СРАВНИТЕЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКОЕ ЯЗЫКОЗНАНИЕ И ГЕНЕАЛОГИЧЕСКАЯ

КЛАССИФИКАЦИЯ ЯЗЫКОВ

Средние века.
Это застой во всех областях науки, в том числе и в языкознании. Единственным языком,
который учили, была латынь. Изучение латыни проводилось в чисто практических целях, потому
что она была универсальным языком многих народов. Основные пособия для ее изучения - книги
римских грамматистов.
Эпоха возрождения.
Три проблемы: создание и развитие национальных языков; изучение и освоение разных
языков в международном масштабе, пересмотр античного и средневекового лингвистического
наследия. В силу экономических и географических причин, первой нацией, которые продвинулись
вперед, стали итальянцы. Конец феодального средневековья и начало современной
капиталистической эры (13-14 века) символизирует Данте. Его труд "О народной речи" (или "О
народном красноречии"), где касаясь вопроса о происхождении языка, он отмечал, что люди не
могут понимать друг друга только с помощью жестов. Они должны иметь разумный
вычислительный знак, и им является язык. Отметил, что язык двусторонен: в нем есть чувственная
природа (в его звучании) и рассудочная (способность языка что-то означать). Впервые он поставил
вопрос о народном и литературном языках. Латынь он считал языком искусства и трагедии,
поэтому свою Божественную комедию он написал на народном итальянском. Он описывает, как
выбирает наиболее удобную форму итальянского.
В начале 16 века появляется первая работы грамматистов эпохи возрождения. Пьер де ла
Раме или Рамус, по сути первый формалист. Выступил против схоластики Аристотеля (в 1536
году выступил с тезисом "все, сказанное Аристотелем - ложно"). Он издал несколько грамматик:
сначала латинскую, потом греческую и французскую. Он вообще был тем еще бунтарем, его книги
пару раз сжигали, а ему самому не разрешали преподавать; в конце концов, его убили во время
Варфоломеевской ночи. Он подробно описал фонетику французского языка и его морфологию
(хотя по нынешним меркам, не совсем уж и полно).
Эпоха великих географических открытий познакомилась европейцев с незнакомыми
языками. Чтобы понять новые народы, требуется знать их язык, поэтому появляются грамматики
новых языков.
1) кечуа (сер 16 века) - относится к семье южноамериканских языков
2) гуарани (2/2 16 века) - тоже
3) японского, персидского
4) в Индии в первую очередь появились грамматики дравидийских языков, и позже -
санскрита.
Все эти грамматики составлялись при монастырях или проповедниками. С 16 века
началась самостоятельная разработка грамматических проблем в России.
Максим грек. Конец 16 века. Когда он приехал в Московскую Русь, то его главной
задачей было исправление богослужебных текстов по греческим оригиналам. Поначалу, он
воспринимает церковнославянский язык как несовершенную модель греческого языка, но позже
он приходит к пониманию того, что ошибки в церковнославянском языке возникают не только из-
за незнания греческого, но и из-за неумения сопоставить и соотнести элементы книжного и не
книжного языка. Из его работ нужно упомянуть: статьи о славянской грамматике, "Толкования
имен по алфавиту". Лингвистические центры, в основном, в Новгороде и Львове. В начале 17 века
вышел главный труд Мелетия Смотрицкого "Грамматика". Состоит из следующих частей:
орфография, этимология, синтаксис и просодия. Написан по образцу греческих грамматик. Ему и
надлежит установление системы падежей, двух спряжений глаголов, определение их вида (еще не
совсем точное), также отмечены лишние буквы алфавита. Эта работа существенно повлияла на
последующее развитие языкознания России, ею пользовались в течении двух веков, дорабатывая и
добавляя.
В эту же эпоху появляются первые попытки генетиков с типологическим подходом:
появляется классификация языков Скалигера (конец 16 века). В написанном им в 1599 году труде
«Рассуждение о языках европейцев", Скалигер фактически впервые сформулировал понятие
«языковой группы», или, в его терминологии, «матрицы», разделив все известные ему
европейские языки на 11 групп, произошедших от 11 праязыков-матриц (linguae matrix). В системе
языков были 4 больших: греческая, латинская (в современной терминологии — романские языки),
тевтонская (германские языки), славянская, а также 7 малых групп: эпирская (албанский язык),
татарская (тюркские языки), венгерская, финская (к ней Скалигер отнёс финский и саамский
языки), ирландская (кельтский язык Ирландии), британская (кельтские языки Британских островов
и французской Бретани), кантабрская (баскский). Однако факта родства между самими «языками-
матрицами» Скалигер не заметил; по мнению Скалигера, все 11 праязыков произошли от иврита
после Вавилонского столпотворения. "Большие" языки он выделял по слову "бог": deos, teos, goth,
bog.
После знакомства с санскритом, все изменилось.
Первым, кто занялся санскритом стал талантливый филолог – сэр Уильям Джонс. В 1786
году он произнес важную речь. Произнес первые сравнительные положения сравнительной
грамматики индоевропейских языков. Санскрит - удивительная структура. Имеет тесное родство с
латинскими греческим, и оно не случайно. Нельзя не поверить, что они возникли из одного
источника. Кельтский и готский тоже произошли из того же древнего языка. Строгих обоснований
он не приводил. Но значение его речи велико, так как оно было подхвачено остальными.
Начинается стихийно исторический подход к языкам.
Начинается составление этимологических многоязычных словарей. Паллас. Использовал
данные почти 300 языков. Первыми в их числе оказываются “Митридат” К. Геснера (1555),
“Образчики сорока языков” (1592) Иеронимуса Мегизера. По поручению Российской академии
наук Пётр Симонович Паллас издаёт в 1786—1787 гг. словарь, содержащий эквиваленты русских
слов на 200 языках и диалектах Европы и Азии; словарь издания 1791 г. уже содержит слова на
272 языках. Один из критиков этого словаря, Краус, уже тогда полагал, что только сходство строя
языков, а не сходство слов (то есть грамматика) доказывает родство языков. Лоренсо Эрвас-и-
Пандуро публикует в 1800—1804 гг. каталог, содержащий сведения по лексике и грамматике 307
языков, включая америндийские и австронезийские. Иоганн Кристоф Аделунг и Иоганн
Северин Фатер издают в 1806—1817 гг. свой труд “Митридат, или Общее языкознание” с
краткими замечаниями о 500 языках мира и переводами на эти языки молитвы “Отче наш”
(которую использовал в качестве примера и перевел с многих языков)
На фоне этого увлечения словарями, грамматика была временно немного подзабыта. Но в
17 веке появляется труд аббатов Антуана Арно и Клода Лансло из монастыря Пор-Рояль. Их
труд известен как «Грамматика Пор-Рояля» или «Всеобщая и рациональная грамматика,
содержащая основы искусства речи, изложенные ясно и естественно; рациональные
основания того, что является общим для всех языков, как и главных различий между ними;
а также многочисленные замечания о французском языке». Ее называют универсальной
грамматикой. В ее центре – идеи Декарта (картезианство: рационализм, логика, математический
метод, скукота, в общем). Декарт подчёркивал всесилие разума, и в нем видит критерий истины.
Авторы тоже считают что главное – это человеческий разум, лежащий в основе различия между
языками. В предисловии авторы утверждают, что их цель – изучение логических принципов,
лежащих в основе всех языков. Изучение универсальных признаков, природы слов, их устройства
и различных свойств. В языке все должно быть подчинено логике и целесообразности. Логика
оперируя основными категориями, такими как понятия, суждения, умозаключения, формулирует
законы, необходимые для всеобщего развития науки, а задачи рациональной грамматики –
сформулировать законы, обеспечивающие изучение любого языка. Как это делается? Только
выяснив пути и способы отражения в языке логических категорий понятия, суждения и
умозаключения. Суждение, выраженное в словах – это предложение. Слово понимается как
понятие, выраженное членораздельными звуками. Каждое предложение трехчастно, оно содержит
в себе субъект, связку и атрибут. Человек бежит = человек есть бегущий.
Всеобщая грамматика исходит из отождествления логических и языковых категорий.
Одна из главных задач языкознания – выявить эти общие категории. Грамматика объявляется
искусством речи. Говорить - выражать мысли с помощью знаков. Знаки передаются звуками. Сами
знаки разделяют на классы: предметы (существительные, артикли, местоимения) и по способу или
манере (глаголы, союзы и междометия).
У знака есть две стороны. Внешняя (то, чем знак является по природе - звук ) и
внутренняя (способ, которым человек выражает свои эмоции - обозначение) сторона.
Это основные теоретические выводы. Далее следуют конкретные грамматические
вопросы, это род, число, падеж, артикль, наречие, глагол, большое место уделено синтаксису,
впервые рассматриваются типы конструкций. В основном, авторы опираются на данные
французского языка, но дополняют его латынью, греческим, древнееврейского, а также немецким
и английским. Впоследствии, взгляды авторов привлекли внимание многих лингвистов, в
частности, была предпринята попытка попробовать осмыслить материал неиндоевропейского
(китайского) языка, основываясь на универсальной грамматике Пор-Рояля. Вышло не очень, лол.
Универсальные грамматики, создававшиеся на материале разных языков, это попытка
научно осмыслить структуру языка и это важнейший этап развития грамматической мысли.

Развитие языкознания в Европе средневекового и пост-средневекового периода.

После падения западно-римской империи, в Европе почти ничего не происходило.

Единственным изучаемым языком была латынь, да и то, только потому что она была
универсальным языком науки. Учебными пособиями служили римские учебники.
Переход к капитализму выдвинул следующие проблемы к языку: создание и развитие
национальных языков, изучение того, как функционируют языки в международном масштабе,
пересмотр античного лингвистического наследия. Фактически, Европа забыла о достижениях
Древней Греции и Рима. Но распад феодальных отношений и появление капиталистического
производства, возродился интерес к лингвистике.
По разному комплексу причин первой капиталистической нацией была Италия. И ее
олицетворением стал Данте Алигьери. … Расширение лингвистического кругозора. Знакомство с
большим кругом языков. Какие у них сходства?
Первый опыт группировки европейских языков принадлежал французу Скалигеру.
Параллельно, этим занимались и другие лингвисты. Михаил Литуанос: отталкивался от словаря и
занимался сопоставлениями литовских и латинских слов. Показал, что литовский существенно
отличается от латыни по устройству слов, в основном опирался на показатели словообразования и
словоизменения. Он хорошо овладел литовским и русским, но ему в голову не пришло заниматься
сопоставлением русского и литовского и отрицал факт родства между этими языками. Сходными
проблемами занимался Ломоносов: в своих работах говорил о языках сродственных (русский,
греческий, латинский, немецкий) и несродственные (финский, языки Мексики, готтентотские
(север ЮАР и Ботсваны), китайские). Более подробно он описал славянские языки, показав, что
они составляют четко очерченную общую семью. Любопытно, что он предвосхитил ту методику,
которой будут пользоваться потом в компаративистике: строил исследования на характере
числительных первого десятка и падежных структур.
Но наиболее примечательное событие было связано с открытием родства
индоевропейских языков и появилось оно на основе знакомства европейцев с санскритом.
Существенную роль сыграли миссионеры, которые поначалу занимались дравидийскими языками.
До санскрита добрались существенно позже. Это было связано с деятельностью лиц, работающих
в Ост-Индской торговой компании. В частности, это сэр Уильям Джонс. Хотя открытие родства
санскрита с латынь приписывается ему, у него был предшественник, французский священник
Кьерду, который занимался разными языками в Индии и тщательно изучал санскрит. Впервые он
заговорил в 60-хх годах 18 века о родстве санскрита и других индоевропейских языков. Он
написал соответствующий трактат. Но Кьерду сильно не повезло, он попал в эпоху французско-
английских войн за господство в Индии и был пленен англичанами, будучи отъявленным
монархистом. Сочинение его было опубликовано только в 1808, он стал вторым.
Джонс опубликовал свою речь в 1786 году, в которой коротко и не во всем доказательно
изложил основные положения сравнительной грамматики индоевропейских языков. Как указал
Джонс, санскрит имеет удивительную структуру, который имеет удивительное родство с
греческим и латынью и в глагольных корнях, и грамматических формах. И это сходство не могло
сложиться случайно, намекая на наличие общего древнего источника. Дальше он добавил, что
готский и кельтский языки произошли из того же древнего источника. И может быть, сюда можно
причислить и древнеперсидский. С этого времени начинается бурное развитие сравнительно-
исторического языкознания. По существу, это проявляется в создании множества
этимологических словарей. Прежде всего, это словарь Палласа (его, кстати, называют русским
ученым, Петром Симоновичем, хотя фигня это, он немец) и словарь испанского монаха Пандуро.
Словарь Палласа. 2/2 18 века.
Пандуро, начало 19 века. Шеститомный словарь "каталог языков", который основывался
на данных более 300 языков. Пандуро старался обратить внимание на родство или сходство самых
разных языков. Подчеркивал, что внимание нужно обращать не только на корни, но и особенности
грамматического строя.
Но до открытия санскрита, языковыми проблемами занимались философы и социологи.
Можно сказать, что были 2 тенденции в философском языкознании. Одно – более теоретическое
(исключительно работы философов), а второе – более практическое, отталкивающееся от
универсальной грамматики Пор-Рояля. В рамках этой грамматики
Грабель пытался объяснить китайский язык таким образом.
Внимание к вопросам языка уделял английский философ Фрэнсис Бэкон (1/4 17 века). В
основу своей философской грамматики он положи эмпирический метод: источником всякого
знания должен быть чувственный опыт. Эти взгляды он изложил в работе "Новый органон". Язык
- основное средство общения, выражения и оформления мысли. И изучать его нужно эмпирически.
Грамматику он подразделил на буквенную и философскую. Буквенная грамматика (чисто
практическое изучение языка) нужна, чтобы лучше понять строение языка и, как он утверждал,
лучше понять народ (будущая внешняя лингвистика де Соссюра). Философская грамматика
должна изучать отношение между словом, предметом и мыслью. Слова - произвольные знаки, он
произвольны по отношению к предметам, имеют жесткое отношение к мысли или понятиям.
Существуют ложные понятия и мыслей, которые засоряют язык, и которые Бэкон назвал
призраками. В повседневной речи, по мнению Бэкона, масса ложного и мешающего
взаимопониманию, поэтому лучше всего создать искусственный философский язык. Кроме того,
он предложил создать сравнительную грамматику всех языков земли, чтобы выработать некий
общий язык, который мог бы служить универсальным средством общения.
Нужно отметить еще одного англичанина Джона Локка, который, по сути, продолжал
работу Бэкона. В своем труде "Опыт о человеческом разуме" он тесно связал проблему значений
слов и характеристик тех объектов, которые послужили для появления имен и употреблении их в
языке. Язык, по Локку, - это великое орудие и всеобщая связь общежития (что, лол?). Как и Бэкон,
он считал, что человек воспринимает объекты через ощущения. Слово, поэтому, имеет
исключительно физическую природу. Оно предполагает комплекс членораздельных звуков,
воспринимаемых органами слуха. Функция слова – передавать мысль. Воспринять мысль
непосредственно через ощущения невозможно, ее надо облечь в воспринимаемые органами
чувства знаки. Знаками и являются слова. То есть слово – чувственно воспринимаемый знак
мысли. А значение слова - это способность представления мысли. Слово, как субститут мысли,
произвольно по отношению и к говорящему, и к обозначаемому объекту. Существенной стороной
слова является совмещение абстрактности и конкретности. Поэтому, есть слова общие и
единичные. Общие слова замещают общие идеи, а единичные – соединение абстрактного и
конкретного. Т.е. он разобрал связь объективного и субъективного начал (гспди, ну и нахуя ему
все это далось?)
Другим чудеснейшим французским философом, который занимался языком, был Рене
Декарт (или Картезиус). Выдвинул идею созданию искусственного языка. Причем
соответствующие сопоставления он получил на базе изучения чисел. Должна быть найдена
возможность сконструировать все слова, которые могут прийти в человеческий ум. А изобретение
такого языка зависит от устройства истинной философии, только она может собрать мысли всех
людей и разложить все по полочкам. Все зависит от нахождения тех простых идей, которые
свойственны мыслям каждого человека, и из которых складывается все, о чем они думают. Он
писал, что такой язык имел бы только один способ спряжения, одно склонение и одну
характерную модель построения новых слов из уже имеющихся. Неправильных форм он бы не
имел, а сами эти неполные формы будут возникать в просторечии из-за привычки к искажению.
Это надо искоренять и ориентироваться на язык, который предлагают философы. Изменения
глаголов и словообразование могло бы в таком языке производиться с помощью приставок в
начале или конце корней. И эти приставки находились бы в общем словаре. Таким образом, любой
вульгарный ум, который бы ознакомился со списком приставок в словаре, за какие-то там полгода
смог бы овладеть языком. Эти идеи близки к Бэкону.
Его идеи продолжил знаменитый немецкий философ Готфрид Вильгельм Лейбниц (2/2
17го – начало 18 века). Посвятил трактат "Новые опыты о человеческом разуме". Спорил с
Локком о том, что значение слова составляют индивидуальные значения говорящего. Все, по его
мысли, не индивидуально, а разбивается по классам и подклассам. Как происходит процесс
общения, почему люди вкладывают в одно понятие разные значения – это всю жизнь
интересовало Лейбница. Для объяснения на эти вопросы, он обосновывал следующее: значение
слова составляют наиболее общие идеи или понятия. Индивидуальные представления это только
отдельные аспекты понятий, не более того. Кроме того, соединение слов в речи регулируется
одинаковыми и общеобязательными правилами. Язык, поскольку он – орудие разума, должен быть
искусственной системой. И поскольку все сложные понятия являются комбинацией простых идей,
а простые идеи, в свою очередь, являются некими атомами смысла, то для выражения
существующего знания с помощью знака, можно использовать формализованный язык, удобный
для любого, и устного, и письменного общения. В этом языке 9 последовательно значащих цифр
(от 1 до 9), предполагает наличие 9 букв латинского алфавита. 1 – b. 2 – c, 3 – d и т.д. А гласные –
первые пять простых гласных – должны отображаться десятичными разрядами, скажем 10 – a, 100
– e, 100 – i и т.д. Единицы самых высоких уровней обозначаются двугласными сочетаниями,
поэтому для дифтонга au - 100.000 (a[10] помноженное на u[1000]). Такая система языка должна
служить поиском азбуки человеческой мысли и построения универсального языка науки. Трудами
Лейбница интересовался Петр Первый. И Лейбниц был одним и тех, кто всячески поощрял своих
сторонников заняться языками России.
Французские философы тоже интересовались языком. Но у них было несколько другое
направление, представленное в работах Жан-Жака Руссо. «Как произошли языки?» Руссо
предложил 2 теории: теорию социального договора и теорию эмоционального происхождения
языка (теорию междометий). О них он говорил в следующих трактатах: «Рассуждение о начале и
основании неравенства между людьми» (середина 18го века) и «Опыт о происхождении
языков». Суть теории социального договора заключалась в следующем: первоначально люди
жили изолированно и произносили отдельные неопределенные звуки. Необходимость
существования и выживания заставила их объединиться, и они научились постепенно
артикулировать свои звуки более отчетливо, принимая их, по договоренности между собой, за
знаки своих идей и предметов. Таким образом, пока шло время, люди выработали общий язык.
Первоначальным языком был природный крик, который пользовались в затруднительных
ситуациях, а в естественных условиях был неудобен и малоупотребителен. Затем, люди стали
искать более разнообразные средства выражения, а с увеличением количества звуков, изменялась
гортань. Звуками обозначалось только то, что действовало на слух, и предметы, воспринимаемые
зрением, обозначалось жестами и телодвижениями. Но жестами и телодвижениями в темноте и на
большом расстоянии пользоваться было нельзя, поэтому постепенно они замещаются голосовой
артикуляцией. Замена жеста звуком была труднейшей проблемой для людей, по Руссо. И первые
слова были предложениями, и обозначали целую ситуацию. Первобытные люди умножили
название предметов, а затем стали употреблять слова более общих смыслов, т.о. движение в
области языка шло от конкретного к абстрактному. Почему люди стали употреблять слова в
общем смысле – я не знаю и объяснить не могу, пишет Руссо, это, скорее всего, Б-жий промысел
(ну и нахуй было тогда думать?) Не дает он ответа и на вопрос «Был ли сначала язык, а потом
общество, или наоборот?» Этой теорией он не был удовлетворен, а в следующей работе он
предложил другую теорию. Первыми причинами, побудившими человеческий голос использовать
свои возможности, явились чувства или внутренние ощущения, вовсе не предметы внешнего мира.
Страсть вызвала первые звуки человеческого голоса. Поэтому, первые языки были тягучими и
страстными, и только позже стали простыми и мелодичными. Обе теории вызвали критику
современников. Больше всего на нее обрушился Дидро (дилдО, я его так запомнила, лол), который
был энциклопедистом и написал «Толковый словарь наук, искусств и ремесел». 9 том он посвятил
языку. Язык – общность навыков, свойственная определенной нации для выражения мысли
посредством голоса. А самовыражение – проводник мысли. По Дидро, всякий язык предполагает
существующее общество, которому нужен язык. Важнейшей функцией языка Дидро считал
коммуникативность. Цель создания языка – формулирование и выражение мысли. А
прагматическая цель – язык нужен всем для установления соответствующих обязанностей членов
общества. Потребности общества, хотя и стимулируют появление и развитие языка, но само
появление языка – это акт Б-жественной воли. Этим человек обязан Б-гу, это чудо. Междометную
теорию языка Дидро отвергал, и считал, что любые теории, основанные на звукоподражательной
функции, существовали параллельно. Таким образом, постепенно собирался новый языковый
материал (которые получали на основании данных Великих географических открытий), и перед
теорией языка были поставлены многочисленные вопросы:
1) решение проблемы создания национального языка и выработка общеязыковой нормы
2) проблема построения национальной грамматики
3) выработка графологических норм письма
4) создание литературной нормы национального языка и решение проблем стилистики
5) этимологическое и историческое осмысление конкретного исторического языка
6) обследование языковых состояний общества в целом, в границах данного государства
и в общемировом масштабе (связано с попытками установить взаимоотношения с соседями)
Вот согласно теоретикам языка 17-19 веков, эти проблемы были связаны и так или иначе
решались.
Особого внимания нужно удостоить работу М.В.Ломоносова, которая называлась
«Российская грамматика» и была написана в середине 18 века. С самого начала Ломоносов
ставит характерный для его современников вопрос: о связи языка и мышления. Прямо отвечает,
что «знаменательные части слов» (то бишь морфемы, но тссс, это секрет, он их так не называл)
должны иметь соответствия между собой, чтобы мы могли правильно изобразить наши мысли.
Т.е. источник мышления – чувства, которые предоставляют ощущения, а они вызываются
объектами внешнего мира (действительностью). Главная функция языка – коммуникативность.
При помощи языка, человек выражает разные понятия. А язык нужен людям для совместной
деятельности, иначе, общество было бы разрозненной махиной. Действительность всегда
отражается в языке. В нем обязательно есть: чувствительные вещи (которые мы постигаем при
помощи чувств) и разные деяния, связанные с вещами. Вещи и деяния дают нам идеи, которые
затем передаются другим при помощи слов. Все видимые телесные вещи не всегда были такими в
начале, но великие происходили в них перемены (это прямая цитата), и эти перемены меняли
языки. Говоря о переменах, из-за которых исчезли многие языки (еврейский, эллинский), он
говорит, что все шло от малого к великому. Сначала появлялись в малом количестве изменения,
потом они возрастают и распространяются на весь язык. Метафизическая наука того времени
отстаивала принцип абсолютной неизменчивости природы. Ломоносов был не согласен с этим.
Меняется природа – меняется отражающий природу язык. И в этом отношении, но много сделал
для разграничения литературного русского и церковно-славянского языка. Поставил много
проблем:
1) как соотносятся литературный и церковный языки
2) как разграничиваются литературные стили
3) как классифицировать литературные жанры на базе языкознания
Работа У. Джонса стимулировала труды разных ученых, посвященные изучению языков
Индии (в частности, санскрита) и соотношению с языками известными.
В самом начале 19 века вышла книга немецкого языковеда Фридриха Шлегеля «О
языке и мудрости индусов», где автор исходит из того, что есть лексические и грамматические
соответствия. В основном, книга посвящена разным культурологическим вопросам (Индия –
страна чудес!) Следует упомянуть, что расистским откликом стала анонимная статья, которая
называлась «Славянские этимологии» и была посвящена соответствиям между санскритом и
славянскими языками. Были любопытные факты о настоящих соответствиях, но по большей части,
трактат – чистая фантазия.
В 1811 году появляется первый печатный трактат, автор – Федор Павлович Аделунг.
Трактат посвящен рассмотрению сходств и различий между русским и санскритом. Считает, что
родство и неродство языков предопределяют этнические сходства и различия между людьми.
Аделунг также настаивает на сравнительном методе.
В 1806 году выходит книга профессора Рижского «Введение в круг словесности». Там
Рижский отмечал, что как в чертах каждого народа и человека есть что-то отличительное, так и в
каждом языке есть что-то, только ему принадлежащее. На этой специфике он сосредоточился.
Сначала, он показывал их на базе фонетики, а также отчасти грамматики. Причём, по его мнению,
грамматика должна строиться на базе логики. Слова - знаки наших мыслей, а мысли должны быть
подчинены логике, следовательно, логическое должно доминировать в языке.
В ¼ 19 века появляются работы, которые можно считать принадлежащими к сфере СИЯ.

Вильгельм фон Гумбольдт

Немецкий ученый 18-19вв. Родился в старинной дворянской семье. В 80-х гг. 18 в

поступил в университет на юридическое отделение, потом перешел. В другой университет, где
читали лекции Гейне, Шиллер. Заинтересовался языкознанием. Пишет, что задача его
исследований – языковедение. Но стал чиновником. Принимал участие в европейских конгрессах,
деливших Европу после разгрома Наполеона. Разочаровался, ушел в отставку, стал заниматься
исключительно наукой.
В 1820 гг. прочитал свой первый доклад «Сравнительное изучение языков». Потом, в
1822 году, работа «О происхождении грамматических форм и их влиянии на развитие идей»
– связана с наблюдением Гумбольдта над санскритом. Впервые высказал взгляды на
происхождение и сущность языка «О буквенном письме и его связях со строением языка»
В 20-30-е гг. 19в – составил и представил на суд научной общественности план
исследования большого числа языков от о-ва Пасхи и Новой Зеландии до о-вов Атлантики.
Считал, что 1 из главных задач – исследование малайско-полинезийских языков, т.к. они
промежуточные между яз. Индии и американскими языками. Стал изучать др. мертвый поэт. язык
Индонезии – кави (гибрид санскрита и местного яз.). До этого составил «Грамматику
баскского».
Ещё в ранних работах пытался определить общие задачи лингвистики в связи с
философией. Наиболее четко сформулировал это в предисловии к работе «О языке кави на о-ве
Ява». Во введении говорит, что при всем разнообразии устройства, необходимым основанием
развития человеческого духа является влияние языков на него и обратное влияние, и этим должна
зан. лингвистика.
Повлияли на Гумбольдта:
- Кант «Критика чистого разума»: мир материален, существует независимо от нашего
сознания, но есть «вещь в себе»,кот. не могут быть познаны чел. чувствами и разумом; язык – не
вполне познаваемая трансцендентная сущность, которая дана нам только в своем внешнем
проявлении. Гумб.: нам не дано понять форму языка во всей ее совокупности и цельности.
- Шеллинг, философия природы – трансцендентное тождество духа и природы. Идея
тождества – гл. проблема всей философии. Кроме понятия абсолютного разума ничего другого
нет, в абс. разуме субъект и объект неразрывно связаны, только позже они разделяются, условное
разделение познающего субъекта и познаваемого объекта ведет к противоречиям при изучении, в
частности, языка.
- Гегель: мышление – не только субъективная чел деятельность, это и объективная
сущность, первоисточник всего мироздания, оно отчуждает бытие от материи. Инобытие
объективно существующего мышления - абсолютная идея. Высшая ступень абс. идеи – абс. дух.
=> Гумбольдт писал, что язык связан с народным духом. Язык и духовная сила
функционируют не раздельно друг от друга и не последовательно, а составляют нераздельную
деятельность разума.
Г. давал несколько определений языка, но подчеркивал, что ни одного вопроса
языкознания не решит, если не поднимется до понимания яз. как деятельности духа. Язык -
беспрерывная деятельность духа, стремящаяся превратить звук, выражения в мысли. Дух народа и
язык народа теснейшим образом связаны: одно не существует без другого и наоборот. Язык –
проявление внешнего духа народа, а дух народа – это язык народа. Дух народа - психический
склад народа, философия, науки, искусство, лит-ра, фольклор, все что явл. мировоззрением народа
нах отр. в языке.
Язык – промежуточная прослойка, промежуточный мир. Он нах. между народом и
окружающим его объективным миром. Происходит соединение, которое помогает людям
общаться между собой и описывать окружающий мир.
«Каждый язык описывает вокруг народа, которому он принадлежит, круг, из пределов
которого можно выйти, только в том случае, если вступишь в другой круг». Т.о. язык – это
деятельность, преобразующая внешний мир в собственность духа. Эти идеи близки послед.
представителям американской лингвистики – школе Сепира-Уорфа, согл. которой язык
упорядочивает поток впечатлений и вербализует мир.
С одной ст., Г. рассм. язык как идеальную вещь, которая существует в умах и душах
людей. Но с другой подч., что язык – социальное явление, кот возникает и развивается только в
об-ве. Человек понимает себя постольку, поскольку опытом установил, что его слова понятны и
другим.
Язык – непрерывная деятельность, непрерывное развитие, энергейя, но не продукт
деятельности – эргон. Следовательно, настоящий подход к изучению языка м.б. только
генетический. Язык – непрерывная деят. духа, стремящаяся превратить звук в выражение мысли,
значит надо искать истоки языков и рассматривать яз. деятельность во временном плане. Язык не
только динамичен сам по себе, но еще и активен. Это активное соц. явление, оказывающее
сильное воздействие на любого индивида, и чем сознательнее человек пользуется языком в соотв.
со своими потребностями, тем сильнее воздействует язык на его мышление.
 Одним из первых в мировой науке Гумбольдт также осознал и подчеркивал в своих
работах то, что язык системен. Основная задача языкознания – это изучать каждый известный
язык в его внутренних связях, в его отношениях, т.к. целое всегда выявляется через отношения
составляющих. Он писал, что в языке нет ничего единичного, каждый отдельный элемент языка
проявляет себя лишь как часть целого. Лишь когда мы сможем изучить все многообразные
проявления языка, тогда полностью поймем функционирование его отдельных частей. Язык, по Г,
организм, целостная система. Язык, писал он, можно сравнить с широкой тканью, в которой
каждая нить более-менее заметно переплетена с другими. Человек, пользуясь языком, всегда
касается только одной части этой большой ткани, но всегда поступает так, как будто бы в эту же
минуту он имел перед глазами всё, с чем это часть состоит в связи и во внутренней гармонии.
Ещё одна заслуга Гумбольдта – опираясь на труды средневековых схоластов, создал
знаковую теорию языка, пока ещё не совсем законченную, не очень развитую (позднее у де
Соссюра). В своем первом же труде «Сравнительное изучение языков» Г. писал, что язык есть
одновременно и отражение, и знак. Слово – знак отдельного понятия, но нельзя себе представить
того, чтобы создание языка начиналось с обозначения словами предметов внешнего мира. Для
того, чтобы слово стало словом, оно не просто должно быть облечено в звуковую оболочку,
должна представлять собой двоякое единство – звука и понятия. Слово не определяет соей
звуковой формой свойства предмета. Не эквивалентно предмету, а экв. его пониманию. Слово
мотивировано характерным признаком предмета, который ложится в основу наименования. При
этом характерных признаков предмета может быть много, и Г. приводит примеры,
иллюстрирующие эту мысль, из санскрита.
*Слон: dvipa («дважды пьющий» – хобот), gvidanta («двоякозубый»), hastini («рукастый»
- хобот как рука).
Эти разные слова обозначают разные понятия, хотя подразумевают отношение к одному
и тому же предмету. Если значение слова как знака мотивировано пониманием предмета, то есть
понятием, то звуковая форма произвольна, лишь практикой закрепляется в языке.
Ещё одного достижение - ввел противопоставление языка и речи. Язык как совокупность
его продуктов отличен от конкретных актов речевой деятельности. До него подобную мысль уже
высказывали, но никто не делал этого столь явно и не давал соответствующее теоретическое
обоснование. Все люди говорят как бы на одном языке, пишет Г., но вместе с тем у каждого
человека свой язык, своя речь. Эту живую разговорную речь отдельного индивида нужно изучать
так же, как изучается общелитературный язык. В дальнейшем, отталкиваясь от этого положения
Г., в 80-90гг. младограмматики переиначили его и заявляли, что заниматься лит. языками вообще
не нужно, нужно изучать индивидуальную речь, которая, по их мнению, является единственным
реальным проявлением языка.
Одна из самых больших проблем и одновременно одно из самых больших достижений Г.
– изучение внутренней формы языка. Существует много работ, посвященных трактовке этого
понятия, даже сами его сочинения дают понять, что это понятие у него не совсем однозначно. Но
основных пониманий несколько. Прежде всего, Г. утверждал, что язык состоит из множества
разнородных элементов – слова, правила, аналогии, исключения и т.д. Должна быть какая-то
основа, которая позволяла бы соединять эти разрозненные части. Эта основа, по Г., и есть форма
языка. Внутренняя форма – специфический способ объединения звукового материала и
психического содержания, т.е. народного духа, который характерен для носителей данного языка.
Было бы неправильно, подчеркивает Г., рассматривать форму языка как нечто статичное и
единообразное. На самом деле, форма – сугубо индивидуальный способ, посредством которого
народ выражает в языке мысли и чувства. Дух народа, пишет он, сначала объективируется во
внутренней форме, а потом уже выражается с помощью языка. Язык, в свою очередь, является
духовным воплощением индивидуальной народной жизни.
Под формой языка Г. понимает также всю совокупность языковых элементов как в инд.
употреблении, так и в общественном использовании. При этом он замечает, что понятие формы
языка вовсе не обусловлено целиком исторически, всё индивидуально. Все языковые элементы
входят во внутреннюю форму, не как изолированные факты, а как элементы системы. Форма
языка, в отличие от материи, - это восприятие отдельных элементов языка в их духовном
единстве.
Обращаясь к тезисам философов о путях познания внутреннего мира вещей, по
концепции Канта, Гумбольдт подчеркивает, что нам не дано понять формы языка во всей её
полноте и совокупности, поэтому никакое описание языка не может быть абсолютно полным.
Далее он утверждает, что язык является формой и ничем, кроме формы. Под формой
языка понимает не только грамматические формы, но и лексику. Различие между грамматикой и
лексикой, пишет Гумбольдт, имеет лишь практическое значение, оно необходимо для изучения
языков. Но для познания законов конкретного языка нет ни границ, ни правил,
устанавливающихся между лексикой и грамматикой. Понятие формы, по Г., выходит далеко за
пределы собственно морфологии, правил словосочетания и словообразования, составления
предложения. Под формой языка понимается весь язык в целом, включая грамматические способы
выражения, лексику и фонетику.
Для определения языка как формы Г. вводит понятие материи, или субстанции. Материя
имеет к языку относительное отношение. В основе языка лежат субстанции, которые Г. называет
«действительная материя» - звуки вообще, а с другой стороны – вся совокупность чувственных
впечатлений и мыслей, которые рассматриваются как непроизвольные движения духа. Материя
противостоит форме. Внутренняя форма служит выражению народного духа, т.е. является
социальным явлением, а материя является не социальным явлением. Она, конечно, связана с
формой языка в том, что в языке не может быть материи без формы или формы, не опирающейся
на материю. То, что в одном случае считается материей, в другом может быть формой. Язык
заимствует чужие слова. Делая это, язык может их рассматривать их как материю, но только по
отношению к данному языку, но с общеязыковой точки зрения это скорее форма.
Рассматривая понятие формы языка, Г. разграничивал внутреннюю и внешнюю форму.
Внешняя форма – звуковая форма, представляющая внешний, материальный аспект. Внутренняя
форма – формальная организация психической ментальной субстанции, представляющей
нематериальный аспект. Таким образом, язык – единство материального и нематериального.
Звуковая форма благодаря общности звука и мысли теснейшим образом связана с
обозначением предметов. Тут, писал Г., весьма важно наличие артикуляции при производстве
звука. деятельность язык начинается уже с артикуляции звуков. Звуками пользуются люди и
животные. Но у животных они не членораздельны. Только у людей проявляется чувствующая
сущность. Мыслящая субстанция позволяет организовать звуки и позволить им устанавливать в
смыслоразличительном противопоставлениях. Такая определенность речевого звука, который
необходим разуму для восприятия предметов, наблюдается только у человека. Не все звуковые
характеристики и не все видоизменения звуков не одинаково значат во внешнем мире и не играют
одинаковые роли внутри языка. Если звук порождается намерением и способностью значить, если
он оформляется, то есть подвергается действию мысли, то язык становится артикулируемым, т.е.
начинает что-то значить, обладает значимой функцией. Рассматривая артикулируемый звук, Г.
очень близко подходит к понятию фонемы, которая была потом разработана фонологами, в
частности – Бодуэном де Куртэнэ. Способность артикулировать значимые звуки, пишет Г., сугубо
человеческая способность. Она теснейшим образом связана с мышлением. Форма языка, т.о.,
ведущий принцип различения языков. Звуковая форма, тесно соотнесенная с понятием, т.е.
внутренними духовными силами, определяет визуальную физиономию каждого языка. Изучение и
описание связей звуковой формы с понятиями - главная задача языкового анализа.
Таким образом, можно подытожить: Г. обрисовал место внутренней формы языка и в
какой-то степени охарактеризовал ее природу. Внутренняя форма не только организует материю,
но от нее зависит и по существу организация внешней структуры. Наличие в языке внутренней
формы позволяет различать и сравнивать языки. Т.е. внутренняя форма языка Г. понимается как
такая структура, где каждый отдельный элемент существует благодаря другим. По существу, в
этом определении Г. подходит к пониманию языка как системы, которое станет потом общим.
Деятельность языка и мышления, по Г., представляет собой неразрывное единство.
Мышление неизбежно связано со звуками языка, а иначе оно не может достичь ясности, и
представление не может превратиться в понятие. Эта неразрывная связь языка и мышления, как
считал Г., великая тайна, необъяснима, особенность человеческой природы, которую в полной
мере постичь невозможность. Обозначать понятие звуком – соединять две вещи, которые не могут
никогда перейти одна в другую. Тем не менее, понятие не может отрешиться от слова. Слово –
индивидуальная физиономия понятия. Если кто-то бы захотел сбросить его, то понятие сменило
бы одно слово на другое.
Звук и понятие, по Г., различаются весьма значительно по своей природе. Поэтому,
чтобы соединить их в слове, нужна третья сила, посредник. Посредник берется из внешнего или
внутреннего чувства, внешней или внутренней деятельности. Деятельность чувства заключается в
том, что познающий человек сталкивается с какой-либо вещью, посредством мышления образует
какое-то представление о ней. И это представление, противопоставленное субъективному акту
восприятия вещи человека, превращается в объект. Таким образом, представление
объективируется, одновременно не отрываясь от субъекта. И возможно это только посредством
языка. Без процесса объективизации и возвращения к объекту невозможно образование понятия, а
значит и само мышление. Так как восприятие и деятельность человека зависят от его
представления, отношение к предметам целиком обусловливается языком. Таким образом, язык
занимает промежуточное положение между человеком и воздействующей на него природой.
Национальный характер языков – особый способ соединения мысли со звуком.
Сама постановка вопроса о связи между словом и понятием – одна из главных заслуг Г.
перед мировым языкознанием.
С одной стороны, язык и мышление человека едины. Но, с другой стороны, пишет Г., дух
человека все время стремится освободиться от уз языка. Слова стесняют внутреннее чувство. Это
стеснение приводят к тому, что пытаясь разорвать эту связь, человек употребляет всё новые слова
и выражения. С другой стороны, потребность понятия все время должна предшествовать
потребности слова, которое должно это понятие выражать. Таким образом, язык тесно связан с
мышлением, но не одно и то же. Можно лишь говорить о связи звука и мысли.
Слово побуждает человека определенным образом создавать понятие, и каждый образует
понятие об одной и той же вещи по-своему. Как же тогда достигается понимание? Г. поясняет, что
люди понимают друг друга, не потому что заставляют друг друга воспроизводить одно и то же
понятие, а потому что трогают одни и те же кольца умственных представлений в цепи
произведений мысли, попадают в лад умственного инструмента. Вследствие этого в каждом
человеке происходит понимание того, что говорит собеседник. Но оно не предполагает полной
одинаковости понятий. Скажем, слово «лошадь» - у каждого человека свое представление о
предмете. Но понимание возможно, потому что способ объединения понимания со звуком общий
для определенного народа. Существует единая национальная языковая форма, которая позволяет
умственную особенность одного народа от другого. Но каждый акт понимания – это акт
непонимания. Понятие отражает общее, но существуют индивидуальные оттенки понимания.
Интерес к следующей проблеме, которая интересовала Г., возник потому что брат
Александр, путешественник, предоставил ему ряд языковых материалов, связанных с языками
североамериканских индейцев. Занимаясь ими, Г. стал размышлять над морфологической
классификацией языков. Попытки классифицировать языки и до этого, но Г. подошел к этому с
одной стороны вполне научно, но подчеркивал, что первоначальные истоки языка останутся
навсегда для нас непостижимой тайной. Человек явл. чел. только благодаря языку. Язык нельзя
представить как нечто данное заранее, возникает заранее из человека, нельзя придумать, нельзя
признать творением индивидуального разума. Происхождение языка диктуется практическими
потребностями человека, а с другой стороны – божественным провидением. Жизнь индивида
связана с обществом, поэтому язык неизбежно социален, развивается в обществе. Человек
понимает себя постольку, поскольку опытом установил, что его слова понятны и другим.
Социальный характер языка обуславливает две важнейшие функции языка – назывную и
коммуникативную. Язык функционирует как средство обозначения предмета и как средство
общения.
Язык не произведение деятельности, не дело народа, а дар, данный народу судьбой,
пишет он. Язык происходит в человеке из глубины его индивидуальности, для него самого
непостижимой, и из деятельности дарованных ему сил.
В языке два противоположных качества – способен делиться на множество
индивидуальных языков отдельных языков, но все они едины. Язык имеет самостоятельное бытие,
но в то же время от существования или не существования индивидуальных лиц не зависит. А
значит, язык не возникает одновременно и у отдельного человека, и у общества. Раз возникнув,
непрерывно развивается. Как? Следует Шеллингу и его философии природы, отчасти Якобу
Гримму. Г. выделяет два периода в развитии языка:
1. деятельное звукотворчество, народный дух занят способами выражения, а не тем, что
именно выражается. Сравнивает с образованием кристаллов. Богатство и полнота формы языка
компенсирует примитивность мышления.
2. В развитии формы языка наступает застой. В этот период бурно развивается
мышление. Каждый язык приобретает свой колорит и характер.
Все известные языки допускают существование обеих стадий.
Возникновение языка допускает такое разнообразие структур, что полную
классификацию языков дать нельзя. Кроме того, не все языки изучены. Но есть нечто, что
позволяет объединять языки – форма языков. Каждый народ отражает объективную реальность в
языке по-разному. Вещественная реальность и дух народа оказывают разное влияние на языки,
поэтому языки не могут иметь полностью одинакового строения. Разная степень синтеза между
внутренней формой языка и звуками.
Языки мира, в зависимости от особенностей строения слова, делятся на 4 типа:
 флективные
 агглютинирующие
 аморфных, или изолирующие
 инкорпорирующие языки – новшество.
Флективные языки считаются наиболее совершенными, так как в них в совершенной
форме проявляется синтез внегшней и внутренней формы. Ближе всего индоевропейские языки,
санскрит – идеальный. В какой-то степени к ним относятся семитские языки. Остальные –
несовершенные. Китайский – самый несовершенный, так как в нем не выражены формальные
отношения.
Одновременно разработано им деление на совершенные (или правильные формально) и
несовершенные (или формально неправильные) языки. В правильных языках легко выделяются
слова и предложения. В неправильных языках соответствующие препоны наблюдаются в области
как устройства слов, так и устройства предложений. К неправильным он относил 3 группы
языков кроме флективных: агглютинирующие (тюркские и финские), инкорпорирующие (языки
американских индейцев) и изолирующие (китайский-самый несовершенный, так как в нем не
выражаются формальные отношения).
Однако несовершенство языка не решает вопрос об умственной силе соответствующего
народа, направленной на язык. Нельзя ставить вопрос о преимуществе конкретного народа,
говорящего на конкретном языке, или на отсутствие ума.
Язык обладает гибкостью, которая позволяет ему все воспринимать в себе и всему давать
из себя выражение. Поэтому какое-либо осуждение языков он считал «унизительным для
человечества в целом и для его человечественных способностей».
 После появления нового к Гумбольдту появляются претензии. Некоторые лингвисты
говорят, что те языки, которые он называл инкорпорирующими, характеризуются агглютинацией,
и нет нужды вводить соответствующую единицу. Кроме того, в значительном отношении
инкорпорирующие языки характеризуются Гумбольдтом с точки зрения синтаксиса, но не
морфологии, тогда как 3 другие группы морфологичны. Либо это языки, в которых не
предполагается внутреннее деление слов (аморфные), либо слова членятся на части достаточно
прозрачные, связанные такими отношениями, что эти части хорошо видны, либо эти части
сливаются с друг с другом (флективные языки).
На это Гумбольт не очень внятно отвечал. Он согласился с тем, что инкорпорирующие
языки агглютинативны, но отметил при этом, что самой характерной чертой является так
называемое «слово-предложение», когда практически все единицы структуры предложения кроме
подлежащего могут инкорпорироваться в расширенную глагольную форму. Он соглашался с тем,
что это синтаксический критерий, но говорил, что он тоже должен быть учтен при классификации
языков. Вопрос оставался открытым, потом рассматривался последователями.
Сформировал противоречивые свойства языка в виде антиномий. Уже в простом
предложении, основанном на грамматической форме, видно ее завершенное единство, и так как
соединение простых понятий побуждают к действию всю совокупность категорий мышления, где
положительное есть отрицательное, часть-целое, единичное-множественность и тд, то язык
должен быть представлен в виде системы диалектических противоречий - антиномий.
1) Антиномия языка и мышления
С одной стороны, язык-орган, образующий мысль. Без языка невозможно образования
понятий. А понятие не может отделиться от слова, слово и есть индивидуальная физиономия
понятия. Слово-единство звука и понятий, и между словами и понятиями должно иметься
соответствие. Язык и мышление находятся в неразрывном единстве. С другой стороны, дух
человека все время стремится освободиться от уз языка. Слова стесняют внутренние чувства.
Таким образом, реализуется антиномия языка и мышления.
2) Антиномия произвольности знака и мотивированности элементов языка.
Слова-знаки отдельных понятий и слово обликается в звуковую форму. Таким образом,
звуки и понятия по природе совершенно разные вещи. Звук служит представителем предмета, а
понятие - выражение нашего взгляда на предмет. Близких отношений, связей между звуковым
выражением и понятием нет и быть не может. Слово- не эквивалент чувственно воспринимаемому
предмету, но пониманием предмета закрепляется и соответствующий предмет мышления. При
помощи языка посредством найденного для предмета слова образуется понятие. Язык -
промежуточная среда между звуками и понятиями.
Что касается мотивированности, тут есть определенные системы. Общие отношения
подлежащих обозначению предметов и грамматические формы основываются на общих формах
воззрений и на логике, то есть обусловливаются всей структурой языка. Таким образом,
произвольность знака не мешает определенной мотивированности элементов языка, и наоборот.
3) Антиномия объективного и субъективного в языке.
По отношению к познаваемому миру язык субъективен. По отношению к человеку-
объективный. Язык-мой, мне принадлежит т.к. я его воспроизвожу его всей своей деятельностью.
Но я воспроизвожу его так, а не иначе ,т.к так говорили все поколения, передававшие язык друг
другу до настоящего времени, т.е. ограничивает язык. Но то, что ограничивает меня, происходит
от общечеловеческой природы языка, которая принадлежит мне наравне со всеми. Поэтому
чуждое мне в языке кажется мне чуждым только в известный момент моего индивидуального
существования, а не по истинному существу моей природы.
Язык, переходя от всего ограниченного, индивидуального к всеобщему бытию,
становится средством преобразования субъективного в объективное.
4) Антиномия языка как деятельности и продукта деятельности.
 Язык нельзя представлять как результат готового материала(?), это не эргон (продукт),а
энергейя (деятельность). Язык есть нечто постоянное и одновременно преходящее. Если язык-
деятельность, то его определения могут быть только генетическими. То есть нужно устанавливать
степень его родства или неродства с другими языковыми системами.
Любой язык характеризуется постоянным развитием.
5) Антиномия устойчивости и движения в языке.
Язык вечно изменяется, но в то же время устойчив. В каждый данный момент времени
язык является чем-то и постоянным, и преходящим. Каждый пользующийся языком индивид
каждый раз вносит свои изменения в язык, но в то же время воспринимает язык таким, каким дан
предшествующими поколениями.
6) Антиномия целого и единичного
Язык принадлежит одновременно и отдельному человеку, и коллективу. Свою
действительную жизнь язык получает только в употреблении между людьми, но одновременно в
существе не зависит от отдельных лиц. Вместе с тем всякий язык раскрывается в полноте
употребления только в речи говорящего лица. Отсюда новаторский взгляд Гумбольдта на задачу
лингвистов: тогда как лингвисты изучали мертвые языки, он говорит, что нужно изучать живые
языки и живое народное словоупотребление давно уже известна языку.
7) Антиномия индивидуального и коллективного в языке.
Язык-не произвольное творение отдельного лица, а принадлежит всегда целому народу.
Языки-творения народов и одновременно творения отдельных лиц. Язык выражает мировоззрение
отдельного человека, но человек всегда зависит от народа, к которому он принадлежит. Чувство
коллективизма дано человек одновременно с чувством индивидуальности. Язык, будучи
деятельностью, предполагает одновременно и говорящего, и слушающего и возникает
одновременно из деятельности конкретного человека и коллектива людей, говорящих на этом
языке.
8)Антиномия языка и речи
Язык как масса всего произведенного живой речью- одно и то же, что сама эта речь в
устах народа. С другой стороны, в речи постоянно появляются и инновации, порождаемые
индивидом, который использует язык. Поэтому язык как целое отличается от конкретных актов
речевой деятельности.
9) Антиномия понимания и непонимания
Окончательную определенность слова языка получают только в речи отдельного лица.
Но говорящий и слушающий воспринимают один и тот же предмет с разных сторон и вкладывают
в одно и то же слово разное индивидуальное содержание. Поэтому никто не понимает слов в
совершенно одном и том же смысле; мелкие оттенки значений переливаются по всему
пространству языка как круги на воде при падении камня. Итог: взаимное разумение между
разговаривающими есть в то же время недоразумение, понимание есть одновременно и
непонимание.
Итог теории Гумбольдта:
-Синтез натуралистического изучения языков и исследования человека.
Язык-это и организм, и деятельность духа.
-Явно продемонстрировал, прежде всего, антиномиями, диалектический подход к
языковым элементам и категориям
- Системно-целостный взгляд на язык. Язык-это коллективное творчество и
определенная система, в которой каждая часть находится в отношениях с другими частями. В
языке доминирует динамический процесс: это энергейя, а не эргон. Значит, генетический подход
должен доминировать на структурном описании системы языка. Это потом использовали
младограмматики к19в.
-Язык - порождающий сам себя организм.
 - Язык панхроничен. Он существует постоянно и одновременно находится в
беспрерывном изменении. И лингвист должен оценивать этот панхронизм языка и учитывать его.
Впоследствии де Сассюр расчленил это понятие на синхронию и диахронию.
-Обозначил приоритет речи и необходимости исследования живых языков и народного
словоупотребления, а не увлекаться только анализом мертвых языков.
- Языки - это только ступени к некому совершенному образованию. Как ему казалось,
флективные языки уже почти достигли совершенства, а остальные находятся ниже и только
карабкаются по этой лестнице, стремясь стать языком с большой буквы, общим достоянием
человечества.
-Постоянно сопоставлял языковые формы и языки вообще с другими видами духовной
деятельности, прежде всего с фольклором и искусством. Для него было характерно сочетание
философски-отвлеченного взгляда на язык с тщательным подходом к изучению конкретных
свойств конкретных языков.
На базе теорий Гумбольдта вскоре рождаются разнообразные теории в области
философии языка, тут можно назвать такие фамилии, как немец Штейнталь и американец Уолт.
Другое направление, которое заинтересовалось теорией Гумбольдта-это психология. Это так
называемая гештальтпсихология (гештальт-это образ), разработчиком которой был немецкий
психолог Гуссерль, он считал, что языки непосредственно отталкиваются от тех образных картин,
которые создаются по поводу конкретной действительности в мозгу человека.
Немецкий лингвист 1-й пол.20в. Вайсгербер, занимавшийся анализом лексики и
лексических полей, и анализ строил на понятии внутренняя форма у Гумбольдта. Но это понятие
заявлено шире, он перенес его с анализа слов также и на синтаксис.
Последователи Гумбольдта в России – Потебня (лингвист19 в), Шпет (лингвист н 20в.),
трагически погибший, занимался проблемами связей между языком и искусством.

Сравнительно-историческое языкознание

Этим занимался практически весь 19в. Истоки - во 2-й половине 18в, когда ученые
Западной Европы познакомились с санскритом. Это описания 1767 года французского миссионера
Кёрду. Кёрду работал в Индии, Он изучал санскрит и пришел к выводу, что санскрит обладает
чертами, роднящими его с латынью и древнегреческим.
Но ни доложил, ни опубликовал это, потому что случилась Великая Французская
революция, победили англичане, Кёрду был интернирован, содержался в британском лагере для
перемещенных лиц, потом был выслан. И он, таким образом, опоздал.
В 1786 году юрист британский, работающий в Ост-Индской компании, много
занимавшийся индийской древностью и языками, прежде всего санскритом, выступает с докладом
в лингвистическом обществе в Калькутте. Джонс впервые обосновал родство древнегреческого,
латыни и санскрита, заключил, что это сходство не могло быть случайным. Все 3 языка
происходят из одного общего источника, который более не существует. Эта идея легла в основу
последующих лингвистических исследований.
Все эти идеи были основаны на идее сходства языков. Языковые сходства не должны
ограничиваться только сопоставление форм, но важно и в чем сходны они с точки зрения
значений.
Отбор лексики для сравнительно-исторического исследования: не любая лексика
годится. Берется основной языковый фон - туда входят числительные первого десятка,
местоимения, наиболее часто употребляемые имена, глаголы, обозначающие наиболее важные
аспекты человеческой деятельности.
Тут, однако, есть масса подводных камней: тезис о близости обозначения чисел в
пределах первого десятка может работать не всегда (пример: многие японские числительные
заимствованы из старо..(?),в том числе числительные первого десятка), или могут быть случайные
звуковые сходства.
Пример: уже первые поселенцы в Австралии(каторжники, привезенные из
Британии)заметили,что туземцы по отношению к дикой собаке динго употребляют слово «дог».
Возникло масса фантазий о том, что древние предки англичан посещали Австралию и тд. ,но затем
выяснилось, что это просто случайное совпадение.
Так же долгое время существовало сопоставление Theos-гр.Бог и Theoni-мекс. Бог
(дождя). Но это оказалось случайным совпадением. Идея была отвергнута, тк должны быть
соответствия групповые, регулярные, их должно быть немалое количество.
Так же, Немецкое habe (имею) долгое время связывалось с латинским habeo. На самом
деле латинское начальное k должно было в германских языках давать h. И это правило тут
нарушено. Оказалось, что habe происходит от латинского kabio-беру, совсем от другого глагола.
Потом выяснили, что во многих языках лексемы «брать» и «иметь» близки по семантике: ты
имеешь то, что берешь.
Могут быть нарушения в результате действия закона аналогии. Пример: от глагола
«ткать» – первоначально форма 2л.ед.ч.была «тчешь». Появляется новая форма по аналогии с
другими правильными глаголами, по аналогии с 1-м лицом – ткешь, которая затрудняла
исследования.
Занимаясь лексикой, важно исключать заимствования, случайные сходства,
звукоподражания и слова детского языка. Заимствования должны изучаться отдельно, они много
сообщают о культуре народов и часто о передвижениях предков носителей соответствующего
языка.
Пример: Венг. szalma близко слав. Солома. Установлено перемещение венгров из Урала в
область Дуная.
Надо учитывать морфологические изменения в грамматике:
-это могут быть опрощения или разложения внутренние слов.
-могут быть изменения в характере грамматических категорий. Они могут возникать и
исчезать или преобразовываться. (В древнерусском были 4 формы прошедшего времени. Сейчас -
осталась единственная форма прошедшего времени.)
-Существуют понятия отстрата («рядом постеленный»), субстрата («снизу постеленный»)
и суперстрата («сверху постеленный»).
1- языки тесно контактировали по причинам территориального сходства или смешения
население, и 1 оказал значительное влияние на ход другого. (западно-белорусские диалекты и
литовский язык)
2- язык, который оставил отчетливые следы в вытеснившем его языке-пришельце. Это
проявляется в заимствованиях, кальках, фонетических неправильностях, грамматических
однонаправленных искажениях. (кельтский субстрат в английском языке)
3-языки, вступившие в тесный контакт с данным языком изменяются, и произошел
контакт в результате вторжения пришельцев на данную территорию. (В результате полувекового
турецкого правления в болгарском языке утеряны многие категории, характерные для славянских
языков, и приобрел черты тюркских).
Все это надо учитывать при отборе лексики.
На основании сравнения планов выражения и плана выражения и содержания в двух
языках соблюдаются соответствующие процедуры, и соблюдаются «правила корреспонденции» :
формы либо признаются корреспондирующими, либо нет. Могут быть 3 случая:
1) значения двух форм различны, но оба варианты значений могут быть возведены к 1
исходному значению. В этом случае формы признаются корреспондирующими.
Пример: Урод (русский) – урода(=красота,польский)
Это У+рода (уходящий за пределы рода, неоконченный). Значение развилось в разные
стороны.
 2) значения 2 форм разные, но значение 1 формы в одном языке близко к значению двух
сближаемых форм в другом.
Пример: немецкое Band («повязка») и Bund («союз»). Это можно сопоставить с
санкритским Bandha 1)соединение 2)повязка.
Следовательно, Band и bund - проявление 2 разошедшихся значений, но в истоках
предполагается восхождение к форме в другом языке, имеющем два значения.
Польское Malesh (художник)- маляр (русское)
3)Значение двух сближаемых форм разное, но соседствующие формы в обоих языках
показывают, что различия в значениях возникли за счет распределения общего значения. Тогда
такие формы тоже считаются корреспондирующими.
Рус. Берег - нем. Berg(гора). Исследования показали, что брегом назывался высокий берег
реки. Отсюда понятно сходство.
Рус. Девушка, девочка - англ. little girl
Рус. Общий термин Рука - в англ. диферренцировано на hand, arm
Рус. Берег – англ. bank(реки), shore(моря) и т.д.
Установив корреспонденции на основании этих 3 принципов, лингвист работает с
материалом корреспонденции, и устанавливает, находятся ли 2 языка в генетическом родстве или
нет.
Родившись в к18-н19 века, сравнительно-историческое языкознание прошло очень
большой путь и практически весь 19в существовал под знаком доминирования сравн -ист.
(генетического) подхода к языку.
Периодизация:
1) Философский
2) Классическое сравнительно-ист. языкознание (нем.лингвисты)
3) Период младограмматиков (к 19-н20вв) – вершина этого метода
Классическое сравнительно-историческое языкознание
Период младограмматиков (80-е 90-е гг 19-нач. 20 века)
Родоначальники – датский лингвист Расмус Раска
1914 г Опубликовал работу по происхождению исландского языка. Показывает
родственные связи между исландским, древнегреческим и латынью. Нет родства, ранее
утверждавшегося, между исландским и финским, а обнаруживает общие черты с германскими
языками. (Работа Раска написана на датском, не всеми понимаемом. Часть пересказана по-
немецки, но плохо. Ему не повезло.)
Его затмил немецкий ученый Франц Бопп.
Родился в Германии. Стал изучать восточные языки. В 1821г стал профессором
восточной литературы и общего языкознания в Берлинском университете. С к. 20-х гг стал
академиком.
В языкознании ставит 2 задачи:
1) обследовать и доказать родство индоевропейских языков
2) открыть тайну возникновения флексии
Поэтому тщательно исследовал глагольные системы индоевропейских языков. На базе
этого исследования появилась первая работа Боппа.
«Система спряжений санскритского языка в сравнении с греческим, персидским,
латинским, германским языками». В ней отметил сходство в спряжениях этих 5
индоевропейских языков, общее происхождение этих языков. Сравнил спряжения в санскрите со
спряжением других.
Одна из заслуг его - при сравнении языков очень важно принимать за основу
грамматический строй и опираться на сходство флексий. Это верный признак того, что языки
родственные.
 Основная работа Боппа - сер 19века. «Сравнительная грамматика санкрита, зенда
(древнеиранский, язык Авесты), армянского, греческого, латинского, литовского
старославянского, готского, немецкого»
По мере выпуска 2, 3-го издания круг языков расширялся. Первый поставил вопрос о
генетической классификации албанского языка, показал, что он относится к индоевропейским
языкам. *Предпринял попытку (неудачную) установить родство между европейскими и малайско-
полинезийскими языками, расширить ее с привлечением кавказских.
Наиболее подробно была разработана морфология. Синтаксис отсутствует.
Конечная цель-выяснить, обусловлены ли различия общими законами развития языка и
можно ли вскрыть процессы, по последствиям которых язык из прежнего состояния пришел к
нынешнему.
На него оказали влияние современные западные лингвисты Шлегель, древнеиндийские
грамматисты (Панини). Как и Панини, уделял внимание проблеме корня.
У него есть глава «о корнях». Там Бопп изложил теорию корня. Опирался на положения
древнеиндийских грамматистов. В протоиндоевропейском слова производились от односложных
корней, они делятся на 2 класса- глагольных корней( из него возникли глаголы и имена) и
местоимений(местоимения и все первичные предлоги, союзы и частицы, многие флексии)
С течением времени подтвердилась картина не на базе индоевропейских языков, а
тюркских.
Нужно было различать 3 основных класса языков -
1) без настоящих корней (корней, способных к соединению, языки без грамматики)
-китайский
2) с корнями, способными к соединению. Основной принцип словообразования-
соединение глагольных и местоименных корней- индоевропейские языки
3) с двусложными глагольными корнями, характеризуются обязательным наличием
3 согласных, составляющих корень, и выступ. как…(?) - семмитские языки. Внутренняя
модификация корня. Изменение качества, количества гласной в составе 3 согласных посредством
внутренней модификации форм.
В основу своей теории синтаксиса положил логическую схему. Каждая глагольная
форма-результат соединения к-л предикативного элемента с к-л формой глагола - связки «быть».
Глагол- это только связка «быть», все остальное – производные, появившиеся позднее, предст.
собой комбинацию глагольных и местоименных корней, либо комбинацию глагольного корня с
древними формами глагола-связки.
Теория агглютинации:
Глагольные корни в словах - носители реального значения, а древние местоимённые
корни- источники образования флексий (окончания). Личное окончание глаголов рассматривается
как личные местоимения, которые выражает субъект действия.
Любые флексии - результат соединении (агглютинации) полнозначного слова,
(восходящего к глагольному корню), со служебным словом(восходящему к местоименному
корню).
От местоимений происходят личные окончания. Исходная точка-санскрит. Спряжение
санскритского глагола глагола аз - существовать
Показывает, что это сходно со славянскими языками
Аз ми – есть Аз ми- он есть , сходно со славянским «есть» и т.д.
(Можно санскритское аз ми и русское есьмь разделить на 2 части - корень и оконч.-
флексия («ми»),и это «ми» восходит к форме местоимения «я»)
Главная задача исследователя - выявить первоначальное значение составных элементов
слова. Идея того, что слово состоит из элементов. Идея агглютинации Боппа окончательно не
доказана, но и не опровергнута.
Работа Шлегеля оказывает влияние. «О языке и мудрости индусов»
 Языки делятся на 2 типа – органические (флективные) и суффиксальные
1-наивысший языковый тип, они-единство материала и духа, формы и содержания.
Органическому развитию форм изнутри противопоставляет агглютинацию. Органические-
латынь,древнегр,санскрит. Флективные структуры образуются путем внутреннего изменения в
корнях. Богатство форм, устойчивость. Индоевропейские языки появились сразу в состоянии
совершенства. Потом - разрушение гармонии. Замена гармонического слияния элементов
соединением частей.
По Боппу и Шлегелю создание языковых организмов подчиняется действию
определенных законов - механические законы(законы равновесия). Если форма корня - сильная, за
ней следует слабое окончание и наоборот.
Санскрит и (идти) – э-ми(иду) и-ма(идем) -наоборот
Физические законы (звуковые) - главная движущая сила - стремление к благозвучию.
Итоги Боппа:
-были отобраны и систематизированы генетически общие элементы в грамматической
структуре индоевропейских языков.
-предложена первая схема морфологических соответствий в индоевропейской
сравнительной грамматике, и эта схема потом применялась другими лингвистами.
Бопп понимается как представитель философского, иногда – классического
направления. Можно просто называть это начальным этапом развития европейского
языкознания. Второй этап, как правило, называется натуралистическим (или романтическим)
этапом, потому что большая часть ученых воодушевлялась учением Дарвина о происхождении
вида, а язык рассматривался как некий биологический объект.
Практически одновременно с Боппом работал другой замечательный немецкий
исследователь (первая половина 19 века) – Якоб Гримм. Много занимался исследованием языков,
а также памятников средневековой литературы и фольклора. Соответственно, в самых ранних
работах рисовал романтическую картину разделения древних европейцев на их исходной
прародине, когда, как он считал, человек стоял максимально близко к природе, его язык был
максимально простым, подчинялся законам непосредственной связи между значением и формой,
которая выражала это значение. Затем, по его мнению, языки европейцев усложнялись и достигли
того состояния, которое мы наблюдаем в конечном итоге.
В истории языкознания Якоб Гримм отмечен тем, что был автором большой 4-томной
«Немецкой грамматики». Он постарался учесть данные всех германских языков и провести
сравнение данных и фонетических, и морфологических, и других – в том числе, синтаксических –
начиная с первых письменных памятников и кончая современными ему текстами.
Если Бопп мало интересовался вопросами фонетики и синтаксиса, то у Гримма эти
разделы привлекали его весьма основательно, и в его «Немецкой грамматике» значительное место
уделено фонетике и синтаксису. Кроме того, Бопп начал, а Гримм продолжил с большей
настоятельностью привлекать внимание исследователей к тому, что нужно изучать живые
функциональные языки, а не ограничиваться такими древними языками, как санскрит,
древнегреческий и латынь.
История индоевропейского языка, по мнению Гримма, происходила в течение двух
этапов:
- первый – возникновение флексии и соединение частей слов (в данном случае, в
основном, разделял идеи Боппа);
- второй – распад флексий.
Отсюда три периода, по мнению Гримма, в развитии человеческого языка:
- первый – создание, рост и становление корней слов;
- второй – расцвет языковой системы, которая достигает совершенства флексии;
- третий – стремление к ясности мысли, что ведет к аналитичности, а значит отказу от
флексии и общей деградации языковой системы.
 Для первого периода, считал Гримм, характерно использование простых сочетаний
отдельных слов для выражения любых грамматических отношений. На второй стадии –
максимальное совершенство флексии, здесь наблюдается завершенность форм, все вещественные
и грамматические части, как он писал, живейшим образом проникают друг в друга. Примером
таких языков является санскрит, авестийский () и древнегреческий. Более всего вершиной в этом
периоде можно считать древнеиндийский и древнегреческий и соответствующие памятники на
этих языках. Третья стадия, по мнению Гримма, была представлена современными ему языками
Индии, персидским, новогреческим, романскими и несколько в меньшей степени германскими
языками. Идеи Гримма о развитии языка тесно связаны с идеями развития духа у Гегеля.
Гримм очень много внимания уделял звуковым изменениям в корнях и аффиксах и, в
частности, разработал достаточно хорошо учение об так называемом аблауте, который
предполагает регулярные чередования гласных в корнях и аффиксах (беру-выбор-брал). В
германских языках она сохранилась лучше (в англ. sing-sang-sung). Аблаут, считал Гримм, это
явление, происходящее из древнего спряжения глаголов, и оно пронизывает все индогерманские
языки. В частности, лежит в основе структуры немецкого языка, и, как считал Гримм, аблаут –
проявление духа немецкого языка. Он противопоставлял аблаут, как явление, характеризующее
структуру германских языков, умлауту, т.е. случайным фонетическим изменениям, явно более
позднего происхождения, чем регулярный аблаут.
Наиболее яркое положение о закономерности звуковых переходов нашло свое выражение
при формулировании Гриммом так называемого «закона Гримма», т.е. закона о передвижении
согласных при переходе от индоевропейских единиц к единицам общегерманским. Речь идет о
передвижении индоевропейских смычных, которые либо сохраняют смычный характер и
меняются по звонкости-глухости, либо переходят в класс щелевых.
1) индоевропейские глухие смычные дают германские щелевые: p – f, k – h
Речь идет об одиночных индоевропейских глухих смычных, при условии, что им не
предшествует другой смычный в составе слова.
*латинское octo («восемь») дает немецкое acht
2) индоевропейский звонкий смычный дает германские глухие: b-p, d-t
* латинское ego («я») дает в нидерландском ik
3) индоевропейские звонкие придыхательные дают германские непридыхательные
звонкие: bh-b, dh-d
* греческое phero («несу») дает исландское bera
Позднее Гримм описал и второе передвижение согласных, которое отличало
верхненемецкие диалекты от нижненемецких.
Таким образом, Гримм был первым, кто открыл регулярные фонетические соответствия и
позволил разработать метод исследования этих соответствий и затем использовать их при
лингвистических описаниях.

Второй период в развитии сравнительно-исторического языкознания

Второй период развития сравнительно-исторических штудий в Европе называется

натуралистическим. И главная фигура здесь – Август Шляйхер (или Шлейхер). Он, в общем-то,
глава натуралистического направления по общему признанию, и его натуралистическая
философия языка была изложена им в книге «Теория Дарвина и наука о языке», вышедшая в 1863
году. Он был профессором Йенского университета и отличался необычайной широтой и
многообразием интересов, достаточно лишь перечислить некоторые его крупные монографии:
«Морфология церковнославянского языка» (1852), «Руководство по изучению литовского языка»
(1855-1857), «Компедий сравнительной грамматики индоевропейских языков» (1861-1862),
«Сравнительно-лингвистических исследованиях» (две части, 1848 1850), «Языки Европы в
систематическом освещении» (1850), «Значение языка для естественной истории человека» (уже
посмертно, в 1865).
Для Шлейхера язык есть звуковое выражение мысли, проявляющийся в звуках процесс
мышления. Язык может, писал он, посредством имеющихся в его распоряжении букв с
фонографической точностью отобразить тончайшие нюансы мыслительной деятельности. Таким
образом, Шляйхер признавал материальную основу речевой деятельности и в этом отношении не
следовал Гегелю или Боппу, который опирался гегелевские понятия.
Сущность любого языка, по Шлейхеру, определяется тем, как выражены в нем значения
(соединения понятий и представлений) и отношения. Значение и отношение вместе Шлейхер
называл «формой»: значение выражается в корнях, а отношение – в аффиксах. Вместе значение и
отношение образуют слово. Таким образом, писал Шлейхер, сущность слова определяется тремя
моментами: звуком, формой и функцией. Характеризуя с этой точки зрения языки, он выделяет 3
возможных типа языка, в какой-то степени следуя Гумбольдту, но полностью игнорируя его
четвертый тип языка (инкорпорирующие).
1. В языке выражено только значение. Слово представляет собой нерасчленимое
устойчивое единство, напоминающее кристалл. К таким изолирующим, или корневым языкам
относится китайский, бирманский и другие, прежде всего, сино-тибетские языки.
2. Звуками выражается не только значение, но и отношение. Слово распадается на части,
но эти части не образуют спаянного единства, их легко разъединить. К этому типу относятся
агглютинативные языки. Слово напоминает растение. Языки тюркские, фино-угорские и другие.
3. Слово передает и значение, и отношение, и его составные элементы характеризуются
единством, которое характерно для живых организмов. Это флективные языки. Флективность, по
мнению Шляйхера, высшая ступень строя языка.
То же самое, пишет он, можно сказать о природе. В природе есть три вида: кристалл,
растение и животное. С полным правом можно считать, что языки развиваются по тому же типу.
Можно обнаружить языки, представляющие минеральный организм, можно найти другие,
представляющие растительный организм, и, наконец, наиболее совершенные, представляющие
животный организм. Эти три царства знаменуют три ступени развития языков.
Шляйхер считал, что на раннем этапе, когда возник язык, речь могла идти только о самых
простых элементах, которые просто сопоставлялись, сополагались друг с другом. Далее развитие
языка шло при условии возникновения более сложных форм из более простых. Таким образом, из
изолирующих языков возникли агглютинирующие, а из агглютинирующих – флективные.
Еще одно положение, из которого исходил Шляйхер – распад языков в отношении
языковых форм происходит одновременно. Одновременно происходят очень значительные
изменения в функциях и строении предложения, и язык деградирует.
Вместе с тем, Шляйхер опирался и на идеи Гумбольдта и Гегеля о том, что язык – это
инобытие абсолютного духа. На раннем этапе можно говорить, что дух достигает совершенства в
контакте с природой, связывается с ней, а в дальнейшем эта связь распадается и языки
переживают период упадка, упрощения и полного исчезновения.
Это одна составляющая языковой философии Шляйхера. Вторая – биологическая
концепция языка, которую он впервые сформулировал в работе «… язык». Активно различал
филологию и языкознание. И та, и другая науки занимаются языком. Но языкознание, по мнению
Шляйхера, часть естественной истории человечества, и методы, которые в нем должны
использоваться, это методы естественных наук. Филология имеет некоторое отношение к истории,
но занимается, прежде всего, литературными текстами. Занимаясь критикой текста, филолог
активно проявляет свое субъективное отношение. Филолог, по мнению Шляйхера, подобен
садовнику. Для садовника существеннее всего практическая ценность растения, его красота и так
далее. Языковед – естествоиспытатель, ученый. Он относится к языкам так же, как ботаник к
растениям. Ботаник рассматривает растительные организмы, законы их строения и развития, а
эстетическая и практическая оценка для него вторична. В другом месте своих работ Шляйхер
сравнивает филолога с земледельцем, которые обладает парой лошадей, а языковеда с зоологом.
Земледелец должен знать силу своих лошадей, их индивидуальные особенности, привычки и так
далее. А зоолога интересует, прежде всего, отличие биологического вида лошади от
представителей того же семейства. Для это зоологу нужно представлять всю систему видов
животных в целом. Точно так же должен вести себя языковед: изучая язык, он должен сравнивать
его с другими языками и понять, какова вообще система языков, какое место в ней занимает
данный язык. Таким образом, по мнению Шлейхера, языкознание и филология – две разные
дисциплины. Разделяя филологию и языкознание, Шляйхер вместе с тем указывал, что есть
область, где эти науки смыкаются. К такой области, в частности, относится синтаксис,
испытывающий двустороннее влияние – с одной стороны в синтаксисе действуют объективные
законы, а с другой – в нем нередко проявляются вещи, определяемые мышлением и волей
индивида. Для дальнейшего развития языкознания, считал Шляйхер, очень важно разделять
филологию, которая станет изучать древние тексты и грамматику, и языкознание, для которого он
всячески призывал использовать данные не только традиционных хорошо известных языков, но и
языков бесписьменных, в частности таких, как языки американских индейцев, а также народные
говоры, не вполне укладывающиеся в официальные грамматические нормы.
Язык, по мнению Шляйхера, безусловно организм. Как и организмы, язык переживает
рост от простейших структур к более сложным формам, период старения, когда языки все более
отдаляются от достигнутой наивысшей степени развития, а их формы терпят ущерб. Шляйхер
делал оговорку, что термин «организм» достаточно условный. Под организмом следует понимать
язык как развивающуюся структуру, как структуру, которая образовалась естественно, без
влияния человеческой воли. Его можно сопоставлять с организмами, существующими в природе,
но это сопоставление достаточно условное и ограниченное.
Основываясь на закономерностях развития животного и растительного мира, Шляйхер
старался установить общие законы возникновения и развития языка. Как органический мир
развивался из одноклеточных организмов, так все языки мира, писал он, ведут свое
происхождение от простейших языков. В них еще отчетливо не дифференцированы глаголы и
имена, спряжения и склонения, и корни для этих языков можно называть «простыми клеточками
языка», у которых грамматические функции еще очень мало развиты, так же, как у одноклеточных
организмов или зародышей высших существ, не развито дыхание и пищеварение. Таким образом,
принимается для всех языков одинаковое происхождение. А вот звуковой материал или
жизненные условия разных народов различны, и это объясняет использование разных языков, их
многообразие.
Идея Дарвина о борьбе видов за существование в природе Шляйхером переносится и на
языкознание. По его мнению, выживают лишь языки наиболее приспособленные, наиболее
жизнеустойчивые. Слабые исчезают. Тут он использует теорию Дарвина без всякого изменения.
«Он считает, что в настоящем периоде жизни человечества победителями оказываются
преимущественно языки индогерманского племени; распространение их беспрерывно
продолжается, а многие другие языки ими вытесняются».
Наиболее конкретно натуралистический подход к языку у Шляйхера выступает в учении
о праязыке и родословном древе индоевропейских языков. Помимо интереса к биологии, Шляйхер
проявлял большой интерес к математике и не мог не предложить впервые мысли о том, что
лингвистика или языкознание должны пользовать методами математики, для того чтобы быть
точными в своих наблюдениях и заключениях. Языки, по мнению Шляйхера, скрещиваться не
могут, но могут вступать в культурные контакты, «союзы сосуществования»- отсюда потом идея
языковых союзов, применяемая позднее в ареально-географических исследованиях. Нужно
проводить также различие, считал Шляйхер, между генетической общностью языков, основанной
на древности родственных связей, и типологической общностью, которая основана на сходстве
структур.
 Можно говорить о том, что Шляйхер чрезмерно преувеличивал значимость санскрита. На
первом этапе своих исследований об этом писал и Бопп, но впоследствии Бопп был гораздо
осторожнее и если на первом этапе он говорил о том, что санскрит, по сути, отец всех прочих
индоевропейских языков, то позднее он говорил, что скорее отношения братские. Шляйхер был с
этим не согласен и считал, что санскрит – это, по сути, и есть почти протоиндоевропейский язык.
Никаких особых изменений не предполагаются, если изменения и имеют место, то они весьма
небольшие. Кое в чем он считал санскрит не вполне совершенным, в частности – его
консонантную систему он считал практически унаследованной из протоиндоевропейского
периода, а гласная система санскрита пережила период упадки, и многие прежде существовавшие
гласные исчезли, заместились в частности двумя гласными «а». Поэтому при реконструкции
системы гласных протоиндоевропейского языка, по мнению Шляйхера, следует опираться на
данные древнегреческого и, в меньшей степени, латыни, но не на санскрит. Что же касается
морфологии и синтаксиса, то тут он считал, что вполне можно исходить данных санскрита и на их
базе строить соответствующие реконструкции.
Идя этим путем, Шляйхер выдвинул программу изучения индоевропейских языков.
Программа эта состояла в том, что нужно изучать три вещи:
1.звуковые закономерности, характеризующие европейские языки;
2. особенности их морфологического строения и схождения;
3. системно рассматривать синтаксис.
Всё это позволяло бы разработать строгую процедуру языковой реконструкции и
представить отдельно взятый язык как некое целое, которое вписывается в естественно
историческую картину языковых общностей и определенным образом соотносится с другими
такими же близкими генетическими целыми.
Идя этим путем, Шляйхер разработал свою теорию родословного древа, основные
положения которой нередко используются до сих пор. Ведущую роль в этой концепции играло
понятие «праязык», или язык предков. Все языки, которые происходят из одного праязыка,
образуют языковой род, или языковое древо. Языковой род потом делится на языковые семьи и
языковые ветви. Ветви – на подветви, или группы и так далее, вплоть до конкретных языков.
Языки, которые возникли первыми из праязыка, Шлейхер называл языками-основами.
Языки-основы в конечном счете дифференцировались в языки, а языки могут распадаться на
диалекты, диалекты – на поддиалекты и говоры.
В работе «Компедий сравнительной грамматики индоевропейских языков» Шляйхер
предложил схему родословного древа индоевропейских языков, которая была подобна
родословному древу людей и животных. Изобразил весь путь развития индоевропейских языков
графически, показал, что на этом родословном древе существовал общий ствол, который затем
расщеплялся на отдельные ветви. Общий ствол – это индоевропейский праязык, который
первоначально расщепился на две главные ветви: славяно-германский язык, арио-греко-итало-
кельтский язык. Позднее славяно-германский расщепился на славянолитовский и германский. А
еще позднее первый разделился на славянский и литовский. Такие же расщепления имели место
во второй большой ветви – греко-итало-кельтский и арийский. Последний на позднем этапе
расщепился на иранский и индийский. Греко-итало-кельтский, в свою очередь, распался на
албанский, греческий и итало-кельтский, который потом разделился на кельтские и италийские
языки. Арийский компонент второй ветви, считал Шлейхер, очень долго оставался
нерасчлененным, и его деление на иранский и индийский достаточно позднее.
Обоснованием такой истории индоевропейских языков Шлейхер считал положение о
том, что, чем восточнее проживает этнос-носитель соответствующего языка, тем больше древних
черт сохраняет его язык. Чем западнее, тем больше новообразований в его языке и меньше
древних черт. Таким образом, в соответствии со схемой Шлейхера, славяногерманцы раньше
других начали передвижение на запад. А самым восточным из индоевропейских языков является
древнеиндийский, поэтому санскрит оказывается языком наиболее близким к индоевропейскому
праязыку. Нужно вспомнить о том, что при Шлейхере еще не были открыты индоевропейские
языки, еще более восточные, чем индоевропейские, - тохарские языки.
Историческое соотношение между языками Шлейхер определял по тому, насколько
каждая ветвь сохранила черты праевропейского языка. В самой минимальной степени черты
праязыка, по мнению Шлейхера, сохранились в славяно-германских языков. Это говорит о том,
что соответствующая группа населения отделилась от основного ствола раньше других. Уже за
ней выделилась греко-итало-кельтская группа.
Из этих построений Шлейхера понятно, сколь важную роль играла проблема
реконструкции языка. Реконструкцию праязыка Шляйхер осуществлял с обязательным учетом
регулярных звуковых изменений, которые происходили в каждом из языков. -//Вообще, фонетика
занимает в его «Компендиуме» очень большое место, около 30% работы посвящено звуковым
соответствиям. У Боппа же это небольшой раздел. Но перед ними стояли и разные задачи: Боппу
нужно было доказать единствоиндоевропейских языков, а Шляйхер исходил из факта единства,
как из чего-то, имеющего место, доказанного и неинтересного; его интересовали детали.//-
Реконструированный праязык представлялся ему вершиной языкового развития, то есть
это язык, прошедший в доисторический период все мыслимые варианты развития и достигший
совершенства флективной формы.
Реконструкция, однако, осложняется, писал Шляйхер, тем, что разные языки известны в
разных возрастах своего развития. Чтобы преодолеть эти трудности, прежде чем приступать к
сравнению, нужно устранить разницу в возрасте сравниваемых данных, то есть привести языковые
величины к одному общему выражению. Нужно вычесть у формы, встречающейся во всех языках,
то, что принадлежит специфике развития отдельного языка. Полученная разница и будет
праформой.
* «поле» - ajras (ведийский), Αγρός (греч), akrs (готский)
Разбирая эту форму, представленную в трех разных языках, Шляйхер наглядно показал,
как должны устранять разницу в возрасте сравниваемых данных.
Известно, что в готском «к» происходил из более раннего «г». Значит, древняя готская
форма была agrs. В греческом «о» происходило из «а», поэтому для греческого можно установить
праформу «аграс». Эта праформа практически сходна с ведийской «аджрас», чередование «дж» -
вторичное и достаточно регулярное. Таким образом, если добавить сюда и факты других языков,
то оказывается, что исходной формой следует считать agras.
agras> ajras, Αγρός, akrs
Используемый «>» также впервые ввел Шляйхер.
Таким образом, исторически засвидетельствованные формы можно возводить на базе
сравнений регулярных корреспонденций к неким праформам, которые и составляют основу
праязыка.
Индоевропейский язык, по сути, рассматривался Шлейхером как идеализированная
структура санскрита (кроме системы гласных). Он рассматривался как органически построенный
флективный язык совершенного типа. По Шляйхеру в праязыке было 9 падежей, 3 числа, 3 рода и
чрезвычайно хорошо развитая система спряжений.
В значительной степени, но не полностью, с некоторыми оговорками Шляйхер принимал
теорию Боппа о происхождении флексии. Как и Бопп, он считал, что индоевропейский корень был
однослогным и было два вида корней – местоименный и не местоименный, и флексии именные и
глагольные образовались из местоименных корней, которые сливались с ними.
Для Шлейхера древнеевропейский язык был абсолютно реальной вещью, полностью
реальной величиной. Он занимался реконструкцией не только отдельных слов или их
составляющих, но и реконструкцией целых текстов. В частности, он известен тем, что написал
целую басню на якобы восстановленным им праязыке. Басню он назвал «Avis akvāsas ka» («Овцы
и кони»). Для сравнения на ведийско-санскритском – avir asvās ca. Доволь
 Дэйтлок (?), который жил несколько позже, переделал название в соответствии со своими
представлениями о том, как оно должно было звучать, опираясь на данные санскрита, греческого и
латыни, и у него получилось avis ekvos ke. Еще позднее, другой индоевропеист, Хирт предложил
ещё один вариант:
Вариантов оказалось много, и это, как писал Дельтлок, показывает, что невозможно
восстанавливать тексты на праязыке, лучшее, что мы можем сделать – реконструировать
отдельные праформы. Шляйхер же был уверен, что можно реконструировать всецело праязыковое
состояние как систему проформ и как реально существовавший язык.
Теория родословного древа Шлейхера оказало огромное влияние на все последующие
сравнительно-исторические изыскания, в значительной степени используется сегодня. Но уже при
жизни Шляйхера, и особенно во второй половине 19 века появились лингвисты, которые
оспаривали эту теорию.
Один из таких последовательных критиков натурализма Шлейхера был немецкий ученый
Йохан Шмидт. Йохан Шмидт начал с критики самого термина «индоевропейский праязык».
Никакого праязыка, по его мнению, не было. Цельность праязыка – научная фикция, выдумка
Шлейхера. С самого начала, на основании того, что мы наблюдаем в наше время, должна была
существовать диалектальная развернутость, поэтому говорить о каком-то едином праевропейском
языке невозможно. Нельзя свести все реконструируемые элементы к одной эпохе. Отсюда, твердо
был уверен Шмидт, реконструкция отдельных форм и слов – единственная задача работы
компаративиста. Необходимо отказаться от идеи полностью реконструировать язык в его
целостном виде. По Шмидту языки-основы – это не ветви, отходящие от единого ствола, а
различные звенья единой цепи, замкнутой на себе и соответственно не имеющей ни начала, ни
конца. Если произвольно принять в качестве начала индоиранский, то ближайшими к нему
звеньями окажутся славянский и балтийский, далее последует германский, кельтский, италийский,
пока мы не придем к греческому, а от него – опять к древнеиранскому.
По Шмидту, языки, расположенные географически близко друг к другу, имеют между
собой большее сходство, чем языки, далеко отстоящие друг от друга. Поэтому можно говорить о
постепенном переходе от индийских языков через иранские к славянским, а от славянским к
балтийским. Поэтому славянские языки содержат больше арийских черт, чем балтийские языки
(например, литовский), а иранский, в свою очередь, содержит больше черт со славянским, чем
древнеиндоарийский язык (ведийский или санскрит). В силу такой непрерывности, балто-
славянские языки, с одной стороны, тесно связаны с германскими, с другой – с индоиранскими.
Это промежуточное звено между германскими и индоиранскими языками. Шмидт наглядно
доказал это факт, анализируя словарный состав рассматриваемых языков. Он показал, что в
словаре балто-славянских языков в 4 раза больше арийских элементов по сравнению со словарем
немецкого языков. В то же время, в словаре балто-славянских языков в 10 раз больше германских
элементов по сравнению с количеством арийских элементов. Точно также кельтские языки
представляют собой промежуточное звено между италийскими и германскими языками.
Германский, в свою очередь, промежуточное звено между кельтскими и славянскими языками.
Нет резких границ и резких переходов между греческими и индоиранскими языками.
Таким образом, для всех индоевропейских языков, по Шмидту, характерен постепенный
переход от одного языка к другому, и языки не образуют исторически обособленной группы.
Нельзя предполагать существование (как это делал Шлейхер) отдельных северо-индоевропейского
и южно-индоевропейского исходных языков. При этом два граничащих друг с другом языка
всегда обнаруживают некие только им двоим свойственные черты. Отсюда – теория постепенных
переходов, предполагающая непрерывный переход каких-то характерных черт из одного языка в
другой, взамен идеи разветвления языков. Свою теорию постепенных переходов Шмидт назвал
«волновой теорией», или «теорией волн». Языковые волны, по Шмидту, можно сравнить с
движением волн от брошенного в воду камня. Если в каком-то языке возникает новообразование
(очаг возникновения волны), то это новообразование будет постепенно расходиться в разные
стороны, распространяясь, прежде всего, на ряд соседних языков. У теории Шмидта есть и
сильные, и слабые стороны. Основное её достоинство – это отказ от абсолютизации схемы ??? и
учет возникновения и распространения новообразований в языках. Основной недостаток –
гипертрофия географического фактора, значение взаимовлияния рядом расположенных языков.
По сути дела, весь процесс взаимовлияния Шмидт сводил к действию друг на друга родственных
языков, а языки неродственные он не принимал во внимание. Но неродственные языки очень
часто вмешиваются в процесс развития других языков (турки, установившие свое господство в
Восточной Европе и на Балканах – существенно отразился на языках балканского ареала).
Теория волн Шмидта оказала большое влияние на последующие лингвистические
исследования, особенно на все те, которые занимались ареальной лингвистикой или
лингвогеографией (в частности Пизани и представители Пражской школы). Кроме того, теория
волн Шмидта повлияла на становление школы слов и вещей, основателем которой был Шухардт.
Большая часть лингвистов 80-90х годов 19 века, принадлежавших школе
младограмматиков, отчаянно критиковала теорию волн Шмидта, но другие столь же
последовательно её разделяли.
Младограмматизм

Младограмматизм оформляется как лингвистическое течение в 80-х годах 19 века и в

течение приблизительно 60 лет выступал как основная движущая науку о языке сила. По широте
распространению, по обилию конкретных работ, по отработаннности метода младограмматизм не
имеет равных среди всех школ и течений языкознания 19 – п. п. 20 века.
Термин «младограмматизм» используется двояко:
- широко: в отношении всех тех, кто принял новые установки, касающиеся методологии
исследования;
- узко: по отношению к членам Лейпцигского кружка.
Младограмматизм был результатом осознания неудовлетворительного состояния
сравнительно-исторических исследований 19 века, предпринял творческую попытку исправить
положение. /Впервые поставили вопрос о том, что задача языкознания – исследовать собственно
язык, то, как языковая система образуется, развивается, движется во времени./
Романтики (Бопп, Гримм, Востоков) рассматривали сравнительно-историческое
языкознание как некий инструмент, как источник получения сведений для реконструкции общих
истоков индоевропейской культуры. Показательно, что все (кроме Боппа) совмещали интерес к
языку с другими занятиями: Гримм – фольклорист Буслаев – искусствовед и т.д. Задача
языкознания, по мнению представителей первого этапа, состояло в том, чтобы использовать
данные лингвистики для реконструкции истории духовной культуры, и язык рассматривался как
произведение духовного начала, а истоки движения и развития языковой системы усматривались в
обстоятельствах духовной жизни, культуры, т.е. вне языка.
У Шлейхера и его последователей несколько другое – идея естественной исторической
сущности языка. Шляйхер исходил из понимания языковой системы как некой имманентной
сущности, но источник движения языка он тоже видел вовне, в неком духе, который проявляет
себя через превращения языковой системы. Эти превращения сравнительно-исторический метод
не может ни проследить, ни доказать, поэтому просто остается принять духовное начало в
языковой системе.
Младограмматики заявили, что причину таких изменений нужно искать не вне языка, не
в движении духа, а внутри лингвистических фактов. Строение самого языка, его системы и
функционирования этой системы приводит к самодвижению в языке. Но младограмматики в
какой-то степени принимали концепцию Шляйхера, считая, что существуют параллели с
естественнонаучными объектами, в частности – с организмами, но вместе с тем показывали, что
это сопоставление условно, что полного параллелизма здесь не наблюдается. Главная философия
языка, принятая младограмматиками, была следующая: естественноисторическое развитие языка
идет через индивидуальные или коллективные психологические отклонения от основного ствола,
характеризующего языковую систему. Эти отклонения реализуются, прежде всего, в производстве
звуков с одной стороны и семантики с другой. Самодвижение языка нужно искать, прежде всего, в
материале речи, в звуках – одна из важнейших задач лингвистики. Звуки речи под влиянием
частных или общих условий изменяются. Изменения накапливаются и приводят к сдвигам в
системе, поэтому все младограмматики различают 2 вещи:
- звуковые соответствия
- звуковые законы
Звуковые соответствия – это сопоставление генетически одного и того же звука в разных
языковых системах. Звуковой закон – это трансформация одного и того же звука внутри
генетически одной и той же системы.
Звуковые законы – всегда результат взаимовлияния, потому изменение какого-то звука с
течением времени всегда влияет на изменение других звуков. Звуковые законы абсолютны по
своему действию. Если обнаруживается исключение из какого-то звукового закона, то это, как
считали младограмматики, результат действия другого закона. Его необходимо открыть и описать.
А всю историю изменения языка следует считать изменением самодвижущейся материальной
системы. Отсюда – важнейшую роль играют точные методы исследования, в том числе –
математические, прежде всего, в области фонетики. Язык лингвистического описания должен
быть максимально формализованным, и помимо индуктивных приемов следует опираться на
дедукцию. К фонетике следует проявлять повышенный интерес, а базироваться он должен на
экспериментальном изучении речи. Отсюда – новая волна в фонетике, сосредоточение внимания
на акустике, на физиологии и психологии использования и порождения звуков.
Философскую основу младограмматизма составлял господствовавший в то время
позитивизм. Позитивизм противостоял предшествующим теориям и опирался на верховное
понятие опыта. Опыт – объективизация совокупности ощущений и представлений. Роль науки, по
мнению младограмматиков, сводится к описанию и систематизации явлений. А значит, не следует
заниматься онтологией языка. Подлинные теоретические положения должны вытекать из реально
наблюдаемых материальных фактов.
Вторая составляющая учения младограмматиков – лингвистический психологизм. Язык –
продукт психофизической деятельности. Механизм речевого акта всегда предполагает две
стороны – психическую и физическую. Чисто физической сторон занимается физиология звука, а
психическими механизмами, лежащими в основании языковых форм и их изменений, должны
заниматься социолингвисты. Лингвистический психологизм – это как бы одна сторона медали. А
вторую сторону составляет последовательный историзм. Исторический подход к языку, по
мнению младограмматиков, единственно возможный научный подход. Ничего противоречащего
ему быть не может. Именно на этом основании значительная часть немецких младограмматиков,
по существу, отвергла революционные предложения Фердинанда де Соссюра.
В целом, младограмматизм обнаруживает определенную неоднородность. Центром этого
учения является Лейпциг и Лейпцигский кружок. Там работали выдающиеся ученые: Г. Остхоф,
К. Бругман (написали большое предисловие к первому тому «Морфологии индоевропейских
языков»), Б. Дельбрюк (внес массу нового, в частности – в изучении синтаксиса; «Введение в
изучение языка»). Позже Бругман и Дельбрюк написали совместную работу – «Основные вопросы
исследования языка», и затем последовал их капитальный труд – «Основы сравнительной
грамматики индоевропейских языков». Книга Г.Пауля «Принципы истории языка».
В России взгляды младограмматиков разделяли ученые Казанской школы, прежде всего,
Бодуэн де Куртенэ и его последователи, хотя сам Бодуэн довольно высоко оценил труды молодого
де Соссюра. Также их взгляды разделяли представители Московской школы во главе с
Фортунатовым.
Много общего с младограмматиками можно найти в трудах американского исследователя
Уильям Дуайт Уитни – известный специалист по истории языков и языкознания, санскритолог,
работавший в Америке во второй половине 19 века. Также являлся специалистом и по общему
языкознанию. Ему принадлежат разные работы, среди которых главная – «Язык и его изучение»,
вышедшая в конце 60-х годов 19 века. Уитни одним из первых в западной лингвистике обратил
внимание на аналогию как на важнейший фактор в развитии языков и создал собственную теорию
возникновения языков. Вместе с тем, он заложил основы того направления, которые впоследствии
было подхвачено и с большей теоретической силой обобщено де Соссюром. Уитни одним из
первых поставил вопрос о языке как явлении в первую очередь общественном. Пытался
разграничить в языке социальное и индивидуальное, субстанцию и форму. Уитни развивал также
идею знаковой природы языка, рассматривал проблемы произвольности и условности языковых
знаков, а само наименование как таковое считал явлением, относящимся к социальной природе
языка.
Каковы же общие представления младограмматиков? Все языковые средства хранятся в
сфере бессознательного, где обнаруживаются разнообразные сцепления групп представлений.
Группы образуются вместе и в таком виде и сохраняются. Представление ассоциируется с
органами речи и их взаимодействие образует звуковые ряды и ряды артикуляции, которые тоже
ассоциируются между собой. С рядами представлений также ассоциируются разные способы
употребления слова или оборота речи, то есть языковая грамматика. Таким образом
комбинируются вместе все слова одного корня, все сходные по функции слова и так далее.
Конечный постулат младограмматиков – всякая грамматическая категория возникает на основе
категории психологической. Но при этом подчеркивались и отличия – следование грамматики за
психологией не означает их тождество. Нужно различать психологическое подлежащее и
грамматическое подлежащее.
* Птица летит или Летит птица
Грамматическое подлежащее остается одним и тем же, но психологические подлежащие
разные.
Всякое языковое творчество, по мнению младограмматиков, всегда индивидуально. Но
наблюдать непосредственно конкретный языковой организм невозможно, поэтому его наблюдение
вторично. Мы видим его действие только по отдельным речевым актам. Значит, речь должна
представлять одну из важнейших сфер внимания лингвистов. Наиболее доступны наблюдению
акустические характеристики речи. Отсюда – повышенный интерес младограмматиков к фонетике
вообще и к её акустической стороне в частности.
Историческое для младограмматиков – синоним научному. Ничего, кроме исторического,
по их мнению, быть не может. Дельбрюк в одной из своих главных работ подчеркивает, что «с
нами языкознание вступило из философского периода в исторический». То же самое пишет и
Пауль: «Языки не возникают из говоров. Скорее говоры – это следствие существования языков.
Мне неизвестно, как можно с успехом рассуждать о языке, не добывая сведений о его
историческом развитии». Его основной труд «Принципы истории языка» можно было назвать
«принципами исторического языкознания». Лейтмотив книги заключен в начальных словах Пауля:
«Как всякий объект человеческой культуры, язык – предмет исторического рассмотрения».
Отсюда – призыв, прежде всего, ученых Лейпцигской школы перестать заниматься только
древними языками и реконструкциями праязыка, обратиться к исследованию живых языков,
которые дают гораздо больше фактического материала для установления развития языка. Нельзя
также, писали младограмматики, абсолютизировать индоевропейские праформы, они не образуют
никакой языковой системы. Опыты Шляйхера в этом отношении совершенно бессмысленны.
Индоевропейские праформы – это чисто гипотетические построения. Они полезны, но
достоверность их нередко сомнительна и должна подтверждаться самыми разными вещами,
прежде всего на внимательном изучении языкового функционирования в современности.
Одно из важнейших требований Лейпцигской школы – строго учитывать действие
языковых законов и аналогий. Главное – устанавливать:
1.причину действия того или иного закона;
 2. природу или характер самого закона;
3. то, как проявляется действие данного закона в конкретных языках.
Таким образом, младограмматики полностью отказались от идеи взаимодействия духа и
природы, которая была характерна для более ранних периодов изучения языка, целиком
обратились к изучению психологии речи.
Еще ранее был сформулирован закон Гримма:
-//1) индоевропейские глухие смычные дают германские щелевые:
Индоевропейский «т» дает германский средний между глухим и звонким «th»:*три - three
2) индоевропейские звонкие смычные дают германские глухие: индоевр. «d» давало герм.
«t»: *едят – ätat (шведск., «этат»)
3) индоевропейские звонкие придыхательные дают германские непридыхательные
звонкие: *санскрит bharāmi («несу») – готское bairo
Закон Гримма младограмматики считали вполне совершенным, но затем обратили
внимание на некоторые его несовершенства, на исключения, которые, по их мнению, надлежало
объяснить через действие другого закона. За это дело взялся немецкий младограмматик Вернер,
который в конце 70х годов 19 века предложил для объяснения так называемый «закон Вернера»:
санскр. bhratar – готское brothar («брат») – правильное соответствие
санскр. pitar – лат. pater («отец») – неправильное соответствие
Спрашивается, почему в таких рядах в одном случае наблюдается соответствующий
закону Гримма переход от глухого смычного к глухому щелевому, а во втором случае такого нет?
Заслугой Вернера явилось то, что он впервые попытался привлечь к обоснованию
реконструкции не только сегментные факты, но и суперсегментные, в частности – ударения. Его
ответ такой: в парах первого типа ударения, как о том свидетельствуют факты, глухое «т» следует
за ударной гласной, и в готском тоже следует предполагать ударность. Во втором случае –
предшествующая гласная – безударная.
Закон Вернера был принят и нашел подтверждение в самых разных языках.
Ещё один пример действия фонетических законов – закон Грассмана. Грассман занялся
следующим: индоевропейский звонкий придыхательный должен преобразовываться в
общегерманский звонкий непридыхательный, но почему-то в ряде случаев этого не происходит,
сохраняется придыхательность соответствующего согласного. С другой стороны,
индоевропейские звонкие должны были бы давать глухие в общегерманском, но опять-таки этого
не происходит.
санскр. bandha – нем. Band («связь», «лента»)
санскр. babhrus («бурый») – немецкое biber («бобер»)
Грассман предположил, что на самом раннем этапе протоиндоевропейского в подобных
лексемах были два звонких придыхательных согласных. Уже на очень раннем этапе стал
действовать закон ликвидации одного из этих придыхательных, обычно первого. Поэтому для
протоиндоевропейского можно построить соответствующие реконструкции:
* bhandh, bhebhrus – первые придыхательные исчезали
Таких фонетических и морфологических законов было предложено младограмматиками
довольно много, но до поры до времени никто не брался за синтаксис. В самом конце 19 века свой
закон попытался предложить немецкий ученый Ваккернагель.
«Закон Ваккернагеля» состоит тоже, в общем, в простом утверждении: всякие
безударные и слабоударные частицы в протоиндоевропейском примыкали к сильным словам,
поэтому занимали второе место в предложении, а первое место не было зафиксировано за каким-
то определенном классом слов. Так всевозможные частицы, включая союзы, собственно частицы,
занимали второе место от начала – свалка всевозможных частиц. Последовавшие исследования
показали, что он был совершенно прав, и его закон действует в отношении многих древних
индоевропейских языков, кое-что сохранилось в современных языках. Наиболее показательный –
сербо-хорватский, где любые частицы стараются занять второе место от начала предложения.