Языки мира. Реликтовые индоевропейские языки Передней и Центральной Азии - 2013.pdf

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ ЯЗЫКОЗНАНИЯ
Реликтовые
индоевропейские языки
Передней и Центральной Азии
Москва
Academia
2013
УДК 811.1(29) Издание осуществлено при финансовой поддержке
ББК 81.2 Российского гуманитарного научного фонда
Я41 (проекты №№ 03-04-00247а, 13-04-16029д),
программы фундаментальных исследований Президиума РАН
«Адаптация народов и культур к изменениям природной среды,
социальным и техногенным трансформациям»
и Минобрнауки РФ (государственный контракт № 02.740.11.0595)
Издание «Языки мира» основано В.Н. Ярцевой

Главный редактор издания «Языки мира» — А.А. Кибрик
Редакционная коллегия тома:
Ю.Б. Коряков, А.А. Кибрик
Группа «Языки мира»:
О.И. Беляев, В.Ю. Гусев, А.А. Кибрик, Е.М. Князева, Ю.Б. Коряков,
Ю.В. Мазурова, Е.Б. Маркус, Н.В. Рогова, О.И. Романова
Я41
Языки мира: Реликтовые индоевропейские языки Передней и Центральной Азии / РАН.
Институт языкознания. Ред. колл.: Ю.Б. Коряков, А.А. Кибрик. ― М.: Academia, 2013. — 512 с.
ISBN 978-5-87444-370-2
Книга является очередным томом энциклопедического издания «Языки мира», которое создается в Инсти-
туте языкознания РАН. Данный том посвящен ряду ветвей индоевропейской языковой семьи, распространен-
ных в Передней и Центральной Азии, включая анатолийские языки, фригийский и галатский языки, реликто-
вые арийские, армянский и тохарские языки. Большинство статей тома (помимо статей о современных фор-
мах армянского языка) посвящены древним языкам. Статьи написаны в соответствии с единой типологически
ориентированной схемой, которая применяется во всех томах издания «Языки мира». Эта схема включает со-
циолингвистическую, диахроническую и синхронную структурную характеристику описываемого языка и
обеспечивает сопоставимость описаний различных языков. В книге содержатся языковые карты, которые от-
ражают распространение описываемых языков. Книга представляет собой одновременно и фундаментальный
труд, содержащий научное описание языков и предназначенный для лингвистов различной специализации, и
справочное издание с широким кругом адресатов, включающим историков, этнографов, преподавателей, сту-
дентов и аспирантов, а также всех интересующихся древними и индоевропейскими языками.
Languages of the World: Relict Indo-European languages of Western and Central Asia. Yuri B.
Koryakov and Andrej A. Kibrik (eds.). ― Moscow: Academia, 2013. ― 512 pp.
ISBN 978-5-87444-370-2
This book continues the encyclopedic multi-volume series “Languages of the World”, which is being prepared
at the Institute of Linguistics, Russian Academy of Sciences. This volume addresses the Indo-European languages
of Western and Central Asia, including Anatolian, Phrygian, Galatian, Relict Aryan, Armenian with its varieties
and Tocharian. Almost all languages considered are ancient with the exception of Modern Armenian. Each essay
follows the typologically oriented template implemented throughout the Languages of the World series. This tem-
plate imposes sociolinguistic, diachronic and structural characterization upon individual languages and ensures the
commensurability of the descriptions of different languages. A set of maps illustrating the spread of the languages
is appended. The volume is intended as a fundamental study addressed to the linguists of various specializations,
but also as a reference source addressed to a wide audience of historians, cultural anthropologists, teachers as well
as students, and everyone interested in ancient and Indo-European languages.
© Институт языкознания РАН, 2013 г.

© Издательство Academia, оформление, 2013 г.
Посвящается светлой памяти
Марины Андреевны Журинской —
первого координатора проекта
«Языки мира»
СОДЕРЖАНИЕ
Об издании «Языки мира» ......................................................................................... 10

Предисловие................................................................................................................ 12
Анатолийские языки
А.С. Касьян, И.С. Якубович. Анатолийские языки .................................................. 15
А.С. Касьян, А.В. Сидельцев. Хеттский язык............................................................ 26
А. Рицца. Лидийский язык ......................................................................................... 75
А.С. Касьян, А.В. Шацков. Палайский язык ............................................................. 97
И.С. Якубович. Лувийский язык .............................................................................. 106
А. Клукхорст. Ликийский язык ............................................................................... 131
В.В. Шеворошкин. Милийский язык ....................................................................... 154
И.-Х. Адьего. Карийский язык ................................................................................. 166
А.С. Касьян. Сидетский язык................................................................................... 175
А.С. Касьян. Писидийский язык .............................................................................. 177
О. Лигорио, А. Лубоцкий. Фригийский язык ....................................................... 180
Т.А. Михайлова. Галатский язык........................................................................... 196
Арийские языки
Б.Л. Огибенин. Mитаннийский индоарийский язык .............................................. 198
М.А. Живлов. Андроновский арийский язык.......................................................... 217
Армянский язык
Н.А. Дилбарян. Древнеармянский язык .................................................................. 221
Л.С. Овсепян. Восточноармянский литературный язык ....................................... 242
А. Донабедян, Л.С. Овсепян, Р.К. Сакапетоян. Западноармянский
литературный язык............................................................................................... 291
Л.С. Овсепян, Г.Г. Геворкян. Армянские диалекты (общий обзор)...................... 320
Г. Мартиросян. Армянские диалекты (характеристика отдельных диалектов).... 334
Тохарские языки
С.А. Бурлак, И.Б. Иткин. Тохарские языки............................................................ 386
С.А. Бурлак, И.Б. Иткин. Тохарский A язык.......................................................... 398
С.А. Бурлак, И.Б. Иткин. Тохарский B язык .......................................................... 444
Содержание 7
Авторы и редакторы книги ...................................................................................... 486

Принятая нотация и сокращения............................................................................. 488
Указатель названий реликтовых индоевропейских языков
Передней и Центральной Азии ........................................................................... 493
Приложение: Типовые схемы статей...................................................................... 505

Ю.Б. Коряков. Карты реликтовых индоевропейских языков и диалектов
Передней и Центральной Азии ........................................................................... 507
CONTENTS
About the publication “Languages of the World” ........................................................ 10

Preface .......................................................................................................................... 12
Anatolian languages
A.S. Kassian, I.S. Yakubovich. Anatolian languages..................................................... 15
A.S. Kassian, A.V. Sideltsev. Hittite.............................................................................. 26
A. Rizza. Lydian............................................................................................................ 75
A.S. Kassian, A.V. Shatskov. Palaic .............................................................................. 97
I.S. Yakubovich. Luwian ............................................................................................. 106
A. Kloekhorst. Lycian ................................................................................................. 131
V.V. Shevoroshkin. Milyan ......................................................................................... 154
I.-X. Adiego. Carian .................................................................................................... 166
A.S. Kassian. Sidetic................................................................................................... 175
A.S. Kassian. Pisidian ................................................................................................. 177
O. Ligorio, A. Lubotsky. Phrygian ............................................................................. 180
T.A. Mikhailova. Galatian.......................................................................................... 196
Aryan languages
B.L. Oguibenine. Mitanni Indo-Aryan........................................................................ 198
M.A. Zhivlov. Andronovo Aryan ................................................................................ 217
Armenian language
N.A. Dilbaryan. Classical Armenian........................................................................... 221
L.S. Ovsepyan. Standard Eastern Armenian ............................................................... 242
A. Donabédian, L.S. Ovsepyan, R.K. Sakapetoyan. Standard Western Armenian...... 291
L.S. Ovsepyan, G.G. Gevorkyan. Armenian dialects (general overview) ................. 320
H. Martirosyan. Armenian dialects (description of individual dialects)..................... 334
Tocharian languages
S.A. Burlak, I.B. Itkin. Tocharian languages ............................................................... 386
S.A. Burlak, I.B. Itkin. Tocharian A ............................................................................ 398
S.A. Burlak, I.B. Itkin. Tocharian B ............................................................................ 444
Contributors ................................................................................................................ 486

Notation and abbreviations ......................................................................................... 488
Contents 9
Index of the relict Indo-European languages and dialects

of Western and Central Asia................................................................................... 493
Appendix: Templates .................................................................................................. 505

Yu.B. Koryakov. Maps of the relict Indo-European languages
of Western and Central Asia....................................................................................507
ОБ ИЗДАНИИ «ЯЗЫКИ МИРА»
Многотомное энциклопедическое издание «Языки мира» подготавливается одноимен-

ной рабочей группой Отдела типологии и ареальной лингвистики Института языкозна-
ния РАН. Целью издания является описание возможно большего числа естественных
языков. Главная идея издания состоит в том, что описание всех языков, независимо от их
генеалогической принадлежности и социального статуса, выполняется в сопоставимой
форме, по единым стандартам. Таким образом, издание «Языки мира» формирует эмпи-
рическую базу для любых сопоставительных и типологических исследований.
Статьи об индивидуальных языках и языковых группах написаны в соответствии с
типовыми схемами (см. Приложение к настоящему тому). Статьи включают общую и
социолингвистическую характеристику языков, сведения о диалектах, письменности
и истории языков, внутриструктурное описание фонетики, грамматики и лексики, а
также основную литературу. Схемы статей являются типологически обоснованными
и приложимы к языкам самых различных типов. Статьи группируются в тома по ге-
неалогическому принципу, а в тех случаях, когда это невозможно или неудобно, —
по ареальному принципу.
В порядке подготовки к публикации «Языков мира» ранее были изданы следую-
щие коллективные монографии:
Принципы описания языков мира. М.: Наука, 1976.
Теоретические основы классификации языков. М.: Наука, 1980, т. 1; 1982, т. 2.
Языки и диалекты мира. М.: Наука, 1982.
Журинская М.А., Новиков А.И., Ярославцева Е.И. Энциклопедическое описание
языков. Теоретические и прикладные аспекты. М.: Наука, 1986.
К настоящему времени были изданые следующие тома изания «Языки мира»: «Ураль-
ские языки» (М.: Наука, 1993), «Тюркские языки» (Бишкек: Издательский дом Кыргыз-
стан, 1997; М.: Индрик, 1997), «Палеоазиатские языки» (М.: Индрик, 1997), «Монголь-
ские языки. Тунгусо-маньчжурские языки. Японский язык. Корейский язык» (М.: Индрик,
1997), «Иранские языки. I. Юго-западные иранские языки» (М.: Индрик, 1997), «Дард-
ские и нуристанские языки» (М.: Индрик, 1999), «Кавказские языки» (М.: Academia,
1999), «Иранские языки. II. Северо-западные иранские языки» (М.: Индрик, 2000),
«Иранские языки. III. Восточноиранские языки» (М.: Индрик, 2000), «Германские языки.
Кельтские языки» (М.: Academia, 2000), «Романские языки» (М.: Academia, 2001), «Ин-
доарийские языки древнего и среднего периодов» (М.: Academia, 2004), «Славянские
языки» (М.: Academia, 2005), «Балтийские языки» (М.: Academia, 2006), «Семитские язы-
ки. Аккадский язык. Северозападносемитские языки» (М.: Academia, 2009), «Древние ре-
ликтовые языки Передней Азии» (М.: Academia, 2010), «Новые индоарийские языки»
(М.: Academia, 2011), «Семитские языки. Эфиосемитские языки» (М.: Academia, 2013),
«Дравидийские языки» (М.: Academia, 2013).
Вслед за настоящим томом в первую очередь должны выйти следующие тома:
«Семитские языки. Арабский язык. Южноаравийские эпиграфические языки. Сов-
ременные южноаравийские языки»;
Об издании «Языки мира» 11
«Реликтовые языки Европы»;

«Австроазиатские языки»;
«Синитические языки»;
«Языки манде».
На формирование концепции «Языков мира» оказали влияние многие ученые, одна-
ко в первую очередь необходимо упомянуть вклад В.А. Виноградова, М.А. Журинской,
В.П. Калыгина, И.Ш. Козинского, А.А. Королёва, В.Я. Порхомовского и Я.Г. Тестель-
ца, разработавших типовые схемы, лежащие в основе статей. Разумеется, создание то-
мов «Языков мира» не было бы возможно без огромной творческой работы авторов,
представляющих различные научные центры, города и страны, без труда редакторов и
технических работников, обрабатывавших материалы томов на самых разных этапах.
Всем, кто прямо или косвенно способствовал подготовке издания «Языки мира», ре-
дакционная коллегия выражает самую искреннюю признательность.
Редакционная коллегия тома и группа «Языки мира» благодарят Российский гума-
нитарный научный фонд за финансовую поддержку издания.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Настоящий том многотомного энциклопедического издания «Языки мира», подготов-

ленный в Институте языкознания РАН, посвящен реликтовым индоевропейским языкам
Передней и Центральной Азии. Состав статей тома обусловлен сочетанием нескольких со-
ображений — генеалогических, географических, хронологических. В том включены описа-
ния индоевропейских языков Передней и Центральной Азии, не входящих в распростра-
ненную здесь же крупную ветвь этой языковой семьи — иранскую. С точки зрения геогра-
фии, рассматриваемые языки распространены или в Передней Азии (включая Закавказье),
или в Центральной Азии (в широком смысле, включая Китайский Туркестан). Условный
термин «реликтовые», использованный в заголовке книги, указывает и на относительно не-
большой размер ветвей индоевропейской семьи, описываемых в томе, и на тот факт, что в
рамках тома объединены по большей части древние языки (не считая современного армян-
ского языка) — опять же, в отличие от иранской ветви, насчитывающей множество живых
языков. В настоящей книге представлены описания языков трех азиатских ветвей индоевро-
пейской семьи — анатолийской, армянской и тохарской, а также нескольких других языков.
Этот том следует за рядом томов о других индоевропейских языках — иранских,
дардских, нуристанских, германских, кельтских, романских, древних и новых индоа-
рийских, славянских, балтийских. Кроме того, ранее был издан том о реликтовых не-
индоевропейских языках Передней Азии.
Описание языков проводилось в соответствии с общими типологическими принципа-
ми, лежащими в основе издания «Языки мира». Данный том содержит новейшие сведе-
ния как по языкам с большой традицией описания (хеттскому, армянскому), так и по ма-
лоизвестным и скудно описанным языкам региона (например, митаннийскому индоарий-
скому). Издание тома о реликтовых индоевропейских языках Азии очень важно для
многих областей языкознания, в том числе сравнительно-исторического языкознания,
типологии, ареальной лингвистики. Данное издание компенсирует недостаток общелин-
гвистического и типологического взгляда на древние и некоторые современные индоев-
ропейские языки Азии — особенно в сравнении со многими другими языками региона.
Наиболее древней по времени письменной фиксации является анатолийская ветвь
индоевропейской семьи. Анатолийский раздел книги включает как общую статью,
так и отдельные статьи по хеттскому, лидийскому, палайскому, лувийскому, ликий-
скому, милийскому, карийскому, сидетскому и писидийскому языкам.
В том вошла статья по фригийскому языку, образующему отдельную ветвь индоевро-
пейской семьи. Две статьи посвящены реликтовым арийским языкам (митаннийский ин-
доарийский и андроновский арийский), не включенных в предшествующие выпуски из-
дания из-за отсутствия традиции описания этих языков в составе арийских языков. Нако-
нец, отдельная статья посвящена галатскому языку — единственному представителю
кельтской ветви, представленному в Азии. Этот язык в свое время не был включен в том,
посвященный кельтским языкам, поскольку принципы его составления не предполагали
отдельных статей по территориальным разновидностям кельтских языков.
Предисловие 13
Особняком в рамках данного тома стоит армянский раздел. Хотя в нем также имеет-
ся статья, посвященная мёртвому языку с довольно длительной письменной традицией
(древнеармянскому), это единственный среди разделов, включающий статьи о живом
языке. Армянский язык довольно своеобразен, с одной стороны, с точки зрения поли-
центричной литературной нормы, с другой — с точки зрения значительного диалект-
ного разнообразия. Раздел включает пять статей. В статье «Древнеармянский язык» в
основном описывается классическая литературная норма — грабар. Статьи «Восточно-
армянский литературный язык» и «Западноармянский литературный язык» посвящены
двум существующим литературным нормам. При этом статья «Восточноармянский ли-
тературный язык», в которой описывается грамматика восточного варианта армянского
языка, является также основной статьей раздела как с точки зрения социодемографиче-
ских сведений, так и с точки зрения подробности грамматического описания. Описания
в других статьях часто строятся по принципу сопоставления с восточным вариантом.
Кроме того, в рамках армянского раздела подробно описываются диалекты армян-
ского языка. Разница между некоторыми диалектами такова, что с позиций собственно
языковой структуры их вполне можно было бы рассматривать как отдельные языки.
Кроме того, бóльшая часть этих диалектов исчезла или находится на грани исчезнове-
ния в результате геноцида армян в начале XX в. Многие диалекты известны лишь по
кратким записям. Наконец, на русском языке диалектные описания практически отсут-
ствуют. Всё это побудило редколлегию с особым вниманием отнестись к описанию
диалектов армянского языка. Им посвящено две статьи, частично пересекающихся, но
в целом рассматривающих армянский диалектный массив в разной перспективе. В ста-
тье «Армянские диалекты (общий обзор)» дается общая социодемографическая харак-
теристика диалектных ситуаций в армянском мире и сравнительное описание грамма-
тических явлений, встречающихся среди армянских диалектов, а в статье «Армянские
диалекты (характеристика отдельных диалектов)» сделана попытка краткого описания
каждого из 44 основных диалектов, сгруппированных в 11 групп по классификации
Г.Б. Джаукяна, а также подробно рассмотрены некоторые диахронические явления,
важные для классификации армянских диалектов.
Наконец, тохарский раздел включает общую статью, а также отдельные статьи по
тохарскому A и тохарскому B, хронологически сопоставимых с древнеармянским.
В авторский коллектив входят ученые из ряда научных центров России: Института
языкознания РАН (А.С. Касьян, Ю.Б. Коряков, А.В. Сидельцев и И.С. Якубович), Ин-
ститута лингвистических исследований РАН (Санкт-Петербург, А.В. Шацков), Инсти-
тута востоковедения РАН (С.А. Бурлак и И.Б. Иткин), Московского государственного
университета имени М.В. Ломоносова (Т.А. Михайлова), Российского государственно-
го гуманитарного университета (М.А. Живлов), а также из Армении (Ереванский госу-
дарственный университет — Н.А. Дилбарян, Л.С. Овсепян, Р.К. Сакапетоян; Ереван-
ский государственный лингвистический университет им. В. Брюсова — Г.Г. Геворкян),
Германии (Вюрцбургский университет — А. Рицца), Испании (Университет Барсело-
ны — И.-Х. Адьего), США (Мичиганский университет — В.В. Шеворошкин), Нидер-
ландов (Лейденский университет — А. Клукхорст, А. Лубоцкий, Г.К. Мартиросян, О. Ли-
горио), Франции (Страсбургский университет — Б.Л. Огибенин, Национальный инсти-
тут восточных языков и цивилизаций (INALCO) — А. Донабедян).
Исходная концепция тома была сформирована под руководством В.П. Калыгина и
Н.Н. Казанского. Состав статей тома собран Ю.Б. Коряковым и А.А. Кибриком. Типоло-
14 Предисловие
гическое редактирование материалов тома выполнено Ю.Б. Коряковым. Значительную

помощь в содержательном редактировании и координации работы над томом оказали
А.С. Касьян и А.В. Сидельцев (древние языки), О.И. Беляев, Н.Д. Безруков, В.А. Каги-
рова, А.Г. Мхитарян, П.А. Кочаров и В.А. Плунгян (армянский раздел). Большой объем
редакторской работы был выполнен также А.А. Кибриком, Ю.В. Мазуровой, Н.В. Ро-
говой, О.И. Романовой и Е.М. Князевой.
При подготовке статей авторы по большей части использовали «малую» схему IV
(см. Приложение), наиболее подходящую для описания древних и мертвых языков, для
которых оказываются лишь частично применимыми вопросы по социолингвистике, диа-
лектам, демографии и пр. По основной схеме II описаны лишь хеттский язык, древнеар-
мянский язык и две статьи, описывающие варианты современного армянского языка. По
схеме I написаны общие статьи об анатолийской и тохарской ветвях, а также обе статьи,
рассматривающие армянские диалекты. Наконец, «диалектная» схема III использована
для двух фрагментарно известных анатолийских языков — сидетского и писидийского.
Разные языковые уровни отражены в статьях тома с разной степенью подробно-
сти. Гораздо менее детально, нежели фонетика и морфология, описан синтаксис. Это
объясняется как недостаточной разработанностью синтаксической проблематики на
материале реликтовых индоевропейских языков Азии, так и острой нехваткой дан-
ных по мертвым языкам. При подготовке материалов тома к печати редколлегия
стремилась, с одной стороны, к учету традиций описания представленных языков, с
другой — там, где это возможно, — к унификации системы обозначений и термино-
логии, используемых в томе.
Следует особо сказать о специфике подачи примеров из языков с нелатинской и
некириллической графикой. Описанные в томе языки использовали широкий спектр
письменностей: слоговая иероглифика для лувийского; слоговая клинопись для хетт-
ского и лувийского, опосредованно для палайского и митаннийско-арийского; консо-
нантно-слоговое тохарское письмо; особые алфавитные системы для многих анато-
лийских, фригийского и армянского языков; греческое письмо для новофригийского
и писидийского. По сложившейся традиции все примеры даются не в оригинальных
письменностях, а в том или ином виде транслитерации или транскрипции на основе
латинского алфавита. Также, когда речь идет о конкретных знаках или графемах,
обозначаемых знаками транскрипции, подразумеваются знаки исходной письменно-
сти. Про особенности записи разных типов примеров см. подробнее отдельные ста-
тьи, а также раздел «Принятая нотация и сокращения» в конце тома.
В книгу включены также указатель названий упоминаемых языков и диалектов и
подробные лингвистические карты, составленные Ю.Б. Коряковым.
Мы посвящаем эту книгу памяти Марины Андреевны Журинской (22.06.1941 –
04.10.2013), которая в течение подготовительного и решающего этапа работы над
изданием «Языки мира» (с 1975 по 1986 гг.) была координатором этого большого про-
екта. Первоначальные шаги по подготовке типологически ориентированных описаний
индоевропейских языков Азии в рамках проекта «Языки мира» были предприняты Ма-
риной Андреевной еще в те годы. В контексте данной книги хотелось бы вспомнить и
том, что М.А. Журинская в студенческие годы специализировалась на анатолийских
языках: ее дипломная работа на филологическом факультете МГУ называлась «Работы
Хольгера Педерсена по ликийскому языку» (1967).
Редколлегия
АНАТОЛИЙСКИЕ ЯЗЫКИ
А.С. Касьян, И.С. Якубович

АНАТОЛИЙСКИЕ ЯЗЫКИ
1. Анатолийские языки (А.я.), устар. хетто-лувийские; англ. Anatolian languages,

нем. Anatolische Sprachen, фр. langues anatoliennes. Название языковой семьи образо-
вано по географическому принципу.
Интуитивные представления о родстве А.я. стали складываться после дешиф-
ровки хеттского языка чешским лингвистом Б. Грозным (1915). Выявление в тек-
стах архивов из хеттской столицы Хаттусы нескольких самостоятельных языков,
родственных хеттскому (лувийского, палайского) и определение их родства было
произведено в 1919–1922 гг. и является заслугой швейцарского востоковеда Э. Фор-
рера и Б. Грозного. Б. Грозному также принадлежат догадки о родстве между хетт-
ским и лидийским языками (1917). Первое предположение о близком родстве меж-
ду лувийским и ликийским языками, впрочем, подкрепленное ошибочными аргу-
ментами, принадлежит немецкому ассириологу А. Унгнаду (1924). Первые серьез-
ные попытки применения сравнительно-исторического метода к анализу лидийско-
го и ликийского языков как индоевропейских были предприняты итальянским уче-
ным П. Мериджи (1936).
Термин «анатолийские языки» получил широкое распространение в 1930-х гг.
благодаря работам американского индоевропеиста Э. Стертеванта, предполагав-
шего разделение индохеттского праязыка на анатолийскую и собственно индоевро-
пейскую ветви (что сейчас, в той или иной форме, признается большинством индо-
европеистов). Серьезное сравнительное изучение А.я. началось лишь во второй
половине XX в. Первый опыт сравнительно-исторической фонологии А.я. принад-
лежит К. Мелчерту (1994).
2. Анатолийские языки — группа генетически родственных вымерших языков, на
которых говорила значительная часть населения Анатолии (совр. Турция) как мини-
мум с начала II тыс. до н. э. по начало I тыс. н. э.
Ареалом хеттского, лувийского и палайского языков являлись центральная и юго-
восточная части Анатолии. Носители остальных языков проживали в юго-западной
Анатолии. Вопрос о прародине А.я. остается открытым, так как археология Анатолии
IV–III тыс. до н. э. пока недостаточно изучена (или результаты недостаточно систе-
матизированы). Исходя из общих соображений экономии, прародину А.я. естествен-
нее всего помещать в Анатолии. Если исходить из карпато-балканской или степной
локализации прародины индоевропейцев, то прародина А.я. могла находиться в За-
падной Анатолии, откуда отдельные анатолийские племена переместились в восточ-
ном направлении.
16 Анатолийские языки
Известны следующие А.я.:

Язык Датировка памятников Письменность
Хеттский XVII–XIII вв. до н. э. слоговая клинопись
слоговая клинопись, слоговая
Лувийский XVI–VII вв. до н. э.
иероглифика
Палайский XVII–XIII вв. до н. э. слоговая клинопись
Ликийский (или
ликийский A) буквенное письмо греческого
V–IV вв. до н. э.
Милийский (или типа
ликийский Б)
буквенное письмо греческого
Лидийский VIII–II вв. до н. э.
типа
Карийский VII–IV вв. до н. э.
типа
Сидетский IV–II вв. до н. э.
типа
Писидийский рубеж эр греческий алфавит
Из них хеттский представлен объемным корпусом, этот язык надежно дешифро-

ван, большинство хеттских текстов читается и переводится однозначно. Корпус лу-
вийского языка значительно скромнее, но и лувийские тексты в целом хорошо под-
даются прочтению. Следующим по объему текстов и степени изученности является
ликийский язык, для кратких надписей на котором обычно можно предложить на-
дежные толкования.
Палайский, милийский, лидийский и карийский языки представлены небольшим
количеством надписей, содержание которых часто остается загадочным (хотя синтак-
сический разбор текста обычно предложить можно). Сидетский и писидийский языки
выделяются условно. В их случаях речь идет о группах памятников, объединенных
географически, хронологически и палеографически. Эти языки представлены посвя-
тительными и надгробными надписями, состоящими преимущественно из имен соб-
ственных.
У античных авторов конца I тыс. до н. э. и начала I тыс. н. э. обнаруживается ряд
глосс, предположительно содержащих слова из наречий той или иной области Малой
Азии. Таким образом, говорят о каппадокийском, катаонском, киликийском, ликаонском,
вифинском, пафлагонском, понтийском и подобных языках. Вероятно, по крайней мере
некоторые из этих языков принадлежали к анатолийской группе. Основная часть реле-
вантного языкового материала собрана в монографии Г. Нойманна (1961).
3. Демографическая оценка затруднительна. С середины II тыс. до н. э. до прибли-
зительно 300 г. до н. э. можно предполагать распространение анатолийского языко-
вого ареала на всю южную и значительную часть центральной Малой Азии, что по-
зволяет осторожно говорить как минимум о десятках или, скорее, сотнях тысяч носи-
телей. Миграции фригийцев и других этнических групп с Балкан в конце II тыс. до
н. э. могли привести к вытеснению А.я. из северо-западной части Анатолии.
С наступлением эллинистического периода начинается повсеместный процесс язы-
кового сдвига, однако переход на греческий язык, возможно, завершился в отдален-
ных горных районах лишь к середине I тыс. н. э.
А.С. Касьян, И.С. Якубович. Анатолийские языки 17
4. А.я. объединяются в одну общность на основании лексических и морфо-

логических изоглосс. А.я. имеют статус группы внутри индоевропейской семьи языков.
Большинство современных лингвистов считают, что А.я. представляют собой ветвь,
отделившуюся от общего ствола первой (в связи с этим для индоевропейского праязы-
ка нередко используют термин «индо-хеттский», а праязык, давший остальные индоев-
ропейские языки, называют «собственно индоевропейский» или «узкоиндо-
европейский»). Формальная лексикостатистика подтверждает такую топологию индо-
европейского дерева (по предварительным данным проекта “The Global Lexicostatistical
Database” распад индо-хеттского приходится на конец V тыс. до н. э.).
Обоснованную генеалогическую классификацию А.я. предложить затруднительно
по причине того, что бóльшая часть языков плохо документирована.
Достаточно вероятна генеалогическая классификация А.я., основанная на ряде
фонетических и морфоло-
гических изоглосс, предло-
женная в статье Н. Эттинге-
ра (1978).
Частичная морфологичес-
кая аргументация (согласно
И. Якубовичу, 2010):
— на этапе 1–2 появля-
ется флексия 1 л. ед. ч.
наст. вр. -wi, вытесняющая
старую флексию -mi (в хетт-
ском -mi сохраняется; одна-
ко в палайском формы 1 л.
ед. ч. наст. вр. вообще не зафиксированы);
— на этапе 2–3 флексия 1 л. ед. ч. прош. вр. -xːa (-ḫḫa) вытесняет конкурирующую
флексию -Vn (последняя сохраняется в лидийском). Этот параметр не вполне убеди-
телен, так как вполне возможно, что, например, в скудном палайском корпусе просто
не попалось форм с -Vn;
— на этапе 3–4 инновативная флексия им. п. мн. ч. общ. р. *-nsi вытесняет старую
флексию -es (сохраняющуюся в палайском).
На приведенном дереве наиболее надежно выделение лувической подгруппы (лу-
вийский, ликийский, карийский).
5. Формальный лексикостатистический анализ А.я. невозможен. Так, по актуаль-
ным данным проекта «The Global Lexicostatistical Database» (Kassian 2011), в 110-слов-
нике базисной лексики хеттского языка заполняется около 90 позиций, но для лувий-
ского — всего лишь около 50 позиций, т. е. меньше половины списка (для остальных
языков сводешевская лексика фиксируется совсем скудно). Если всё же экстраполи-
ровать имеющийся материал на полную матрицу, то получаем XXIX–XXVI вв. до
н. э. как время распада на прахеттский и пралувийский языки. Касательно такой да-
тировки, кроме очевидной причины ее ненадежности, связанной с экстраполяцией
(вполне вероятно, что в незафиксированной половине лувийского списка процент
схождений с хеттским сильно выше или, наоборот, ниже, чем это представляется
сейчас), отмечается и следующий возмущающий фактор: весьма вероятно, что и
хеттский, и особенно лувийский имеют какое-то количество старых иноязычных за-
имствований в своей базисной лексике, идентифицировать которые не представляет-

ся возможным, так как о социолингвистической ситуации в Малой Азии III тыс. до
н. э. нам фактически ничего не известно.
С археологической точки зрения, представляет интерес интенсификация культур-
ных контактов между юго-востоком и северо-западом Малой Азии, вдоль так назы-
ваемого «Великого караванного пути» во второй половине III тыс. до н. э.
(см. Т. Эфе, 2007). Распространение новых технологий, в частности, гончарного кру-
га, сопровождалось интенсивной урбанизацией затронутых территорий. Лингвисти-
ческим коррелятом данного процесса могло являться распространение лингва франка
с последующим языковым сдвигом. Возможным кандидатом на распространившийся
таким образом язык-посредник является пралувический (общелувийский). В конце
III — начале II тыс. до н. э. наступает период культурной фрагментации, с четко обо-
значенным барьером между центральной Анатолией и отдельными эгейскими куль-
турными ареалами. Подобное положение дел могло способствовать дивергентному
развитию языков лувической группы и вторичному контактному сближению между
хеттским и лувийским языками.
6. Раннее выделение анатолийской группы из индоевропейской семьи затрудняет
определение общеанатолийских инноваций. Оставаясь в рамках индоевропеистики,
часто возможно предложить и альтернативное объяснение тех же самых черт, как ар-
хаизмов, утраченных в индоевропейском после отделения анатолийского. Типичным
объектом научного спора на тему инновация vs. архаизм в А.я. является бинарное про-
тивопоставление по роду (общий — средний), восстанавливаемое для праанатолийско-
го, и тернарное (мужской — женский — средний) в «узкоиндоевропейском».
Кроме того, часто невозможно определить, имеем ли мы дело с праанатолийской
инновацией или же только с хеттской (прахеттской), так как, по причине скудости
других анатолийских данных, хеттский оказывается основообразующим языком в пра-
анатолийской реконструкции.
Иногда в выделении анатолийских архаизмов помогает внешнее сравнение.
Один из таких случаев был недавно разобран А. Клукхорстом (2008). Оформле-
ние посессивности через особые местоимения, которые энклитически присоеди-
няются к обладаемому, является живой моделью в хеттском языке древнейшего
периода (например, atta-s=mi-s ‛отец-НОМ.ЕД=мой-НОМ.ЕД’, т. е. ‛мой отец’), не
имеющей при этом явных параллелей в остальных индоевропейских языках. Од-
нако почти идентичную морфосинтаксическую структуру для выражения посес-
сивности демонстрируют языки уральской семьи, что заставляет думать о сохра-
нении индо-уральского архаизма в хеттском. Подтверждением общеанатолийско-
го статуса притяжательных клитик является сохранение реликта клитики 3-го
лица в виде лувийского суффикса -sa/-ʦa (-sa/-za) имен среднего рода, на что ука-
зал Дж. Джазанофф (2003).
Другая методологическая проблема — это отделение праанатолийских инноваций
от результатов диффузии внутри континуума анатолийских языков и диалектов в
последующий период. Фактором, увеличивающим вероятность ареальных процессов,
являются предполагаемые межъязыковые контакты, в которых, кроме собственно
анатолийских языков, участвовали также и другие языки региона, например, хатт-
ский и хурритский. Примером контактно-обусловленной инновации внутри малоази-
атского языкового союза, затронувшей общеанатолийский или анатолийские языки
после их разделения, являются контекстные ограничения на противопоставление се-

рий шумных, в особенности их нейтрализация в анлаутной позиции. Примером дру-
гой предполагаемой ареальной инновации можно считать запрет на анлаутное r- —
широкую ареальную изоглоссу, захватившую в III–II тыс. до н. э. многие языки от
Северного Кавказа до Греции.
Ф о н о л о г и я. Любая реконструкция праанатолийской фонетико-фонологичес-
кой системы крайне гипотетична из-за недостаточности лексического материала боль-
шинства А.я., а также по причине используемых систем письма (клинописи, иерогли-
фики и алфавитов греческого типа), не поддающихся однозначной фонетической ин-
терпретации. Ниже мы постараемся изложить наиболее надежные и подкрепленные
фактами положения, при этом вполне вероятно, что праанатолийский фонетико-
фонологический инвентарь был богаче, чем представлено в настоящем очерке. Также
необходимо иметь в виду, что значительная часть смелых гипотез, предлагаемых в со-
временной индоевропеистической литературе, базируется на одном-двух примерах,
причем часто самих по себе сомнительных.
Гласные
Ряд
Подъем
Передний Средний Задний
Верхний *i, *ī(?) *u, *ū(?)
Средний *e, *ē(?)
Нижний *a, *ā(?)
По своему тембру монофтонги прямо продолжают индоевропейский вокализм

(за исключением совпадения и.-е. *o и *a в анат. *a). Монофтонг *e восстанавлива-
ется по надежному соответствию хетт. e/i — лув. и пал. a: хетт. ed- — лув., пал. ad-
‛есть (кушать)’ < и.-е. *ed-. Идея о сохранении оппозиции *o и *a в праанатолий-
ском, защищаемая К. Мелчертом, не кажется обоснованной, так как для ликийских
данных, служащих основанием для такой реконструкции, возможны альтернатив-
ные интерпретации, тогда как реконструкция архаичного вокализма в языке I тыс.
до н. э. при его инновационном характере в языках II тыс. до н. э. требует безу-
пречной аргументации.
Вопрос о квантитативном противопоставлении в праанатолийском языке яв-
ляется дискуссионным. Наиболее вероятным указанием на то, что долгие глас-
ные (возникавшие из индоевропейских долгих монофтонгов и стянувшихся ди-
фтонгов) имели особый фонологический статус, являются законы консонантной
лениции, которые можно постулировать для пралувического на основании
сравнения лувийских и ликийских форм. Общепринятая в данный момент ре-
конструкция правил лениции принадлежит А. Морпурго-Девис (1982–1983) и
требует допущения квантитативных различий в пралувическом вокализме (ср. нап-
ример, лув. annidi < *anni-(y)āti ‛причиняет’ и aritti < *ariyati ‛поднимает’).
Вместе с тем, исторические квантитативные различия не отражаются напрямую
в орфографии анатолийских языков и едва ли доказуемы по соответствиям в
вокализме. Часто цитируемым аргументом в пользу реконструкции анатолий-
ских долгот является постулируемое соответствие хетт. e/i — лув. i — и.-е. *ē
(в противоположность хетт. e/i — лув. a — и.-е. e, см. выше), но для него пока
не предложено ни одной бесспорной лексической этимологии. Нет прямых ос-

нований считать, что предполагаемые праанатолийские оппозиции по долготе
сохранялись в исторический период.
Согласно традиционной точке зрения, индоевропейские y-дифтонги стянулись в
анат. *i (*ī?), а индоевропейские w-дифтонги — в анат. *u (*ū?). Некоторые исследо-
ватели, однако, предполагают особый статус праанатолийской фонемы, произошед-
шей из индоевропейских y-дифтонгов.
Обычным отражением индоевропейских слоговых сонантов *r̩ , *l̩ , *n̩ , *m̩ яв-
ляется *ar, *al, *am, *an. Хотя теоретически можно предполагать и сохранение
особого фонологического статуса индоевропейских слоговых сонантов в праанато-
лийском, например, ср. в ликийском языке окончания акк. ед. ч. общ. р. [-n̩ ] у
консонантных основ и [-Ṽ] у вокалических основ, что может непосредственно
восходить к и.-е. *-n̩ и *-V-n соответственно (аналогично с глагольной флексией
3 л. мн. ч. презенса).
Разноместное словесное ударение, видимо, сохраняло парадигматический харак-
тер, унаследованный из праиндоевропейского языка, но при этом характеризова-
лось сильным динамическим компонентом, что привело к возникновению вторич-
ных оппозиций по долготе/краткости в отдельных А.я. (см. статью «Хеттский язык»
в наст. издании).
Согласные
По месту образования
По способу
образования Зубно- Велярные
Губные Палатальные Велярные
альвеолярные огубленные
Гл. p t kʸ k kʷ
Взрывные
Зв. b d gʸ g gʷ
Шумные
Гл. s, θ (?) x xʷ
Фрикативные
Зв. ɣ (?) ɣʷ (?)
Гл.
Аффрикаты
Зв.
Носовые m n
Сонанты
Боковые l
Дрожащие r
Глайды w y
Основная инновация праанатолийского консонантизма — это вероятная редукция

трех серий взрывных в бинарное противопоставление, а именно: звонкие и звонкие
придыхательные совпали в звонких. Например,*t > анат. *t, но *d, *dʰ > анат. *d, ср.
хетт. pad(a)- < и.-е. *pod- ‛нога (ступня)’, хетт. u-wade- ‛приносить’ < и.-е. *wedʰ-/wodʰ-
‛вести’, хетт. witt- < и.-е. *wet- ‛год’. Как будто бы нет решающих свидетельств в поль-
зу сохранения в праанатолийском трех серий взрывных.
Обозначение двух серий шумных как глухой и звонкой является условностью.
В принципе, можно было бы считать, что уже в праанатолийском оппозиция формули-
ровалась в терминах сильный/слабый, т. е. вместо t/d, x/ɣ следует записывать tː/t, xː/x и
т. д. (ср., например, хеттскую систему).
Как будто бы все известные А.я. указывают (или, по крайней мере, не противоре-
чат тому), что анлаут был позицией нейтрализации двух серий у шумных, а именно: в
анлауте были возможны только глухие. Отметим, однако, что это является аргумен-
том против интерпретации шумных как сильных/слабых, так как типологически для
анлаута характерна нейтрализация в пользу слабых фонем, но никак не сильных.
Следует также отметить сходный процесс анлаутной нейтрализации в хурритском
языке, что является аргументом в пользу ареального характера данного развития.
В А.я. западной Малой Азии изредка отмечается появление начальных звонких вто-
ричного происхождения, например, лид. da- ‛в-’ < и.-е. *endo (хет. anta, лик. n̩te
‛внутри’ и т.д.).
Интересно сохранение в праанатолийском трех индоевропейских рядов заднее-
язычных (*kʸ, *k, *kʷ). Троичная оппозиция сохраняется в лувийском, но преобра-
зуется в бинарную по кентумному принципу в хеттском и палайском. Ср. хетт. ka-,
пал. ka, но лув. ʦa- (граф. za) ‛этот’ < и.-е. *kʸo- ‛этот’; хетт., пал., лув. kui- ‛кто?,
что?’ < и.-е. *kʷi- ‛кто?, что?’. Фонемный статус лабиализованных заднеязычных
следует из их фонемного статуса в хеттском языке (см. статью «Хеттский язык» в
наст. издании) и наличия особых силлабограмм <kwa/i>, <hwa/i> в лувийской ие-
роглифике.
Заднеязычные фрикативные *x, *xʷ и *ɣ, *ɣʷ имеют велярные (или увулярные)
рефлексы во всех А.я., для которых мы можем судить о фонетике соответствующих
графем. Следовательно, нет никаких оснований реконструировать эти спиранты как
ларингалы (например, h — ɦ или ʜ — h) в общеанатолийском, хотя именно такая ре-
конструкция обычно предполагается в свете индоевропейской «ларингальной тео-
рии». Кроме того, рефлексация гипотетического ларингала как x (хеттский) или, на-
пример, k (ликийский) является нехарактерным развитием с точки зрения типологии
фонетических переходов.
Вместе с тем, продуктивной представляется идея о наличии в праанатолийском
только глухих велярных фрикативных x, xʷ (в соответствии с единственным сибилян-
том s, не имеющим звонкой пары). При таком подходе одиночный интервокальный
ḫ(u) в хеттском и лувийском (< анат. *ɣ(ʷ)) объявляется вторичной консонантной
эпентезой, появляющейся внутри особого стечения гласных, или результатом пози-
ционной лениции *х(ʷ).
Общепризнанно, что анатолийские фрикативные *x(ʷ), *ɣ(ʷ)(?) не обнаруживают не-
посредственных сегментных соответствий в «узкоиндоевропейских» языках. Вполне
вероятно, что падение этих заднеязычных спирантов в «узкоиндоевропейском» пра-
языке (или в праязыках отдельных групп) влекло за собой количественные и/или тем-
бровые изменения соседних гласных, что является типологически нормальным разви-
тием. Однако мы вынуждены признать, что эти потенциальные процессы имеют мало
общего с предсказаниями многочисленных версий «ларингальной теории», опираю-
щейся на внутреннюю реконструкцию пра-«узкоиндоевропейского» состояния. Что
касается внешнего сравнения, то ностратическая гипотеза как будто бы предоставляет
небольшое количество этимологий, где анатолийскому (т. е. хеттскому) x(ʷ) соответст-
вует велярный звук в других языках, хотя материал слишком мал в силу скудости из-
вестного хеттского словника, например, хетт. esxar (ešḫar) ‛кровь’ < и.-е. *esH-r
‛кровь’ — картв. *zisx-l ‛кровь’ (с регулярным падением z в индоевропейском) или
хетт. paxːur (paḫḫur) ‛огонь’ < и.-е. *peHw-er ‛огонь’ — картв. *px- ‛теплый’.
Гипотетическая фонема *θ предварительно постулируется нами для ряда соответст-

вий хетт. s — лув. t — и.-е. 0. Лучше всего этот ряд фиксируется в анлаутной позиции:
хетт. saguwa- — лув. tawa/i- — и.-е. *okʷ- ‛глаз’ (примеры немногочисленны, однако, в
основном, относятся к базисной лексике).
М о р ф о н о л о г и я. Жесткие структурные ограничения, противопоставляющие
классы морфем, отсутствуют.
Как следует из хеттских данных, праанатолийский в том или ином виде сохранял
общеиндоевропейские аблаутные чередования полной и нулевой ступеней корня в
имени и особенно в глаголе: ср. хетт. kuen-ʦi ‛он убивает’ / kun-anʦi ‛они убивают’
и др.-инд. hán-ti ‛он убивает’ / gʰn-ánti ‛они убивают’, что восходит к и.-е. *gʰʷen-ti /
*gʰʷn-onti.
Семантико-грамматические с в е д е н и я. Праанатолийский
язык относится к синтетическим флективным языкам с незначительной фузией на сты-
ках морфем. Характерна суффиксация, префиксация фактически отсутствует.
В целом, грамматические черты праанатолийского языка, как его возможно рекон-
струировать, совпадают с хеттским (см. статью «Хеттский язык» в наст. издании). При
этом языки лувической подгруппы (по крайней мере, сам лувийский) демонстрируют
постепенное развитие агглютинации в именном словоизменении.
В праанатолийском выделяются следующие части речи: существительное (словоиз-
менительные категории — число, падеж), прилагательное (словоизменительные катего-
рии — род, число, падеж), глагол (словоизменительные категории — залог, наклоне-
ние, время, лицо, число), неизменяемые. Эти противопоставления засвидетельствованы
в большинстве А.я.
Имя обладает следующими грамматическими категориями: род (согласова-
тельный класс), число, падеж. Все три категории выражаются синтетически (суф-
фиксально).
Согласовательные классы представлены двухродовой системой: общий род (види-
мо, первоначально одушевленный) — средний род (неодушевленный). Формальная
оппозиция по роду была ограничена формами номинатива и аккузатива (а также,
возможно, вокатива). Вероятно, действовал синхронный запрет на употребление
форм среднего рода в функции агенса, где они должны были заменяться соответст-
вующими формами общего рода (для их образования часто использовался суффикс
-ant- наряду с другими морфологическими средствами, подробнее о расщепленной
эргативности или активности см. статью «Хеттский язык» в наст. издании).
И в имени, и в глаголе представлено единственное и множественное число. На-
дежных рефлексов двойственного числа в А.я. не прослеживается.
Выделяются следующие падежи (выражавшиеся суффиксально, в составе
флексии): номинатив, аккузатив, генитив, датив-локатив, аллатив, аблатив, ин-
струменталис, вокатив. Наблюдаются многочисленные случаи синкретизма меж-
ду отдельными флективными показателями, например, как и в других индо-
европейских языках, формы среднего рода имели одинаковые окончания в но-
минативе и аккузативе. Хеттская именная флексия отличается большим ар-
хаизмом, тогда как в лувических языках обнаруживается ее существенная пере-
стройка и упрощение.
Падеж,
Число Анат. Хетт. Лид. Пал. Лув. Лик. Кар.
род
Ном. Ед. *-s -s -s, -ʃ -s -s -0, -s -0
общ. р. Мн. *-es -es -as -es, -as -inʦi -˜i, -0 ?
Ед. *-n -n -ŋ -n -n -˜, -n̩, -0 -n
Акк.
общ. р. -inʦ
Мн. *-Vns -us -as ? -s -ʃ
(-inʦi)
Ед. *-0, *-n -0, -n -ɾ -0, -n -0, -n -0, -˜ -0
Ном./акк.
ср. р. -0
Мн. *-0, *-a -a -0, -a -0, -a -a ?
(-a, -i)
-ant- -ant-i-
«Эрг.» Ед./мн. *-ant-НОМ ? ? -ẽt-НОМ ?
НОМ НОМ
Вок. -0
Ед. *-0 ? -0 -0, -s ? ?
общ. р. (-i, -e)
*-as
Ед. -as ? -as (?) -as, -asːi, -h, -he, -0 -ç
Ген. (*-as-ya)
-asːa
Мн. *-an -an -aŋ ? -ẽ ?
-i
Ед. *-i -ʎ -i, -ai -i, -0, -ya -i, -je ?
Дат. (-a, -0)
Мн. *-ans -as -aŋ -as -anʦ -e, -0 ?
-a
Аллат. Ед. *-a -a ? — — —
(ЛОК)
Инстр. Ед./мн. *-d (*-ed) -t (-it) ? -at ?
-adi -(e)di
Абл. Ед./мн. *-ti (*-ati) -ʦ (-aʦ) ? ? ?
Атрибутивное отношение (посессивность) выражается генитивом. В лувической

подгруппе атрибутивный генитив конкурирует с прилагательным, образованным от
посессора особым суффиксом, которое не только согласуется по роду, числу и падежу
с обладаемым, но и может иметь агглютинативный суффикс, указывающий на число
посессора (в одном из диалектов лувийского генитив утрачен как формальный падеж).
Как следует восстанавливать оппозицию указательных местоимений, не ясно. Хетт-
ский демонстрирует тернарную оппозицию: «этот»/«тот»/«тот (дальний)», причем тре-
тий член статистически маргинален и морфологически разложим (что свидетельствует
в пользу его вторичного характера). В остальных А.я. прослеживается бинарная оппо-
зиция «этот»/«тот» (в каких-то случаях это может объясняться скудостью доступного
материала). Авторы данной статьи склоняются к реконструкции бинарной системы
*kʸa- ‛этот’/*aba- ‛тот’ для праанатолийского.
Для праанатолийского глагола реконструируется одноличное (субъектное) спря-
жение, согласующееся с субъектом по лицу и числу (выражается флективно). Такая
система сохраняется, видимо, во всех А.я. Категории, имевшие синтетическое суф-
фиксальное выражение в виде флексии:
— залог: актив, медий;
— время: настоящее-будущее, прошедшее;
— наклонение: индикатив, императив;
— лицо (согласование с субъектом): 1-е, 2-е и 3-е лицо;
— число (согласование с субъектом): единственное, множественное.
Для праанатолийского реконструируется два набора лично-числовых показателей

(флексий) в единственном числе активного залога: так называемые mi-спряжение и
ḫi-спряжение. Противопоставление двух наборов окончаний хорошо прослеживается
в хеттском, также частично сохраняется в лувийском и палайском. В ликийском язы-
ке оппозиция между -mi- и -ḫi спряжениями оказалась полностью устранена за счет
взаимовыравнивания окончаний.
В индохеттском праязыке -mi и -ḫi наборы окончаний могли характеризовать какую-то
функциональную оппозицию, о характере которой ведутся споры. С формальной точки
зрения, флексии mi-спряжения этимологически соответствуют презенсу в «узкоиндоев-
ропейском», а флексии ḫi-спряжения — так называемому перфекту, в меньшей степени,
особым показателям тематического презенса и сигматического аориста, к которым, одна-
ко, засвидетельствованные формы ḫi-спряжения ближе по своим функциям (ср. Jasanoff,
2003). Оппозиция между -mi- и -ḫi спряжениями десемантизировалась уже в праанато-
лийском, таким образом, принадлежность глагола к одному из двух типов является сло-
варной информацией. Показатель 1-го лица единственного числа прошедшего времени
активного залога -ḫḫa, отмеченный в палайском языке и языках лувийской подгруппы,
должен считаться исконной флексией ḫi-спряжения, вытесненной в хеттском «гибрид-
ным» -ḫḫun (сложение -ḫḫa и флексии mi-спряжения -(n)un).
Полная реконструкция анатолийских глагольных окончаний затруднительна, по-
скольку многие из них засвидетельствованы лишь в хеттском языке.
Презентные окончания mi-спряжения активного залога
Анат. Хетт. Лид. Пал. Лув. Лик.
1 л. *-mi -mi -w, -u ? -wi -u
Ед. ч. 2 л. *-si -si -ʃ (?) -si -si ?
3 л. *-ti -ʦːi -d, -t -ti -tːi, -ti -ti, -di
-weni,
1 л. *-weni -wŋ -wani -unːi ?
-wani
Мн. ч. -tːeni,
2 л. *-teni ? ? -tːani, -tani ?
-tːani
3 л. *-(a)nti -anʦi -d, -t -(a)nti -(a)nti -˜ti, -n̩ti
Нефинитной глагольной формой, надежно реконструируемой для праанатолий-

ского, является причастие с суффиксом -ant- (который сохраняется в хеттском и па-
лайском, но утрачен как продуктивная модель в лувийском). Лувийское причастие на
-mma/-mmi сопоставимо с индоевропейскими причастиями на -mVno-, но не имеет
надежных анатолийских когнатов вне лувической группы.
С и н т а к с и с. Праанатолийский язык номинативно-аккузативный с расщеп-
ленной эргативностью или, возможно, с элементами активного морфосинтаксиса
(см. выше и статью «Хеттский язык» в наст. издании).
Немаркированный порядок слов SOV. Такая ситуация сохраняется во всех А.я.
II тыс до н. э. (в хеттском также частотен порядок OSV). Порядок OVS, обычный в
ликийском языке, может отчасти объясняться стилистическими особенностями ли-
кийских надгробных надписей («Эту гробницу соорудил X»). Стандартно в А.я. в
атрибутивной именной группе определение (= прилагательное) предшествует имени,
а в посессивной именной группе посессор предшествует обладаемому.
Основная часть энклитик в предложении присоединяются к первому ударному

слову, позицию которого занимают либо полнозначные слова, либо служебные
(союзы). Этот принцип сохраняют все А.я. с хорошо засвидетельствованным син-
таксисом.
Л е к с и к а. Общее количество достаточно надежных и бесспорных корневых
схождений между анатолийскими языками и «узкоиндоевропейскими» можно оце-
нить, видимо, в 150—200 единиц.
Как и следует из бифуркации индо-хеттского дерева на А.я. и «узкоиндо-
европейские», в анатолийских имеется ряд ретенций, утраченных в «узкоиндо-
европейской» ветви, например, общеанатолийская парадигма личного местоимения
«ты» в виде прямой основы *ti — косвенной *tu, тогда как в «узкоиндоевропейском»
прямая основа была вытесненная косвенной (о древности огласовки *ti свидетельст-
вуют уральские, алтайские и дравидийские данные), хетт. pank-ur ‛вымя’ — ураль-
ское *poŋe ‛грудь’, лув. uni- ‛знать, узнавать’ — дравидийское un- ‛думать, полагать’
и т. п. (Kassian, 2009).
Сравнение между А.я. и тохарскими позволяет выявить ряд лексических архаиз-
мов, утраченных в «узкоиндоевропейском» уже после отделения тохарской ветви.
Например, соответствие лув. wal- ‛умирать’ — тох. *wǝl- ‛умирать’ заставляет рекон-
струировать *wel- как праиндо-хеттский корень для этого базисного значения (в «уз-
коиндоевропейском» *wel- сохранился лишь реликтово, будучи вытеснен эвфемиз-
мом *mer- ‛исчезать’ > хетт. mer- ‛исчезать’); схожая ситуация с корнями для ‛пить’,
‛много’, ‛делать’ и др. (в частности, возможно, ‛колесо’). Вероятным примером об-
щеанатолийской лексической инновации является корень со значением ‛давать’: хетт.
pai-/piya-, лув. piya-, лик. pije-, лид. bid-. Данный корень, скорее всего, образовался в
результате фузии анатолийского центробежного префикса *pe- и старого глагольного
корня *ai ‛давать’ (ср. тох. *ai- ‛давать’).
Иноязычные лексические заимствования в праанатолийском языке не могут быть
однозначно выявлены.
ЛИТЕРАТУРА
Дьяконов И.М., Иванов Вяч. Вс. (ред.). Древ- Kassian A. Anatolian lexical isolates and their
ние языки Малой Азии. М., 1980. external Nostratic cognates // Аспекты компа-
Королев А.А. Хетто-лувийские языки // Языки ративистики 4 = Aspects of comparative lin-
Азии и Африки. Т. 1: Индоевропейские языки. guistics 4. М., 2009 (Orientalia et Classica: Тру-
М., 1976. ды Института восточных культур и антично-
Collins B.J. et al. (eds.). Anatolian Interfaces. сти, вып. XXVIII).
Hittites, Greeks and their Neighbours: Proceedings Kassian A. Annotated Swadesh wordlist for the
of an International Conference on Cross-Cultural Hittite (Old Hittite) language (Anatolian group,
Interaction, September 17–19, 2004, Emory Uni- Indo-European family). Электронный ресурс:
versity, Atlanta (GA). Oxford, 2008. http://starling.rinet.ru/cgi-bin/response.cgi?root=
Efe T. The theories of the ‘Great Caravan Rou- new100&morpho=0&basename=new100\ier\ana
te’ between Cilicia and Troy: the Early Bronze &limit=-1
Age III period in inland western Anatolia // Anato- Kloekhorst A. Etymological Dictionary of the
lian Studies, 2007, vol. 57. Hittite Inherited Lexicon. Leiden, 2008.
Jasanoff J. Hittite and Indo-European Verb. Kloekhorst A. Some Indo-Uralic aspects of Hit-
Oxford, 2003. tite // Journal of Indo-European Studies, 2008,
vol. 36, № 1–2.
Lehrman A. Indo-Hittite revisited // Indogerma- Neumann G. Untersuchungen zum Weiterleben

nische Forschungen, 1996, H. 101. hethitischen und luwischen Sprachgutes in helle-
Lehrman A. Indo-Hittite Redux: Studies in Ana- nistischer und römischer Zeit. Wiesbaden, 1961.
tolian and Indo-European Verb Morphology. Mos- Oettinger N. Die Gliederung des anatolischen
cow, 1998. Sprachgebietes // Zeitschrift für vergleichende
Luraghi S. The Anatolian languages // The Sprachforschung, 1978 (1979), Bd. 92.
Indo-European Languages / A.G. Ramat, P. Ramat Popko M. Völker und Sprachen Altanatoliens.
(eds.). London; New York, 1998. Wiesbaden, 2008.
Melchert H.C. Anatolian Historical Phonology. Rosenkranz B. Vergleichende Untersuchungen
Amsterdam, 1994. der altanatolischen Sprachen. The Hague; Paris;
Melchert H.C. Indo-European languages of Ana- New York, 1978.
tolia // Civilizations of the Ancient Near East / Steadman Sh.R., McMahon G. (eds.). The Ox-
J.M. Sasson et al. (eds.). New York, 1995, vol. 4. ford Handbook of Ancient Anatolia. Oxford,
Melchert H.C. The Position of Anatolian // 2011.
Handbook of Indo-European Studies / A. Garrett, Woodard R.D. (ed.). The Ancient Languages
M. Weiss (eds.). Oxford [в печати]. of Asia Minor. Cambridge, 2008.
Morpurgo-Davies A. Dentals, rhotacism and Yakubovich I. Sociolinguistics of the Luvian
verbal endings in the Luvian languages // Zeit- Language. Leiden, 2010.
schrift für vergleichende Sprachforschung, 1982
(1983), Bd. 96.
А.С. Касьян, А.В. Сидельцев

ХЕТТСКИЙ ЯЗЫК
1.1.0. Хеттский язык (Х.я.) — язык хеттов, народа, населявшего центральную об-
ласть Анатолии (совр. Турция) во II тыс. до н. э.
1.1.1. Хеттский, устар. неситский или несийский; англ. Hittite, нем. Hethitisch,
фр. hittite, итал. ittito, eteo. Самоназванием служило наречие nešumnili/kanišumnili
ʽпо-хеттски’, производное от названия раннего центра хеттской государственно-
сти — города Неса (он же Канес, совр. Кюльтепе в Турции). В аккадском языке
использовался этноним (он же лингвоним?) ḫattû. Современный лингвоним Х.я.
восходит к более позднему библейскому этнониму хетты (др.-евр. ḥittī, мн. ч.
ḥittīm, др.-греч. χετταῖοι, лат. hethaei), который в свою очередь происходит от само-
названия хеттского государства — KUR URUḪatti ʽстрана города Хатти’ (причем ис-
торически ḫatti здесь является самоназванием хаттов — автохтонного народа Цен-
тральной Анатолии, вытесненного или ассимилированного хеттами в начале пись-
менной истории последних).
1.1.2. Х.я. — основной (т. е. наиболее полно документированный) представитель
анатолийской (хетто-лувийской) группы индоевропейской семьи языков. Одновре-
менно он представляет собой и наиболее древнюю фиксацию индоевропейского язы-
ка. Подробнее о генетической аффилиации Х.я. см. статью «Анатолийские языки» в
наст. издании.
1.1.3. Основной ареал распространения засвидетельствованного Х.я. — Цент-
ральная Анатолия II тыс. до н. э. (территория современной Турции). В связи со ста-
тусом официального языка хеттского царства (а в XIV–XIII вв. до н. э. — империи)
А.С. Касьян, А.В. Сидельцев. Хеттский язык 27
мог, видимо, использоваться и на более широкой территории, включая Северную

Сирию и Западную Анатолию.
О численности населения, для которого Х.я. являлся родным, сложно судить, так как
финансовых и вообще хозяйственных документов хеттского царства в количестве, дос-
таточном для социологического анализа, до нас не дошло. Возможно, в какие-то мо-
менты во II тыс. до н. э. счет носителей Х.я. шел на десятки тысяч человек. Также для
значительного числа подданных хеттских царей Х.я. являлся вторым языком после
хаттского, хурритского или лувийского.
Основные известные на сегодняшний день места находок хеттских табличек:
— Богазкёй (хеттское название Хаттуса) — столица хеттского государства с наи-
более богатыми архивами, насчитывающими десятки тысяч найденных фрагментов
документов разнообразных жанров;
— Ортакёй (хеттское название Сабинува), более тысячи (иногда говорится о нес-
кольких тысячах) фрагментов в основном, видимо, культового содержания (основная
часть не опубликована);
— Машат-Хёюк (хеттское название Табикка?), более сотни документов, в ос-
новном, писем делового содержания;
— Кушаклы (хеттское название Сарисса), несколько десятков табличек культового
содержания и несколько писем;
Отдельные таблички или предметы с клинописными надписями на Х.я. обнару-
жены и в других городах Древнего Ближнего Востока, например, известны хеттские
таблички из архивов Алалаха (южная Турция), Угарита, Эмара (северная Сирия),
Амарны (Египет) и т. п. Подробнее см. карты в наст. издании и интерактивные кар-
ты в он-лайн проекте Д. Фоссати.
1.2.0. Лингвогеографические сведения.
1.2.1. Никаких очевидных лингвистических изоглосс, которые можно было бы
сопоставить с географическими или социологическими данными, не обнаруживает-
ся. Связано это может быть с тем, что дошедшие до нас тексты отражают в первую
очередь речь высших слоев общества (царская семья, жречество, чиновники), запи-
санную специально обученными писцами.
Некоторые исследователи подозревают, что особенно в прямой речи ряда ритуалов
можно выделить определенные черты, указывающие на диалектную принадлежность.
Однако, поскольку не исключена и возможность иноязычного влияния на идиолект
составителя текста (если, например, он был билингвом — носителем хурритского или
лувийского языка), вопрос о диалектном членении остаётся открытым.
1.3.0. Социолингвистические сведения.
1.3.1. Х.я. был языком племенного образования хеттов и приобрел статус госу-
дарственного языка после обретения хеттами государственности в XVII в. до н. э.
Однако во второй половине II тыс. Х.я. начал активно вытесняться лувийским язы-
ком в качестве средства повседневного общения. Видимо, перед падением хеттской
империи (XIII в. до н. э.) Х.я. бытовал уже только как язык, используемый знатью в
каких-либо торжественных случаях или для составления официальных и культовых
документов. Хотя в силу общего характера текстов, записываемых на глине, жанро-
вое и функциональное сужение сферы употребления Х.я. прослеживается плохо.
Основным лингвистическим показателем здесь служит увеличение количества лу-
вийских лексических и морфологических элементов в новохеттских текстах. Разу-
меется, вплоть до падения империи Х.я. входил в число обязательных предметов в

писцовых школах.
Для всех периодов Х.я. предполагается наличие билингвов среди населения — но-
сителей хаттского, а позднее лувийского или хурритского языка.
1.3.2. В древне- и среднехеттский периоды известный нам письменный Х.я. был
близок или просто идентичен живой речи (возможно, за исключением несколько
меньшей синтаксической свободы). В новохеттский период можно говорить о коди-
фицированном языке, преподаваемом в писцовых школах и, следовательно, употреб-
ляемом писцами дошедших до нас табличек (вероятно, следует считать, что все хетт-
ские писцы получали централизованное образование в столице — Хаттусе). Для всех
периодов можно говорить об определенной нормированности орфографии клинопис-
ного текста (нормы менялись с течением времени), в первую очередь это касается
орфограмм: многие слова и формы устойчиво писались одним и тем же способом,
несмотря на возможность передать это же звучание через другие сочетания знаков (в
ряде случаев орфограммы менялись от периода к периоду, например, для древнейшей
эпохи было характерно выписывание флексии императива через знак TU, а в ново-
хеттских текстах преимущественно используется DU).
Х.я. засвидетельствован текстами, обнаруженными в архивах нескольких городищ
в центральной Анатолии и датируемыми XVII–XIII вв. до н. э. Однако хеттские лич-
ные имена и отдельные заимствованные апеллятивы засвидетельствованы в таблич-
ках ассирийских купцов в Каппадокии начала II тыс. до н. э. В конце XIII в. до н. э.
хеттские архивы прерываются, а сами города оказываются покинутыми или разорен-
ными как следствие стремительной миграции так называемых «народов моря», а
также иногда предполагаемого экономического кризиса. Более древних сведений о
Х.я. и его носителях нет, равно как и более поздних (последнее закономерно, так как
к концу своей письменной истории Х.я. уже не являлся полноценным живым языком,
будучи вытесняемым лувийским).
Х.я. известен фактически только в клинописной фиксации на табличках из глины.
Также в качестве материала табличек использовался металл — для некоторых доку-
ментов государственной важности (ср. бронзовую табличку с текстом договора), и
дерево, видимо, покрытое воском — для хозяйственных документов (не сохранилось
ни одной такой дощечки, но в текстах есть упоминания о них; впрочем, имеются оп-
ределенные основания считать, что «писцы по дереву» писали не клинописью, а лу-
вийской иероглификой и, возможно, не на хеттском, а на лувийском языке).
В результате продолжающихся раскопок хеттских городищ на свет появляются
всё новые памятники хеттской письменности. Счет инвентарных номеров идет на
десятки тысяч, однако реальное количество табличек в хеттских архивах было
меньше: подавляющее большинство находок представляет собой только фрагменты
табличек, разбитых при разрушении хеттских городов (в первую очередь столи-
цы — Хаттусы) в момент падения хеттской империи. Находки цельных табличек
единичны (это касается архивов Хаттусы; насколько отличается ситуация с архива-
ми Ортакёя, не очень ясно из опубликованных отчетов), однако восстановление
разрушенного текста путем соположения разрозненных фрагментов по принципу
паззла (джойнирование) является в хеттологии достаточно рутинной операцией
(ориентиром здесь служат сам текст, место находки, геометрические характеристи-
ки, тип глины, почерк писца).
На сегодняшний день основная масса хеттских табличек хранится в Турции (в

музеях Анкары и Стамбула; в частности, по программе реституции туда были пере-
даны собрания из немецких музеев). Это делает невозможным или серьезно затруд-
няет научную работу с оригиналами. К счастью, бóльшая часть хеттских фрагмен-
тов, найденных в Богазкёе, уже опубликована в виде автографий (прорисовок).
В последние годы интернет-ресурс «Hethitologie Portal Mainz», развиваемый Ака-
демией наук и литературы в Майнце (комиссия по Древнему Востоку) и Универси-
тетом им. Юлия Максимилиана в Вюрцбурге (кафедра Древнего Востока) в сотруд-
ничестве с другими европейскими научными институциями, проводит огромную
работу по публикации многочисленных материалов по Х.я., в первую очередь, Кон-
корданца хеттских текстов, который включает прорисовки и автографии джойниро-
ванных текстов. Также на сайте (пока частично) представлены издания текстов и
фотографии табличек.
Небольшое число хеттских слов (в основном антропонимы) зафиксировано в ак-
кадской, древнеегипетской и алфавитной угаритской передаче.
Жанры памятников Х.я. достаточно разнообразны, это свод законов, описания ри-
туалов и магических обрядов, гадания, религиозные гимны, молитвы, мифы, историче-
ские анналы, письма, договоры, инструкции, лексические списки, административные и
хозяйственные документы.
1.3.3. Известно, что хеттская письменность преподавалась в особых писцовых
школах (или же, видимо, следует говорить об одной писцовой школе в Хаттусе).
Можно предполагать, что в конце хеттской истории в этих же школах преподавался и
непосредственно Х.я., так как основная часть населения была уже лувоязычной.
Х.я. был открыт и дешифрован в результате археологических раскопок городища
рядом с турецким селом Богазкёй в начале XX в. (можно считать, что изучение Х.я.
началось раньше — в конце XIX в., когда в древнеегипетском архиве Амарны были
обнаружены несколько писем на неизвестном тогда языке).
Основным грамматическим описанием Х.я. на сегодняшний день является со-
чинение Х. Хофнера и К. Мелчерта (2008). Первый том издания представляет
собой качественную и достаточно подробную дескриптивную грамматику Х.я.,
написанную двумя крупными американскими хеттологами. Во втором томе со-
держатся практические упражнения к университетскому курсу Х.я. С выходом
этого двухтомника практически утратила актуальность грамматика И. Фридриха
(1960), до того почти полвека служившая языковедам основным сводным описа-
нием Х.я. Благодаря подробному рассмотрению материала сохраняет свою важ-
ность описание хеттской морфологии Х. Кронассера (1962–1966). Очень удач-
ным пособием по изучению Х.я. является учебник Т. ван ден Хаута (2011), где
разбираемые тексты даются не только в транслитерации (как во втором томе
книги Х. Хофнера и К. Мелчерта), но и в клинописной автографии. На русском
языке имеется перевод 1-го издания грамматики И. Фридриха (1952; ориги-
нал —1940), а также монография Вяч. Вс. Иванова (1963; 2-е издание, допол-
ненное послесловием, 2001).
Запутаннее обстоит дело с лексикографией Х.я. Наиболее авторитетным и под-
робным синхронным словарем является так называемый «Чикагский словарь» («The
Hittite dictionary of the Oriental Institute of the University of Chicago», общепринятое
сокращение — CHD), начатый в 1989 г. Г. Гютербоком и Г. Хоффнером и продол-
жаемый сегодня коллективом авторов под руководством Т. ван ден Хаута. Это про-
должающееся издание, охватившее пока слова на l-, m-, n-, p/b-, š-.
Схожим по организации и охвату материала является немецкий проект А. Кам-
менхубер: «Hethitisches Wörterbuch. Zweite, völlig neubearbeitete Auflage» (общепри-
нятое сокращение — HW2), публикуемый под именами уже покойного на тот момент
И. Фридриха и самой А. Камменхубер (в связи с кончиной Камменхубер в последних
выпусках был добавлен третий титульный автор: И. Хоффманн; в действительности
текущие выпуски словаря готовятся широким коллективом европейских хеттологов).
Это продолжающееся издание началось по алфавиту с a- (1975) и к настоящему вре-
мени дошло до ḫ-. Необходимо отметить, что к последним выпускам HW2 качество
лексикографического описания заметно выросло.
Номинально только этимологическим словарем, а по сути еще и полноценным
подробным синхронным словарем Х.я. является проект Я. Пухвела «Hittite Etymo-
logical Dictionary» (общепринятое сокращение — HED), пока дошедший с a- (1984)
до p- (2013). Каждый новый том содержит приложение с поправками и дополнениями
к предыдущим томам.
Второй авторитетный этимологический словарь Х.я. — это близкий к завершению
проект И. Тишлера «Hethitisches Etymologisches Glossar» (общепринятое сокращение —
HEG), охвативший слова от a- (1983) до u- (2010). Таким образом, пока не опубликова-
ны материалы на w- и z-. Начиная с выпуска l—m (1990) в работе принимали участие
хеттологи Г. Нойманн и Э. Ной, а в словарных статьях появилась зона синхронного лек-
сикографического описания, нередко предоставляющая информацию, отсутствующую
в других словарях.
Однотомный этимологический словарь А. Клукхорста (2008) также содержит син-
хронные лексикографические описания, но в это издание включены только те хетт-
ские слова, которые, по мнению автора, имеют индоевропейские этимоны за преде-
лами анатолийской языковой группы, т. е. восходят к индо-хеттскому уровню.
Также современное состояние хеттологии отражают однотомные глоссарии
И. Тишлера (2008) и А. Юнала (2007). До известной степени сохраняет свою значи-
мость и старый однотомный словарь И. Фридриха «Hethitisches Wörterbuch» (обще-
принятое сокращение — HW; 1952–1954), особенно в части шумерограмм и аккадо-
грамм. Актуальный каталог идеограмм с современными переводами содержится в спра-
вочниках Х. Рюстер и Э. Ноя (1989; 1991).
1.4.0. Для фиксации Х.я. использовалась слоговая клинопись, близкая к север-
носирийскому курсиву, представлявшему собой смешение староассирийского и
старовавилонского типов. Точный источник (ассиро-вавилонская писцовая шко-
ла), откуда хетты заимствовали свою клинопись, до сих пор не ясен (это связано с
недостаточной археологической изученностью региона), довольно близка к древ-
нехеттской письменности клинопись из архивов Алалаха VII. В новохеттский пе-
риод (XIV–XIII вв. до н. э.) хеттская писцовая традиция подвергается очевидному
влиянию извне — видимо, со стороны митаннийской (хурритской) клинописи.
Суммарный клинописный силлабарий засвидетельствованного хеттского корпуса на-
считывает более 375 знаков. Наиболее частотны слоговые знаки вида CV и VC, знаки
CVC использовались реже, также употреблялись идеограммы — шумерограммы и ак-
кадограммы (особенно шумерограммы часто дополнялись хеттскими фонетическими
комплементами для прояснения грамматической характеристики формы).
К инновациям хеттской писцовой школы следует отнести введение лигатур из знака

WA и небольших подписных знаков огласовки (WAA, WAE и т. д.; эти лигатуры употребля-
лись первоначально в хаттских и палайских, а позднее в хурритских текстах, передавая
особую консонантную фонему этих языков — предположительно /f/), использование
шумерограммы GEŠTIN ʽвино’ (= хетт. wiyana-) в фонетическом значении WI5 (со средне-
хеттского периода), постепенное введение в обиход некоторых идеограмм-лигатур (на-
пример, EZEN×ŠE ʽпраздник’ [транслитерируется как EZEN4] вместо обычного знака
EZEN), использование некоторых знаков CVC с новой огласовкой (например, PÁT в фо-
нетическом значении PÍT), редкое употребление знаков CVC в фонетическом значении
CV (например, LIŠ как LI12) и некоторые другие частности. Сюда же следует включить
обозначение двух серий согласных посредством удвоенного/неудвоенного написания в
интервокальной позиции, о чем см. 2.1.1.
Палеографически различают три основных периода: древнехеттский, эволюциони-
ровавший в среднехеттский, а также новохеттский, представляющий собой результат
иностранного влияния. Кроме менявшейся формы знаков, в понятие палеографиче-
ских критериев входит различное употребление идеограмм и некоторых фонетиче-
ских знаков (особенно знаков структуры CVC). Шумерограммы и аккадограммы от-
носительно малочисленны в древне- и среднехеттских текстах (и употребительны
чаще для существительных), однако их частотность резко возрастет в новохеттский
период для всех частей речи. Также и знаки структуры CVC в новохеттский период
употребляются чаще, чем ранее.
Обозначенные выше традиционные периодизация и датировки в последнее время
подвергаются серьезной ревизии, окончательные выводы которой пока не ясны (см. ра-
боты Т. ван ден Хаута).
Для письма использовались глиняные таблички (в подавляющем большинстве дошед-
ших до нас памятников), на которых стилусом, пока глина не застыла, прочерчивались
знаки, а после завершения текста табличку подвергали термической обработке. Направ-
ление письма слева направо, порядок строк — сверху вниз. Фонетические слова разделя-
лись пробелами. Использовались горизонтальные линии, отделявшие отрезки текста,
семантически сопоставимые с современными параграфами.
К особенностям хеттской клинописи относится то, что знаки для звонких и глухих
шумных согласных сами по себе не противопоставлялись и находились либо в лексиче-
ском/морфологическом распределении (основанном на писцовой традиции), либо сво-
бодно варьировались. Неразличение серий согласных вообще характерно для ранних эта-
пов развития клинописи. Знаки графической серии E немногочисленны по сравнению со
знаками серии I — если для первой употребляются только знаки E, TE, ŠE, ME, NE и реже
ḪÉ, ZÉ, BE(?), то для второй используется весь возможный набор: I, TI, ŠI, SI, MI, NI, ZI, ḪI, DI,
PÍ, WI5, KI, GI, RI, LI. По мнению большинства ученых, при наличии пары знаков типа TE ~
TI, наблюдается (в разные периоды с разной степенью последовательности) передача сло-
гов типа [te] при помощи знаков типа TE, а слогов типа [ti] при помощи знаков типа TI.
Cлоги же типа [pe], и [pi] графически передавались одинаково — PÍ.
В настоящем очерке познаковая транслитерация форм дается прямым шрифтом с
использованием дефиса для разделения на знаки, например, pa-a-i-ta-aš. Стянутая
(интерпретационная) запись, приближенная к предполагаемой транскрипции, дается
курсивом, а дефис используется для морфемного членения (в этой же записи знак =
отделяет энклитики в сложном фонетическом слове): pāi-d=aš. В соответствии с об-
щепринятой практикой идеограммы записываются прописными (капительными) бук-

вами: шумерограммы — ПРЯМЫМИ, аккадограммы — КУРСИВНЫМИ.
1.5.0. Традиционно (т. е. с 1970-х гг.) в истории Х.я. различают следующие периоды
(даты даются по так называемой «средней» хронологии): древнехеттский (засвидетель-
ствован в текстах середины XVII — конца XVI вв. до н. э. до конца правления царя Те-
либину), среднехеттский (начало XV — середина XIV вв. до н. э.) и новохеттский (се-
редина XIV — конец XIII вв. до н. э., т. е. начиная с правления Суппилулиумы I до по-
следнего хеттского царя — Суппилулиумы II). Данным периодам соответствуют три
основные типа дуктуса (пóшиба) — древнехеттский, среднехеттский и новохеттский.
В последнее время предпринимаются попытки «омолодить» Х.я., а именно сдвинуть
начало хеттской письменной традиции в XV в. до н. э., «сжав» описанную выше клас-
сификацию или вообще отказавшись от такого тройного разделения на периоды, см. в
связи с этим серию недавних статей Т. ван ден Хаута (соображения последнего пред-
ставляются во многом резонными, однако о «революции» в хеттской периодизации го-
ворить пока рано).
Тенденция к архаизации языка отмечается лишь в конце новохеттского периода,
однако она никогда не проводилась достаточно последовательно, поэтому не вносит
затруднений в датировку текстов.
1.6.0. С высокой вероятностью к контактно обусловленным явлениям Х.я. относится
фонетико-фонологическая система шумных согласных с противопоставлением слабой
и сильной серий (t — tː), обладающих контекстными ограничениями (хотя часть контек-
стных ограничений, например, на анлаутную позицию, унаследована, вероятно, из
праанатолийского языка). Схожая система предполагается для хуррито-урартского, но в
принципе подобные системы можно подозревать и для других языков региона III–
II тыс. до н. э., например, для северокавказских.
Запрет на анлаутное r- (ареальная изоглосса) может восходить к праанатолийскому
состоянию.
В рамках популярной сейчас концепции «панлувизма» некоторые ученые предпо-
лагают довольно сильно лувийское влияние на грамматическую систему Х.я. в доисто-
рическую эпоху, что, однако, представляется пока недостаточно обоснованным.
Для исторического периода развития Х.я. выделяют некоторые грамматические чер-
ты, приобретенные под усиливающимся влиянием лувийского языка. Конечно, в ос-
новном речь идет о новохеттском времени: смешение a- и i-склонений («i-мутация»),
совпадение флексий номинатива и аккузатива множественного числа, перестройка в
системе энклитических местоимений, партитивная аппозиция. Наиболее вероятно, что
некоторые случаи употребления инвертированного порядка слов, в первую очередь,
первая позиция глагола в клаузах из трех составляющих, выносы вправо и некоторые
типы относительных придаточных, возникли в результате ассимиляции хаттского, хур-
ритского и лувийского влияния.
2.0.0. Лингвистическая характеристика.
2.1.0. Фонологические сведения.
2.1.1. Фонемный состав.
Гл а с н ы е
Ряд
Подъем
Верхний i ī u ū
Средний e ē
Нижний a ā
Как видно из таблицы, гласные фонемы Х.я. последовательно противопос-

тавляются по долготе. Статус фонемы e (и, соответственно, ē) несколько сомнителен
в виду слишком непоследовательного употребления знаков серий I и E в текстах (на-
блюдающегося во все исторические периоды Х.я.). Тем не менее, общепринятой точ-
кой зрения является наличие оппозиции i — e в Х.я. Окончательную ясность в этом
вопросе дал бы анализ употребления знаков серий I и E в аккадских текстах той пис-
цовой школы, из которой хетты заимствовали клинопись.
Длительную историю имеет идея о наличии дополнительной фонемы /o/, проти-
вопоставленной /u/, по аналогии с предполагаемой оппозицией /u/ — /o/ в хуррит-
ском и ниппурском старовавилонском. Пропоненты этой гипотезы для хеттского
клинописного знака Ú принимают значение /u/, а для знака U — /o/. На сегодняшний
день аргументация защитников такой точки зрения представляется достаточно од-
нобокой, а постулируемая система сталкивается с серьезными типологическими
трудностями.
Долгота гласных иконически выражалась написанием дополнительного гласного
при знаке CV или VC (так называемые написания plene): ki-iš-ša-ri-i = kiššarī ʽв ру-
ке’ vs. ki-i-ša-ri = kīšari ʽстановится, оказывается’, te-e-kán = tēgan ʽземля’ vs.
ta-ga-a-an = tagān ʽна земле’. Нередко предполагается, что написания plene отража-
ют синхронное ударение, что явно неудачно, так как система письма, где бы удвое-
нием гласного отмечался ударный слог, представляется очень странной с типологи-
ческой точки зрения. Кроме словесной просодии, прием plene мог передавать и
фразовое удлинение гласных, например, при эмфатическом вопросе или в воскли-
цании. Использование plene не являлось регулярным и зависело, видимо, от лич-
ных предпочтений писца (на факультативный характер plene в хеттской писцовой
традиции недвусмысленно указывают многочисленные случаи отсутствия plene,
когда слово попадает в конец длинной строки, плохо умещающейся в колонку,
тогда как та же форма plene выписывается в соседних более свободных строках).
Словоформа обычно имеет plene не более чем на одном слоге (хотя встречаются и
варианты словоформ с двумя и в исключительных случаях более написаниями
plene: i-da-a-la-a-u-i = idālāwi ʽзлой’, дат.-лок. ед. ч.).
С исторической точки зрения неконтракционное plene представляет собой реф-
лекс праиндоевропейского ударения. В рамках такой концепции один из авторов
очерка полагает, что праиндоевропейское противопоставление по долготе было ут-
рачено в прахеттском, после чего ударные гласные удлинились, а ударение дефоно-
логизировалось (стало автоматическим, падающим, скажем, на первый слог, или
вообще утратилось), таким образом, возникла новая фонологическая долгота. Эта
историческая интерпретация позволяет объяснить и тот факт, что plene частотно в
слогах, принадлежащих основе, но крайне нехарактерно для флексий: после воз-
никновения новой фонологической долготы прахеттский получил по два набора

окончаний во многих словоизменительных типах — один с краткими гласными
(лексемы со старым колонным ударением на основе), другой с краткими и долгими
(лексемы старой подвижной акцентной парадигмы). В результате морфологической
унификации первый набор окончаний почти полностью вытеснил второй (хотя реф-
лексы долгих флексий, т. е. флексионное plene, спорадически встречаются, особен-
но в древних текстах). Например, др.-хет. ном.-акк. nēbiš ʽнебо’, ген. nēbiš-aš (наос-
новное plene в парадигме) ~ др.-греч. νέφος, ген. νέφους, но др.-хет. ном.-акк. kēnu
ʽколено’, ген. kinuw-aš (< *kinuw-āš с морфологической унификацией флексии) ~
др.-греч. γόνυ, ген. γουν-ός.
Графические гласные кластеры ai, au, ei, eu, ua, ia и т. д. видимо, проще фонологи-
чески интерпретировать как двуслоговые сочетания гласных или даже как двуслого-
вые сочетания гласных с глайдовой эпентезой: /ayi/, /awu/ и т. д. (хотя многие авторы
видят в них однослоговые дифтонги, не приводя, впрочем, весомых аргументов в поль-
зу такого расширения фонетико-фонологического инвентаря Х.я.).
Согласные
По способу Зубно-
образования Пала- Велярные
Губные альвеоляр- Велярные
тальные огубленные
ные
pː tː kː kːʷ
Cильные
Взрывные (pp, bb) (tt, dd) (kk, gg, qq) (kku, ggu)
Cлабые p (p, b) t (t, d) k (k, g, q) kʷ (ku, gu)
Шумные
xʷː
Фрикатив- Cильные sː (šš/ss) xː (ḫḫ/hh)
(ḫḫu/hhu)
ные
Cлабые s (š/s) x (ḫ/h) xʷ (ḫu/hu)
Cильные ʦː (zz)
Аффрикаты
Cлабые ʦ (z) ?
Cильные mː (mm) nː (nn)
Носовые
Cлабые m (m) n (n)
Сонанты
Cильные lː (ll)
Боковые
Cлабые l (l)
Cильные rː (rr)
Дрожащие
Cлабые r (r)
Глайды w (u̯/w) y (i̯ /y/j/i)
В таблице в скобках дается традиционная нотация, повсеместно принятая у восто-

коведов и индоевропеистов при цитировании хеттских форм. Некую разновидность
этой же традиционной нотации мы принимаем в настоящем очерке, иначе неподго-
товленному читателю было бы трудно соотнести информацию из нашего очерка с
другими грамматическими описаниями Х.я. Главные правила нашей слитной, т. е.
интерпретационной записи (см. выше о познаковой транслитерации и слитной
«транскрипции») таковы:
— интервокальные двойные согласные записываются как двойные, причем взрыв-
ные — как двойные глухие, т. е. ta-an-na-ad-da-an = tannattan;
— интервокальные одиночные согласные записываются как одиночные, причем

взрывные — как одиночные звонкие, т. е. e-ka-an = egan;
— вне интервокальной позиции (т. е. в анлауте, ауслауте и консонантном кластере)
согласные записываются как одиночные, причем взрывные — как одиночные глухие,
т. е. da-iš = taiš, an-da = anta;
— s и sː передаются как š и šš;
— ʦ и ʦː передаются как z и zz, напр., ta-ya-az-zi = tayazzi (о непоследовательности в
различении z и zz см. ниже);
— x и xː передаются как ḫ и ḫḫ;
— у гласных plene передается знаком долготы, т. е. e-eš-zi = ēšzi.
Как видно, слитная запись является транскрипцией только в грубом приближении.
Ниже мы изредка прибегаем к морфонологической записи, даваемой в фигурных скоб-
ках { }; в этом случае предпринимается попытка фонологической транскрипции в соот-
ветствии с вышеприведенной таблицей.
Что касается непосредственно фонетической интерпретации, то, с известной долей
осторожности, можно сказать следующее.
У согласных надежно постулируется противопоставление по крайней мере двух
серий: сильной и слабой; традиционная интерпретация для шумных — глухая и звон-
кая серии (конечно, одна терминология может здесь не противоречить другой, вопрос
лишь, что имело больший фонологический вес: конфигурация связок или напряжен-
ность ротовой полости/длительность произнесения).
Противопоставление двух серий фонологично только в позиции между гласными и
в позиции между гласным и глайдом y, w (ниже ради краткости обе эти позиции мы
будем обобщенно называть интервокальной позицией). На письме серии обознача-
лись иконически: удвоенный интервокальный согласный для сильных и одиночный
интервокальный согласный для слабых: a-a-ri = āri ʽон прибывает’ vs. a-ar-ri = ārri ʽон
моет’; a-ša-an-zi = ašanzi ʽони суть’ vs. a-aš-ša-an-zi = āššanzi ʽони остаются’; редкая
форма акк. ед. ч. общ. р. a-pa-a-an = abān ʽтот’ vs. прич. ном.-акк. ср. р. ap-pa-a-an =
appān ʽсхваченный’; архаичный ген. мн. ч. pa-da-a-an = padān ʽног’ vs. прич. ном.-акк.
ср. р. pád-da-an = pattan ʽвыкопанный’; še-kán = šegan ʽлокоть’ vs. прич. ном.-акк.
ед. ч. ср. р. še-ik-kán = šekkan ʽизвестный’; ma-a-la-i = mālai ʽсоглашается’ vs.
ma-al-la-i = mallai ʽмелет’; прич. ном.-акк. ед. ч. ср. р. ku-na-an = kunan ʽпораженный,
убитый’ vs. акк. ед. ч. общ. р. ku-un-na-an kunnan ʽправый’; прич. ед. ч. ср. р.
ša-a-ḫa-an/ša-ḫa-a-an = šāḫan/šaḫān ʽзабитый, заблокированный’ vs. ša-aḫ-ḫa-an = šaḫḫan
(вид феодальной повинности) В Алалахе VII (пока наиболее вероятный для хеттов
источник заимствования клинописи) удвоенные интервокальные согласные употреб-
лялись в соответствии с обычной ассиро-вавилонской практикой, т. е. передавали ге-
минаты. Иногда встречающиеся попытки интерпретировать противопоставление
хеттских шумных как звонкий — глухой (d — t) или непридыхательный — придыха-
тельный (t — tʰ) сталкиваются в частности с типологическими трудностями: исполь-
зование удвоенного написания согласного для выражения оппозиции вида d — t или
же t — tʰ необычно с точки зрения типологии систем письма и вряд ли объяснимо с
точки зрения перцептивной фонетики.
Геминированный характер одной из серий подтверждает и хеттская морфонология,
ср. контекст с противительной энклитикой -a ʽно, же’, где конечный согласный, попадая
в интервокал, остается графически одиночным: a-pa-a-ša = abāš=a ʽно этот’, -še-da =
-šed=a ʽно его’ (ном.-акк. притяж. мест. ср. р. ед. ч.), pa-ta-a-na = padān=a ʽно ногу’. Но
при аналогичном присоединении энклитики -ya ʽи’ согласный графически удваивает
вследствие сандхи Cy > Cː — a-pa-a-aš-ša = abāšš=a ʽи этот’, -še-it-ta = -šett=a ʽи его’
(ном.-акк. притяж. мест. ср. рода ед. ч.), pa-ta-a-an-na = padānn=a ʽи ногу’.
С этимологической точки зрения, интервокальная сильная серия взрывных (pː, tː, kː) вос-
ходит к индоевропейским глухим (*p, t, k, и т. д.), а интервокальная слабая серия (p, t, k) — к
индоевропейским звонким и звонким придыхательным (*bʰ, d, dʰ, g, gʰ и т. д.).
Интервокальная сильная серия сонантов (lː, rː, nː, mː), видимо, обычно восходит к
консонантным кластерам (некоторые авторы предполагают и диахроническую связь с
местом ударения и характером гласного окружения).
Происхождение оппозиции sː — s менее ясно.
Что касается предполагаемой по системным соображениям оппозиции ʦː — ʦ, то
здесь ситуация достаточно неопределенная. В отличие от остальных пар, графиче-
ское противопоставление zz — z крайне неустойчиво, и если какая-либо морфема,
содержащая обсуждаемые единицы, хорошо представлена в текстах, то мы ожидаем
найти достаточное количество ее фиксаций как с удвоенным написанием VZ-ZV, так
и с одиночным (C)V-ZV, причем обычно удвоенное написание статистически преоб-
ладает. Более того, не ясно, существуют ли хеттские лексемы, которые последова-
тельно пишутся с одиночным z (что предполагало бы фонему ʦ). Таким образом, или
аффрикаты были представлены единственной фонемой ʦː (отсутствие фонологиче-
ского противопоставления ʦː — ʦ провоцировало непоследовательность в выписыва-
нии удвоенного VZ-ZV), или же фонологическая оппозиция ʦː — ʦ имела место, но
элемент ʦ был маргинальной фонемой, ограниченной небольшим числом иноязыч-
ных заимствований.
Вне интервокальной позиции (т. е. в анлауте, ауслауте и в консонантном кластере)
противопоставление двух серий графически не прослеживается, и, видимо, следует
считать, что это были позиции фонологической нейтрализации.
Исходя из передачи хеттских слов в каппадокийском староассирийском, древне-
египетском и угаритском (иноязычные данные, впрочем, весьма скудны), а также по
аналогии с дистрибуцией фонем в хурритском языке и общей фонетической типоло-
гией, можно предположить следующее.
В ауслауте были возможны только слабые (реализовавшиеся как звонкие?). Это как
будто подтверждают и внутрихеттские данные, ср. случаи с энклитиками вроде
pa-i-ta-aš ~ pa-a-i-ta-aš, т. е. paid1=aš2 ʽон2 пошел1’, где окончание 3-го лица единст-
венного числа претерита -d восходит к индоевропейскому *t.
В кластере с сонантом были возможны только слабые (реализовавшиеся как звонкие?).
Анлаутная позиция и позиция в кластере с шумным менее ясны. Иноязычные дан-
ные как будто указывают здесь на оглушение шумных, это же предполагает и анало-
гия с хурритским. Что касается собственно хеттских данных, то при редупликации
анлаутный согласный, попавший в новую интервокальную позицию, обычно (но не
всегда) выписывается как удвоенный: ki-kkiš- < kiš- ʽстановиться, делаться’,
pa-pparš- < parš- ʽбрызгать’, li-l(l)ib-a- < lib- ʽлизать’). Однако, в хеттских композитах
начальный согласный, попадая в новую интервокальную позицию, обычно выписы-
вался через одиночный знак, что предполагает слабую серию: šalla-gart-ādar
ʽвысокомерие’ (< šalli- ʽбольшой’ + kart- ʽсердце’ + суффикс -ādar), anna-negeš ʽеди-
ноутробные сестры’ (anna- ʽмать’ + nega- ʽсестра’). Аналогично отсутствует графи-
ческое удвоение при присоединении проклитического союза nu к полноударному сло-

ву (что показательно для древнехеттской графики; см. 2.3.7.).
Дополнительную сложность в анализ вносит следующий факт хеттской морфоно-
логии: если образовавший на стыке морфем кластер слабый шумный + шумный раз-
бивается вторичной вставной гласной, то первый элемент, попав в новую интер-
вокальную позицию, выписывается как удвоенный (т. е. сильный) согласный. При-
мер: глагол ḫueg-/ḫug- ʽзаклинать’, 3 л. мн. ч. през. {xuk + anʦi} → ḫug-anzi
(ḫu-kán-zi), но имперфективная основа с суффиксом -ške- реконструируется как
{xuk + ske + ...} → *ḫukške-, что в результате более поздней вставки гласного дает не
ожидаемое **ḫug-e-ške-, а ḫukk-e-ške- (например, 3 л. ед. ч. през. ḫu-uk-ki-eš-ki-iz-zi =
ḫukk-e-ški-zzi).
Окончательный решить вопрос фонетико-фонологической интерпретации кон-
сонантных серий в Х.я. можно будет тогда, когда накопится достаточно пред-
ставительный корпус хеттских форм, записанных угаритским алфавитным письмом.
Переднеязычные аффрикаты ʦ и ʦː записывались знаками серии Z (отсюда и их
традиционная транслитерация как z, zz).
Сибилянты имелись только одного места образования, соответственно фонетически
их проще всего интерпретировать как s и sː (передача хеттских сибилянтов через знак ṯ
в алфавитном угаритском письме является только дополнительным аргументом в поль-
зу того, что угар. ṯ фонетически представлял собой [s]). На письме сибилянты обозна-
чались знаками серии Š. В позднем языке изредка встречается употребление и знаков
серии S как вариантов к написаниям через Š.
Заднеязычные фрикативные x и xː представляли собой велярные (или увуляр-
ные) согласные, они записывались знаками серии Ḫ (аналогично и в аккадском
языке эта серия использовалась для велярных/увулярных фрикативных). Велярно-
увулярный характер хеттских ḫ и ḫḫ однозначно следует из передачи соответст-
вующих хеттских форм в древнеегипетском и угаритском. Термин «ларингалы»
применительно к хеттским (и вообще к анатолийским) ḫ, ḫḫ является индоевро-
пеистическим жаргонизмом.
Фонетическая реализация огубленных фонем (kʷ, kːʷ, xʷ, xːʷ) в позиции перед глас-
ным, видимо, совпадает с реализацией сочетания соответствующей неогубленной
заднеязычной фонемы с фонемой /w/ (по крайней мере, на письме разницы не про-
слеживается). В позиции перед согласной, однако, можно проследить противо-
поставление между лабиовелярными фонемами и сочетаниями согласных с гласным
-u-. На особый фонологический статус лабиовелярных (по крайней мере, в прахетт-
ском и древнехеттском) указывают прежде всего два рода фактов. Во-первых, отсут-
ствие прахеттского перехода -uwVN- > -umVN- (см. 2.1.3.): например, a-ku-e-ni =
agueni {akʷ + weni} ʽмы пьем’ — при вокалическом исходе глагольной основы
**{aku + weni} ожидалась бы назализованная форма **a-ku-me-ni = agumeni. Во-
вторых, в древнехеттских текстах лабиовелярный может показывать особое написа-
ние в позиции перед шумным, например, {ekʷ + ʦːi} ʽон пьет’ имеет как и ожидаемое
графическое выражение e-ku-uz-zi = eguzzi, так и вариант e-uk-zi = eukzi — оба типа
написания сосуществуют в качестве дублетов, и нет оснований считать, что они пе-
редают разную фонетику.
Позиционные ограничения фонем довольно серьезные. Сильная серия согласных
не встречается в анлауте, ауслауте и консонантных кластерах. Сонант r не встре-
чается в анлауте. Сонант m не встречается в ауслауте (исторически *-m# > -n#). Также
в ауслауте запрещены глайды -y и -w (если формы вида pa-i = pai ʽдай!’ интер-
претировать как /pai/ или /payi/, см. выше). В ауслауте очень редок сегмент ḫ. Можно
считать, что в анлауте запрещены гласные, которые в таком случае автоматически
«прикрываются» не отражаемой на письме гортанной смычкой [ʔ], однако подобная
интерпретация не дает никакого выигрыша.
Неясно, можно ли, с формальной точки зрения, объединять y в одну фонему с
гласным i, а w — в одну фонему с гласным u.
Длительную историю имеет сама собой напрашивающаяся идея, что наличие в
хеттской системе письма эквивалентных и взаимозаменимых (или, при таком под-
ходе, квазиэквивалентных) пар знаков TA — DA, TI — DI, PA — BA, KA — GA, KU — GU
и подобных отражают какие-либо фонетические феномены Х.я., а именно — разли-
чают серии шумных согласных (глухую, звонкую и даже, как предполагают некото-
рые авторы, абруптивную). Необходимо признать, что пока сторонникам этой гипо-
тезы не удается представить статистически убедительных доводов в защиту своей
точки зрения.
2.1.2. Тип и вообще наличие ударения в синхронном Х.я. не ясны. Написания plene
в данной статье интерпретируются как долгота (см. 2.1.1.), хотя эта долгота и яв-
ляется следом прахеттского ударения.
2.1.3. Г л а с н ы е. Под флуктуациями написаний через знаки серий E и I часто
видят сужение e > i в позднем языке или же наоборот расширение i > e, однако в дей-
ствительности материал слишком мал и неоднозначен для каких-либо твердых выво-
дов. Возможно, шел процесс изменения писцовой нормы, т. е. орфографии индивиду-
альных лексем.
Стяжение: на стыке основы и флексии морфонологическое сочетание a-V1 > V1,
например, ном. ед. ч. atta-š < {atːa + s}, но дат.-лок. ед. ч. att-i < {atːa + i}, ном. мн. ч.
att-eš < {atːa + es}, акк. мн. ч. att-uš < {atːa + us} ʽотец’.
Очень частотный фразовый союз nu ʽи’ теряет свою гласную при присоединении
энклитики, начинающейся с гласной (n=an < {nu + an} ʽи его’). Аналогично ведет
себя энклитика -mu ʽменяʼ, (акк.) ʽмне’: anta=m=aba < {anta + mu + aba} ʽвнутрь мне
(+ локативная частица)’. Развитие u-V1 > V1 противоречит хеттской морфонологии,
как синхронной, так и диахронической, потому что нормальным является переход
u-V1 > uV1 или uwV1 (впрочем, служебные и особенно неполноударные морфемы час-
то показывают особое фонетическое развитие в языках мира).
Синкопа: группы -wa/e/i- и -ya/e/i- спорадически синкопируются в -u- и -i- (ср., на-
пример, варианты ḫualliš (и ḫuwalliš) ~ ḫulliš ʽшишка’). Точные фонетические условия
не ясны. От таких случаев следует отличать аблаутные парадигмы глаголов, где сту-
пени чередования распределены по грамматическим формам (см. 2.2.3.).
С о г л а с н ы е. В некоторых формах ауслаутное r может падать. Это прахеттский
процесс, точные условия которого не ясны. Видимо, он был ограничен позицией -ar#,
где гласный -a- безударен (т. е. не имеет plene в синхронном хеттском), однако долж-
ны были существовать и дополнительные условия для указанного развития, которые
имели место при парадигматическом или синтагматическом изменении. Надежно па-
дение ауслаутного r фиксируется только в формах номинатива-аккузатива имен сред-
него рода, например, mīyada ʽпроцветание’ наряду с mīyadar. Именные формы без -r
характерны для архаичного языка, однако и в древнехеттском варианты с -r более
частотны; в средне- и новохеттском варианты с -r уверенно побеждают. Так как

большинство существительных, показывающих формы без -r, относится к гетерокли-
тическому типу склонения, т. е. имеет косвенную основу на -n-, а не на -r- (см. 2.2.3.,
2.4.0.), объяснять более частотные варианты с ауслаутным -r парадигматическим вы-
равниванием по косвенной основе нельзя. Вторым примером на данный процесс мо-
жет являться энклитический показатель прямой речи -wa(r), который имеет такое
распределении алломорфов: -war перед гласным (т. е. если в цепочке клитик за ним
следует энклитика, начинающаяся с гласного), -wa перед согласным и в абсолютном
конце. В отличие от именных форм среднего рода, указанное распределение алло-
морфов -wa(r) регулярно для всех периодов Х.я.
Ассимиляция -tn- > -nn- зафиксирована в основном в именном гетероклитическом
суффиксе -(ā)dar: номинатив-аккузатив -(ā)dar (полная ступень суффикса), остальные
падежи -(ā)nn- (< *-(ā)tn-, нулевая ступень суффикса). Это не синхронный процесс, т. е.
в синхронном Х.я. сочетание tn не запрещено.
Развитие -nm- > -mm- ~ -m- наблюдается как на внутренних, так и на внешних сты-
ках морфем. На внешнем стыке такой переход встречается при употреблении энкли-
тических местоимений в древне- и среднехеттском как живое явление, а в но-
вохеттском — как реликты, часто неправильно понимаемые переписчиками:
tu-ik-kam-ma-an = tuikkam=man < {tuikːan + man} ʽмое тело’, реже без геминаты
at-ta-ma-an = atta=man < акк. {atːan + man} ʽмоего отца’. При этом уже в средне-
хеттском широко употребляются и выровненные формы типа tuikkan=man. Основной
пример на внутренний стык: kue-mi < {kʷen + mi} ʽя убиваю’.
Аналогично -nš- > -šš- ~ -š- как в комплексах с энклитикой, так и на внутренних
морфемных стыках. На внешнем стыке процесс характерен для древне- и сред-
нехеттского (na-aš-ši < {nu + an + sːi} ʽи его ему’), в новохеттском сочетание nš, как
правило, восстанавливается (формы с nš встречаются и в среднехеттском). Приме-
ры на внутренний стык: kue-ši < {kʷen + si} ʽты убиваешь’, išḫa-ška-nt-a < {isxan +
ska + ant + a} ʽокровавленные’ (с глагольным суффиксом -ške-/-ška- и причастным
суффиксом -ant-) и др.
Схожим образом -nw- > -w-. На внешних морфемных стыках, т. е. в комплексах с
энклитическим показателем прямой речи -wa(r) такая ассимиляция характерна для
архаичного языка: mā-uwa < {mān + wa(r)} ʽесли, мол’, при более частотном восста-
новленном варианте mān-wa. Основной пример на внутренний стык: kue-wen <
{kʷen + wen} ʽмы убили’.
Кластер -C1y-, образующийся при присоединении энклитического союза -ya ʽи’ к
форме с ауслаутным согласным, развивается в -C1C1- (т. е. -Cː-), примеры см. 2.1.1.
Особый случай, сложный и для диахронической, и для синхронной интерпретации,
представляет собой сочетание {-ant-s + ya}, т. е. графическое -anza (ном. ед. ч. общ. р.
от основы с суффиксом -ant-) + -ya. Такие сочетания записываются как -an-za-aš-ša
или (реже) -an-za-ša.
Очень редко в индивидуальных формах встречается диссимиляция сонантов: r…r >
r…n в ur-ani ʽон горит’ < {ur + ari}.
Ассимилятивно-диссимилятивные процессы происходили на стыке морфем в
кластерах t—t, t—z, t—š, где первый элемент переходил во что-то вроде [ʦ]. Хо-
рошим примером служат синхронные парадигмы атематических глаголов в арха-
ичном языке, например, ed-/ad- ʽесть (кушать)’ и mad- ʽвыстоять’: 2 л. ед. ч. през.
e-iz-ši = ēzši < {et + si}, 3 л. ед. ч. имп. e-iz-du = ēzdu < {et + tːu}, 3 л. ед. ч. през.
ma-az-zé = mazze < {mat + ʦːi} (ср. корень в исходном виде в других парадигмати-
ческих формах: 1 л. ед. ч. през. e-it-mi = ētmi < {et + mi}, 3 л. мн. ч. през.
a-da-an-zi = adanzi < {at + anʦi}). В позднем языке такие формы подвергались пе-
реразложению, в результате чего получались новые основы вида ezz(a)- ʽесть’ с
формой 3-го лица единственного числа презенса вида e-iz-za-zi = ēzza-zi или даже
e-iz-za-i = ēzza-i (по ḫi-спряжению). Другой частотный пример — флексия ном.
ед. ч. общ. р. -š у основ на -d, -tt, ср. ka-ri-iz = kariz < {karitː + s} или адъективный
суффикс -ant-, у которого форма номинатива единственного числа общего рода
имеет вид -an-za = -anza = [-anʣ](?) < {-ant + s}, где конечный знак передает со-
гласный без гласного, так как напрямую выразить ауслаутный кластер -CC# сред-
ствами клинописи невозможно. Однако на стыке слов (контекст с энклитикой)
сочетание t-š в архаичном языке упрощалось в šš (ta-aš-še = tašše < {ta + at + sːi}
ʽи это ему’), а позднéе сохранялось (na-at-ši < {nu + at + sːi} ʽи это ему’ с другим
сочинительным союзом).
Сочетание z-š упрощалось в z(z) [ʦ ~ ʦː], речь идет об одной позиции: сочетание
энклитического рефлексивного местоимения -z(z)a (с архаичным вариантом -z) и энк-
литической локативной частицы -š(š)an: напр., nu-uz-za-an < {nu + ʦː + sːan}. Однако
в сочетании аблативной формы с энклитическим притяжательным местоимением
ассимиляции не происходит, например, tuēkkaz=šit ʽиз его тела’.
Интерес представляет собой прахеттский процесс -uwVN- > umVN- и -wuN- >
-muN-, ср. окончание 1 л. мн. ч. през. -meni у u-основ вместо стандартной флексии
-weni: wa-ar-nu-me-ni = warnu-meni < {warnu + weni} ʽмы жжем’, или появляющийся
исход -m у именных основ на -w- или -wa- при присоединении флексии акк. мн. ч.
общ. р. -uš (морфема восходит к *-VNs): i-da-a-la-mu-uš = idālam-uš < {idalaw + us} от
idalu-/idalaw- ʽзлой’, ne-mu-uš = nem-uš < {newa + us} от newa- ʽновый’.
У п р о щ е н и е. Группы «n + заднеязычный (k, ḫ)» теряют носовой в позиции пе-
ред шумным согласным или паузой: 3 л. ед. ч. през. li-ik-zi = likzi < {link + ʦːi}
ʽя клянусь’, 2 л. ед. ч. имп. li-i-ik = līk < {link + 0} ʽклянись!’, при 3 л. мн. ч. през.
li-in-kán-zi = linkanzi < {link + anʦi} ʽони клянутся’, 1 л. мн. ч. прет. li-in-ku-en =
linkuen < {link + wen} ʽмы поклялись’ (в позднем языке такие парадигмы могут под-
вергаться выравниванию с восстановлением носового).
Глайд y обычно выпадает в интервокальной позиции — по крайней мере, между
непередними гласными: ген. ед. ч. šall-aš < {salːay + as} (при более поздней аналоги-
ческой форме šallay-aš), акк. мн. ч. общ. р. šalla-uš < {salːay + us} ʽбольшой’.
В ауслаутном кластере «сонант + t» второй элемент падает. Это приводит к че-
редованию 0/t в прилагательных и причастиях с суффиксами -ant- и -want-, ср. основу
mašiwant- ʽравный’: ном.-акк. ед. ч. ср. р. с нулевым окончанием mašiwan <
{masiwant + 0}, косвенные падежи mašiwant- (например, ген. ед. ч. mašiwant-aš). Воз-
можно, в синхронном Х.я. в ряде морфологических позиций такой ауслаутный кла-
стер был восстановлен по аналогии.
2.1.4. Слогообразующим элементом является гласный. Не ясен статус сочетаний «со-
гласный + глайд y/w», так как графика не дает однозначного ответа на вопрос, когда
сочетания CyV/CwV сохраняются, а когда образуют дополнительный слог, развиваясь в
CiyV/CuwV. Например, форма ген. ед. ч. {xalki + as} ʽзернá’ может быть передана экви-
валентными написаниями ḫal-ki-aš = ḫalkiaš и ḫal-ki-ya-aš = ḫalkiyaš, а форма 3 л. мн. ч.
през. {akʷ + anʦi} ʽони пьют’ — a-ku-an-zi = aguanzi, a-ku-wa-an-zi = aguwanzi и

a-ku-u-wa-an-zi = agūwanzi.
В анлаутной и ауслаутной позициях встречаются консонантные кластеры CC, а в
интервокале кластеры CC и CCC, причем на письме такие сочетания (кроме интер-
вокальных CC) часто выражаются двусмысленно в силу структурных ограничений
клинописи.
В интервокале возможны самые разнообразные кластеры CC (особенно учитывая
заимствованную лексику) как внутри морфемы, так и на морфемном стыке. Кластеры
CCC надежно постулируются для морфемных стыков: wa-al-aḫ-zi = walaḫzi с графи-
ческим вариантом wa-la-aḫ-zi = walaḫzi < {walx + ʦːi} ʽон бьет’, где ломанное напи-
сание -al-aḫ- указывает на отсутствие гласной между l и ḫ.
В ауслауте возможны кластеры, по крайней мере, вида «сонант + спирант/аффри-
ката», например, форма 3 л. ед. ч. прет. {ar + s} ʽон прибыл’ (< ar- ʽприбывать’) мо-
жет записывать как a-ar-ša, a-ar-aš, ar-aš (в последних двух вариантах ломаное напи-
сание AR-AŠ недвусмысленно указывает на то, что знак AŠ использован для передачи
/s/, а не /as/).
В анлауте возможны, видимо, только кластеры «s + шумный», которые последова-
тельно записывались через знак IŠ, например, iš-pa-a-i ʽон насыщается’ = /spā…/.
2.2.0. Морфонологические сведения.
2.2.1. Жесткие структурные ограничения, противопоставляющие классы морфем,
отсутствуют.
2.2.2. Фонологические противопоставления между морфологическими единицами
или категориями не устанавливаются.
2.2.3. Морфологически обусловленные чередования носят сопутствующий харак-
тер при формо- и словообразовании и продуктивны в атематических основах в име-
ни и глаголе, i- и u- основах в имени а также в некоторых словообразовательных
категориях.
В о к а л и ч е с к и е ч е р е д о в а н и я обычно восходят к индоевропейскому
аблауту, т. е. чередованию полной (*o > хетт. a, *e > хетт. e) и нулевой ступеней
(> хетт. a или 0).
В системе имени частотны чередования u — aw и i — ay во втором слоге двухслож-
ных u- и i-основ прилагательных (но не существительных), см. 2.4.0. Корневые вокали-
ческие чередования этимологических полной и нулевой ступеней реликтово сохраня-
ются в отдельных существительных: kir (прямая основа < *kert) — kart- (косвенная ос-
нова) ʽсердце’, É-ir (= *pir, прямая oснова) — parn- (косвенная основа) ʽдом’, tešḫa-
(прямая основа) — zašḫ- (косвенная основа < *tsx-) ʽсон’, видимо, сюда же aiš (прямая
основа) — išš- (косвенная основа) ʽрот’.
В глаголе вокалические чередования также обеспечивают противопоставление
сильной и слабой основ. Глагольная система аблаута сохранилась значительно лучше,
чем именная, хотя и здесь обнаруживает многочисленные формы, явно подвергшиеся
аналогии.
Надежно постулируемые позиции сильной основы у глаголов mi-спряжения:
единственное число презенса и императива и оба числа претерита. Слабая сту-
пень у глаголов mi-спряжения надежно постулируется для множественного числа
презенса, формы 3-го лица множественного числа императива и отглагольных
именных форм.
Сильная основа этимологически представляет собой полную ступень, а слабая —

нулевую. Основные типы аблаутных mi-глаголов могут быть проиллюстрированы
лексемами ēd- — ad- ʽесть (кушать)’ и ḫuēg- — ḫug- ʽзарезать’. Отдельную группу
образуют аблаутные глаголы ḫi-спряжения типа pai- ʽдавать’, nai- ʽповорачивать’, у
которых основы имеют вида pai- —pe- — pi-, nai- — ne- с другим распределением в
парадигме, нежели описано выше для mi-спряжения. Особняком стоят несколько
глаголов ḫi-спряжения с исходом на шумный, показывающих аблаут a/e, напр.,
karāb- — karēb- ʽпожирать’. Можно выделять и другие редкие типы аблаутных гла-
гольных основ.
У тематических глаголов mi-спряжения (в основном речь идет об основах с суф-
фиксами -ške-, -ye- и -a-ye-, так как корневые тематические глаголы в Х.я. фактиче-
ски не представлены) тематический гласный может иметь вид как -e-, так и -a-.
Очевидно, что изначально -e- и -a- были распределены по грамматическим формам,
однако установить исходную систему не очень просто, так как в синхронном Х.я.
эти глаголы показывают многочисленные случаи дублетных форм с -e- и -a- (начи-
ная уже с древнехеттского периода). Далее приводятся некоторые диагностические
формы, которые, судя по древнехеттскому материалу, можно считать исторически
правильными.
Имперфективы с суффиксом -ške-/-ška- (ta-ške- ʽбрать’ и unu-ške- ʽукрашать’): 1 л.
ед. ч. през. da-aš-ki-e-mi = taškēmi {taške + mi} ʽя беру’, 3 л. ед. ч. през. da-aš-ki-iz-zi =
taškizzi {taške + ʦːi} ʽон берет’, 1 л. мн. ч. през. da-aš-ki-e-u-e-ni = taškēweni {taške +
weni} ʽмы берем’, 3 л. мн. ч. през. da-aš-kán-zi = taškanzi {taška + nʦi} ʽони берут’,
прич. ном. ед. ч. общ. р. ú-nu-us-kán-za = unuškanza {unuška + nt + s} ʽукрашенный’.
Деноминативы с суффиксом -aye-/-a- (исторически *-a-ye-/-a-ya-): 1 л. ед. ч. през.
tar-ma-e-mi = tarmaemi {tarmaye + mi} ʽя прибиваю (гвоздями)’, 3 л. ед. ч. през.
ir-ḫa-iz-zi = irḫaizzi {irxaye + ʦːi} ʽон очерчивает’, 3 л. мн. ч. през. ir-ḫa-a-an-zi = irḫānzi
{irxaya + nʦi} ʽони очерчивают’, прич. ном. ед. ч. общ. р. ḫa-an-da-a-an = ḫantān {xantaya +
nt + 0} ʽупорядоченный’ (о выпадении -y- см. 2.1.3.).
Если не диахронически, то по крайней мере синхронно можно считать, что в таких
глаголах тема представляла собой неаблаутное -e-, которое по общему правилу
(2.1.3.) элиминировалось перед гласным -a- суффикса, т. е. taškanzi < {taške + anʦi},
unuškanza < {unuške + ant + s}, irḫānzi < {irxaye + anʦi}, ḫantān < {xantaye + ant + 0}.
Консонантные чередования обычно касаются финального сегмента основы.
Для имени это, в первую очередь, чередование r/n, засвидетельствованное в пара-
дигме основ среднего рода с исходом -r в номинативе-аккузативе обоих чисел при -n-
во всех прочих падежах — так называемое гетероклитическое склонение, которое
продуктивно в хеттском, в отличие от других индоевропейских языков, например,
ēšḫar — ген. išḫan-aš ʽкровь’ (полную парадигму гетероклитического имени wadar
ʽвода’ см. 2.4.0.).
Также имеется тип имен общего рода с наращением -n- во всех формах, кроме номи-
натива единственного числа. Например, ном. ед. ч. ḫara-š, акк. ед. ч. ḫaran-an (уже в
среднехеттском появляется вторичная форма hara-n), ген. ед. ч. ḫaran-aš ʽорел’.
В ряде глагольных форм ḫi-спряжения (например, у pai- ʽдавать’) перед зубным
флексии нередко появляется «сигматический» элемент -š-: 2 л. ед. ч. през.
pai-š-ti/pe-š-ti/pai-tti ʽты даешь’, 2 л. мн. ч. през. pi-š-teni ʽвы даете’, 2 л. мн. ч. имп.
pi-š-ten/pai-š-ten ʽдайте!’, см. 2.3.5.
Консонантное чередование сильный ~ слабый наблюдается в парадигме крайне

небольшого числа глаголов, например, āg- (сильная основа) — akk- (слабая основа)
ʽумирать’, ištāp- — ištapp- ʽзакрывать’, ḫāš- — ḫašš- ʽрожать’. Этимологические
предпосылки такого чередования не ясны (следы выровненной по аналогии лени-
ции, происходившей в определенных сегментных и/или акцентных условиях в пра-
хеттском?).
Основа глагола ḫar(k)- ʽдержать’ имеет вид ḫar- при флексиях, начинающихся с со-
гласного, и вид ḫark- при флексиях, начинающихся с гласного.
С у п п л е т и в и з м в целом нехарактерен для Х.я. Супплетивными являются
личные и некоторые указательные местоимения (2.4.0.), а также несколько глаголов:
форма 2 л. ед. ч. имп. eḫu у глагола uwa- ʽприходить’ и парадигма te-/tar- ʽговорить’,
где te- — сильная основа, а tar- — слабая.
2.3.0. Семантико-грамматические сведения.
Х.я. относится к синтетическим флективным языкам, однако соединение мор-
фем характеризуется большой прозрачностью с незначительным количеством со-
путствующих фонологических и морфонологических чередований. Характерна
суффиксация (словоизменение, словообразование), префиксация (словообразо-
вание) редка; о словообразовательной аффиксации см. 2.5.2.
Элементами аналитизма в первую очередь следует считать сложные глагольные
формы:
— причастная конструкция с пассивным значением: причастие + глагол eš- ʽбыть’;
— причастная конструкция с перфектным значением: причастие + глагол eš- ʽбыть’
или ḫar(k)- ʽдержать’ (см. 2.3.5.);
— сериальная конструкция со значением последовательности: личная форма смы-
слового глагола + личная форма глагола pai- ʽ(у)ходить’ или uwa- ʽприходить’;
— конструкция с инхоативным значением: супин на -wan от основы с им-
перфективным суффиксом -ške- + глагол tai- ʽкласть’ или tiya- ʽступать’ (пример
см. 2.3.7.).
В целом, Х.я. является типовым представителем индоевропейской семьи.
2.3.1. Части речи выделяются на основании морфологических, синтаксических и
семантических критериев. См. 2.3.7.
2.3.2. Имя обладает следующими грамматическими категориями: род (согласова-
тельный класс), число, падеж. Для существительных род является словообразова-
тельной категорией, число и падеж — словоизменительными. Для прилагательного
все три категории словоизменительные.
Все три категории выражаются синтетически (суффиксально).
Морфологическое согласование по роду, числу и падежу (т. е. выбор падежно-
числовой флексии) происходит между существительным и относящимся к нему
прилагательным. Между именем — субъектом предложения и глаголом происхо-
дит согласование по числу (глагол также согласуется с субъектом по лицу,
см. 2.3.6.). Существительные в номинативе-аккузативе множественного числа
среднего рода имеют особенности в согласовании по числу: стоящее при таком
существительном атрибутивное прилагательное закономерно принимает форму
множественного числа, а глагол, при котором такое существительное выступает
субъектом, употребляется в единственном числе; аналогично и в именных пред-
ложениях, где такое существительное выступает субъектом, предикативное при-
лагательное стоит в единственном падеже (независимо от того, выражен в пред-

ложении глагол-связка или опущен).
Согласовательные классы представлены двухродовой системой: общий род —
средний род. Существительные, обозначающие одушевленных существ — божеств,
людей, животных, — почти все относятся к общему роду (немногочисленные ис-
ключения, в основном, составляют собирательные имена с суффиксами -adar, -eššar
вроде ср. р. ḫaššadar ʽсемья, родня’). Остальные существительные могут относить-
ся как к общему, так и к среднему роду без каких-либо очевидных правил семанти-
ческой мотивации.
Формальное (морфологическое) различение общего и среднего родов имеет ме-
сто только в именительном и винительном падежах, где формы общего рода имеют
окончания ном. ед. ч. -š, акк. ед. ч. -n, ном. мн. ч. -eš, акк. мн. ч. -uš, а формы сред-
него рода имеют окончания ном.-акк. ед. ч. -0 или -n и ном.-акк. мн. ч. -0).
Для удобства морфологического описания имена в соответствии с исходом основы
разделяются на a-основы, i-основы, u-основы, ai-основы, консонантные основы (по-
следние могут подразделяться на r-основы, nt-основы и т. д.).
2.3.3. И в имени (существительные, прилагательные), и в глаголе представлено
единственное и множественное число. Формальное противопоставление по числу
выражается при помощи разных наборов флексий (в личных формах глагола во всех
лицах; у имен — в большинстве падежей, но не во всех).
На небольшом числе примеров можно пытаться постулировать категорию соби-
рательности: у неодушевленных имен общего рода формы номинатива и аккузатива
множественного числа могут иметь как закономерные флексии -eš, -uš (что тракту-
ется как выражение количества), так и флексию среднего рода -0/-a (что трактуется
как выражение собирательности). Например, ном. мн. ч. alpeš, акк. мн. ч. alpuš
ʽ(отдельные) облака’ vs. ном.-акк. мн. ч. alpa ʽгряда облаков’ < общ. р. alpa-
ʽоблако’. Насколько такая семантическая трактовка оправдана текстологически,
остается под вопросом.
Числительные обычно записываются идеограммами (шумерограммами), заимст-
вованными из ассиро-вавилонской клинописи. В транслитерации эти знаки переда-
ются арабскими или римскими цифрами («½», «1», «2»,.. или «I», «II»,..). Хеттские
слова известны для следующих к о л и ч е с т в е н н ы х числительных: ʽодин’
šia-, ʽдва’ ta- (?), ʽтри’ teri-, ʽчетыре’ meu-, ʽсемь’ šiptam-, также ср. лувийское
nuwa(n?) ʽдевять’.
С большой вероятностью можно предположить, что хеттская система счисления в
исторический период была десятичной.
Имя при числительном свыше единицы может стоять как во множественном, так и
в единственном числе.
Для двух п о р я д к о в ы х числительных известно хеттское чтение: ḫantezzi-
(прилагательное) ʽпервый; передний; лучший’, tān (несклоняемое) ʽвторой’.
2.3.4. Существительные и прилагательные обладают общим набором флексий. Вы-
деляются следующие падежно-числовые показатели, используемые суффиксально
(об особом словоизменении основных местоимений см. 2.4.0.):
Ед. ч. Мн. ч.
Падеж
Общ. р. Ср. р. Общ. р. Ср. р.
Ном. -š (-0, -z)1 -eš (-iš, -uš, -aš)9
-0, -n3 -0 (-a, -i)10
Акк. -n2 -uš (-eš, -iš, -aš)9
«Эрг.» — -anza < {-ant-s} — -ant-eš
Ген. -aš -an, -aš11
Дат.-лок. -i (-a, -0)4
-aš
Алл. -a5
6
Абл. -(a)z (-za, -anza)
Инстр. -it, -t7
8
Вок. -0 (-i, -e) -ant-i, -anza = НОМ. ?
П р и м е ч а н и я:
1. В номинативе единственного числа общего рода у r-основ окончание может быть -0 или -z
(графически -za: ḫaster-za ʽзвезда’). У t-и nt-основ сандхи t-s > z, см. 2.1.3.
2. В аккузативе единственного числа общего рода у консонантных основ окончание -an.
3. В номинативе-аккузативе единственного числа среднего рода флексия -n у a-основ и -0 у
других типов основ.
4. В дативе-локативе единственного числа окончание -a у i- и ai-основ (ḫuwašiy-a < ḫuwaši
ʽколонна’, zaḫḫiy-a < zaḫḫai- ʽбитва’), таким образом, эта форма совпадает с формой аллатива.
Из архаичного языка также известно некоторое количество форм датива-локатива от консо-
нантных основ с нулевым окончанием: šiwat ʽв (тот) день’, tagan ʽна земле’ (позднее лексика-
лизировано как наречие), nebiš ʽв небе’.
5. Аллатив с окончанием -a характерен для архаичного языка, позднее вытесняется формами
датива-локатива единственного числа с окончанием -i.
6. В аблативе единственного и множественного числа у a-, i-, u-основ окончание -az (позд-
ний вторичный вариант -aza); у консонантных основ также -az, но в архаичном языке встреча-
ется и окончание, выписанное через знак -ZA: ne-pí-iš-za = nebiš-za ʽс неба’ (< nebiš ʽнебо’) —
очевидно, фонетически [nepisʦ], так как ауслаутный консонантный кластер не мог быть выра-
жен напрямую средствами клинописи. Изредка встречается назализированное окончание -anza
(уже в древнехеттском). Исходной формой флексии было, видимо, -zi (точнее, -zzi), которое
сохраняется в некоторых окаменелых образованиях: показатель инфинитива -wan-zi и, возмож-
но, наречия kē-zzi ʽс этой стороны’, kue-zzi ʽс которой стороны’ (если эти наречия не новообра-
зования).
7. В инструменталисе единственного и множественного числа обычно окончание -it, однако
изредка встречается архаичная форма -t, которая, в частности, у консонантных основ выписы-
вается как знак -TA: ki-iš-šar-ta = kiššar-ta ʽрукой’ < kiššar ʽрука’ (см. выше схожую ситуацию с
флексией аблатива).
8. В вокативе единственного числа у всех типов основ встречается окончание -i ~ -e наря-
ду с -0.
9. В номинативе и аккузативе множественного числа общего рода в позднем языке (уже со
среднехеттского периода) наблюдается смешение флексий -eš (с вариантом -iš) и -uš, кроме
того, у i-основ может появляться флексия -aš (т. е. исход словоформы на -iyaš). К концу ново-
хеттского периода -uš становится наиболее частотным окончанием в обоих падежах.
О флексиях среднего рода ном.-акк. мн. ч. -0/-a, встречающихся у неодушевленных существи-
тельных общего рода (выражение собирательности?), см. 2.3.3.
10. В номинативе-аккузативе множественного числа среднего рода флексия -a появляется в
позднем языке. У r-основ также появляется флексия -i.
11. В генитиве множественного числа для архаичного языка характерна флексия -an, хотя
уже в древнехеттском она начинает вытесняться флексией -aš (синкретизм с генитивом единст-
венного числа и дативом-локативом множественного числа).
Субъект переходного и непереходного глагола, а также именное сказуемое выражаются

номинативом; объект переходного глагола — аккузативом (примеры см. 2.5.3.).
Атрибутивное отношение (посессивность) выражается генитивом (в архаичном язы-
ке часто в сочетании с притяжательным энклитическим местоимением) или энклитиче-
скими притяжательными местоимениями (см. 2.4.0.), примеры см. 2.5.3. Категории не-
отторжимой принадлежности в Х.я., видимо, нет, см. 2.5.3.
Адресат выражается дативом:
(1) ták-ku DUMU.MUNUS LU-ni ta-ra-an-za
takku DUMU.MUNUS LÚ-n-i
если молодая.женщина.НОМ.ЕД мужчине(LÚ-n-)-Д/Л.ЕД
tar-anza {tar-ant-s}
говорить-ПРИЧ-НОМ.ЕД.ОБЩ
ʽЕсли молодая женщина обещана мужчине’.
Разнообразные значения места и траектории выражаются дативом-локативом или же
сочетанием имени и пространственного наречия (т. е. послелога и преверба). Причем,
для древнего языка в конструкциях с наречием характерен генитив (наречие стоит по-
сле имени и, таким образом, в хеттологической традиции называется послелогом), ко-
торый позднее вытесняется дативом-локативом (наречие в таком случае может стоять
как после имени, так и перед именем). Исторически послелоги представляют из себя
застывшие падежные формы (2.3.7.), определяемые именем в генитиве.
Пример на безнаречное употребление датива-локатива:
(2) na-aš nam-ma a-ru-ni za-aḫ-ḫi-ya pa-it
n=aš {nu + as} namma arun-i zaḫḫiy-a pai-t
и=он.НОМ.ЕД.ОБЩ затем море-Д/Л.ЕД битва-Д/Л.ЕД идти-ПРОШ.3ЕД
ʽИ затем он пошел к морю на битву’.
Примеры с наречием (послелогом):
(3) ne-pí-ša-aš kat-ta-an ú-li-li-iš-ki-id-du-ma-at
nebiš-aš kattan ulili-ški-ttumat
небо-ГЕН внизу зеленеть-ИМПЕРФ-МЕД.ПРОШ.2МН
ʽВы (= срубленные деревья) зеленели под небом’.
(4) nu TÚL-i še-ir NA4ŠU.U ŠÚ.A ki-it-ta
NA4
nu TÚL-i šer ŠU.U ŠÚ.A ki-tta
и источник-Д/Л.ЕД сверху диорит кресло.НОМ.ЕД лежать-МЕД.НАСТ.3ЕД
ʽИ вверху источника (= у устья) стоит диоритовый трон’.
В древнем языке у консонантных основ было возможно употребление неоформлен-
ной основы в локативной функции (см. примеры в комментарии к таблице выше).
В древнехеттском существовал и отдельный направительный падеж (с наиболее
частотным значением «по направлению к чему-либо, к какой-либо точке») — аллатив,
вытесненный в дальнейшем дативом-локативом:
(5) pár-na-aš-ša pa-i-ši
parn-a=šš-a pai-ši
дом-АЛЛ=ПРИТЖ.3ЕД-АЛЛ идти-НАСТ.2ЕД
ʽТы приходишь к нему в дом’.
Особо выражается аблативная семантика («откуда, из какой точки?») — аблативом:

(6) na-aš-ta MUŠil-lu-ya-an-ka-an ḫa-an-te-eš-na-az ša-ra-a kal-li-iš-ta
n=ašta {nu + asta} MUŠilluyanka-n ḫantešn-az šarā kalliš-ta
и=ЛОК.ЧАСТ змей-АКК.ЕД.ОБЩ нора-АБЛ вверх звать-ПРОШ.3ЕД
ʽИ она (= богиня Инара) позвала Змéя из норы наверх’.
Семантика орудия (и агенса в пассивных конструкциях) выражается инструмен-
талисом, но в позднем языке в этой функции начинает употребляться и аблатив:
(7) nam-ma-an … SÍGi-y-at-na-aš mu-u-ri-ni-it ú-nu-u-wa-an-zi
namm=an {namma + an} SÍGiyatn-aš mūrin-it unūw-anzi
затем=он.АКК.ЕД.ОБЩ тип.шерсти-ГЕН пучок-ИНСТР украшать-НАСТ.3МН
ʽЗатем они украшают ее (= виноградную лозу, используемую в ритуале) пучками
особой шерсти’.
(8) ú-i-te-na-az-zi-aš ar-ḫa pa-ap-pár-aš-zi
widen-azz=i=aš {witen-aʦ + ya + as} arḫa papparaš-zi
вода-АБЛ=и=он-НОМ/АКК.МН.ОБЩ прочь брызгать-НАСТ.3ЕД
ʽ… и полностью окропляют их (= статуэтки божеств) водой’.
Представлены особые формы вокатива, например. išḫā=mi ʽо мой господин’, букв.
ʽгосподин=мой’, однако чаще в вокативной функции употребляется номинатив.
У имен среднего рода (по крайней мере, у большинства типов основ) сущест-
вуют особые формы, которые часто называют «эргативным» падежом: ед. ч. -anza,
мн. ч. -anteš. Как обычно описывается в грамматиках, эти формы регулярно упот-
ребляются в контексте, когда существительное среднего рода оказывается субъек-
том при переходном глаголе. Например, paḫḫuenanza = «эргативная» форма
paḫḫuen-anza от косвенной основы существительного ср. р. paḫḫur/paḫḫuen-
ʽогонь’:
(9) ma-a-na-an pa-aḫ-ḫu-e-na-an-za ar-ḫa wa-ar-nu-zi
mān=an paḫḫuen-anza arḫa warnu-zi
пусть=он.АКК.ЕД.ОБЩ огонь-«ЭРГ» прочь жечь-НАСТ.3ЕД
ʽПусть огонь спалит ее (= гору) дотла’.
По форме элементы -anza и -anteš являются агглютинативными цепочками суф-
фиксов, состоящими из показателя -ant- (который, по крайней мере, формально сов-
падает с очень частотным деривационным адъективным суффиксом, образующим в
частности глагольное причастие) и показателей именительного падежа общего рода
ед. ч. -š и мн. ч. -eš. С формальной точки зрения, эти формы можно трактовать как
парадигматические словоизменительные (т. е. предполагаемая расщепленная эргатив-
ность), однако можно их описывать и как словообразование с помощью суффикса
-ant- (примеры на «анимирующую» функцию этого суффикса известны в Х.я.).
Некоторые аргументы против непосредственно эргативной трактовки:
— агглютинативное словоизменение, равно как и эргативность противоречит общим
флективно-фузионным номинативно-аккузативным принципам граммматики Х.я.;
— формулировка «существительное среднего рода в роли субъекта при переход-
ном глаголе» не вполне точна, так как есть контексты, где формы на -ant- исполь-
зуются и при непереходном активном глаголе. Пример: ḫuwalliššananzašš1=a2
GIM-an3 wedeni4 anta5 taškubāizzi6 ʽкак3 и2 (горящая) шишка1 в5 воде4 шипит6’

(ḫuwalliššananzašša = «эргативная» форма ḫuwalliššan-anza от косвенной основы
существительного ср. р. ḫuwalliššar ʽшишка’ + энклитика -ya; об особом сандхи в
таком сочетании см. 2.1.3.). В подавляющем большинстве случаев, правда, при не-
переходном активном глаголе используется стандартные формы номинатива-ак-
кузатива среднего рода;
— прилагательные, согласующиеся с таким именем, в архаичном языке обычно
имеют флексии ном. ед. ч. общ. р. -š, а не -anza (напр., idālu-š uttān-anza ʽзлое слово’
от idalu- ʽзлой’ и ср. р. uttar/uttan- ʽслово’). Хотя в позднем языке преобладает «пол-
ное» согласование: idālaw-anza uttan-anza ʽзлое слово’.
— как указанно в вышеприведенной таблице, существуют и особые формы вока-
тива на -ant-i от основ среднего рода, составленные по той же агглютинативной моде-
ли. Такие формы отмечены и при переходном глаголе, и при активном непереходном
глаголе, например, обращение после жертвоприношения на некоем священном месте:
pēdanti1 ēd2=za3 nu4=za5 duškiški6 ʽО (обожествленное) место1, ешь2 себе3 и4 возрадуй-
ся6 себе5!’ (где pēd-ant-i — форма от ср. р. peda- ʽместо’).
— существуют и другие способы «анимировать» имена общего рода, когда
они выступают агенсами при переходном или активном непереходном глаголе, а
именно — прибавление к основе флексий общего рода, т. е. та же модель, но без
дополнительного суффикса -ant- (этот метод статистически встречается очень
редко при абсолютном доминировании форм на -ant- в указанной функции).
Пример: šanezzi-š 1 waršula-š 2 GIŠ ERIN-anza3 Ì-anza 4 … ʽ(Пусть) сладкий 1 запах 2,
кедр3 (и) масло 4 (призовут тебя!)’, здесь три существительных среднего рода
стоят в позиции агенса, для двух из них используется «эргативная» форма
( GIŠ ERIN-anza, Ì-anza), а для ср. р. waršul ʽзапах’ используется форма waršula-š,
которая формально представляет собой номинатив единственного числа общего
рода от a-основы общего рода **waršula- (с согласованием по общему роду с
прилагательным šanezzi-). Этот же метод может быть задействован, когда имя
среднего рода стоит в позиции прямого объекта: … iyant-an 1 kinu-n 2 … ʽ(Мы
будем искать) ходячее 1 колено 2 (и видящий глаз)’, где kinu-n — форма аккузати-
ва единственного числа общего рода от основы среднего рода kenu ʽколено’ (со-
гласованная по общему роду с iy-ant- — причастием от активного непереходного
глагола iya- ʽидти’).
Имеющийся материал заставляет делать заключение, во-первых, не только о рас-
щепленной эргативности, но и о расщепленной активности (которая или сохраняется
реликтово, или, напротив, находится на начальной стадии формирования), и, во-
вторых, что не морфема -ant- является в таких формах носителем грамматического
значения (хотя этот показатель уже фактически грамматикализовался). Об еще одном
возможном указании на следы активности, сохранявшиеся в древнехеттском, но ис-
чезнувшие в позднем языке, см. комментарий к энклитическому местоимению 3-го
лица -aš в 2.4.0.
У имен собственных иноязычного происхождения — топонимов, антропонимов — час-
то используется чистая (неоформленная) основа во всех падежах. Так как речь идет о спе-
цифической группе заимствованной лексики, нет оснований постулировать для Х.я. осо-
бый «casus absolutus» (и видеть в нем праиндоевропейский архаизм, вопреки некоторым
авторам). Пример неоформленной основы:
(10) nu ḪUR.SAGZa-li-nu-ú ḫé-i-ú-un ú-e-ik-ta

nu ḪUR.SAGZalinū-0 ḫeiū-n wēk-ta
и гора.Цалину-Д/Л.ЕД дождь-АКК.ЕД просить-ПРОШ.3ЕД
ʽИ он попросил дождь у горы (= детерминатив ḪUR.SAG) (под названием) Цалину’.
2.3.5. Категория з а л о г а имеет следующие значения:

— актив, который выражается флексией;
— медий (традиционно: медиопассив), выражаемый флексией и/или местоимени-
ем -(z)za (в последнем случае предикат имеет активные флексии); в засвидетельство-
ванном Х.я. семантика медиального набора лично-числовых окончаний весьма раз-
мыта, с этими окончаниями зафиксированы самые различные типы глаголов: пере-
ходные, стативные непереходные, активные непереходные, реципрокальные, рефлек-
сивы, глаголы с пассивным значением и т. д.;
— рефлексив, выражаемый неизменяемым местоимением -(z)za/-z ʽсебя, себе’
(в древнем языке сосуществуют варианты -zza и -z, правила распределения не ясны, в
позднем языке уверенно побеждает вариант -za с одиночным согласным);
— пассив, обычно выражаемый аналитически (согласуемое причастие смыслового
глагола + личная форма eš- ʽбыть’), а реже — медиальными флексиями;
— каузатив, выражаемый продуктивным суффиксом -nu- (mema-nu- ʽзаставлять гово-
рить’ от mema- ʽговорить’; хотя в ряде случаев -nu- никак не меняет значение глагола:
paḫš(a)-nu- ʽохранять’ от paḫš- ʽохранять’) и непродуктивным инфиксом -nin-, см. 2.5.2.
Пример на аналитический пассив:
(11) ku-i-e-eš URUDIDLI.ḪI.A.BÀD ú-e-da-an-te-eš e-še-ir

DIDLI.ḪI.A
kui-ēš URU .BÀD
который-НОМ.МН.ОБЩ укрепленный.город.НОМ.МН.ОБЩ
wed-ant-eš eš-er
строить-ПРИЧ-НОМ.МН.ОБЩ быть-ПРОШ.3МН
ʽ(вражеское племя касков уничтожило) укрепленные города, которые были по-
строенные’.
Категория в р е м е н и имеет следующие значения:
— настоящее-будущее (для краткости: настоящее или презенс), выражаемое одним
набором лично-числовых показателей;
— прошедшее (претерит), выражаемое другим набором лично-числовых показате-
лей (хотя часто для выражения семантики претерита используются и формы презен-
са, см. пример в 2.3.6.).
Отдельных показателей для будущего времени нет (предположение об аналитиче-
ском выражении будущего представляется неудачным).
В категории в и д а следующие значения имеют формальные приметы:
— имперфектив/дуратив/итератив/мультипликатив, выражаемый частотным суффик-
сом -ške- или непродуктивными суффиксами -anna- и -šša-, а также весьма редко редуп-
ликацией. В лексикографической традиции Х.я. ške-основы принято рассматривать в па-
радигме производящего глагола, а -anna- и -šša-основы — как отдельные лексемы (такая
непоследовательность спровоцирована исключительной продуктивностью -ške-);
— инхоатив, выражаемый через аналитические конструкции супин смыслового
глагола + личная форма tai- ʽкласть’ или tiya- ʽступать’ (см. 2.3.7.);
— сюда же можно отнести аналитические конструкции, которые традиционно на-

зывают перфектом и плюсквамперфектом. Перфект представляет собой причастие
(суффикс -ant-) смыслового глагола в номинативе + личная форма през. ḫar(k)-
ʽдержать’ или eš- ʽбыть’ (о распределении глаголов по этим двум типам образования
перфекта см. комментарий к местоимению -aš в 2.4.0.). В случае вспомогательного
глагола ḫar(k)- причастие выступает в застывшей форме ном.-акк. ед. ч. ср. р. -an; при
вспомогательном глаголе eš- причастие полноценно согласуется с субъектом по роду
и числу, однако, видимо, во всех известных примерах личная форма eš- опущена (по
общему правилу, формы презенса бытийного глагола eš- обычно опускаются). Плю-
сквамперфект образуется полностью аналогично перфекту, но вспомогательный гла-
гол стоит в претерите. Семантические нюансы этих конструкций не вполне ясны.
Часто они действительно выражают законченное действие, хотя отмечаются, напри-
мер, и стативные употребления. Пример на перфект с ḫar(k)-:
(12) nu-wa-aš-ma-aš am-mu-uk tar-aḫ-ḫa-an ḫar-te-ni dUTU-ŠI-ma-wa-za Ú-UL tar-aḫ-te-ni
nu=wa=šmaš ammuk taraḫḫ-an-0 ḫar-teni
и=мол=вы.АКК/Д/Л я.АКК побеждать-ПРИЧ-НОМ/АКК.ЕД.СР держать-НАСТ.2МН
d
UTU-ŠI=ma=wa=za ŪL
a
tar ḫ-teni
Его.величество.АКК=же=мол=РЕФЛ не побеждать-НАСТ.2.МН
ʽИ меня, мол, вы победили (букв. ‛победили себе’), но Его величество вы не по-
бедите (букв. ‛не победите себе’)’.
Категория н а к л о н е н и я имеет следующие значения:
— индикатив (выражается флективно, отдельной серией окончаний);
— императив (выражается флективно, отдельной серией окончаний); прохибитив (вы-
ражается аналитически: полноударная частица lē с личными формами, оформленными
окончаниями индикатива или, очень редко, императива, примеры см. 2.3.6., 2.5.3.);
— косвенные наклонения (конъюнктив, оптатив и потенциалис) выражаются ана-
литически сочетанием формы индикатива (обычно презенса) с частицей man. Ирреа-
лис выражается сочетанием формы претерита индикатива с частицей man.
О клитическом статусе man см. 2.5.3.
Категория л и ц а (согласование с субъектом): 1-е, 2-е и 3-е лицо, выражается
флективно.
Категория ч и с л а (согласование с субъектом): единственное, множественное,
выражается флективно. Об особенностях числового согласования с субъектом мно-
жественного числа среднего рода см. 2.3.2.
Об о т р и ц а н и и см. 2.3.6.
П е р е х о д н о с т ь в глаголе не маркируется. Имеются лабильные глаголы,
подлежащее (номинатив) у них совпадает в обоих употреблениях, а прямой объект
(аккузатив), соответственно, или присутствует, или отсутствует, например, nai-
ʽповернуть; повернуться’, park(iya)- ʽподнимать; подниматься’.
Важной особенностью Х.я. является формальное противопоставление двух типов
спряжения. А именно, имеются два набора лично-числовых показателей (флексий),
грамматические значения которых попарно идентичны. Эти типы традиционно назы-
ваются mi-спряжение и ḫi-спряжение (по флексии 1-го лица единственного числа пре-
зенса активного залога индикативного наклонения). Два набора флексий последова-
тельно различаются в единственном числе активного залога, а в остальных формах
совпадают. Принадлежность глагола к одному из типов спряжения является словар-

ной информацией; каких-либо семантических, синтаксических или фонетических
условий выбора между mi-набором и ḫi-набором в синхронном Х.я. не прослеживает-
ся, однако за многими деривационными суффиксами закреплен тот или иной тип (на-
пример, глаголы с имперфективным суффиксом -ške- изменяются по mi-спряжению, а
глаголы с имперфективным суффиксом -anna- — по ḫi-спряжению). Некоторые гла-
голы зафиксированы с флексиями из обоих наборов (например, в позднем языке
mi-глагол переходит в ḫi-спряжение или наоборот).
В парадигме глагола представлены как финитные формы (согласуемые по лицу с
субъектом), так и нефинитные, т. е. именные формы.
Синтетические формы глагольной парадигмы образуются при помощи следующих
флексий (знак астериска (*) указывает на окончания никак не засвидетельствованные,
но предполагаемые по системным соображениям):
Актив Медий
mi-спряжение ḫi-спряжение
Презенс индикатива
1 л. -mi -ḫḫi (-ḫḫe)1 -ḫḫa(ri) (-ḫḫaḫari)17,19
2
Ед. ч. 2 л. -ši (-ti) -tti (-š-ti)3 -tta(ri) (-ttadi)17,20
4,5
3 л. -zzi (-zza, -zze) -i (-e)6 -tta(ri), -a(ri)17,21
1 л. -weni, -wani (-meni, -mani; -uni)7,8,9 -wašta(ri) (-waštadi)17,22
Мн. ч. 2 л. -tteni, -ttani (-š-teni)3,8 -ttuma(ri)17
3 л. -anzi (-anza, -enzi)5,10 -anta(ri)17
Претерит индикатива
-ḫḫat (-ḫḫadi, -ḫḫaḫat,
1 л. -un, -n-un11 -ḫḫun
-ḫḫaḫadi)18,23
Ед. ч. 2 л. -š, -tta12 -tta (-t, -š, -š-ta)3,13 -ttat (-ttadi, -tta, -at)18,24
-š (-iš, -aš, -tta,
3 л. -t, -tta14 -ttat, -adi (-ttadi, -at, -tta)18,25
-š-ta)3,15
1 л. -wen (-men)7 -waštat (-waštadi)18,26
Мн. ч. 2 л. -tten (-š-ten)3 -ttumat (*-ttumadi)18,27
3 л. -er ~ -ir (-ar)16 -antadi, -antat18,28
Императив
1 л. -(a)llu, -lit (-lut)29 -ḫḫaru (-ḫḫaḫaru)31
Ед. ч. 2 л. -0 (-i), -t30 -ḫḫut (-ḫḫudi)18
3 л. -ttu -u -ttaru, -aru32
1 л. -weni, -wani (*-meni, *-mani)7,8 -waštadi18
Мн. ч. 2 л. -tten -ttumat (-ttumadi)18
3 л. -antu -antaru
П р и м е ч а н и я:
А к т и в: презенс и претерит.
1. Стандартная флексия 1 л. ед. ч. презенса ḫi-спряжения -ḫḫi. В древнем языке частотно на-
писание через знак -ḪÉ (iš-ta-a-ap-ḫé = ištāp-ḫe ʽя закрываю’ вместо более позднего iš-ta-a-ap-ḫi =
ištāp-ḫi); непонятно, фиксирует ли знак ḪÉ фонетику или же отражает еще не закрепившийся
орфографический узус.
2. Во 2-м лице ед. ч. презенса у š-основ mi-спряжения в позднем языке может появляться
флексия -ti вместо -ši: e-eš-ši = ēš-ši ʽты есть’ (< eš- ʽбыть’) и i-da-la-u-e-eš-ti = idalawēš-ti ʽты
становишься плохим’ (< idalaweš- ʽстановиться плохим’).
3. У ḫi-глаголов с основами на гласный перед флексиями, начинающимися с дентального,
может появляться «сигматический» элемент -s-, т. е. 2 л. ед. ч. през. -š-ti вместо стандартного
-tti, 2 л. мн. ч. през. -š-teni вместо стандартного -tteni, 2 л. мн. ч. прет. -š-ten вместо стандартно-
го -tten, а также 2-3 л. ед. ч. прет. -š-ta вместо стандартных -tta, -š. Например, me-mi-iš-te-ni =
memi-š-teni — me-ma-at-te-ni = mema-tteni ʽвы говорите’ (< mema- ʽговорить’), pí-eš-ta =
pe-š-ta — pa-it-ta = pai-tta ʽты дал’, pí-eš-ta = pe-š-ta — pa-iš = pai-š ʽон дал’ (< pai- ʽдавать’).
Частотность «сигматических» форм повышается в позднем языке (особенно у основ вида Cai-),
но, в принципе, они известны и из древнехеттского корпуса: da-iš-te-en = tai-š-ten ʽвы положи-
ли’ (< tai- ʽкласть’). Есть этимологические основания считать, что элемент -š- в ḫi-спряжении
является архаизмом.
4. Формы 3-го лица ед. ч. презенса mi-спряжения: в интервокале (т. е. у основ на гласные),
особенно в позднем языке, не так редко фиксируются и написания с одиночным согласным
-CV-zi: pí-ḫu-te-iz-zi = piḫude-zzi — pí-ḫu-te-zi = piḫude-zi < peḫude- ʽуводить’).
5. Изредка в древнем языке встречается написание флексий 1-го лица ед. ч. презенса
mi-спряжения и 3-го лица мн. ч. презенса через знак -ZA: e-eš-za = ēš-za ʽон есть’ вместо регу-
лярного e-eš-zi = ēš-zi < eš- или ša-ku-wa-an-za = šaguw-anza ʽони подвергнут определенному
наказанию’ вместо регулярного ša-ku-wa-an-zi = šaguwa-nzi < šaguwaye-), не вполне ясно, как
это интерпретировать фонетически и этимологически. Видимо, надежные случаи флексии 3-го
л. ед. ч. -za фиксируются только у консонантных основ.
6. Написания флексии 3-го лица ед. ч. презенса ḫi-спряжения через знаки серии E очень ред-
ки (но отмечены и в древнехеттском).
7. Формы флексий 1-го лица мн. ч. презенса и 1-го лица мн. ч. претерита с -m- (1 л. мн. ч.
през. -meni, -mani, 1 л. мн. ч. прет. -men; императивные формы, где ожидались бы флексии с -m-
не отмечены) регулярны при основах на u-, см. 2.1.3. Однако уже в древнехеттском вторично
выделившиеся флексии -umeni, -umen проникли в парадигму ḫi-глаголов с основой на -a-
(pēd-umeni ʽмы уносим’ < peda-), где стали регулярными (эти же глаголы имеют формы с -um- в
герундии и инфинитиве).
8. Формы флексий 1-го–2-го лица мн. ч. презенса и 1-го лица мн. ч. императива с огласовкой
-a- (1 л. мн. ч. през. и 1 л. мн. ч. имп. -wani, -mani; 2 л. мн. ч. през. -ttani) встречаются реже, чем
формы с -e- (1 л. мн. ч. през. и 1 л. мн. ч. имп. -weni, -meni; 2 л. мн. ч. през. -tteni), и характерны
для древне- и среднехеттского; распределение между флексиями с -e- и -a- не ясно (уже в древ-
нехеттском отдельные глаголы фиксируются с флексиями обоих типов).
9. Стянутая флексия 1-го лица мн. ч. през. -uni изредка встречается в средне- и новохеттских
текстах: SIG5-aḫ-ḫu-ni = SIG5-aḫḫ-uni ʽмы исправляем’ < SIG5-aḫḫ- (*lazziyaḫḫ-).
10. Стянутая флексия 3-го л. мн. ч. през. -enzi отмечается редко, в основном в глаголах с ос-
новой на суффиксальное -aye- (-ai-).
11. Общее правило распределения флексий 1-го лица ед. ч. претерита mi-спряжения таково:
-un у основ на согласные, -n-un у основ на гласные (исключение, допускающее разные морфо-
нологические интерпретации: pa-a-un = pāun ʽя пошел’ от pai- ʽидти’).
12. Во 2-м лице ед. ч. претерита mi-спряжения гласные основы сохраняют флексию -š, а
флексия консонантных основ обычно записывается через знак -TA, что является экспансией
окончания 3-го лица ед. ч. (см. ниже о различных возможностях фонетической трактовки такой
орфографии). В позднем языке и вокалические основы могут получать флексию -t.
13. Возможно, исходным окончанием 2-го лица ед. ч. претерита в ḫi-спряжении являлось
-tta. Вариант -š перенесен из 3-го лица ед. ч. Для -aye-основ характерна флексия -t (ḫal-za-it =
ḫalzai-t ʽты воскликнул’ < ḫalzaye-), вероятно, это примета позднего языка.
14. Стандартное распределение флексий 3-го лица ед. ч. претерита mi-спряжения таково: у
основ на гласные выписывается знак -VT (ták-ka-li-it = takkali-t ʽон окружил’ < takkaliya-), у
снов на согласные выписывается знак -TA (ḫu-e-ik-ta = ḫuēk-ta ʽон заколол’ < ḫueg-). Возможно,
в обоих случаях фонетически флексия выглядела как -t (что хорошо согласуется с индоевро-
пейскомой реконструкцией), а написание через -TA — вынужденная мера при передаче интер-
вокального кластера. Против такого анализа говорит несколько групп фактов. Во-первых, у
основ на сонанты, в частности у n-основ, не происходит ожидаемого упрощения {-nt} > {-n}
(ср. 2.1.3.), например, ku-en-ta = kuen-ta ʽон убил’ < kuen-, — эти формы можно объяснять как
восстановление флексии по аналогии со стандартной парадигмой. Во-вторых, у основ на огуб-
ленный велярный также выписывается -TA (точнее говоря, -UT-TA с удвоенным согласным), хотя
написание одиночного -UT не противоречило бы хеттской орфографии, например, e-ku-ut-ta =
egu-tta ʽон выпил’ < egu- {ekʷ-}; при флексии -t ожидаемое написание была бы **e-ku-ut.
В третьих, в позднем языке формы с -TA как будто обнаруживаются и у основ на гласные, хотя
обычно грамматическая интерпретация таких форм не до конца ясна.
15. Базовое окончание 3-го лица ед. ч. претерита ḫi-спряжения — -š (у консонантных основ
вариант -aš или -iš). У основ на -š- флексия -ta: ḫa-a-aš-ta = ḫāš-ta ʽона родила’ < ḫaš-.
16. У основ на -iya- очень редко встречается флексия 3-го л. мн. ч. прет. -ar (хотя уже в
среднехеттских текстах).
М е д и й: презенс и претерит.
17. Установить какое-либо семантическое или формальное различие между презентными
медиальными флексиями с -ri и без -ri не удается. В древнехеттском языке варианты с -ri ред-
ки, но их роль значительно усиливается в среднехеттском и особенно в новохеттском. Т. е. -ri
постепенно начал функционировать (и стал восприниматься носителями?) как агглютинатив-
ный показатель медиального презенса.
18. Установить какое-либо семантическое или формальное различие в претерите и императиве
между медиальными флексиями с -i и без -i не удается. Для древнехеттского периода флексии с -i
характерны в 3-м лице ед. ч. претерита (-adi) и 3-м лице мн. ч. претерита (-antadi). Видимо, из
3-го лица формы с -i начали распространяться по всей парадигме, и выделившийся таким обра-
зом вторичный морф -di начал функционировать (и стал восприниматься носителями?) как агг-
лютинативный показатель медиального претерита и императива.
19. Флексия 1 л. ед. ч. през. -ḫḫaḫari редкая и поздняя.
20. Флексия 2 л. ед. ч. през. -ttadi поздняя.
21. Установить какое-либо распределение между флексиями 3 л. ед. ч. през. -tta(ri) и -a(ri)
не удается (ср. схожую ситуацию с флексиями 3 л. ед. ч. имп. мед. зал. -ttaru и -aru). Обе флек-
сии отмечены уже в древнехеттском. У ряда глаголов наблюдаются параллельные формы с
обоими окончаниями (в том числе и в древнехеттском: ḫi-in-ga = ḫink-a — ḫé-ik-ta = ḫek-ta ʽон
кланяется’ < ḫenk-). У многочисленных имперфективных глаголов с суффиксом -ške- всегда
(или почти всегда) флексия -tta(ri).
22. Флексия 1 л. мн. ч. през. -waštadi поздняя (новохеттская) по аналогии с претеритом.
23. Самая частотная (и в древнехеттском единственная) флексия 1 л. ед. ч. прет. -ḫḫat. Вари-
ант -ḫḫadi фиксируется реже и позднее. В поздних текстах достаточно частотен вариант -ḫḫaḫat
(а вторичный -ḫḫaḫadi совсем редок).
24. Самая частотная (и в древнехеттском единственная) флексия 2 л. ед. ч. прош. вр. -ttat.
Варианты -ttadi, -tta, -at появляются позднее. В виду общей редкости данной грамматической
формы выявить какие-либо тенденции не удается.
25. Самая частотная флексия 3 л. ед. ч. прет. -ttat, также частотна флексия -adi. Оба окончания
-ttat и -adi отмечаются уже в древнехеттском корпусе. В поздних текстах достаточно часто встреча-
ется флексия -ttadi, а также редкие -at и -tta. Выявить какое-либо распределение не удается.
26. Архаичная флексия 1 л. мн. ч. прет. -waštat (со среднехеттского), в новохеттском распро-
страняется вариант -waštadi.
27. Ожидаемая инновационная флексия 2 л. мн. ч. прет. *-ttumadi (как замена -ttumat) не от-
мечена по причине редкости данной грамматической формы.
28. Обе флексии 3 л. мн. ч. прет. -antadi и -antat — частотны, но в древнехеттском корпусе
отмечена только -antadi, а -antat фиксируется, начиная со среднехеттского.
И м п е р а т и в.
29. Стандартная флексия 1 л. ед. ч. акт. зал. -(a)llu (со среднехеттского). Флексии -lit и -lut
отмечены только у глагола eš- ʽбыть’ параллельно со стандартным окончанием, причем -lit ар-
хаична, она фиксируется в древнехеттском и среднехеттском (других примеров на 1-е лицо
ед. ч. императива активного залога в древнехеттском корпусе нет): e-eš-li-it = ēš-lit, e-eš-lu-ut =
ēš-lut, a-sa-al-lu = aš-allu ʽпусть я буду!’. Внутренняя реконструкция предполагает, что прахетт-
ским окончанием было -lit (сохраняющееся в бытийном глаголе), а победивший вариант
-(a)llu — результат контаминации с более частотной флексиями 3 л. ед. ч. -ttu, -u; новохеттское
окончание -lut у бытийного глагола — результат последующей контаминации -lit и -(a)llu. Од-
нако, если соответствующее лувийское окончание -lu действительно существует, сценарий
должен быть иным.
30. В стандартном случае во 2-м лице ед. ч. активного залога представлена чистая основа.
Флексия -i характерна в основном для основ на консонантный кластер: pa-aḫ-ši = paḫš-i
ʽохраняй!’ < paḫš-. Флексия -t регулярна у основ с каузативным суффиксом -nu- и в архаичном
глаголе iya- ʽидти’ (i-it = ī-t ʽиди!’).
31. Флексия 1 л. ед. ч. мед. зал. -ḫḫaḫaru, видимо, более поздняя.
32. Установить какое-либо распределение между флексиями 3 л. ед. ч. мед. зал. -ttaru и -aru
не удается (ср. схожую ситуацию с флексиями 3 л. ед. ч. през. мед. зал. -ttari, -ari). Обе флексии
отмечены уже в древнехеттском.
Н е ф и н и т н ы е (именные) ф о р м ы в парадигме глагола:

— причастие, суффикс -ant-;
— герундий, который употребляется в форме номинатива-аккузатива (суффиксы
-war/-umar и -adar) и генитива (суффиксы -waš/-umaš и -annaš);
— инфинитив, суффиксы -wanzi/-umanzi и -anna;
— супин, суффикс -wan.
Подробнее об образовании и употреблении нефинитныx форм глагола см. 2.3.7.
2.3.6. Формально почти все хеттские м е с т о и м е н и я являются прилагатель-
ными, т. е. они обладают словоизменительными категориями числа, падежа и рода.
Л и ч н ы е местоимения имеются для трех лиц. Для 1-го и 2-го лица существует по
два набора форм: полноударная парадигма ūk ʽя’, zik ʽты’, weš ʽмы’, šum(m)eš ʽвы’ и
энклитическая парадигма (энклитическая парадигма дефектна). Для 3-го лица исполь-
зуется полноударное местоимение aba- ʽтот’, а также собственный энклитический на-
бор форм (дефектный). Особенностью личных местоимений 1-го и 2-го лица, отли-
чающей их от прочих местоимений, является отсутствие у них противопоставления по

роду. Клюзивность отсутствует.
Притяжательные местоимения представлены для всех трех лиц. Употребляются
энклитически после полноударного обладаемого, с которым согласуются по числу,
падежу и роду (подобно прилагательным). Также в системе притяжательных место-
имений есть противопоставление по числу посессора (ʽмой’ — ʽнаш’ и т. д.), но нет
противопоставления по роду посессора.
Указательно-анафорические местоимения. Для Х.я. иногда формулируют тернарную
систему: ka- ʽэтот (относящийся к говорящему)’ — aba- ʽтот/этот (относящийся к слу-
шающему)’ — aši ʽтот (относящийся к третьему лицу)’. Однако в реально зафиксиро-
ванном Х.я. оппозиция является скорее бинарной: ka- ʽэтот’ — aba- ʽтот’, а словоформы
третьего члена системы статистически весьма редки в текстах. Лексемы aba- и редко
ka- могут также функционировать как личное местоимение 3-го лица.
Вопросительно-относительное местоимение kui- ʽкто?ʼ, ʽчто?ʼ, ʽкоторый’ изменя-
ется по роду, числу и падежу (парадигма схожа с указательно-анафорическими ме-
стоимениями). От этой же основы образуется бóльшая часть остальных вопроситель-
ных местоимений (kuwat, kuit ʽзачем?, почему?’, kuwapi ʽгде?, когда?’, kuez ʽоткуда?’);
ср. также maḫḫan, mān ʽкак?’.
Неопределенное местоимение ʽкто-нибудь, что-нибудь’ образуется прибавлением
энклитики -kki/-kka к морфологически оформленной форме вопросительно-относитель-
ного местоимения kui-, например, дат.-лок. ед. ч. kuedani-kki ʽв каком-нибудь’.
Дистрибутивное местоимение ʽкаждый’ образуется прибавлением энклитики -ya
ʽи’ к морфологически оформленной форме вопросительно-относительного местоиме-
ния kui-, например, акк. ед. ч. общ. р. kuinn-a < акк. ед. ч. общ. р. kuin + -ya, о сандхи
Cy > Cː, см. 2.1.3.).
Отрицательные местоимения образуются аналитически при помощи частицы отри-
цания natta и неопределенных местоимений, например, natta kui-š=ki ʽникто’).
Возвратное местоимение — энклитика -(z)za (в древнем языке с вариантом -z).
Прочие местоимения: склоняемое kui-š + -a ʽкто бы ни’, tamai- ʽдругой’, ḫumant-
ʽвесь (ед. ч.), все (мн. ч.), каждый’, tabiya- ʽвесь (ед. ч.), целый’ и др.
Имеется эмфатизирующая энклитика -ila ~ -el ʽсам’, присоединяющаяся к скло-
няемой личной местоименной форме: ug-ila ʽя сам’, šumāš-ila ʽвы сами’ и т. д.
Хеттский глагол демонстрирует одноличное (субъектное) спряжение, согласуясь с
субъектом по лицу и числу (выражается флективно):
(13) a-iš EME-aš ga-ga-aš šu-me-eš az-zi-ki-te-en
aiš-0 EME-a-š kaga-š
рот-НОМ/АКК.ЕД/МН.СР язык (EME-a-)-НОМ.ЕД.ОБЩ зуб-НОМ.ЕД.ОБЩ
šumeš azzigi-t<t>en
вы.НОМ.МН есть-ИМП.2МН
ʽО рот, язык (и) зуб, ешьте!’
Однако, если множественный субъект выражен именем (или именами) среднего
рода, то глагольный предикат используется в единственном числе (это касается непе-
реходных глаголов; в случае переходного глагола предикат используется во множест-
венном числе, а субъект среднего рода оформляется суффиксом -ant- и флексиями
общего рода, см. 2.3.4.):
(14) al-wa-an-za-tar-še-it i-da-a-lu ud-da-a-ar-še-it QA-TAM-MA ḫar-ak-du

alwanzadar-0=šet idālu-0
колдовство-НОМ/АКК.ЕД/МН.СР=ПРИТЖ.3.НОМ/АКК.ЕД/МН.СР злой-НОМ/АКК.ЕД/МН.СР
uttār-0 =šet QATAMMA
слово.МН-НОМ/АКК.ЕД/МН.СР =ПРИТЖ.3.НОМ/АКК.ЕД/МН.СР так же
ḫarak-tu
погибать-ИМП.3ЕД
ʽПусть погибнут таким же образом ее колдовство (и) ее злые слова!’
В функции неопределённо-личной употребляется форма 3-го лица множественного

числа. Безличные глаголы редки — в норме при обозначении атмосферных явлений
субъектами выступают соответствующие боги (бог Грозы — при грозе и т. п.).
В Х.я. достаточно развита система модальных и видовых о т р и ц а н и й. Все от-
рицания выражаются аналитически посредством специальных частиц. Обычное от-
рицание утверждения образуется частицей natta — как при глаголе, так и при имени
(natta часто записывается аккадограммой ŪL). Прохибитив выражается сочетанием
формы индикатива презенса (очень редко — императива) с частицей lē. Отрицатель-
ный оптатив говорящего выражается сочетанием частиц le и man с глагольной фор-
мой индикатива; отрицательный оптатив субъекта фразы выражается сочетанием час-
тицы numan/nuwan c глагольной формой индикатива (утвердительный оптатив как
говорящего, так и субъекта фразы выражается сочетанием глагольной формы индика-
тива с частицей man, см. выше). Существует специальное отрицание для риториче-
ских вопросов (частица nekku + глагольная форма индикатива) и специальное отри-
цание для глагольных форм, выражающих предшествование ʽеще не’ (частица nawi +
глагольная форма индикатива).
Отрицание (natta) относится к глагольному предикату:
(15) iš-pa-an-ti-mu-uš-ša-an ša-aš-ti-mi ša-a-ne-iz-zi-iš te-eš-ḫa-aš na-at-ta e-ip-zi
išpant-i=mu=ššan šašt-i=m-i
ночь-Д/Л.ЕД=я.АКК/Д/Л=ЛОК.ЧАСТ кровать-Д/Л.ЕД=мой-Д/Л
šānezzi-š tešḫa-š natta ēp-zi
сладкий-НОМ.ЕД.ОБЩ сон-НОМ.ЕД.ОБЩ не хватать-НАСТ.3ЕД
ʽНочью сладкий сон не охватывает меня в моей постели’.
Отрицание (natta) относится к именному объекту:

(16) na-at-ta a-pu-u-un GESTIN-an pí-i-e-ir
natta ab-ūn GESTIN-a-n pī-ēr
не тот-АКК.ЕД.ОБЩ вино(GESTIN-a-)-АКК.ЕД.ОБЩ давать-ПРОШ.3МН
ʽОни подали не то вино’.
Прохибитив с отрицанием lē:

(17) li-e-mu gi-en-zu-wa-i-ši
lē=mu kenzuwai-ši
не=я.АКК/Д/Л быть.милосердным-НАСТ.2.ЕД
ʽНе щади меня!’
Отрицательный оптатив субъекта с отрицанием numan:

(18) EGIR-pa-ma-aš-ša-an URU-ya ša-an-na-pí-liš nu-u-ma-an pa-iz-zi
EGIR-pa=ma=ššan URU-y-a šannabili-š
назад=же=ЛОК.ЧАСТ город(URU-y-)-Д/Л.ЕД порожний-НОМ.ЕД.ОБЩ
nūman pai-zzi
не идти-НАСТ.3ЕД
ʽНо он (= охотник) не хотел (настоящее в значении прошедшего) возвращаться в
город с пустыми руками’.
2.3.7. С формальной точки зрения в Х.я. выделяются следующие части речи: сущест-
вительное (словоизменительные категории — число (см. 2.3.3., 2.3.4.), падеж (2.3.4.)),
прилагательное (словоизменительные категории — род, число, падеж (см. 2.3.3.
и 2.3.4.)), глагол (словоизменительные категории — залог, наклонение, время, лицо,
число (см. 2.3.5.)), неизменяемые (см. ниже).
При такой классификации местоимения являются или прилагательными, или суще-
ствительными (при этом местоимения имеют некоторые особые флексии, отличающие-
ся от именных).
С т е п е н и с р а в н е н и я п р и л а г а т е л ь н ы х выражаются аналити-
чески (в текстах эти конструкции фиксируются весьма редко). Сравнительная сте-
пень: прилагательное или наречие + объект сравнения, стоящий в дативе-локативе
единственного числа:
(19) A-NA LUGAL KUR URU.dU-ta-aš-ša-kán 1-aš LÚtu-u-ḫu-kán-ti-iš šal-li-iš e-eš-du
URU.d
ANA LUGAL KUR U-tašša-0=gan
царь-Д/Л.ЕД(ANA) страна.ГЕН.ЕД город.Тархунтасса-ГЕН.ЕД=ЛОК.ЧАСТИЦА
LÚ
1-a-š tūḫuganti-š šalli-š ēš-tu
один-НОМ.ЕД.ОБЩ насл.принц-НОМ.ЕД.ОБЩ большой-НОМ.ЕД.ОБЩ быть-ИМП.3ЕД
ʽПусть только наследный принц будет могущественнее царя страны города Тар-
хунтасса!’
Превосходная степень: прилагательное или наречие + объект сравнения, стоящий в да-
тиве-локативе множественного числа (или в единственном числе при собирательных су-
ществительных) и факультативно усиленный согласованным прилагательным ḫumant-
ʽвесь, все’ (т. е. дат.-лок. мн. ч. ḫumant-aš ʽвсех’) и/или послелогом ištarna ʽсреди’:
(20) nu DINGIRMEŠ-na-aš ḫu-u-ma-an-da-aš ŠA URUKa-aš-ta-ma dZa-aš-ḫa-pu-na-a-aš ša-al-li-iš
nu DINGIRMEŠ-n-aš ḫūmant-aš ŠA
URU
Kaštama-0
и бог(DINGIRMEŠ-n-)-Д/Л.МН весь-Д/Л.МН город.Кастама-ГЕН(ŠA)
d
Zašḫabunā-š šalli-š
богиня.Цасхабуна-НОМ.ЕД.ОБЩ большой-НОМ.ЕД.ОБЩ
ʽИ богиня Цасхабуна наиболее могущественна из всех божеств города Кастама’.
К о л и ч е с т в е н н ы е ч и с л и т е л ь н ы е (см. 2.3.3.) формально являются
существительными, порядковое ḫantezzi- ʽпервый’ — прилагательным, а tān ʽвто-
рой’ — неизменяемым. Остальные порядковые числительные неизвестны).
Н е ф и н и т н ы е (именные) ф о р м ы г л а г о л а — это причастие, герун-
дий (употребляется в форме номинатива-аккузатива и генитива), инфинитив, супин.
Все они образуются суффиксально. По выбору суффикса герундия и инфинитива
глаголы делятся на два класса. Класс 1 более многочисленный, в него входят глаго-
лы, не попавшие в класс 2. В класс 2 попадают все глаголы mi-спряжения, у кото-
рых основа односложна и имеет вокалическое чередование в финитных формах
(например, epp-/app- ʽхватать’), а также несколько односложных глаголов mi- и
ḫi-глаголов, не имеющих вокалического чередования (задаются списочно). В позд-
нем языке у некоторых глаголов фиксируются спорадические формы с показателя-
ми чужого класса.
Герундий
Глаголы Причастие Инфинитив Супин
ном.-акк. генитив
Класс 1 -war (-umar) -waš (-umaš) -wanzi (-umanzi) -wan
-ant-
Класс 2 -adar -annaš -anna (*-uman)
Причастие склоняется как стандартное прилагательное. Оно имеет пассивное значе-

ние от переходных глаголов и активное от непереходных (редко наблюдается употреб-
ление причастий в активном значении от переходных глаголов — parā ḫanta-nt-
ʽправильно направляющий’ и ʽправильно направляемый’ < ḫantaye- ʽупорядочивать’ +
наречие parā). Формы генитива на -aš в абсолютном употреблении имеют функцию
деепричастия: ar-ant-aš ʽстоя’, aš-ant-aš ʽсидя’.
Герундий представляет собой обозначение действия. В номинативе-аккузативе
(суффиксы -war, -umar, -adar) может употребляться как субъект или объект фразы.
В генитиве (суффиксы -waš, -umaš, -annaš) — как посессор в именной группе и т. п.
Инфинитив (т. е. аблатив и аллатив герундия; суффиксы -wanzi, -umanzi, -anna)
обычно используется для выражения цели (конечно, терминологически правильно бы-
ло бы называть супином именно эти глагольные формы), например:
(21) nu-uš-še GEŠTIN-an a-ku-wa-an-na pí-an-zi
nu=šše GEŠTIN-a-n aguw-anna pi-anzi
и=он.Д/Л.ЕД вино(GEŠTIN-a-)-АКК.ЕД пить-ИНФ давать-НАСТ.3МН
ʽИ они дают ему (= царю) вино, чтобы он выпил’.
Герундий и инфинитив этимологически представляют собой различные падежные
формы от двух отглагольных существительных среднего рода, образованных гетерок-
литическими суффиксами. От глаголов класса 1: ном.-акк. ед. ч. -war, ген. ед. ч. -waš
(< *wan-š?), абл. ед. ч. -wan-zi. От глаголов класса 2: ном.-акк. ед. ч. -adar, ген. -annaš
(< *-adn-aš), алл. -anna (< *-adn-a). Изредка в текстах встречаются и другие падежные
формы данных отглагольных имен.
Формы с -m-, приведенные в скобках, изначально характеризовали основы на -u-
(с развитием u-w > u-m, см. 2.1.3.), но затем распространились и на некоторые другие
глаголы (в частности стали регулярными в парадигме ḫi-глаголов с основой на -a-;
ср. у этих же глаголов флексии с -um- в 1-м лице множественного числа презенса и
1-м лице множественного числа претерита).
Супин (суффикс -wan) используется в конструкциях со спрягаемым вспо-
могательным глаголом (tai- ʽкласть’ или tiya- ʽступать’), выражающих инхоативную
семантику ʽначать делать что-либо’. Супин образуется почти исключительно от основ
с имперфективным суффиксом -ške-:
(22) f.MEŠtap-da-ra-aš ú-e-eš-ki-u-wa-an da-a-i

f.MEŠ
taptara-š wē-ški-uwan tā-i
группа.плакальщиц-НОМ.ЕД.ОБЩ стенать-ИМПЕРФ-СУП класть-НАСТ.3ЕД
ʽПлакальщицы начинают стенать’.
Выделяются следующие неизменяемые части речи. Н а р е ч и я в Х.я. часто явля-

ются застывшими падежно-числовыми формами имен: например, прилагатель-
ных/причастий среднего рода номинатива-аккузатива в основном единственного
числа (mekki- ʽмногочисленный’ → mekki ʽмного, очень’), реже множественного
(munnanta ʽскрытно’). Пространственные наречия (послелоги, превербы) обычно яв-
ляяются застывшими падежными формами существительных (причем сами произво-
дящие существительные часто уже исчезли из языка), например, šer ʽсверху’ (номи-
натив-аккузатив ед. числа в функции локатива от исчезнувшего существительного
среднего рода) и šara ʽнаверх’ (аллатив ед. числа от этой же аблаутной основы);
pangarit ʽбольшим числом’ — инструменталис от незафиксированного *pangar(a/i)-.
Если во фразе пространственное наречие стоит после имени, выражающего прост-
ранственное значение, то такое наречие в хеттологической традиции называют п о с -
л е л о г о м. Также для не послеложного употребления некоторые исследователи
различают н а р е ч и е (адверб) и п р е в е р б: семантическое отличие наречий и
превербов состоит в том, что последние выражают пространственные значения, в
то время как наречия — все остальные обстоятельственные. С синтаксической точ-
ки зрения отличие превербов от наречий состоит в их несамостоятельности относи-
тельно глагола — они составляют одну синтагму и самостоятельно в инверсиях не
участвуют. Наречия же могут самостоятельно перемещаться в конечную позицию в
предложении (с эмфатической функцией).
С о ю з ы. Сочинительные союзы — фразовый nu (в позднем языке окончательно де-
семантизируется и функционирует фактически как показатель начала предложения), фра-
зовый ta (характерен для древнего языка), фразовый šu (редок уже в древнехеттском). Эти
три союза употребляются в начале предложения. Они образуют фонетическое слово, если
во фразе имеются энклитики, которые к ним присоединяются (2.5.3.). Если таковых энк-
литик нет, то, по крайней мере, союз nu в древнехеттском (а, возможно, и во все периоды)
проклитически присоединяется в полноударному слову — второму элементу в предложе-
нии (это следует из того, что для древнехеттского дуктуса характерно выписывание nu без
пробела перед следующим полноударным словом, во все периоды nu не ставится в конце
строки, никогда nu не фиксируется с написанием plene).
Сочинительным союзом является энклитика -ya ʽи’, которая может связывать как фра-
зы (в обычном случае присоединяется к первому полноударному слову во второй фразе,
см 2.5.3.), так и отдельные слова (присоединяется к последнему слову). Противительны-
ми фразовыми союзами, а также показателями смены топика являются энклитики -a и
-ma, которые в обычном случае присоединяются к первому полноударному слову во фра-
зе, см. 2.5.3. Другие союзы (полноударные): naššu ʽили’, naššu… našma ʽили… или’,
māḫḫan ʽкогда’, mān ʽесли’ и т. д. Примеры см. в 2.5.4.
Ч а с т и ц ы: полноударные показатели отрицания (см. 2.3.6.), модальная (опта-
тивная) частица man, локативные частицы -k(k)an, -š(š)an, -ašta, -aba, -an, показатель
прямой речи -wa(r), эмфатическая энклитика -bat (присоединяется к выделяемому
слову) и др. Примеры с -bat и -wa(r):
(23) na-an a-pí-e-da-ni-pát pí-di ar-ḫa wa-ar-nu-u-wa-an-zi

n=an ab-ēdani=bat pid-i arḫa warnūw-anzi
и=он.АКК.ЕД.ОБЩ тот-Д/Л.ЕД=же место-Д/Л.ЕД прочь жечь-НАСТ.3МН
ʽИ его на том же (самом) месте напрочь (= дотла) сжигают’
(24) ka-a-ša-wa EZEN4-an i-ya-mi
kāša=wa EZEN4-a-n iya-mi
вот=мол праздник(EZEN4-a-)-АКК.ЕД делать-НАСТ.1ЕД
ʽВот, мол, праздник я устраиваю’.
М е ж д о м е т и я. В прямой речи (особенно в текстах, произносимых при исполне-
нии ритуалов) фиксируется ряд слов, которые можно было бы классифицировать как меж-
дометия, однако обычно в них предпочтительнее видеть изолированные грамматические
формы, заимствованные из хаттского или лувийского.
Кроме того, имеется ряд отдельных лексем, семантически и синтаксически отно-
сящихся к различным изменяемым частеречным классам, но формально не показы-
вающих словоизменения. Например, энклитическая рефлексивная частица -z(z)a/-z
ʽсебя, себе’ (2.3.5.), порядковое числительное tān ʽвторой’ (2.3.3.).
2.4.0. Образцы парадигм.
В нижеприведенных именных и глагольных парадигмах не все формы реально за-
фиксированы в текстах — часть словоформ достроена по образцу аналогичных лексем
(такие формы специально не отмечаются). В скобках даются поздние аналогические
формы. Редкий знак астериска (*) указывает на формы, никак не засвидетельство-
ванные в данном лексическом типе, но предполагаемые по общим соображениям.
И м я (с у щ е с т в и т е л ь н о е, п р и л а г а т е л ь н о е)
Именная флексия практически едина для всех основ. Ради удобства описания ос-
новы обычно разделяют на классы по конечному элементу основы: вокалические ос-
новы с исходом на -a-, -i-, -u-, -ai-; консонантные с исходом на -t-, -nt-, -n-, -l-, -r-,
-r/n-, -š-, -ḫ-, -0/n-.
Парадигмы существительного с a-основой общего рода atta- ʽотец’ и существительного с
-r/n-основой (гетероклиза) среднего рода wadar ʽвода’ (эта лексема, кроме всего прочего,
показывает и уникальное чередование гласных основы):
Ед. число Мн. число
Падеж
Ном. atta-š att-eš
wādar-0 widār-0
Акк. atta-n att-uš
«Эрг.» — weden-anza < {-ant-s} — widen-ant-eš
att-aš, att-an (att-aš),
Ген.
widen-aš widen-an (widen-aš)
att-i,
Дат. -лок.
widen-i att-aš
*att-a, widen-aš
Алл.
widen-a
Абл. att-az, widen-az
Инстр. att-it, widan-ta
Вок. atta-0 widen-ant-i = НОМ. ?
Интересной особенностью Х.я. является морфонологическое противопоставление не-

которого класса прилагательных остальным именам. А именно, прилагательные с двух-
сложными основами на -u- и -i- (за редким исключением) имеют чередование -u-/aw- и
-i-/-ay- в парадигме. Прилагательные с многосложными основами на -u- и -i- (за редким
исключением) и существительные с основами на -u- и -i- (за редким исключением) со-
храняют -u- и -i- в неизменном виде.
Парадигма существительных ḫuwaši ʽколонна’ среднего рода и wellu- ʽлуг’ общего
рода (в обоих случаях без чередования в исходе основы):
Падеж
Ном. wellu-š welluw-eš
ḫuwaši-0 ḫuwaši-0
Акк. wellu-n well-uš
ḫuwašiy-anza <
«Эрг.» — — ḫuwašiy-ant-eš
{-ant-s}
ḫuwašiy-aš ḫuwašiy-aš
Ген.
welluw-aš welluw-an (welluw-aš)
ḫuwašiy-a (ḫuwaš-i)
Дат.-лок.
wellu-i ḫuwašiy-aš
ḫuwašiy-a welluw-aš
Алл.
welluw-a
ḫuwašiy-az
Абл.
welluw-az
ḫuwaši-t
Инстр.
wellu-it
Вок. wellu-0 — = НОМ. ?
Парадигмы двусложных прилагательных šalli- ʽбольшой’ и aššu- ʽхороший’ (в обо-

их случаях чередование в исходе основы):
Падеж
šalli-š šalla-eš < {salːay-es}
Ном. šall-a < {salːay-a}
aššu-š šalli-0 aššaw-eš
(šallay-a)
šalli-n aššu-0 šalla-uš < {salːay-us}
Акк. aššaw-a
aššu-n aššam-uš < {asːaw-us}
«Эрг.» — — — —
šall-aš < {salːay-as} (šallay-aš)
Ген.
aššaw-aš
šalla-i < {salːay-i} šall-aš < {salːay-as} (šallay-aš)
Дат.-лок.
aššaw-i aššaw-aš
šall-a < {salːay-a}
Алл.
aššaw-a
šall-az < {salːay-aʦ} (šallay-az)
Абл.
aššaw-az
šalli-t
Инстр.
aššaw-it
šalli-0
Вок. — = НОМ. —
aššu-0
Гл а гол
Ниже приведены парадигмы синтетических форм глаголов epp- ʽхватать’ (консо-
нантная основа, mi-спряжение, активный залог; в основе чередование гласных), tarna-
ʽпускать’ (a-основа, ḫi-спряжение, активный залог), ar- ʽстоять’ (консонантная основа,
медиальный залог).
Индикатив презенс
1 л. ēp-mi tarna-ḫḫi ar-ḫa(ri)
Ед. ч. 2 л. ēp-ši tarna-tti ar-ta(ri)
3 л. ēp-zzi tarna-i ar-ta(ri)
app-weni
1 л. ar-wašta(ri)
tarn-umeni
ap-teni
Мн. ч. 2 л. ar-tuma(ri)
tarna-tteni
app-anzi
3 л. ar-anta(ri)
tarn-anzi
Индикатив претерит
1 л. ēpp-un tarna-ḫḫun ar-ḫat
Ед. ч. 2 л. ēp-ta tarna-š ar-tad(i)
3 л. ēp-ta tarna-š ar-tad(i)
ēpp-wen
1 л. ar-waštat
tarn-umen
ēp-ten
Мн. ч. 2 л. ar-tumat
tarna-tten
ēpp-ir
3 л. ar-antad(i)
tarn-er
Императив
ēpp-allu
1 л. ar-ḫaru
tarn-allu
Ед. ч. ēp
2 л. ar-ḫut
tarna
3 л. ēp-tu tarna-u ar-taru
ēpp-weni
1 л. ar-waštadi
*tarn-umen
ēp-ten
Мн. ч. 2 л. ar-tumad
tarna-tten
app-antu
3 л. ar-antaru
tarn-antu
Герундий
Глаголы Причастие Инфинитив Супин
ном.-акк. генитив
app-ant- tarn-umar tarn-umaš tarn-umanzi app-wan (?)
Класс 1
tarn-ant- ar-war ar-waš ar-wanzi tarn-uman (?)
Класс 2 ar-ant- app-adar app-annaš app-anna ar-wan
Местоимения
Полноударные личные местоимения 1-го и 2-го лица (в скобках даются поздние
формы, большинство которых возникло по аналогии)
Падеж
1 л. 2 л. 1 л. 2 л.
Ном. ūk (ammuk) zik weš (anzāš) šum(m)eš (šum(m)āš)
Акк., дат.-лок. ammuk (ūk) tuk anzāš šum(m)āš (šum(m)ēš)
Ген. ammel tuēl anzel šum(m)enzan (šumel)
ammedaz
Абл. tuēdaz (tuēdaza) anzedaz šum(m)edaz
(ammedaza)
Дефектные парадигмы энклитических личных местоимений 1-го и 2-го лица

(в скобках даются поздние формы)
Падеж
1 л. 2 л. 1 л. 2 л.
Акк., дат.-лок. -mu (-mmu) -tta, -ttu -nnaš -šmaš
Обращает на себя внимание регулярное кодирование датива-локатива и аккузатива

одной формой, представленное только в парадигме личных местоимений 1-го и 2-го
лица, как полноударных, так и энклитических.
Во 2-м лице единственного числа варианты -tta, -ttu находятся в дополнительном
распределении: -ttu употребляется перед энклитиками -z(a) ʽсебя, себе’ и -ššan с лока-
тивным значением.
Формы множественного числа (-nnaš, -šmaš) могут использоваться в рефлексивном
значении ʽсебе, себя’, конкурируя с основным рефлексивным местоимением — неиз-
меняемым -z(z)a/-z.
Дефектная парадигма энклитического личного местоимения 3-го лица
(в скобках даются поздние формы)
Падеж Ед. число Мн. число
Ном. Общ. р. -aš -e (-at)
Акк. Общ. р. -an -uš (-aš)
Ном.-акк. Ср. р. -at -e (-at)
Дат.-лок. -šše (-šši) -šmaš
Номинативные формы этого местоимения 3-го лица имеют синтаксическую осо-

бенность. Во-первых, номинативная клитика не употребляется с переходным глаго-
лом (независимо от того, выражен в предложении прямой объект или нет), т. е. соот-
ветствующие предложения не имеют выраженного субъекта. Во-вторых, номинатив-
ная клитика употребляется с большей частью непереходных глаголов, но имеется
группа непереходных глаголов, употребляющихся без номинативной клитики (т. е. с
невыраженным субъектом). Первую группу глаголов (с номинативной клитикой) час-
то характеризуют как «unaccusative»: это стативные глаголы («сидеть»), глаголы дви-
жения («идти»), изменения состояния («умереть») и т. д. Вторую группу глаголов (без
номинативной клитики), соответственно, описывают как «unergative» (например, «ра-

ботать»). Противопоставление двух групп имеет еще одну формальную примету: гла-
голы, сочетающиеся указанными клитиками («unaccusative»), образуют аналитиче-
ский перфект (2.3.5.) со вспомогательным глаголом eš- ʽбыть’; вторая группа
(«unergative») — со вспомогательным глаголом ḫar(k)- ʽдержать’.
В древнехеттском глаголы движения, например, pai- ʽидти’, могут употребляться
как с номинативной клитикой, так и с невыраженным субъектом (некоторые глаго-
лы, например, ḫuwai- ʽбежать’ последовательно не имеют в предложении номина-
тивной клитики); в более позднем языке глаголы движения переходят в тип преди-
катов с клитикой. Последний факт заставляет снова вернуться к дискуссии об эле-
ментах активности в грамматическом строе Х.я. (о расщепленной эргативности или
активности см. 2.3.4.).
Притяжательные местоимения
(основные формы)
ʽмой’ ʽтвой’ ʽего’ ʽнаш’ ʽваш’, ʽих’
Падеж Род
Ед. число обладаемого
Ном. общ. р. -miš -ttiš -ššiš -šummiš -šmiš
Акк. общ. р. -man -ttan -ššan -šumman -šman
Ном.-акк. ср. р. -met -ttet -ššet -šummet -šmet
Ген. -maš -ttaš -ššaš -šummaš ?
Дат.-лок. -mi -tti -šši -šummi -šmi
Алл. -ma -tta -šša ? ?
Абл., инстр. -mit -ttit -ššet ? -šmit
Вок. общ. р. -mi ? ? ? ?
Мн. число обладаемого
Ном. общ. р. -miš -tteš -ššeš -šummeš -šmeš
Акк. общ. р. -muš -ttuš -ššuš -šummuš -šmuš
Ном.-акк. ср. р. -met ? -ššet -šummet -šmet
Ген. -man ? ? ? ?
Дат.-лок., алл. ? -ttaš -ššaš ? ?
Абл., инстр. = ЕД. Ч.
Ук а з ат е л ь н о - а н а ф о р и ч е с к и е м е с т о и м е н и я
ka- ʽэтот’ aba- ʽтот’ aši ʽтот (дальний)’2
Падеж Род
Ед. число
Ном. общ. р. kāš abāš aši
Акк. общ. р. kūn (kān)1 abūn uni
Ном.-акк. ср. р. kī (kē) abāt ini
Ген. kēl abēl ?
Дат.-лок. kēdani abēdani (abedi) edi, edani
Алл. ? ? ?
Абл. kēz(za) abēz(za) ediz(z)a
Инстр. kēdanta abedanta ?
ka- ʽэтот’ aba- ʽтот’ aši ʽтот (дальний)’2

Падеж Род
Мн. число
Ном. общ. р. kē (kūš, keuš) abē (abūš) e
Акк. общ. р. kūš (kē) abūš (abē) ?
Ном.-акк. ср. р. kē (kī) abē ini
Ген. kinzan (kēdaš) abenzan (abēdaš)
Дат.-лок. kēdaš abēdaš
?
Абл.
= ЕД. Ч.
Инстр.
П р и м е ч а н и я: 1. В скобках даются поздние формы, большинство которых возникло по
аналогии. 2. Для aši приведены только основные древние формы.
2.5.0. Морфосинтаксические сведения.

В данной статье авторами приняты те же определения для понятий «слово», «сло-
воформа», «фонетическое слово», что и А.А. Зализняком («Русское именное словоиз-
менение», 1967 г.) по отношению к русскому языку. Связано это с чрезвычайно высо-
кой степенью типологического сходства между Х.я. и современным русским. Под
фонетическим словом мы понимаем последовательность клинописных знаков на таб-
личке от пробела до пробела.
2.5.1. Типовые именные и глагольные словоформы имеют одинаковое строение:
корневая морфема + факультативно словообразующий суффикс (или суффиксы) +
словоизменительный суффикс (может быть нулевым).
Префиксация синхронно отсутствует, см. 2.5.2.
В системе глагольного словообразования присутствует инфикс -nin- (непродуктивная
модель, см. 2.5.2.).
Иногда встречается редупликация (полная или частичная; см. 2.5.2.) и слово-
сложение (см. 2.5.2.).
2.5.2. Система и м е н н о й словообразовательной с у ф ф и к с а ц и и в Х.я.
весьма развита. Наиболее частотные и продуктивные суффиксы:
-ant- — образует прилагательные и существительные, в синхронном Х.я. десеманти-
зирован (irman-ant- ʽбольной’ < irman ʽболезнь’; igunant- ʽхолодный’ < iguna- ʽхолод-
ный’; ḫuḫḫ-ant- ʽдед’ < ḫuḫḫa- ʽдед’; отглагольные существительные на -ant-, вроде
miy-ant- ʽрастущий, выросший’ < mai- ʽувеличиваться, процветать’, принято включать в
парадигму глагола как причастие, см. 2.3.5., 2.3.7.);
-adar, -eššar (ср. р.) — образуют абстрактные имена, имена действия (palḫ-adar
ʽширина’ < от palḫi- ʽширокий’; malt-eššar ʽзаклинание’ < malt- ʽзаклинать’, aš-eššar
ʽзаседание’ < eš- ʽсидеть’; отглагольные существительные на -adar, вроде miy-adar
ʽувеличение, изобилие’ < mai- ʽувеличиваться, процветать’, принято включать в пара-
дигму глагола как герундий, см. 2.3.5., 2.3.7.);
-ala-, -want- — образуют прилагательные от существительных (kenzuw-ala- ʽмило-
сердный’ < kenzu ʽмилосердие’; kišt-uwant- ʽголодный’ < kašt- ʽголод’);
-adalla-, реже -attalla- (общ. р.) — образует имена деятеля (išḫama-dalla- ʽпевец’ <
išḫamaye- ʽпеть’);
-ai (ср. р.) — образует абстрактные имена, имена действия, обычно от глаголов
(ḫurt-ai ʽпроклятие’ < ḫu(wa)rt- ʽпроклинать’).
Наречия часто являются застывшими падежно-числовыми формами прилага-

тельных, причастий или существительных, см. 2.3.7. Чисто наречным суффиксом
является -ili, употребляющийся в основном для обозначения языков (luw-ili ʽпо-
лувийски’).
Система г л а г о л ь н о й словообразовательной с у ф ф и к с а ц и и в Х.я.
достаточно развита. Наиболее частотные и продуктивные суффиксы (индексом указана
принадлежность глаголов данного суффиксального типа к -mi или -ḫi спряжению):
-ške-mi, -anna-ḫi, -šš(a)-ḫi — образуют имперфектив/дуратив/итератив/мультипли-
катив от глагольных основ, причем -ške-mi очень продуктивен, а два других суффик-
са редки (memi-ške- ʽговорить’ < mema- ʽсказать’, ḫalzi-šš(a)- ʽвосклицать’ < ḫalzaye-
ʽвоскликнуть’);
-nu-mi — каузативы от глаголов (war-nu- ʽжечь’ < war- ʽгореть’) и иногда фактитивы
от прилагательных (tepnu- ʽумалять, унижать’ < tebu- ʽмаленький, немного-
численный’); о каузативном носовом инфиксе см. ниже;
-aḫḫ-ḫi/mi — фактитивы от прилагательных (ḫantezziy-aḫḫ- ʽделать первым’ < ḫantezzi-
ʽпервый’);
-ešš- и реже -e- — фиентивы (реже стативы) от прилагательных (idalaw-ešš- ʽстать
дурным’ < idalu- ʽплохой’, parku-e- ʽстать ясным’ < parkui- ʽчистый’);
-aye-mi (традиционная нотация -ai-mi) — деноминатив. Видимо, первоначально
сочетался с именными a-основами, т. е. морфонологически {-a-ye-}, но в ис-
торический период образует глаголы практически от любой основы (tarm-aye-
ʽприбивать’ < tarma- ʽгвоздь’, negumant-aye- ʽраздеваться’ < от negumant-
ʽголый’).
И н ф и к с а л ь н а я м о д е л ь ограничивается редким инфиксом -nin-. Он об-
разует каузативы от глаголов с основой на заднеязычный, вставляясь перед заднее-
язычным сегментом: ḫar-nin-k- ʽразрушить’ < ḫark- ʽпогибать, исчезать’). Видимо, пер-
воначально инфикс -nin- находился в дополнительном распределении с каузативным
суффиксом -nu- (-nin- — у основ на заднеязычный, -nu- — иное).
Несколько глагольных основ движения исторически имеют префиксы с прост-
ранственным значением: pe- ʽот говорящего’, u(w)- ʽк говорящему’, которые синх-
ронно с трудом вычленимы. Ср. pai- ʽ(у)ходить’ — uwa- ʽприходить’ от глагола i(ya)-
ʽидти’, peda- ʽуносить’ — uda- ʽприносить’ от ta- ʽбрать’.
Словосложение представлено редко, например, appa-šiwatt- ʽбудущее’ < наречие
appa ʽзатем’ + šiwatt- ʽдень’, zaškar-aiš ʽанус’ < š/zakkar ʽэкскременты’ + aiš ʽрот’.
Р е д у п л и к а ц и я непродуктивна, однако засвидетельствована как в имени,
так и в глаголе. Семантические функции этой модели однозначно не устанавливаются
(в глаголе, видимо, может выражать имперфектив). Редупликация бывает полная
(kuwaš-kuwaš- ʽдробить’ < kuwaš- ʽдробить’) и частичная (ki-kkiš- ʽстановиться, де-
латься’ < kiš- ʽстановиться, делаться’).
К о н в е р с и я регулярно используется для образования существительных от при-
лагательных и редко прилагательных от существительных: panku- ʽсобрание’ < panku-
ʽвесь, каждый’, aššu ʽдобро, имущество’ < aššu- ʽдобрый’ (в некоторых таких случаях
существительные сохраняют тип склонения прилагательных).
2.5.3. Х.я. номинативно-аккузативный. Часто его трактуют как язык с расщепленной
эргативностью. Приметами активного строя является выбор флексий номинатива и ак-
кузатива общего рода (обычно в сочетании с дополнительным «анимирующим» суф-
фиксом -ant-) у существительных среднего рода в контекстах, предполагающих актив-

ную роль субъекта. Подробнее см. 2.3.4.
Линейный порядок членов предложения жёсткий в отношении конечного положения
глагола — SOV (об исключениях см. ниже). Подлежащее в норме предшествует допол-
нениям. Для вопросительных слов отмечаются две позиции — в начале предложения и
перед предикатом. Большинство энклитик в предложении присоединяются к первому
ударному слову, позицию которого занимают либо полнозначные слова, либо служеб-
ные, используемые для обозначения отношений между предложениями (ограниченный
класс слов — наиболее частотен союз nu). Многие слова имеют свободную позицию в
предложении, например, namma ʽзатем’.
Пример простого предложения с непереходным глаголом:
(25) ma-a-an URUḪa-at-tu-ši šal-li-iš wa-aš-ta-a-iš ki-ša-ri
URU
mān Ḫattuš-i šalli-š waštāi-š
если город.Хаттуса-Д/Л.ЕД большой-НОМ.ЕД.ОБЩ несчастье-НОМ.ЕД.ОБЩ
kiš-ari
случаться-НАСТ.3ЕД.МЕД
ʽЕсли в Хаттусе великое несчастье случится’.
Пример простого предложения с переходным глаголом:
(26) nu-za MUŠil-lu-ya-an-ka-aš dIM-an tar-aḫ-ta
d
nu=za illuyanka-š IM-an taraḫ-ta
и=РЕФЛ змей-НОМ.ЕД.ОБЩ бог.грозы-АКК.ЕД.ОБЩ побеждать-ПРОШ.3ЕД
ʽИ Змей одолел (букв. ‛победил себе’) бога Грозы’.
В атрибутивной именной группе определение (= прилагательное) обычно пред-
шествует существительному, но прилагательные с суффиксом -ant- (т. е. в частности
все причастия) обычно следует за существительным:
(27) mi-i-uš ḫa-lu-ga-aš
mīu-š ḫaluga-š
нежное-НОМ.ЕД.ОБЩ. послание-НОМ.ЕД.ОБЩ.
ʽнежное послание’
В посессивной именной группе посессор предшествует обладаемому:
(28) at-ta-aš ut-tar
att-aš uttar-0
отец-ГЕН.ЕД слово-НОМ/АКК.ЕД/МН.СР
ʽслово отца’
Иногда посессивная связь может быть усилена энклитическим посессивным ме-
стоимением (это характерно для древнего языка). Часто такое двойное оформление
посессивности трактуют как выражение неотторжимой принадлежности, что, види-
мо, не точно. Пример:
(29) ad-da-aš e-eš-ḫar-še-it
att-aš ēšḫar-0=šet
отец-ГЕН.ЕД кровь-НОМ/АКК.ЕД/МН.СР=ПРИТЖ.3.НОМ/АКК.ЕД/МН.СР
ʽкровь отца’
В среднехеттском и особенно в новохеттском посессор может стоять не в генитиве, а

согласовываться по падежу с обладаемым (так называемая партитивная аппозиция).
Такая конструкция особенно характерна при выражении неотторжимой принадлеж-
ности. Пример на аккузатив у посессора:
(30) ak-kán-da-an ŠUM-an ḫal-za-a-i
akkant-an ŠUM-an-0 ḫalzā-i
умерший-АКК.ЕД.ОБЩ имя(ŠUM-an)-НОМ/АКК.ЕД/МН восклицать-НАСТ.3ЕД
ʽОн восклицает имя умершего’ (вместо стандартного *akkant-aš ŠUM-an-0 …)
В глагольной группе косвенные дополнения, обстоятельства, наречия, превербы,
отрицания, вспомогательные глаголы стандартно предшествуют главному глаголу.
Глагол-связка eš- ʽбыть’ в именных предложениях достаточно последовательно
опускается в презенсе индикатива, равно как и в прохибитиве (которые образуется
при помощи формы презенса и частицы lē), например:
(31) dte-li-pí-nu-uš šar-ku-uš na-ak-ki-iš DINGIR-uš zi-ik
d
telibinu-š šarku-š nakki-š
бог.Телибину-НОМ.ЕД.ОБЩ выдающийся-НОМ.ЕД.ОБЩ могучий-НОМ.ЕД.ОБЩ
DINGIR-u-š zik
бог(DINGIR-u)-НОМ.ЕД.ОБЩ ты.НОМ.ЕД
ʽО Телибину (номинатив в функции вокатива), ты великий и могучий бог!’
(32) am-me-ta-za-ma-wa-za-kán KUR-e-za ar-ḫa li-e ku-ru-ur
ammedaza=ma=wa=za=gan KUR-e-za arḫa lē kurur-0
я.АБЛ=же=мол=РЕФЛ=ЛОК.ЧАСТ страна(KUR-e)-АБЛ прочь не вражда- НОМ/АКК.СР
ʽА из моей, мол, страны пусть не будет враждебности!’ (= ‛боевые действия
[против хеттов] с территории моей страны не должны вестись’). (Согласование
посессора с обладаемым, см. 2.5.3.)
Клитики представлены в основном энклитиками (единственный вероятный пример
на проклитику — союз nu, см. 2.3.7.). Энклитики делятся на сентенциальные («вакерна-
гелевские») и несентенциальные.
Сентенциальные энклитики располагаются после первого элемента предложения, обра-
зуя с ним одно фонетическое слово, т. е. выписываются без пробелов. Именные и глаголь-
ные группы при этом разбиваются. Сентенциальные энклитики могут присоединяться как к
полноударным словам, так и к фразовым сочинительным союзам nu, ta, šu ʽи’, а также к
частице man — показателю оптатива. Как сказано выше, союз nu (а по аналогии можно
предположить, что и ta, šu) в абсолютном употреблении, скорее, является (или являлся в
древнехеттском) проклитикой перед следующим полноударным словом, однако при нали-
чии во фразе сентенциальных проклитик союз nu получает формальный статус полноудар-
ного слова. Оптативная частица man может функционировать или как сентенциальная энк-
литика в общей цепочке клитик, или же как полноударное слово, стоящее в начале предло-
жения и присоединяющее к себе другие энклитики.
Порядок внутри начинающей фразу цепочки сентенциальных энклитик фикси-
рован по слотам:
слот 0: полноударное слово (формально включая союзы nu, ta, šu и частицу man);
слот 1: посессивное местоимение, т. е. несентенциальная энклитика, относящаяся
к предшествующему полноударному слову;
слот 2: сочинительное -ya ʽи’ (о фонетических особенностях см. 2.1.3.), кон-

трастивные -a, -ma ʽно, же’ (в древнехеттском -a используется после форм и исходом
на согласный, -ma — после форм с исходом на гласный, позднее это распределение
нарушается);
слот 3: man (оптативный показатель, если он выступает как энклитика);
слот 4: -wa(r) (показатель прямой речи);
слот 5: -naš, -šmaš (личные местоимения 1-го–3-го лица множественного числа: ак-
кузатив и датив-локатив);
слот 6: -aš, -an, -at, -e, -uš (личное местоимение 3-го лица единственного числа:
номинатив и аккузатив);
слот 7: -mu, -tta/-ttu, -šši/-šše (личное местоимение 1-го–2-го лица единственного чис-
ла: аккузатив и датив-локатив; личное местоимение 3-го лица единственного числа: да-
тив-локатив);
слот 8: -z(z)a/-z (рефлексивное местоимение);
слот 9: -k(k)an, -š(š)an, -ašta, -an, -aba (локативные частицы).
Внутри одной цепочки не могут соседствовать энклитики, относящиеся к од-
ному слоту. Видимо, не употребляются в одной цепочке элементы из слотов 5 и 7;
также есть другие незначительные ограничения на сочетаемость. Контрастивные
-a, -ma не сочетаются с фразовыми союзами (nu, takku ʽесли’, mān ʽесли’ и т. д.) —
если предложение начинается с союза, то -a, -ma включаются во второе по счету
фонетическое слово (т. е. следуют за первым полнозначным словом предложения);
также -a, -ma следуют именно за выделяемым словом при смене топика (в по-
давляющем большинстве случаев топикализированный член предложения стоит в
первой позиции).
Примеры клитических цепочек:
(33) nu-wa-za-kán …
nu=wa=za=gan {nu + war + z(ː)a + k(ː)an} …
0=4=8=9
ʽИ, мол, себя (+ локативная частица) …’
(34) ka-a-ša-wa-ad-du-uš-ša-an …
kāša=wa=ttu=ššan {kaša + war + tːu + sːan} …
0=4=7=9
ʽВот (kāša), мол, тебе (+ локативная частица) …’
(35) pí-ra-an-ma-at-mu …
piran=m=at=mu {piran + ma + at + mu} …
0=2=6=7
ʽПередо (piran) мной же это …’
Несентенциальные энклитики присоединяются к полноударному слову, к которому
они относятся. Это притяжательные местоимения (2.4.0.), сочинительный союз -ya ʽи’
(когда он связывает однородные члены предложения, а не два предложения между
собой), контрастивные частицы -a/-ma ʽно, же’ (когда они показывают смену топика и
топикализированное слово не стоит в первой позиции, что, впрочем, фиксируется
редко), эмфатическая частица -bat, энклитики -kki/-kka, образующие неопределенные
местоимения (2.3.6.) и некоторые другие.
Базовый порядок слов в предложении с предикатом в конечной позиции (SOV)

при определенных коммуникативных условиях модифицируется (в данной статье
не рассматриваются дополнительные типы инверсивных конструкций, встречаю-
щиеся преимущественно в текстах, для которых можно предполагать иноязычное
влияние):
1. В случае определенных видов ремы (контрастивной или неустановленной) про-
исходит вынос именных составляющих в первую позицию в клаузе или же за преде-
лы клаузы. В последнем случае (left dislocation) базовая клауза, содержащая предикат,
имеет в своем начале показатели начала предложения: союз и/или сентенциальные
энклитики, именная группа располагается слева от союза и/или клитик (в примере
вынесена составляющая mḪuiduttuwalliš):
(36) mḫu-i-du-ud-du-wa-al-li-iš na-an URUšal-la-aš-na a-ša-še-ir
m URU
Ḫuiduttuwalli-š n=an Šallašna-0 ašaš-er
Хуидуттувалли-НОМ.ЕД.ОБЩ и=он.АКК.ЕД.ОБЩ Салласна-Д/Л.ЕД селить-ПРОШ.3МН
ʽЧто касается человека по имени Хуидуттувалли, то его поселили в городе Салласна’.
Вынос составляющей в первую позицию происходит также, если данная состав-
ляющая (именная группа, отрицание или предикат) маркирует фокус контраста.
При наличии в предложении преверба/наречия вынос в первую позицию затрагива-
ет только преверб. Пример на вынос в первую позицию в клаузе (в начало вынесено
наречие arḫa):
(37) ar-ḫa-ma-at ku-e-da-ni me-mi-e-ni pí-eš-ši-ya-at na-at A-NA EN-YA Ú-UL ka-ru-ú ḫa-at-
ra-a-nu-u[n]
arḫa=ma=at kue-dani memēn-i peššiya-t
прочь=но=это.АКК.ЕД.СР который-ДАТ.ЕД причина-ДАТ.ЕД бросить-ПРОШ.3ЕД
n=at ANA EN=YA ŪL karū ḫatrā-nu[n]
и=это.АКК.ЕД.СР господин-Д/Л.ЕД(ANA)=мой не ранее писать-ПРОШ.1ЕД
ʽЯ ранее не писал моему господину о том, по какой причине он (т. е. третье лицо)
выбросил ее (т. е. табличку)’.
2. Перемещение подлежащего с первой позиции в позицию перед предикатом (ре-
зультирующая структура OSV) служит выражением фокуса контраста на подлежащем
(в примере перемещено вправо подлежащее apāš):
(38) ták-ku SI GU4 na-aš-ma GIR GU4 ku-iš-ki du-wa-ar-ni-zi a-pu-u-un-za a-pa-a-aš da-a-i
takku SI GU4 našma GIR GU4
если рог.АКК.ЕД бык.ГЕН.ЕД или нога.АКК.МН бык.ГЕН.ЕД
kui-š=ki tuwarni-zi abū-n=za
кто-НОМ.ЕД.ОБЩ=нибудь ломать-НАСТ.3ЕД он-АКК.ЕД.ОБЩ=себе
abā-š tā-i
он-НОМ.ЕД.ОБЩ взять-НАСТ.3ЕД
ʽЕсли кто-либо сломает рог или ногу быку, он забирает его (т. е. быка) себе’.
3. Для отрицания или именной группы представлена и третья, постглагольная,
позиция фокуса контраста. Она встречается очень ограниченно, в случае VS, VO
или VNeg (предложение в большинстве случаев двухчастно). Особенности струк-
туры позволяют предположить, что эта фокусная позиция производна непосред-
ственно от предглагольной схемы, описанной в п. 2 (в примере вправо выносится

отрицательная частица, выраженная на письме аккадограммой ŪL, хеттское чте-
ние natta):
(39) nam-ma-ma-kán KUR URUḫa-pa-a-al-la ku-en-ta-ya Ú-UL e-ip-ta-ya-at Ú-UL
URU
namma=ma=gan KUR Ḫabālla-0 kuen-ta=ya ŪL
затем=же=ЛОК.ЧАСТ страна.АКК.ЕД город.Хабалла-ГЕН.ЕД убивать-ПРОШ.2ЕД=и не
ēp-ta=y=at ŪL
хватать-ПРОШ.2ЕД=и=он.НОМ/АКК.ЕД.СР не
ʽА затем ты и не разорил страну города Хабалла, и не захватил ее!’
4. Еще одним случаем неканонического порядка слов являются предложения с тя-
желыми именными составляющими, так называемые «списки», которые организова-
ны следующим образом: SOiV OiOiOi, где Oi внутри базовой клаузы выражен полно-
ударным местоимением или генерическим существительным, а вынесенные вправо
кореферентные ему Oi — перечисление конкретных объектов:
(40) nu LÚ.MEŠMUḪALDIM ḫa-an-te-iz-zi ti-an-zi UZUku-uz-za-ni-ya-an-da UZUe-ku-na-an-ta
nu LÚ.MEŠMUḪALDIM ḫantezzi-0 ti-anzi
и повар.НОМ.МН первый-НОМ/АКК.ЕД/МН.СР класть-НАСТ.3МН
UZU UZU
kuzzaniyant-a egunant-a
тип.мясного.блюда-НОМ/АКК.МН.СР холодное.мясо-НОМ/АКК.МН.СР
ʽИ повара ставят закуски (букв. ʽпервое [блюдо]ʼ): k.-мясо (и) e.-мясо’.
2.5.4. В с л о ж н о м предложении засвидетельствованы как союзный, так и
бессоюзный типы связи. Представлены как сочинительный, так и подчинительный
типы построения сложного предложения. Подчинённые придаточные не обнару-
живают никаких особенностей структуры по сравнению с главным. Пример на сочи-
нительный тип с энклитическим союзом -ya (= -a, удваивающее предшествующий
согласный) ʽи’ (частотный союз nu в начале первой фразы выступает как показатель
начала предложения):
(41) ne nam-ma ḫa-at-te-eš-na-aš kat-ta-an-da nu-u-ma-a-an pa-a-an-zi mḫu-u-pa-ši-ya-aš-ša
ú-it nu MUŠil-lu-ya-an-ka-an iš-ḫi-ma-an-ta ka-li-e-li-e-it
n=e {nu + e} namma ḫattešn-aš kattanta nūmān
и=он.НОМ/АКК.МН.ОБЩ/СР затем нора-ГЕН/Д/Л.МН вниз ОТР.ОПТ
m MUŠ
pā-nzi Ḫūbašiya-šš=a ui-t nu illuyanka-n
идти-НАСТ.3.МН Хубасия-НОМ.ЕД=и придти-ПРОШ.3.ЕД и змей-АКК.ЕД
išḫiman-ta kalēlē-t
веревка-ИНСТР обмотать-ПРОШ.3ЕД
ʽПосле этого они (= запьяневший Змей со змеенышами) не захотели спускаться
(к себе) в норы, и (человек по имени) Хубасия пришел и Змея веревкой опутал’.
При передаче прямой речи посредством дополнительного придаточного ис-
пользуется энклитическая частица -wa(r), вводящая прямую речь. Пример
см. в 2.3.7.
Относительные придаточные образуются по трем основным схемам:
1. Придаточное предшествует главному, в главном представлено кореферентное
местоимение (энклитическое или ударное, реже продублирована именная группа):
(42) nu-mu MUŠENḪI.A ku-e up-pí-eš-ta na-at ar-ḫa ḫar-ra-an-te-eš e-šir

ḪI.A
nu=mu MUŠEN ku-e uppe-šta
и=я.АКК/Д/Л.ЕД птица.АКК.МН который-НОМ/АКК.МН.ОБЩ/СР слать-ПРОШ.2/3.ЕД
n=at arḫa ḫarr-ant-eš eš-ir
и=он.НОМ/АКК.ЕД/МН.ОБЩ/СР прочь портить-ПРИЧ-НОМ.МН.ОБЩ быть-ПРОШ.3МН
ʽА которых птиц (= тушки) ты мне послал, то они напрочь испорчены были’.
В этом типе выделяются определенные и неопределенные относительные придаточ-
ные. Первые относятся к референтам, уже установленным в предыдущем контексте.
Вторые — к неустановленным референтам. В неопределенных придаточных относи-
тельное местоимение занимает первую или начальную позицию, в определенных, как
правило, вторую (т. е. ему должно предшествовать полнозначное ударное слово).
2. Придаточное следует за главным (этот тип более редкий):
(43) nu 9 DUMUMEŠ-uš ú-wa-da-an-zi MUNUS-ni-iš-ša-an ku-i-e-eš na-a-ú-i pa-a-an-zi
nu 9 DUMUMEŠ-uš uwad-anzi
и 9 ребенок-АКК.МН.ОБЩ приводить-НАСТ.3МН
MUNUS-n-i=ššan kui-ēš nāui
женщина(MUNUS-n-)-Д/Л.ЕД=ЛОК.ЧАСТ который-НОМ.МН.ОБЩ еще.не
pā-nzi
идти-НАСТ.3МН
ʽИ девятерых детей (= мальчиков), которые к женщине еще не входили, приводят’.
3. В древнехеттском выделяется третий тип: «вложенные» относительные прида-
точные, которые характеризуются систематическим отсутствием союза между отно-
сительной и главной клаузами, а также отсутствием кореферентного местоимения в
главной клаузе (в этом формальные отличия типа 3 от типа 1):
(44) [LÚKA]Š4.E tar-aḫ-zi ku-iš 1 MA.NA KÙ.BABBAR Ù 2 NINDAwa-ga-da-aš pí-an-zi
[LÚKA]Š4.E taraḫ-zi kui-š
бегун.НОМ.ЕД побеждать-НАСТ.3МН который-НОМ.ЕД.ОБЩ
NINDA
1 MA.NA KÙ.BABBAR Ù 2 wagadaš-0 pi-anzi
1 мина.серебра.АКК.ЕД и 2 тип.выпечки-АКК.ЕД/МН давать-НАСТ.3МН
ʽ(Тому) бегуну, который побеждает, дают одну мину серебра и два w.-хлеба’.
2.6.0. Можно предполагать, что значительное число лексем Х.я. имеют иноязычный
источник, однако продемонстрировать факт заимствования удается только в относи-
тельно небольшом количестве случаев. В частности имеется ряд лексем бродячего ха-
рактера, не этимологизируемых на материале известных языков региона, например,
хетт. zapzagi/zapzigi ʽстекло’ — угар. spsg/sbsg/śpśg; хетт. kurzip(p)-ant- ʽодетый в на-
плечи? (часть доспеха)’, аккад. qurpis(s)u/qursip(p)u ʽшлем/наплечи’, др.-инд. kūrpāsa-
ʽкираса’, др.-греч. κυρβασία ʽперсидская шапка’; хетт. kuwanna- ʽмедь; декоративный
материал на основе карбоната меди или азурита’ — др.-греч. κύανος ʽтемно-синяя
эмаль’; хетт. wiyana- ʽвино’ и др.
Лексические заимствования дописьменного и древнехеттского периодов происхо-
дят из хаттского языка, это термины, связанные с отправлением культа и институтом
царской власти: хетт. ḫalmaššuit- ʽтрон’ < хатт. ḫanfašuit ʽтрон’.
Прямых заимствований из семитских языков обнаруживается совсем мало, а те из
них, которые фиксируются, могут происходить из северо-западных семитских диа-
лектов. Например, хетт. kabanu ʽствол кустарника’ < угар., др.-евр. gpn ʽлоза’. Дати-
ровать эти заимствования затруднительно. Для основной части аккадских лексем в
Х.я. следует предполагать хурритское посредство.
Хурритизмы средне- и особенно новохеттского периодов весьма многочисленны,
но относятся в основном к религиозной сфере (хетт. aḫrušḫi ʽсосуд для сжигания
благовоний’ < хурр. aḫrušḫi/aḫrošḫi). Неясно, могли ли одиночные хурритизмы по-
падать в Х.я. уже в древнехеттскую или дописьменную эпоху, ср., tuppi ʽтабличка
(для письма)’ < хурр. tuppi < аккад. ṭuppu, хотя хурритское посредство для этого
широко распространенного культурного слова не очевидно. Посредством хур-
ритского же в Х.я. проникала аккадская и даже шумерская лексика, ср., хетт.
ḫazzizzi/u ʽ(внутреннее) ухо; разум, понимание’ < хурр. ḫazzizzi < аккад. ḫasīsu ʽухо;
разум’; хетт. kazzi ʽчаша, кувшин определенного типа’ < хурр. kazzi < аккад. kāsu,
угар., арам. ks <? шум. GÚ-ZI; хетт. ḫegur ʽгорное святилище’, в конечном итоге из
шум. É-KUR, букв. ʽгорный дом’ и др. Также из хеттских текстов известно нес-
колько коневодческих терминов индоарийского происхождения, принесенных хур-
ритами, например, aika-wartanna ʽодин круг’.
На новохеттский периоды приходятся многочисленные заимствования из лувийского
языка, однако ситуация с ними не столь однозначна. Довольно распространенным ор-
фографическим приемом у новохеттских писцов был так называемый глоссовый
клин — особый знак, который ставился перед лувийской формой, помещенной в хетт-
ский контекст. Неясно, можно ли говорить в таких случаях о заимствованиях как тако-
вых или же считать, что лувоязычные писцы при составлении таблички просто под-
ставляли на место неизвестных им хеттских терминов и малопонятных грамм-
матических форм слова из своего языка, факультативно обозначая такие замены глос-
совым клином. Важно, однако, что отдельные лувизмы в качестве полноценных заим-
ствований проникали в Х.я. еще в дописьменный и древнехеттский периоды: хетт.
ubadi ʽпоместье, надел’ < лув. ubadi(t).
В позднейшее время в текстах не так редко встречаются и неадаптированные лу-
визмы и хурритизмы, т. е. формы, оформленные непосредственно лувийскими или
хурритскими грамматическими показателями.
В хеттском словнике присутствует группа заимствований из языков северокав-
казской семьи (нахско-дагестанских и абхазо-адыгских), но не ясно, воспринятых на-
прямую или же через хаттское и хурритское посредство: хетт. lulaḫ(ḫ)i- ʽгорцы-
варвары’, лув. lulaḫi(ya)- ʽотносящийся к горцам’ — хурр. lulaḫḫi ʽ(какой-то варварский
народ)’, урарт. KURlulue ʽвражеская страна’ < пранах. *lōlu-χō ʽсосед; по соседству’.
2.7.0. Диалектные особенности Х.я. не могут быть определены, см. 1.2.1.
Постоянно обновляемая библиографическая база хеттологических публикаций доступна

на сайте проекта «Hethitologie Portal Mainz».
http://www.hethport.uni-wuerzburg.de/HPM/hethportlinks.html
И с т о р и я, с о ц и о л и н г в и - Bryce T. The Kingdom of the Hittites. Oxford,
с т и к а, о б щ и е м а т е р и а л ы 2005.
Bryce T. Life and Society in the Hittite World. Collins B.J. The Hittites and Their World. At-
Oxford, 2002. lanta, 2007.
Fossati D. Hittite Epigraphic Findings in Rieken E. Einführung in die hethitische Spra-

the Ancient Near East. Электронный ресурс: che und Schrift / Unter Mitw. von U. Gradmann
http://www.hittiteepigraphs.com/index.html. und J. Lorenz. Münster, 2011.
Goedegebuure P. Central Anatolian languages van den Hout Th. The Elements of Hittite.
and language communities in the Colony period: Cambridge, 2011.
A Luwian-Hattian symbiosis and the independent Watkins C. Hittite // The Ancient Languages
Hittites // Anatolia and the Jazira During the Old of Asia Minor / R.D. Woodard (ed.). Cambridge,
Assyrian Period / J.G. Dercksen (ed.). Leiden, 2008.
2008 (Old Assyrian Archives. Studies, vol. 3;
PIHANS, vol. 111). Словари
Hethitologie Portal Mainz. Электронный ре- Friedrich J. Hethitisches Wörterbuch. Hei-
сурс: delberg, 1952-1954, Bd. 1-3; Erg.-H. 1957, 1961,
http://www.hethport.uniwuerzburg.de/HPM/heth 1966.
portlinks.html Friedrich J., Kammenhuber A. Hethitisches
Košak S. Konkordanz der hethitischen Texte. Wörterbuch. 2. Aufl. Heidelberg, 1975-, [про-
Электронное ресурс: http://www.hethport.uni- должающееся издание].
wuerzburg.de/hetkonk/ Hoffner H.A. An English-Hittite Glossary.
Laroche E. Catalogue des textes hittites. 2ème Paris, 1967.
ed. Paris, 1971. Jin Jie. A Complete Retrograde Glossary of
Steadman Sh.R., McMahon G. (eds.). The Ox- the Hittite Language. Istanbul, 1994 (Uitgaven
ford Handbook of Ancient Anatolia. Oxford, van het Nederlands Historisch-Archaeologisch
2011. Instituutte İstanbul, 71).
Yakubovich I. Sociolinguistics of the Luvian Kloekhorst A. Etymological Dictionary of
Language. Leiden; Boston, 2010. the Hittite Inherited Lexicon. Leiden; Boston,
2008.
Основные грамматичес- Puhvel J. Hittite Etymological Dictionary. Ber-
кие описания lin; New York, 1984-, vol. 1 (a) — vol. 9 (p) —
Иванов Вяч. Вс. Хеттский язык. М., 1963. [продолжающееся издание].
2-е доп. издание. М., 2001. The Hittite Dictionary of the Oriental Insti-
Фридрих И. Краткая грамматика хеттского tute of the University of Chicago. Chicago,
языка / Пер. с нем. и вступ. ст. А.В. Десницкой. 1989, vol. l–n; 1997, vol. p; 2002, vol. š [про-
М., 1952. должающееся издание]. Электронный ресурс:
Friedrich J. Hethitisches Elementarbuch. 2. Aufl. http://ochre.lib.uchicago.edu/eCHD/
Heidelberg, 1960, T. 1: Kurzgefaßte Grammatik; Tischler J. Hethitisch-deutsches Wörterver-
1967, T. 2: Lesestücke in Transkription. zeichnis. Mit einem semasiologischen Index.
Hoffner H.A., Melchert H.C. A Grammar of Innsbruck, 1982.
the Hittite Language. P. 1: Reference Grammar; Tischler J. Hethitisches Etymologisches Glos-
P. 2: Tutorial. Winona Lake; Indiana, 2008. sar. Innsbruck, 1983-, T. 1 (a—k) — T. 4 (u) —
Kronasser H. Etymologie der hethitischen Spra- [продолжающееся издание].
che / Zusammengestellt von E. Neu. Wiesbaden, Tischler J. Hethitisches Handwörterbuch. Mit
1962–1966, Bd. 1: Zur Schreibung und Lautung des dem Wortschatz der Nachbarsprachen. 2. Aufl.
Hethitischen. Wortbildung des Hethitischen; 1987, Innsbruck, 2008 [1-е изд.: Innsbruck, 2001].
Bd. 2: Ausführliche Indices zu Band I. Ünal A. Multilinguales Handwörterbuch des
Luraghi S. Hittite. Munich, 1997 (Languages Hethitischen: A Concise Multilingual Hittite
of the World/Materials 114). Dictionary. Hamburg, 2007.
Oettinger N. Die Stammbildung des hethi-
tischen Verbums Dresden, 2003 (Dresdner Bei- Г р а ф и к а, п а л е о г р а ф и я
träge zur Hethitologie, Bd. 7). Borger R. Mesopotamisches Zeichenlexikon.
Rieken E. Hethitisch // Sprachen des Alten Ori- 2 Aufl. Münster, 2010.
ents. 3. Aufl. überarb. / M. Streck (ed.). Darmstadt, Neu E., Rüster Ch. Hethitische Keilschrift-
2007. Paläographie II. Wiesbaden, 1975.
А. Рицца. Лидийский язык 75
Rüster Ch. Hethitische Keilschrift-Paläogra- wian and Hittite Studies Presented to J. David
phie. Wiesbaden, 1972. Hawkins on the Occasion of His 70th Birthday /
Rüster Ch., Neu E. Hethitisches Zeichenlexi- I. Singer (ed.). Tel Aviv, 2010.
kon. Inventar und Interpretation der Keilschrift-
zeichen aus den Boğazköy-Texten. Wiesbaden, Основные серии клино-
1989. писных изданий
Rüster Ch., Neu E. Deutsch-Sumerographi- İstanbul arkeoloji müzelerinde bulunan
sches Wörterverzeichnis. Wiesbaden, 1991. Boğazköy tabletleri — Boğazköy-Tafeln im Ar-
Rüster Ch., Neu E. Konträr-Index der hethi- chäologischen Museum zu Istanbul. İstanbul;
tischen Keilschriftzeichen. Wiesbaden, 1993. Ankara, 1944-1988, T. 1-4 [общепринятое со-
van den Hout Th. The rise and fall of cunei- кращение — IBoT].
form script in Hittite Anatolia // Visible Lan- Keilschrifttexte aus Boghazköy. Berlin,
guage: Inventions of Writing in the Ancient Mid- 1923-, H. 1-60- [продолжающееся издание;
dle East and Beyond / Ch. Woods (ed.). Chicago, общепринятое сокращение — KBo].
2010. Keilschrifturkunden aus Boghazköy. Berlin,
van den Hout Th. The ductus of the Alalaḫ 1921-1990, H. 1-60 [общепринятое сокраще-
VII texts and the origin of Hittite cuneiform // ние — KUB].
Palaeography and Scribal Practices in Syro-
Palestine and Anatolia in the Late Bronze Age: Историческая грамматика
Papers Read at a Symposium in Leiden, 17–18 Kimball S. Hittite Historical Phonology. Inns-
December 2009 / E. Devecchi (ed.). Leiden, bruck, 1999.
2012 (PIHANS, vol. 119). Kloekhorst A. Etymological Dictionary of the
Weeden M. Hittite Logograms and Hittite Hittite Inherited Lexicon. Brill, 2008.
Scholarship. Wiesbaden, 2011 (Studien zu den Melchert H.C. Studies in Hittite Historical
Boğazköy-Texten, H. 54). Phonology. Göttingen, 1984.
Wilhelm G. Remarks on the Hittite cuneiform Melchert H.C. Anatolian Historical Phonology.
script // Ipamati kistamati pari tumatimis: Lu- Amsterdam, 1994.
А. Рицца
1
ЛИДИЙСКИЙ ЯЗЫК
1.0. Лидийский язык (Л.я.), других вариантов названия по-русски нет. Англ. Lydian,
1
нем. Lydisch, фр. lydien, итал. lidiо. Это название происходит от греч. Λυδία ‛Лидия’, ср.
аккад. māt Luddu. Самоназванием лидийцев было Śfard (др.-перс. Sparda, аккад. Sa-
pardu), хотя это же название использовалось для города Сарды. Известно также прила-
гательное śfardẽnt(i)-.
2.0. Л.я. засвидетельствован в надписях c VIII по II вв. до н. э., обнаруженных в Ли-
дии, в центре и на западе Анатолии (на территории, в основном, совпадающей с совре-
менными турецкими провинциями Маниса и Измир). Основными местами археологи-
ческих находок являются столица Лидии Сарды (греч. Σάρδεις, лув. śfar(d)-), Кула, Ме-
нье, Мерсинли, Биркели, Эфес (возле совр. Сельчука, греч. Ἔφεσος, лув. ibśi-), Тирра
(совр. Тире, Apatara, лид. Teira, греч. Τύρῥα, Θυράια), Магнесия (совр. Маниса, греч.
Μαγνησία του Σιπύλου), Смирна (Измир), Лариса (совр. Бурунджук).
Лидия являлась одной из ведущих политических сил первой половины I тыс. до н. э.,
достигнув пика своего расцвета во время правления Гига (682–644 гг. до н. э.) и Креза
1
Перевод с англ. А.В. Сидельцева.
А.С. Касьян, А.В. Шацков. Палайский язык 97
Kearns J.M. A Greek Genitive from Lydia // Sprachforschung auf dem Gebiete der indoger-
Glotta, 1994, Bd. 72. manischen Sprachen, 1978, Bd. 92.
Kearns J.M. The Lydian consonant system // Patri S. L'alignement syntaxique dans les lan-
Kadmos, 1994, Bd. 33. gues indo-européennes d'Anatolie. Wiesbaden,
Kerschner M. The Lydians and their Ionian 2007 (Studien zu den Bogazköi-Texten 49).
and Aiolian Neighbours // Lidyalılar ve Dünya- Popko M. Völker und Sprachen Altanatoliens.
ları = The Lydians and their World / N.D. Cahill Wiesbaden, 2008 [Aus dem Polоnishcen übersetzt
(ed.). İstanbul, 2010. von C. Brosch. Popko M. Ludy i języki starożyt-
Littman E. Sardis. Publications of the Ame- nej Anatolii. Warszawa, 1999].
rican Society for the Excavation of Sardis. Rizza A. Contributi allo studio dell'ergatività in
Vol. VI. Part I: Lydian Inscriptions. Leyden, anatolico: basi teorico-tipologiche. Sopra alcune
1916. recenti pubblicazioni // Atti del Sodalizio Glot-
Melchert H.C. Adjectives in *-iyo- in Ana- tologico Milanese. Vol. III, n.s., 2008. Milano,
tolian // Historische Sprachforschung, 1990, 2010.
Bd. 103, № 2. Rizza A. From the predicaments of grammato-
Melchert H.C. The Lydian emphasizing and logy to the origin of the Lydian (and other) scripts
reflexive particle -ś/-is // Kadmos, 1991, Bd. 30. // Kadmos, 2014 [в печати].
Melchert H.C. The dialectal position of Lydian Roosevelt Ch.H. The Archaeology of Lydia,
and Lycian within Anatolian // Licia e Lidia from Gyges to Alexander. Cambridge, 2009.
prima dell'ellenizzazione: Atti del Convegno Schürr D. Lydisches IV: Zur Grammatik der
internazionale, Roma, 11-12 ottobre 1999 / Inschrift Nr. 22 (Sardes) // Die Sprache, 1997,
M. Giorgieri et al. (eds.). Roma, 2003. Bd. 39, № 2.
Melchert H.C. Second thoughts on *Y and H2 Starke F. Troia im Kontext des historisch-
in Lydian // Antiquus Oriens. Mélanges offerts politischen und sprachlichen Umfeldes Klein-
au Professeur René Lebrun / M. Mazoyer, asiens im 2. Jahrtausend // Studia Troica, 1997,
O. Casabonne (eds.). Paris, 2004, vol. II (Ku- Bd. 7.
baba, Série Antiquité, 5). Yakubovich I. Lydian etymological notes //
Melchert H.C. Lydian // The Ancient Langua- Historische Sprachforschung, 2005, Bd. 118.
ges of Asia Minor / Ed. by R.D. Woodard. Cam- West M.L. Lydian metre // Kadmos, 1972,
bridge, 2008. Bd. 11.
Oettinger N. Die Gliederung des anatolischen
Sprachgebietes // Zeitschrift für vergleichende
А.С. Касьян, А.В. Шацков

ПАЛАЙСКИЙ ЯЗЫК
1.0. Палайский язык (П.я.) — язык палайцев, народа, населявшего небольшую

часть северной Анатолии (совр. Турция), по крайней мере, в 1-й пол. II тыс.
до н.э.
Варианты названия: палайский; англ. Palaic, нем. palaisch. Самоназвание неизвестно.
В хеттском языке использовалось регулярное наречие palaumnili ‛по-палайски’, произ-
водное от названия географической области Palā.
2.0. Во 2-м тыс. до н.э. область Пала (или же область, главный город которой но-
сил имя Пала), где проживали носители П.я., входила в состав хеттского царства.
Достаточно надежная локализация Палы — север (северо-запад) Анатолии, между
реками Сангариус (совр. Сакарья) и Галис (совр. Кызылырмак). Топонимы класси-
ческого периода Пафлагония (Παφλαγονία) и Blaëne, видимо, продолжают более

древний топоним Palā.
Все дошедшие крайне скудные сведения о Пале, палайцах и П.я. происходят из
хеттских источников. В древнехеттских законах (XVII в. до н.э.) Пала упоминается
как особое территориальное образование. В новохеттских текстах (XIV–XIII вв.
до н.э.) также встречается упоминание страны Палы, хотя к тому времени ее полити-
ко-экономическая роль очевидно снизилась.
3.0. П.я. относится к анатолийской (хетто-лувийской) ветви индоевропейской се-
мьи языков. По степени архаичности П.я. ближе к хеттскому, нежели к лувийскому,
однако говорить об особой хетто-палайской подгруппе нет оснований.
4.0. Известные нам тексты на П.я. происходят из архивов хеттской столицы Хатту-
сы. Можно утверждать, что палайский функционировал (по крайне мере, как язык
локального культа) в древнехеттский период (XVII–XVI вв. до н.э.), но о дальнейшей
судьбе языка надежных сведений нет.
Найдено несколько десятков фрагментов глиняных табличек с палайскими текста-
ми (на некоторых фрагментах сохранились только отдельные палайские слова или
фразы). Многие фрагменты или дублируют друг друга, или принадлежали ранее к
одной и той же разбитой в древности табличке. По содержанию, обычно это описа-
ния ритуалов, составленные на хеттском, куда включена прямая речь жрецов на П.я.:
гимн божествам, мифологический рассказ или заклинание.
Палеографически фрагменты датируются всеми тремя периодами хеттской клино-
писи: древнехеттским, среднехеттским, новохеттским. Можно считать, что все позд-
ние фрагменты представляют собой копии древнехеттских оригиналов (частично не
дошедших до нас), хотя однозначных свидетельств в пользу такого решения нет. Ес-
ли все поздние фрагменты — копии, то П.я. мог вымереть еще в древнехеттское вре-
мя (XVII–XVI вв. до н.э.), а средне- и новохеттские копии, переписанные со старых
оригиналов, появились как результат регулярного поновления хеттских царских ар-
хивов (однако, конечно, П.я. мог бытовать и позднее как просторечие на территории
Палы). С другой стороны, поздние фрагменты можно считать свидетельствами со-
хранения П.я. как языка культа и в новохеттскую эпоху, что документировали хетт-
ские архивисты.
Для записи палайских текстов использовался хеттский вариант клинописи
(см. статью «Хеттский язык» в наст. издании). Единственным принципиальным от-
личием от орфографии собственно хеттского языка является использование лигатур
со знаком WA (WAA, WAÚ и т. д.) для передачи особого консонантного звука (предпо-
ложительно [f]) в заимствованиях из хаттского языка. Чаще, чем в хеттском, упот-
ребляются знаки QA и BA в фонетическом значении. Реже, чем в хеттском, встре-
чаются знаки CVC. Реже, чем в хеттском, используются шумерограммы (как полно-
значные, так и детерминативы).
Палайские тексты читаются и интерпретируются достаточно плохо. Во многом
это связано с низкой сохранностью дошедших до нас табличек, а также с отсутст-
вием непосредственных билингв. Ключом к интерпретации палайских текстов
являются данные близкородственных хеттского и лувийского языков. Часто мы
лишь можем дать приблизительный синтаксический анализ палайской фразы, га-
дая о ее смысле. Известно порядка 200 слов П.я., но у многих из них значения не
определены.
С момента публикации текстов и грамматик на рубеже 60–70-х годов (О. Карруба,

более сомнительны интерпретации А. Камменхубер) представления исследователей о
П.я. мало изменились; существует глава о палайской исторической фонологии в кни-
ге К. Мелчерта «Anatolian historical Phonology» (1994) и его же очень краткий очерк в
томе «The Ancient Languages of Asia Minor» (2008). Периодически появляются статьи
с интерпретацией отдельных слов или фрагментов (Х. Айхнер, М. Валерио, К. Вот-
кинс, И. Якубович и др.).
Описание грамматики П.я. затрудняется ввиду крайне небольшого количества ма-
териала.
Ниже для записи палайских форм мы используем как познаковую транслитера-
цию, так и интерпретационную «стянутую» запись по тем же принципам, что и для
хеттских форм в статье «Хеттский язык» в данном издании.
П.я. имел достаточно сильные контакты с хаттским языком. Об этом говорит тот
факт, что в лексических заимствованиях из хаттского особая консонантная фонема,
записываемая в хаттском через лигатуры вида WAA, WAÚ и т. д. (= [f]?), обычно пере-
давалась в палайской клинописи через те же лигатуры, т. е. сохраняла свой отдель-
ный фонетический статус (в хеттском, например, эта хаттская фонема обычно запи-
сывалась через знаки серии P, т. е. адаптировалась как одна из фонем, уже присутст-
вующих в системе хеттского консонантизма). Также, возможно, у П.я. с хаттским
есть некоторые общие синтаксические черты.
За отсутствием контраргументов мы вынуждены постулировать для П.я. ту же фо-
нетико-фонологическую систему, что и для хеттского языка (подробнее см. статью
«Хеттский язык» в наст. издании).
Гласные
Ряд
Подъем
Верхний i ī u ū
Средний e ē
Нижний a ā
Фонемный статус /e/ в палайском, как и в других анатолийских клинописных язы-

ках, неясен.
Засвидетельствованы графические сочетания гласных типа ai, можно
фонологически интерпретировать как /ayi/, например, ḫu-wa-ar-ni-na-i = ḫuwarninai
‛он окропляет(?)’, pa-ra-i-it = paraīt ‛он дунул/вострубил’.
Фонологическое различие между долгими и краткими гласными выражается
посредством удвоенного гласного (так называемого написания plene; этот прием
используется нерегулярно), например, ka-a-ar-ti = kārti ‛в сердце’, ki-i-ta-ar = kīdar
‛он лежит’, a-ta-a-an-ti = adānti ‛они едят’, ša-a-ú-i-da-a-ar = šāwidār ‛рог’.
Согласные
По способу образования Зубно- Пала- Веляр- Велярные
Губные
альвеолярные тальные ные огубленные
pː (pp, kː (kk, kːʷ (kku,
Сильные tː (tt, dd)
Взрывные bb) gg) ggu)
Слабые p (p, b) t (t, d) k (k, g) kʷ (ku, gu)
Шумные
xː xʷː
Сильные f sː (šš/ss)
Фрикативные (ḫḫ/hh) (ḫḫu/hhu)
Слабые s (š/s) x (ḫ/h) xʷ (ḫu/hu)
Сильные ʦː (zz)
Аффрикаты
Слабые ʦ (z)
Сильные mː (mm) nː (nn)
Носовые
Слабые m (m) n (n)
Сонанты
Сильные lː (ll)
Боковые
Слабые l (l)
Сильные rː (rr)
Дрожащие
Слабые r (r)
Глайды w (u̯/w) y (i̯ /y/j)
В таблице в скобках курсивом дается традиционная нотация, используемая ниже

при цитировании палайских форм.
Как и в хеттском, сильная и слабая серии противопоставляются только в интерво-
кале, например, ḫa-pí-it-ta-la-an = ḫabittalan ‛?’ — ma-li-ta-an-na-aš = malidannaš
‛медовый’. Остальные контексты могли быть позициями нейтрализации. Сильная
серия встречается реже, чем в хеттском. Нередко в этимологически родственных
словах хеттским сильным соответствуют палайские слабые, например, пал.
ki-i-ta-ar = kī-dar — хет. ki-it-ta-ri = ki-ttari ‛он лежит’ (< ki- ‛лежать’); пал. глаголь-
ный итеративный/дуративный суффикс -ša- (pí-i-ša = pī-ša ‛дай!’ < *pi- ‛давать’) —
хет. итеративный/дуративный суффикс -šša-; пал. šuna- — хет. šunna- ‛наполнять’.
Это может говорить или об особых фонетических процессах в истории анатолийских
языков (например, лениция в П.я.), или о том, что палайские согласные противо-
поставлялись не по признаку напряженности, а, например, по признаку глухости—
звонкости. В последнем случае соответствия вида пал. kī-dar — хет. ki-ttari объясня-
ются тем, что хеттские писцы, записывавшие палайские тексты, не всегда могли ото-
ждествить палайские глухие с хеттскими сильными.
Единственным надежно устанавливаемым отличием от хеттской системы является
особая губная фонема, которая традиционно предположительно интерпретируется
как /f/. Она встречается в заимствованиях из хаттского языка и передается лигатура-
ми на основе знака WA (реже знаками серии P) например, wuú-la-a-ši-na- = fulāšina- и
более редкое написание pu-la-a-ši-na- = pulāšina- ‛(сорт хлеба)’ < хат. fulašne (в хетт-
ский заимствовано в составе композита как NINDAzi-ppulašne).
Про ударение ничего неизвестно (написания plene мы интерпретируем как выра-
жение долготы).
5.1.1. В инлауте частотны консонантные кластеры «сонант + шумный» (ka-a-ar-ti =

kārti ‛в сердце’) и s + шумный (a-aš-du = āštu ‛пусть он будет!’). Клинопись не позво-
ляет выразить напрямую начальные и конечные сочетание CC, а также инлаутные
сочетания CCC, поэтому о наличии/отсутствии таковых кластеров в П.я. сложно ска-
зать что-либо определенное.
5.1.2. Кластер t-š переходит в [ʦ] (или [dz]), например, ti-ya-az ‛божество Солнца’ <
tiyat- + окончание ном. ед. ч. -š. В консонантных кластерах š вообще имеет тенденцию
записываться как z, например, pābaz=kuwar ‛отец же’ (без энклитики: pābaš ‛отец’).
Видимо, группа n-p образовывающаяся на стыке формы с окончанием -n (ном.
ед. ч. общ. р. или ном.-акк. ед. ч. ср. р.) с энклитической частицей -bi обычно (но не
всегда) преобразуется в -mp-, например, ḫašīram-pi ‛нож’.
5.2.0. Морфологические сведения.
Морфология П.я. не обнаруживает принципиальных структурных отличий от
хеттской системы.
5.2.1. П.я. относится к синтетическим флективным языкам, однако соединение
морфем характеризуется большой прозрачностью с незначительным количеством
сопутствующих фонологических и морфонологических чередований. Характерна
суффиксация, синхронная префиксация отсутствует.
5.2.2. С формальной точки зрения в П.я. выделяются следующие части речи: суще-
ствительное (словоизменительные категории — число, падеж), прилагательное (сло-
воизменительные категории — род, число, падеж), глагол (словоизменительные кате-
гории — залог, наклонение, время, лицо, число), неизменяемые.
И м я обладает следующими грамматическими категориями: род (согласователь-
ный класс), число, падеж. Для существительных род (согласовательный класс) является
словообразовательной категорией, число и падеж — словоизменительными. Для прила-
гательного все три категории словоизменительные. Все три категории выражаются
синтетически (суффиксально).
Морфологическое согласование по роду, числу и падежу (т. е. выбор падежно-
числовой флексии) происходит между существительным и относящимся к нему при-
лагательным. Между именем — субъектом предложения и глаголом происходит со-
гласование по числу (глагол также согласуется с субъектом по лицу).
людей, животных, — относятся к общему роду. Остальные существительные, види-
мо, могут относиться как к общему, так и к среднему роду без каких-либо очевидных
правил семантической мотивации.
Формальное (морфологическое) различение общего и среднего родов имеет место
только в именительном и винительном падежах, где общий род имеет окончания -š
(ном. ед. ч.), -n (акк. ед. ч.), -eš (ном. мн. ч.), -uš (акк. мн. ч.), а средний род имеет
окончания -0 или -n (ном.-акк. ед. ч.) и -0 (ном.-акк. мн. ч.).
Числа два: единственное и множественное.
Падежи, имеющие формальное выражение (их названия достаточно точно отражают
семантику): номинатив, аккузатив, генитив, датив, локатив, инструменталис, вокатив.
Число и падеж выражаются в словоформе суффиксами — кумулятивной флексией.
разделяются на a-основы, i-основы, u-основы, консонантные основы (-r, -n, -nt, -t).
Известны следующие падежно-числовые показатели (суффиксы):

Ед. ч. Мн. ч.
Падеж
Ном. -š -eš (-iš), -aš
-0, -(a)n -0, -a
Акк. -n ?
Ген. -aš(?) ?
Дат. -i, -ai -aš
Лок. -a ?
Инстр. -at
Вок. -0 — = НОМ. —
Основное отличие от хеттской падежной системы — перенос общей локативной

семантики на флексию -a (в хеттском этому показателю этимологически соот-
ветствует флексия -a с более узким направительным значением, т. е. аллатив).
Примеры падежно-числовых форм:
ном. ед. ч. общ. р. anna-š ‛мать’;
дат. ед. ч. tabarn-i ‛царю’, dzabarfā-i ‛божеству Цабарфе’;
лок. ед. ч. ulānn-a ‛в чаще’;
инстр. ед. ч. ḫāriš-at ‛(часть тела)’;
ном. мн. ч. общ. р. dilaliyant-eš ‛(группа божеств)’, mārḫ-aš ‛боги/гости’ (видимо,
флексия -eš употребляется с консонантными основами, а -aš — с a-основами, таким
образом у a-основ формы номинатива единственного и множественного числа гра-
фически совпадают);
ном. мн. ч. ср. р. šaway-a ‛чаши’.
Пример прилагательного: šuwaru- ‛полный’ (ном. ед. ч. общ. р. šuwaru-š, ном.-акк.
ед. ч. ср. р. šuwāru). Про степени сравнения ничего неизвестно.
Числительные не зафиксированы.
Отмечены следующие местоимения.
Личные. Неясно, имелись ли в П.я. (по образцу хеттского) два набора мес-
тоимений: полноударная парадигма и энклитическая парадигма. Для 1-го лица
единственного числа отмечена только энклитическая форма аккузатива и датива
-mu ‛меняʼ, ‛мне’. Для 2-го лица единственного числа известны формы: ном. tī
‛ты’, акк. и дат. tū ‛тебяʼ, ‛тебе’, которые могут быть как полноударными, так и,
видимо, энклитическими. Для 3-го лица фиксируется достаточно полная энклити-
ческая парадигма:
Падеж Ед. ч. Мн. ч.
Ном. общ. рода -aš -aš
Акк. общ. рода -an ?
Ном.-акк. ср. рода -at -e, -at
Дат. -du ?
Местоимение aba- (обычно энклитическое) имеет анафорическую функцию ‛тот’

или же может интерпретироваться как еще одно личное местоимение 3-го лица (акк.
ед. ч. общ. р. -aban, ном. мн. ч. общ. р. -ābiš).
Для двух энклитик — -di и -ši — предполагают значение рефлексивного место-
имения (‛себяʼ, ‛себе’).
Возможно, отмечено притяжательное энклитическое местоимение 1-го лица ‛мой’:

вок. ед. ч. -mi.
Указательные местоимения образуют бинарную систему: kā- ‛этот’ (ном.-акк.
ср. р. kāt) / anni- (вероятно, ном.-акк. ср. р. ānnī). По крайней мере, kā- может быть
как полноударным словом, так и энклитикой.
Хорошо представлено вопросительно-относительное местоимение kui- ‛ктоʼ, ‛что’
(например, ном. ед. ч. общ. р. kuiš, акк. ед. ч. общ. р. kuin).
В системе г л а г о л а структурные отличия от хеттского языка не обнаруживаются.
В П.я. зафиксированы флексионные показатели для следующих категории и их значений.
Категория залога: актив, который выражается флексией; медий (традиционно: ме-
диопассив). Категория времени: настоящее-будущее (для краткости: настоящее или
презенс); прошедшее (претерит). Категория наклонения: индикатив; императив. Ка-
тегория лица (согласование с субъектом): 1-е, 2-е и 3-е лицо. Категория числа (согла-
сование с субъектом): единственное; множественное. О вероятном выражении вида
см. в словообразовании (5.2.2.).
Как и в хеттском, присутствует формальное противопоставление двух типов спряже-
ния (для удобства будем называть их mi-спряжение и ḫi-спряжение). А именно, имеются
два набора лично-числовых показателей (флексий), грамматические значения которых
попарно идентичны. Для П.я. противопоставление этих двух наборов отмечается, по
крайней мере, в единственном числе активного залога презенса. Принадлежность глагола
к одному из типов спряжения является словарной информацией (по лексическому рас-
пределению глаголов между типами спряжения П.я. обычно соответствует хеттскому).
Известные глагольные словоизменительные показатели (суффиксы):
Настоящее время индикатива
1 л. ? ? ?
Ед. ч. 2 л. -ši ? ?
3 л. -di -i -dar, -ri
1 л. -wani ?
Мн. ч. 2 л. ? ?
3 л. -(a)nti -(a)nta
Прошедшее время индикатива
1 л. -ḫḫa
Ед. ч. 2 л. -š
3 л. -t
?
1 л. ?
Мн. ч. 2 л. ?
3 л. -(a)nta
Императив
1 л. ? ?
Ед. ч. 2 л. -0 ?
3 л. -ttu ?
1 л. ? ?
Мн. ч. 2 л. -ttan -ttuwar(?)
3 л. -(a)ntu ?
Примеры глагольных финитных форм:

през. 2 л. ед. ч. акт. anīya-ši ‛делаешь’;
през. 3 л. ед. ч. акт. wēr-ti ‛говорит’, ḫuwarnina-i ‛окропляет(?)’;
през. 1 л. мн. ч. акт. ḫabari-wani ‛?’;
през. 3 л. мн. ч. акт. ahuw-anti ‛они пьют’;
през. 3 л. ед. ч. мед. kī-dar ‛он лежит’, ḫā-ri ‛он теплый’;
през. 3 л. мн. ч. мед. ḫā-nta ‛они теплые’;
прет. 1 л. ед. ч. акт. anie-ḫḫa ‛я исполнил’;
прет. 2 л. ед. ч. акт. ḫalāi-š ‛ты ?’;
прет. 3 л. ед. ч. акт. šūna-t ‛он наполнил’;
прет. 3 л. мн. ч. акт. lugi-nta ‛они разделили’;
имп. 2 л. ед. ч. акт. āš ‛будь!’;
имп. 3 л. ед. ч. акт. āš-tu ‛пусть он будет!’;
имп. 2 л. мн. ч. акт. šī-ttan ‛побудите!’;
имп. 3 л. мн. ч. акт. aš-antu ‛пусть они будут!’;
имп. 2 л. мн. ч. мед. šī-ttuwar ‛побудите!’ (?).
Нефинитные формы глагола:
— склоняемое причастие с суффиксом -ant- (например, šuw-ant- ‛наполненный’ <
*šuwa- ‛наполнять’, takkuw-ant- < глагол takkuwa- ‛?’);
— несклоняемый инфинитив с суффиксом -(u)na (aḫū-na ‛пить’).
О т р и ц а н и е утверждения выражается частицей nī (с редким вариантом nit):
(1) a-ta-a-an-ti ni-ip-pa-ši mu-ša-a-an-ti
ad-ānti ni=ppa=ši muš-ānti
есть-НАСТ.3.МН не=но=РЕФЛ насыщаться-НАСТ.3.МН
‛Они едят, но не насыщаются’.
Среди неизменяемых в первую очередь следует выделить следующие классы.
Н а р е ч и я почти не отмечаются (ср. wašu ‛хорошо(?)’ — ном.-акк. ср. р. от
wašu- ‛хороший’).
П р е д л о г и / п о с л е л о г и надежно не фиксируются.
С о ю з ы. Например, фразовый a- (употребляется только с последующими энк-
литиками), фразовый mān ‛когда/если’, сочинительный -(y)a (энклитика, которая
может связывать как фразы, так и отдельные слова), противительные -bi, -ppa (энк-
литики).
Ч а с т и ц ы. Например, полноударный показатель отрицания ni(t), эмфатическая
энклитика -guwar.
5.2.3. Словообразование суффиксальное. Некоторые выделяемые суффиксы:
— суффикс прилагательных -ant-, который, в частности, образует причастие от
глаголов (примеры см. в 5.2.2.);
— суффикс прилагательных -ig- (wašu-n-ig- ‛хороший (или под.)’ < wašu- ‛хороший’);
— глагольные суффиксы -ša- и -ške- — видимо, как и в хеттском, с видовым значе-
нием имперфектива/дуратива/итератива/мультипликатива (piša- < *pi- ‛давать’ + ša-,
azzigi- < ad- ‛есть (кушать)’ + -ške-, морфонология не вполне ясна);
— глагольный суффикс -na-, семантика неясна (ḫanta-na- ‛встретить’).
Также засвидетельствована редупликация: существительное šūrušūru ‛?’ и, возмож-
но, глагол paribarai- ‛дуть(?)’.
5.3.0. Синтаксис.
5.3.1. Структура предложения SOV кажется самой частотной, хотя в целом поря-
док слов в П.я. представляется значительно более свободным, чем, например, в
хеттском.
Примеры простого предложения с непереходным глаголом:
(2) aš-ku-um-ma-a-u-wa-aš ḫa-a-an-ta
aškummāuw-aš ḫā-nta
мясо-НОМ.МН быть.теплым-НАСТ.3.МН.МЕД
‛Куски мяса теплы/горячи’.
(3) a-an-ti-en-ta ma-a-ar-ḫa-aš
ānte-nta mārḫ-aš
входить-НАСТ.3.МН.МЕД бог/гость-НОМ.МН
‛Боги/гости входят’.
Пример простого предложения с переходным глаголом:
(4) ša-a-wa-ya-ya šu-ú-na-at
šāway-a =ya šūna-t
чаша-НОМ/АКК.МН.СР =и наполнять-ПРОШ.3.ЕД
‛И(?) чаши он наполнил’.
Пример сложноподчиненного предложения:
(5) ku-i-ša tu-ú waú-la-a-ši-na-aš ka-a-ar-ti a-ti-a-pa-an az-zi-ki-i
kui-š =a tū fulāšina-š kārt-i
который-НОМ.ЕД.ОБЩ =и ты:АКК/ДАТ.ЕД хлеб-НОМ.ЕД сердце-ДАТ.ЕД
a=ti =aba-n azzigī-0
и=ты:НОМ.ЕД =тот-АКК.ЕД.ОБЩ есть-ИМП.2.ЕД
‛И который (из предложенных) хлеб тебе по сердцу, то его ты да съешь!’
Как и в других анатолийских языках, имеются энклитики, большинство из кото-
рых располагается за первым полноударным словом в предложении.
5.3.2. Сложное предложение практически не изучено, пример см. в 5.3.1.
5.4.0. Известно несколько культурных заимствований из адстратного хаттского
языка (наиболее надежный пример апеллятива — fulāšina- (сорт хлеба) < хат. fulašne,
более многочисленны имена божеств, например, dkadaḫzifuri-).
Базисная лексика в основном исконна.
6.0. Сведений о диалектах нет.
Carruba O. Das Palaische: Texte, Grammatik, vain-la-Neuve, 2010 (Bibliothèque des Cahiers de
Lexikon. Wiesbaden, 1970 (Studien zu den Bo- l'Institute de Linguistique de Louvain, 126).
ğazköy-Texten, Beiheft 10). Kammenhuber A. Esquisse de grammaire pala-
Carruba O. Beiträge zum Palaischen. Istanbul, ïte // Bulletin de la Société de linguistique de Pa-
1972. ris, 1959, t. 54.
Eichner H. Laudatio hostiae und laudatio Kammenhuber A. Das Palaische: Texte und
victimae im Palaischen // Hethitica XVI: Studia Wortschatz // Revue Hittite et Asianique, 1959,
Anatolica in memoriam Erich Neu dicata. Lou- t. 17/64.
Kammenhuber A. Hethitisch, Palaisch, Luwisch Valério M. Palaic fulāsinanza: one anatolian

und Hierogliphenluwisch. Leiden; Köln, 1969. suffix, two possible explanations // The Journal
Melchert H.C. Notes on Palaic // Zeitschrift für of Indo-European Studies, 2009, vol. 37.
vergleichende Sprachforschung, 1984, Bd. 97. van den Hout Th. Pala, Palaer, Palaisch // Real-
Melchert H.C. Anatolian Historical Phonology. lexikon der Assyriologie und Vorderasiatischen
Amsterdam, 1994. Archäologie, Bd. 10. Berlin; New York, 2003–2005.
Melchert H.C. Palaic // The Ancient Languages Yakubovich I. Were Hittite kings divinely
of Asia Minor / R.D. Woodard (ed.). Cambridge, anointed? A Palaic invocation to the Sun-God
2008. and its significance for Hittite religion // Journal
of Ancient Near Eastern Religions, 2006, vol. 5.
И.С. Якубович
1
ЛУВИЙСКИЙ ЯЗЫК
1.0. Лувийский язык (Л.я.) — язык лувийцев, народа, населявшего центральные и

2
южные области Анатолии (совр. Турция), а также северо-западную Сирию во II тыс.

до н. э. и первой половине I тыс. до н. э.
Варианты названия: язык хеттских иероглифов, иероглифический хеттский;
англ. Luwian (преим. брит.) и Luvian (преим. амер.), нем. Luwisch, фр. louvite, итал.
luvio. Хеттское название Л.я. зафиксировано в клинописных документах в виде на-
речия luwili ‛по-лувийски’, производного от названия области Лувия, упоминаемой
в хеттских законах (середина II тыс. до н. э.) как одна из основных частей древне-
хеттского царства. Нет никаких прямых сведений о самоназвании лувийцев. По-
скольку лувийский оказался основным письменным языков новохеттских княжеств
в первой половине I тыс. до н. э., не исключено, что носители Л.я. стали называть
себя в этот период хеттами (так их называли, по крайней мере, их соседи — асси-
рийцы и урарты).
2.0. Основной ареал распространения Л.я. в середине II тыс. до н. э. — цен-
тральная и южная Анатолия (территория современной Турции). Уже для первой
половины II тыс. до н. э. можно реконструировать распространенное хеттско-
лувийское двуязычие, свидетельствующее о смежности двух языковых ареалов.
Есть основания полагать, что в период, предшествовавший образованию хеттско-
го царства, Л.я. обладал высоким престижным статусом, являясь, вероятно, офи-
циальным языком одного или нескольких могущественных анатолийских кня-
жеств. Отсюда, в частности, лувийские заимствования в древнехеттский, отно-
сящиеся к политико-административной и идеологической сферам, например,
лув. ubadid- > др.-хетт. ubadi- ‛домен’, лув. tummanti- ‛слышать’ > др.-хетт.
tummantiya- ‛послушание’.
В древнехеттский период лувийский, наряду с палайским, пользовался статусом
регионального языка хеттского царства, о чем свидетельствует употребление лу-
вийских и палайских гостевых выражений в хеттских текстах, относящихся к сфере
1
Работа выполнена при поддержке гранта Президиума РАН «Полный аннотированный кор-
пус лувийских текстов».
И.С. Якубович. Лувийский язык 107
государственной религии. С XIV в. до н. э. отмечается присутствие больших групп

лувийцев в столице хеттского царства Хаттусе, где Л.я. ассоциируется с городски-
ми низами. К XIII в. до н. э. Л.я. становится основным разговорным языком хетт-
ской столицы при сохранении позиций хеттского языка в официальной сфере. Пря-
мым свидетельством хеттско-лувийского двуязычия в Хаттусе XIII в. до н. э. явля-
ется большое количество лувийских гостевых слов в хеттских официальных тек-
стах данного периода.
Уже в древнехеттский период можно констатировать распространение лувийского
языкового ареала на территорию юго-восточной Анатолии (княжество Киццуватна,
классическая Киликия). Структурные особенности лувийского диалекта Киццуватны
указывают на высокую вероятность его формирования в условиях лувийско-
хурритского двуязычия (ср. 6.0.). В связи с распространением хетто-лувийского дву-
язычия в последние два века существования хеттского царства хеттская террито-
риальная экспансия, вероятно, привела к дальнейшему расширению лувийского язы-
кового ареала, в том числе на территорию северо-западной Сирии. После распада
империи хеттов и прекращения письменной фиксации хеттского языка в начале XII в.
до н. э. его административные функции полностью переходят к Л.я. на всей террито-
рии новохеттских княжеств. По мере поглощения последних Ассирийским царством
ареал распространения лувийских надписей постепенно сокращается, и последние из
них относятся к концу VIII или самому началу VII в. до н. э. Вместе с тем есть осно-
вания полагать, что разговорные лувийские диалекты сохранялись на территории
юго-восточной Анатолии по крайней мере до начала эллинистического периода (ко-
нец IV в. до н. э.), а возможно и позднее.
Численность носителей Л.я. не поддается точному определению. Следует, однако,
предполагать, что лувийцы преобладали над хеттами в численном отношении во вто-
рой половине II тыс. до н. э., поскольку иначе сложно объяснить неуклонный языко-
вой сдвиг от хеттского к лувийскому в хеттском царстве при сохранявшейся полити-
ческой и культурной доминантности хеттского языка.
3.0. Л.я. — принадлежит к анатолийской (хетто-лувийской) группе индоевропейс-
кой семьи языков. Ближайшими родственниками Л.я. являются языки лувической
подгруппы: ликийский (A), милийский (ликийский Б) и карийский. Подробнее о ге-
нетической аффилиации Л.я. см. статью «Анатолийские языки» в данном издании.
Дешифровка Л.я. и идентификация его генетической принадлежности проходили в
несколько этапов. Уже в 1880 г. английскому ученому А. Сейсу удалось установить
значения анатолийских иероглифических знаков REX ‛царь’ и REGIO ‛царство’,
‛страна’. Однако дальнейший процесс дешифровки был затруднен неизвестностью ге-
нетических связей языка анатолийских иероглифов. Открытие богазкёйских архивов и
дешифровка хеттского языка в начале XX в. привели к осознанию родства хеттского
языка и Л.я. клинописных текстов, а также принадлежности обоих к индоевропейской
семье. В первой половине 30-х гг. XX в. были сделаны первые шаги в дешифровке лу-
вийских иероглифических текстов на основании допущения, что они написаны на «ие-
роглифическом хеттском» языке. Ведущую роль на данном этапе исследований играли
И. Гельб, П. Мериджи, Э. Форер и Б. Грозный. Существенную роль в уточнении де-
шифровки сыграло открытие в 1947 г. пространной лувийско-финикийской билингвы
KARATEPE. В 50-е и 60-е гг. XX в. Э. Ларош показал в ряде статей, что клинописный
лувийский, «иероглифический хеттский» и ликийский языки образуют одну подгруппу
внутри анатолийских языков, которую мы сейчас называем лувической. Однако осоз-

нание того, насколько близки лувийские диалекты клинописных и иероглифических
текстов, пришло лишь после публикации статьи Д. Хокинса, А. Морпурго-Дэвис и
Г. Ноймана (1974), в которой предложены новые чтения ряда частотных анатолийских
иероглифов. После этого вместо «иероглифического хеттского» вошел в употребление
более правильный термин «иероглифический лувийский». Однако в работе И.С. Яку-
бовича (2010) показывается, что внутрилувийские диалектные изоглоссы не совпадают
с границами, разделяющими корпуса клинописных и иероглифических текстов, и по-
этому лучше говорить едином Л.я.
4.0. Для фиксации Л.я. использовались две слоговые системы письменности, кли-
нописная и иероглифическая. Все лувийские клинописные тексты записаны на гли-
няных табличках, и большинство из них относится к сфере практической магии.
Древнейшая фиксация Л.я. в клинописи относится, вероятно, к XV в. до н. э. Клино-
писные фрагменты не опираются на разработанную письменную норму, а скорее,
являются транскрипцией лувийского языкового материала, включенного в хеттские
тексты. Можно предположить, что причиной употребления лувийских заклинаний
без перевода на хеттский в ритуальных текстах была осознанная необходимость со-
хранения их иллокутивной силы. Частое маркирование одиночных лувийских госте-
вых слов в хеттских текстах при помощи «глоссового клина» свидетельствует о том,
что хеттские писцы воспринимали их как ненормативные. Клинопись перестает
употребляться в Анатолии после падения хеттского царства в начале XII в. до н. э., в
том числе и для фиксации Л.я.
Л.я. приобретает официальный письменный статус в XIII в. до н. э., когда он начи-
нает ассоциироваться с анатолийским иероглифическим письмом. Однако в тот пе-
риод разработка орфографической нормы находилась в зачаточном состоянии, часты
ребусные написания и надписи с минимальным количеством фонетических компле-
ментов (например, надпись SÜDBURG). О стандартизации Л.я. можно говорить лишь
в применении к I тыс. до н. э. Иероглифические тексты данного периода содержат
большое количество исторических и гиперкорректных написаний, свидетельствую-
щих о развитой орфографической традиции.
Среди иероглифических лувийских текстов преобладают монументальные надписи,
принадлежащие последним хеттским царям и правителям новохеттских княжеств. Со-
хранилось также определенное количество деловых документов, выполненных иерог-
лифическим письмом на свинцовых табличках. Из хеттских источников известно, что
для письма часто использовались вощеные деревянные таблички. Неоднократно выска-
зывалось предположение, что именно этот носитель способствовал в первую очередь
распространению лувийских текстов, записанных иероглифическим письмом, однако
археологическое подтверждение данной гипотезы пока отсутствует.
Дешифровку Л.я. нельзя считать вполне законченной и поныне. Тем не менее на
нынешней стадии этого процесса удалось достичь понимания большинства иерогли-
фических и значительной части клинописных лувийских текстов. Для иероглифичес-
кого корпуса основным справочным изданием является монументальный труд
Д. Хокинса (2000), содержащий транслитерацию, перевод и комментарий лувийских
текстов, составленных после падения империи хеттов. Пространные иероглифичес-
кие надписи хеттского периода опубликованы в том же формате в более раннем тру-
де Д. Хокинса (1995), хотя эта публикация содержит устаревшие интерпретации. По-
давляющее большинство клинописных лувийских текстов собраны в работе Ф. Штарке

(1985), где они приводятся без перевода и комментария. Этот недостаток частично
восполняется наличием глоссария к данной группе текстов, подготовленного
К. Мелчертом (1993). К. Мелчерту также принадлежит наиболее современный очерк
лувийской грамматики (2003). Единственная русскоязычная монография по Л.я.
И.М. Дунаевской (1969), к сожалению, устарела.
Основные принципы и набор знаков слоговой клинописи, употреблявшихся для
транслитерации лувийских слов, выражений и текстов, совпадают с соответствующими
параметрами хеттской клинописи (см. статью «Хеттский язык» в данном издании). Гра-
фической особенностью передачи лувийских слов в клинописи являяются частое упот-
ребление дополнительного гласного <a> (так называемое написание plene) в начале сло-
воформ, например a-an-ta ‛в’, a-an-ni-i- ‛совершать’, ‛причинять’, a-ad-du-wa-a-li- ‛злой’.
Подобные написания, вероятно, не отражают ударение или долготу, а скорее, использу-
ются для передачи начальной глоттальной смычки (например, [Ɂanda] ‛в’), подобно тому
как это имело место в ассирийской клинописи. Для транслитерации лувийских клино-
писных заклинаний характерно также более редкое употребление шумеро- и аккадо-
грамм по сравнению с общей практикой хеттских ритуалов.
Анатолийские иероглифы представляют собой оригинальную слоговую систему
письма, зародившуюся и развившуюся на территории Анатолии, в двуязычной хетт-
ско-лувийской среде. Подобный вывод можно сделать на основании акрофоническо-
го анализа иероглифических силлабограмм, различные группы которых восходят по
своему звучанию к начальным слогам хеттских и лувийских лексем. Так, например,
идеограмма PES, использовавшаяся для обозначения ноги и глаголов движения, име-
ет фонетическое чтение <ti>, выделившееся из хеттского глагола tiya- ‛ступать’, а
идеограмма SIGILLUM ‛печать’ имеет фонетическое чтение <sa5>, полученное при
посредстве лувийского существительного sasanza ‛печать’. Древнейшие иероглифи-
ческие надписи обнаруживаются именно на печатях хеттских царей и чиновников
(XIV в. до н. э.), представляя собой короткие легенды, которые в принципе можно
читать как по-хеттски, так и по-лувийски. Выбор новой системы письма для личных
печатей, в противовес уже освоенной месопотамской клинописи, скорее всего, опре-
делялся на этом этапе националистическими соображениями. К XIII в. до н. э. отно-
сится появление более пространных иероглифических текстов, язык которых — уже
несомненно лувийский. Если верно предположение о письме иероглифами на дере-
вянных табличках, то, возможно, расширение сферы употребления анатолийских
иероглифов повлекло их вторичную ассоциацию с Л.я. как основной системой устной
коммуникации на закате хеттского царства.
Суммарный инвентарь анатолийских иероглифов насчитывает более 500 знаков,
причем чтение приблизительно половины из них пока не поддается точному определе-
нию, как правило, ввиду редкого или окказионального характера соответствующих
символов. Наиболее частотны слоговые знаки вида CV, знаки CVCV использовались
реже, также употреблялись идеограммы и детерминативы. В лувийских текстах I тыс.
до н. э. встречаются, хотя и непоследовательно, словоразделители (в транслитерации
<|>) и символы выделения идеограмм (<“ ”>). Существенной особенностью анатолий-
ской иероглифики по сравнению с клинописью является отсутствие знаков структуры
VC, что делает невозможным однозначную передачу консонантных сочетаний.
В большинстве случаев кластеры C1C2 передаются как С1a-С2V, но /n/ перед другой
согласной просто не отражается на письме. Другой важной особенностью является ши-

рокое употребление детерминативов с глагольными формами, тогда как в хеттской
клинописи они, как правило, употребляются лишь с именами. Третья особенность —
это употребление фонетических индикаторов, т. е. специальных силлабограмм, кото-
рые используются для уточнения чтения идеограмм, не передавая при этом точный
фонемный состав или положение соответствующего слога. Необычная черта анатолий-
ского иероглифического письма — это так называемое «подвижное а», которое может
перемещаться из начала в конец словоформы, например, mi-sa-a вместо ожидаемого
*a-mi-sa /əmis/ ‛мой’.
При транслитерации анатолийских иероглифов используются следующие кон-
венции. Отдельно стоящие графемы одной словоформы соединяются дефисами, гра-
фемы, входящие в состав лигатуры, — знаком «плюс», а вариативность слоговой
гласной обозначается косой чертой между вариантами, например, i+ra/i-há- /irha-/
‛граница’. Как и в клинописи, действует правило, согласно которому омофоничные
символы выступают в транслитерации под своими номерами, но номер 2 заменяется
знаком «акут», а номер 3 — знаком «гравис» (так, в примере приведенном выше
<há> = <ha2>). Наиболее распространенные логограммы и детерминативы, функции
которых, как правило, хорошо известны, транслитерируются заглавными буквами, а
их значение или иконография по традиции кодируются по-латыни, например, <REX>
‛царь’, <CRUX> — знак в форме креста. Детерминативы, в отличие от идеограмм, не
соединяются дефисом с детерминируемой лексемой и записываются в круглых скоб-
ках, например, лув. tarwannis ‛правитель’ может записываться при помощи идео-
граммы с фонетическим комплементом IUDEX-ni-sa или выписываться полностью с
детерминативом как (IUDEX)tara/i-wa/i-ni-sa. Менее распространенные идеограм-
мы/детерминативы могут транслитероваться при помощи номеров под которыми они
выступают в каталоге Э. Лароша «Les hiéroglyphes hittites» (1960), например, *501.
Прописной курсив используется для обозначения фонетических индикаторов, напри-
мер, PRAE-ia AUDIRE+MI-ma-ti-mi-i-sa = parriya tummantimmis ‛прославленный’,
INFANS.NI-sa = nimuwizzas ‛cын’. Прописным курсивом также записываются немно-
гочисленные идеограммы, чье значение передается «по-анатолийски», а не по-ла-
тыни за отсутствием латинских эквивалентов, например, <HALPA> ‛город Алеппо’,
<SARMA> ‛бог Саррума’.
Пространные иероглифические надписи часто подразделяются на горизонтальные
регистры, записываемые бустрофедоном (первый регистр сверху заполняется справа
налево, второй — слева направо, третий — опять справа налево и т. д.). В свою оче-
редь, каждый регистр обычно составляет 2-3 символа в высоту, причем «столбцы» ре-
гистра последовательно заполняются сверху вниз. Исключение составляют те случаи,
когда формы знаков создают естественные лакуны или выступы, искажающие форму
последующих столбцов. Следует отметить наличие монументального и курсивного
вариантов у большинства знаков. Первые обычно высекались как барельефы, вторые
процарапывались по камню или на свинцовых табличках, но существуют и тексты, в
которых монументальные и курсивные начертания соседствуют друг с другом. Нали-
чие подобных вариантов, разумеется, затрудняет и без того сложную задачу чтения
анатолийских иероглифических текстов.
Палеографически различают два основных периода в развитии анатолийских ие-
роглифов: хеттский (XV–XIII в. до н. э.) и пост-хеттский период (X–VII вв. до н. э.),
между которыми лежат два «темных века», характеризующихся пониженной пись-

менной активностью (XII–XI вв. до н. э.). Кроме разницы в форме знаков фиксиру-
ются и функциональные различия: например знак <ali> хеттского периода (*416)
развился в знак <la/i> новохеттского периода (*319), а знак *445, имевший фонети-
ческое чтение <lu> в хеттский период, приобрел в новохеттский период более ши-
рокое чтение <la/i/u>. В дополнение к этому следует отметить существенное уча-
щение фонетических написаний лексем в новохеттский период.
Представляется целесообразным проиллюстрировать принципы чтения и транс-
литерации анатолийских иероглифических текстов на конкретном примере (над-
пись MARAŞ 1, §2). Ниже приводится фрагмент лувийского текста (который сле-
дует читать справа налево) вместе с его «линейной разверткой» в нормализованной
графике, познаковой транслитерацией и стянутой транскрипцией. Несоответствие
форм знаков <mu> и <ta> в ориги-
нальной и нормализованной гра-
фике объясняется употреблением
курсивных начертаний в надписи
MARAŞ 1. О различии между по-
знаковой транслитерацией и стя-
нутой транскрипцией см. 5.1.0.
Грамматический разбор данного
предложения приводится ниже в
разделе 5.3.1.
¨Wì ¨ajIA ¨´TI GfIA ¨òai<

|wa/i-mu |á-mi-zi-i |tá-ti-zi DEUS-ni-zi-i |(LITUUS)á-za-ta
wa=mu aminzi tadinzi massaninzi azzanta

Л.я. и его соседей сближает ряд структурных характеристик, которые не могут объ-
ясняться общим происхождением. С высокой вероятностью к контактно обуслов-
ленным явлениям Л.я. относится предполагаемая нейтрализация унаследованной оппо-
зиции между звонкими и глухими (или напряженными и ненапряженными) согласны-
ми в начальной позиции в слове. Данное распределение, в целом характерное для язы-
ков анатолийской группы, находит близкую параллель в хурритском языке, но не в
близкородственном ему урартском. С типологической точки зрения оно является дос-
таточно необычным, и поэтому его можно объяснять влиянием общего субстрата. Суб-
стратное происхождение также может иметь запрет на начальное r-, в целом характер-
ный для языков древней Анатолии, но не для индоевропейского праязыка (в Л.я. I тыс.
до н. э. начальное r- снова оказывается допустимым в результате упрощения консо-
нантных сочетаний). На морфологическом уровне можно предполагать общее суб-
стратное происхождение для феномена падежной аттракции в хеттском языке, лувий-
ских притяжательных прилагательных и посессивных конструкций с «двойным паде-
жом» в хуррито-урартском. Однако генетическая принадлежность субстрата во всех
вышеуказанных случаях остается неопределенной.

Ниже приводится предположительная интерпретация лувийской фонологической
системы в нотации, приближенной к Международному фонетическому алфавиту. От-
носительно конвенций передачи подобной системы в клинописной транслитерации,
особенно в отношении согласных, см. статью «Хеттский язык» в наст. издании.
Гласные
Ряд
Подъем
Верхний i iː u uː
Средний ǝ (?)
Нижний a aː
Cогласные
По способу Зубно- Велярные
образования Губ- Пала- Веляр-
альвео- огуб-
ные тальные ные
лярные ленные
Напр. pː tː kː kːʷ
Взрывные
Ненапр. p t k kʷ
Шумные
Напр. f sː xː xʷː
Ненапр. s x xʷ
Напр. ʦː
Аффрикаты
Ненапр. ts
Напр. mː nː
Носовые
Ненапр. m n
Сонанты
Сильные lː
Боковые
Слабые l
Сильные rː
Дрожащие
Слабые r
Глайды w j
Как и в случае хеттского языка, «научная» транскрипция, подобная приведенной

выше, может использоваться в работах по Л.я. лишь при обсуждении узких фоно-
логических проблем. Вместо этого для записи лувийских форм в данной статье бу-
дет использоваться как познаковая транслитерация, так и упрощенная «стянутая
запись». При транскрибировании лувийских согласных следует принимать во вни-
мание традиционные конвенции анатолистов, поэтому предлагаемая здесь стянутая
запись не основана на принципах Международного фонетического алфавита. По-
добная практика обусловлена еще и тем, что в ряде случаев не представляется воз-
можным установить точные артикуляторные характеристики лувийских согласных
фонем. В настоящем очерке впервые предпринята попытка использовать единую
стянутую запись для клинописных и иероглифических текстов, пусть даже ценой
определенной потери информации и интерпретации на этапе перехода от трансли-
терации к стянутой записи.
Как клинописная, так и иероглифическая орфография различает три ряда гласных —

a, i, u. На основании аналогии с хеттским предполагается, что долгота гласных в кли-
нописных лувийских текстах могла иконически выражаться написанием дополнитель-
ного гласного при знаке CV или VC (написание plene). Примеры квази-минимальных
пар: a-ad-du-wa-al-za [Ɂatːuwal-tsa] ‛злое’ (ном./акк. ср. р.) — a-ad-du-wa-a-al [Ɂatːuwaːl]
‛злые’ (ном./акк. ср. р.), wa-a-šu-un [waːsun] ‛доброго’ (акк. ед. ч. общ. р.) — ḫi-i-ru-ú-un
[hiːruːn] ‛клятву’ (акк. ед. ч. общ. р.). Следует, однако, помнить, что написания plene в
начальной позиции могли выполнять также и другую функцию, а именно передавать
начальную глоттальную смычку (см. 1.4.0.). Нередки случаи непоследовательного на-
писания plene в клинописных текстах: du-ú-pa-im-mi-in и du-pa-a-im-mi-in ‛ударенного’
(акк.). Функции написаний plene в иероглифических текстах недостаточно изучены;
представляется, что они имели орнаментальный характер, а контраст по долготе не
выражался на письме.
Напротив, контраст между /a/ и /ǝ/ обнаруживается в первую очередь в иерогли-
фических текстах, хотя лишь в начальной позиции. Начальный иероглиф <a> пред-
положительно передает нестабильную фонему /ǝ/, а начальный иероглиф <á> соот-
ветствует фонемам /a/ и /aː/. Неустойчивость начального /ǝ/ следует из графическо-
го феномена «подвижного а»: предполагается, что написания типа mi-sa-a ‛мой’
вместо ожидаемого *a-mi-sa /ǝmis/ указывают на возможность афарезы /ǝ/ в быст-
ром произношении. Исторически /ǝ/ восходит к *а, и возможной причиной разви-
тия *а > ǝ был сингармонизм, ср. *a-mi-sa /ǝmis/ ‛мой’ — á-ma-za /amantsa/ ‛мое’.
Других указаний на конкретную фонетическую реализацию начального <a> не
имеется, и поэтому транскрипцию /ǝ/ следует считать условной. Возможно началь-
ные /a/ и /aː/ в отличие от начального /ǝ/ приобретали протезу в виде нефонологич-
ной глоттальной смычки, что объясняет дистрибуционное ограничение графемы
<á> начальной позицией в словоформе (собственно <á> = [Ɂa]). Подобная интерпре-
тация затрудняется, однако, отсутствием четкого соответствия между употреблени-
ем <á> в иероглифических текстах и написаниями дополнительного начального <a>
в клинописных текстах.
При стянутой записи лувийских примеров мы будем придерживаться упрощенной
нотации с тремя гласными a, i и u, без различения долгот и фонемы /ǝ/. Это объясняет-
ся неясностью многих деталей, связанных с интерпретацией написаний plene и контра-
стом между иероглифами <a> и <á>. К этому следует добавить дистрибуционные сооб-
ражения: как долгота гласного, так и фонема /ǝ/ графически выражаются лишь в одной
из двух систем письма, при этом написания plene являются факультативными, а графи-
ческий контраст между /ǝ/ и /a/ ограничен начальной позицией в словоформе. Поэтому
в значительном числе лексем лувийского корпуса дополнительные вокалические оппо-
зиции всегда нейтрализуются в графике.
В историческом плане основной особенностью лувийского вокализма по сравне-
нию с хеттским является исчезновение тембра е. В большинстве случаев хеттскому е
соответствует лувийское а, причем действует так называемый «закон Чопа»: интер-
вокальная согласная, следующая за *e > a, становится напряженной, что обозначает-
ся геминацией в стянутой записи: хетт. peran ~ лув. parran ‛перед’, хетт. idalu- <
*edalu- ~ лув. attuwal(i)- ‛злой’.
Принципы отражения лувийских согласных в стянутой записи могут быть резю-
мированы в следующей таблице:
Согласные
По способу Зубно- Велярные
образования Палаталь-
Губные альвео- Велярные огуб-
ные
лярные ленные
Напр. p-, -pp- t-, -tt- k-, -kk- kw-, -kkw-
Взрывные
Ненапр. -b- -d- -g- -gw-
Шумные
Напр. s-, -ss- h-, -hh- hw-, -hhw-

Ненапр. -s- -h- -hw-
Напр. z-, -zz-
Аффрикаты
Ненапр.
Напр. m-, -mm- n-, -nn-
Носовые
Ненапр. -m- -n-
Напр. l-, -ll-
Сонанты
Боковые
Ненапр. -l-
Напр. -r-, -rr-
Дрожащие
Ненапр. -r-
Глайды w y
Автоматические правила перехода от транслитерации хеттских текстов к стя-

нутой записи хеттских согласных, представленные в разделе 2.1.1. статьи «Хетт-
ский язык», также применимы в целом и к Л.я. (отметим, однако, передачу ла-
биовелярных с элементом w и снятие диакритик у фрикативных). Что касается
лувийских иероглифических текстов, соответствующие правила перехода имеют
здесь интерпретационный характер. Большинство иероглифических силлабо-
грамм не различают между парами напряженных и ненапряженных согласных
(например, написание a-pa может соответствовать как appa, так и aba в стянутой
записи). Исключение составляет контраст между знаками <ta>, <tá>, исполь-
зовавшимися для напряженного взрывного t-, -tt-, и знаком <tà>, употреб-
лявшимся для его ненапряженного коррелята -d-. С одной стороны, когда опре-
деленная морфема засвидетельствована лишь в иероглифической передаче, ин-
терпретация интервокальных согласных по принципу напряженности требует
этимологического анализа, а иногда просто невозможна. С другой стороны, ие-
роглифический силлабарий, в отличие от клинописи, включает специальные зна-
ки для слогов, начинающихся с лабиовелярных: <REL> = <kwa/i> с фонетическим
чтением /kwa(ː)/ или /kwi(ː)/ и <HWI> = <hwa/i> с вероятным фонетическим чтени-
ем /хwa(ː)/ или /xwi(ː)/.
По своей структуре лувийская система консонантизма представляется идентичной
хеттской. В частности, для всех согласных фонем, кроме глайдов, зафиксировано
противопоставление по признаку напряженности/ненапряженности: appa ‛назад’ —
aba- ‛от’, arra(ya)- ‛длинный’ — ara/i- ‛год’ и т. д. Это, разумеется, не означает, что
все лувийские согласные синхронно и исторически соответствуют хеттским. Напри-
мер, хеттские и лувийские аффрикаты имеют в большинстве случаев различное исто-
рическое происхождение (соответственно, палатализация дентальных смычных и

развитие глухого палатовелярного k̂), и их фонетическая реализация также могла силь-
но отличаться друг от друга. Скорее, структурное сходство между хеттским и лувий-
ским инвентарем согласных может объясняться в ареальных терминах, а возможно, и
как следствие влияния общего субстрата (ср. 1.6.0.).
Существуют серьезные ограничения позиционного характера. Противопос-
тавление по напряженности нейтрализовано в начальной позиции в словоформе
в пользу напряженного согласного (ср. отсутствие употребления иероглифа
<tà> в данной позиции). Кроме того, cонант r не встречается в анлауте. Соглас-
ные, которые могут появляться на конце словоформы — это s, n (часто) и z, l, r
(реже). Несмотря на отсутствие прямых графических указаний можно предпола-
гать из общих типологических соображений, что в ауслаутной позиции могут
встречаться лишь ненапряженные варианты согласных. Предполагается также,
что оппозиция по напряженности/ненапряженности нейтрализована в консо-
нантных сочетаниях, хотя не представляется возможным реконструировать точ-
ную артикуляцию согласных в каждом конкретном кластере. При транслитера-
ции нейтрализованных элементов кластеров используются те же конвенции, что
и в анлауте.
Орфография не позволяет определить, встречались ли в начальной позиции в
словоформе какие-либо консонантные сочетания, но единственные кластеры,
вероятные с этимологической точки зрения, — это сочетания шумных с плав-
ными (СR-). Например, лувийский преверб pa-ri-i (клин.), pa+ra/i (иер.) может
быть сопоставлен с лат. prae и рус. пре-, но остается открытым вопрос, стоит ли
за лувийскими написаниями /pri/ или /pari/. Если форма pa-a-ri (клин.), встре-
чающаяся в неясном контексте, является вариантом того же преверба, это сви-
детельствовало бы в пользу гипотизы об эпентезе */pri/ > /pari/ в Л.я. Для аус-
лаутной позиции можно показать с большой долей вероятности существование
кластера /-nts/, встречающегося в частности в именных окончаниях аккузатива
множественного числа общего рода в диалекте Киццуватны. Диагностической
здесь является форма с добавлением клитики lu-u-la-ḫi-in-za-as-ta, интерпрети-
руемая как lulahinz=ta.
Синхронный характер ударения в Л.я. неясен. Можно, однако, провести различия
между полноударными словоформами, разделяемыми словоразделами, и энклитиками,
присоединяемыми на письме к предшествующим словоформам. В стянутой записи
границы между клитиками обозначаются знаком =.
5.1.1. Исходя из предполагаемого наличия конечных консонантных сочета-
ний далее можно предположить, что максимальным слогом в Л.я. был СV(ː)CС.
Вместе с тем ни клинопись, ни тем более анатолийские иероглифы не позволя-
ют отобразить напрямую инлаутные сочетания CCC, поэтому нельзя опроверг-
нуть и теоретическую возможность существования подобных кластеров. Не ус-
тановлена ритмическая корреляция между долготой гласной и формой слога
(ср. la-a-an-du (клин.) ‛пусть возьмут’), предположительно содержащего «сверх-
долгий» слог СVːC.
5.1.2. В лувийском материале зафиксированы следующие типы ч е р е д о -
в а н и й.
1. Свободное варьирование.
О неустойчивости /ǝ/ в начальной позиции см. 2.1.1. Нередки случаи стяжений

*iya > i и *uwa > u внутри слова: 3 л. ед. ч. през. a-ri-it-ti (клин.) — 3 л. ед. ч. имп.
a-ri-ya-ad-du (клин.) от ari(ya)- ‛поднимать’, 3 л. ед. ч. прет. tu-wa/i-ta (иер.) — 3 л.
мн. ч. имп. du-ú-un-du (клин.) от tu(wa)- ‛ставить’.
Сочетание «гласная + n» в позиции перед аффрикатой могло спорадически реа-
лизовываться как соответствующая носовая гласная. Об этом свидетельствуют
многочисленные случаи опущения n в клинописной орфографии (в иероглифи-
ческой орфографии оно регулярно не передается в данном контексте). Примеры:
hu-u-up-pa-ra-za (клин.) < *hupparanza ‛пояса’ (вин. п. мн. ч.), ti-wa-an-na-al-li-zi
(клин.) < *tiwannalinzi ‛?’ (им. п. мн. ч.). В позиции перед смычным t то же соче-
тание могло отражаться с лабиальным призвуком: na-ak-ku-uš-ša-a-u-un-ta (клин.) <
*nakkussanta ‛они предоставили козла отпущения’, wa/i-la-u-ta (иер.) < *walanta
‛они умерли’.
В клинописных текстах засвидетельствован ряд случаев выпадения заднеязычного
-h- перед w и u: siwal и sehuwal ‛стилет’, lahuni- и launai- ‛мыть’. Отсутствие сходных
примеров в иероглифических текстах возможно является случайным. Нередки также
случаи упрощения ai > a: 3 л. мн. ч. имп. a-ru-na-in-du и a-a-ru-na-an-du (клин.) от
arunai- ‛?’, 3 л. мн. ч. имп. ú-i-da-a-in-du — 3 л. мн. ч. прет. wi5-ta-an-da от widai- (клин.)
‛ударять’. Морфонологическое развитие ai > a является более регулярным при образо-
вании именных парадигм, см. 5.2.2.
2. Фонетически обусловленные чередования.
Сочетание двух дентальных смычных на морфемной границе развивает эпентезу и
реализуется как /tst/: ср. 2 л. мн. ч. през. мед. az-tuwari — 3 л. мн. ч. през. ad-antu от ad-
‛есть, кушать’. Сочетание n или l с последующим s на морфемной границе также раз-
вивает эпентезу. Это проявляется в первую очередь при присоединении дополнитель-
ного суффикса номинатива и аккузатива единственного числа, ср. -sa: {tarud-sa} →
tarusa ‛статуя’, {uttar-sa} → uttarsa ‛cлово’, но {parnan-sa} → parnanza ‛дом’,
{attuwal-sa} → attuwalza ‛злое’. Зубно-альвеолярные взрывные, запрещенные в ауслау-
те принципами лувийской фонотактики (5.1.0.), выпадают в данной позиции, ср., на-
пример, ном., акк. ед. ч. annarumahi от основы annarumahid- ‛мужество’. Отмечены
также случаи ассимиляции -n > -m перед клитикой =pa: {man=pa} → mam=pa ‛если
же’, {nanun=pa} → nanum=pa ‛теперь же’.
3. Морфологически обусловленные чередования.
По сравнению с хеттским языком чередования в аблауте играют гораздо более
скромную роль в структуре Л.я. Это в первую очередь связано с исчезновением фо-
немы /е/ в лувийском, делающим невозможным качественный аблаут.
Как вероятный пример аблаутного чередования по долготе можно рассматривать
3 л. ед. ч. имп. a-a-aš-t[u] (клин.) ‛пусть будет’ с долгой корневой гласной (графиче-
ское superplene) — 3 л. мн. ч. имп. a-ša-an-du (клин.) ‛пусть будут’ с краткой корне-
вой гласной. Данный анализ затрудняется однако наличием многочисленных форм
типа a-aš-tu ‛пусть будет’, где корневое plene можно интерпретировать и как долготу,
и как протезу глоттальной смычки.
Пример морфологического чередования i ~ ai, исторически не связанного с аблау-
том: 3 л. ед. ч. през. tubidi — 3 л. мн. ч. през. tubainti (клин.) от tub(a)i- ‛бить’, 3 л.
ед. ч. през. sanidi — 3 л. мн. ч. прет. sanainta от san(a)i- ‛прятать’.
О феномене i-мутации в именном склонении см. 5.2.1.
По сравнению с хеттским языком в лувийском более регулярно чередование на-

пряженного -tt- и ненапряженного -d- (лениция). Данная альтернация характерна для
ряда глагольных окончаний, которые оказываются распределены в зависимости от
типа основы: 3 л. ед. ч. през. ari-tti от ari(ya)- ‛поднимать’ — 3 л. ед. ч. през. tubi-di от
tub(a)i- ‛бить’. На протоанатолийском уровне лениция могла быть фонетически обу-
словлена, но фонетические процессы, характерные для Л.я., затемнили перво-
начальное фонетическое распределение, что и позволяет отнести данное чередование
к числу морфологических.
На стыке местоименных клитик i и u могут выпадать перед a: {a=wa=mu=ada} →
a=wa=m=ada ‛ЧАСТ=ЧАСТ=меня=они’ (иер.); {a=wa=mi=an} → a=wa=m=an
‛ЧАСТ=ЧАСТ=себе=его’. Такое чередование, однако, зафиксировано лишь для кли-
тик 1-го числа, =mi и =mu, но не для клитик 3-го числа, =di и =du.
5.2.0. Морфология.
Л.я. обнаруживает определенное упрощение морфологической структуры по срав-
нению с хеттским, сохраняя вместе с тем и ряд архаичных черт.
5.2.1. Л.я. относится к синтетическим флективным языкам, однако соединение
морфем характеризуется большой прозрачностью с незначительным количеством
сопутствующих фонологических и морфонологических чередований. Характерна
суффиксация, синхронная префиксация отсутствует.
5.2.2. С формальной точки зрения в Л.я. выделяются следующие части речи: суще-
ствительное (словоизменительные категории — число, падеж, ограниченное слово-
изменение по роду), прилагательное (словоизменительные категории — род, число,
падеж), глагол (словоизменительные категории — залог, наклонение, время, лицо,
число), неизменяемые. Все вышеперечисленные морфологические категории выра-
жаются синтетически (суффиксально).
А. И м я.
людей, животных, — в большинстве случаев относятся к общему роду (cр. однако
huidar (ср. р.) ‛животное’). Остальные существительные, видимо, могут относиться
как к общему, так и к среднему роду без каких-либо очевидных правил семантиче-
ской мотивации. Словоизменение по роду характерно для имени в функции подле-
жащего в переходной конструкции. Имена, обычно выступающие в среднем роде, в
данной конструкции с помощью суффикса -anti переводятся в общий род (см.
5.3.1.). В остальных случаях род существительных является классифицирующей
категорией.
Имеются два числа, единственное и множественное, и шесть падежей: но-
минатив, аккузатив, генитив, датив-локатив, аблатив-инструменталис и вокатив.
Названия падежей достаточно точно указывают на их семантику. Формальное
(морфологическое) различение общего и среднего родов имеет место только в но-
минативе и аккузативе. Формы генитива и аблатива-инструменталиса не про-
тивопоставляются по числу. Формы среднего рода не противопоставляют име-
нительный и винительный падежи. Иногда формы общего рода принимают мно-
жественное число среднего рода, которое в таком случае интерпретируется как
собирательное.
Известны следующие падежно-числовые показатели (суффиксы).

Падеж
Ном. -s -0(+sa/za), -inzi
-0, -a
Акк. -n -n(+za) -inz, -inzi
Ген. -as, -assi, -assa
Дат.-лок. -i, -0, -ya -anz
Абл.-инстр. -adi
Вок. -0, -s — = ном. —
Расширители -sa и -za, восходящие к притяжательной клитике 3-го лица, имеют

факультативный характер в текстах II тыс. до н. э. (например, parnan и parnanza
‛дом’), но становятся обязательными в текстах I тыс. до н. э. Архаичное окончание
номинатива и аккузатива единственного числа общего рода -inz характерно для тек-
стов, отражающих диалект Киццуватны, а его инновативный эквивалент -nzi — для
«имперского лувийского» и позднелувийского (ср. 6.0.). Окончание датива-локати-
ва — 0 обычно встречается у a-основ, не подвергшихся «i-мутации», и может рас-
сматриваться как результат поглощения окончания -i конечной гласной основы
(см. ниже). Окончание датива-локатива -ya является, по-видимому, вторичной конта-
минацией окончаний -i и -a + 0 = a. Не удается обнаружить распределения между
окончаниями генитива -as, -assi и -assa.
разделяются на a-основы, a/i-основы, u-основы и основы на согласные. Особенностью
а-основ (huha- ‛дед’, ura- ‛большой’) является ном.-акк. ед. ч. ср. р. на -n(+za), а также
поглощение конечной гласной основы начального гласного окончания. Последнее при-
водит к омонимии (или по крайней мере омографии) ном. ед. ч. общ. р. и ген. ед. ч.
общ. р. -as, а также (в позднелувийском) акк. мн. ч. ср. р. и дат. мн. ч. -anz. Для основ
на согласные, принадлежащих в основном к среднему роду, характерны консонантные
сандхи, например, {zart-sa} → zarza ‛сердце’, {tarud-sa} → tarusa ‛статуя’. Известны
также случаи морфологической перестройки в определенных падежных формах. Так,
например, от hirud- ‛клятва’ (ср. р.) ожидался бы ном.-акк. ед. ч. *hiru с выпадением
конечного -d. Однако по аналогии с а-основами образуется вторичный ном. ед. ч.
*hiruwan, который, в свою очередь, стягивается в hirun (клин. hi-i-ru-u-un). Особенно-
стью u-основ является эпентеза -w- перед окончанием, начинающимся с a (например,
ном.-акк. мн. ч. ср. р. aruwa от aru- ‛высокий’).
Наиболее частотным и одновременно самым своеобразным типом именного склоне-
ния являются a/i-основы. Ниже приводятся формы, склоняющиеся по данному типу,
образованные от ala/i- ‛высокий’, massana/i- ‛бог’, ara/i- ‛время’, immara/i- ‛поле’,
arraya/i- ‛длинный’, parna- ‛дом’, а также теонимов alawaima/i- и annarumma/i-.
Падеж
Ном. alis, massanis alan, arrayinzi, massaninzi
ala, parna
Акк. alin, arin parnan(-za) alinza, arinzi
Ген. immarassa, massanassi
Дат.-лок. ali, parni, ari аrrayanza, parnanza, massananza
Абл.-инстр. aladi, arrayadi, aradi
Вок. alawaimi — annarumminzi —
Легко видеть, что формы, принадлежащие a/i-основам, обнаруживают чередование

тематической гласной. Гласная а выступает в формах номинатива и аккузатива един-
ственного и множественного числа среднего рода, генитива, датива-локатива множе-
ственного числа и аблатива-инструменталиса. Гласная i появляется на ее месте в но-
минативе, аккузативе, вокативе единственного и множественного числа общего рода
и дативе-локативе единственного числа. Данный феномен традиционно именуется в
анатолистике «i-мутацией» (факультативным -i, i-mutation / i-Motion), хотя историче-
ски мы, скорее имеем дело со смешением а-основ и i-основ, которое привело к их
дополнительному распределению в парадигме. Побочным результатом данного про-
цесса стало сокращение числа «чистых» a-основ и практически полное исчезновение
i-основ в Л.я. Формы, которые формально могут быть приписаны i-основам, на самом
деле принадлежат в большинстве случаев притяжательным прилагательным на -
i(ya)-, что следует из их семантики. Ср. например tadiya- ‛отцовский’, от которого
образованы ном. ед. ч. общ. р. tadis, акк. ед. ч. общ. р. tadin (наряду с tadiyan),
дат.-лок. ед. ч. tadi (наряду с tadiya), ном. мн. ч. общ. р. tadinzi, ном.-акк. мн. ч. ср.
tadiya, абл.-инстр. tadiyadi. Морфологическая граница между a-основами,
a/i-основами и i-основами является размытой, ср., например, приводимое ниже скло-
нение ami(ya)- ‛мой’ с формами, образованными от a-основы.
Большинство прилагательных a/i класса сохраняют его во всех формах парадигмы
согласно модели приведенной выше таблицы. Исключение составляют основы, кото-
рые в среднем роде переходят в согласный тип: ном. ед. ч. общ. р. attuwalis —
ном.-акк. ср. р. attuwal-za ‛злой’, ном. ед. ч. общ. р. zammantis — ном.-акк. ср. р.
zamman-za ‛заколдованный (?)’. Принятая запись подобных «полуконсонантных»
основ — attuwal(i)-, zammant(i)-. Прилагательные, принадлежащие к a- и u- основам,
сохраняют тип склонения во всех формах парадигмы.
Морфологическое согласование по роду, числу и падежу происходит между суще-
ствительным и относящимся к нему прилагательным. Между именем — субъектом
предложения и глаголом происходит согласование по числу (глагол также согласует-
ся с субъектом по лицу). Однако существительные во множественном числе среднего
рода согласуются с глаголом в единственном числе. Особенностью Л.я. является на-
личие притяжательных прилагательных, регулярно образуемых от существительных
при помощи суффикса -assa/i- (реже -i(ya)-): tappasassa/i- ‛небесный’ от tappas-
‛небо’, malhass-assa/i- ‛участвующий в ритуале’ от malhassa- ‛ритуал’. В диалекте
Киццуватны притяжательные прилагательные на -assa/i- способны морфологически
выражать число обладателя в ряде форм (ср. 6.0.). Особенностью склонения притя-
жательных прилагательных является показатель датива-локатива единственного чис-
ла -an (например, immarassan ‛полевому’). Вопрос о степенях сравнения в Л.я. плохо
изучен, но, возможно, показателем превосходной степени является -azza-: urazza-
‛величайший’ от ura- ‛великий’.
Б. Ч и с л и т е л ь н ы е.
В большинстве случаев лувийские числительные выражаются специальными зна-
ками как в клинописи так и в иероглифическом письме. Фонетически засвидетельст-
вованы следующие количественные числительные: duwa/i- ‛два’, tarra/i- ‛три’,
mawa/i- ‛четыре’ и nuwa/i- ‛девять’ (причем точный тип основы восстанавливается во
всех случаях лишь гипотетически). Числительные не выделяются как отдельная часть
речи по формальным признакам в Л.я. Количественные числительные от двух до че-
тырёх в большинстве случаев ведут себя как прилагательные множественного числа,

числительное ‛один’ и числительные начиная с ‛пяти’ по своим формальным свойст-
вам примыкают к прилагательным единственного числа. Например, tarrinzi
hantawattinzi ‛три царя’, 7 tarudi ‛семи статуям’, где числительное ‛три’ согласуется с
существительным во множественном числе, а числительное ‛семь’ согласуется с су-
ществительным в единственном числе. Известно порядковое числительное hantil(i)–
‛первый’, тогда как наречие ‛во-первых’ засвидетельствовано в иероглифической
передаче как 1-ti-na. Дистрибутивные числительные образуются при помощи суф-
фикса -su (например, 3-su ‛трижды’).
В. М е с т о и м е н и я.
Относительно полно засвидетельствованы лувийские местоимения. Для личных
местоимений отмечаются тонические и энклитические формы. Тонические личные
местоимения выделяются лишь для 1-го и 2-го лица, в качестве анафорических ме-
стоимений 3-го лица используются указательные местоимения. Падежная парадигма
личных местоимений неразвита, лишь для 2-го лица единственного числа четко про-
слеживается контраст между формами номинатива и косвенного падежа. Относи-
тельно распределения форм множественного числа можно лишь утверждать, что
anzanza и unzanza характерны для I тыс. до н. э. (что обозначается в таблице жирным
курсивом). Не засвидетельствованы недвусмысленные формы аблатива-
инструменталиса от личных местоимений (словоформы 2 л. ед. ч. tu-wa/i-ri+i и 2 л.
мн. ч. u-za-ri+i (иер.) могут интерпретироваться как адвербиальные).
Падеж 1 л. ед. ч. 2 л. ед. ч. 1 л. мн. ч. 2 л. мн. ч.
Ном. ti
amu аnza(s) / anzanza unza(s) / unzanza
Косв. tu
Энклитические личные местоимения встречаются чаще тонических и засви-

детельствованы для всех трех лиц. Они появляются в «ваккернагелевской» позиции,
т. е. после первого самостоятельного слова в клаузе (см. 5.3.1.). Целесообразно рас-
сматривать их вместе с энклитическим рефлексивным местоимением
=mi/=di/=anza/=manza ‘себе’, с которым они совпадают по структуре. Типоло-
гической особенностью лувийских личных и возвратных местоимений является сов-
падение косвенных форм 2-го и 3-го лица как в единственном, так и во множествен-
ном числе. Приведенные в таблице формы основаны на текстах I тыс. до н. э. Для
II тыс. до н. э. засвидетельствовано архаичное местоимение 3–го л. мн. ч. акк. =as, а
также реконструируется =mmas как архаичный эквивалент =mmanza (реально встре-
чающийся лишь в форме 3-го лица мн. ч. рефлексива).
1 л. 2 л.
Падеж 3 л. ед. ч. 1 л. мн. ч. 2 л. мн. ч. 3 л. мн. ч.
ед. ч. ед. ч.
=as (общ. р.)/
Ном. — — — — =ada
=ada (ср. р.)
=an (общ. р.)/
Акк. =mu =du =anza =mmanza =ada
=ada (ср. р.)
Дат. =mu =du =du =anza =mmanza =mmanza
Дат. рефл. =mi =di =di =anza =mmanza =mmanza
Указательные и относительные местоимения согласуются с существительным в

роде, числе и падеже. Засвидетельствованы два указательных местоимения со сход-
ным склонением — za- (ближний дейксис) и aba- (дальний дейксис). По типу скло-
нения к ним примыкает вопросительное и относительное местоимение kwa/i- ‛кто,
что’; ‛который’. От последнего может образовываться неопределенное местоимение
с помощью энклитики =ha (kwis=ha ‛некто’). В приведенной ниже таблице дается
парадигма местоименного склонения, причем особые формы, встречающиеся лишь в
I тыс. до н. э., обозначены полужирным курсивом. Формы генитива и аблатива-
инструменталиса от местоимения kwa-/kwi- пока не засвидетельствованы или не
идентифицированы.
Падеж
Ном. zas, kwis zinzi/zanzi, kuinzi
za, kwi/kwanza zaya, kwaya
Акк. zan, kwin zinza/zanzi, kwinza/kwinzi
Ген. zassi
Дат.-лок. zatti, abatti, kwatti zattanza/zattiyanza, kwattanza
Абл.инстр. zin
Особенностью Л.я. по сравнению с хеттским являются тонические притяжатель-

ные местоимения, встречающиеся в иероглифических текстах. Наилучшим образом
засвидетельствована парадигма ami(ya)- ‛мой’, переходящая в формах среднего рода
в a-склонение: ном. ед. ч. общ. р. amis, акк. ед. ч. общ. р. amin, ном.-акк. ед. ч. ср. р.
amanza (!), дат.-лок. ед. ч. ami, абл.-инстр. amiyadi, ном.-акк. мн. ч. общ. р. aminzi,
ном.-акк. мн. ч. ср. р. ama (!), дат. мн. ч. amiyanza. Местоимения tuwi(ya)- ‛твой’,
anzi(ya)- ‛наш’ и unzi(ya)- ‛ваш’ предположительно склоняются сходным образом, но
засвидетельствованы лишь единичными формами.
Г. Г л а г о л.
Грамматические категории лувийского глагола сходны с хеттскими. В Л.я. глагольая
флексия используется для синтетического выражения следующих категорий:
— время и наклонение: презенс (настоящее-будущее время изъявительного накло-
нения), претерит (прошедшее время изъявительного наклонения) и императив (пове-
лительное наклонение). Их удобно объединять в одну систему, поскольку формы
императива не противопоставлены по времени;
— залог: актив и медиопассив. Формы медиопассива редки, поэтому указание на
активный залог обычно опускается при глоссировке. Формы медиопассива могут
иметь пассивное значение, например, aya- (акт.) ‛делать’, aya- (мед.) ‛становиться’,
но встречаются и отложительные глаголы, всегда употребляющиеся с медио-
пассивной флексией. В прошедшем времени медиопассивные окончания имеют фа-
культативный характер;
— лицо (согласование с субъектом): 1-е, 2-е и 3-е;
— число (согласование с субъектом в общем роде): единственное и множественное.
Кроме того, глагольная флексия выражает формальное противопоставление двух
типов спряжения в 3-м лице единственного числа презенса и имперфекта (сходное
противопоставление между и mi-спряжением и ḫi-спряжением в хеттском языке рас-
пространяется и на другие элементы парадигмы). В применении к Л.я. можно гово-
рить о ti-спряжении (3 л. ед. ч. през. -ti/-di) и i-спряжении (3 л. ед. ч. през. -i). При-
надлежность глагола к одному из типов спряжения является словарной информацией
(по лексическому распределению глаголов между типами спряжения Л.я. часто соот-
ветствует хеттскому).
Вопрос о существовании категории вида в Л.я. недостаточно исследован. Можно ут-
верждать, что если подобная категория и существует, она выражается не флективно, а
посредством глагольного основообразования. Подробнее см. 5.2.2.
При описании глагольной флексии следует учитывать феномен лениции (5.1.2.).
В приведенных ниже таблицах заглавная T обозначает морфонему, которой в от-
дельных словоформах может соответствовать как напряженная t(t), так и ненапря-
женная d, распределенные в зависимости от типа глагольной основы. Формы, поме-
ченные полужирным курсивом, встречаются лишь в I тыс. до н. э.
Актив Медиопассив
Ед. ч. Мн. ч. Ед. ч. Мн. ч.
Презенс индикатива
1 л. -wi -unni ? ?
2 л. -si, -Ti(s) -Tani ? -Tuwari
3 л. -Ti -i -(a)nti -Tar(i), -ar(i) -(a)ntari
Ед. ч. Мн. ч. Ед. ч. Мн. ч.
Претерит индикатива
1 л. -(h)ha, -(h)han ? -(h)hasi ?
2 л. -Ta ? ? ?
3 л. -Ta -(a)nta -Tasi, -asi -(a)ntasi
Ед. ч. Мн. ч Ед. ч. Мн. ч
Императив
1 л. -llu ? ? ?
2 л. -0 -Tan, -danu ? ?
3 л. -Tu, -u -(a)ntu -aru ?
Хотя пары 2 л. ед. ч. през. акт. -si и -Ti(s), 3 л. ед. ч. прет. мед. -Tar(i) и -ar(i), 3 л.
ед. ч. прет. мед. -Tasi и -asi и 3 л. ед. ч. имп. акт. -Tu и -u отражают исторический
контраст между -ti и -i спряжениями, их синхронное распределение не отвечает эти-
мологическим ожиданиям. Так, например, u-ttis ‛пьешь’ соответствует хетт. egu-ssi
по своему корню, но не по своему окончанию, а izziy-ari ‛он становится’ и izziy-asi
‛он стал’ родственны izzi-di ‛он делает’. Поэтому данные дублетные формы не отра-
жены в таблицах как два противопоставленных друг другу класса. Можно заключить,
что противопоставление между -ti и -i спряжениями находилось на пути к исчезнове-
нию в Л.я., что подтверждается ситуацией в родственном ликийском языке, где оно
полностью устранено.
Примеры глагольных финитных форм:

през. 2 л. ед. ч. акт. kars-ui ‛режу’, lala-wi ‛беру’;
през. 2 л. ед. ч. акт. aya-si ‛делаешь’, nana-tti ‛ведешь’, u-ttis ‛пьешь’;
през. 3 л. ед. ч. акт. ari-tti ‛поднимет’, anni-di ‛причинит’, piya-i ‛дает’;
през. 1 л. мн. ч. акт. hizza-unni ‛передадим’;
през. 2 л. мн. ч. акт. as-tani ‛вы есть’, urnuwa-ttani ‛возвеличите’;
през. 3 л. мн. ч. акт. hishiy-anti ‛повязывают’, lala-nti ‛возьмут’;
през. 3 л. ед. ч. мед. ziy-ar, ziy-ari ‛лежит’, mamhwi-ttari ‛?’, papti-ttar ‛?’;
през. 2 л. мн. ч. мед. nis az-tuwari ‛не ешьте’, nis ta-ttuwar ‛не стойте’;
през. 3 л. мн. ч. мед. wass-antari ‛одевают’, lahhi-ntari ‛идут в поход’;
прет. 1 л. ед. ч. акт. tabar-ha ‛я правил’, uba-hha ‛я заложил’, izzi-hha ‛я cделал’;
прет. 2 л. ед. ч. акт. harwanni-tta ‛ты послал’, pubala-tta ‛ты написал’;
прет. 3 л. ед. ч. акт. ari-tta ‛он поднял’, a-da ‛он сделал’;
прет. 3 л. мн. ч. акт. aya-nta ‛они делали’, tummanti-nta ‛они услышали’;
прет. 1 л. ед. ч. мед. izzi-hhasi ‛я cделал’;
прет. 3 л. ед. ч. мед. huhhassa-ttasi ‛он бежал’, iziy-asi ‛он стал’;
прет. 3 л. мн. ч. мед. huhhassa-ntasi ‛они бежали’;
имп. 1 л. ед. ч. акт. kuwayada-llu ‛пусть я внушаю страх!’;
имп. 2 л. ед. ч. акт. uppa ‛принеси’, mammanna ‛cмотри’;
имп. 3 л. ед. ч. акт. mammanna-ttu ‛пусть смотрит’, mana-du ‛пусть видит’;
имп. 2 л. мн. ч. акт. azzas-tan ‛ешьте’, tummanta-danu ‛слушайте’;
имп. 3 л. мн. ч. акт. as-antu ‛пусть будут!’, widai-ntu ‛пусть ударят’;
имп. 3 л. ед. ч. мед. izziy-aru ‛пусть станет’.
Нефинитные формы глагола:
— склоняемое причастие с суффиксом -(a)mma/i-, образуемое от переходных и не-
переходных глаголов и имеющее пассивное значение: kwayamma/i- ‛испуганный’ от
kwaya- ‛бояться’, karsamma/i- ‛отрезанный’ от kars- ‛резать’;
— инфинитив с суффиксом -una: i-una ‛идти’, lala-una ‛брать’;
— герундив с суффисом *-m(m)in(a). Данная форма встречается лишь в текстах
I тыс. до н. э., зафиксирована в иероглифической передаче как -mi-na и не имеет точ-
ной фонетической интерпретации. Пример (в иероглифической орфографии):
DARE-mi-na ‛(надлежит) дать’.
Отрицание в Л.я выражается при помощи приглагольных частиц nawa (II тыс. до
н. э.) и na (I тыс. до н. э.). Частицы запретительного отрицания — архаичная частица
nis (II–I тыс. до н. э.) и ее инновативный эквивалент ni (I тыс. до н. э.). В комбинации с
клитикой =ba три из этих четырех частиц (na=ba, ni=ba и nis=pa) приобретают значе-
ние ‛или’. Также следует упомянуть локативную частицу =(t)ta (приблизительный эк-
вивалент хетт. =(k)kan), часто появляющуюся на конце клитического комплекса.
В текстах II тыс. до н. э. встречается в той же позиции еще одна локативная частица
=dar/=tar (приблизительный эквивалент хетт. =(š)šan).
Д. Н а р е ч и я и а д л о г и.
Зафиксированы разряды наречий с различными семантическими функциями, на-
пример обстоятельства места: kuwari ‛где’, zawi ‛здесь’ (II тыс. до н. э.), zadi ‛здесь’
(I тыс. до н. э.); обстоятельства времени: ruwan ‛прежде’ (I тыс. до н. э.), nanun
‛теперь’, zila ‛отныне’; обстоятельства образа действия: tarpa, tarpi(wa) ‛враждеб-
но’ (?), wala ‛гибельно’. Засвидетельствовано образование адвербиальных форм от
основы прилагательных: wasu ‛хорошо’ от wasu- ‛хороший’, aru ‛в высокой степе-

ни’ от aru- ‛высокий’.
Отдельно следует рассматривать класс лексем, которые могут выступать в функции
наречий, превербов и послелогов (хотя обычно не во всех трех функциях для одной и
той же лексемы). Например, наречие parran ‛впереди’, употребляясь вместе с зависи-
мым существительным и местоимением, приобретает значение послелога ‛перед’. На-
речие zanta ‛вниз’ в сочетании с глаголом может приобретать идиоматическое значе-
ние, например, zanta tub(a)i- ‛поразить’ < tub(a)i- ‛бить, ударять’ (ср. англ. to strike
down). Послелог appan(i) ‛за; после’ неотличим по форме от преверба, обозначающего
повторное действие. Другие распространенные лексемы, принадлежащие к тому же
класссу, — это ahha ‛прочь’, annan ‛под(-)’, anni ‛c(-); вместе’, anta ‛в’, hanti ‛перед’,
pari ‛пред-’, sarri ‛вверх; для’, sarra ‛на’, tawiyan ‛к; навстречу’. Предложенные выше
переводы являются приблизительными, детальное синхронное описание лувийских
превербов, послелогов и пространственных наречий пока не произведено.
Е. С о ю з ы.
Лувийские сочинительные союзы с отчетливой семантикой — это клитики =ha ‛и’ и
=ba ‛а; но; же’, оба из которых могут выступать в составе клитических комплексов в
начале клаузы (см. 5.3.1.), используясь для синтаксического сочинения. Первый из них
может также употребляться для соединения слов в словосочетании, выступая после
второго компонента сочинительной конструкции (X Y=ha ‛Х и Y’). Подчинительные
союзы — man ‛если’ и ahha ‛как’, хотя фрагментарные контексты часто не позволяют
отличить последний от омонимичного преверба. От этих полнозначных союзов следует
отличать элемент a=, часто выступающий в начале клауз перед клитическими ком-
плексами, но не несущий при этом ясной семантической нагрузки (ср. хетт. nu=). Так-
же не удается установить значение клитики =wa, которую иногда ошибочно именуют
частицей цитированной речи. В ряде клинописных текстов II тыс. до н. э. эта клитика
чередуется с клитикой =gwa (или сочетанием клитик gu=wa=?) в одной и той же пози-
ции внутри клитического комплекса. В иероглифических текстах I тыс. до н. э. элемент
=wa приобретает практически универсальный характер в составе клитических ком-
плексов и поэтому может рассматриваться как универсальный демаркатор клауз.
5.2.3. Словообразование в Л.я по преимуществу суффиксальное, при ограниченной
роли редупликации и следах префиксации.
Продуктивные именные суффиксы:
-ahid- образует абстрактные имена: hantahid- ‛нахождение впереди’ от hanti
‛перед’, (позднелувийское) hantawattahid- ‛царская власть’ от hantawatta/i- ‛царь’,
yunahid- ‛движимое имущество’ от yuna ‛идти’ (инф.);
-alla/i- образует прилагательные и существительные: targasnalla/i- ‛погонщик ос-
лов’ от targasna(/i)- ‛осел’, warpalla/i- ‛военачальник’ от warpa/i- ‛оружие’;
-amma/i- регулярно образует причастия от глаголов (см. 5.2.2.);
-anti- используется для перевода существительных среднего рода в общий род
(см. 5.3.1.);
-assa/i- образует притяжательные прилагательные от существительных: tuliyassa/i-
‛относящийся к собранию’ от tuliya- ‛собрание’, harratnassa/i- ‛относящийся к прес-
туплению’ от harratta(r) ‛преступление’;
-(a)wan(ni)- образует прилагательные от имен собственных: adanawan(ni)- ‛из го-
рода Адана’, harranawan(ni)- ‛из города Харран’;
-(i)ya- образует притяжательные прилагательные от существительных: tadiya-

‛отцовский’ от tada/i- ‛отец’, naniya- ‛братский’ от nana/i- ‛брат’;
-izza- образует прилагательные от имен собственных: taurisizza- ‛из города Таври-
са’, karkamisizza- ‛из города Каркемиш’;
-id- используется для адаптации иноязычных (прежде всего хурритских) заимст-
вований: abid- ‛жертвенная яма’ (хурр. < акк. < шум.), irimpid-, irippid- ‛кедр’
(хурр. < акк.).
Л.я. не развил продуктивных моделей образования отглагольных существительных,
имеющиеся модели в основном унаследованы из общеанатолийского состояния. При-
меры старых гетероклитических суффиков: tarmattar–/tarmatn- ‛закрепление’ от
tarm(a)i- ‛прибивать гвоздями’, hwidumar–/hwidumn- ‛жизнь’ от *hwid- ‛жить’. От гла-
гольных основ могут образовываться существительные с суффиксом -da/i-: kubiyada/i-
‛план, заговор’ от kub-, *kubiya- ‛замышлять’, ubadid- ‛вотчина; домен’ (со вторичным
суффиксом -id-) от uba- ‛основать; посвятить’.
Размер корпуса не всегда позволяет выделить продуктивные средства глагольно-
го основообразования. Если, однако, правомерна гипотеза о существовании катего-
рии вида или способа действия в лувийском глаголе, хотя бы некоторые из пред-
положительных показателей данной категории следует считать продуктивными.
К ним относятся:
— показатель -ssa-: sahhanissa- ‛обременять’, предположительно от *sahhani(ya)-
‛обременить; обложить налогом’, в свою очередь, произведенного от sahhan-
‛барщина’ (?). В ряде случаев данный суффикс лексикализован: iya-ssa- ‛купить’;
— показатель -zza-: tazza- ‛стоять; оставаться’ от ta- ‛стать’. В ряде случаев дан-
ный суффикс лексикализован: assazza- ‛сказать’ (I тыс. до. н. э.) соответствует глаго-
лу assa- с тем же значением (II тыс. до. н. э.);
— редупликация: sasarla- ‛почитать’ от sarla(i)- ‛почтить’, aya- < *yaya- ‛делать’
от a- < ya- ‛cделать’. Данная функция редупликации отличает Л.я. от хеттского, где
глагольная редупликация малопродуктивна.
— сочетание редупликации и суффиксации: pippassa- ‛давать’ от piya- ‛дать’,
hwihhwassa- > huhhassa- ‛бегать’ от hwiya- ‛бежать’.
Хорошо засвидетельствован каузативный суффикс -nuwa-: hwinuwa- ‛заставить бе-
жать’ от hwiya- ‛бежать’, tanuwa- ‛установить’ от ta- ‛стать’. Тот же самый суффикс
может образовывать фактитивы от прилагательных: urannuwa- ‛возвеличить’ от ura-
‛великий’. Есть основания предполагать, что именно фактитивное значение -nuwa- яв-
ляется первичным, а сам суффикс содержит исторический элемент -u-, использовав-
шийся для образования адъективных основ (ср. архаичный фактитив us(san)nuwa- ‛бла-
годетельствовать’ от wasu- ‛хороший’). Глагольный суффикс -iya- (стягивающийся в
-i-) обладает широким спектром функций, ср. harwanniya- ‛отправлять’ от harwanna/i-
‛путь’, wassiya-zza- (и wasa-zza-) ‛быть дорогим, угодным’ от wasu- ‛хороший’, walliya-
‛поднимать, возвышать’ (непроизводный глагол). Другие глагольные осново-
образующие элементы: -(a)i-, -a(i)-, -a-/-i-, -a-, являются синхронно менее продук-
тивными, а их описание затруднено частым совпадением отдельных форм на письме.
В глагольной системе сохраняются следы анатолийских префиксов ориентации
*au- (центростремительное движение) и *pe- (центробежное движение). Ср. awi- ‛при-
ходить’ — i- ‛идти’ и piya- ‛дать’ — iya-ssa- ‛купить’. Синхронный статус глагольных
префиксов в Л.я. неясен.
5.3.1. Л.я относится к числу левоветвящихся языков с каноническим порядком
слов SOV и препозицией зависимых элементов в именных словосочетаниях. От-
клонения от канонического порядка слов характерны для переводных текстов. Не-
смотря на отсутствие особого эргативного падежа Л.я примыкает по своей структу-
ре к языкам с расщепленной эргативностью. Лексемы среднего рода не могут вы-
ступать в функции агенса, поэтому, оказываясь в позиции подлежащего переходно-
го глагола, они переводятся в общий род, приобретая при этом суффикс -anti-. Те
же лексемы сохраняют свой средний род и не различаются по форме в функциях
пациенса и субъекта непереходного глагола.
Важной особенностью Л.я. является наличие клитических комплексов, примы-
кающих к первому самостоятельному элементу клаузы (включая союз a=). Поря-
док клитик внутри клитического комплекса определяется исключительно их ран-
гом, отраженным в приведенной ниже таблице, и не зависит от синтак-
сической структуры клаузы. Примеры клитических цепочек: zanzi=ha=wa=mi
‛эти=и=част.=себе’, anni=ba=wa=du=tta ‛вместе=же=част.=ему=лок.’, a=wa=mi=an
‛част.=част.=себе=его’. Неупорядоченность номинативных и аккузативных кли-
тик друг относительно друга объясняется невозможностью их одновременного
появления в клитическом комплексе. В Л.я., как и в хеттском, действует правило,
запрещающее появление номинативных клитик в предложениях с переходными
глаголами.
1 2 3 4 5 6
Номинативные
Дативные ме- Рефлексивные Локативные
Союзы Частицы и аккузативные частицы
стоименные местоименные
=ha, =ba =wa, =gwa местоименные =(t)ta, =dar
клитики клитики
клитики
Ниже приводится пример простого предложения с непереходным глаголом, со-

держащего притяжательную конструкцию. Следует отметить, что правоветвящаяся
последовательность шумерограмм dU AN ‛небесный бог грома’ не соответствует по
порядку слов своему предположительному лувийскому эквиваленту tappasassis
tarhunz.
d
(1) a-a-wa U AN
a=wa tappas-assi-s tarhun-z
ЧАСТ=ЧАСТ небо-ПРИТЖ-ВОК.ЕД.ОБЩ Тархунт-ВОК.ЕД.ОБЩ
tu-u-iš UD.KAM-iš ta-at-ta
tuwi-s halli-s ta-tta
твой-НОМ.ЕД.ОБЩ день-НОМ.ЕД.ОБЩ стать-3.ЕД.ПРЕТ
‛О небесный Тархунт, настал твой день!’
Ниже приводятся примеры простого предложения с переходным глаголом. Пер-
вым дан иероглифический пример, уже разбиравшийся при обсуждении лувийской
графики (см. 4.0.), который характеризуется каноническим порядком слов. В нем
следует обратить внимание на наличие двойной притяжательной конструкции, до-
пускающей два формальных синтаксических анализа (‛боги моих предков’ или
‛мои боги предков’).
(2) |wa/i-mu |á-mi-zi-i |tá-ti-zi DEUS-ni-zi-i |(LITUUS)á-za-ta

wa=mu ami-nzi tadi-nzi massani-nzi azza-nta
ЧАСТ-я.АКК мой-НОМ.МН.ОБЩ отчий-НОМ.МН.ОБЩ бог-НОМ.МН.ОБЩ любить-3.МН.ПРЕТ
‛Боги моих предков любили меня’.
Следующий пример (записан клинописью) содержит вынесение вправо подле-
жащего (порядок слов OVS, возможно под влиянием хурритского оригинала) и ква-
зиэргативную конструкцию. При этом, однако, суффикс -anti- не только модифици-
рует существительное среднего рода tappas- ‛небо’, но и избыточно добавляется к
tiyamma/i- ‛земля’, базовая форма которого имеет общий род. Интересно, что сочета-
ние tappasantis tiyammantis синтаксически ведет себя как существительное в единст-
венном числе, это показывает как глагольное согласование, так и выбор рефлексив-
ного местоимения.
(3) a-a-aš-ša=ti e-el-ha-a-du tap-pa-ša-an-ti-iš ti-ya-am-ma-an-ti-iš
as-sa=di elha-du tappas-anti-s tiyamm-anti-s
рот-АКК.ЕД.СР=РЕФЛ.3.ЕД полоскать.3.ЕД.ИМП небо-ОБЩ-НОМ.ЕД земля-ОБЩ-НОМ.ЕД
‛Пусть прополощат себе рот Небо и Земля!’
5.3.2. Сложносочиненные предложения в Л.я. образуются при помощи союзов

=ha и =ba. Поскольку те же самые союзы используются для установления связи
между предложениями внутри дискурса, не всегда возможно провести четкую
грань между синтаксическим сочинением и соположением двух независимых пред-
ложений. Наиболее простыми для анализа представляются те случаи, в которых
составляющие сложносочиненного предложения обнаруживают синтаксический
параллелизм. В частности, в приведенном ниже примере наличествуют параллель-
ные конструкции na=ha ami tadi appani ‛ни за моего отца’ и na=ha ami huha appani
‛ни за моего деда’.
(4) a-wa/i |za-a-sa |kar-ka-mi-si-za-sa(URBS) (DEUS)TONITRUS-sa
a=wa za-s karkamisizza-s tarhunza-s
ЧАСТ= ЧАСТ этот-НОМ.ЕД.ОБЩ каркемишский-НОМ.ЕД.ОБЩ Тархунт-НОМ.ЕД.ОБЩ
NEG2-ha mi-i-a |tá-ti-i |“COR”-tara/i-na POST-ni a-tá

na=ha am-i tad-i atrin appani anta
не=и мой-ДАТ.ЕД отец-ДАТ.ЕД лично ПОСЛ ПРЕВ
|BONUS-li-ia-ta NEG2-ha-wa/i-sa mi-i-a AVUS-ha POST-ni

waliya-tta na=ha=wa=s am-i huha-0 appani
помогать-3.ЕД.ПРЕТ не=и=ЧАСТ=он.НОМ.ЕД.ОБЩ мой-ДАТ.ЕД дед-ДАТ.ЕД ПОСЛ
a-tá |BONUS-li-ia-ta
anta waliya-tta
ПРЕВ помогать-3.ЕД.ПРЕТ
‛Этот каркемишский Тархунт не встал ни лично за моего отца, ни за моего деда’.
Непереходный характер глагола waliya- следует из употребления номинативного

клитического местоимения =(a)s во второй клаузе (ср. 5.3.1.). Отсюда, в свою оче-
редь, невозможно анализировать atrin как винительный падеж от atri- ‛душа’ и тре-
буется его адвербиальная интерпретация.
Для образования сложноподчиненных предложений в Л.я. используются формы

относительного местоимения kwa/i-, местоименные наречия (например, kwitta(n)
‛где’, kuman ‛когда’), подчинительные союзы (см. 5.2.2.). Порядок слов в главных и
придаточных предложениях принципиально не отличается друг от друга. Прида-
точное предложение может как предшествовать главному, так и следовать за ним, но
первый случай чаще встречается в текстах. В частности, это обязательный порядок
слов в предложениях с неопределенным придаточным относительным, которые ха-
рактерны для формул проклятия и поэтому составляют наиболее частотный тип при-
даточных предложений в Л.я.
В приведенном ниже примере относительное местоимение kwis не имеет выра-
женного референта и поэтому может переводиться как ‛кто бы ни’. Подчинтельный
союз ahha используется для выражения сравнения, но не вводит придаточное пред-
ложение. Другой интересной особенностью данного примера является притяжатель-
ное прилагательное с морфологически выраженным множественным числом посес-
сора, характерное для диалекта Киццуватны (см. 6.0.). Глагольная редупликация в
tadarh-antu, возможно, объясняется множественным числом объекта nadatt-a, т. е.
имеет дистрибутивную функцию.
(5) ku-iš-tar ma-al-ha-aš-ša-aš-ša-an-za-an EN-ya
kwi-s=tar malhass-ass-anz-an niya (?)
кто-НОМ.ЕД.ОБЩ=ЧАСТ ритуал-ПРИТЖ-МН.ПОСС-ДАТ.ЕД господин-ДАТ.ЕД
a-ad-du-wa-la a-an-ni-ti a-an DINGIR.MEŠ-in-zi
attuwal-a anni-di a=an massani-nzi
зло-АКК.МН.СР делать-3.ЕД.ПРЕЗ ЧАСТ=он.АКК.ЕД.ОБЩ бог-НОМ.МН.ОБЩ
a-ah-ha na-a-ta-at-ta ta-ta-ar-ha-an-du
ahha nadatt-a tadarh-antu
как тростинка-AКК.МН.ОБЩ ломать-3.МН.ИМП
‛Кто бы ни причинил зло заказчику ритуалов, пусть боги переломают его как
тростинки’.
5.4.0. Базисная лексика Л.я. в основном имеет исконный характер. Более того, не-
смотря на длительный период сосуществования хеттских и лувийских языковых сооб-
ществ в составе хеттского царства, отмечается лишь ограниченное количество хеттских
заимствований в сфере лувийской административной и религиозной лексики (при мно-
гочисленности таких заимствований из Л.я. в хеттский). Это, вероятно, свидетельству-
ет об устоявшейся традиции хеттского и лувийского двуязычия, при которой хеттские
термины систематически переводились на родственный Л.я. его носителями, пытав-
шимися защитить свой язык от хеттского влияния.
Наиболее значительный пласт иноязычной культурной лексики в Л.я. представлен
хурритскими заимствованиями. Он включает в себя как собственно хурритские лек-
семы, так и заимствования из шумерского и аккадского языков через хурритское по-
средничество. Многие из этих лексем сопровождаются суффиксом -id- в лувийских
текстах: лув. nathid- ‛кровать’ < хурр. natḫi ‛id.’, лув. kishid- ‛стул’ < хурр. kešḫi ‛id.’
(ср. аккад. kussû, шум. GIŠGU-ZA ‛id.’), лув. hazizid- ‛ритуальная модель уха’ < хурр.
haz(z)iz(z)i- ‛ухо; мудрость’ < аккад. hasīsu ‛ухо; мудрость’. Наличествует также оп-
ределенное количество непосредственных заимствований из семитских языков, на-
пример, halal(i)- ‛ритуально чистый’ из западносемитского или hazz(iy)ana/i- ‛гра-

доначальник’ из аккадского.
Вопрос о возможной идентификации субстратной лексики в Л.я. является дискусси-
онным. В частности, высказывалось предположение об общем источнике лув. tabar-
‛править’ и греч. λαβύρινθος, мик. da-pu2-ri-to- ‛лабиринт’, первоначально, вероятно,
название царского дворца в Кноссе. Также заслуживает внимания сопоставление лув.
tuwarsa/i- ‛виноградник’ и греч. θύρσος ‛тирс; жезл, увенчанный плющом’. В обоих
случаях гипотеза о лувийском заимствовании в греческий наталкивается на серьезные
фонетические трудности, а гипотеза о греческом заимствовании в лувийский исключе-
на по семантическим соображениям. Для строгого обоснования гипотезы о принадлеж-
ности источника данных заимствований к доиндоевропейскому лексическому фонду
эгейско-малоазиатского региона необходимо обнаружить дополнительные примеры со
сходными соответствиями.
6.0. Для второй половины II тыс. до н. э. выделяются следующие основные диа-
лекты Л.я.:
— диалект Киццуватны — области на юге Анатолии, частично соответствующей
классической Киликии (засвидетельствован в основном посредством лувийских зак-
линаний в хеттских ритуалах из Киццуватны);
— «имперский лувийский» (отражен в лувийских заимствованиях в официальных
хеттских текстах, каковые лувизмы часто помечены особым знаком — «глоссовым
клином», а также в иероглифических надписях последних хеттских царей);
— диалект Истанувы — поселения, предположительно локализуемого в долине
реки Сакарья в западной части центральной Анатолии (отражен в строчках из лувий-
ских песен, включенных в хеттские ритуалы из Истанувы).
Лувийские тексты I тыс. до н. э. обнаруживают бóльшую однородность. Их диа-
лект, по-видимому, восходит к «имперскому лувийскому» и в настоящем очерке
именуется позднелувийским.
К несомненным инновациям «имперского лувийского», сохраняющимся также и в
позднелувийском, относится обобщение именного окончания именительного падежа
множественного числа общего рода -inzi на винительный падеж множественного
числа общего рода (ср. 5.2.2.) и постепенная замена глагола -a(ya)- ‛делать’ синони-
мичным глаголом izziya-. Вероятной инновацией «имперского лувийского», также
сохраняющейся в позднелувийском, является повсеместное распространение клитики
=wa с потерей ее исходной семантики (ср. 5.2.2.). К специфическим инновациям диа-
лекта Киццуватны можно отнести обобщение имперфективного показателя -ssa- за
счет -zza- (ср. 5.2.3.) и почти полное обобщение конструкции с притяжательным при-
лагательным за счет унаследованного родительного падежа.
Можно предполагать хурритское субстратное влияние на лувийский диалект
Киццуватны. Особенностью данного диалекта является маркировка числа поссес-
сора в притяжательном прилагательном, причем морфема множественного числа
посессора следует в цепочке суффиксов за маркером притяжательности, например,
massan-ass-anz-adi ‛бог-ПРИТ-МНПОСС-ИНСТР’, т. е. ‛принадлежащими богам; божь-
ими’. Подобный порядок аффиксов является типологически аномальным (ожи-
далось бы выражение числа посессора перед притяжательным суффиксом), однако
находит свое объяснение как калька синонимичной хурритской конструкции с вы-
падением падежного показателя по морфонологическим причинам: {en-až-we-ae} →
/enažae/ ‛бог- МН-(РОД)-ИНСТР’, т. е. ‛принадлежащими богам; божьими’. Предпо-

лагается, что поверхностная последовательность хурритских морфем МН-ИНСТР
калькировалась лувийским притяжательным прилагательным в диалекте Киццу-
ватны, помещаясь справа от притяжательной основы, унаследованной из пралу-
вического.
Для позднелувийского языка характерна прогрессирующая нейтрализация -d-, -l-,
-r- и иногда -n- в интервокальной позиции. Традиционно данный процесс рассмат-
ривается как ротацизм, поскольку результат нейтрализации передавался в иерогли-
фической орфографии знаками <ra/i> и <ru>, напр. wa/i+ra/i- (иер.) < wala- ‛умирать’,
á-ra+a (иер.) < ada ‛сделал (3 л. ед. ч.)’, ma-ru-ha (иер.) < manuha ‛когда-либо’.
С фонетической точки зрения, вероятнее, однако, интерпретация результата нейтра-
лизации как одноударного [ɾ]. Для позднелувийских текстов в целом также харак-
терна нерегулярная эпентеза -sr- > str-, например, isra/i- > istra/i- ‛рука’, а для текстов
после 850 г. до н. э. — выпадение частицы a= (фонетически, вероятно, [ə]) перед кли-
тическими комплексами из двух или более элементов: wa=n < a=wa=n ‛(и) его’.
В целом, позднелувийский период характеризуется быстрой фонетической эволю-
цией Л.я., лишь частично отражаемой в письменных текстах.
Дунаевская И.М. Язык хеттских иероглифов. Studies in Honor of H. Craig Melchert / R. Kim
М., 1969. et al. (eds.). Ann Arbor, 2010.
Goedegebuure P. The Hieroglyphic Luwian Laroche E. Dictionnare de la langue louvite.
demonstrative ablative-instrumentals zin and Paris, 1959.
apin // VI Congresso Internazionale di Ittitologia Laroche E. Les hiéroglyphes hittites. Paris,
(Roma, 5-9 settembre 2005) / A. Archi und 1960 (Centre National de la Recherche Scien-
R. Francia (eds.). 2007, pt. I (Studi Micenei ed tifique).
Egeo-Anatolici, No. 49). Marazzi M. Il geroglifico anatolico: problemi
Hawkins J.D. The Hieroglyphic Inscription of di analisi e prospettivi di ricerca. Rome, 1990.
the Sacred Pool Complex at Hattisa (SÜDBURG). Melchert H.C. PIE velars in Luvian // Studies
Wiesbaden, 1995 (Studien zu den Boğazköy- in Memory of Warren Cowgill (1929–1985) /
Texten, Beiheft 3). C. Watkins (ed.). Berlin; New York, 1987.
Hawkins J.D. Corpus of Hieroglyphic Luwian Melchert H.C. Cuneiform Luvian Lexicon.
Inscriptions. Berlin; New York, 2000, vol. I, Chapel Hill, 1993.
pt. I, II: Texts; pt. III: Plates. Melchert H.C. Anatolian Historical Phonology.
Hawkins J.D., Morpurgo-Davies A., Neumann Amsterdam; Atlanta, 1994.
G. Hittite Hieroglyphs and Luvian: New Eviden- Melchert H.C. (ed.) The Luwians. Leiden; Bos-
ce for the Connection // Nachrichten der Akade- ton, 2003 (Handbook of Oriental Studies.
mie der Wissenschaften in Göttingen. Philolo- vol. 1/68).
gisch-historische Klasse, 1974, No. 6. Melchert H.C. Spelling of Initial /A-/ in Hi-
Herbordt S. Die Prinzen- und Beamtensiegel eroglyphic Luwian // Ipamati kistamati pari tu-
der hethitischen Großreichszeit auf Tonbullen matimis: Luwian and Hittite Studies Presented to
aus dem Nişantepe-Archiv in Hattusa. Mainz, J. David Hawkins on the Occasion of His 70-th
2005 (Boğazköy-Ḫattuša, Bd. 19). Birthday / I. Singer (ed.). Tel-Aviv, 2010.
Ivanov V. Review of Hawkins 2000 // Indo- Morpurgo-Davies A. The Personal Endings of the
European Studies Bulletin, 2000, No. 10/1. Hieroglyphic Luvian Verb // Zeitschrift für verglei-
Jasanoff J. The Luvian “case” in -ša/-za // Ex chende Sprachforschung, 1980–1981, No. 94.
Anatolia Lux: Anatolian and Indo-European Morpurgo-Davies A. Dentals, Rhotacism and
Verbal Endings in the Luvian Languages // Zeit-
А. Клукхорст. Ликийский язык 131
schrift für vergleichende Sprachforschung, 1982– Rieken E., Yakubovich I. The New Values of
1983, № 96. Luwian Signs L 319 and L 172 // Ipamati
Payne A. Hieroglyphic Luwian: An Introduction kistamati pari tumatimis: Luwian and Hittite
with Original Texts. Wiesbaden, 2010. Studies Presented to J. David Hawkins on the
Poetto M. L’iscrizione luvio-geroglifica di Yal- Occasion of His 70th Birthday / I. Singer (ed.).
burt. Pavia, 1993 (Studia Mediterranea 8). Tel-Aviv, 2010.
Plöchl R. Einführung ins Hieroglyphen-Luwi- Starke F. Die keilschrift-luwischen Texte in
sche. Dresden, 2003 (Dresdner Beträge zur He- Umschrift. Wiesbaden, 1985 (Studien zu den
thitologie, Bd. 8). Boğazköy-Texten, Beiheft 30).
Rieken E. Zum hethitisch-luwischen Sprach- Starke F. Untersuchungen zur Stammbildung des
kontact in historischer Zeit // Altorientalische For- keilschrift-luwischen Nomens. Wiesbaden, 1990
schungen, 2006, Bd. 33, issue 2. (Studien zu den Boğazköy-Texten. Beiheft 31).
Rieken E. Die Zeichen <ta>, <tá> und <tà> in Yakubovich I. Hittite-Luvian Bilingualism and
den hieroglyphen-luwischen Inschriften der Nach- the Origin of Anatolian Hieroglyphs // Acta Lin-
großreichszeit // VI Congresso Internazionale di guistica Petropolitana, 2008, No. 4/1.
Ittitologia (Roma, 5–9 settembre 2005) / A. Archi Yakubovich I. Sociolinguistics of the Luvian
und R. Francia (eds.). 2008, pt. II (Studi Micenei Language. Leiden, 2010.
ed Egeo-Anatolici, 50).
А. Клукхорст
1
ЛИКИЙСКИЙ ЯЗЫК
1.0. Ликийский язык (Л.я.), англ. Lycian, нем. Lykisch, фр. lycien. Вариант назва-
3
ния «ликийский А» используется, чтобы отличить от близкородственного милий-

ского или ликийского B (см. 6.0. и статью «Милийский язык» в наст. издании). Ве-
роятно, самоназванием для Л.я. являлась форма вроде trm̃mili [trm̩mili], так как
прилагательное trm̃mile/i- имеет общее значение ‛ликийский; ликиец’ (а суффикс
-ile/i- напоминает хеттский суффикс -ili, который образует названия языков, на-
пример, lūili ‛по-лувийски’). Прилагательное trm̃mile/i- произведено от существи-
тельного trm̃mis ‛Ликия’. Название Ликия происходит от древнегреческого наиме-
нования соответствующей области, Λυκία, которое, в свою очередь, должно быть
сопоставлено с областью Лукка (Lukkā), известной по клинописным источникам
II тыс. до н. э.
2.0. На Л.я. говорило население древней Ликии (области, располагавшейся в юго-
западной части современной Турции примерно между нынешними городами Фетхие
и Анталья), по крайней мере, в I тыс. до н. э. Ликийцы называли свою страну Trm̃mis,
хотя во II тыс. до н. э. соседи называли эту территориальную единицу Lukkā, как сле-
дует из хеттских, лувийских, угаритских и египетских источников.
Ликийские тексты датируются примерно 500–300 гг. до н. э. К III в. до н. э. Л.я.,
вероятно, вымер, будучи вытесненным греческим в результате завоевания Анатолии
Александром Македонским в 334–333 гг. до н. э.
3.0. Л.я. относится к лувической подгруппе анатолийской группы индоевро-
пейской семьи языков. Ближайшими известными родственниками Л.я. являются лу-
1
Перевод с англ. А.С. Касьяна.
вийский, карийский и, возможно, сидетский. Подробнее см. статью «Анатолийские

языки» в наст. издании.
4.0. Корпус Л.я. состоит из примерно 170 надписей на камне, примерно 150 раз-
личных монетных легенд (всего найдено около 6000 монет с ликийскими над-
писями) и нескольких ликийских слов в текстах греческих авторов эллинистичес-
кого периода.
Основная часть надписей представляет собой краткие эпитафии на надгробных па-
мятниках, однако известно и несколько исторических текстов (вроде правительст-
венных эдиктов) и посвящений богам. Сводные публикации ликийских надписей на
камне — Kalinka 1901 (тексты из этого издания обычно цитируются с сиглой «TL») и
Neumann 1979 (тексты из этого издания обычно цитируются с сиглой «N»). Спорадиче-
ские находки ликийских текстов продолжаются до сих пор, см. издания новых памят-
ников у Лароша (1979), Буске (1992), Нойманна (1995; 2000).
До 1970-х гг. научные знания о Л.я. в основном базировались на анализе эпитафий.
С одной стороны, ликийские эпитафии обладают относительно шаблонной струк-
турой, а с другой — некоторые из них имеют параллельный текст на греческом. Кро-
ме того, стереотипные формулы сохраняются и в более поздних эпитафиях из этого
региона, записанных уже только на греческом языке. Находка в Летооне трехъязыч-
ной стелы, содержащей 41 строку ликийского текста с полным переводом на грече-
ский и арамейский, открыло новую главу в изучении Л.я. Однако, несмотря на значи-
тельный объем новой информации, полученной из анализа летоонской стелы, исто-
рические тексты, вроде самого крупного памятника Л.я. — стелы из Ксанфа (TL 44,
139 ликийских строк), остаются во многом непонятными.
Для записи Л.я. использовался особый ликийский алфавит, объединяющийся в од-
ну группу с другими малоазийскими и ранними греческими алфавитами. Ниже при-
водится один из распространенных вариантов его транслитерации, предполагаемые
приблизительные фонетические значения букв, а также для сравнения транслитера-
ция и фонетические значения из энциклопедического очерка Мелчерта (2004) и
транслитерация и фонетические значения (где не совпадают с транслитерацией) из
статьи В.В. Шеворошкина «Милийский язык» в наст. издании.
Трансли- Фонетическое
Графемы Мелчерт Шеворошкин
терация значение
a a a a
e e e e
, b φ b /β/ b [ƀ]
K ç? β /kʷ/? ɣ [ɣʷ]
, g x g /ɣ/ g [ɣ]
d θ d /ð/ d [đ]
i i i i
w w /u/ w w
z tˢ z /tˢ/ z [z, ts]
* θ θ ?? θ —
j j /i/ y j
k c k /k͔/ k
q kʷ q /k/ q [хʷ]
Трансли- Фонетическое
Графемы Мелчерт Шеворошкин
терация значение
l l l l
m m m m
n n n n
m̃ m̩, V͂ m̃ /m˺/ m̃ [m̩]
ñ n̩, V͂ ñ /n˺/ ñ [n̩]
u u u u
p p p p
* ? ? (≈/k͔/?) —
r r r r
s s s s
t t t t
* τ t / tʲ ? τ /c/ —
, , , , ã ã ã ã
, , , , ẽ ẽ ẽ ẽ
h h h h
, , , χ k x /k͕/ x [x]
П р и м е ч а н и е: * Знак не используется в милийском.
До 1960-х гг. было принято транслитерировать знак (совр. k) как c, а знак , ,
, (совр. χ) — как k. В последнее время некоторые ученые используют x вместо χ
для передачи знака , , , . Знак редок в Л.я., но характерен для милийского.
Он передает какой-то заднеязычный звук: в данной статье принята условная трансли-
терация как K, а Д. Шюрр, В.В. Шеворошкин и некоторые другие авторы трансли-
терируют как γ. Фонетическая интерпретация знака затруднительна.
Тексты на близкородственном милийском языке выполнены тем же алфавитом,
однако в милийских надписях не отмечены знаки = τ, = θ и (по крайней мере,
знаки и — по причине отсутствия в милийском таковых фонем). Также в милий-
ском знак = h отмечен только единожды — в иноязычном топониме.
Направление письма слева направо. В большинстве текстов имеется деление на
слова, для чего используются знаки в виде одной, двух или трех точек, выстроенных
по вертикали. Это же касается и текстов на милийском языке.
5.1.0. Фонетические значения шести ликийских букв для гласных устанавливаются
на основе написаний греческих и персидских имен собственных в Л.я. и, наоборот, пе-
редачи ликийских имен собственных греческим алфавитом в двуязычных надписях.
Гласные
Ряд
Подъем
Верхний i ĩ u ũ
Средний e ẽ
Нижний a ã
Не известны специальные буквы для назальных /ĩ/ и /ũ/. Иногда предполагается,

что знаки i и u могут передавать и назальные варианты (/ĩ/ и /ũ/), однако исходя из
написаний вроде miñt(i)- = греч. μίνδις, следует скорее предположить, что для записи
назального /ĩ/ использовалась комбинация букв iñ. Аналогичным образом обстоит
дело с /ũ/: форма puñtẽ является формой 3-го лица множественного числа претерита
активного залога от глагола pu- ‛?’, а так как стандартное окончание 3-го лица мно-
жественного числа претерита активного залога — -Ṽtẽ, можно заключить, что puñtẽ
должно анализироваться как /pũtẽ/. Во многих формах, где по этимологическим со-
ображениям ожидались бы /ĩ/ и /ũ/, обнаруживаются написания с простыми i и u.
Можно предположить, что на определенной стадии развития праликийского фонемы
*ĩ и *ũ деназализировались, совпав с *i и *u, а формы miñti- и puñtẽ представляют
собой новообразования.
В позиции перед знаком назального согласного (n, ñ, m, m͂) знак a находится в сво-
бодной вариации со знаком ã, а знак e — со знаком ẽ (например, варианты mahana- и
mahãna- ‛бог’, sijeni и sijẽni ‛я лежу’ и т. п.). Вероятно, в такой позиции назализация
гласного была автоматической, т. е. не фонологичной; фонологически такие формы
анализируются как /mahana-/ и /sieni/. Перед t гласные ã и ẽ иногда деназализируются
(например, варианты mẽti и meti < *me=ẽ=ti ‛и его кто’, tãtu и tatu ‛пусть они поста-
вят’ и т. п.). В позиции перед s деназализация гласного была, видимо, регулярным
процессом, например, qas- ‛разрушать’ < *qã-s- (основа с имперфективным суффик-
сом -s- от глагола qã- ‛разрушать’). Изредка ã передается как u, например, акк. ед. ч.
χupu ‛гробницу’ вместо регулярного χupã или ном. мн. ч. muhãi ‛боги’ вместо регу-
лярного mãhãi.
В принципе назальные гласные фиксируются только в преконсонантной позиции
(/-ṼC-/) или в абсолютном конце фонетического слова (/-Ṽ#/). В позиции перед глас-
ным назальные гласные реализуются как -Vn-, ср., например, mene < me (фразовый
союз) + -ẽ (аккузатив единственного числа общего рода энклитического личного ме-
стоимения 3-го лица) + -e (номинатив единственного числа общего рода энклитиче-
ского личного местоимения 3-го лица), что противопоставлено mẽti < союз me + -ẽ +
-ti (номинатив единственного числа общего рода энклитического относительного
местоимения). Единственный случай, когда назальные гласные встречаются в пред-
вокальной позиции — окончания ном. ед. ч. общ. р. -ẽi (у e-основ) и -ãi (у a-основ).
Так как данные морфемы должны восходить к пралувическому *-onsi и *-ansi (ср.
лувийское окончание ном. мн. ч. общ. р. -anzi), можно предположить, что -ẽi и -ãi
развились из более раннего *-ẽhi and *-ãhi (с регулярным h < *s). Тот факт, что на-
зальные гласные здесь сохраняются, мог бы говорить о наличии синхронного соглас-
ного в данных окончаниях, т. е. о чем-нибудь вроде /-ẽʔi/ и /-ãʔi/ (однако ради удоб-
ства в дальнейшем изложении эти окончания будут интерпретироваться как -ẽi и -ãi в
соответствии с их графическим обликом).
Основные праанатолийские источники ликийских гласных фонем следующие:
— a < анат. */a/: окончание 1 л. прош. вр. акт. -χa /-ka/ < */-Ha/ (< и.-е. *-h2e), ср.
лув. -ḫḫa ‛id.’; < анат. */ē/: ta- /ta-/ ‛класть’ < /dē-/ (< и.-е. *dʰeh1-), ср. хетт. tē-
‛сказать’ (исходно < *‛класть, помещать’); < анат. */ā/: окончание ном.-акк. мн. ч.
ср. р. -a /-a/ < */-ā/ (< и.-е. *-eh2), ср. хетт. -a ‛id.’;
— e < анат. */e/: esi /esi/ ‛он есть’ < /ʔésti/ (< и.-е. *h1ésti), ср. лув. āšti, хетт. ēšzi ‛id.’;
< анат. */o/: окончание ген. мн. ч. -ẽ /-ẽ/ < */-om/ (< и.-е. *-om), ср. хетт. -an ‛id.’; < анат.
*/ō/: ebe- /eφe-/ ‛он; этот’ < /ʔobṓ-/ (< и.-е. *h1obʰó-), ср. лув. apā-, хетт. apā- ‛тот’; < анат.
*/ʔR-/: ẽmu /emu/ ‛я, мне’ < /ʔMu°/ (< и.-е. *h1mn°), ср. лув. amu, хетт. ammuk ‛id.’;
— i < анат. */i/: окончание 3 л. наст. вр. акт. -ti /-ti/ < */-ti/ (< и.-е. *-ti), ср. лув. -tti,
хетт. -zi ‛id.’; < анат. */ī/: si- /si-/ ‛лежать’ < /ḱī-/ (< и.-е. *ḱei-), ср. лув. zī-, хетт. kī̆- ‛id.’;
— u < анат. */u/: esu /esu/ ‛пусть будет’ < /ʔéstu/ (< и.-е. *h1éstu), ср. лув. āštu, хетт.
ēštu ‛id.’; < анат. */Vu/: χug° /kux-/ ‛дед’ < /Háuh-/ (< и.-е. *h2éuh2-), ср. лув. ḫūḫa- ‛id.’;
< анат. */gʷ/: wawa- /uaua-/ ‛корова’ < пралик. */ueua-/ < */gʷou-/ (< и.-е. *gʷeh3u-).
Для праликийского или даже для синхронного ликийского можно предположить
два правила вокалической гармонии (которые затемняют систему этимологического
происхождения гласных):
1) гласный e понижается в a, если следующий слог содержит a или u, т. е. *eCa/u >
aCa/u. Например, лексема tese/i- ‛клятва’ имеет форму ном.-акк. мн. ч. tas-a. Факуль-
тативно эта гармония может захватывать и проклитики: ср. sa=ladi наряду с se=lada
‛и для жены’ (исходная форма союза ‛и’ —se). Иногда можно встретить не прогармо-
нировавшую форму, например, местоимение 1-го лица единственного числа ‛я, мне’
фиксируется как в форме amu (реже), так и ẽmu, emu /emu/ (чаще), а глагол prñnawa-
‛строить’ (около 110 фиксаций в корпусе Л.я.) единожды отмечен в исходной, не
прогармонировавшей форме prñnewa- (TL 12, 1) < анат. */prnouā-/. Почти все осталь-
ные случаи, где сохраняется e перед слогом с a или u, представляют собой или ком-
позиты (aladehali < alade ahali ‛тот, кто погребает(?)’) или цепочки с клитиками
(mẽnadẽ < mẽne adẽ ‛он это сделал’);
2) гласный a повышается в e, если следующий слог содержит e или i, т. е. *aCe/i >
eCe/i. Эта закономерность объясняет дублеты Pedrita наряду с Padrita ‛Афродита’ и
prñnawetẽ ‛он построил’ (одна фиксация в TL 13, 2) наряду с частотной формой
prñnawatẽ. Примеры на такую гармонию малочисленны, поэтому можно предполо-
жить, что данный процесс перегласовки начал действовать незадолго до конца пись-
менной истории Л.я.
Имеются свидетельства, что в праликийском действовал процесс падения гласных.
Точные условия такой синкопы не ясны, но она, без сомнения, должна была быть
результатом безударности того или иного гласного. Например, pddãt- /pθãt-/ ‛место’ <
анат. *pedant-, ср. хетт. pēda- ‛место’.
Согласные
По способу Зубно-
образования Губ-
альвео-
Палаталь- Веляр- Велярные Ларин-
ные ные ные огубленные гальные
лярные
Взрывные p t c k kʷ
Шумные
Фрикативные φ θ (?), s ç x h
Аффрикаты tˢ
Носовые m n
Сонанты
Боковые l
Дрожащие r
Глайды (w) (j)
Фонетическая реализация некоторых из графем остается дискуссионной. Ниже из-

лагается фонетический анализ, предложенный в статье Клукхорста (2008).
Графемы p, t, k, χ, q выражают серию глухих взрывных: /p/, /t/, /c/, /k/, /kʷ/. После
носового согласного и, возможно, в интервокальном положении эти фонемы реали-
зуются звонкими аллофонами: [b], [d], [ɟ], [g], [gʷ].
Знак k, видимо, выражает палатальный взрывной /c/, в то время как знак χ вы-
ражает велярный взрывной /k/. Таким образом, старая система транслитерации с «c»
и «k» на месте указанных знаков оказывается фонетически более точной.
Интерпретация q длительное время служила предметом споров, но к настоящему
моменту большинство исследователей согласно, что этот знак выражает лабиализо-
ванный велярный взрывной /kʷ/.
Знак τ встречается только в основах, имеющих параллельные написания через
t: τere-/tere- ‛округ(?)’, τeτere/i-/tetere/i- ‛город’, τezi-/tezi- ‛саркофаг’. Так как τ за-
свидетельствован только перед e, где он, вероятно, является палатализованным отра-
жением праанатолийского *kʷ, предполагается, что τ выражал нечто промежуточное
между *kʷ and t (может быть [tʲ]?). Знак τ встречается всего лишь в нескольких тек-
стах, и, видимо, выражаемая им фонема быстро слилась с t, поэтому в данной статье
τ не включается в фонологическую систему Л.я.
Графемы b, d, K and , g, вероятно, передают серию глухих спирантов: /φ/, /θ/,
/ç/, /x/. Обычно предполагается, что эти фонемы были звонкими, но ряд доводов застав-
ляет считать, что озвонченные [β], [ð], [ʝ], [ɣ] функционировали только как аллофоны,
употребляемые в интервокальной позиции. Фонетическая интерпретация K как спи-
ранта /ç/, соответствующего палатальному взрывному /c/, крайне ненадежна.
Лабиализованный велярный /kʷ/ не имеет соответствующей спирантной пары. Эта
лакуна в фонологической системе Л.я. восходит к пралувическому состоянию.
Значение знаков s и h надежно устанавливается как /s/ и /h/. Графема z, ве-
роятно, выражает аффрикату /ʦ/. Точное фонетическое значение знака θ не ясно,
он используется в тех местах, где, исходя из морфологической структуры, ожидаются
сочетания **th или **dh (которые как таковые не зафиксированы в корпусе Л.я.). Ср.,
например, laθθe/i-, посессивное прилагательное от lada- ‛жена’ < *lad-he/i-. Схожим
образом leθθe/i-, посессивное прилагательное от ‛Лето (Λητώ)’ < *let-he/i-. Бифонем-
ное происхождение θ, вероятно, является причиной того, что этот знак обычно выпи-
сывается с удвоением: θθ.
Знаки r, l, m и n передают /r/, /l/, /m/ и /n/. Знаки m̃ и ñ не представля-
ют отдельные фонемы, а выражают или слоговые аллофоны /m/ и /n/, т. е. [m̩] и [n̩]
(в позиции не после гласной), или назализованность предшествующей гласной, или
геминацию последующего носового согласного.
Знаки j и w выражают соответствующие глайды, фонематический статус кото-
рых не вполне ясен. Лабиальный глайд w встречается в интервокале или же в начале
слова перед гласной; формально можно считать, что w является аллофоном гласного
u. Палатальный глайд j встречается только в интервокале; формально можно считать,
что j является аллофоном гласного i. В вокалических последовательностях iV, uV
эпентеза глайда автоматична: -ije-, -ija-, -uwe-, -uwa- и т. д. (выбор между j и w зави-
сит от первого гласного).
Для согласных Л.я. (кроме r и l) характерно удвоенное написание согласных: pp, χχ
и т. п., а в случае с носовыми: ñn и m̃m. Видимо, в подавляющем большинстве случаев
удвоенное написание обусловлено фонетическим контекстом. Например, в позиции

после неносового согласного согласный удваивается (это не касается r, l и b < *u̯), что,
видимо, выражает фонетическую долготу согласного, а в случае с носовым — слого-
вость, ср. astte [astːe] ‛он делал’, erbbe- [erφːe-] ‛битва’, hrzze/i- [hrʦːe-] ‛верхний’, pddãt-
[pθːãd-] ‛место’, trqqñt- [trkʷːn̩d-] ‛бог Грома’, arñna- [arn̩na-] ‛Ксанф’, prñnawa-
[prn̩naua-] ‛строить’, sm̃mati [sm̩madi] ‛обязывает’. Так как эти фонетические процессы
регулярны для данной позиции, фонологически можно интерпретировать эти слова как
/aste/, /erφe/, /hrʦe-/, /pθãt-/, /trkʷnt-/, /arna-/, /prnaua-/ и /smati/.
Важное исключение составляет начальная позиция, где противопоставляются
одиночные и удвоенные написания для следующих согласных: p-/pp-, t-/tt-, s-/ss-,
z-/zz-, h-/hh-, n-/ñn-, m-/m̃m-; кроме того, носовые противопоставляются и в интер-
вокале: -n-/-ñn-, -m-/-m̃m-. Для данных позиций удвоенные написания фонологиче-
ски интерпретируются как сочетания двух фонем: tti- /tti-/ ‛платить’ vs. ti- /ti-/ ‛кто’;
ttlei- /ttlei-/ ‛платить’ vs. tlawa- /tlaua-/ ‛Тлос (город)’; ebẽñne/i- /eφenne-/ ‛этот
здесь’ vs. ẽne/i- /ene-/ ‛мать’.
Основные праанатолийские источники ликийских согласных фонем следующие:
— глухие взрывные /p/ и /t/ отражают анатолийские сильные */p/ и */t/: epñ /epn/
‛затем’ < анат. */ʔopom/, ср. хетт. āppan; pddãt- /pθãt-/ ‛место’ < анат. *pedant-, ср. хетт.
pēda- ‛место’; trqqñt- /trkʷnt-/ ‛бог Грома’ < анат. */trHʷ(a)nt-/ (< и.-е. *trh2u(e)nt-), ср.
лув. dtarḫuu̯ant- ‛id.’; окончание 3 л. наст. вр. акт. -ti /-ti/ < анат. */-ti/, ср. лув. -tti, хетт.
-zi ‛id.’. В прилагательном epttehe/i- /eptehe/i-/ ‛ихний’, представляющем собой посес-
сив от дат. мн. ч. ebette /eφette/ ‛им’, взрывной /p/ происходит из спиранта /φ/, который
в контакте с /t/ (результат синкопы медиального гласного) стал смычным. Зубной
взрывной /t/ может также восходить к анат. */kʷ/ перед *e и *i, т. е. в позиции палатали-
зации: ti- /ti-/ ‛кто’ < анат. *kʷi-, ср. лув. kui-, хетт. kui- ‛id.’;
— велярный взрывной χ /k/ происходит из анат. */H/ (< и.-е. *h2 и *h3): χñna-
/kna-/ ‛бабка’ < анат. */HaNa-/, ср. хетт. ḫanna- ‛id.’; χñtawat(i)- /kntauat(i)-/ ‛царь’ <
анат. /H(a)nt°/ (< и.-е. *h2(e)nt-), ср. лув. ḫandau̯at(i)- ‛id.’; окончание 1 л. ед. ч.
прош. вр. -χa /-ka/ < анат. */-Ha/ (< и.-е. *-h2e), ср. лув. -ḫḫa, хетт. -ḫḫ[un] ‛id.’.
Можно ожидать, что лик. /k/ также продолжает и анат. */k/, однако ни одного при-
мера до сих пор не известно (*/k/ сама по себе достаточно редкая фонема в праана-
толийском). Палатальный взрывной /c/ происходит из более раннего пралик. */k/ в
позиции палатализации (оба хороших примера содержат позицию перед *e): -ke
/-ce/ ‛и’ < пралик. */-ke/ < анат. */-Ho/ (< и.-е. *-h3e), ср. лув. -ḫḫa, хетт. =i̯ a ‛id.’. Во
втором примере пралик. */k/ восходит к анат. */k/: tukedr(i)- /tuceθr(i)-/ ‛статуя’ <
пралик. */tukeθr(i)-/ < анат. */tukṓdr°/, ср. хетт. tuekk-, tukk- ‛тело’. Кроме того, /c/
является рефлексом более раннего */t/ перед неслоговым */u/: kbi /cφi-/ ‛два’ < пра-
лик. */tui-/ < анат. */dui-/ (< и.-е. *dui-); kbatra- /cφatra-/ ‛дочь’ < пралик. /tuetra-/
(с гармонией a/u) < анат. */dueǵtr-/ (< и.-е. *dʰueǵh2tr-);
— огубленный велярный взрывной /kʷ/ отражает анат. */Hʷ/ (< и.-е. *h2u̯): trqqñt-
/trkʷnt-/ ‛бог Грома’ < анат. */trHʷ(a)nt-/ (< и.-е. *trh2u(e)nt-), ср. лув. dtarḫuu̯ant- ‛id.’.
Логично ожидать, что лик. /kʷ/ также продолжает и анат. */kʷ/, однако хорошие при-
меры отсутствуют.
В начальной позиции ликийские взрывные восходят и к праанатолийским сла-
бым взрывным, так как последние в анлауте становились сильными: ta- /ta-/
‛класть’ < анат. */dē-/ (< *dʰeh1-); qãti /kʷãti/ ‛он разрушает’ < анат. /gʷanti/ ‛он бьет’
(< и.-е. *gʷʰenti), ср. хетт. kuenzi ‛он бьет, он убивает’ (с восстановлением e по фор-
ме 1 л. ед. ч. */gʷenmi/);
— фрикативные /φ/ и /θ/ отражают анатолийские слабые */b/ и */d/: ebe- /eφe-/
‛этот’ < анат. /ʔobo-/, ср. лув. apā- ‛тот’, хетт. apā- ‛тот’; окончание 3 л. наст. вр. акт.
-di /-θi/ < анат. */-di/, ср. лув. -ti ‛id’; окончание абл.-инстр. -edi /-eθi/ < анат. */-ōti/, ср.
лув. -āti ‛id.’. В ряде примеров /φ/ продолжает анатолийское неслоговое */u/ в после-
довательности */CuV/, например, kbi- /cφi-/ ‛два’ < анат. */dui-/, esb- /esφ-/ ‛лошадь’ <
анат. */ʔeḱuV°/;
— велярный спирант /x/ восходит к анатолийскому слабому ларингалу */h/: окон-
чание 1 л. ед. ч. прош. вр. мед. -χagã /-kaxã/ < анат. */-Haha°/ (< и.-е. *-h2eh2e),
ср. хетт. -ḫḫaḫat(i) ‛id.’. Можно ожидать, что палатальный спирант /ç/ является пала-
тализованным вариантом /x/ (аналогично /c/ — палатализованному варианту /k/), од-
нако не известно ни одного примера, подтверждающего такое предположение;
— сибилянт /s/ отражает как анатолийское */ḱ/, так и интервокальный кластер
*/-st-/: si- /si-/ ‛лежать’ < анат. */ḱī-/ (< и.-е. *ḱei-); esb- /esφ-/ ‛лошадь’ < анат. */ʔeḱu-/
(< и.-е. *h1éḱu-), ср. лув. azzu-, др.-инд. áśva- ‛id.’; esi /esi/ ‛он есть’ < анат. /ʔésti/
(< и.-е. *h1ésti), ср. лув. āšti, хетт. ēšzi ‛id.’;
— глоттальный спирант /h/ восходит к анатолийскому */s/ и */S/: hri /hri/
‛сверху’ < анат. /srī/ (< и.-е. *sréi), ср. хетт. /sr-/ в šarā /srā́ / ‛вверх’; суффикс посес-
сивного прилагательного -ehe/i- /-ehe/i-/ < анат. */-oSo-/ (< и.-е. *-osio-), ср. лув.
-ašša/i-, хетт. -ašša- ‛id.’;
— аффриката /ʦ/ продолжает анатолийское */ʦ/: hrzze/i- /hrʦe/i-/ ‛верхний’ < анат.
*/sroʦio-/ (< и.-е. *-tio-), ср. хетт. šarāzzii̯ a-;
— сонанты /r/, /l/, /m/ и /n/ восходят к анатолийским слабым */r/, */l/, */m/, */n/ и силь-
ным */R/, */L/, */M/, */N/: eri- /eri-/ ‛поднимать’ < анат. */ʔri-/ (< и.-е. *h3ri-), ср. хетт.
arai-/ari- ‛поднимать’; qla /kʷla-/ ‛двор, (культовое) огороженное место’ < анат. /Hʷlā-/
(< и.-е. *h2uleh2-), ср. греч. αὐλή ‛id.’; ẽmu /emu/ ‛я, мне’ < анат. */ʔMu°/ (< и.-е. *h1mn°),
ср. лув. amu, хетт. ammuk ‛id.’; ẽnẽ /enẽ/ ‛под’ < анат. */ʔoNon/, ср. лув. ānnan ‛id.’.
5.1.1. В начальной позиции этимологические слабые согласные усиливались, совпадая
с сильными. Из-за этого ликийские спиранты b /φ/ и g /x/ не встречаются в анлауте. При
этом анлаутное dd- /θθ-/ засвидетельствовано, но, скорее всего, оно восходит к более ран-
нему */tθ-/ < анат. */dVd°/, где первый слог редуплицирован, а гласный позднее синкопи-
рован. В конечной позиции фиксируются только следующие фонемы: гласные /a/, /e/, /i/,
/u/, /ẽ/, /ã/, носовой /n/ (только после согласного, соответственно, всегда выписывается как
°Cñ), спиранты /s/ и /h/ (в форме генитива единственного числа имен собственных). Та-
кой инвентарь фонем, возможных в конечной позиции, предполагает, что дописьменный
период все конечные взрывные пали (такое развитие также демонстрируют остальные
языки лувической группы, что позволяет проецировать утрату конечных взрывных на
уровень лувического праязыка).
5.1.2. В Л.я. сохранились отдельные следы праиндоевропейского аблаута. Наиболее
ясным примером является имя бога Грозы: ном. ед. ч. trqqas из более раннего *trqqãs <
анат. */trHʷánts/ (< и.-е. *trh2uénts), но дат. ед. ч. trqqñti < анат. */trHʷntī́/ (< и.-е.
*trh2untéi). Обе основы зафиксированы в лувийском как tarḫuu̯ant- и tarḫunt-. Другой
возможный пример — слово для ‛коровы’, которое имеет как основу wawa- (акк. ед. ч.
wawã), так и uw(a)- (инстр. ед. ч. и мн. ч. uwadi, посессив uwehe/i-). Основа wawa-, ви-
димо, происходит из праликийского *wewa- с вокалической гармонией, далее < анат.
*/gʷou°/ (< и.-е. *gʷeh3u- или *gʷh3eu-?); основа uw(a)-, вероятно, продолжает анат.
*/gʷu-/ (< и.-е. *gʷh3u-?). Однако в обоих случаях детали остаются неясными.
Лучше сохранились следы праанатолийской лениции. Известно, что в анатолийском
праязыке действовал фонетический закон, по которому интервокальные сильные соглас-
ные ленировали в соответствующие слабые, если они следовали за долгим ударным глас-
ным или же находились между двумя безударными гласными. Как результат, некоторые
глагольные окончания в праанатолийском расщепились на два варианта: с сильным и
слабым согласным. Например, */-ti/ и */-di/ (3 л. наст. вр. акт.), */-Ha/ и /-ha/ (1 л. прош. вр.
акт.). Эти дублеты сохраняются и в Л.я.: -ti /-ti/ и -di /-θi/ (3 л. наст. вр. акт.), -te /-te/ и -de
/-θe/ (3 л. прош. вр. акт.), -χã /-kã/ и -gã /-xã/ (1 л. прош. вр. акт.).
5.2.1. Л.я. относится к синтетическим флективным языкам.
5.2.2. В именной системе Л.я. выделяются два р о д а (одушевленный и неоду-
шевленный, которые традиционно называются общий и средний) и два числа (един-
ственное и множественное). Имеется семь п а д е ж е й: номинатив, аккузатив, эрга-
тив, генитив, датив, локатив, аблатив-инструменталис. Прилагательные согласуются
по роду, числу и падежу с существительным.
Формальное противопоставление между двумя родами существует только в тех
падежах, которые кодируют субъект или прямой объект предложения (номинатив,
аккузатив, эргатив). Л.я. имеет расщепленную эргативность: имена общего рода
флективно изменяются по номинативно-аккузативному принципу, а имена среднего
рода — по эргативно-абсолютивному.
Имена общего рода Имена среднего рода
СУБЪЕКТ ПРЕДИКАТ ОБЪЕКТ СУБЪЕКТ ПРЕДИКАТ ОБЪЕКТ
номинатив-
номинатив непереходный — непереходный —
аккузатив
номинатив переходный аккузатив эргатив переходный аккузатив
Редкий пример на эргативную конструкцию (TL 149, 10):

(1) sẽne tesẽti qãñti trm̃milijẽti
s(e) =e-˜ =e-0 tes-ẽt-i kʷã-˜ti
СОЮЗ=он-АКК.ЕД.ОБЩ он-НОМ.МН.ОБЩ клятва-ЭРГ-МН разрушать-НАСТ.3.МН
trmilij(e)-ẽt-i
ликийский-ЭРГ-МН
‛И они, ликийские божества Клятвы, уничтожат его (= нарушителя)’.
Имена общего рода имеют единый падеж для кодирования субъекта как при
непереходном, так и при переходном глаголе (номинатив) и второй падеж для
кодирования объекта при переходном глаголе (аккузатив). Имена среднего рода
имеют единый падеж для кодирования субъекта при непереходном глаголе и объ-
екта при переходном глаголе и второй падеж для кодирования субъекта при пере-
ходном глаголе. Терминологически правильно было бы называть первый из на-
званных падежей у имен среднего рода абсолютивом, хотя его традиционное для
анатолистики наименование — номинатив-аккузатив. Второй падеж часто назы-
вают эргативом, что правильно. Окончание эргативного падежа состоит из мор-
фемы -ẽt- (соответствует хетт. -ant- и лув. -ant-), к которой присоединяется окон-
чание номинатива общего рода (например, эрг. мн. ч. tesẽti ‛божества клятвы’, где
-ẽt-i соответствует лув. -ant-inzi). Некоторые авторы называют такие эргативные
формы индивидуализированными (individualized) или одушевленными (animati-
zed) производными от основ среднего рода — подобный анализ вряд ли удачен с
системной точки зрения.
Во всех остальных падежах — генитив (кодирует посессивность), датив (кодирует
непрямой объект), локатив (кодирует место), аблатив-инструменталис (кодирует ме-
сто, откуда начинается движение, или орудие) — формального противопоставления
родов нет. Как и в остальных анатолийских языках, в аблативе-инструменталисе не
различаются числа (например, izredi может значить как ‛рукой’, так и ‛руками’). Ге-
нитивный падеж в единственном числе фиксируется только у имен собственных, в то
время как у апеллятивов в единственном числе принадлежность выражается произ-
водным прилагательным с суффиксом -(e)he/i- (посессивное прилагательное, согла-
суемое с существительным-обладающим). Во множественном числе генитив образу-
ется от любых имен.
Морфологической особенностью Л.я. (как и остальных языков лувической группы)
является так называемая i-мутация. Это значит, что у различных тематических или
атематических основ общего рода в номинативе и аккузативе (обоих чисел) может по-
являться тема -i-. У e-основ это вторичное тематическое -i- даже полностью вытеснило
исходную тему -e-. Происхождение i-мутации является предметом споров.
Именные флексии
Ед. ч. Мн. ч.
Падеж
Ном. -0, -s -˜i, -0
-0, -˜ -a
Акк. -˜, -ñ, -0 -s
«Эрг.» — ? — -ẽt-i
Ген. -h, -he, -0 -ẽ
Дат. -i, -je
-e, -0
Лок. -0
Абл.-инстр. -(e)di
В номинативе единственного числа общего рода окончание -s у консонантных ос-

нов (например, trqqas ‛бог Грома’ < анат. */trHʷánts/), а нулевое окончание -0 — у
основ на гласную (-V < анат. */-Vs/).
В аккузативе единственного числа общего рода окончание -ñ у консонантных ос-
нов (т. е. /-Cn/ < анат. */-Cm/), а окончание -˜ — у основ на гласную (-Ṽ < анат.
*/-Vm/). Так как в дописьменный период i подверглось назализации, у i-основ нуле-
вое окончание -0 (-i < пралик. *-ĩ < анат. */-im/). У a-основ результирующее -ã спора-
дически развивается в -u.
В номинативе-аккузативе единственного числа среднего рода окончание -˜ у e-основ
(т. е. -ẽ < анат. */-om/), а нулевое окончание -0 — у основ остальных типов
(< анат. *-0).
Формы эргатива единственного числа не зафиксированы; исходя из лувийских
данных, предполагается окончание *-ẽt-i.
Формы генитива единственного числа с окончаниями -h (происхождение неясно),

-he (< анат. */-so/ или */-So/) и -0 (< анат. */-s/) фиксируются только у имен собст-
венных. Неясно, имеется ли какое-либо распределение между тремя окончаниями.
В дативе единственного числа обычным окончанием является -i (< анат. */-ī/ или
*/-i/). Окончание -je (происхождение неясно) фиксируется только у имен собственных
(например, adam̃mñna-je, ijamara-je).
Формы локатива единственного числа фиксируются только у a-основ (например,
χupa ‛в гробнице’). Происхождение окончания неясно.
В номинативе множественного числа общего рода окончание -˜i у e-основ и
a-основ (-ẽi < пралик. */-ẽhi/ < пралув. */-onsi/; -ãi < пралик. */-ãhi/ < пралув. */-ānsi/,
ср. лув. -anzi), а нулевое окончание -0 — у i-основ и основ с i-мутацией (-i < пралик.
*-ĩi < */-ĩhi/ < пралув. */-insi/, ср. лув. -inzi).
Формы аккузатива множественного числа общего рода фиксируются только у ос-
нов на гласные (-Vs < анат. */-Vns/, ср. лув. -anza /-ants/).
В номинативе-аккузативе множественного числа среднего рода окончание -a про-
должает анат. */-ā/ (ср. лув. -a, хетт. -a).
В эргативе множественного числа окончание -ẽt-i восходит или к пралув.
*/-ont-insi/ или (через гармонию e/i) к *-ãti < пралув. */-ant-insi/. Лув. -ant-inzi не мо-
жет дать ответа на этот вопрос.
В дативе множественного числа обычным окончанием является -e (< анат. */-os/, ср.
хетт. -aš). Нулевое окончание -0 обнаруживается только у некоторых a-основ (-a < анат.
*/-ās/). Формы датива множественного числа также функционируют в значении локатива.
Окончание в аблативе-инструменталисе -(e)di продолжает анат. */-ṓdi/, ср. лув. -āti
(клин.), -adi (иер.).
Для морфологического описания Л.я. удобно выделять следующие типы именных ос-
нов (необходимо иметь в виду, что не для всех типов зафиксированы полные парадиг-
мы). К типам, названным ниже e/i-основы и C(i)-основы, отнесены лексемы e-основ и
консонантных основ соответственно, которые показывают i-мутацию (обратное опреде-
ление также верно: i-мутация — это переход основы в тип e/i- или C(i)-). Так как
i-мутация затрагивает только формы номинатива и аккузатива общего рода, то для e/i- и
C(i)-основ только эти формы и приводятся. Хотя формально посессивное прилагательное
с суффиксом -(e)he/i- представляет собой словообразовательную деривацию, а не слово-
изменительную, в данной статье оно включается в таблицы, так как по причине своей
регулярности может претендовать на статус парадигматической формы.
a-основы
Ед. ч. Мн. ч.
Падеж
Ном. °Ca °Cãi
°Cã °Ca
Акк. °Cã, °Cu °Cas
«Эрг.» — ? — ?
Ген. °Ca, °Cah(e) ?
Дат. °Ci
°Ce, °Ca
Лок. °Ca
Абл.- инстр. °Cadi
Посессивное прилагательное °Cahe/i-
Например, lada- ‛жена’, kumaza- ‛жрец’.
e-основы (редкий тип)

Ед. ч. Мн. ч.
Падежи
Ном. °Ce °Cẽi
°Cẽ °Ca
Акк. °Cẽ °Ces
«Эрг.» — ? — °Cẽti
Ген. °Ce, °Ceh(e) °Cẽ
Дат. °Ci
°Ce
Лок. ?
Абл.- инстр. °Cedi
Посессивное
°Cehe/i-
прилагательное
Например, esedẽñnewe- ‛потомок по крови’.
i-основы (в основном имена собственные)
Ед. ч. Мн. ч.
Падежи
Ном. °Ci °Ci
°Cijẽ °Cija
Акк. °Ci °Cis
«Эрг.» — ? — ?
Ген. °Cihe ?
Дат. °Ci
°Cije
Лок. ?
Абл.- инстр. °Cijedi
°Cijehe/i-
Например, χadawãti- ‛Кадианда (топоним)’.
C-основы
Ед. ч. Мн. ч.
Падежи
Ном. °C(s) ?
°C ?
Акк. °Cñ ?
«Эрг.» — ? — ?
Ген. ? ?
Дат. °Ci
°Ce
Лок. ?
Абл.- инстр. °Cedi
?
Например, pddẽn- ‛место’, trm̃mis- ‛Ликия’.
e/i-основы и C(i)-основы
Ед. ч. Мн. ч.
Падежи
Общ. р.
Ном. °Ci °Ci
Акк. °Ci °Cis
Остальные формы совпадают с e-основами или C-основами
Например, tideime/i- ‛сын’, hrzze/i- ‛верхний’, χñtawat(i)- ‛царь’.
Несколько именных основ показывают индивидуальные особенности. Существи-

тельное общ. р. trqqñt- ‛бог Грома’ имеет ном. ед. ч. trqqas /trkʷas/ (< анат. */trHʷánts/)
наряду с дат. ед. ч. trqqñti /trkʷnti/ (< анат. /trHʷntī́/). Существительное общ. р. mahana-
‛божество’ имеет ном. мн. ч. mãhãi /mãhãi/ < пралик. */mahnãhi/ < анат. */māSanānsi/
(с синкопой гласного во втором слоге, который таким образом должен был быть без-
ударным) наряду с дат. мн. ч. mahãna /mahana/ < анат. */māSanās/ (без синкопы гласно-
го во втором слоге, который таким образом должен был быть ударным).
Надежно реконструируются следующие количественные ч и с л и т е л ь н ы е:
— *kbi- /cφi-/ ‛два’ (< анат. *dui-), постулируется на основе зафиксированных
kbi-sñne/i- ‛двухлетний(?)’, kbi-hu ‛дважды(?)’, kbi-sñtãta ‛двенадцать’/‛двадцать’/‛сто
двадцать’ и kbi(je)- ‛другой’ < *‛второй’;
— *tri- ‛три’ (< анат. *tr(e)i-), постулируется на основе зафиксированного tri-sñne/i-
‛трехлетний(?)’;
— *nu- ‛девять’ (< анат. *neun-), постулируется на основе зафиксированного
nu-[s]ñtãta ‛девятнадцать’/‛девяносто’/‛сто девяносто’;
— вероятно sñta (< анат. *(d)ḱmt-) ‛десять’/‛сто’.
Из личных м е с т о и м е н и й известны лексемы 1-го и 3-го лица. У местоиме-
ния emu ‛я’ зафиксированы только формы: ед. ч. ном. ẽmu, emu (обе — /emu/, без
ожидаемой гармонии a/u), amu (/amu/, с гармонией); и дат. emu. Эти формы этимоло-
гически соответствуют лув. amu ‛я’ (ном., акк., дат.) и хетт. ammuk ‛я’ (акк., дат.) <
анат. /ʔMu(ǵ)/.
Энклитическое личное местоимение 3-го лица =e- ‛он’, ‛она’, ‛оно’. Его формы
присоединяются к первому слову в предложении (обычно это союзы me или se) и
могут быть кореферентны как предшествующему антецеденту, так и последующему
(катафора). Лик. =e- этимологически соответствует лув. =a- и хетт. =a- ‛id.’. Это ме-
стоимение имеет следующую дефектную парадигму:
Падеж Род Ед. ч. Мн. ч.
Ном. общ. =e =e
Акк. общ. =ẽ =ede(?)
Ном.-акк. ср. =ede =ede
Дат.-лок. =i =ñne
Формы =ede и =ñne теряют конечный -e перед начальным гласным следующего

слова: s=ed=adẽ ‛и (se=) он сделал это (=ede)’; s=ẽ=ñn=aitẽ ‛и (se=) они сделали его
(=ẽ) для них (=ñne)’. Факультативно назализация =ẽ может быть утрачена перед следу-
ющим -t-, например, meti — mẽti, т. е. m=ẽ=ti ‛и (me=) кто (ti) ... его (=ẽ)’. Некоторые
авторы приводят параллельные формы акк. ед. ч. общ. р. =ene — =ẽne и дат.-лок. ед. ч.
=ije, но эти единицы лучше трактовать как акк. ед. ч. общ. р. =ẽ + ном. ед./мн. ч.
общ. р. =e (с регулярным разложением носового гласного перед следующим гласным)
и дат.-лок. ед. ч. =i + ном. ед./мн. ч. общ. р. =e (с регулярной глайдовой эпентезой).
В Л.я. зафиксировано только указательное местоимение ближнего дейксиса ebe-
‛этот’, ‛он’, ‛она’, ‛оно’, которое, однако, этимологически соответствует лув. apā- ‛тот’
и хетт. apā- ‛тот’ < анат. */ʔobṓ-/. Указательное местоимение дальнего дейксиса ‛тот’
не известно.
Парадигма ebe-
Ном. общ. ebe ebẽi
Акк. общ. ebẽ; ebñnẽ ebeis, ebeijes
Ном.-акк. ср. ebẽ ebeija
Ген. — ebẽhẽ, ebehẽ
Дат. ? ebette
ebehe/i-
В некоторых грамматических формах указательное значение ‛этот’ противопостав-

лено личному ‛он’, ‛она’, ‛оно’. В аккузативе единственного числа общего рода форма
ebẽ /eφẽ/ имеет указательное значение ‛этот’, а ebñnẽ /eφnẽ/ — личное ‛его’, ‛ее’. Посес-
сивное прилагательное ebehe/i- значит только ‛принадлежащий/относящийся к этому’
(указательное значение), а личные посессивные значения ‛его’, ‛ее’ и ‛их’ выражаются
двумя отдельными посессивными прилагательными (также производными от основы
ebe-): ehbi- ‛его’, ‛ее’ (синхронно i-основа, однако этимологически это прилагательное
должно объясняться через метатезу и синкопу из *ebhe/i- < *ebehe/i-, т. е. из регулярно-
го посессивного прилагательного от ebe-) и epttehe/i-, eb(e)ttehe/i- ‛их’ (посессивное
прилагательное от формы дат. мн. ч. ebette). Часто встречающиеся формы ebẽñnẽ,
ebẽñni (например, с них начинаются многие эпитафии) произведены от де-
монстративного ebe- при помощи адъективного суффикса -ñn(i)-, который часто выра-
жает место происхождения. Таким образом, ebẽñnẽ (и с факультативной i-мутацией
ebẽñni) может значить что-то вроде ‛этот здесь’ (например, ebẽñnẽ χupã ‛эту гробницу
здесь’).
Относительное местоимение ti- ‛который’ (вопросительных местоимений в Л.я. не
зафиксировано). Эта основа этимологически соответствует лув. kui-, хетт. kui- ‛id.’ <
анат. */kʷi-/ ‛кто?, что?; который’. В предложении одни и те же формы местоимения
ti- могут быть как полноударными, так и энклитическими.
Ном. общ. ti ti, tijẽi
Акк. общ. ti ?
Ном.-акк. ср. ti tija
Ген. — ?
Дат. tdi ?
Энклитический вариант ti часто интерпретируют как омонимичное неизменяемое

местоимение с рефлексивным значением (‛себя’, ‛себе’), что является ошибкой —
в Л.я., видимо, нет рефлексивного местоимения. Следует отметить, что такое ликий-
ское рефлексивное местоимение следовало бы сравнивать с лувийским рефлексив-
ным местоимением =ti (клин.) и =di (иер.), где наблюдается слабый согласный, т. е.
соответствующая ликийская форма должна была бы выглядеть как **=di (**/=θi/), а
не наблюдаемое =ti.
На базе относительного ti- при помощи энклитик образуются два дополнительных
местоимения: ti-ke ‛кто-нибудь’, ‛что-нибудь’ и ti-se ‛кто бы ни’. Неизменяемый эле-
мент -ke соответствует лув. -ḫḫa < анат. */-Ho/, а -se — хетт. -kka < анат. */-ḱo/. Оба
эти местоимения зафиксированы только в единственном числе:
Падеж Род Ед. ч. ti-ke Ед. ч. ti-se
Ном. общ. tike ?
Акк. общ. tike tise, tisñ, tisñke
Ном.-акк. ср. tike tise
Ген. — —
Дат. tdike ?
Поскольку в корпусе Л.я. обнаруживается только небольшое количество глагольных

словоформ, сведения о глагольной морфологии достаточно ограничены и фраг-
ментарны.
Глагол в Л.я. формально различает два з а л о г а: актив и медий (традиционно:
медиопассив), и два н а к л о н е н и я: индикатив и императив. В сумме это дает
четыре типа форм, из которых на один тип — медиальный императив — в силу огра-
ниченности корпуса не засвидетельствовано ни одного примера.
В индикативе формально различаются два в р е м е н и: настоящее (также имеет
значение будущего) и прошедшее.
В глаголе различаются три лица и два числа (единственное и множественное)
субъекта, хотя формы 2-го лица единственного числа, 1-го и 2-го лица множествен-
ного числа не зафиксированы.
Имеются специальные аффиксальные средства, с помощью которых выражается
прямой объект 3-го лица во фразе. Таким образом, глагол Л.я. демонстрирует субъ-
ектно-объектное спряжение.
В активе индикатива прослеживаются следы противопоставления двух серий гла-
гольных окончаний: так называемые mi-спряжение и ḫi-спряжение (наиболее полно
эти два типа сохранены в хеттском, частично — в лувийском). Речь идет о двух
окончаниях 3-го лица единственного числа настоящего времени активного залога
индикатива: частотная флексия -ti (с вариантом -di) и редкая -e.
Приведенные в таблице окончания имеют по два варианта: с неназализованным
конечным гласным и назализованным, например, 3 л. ед. ч. прош. вр. акт. индик. -te
наряду с -tẽ и т. п. Исключения составляют: 1) морфемы с исходом на -i, -u, так как
эти гласные деназализировались в праликийском; 2) морфема 3 л. ед. ч. наст. вр.
акт. индик. -e, где ожидаемый вариант **-ẽ не зафиксирован по причине редкости
данного окончания; 3) морфема 1 л. ед. ч. прош. вр. мед. индик. -χagã, в которой
ауслаутный гласный, вероятно, назализован уже этимологически. Распределение
между неназализованными и назализованными вариантами следующее: назализо-
ванные глагольные флексии употребляются во фразах, где имеется прямой объект
3-го лица, выраженный энклитическим местоимением =e- ‛он’, ‛она’, ‛оно’, т. е.
имеются формы акк. ед. ч. общ. р. =ẽ и акк. ед./мн. ч. ср. р. =ede. Неназализо-
ванные глагольные флексии употребляются во фразах, где прямой объект выражен
иначе или отсутствует.
Личные окончания глагола
Залог Актив Медий
Настоящее время индикатива
1 л. -u -χani
Ед. ч. 2 л. ? ?
3 л. -ti, -di, -e -ẽni
1 л. ? ?
Мн. ч. 2 л. ? ?
3 л. -˜ti, -ñti -˜tẽni
Прошедшее время индикатива
1 л. -χa/-χã, -gã -χagã
Ед. ч. 2 л. ? ?
3 л. -te/-tẽ, -de/-dẽ ?
1 л. ? ?
Мн. ч. 2 л. ? ?
3 л. -˜te/-˜tẽ, -ñte/-ñtẽ ?
Императив
1 л. ? ?
Ед. ч. 2 л. ? ?
3 л. -tu, -du ?
1 л. ? ?
Мн. ч. 2 л. ? ?
3 л. -˜tu ?
В окончаниях, не имеющих назального в качестве начального элемента, наблюда-

ется по два варианта: с глухим шумным и звонким шумным, например, 3 л. ед. ч.
наст. вр. акт. индик. -ti наряду с -di, 1 л. ед. ч. прош. вр. акт. индик. -χa/-χã наряду с
-gã и т. п. Такие варианты синхронно распределены по морфологическим типам гла-
гольных основ; этимологически флексии со звонкими представляют собой лениро-
ванные варианты.
Происхождение окончаний активного залога:
— окончание 1 л. ед. ч. наст. вр. -u следует сравнивать с лув. -ui (клин.) и -wi
(иер.). Видимо, эта флексия восходит к анат. */-ū+i/ (где */-ū/ может отражать индо-
европейское тематическое окончание *-oH);
— окончание 3 л. ед. ч. наст. вр. -di — ленированный вариант окончания -ti. Их
следует сравнивать с лув. -(t)ti (клин.), лув. -di/-ti (иер.) и хетт. -zzi, т. е. с флексиями,
относящимися к mi-спряжению; они происходят из анат. */-di/ и */-ti/ (< и.-е. *-ti).
Окончание -e обнаруживается в форме erije ‛он поднимает’ (TL 29, 7), оно соответст-
вует лув. -i, и хетт. -i, т. е. флексиям, относящимся к ḫi-спряжению. Бытийный глагол
имеет форму esi < пралик. *es-ti;
— окончание 3-го лица множественного числа настоящего времени: после гласной

употребляется вариант -˜ti (т. е. гласный исход основы назализируется), после со-
гласной — -ñti. Спорадически назализация гласного может исчезать — частая ситуа-
ция перед t: например, alahati и alahãti ‛они готовят (тело) к погребению’. Этимоло-
гически соответствует лув. -nti и хетт. -nzi < анат. */-nti/ (< и.-е. *-nti);
— окончание 1 л. ед. ч. прош. вр. -gã — ленированный вариант окончания -χã.
Этимологически соответствует лув. -(ḫ)ḫa (клин.), лув. -ha (иер.) и хетт. -ḫḫ[un] <
анат. */-ha/ и */-Ha/ (< и.-е. *-h2e);
— окончание 3 л. ед. ч. прош. вр. -de/-dẽ — ленированный вариант окончания
-te/-tẽ. Этимологически соответствует лув. -(t)ta (клин.), лув. -da/-ta (иер.) и хетт.
-tta < анат. */-do/ и */-to/ (< и.-е. *-to, исходно медиальное окончание 3-го лица един-
ственного числа настоящего времени, как сохраняется в хеттском);
— окончание 3-го лица множественного числа прошедшего времени: после глас-
ной употребляется вариант -˜te/-˜tẽ (т. е. сам гласный исход основы назализируется),
после согласного -ñte/-ntẽ. Если глагольная основа оканчивается на -i, синхронная на-
зализация не появляется, так как i деназализировалось в праликийском (например,
aitẽ ‛они сделали’ *aĩtẽ). Также назализация гласного может спорадически исчезать у
e и a — это вообще касается позиции перед t: например, tetẽ (с гармонией e/i) и tatẽ
наряду с tãtẽ ‛они поместили’;
— окончание 3 л. ед. ч. имп. -du — ленированный вариант окончания -tu. Этимо-
логически соответствует лув. -(t)tu (клин.), лув. -du/-tu (иер.) и хетт. -ttu < анат. */-du/
и */-tu/ (< и.-е. *-tu). Бытийный глагол имеет форму esu < пралик. *es-tu;
— окончание 3-го лица множественного числа императива: после гласной упот-
ребляется вариант -˜tu (т. е. сам гласный исход основы назализируется); ожидаемый
постконсонантный вариант **-ñtu не зафиксирован, так как не известно соответст-
вующих грамматический форм от консонантных основ. Назализация гласного мо-
жет спорадически исчезать — как обычно перед t: например, tatu наряду с tãtu
‛пусть они поместят!’).
Происхождение окончаний среднего залога (медия):
— окончание 1 л. ед. ч. наст. вр. -χa-ni отмечено только в форме si-χani ‛я ле-
жу’. Эта флексия может быть сопоставлена с хетт. -ḫḫa(ri) < анат. */-Ha/ (< и.-е.
*-h2e). Конечный элемент -ni, вероятно, является агглютинативным показателем
медиального презенса. Так как в хеттском и лувийском в качестве такового пока-
зателя используется морфема -ri, обсуждаемое -ni должно быть ликийской инно-
вацией (в целом, можно заключить, что в праанатолийском медий формально не
различал времен);
— окончание 3 л. ед. ч. наст. вр. -ẽ-ni отмечено только в форме sijẽni (с графическим
вариантом sijeni) /sieni/ ‛он лежит’. Эта флексия может быть сопоставлена с лув. -ar(i) и
хетт. -a(ri) < анат. */-o/ (< и.-е. *-o, ср. др.-инд. śáye ‛он лежит’ < и.-е. *ḱéi-o(-i), что яв-
ляется точным соответствием лув. zīi̯ ari и лик. sijẽni ‛id.’);
— окончание 3 л. мн. ч. наст. вр. -˜tẽ-ni отмечено только в форме sitẽni ‛они ле-
жат’. Здесь гласный исход основы -i не назализирован (i подвергалось деназализа-
ции в праликийском). Предположительно данное окончание оказывало назализи-
рующий эффект (пралик. *sĩtẽni), исходя из этимологических соображений. Эта
флексия может быть сопоставлена с лув. -antari, хетт. -anta(ri) < анат. */-(a)nto/
(< и.-е. *-(e)nto);
— окончание 1 л. ед. ч. прош. вр. -χagã отмечено только в форме aχagã ‛я стал’
(< *‛я сделал из себя X’). Эта флексия может быть сопоставлена с хетт. -ḫḫaḫa(ri) и
реконструирована как анат. */-Haha/ (< и.-е. *-h2eh2e). Назализация конечного -ã мо-
жет предполагать показатель медиального претерита *-n, существовавшего наряду с
презентным -ni.
Из н е л и ч н ы х ф о р м г л а г о л а известны показатели инфинитива -ne,
-na (распределение не ясно): например, as-ñne ‛делать’, erijei-ne, erijei-na ‛подни-
мать’, kumezei-ne ‛совершать жертвоприношение’.
Немногое известно о морфологии г л а г о л ь н ы х о с н о в (как в синхронном
плане, так и в этимологическом), однако имеющийся материал позволяет выделить
следующие типы основ. Пометы «без лениции» и «с леницией» указывают, какой
набор окончаний присоединяется к основе: нелинированные окончания 3 л. наст. вр.
-ti, 1 л. прош. вр. -χa/-χã, 3 л. прош. вр. -te/-tẽ, 3 л. имп. -tu или ленированные 3 л.
наст. вр. -di, 1 л. прош. вр. -gã, 3 л. прош. вр. -de/-dẽ, 3 л. имп. -du.
-a- (с леницией): alaha- ‛готовить (тело) к погребению’ (3 л. ед. ч. наст. вр. alahadi,
3 л. мн. ч. наст. вр. alahãti), ha- ‛отпускать’ (3 л. ед. ч. наст. вр. hadi, 3 л. мн. ч.
наст. вр. hãti, 3 л. ед. ч. прош. вр. hadẽ, 3 л. мн. ч. прош. вр. hãtẽ), ta- ‛ставить, класть’
(3 л. ед. ч. наст. вр. tadi, 3 л. мн. ч. наст. вр. tãti, 3 л. ед. ч. прош. вр. tadẽ, 3 л. мн. ч.
прош. вр. tãtẽ).
-a- (без лениции): prñnawa- ‛строить’ (3 л. ед. ч. наст. вр. prñnawati, 3 л. ед. ч.
прош. вр. prñnawate, 3 л. мн. ч. прош. вр. prñnawãtẽ), stta- ‛стоять’ (3 л. ед. ч. наст. вр.
sttati, 3 л. мн. ч. прош. вр. sttãte).
-a(i)- (с леницией): a(i)- ‛делать’ (3 л. ед. ч. наст. вр. adi, 3 л. мн. ч. наст. вр. aiti,
3 л. ед. ч. прош. вр. ade, 3 л. мн. ч. прош. вр. aitẽ), χtta(i)- ‛вредить’ (3 л. ед. ч.
наст. вр. χttadi, 3 л. мн. ч. наст. вр. χttaiti, 3 л. ед. ч. прош. вр. χttade).
-e- (с леницией): tube- ‛?’ (3 л. ед. ч. прош. вр. tubedẽ), ddeze- ‛откладывать(?)’ (3 л.
ед. ч. имп. ddezedu).
-e- (без лениции): pije- ‛давать’ (1 л. ед. ч. прош. вр. pijaχa < *pijeχa с гармонией
a/u, 3 л. ед. ч. прош. вр. pijete, 3 л. мн. ч. прош. вр. pijẽte).
-(e)i- (с леницией): tub(e)i- ‛ударять’ (3 л. ед. ч. наст. вр. tubidi, 3 л. мн. ч. наст. вр.
tubeiti), kumez(e)i- ‛совершать жертвоприношение’ (3 л. ед. ч. наст. вр. kumezidi, 3 л.
мн. ч. наст. вр. kumezeiti, инф. kumezeine), ttl(e)i- ‛платить’ (3 л. ед. ч. наст. вр. ttlidi,
3 л. мн. ч. наст. вр. ttleiti).
-i(je)- (без лениции): pibi(je)- ‛давать’ (3 л. ед. ч. наст. вр. pibijeti, 3 л. мн. ч.
наст. вр. pibite).
-i(jei)- («ḫi-глагол»): eri(jei)- ‛поднимать’ (3 л. ед. ч. наст. вр. erije, 3 л. ед. ч.
прош. вр. erite, inf. erijeine).
-C- (без лениции): as- ‛делать (имперфектив)’ (3 л. ед. ч. наст. вр. astti, 3 л. ед. ч.
прош. вр. astte), qas- ‛разрушать (имперфектив)’ (3 л. ед. ч. наст. вр. qastti, 3 л. ед. ч.
прош. вр. qastte, 3 л. ед. ч. имп. qasttu), tas- ‛ставить, класть (имперфектив)’ (3 л.
мн. ч. наст. вр. tasñti).
О т р и ц а н и е выражается следующими частицами: ne (нейтральное отрицание
утверждения), ne-pe (эмфатическое отрицание утверждения), ni (прохибитив), ni-pe
(эмфатический прохибитив).
Зафиксированы следующие н а р е ч и я: ẽ ‛если’, ebei ‛здесь’, ebeila ‛здесь’, ebeli
‛здесь’, ẽke ‛когда’, epi ‛кроме того’, epñ ‛затем’, epñte ‛затем’, ñte ‛внутри’, pri
‛вперед, впереди’, teli ‛где’, teri ‛когда’. Некоторые из них употребляются и как пре-
вербы; в число превербов также входят epi ‛на’, eli ‛?’, ese ‛?’, eseri ‛вместе’, ẽti
‛внизу’, hñti ‛?’, hri ‛вверх, сверху’, hrppi ‛на, сверху’, ñte ‛внутри’, ñtepi ‛в’.
Как и в остальных анатолийских языках, в Л.я. очень частотно употребление фра-
зовых с о ю з о в, к которым присоединяются сентенциальные энклитики — различ-
ные частицы и местоимения. Семантически нейтральным союзом является me, на-
пример, adi1=me2=j3=ẽ4 : tike5 : χttbã6 : tisñke7 : m8=ẽn9=e10 : i[t]lehi11 : qãti12 :
trm̃mili13 ‛Если2 кто-либо5 сделает1 этому3 это4, (то есть) какое-либо7 зло6, то8 его9
(нарушителя) он10, ликийский13 союзник11, уничтожит12’ (TL 89, 2–3). Второй
частотный союз se имеет сочинительную функцию ‛и’: ebẽñnẽ1 : χupã2 :
m3=en4=e5=prñnawatẽ6 | trijẽ[tezi]7 : s8=en9=e10=pijet[ẽ]11 | ladi12 : eh[b]i13 se14=tideime15
‛Её4, эту1 гробницу2, возвел6 здесь1 он5, (человек по имени) Триентеци7, и8 он10 пе-
редал11 ее9 своим13 жене12 и14 детям15’ (TL 7, 1-3). Сочинительный союз se также
может связывать отдельные именные группы, например, hrppi1 : ladi2 : | ehbi3 :
se4=tideime5 : ehbije6 : ‛для1 своей3 жены2 и4 своих6 детей5’ (N306, 1–2). Тот факт,
что в надписях, в которых используется знак словораздела, этот знак обычно не
ставится между союзами me / se и следующим словом, должен указывать на про-
клитический характер me и se. Известно два дизъюнктивных союза: ebi ‛или’
(se1=we2=ne3 : χttadi4 : tike5 : ebi6=ne7=ñtewẽ8 : mahãna9 : ebette10 : ebi11=ne12 :
ñtewẽ13 : kumazi14 : ebehi15 ‛Никто5 не3 будет злодействовать4 ни6/7 против8 этих9
богов10, ни11/12 против13 их15 жрецов14’ (N320, 34–36)) и tibe ‛или’ (kbi1 tike2 me3=i4
nipe5 ñtepi6 tãtu7 tibe8=i9 nipe10 hlm̃mi11 tuwetu12 hlm̃mi13 me14=i15 tuweti16 tike17
tibe18=i19 ñtepi20 tadi21 tike22 ‛Пусть они не5 помещают7 внутрь6 ее4 (= гробницы) ни-
кого2 другого1 или же8 не10 кладут12 hlm̃mi11 в нее9. Кто бы17 ни поместил16 в нее15
hlm̃mi13 или18 поместит21 внутрь20 нее19 кого-либо еще22, …’ (TL 88, 3–5)). После
перечисленных фразовых союзов могут энклитически следовать сентенциальные
частицы =be, =de, =pe, =te, =we, чье значение не установлено.
Зафиксировано некоторое количество п р е д л о г о в: ẽnẽ ‛под’, ẽti ‛под’, ‛в’,
hrppi ‛для’, m̃mẽ ‛кроме’.
5.2.3. Обычное средство с л о в о о б р а з о в а н и я в Л.я. — суффиксация, что
может быть проиллюстрировано следующими примерами (список суффиксов не яв-
ляется исчерпывающим).
Суффиксы существительных:
-aza-, имена деятеля: aχãtaza- ‛жрец при жертвоприношении животного’ (< aχãt(i)-
‛id.’), kumaza- ‛жрец’ (< *kuma- ‛священный’, ср. kumalihe- ‛священный’), zχχaza-
‛воин’ (< zχχa- ‛сражаться’);
-(e)dr(i)-, абстрактные имена: tukedr(i)- ‛статуя’ (< *tuk-, этимологически соот-
ветствует хетт. tuekk-/tukk- ‛тело’), wawadr(i)- ‛стадо’ (< wawa- ‛корова’);
-ẽt(i)-/˜t(i)-, имена деятеля: aχãt(i)- ‛жрец в жертвоприношении животного’ (< aχa-
‛жертвоприношение животного’), esbẽt(i)- ‛всадник’ (< esb- ‛лошадь’);
-i-: prñnezi- ‛член семьи’ (< prñneze/i- ‛семья, дом’), kumezi- ‛культовое огоро-
женное место’ (< kumez(e)i- ‛приносить в жертву’);
-id-, абстрактные имена: mahanahid- ‛жречество’ (< mahanahe/i- ‛жрец’, букв.
‛божий (человек)’), przzid- ‛высший класс’ (< przze/i- ‛передний’);
-t(i)-, имена деятеля: χñtawat(i)- ‛правитель’ (< χñtawa- ‛управлять’);
-ta-, абстрактные имена: χñtawata- ‛правление’ (< χñtawa- ‛управлять’);
-wa-, деноминативы: prñnawa- (< *prñnewa- с гармонией a/u) ‛строение’ (< *prñne-,
ср. prñneze/i- ‛семья, дом’);
-ze/i-, деноминативы: prñneze/i- ‛семья, дом’ (< *prñne-, ср. prñnawa- ‛строение’
< *prñnewa-);
Суффиксы прилагательных:
-(e)he/i-, так называемое посессивное прилагательное, выражает принадлеж-
ность: arñnahe/i- ‛ксанфский’ (< arñna- ‛Ксанф’ (город)), atlahe/i- ‛собственный’
(< atla- ‛сам’, ‛личность’), ertemehe/i- ‛относящийся к Артемиде’ (< erteme/i-
‛Артемида’), ẽnehe/i- ‛принадлежащий матери’ (< ẽne/i- ‛мать’), mahanahe/i- ‛при-
надлежащий богу’ (< mahana- ‛бог’) и т. д. Этот суффикс настолько продуктивен,
что часто рассматривается как средство словоизменения в парадигме существи-
тельного;
-i-, выражает качество или принадлежность: kumezi- ‛священный’ (< kumez(e)i-
‛совершать жертвоприношение’), χñtawati- ‛принадлежащий правителю’, ‛царский’
(< χñtawat(i)- ‛правитель’), zχχazi- ‛воинский’ (< zχχaza- ‛воин’);
-ñn(i)-, образует этнохоронимы: wedrẽñn(i)- ‛из города Родиаполиса’ (< wedre-
‛Родиаполис’), χbidẽñn(i)- ‛из города Кавна’ (< χbide- ‛Кавн’);
-ze/i-, выражает качество: atãnaze/i- ‛афинский’ (< atãna- ‛Афины’), hrzze/i-
‛верхний’ (< *hr-, ср. hri ‛сверху’ и hrppi ‛для; на, сверху’), przze/i- ‛передний’ (< *pr-,
ср. pri ‛вперед’, ‛впереди’), sppartaze/i- ‛спартанский’ (< *spparta- ‛Спарта’).
Суффиксы наречий:
-hu, мультипликативы: kbihu ‛дважды’ (< kbi ‛два’);
-pi: hrppi ‛для’, ‛на’, ‛сверху’ (< *hr-, ср. hri ‛сверху’ и and hrzze/i- ‛верхний’), ñtepi
‛в’ (< ñte ‛внутри’).
Суффиксы глаголов:
-(e)i-, деноминативы: kumez(e)i- (< *kumaz(e)i- с гармонией e/i) ‛совершать жертво-
приношение’ (< kumaza- ‛жрец’);
-nuwe-, каузативы: qanuwe- ‛заставить разрушить’ (< qã- ‛разрушать’);
-s-, имперфективы: as- ‛делать’ (< a- ‛делать’, ‛сделать’); qas- (< *qãs-) ‛разрушать’
(< qã- ‛разрушать, разрушить’).
Известно несколько деноминативных глаголов, которые можно считать образован-
ными к о н в е р с и е й: kumaza- ‛совершать жертвоприношение’ (< kumaza- ‛жрец’),
prñnawa- ‛строить’ (< prñnawa- ‛здание’).
Глагол pibi(je)- ‛давать’, видимо, является р е д у п л и ц и р о в а н н ы м произ-
водным от pije- ‛давать’, хотя такая редупликация должна быть довольно ранней,
может быть, даже праанатолийской, иначе переход сильного /p/ (pije-) в слабый /φ/
(pibije-) не может быть объяснен.
Сочетание преверба с глаголом может трактоваться как п р е ф и к с а л ь н а я
деривация (hrppita- ‛класть сверху’ < ta- ‛класть’ + hrppi ‛на, сверху’). Такие превер-
бы-префиксы в некоторых случаях могут отделяться, например, se1=ij2=e3=ne4 :
hrppi5tãti6 : tike7 : kbi8 : hrppij9=e10=me11=i12 : tã[t]i13 <: tike14> ‛И1 никого7 другого8
сверху на5 него2 не4 они3 положат6. Если11 же они10 положат13 кого-либо14 сверху
на9 него12, …’ (TL 150, 4-6).
Небольшое число основ может быть объяснено как к о м п о з и т ы, из них
наиболее ясным примером является epñnẽne/i- ‛младший брат’ < epñ ‛затем’ +
nẽne/i- ‛брат’.
5.3.1. В синтаксисе Л.я. остается довольно много темных мест, однако основные
синтаксические черты Л.я. можно описать с той или иной степенью детальности.
Типичный линейный порядок членов предложения: SVO. Пример из TL 40a (= TL 40b):
(2) pajawa : manaχine : prñnawate : prñnawã : ebẽñnẽ
/paiaua-0 manakine-0 prnaua-te prnaua-˜
Пайява-НОМ.ЕД ?-НОМ.ЕД строить-ПРОШ.3.ЕД здание-АКК.ЕД.ОБЩ
eφenne-˜/
этот.здесь-АКК.ЕД.ОБЩ
‛manaχine (титул?) Пайява построил здесь это здание’
В надгробных надписях (составляющих основную часть ликийского корпуса) час-
тотны клефтовые конструкции, например, TL 99, 1-2:
(3) purihimetiti : prñnawate : masasah : tideimi | χupã :: ebẽñnẽ
/purihimeti-0 =ti-0 prnaua-te masasa-h
Пурихимети-НОМ.ЕД=который-НОМ.ЕД строить-ПРОШ.3.ЕД Масаса-ГЕН.ЕД
tiθeimi-0 kupa-˜ eφenne-˜/
сын-НОМ.ЕД гробница-АКК.ЕД этот.здесь-АКК.ЕД
‛Пурихимети, сын Масасы, — тот, кто возвел здесь эту гробницу’
Также в надгробных надписях часто обнаруживаются случаи топикализации объ-
екта, для чего используется конструкция с союзом me и автоматическим выносом
субъекта вправо. Например, TL 80, 1:
(4) ebeñnẽ : χupã : meneprñnawatẽ χakbija
/eφenne-˜ kupa-˜ m(e) =e-˜ =e-0
этот.здесь-АКК.ЕД гробница-АКК.ЕД союз он-АКК.ЕД.ОБЩ он-НОМ.ЕД.ОБЩ
=prnaua-te-˜ kacφia-0/
строить-ПРОШ.3.ЕД-ОБЪЕКТ Катьфия-НОМ.ЕД
‛Эту гробницу возвел здесь человек по имени Катьфия’, букв.: ‛Эту гробницу
здесь, он, Катьфия (Хакбия), ее построил’.
Вынесенный влево объект (ebeñnẽ χupã) дублируется личным энклитическим ме-
стоимением =ẽ (акк. ед. ч. общ. р.), а вынесенный вправо субъект пролептически
дублируется тем же местоимением =e (ном. ед. ч. общ. р.). Кроме того, слитное на-
писание meneprñnawatẽ без знака словоделения, видимо, указывает на то, что данный
комплекс представляет собой одно акцентное слово, где цепочка mene (< me=ẽ=e)
проклитически присоединяется к глагольной форме prñnawatẽ.
Нередко такая топикализация комбинируется с клефтовой конструкцией, напри-
мер, TL 48, 1-2:
(5) ebẽñnẽ : χupã : mẽtiprñnawatẽ : padrãma
/eφenne-˜ kupa-˜ m(e) =e-˜ =ti-0
этот.здесь-АКК.ЕД гробница-АКК.ЕД СОЮЗ он-АКК.ЕД.ОБЩ =который-НОМ.ЕД
=prnaua-te-˜ paθrama-0/
строить-ПРОШ.3.ЕД-ОБЪЕКТ Падрама-НОМ.ЕД
‛Эту гробницу возвел здесь человек по имени Падрама’, букв. ‛Эту гробницу
здесь, Падрама тот, кто ее построил’.
5.3.2. Ситуация со сложным предложением в Л.я. практически не изучена.

5.4.0. Так как корпус Л.я. мал и в значительной мере однообразен (краткие эпита-
фии), а кроме того, значение многих слов остается неизвестным (особенно это каса-
ется текстов, отличных от шаблонов кратких эпитафий), сложно делать какие-либо
обобщения касательно лексики. Можно, однако, указать, что значительное количест-
во слов, чьи значения установлены, хорошо этимологизируется на лувическом, ана-
толийском и индоевропейском материале. Прозрачными заимствованиями являются
следующие основы: sttala- ‛стела’ (< греч. στήλη), χssadrapa- ‛сатрап’, siχla- ‛сикль
(денежная единица)’ (оба слова из персидского).
6.0. Среди текстовых памятников Ликии выделяются две надписи, исполненные
тем же ликийским алфавитом, язык которых схож с языком основной массы ликий-
ских текстов, но, тем не менее, показывает и ряд явных лингвистических отличий.
Это надписи TL 44c(32–64)-d (т. е. две стороны стелы из Ксанфа; оставшиеся две
стороны — a и b, — а также начало стороны c несут на себе текст на Л.я. с неболь-
шой вставкой по-гречески) и TL 55. Язык этих надписей обычно называют милий-
ским (см.также статью «Милийский язык» в наст. издании), реже — ликийским B
(соответственно, собственно Л.я. в таком случае именуется «ликийский A»). Со-
временное название милийский образовано от топонима Милиада — область на
северо-востоке Ликии, хотя, строго говоря, совершенно не ясно, происходят ли но-
сители милийского языка именно из этого района (два известных милийских текста
были выбиты на камне в Ксанфе и Антифеллосе, расположенных на юго-западе и
юге Ликии соответственно). Некоторые ученые предполагают специфическую бли-
зость милийского не к ликийскому, а к карийскому языку, на котором говорили к
западу от Ликии.
Суммарно милийские тексты содержат около 490 слов (если формально судить по
употреблению знака словораздела). Интерпретация этих текстов сложна, и посему
дать полноценное описание милийского языка не представляется возможным. Яркой
особенностью милийского корпуса является то, что оба текста, видимо, составлены в
стихах (что дополнительно усложняет лингвистический анализ).
Сравнение милийских морфем с их (гипотетическими) этимонами в Л.я. показывает,
что рефлексация некоторых праанатолийских фонем в двух языках различалась.
В каких-то случаях милийский оказывается более архаичным. Например:
— анат. */s/ или */S/ в интервокальной позиции сохраняются как мил. s /s/ (в Л.я.
они переходят в h /h/): мил. tbisu = лик. kbihu ‛дважды’ < анат. /duisu/; мил. ẽnese/i- =
лик. ẽnehe/i- ‛материнский’ < анат. */ʔoNoSo-/; мил. wesñtele/i- = лик. wehñteze/i-
‛относящийся к городу Феллос’;
— анат. */duV-/ переходит в мил. tb- /tφ-/ с сохранением дентального взрывного
(в Л.я. > kb- /cφ-/ с палатализацией дентального): мил. tbisu = лик. kbihu ‛дважды’ <
анат. */duisu/;
— анат. лабиовелярный */kʷ/ перед */i/ переходит в мил. палатальный взрывной k
/c/ (в Л.я. межрядный сдвиг идет дальше, > лик. t /t/): мил. ki- /ci-/ = лик. ti- ‛кто’ <
анат. */kʷi-/; мил. kibe /ciφe/ = лик. tibe ‛или’ < анат. */kʷibo/;
— анат. гласный */u/ в этнонимическом суффиксе */-ʔun-/ ‛происходящий из’ (ну-
левая ступень от */-ʔuen-/, зафиксированного в лув. -u̯ann(i)-, хетт. -umen- ‛id.’) был
утрачен в Л.я., но сохраняется в милийском: мил. χbidewñn(i)- = лик. χbideñn(i)- ‛из
города Кавн’ < анат. */-un-/.
Другие черты милийского оказываются инновативными по сравнению с Л.я.:

— иногда анат. */u/ в интервокальной позиции переходит в мил. b /φ/ (реализуется
как звонкий [β] в интервокале; в Л.я. всегда сохраняется w /u/): мил. χñtaba- /kntaφa-/
[kn̩dɑβɑ-] = лик. χñtawa- /kntaua-/ [kn̩dɑwɑ-] ‛управлять’ < анат. /H(a)ntaua-/;
— анат. */s/ в начальной позиции утрачивается в милийском (в Л.я. сохраняется
переходная стадия h /h/): мил. uwedr(i)- = лик. huwedr(i)- ‛весь’ < анат. */suʔōdr-/.
Из морфологических расхождений между двумя языками можно отметить: союз
‛и’ выглядит в милийском как sebe, а в Л.я. как se. Милийская форма напоминает кар.
sb ‛и’ и, таким образом, может указывать на промежуточное положение милийского
между ликийским и карийским внутри лувической подгруппы.
Общие грамматики Melchert H.C. Relative chronology and Ana-

Нойман Г. Ликийский язык // Древние языки tolian: the vowel system // Rekonstruktion und
Малой Азии / Пер. и коммент. А.А. Королева. relative Chronologie: Akten der VIII. Fach-
М., 1980. tagung der Indogermanischen Gesellschaft, Lei-
Houwink ten Cate Ph.H.J. The Luwian Popu- den, 31. August–4. September, 1987. Innsbruck,
lation Groups of Lycia and Cilicia Aspera during 1992.
the Hellenistic Period. Leiden, 1961. Melchert H.C. Lycian Phonology // Changes
Melchert H.C. Lycian // The Cambridge Ency- from PA to Lycian, Anatolian Historical Phonol-
clopedia of the World’s Ancient Languages. ogy. Amsterdam; Atlanta, 1994.
Cambridge, 2004. Van den Hout Th.P.J. Lycian consonantal or-
Melchert H.C. Nominal and Verbal Morpho- thography and some of its consequences for Ly-
logy // H.C. Melchert. A Dictionary of the Lycian cian phonology // Studio Historiae Ardens. An-
Language. Ann Arbor; New York, 2004. cient Near Eastern Studies Presented to Philo
Neumann G. Lykisch // Handbuch der Orienta- H.J. Houwink ten Cate on the Occasion of his
listik 1.2.1/2.2: Altkleinasiatische Sprachen. Lei- 65th Birthday. Istanbul, 1995.
den, 1969.
Исследования по синтак-
Исследования по фоноло- сису
гии и морфонологии Garrett A. Topics in Lycian syntax //
Garrett A. The Lycian nasalized preterite // Historische Sprachforschung, 1992, Bd. 105.
Münchener Studien zur Sprachwissenschaft, 1991, Garrett A. Relative clause syntax in Lycian
H. 52. and Hittite // Die Sprache, 1994, Bd. 36.
Hajnal I. Der lykische Vokalismus. Graz, Kloekhorst A. The Opening Formula of Ly-
1995. cian Funerary Inscriptions: mẽti vs. mẽne //
Heubeck A. Konsonantische Geminaten im Journal of Near Eastern Studies, 2011, vol. 70,
lykischen Wortanlaut // Zeitschrift für Verglei- № 1.
chende Sprachforschung 1985, Bd. 98.
Kloekhorst A. Studies in Lycian and Carian Словари
phonology and morphology // Kadmos, 2008, Melchert H.C. Lycian Lexicon. 2nd fully rev.
Bd. 47. ed. Chapel Hill, 1993.
Laroche E. Comparaison du louvite et du Melchert H.C. A Dictionary of the Lycian
lycien // Bulletin de la Société Linguistique de Language. Ann Arbor; New York, 2004.
Paris, 1960, 55. Neumann G. Glossar des Lykischen /
Melchert H.C. The middle voice in Lycian // Überarbeitet und zum Druck gebracht von
Historische Sprachforschung, 1992, Bd. 105. Johann Tischler. Wiesbaden, 2007 (Dresdner
Beiträge zur Hethitologie, Bd. 21).
П у б л и к а ц и и т е к с т о в14 Neumann G. Neue lykische Texte vom Avşar

Bousquet J. Les inscriptions gréco-lyciennes // Tepesi und aus Korba // Asia Minor Studien.
Fouilles de Xanthos IX: La région nord du Létôon. Bd. 41: Lykische Studien 5: Die Siedlungskammer
Les sculptures. Les inscriptions gréco-lyciennes. des Yavu-Berglandes. Berichte über die Ergeb-
Paris, 1992. nisse der Feldforschungskampagne 1995 auf dem
Friedrich J. Kleinasiatische Sprachdenkmäler. Territorium der zentrallykischen Polis Kyaneai.
Berlin, 1932. 2000.
Laroche E. L’inscription lycienne // Fouilles Tituli Asiae Minoris I: Tituli Lyciae, lingua
de Xanthos VI: La stèle trilingue de Létôon. lycia conscripti / Ed. E. Kalinka. Vienna, 1901.
Paris, 1979.
Mørkholm O. & Neumann G. Lykische Münz- Общие материалы
legenden. Göttingen, 1978. Bryce T. The Lycians I. The Lycians in Liter-
Neumann G. Neufunde lykischer Inschriften ary and Epigraphic Sources. Copenhagen, 1986.
seit 1901. Vienna, 1979. Gander M. Die geographischen Beziehungen
Neumann G. Zwei lykische Inschriften aus Tü- der Lukka-Länder // Texte der Hethiter. Heidel-
se // Asia Minor Studien. Bd. 18: Lykische Stu- berg, 2010, Bd. 27.
dien 2: Forschungen auf dem Gebiet der Polis Keen A.G. Dynastic Lycia. Leiden; Bostn;
Kyaneai in Zentrallykien. Bericht über die Kam- Köln, 1998.
pagne 1991, 1995.
4
В.В. Шеворошкин
МИЛИЙСКИЙ ЯЗЫК
1.0. Милийский язык (М.я.), устаревший вариант: ликийский Б / В; англ. Milyan,

Lycian B, нем. Milyisch, Lykisch B. Самоназвание неизвестно. Современное название
языка произведено от народа Μιλύαι (милийцы), который, согласно Геродоту (3:90,
ср. также 1:173), был объединен Дарием вместе с ликийцами, карийцами и некоторыми
другими народами в единую сатрапию. Этноним Μιλύαι и производный топоним
Μιλυάς (Милиада — область на северо-востоке Ликии), возможно, этимологически
связаны с названием города Милет (хетт. Milawanda, греч. Μίλητος), расположенный к
западу от Ликии.
М.я. — язык двух стихотворных надписей конца V — начала IV в. до н. э.; факти-
чески это архаический диалект ликийского языка.
2.0. Более древняя из двух милийских надписей, а именно, TL 55 в корпусе ликий-
ских надписей, находится на саркофагe Пихре в Антифеллосе. Вторая надпись, TL
44c(32–64)-d, расположена на двух сторонах стелы из Ксанфа — погребального па-
мятника, сооруженного самому себе ликийским правителем Хереи (лик. Xerẽi); две
другие стороны стелы и начало третьей стороны, TL 44a-b-c(1-19), заняты текстом на
ликийском языке, а в середине третьей стороны, TL 44c, 20-31, помещен короткий
стихотворный текст на греческом.
1
См. сводный электронный корпус ликийского языка, составленный Й. Тишлером
и К. Мелчертом для проекта TITUS: http://armazi.fkidg1.uni-frankfurt.de/texte/etcs/anatol/
lycian/lycco.htm
А.С. Касьян. Сидетский язык 175
А.С. Касьян
СИДЕТСКИЙ ЯЗЫК
1. Сидетский; англ. Sidetic, нем. Sidetisch, фр. sidétique. Иногда С.я. называют пам-
филийским (англ. Pamphylian, нем. Pamphylisch), что неудачно, так как это определе-
ние традиционно используется для соответствующих диалектов древнегреческого
языка. Самоназвание неизвестно.
2. В основном засвидетельствованы существительные (ок. 25 имен собственных
греческого или анатолийского происхождения и ок. 15 апеллятивов). По падежным
окончаниям и слову masar- ʽбог’ С.я. идентифицируется как анатолийский, близкий к
лувической подгруппе.
Фонетическая интерпретация сидетского алфавита основывается на значениях соот-
ветствующих графем в аналогичных алфавитах, передаче греческих антропонимов и в
меньшей степени — на анатолийской этимологизации. Сидетский алфавит различает
следующие фонетико-фонетические единицы С.я.
Гласные
Ряд
Подъем
Верхний i u
Средний e o
Нижний a
Интерпретация системы взрывных затруднена тем, что известно мало подробно-

стей о диалектном распространении и хронологии спирантизации взрывных в древ-
негреческом. Можно предположить три серии шумных.
Согласные
По способу По месту образования
образования Губные Переднеязычные Велярные
Звонкие b d g
Глухие p t k
«Придыхательные» θ χ
При этом b, вероятно, на самом деле являлось спирантом [v]. В свою очередь,
буква g скорее обозначала глухой звук (однако отличающийся от звука, обозна-
чаемого буквой k).
Система сибилянтов восстанавливается еще менее однозначно. Надежно выделя-
ются две фонемы типа [s]: простая s и палатальная ś (традиционно интерпрети-
руются как глухой [s] и звонкий [z], что, возможно, правильнее).
Также выделяются две предположительные аффрикаты: ç [ʦ] и z [ʣ]
(в текстах встречаются очень редко).
Фонетическое значение буквы ṯ (традиционно ʦ) неясно.
Система сонантов стандартная: m, n, r, l, w, j, но известна и буква для палатального ñ.
Некоторые примеры на употребление букв в личных именах: artmon = греч.
Ἀρτέμων; ebpel = греч. Εὐέμπολος ; diuneśij = греч. Διονύσιος (памф. греч. Διϝονυσιιυς);
θandor = греч. Ἀθηνόδωρος (памф. греч. Θαναδωρυς); polonij = греч. Ἀπολλώνιος

(памф. греч. Πελονιιυς).
Для С.я. предполагаются те же грамматические черты, что и для других анатолий-
ских языков: синтетизм, флективность, суффиксация.
В системе и м е н и выделяются два числа (единственное, множественное) и не-
сколько падежей. Противопоставление по роду (согласовательному классу) не фик-
сируется, вероятно, по причине скудости материала.
Известны следующие падежно-числовые показатели (суффиксы):
Падеж Ед. ч. Мн. ч.
Ном. -0 -ś (?)
Акк. -ś
Ген. -ś
Дат. -o -a
Лок. -i
Абл. -d
Примеры: artmon-0 ubaṯworo-ś ubaṯworo-ś ʽА (сын) У. (внук) У.’; ebpel-0 śdiṯ-ś

temeneza-ś ʽЕ. (сын) С. из (области под названием) Теменеза(?)’. В этих фразах пер-
вое имя стоит в номинативе, следующие два — в генитиве.
Дат. п. ед. ч. aθono ʽАфине’.
Лок. ед. ч. woskij-i ʽво время ритуала(?)’.
Видимо, ном. мн. ч. siduawn-ś, siduawñi-ś ʽсидетцы’.
Дат. п. мн. ч. masar-a ʽбогам’.
śa1 a-k2 ośa-d3 anaθemata-ś4 ʽи1 приношения4 из-прибыли(?)3 я-совершил2’ = ʽя по-
жертвовал часть прибыли(?) богам’, где ośa-d — аблатив единственного числа,
anaθemata-ś — аккузатив множественного числа.
Кроме собственно генитива на -ś, посессивность, видимо, может быть выражена пока-
зателем -(a)se, этимологически соответствующим суффиксу посессивных прилагатель-
ных в языках лувической подгруппы (лув. -ašša-, лик. -ehe-), например, masar-ase ʽбогов’.
Г л а г о л ь н ы е словоформы фактически не фиксируются. Более-менее надеж-
но выделяется флексия 1 л. ед. ч. прош. вр. -k (a-k ʽя сделал’ от предполагаемого гла-
гола a-, контекст приведен выше).
3. С.я. — язык немногочисленных надписей, происходящих из района г. Сиде
(Турция, побережье Средиземного моря к востоку от Ликии, территория античной
Памфилии) и датируемых IV—II вв. до н. э. Корпус текстов представляет собой ок.
10 кратких посвятительных надписей на камне и металле и несколько монетных ле-
генд; известны три двуязычные греческо-сидетские надписи (билингвы). Система
письма — буквенный алфавит греческого типа, направление справа налево и слева
направо без разделения на слова.
4. Издание текстов осуществлено Й. Нолле (2001); подытоживающая работа по С.я.
написана С. Пересом Ороско (2007). В данном очерке, ради удобства, используется
традиционная транслитерация сидетского алфавита с изменениями, предлагаемыми
С. Пересом Ороско (в необходимых случаях сопровождая их комментариями).
Сидетский алфавит дается по Пересу Ороско (2007); дополнительные подробности
см. у Рицца (2005):
А.С. Касьян. Писидийский язык 177
Номер Транслите- Номер Транслите-

Графика Графика
знака рация знака рация
1 a 14 ś (Нолле: z)
2 e 15 s
3 i 16 (архаич. ) n
4 o 17 l
5 u 18 ṯ (Нолле: ʦ)
6 w (Нолле: j) 19 g
7 j (Нолле: w) 20 χ
8 p 21 , r
9 ç (Нолле: φ) 22 a ~ u (?)
10 m 23 k
11 t 24 b
12 (архаич. ) d 25 ñ
13 θ 26 z
Brixhe Cl., Neumann G. Die griechisch- Pérez Orozco S. Propuesta de nuevos valores
sidetische Bilingue von Seleukeia // Kadmos, para algunos signos del alfabeto sidético //
1988, Bd. 27. Kadmos, 2003, Bd. 42.
Melchert H.C. Sidetic language // Encyclopædia Pérez Orozco S. Los signos para consonante
Britannica Online, 2012 [Электронный ресурс]. aspirada en sidético // Kadmos, 2005, Bd. 44.
http://www.britannica.com/EBchecked/topic/ Pérez Orozco S. Sobre el origen del alfabeto
543058/Sidetic-language epicórico de Side // Kadmos, 2005, Bd. 44.
Neumann G. Die sidetische Schrift // Annali Pérez Orozco S. La lengua sidética. Ensayo de
della Scuola Normale di Pisa. Classe di Lettere e síntesis // Kadmos, 2007, Bd. 46.
Filosofia, 1978, Serie 3, Bd. 8. Rizza A. A new epigraphic document with
Nollé J. Side im Altertum. Geschichte und Sidetic(?) signs // Kadmos, 2005, Bd. 44.
Zeugnisse. Bonn, 2001, Bd. 2 (Inschriften grie- Starke F. Sidetisch // Der Neue Pauly, 2012.
chischer Städte aus Kleinasien, Bd. 44). Электронный ресурс: http://referenceworks.
brillonline.com/entries/der-neue-pauly/sidetisch-
e1112050
А.С. Касьян
ПИСИДИЙСКИЙ ЯЗЫК
1. Писидийский, вариант писидский; англ. Pisidian, Pisidic, нем. Pisidisch, фр. pisidien.
Самоназвание неизвестно. П.я. как отдельный идиом упоминается у Страбона.
2. Известные памятники П.я. плохо поддаются анализу. Представляется, что ос-
новной объем текстов составляют туземные антропонимы (имена и генеалогии по-
койных).
Выделяемые основы имеют исход на гласную, а некоторые на -r-. Постулируются

падежи: номинатив с нулевым показателем, генитив с показателем -s, вероятно, датив
с показателем -e.
Пример надгробной надписи, сопровождающей изображение двух мужчин и
женщины:
(1а) δωταρι μοσητωσ ειη δωτ<α>ρισ δωταριε νεισ
dōtari-0 mosētō-s eyē-0 dōtari-s dōtari-e nei-s
имя-ИМ имя-ГЕН имя-ИМ имя-ГЕН имя-ДАТ имя-ГЕН
ʽД. (сын) М. (и) Е. (дочь) Д. для Д. (сына) Н.’
Альтернативно (с другим анализом ειη):
(1б)dōtari-0 mosētō-s eye-e dōtari-s dōtari-e nei-s
имя-ИМ имя-ГЕН имя-ДАТ имя-ГЕН имя-ДАТ имя-ГЕН
ʽД. (сын) М. для Е. (дочери) Д. (и) для Д. (сына) Н.’
Альтернативно (с другим членением двух последних слов):
(1в) δωταρι μοσητωσ ειη δωτ<α>ρισ δωταρι ενεισ
dōtari-0 mosētō-s eyē-0 dōtari-s dōtari-0 enei-s
имя-ИМ имя-ГЕН имя-ИМ имя-ГЕН имя-ИМ имя-ГЕН
ʽ(Здесь покоятся) Д. (сын) М., Е. (дочь) Д., Д. (сын) Е.’
Постулируемые писидийские имена собственные не показывают бесспорных схо-
ждений с известной хетто-лувийской антропонимикой (хотя ср., например, писид.
Μουα — лув. muwa- ʽмогучий’, часто выступает в составе антропонимов; писид.
Μουσητα — зафиксированное лувийское имя собственное muwa-LÚ = *muwa-zidi
ʽмогучий мужчина’).
Включение П.я. в анатолийскую языковую группу условно.
3. П.я. — язык текстов, происходящих из античной области Писидия (западная
Турция, находки памятников в основном в окрестностях с. Софулар) и датируемых
концом I тыс. до н. э. и/или началом н. э.
4. Корпус текстов состоит из более чем 40 надписей на камне (издание см. в Adiego
2012), которые не могут быть интерпретированы как древнегреческие или фригийские.
Надписи в основном или исключительно представляют из себя эпитафии; текст иного
жанра предположительно на П.я. приводится в статье Нойманна и Фурманн (2005).
Система письма — местная разновидность греческого алфавита: Α, Β, Γ, Δ, Ε, Ζ, Η, Ι,
Κ, Λ, Μ, Ν, Ξ, Ο, Π, Ρ, Σ, Τ, Υ, Ω, но без букв для глухих придыхательных (Θ, Χ, Φ;
также не засвидетельствовано Ψ). Дополнительные знаки Ϝ, ϟ (видимо, оба для w) и
уникальный знак ￍ (для сибилянта?) отмечены в текстах, опубликованных Нойманном
и Фурманн (2005). Направление письма — слева направо без разделения на слова.
Подытоживающее исследование П.я. представлено К. Бриксом (1988).
Adiego I.-J. Minima Pisidica: nota sobre la guistica storica e teorica / V. Orioles (ed.). Vol. 1.
estructura de una inscripción pisidia de Timbriada Udine, 2012.
// Per Roberto Gusmani: Studi in ricordo. 2: Lin-
А.С. Касьян. Писидийский язык 179
Borchhardt J., Neumann G., Schulze Kl. Vier Melchert H.C. Pisidian language // Encyclopæ-
pisidische Grabstelen aus Sofular // Kadmos, dia Britannica Online, 2012 [Электронный ресурс].
1975, Bd. 14. http://www.britannica.com/EBchecked/topic/
Brixhe Cl. La langue des inscriptions épichori- 543058/Sidetic-language
ques de Pisidie // A Linguistic Happening in Me- Neumann G., Fuhrmann E. Zwei epichorische
mory of Ben Schwartz. Studies in Anatolian, Ita- Inschriften aus dem pisidischen Bergland // Kad-
lic, and Other Indo-European Languages / Y.L. Ar- mos, 2005, Bd. 44.
beitman (ed.). Louvain-la-Neuve, 1988. Nollé J., Schindler F. Die Inschriften von Sel-
Brixhe Cl., Drew-Bear Th., Kaya D. Nouveaux ge. Bonn, 1991 (Inschriften griechischer Städte
documents pisidiens // Kadmos, 1987, Bd. 26. aus Kleinasien, Bd. 37).
Brixhe Cl., Gibson E. Monuments from Pisidia Ramsay W. Inscriptions en langue pisidienne //
in the Rahmi Koç Collection // Kadmos, 1982, Revue des Universités du Midi, 1895, t. I, No. 4.
Bd. 21. Zgusta L. Die pisidischen Inschriften // Archiv
Brixhe Cl., Özsait M. Nouvelles inscriptions Orientální, 1957, vol. 25.
pisidiennes et grecques de Timbriada // Kadmos, Zgusta L. Die epichorische pisidische Anthro-
2001, Bd. 40. ponymie und Sprache // Archiv Orientální, 1963,
Hemer C.J. The Pisidian texts. A problem of vol. 31.
language and history // Kadmos, 1980, Bd. 19.
О. Лигорио, А. Лубоцкий
1
ФРИГИЙСКИЙ ЯЗЫК
1.0. Фригийский язык (Ф.я.), англ. Phrygian, нем. Phrygisch, итал. frigio. Самоназва-
ние народа и языка неизвестны. Термином, под которым фригийцы фигурируют в
древнегреческих источниках, является либо Βρίγες (Геродиан, Страбон, Стефан Визан-
тийский), Βρύγες (Страбон), Βρῦγοι (Страбон), Βρίγαντες (Геродиан), либо Φρύγες (Го-
мер). По словам Геродота (VII 73), фригийцы изначально были соседями македонцев и,
живя в Европе, назывались бригами. Сменив местожительство на Азию, они также
сменили и имя. Похожий рассказ имеется также у Страбона (VII 3, 2).1
Фригийцы, которых, возможно, следует отождествлять с народом мушки (Muški) в
ассирийских текстах, переселились на территорию Хеттского царства и приняли уча-
стие в его окончательном разгроме, вместе с другими Народами моря. Ко времени
Троянской войны фригийцы, возможно, проживали в Малой Азии. У Гомера моло-
дой царь Приам помогает фригийцам в борьбе против амазонок (Илиада, III 189); в
ответ фригийцы приходят на помощь троянцам (II 862 сл.). Если сообщение Гомера
достоверно, эти факты позволяют датировать миграцию фригийцев периодом до Ка-
тастрофы бронзового века (XII в. до н. э.).
Ф.я. является исчезнувшим индоевропейским языком западной и центральной Анатолии.
Письменные источники на этом языке относятся к периоду между VIII в. до н. э. и III в. н. э.
2.0. Ф.я. был распространен на территории Фригии, которая находилась к востоку
от Троады. На севере Фригия граничила с Галатией, на юге — с Ликаонией, Писиди-
ей и Мигдонией, на востоке — с Каппадокией. Во второй половине VIII в. до н. э.
Фригийское царство было независимым и процветающим под властью легендарного
царя Мидаса, но около 695 г. до н. э. оно было разгромлено киммерийцами и впо-
следствии стало частью Лидии (VII–VI вв. до н. э.). Затем Фригия была частью Пер-
сидской империи (VI–IV вв. до н. э.), державы Александра Македонского (IV в. до
н. э.) и Пергамского царства (II в. до н. э.); затем в 133 г. до н. э. вошла в состав Рим-
ской республики, сначала в качестве отдельной провинции, затем в составе провин-
ции Азия. В источниках Ф.я. последний раз упоминается в V в. н. э., но не исключе-
но, что он мог просуществовать вплоть до арабской экспансии в VII в. н. э.
У реки Сангариус (ныне Сакарья) находилась древняя столица Фригии — Гордион
(греч. Γόρδιον, ныне Яссы-Хююк), где Александр Македонский разрубил знаменитый
узел по пути в Египет. В число других древних поселений входят город Мидаса (рядом
с Язылыкая в иле Эскишехир), Даскилеон (рядом с Бандырма) и Дорилей (ныне Эски-
шехир). Под властью римлян Фригия восстановила некоторое благосостояние, и, так
как римляне поощряли урбанизацию, появился ряд новых городов.
3.0. В генетическом отношении Ф.я. ближе всего к греческому. У этих двух язы-
ков имеется ряд общих уникальных инноваций, например, вокализация ларингалов
(см. 5.1.0.), окончание 3-го лица единственного числа императива среднего залога и
1
Перевод с англ. О.И. Беляева.
О. Лигорио, А. Лубоцкий. Фригийский язык 181
местоимение auto- (см. 5.2.2.). В связи с этим весьма вероятно, что оба языка про-
исходят от общего предка, бытовавшего на Балканах в конце III тыс. до н. э.
4.0. Во фригийских надписях используются два алфавита: собственно фригийский и
греческий. В соответствии с этим корпус письменных памятников Ф.я. принято делить
на две части: старофригийские надписи (Paleo-Phrygian; с VIII по IV в. до н. э.), напи-
санные фригийским письмом, и новофригийские надписи (Neo-Phrygian; II–III вв. н. э.),
написанные греческим письмом. Старофригийский, в отличие от новофригийского,
обычно транслитерируется, за исключением трех спорных символов: <↑>, <Φ> и <Ψ>.
Самой поздней старофригийской надписью является эпиграмма конца IV в. до н. э. из
Докимеона, которая записана уже греческим алфавитом, что следует связывать с уси-
лением греческого влияния в эпоху Александра Македонского.
Фригийское письмо является алфавитом, состоящим из 21 символа:
Фригийские
A B G D E V I J K L M N O P R S T U C F X
буквы
Латинская
a b g d e v i y k l m n o p r s t u ↑ Φ Ψ
транслитерация
Данная письменность схожа с архаическими греческими алфавитами и отличается от

них наличием букв <↑> («стрелка») и J <y>. Буквы F и X встречаются крайне редко. <Φ>
используется только в качестве варианта <↑>, тогда как <Ψ>, скорее всего, обозначает
сочетание /ks/ (всего десять вхождений). Буква <y> не встречается в древнейших староф-
ригийских надписях, она была добавлена в VI в., сначала в предвокальной позиции и в
конце слов (areyastin эпитет Кибелы, kuryaneyon ‛командующий (?)’, yosesait ‛кто бы ни
этой’; tedatoy ‛установил’, aey ‛быть (?)’, materey ‛Матери’, avtay ‛самой’), затем и как
второй элемент i-дифтонгов (ayni ‛и/или’, ktevoys ‛собственность (?)’ и др.).
Большинство старофригийских надписей с северо-запада Фригии (Везирхан, Даскиле-
он и др.) содержат отклонения от «стандартного» старофригийского алфавита, исследо-
ванные Бриксом (2004). Буква <y> имеет иную форму, присутствуют два вида s, которые
обычно транскрибируют как <s> и <ś>. Поскольку в этих надписях обычно отсутствует
знак <↑>, правомочно предположить, что <ś> и <↑> обозначают один и тот же звук.
Слова часто разделяются при помощи двух, трех или более вертикально располо-
женных точек, иногда — при помощи пробела.
Около двух третей старофригийских надписей написаны слева направо, около одной
трети — справа налево; небольшое количество написано бустрофедоном. В северо-запад-
ной Фригии, однако, пропорция обратная, и две трети надписей написаны справа налево.
На данный момент старофригийский корпус содержит более 400 надписей, в ос-
новном очень кратких и фрагментарных, датирующихся с VIII по IV в. до н. э. Около
пятой части надписей сделаны на камне, остальные — на гончарных изделиях и дру-
гих небольших объектах. Местонахождение надписей — огромная область, далеко
выходящая за границы собственно Фригии: на восток до Богазкёя и Тианы (хетт.
Tuwanuwa), на юг до Байиндыра (недалеко от Антальи) и на запад до Даскилеона.
Наибольшее число надписей найдено в Гордионе (около четырех пятых).
Стандартное издание старофригийского корпуса сделано Бриксом и Лежёном
(1984). Формат цитирования надписей — регион, в котором они найдены, и порядко-
вый номер. Регионы: B — Вифиния; G — Гордион; P — Птерия; M — город Мидаса;
T — Тиана; W — Западная Фригия; HP (фр. hors de Phrygie) — за границами Фригии;
182 Фригийский язык
NW — северо-западная Фригия (Дорилей); Dd (фр. documents divers) — неизвестного

происхождения. В 2002 и 2004 гг. Брикс опубликовал два дополнения к этому изда-
нию. Номера без букв обозначают новофригийские надписи.
Н о в о ф р и г и й с к и е надписи записаны греческим алфавитом, из которого регу-
лярно используется только 21 символ: <α, β, γ, δ, ε, ζ, η, ι, κ, λ, μ, ν, ξ, ο, π, ρ, σ, τ, υ, ψ, ω>.
Дополнительные буквы для придыхательных согласных <φ, θ, χ> употребляются только в
греческих словах: имeнах собственных (Αδιθρερακ, Κλευμαχοι (дат. ед. ч.)) и заимствован-
ных апеллятивах (дат. ед. ч. θαλαμειδη ‛погребальная комната’). Буквы ξ и ψ очень редкие, а
буквы η и ω в основном используются только в последних слогах (см. 5.1.0.). В большинст-
ве случаев в новофригийских надписях разделение на слова отсутствует.
Новофригийский корпус датируется II–III вв. н. э. и содержит 113 надписей, обна-
руженных в горной местности примерно между Эскишехиром и Коньей. Они нумеру-
ются от 2 до 129: некоторые номера пропущены, так как часть надписей впоследствии
была признана греческой. Полного издания новофригийских текстов пока не существу-
ет. Самое большое собрание (до № 110) представлено у Хааса (1966); издания
№№ 111–129 распределены по разным публикациям: 111–114 (Brixhe 1978), 115
(Brixhe, Waelkens 1981), 116 (Brixhe, Neumann 1985), 117 (Laminger-Pascher 1984), 118
(Mitchell 1993), 119–125 (Brixhe, Drew-Bear 1997), 126–128 (Drew-Bear, Lubotsky,
Üyümez 2008), 129 (Brixhe, Drew-Bear 2010); см. также обзор у Брикса (1999).
Обычно новофригийские тексты следуют за греческой эпитафией и состоят из
проклятия, начинающегося со слов ιος νι σεμουν κνουμανει κακουν αδδακετ ‛кто бы ни
причинил вред этой могиле’. Изредка встречаются также и фригийские эпитафии.
Кроме собственно надписей, отдельные фригийские слова также известны из гре-
ческих источников. Платон (Кратил 410а) приводит греческие слова πῦρ ‛огонь’,
ὕδωρ ‛вода’ и κύνες ‛собаки’, указывая, что их же употребляют и фригийцы, «лишь
немного отступая от этого произношения». Словарь Гесихия Александрийского
включает около сорока апеллятивов и имен собственных с пометами Φρύγες ‛фри-
гийцы’, παρὰ Φρυξί ‛у фригийцев’ и подобными: γλούρεα·χρύσεα. Φρύγες ‛золотые
(предметы)’, ζέμελεν·βάρβαρον ἀνδράποδον. Φρύγες ‛раб-чужеземец’, Μαζεύς·ὁ Ζεὺς
παρὰ Φρυξί ‛Зевс’ и т. д. Ценность таких глосс, однако, сомнительна, так как пометы
вроде «Φρύγες» и подобные не гарантируют собственно фригийского происхождения
слова, поскольку, видимо, могут отсылать и к других языкам Анатолии. Из этих слов
наиболее известным является βέκος ‛хлеб’ (также упоминается у Геродота, II 2).
При цитировании реально засвидетельствованных форм и надписей скобки используют-
ся следующим образом: [ ] = реконструированный фрагмент текста, < > = пропущенный
фрагмент текста, ( ) = ошибка писца. Поврежденные буквы отмечаются точкой под знаком.
Гласные
Старофригийский Новофригийский
Ряд Ряд
Подъем
Передний Средний Задний Передний Средний Задний
Верхний i ī u ū i u
Средний e o ō e ē(?) o ō(?)
Нижний a ā a
Хотя долгота гласных на письме не отображалась, в старофригийском должны бы-

ли быть долгие гласные. Как минимум это касается /ō/, что следует из того факта, что
ст.-фриг. <o> имеет разные рефлексы в новофригийском, а именно, <ο> или <ου> в
зависимости от происхождения. Ст.-фриг. <o>, восходящее к и.-е. *o, соответствует
н.-фриг. <ο>: ст.-фриг. yos, ios (относительное местоимение), н.-фриг. ιος < и.-е. *ios;
ст.-фриг. окончание 3 л. ед. ч. ср. залога -toi, -toy, н.-фриг. -τοι < и.-е. *-toi.
В то же время ст.-фриг. <o>, восходящее к и.-е. *ō, соответствует н.-фриг. <ου>:
ст.-фриг. окончание имп. 3 л. ед. ч. ср. залога -do, н.-фриг. -δου < и.-е. *-sdhō (ср. греч.
-σθω); ст.-фриг. окончание дат. ед. ч. -oi, -oy, н.-фриг. -ου < и.-е. *-ōi (ср. греч. -ῳ).
Вероятно, в старофригийском не было фонемы /ē/, поскольку и.-е. *ē и *eh1 совпа-
ли с *eh2 и дали ст.-фриг. /a/, ср. ст.-фриг. en-eparkes, н.-фриг. 3 л. ед. ч. аор.
εν-επαρκες ‛надписывать’ < и.-е. *pērḱ-, ст.-фриг. ном. ед. ч. matar ‛мать’ < и.-е.
*meh2tēr, ст.-фриг. daΨet ‛ставить, делать’ < *deh1-k-. Надежные примеры ст.-фриг.
/ī/, /ū/ отсутствуют, так что их наличие лишь предполагается.
Гласные в основном хорошо сохранились, кроме упомянутых изменений. Приме-
ры на остальные гласные:
*i — ст.-фриг. kin, н.-фриг. κιν ‛который’ < и.-е. *kwim; н.-фриг. γεγαριτμενος
‛осужденный’ < и.-е. *ǵhrHit- (греч. ἐν-κεχαρισμένος);
*e — ст.-фриг. ke, н.-фриг. κε ‛и’ < и.-е. *kwe; н.-фриг. αββερετ, μεβερετ < и.-е. *bher-;
*o — ст.-фриг. -os, н.-фриг. -ος, ном. ед. ч. м. р. o-основ < и.-е. *-os;
*u — н.-фриг. (ο)υψοδαν ‛наверху’ < и.-е. *(H)upsodhn̥ (ср. греч. ὑψόθε(ν) ‛наверху’,
‛сверху’); н.-фриг. ср. р. κνουμαν- ‛могила’ < и.-е. *knu- (ср. греч. κνύω ‛скрести’);
*a (h2e) — н.-фриг. αδ ‛к’, ‛у’, ‛около’ (преверб) < и.-е. *h2ed (ср. лат. ad ‛id.’);
*ē — н.-фриг. ном. ед. ч. ορουαν ‛отец’,‛ защитник’ (ген. ед. ч. ορουενος; акк. ед. ч.
ορουεναν) < и.-е. *soru̯ēn (ср. греч. οὖρος ‛смотритель’);
*eh1 — н.-фриг. 3 л. ед. ч. (αδ)δακετ ‛причинять вред’ < и.-е. *dheh1-k- (ср. греч.
аор. ἔθηκα);
*eh2 — н.-фриг. дат. ед. ч. βρατερε ‛брат’ < и.-е. *bhreh2-ter- (ср. скр. bhrā́ tar-,
лат. frāter);
*eh3 — н.-фриг. акк. ед. ч. μουρου[ν] (100), акк. мн. ч. ср. р. μμυρα (25) ‛глупость’,
ср. греч. μῶρος, μωρός ‛глупый’.
В новофригийский период образовалась новая система гласных, лишенная оппо-
зиции по долготе: /a/, /e/, /o/, /i/, /u/ (во всяком случае, это касается начального слога).
Утрата долготы гласных также подтверждается использованием гекзаметра в ново-
фригийском, где встречается только дактилическая стопа и где роль долгих играют
гласные перед сочетанием согласных и дифтонги. Статус новофригийских букв <η>
и <ω>, в основном встречающихся в последних слогах, неясен, но они могли исполь-
зоваться для долгих закрытых [ē ̣] и [ō ̣].
Н.-фриг. <η> чаще всего встречается в последнем слоге: в окончании датива един-
ственного числа основ на согласную, наряду с -ε/-ι и -ει, ср. дат. ед. ч. κνουμανη
‛могила’, также дат. ед. ч. κνουμανε(ι), κνουμανι, Τιη ‛Зевс’, также Τι(ε), Ξευνη, Ξευνε
‛Ксевне’ (имя собственное); в окончании -αης: δεκμουταης, δεκμουταις ‛?’; в оконча-
нии –ης (< *-eies): ном. мн. ч. πατερης (98) ‛родители’, о н.-фриг. μανκης ‛стела’ (86)
см. 5.2.2. Несколько раз н.-фриг. <η> встречается в предвокальной позиции:
μαιμαρηαν ‛мрамор’, τιηιον ‛божий’, εκατηας ‛?’. В греческом языке этого периода
<η>, <ει>, <υ> и <ι> уже совпали в одном звуке /i/.
Н.-фриг. <ω>, за исключением очень малого числа случаев, встречается только в

окончании дат. мн. ч. -ως, которое восходит к и.-е. *-ōis (это окончание отмечено в на-
писании с <ο> всего три раза). Оно обычно встречается в формуле με ζεμελως κε δεως
κε ‛среди людей и богов’.
Во Ф.я. имеются следующие краткие дифтонги: /ei/ = <ey, ei, ει>, /eu/ = <ev, ευ>,
/oi/ = <oy, oi, οι>, /ai/ = <ay, ai, αι>, /au/ = <av, αυ>. Существование дифтонга /ou/ под
вопросом. В новофригийском он был бы в любом случае графически неотличим от
<ου> = /u/. В старофригийском он встречается один раз в ном. ед. ч. Vasous (имя соб-
ственное) (P-03) < *u̯asōus, наряду с Vasus (P-05), и один раз на конце слова в
otekonov ‛?’ (B-01). Последнее загадочное окончание напоминает формы типа tubetiv
‛?’ и derạliv ‛?’ (B-05) или apelev ‛?’ (B-07) и, скорее всего, связано с северо-западной
диалектной инновацией.
Помимо кратких дифтонгов, в старофригийском должно было быть как минимум
два долгих дифтонга, а именно, /ōi/, ср. ст.-фриг. дат. ед. ч. o-основ -oi, н.-фриг. -ου <
и.-е. *-ōi, и /āi/, ср. ст.-фриг. дат. ед. ч. ā-основ -ai, н.-фриг. -α.
Дифтонги сохранились в исходном виде в старофригийском, но в новофригийском
долгие дифтонги /āi/ и /ōi/ часто теряют второй компонент на конце слова, тогда как /ei/
на конце слова постепенно монофтонгизируется и начинает записываться как <-ε, -ι, -η>.
*h2ei/*eh2i — ст.-фриг. ai, н.-фриг. αι ‛если’ < и.-е. *h2ei (ср. греч. эол., дор. αἰ
‛если’); ст.-фриг. ayni, н.-фриг. αινι ‛и/или’ < и.-е. *h2ei-ni; н.-фриг. акк. ед. ч. ж. р.
κναικαν ‛жена’ < и.-е. *gwneh2ikm̥ (ср. греч. γυναῖκα);
*h2eu — ст.-фриг. дат. ед. ч. м. р. avtoi, н.-фриг. αυτος ‛сам’ < и.-е. *h2euto-
(ср. греч. αὐτός ‛сам’);
*ei — н.-фриг. акк. ед. ч. ж. р. γεγρειμεναν ‛написанный’ < и.-е. *ghreiH- (ср. греч.
χρίω ‛трогать’); ст.-фриг. окончание аккузатива единственного числа основ на со-
гласный, например, materey ‛мать’, Tiei ‛Зевс’ (NW-101), н.-фриг. дат. ед. ч. Τιε, Τι,
Τιη ‛Зевс’, акк. ед. ч. κνουμανει, -ε, -ι, -η ‛могила’ < и.-е. *-ei (ср. лат. -ei, -ī);
*eu — ст.-фриг. акк. ед. ч. ср. р. bevdos ‛статуя’, ‛изображение’ < и.-е. *bheudhos;
*oi — ст.-фриг. окончание 3 л. ед. ч. ср. залога -toi, -toy, н.-фриг. -τοι < и.-е. *-toi;
н.-фриг. ном. мн. ч. м. р. τετικμενοι ‛осужденный’ < и.-е. *-oi;
*eh2ei/*āi — ст.-фриг. окончание датива единственного числа ā-основ -ai (Midai,
Atai), дат. ед. ч. ж. р. мест. -esai-t (W-01b), н.-фриг. дат. ед. ч. ж. р. указ. мест. σα(ι),
мест. αυται, дат. ед. ч. ж. р. μανκα(ι) ‛стела’ < и.-е. *-eh2ei, ср. греч. -ᾱι, -ηι, лат. -ae;
*ōi — ст.-фриг. окончание дат. ед. ч. o-основ -oi, -oy, н.-фриг. -ου < и.-е. *-ōi (ср.
греч. -ῳ); н.-фриг. окончание дат. мн. ч. o-основ -ως < и.-е. *-ōis.
Согласные
По способу По месту образования
образования Губные Переднеязычные Палатальные Велярные
Гл. p <p, π> t <t, τ> k <k, κ>
Взрывные
Зв. b <b, β> d <d, δ> g <g, γ>
Гл. z / dz <↑, ζ> ?
Зв. s <s, σ>
Носовые m <m, μ> n <n, ν>
Боковые l <l, λ> r <r, ρ>
Плавные w <v, ο(υ)> y <y, i, ι>
Точная фонетико-фонологическая интерпретация старофригийской буквы <↑> (ско-

рее всего, идентичной <ś>, см. 4.0.) и новофригийской <ζ> остается под вопросом. По-
скольку ст.-фриг. <↑> встречается только перед гласными переднего ряда (/i/, /e/), веро-
ятно, что звук, который обозначает эта буква, является в той или иной форме результа-
том палатализации.
В новофригийских надписях <ζ> встречается в двух словах: дат. мн. ч. ζεμελως
‛люди’ (< и.-е. *dhǵ(h)emelo-, ср. греч. χθαμαλός, лат. humilis ‛низкий’) и ζειρα(ι) ‛?’.
Если ст.-фриг. śirạy = ↑irạy из Везирханской надписи = н.-фриг. ζειραι, следует пола-
гать, что н.-фриг. <ζ> и ст.-фриг. <↑> обозначали один и тот же звук, вероятно, звон-
кую аффрикату /dz/ или фрикативный /z/.
Среди смычных индоевропейским глухим соответствуют фригийские глухие, а звон-
ким придыхательным — звонкие, ср. ст.-фриг. первичное окончание активного залога
3 л. ед. ч. -ti, н.-фриг. -τι < и.-е. *-ti; н.-фриг. ном. мн. ч. πατερης ‛родители’ < и.-е.
*ph̥2ter-; н.-фриг. дат. мн. ч. δεως ‛бог’ < и.-е. *dhh̥1so-; н.-фриг. акк. ед. ч. γεγρειμεναν
‛написанный’ < и.-е. *ghreiH-; н.-фриг. дат. ед. ч. βρατερε ‛брат’ < и.-е. *bhreh2ter-.
Судьба праиндоевропейских звонких непридыхательных менее ясна, но в последнее
время все новые подтверждения находит гипотеза, что они перешли во фригийские
глухие (см. обсуждение у Лубоцкого (2004)), ср. н.-фриг. акк. ед. ч. Τιαν, ген. ед. ч.
Τιος, дат. ед. ч. Τι(ε), ст.-фриг. Tiei ‛Зевс’ < и.-е. *diēm, *diu̯os, *diu̯ei; н.-фриг. акк.
ед. ч. κ̣ναικαν ‛жена’ < и.-е. *gwneh2ikm̥ (ср. греч. γυναῖκα); ст.-фриг. torv- (B-05)
‛дерево’ < и.-е. *doru̯-/*dr̥u̯-; н.-фриг. (τιτ-)τετικμενος ‛осужденный’ < и.-е. *deiḱ-, ср.
греч. δια-δικάζω ‛судить’, κατα-δικάζω ‛обвинять’. Индоевропейские лабиовелярные
утратили признак огубленности, ср. ст.-фриг. ke, н.-фриг. κε ‛и’ < и.-е. *kwe, н.-фриг.
акк. ед. ч. κ̣ναικαν ‛жена’ (116) < *gwneh2ikm̥.
Ввиду близкого родства Ф.я. и греческого вероятно, что первый также был языком
группы кентум, ср. ст.-фриг. egeseti, н.-фриг. εγεσιτ, εγεδου ‛держать’, ‛переживать’ <
и.-е. *seǵh-; н.-фриг. (τιτ-)τετικμενος ‛приговоренный’ < и.-е. *deiḱ-; н.-фриг.
γεγαριτμενος ‛осужденный’ < и.-е. *ǵhr̥Hit-; н.-фриг. γλουρεος ‛золотой’ < и.-е.
*ǵhl̥ h3-ro-. Из этого следует, что в дат. мн. ч. ζεμελως ‛люди’ (< и.-е. *dhǵ(h)emelo-)
имеет место особое развитие начальной группы согласных и что указательное место-
имение s- (ст.-фриг. si, sin; н.-фриг. σας, и др., см. 5.2.2.) следует возводить к и.-е. *ḱi̯ -
с палатализацией (так как начальное и.-е. *s- > фриг. 0).
Единственный фрикативный во Ф.я. /s/ встречается только на конце слов или в
сочетаниях со смычным, ср. ст.-фриг. окончание ном. ед. ч. o-основ -os, н.-фриг.
-ος < и.-е. *-os, н.-фриг. 3 л. ед. ч. s-аор. εσταες ‛установить’, ст.-фриг. 3 л. ед. ч.
кон. daΨet /dakset/ ‛делать’. В других позициях — в начале слов и между гласны-
ми — /s/ был утрачен, ср. н.-фриг. ορουαν ‛отец’, ‛защитник’ < и.-е. *soru̯ ēn;
н.-фриг. дат. мн. ч. δεως ‛бог’ < и.-е. *dhh̥ 1so-. Интервокальный /s/ в формах
конъюнктива на -s- (ст.-фриг. ege-seti, н.-фриг. εγε-σιτ, но εγε-δου ‛держать’,
‛переживать’ < и.-е. *seǵh-), скорее всего, был восстановлен по аналогии с фор-
мами, где этот s оказывался в постконсонантной позиции (как и в греческом).
Кроме того, и.-е. *s был утрачен в сочетаниях *su̯ - и *-sdh-, ср. ст.-фриг. ven-
‛сам’, н.-фриг. ном. мн. ч. ср. р. ουα ‛свой’ < и.-е. *su̯ e/*su̯ o- и окончание импера-
тива -do, -δου < и.-е. *-sdhō.
В греческом алфавите /w/ записывается либо как <ου>, либо как <ο> в предво-
кальной позиции, ср. ουεναουιας, ουανακταν (88), οαν οε αυται (116), κοροαν (W-11).
Изменения праиндоевропейских сонорных незначительны. /m/ и /n/ на конце слов

во Ф.я. совпали в /-n/, как и в греческом, ср. ст.-фриг. окончание акк. ед. ч. o-основ
-un, н.-фриг. -ουν, -ον < и.-е. *-om. Возможно, во Ф.я. *u̯ утрачивается перед *o, ср.
ст.-фриг. ном. ед. ч. vas(o)us ‛имя собственное’ (P-03, P-05), ген. ед. ч. vasos (P-02) <
*u̯asu̯os. На первый взгляд, контрпримерами являются ст.-фриг. ген. ед. ч. tovo ‛того’
и devos ‛бог’, однако они могут восходить к *toho < *toso и *dehos < *dhh̥1sos соответ-
ственно, где -v- — эпентетический согласный.
Развитие сочетания *nt во Ф.я. неясно. В текстах оно встречается очень редко,
среди хорошо засвидетельствованных слов имеются только вероятные заимствова-
ния: ст.-фриг. panta (B-05.4), παντης (W-11), н.-фриг. παντα (35), ср. греч. πᾶς, παντ-
‛все, каждый’, и н.-фриг. Πουντας (48), ср. греч. Πόντος ‛Понт’. В то же время окон-
чание императива 3-го лица множественного числа, которое, видимо, восходит к
*-ntō (аналогично окончанию 3 л. ед. ч. имп. ειτου < *-tō), в новофригийском пишется
как -ττνου (αδειττνου 12) и -ννου (ιννου 35, 71). За этими написаниями может стоять
глухая гемината nn, МФА [n̥ː]. Также в пользу этого говорят старофригийские напи-
сания tn, ntn в apaktneni ‛?’ (B-01.8), ẹventnoktoy ‛?’ (B-06). Подробнее см. 5.1.2. о
ст.-фриг. -evanos < *-eu̯antos < *-eu̯n̥tos.
Слоговые носовые согласные дали сочетание aN, ср. ст.-фриг. акк. ед. ч. ср. р.
onoman, н.-фриг. ονομαν- ‛имя’ < и.-е. *h̥3nh̥3mn̥ (ср. греч. ὄνομα ‛id.’); н.-фриг. акк.
ед. ч. ж. р. κναικαν ‛жена’ < и.-е. *gwneh2ikm̥.
Рефлексы слоговых *r̥ и *l̥ устанавливаются менее надежно. Предлог ст.-фриг. por,
н.-фриг. πουρ ‛для’ < и.-е. *pr̥ (ср. греч. πάρ, гот. faur ‛id.’), по-видимому, показывает,
что *r̥ перешло в *or, но этот пример единственный. О н.-фриг. γεγαριτμενος
‛осужденный’ < и.-е. *ǵhr̥Hit- см. ниже.
Вокализация праиндоевропейских л а р и н г а л о в имеет тот же тройственный
характер, что и в греческом, и, будучи для этих двух ветвей общей инновацией, явля-
ется важным аргументом в вопросе о генеалогической аффилиации Ф.я. Ларингалы в
начале слова дают протетическую гласную, т. е. *h1C- > eC-, *h2C- > aC-, *h3C- > oC-:
ст.-фриг. eu- ‛хороший’ (?) < и.-е. *h̥1su- (ср. греч. εὐ-, скр. su- ‛id.’); н.-фриг. αναρ
‛муж’ < и.-е. *h̥2nēr (ср. скр. nár-, греч. ἀνήρ ‛id.’); ст.-фриг. акк. ед. ч. ср. р. onoman,
н.-фриг. ονομαν- ‛имя’ < и.-е. *h̥3nh̥3mn̥ (ср. греч. ὄνομα, скр. nā́ man-). Похожим обра-
зом ларингалы между согласными вокализуются в e, a, o соответственно: н.-фриг.
дат. мн. ч. δεως ‛бог’ < и.-е. *dhh̥1so- (ср. греч. θεός ‛id.’); н.-фриг. δετουν ‛памятник’ <
и.-е. *dhh̥1to-; ст.-фриг. -meno-, н.-фриг. -μενο- (суффикс причастия среднего залога) <
и.-е. *-mh̥1no- (ср. греч. -μενο-); н.-фриг. πατερης ‛родители’ < и.-е. *ph̥2ter- (ср. греч.
πατήρ); окончание в н.-фриг. мн. ч. ср. р. τιτ-τετικμενα ‛осужденный’ < и.-е. *-h̥2
(ср. греч. -α, лат. -a, скр. -i); ст.-фриг. onoman, н.-фриг. ονομαν- ‛имя’ < и.-е. *h̥3nh̥3mn̥.
В других позициях развитие ларингалов в греческом и во Ф.я. также идентично,
ср. н.-фриг. γεγαριτμενος ‛осужденный’ < и.-е. *ǵhr̥Hit- (ср. греч. ἐν-κεχαρισμένος ‛id.’,
χάρις ‛любовь’); н.-фриг. γλουρεος ‛золотой’ (на основе вышеупомянутой глоссы Ге-
сихия) < и.-е. *ǵhl̥ h3-ro- (ср. греч. χλωρός ‛зеленый’).
5.1.1. Структура слога достаточно свободна, однако на конце слова не допустимы со-
четания согласных, которые исторически упрощаются: -kts > -k; -ns > -is и др. (см. 5.1.2.).
5.1.2. В морфемах, как в суффиксах, так и в корнях, встречается аблаут. При скло-
нении существительных с основой на согласную огласовка суффикса меняется, на-
пример, ном. ед. ч. -tar (< *-tēr) vs. косв. -ter- в matar, materey, materan ‛мать’, ном.
ед. ч. -an (< *-ēn) vs. косв. -en- в ορουαν, ορουενος, ορουεναν ‛отец, защитник’, iman,
i(n)meney, imenan ‛памятник’; ном. ед. ч. -ōu- vs. косв. -u- в Vas(o)us, Vasos
(< *u̯asu̯os). Примеры аблаута в корне: da- < *dheh1- ‛ставить’, ‛делать’ (t-e-da-toy,
e-da-es, αδδακετ) vs. de- < *dhh̥1- (δετο(υ)ν ‛памятник’, причастие на -to); teik- < *deiḱ-
‛показывать’ (ιστεικετ, прочтение № 88 по Бриксу 1999), ср. греч. ἐκ-δείκνυμι) vs.
tik- < *diḱ- (τιτ-τετικμενος ‛осужденный’, ср. греч. δια-δικάζω ‛судить’).
Во Ф.я. *-on на конце слов переходит в -un, например, в окончании аккузатива
единственного числа o-основ, ср. ст.-фриг. акк. ед. ч. akaragayun (M-02) ‛часть па-
мятника’, avtun ‛его самого’ (W-01b), н.-фриг. κακουν (с вариантами κακον и κακιν,
κακων) ‛вред, зло’. Похожий подъем /e/ > /i/ перед носовыми согласными можно ус-
матривать в ст.-фриг. iman, imen- ‛памятник’, если считать вслед за Вайном (2010),
что оно восходит к *en-mēn, en-men-os (ср. греч. ἐμμενές ‛постоянно’), и в н.-фриг.
πινκε (116), если это слово обозначает ‛пять’ < и.-е. *penkwe. Кроме того, /o/ перешло
в /u/ в позиции перед /ri̯ /, /li̯ /, ср. ст.-фриг. kuryaneyon (W-01c), заимствованное из ми-
кенского *kori̯ -, ср. греч. κοιρανέων ‛командующий’.
Другим переходом на конце слова является *-ans > -ais, что видно из склонения
патронимов или титулов на -evais (arkiaevais, memevais, kanutievais): ном. ед. ч.
-evais < *-evans, ген. ед. ч. -evanos < *-evanos, что, в свою очередь, скорее всего, вос-
ходит к *-eu̯ants, *-eu̯antos < *-eu̯n̥ts, *-eu̯n̥t-os (о развитии *-nt- см. 5.1.0.). Схожее
развитие ср. в лесбосском диалекте греческого: акк. мн. ч. ж. р. ταις ‛те’ < *τανς. Кро-
ме того, интерес представляет предположение Брикса (2004) о том, что окончание
ст.-фриг. -ais, н.-фриг. -αης, -αις в некоторых контекстах выражает аккузатив множе-
ственного числа и является рефлексом индоевропейского *-ns; похожим образом,
ст.-фриг. -ois может восходить к *-ons.
Группы согласных на конце слов упрощаются:
-k < *-kts — ст.-фриг. ном. ед. ч. -vanak ‛царь’, при дат. ед. ч. vanaktei, н.-фриг. акк.
ед. ч. ουανακταν, ср. греч. ἄναξ, -κτος ‛господин’;
-t < *-ts — ном. ед. ч. Βας (акк. Βαταν) ‛Бат’ (имя божества);
-s < *-ts — предлог ας ‛к’, ‛в сторону’ (< αδ + s), ср. греч. εἰς наряду с ἐν и ἐξ наряду с ἐκ;
-n < *-nt — н.-фриг. 3 л. мн. ч. δακαρεν ‛делать, возводить’ (98);
-s < *-st — окончание 3 л. ед. ч. аор. ст.-фриг. -es, н.-фриг. -ες.
Гласные /e/ и /i/ часто демонстрируют взаимозаменимость (возможно, это касается
предударного слога) как в старофригийском, так и в новофригийском, ср. kubeleya (B-01)
и kubileya (W-04) ‛Кибела (эпитет богини-матери)’, дат. мн. ч. δεως (passim) и διως (4, 5,
39), δυως (113) ‛боги’; αββερετορ (73, 75) и αββιρετο ‛приносит’, ‛принес’ (25).
В сочетании зубного со смычным, зубной полностью ассимилируется. Получив-
шаяся гемината часто упрощается в новофригийском, ср. α(β)βερετ (αδ-) ‛приносить’,
τιγ-γεγαριτμενος (τιτ-) ‛осужденный’. Другие геминаты также регулярно упрощаются,
ср. α(δ)δακετ (αδ-) ‛причинять вред’, τι(τ)-τετικμενος (τιτ-) ‛осужденный’. Внешнее
сандхи в предложных группах приводит к тому же результату, ср. н.-фриг. α(κ) κε οι
и α(τ) τιε (для αδ). Эта потеря контрастивной геминации привела к гиперкорректным
написаниям, например: κνουμμανει, κνουνμανει вместо κνουμανει ‛могила’ (дат. ед. ч.)
или αινι μμυρα вместо αινι μυρα ‛глупость’.
Более спорной является ассимиляция -s на конце слова со следующим велярным, но
в новофригийском имеется несколько хороших примеров, ср. -s k- > -k k- (скорее всего,
через -x k-): αδιθρερακ ξευνεοι (31), ικ κναικαν (116); -s g- > -k g-: ποκ γονιον (116).
5.2.1. С точки зрения морфологического типа языка Ф.я. является флективным.
5.2.2. И м е н а во Ф.я. выражают грамматические категории падежа, рода и числа.
Имеется как минимум четыре падежа: номинатив, аккузатив, генитив и датив; могли
также существовать и другие падежи, ср., к примеру, неясную н.-фриг. форму κναικο
‛жена’ (116) или ст.-фриг. kạṿarmọyo (B-01) наряду с акк. ед. ч. kavarmoỵun ‛?’ в той же
надписи. Во Ф.я. три рода (мужской, женский и средний) и два числа (единственное и
множественное). Основы имен делятся на o-основы, ā-основы и основы на согласный
(C-основы). Мало засвидетельствованы i-, u- и «e»-основы (например, анатолийские
имена собственные на -es, такие как Ates, Bateles, Iktes). Здесь не проводятся разграни-
чения между существительными и прилагательными, так как их склонение идентично.
Единственное число
Падеж o-основы ā-основы C-основы
ст.-фриг. н.-фриг. ст.-фриг. н.-фриг. ст.-фриг. н.-фриг.
-a (ж. р.),
Ном. -os -ος -α (ж. р.) -s, -0 -ς, -0
-a(s) (м. р.)
-an, -αν,
Акк. -un -ουν, -ον -an -αν
-0 (ср. р.) -0 (ср. р.)
Ген. ? -ovo -ου — -ας -os -ος
Дат. -oi, -oy -ου -ai, -ay -αι, -α -ei, -ey -ε(ι), -ι, -η
Множественное число
Ном. -oi -α (ср. р.) — -ας -a (ср. р.) -ης
? -oys,
Акк. α (ср. р.) — -αις, -αης ? -ais ? -αης, -αις
-a (ср. р.)
Ген. -ουν — — — — —
Дат. ? -oys -ως — — — —
Примеры падежных форм

Номинатив единственного числа:
o-основы: akenanogavos (титул) (M-01a), τιττετικμενος ‛осужденный’ (passim) <
и.-е. *-os;
ā-основы: Kubeleya ‛Кибела’ (B-01), ст.-фриг. μανκα ‛стела’ (W-11) < и.-е. *-eh2;
Midas (M-01d), имя второго царя Фригии, скорее всего, анатолийского происхожде-
ния; другие анатолийские имена собственные встречаются как с окончанием -s в но-
минативе, так и без него, ср. Baba (M-01b) наряду с Babas (G-06), Kaliya (B-05), но
Kuliyas (G-127); имена собственные на -es всегда имеют -s на конце в номинативе:
Ates (M-01a), Bateles (W-08), Eies (G-108), Iktes (G-02);
C-основы: номинатив на -s засвидетельствован с i- и u-основами: Ṭuvatis (имя соб-
ственное) (G-133), Alus (имя собственное) (W-09), Vasous (имя собственное) (P-03),
наряду с Vasus (P-05) < *u̯asōus; с основами на смычный: Manes (имя собственное)
(B-07), Βας ‛Бат, имя божества’ (99) < *-ts, Modrovanak ‛царь Модры’ (M-04) < *-kts;
со ст.-фриг. патронимами на -evan-: arkiaevais (M-01a), kanutievais (P-03) < *-u̯ans <
*-u̯n̥ts; регулярные r- и n-основы обладают номинативом без -s: matar ‛мать’ (W-04),
αναρ ‛мужчина’ (15) < *-ēr; iman ‛памятник’, ορουαν ‛отец, защитник’ (48) < *-ēn;
kuryaneyon ‛командующий’ (W-01c) заимствовано из греческого.
Аккузатив единственного числа:

o-основы: akaragayun ‛часть памятника’ (Μ-02), δετον̣ (116) и δετουν (31) ‛памят-
ник’ < и.-е. *-om;
ā-основы: ạkinanogavaṇ (титул) (M-04), κοροαν ‛девочка’ (W-11), μανκαν ‛стела’
(15) < и.-е. *-eh2m;
C-основы: areyastin эпитет Кибелы (W-01a), ευκιν ‛обет’ (30), возможное заимст-
вование из греч. εὐχή ‛id.’ < и.-е. *-im; Τιαν ‛Зевс’ < и.-е. *diēm; materan ‛мать’
(W-01a) < и.-е. *-er-m̥; imenan (B-05) ‛памятник’, ορουεναν ‛отец’, ‛защитник’ (128) <
и.-е. *-en-m̥; Batan (T-02b), Βαταν (33) ‛Бат’, duman ‛религиозная община’ (B-01),
ουανακταν ‛царь’ (88), κ̣ναικαν ‛жена’ (116) < и.-е. *-m̥. Слова среднего рода keneman
‛ниша (?)’ (M-01), κνουμαν ‛могила’ (31); bevdos ‛изображение, статуя’ (B-01), βεκος
‛хлеб’ имеют нулевое окончание.
Генитив единственного числа:
o-основы: ? αργου ‛из-за’ (30); окончание местоименного происхождения,
ср. ст.-фриг. tovo (G-02c), н.-фриг. του (87); Atevo (имя собственное) (W-10), ско-
рее всего, является генитивом единственного числа слова Ates с окончанием по
аналогии с o-основами;
ā-основы: Ουεναουιας PN (88) < и.-е. *-eh2es; интерпретация μανκης ‛стела’ (86),
употребляющегося в дативной функции, неясна: генитив вместо датива или, скорее,
датив множественного числа;
C-основы: Τιος ‛Зевс’ < и.-е. *diu̯os (с выпадением -u̯- перед o); Vasos (имя собст-
венное) (P-02) < *u̯asu̯os (id.); kanutiievanoṣ (титул/отчество) (P-02), ορουενος ‛отец’,
‛защитник’ (106); Aṛtimitos ‛Артемида’ (B-05), Manitos ‛Манес’ (имя собственное)
(B-07) < и.-е. *-os.
Датив единственного числа:
o-основы: adoikavoi (имя собственное) (G-02a); κορου ‛земля для могилы’ (92), за-
имствование из греч. χῶρος; σορου ‛саркофаг’ (21, 124), скорее всего, заимствовано из
греч. σορός < и.-е. *-ōi;
ā-основы: прилагательное ж. р. dumeyay ‛принадлежащий к религиозной общине’
(G-01a); μανκα(ι) ‛стела’ < и.-е. *-eh2ei; ср. также midai ‛Мидас’ (M-01a);
C-основы: Tiei (NW-101), дат. ед. ч. Τι(ε), Τιη ‛Зевс’ < и.-е. *diu̯ei (с утратой *-u̯- по
аналогии с другими формами); materey ‛мать’ (W-01b), inmeney (B-05) ‛памятник’,
βρατερε ‛брат’ (31); μα̣τ[̣ ε]ρε (правильное прочтение 129 вместо μα̣γ̣ρε в издании над-
писи); κνουμανε(ι), -η, -ι ‛могила’, δουμ(ε) ‛религиозная община’ (48); vanaktei ‛царь’
(M-01a) < и.-е. *-ei.
Номинатив множественного числа:
o-основы: τετικμενοι ‛осужденный’ (71; < и.-е. *-oi местоименного происхожде-
ния); ср. р. мн. ч. τετικμενα (12) < и.-е. *-h̥2;
ā-основы: ουελας ‛родственники (?)’ (120) < и.-е. *su̯el-eh2-es;
C-основы: πατερης ‛родители’ (93), скорее всего, восходит к и.-е. *-eies. Слово
среднего рода kena ‛поколение’ (35), видимо, происходит из и.-е. *ǵenh1es-h̥2.
Аккузатив множественного числа:
o-основы: kṭevoys ‛собственность (?)’ (B-01), pạtriyiọis ‛родительский (?)’ (B-04) <
и.-е. *-ons, слова среднего рода kạka ‛вред’ (B-05), μμυρα ‛глупость’ (25) < и.-е. *-h̥2;
ā-основы: δεκμουταις ‛?’ (9), δεκμουταης (31);
C-основы: ḅṛạterạis ‛брат’ (B-04) < *-ans < и.-е. *-n̥s.
Генитив множественного числа: o-основа τετουκμενουν (28) < и.-е. *-ō̆m, хотя ин-
терпретация аподосиса в надписи (см. 5.3.2.) далеко не ясна.
Датив множественного числа: o-основы: δεως ‛бог’ (40) < и.-е. *-ōis.
В новофригийском у ā-основ развивался падежный синкретизм, скорее всего вы-
званный переходом *-āi в -ā на конце слов и, как следствие, совпадением номинатива
и датива единственного числа, ср. следующие примеры протасиса ‛кто бы ни причи-
нил вред этой стеле’: 35. ιος νι σαι κακουν αδδακεμ μανκαι (с «правильными» оконча-
ниями) vs. 69. ιος σαι κακον αδδακετ μανκαν и 60. ιος νι σαν κακουν αδ[δα]κε μανκαι,
где используется окончание аккузатива вместо датива.
М е с т о и м е н и я. Указательное местоимение ближнего плана (‛этот’) обладает
основой *se-/si- в мужском и среднем роде и *sa- в женском роде. Поскольку началь-
ное и.-е. *s- во Ф.я., по-видимому, выпало, основа, скорее всего, восходит к и.-е. *ḱi̯ -
(гот. hi-, лит. ši-, греч. σήμερον ‛сегодня’ < *κι̯-άμερον) + *e-/i- (лат. is, ea, id). За ука-
зательным местоимением во Ф.я. часто следует эмфатическая частица, которая в
надписях имеет вид ст.-фриг. t, н.-фриг. του, το, τι, τ. Засвидетельствованы следую-
щие формы (все в единственном числе):
— акк. м. р. sin-t (B-05) < и.-е. *-im, ср. р. si (M-01b, B-01) < и.-е. *-id; н.-фриг. σεμουν
(31) в функции аккузатива, вероятно, образовано по аналогии с основой датива;
— ген. ж. р. (в функции датива) σας, дат. ж. р. σαι/σα, акк. (в функции датива) ж. р.
σαν (60);
— дат. м. р./ср. р. σεμουν, наряду с вариантами σεμον, σεμυν, σεμιν < и.-е. *-smōi +
n (напоминает беглое νῦ в греческом).
В старофригийской надписи W-01b встречается дат. ед. ч. ж. р. e-sai-t (materey)
‛именно вот этой (матери)’, с добавлением еще одной местоименной основы e- (ср.
фр. celui-ci). Тем же случаем является н.-фриг. ειαν (31), если его читать как ε(σ)αν
вслед за Нойманом (1986).
В энклитической позиции встречается н.-фриг. дат. ед. ч. м. р. ιοι/οι и, возможно,
ст.-фриг. yọỵ (B-05). Выбор между двумя новофригийскими формами определяется
фонетическим контекстом. Во всех надежных примерах οι используется после глас-
ных, тогда как ιοι используется после согласных. Это означает, что исходной формой
является *ioi, что, скорее всего, есть энклитический датив (типа скр. me, te < *h1moi,
*toi, образованный от основы местоимения *e-/*i-.
Местоимение to-/ta- < и.-е. *to-, по-видимому, обладает анафорической функцией,
которая наиболее ярко проявляется в относительных предложениях, которые в ново-
фригийских проклятиях часто имеют вид ιος νι ..., τος νι ... ‛кто бы ни ... тот ...’. Дру-
гие формы устанавливаются менее надежно, ср. ген. ед. ч. м. р. tovo (G-02c), του (87),
дат. ед. ч. ж. р. ται (116), акк. ед. ч. ж. р. ταν (15), акк. мн. ч. ср. р. ta (B-01). Если
трактовка ген. ед. ч. tovo, του верна, эта форма, скорее всего, восходит к *toso >
*toho > *to-o, с -v- в роли эпентетического согласного.
В качестве относительного местоимения используется *io- < и.-е. *(h1)io-: ном.
ед. ч. м. р. yos (W-01), ios (P-04a), ιος (passim), акк. ед. ч. ж. р. ιαν (31). Один раз также
встречается в удвоенном виде: yosyos (B-03).
Местоимение *auto- ‛сам’ (< и.-е. *h2euto-, ср. греч. αὐτός) склоняется как темати-
ческое прилагательное: ном. ед. ч. м. р. αυτος (33), дат. ед. ч. avtoi (T-03); дат. ед. ч.
ж. р. avtay (W-01b). Оно может быть усилено возвратно-притяжательным местоиме-
нием /we-/ < и.-е. *su̯e (ср. также греч. ἑαυτόν): акк. ед. ч. м. р. ven-avtun (W-01b), дат.
ед. ч. ж. р. οε-αυται (116). То же местоимение встречается в ст.-фриг. акк. ед. ч. ср. р.

ove-vin (W-01b) < и.-е. *su̯in, ср. также ниже ст.-фриг. kin; н.-фриг. ном. мн. ч. ср. р.
ουα ‛его собственный’ < *su̯eh2.
Из-за жанровой специфики текстов местоимения в вопросительной функции не
отмечены. Этимологически вопросительное местоимение засвидетельствовано в
функции неопределенного: акк. ед. ч. ср. р. kin (B-01), κιν (100: [αι]νι κακουν κιν ‛или
какой-либо вред’) < и.-е. *kwim (ср. скр. kím).
Г л а г о л во Ф.я. имеет грамматические категории времени, залога и наклонения.
Надежно установленные категории включают три времени: презенс (настоящее),
перфект, аорист; два залога: активный и средний (медий); четыре наклонения: инди-
катив, императив, оптатив (желательное), конъюнктив (сослагательное). Поскольку
образование основ и функции бо�

Гораздо больше, чем просто документы.

Языки мира. Реликтовые индоевропейские языки Передней и Центральной Азии - 2013.pdf

Загружено:

Сведения о документе

Дата загрузки

Авторское право

Доступные форматы

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Описание:

Авторское право:

Доступные форматы

Языки мира. Реликтовые индоевропейские языки Передней и Центральной Азии - 2013.pdf

Загружено:

Описание:

Авторское право:

Доступные форматы

Похожие издания

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

Издание «Языки мира» основано В.Н. Ярцевой

© Институт языкознания РАН, 2013 г.

Об издании «Языки мира» ......................................................................................... 10

О. Лигорио, А. Лубоцкий. Фригийский язык ....................................................... 180

Т.А. Михайлова. Галатский язык........................................................................... 196

Авторы и редакторы книги ...................................................................................... 486

Приложение: Типовые схемы статей...................................................................... 505

About the publication “Languages of the World” ........................................................ 10

O. Ligorio, A. Lubotsky. Phrygian ............................................................................. 180

T.A. Mikhailova. Galatian.......................................................................................... 196

Contributors ................................................................................................................ 486

Index of the relict Indo-European languages and dialects

Appendix: Templates .................................................................................................. 505

Многотомное энциклопедическое издание «Языки мира» подготавливается одноимен-

«Реликтовые языки Европы»;

Настоящий том многотомного энциклопедического издания «Языки мира», подготов-

гическое редактирование материалов тома выполнено Ю.Б. Коряковым. Значительную

А.С. Касьян, И.С. Якубович

1. Анатолийские языки (А.я.), устар. хетто-лувийские; англ. Anatolian languages,

Известны следующие А.я.:

Из них хеттский представлен объемным корпусом, этот язык надежно дешифро-

4. А.я. объединяются в одну общность на основании лексических и морфо-

имствований в своей базисной лексике, идентифицировать которые не представляет-

после их разделения, являются контекстные ограничения на противопоставление се-

По своему тембру монофтонги прямо продолжают индоевропейский вокализм

не предложено ни одной бесспорной лексической этимологии. Нет прямых ос-

Основная инновация праанатолийского консонантизма — это вероятная редукция

Гипотетическая фонема *θ предварительно постулируется нами для ряда соответст-

Атрибутивное отношение (посессивность) выражается генитивом. В лувической

Для праанатолийского реконструируется два набора лично-числовых показателей

Нефинитной глагольной формой, надежно реконструируемой для праанатолий-

Основная часть энклитик в предложении присоединяются к первому ударному

Lehrman A. Indo-Hittite revisited // Indogerma- Neumann G. Untersuchungen zum Weiterleben

А.С. Касьян, А.В. Сидельцев

мог, видимо, использоваться и на более широкой территории, включая Северную

меется, вплоть до падения империи Х.я. входил в число обязательных предметов в

На сегодняшний день основная масса хеттских табличек хранится в Турции (в

К инновациям хеттской писцовой школы следует отнести введение лигатур из знака

щепринятой практикой идеограммы записываются прописными (капительными) бук-

Как видно из таблицы, гласные фонемы Х.я. последовательно противопос-

никновения новой фонологической долготы прахеттский получил по два набора

В таблице в скобках дается традиционная нотация, повсеместно принятая у восто-

— интервокальные одиночные согласные записываются как одиночные, причем

ческое удвоение при присоединении проклитического союза nu к полноударному сло-

частотны; в средне- и новохеттском варианты с -r уверенно побеждают. Так как

през. {akʷ + anʦi} ʽони пьют’ — a-ku-an-zi = aguanzi, a-ku-wa-an-zi = aguwanzi и

Сильная основа этимологически представляет собой полную ступень, а слабая —

Консонантное чередование сильный ~ слабый наблюдается в парадигме крайне

лагательное стоит в единственном падеже (независимо от того, выражен в пред-

Субъект переходного и непереходного глагола, а также именное сказуемое выражаются

Особо выражается аблативная семантика («откуда, из какой точки?») — аблативом:

GIM-an3 wedeni4 anta5 taškubāizzi6 ʽкак3 и2 (горящая) шишка1 в5 воде4 шипит6’

(10) nu ḪUR.SAGZa-li-nu-ú ḫé-i-ú-un ú-e-ik-ta

2.3.5. Категория з а л о г а имеет следующие значения:

(11) ku-i-e-eš URUDIDLI.ḪI.A.BÀD ú-e-da-an-te-eš e-še-ir

— сюда же можно отнести аналитические конструкции, которые традиционно на-

совпадают. Принадлежность глагола к одному из типов спряжения является словар-

Н е ф и н и т н ы е (именные) ф о р м ы в парадигме глагола: