‛что’ или ka (с тем же значением, вероятно, заим-
ствованная из маратхи, встречается прежде всего у банджара Махараштры):
(13) tū bēmār chī kā̃ ī?
ты болен ВСПОМ-2ЕД что
‛Ты болен?’
Вопросительные слова стоят перед подлежащим или после него, но всегда пе-
ред сказуемым:
(14) tam kata ro cho?
Вы где оставаться ВСПОМ-2МН
‛Где Вы живете?’
(Не)возможность осуществления действия выражается с помощью конструк-
ции, включающей глагольное имя (основа глагола + -tu), и глагол āṇu ‛прихо-
дить’. Глагол (часто с отрицанием) может быть как переходным, так и непере-
ходным. Наличие субъекта, оформленного послелогом -na, обязательно:
(15) mana gātu āva cha
я.КОСВ.ДАТ петь:ГЛАГ.ИМЯ прийти:3ЕД ВСПОМ-3ЕД
‛Я умею петь’.
(16) vona gātu āe ni
он.КОСВ.ДАТ петь:ГЛАГ.ИМЯ прийти:3ЕД ОТР
‛Он не умеет петь’.
В конструкциях, выражающих долженствование, глагол в инфинитиве (с ин-
финитивным суффиксом -ṇu) сочетается со вспомогательным глаголом раḍṇu
‛падать’. Подлежащее в косвенном падеже оформлено послелогом -na:
(17) hamēna kām karṇu paḍa cha
мы.КОСВ.ДАТ работать делать:ИНФ падать:3ЕД ВСПОМ-3ЕД
‛Мы должны работать’.
В конструкциях, выражающих чувственное восприятие или эмоциональное со-
стояние, сказуемым чаще всего является форма глагола lāgṇu ‛казаться, чувство-
вать’, а подлежащее в косвенном падеже оформлено послелогом -na:
(18) mana bhuk lāga cha
я.КОСВ.ДАТ голод появляться:3ЕД ВСПОМ-3ЕД
‛Я голоден’.
В конструкциях, выражающих принадлежность, объект обладания всегда
оформляется прямым падежом, а посессор — послелогом -na; в качестве вспомо-
гательного глагола употребляется глагол-связка cha (vēṇu ‛ быть’):
(19) tamēn tīn bhen cha
вы.КОСВ.ДАТ три сестра ВСПОМ-3ЕД
‛Вы (мн. ч.) имеете трех сестер’.
2.5.4. В с л о ж н ы х предложениях сохраняется обычный порядок слов.
Различаются сочинительные и подчинительные союзы. К важнейшим сочини-
тельным союзам относятся: an, ār ‛и’; balki ‛не только …, но и …’, yā ‛или’, paṇ,
paṇan ‛но’.
К наиболее употребительным подчинительным союзам относятся: agar, to
‛когда’, cāhē, cāv ‛либо’, которые, находясь в главном предложении, требуют на-
личия союзов to ‛тогда’, cāhē, cāv ‛или’ в придаточном. Сходным образом ведут
себя в придаточном предложении союзы cū̃ki ‛так как’ и ērsārū ‛поэтому’; по-
следний также может употребляться в главном предложении.
Используемый для присоединения изъявительных придаточных предложений
союз ki ‛что’ также вводит косвенную речь:
(20) ma jaṇũ chũ ki tū bēmār chī
я знать:1ЕД ВСПОМ:1ЕД что ты болен ВСПОМ-2ЕД
‛Я знаю, что ты болен’.
К союзам относятся также: kasena ka to ‛потому что’, tāki ‛чтобы’, jannāki
‛между тем как’.
2.6.0. По составу заимствований лексика Б.я. не отличается от прочих новоин-
дийских языков. Древнеиндийские — в первую очередь санскритские — слова
составляют, по-видимому, значительно меньше половины современного словаря.

К этому следует добавить сравнительно небольшую группу общеиндийских слов,
обозначаемых термином деши.
Основным источником заимствований и новообразований является, несомнен-
но, санскрит. Из него практически неограниченно заимствуются не только мор-
фемы, но и корни слов и дериваты. Эта часть лексикона называется татсама. Дру-
гим источником заимствований являются новоиндийские языки (прежде всего
хинди). В зависимости от диалектной группы наблюдаются региональные влия-
ния контактных языков: маратхи, гуджарати или раджастхани и т. п.
Влияние дравидийских языков на Б.я. весьма неоднородно по характеру и ин-
тенсивности. В то время как в диалектах Северной, Центральной и Западной Ин-
дии обнаруживается лишь минимальное или даже нулевое присутствие драви-
дийской лексики, в диалектах Южной Индии она составляет значительную часть
словаря. При этом дравидийские морфемы заимствуются прежде всего из совре-
менных дравидийских языков: телугу, каннада и тамильского.
Неиндийские заимствования (называемые также видеши), также играют ак-
тивную роль в современном лексиконе Б.я. Здесь следует с первую очередь отме-
тить влияние персидского языка (а через его посредство — арабского и турецко-
го). Заимствования из персидского языка и через его посредство играют важную
роль в разговорном Б.я., эта лексика часто заменяет слова индоарийского проис-
хождения (ср. dost ‛друг’ вместо mitr, или kitāb ‛книга’ вместо pustak).
Многочисленны также заимствования из английского языка, к которым отно-
сится международная общественно-политическая и научно-техническая терми-
нология, т. е. лексика, которая связана с европеизацией повседневной жизни и
технической сферой, а также с понятиями, заимствованными из европейской
культуры и науки.
Заимствования из других европейских языков чрезвычайно редки.
2.7.0. Детальных сведений о диалектной системе Б.я. нет, см. 1.2.1.
Arya R.R. Learn Banjara Language Yourself. Ruplanaik Y. Dictionary of Banjari Language.
Hyderabad, 2002. Bangalore, 1999.
Boopathy S. Lambadi: An Indo-Aryan Dialect. Trail R.L. A Grammar of Lamani. Poona, 1968.
Delhi, 1974. Trail R.L. Lamani: Phonology, grammar and
Murty M.C. Lambāṇi Jana Mattu Avara Bhāse // lexicon: PhD Diss. Poona, 1968 (Deccan
Prabudda Karnataka (Mysore University), 1965. College).
Naik C. Hindī tatha Marāṭhī Mādhyam sē Uma S.U. Descriptive Study of the Banjara
Bañjārā Bolī Sikho. Mumbai, 2001. Language. Hyderabad, 1975.
Radhakrishnan S. Descriptive Study of Lam-
badi. Annamalainagar, 1983.
ДОМААКИ ЯЗЫК
М. Вайнрайх
ДОМААКИ ЯЗЫК

1.1.1. Название языка домааки (Ḍomaakí) происходит от этнонима Ḍóom (мн. ч.
Ḍóoma) — самоназвания носителей языка, связанного со среднеиндоарийским
ḍōmba ‛человек низкой касты, зарабатывающий пением и музыкой’; в новоин-
доарийских языках это слово означает «музыкант, ремесленник, человек низкой
касты». Также используется название Ḍ̣ omaá (по аналогии с шина: Ṣiṇaá ‛язык
племени шин’). В научных публикациях встречаются названия Ḍumāki (Д.Л.Р. Ло-
ример, Р.Л. Тёрнер, Ж. Фуссман, Ḍomáaki (Г. Будрусс), Ḍomaakí (Г. Будрусс,
Б. Тикканен), Ḍ̣ umākī (К. Масика). Варианты названия в русском языке: домаки,
думаки.
1.1.2. С исторической точки зрения язык домааки (Д.я.) является языком равнин
Северной Индии и генетически принадлежит к центральной группе новых индо-
арийских языков. Однако по причине того, что носители Д.я. много веков назад по-
кинули историческую прародину, а также из-за все более тесных контактов с носи-
телями других языков в Д.я. утрачены или трансформированы многие черты, харак-
терные для языков центральной группы. По ряду признаков Д.я. ближе к сосед-
ним дардским, чем к родственным центрально-индоарийским языкам. Поэтому
он рассматривается здесь как отдельная подгруппа новых индоарийских языков.
1.1.3. Д.я. распространен на севере Пакистана. На нем говорят исключительно
люди, принадлежащие к этнической группе дом. Большинство говорящих прожива-
ют в деревнях Домиял и Моминабад (в долинах Нaгeр и Хунза соответственно), а
также в г. Гилгит и его окрестностях. Многие семьи на упомянутых территориях и
все остальные домы к западу (в долинах Пуньял и Ясин) и к югу (в округах Диамер
и Кохистан) полностью перешли на бурушаски и/или шина. В 2002–2004 гг. на-
считывалось менее 350 чел., говорящих на Д.я., и их число быстро сокращалось.
1.2.1. Д.я. можно разделить на два основных диалекта: нагeрский (около 40 но-
сителей) и хунзанский (около 300 носителей). Имеется ряд морфологических,
синтаксических и лексических диалектных расхождений (см. 2.7.0.), однако эти
расхождения не препятствуют взаимопониманию.
1.3.1. Д.я. является родным языком музыкантов и кузнецов, которые прибыли
в долины Нaгeр и Хунза около 200–300 лет назад. Местные жители, говорящие
на бурушаски и/или шина, традиционно рассматривают их как «пришельцев»,
находящихся на социальной периферии. Абсолютное большинство носителей
Д.я. рассматривает свой родной язык как препятствие на пути к полноценной ин-
теграции в сообщество. Таким образом, использование родного языка у говоря-
щих на Д.я. считается нежелательным и строго ограничено рамками домашнего
общения и этнической группой. Более того, многие родители не учат своих детей
166 Домааки язык
родному языку, общаясь с ними на бурушаски или на шина. В итоге Д.я. почти
полностью превратился в язык старшего поколения, и его исчезновение в бли-
жайшие два-три поколения носителей весьма вероятно. Все носители Д.я., как
мужчины, так и женщины, являются би- и мультилингвами (носителями Д.я., бу-
рушаски, шина).
1.3.2. Стандартизованной формы Д.я. не существует. Устная литература (в ос-
новном сказки) передается на соответствующем диалекте.
1.3.3. Д.я. не преподается в школе.
1.4.0. Д.я. — бесписьменный язык.
1.5.0. Доступный языковой материал позволяет выявить по меньшей мере три
периода в истории Д.я.: 1) период, в течение которого Д.я. развивался как язык,
принадлежащий к центральной группе индоарийских языков и закончившийся с
уходом носителей Д.я. с равнин Северной Индии; 2) период влияния дардских
языков — от прибытия дóмов на дардские территории до того момента, как они
осели на территории носителей бурушаски. Влияние гилгитского диалекта языка
шина сохраняется до сих пор; 3) в настоящее время — период языкового контак-
та с бурушаски.
Точная датировка появления конкретных морфологических, синтаксических
черт Д.я. и даже заимствований зачастую затруднительна, поскольку нет надеж-
ных экстралингвистических сведений о времени, путях и способах (одновремен-
но или несколькими волнами) миграции этой этнической группы из Северной
Индии в нынешний ареал распространения.
1.6.0. С момента миграции с равнин Северной Индии Д.я. находился в контакте
со многими языками, оказавшими влияние на его структуру. Как уже было отмечено
выше, в настоящее время все носители Д.я. являются домааки-шина или домааки-
бурушаски билингвами, некоторые — трилингвами. Билингвизм оказывает силь-
ное влияние на все аспекты их родного языка. Так, фонологическая система Д.я.
практически идентична системе бурушаски. На морфологическом и синтаксиче-
ском уровне многие явления также являются не центрально-индоарийскими, а
обусловлены контактами с дардскими языками и бурушаски. К ним относятся,
например, использование эргативной конструкции для переходных глаголов во
всех временах, согласование финитного глагола с подлежащим (агенсом) в эрга-
тивной конструкции (см. 2.5.3.), использование специального маркера вопроса
(см. 2.5.3.), существование постпозиционного цитатива (см. 2.5.4.).
Данное описание основано на материале нагерского диалекта.
2.1.1. Фонемный состав.
Гласные
Ряд
Подъем
Передний Задний
Верхний i u
Средний е o
Нижний ɑ
М. Вайнрайх. Домааки язык 167
Все пять гласных Д.я. могут быть как долгими, так и краткими. Установление
фонологического статуса различий по долготе требует дополнительного иссле-
дования. В настоящем описании долгие гласные записываются как два кратких:
aa, ee, ii, oo, uu (см. 2.1.4.).
Перед ударными гласными и в интервокальной позиции i переходит в глайд y:
máai- ‛мать’ — ном. ед. ч. máaya, эрг.-инстр. maayáa.
Фонологический статус гипотетического дифтонга au, например, в sáu ‛песок’,
máu ‛жир’, неясен.
Согласные
Переднеязычные
По способу Губ- Средне- Задне- Увуляр- Глот-
образования ные зуб- ретро- язычные язычные ные тальные
ные флексные
Непридых. p t ʈ k q
Взрыв- Гл.
Придых. ph th ʈʰ kh qh
ные
Зв. Непридых. b d ɖ g
Шумные
Аф- Непридых. ʦ ʈʂ tç
Гл.
фри- Придых. ʦh ʈʂh tçh
каты Зв. Непридых. ɖʐ dʝ
Фрика- Гл. [f] s ʂ ç [x] h
тивные Зв. z [ʐ] ɣ
Носовые m n ŋ
Сонорные
Боковые l
Дрожащие и
r
одноударные
Глайды ʋ j
П р и м е ч а н и е: В примерах используются следующие традиционные обозначения для

фонем Д.я.: ċ [ʦ], ċh [ʦh], ṭ [ʈ], ḍ [ɖ], c ̣ [ʈʂ], c ̣h [ʈʂh], .j [ɖʐ], ṣ [ʂ], ẓ [ʐ], č [tç], čh [tçh], j [dʝ], š [ç], ġ
[ɣ], y [j].
Кроме согласных, представленных в таблице, в Д.я. есть также ретрофлексный

палатализованный фрикативный ỵ [ʐʲ] — звук, средний между ṣ и ẓ и [ʝ] (звонкий
вариант немецкого ich-Laut). Он встречается лишь в нескольких словах, в основ-
ном заимствованных из бурушаски: béepaỵ ‛як’.
Согласный x встречается как вариант qh в начальной и средней позиции: xoloo-
iná = qholooiná ‛смешивать’. Иногда он сохраняется в заимствованиях: xátm
‛конец’ (< урду xatm), но также qhátum и xáatum.
Губно-зубной фрикативный f встречается только как вариант ph и p: faṭháŋ
‛открыто’ = phaṭháŋ, ḍáfos ‛молоток’ = ḍáphos. В заимствованиях исходный со-
гласный f обычно заменяется на ph: phíkar ‛мысль’ (< урду fíkr), takalíip
‛трудность, проблема’ = taklíif (< урду taklīf).
Ретрофлексная аффриката j.̣ в любой позиции может реализовываться как ẓ:
j.óo
̣ j.ị ‛береза’ = ẓóoẓi.
Велярный носовой ŋ не встречается в начальной позиции, может быть аллофо-

ном n: athiŋóo ‛отсюда’ = athinóo. Он может также быть результатом комбинации
n и g; 3 л. мн. ч. общ. несов. giréŋe < girén-ge ‛(они) будут делать’.
Удвоенных согласных нет. Морфологически обусловленное удвоение избега-
ется: 3 л. мн. ч. неопр. перф. danée (< dan-0-née) ‛(они) дали’.
2.1.2. В Д.я. силовое ударение. Все имена в Д.я. могут быть разделены на две
группы согласно тому, как ставится ударение в формах с флексиями (см. 2.3.4.):
1) имена с неподвижным ударением; 2) имена с подвижным ударением — ударе-
ние продвигается с гласной корня на последнюю гласную косвенной основы: ном.
ед. ч. tom ‛дерево’, косв. осн. ед. ч. tom-á-, косв. п. ед. ч. tom-á-s, инесс.-илл. мн. ч.
tom-é-ma; ном. ед. ч. agulí ‛палец’, косв. осн. мн. ч. aguliŋ-é-, ген. мн. ч. aguliŋéŋe.
В номинативе единственного числа имен существительных ударение не фик-
сировано на определенной гласной: jíba ‛язык’, čilkí ‛монета’, bazáar ‛базар’, šáai
‛король’, góċhil ‛водяной канал’. Образцы ударения в формах номинатива мно-
жественного числа мужского и женского рода даны в 2.4.0. В многосложных
словах может появляться вторичное ударение: dàan-o-gaaíŋ ‛скот’.
Большинство прилагательных и нефинитных глагольных форм имеют ударе-
ние на втором слоге. Образцы акцентных структур в финитных глаголах с согла-
совательными суффиксами серии 1, 2 и 3 даны в 2.4.0. Отрицательные формы
финитных глаголов всегда имеют ударение на ní-, см. 2.3.6.
В Д.я. наблюдается оппозиция между восходящим и нисходящим тоном. Вос-
ходящий тон обычно тесно связан с передвижением ударения. Таким образом, он
встречается в ряде существительных с флексиями и прилагательных, функцио-
нирующих как имена. В именах восходящий тон встречается в косвенной основе
единственного числа некоторых существительных 1-го склонения (см. 2.3.4.) с
подвижным ударением: ном. ед. ч. póo ‛нога’, именная основа páa- — косв. осн.
ед. ч. paá-0-.
В агентивных именах и субстантивированных прилагательных восходящий
тон возникает при образовании косвенной основы множественного числа: когда
суффикс косвенной основы множественного числа -e- прибавляется к номина-
тивному суффиксу множественного числа -e, ударение в слове переносится на
суффикс множественного числа косвенной основы, что приводит к возникнове-
нию явления, похожего на восходящий тон: ном. мн. ч. khaané ‛едоки’, косв. осн.
мн. ч. khaane-é-, ген. мн. ч. khaane-é-ŋe.
Восходящий тон также может быть результатом морфофонологических про-
цессов при присоединении генитивного суффикса единственного числа (см.
2.3.4.) к косвенной основе существительных 1-го склонения с подвижным ударе-
нием, оканчивающихся на долгую гласную + -i: ном. ед. ч. biróoi ‛брат’,
косв. осн. ед. ч. birooí-0-, ген. ед. ч. biroóy-0-e.
В глаголах восходящий тон бывает в императиве при присоединении суффик-
са 2-го лица множественного числа -á к основам класса 2a (см. 2.3.5.): 2 л. мн. ч.
имп. čarkaṭa-á ‛разрежьте’.
Восходящий тон в некоторых заимствованиях из шина и бурушаски и соответ-
ствующих им флективных форм в Д.я. не обусловлен морфологически, но явля-
ется характеристикой самой лексемы: ном. ед. ч. bambulaá ‛кот’; косв. п. ед. ч.
bambulaás.
В случаях, когда долгая гласная с ударением на первой море (см. 2.1.4.) обра-
зовалась в результате соединения двух отдельных морфем, две краткие гласные
все же слышны в речи при тщательном произнесении как отдельные единицы:
ген. ед. ч. agulí-i ‛пальца’, 2 л. ед. ч. неопр. перф. girí-i ‛(ты) сделал’.
В Д.я. существует тенденция заменять долгие безударные гласные их кратки-
ми коррелятами. Однако в тщательном произношении разница между a и aa ясно
слышна в минимальных парах, таких как 2 л. мн. ч. имп. mará ‛умрите’ и 2 л.
мн. ч. имп. maará ‛убейте’; ном. ед. ч. batí ‛свеча’ и ном. ед. ч. baatí ‛человек’;
косв. п. ед. ч. šaamás ‛вечером’ и косв. п. ед. ч. šamás ‛чайным листьям’.
2.1.3. В безударных слогах после глайда y гласный i может произноситься как
e: ген. ед. ч. paáye = paáyi ‛ноги́’.
Гласный a/aa перед i или y часто произносится как e/ee: 3 л. ед. ч. м. р. неопр.
перф. gayá = geyá ‛(он) пошел’, 1 л. ед. ч. неопр. перф. khaaím = kheeím ‛(я) съел’.
В случаях, когда конечный гласный косвенной основы единственного числа
комбинируется с генитивным суффиксом -i, получается -ei: ген. ед. ч. bába-i >
bábei ‛отца’, ген. ед. ч. gará-i > garéi ‛до́ма’.
Звонкие смычные и фрикативные в конечной позиции имеют тенденцию к ог-
лушению: 2 л. ед. ч. имп. gaḍ = gaṭ ‛вытащи’, ном. ед. ч. c ̣onj. ̣ = c ̣onc ̣ ‛луна’. В ин-
тервокальной позиции и перед гласным глухой вариант обычно не сохраняется:
2 л. мн. ч. gaḍá имп. ‛вытащите’, ген. ед. ч. c ̣onj. éi
̣ ‛луны́’. Однако в заимствова-
ниях оглушенный вариант фонемы может сохраняться во всех позициях: ном.
ед. ч. ustáat ‛учитель’ (< урду ustād), эрг.-инстр. ед. ч. м. р. ustáatan.
Придыхательные в конечной позиции имеют тенденцию к деаспирации. Деас-
пирированные варианты не сохраняются в интервокальной позиции: ном. ед. ч.
hot = hoth ‛рука’, но ном. мн. ч. hátha, ном. ед. ч. ač ‛глаз’ = ačh, но ном. мн. ч.
ačhíŋ.
2.1.4. Некоторые просодические явления (см. 2.1.2.), связанные с количествен-
ным изменением гласных, могут быть предсказаны на основе морной репрезен-
тации. В настоящем описании долгие гласные рассматриваются как состоящие из
двух мор и записываются соответственно как два кратких: aa, ee, ii, oo, uu.
2.2.1. В Д.я. стечение двух гласных устраняется следующими способами:
1) превращением гласного в соответствующий глайд: 2 л. мн. ч. имп. qholooy-á
‛смешивайте’ (< глаг. основа qholóoi- + суффикс 2 л. мн. ч. имп. -á); 2) слиянием
двух качественно одинаковых гласных в одну: ген. ед. ч. čilkíi ‛монеты’
(< косв. осн. ед. ч. čilkí-0- + суффикс ген. ед. ч. -i), 2 л. мн. ч. имп. ẓakala-á
‛тяните’ (< глаг. осн. ẓakaláa- + суффикс 2 л. мн. ч. имп. -a); 3) вставкой глайда w
(только перед или после o/oo и u/uu) или y (при всех других гласных): косв. п.
ед. ч. ġono-wá-s ‛семени’ (< именная основа ġonó- ‛семя’ + суффикс косв. осн.
ед. ч. -a + суффикс косв. п. ед. ч. -s).
Возможно стяжение слогов под влиянием ударения: ген. мн. ч. čilkíiŋeŋe =
čilkíiŋe ‛монет’.
2.2.2. Фонологические оппозиции морфологических единиц и категорий не за-
свидетельствованы.
2.2.3. В ряде существительных засвидетельствовано чередование гласных
o/oo ~ a/aa в основе. Гласный o/oo встречается в номинативе единственного чис-
ла, a/aa — во всех формах, образованных от именной основы (см. 2.3.3.). Это че-
редование встречается у существительных мужского рода с подвижным ударени-
ем: ном. ед. ч. póo ‛нога’, именная основа páa-, ген. ед. ч. paáye, ном. мн. ч.
páaŋa; ном. ед. ч. gor ‛дом’, именная основа gar-, ном. мн. ч. gára, инесс.-илл.
мн. ч. garéma.
Остатки исторического противопоставления непереходных и переходных гла-
голов «слабая ступень = непереходный ~ сильная ступень = переходный» наблю-
даются в небольшом числе глагольных основ класса 1, см. 2.3.5.: mar- ‛умирать’ ~
máar- ‛убивать’; ugul- (возможно из *ugal-) ‛открываться’ ~ ugáal- ‛открывать’.
Д.я. является флективным языком с большим количеством агглютинативных и
аналитических черт.
2.3.1. В Д.я. выделяются следующие части речи: существительные, прилага-
тельные, глаголы, местоимения, наречия, послелоги, союзы и частицы. Имена и
глаголы характеризуются показателями, которые они присоединяют (например,
суффиксы косвенной основы, падежные суффиксы и суффиксы глагольной осно-
вы, личные окончания). Другие части речи выделяются по синтаксическим и се-
мантическим критериям.
2.3.2. В Д.я. категория р о д а (мужской/женский) является классифицирую-
щей для имен существительных и словоизменительной характеристикой для со-
гласуемых слов.
На синхронном уровне род существительных определяется: 1) эргативно-ин-
струментальным падежным суффиксом единственного числа (см. 2.3.4.);
2) некоторыми номинативными суффиксами множественного числа (см. 2.3.3.);
3) суффиксом женского рода на -a, который добавляется к основам некоторых
существительных (jíb-a ‛язык’, gášk-a ‛веревка’), к числительному ek ‛один’ (см.
2.3.7.) и к форме единственного числа сингулятивно-неопределенного суффикса
(см. 2.3.6.).
Кроме того, род существительных можно установить по флексиям изменяемых
слов, с которыми они сочетаются: kaalá goowá черный:М конь:НОМ.ЕД ‛черный
конь’; háai čidín этот:НОМ.ЕД.Ж кастрюля:НОМ.ЕД ‛эта кастрюля’; éka nimásaka
один:Ж история:НЕОПР.ЕД.Ж ‛одна история’. Некоторые слова могут быть как
мужского, так и женского рода: ipháti ‛лоб’, šéela ‛лавина, ледник’, bóot
‛большой плоский камень’.
Изменяемые слова согласуются в роде с существительными, которые они оп-
ределяют. Изменяемые слова включают: 1) прилагательные (см. 2.3.7.),
2) указательные местоимения серии 1 (см. 2.3.7.), 3) числительное ek ‛один’ (см.
2.3.7.). Финитные глаголы могут различаться по роду согласовательными суф-
фиксами 3-го лица единственного числа (см. 2.3.6.).
2.3.3. В Д.я. категория ч и с л а есть у существительных, местоимений, прила-
гательных и глаголов. В именах число определяется по 1) суффиксам номинатива
множественного числа; 2) соответствующим суффиксам косвенной основы (2.3.4.);
3) падежным суффиксам; 4) сингулятивно-неопределенному суффиксу (2.3.6.).
Маркирование по числу существительных обязательно. Соответствующий
суффикс номинатива множественного числа добавляется к именной основе.
Именная основа не всегда совпадает с формой номинатива единственного числа.
Так, некоторые суффиксы, появляющиеся в форме номинатива единственного

числа, выпадают перед показателем номинатива множественного числа: ном.
ед. ч. jíb-a ‛язык’, именная основа jib- — ном. мн. ч. jib-úŋ; ном. ед. ч. muuš-á
‛мышь’, именная основа muuš- — ном. мн. ч. muuš-é. Кроме того, ряд существи-
тельных с гласной o/oo в номинативе единственного числа имеют основу на a/aa.
(см. 2.2.3.).
Система образования множественного числа довольно сложна, см. 2.4.0. Вы-
бор суффикса номинатива множественного числа существительного может зави-
сеть от его рода, конечной фонемы основы, морфологического класса и слоговой
структуры. Правила типа «существительные мужского рода, оканчивающиеся в
номинативе единственного числа на согласный, в номинативе множественного
числа оканчиваются на -a», «существительные мужского рода, оканчивающиеся
в номинативе единственного числа на -á, в номинативе множественного числа
оканчиваются на -é», «существительные женского рода, оканчивающиеся в но-
минативе единственного числа на -a, в номинативе множественного числа окан-
чиваются на -úŋ», «существительные женского рода, оканчивающиеся в номина-
тиве единственного числа на -í, в номинативе множественного числа оканчива-
ются на -ŋ», связаны с историческими категориями распространенных и
нераспространенных имен. Выбор других моделей, таких как «у существитель-
ных м. р. в ном. ед. ч., оканчивающихся на -á, ном. мн. ч. оканчивается на -aŋa» и
«у существительных ж. р. в ном. ед. ч., оканчивающихся на -í, ном. мн. ч. окан-
чивается на -iŋa», мотивирован фонетически. Происходит, однако, смешение мо-
делей по аналогии, в результате чего большое количество существительных может
сочетаться с несколькими суффиксами множественного числа: при ном. ед. ч.
muušá ‛мышь’ возможен ном. мн. ч. muuš-é от основы muuš- , но также ном. мн. ч.
muušá-aŋa от основы muušá-; при ном. ед. ч. marmá ‛пила’ возможен ном. мн. ч.
marmá-aŋa от основы marmá-, но также ном. мн. ч. marm-é от основы marm-.
Основные суффиксы номинатива множественного числа существительных муж-
ского рода: -a, -é и –a(/u/o)ŋa. Первые два в основном комбинируются с именны-
ми основами на согласный, последний — исключительно с основами на гласный.
Суффикс -uŋ используется только в заимствованных словах, оканчивающихся на
согласную, причем ударение зависит от слоговой структуры соответствующего
существительного. Наиболее продуктивные суффиксы — -a и –a(/u/o)ŋa.
Основные суффиксы номинатива множественного числа существительных
женского рода: -ŋ, -i(/a)ŋa и -úŋ. Первые два в основном комбинируются с имен-
ными основами на гласный, последний — с основами на согласный. Суффиксы
-a и -uŋ используются только в заимствованных словах, в которых именная основа
оканчивается на согласную. Наиболее продуктивные суффиксы — -i(/a)ŋa и -úŋ.
Некоторые имена имеют нерегулярные формы множественного числа,
бóльшая часть их — это термины родства: ном. ед. ч. puc ̣ ‛сын’ — ном. мн. ч. peé;
ном. ед. ч. píya ‛отец’ — ном. мн. ч. piyáara; ном. ед. ч. máaya ‛мать’ — ном.
мн. ч. maairíŋ.
Часть имен (singularia tantum) не имеет формы множественного числа: gomú
‛пшеница’, payú ‛соль’.
В системе личных местоимений число выражается лексическими способами,
см. 2.3.7. В серии 2 указательных местоимений (см. 2.4.0.) число выражается
суффиксом множественного числа -ŋ. Полученные формы множественного числа

также используются для серии 1.
В прилагательных и агентивных существительных число обозначается сле-
дующими суффиксами: ед. ч. м. р. -á, ед. ч. ж. р. -í, мн. ч. -é. Прилагательные и
указательные местоимения, выступающие в атрибутивной функции, обязательно
согласуются по числу с именем, которое они определяют.
Существительные, сочетающиеся с числительными от двух и выше, ставятся
во множественном числе.
В финитных глагольных формах число выражается в согласовательных суф-
фиксах, см. 2.3.6.
2.3.4. В Д.я. категория п а д е ж а есть у существительных, местоимений и
некоторых нефинитных глагольных форм. Кроме того, прилагательные и количе-
ственные числительные также могут маркироваться падежом в тех случаях, когда
они выступают в функции существительного. Падежные суффиксы различаются
для единственного и множественного числа. Эргативно-инструментальный па-
деж единственного числа также различает род. Падежные суффиксы прибавля-
ются к косвенной основе имени (т. е. основе косвенных падежей, для простоты
здесь и далее употребляется термин «косвенная основа»). Косвенная основа об-
разуется прибавлением суффикса косвенной основы к именной основе (см. 2.3.3.)
или к форме множественного числа существительного. Суффикс косвенной ос-
новы имеет разные формы для единственного (-a-/-0-) и множественного (-e-)
числа. Косвенная основа является связанной морфемой и не употребляется вне
системы падежного склонения и без падежных маркеров. Существительные де-
лятся на два склонения в зависимости от финали основы.
1-е склонение (см. 2.4.0.) состоит из существительных, именная основа кото-
рых оканчивается на гласную, но не на -áu, -úu, -ú или -ó. Эти существительные
могут быть мужского и женского рода. 1-е склонение можно разделить на два
подкласса, в зависимости от того, передвигается ли в них ударение при сочета-
нии с суффиксами или нет. В первом, «неподвижном» подклассе косвенная осно-
ва единственного числа образуется добавлением нулевого алломорфа суффикса
единственного числа косвенной основы к именной основе. Имя сохраняет место
ударения: ном. ед. ч. marmá ‛пила’, именная основа marmá- — косв. осн. ед. ч.
marmá-0-. В другом, «подвижном» подклассе косвенная основа единственного
числа образуется добавлением нулевого алломорфа суффикса единственного
числа косвенной основы к именной основе. При этом ударение передвигается на
конечную гласную основы (а если гласная долгая, на ее вторую мору): ном. ед. ч.
biróoi ‛брат’, именная основа biróoi- — косв. осн. ед. ч. birooí-0-; ном. ед. ч. póo
‛нога’, именная основа páa- — косв. осн. ед. ч. paá-0-. Если ударение в «подвиж-
ном» существительном уже стоит на последнем гласном основы, косвенная осно-
ва образуется прибавлением нулевого алломорфа суффикса единственного числа
косвенной основы к именной основе, но без передвижения ударения: ном. ед. ч.
agulí ‛палец’, именная основа agulí- — косв. осн. ед. ч. agulí-0-.
2-е склонение (см. 2.4.0.) образуют существительные, основа которых оканчи-
вается на согласную, а также на -áu или -úu. Существительные могут быть муж-
ского и женского рода. Во 2-м склонении косвенная основа единственного числа
образуется добавлением суффикса -a к именной основе. «Неподвижный» под-
класс сохраняет первоначальное ударение: ном. ед. ч. asmáan ‛небо’, именная ос-
нова asmáan- — косв. осн. ед. ч. = asmáan-a-. «Подвижный» подкласс передвигает
ударение на последнюю гласную косвенной основы: ном. ед. ч. gor ‛дом’, имен-
ная основа gar- — косв. осн. ед. ч. gar-á-. В именах, основа которых оканчивает-
ся на -áu или -úu, при присоединении суффикса единственного числа косвенной
основы конечный гласный переходит в глайд, чтобы избежать стечения двух
гласных: ном. ед. ч. múu ‛лицо’, именная основа múu- — косв. осн. ед. ч. muw-á-.
Существительные на -ú и -ó (все они мужского рода) для образования косвен-
ной основы единственного числа могут использовать модели 1-го или 2-го скло-
нения: ном. ед. ч. khaṭú ‛постель’, именная основа khaṭú- — косв. осн. ед. ч.
khaṭú-0- или khaṭu-wá-. У существительных, использующих модель 2-го склоне-
ния, происходит передвижение ударения.
Косвенная основа множественного числа (см. 2.4.0.) образуется с помощью
суффикса множественного числа косвенной основы -e-. У существительных 1-го
склонения этот суффикс прибавляется к форме множественного числа имени.
У существительных 2-го склонения суффикс прибавляется к именной основе.
В «неподвижном» классе существительных при прибавлении суффикса множест-
венного числа косвенной основы ударение сохраняется в той же позиции: ном.
мн. ч. čilkí-iŋa ‛монеты’ — косв. осн. мн. ч. čilkí-iŋ-e-. В «подвижном» классе су-
ществительных ударение передвигается на суффикс множественного числа кос-
венной основы: ном. мн. ч. agulí-ŋ ‛палец’ — косв. осн. мн. ч. aguli-ŋ-é-; именная
основа jib- ‛язык’ — косв. осн. мн. ч. jib-é-. Существительные на -ú или -ó , обра-
зующие косвенную основу единственного числа по образцу 1-го склонения, не
имеют косвенной основы множественного числа.
При прибавлении суффикса косвенной основы множественного числа конеч-
ный -a номинативного суффикса множественного числа -ŋa исчезает. Обычно
суффикс множественного числа косвенной основы присоединяется к согласному.
При присоединении к гласному в интервокальной позиции возникает глайд: ном.
ед. ч. giryú ‛масло’, именная основа giryú- — косв. осн. мн. ч. giryu-wé-.
Падежные суффиксы, присоединяющиеся к косвенной основе: ген. ед. ч. -i,
мн. ч. -ŋe; косв. п. ед. ч. -s, мн. ч. -ċ; эрг.-инстр. ед. ч. м. р. -n, ед. ч. ж. р. -a, мн. ч.
-e; инесс.-илл. ед. ч. -na, мн. ч. -ma; элат. ед. ч. -no, мн. ч. -mo. Образцы склоне-
ния см. 2.4.0.
Когда падежный суффикс, состоящий из гласной (ген. ед. ч., эрг.-инстр. ж. р. и
мн. ч.), прибавляется к косвенной основе (которая всегда кончается на гласную),
появляется восходящий тон и/или между гласными вставляется глайд: косв. осн.
ед. ч. birooí-0- ‛брат’ — ген. ед. ч. biroóy-0-e; косв. осн. ед. ч. wálgi-0-
‛веревка’ — эрг.-инстр. ед. ч. ж. р. wálgi-0-ya.
В личных местоимениях и рефлексивных местоимениях (2.3.7.) образование
некоторых падежных форм морфологически нерегулярно на синхронном уровне.
Бóльшая часть падежных форм вопросительно-неопределенных и указательных
местоимений (обычно за исключением ген. ед. ч. и косв. п. ед. ч., см. 2.3.7. и
2.4.0.) образуется по вышеописанной модели.
Прилагательные и количественные числительные, выполняющие функцию
имени, могут принимать падежные суффиксы. Числительное ek ‛один’ комбини-
руется только с суффиксом единственного числа косвенной основы и с падеж-
ными суффиксами единственного числа. Числительное ek образует косвенную

основу по образцу 1-го склонения, так как его именная основа оканчивается на
гласный -i: ном. ед. ч. м. р. ek, ном. ед. ч. ж. р. ék-a, именная основа éki- —
косв. осн. ед. ч. ekí-0- — косв. п. ед. ч. ekí-0-s. Все другие числительные комби-
нируются только с суффиксом множественного числа косвенной основы и па-
дежными суффиксами множественного числа: ном. ед. ч. čawúur ‛четыре (чело-
века)’, именная основа čawúur- — косв. осн. мн. ч. čawuur-é- — эрг.-инстр. мн. ч.
čawuur-é-e. Прилагательные ед. ч. м. р. на -á, ед. ч. ж. р. на -í , мн. ч. на -é следу-
ют модели 1-го склонения: ном. ед. ч. šoní ‛красивая’, именная основа šoní- —
косв. осн. ед. ч. šoní-0- — косв. п. ед. ч. šoní-0-s, ном. мн. ч. šon-é ‛красивые’ —
косв. осн. мн. ч. šon-e-é- — косв. п. мн. ч. šon-e-é-ċ.
Инфинитив принимает показатели генитива и косвенного падежа единствен-
ного числа в определенных синтаксических конструкциях; имя деятеля может
принимать любые падежные суффиксы, см. 2.3.7.
Основные функции падежных форм.
Номинатив используется для выражения
— субъекта предложения с непереходным глаголом:
(1) Emilí sikúulas jáagi čhi
Эмили:НОМ.ЕД школа:КОСВ.ЕД идти:ИМПЕРФ.3ЕД.Ж ВСПОМ:НАСТ.3ЕД.Ж
‛Эмили идет в школу’.
— прямого дополнения предложения с переходным глаголом:
(2) tée paní piyíi
ты:ЭРГ/ИНСТР.ЕД вода:НОМ.ЕД пить:ОБЩ.СОВ.2ЕД
‛Ты выпил воду’.
— звательной формы (вокативa):
(3) Šabáan háai ṣapíka kha
Шабан:ПРЯМ.ЕД этот хлеб:ПРЯМ.ЕД есть:ИМП.2ЕД
‛Шабан, съешь этот хлеб!’
Генитив используется в основном для выражения посессивных и сходных с
посессивными отношений: mée piíye gor я:ГЕН.ЕД отец:ГЕН.ЕД дом:НОМ.ЕД ‛дом
моего отца’. Между генитивным именем и словом, которое оно определяет, как
правило, нет согласования по числу: tée beenderiŋéċ ṣapíka de ты:ГЕН.ЕД сест-
ра:КОСВ.МН хлеб:ПРЯМ.ЕД дать:ИМП.2ЕД ‛дай хлеб твоим сестрам!’ Генитив также
обозначает материал, из которого сделан определяемый объект: sanéi tom золо-
то:ГЕН.ЕД дерево:НОМ.ЕД ‛золотое дерево’ или (в сочетании с инфинитивом)
функцию определяемого: kuṭinái boṭ точить:ИНФ.ГЕН.ЕД камень:НОМ.ЕД
‛точильный камень’.
Генитив используется также в конструкциях типа:
(4) mée dúi biráara čhe
я:ГЕН.ЕД два брат:НОМ.МН быть:НАСТ.3МН
‛У меня два брата’.
(5) tumáa búuṭ qhoš huyá
ты:ГЕН.МН очень счастливый стать:ОБЩ.СОВ.3ЕД.М
‛Ты стал очень счастливым’.
(6) tée jaaná hóoga

ты:ГЕН.ЕД идти:ИНФ стать:ОБЩ.НЕСОВ.3ЕД.М
‛Тебе надо идти’.
Генитивная форма используется с послелогом aná ‛внутрь, внутри’: mée bi-
roóye aná я:ГЕН.ЕД брат:ГЕН.ЕД внутри ‛в моем брате’; с суффиксом -ni, выра-
жающим движение вдоль чего-то или сквозь что-то: asmáanai-ni báar не-
бо:ГЕН.ЕД-через ‛по небу’.
Косвенная форма используется для обозначения:
— лица, получающего выгоду от определенного действия, или лица, над кото-
рым совершается действие:
(7) es róše huyé
он:КОСВ.ЕД сердитый стать:ОБЩ.СОВ.3МН
‛(Они) рассердились на него’.
(8) badšáan wazíiras qáo guwaaín
царь:ЭРГ/ИНСТР.ЕД.М визирь:КОСВ.ЕД зов делать:КАУЗ.ОБЩ.СОВ.3ЕД
‛Царь вызвал своего визиря’.
— косвенного объекта глаголов ‛давать’, ‛смотреть’, ‛говорить’:
(9) tomás dekh
дерево:КОСВ.ЕД смотреть:ИМП.2ЕД
‛Посмотри на дерево!’
(10) mas paaní de
я:КОСВ.ЕД вода:НОМ.ЕД дать:ИМП.2ЕД
‛Дай мне воды!’
— направления с глаголами движения:
(11) mée garás ja
я:ГЕН.ЕД дом:КОСВ.ЕД идти:ИМП.2ЕД
‛Иди в мой дом!’
— инструмента (в этой функции взаимозаменим с эргативом-инструменталисом):
(12) u baṭás ní-te
я: :ПРЯМ.ЕД камень:КОСВ.ЕД не-бить:ИМП.2ЕД
‛Не бей меня камнем!’
— обстоятельственных значений — времени: šaamás вечер:КОСВ.ЕД ‛вечером’.
Косвенный падеж употребляется с послелогами pa ‛возле, к’ aċí, ‛на’, miníin
‛под’, kóoṭ ‛вместе, с’ и др., см. 2.3.7. С суффиксом -mo ‛от’ он выражает сравнение:
(13) búuši goowás-mo čuní čhi
кошка:НОМ.ЕД лошадь:КОСВ.ЕД-от маленький:Ж быть:НАСТ.3ЕД.Ж
‛Кошка меньше лошади’.
Эргативно-инструментальный падеж используется для обозначения:
— субъекта (агенса) при переходном глаголе:
(14) mée kom giráa čhis
я:ЭРГ/ИНСТР.ЕД работа:НОМ.ЕД делать:ИМПЕРФ быть:НАСТ.1ЕД
‛Я работаю’.
— инструмента (в этом значении взаимозаменим с косвенным падежом):

(15) u baṭán ní-te
я:ПРЯМ.ЕД камень:ЭРГ/ИНСТР.ЕД.М не-бить:ИМП.2ЕД
‛Не бей меня камнем!’
Инессивно-иллативная форма обозначает позицию внутри или направление
внутрь: boríiŋema мешок:ИНЕСС/ИЛЛ.МН ‛в мешках’. Она также служит для вы-
ражения фазовых значений: mušána начало:ИНЕСС/ИЛЛ.ЕД ‛в начале’.
Элатив обозначает движение наружу:

(16) garáno báar nikhitá
дом:ЭЛАТ.ЕД снаружи выходить: ОБЩ.СОВ.3ЕД.М
‛Он вышел из дома’.
2.3.5. На основании регулярных фонетических чередований, которые происхо-
дят в результате комбинации с различными суффиксами, глагольные основы
можно разделить на два класса. В класс 1 включаются основы, оканчивающиеся
на согласный, в класс 2 — основы на гласный. Класс 1 можно разделить на два
подкласса: подкласс 1а состоит из основ на согласный (han-iná ‛шагать’), под-
класс 1б — из основ на гласный + -i, который в результате комбинации с суф-
фиксами переходит в глайд y (xolooi-ná ‛смешивать’). Класс 2 также можно раз-
делить на подкласс 2а, содержащий основы на каузативные суффиксы -aa-,
-(u)waa- (čarkaṭaa-ná ‛рубить’), и подкласс 2б, в который входят основы на дол-
гий или краткий гласный, но не с каузативным суффиксом (khaa-ná ‛есть’).
Бóльшая часть глаголов подкласса 2б имеют нерегулярные формы в оптативе и
императиве: опт. khónta; 2 л. ед. ч. имп. kha; 2 л. мн. ч. имп. khóo.
Д.я. различает перфективную и имперфективную основу глагола. Перфектив-
ная основа глагола маркируется суффиксом -i, который прибавляется непосред-
ственно к непроизводной глагольной основе. Перфективные и имперфективные
основы глагола — это связанные формы, не используемые вне спряжения. Ряд
глаголов имеет специальную форму для перфективной основы (чаще всего исто-
рически она связана с перфективным причастием прошедшего времени):
beeṭh-0-á сидеть-ПЕРФ-3ЕД.М ‛(он) сел’ (регулярная глагольная основа beeš-
‛сидеть’); nikhit-0-í выходить-ПЕРФ-3ЕД.Ж ‛(она) вышла’ (регулярная глагольная
основа nikhil- ‛выходить’); ga-í-s идти-ПЕРФ-1ЕД ‛(я) пошел’ (регулярная глаголь-
ная основа jaa- ‛идти’).
Перфективные основы не всегда содержат перфективный суффикс. С основа-
ми, оканчивающимися на согласный, перфективный суффикс -í появляется в
перфективной основе в 1-м, 2-м, 3-м лице единственного числа переходных гла-
голов и в 1-м лице единственного числа непереходных глаголов. Когда основа
оканчивается на гласный, перфективный суффикс –í появляется во всех лицах и
числах кроме 3-го лица множественного числа переходных глаголов. Во всех
других лицах и числах он заменяется своим нулевым алломорфом. В интерво-
кальной позиции перфективный суффикс выступает в форме -y-.
Имперфективная основа образуется от глагольной основы, расширенной за счет
рефлексов тематических флексий исторического настоящего активного времени.
На синхронном уровне эти рефлексы интерпретируются как алломорфы имперфек-
тивного суффикса. Эти алломорфы используются не только с исконными гла-

гольными основами, но и с основами, заимствованными из соседних языков: ġarus-
én-ge чинить-ИМПЕРФ-3МН ‛(они) починят’, ġarus-áa-s чинить-ИМПЕРФ-1ЕД ‛(я)
починю’ (< глагольная основа ġarús- ‛чинить’ < бур. ġarús- ‛в хорошем состоянии’).
В комбинации с глаголами класса 2 имперфективный суффикс представлен ну-
левым алломорфом во всех лицах и числах кроме 3-го лица множественного
числа: čarkaṭáa-0-s рубить-ИМПЕРФ-1ЕД ‛(я) рублю/буду рубить’, lee-n-ge
брать-ИМПЕРФ-3МН ‛(они) берут/возьмут’. Таким образом, форма имперфектив-
ного суффикса изменяется не только в зависимости от лица и числа, но и в зави-
симости от окончания глагольной основы, см. 2.4.0.
Глаголы в Д.я. различают следующие в р е м е н н ы́ е формы: общее несо-
вершенное, настоящее несовершенное, прошедшее несовершенное, общее совер-
шенное, настоящее совершенное (перфект настоящего времени) и предпрошед-
шее (плюсквамперфект). Вероятно, может быть выделена также форма предпо-
ложительного наклонения. Кроме этого, глаголы могут иметь формы императива
и оптатива.
Связка čh- различает только настоящее и прошедшее время. Настоящее время
связки образуется прибавлением согласовательных суффиксов серии 2а к пер-
фективной основе. Прошедшее время образуется прибавлением частицы -ka к
личной форме настоящего времени. Формы связки настоящего времени: 1 л.
ед. ч. čhis, мн. ч. čhóo, 2 л. ед. ч. čháai, мн. ч. čhóot, 3 л. ед. ч. м. р. čha, ед. ч. ж. р.
čhi, 3 л. мн. ч. čhe; формы связки прошедшего времени: 1 л. ед. ч. čhíska, мн. ч.
čhóoka, 2 л. ед. ч. čháaika, мн. ч. čhóotka, 3 л. ед. ч. м. р. čháka, ед. ч. ж. р. čhíka,
3 л. мн. ч. čhéka.
По аналогии с формами 2 л. ед. ч., 1 и 2 л. мн. ч., в формах 1 и 3 л. ед. ч., 3 л.
мн. ч. гласный может удлиняться, что приводит к параллельному существованию
форм связки 1 л. ед. ч. čhíis и čhís; 3 л. ед. ч. čháaka и čháka и т. п.
Формы настоящего и прошедшего времени связки используются также как
вспомогательные глаголы (т. е. как показатели настоящего или прошедшего вре-
мени) в образовании временны́х форм.
Отрицательная форма связки náa (в настоящем времени) и náa-ka (в прошед-
шем времени) не изменяется по лицам и числам:
(17) u baadšáa náa
я:НОМ.ЕД царь:НОМ.ЕД СВЯЗ.ОТР:НАСТ
‛Я не царь.’
(18) amé garána náaka
мы:НОМ.МН дом:ИНЕСС/ИЛЛ.ЕД СВЯЗ.ОТР:ПРОШ
‛Мы не были в доме.’
Общее несовершенное образуется по схеме: «имперфективная основа + согла-
совательные суффиксы серии 1». В основном это время обозначает либо обыч-
ное, повторяющееся, либо еще не начавшееся (т. е. будущее или гипотетическое)
действие:
(19) báapo u giltáas jáas
завтра я:НОМ.ЕД Гилгит:КОСВ.ЕД идти:ОБЩ.НЕСОВ.1ЕД
‛Завтра я поеду в Гилгит’.
Настоящее несовершенное образуется по схеме: «имперфективная основа +

согласовательные суффиксы серии 1 + показатель настоящего времени». Это
время обозначает действие, происходящее в момент речи:
(20) jóṭis dekhée čháai nikí asmáan-eini báar
мальчик:НОМ.ЕД видеть:ИМПЕРФ ВСПОМ:НАСТ.2ЕД нет небо:ГЕН.ЕД-через снаружи
kísek jáaga čha
что идти:ИМПЕРФ.3ЕД.М ВСПОМ:НАСТ.3ЕД.М
‛Мальчик, видишь ли ты, что там летит по небу?’
Форма прошедшего несовершенного времени образуется по схеме: «импер-
фективная основа + согласовательные суффиксы серии 1 + показатель прошед-
шего времени». Это время обозначает действие, происходящее или повторя-
ющееся в прошлом:
(21) ek gúċekina dekhéga-ta
один день:НЕОПР.ЕД.ИНЕСС/ИЛЛ.ЕД видеть:ОБЩ.НЕСОВ.3ЕД.М-что
paṭháanaara káajiko áaŋe čheeka
пуштун:НЕОПР.МН откуда-то приходить:ИМПЕРФ.3МН ВСПОМ:ПРОШ.3МН
‛Однажды он увидел, что откуда-то прибывали какие-то пуштуны’.
Форма общего совершенного времени образуется по схеме: «перфективная ос-
нова + согласовательные суффиксы серии 2». Это время обозначает результат
действия. Оно, как правило, употребляется в качестве нарратива для описания
событий в прошлом:
(22) tée meelíi sunduqána ek daanuúk čha.
ты:ГЕН.ЕД жена:ГЕН.ЕД ящик:ИНЕСС/ИЛЛ.ЕД один гранат:НЕОПР.ЕД быть:НАСТ.3ЕД.М
héi daanuú leiáao.
этот:НОМ.ЕД.М гранат:НОМ.ЕД нести:ИМП.2ЕД
jéei, éei, daanuú leiaayá.
идти:АБС приходить:АБС гранат:ПРЯМ.ЕД нести:ОБЩ.СОВ.3ЕД.М
leeiaanáŋo héi daanuús dáma danín
нести:КОНВ этот:НОМ.ЕД.М гранат:КОСВ.ЕД выдыхание:МН давать:ОБЩ.СОВ.3ЕД
‛«В ящичке у твоей жены лежит один гранат. Принеси <мне> этот гранат!»
<Царь> пошел, вернулся и принес гранат. Когда он <его> принес, <факир>
подул на этот гранат’.
Форма настоящего совершенного времени (перфект) образуется по схеме:
«перфективная основа + согласовательные суффиксы серии 2 + показатель на-
стоящего времени». Это время употребляется для обозначения результата дейст-
вия, который сохраняется в настоящем:
(23) tée kukúruċan haldén leeiaayá
ты:ГЕН.ЕД щенок:ЭРГ/ИНСТР.ЕД.М горный.козел:ПРЯМ.ЕД нести:ПЕРФ.3ЕД.М
čha girín khodaí girí
ВСПОМ:НАСТ.3ЕД.М сказать:ОБЩ.СОВ.3ЕД жертвование:ПРЯМ.ЕД делать:АБС
haldén danín
горный.козел:ПРЯМ.ЕД давать:ОБЩ.СОВ.3ЕД
‛«Твоя собака принесла горного козла», — сказала <царевна>. Посвящая
<его> Богу, <царь> отдал горного козла <людям>’.
Форма предпрошедшего времени (плюсквамперфект) образуется по схеме:

«перфективная основа + согласовательные суффиксы серии 2 + показатель про-
шедшего времени». Это время употребляется для обозначения результата дейст-
вия, которое происходило и закончилось в прошлом:
(24) tumáa bában gar irí mas
вы:ГЕН.ЕД отец:ЭРГ/ИНСТР.ЕД.М свадьба:ПРЯМ.ЕД делать:АБС я:КОСВ.ЕД
danín čhaka irín. girnáŋo nikí
давать:ПЕРФ.3ЕД ВСПОМ:ПРОШ.3ЕД.М сказать:ОБЩ.СОВ.3ЕД сказать:КОНВ нет
girín
сказать:ОБЩ.СОВ.3ЕД
‛«Разве ваш отец отдал <тебя> мне, сыграв <нашу> свадьбу?» — спросил
<он>. На <его> вопрос <она> сказала: «Нет»’.
Для предполагаемого нашим описанием предположительного н а к л о н е -
н и я (презумптива) в совершенной форме в доступном нам материале нашлись
лишь два примера:
(25) tus dan-0-ó-m
ты:КОСВ.ЕД дать- ПРЕЗУМП-1ЕД
‛Конечно, (я) дам (его) тебе’. (Ироническое высказывание)
(26) u apné aa-y-ó-s
я:НОМ.ЕД сам приходить- ПРЕЗУМП-1ЕД
‛Мне, наверное, нужно прийти самой’.
Возможная схема образования этой формы: «перфективная основа + презум-
птивный суффикс -o- + согласовательные суффиксы серии 2». Однако данная
форма требует дополнительного исследования.
Императив образуется следующим образом: «глагольная основа + согласова-
тельные суффиксы серии 3». Парадигма включает только формы 2-го лица. Для
основ класса 1а, 1б, 2б в единственном числе используется нулевой согласова-
тельный суффикс -0, т. е. формы единственного числа совпадают с глагольной
основой. К основам класса 2а прибавляется суффикс -i. Во множественном числе
используется согласовательный суффикс императива -á, прибавление которого
иногда влечет за собой фонетические изменения, в том числе восходящий тон в
комбинации с основами класса 2а, см. 2.1.2.
Некоторые глаголы с основой класса 1а имеют в единственном числе морфо-
логически нерегулярные формы: 2 л. ед. ч. nikhól от nikhil- ‛выходить’, 2 л. ед. ч.
mor от mar- ‛умирать’. Ряд глаголов с основами класса 2б имеют нерегулярные
формы во множественном числе: 2 л. мн. ч. dóo от dée- ‛давать’, 2 л. мн. ч. khóo
от kháa- ‛есть’, 2 л. мн. ч. jóo от jáa- ‛идти’. Императив используется для выра-
жения повеления, приказа.
Оптатив образуется по схеме: «глагольная основа + оптативный суффикс
-(w)ónta». Парадигма оптатива имеет только формы 3-го лица. Между единст-
венным и множественным числом нет формальных различий:
(27) khodáan tus ša gir-ónta
бог:ЭРГ/ИНСТР.ЕД.М ты:КОСВ.ЕД хорошо делать-ОПТ
‛Да хранит тебя Бог!’
(28) eŋ jangalás jónta

они:НОМ.МН лес:КОСВ.ЕД идти:ОПТ
‛Пусть они идут в лес!’
Некоторые глаголы с основами класса 2б имеют морфологически нерегуляр-
ные формы оптатива: опт. jónta от jáa- ‛идти’, опт. dónta от dée- ‛дать’.
П а с с и в в Д.я. выражается с помощью страдательного причастия (см.
2.3.7.), за которым следует глагол jaaná ‛идти’, в предложении согласующийся с
формальным подлежащим. Пассив образуется как от переходных, так и от неко-
торых непереходных глаголов. В последнем случае он обозначает, что действие
не контролируется или не контролировалось субъектом пассивной (пассивооб-
разной) конструкции:
(29) ag lup-óo ga-y-í
огонь:НОМ.ЕД.Ж зажигать-ПАСС идти-ОБЩ.СОВ.-3ЕД.Ж
‛Огонь был зажжен’.
(30) jaháas apné bešam-óo jáa-0-gi
самолет:НОМ.ЕД сам поставить.на.место-ПАСС идти-ИМПЕРФ-3ЕД.Ж
čh-0-i
ВСПОМ-НАСТ-3ЕД.Ж
‛Самолет приземляется’.
В Д.я. несколько каузативных суффиксов. Суффиксы -aa- , -(u)waa- и -(w)aar-
присоединяются непосредственно к основе:
(31) mée jagrá niš-aa-í-m
я:ЭРГ/ИНСТР.ЕД ссора:ПРЯМ.ЕД уладить-КАУЗ-ОБЩ.СОВ-1ЕД
‛Я уладил ссору’.
(32) mas ní-huṭh-uwаa-i
я:КОСВ.ЕД не-будить-КАУЗ-ИМП.2ЕД
‛Не буди меня!’
(33) heyán jíip ġarus-aar-é-ga
он:ЭРГ/ИНСТР.ЕД.М джип:ПРЯМ.ЕД в.хорошем.состоянии-КАУЗ-ОБЩ.НЕСОВ-3ЕД.М
‛Он починит джип’.
Некоторые глаголы имеют в каузативе морфологически нерегулярные основы:
ср. глагольные основы dakhol-aa- и dakhol-uwaa- ‛показывать’ ~ некаузативная
глагольная основа dekh- ‛смотреть, видеть’, глагольная основа pereešin-uwaa-
‛класть внутрь, сажать’ ~ некаузативная глагольная основа peréeš- ‛входить’.
Суффикс -aa- может превращать непереходные глаголы в каузативно-
переходные: qošul- ‛ломаться’ — qošul-aa- ‛разрушать’. Суффикс -(u)waa- может
быть маркером двойного каузатива:
(34) heyán mas kooṭ bijlí lup-uwaa-í-n
он:ЭРГ/ИНСТР.ЕД.М я:КОСВ.ЕД с свет:НОМ.ЕД включать-КАУЗ-ОБЩ.СОВ-3ЕД
‛Он заставил меня включить свет’.
Суффикс -aa- может присоединяться к основам класса 2, уже имеющим суф-
фикс -(w)aar-, образуя двойной каузатив:
(35) ayáa bábas kooṭ búušis kho-waar-áa-0-gi

она:ЭРГ/ИНСТР.ЕД.Ж отец:КОСВ.ЕД с кошка:КОСВ.ЕД есть-КАУЗ-КАУЗ-ОБЩ.НЕСОВ-3ЕД.Ж
‛Она с помощью отца покормит кошку’.
П е р е х о д н ы е/н е п е р е х о д н ы е глаголы могут различаться на мор-
фосинтаксическом уровне по следующим признакам: 1) присоединение суффик-
сов серии 2а/2б, см. 2.3.6.; 2) наличие/отсутствие эргативно-инструментального
падежа для выражения подлежащего (агенса), см. 2.5.3.; 3) наличие/отсутствие
каузативных суффиксов.
Для выражения о т р и ц а н и я в финитном глаголе используется префикс
ní-, перетягивающий на себя главное ударение:
(36) mée thaa-háai babaí ní-khaa-ì-m čhiska
я:ЭРГ/ИНСТР.ЕД здесь-это:ПРЯМ.ЕД.Ж яблоко:ПРЯМ.ЕД ОТР-есть-ПЕРФ-1ЕД ВСПОМ:ПРОШ.1ЕД
‛Я не съел это яблоко’.
В Д.я. есть по крайней мере один сложный глагол leeiaaná ‛приносить’. Он со-
стоит из абсолютивного причастия (см. 2.3.7.) leeí (< lee- ‛брать’) и глаго-
ла-интенсификатора aaná ‛приходить’, который спрягается, принимая согласова-
тельные суффиксы соответственно серии 1 и 2а, см. 2.3.6. Синтаксически leiaaná
ведет себя как переходный глагол:
(37) heyán ṣapíka leiaayá čha
он:ЭРГ/ИНСТР.ЕД.М хлеб:НОМ.ЕД приносить:ПЕРФ.3ЕД.M ВСПОМ:НАСТ.3ЕД.М
‛Он принес хлеб’.
2.3.6. Дейктические категории: лицо (для имен, местоимений и глаголов), оп-
ределенность (для имен и некоторых местоимений), время и таксис (в глаголе и в
предложении), директивы и локативы, анафора.
В Д.я. имеются личные местоимения 1-го и 2-го лица единственного и множе-
ственного числа. Для 3-го лица используются две серии указательных местоиме-
ний, см. 2.4.0.
В глаголе категория л и ц а выражается с помощью трех серий согласова-
тельных суффиксов, см. 2.4.0. Серия 1 присоединяется к имперфективной основе,
серия 2 — к перфективной основе, серия 3 присоединяется непосредственно к
глагольной основе, используется для образования императива и имеет только
формы 2-го лица.
Серия 2 согласовательных суффиксов разбивается на две подгруппы: а) для
непереходных глаголов, б) для переходных глаголов. Согласовательные суффик-
сы 3-го лица серий 1 и 2а различают род и число таким же образом, как и прила-
гательные, см. 2.3.7.
Во временах, образующихся с помощью показателей настоящего и прошедше-
го времени (настоящее несовершенное, прошедшее несовершенное, настоящее
совершенное, предпрошедшее, см. 2.3.5.), некоторые согласовательные суффик-
сы полностью или частично опускаются перед вспомогательным глаголом.
Категория о п р е д е л е н н о с т и / н е о п р е д е л е н н о с т и выражается
морфологически с помощью сингулятивно-неопределенного суффикса. Суффикс
имеет формы единственного и множественного числа. В номинативе единствен-
ного числа различается род: ед. ч. м. р. -(e)k, ед. ч. ж. р. -(e)k-a, мн. ч. -aara. Суф-
фикс единственного числа прибавляется к существительному стоящего в форме

номинатива единственного числа; возможны фонетические изменения в тех случа-
ях, когда имя оканчивается на гласную: м. р. boṭ — bóṭ-ek ‛(какой-то) камень’, ж. р.
jíba — jíba-k-a ‛(какой-то) язык’, ж. р. lóoi — lóoy-ek-a ‛(какая-то) лиса’. Форма
множественного числа сингулятивно-неопределенного суффикса прибавляется к
форме номинатива множественного числа, когда та оканчивается на согласную
или на –ŋa: pan-úŋ — pan-úŋ-aara ‛некоторые дороги’, burí-iŋa — burí-iŋ-aara
‛некоторые мешки’. Если же форма номинатива множественного числа оканчи-
вается на гласную, суффикс прибавляется непосредственно к именной основе:
gár-a — gár-aara ‛некоторые дома’, goow-é — goow-áara ‛некоторые лошади’.
П а д е ж н ы е суффиксы прибавляются к сингулятивно-неопределенному
суффиксу с помощью соответствующего суффикса косвенной основы (см. 2.3.4.),
получившиеся формы не маркированы по роду, в них не происходит передвиже-
ния ударения. В единственном числе суффикс косвенной основы представлен
нулевым алломорфом, сингулятивно-неопределенный суффикс выступает в форме
-eki-: maníš — maníš-ek — maníš-eki-0-s мужчина-НЕОПР.ЕД-КОСВ.ОСН.ЕД-КОСВ.ЕД
‛мужчине’. Во множественном числе форма суффикса косвенной основы -e:
lóoi-ŋa — lóoi-ŋ-aara — lóoi-ŋ-aar-e-ċ лиса-МН-НЕОПР.МН-КОСВ.ОСН.МН-КОСВ.МН
‛некоторым лисам’.
О временах глагола см. 2.3.5.
У д а л е н н о с т ь в пространстве выражается формами номинатива единст-
венного числа указательных местоимений серии 2, см. 2.4.0.: a maníš ‛этот муж-
чина’, e maníš ‛тот мужчина’. Также в качестве определения используется рас-
ширенная конструкция с указательными местоимениями серии 1 и наречиями
tháa ‛здесь’ и túun ‛там’: thaa-héi maníš здесь-он:НОМ.ЕД.М мужчина:НОМ.ЕД ‛этот
мужчина здесь’, tuun-háai muláai там-она:НОМ.ЕД.Ж девушка:НОМ.ЕД ‛та девушка
там’, thaa-éŋ buríiŋema здесь-они:НОМ.МН мешок:МН.ИНЕСС/ИЛЛ.МН ‛в этих меш-
ках здесь’, tuun-éŋ garéċ там-они:НОМ.МН дом:КОСВ.МН ‛к тем домам там’. Эти
формы могут быть также номинализованы:
(38) thaa-éŋ bazáaras jáaŋe čhe
здесь-они:НОМ.МН базар:КОСВ.ЕД идти:ИМПЕРФ.3МН ВСПОМ:НАСТ.3МН
‛Эти (люди) идут на базар’.
(39) thaa-héi tuun-haayás de
здесь-это:НОМ.ЕД.М там-она:КОСВ.ЕД давать:ИМП.2ЕД
‛Отдай это той (женщине)!’
2.3.7. В Д.я. выделяются следующие части речи: существительные, прилага-
тельные (включая числительные), местоимения, глаголы, наречия, послелоги,
союзы и частицы.
С у щ е с т в и т е л ь н ы е имеют категории рода, числа и падежа. Падеж
выражается морфологически падежными суффиксами. Число и род могут выра-
жаться морфологически (с помощью суффиксов косвенной основы, суффиксов
множественного числа, сингулятивно-неопределенного суффикса) и синтаксиче-
ски (согласованием с финитным глаголом и/или с определением). В предложении
имена могут стоять в позиции подлежащего, дополнения, определения (генитив в
посессивной функции), обстоятельства, именной части сказуемого.
П р и л а г а т е л ь н ы е выражают категории рода и числа, согласуясь с су-

ществительным, которое они определяют. Прилагательные имеют следующие
флексии: 1) ед. ч. м. р. -á, ед. ч. ж. р. -í, мн. ч. -é, например, ед. ч. м. р. buḍ-á
‛старый’, ед. ч. ж. р. buḍ-í, мн. ч. buḍ-é; 2) ед. ч. м. р. -o, ед. ч. ж. р. -i, мн. ч. -e,
например, ед. ч. м. р. ašáat-o ‛слабый, тонкий’; ед. ч. ж. р. ašáat-i, мн. ч. ašáat-e.
Прилагательные, оканчивающиеся на согласную, не изменяются. Падеж выража-
ется только в тех случаях, когда прилагательное используется в роли существи-
тельного. В предложении прилагательные занимают позицию определения.
В Д.я. есть количественные и порядковые ч и с л и т е л ь н ы е. Количест-
венные числительные следуют двадцатиричной системе счисления. Числитель-
ное «один» различает род: м. р. ek, ж. р. ék-a. Другие числительные: dúi ‛два’, c ̣ái
‛три’, čawúur ‛четыре’, pói/põi ‛пять’, ṣa ‛шесть’, sot ‛семь’, õṣṭ ‛восемь’, núu/nũũ
‛девять’, dái ‛десять’, ekáai ‛одиннадцать’, báai ‛двенадцать’, c ̣ói /c ̣õi
‛тринадцать’, čõúndei ‛четырнадцать’, panzéi ‛пятнадцать’, ṣõõi ‛шестнадцать’,
satáai ‛семнадцать’, aṣṭããi ‛восемнадцать’, kunií ‛девятнадцать’, bíiš ‛двадцать’,
dúi-biiš ‛сорок’, dùi-biiš-o-ék ‛сорок один’, šóo ‛сто’, hazáar ‛тысяча’. Так же, как
и прилагательные, числительные ставятся перед определяемым словом. Сущест-
вительные, определяемые числительными больше одного, всегда ставятся во
множественном числе.
Порядковые числительные образуются прибавлением суффикса -múuŋo к со-
ответствующему количественному числительному: c ̣ai-múuŋo ‛третий’.
Количественные и порядковые числительные могут функционировать как
имена. Числительное «один» может принимать падежные суффиксы единствен-
ного числа, остальные числительные — суффиксы множественного числа, см.
2.3.4. В сложных числительных суффикс падежа присоединяется к последней со-
ставляющей: dùi-biiš-o-sot-é-ŋe два-двадцать-и-семь-КОСВ.ОСН.МН-ГЕН.МН ‛соро-
ка семи (людей)’.
М е с т о и м е н и я в Д.я. можно разделить на личные, указательные, неоп-
ределенно-вопросительные, рефлексивные и реципрокальные. В Д.я. нет специ-
альных форм притяжательных и относительных местоимений.
Личные местоимения различают лицо, число и падеж: 1 л. ном. ед. ч. u, мн. ч.
amé, 1 л. ген. ед. ч. mée, мн. ч. amáa, 1 л. эрг.-инстр. ед. ч. mée, мн. ч. amée, 1 л.
косв. п. ед. ч. mas, мн. ч. améċ; 2 л. ном. ед. ч. tu, мн. ч. tumé, 2 л. ген. ед. ч. tée,
мн. ч. tumáa, 2 л. эрг-инстр. ед. ч. tée, мн. ч. tumée, 2 л. косв. п. ед. ч. tus, мн. ч.
tuméċ. В предложении они могут быть подлежащим, дополнением, определением
(только генитив в посессивной функции), именной частью сказуемого.
Указательные местоимения представлены двумя сериями, см. 2.4.0. Они раз-
личают лицо и число, а также род (только серия 1) и степень удаленности (только
серия 2). Когда указательные местоимения выступают в функции личных место-
имений 3-го лица, они также присоединяют падежные показатели. В предложе-
нии указательные местоимения могут быть определением. В качестве личных
местоимений они также выступают в роли подлежащего, дополнения и опреде-
ления (только генитив в посессивной функции).
Вопросительно-неопределенные местоимения представлены двумя сериями.
Серия 1, как правило, употребляется по отношению к одушевленным существам,
местоимения этой серии различают число и падеж: ном. ед. ч. kos, ном. мн. ч. ko,
kos, ген. ед. ч. kósei, ген. мн. ч. kóseŋe, косв. п. ед. ч. kos. Серия 2 чаще всего ис-
пользуется для неодушевленных предметов: ном. мн. ч. kis, ген. ед. ч. kísei.
К обеим сериям может присоединяться сингулятивно-неопределенный суф-
фикс. Серия 1: ном. неопр. ф. ед. ч. м. р. kóok, ном. неопр. ф. ед. ч. ж. р. kóoka,
ном. неопр. ф. мн. ч. káara, ген. неопр. ф. мн. ч. káareŋe, эрг.-инстр. неопр. ф.
ед. ч. м. р. kóokin, эрг.-инстр. неопр. ф. мн. ч. káaree, косв. п. неопр. ф. ед. ч.
kóokis, косв. п. неопр. ф. мн. ч. káareċ. Серия 2: ном. неопр. ф. ед. ч. м. р. kísek,
эрг.-инстр. неопр. ф. ед. ч. м. р. kísekin, эрг.-инстр. неопр. ф. мн. ч. kísaare,
косв. п. неопр. ф. ед. ч. kísekis.
В предложении местоимения серии 1 и 2 занимают позицию подлежащего, до-
полнения и определения (генитив в посессивной функции).
Формы рефлексивного местоимения: apné ‛сам/сама себя’, ген. apnéi, косв. п.
apnés. Формы реципрокального местоимения: ekék ‛друг друга’, ген. мн. ч.
ekékeŋe, косв. п. мн. ч. ekékeċ. Рефлексивные и реципрокальные местоимения
различают только падеж. В предложении рефлексивные местоимения могут быть
определением (генитив в посессивной функции), дополнением или обстоятельст-
вом. Взаимные местоимения могут быть определением или дополнением.
В системе г л а г о л а имеются финитные и нефинитные формы. В финит-
ных формах различаются лицо, число, род, аспект, время и наклонение, см. 2.3.5.
В предложении финитные формы глагола выполняют роль сказуемого. К нефи-
нитным формам относятся: инфинитив, имя деятеля, страдательное причастие,
адвербиальное причастие, абсолютивное причастие, конверб переключения ре-
ференции с окончанием -(i)náŋo, конверб переключения референции с окончани-
ем -(i)néebel.
Инфинитив образуется присоединением суффикса -(i)ná к глагольной основе.
Инфинитив может принимать падежные суффиксы генитива и косвенного падежа
единственного числа. В обоих падежах инфинитив выступает в придаточном цели:
(40) eŋée íiċi hoo-iná-0-i sikíim
они:ЭРГ/ИНСТР.МН отделить стать-ИНФ-КОСВ.ОСН.ЕД-ГЕН.ЕД сговор
irnée
делать:ОБЩ.СОВ.3МН
‛Они сговорились отделить (его) (от себя)’.
(41) heyán mas sinís
он:М.ЕД.ЭРГ/ИНСТР я:КОСВ.ЕД река:КОСВ.ЕД
baa-ná-0-s aanín
бросить-ИНФ-КОСВ.ОСН.ЕД-КОСВ.ЕД взять:ОБЩ.СОВ.3ЕД
‛Он взял меня, чтобы бросить в реку’.
В комбинации с 3-м лицом единственного числа мужского рода формы общего
несовершенного времени глагола hooiná ‛быть, становиться’ немаркированный
инфинитив образует безличную конструкцию со значением долженствования:
mée khaa-ná hóoga я:ГЕН.ЕД есть-ИНФ быть:ОБЩ.СОВ.3ЕД.М ‛мне нужно поесть’.
Имя деятеля образуется прибавлением суффикса -(i)n- к глагольной основе.
Оно различает род и число так же, как прилагательные. В мужском роде имя дея-
теля по форме совпадает с инфинитивом (khaa-ná есть-ИНФ ‛есть’ и khaa-n-á
есть-АГЕНТ.ИМЯ-М ‛едок’), однако в отличие от последнего может сочетаться со
всеми падежными суффиксами, а также с сингулятивно-неопределенным суф-

фиксом, см. 2.3.6. В предложении выступает в тех же позициях, что и имя:
(42) thaa-háai móo pii-n-í-ika čhi
здесь-она:НОМ.ЕД.Ж вино:НОМ.ЕД пить-АГЕНТ.ИМЯ-Ж-НЕОПР.ЕД.Ж быть:НАСТ.3ЕД.Ж
‛Вот эта <женщина> — любительница выпить’.
Страдательное п р и ч а с т и е образуется от глагольной основы с помощью
суффикса -óo, не различает род, число и падеж. В предложении используется в
конструкции с глаголом jaaná ‛идти’, см. 2.3.5.
Деепричастие образуется с помощью суффикса -(i)née, в предложении чаще
всего выражает одновременность:
(43) han-inée ṣapíka khaaín
шагать-ДЕЕПР хлеб:ПРЯМ.ЕД есть:ОБЩ.СОВ.3ЕД
‛Он ел на ходу’ (букв. ‛ел хлебʼ).
С глаголом jaaná ‛идти’ деепричастие образует конструкцию со значением
продолжающегося, несмотря на препятствия, действия:
(44) tée mas har waqt madát
ты:ЭРГ/ИНСТР.ЕД я:КОСВ.ЕД все время:НОМ.ЕД помогать:НОМ.ЕД
ir-née jáaya
делать-ДЕЕПР идти:ОБЩ.СОВ.2ЕД
‛Ты и в дальнейшем будешь помогать мне, несмотря на все трудности’.
Та же конструкция может выражать повторяющееся действие:
(45) mée kis-ta aan-inée gaís
я:ЭРГ/ИНСТР.ЕД что-то приносить-ДЕЕПР идти:ОБЩ.СОВ.1ЕД
‛Я <каждый день> приносил что-нибудь <с базара>’.
В комбинации с глаголом beešiná ‛сидеть’ адвербиальное причастие может
иметь дуративно-итеративное значение:
(46) mée tée garána kísta khaa-née beešáas
я:ЭРГ/ИНСТР.ЕД ты:ГЕН.ЕД дом:ИНЕСС/ИЛЛ.ЕД что-то есть-ДЕЕПР сидеть:ОБЩ.НEСОВ.1ЕД
‛Я всегда буду есть в твоем доме’.
Абсолютивное причастие образуется с помощью присоединения суффикса -í к
глагольной основе. Оно не различает род, число, падеж, в предложении чаще
всего выражает последовательное или одновременное действие:
(47) ṣapikéċ šalóo qholooy-í dúi ṣapikóŋ baaín<

Языки мира. Новые индоарийские языки - 2011 PDF

Загружено:

Сведения о документе

Оригинальное название

Авторское право

Доступные форматы

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Авторское право:

Доступные форматы

Языки мира. Новые индоарийские языки - 2011 PDF

Оригинальное название:

Загружено:

Авторское право:

Доступные форматы

Ранее в рамках издания «Языки мира»

были опубликованы следующие тома:

Издание «Языки мира» основано В.Н. Ярцевой

Об издании «Языки мира» ........................................................................................... 9

Центральные индоарийские языки

М. Вайнрайх. Домааки язык ................................................................................... 165

Восточные индоарийские языки

Северо-западные индоарийские языки

Г.А. Зограф, Т.И. Оранская. Парья язык............................................................... 559

Юго-западные индоарийские языки

Островные индоарийские языки

Ю.Б. Коряков. Письменности новых индоарийских языков................................. 819

About the publication “Languages of the World”........................................................... 9

Central Indo-Aryan languages

M. Weinreich. Domaaki ............................................................................................. 165

Eastern Indo-Aryan languages

North-Western Indo-Aryan languages

South-Western Indo-Aryan languages

Insular Indo-Aryan languages

Romani and other separated Indo-Aryan languages

Многотомное энциклопедическое издание «Языки мира» подготавливается одно-

В порядке подготовки к публикации «Языков мира» ранее были изданы следу-

Настоящий том многотомного энциклопедического издания «Языки мира», по-

описании малоизученных языков как, например, магахи или хиндко. Редколлегия не

Центральная роль в координации работы над томом, типологическом редактиро-

Г.А. Зограф, Т.И. Оранская, Л.И. Куликов, П. Пандей

1. Название новые индоарийские или новоиндоарийские (англ. New Indo-Aryan,

Особенно интенсивной стала эмиграция из Южной Азии, в первую очередь из

В островных государствах Южной Азии основными официальными Н.и.я. яв-

населения, владеющего им как родным, на вершине социально-языковой пира-

зет и журналов и — в еще большей мере — для создания страниц в интернете на

небольших групп, мигрировавших за пределы Южной Азии) всегда существова-

Схема на основе классификации

Нужно отметить, что выделение «внутренних» и «внешних» языков, от кото-

типу, восточные языки — к «восточному», а переходные языки занимают, соот-

цыганский сингальский и мальдивский

Сходную классификацию, из которой, однако, исключена «переходная» груп-

6. Грамматические и лексические системы Н.и.я. сложились в результате про-

Некоторые языковые подсистемы прошли циклическое развитие, восстановив

Дифтонги редки. Маратхи, бходжпури и магахи имеют по два дифтонга — [əɪ̯ ]

Тенденция к назализованному произношению всех гласных, характерная, на-

П р и м е ч а н и я: В круглых скобках даны периферийные фонемы, реализующиеся пре-

— в ассамском среднеязычные аффрикаты перешли в переднеязычные сиби-

[s], и [ʃ], в остальных — исторические сибилянты отражены как [s]. В маратхи, а

нетически мало отличаются от долгих, которые в конечной позиции теряют дол-

‛красивый’ ~ saundarya ‛красота’, из араб. mulk ‛страна’ ~ muluk ‛страны’, из

тегорией граммем, но основные различия связаны с типом и материальной реали-

‛книги’. Показатели неодушевленных объектов могут использоваться и при су-

Число служит также средством выражения категории г о н о р а т и в н о -

П а д е ж н ы е значения основных актантов в большинстве Н.и.я. зависят от

Энклитические местоимения в тех языках, где они имеются, замещают облада-

Почти во всех Н.и.я. имеется регулярная формальная оппозиция активного и

тральный, вид. В языках с бинарной оппозицией отсутствует прогрессив, кото-

Сходные формальные типы используются для итератива (в индологической

(предположительное наклонение), среднюю (сослагательное наклонение) и нуле-

система специальных показателей, как универсальной (kā и т. п.), так и избира-

причастные) аффиксы; на последние могут наращиваться вторичные личные

Примеры эргативной конструкции.

В о п р о с и т е л ь н ы е предложения по структуре в основном не отличают-

Г.А. Зограф, Т.И. Оранская

1.1.0. Общие сведения.

висимости от социально-культурного статуса говорящих: чем выше статус, тем